2007 ruen Е.А.Чернышева999e22f0-1469-102d-ae6e-05a52be70666 love_contemporary Abby Drake Good Little Wives en Roland FB Editor v2.0 27 October 2009 OCR & SpellCheck: Lady Vera b3e2678e-1469-102d-ae6e-05a52be70666 1.0 Милые женушки АСТ, АСТ Москва Москва 2009 978-5-17-050054-3, 978-5-403-02056-5

Эбби Дрейк

Милые женушки

Посвящается женам…

Глава 1

Все началось с подтяжки лица. Второй по счету подтяжки, если говорить точнее. Кэролайн Мичем все-таки было пятьдесят два года, впервые пластическую операцию она сделала двенадцать лет назад – это был подарок на ее сорокалетие от ее мужа Джека. Или подарок для ее мужа; супруг Даны хихикал тогда при мысли о том, что презентабельная жена приятеля начала тускнеть в заметных местах.

Дана сжала ножку фужера с шампанским. Она стояла среди дам, полукругом собравшихся вокруг Кэролайн, которая на все лады расхваливала доктора Грегга (его так зовут, это не фамилия, никто из этих женушек не называл его доктором Ратбергером).

– Маленькая складка здесь… еще здесь… – объясняла Кэролайн приятельницам, которых пригласила отведать крабов в их с Джеком роскошный дом в Нью-Фоллсе в штате Нью-Йорк. Она решила снова собрать своих лучших подруг на весенний раут с обедом, хотя истинной причиной, без сомнений, стало то, что они должны были увидеть ее новую подтяжку.

– И губы, – продолжила Кэролайн. – Вы помните, какими они были тонкими? – Женщины – Дана, Бриджет, Лорен и три другие, которых, как было известно Дане, Кэролайн важными не считала, – кивали – можно подумать, они помнят, какой у Кэролайн был тонкий рот. – В общем, доктор Грегг – этот человек просто гений – взял немного жировой ткани с моих ягодиц, и посмотрите, какими налитыми он сделал мои губы, видите? – Она провела по линии верхней губы кончиком пальца с наманикюренным ногтем, иссеченным небольшими морщинками, и улыбнулась.

– Потрясающе, – сказала Лорен. Жемчужные нитки «Микимото» на ее шее были крепко сплетены, маскируя ранние признаки того, что доктор Грегг откопает, как только она наберется смелости.

– Magnifique,[1] – добавила Бриджет. Ее зовут на вечеринки в ожидании, что она будет сыпать французскими словами и создаст атмосферу ЕС. Она живет в Америке уже больше двух десятилетий, просто это привычка, которую поощряет ее муж.

Дане хотелось спросить, во сколько ей обошлась операция, но в Нью-Фоллс никто никогда не говорит о деньгах. Она отключилась от беседы, оглядела высокие хрустальные вазы со свисающими в художественном беспорядке желтыми тюльпанами, Матисса около длинного окна и Ренуара над каминной полкой, кипу изящных подарков-безделушек для домохозяйки, перевязанных милыми ленточками, которые сыпались со стола Людовика ХV на витых ножках «с копытцами» – в любимом стиле Бриджет. Эти подарки перекочевали из холла в музыкальный салон, где теперь стояли дамы, разбившись на группы партнеров по теннису, по гольфу в кантри-клубе и курортных приятельниц.

Там присутствовала Ронда, которая была сегодня на высоте, – наверное, все дело в том, что доктор просто прописал ей другие лекарства.

И Жоржетта, которая недавно узнала, что ее муж в течение двадцати пяти лет был тайным информатором в налоговом управлении, а она-то все это время думала, что у него есть любовница.

И Хлоя, дочь Кэролайн, которая похожа на нее как две капли воды, с обручальным кольцом размером с Японию.

Еще Иоланда, которая когда-то была стилистом-парикмахером, а теперь стала одной из их компании, щеголяя розовыми бриллиантами (это подарок от ее супруга, Винсента Делано, в прошлом мужа Китти – интересно, что с ней стало?)

Тут были пастельные кашемировые гарнитуры и массивные солитеры (в которых каратов было больше, чем в «Холл-фудс»), красивые лица и белые улыбки, безупречные с ортодоинтеллигентской точки зрения.

Дана потягивала свой напиток, думая, как бы поскорее уйти. Уже не в первый раз она ловила себя на мысли, что ей просто-напросто скучно.

Словно прочитав ее мысли, Лорен заговорила:

– Мне ужасно не хочется портить вечеринку, но скоро должен приехать Боб с мистером Чаном.

Йи Чан был новым главой «Химен электроникc» (их биржевой символ – XmnE), для большинства присутствующих здесь женщин это было чем-то само собой разумеющимся, потому что они были замужем за мужчинами, которые руководили на Уолл-стрит или по крайней мере думали, что делают это.

– Ну что ж, – сказала Дана, – мы трое приехали вместе, так что вместе и уедем.

Дамы обменялись поцелуями с Кэролайн, помахали остальным и без приключений добрались до пешеходной дорожки возле дома. Они обошли вереницу европейских машин, обежали вокруг туй и усаженного лилиями зеленого пруда, а потом залезли в огромный «мерседес» Лорен прежде, чем Дана решилась сказать:

– Сдается мне, мы только что поцеловали зад Кэролайн.

В молчании они выехали на дорогу, и тогда Бриджет добавила:

– Mon Dieu,[2] во что мы превратились?

Через три улицы от Кэролайн и Джека Мичем, в пустой гостиной монументального сооружения площадью почти километр, которое когда-то принадлежало ей, стояла Китти Делано; то есть оно принадлежало им, прежде чем Винсент решил, что парикмахерша ему нравится больше, чем она.

Китти кусала кончик ногтя, больше не имея средств на то, чтобы сделать маникюр, и понимала, как тонка грань между любовью и ненавистью, между здравомыслием и безумием; легкая завеса, отделявшая мужа и жену, как фата невесты, которая, однажды поднятая, обнажала безапелляционную правду.

Винсент, конечно, дал ей все, что было, на его усмотрение, необходимо: сына и дочь, меха и драгоценности, виллу в Неаполе (в Италии, а не во Флориде), слишком большой дом в Нью-Фоллсе, в котором теперь не было мебели.

Но прежде всего он дал ей статус.

И если Китти умела прекрасно обходиться без всего этого (за исключением своих детей, которые жили с отцом, потому что, хотя они уже выросли и преуспели, папочка все еще оплачивал их квартиры на Манхэттене, «БМВ» и карточки «Виза»), то статус – вещь незаменимая.

Она больше не миссис Винсент Делано.

Ее больше не привечают в Нью-Фоллсе – ни в магазине, ни в химчистке, ни на весеннем рауте у Кэролайн Мичем.

И вот Винсент лежит у ее ног на полу, мертвый, из его левого уха течет тонкая струйка крови, дуло пистолета все еще дымится у Китти в правой руке.

Глава 2

Именно так «Нью-Фоллс джорнал» и описывал место преступления на следующий день: бывшая жена торговца фьючерсами Винсента Делано была найдена рядом с трупом, «из его левого уха течет тонкая струйка крови, дуло пистолета все еще дымится у Китти в правой руке».

Дана сидела за завтраком и просматривала газету. Она думала, что они напишут имя «Китти», потому что городок маленький и называть ее «миссис Делано» было бы социально неприемлемо, потому что его жена теперь не она, а Иоланда.

Но – убийца?

Китти?

Из всех обитательниц Нью-Фоллса Китти можно было бы заподозрить в этом в последнюю очередь. Она прекрасно содержала дом, вырастила двоих достойных детей (еще не привлекательного, но уже одаренного врача и потрясающе красивую рыжеволосую супермодель), никогда не поднимала шума на публике, даже когда Винсент бросил ее на вечеринке у Розы на глазах у всего города.

Когда-то они были подругами, Китти и Дана. Они вместе работали в Городском совете по искусству и в родительском комитете младших классов. Китти была с ней с тех пор, как Дана решила стать блондинкой (большая ошибка; с тех пор она вернулась к своему натуральному серебристому цвету волос, который, по словам ее мужа, еще больше подчеркивает ее зеленые глаза). И что еще более важно, именно Китти была с Даной в тот день, когда в огромный дуб попала молния и он, проломив крышу, рухнул в солярий и пришиб Дану. Китти делала ей искусственное дыхание, вызвала пожарную бригаду и успокаивала пострадавшую до приезда «скорой».

Но это было шесть или больше лет назад. До того, как жизнь изменилась, а особенно жизнь Китти.

Дана взглянула на часы: семь пятнадцать. Она стала думать, кому звонить сначала. Стивен в Сан-Франциско или в Лос-Анджелесе? Не важно. Все равно ему не понравится, если она разбудит его в пятнадцать минут пятого только ради того, чтобы сообщить новости про Китти и Винсента. Надо позвонить сыновьям (кому-нибудь из них или всем троим), но Майкл сейчас убегает из квартиры в Доббс-Ферри, чтобы успеть на автобус (как и его отец, он безлошадный работяга), а близнецы Сэм и Бен, должно быть, отключили свои телефоны, потому что именно так поступают студенты, которые пытаются урвать наконец часок-другой сна. Для занятий еще рано, даже в Дартмуте, где к учебе относятся серьезно.

Боже, как же она ненавидела свое пустое гнездо, какую же сильную тревогу эта пустота порождала!

Приняв с вынужденной покорностью то, что ее семья сейчас недоступна, Дана поняла: остается Лорен. Бриджет. Может, даже Кэролайн, которая уже, наверное, прочла эту статью. Кэролайн все-таки почти всегда поднимается на рассвете, потом бегает три километра – задолго до того, как сельские жители начинают заполнять проселочные дороги, обрамленные бордюрами. Даже тот факт, что накануне состоялся традиционный весенний раут, ничего не изменил в расписании Кэролайн. Без сомнения, для того чтобы справиться с его последствиями, приглашено достаточное число прислуги.

Дана смотрела на радиотелефон. Она никогда не питала особого интереса к слухам, это осталось с того времени, когда она была в старших классах и имя ее отца постоянно мелькало в местных газетах их маленького городка на Среднем Западе.

ОБОРОТНИ В ПОГОНАХ

ДОПРАШИВАЮТ ГЛАВУ ДЕПАРТАМЕНТА

ДЖОРДЖ КИМБАЛЛ АРЕСТОВАН ЗА РАСТРАТУ

Его признали виновным и приговорили к десяти годам заключения и двум годам на поруках. А в это время стандартная американская налаженная жизнь Даны рушилась. Она пропустила бал выпускников (кто бы согласился пойти с ней?), потеряла всех своих друзей, и ее сослали к престарелой тетушке на Лонг-Айленд, где она окончила школу, общаясь с учителями по почте.

После того как развеялся этот постыдный туман, ей показалось, что будет проще остаться там, куда ее переселили. Дану приняли для продолжения обучения в Колумбийский университет. Она упорно занималась, и ей удалось поступить в школу журналистики в том же месяце, когда умерла ее тетя, оставив ей немного денег и много одиночества. Потом Дана поработала репортером в «Нью-Йорк пост», но после всего, что пришлось пережить ее семье, залы суда и преступления вызывали у Даны тягостное чувство. Поэтому она стала работать помощником ассистента редактора в журнале «Форчун», где познакомилась со Стивеном Фултоном, бакалавром наук Гарварда семидесятого года, магистром Школы бизнеса Уортона семьдесят второго года, когда брала у него интервью для статьи под названием «Инвестиции в новое поколение».

Через несколько месяцев они поженились, и Дане больше не надо было беспокоиться о том, чтобы придумывать оригинальные заголовки, или о том, что в них появится ее отец. К тому времени она уже несколько лет не разговаривала с ним, то есть несколько десятилетий.

Дана сделала еще один глоток кофе, перечитала статью и поняла, что все же, если бы не слухи, она бы никогда не познакомилась со Стивеном или не вышла бы за него замуж, а вместо этого осталась бы в Индиане и стала бы женой мистера Никто.

Слухи, решила она, в конце концов, сослужили ей хорошую службу, если под этим понимать неограниченный кредит в универмаге «Нейман Маркус» и скромный, но удовлетворительный доверительный фонд для ее детей. Если под этим понимать благопристойный, но не совершенный брак, здоровую семью и место миссис Стивен Фултон за респектабельным столом в Нью-фоллсе.

Да, слухи сослужили Дане хорошую службу.

Если говорить о Китти Делано… да, думала Дана, когда-то Китти была хорошей подругой, так можно ли считать это распусканием слухов? И не лучше ли поступить так, чем просто сидеть в слишком пустом доме и ждать, когда кто-нибудь вернется домой?

– Кэролайн, – сказала Дана в трубку с фальшивой беспечностью, – хотела поблагодарить тебя за чудесный обед.

– Еще слишком рано для благодарностей, – ответила Кэролайн. – Ты, наверное, уже видела статью.

Единственная вещь, которую Дана узнала о Кэролайн на вечеринке «новичков» двадцать пять лет назад, – что она всегда была в курсе всего, словно кукловод социальной жизни Нью-Фоллс. Дана вздохнула.

– Ты думаешь, это она его убила?

Миссис Мичем издала короткий острый смешок.

– Кому придет в голову обвинять ее? Ты вчера видела Иоланду? Непохоже, чтобы Винсент променял Китти на выпускницу Рэдклиффа.

Как и все остальные, Кэролайн была снобом. В отличие от Даны она имела право на снобизм, потому что родилась и воспитывалась в другом окружном городе Вестчестера, который находится примерно на одном уровне с Нью-Фоллсом. В отличие от Даны Кэролайн переехала сюда не из Индианы.

Мучаясь угрызениями совести из-за того, что ей пришлось взойти на ступеньку социальной лестницы путем фиктивных притязаний (вряд ли кто-то из них знал унизительное прошлое Даны), она сказала:

– Как ты думаешь, с Китти все в порядке? Я хочу сказать: Боже мой, она же в тюрьме.

– Сомневаюсь, что с ней все в порядке. Она, наверное, замерзла и умирает от страха.

Дана слышала, что отец говорил, что замерз. Но она никогда не слышала, чтобы он говорил, что ему страшно.

– Мы можем что-нибудь сделать для нее?

– Что? Не думаю, что нам разрешат принести ей одеяла. Кроме того, если мы там покажемся, то она почувствует себя неловко.

– По-моему, ей и так неловко, Кэролайн. Весь этот развод и тому подобное. – Конечно, никому лучше не стало от того, что Кэролайн пригласила на весенний раут новую малолетнюю женушку Винсента (Иоланде, наверное, чуть больше двадцати), тем самым только лишний раз подтвердив неписаное правило: в Нью-Фоллсе заправляют мужчины.

Однако Дана прожила здесь достаточно, чтобы знать, что такое положение вещей сохранялось веками, словно эмансипации никогда не было, словно на дворе не двадцать первый век и женщины никогда не получали право голосовать, не говоря уже об абортах. Причины были просты: мужчины делали бизнес друг с другом, играли в гольф друг с другом, сочувствовали друг другу. Их мозги и их эго – и бог знает что еще, – они ежедневно измеряли сами у себя и друг у друга, а их призы – это доллары и центы. Рядом с ними были необходимые жены – степфордские мамочки среднего возраста, – неплохо подремонтированные и изрядно сдобренные бриллиантами и жемчугами, все в крабах и шампанском.

Если на горизонте маячит развод, мужчины сохраняют свой статус, а женщины получают сполна и изгоняются. Их избегают. Их смахивают, как пушинку с темно-синего кашемира, так же легко, как Кэролайн смахнула Китти.

Это была неизбежная горькая правда.

– У нее есть семья? – спросила Дана, вдруг обеспокоившись судьбой Китти больше, чем слухами.

– Дети, разумеется, но если я что-то в чем-то понимаю, они держатся отца и вряд ли будут сочувствовать ей. Еще у нее есть мать где-то в доме престарелых в северной части штата. Кроме них, у нее, по-моему, никого нет. – Она произнесла слова «никого нет» с легкой грустью и сочувствием, которые удивили Дану.

Неужели она тоже чувствует это? Дане стало любопытно. Неужели Кэролайн ощущает такой же страх – не важно, как бы она ни старалась отгородиться от него, – что она, что все они на расстоянии такой вот одной Иоланды от того, чтобы быть выброшенными точно так же?

– Кэролайн, – сказала Дана так, словно бы на нее снизошло озарение, – мы должны помочь ей.

Настала пустота во времени, пространстве и социальном слое. Затем миссис Мичем сказала:

– Мой муж придет в ярость.

Дане казалось, что Стивен не будет так взбешен, как, Кэролайн считает, будет буйствовать Джек. В отличие от большинства мужей Стивен видел мир таким, какой он есть. На самом деле он посмеивался над их собственными повадками так же часто, как над повадками своих друзей.

– Что ж, – осторожно начала Дана, – я понимаю. Но я не могу сидеть на месте, зная, что Китти попала в беду и что я могу помочь ей. – Трудно было не признать, что в отличие от других она не один раз звонила Китти после того, как распался ее брак.

Кэролайн снова взяла паузу, словно бы курила сигарету своими новыми накачанными губами. «Передай ей от меня привет», – вот и все, что она сказала.

Была весна, и утро стояло слишком жаркое для «Поларфлиса», который был сейчас на Дане. У нее в мыслях постоянно крутилась картина, которую нарисовала Кэролайн: Китти замерзла и умирает от страха. Кроме того, Дана предполагала, что в тюрьме, где, судя по газетной статье, содержали Китти, она не наткнется на какую-нибудь полицию моды.

Дана задумалась, позволят ли ей передать Китти куртку. Потом, когда она въезжала за сетчатую ограду с колючей проволокой, пущенной по верху ограждения, словно бы закрученный штопором недружелюбный Слинки,[3] ей пришло в голову, что, может быть, кто-то из детей Китти уже выручил ее.

Дана припарковалась, выключила зажигание, вышла из машины и закрыла ее так, словно собиралась в магазин или в салон делать маникюр. В отличие от нью-фоллских дамочек нового поколения Дана не считала тюрьму неизведанной землей.

Она помнила сценарий: документы – водительские права – номер заключенного.

Пересекая парковку, Дана застегнула свой «Поларфлис», обрадовавшись тому, что не забыла надеть куртку, у которой нет капюшона. Насколько она помнила, капюшон считался подозрительным местом, в котором можно спрятать кокаин или заряженное оружие.

Открывая тяжелую стеклянную дверь, Дана раздумывала о том, откуда Китти могла взять оружие и когда она научилась стрелять.

В комнате ожидания резкий свет ламп дневного света бил в глаза. Огромный молодой человек в униформе сидел за столом рядом со стеной из компьютерных дисплеев. Здесь стояли только новые компьютеры, а не тридцатилетней с хвостиком давности.

Что показалось ей знакомым, так это воздух. Застоявшийся и спокойный, отдающий запахом тел, или не слишком хорошо промытых, или не слишком часто мытых. Дана знала, что, если, закрыть глаза, ей почудится, будто она дома, что настал понедельник, когда были разрешены посещения, и что она пришла навестить отца.

– Могу я вам помочь? – спросил человек в форме. Дана моргнула.

– Да, – ответила она, почти шепотом, словно боясь потревожить давних призраков своей памяти. – Не могли бы вы сказать, Китти Делано все еще здесь или за нее уже внесли залог?

Молодой человек улыбнулся. Надо же, совсем не похож на охранников в Индиане со строгим, запугивающим взглядом. Может, с тех пор тюремная система стала помягче?

– Она здесь, – сказал охранник. – Вы ее адвокат?

Дане пришло в голову, что надо было взять с собой хоть какое-то удостоверение личности. Тогда, дома, она все-таки считалась «семьей».

Она подумала уйти, но потом поняла, что раз Китти здесь, ее дети, наверное, еще не появлялись. Ни дети, ни даже адвокат. Наверное, Китти замерзла и умирает от страха, и поэтому даже не знает, что делать и кому звонить. Наверное, она действительно совсем одна.

Дана кашлянула.

– Мы еще не решили, хочет ли она, чтобы я была ее адвокатом. – Она снова обрела свой журналистский голос – голос, который подразумевал, что она профессионал и что на ней лежит ответственность. Пока охранник не потребовал удостоверения, она была адвокатом.

Он взглянул на часы.

– Ее дело еще не рассматривали. Судья очень занят этим утром.

– Я знаю, – сказала Дана так, словно действительно знала. Она обрадовалась, что охранник не удивился, почему это на адвокате надет «Поларфлис».

Он поднялся и перегнулся через стол.

– Могу я посмотреть ваши водительские права? – спросил он, и у Даны сердце замерло при воспоминании о прошлом. Она порылась в сумочке и достала документ.

Его глаза быстро пробежали по нему, затем он указал на высокую белую арку, похожую на металлодетектор в аэропорту. Дана задержала дыхание и ступила под арку, обрадованная, что не надела свой лифчик на косточках сегодня утром.

Глаза 3

Это была маленькая квадратная комната, а не большая и открытая, как та, в которую обычно приводили Джорджа Кимбалла в понедельник вечером для встреч.

Тут стоял длинный стол, по размерам напоминавший тот, что стоял в доме с комнатами на разных уровнях, где она выросла, а не бюрократический в банкетном стиле в форме буквы «U», по одну сторону которого находились заключенные, а посетителей сажали за другую.

Обстановка была почти дружественная – не то что в Индиане.

Дана ждала в комнате одна, глядя из окна, внутри которого была сетка в виде пчелиных сот. Она стучала ногтями и желала, чтобы Китти пришла сюда до того, как она слишком погрузится в мысли о своем отце и о том, жив ли он еще.

Со скрипом открылась тяжелая дверь.

На пороге стояла Китти. У нее отвисла челюсть, ее брови встали домиком.

– Дана? – удивилась она. Дана терзала руки.

– Китти, с тобой все в порядке?

Глядя на нее, нельзя было сказать, что она в порядке. Ее грязные каштановые волосы стояли торчком, словно она получила электрический разряд; ее кожа была бледной и остро нуждалась в хорошей тональной основе и румянах. Тело, которое Китти обычно ненавидела (на какой бы диете она ни сидела и какую бы группу по физическим упражнениям ни посещала, ей никогда не удавалось получить плоский живот), стало худым и слабым с тех пор, как Дана видела ее в последний раз. Но Китти сказала:

– Я в порядке, – потому что так учили отвечать женщин из Нью-Фоллс. – Кровать не слишком удобная, но мне все равно не хотелось спать.

Дана села, потому что неожиданно почувствовала слабость в ногах.

– Тебе холодно? – спросила она. – Возьми мою куртку.

– Спасибо, было бы неплохо. Я замерзаю. – На ней были только льняные брюки и свитерок с короткими рукавами, наверное, она была в этом вчера, когда ее нашли рядом с Винсентом, – «из его левого уха течет тонкая струйка крови, дуло пистолета все еще дымится у Китти в правой руке».

Короткий рукав и лен, подумала Дана. Неудивительно, что она замерзает.

Дана расстегнула куртку и задумалась, откуда Кэролайн могла знать об этом. У нее тоже отец сидел в тюрьме где-нибудь в другом штате, о чем она не говорит? Дана передала куртку Китти, и та тут же надела ее и поежилась, оказавшись в тепле. Охранник в дверях все равно не намеревался ее отбирать. На самом деле он вообще не обращал на них никакого внимания.

– Твое слушание назначено на час, – сказала Дана, как будто Китти не знала. Она понизила тон: – Адвокат уже приходил к тебе?

Китти села напротив нее.

– У меня его нет.

Дана решила, что неправильно поняла ее.

– То есть? У тебя должен быть адвокат.

– Только назначенный судом. Молоденькая девочка, только что из адвокатской школы. Я ее первая подзащитная по обвинению в убийстве.

Дана придвинулась ближе.

– Китти, это смешно.

Бедняга пожала плечами.

– А тот, который занимался твоим разводом?

Китти покачала головой:

– Шон не занимается уголовными делами. Я таких вообще не знаю, а ты?

Дана не могла сказать, что тот единственный адвокат, которого она знала, находится в Индиане.

– Нет. Но если тебе нужна помощь…

Китти снова пожала плечами.

– А твои дети?

– Наверное, слишком заняты организацией похорон.

Дана задумалась, что бы стали делать ее дети, если бы ее арестовали за убийство Стивена. Чью сторону они бы заняли – ее или его? Она снова глянула в окно.

– Хорошо, что ты пришла, – произнесла Китти. – Спасибо за куртку.

– Это была идея Кэролайн.

Ее брови снова стали домиком.

– Мы все беспокоимся о тебе, Китти. – Дана сказала это таким тоном, словно бы все женщины, которые побывали на весеннем рауте, сгрудились сейчас у забора с колючей проволокой с куртками в руках.

Китти не ответила, наверное, потому, что она знала лучше.

– Я приду на слушание, – сказала Дана. Она не сказала, что хочет внести залог, потому что даже толерантный Стивен додумался бы до этого. – А пока я могу что-нибудь сделать для тебя? Позвонить детям? Еще что-то?

– Можешь найти убийцу Винсента, – предложила Китти.

– Извини?

– Я сказала, ты можешь найти убийцу Винсента. Ты же не думаешь, что это я убила его?

– Миссис Делано убила мужа? – Сэм звонил из Дартмута. Он казался обеспокоенным, этот самый чувствительный из всех сыновей Даны, он слишком беспокоился о других людях.

– Мама? – Потом позвонил Майкл. – Что происходит? – У него был перерыв между встречами, он услышал эту новость на Уолл-стрит.

Стивен не позвонил. Наверное, сага о Винсенте и Китти еще не попала в «Ю-эс-эй тудей».

Она только что закончила уверять Майкла, что с миссис Делано все в порядке, как раздался звонок в дверь. Это была Бриджет.

– Ты ходила туда? – обвинительным тоном спросила она, проходя мимо Даны и врываясь в гостиную без приглашения. На ней был розовый костюм для занятий бегом, который выгодно подчеркивал ее округлости – «Все натуральное, никаких имплантатов, merci beaucoup»,[4] – любила говорить Бриджет. (В отличие от Лорен, Даны и Кэролайн, которые носили четвертый, шестой и восьмой размеры и имели соответствующий рост, Бриджет при росте в сто шестьдесят пять сантиметров была двенадцатого размера сверху и шестого снизу; вот тебе и худенькие француженки). Еще на ней было слишком много «Шанель». Бриджет подошла к двухместному дивану около камина и устроилась на нем как у себя дома.

– Кофе? – спросила Дана.

Бриджет покачала головой. Ее темные кудри плясали и, ударяясь друг о друга, подскакивали.

– Ответы. Мне нужны ответы. Как там наша милая Китти? – Она произносила «милая» как «миилая», а «Китти» как «Киити». Иногда ее акцент ужасно раздражает.

Дана упала на софу напротив нее.

– Она этого не делала.

Снова зазвонил телефон. На сей раз звонила Лорен.

– Что происходит? – прокричала она тоненьким детским голосом.

– Я расскажу вам обеим сразу, – ответила Дана. Глядя на Бриджет и держа телефон около уха, она сделала глубокий вдох и рассказала, как она ездила к Китти и как передала ей куртку, и как та ее уверяла, что не делала этого. Дана не стала говорить им, как ужасно выглядела Китти. Это попахивало сплетнями.

Когда она закончила, то передала телефон Бриджет.

– Поговори с Лорен, если хочешь. Я пойду наверх и приготовлюсь к слушанию.

Ни Бриджет, ни Лорен не предложили пойти с ней.

Кэролайн сидела за своим столиком тщеславия, убирая короткие, выгоревшие на солнце крашеные волосы под плюшевую ленту. Она изучала свое отражение, радуясь тому, что вокруг ее янтарных глаз, полных коралловых губ нет тончайших линий. Миссис Мичем задумалась, не понадобится ли ей еще одна подтяжка, когда ей будет шестьдесят четыре. Не слишком ли большой перерыв – двенадцать лет?

– Все люди разные, – говорил доктор Грегг. – У вас исключительный оттенок кожи. Вы можете ждать даже пятнадцать лет.

Вряд ли он говорил это ради денег. Хотя комната ожиданий у него не была похожа на приемную терапевта – где вход и выход расположены так, чтобы пациенты не видели друг друга, – Кэролайн знала, что, помимо женщин Нью-Фоллса, у доктора Грегга накопилась приличная клиентура из мужчин, которые тоже хотели, чтобы их сделали стройными и подтянутыми, которые отчаянно желали повернуть вспять мчащийся поезд той таинственной вещи, которая зовется время.

«Можно подумать, мы живем в Лос-Анджелесе», – размышляла она, беря серебряную коробочку с пудрой и опуская в нее соболиную кисть.

– Как думаешь, в вечерних новостях Нью-Фоллса об этом напишут? – спросил ее муж Джек, входя в гардеробную с «Нью-Фоллс джорнал» в руках.

– Вряд ли, – ответила Кэролайн, водя кистью от носа к уху быстрыми круговыми движениями. – Винсент не был важным игроком.

Она это точно знала, потому что Джек сказал ей по секрету, что клиентский список Винсента начал сокращаться еще примерно год назад, он потерял свой острый нюх, его драйв заметно поостыл – смертельная комбинация, когда на кону деньги. Это все случилось, когда он встретил Иоланду и, говоря словами Китти, член сделал лоботомию его мозгу.

И все же Винсент Делано сумел дожить до сегодняшнего дня.

Поставив коробочку с пудрой на место, она взяла светло-коричневый карандаш и начала совершенствовать полулуны над глазами. В зеркале она видела Джека, который сидел на бархатном стуле, скрестив ноги как девочка.

– Думаю, мне не надо говорить, что тебе лучше держаться подальше от всего этого, – сказал он.

На нем была светло-голубая рубашка, серо-голубой галстук и серые фланелевые брюки. Сегодня он оделся в деловом стиле (что случалось крайне редко), хотя в город не собирался до полудня, предоставив час пик в распоряжение «любителей», а обеденное время – голодным. Джека Мичема, в конце концов, больше не мучила жажда наживы. Несколько лет назад он организовал свой собственный паевой инвестиционный фонд, удачно продал его, когда эти фонды были в цене, сделал целое состояние и только время от времени возвращался теперь к делам, ради удовольствия: пару миллионов там, пару миллионов сям. В основном Джек занимался тем, что играл в гольф.

– Я не собираюсь вмешиваться, – ответила Кэролайн. Его отражение казалось старше его самого: потрепанное лицо, опущенные глаза, как будто он устал. – С тобой все в порядке? – спросила она.

– Со мной? – Он поднял голову. Встал. – Все в порядке, Кэролайн, просто меня кое-что огорчает.

– Что моя подруга в тюрьме?

– Нет, – сказал он. – Что мой друг убит.

Ну конечно, все дело в мужчинах. Как всегда.

– О! – ответила она и вернулась к своему макияжу.

Кэролайн знала, что муж все еще стоит там, хотя она не тешила себя мыслью, что он смотрит на нее, думает о ней. Когда они были молоды, миссис Мичем часто думала, что в минуты раздумий он как одержимый размышляет о ней; что у нее самая царственная осанка из всех подруг; как она входила в комнату и останавливалась, чтобы все могли восхититься ею; что только Джек знал, что под шелком и атласом у нее ничего нет; какой у них был потрясающий секс прошлой ночью, на прошлой неделе и в прошлом месяце (он любил смотреть, как она мастурбирует, – это всегда придавало энергии его члену и заканчивалось его резким напором, которого она никогда не могла оценить).

У Кэролайн ушло несколько лет, чтобы понять, что в такие моменты раздумий ее муж думал совсем не о ней, а о своем следующем мегасоглашении, следующем клиенте, которого он заполучит, следующем орле/берди[5] или о таком ударе, что мяч сразу попадет в лунку.

– Ладно, – сказал муж, – пойду на работу.

Он вышел из комнаты, даже не поцеловав ее на прощание, без сомнения, потому, что об этом он тоже не думал.

Она оставила карандаш для глаз, взяла румяна, смешала персиковые с розовыми и наложила их на щеки, раздумывая о том, что скажет Джек, когда узнает, уже скоро, что она решила избавиться от него, но не так, как вчера избавились от Винсента.

Глава 4

Сын Китти, Марвин, пришел на слушание и внес залог за мать. Потом он спросил, не сможет ли Дана отвезти ее домой. «Мне надо вернуться на работу», – сказал он, заталкивая свои круглые очки в черной оправе назад на переносицу. Ему еще не было тридцати, а он уже был ведущим проктологом в «Седарс-Синаи». Эта профессия настолько сопряжена с неловкостью, что все старались не говорить об этом, люди просто как следует прятали свои улыбки.

Китти поцеловала сына и поблагодарила за залог. Какой бы бесстрастной ни стала жизнь Даны, она была рада, что она не Китти.

– Заедем куда-нибудь пообедать? – спросила Дана, когда они пристегнули ремни в «вольво».

Китти неуверенно кивнула.

– Если хочешь, – сказала она, причудливо склонив голову на один бок, обняв себя руками и уставившись на приборную панель.

Они отправились в «Шоколадный пирог», потому что он был по дороге к той квартире, в которой жила Китти с тех пор, как рабочие вынесли мебель из дома ее мужа. Как и квартира, ресторан находился в Тарри-тауне, так что никого не волновало, что Китти была похожа на зомби или что она была в «Поларфлисе» Даны и льняных брюках.

Они заказали салаты. Китти еще заказала вино.

– Тебе нужен нормальный адвокат, – сказала Дана.

Китти вздрогнула, словно только сейчас поняла, что они уже в ресторане, а не в машине.

– Это не поможет, – ответила она. – Именно я держала оружие. Никто не поверит, что я этого не делала.

Дана расстелила салфетку цвета мокко на коленях.

– Что произошло, Китти?

Китти застегнула «Поларфлис», как будто здесь было холодно так же, как в тюрьме. Она не смотрела Дане в глаза, а задержала взгляд на маленьком подсолнухе в центре стола.

– Я пошла туда, чтобы встретиться с ним. – Официант принес ей вина. Китти сделала долгий, неторопливый глоток. – Винсент был уже мертв. Прямо там, в гостиной. – Она сделала еще глоток. Дана пожалела, что тоже не заказала вина. – Я испугалась, – добавила Китти. – И вытащила свой пистолет.

– Свой пистолет? Я не знала, что у тебя есть оружие.

– Винсент купил его мне. Он так волновался из-за своих денег, которые постоянно носил с собой. Он опасался, что кто-нибудь подумает, что и я тоже ношу с собой огромные деньги.

Дана не стала спрашивать, почему это кто-то мог подумать, что торговец фьючерсами – или его жена – имеет при себе много денег. У Стивена в кошельке всегда лежало не больше сотни долларов, он предпочитал «Американ экспресс». У Даны была та же ситуация.

– Но… – Дана запнулась. – В статье говорилось, что дуло пистолета еще дымилось. – С тех пор как мальчики выросли и уехали, а Стивен стал путешествовать слишком часто, Дана проводила много времени одна дома, часто смотря сериал «Закон и порядок» в повторе. Она решила, что это отголосок ее детства, дочери полицейского, и коротких журналистских мечтаний. Но даже и без Ленни Бриско и Джека Маккоя Дана знала, что если дуло дымилось, значит, из пистолета только что выстрелили.

Китти снова подняла свой бокал.

– Ну да, – сказала она. – Дымящееся дуло. Прямо из романа Сью Графтон.

В этот момент Дана увидела первый проблеск жизни в глазах Китти в то утро.

Потом, понизив голос и потупив глаза, Китти сказала:

– Я услышала шум и решила, что убийца все еще в доме. Я вытащила свой пистолет и случайно нажала на курок, прострелив азиатский ковер.

– Извини, что? – переспросила Дана.

– Ковер, – повторила Китти, снова поднимая голову, на сей раз ее голубые глаза застилали слезы. – Я прострелила чертов ковер, который мы купили, когда ездили в Стамбул на двадцатилетнюю годовщину свадьбы.

Дана сдвинула брови.

– Разве в доме еще что-то осталось?

– Да. Ковры. Дилер с Ньюбери-стрит из Бостона приходил, чтобы купить их. Винсент обещал разделить доходы от продажи со мной. Не надо говорить об этом юристам, ты понимаешь. Они и так уже оценивают чистую стоимость дома и виллы, вместе взятых. В общем, я затем туда и пришла. Чтобы встретиться с Винсентом и этим торговцем коврами. У нас девять ковров в общей сложности. Расшвыряны по всему дому. – Китти взмахнула рукой, будто бы говорила о запыленных мелочах, а не о ценных антикварных коврах.

– Ты сказала полиции?

– Что?

– Что ты прострелила ковер?

– Да.

– Что они сказали?

– Они сказали, что я имею право хранить молчание.

Принесли салаты, официант ушел.

– И ты молчала?

– Мне казалось, что у меня не было выбора. Выглядело это все не лучшим образом.

Парни из «Закона и порядка» согласились бы с этим.

Бриджет старалась быть Рэндаллу Хэйнзу хорошей женой, этакой joyeuxfille,[6] которая сделала бы его жизнь приятной. Она не обращала внимания на то, что некоторые говорили, будто бы она была просто трофеем, – таков американский сленг; американцы могут быть такими grossier,[7] visqueux.[8]

В прошлом году ее дочь наконец-то пошла в школу в Провансе – Эколь Сен-Анн, – куда могла бы ходить и сама Бриджет, если бы ее родителям это было по карману. Но Эйми была единственным ребенком, и Рэндалл наконец-то согласился отправить ее туда, хотя он думал, что видеть свою четырнадцатилетнюю дочь три раза в год – в рождественские каникулы, весной и осенью – это слишком мало.

И все же он не противился, потому что знал, что его жена из Прованса. К счастью, он не знал всего остального.

Но Бриджет очень старалась быть хорошей женой. У них были и взлеты, и падения, как, например, когда он хотел еще детей, а она наотрез отказалась, сказав, что ей не нравится быть беременной, потому что ее все время тошнит. Его добрый нрав исчез, как точка на экране радара. Рэндалл угрожал, что отошлет ее назад во Францию без дочери и без единого цента. Он говорил, что в Америке суды всегда принимают сторону обеспеченного родителя, особенно если он сможет доказать, что до встречи с ним она была официанткой, причем не самой лучшей.

Бриджет не знала, так ли все это, как он говорил; она не знала, как это проверить.

В это ужасное время она ненавидела Рэндалла, ненавидела tres terriblement.[9] Она думала похитить Эйми и убежать. Но Бриджет некуда было податься и не к кому.

Она решила, что если у нее жизнь не удалась, она должна сложиться у ее дочери. Так что Бриджет притворилась, что изменила свое решение, и согласилась с Рэндаллом, что ради еще одного ребенка можно потерпеть несколько месяцев дурноты. Его юмор, его любовь возвратились. Несколько лет она притворялась, что пытается забеременеть, а на самом деле принимала таблетки. К счастью для нее, Рэндалл был католиком. Со временем он начал думать, что таков Божий промысел (Бриджет платила беспутному священнику, чтобы тот подогревал эту мысль). Когда ей исполнилось сорок, Рэндалл скорбно сдался, и теперь они занимались сексом только от случая к случаю, например на Рождество или на дни рождения и когда индекс Доу-Джонса перескакивал за двенадцать тысяч.

Проходя через все это, Бриджет не единожды думала о том, чтобы застрелить его.

Она стояла посреди огромной гардеробной своей дочери, разглядывая юбки, брюки и свитера из хлопка, которые, может быть, понадобятся Эйми в школе через пару месяцев. Это было дурацкое оправдание, чтобы не сопровождать Дану на слушание к Китти. Но она просто не вынесла бы еще одной драмы в своей жизни.

– Прости, дорогая, – заскулила Бриджет, когда Дана спустилась со второго этажа, одетая для того, чтобы отправиться на слушание, держа ключи от «вольво» в руке. – У меня столько дел!

Она могла бы солгать и сказать, что ей надо к врачу, но она так часто ходила к нему, что не хотела сглазить свой диагноз.

– У многих женщин бывает рак матки, – говорил ей врач.

Конечно, о нем еще никто не знал. Ни Дана, ни Кэролайн, ни Лорен. Ни Эйми. Ни Рэндалл.

Когда Бриджет делали гистерэктомию, все думали, что она поехала в город, чтобы заняться своими бедрами (липосакция теперь была популярна не только среди толстяков) и животом (втягивать его оказалось легко). Поразительно, до чего же современное законодательство о правах пациентов помогало человеку затеряться в медицинском тылу, помогало сохранять свои приватные вещи действительно приватными! Боже, благослови Америку!

Лечение облучением скрыть оказалось куда проще: она сказала, что стала волонтером французской программы ООН. Каждый день на протяжении семи недель Бриджет отправлялась в город. Никто не интересовался, почему она так утомлена, даже Рэндалл. Никто не спрашивал, откуда у нее ужасные приливы, потому что никто не знал, что для нее менопауза настала гораздо раньше естественного срока.

И все-таки врачи хотели, чтобы Бриджет прошла химиотерапию. Но она хотела отложить ее по крайней мере до тех пор, пока не скажет Люку.

Все-таки, Люк был ее первым мужем, хотя второй о нем ничего не знал, и отцом ее сына, о котором Рэндалл тоже не подозревал. Люк – тот мужчина, которого Бриджет любила всегда, мужчина, который жил за морем, неподалеку от того места, где находилась школа Эйми, quelle coincidence.[10] Бриджет было нужно, чтобы Люк знал, что она все еще любит его, на случай если она все-таки не относится ко «многим женщинам» и не выживет.

Доставая с полки симпатичный розовый свитерок, Бриджет улыбнулась. Она свернула его и бросила в чемодан. В этот уик-энд она уедет в Прованс, чтобы провести несколько дней в деревне перед тем, как привезти домой дочь. Там она расскажет Люку о раке. Может быть, тогда он скажет ей, что тоже любит ее.

Медленно и размеренно она упаковала чемодан. Если бы она закончила раньше, то могла бы вернуться к Дане и спросить, как дела у Китти.

Только после пяти вечера Дана наконец-то была дома. Она пошла в гостиную, налила бокал вина и села на двухместный диванчик, положив ноги на кофейный столик, за что обычно шпыняла своих сыновей.

Ей не хотелось бросать Китти одну. Квартира, которую та снимала (две спальни, две ванные, никакой обстановки), была кое-где обставлена хозяйской непритязательной мебелью, изображениями растений в дешевых рамках и тонкими жалюзи, которые хотя бы закрывали шоссе 287. Китти сказала, что с ней все будет в порядке, но Дану это не убедило.

Как и то, что она не стреляла в Винсента. Прошел уже год с тех пор, как Китти стала одной из «них», почти год с тех пор, как Винсент бросил ее и прихватил с собой ее статус, как королева Англии однажды отменила обращение к принцессе Ди как к «ее королевскому высочеству», потому что ее муж не смог расставить свои приоритеты. Это омерзительно, подумала Дана, какими негодяями ни были бы мужчины, они оставались все равно в выигрыше.

Ее сотовый и домашний телефоны зазвонили одновременно. Дана закрыла глаза и решила не отвечать ни на тот, ни на другой. Но она слишком долгое время была матерью, чтобы смириться с этим («Майкл – Бен или Сэм – упал на детской площадке и расшиб себе лоб»), и нью-фоллсской женой, чтобы ожидать такой роскоши («Детка, мой водитель не смог приехать в Ла-Гуардиа. Не хочешь прокатиться?»).

Она открыла глаза, посмотрела, кто звонит (это была Кэролайн, а не школа, и Бриджет, а не ее муж), и сразу ответила им обеим.

– Нам всем надо завтра собраться на обед, – предложила Кэролайн, Дана согласилась и передала ее запрос Бриджет.

Под обедом, разумеется, имелась в виду не еда, никто из них и так много не ел. Скорее, это было поводом поговорить, собраться, чтобы обсудить насущные проблемы, прокравшиеся в их жизнь.

Сейчас такой проблемой была Китти, хотя Дану удивило то, что Кэролайн притворялась, будто проявляет интерес к ее судьбе.

– Она звонила мне, – сказала Кэролайн.

– Она звонила ей, – передала Дана Бриджет, которая была на сотовом.

– Ей нужен адвокат.

– Она попросила у Кэролайн адвоката.

– Она не понимает, что я не могу вмешиваться.

Дана не знала, как это передать Бриджет, поэтому просто зажала трубку между шеей и подбородком и сделала глоток из своего бокала.

– Во сколько? – задала вопрос Бриджет. – И где?

– Где? – спросила Дана у Кэролайн. – Во сколько? – Надо будет перенести педикюр, но это куда более важно. Стивена не будет дома еще несколько дней, а больше никто пальцы ее ног не увидит.

– Полпервого. В «Калабрии».

– Но это же в Тарритауне, – сказала Дана.

– Я знаю. Там живет Китти. Она присоединится к нам.

Дана передала информацию Бриджет, которая спросила:

– Мне позвонить Лорен?

Дана переключилась от своего сотового к домашнему телефону:

– Как насчет Лорен?

– Нет, – ответила Кэролайн. – Я уже звонила ей. Она сказала, что не может прийти.

Не может. Скорее не хочет, заподозрила Дана. Лорен боялась даже собственной дурацкой тени.

– Встретимся в ресторане? – спросила Дана.

– Да, – ответила Кэролайн. – У меня встреча в музее. – Она посещала больше советов директоров, чем, кажется, физически возможно.

– Встретимся с ней там, – сказала Дана Бриджет.

– Я за тобой заеду, – предложила Бриджет Дане; это обещало беседу до и после обеда.

Они попрощались, потом Дана повесила трубку, отключила сотовый, посмотрела на свой бокал и задумалась, какая все-таки штука жизнь – стоило тебе почувствовать скуку, как возникал какой-нибудь раздражитель, чтобы ты не сошла с ума.

Она думала, что сойдет с ума.

Лорен сидела на сиденье на подоконнике в спальне, глядя на газон, расстелившийся под развесистыми дубами, и на цветочные клумбы, за которыми ухаживал Джеффри, садовник, который когда-то работал у Марты Стюарт, а теперь – на нее и на Кэролайн, выполняя двойную работу и получая за это зарплату в четыре раза больше. Потом он женился на приемной дочери Лорен, Дори, и обе женщины стали заниматься своими газонами сами.

Лорен сидела на окне, играя с тройной ниткой жемчуга, ее глаза застилали слезы, ее горло сжимал страх.

Она была одна в «большом доме на холме», как называл его Боб из-за того, как он нависал, возвышался (или, скорее, наблюдал) над Нью-Фоллсом, как любил делать Боб, который с мистером Чаном уехал в город, после того как мистер Чан поблагодарил хозяев за теплый прием.

Лорен улыбнулась, поклонилась и сказала: «Было очень приятно принять вас», – скрывая свой секрет у сердца, так глубоко, что даже мистер Чан не мог заподозрить, что что-то не так, так глубоко, что ничего не мог заподозрить и Боб.

Наконец-то они ушли. Лорен сидела и смотрела, как Джеффри упаковал свои грабли и тяпки и тоже уезжает. И теперь она смотрела на спокойную землю и тихое небо и как солнце скользит за горизонт, раскрывая в разные стороны оранжево-розовые лучи.

Лорен сидела в тишине и думала о том, сколько пройдет времени, прежде чем все откроется. Прежде чем кто-нибудь каким-нибудь образом узнает, что еще до Иоланды Винсент Делано спал с ней.

Глава 5

Лорен Халлидей, урожденная Лорен Брайкон, происходила из семьи бостонских-палм-бичских-нантакетских Брайконов. Она родилась в очень зажиточной семье, чье богатство было заложено самим Полем Ревиром и приватизировано ее прапрапрадедом, промышленником и аболиционистом, которому оно было дано за то, что он обладал «духом государственного мужа», пытаясь помочь прекратить изоляцию Бостона.

В роскошном доме на Бэкон-стрит, где она выросла, в поместье в прибрежной части города, где семья зимовала, и в огромном невеселом «коттедже», где они проводили лето, у нее было все.

Лорен была тихой и милой, всегда готовой прийти на помощь. Она ходила в правильные школы, дружила с правильными подругами, носила правильную одежду, улыбалась правильной улыбкой. У нее никогда не было угрей, были прекрасные светлые волосы, длинные и по сей день, которые она связывала сзади красивой лентой. Маленькой девочкой она танцевала и ездила верхом, и ей нравилось помогать людям в больнице, раздавая им книжки, поэтому ее отец гордился ею. В двенадцать лет ее ударила мачта паруса (неужели кузина Грейси и правда не заметила ее?), и вскоре после этого у нее развилась язва, от которой, как говорили врачи, она с возрастом отделается. Но так как этого не произошло, ее посадили на ксанакс, которым она до сих пор баловалась от случая к случаю.

Боб был другом ее отца, членом гарвардского клуба, инвестиционным менеджером в «Фест Нью-Йорк нэшнл», куда он перешел работать из «Нью-Бостон бэнк энд траст», в котором ее отец был вице-президентом.

Лорен вышла за Боба восемнадцать лет назад, когда ей был тридцать один год, а ему сорок девять. Это был ее второй и последний брак. (В первый раз она вышла за сына ловца омаров, который был больше влюблен в ее деньги, чем в нее саму, – как и предсказывал ее отец, к сожалению, слишком поздно; Боб был женат на женщине, которая родила ему семерых детей, а потом ее сбил автобус. «Городской автобус, подумать только, – жаловалась мать Лорен. – Общественный транспорт!») Хотя Грейси повезло меньше и она донашивала одежду Лорен и ее украшения, когда они ей надоедали или выходили из моды, это был первый раз, когда секонд-хэнд достался Лорен. К счастью, к тому времени как они с Бобом поженились, двое его детей уже окончили колледжи и жили своей жизнью, двое учились и только трое «школьного возраста» – девяти, двенадцати и пятнадцати лет – еще нуждались в некоем подобии материнской заботы, которой Лорен непременно окружила бы их, знай она, что это такое.

Но, как и ее отец, Боб был богат, поэтому вместо терпения и объятий Лорен предложила нянь (они оказались слишком взрослыми), потом летние лагеря, затем детских психологов. Когда дети наконец выросли, она испытала огромное облегчение, хотя никогда не говорила об этом вслух.

Дело в том, что Винсент был для нее счастливой случайностью.

Когда Бобу исполнилось шестьдесят пять, вместе с этим возрастом в его жизнь пришла импотенция. С импотенцией пришел страх, потом смущение, потом ярость.

Он был зол, думала Лорен, на время, и на календарь, и на тот факт, что он играл в теннис у стенки и гольф и бегал по пять километров в день, а мать-природа просто указала на него пальцем и сказала: «Все».

И вот его пенис повис, как переваренная макаронина, и Боб отказывался принимать виагру и подобные вещи, считая, что это всего-навсего «вирус» или еще какой-нибудь феномен и что его дружок обязательно воспрянет и снова будет гордо выступать из штанов.

Ведь у него же семеро детей. Уж в спальне у него точно не может быть проблем.

Лорен пробовала минет, масла и даже забиралась наверх. Она пробовала взбитые сливки, и порнографию, и пеньюары с вырезами для сосков.

Ничего не помогало.

Год спустя Лорен была сильно возбуждена. На самом деле возбуждена она была уже через две недели, но прошел целый год, прежде чем она призналась в этом самой себе. И в том, что «вирус» Боба отразится на всей ее дальнейшей жизни.

А потом просто, в обычный вторник, появился Винсент.

Она была в городе, покупала китайский фарфор, потому что через несколько недель должна была состояться свадьба Дори и Лорен хотела быть уверенной, что ее подарок будет самым лучшим. Она поехала на поезде, потому что Боб взял их водителя, а она ненавидела пробки и проблемы с парковкой.

В северной части города на путях случилась какая-то поломка. Поезд до Нью-Фоллса задерживался. «Кэмп-белл апартмент» – шикарный бар на вокзале «Гранд-Сентрал» – прекрасно подошел для того, чтобы выпить вина и подождать. Через пять минут рядом с ней сел Винсент Делано.

– Неужели это Лорен Халлидей? – с улыбкой произнес он.

Они поговорили.

Выпили.

Поезда не было еще час.

Они думали поесть, но все же больше пили. Потом Винсент сказал, что она самая красивая из всех подруг Китти. Что она самая прекрасная, самая сексуальная. Что когда он видит ее, его пенис становится твердым. Очень твердым.

И знал ли Боб, как ему повезло?

Если бы он не упомянул Боба, Лорен, наверное, убежала бы. Но вместо этого она стала водить рукой у него в промежности, прямо там, в «Кэмпбелл апартмент», на вокзале «Гранд-Сентрал». Его член набух.

К счастью, поблизости оказался «Хелмсли».

К тому времени как все закончилось, Лорен чувствовала себя вялой и едва могла стоять на ногах. О, как же хорошо она себя чувствовала! Если бы она только могла считать себя виноватой, но она не чувствовала никакой вины. Впервые в жизни она была плохой девочкой, и да, ей это нравилось.

Несколько страстных месяцев спустя она узнала, что Винсент встречается и с Иоландой. Мысль о том, что он трогал женщину, которая мыла ей волосы, была слишком омерзительной, чтобы произносить ее вслух.

Теперь, когда его не стало, Лорен почувствовала прилив энергии, как когда дети Боба наконец-то уехали. Но, сидя в своем будуаре и глядя на заход солнца, Лорен думала только об одном: рассказывал ли Винсент кому-нибудь об их интрижке, и если да, то расскажут ли они полиции?

Глава 6

Тарритаун, Нью-Йорк, был тем самым местом, где Вашингтон Ирвинг создал свою «Легенду о Сонной Лощине», так что странные события здесь – это обычное дело. Вниз по течению от Оссининга, где располагалась печально известная тюрьма «Синг-Синг», число посетителей увеличилось за год в два раза, впрочем, как и заключенных. Китти туда не попадет, если ее осудят, потому что она не мужчина.

Скорее всего она закончит свои дни в изящном маленьком селе под названием Бедфорд-Хиллз, в котором содержали только очень опасных женщин – особо охраняемое учреждение для женщин штата, – или это Дана подумала, что так может произойти, хотя никто за столом не горел желанием это обсуждать.

Они собрались в «Калабрии» через день после слушания дела Китти. Они уселись в укромном уголке, как и просила Кэролайн.

– Мы ведь не виноваты? – сказала Бриджет до того, как должна была прийти Китти.

– Что Китти убила мужа? – спросила Кэролайн. Мимолетное пренебрежение обозначилось в ее голосе, словно укор: как это Бриджет может спрашивать подобные вещи?!

– Что Китти якобы убила Винсента, – поправила Дана.

– А мы-то тут при чем? – спросила Кэролайн.

– Потому что мы degout[11] снобы, – продолжила Бриджет. – Китти – наша подруга, но ее бросил Винсент, и мы все поступили точно так же.

Кэролайн от комментариев воздержалась.

Дана тоже. Ведь только вчера она напоминала себе, что они и в самом деле снобы. Вместо того чтобы что-то сказать, она оглядела ресторан. Декор был выполнен в красно-зеленых, итальянских цветах. Столы были уставлены бутылками кьянти со свечным воском на горлышке. На стенах были изображены портовые сценки, и выглядели они так, словно их рисовали по номерам, одну за другой.

В общем и целом это место казалось достаточно ветхим для того, чтобы сократить до минимума число клиентов, которые могли бы их узнать. Кроме того, они же были в Тарритауне.

Бриджет оказалась права, подумала Дана. Они были degout снобами.

Кэролайн выбрала вино и сказала официанту, что они подождут, пока не подойдут все, а потом закажут еду.

– Ну вот, теперь Китти опаздывает, – добавила Бриджет, сканируя пространство взглядом. Женщины Нью-Фоллса никогда не опаздывали, каким бы незначительным ни было событие. Может, они и были снобами, но примадоннами себя не считали, по крайней мере в том, что касалось времени.

– Я просила ее прийти в час, – произнесла Кэролайн. – Я хотела поговорить с вами обеими до того, как она придет.

«Ты говорила с нами обеими – вроде бы – вчера по телефону», – хотела сказать Дана. Но она заподозрила, что вино и обстановку Кэролайн выбрала не случайно. В конце концов, она всегда все планировала заранее. Вот как ей удавалось совмещать посещение такого количества советов директоров.

– Я присмотрела адвоката для Китти, – сказала ока, засовывая руку в свою сумочку от Гуччи и извлекая оттуда визитку. – Пол Тобин, – сказала она. – Работает в Уайт-Плейнз. Ей назначено в понедельник в одиннадцать.

Дане показались подозрительными две вещи: во-первых, то, что Кэролайн «присмотрела» адвоката не из Манхэттена, а во-вторых, что она вручила визитку ей.

Она попыталась вернуть ее назад.

– По-моему, ты должна сама передать ее Китти, – сказала Дана.

Кэролайн была хорошей подругой все эти годы, но в последнее время она начала раздражать Дану. Благотворительность, повестки дня, погоня за совершенством… Боже, разве Кэролайн еще не само совершенство? Взгляд Даны переместился на ее губы. Она не смогла скрыть короткой улыбки.

– Я не могу остаться на обед, – сказала Кэролайн. – Вообще-то, если сказать по правде, я не могу участвовать во всем этом. Я нашла этого Тобина и заплатила ему аванс. Но это все, что я могу сделать для Китти.

Улыбка сошла с лица Даны. Она заплатила аванс?

– Как щедро с твоей стороны! – восхитилась Бриджет прежде, чем Дана успела спросить, что могло внушить Кэролайн мысль заплатить тысячи долларов, чтобы помочь подруге, которую она списала со счетов.

Принесли вино; Кэролайн поднялась.

– Приятного аппетита, – пожелала она, поправляя своего «Гуччи» на плече. – Официант все запишет на мое имя. И кстати, – с прохладной улыбкой добавила она, – прошу вас, скажите Китти, чтобы она мне больше не звонила.

Подходящая фраза, чтобы уйти, и она не упустила шанс.

Стивен приехал этим же вечером, на два дня раньше срока.

Дана сидела на двухместном диванчике, положив ноги на кофейный столик и обдумывая обед, на котором никто не притронулся ни к еде, ни к напиткам. Она думала о Бриджет и Китти и странном поступке Кэролайн, когда в дверь вошел муж.

– В пятьдесят восемь еще рано уходить на пенсию? – Он бросил свой чемодан на пол и приземлился на диванчик рядом с ней.

Из всех мужей ее подруг Стивен сохранил свою внешность лучше всех. Он не был похож на голливудского красавца, никогда не наводил марафет, и вряд ли при встрече с ним Рэдфорд или Питт упали бы замертво. Но Стивен был высоким и с хорошей осанкой, с сияющими серыми глазами и сильными скулами, немного лысеющий, и еще его очки в тонкой оправе придавали ему искренности. А искренность – это то, что надо для человека, который специализировался на поглощениях и захватах.

Вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову мысль убить его.

Но хватало ли у них денег, чтобы он мог уйти на пенсию? После сегодняшнего дня Дана особенно осознавала параллели между состоятельностью и тем, чтобы быть degout снобом. Она никогда не задумывалась о том, чтобы быть легкомысленным, обычным снобом, потому что никогда не принимала этого всерьез. Но, послушав Бриджет, можно было сделать вывод, что они такие, как бы сказать, отвратительные.

– Неужели твоя поездка была такой изматывающей? – спросила Дана, а потом добавила: – Не хочешь выпить? – Все-таки это был долг жен Нью-Фоллса – уважать и служить, даже если речь шла всего лишь о бурбоне.

Стивен махнул рукой:

– Нет. Не сегодня.

Она была благодарна, что не надо вставать с дивана.

– Ты рано. Что-то не заладилось?

Потирая макушку рукой (наверное, чтобы волосы совсем не росли), он сказал:

– Вообще-то сделка прошла хорошо. Быстро. Мы со всем управились в рекордное время.

– И ты устал.

– Да. Ненавижу эти поездки.

– Тогда иди на пенсию.

Муж засмеялся:

– И что я буду делать?

Дана пожала плечами:

– Ну, играть в гольф. Ходить под парусом. Я не знаю. Что делают другие?

Он снова засмеялся, пропустив ее замечание мимо ушей.

– Скажи мне: чем ты занималась, пока меня не было? Ты выглядишь задумчивой. Что-то случилось?

Издав тяжелый вздох, Дана рассказала ему, что Винсент Делано убит, Китти арестовали, Бриджет считает, что все ее подруги снобы, а Кэролайн ведет себя как-то странно.

– Кэролайн Мичем всегда вела себя странно, – сказал Стивен, – это не новость. А вы, должно быть, и в самом деле снобы, и что тут такого?

Дана засмеялась и ткнула его ногу, которая теперь тоже лежала на кофейном столике, своей ногой.

– Ты ничего не сказал насчет Винсента и Китти.

– Перевариваю.

– Стивен, это убийство, а не куриный бульон.

– Кстати, что у нас сегодня на обед?

– Стивен!

Теперь настала его очередь вздыхать.

– Ну, я не удивлен. Плохо, что Китти арестовали, но разве ее можно винить?

– Винить? Ты об Иоланде?

– Иоланде? Парикмахерше? – Стивен фыркнул. – Какой там! Что ты скажешь насчет твоей подруги Лорен?

Дана побелела.

– Что? Что насчет Лорен?

Он снова потер макушку.

– Я тебе не говорил, что видел их?

– Кого?

– Их. Давно. Несколько месяцев назад. Может, год. Не знаю. Я думал, я тебе сказал.

Дана выпрямилась в струнку.

– Стивен, – сказала она, – выкладывай.

– Мы с Эдом Кенноном из Англии собирались выпить. Когда же это было? Может, прошлым летом? Ну, не важно. Мы пошли в бар Гарри, но там все было забито. Нет. Не летом. Это было весной. Где-то… Точно! Пятнадцатого апреля. Вот почему там все было забито. – Он улыбнулся так, словно он гений.

Дана едва сдержалась, чтобы не спустить на него собак.

– Я решил подождать Эда в холле. Ну, в «Хелмсли», ты знаешь…

Она прекрасно знала, что бар Гарри находится в «Хелмсли».

– Вот тогда-то я и увидел, как Лорен и Винсент выходят из лифта. Они так были поглощены друг другом, как будто только что воспользовались одним из номеров.

Если бы муж сказал, что земля разверзлась и поглотила Манхэттен, в этом и то было бы больше смысла.

Лорен и Винсент?

Их Лорен и ее, Китти, Винсент?

Стивен убрал свои длинные ноги со стола и медленно поднялся.

– Пойду налью себе чего-нибудь все-таки. Тебе принести?

Но Дана сидела безмолвно, ошарашенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни дышать.

Если бы не Люк, Бриджет отменила бы свою поездку в Прованс и Эйми полетела бы домой одна. Она бы пошла на встречу с адвокатом Полом Тобином вместе с Китти и Даной и помогла организовать подпевки, добавила бы свой альт к сопрано Китти. Очень плохо, что эти женщины снобы. Но они хотя бы умеют держаться вместе.

Бриджет была так раздражена тем, что Кэролайн так явно отшила Китти, что сделала бы что угодно, лишь бы помочь бедняжке. Но конечно, только не отменить свое путешествие.

Вернувшись в гардеробную Эйми, Бриджет снова стала пересчитывать и складывать свитера и думать, почему она позволила ей скопить у себя все эти признаки богатства, которое она начинала ненавидеть.

Ее отец был французским пастухом. Бриджет росла в Камарге, что на юго-западе Прованса, посреди белых лошадей, розовых фламинго и цыган, которые собирались весной. Она посещала школу «Сан-Мари де ля мер» – там, куда Мария Магдалина, по преданию, ушла после распятия Иисуса, – где Пти-Рон впадает в Средиземное море, где в избытке водились омары, а оливки и фиги привозили с холмов. Она молилась в церкви девятого века, перестроенной монахами в оборонительное сооружение города.

Это было милое, спокойное, полезное для здоровья место, в котором можно было расти даже в шестидесятые и семидесятые, когда весь мир раздирали протесты, мятежи и войны.

Когда ей было одиннадцать, Бриджет влюбилась в Люка, такого же пастуха, как и ее отец, хотя ему было всего тринадцать. В семнадцать Люк сражался с черными камаргскими быками на средневековой арене во французском стиле, где быков не убивали.

Они были предназначены друг для друга, Бриджет и Люк.

Когда ему исполнилось двадцать, они поженились. Когда ему исполнился двадцать один год, а Бриджет девятнадцать, у них родился сын, Ален, которого назвали в честь ее отца. Когда Люку исполнилось двадцать четыре, а Бриджет двадцать два, его пронзил бык. Он не мог больше ходить, но пенис был по-прежнему в норме, хотя депрессия у него была такая, что он почти не думал о сексе.

Даже такое идиллическое место, как «Сан-Мари де ля мер», не могло воодушевить Люка.

Он хотел, чтобы она уехала, забрала Алена с собой, чтобы у нее была лучшая доля, которой она заслуживала.

Но Бриджет осталась.

У них было мало денег; они съехались с ее родителями; когда умерла ее мать, они остались с отцом, и Бриджет ухаживала за всеми. Ален был единственным звеном, которое их связывало, очаровательный маленький мальчик с чувствительной душой своего отца и именем своего деда.

И вот однажды после школы пятилетний Ален бродил где-то на болотах, наверное, пошел за дикими лошадьми. Его нашли на следующий день, он захлебнулся в трясине, его прекрасное маленькое тельце уже раздулось.

Следующий год был как долгий ужасный сон, время проносилось, как скоростной поезд от Марселя до Парижа, и вид из окна был слишком размытым, чтобы можно было испытывать какие-то эмоции. В следующий момент Бриджет поняла, что работает официанткой недалеко от Сорбонны, женщина, которая потеряла своего ребенка, чей муж стал грустным и нелюбящим и с которым она развелась.

«Жизнь в Камарге больше не для меня», – сказана она Люку, когда прощалась. Он не стал спорить.

Шесть лет спустя, когда Бриджет уже была замужем за Рэндаллом пять лет и жила в Нью-Фоллс среди богатых американцев, умер ее отец.

Она приехала на похороны. Бриджет соблазняла Люка, она хотела вернуть его. Бывший муж отверг ее: у него была теперь другая жена, другой ребенок. Наверное, его депрессия прошла.

Бриджет не испытывала боли после этого, с ней осталась только призрачная, мучительная память об утрате, которая не покидала ее никогда: ни зимой, ни весной, ни летом, ни осенью. Ее жизнь проходила рядом с Рэндаллом, но ее сердца не было рядом с ним.

Когда родилась Эйми, Бриджет решила, что у ее дочери будет все, чего не было у нее самой, что ее жизнь станет лучше, чем жизнь в Камарге с белыми лошадьми. Но шло время, Люк так и не ушел из памяти Бриджет, и прошлой осенью она вернулась в Прованс под предлогом того, чтобы отдать свою дочь во французскую частную школу.

Она видела его тогда, хотя и была не одна. Рэндалл все же поехал с ней. Бриджет представила Люка как старого друга семьи, протеже ее отца, в прошлом пастуха.

На Рождество она убедила Рэндалла позволить ей пересечь Атлантику, чтобы привезти Эйми домой. Откуда ей было знать, что Люк уехал на праздники в Париж?

«Может, на сей раз, – подумала Бриджет с улыбкой. – Может, я увижу его, и я скажу ему, что больна, и тогда он вернется ко мне».

Ее мечтания прервал звук шагов ее мужа по ковру в спальне.

– Так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Рэндалл. Он был меньше ростом, чем большинство мужчин, и носил парик, в котором его стилист уже начал делать седые пряди. У него были добрые глаза и доброе сердце, и он заслуживал кого-то получше, чем она. – Слышал о Винсенте Делано.

Бриджет кивнула.

– Cest terrible,[12] – сказала она.

– И о Китти. Твоей подруге.

– Она его не убивала.

– Ты уверена?

– Non.[13]

Он указал в сторону чемодана.

– Я поеду за ней, – заявил муж. – Ты останешься в Нью-Фоллс. Я думаю, ты нужна Китти.

Какое-то время Бриджет пыталась понять, что он сказал.

– Что?

– Я сказал, что сам поеду во Францию и заберу нашу дочь. Не надо меня благодарить, я и сам хочу это сделать.

Рэндалл повернулся и ушел из гардеробной Эйми, а Бриджет так и осталась стоять с «Ральфом Лореном» в руках.

Глава 7

На похоронах заправляло агентство «Премьер партиз», то же самое, что устраивало помолвку дочери Кэролайн и праздничный бал в музее.

Лорен приехала на кладбище в шелковом облегающем платье от Марка Джакобса с расшитым жакетом, потому что одежда была темно-синяя и соответствовала обстоятельствам. Она была рада, что будет только служба у могилы. Все-таки Винсент ходил в церковь, поэтому Иоланда обошлась без помпы и процессий.

На заднем сиденье лимузина Лорен дрожала при мысли о том, что именно Иоланда устроила все подобным образом. Иоланда, которая, обладая молодостью, внешностью и плавной походкой, отвлекла внимание Винсента на себя.

Водитель открыл дверь для Боба, который вышел на солнечный свет, застегнул среднюю пуговицу своего серого костюма «Джон Грин» и вдохнул весенний воздух, как будто это загородная прогулка и у них еще весь день впереди. Лорен придержала свою широкополую темно-синюю шляпу, оперлась на руку водителя в перчатке и вышла вслед за мужем.

– Все уже здесь, – прошептала она, и Боб кивнул, потому что он никогда не расстраивался из-за того, что опоздал на вечеринку, ему никогда не было неловко или тревожно войти в комнату – или, как в этом случае, на кладбище, – битком набитую друзьями, незнакомцами, кем угодно. Она задумалась, не потому ли это, что обычно оказывался старше всех.

Он взял Лорен за локоть и повел ее к присутствующим, которые, вместо того чтобы смотреть на священника, смотрели теперь на них.

– Здравствуйте, – тихо говорил Боб то там, то тут. – Здравствуйте. Как дела?

Она спряталась в его тени, жалея о том, что не придумала себе мигрень и не отказалась пойти. Лорен просто никогда не нравились похороны, которые проходили пусть даже и при обычных обстоятельствах, а не при таких странных, как эти. Они напоминали ей о ее тревожном детстве, когда вся семья собиралась на дни рождения, и на поминки, и на события между этими двумя и все начинали критиковать друг друга или ее. «Она слишком худая», «Она слишком тихая», «Она совсем не такая умная, как Гарольд, Селия или Мардж», – брюзгливо говорила тетя Клара тете Берти, а тетя Берти передавала тете Джейн.

На похоронах дедушки дядя Рэймонд приставал к ней на заднем сиденье катафалка, потом предложил заглянуть за бархатные шторы, которые висели, несколько раздвинутые, на заднем окне. И когда двенадцатилетняя Лорен нагнулась, он навалился на нее сзади и схватил ее и стал ласкать ее грудь.

Неудивительно, что она не любила похороны.

Боб повел ее по нестриженой траве к небольшому пространству между Даной, Стивеном, Кэролайн и Джеком, которые стояли рядом с Бриджет и Рэндаллом. Ничего нет странного, подумала Лорен, что они все собрались. По большей части люди, о которых судачили, старались не показываться на публике. Кроме того, она поняла, что никто из них не плакал.

Напротив металлического синего гроба с останками Винсента Делано и глубокой ямы, готовой его поглотить, стояли дюжины лилий в горшках, как будто была Пасха и скоро последует воскрешение из мертвых. За растениями стояла Иоланда, одетая в несколько слоев легкого черного материала. Было бы слишком комично, подумала Лорен, если бы Иоланда перепрыгнула через лилии и кинулась на гроб с рыданиями.

Лорен выпрямила спину и собралась.

– Винсент был преданным отцом, – начал священник, и глаза всех присутствующих обратились к невзрачному сыну-проктологу Китти, который поддерживал Иоланду, и к дочери-супермодели, которая стояла справа. Видимо, то, что они плоть и кровь Китти, было недостаточной причиной для того, чтобы сохранить преданность ей.

– Он был замечательным главой семьи, – продолжил преподобный, хотя Китти могла бы возмутиться, если бы она была среди присутствующих. – И он также гордился своим итальянским происхождением.

Итальянским происхождением?

Лорен закусила уголок нижней губы.

«Парни в школьной раздевалке называли меня «итальянский жеребец», – однажды рассказал Винсент. – Что скажешь? Подходящее прозвище?»

Хотя они оба были голые и он только что кончил, она все равно чувствовала себя неловко. Да, пенис у него был большой. Да, он был твердый, да и стоял он дольше, чем когда-нибудь у Боба. Но как бы сильно Лорен это ни нравилось – когда от одной только мысли об этом, лежа в постели с закрытыми глазами, она чувствовала, как увлажняется ее промежность, – она не хотела об этом говорить, по крайней мере не с Винсентом. Она бы с удовольствием поговорила с Даной или Бриджет, или даже с Кэролайн за одним из их обедов после бокала вина, но Лорен не могла и не стала бы делать этого, потому что все-таки она была замужем за Бобом, а Винсент был женат на Китти, и каким бы восхитительным ни был ее секрет, она не могла им поделиться.

Кроме того, что бы она им рассказала? Что у Винсента член размером с древко итальянского флага?

Лорен чувствовала, что Боб смотрит на нее; она поняла, что захихикала. Ну, слова священника хотя бы помогли ей отвлечься от мысли о тете Кларе, и тете Берти, и дяде Рэймонде с его руками, которые всюду лезли… И того, что, с одной стороны, чувствовала грусть, что Винсент умер, а с другой стороны, Лорен была зла на Иоланду, потому что он, без сомнения, остался бы жив, если бы она не появилась в Нью-Фоллсе и не разрушила единственную потрясающую вещь в жизни Лорен.

Они прочитали молитву Господню, и потом все закончилось очень быстро, что для Винсента было никогда не свойственно. Священник пожелал им идти с Богом, но прежде чем они ушли, из-за высокого гранитного камня позади раздался громкий вопль, и все знали, кому он принадлежит.

– Мама! – воскликнул проктолог Марвин, кинувшись к могильному камню. – Мама! Не надо!

Там стояла Китти, маниакальными движениями размахивая чем-то черным и блестящим. Все нагнулись, и священник тоже.

– Нет! – воскликнула Иоланда, когда дочь Китти схватила ее за руку и потащила в противоположном направлении.

– Миссис Делано! – пронзительно закричал священник. – Пожалуйста! Остановитесь!

– Нет, нет, нет! – раздавался голос Иоланды, когда супермодель Элиз оттаскивала ее и ее шифон парил, словно мрачное привидение.

Из-за могильного камня раздался еще один вопль.

Все подняли головы, чтобы увидеть, как Марвин удерживает свою мать, выхватывая из ее руки черный предмет. Китти падает на него и рыдает. Один за другим присутствующие начали подниматься с земли.

– Боже, помоги ей! – снова воскликнул священник.

– Боже, помоги нам! – произнес кто-то, наверное, Джек Мичем.

Ко всей группе вернулась жизнь. Стивен выступил вперед, потому что он всегда первым хотел помочь.

– Китти, – сказал он, – все хорошо. – И Дана чуть не заплакала от гордости.

Остальная часть толпы так и осталась на полусогнутых, словно окаменев. Они стали отступать, когда Стивен направился к Китти и Марвину, которые медленно шли сюда. Марвин обнимал свою мать одной рукой.

– Это была сумочка, – сказал он Стивену так, словно все остальные исчезли. Он показал черный предмет, которым махала Китти. – Это не пистолет. Это сумочка.

Дана узнала лакированную сумочку Китти, сумочку «Боттега Венета», которую Китти купила у Бергдорфа в прошлом году. Хорошо, что она не все потеряла при разводе.

– Я просто хочу попрощаться с моим Винсентом, – тихо произнесла Китти. – Пожалуйста, позвольте мне попрощаться.

Застывшая толпа не проронила ни слова, будто бы их поставили на «паузу» на большом плазменном экране.

Стивен подвел Китти к синему гробу, где она положила обе ладони на крышку. Она нагнула голову и просто сказала:

– Винсент, ублюдок. Да поможет мне Бог, я любила тебя. Да поможет мне Бог, я до сих пор люблю тебя.

Потом Китти отбросила руку Стивена и мелкими шагами пошла прочь от людей, которые когда-то были ее друзьями, до того как она потеряла Винсента и все изменилось.

Глава 8

Обед после похорон прошел в «Алио», потому что дом, который Винсент купил Иоланде, еще не был отделан. Ведь они были женаты всего полгода.

Дана готова была поспорить, что большинство из пришедших предпочли бы отправиться домой. Но Иоланда каким-то образом взяла себя в руки, да и Китти нигде не было видно, так что присутствующие, видимо, решили продолжить этот фарс до конца.

По указанию Иоланды «Премьер партиз» организовали дегустацию из восьми любимых блюд Винсента: антипасти, оссо-буко, паста вонголе и других, которых Дана не знала и не стала бы есть. Уж точно не днем и не в окружении тошнотворного аромата лилий, которые по настоянию Иоланды вытащили из могилы и разнесли по всему банкетному залу.

Став свидетельницей такого яркого проявления скорби Китти у могилы Винсента, она поняла, что должна поговорить с Лорен. Было слишком трудно поверить в то, что Китти могла спустить курок.

Между четвертым и пятым блюдом Дана наклонилась за спиной Стивена и, поймав взгляд Лорен, спросила, не хочет ли она прогуляться в дамскую комнату.

Мужчины привстали, когда женщины поднялись, потому что они уже привыкли к тому, что их жены ходят в туалет вместе. Они уже давно оставили в стороне глупые шутки по этому поводу.

Неудивительно, что дамская комната была отделана в черном, красном и золотом цветах. Дана знала, что Китти устроила бы вечеринку в месте с куда менее бурной раскраской.

Потом она вспомнила, что Иоланда не Китти и это не вечеринка.

– Да, это было просто ужасно, – сказала Лорен, когда они оказались внутри. – Кто бы мог подумать, что Китти появится?

Лорен казалась более скромной, чем обычно.

– Винсент был ее мужем почти тридцать лет, – ответила Дана. – Он был отцом Марвина и Элиз.

Лорен не ответила.

Дана подошла к туалетному столику, поставила свою сумочку и распустила волосы, которые были убраны под шляпку. Она поправила воротник своего темно-серого жакета. Все-таки куда легче было распрямлять и поправлять, чем говорить о том, о чем надо было говорить.

– Лорен, – произнесла она, уставившись в зеркало. – Мне надо знать о вас с Винсентом.

Лорен сделала шаг назад, как поступили все тогда, у могилы, думая, что Китти застрелит их всех. Дана думала, что если бы она находилась ближе, то могла бы увидеть, как Лорен побледнела; она бы увидела, как цвет покидает ее лоб, так же как постепенно иссякает кровь в капельнице во время переливания.

«Она будет все отрицать», – предположила Дана.

Но Лорен взяла себя в руки и затянула черную ленту, которой были завязаны ее волосы, еще туже.

– О, Дана, – сказала она, растерянно улыбнувшись. – У него был член размером с древко итальянского флага.

Глава 9

Бриджет отвезла Кэролайн домой, потому что Джек убедил Рэндалла отправиться в клуб поиграть в гольф.

– Зачем терять попусту такой чудесный день? – сказал Джек, когда бодяга с похоронами наконец-то закончилась. – Идите развлекитесь, девочки.

Мужчины поехали в машине Джека, потому что у Мичемов денег было больше, чем у Хэйнзов.

Когда Бриджет сопроводила Кэролайн в серебряный «мерседес» Рэндалла, она знала, что ей не светит перспектива «развлечься», потому что Кэролайн никогда не смеялась, сидя на пассажирском сиденье.

– Я просто еду домой, – сказала она однажды, когда они пристегнули ремни, усевшись на кожаные сиденья.

Бриджет выехала со стоянки, потом проехала несколько кварталов, мимо епископальной церкви, мимо протестантской церкви и мимо католической церкви, к прихожанам которой причислял себя Рэндалл.

– Неплохая подобралась публика, – заметила Бриджет, потому что сказать, что похороны прошли хорошо, было бы абсурдно.

Кэролайн повернула свое дважды подтянутое лицо к церкви, а не к Бриджет.

– Надо по-другому рассадить гостей на праздничном вечере в больнице. Винсент и Иоланда должны были сидеть с нами.

Под «нами» имелись в виду, естественно, Кэролайн и Джек, Бриджет и Рэндалл, Лорен и Боб, Дана и Стивен. Похороны окончились. Кэролайн ни на чем не задерживалась.

– А нас за столом может быть не десять, а восемь? – спросила Бриджет.

– Боже, нет, конечно! Успешный основатель фонда не должен казаться удачливее, чем пансионеры.

Удивительно, как у нее все это получалось.

– Ну и кто же тогда?

– Хлоя и Ли. Как ты думаешь, другие не будут возражать?

Хотя Бриджет частенько потешалась над иерархией Нью-Фоллса, ей не казалось правильным, что дочь Кэролайн и ее жених будут сидеть там, где должны были быть Винсент и Иоланда.

– Мне кажется, приемные дети Лорен могут почувствовать себя обделенными.

– Но их же семеро, а стульев всего два. – Кэролайн резко повернула голову к Бриджет. – Что я могу сделать? Задрапировать стул Винсента черным бархатом? И вообще, Ли – прекрасная кандидатура.

Само собой разумеется, у суженого Хлои денег больше, чем у всех у них, вместе взятых. Бриджет вздохнула.

– К черту праздник, – отмахнулась она. – Меня волнует Китти.

Кэролайн отвела взгляд и посмотрела на деревья.

– С Китти все будет в порядке.

– В порядке? Mon dieu.[14] Ты видела ее накануне?

Кэролайн ничего не сказала. Промчались несколько минут, два внедорожника и универсал «субару».

– Что ж, – наконец сказала Бриджет, – я собираюсь поддержать ее. Хочу отправиться с Даной и Китти к адвокату в понедельник. – Она сообщила об этом Дане еще на похоронах, сразу после драматического появления Китти. Если Бриджет не может быть во Франции, она может быть в Тарритауне.

– Поступай как знаешь, – заметила Кэролайн, и презрительные морщинки образовались вокруг уголков ее новых губ. Затем, когда машина повернула на Длинную подъездную аллею Мичемов, добавила: – Я посажу Хлою с нами.

Несколько недель назад Бриджет планировала – рассчитывая на признание Люка, что он все еще любит Бриджет, бросит жену и снова женится на ней, – вернуться из Франции до празднества. Рэндалл ни за что не пропустил бы его. Да и кто бы пропустил? Они отправятся туда со своими чековыми книжками и купят себе внимание в виде черно-белых снимков в местных газетах и, если им повезет, даже в воскресном обозрении в «Таймс».

На фото: Рэндалл и Бриджет Хэйнз вместе со Стивеном

и Даной Фултон.

Боб и Лорен Халлидей пьют коктейль с Джеком Мичемом

и его женой, организатором вечера Кэролайн Мичем.

Эти фотографии вырежут и поместят в альбом, и они станут примером для следующих поколений degout снобов.

Да, сплошная патетика.

– Это всего лишь чертов праздник, Кэролайн, – резко сказала Бриджет, остановив машину перед входом, – Он не так важен, как Китти, которая когда-то была нашей подругой и которой теперь приходится бороться за свою жизнь.

Кэролайн минуту помедлила, словно ожидая, когда водитель откроет ей дверь.

– Бриджет, – ответила она, – ты права в одном. Я была когда-то подругой Китти. И остаюсь твоей подругой. Но осторожно, дорогая. Этот город слишком мал, чтобы занимать неправильную сторону. – Если бы ее голос не дрожал, когда она говорила последнюю фразу, Бриджет просто послала бы ее к черту.

Но она просто следила за тем, как Кэролайн выходит из машины, уж точно не «развлекшись», как предлагал ее муж.

* * *

Слава Богу, все закончилось!

Кэролайн ворвалась в холл и позвала Дженни, которая не ждала у входа. Кто-нибудь мог бы подумать, что за пять лет службы у Кэролайн девушка так ничему и не научилась.

Она перешла в музыкальную комнату, и появилась Дженни, в простом черном платье с белым накрахмаленным воротником и черных туфлях на низком каблуке. В конце месяца ее одежда станет светло-серого цвета, специально для теплой погоды. Кэролайн всегда знала, что если кто-то держит слуг, то те должны выглядеть соответственно.

– Будь любезна, принеси мне мои новые побрякушки, – приказала Кэролайн, медленно направляясь к дивану и сбрасывая туфли. Что она забыла сделать с этим убийством, похоронами и хаосом, который привнесли эти события, так это открыть свои подарки на весенний раут. – Ах да, Дженни, – позвала она, – пожалуйста, почисти мои «Бэлли» от кладбищенской грязи. – Кэролайн редко называли свои туфли лодочками, шпильками или шлепанцами. Она называла их всех по именам, словно они были детьми или домашними питомцами. Бэлли, Джимми, Лулу.

Хлоя, конечно, поступала так же, потому что все, что делала Хлоя, она перенимала у матери.

Кэролайн схватилась за золотое ожерелье, которое обхватывало ее шею. Сколько бы глупостей она ни натворила, сколько бы боли она ни испытала, защищая то, что надо было защищать, но по крайней мере ей удалось отстоять права дочери.

Теперь двадцатичетырехлетняя Хлоя была помолвлена с Ли Сато, азиатом, который был там, где, как все знают, водятся деньги, техника, минералы, большая часть американского производства. Что случилось с аутсорсингом личной жизни?

Когда он сделал Хлое предложение, та стала жаловаться («Мама, он говорит, мне придется жить в Киото два года»), на что Кэролайн объяснила, что хороший брак – это всегда компромисс, что даже она – Кэролайн Дэвис Мичем – начала свою жизнь после замужества в Коннектикуте, не так ли?

Жизнь, в конце концов, – это всего лишь игра, и победа – это самое главное. Иногда призы представляют собой побрякушки, наподобие тех, которые катила на подносе Дженни. Кэролайн улыбнулась, потому что поднос оказался вполне подходящим.

– Сядь и помоги мне разобрать мои вещи.

Дженни села и принялась охать и ахать, пока Кэролайн разделывалась с упаковкой, скидывала крышки и доставала одну безделушку за другой: маленькая стеклянная статуэтка «Штубен» от Кэтрин Рэмси, муж которой был председателем в «Рэмси и Поттер»; блюдо из ореха «Оррефорс» от Веры Стэнли, которая замужем за Ричардом Стэнли из «Ньюпорт Стэнлиз»; флакончик духов «Коррия» от Мередит Гибсон, жены Джонатана Гибсона, президента «Фридом секьюритиз»; самыми интересными, конечно же, были коробочки «Тиффани» – потому что в них всегда находилось все самое изысканное.

Не то чтобы Кэролайн устраивала вечеринки ради безделушек.

Но, как и председательство в комитете по организации праздника в больнице, сбора пожертвований осенью, праздничного бала в музее, было куда более интересно поддерживать свою внешность в хорошем состоянии, чем смотреть в зеркало каждое утро и вспоминать, кто же она такая.

– Ого, смотрите-ка, – воскликнула Дженни, – это от новой миссис Делано!

Это была керамическая настенная тарелка в форме утки. «Друзья украшают жизнь», – было написано на ее крыле.

Кэролайн посмотрела на Дженни.

– Ну, – сказала горничная, потому что даже у нее было больше вкуса, чем у Иоланды, – важен ведь не подарок, а внимание. И кроме того, – добавила она, – пока миссис Делано была на вечеринке, ее мужа убивали. – Как будто бы это имело какое-то значение.

Кэролайн вздохнула. Она не хотела думать о Винсенте. Она слишком болезненно пережила его похороны, ей было слишком трудно смотреть на землю, а не на присутствующих из страха, что она встретится взглядом со своей единственной любовью в жизни.

Единственной настоящей любовью.

Единственным честным любовником.

Единственным человеком, ради которого Кэролайн Мичем отказалась от всего.

Она не хотела думать об этом, потому что от этого боль только усиливалась.

Не говоря ни слова, Кэролайн положила утку обратно в коробку и отдала ее Дженни. Потом она поднялась.

– Я не могу сейчас этим заниматься, – сказала она, отбрасывая ленты и бумагу. – Я должна переписать карточки для гостей к празднику.

Стоило Бриджет доехать до «Дин энд Делюказ», чтобы забрать свой обед (ее повар Лоррейн работала только с понедельника по четверг), и вкатиться в гараж, сидя за рулем малогабаритной квартиры, как ее осенило.

– Боже мой! – произнесла она по-английски, а не по-французски, потому что в этот момент рядом с ней никого не было. – Почему я не подумала об этом раньше?

Выключая зажигание, Бриджет начала смеяться, потому что если бы не Кэролайн, она могла бы так никогда и не додуматься до решения всех – ну, почти всех – своих проблем.

В такие дни Дана очень жалела, что бросила курить.

Вливаясь в потоке машин с автострады Гранд-Сен-трал на шоссе 278, она почти не смотрела на дорогу, перерывая бардачок. Наконец-то она нашла пластинку жевательной резинки. Быстро развернув обертку, она сунула жвачку в рот.

Ням-ням.

У нее с собой был сотовый, но не было устройства громкой связи, а в великом штате Нью-Йорк запрещено разговаривать по мобильному телефону, держа его в руках, когда ты сидишь за рулем. Если бы это была ее собственная машина, она бы позвонила Бриджет и сообщила бы ей шокирующие новости о признании Лорен.

Но она была не в своей собственной машине, потому что везла Стивена в Ла-Гуардиа после похорон и обеда, потому что он снова уезжал, на сей раз в Кливленд.

Из всех подруг Дана считала, что у нее было больше всего времени и шансов закрутить роман.

Но Лорен?

Боже, она помогла растить – и все еще растила – детей Боба, была прекрасной частью семьи. Если оставить в стороне мораль и эмоции, как она успевала везде?

– Это было волшебно, – объясняла она Дане. – Ну, знаешь, как это бывает.

Нет, Дана не знала, как это бывает.

А потом, словно бы кто-то вынул затычку у Лорен изо рта, она вылила на Дану слишком много информации.

«Он касался мня там, где до него не касался ни один мужчина!

Он входил в меня спереди, и сзади, и даже сверху!

Он любил класть голову мне между ног. Вообрази! Он делал это для меня!»

Дана удержалась от комментария, что Винсент снова сложил голову, только теперь уже в другой влажной, незнакомой местности.

Она не слушала всю остальную болтовню Лорен. Вместо этого Дана мысленно закрыла уши и стала изучать свою подругу, как искривлялись ее губы, как ее глаза цвета сланца блестели, как ее тело динамично двигалось и покачивалось, словно она переживала один сексуальный натиск за другим.

Наверное, она думала, что теперь раскрыть ее тайну было безопасно, потому что Винсент уже умер и против ее слова никто не сможет ничего сказать.

Но после того как она сказала, что он на самом деле был «итальянским жеребцом», глаза Лорен померкли, а ее тело перестало извиваться и она начала хлюпать носом.

– Это нечестно! – кричала она. – Как он мог бросить меня ради нее?!

Любовницей или нет, но этой женщиной пренебрегли.

– Мне жаль, – покачала головой Дана, нелепо успокаивая ее с минуту. – Но я должна везти Стивена в аэропорт. – Она поцеловала Лорен в щеку и ушла из дамской комнаты, чувствуя себя виноватой, что была рада убежать от подруги, которая находилась в беде.

Она не сказала Стивену про откровения Лорен.

А теперь, на шоссе, она думала о Винсенте и его члене размером с древко флага. И о том, что он бросил Китти ради Иоланды, хотя ради Лорен он Китти не бросил. И что Лорен – несмотря на ее маску милой скромницы – очень раздражена.

Гоняя жвачку во рту, Дана решила, что по дороге домой она должна притормозить у полицейского управления Нью-Фоллса. Если им станет известно, что с Винсентом спала еще одна женщина, то, может быть, они не будут так быстро кидаться судить Китти.

Кроме того, рассуждала Дана, выезжая на восемьдесят седьмую северную трассу, они не могут заставить ее назвать имя Лорен.

Глава 10

Бриджет начала с гардеробной Рэндалла.

Она рывком открывала один за другим ящики из вишневого дерева:

носки,

носки,

носки,

шорты,

шорты,

шорты.

Да сколько же у него этого merde?[15] А у нее? Неужели кому-то из них двоих и в самом деле нужно несколько десятков шелковых подштанников?

«Хапужничество», – подумала она. Как это по-американски! Как и светская хроника, которая порождала это бешенство. Именно мысль об этих фотографиях – мерзких, шероховатых фотографиях – и подтолкнула Бриджет задуматься о документах.

Разве бывают фотографии хуже, чем на паспортах?

Потом промелькнула еще одна мысль: ее мужу скоро понадобится его паспорт, когда он – а не она – поедет за Эйми.

От ящиков она перешла к твердому тику, украшенному узорами, вырезанными вручную, обитому бархатом, с двенадцатью ящиками комоду с драгоценностями.

Интересно, у тех мужчин, которые живут за пределами Нью-Фоллс, тоже есть такие напыщенные места для хранения своих побрякушек?

Ну, у Люка точно такого нет.

Она рылась. Осматривала. Тщательно разглядывала.

Булавка для галстука «Тиффани», которую она подарила Рэндаллу на их двадцатую годовщину, купленная на его деньги, что тоже вполне по-американски.

Маленький золотой браслет, который он носил в восьмидесятые, когда мужчины баловались такими вещичками.

А где же рубиновое кольцо на мизинец, которое она подарила ему, когда он согласился отправить Эйми в школу во Францию?

И где часы его деда «Патек Филипп»?

И где, mon dieu, его паспорт?

«Сейф!» – вдруг осенило ее.

Не теряя ни секунды, она бросилась вниз по лестнице в логово Рэндалла. Она налетела на картину Рубенса в позолоченной раме (Рубенс был одним из любимых художников Рэндалла, полные груди Бриджет воплотили эту фантазию). Она отодвинула правую сторону картины, покрутила циферблат направо, налево, направо, затем дернула за ручку.

И вот: темно-синяя книжечка карманного размера со словом «паспорт», оттисненным золотыми буквами горячего клейма на обложке.

Улыбаясь широкой, счастливой улыбкой, Бриджет достала документ. Затем она медленно закрыла сейф, поправила картину и поняла, что должна успеть привести гардеробную Рэндалла в идеальный порядок прежде, чем он вернется из клуба.

А пока она найдет отличное местечко, куда спрятать паспорт. Какая жалость, он без него не сможет уехать из страны! И в конце концов ехать за Эйми придется ей.

Дана ходила в полицейский участок Нью-Фоллса, когда Майклу было двенадцать и он украл тыквы из сада мистера Уайта и бросался ими в Гудзон, чтобы посмотреть, поплывут они или нет, и тыквы, по словам Майкла, поплыли.

Он был совсем не похож на участок, выстроенный из кирпича, куда Дана ходила в ту ночь, когда арестовали ее отца.

Нью-фоллский полицейский участок был построен из известняка, у него были какие-то острые углы, как у библиотеки и здания муниципалитета.

– Я бы хотела поговорить со следователем, который занимается делом Винсента Делано, – сказала она офицеру, который сидел за столом в приемной.

Он уставился на нее как на глазированный крулер.[16]

– О чем? – спросил офицер.

Дана поняла, что на ней все еще надета похоронная одежда, которая выдавала в ней одну из жен Нью-Фоллса – одну из этих.

– О том, кто бы мог его убить.

Объяснение было дано; он поднял трубку и позвонил по внутреннему телефону. Ее быстро проводили к детективу Глену Джонсону, его офис оказался квадратным стеклянным боксом без окон.

– Мы уже поймали убийцу, – сказал Джонсон, вставая. Это был высокий человек, угловатый, как само это здание. Он присел на стол, сложив руки на груди. – Нам позвонил сосед, сказал, что услышал выстрел. Когда мы приехали, убийца стоял там с пистолетом в руке.

– Умоляю вас, – взмолилась Дана. – Женщина, которую вы арестовали, моя подруга. И я не знаю, убивала она Винсента или нет, но я знаю, что мотив был и у кое-кого еще.

Он изучал ее лицо.

Она переминалась с ноги на ногу.

– Винсент Делано был дамским угодником, – выпалила Дана, думая, не устарел ли этот термин. – Мне известно, что до женитьбы на Иоланде, когда он еще был женат на Китти, у него был как минимум один роман.

– С?..

– Я не могу вам сказать.

– Но вам это известно, потому что?..

– Потому что мне сказали.

– Надежный источник?

– Да.

Джонсон раскрыл руки, сцепив пальцы вместе.

– Эта женщина не вы, я полагаю?

– Я? – Ничего себе, ей и в голову не приходило, что он может обвинить ее. – Слушайте, офицер, я пытаюсь помочь. Китти – моя подруга, и я с ее мужем не спала, спал кое-кто другой. А это означает, что как минимум еще один человек мог хотеть убить его.

Детектив кивнул и сказал:

– Кстати, где вы были в одиннадцать тридцать утра в то утро?

– В одиннадцать тридцать? А что?

Он поднял бровь. Дана поняла все правильно.

– Одиннадцать тридцать, – повторила она. – Я делала маникюр перед ленчем у Кэролайн. Кэролайн Мичем.

– Мы знаем о миссис Мичем и ее весеннем рауте. Может, мы и не двадцать седьмой манхэттенский участок, но мы свое дело знаем.

Наверное, детектив Джонсон тоже был поклонником сериала «Закон и порядок».

Дана села на ближайший металлический стул.

– Какое вам дело до того, что я делала тем утром?

Детектив обошел свой стол и указал на монитор компьютера:

– К нам поступила новая информация. Медэксперт установил, что смерть наступила раньше, чем мы думали сначала.

– Не может быть!

Он снова поднял бровь.

– Значит, Китти этого не делала!

– Я этого не говорил. Но экспертиза показала, что трупное окоченение уже началось, значит, прошло несколько часов. Мы думаем, что было примерно одиннадцать тридцать.

– Это может быть самоубийство?

– Нет. Траектория пули слишком необычна для того, чтобы это предположить.

– Значит, его мог застрелить кто угодно.

– Кто угодно.

– Например, те, кого вы уже исключили.

– В точку.

– Например, все женщины с раута Кэролайн.

Джонсон сел и устремил на нее взгляд.

– Может быть, и не все. Но одна – точно.

* * *

– Скажи на милость, – сказала Дана, когда Бриджет открыла дверь несколько минут спустя, – Лорен может убить Винсента? – Она направлялась домой, когда, проехав почти полпути, свернула налево, а не направо, потому что понимала, что есть кое-что, с чем ей самой не разобраться.

– С чего бы ей его убивать? – спросила Бриджет, впуская Дану в дом. – Он что, обыграл Боба в гольф? – Без лишних вопросов она налила вина.

Дана упала на диван, затем рассказала Бриджет о «Хелмсли», и древке, и обо всем остальном. Бриджет ничего не сказала.

– Тебя это не шокирует? – спросила Дана.

– Вообще-то, – ответила Бриджет, – шокирует, да.

Они выпили друг за друга. Потом Дана сказала:

– Такое ощущение, что наш мир просто разваливается.

– Может, это и к лучшему. Может, мы – как ты выражаешься – отстали от времени.

Лучше, если бы Бриджет была не права.

– Трудно представить, что Китти могла убить Винсента. Но Лорен? – спросила Дана.

– Может, она испугалась, что он расскажет об их интрижке Бобу.

– Интересно, Боб ушел бы от нее?

– Сомневаюсь. Он уже пожилой человек. И к тому же она ведь воспитала всех его детей.

– Как будто своих собственных.

– Хотя они не ее собственные.

– Как и Винсент.

Они задумались. Они выпили. Они сидели рядом, думая, темные и седые волосы, большие груди и маленькие, француженка и американка.

– Китти – наша подруга, – сказала Дана. – Но и Лорен тоже.

– Надо ее предупредить.

– Я сяду за руль.

Они поставили свои бокалы на стол, Дана достала ключи. Подруги открыли входную дверь, собираясь выйти. К несчастью, с той стороны стоял инспектор Глен Джонсон в сопровождении троих офицеров.

Он спросил, где была Бриджет в одиннадцать тридцать в то утро, когда был убит Винсент, и не было ли у нее связи с этим человеком.

Бриджет сказала, что с одиннадцати до полудня у нее был массаж, потом она заехала к своему стилисту для сушки волос. Она произносила «массаж» так, словно они были во Франции, а «сушка» – вообще как предлог.

Дана подумала, что она делана это намеренно, чтобы позлить копов, которые, без сомнения, поехали вслед за Даной к Бриджет. Эти нью-фоллские пинкертоны решили, что Дана поедет к той самой женщине, чье имя она отказалась называть.

Она напомнила себе, что нужно будет позвонить Лорен, а не заезжать к ней.

Бриджет сказала полицейским, что если бы у нее была связь, то это был бы мужчина не из Нью-Фоллс.

– Слухи, мои дорогие, – протянула она, скорее в манере Жажи Габор, чем Марии Антуанетты. – Они могут уби-ить в таком городе, как этот.

Никто не думал, что слухи – или страх перед ними – могли бы уби-ить Винсента.

Они спросили имена массажиста и стилиста. Бриджет сказала, что они могут еще раз приехать, если им понадобится что-то еще. Мужчины посмотрели на ее грудь, а потом неохотно ушли.

Чуть только закрылась дверь, Бриджет полетела к своему сотовому телефону и начала нажимать кнопки.

– Томас, – напряженно проговорила она. – Это я, Бриджет. Возьми трубку. Пожалуйста. Возьми-и чертову трубку.

Дана смотрела, как Бриджет допивает остатки вина из своего бокала и то, что оставалось в бокале Даны.

– Ой-вей, – сказала Бриджет, превратившись в Голду Мейер.[17] – Возьми, возьми, возьми. – Но Томас не взял трубку, и Бриджет сказала: – Слушай, это важно. Полиция спроси-ит тебя обо мне. Скажи, что я была у тебя в то утро, когда убили-и Винсента Делано, что я была у тебя с одиннадцати до двенадцати. Если не скажешь, я закажу твои-и яйца себе на обед. – Она повесила трубку, уставилась на Дану и прошипела: – Этому маленькому ублюдку лучше бы помнить, что я дала ему пятьсот баксов на Рождество.

– Бриджет, – возмутилась Дана, – что ты делаешь? Ты солгала полиции?

– Mais oui[18] – кивнула она. – Что мне еще оставалось делать? Сказать, что я была у врача? Договаривалась насчет химиотерапии?

Дана потянулась за своим бокалом, но поняла, что он пуст.

– Объясни, будь добра.

Пожав плечами как ни в чем ни бывало, Бриджет прощебетала:

– Химиотерапия. От рака. Я тебе разве не рассказывала?

Полбутылки спустя Бриджет выложила все подробности и вылила всю грязь Дане на колени: у нее был рак матки. Ей сделали операцию. Облучение. А теперь ее хотели травить ядом – какая неприятность.

Дана была так же шокирована, как когда узнала, что Винсент убит, а Китти арестовали, а Лорен тоже с ним спала.

– Бриджет, – сказала она, – я могу чем-нибудь помочь? Почему ты мне не сказала?

И подруга объяснила, что она не рассказывала никому, даже Рэндаллу и Эйми.

– Они должны знать! – воскликнула Дана.

Бриджет метнула на нее взгляд, который говорил:

«Не суй свой нос не в свои дела».

– Бриджет, – протестовала Дана, но та выставила ладонь вперед.

– Не утомляй меня, – сказала она. – Прекрати, пока я не вызвала полицию.

Хотя ситуация была невеселая, Дана засмеялась.

– И что ты собираешься делать?

– Во-первых, заставлю тебя пообещать, что ты никому не раскроешь мой секрет.

Дана решила, что если пообещает, то это дает ей право попросить еще вина, поэтому она сделала и то и другое. Все же сейчас было не самое подходящее время рассказывать, что ее мать умерла от рака, не матки, а яичников, «в том женском месте», как объяснял ей ее отец, когда Дане было восемнадцать и она жила на Лонг-Айленде, а он ничего не говорил ей до тех пор, пока мать не умерла.

Она не была уверена, что простила его с тех пор.

Бриджет налила, Дана выпила.

– Химия будет скоро. После того как Эйми уедет назад в школу, после каникул.

– Но это же через две недели.

Она снова пожала плечами:

– Вряд ли это меня убьет.

Она подобрала плохое слово, не важно, с французским акцентом его произносить или с английским.

– Кроме того, – добавила Бриджет, – я не хочу пропустить partie magnifique[19] мисс Кэролайн.

Да, в общем-то так тоже можно описать праздник в больнице.

– Мне кажется, это все будет как-то странно, – сказала Дана.

Она поставила свой бокал, потому что была пьяна.

Бриджет отпила еще, а потом ответила:

– Но все придут туда. Может, даже убийца Винсента.

– Не меняй тему. Я хочу поговорить о твоем раке.

– А я, s'il vous plait,[20] нет.

Глава 11

Дане надо было вызвать «Красное такси Гудзонской долины», чтобы доехать домой, но ее дом находился всего в нескольких кварталах, был еще день и она не «нагрела паяло», как сказали бы ее сыновья. Она решила подождать, пока доедет до дома и позвонит Лорен.

– Полиция хочет допросить всех, – предупредит она ее. – Им известно, что у Винсента была связь, но они понятия не имеют с кем.

Звучит убедительно, подумала она, сворачивая на свою подъездную аллею, потеряла контроль над машиной, съехала на газон и подумала о бересклете, который Мартин посадил на прошлой неделе.

Дана решила, что ее водительское мастерство ухудшилось не от вина, а оттого, что на аллее был припаркован джип «ранглер» близнецов и Стивен разозлится, если узнает, что кто-то из них вылетел из колледжа.

Передняя была уставлена кроссовками и пакетами с грязным бельем. Она перешагнула через них и вошла в кухню, где стоял Сэм, засунув голову в холодильник.

– Привет, – сказала Дана и, не услышав ответа, поняла, что он соревнуется со своим ай-подом. – Сэмюель! – крикнула она. Парень подпрыгнул, ударился головой о полку и повернулся.

– Черт, мам, я чуть в штаны не наложил!

Когда ее мальчики приезжали домой, Дане требовалось несколько дней, чтобы отучить их от лексикона, принятого в общежитии.

– То есть: «Боже, я ужасно испугался!»

Он засмеялся.

Сын подошел к ней, она к нему. Этот ставосьмидесятишестисантиметровый мужчина поднял ее и заключил в объятия.

– Привет, мам, – сказал он.

На сей раз засмеялась она, а потом высвободилась из его рук и дотронулась до его макушки:

– Очень плохо?

Он помахал рукой перед лицом:

– Фу! Не так, как твое дыхание. Боже, мам, сколько ты пьешь?

– Видимо, недостаточно. Но я сделаю чай, пока ты будешь рассказывать мне, что ты здесь делаешь и где твой брат. – Дана налила чайник.

– А, ну, могу начать с того, что мой братец-близнец – его, кстати, Бенджамин зовут – наверху в своей комнате, должно быть, завалился спать после нашего полуторачасового путешествия домой. А причина, по которой мы здесь, может быть как-то связана с тем, что сейчас весенние каникулы.

– Ого, – сказала она. – Ну, это я знала. Просто потеряла счет времени. Здесь столько всего происходит.

Сэм закатил глаза, словно говоря: «Ну да, конечно». Он казался человеком с открытой душой, младший из двух разнояйцовых близнецов, который походил на своего отца, как Бен походил на нее, как будто одному ребенку досталась ДНК Стивена, а другому – ее. Майкл, первенец, был похож на них обоих, яйцеклетка, видно, нормально соединилась со сперматозоидом.

– Не собираетесь в Косумель или еще куда-нибудь?

– Бен уезжает завтра. – Сын вернулся назад к холодильнику, взял колу и открыл ее. – Я останусь здесь. Хочу помочь тебе распутать убийство мистера Делано.

– Что? – спросила Дана, ощущая, как пьянеет.

– Я хочу изучать право, юриспруденцию, помнишь?

– И ты дома надолго? На десять дней? За десять дней ты сможешь справиться с этим делом?

– Может быть, если сильно захотеть. – Хотеть помочь – это так похоже на него.

– Ты думаешь, что мне больше нечем заняться?

– Ты же была журналистом.

Дана засмеялась:

– Это было так давно, милый. Теперь я домохозяйка. Я мать. – Она всегда верила, что ее способности собирать воедино разрозненные кусочки какой-нибудь истории гораздо лучше дедуктивных способностей отца, когда он был полицейским. Хотя ее сыновья об этом не знали: они знали только то, что он ушел, а ее мать умерла.

Сэм сморщил нос.

– Кроме того, – продолжила она, – праздник в больнице будет уже через неделю, если считать с завтрашнего дня. Я думала помочь Кэролайн с ее сиюминутными планами. – Это было не совсем так, но Дана предпочла бы даже заниматься праздником, чем подпускать своего сына к этому ужасу. – А ты должен быть со своими друзьями. Заниматься тем, чем обычно занимаются люди в колледже.

– По-моему, убийство – это намного интереснее.

Чайник засвистел. Дана налила чай и дала ему настояться.

– Не говоря уже о том, что я могу использовать его для своей работы по социологии.

Дана всегда помогала мальчикам с домашним заданием. Это было куда веселее, чем играть в теннис или гольф. Но с Лорен была какая-то чепуха… что она позволит узнать Сэму? Потом она подумала о Бене.

– А твой брат? Он отправится без тебя?

– Там будет целая тусовка из колледжа, мам. И вообще. Он уже большой мальчик. Может и сам о себе позаботиться. И я тоже. Мам, ну пожалуйста!

– О, милый, – сказала Дана, – я не знаю. – Она знала то, что Бен был тусовщиком, а Сэм – домашний мальчик, тихий, застенчивый, который никогда не лишал ее сна. – Ну, может быть…

Сын принял это за согласие и вытащил стул из-под столешницы.

– Ну, так это она?

Дана вздохнула:

– Китти? Нет. Она говорит, что нет.

– Тогда кто?

Дана могла бы рассказать ему про Лорен, но она слишком устала, чтобы начинать все это сейчас. Плохо, что она еще не позвонила Лорен, а ведь полиция уже может появиться у ее двери.

– Есть версия, что у Винсента была как минимум одна любовница, – сказала она.

– Любовница? Круто.

– Но его жене так не кажется.

– А с ней как? С новой женой? Ее кто-нибудь проверял?

Дана поднесла чашку с чаем к губам и посмотрела на сына так, словно он только что спросил, не бывала ли она на Луне.

– Иоланду?

– Ну, – сказал он, – страховку-то, наверное, получит она, или по крайней мере деньги за его имущество. Винсент, как и все в Нью-Фоллс, был при деньгах, так что в этом есть смысл, а?

– Детектив Джонсон из полицейского управления Нью-Фоллса. Вы Лорен Халлидей?

К счастью, Лорен видела, что полицейская машина паркуется у дома. Она спряталась за шестипанельной китайской ширмой начала девятнадцатого века с изображениями журавлей и сосен и еще чего-то из талькового камня, которые символизировали в азиатской культуре долголетие. Ее муж привез ее домой из Кантона, прилагая все усилия к отрицанию своей надвигающейся смерти.

– Миссис Халлидей сейчас нет. – Флоренс была в этом доме с тех пор, как умерла первая жена Боба. Когда приходилось защищать семью, она была круче, чем пара клыкастых сторожевых псов.

– Подождем, – сказал детектив.

Наступила тишина. Она видела Флоренс, которая стояла, уперев руки в квадратные бедра и сузив глаза.

Снова тишина.

Они не слышали дыхания Лорен?

У нее на лбу выступил пот. Она вспомнила, что, когда была ребенком, оказалась в шкафу в спальне своей тети в доме в Нантакете. Она искала свои сандалии, думая, что кузина Грейси взяла их (украла, точнее). Но, услышав голоса, Лорен закрыла дверь. Откуда ей было знать, что дядя Рэймонд и тетя Клара выберут эту самую минуту средь бела дня, чтобы заняться сексом на кровати под балдахином? Или что дядя Рэймонд и правда постоянно думает о сексе, как она слышала по рассказам тети Джейн ее матери?

– Может быть, она сама придет в участок, – предположил детектив, и Лорен вернулась в настоящее, к китайской ширме и ужасной ситуации.

Она не пойдет в участок, потому что туда пошла Китти и вот что с ней стало.

– Джентльмены, – сказала Лорен, выходя из-за ширмы, и ее отвага перевесила страх оказаться в камере. – Вы должны извинить мою экономку. Здесь постоянно снуют какие-то мужчины, из-за бизнеса моего мужа. Он имеет дело с зарубежными инвесторами. – Она знала, что это бессмысленно, но это все, что можно было сделать. – Флоренс просто выполняет свою работу.

– Если у вас проблемы, – заметил детектив, – надо вызывать полицию.

Она улыбнулась, но не сказала, что звонила туда.

– Чем я могу помочь вам? – спросила она, и ее бостонско-палм-бичско-нантакетское воспитание поглотило ее напуганную личность.

– Мы бы хотели знать, где вы были в одиннадцать тридцать утра в тот день, когда был убит Винсент Делано.

Лорен склонила голову на бок, словно бы неверно расслышала.

Одиннадцать тридцать.

Винсент.

Убит.

Маленькие гланды на задней стенке горла внезапно нацелились, и она знала, что в следующий момент ее вырвет.

– Мадам была здесь, – сказала Флоренс. – Принимала ванну.

Лорен повернулась к Флоренс.

– Была? – спросила она, потому что не хотела вспоминать тот день и потому что Флоренс, конечно же, врала; она всегда врала.

– Были? – спросил детектив.

– Да, – подтвердила Флоренс. – Вы готовились к рауту у миссис Мичем. Я помню, потому что я как раз раскладывала ваш гарнитур. Вы надевали «Микимото».

Лорен коснулась горла.

– Да, – подтвердила она, – наверное, это так.

Зазвонил телефон. Все присутствующие замолчала. Стали перебрасываться взглядами.

– Все в порядке, Флоренс, – кивнула Лорен. – Можешь ответить.

Женщина замялась, затем ушла из холла, еще несколько раз оглянувшись через плечо.

– Что-то еще? – спросила Лорен так, словно хотела помочь всеми силами.

– Одна вещь, – сказал детектив. – Как хорошо вы знали мистера Делано?

Поза Лорен, которой ее обучили в частной школе, осела лишь на секунду. Затем ее позвала Флоренс:

– Миссис Халлидей! – И она переваливаясь вернулась в холл с радиотелефоном в руках. – Это вас. По-моему, Шанхай.

Это был не Шанхай, это была Дана.

– Я только сейчас смогла предупредить тебя, – скороговоркой заговорила Дана. – К тебе может прийти полиция. Ничего им не говори.

– Да, – сказала Лорен, – отличная новость. Спасибо за звонок. – Она повесила трубку и спросила детектива, закончили ли они. Он повторил свой вопрос о Винсенте, и Лорен просто сказала: – Ну, он был мужем Китти. Если вы это имеете в виду.

Глава 12

Дана подумала, что Сэм нашел мотив для Иоланды, который не приходил в голову никому больше.

Ведь у жадной женщины могло быть столько же мотивов, что и у отвергнутой женщины, разве нет?

Этот вопрос не давал ей уснуть всю ночь – он и новость, что у Бриджет рак.

Ситуация Бриджет напоминала ей о матери, а Дане очень не хотелось вспоминать о ней.

Утром она еще раз съездила в Ла-Гуардиа, на сей раз с Беном, он запасся солнечным козырьком и шутками для брата, который «скорее согласился бы тусоваться со стариками».

Сэм сказал ему, чтобы он заткнулся, а Бен ответил, что тот его заставил, а Дана заткнула их обоих – этим искусством она владела в совершенстве.

Младший брат-близнец хотел поехать с ней навестить Китти, но Дана отказала ему – ей показалось, что той будет неловко.

Он возразил, что у Китти своих детей двое, хотя они оба недоделанные.

– Ладно, замороченные, – сказал он, поправляясь. – Марвин и Элиз. Марвин – самый большой лох на планете; Элиз такая сексапильная, что у нее есть календарь с самой собой. Титьки и все такое.

Дане не нужен был переводчик, чтобы понять, что значит это «все такое».

– Может, и у тебя один завалялся? – спросила она Сэма с плохо скрываемой улыбкой, которая вырисовывалась в уголках губ.

– Что?

– Такой календарь.

Он замялся и покраснел.

– Есть у пары ребят в колледже.

Значит, Элиз, а не работа по социологии, вот каков был истинный предмет его заинтересованности в этом деле: если он поможет мамочке, то сможет помаячить перед глазами у дочки.

Как Дана могла отказать своему малышу, вечно находившемуся в тени своих братьев, которым доставались все девчонки? Как она могла сказать, что Элиз, какой бы сексапильной она ни была, не окажется поблизости?

Дана решила не провоцировать его тестостероновый всплеск, так что они отправились в Тарритаун в квартиру с двумя спальнями, даже не позвонив, потому что Сэм сказал, что будет лучше не предупреждать Китти о том, что они едут.

Дана не была уверена, прав он или нет, но она всегда гордилась тем, что ее сыновья были умнее ее.

Китти была дома.

– Заходите, – пригласила она, а потом быстро закрыла дверь, чтобы не впускать солнечный свет, который прокрался вслед за ними.

– Китти, – сказала Дана, – ты помнишь моего сына Сэма, одного из близнецов?

Сэм кивнул:

– Здравствуйте, миссис Делано, – а Китти побелела и попросила звать ее просто Китти.

Дана объяснила, что Сэм хотел стать адвокатом и просит позволить ему помочь разобраться во всем по мере сил.

Китти сказала, что ей все равно, и это состояние, судя по виду ее квартиры и ее самой, полностью поглотило ее.

– Садитесь, – предложила она.

Они убрали журналы с дивана и сели. Колено Сэма оказалось слишком близко от Китти, он смущенно поежился.

– Китти, – начала Дана, – есть хорошие новости.

– Иоланда тоже умерла?

– Насколько мне известно, нет. Но, судя по отчету медэксперта, смерть наступила задолго до того, как тебя застали на месте преступления. – Было трудно постичь, как Китти могла носить такой старый и поношенный банный халат. Дана отвела взгляд.

– Во сколько?

Дана назвала время.

– Ну, – спросила Китти, – разве это не превосходно?

– У вас есть алиби на половину двенадцатого? – вступил Сэм.

Дана съежилась. Китти засмеялась.

– Все, что я планировала сделать в тот день, – встретиться с Винсентом и этим торговцем коврами. В остальное время я сидела дома. Одна. Неплохое алиби, правда?

Дана покашляла.

– Ну, разница во времени означает то, что полиция будет допрашивать остальных. Например, всех, кто был на рауте у Кэролайн и мог быть… – Здесь она запнулась и пожалела об этом. – Мог знать Винсента.

– Включая Иоланду, – сказал Сэм. – Ее должны подозревать в первую очередь.

– Иоланда, – снова произнесла Китти, так, словно никогда не сможет привыкнуть к этому имени.

– Она могла сделать это из-за денег, – предположил Сэм.

– Каких денег?

– Его инвестиционный портфель. Страховка. Стоимость их дома.

Китти засмеялась.

– А мой юрист по разводам сказал, что у Винсента никаких денег нет.

Если бы она сказала, что небо зеленое, трава синяя, а фото ее захудалой квартирки напечатают в «Архитектурном дизайне», это и то было бы больше похоже на правду.

– Но он купил ей дом…

– Но они его не обставили.

– И они собирались на праздник. Он должен был принести чек…

Китти пожала плечами:

– Этого не произошло.

– Ну и что? – спросила Дана. – Это значит, что он банкрот?

– Нет, но это объясняет, почему я так живу, – продолжила Китти, жестом указывая на то, что кому-то могло показаться домом. – Вот лучшее подтверждение тому, что мой юрист не смог разнюхать, где у Винсента касса.

– И вы в это верите? – спросил Сэм.

Китти вздохнула:

– Винсент потерял нескольких клиентов. Но он знал, как зарабатывать деньги. И вообще. Посмотрите, как одевается Иоланда. А розовые бриллианты? Дороговато даже для Винсента.

В комнату проникли сумерки и окутали эту историю еще более гнетущей пеленой.

– Значит, такое вполне вероятно, – сказал Сэм. – Иоланда могла убить его из-за денег. – Он замялся и запнулся, точно так, как делал Стивен, когда думал. – Иоланда могла знать, где Винсент прятал свое состояние. Она могла знать, что он собирается встретиться с вами. Иоланда могла убить его и подставить вас, миссис Делано.

– Да, – кивнула Китти, – я задумывалась над этим.

Дана закрыла глаза.

Когда-то она надеялась, что они примут ее как миссис Делано. Ведь она нравилась им, разве нет? Когда стригла и избавляла их волосы от седины и выслушивала про их неприятности, которые по сравнению с ее неприятностями были просто маленькими дырочками от мочи на снегу.

Она подходила для этого, но не для всего остального.

Иоланда вытерла слезу левой рукой, правой держа маленькую баночку распылителя краски.

Миссис Делано всхлипывала и продолжала свое дело. Ей не хватало его, ее Винсента. Она не виновата в том, что он любил ее больше, чем свою жену Китти.

Китти была жестока с ним – или это он просто так говорил. Она не любила секс. Считала его грязным. Ее раздражало, что ее сын и дочь преуспевали, а у нее не было ни работы, ни карьеры, потому что она ходила в колледж только для того, чтобы встретить богатенького парня, вот и встретила.

«Ха! – подумала Иоланда, обвивая цветок, похожий на маргаритку, вокруг надписи, которую сделала только что. – Колледж Китти теперь не поможет». Иоланда, конечно, ни в каких колледжах не училась. Она выросла в Бронксе, по ту сторону всех хороших вещей, и ей повезло, очень повезло, что ее брат пошел в армию и стал присылать деньги домой, чтобы она могла поступить учиться в школу красоты, школу Большого Яблока по эстетологии.

Ее мать ахнула, услышав это слово. «Теперь ты что-то собой представляешь», – сказала она, когда Иоланда получила письмо о приеме, то есть на самом деле это означало, что им поступила оплата за обучение, которую она им посылала.

Никто и предположить не мог, что десять лет спустя Иоланда будет мыть волосы клиентке и наткнется на жительницу Нью-Фоллс, которая приехала в город на чьи-то похороны. Окажется, что эта женщина (с ужасно жесткими волосами) останется очень довольна работой Иоланды и найдет ей работу в этом городе богатых задниц.

И вот, подобно семье Джорджа и Луизы Джефферсон с экрана телевизора, Иоланда Бальдес пошла вверх.

Жены Нью-Фоллса не знали, была она белая, черная или латиноамериканка. Винсент однажды сказал ей, что если бы они знали ее настоящую историю – что ее отец приплыл с Кубы на плоту, который дышал на ладан, – они бы сжалились над ней и прекратили бы капать ей на мозга своей чушью. Он был уверен, что они полюбили бы ее так же сильно, как он.

Но ей было неловко рассказывать свою историю.

Потом Иоланда забеременела.

Она думала, что он предложит заплатить за аборт, но делать его не хотела. К тому времени ей уже было тридцать, а большинству мужчин не нужны рядом женщины, чья кожа темнее, чем у них, и чья семья живет в гетто.

Кроме того, Иоланда всегда хотела ребенка.

Она надеялась, что в лучшем случае он будет платить за ее квартиру, пока она не вернется на работу.

Иоланда и представить себе не могла, что Винсент бросит Китти и сделает ей предложение.

Но он уехал в Вегас, через шесть недель они поженились, через три недели после этого у Иоланды случился выкидыш.

Винсент говорил, что они попробуют снова. Он и правда любил ее.

Она шлепнула большую точку в центре цветка, потом вытерла еще одну слезу, потому что, как бы она ни старалась, эти женщины все равно смеялись над ней и хотели смеяться, когда на похоронах появилась Китти и сделала из нее посмешище.

Расстегивая широкий сияющий пояс донельзя короткого платья, которое, как говорил Винсент, «не оставляет никаких шансов воображению», Иоланда рассматривала свое произведение искусства, сотворенное ею на заднем стекле темно-зеленого «ягуара», который, как и все остальное, когда-то принадлежал ему, а теперь ей.

«Покойся с миром, Винсент Делано» – гласило ее творение. Оно было вульгарным и безвкусным, и все эти женщины взбесятся, когда она поедет по их городу, насмехаясь над ними так же, как они насмехались над ней, и поделом.

А если это не сработает, подумала Иоланда, уперев руки в бока и то и дело выскальзывая одной ногой из сандалии, она расскажет всему свету все секреты, которые ей известны, и будет с упоением наблюдать, как жены Нью-Фоллс идут на дно.

Глава 13

Майкл пришел обедать домой, и хотя было всего три человека, а не пять, этого оказалось вполне достаточно, чтобы Дана почувствовала себя полноценной и оживилась. Ей казалось, что ее роль спицы в колесе, которое объединяло ее семейство, больше не так значима из-за ее недавнего недомогания, и это ее напрягало, говоря словами ее мальчиков.

Она звонко поставила блюдо с пловом на стол.

– Вина? – спросил Майкл, но она покачала головой.

Сэм протянул ему свой бокал и сказал:

– Может, она не знала?

– Кто чего не знал? – спросил Майкл.

– Может быть, новая миссис Делано не знала, что ее муж был на мели?

– Он был на мели? – удивился Майкл, садясь слева от Даны, на «свое место» за столом. Не важно, кто из них был или не был дома, они всегда садились там, где сидели большую часть своей жизни, словно перемена стульев могла испортить им карму.

– Мы не знаем, как там на самом деле, – сказала Дана. – Так сказали Китти при разводе.

– Тогда, может быть, никто в него и не стрелял, – предположил Майкл. – Может, Винсент Делано покончил с собой.

– Нет, – возразила Дана. – Траектория пули была бы другой, если бы он сам в себя стрелял. – Мальчики беспомощно посмотрели на нее. – Так мне сказали в полиции, – добавила она.

– Ну, если правда, что он спал со всеми подряд, – продолжил Сэм, – то это вполне мог быть чей-то муж.

– Точно, – согласилась Дана. – Но не ваш отец. Это не мог быть ваш отец, потому что я не имела отношения к Винсенту Делано.

– Слава Богу, – сказал Майкл, поднимая бокал левой рукой, а правой совершая крестное знамение.

Дана подавила улыбку.

– По-моему, нам надо наведаться к миссис Мичем, – решил Сэм, поднимая тарелку с лососем и кладя себе приличный кусок филе. – Она знает всех и вся в этом городе.

– К той самой миссис Мичем? – спросил Майкл. – А тебе разве не требуется приглашение? Как на аудиенцию к королеве? Или на благословение к папе римскому?

– Майкл, – одернула его Дана, – хватит.

– Ну, она же сама помпезность, мам. Я никогда не понимал, почему вы с отцом тусовались с ними. Эти понтовые Мичемы. Его фонд преуспевает, но не до такой же степени.

– Он его продал, – сказала она.

– Ну, это я знаю. – Конечно, он знал, потому что Майкл был в «Пирс и Дэниеле» три года и у него неплохо получалось, в этом году он даже заработал себе бонус в виде шестизначного числа.

– Давай завтра, – предложил Сэм. Дана улыбнулась:

– Завтра воскресенье. – Воскресенье было семейным днем в Нью-Фоллс, когда большинство оставались дома, проводили время наедине с собой, если не попадалось что-нибудь поинтереснее. Кэролайн и Джек, без сомнения, будут с Хлоей и Ли, может быть, чтобы расписать роскошную и помпезную свадьбу, запланированную на следующий год и втиснутую в расписание Кэролайн между другими важными мероприятиями. Визит Даны и Сэма не будет расценен как «что-нибудь поинтереснее».

– Видишь? – заметил Майкл. – Я знал, что тебе понадобится приглашение.

– Ну, – сказал Сэм, – тогда пойдем в понедельник.

– В понедельник я иду с Китти к адвокату. – Она не стала говорить, что аванс внесла Кэролайн.

– Я должен пойти с тобой, – произнес Сэм. – Ну, я бы хотел пойти. Тебе может понадобиться мужской взгляд на дело.

– Нет, – твердо сказала Дана. – Китти и так будет слишком трудно. Она не нуждается в публике.

– Но, мам…

– Никаких «мам», – отрезала она. Ей было неприятно укрощать его пыл, но Дана знала, что на сей раз права. – И конечно, – добавила она, – ты можешь отправиться к Кэролайн без меня.

– К Мичемам? Одному?

– Ты их всю жизнь знаешь, Сэмюель. Они тебя не укусят, что бы там ни говорил твой брат. Кроме того, можешь опробовать свои навыки допроса на Кэролайн.

– Ага, – добавил Майкл. – Типа: «Эй, миссис Мичем, а ваша дочка такая же чопорная, как и вы?» И: «Эй, миссис Мичем, как выдумаете, Винсент Делано и правда с половиной Нью-Фоллс переспал?»

Дана покачала головой, примиряясь с тем мрачным фактом, что у нее трое шкодливых мальчишек, а не правильные маленькие девочки.

Сэм бросил салфетку в старшего брата, Майкл нагнулся и швырнул ее назад, потом Сэм кинул булочку, Майкл увернулся, и она угодила в вазу с орхидеями «Лалик», которая стояла на буфете. Все задержали дыхание, ожидая, что хрустальный трепет прекратится сам собой и ничего не разобьется, потом вздрогнули и засмеялись, а Дана притворилась, что расстроилась, хотя на самом деле сейчас в ее неблагополучном мире все встало на свои места.

Бриджет и Рэндалл сидели в столовой за столом, который был выполнен из зимбабвийского тика и украшен искусной резьбой, сделанной во Вьетнаме. Купив его, Рэндалл таким образом пытался вырасти и мыслить глобально, проявить «христианское терпение», когда его брат был убит в джунглях в Тете в 1968 году, а он в это время в безопасности заканчивал второй курс в «Эйвон олд фармз». В отличие от Рэндалла его отец и мать не поддались абсолютизации, они оба умерли слишком рано от горя, замаскированного под цирроз и рак толстой кишки, и до конца дней своих злились на Линдона Б. Джонсона.

– Полиция пришла к выводу, что Винсент был убит в другое время, – сообщила Бриджет, разрезая свиное филе, которое она приготовила сама, потому что Рэндалл решил, что у нее прекрасно получается.

– Что?

Ее взгляд скользнул от свинины на мужа.

– Винсента убили раньше, чем они думали. Так что может статься, что Китти все-таки этого не делала.

Когда Рэндалл удивлялся, казалось, что его глаза сужаются, голова уменьшается, а парик выглядит слишком большим для его черепа. Он потянулся за тарелкой, которую передала ему Бриджет, и сказал:

– Это смешно. Кто еще мог убить Винсента?

Для умного, глобально мыслящего человека Рэндалл иногда был ужасно наивным. Бриджет протянула ему блюдо с брюквой в сухарях.

– Не могу представить, – сказала она. Лучше не рассказывать ему о Лорен и Винсенте, потому что, когда дело доходило до вещей эмоционального характера, Рэндалл предпочитал вымысел реальному миру.

Они жевали, они ели.

– Дотти зарезервировала билет до Марселя на сегодня, – сказал он, потому что, в конце концов, тему поездки во Францию надо было поднять за столом, нравилось это Бриджет или нет.

Дотти в офисе Рэндалла на Уолл-стрит отвечала за деловые встречи и организацию поездок. Она работала пять дней в неделю и полдня в субботу и должна была уйти на покой еще несколько лет назад. Но у Дотти не было семьи, да и друзей было совсем мало, потому что она была обручена с фирмой.

Бриджет кивнула, налила себе еще каберне.

– Я уеду завтра в полвосьмого утра, в Париже буду к девяти, в Марселе – к полудню. – Его вилка ударилась о фарфор.

– Ты уже собрался? – спросила она. Это был один из тех мужей Нью-Фоллс, которые никогда не ждали, что все необходимое соберет жена. Он всегда сам укладывал свои личные вещи, например бритвенный набор, носки и, конечно, паспорт. Бриджет проглотила свое волнение насчет того, что ее план может провалиться.

– Мне много не нужно, – сказал Рэндалл. – Я еду всего на одну ночь.

Он бы не стал оставаться на неделю, как сделала бы Бриджет. Прованс все-таки был ее домом, а не его. Она бы провела первую часть каникул Эйми прямо там, уговорила бы ее пройтись по старым друзьям, заглянуть к мадам Буто с рынка, мадемуазель Дюполь, чьи с Бриджет матери были лучшими подругами, и мсье Люку Лабрекю, который теперь занимался продажей лошадей. Она старалась не произносить его имени слишком часто, но, словно любовница, Бриджет иногда просто не могла удержаться, чтобы не повторить его, ощутить его вкус у себя на языке.

Люк.

Интересно, Лорен ощущала то же самое с Винсентом?

– У меня есть свежие рубашки? – спросил Рэндалл.

– Oui,[21] – тихо ответила Бриджет, – сегодня их привезли из прачечной. – К счастью, у них были раздельные гардеробные, так что Рэндалл не узнает, что она уже собрала свой чемодан. Ее занимала мысль о том, когда он заметит, что его паспорт пропал. Она постарается до того момента ничем себя не выдать.

– Эйми будет удивлена, – сказал Рэндалл, – что приеду я, а не ты. – Его взгляд переместился с Бриджет ко входу в холл. – С другой стороны, – произнес он, и его голова снова сжалась, а на губах показалась улыбка, – похоже, что наша юная леди, как говорится, нас обошла.

Ошеломленно-нахмуренный взгляд Бриджет последовал за взглядом ее мужа, затем остановился на их дочери или на ком-то, кто был похож на их дочь и кто стоял сейчас посреди столовой, вместо того чтобы быть в Провансе.

Эйми?

Все в Бриджет застыло: ее восприятие, взмах ресниц, биение сердца. У нее буквально – фигурально и анатомически – отвисла челюсть.

Эйми?

Рэндалл поднялся, подошел к девочке и обнял ее с большим чувством.

– Привет, подружка! – воскликнул он. – Сама доехала?

Это правда? Она действительно здесь, а не там? Но нет! У Бриджет был другой план!

– Другу маман, лошаднику, понадобилось отправиться в Нью-Йорк.

– Мсье Лабрекю? – спросил Рэндалл прежде, чем Бриджет могла сообразить, что сказала Эйми, прежде чем она смогла осознать тот факт, что имя Люка произнесено Рэндаллом, а не ею.

– У него деловая поездка совпала с моими каникулами, – сказала дочь. – Он предложил сэкономить деньги маман на поездку. Проводить меня и сюда, и обратно, в общем.

– Ого. Отлично. – Слова все еще исходили от Рэндалла, потому что Бриджет лишилась дара речи.

– Его жена тоже приехала. Их дочь ходит в мою школу.

Его жена. Их дочь. Слова, которые Бриджет ненавидела.

– А билет?..

– Дотти все тайно организовала. Сказала – чтобы был сюрприз.

– Ха! – Рэндалл крякнул, обнимая Эйми и поворачиваясь к Бриджет так, словно девочка – это выставочный образец, а он – его счастливый обладатель. – Значит, Дотти от нас это утаила? Спорю, она даже и не собиралась заказывать мне билет.

– Ну да, – с улыбкой произнесла Эйми.

– Ну, дай-ка я посмотрю на тебя, девочка моя, – сказал Рэндалл. – Это тебе идет.

Можно подумать, что четырнадцатилетней девочке с волосами цвета воронова крыла и небесно-голубыми глазами, кожей оттенка средиземноморского песка и сложением нежным, словно сливки с камаргской фермы, может что-то не идти.

– Ты, должно быть, проголодалась, – продолжил Рэндалл. Он взял ее рюкзак и поставил его на полу в холле, а затем повел ее к столу. – Сегодня свиное филе. Твое любимое.

Эйми села и посмотрела на мать.

– Маман, – сказала она, – ты не поздороваешься со мной?

Наверное, с тех пор как Эйми появилась на пороге, не прошло и минуты, а казалось, что минула вечность, как в одной из этих классических замедленных сцен первоклассных черных детективов. Бриджет поднялась, потому что знала, что должна подняться.

– Ma petite cherie,[22] – произнесла она, приближаясь к дочери медленными, гулкими шагами, и поцеловала ее сначала в правую, а потом в левую щеку. – Прости меня, просто ты появилась так неожиданно, вот и все.

Petite cherie засмеялась, Рэндалл сказал, что принесет ей тарелку, а Бриджет вернулась на свое место.

Она положила свою салфетку назад на колени, хотя ей было и наплевать, клала ли она ее туда до этого, сделала большой глоток вина из бокала.

– А я и не знала, что у мистера Лабрекю есть дела в Нью-Йорке. – Она и сама удивилась тому, как спокойно, как непринужденно звучал ее голос.

– Это что-то связанное с лошадьми, – сказала Эйми.

– Ах, mais oui,[23] – ответила Бриджет. – И они привезли тебя сюда? Мистер Лабрекю и его жена?

– Нет. Он вызвал мне лимузин. Я сказала, что сама доеду.

– Жаль, что они не приехали с тобой, – огорчился Рэндалл, принося приборы. – Мы могли бы пригласить их остаться на обед.

Если бы Бриджет пила не из знаменитого «Уотерфорд Лисмора», то вполне могла бы сломать ножку бокала – так сильно она ее сжимала.

Глава 14

«Жранч».

За все восемнадцать лет, которые Лорен была замужем за Бобом, воскресенье всегда означало собрание клана Халлидей: семеро детей плюс (к этому моменту) несколько их супругов и шестеро, по последним подсчетам, внуков плюс еще один, который ожидался на днях, первенец Дори. Теперь больно вспоминать, что, когда Дори выходила замуж, Лорен спала с Винсентом, ну конечно, не в тот же самый момент и даже не в тот же самый день, но Лорен отчетливо помнила, что, когда она наблюдала, как Дори медленно идет по боковому приделу церкви, ее мысли были целиком поглощены раздумьями о любовнике.

Каково было бы выйти за Винсента замуж, заниматься сексом каждую ночь, каждый день, постоянно?

Эта мысль все еще вызывала волнительное возбуждение, даже сейчас, когда он был мертв. Она думала о том, как долго память о Винсенте сохранится в ее голове и внутри ее и окажется ли галдеж детей Боба достаточно громким, чтобы заглушить боль от этой утраты.

– Может быть, сказать Флоренс, чтобы она приготовила больше яиц бенедикт? – Этот вопрос задала Дори, которая засунула голову в зимний сад, где стояла Лорен, предаваясь дневным мечтаниям в темноте, вдалеке от выводка, который оставался в столовой в ожидании еды.

– Нет, – ответила Лорен. – Хватит на один день, тебе не кажется? – Конечно, она имела в виду, что хватит уже и визитов, и яиц бенедикт.

Дори села на белый плетеный стул и погладила свой очень круглый живот.

– Пожалуй, – согласилась она. – Здесь хотя бы тихо. – Из всех детей Боба Лорен ближе всех была Дори. Они обе носили четвертый размер, были голубоглазыми блондинками с разницей в возрасте всего в восемь лет. Как и Лорен, Дори всегда зачесывала волосы назад в скромный хвостик. Иногда их принимали за сестер.

– Никогда не привыкну в этой суматохе, – сказала Лорен. – Не потому, что я их не люблю… просто, ну, ты понимаешь.

Дори кивнула:

– Нас слишком много, вот в чем проблема.

Лорен отвергла эту истину. Как и воспоминания о Винсенте, некоторые мысли лучше оставить при себе.

– Ну, скажи мне, милая, как ты себя чувствуешь?

– Так, словно я уже слишком стара, чтобы рожать.

– Ерунда. – Хотя Лорен и не знала, каково это. – И потом, – сказала она, приложив все усилия, чтобы ее голос звучал задорно, – уже немножко поздновато, тебе не кажется?

Дори посмотрела на нее, замешкалась на секунду, а затем разразилась потоком гормональных слез.

– Я ненавижу свою жизнь! – всхлипывала она. – Я ненавижу все в ней, особенно Джеффри! – Джеффри – это ее муж.

– О! – сказала Лорен, подходя к своей падчерице, приседая перед ней и беря ее маленькие руки в свои. – О Боже!

– Да, «о Боже!», вот именно. Что мне делать, Лорен? Я не хочу этого ребенка… Я хочу развестись! – И именно в этот момент у Дори отошли воды, просочились через плетеную лозу и потекли на пол.

Лорен вскрикнула и пообещала Дори, что они обязательно поговорят о Джеффри и о том, что ей делать, но сейчас Дори нужно сосредоточиться на дыхании.

Она подумала, можно ли использовать медитативную технику Ламаза для того, чтобы избавить собственный разум от мыслей о Винсенте.

Дори завыла.

Лорен поднялась, стряхнула с себя свое уныние, перешагнула через лужицу и кинулась из зимнего сада, решив, что воскресные «жранчи» и правда стали слишком травмирующими и она должна сказать Бобу, что отныне будет спать в другой комнате.

Бриджет потеряла веру в Бога много лет назад, в тот день, когда похоронила своего маленького Алана. Но она думала, что ей стоит попробовать и снова обрести ее, ведь теперь у нее рак. Кроме того, ей не повредит, если она произнесет молитву или две, чтобы она могла увидеть Люка до того, как он вернется в Прованс.

Если бы она только знала, где он остановился.

Бриджет хотела спросить у Эйми вчера вечером, но Рэндалл монополизировал девочку, выспрашивая у нее о друзьях и занятиях, а потом показывая комнату, напичканную электроникой, которую он обновил с тех пор, как она уехала назад в школу после Рождества. Он поставил фильм – последний фильм с Беном Эффлеком, – и они просидели перед большим экраном до тех пор, пока Эйми не уснула, устав от долгого перелета.

Бриджет приняла снотворное и отправилась прямо в постель.

За завтраком Рэндалл объявил, что намеревается пойти на мессу в 12.15, самую многолюдную. Когда они втроем шли по длинному тротуару к огромной каменной церкви, солнце скрыло широкую улыбку Рэндалла и образовало сияние вокруг дорогой его сердцу Эйми.

Потом один из его закадычных друзей отвел его в сторону, и Бриджет улучила момент.

– Эйми, – прошептала она, скалясь прохожим, которые привыкли видеть в церкви Рэндалла, но не ее. – Я думала о словах твоего отца насчет того, что было бы неплохо пригласить мсье и мадам Лабрекю на обед. Они оставили тебе номер телефона, по которому с ними можно связаться?

– А, – ответила Эйми, – это не они, маман, это только мсье. Его жена уехала в Хьюстон, у нее там родственники.

Только мсье? Только Люк? Бриджет хотелось закричать: «Слава тебе, Иисус!» – но она сдержалась, из уважения ко времени и месту. Вместо этого она сказала:

– Ну что ж. У тебя есть телефон?

– Эйми, дорогая, – неожиданно сказал Рэндалл, вернувшись к ним, и обнял девочку за талию. – Ты должна поздороваться с мистером Макнотоном. Он не видел тебя с твоего первого причастия.

Мистер Макнотон был старше самой Земли и, наверное, не помнил, кто такой Рэндалл, не говоря уже об Эйми. Бриджет сжала зубы.

– И моя дорогая жена, – сказал Рэндалл, и Бриджет вышла вперед и промурлыкала: «Bonjour». Затем она взяла Эйми за локоть и увела ее в сторону.

– Ты говорила, – вернулась она к разговору, – о мсье Лабрекю.

– А. Ну так нет, у меня нет его телефона.

Бриджет тосковала по тем дням, когда в церковь надо было надевать шляпу и короткую вуаль, чтобы можно было скрыть освободившиеся эмоции.

– У кого чего нет? – спросил Рэндалл, совершив пробежку, чтобы догнать их, когда они поднимались по ступеням церкви Святой Бернадетт.

– Мсье Лабрекю, – сказала Эйми. – Он не оставил мне своего номера, чтобы маман могла ему позвонить.

Бриджет захотелось глотнуть этого солнечного воздуха. Она не осмелилась поднять глаза на своего мужа из страха, что он увидит, как надежда на измену танцует в ее глазах.

– Мне понравилась твоя идея. Пригласить их на обед. – Рэндалл никоим образом не мог заподозрить, что мадам отбыла в Хьюстон.

– Ага, – ответил Рэндалл. – Ну да.

Они вошли в притвор, который был темным и тихим и внушал Бриджет еще большее чувство вины, чем она считала, что заслуживает. По крайней мере священник, которому она приплачивала, был теперь в другой епархии.

– Но это не важно, – быстро прошептала Эйми. – Я дала ему номер нашего телефона, и он сказал, что позвонит.

Органная музыка и запах ладана встречали их. Бриджет сжала свою сумочку.

Он сказал, что позвонит.

Бриджет хотела спросить, когда Люк позвонит, но решила умерить свой интерес ради мужа и чувства вины.

Посмотрев на часы перед тем как преклонить колена, Бриджет произнесла короткую молитву, чтобы Люк не позвонил до полпервого, когда они вернутся домой, самое большее – до двух.

Кэролайн облокотилась на антикварный письменный стол в своей маленькой кухонной столовой, хотя был уже полдень. Она смотрела на огромный банкетный стол в центре комнаты с листом фанеры размером метр на два, который лежал на его крышке. Это была модель архитектурного плана «Хадсон-вэлли-сентер», где должно было состояться празднество, ее разработал больничный административно-хозяйственный отдел, именно так, как их проинструктировала Кэролайн: основной лист был покрыт полубархатом и отмасштабирован, а миниатюрные столики расставлены в стратегическом порядке. Вокруг каждого столика было вырублено десять отверстий, куда Кэролайн могла вставить маленькие именные карточки. Эту идею она позаимствовала из Виндзорского замка, где организация развлечений превратилась в точную науку.

Она посмотрела на карточки с именами Хлои и Ли. Мысль о том, чтобы усадить их за желанный стол вместе с Мичемами, Халлидеями, Фултонами и Хэйнзами, растаяла утром: они сказали, что сегодня не придут, сегодня, в воскресенье, в тот день, когда они обычно, исторически, постоянно приходили в клуб, они ходили в клуб с тех самых пор, как Хлоя родилась. Когда дочь была школьницей, Кэролайн и Джек ходили вдвоем. Колледж «Маунт-Холак» (а до него – «Нортфилд-Маунт-Хермон») – это причина. А мелочный жених – нет.

– Мы сегодня не придем, – сказала Хлоя. – Ли неважно себя чувствует.

Неважно, как же. Ему не нравится Кэролайн, теперь это очевидно. Неужели он не догадывается, сколько трудов Кэролайн положила, чтобы воспитать из дочери подходящую жену для него?

Плохо, что Хлоя рано ушла с весеннего раута, потому что «у Ли другие планы», и что она не осталась на послеобеденное «обсуждение», как это называла Кэролайн. Это ведь традиция, не так ли? Мать и дочь забирались на диваны и обсуждали, кто пришел и в чем пришел и что кто кому сказал и о ком. Зачем еще она завела ребенка?

Но традиция в этом году нарушилась, потому что у «Ли другие планы». Он что, задумал свои планы прямо в ночь перед праздником? Ей стало интересно, до чего все дойдет, когда они с Хлоей поженятся, когда будут жить вместе постоянно, а не только когда он в городе и хочет, чтобы жена была в его спальне, являясь по первому вызову.

– Что, если мы заедем в «Адирондакс»? – спросил Джек, ее муж, входя в маленькую кухонную столовую с нахмуренным видом.

Кэролайн посмотрела на него, оторвавшись от своей работы:

– Зачем еще?

Он пожал плечами:

– Хоть чем-то займемся. – Он, как и она, не хотел идти в клуб только вдвоем, не имея никакого уважительного оправдания отсутствию Хлои. Будет лучше, если люди подумают, что они уехали из города, чтобы никто не заподозрил, что их отсутствие было намеком на то, что Мичемы и их будущий зять не поладили.

– Ну уж нет, – ответила Кэролайн. Она лучше останется здесь, чем будет притворяться, что обрадовалась возможности поездки с Джеком. – Может, фильм посмотришь? Или попрактикуешься на газоне? – Прошлым летом ему засеяли газон, так что он мог упражняться, не покидая дома.

Ничего не ответив, Джек вышел из комнаты. Кэролайн вздохнула. Она больше не была хорошей женой, ну и что? Джек все равно не хотел разводиться с ней. Уже слишком поздно.

Миссис Мичем оглянулась и посмотрела на расстановку стульев, подумала о Винсенте и о том, могла бы она избавиться от мужа, если бы подвернулся шанс.

Дори не хотела пускать Джеффри в палату, говоря, что он уже и так достаточно горя ей причинил.

– Но он же твой муж, – спорила Лорен, защищая его. – Он отец твоего ребенка!

Дори метнула взор отвращения, и Лорен убедила Джеффри и всех остальных сопровождающих, что надо подождать в холле, пока она не переубедит Дори. И хотя Лорен никогда не рожала сама, она знала, каково это – чувствовать, что ты задыхаешься. «Нас слишком много», – кратко выразилась Дори.

И вот теперь Дори лежала в кровати, подключенная ко всяким мониторам и сигнализаторам и другим вещам стерильного вида. Она вдыхала, выдыхала, через каждые несколько минут схватки повторялись.

– Это как спазмы, – сказала она. – Очень болезненные спазмы. – Затем взяла мачеху за руку и сжала ее снова – очень сильно, – и Лорен сказала, что все будет хорошо. – Нет, – возразила Дори. – Не будет.

Лорен погладила волосы молодой женщины, зная, что все сказанное падчерицей имело бы совсем иное значение, если бы она была настоящей матерью Дори, если бы первую жену Боба не сбил автобус и Лорен не пришла бы ей на смену. Теперь она понимала, что значит «мачеха», этим словом обозначалась как бы «недомать», чужая женщина, которая приходила и занимала место родной, если та умирала или каким-то образом становилась недееспособной, не могла выполнить своих обязательств, как говорили на шоу «Мисс Америка». – С твоим ребенком все будет в порядке, – сказала Лорен. – И с Джеффри тоже. Он хороший человек. – Она не сказала «замечательный», потому что он таким не был. Это был всего лишь ландшафтный специалист (раньше их называли садовниками), но Дори ему нравилась, и он наконец-то женился на ней в отличие от Нельсона, с которым падчерица прожила двенадцать лет. Когда ей исполнилось сорок, казалось, что ее поезд ушел, но потом появился Джеффри и посеял новую надежду на месте засохших колючек.

– Терпеть его не могу, – ответила Дори, а потом снова сжала руку Лорен и издала стон, но гораздо громче, чем в прошлый раз. Когда спазм отпустил, она добавила: – Он так похож на моего отца.

За все время, что Лорен провела с Дори и с другими детьми Боба, она и подумать не могла, что кто-то из них может не целовать землю, по которой ходит Боб Халлидей. Она снова погладила лоб падчерицы.

– Ты не можешь говорить серьезно.

– Могу.

В комнате было тихо, пиликал монитор.

– Твой отец хороший человек, – возразила Лорен, потому что он был ее мужем.

– Он урод, помешанный на контроле, Лорен. Все должно быть либо как он сказал, либо никак. Я не знаю, как ты смогла выдержать его так долго.

Лорен не ответила – что она могла сказать?

– Тебе никогда не хотелось бросить его? – спросила Дори.

Было бы неприлично упоминать повисшую макаронину Боба или их с Винсентом встречи, так что Лорен произнесла:

– Детка, в жизни надо уметь уступать. И тебе уже пора бы это знать.

– Но неужели тебе никогда не хотелось отдаться своей страсти, сделать по-своему? Неужели тебе не хотелось, чтобы рядом был интересный человек? Как Винсент Делано? По городу идут слухи, что он спал со всеми.

На сей раз спазм схватил Лорен, а не Дори. У нее подогнулись колени, к лицу прилила кровь, зрение стало нечетким. Она схватилась за край кровати, когда Дори снова закричала.

Глава 15

На следующее утро, в пятнадцать минут одиннадцатого Дана задним ходом выехала со своей аллеи, вставила наушник в ухо и быстро набрала номер Бриджет, которая тут же и ответила.

– Я еду, – сказала Дана.

– Сюда?

– Ну да. – Тишина. – Сегодня утром Китти встречается с адвокатом. – Пауза. – Я думала, ты хотела пойти.

– Ах да. Вообще-то я забыла.

У нее был взволнованный голос, как будто Дана помешала ей.

– Забыла?

– Ну, сначала я должна была лететь во Францию, потом не должна, а теперь вот Эйми здесь. И я правда должна положить трубку, у меня столько дел.

– Бриджет, я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

Подруга снова быстро задышала.

– Ну да. Забудь. Передай Китти, что я сожалею.

– С тобой все в порядке?

– Все в порядке. Но Эйми дома. Я должна положить трубку.

Дана завернула за угол в конце своей улицы к Тарритауну вместо того, чтобы свернуть налево, к Бриджет.

– Прежде чем ты бросишь трубку – я хотела сказать, что у Лорен и Боба новый внук. Его зовут Лайам. – Она не думала, что Бриджет это особенно интересует, как и то, что Кэролайн прошлой ночью звонила, чтобы справиться о том, как там дела в семье у Лорен. От Лорен к Кэролайн, от Кэролайн к Дане, от Даны к Бриджет. В этой цепи больше не было Китти.

– Только этого ей не хватало, – сказала Бриджет. – Еще один человек, о котором надо заботиться. Я действительно должна идти.

Бриджет повесила трубку. Дана собралась было перезвонить ей, но у нее на бампере повис огромный грузовик, которому пришлось уступить дорогу и притормозить, чтобы дать ему проехать. Дана пристроилась за ним. Рядом с ней показался темно-зеленый «ягуар», вдруг резко прибавивший газу. Дана нажала на гудок.

«Ягуар» остановился на светофоре, Дана сделала то же. Именно тогда она и заметила на заднем стекле надпись, сделанную краской из баллончика: «Покойся с миром, Винсент Делано».

Машина, как она поняла, принадлежала покойному.

«Покойся с миром, Винсент Делано»? Ну и ну, что это Иоланда себе позволяет? Разве она не знает, что выставлять подобные вещи на всеобщее обозрение просто неприемлемо в таком месте, как Нью-Фоллс? Неужели она не понимает, что без Винсента ей будет трудно смешать свою культуру с их культурой?

С другой стороны, как же Иоланда об этом узнает, если ей никто не скажет?

Не долго думая Дана поставила рычаг переключения передач в положение парковки и вышла из «вольво». Она подошла к водительскому окну «ягуара» и энергично постучала по нему.

– Иоланда, – позвала она. – Иоланда, это ты?

Стекло медленно опустилось. Вдова повернула свое лицо к Дане, не снимая солнечных очков.

– Миссис Фултон, – прохладно сказала она. – Как приятно вас видеть!

– Да. В общем. – Дана не ожидала такого приветствия. Она напомнила себе, что эта девушка была на двадцать лет моложе всех их. – Иоланда, дорогая, – выдавила она, – насчет краски на твоем заднем стекле.

– Замечательный памятник, да?

– Ну, в общем-то я не знаю, как тебе сказать, но… – Но что Дана могла сказать? Что Иоланда не может скорбеть так, как хочет?

Прежде чем Дана продолжила, Иоланда улыбнулась, так и не снимая своих очков. Затем светофор переключился на зеленый, и Иоланда нажала на педаль газа, оставив Дану – миссис Фултон – стоять посреди улицы и гудящих машин.

Они сидели в офисе Пола Тобина, Китти сложила руки на коленях, лодыжки скрещены, глаза смотрят прямо перед собой. Человек, сидящий напротив них и склонивший свою седую голову над бумагами, похоже, не подозревал, что его секретарша проводила Китти и Дану в его офис и что они сидят здесь в ожидании. Дану так и подмывало перегнуться через его стол и крикнуть «эй ты!» прямо ему в ухо. Однако ради Китти она тоже сложила руки и огляделась.

Комната выглядела старой, с панельными стенами и единственным грязным окном, на котором висели пожелтевшие венецианские жалюзи. Три диплома в рамках располагались на стене за столом Пола Тобина; со своего места Дана не могла различить, откуда они. На соседней стене, напротив окна, висела картина «Крик» Эдварда Мунка, что, подумала Дана, говорило о плохом вкусе юриста.

Она ерзала на деревянном стуле, который мог бы быть обтянут кожей, приди Кэролайн в голову нанять адвоката с Манхэттена. Интересно, подумала она, сколько клиентов – виновных или безвинных – сидели на том стуле, на котором сидела сейчас она?

– Миссис Делано, – неожиданно сказал мужчина, резко подняв голову и выставляя напоказ уродливую родинку рядом с носом, которая очень портила его внешность. Его темные маленькие глаза остановились на Дане.

– Нет, – качнула головой она, указывая на Китти. – Вот миссис Делано. Китти.

Его голова повернулась к Китти. Он не поинтересовался, кто такая Дана и что она здесь делает. Китти поздоровалась.

– Как я понимаю, вас арестовали за убийство вашего бывшего мужа.

«Ну, – подумала Дана, – хотя бы это он понимает правильно».

– Я невиновна, – сказала Китти.

На его лице расплылась медленная безрадостная улыбка.

– Да. Конечно. – Затем адвокат пустился выдержанным монотонным голосом излагать процедуры и требования закона великого штата Нью-Йорк.

– Вы найдете того, кто действительно убил Винсента? – спросила Китти, когда он, казалось, закончил свою речь.

– Видимо, нет. Все, что от нас требуется, – это преодолеть обоснованное сомнение. Вам, конечно, об этом известно.

Дана снова заерзала.

– Мы надеялись на что-то более реальное, – сказала она. – «Обоснованное сомнение» может сработать для присяжных, но если не найдут настоящего убийцу, Китти так и останется под подозрением. – Она не стала добавлять: «…всех ее друзей в Нью-Фоллс».

– Меня наняли в качестве адвоката миссис Делано. Если вы хотите, чтобы я работал следователем, потребуется дополнительная плата.

– У меня нет денег, – вставила Китти. Пол Тобин ничего не ответил.

– А что, если я знаю, кто бы мог его убить? – неожиданно сказала Китти. – Тогда вы этим займетесь?

Дана выпрямилась, шокированная этим признанием.

Китти повернулась к ней:

– Примерно полгода назад, когда Винсент сказал, что уходит от меня, мне назвали человека, который мог бы «помочь мне».

– Помочь тебе? – спросила Дана. – О чем ты, черт возьми, говоришь?

– Понимаешь, – начала Китти, – мне назвали человека, который согласился бы убить его. Конечно, я должна была заплатить. Но тогда у меня деньги были… – Казалось, что у нее путались мысли, как тогда, когда Дана виделась с ней в тюрьме.

– Вам известно имя этого человека? – спросил Пол Тобин.

Китти покачала головой.

– Думай, – подталкивала Дана. – Может быть, его имя называли? Есть какой-то намек на то, кто это может быть? Может, мы его знаем? Чистильщик бассейнов, или рабочий, или чей-нибудь маляр?

Китти начала плакать.

– Поначалу я решила, что это шутка.

– Кто дал вам его имя? – спросил адвокат.

– Человек, которого я знаю, – ответила она.

– Человек, которого мы знаем? – спросила Дана с ужасом в голосе.

Китти повесила голову.

– Это может быть важно, – сказала Дана. – Китти, кто это был?

На минуту она замешкалась, а потом произнесла:

– Кэролайн.

Казалось, что картина «Крик» ожила.

– Кэролайн?! – воскликнула Дана.

– Да.

– Не может быть, чтобы это была наша Кэролайн. – В голове у Даны молнией пронеслась мысль: Кэролайн знала, что Китти будет холодно в тюрьме. И еще она знала имя убийцы? Есть ли какая-то связь?

– Кэролайн знает всех, – продолжила Китти. – Даже вот мистера Тобина.

Адвокат не сводил глаз с Китти, но этот взгляд не выдавал его мыслей.

– Но почему? – напирала Дана. – Зачем Кэролайн убивать Винсента?

– Представить не могу. Может, ей не понравилось, что он женился на Иоланде. Может, она углядела в этом поступке угрозу нашему идеальному социальному миру.

– Вы сообщили полиции? – спросил адвокат.

– Нет. Я испугалась, что они каким-нибудь образом используют это против меня. Например, если я знала имя убийцы, то у меня было больше шансов убить Винсента.

– Ну что ж, – сказал Пол Тобин, закрывая папку, лежавшую у него на столе. – Полгода – давний срок. Сомневаюсь, что есть какая-то связь. Если вы вспомните что-то еще, обязательно позвоните. В противном случае мы повторим ваши показания прямо перед судом. – Он вытащил другую папку и склонился над ней, давая понять, что прием окончен.

– Вечно я путаю вас, мальчики. Ты один из близнецов Даны? – Дженни прервала завтрак Кэролайн, состоявший из омлета и сухого ржаного тоста, – такой же завтрак она съедала всякий раз после утренней пробежки и занятий на легких тренажерах, а потом после массажа с Томасом, лучшим массажистом отсюда и до Кэньон-Ранч.

– Я Сэм, – сказал молодой человек, стоявший на пороге. Он снял свою бейсбольную кепку «Метс» так, словно в следующий момент собирался поклониться. – И да, вы правы, я один из близнецов. Другой – Бен. Он зовет нас «разнояйцевые».

Кэролайн лишний раз вспомнила, что должна быть благодарна Хлое за то, что та нашла человека вроде Ли, мирового игрока, а не одного из жителей Нью-Фоллса.

– Замечательно, Сэм. Я могу тебе чем-то помочь?

– У вас есть минутка, чтобы поговорить со мной? О том дне, когда убили мистера Делано.

Дана всегда говорила то, что было у нее на уме. Очевидно, он унаследовал этот апломб от своей матери.

– Что ж, – сказала Кэролайн, – я не знаю, чем смогу помочь. Я была занята на вечеринке.

– Именно поэтому я и подумал, что вы могли неосознанно знать что-то. Потому что кто-то, кто был здесь, мог иметь отношение к убийству.

Она изучала его.

– Ты сотрудничаешь с полицией?

Сэм покачал головой.

– Я вернулся домой на весенние каникулы. Пытаюсь помочь матери. А она – миссис Делано.

– Китти.

– Да. Китти.

Кэролайн отослала бы мальчишку прочь, но что-то подсказало ей, что он вернется, может быть, даже с Даной, может быть, даже, упаси Господи, с Китти, что Джека не порадует. Муж, правда, отправился играть в гольф, так что у нее было время, чтобы покончить с этим.

– Конечно, Сэм, – согласилась Кэролайн, – садись, пожалуйста. – Она села на один из стульев времен королевы Анны, обитых шелком, которые стояли по бокам стола эпохи Людовика XV. Она указана гостю на такой же. Какой смысл приглашать его в музыкальный салон или в гостиную – ведь в таком случае он может не понять, что неприлично задерживаться здесь дольше, чем на галантную минуту. – Итак, – сказала она, расправляя свою креповую юбку цвета охры. – Чем же я могу помочь, по-твоему?

– Прежде всего скажите: доходили ли до вас слухи, что мистер Делано был на мели? – Он сложил козырек своей бейсболки. Для мальчика его возраста у него была чистая кожа, розовые щеки вполне могли быть показателем того, что он волнуется. Хотя бы записей не делает.

Кэролайн изобразила улыбку.

– Я всегда держала за правило никогда не вмешиваться в чужие дела, особенно в финансовые.

– Но, – сказал Сэм, и его щеки порозовели еще больше, – я не имел в виду…

– Винсент был неплохим человеком, Сэм. Прошло много времени с тех пор, как они развелись. Если бы она хотела убить его, я думаю, она бы уже давно это сделала.

Прежде чем она успела продолжить, раздался глухой стук задней двери, и потом они услышали душераздирающий крик.

Глава 16

Сэм сорвался со своего стула и кинулся через холл на кухню, туда, откуда донесся крик, очень похожий на крик Хлои.

Кэролайн побежала вслед за ним, но к тому времени, как она добралась туда, Хлоя лежала на полу, а Сэм поддерживал ей голову.

– Я могу помочь? – спрашивал он. – Что я могу сделать?

Девушка рыдала.

Кэролайн любила свою дочь, но ненавидела спектакли, которые та устраивала, – эту дурную черту она получила в наследство со стороны семьи Джека. Мать удержалась от того, чтобы потребовать от Хлои подняться и прекратить вести себя как ребенок. Здесь был Сэм: она не могла позволить ему побежать домой и рассказать Дане, что Кэролайн, может, и отлично справляется с фондом, но зато она плохая мать. Так что она приняла неженственную позу, угрожая сократить срок службы своих французских колгот за триста долларов.

– Хлоя, дорогая, – сказала она, легонько отталкивая Сэма с пути. – Что случилось?

– О, мамочка, это ужасно!

Кэролайн также ненавидела, когда дочь иногда называла ее «мамочка». Это звучало как-то по-детски. Кэролайн повернулась к Сэму:

– Ты должен уйти немедленно.

– Но может быть… я могу как-то помочь? – снова спросил он, поднимаясь на ноги.

– Убей его! – гневно воскликнула Хлоя, и ее зеленые глаза – глаза Джека – потемнели, а ее тонкие губы – губы Кэролайн до того, как ей их накачали, – стали еще тоньше и сжались.

– Так, так, – сказала Кэролайн, – никто никого убивать не будет.

– Ты можешь передумать, когда узнаешь, что случилось.

– Тсс, тсс… – прошипела мать, затем снова посмотрела на сына Даны. – Сэм, – обратилась она к нему, – спасибо, но прошу тебя, уходи.

Хлоя отпрянула от матери и встала рядом с Сэмом.

– Ты уйдешь, если пообещаешь убить этого ублюдка, – сказала она.

– В мире полно ублюдков, – ответил Сэм, а Кэролайн попыталась взять себя в руки.

– Этого зовут Ли. – Хлоя буквально выплюнула это слово. – Ли Сато. Мой бывший жених. Он только что расторг нашу помолвку.

Кэролайн вдохнула так громко, что этот звук был слышен в соседней комнате, и вниз по улице, и в другом округе.

– Ли изменял мне. Он сказал, что любит другую. Мало того, она русская. Она даже по-английски не говорит!

Кэролайн не стала упоминать, что Ли тоже на нем почти не говорит.

– А эта девушка… состоятельная?

– Ее отец занимается международной торговлей. У него куча денег, мамочка. Гораздо больше, чем у нас.

И этим, Кэролайн знала точно, сказано все.

– Мне наплевать, что говорит этот адвокат, – бурлила Дана, когда они с Китти наконец-то вырвались из офиса Пола Тобина и уютно устроились в машине. – То, что Кэролайн спросила тебя, нужен ли тебе киллер, имеет значение.

Китти пожала плечами:

– Он прав в одном. Прошло уже много времени.

– Китти! Подумай! Ты многих из наших друзей знаешь, кто мог бы быть способным на такое?

– Ты права. Но Джек все еще жив. Она не стала нанимать его, чтобы «убрать» мужа.

«Киллер», «убрать». Ох уж эти юристы! Дана свернула на главную дорогу по направлению к Тарритауну, думая о том, как их тихие жизни стали такими, и ей претила мысль, что это крушение до боли напоминало Индиану.

– Но откуда, черт возьми, Кэролайн знает киллера? – спросила она. – Ведь он же не может быть из компании Джека по игре в гольф.

– Она не сказала. Просто назвала мне его имя.

Дана сомневалась, стоит ли рассказать Китти, что Кэролайн знала о том, что в тюрьме холодно.

Мимо проехал «ягуар». Дана сжалась от страха. К счастью, он был темно-синего цвета, а не темно-зеленого, и никаких памятных надписей о Винсенте не красовалось на заднем стекле. «О Боже, – думала она, – что я скажу Китти?» А вдруг она однажды встретится с Иоландой на светофоре? И что будет, если та узнает о Лорен и Винсенте? Стоит ли рассказывать другу все до конца, если знаешь, что это не принесет ничего, кроме огорчения?

С другой стороны, подумала Дана, от своего отца она узнала, что секреты рано или поздно, просачиваются наружу.

Она сделала глубокий вздох по всем правилам йоги.

– Китти, – сказала Дана, – этот адвокат тебе не поможет. Он даже не собирается проводить расследование. Он даже не считает, что ты сообщила что-то существенное, потому что это касается Кэролайн. Ведь заплатила ему она, не забудь.

– Думаешь, они заодно? Ты считаешь, что Кэролайн убила Винсента, а этот адвокат знает об этом и они сговорились, чтобы подставить меня?

Дана испытала отвращение при слове «сговорились».

– Не знаю, Китти. Не могу представить, зачем Кэролайн убивать Винсента. Но я знаю две вещи. Во-первых, мы идем в полицию. Детектив Джонсон должен об этом знать.

– А это мне не повредит?

– Китти! Это же правда! Правда не может повредить тебе, потому что ты его не убивала!

Китти молча смотрела на улицу.

– Ну а что во-вторых?

Дана вцепилась в руль еще крепче.

– Тебе нужен другой адвокат.

– Я не могу себе его позволить, Дана. У меня нет денег, ты не забыла?

Все эти годы, которые Дана и Стивен были женаты, она никогда ни о чем не просила его. Конечно, он давал ей свободу действий в домашних расходах, и кое-что она даже могла тратить на себя, когда хотела. Но Дана была из семьи полицейского, где носили ненакрахмаленные голубые воротнички, где обед не дома означал поход во «Фрайдиз» в пятницу вечером, где в магазин ходили с купонами на скидку. Нет, она никогда ни о чем не просила Стивена.

– У меня полно денег, Китти, – вдруг сказала Дана, словно если бы она еще подождала, то передумала бы. – Я найму тебе другого адвоката. Хорошего адвоката.

– Но твой муж…

– Предоставь мне беспокоиться о Стивене. – Она иронично улыбнулась и подумала, сможет ли она убедить его, что это поможет Сэму получить высокие оценки в школе.

Кэролайн вскочила в гольф-кар, который стоял рядом с клубным домиком, и поехала по дорожке по направлению ко второй метке. Она не помнила, как села в машину и как приехала сюда, не помнила, что говорила Хлое после того, как та все рассказала. Все, что Кэролайн знала, – что должна отыскать мужа, увести его с чертова гольфа и заставить поработать. Он должен все исправить. Больше никто не может.

«Ли Сато», – в ярости повторяла она.

Да как он посмел?!

Кэролайн нажала на педаль газа. Двадцать чертовых километров в час? Эта штука не может ехать быстрее? Плохо, что они не разрешают использовать здесь мобильные телефоны, – можно подумать, один звонок нарушит концентрацию какого-нибудь чертова гения в туфлях с шипами.

Гольф-кар задрожал, въезжая на холм, метка номер один осталась позади. Четверо мужчин, чьи жены были у нее на рауте, выстраивали свои мячики. «Боже, – подумала она, – неужели ни один человек в этом городе не работает, чтобы прожить?»

Кэролайн коротко и беспристрастно взмахнула рукой, дернула руль, чуть не опрокинув машину. Ей не было никакого дела до того, смотрят мужчины или нет. Все равно выглядеть более нелепо, чем они в своих весенних зеленых и синих футболках, когда на дворе еще апрель и они в Нью-Йорке, а не в Палм-Бич, было невозможно.

Еще один угол, еще один холм. Но метка номер два была свободна; они, наверное, уже перешли ко второму удару.

Не долго думая Кэролайн вывернула руль влево и погнала (погнала? ха!) вверх, затем вниз по очередной насыпи, затем прямо на фарвей,[24] тут-то она набрала обороты и теперь летела на всех парусах.

Затем Кэролайн увидела его.

– Джек! – воскликнула она, перекрикивая шум игрушечного мотора. – Джек! – Крики, как и мобильные телефоны, были запрещены на фарвее. На самом деле на этом самом изгибе даже гольф-кары были запрещены.

Мужчины переходили туда-сюда в зависимости от того, где приземлились их мячи. Четверо мужчин и четыре мальчика-помощника. Все они стояли, замерев и устремив глаза на нее.

Кэролайн приметила бледно-голубой кашемир, который купила на Миртл-Бич и подарила Джеку на Рождество.

– Джек!

Он отошел от своего мальчика и сделал шаг навстречу ей.

– Кэролайн? Что, во имя всего святого, ты здесь делаешь?

Остальные мужчины стали в шеренгу и сплотили ряды на тот случай, если придется защищать Джека Мичема от его жены.

Конечно, здесь был Боб Халлидей. И Ричард Стэнли. И Джонатан Гибсон. Мужчины, чьи деньги стали частью инвестиций Джека и таким образом помогли им купить дом, отправить Хлою в «Маунт-Холак», где она познакомилась с Ли Сато, который поступил в «Амхерст».

– Этот кусок дерьма! – Кэролайн кричала, хотя Джек находился всего в двухстах метрах от нее. – Это был твой выбор. Надеюсь, ты доволен. – Она выключила зажигание и вышла из гольф-кара, предпочитая стоять на земле, уперев руки в бока.

– Кэролайн, – сказал Джек, – может быть, мы пойдем куда-нибудь и обсудим это…

– Здесь нечего обсуждать! Тащи свою задницу на Манхэттен и найди этого слизняка Сато! Он расторг их помолвку, и он разбил сердце нашей дочери! – Когда она говорила о Хлое, из ее глаз брызнули слезы. – Сейчас же, Джек! – закричала она, а потом забралась в кар прежде, чем мужчины заметили, что ее руки начали дрожать, а темная тушь побежала по щекам, прежде чем они смогут заподозрить, что глава семьи, жена Джека, та самая Кэролайн Мичем, ненавидит свою проклятую жизнь.

Глава 17

– Видела бы ты это, – сказал Боб Лорен. – Никогда не видел Кэролайн Мичем такой… эмоциональной. – Он захихикал, усаживаясь на край их огромной кровати, где ночь за ночью Лорен спала на одной стороне, а он на другой, достаточно далеко, чтобы тепло от тела не могло передаться на матрас и подогреть беспочвенные чаяния.

– Не могу поверить, что Ли разорвал помолвку. Что же будет делать Кэролайн?

– Ну, для начала она намерена заставить Джека образумить этого парня.

– Лучше бы оставила все как есть – если этому не суждено случиться, никакие уговоры не помогут сделать из этой затеи счастливый брак.

Боб поднял свои седые брови.

– Осторожно, дорогая. А то я могу подумать, что ты говоришь о нас.

Лорен проигнорировала это высказывание.

– Я навещала Дори, пока ты был в клубе. Малыш очаровательный, но у нее гормональные проблемы.

На сей раз усмешка была больше похожа на храп. Он направился к своему шкафу.

– Девочка просто слишком бурно реагирует.

Лорен закусила губу и перешла к креслу у окна, единственному месту в этом гаргантюанском доме, где она могла спрятаться и предаться своим мыслям.

Боб вернулся, одетый в брюки из легкой фланелевой ткани, в которые с радостью влез. Они были ему коротки, но Лорен не стала об этом говорить. Временами она уставала быть его мамочкой, экономкой, да и женой тоже.

– У Одри никогда не было гормональных проблем, – заметил он. – Ни разу, хотя она родила семерых.

Он заправил рубашку в штаны, затем пристегнул подтяжки. Лорен подумала, каково было бы задушить его ими и не будет ли сложностей из-за того, что они тянутся.

– Одри было не сорок один, когда она рожала.

– Да, но ей было всего сорок три, когда ее сбил автобус. – Муж растянул одну подтяжку и резко отпустил ее на правое плечо, подчеркивая последнее слово, шпыняя Лорен за то, что она никого не родила, и за то, что имеет наглость жить, а Одри уже нет на свете.

Лорен ни за что не стала бы делиться своими опасениями насчет Дори. Она ни за что не стала бы говорить ему, что Джеффри смог увидеть своего сына, только пробравшись тайком в детскую, что Дори наотрез отказывалась пускать его в свою палату, что Лорен провела пол-утра, пытаясь убедить его, что лекарства от боли иногда творят странные вещи и что Дори скоро придет в норму. «Так что, – повторяла она снова и снова, – у тебя очень милый малыш!»

Нет, она не поделится с ним такими вещами, потому что Боб не поймет. Он был другого поколения, с планеты пожилых.

– Я позвоню Кэролайн, – сказала она. – Уверена, она захочет поговорить о том, что произошло с Хлоей.

Боб кивнул, потому что мужчинам нравится, когда их женщины сплачиваются. А ее «недомогание» в клубе скоро забудется и простится: это же Кэролайн Мичем, в конце концов, а Кэролайн Мичем заботится о фондах, которые она основала, и обществе, которое контролирует, и потому что, как подозревала Лорен, большинство мужчин более чем боялись ее.

Если Бриджет не увидится с Люком сейчас, то следующего шанса у нее может не быть до августа. К августу она уже может умереть.

Есть вещи и похуже, подумала она, чем сидеть дома и ждать телефонного звонка, потому что Эйми дала Люку номер домашнего телефона, а не номер ее мобильного.

Вещи похуже – например химиотерапия, которую она начнет завтра. Бриджет решила, что раз уж она все равно не поехала во Францию, то надо покончить с ней. Откуда она знала, что лечение назначат так скоро? Вот что она получила, обратившись в больницу Нью-Фоллса, а не в Нью-Йорке, потому что подумала, что теперь все и так все узнают, так что можно сэкономить деньги на билет на поезд и время.

Итак, Бриджет начнет завтра, а пока она ждала звонка от Люка. Она будет занята, перешивая пуговицы на своем льняном блейзере цвета лаванды, и ловкое движение пальцев будет ей напоминанием о том, что когда-то, прежде чем стать снобом, она была самостоятельным человеком.

Ей не пришлось бы перешивать пуговицы на груди, если бы ее грудь не стала больше задницы, когда она набирала вес, а это происходило всякий раз, как вторгалась реальность и она пыталась отгородиться от нее шоколадом. Может быть, после химиотерапии грудь уменьшится. Может, у доктора Грегга теперь, когда Кэролайн удовлетворена на какое-то время, найдется свободная минутка.

Часы пробили три.

Дважды зазвонил телефон.

Телефон.

Телефон!

Иголка упала; Бриджет почувствовала, как у нее подскочило давление. Она схватила трубку, сначала неправильно, потом как надо и нажала кнопку для разговора.

– Алло? Алло? – О Боже, зачем она сказала это дважды?

– Бриджет? Это ты? Это Лорен.

Бриджет не виделась с подругой с похорон Винсента, не говорила с ней с тех пор, как Дана рассказала ей о его гигантском члене.

– Повесь трубку, – потребовала Бриджет. – Позвони на мой мобильный.

– Но я только хотела…

Щелк.

Несмотря на то что она ждала звонка, Бриджет все же не хотела, если Люк позвонит, нажать не ту кнопку и вместо того, чтобы переключиться на другую линию, навсегда вычеркнуть его из своей жизни.

Зазвонил ее сотовый.

– Извини, – сказала она Лорен, – просто Эйми ждет звонка на домашний телефон. – Она быстро объяснила, что девочка уже дома, что она сэкономила им деньги на путешествии через океан. – Кстати, о детях, – добавила она, – слышала, ты снова бабушка.

Лорен сказала, что да, но ее волнует психическое состояние Дори, хотя сейчас важнее всего была ситуация с Кэролайн. Она рассказала Бриджет о разорванной помолвке.

– Я только что говорила с Кэролайн. Она просто раздавлена. Джеку необходимо убедить Ли изменить свое решение, и, что самое важное, это нужно сделать до праздника.

– И что ты предложила?

– Ленч, разумеется. Завтра. В клубе. Ей нужна поддержка, Бриджет. Ты придешь?

– Вообще-то, – сказала Бриджет, – нет.

– Ты не придешь на ленч? – спросила Лорен.

Бриджет посмотрела на телефон, молясь, чтобы он зазвонил.

– Я не могу, – ответила она. – Люди, которые привезли Эйми, хотели погулять с нами в городе. – Наверное, она не будет рассказывать всем о раке или о химиотерапии. Может, она сделает это, когда у нее начнут выпадать волосы. Или после того, как позвонит Люк, не важно, что сначала.

Лорен замолчала, словно оценивая услышанное.

– Что ж, – неторопливо сказала она, – нам будет тебя не хватать.

«Так же, как тебя не хватало на нашем последнем ленче с Китти», – могла бы добавить Бриджет, если бы хотела поспорить, но она не хотела.

Вместо этого она извинилась и попрощалась, а потом снова принялась за свое шитье, бросая взгляды на телефон.

Элиз ждала Китти, сидя на виниловом стуле, который когда-то, наверное, был белым и стоял на подвесном балконе у Китти, около ее входной двери.

Дана хотела просто подбросить Китти, но когда она увидела ее дочь, ей стало любопытно. Она вышла из машины.

– Тебе надо быть полегче на поворотах, мама, – сказала Элиз, распутывая свои длинные ноги и, поднявшись, становясь выше матери на целую голову. Она сняла свои солнечные очки, потом мягкую шляпу свободного кроя и тряхнула копной огненно-рыжих волос.

Китти открыла дверь, и все трое вошли.

– Не знала, что тебе известно, где я живу, – сказала Китти, бросая ключи на столешницу в кухне, рядом с кофеваркой «Крупс», которая, казалось, лишилась своего континентального лоска, стоя на поношенной «Формике».

– Какое жалкое место, – заметила Элиз, и ее тон выражал скорее удивление, чем осуждение.

– Скажи это своему отцу, – ответила Китти, и дочь поморщилась. Они с Винсентом были близки, Дана слышала об этом от Лорен, Кэролайн, а может быть, еще от какого-то знакомого. – Я бы предложила тебе кофе, но дешевого не будет в продаже до следующей недели.

– Видишь? – сказала Элиз Дане. – И она еще удивляется, почему я не навещаю ее.

– Ну уж не поэтому, – сказала Китти, снимая куртку и усаживаясь на диван. – И вообще, а чего ты ждешь, с порога нападая на меня со своими упреками?

– Знаешь ли, полиция рыщет по всему городу, допрашивает всех, где они были в то утро, когда папу убили. – Она произнесла слова «папа» и «убили» так, словно ей при этом было больно говорить.

Дана оперлась на столешницу и стала изучать красавицу. «Титьки и все такое», как сказал Сэм о календаре с Элиз. Ей стало интересно, какое должно быть самообладание у молодой девушки, чтобы сделать такое, раздеться донага, если ее растили в таком месте, в такой семье, такой защищенной, такой закрытой.

– Под «допрашивает всех», – сказала Китти, – я так полагаю, ты подразумеваешь Иоланду.

– Хотя бы. Она ходила в полицейский участок делать заявление.

Интересно, туда ли направлялась Иоланда, когда Дана видела ее сегодня утром?

– Но не только Иоланду. Они терроризируют всех в Нью-Фоллс. Всех твоих подруг, мама. Они превращают смерть папы в фарс.

Боль снова отдалась, на сей раз «смерть» и «папа» она произнесла вместе.

– Во-первых, моя дорогая дочь, если ты еще не заметила, я больше не живу в Нью-Фоллсе, так что какая мне разница? Во-вторых, уверена, что тех немногочисленных друзей, которые у меня еще остались, не сильно обеспокоит приложить дополнительные усилия. Я уверена, что они хотят, чтобы дело раскрыли. Потому что они знают, что я не убивала вашего отца.

Взгляд Элиз был радиоактивным.

– Видимо, – продолжила Китти, – ты в это не веришь.

Девушка вернула очки назад на нос, искусно сформированный природой, а не медициной.

– Я бы, может, и поверила, – сказала Элиз, поворачиваясь к двери. – Но папа назначил Марвина управляющим своим имуществом. И это Марвин обнаружил его платежи за полис страхования жизни, деньги по которому в случае его смерти получаешь ты.

Китти засмеялась.

– Скажи своему брату, чтобы посмотрел как следует. Уверена, он перепутал что-то.

– Да нет, ничего он не перепутал, – сказала Элиз. – Самое странное – папа оформил страховку как раз когда вы разводились.

Дана выпрямилась.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – ответила Китти.

– Неужели? – спросила дочь. – Видишь ли, полис на два миллиона долларов. Мне кажется, что ты должна бы об этом знать. – Она снова не отрываясь смотрела на мать в течение минуты, а потом добавила: – Так что, как я сказала, поосторожней на поворотах, мама. Ты только вредишь людям, которые этого не заслуживают. – Взяв свою шляпу, Элиз быстрой длинноногой походкой супермодели вышла из квартиры.

Дана планировала отправиться в полицию и рассказать детективу Джонсону о Кэролайн и киллере. Но у нее от мыслей, прыгавших, как шарики в лотерейном барабане, каждый из которых выскакивал с чудным круглым числом: два миллиона, – болела голова.

Она поехала домой.

– Святая корова, мам! – воскликнул Сэм, встретив ее у дверей. – Что ты так задержалась? Я пытался тебе дозвониться, но ты не отвечала. Погоди, сейчас ты такое услышишь!

Ее пустое гнездо не было шумным, когда мальчиков не было в нем, но сейчас тишина не помешала бы. Дана сжала виски пальцами.

– Голова раскалывается, – простонала она. – Мне нужно джакузи.

Сын пошел за ней в кухню, потом в прихожую и поднялся по винтовой лестнице в жилое пространство дома.

– Но, мам… – настаивал он даже после того, как она отмахнулась от него, думая только о теплой воде и молочной пене с медом и миндалем, которую она прихватила с собой со своего последнего путешествия на курорт с Кэролайн, Бриджет, Лорен и… Китти.

– Сэм, – сказала Дана, взойдя по лестнице, – пожалуйста. – Она закрыла дверь у него перед носом.

– Но, мам… – повторил он с той стороны двери, – неужели тебе не интересно узнать, что жених Хлои Мичем отменил их свадьбу?

Конечно, Дана остановилась. Ее взгляд скользнул к огромной кровати, где лежал белый толстый халат и ждал, когда же он сможет обнять ее после долгой расслабляющей ванны.

Но разорванная помолвка?

У Хлои?

Она глубоко вздохнула и прислонилась к стене с шелковыми обоями.

– Сэмюель Дэвид Фултон, лучше, чтобы это была правда.

Если он все еще стоял за дверью, то задерживал дыхание.

– Сэм? – прошептала Дана. Может, он ушел, потому что это была всего лишь шутка? Ее детям свойственно шутить.

– Я здесь, мам, – прошептал он в ответ. – И да, это правда. Я даже видел, как она плакала.

Дана издала еще один вздох и покорно открыла дверь.

– Ладно, – сказала она. – Рассказывай. Только сначала дай мне заварить чай.

Глава 18

– Так вот моя теория, – сказал Сэм после того, как рассказал про сцену у Кэролайн («Она пытается защищать и Винсента, и Китти»), о том, что бедная Хлоя была совершенно разбита («Она хорошая, мам. Как парень может так поступить с такой девушкой?»), и о том, как Кэролайн сначала пыталась выставить его за дверь, а потом сама уехала.

– Выходя из дома, миссис Мичем кричала, что заставит отца Хлои разобраться со всем этим, но чтобы та многого не ждала, потому что все мужики засранцы.

– Вряд ли она использовала именно это слово, – сказала Дана, потягивая свой чай и чувствуя, как отпускает головная боль.

Сэм поднял ладонь:

– Слово скаута.

– Ты не был скаутом. Твой брат Майкл им был.

– Ладно, – согласился он. – Она так и сказала, честно.

Дана отпила еще чаю.

– Ну что ж, это все очень интересно, но не имеет никакого отношения к убийству Винсента.

– А что, если имеет? – спросил Сэм.

Дана покачала головой:

– Каким образом? Ли Сато, возможно, виделся с Винсентом пару раз на вечеринках, но я сомневаюсь, что он знал, кто такой Винсент Делано.

– А если нет? Ведь после того как ее мать вылетела как ошпаренная, Хлоя сказала странную вещь. Она сказала, что не видела свою мать такой разъяренной с тех пор, как вошла в самый разгар их с отцом ссоры перед весенним раутом.

– Из-за чего они повздорили?

– Я спросил. Она ответила: «По-моему, это из-за каких-то денег, которые она дала Винсенту».

Дана нахмурилась:

– А зачем Кэролайн дала мистеру Делано деньги?

– Вложение?

Даже Дане, которая мало понимала в механике инвестирования, казалось неправдоподобным, что Кэролайн вела дела с Винсентом Делано. Разве не Джек – как все остальные мужья в Нью-Фоллсе – распоряжается инвестиционным портфелем семьи?

– Видимо, да. Но как это может быть связано с тем, что Ли Сато расторг помолвку?

Сэм пожал плечами:

– Может, это было неудачное вложение? Может, она и Ли уговорила и тот тоже потерял деньги?

– Ли и так достаточно богат. – Дана покачала головой. – Нет, я сомневаюсь, что все это как-то связано.

Сэм казался разочарованным.

– Наверное, ты права. И потом, как могла бы действовать миссис Мичем? Пристрелить Винсента Делано, а потом прискакать домой и расфуфыриться для своего идиотского вечера?

Дана засмеялась. Она взглянула на дно своей чашки, словно чайные листики могли подсказать ответ для решения этой головоломки. Потом ей в голову пришла мысль.

– Ладно, если предположить, что у Кэролайн был мотив, то она могла использовать любые средства.

– А?

Дана рассказала Сэму про киллера.

Он прищурился:

– Так это у Кэролайн был роман с Винсентом Делано?

Дана покачала головой:

– Ты должен пообещать, что никому не скажешь. Это была Лорен Халлидей.

Сэм рухнул на табуретку.

– Боже, мам! Вот это Нью-Фоллс. Убийство. Неразбериха. Миссис Халлидей. Я не сплю?

– Нет. – Она устала, почувствовав себя опустошенной от этих домыслов и от внезапно охватившего ее ощущения, что это все выше их понимания. – И еще кое-что, Сэм. Я предложила найти нового адвоката для Китти – заплатить за него. Я знаю, что твоему отцу это не понравится. И я даже не знаю, где найти адвоката.

У сына загорелись глаза.

– Начнем с незаменимого Интернета, – сказал он. – Это решение всех проблем, известных человечеству.

Но Дана покачала головой:

– Я пообещала Китти, но теперь даже не знаю, Сэм. Когда я подвозила ее, к ней пришла ее дочь. Она зашла, чтобы сказать, что существует страховка и что в случае смерти Винсента деньги получает Китти.

– Личная страховка? Черт, это делу не поможет.

Сэм, естественно, был на стороне Китти, потому что именно она была жертвой несправедливости.

– Самое худшее в том, что страховка большая. Два миллиона долларов. Но Китти говорит, что не знала о ее существовании.

– Два миллиона бешеных долларов? О, мам, что же нам делать?

Дана поставила чашку, закрыла глаза, глубоко вздохнула. Потом сказала:

– Мы все расскажем полиции. И отправимся туда прямо сейчас.

– Я же говорила, мы отстали от жизни, – настаивала Бриджет, когда Дана позвонила ей после того, как вернулась из полицейского участка, где они с Сэмом рассказали детективу Джонсону все, что знали, в том числе и о том, что Лорен была любовницей Винсента Делано до Иоланды и что Кэролайн и Джек ссорились из-за того, что та дала Винсенту деньги, хотя никто не знает сколько и почему. Потом Бриджет спешно добавила: – А теперь положи трубку и позвони на мобильный.

Дана не стала спрашивать Бриджет зачем. Пока что Бриджет единственная, кто не был связан с Винсентом, единственная, чье имя, будь оно на веб-сайте, не вело бы по ссылке на страничку с убийством.

– Не хочешь пообедать со мной и Сэмом? – спросила Дана. – Стивен будет в Чикаго до завтра.

– С удовольствием, но не могу. Жду важного звонка.

– Скажи, чтобы звонили на мобильный. Пойдем с нами, ну пожалуйста. У нас с Сэмом голова пухнет от этой новой информации. Помоги нам разобраться со всем этим.

– Но Эйми дома.

– А. Ну да. Я и забыла. Ты не хочешь, чтобы твоя четырнадцатилетняя дочь узнала всю подноготную Нью-Фоллс.

Бриджет засмеялась:

– Нет. Но если ты хочешь поговорить, можешь отправиться со мной завтра днем.

– Отправиться с тобой? Куда?

– На химиотерапию. В полвторого. Я еще не говорила Рэндаллу и Эйми, и компания мне не помешает.

Дана сказала, что заедет за ней к часу.

– Кто звонил? – спросила Эйми, неспешно входя в гостиную и плюхаясь рядом с Бриджет. – Чем занимаешься?

Она была молодой и умной и уже такой tres[25] взрослой. Но Дана была права: Эйми не должна знать о грязном белье жителей Нью-Фоллс.

– Дана Фултон, а я пуговицы перешиваю. – После того блейзера лавандового цвета она перешила пуговицы еще на полудюжине других жакетов, двух платьях и трех кардиганах. – Твоя маман толстеет. – Она подняла глаза и внимательно посмотрела на дочь. – А ты хорошеешь. – Эйми провела день с Крисси, ее давней подругой детства. В отличие от Эйми Крисси была некрасивой.

– Папа постоянно говорит, что я красивая.

– Твой папа тебя испортит. – Бриджет улыбнулась. Как она могла не улыбаться? Ее дочь действительно была красивой, с мягкими чертами, которые придавали привлекательности ее телу, в отличие от угловатой Элиз Делано, которая, до Эйми, была самой красивой девушкой, рожденной в Нью-Фоллсе.

– Чем ты занималась весь день, маман? – спросила Эйми. – Практикуешься в искусстве швеи, кутюрье?

– Работая своими руками, обогащаешь душу. – Бриджет не могла сказать, что ждала звонка от Люка, который все никак не звонил.

– А можно, я буду работать своими руками, когда вырасту? Я думаю, что хотела бы стать врачом. Педиатром, может.

Бриджет впервые слышала, что ее дочь хочет стать врачом.

– Если это тебе подойдет, – сказала она. – Главное – не рассчитывай на то, что тебя будет содержать мужчина. Каждая женщина должна иметь свою собственную карьеру. – Она снова улыбнулась. – Даже такая испорченная женщина, как ты.

– Или ты, маман. – Эйми засмеялась.

– Или я.

На секунду Эйми задумалась об этом. А потом спросила:

– Ты жалеешь, что у тебя только один ребенок?

Бриджет укололась, извинилась по-французски:

– Вот черт! – а потом сказала: – Ты замечательная. Еще дюжина детей вполне сгодились бы, но они не могли бы стать тобой. – Ее сердце заболело, когда она сказала это, словно бы иголка уколола то место, где покоился Ален. Когда-то она хотела рассказать о нем Эйми; черт, она всегда хотела рассказать и Рэндаллу. Но время и течение жизни постоянно вмешивались, и теперь такое признание было бы запоздавшим до неприличия. Кроме того, если Рэндалл и Эйми будут думать, что Люк просто старый друг семьи, так лучше, так даже лучше, снова и снова повторяла сама себе Бриджет.

– Я так понимаю, это значит, что ты меня любишь.

Мать положила иголку.

– Mon Dieu, quelle question![26] А теперь расскажи-ка мне, что вы с Крисси делали сегодня.

– Ходили в «Блумингсдейл». Болтались без дела, в общем.

– Ты тратила деньги своего папы?

– Oui. Un peu.[27]

Бриджет снова улыбнулась. Ей нравилось слушать, как ее дочь говорит по-французски. Она представила ее в «Сан-Мари де ля мер»: морской бриз развевает ее изумительные волосы, теплое солнце золотит ее совершенную кожу – и задумалась о том, как бы выглядел в четырнадцать лет Ален и был бы он таким же прекрасным, как Эйми.

– Маман, – сказала дочь, понижая тон, – я хочу тебе кое-что сказать, но не хочу огорчать тебя.

Первое, о чем подумала Бриджет, – что у Эйми есть бойфренд, а потом ей пришла другая мысль, которая испугала ее еще больше – что она, mon dieu, беременна. Сильно сжав в руках иголку, Бриджет выдавила из себя улыбку, которая подразумевала: «Взгляните, я само спокойствие».

– Ты можешь рассказать мне все, ты же знаешь.

Эйми закрыла глаза.

– Я не хочу возвращаться назад в школу во Францию, маман. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться туда.

Да, беременность не самая плохая вещь.

Лоррейн приготовила на обед рубленую телятину. Хорошо, что сегодня понедельник, потому что иначе семейство Хэйнз осталось бы без обеда.

Бриджет села на свое место за зимбабвийским столом, развернула льняную салфетку и небрежно бросила ее на колени, потому что она сейчас хотела только одного – закричать изо всех сил.

Она не могла допустить этого, не могла позволить Эйми бросить школу, потому что тогда у нее больше не будет причины для того, чтобы приехать домой. Она не сможет больше класть полевые цветы на могильные камни церковного кладбища, где покоились ее отец, мать и Ален, и она больше никогда не увидит Люка.

Бриджет передала тарелку с горошком.

– Папа, я сегодня потратила твои деньги, – сказала Эйми, положив себе овощей.

– Ну хорошо, – сказал Рэндалл с радостью. – Я надеюсь, что мои девочки помогут мне возобновить кредит.

За все годы, что они были вместе, даже когда Рэндалл злился на нее за то, что Бриджет не хотела больше детей, он не упрекал ее за новое платье, за поездку на курорт с друзьями, за «мерседес», хотя у него он был гораздо меньше, и алебастрового цвета, а не серебристого.

Дана сказала, что Винсент мог быть на мели. Если бы он «возобновлял кредит», был бы он жив сейчас? И почему Бриджет теперь думала о Винсенте? Боже, сколько же всего она услышит завтра: Дана, кажется, просто одержима мыслью отыскать его убийцу, но надо признать, она была хорошей подругой – ей, Китти, всем. Может, Бриджет стоило бы рассказать ей о Люке. Об Алене. И обо всем остальном. Но сможет ли Бриджет очистить свое прошлое так, как химиотерапия, без сомнения, избавит ее организм от рака?

– Правильно, маман? – спросила Эйми.

– Что? Прости, я задумалась.

– Я говорила папа, что, по-моему, ты решила больше не заниматься шопингом и стать кутюрье. Что некоторые вещи в жизни иногда меняются. Например, когда мы работаем и не работаем, где мы живем и куда ходим в школу. Правильно, маман?

Было очевидно, что Эйми хотела, чтобы мать рассказала Рэндаллу о ее просьбе насчет школы. Если Бриджет откажется, она может потерять и Люка, и дочь. Бриджет вздохнула.

– Рэндалл… – начала она.

– Папа, – вторглась Эйми, – я не хочу возвращаться назад во Францию. Я хочу быть рядом с моими друзьями. С Крисси. И с остальными.

– Тебе не нравится школа? Но ты уверена в этом? – Отец изобразил удивление, но его парик оставался на месте. Наверное, он молился об этом каждый день в церкви Святой Бернадетты.

Эйми сказала, что она абсолютно, совершенно уверена, и тогда папа и petite cherie принялись выискивать альтернативы.

– Все-таки это хорошая школа, – с восторгом сказал Рэндалл. – Куда ходили дети Халлидеев?

– Или Хлоя Мичем? По-моему, она ездила куда-то в Массачусетс?

– «Дирфидд», по-моему. Или еще куда-то.

– Только не в Спрингфилд, папа. В Спрингфилде нечего делать.

– А как насчет «Луми-Шафе»? Это в Коннектикуте. Ты бы каждые выходные могла приезжать домой. Здорово, правда?

«Ля-ля-ля, – подумала Бриджет. – Ля-ля, ля-ля-ля». Она вонзила вилку в кусок телятины так, словно это было ее разбитое сердце.

– Можно попросить кого-нибудь уложить твои вещи во Франции, – услышала она, как произнес Рэндалл. – Например, мсье Лабрекю и его жену.

– Что? – встряла Бриджет, но как-то слишком громко.

– Мсье Лабрекю, – повторил Рэндалл. – Он и его жена могли бы согласиться упаковать вещи Эйми. Чтобы нам не тратиться на поездку.

– Ну нет, – возразила Бриджет. – Это неудобно. Я сама поеду туда через несколько недель. – Она не могла сказать, что должна дождаться, пока закончится курс ее химиотерапии. Ну почему она сглупи-ила и запланировала лечение сейчас? Может быть, еще не поздно отменить?

– Не надо, маман, – сказала Эйми. – Я уже все уложила перед тем, как уехать. Мсье Лабрекю нужно будет всего лишь позаботиться о том, чтобы мои вещи отослали.

Планы Бриджет снова нарушили. Почему судьба так настойчиво говорит о том, чтобы она оставила все как есть?

– Что ж, – согласилась она, – тогда мы можем попросить его. Если он вообще когда-нибудь позвонит. Он не сказал тебе примерно, когда это может быть?

– Non, – ответила Эйми. – Но он живет в «Пьерре». Знаешь, это такой отель около Центрального парка.

Иногда Бриджет злило, что ее четырнадцатилетняя дочь играет во взрослых и пытается подражать их манере общения.

– Мне показалось, ты говорила, что не знаешь, где он остановился.

– Я говорила, что он не оставил мне номер телефона. – Эйми пожала плечами. – Но он же сказал, что позвонит. Можешь спросить у него сама.

– Он в «Пьерре»? – переспросила Бриджет.

– Твоя маман, наверное, насыпала гороха себе в уши, – пошутил Рэндалл, и Эйми засмеялась, а Бриджет снова захотелось закричать.

Глава 19

– Что значит – ты хочешь заехать за мной в полночь? И почему это ты шепчешь? – Дане наконец удалось воспользоваться шансом понежиться в ванне, и теперь она растянулась на шезлонге в спальне в мягком халате, прикрыв ноги шерстяным платком, который ее мать связала, когда Дане было двенадцать и она подхватила гонконгский грипп.

Когда Бриджет позвонила, она читала учебник Сэма под названием «Криминальный ум».

– Только будь готова. Прошу тебя.

– Это после одиннадцати, Бриджет. Ты в порядке?

– В порядке. Но мне надо, чтобы ты поехала со мной кое-куда.

– Это чушь какая-то! – воскликнула Дана со смехом.

– Прошу тебя, Дана. Не заставляй меня умолять тебя. Или еще похуже – звонить Лорен. Или Кэролайн.

– Это уже угроза.

– Только потому, что мне нужно съездить кое-куда, а ехать одной – не очень хорошая идея.

– Куда?

– В Нью-Йорк.

– Ну да. Конечно.

– Бриджет…

– Пожалуйста, Дана. Я знаю, что Стивена нет дома.

– Зато Сэм есть.

– Ну оставь ему записку.

– Если это как-то связано с убийством Винсента, он тоже захочет поехать.

– Не связано. Это касается меня.

Дана замолчала. Она потерла шею, которая наконец перестала болеть, но теперь боль угрожала начаться снова.

– Я поеду на «мерседесе» Рэндалла, – сообщила Бриджет.

– А ничего позаметнее выбрать не могла?

– Мне наплевать. Там я чувствую себя спокойнее.

– Ты ненормальная, – сказала Дана.

– Я знаю. Но я тебе компенсирую твое время.

– Каким образом?

– Я расскажу тебе секрет, такой смачный, что ты не поверишь.

– О, Бриджет!

– О, Дана!

– О Боже мой! Ну ладно.

Лорен не знала, почему Боб так быстро засыпал, почему начинал храпеть, стоило заработать генератору шума,[28] который он держал рядом с кроватью.

Наверное, чтобы не думать о занятии сексом. Или о том, что он им не занимается, – так вернее.

Она лежала на теплой простыне – «Одри покупала только восьмисотый номер», – заявил Боб сразу после их свадьбы, поэтому Лорен все восемнадцать лет делала то же самое. Было не важно, что она предпочитала прохладный хлопковый перкаль, такой, который напоминал ей о нантакетских ночах, когда дул соленый бриз и звенели колокольчики на буйках где-то в тумане, и жизнь была такой простой и спокойной, ну, относительно спокойной, если не считать дядю Рэймонда.

Лорен не нравилось, что вещи меняются, что время бежит слишком быстро, дети Боба растут, а он стареет и Лорен так старается им угодить. В конце концов, она угодила Винсенту, но только на короткое время.

Выскользнув из постели, она надела свой белый атласный халат и подходящие комнатные туфли, вышла из комнаты в холл, а затем спустилась вниз по мраморной лестнице. В отличие от Боба Лорен редко могла заснуть так легко. И теперь, когда кризис с помолвкой Хлои прибавился к сумасшедшему миксу Нью-Фоллса, как она могла думать о сне? Ведь Кэролайн так расстроена. Когда на следующей неделе – ну почему именно на следующей неделе?! – должен состояться грандиозный больничный праздник! Теперь больше чем когда-либо Кэролайн нуждалась в своих друзьях. Плохо, что Лорен, видимо, была единственной, кто об этом задумывался.

Она вошла в рабочий кабинет с полукруглыми стенами и панорамными окнами, через которые весь город лежал как на ладони. Это место в этом огромном доме Боб любил больше всего, отсюда – с позволения Кэролайн – он мог практически управлять «кораблем Нью-Фоллса».

«Он урод, помешанный на контроле, – сказала его дочь Дори. – Тебе никогда не хотелось бросить его?»

Следуя за лунным светом, Лорен переместилась к бару. Она сняла хрустальный колпачок с графина с «Курвуазье» и налила бокал чуть больше чем наполовину. Лорен подумала, что любой мужчина, если он хочет быть успешным банкиром, должен быть помешан на контроле. Или любая женщина, если она хочет работать.

На короткое время между браками Лорен задумывалась над тем, чтобы сделать карьеру. Она завидовала своей кузине Грейси, которая оказалась на гребне славы женской волны в литературе, – этому феминистскому цунами дали ход Фридан, Штайнем и Белла Абцуг в своих шляпах. Грейси ходила в юридическую школу – юридическую школу! – и потом когтями проложила себе путь из клоаки, битком набитой бедными родственниками. Лорен подозревала, что, когда они с Бобом были в Нантакете и ей представилась возможность, Грейси воровала у нее какие-то мелкие незначительные вещи – бутылочку с маслом для загара, блокнот из ее сумки, простую золотую сережку. Наверное, это сила привычки или необходимость контролировать.

Интересно, Грейси тоже уже покончила с беспечной интимной жизнью, как и Боб? Подойдя к окну и глядя на тихий город, Лорен болтала бренди в своем бокале. Она задумалась о том, останется ли Дори женой Джеффри и будет ли у маленького Лайама счастливая семья. А потом о том, почему ни Бриджет, ни Дана не согласились обедать с Кэролайн.

«Мне надо уехать в Нью-Йорк», – сказала Бриджет. «Извини, я должна отвезти сына на одну встречу», – отказала ей Дана, когда Лорен звонила ей в тот день, – солгала, так вернее. Дана так отдалилась с тех пор, как Лорен рассказала ей о Винсенте, об их связи. «От друзей, – подумала она, – одно сплошное расстройство».

Бренди обжег горло, но проглотить его она не успела. У подножия холма, там, где лужайка соединялась с дорогой, она заметила свет от фар. Он петлял туда-сюда, пока машина слишком быстро для столь позднего времени маневрировала по извилистой дороге.

Лорен не сводила глаз с машины. Кто же это мог быть? Из своего окна с высоты птичьего полета она узнала этот автомобиль – огромный «мерседес», такой же, как и множество других в Нью-Фоллсе. Но те, другие, черные, а этот серебристый. Серебристый, как у Рэндалла Хэйнза.

Это что, Рэндалл?

Если так, то куда он собрался?

Уже почти полночь.

Может, стоит позвонить Хэйнзам и узнать, все ли в порядке?

Глава 20

Это была ночь накануне химиотерапии, и Бриджет колесила по дорогам Нью-Фоллса. Она дождалась, пока Рэндалл и Эйми крепко уснут, выбралась из дома и прокралась в гараж. Бриджет включила заднюю передачу на «Эс-600» Рэндалла и выкатила машину на подъездную аллею, не включая двигателя или даже фар. И вот теперь она ехала к Дане, чтобы потом с ней вдвоем пробраться в город и отыскать своего любовника, точнее, мужчину, с которым когда-то спала и занималась любовью, а теперь мечтала о том, чтобы он стал ее любовником.

«Боже, – подумала она, – какая же я жалкая!». Дана ждала у своей подъездной аллеи, закутанная в длинное красное пальто, потому что в последнее время стала такой любительницей животных, что теперь ни за что не надела бы меха, хотя по какой-то непонятной причине находила возможным облачаться в такое убожество. Как это раздражало Кэролайн! Не говоря уже о местном меховщике, который все еще вел свою бойкую торговлю в Нью-Фоллсе.

– Кстати, насчет заметной машины, – сказала Бриджет, когда Дана села. – Твое пальто видно отсюда и до Лонг-Айленда.

– Холодно. Полночь.

– Мы сделаем остановку и попьем кофе. – Она молчала, пока Дана пристегивала свой ремень безопасности. – Спасибо, что ты согласилась. Ты настоящий ДРУГ.

Дана закатила глаза:

– Ну, я не могла отпустить тебя одну, еще попала бы в неприятности. А друзей у меня тут и так много.

По дороге к Верхнему Ист-Сайду Дана рассказала Бриджет про киллера Кэролайн и страховку, которая так неожиданно свалилась на Китти. (Лорен и Винсента обсуждать не стали – это уже не новость). Потом Дана рассказала ей, что Сэм считает по поводу разорванной помолвки Хлои, а Бриджет рассказала ей, что считает Лорен. Только когда они въехали на Франклин-Делано-Рузвельт-драйв, Бриджет раскрыла конечный пункт их маршрута.

– Мы едем в «Пьерр», – сказала она, допивая остатки своего кофе из «Данкин донатс», который успел остыть за эту сорокаминутную поездку. – Я должна повидаться со своим первым мужем.

Несмотря на позднюю ночь, мимо них пролетали машины. Бриджет всегда удивляло, сколько людей здесь, в Штатах, всегда куда-то едут, и днем и ночью.

– Я не знала, что у тебя был первый муж.

– Non, – ответила Бриджет. – Никто не знает. Даже Рэндалл.

– Ты уверена, что хочешь сделать это? – спросила Дана после того, как парковщик сел в «мерседес» и они вошли в холл.

– Я должна увидеть его в последний раз, – ответила Бриджет. – Я хочу сказать ему о раке сама. – Она уже рассказала Дане, что они с Люком любили друг друга с детства, что они слишком рано поженились, что они развелись. Она не стала говорить ей об Алене (произнести его имя ей было слишком трудно) и что она до сих пор любит Люка, что никогда и не переставала его любить, все эти годы (хотя Дана вполне могла бы догадаться об этом сама). Когда они подошли к ресепшну, Бриджет сказала:

– Люк – это моя последняя связующая ниточка с домом. Я уверена, ты понимаешь, что это значит.

Дана ответила, что не совсем, разве что только то, что у ее подруг жизнь куда интереснее, чем у нее. Появился консьерж.

– Мсье Лабрекю, – сказала Бриджет, – мсье Люк Лабрекю.

– Одну минуту.

Бриджет стучала ногой в ритм пальцам служащего, летающим по клавиатуре компьютера. Дана все еще куталась в свое пальто, словно сейчас январь, а Нью-Йорк – это Фэрбенкс. Вместе они походили на двух испорченных домохозяек, занимающихся какими-то темными делишками.

– Я позвоню ему, – наконец сказал консьерж.

Бриджет держала новую сумочку «Коба» в одной руке, другой взяла Дану под руку. Она надеялась, что та не догадается, что Бриджет задерживает дыхание, чтобы не показать своего волнения.

Служащий повернул голову и сказал два слова в трубку, затем еще.

Они ждали.

Он снова заговорил.

Потом консьерж вернулся и, чуть улыбаясь, сказал:

– Мистер Лабрекю через секунду спустится. Бар «Пьерр» закрывается в час, не могли бы вы подождать в холле?

– Бриджет.

Звук его голоса – звук его голоса, который снова зовет ее по имени, – вызвал слезы в ее глазах.

– Люк! – воскликнула она в ответ. С той осени, когда они виделись в последний раз, прошло несколько лет. Он был худым, постаревшим, но и сейчас – как тогда – она все еще видела в нем мальчика, который объезжал белых лошадей вместе с ее отцом, который сплел венок из цветов для нее в тот день, когда они поженились, который гордо держал их сына в тот день, когда он родился.

Люк.

Он всегда производил впечатление счастливого лучезарного мальчугана, который прекрасно мог бы обойтись и без инвалидной коляски.

Бриджет мельком заметила, как Дана побледнела. «Да, – подумала она, – я забыла сказать про коляску».

– Это моя подруга Дана Фултон.

Дана поздоровалась, а потом вежливо извинилась и перешла в другой конец холла с ложным окном, где села так, чтобы до нее не долетали звуки их разговора, потому что она была настоящим другом.

– Бриджет, – сказал Люк, подкатившись к ней. – Зачем ты пришла? Все в порядке? Уже так поздно.

Он был так близко от нее, его тепло, и его существо, и его тело, которое она когда-то так любила, что слезы никак не могли остановиться.

– Пойдем, – сказал он, – asseyez-vous.[29]

Бриджет пошла за ним как всегда. Люк привел ее к стулу, который стоял в плохо освещаемом углу. Она села.

Он коснулся ее руки.

– Mon dieu! Что случилось?

– Mon coeur,[30] – сказала Бриджет, касаясь своей груди. – Оно разбивается каждый раз, когда я вижу тебя. Je suis desole.[31]

Люк прильнул к ней, Бриджет прильнула к нему. Он обнял ее, она тихо заплакала.

– Ты прекрасно выглядишь, cherie. – Затем он отпрянул. – Но все же ты… печальна.

– Non, не печальна, – сказала она. – Я рада видеть тебя. Я всегда буду радоваться, видя тебя.

Он коснулся ее щеки.

– Я собирался позвонить тебе завтра, когда закончу здесь свои дела. Почему ты приехала сегодня?

– Нам надо поговорить, – сказала Бриджет. – Эйми не собирается возвращаться в школу во Францию. Я боюсь, что больше никогда не увижу тебя снова.

– Она говорила мне о своих планах, – сказал он, понижая голос. – Это к лучшему. Твой дом здесь, Бриджет. Он здесь уже много лет.

– Мой дом рядом с тобой, Люк.

– Non.

– Je t'aime,[32] – сказала она. Пальцем он коснулся своих губ.

– Non, – сказал Люк. – Ничего не выйдет. У меня теперь другая жизнь. Я люблю свою жену.

Бриджет снова настигло то чувство, которое она ощутила, когда умер Ален. Оно рождается в горле и похоже на мягкий маленький пузырь, «ком», как говорят, хотя на самом деле там ничего нет. Что бы это ни было, это снова оказалось у нее в горле и начало подвигаться к ее голове и к ее сердцу.

«Я люблю свою жену». Разве можно выразиться четче?

– Но… – сказала она, – но у меня рак.

Люк моргнул.

– Что?

Бриджет не ответила, что, конечно, грубо, но он отверг ее, так что разве это важно?

– Бриджет, – сказал Люк, касаясь ее руки. – Все настолько плохо? Это правда?

Слезы в ее глазах высохли, ее боль уменьшилась.

– Завтра я начинаю курс химиотерапии. Я только хотела, чтобы ты знал. На всякий случай. Потому что если я не выживу, будет кому положить цветы на могилы моей семьи, на могилу нашего сына.

Затем она поднялась.

– Бриджет, – сказал он, – non. Се n’ est pas possible.[33]

– Oui, – сказала она, а затем повернулась, чтобы найти Дану. Слово «рак» определенно привлекло его внимание, но почему-то это его внимание не обрадовало ее, совсем не обрадовало. Бриджет хотела его любви, ей не нужна его жалость.

– Значит, вот почему?

– Почему? – спросила она. – Что – почему?

– Вот почему этот человек приходил к нам домой, задавал вопросы? Докучал моей жене? Докучал моей дочери?

Бриджет оставалась спокойной, совершенно спокойной.

– Человек? – спросила она. – Какой человек? Какие вопросы?

– Он спрашивал о тебе. О твоей молодости. Это имеет какое-то отношение к твоей болезни?

Бриджет ощутила, как ее накрывает волна трепета. Она была холодная и сырая, и дрожь пробежала по всему ее телу. Она глотнула воздух.

– Тебе надо было мне позвонить, – сказала она.

– Мне жаль.

Жаль? Бриджет сомневалась, что ему жаль. Он скорее беспокоился о них – своей жене, своей дочери. Она закрыла глаза.

– Как выглядел этот человек?

– Это было месяц назад. Может, больше. Он американец.

– Старый? Молодой?

– Он был в одной из этих глупых бейсбольных кепок, которые обожают американцы. Не знаю, какой команды. Но у него седые волосы. И родинка. Да. У него родинка вот тут. – Люк указал на место на щеке рядом с носом. – Этот американец напугал мою дочь. Я предупредил его, чтобы он не возвращался.

Бриджет еще плотнее закуталась в пальто.

– Если он снова придет, передай ему, что я просила связаться со мной. – Затем она спрятала свою гордость и свои эмоции, сказала: – Au revoir,[34] – и пошла искать Дану.

– Все эти годы я думала, что любила его, – сказала Бриджет, когда они снова были в серебристом «мерседесе», направляясь на север.

– Но ты оставалась здесь с Рэндаллом?

– Я попыталась вернуть все, но у Люка были другие планы.

– Мне жаль, – посочувствовала Дана.

– Это моя вина. Он значил для меня все, а я сама бросила его.

– Может быть, вам не суждено было быть вместе. Может быть, вы оба должны были найти других людей.

– Может быть, – согласилась Бриджет, и всю оставшуюся дорогу до Нью-Фоллс они проехали в молчании, ее любовь и ее мысли сплелись вместе, как кусты в топях дома в Провансе.

Глава 21

– Представить не могу, куда она ездила, – шептала Лорен Кэролайн на следующий день, разливая лимонад в клубе. – Я звонила им домой. Разбудила Рэндалла. Он поблагодарил меня за звонок, но сказал, что все в порядке.

– И что ты сделала?

– Я забеспокоилась, Кэролайн. С момента убийства Винсента этот город накрыла какая-то пелена. Я тайком вышла из дома. Приехала к дому Бриджет и Рэндалла. Света в окнах не было, никто никого не ждал. – Она хотела пробраться в гараж и посмотреть, на месте ли оба «мерседеса». Но у Рэндалла может быть охранная система, и как бы она объяснила, если бы посреди ночи завыла сирена?

Кэролайн покачала головой:

– Бриджет ведет себя как-то странно, это точно.

Лорен кивнула, обрадованная тем, что этот обед начался на такой мелодичной ноте. Ничто не может отвлечь от собственных проблем лучше, чем проблемы друзей.

– Теперь, – сказала она так осторожно, как только умела, – расскажи мне о Хлое. Это ведь не навсегда?

– Разрыв? Нет, насколько я знаю. Если она не выйдет замуж, что она будет делать?

– А какая у нее была специализация в колледже?

– Я не помню. Это было не важно, потому что она ведь встретила Ли.

Они играли со своими бокалами, словно там было вино.

– Подумаешь – он ей изменял. Было время, когда к таким вещам относились бережнее. А теперь все стараются показать, что они счастливы. Не важно, что там на самом деле.

– Или кто, – сказала Лорен, размышляя о том, как часто она думала о Бобе в пылу постельных страстей в «Хелмсли». – Кэролайн, – продолжила Лорен, – я могу чем-нибудь помочь?

Кэролайн выглянула из просторных окон и посмотрела на первую лунку.

– Ну, если Джек не уговорит его изменить свое решение, кому-то придется возвращать все подарки, которые прислали на помолвку. У меня духу не хватит.

К счастью, большинство магазинов высшего класса теперь присылали только открытки, а не подарки; оно и к лучшему – можно было избежать одинаковых или нежелательных подарков или вот таких ситуаций. Лорен помогла Дори сплавить триста подарков, так что она хорошо знала эту систему.

– Считай, что уже все сделано, – сказала Лорен. – Но давай все же молиться, чтобы Джеку удалось выправить ситуацию.

– Спасибо, – кивнула Кэролайн, и ее янтарные глаза потухли, обнажив унижение, чувство, которое она испытывала так редко. – Значит, у меня есть хотя бы один друг, на которого можно положиться.

Наступила тишина. Кэролайн хмурилась, Лорен думала о Дане и Бриджет. Было бы неплохо, если бы они помогли вернуть подарки, если бы они скоро устали помогать Китти, если бы жизнь могла вернуться в прежнее русло, когда единственно важными вещами были шопинг и ленч.

И тогда на входе в клуб случилось что-то непонятное.

– Она обедает, – настаивал метрдотель, повышая голос и возражая кому-то.

Помощник Боба, подносивший мячи, оттолкнул его и ворвался в обеденный зал, оставляя след от запрещенных шипов на прекрасно натертом полу из твердой древесины. Только спустя мгновение Лорен поняла, что спешит он так к ней.

– Миссис Халлидей! – кричал человек. – Ваша дочь сказала, что вы здесь! Мистер Халлидей упал на седьмой метке! «Скорая» уже едет!

Если бы Боб умер, жизнь Лорен стала бы куда легче.

Сколько раз Лорен думала об этом? Это ей в наказание за ее мысли?

Она сидела в зоне для важных гостей реанимационного отделения (Кэролайн настояла – разве можно было отказаться?), поигрывая латунными креплениями бежевого кресла, на котором она сидела. Лорен знала, что должна позвонить детям, Бобу-младшему, Марсии, Дори и остальным. (Это Дори та самая «дочь», с которой говорил мальчик? Она была дома у Лорен и Боба со своим ребенком, а если так, то почему?) Но Лорен сейчас не хотела думать о Дори и вообще о ком-либо из огромного количества Халлидеев. Она сказала Кэролайн, что пока не будет никому ничего сообщать, до тех пор пока не узнает новостей от врача, пока не будет известен диагноз, прогноз или вообще какой-нибудь «оз».

Чего Лорен хотела, так это насладиться возможностью почувствовать себя свободной.

У нее был целевой фонд, эти деньги достались ей от родителей (их было немного – как ни печально, но у них было больше статуса, нежели чем сбережений), который Боб, наверное, увеличил со временем. Что касается его, у него были инвестиции, и много. Но сколько достанется ей, а сколько отойдет его отпрыскам в случае его смерти? Она однажды пыталась выпытать это у него. Это была идея Винсента.

«Рано или поздно старикан отбросит копыта, – говорил Винсент. – Ты уверена, что будешь обеспечена? Ты уверена, что денег хватит?»

Боб засмеялся, когда она спросила об этом, назвал ее темной женщиной, сказал, что, конечно, предусмотрел, что о ней надо будет позаботиться, что его собственных активов хватит на то, чтобы купить все вокруг.

Винсент посоветовал ей разузнать все в деталях.

«Винсент», – подумала она. Если бы только Боб умер раньше, чем Винсент занялся Иоландой. Может быть, у них был бы шанс.

И все же о ней «позаботятся» – Боб не мог лгать. Но что она будет делать? Какой смысл оставаться в Нью-Фоллсе, если она лишится мужа? Лорен сможет купить квартиру в городе, наверное, это будет даже здорово. У нее остались друзья на Нантакете, хотя когда не сезон, их там нет. Они уже постарели, как и она, а значит, ее ждет мир и покой. Единственная проблема – семейным домом вот уже несколько лет управляет Грейси, а она не очень-то привечает гостей. Те несколько раз, когда Лорен удавалось уговорить Боба поехать туда, они останавливались в «Джаред-кофи-хауз» в центре города.

Хватит ли денег, оставшихся от Боба, на покупку коттеджа на этом острове, который стал таким дорогим?

Не успела Лорен закончить сортировать свои возможности, как вернулась Кэролайн с бутылкой «Сан-Пеллегрино» в руках.

– Пластик, – заметила она, поднимая два стакана. – Так положено в больнице.

По дороге в больницу Кэролайн сказала, что лучше, если бы у Боба был сердечный приступ, а не удар.

– Эта реабилитация, – сказала она. – При всем при том никогда не знаешь, чего ждать.

Пока что никто ничего не объяснил по поводу случившегося, чтобы Лорен, если что, знала, чего ей ждать. Кэролайн налила воды и дала подруге стакан.

– Еще долго? – спросила Лорен, словно Кэролайн о больницах знала больше, чем о фондах.

– Я сделала все, что в моих силах. С ним там лучшая бригада.

«Лучшая бригада», несомненно, означала самых дорогих врачей, врачей, обязанных Кэролайн за ее заботу о празднике, врачей, конечно же, с нетерпением ожидавших этого события, которое произойдет в ближайшую субботу.

В ближайшую субботу? Боже, будет ли правильно, если Лорен пойдет туда, при том что Боб может умереть или ужасно ослабеть?

Она пила воду, болтая ногами под кожаным креслом и пытаясь не думать о «Карле Лагерфельде» светло-персикового цвета, висящем у нее в шкафу. Она купила его месяц назад, чтобы надеть на праздник и заставить Винсента сожалеть о том, что он предпочел Иоланду.

– Боб всегда мог позаботиться о себе, – сказала Кэролайн, прервав мысли Лорен. – Как это несправедливо!

Лорен ничего не ответила. В конце концов, они обе знали, что в мире есть вещи куда более несправедливые, чем смерть Боба Халлидея.

Внезапно она перестала качать ногами.

– У меня была интрижка, – коротко сказала Лорен. – Я рассказала Дане.

Кэролайн оставалась невозмутимой.

– Это не конец света, Лорен. У многих бывают интрижки.

– Может быть. Но их бывших любовников не убирают. – Она не хотела ей рассказывать. Или хотела?

– Только не говори мне, что ты имеешь в виду Винсента Делано.

Лорен не ответила.

– Боже мой, Лорен! О чем ты думала? Этот человек был отвратителен!

Прежде чем Лорен смогла объяснить, о чем она все-таки думала, в проходе появился мужчина, одетый в зеленые шаровары и халат.

– Миссис Халлидей? – спросил он. – С вашим мужем все в порядке.

Взгляд Лорен метнулся от человека в шароварах к Кэролайн, а потом снова к человеку в шароварах.

– В порядке?

Кэролайн выступила вперед.

– В порядке? – спросила она.

Врач кивнул:

– Это не сердце. Это был удар. Все органы в порядке. Мы проведем еще несколько тестов, но сейчас могу сказать, что скорее всего у него случился приступ паники.

– Приступ паники? – одновременно спросили Лорен и Кэролайн.

Затем Кэролайн добавила:

– Но это невозможно. О чем Бобу Халлидею беспокоиться? – Никто из женщин не предположил, что это может быть из-за того, что он узнал о своей жене и Винсенте.

Врач улыбнулся и снова взглянул на Лорен:

– Если хотите, можете к нему зайти, он просил.

Глава 22

Бриджет надела рубиново-красную кофточку и подходящие капри с гейшами на каждой штанине, искусно раскрашенные вручную яркими, сочными красками. Ее «пижаму» дополняли черные туфли из перьев марабу и черная выгоревшая бархатная шаль. Она спрятала все это под длинным черным пальто со складками и поясом – на случай, если вдруг столкнется с Рэндаллом или Эйми, приходя или уходя. Садясь в машину, она мельком взглянула на Дану.

– Если уж и приходится делать химиотерапию, – сказала она, – лучше делать ее стильно. – Она не стала добавлять, что это ее облачение лучше всего подходит для того, чтобы скрыть приливы, которые одолевали ее каждый божий час, и что немного глупости помогает ей не думать о Люке.

Когда они пришли в процедурный кабинет («Кабинет для вливаний», – поправила ее медсестра, на что Бриджет ответила: «Qoui que, какая разница») и Бриджет сидела в кресле с катетером в руке, она сказала:

– Я подумала, что неплохо было бы сейчас сделать педикюр.

Дана засмеялась:

– Сейчас?

– Да. Сейчас.

– Сейчас? Извини, но сейчас ты немного занята.

– Вообще-то нет. Все, что мне нужно делать, – это сидеть здесь ужасно долго. Поэтому я и захватила с собой масло для кутикулы, кусачки и лак.

Дана улыбнулась уголком рта:

– И?..

– И – не хочешь помочь больной раком и сделать ей педикюр?

Дана снова засмеялась:

– Наверное, это будет лучше, чем читать старый номер «Пипл».

– Здорово. У меня все в сумке. Это отвлечет меня, и я перестану представлять себе собственную безволосую голову или думать о том, что я до смерти боюсь.

Дана закрыла глаза.

– Бриджет… – начала она, но горло неожиданно перехватил спазм, и слезы подступили к глазам. – И я тоже. – Затем она придвинула ближе сумку Бриджет, достала оттуда прозрачную виниловую сумочку, наполненную принадлежностями для педикюра, и попыталась не думать о своей матери и о том, что ей, наверное, тоже было страшно.

Трудно поверить, что всего восемь дней назад Кэролайн привечала своих друзей (и тех, кто хотел ими быть) на своем весеннем рауте. А теперь Лорен была права – с момента убийства Винсента город накрыла какая-то пелена.

Перед тем как уходить из больницы, Кэролайн решила заглянуть в комитет по связям с общественностью, чтобы проверить, как идут последние приготовления: она планировала провести окончательный «подсчет голов» в среду, хотя теперь предстоящий праздник перестал иметь какое-то значение для нее.

Перестал?

Совершенно, как ни ужасно ей было признаться в этом самой себе.

Поднявшись на лифте на третий этаж, она начала путешествие по коридорам с уверенностью человека, который никогда не боялся больниц, не стонал от боли, никогда не падал в обморок при виде крови. «Обморок – признак слабости», – как-то сказала она Хлое, хотя и не была уверена, слушала ли дочь когда-нибудь то, что она ей говорила, а если слушала, то как же она тогда умудрилась упустить Ли.

Проходя мимо отделения радиологии, Кэролайн свернула к посту медсестры и решила заглянуть в отделение онкологии. Она могла и не заметить Бриджет, если бы ее взгляд не привлекла пижама рубиново-красного цвета. Но вот она, в комнате для вливаний номер шесть, с трубкой, змеящейся из ее левой руки.

Кэролайн стала как вкопанная.

– Бриджет? – спросила она. – Что ты тут делаешь? – Перешагнув через порог, она увидела Дану, словно в неуклюжем реверансе застывшую у ног подруги. Но Дана не делала реверанс – она красила Бриджет ногти. – Боже, – воскликнула Кэролайн, – чем вы обе тут занимаетесь?!

Миновала короткая пауза, а затем Бриджет сказала:

– Чертовски подходящее место для педикюра, n'est-се pas?[35]

Как и они, Кэролайн тоже не вчера родилась. Через несколько секунд она все поняла.

– Рак! – внезапно воскликнула она, даже не пытаясь изобразить непринужденность.

– Матки, – дополнила Бриджет.

– Вот тебе и закон об отчетности и безопасности медицинского страхования.

– Но, Боже ты мой, Бриджет, почему же ты никому ничего не сказала? – Затем Кэролайн посмотрела на Дану. – Хотя, – добавила она, – наверное, все же кое-кому сказала.

Эта четверка, которая когда-то была пятеркой – когда Китти была замужем за Винсентом, – теперь казалась обрубленной до двойки, пары, которая беспокоила Кэролайн так же сильно, как и то, что ей ничего не стали сообщать.

Она решила, что надо спросить, как себя чувствует Бриджет, и спросила.

– Все будет нормально, – ответила та. – Мой лечащий врач – доктор Вольф.

Это был онколог с Манхэттена, который имел привилегированное положение в Нью-Фоллсе. Он был щедрым дарителем, так что Кэролайн сказала:

– Что ж, ты в хороших руках. Уверена, с тобой все будет в порядке.

– Я приду на праздник, если тебя это беспокоит.

Естественно, это приходило Кэролайн в голову, но она сказала:

– О, Бриджет, единственное, что меня сейчас беспокоит, – чтобы ты скорее поправилась.

– Я собираюсь. Прежде всего я хочу помочь Дане разобраться с загадочной смертью Винсента.

– Загадочной? Между нами, девочками, я считаю, что это дело затянулось.

Затем в разговор вступила Дана:

– Кстати, Кэролайн, ты давала Винсенту деньги перед тем, как его убили? Может быть, ссуду?

Насос для внутривенных вливаний запищал.

Кэролайн засмеялась:

– Деньги? Винсенту? Зачем?

– Ну, я не знаю. Но твоя дочь говорила что-то насчет этого моему сыну…

Распрямляя цепочку, на которой висела компактная сумочка «Диор», Кэролайн сказала:

– Ах вот ты о чем. – Вот почему она ее третировала? – Ну да, – начала она историю, которую придумала заранее. – Винсент попросил Джека вложить деньги в новое предприятие, но Джек ему отказал. Мне показалось, что это несправедливо. С Китти или без нее Винсент был нашим другом много лет, разве не так? А теперь у него Иоланда, и я подумала, что сейчас очень важно оказать ему поддержку. Кстати, это была одна из причин, по которой я пригласила ее на раут, никто не прокомментировал мой жест, но теперь я понимаю, что кое-кто был недоволен.

– Но это же была твоя вечеринка, – сказала Дана.

– Ты могла бы даже кричать, если бы хотела, – добавила Бриджет, но Кэролайн пропустила это замечание мимо ушей.

– Надеюсь, я ответила на ваши вопросы, – бросила она Дане, щуря глаза и бросая на нее яростный взгляд. – Теперь я должна идти. Боб Халлидей лежит в реанимации. У него был приступ паники. Святые небеса, такое впечатление, что все разваливаются на части. – Она пожелала Бриджет удачи, затем поспешила выйти в коридор, подальше от этих женщин, которые когда-то были ее подругами.

Дана попала домой уже вечером. Войдя в дом, она вспомнила, что Стивен приедет к ужину, а она еще ничего не приготовила.

Сэм встретил ее с самодовольной ухмылкой.

– Прошу тебя, скажи мне, что ты состряпал запеканку с рисом и овощами и поставил ее в духовку, – взмолилась Дана. Когда мальчики были еще маленькие, они ей помогали по кухне. А теперь Дана чаще ела одна, а чтобы разогреть замороженный обед, повар не нужен.

– Извини, – ответил Сэм. – Но мы можем заказать пиццу. Как дела в больнице? – спросил он.

Дана рассказала ему о Бриджет. В отсутствие отца Сэм стал еще более открытым.

– Ладно. – Затем она рассказала о Кэролайн и ее деньгах для Винсента. – Я не знаю, правда это или нет, но она так сказала. А теперь признайся: что ты там еще задумал?

– Я?

– Ты. – Дана бросила свою сумку и подошла к чайнику, решив повременить с вином до прихода Стивена.

– Ну, ничего особенного.

Сын стоял и смотрел, как она наливает чайник, достает кружку, кладет туда пакетик с чаем.

– Звонила миссис Делано, – сказал он.

– Китти?

– Она просила тебя поехать с ней завтра к ее матери в Гайд-парк.

– Нет, никуда я не поеду.

– Почему?

– Потому что меня сегодня почти весь день не было, а завтра среда и твой отец будет дома, а я не знаю его расписания, и, кроме того, я бы очень хотела провести с тобой какое-то время до того, как ты уедешь в колледж.

– Чтобы разгадать убийство?

– Нет, – ответила она, улыбнувшись улыбкой матери. – Чтобы провести время с тобой.

– А если у меня другие планы?

– Например?

– Например, сегодня отличный день, и я хочу пригласить Хлою Мичем пойти прогуляться.

– Хлою? – Дана не спросила, куда делась его фантазия об Элиз.

– Только бизнес, мам. Может, мне она расскажет то, что ее мать не стала бы рассказывать.

– То есть?

– То есть… ну, пойдем в гостиную и посмотрим, что я сделал.

Она выключила конфорку под чайником, потому что знала, что ее ожидает настоящая пытка. Хотя, если честно, Дана была рада, что он дома, а не занимается такими вещами, какими, без сомнения, занимается сейчас его брат в Косумеле.

Полная теплых материнских дум, она пошла вслед за Сэмом в гостиную и, войдя, поняла, почему его улыбка при встрече была такой самодовольной.

Глава 23

– Сэмюель Дэвид Фултон, что, во имя всего святого, ты сделал? – Дана оглядывала комнату, заваленную огромными листами бумаги, размером с мольберт, которые висели по стенам и закрывали собой коллаж из фотографий мальчиков еще в детском возрасте, то, как они изменили пространство, на которое она потратила уйму денег и времени, приводя его в порядок, когда мальчики впервые уехали в колледж. Теперь эта комната представляла собой нечто среднее между классом и комнатой для допросов. На листах ютились стрелки, заметки и нумерованные списки, напечатанные разноцветными чернилами. – Сэмюель? – повторила она, потому что вместо того, чтобы ответить, он улыбался.

– Здорово, да? Смотри, это система. Черными чернилами помечено время до и после убийства Винсента. Здесь показано то, что произошло. Затем, для каждого потенциального убийцы и того, что нам о них известно, я использовал чернила, отличающиеся по цвету.

Первый гигантский лист висел на фотографиях с отдыха в Хэмптоне девяносто третьего года. Он был исписан красными чернилами и озаглавлен:

Кэролайн Мичем

– Раут начался в двенадцать тридцать, – сказал Сэм. – Мы считаем, что в одиннадцать тридцать она была дома, но кто это проверял?

Он указал на слово «алиби», за которым стояли три вопросительных знака.

Дальше шел «мотив» на одной линии со словами «Дала деньги Винсенту?».

Последним было написано:

Средства – Связи с киллером?

– Лорен Халлидей, – продолжал Сэм, пропустив несколько листов и подходя к тому, который был напечатан синим. Под именем Лорен он написал:

Алиби —???

Мотив – Винсент был ее любовником.

Средства – Близкая подруга миссис Мичем.

Киллер?

Дана огляделась. Плакат Бриджет был исчерчен зеленым, Китти – желтым, Иоланды – пурпурным. Комментарии к каждому содержали в себе такие примечания:

Бриджет Хэйнз – Рак (это как-то связано?)

Китти Делано – Наследство (так ли уж неожиданно?)

Иоланда Делано —

Дана тут же заметила, что Иоланда была вся в огромных «???» с головы до ног.

В общем, демонстрация получилась понятной, хотя, на ее взгляд, сделана она была слишком уж старательно.

– Боже ты мой! – воскликнула Дана. – А Бриджет почему подозреваемая?

– Она лгала полиции, мам.

То, что Бриджет сказала, будто у нее был сеанс массажа, хотя на самом деле она планировала химиотерапию, вряд ли можно было бы счесть за ложь. Дана скользнула взглядом по листам с Рондой, Жоржеттой и остальными, кто был на рауте.

– Так по крайней мере ты делаешь свою домашнюю работу.

– Круто, да? Я знаю, я упустил кучу женщин. Надеюсь, Хлоя даст мне список гостей ее матери.

– Сэмюель, – сказала Дана, закрывая глаза, чтобы подобрать слова, а потом снова открывая их. – Я восхищаюсь твоими усилиями, правда. Но я не считаю, что нужно… – она поводила рукой, словно дирижируя нью-фоллской симфонией, и, наверное, именно это она и делала, – всю эту информацию вывешивать здесь в открытую, словно это выставка. Все эти женщины – мои подруги, милый. Я не хочу, чтобы они подумали, что я шпионю за ними или, не дай Бог, что я их в чем-то обвиняю.

– Но я подумал, что они не так уж часто к нам заходят, и потом, ты же принимаешь их не в гостиной?

Действительно, когда подруги собирались вместе, то это обычно происходило на кухне за чашкой чая, реже в более формальной обстановке – в гостиной, за бокалом вина. Исключительный случай был лишь однажды, когда они с Китти сидели в солярии, дерево проломило крышу, и Китти спасла ей жизнь.

Как и в большинстве случаев, всегда бывают исключения.

– Но временами заглядывают другие люди, Сэмюель. Уборщики. Иногда деловые партнеры отца…

– Ну, можно, я оставлю это здесь до тех пор, пока я дома? – Из всех троих мальчиков Сэм был испорчен меньше всех. Наверное, поэтому он не дулся долго. – Это помогает мне думать, мам. А на следующей неделе мне уже в колледж. Можно до этого времени закрыть комнату?

Сын сделал столько работы, что было бы жалко так сразу его «заворачивать».

Дана снова огляделась, вникла в его рассуждения, собранные в одной комнате. Детективу Джонсону стоило бы взглянуть на это.

– Такты считаешь, что мне стоит завтра отправиться в Гайд-парк вместе с Китти?

Сэм пожал плечами:

– Ну да, а почему бы и нет? Я буду допрашивать Хлою, а ты работай с ней.

Дана упала на софу, которая стояла напротив пурпурного имени Иоланды.

– Надо сосредоточиться на Иоланде, да?

– Надо сосредоточиться на всех, мам. Я знаю, они твои подруги, но то, что кто-то из них совершил убийство, это очевидно.

Кэролайн сказала Дженни, что будет у себя в спальне и чтобы ее не беспокоили. Никаких звонков, никаких посетителей, пусть даже весь больничный праздник пойдет прахом.

Она была подавлена.

Стянув с себя свои плиссированные брюки «Остин Рид», она швырнула их на пол. Люди из комитета по связям с общественностью уже знают о Хлое и Ли. И как они пронюхали так быстро? И с чего она решила, что находится вне поля зрения, будучи тем, кто она есть?

Дело, конечно, было не только в Хлое. Еще и в друзьях Кэролайн: Лорен, Бриджет, Дане. Все женщины, которые приходили на ее раут, которые собирались на праздник (с момента убийства Винсента число гостей увеличилось; даже никому не известные личности хотели урвать себе кусок социального пирога Нью-Фоллса, чего бы им это ни стоило).

Дело было во всех женщинах, чьи жизни удались лучше, чем ее, у которых был друг, готовый даже сделать им педикюр, если у них обнаружат рак. В женщинах, у которых есть мужья, любовники, а у некоторых и те и другие. Черт, даже Лорен, милая, тихая Лорен кувыркалась с тем, кто ей не принадлежал, и все это во имя страсти, все это во имя любви. И все это – притворяясь идеальной женой Боба.

Кэролайн, конечно, королева притворства. Еще в молодости она выучила: когда мать поражала «ужасная головная боль» (читай: когда мать хватала лишку), отец таскал Кэролайн с собой на симфонию, открытие галереи или на благотворительный вечер, или ему хотелось, чтобы она была хозяйкой на обеде с гостями, которых позвала ее мать и потом благополучно об этом забыла. Кэролайн могла не глядя изобразить кого угодно, кроме себя самой.

Боже, она просто превратилась в шаблон!

Подойдя к окну, Кэролайн опустила шторы, закрываясь от остатков дня. Она подошла к кровати – широкой кровати огромных размеров, похожей на ту, которая стояла внизу в комнате для гостей и на которой спал Джек вот уже двенадцать лет. Она откинула пушистое покрывало и забралась под него, жалея, что у нее нет маленькой собачки, которую можно прижать к себе, почувствовать ее дыхание, ее теплый живот рядом со своим.

Но у Кэролайн не было собаки, и нужна она была ей не больше, чем мужчина в постели.

Простая истина была в том, что ей была нужна женщина.

«Ну вот, – сказала она себе. – Я признаю это. Мне нужна женщина, черт подери! Но не любая женщина».

– Элиз, – прошептала Кэролайн.

Больше успешно проведенного праздника, больше своей фотографии в «Таун энд кантри» или в «Таймс», больше жизни – по крайней мере ее жизни – она хотела дочь Китти.

Вот в чем заключалась истинная причина того, что они больше не могли быть друзьями с Китти, истинная причина, по которой она отдалилась от Бриджет и Даны. Все стало так сложно; что еще она могла сделать?

Если бы только можно было вернуться к началу…

– Моя мать меня не понимает, – сказала Элиз как-то летним днем, еще до того, как Винсент бросил Китти. Она шагала вокруг бассейна Кэролайн, с улыбкой на лице и тоником в руке. Другая рука лежала на шортах, которые сидели слишком низко на ее стройных бедрах и слишком открывали ее супермодельные ноги. Каждый раз, как она отбрасывала назад свои густые рыжие волосы, ее твердые, полные груди показывались из-под ее слишком облегающего спандексного топа, словно бы в поисках того, кому они могли бы быть интересны.

Поначалу Кэролайн отводила глаза, пораженная тем, что эта молодая женщина вызывала – да, вызывала – такие первобытные желания.

Сколько лет Элиз? Двадцать семь? Двадцать восемь? Есть что-то ненормальное в пятидесятилетней женщине, которая любит, желает двадцативосьмилетнюю. (Никто не удивился, когда Винсент спутался с Иоландой; двойные стандарты – это двойные стандарты.)

Пока Элиз говорила и ходила, Кэролайн думала о разнице в возрасте, а не о том, что даже и двадцативосьмилетняя она все равно была женщиной, а не мужчиной, черт подери!

Эй!

Но когда Элиз сказала, что ей что-то попало в глаз, и придвинула стул туда, где сидела Кэролайн, нагнувшись так низко, что Кэролайн, дыша ей на грудь, чувствовала, как секс исходит из пространства между ее шелковых бедер, Кэролайн решила, что не важно, мужчина это или женщина, красавица или чудовище.

Она издала негромкий стон и засунула подушку себе между ног, желая, чтобы это была Элиз.

Они занимались сексом тем днем. Жарко. Быстро. Кэролайн вспотела так сильно, что думала, что умрет от такой обильной потери влаги. Тогда впервые в жизни она потеряла контроль над собой.

После этого раз в неделю (к сожалению, только раз) они встречались на квартире у Элиз в городе и проводили несколько часов, занимаясь тем, чем занимались.

Это была любовь, да, Кэролайн это знала. Но кроме того – это не имело смысла.

Она не была там с праздников, с тех пор как подарила Элиз бриллиант в виде буквы «Э» от «Тиффани» в серебряной оправе, с тех пор как они обсуждали январский отдых на Багамах.

Кэролайн ушла из квартиры Элиз, чувствуя тепло и живость. Но когда она вышла из лифта и пошла через холл, к ней подошел седовласый человек. У него были маленькие глаза и родинка около носа. Он стряхнул снег со своего поношенного нейлонового пальто.

– Винсент Делано – один из моих клиентов, – сказал мужчина. – Он ищет капитал для своего нового предприятия. И вот он нанял меня, чтобы выяснить, нет ли у вас каких-нибудь секретов – таких, которые ваш муж не хотел бы оглашать. Секреты жен обычно куда более интересны – и стоят дороже, – чем секреты мужей. Вы не согласны?

Миссис Мичем не сказала ни слова, просто стояла, как Дега, балансируя между ступенями.

Человек улыбнулся, или, скорее, злобно посмотрел на нее:

– Я и не думал, что наткнусь на золотую жилу. Что выясню не только то, что вы изменяете, но и то, что делаете вы это с дочерью моего клиента. – Его родинка колыхалась, когда он усмехался. – И это, я думаю, меняет правила игры – того, кто кому должен платить.

Кэролайн заключила с ним сделку и заплатила ему за молчание.

Затем она порвала с любовью всей своей жизни ради того, чтобы защитить Элиз, чтобы защитить Джека, чтобы защитить себя и свое место чемпиона мира.

А теперь щеки Кэролайн были мокрыми от слез. Ей до боли хотелось любви, ей до боли хотелось ее. Ну почему они не могут быть вместе теперь, когда Винсент мертв?

Глава 24

Они вернулись, но на сей раз дышать не могла Лорен. Может, у нее был приступ паники, как у Боба? Слава Богу, врач решил оставить его в больнице на ночь. Слава Богу, его здесь нет.

– Как мы понимаем, у вас был роман с Винсентом Делано, – повторил детектив Джонсон, когда они стояли в холле, хищник лицом к лицу со своей жертвой.

Она прокляла себя за то, что рассказала все Дане. Дана, наверное, проболталась. Кэролайн Лорен рассказала только сегодня, а больше никто не знал.

– Миссис Халлидей? – обратился к ней полицейский, стоявший рядом с детективом. – Это так?

Флоренс сказала им, чтобы они убирались. Детектив сказал:

– Если мы уйдем, миссис Халлидей пойдет с нами.

Лорен затянула ленту на волосах. Сегодня лента была розовая, она отлично подходила к ее шелковому платью, которое было таким свежим с утра, а теперь, как и она сама, стало помятым.

Полицейский снова повернулся к Лорен:

– Не хотите позвонить своему адвокату?

Своему адвокату? Ее адвокат – это адвокат Боба.

Нет, уж конечно, она не хочет ему позвонить.

– Флоренс, – сказала она, – позвони миссис Мичем. – Кэролайн скажет, что ей нужно делать.

– Миссис Мичем – ваш адвокат? – спросил детектив, пока Флоренс не было.

– Мне не нужен адвокат, – ответила Лорен. – Я не убивала Винсента.

– Но Кэролайн Мичем – ваша подруга?

– Конечно. Да. Конечно.

– Миссис Мичем когда-нибудь называла вам имя киллера?

Вместо того чтобы поддаться страху, который сотрясал ее тело, и задрожать, Лорен засмеялась:

– Кого?

– Киллера. Знаете, это такой человек, которому платят за то, чтобы он убил другого человека.

– Я знаю, кто такой киллер, детектив. Нет, Кэролайн не называла мне никаких имен. Потому что мне киллер ни к чему, и я сомневаюсь, что он нужен ей, если честно. Миссис Мичем решилась бы на убийство не больше, чем я. – И снова слова Лорен звучали с поразительным спокойствием, силой, убеждением.

– А у миссис Мичем тоже был роман с Делано?

Она замолчала.

Она помолчала еще.

Лорен попыталась переварить его слова, но они извергались обратно.

Кэролайн?

И Винсент?

Флоренс спасла этот день или по крайней мере несколько секунд, когда вернулась в холл.

– Миссис Мичем сейчас нет, – объявила она.

Детектив кивнул.

– Пройдемте с нами, – непринужденно сказал он Лорен. – Или, может быть, нам лучше подождать возвращения вашего мужа?

В этот момент появилась Дори, босая и в халате, с маленьким Лайамом, сосущим грудь.

– Я пойду с тобой, – заявила Дори, и Лорен не стала ее останавливать, потому что вся эта пытка стала слишком невыносимой, чтобы терпеть ее одной.

– Да, это правда. – Лорен сидела на холодном пластиковом стуле в комнате для допросов, которая на самом деле была столовой, потому что полиции Нью-Фоллса приходилось допрашивать кого-нибудь не слишком часто.

Дори позволили сесть в дальнем конце комнаты рядом с автоматами для продажи напитков. Она даже не моргнула, услышав признание Лорен.

– Это было несколько месяцев назад, – продолжила Лорен, ее голос теперь был слаб, как и она сама. – Потом он стал встречаться с Иоландой. – Она коснулась стола «Формика», но потом убрала пальцы. Наверное, от преступников остались какие-нибудь микробы.

– Разрыв вас огорчил?

– Он произошел по моей инициативе. – Не было нужды говорить, что он стал встречаться с Иоландой прежде, чем бросил ее.

– Почему?

– Это было аморально, детектив. Я замужняя женщина. Он тоже был женат.

– На первой миссис Делано.

– Китти, – сказала она. – Да. – Она сидела и терпела еще один невыносимый момент, предвидя следующий вопрос: «И Китти была вашей подругой?»

Вместо этого он покашлял и спросил:

– Что вам известно об отношениях миссис Мичем и Винсента Делано?

Лорен с усилием выжала из себя улыбку.

– Я не знала, что они у них были.

– Она никогда не упоминала, что хотела бы видеть его мертвым?

– Нет. Она считала его жалким, хотя я не знаю почему. – Но если Кэролайн спала с Винсентом, то она тоже заслужила часть этой пытки.

– А кто-нибудь еще? Кто-нибудь из ваших знакомых не вел себя странно с момента убийства?

Лорен заерзала, стараясь устроиться поудобнее. Но холодный пластиковый стул теперь стал отдавать ледяной неприязнью. Почему ее выделили только потому, что она любила?

– То, что считается странным в других местах, здесь зачастую считается нормой.

Полицейский не ответил.

– Возьмем вчерашнюю ночь, – продолжила Лорен. – Бриджет Хэйнз разъезжала на серебристом «мерседесе» своего мужа. Была почти что полночь. Я позвонила, чтобы спросить, все ли у них в порядке. Рэндалл солгал и сказал, что да. Вам это не кажется странным?

Детектив не ответил, но просто сказал:

– Вы можете идти пока что. – Он подошел к другому полицейскому, который встал, провезя металлическими ножками стула по полу, а затем проводил дам из комнаты.

– Дори, – сказала Лорен по дороге домой, куда они отправились вместе, потому что Дори с малышом, видимо, теперь жили там без Джеффри, – я надеюсь, ты простишь меня.

– Прощу тебя? За что? За то, что ты немного развлеклась? Ведь тебе было хорошо с Винсентом?

Лорен изобразила полуулыбку, но приберегла для себя непристойные детали их страсти.

– Теперь мне придется все рассказать твоему отцу. На случай если все обнаружится.

Дори переложила Лайама к другой груди, и Лорен почувствовала резкий приступ зависти к любви матери и ребенка, за отсутствие которой ее упрекал Боб.

– А можно мне присутствовать при вашем разговоре? – спросила Дори. – Пожалуйста, можно, я посмотрю, как мой отец терпит фиаско?

Лорен отказалась, сказала, что так нехорошо. Но в душе она чувствовала признательность, радость оттого, что хотя бы один человек находится на ее стороне.

После химиотерапии Бриджет добралась до дома незамеченной. Она была истощена стрессом, беспокойством, бессонной ночью, обязанная всем этим человеку, которого любила когда-то.

Она была так измучена, что, взойдя по ступеням, ведущим к спальне, легла на плетеную лежанку на задней площадке, так и оставшись в пальто, как была. В следующий момент она ощутила, как Рэндалл трясет ее за плечо.

– Бриджет?

Она открыла глаза и увидела его лицо в тени детектива Джонсона. Она быстро села, несколько раз моргнула, а затем попыталась ногами засунуть туфли с пухом марабу под лежанку.

– Ты, наверное, помнишь детектива Джонсона?

– Mais oui, – ответила Бриджет, вытягивая руку при воспоминании о том, что надето у нее под пальто, и молясь, чтобы никто не предложил ей помочь снять пальто. – Qu'est que e'est?[36] Простите. Я задремала. – Она взбила волосы, облизнула губы. – У вас есть еще вопросы? – спросила она так кокетливо, как только умела.

– Только один, – сказал детектив. – Куда вы ездили прошлой ночью?

Бриджет засмеялась:

– Moi?[37] Что вы хотите сказать? Я была дома, разве нет, cherie? – Она бросила на Рэндалла сияющий, уверенный взгляд.

– Вообще-то, – ответил он, – мне кажется, ты уезжала куда-то. Твоя подруга Лорен звонила, потому что она видела мою машину. Она хотела удостовериться, что все в порядке. – Тон его голоса больше говорил о замешательстве, чем о гневе.

Да, она бы убила его, не будь здесь полицейских а может быть, и Лорен. Интересно, у Кэролайн остались координаты того киллера?

Бриджет снова засмеялась, ее мысли закружились словно попали в крутящийся с бешеной скоростью барабан старой стиральной машины.

– Какая я забывчивая! На самом деле я отлучалась ненадолго.

Детектив Джонсон, его напарник и Рэндалл просто смотрели на нее.

– Может быть, пройдем в гостиную, messieurs?[38] у меня был tres terrible[39] день, а там мы сможем устроиться поудобнее. – Чтобы дойти до гостиной, понадобилось сделать двадцать шагов, потом еще двенадцать до софы. Времени и места, чтобы придумать себе хорошее оправдание, не хватало. – Прошу садиться. Я уверена, мы разберемся со всем vite, vite.[40]

Все ждали правды. К счастью, у нее была альтернатива.

– Рэндалл, cheri, сядь рядом со мной. – Бриджет похлопала ладонью по диванной подушке; Рэндалл сел. Детектив Джонсон сел напротив них; другой полицейский встал у двери – наверное, на случай, если они решат бежать, подумала она.

Бриджет устремила взгляд вниз, на пол из твердой древесины.

– Я уезжала вчера ночью, но не из-за убийства Винсента, если вы подумали об этом.

– Мы реагируем на все, что кажется нам необычным, – сказал детектив.

– Oui. Видимо, в Нью-Фоллсе считается необычным, если женщина уезжает, оставляя мужа дома. – Бриджет держала паузу, чтобы увеличить драматический эффект. Затем она подняла глаза в поисках жалости, молясь, чтобы Рэндалл простил ее за то, что она собиралась сделать. – У меня рак, – сказала она.

Ба-бах!

Это заявление взорвалось, как мина в мирное время.

– Что?! – воскликнул Рэндалл, хотя, наверное, сам он не понял, что кричал.

Бриджет закрыла глаза и снова стала молиться, чтобы – если есть Бог, – чтобы он или она простили ей этот маленький проступок.

– У меня рак, – повторила она, беря в руки ладонь Рэндалла. – Cheri, прости, что я не сказала тебе. Я не хотела, чтобы ты волновался. – Но никто не услышал ее молитву.

Она снова повернулась к полицейским:

– Это рак матки. Мне делали операцию и облучение, но моя семья ничего об этом не знала. Сегодня я начала курс химиотерапии.

– В полночь? – спросил Рэндалл. Конечно, он запутался.

Она покачала головой.

– Я ездила навестить свою подругу Дану Фултон. Она единственная, кто знает об этом. Я рассказала ей, потому что у ее матери тоже был рак. – Она снова опустила глаза. – Я волновалась из-за химиотерапии. Я не могла уснуть, я отправилась к Дане. Она ездила по городу со мной.

Эта версия показалась убедительной даже самой Бриджет.

Детектив Джонсон поднялся.

– Ну что ж, миссис Хэйнз. Мы очень сочувствуем вам в вашей беде. Но я уверен, вы понимаете, что мы расследуем убийство. Поэтому мы поедем и проверим ваш рассказ у миссис Фултон.

Бриджет вскочила на ноги – не слишком ли быстро? – с полной готовностью.

– Вы едете сейчас?

– Ну да. Она кивнула:

– Хорошо. Тогда я поеду с вами. Давайте покончим с этим раз и навсегда, чтобы вы больше не причиняли нам беспокойства.

Глава 25

Бриджет понятия не имела, как именно она сообщит Дане о том, что сказала полицейским. Единственное, что она знала, – что имя Люка не должно упоминаться вообще. Она и так причинила Рэндаллу достаточно страданий.

Рэндалл поехал вслед за полицейской машиной, и Бриджет ехала с ним.

– Это правда? – спросил он.

– Oui. Это рак, Рэндалл. Но я поправлюсь.

– Если бы ты сказала мне раньше…

Бриджет посмотрела на него, на слезы, которые теперь застилали его глаза. Было невозможно не почувствовать любовь к тому, кто любит тебя так сильно.

– Je suis si desole,[41] – тихо сказала она. – Я пыталась защитить тебя. – Через лобовое стекло она смотрела на полицейскую машину и ненавидела себя за то, что была такой дурой.

– Только ты знала, – сказала Лорен Дане. – Я верила тебе, Дана. Я верила тебе, а ты выдала меня. – Руки у нее были на бедрах, подбородок овального лица задран вверх, щеки порозовели от гнева. Она была похожа на капитана команды болельщиц из старших классов, чей бойфренд пошел на выпускной с ее лучшей подругой.

– Лорен, – пыталась утихомирить ее Дана, – пожалуйста, попытайся понять. Кто-то убил Винсента. Полиция должна знать все, что хоть как-то может помочь делу. Ведь киллера еще не нашли. Неужели тебе все равно?

– Единственное, что мне не все равно, так это то, что меня предала моя собственная подруга.

– Лорен, я не единственная, кто знал о вас с Винсентом. Стивен знал.

– Стивен? Твой Стивен?

– Да. И я тоже так узнала. И наверное, еще кто-то знает. Множество наших соседей заходит в бар Гарри, когда они уезжают из города или приезжают в город. Множество наших соседей могли видеть вас в «Хелмсли».

Позвонили в дверь. Дана бросилась к ней. Если Сэм выйдет из гостиной, где Дана заключила его, когда приехала Лорен, кто-нибудь увидит его гигантские плакаты, его стрелки, которые указывали на весь город.

Боже, это полиция!

И Бриджет.

И Рэндалл.

Дана напряженно улыбнулась.

– Здравствуйте, – сказала она.

Плохо, что здесь не было Кэролайн и Китти. Может, они смогли бы прояснить непонятные места в соседней комнате.

Они прошли в кабинет. Дана закрыла дверь.

– Миссис Халлидей, – сказал детектив, увидев Лорен.

– Детектив.

Дана предложила вина. Согласилась только Бриджет.

После того как все, кроме полицейских, сели, детектив Джонсон спросил:

– Где вы были прошлой ночью, миссис Фултон?

– Прошлой ночью?

– Все в порядке, – вмешалась Бриджет. – Он знает о моем раке и химии. Он знает, что я приходила встретиться с тобой, потому что была подавлена.

– У тебя рак? – спросила Лорен.

Детектив Джонсон поднял руку:

– Леди, прошу вас, позвольте мне задавать вопросы. – Он устремил взгляд на Бриджет: – И пожалуйста, не надо отвечать за миссис Фултон. – Он снова переключился на Дану. – Прошлой ночью, – повторил он. – Где вы были?

Дана пожала плечами. Она не знала, какое отношение их поездка на Манхэттен могла иметь к убийству Винсента. Это было личное дело Бриджет, в конце концов. Достаточно их личных дел уже выплыло на поверхность.

– Бриджет приезжала, чтобы увидеться со мной, – так, как она и сказала.

– Из-за рака? – спросила Лорен. – Почему я об этом ничего не знала?

– Никто не знал, – ответила Бриджет. – Даже Рэндалл.

Рэндалл кивнул.

– Ты знала о нас с Винсентом? – внезапно спросила Лорен.

Бриджет улыбнулась:

– Конечно. Все знают о вас с Винсентом. Серьезно, это уже не новость. – Она глотнула вина, поставила свой бокал и поднялась. – Спасибо, что прояснила мое местонахождение этим милым джентльменам, – сказала она Дане. Затем она повернулась к мужу: – Рэндалл? Я бы хотела сейчас отправиться домой и избавиться от этой ужасной одежды. – Она расстегнула свое пальто и обнажила рубиновую шелковую пижаму, надеясь отвлечь всех.

Полицейские, конечно, были сбиты с толку. Рэндалл поднялся и сказал:

– Конечно, идем.

В ту же минуту дверь отворилась и вошел Стивен. Вместо того чтобы сказать «Здравствуй, милая, я дома», он спросил:

– Какого черта происходит в моей гостиной? И почему это у каждой женщины в Нью-Фоллсе убийство на уме?

Он, конечно, решил, что это шутка. Стивен и понятия не имел о том, что Дана с Сэмом делали, пока его не было; он не мог понять: это факты реального убийства или записи для работы по уголовному праву?

И еще он не знал того, что люди, собравшиеся в гостиной, заглянули не на коктейль.

– Предоставьте разбираться с убийством мне, – произнес детектив Джонсон, поднимаясь. – Глену Джонсону и полицейскому управлению Нью-Фоллса, – сказал он, тряся вновь вошедшему руку. – Вы, наверное, Стивен Фултон.

Стивен тоже пожал ему руку, кивнул, а потом перевел глаза на Дану, которая не знала, что сказать. Сэм вышел у него из-за спины:

– Извини, мам. Я не слышал из гостиной, что происходит. Я выглянул и слушал у окна. – Он указал на окно в другом конце комнаты, которое было открыто, чтобы впустить в дом свежий весенний воздух. Все перевели взгляд на окно, потом назад на Сэма. – Наверное, тогда-то отец и вернулся домой.

– И, я думаю, нам уже пора, – засуетилась Бриджет, запахивая свое пальто, чтобы закрыть шелк.

– Я с вами, – сказала Лорен. – И расскажи мне все о раке, прежде чем сесть в машину. – Она выбежала следом за Хэйнзами и закрыла входную дверь.

– Так, – сказал Стивен, – видимо, я умею правильно выбирать комнату. Господа? Не желаете присоединиться ко мне за бурбоном?

– Спасибо, нет, – отказался детектив Джонсон. – Думаю, ваша жена уже достаточно на нас нагляделась.

– Наоборот, – возразила Дана, потому что казалось, что больше никаких секретов не было, кроме того, куда она вчера ночью ездила с Бриджет, но им она говорить об этом не собиралась. – Вам, может быть, будет интересно увидеть те данные, которые собрал мой сын.

Глава 26

Гайд-парк в Нью-Йорке был знаменит тем, что там родился Франклин Д. Рузвельт, а также как «летний Белый дом» во время его президентства. Еще он был знаменит своим Кулинарным институтом Америки, поместьем Вандербильта и виноградниками Клинтона, которые не имеют никакого отношения к другому известному президенту. Эту область обслуживают три больницы, две газеты, две библиотеки (плюс одна президентская) и четырнадцать церквей, из которых только одна католическая.

Обычно Дана не стала бы волноваться из-за визита в дом престарелых. Ее отцу сейчас где-то под восемьдесят – если он все еще жив. Он мог бы быть в доме престарелых, но и этого она наверняка не знала.

Нет, думала Дана, паркуя машину и входя следом за Китти в дверь, при обычных обстоятельствах она не испытывала бы волнения, входя сюда. Однако на этот раз она была рада уехать из города, от размышлений и от пустых разговоров об убийстве Винсента.

Мать Китти дремала в солярии, но они могут разбудить ее, сообщила сестра за столом в приемной.

Застеленный ковром коридор был просторный и светлый. Он не был полон людей с поникшими головами в инвалидных креслах, как ожидала Дана, а был украшен пастельными красками весенних цветов и видами Гудзонской долины. Если ее отец и в доме престарелых, то вряд ли в этом.

– Мам? – позвала Китти, и Дана зашла за ней в приятную комнату в персиковых тонах, украшенную сочными растениями, а в дальнем углу стоял кабинетный рояль.

«Мам» сидела за инструментом, одинокая фигура в одинокой комнате. Она оглянулась и помахала рукой.

– Я здесь! – радостно воскликнула она. – Я вижу, ты привела подругу.

Китти поцеловала мать в щеку.

– Мам, это Дана. Дана, знакомься, это моя мать, Мьюриел Долтон.

Дана вдруг подумала, что до этого момента она не знала девичьей фамилии Китти. С другой стороны, никто в Нью-Фоллсе, кроме Стивена, не знал, что она когда-то была Даной Кимбалл и о том, какое это было бремя. Она взяла руку женщины и улыбнулась:

– Здравствуйте, миссис Долтон.

Женщина была маленькой и худой, такой же стала и Китти за последние несколько месяцев. На ней было платье в синий цветочек, и пахло от нее чем-то похожим на детскую присыпку.

– Спасибо, что пришли, – сказала она Дане, а затем уронила руку и снова повернулась к Китти: – Как там дети?

– Нормально. Просили передать привет. Видимо, миссис Долтон не знала, что «дети» почти не общались с Китти.

– А Говард? Как там Говард?

Говард? Она имела в виду Винсента? Она не знает, что они в разводе? И всего остального тоже?

– С Говардом все в порядке. Он бы пришел, но он очень занят в ночном клубе.

Дана перестала спрашивать себя, что это еще за Говард и о каком «ночном клубе» шла речь. У Китти, возможно, есть брат – так же как отец у Даны, – о котором она никогда не говорила, потому что это один из семейных секретов.

– Сестра сказала, что ты дремлешь.

Мать Китти махнула рукой и тихонько засмеялась.

– Когда я не играю на рояле, они думают, что я сплю. Так они хотя бы не докучают мне.

Дана стала кивать вслед за Китти – словно бы они обе прекрасно понимают ее.

– Хочешь, я сыграю? – спросила миссис Долтон. – Вдруг твоей подруге понравится моя импровизация на тему Гленна Миллера? – Ее глаза сверкали, то ли от восторга, то ли от лекарств.

– Было бы неплохо, – ответила Дана прежде, чем Китти успела рот раскрыть.

Миссис Долтон снова улыбнулась. Она занесла руки над клавиатурой и затем начала играть.

– «Лунная серенада», – объявила она, но звуки, которые она извлекала из рояля, совсем не походили на классику, и на музыку вообще. Узловатые пальцы бряцали, шарили и ударяли по клавишам, извлекая один дисгармоничный звук за другим.

Дана посмотрела на Китти, которая отвела глаза, сложила руки на груди и подошла к окну, затем села и стала ждать.

Позже, когда они снова оказались в машине, Китти поблагодарила ее за то, что она была такой терпеливой.

– Я должна была предупредить тебя, – сказала она. – У моей матери расстройство рассудка.

– Но она выглядит вполне… нормальной.

Китти кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

– Она считает, что я Элис. Элис – это моя сестра.

– Элис? Я не знала, что у тебя есть сестра.

– Она переехала в Батон-Руж. Вышла замуж за музыканта, которого боготворила моя мать.

– Говарда.

Китти кивнула.

– От Элис не было никаких вестей вот уже много лет. Может быть, она уже умерла.

Теперь все понемногу начато проясняться для Даны.

– Это место, в котором содержится твоя мать, довольно симпатичное. Наверное, это очень дорого. – Последнее предложение выскочило, словно герпес.

– Да, – сказала Китти. – Но платил Винсент.

Винсент?

– Это было частью договора о разделе имущества после развода, – добавила Китти. – Вместо алиментов он решил оплачивать долговременный уход за моей матерью.

– Но я думала, он был на мели…

– Таким людям, как Винсент, стоять с протянутой рукой не приходится.

Дана принялась размышлять над этим, словно бы она была Сэмом. Что за ерунда? Если Китти хотела, чтобы Винсент заботился о ее матери, почему она не сказала об этом полиции? Разве это не помогло бы доказать ее невиновность?

Положив обе руки на руль и устремив взгляд на дорогу, Дана снова подумала о том, что узнала от своего отца: «Тщательно исследуй все части истории, прежде чем складывать их вместе».

Она снова вернулась к началу. «Бывшая жена торговца фьючерсами Винсента Делано была найдена рядом с трупом, из его левого уха течет тонкая струйка крови, дуло пистолета все еще дымится у Китти в правой руке».

Дана подумала об объяснении Китти, о торговце коврами с Ньюбери-стрит, который должен был прийти.

И тут ей пришла в голову мысль.

– Китти, – начала она, – я не хочу менять тему разговора, но я тут подумала о том, чтобы переделать комнату Майкла – у него теперь все равно есть свой дом. Ты, по-моему, говорила о торговцах коврами с Ньюбери-стрит. Может, стоит им позвонить? Как называется этот магазин? – Ей показалось, что все звучит вполне невинно. Она не ожидала, что Китти заплачет.

– Ну, просто замечательно, – сказала Китти. – Ты решила, что я убила его.

– Что? – воскликнула Дана. – Нет!

– Нет, ты решила. Зачем еще ты спросила про торговцев коврами? Ты хочешь проверить мой рассказ. Ты хочешь знать, существуют ли они вообще и собирались ли они прийти тогда.

– Китти…

Китти покачала головой:

– Не важно. Просто отвези меня домой. Боже, Дана! Если ты мне не веришь, кто поверит тогда?

Дана вздохнула:

– Ну, ты должна признать… между твоей матерью и этой неожиданной страховкой…

– Я знала о ней, понятно? Я знала о страховке. Если хочешь, это я настояла на том, чтобы он ее купил. На случай если он умрет, у меня были бы деньги на содержание моей матери. Я не стала никому говорить – ведь что бы они тогда подумали? Полиция? Дети? Весь чертов город?

* * *

– Ты не поверишь, дорогой, но Хлоя на самом деле не любила Ли Сато. Она собиралась за него замуж только потому, что ее родители так хотели.

Дана кинула свою записную книжку на кухонный стол и посмотрела на мужа. Вчера они долго не ложились, просматривая таблицы Сэма и факты и размышляя над каждой теорией вместе с полицейскими, которые рассказали, что отсутствуют какие бы то ни было доказательства – нет ни отпечатков, ни волос, ни остатков ткани, ничего, что обрадовало бы героев сериала «Си-эс-ай. Место преступления». Баллистический отчет, который еще не завершен, похоже, был единственным, на что они могут опираться.

Стивен сказал им, что это гораздо интереснее, чем работать или уйти на пенсию, как его отец в Бока-Ратон.

Он дал Дане бокал вина, хотя было еще только три часа дня. Она взяла его, скинула туфли. Потом хотела спросить Стивена, не думает ли он, что они должны навестить торговцев коврами, но слишком устала от всей этой чепухи. Так что вместо того, чтобы расспрашивать о коврах, Дана спросила о Сэме.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но у него было свидание.

– Свидание? С кем? – Она не знала, зачем спросила. Ей всегда не нравилось, когда братья Сэма подкалывали его за то, что книги его всегда интересовали больше, чем девушки.

– Сэм только сказал, что это работа под прикрытием. Я спросил: «Под чьим прикрытием?» А он ответил, что это не смешно. – Стивен осклабился. – А по-моему, смешно.

Дана села за кухонный стол и не спросила, не думает ли он, что свидание было с Хлоей. Стивен оперся на стол. Она никогда не признается в своих феминистских взглядах, но она чувствовала себя лучше, когда ее муж был дома, словно бы он был балластом на корабле, которым был их дом.

– Мать Китти живет в довольно неплохом доме престарелых, – заметила Дана. – И платил за него Винсент.

– А теперь кто платит?

– Деньги из страховки. Когда Китти их получит.

Стивен забросил в свой бурбон несколько кубиков льда.

– Милая, ты уверена, что Китти не убивала Винсента?

Наверное, единственной причиной, по которой она не упомянула о коврах, было то, что она не хотела, чтобы Стивен чувствовал такие же сомнения, как и она. Китти все-таки однажды спасла ей жизнь, сделав Дане искусственное дыхание, когда дерево упало в комнату.

– Ну, по правде говоря, я не знаю. Но я думаю, что она заслуживает честного суда. Компетентного адвоката.

– Ну и?..

– А этот неудачник, которого наняла Кэролайн, помогать не собирается.

– Все равно мне как-то не по себе. А тут еще этот киллер.

– Предположительно киллер, Стивен. Боже мой, ведь эти женщины наши друзья! Ты только послушай, что мы о них говорим.

Стивен засмеялся:

– Наши друзья всегда были забавные. Смешно, но я никогда не доверял Делано. Наверное, это перенеслось и на его жену. Извини.

– Ты никогда не верил Винсенту?

– Да. Я всегда считал его трусливым, а Китти слишком убогой. Я знаю, ты считаешь, что она спасла тебе жизнь, но на самом деле я уверен, что ты и сама бы справилась. Что касается детей Китти и Винсента, Марвин – придурок, Элиз – симпатяшка, но оба они какие-то странные. – Он снова улыбнулся, потому что в отличие от большинства мужчин Стивен был счастлив. – А теперь, если ты меня извинишь, я добавлю дом престарелых к списку мотивов Китти.

Дана отпила вина.

– Подожди, – сказала она. – Есть еще кое-что.

Он подождал.

– Адвокат, – продолжила она. – Для Китти.

– О чем ты?

– Я хочу помочь ей. Я хочу найти кого-нибудь адекватного. По-моему, Майкл ходил в школу с сыном какого-то криминалиста. Помнишь? Мы его как-то видели, на каком-то громком процессе.

– Уверен, он потребует не много. Но я не знал, что у Китти есть деньги.

– У нее нет. Я хочу заплатить гонорар. Она вернет деньги, когда получит страховку.

На сей раз муж рассмеялся от души.

– Дорогой, – сказала она, – я серьезно. По-моему, Китти сделала бы то же самое ради меня в похожих обстоятельствах.

– Ты имеешь в виду, если бы ты меня убила? Ты пугаешь меня, Дана. – Однако он не прекратил смеяться.

– Я говорю серьезно, Стивен. Ты знаешь, о чем я.

– Да, знаю. И я уверен, ты поймешь, что я имею в виду, когда скажу, что ты заплатишь за адвоката Китти только через мой труп, а не через труп Делано.

Дана уже хотела с ним спорить, но тут в дверях появился Сэм, который, видимо, завершил свое свидание с кем бы то ни было.

– Кого-то ждете? – спросил он.

Стивен ответил:

– Нет, а что?

– Там какой-то парень на аллее спрашивал маму. Я бы его пригласил, но у нас ступеньки.

– Сэм, – удивилась Дана, – о чем ты говоришь?

– У нас ступеньки. Он не смог подняться по ним на своей коляске.

Глава 27

О Боже, это был первый муж Бриджет, о котором никто не знал! Его коляска стояла на аллее, на обочине был припаркован цыганский фургон, короткий скат был спущен от боковой двери на тротуар.

Дана попросила Стивена и Сэма подождать снаружи.

– Дана Фултон, – сказал гость. – Как хорошо, что это вы! – Его английский был куда лучше, чем у Бриджет, когда рядом с ней был Рэндалл.

– Мсье Лабрекю, – сказала она, пожимая ему руку. Огромную, холодную и сухую. – Как вы меня нашли?

– Я запомнил ваше имя. Я знаю, что Бриджет живет в этом городе. Найти кого-то нетрудно.

«Незаменимый Интернет», как говорит Сэм.

Тень от полуденного солнца рисовало его лицо словно углем. Было очевидно, что когда-то Люк замечательно выглядел; и до сих пор он оставался симпатичным. У него была задумчивая улыбка и искренний взгляд. Следы сильных мускулов формировали линию плеч, прикрытых курткой.

– Я бы пригласила вас в дом… – начала Дана.

– Non, – сказал он. – Я ненадолго. Я только хотел спросить о Бриджет. Она сказала, что больна.

– Да.

– Она поправится?

– Я не знаю. Надеюсь.

– А остальное?

– Что остальное?

Он замолчал, собираясь с мыслями.

– Я рассказал ей о человеке, который приходил и задавал вопросы. Она не захотела говорить об этом. Но у меня осталось плохое чувство.

Облако дискомфорта накрыло Дану, словцо нежная накидка. Она сложила руки на груди.

– Мсье Лабрекю. Чем я могу помочь вам?

– Я знал Бриджет почти всю жизнь. Когда кто-то задает вопросы, я беспокоюсь. Я беспокоюсь за Бриджет. За нашу дочь.

– Вашу дочь?

– Эйми. Это моя дочь.

Дана не знала, что ответить. Люк Лабрекю кивнул:

– О, я вижу, Бриджет вам не сказала. Она и мне не сказала. Но дело в том, что Эйми как две капли воды похожа на мою мать. – Он улыбнулся при этом воспоминании, а потом сказал: – Давным-давно наша с Бриджет жизнь была омрачена болью и утратой. Мы оба были опустошены. И все же нам была нужна любовь. Поэтому мы нашли других людей, которые полюбили нас с ней, когда в нас самих любви уже не оставалось… – Его предложение закончилось прежде, чем он закончил свою мысль.

– Думаю, Бриджет поймет это. Со временем.

Люк улыбнулся, в его улыбке читалась грусть.

– Как это по-английски – жизнь продолжается. Всякое случается, но жизнь все равно продолжается.

Дана еще смотрела на него, когда он уже давно закончил говорить. За несколько коротких моментов она узнала о Бриджет больше, чем за все годы их знакомства.

Но неужели Эйми на самом деле его дочь, а не Рэндалла?

Потом Люк дал ей небольшую карточку.

– Прошу вас. Если что-то случится, прошу вас, свяжитесь со мной. Я всегда позабочусь о Бриджет, но я не могу быть с ней так, как она этого хочет. Передайте ей, что я сожалею об этом. И еще скажите ей, что я буду по-прежнему любить полевые цветы, так же как любил их все эти годы. – Он развернул свое кресло и покатился назад в вагончик, въехал по небольшому скату, который разложил водитель, а затем закрыл за собой большую раздвижную дверь.

Иоланда устала. Большую часть дня она отскребала надпись «Покойся с миром, Винсент Делано» с заднего стекла «ягуара», потому что ее план провалился. Вместо того чтобы ощущать удовлетворение, она была только смущена.

– Насчет краски на твоем заднем стекле, – сказала миссис Фултон, когда постучала в окно. – Ну в общем-то я не знаю, как тебе сказать, но…

Но ничего. Загорелся красный свет, и Иоланда утопила педаль в пол, прежде чем миссис Фултон (разве вы не знали, что эта, наверное, самая приятная из всей кодлы Нью-Фоллса?) увидела, как лицо Иоланды из бронзового становится розовым. Она была не ровня этим женщинам, что бы там ни думал Винсент.

– Марвин сегодня разговаривал с нашим адвокатом, – сказала Элиз, входя в гостиную и плюхаясь на один из пластиковых стульев, которые Иоланда купила в «Рэймонд и Флэниган» в Покипси. Они здесь были ненадолго, пока Винсент не получит деньги, чтобы оформить дом. Но с деньгами сначала было туго, потом еще туже, и стулья так и остались, расставленные по четырем углам комнаты, словно точки квадрата: одна для Иоланды, одна для Элиз, одна для Марвина, и еще один стул был для Винсента, и Иоланда поклялась, что никто никогда на него не сядет. – Мы сможем получить два миллиона, – продолжила Элиз, – только если мою мать осудят.

– Ее осудят. Я знаю, что это огорчает тебя.

Элиз скрестила свои длинные ноги и насупилась:

– Я не ребенок. Я уже взрослая женщина с головокружительной карьерой. – Но ее большие глаза увлажнились. – Но ведь кто-то убил моего отца. Он был несовершенным, но это был самый лучший отец, который у меня когда-либо был, знаешь ли. – Слезы заливали ее лицо, она захлюпала носом. – Если это сделала моя мать, надеюсь, она поджарится в аду.

Иоланда подалась вперед, взяла Элиз за руки:

– Она поджарится, уверяю тебя. А вы с твоим братом получите деньги.

– Не нужны мне эти проклятые деньги. Свою долю я отдам тебе.

Иоланда покачала головой:

– Я уже говорила тебе. Винсент оставил мне кое-что.

– И ты не хочешь это тратить.

Это была правда. Иоланда не была уверена, что эти деньги можно тратить. Она любила своего Винсента, но не считала, что деньги принадлежат ей, так же как и ему. Но об этом она, конечно, не скажет Элиз.

– И потом, деньги тебе понадобятся, – продолжила Элиз. – Когда появится ребенок.

Иоланда встала со стула и подошла к камину из серого камня, которым никогда не пользовались и с решетки так и не сняли упаковки.

– Никто из них еще не знает. Ни одна из нью-фоллских жен. И уж конечно, твоя мать тоже. – Она потерла руки, ощутив внезапный холод.

Элиз подошла к ней сзади, обняла ее немного округлившуюся талию.

– Отец так хотел, чтобы у тебя был этот ребенок, – прошептала Элиз. – Не знаю, как мой брат, но я буду помогать тебе. Отец действительно любил тебя.

– Любил меня, а не твою мать.

– Когда-то мою мать. А потом тебя.

Иоланда похлопала падчерицу по руке и произнесла:

– Я так рада, что у меня есть такая подруга, как ты.

Элиз ответила:

– Я тоже, – а затем сказала, что ей надо возвращаться в город на вечернюю фотосессию, но она предложила, чтобы Иоланда приехала к ней утренним поездом, чтобы они пошли в магазин купить что-нибудь для малыша за ее счет.

Дана знала, как нужно искать в «Гугле», поэтому набрала: «Торговцы восточными коврами Ньюбери-стрит Бостон». Программа тут же выдала список; ей пришлось посидеть на телефоне, благодаря Стивена и Сэма за то, что они решили покатать шары в клубе. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из них – особенно Стивен – думал, что теперь она сомневалась насчет Китти.

– Здравствуйте. Я живу в Нью-Фоллсе, Нью-Йорк, и мне вас рекомендовали…

Один задругам торговцы отвечали, что в Нью-Йорк они не поедут, потому что это не их территория, словно бы они торговали кренделями с тележек на Манхэттене и им не позволяли соваться на чужие улицы.

В «Бангс энд Холфилд» был иной ответ.

– Да, у нас есть несколько клиентов в Нью-Йорке, – ответил приятный женский голос.

Дана замерла.

– Я живу в Нью-Фоллсе, – начала она. – На самом деле мне вас рекомендовала моя подруга Китти Делано. Кажется, она хотела продать вам несколько ковров. – Дана ждала ответа.

– Простите, – сказала женщина. – Мне незнакомо это имя.

Дана положила трубку, потом попыталась еще несколько раз.

– Мы не ездим в Нью-Йорк.

– Вы можете приехать в Бостон?

И тут:

– Ах да, миссис Делано! Как она поживает? Мы приезжали на прошлой неделе, но там случилось что-то ужасное. Везде были полицейские машины. Я звонил, чтобы перенести встречу, но она сказала, что сама перезвонит нам. Думаю, что мы, возможно, могли бы заняться и вашим делом…

– Спасибо, я вам перезвоню, – ответила Дана. Она повесила трубку, удостоверившись, что Китти говорила правду.

Глава 28

Ей было наплевать на то, что говорит Стивен.

Из-за чувства ли вины перед Китти, которая когда-то спасла ей жизнь (интересно, она бы действительно могла «справиться» сама?), растущих сомнений насчет Бриджет (из всех них Бриджет была ее лучшей подругой, не так ли?) или просто потому, что Дана была рассержена на Стивена из-за того, что тот рос в благополучной семье с достатком и не знал, что такое настоящее страдание и боль, но Дана решила нанять Китти адвоката – такого, который по крайней мере мог разобраться в том, кто нажимал на курок, а кто нет.

История с коврами добавила Дане решимости.

Однако Дана никогда не шла против желаний Стивена. Ну, однажды она уговорила Майкла поступить в аспирантуру Северо-Западного университета, хотя Стивен настаивал на том, чтобы он поступал в Уортон, его альма-матер.

Но Майкл уже ездил в Чат и в Йель, и Дана решила, что пора ему выбираться из Новой Англии. Она хотела, чтобы он испытал жизнь на Среднем Западе поближе к тем местам, в которых выросла она сама, поближе к тому, что имело значение для нее, когда она была молода, – музеям, музыке, театру, хотя Майкл и не был похож на нее.

Дана торжествовала победу над Стивеном. Ее победа стоила ей трех недель безразличия и двух лет колкостей, которые были совсем не в его характере.

Так что теперь, в добавление к долларам и центам, она и понятия не имела, чем ей это грозит. Бриджет могла бы сказать, что Дане надо просто предложить ему почаще заниматься сексом. Но она не собиралась рассказывать ничего Бриджет, к сожалению, ей некому на самом деле довериться.

– Сэм, – будила она сына следующим утром, после того как Стивен уехал в офис, а не в аэропорт – для разнообразия. – Просыпайся. Мне нужна твоя помощь.

Один душ и две чашки кофе «Старбакс» спустя Сэм ставил свой «ранглер» на парковку возле здания на Уолл-стрит, в котором работал Майкл.

– Не понимаю, почему ты просто не позвонила ему, мам, – удивлялся он, когда они шли по дороге от парковки к зданию. – Если он помнит имя этого парня, так он бы сказал тебе его по телефону.

– Надеюсь, этот адвокат сможет встретиться с нами, если узнает, что мы в городе, и поймет, что это важно.

– Если есть хоть малейший шанс, что он вообще доступен, – сказал Сэм с кривой улыбкой.

Офис был в черно-белых тонах, сплошной металл и стекло. Дана почувствовала гордость за то, что Майкл – ее сын! – достиг столь многого. И вот он появился в приемной, одетый в «Армани», который они подарили ему на прошлое Рождество. Он выглядел таким привлекательным! Таким успешным!

– Мама? – спросил он. – Что случилось?

– Ничего, – ответила Дана, подавляя улыбку. – Все в порядке. Но мне нужно имя адвоката для Китти Делано. Я подумала о том человеке, с чьим сыном ты вместе учился в школе.

Майкл сложил руки на груди и посмотрел на Сэма, который пожал плечами.

– Ты провела столько времени за рулем, чтобы приехать в Манхэттен и узнать чье-то имя?

– Ну да. Только, скорее, Сэмюель был за рулем.

Он стал смотреть на них обоих.

– Я очень занят, мам. Кроме того, ты считаешь, что вмешиваться в это дело – хорошая идея?

Дана забыла, что он сын и Стивена тоже.

– Имя, прошу тебя.

Он вздохнул, словно был старым человеком.

– Мам, – снова сказал Майкл, – я не могу.

– Все, что мне нужно от тебя, – чтобы ты позвонил ему. Подготовил почву. Понимаешь?

– Нет, – слишком быстро ответил он. Дана моргнула.

– Нет?

– Дело в том, что отец мне уже звонил сегодня утром. Он предупреждал, что ты попытаешься сделать что-то подобное.

Видимо, кто-то включил отопление на слишком большую мощность. Дана почувствовала, как на щеках появляется румянец, в то время как ее глаза прицельно смотрели на ее старшего сына.

– Ты хочешь сказать, что твой отец велел тебе не помогать мне? – Стивен, ее совершенный муж? Отец ее совершенных детей?

Майкл смущенно усмехнулся.

Сэм усмехнулся нервно.

Они все были против нее, все до единого.

Дана так разозлилась, что даже не попрощалась. Она развернулась и замаршировала назад к лифту. Сэм догнал ее, только когда она вышла из здания.

– Мам… – попытался он успокоить ее.

Но Дана покачала головой. Она не хотела говорить с ним и вообще ни с кем из них. Впервые в жизни Дана чувствовала себя недооцененной, ненужной, совершенно не необходимой женой.

– Если хочешь, можем поехать пообедать куда-нибудь, – предложил Сэм, пока Дана решительно шла к машине. Какой милый мальчик Сэм. Если бы он только знал это имя, он ведь сказал бы его ей, правда?

Она снова покачала головой, сошла с обочины и стала ждать, пока проедет лимузин. После того как он проехал, она вгляделась в него пристальнее.

– Это же машина Мичемов, – сказала Дана, забыв, что не желает ни с кем разговаривать.

– Ну да, – подтвердил Сэм. – Может, мистер Мичем приехал в город, чтобы просить Ли Сато изменить решение. Офисы Сато находятся дальше по улице.

Они перешли дорогу. Дана предположила, что это был не Джек, а Кэролайн. Потом она решила, что Кэролайн способна на что угодно, но она не могла пасть так низко.

* * *

Кэролайн поверить не могла, что может дойти до такого.

Она не спала почти всю прошлую ночь, думая об Элиз, Хлое и проклиная Ли, потому что он был мужчиной, а чаще всего что-то закручивалось именно по их инициативе. Еще она опасалась, что сын Даны попытается навязать себя ее отверженной дочери. Сэм был достаточно мил, как и все мальчики Фултонов, но он был и останется посредственностью. Он будет богат, но недостаточно богат; заведет нужные связи, но их будет недостаточно – будет просто очередным пареньком из Нью-Фоллса.

Сэм не станет мировым игроком.

Что снова возвращало ее к проклятому Ли и тому, что надо исправить ситуацию. Потому что хотя бы что-то в ее жизни должно быть как надо.

Джек беспомощен. Его представления о том, что такое «пытаться», – это значит оставить несколько голосовых сообщений на автоответчике Ли. Он не стал звонить своему водителю и гнать его в центр города, чтобы пасть так же низко, как теперь собиралась упасть Кэролайн.

До центра города они добрались за рекордное время, несмотря на утренний час пик. Джеральд знал, как надо вести машину, когда Кэролайн сидела у него за спиной.

Он припарковал машину рядом с Международным финансовым центром, где семья Сато делала свой бизнес.

Кэролайн велела ему не уезжать, на случай если ее оппонента не окажется на месте. В своем бледно-голубом плаще она пересекла площадь перед зданием, торжественно прошагала мимо пальм и вошла в сводчатый зимний сад, показала охраннику документы и направилась к целой батарее лифтов так, словно делала это каждый день.

Мистер Сато находился в офисе, но в данный момент был на встрече, сказала привлекательная молодая женщина в приемной. Кэролайн стало интересно, не развлекается ли он и с ней вдобавок к той русской.

Она посмотрела на часы.

– Я подожду, – заявила миссис Мичем и села в приемной напротив отличного вида из окна тридцатого этажа.

О да, она ждала.

Час, другой, третий ждала Кэролайн. Она подавила свой гнев и свою гордость. Она удержалась от того, чтобы барабанить мысами своих лакированных туфель «Торрини» или снять свой плащ, чтобы почувствовать себя комфортно. Миссис Мичем сидела и ждала, а перед ней мелькали один костюм за другим. Мужчины кивали, женщины нет. Все были молоды. И каждый считал себя пупом земли.

В час двадцать три Ли вышел из своего убежища, в котором скрывался все это время.

– Ты все еще здесь, – кинул он.

Кэролайн не стала вставать, когда он подошел.

– Я не уеду без объяснений.

– Они есть у твоей дочери. Кроме того, это не твое дело, Кэролайн.

С самого начала он стал называть ее именно так, даже раньше, чем она сама успела предложить: «О, не зовите меня миссис Мичем. Просто Кэролайн». Ли был до такой степени груб. Деньги обязывают.

– Ты встречался с моей дочерью достаточно долго. Она ужасно переживает.

Мимо прошел молодой человек с блэкбэрри.[42] Кэролайн решила, что неудобно – обычно – сидеть в приемной и вести такой приватный разговор, но Ли и не думал приглашать ее в свой офис, ну а эта миссия волновала ее куда больше, чем ее позор.

Он сел напротив нее на стул, обитый серой замшей.

– Хлоя не переживает. Она сильная, впрочем, как и ее мать. Справится.

Кэролайн смотрела на мраморный пол.

– Неужели ничего нельзя придумать?

– Ну, – сказал Ли, – я не знаю, что ты имеешь в виду.

– Я имею в виду, что могу убедить дочь, что нет ничего плохого в том, чтобы иметь несколько женщин, что это может даже хорошо сказаться на твоем бизнесе, но что она – твоя единственная любовь.

– Кэролайн, – сказал Ли, – не надо этого делать.

– Она послушает меня, Ли. Она всегда меня слушала.

– Нет, Кэролайн.

– Может быть, бизнес моего мужа может каким-то образом оказаться тебе полезным? У него есть много информации о его партнерах…

Ли поднял руку:

– Если ты имеешь в виду торговлю внутренней информацией, то Джек Мичем – последний человек, с которым я согласился бы иметь дело. И потом, он же женат на тебе.

Кэролайн повернула голову и посмотрела ему прямо в лицо.

– Да как ты смеешь?! – прошипела она.

Он засмеялся.

Он засмеялся!

– Кэролайн, – повторил он, на сей раз поднимаясь. – Неплохая попытка. Но прошу тебя, уходи. Прежде чем ты поставишь нас в глупое положение и начнешь предлагать себя, чтобы затащить меня обратно в свой убогий загон. – Он развернулся в своих туфлях на платформе с семисантиметровыми каблуками (он был маленького роста, но и это не спасло его) и ушел, оставляя смешки после себя.

– Позволь мне сказать тебе одну вещь, Ли Сато. – Кэролайн вскочила из своего кресла и стала потрясать кулаком. – Я бы не согласилась трахаться с тобой, будь ты даже последним чернорабочим на планете! Ты никогда не был парой для Хлои. Никогда! – У нее изо рта брызгала слюна. Она тут же вытерла ее с лица, затем сложила ладони рупором и прокричала: – И еще кое-что, ты, ублюдок! Она оставит твое чертово кольцо себе!!!

Он махнул рукой, даже не взглянув на Кэролайн. А потом завернул за угол и исчез навсегда из жизни нью-фоллских Мичемов.

Глава 29

Хуже всего было, конечно, то, что Стивен предугадал ее действия, что он знал, что Дана отправится к Майклу после того, как он ей отказал.

Как же ей теперь вообще и в принципе быть с этим? Они так редко ссорились, что это была абсолютно новая для нее ситуация.

Но он ей не доверяет! Он просто действовал, ожидая, что она бросит ему вызов. Да как он смел?!

И она, конечно, бросила ему вызов.

И…

И Дана налила чаю, оставаясь в недоумении до тех пор, пока не зазвонил телефон.

Китти.

Этого еще не хватало.

– Мне не понадобится этот адвокат, – сказала она.

Что?

– Они сняли с меня обвинения, Дана. Они знают, что я не убивала его.

Это что, сон? Еще не кончилась ночь, и Дана все спала, и это утро никогда не наступало? Это многое бы объяснило.

Но Китти говорила что-то о баллистике и о том, что это не ее пистолет и что все идет как надо.

– Теперь мне не смогут отказать в получении наследства. Теперь за будущее моей матери можно не волноваться.

Дана знала, что последнее – с натяжкой. И еще она знала то, что зря разочаровалась в своей семье.

– Да, мы с женой были друзьями Китти и Винсента Делано. Но это не имеет никакого отношения к убийству.

Лорен стояла в холле, она не пошла в палату. Она снова не могла дышать. Она коснулась шеи рукой, жалея о том, что на ней нет ее жемчуга, который можно теребить, пока беседовали ее муж и детектив (снова он!). Она подумала, что должна быть благодарна медсестре, которая предупредила ее, что здесь полиция.

– Позвольте нам решать, что имеет отношение к убийству, а что нет, – сказал детектив Бобу.

Лорен задумалась о том, приехал ли полицейский специально, чтобы навестить Боба, и если да, то, Боже мой, зачем? Она прислонилась к стене, хотя с удовольствием побежала бы к лестнице, но была уверена, что ноги не донесут ее так далеко.

– Говорю вам, – настаивал Боб, – что нам ничего об этом не известно. – Его губы, наверное, были растянутыми, белыми и сжатыми, а взгляд высокомерным и важным.

– Вы знаете, где ваша жена была с одиннадцати утра до часу дня, когда Делано застрелили?

– Зачем вы спрашиваете об этом? Делано ведь убила его бывшая жена, разве не так?

– Как выяснилось, он был застрелен не из ее пистолета. Так что игровое поле свободно.

– В общем, вы зря теряете здесь свое время, детектив. Моя жена невинна, как птичка.

– Не смешите меня.

– Ну хорошо. Ладно, я не знаю, где она была в полдвенадцатого, потому что я находился на площадке для гольфа. Где обычно в это время и бываю.

– Она была не с вами?

– Моя жена никогда не была членом какого-либо клуба. Нет, я был с Джеком Мичемом. И Рэндаллом Хэйнзом. А, нет, не так. Мы собирались четверкой со Стивеном Фултоном, но ему пришлось уехать в город, и Хэйнз отказался, но я не знаю почему. Так что я был с Мичемом, а Лорен там не было. А теперь, если вы меня извините, детектив, я бы хотел одеться. Моя жена придет с минуты на минуту, и я отправлюсь домой. Конечно, если вы не вызовете очередной приступ паники.

Лорен чувствовала, что у Боба поднялось давление, она представляла себе его лицо, его шею, которая сначала порозовела, потом покраснела, его огромная багровая вена начала пульсировать у него на голове от виска до лба. Это происходило всякий раз, как кто-то бросал вызов ему или кому-то из его близких. Может, он и повернут на контроле, зато предан.

Полицейский вздохнул.

– Мистер Халлидей, вы знали, что у вашей жены была связь с Делано?

Она даже не ахнула, просто втянула немного воздуха, и он застрял у нее на полпути к легким. Боб засмеялся:

– Вы переходите всякие границы, детектив. Если бы я был на вашем месте, я бы поостерегся обвинять чужих жен черт знает в чем. Кроме того, что это неприлично, это еще может быть и опасно.

– Это угроза?

Стоя в холле, Лорен прижимала пальцы к губам, чтобы не закричать.

– Я бы сказал, совет. Финансовый совет, точнее. Относительно вашей пенсии. Вам известно, что моя фирма занимается пенсионным фондом полицейского департамента Нью-Фоллса? И еще многих городов отсюда до Манхэттена? Вы не поверите, до чего эти счета уязвимы. Даже в наше время.

Лорен знала, что должна остановить их. Она должна остановить Боба и она должна остановить детектива, она должна остановить все это прямо сейчас и здесь, но это было невозможно, потому что Лорен не могла пошевелиться.

– Значит, я был прав. Это угроза. Вот что, мистер Халлидей, если бы я был на вашем месте, то, может, я бы поостерегся кого-то в чем-то обвинять. Однако вам интересно будет узнать, что ваша жена призналась в том, что между ними была любовная связь.

В коридоре стало жарко, огни потухли. Лорен почувствовала головокружение и упала.

Бриджет провела все утро и добрую половину дня в постели. Рэндалл думал, что она плохо чувствует себя из-за химиотерапии. Он предложил остаться дома и не ехать в офис, но Бриджет отказалась, сказав, что Эйми поможет, если ей что-нибудь понадобится, кроме того, сегодня четверг, а значит, придет Лоррейн.

В два часа она все еще смотрела в потолок, раздумывая, что делать дальше. Рэндалл был таким милым прошлой ночью, так волновался из-за ее рака, так снисходителен к ней за то, что она ничего ему не сказала.

Нет, это не из-за химиотерапии она чувствовала себя плохо, это из-за токсинов вины.

Неожиданно в дверь тихо постучали.

– Бриджет? Ты спишь? Это Дана.

Дана. О mon dieu, разве можно вообразить друга лучше?

– Entrez, s'il vouz plait,[43] – ответила Бриджет. – Прошу, прошу, входи. – Она взяла себя в руки, откинулась на белое, обшитое шелком изголовье, затем взбила подушки, которые лежали рядом, словно закрываясь ими.

– Бриджет, – сказала Дана, войдя. – Ты в порядке? Лоррейн сказала, что я могу подняться.

– Oui, oui, я в порядке. Правда. Но дни в последнее время какие-то тяжелые, да?

Дана села на будуарное кресло рядом с кроватью.

– Да уж, тяжелые. Тебя не тошнит от химии?

Бриджет покачала головой:

– Нет, я только устала. Ты поэтому пришла? Чтобы справиться о моем здоровье?

– Да, отчасти.

Именно это «отчасти» заставило Бриджет напрячься в ожидании того, что последует за этими словами.

– Это и еще кое-какие новости.

– Хорошие новости, я надеюсь? Для разнообразия.

Дана пожала плечами:

– Хорошие для Китти. Из лаборатории пришел баллистический отчет. Винсента убили не из ее оружия.

Бриджет даже села прямее.

– Chouette![44] Она его не убивала!

– Очевидно, нет. Полиция снимает обвинения. Она получит деньги по страховке.

– Два миллиона долларов. Нравится это ее детям или нет.

– Для ее матери, – сказала Дана, а затем стала рассказывать ей про миссис Долтон, и про дом престарелых, и про рояль.

– Может, дети Китти станут мягче к ней относиться. Или, может, она переедет в Покипси.

– Ну, еще не все закончилось. Я надеялась, мы сможем найти ей другого адвоката, такого, который сможет узнать, кто действительно убил Винсента.

– О! – ответила Бриджет. – Mon dieu. Если меня от чего и тошнит, так от того, что приходится это слушать.

В комнате повисла тишина, стало некомфортно, по крайней мере Бриджет.

– Бриджет? – спросила Дана. – Тебе что-нибудь об этом известно?

Она моргнула.

– Excuxez-moi?[45]

– Только прошу тебя, – сказала Дана, – не расстраивайся. Но ты ничего не скрываешь? По-моему, ты не хотела, чтобы я говорила полиции про твою поездку в гостиницу. И ты солгала им, когда они допрашивали тебя в первый раз… и ты звонила Томасу, просила его соврать ради тебя…

Бриджет откинула покрывала, схватила халат с изголовья, выпуталась из простыней и резким движением вставила одну руку в рукав халата, который был вывернут наизнанку.

– Mon dieu, – снова произнесла она, – не могу поверить, что ты говоришь мне такие вещи. Допрашиваешь меня, как будто ты из полиции. – Она подвинула будуарный стул и подошла к сиденью у окна, которое выходило на газон, спускавшийся к Гудзону. – После всех этих лет дружбы ты считаешь меня убийцей.

Дана смягчила тон.

– Я не сказала этого, Бриджет. Прошу тебя, я всего лишь пытаюсь тебе помочь. Если ты что-то, не важно что – скрываешь…

– Все, что я скрывала, – это рак! Будь ты на моем месте, ты бы хотела, чтобы об этом трезвонили на всех углах? «У Даны Фултон рак! Совсем как у ее матери!» Тебе бы это понравилось, mon amie?[46] – Бриджет не знала, какое слово – «мать» или «рак» – заставило Дану так побледнеть, и ее тут же захлестнула новая волна вины. – Дана, – быстро сказала она, но подруга поднялась и пошла к двери.

– Прости, Бриджет. Прости, что я так настойчиво вела себя. Похоже, что в последнее время я постоянно говорю что-то не то.

– Погоди. – Бриджет бросилась за Даной. – Это я должна просить прощения.

– Мне надо ехать домой, – ответила Дана, выходя из комнаты и спускаясь по лестнице. – Я позвоню тебе завтра. – Она говорила так, словно действительно собиралась сделать, как сказала, но, уходя, не оглянулась.

Бриджет стояла на верхней площадке лестницы, с ее руки свисал одетый наизнанку халат, когда из своей комнаты внизу вышла Эйми и сказала:

– Маман! Тебе уже лучше?

Глава 30

Если бы отец Кэролайн увидел ее сейчас, он был бы разочарован.

«Кэролайн, – как он всегда звал ее в честь Южной Каролины, где родилась ее мать, дива чарльстона и потребительница слишком большого количества мятного джулепа, – Кэролайн, почему ты позволяешь этому молодому человеку позорить нас?» – спросил бы он. Но отец умер два года назад, пережив ее мать на двенадцать лет.

А раз он умер, то уже ничего не узнает, ведь так?

Ее шея была напряжена, слезы просились на глаза, когда она садилась в лимузин, который верно ждал ее у обочины.

Водитель закрыл за ней дверь, а затем обошел машину и сел за руль, открыл окно, которое отделяло салон от водителя, и спросил:

– Домой, миссис Мичем?

На что она бросила короткое «Да», а затем закрыла окно, откинула голову назад и позволила слезам бежать по ее щекам с безупречным макияжем.

Машина погрязла в потоке – очередной лимузин богатеев, перевозящий очередное привилегированное тело, свободное от проблем. Естественно, никто из тех, кто стоял снаружи, и не догадывался, что меньше всего Кэролайн хотела бы снова оказаться в Нью-Фоллсе, вернуться назад к перешептываниям всех тех, кто знал про Хлою, назад к перепланировке мест на проклятом больничном празднике на проклятом картоне с плисом сверху – идея из проклятого Виндзорского замка.

По привычке Кэролайн запустила руку в сумочку, вытащила свой мобильный телефон и проверила, нет ли новых сообщений.

Ронда Ганье хотела бесплатное место на празднике для своего племянника, который приезжает из Майами.

Джек сообщал, что будет дома поздно, если ей интересно. Как ни прискорбно, нет, ей это не интересно.

Хлоя писала: «Мам, ты не поверишь, но сын Даны сказал мне, что пистолет, из которого убили мистера Делано, был пистолетом Китти».

Упоминание о Винсенте, о Китти только заставило Кэролайн лишний раз вспомнить об Элиз.

Ах-х!..

Неужели нельзя увидеться с ней хотя бы еще раз? Неужели нельзя объяснить, почему им пришлось покончить с их отношениями?

Потом Кэролайн напомнила себе, что Винсент был отцом Элиз, и она не захочет верить, что он был способен на шантаж или, не дай Бог, что у него тоже были изъяны.

Со смирением Кэролайн решила ответить на звонок Хлои. Потом она вспомнила о своем отце, о том, как боготворила его, о том, как считала его совершенством, и о том, какой психованной была – хотя почему была? – из-за этого ее жизнь.

Потом она подумала: «Может, если мы хотим быть счастливыми, все, что нам нужно сделать, – это повзрослеть? Повзрослеть и начать жить собственной жизнью».

Не долго думая миссис Мичем закрыла телефон, подалась вперед и открыла окно.

– Я передумала, – сказала она Джеральду. – Отвези меня в Верхний Ист-Сайд.

Если она увидится с Элиз, если снова коснется ее, может быть, у Кэролайн тогда все получится.

– Тебе лучше? – спрашивал нежный голос Дори – она стояла в спальне рядом с диваном у окна, где сидела Лорен. Лайам был у нее на руках.

После того как Лорен упала в обморок в больнице, ей на помощь пришел детектив Джонсон – надо же такому случиться! – который услышал какой-то глухой звук, когда она ударилась об пол. Ее привели в чувство, а потом ее осмотрел врач, который и отпустил домой.

– Да, – ответила Лорен. – Впервые за столько лет я чувствую себя свободной.

– От моего подавляющего отца.

– Да.

– Слава Богу! Я думала, этого никогда не произойдет.

Лорен закрыла глаза.

– Все время по дороге домой из больницы он со мной не разговаривал. Я извинилась. Я просила его простить меня. И все же он молчал.

– Никто никогда не смел ослушаться его, Лорен. Никто не смел.

– Он разведется со мной.

– Отец так сказал?

– Нет. Я сказала, а он молчал.

– Может, он справится с этим.

– Нет, если об этом узнают его приятели. Нет, если они узнают об этом в клубе.

– Мужчины. Они гораздо упрямее женщин.

– Гораздо. – Лорен не сказала Дори о своем подозрении, что полиции все рассказала Дана. Это больше не имело никакого значения. Лорен больше не было смысла прикидываться, что жить с Бобом Халлидеем – это прекрасно. Если в этом виновата Дана, то ее надо благодарить, а не проклинать. – Я думаю о том, чтобы поехать в Нантакет. Уехать из Нью-Фоллса на какое-то время.

Ребенок издал булькающий звук. Дори улыбнулась и коснулась его милого личика. Ей хотя бы нравилось быть матерью, если уж не женой.

– Ты пропустишь священный больничный праздник.

Лорен отвернулась.

– Не думаю, что по мне там будут скучать.

– Тогда я убегу с тобой, – выпалила Дори. – Мы с ребенком убежим с тобой.

– Ты не можешь! А как же Джеффри?

– Джеффри и мой отец – пусть убираются к черту, – ответила Дори. – А мы с тобой поедем в Нантакет.

– В таком случае, – произнес не кто иной, как Джеффри, появившись неожиданно на пороге, – вам может понадобится вот это, чтобы защититься от акул. – Между его большим и указательным пальцами висел огромный пистолет.

– Джеффри! – пронзительно закричала Дори.

– Уйди! Уйди! – воскликнула Лорен, хватая с дивана все подушки и закрываясь ими, словно пуховый наполнитель мог спасти от разрывных пуль, выпущенных из тридцать восьмого калибра.

– Боже мой! – сказал Джеффри, опуская пистолет. – Да успокойтесь вы.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Дори, еще визгливо. – Зачем тебе этот пистолет? Если ты забыл – здесь ребенок, между прочим.

Словно по сигналу, Лайам начал плакать.

– Я не забыл. Я почти не вижусь с ним, Дори. Господи! Неужели я не могу хотя бы видеться с ним? – Джеффри попытался пройти в комнату, но Дори подняла руку, как дежурный полицейский, который переводит школьников через дорогу.

– Не смей, – приказала она.

Он остановился.

– Зачем ты едешь в Нантакет?

– Зачем ты носишь пистолет?

Лорен прижалась спиной к окну, наблюдая за шахматным поединком, который разворачивался перед ней: ферзь, ладья, маленький Лайам, пешка.

– Я нашел его в пруду у Кэролайн Мичем.

Лорен отпустила подушки.

– Что?

– Садовники постоянно что-нибудь находят. Мячи для гольфа, перчатки, иногда даже змей. Не думал, что мне попадется оружие. Он валялся на кувшинке, как будто его кто-то бросил туда.

– Боже мой! – ужаснулась Лорен. – Ты показывал его Кэролайн?

– Никого не было дома, кроме служанки. По-моему, ей я не должен ничего говорить.

– А полиция? – спросила Лорен. – Ты должен отнести его к ним.

– Ну, я планировал туда пойти, после того как закончу с твоим газоном. – Он занимался их газоном и еще газоном Мичемов. Несмотря на то что он был частью «семьи», Джеффри знал, что Джек и Кэролайн – на первом месте.

– Отнеси его сейчас же, Джеффри, – потребовала Лорен. – Это может быть орудием убийства.

Он выпрямился в струну и посмотрел на пистолет под новым ракурсом.

– Ты думаешь, мистера Делано убили из него?

Для выпускника колледжа, пусть даже по ландшафтному дизайну, Джеффри иногда казался недалеким.

– Возможно, – сказала Лорен.

Они трое смотрели на пистолет, словно бы тот знал ответ.

– Ты считаешь, – спросила Дори, тут же забыв, что не разговаривает с мужем, – что кто-то бросил его в пруд Кэролайн по дороге на раут?

– Кто-то, – согласилась Лорен. – Или она сама.

Кэролайн пересекла просторный холл, как делала бесчисленное количество раз до этого, зная, что Элиз не нужен швейцар – «цепной пес», как она его называла, – который сообщает обо всех посетителях и делает тайные заметки о личной жизни каждого, кто здесь живет.

Однако швейцар мог бы знать, желателен ли приход Кэролайн или же у Элиз сейчас находится другой любовник.

При этой мысли она пошла медленнее.

Все-таки именно Кэролайн закончила все – ей пришлось закончить, спасибо этому слизняку Полу Тобину и двумстам тысячам долларов, которые она заплатила ему, видимо, для Винсента. («Ему будет интересно узнать, что вы лесбиянка, – сказал ей Тобин. – Деньги помогут ему хранить молчание и не трепаться на всех углах». Лишние двести тысяч для Тобина должны были «убедить ее», что он не проболтается Винсенту, что Элиз – ее любовница.

Поэтому она порвала с Элиз, чтобы защитить ее – от скандала, от Тобина, от Винсента и от того, чтобы девушка узнала, каким стал Винсент.

Кэролайн вошла в лифт, нажала кнопку со стрелкой «вверх» и приказала себе не думать об этом, потому что Винсент мертв и больше не может причинить им вреда.

Миссис Мичем поднялась быстро и спокойно, подошла к двери с буквой «В» на двери и нервозно нажала на звонок.

Она ждала.

Никто не открыл.

Она постучала.

Элиз обычно была дома в это время, она работала с утра три-четыре часа, а потом возвращалась вздремнуть, чтобы приготовиться к ночной съемке или к ночной жизни, к веселью в секс-клубах, если она этого хотела.

Кэролайн стояла там, обдумывая слова «Элиз» и «желание» в одном предложении, как вдруг дверь неожиданно распахнулась.

Минуту они стояли, глядя друг на друга, нос к носу.

– Кэролайн.

– Элиз.

– Что ты здесь делаешь?

– Я пришла проведать тебя.

– Проведать.

– Наверное, надо было позвонить.

– Наверное, надо было позвонить.

Кэролайн ощутила, как у нее увлажнился лоб, подмышки и промежность.

– У меня дела в городе. Я решила заглянуть. – Значит, так и есть. У Элиз другой любовник, помоложе, без сомнения, некто куда более пылкий. Наверное, кто-то, с кем она познакомилась в этих своих клубах.

– Но у нас с тобой больше нет никаких общих дел, – сказала Элиз. – И это ты так захотела.

– Я передумала.

– Поздно. Поезд ушел. Так всегда бывает, когда все дело только в похоти.

Кэролайн начала протестовать, но внезапно из глубины квартиры донесся женский голос:

– Элиз? У тебя гости?

Голос казался знакомым. Боже, это Иоланда!

– Миссис Мичем? – спросила та, появившись из-за угла и остановившись как вкопанная – лучше и не скажешь.

– Я была здесь поблизости, – ответила Кэролайн, ее мозг закипел, слова зазвучали в ритме стаккато. – Я пришла, чтобы сообщить Элиз хорошие новости. Полиция подтвердила, что ее отец был убит не из пистолета ее матери.

С этими словами она дежурно улыбнулась, быстро поклонилась (Поклонилась? Боже, неужели она и впрямь это сделала?!), набросила плащ на плечо и направилась к лифту так, словно ее миссия была завершена.

Глава 31

Стивен снова уехал, на сей раз на однодневную встречу в Альбукерке, где контролирующая компания сети спа-курортов покупала бизнес «полностью натуральной» косметики на основе алоэ и масла ши. «Прекрасный союз», – заметил он за ранним ленчем, прежде чем уехать в аэропорт.

– Совсем как наш, – ответила Дана.

Они не разговаривали про нового адвоката для Китти. Если Майкл говорил ему, что она хотела пойти против воли Стивена, ей об этом никто и словом не обмолвился. И все же в столовой явно ощущалась какая-то холодность, и она была рада, что он уезжает.

– Я сяду на ночной рейс и вернусь утром в субботу, – сказал муж. – Как раз к празднику.

«Ну да, – подумала Дана. – Чертов праздник уже в эти выходные».

Он поцеловал ее в щеку и ушел, а она перешла в гостиную.

Сэма не было; он промямлил что-то невнятное про то, что доведет дело до конца, хотя Дана подумала, а не пошел ли он встречаться с Хлоей – она единственный человек старше двадцати одного года, который не был расписан на плакатах, кроме Элиз, но она ведь не стала бы убивать своего отца?

Дана просмотрела имена потенциальных убийц, актерский состав их детективного реалити-шоу. Итак, есть доказательство, что Китти этого не делала, тогда кто остается?

Лорен?

Кэролайн?

…Бриджет?

В принципе это может быть кто-то из них.

У Лорен с ним была связь.

Кэролайн знала киллера.

У Бриджет слишком много секретов, неизвестно даже, кто отец ее дочери – номер un или deux?[47]

Все они были друзьями в течение долгих лет. Неужели их доверие – и их со Стивеном доверие тоже – зиждилось на зыбкой почве? Но разве общение между женщинами обычно более открытое, чем между женщинами и мужчинами?

Дана еще раз пробежалась взглядом по данным Сэма, по его заметкам, его таблицам. Сплошь неудачные дизайнерские находки.

Она вертела эту информацию и так и сяк, думала снова и снова. И потом Дана поняла, что есть только один способ докопаться до правды: нью-фоллским женам нужно срочно собраться на обед.

Глава 32

Они встретились в «Кофеине» – не пошли в клуб, где официанты будут в очередь выстраиваться, чтобы подслушать хоть что-нибудь.

Подруги заказали вино. Когда его налили и все отпили понемногу, Кэролайн начала:

– Прежде всего я хочу сообщить новости.

– Кэролайн, – оборвала ее Дана, – со всем должным уважением, прошу тебя: заткнись, пожалуйста. Сегодня я тут командую.

Кэролайн надула свои пухлые губы.

– Отлично, Дана. Пока ты главная, сделай мне одолжение и спроси: не известно ли кому-то из присутствующих, почему пистолет нашли у меня в пруду?

– Пистолет? – изумилась Дана.

– Пистолет? – спросила Бриджет.

Лорен промолчала.

– Вчера я была в городе. Когда я приехала домой, в моем саду шастала толпа полицейских, они натянули по всему периметру свою желтую пластиковую ленту – от моих плакучих вишен до моих японских кленов. Они осушили пруд, на рытье которого зять Лорен потратил пятьдесят три тысячи долларов. – Миссис Мичем подалась вперед, положила локти на стол и сцепила пальцы вместе. – Так что если у кого-нибудь есть идеи, я слушаю.

– Ну и ну! – воскликнула Дана.

– Ну и ну! – сказала Бриджет.

– Это из него убили Винсента? – спросила Лорен.

Кэролайн пожала плечами:

– Кто знает. Они ничего не говорят. Но зато обращаются со мной как с подозреваемой.

– Мы все подозреваемые, – ответила Дана. – Сейчас даже еще больше – с тех пор как Китти оказалась чистенькой после этого баллистического отчета.

– На меня не смотрите, – сказала Бриджет. – Я химиотерапию делала. Вряд ли что-то может это перекрыть.

– Я его не убивала, – заявила Лорен. – Сейчас уже все вы знаете о нашей связи. Когда Винсент закрутил с Иоландой, я злилась, мне было обидно. Я бы отомстила, но я боюсь собственной тени, и это всем вам тоже известно. – Она, конечно, делала непрозрачный намек на двойной подбородок, который ей давно уже надо было подтянуть, но у нее не хватало смелости.

– Но ты же хочешь сбежать, – заметила Дана. Когда она звонила насчет обеда, Лорен сообщила ей, что складывает чемоданы для поездки в Нантакет.

– Я сбегаю от Боба, а не от Винсента. – Тон ее голоса достиг нижнего предела, положенного природой, не открывал никаких дополнительных деталей.

– Ну я-то знаю, что я его не убивала, – ответила Дана. – У меня не было необходимости.

– У тебя нет секретов? – с грустной усмешкой спросила Кэролайн. – Давай-давай, Дана, у всех у нас есть свои секреты.

Бриджет отогнула верхний край своего жакета и стала обмахиваться им, чтобы развеять следы приступа прилива.

– Если у меня и есть секреты, – сказала Дана, – то они не касаются Винсента. И вообще кого-либо в Нью-Фоллсе.

– Тогда что это за секреты? – спросила Кэролайн.

– Так, прекратите, – вклинилась Бриджет. – Какими бы они ни были, они не могут быть столь же подозрительными, как знакомство с киллером. Кэролайн, может, ты нам расскажешь об этом?

Она погладила бокал так, словно это «Штубен».

– Ладно, если уж мы договорились играть по-честному, то пеняй на себя. Когда-то я подумывала убить Джека.

Весь ресторан затих – или это был только их столик?

– Что такое? – невинно спросила Кэролайн. – Вы хотите сказать, что ни разу за всю семейную жизнь не мечтали убить своих мужей?

Дана открыла рот, чтобы сказать «нет», но поняла, что все остальные молчали. Она отпустила несколько комментариев по поводу Стивена, давая им понять, что она солидарна с ними.

– И что ты сделала? – поинтересовалась Бриджет. – Открыла «Желтые страницы»?

Кэролайн снова провела пальцем по бокалу, проигнорировав это высказывание.

– Кто-нибудь из вас помнит Майка Доусона, тренера?

Это был тренер по гольфу, который дал им несколько бездарных уроков, а потом исчез в один прекрасный день, как это обычно бывает с тренерами по гольфу.

– Он подъезжал ко мне, и я была не против. Но я сказала ему, что у нас может что-то получиться, если Джека не будет на горизонте. Я, в общем, шутила, но Майк дал мне телефон. Я решила его сохранить, потому что подумала, что однажды…

Официант откупорил вторую бутылку вина. Голос Кэролайн растворился в его аромате.

– Я тебе не верю, – сказала Лорен.

Кэролайн засмеялась:

– И тем не менее это правда. И это еще одна причина, по которой Майк исчез. Пораскинув мозгами, хорошенько пораскинув мозгами, я передумала. Мысль о том, чтобы начать все заново одной или даже хуже – с кем-то еще, показалась мне просто утомительной. И кроме того, присутствие Майка тоже стало надоедать мне. Я решила, что его хлопоты о преисподней как-то не к месту в Нью-Фоллсе. Так что я сказала Джеку, что он предложил мне с ним переспать. На следующий день Майк и его Большие Берты[48] пропали.

Они подумали, отпили еще вина, заказали салаты «Нисуаз». Потом Дана произнесла:

– Я думала, у тебя знакомые в тюрьме.

Кэролайн побелела.

– В тюрьме? У меня?

– Ты знала, что Китти холодно, когда она там была.

Кэролайн как-то нехотя улыбнулась, а потом сказала:

– Нет. Единственный, кого я знала за решеткой, – это моя дорогая мамаша. Каждый раз, как она оказывалась в вытрезвителе, мне приходилось ее забирать. Мой отец этого не делал, потому что хотел, чтобы она осталась там и получила по заслугам, думая, что станет меньше пить. Он ошибался.

– О, Кэролайн! – воскликнула Лорен.

– О горе! – протянула Бриджет.

– Значит, ты не убивала Винсента, – сказала Дана.

– Честное скаутское, – ответила Кэролайн. – Хотя могу сказать, что у меня был неплохой мотив.

Лорен скривила губы.

– Что? Что мог мой Винсент сделать тебе?

Никто не стал комментировать то, что он был ее Винсентом.

– Ну во-первых, он меня шантажировал, – ответила Кэролайн. – Я уже заплатила ему двести тысяч, и я знала, что он захочет еще.

Бриджет держалась за эмалированную раковину в дамской комнате, куда она влетела после того, как почувствовала приступ тошноты – из-за химиотерапии, и все приняли это как должное. Кроме Даны, потому что она влетела туда сразу вслед за Бриджет и спросила, что на самом деле происходит.

– Меня тошнит, – ответила Бриджет. – Наверное, не надо пить вино.

– Да у тебя вино вместо крови течет в твоих французских венах, – сказала Дана, – Кроме того, я бы тебе поверила, если б не увидела, как у тебя челюсть отвисла, когда Кэролайн упомянула шантаж.

В этот момент снова открылась дверь и вошли Лорен и Кэролайн.

– С тобой все в порядке, Бриджет? – спросила одна, а другая села на жесткую парчовую софу, которая стояла напротив зеркала в позолоченной раме.

– Превосходно, – кивнула Бриджет. – Tres превосходно.

– Не надо сарказма, – попросила Лорен.

– У меня рак, – ответила Бриджет. – Я имею право на тошноту. И на сарказм.

Никто не стал с этим спорить. Потом Бриджет извинилась.

– Дело не в раке, – созналась она. – Просто этот сукин сын Винсент меня тоже шантажировал.

Лорен схватилась руками за голову:

– Прекратите! Прекратите говорить о нем гадости!

Дана перевела взгляд с Кэролайн на Бриджет, потом назад на Кэролайн.

– Зачем ему было вас шантажировать?

Повисла огромная, слишком огромная пауза. Ну, кто первый? Эники. Беники. Бриджет вызвалась быть первой.

– Merde,[49] – сказала она, когда какая-то женщина спустила воду, вышла из кабинки, помыла руки и быстро вышла из дамской комнаты. Бриджет пожала плечами – так, словно секреты больше не имели никакого значения. – Винсент узнал, что я была замужем раньше. Он узнал, что у меня был сын, который утонул на болотах, и я никогда не рассказывала об этом Рэндаллу.

Все опять затихли.

– У тебя был сын? – прошептала Лорен. – Но ты не говорила Рэндаллу?

Бриджет заговорила низким голосом:

– Он бы расстроился, потому что я никогда не договаривала ничего до конца. Когда мы только познакомились, Рэндалл считал, что я девственница. Он такой религиозный – и тогда был таким же. Рэндалл – хороший человек, но иногда очень наивный.

– И сколько же ты заплатила Винсенту? – спросила Кэролайн.

– Столько же, сколько и ты. Двести тысяч.

Кэролайн поднялась и сказала:

– Я должна выпить еще.

Они снова приняли те же позы, взяли свои салфетки, натянули свои дежурные улыбки. Затем Бриджет сказала:

– Значит, Винсент шантажировал нас обеих, Кэролайн. Я раскрыла свой самый большой, самый болезненный секрет. Что же Винсент раскопал о тебе? Достаточный ли это был мотив, чтобы ты решилась убить его? Потому что хотите – верьте, хотите – нет, но я этого не делала.

Пока их не было, принесли салаты. Кэролайн взяла свою вилку, осторожно подцепила несколько оливок, так, словно это были изысканные бриллианты, и сбросила их одну за другой на свою бутербродную тарелку.

– Может, вы не знали, но я лесбиянка.

Если бы сейчас пролетела муха из той самой поговорки, то эхо разлетелось бы повсюду, от Нью-Фоллса до Нью-Дели и Новой Гвинеи, а потом назад до Нью-Йорка.

– Извини? – спросила Дана, когда очередной зеленый плод приземлился на белой китайской тарелке.

Кэролайн вздохнула:

– Ну убейте меня, я лесбиянка. Впрочем, не переживайте. Я никогда не подглядывала за вами в раздевалке. На самом деле у меня была только одна любовница.

Никто ничего не сказал; никто и слова вымолвить не мог.

Потом Бриджет выдавила:

– Да, ну это, наверное, перекрывает мой рак. Значит, Винсент выяснил, что тебе нравятся женщины, и ты платила ему за молчание.

– Он узнал, потому что у него был частный сыщик, который делал для него эту грязную работу. Да он и не сыщик даже. Скорее, жадный юрист.

– Пол Тобин?! – воскликнула Дана так, словно все части головоломки неожиданно встали на свое место.

– Когда Китти арестовали, этот ублюдок позвонил мне, – продолжала Кэролайн. – Он сказал, что ему нужно громкое дело и что он хочет ее дело.

– Иначе он возьмет инициативу в свои руки и станет шантажировать тебя, когда Китти получит по заслугам? – сказала Бриджет.

– Хуже. Он явит миру все остальное. Не только что я лесбиянка, но еще и то, что моя любовница – дочь Винсента.

Дочь Винсента? Дочь Винсента?

– Элиз?! – воскликнули Дана, Бриджет и Лорен одновременно.

Кэролайн кивнула.

– Я продала сапфиры своей матери, чтобы заткнуть им глотки.

– А теперь в твоем пруду загадочным образом всплывает пистолет, – произнесла Дана.

– Пистолет, который, не исключено, связан со смертью Винсента, – добавила Бриджет.

Лорен вскочила как ошпаренная, бросила свою салфетку на свой салат «Нисуаз».

– Я устала от вас! Я устала от всех вас! Вы превращаете моего Винсента в какого-то… в какого-то…

– Проходимца? – спросила Кэролайн, а потом добавила: – Извини, дорогая. Но я уверена, что твой Винсент стал таким без нашей помощи.

Из глаз Лорен брызнули слезы и полились на ту салфетку, которая приземлилась на салат. Дана поднялась и взяла Лорен за руку:

– Пожалуйста, милая, присядь. Никто не хочет вывалять Винсента в грязи. Мы всего лишь пытаемся понять, как все было на самом деле.

– Но я не могу поверить…

– Не не можешь, – возразила Кэролайн. – А не хочешь.

– Кэролайн, заткнись, – второй раз за обед одернула ее Дана. Затем она повернулась к Лорен: – Мы не всегда знаем людей такими, какие они есть на самом деле. Такое случается со всеми нами, Лорен.

– Вы не понимаете, – рыдала Лорен, – я тоже дала ему двести тысяч. Но я думала, что он любит меня…

Прежде чем Дана ответила, сказала Бриджет:

– Ха! У Даны нет секретов, и в общем, за исключением ее отца, ей действительно было нечего скрывать.

– Итак, – подвела итог Дана, раздумывая о том, что бы Сэм мог сказать обо всем этом, – что мы имеем: Винсент шантажировал трех из нас, но вы все говорите, что не убивали его.

– Я нет.

– Я тоже.

– И moi.[50]

– И есть пистолет, который, без сомнения, имеет отношение к убийству.

– Без сомнения.

– Без сомнения.

– Без сомнения.

– Так, – сказала Дана, кладя руки на колени. – Тогда у меня есть вопрос, только, пожалуйста, не злитесь. Если никто из нас этого не делал, как насчет наших мужей? Может ли быть такое, что один из них узнал о шантаже… что один из них – убийца Винсента… и что один из них бездумно выбросил этот пистолет в пруд?

Глава 33

После ресторана Дана решила, что как только она приедет домой, то сразу отправится прямиком в гостиную и снимет все огромные липкие записки, которые покрывали стены. Она соберет их в огромную кучу, бережно свернет. На случай если Сэм захочет использовать их в своей исследовательской работе. Но публичная выставка будет закрыта.

Скоро со всей этой путаницей будет покончено.

Но сначала Дана заглянет к Китти. Может, она знает, как долго Винсент замещал доходы от продаж фьючерсов не облагаемыми налогом поступлениями от шантажа. Может, она знает больше, чем сказала.

Дана проезжала мимо того самого светофора по дороге в Тарритаун, где видела «ягуар» Винсента с художествами Иоланды. Она не сомневалась, что эта молодая женщина любила его. Будучи когда-то истинным торговцем, он умел быть настойчивым.

В итоге, возможно, он выбрал того мужчину, а не женщину в качестве объекта своей настойчивости.

За крем-брюле (одна порция, четыре вилки) женщины решили противостоять своим мужьям.

Потом они пообещали, что честно расскажут друг другу, если это сделал Джек, Боб или Рэндалл. (Не важно, что исповедь Бриджет не содержала того факта, что Эйми – дочь Люка, а не Рэндалла, но Дана решила простить ей этот грех, так как она хотя бы призналась, что ее шантажировали.)

Стивен, конечно, соскочил с их крючка, потому что у Даны не было секретов, таких, которые были бы известны Винсенту. Так что пока другие женщины допрашивали своих мужей, Дана отправится к Китти. Между собой, быть может, им удастся состряпать ответ, кто же все-таки убил Винсента. Это будет смешно для женщин, которые не привыкли проводить много времени на кухне.

Полчаса спустя, паркуясь около более чем убогой квартирки Китти, Дана удивилась, как это Сэм догадался, что сразу после обеда она собиралась сюда. «Ранглер», припаркованный неподалеку, очень походил на его джип.

– Признайся, – уверенно сказала Лорен, сидя на другом конце кровати, где Боб лежал разморенный после своего дневного сна, устав после гольфа и обеда. – Это ты заказал Винсента, ведь так?

Боб потер глаза.

– Подумай головой, Лорен. Зачем мне было убивать его? Чем больше он занимался тобой, тем меньше ты лезла ко мне.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как она говорила о виагре. Несколько месяцев (лет?) с тех пор, как она попыталась поговорить с Бобом о его вялом пенисе и о том, что у них больше нет интимной жизни. Нет. Она застопорилась. Остановилась.

Пусть мужчина говорит о том, что все дело в сексе, а не о том, что он плохой супруг.

Лорен спрыгнула с кровати, потому что не выносила, когда он был слишком близко.

– Он шантажировал меня, – сказала она.

– Ради Бога, Лорен, я это знал. Я знал о вас все с самого первого дня, не говоря уже о том, что когда ты взяла двести тысяч из своего целевого фонда, твой адвокат лежал на мне, как Делано на твоих сиськах.

Муж создал этот фонд для нее; она не знала, что счета проверяются.

У нее закололо глаза. Лорен стояла около сиденья на подоконнике, слишком раздраженная, чтобы усидеть на месте.

– Я уеду в Нантакет на некоторое время.

– После праздника, я полагаю. Ты же не думаешь, что я отправлюсь туда один. – Его голос звучал так, будто он говорил: «Я это заслужил».

– Не понимаю, зачем ты хочешь туда идти, – удивилась Лорен. – Все в городе знают, что я любила Винсента.

Боб засмеялся.

Он скатился с кровати, расправил свои шорты и направился к ней. Быстрым движением он схватил ее за запястье.

– Ты любила Винсента? – спросил он с сарказмом. – А как тебе это? Тебе это нравилось. – Он засунул ее руку себе в промежность, к небольшой выпуклости, которая тут же напряглась. Потом он схватил ее за ее маленькие плечи, толкнул на сиденье, сорвал с нее юбку и трусики и засунул внутрь свои пальцы. – Делано так делал? Делано нравились грубые игры?

Лорен чувствовала на себе его горячее дыхание. Она попыталась закричать, но ее настолько поразил этот неизвестно откуда возникший монстр и пенис, который непонятно почему вдруг поднялся и стоял совершенно прямо и угрожающе.

– Прекрати! – закричала она. – Мне больно.

Но он не прекратил. И вот, когда он попытался воткнуться в нее, он издал жалобный рев. Молочно-белая тонкая струйка брызнула ей на бедро.

Лорен оттолкнула его.

– Ты мерзок, – выпалила она; ее руки дрожали, сердце бешено билось. – Ты противен мне, как никто на свете. – Она выбежала из комнаты и понеслась по коридору, по дороге хватая свою новую сумочку.

* * *

У Сэма, наверное, возникла какая-нибудь новая идея, и он, не дождавшись Даны, решил рассказать об этом Китти.

Дана постучала в дверь, надеясь, что все-таки он не стал заходить туда без нее. Ведь Китти еще пока под подозрением. Потом она улыбнулась, вспомнив, что Сэм уже большой мальчик. Он вполне может позаботиться о себе сам.

Дверь не открылась. Наверное, она тихо стучала.

Она постучала снова.

– Китти, – позвала она. – Это Дана.

Ответа не было.

Дана нахмурилась. Она снова посмотрела на джип, потом назад на входную дверь, потом опять на джип.

– Боже! – сердито сказана она.

Наверное, это вообще не его «ранглер». А Китти и дома-то нет.

Засунув руки в карманы, Дана пошла вниз по ступенькам и направилась к своей машине. Она бы села в свой «вольво» и уехала отсюда, если бы в этот момент к дому не подъехала машина. Когда она повернулась, чтобы посмотреть, не Китти ли это, джип снова привлек ее внимание. Тогда она и заметила маленький стакер, приклеенный к заднему бамперу.

Дана медленно подошла к нему. Как она и опасалась, на наклейке виднелась надпись: «Дартмут».

«О Боже!» – подумала она. Ее сердце начало колотиться. Если это джип Сэма, то где же он? Где ее сын?

Дана обернулась и посмотрела на дверь Китти.

Китти что-то сделала с ним?

Сбросив туфли, Дана кинулась бежать к дому, взобралась по ступенькам и забарабанила в дверь обеими кулаками.

– Китти! Открывай! Открывай, иначе я вызову полицию!

Прошли три секунды. Затем четыре. Затем пять.

Дана распахнула свою сумочку, выхватила мобильный телефон.

И тут она услышала: «Не надо» – с той стороны двери. Она вдруг открылась, на пороге стоял Сэм.

– Не звони в полицию, мам. Все в порядке.

Однако, видимо, не все было в порядке, потому что у Сэма были взъерошены волосы, он стоял без рубашки, а Китти мялась за ним, завязывая пояс своего старого, поношенного халата.

Когда Кэролайн после обеда вернулась домой, Джека не было. Она не могла вспомнить, говорил ли он про какие-нибудь встречи в городе, так мало внимания она обращала на него в последнее время.

Она не обратила внимания и на желтую ленту с надписью «Полиция – не пересекать», которую было видно отовсюду, и вошла в кабинет. Там покрытые полубархатом фанерные листы ждали, пока их переложат, шаблоны столиков сгрудились наверху, миниатюрные карточки с именами лежали, как фишки на чемпионате по маджонгу.

Даже если бы ее муж был дома, она не стала бы расспрашивать его о том, кто убил Винсента.

Какой смысл?

Она сомневалась, что он зашел бы так далеко, если бы узнал ее секрет. Кроме того – какая разница? Кто бы ни убил Винсента, он заслужил огромную благодарность. Теперь, когда он умер, их миры стали безопаснее, их секреты были надежно защищены. Она жалела, что не поняла этого раньше, когда платила Полу Тобину гонорар за дело Китти. Тобин сам по себе не мог сделать практически ничего.

Листая телефонограммы, которые лежали у нее на столе, Кэролайн знала, что ни одна из них не будет важной. Любой, кто имел значение, мог позвонить на ее мобильный.

И все же коллекция оказалась внушительная: поставщик продуктов, флорист, продавец скатертей. В этом году она заказала светло-желтые скатерти и огромные желтые тюльпаны в хрустальных прозрачных вазах. Даже фарфор будет тона самого бледного масла. Желтый был любимым цветом Элиз. Когда что-то касалось Элиз, Кэролайн не могла устоять.

Она уже хотела отвернуться от стола и сообщений, как вдруг ее взгляд уловил имя: Иоланда Делано.

Кэролайн схватила бумагу, прочла сообщение.

Просьба оставить билеты для нее на столе регистрации на празднике.

Мрачно улыбнувшись, Кэролайн подумала: «Значит, Иоланда все-таки появится». Интересно, что подумают остальные женщины.

Глава 34

– Мам, прошу тебя, ты слишком бурно реагируешь.

– «Слишком бурно»? Зачем это мне бурно реагировать – ведь мой сын всего лишь спит с одной из моих подруг, которая, может быть, убила своего мужа? Зачем, правда, Сэмюель? Говори же! – Дана думала, что хорошо поступает, когда сдерживает эмоции и не кричит: «Вот погоди, вернется отец!..» – это все равно бы не сработало, потому что его мать почти не видела его отца. Дана водила пальцами вверх-вниз по ремню безопасности. Когда все выяснилось, она побежала назад в машину, Сэм побежал вслед за ней, а Китти, насколько было известно Дане, так и стояла в дверях и смеялась над ней.

«Боже! – подумала она. – Элиз и Кэролайн. Сэм и Китти. Неужели никто из детей больше не находится в безопасности?»

– Я не ожидала такого от тебя, Сэм, – сказала Дана срывающимся голосом, потому что кричать было бы еще больнее. Она не стала добавлять, что скорее ожидала бы такого поведения от его брата-близнеца, Бена.

Сын сидел на пассажирском сиденье, барабаня пальцами по приборной панели и глядя в окно. Он мог хотя бы надеть рубашку.

– В этом нет ничего такого, мам. Это было всего несколько раз.

– «Несколько раз»? Тебя дома не было неделю…

Он был таким ранимым. Таким заботливым и таким ужасно ранимым.

Сэм покачал головой:

– На Рождество. Помнишь, когда я забирал шинкованную капусту для вашей вечеринки?

Дана не помнила, что точно тогда было. Но она помнила дни открытых дверей в канун Рождества, которые они со Стивеном устраивали каждый год. И она знала, что в магазине Нью-Фоллса делали самую лучшую и самую желанную вкусную капусту.

– И что? – спросила Дана.

– В магазине я увидел миссис Делано. Она спросила, приехал ли я домой на каникулы и помогаю ли с вечеринкой. Я спросил, придет ли она. Черт, мам, я же не знал, что вы с отцом ее не пригласили! Ведь она же ходила на все вечеринки, которые я помню.

Дана могла бы объяснить, что не стала приглашать Китти потому, что та была разведена, что ни с кем не встречалась и поэтому была неподходящей персоной на кандидатуру гостьи для вечеринки.

– Я и Винсента с Иоландой не пригласила. – Ее голос стих, его невинность задела струны ее сердца.

– Ну, это же был канун Рождества. А она была совсем одна.

У нее была слишком тонкая кожа, чтобы жить в Нью-Фоллсе, штат Нью-Йорк.

– И тогда ты решил с ней переспать?

Сэм поморщился.

– Нет, – покачал головой он. – Не тогда.

– Но позже. До того, как ты вернулся в колледж.

– Ну, – сказал он. – Да.

– А твои братья об этом знают?

– Вроде того.

– А твой отец?

– Нет.

Ему был двадцать один год. Что она должна сказать? Что лучше бы ему встречаться с Хлоей? Или Элиз? Ха! Так, значит, это не Элиз привлекала его.

– Милый, – сказала Дана – это слово вырвалось как-то само собой, – именно поэтому ты не поехал в Косумель? Поэтому во что бы то ни стало стремился отыскать убийцу Винсента?

Сэм пожал плечами:

– Мам, это не роман. Просто мне жалко ее. Муж ее бросил. Дети забыли. Мать больна. У нее никого нет, мам. Ты можешь себе это представить?

Вообще-то Дана могла себе это представить. Она могла даже больше: представить, что такое быть подростком и узнать о смерти матери от отца, который сидит в тюрьме. Да, Дана Кимбалл Фултон слишком хорошо знала, что это такое, когда у тебя никого нет.

– Сэм, – произнесла она, чувствуя, что у нее задеревенел позвоночник, – сейчас не время и не место для таких разговоров. Иди назад и надень рубашку. – Ее голос дрогнул; она надеялась, что сын не заметил. – Я не могу сказать тебе, что ты должен делать, но я искренне надеюсь, что ты попрощаешься с Китти раз и навсегда. Эта женщина просто отвратительна. Она использовала тебя, и мы оба знаем, что она убийца.

Сэм замешкался на секунду, прежде чем выйти из машины. А Дана закрыла глаза, потому что не могла смотреть, как он уходит.

Бриджет сидела в гостиной, ожидая, пока Рэндалл вернется домой, и держа в руках записку, которую Эйми подсунула под магнит в виде буквы «Э» на холодильнике.

Дом затих: была пятница, поэтому и Лоррейн тоже не было, и Бриджет могла перечитать записку несколько раз.

«Мам. Ушла в супермаркет с Крисси. Звонил мсье Лабрекю. Он уехал в Техас, чтобы встретиться с женой. Я сообщила ему, что не поеду назад. Он сказал, что они уедут во Францию прямо из Хьюстона, и просил меня попрощаться с тобой за него».

Последнее предложение звучало как издевательство.

«И просил меня попрощаться с тобой за него».

Короткое. Рубленое. Недвусмысленное.

Попрощаться.

Бриджет думала, не надо ли спросить у него о человеке, который приезжал во Францию и задавал вопросы. Мог бы быть и у Люка такой же мотив, как и у Рэндалла, Боба или Джека, чтобы убить Винсента? Позволило ли ему его физическое состояние приехать сюда, убить Винсента, а потом вернуться во Францию, чтобы прилететь с Эйми? Но если так, где он достал оружие?

Она все еще размышляла над этим, когда час спустя в комнату вошел Рэндалл.

– Бриджет? – спросил он. – Что ты делаешь здесь одна в темноте?

Он сел рядом, взял ее за руку. Его парик выглядел сегодня каким-то странным, а его пальцы, переплетенные с ее пальцами, были такими теплыми.

– О, Рэндалл! – прошептала она. – Нам надо поговорить о Винсенте Делано. Я должна рассказать тебе о том, что он сделал со мной.

Рэндалл был Рэндаллом, добрым и заботливым, и поэтому он сидел и слушал, а Бриджет рассказывала ему о том, как росла в Камарге, о своих родителях, и о молодом пастухе по имени Люк, и о венке, который он однажды сплел для нее. Потом она сказала ему, что они были женаты и что у них был сын. Бриджет рассказала ему, каким умным и восхитительным был ее petit[51] Ален, какой любовью он наполнял их жизнь.

Бриджет поведала о том, что произошло с Люком, и о том, как умер Ален, и все время, пока она говорила, Рэндалл терпеливо слушал, не прерывая, не отпуская ее руки.

Конечно, она не заслуживала его любви.

Когда Бриджет закончила свой рассказ, то спросила:

– Ты хочешь, чтобы я продолжала?

Рэндалл покачал головой. Если он и думал о том, его ли дочь Эйми, то казалось, что он не хотел знать этого. Наверное, некоторые двери лучше никогда не открывать.

– Винсент узнал о моем прошлом, – продолжила Бриджет. – Я заплатила ему, чтобы он не рассказал тебе. – Она не стала добавлять, что эти двести тысяч она взяла из той суммы, которую скопила из тех денег, которые выделял ей Рэндалл. Этими деньгами она намеревалась воспользоваться, когда уйдет от Рэндалла и переедет во Францию, назад к Люку, если бы только тот сказал, что хочет, чтобы она вернулась к нему.

– Если бы ты рассказала мне об этом раньше, – сказал Рэндалл. – Но это было давно, Бриджет. У нас сейчас все хорошо, ведь так? Ведь у нас такая хорошая семья, несмотря ни на что?

Может, он и знает об Эйми, подумала Бриджет. Может быть, он знал с самого начала, когда она вернулась с похорон отца, светясь от счастья, потому что узнала, что беременна.

– Oui, Рэндалл, – согласилась она, потянулась к нему и поцеловала его любящее лицо. – У нас хорошая семья. – Потом Бриджет прильнула к нему, потому что наконец ей стало спокойно и уютно, и она поняла, что на своем месте. – И ты не убивал Винсента?

Рэндалл усмехнулся:

– Non, ma cherie, я не убивал Винсента. Вообще-то я боялся, что ты скажешь, что это ты его убила.

Так они и сидели, обнимая друг друга, пока не зашло солнце и не появилась Эйми с Крисси и сказала:

– Боже мой, мои родители обнимаются. – И девочки захихикали, а Бриджет не могла поверить, какая она на самом деле счастливая.

Глава 35

Стивен прилетел утренним рейсом и забрался в постель как раз в тот момент, когда Дана из нее выбиралась.

– Ну, как прошла твоя встреча? – спросила она потому, что жена должна спрашивать мужа о таких вещах.

– Шумно. Активно. Дома гораздо спокойнее.

Ха! Вот что он думает.

Дана взяла свой халат и направилась в душ.

– Мне надо забрать Бена из Ла-Гуардиа.

– Пошли водителя. Или Сэма.

Дана покачала головой:

– Нет. Мне надо побыть наедине.

Муж вскинул брови.

– Милая, – спросил он, – ты злишься на меня?

Если бы она ответила, что да, то призналась бы, что действовала у него за спиной. Если бы она сказала «нет», это была бы неправда.

– Иди спать, Стивен. Я разбужу тебя, когда надо будет надевать смокинг.

– Я не засну до тех пор, пока ты не скажешь мне, что случилось.

Может, поэтому их отношения продержались так долго. Они всегда умели общаться. Обсуждать все наболевшее, пока ситуация не раскалилась до предела.

– У меня мигрень, – ответила Дана.

– Тогда позвони водителю, чтобы он забрал Бена.

– Не могу, – сказала она. – Я злюсь на тебя, на себя, и хуже всего, я злюсь на Сэма. И даже не знаю, кто из нас раздражает меня больше всего.

– Иди в постель, – позвал Стивен.

– Зачем? Секс разрешит мои проблемы?

– Да. Он всегда разрешает проблемы.

– Стивен!

Он похлопал по краю кровати:

– Иди в постель, милая. И скажи мне, что случилось.

Дана не могла не признать, что он был прав: оргазмы способны снять напряжение лучше, чем часы задушевных бесед. Ее злило это, потому что он был мужчиной и ему это было так понятно.

– Пойдешь? – спросил муж. – Тогда я прощу тебя за то, что ты ездила к Майклу за моей спиной, а ты простишь меня за то, что я это предугадал, у нас будет отличный секс и все придет в норму.

Так. Значит, Майкл рассказал ему, что она приезжала. Ей и на него тоже разозлиться?

– Почему это ты решил, что все придет в норму?

– Потому что я тебя люблю. А любовь побеждает все, разве нет?

– Ты и сам можешь с этим не согласиться. Когда я расскажу тебе все остальное.

– Что «остальное»? Ты убила Винсента Делано?

– Нет. А ты?

– Нет.

– Ты знал, что Сэм спит с Китти?

Он умолк, шокированный этим известием.

– Ну, нет. Я этого не знал.

Видя, как муж удивлен, Дана испытала минутное удовольствие, за что ей тут же стало стыдно. Потом Стивен сказал:

– Боже, неужели у этого парня такой плохой вкус?

Несмотря ни на что, она засмеялась.

Он потянулся к ней, а потом снова похлопал по постели:

– Иди сюда.

– Не могу. Как мы можем заниматься любовью, когда у меня перед глазами все время стоят Сэм и Китти?

Муж нахмурился:

– Ты права. В этом есть смысл.

– Стивен!

Он улыбнулся.

– Идешь? – На сей раз он попросил ненавязчиво.

И Дана сняла свой халат и пошла назад в постель, но не потому, что была такой уж хорошей женой, а потому, что она действительно любила этого человека, и иногда любовь побеждала все, хотя бы ненадолго.

Лорен коснулась маленьких складок, собравшихся у нее под подбородком, которыми никогда не займется доктор Грегг. Теперь их увидят все, она знала. Теперь, когда у нее больше нет ее «Микимото».

Кэролайн дала Лорен имя человека, который купил сапфиры ее матери, – Уоллас Эштон из Бреклин-Хайтс. После того как Лорен поссорилась с Бобом – после того как он пытался ее изнасиловать, – она ушла из дома. Она позвонила Кэролайн, спросила, как зовут этого человека, а потом выразила свои сожаления по поводу того, что не придет на праздник.

– И еще, – добавила Лорен, – не думаю, что мой муж убил Винсента. Передай всем, что мне жаль и что я буду на связи.

Она отправилась к мистеру Эштону, потом провела ночь в Коннектикуте, в гостинице «Омни», где-то на 95-м шоссе неподалеку от трассы.

Настало утро. Лорен почувствовала необычайный аппетит, который удовлетворила кофе, омлетом и датским пирогом с черникой в ресторане на девятнадцатом этаже. Она даже насладилась видом – а чего ей было не наслаждаться? Лорен наконец-то была свободна.

На ней была та же одежда, что и вчера на обеде. У нее была косметичка, которую она купила в магазине внизу. У нее был ее огромный «мерседес», который Боб мог и выследить, но она надеялась, что он не станет этого делать. Лорен даже сама его припарковала на ночь, отказавшись от услуг парковщика, чтобы сэкономить семнадцать долларов.

Нантакет ждал ее. И Лорен никогда больше не вернется в Нью-Фоллс.

Остаток жизни она проведет на крошечном острове, со ста сорока километрами пляжей и воспоминаниями о детстве, которые, хоть и спутанные, принадлежали ей.

Теперь ей осталось сделать только одно. Прежде чем уйти со стоянки, она включила свой мобильный телефон и позвонила Дори.

– Возвращайся домой к Джеффри, – сказала Лорен. – Он твой муж, у вас ребенок. Возвращайся и попытайся придумать что-нибудь. Если не сможешь – если правда не сможешь, – ты знаешь, где меня найти.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Джек, и Кэролайн удивилась, потому что он уже очень долго не говорил таких слов.

– Спасибо, – ответила она и в последний раз оглядела себя с головы до ног в зеркало «Хадсон-вэлли-сентер». Кэролайн была рада, что сделала подтяжку, – как раз то, что надо к сегодняшнему вечеру. Подтяжка лица и «Версаче» – это хороший выбор. Последний на бретельках и с длинным разрезом до самого бедра. Как и обстановка, платье было приятного желтого цвета и было бы нелепо, если бы все дело заключалось в «похоти», как сказала Элиз. – Ты тоже неплохо выглядишь.

Муж улыбнулся кривой улыбкой, той самой, которая пленила ее сердце сто лет назад, когда у него было куда меньше денег, а она была более решительна. Тогда, наверное, она его любила.

Кэролайн отвернулась от него и оглядела зал. Через секунду двери растворятся и Нью-Фоллс хлынет внутрь. Столы были приготовлены, роскошные цветы свисали из ваз, свет был мягким. Оркестр из двенадцати музыкантов закончил настраиваться и теперь сидел со смычками наготове, ожидая, пока Кэролайн подаст сигнал. (Она попыталась добраться до того небольшого оркестрика, в котором когда-то играла Кондолиза Райс, но ей сказали, что «они такими вещами не занимаются». Ну и ладно.)

Вдоль стены выстроились официанты, облаченные в накрахмаленные идеальные белые рубашки. Они держали маленькие подносы с деликатесами: малина с бри в тесто филло, печеные оливки с сыром фета, грибные пиероги[52] с белыми орегонскими трюфелями.

Кэролайн не спала почти всю ночь, занимаясь организацией того, кто куда сядет. Раз Лорен и Боба не будет, а Иоланда придет неизвестно еще с кем, Кэролайн решила, что Делано можно посадить на место Халлидеев. Помимо прочего, это привлечет внимание к их столику и даст Кэролайн возможность выказать соболезнования вновь испеченной вдовушке.

– Хочешь, дам тебе монетку, только не будь такой задумчивой.

– Мои мысли стоят дороже, – сказала она с улыбкой.

– Я слышал.

Что Джек имел в виду?

– Она придет? – спросил он. – Элиз Делано?

Казалось, что ворот платья плотнее сжал ее горло.

Она остановила взгляд на официантах.

– Дочь Китти? – Сердце стукнуло раз, потом два.

– Вчера ко мне приходил некто по имени Пол Тобин. Я думаю, тебе знакомо это имя?

Кэролайн отступила от Джека. Она не могла позволить себе вспотеть в «Версаче», только не сейчас, только не сегодня.

Он пошел за ней к двери, туда, где они должны были стоять, король и королева Нью-Фоллс, приветствуя своих гостей, всех без исключения.

– Видимо, ты недооценила этого человека. Нам надо поговорить, Кэролайн.

– Не сейчас, – сказала она и сделала знак распорядителю, чтобы тот открывал двери.

Полилась музыка, задвигались официанты, улыбка каким-то невероятным образом все-таки оказалась на ее пухлых губах; такой улыбкой она овладела, еще когда была девочкой, а ее отец заставлял ее вести себя так, словно ее мать не валялась в кровати пьяная в стельку.

Стоя рядом с ней, Джек копировал ее улыбку. «Здравствуйте, – говорил он друзьям и незнакомцам. – Очень приятно видеть вас». Он прильнул к ее уху и прошептал:

– Тебе не идет сентиментальность, Кэролайн. Об этом мы тоже поговорим позже.

Она не могла сказать, была ли музыка, которую исполняли музыканты, той самой прелюдией, которую выбрала она. Она не знала, находили ли люди свои карточки, правильно ли двигался персонал. Было такое ощущение, что она словно переместилась в иное измерение, где было трудно слышать, говорить, думать.

А вот пришла Иоланда. На ней были розовые бриллианты, которые Винсент купил для нее. И розовое платье по фигуре – такое, которое обтягивало еще маленький, но уже чуть выступающий живот.

– Иоланда, – сказал Джек, потому что Кэролайн молчала. – Ты прекрасно выглядишь сегодня.

Вдова улыбнулась и погладила свой живот.

– Я решила, что пора показать Нью-Фоллс, что у меня будет ребенок от Винсента.

– Замечательно, – сказал Джек, но Кэролайн слушала его вполуха, потому что за Иоландой стояла Элиз – сногсшибательная Элиз, – одетая в бледно-желтое платье, совсем как Кэролайн. Она должна была догадаться, что эта девица придет с Иоландой. Она должна была догадаться, что они попытаются испортить ее вечер.

– Милое платье, – сказала ей Элиз.

– Элиз, – сказал Джек, когда странная парочка подошла к приемной черте, на которой стояли «король» и «королева». – Бог мой, как же ты выросла!

Тогда Кэролайн заприметила Дану со Стивеном и Бриджет с Рэндаллом. Она отошла от Джека и от традиций и пошла сквозь толпу, чтобы поговорить со своими единственными друзьями.

– Они сделали это, чтобы отомстить мне, – прошипела Кэролайн Дане и Бриджет, когда мужчины ушли в бар и дамам представилась возможность побыть наедине. – Чтобы подразнить меня.

– Ты имеешь в виду «нас», – ответила Бриджет. – Очевидно, что Иоланда и Элиз ненавидят всех и вся в Нью-Фоллсе.

– Где они сидят? – спросила Дана.

– С нами. Я решила проявить доброту и разместила Иоланду и ее сопровождающее лицо рядом со мной.

– О нет!

– Mondieu!

– Хуже всего то, что Джек все знает. Пол Тобин приходил к нему. Наверное, Тобин разозлился, что Китти на свободе и ему не удастся провести дело года.

– Это ужасно, – сказала Дана.

– Tres terrible, – отозвалась эхом Бриджет.

– А где Лорен? – спросила Дана.

– Они с Бобом поссорились. Они не придут. О, это все просто ужасает!

Затем драма переместилась ко входу, когда в дверь неожиданно вошла Китти.

Глава 36

На ней было светло-зеленое платье, которое они все уже видели – то ли в прошлом году, то ли в позапрошлом.

– Я надеюсь, можно купить билет у входа? – сказала она, нагло подходя к Кэролайн.

Холод охватил Дану с головы до ног.

– Китти, – ответила Кэролайн, приходя в себя, потому что, в конце концов, она же Кэролайн Мичем. – Не понимаю, зачем ты пришла, но это опрометчиво в любом случае.

– Почему же? Я когда-то жила в Нью-Фоллсе. И я вырастила здесь своих детей, хотя, может, вы и не слышали об этом. И я готова внести большое пожертвование. Я скоро получу два миллиона долларов, если об этом вы тоже не слышали.

– Ки-итти, – сказала Бриджет, и Дана тоже могла бы заговорить, если бы только, глядя на эту женщину, она не видела перед собой доброе лицо Сэма. – Ты же не хочешь причинить всем еще больше неприятностей?

Но Ки-итти только вскинула бровь.

– Я пришла, чтобы всего лишь занять место, которое по праву принадлежит мне в этом Богом забытом городке. – Ее взгляд, которым она окидывала комнату, был отстраненный и мутный. – Но скажите мне: моя преемница тоже здесь?

Дана поняла, что Китти пьяна. Кэролайн держала себя в руках.

– Иоланда забронировала билеты заблаговременно, – сказала она, а потом взяла Китти за локоть. – А теперь я должна настоять, чтобы ты ушла.

– Подожди, – отмахнулась Китти. – Я ее вижу. Какая-то она мелкая по сравнению с той красивой рыжеволосой – ба, да вы только посмотрите! Это же моя дочь. Она, значит, и ее тоже украла.

– Китти, перестань, – сказала Дана, наконец-то обретя способность говорить. – Уходи отсюда, пока ты не загубила все мероприятие. Которое, кстати сказать, не имеет к тебе никакого отношения.

Но не успела Китти произнести и слова, как ее глаза неожиданно расширились, а челюсть буквально отвисла.

– Боже мой, – сказала она, ее голос гремел, – неужели эта потаскушка беременна?

Как публика на популярном шоу, великосветские головы начали поворачиваться к предмету обсуждения, который стоял в профиль к ним.

– Mon dieu, – снова сказала Бриджет, – похоже на то.

Китти засмеялась. И направилась к Иоланде прежде, чем женщины успели выкрикнуть «НЕТ!».

Все с замиранием сердца смотрели, как Китти тыкает пальцем Иоланде в лицо.

– Видимо, ты хочешь сказать, что это ребенок Винсента.

Иоланда моргнула, но не ответила. Она повернулась к ней спиной.

– Мама, иди домой, – сказала Элиз, в знак защиты обнимая Иоланду за плечо.

– Идти домой? Что ж, моя дорогая дочь, у меня нет дома.

Ее голос перекрывал даже шум улицы. Оркестр стал играть медленнее, все внимание переместилось на молодую беременную женщину в розовом, на рыжеволосую в желтом и на растрепанную женщину в прошлогоднем светло-зеленом.

Кэролайн бросилась к музыкантам, прося всех, кто встречался ей по пути, развлекаться, убеждая их, что все под контролем.

Но это было не так.

Китти продолжала смеяться:

– Ты можешь сколько угодно дурачить остальных, маленькая шлюха, но только для того, чтобы все узнали, что мой муж больше не мог иметь детей. После рождения Элиз ему сделали вазэктомию. Вазэктомию. Ты знаешь, что значит это длинное сложное слово?

К счастью, Дана заметила детектива Джонсона, хоть он и пришел в смокинге. Она была благодарна Стивену, что на сей раз он не ринулся в бой, как рыцарь в сияющих доспехах, что часто делал.

Она сделала знак детективу, умоляя его помочь.

Полицейский подошел, улыбнулся и увел Китти с собой, но ее последняя фраза эхом пронеслась по всему залу:

– Это не ребенок Винсента! Винсенту сделали вазэктомию! Этот ребенок принадлежит какому-то другому бесполезному человеку!

Остаток вечера прошел в нервной обстановке. Иоланда и Элиз ушли сразу после Китти, а это значит, что за их столом оказалось два свободных стула, не считая тех мест, где должны были сидеть Лорен и Боб. Кэролайн была расстроена, Джек – непривычно молчалив, Дана и Стивен, Бриджет и Рэндалл ни во что не вмешивались. Вручив Кэролайн чеки на внушительную сумму, Фултоны и Хэйнзы с радостью ушли.

Рэндалл предложил заехать куда-нибудь выпить по чашечке кофе, но у Даны разболелась голова и она отказалась. Однако она заметила, как он держал Бриджет за руку, когда они уходили из «Хадсон-вэлли-сентер». Она и не думала, что когда-нибудь увидит такое.

– Может, они прилегли вместе прежде, чем прийти сюда, – сказал Стивен, когда Дана рассказала ему об этом в машине по дороге домой. Говоря о том, что они «прилегли», он, конечно, имел в виду то, что они переспали: после того как Стивен проспал весь день, он проснулся и снова захотел секса, как будто первого раза было недостаточно.

Они решили, что мириться в постели – это так здорово, что надо почаще ругаться.

Между сексом Дане удалось урвать какое-то время и побыть с Беном (пока он приводил в порядок свое белье и упаковывал вещи для Дартмута), но ей хватило, чтобы уяснить, что Косумель не испортил мальчика – в отличие от его брата-близнеца, которого до неузнаваемости сумел изменить Нью-Фоллс.

– Хорошо, – сказала она Стивену, – что иногда бывают такие хеппи-энды, как у Бриджет и Рэндалла. – Дана не стала говорить, что Сэм и Бен вернулись в колледж, пока они спали, оставив дурацкую записку про то, что не хотят попасть в пробку.

И о том, что она нашла огромные листы там, где их оставила, потому что Сэма больше не волновало, кто убил мужа его любовницы, она тоже говорить не стала.

Говорить об этих вещах бесполезно – от этого они не изменятся, хотя мог бы получиться сюрприз, когда они въехали во двор и увидели Сэма на ступеньках у двери.

– Привет, – сказал сын, неуклюже поднимаясь. Он впервые заговорил с матерью с тех пор, как она велела ему надеть рубашку. – Как праздник?

– Скучный, – ответил Стивен. – Правда, туда Китти явилась. Такую сцену закатила!

Дана поморщилась. Сэм поежился.

– Здорово выглядишь, мам, – сказал он.

Она посмотрела на свое платье от Марчезе, которое выглядело куда менее помятым, чем она себя чувствовала.

– Мы можем поговорить? – спросил он.

– Конечно, – сказал Стивен, – но я думал, что вы уже уехали.

– Нет еще, пап. И я вообще-то хотел поговорить только с мамой.

– А, – сказал Стивен, – ну конечно.

Он ушел в дом, потому что Стивен был хорошим отцом и хорошим мужем и знал, что дело в основном касалось Даны и Сэма, а его позовут, если понадобится его совет.

– Милый, – сказала Дана, – на улице прохладно.

– Ничего, мам, я уже не ребенок.

Видимо, сын решил, что она беспокоится за него, а не за себя, но дети именно всегда так и думают, правда?

– Я не мог вернуться в колледж, не извинившись перед тобой. Не сказав, как я сожалею о том, что сделал. И еще за то, что ты обо всем узнала.

– О чем, Сэм? О том, что ты спишь с Китти, или о том, что я узнала? – Тон ее был язвительным, но это получилось непроизвольно.

– Обо всем. И о том и о другом.

Дана могла бы сказать, что все в порядке, но на самом деле она так не думала, до тех пор пока не увидела, что у него на глазах выступили слезы.

– Я сказал Бену, что мне надо вернуться, потому что мы с тобой повздорили. Прости меня, мам. Мне стыдно и совестно.

Стыдно и совестно. Она вздохнула. Кто-то когда-то уже говорил эти слова. Кто-то, помимо ее чувствительного, слишком заботливого сына.

Стыдно.

И совестно.

И тогда Дана припомнила, где она слышала эти слова раньше. Они были в записке, написанной ее отцом давным-давно. Написанной на клочке бумаги, которую он прислал из тюремной камеры, вместе с сообщением о смерти ее матери.

«Мне так стыдно. И совестно».

Она села на ступеньки.

– Мне тоже стыдно, Сэм. Я не хотела судить тебя. Иногда родители… ну, иногда мы слишком сильно реагируем, когда думаем, что на карту поставлено благополучие наших детей.

– Но здесь ты была права, мам. Это была ошибка – то, что мы делали с Китти. Не важно, чья тут была вина – ее или моя. Просто это было неправильно. И я всегда об этом знал.

Сын сел рядом с ней, а она обняла его одной рукой. И тогда Дана решила, что не имеет никакого значения, узнают ли они когда-нибудь о том, кто убил Винсента. Не имеет никакого значения, знает ли Бриджет, что Дане известно, что Эйми не дочь Рэндалла, или что весь город узнает о том, что Кэролайн предпочитает женщин. Не имеет никакого значения, появится ли Лорен после так называемой ссоры с Бобом или нет.

Единственное, что было важно, – это время на то, чтобы попытаться понять друг друга. Проявить терпение, научиться толерантности. Все, что имело значение, – это умение прощать и заслужить прощение.

– Милый, – сказала Дана, вороша волосы Сэма, – не мог бы ты помочь мне с одним проектом?

Он застонал:

– Нет, я отошел отдел, мам. Я думаю сменить специализацию на корпоративное право вместо этой криминальной ерунды.

– А что, если нам поможет твой «незаменимый Интернет»? Что, если это что-то простое, например поиск пропавшего человека?

Сэм выпрямился.

– Пропавшего человека? – Он, возможно, и был похож на своего отца, но у него было стремление Даны к собиранию деталей, к желанию сложить из мировых проблем разрешимую головоломку.

– Да, – сказала она. – Начнем с Индианы. Пора найти твоего деда.

Глава 37

Дом оставался все таким же, но казался теперь меньше, словно ближе к тротуару, окруженный раскидистыми дубами, которые теперь стали огромными.

Он был сложен из красного кирпича и размером был не больше маленького коттеджного домика, с единственным слуховым окном над крышей под маленьким навесом. Это было окно комнаты, которая когда-то была спальней Даны.

Как часто она сидела возле него, глядя на отца, который возвращался домой с работы; его темно-синяя форма была чистой и хорошо сидела на нем, его золотая бляха сияла, отражая послеполуденное солнце!

Как часто она, вернувшись домой из школы, находила свое белье сложенным на кровати, пахнущим отбеливателем и порошком, обрызганным и отутюженным ее матерью!

Как часто она сидела за своим столом и делала уроки, а с кухни поднимался запах стряпни ее матери, а Дане хотелось, чтобы обед поскорее кончился, чтобы можно было пойти в библиотеку с Беки или в «Бургер-таун» с Джей и Сью!

Она сидела на пассажирском сиденье взятого напрокат «шевроле-импала» и изучала шест для почтового ящика, на котором были выложены черные металлические цифры: 6-8-2-0, – вспоминая, как они с отцом ходили в строительный магазин покупать их, а потом прикручивали на ящик. Когда Дана была еще маленькая, он всегда планировал на субботу какие-нибудь дела, которые они могли бы делать вместе. Только несколько лет спустя Дана поняла, что дело было совсем не в том, чтобы закончить такое дело, а в том, чтобы провести время вместе и оставить воспоминания, такие как про эти цифры 6-8-2-0.

– Хочешь зайти? – спросил Стивен. Он сидел за рулем, ее терпеливый, понимающий муж, пропустив деловую поездку в Чикаго, чтобы съездить с ней в Индиану. – Уверен, если ты позвонишь в дверь…

Но Дана покачала головой:

– Я только хотела посмотреть на дом. Не хочу никого беспокоить. – Разворачивая карту у себя на коленях, она сказала: – Ладно, поехали. Сэм говорит, что он живет на другом конце города. Может быть, я даже вспомню, как добраться туда.

Как и дом, улицы тоже казались теперь меньше, перекрестки уже, а поездка через весь город короче. Дана не успела еще как следует подготовиться, как вдруг увидела вывеску на двухэтажном одноквартирном доме с надписью «Мидэу Крест». Она убрала с колен карту и вышла из машины, даже не успев передумать.

Он постарел. Поседел. Его плечи ссутулились, он стал меньше ростом, его синие глаза выцвели. Он постарел, но это был он.

– Папа, – сказала Дана, потому что именно так она называла его, когда ее – когда его – отсылали.

Его глаза оживились. На губах показалась улыбка. Он открыл дверь с проволочной сеткой и принял ее в свои объятия.

– Твоя мать болела, – говорил отец Дане, пока они со Стивеном сидели в небольшой гостиной, обставленной мебелью с твидовой обивкой и со старомодным любительским радио в углу. Она и забыла, как он любил его, как любил сидеть перед ним, вслушиваясь в треск эфира в надежде услышать голоса из России, Европы или Австралии прямо здесь, в Индиане.

Но она не забыла эту фотографию своей матери с ребенком – с ней! – на руках, которая стояла на краю стола. Он сделал ее на муниципальной ярмарке в Огайо на фоне выставки лучших помидоров.

Интересно, что бы об этом подумали Бриджет, Лорен и Кэролайн?

– Ты знал, что мама больна, перед… перед тем, как тебя арестовали? – Когда они сидели на софе, Стивен легонько касался ее руки, его рука служила как бы стабилизатором напряжения – на случай если она не сможет справиться с эмоциями. Она была рада, что в отличие от Рэндалла Хэйнза, Боба Халлидея или Джека Мичема Стивен всегда знал о не слишком совершенном прошлом своей жены.

– Тогда было очень распространено лечение лаэтрилом, – сказал Джордж Кимбалл, некогда глава полицейского управления. – Здесь это лекарство не разрешали, а в Мексике все было бы законно. Но дело в том, что у нас не было денег. А медицинские счета уже к тому времени были огромные…

Дана выслушала все до конца. Как он присваивал чужие деньги, а потом попался.

– Когда меня посадили, оставалось только пять тысяч. Этого хватило на то, чтобы твоя мать могла продержаться еще какое-то время. – Он грустно усмехнулся. – Я на эти деньги не бриллианты ей покупал, хотя и очень этого хотел. То есть я потерял работу, тебя, и она тоже умерла.

У Даны пересохло в горле, из глаз медленно покатились слезы.

– Но ты вернулся. Зачем же ты вернулся? Ведь это же было… нелегко? Снова встретиться со всеми здесь?

Отец слегка улыбнулся полуулыбкой.

– Меня не было десять лет. Я приехал сюда в надежде, что ты захочешь отыскать меня. Даже несмотря на то что я потерял дом, я решил, что если ты приедешь в город, то спросишь у людей, и кто-нибудь скажет тебе, где живет Джордж Кимбалл.

Они тихо сидели вместе, после того как прошло тридцать лет. Потом Дана спросила отца, не хочет ли он переехать в Нью-Йорк.

– У тебя три отличных внука, – сказала она, – которым не терпится познакомиться с тобой. И мы живем в милом городке, если закрыть глаза на некоторые вещи.

Глава 38

В понедельник утром Бриджет важно вошла в отделение онкологии в шелковой пижаме бирюзового цвета, отделанной серебряными блестками, которые отлично скрывали пятна от приливов. Семья Хэйнз провела воскресенье в «Тайне Виктории», где Эйми выбирала, Бриджет примеряла, а Рэндалл сидел в «кресле для джентльменов» и потешался над стараниями своих jeunes fflles.[53] Потом они еще заехали в магазин спортивного питания и закупили пырея, который укреплял иммунитет, и женьшень – Рэндалл сказал, что будет из него готовить коктейли для Бриджет, хотя она сомневалась, что они смогут заменить вино.

Сегодня она выпила этот целебный напиток, потом набросила свою пижаму, которую носила со свисающими блестящими серьгами и серебряными атласными туфлями без задников. Рэндалл сказал, что выглядит она, как никогда, очаровательно. Бриджет пригрозила, что он пожалеет о своих словах, если ее вырвет прямо на этот неподражаемый ансамбль.

Он подошел к столу приемной и встал рядом с ней, потому что он отменил свой матч с Джеком Мичемом, образец жертвы в Нью-Фоллсе.

– Если кто-нибудь захочет отравить мою жену, – пошутил Рэндалл с женщиной, сидевшей за столом, – то я хочу быть свидетелем. – Но когда он говорил это, его голос дрожал, брови были сдвинуты, а в глазах были заметны слезы.

Бриджет улыбнулась своему сентиментальному мужу в его плохо сидящем парике и взяла его за руку. Теперь все было хорошо, когда рак больше не надо было скрывать. Теперь все было хорошо, когда Люк вернулся во Францию и находился за четыре тысячи километров от нее по морю и по суше, в миллионе километров от ее жизни и от ее сердца.

– Сегодня без гольфа? – спросила Кэролайн у своего мужа, войдя в его спальню и обнаружив, что он все еще в постели и шторы не подняты, хотя было уже больше десяти утра.

Он помедлил, только потом сказал:

– Кэролайн, подойди сюда.

– Ты болен? – Вчера она ушла с Хлоей в «Клойстерс» на целый день. Ей было просто необходимо уехать из Нью-Фоллса, от ее мужа и от горького привкуса, оставшегося после праздника.

– Иди сюда, – повторил он.

Джек почти никогда ни о чем не просил Кэролайн, только иногда сообщал, что пригласил кого-нибудь на ужин, хотел, чтобы она вела календарь со всеми «важно», «просьба ответить» и «ответ получен».

– Прошу тебя.

Она осторожно вошла в комнату.

– Мне жаль, что так получилось с праздником, – произнес он. – Жаль, что все вышло совсем не так, как ты ожидала.

– Мы заработали четыреста шестьдесят тысяч долларов. Так что не все так плохо.

Одну руку муж держат под подушкой. Другую – под простыней, наверное, держал пенис.

– Прошу тебя, – сказал он, – садись.

– Я лучше постою.

Он не стал настаивать. Вместо этого он спросил:

– Ты любишь ее, Кэролайн?

Она думала, что его слова разобьют ее сердце. Но когда этого не произошло, Кэролайн спросила:

– А что такое любовь, Джек? У нас она была когда-нибудь? – Это было не так жестоко, как то, что Элиз сделала на празднике, почти что издеваясь над ним, издеваясь над ней, использовав праздник как площадку для потрясающей новости Иоланды.

– Я не знаю, что такое любовь. Я не могу вспомнить, что это такое. Мы так много лет были Мичемами, что я забыл, кто такие Джек и Кэролайн.

Ее глаза привыкли к полумраку, она увидела вопрос в его глазах.

– Джек был молодым человеком, только что закончившим бизнес-школу, который хотел завоевать весь мир, – сказала она. – А Кэролайн была безупречной хозяйкой для своего отца, которая хотела мужа.

– Не уверен, но мне кажется, что это ты все разрушила.

– Нет, не я, Джек. Проблемы начались, когда мы стали воспринимать самих себя слишком серьезно. И весь остальной мир – вслед за нами.

Казалось, он задумался над этим. Потом он произнес:

– Когда-то мне нравилось заниматься сексом с тобой.

Она побледнела.

– Да?

Муж перекатился на бок.

– Я всегда считал, что не важно, удастся ли заключить очередную сделку, и что происходит на рынке, и каким был мой счет в гольфе, я всегда считал тебя единственной, на кого можно опереться.

– Дело не только в тебе, Джек.

– Но из-за тебя я именно так и решил.

– Да?

– Ну да. Ты была любящей, заботливой женой. А когда ты не заботилась обо мне или о Хлое, то заботилась о Нью-Фоллсе. Как же я мог понять, что это не то, чего ты хотела?

Кэролайн села на кровать, потому что вдруг устала.

– Прости, если я не оправдал твоих ожиданий, – продолжил он. – Если ты предпочтешь Элиз, то я просто уйду. Или позволю тебе просто уйти. Не волнуйся насчет денег. Я позабочусь обо всем.

Джек вынул руку из-под подушки, потянулся к ней, а потом положил руку на ее трусики. Сколько же времени прошло с тех пор, как он вот так касался ее? С тех пор как он вообще ее касался?

– Я думал просить тебя остаться. Но это звучит глупо. Я не смогу смириться с тем, что все мы трое будем жить здесь. Даже четверо, теперь, когда Хлоя снова дома.

– Я бы не хотела этого, Джек. – Несмотря на всю страсть, сумасшедшее желание, которые она питала к Элиз, ей никогда не нравилась идея того, чтобы она жила здесь, в доме, который построил Джек. Так же, как она себе не представляла иной жизни, кроме как жизнь в качестве жены Нью-Фоллса.

– Чего же ты хочешь? – спросил Джек. И внезапно Кэролайн поняла.

– Наверное, я хочу только того, чего хотела всегда. Я хочу, чтобы ты любил меня. Касался меня, действительно касался меня. Чтобы занимался со мной любовью и чтобы это длилось всегда. Чтобы ты прекратил вести себя как целеустремленный эгоцентрист и обратил на меня внимание как на женщину. Которой нравится, когда ее обнимают. Которой хотя бы иногда нужно немного нежности.

Он мог бы высмеять ее за это, за то, что Кэролайн Мичем хочет нежности. Мог бы, но не стал.

– Я хочу, чтобы мы попытались снова. Я хочу забыть об Элиз. Я хочу, чтобы ты тоже о ней забыл. – До этого момента она и не понимала, что именно этого ей так хотелось.

С минуту муж озадаченно смотрел на нее.

– Ты думаешь, мужчине будет так просто забыть, что его жена была с другой женщиной?

Кэролайн тихо улыбнулась. Это все, что она могла сделать.

Джек тоже улыбнулся в ответ. А потом вытащил другую руку из-под простыни. Кэролайн думала, что он хотел обнять ее, может быть, заняться любовью. Она думала, что ей это понравится. Эти мысли полностью поглотили миссис Мичем, поэтому она очень удивилась, услышав громкий звук и последовавший за ним взрыв, который произошел прямо у нее в голове.

Глава 39

Дана не могла дождаться, чтобы рассказать Бриджет о своем отце. Стивен прямо из Индианаполиса отправился в Чикаго, так что в Нью-Йорк она летела одна, и адреналин пульсировал в ее голове с взлета до приземления, несмотря на то что она проговорила полуночи, рассказывая Стивену истории из своего детства, о своей матери и об отце.

Ее машину пригнали в аэропорт, поэтому ей оставалось только сесть за руль и отправиться на север, в Нью-Фоллс. К тому времени как она добралась до дома Бриджет, было уже два часа дня.

– Ого, миленько, – сказала Дана, когда Бриджет, одетая в пижаму с блестками, открыла дверь. Она еще не рассказывала подруге о визите Люка, о цветах, о том, что он очень сожалел о случившемся. Для этого время еще будет, а пока Дане не хотелось будоражить Бриджет, которая только-только обрела спокойствие.

– У нас сегодня были семейные посиделки в палате для химиотерапии, – сказала Бриджет. – Но с тобой было куда лучше. Рэндалл делает педикюр просто tres terrible.

Бриджет заварила чай, сожалея о невозможности выпить вина.

– Я ни глотка не могла сделать на этом празднике. Ну да ладно. О, ну и ночка былf! Вся эта возня с Кэролайн, Иоландой и Элиз…

Они устроились за столом.

– Интересно, что Кэролайн будет делать? – поинтересовалась Дана.

– Бросит его, я думаю. Как Лорен бросила Боба.

– Она не бросала.

– Бросала, бросала.

– Да нет же.

– Oui, oui.

Они сделали по глотку.

– Лорен звонила недавно, – продолжала Бриджет. – Сказала, что никак Кэролайн застать не может. А ты не отвечала по сотовому. Ты где была? Что-то ты какая-то уставшая.

– Скажу позже. Расскажи про Лорен. – Дана знала, что, начав рассказывать про отца, она не сможет остановиться, даже ради того, чтобы услышать новости о Лорен.

– Ну, она в Нантакете! Все-таки отправилась туда. Продала свои «Микимото», оставила своего старикашку куковать одного. Живет в квартирке над лавкой безделушек. Можешь себе представить? Чтобы Лорен жила над какой-то лавкой…

А кого из них вообще можно себе представить в таком положении?

– Я рада за нее, – продолжала Бриджет. – Она говорила так возбужденно. Сказала, что, может, через какое-то время найдет себе мужчину. Кого-нибудь практичного.

– Да уж, не то что Боб.

– Или Винсент. Mon dieu, стоит мне только увидеть эти розовые бриллианты на шее у Иоланды, как я начинаю думать, уж не купил ли Винсент их на мои двести тысяч.

– Да, это очень красивые бриллианты, – сказала Дана. Что-то не давало ей покоя. – А если серьезно – когда он их ей купил? До или после того, как принялся тебя шантажировать?

Бриджет нахмурилась:

– После, я думаю. Да, конечно. Мы впервые увидели их только две недели назад, на весеннем рауте у Кэролайн.

В тот день, когда Винсента убили. Китти говорила, что деньги на бриллианты, видимо, взяты из секретных запасов Винсента.

Эта мысль стала бешено крутиться в голове у Даны.

– О Боже мой! – выкрикнула она, соскакивая с дивана. – Это сделала Китти, Бриджет. Все-таки это Китти убила Винсента!

– Что?

– Это она! Она убила его! Что-то беспокоило меня, когда мой отец сказал мне об этом. О том, что он никогда не покупал моей матери бриллиантов.

– Твой отец? Какой отец?

– Поднимайся, – скомандовала она. – Мы идем к детективу Джонсону.

Бриджет сказала, что Дана ненормальная, но все равно подчинилась.

Дана потащила ее за руку.

– Ну как же ты не понимаешь? – бормотала она, ведя Бриджет к двери, которая по дороге едва успела схватить свой плащ. – Китти знала про новые розовые бриллианты Иоланды. Но Винсент только-только их купил. А впервые она надела их только на рауте у Кэролайн.

Бриджет кивала, пристегивая ремень безопасности.

– Точно, – лопотала Дана, включая зажигание и задом выезжая с подъездной аллеи. – Китти говорила о бриллиантах в тот день, когда мы с Сэмом пришли к ней. Когда мы спросили, был ли Винсент на мели, она сказала, что как же он может быть на мели, когда купил те розовые бриллианты.

Бриджет уцепилась за дверь, когда Дана переключила рычаг передач в положение «драйв» и они рванули вдоль по улице.

– Китти могла узнать о бриллиантах, только если в тот день она была неподалеку от дома Кэролайн. Но ее же не приглашали! Она, наверное, стояла снаружи, наблюдая за нами. Наверное, воспользовалась моментом и выбросила пистолет Винсента в пруд Кэролайн.

Дане все было ясно. И Бриджет не могла с ней не согласиться.

Детектив Джонсон сказал, что если Дана и Бриджет поедут за ними, это будет против правил. Он не стал говорить, что пижама Бриджет, в которую она была одета, уж совсем против всяких правил.

– Прошу вас, детектив, – взмолилась Дана. – Если я с ней поговорю, она может и сама во всем признаться. Если она признается сама, это сэкономит вам кучу времени, а штату – денег.

Она заподозрила, что именно ее слова об экономии времени заставили его уступить.

Они стремглав бросились в ее квартиру, детектив Джонсон, его три офицера, Дана, Бриджет и еще какой-то тарритаунский полицейский, которого они подобрали по дороге и у которого была какая-то «юрисдикция».

– Мы знаем, что это сделала ты, – сказала Дана. – Ты не могла знать о бриллиантах Иоланды, если только не следила за домом Кэролайн в день раута.

Китти запахнула халат плотнее на груди, которую, наверное, когда-то нежил Сэм. Дана оттолкнула от себя эту мысль.

Потом Китти пожала плечами:

– Я сказала Винсенту, чтобы он встречал меня в нашем старом доме, потому что покупатели восточных ковров придут туда.

Детектив Джонсон зачитал ей ее права, точно так, как в тот день, когда они нашли Винсента.

Но Китти только тупо пялилась, словно ничего не слышала.

– Я принесла пистолет, который Винсент купил мне. Он до смерти боялся уличных воров. В общем, я хотела его убить. Но когда он сказал, что я хорошо выгляжу, то поняла, что есть возможность по-настоящему отомстить ему. – Китти закатила глаза и засмеялась. – Винсента всегда было легко обвести вокруг пальца, когда дело касалось его члена.

Поначалу никто не понимал, о чем она говорит, а потом она подошла к детективу Джонсону и положила руки ему на грудь.

– Вот что я сделала, – сказала она, гладя его по груди. Потом ее пальцы скользнули под куртку детектива. Он схватил ее за запястья, и она засмеялась. – Значит, вы носите пистолет не там, где его носил Винсент. Обычно он носил его здесь. Я назвала его ублюдком, а потом пристрелила из его же собственного пистолета. – Китти указала пальцем на левое ухо детектива Джонсона. – Наверное, соседи не слышали выстрела.

– Что потом? – спросил детектив.

– Потом я оставила Винсента там. Я пошла к Кэролайн – а ты умная девочка, Дана, раз сумела додуматься до этого. Ты всегда была умнее всех нас.

Дана закусила губу.

Бриджет в волнении скользила одной ногой о другую в серебряных туфлях с блестками.

– Я спряталась там, в кустах, около пруда. Даже оттуда я видела Иоланду с ее розовыми бриллиантами. Они такие огромные, что мне не понадобился бы театральный бинокль, чтобы их разглядеть.

– Но вы вернулись в дом, – сказал Джонсон.

– Я бросила пистолет Винсента в пруд. А потом – да, конечно, я вернулась. Наверное, чтобы удостовериться, что этот ублюдок мертв. А какая разница зачем? Когда я туда пришла, я вытащила свой пистолет, на случай если он все еще дышал. Когда я нагнулась, чтобы проверить это, пистолет случайно выстрелил и прострелил ковер, и полиция оказалась тут как тут.

В этот момент Китти засмеялась.

– Но это того стоило, – сказала она. – Мне уделяли больше внимания, чем даже когда я была женой Винсента. И вообще, разве это было не забавно?

Полицейские надели на Китти наручники и вывели ее из квартиры. Не успели они спуститься с лестницы, как зазвонил сотовый детектива Джонсона.

– Джонсон, – сказал он. И потом: – Да. Понятно. Господи! Ладно, мы скоро будем. – Почему-то он повернулся и посмотрел на Дану и Бриджет, замялся, потом двинулся к своему напарнику. – Пусть ее уведут, – сказал он другим полицейским. – У нас дело поважнее.

– Поважнее? В Нью-Фоллсе? – Бриджет засмеялась. – Mon dieu, что же еще?

Детектив помолчал, закрыл глаза, перевел дыхание. Потом вышел и спустился с лестницы.

– Эй! – крикнула Бриджет через пролет. – Вы забыли поблагодарить нас за содействие!

Детектив помахал рукой.

– Я приду и поговорю с вами обеими позже, – отозвался он; эти слова предвещали что-то недоброе – впрочем, жизнь порой такова.

Дана улыбнулась и сказала:

– Идем, королева красоты. Я хочу отвести тебя в «Шоколадный пирог» на обед. Теперь, когда убийцу Винсента поймали и все вернулось на круги своя – насколько это возможно, – мне надо столько тебе рассказать.

Эпилог

Место было отличное, как раз то, что надо для салона-парикмахерской, в центре Нью-Фоллса, прямо на главной улице, где она могла следить за всем и вся. Тут была даже отличная квартира на втором этаже, где она сможет вырастить своего ребенка – девочку, как выяснилось.

С тех пор как убили Винсента, прошло три месяца. Иоланда думала о том, сможет ли она когда-нибудь перестать скучать по нему.

Это был, конечно, его ребенок; Китти, похоже, действительно верила, что ему сделали вазэктомию; Иоланда была уверена, что это не первый раз, когда Винсент врал Китти. Он однажды рассказал ей, как она его доводила своими мелочными придирками. В конце концов, Пол Тобин не захотел браться за дело Китти, потому что и дела-то никакого и не было – она сама во всем созналась. «Открыла хавало», – сказал Тобин, а потом исчез, наверное, опасаясь, как бы другие не пришли по его душу, чтобы арестовать за то, каким способом он пытался нажиться на злодеяниях Винсента.

– Вы согласны? – спросил агент по недвижимости, который стоял рядом с ней.

– Да, – сказала Иоланда, – цена меня устраивает. Это именно то, что я хотела. – Она решила остаться в городе. Винсент хотел бы этого для нее и для их дочери.

Теперь, когда Марвин и Элиз отдали ее долю с двух миллионов, с деньгами стало проще; теперь, когда Китти больше не «рассматривали» как наследницу. Они сказали, что у них осталось достаточно, чтобы обеспечить заботу за бабушкой в северной части штата.

Конечно, даже имея миллион, Иоланда все равно лишилась наследства в Нью-Фоллсе, продав дом, заплатив налоги и вернув деньги от шантажа:

двести тысяч долларов Лорен Халлидей, которая работала в магазине по продаже «вьетнамок» в Нантакете, встречалась с ловцом раковин и плакировала купить коттедж, чтобы Дори, Джеффри, маленький Лайам – и ее приемные дети, если они того пожелают, – могли приезжать к ней в любое время;

двести тысяч Бриджет Хэйнз, у которой выпали волосы, а теперь снова отросли, которая сказала, что потратит деньги на кое-что приятное, кроме экстравагантных обедов, что, может быть, она сделает что-нибудь полезное миру, потому что, mon dieu, уж мир-то сумеет ими воспользоваться;

и двести тысяч дочери Кэролайн, Хлое, гонявшейся за каждым центом, который могла получить теперь, когда ее мать была убита, а отец, как и Китти, отправился в тюрьму до конца своих дней. Активы семьи Мичемов были заморожены, как и активы Хлои, обивавшей пороги адвокатов, деловых партнеров и бог знает кого еще. Хлоя продала бриллиант – подарок Ли Сато – и стала вести уединенную жизнь где-то в Южном Хэдли, штат Массачусетс, где она когда-то посещала колледж и, наверное, ощущала себя в безопасности.

Дана Фултон никаких денег не получила, потому что Винсент ее не шантажировал, но город бурлил, когда ее давно потерянный отец переехал в их дом. Говорили, что за похороны и могильную плиту для Кэролайн заплатили Дана и Стивен, хотя на похоронах, да и на могиле почти никого не было. Если Дане или кому-то еще и было известно, кто приносил желтые тюльпаны каждую неделю на ее могилу, то никто не говорил и не судачил об этом, по крайней мере во всеуслышание.

Иоланда, конечно, знала. Как знала она и о том, что причинила этому городу не так уж много неприятностей и что женщины этого города будут иногда заходить в ее салон, рассказывать ей всякие истории и со временем забудут обо всем, что произошло.

Смешно, думала Иоланда, видя перед собой новую перспективу, но если оставить в стороне все украшения, дома, машины, одежду и дурацкие подтяжки лица, то женщины в Нью-Фоллсе ничем не отличаются от тех, что живут в Бронксе.

«Mais oui», – сказала бы Бриджет.

Размышления автора, дополнения и еще кое-что…

– Это вы та самая подруга Эйлин по колледжу, да? – спросила бойкая женщина.

Я кивнула.

– Писательница, – сказала другая.

Я снова кивнула.

Мисс Дерзость продолжала наступление:

– Ого! У меня есть для вас такая история!

Я надеялась, что она именно так и скажет.

Не вдаваясь в детали, скажу только, что она поведала мне, как однажды в магазине, в который ходят все местные, одна женщина благовоспитанно подняла бровь и посмотрела на нее, а потом повернулась к подруге и кичливо произнесла:

– Я знала ее, когда она была замужем.

Видимо, в этом городе женщина имела право на жизнь, только если была одной из «жен», и прекращала свое существование, социальное и вообще какое бы то ни было, если муж от нее уходил.

Таков Степфорд двадцать первого века.

Этот абсурд глубоко запал в мое подсознание.

Через несколько дней мне прислала письмо старая подруга, редактор одного из известных издательских домов. В нем она жаловалась, что отпуск на носу, а у нее нет мужчины, какого-нибудь красавца с выбритыми руками, с которым можно таскаться по вечеринкам. Она интересовалась, не получится ли у нее подцепить кого-нибудь, если сделать подтяжку.

– Не нужен тебе мужчина, – ответила я. – Кому они вообще нужны? – И я выложила целый перечень непрошеных советов, включая и рассказ одной библиотекарши о том, как ей делали такие операции, и еще несколько – от замужних женщин с вечеринки Эйлин и историю мисс Дерзость.

Редакторша ответила:

– Умора. Прошу тебя, пообещай, что ты напишешь об этом книгу.

Хм-м…

Я не стала говорить ей, что это вряд ли случится, что я работаю над чудесным романом, в котором нет ни слова о бурном веселье или о женщинах, с которыми несправедливо поступили богатые, самонадеянные муженьки.

Той ночью я открыла глаза в два пятнадцать, потому что меня внезапно разбудило предложение – словно ко мне в спальню пробрался Дрема[54] и высыпал на голову подлежащее и сказуемое, а сверху присыпал запятыми.

Я зажмурила глаза, желая вернуться в царство грез и прогоняя это предложение прочь. И вообще – если оно такое замечательное, я ведь вспомню его утром, правда?

Но это вряд ли. Такое бывало не раз, и я знаю, чем все заканчивается.

Ладно, включаю свет и записываю слова в блокнот, который лежит у меня рядом с кроватью. Потом выключаю свет и снова закрываю глаза. Все, сейчас наступит сон.

С минуты на минуту.

Надо только посчитать овец.

Или дышать по всем правилам йоги.

Или… не важно.

Я снова щелкаю выключателем, свет загорается, я беру свой блокнот, вылезаю из постели и шлепаю к себе в кабинет.

Включаю компьютер, вздыхаю, сажусь и медленно, с чувством начинаю печатать:

«Все началось с подтяжки лица…»