Джонатан УАЙЛИ
ЛАБИРИНТ ТЕНЕЙ
Посвящается Сью, с любовью
«Думаю о тебе, моя малышка»
В Лабиринте Теней…
Сад был тут всегда. Еще до того, как первый человек вступил в эти пределы, пробуждение природы и ее увядание сменяли друг друга.
Цветы распускались и умирали, листья появлялись на ветвях, потом желтели и облетали, плоды созревали и падали наземь, семена ложились в мягкую плодородную почву — и все повторялось вновь.
Галана, последняя из Хранительниц, свято чтивших древние обычаи, ухаживала за этим садом уже столько лет, что многим казалось, будто она живет вечно и со временем сама стала неотъемлемой его частью. Но людям тоже отпущен свой срок. Галана состарилась и теперь уже не могла как прежде проворно сновать меж растений, заботясь о них, но бдительности и поразительной наблюдательности она не утратила. И вот самые прозорливые из богов, поняв, насколько ценен ее опыт, дали ей последнее задание.
Целый год Галана только наблюдала, день за днем следя за течением мириад крошечных жизней в этом саду. Ничто не ускользало от ее взора, будь то даже ничтожная перемена в самом крошечном растении. Времена года отпечатывались в ее памяти во всех подробностях, предписанных природой.
А потом она начала работать. Иссохшие от старости руки двигались проворно, пальцы были ловки, словно паучьи лапки, — и на картине постепенно вырисовывались все новые подробности. Не один год потребовался ей, чтобы выполнить задание, времена года сменяли друг друга, но рука ее ни разу не дрогнула. Даже когда зрение старой женщины утратило остроту, работа шла своим чередом — ведь у нее оставались обоняние, слух, да и язык ощущал вкус… Запахи, шелест листьев и вкус плодов сада, которыми подкрепляла она силы, позволяли ей различать легчайшие полутона не хуже, чем это делает ребенок в ясный солнечный полдень.
Труд был почти завершен, но и тогда руки Галаны не замедлили движения. Время ее пришло, и она испытывала удовлетворение. Ведь это панно было историей ее жизни — или самой ее жизнью?..
Вот и сделан последний стежок. Галана в последний раз благодарно вздохнула всей грудью и навеки простилась и с садом, и с этим миром…
Пролог
Все началось на закате. Когда встало солнце, все те, кто оставался в деревне, были мертвы. А вот им повезло…
Четырьмя днями ранее мальчики отправились в путь, возвращались они уже мужчинами. Поодиночке выйдя из леса на дорогу, ведущую домой, к семьям и друзьям, — туда, где им предстояло вкусить сладость победы, — они приветливо улыбнулись друг другу, ощутив взаимное дружеское расположение. Хотя до родной деревни оставалось еще часа два пути, испытание их было завершено.
Каждый нес трофей — добычу, достойную истинных мужчин, каковыми они теперь по праву считались. Варо, годом старше товарища, тащил за спиной котомку, из которой торчали страшные, причудливо изогнутые клыки дикого кабана. Бростек, разинув рот, уставился на это сокровище и восхищенно присвистнул. Как и все, кто вырос и жил в густых лесах и в горах, он прекрасно знал, что матерый кабан — самый злобный и коварный из хищников.
Польщенный, Варо улыбнулся еще шире, и теплые карие глаза его заискрились.
— Хочешь поглядеть?
Бростек молча закивал. Тогда Варо сбросил с плеч лямки, развязал котомку и швырнул огромную кабанью голову прямо на влажную землю. Маленькие, налитые кровью глазки глядели с немым укором, чудовищная окровавленная пасть скалилась, обнажая страшные желтые клыки, а прямо из глотки зверя торчал обломок копья Варо.
Бростек поежился. Никогда не доводилось ему видеть столь жуткого зверя, и он искренне надеялся, что и впредь не придется столкнуться с таким один на один.
— Какой огромный! — протянул он, так и не придумав лучшей похвалы.
— Знаю.
Лицо Варо прямо-таки засияло от гордости. До сих пор — теперь он точно это знал — ни один из мальчиков не добыл ничего подобного его трофею во время первой самостоятельной охоты.
— А у тебя-то какая красавица! — сказал он, указывая на роскошную шкуру серой волчицы, свисающую с плеч Бростека. Он мог позволить себе быть великодушным.
Младший мальчик, немного поколебавшись, согласился:
— Недурна. Мы честно бились с нею. Бростек, еще недавно невероятно гордый своей добычей, в этот момент вспоминал почему-то леденящий ужас, который ощущал, преследуя жертву, да еще яростное последнее сопротивление зверя. Победа далась мальчику нелегко — об этом красноречивее всяких слов свидетельствовала его в клочья порванная одежда, свежие глубокие царапины на руках, да еще кровь, пятнавшая густой серый мех поверженного хищника. Он бросил взгляд на оскаленную пасть, остекленевшие глаза — и вдруг его победа показалась ему не такой уж значительной…
— Страшнее волка зверя нет, — сказал великодушный Варо. — А как тебе удалось отбить волчицу от стаи?
— Да я ее и не отбивал, — признался Бростек. — Они сами ее бросили. — Так и не дождавшись реакции на свои слова, он добавил смущенно: — Думаю, мне крупно повезло.
— Охотник — творец своей удачи, — ответил Варо старинной поговоркой. — Пошли домой! Умираю, есть хочу!
— Я тоже, — ухмыльнулся Бростек.
Мысль о возвращении в родную деревню грела его сильнее, чем неяркое осеннее солнышко. До чего же ему не терпелось снова оказаться дома! В свои четырнадцать лет, движимый мальчишеским бахвальством, он по собственной воле вызвался досрочно пройти испытание и только благодаря редкому упрямству и напористости сумел добиться разрешения деревенских старейшин. Варо, который был старше, сильнее и уже превосходил ростом многих взрослых мужчин, отпустили без всяких оговорок.
Испытание за право зваться настоящим мужчиной было древним обычаем — традиция эта зародилась еще в те стародавние времена, когда на высокогорных пустошах появились первые поселения.
По сути своей испытание было несложным. Юному охотнику всего-навсего надлежало в полном одиночестве прожить в лесу четыре дня, полностью полагаясь на свои навыки и инстинкты и используя лишь простейшее оружие по собственному выбору — в дополнение к традиционному охотничьему ножу. Вовсе не обязательно было убивать какого-то зверя, но за долгие годы у мальчиков стало делом чести приносить домой трофей, и теперь лишь немногие возвращались с пустыми руками.
Испытания проходили либо весной, либо осенью — зимой их изрядно осложнила бы стужа, а летом справиться с заданием оказалось бы чересчур просто: слишком уж теплые стояли ночи. Однако каждому мальчику предоставлялось право самому выбирать время для испытания, а деревенским старейшинам оставалось лишь одобрить выбор. В этом году испытания вызвались пройти лишь Варо и Бростек, и естественно было, что эти двое возвращаются домой вместе, хотя прежде они и не были особенно дружны. Варо, сын одного из самых искусных охотников в деревне, человека, прославившегося своим опытом и умом не менее, нежели физической силой, унаследовал от отца все самое лучшее, в дополнение к собственной уверенности в себе и природному чувству юмора. Бростек же был сиротой — его еще ребенком бросил на попечение сельчан какой-то странник. Мальчика усыновила пожилая чета. Он нежно любил приемных родителей и был им во всем опорой, хотя они и не смогли, как ни старались, изгладить в его памяти отчаяния брошенного сироты. Даже теперь между двумя юношами еще существовало некое отчуждение, но сейчас они чувствовали себя почти что друзьями — по крайней мере до вечера.
Когда Варо снова запихивал в котомку жуткую кабанью голову, в кустах у дороги послышалось шуршание. Обернувшись, юноши увидели маленького серого волчонка — высунув мордочку из кустов, он пристально глядел на них. От этого взгляда им сделалось не по себе. Какое-то время они стояли неподвижно, а потом Бростек выхватил меч и угрожающе им замахнулся.
— Уходи! — крикнул он. — Убирайся прочь!
Волчонок настороженно поглядел на юношу, но и не подумал бежать. Он не двинулся с места даже тогда, когда Бростек шагнул к нему.
— Похоже, ты приобрел маленький довесочек к трофею, — с улыбкой заметил Варо.
— В это время года у волков обычно детенышей не бывает, — сокрушенно сказал Бростек. — А ну, кыш! — закричал он, как и прежде не произведя на волчонка ни малейшего впечатления.
— Видно, именно из-за него мать отбилась от стаи, — сказал Варо.
— Я не стал бы ее убивать, если б знал, — попытался оправдаться Бростек.
У охотников издревле существовал обычай щадить самок с детенышами — Бростек считал, что это правило относится и к волкам.
— Но это же волк! — воскликнул Варо, не понимая терзаний приятеля. — Чем их меньше в округе, тем лучше. Убей его — и дело с концом!
— Это не он, а она.
— Чего-о?!
— Это сучка, — потерянно пробормотал Бростек.
— Ты и это разглядел? — расхохотался Варо.
— Она поранилась, — принялся объяснять Бростек. — Я промыл рану, вот и все.
— Что-что ты сделал?..
Бростек залился краской и молчал. «Ну, убирайся же!» — беззвучно молил он щенка. Он уже знал, что не сможет заставить себя убить малыша. Однако перепоручить это Варо было бы пределом унижения.
Волчонок неожиданно зевнул, продемонстрировав острые, словно иголочки, молодые зубки. Потом вопросительно взвизгнул. Варо снова рассмеялся.
— Она на удивление мила, — отметил он.
— Но это же волчица! — злобно огрызнулся Бростек. — И мне во что бы то ни стало надо от нее отделаться. Но она идет за мной как привязанная…
— Она идет на запах материнской шкуры, — сказал старший юноша.
— Это-то я знаю, — раздраженно ответил младший, мысленно казня себя за то, что сам не додумался до потрясающе очевидного факта.
Юноши во все глаза глядели на пушистый меховой комочек, прекрасно зная, что трогательно это создание лишь с виду.
— Когда волчица подрастет, то покажет нам, где раки зимуют, — сказал Варо. — Пора тебе решать, что с нею делать.
Бростек предпринял последнюю отчаянную попытку отогнать щенка. Зверек насторожился, но не двинулся с места — и юноша сдался: слишком уж упорным было это бессмысленное сопротивление.
— Пойдем, — сказал он приятелю. — Когда мы выйдем из лесу, она не угонится за нами, а уж в деревню ее и калачом не заманишь.
Варо воздержался от комментариев, и они бок о бок направились к опушке. Ни один из них не оглядывался.
— А как тебе удалось завалить кабана? — чуть погодя спросил Бростек, желая вернуть утраченное было ощущение разделенного триумфа.
— Я так его разъярил, что он сам себя угробил, — ответил юный охотник и принялся в красках расписывать, как напал на след зверя, как постепенно довел его до белого каления, бросая в него камни и комья земли, как потом позволил ему атаковать — но лишь в том месте, где сам с легкостью сумел стремительно взобраться на дерево.
Все это показалось Бростеку сущим безумием. Но Варо повторил свой маневр не один раз, прежде чем ослепленный яростью кабан, который по природе своей не отличается острым зрением, ринулся в последнюю атаку. На этот раз юноша не стал спасаться бегством — он обеими ногами уперся в землю, спрятав до времени тяжелое копье, и прислонился спиной к толстому стволу. Наконечник Варо нацелил так, что обезумевшее животное само налетело на копье и испустило дух, обливаясь кровью.
— Он проткнул себя от пятачка до самого хвоста, — счастливо заключил Варо. — Его тут же можно было зажарить, как на вертеле.
Слушая рассказ, Бростек одновременно и обмирал от страха, и восхищался приятелем. Он знал, что сам никогда бы не сумел такого сделать — ему явно недостало бы отваги и сноровки, ведь малейшая ошибка означала неминуемую смерть.
— Я порядком помучился потом, отрезая ему башку, ведь у меня оставался только нож, — сказал Варо, вполне довольный произведенным эффектом. — Случись ты поблизости, непременно попросил бы у тебя меч.
Бростек насупился, ища в словах приятеля скрытую насмешку, однако нимало в этом не преуспел.
— Это просто потрясающе, — искренне сказал он. — Твой отец может гордиться тобой.
— А твой — тобой, — откликнулся Варо. — Волк — это тоже не игрушка.
Некоторое время Варо и Бростек шли молча, думая о том, как встретят их в деревне и как станут они похваляться перед младшими мальчишками. Утро стояло погожее, и настроение у юношей было прекрасное. Они все убыстряли шаг, гонимые радостным возбуждением, перебрасываясь незамысловатыми шуточками и радостно хохоча.
Деревня еще даже не показалась, когда внезапно их настроение резко переменилось, хотя потом, по прошествии лет, они так и не смогли понять, каким образом тогда почуяли неладное. Возможно, их насторожила необычная тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы. Может быть, чуткие ноздри уловили легкий запах дыма. Или же просто шестым чувством ощутили они невыразимую словами перемену в самой атмосфере… Но, как бы там ни было, они, не сговариваясь, ускорили шаг, напрочь позабыв о своих драгоценных трофеях. Они почти бежали — и, когда выскочили на огромную поляну, сразу поняли, что худшие их опасения оправдались. Мальчики оцепенели, не в силах поверить тому, что видят их глаза…
В это время дня в деревне обычно кипела работа — кто-то трудился в саду, кто-то чинил крышу, дети визжали и хохотали… Однако сейчас деревня казалась вымершей. Не было здесь ни единого живого существа — ни человека, ни зверя, ни птицы. Некоторые деревянные домишки превратились в груды пепла, кое-где в мертвом воздухе неподвижно висела пелена дыма. Но многие дома остались нетронутыми — казалось, их хозяева просто отлучились на время. И хотя Варо и Бростек сразу поняли, что это вовсе не так, они все никак не могли до конца осознать, какое страшное несчастье постигло их родную деревню.
— Нет… — выдохнул Варо. — Только не здесь… Нет!
В голосе его звучала боль, мольба — но все было напрасно.
Бростек первым обрел способность двигаться. Сбросив с плеч котомку и отшвырнув волчью шкуру, он ринулся к родительскому дому, стоявшему почти в самом центре деревни. Крепкая деревянная дверь была сорвана с петель и отброшена далеко в сторону.
— Мама! — отчаянно закричал он. — Па… Юноша ворвался в дом — и окаменел. Глаза его после яркого солнечного света не сразу привыкли к полумраку, но вот… Он опрометью кинулся прочь, словно задохнувшись, потом согнулся пополам в приступе неудержимой рвоты.
Наконец тело его перестало содрогаться, и он силой заставил себя вновь войти в дом. Тотчас же юноша убедился, что зрение не подвело его. Разумеется, он, как и всякий горец, слышал подобные ужасные истории, но лишь теперь впервые столкнулся с делом рук людей-ножей из Бари.
Его родители бок о бок лежали на столе, но теперь в них трудно было распознать людей. Кожа и сухожилия плотно обтянули иссохшие тела. В невидящих глазах застыло выражение нечеловеческого ужаса, меж белых словно мел губ виднелись оскаленные в страшной усмешке зубы… На их шеях и руках заметно было несколько тонких надрезов, но нигде ни капли крови. Да, вся кровь до последней капли исчезла, словно улетучилась куда-то…
И нервы юноши не выдержали.
— Нет! — закричал он. — Нет!!!
Выхватив меч, Бростек изо всей силы рубанул по дверному косяку, утопив лезвие в дереве, потемневшем от времени. Потом рубанул снова, потом еще и еще раз… Он отчаянно кричал и бранился, словно вымещая на бездушном дереве злобу и ненависть к ускользнувшему врагу. Из его зеленых глаз градом катились слезы — слезы горя и ярости. Но ему требовалось хоть как-то избавиться от мук, душивших его. Он рубил и рубил ни в чем не повинное дерево, злобно рыча и изрыгая проклятия, и остановился, лишь совершенно обессилев. Тогда он отшвырнул меч, рухнул на колени и громко зарыдал.
Некоторое время спустя за спиной у него послышались неторопливые шаги. Мальчик обернулся и увидел товарища. На красивом лице Варо ничего нельзя было прочесть.
— Ты… видел? — спросил Бростек.
Голос его дрожал от ужаса.
Варо кивнул. Ни один мускул его лица не напрягся, во взгляде ничто не переменилось. Казалось, он глубоко ушел в себя, и тело его двигалось механически. Когда Варо заговорил, Бростек даже удивился.
— Со всеми остальными случилось то же, — спокойно произнес юноша.
— А с твоими… родителями?
— Мать исчезла, — тем же монотонным голосом ответил Варо. — И сестры тоже. Отец мертв. По крайней мере, он умер, сражаясь. В ранах запеклась кровь.
Меч в руках Бростека судорожно дернулся.
— А родители твоего отца? — прошептал он. — Они тоже?..
Дед и бабка Варо слыли одними из самых уважаемых деревенских старейшин.
— Да.
— И они… тоже вот так? — Бростек указал на двери своего дома.
— Да.
Бростек яростно выбранился и уронил голову на грудь. Нет, такого не должно было случиться! Сегодня им следовало веселиться и праздновать. А вместо этого…
Лишь одно осталось незыблемым. Теперь волей-неволей придется стать мужчиной — выбора ему не оставили.
— Вставай, — сказал Варо. — Надо сжечь трупы.
До Бростека не сразу дошел смысл слов друга, но когда он понял, в чем дело, сейчас же вскочил на ноги. Он знал, что если тела жертв людей-ножей не предать огню незамедлительно, они станут быстро разлагаться и вызовут страшную эпидемию в округе.
Юноши не покладая рук трудились до самого вечера. Сооружая колоссальный погребальный костер, они безжалостно разрушали не тронутые врагом строения, теперь все равно никому не нужные. Потом они сложили мертвецов — и тех, кто стал жертвами страшных людей-ножей, и тех, кто погиб в бою, пытаясь защитить свое жилище, — на груду досок и веток. На закате Варо и Бростек, не сговариваясь, бросили туда же и свои драгоценные трофеи. Страшная кабанья морда и оскаленная волчья пасть делали скорбное зрелище еще мрачнее. И вот юноши запалили дрова и отступили, глядя, как рвутся последние ниточки, связывавшие их с прошлой жизнью. Они не смыкали глаз всю ночь, и она казалась им бесконечной. Они следили, как в ночное небо взлетают снопы оранжевых искр, головы их кружились от запаха паленой плоти, а сердца щемило от беспокойства за односельчан, избежавших горькой участи тех, чьи тела пылали сейчас на погребальном костре. Те, кто не умер, сгинули без следа. Люди-ножи забирали с собой лишь молодых и сильных, и никого из их пленников, будь то мужчина, женщина или ребенок, никогда больше никто не видел…
Наутро юноши собрали скудные пожитки — кое-что на память о безвозвратно ушедшем прошлом, да еще охотничьи принадлежности — и приготовились отправиться в путь. Но прежде Варо подвел товарища к самому большому из уцелевших домов и указал ему на знаки, которые, казалось, выжжены были на дверном косяке. Большая окружность очерчивала семь символов, ни один из которых ровным счетом ничего не говорил Бростеку. Один из семи знаков еще раз повторялся внизу, под самой окружностью. Это был перевернутый треугольник, вершина которого указывала вниз.
— Запомни эти знаки, — сказал Варо товарищу.
Они пристально вглядывались в символы — и вдруг по темным их контурам пробежали таинственные сине-зеленые искры и вскоре угасли. Бростек содрогнулся — он знал, что никогда уже не забудет этих колдовских знаков, ибо только они могли навести их на след врага и помочь совершить возмездие.
Друзья молча покинули деревню и двинулись на запад, прочь от горного хребта, в самое сердце земли Левиндре. Ни один из них так и не оглянулся.
А шагах в десяти позади юношей, слегка хромая, семенил волчонок — маленькая серая тень…
Часть первая
ТРЕВАЙН
Глава 1
Тень, лежащая на полу, беспокойно покосилась на людей — пол слегка колыхался. Она всегда испытывала некоторую неуверенность, находясь в этом странном доме, а в присутствии его еще более странной хозяйки прямо-таки нервничала. Волчица вообще лишь изредка понимала, что и зачем делают люди, ведь ее волчий мир был много проще, но здешняя хозяйка была для нее неразрешимой загадкой. Теперь Тень легко узнавала ее по запаху — от нее пахло женщиной, старыми книгами, а еще вокруг нее вечно витало облачко аромата невидимых цветов. Именно этот цветочный запах более всего смущал волчицу — но, похоже, людям он нравился.
К тому же эта женщина говорила не закрывая рта. Даже хозяин Тени в сравнении с нею казался молчуном.
— Но разве вы уже не достаточно сделали? — с волнением в голосе спросила Магара.
Сейчас она, ловко орудуя ножницами, стригла Варо, пытаясь усмирить буйство его светлых кудрей.
— Мы всего-навсего избавили этот мир от горстки мерзавцев, продавшихся людям-ножам, — вот и все чего мы добились, — ответил Бростек.
Сидя в кресле, он с видимым наслаждением уплетал фруктовый пирог.
— Впрочем, они с легкостью подыщут им замену. Нам нужны сами Семеро.
— Но ведь вы уже четыре года… — начала девушка.
— Почти пять, — поправил ее Бростек. Голос его прозвучал необычайно мрачно.
— Да, почти пять лет без всякого успеха, ни от кого не заслужив и слова благодарности, боретесь неведомо с чем, — настаивала Магара. — Даже у тех крестьян, которым вы спасли жизни, оказалась короткая память. Вы честно заслужили отдых.
— Нет, не заслужили.
Бесстрастный голос Варо прозвучал впервые на протяжении этой долгой и совершенно бесплодной дискуссии. Это смутило Магару.
— Не разговаривай, если не хочешь остаться без уха! — одернула девушка Варо и тотчас же улыбнулась, осознав комизм происходящего. Она командует Варо!
Даже когда он сидел, а она стояла, головы их были почти вровень — ну, а встав, он возвышался над нею, словно скала. Впрочем, ее приказной тон, похоже, ничуть его не покоробил.
«Если бы только он не был все время таким равнодушно вежливым, — подумала она. — Хоть разок увидеть бы Варо злым, довольным или грустным! Ну хоть каким-нибудь! Тогда я, быть может, раскусила бы его».
Магара по праву гордилась своей проницательностью. Многие приходили за советом к Девушке с Журавлем или наведывались просто так, посудачить о жизни. И только Варо оставался для нее закрытой книгой. Она видела, что он хорош собой, прекрасно сложен — но и только. Это было все, что он позволял подметить постороннему глазу.
«Вот Бростек — другое дело…»
Она скосила глаза на неразлучного спутника Варо и улыбнулась. Он все еще запихивал в рот куски пирога, беззастенчиво при этом чавкая. Похоже, у него и крошки во рту не было по крайней мере неделю.
— Продолжай в том же духе, голубчик, — вскоре растолстеешь, как я, — поддразнила она молодого человека.
Бростек ухмыльнулся, не переставая жевать и глотать. Они и прежде частенько перешучивались.
— Ты вовсе не толстая, — возразил он.
— Но я уже не могу влезть в половину старых платьев!
— Должно быть, они просто сели от здешней сырости, — теперь уже серьезно предположил Бростек.
— Ты просто меня успокаиваешь…
— Ты мала ростом, — столь же серьезно продолжал путешественник, — но изумительно сложена.
— Да, я коротышка, — согласилась девушка, про себя подумав, что даже Бростек, молодой человек среднего роста, выше ее на целую голову.
— К тому же ты лучше всех в кратере печешь фруктовые пироги.
— Увы, и это всем известно, — вздохнула Магара.
— Но это далеко не полный перечень твоих достоинств, — гнул свое Бростек. — Волосы твои цвета летней кукурузы, глаза синие, словно летние небеса… — Магара расхохоталась — она вынуждена была даже прервать свою работу, а молодой человек продолжал: — Ты прочла больше книг, чем иной ученый, и знаешь столько всего, что мне за тобою не угнаться, проживи я даже сто лет. Дети и звери любят тебя. Ты непревзойденный парикмахер, белошвейка и повариха.
— Брось болтать, — с улыбкой приказала девушка.
— Нет, я еще не добрался до главного. Ты бесценный собутыльник — ведь, благодаря неким таинственным процессам в твоем организме, отсутствующим у нас, простых смертных, ты никогда не перебираешь, а потому наутро можешь связно рассказать нам обо всем, что мы творили накануне вечером. Словом, ты само совершенство.
Наступила тишина.
— Как, ты уже все сказал?
В голосе Магары звучало нескрываемое разочарование. Она потупилась.
— Я раскрыл пред тобою свое сердце, — ответил Бростек, разводя руками. — Большее не в моей власти.
— Ты моя радость! — засмеялась она. — Никто, кроме тебя, даже не пытается меня потешить….
Бростек отодвинул тарелку и, соскользнув с кресла, опустился перед девушкой на одно колено, прижимая руки к сердцу. Он состроил гримасу глубокой обиды, а в глубине его зеленых глаз мерцали искорки веселья.
— Пусть Талисман пронзит сердце мое своим острым клювом, если я хотя бы словом солгал! — провозгласил он торжественно.
— Я влюбилась бы в тебя, не будь ты таким безобразным, — ласково сказала Магара.
— О, жестокая судьба! — воскликнул Бростек. — Мое уродство хулит своими устами сама красота! Да скроет отныне лицо мое маска, дабы никто более никогда не узрел безобразных моих черт!
Он снова плюхнулся в кресло и скорчился там, изображая полнейшее отчаяние, но вскоре широко ухмыльнулся.
— Ну разве не заслужил я еще кусочек пирога? — с надеждой спросил он.
— Нет, — с улыбкой ответила Магара. — Пойди-ка и принеси мне водички — хочу побрить твоего верзилу друга.
На всем протяжении этого словесного поединка Варо сидел молча и не шевелясь. Бростек покорно отправился за водой. Тень, подняв голову, поглядела ему вслед. Магара тоже.
«На самом деле он и не безобразен вовсе, — подумала девушка, — но…»
Взятые по отдельности, черты лица Бростека были правильны, но вместе они производили странное впечатление. Лицо его вовсе не было уродливо — нет, скорее невыразительно и несколько проcтовато. Так могла бы выглядеть статуя, которую по частям высек из камня гениальный ваятель, а собирал в единое целое бездарный подмастерье. Увы, как бы Магара ни симпатизировала ему, она никогда не отрицала, что он, на ее взгляд, внешне непривлекателен.
Взяв у него ведро с водой, она усилием воли отогнала эти мысли и пошла за мыльными кристаллами, которые ее друг, алхимик Иро, создал однажды по ошибке. Взбив пену, девушка принялась намыливать светлую бородку Варо. Его темно-карие глаза, которым полагалось бы излучать тепло и дружелюбие и которые так красиво контрастировали со светлыми кудрями, глядели на девушку холодно и бесстрастно. Словно кусочки неведомого металла, они казались почти бесцветными… С лица Варо вообще никогда не сходило это бесстрастное выражение. Он наблюдал за происходящим вокруг — и все. Говорил он мало и никогда ни слова не произносил без нужды.
«Что находят друг в друге эти парни — ведь они такие разные?» — уже в который раз подумала девушка.
Эти двое были не разлей вода — их связывали узы прочнее кровных: ведь пять лет тому назад они в одночасье лишились и родителей, и крова. Тогда же закончилось и их детство. Магара зналась с ними вот уже три года, и теперь именно в ее дом возвращались они из дальних своих странствий. Она лучше, чем кто-либо другой, знала об их неустанных, но, в сущности, бесплодных попытках отомстить…
Магара закончила бритье — теперь, когда от светлой растительности не осталось и следа, гармоничность черт Варо стала еще явственнее. До чего хорош! Широкие плечи, мускулистый торс, тонкая талия… Сейчас он был по пояс обнажен — для того лишь, чтобы за шиворот рубашки не попадали клочья волос.
«Если кого-то и можно назвать красавцем, — подумала девушка, — так это Варо». Но Магара прекрасно знала, что не ее одну волнуют эти ледяные глаза…
— Готово, — объявила она, сунув Варо полотенце.
Он вытер лицо и поднялся, не подумав даже стряхнуть с плеч светлые прядки.
— А теперь ты, — повернулась Магара к Бростеку. — Но сперва смой сливки со щек!
Бростек послушно выбрался из кресла и улегся на пол.
— А ну-ка, умой меня, моя девочка!
Тень незамедлительно подбежала к хозяину и принялась слизывать сливки с его усов. Это было комичное зрелище, но Магара всякий раз содрогалась, видя устрашающие волчьи клыки в столь опасной близости от обнаженной шеи приятеля. Она знала, что Тень предана Бростеку и ведет себя очень ласково, словно любящая и хорошо выдрессированная собака. Волчица даже носила ошейник, который хозяин надел на ее шею в знак приобщения к цивилизации, но в глубине ее глаз то и дело загорался диковатый огонек, и тогда казалось, будто она вот-вот устремится на поиски некогда потерянной стаи, чтобы скитаться с собратьями по заснеженным горам, оглашая окрестности леденящим душу воем. Тень явно была ручной, однако от одного ее вида многие тотчас начинали нервничать.
Волчица завершила свою неурочную трапезу. Бростек поднялся с пола, сбросил рубашку и занял место Варо на стуле. Когда мужчины ходили по полу, домик слегка покачивался.
— Спасибо, — бесстрастно произнес Варо.
— Я всегда в вашем распоряжении, добрый господин, — присев в реверансе, ответствовала Магара в тщетной надежде вызвать на этом ледяном лице хотя бы подобие улыбки.
Но рослый мужчина лишь вежливо кивнул в ответ, а потом повернулся к ней спиной и вышел за дверь. Там он остановился, облокотясь на перила сходней. Летнее солнце освещало его внушительную фигуру, делая ее похожей на бронзовую статую.
Туалет Бростека Магара начала с того, что попыталась пальцами расчесать его спутанные черные космы.
— Ой! Осторожнее, пожалуйста, — запротестовал тот. — В этой чаще пасется весьма ценная живность!
— Может, мне ее оттуда просто выкурить? — задумчиво проговорила Магара. — Подпалить эти дебри будет куда проще, чем чесать их да стричь…
— Знаешь, пойду-ка я лучше искупаюсь, — поспешно сказал Бростек, пытаясь подняться.
— Ничего, шрамы быстро заживают. — Девушка властно вернула его на место. — А теперь сиди смирно! Иначе у тебя и впрямь станет одним ухом меньше.
Она защелкала ножницами, и на пол посыпались черные завитки. Варо тем временем молча и неподвижно стоял у перил.
— Неужели он никогда не остановится? — прошептала Магара себе под нос.
— Нет, — тихо ответил Бростек неожиданно серьезно. — Ни он, ни я…
Глава 2
Известия о зверствах людей-ножей начали появляться лет десять тому назад. Первыми их жертвами стали одинокие путники да пастухи — к тому моменту, когда находили их трупы, они уже превращались в смертоносную гниющую жижу, и признать в них человеческое тело было едва возможно. Налетчики постепенно смелели, атакуя поначалу отдаленные фермы и охотничьи хижины, а потом и целые деревни. Где бы ни появлялись таинственные разбойники, повсюду они оставляли после себя странные знаки, выжженные на стенах опустошенных жилищ, а порой и на коже обескровленных жертв.
В горных селениях постепенно начиналась паника. Хотя многие и покидали насиженные земли, уходя на равнины запада, большинство оставалось дома, не в силах нарушить привычный жизненный уклад. Бытовало мнение, что злобные кровопийцы родом из соседней страны Бари, но доказательств тому не было. Слишком мало живых свидетелей оставалось после набегов людей-ножей — те же, кто чудом уцелел и не был пленен, зачастую погибали во время страшных эпидемий, неизбежно следующих за разорениями. Деревни потом долгие месяцы оставались пустынными. Зная о таинственных злодеях ничтожно мало, многие деревенские жители всерьез полагали, будто люди-ножи — это мифические существа, выдуманные для того, чтобы пугать детишек, пребывая в уверенности, что уж с ними-то никогда не случится ничего подобного, покуда не становилось уже слишком поздно…
Связи между соседствующими Левиндре и Бари были налажены из рук вон плохо. Страны разделял высоченный горный хребет — один из тех, что, словно гигантские колесные спицы, расходились во все стороны из самого сердца континента, представлявшего собой огромную, закованную льдом пустыню. Гигантские горные пики, вздымающиеся в небо, вечно занавешивал облачный покров, и даже горные хребты, естественные границы между странами, были столь устрашающими, что пересечь их отваживались лишь самые смелые или безрассудные путешественники. Но теперь по горным перевалам вообще никто не ходил — жуткие слухи и страх делали свое дело. Кое-кто утверждал, будто семеро людей-ножей, известные лишь по символам, начертанным на их страшной печати, — это злые волшебники, которым удалось подчинить себе до времени дремавшие темные силы, другие величали их вампирами, пьющими кровь своих жертв. Третьи верили, что они — жрецы некоего воинственного культа, почитающие мерзких безымянных божеств. Расходились мнения и о судьбах их пленников: то ли их обращают в рабство, то ли приносят в жертву, то ли используют в неких таинственных экспериментах. Но достоверных сведений не было — ведь никто никогда не возвращался, чтобы поведать правду…
Находились такие, кто утверждал, будто видел Семерых за работой, но им мало кто верил, ведь от леденящего душу зрелища рассудок несчастных мутился, посему свидетельства их были отрывочны, а зачастую и противоречивы. Однако, невзирая на все это, за долгие годы оформились кое-какие общепринятые взгляды на эту напасть. Считалось, что люди-ножи работают поодиночке, ставя на месте преступления «роспись» в виде одиночного символа под круговой печатью. Каждого из Семерых сопровождал большой отряд воинов. Были ли эти люди добровольцами, соблазнили ли их люди-ножи обещаниями вечной жизни или иными посулами, а может, подчинили себе при помощи ворожбы — об этом не стихали споры.
Варо и Бростек сколотили отряд из верных людей — это были чудом уцелевшие, вроде них самих, или просто искатели приключений. Им не раз приходилось сталкиваться с воинами таинственного противника. Ничем особенным они не отличались, кроме одного, — никогда не сдавались в плен, предпочитая сражаться до последней капли крови. Ну а если кого-то из них и удавалось скрутить, сердце его попросту переставало биться без видимой причины. Варо предполагал, что в теле у них действовал некий неведомый яд, но остальные приписывали причины происходящего исключительно колдовским чарам. Но какова бы ни была причина, им ни разу не удалось заполучить пленника, что несказанно их раздражало.
Имелась для досады и иная причина, куда более весомая. Невзирая на некоторые успехи, ни Варо, ни Бростеку еще не удалось даже увидеть кого-либо из Семерых, не говоря уже о том, чтобы захватить в плен или умертвить. Каким образом перемещались люди-ножи и почему предпочитали бросить на произвол судьбы своих воинов, оставалось тайной за семью печатями.
И все-таки как ни были ничтожны их успехи, добровольным стражам нагорий удалось все же умерить пыл врага и даже спасти, пусть на время, несколько деревень от набегов. Если нападение оказывалось неудачным, люди-ножи в течение долгих месяцев не возвращались туда, где им был дан отпор, а порой оставляли деревню в покое на годы. Но территория, где время от времени свирепствовали люди-ножи, была слишком велика, и с горсткой соратников Варо все равно не смог бы уберечь весь народ. Им с Бростеком приходилось полагаться на следопытов и разведчиков, верить которым порой надо было с оглядкой. Но чаще всего они руководствовались собственным охотничьим инстинктом.
Несколько лет тому назад, когда добровольческий отряд только что сформировался и лишь начинал осознавать грандиозность своей задачи, они попытались заручиться помощью и поддержкой землевладельцев — людей влиятельных, чей союз, именуемый Картелем, правил в Левиндре. Но им так и не удалось убедить членов Картеля в том, что стране грозит реальная опасность. Они не видели прямой выгоды финансировать экспедиции в отдаленные и малонаселенные районы страны, предпринимаемые, как им представлялось, лишь на основании пустых слухов. Даже мысли не допускали, что «малозначительные стычки» в горных районах могут стать причиной войны с Бари — а это было единственным, что могло заставить лордов действовать, ибо ни один мало-мальски здравомыслящий стратег даже не подумал бы переправить армию через труднопроходимый горный хребет.
Хотя Варо и Бростек вынуждены были признать правоту лордов касательно этого вопроса, они знали также, что война — отнюдь не единственная опасность, грозящая их земле. Их враг куда более опасен и коварен. И если Варо воспринял решение Картеля с обычной своей невозмутимостью, то Бростек бушевал, кляня на чем свет стоит «толстобрюхих свиней, пребывающих в праздности и довольстве». Другу пришлось силой увести строптивца, покуда его крутой нрав не сослужил ему дурной службы.
Лишь горцы да жители отдаленных деревень были искренне благодарны Варо и его людям, но, как справедливо отметила Магара, длилось это недолго — слишком много забот у них было…
Картель правил Левиндре не всегда. В течение долгих веков, с тех самых пор, как люди впервые пришли на континент, правление осуществлял Совет лордов, объединяющий тех, кого народ почитал волшебниками. Лорды эти вовсе не были людьми благородного происхождения — пионеры этих мест начисто отвергали подобные понятия, — но обладали особыми дарованиями, были духовными вождями народа. Они подчинили себе магические силы этой земли и поставили их на службу людям. Их могущество некогда почиталось безмерным, теперь же сохранились лишь воспоминания о нем на страницах старинных книг.
Первые лорды-землевладельцы, подобно всем прочим, благоговейно почитали Совет лордов и заботились о том, чтобы магов не волновали заботы о хлебе насущном, предоставив им заниматься единственно волшебством. С течением времени, однако, фигуры этих магов делались все менее значительными для нужд земли Левиндре. И немудрено — ведь за долгий период благоденствия и спокойствия надобность в их мудром руководстве постепенно отпадала. Власть прибрали к рукам землевладельцы с тугой мошной.
Сами же волшебники нежились в довольстве и праздности, неуклонно утрачивая магические силы, и не удивительно, что с верой народа в их могущество происходило то же. Упадок их стал неизбежным, и вот уже не одно десятилетие Совет лордов никто, кроме немногих наиболее суеверных, в грош не ставил. Оставшиеся маги, и без того крайне малочисленные, теперь скитались, будучи по существу чуть ли не бродягами, и показывали на ярмарках фокусы простакам, которых это еще развлекало. Другие же удалились от мира и жили отшельниками там, где все еще сильна была магия, — никто не знал наверняка, где именно, ибо места эти, прежде чтимые и святые, теперь были позабыты и заброшены.
И Картель, бывший некогда лишь второй по значению ветвью власти, стал единолично править в Левиндре. Членам Картеля плевать было на проблемы отдаленных районов, не приносящих дохода казне…
— Скоро снова начнется, — коротко объявил Варо. — Я это чувствую.
Трое приятелей сидели на деревянных сходнях домика Магары, болтая ногами в холодной воде озера.
— Но уже много месяцев тихо, — возразила хозяйка.
— Так всегда бывает, — ответил Бростек, приглаживая аккуратно подстриженную шевелюру. — Долгое затишье, а затем сразу несколько нападений подряд. Нам остается сущий пустячок — определить, когда и где именно это случится!
Бростека, как и Варо, в последнее время одолевали дурные предчувствия. Оба они уже научились доверять своему чутью.
— Но вы же на ногах еле стоите! Вы же около шести недель кряду не слезали с седел! — протестовала Магара. — Ну рассудите здраво, как вам удастся в таком состоянии предпринять еще один поход? Вы же просто свалитесь с коней!
— Точно, — согласился Бростек. — Но попробовать надо…
— Нам нужна помощь, — бесстрастно произнес Варо.
— Думаешь, стоит еще разок попытать счастья в Мэнтри? — задумчиво спросил его друг.
Так назывался родовой замок Буллена, одного из наиболее влиятельных баронов — именно в Мэнтри чаще всего проходили заседания членов Картеля.
Варо молча глядел на водную гладь. Бростек скосил глаза на Магару.
— Нет! — поспешно ответила девушка. — Я не могу!
Бростек рассмеялся.
— Иногда я в толк не возьму, зачем вообще мне нужен язык? По-моему, ты читаешь мои мысли быстрее, чем сам я успеваю сообразить, о чем думаю!
— Да ты прозрачен, словно стеклышко, — ответила она с улыбкой и прибавила про себя: «Не то что Варо».
— Но почему ты не хочешь нам помочь? — спросил он. — Стоит ведь еще разок попробовать — разве ты так не считаешь?
— Все равно бесполезно.
— Но ты не можешь этого знать наверняка.
— А вот, представь себе, я знаю! Я слишком давно покинула родной дом. Отец теперь и глядеть на меня не захочет!
Бростек пожал плечами.
— По крайней мере, у тебя все-таки есть отец, — пробормотал он.
— Это нечестно! — взорвалась Магара. Глаза ее злобно сверкнули, потом затуманились — и вот она уже готова расплакаться.
— Прости, — тихо сказал Бростек.
В наступившей тишине вдруг послышалось хлопанье мощных крыльев. Ручной журавль Магары по имени Талисман — она назвала его так, потому что это было первое живое существо, встретившееся ей в кратере, — летел над самой водой и через мгновение неуклюже приземлился на деревянный помост в нескольких шагах от людей. Тень, лежащая на досках подле хозяина, приподняла голову и придирчиво оглядела птицу. Волчица и журавль обменялись долгими пренебрежительными взглядами, а затем сделали вид, будто перестали друг для друга существовать. Талисман, поджав одну ногу, притворился мирно спящим, а морда Тени вновь пристроилась между лап.
— Вскоре мы понадобимся в горах, — заявил Варо с таким видом, словно только что пришел к этому выводу. — Отправляемся через день-два.
Похоже было, что он начисто отверг мысль о визите в Мэнтри.
Магара собралась было возразить, но в конце концов рассудила, что ей не остается ничего иного, как смириться. Легче было переспорить камень или дерево, чем Варо.
Солнце уже скрылось за гребнем кратера — и город, как обычно, окутали ранние сумерки. Но восточная стена кратера все еще была ярко освещена. Этот час Магара особенно любила — за буйство красок, за покой и тишину. Но нынче ей было не по себе.
— А сперва я хочу всласть повеселиться, — ухмыльнулся Бростек, явно не разделявший ее настроений. — И начать намерен нынче же вечером. Надеюсь, Ньюберри примет нас с распростертыми объятиями.
— Как всегда, — заверила его Магара. Личико ее слегка прояснилось.
— Нынче вечером в глазах у нас будут сиять звезды небесные, — со смехом провозгласил Бростек.
Он частенько произносил эти слова, но никто, включая его самого, не знал, что они означают. Однако сейчас явно подразумевалось, что вечером будет вдоволь смеха, музыки и хмеля и что многие окажутся втянуты в водоворот веселья, которое продлится до самого утра.
Город Тревайн, располагавшийся в кратере, как нельзя более подходил для подобных увеселений.
Глава 3
Местная легенда гласила, будто город Тревайн назван в честь первого человека, спустившегося в этот кратер. На самом деле тут явно вкралась историческая неточность, поскольку известно было, что он обнаружил на дне кратера кости — и звериные, и человеческие. Зато легко верилось в то, что именно Тревайн оказался первым, кому удалось благополучно выбраться из кратера.
Его давнее путешествие, несомненно, было полно опасностей, подобно прочим экспедициям, состоявшимся прежде, чем скалолазы довели свое искусство до совершенства. Отвесные скалы, формирующие стены кратера, возвышались надо дном по меньшей мере на сто пятьдесят метров. Никто не знал причин, некогда побудивших Тревайна предпринять это безумное путешествие, однако именно его подвиг стал первым звеном в цепочке событий, вследствие которых появился процветающий город, носящий его имя. Большинство здешних жителей ничуть не сомневались, что Тревайн пришел бы в восторг от города, и частенько поднимали кубки в его память. Граждане Тревайна гордились своей исключительностью — они почитали себя особенными, необыкновенными, живя в маленьком мирке, гигантскими скалами отрезанном от презренного и бренного мира, и искренне полагали, что первооткрыватель кратера был из того же теста.
Первое, что поражало гостей здешних мест, — это цвет скал, приглушенно-оранжевый, даже красноватый, немного напоминающий ржавчину. В скальных породах скрывалось величайшее множество минералов, и рудокопы Тревайна время от времени снимали кое-где верхние слои. Тогда свету являлся истинный цвет здешней породы — от темно-синего до угольно-черного. В течение нескольких дней открытое место резко контрастировало по цвету с окружающими скалами, но постепенно под воздействием воздуха и влаги порода вновь приобретала цвет ржавчины, а через четыре-пять недель места разработок уже нельзя было заметить.
Поскольку большую часть дна кратера занимало огромное озеро, земля тут всегда была в цене. Примерно на четырех пятых всего периметра кратера скалы круто уходили в воду. Лишь в западной его части наличествовала неширокая полоска суши. Самое основание скал окаймляли булыжники и галька, а чуть ниже располагалась полоса твердой земли, на которой частично располагался город Тревайн. Здешнюю каменистую землю, покрытую тонким слоем плодородной почвы, за долгие десятилетия прилежного землепашества возделали, и теперь она, пусть и не слишком щедро, но обеспечивала горожан своими плодами. Ценя пахотные земли, большинство старых домов поставили на каменистом берегу озера, но строительство зданий и на прибрежной земле было прекращено еще задолго до прибытия в город Магары. Большинство жилых домов и некоторые общественные учреждения располагались на сваях, вбитых в дно озера, а прочие сооружения в буквальном смысле плавали в воде. Помосты, на которых они стояли, между собой были соединены деревянными сходнями, снабженными ступеньками и перилами. Маленький домик Магары, выстроенный совсем недавно, притулился в самом конце длинного причала, далеко выдававшегося в озеро в южной оконечности города. Когда она только поселилась в Тревайне, несколько ночей кряду пролежала без сна, покуда не привыкла к мерному покачиванию своего жилища. Новые соседи тотчас же «обрадовали» девушку, сообщив ей, что под полом у нее темные воды глубиной от пятнадцати до тридцати метров. Со временем она к этому привыкла и теперь воспринимала как нечто само собой разумеющееся.
Озеро и в самом деле было невероятно глубоким, особенно в самом центре, впрочем, горожане никогда не задавались целью тщательно промерить здешние глубины. Уровень воды всегда оставался неизменным — ни приливы, ни дожди на него не влияли. Слабое волнение вызывали лишь легкие ветры, гуляющие в кратере. Но случались дни, когда ветра вообще не было, и воды озера делались гладкими, словно стекло. В городе такие дни звали «зеркальными», и по давней традиции ни лодки, ни пловцы не тревожили водной глади, а небо и скалы отражались в воде, словно в огромном зеркале. На такую картину нельзя было долго глядеть, не ощутив головокружения и дурноты, — таков был удел всех, кроме разве что самых волевых и сильных.
Однако невзирая на невозмутимость здешних вод, они никогда не застаивались, всегда оставаясь чистыми и прозрачными. В солнечные дни кое-где даже видно было дно. Ныряльщики обнаружили подводные течения; возник даже ряд теорий, предполагающих существование неких подземных рек, питающих озеро, истоки которых скрыты в самых недосягаемых его глубинах. Иные же утверждали, будто горные породы, формирующие дно, якобы содержат некий очищающий элемент, благодаря которому вода всегда остается кристально чистой. Были и такие, кто считал, что причиной тому обитающие в озере рыбы, — кстати, водились тут и вполне обычные породы, и причудливые, невиданные существа, время от времени всплывающие из темных глубин. Но никто пока не выдвинул удобоваримой теории относительно того, как именно появилась тут рыба. Однако существования ее отрицать было нельзя, ибо именно рыба составляла неотъемлемую часть рациона горожан, хотя ежегодный улов строжайшим образом контролировали местные власти.
Как бы ни разнились теории, объясняющие удивительную чистоту воды в озере, горожане дружно сходились в одном: для города чистота эта жизненно важна, поэтому все отходы, не подлежащие переработке, помещали в специально вырытые шахты, расположенные как можно дальше от воды. Горожане дежурили по расписанию, обслуживая эти шахты, и, хотя дело было не из приятных, любой гражданин почитал его за честь, ибо считали невысокой подобную цену за право жить в таком удивительном городе.
Большинство необходимых для жизни товаров — например, строевой лес и продукты питания — поставлялись сверху. В прошлом многие торговцы пытались нажиться, воспользовавшись ситуацией, но граждане Тревайна ясно дали им понять, что не допустят беззастенчивой обираловки. Они платили хорошую цену за все, что им поставляли, но требовали взамен честности, ревностно следя, чтобы скалы, отделявшие их от «большого мира», не были использованы в качестве предлога для сбывания им залежалого и подпорченного товара. Купцы вскоре вполне осознали возможную выгоду, и самые честные из них теперь процветали. А вверху, вдоль внешнего края кратера, располагались многочисленные поселения, главным промыслом жителей которых была именно торговля.
Честолюбивые мечтатели и фантазеры, как снизу, так и сверху, предлагали грандиозные проекты, которые существенно облегчили бы доступ в кратер — но, к величайшему облегчению жителей Тревайна, ни один из них не был реализован. Планы эти отличались степенью безумия их создателей — предлагалось, например, прорыть пологий туннель, вход в который располагался бы в полулиге от края кратера, или прорубить винтовую дорогу в скалах… Но все эти экстравагантные предложения были благополучно похоронены, и жители Тревайна всецело полагались на куда более земные, но и более практичные методы.
Вверх по отвесным скалам вело множество дорог, но предпочтение отдавалось самым легким из них, где задействованы были сложнейшие системы канатов, лебедок и подвесных платформ, а специально вырубленные отверстия для рук и ног давали возможность подниматься и спускаться одиночкам. Тех, кто посвятил свою жизнь надзору за всей этой системой и постоянному усовершенствованию методов передвижения по скалам, именовали «скалолазами» — вполне понятно, что именно они и являлись одними из самых уважаемых граждан города. Единственное, чего не было в кратере, — это лошадей и вообще какого-либо крупного скота, но скалолазы по праву гордились тем, что всего остального тут в избытке.
Переселенцы, впервые спускающиеся в Тревайн по отвесным стенам, обмирали от страха, невзирая на всяческие меры безопасности и опытность проводников. Впрочем, даже у видавших виды горожан захватывало дух, когда они глядели на скалолазов, словно проворные пауки, снующих по гладким скалам. Случалось тут всякое — и несчастные случаи, и трагедии, но, принимая во внимание количество людей и товаров, ежедневно совершающих путь вверх и вниз, эту статистику считали не такой уж устрашающей.
Сами скалолазы были людьми уравновешенными, даже флегматичными — они искренне наслаждались своим почетным и опасным призванием, а заодно и благоговением, которое вселяло оно в людские души. Они работали в поте лица, но, спустившись вниз с жутких скал, умели и всласть развлечься. Среди тревайнских легенд хватало историй, посвященных скалолазам. Бытовало мнение, что сам легендарный Тревайн был одним из них. Но в легендах немало было и других, пожалуй, не менее ярких персонажей, память о которых свято хранили названия проложенных ими скальных троп — как, например, Решетка Крейвена или Безумие Рейкспилла. Похвальбу скалолазов горожане воспринимали весьма благодушно, ибо именно благодаря представителям этого бесстрашного племени возможна была столь оживленная торговля с большим миром. На первый взгляд казалось странным, как удалось этому городу не просто выжить, но и стать столь процветающим. Этим Тревайн обязан был многим обстоятельствам, но прежде всего неразгаданной тайне, кроющейся в далеком прошлом.
То, что кратер образовался за долгие века до того, как нога первого человека ступила на землю Левиндре, было общеизвестно, но вот по поводу того, как именно он образовался, мнения расходились. Большинство считало, что на этом месте некогда существовал гигантский вулкан, и стены образованы застывшей после извержения лавой. Однако некоторые смелые мыслители полагали, будто давным-давно на это место с неба рухнул огромный метеорит. Обе стороны с пеной у рта отстаивали свою правоту, привлекая в качестве якобы неопровержимых доказательств форму скал и строение горных пород, — но кто бы из них ни был прав, не оставляло сомнений одно: силы, благодаря которым на свет явилось это чудо, спят крепким сном. Теперь в кратере и на озере царил полнейший покой, если не считать людского копошения, и существовало лишь воспоминание о некогда потрясшем эту землю катаклизме.
В здешних скалах находили руды и минералы, которых не было больше нигде на континенте, — именно эта геологическая особенность некогда помогла Тревайну расцвести. Самым известным из здешних сокровищ был металл, получивший название «синее золото», высоко ценившийся равно как за изысканную и утонченную красоту, так и за редкость. Находили его не в виде руды, как большинство металлов, а в форме самородков размерами от крупной горошины до увесистого мужского кулака. Были тут и другие редчайшие металлы — оранжево-желтый, носящий имя «огнедышащий дракон», бледно-серый «алмазный металл», много прочнее стали, и некоторые другие. Встречались и богатейшие залежи куда менее экзотических минералов и руд. И это еще далеко не все. Некоторых людей неодолимо влекла сюда жажда узреть блеск здешних драгоценных камней. Их находили редко, но охотились за ними в поте лица. Алмазы и загадочные розовые «озерные камни» из Тревайна украшали фамильные драгоценности богатейших семейств Левиндре, а их чистота и блеск были заветной мечтой любого ювелира.
Хотя пионеры этих мест и не могли знать, сколь богаты здешние естественные сокровищницы, но, найдя первые же экспонаты, нутром почуяли перспективу. Осознав, насколько опасны спуски и подъемы по здешним отвесным скалам, они основали небольшое поселение на узкой полоске земли на берегу озера. Годы шли, поселение разрасталось, вместо переносных шатров возникали комфортабельные дома — и через какое-то время лагерь искателей приключений превратился в город, слава о котором разнеслась далеко по свету.
Однако через некоторое время поселенцам пришлось решать одну немаловажную проблему. Легкодоступные месторождения ценных металлов, руд и камней за несколько лет совершенно истощились. Все остальные богатства залегали ниже уровня озера. Но неистощимая людская сообразительность, подогреваемая алчностью, вскоре породила совершенно новый промысел, а затем и новую расу — подводных шахтеров. За долгие годы техника и приемы подводных разработок значительно усовершенствовались, но успех дела неизменно зависел от самих разработчиков. Об изощренном искусстве ныряльщиков, их храбрости и выносливости вскоре стали слагать легенды, которые разнеслись далеко за пределы кратера.
Это была совершенно особая раса, за долгие годы люди эти даже физически стали отличаться от прочих здешних обитателей. В дополнение к поразительной стойкости организма к леденящему холоду глубин у ныряльщиков был колоссальный объем легких, наряду с особенностью еще более удивительной: работая под водой, они непостижимым образом умели замедлять биение сердца. Передаваясь из поколения в поколение, особенности эти оттачивались, и ныне ныряльщики считались самыми уважаемыми гражданами Тревайна. Некоторые из них даже заседали в Совете, обсуждая жизненно важные вопросы, а также часто выступали третейскими судьями в спорах различного рода.
Под водой бок о бок трудились и мужчины, и женщины. Хотя женщины были проворнее и легче переносили холод, давление и тьму, преимуществом мужчин оставалась физическая сила, необходимая для того, чтобы поднять на поверхность добычу. Именно благодаря труду бесстрашных ныряльщиков богател Тревайн, посему они были даже более горды и уверены в себе, чем славные скалолазы. Они стали стержнем всего сообщества, и их деловитость в сочетании с поразительным жизнелюбием, распространявшимся на все без исключения жизненные аспекты, делала их порой мишенью для упреков. Но умели они быть и щедрыми покровителями, и нежнейшими друзьями тем, кого почитали и любили.
На протяжении долгих лет существования города блеск здешних сокровищ неудержимо влек сюда самых разнообразных людей со всего света. Кузнецы, алхимики и ученые-самоучки являлись сюда, чтобы работать с редкими металлами и изучать их свойства. Затем ювелиры создавали из этих металлов ослепительные шедевры своего искусства. Купцы и строители помогали городу расширяться и благоустраиваться, а иные из них всецело посвящали себя торговле с большим миром. Со временем скудность жизненного пространства вынудила резко ограничить число горожан, и городской Совет издал закон, очень простой и исполнявшийся неукоснительно.
Любой новоприбывший, изъявлявший желание поселиться в Тревайне, мог остаться тут лишь в том случае, если демонстрировал способность послужить на благо города. Люди, обладающие полезными практическими навыками, всегда приходились в Тревайне ко двору, а вот остальным убедить членов Совета в своей полезности было ох как непросто…
Тревайн был притягателен еще и по причине его «особенности», независимости и неповторимого духа первопроходчества, свято хранимого с давних пор. Сюда стремились инакомыслящие, мечтатели, борцы за справедливость и неудачники со всего мира. Стекались сюда и художники, писатели, музыканты — словом, люди искусства, которых за пределами кратера ценили невысоко, наравне с последними из домашних слуг. В кратере охотно принимали тех, кто обладал истинным талантом. Этот постоянный приток свежих творческих сил помог Тревайну стать очагом истинной культуры, где странным образом перемешались разнообразные тенденции и течения, волшебно обогатив жизнь горожан. Здесь все дышало и жило, постоянно меняясь, — говорили даже, будто граждане Тревайна, не двигаясь с места, видят и узнают больше, чем те, кто всю жизнь свою посвятил странствиям. Город посещало множество гостей — специально для того, чтобы насладиться талантами, которыми он изобиловал.
Гражданство, впрочем, получали не только те, кто демонстрировал высочайшие навыки в области искусства или какой-либо профессии. Магара была лучшим тому доказательством. Несмотря на молодость, девушка показала себя одаренной учительницей, прекрасной сказительницей и талантливой белошвейкой. Глубокое впечатление на Совет произвел и ее острый ум, и почти сверхъестественная интуиция, казалось, позволявшая девушке читать людские мысли. Ее радушно приняли и почитали теперь целительницей душ.
Не одна Магара обязана была своим гражданством необыкновенным способностям. Два года тому назад один весьма объемистый человек предпринял рискованное путешествие в жерло кратера и, представ перед членами Совета, назвался художником. Когда его попросили более конкретно обозначить свое призвание, пришелец уточнил, что он повар. Члены Совета со смехом ответили, что в городе вполне достаточно людей его профессии, и тогда он разразился пространной речью, без ложной скромности утверждая, будто он не обычный повар, а величайший мастер поварского искусства. Совет согласился подвергнуть его испытанию, предложив приготовить обед, который в равной степени пришелся бы по вкусу ныряльщикам, скалолазам и музыкантам.
На следующий вечер восемь человек, в числе которых были как мужчины, так и женщины, сели за трапезу, окруженные толпой любопытных. Повар представил на суд несколько перемен блюд, каждое из которых, будучи изысканным само по себе, затмевало предыдущее лакомство и волшебно приготовляло язык вкушающего к восприятию следующего яства. Одно кулинарное чудо следовало за другим, украшая стол, и на лицах судей благоговейное изумление сменялось искренним восторгом. Трапеза закончилась — и повар уверенно предстал перед судьями, скрестив руки на груди.
— Ну, а теперь попробуйте оспорить мое право считаться художником! — с улыбкой провозгласил он.
Толстяка звали Ньюберри, и теперь он был хозяином самой известной в Тревайне таверны. Именно туда и направлялись сейчас Бростек, Варо и Магара — ночная пирушка обещала удаться на славу.
Глава 4
Таверна Ньюберри, стоявшая у самой воды, размещалась в одном из самых больших зданий Тревайна. По вечерам пиршественный зал ярко заливал свет ламп, и над удобными деревянными столиками, воспламеняя воображение посетителей, витали умопомрачительные ароматы, доносящиеся с соседней кухни. Единственным украшением здешнего интерьера служили ряды бутылок и бочонков вдоль одной из стен. Ньюберри редко предоставлял своим гостям возможность выбирать кушанья, заявляя, что его шедевры нравятся всем без исключения. Он руководствовался лишь собственным вкусом, не делая скидок на индивидуальные пристрастия, но тарелки клиентов почти всегда опустошались. По части же напитков Ньюберри вовсе не был диктатором, и каждый посетитель имел полную свободу выбирать то, что ему по вкусу. Ньюберри отвергал теорию, будто под то или иное лакомство следует подавать какой-то определенный напиток, считая, что его стряпня прекрасно подходит к любому питью.
Клиентура Ньюберри была столь же разношерстна, как и население Тревайна. В таверне мирно соседствовали советники, ныряльщики, скалолазы, музыканты — в общем, представители всевозможных профессий. Здесь все были равны, всех влекли сюда изысканные яства, приготовленные хозяином, которому независимо от титула и звания безоговорочно подчинялся каждый, переступающий порог таверны. Закончив колдовать на кухне, Ньюберри, краснолицый и сияющий, присоединялся к своим гостям и наслаждался приятным обществом и всевозможными развлечениями.
Этим вечером трапеза уже завершилась, и грузный хозяин переходил от столика к столику, пожиная лавры в виде щедрых похвал, а прислуга убирала пустые тарелки. Вскоре должен был настать черед музыкантов, ибо одно из незыблемых правил Ньюберри гласило, что музыкой надо наслаждаться, вполне отдаваясь ей, а потому здесь никому не дозволялось одновременно жевать и слушать.
Музыканты сидели за столиком у стены, попивая сухое вино. Бутылки хранились в металлической сетке под водой, и потому вино всегда оставалось холодным. Музыкантов было четверо — все молодые мужчины, одетые с вызывающей небрежностью. Подобно прочим посетителям, они то и дело поглядывали на двоих незнакомцев, скромно сидящих за столиком в дальнем углу. Старший ничего необычного собою не представлял — темноволос, просто одет, глубоко посаженные колючие глаза на костистом лице глядят настороженно. К его стулу прислонена была лютня. Он уже закончил трапезу, но младший его товарищ все еще ковырялся в тарелке. Все лицо юноши было перемазано едой — равно как стол и пол под его стулом. Он ел, словно годовалый ребенок, но, похоже, ни он сам, ни его товарищ не видели в этом ничего странного. Глаза юноши были совершенно бессмысленны, казалось, он просто не замечает происходящего вокруг. Старший сидел неподвижно, потупив глаза, словно избегая любопытных взоров, которыми посетители то и дело одаривали эту странную парочку.
В таверне вовсю судачили, шепотом обсуждая новичков и в особенности слабоумного юнца, однако никто до поры не отваживался подойти и завести разговор напрямую. Но вот из-за стола поднялся один из музыкантов по имени Хьюитт. Его почитали за редкую одаренность и не обращали внимания ни на живописные лохмотья, в которых он с вызовом щеголял, ни на нечесаные, ниже плеч, волнистые темные волосы.
— Ты что, играешь на этой штуке? — спросил он старшего из двоих, указывая на лютню.
— Нет. Музыкант — мой двоюродный братишка, вот он.
Губы Хьюитта искривила сардоническая усмешка.
— Да он же ложку то и дело проносит мимо рта! Как же…
Слабоумный юноша поднял от тарелки глаза, светлые, широко распахнутые.
— Поаккуратнее в выражениях! — тихо, но твердо предупредил темноволосый.
Он сверкнул глазами на Хьюитта, и тот вскинул руки, словно сдаваясь.
— Я вовсе не хотел никого обидеть, — быстро сказал он.
— Но парнишка, похоже, и впрямь не может пальцем достать до кончика собственного носа! — выкрикнул кто-то из присутствующих. — А уж сыграть мелодию на лютне — и подавно…
Все посетители таверны Ньюберри с интересом следили за происходящим. Послышались смешки. Старший из новоприбывших злобно оглядел столики.
— Ну хорошо, пусть сыграет нам что-нибудь, — примирительно предложил какой-то доброхот.
Яростный взгляд темноволосого блуждал по залу. В нем явственно читался вызов.
— Ну, хоть «Баю-баиньки», — предложил кто-то, имея в виду самую простенькую колыбельную.
Вокруг захохотали. Темноволосый вскочил на ноги.
— Невежество не оправдывает дурных манер! — злобно бросил он. — Если вы чего-то не понимаете, это вовсе не повод для оскорблений!
— Но он, похоже, ничуть не обижен, — мягко заметил Хьюитт, кивком указывая на юношу, который без особого успеха пытался вытереть салфеткой губы, пустыми глазами взирая на музыканта, и спросил: — Так, говоришь, он лютнист?
— Так, говоришь, он лютнист? — повторил мальчик, в совершенстве сымитировав интонацию и голос музыканта.
Однако лицо его по-прежнему оставалось бессмысленным. Он, похоже, совершенно не понимал, что происходит вокруг него.
Хьюитт нахмурился и взглянул на его старшего товарища.
— Он не таков, как ты или я, — угрюмо пояснил темноволосый.
— Ну, это и слепому видно! — крикнул кто-то из завсегдатаев таверны.
Послышались новые, хотя теперь уже несколько смущенные смешки.
Незнакомец шагнул вперед и огляделся, словно ища глазами насмешника.
— Мы пришли сюда потому… — почти прокричал он, заливаясь краской, и запнулся. Похоже было, что волнение душит его. — Мы надеялись, что именно здесь то единственное место на земле, где изжиты отвратительные предрассудки. Мой братишка не менее достоин уважения, чем вы или я!
Он озирался, но все смущенно отводили глаза, пораженные вспышкой его гнева.
— Да, мой братишка не умеет того, что всем вам кажется простым и естественным, — продолжал темноволосый уже тише, но все еще яростно. — Но он обладает способностями, которые выше вашего понимания, и всякий, кто посмеет назвать его идиотом, будет иметь дело со мной!
Он задиристо переводил взгляд с одного лица на другое, но никто не отваживался ему перечить. Прокашлявшись, он собрался было еще что-то сказать, но, видимо, передумал, решив, что и так уже сболтнул лишнее.
— Так у него музыкальный талант? — примирительным тоном спросил Хьюитт.
— Да.
Костистое лицо незнакомца выразило облегчение.
Хьюитт снова повернулся к странному юноше.
— Ну, что ты нам сыграешь? — четко и членораздельно спросил он.
— … Нам сыграешь? — эхом откликнулся юнец.
Он ненадолго отвлекся от своей тарелки, на которой бесцельно укладывал то нож поверх вилки, то вилку поверх ножа, но вскоре вернулся к своему бессмысленному занятию.
— Он может сыграть все, — злобно ответил за него старший товарищ.
— Все?!
— Да, все. Ему довольно лишь один раз услышать мелодию, — последовал ответ.
Это заявление вызвало в таверне возмущенный шепот, но Ньюберри решительно пресек язвительные нападки. Он приблизился, оценивающе оглядел беспорядок и грязь на столе и обратился к старшему из незнакомцев.
— Ты согласен подвергнуть юношу испытанию? — поинтересовался он.
— А почему бы нет? — злобно бросил его старший брат. — Все, что угодно!
Внушительное сложение Ньюберри и его природная уравновешенность всегда помогали ему в зачатке гасить ссоры, пусть изредка, но вспыхивающие в его таверне. Он по праву гордился тем, что трапезы под крышей его заведения еще ни разу не были омрачены кровопролитием, и вовсе не собирался позволить кому бы то ни было нарушить эту традицию. Повар был величайшим специалистом по примирению враждующих. Он прикинул, что пареньку на вид не меньше шестнадцати лет, но ум у него явно младенческий. Видимо, его родственник швыряется столь дикими утверждениями в надежде хоть как-то защитить несчастного от язвительных насмешек. Ньюберри надеялся, что темноволосый строптивец сам возьмет назад свои слова, чтобы не подвергать юношу заведомому унижению. Но тот, похоже, вовсе не собирался отступать. Повар искренне жалел паренька, прекрасно зная, что многие из посетителей его заведения далеко не милосердны, однако считал делом чести настоять на своем.
Он встал лицом к лицу с незнакомцем, всем видом своим заявляя, что и он отступать не намерен. Оба ступили на весьма зыбкую почву и прекрасно это понимали.
— Вы считаете меня лжецом?
В голосе незнакомца звучала плохо скрытая угроза, но руки его слегка дрожали.
— Вовсе нет, — ответил Ньюберри. — Однако хочет ли ваш братишка играть?
— Он всегда хочет играть…
— А сам он разве не может ответить? — перебил его повар.
Некоторое время оба молчали. Потом Ньюберри присел подле мальчика на корточки, так что лица их оказались вровень. Вблизи светлые глаза паренька казались еще более странными: бессмысленные, пустые — и одновременно пристально глядящие. Даже цвета они были необыкновенного — какие-то бледно-лиловые…
— Ты сыграешь нам на лютне? — спросил повар.
Юноша сосредоточился и долго думал, прежде чем ответить. Он перевел взгляд с Ньюберри на лютню, потом снова посмотрел на повара.
— Сыграешь. Да, — пробормотал он и даже не кивнул, а как-то странно дернул головой, словно мышцы шеи ему не вполне повиновались.
«Как же, сыграешь», — удрученно подумал Ньюберри. Он тяжело поднялся и взглянул сперва на темноволосого незнакомца, а потом на Хьюитта.
— Ну, так что он нам сыграет? Какую-нибудь старинную песню?
— Нет! Давай что-нибудь свеженькое! — выкрикнул кто-то. — Раз уж ему довольно один раз услышать…
Все одобрительно зашумели.
— Как насчет твоей новой песни, Хьюитт? — подзадоривал музыканта один из его товарищей. — Ну, той, над которой ты трудишься уже не первый месяц и все никак не позволишь нам тебе подыграть?
— Но… — неуверенно начал Хьюитт, глядя на Ньюберри и отчаянно жалея, что ввязался в спор. — Но она же вовсе не для лютни…
— Это не имеет значения, — решительно сказал темноволосый незнакомец. — Он сыграет на лютне все, что угодно.
— Однако…
— Играй, Хьюитт! Давно ты не угощал нас свежими шедеврами! — выкрикнул один из ныряльщиков.
Музыкант почувствовал себя загнанным в угол — спорить было бесполезно. С великой неохотой он направился к своему столику и, взяв в руки скрипку, принялся настраивать. Шепот в зале стих. Мальчик теперь был весь внимание — он пристально глядел на скрипку.
Хьюитт начал играть — смычок его, порхающий по струнам, извлекал томительно-печальные протяжные звуки. Это была грустная мелодия, рисовавшая в воображении слушателей туманные горные пейзажи. Музыкант с величайшей легкостью завладел вниманием слушателей.
Именно в этот момент в таверну вошли Магара и двое ее спутников. Зачарованные, они застыли в дверях, не смея прерывать этого волшебства.
Хьюитт запел, и его бархатистый звучный голос слился со звуками скрипки. Он пел о двух влюбленных, разлученных злой судьбой, обманутых жестоким отцом девушки. Он пел о молодом герое, который, считая, что любимая его мертва, оставил родной дом и отплыл в неведомые далекие края. Музыка рисовала то туманные горы, то солнечные равнины. В звучании струн явственно слышался то цокот подков, то завывание ветра, овевавшего залитое слезами лицо путника…
Но вот темп мелодии резко переменился. Теперь это была настоящая драма — девушка узнала об отцовском предательстве и отъезде возлюбленного.
И вот она уже спешит вслед за ним, пытается догнать — но тщетно…
Тут Хьюитт запнулся на одном особенно трудном пассаже и на мгновение прервал игру.
— А-а, ч-черт! — вырвалось у него.
Он исполнил пассаж сначала, на сей раз вполне преуспев, и продолжил игру.
История заканчивалась трагически — девушка на полном скаку врывается в порт как раз в тот момент, когда корабль юноши выходит из гавани. И он даже не подозревает, что возлюбленная его разбивается насмерть — или падает с седла уже мертвой, потому что сердце ее навек разбито…
Но вот скрипка Хьюитта умолкла, и мгновение спустя по залу таверны пронесся шквал аплодисментов. Аудитория высоко оценила изумительную музыку. Но музыкант, казалось, остался недоволен — он снова взялся за смычок.
— Тут необходима кода, — сказал он и сыграл несколько нот основной темы.
Все снова притихли, увидев, что юноша взял лютню и бережно пристроил ее на коленях. Завороженные дивной музыкой, все уже успели позабыть об истинной цели представления. Кое-кто с любопытством глядел на старшего из незнакомцев — тот молча улыбался. У Ньюберри вид был самый что ни на есть разнесчастный — он всей душой желал прервать эту пытку и ничего уже не мог поделать.
А юноша тем временем заиграл — и царившее в таверне смущение постепенно сменилось благоговейным восторгом. Первые же ноты прозвучали словно эхо грустного напева, более того, совершенно непонятно было, как может лютня столь виртуозно подражать голосу скрипки. И слушатели словно сами очутились вдруг в туманных горах: многие кожей почувствовали зябкую влажность и поежились. То и дело они обменивались недоуменными взглядами.
Никто и не ожидал, что паренек запоет, но он запел. Голос его был выше, чем у Хьюитта, но удивительно звучен и чист. Никто не мог предположить ничего подобного, слушая его односложные и невнятные ответы. Вот темп музыки убыстрился — одни кристальные ноты висели в воздухе, а другие мерцали вокруг, словно крошечные блики света на стрекозиных крылышках. И одновременно звучали басовые струны — это конские подковы стучали о камни дороги, по которой скакала отважная девушка… Руки юноши, прежде столь неловкие, что и ложку не могли удержать, теперь стремительно порхали по ладам.
Он доиграл до того места, где ошибся Хьюитт, в точности повторил неверно сыгранный пассаж и остановился.
— А-а, ч-черт! — вполголоса пробормотал он, потом заиграл снова, на сей раз безупречно.
Многие из зачарованных слушателей помимо воли улыбнулись, но никто не издал ни единого звука.
Но вот история бедных влюбленных подошла к концу, однако юноша, в отличие от Хьюитта, не прервал игры, он вернулся к основной теме и блистательно сымпровизировал медленный и печальный эпилог. Это была та самая кода, о которой упомянул Хьюитт. На сей раз музыку не сопровождало пение, но воображение слушателей живо нарисовало корабль юноши, уплывающий в туманные морские дали, а на берегу — неподвижно распростертую девушку с навек остановившимся сердцем…
Когда отзвучало эхо последних нот, никто не шевельнулся. И вдруг посетители, не сговариваясь, все до единого встали, и таверна наполнилась криками восторга и шумом аплодисментов. Многие, не стесняясь, плакали. Впрочем, скорее, они и не подозревали о слезах, льющихся по их щекам. Бурю чувств пробудила не только невыразимо печальная песня. Сердца разрывались еще и оттого, что это жалкое по всем статьям существо оказалось столь волшебно одаренным. Как жестока бывает судьба!
Хьюитт, который рукоплескал юноше громче всех, выступил вперед. Глаза его сияли. Паренек тоже поднялся и со смущенной улыбкой поглядел на музыканта. Похоже было, что одобрение публики ему приятно, хотя он чувствовал себя не вполне уверенно. Он опасливо пожал протянутую руку Хьюитта и потупился.
— Спасибо тебе, дитя! — сказал музыкант трепещущим от волнения голосом. — Теперь это твоя песня. Никто и никогда больше не станет ее исполнять!
— Простите нас, — послышалось из толпы. Юноша вновь кивнул. Хотя глаза его все еще смотрели в пол, на лице ясно читались гордость и удовлетворение.
Теперь каждый жаждал поговорить с новоприбывшими, угостить их добрым вином. Все просили юношу поиграть еще. И тут одинокий голос воскликнул, перекрывая гомон:
— Слэтон, неужели это ты?
Магара со щеками, влажными от недавних слез, проталкивалась сквозь толпу, а по пятам за нею следовали Бростек и Варо.
Старший из новоприбывших обернулся к ней, и лицо его озарила радостная улыбка.
— А-а, так здесь собрались все паршивые овцы!
Глава 5
Магара и Слэтон тепло обнялись. Лицо Слэтона лучилось улыбкой.
— Как я рад тебя видеть! — сказал он девушке.
— А я — тебя, — ответила она.
Потом Магара представила ему своих спутников, и они все вместе уселись за стол.
— Слэтон — еще один неблагодарный отпрыск аристократической фамилии, — объяснила девушка. — Вроде меня. Наши дома всего в пяти лигах один от другого, и мы знаем друг друга с самого детства. — Она взглянула на ухмыляющегося Бростека и грозно предостерегла: — Молчи лучше! — Но тотчас же личико ее озарила улыбка.
— Даже я время от времени способен на благопристойное поведение, — с гордостью объявил он и обратился к новичку: — Добро пожаловать, Слэтон. Что привело тебя в Тревайн?
— Да вот он, — ответил Слэтон.
Все посмотрели на юношу. Теперь он сидел за столом в обществе музыкантов, односложно отвечая на их вопросы, и казалось, не замечал множества восторженных глаз, устремленных на него. Выражение его лица было каким-то отсутствующим.
— Кто он такой? — шепотом спросила Магара.
— Сын тетушки Селии. Его зовут Лисле.
— Я и не знала, что тетушка Селия вышла замуж.
Магара вспомнила кроткую женщину с нежным голоском, которая все время что-то напевала.
— А она и не выходила замуж, — ответил Слэтон. — Долгое время всю эту историю держали в тайне, но правда все равно вышла наружу — такое немыслимо скрыть. Селия никому и никогда не говорила, кто отец ее ребенка, но ходили слухи, будто какой-то странствующий музыкант. В это мне легко поверить…
— Лисле, без сомнения, одарен великим талантом, — согласился Бростек.
— Это и благословение, и проклятие, — вздохнул Слэтон.
— А почему проклятие? — спросил Варо.
— Вы же видите, какой он… Все считают его слабоумным идиотом, он вызывает к себе мимолетную жалость и скорое забвение. Селия растила его совершенно одна. Кое-кто, правда, пытался помочь ей, но она отвергала помощь. Она обожала мальчика, лелеяла его и все время что-то напевала ему своим птичьим голоском. Все считали, что бедняга долго не протянет, но Селия придерживалась иного мнения, и вскоре Лисле стал неотъемлемым, но неприметным атрибутом поместья — вроде одной из отцовских собак. Но вот настал час, когда стало известно про его музыкальный талант, и все переменилось. — Слэтон умолк и пригубил бокал. Глотал он с трудом. — Я и по сей день не знаю, кто проболтался отцу, но, когда это случилось, Лисле превратился в игрушку, в диковинку, которой отец кичился перед гостями. Те сперва смеялись над ним, потом делали большие глаза, и Лисле это нравилось. Ему всегда нравилось, когда кто-нибудь слушал его игру, именно по этой причине постепенно и порвалась ниточка, связывавшая его с матерью. Мне дурно становилось, когда гости насмехались над ним, награждая оскорблениями, которых он даже уразуметь не мог! — В глазах Слэтона вновь сверкнула ярость. — В конце концов мне пришлось забрать его из поместья, — обреченно и злобно закончил он свой рассказ.
— Но почему вы пришли именно сюда? — спросила Магара.
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — с вымученной улыбкой ответил Слэтон, явно радуясь возможности переменить тему.
— Я чувствую себя здесь как дома, — сказала девушка. — Нигде во всем мире не сыскать такого удивительного места!
— Но, похоже, ты вовсе не катаешься тут как сыр в масле, ведь правда? — спросил Слэтон. — Тебе не приходилось скучать по роскоши родного Аренгарда?
В присутствии Магары вот уже несколько лет никто не произносил названия ее родного поместья. И сейчас она почувствовала себя как-то странно…
— Она утверждает, будто скучает лишь по тамошней библиотеке, — смеясь, вставил Бростек. — Хотя и здесь у нее не один десяток книжек.
— Зато там их были тысячи! — парировала она.
— Зачем так много? — спокойно спросил Варо. Это было предметом их давнишнего спора. Но на сей раз Магара не позволила себя спровоцировать.
— Я не собираюсь попусту расточать свое красноречие, растолковывая элементарные вещи бегемоту вроде тебя, у которого в башке мускулы вместо мозгов, — высокомерно ответила Магара. — Сейчас я в обществе вполне цивилизованного человека.
Бростек и Варо обменялись долгими и мрачными взглядами. Внимательно наблюдавший за ними Слэтон несмело улыбнулся — он уже понял, что эти двое связаны крепкой дружбой, но чувствовал себя не вполне уверенно.
— А давно ты был в Аренгарде? — спросила Магара.
— Давненько. Мы путешествуем уже около четырнадцати месяцев.
— Но почему вы так долго добирались сюда? — поинтересовался Бростек.
Слэтон явно выглядел озадаченным этим вопросом.
— Все парии Левиндре рано или поздно собираются здесь, — объяснила ему Магара.
Затем девушка вовсе перестала обращать внимание на двух приятелей, поглощенная беседой с другом детства, — они обменивались домашними новостями, рассказывали друг другу о своих путешествиях, о том, как они теперь живут, что поделывают. Оставшиеся не у дел Варо и Бростек тем временем заказали ужин и выпивку. Когда первый голод был утолен, Бростек вновь вклинился в беседу.
— Расскажи нам подробнее о Лисле, — попросил он.
Слэтон заколебался, глядя на юношу, который все еще играл на лютне и выглядел совершенно счастливым. Несколько успокоившись, Слэтон повернулся к новым своим друзьям.
— Лисле был слабым и болезненным ребенком, и уже в самом раннем детстве обнаружилось, что он… не вполне нормален. До четырехлетнего возраста он не умел ходить, а говорить толком до сих пор не может — так, несколько слов, хотя способен безошибочно повторить все, что произносит его собеседник. Зрение у него слабое, он даже одевается по утрам с трудом. Все считают его недоразвитым, но мне все время мерещится, будто рассудок его попал в некую западню и может заявлять о себе только через музыку…
— В этом он воистину гениален! — вставил Бростек.
— То, что вы нынче видели, — это еще цветочки, — продолжал Слэтон. — Он знает сотни песен, мелодий, даже сложнейшие инструментальные пьесы. И никогда не забывает ни единой ноты.
— Это нечто сверхъестественное, — выдохнула Магара.
— Мне и по сей день верится с трудом, хотя я наблюдаю эти чудеса вот уже несколько лет. — Слэтон вновь разгневался. — Юношей просто пользовались! Забавлялись, словно игрушкой, словно дрессированной мартышкой. Он ни секунды не был для них человеком! Порой за это я ненавидел отца… — Слэтон смутился и опустил глаза. — А через некоторое время и Селия не смогла больше этого сносить, особенно когда… — Он осекся и умолк. Все терпеливо ждали, и он снова с болью в голосе заговорил: — Она убежала, бросила его. Оставила мне записку — ухожу, мол, в волшебный сад, что в Неверне. С тех пор мы ее не видели.
— А я думала, туда больше никто не ходит, — задумчиво произнесла Магара.
— Так оно и есть.
— Что это за место? — спросил Варо.
— Это небольшая долина, скорее даже горная лощина, — принялась объяснять девушка. — Такое особое место, где некогда жили древние маги. Оно всегда считалось средоточием магии и целительных сил.
— Тогда почему же люди больше не ходят туда? — не унимался Бростек.
— Мы пытались пойти, — ответил Слэтон, — но этого места больше нет.
— Как это нет?
— А вот так. Там нет ни сада, ни вообще чего бы то ни было. Над лощиной всегда висит густой вязкий туман. Там сыро и холодно, и, когда входишь туда, ощущаешь под ногами лишь голые камни. Там просто не может ничего расти! Я сам пытался пересечь эту лощину, но вскоре, словно слепой, уже не понимал, в каком направлении иду. Некоторое время поплутав в тумане, я вышел почти в том самом месте, где вошел. Даже смельчаки обычно не отваживаются попытать счастья в другой раз…
— Но ты, насколько я поняла, отважился? — спросила Магара.
— Да, и не единожды, — ответил Слэтон. — Все с тем же результатом. Если Селия там, то она потеряна для нас навек. К тому же это место очень пугало Лисле, и я в конце концов оставил свои попытки.
— Звучит жутковато, — констатировал Бростек.
Варо промолчал.
— А тебя, похоже, нелегко застращать, — сказал, обращаясь к нему, Слэтон.
— Всяким разумным человеком когда-то овладевает страх, — заявил Варо. — Это вполне естественный защитный механизм нашего организма. Но случается и так, что важность миссии заставляет преодолеть боязнь.
Слэтон внимательно оглядел молодого человека.
— А у тебя, по всему видать, есть некая миссия на этой земле…
— Да, это так, — очень серьезно ответил Варо. И они с Бростеком принялись растолковывать Слэтону, в чем состоит дело их жизни.
Магара никогда прежде не видела Варо столь оживленным. Слэтону доводилось слышать о зверских нападениях на приграничные деревни, но сейчас он впервые узнал об этом из первых рук. Его потряс истинный масштаб бедствия — прежде он ошибочно полагал, будто дело исчерпывается единичными бесчинствами на хуторах. Теперь же описание творимых ужасов заставило его похолодеть. Он был полностью солидарен с друзьями, пытавшимися в одиночку противостоять напасти, но ничуть не удивился равнодушию и бездействию Картеля.
— Подобное поведение весьма типично для сытых и довольных лордов! — воскликнул он. — Как можно быть столь близорукими?
— Может, ты сумеешь помочь нам раскрыть им глаза? — с надеждой спросил Бростек.
— Сомневаюсь. Теперь я всего лишь проклятый отпрыск не столь уж знатного семейства. Вот если бы мы могли представить им весьма и весьма убедительный повод зашевелиться… — Он подался вперед, упершись локтями в стол. — Расскажите-ка мне подробнее о самых последних случаях.
Магара уже наизусть знала отвратительные и кровавые подробности, и ей больше всего на свете хотелось хотя бы на время позабыть о них. К тому же беседа со Слэтоном пробудила в ее душе полузабытые воспоминания о прежней жизни. И хотя причины, по которым они оба покинули отчий дом, были различны, девушка искренне сочувствовала другу детства.
«Ни для него, ни для меня нет обратной дороги», — печально подумала она.
Магара была младшей из четырех дочерей в семействе. Отец ее, богатый землевладелец и влиятельный лорд, расстроился было, когда понял, что супруга так и не родит ему долгожданного сына, но в конце концов решил продолжить династию, одну за другой выдавая своих дочерей замуж по расчету. Магара с ужасом наблюдала, как старшие сестры безропотно покоряются отцовской воле. Девушек выдавали за выходцев из домов не менее, а то и более аристократических, чем их собственный, что немало способствовало расширению сферы влияния их расчетливого отца.
Само собой разумелось, что Магара разделит судьбу сестер, но у юной строптивицы совсем иное было на уме. Свободолюбивая и независимая, наделенная живым умом, она неустанно противилась отцовской воле, используя малейшую возможность побольше узнать о дальних странах, об истории родной земли, ее мифах и легендах. Она жила в мире грез и старинных книг, в который время от времени врывался свежий ветер дальних странствий, когда в поместье случайно являлся какой-нибудь путешественник. Две ее сестры вместе с мужьями жили тут же, в их родовом поместье — величественном строении из камня, кирпича и бревен, и девушка собственными глазами видела, чем обернулось для ее сестер нежеланное замужество. Впрочем, притерпевшись, они начинали испытывать и некоторые радости, но Магара твердо знала: это не для нее.
Когда и к ней зачастили сваты, туманные мечты ее обрели конкретную форму, а решимость удесятерилась. Настало время проявить твердость — так Магара и поступила. Отец ее, человек алчный и самоуверенный, тем не менее нежно любил свою младшенькую, и ее непокорность больно его ранила. После долгих и бесплодных споров, сопровождаемых ее слезами и вспышками его безумного гнева, он уступил наконец отчаянной мольбе дочери и разрешил ей отправиться попутешествовать, чтобы «поглядеть мир». Бунтуя против отцовского деспотизма, Магара стала взрослой и в глазах окружающих, и в своих собственных. К своему изумлению, она поняла, что сестры завидуют ей и лишь притворяются возмущенными, и это открытие приумножило ее решимость следовать своей дорогой. «Только год, — сказал отец. — Помни, я даю тебе один год — не больше и не меньше».
Благодарная за отсрочку исполнения своего приговора и трепещущая от волнения девушка вскоре отправилась в путь. Тому минуло уже три с половиной года…
Задолго до истечения условленного срока Магара благополучно отделалась от спутников, навязанных ей строгим родителем, и прямиком направилась в Тревайн, совершенно уверенная в том, что все равно не сумеет оправдать отцовских чаяний. Когда отпущенный для путешествий год уже близился к концу, она послала домой весточку, уведомляя обо всем домашних. В ответ посыпались угрозы вперемежку с мольбами, но все было втуне. Со временем связь с родным домом прервалась окончательно. Никто уже не предпринимал попыток принудить ее возвратиться. Официально отец не проклял дочь, не изгнал ее, но достаточно твердо дал ей понять, что коль скоро она не желает быть частью семьи, то пусть и пожинает все плоды своеволия.
И вот сейчас, сидя в уютной таверне Ньюберри, Магара гадала, примут ли ее дома, если она надумает вернуться, или же с негодованием отвергнут блудную дочь. Впрочем, ей вовсе не хотелось это выяснять. Она ни о чем не жалела.
«Но я скучаю по моим любимым книгам», — напомнила она себе с улыбкой.
Воскрешая в памяти любезную ее сердцу домашнюю библиотеку, девушка вспомнила и еще кое о чем. Ее дедушка был страстным пчеловодом, особенно на закате своих дней, и передал любимой внучке секреты своего мастерства. Сперва Магара робела, но вскоре полюбила пчелиный рой, его дружное жужжание и деловитость. Прежде чем покинуть Аренгард, она простилась со своими ульями, разговаривая с пчелами так, как некогда делал дедушка. «Да, у пчел нет ушей, чтобы услышать тебя, — говорил он, — но они непременно поймут твои слова».
Существовала семейная традиция рассказывать пчелам о каждой смерти членов семейства. Когда дедушка отошел в мир иной, обязанность эта возложена была на Магару. Она поведала пчелам о смерти дедушки очень серьезно, со слезами на глазах — и почти уверена была, что неутомимый рой оцепенел, охваченный печалью. После Магара сама решила, что пчелам следует знать не только о семейных печалях, но и о радостях, — это казалось ей справедливым. Таким образом она стала родоначальницей новой традиции.
Магара закрыла глаза и припомнила одно давнее утро.
…Она, облокотясь о подоконник, стоит у окна своей комнаты на втором этаже особняка и кричит, обращаясь к пчелам: «У моей старшей сестры только что родился сыночек!» И тут, от радостного ли ее голоса или же в ответ на счастливое известие, весь рой поднялся в воздух и совершил над садом огромный круг. Магара была тогда в восторге — она и сейчас явственно слышала жужжание, словно и впрямь неким непостижимым образом возвратилась в детство, вновь став десятилетней девочкой…
Она открыла глаза, все еще продолжая во весь рот улыбаться. Но пчелиное жужжание почему-то не умолкало.
Лисле пристально глядел прямо на нее. Губы его были полураскрыты, а зубы плотно сжаты — он в совершенстве имитировал жужжание потревоженного пчелиного роя. Когда взгляды их встретились, в глазах мальчика сверкнул странный огонек.
Магара приросла к стулу. Потом повернулась к Слэтону, который пристально наблюдал за этой немой сценой.
— Ты кое о чем недоговариваешь, правда? — спросила она.
Глава 6
— Лишь немногие столь проницательны, — ответил Слэтон. Он улыбался, хотя и выглядел смертельно уставшим.
— От Магары ничего не скроешь, — сказал ему Бростек. — Она читает мысли.
— Неправда! — вскинулась девушка, не замечая усмешки Бростека, но прекрасно видя мелькнувший в глазах Слэтона страх. — А он?.. — тихонько спросила она.
— Иногда я и сам это подозреваю, — понизив голос, ответил Слэтон.
— Так музицирование не единственный талант Лисле? — спросил Варо, на которого случившееся произвело сильное впечатление.
Слэтон кивнул.
— К несчастью, это так, — согласился он, не желая, впрочем, развивать эту мысль.
— Пойдемте отсюда. Можете остановиться у меня, — предложила Магара, угадав причину молчаливости приятеля.
Хотя Лисле уже вновь что-то наигрывал на лютне, но несколько любопытных, заинтригованных перерывом в музыке, прислушивались к их беседе.
Однако уйти оказалось не так уж легко. Музыканты не желали отпускать Лисле, да и сам паренек, похоже, не прочь был играть всю ночь напролет. Если он начинал какую-то мелодию, то даже мировая катастрофа не смогла бы заставить его прерваться, а убедить благодарных слушателей не докучать более просьбами юному музыканту удалось нескоро.
Но вот Магара и ее спутники оказались на улице, не забыв перед уходом тепло поблагодарить Ньюберри.
На улице было тихо, а в спокойных непроницаемо-черных водах озера отражались далекие звезды. Магара уверенно вела друзей по деревянным мосткам, объясняя Варо и Бростеку, что так потрясло ее в таверне. Слэтон молча слушал.
Когда они уже приближались к жилищу Магары, та внезапно переменила тему.
— Ведь вы остановитесь у меня? — спросила она и смущенно добавила: — Хотя мое жилище не слишком-то просторно…
— Не беспокойся. Нам есть где остановиться, — быстро ответил Бростек, а Варо молча кивнул.
«Неужели они подумали, что нас со Слэтоном надо оставить наедине?» — изумилась Магара. Они со Слэтоном дружили с тех пор, как себя помнили, но между ними никогда не было и намека на романтические отношения. К тому же она вдруг ощутила острое сожаление, когда Бростек и Варо с такой легкостью отвергли ее гостеприимство. Ни тот, ни другой не были ее возлюбленными, и все же они значили для нее больше, чем просто друзья…
— Вы говорите правду? — неуверенно переспросил Слэтон.
— Да, — сказал как отрезал Варо. — Вы в Тревайне новички. К тому же, как известно, старый друг лучше новых двух.
— Спасибо тебе, — тихо произнес Слэтон.
— Спасибо тебе, — эхом откликнулся Лисле.
В голосе его прозвучали те же облегчение и благодарность, что и у старшего товарища.
Магара повернулась к юноше и с нежностью ему улыбнулась:
— Добро пожаловать, Лисле. Входи.
Казалось, в необыкновенных его глазах отражается что-то еще, кроме бледного света звезд, — и девушка невольно подумала о том, сколько тайн хранит этот взгляд.
Тень встречала их в дверях. Она утробно зарычала, обеспокоенная присутствием незнакомцев.
— Это друзья, Тень! — крикнул Бростек. — Подойди и поздоровайся! — И прибавил, обращаясь персонально к Слэтону: — Она ручная.
Слэтон слегка поморщился, когда волчица принялась обнюхивать его руки, Лисле же незамедлительно уселся прямо на пол так, что лицо его оказалось вровень с волчьей мордой. Не обнаруживая и тени страха, юноша принялся почесывать у волчицы за ушами. Между зверем и юношей мгновенно возникло не только полное взаимопонимание, но и некая мистическая связь. Остальные с недоумением наблюдали за происходящим.
— Музыка — далеко не единственный его талант, — констатировал Бростек.
Магара первой прошла в дом, ей не терпелось услышать продолжение необыкновенной истории гостей. Она торопливо зажгла светильники и усадила всех в кресла.
— Из-за нас вы явно переменили планы на сегодняшний вечер, — виновато сказал Слэтон. — Простите, друзья.
— Насколько я смею судить, — заявил Бростек, — ваша история много ценнее всего, что мог бы нынче предложить нам Ньюберри. К тому же я человек предусмотрительный…
С этими словами он извлек из-под полы необъятной своей куртки две бутылки вина.
— Это чтобы рот у рассказчика не пересыхал! — торжественно объявил он.
Слэтон неуверенно взглянул на Магару.
— Расскажешь только то, что сочтешь нужным, — успокоила его девушка. — Но учти — этим двоим можно верить.
Воцарилась тишина. Слышалось лишь, как с легким хлопком пробка вылетела из бутылочного горлышка да забулькало вино, разливаемое по кружкам.
— Извините меня, — чуть погодя заговорил Слэтон. — Я вовсе не сомневаюсь в вас. Дело в другом. Просто я привык скрывать правду, ведь очень мало кто любит, когда нечто или некто опрокидывает их привычные взгляды на мир. Это здорово пугает.
— Людей обычно пугает то, чего они не в силах понять, — спокойно сказал Варо.
— А тебя самого? — поинтересовался Слэтон.
— Отчасти и я таков, поэтому стараюсь учиться.
Слэтон, посерьезнев, кивнул.
— Начну-ка я с самого начала, — сказал он, отхлебнул вина и озабоченно взглянул на Лисле, который все еще сидел на полу возле самого порога, рядом с Тенью. — А он там в безопасности?
— Тень не допустит, чтобы с юношей что-то случилось, — заверил Бростек.
— Но он же не привык к воде, — все еще волновался Слэтон.
— На сходнях надежные перила, — сказала Магара, — к тому же Тень не позволит ему одному там разгуливать. Тебе не о чем волноваться. Рассказывай!
Расслышав нетерпение в голосе девушки, Бростек широко ухмыльнулся.
— Селия рассказывала мне, — начал Слэтон, — что Лисле всегда знал, о чем она думает, знал с самого раннего детства. Впрочем, тогда он мало на что был способен, поэтому я особенно и не задумывался об этих ее словах. Просто не придавал им значения, ведь Селию частенько посещали странные мысли. Но позднее я сам имел возможность убедиться в правдивости ее слов. Стоило мне подумать о какой-нибудь книжке или игрушке и начать их разыскивать, как Лисле уже стоял подле меня, держа в руках искомое. А потом глядел мне прямо в глаза и… — Слэтон умолк и снова отхлебнул вина. — Порой, когда я только поднимал руку, чтобы постучаться в двери детской, он сам распахивал их передо мною.
— Но, возможно, он просто слышал твои шаги? — предположил Варо.
— Сперва я и сам так думал и учинил ему проверку. Я подходил к дверям босой — поклясться могу, что при ходьбе не издавал ни единого звука. И результат был тем же! Впрочем, реагировал он не только на мое приближение. Лисле всегда прятался, когда приближался отец. Вообще-то прятаться не в его правилах, — огорченно прибавил он.
— А ты чувствовал что-нибудь? — спросила Магара.
— Ты имеешь в виду мысленно?
Девушка кивнула.
— Ровным счетом ничего! Будь так, я, наверное, лучше понимал бы его.
— А как ты? Ну, нынче вечером? — спросил Бростек, обращаясь к Магаре.
— Нет. Не думаю… Я просто не ожидала…
Девушка умолкла, пожав плечами, и Слэтон возобновил прерванное повествование.
— Позже мы стали замечать и еще кое-что. Лисле совершенно точно знал, когда должно встать солнце, и будил нас, чтобы показать восход. Он знал, когда именно должен расцвести цветок или яблоко упасть с ветки… Нас оторопь брала — он никак не мог узнать об этом, читая людские мысли! Никто не желал замечать этого, кроме нас с Селией. Ведь идиотам не положено иметь никаких талантов, — с горечью добавил он. — Даже когда обнаружилась его поразительная музыкальная одаренность, в нем видели не более чем «музыкальную шкатулку». И только когда начались солнечные затмения, все изменилось.
— Затмения? — озадаченно переспросила Магара.
— Да. Они начались года полтора тому назад.
— Что еще за затмения? — удивилась явно сбитая с толку девушка.
— Ты наверняка их видела!
Теперь Слэтон был озадачен такой ее реакцией. Магара отрицательно покачала головой.
— Не было здесь никаких затмений! — уверенно заявила она.
За всю свою жизнь она видела солнечное затмение лишь единожды — и было это много лет тому назад. Дедушка научил ее, как смотреть на солнце без вреда для глаз — сквозь закопченное стеклышко. Хоть девочка и была немного испугана, но все же завороженно следила за тем, как тень луны постепенно наползает на солнечный диск. Ее детское воображение поразила изумительная геометрия этой игры планет. Лишь спустя некоторое время, очнувшись от воспоминаний, она заметила, что все трое мужчин смотрят на нее как-то странно.
— Но ведь не было никаких затмений! — продолжала настаивать Магара.
— Их произошло не менее дюжины с тех пор, как мы покинули дом! — воскликнул Слэтон. — Ты должна была видеть хотя бы некоторые из них, даже сидя тут, на дне кратера! Последнее случилось только вчера!
Бростек и Варо, до сей поры согласно кивавшие, нахмурились.
— Вчера? — переспросил Варо.
— Да.
— А в котором часу?
— Ближе к вечеру.
Слэтон заметил, как друзья обменялись недоуменными взглядами, и вконец смутился.
— Мы ничего не видели, — уверенно сказал Варо.
— Не может быть! Вы должны были видеть! Мы находились всего в нескольких лигах от кратера, когда вдруг сделалось темно, почти как ночью!
— Здесь ничего подобного не наблюдалось, — заявила Магара. — Я совершенно в этом уверена.
— Нам приходилось наблюдать солнечные затмения, — вставил Бростек, — но вчерашнего мы точно не видели!
— Подумать только, а мне вы об этом ни разу не рассказывали! — с упреком воскликнула Магара.
— Нам это не казалось таким уж важным, — объяснил Бростек.
— Что-то не пойму, — заговорил Слэтон. — Как же…
— Сейчас это не важно, — прервала его Магара. — Какое отношение это имеет к Лисле?
Слэтон затряс головой, словно прогоняя дрему, потом подозрительно уставился на кружку с вином.
— Глотни-ка еще, — предложил Бростек. — Мне это всегда помогает.
— Тише, ты! — одернула его Магара и нетерпеливо повернулась к Слэтону: — Ну, говори?
— Лисле чувствует приближение затмений, — сказал он. — Никогда не забуду, как это случилось впервые. У отца были гости, и Лисле, как обычно, развлекал их в Зеленом зале. Стояла зима, было холодно, но ясно, и в высокие окна потоками лился солнечный свет. Ты помнишь эти окна, Магара? — Девушка кивнула, и Слэтон продолжал: — Все шло своим чередом. Лисле самозабвенно играл, не слыша жестоких насмешек. Некоторые из гостей даже соизволили его слушать. Вдруг он прервал игру и закричал, указывая рукой куда-то вверх. Отец вскочил, вне себя от гнева, но мгновение спустя солнечный свет померк, и все в ужасе заметались по залу. Когда землю объяла тьма, кричал уже не один Лисле. В доме царила суматоха, но мне каким-то чудом удалось выбраться на улицу и увидеть, что происходит. Правда, я мало что тогда понял — помню, воздух словно сгустился, слышалось какое-то потрескивание, и трудно было дышать. Через несколько секунд вновь засияло солнце, но этих нескольких секунд оказалось довольно, чтобы перепуганная толпа вдребезги разнесла мебель в зале. Лисле отчаянно плакал и отмахивался от каждого, кто пытался к нему приблизиться. Он дрожал как осиновый лист.
Некоторые из гостей глядели на мальчика так, словно он был колдуном, — словно это он вызвал солнечное затмение! Я слышал, как они шепчутся, видел, как злобно указывают на него пальцами…
Слэтон с трудом сглотнул. На лице его отразились гадливость и презрение. Немного успокоившись, он заговорил вновь:
— Через некоторое время Селии удалось успокоить сына и даже защитить от отцовского гнева — старик намеревался выпороть мальчика за испорченный праздник. С той поры отец охладел к дарованию маленького музыканта…
— Что совершенно неудивительно, — отметил Бростек.
— Это было слабым, но все же утешением, — сказал Слэтон. — Однако после того самого затмения Селия стала потихоньку приходить в отчаяние. Лисле чувствовал приближение каждого затмения, и раз от разу все раньше. Испытывая дикий ужас, он пытался прятаться, дрожа и плача. В конце концов он стал предчувствовать затмение за несколько дней…
— Но отчего затмения так его пугают? — спросил Бростек.
— Не знаю, но со временем и я стал чувствовать себя не в своей тарелке. В этом было нечто неестественное — такое количество затмений и, главное, пугающая их регулярность… А для Лисле они стали сущей пыткой. Селия была на грани помешательства и вот однажды не выдержала и бежала. Я не могу ни в чем ее винить. Отец все еще был зол на них, относился к обоим слишком сурово. Когда же она убежала, я понял, что должен увезти Лисле подальше от всех этих гнусностей.
— А что было во время вашего путешествия? — спросила Магара.
— Братишка по-прежнему чувствует приближение затмений, но, похоже, теперь это не так мучительно для него. Я научился распознавать по его поведению, когда это должно произойти, правда, теперь он уже не так бурно реагирует. Может, привыкает помаленьку… Последний раз все прошло куда легче, чем прежде.
— Однако отсюда ничего не было видно… — задумчиво пробормотал Бростек.
— Отсюда вообще ничего не видно! — прибавила Магара.
— Может, вам с Лисле и впрямь поселиться здесь? — предложил Бростек. — В Тревайне ему будет много спокойнее.
— Действительно, почему бы и нет? — с жаром подхватила Магара. — Совет, несомненно, примет Лисле. Одна его музыка…
Девушка смолкла на полуслове, а Слэтон невесело усмехнулся.
— А вот я, к сожалению, годен лишь на то, чтобы приглядывать за ним, — мрачно сказал он.
— Нет… — попыталась было возразить Магара, но Слэтон перебил ее:
— Я типичный отпрыск аристократической фамилии, мне здорово удается заставлять других на меня ишачить, и только! Мы же попали сюда единственно благодаря Лисле, а вовсе не мне! — Он поднял руки, предупреждая ее протесты. — Бесполезно спорить, Магара! Мы все еще ищем ответы на наши вопросы. Возможно, кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь поймет, в чем дело, и поможет мальчишке. И если ты считаешь, что здесь ответов нам не отыскать, мы передохнем и двинемся дальше…
Варо почти все время молчал и едва притронулся к вину.
— Присоединяйтесь к нам, — просто сказал он. Слэтон изумленно заморгал.
— Но мы же… мы будем вам только обузой… — пробормотал он.
Бростек, похоже, не менее Слэтона был изумлен неожиданным предложением Варо.
— Я иного мнения, — спокойно возразил Варо. — Кстати, так ты скорее сможешь отыскать ответы на интересующие тебя вопросы, а мы, в свою очередь, получим требуемое доказательство серьезности положения и сумеем в конце концов расшевелить Картель и склонить его к сотрудничеству.
— Но… — начала было Магара.
Варо лишь глянул на нее, слегка сдвинув изумительно очерченные брови, и девушка смолкла.
— Я благодарен вам за предложение, — медленно проговорил Слэтон.
— Ложись-ка ты спать, — сказал Варо. — Утро вечера мудренее.
— Но я вовсе не воин…
— Этой премудрости ты сможешь легко научиться, — сказал Бростек, которому эта идея явно пришлась по нраву.
— А как же Лисле?
— Для нас большая честь путешествовать вместе с вами, — настаивал Варо.
— Просто не знаю, что и сказать…
Слэтон явно был застигнут врасплох таким поворотом событий.
— Зато я знаю! — яростно воскликнула Магара. — Это сущее безумие!
— Ничего еще не решено, Маг, — сказал Слэтон, насупившись.
Магара вздрогнула, услышав свое детское прозвище, но решила на этом до поры не сосредоточиваться.
— Да неужто? — саркастически переспросила она. — Ты не знаешь этой парочки. Вся логика мира для них — пустое место!
Варо нахмурился, а Бростек лишь рассмеялся.
— А ты, разумеется, будешь первой, кто противопоставит логике интуицию, — поддразнил он девушку.
Магара сверкнула на него глазами, но рот ее помимо воли растянулся в улыбке.
— Ну, уж только не женскую интуицию, — еще хорохорилась она.
Бростек склонился к Слэтону и громко зашептал ему на ухо:
— Хорошенько думай, что говоришь! А то не ровен час, проснешься на рассвете и обнаружишь, что постель твоя плавает на самой середине озера!
— Если ты не поостережешься, я швырну тебя в воду прямо сейчас! — пригрозила Магара.
— То, что мы делаем, крайне важно, — сказал Варо.
Он единственный, кто на протяжении всей этой словесной перепалки оставался серьезным и невозмутимым.
— Этого я никогда не отрицала. — Магара понемногу сдавалась. — Но пусть они хотя бы некоторое время побудут здесь. Ну пожалуйста!
Варо лишь пожал плечами в ответ и кивком указал на Слэтона, давая девушке понять, что решать ему.
— Кстати, вот и вино кончилось, — объявил Бростек. — Нам пора подыскивать ночлег.
Он поднялся и, слегка пошатываясь, направился к выходу. Остальные последовали за ним. Слэтон направился к юноше, которого сон сморил прямо на дощатом полу. Тень лежала рядышком, настороженно глядя на людей. Когда Слэтон взял на руки спящего паренька, она тоненько и жалобно взвизгнула.
Бростек и Варо тем временем собрали пожитки и приготовились откланяться.
— Доброй ночи, Слэтон, — тихонько сказал Бростек. — Доброй ночи… Маг.
Магара схватила за горлышко пустую бутылку и сделала вид, будто хочет запустить ею в насмешника.
— Еще раз назовешь меня так, — угрожающе прошипела она, — и я попрошу ныряльщиков затащить тебя на самую глубину, да там и оставить!
— Слушаюсь и повинуюсь, госпожа моя! — Он насмешливо поклонился.
— Убирайся вон! — со смехом приказала девушка.
Молодые люди вышли, и Тень бесшумно потрусила следом за ними по деревянным сходням.
— Ты и вправду думаешь, что они могут нам пригодиться? — спросил друга Бростек.
— Возможно. Дар провидеть будущее может оказаться нам весьма полезен.
— Никак не пойму, каким именно образом…
— Прикинь сам, — очень серьезно начал объяснять Варо. — Не творят ли свои черные дела люди-ножи всякий раз спустя несколько дней после солнечных затмений? Или у меня воображение разыгралось?
Некоторое время они шли молча. Бростек припоминал их путешествия по горам.
— О боги! — внезапно воскликнул он. — Ты ведь прав!
Чуть погодя до него дошел истинный смысл неожиданного предложения друга, и он громко присвистнул:
— Так ведь ежели Лисле умеет предсказывать затмения, то…
— Думай, думай хорошенько!
— Ну, не мучай меня, объясни!
— Слэтон ведь говорил, что вчера как раз было затмение. Так сколько дней у нас в запасе?
Глава 7
— Ты твердо решил? — спросила Магара. — Да. Мне бы очень хотелось побыть тут немного, но… — Слэтон пожал плечами.
— Не передумаешь?
— Нет, — решительно ответил он. — Вчера вечером мне стало совершенно ясно, что никто из местных жителей никогда не видел никого, вроде Лисле. Ты и сама сказала, что не знаешь, кто мог бы ему чем-то помочь. Поэтому разумно будет нам отправиться в путь с Варо и Бростеком — так по крайней мере странствия наши обретут цель. Чем дольше я думаю, тем более крепнет моя уверенность в том, что именно так и следует поступить.
— Это означает, что я совершенно не умею убеждать, — невесело усмехнулась девушка.
— Никто не смог бы на твоем месте быть красноречивее, — улыбнулся он в ответ. — И я вполне оценил твою заботу, но… Давай допустим, будто я знаю, что нам следует поступить именно так.
Двое старинных друзей засиделись за разговорами далеко за полночь, а лишь рассвело, их растолкали Варо и Бростек, явившись с известием, что отправляются в путь нынче же утром. Оба друга радостно восприняли согласие Слэтона сопровождать их и занялись необходимыми приготовлениями.
— Не пойму, зачем так спешить? — жалобно сказала Магара.
— Должно быть, у них есть на то причины.
Слэтон нарезал ломтиками яблоко и передал тарелку Лисле, поглощенному выкладыванием узоров из хлебных крошек на столе. Юноша поднял глаза, слабо улыбнулся и принялся за еду.
— Но они же все равно через некоторое время вернутся сюда, — с надеждой проговорила Магара. — Почему бы вам не отправиться с ними в следующий раз?
— А что я до тех пор стану делать? — спроси. Слэтон. — Они могут отсутствовать и неделю, две, и месяц, а то и дольше. Надо ловить удачу за хвост.
— Но это жестоко по отношению к Лисле!
— Отнюдь не более жестоко, чем то, что ему уже довелось вынести!
Они множество раз за эту ночь обсуждали таинственные способности Лисле и его странный недуг, набеги злобных недругов и солнечные затмения, а заодно и необычный образ жизни Варо и Бростека.
— Может быть, вы и в самом деле сможете им помочь, — предположила Магара, — но я буду по тебе скучать. Я так рада была тебя видеть — и вот ты уже уезжаешь…
Они так долго проговорили о делах и предстоящем путешествии, что не успели всласть предаться воспоминаниям. Прощаясь со Слэтоном, Магара впервые за все эти годы ощутила приступ ностальгии. Они тепло обнялись.
— Мы вернемся, я обещаю, — ласково сказал он.
За спиной у Слэтона послышался скрип — это поднялся со стула Лисле. Магара раскрыла юноше объятия. Он подошел, залившись краской и смущенно моргая, и девушка ласково прижала его к груди.
— Мы вернемся, я обещаю, — тихо повторил Лисле слова Слэтона.
«Я очень на это надеюсь», — мысленно произнесла Магара.
Почти всех, кто впервые отваживался спуститься в кратер, скалолазы убеждали воспользоваться спуском, именуемым Качели, совершенно справедливо утверждая, будто это кратчайший путь как в кратер, так и на поверхность. Многие предпочитали большие скорости, дабы по возможности сократить свои муки. Впрочем, первый такой спуск обычно бывал и последним, ввиду некоего обстоятельства, о котором скалолазы обычно дипломатично умалчивали: две трети пути представляли собой свободное падение. Пассажира либо опутывали специальной сбруей, либо заворачивали в сеть, а затем на лебедке с противовесом, установленной на краю кратера, скидывали вниз со скалы и лишь потом уже опускали на скальную платформу метрах в ста с небольшим внизу, на вершине Алмазного Зигзага. Истинный смысл названия этого спуска путешественник начинал осознавать, лишь раскачиваясь в воздухе над бездной, — это приводило к разнообразным последствиям: от нервного паралича либо истерики, до временной потери рассудка у наиболее впечатлительных особ. По иронии судьбы именно этот этап спуска был наиболее безопасен — скалолазы прекрасно знали свое дело, — однако впечатление, производимое этим приключением на новичков, оставалось прямо-таки неизгладимым.
Сами скалолазы частенько пользовались Качелями, наслаждаясь бешеной скоростью и легкостью спуска. «Старики» шагали с обрыва спиной вперед, а вот молодые и горячие обыкновенно надевали сбрую и стремглав прыгали в пропасть. Обычно такое происходило в присутствии дам, на которых молодые скалолазы стремились произвести должное впечатление. Система противовесов позволяла им вовремя притормозить в воздухе, и если они не прыгали чересчур далеко, что сопряжено было с опасностью при раскачивании сильно удариться о скалу, то не подвергались особой опасности. Нечего и говорить, что подобные фокусы не слишком-то воодушевляли тех, кто намеревался спуститься в кратер впервые…
Но ужас спуска вовсе не исчерпывался «удовольствием» покачаться на Качелях. После недолгой остановки на вершине утеса следовал спуск по извилистой тропинке, которая и дала имя Зигзагу. Разумеется, происходило это лишь в том случае, если бедняга путешественник к тому времени не утрачивал способности передвигать ноги. Хотя на всем протяжении спуска в скалу и были вбиты металлические крючья для рук и ног, веревочные перила отсутствовали, а дно кратера располагалось метрах в сорока пяти внизу… Последнюю часть головокружительного спуска путешественник проделывал либо на канатах, либо в люльке ручной лебедки. Когда новички наконец ступали на дно кратера, многие испытывали такое облегчение, что мешком оседали на землю и некоторое время даже подняться не могли. Замечания скалолазов вроде «Вам повезло, что во время спуска ветра не было» или «Как это птичьи гнездышки не срываются вниз со скальных карнизов, ума не приложу» не прибавляли им радости. Однако всякого, кто отважился воспользоваться Качелями, а спустившись, находил в себе силы отправиться в одну из здешних таверн, проводник самолично угощал стаканчиком винца, а зачастую даже не одним…
Специфика Качелей не позволяла спускать тяжелые грузы, да и люди, регулярно путешествующие вверх-вниз, нечасто ими пользовались. Существовало еще два скальных пути, именно ими чаще всего пользовался Варо и его друзья. Оба эти пути начинались на широкой естественной скальной платформе, именуемой Добро Пожаловать, располагавшейся прямо над каменистым берегом озера. Этот широкий карниз со временем был усовершенствован скалолазами — туда вели вырубленные в скале лесенки. Был тут и довольно покатый спуск, за долгие годы сделавшийся еще более пологим от того, что обычно именно по нему скатывали вниз самые тяжелые грузы.
С платформы Добро Пожаловать мощная лебедка с противовесом поднимала грузы и людей наверх, к Винному обрыву, который располагался на полпути наверх. Система эта позволяла одновременно поднимать и опускать две клетки, выдерживающие человек шесть или равный по весу груз. Единственным серьезным препятствием был Бортик — зазубренный скальный выступ метрах в сорока пяти над платформой. Тут требовались время, терпение и помощь скалолазов, использующих Решетку Крейвена — систему металлических штырей, намертво вбитых в скалу. Соорудил ее несколько десятков лет тому назад некий Крейвен, и она позволяла скалолазам направлять груз и помогать пассажирам с различных направлений. Работа эта требовала ловкости, силы и непоколебимой уверенности, однако мало кто из новичков мог без содрогания смотреть, как по гладкой отвесной скале ползают, словно пауки, скалолазы. Преодолев Бортик, путешественники вновь попадали на довольно сносный участок пути, продолжавшийся до самого Винного обрыва, получившего свое название после одного забавного инцидента — некогда тут вдребезги разбилась огромная бочка с вином, окрасив окрестности в сочный красный цвет. Площадку обрыва расширили скалолазы, они также углубили и естественные пещеры, приспособив их для хранения транзитных грузов или для пассажиров, дожидающихся своей очереди.
От Винного обрыва вверх вели два пути. Самый прямой представлял собой вторую мощную лебедку, поднимавшую людей и грузы прямо наверх, к краю кратера, по довольно широкой расщелине, именуемой Змеиные Челюсти. Тут самыми объемными грузами приходилось осторожно маневрировать, особенно в верхней, наиболее узкой части расщелины, но подъем всего остального, в том числе и людей, не представлял особого труда. Скалолазы пытались убедить людей воспользоваться второй дорогой, дабы освободить лебедку для грузов, однако некоторые все же предпочитали подниматься именно здесь — из-за внушительной комплекции, немощи или особой нервозности.
Второй путь начинался у южной оконечности обрыва и именовался Безумием Рейкспилла. Это была довольно узкая, но проторенная тропинка, снабженная для безопасности веревочными перилами. Когда путь этот открыли впервые, он представлял собой едва заметную ложбинку в скале, и немалого труда стоило отыскать выступы, чтобы упереться ногами и ухватиться пальцами. Теперь же для подъема необходимы были всего-навсего осторожность да еще крепкие нервы.
Безумие Рейкспилла вело к небольшому уступу, где можно было слегка передохнуть. Для простоты и из-за бедности воображения скалолазов он именовался просто Скалой. Оттуда начинался почти вертикальный подъем по Стене Пекаря, представлявший собой вбитые в стену железные кольца, ступеньки да перильца, ведущие к совсем уже крошечному уступу, именуемому, опять же для простоты, Малой Скалой. Здесь путешественник снова вставал перед выбором: либо проделать короткий путь по веревкам туда, где можно облачиться в сбрую, которая позволит ему вскарабкаться или просто быть вытянутым на поверхность, либо же последовательно преодолеть три веревочные лестницы длиной метров десять — двенадцать каждая.
На каждом этапе пути предусмотрены были средства безопасности: путешественник, почувствовав, что уверенность оставляет его, мог пристегнуться к веревке или крюкам. Однако многочисленные пристегивания да отстегивания неизбежно замедляли подъем, и бывалые путешественники совершенно пренебрегали спасительными веревками. Бростек и Варо всегда предпочитали второй путь, полагаясь на собственную ловкость. Впрочем, последнее слово в выборе путешественником пути всегда оставалось за скалолазами. Вчера, лишь завидев Лисле, они тотчас же проводили путников к более безопасному первому пути. Слэтон и Лисле весь путь проделали в веревочной клети, сперва сквозь Змеиные Челюсти, затем на лебедке через Винный обрыв. Оба они были перепуганы насмерть, а Слэтон к тому же еще и заворожен. Теперь им предстояло таким же манером выбраться из кратера наверх.
Варо со своими спутниками начали подъем с платформы Добро Пожаловать. Заплатив скалолазам, они вошли в веревочную клеть с деревянным полом и крепко держались, когда заскрипела лебедка. Бростек и Варо, люди бывалые, вовсю помогали скалолазам, перебрасываясь с ними шуточками и здороваясь со знакомыми налево и направо.
— Уже покидаете нас? — спросил кто-то.
— В вашем занюханном кратере такая смертная скукотища! — крикнул Бростек. — Нам необходимо встряхнуться.
— У нас есть дело, — серьезно ответил Варо.
— Дело? Это у вас-то? Да вы и понятия не имеете, что значит настоящее дело! — крикнул другой скалолаз.
— А вот пошли с нами — и сам увидишь, — с вызовом хохотнул Бростек.
— Нет уж, благодарю покорно! Привозите поскорее назад вашего замечательного лютниста — вот уж кого стоит послушать!
Весть о поразительной игре Лисле в мгновение ока облетела весь кратер.
На полпути группа разделилась — Варо и Бростек завершали подъем, полагаясь лишь на собственные силы. Они первыми выбрались на поверхность и теперь поджидали, покуда скалолазы поднимут через Змеиные Челюсти клеть, где находились их новые друзья и Тень. Волчица спокойно лежала у ног Лисле, она была уже опытной путешественницей. Обычно она совершала путь в веревочной клети в полнейшем одиночестве, никто не отваживался составить ей компанию, но юноша-музыкант воспринимал соседство с волчицей как нечто в высшей степени естественное, и даже Слэтон, похоже, потихоньку привыкал к ней. Впрочем, головокружительное их путешествие по отвесным скалам от близости дикого зверя не делалось страшнее, ибо страшнее было уже просто некуда.
— Господи! Неужели все позади?
Это было первое, что произнес Слэтон, ступив на твердую землю. Он опасливо глянул вниз. Лисле тоже взглянул в кратер и указал на что-то слегка дрожащей рукой. Далеко внизу, едва различимая, стояла Магара. Девушка подняла руку и помахала им. Они помахали ей в ответ, а потом молча глядели, как она, отвернувшись, уходит прочь…
Провожая ее взглядами, трое из четверых — каждый по-своему и в различной степени — ощущали печаль и странную пустоту в сердце.
Часть вторая
БРАТЬЯ ПО КРОВИ
Глава 8
— У вас есть свои кони? — спросил Варо, шагая с товарищами по дороге к Мелтону, самому крупному и самому южному из многочисленных поселений, раскинувшихся возле кратера.
— У нас есть конь, — ответил Слэтон. — Он легко выдерживает нас обоих.
— Но разумно ли это? — изумился Бростек. — Ведь мы обычно скачем быстро, к тому же у нас есть свободные лошади, и если вам нужно…
— Если мы не годимся вам в попутчики, тогда нам не по пути, — резко оборвал его Слэтон. — Меньше всего мне хотелось бы создавать вам проблемы. — Увидев на лицах своих новых друзей искреннее недоумение, он пояснил: — Лисле никогда в жизни не сидел в седле один. Покинув родные места, мы проделали долгий путь и частенько ехали галопом.
— Но ведь это… несколько неудобно, правда?
— Ничуть. Я заказал специальное седло для двоих, во время особенно быстрой езды могу пристегнуть Лисле ремнем к спине. Мы множество раз так делали.
— Звучит вполне разумно, — рассудил Бростек.
— А где ваш конь? — поинтересовался Варо.
— В конюшне, что на окраине города, — ответил Слэтон, указывая рукой направление.
— Тогда пойди и приведи его. Встретимся в Мэнхайре — это самое большое здание на главной улице, не ошибешься.
Слэтон кивнул.
— Там мы познакомим вас кое с кем из наших, — сказал Бростек. — А вашего коня — с Тенью. — Он ухмыльнулся. — Она отчего-то нервирует лошадей, особенно поначалу…
Слэтон взглянул на волчицу, которая как раз в этот момент сладко зевнула, выставив на всеобщее обозрение великолепие своих ослепительных клыков.
— Ума не приложу, с чего бы это, — усмехнулся Слэтон.
Вскоре их пути разошлись.
— Ты все еще считаешь, что взять их с собой — это здравая мысль? — спросил Бростек, глядя вслед неловко шагающему Лисле.
— Время покажет, — бесстрастно ответил Варо. — А сейчас надо бы отыскать Лангеля.
Двое друзей вошли в город. Как и всегда, контраст с Тревайном был разителен, и причиной тому служила вездесущая грязь. Если в кратере тщательно следили за чистотой, то здесь, похоже, сознательно игнорировали сей вопрос. Улицы сплошь покрывал слой конского навоза, мусора и пыли. В ноздри путникам тотчас же ударил смрад гниющих отбросов, приготовляемой горожанами пищи, прокисшего пива и едкого дыма. Каждая лавочка, коих здесь было великое множество, прибавляла к этому букету свой неповторимый запах.
Домов в Мелтоне каких только не было — от прочных каменных строений до соломенных лачуг. И среди здешних жителей наблюдалась не меньшая пестрота. Зажиточные купцы, в одежде, зачастую изукрашенной золотым шитьем, важно ехали по улицам на откормленных, ухоженных конях, а нищие и оборванные ребятишки соперничали с уличными музыкантами и жонглерами в состязании за звонкие монетки, бросаемые состоятельными прохожими. Между этими двумя крайностями существовал широчайший спектр социальных слоев: кузнецы, пекари, портные, гадальщики, фермеры, мясники, ведущие оживленную торговлю с обитателями кратера, а также ремесленники и ювелиры, влекомые сюда близостью несказанных сокровищ Тревайна.
В этот час деловая жизнь городка уже бурлила вовсю, улицы заполонили людские толпы, всадники и повозки. Продавцы громко выкрикивали цену своего товара, оглушительно гавкали псы, а по узким переулкам разгуливали коты, шипеньем и гнусавыми воплями отгонявшие сородичей от своей территории. Те, кто бывал тут впервые, легко попадались на удочку местных мошенников, спешивших воспользоваться неискушенностью новичков. Однако судя по взглядам, которыми провожали Варо и Бростека здешние жители, эти двое были здесь известными персонами. Даже на Тень никто особенно не реагировал — жителей Мелтона трудно было чем-то удивить.
Постоялый двор Мэнхайр представлял собой просторное деревянное строение в форме буквы «П» с квадратным внутренним двором. В двух симметричных крыльях располагались конюшни, а в перемычке — трактир, где можно было перекусить и выпить, а также многочисленные спальни для постояльцев. Вывеска снаружи гласила: «Мэнхайр. Лучшее сено для лошадей и самые мягкие постели для их хозяев». Последнее утверждение присовокупили скорее для красного словца, а вот конюшни были тут и вправду отменные. Поскольку порой их жизнь зависела от лошадей, Бростек и Варо предпочитали переплатить в Мэнхайре, но при этом пребывать в уверенности, что лошадям зададут отборный корм, а вода для питья будет чистой и свежей.
Войдя в просторный гостиничный зал, друзья увидели двоих мужчин, увлеченно сражающихся в «драконы», — то был увлекательный поединок, требующий изощренности ума и искусства доброго стратега. Игроки ловко передвигали фигуры по черным и белым клеткам доски. Третьим в зале был тот человек, кого они разыскивали, он сидел подле играющих в глубоком мягком кресле, внимательно изучая какие-то бумаги и что-то бормоча себе под нос.
— Рано вы нынче, — хмуро и озабоченно произнес Лангель.
— Мы выступаем, — спокойно сказал Варо. — Сегодня же.
— Сегодня?!
Лангель вскочил и замахал перед носом Варо своими бумагами. Его внушительная фигура излучала возмущение — казалось, он воспринял слова Варо по меньшей мере как личное оскорбление.
— Но наши припасы почти что на исходе!
— А кони в порядке? — так же спокойно поинтересовался Варо, не обращая внимания на негодование Лангеля.
— Да, но…
— Значит, мы выступаем с тем, что у нас осталось, — отрезал Варо, самим тоном своим давая понять, что дальнейшие споры бессмысленны.
Лангель уставился на Бростека, который весело ухмылялся.
— Ты справишься, Лангель, — примирительно сказал он. — Ты у нас всегда молодцом.
Лангель открыл было рот, чтобы возразить, но лишь беспомощно развел руками и сдался.
Тем временем Варо повернулся к младшему из игроков, пепельноволосому двадцатилетнему юноше, не по возрасту высокому, широкому в плечах и мускулистому.
— Поднимись и позови остальных, Росс, — велел ему Варо. — Если твой брат там, пусть тебе поможет.
— Я не знаю, где он, — ответил юноша. — Он мне никогда не говорит, где бывает. Ни мне, ни кому-либо другому. Иногда мне кажется…
— Ну, уж Кередина-то ты знаешь, где найти, — оборвал его Варо. — Пусть он тебе пособит.
— А что за переполох? — недовольно спросил Росс. — Я бы вот-вот его обыграл…
Варо пристально поглядел на доску.
— Еще четыре хода — и тебе конец, — безапелляционно заявил он. — Давай-ка поспеши!
Недоуменно посмотрев на доску, Росс взглянул в глаза сопернику, который хитро усмехался, а затем вышел, оставив последнее слово за старшими. Второй из игроков, пожилой человек с коротко подстриженными седеющими волосами и бородой, выжидательно глядел на Варо. Его испещренные старыми шрамами сильные руки были сложены поверх расшитого стальными пластинами кожаного нагрудника.
— Пошли, Бэйр, — сказал Бростек. — Попробуем растолкать мэнхайрских конюших.
— Да поглядите, не идет ли Слэтон! — крикнул им вдогонку Варо.
— Что еще за Слэтон? — спросил Лангель.
— У нас двое новеньких.
— А лошади у них есть? — поинтересовался практичный до мозга костей Лангель.
— У них один конь, — ответил Варо. — Они ездят на нем вдвоем.
Брови Лангеля изумленно поползли вверх.
— Недосуг сейчас объяснять, — сказал предводитель. — А теперь покажи мне, чем мы располагаем.
Вскоре прибыли Слэтон и Лисле. Бростек, завидев их коня, с облегчением отметил, что животное рослое и сильное и на вид довольно резвое. Он уже успел кое-что объяснить Бэйру о новеньких; старый солдат был явно заинтригован, но и слегка озадачен. Бростека крайне интересовала реакция Бэйра, который всей душой ненавидел Картель, никогда и никому не объясняя причин своей ненависти, Слэтон же был сыном одного из членов Картеля. Хотя авторитета Варо и Бростека никто в отряде оспаривать не смел, Бэйр все же был старшим, и к голосу его все без исключения прислушивались. Раскола в своих рядах они никак не могли себе позволить.
Бэйр внимательно наблюдал за спешивающимися новичками, с одобрением отмечая их сноровку и простую дорожную одежду. Когда Бростек представил их друг другу, Слэтон и Бэйр обменялись крепкими рукопожатиями, серьезно и изучающе глядя друг на друга. Лисле лишь кивнул в своей обычной манере, словно не замечая протянутой руки старого вояки. Бэйр, смутившись, убрал руку. Слэтон попытался было объяснить, в чем дело, но Бэйр жестом прервал его.
— Если хотя бы половина из того, о чем поведал мне молодой Бростек, правда, — сурово и хрипловато сказал он, — то нет никакой нужды в объяснениях. Мы рады и тебе, и Лисле.
За спиной у старого солдата с облегчением улыбался Бростек. Теперь он мог спокойно заняться лошадьми.
Лангель и Варо закончили инвентаризацию.
— Не густо для похода в горы, — с сомнением в голосе сказал квартирмейстер.
— Бывало и хуже, — возразил Варо. — К тому же налегке мы поедем куда быстрее.
Тут вошел пепельноволосый юноша.
— Ты что, уже все успел? — изумился Лангель.
— Да это не Росс, а Роган, — поправил его Варо.
Братья-близнецы были схожи как две капли воды, но лишь внешне. Темпераменты их разительно отличались. Росс в полном соответствии с пословицей «мог заговорить зубы дракону», Роган же обыкновенно молчал, и даже лаконичный Варо казался рядом с ним красноречивым. У одного брата рот был вечно до ушей, другой улыбался не чаще раза в год. Только в бою их невозможно было различить: они походили на плотно пригнанные детали одного механизма — оба двигались ловко, даже грациозно, но удары их были смертоносны. Как некогда Варо и Бростек, близнецы осиротели после одного из зверских набегов, и хотя это совершенно по-разному сказалось на их характерах, оба была единодушны в своей преданности Варо и товарищам и горячо любили друг друга.
— Приветствую тебя, Роган, — сказал Варо. — Твой брат сейчас собирает отряд. Пойди и помоги ему. Он направился к Кередину, так что если ты знаешь, где теперь остальные…
Роган молча кивнул и удалился.
— Как я сразу не догадался! — развел руками Лангель. — Росс с порога начал бы трещать как сорока! Впрочем, все равно не понимаю, как это ты умудряешься различать их лишь по внешнему виду?
Благодаря расторопности близнецов, быстро собравших всех своих товарищей, а также организаторскому дару Лангеля, отряд выехал из города тотчас же после полудня. Ехавший впереди Варо задал хороший размеренный темп, и крупный конь Слэтона и Лисле, ко всеобщему облегчению, без всякого труда поспевал за остальными.
Отряд состоял из шестнадцати воинов. Слэтон подумал, что этого явно маловато, чтобы противостоять врагам столь опасным, как люди-ножи. Его представили всем по очереди, но в суматохе он ухитрился запомнить лишь несколько имен, и то с трудом. Реагировали на него по-разному: одни — сердечно и тепло, другие — холодно, да и на Лисле косились вовсю. Но что бы кто себе ни думал, ни один не отважился оспорить решение Варо. В дороге особенно не разговоришься, и Слэтон с нетерпением дожидался вечернего привала — тогда он мог бы получше узнать новых товарищей, а если повезет, то и добиться их расположения.
Впрочем, одного человека он выделил тотчас же. Возможно, отчасти благодаря его запоминающейся внешности — горбатому носу, смахивающему на клюв хищной птицы, и густой копне черных как смоль волос. Немалую роль сыграло и то, что Бростек представил Слэтону Кередина как бывшего волшебника. Слэтону приходилось встречаться с чародеями и прежде, еще дома. В большинстве своем это были жалкие создания, ничем не лучше обыкновенных нищих, видом и поведением своим не вызывающие иных чувств, кроме презрения. Но вот бывшего волшебника он никогда доселе не видывал, особенно вооруженного мечом и гарцующего на великолепном жеребце. К тому же черные глаза Кередина то вспыхивали ярким огнем, то делались какими-то далекими, почти пустыми. Сейчас Кередин ехал бок о бок со Слэтоном и казался погруженным в глубочайший транс.
Озираясь по сторонам, Слэтон сделал для себя вывод: никогда еще не приходилось ему бывать в столь необыкновенном обществе. Укрепило его в этом мнении и то, что случилось всего час спустя после отъезда из города. Именно тогда к ним примкнул семнадцатый спутник.
Глава 9
Варо вел отряд по широкой тропе вокруг горы, вершину которой венчали серые скалы. Слева в долину сбегал пологий, поросший травой склон. Внизу виднелись негустые рощицы, заросли вереска и пастбища. Справа возвышался скалистый пик, а метрах в пятнадцати над головами путников нависал каменный карниз. Именно в этом месте Варо натянул поводья и подъехал прямо к скале. На ней был грязью намалеван крест — Варо дотронулся до него, потом поглядел на испачканные пальцы.
— Он здесь, — сказал Варо, взглянув на Бэйра.
Старый солдат засунул два пальца в рот и пронзительно засвистел. В ответ откуда-то сверху раздался дикий вой — ничего подобного никто из присутствующих в жизни своей еще не слышал.
На лицах воинов отразилось замешательство и волнение, и тут что-то сорвалось с самой вершины серой скалы. Лошади шарахнулись, люди испуганно вскрикнули — страшное чудовище летело прямо на них. Вновь раздался леденящий душу вой.
С глухим стуком тяжелая туша ударилась о траву, да так и осталась лежать. Неестественно вывернутые ноги зверя, остекленевшие глаза и окровавленная морда свидетельствовали о том, что он уже мертвым был сброшен с вершины. Варо глядел на зверя в ужасе. Лицо его выглядело мертвенно-бледным, словно он увидел призрак. Только Бростек понимал истинную причину страха своего друга. Остальные выжидательно глядели наверх, перебарывая недавнюю оторопь. Слэтон, сам донельзя перепуганный, шепотом успокаивал трепещущего Лисле. Тень, ощетинившись и утробно рыча, пристально глядела на мертвого вепря.
— А ну-ка, Райкер, спускайся, чертов маньяк! — крикнул кто-то.
Когда на фоне неба появилась человеческая фигура, Бростек громко и сочно выбранился. Он едва смог сдержать душащий его гнев, и то лишь благодаря тому, что некоторые из его товарищей добродушно смеялись.
— Мог бы по крайней мере хоть посмотреть вниз, прежде чем швыряться кабанами! — ворчливо сказал он.
— А я-то думал, вы по достоинству оцените мой охотничий трофей! — ликующе крикнул Райкер и добавил: — Славная была охота!
— А ну-ка, спускайся! — приказал Бростек. — Нам пора двигаться.
— Сейчас, сейчас…
И Райкер головой вперед бросился вниз со скалы. Лошади снова заметались, налетая друг на друга. Однако когда тело Райкера оказалось всего в каких-нибудь трех метрах от земли, веревка, крепко обвязанная вокруг его лодыжки, остановила страшное падение. Доморощенный акробат запрыгал в воздухе, словно мячик на резиночке, радостно хохоча, — эффектный трюк удался на славу. Потом он извернулся, ослабил узел, перекувырнулся в воздухе и опустился на землю.
Не успели ноги его коснуться земли, как перед ним выросла внушительная фигура Варо. Лицо его оставалось бесстрастным, но могучий кулак с размаху ударил по скуле Райкера. Сила удара была такова, что невысокий, но мускулистый человек отлетел на пару метров и упал. Он глядел на Варо изумленно и обиженно. В полной тишине голос Варо прозвучал буднично, но грозно.
— Если ты еще хоть раз подвергнешь нас такому риску, — сказал он, — я сам убью тебя.
Лицо Варо не выражало ровным счетом никаких эмоций, походя на маску.
— Мы все время ходим по лезвию ножа, — осклабился Райкер. — Уж я-то точно. Так чего бояться какой-то дохлой свиньи?
Варо молча отвернулся и снова вскочил в седло. Никто не проронил ни слова, покуда хмурый Райкер не поднялся на ноги.
— Твой кабан мог запросто сломать шею любой лошади и погубить кого-то из нас, — нарушил тишину Бростек. — Упражняйся впредь лишь на тех, кто заслужил смерти.
Райкер мрачно уставился в землю.
— Где твой конь? — спросил Лангель.
— Вон за той скалой, — глухо ответил Райкер.
— Тогда поспешим! — распорядился Варо.
— Может, прихватим мяса? — кивнул Лангель в сторону кабаньей туши.
— Оставь его, — равнодушно сказал Варо и пришпорил коня.
Тень осторожно приблизилась к кабану и принялась его обнюхивать, но, повинуясь приказу хозяина, потрусила прочь. До самого вечера ехавший впереди Варо не проронил ни слова. Опальный Райкер замыкал шествие, впрочем, вскоре он повеселел и стал перекидываться шуточками с товарищами, смеясь вместе со всеми. Слэтон и Лисле ехали в самом центре кавалькады, бок о бок с Кередином.
— Он всегда такой? — осторожно поинтересовался Слэтон.
— Ты о Райкере? Это дикое создание, — объяснил бывший волшебник. — Он терпеть не может города.
— И вы всегда встречаетесь с ним здесь?
— Да. Я не желал бы краснеть за него в цивилизованном обществе.
— А почему?
— Он любит убивать, — ответил Кередин. — Предпочитает умерщвлять людей, но если такой возможности нет, то довольствуется животными — и чем страшнее зверь, тем желаннее ему добыча. Впрочем, охотник он отменный, — прибавил бывший волшебник.
На закате Варо дал знак сделать привал. Лагерь был разбит на лесной полянке, возле ручья. Тень и лошади принялись жадно пить, а люди стали разбивать лагерь. Слэтон озирался, не зная, чем ему заняться.
— Приведи сюда парнишку, — велел Кередин.
Он сидел на земле, скрестив ноги, и складывал из камней очаг в виде круга, в центре которого лежали сухие листья и ветки. Слэтон с радостью поспешил за Лисле и привел братишку к кострищу.
— А как это ты стал бывшим волшебником? — поинтересовался он, с интересом наблюдая за манипуляциями Кередина.
— Это происходит просто — собратья перестают считать тебя достойным их просвещенного и благородного общества, — улыбнувшись, ответил тот.
— Но почему?
— О, ввиду множества причин…
— А конкретнее? — не унимался Слэтон.
— Ах, так ты жаждешь леденящих душу подробностей? Хочешь знать, из-за чего я впал в немилость?
Казалось, Кередина развлекал этот допрос с пристрастием.
— Прости, — смутился Слэтон. — Если не хочешь, то не рассказывай…
— Да нет, почему бы не рассказать? — передернул плечами костровой.
Слэтон терпеливо ждал, пока Кередин собирался с мыслями. Лисле выглядел совершенно счастливым, хотя, казалось, не замечал происходящего вокруг.
— Я совершил тройное преступление, — начал бывший волшебник. — Во-первых, оказался неспособен выказывать должное уважение как старшим магам, так и нашим господам, достопочтенным членам Картеля. Никого не волновало, что первые — немощные, дряхлые и совершенно выжившие из ума старцы, а вторые — сущие тираны. К тому же моя идея о том, что волшебство призвано служить людям Левиндре, а вовсе не единственно благополучию и мошне самих магов, не встретила одобрения — это мягко выражаясь…
— Мне казалось, волшебники не слишком-то зажиточны, — заметил Слэтон.
— Почти все они бедны как церковные мыши, — согласился Кередин со смехом. — Они слишком недалекие люди…
— Ты намекаешь на то, что есть и другие?
— Да, и это те немногие, кто додумался до того, как доить систему, — кивнул бывший волшебник. — Они трясутся над своими жалкими тайнами, живут в роскоши, а простаки на них ишачат.
— Звучит до боли знакомо, — согласился Слэтон. — Мое семейство превратило паразитирование в подлинное искусство.
— Ты имеешь в виду Картель?
— Да.
Кередин снова закивал.
— Искренне тебе сочувствую, — сказал он.
— Ну, а каково было второе твое преступление? — спустя некоторое время спросил Слэтон.
— Во-вторых, я вознамерился обучиться подлинной магии, — объяснил Кередин. — Старинной магии. А это ныне отнюдь не поощряется.
— Но разве волшебники занимаются чем-то иным? — искренне изумился Слэтон.
— Как мало ты знаешь! — с грустью воскликнул бывший волшебник. — Волшебство в том и заключается, чтобы не позволить магии вмешаться в денежные вопросы и вообще не препятствовать никаким намерениям Картеля. Как думаешь, с чего это вдруг некогда могущественные волшебники превратились в столь жалкие создания? Правда ведь, с трудом верится, что они могут представлять какую-либо угрозу? Картель ухитрился превратить некогда влиятельный институт магии в пустое место, разложить его изнутри. И сделано это намеренно.
Рядом с беседующими собралось уже несколько человек, и Кередин заспешил, не давая Слэтону времени вполне осмыслить услышанное.
— Буду краток и скажу лишь, что, в-третьих, осмелился полюбить — это и был мой последний, несмываемый грех.
— Что?!
— Уверен, ты слышал, что волшебники добровольно дают обет безбрачия, — ухмыльнулся Кередин.
Слэтон кивнул, вспомнив сальные шуточки на эту тему, и ему сделалось не по себе.
— Известно ли тебе, что близость с женщиной ослабляет мага? — напыщенно объявил Кередин, но тотчас же скривился: — Какое лицемерие! Возможно, некогда так оно и было. Может быть, древняя магия и требовала телесной чистоты и полного самоотречения, но к тому времени, когда я постигал азы волшебства, на эту тему только шутили. Существовали особые дома. Лучшие из них выглядели весьма благопристойно, и девушки там были что надо. Но существовало одно незыблемое правило. Ни в коем случае не допускать взаимных чувств и прочных связей и ни при каких обстоятельствах не контактировать с внешним миром. Вот тут-то я и сломался… — Он замолчал, погрузившись в воспоминания. — Мы с нею вместе бежали. Большего преступления я не мог совершить.
Глаза его затравленно сверкнули.
— А что сталось с девушкой? — спросил Слэтон.
— Ее убили головорезы, которых послали за нами в погоню, даже моя сила не помогла спасти ее… — Видно было, горькое воспоминание это все еще причиняет Кередину боль. — После этого мне объявили, что впредь я не имею права называться волшебником. Но мне было уже все равно. Магия более меня не привлекала.
Он вновь умолк, а Слэтон тщетно пытался подобрать слова, чтобы поддержать беседу, считая чрезвычайно важным исцелить эту давнюю рану, но он знал, что это ему не по плечу…
— Впрочем, — заключил Кередин, — лишить меня тех знаний, которые я к тому времени приобрел, было уже не в их власти.
Когда кострище было готово, Кередин вытянул вперед руки и повелительным жестом указал в центр каменного круга, пробормотав какие-то слова. Пламя мгновенно объяло сухие листья и быстро распространилось на ветки. Слэтон от неожиданности подскочил, но вот Лисле и бровью не повел. Он улыбнулся и протянул к огню ладони, чтобы поскорее согреться.
— Ценный фокус, — сказал Слэтон, оправившись от потрясения.
— Увы, лишь на фокусы я и способен! — грустно усмехнулся бывший волшебник. — А это сущий позор, ведь на самом деле можно сделать много большее…
Эти слова он произнес без тени цинизма, а с искренним сожалением.
К тому времени почти все собрались у огня, закончив свои дела. Коням задали корм, фляги наполнили чистой водой из ручья. Каждый расстелил свою постель. Настало время поужинать. Лангель и Росс подтащили съестные припасы поближе к огню.
— Нынче только перекусим, парни, — объявил Лангель.
Слова его встречены были жалобными стонами.
— А где Сокол? — спросил он, оглядевшись.
— Он охотится, — ответил Бэйр.
— Сейчас? Да в такой темноте он и в двери амбара не попадет! — насмешливо протянул Лангель.
— Если он как следует проголодается, — рассмеялся старый солдат, — то попадет во что угодно, даже в полной темноте, — такой уж это парень.
— В самую точку! — раздался из темноты голос. — Все дело в том, что ты, Лангель, наполовину ослеп, читая вдоль и поперек свои бесконечные реестры!
Говоривший приблизился, все еще невидимый — темная одежда его сливалась с ночным мраком. Но вот свет костра озарил худощавого остролицего человека с луком за плечами. Он бросил наземь двух куропаток, каждая из которых была аккуратно нанизана на стрелу, словно на вертел.
— Малюсенькие амбары в этих краях, надо признаться, — огорченно заметил он.
Вид свежей дичи воодушевил людей. Хотя птички были и невелики, но беседа тотчас же оживилась. Росс сыпал шуточками, смеясь над ними громче всех.
Сокол же преспокойно улегся и, казалось, мгновенно уснул.
— Поразительно! — тихо сказал Кередину Слэтон. — Темнота хоть глаз выколи, а он…
— Ага. Сокол — человек очень одаренный и ничуть не менее таинственный, — торжественно объявил бывший волшебник. — Он не только обладает поистине кошачьим зрением в темноте. Никто не знает настоящего имени этого парня, а прошлое его покрыто мраком неизвестности.
— Не в пример тебе, волшебник! — не открывая глаз, парировал Сокол. — Не сомневаюсь, ты уже душу вынул из новеньких, нудно повествуя о своей несчастной жизни.
В голосе его, впрочем, не слышалось и нотки враждебности. Слэтону и самому не слишком хотелось возвращаться к печальной повести Кередина, он горел желанием побыстрее познакомиться с остальными.
— Почему тебя зовут Соколом? Откуда такое имя? — с интересом спросил он.
— А оно мне подходит, — ответил его лежащий на земле собеседник. — Разве человек не вправе выбрать себе имя по вкусу?
Именно в этот момент неожиданно подал голос Лисле, подал впервые за весь вечер.
— Разве человек не вправе выбрать себе имя по вкусу? — повторил он с той же полусонной интонацией.
Сокол тотчас сел. Лицо его сделалось злым.
— У тебя с этим сложности, юнец? — угрожающе спросил он.
— Нет. Позволь, я объясню… — быстро заговорил Слэтон.
— Эй, юнец! — громко повторил Сокол, пристально глядя на Лисле, который остановившимися глазами смотрел в огонь.
— Заткнись, Сокол! — приказал Бростек. Желтые кошачьи глаза перебегали с Бростека на Варо.
— Какого черта он здесь делает? — с вызовом спросил Сокол.
Все выжидательно молчали.
Спешно собираясь в путь, Варо так и не успел объяснить товарищам своей задумки относительно двух новичков. Теперь ему волей-неволей пришлось это сделать. Он прекрасно знал, что никто из соратников не посмел бы оспорить его решение, но хотел убедить их в полезности Лисле для общего дела, то есть в том, в чем он сам не был вполне уверен. Тщательно подбирая слова, он кратко описал таланты мальчика, сделав упор на его даре предвидения. Бростек и Слэтон время от времени вставляли словечко, а когда Варо умолк, многие из присутствующих были всерьез озадачены.
— Но он ведь даже не видел летящего со скалы кабана! — хмыкнул Райкер. — Он же весь трясется, словно припадочный!
— Лучше бы тебе не поминать этого случая! — твердо заявил Бростек, и Райкер подчинился, пощупав скулу, пострадавшую от железного кулака Варо.
— Если я верно мыслю, — подытожил Варо, — Лисле сможет помочь нам предупредить набеги людей-ножей и даже опередить этих гадов.
Хотя некоторые скептически переглянулись, никто не стал спорить с командиром. Слэтон теперь ясно видел, что отряд и в самом деле всецело сосредоточен на своей цели и предан Варо. Любой, кому удается объединить под своим началом людей столь несхожих, держит в руках грозную силу.
— Так говорите, последнее затмение солнца случилось два дня назад? — задумчиво спросил Бэйр. — Я лично ничего не видел.
— Что тут странного? — воскликнул Росс. — Ты же даже на улицу не выходил! И все же оно было. — Остальные согласно закивали. — Впрочем, ничего из ряда вон выходящего оно из себя не представляло, — продолжал молодой человек. — Просто солнце около полудня подернулось легкой дымкой, да и то всего на несколько секунд.
Все хором подтвердили его правоту. Слэтон же возразил:
— Я видел зрелище куда более выразительное. А ведь мы находились всего в десяти лигах к востоку.
— Да и я тоже, — согласился Райкер. — Картинка была славная.
— Значит, затмение кажется сильнее, чем севернее или восточнее наблюдатель находится от кратера, — подытожил Кередин. — И что же это означает?
На этот вопрос никто ответить не мог.
— Кстати, из кратера затмений вообще не видно, — добавил Бростек.
— Для полноты картины нам недостает свидетелей, которые во время затмения были бы южнее или западнее кратера, — сказал Росс. — Тогда мы могли бы…
— Что именно? — недобро ухмыльнулся Сокол.
— Да какая разница? — оборвал разговор Лангель. — Все равно таких свидетелей у нас нет. К тому же ужин давно готов.
Во время ужина многие с ехидцей поглядывали на Лисле, по самые уши измазавшегося в каше. За едой говорили мало, но, закончив трапезу, все принялись обсуждать ближайшие планы.
— Итак, куда мы держим путь? — спросил Росс.
— В Авранч, — ответил Варо. Так называлась отдаленная горная деревушка. — Это всего лишь предчувствие. Мы не были там вот уже несколько месяцев — и они тоже.
Никто и не подумал спросить, кто такие «они». Росс кивнул:
— Ну, а если там все тихо, оттуда мы сможем двинуть через Туманный перевал в Грассмейр.
Никто не заметил, как напрягся Лисле, заслышав это название. Росс тем временем невозмутимо продолжал:
— А оттуда мы направимся в Пенберри. Так мы сможем объехать большую территорию. Почему бы нам не… — Он умолк, глядя на мальчика. — Чего это он так дрожит?
Лисле била крупная дрожь, хотя ночь выдалась теплая, да и сидел он у самого огня.
— Что с тобой? — встревоженно спросил Слэтон, понимая ничуть не больше остальных. — Что это значит?
Лисле не отвечал. Глаза его блуждали, словно он видел совсем другой мир или грезил наяву.
— Одеяло сюда! — приказал Бэйр. Лисле вскрикнул, закатывая глаза.
— Воды! Быстрее! — рявкнул Бэйр. Слэтон осторожно уложил мальчика на траву. Немного погодя Лисле перестала бить дрожь — похоже, успокоило его именно одеяло. Он напился воды и вскоре совершенно оправился. Когда он снова сел, голова его качнулась, словно у младенца, а глаза вновь стали бессмысленными. Теперь уже все, как один, глядели в его сторону.
— Завтра утром мы доберемся до Дансери, — объявил Варо, сознательно отвлекая внимание товарищей от несчастного юноши. — Может, там есть для нас новости. Остальное решим по пути.
В местечке под названием Дансери обычно оставляли для них весточки многочисленные следопыты и разведчики. Многие горцы почитали Варо и его людей героями и прилежно собирали информацию, которая могла быть им полезной, — сообщали о необычных перемещениях в горах, о том, какие перевалы стали непроходимыми, засыпанные снежными лавинами, о необъяснимых исчезновениях животных и тому подобном. Новости передавали из уст в уста и разносили по округе странники-пилигримы, бродящие из деревни в деревню. Пусть новости по пути и претерпевали некоторые искажения, к тому же зачастую сильно запаздывали, однако люди Варо все равно бывали им рады.
Варо распорядился готовиться ко сну.
— А не сыграет ли нам наш музыкант колыбельную на сон грядущий? — хитровато поинтересовался Сокол.
Взгляды устремились на Лисле, который на это никак не отреагировал.
— Ты сыграешь нам, Лисле? — ласково спросил Бростек.
— Ты сыграешь нам, Лисле? — с той же вопросительной интонацией произнес мальчик, потом кивнул.
Слэтон тотчас же принес лютню и протянул ее юноше.
— Сыграй нам «Зачарованный лес».
Лисле улыбнулся. Лицо его тотчас же оживилось, а пальцы стремительно пробежали по струнам. Быстро настроив инструмент, он заиграл.
И в мгновение ока узкая сумеречная лощина превратилась в сказочное королевство. Удивительная музыка словно звучала со всех сторон, кристальные звуки взлетали в небо вместе с искрами пламени, на лету обращаясь в фантастических существ из легенд и мифов. Стрекозы плясали в воздухе вместе с радужными огнедышащими драконами, яркие зимородки кружились с древесными духами, даже лес как будто приблизился к костру, вслушиваясь в сказочную музыку. И хотя каждый из слушателей представлял что-то свое, все были одинаково потрясены.
Даже когда смолкла последняя нота и маленький лагерь вновь объяла ночная тишина, никто не шевельнулся — никто просто не мог пошевелиться. Хотя решение Варо включить Лисле в отряд ни один из соратников не оспаривал открыто, ясно было, что оно не вызывает особого энтузиазма. Последний инцидент у костра лишь укрепил всех во мнении, что Лисле никуда не годный спутник, но музыка заставила позабыть обо всем. Первым опомнился Кередин.
— О боги! — выдохнул он. — Я не слыхал ничего подобного с тех самых пор, как…
Он вдруг щелкнул пальцами и прошептал что-то неразборчивое. Из костра вылетел сноп ярчайших искр, заставив всех, за исключением Лисле, зажмуриться. Юноша же, улыбнувшись, извлек из инструмента переливчатую трель, и летящие в черноте ночи искры непостижимым образом обрели форму. Видение длилось лишь мгновение, но ошибиться было невозможно.
Прямо над костром возникло призрачное улыбающееся лицо Магары.
Глава 10
— А откуда Лангель берет деньги для закупки припасов? — поинтересовался Слэтон.
Горя желанием доказать свою полезность, он попросился в дозор вместе с Бэйром. Поскольку все было тихо и спокойно, он решил использовать эту возможность, чтобы побольше узнать о деятельности и образе жизни отряда.
— Хочешь сказать, что мы не слишком-то смахиваем на преуспевающих торговцев? — ухмыльнулся старый солдат.
— В общем-то да… — смутился Слэтон.
— Как-то перебиваемся, — ответил Бэйр. — Старейшины некоторых спасенных нами деревень оказались щедры в своей благодарности — в меру разумного, конечно. Ну, а если мы прибываем на место слишком поздно, то забираем оттуда все ценное. Мертвые ничуть не возражают!
Лицо Бэйра было очень серьезным, почти хмурым. Слэтон понял, какие страшные воспоминания одолевают его сейчас.
— В общем, живем — не тужим. Лангель очень экономен. Кое-кто из нас в свободное время подрабатывает, другие добывают средства… м-м-м… несколько иными способами.
— То есть берут взаймы у тех, кто достаточно зажиточен? — уточнил Слэтон.
— Что ж, можно сказать и так…
— Просто я пытался быть тактичным.
— И тебе это удалось, — хмыкнул Бэйр. — Вот наш Кервин, так тот даже не обижается, когда его в глаза называют вором.
— Это который? — спросил Слэтон. Названное имя не вызвало у него никаких ассоциаций.
— Вон, храпит вовсю! — Бэйр указал куда-то в темноту. — Такой светловолосый, глазки еще все время бегают. Не подпускай его близко к своим карманам, ежели там есть что-то ценное! — Старый вояка расхохотался, довольный произведенным на новичка впечатлением, и добавил: — Не пугайся! Варо исцелил его от этого недуга, лишь время от времени случаются рецидивы. Порой он просто не может удержаться и прикарманивает кое-что, но у своих — ни-ни! Мы смотрим на его штучки сквозь пальцы. Свою сметливость и ловкость он частенько использует на благо нашего дела. Он множество раз здорово нам помогал.
Разговор их был прерван каким-то копошением в темноте. Кто-то заворочался, потом встал и направился прямиком к ним. Слэтон узнал Бростека и тотчас же понял, почему тому не спится. Впрочем, призрачное лицо Магары над костром произвело впечатление на всех без исключения, даже на тех, кто видел ее впервые. Когда потрясенные люди немного опомнились, Варо велел всем тотчас же ложиться. Спокойствие и настойчивость предводителя возымели действие на всех, кроме его друга. Бростеку никак не удавалось прийти в себя.
— Вот никак не могу уснуть, — без надобности объяснил Бростек, ибо было и без слов ясно, что лицо Магары все еще стоит у него перед глазами.
— Да что там, дозорные всегда рады доброй компании, — флегматично произнес Бэйр.
Некоторое время все молчали.
— Мне ведь это не привиделось, правда? — выпалил вдруг Бростек. — Вы ее тоже видели?
Слэтон кивнул.
— Смазливая девчонка, — добавил Бэйр. — Интересно, а что она чувствовала в этот момент?
Слэтон и Бростек уставились на солдата. Оба они были столь поглощены собственными чувствами, что даже не подумали о девушке, которая тоже могла испытывать в момент видения странные ощущения.
— Но ты ведь не думаешь… — пробормотал Слэтон. — Наверняка она… — И умолк, понимая, что вопросы эти все равно до поры останутся без ответа.
— Кередин не может или не хочет объяснить происшедшее, — сетовал Бростек. — Он отказывается даже говорить, кто это сделал, он или Лисле. Вон, погляди — спит сном младенца!
— И от Лисле, сдается мне, немногого можно добиться, — заметил Бэйр.
Слэтон поморщился — равнодушный тон солдата отчего-то его покоробил. А Бростек смотрел на него с надеждой.
— Не гляди на меня так, — сказал Слэтон. — Я понятия не имею. Лисле ничего подобного никогда не делал. Я обалдел не меньше вашего.
Бростек разочарованно кивнул.
— Кередин-то всегда себе на уме, — напомнил Бростеку Бэйр. — Ты что, забыл? Он заговорит, когда сочтет нужным. Ступай-ка спать.
Бростек помялся, открыл было рот, но благоразумно решил последовать совету товарища. Он обреченно побрел туда, где расстелено было его одеяло, послушно лег, но сон все не шел к нему. Его одолевало слишком много вопросов. Каким образом в небе возникло лицо Магары? И с какой стати? Это казалось бессмыслицей, притом жестокой бессмыслицей. Кередин же никогда не был жесток, Лисле — тем более. Кто из них двоих это сделал? Лисле видел Магару лишь однажды, Кередин не видел вовсе. Но лицо, несомненно, принадлежало девушке! Значит, все-таки Лисле… Хотя, если верить Слэтону, мальчик никогда прежде не вытворял ничего подобного. К тому же, когда он играл, каждый видел что-то свое, а вот лицо Магары увидели все одновременно. Полнейшая чушь…
Бростек вновь привстал, горя желанием вытрясти правду из Кередина, но вовремя сдержался: Бэйр прав, бывший волшебник заговорит сам, когда настанет время. И Бростек обратился мыслями к той, чье лицо недавно улыбалось им над костром…
«Мне нравится она, — мысленно сказал себе Бростек. Он не только никогда не произносил этого вслух, но даже не думал об этом. — Да, но влюблен ли я в нее?» На этот вопрос он не в состоянии был ответить. Да и есть ли тут разница? Прежде это казалось ему совершенно неважным. «А она знает? И как она ко мне относится?» Их дружбу он никогда не подвергал сомнению, но могло ли быть — и будет ли? — между ними когда-нибудь нечто большее?
«Если бы не наши неотложные дела…»
Бростек предпочел не додумывать эту мысль, усилием воли он заставил себя отвлечься. Взглянул на спокойно спящего Варо. Бростек знал своего друга лучше, чем кого-либо другого из смертных, но не мог даже предположить, что почувствовал Варо, когда возникло видение. Впрочем, хотя Варо и оставался внешне невозмутимым, внутреннее смятение его изобличал поспешный приказ ложиться спать. Он не хотел, чтобы люди обсуждали происшедшее! «Он любит ее так же, как и я, — вдруг осенило Бростека. — Только вот знает ли об этом он сам?»
Потом он стал думать о Слэтоне, друге детства Магары. Парень казался честным, но не исключено, что он знает много больше, чем говорит. Бростек принялся гадать, что происходило ночью, когда эти двое остались наедине в домике Магары, — и вдруг мучительно покраснел. Он ревновал!
«Не будь идиотом, парень!»
Окончательно запутавшись, он в конце концов уснул. Последнее, о чем он подумал, были слова Бэйра: «Интересно, а что она чувствовала в этот момент?»
Наутро у Слэтона щипало глаза, ведь он толком не спал вот уже вторую ночь. Конь его был уже накормлен и оседлан. Он торопливо растолкал Лисле, и они, полусонные, тронулись в путь. Лишь некоторое время спустя Слэтон заметил, что Кередин снова едет рядом. Бывший волшебник, как и предсказывал Бростек, не спешил давать объяснений давешнему чуду, и Слэтону пришлось от него отвязаться. Тогда он запоздало поинтересовался, кому обязан заботой о своем коне.
— Благодари за это Джеда и его родню, — сказал Кередин, кивком указывая в сторону четырех всадников, ехавших подле предводителя.
Слэтон вспомнил, как слаженно трудилась в лагере эта четверка. Их трогательная забота о животных не очень-то вязалась с грозным обликом и физической силой молодцев. Он с усилием припомнил их имена. Вот эти двое — Джед и его брат Лоример, а вон те — их двоюродные братья, Чейз и Нил. Эти четверо говорили мало, довольствуясь вторыми ролями в присутствии куда более примечательных особ.
— Налетчики разорили их ферму одной из первых, — объяснил Кередин.
— А как им удалось уцелеть? — тотчас же спросил Слэтон.
— Они работали на дальнем поле и припозднились. К тому времени те, кто не был мертв, бесследно исчезли. Парни пытались выследить нападавших, но напрасно. Потом они долго скитались в надежде наняться на работу к зажиточным землевладельцам, но нигде не пришлись ко двору. Тогда они вернулись в горы и стали промышлять охотой. А потом встретили нас.
— Сдается мне, в бою от них немалый прок, — оценил Слэтон.
— Так и есть, — согласился Кередин. — К тому же с людьми-ножами у них личные счеты. Встреча с Варо и Бростеком помогла им обрести смысл в жизни.
— Все мы здесь благодаря этим двоим, — задумчиво сказал Слэтон.
— Даже вы?
— Даже мы, — согласно кивнул он. — Хотя ума не приложу, зачем мы ему понадобились…
— Варо никогда бы не взял вас с собой, не будь у него касательно вас какого-то плана.
— А он всегда столь расчетлив?
— Ты видел, какой он, — сказал Кередин. — Когда дом Варо разорили, а родных зверски убили, умерла и его душа. Единственный, к кому он хоть что-то испытывает, — Бростек. Впрочем, и это не так-то легко разглядеть. Но связь между этими двоими очень прочная. Их частенько называют «кровными братьями».
Тропа, по которой они ехали, вывела их на равнину. Тут к Слэтону и Кередину подъехал третий всадник и спросил:
— Какими глупостями забивает тебе голову наш чародей?
Улыбнувшись, он продемонстрировал великолепные белые зубы. Круглое лицо его было милым и дружелюбным, а в широко расставленных синих глазах плясали хитроватые искорки.
— Плюнь на него, Слэтон, — дружески посоветовал Кередин. — Вильман из тех исключений, что обычно подтверждают правило. Я до сих пор не пойму, с какой стати он к нам привязался, но уж точно не из преданности общему делу или нашим вождям.
Круглолицый молодой человек улыбнулся еще шире.
— Волшебники все ужасно болтливы, — сказал он. — Я обожаю приключения, а их легче всего найти, путешествуя с нашим веселым отрядом.
— С нашим веселым отрядом, — неожиданно подал голос Лисле.
Вильман расхохотался.
— Везет тебе — у тебя есть собственное эхо, — сказал он. Потом посерьезнел: — Как думаешь, каково придется мальчишке в бою?
— Ну, до этого не дойдет, — твердо заявил Кередин.
— За Лисле несу ответственность только я один, — вспыхнул Слэтон. — Нам не требуется послаблений! Если придется биться — что ж, будем биться. Как сумеем…
Вильман кивнул. На лице его вновь заиграла заразительная ухмылка.
— Может, он сыграет что-нибудь людям-ножам? — весело спросил он. — А те заслушаются и станут смирными, словно ягнята? Ты сможешь сыграть Танец Смерти, Лисле?
Юноша некоторое время молчал, затем тоненько пронзительно вскрикнул и тотчас же рассмеялся идиотским смехом. Сразу несколько человек обернулись, обеспокоенные странными звуками. Вильман же лишь удовлетворенно хмыкнул и, пришпорив коня, направился в голову колонны.
Слэтон озабоченно обернулся к пареньку, но Лисле был уже совершенно невозмутим.
— Ты в порядке?
Юноша кивнул в обычной своей манере. По глазам его, абсолютно прозрачным, нельзя было прочесть, о чем он думает, да и думает ли вообще.
Поздним утром отряд достиг деревушки Дансери. Их тепло приняли местные жители, однако Варо предпочел не задерживаться, услышав тревожные новости. В Авранче творилось что-то непонятное. Волчья стая, долгое время рыскавшая по окрестностям, наводя страх на пастухов, бесследно исчезла. Дичи в округе порядком поубавилось, ночами в лесу видны были таинственные огни, а горные орлы отчего-то летали очень низко. Все подтверждало опасения Варо, невзирая на то, что ни людей-ножей, ни их приспешников никто пока не видел.
Не обращая внимания на жалобное ворчание Лангеля, отряд спустя час двинулся в путь, направляясь выше в горы. Люди посерьезнели.
Через два дня около полудня они въехали в Авранч. Когда они еще только приближались к деревне, поведение Лисле всерьез встревожило Слэтона. Мальчик явно нервничал, а порой пытался даже что-то ему сказать, указывая в сторону Варо. Впрочем, он лишь бормотал что-то бессвязное, и Слэтон успокаивал себя тем, что нет никакого повода для беспокойства. В Авранче царил мир и покой, жители занимались привычными делами, которые прервали лишь с появлением отряда. Навстречу Варо и Бростеку вышли деревенские старейшины. Они подтвердили, что необычные явления в округе и вправду имели место, но успокоили прибывших, сказав, что все уже прекратилось.
Люди Варо расслабились, ощутив одновременно и легкое разочарование. Слэтон же вздохнул с облегчением. Однако не успел предводитель решить, что же им предпринять дальше, как Лисле, все еще сидевший в седле, издал оглушительный вопль. Голос его то и дело срывался на пронзительный визг: теперь просто невозможно было поверить, что юноша обладает тончайшим музыкальным слухом. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на него. Деревенские жители страшно перепугались: многие зажимали уши, а кто-то в ужасе рисовал в воздухе магические знаки, призванные отгонять злых духов. Тут Лисле дрожащей рукой указал на горный перевал за дальней оконечностью деревни. Туманный перевал и прежде вполне оправдывал свое имя, а сейчас из-за него медленно выползала серая мутная мгла, постепенно подбираясь все ближе. Бростек и Варо переглянулись.
— Это не туман. Это дым! — воскликнул Варо.
— Грассмейр! — вскрикнул Росс, в ужасе расширив глаза.
— Вперед! — приказал Бростек, вскакивая в седло.
Похоже было, что бой им все же предстоит, если, конечно, они успеют вовремя.
Глава 11
Впоследствии Слэтон мог лишь смутно припомнить эту бешеную гонку. Поначалу они с Лисле отстали. Слэтон прекрасно понимал, что неискушенность может сослужить им плохую службу. Но их конь вскоре заразился всеобщим азартом и пустился в галоп, легко нагнав остальных. За спиной у Слэтона продолжал кричать Лисле. В крике этом смешались воедино ужас, злоба и странная воинственность. Слэтон ненароком подумал, уж не боевой ли этот клич Лисле.
Кое-кто кричал, подгоняя лошадей или подбадривая товарищей, но многие скакали молча. Свистел ветер, стучали подковы. Едкий дым щекотал ноздри. А Лисле не умолкал. И тут, прежде чем Слэтон успел понять, что происходит, за поворотом показался Грассмейр, и перед его глазами замелькали ужасающие картины, одна страшнее другой.
Дома пылали. Повсюду слышались отчаянные крики и проклятия. Люди стремглав разбегались в разные стороны.
Из горящей лачуги выскочила женщина, юбки ее охватил огонь. За нею ковылял мальчуган, закрывая лицо руками. Ребенка подхватил солдат, на голове которого была грязная зеленая повязка с изображением большой буквы «М», перечеркнутой горизонтальной чертой. Мать обернулась и отчаянно закричала, позабыв о пламени, пожиравшем ее подол, но в тот же миг другой солдат ударил ее мечом в живот. Женщина упала замертво. Подоспевший Варо схватился с похитителем, лезвие его меча с размаху ударило по вражьей шее. Из раны хлынула алая кровь, и разбойник мешком свалился наземь. Ребенок тоже упал и сжался в комок.
Тем временем солдаты в зеленых головных повязках делили безоружных пленных на две группы: старых и немощных гнали к самому большому деревянному дому, а детишек — к горам. Завидев нападающих, разбойники ринулись в бой.
Деревенские жители — и мужчины, и женщины — все еще сопротивлялись, а завидев подмогу, и вовсе воодушевились. Однако разбойники явно превосходили их числом и были куда лучше вооружены; с кольями же и мотыгами нелегко противостоять мечам и копьям. Налетчики резко переменили тактику. До того как подоспели люди Варо, они явно стремились захватить как можно больше пленников. Теперь же стали беспощадно убивать. Отряд, вылетев на поляну, тотчас же рассеялся — воины Варо топтали недругов конями, стараясь максимально воспользоваться превосходством в росте. Но их было много меньше, чем врагов.
Поначалу внезапность сослужила им добрую службу. Варо и Бростек с поразительным бесстрашием прорубали себе дорогу в гуще солдат в зеленых повязках. Бегущая позади Тень одним видом своим наводила ужас. Росс и Роган действовали слаженно: кони их двигались согласно, а мечи взлетали и опускались одновременно.
Старшие тоже сгруппировались: Лангель, Бэйр и Кередин рубились бок о бок, защищая спины друг друга и криками вовремя предупреждая о грозящей опасности. Остальные были несколько менее организованы: Джед разлучился с братьями в гуще схватки, и теперь все они сражались поодиночке. Вильман тоже оказался в центре событий, а вот Сокол держался чуть поодаль. Он гарцевал по краю поляны, то и дело пуская стрелы, каждая из которых достигала цель.
Кервин и Райкер скрылись из виду. Лишь позже до Слэтона дошло, что оба они спешились и были едва различимы в общей свалке. Они двигались стремительно, словно ядовитые змеи. Маленькое смуглое личико Райкера сияло восторгом, а в глазах пылал нехороший огонек.
Но вскоре Слэтону стало уже не до того, чтобы наблюдать за битвой, — теперь им с Лисле самим угрожала опасность. На них ринулись двое вражеских солдат, размахивая копьями. Слэтон шепотом обругал себя за глупость и собрался было выхватить меч, но, прежде чем рука его коснулась рукояти, Лисле закричал. Крик его был столь оглушителен, что лошадь вскинулась, а нападавшие в страхе попятились. Этого мгновения хватило Бростеку и Вильману — оба солдата тут же упали замертво.
— Держитесь в стороне! — задыхаясь, крикнул Бростек, потом поворотил коня и поскакал прочь.
— Ну что, забавляетесь? — вздернул брови насмешник Вильман и тоже ускакал.
А на пороге большого деревянного дома появилась фигура в синих одеждах. Некто неизвестный спокойно и невозмутимо наблюдал за битвой. Ледяные глаза перебегали с одного всадника на другого. На губах наблюдателя играла легкая усмешка, словно происходящее пришлось ему по нраву. Его стальной взор ненадолго останавливался на одних, а по другим едва скользил. Наиболее пристального внимания удостоились Кередин и Бростек, а также Варо, но вот взгляд этот остановился на Слэтоне и Лисле. Слэтон еще крепче сжал рукоять меча и натянул поводья, но все равно ощущал себя совершенно беззащитным и беспомощным. Взгляд странного человека источал угрозу, Слэтон чувствовал, что Лисле ощущает это всем своим существом. Юноша затрясся и смолк, уставившись остановившимися глазами в лицо того, кто, несомненно, был одним из легендарных людей-ножей из земли Бари.
Теперь и Варо заметил бесстрастного наблюдателя, и черты его сурового лица сделались еще резче. Он повернул коня и поскакал было к страшному противнику, но путь ему преградила людская стена. Люди в отчаянии вопили. Варо огляделся, ища помощи.
— Сокол! — воскликнул он, пытаясь перекричать треск пламени и лязганье стали. — Сокол! — И указал на невозмутимого врага.
Сокол быстро выхватил из колчана стрелу, прицелился… Тетива пронзительно запела. Но фигура в синем не шевельнулась, даже не вздрогнула, хотя стрела вошла прямо в широкую грудь. Она пронзила врага насквозь, прошла через его тело и вонзилась прямо в дверной косяк. Человек-нож остался совершенно невредим.
Лишь улыбка его сделалась еще более явственной. Он с величайшим презрением повернулся спиной к атакующим и указательными пальцами обеих рук коснулся косяка. Ослепительная синяя вспышка заставила всех зажмуриться, а в воздухе разнесся оглушительный треск. Когда люди вновь взглянули на двери дома, человека-ножа там и в помине не было.
Если Варо и душил гнев, то на лице его это никак не отразилось. Он стремглав ринулся к дому, по пути, словно сухие листья, расшвыривая вражеских воинов, которые, казалось, утратили былой энтузиазм, когда человек в синем бесследно сгинул. Некоторые еще пытались сражаться, но большинство предпочли спастись бегством, становясь легкой мишенью для противника. Вскоре к горестным останкам, усеивавшим лужайку, прибавилось множество мертвецов с зелеными повязками на головах.
Варо спешился у входа в дом и вбежал внутрь. Как он и ожидал, фигуры в синем там не оказалось, лишь лежало несколько бездыханных, совершенно обескровленных тел. С каменным лицом Варо подошел к входной двери. На потемневшем дереве сверкала голубыми искрами знакомая печать. Чуть ниже один из семи символов повторялся.
К вечеру некое подобие порядка было восстановлено, но не оставалось сомнений, что деревушке Грассмейр никогда уже не стать прежней. Своевременное вмешательство Варо и его соратников спасло деревню от полного уничтожения, однако в каждой семье оплакивали погибших, а многие из уцелевших были тяжело ранены. Все, кто знал толк в медицине, — Кередин, Бэйр и некоторые из местных женщин, — весь вечер трудились в поте лица. Даже те, кому посчастливилось остаться невредимыми, пребывали в глубочайшем отчаянии, ведь враг не щадил никого: ни юного, ни старого, ни мужчин, ни женщин… Разрывались от горя сердца, когда на огромный погребальный костер одно за другим укладывали крошечные детские тела.
И в отряде Варо не обошлось без потерь. Погибли Лоример и Нил — их изрубленные тела были почти неузнаваемы. Джед, Чейз, Лангель и Вильман серьезно пострадали в бою, но их жизни ничего не угрожало. Все прочие получили памятки в виде легких колотых или рубленых ран. Потери сторонников Варо оказались минимальны, особенно если учесть, что на поле брани полегло порядка тридцати врагов, но все глубоко скорбели по умершим. Терзания усугубляло таинственное исчезновение человека-ножа, а еще сознание того, что, подоспей они чуть раньше, можно было бы спасти еще десятки людей. Как обычно, никого из налетчиков не удалось пленить, посему растаяла надежда побольше разузнать о людях-ножах.
— Что ж, мы делаем успехи, — сказал Лангель. — Прежде нам никогда не доводилось увидеть кого-либо из Семерых.
— Впрочем, ему на это, кажется, было плевать с высокой колокольни, — предположил Вильман.
Все прекрасно видели, с какой злорадной и презрительной усмешкой остролицый субъект в синем взирал на их старания.
— Поклясться могу, что стрела моя угодила в цель, — пробормотал Сокол, все еще не веря в происшедшее.
— Точно так, — бесстрастно подтвердил Кередин.
— Тогда как же?..
— Этот человек — если это вообще человек — очень могуществен, — сердито произнес бывший волшебник.
— Так, значит, колдовство, — констатировал Бростек.
— Магию издревле употребляли и для злых дел, и для добрых, — согласился Кередин. — Мне следовало бы сразу догадаться, что тут нечисто, ведь я даже смотреть не могу вот на это, меня просто наизнанку выворачивает… — И он кивком указал на искрящуюся голубую печать.
— Сейчас я с ней расправлюсь, — грозно сказал Бростек.
Выхватив меч, он направился к дверям дома. Во все стороны полетели щепки, и вскоре от ненавистного знака и воспоминания не осталось. Удовлетворенный Бростек возвратился к друзьям, сидящим поодаль от местных, деликатно оставив тех один на один с их великой печалью.
Бэйр закончил осматривать повязки Джеда и повернулся к Слэтону:
— Твой братишка в порядке?
Лисле не переставал дрожать с тех самых пор, как на него взглянул человек-нож. Теперь он немного успокоился, но от него невозможно было добиться сколько-нибудь вразумительных объяснений.
— Кажется, ему немного лучше, — ответил Слэтон. — Я… я сожалею, что мы путались у вас под ногами. В следующий раз будем ловчее.
— Худо вам пришлось бы, не завопи паренек так отчаянно, — недобро прищурился Вильман.
— Брось, Вильман, — остановил его Бростек. — Все мы учимся на собственных ошибках.
— Может быть, Лисле сыграет в память о Лоримере и Ниле? — спросил до сих пор молчавший Джед.
— Не знаю… — смутился Слэтон.
— Подайте-ка лютню, — твердо сказал Кередин. Росс живо вскочил, принес инструмент и положил его на траву у ног Лисле, который взглянул на лютню непонимающими глазами.
— Ты сыграешь, Лисле? — спросил Джед. — Последнюю песню — для моих братьев…
— Ну же, Лисле! — Слэтон тронул брата за плечо, видя, что тот никак не реагирует.
Дрожащими руками юноша взял лютню и пристроил ее у себя на коленях. Это тотчас же придало ему уверенности. Он настроил инструмент, потом вопросительно взглянул на своего покровителя.
— «В долгую ночь», — предложил Слэтон.
И Лисле заиграл. Зазвучали величественные аккорды, проникнутые скорбью и печалью, и глаза всех слушателей невольно обратились к погребальному костру. Тела двоих братьев Джеда лежали бок о бок с теми, кого им так и не удалось спасти от смерти. Певучая мелодия не нуждалась в словах, чтобы живописать путешествие душ погибших в неведомое и скорбь оставшихся в живых. Лицо Лисле озарилось изнутри — нет, не радостью, а странным, почти неземным восторгом. Он еще не закончил играть, а вокруг уже собралась толпа местных жителей, которые, подобно Джеду и Чейзу, не стесняясь, рыдали. Но вот в воздухе растаяли последние звуки…
— Спасибо тебе, — дрогнувшим голосом произнес Джед.
Когда деревенские разошлись, раздался тихий голос Кередина:
— Твоя музыка врачует сердца, Лисле. Желал бы я, чтобы она и с этим смогла сладить… — И он кивком указал на двери дома.
Там, на дереве, испещренном свежими зарубками, дьявольским огнем горела голубая печать. Она словно насмехалась над ними…
Глава 12
Варо с товарищами пробыли в Грассмейре еще два дня, давая отдых раненым и помогая местным жителям. К вечеру второго дня от зловещей печати осталось лишь несколько голубых искр.
Никто еще не решил, что делать дальше. Даже Варо выглядел неуверенным, тем самым весьма смущая остальных. Его решимость всегда вселяла в них силы, а теперь он, казалось, ждал какого-то знака. Бростек знал: его друг надеется, что таинственные способности Лисле как-нибудь проявятся и укажут им путь. Но юный музыкант выглядел еще более ушедшим в себя, чем обычно. Если Лисле и знал что-то, то не хотел или не мог поделиться этим с товарищами. Оживал он лишь по вечерам, когда играл на лютне. Волшебная его музыка никого не оставляла равнодушным, да и сам музыкант, казалось, уносился в заоблачные выси на крыльях своих мелодий.
В отряде не прекращались споры — многие предлагали преследовать тех разбойников, кому удалось ускользнуть. Райкер и Сокол с кем-то из деревенских молодцов настигли и убили нескольких, но это послужило слабым утешением их сердцам, горящим жаждой мести. Остальные и вовсе не видели особого смысла в охоте за горсткой врагов, ибо те, кого удавалось поймать, либо сражались насмерть, либо умирали без всяких видимых причин. Но спор тем не менее все не иссякал.
— Будь у меня надежда настичь человека-ножа, — говорил Бростек, — я жизни бы не пощадил. Но совершенно очевидно, что он перемещается… м-м-м… не вполне обычным способом.
— Это еще мягко сказано, — вставил Росс. — Я лишь моргнул — и его не стало. Куда бы он ни направился, ясно, что путешествует он быстрее мысли. Почти как…
— К тому же, как нам известно, люди-ножи подолгу не возвращаются на место преступления, — продолжал Бростек, беззастенчиво затыкая рот словоохотливому приятелю. — А это значит, что уцелевшие враги в ближайшее время не представляют опасности.
— Однако они перемещаются вполне традиционным способом, — заметил Бэйр. — Ходят на своих двоих.
— Да, верно.
— А это значит, что их мы могли бы преследовать, если б захотели!
— Да, могли бы, — заговорил молчавший до сих пор Варо. — Но, потерпев поражение, они обычно рассеиваются, а значит, и нам пришлось бы разделиться, чего ни в коем случае делать нельзя.
— Согласен, — продолжал Бэйр. — Но, возможно, хотя бы раз стоит пойти по следу одного из них. Не затем, чтобы захватить его в плен, а просто поглядеть, куда его понесет. — Он помолчал, давая товарищам возможность понять, к чему он клонит. — Мы знаем, что они не нападают на одну и ту же деревню дважды в течение длительного времени, но ведь должны же они получить дальнейшие распоряжения!
— Они, похоже, где-то встречаются, — предположил Райкер.
— Нет сомнений! И люди-ножи именно там! — с торжеством заключил Бэйр.
Некоторое время все молча переглядывались, затем последовали робкие возражения.
— Если и есть такое место, то оно, несомненно, хорошо охраняется, — начал Сокол. — Мы угодим прямиком в ловушку.
— Это, должно быть, далеко отсюда, а может, в самом сердце земли Бари, — прибавил Росс. — Как бы нам не пришлось проплутать в горах долгие месяцы…
— Все куда сложнее, — спокойно сказал Варо. — Ведь пешие воины могут пройти там, где конному никак не проехать.
— К тому же нам вряд ли удастся остаться незамеченными, — добавил Бростек.
— Но все же стоит попытать счастья! — воскликнул Вильман. — Ведь мы с вами топчемся на месте уже долгое время…
— Ну, а те, кто уцелел, куда направились? — поинтересовался Лангель.
— На северо-восток, — уверенно ответил Райкер. — Правда, немногим удалось далеко уйти, — удовлетворенно прибавил он.
— Они ушли в сторону высокогорных перевалов, — гнул свою линию Лангель. — А мы должным образом не экипированы для подобного путешествия. Бросаться в погоню — безумие, даже если бы все наши были полны сил.
— Значит, в другой раз, — сказал Бэйру Варо, давая понять, что тема закрыта. — Но мы будем иметь в виду такую возможность — на будущее.
На третий день пребывания отряда в Грассмейре Росса и Рогана отправили в Авранч, чтобы пополнить запасы съестного. Лангель частенько использовал в таких делах близнецов, разумеется, когда не ездил сам. Сметливость и красноречие Росса в сочетании с внушительным спокойствием и молчаливостью Рогана очень способствовали успеху торговых сделок. На сей раз им предстояло потрудиться: хоть лошадь Лоримера и погибла в схватке, лошадь Нила осталась невредима и стоила немалых денег. Лангель вручил своим помощникам список необходимых покупок. Когда братья возвратились в Грассмейр, помимо припасов они привезли и еще нечто, не менее важное.
Авранч был взбудоражен новостью: в одной из деревень, днях в трех пути к югу, творилось неладное. Описание было до боли знакомым, и Варо решил, что с первыми лучами солнца отряд отправится именно туда. Объявив товарищам о своем решении, он скосил глаза на Лисле, но тот никак не отреагировал.
Однако как только они тронулись в путь, Слэтон заметил, что Лисле снова забеспокоился. Волнение его час от часу все усиливалось. Бростек и Варо нахмурились, узнав об этом, и пришпорили коней — они боялись снова опоздать.
На второй день около полудня Лисле стало совсем худо. Он мешком болтался за спиною Слэтона, прикрывал голову руками и тыкался лицом в кожаную куртку старшего товарища, что-то невнятно бормоча. Никакими уговорами нельзя было ни успокоить его, ни добиться объяснений. И отряд прибавил прыти. Погода благоприятствовала путешествию — в горах было хоть и прохладно, но солнечно. Решительно ничто не предвещало дурного.
Ровно до полудня.
В то время когда солнце стояло в зените, воздух вдруг сгустился и стало холоднее. Лисле дрожащей рукой указал вверх. Остальные, сощурясь, взглянули на небо и похолодели от ужаса. Солнце погасло.
Никто потом не мог сказать, откуда наползла тень, справа ли, слева, или же сверкающий диск просто вдруг померк. Солнце сделалось сперва оранжевым, затем кроваво-красным, а потом почернело. Левиндре объяла ночная тьма. Сердца всех дрогнули и сжались.
Затмение продлилось на удивление долго, а леденящий душу страх заставил затрепетать даже самых мужественных. В довершение всего Лисле отчаянно закричал.
— Так скоро? — выдохнул Варо.
Никогда прежде набеги людей-ножей не следовали столь стремительно один за другим.
— Неужели снова? — воскликнул, ни к кому не обращаясь, Бростек.
Но достаточно было лишь взглянуть на искаженное ужасом лицо Лисле, чтобы вполне в этом убедиться.
Часть третья
ЛАБИРИНТ ТЕНЕЙ
Глава 13
Магара помахала вслед друзьям и медленно побрела домой. Дома она места себе не находила, потому решила заняться хозяйством. Тихонько напевая, аккуратно убрала постели гостей, перемыла тарелки и чашки, протерла пол. Наконец все дела были переделаны, а легче ей не стало. Мысли, что она усиленно гнала прочь с самого утра, вновь овладели ею.
В затруднительных положениях Магара всегда утешалась обществом молчаливого и серьезного Талисмана. Так поступила она и на этот раз. Журавль неподвижно стоял на дальнем конце деревянных сходней и, казалось, дремал. Когда Магара вышла из дому, он открыл один глаз и принялся почесывать клювом под крылом. Девушка присела рядом с птицей на доски.
— Как бы я хотела иметь крылья…
Талисман очень серьезно поглядел на хозяйку.
— Ну хорошо, — примирительно сказала Магара, — уточняю: иногда мне хочется иметь крылья. Руки тоже весьма полезны. Но если бы я умела летать, столько всего бы сделала…
Журавль отвернулся и сделал вид, будто пристально вглядывается в дальний берег озера, но Магара знала, что он внимательно ее слушает.
— Перво-наперво я пролетела бы над Неверном, — продолжала она. — Может, разыскала бы Селию. — Девушка поежилась, хотя было довольно тепло. — Ох, не нравится мне это место!
Она сомневалась, что отважилась бы войти в эту таинственную долину, последовав примеру Слэтона, однако его рассказ хоть и перепугал, но и чрезвычайно заинтриговал ее.
— Почему Селия направилась именно туда? — вслух спросила она. — Верно, была в отчаянии, бедняжка. Но что она искала в этой долине? Что ей там, в этом заколдованном месте, понадобилось?
Талисман хранил гордое молчание.
— Может быть, она надеялась, что древняя магия поможет Лисле? — продолжала вслух размышлять девушка. — Или хотела понять, почему ее сына так пугают затмения? — Она с минуту помолчала, и тут ее осенило: — Кстати, вот еще что! Что-то с этими затмениями не так… Не бывают они так часто! Это сущая бессмыслица. И почему мы здесь их не видим?
Талисман взъерошил перышки — со стороны казалось, будто он недоуменно пожал плечами.
— Вот и я не знаю, — тихо призналась Магара. Странная пара еще некоторое время посидела молча. Магара болтала босыми ногами в воде, а птица внимательно наблюдала за стремительным мельканием девичьих пяток, видимо сожалея, что это не маленькие белые рыбки. Но вот Магара озябла, поджала ноги и обхватила руками колени.
— Да, из рук вон… — начала она, но умолкла. — Да еще Слэтон сваливается как снег на голову и напоминает мне о до… об Аренгарде. И тотчас же делает ручкой! — возмущенно прибавила она. — Ох уж эти мужчины!
Магара покосилась на Талисмана — уж не обиделся ли он? Но журавль продолжал спокойно созерцать озерный пейзаж.
— А у тебя есть семья? — спросила она. — Ты не грустишь в одиночестве? Не хотелось бы тебе свести знакомство с… с симпатичной журавлихой?
Магара никогда не видела в кратере другого журавля, но Талисман ни разу еще не обнаружил намерения покинуть Тревайн. «Может, тебе так лучше», — подумала она, позавидовав невозмутимости птицы. Краткий визит Слэтона пробудил в ее душе полузабытые воспоминания, а присутствие загадочного Лисле лишь прибавило ей беспокойства. Магара вдруг почувствовала, что сердится на них: надо же так бесцеремонно возмутить ее спокойствие, но и тотчас же обругала себя. Это же просто смешно!
— В мире вполне довольно настоящего зла, — вслух сказала она, думая о людях-ножах, — поэтому нет нужды городить черт знает что на пустом месте.
Талисман дважды, словно в знак согласия, щелкнул клювом — и вдруг плавно взлетел. Магара смотрела ему вслед — птица мерно махала мощными крыльями, поднимаясь все выше и выше. Отчего-то девушке стало совсем грустно. «Вот и ты покидаешь меня…»
— Но я же не закончила! — жалобно сказала она, но тотчас же улыбнулась, искренне надеясь, что никто из соседей не слышал ее странных разглагольствований.
«Они решат, что я помешалась, — подумала она, вставая, — если, конечно, уже давным-давно так не считают».
Но волнение не покидало ее, и вместо того, чтобы направиться домой, девушка двинулась совсем в другую сторону.
Домик Иро был одним из немногих строений в Тревайне, стоящих на земле. Более того, пол тут был каменный, сложенный из толстых тяжелых плит, по причине, вполне понятной тому, кто хотя бы раз видел алхимика за работой. Иро постоянно колдовал с огнем и какими-то реактивами, столь же странными, сколь и опасными, и даже каменный пол пестрел пятнами и щербинами, каждая из которых являла собой прямое следствие какого-либо из его экспериментов. Конструкция менее фундаментальная ни за что не устояла бы.
Никто доподлинно не знал, сколько лет алхимику Иро. Магаре порой казалось, будто он живет вечно. Бледное лицо его густо избороздили морщины, а редеющие волосы давным-давно побелели в результате, как поговаривали, одной химической реакции, протекавшей куда более бурно, нежели предполагал исследователь. Но руки Иро были куда моложе лица, а синие глаза чисты и пристальны. Он постоянно носил длинный просторный балахон с множеством карманов, называя его своей рабочей одеждой. Когда-то давным-давно одеяние, видимо, было белым, теперь же по серому полю живописно рассыпались разноцветные пятна. Иро гордо именовал их «боевыми наградами».
Магаре до сих пор так и не удалось понять, чем занимается алхимик и каким образом ему удалось убедить Совет в том, что он достоин быть гражданином Тревайна. Когда к нему приставали, он отвечал, что является прямым наследником славных поколений ученых, которые издревле пытались обратить простые металлы в золото. Правда это была или же выдумка, никто не знал. Но алхимик, несомненно, многое недоговаривал, во всяком случае, немало «побочных» его открытий нашло в кратере практическое применение. Иро стал настоящей достопримечательностью Тревайна — никто из жителей уже не помнил, когда он появился в городе, и никто не смел оспаривать его права тут оставаться.
Дверь его дома оказалась настежь открыта, но внутри царила тьма. Магара собралась было окликнуть хозяина, когда изнутри раздался голос:
— Стой, где стоишь!
Ноги Магары приросли к земле. В тот же миг в темноте вспыхнуло пламя, потом раздался сухой треск, и во все стороны брызнули золотые и серебряные искры. Сперва они волчком вертелись в воздухе, немного напоминая собаку, ловящую собственный хвост, но вскоре огненный сноп заметался по комнате, издавая угрожающее шипение. Во мраке что-то зашевелилось, и появился Иро — он торопливо, на четвереньках выполз из дома, где искры продолжали свой танец.
Магара отступила в сторону, зачарованная и слегка напуганная, но Иро не обращал на нее внимания.
Он глядел, как его творение мало-помалу сгорает дотла.
— Красивенько, — пробормотал он. — Может, если покумекать как следует…
Но вот последние искры угасли, и в домике воцарилась тишина. Из дверей лениво выползало облако зловонного сизого дыма.
— Что ты делал? — спросила Магара. — Собирался превратить свинец в золото?
Заслышав ее голос, Иро вздрогнул, словно успел позабыть о ее присутствии, но тотчас же улыбнулся.
— Нет, — ответил он. — Хотел превратить свинец в свинью!
— Очень полезно! — Магара теперь улыбалась во весь рот. — Кстати, у тебя все лицо в саже.
Иро вытащил из кармана грязную ветошь и потер ею щеки, лишь размазав черную жирную грязь.
— Теперь лучше? — без особой надежды поинтересовался он.
— Намного.
— Итак, чему обязан удовольствием лицезреть тебя здесь, красавица? — спросил он, когда Магара помогала ему подняться на ноги.
— Мне надо с тобой поговорить, — сразу посерьезнела девушка.
— Ну, разговоры — это больше по твоей части, — задумчиво промолвил алхимик. — Впрочем, слушать тебя я вполне могу. Добро пожаловать в мои апартаменты.
Он направился было к дверям, но на полпути остановился, видимо передумав.
— Давай-ка лучше посидим некоторое время на воздухе, — предложил он. — Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет. Спасибо.
— Все-таки не доверяешь моему дистиллировочному аппарату, а? Впрочем, возможно, это мудро.
— Да, ты и впрямь изобретаешь странные смеси, — кивнула Магара.
— Порою — да, — согласился Иро. — Так о чем бишь ты хотела поговорить?
— Ты слышал когда-нибудь о месте, имя которому Неверн?
— О да! — ответил алхимик. — Один из самых знаменитых центров магии. Совет лордов называет такие места узлами.
— Узлами?
— Это такие места, где несколько линий магии — или сверхъестественной силы — пересекаются, — туманно объяснил Иро. — Этими линиями испещрена вся страна, по крайней мере, так уверяли волшебники. Места, где две или несколько таких линий пересекаются, именуются магическими узлами. Если верить магам, в этих местах волшебство — дело совершенно обыкновенное. Там можно сделать все, что угодно, разумеется, ежели знаешь как…
— И все такие места объединены в гигантскую Сеть? — спросила Магара. — Все центры магии соединяются между собой?
— Да. Волшебники частенько называют себя «стражами узлов». Впрочем, уж не знаю, что способны сторожить нынешние волшебники, — презрительно прибавил Иро.
— Значит, они опасны — ну, эти узлы?
— Так утверждают волшебники. У Сети громадный потенциал — как добрый, так и злой. Получи власть над нею кто-нибудь из простых смертных вроде нас с тобой, его это вконец испортило бы, и очень скоро, — саркастически прищурился Иро. — А с чего это вдруг тебя заинтересовал Неверн?
— Потому что этого места больше нет, — сказала Магара. И слово в слово пересказала ученому то, что слышала от Слэтона — про Селию и про туман, надеясь получить от Иро хоть какие-то объяснения.
Он выслушал ее со вниманием, явно был заинтригован, но прояснить ситуацию не смог.
— История древней магии изобилует такого рода путаницей, — заключил он. — Боюсь, ничем не могу тебе помочь. Ума не приложу, что это может значить…
— Но звучит несколько зловеще, правда? — спросила Магара.
Иро пожал плечами.
— А ты сама какого мнения?
— Это нечестно! — взорвалась девушка. — Как ты можешь бить меня моим же оружием?
— Ты с ним здорово управляешься, детка, — ухмыльнулся Иро, довольный тем, что так разъярил девушку. — Ну, полно дуться! Ладно, скажу, так и быть. Мне все это тоже не нравится, но что мы с тобой можем сделать?
— Происходит нечто ужасное. — Магара тотчас посерьезнела. — И не только там, а повсюду. Это меня и беспокоит.
Более она не могла скрывать своей тревоги. Девушка всегда знала, что в мире много зла, но вот теперь оно словно приблизилось, стало осязаемым и угрожало ее собственному миру. И она, как ни старалась, не могла понять причины. Ее терзали смутные страхи…
— Говори! — Иро пристально глядел на нее. — Ведь за этим ты и явилась сюда.
Тогда Магара поведала ему о Лисле, о затмениях, потом рассказала об участившихся набегах людей-ножей. Иро слушал внимательно, хотя уже многое знал, но Магара видела, что он не может взять в толк, отчего в ее представлении все это прочно связано воедино.
— Жизнь полна тайн и чудес, — заключил он, — ну и что с того, девочка?
Магара чувствовала его неправоту, но почему — объяснить не могла.
— А ты уверена, что твоему волнению нет иных причин? — вкрадчиво спросил алхимик.
— Что-о-о?
— Уж не расстроена ли ты внезапным отъездом Варо и Бростека? — напрямую спросил он.
Сперва Магара даже не поняла, куда клонит Иро, а потом залилась краской.
— Ты думаешь, это просто девичья хандра?! — с укором воскликнула она.
— Вам, смертным, такое порой свойственно, — ответил ее собеседник. — Эти двое, несомненно, очень… важны для тебя.
— И с чего это ты взял? — иронично прищурилась Магара.
— Я заключил это из того, что ты не говоришь о них.
— Однако…
Некоторое время они молчали.
— Ну? — спросил наконец Иро.
— Честно говоря, ты меня смутил, — призналась девушка.
— Странная это пара, не правда ли?
«Лучше и не скажешь, — подумала Магара. — Может быть, именно тут и кроется причина моего беспокойства?»
— Я научилась попросту общаться с Варо, — начала она, — но я его все равно не понимаю. Он так холоден…
— Однако на удивление хорош собой.
Она кивнула и потупилась.
— Ну, а Бростек?
— Он никогда не бывает серьезным, и это немногим лучше. Я… мне он очень нравится, но…
— Что — но?
— С ним очень забавно… и вроде бы я ему нравлюсь…
— Но ты видишь в нем лишь друга? — рискнул предположить Иро.
— Ну, что-то вроде того…
— А скучаешь сразу по обоим?
— Да… Они оба одержимые, и, полагаю, не без причины. Но мне так хотелось, чтобы они побыли у меня подольше! Теперь, когда их нет, моя жизнь бесцельна и пуста…
— Ну уж это, милая отроковица, самая что ни на есть откровенная чушь! — твердо сказал Иро. — Они сами выбрали себе призвание. А у тебя есть свое собственное.
— Да уж, какое-никакое… — горестно вздохнула Магара.
— Послушай меня, — продолжал рассерженный донельзя алхимик. — Я не такой уж дока по этой части, но совершенно уверен, что талантов у тебя в изобилии. И я далеко не единственный, кто твердит тебе об этом, поэтому ты никак не можешь считать подобное заявление бреднями выжившего из ума лунатика! — Его страстность поразила Магару, и она во все глаза уставилась на яростно жестикулирующего алхимика. — Ты — целительница, учительница, кстати, за твои сказки тебе охотно и недурно платят. И будь я проклят, если всего этого недостаточно, чтобы сделать твою жизнь яркой и наполненной! Ты умна и хороша собой…
— Вот-вот, именно в таком порядке следует перечислять мои достоинства! — расхохоталась Магара. — Все мои сестры — красавицы, а я — умненькая доченька, которую ни один кавалер в упор не видел…
— Вздор, — решительно прервал ее Иро. — Будь я лет на двадцать — тридцать моложе… — Он блаженно улыбнулся, но тотчас же сурово сдвинул брови. — Сама посуди, Магара. Когда кто-нибудь приходит к тебе с раненым сердцем и смятением в душе, ты всегда умеешь понять и утешить. Почему же ты столь безжалостна к себе самой?
— Ох, это значительно труднее…
— А кто говорит, что это должно быть легко? — с вызовом бросил алхимик. — Прекрати докучать мне жалобами на злую судьбу, а вместо этого займись-ка ты каким-нибудь полезным делом!
В глазах ученого плясали развеселые искорки, поэтому Магара ничуть не обиделась на его слова.
— Ну и чем же, к примеру, мне заняться?
— Ты знаешь чертову пропасть древних легенд и мифов! — ворчливо ответил Иро. — Поройся-ка в своих бесценных книжках, может, отыщешь что-нибудь про Неверн.
— Там о нем ничего нет, — возразила Магара. — Я бы запомнила.
— Ты так уверена? Далеко не всегда в книгах вещи называются своими именами.
Магара задумалась, и тут ей в голову пришла мысль.
— Но почему в сказках ни слова не говорится о том, что все заколдованные места соединены между собой? — пробормотала она себе под нос.
— Возможно, потому, что большинство сказок писали волшебники, — предположил Иро.
Он поглядел на оживившееся личико Магары и от души поздравил себя с тем, что ему удалось отвлечь девушку от бесплодных терзаний.
— Может быть… — пробормотала она, торопливо поднимаясь на ноги. — Спасибо, Иро! — И она поспешно удалилась.
Алхимик с нежностью поглядел девушке вслед, а чуть погодя направился в свое жилище. Ему тоже надо было кое-что почитать.
Магара воротилась домой затемно. Войдя, она направилась к сундуку с драгоценными своими книгами и принялась рыться в нем, разыскивая нужный том. Найдя его, девушка потянулась и сладко зевнула. Хотя было еще не слишком поздно, но она чувствовала себя разбитой, ведь предыдущей ночью почти не спала. И Магара решила почитать в постели.
Откинувшись на подушку, она вдруг наткнулась на что-то твердое. Это оказался небольшой камушек — осколок ржавой скалы с нацарапанной надписью. Буквы были иссиня-черными. Надпись гласила: «Думаю о тебе, моя малышка. Б.»
«В этом весь Бростек, — подумала Магара. К горлу ее подкатил комок. — Ничто серьезное в мире не длится долго…»
Магара, подобно всем обитателям кратера, прекрасно знала, что буквы эти вскоре исчезнут, покрывшись неумолимой оранжевой ржавчиной…
Она поставила камушек на столик возле постели и прилегла, обуреваемая и радостью, и грустью одновременно. Книга была позабыта. Она то смеялась, то плакала, пока наконец не забылась сном.
… Магаре снилось, что она попала в какую-то лесистую лощину. На нее смотрят какие-то люди. Глаза их расширены от изумления. Среди них она узнала Варо и Бростека, Слэтона и Лисле… Юноша играл на лютне. И всех их озарял странный мерцающий свет, исходивший от нее, Магары…
«Нынче вечером в глазах у меня будут сиять звезды небесные», — подумала она. И видение померкло…
Глава 14
Магара обычно не запоминала своих снов, но, когда проснулась наутро, лесистая лощина все еще стояла у нее перед глазами. Ей казалось даже, что это был вовсе не сон, а реальность. Она ломала голову, гадая, что бы это могло значить, но тут домик ее слегка закачался. Так бывало, когда кто-то шел ее навестить. Шаги приближались. Магара скосила глаза на тускнеющую надпись на камушке, и в душе ее вспыхнула безумная надежда. А вдруг друзья передумали и воротились?
Она пулей выскочила из постели и успела натянуть платье, когда послышался стук в дверь. На пороге стоял Хьюитт. Он выглядел вконец измочаленным, а волосы и костюм были в еще большем беспорядке, чем обычно.
— Помоги мне… — хрипло прошептал он.
— Входи, — ответила девушка. Она готова была прийти на помощь, невзирая на то, что еще толком не проснулась. — Ты неважно выглядишь. Когда ты спал в последний раз?
— Три дня назад, — пробормотал Хьюитт, перешагивая порог.
— Значит, тебе в первую очередь надо идти баиньки.
— Нет. Мне необходимо излить душу. «Спору нет, знакомое ощущение», — подумала Магара и пригласила гостя сесть.
— Тогда начинай.
— Я… я… не могу ни спать, ни есть, ни играть с тех самых пор, как… как…
— … послушал Лисле, — договорила за него Магара.
Хьюитт мрачно кивнул, потом тяжко вздохнул.
— Однако, поручиться могу, — продолжала Магара, — что напиваться это тебе совершенно не мешало.
На лице музыканта появилась жалкая усмешка.
— Да, эту способность я сохранил. — Но глаза его тотчас же вновь стали затравленными. — Паренек исполнил мою песню так, как мне в жизни не сыграть, а ведь он лишь один-единственный раз ее слышал! Ты ведь сама при этом присутствовала и знаешь, что я прав!
— Не стану отрицать.
— Тогда к чему все? — воскликнул Хьюитт. — Я только и умею в жизни, что играть на скрипке! И вот является Лисле… Словно боги решили посмеяться надо мной!
— Уверена, что им и без того есть чем заняться, — спокойно произнесла Магара.
— Ну как ты не понимаешь? — взорвался Хьюитт. — Только теперь я понял, какой может быть музыка, каких заоблачных высот может достигать истинное мастерство! И это являет мне какой-то… какой-то…
— … слюнявый идиот, — договорила Магара.
— Нет! — Лицо Хьюитта залилось кирпичным румянцем. — Я никогда… У меня нет слов, — заключил он упавшим голосом. — Лисле не такой, как ты или я.
— Вот именно, — согласилась невозмутимая Магара. — Он совершенно особенный, возможно, даже единственный в своем роде — и во многом обделен. Возможно, боги хотели восстановить некое подобие справедливости, одарив его в чем-то одном сверх всякой меры.
— Я отдал бы все, чтобы так играть! — страстно воскликнул Хьюитт.
— И даже согласился бы быть таким, как он?
Молодой человек во все глаза уставился на девушку, словно не понимая, о чем она говорит. Потом отрицательно покачал головой. Тогда Магара, как смогла, растолковала ему соображения Слэтона по поводу рассудка Лисле. Хьюитт внимательно слушал, постепенно успокаиваясь.
— Сам видишь, — сказала Магара, — как музыкант Лисле безусловно гениален, во всем же остальном навечно останется младенцем. Неужели твоя музыка сделалась хуже лишь оттого, что кто-то превзошел тебя в мастерстве?
— Но я всегда был лучшим, — прошептал музыкант.
— А что важнее: сама музыка или твое дурацкое превосходство? — спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты потрясающий музыкант, Хьюитт. Ты дарил радость сотням людей, включая и меня. Я любовалась тобой, когда вдохновение уносило тебя на своих крыльях в мир неземной гармонии. Неужели ты всерьез полагаешь, будто все это утратило цену лишь потому, что кто-то играет лучше тебя?
— Наверное, нет, — чуть погодя промямлил Хьюитт, — но…
— Никаких «но»! Ты вкладывал в свою музыку душу, любовь и страсть, и этого нельзя хоронить!
— Но по-прежнему уже не будет никогда… — обреченно вздохнул музыкант.
— Все мы изменяемся, — ласково сказала Магара. — Изменяться — это и означает жить.
Хьюитт поглядел на нее недоверчиво, но вскоре кивнул и прошептал:
— Научи меня, что делать…
«Он сейчас словно заблудившийся малыш», — с грустью подумала Магара. Вслух же сказала:
— Тебе надо поспать. А когда проснешься — поесть. Ну, а завтра, когда немного окрепнешь, пойди к Ньюберри и скажи ему, что хочешь сыграть. Кстати, пусть он авансом тебя накормит. Тогда тебе волей-неволей придется рассчитаться музыкой. — Девушка улыбнулась. — Хорошо?
— Я попробую, — безжизненно сказал несчастный музыкант.
— Вот и ладно. А я приду тебя послушать, — пообещала она. — Вот когда услышу твою новую песню, тогда пойму, что ты вполне исцелился.
— Этого никогда не будет! — решительно заявил Хьюитт. — Теперь это его песня. Я не смогу…
— Поживем — увидим, — прервала его Магара. — А сейчас ступай, иначе уснешь прямо тут, у меня в кресле.
Когда она чуть ли не силой вытолкала Хьюитта за порог, он заморгал, словно изумляясь тому, что на дворе белый день.
— Жарко… — сказал он и побрел по сходням, для верности крепко держась за перила.
Магара проводила его взглядом и только тут поняла, что уже почти полдень, а она все еще не умыта и толком не одета. День и вправду выдался очень жарким. Небо было синим и безоблачным, а легкий ветерок, пробегавший по водной глади, не приносил живительной свежести.
Магара решительно стянула через голову платье, оставшись лишь в тонком белье. Она огляделась — не видит ли кто ее дебелых телес, коих девушка жутко стеснялась, — и стремительно скользнула в воду. Поначалу она задохнулась от леденящего холода, но заставила себя энергично двигаться и вскоре преодолела неприятные ощущения. И вот она уже плавает на спине с закрытыми глазами. Магара не чувствовала себя столь блаженно-расслабленной вот уже несколько дней, хотя не забывала слегка втягивать животик — на случай, если кто-либо смотрит в ее сторону с берега.
Вдруг на нее упала странная тень, и Магара внутренне сжалась, опасаясь, уж не затмение ли это. Но, открыв глаза, чуть было не ослепла от яркого солнечного света. Побултыхавшись некоторое время, она осмотрелась и тотчас же поняла, что напугал ее не кто иной, как Талисман. Птица пролетела как раз над нею, направляясь к дому.
На водной глади виднелось несколько лодок. Одна из них была довольно близко, и Магара поплыла прямиком к ней. Приблизившись, она узнала тех, кто сидел в лодке, — это были двое ныряльщиков, Коул и Пера. Девушка решила их не отвлекать. Тут из-за лодки показалась голова третьего — это был Рэйн, старший. Он что-то говорил товарищам. Слов его Магара не слышала, но ей стало любопытно. Тут Пера заметила ее и замахала руками.
— Магара! Плыви к нам! У нас тут кое-что интересненькое.
Магара поначалу растерялась, ведь ныряльщики обычно никогда не позволяют посторонним мешать им, но потом рассудила, что ей предоставляется редчайший шанс: увидеть их за работой. И она решительно устремилась на зов. Стесняясь своих неловких, как сама она считала, движений, девушка подплыла к лодке, и ее тотчас же вытащили из воды. Магара волей-неволей сравнивала свои формы, подчеркнутые мокрой сорочкой, с изящным и гибким тельцем ныряльщицы Перы, но на ее неловкость никто внимания не обращал.
— Ты ведь интересуешься стариной, правда? — спросил девушку Коул. — Ну, всякими замшелыми древностями?
— Да. А что?
— Там, внизу, кое-что есть, — сказал все еще плававший возле лодки Рэйн. — Тебе недурно бы поглядеть.
— С радостью погляжу, — откликнулась Магара. — Поднимайте.
— Никак нельзя, — ответила Пера. — Тебе придется нырнуть самой.
— Не глупите! — воскликнула девушка. — Тут же жуткая глубина!
— Мы тебе поможем, — сказал Коул. — Ты все увидишь, если нырнешь метров на тридцать.
— На ско-о-олько?!
— Глубина тут, разумеется, много больше, — продолжал невозмутимый Коул. — Но нынче ясный день.
— Угу, — мрачно промычала Магара.
— Странно, что никто не увидел раньше, — прибавил Рэйн. — Наверное, это отковырял Крейг на прошлой неделе, когда распахивал свою залежь.
— Именно с тех пор тут возникли какие-то странные течения, — кивнула Пера. — Может, с этой штуки смыло наросты и водоросли?
— Да что там такое? — пуще прежнего изумилась Магара.
— Мы не можем понять, — ответил Коул. — Поэтому и хотим, чтобы ты спустилась и посмотрела.
— Но ведь есть же у вас хоть какие-то соображения! — настаивала девушка.
— Вроде бы скала, — заговорил Рэйн. — Но она не похожа на соседние…
— Ну и?.. — нетерпеливо поторопила Магара. Ее начинало разбирать любопытство.
— Она обработана, — сказала Пера. — На камне явные следы резца каменотеса — словно эта… скала была когда-то частью постройки.
Мужчины согласно закивали.
— А в одном месте там вырезан странный знак, — прибавил Коул.
— Он слишком симметричный — явно дело рук человека, — согласился Рэйн.
— Там какие-то буквы? — Глаза Магары загорелись.
— Да нет, непохоже, — замялся Коул. — Вот нырнешь — и сама посмотришь.
— Но ведь…
— Мы тебе поможем, — деловито сказала Пера. — Смотри, как я делаю. Дыши так же.
Покуда Магара глубоко дышала, Рэйн давал ей наставления:
— Будешь держаться за наши пояса. Крепко, двумя руками. И не сучи ногами во время спуска, так истратишь много кислорода. Потом Пера нырнет в глубину с фонарем и покажет то, что мы нашли. Учти: фонарь горит недолго. Гляди в оба!
— А как насчет подъема? — спросила Магара между двумя глубокими вздохами.
Ныряльщики расхохотались.
— Справишься сама, голубушка, — заверил ее Рэйн. — Знай гляди на солнышко да болтай ногами.
— И не дыши, покуда не вынырнешь! — прибавил Коул.
— Спасибо за наставления, — ехидно улыбнулась Магара.
И вот она уже в воде между двумя мужчинами, каждый из них длинным ремнем тщательно привязал к поясу увесистый камень, взятый из лодки.
— Готова?
— Дальше некуда…
Голова у Магары слегка кружилась, наверное, от страха.
— Ну, еще один глубокий вдох, — наставляла ее Пера. — Увидимся внизу.
И девушка рыбкой кинулась в воду с борта лодки. За нею нырнули и мужчины, увлекая на глубину Магару. Солнечный свет постепенно мерк, давление росло. Магара не ожидала, что они будут опускаться столь стремительно. И все же Пера значительно опередила их, масляный ее фонарь мерцал в глубине, словно таинственный путеводный маяк.
Кровь застучала в висках у Магары, и она вовремя вспомнила, что надо выпустить из легких немного воздуха. Вереница серебристых пузырьков устремилась наверх, к солнцу. Давление все усиливалось. «Хватит!» — мысленно взмолилась Магара.
Тут Коул вытянул руку, указывая на что-то внизу. Магара пристально вгляделась туда, где мерцал свет от фонаря Перы. Поначалу она ровным счетом ничего не поняла, но мгновение спустя различила острые углы и грани — из мрачных глубин вздымалась серая скала. И тут она увидела тот самый знак, про который ей говорили ныряльщики. Пера поднесла фонарь совсем близко, и из мрака явственно выступили борозды. Огонек, мигнув, угас. Легкие Магары мучительно ныли. Впрочем, видела она уже вполне достаточно.
Коул и Рэйн отвязали от поясов камни и устремились наверх. Магара еще некоторое время держалась за их пояса, а затем, повинуясь инстинкту, поплыла сама.
Вынырнув, она принялась судорожно хватать ртом вожделенный воздух, а ныряльщики плавали вокруг, готовые прийти на помощь, если таковая потребуется. Все трое ухмылялись.
— Правда, просто? — хохотнул Рэйн.
— Раз плюнуть, — согласился Коул.
Магара еще не могла как следует дышать, а следовательно, и спорить, посему ограничилась тем, что слегка ткнула кулаком в бок ближайшего ныряльщика.
— А теперь все в лодку, — строго приказала Пера.
Через некоторое время, когда Магара вновь обрела способность говорить и двигаться, они принялись обсуждать увиденное.
— Ну как, ты видела?
— Да.
— И что об этом думаешь?
— Сожалею, — сказала девушка, стуча зубами, — но этот знак мне ровным счетом ничего не говорит.
На лицах ныряльщиков отразилось глубочайшее разочарование.
— Ты уверена, что хорошенько рассмотрела знак? — спросил Коул.
— Да. Четыре круга, каждые два соприкасаются, все вписывается в идеальный квадрат, — ответила Магара.
— Мы думали, это какой-то таинственный символ, — разочарованно протянул Рэйн.
— Если и так, то тайна остается покрытой мраком, — сказала Магара. — Я подобного знака никогда прежде не видела.
— Что, ни в одной из твоих умных книжек?
Магара отрицательно помотала головой.
— Но разве то, что этот знак оказался на такой глубине, для вас недостаточно таинственно? — Все трое согласно закивали. — Короче: либо он очень древний, либо некто с нами весьма тонко шутит.
— Никаких шуток! — уверенно заявила Пера. — Никто не смог бы втайне от нас спуститься туда и вырезать все это на скале.
— Да и скала слишком тяжела, чтобы ее можно было сперва доставить в кратер, а затем опустить на дно озера, — прибавил Рэйн.
— Значит, тайна остается тайной, — заключила Магара. — Нашему городу всего несколько веков. Возможно, этот камень куда более древний. Я полистаю книги и поищу объяснения, — пообещала она, желая их утешить.
— Может, если удастся очистить всю поверхность, мы найдем и другие знаки? — предположил Коул.
— Рада буду узнать о ваших дальнейших находках, — сказала Магара и быстро прибавила: — Но только чур, я больше не ныряю! Я на это не гожусь. — И она с улыбкой похлопала себя по животику.
— Не жалуйся! — одернула ее Пера. — Именно это помогает тебе держаться на воде, когда плывешь, и защищает от холода на глубине!
— Ты, по крайней мере, не отрицаешь, что я толстушка, в отличие от тех, кто притворяется, будто ничего не видит…
— Ты выглядишь просто очаровательно, — заверил ее Рэйн.
— Кстати, я кое-что еще видела там, внизу. — Магара предпочла уйти от щекотливой темы. — У другого края скалы что-то мерцало.
— Ах это! — пренебрежительно хмыкнул Коул. — Это кристалл, называется «Опадающие листья». Он и гроша ломаного не стоит.
— Но он так красив…
— Там, в глубине, — да, — согласился Рэйн. — Но если его поднять на поверхность, через несколько дней он превратится в горку песка. Без давления воды эти кристаллы не могут существовать.
— Когда их впервые обнаружили, — объяснила Пера, — то пытались найти способ сохранить, но все оказалось бесполезно. Да и ювелиры не умеют их обрабатывать. Стоит вырезать из друзы один кристалл — и все рассыпается в прах. Мы просто не обращаем на них внимания.
Магара зачарованно слушала.
— А вы не достанете мне один такой камушек? — с надеждой в голосе попросила она.
Ныряльщики переглянулись, а Коул пожал плечами.
— Почему бы нет? — сказал он и нырнул, взметнув облачко алмазных брызг.
Через пару минут он поднялся на поверхность с друзой кристаллов величиной с кулак. Магара осторожно взяла подарок. На ощупь кристаллы казались очень твердыми. Солнце сверкало на бесчисленных гранях, в воздухе висели миниатюрные радуги…
— Какая красота! — ахнула девушка.
— Держи его в воде, — посоветовала ей Пера. — Так он немного дольше протянет.
Ныряльщики подвезли Магару к самому дому, и девушка торопливо направилась к себе — переодеться и положить кристалл в ведро с водой. Потом, чувствуя усталость и все еще не вполне согревшись, она расстелила коврик прямо на сходнях и блаженно растянулась на солнышке, перебирая в уме события минувшего дня. Она не сомневалась, что Хьюитт вскоре оправится и к нему вернется былая уверенность в себе, прежде граничившая с высокомерием. Загадку резного камня на дне озера она даже не начинала разгадывать…
Глава 15
Магара все еще сидела на сходнях, когда солнце скрылось за западным краем кратера. Она, словно сомнамбула, глядела, как быстро ползет по доскам тень, затем усилием воли заставила себя пошевелиться. Войдя в дом, она направилась к кристаллу. Тот все еще был красив, но теперь, не освещенный солнцем, уже не казался таким волшебным. Девушка подумала мельком, не попросить ли Иро выдумать способ сохранить эту красоту. А может, он уже когда-то пытался это сделать? Но, подумав про алхимика, Магара тотчас вспомнила его совет и принялась искать нужную книгу.
Решив сэкономить масло в лампе, Магара вышла с книгой на воздух. Хотя солнце в Тревайне садилось рано, света еще некоторое время будет вполне достаточно для чтения. Пролистывать книгу в поисках нужного отрывка Магаре упорно не удавалось — она то и дело натыкалась на любимые места, которые хотелось перечитывать и перечитывать. Но девушка мужественно переборола себя и принялась разыскивать упоминания о Неверне, затмениях и — просто так, на всякий случай — о знаке, который видела сегодня в озерной глубине. Но она ровным счетом ничего не находила и уже готова была отложить эту книгу и взяться за следующую, как вдруг внимание ее привлек короткий отрывок. Ей казалось, что она никогда прежде его не читала. Озаглавлен он был «Лабиринт Теней» — одно это заинтриговало Магару.
Далее старинным слогом повествовалось об испытаниях, которым Совет старейшин некогда подвергал ищущих правды в каком-либо деле. По велению магов одиноко стоящую башню окутало серое туманное облако, а внутри, в Лабиринте Теней, храбрецов поджидали различные испытания, из которых с честью мог выйти лишь тот, кто чист сердцем и на чьей стороне правда. Недостойные же долго блуждали по Лабиринту Теней, вскоре сбиваясь с пути и выходя из тумана почти там же, где и вошли, ничего не добившись. А башня терпеливо ждала того единственного, чистого сердцем, кто пройдет через все ее препоны. Именно тогда туманное облако должно было навек рассеяться…
«Интересно, есть ли в окрестностях Неверна башня?» — подумала Магара. От нее не ускользнула схожесть участи, постигающей недостойных в Лабиринте Теней, со злополучным блужданием в тумане Слэтона. Она отметила, что если верить древнему сказанию, то правда отчего-то не на стороне Слэтона…
Дальнейшее описание башни и таящихся в туманном Лабиринте опасностей было весьма отрывочным, и воображение Магары вырвалось на волю, сказка сочинялась сама собой. И тут девушка вспомнила, что нынче вечером в таверне Ньюберри Хьюитт играть не будет. Интересно, согласится ли хозяин таверны, чтобы вместо музыкантов посетителей развлекла сказочница? Потребности Магара имела весьма скромные, но частые гости, в особенности Бростек, периодически опустошали ее кладовые. Как раз сейчас что-нибудь съестное и немного денег в придачу ничуть бы ей не помешали. Но дело было не только в этом. Сказка, едва родившись, зажила своей собственной жизнью, она рвалась наружу, и Магаре ничего не оставалось делать, как срочно найти слушателей.
«Предпоследнее испытание почти истощило силы Мортена. Усталость тяжело давила на него, а когда он увидел, что дорогу преградил ужасающий великан-людоед, сердце его дрогнуло. Чудовище сторожило узенький мостик над провалом такой глубины, что дно его терялось во тьме. Пропасть была широка, и преодолеть ее иначе, нежели по этому шаткому сооружению, было невозможно.
— Чего ты хочешь за то, чтобы пропустить меня? — прокричал Мортен.
— Золота! — зарычал людоед, алчно сузив и без того крохотные глазки.
Мортен спиной чувствовал, что солнце уже клонится к закату. Если темнота наступит прежде, чем он достигнет заветной башни, все погибло. А золота у него и в помине не было. И все же…
— У меня есть то, чего тебе надобно, — сказал он. — Подожди здесь.
— Да я все равно никуда отсюда не сдвинусь, — презрительно рыкнул великан.
Мортен опрометью бросился туда, где оставил лошадь, и схватил тюк золотистой соломы. Героя обволокло вязкое облако тумана, словно заранее торжествуя свою победу. Между ним и башней повисла серая пелена.
Он быстро приоткрыл мешок, обнажив верхний слой соломы, и бегом возвратился к мостику. Завидев великана, Мортен сделал вид, что сгибается под непосильной тяжестью. Когда между ним и чудовищем оставалось всего несколько шагов, он опустил мешок на землю.
— Вот золото! Дай мне пройти — и оно твое! Но сперва мне надо умыться, ибо я не могу предстать перед любимой в таком виде.
Мортен искусно приоткрыл мешок, и лучи закатного солнца позолотили сухую солому. Глаза дьявольского создания сузились еще сильнее, когда Мортен направился прямо к небольшому озерку и принялся умываться, незаметно косясь на противника. Великан не сводил глаз с фальшивого золота…
Наконец случилось именно то, на что возлагал надежду Мортен, — алчность взяла верх над скудным разумом людоеда, и он бросился к мешку, спеша завладеть сокровищем. Мортен выжидал до последнего, потом метнулся в сторону мостика и ступил на шаткие доски, но вдруг споткнулся и лишь чудом устоял на ногах. Поневоле глянув в чудовищные глубины, он с трудом овладел собою и поспешил вперед.
Чудовище в ярости зарычало, обнаружив обман, но было оно чересчур неповоротливым, чтобы настичь врага. Обуреваемый адской злобой, великан швырнул ему вслед огромный булыжник, но промахнулся, и каменная глыба с гулом полетела в пропасть. А Мортен тем временем был уже вне опасности».
Взволнованные слушатели разом вздохнули с великим облегчением. Рассказчица же, прежде чем продолжить, сделала эффектную паузу.
«Стоило Мортену ступить на твердую почву, как провал, мост и людоед — все разом исчезло. И лишь эхо яростного рева чудовища еще какое-то время звенело в горах…»
И вновь Магара смолкла, давая возможность слушателям собраться с духом, прежде чем они узнают о последнем испытании героя. Сюжет выдуманной ею истории был таков: один надменный богач приказал покорным магам создать Лабиринт Теней, дабы испытывать там претендентов на руку его единственной дочери. Продажные маги, коих Магара намеренно выставила в самом что ни на есть невыгодном свете, устроили все так, чтобы среди претендентов были лишь люди, облеченные властью, да еще богатеи. Однако девушка, втайне от отца, сумела сдружиться с одним из волшебников. Этот маг оказался не совсем безнадежен, сохранив в душе остатки благородства. По его воле, лишь человек искренне любящий и верный мог пройти все испытания.
Посему, к величайшему сожалению властного отца, все до единого «достойные» претенденты провалили экзамен — кто из-за тупости, кто из-за алчности или чрезмерной самоуверенности. И пришлось ему в конце концов согласиться допустить до испытаний того единственного, кто искренне любил его дочь и кому отвечала она взаимностью. Именно Мортен, обладавший мужеством, искренностью и щедростью души, то есть как раз теми качествами, коих лишены были его предшественники, преуспел. Теперь ему предстояло последнее, самое страшное испытание.
«Мортен был уже совсем близко к заветной цели. Он ощущал присутствие любимой, но пока еще не видел ее. А прямо перед ним колыхался туман зловещего и неумолимого Лабиринта Теней. Было темно, словно во время солнечного затмения…»
Впервые за все время повествования Магара запнулась. Она собиралась сказать, что «было темно, как ночью», но помимо воли у нее вырвались совсем иные слова. Однако девушка быстро овладела собой и продолжала:
«Позади него никакого тумана не было и в помине — легче легкого возвратиться. Впереди же поджидали неведомые опасности — черные обрывы, невидимые чудовища, хитроумные ловушки… Пойти вперед означало всецело положиться на судьбу и доказать, что ради своей любви и высокой цели он готов рискнуть самой жизнью.
Солнце уже почти скрылось, а он все еще мешкал. Впервые сердце его ледяной рукой стиснул страх. Но вот слабый ветерок донес до него едва различимый аромат волос любимой. Это решило все. И Мортен бесстрашно шагнул во тьму. И словно растворился в ней — бестелесный, невесомый, одинокий…»
В таверне Ньюберри повисла гробовая тишина. Никто, казалось, даже не дышал.
«Сколько он проблуждал так и далеко ли ушел, Мортен не знал. Из туманного облака он выбрался лишь тогда, когда закончилось затмение солнца, и прямо впереди увидел башню, на стенах которой играли последние отблески заката. Мортен оглянулся и только тут разглядел, что прошел по узенькой, словно ниточка, каменной гряде. Сверни он с пути — и тотчас же разбился бы о камни, лежащие далеко внизу, где ревело яростное море, швыряясь клочьями белой пены.
С бешено бьющимся сердцем он отпер двери ключом, за который недавно сразился с драконом, и побежал вверх по винтовой лестнице. В самых верхних покоях башни, откуда видны были и земля, и океан, Мортен и Юлитта упали друг к другу в объятия, чтобы вовек не расставаться».
Первым зааплодировал Ньюберри, а Магара, смущенно улыбаясь, принялась кланяться. Кто-то пустил шляпу по кругу, и весело зазвенели золотые. Среди восторженных похвал слышались и просьбы продолжить, однако Магара вежливо, но решительно отказалась. Ей не терпелось добежать до дома.
Ведь, рассказывая свою сказку, она внезапно вспомнила, что видела-таки солнечное затмение, живя в кратере. Вот только было оно не на небе…
Глава 16
Магара поспешила домой, терзаемая волнением и дурными предчувствиями. Засветив лампу, девушка кинулась к кованому сундуку, где хранила свои старые платья. Перерыв все его содержимое до самого дна, она отыскала наконец то, что требовалось. Давненько не глядела она на старинное вышитое панно, что хранилось в сундуке, тщательно завернутое. Причиной тому было не только желание сберечь нежную вышивку, но и еще одно обстоятельство. В дополнение к основным своим талантам, коими прославилась она в Тревайне, Магара пыталась преуспеть и еще в одном искусстве — в вышивании. Но ни разу не удалось ей явить миру ничего подобного этому поразительному панно, которое привезла она из дому.
Дом… Давным-давно Магара, вспоминая Аренгард, даже про себя не называла его домом, а вот теперь ее одолевали воспоминания, которые пробудил в ее душе визит Слэтона. И былая уверенность в себе покинула девушку…
Осторожно развернув панно, она разложила его на полу, придвинула лампу поближе и стала внимательно разглядывать левый нижний угол полотна. Да, вот оно! Прежде она всегда считала, что вышитое солнце закрыто наползающей тучей. Теперь же не сомневалась: изображено солнечное затмение, и сверкающий ореол вокруг померкшего диска был тому неопровержимым доказательством.
Панно зачаровывало ее с самого детства, и интерес к этому шедевру сейчас пробудился с новой силой. Рисунок был тщательно продуман и выполнен в мельчайших подробностях с поразительным мастерством: каждый листик и лепесток, каждый зверь и птица, каждая капля росы и луч света казались живыми и реальными. Далеко не всякий живописец на такое способен. Древняя вышивальщица, редкая мастерица своего дела, обладала и дарованием истинного художника. Никто в точности не знал, сколько лет панно. Несомненно, это сокровище почиталось семейной реликвией многими поколениями предков Магары, и среди того немногого, что взяла она с собой, уезжая из Аренгарда, было и это чудо.
Панно представляло собой вертикальный прямоугольник, разделенный на четыре равные части, каждая из которых являла законченный пейзаж. В самом центре располагался небольшой веночек из полевых цветов. Всякий, глядя на эти пейзажи, сразу понимал, что все они как-то связаны между собой, но это отнюдь не мешало им быть совершенно разными. К тому же присутствовали тут и необъяснимые странности, и скрытые несоответствия. Солнечное затмение принадлежало к их числу. Хотя на небе, частично закрытое лунным диском или же облаком, без сомнения было изображено солнце, в водах озера мерцало отчетливое отражение лунного серпа. И, словно для того, чтобы усилить загадочность пейзажа, подле озера изображен был одинокий волк с поднятой вверх мордой. В детстве Магаре казалось, будто она слышит его вой…
«Ну, и что это мне дает? — размышляла Магара, но в голову ей лезла лишь навязчивая мысль о том, воет ли Тень на луну или на солнечное затмение. — Да-а-а, негусто…»
Сцена с затмением располагалась в левом нижнем углу панно, и Магара всегда считала ее последней из четырех. Девушка обратилась к началу в надежде, что картина в целом хотя бы что-то прояснит, по крайней мере теперь, когда она разглядела затмение.
Она всегда начинала разглядывать панно с верхнего левого угла по двум причинам. Не возникало сомнений, что на панно изображены четыре времени года, а первым из них была весна. Цветы распускались, деревья зеленели, к тому же мастерица ухитрилась изобразить переменчивость весенней погоды: дождь и солнце одновременно. Венчала сцену великолепная радуга. Были тут, однако, и странности, разглядеть которые мог лишь самый пристальный взор. Среди весенних цветов кое-где виднелись пушистые головки одуванчиков — крылатые семена вот-вот готовы были взлететь, подхваченные ветром, чего весной никогда не бывает. А дорожку в траве усыпали опавшие листья.
И все же ошибиться было нельзя — в верхнем левом квадрате изображена именно весна, а рядом, в правом углу панно, — лето. Тут солнце сияло в ослепительно-синем небе, луг пестрел цветами, а листва сочно зеленела. Сценка словно источала тепло. Но с яркими оранжевыми бархатцами, синим люпином и роскошными розами соседствовали стыдливые головки подснежников.
Внизу, в правом углу, красовался осенний пейзаж. Древесные кроны горели золотом и багрянцем, землю покрывал разноцветный ковер, ветви отягощали спелые плоды, на кустах алели ягоды, но вот на плакучей иве почки лишь набухали, а верба изукрашена была нежными светло-серыми барашками, словно ранней весной.
Цикл завершала зима. В прогале меж облаков виднелось солнце, полуприкрытое то ли лунным диском, то ли темной тучей. На земле лежал снег, а общая мрачность картины словно предвещала бурю. Деревья были голы, лишь кое-где зеленели кроны сосен. Изображение воющего волка усиливало впечатление. Но в самом центре снежной пустыни, почти незаметная на сверкающей белизне, вопреки здравому смыслу и законам природы, пышным цветом цвела белая роза.
Прослеживалась на панно и еще одна последовательность — на каждой из картин присутствовала женщина, изображенная в разные периоды жизни. Весной это было невинное дитя, самозабвенно бегающее по саду, — руки девочки широко раскинуты, темные волосы треплет ветер. Летом юная девушка, серьезная и очень красивая, но все еще полная невинной радости, склонившись, наслаждалась ароматом цветов. Осенью женщина в расцвете лет и красоты, величественная и спокойная, стояла выпрямившись, глядя на лебедя, пролетающего в вышине. А зимой седая старуха на закате своих дней в кресле занималась вышиванием. Магара не сомневалась, что это был портрет самой мастерицы, а все прочие — ее воспоминания о былом. Что побудило ее посвятить столько времени и сил кропотливому труду? И откуда эти очевидные странности в обычных на первый взгляд пейзажах? Магара давно искала ответ на эти вопросы, но оставалась ничуть не ближе к разгадке, чем тогда, когда впервые взглянула на это чудо. Может быть, где-то есть ключ к разгадке, которого она не замечала прежде?
Магара отметила и другие закономерности. К примеру, положение солнца и особенности пейзажей. Первые два, несомненно, располагались неподалеку друг от друга. И хотя все эти пейзажи были различны, девушка склонялась к мысли, что где-то существует место, откуда видны все четыре. Некоторые совпадения ландшафта лишь укрепляли ее в этом мнении.
Например, на весенней картинке слева направо бежал ручеек. На границе с летним пейзажем он пропадал, а затем появлялся снова, почти в той же точке. Казалось еще, что сосны на осеннем и зимнем пейзажах — это участки одной и той же рощи. Таких доказательств находилось тут пруд пруди, причем порой доказательств куда более основательных. Летом солнце висело низко над горизонтом, а картина полна была чистых красок, возможных в природе лишь на рассвете, значит, мастерица, а вместе с ней и зрители смотрят на восток. Осенью солнце вновь было низко, но небо расцветили закатные краски, следовательно, на сей раз вышивальщица глядела на запад. Догадку эту подтверждал гусиный клин, летящий высоко в небе справа налево, несомненно, на юг. А куда еще могли лететь перелетные птицы в это время года?
Оставшиеся два пейзажа, исходя из этой логики, были северным и южным, однако положение солнца не позволяло сориентироваться. На весеннем пейзаже оно стояло высоко, и с любого направления смотрелось бы практически одинаково. Зимой же странное померкшее светило тоже почти достигало зенита, но задача значительно затруднялась, ведь в озере отражалось не солнце, а луна. Но Магара, приметив крошечную деталь в самом уголке: маленький гусиный клин, как бы улетающий прочь от зрителя, — все же решила, что вид на север, ибо логично было предположить, что гуси по весне летят с юга на север.
Кроме последовательности времен года, существовала еще и другая, на первый взгляд не совпадающая с первой. Полдень, восход, закат, снова полдень — или полночь, если в водах озера отражается луна. Сколько ни ломала девушка голову, так и не усмотрела тут логики. Так же, как и в последовательности изображения сторон света: север, восток, запад, юг. Понятно было бы, если б художница «путешествовала» по стрелке компаса в каком-либо одном направлении: например, север, восток, юг, запад, так ведь нет же! Но хотя Магара и не могла разгадать этой шарады, мелкие детали картины были столь захватывающими, что девушка охотно прощала древней вышивальщице некоторую непоследовательность. И правильно делала, ибо, если приглядываться, то непоследовательностей тут было величайшее множество.
Помимо растений, цветущих и плодоносящих вопреки законам природы, кое-какие детали оказывались далеко не столь невинными, каковыми казались на первый взгляд. Среди весенних колокольчиков резвились дикие кролики, не обращая никакого внимания на распушившую хвост лисицу. Рыжая хищница играла вместе с ними на солнышке и, похоже, в свою очередь не видела в таком соседстве ничего странного. Прямо в центре летнего пейзажа высилось полуразрушенное каменное строение цвета золотистого меда. Пустые оконные проемы и арки заросли плющом, а садовые скульптуры были низвергнуты с пьедесталов, разбитые, казалось, чьей-то жестокой рукой. В центре внутреннего дворика виднелся узорчатый бассейн. Над водной гладью, покрытой кувшинками, застыла в полете золотая рыбка. В самом центре бассейна располагался фонтан, и, невзирая на общее запустение, из него била кристальная струя. А высоко в небе парил яркий зимородок.
На осенней картинке низко летящий лебедь направлялся в сторону, прямо противоположную маршруту гусиной стаи, но это не казалось таким уж важным. В самом ли деле зимой лебеди улетают в теплые края? Магара не знала точного ответа на этот вопрос, но всегда жалела, что это прекрасное крылатое создание одиноко: ведь лебединая пара сочетается браком один раз и на всю жизнь. А подле ног женщины в траве бродило несколько разноцветных уточек, что было тоже странно, ведь на осенней картинке, единственной из четырех, не усматривалось никакого водоема. Но самой вопиющей странностью было тут изображение белки. Зверек висел вниз головой, уцепившись за огромное красное яблоко, и самозабвенно грыз сочный плод. Рано или поздно белка непременно должна была доесть яблоко и неминуемо свалиться вниз. Магара никогда в жизни не видела, чтобы белки вели себя столь абсурдно.
На весенней же картинке в самом центре буйства жизни виднелось мрачное серое надгробие. Именно эта деталь привлекла внимание Магары тотчас же вслед за солнечным затмением. То, что напоминание о бренности бытия вклинивалось в торжествующий гимн жизни, было достаточно странным. Куда уместнее выглядел бы могильный камень, вписанный в мрачноватый зимний пейзаж. Но, возможно, дряхлая художница, чувствуя приближение неминуемой кончины, прибегла к тонкому художественному приему — изобразила маленькую девочку беззаботно пляшущей подле могилы, даже не подозревая о скоротечности жизни…
Очередная тайна заключена была в надписи, едва различимой на сером камне. Она гласила:
НЕ ВЕРЬ СНАМ
И время вечно
В детстве и ранней юности Магаре эта странная эпитафия не представлялась загадочной. Что, в сущности, загадочного в призыве воспринимать смерть как сон? Однако на этот раз, приглядевшись, девушка поразилась странному расположению букв: интервалы между словами практически отсутствовали, да и во второй строке заглавной была лишь первая буква. А в верхней строчке словно полустертый мягкий знак напоминал… Он напоминал букву «Н»! Может быть, именно это и есть ключ к разгадке? Мысленно перенеся заглавную «И» в первую строчку, изумленная Магара прочла вслух: «Неверн с нами, время вечно».
Неужели давняя ее прародительница-вышивальщица зашифровала в этой удивительной эпитафии название «Неверн»? А недавнее явление Слэтона с известиями об этом канувшем в небытие месте?.. Полно, да простое ли это совпадение? Неужели древняя вышивальщица все еще пребывает там, где «время вечно»? Связано ли с панно неким мистическим образом исчезновение Селии? И связана ли вся совокупность этих загадок с участившимися солнечными затмениями?
Было уже далеко за полночь, когда Магара силой заставила себя оторваться от вышитых пейзажей и лечь в постель. Уже смежая усталые веки, она подумала, что если она всерьез задумала отыскать ответы на все эти вопросы, то ей придется самой отправиться в Неверн…
Глава 17
Магара проснулась очень рано и, зябко поежившись от утренней прохлады, свернулась калачиком. Давешние догадки казались ей теперь притянутыми за уши и совершенно нелепыми. Она лежала, полусонная и измученная, и лениво размышляла. У нее нет решительно никаких серьезных причин, чтобы срываться с места и устремляться в неведомый Неверн, ведь даже сумей она отыскать его, неизвестно, как все сложится дальше… И все же ощущение, что стоит хотя бы попытаться, не покидало ее.
«Но чего я добьюсь? — спрашивала она себя. — Допустим, я туда попаду…» Она помнила, что хоть Селии и удалось проникнуть в таинственную лощину, никто с тех пор ни слова более о ней не слышал. «А вдруг мне удастся помочь ей?» Магара показалась самой себе столь нелепой в роли бесстрашной избавительницы, что даже рассмеялась. «Полно, да способна ли я вообще что-то сделать — в Неверне ли или еще где-нибудь, чтобы прекратились эти затмения? Так для чего же копья ломать?»
Трезво рассудив, она пришла к выводу, что самое большее, чего может добиться, — это разрешить несколько загадок, внезапно смутивших ее покой. Но достаточно ли это веская причина для того, чтобы пускаться в столь опасный путь?
«И потом, как я отыщу туда дорогу?» У Магары не было собственной лошади — своего старого мерина она за бесценок уступила одному из местных уже несколько лет тому назад, денег у девушки оставалось с гулькин нос, да и продать особенно было нечего. Даже домик ей не принадлежал, она арендовала его у муниципалитета Тревайна.
Магара встала и лениво оделась, потом без всякого аппетита позавтракала, просто так, для порядка, и снова направилась к домику Иро. Она прихватила с собой панно, бережно завернув его в чистую холстину. В домике алхимика, как всегда, было темно, а когда Магара позвала его по имени, ей никто не ответил. Девушка уже собралась было отправиться восвояси, но тут из домика донеслось еле слышное шуршание. Она снова позвала хозяина, уже громче и настойчивее. В домике снова что-то завозилось, раздался громкий зевок и хриплый кашель — Иро наконец-то пробудился. Девушка догадалась, что он колдовал над своими ретортами до самого рассвета. Но алхимик резко оборвал поток ее смущенных извинений, ибо горел желанием поскорее узнать, что она обнаружила.
— Ну как, нашла что-нибудь про Неверн? — хрипло спросил он.
— Да, но не в книгах, — ответила она.
И принялась подробно пересказывать алхимику отрывок, повествующий о Лабиринте Теней, потом поведала про вышитое панно и его возможную связь с таинственным Неверном.
Они вдвоем долго ползали на коленках вокруг расстеленного на досках панно, подробно обсуждая одну за другой странности картины. Иро горько разочаровал Магару: он согласился со всеми ее доводами, но не смог дать ей пищи для дальнейших раздумий.
— Поразительно! — Иро встал и с трудом разогнулся. — Старичку вновь захотелось пуститься в дальние странствия, и все из-за какой-то вышитой картинки! — И синие пронзительные глаза устремились на Магару.
— Так ты считаешь, что мне следует туда отправиться? — спросила она.
— А ты сама как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос.
— Не начинай снова! — взмолилась она. — Отвечай по-человечески!
— Даже если этот Неверн и существует, — заговорил алхимик, — в чем у нас с тобой нет абсолютной уверенности, то теперь он вовсе не таков… — Иро указал на панно. — Это явствует из рассказа Слэтона. Путешествие может оказаться очень опасным.
Магара и сама так полагала, но ей хотелось услышать доводы Иро.
— А почему опасным?
— Уж тебе-то, милая моя сказочница, должна быть знакома легенда о месте, в которое далеко не всякий маг отваживается входить. Это чуть ли не самый известный миф в истории магии.
— Разумеется, — нетерпеливо произнесла Магара. — В той легенде, которую я знаю, место это именуется Сердце Вихря, и тот из магов, кто явит истинное могущество, будучи допущен туда, получит великую власть и станет править миром. Но какое отношение имеет эта сказка к теме нашего разговора? Неужели ты всерьез полагаешь, будто Неверн и Сердце Вихря — это одно и то же?
— Разумеется, нет, — спокойно сказал Иро. — Но если магические силы столь зловещи в Сердце Вихря, где бы это место ни находилось, почему бы не предположить, что в других местах они менее опасны? Каждый сколько-нибудь здравомыслящий философ знает, что любой силе, действию или даже вещи соответствуют противоположности — так сказать, с обратным знаком. Если магию можно употребить во благо, как свидетельствуют древние легенды и сказания, значит, можно употребить ее и во зло. Увы, мастерами своего дела бывают не только достойные люди. Возможно, кто-то проник в Неверн, лелея черные помыслы, и — намеренно ли, случайно ли — разрушил или до неузнаваемости изменил это прибежище магии.
Магара взглянула на панно и вновь залюбовалась.
— Погубить такую красоту — настоящее преступление!
— Но я всего-навсего предположил, — примирительно сказал Иро.
— Впрочем, Сердце Вихря — не более чем вымысел, — с облегчением подхватила Магара. — Ведь его на самом деле не существует, правда? Или… или существует?
— Тебе лучше моего известно, что все легенды на чем-то основаны, — ответил алхимик.
— Да, но этот вздор насчет господства над миром — сущая сказка! — запальчиво воскликнула Магара. — Легенды вечно все приукрашивают! Уж я-то знаю, сама вон сколько сказок сочинила!
— Что ж, это не лишено смысла, — согласился Иро. Голос алхимика, впрочем, звучал не слишком уверенно.
— А ты знаешь, где находится Неверн? — в лоб спросила Магара.
— Это в шести-семи днях пути отсюда на север, — ответил Иро, пристально глядя на Магару.
Девушка задумалась, потом спросила:
— А есть какие-нибудь заколдованные места поближе к кратеру?
— Ближайшее, которое мне известно, — это гора Свистунья.
— Я о ней слышала, — нахмурилась Магара.
— Неудивительно, — заметил Иро. — Это всего в нескольких лигах от твоего родового поместья. Ну, а ежели направиться туда от кратера, то придется тебе, голубушка, проехать через родной Аренгард!
— Вспомнила! — вскинулась Магара. — Говорят, будто это самое холодное место во всей округе! Там повсюду множество мрачных замшелых камней. У меня ни разу не возникло желания туда наведаться. Вот только никогда не слышала, что это место заговоренное…
— Мне тоже не приходилось там бывать, — сказал Иро, — посему ничего не могу сказать о тамошнем климате, но мне известно, что на вершине горы камни стоят кругом и они много старше, чем самые древние поселения в Левиндре. Поэтому, естественно, никто не знает, чьих это рук дело. Однако существует легенда, будто это дети одного бога, которые пошли против воли отца, а он в наказание обратил их в немые камни. И теперь у них довольно времени, чтобы осознать свою вину и раскаяться…
— Даже мои родители не были столь жестоки к детям, — улыбнулась Магара.
— Ну, полно, душечка, ведь вполне возможно, что божественный папаша когда-нибудь сменит гнев на милость и совершит обратное превращение…
— Вот на это я хотела бы взглянуть!
— Легенда гласит также, — продолжал Иро, — будто в свисте ветра на горе можно расслышать дивные тайны. Отсюда и ее название.
— Если гора находится к северу от кратера, то это по пути в Неверн! — рассудила Магара.
— Примерно так.
Магара глубоко задумалась. Иро терпеливо выжидал.
— А откуда тебе все это известно? — спросила наконец девушка.
Алхимик улыбнулся.
— А оттуда же, откуда ты узнала все древние легенды, — ответил он. — Я любознателен. К тому же довольно долго живу на этом свете и многое успел узнать…
Магара усилием воли поборола искушение спросить, сколько же алхимику на самом деле лет, ибо она уверена была, что он уйдет от прямого ответа.
— Это теперь все усилия мои сосредоточены на том, чтобы заставить проклятое огненное колесо крутиться так, как мне надобно, — продолжил Иро. — Я и так чересчур долго с ним вожусь.
— А куда спешить? — спросила девушка. Казалось, алхимик узнал об окончательном решении Магары даже раньше, чем сама девушка.
— Я хочу устроить прощальный фейерверк в твою честь, девочка.
Тем же вечером Магара отправилась в таверну Ньюберри, справедливо предположив, что хотя бы одного из членов Совета города она там найдет. Так и случилось. Ротар, старший ныряльщик, сидел в таверне в кругу друзей. Когда Магара спросила, нельзя ли перекинуться с ним парой слов, ее тотчас же пригласили присесть. Девушка согласилась, хотя и предпочла бы говорить с Ротаром с глазу на глаз.
— Чем могу быть полезен? — глубоким и звучным голосом спросил советник.
— Если бы мне понадобилось на время покинуть Тревайн, — робко начала девушка, — Совет позволил бы мне возвратиться?
— Разумеется. Мы не меняем своих решений, к тому же ты весьма ценный член сообщества.
Сидящие за столом дружно закивали, но Магара, казалось, этого не замечала.
— А будет ли сохранен за мною мой домик?
— Сколь долго ты предполагаешь отсутствовать?
— Три-четыре недели… В общем, не больше месяца.
— Тогда, думаю, тут не о чем и говорить, — заверил ее Ротар. — А позволь спросить, куда ты направляешься?
— Одна моя подруга… у нее неприятности, — промямлила Магара. — Мне бы хотелось хоть чем-то ей помочь…
— Более не имею вопросов, — прервал ее Ротар. — Поезжай и ни о чем не беспокойся. Здесь тебя всегда с радостью примут.
— Спасибо вам.
— Ты останешься послушать музыку? — спросил советник, глядя в сторону сцены.
Обрадованная Магара заметила среди музыкантов Хьюитта и решила остаться. Пересела за маленький столик и заказала немного вина. Ужинать она не намеревалась, желая хоть немного сэкономить, но сам Ньюберри принес ей даровой ужин: «Это за то, девочка, что ты возвратила нам нашего бесценного Хьюитта». Домой Магара возвратилась усталая, но исполненная решимости.
Поутру Магара поднялась ни свет ни заря, и от количества дел, которые ей предстояло уладить до отъезда, голова у девушки затрещала. Труднее всего было добыть средство передвижения: денег у нее не хватало даже на то, чтобы нанять лошадь, не то что купить… От мысли о тележке или повозке она отказалась тотчас же. Во-первых, дорого, во-вторых, существенно замедлит ее передвижение. Она перебирала в голове имена тех, кто мог бы помочь ей хоть как-то заполучить лошадь. Думать приходилось также и о том, как расплачиваться после…
Магара уже готова была отправиться в город и начать действовать, когда снаружи послышались шаги. Она распахнула дверь прежде, чем гость успел постучать, и нос к носу столкнулась с Хьюиттом.
— Привет. Ты чудно играл вчера вечером, — сказала она в надежде, что музыкант не изводит себя более самоуничижением.
— Недурненько, — ответил он. В глазах его мелькнула тень былой заносчивости. — Слыхал, ты уезжаешь.
— Слухи разносятся быстрее ветра, — растерялась Магара.
— Не удивляйся, — язвительно произнес Хьюитт. — Музыканты — те еще сплетники, деревенским кумушкам не уступят.
Магара улыбнулась, радуясь, что он вновь обретает былую жизнерадостность.
— Я хочу ехать с тобой, — вдруг выпалил Хьюитт.
Магара раскрыла от изумления рот.
— А… с чего это вдруг? — спросила она, обретя дар речи.
— Пора мне сниматься с якоря, — серьезно ответил он. — Ты… ты меня понимаешь.
«Хуже, чем тебе кажется», — подумала она, не понимая еще, в чем тут причина, и поинтересовалась:
— Но разве ты даже не хочешь узнать, куда я направляюсь?
— А мне все едино. Послушай, не волнуйся ты так! Я не буду тебе обузой. Как только я тебе надоем, только мигни — и я исчезну. Просто поначалу мне бы не хотелось путешествовать в одиночестве, только и всего.
В голосе его отчетливо звучала мольба.
Магаре и самой улыбалась мысль о товарище, но, невзирая на заверения молодого человека, она все же понимала, что недостаточно хорошо его знает.
— Входи и присаживайся, — велела она Хьюитту. Он покорно подчинился. — Прости за прямоту, — твердо проговорила девушка, — но уж не угораздило ли тебя ненароком в меня влюбиться?
Нечто подобное уже случалось, особенно с теми, кому она помогала. Увлечения такого рода обычно не длились подолгу, но поначалу бывали весьма сильны, на что Магара отчаянно досадовала.
— Нет-нет! Ничего подобного! — воскликнул Хьюитт. — У меня ничего такого нет на уме… Честно!
Магару же вопреки здравому смыслу обуревали противоречивые чувства. Она не могла понять, радуется или сожалеет, услышав столь определенный ответ…
— Мне необходимо убраться из Тревайна, — продолжал музыкант. — Но я так долго прожил здесь…
— Тебя пугает большой мир?
Он молча кивнул.
— Я прекрасно тебя понимаю, — сказала Магара. Хьюитт поднял на нее глаза, полные удивления, но девушка решительно продолжала: — Когда ты будешь готов?
— Я уже готов, — ответил Хьюитт. — Вот только возьму скрипку. А на чем ты собираешься пуститься в путь?
— Вот это проблема номер один, — сказала девушка. — Надо у кого-то одолжить коня или денег, чтобы нанять лошадь в общественных конюшнях.
— Легче легкого, — передернул плечами Хьюитт. — Мой брат живет возле самого кратера. Он, видишь ли, торговец, у него полным-полно лошадей.
В устах Хьюитта слово «торговец» прозвучало как отборное ругательство.
— Кажется, ты не одобряешь его занятий? — прищурилась Магара.
— Точно так. Он в упор ничего не видит, кроме денег.
— И все же думаешь, что он нам поможет?
— Непременно. — Музыкант ухмыльнулся. — У него есть одна слабость — это я. Ведь я ему как-никак родной брат.
— Ах, как это чудесно! — воскликнула Магара. — Спасибо тебе! Вот завтра утром и двинемся.
«Надеюсь, Ньюберри меня простит», — подумала девушка.
— Хорошо. Утром увидимся.
Хьюитт встал и пошел к дверям, но на пороге замешкался и обернулся:
— Кстати, а куда мы, собственно, направляемся?
Глава 18
Проблема со средством передвижения счастливо разрешилась, и Магара, вздохнув с облегчением, занялась иными, не менее важными делами. Все утро она рылась в вещах, раздумывая, что взять с собой в дорогу. Предпочитая путешествовать налегке, Магара отобрала лишь несколько дорожных платьев. Панно девушка, разумеется, тоже брала с собой. Компания Хьюитта существенно облегчала ей задачу — хороший музыкант всегда мог заработать на стол и кров, а посему отпадала надобность ей тащить с собой кучу баночек и скляночек со съестным. И вообще идея путешествовать с Хьюиттом улыбалась Магаре чем дальше, тем больше. Как бишь сказал Слэтон об отпрысках аристократов? «Им лихо удается заставлять людей ишачить на себя…» Может быть, и она еще не вполне утратила этот навык?
Около полудня, в самый разгар хлопот Магара вдруг почувствовала себя как-то странно. Сперва она подумала, что ее разморило от жары и усталости. Девушке даже пришлось сесть на пол — она боялась, что вот-вот лишится чувств. Тут ей стало совсем дурно. Нет, сознания она не теряла и прекрасно понимала, что находится у себя в домике, но перед глазами у нее проплывали видения, а в ушах звучали странные звуки…
Сперва это был отчаянный вопль. Магара похолодела от ужаса. В этот момент лица ее коснулось Дыхание ветра. Она ощущала едкий запах дыма и слышала нарастающий стук подков. Языки пламени, общая паника, какие-то люди… Кровь и ужас. Женские и детские крики. Солдаты в зеленых головных повязках. Страшные и кровавые сцены… Даже закрывая глаза руками, Магара продолжала видеть их во всех подробностях…
«Держитесь в стороне!»
Голос был знакомый.
«Ну что, забавляетесь?»
Этого голоса Магаре прежде слышать не приходилось.
Но вот видения битвы померкли, и Магару обуял леденящий ужас. Прямо посреди ее уютной комнатки явилась мерцающая фигура в синих одеждах, окруженная ярким зеленым сиянием. Человек озирался надменно и не спеша. Но вот глаза его устремились прямо на Магару, и на узких губах заиграла ужасная усмешка. Нескрываемая угроза заставила девушку затрепетать. Но тут ее ослепила синяя вспышка — и видение исчезло. Магара прекрасно знала, что находится в безопасности, в своем собственном доме, однако ее колотила дрожь, а руки и ноги ей не повиновались.
«Лисле, для чего ты мне все это показываешь?» Непостижимым образом Магара поняла, что смотрит на битву глазами мальчика, но вот как это происходит и почему, даже предположить не могла. Парализующий страх мало-помалу уходил, но Магару еще долго трясло. Если Лисле действительно встретился взглядом с этим страшным существом в синих одеждах, ему наверняка было много хуже. И сердце ее заныло от страха за Варо и Бростека…
Вечером зашел Хьюитт. Он сообщил, что все уладил с братом, что лошади уже готовы, и назначил ей встречу на рассвете. Магаре удалось скрыть замешательство и нервную дрожь, потому Хьюитт вскоре отправился восвояси — прощаться с товарищами. Когда стемнело, девушка вдруг услышала чудную мелодию. Она поклясться могла, что прежде никогда ее не слышала. Музыка была величественна и печальна, но рассеяла тревогу, терзавшую сердце Магары. Бившая ее дрожь постепенно унялась.
Она в последний раз перед отъездом приготовила еду, потом вышла поискать Талисмана. Журавля поблизости не оказалось, но освещенная солнцем гладь озера напомнила девушке о чудном кристалле, и она воротилась в дом, чтобы полюбоваться на него. Даже в полутьме, в неверном свете масляной лампы, было видно — что-то не так. Магара даже не заметила, как и когда треснуло ведро, куда положила она свое сокровище, но вся вода понемногу вытекла. Как и предупреждали ее ныряльщики, прекрасный кристалл рассыпался в прах — на донышке ведра была лишь горстка песка.
Опечаленная и немного рассерженная, Магара уже готова была выбросить никчемный мусор, но вдруг заметила, как в песке что-то блеснуло. Она вытащила блестящую штучку, обтерла ее фартуком — и обомлела. На ладошке у нее лежала фигурка в форме четырех тонких колец из серебристого металла. Это была миниатюрная, но точнейшая копия того знака, который Магара видела на скале в глубинах озера! Каким же образом оказалась эта штуковина внутри кристалла? «Так, стало быть, я не ошиблась, посчитав это важным!» — мысленно поздравила себя Магара. Ей казалось, что кратер на прощание одарил ее ценным подарком, волшебным талисманом, который будет хранить ее в долгих странствиях. Она чувствовала, что тут все не просто так, что она непременно должна была его отыскать, и теперь ощущала беспричинное счастье.
Все серебристые колечки были одинакового размера, они не налезали ей даже на мизинчик. Магара порылась в шкатулочке, отыскала шнурок и, продев его сквозь одно из колец, надела диковинку себе на шею, словно драгоценную подвеску.
Ночь Магара проспала безмятежно, пробыв долгие часы в блаженном неведении по поводу тайн и загадок, окружавших ее…
Магара и Хьюитт отбыли из кратера, как и планировали, с первым лучом солнца. Они двигались наверх, к яркому солнцу, а Тревайн все еще дремал в тени оранжевых скал. К тайному восторгу Магары, ее Талисман лениво парил у них над головами, словно прощаясь, но потом плавно скользнул вниз, к мерцающему озеру. Оба путешественника чувствовали себя как-то странно, глядя на город сверху. Им нелегко было повернуться к нему спиной и уйти…
Хьюитт сдержал слово в том, что касалось лошадей, хоть брат его и ворчал, и вскоре путники уже ехали на север. План Магары был прост. Сперва они доедут до Аренгарда. Нет, девушка вовсе не собиралась навещать домашних, просто оттуда было рукой подать до горы Свистуньи, которая так манила ее. Ну, а от горы, следуя инструкциям Иро и полагаясь на помощь местных жителей, нетрудно будет добраться и до самого Неверна. О последующем она сознательно не желала думать…
Когда Магара поведала Хьюитту о своих планах, музыкант удивился, отчего девушка не хочет остановиться в Аренгарде.
— Я занял у брата немного деньжат, — признался он, — однако того, что дал этот скупердяй, надолго не хватит, поэтому бесплатный ночлег пришелся бы очень кстати.
— Это слишком долгая история, — сказала Магара.
— Ну, уж чего-чего, а времени у нас предостаточно, — настаивал Хьюитт.
И Магаре волей-неволей пришлось поведать о своем разрыве с родными, о нежелании сваливаться им как снег на голову, особенно беря в расчет то, что вскоре ей вновь придется с ними проститься.
— Однако, — закончила она, — я с радостью провела бы пару часов в домашней библиотеке. Не поверишь, сколько там старинных книг!
— Тогда почему бы не воспользоваться случаем?
— Но я ведь только что объяснила!
— Так проберись туда тайком, — предложил Хьюитт. — Твой папочка когда-нибудь приглашает в поместье бродячих музыкантов?
— Да. Музыку он любит, но…
— Значит, будешь моим помощником, — решительно заявил Хьюитт, оглядывая Магару с головы до ног. — В мужском платье и с фальшивой бородой никто тебя не узнает. Я буду играть, а ты тем временем проникнешь в библиотеку.
— Ничего у нас не получится, — расхохоталась Магара.
Очень уж дикой показалась ей эта идея. Однако искушение было более чем велико, и Хьюитт это прекрасно знал.
Как только они пересекли горный хребет и увидели вдали башни Аренгарда, Магаре отчаянно захотелось пуститься наутек. Некоторое время назад хитроумный план Хьюитта казался ей забавным и вполне реализуемым, но теперь, когда до поместья оставался какой-нибудь час езды, затея показалась ей сущим безумием. Накануне вечером, заночевав в таверне, они привели в исполнение первую часть плана, несказанно изумив наутро хозяина заведения. Теперь Магара щеголяла в запасном платье Хьюитта, которое, хотя и сидело на ней на удивление хорошо, было еще более драным, чем обычный наряд музыканта. Волосы она туго стянула какой-то грязной тряпкой, а брови начернила сапожной ваксой. Девушка успела уже изрядно загореть с тех пор, как покинула Тревайн, а теперь ее щеки и подбородок покрывала еще и клочковатая щетина — творение Хьюитта и предмет его гордости. Для своего шедевра он использовал настриженный конский волос, который наклеил Магаре на лицо при помощи обычного теста. Хотя по цвету щетина и отличалась от волос девушки, Хьюитт вполне удовлетворился результатом. Магара, чувствуя себя в высшей степени неловко, опасалась, что ее раскусит первый же встречный. Однако до сих пор никто и бровью не повел, и она понемногу начала успокаиваться. Но теперь, по мере приближения к дому, ей делалось все хуже.
— Не уверена, что все получится, — пробормотала она.
— У тебя нет выбора, — жизнерадостно ответил Хьюитт. — Ведь я-то еду туда, да и вся твоя одежда при мне.
Хьюитт принарядился в одну из холщовых рубашек Магары, куда более презентабельную, нежели собственные его отрепья, а чисто вымытые длинные волосы придавали ему живописный вид, приличествующий истинному художнику. Все пожитки Магары сложены были в суму, притороченную к его седлу.
— С какой стати упускать столь потрясающую возможность? — сказал он, заранее наслаждаясь предстоящим приключением. — Не забывай говорить низким голосом, а лучше вообще молчи.
— В толк не возьму, с какой стати я когда-то считала тебя симпатягой? — сердито проворчала Магара.
— Ты имеешь в виду, помимо моего обаяния, таланта и несравненной красоты? — ухмыльнулся Хьюитт.
«О, да ты, голубчик, совсем поправился!» — подумала Магара, вслух же девушка сказала:
— Не смеши меня! Я даже улыбнуться боюсь — вдруг все это сооружение начнет отваливаться.
— Не бойся, — успокоил ее спутник, — Подумай лучше, как после будешь все это отдирать! Знаешь, я горжусь делом рук своих! Может, еще с недельку так походишь, а?
— Еще чего…
Этот легкий разговор на некоторое время отвлек Магару от терзаний и опасений, но, подъехав ближе к поместью, она снова ощутила страх, а при мысли о разоблачении прямо-таки похолодела.
Итак, Магаре все же пришлось возвратиться в дом своего детства. На нее нахлынули тысячи воспоминаний, принеся радость и боль, веселье и грусть… Вот те самые поля, где резвилась и училась ездить верхом. Вот сады, где она всегда ходила осторожно, боясь повредить юные саженцы. А вот и пасека, где столько счастливых часов провела в обществе деда… Наконец она различила и строения, из которых и состояло поместье Аренгард; конюшни, где впервые привелось ей увидеть появление на свет новой жизни. Вспомнилось, как во все глаза глядела на первые шаги новорожденного жеребенка. Вот амбары, вот мельница, приводимая в действие огромным водяным колесом, вот пруд, где она каждое лето всласть плавала. А вот и усадьба — многочисленные пристройки окружали солидное двухэтажное здание, к которому каждое поколение владельцев считало своим прямым долгом пристроить новое крыло…
Ей вдруг до боли в сердце захотелось увидеть свою комнатку — такая ли она, как прежде? Захотелось побывать на кухне, в детской, поговорить со старыми друзьями, с домашними, особенно с сестрами, у которых, должно быть, уже подрастают детишки…
— Пошевеливайся, Горман! Наведаемся в усадьбу, авось там пригодимся! — громко сказал Хьюитт.
Магара так расчувствовалась, что даже не сразу отозвалась на это придуманное накануне имя. Она с трудом возвращалась к реальности. Хьюитт драл глотку не зря, а в надежде, что его услышат те, кто работает в саду. Проезжая мимо них, Магара старательно играла роль и все же уверена была, что первый, кто посмотрит на нее вблизи, в тот же миг узнает блудную дочь владельца Аренгарда, и ее тотчас же с позором изгонят. Еще бы, ведь она в таком непристойном виде! Это было даже хуже, чем заявиться домой открыто…
У ворот их встретил дородный мужчина, которого Магара не узнала.
— Вы по делу?
— Не желает ли твой господин насладиться искусством заезжего музыканта? — поинтересовался Хьюитт. — Взамен мы хотим лишь ночлега да угощения.
Мужчина долго и пристально разглядывал прибывших.
— Подождите во дворе, — сказал он наконец и удалился.
Путешественники въехали во двор, немедленно став объектом любопытства нескольких зевак. Магара тотчас вспотела. Лицо у нее невыносимо чесалось. Она молила провидение, чтобы куски теста со щетиной не стали осыпаться прямо на глазах у изумленных зрителей. Наконец дородный мужчина возвратился и поманил Хьюитта пальцем. Музыкант пошел на зов, прихватив свою скрипку, а Магара спешилась, изо всех сил стараясь двигаться как мужчина. Вскоре Хьюитт возвратился.
— Отведи лошадей в конюшню, Горман, — скомандовал он. — Встретимся на кухне, а пока позаботься о корме и воде.
Он улыбнулся и подмигнул девушке.
Ведя лошадей в поводу, Магара дивилась тому, до чего по душе пришлась Хьюитту его новая роль…
Глава 19
Магара широким шагом направилась к пристройкам, благодарная темноте, превратившей двор в царство теней и смутных бликов от масляных ламп. Ее проводили на конюшню, показали, где хранятся корм и вода, хотя все это она и без того прекрасно знала, а потом объяснили, как пройти в спальню, выделенную им с Хьюиттом. Она вздохнула с облегчением — спальня была изолированная и находилась в довольно тихом уголке дома. Если бы их поместили в общей спальне, проскользнуть тайком в библиотеку оказалось бы значительно труднее…
На протяжении всего этого времени в ответ на вопросы Магара либо отмалчивалась, либо нечленораздельно мычала, и мальчик-конюший рад-радехонек был избавиться от хмурого и неразговорчивого незнакомца.
В кухне все оставалось по-старому — в воздухе плавал густой пар, было жарко и аппетитно пахло всевозможными вкусностями. Звенели кастрюли, болтали повара. Хьюитт уже уплетал за обе щеки, умудряясь при этом еще и перешучиваться с поварихами. Магара узнала нескольких из них, и сердце у нее чуть было не остановилось. Вот оно, первое настоящее испытание…
— А, вот и ты, Горман! — воскликнул Хьюитт. — Садись, поешь. Душечка Вэйл устроила для нас настоящий пир!
Он лучезарно улыбнулся одной из девушек, которая и без того была очарована музыкантом. Магара без единого слова села за стол. Глаз она не поднимала.
— Горман немногословен, — объяснил Хьюитт. — Но без него я бы просто пропал.
Никто не обращал на Магару внимания, но она все еще нервничала, ожидая, что ее вот-вот разоблачат. Однако повара либо занимались своими привычными делами, либо, развесив уши, слушали обаятельного скрипача, а в сторону его хмурого и нелюдимого друга даже не глядели. Ощутив внезапный голод, Магара принялась есть, но глотать ей все еще было трудно.
— Мы заехали как раз вовремя, Горман, — продолжал Хьюитт. — У здешнего хозяина, Даниэля…
Магара чуть было не вздрогнула, заслышав отцовское имя, а Хьюитт как ни в чем не бывало гнул свое:
— … нынче важный гость. Как бишь его зовут, красотка Вэйл?
— Буллен, — со значением ответила девица. — Он птица высокого полета, в Картеле его уважают.
— Недурная аудитория, а, Горман?
Магара что-то пробормотала, всем сердцем желая, чтобы он отвязался от нее. Хьюитт хмыкнул:
— Видимо, этого недостаточно, чтобы произвести на тебя впечатление!
Вэйл и остальные поварихи захихикали.
Магаре было не по себе, но она уже поняла, что Хьюитт не отцепится, пока хотя бы слова из нее не вытянет.
— Угощение тут на славу, — пробормотала она так хрипло, как только смогла, — а до остального мне дела нет.
— Вот слова истинного путешественника! — воскликнул Хьюитт, заливаясь хохотом. — А угощение действительно дивное — можно добавочки?
Вэйл стремительно сорвалась с места.
— Я лучше играю на сытый желудок, — объяснил поварихе повеса, улыбаясь самой неотразимой своей улыбкой.
Часом позже Магара лежала на кровати и все никак не могла решиться сдвинуться с места. Хьюитт ушел услаждать слух хозяев, а Магара тотчас же удалилась из кухни, дабы избежать приставаний с разговорами. Повара, казалось, даже не заметили ее ухода, и девушка слегка воспряла духом. Присутствие в поместье Буллена было ей на руку. Это означало, что ужин затянется надолго и на нем будут присутствовать все без исключения обитатели поместья. Ее шансы на успех умножились. Теперь ужин был в самом разгаре, за окнами уже стемнело, и откладывать исполнение замысла более не имело смысла. Магара прекрасно помнила, как пройти в библиотеку. Там ей первым делом надо будет добраться до картотеки Стеда, в противном случае ни за что не отыскать нужных книг за столь короткое время. Старый библиотекарь, добрый ее друг, всячески поощрял интерес девочки к чтению и раскрыл ей секреты бесчисленных ящичков своей драгоценной картотеки, где содержались краткие сведения о всех без исключения книгах Аренгарда. Это было дело его жизни и предмет гордости. «Надеюсь, ключ он кладет на то же место, что и прежде! — подумала Магара, заставляя себя подняться. — Раз уж я собралась, то тянуть нечего…»
Она тихо выскользнула из людской и пересекла темный двор, как и предполагала, никого не встретив, крадучись пошла по аллее, ведущей к центральной усадьбе. Хотя ей и пришлось пройти мимо нескольких человек, никто не обратил на нее внимания. Когда Магара приблизилась наконец к западному крылу, сердце ее бешено стучало, но от страха ли, от радости, она и сама не знала. Боковая дверь оказалась открытой, и девушка бесшумно проскользнула внутрь. В холле все лампы были потушены, лишь в окна сочился слабый свет, и ей пришлось ненадолго остановиться, чтобы глаза привыкли к темноте. Немного успокоившись, Магара тихо пошла по коридору, ведущему в библиотеку.
Вот наконец и нужная дверь. Магара приникла к щели — ни звука, ни огонька… «Только бы дверь не была заперта!» Девушка осторожно взялась за ручку, и дверь с душераздирающим скрипом приоткрылась. Затаив дыхание, Магара на цыпочках скользнула внутрь, осторожно притворив дверь за собой. Библиотеку освещали лишь последние отблески закатного солнца.
На боковом столике, как и ожидала Магара, стояла лампа, — старые обычаи очень живучи! — а подле нее лежали фитили. «Теперь назад пути нет», — подумала Магара, когда на кончике фитиля замерцал тусклый огонек и библиотеку озарил неверный желтоватый свет.
Ящички картотеки были заперты, и Магара посмотрела на едва приметную полочку над библиотечной дверью. В детстве она не могла туда добраться, даже сейчас ей пришлось вскарабкаться на стул. Она долго шарила рукой, покуда не нащупала что-то холодное, металлическое и вздохнула с облегчением.
Содержимое было разложено по ящичкам в алфавитном порядке, и Магара направилась прямиком к тому, где значилась буква «Н». Ей хотелось отыскать все что можно про Неверн, затмения и четыре таинственных кольца. О том, как найти упоминания о кольцах, она не имела ни малейшего понятия, а потому решила первым делом прояснить вопрос с магической долиной и вскоре нашла нужную карточку. Кусочек картона сплошь покрывали строчки и цифры — это были номера полок, где хранились книги на эту тему. «Как их много! — в отчаянии подумала Магара. — Мне не удастся перечесть их все! И почему я ровным счетом ничего о них не помню?» Она сунула карточку в карман, потом отперла другой ящичек, на букву «3», и принялась в нем рыться.
… Заговоры, Заклятья, Загадки, Змеи… И ровным счетом ничего о затмениях!
Она принялась во второй раз просматривать карточки, не сомневаясь, что проглядела нужную. И снова ничего. Не похоже на Стеда, он в высшей степени педантичен… Она собралась было расширить круг поисков — просто так, на всякий случай, — когда за спиной у нее послышался голос. Девушка от неожиданности даже подпрыгнула.
— Не шевелитесь. Я вооружен. — Голос был спокоен, но очень холоден и суров. — Надеюсь, у вас есть веская причина тут находиться, молодой человек.
Магара потеряла дар речи, да что там, она даже соображать перестала! Девушка застыла на месте с бешено бьющимся сердцем.
— А теперь медленно поворачивайтесь, — приказал голос. — И следите за тем, чтобы я видел ваши руки!
Магара повиновалась, страшась того, что сейчас произойдет. Теперь она узнала этот голос…
Когда Стед увидел лицо непрошеного гостя, глаза старика сузились.
— Кто ты такой? — спросил он.
Поначалу Магара колебалась, не зная, продолжать ли притворяться или же открыться, но вскоре поняла, что притворяться бессмысленно.
— Стед, это я, — произнесла она своим обычным голосом. — Это я, Магара.
На лице библиотекаря отражались, сменяя друг друга, то недоверие, то изумление. Еще бы! Ведь то, что он видел, явно противоречило тому, что слышал. Длинное тонкое лезвие дрожало в его руке.
— Борода у меня приклеенная, — торопливо объяснила Магара. — Это и вправду я. Знаешь, мне все равно понадобился стул, чтобы дотянуться до ключа…
Стед взглянул на стул, на потайную полочку, потом на странного возмутителя спокойствия. Он все еще колебался.
— Магара?.. — наконец прошептал он изумленно. — Да!
— Но что… — начал было Стед, но тотчас умолк, видимо будучи не в состоянии четко сформулировать вопрос.
— Прости меня. — Магара робко шагнула навстречу библиотекарю. — Мне стыдно за то, что я вот так, за твоей спиной… но…
— А твои родные знают? — выпалил он.
— Нет, они даже догадаться не должны! — быстро сказала девушка. — Прошу тебя, Стед! Это очень важно.
— Но…
Старик все еще не вполне свыкся с неожиданностью.
— Запри дверь, — попросила Магара. — Я попытаюсь все тебе объяснить.
Библиотекарь медленно направился к дверям, закрыл их и запер на замок. Все это старик проделал сноровисто и совершенно беззвучно. Стед успел слегка оправиться от потрясения, и, когда заговорил, в душе Магары затеплилась робкая надежда на то, что старик ее не выдаст.
— К чему все это? — требовательно спросил он. — Ну, этот твой идиотский маскарад? Тебе должно быть стыдно, ведь это твой дом!
— Это больше не мой дом, — тихо произнесла девушка.
— Как горько мне такое слышать! — Старик явно начинал сердиться. — Конечно, кое-что из того, что ты вытворила, простить нелегко, но ты все равно тут родная! А ты… — И он чуть было не ткнул в нее шпагой, желая, видимо, указать на живописные ее лохмотья. — Изволь объясниться. И назови хотя бы одну вескую причину, из-за которой я не должен схватить тебя за шиворот и притащить прямиком к твоему батюшке!
— Но разве он не занят, ублажая Буллена? — выпалила Магара, не подумав.
И тотчас же горько пожалела, но было уже поздно. Лицо старика потемнело.
— Не дерзите, юная барышня! — заорал он.
Впрочем, его бешенство было вернейшим доказательством правоты Магары, пусть даже частичной. Девушка, осознав свою оплошность, попыталась исправить положение.
— Прости! Позволь объяснить…
— Ну что же, внимательно слушаю, — сказал старик, кладя шпагу на стол.
И Магара так коротко, как только могла, поведала Стеду о Селии, Неверне и Лисле, о Варо, Бростеке и их подвигах, о панно — оказывается, старик прекрасно его помнил, — потом о своем намерении и, наконец, о причинах, побудивших ее скрываться. Старик слушал терпеливо, не перебивая, лицо его оставалось бесстрастным. Когда она умолкла, Стед долго молчал. Магара начала уже гадать, что важное упустила, лихорадочно роясь в памяти.
— Итак, ты явилась сюда, чтобы добыть сведения о Неверне? — наконец спросил он.
Сердце Магары екнуло. Так, значит, Стед удовлетворился ее объяснениями!
— Да, — закивала она. — В тех немногих книжках, которые есть у меня в Тревайне, ровным счетом ничего об этом нет. А вот здесь очень много. — И она стыдливо извлекла из кармана карточку.
Стед лишь кивнул с самым серьезным видом.
— Справедливо, — согласился он. — Однако есть ли в этом прок для твоей подруги — другой вопрос. А что еще тебя интересует?
— Солнечные затмения.
Библиотекарь вновь кивнул, словно этого и ожидал.
— Так и тебя они тоже обеспокоили?
— А кто еще ими заинтересовался? — живо спросила Магара.
Ответ старика несказанно ее изумил.
— Картель. Одна из причин визита Буллена — именно наша библиотека. Видимо, у вас с ним одинаковое направление мыслей.
— Неужели Картель воспринимает всерьез солнечные затмения?
Магара с трудом верила своим ушам.
— Затмения влияют на здоровье скота, — принялся объяснять Стед. — После них резко снижаются надои, а еще рождаются мертвые телята.
«Ах, вот в чем дело!» — подумала Магара и цинично ухмыльнулась.
— По деревням вовсю шепчутся суеверные кумушки, — продолжал Стед, — и дело готово: вот-вот в народе начнутся волнения. Картель принял решение как-то сладить с этим злом. Но, естественно, его члены зашли в тупик. Небо отказывается им повиноваться.
— Так вот почему я не нашла карточки!
На сей раз Стед отыгрался, вытащив из кармана заветный картонный прямоугольничек, — Магара даже рот открыла.
— И что ты обнаружил?
— Ничего. Только астрономические расчеты и выкладки. И некоторые наблюдения, связанные с календарем. Единственное, что нам доподлинно известно: последнее время творится сущая чертовщина. Затмения случаются слишком часто, луна просто не может быть причиной их всех!
— Тогда что же это?
— Никто не знает.
— А какого мнения придерживаются на сей счет маги? — спросила Магара, цепляясь за соломинку.
— Вот те на! Кому, как не тебе, знать, что маги вообще редко думают! Разумеется, они испробовали несколько заклятий и заклинаний, но, насколько мне известно, безрезультатно. Если это и магия, то слишком мощная для этих ничтожеств.
В голосе старика звучало нескрываемое презрение.
Магара же была разочарована, она вновь зашла в тупик.
— Знаешь, меня эти затмения пугают, — призналась она. — Теперь я, как никогда прежде, уверена, что это дурной знак.
— В этом ты не одинока, — сказал Стед. — Но ума не приложу, что можно сделать…
— А ты не считаешь, что все это каким-то образом связано? Ну, эти затмения, люди-ножи, Неверн? — спросила она в надежде, что вот-вот проклюнется какая-то идея.
— Не пойму лишь, каким образом, — ответил старик. — Твое вышитое панно — единственная ниточка, да и то очень тонкая. Что же до людей-ножей, я не спешил бы верить россказням невежественных горцев.
— Но я знаю этих людей! — возмутилась Магара. — Они не лгут!
Стед лишь передернул плечами.
— И все-таки я не вижу связи, — уверенно сказал он.
«Лисле! — подумала Магара. — Лисле — вот связь! Только вот как это объяснить?» Она была подавлена.
— Безнадежно, — упавшим голосом сказала она. — Ведь я даже не знаю, что именно собираюсь делать и почему…
— Ты пытаешься помочь подруге, — напомнил Стед. — Мне лично это кажется вполне веской причиной.
Мысль о Селии, бесследно исчезнувшей в туманной долине, прибавила девушке решимости. По крайней мере хоть что-то можно было попытаться сделать.
— Так ты поможешь мне? — с надеждой спросила она.
— Чем смогу, — пообещал старик. — Правда, методов твоих я не одобряю. Порядочная барышня — и прокралась сюда в таком позорном виде! Но вижу, у тебя есть на то резон, во всяком случае, ты так считаешь.
— Я еще вернусь сюда, вернусь как подобает, — благодарно пообещала она.
— Уж будь так любезна!
— Если хочешь, можешь даже обо всем рассказать родителям, но только после того, как я уеду, — сказала она. — Хотя мне бы этого не очень хотелось…
— Не думаю, чтобы им пришлась по нраву роль, которую я сыграл в этом спектакле. — Старик впервые за все это время улыбнулся. — Так что лучше держать язык за зубами.
— Спасибо!
— Надеюсь, боги меня простят. Отец же твой явно будет не столь милосерден… Ладно, пошли! У нас много работы. Полагаю, ты покинешь Аренгард с первым же лучом солнца?
Магара кивнула. Стед взял лампу и направился прямо в библиотечный зал, где высились бесчисленные стеллажи.
— А почему ты не на ужине? — поинтересовалась Магара.
— Да там у них какой-то молодой осел, с виду хитрый, словно лис, пиликает на своей скрипочке как полоумный сверчок. Я не мог этого вынести. Понять не могу, что все находят в этом скрипении?
Магара старательно запомнила слова старика про осла, хитрого, как лис, и про полоумного сверчка, решив приберечь их на будущее. Когда Стед подвел ее к столику в читальном зале, она все еще улыбалась во весь рот.
— Я буду приносить тебе книжки, — сказал Стед, беря у нее карточку. — А ты читай. Так дело пойдет куда быстрее.
Спустя несколько часов вокруг бедной Магары на столе высились здоровенные стопы книг. Глаза у нее отчаянно щипало, а голова словно свинцом налилась. Стед необычайно резво для своего возраста все еще сновал от стеллажей к столу, убирая ненужные тома и принося новые. Однако из множества упоминаний о Неверне большинство представляли собой лишь туманные намеки, ровным счетом ничего не говорящие непосвященному. Лишь немногие были чуть пространнее, но и они то и дело повторялись. Просидев полночи, исследователи убедились лишь в одном: на старинном панно, несомненно, изображен таинственный Неверн. Вот что говорилось в книгах о волшебном саде. Вступивший туда попадал в странный мир, где царили одновременно весна, лето, осень и зима. Время там текло, попирая все законы. Розы цвели прямо на снегу, а плоды созревали и весной… Упоминалось в книгах и о Хранителях Неверна. Это были либо волшебники, либо их слуги, они ухаживали за волшебным садом и вели хронику событий и чудес. Магара окончательно убедилась, что женщина, создавшая дивное панно, была одной из Хранительниц. Она употребила все свое мастерство, дабы передать неповторимую панораму этого таинственного места. Магара горела желанием отыскать имя древней мастерицы, узнать о ней хоть что-нибудь, но безрезультатно.
За книгами по истории последовали тома сказаний и легенд. Там упоминаний о Неверне оказалось множество. Говорилось в основном о целительной силе этой земли и о даре вечной жизни, коего удостаивался тот, кто входил в сад и вкушал от его плодов. Превозносилась до небес и непревзойденная красота дивного сада, способная растопить даже каменное сердце. Некоторые сказки, похоже, имели под собой какую-то основу, другие были чистейшим вымыслом, но Магара и в них отыскала кое-что небесполезное. В сказках настойчиво повторялось, что пройти в сердце сада может лишь человек невинный и чистый сердцем. Магаре невольно вспомнилась история о Лабиринте Теней. Красной нитью проходила и другая мысль: мир неуязвим для злых сил, «покуда свет дневного светила озаряет благословенный Неверн». Так, значит, если ныне сад окутан вечным туманом, затмевающим солнце (опять, опять затмение!), это очень дурное предзнаменование. Пусть это были всего лишь сказки, но сердце Магары заныло пуще прежнего.
Давно уже пробило полночь. Поместье окутала непроницаемая, кромешная тьма. Весь Аренгард давным-давно спал.
— Думаю, это все, — простонал Стед, кладя перед нею на стол последний увесистый том. — Ну как, нашла что-нибудь новенькое?
Магара постоянно держала старика в курсе своих изысканий.
— Нет, одни повторы, — разочарованно отвечала она.
— И никаких потрясающих озарений?
— Где там…
— Обычное дело, — констатировал старик. — Просто тебе надо поспать, девочка.
И он мешком рухнул на стул.
— Да и тебе не мешало бы.
Стед кивнул.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Магара. — То, что я нашла, лишь укрепило мою решимость отправиться туда.
— Будь осторожна, девочка. — В усталых глазах старика промелькнуло беспокойство. — Я в некотором роде тут замешан, так что…
— Я буду очень осторожна, — пообещала Магара.
— Тогда ступай спать!
— Погоди, вот еще что. — И Магара достала из-за ворота рубашки свою озерную находку. — Это тебе ни о чем не говорит?
Стед, прищурившись, уставился на подвеску.
— Очень симпатичная, — похвалил он.
— Форма, форма! — настаивала Магара. — Она ничего для тебя не значит?
— Хм-м-м… Пожалуй, да. Точно! Такой знак употребляли некоторые маги, это символ света, если не ошибаюсь.
— Света?!
— Да. Но это все, что мне на сей счет известно, — вздохнул старик. — А где ты его отыскала? В брюхе у рыбы?
— Почти что так.
Они одновременно встали — и вдруг обнялись.
— Я не могу тебя поцеловать, — сказала Магара, указывая на свою бороду.
И оба они заговорщически улыбнулись друг другу.
Вокруг было тихо, и Магара без приключений добралась до их с Хьюиттом покоев. Заметив, что сквозь щель под дверью пробивается свет, она насторожилась и расслышала два приглушенных голоса и шорох: кто-то шептался, вздыхал, ворочался…
«Похоже, Хьюитт имел счастье приглянуться душечке Вэйл куда больше, чем я думала!»
И Магара бесшумно удалилась, слишком усталая даже для того, чтобы возмутиться. Спустившись в конюшню, она ощупью отыскала пустое стойло и как подкошенная рухнула на ароматную охапку сена.
Глава 20
Магара проснулась рано. Разбудили ее конюхи, уже вовсю хлопотавшие в стойлах. Все тело у нее ломило, к тому же она продрогла до костей, потому с радостью последовала совету парней отправиться прямиком на кухню и позавтракать. Там она быстро согрелась и насытилась, хотя и упрочила свою репутацию жуткой буки, за все время завтрака не проронив ни слова. Хьюитт припозднился, зато источал улыбки налево и направо и был сама любезность. К величайшему неудовольствию Магары, которой не терпелось тронуться в путь, он плотно и обстоятельно поел, а потом неторопливо отправился собираться.
— Ну, как успехи? — спросил он, когда они выехали из ворот.
— Неважные.
— Но мы все равно едем в Неверн?
— Да, конечно.
Магаре не хотелось развивать эту тему, но Хьюитт, похоже, совершенно удовлетворился ее односложным ответом.
— Этот Буллен — надутый боров! — радостно объявил он. — Рта не закрывал, пока я играл. Однако деньжат у него куры не клюют. Погляди, чем он в меня швырнул! — Хьюитт показал большую серебряную монету. — Кстати, при нем цепной волшебник…
Магара молчала, с отвращением слушая его оживленную трескотню.
— С тобой все в порядке? — озабоченно спросил он.
Тут Магара взорвалась.
— Да я почти ночь напролет провела без сна! — заорала она. — А потом по твоей милости прикорнула в конюшне на соломе! Те жалкие крохи, которые перепали мне в библиотеке, — это сплошная головная боль! Мне нестерпимо больно было покидать Аренгард вот так, словно воровке, и не терпится вот эту гадость с себя содрать! — Она вцепилась в свою бороду. — Если же не считать всего этого, то я в полном порядке.
— Сожалею, что спросил, — упавшим голосом пробормотал Хьюитт.
Некоторое время они ехали молча.
— Прости, что накричала на тебя, — миролюбиво сказала Магара чуть погодя. — В том, что у меня каша в голове, ты нисколько не виноват. Давай-ка найдем какой-нибудь водоем. Неподалеку должна быть речушка.
Память не подвела Магару, и вскоре они въехали в рощицу, окаймлявшую широкий ручей. Магаре довольно долго пришлось сражаться с бородой — отодрать от лица присохшее тесто оказалось делом нелегким да к тому же очень болезненным. Настроение Магары от этого нисколько не улучшилось, хотя девушка несказанно рада была снова стать самой собой. Потом она с наслаждением переоделась. Хьюитт деликатно повернулся к ней спиной.
— Ночью ты не был столь галантен, — поддразнила его девушка. — А что было бы, если б я вошла и застукала вас?
— Мы нисколько бы не возражали.
— Ах ты, паскудник! Да я бы все равно не уснула — вы так отвратительно шумели…
— Сожалею, что тебе пришлось спать на конюшне, — сказал Хьюитт с глубоким раскаянием.
— Ничего, там было довольно сносно, — сказала Магара, завершившая перевоплощение. — Пора двигаться.
Они неторопливо поехали на север.
— Ну как, дело того стоило? — некоторое время спустя спросил Хьюитт. — Я имею в виду, стоило тебе заезжать домой?
Магара хорошо подумала, прежде чем ответить.
— В общем и целом — да, — ответила она. — Я утвердилась во мнении относительно некоторых вопросов, хотя и не узнала ничего нового. Но я никогда в жизни больше так не поступлю! Это ужасно…
— С кем поведешься, от того и наберешься, — вздохнул Хьюитт.
— Особенно от осла, хитрого, словно лис, и пиликающего на скрипочке, как полоумный сверчок, — отчетливо произнесла Магара.
— От кого-о-о?!
Магара с наслаждением повторила свою тираду, а затем, смеясь, все растолковала Хьюитту.
— Да, некоторые люди начисто лишены вкуса, — вздохнул музыкант.
Они перекусили на свежем воздухе, с наслаждением поглощая яства, заботливо прихваченные Хьюиттом в Аренгарде.
— Ума не приложу, какой добрый гений снабдил нас такой амброзией? — с невинным видом сказала Магара.
— Даже от ослов в хозяйстве бывает польза! — захохотал Хьюитт.
В сумерках они подъехали к одинокой ферме. Изможденная крестьянка рада была за несколько монет покормить их незамысловатым ужином и уложить спать в мансарде. Под игом Картеля фермерам жилось несладко. Путешественники удовлетворились одним матрасом на двоих — они настолько вымотались, что ни о чем, кроме сна, и думать не могли. Впрочем, как правдиво заметил Хьюитт еще в Тревайне, на уме у него относительно Магары не было «ничего подобного».
Рано утром они тронулись в путь, воодушевленные тем, что гора Свистунья была уже совсем близко.
Гора показалась вдали еще до полудня. Даже издали она выглядела весьма неприветливой. Здешние земли, в большинстве своем плодородные, сейчас вовсю зеленели, а гора Свистунья оставалась голой и серой. Подъехав ближе, путники увидели, что трава тут вся иссохла и покрылась ржавыми пятнами, даже папоротник и вереск казались какими-то неживыми.
— Да, с магией тут, кажется, не густо, — заметил Хьюитт, когда они поднимались на вершину.
Магара готова была согласиться, но упрямство гнало ее все выше и выше. Лошади неторопливо переступали по камням. Хотя подъем и не был крут, но казался каким-то бесконечным. К тому же дул холодный, пронизывающий ветер, неизвестно откуда взявшийся, ибо небо над их головами по-прежнему оставалось ясным — ни единого облачка!
Наконец, когда солнце уже стояло в зените, они достигли вершины и увидели камни, которые, впрочем, выглядели ничуть не более волшебными, чем удручающе скучные окрестности. Стояли камни неправильным кругом шагов двадцати в диаметре. Казалось, мрачные глыбы охраняют пустоту. Внутри круга росла лишь чахлая сухая трава. Форму камни имели неправильную, явно выточенные многовековыми ветрами и дождями, однако очевидно было, что кто-то расставил их здесь с некой непонятной целью. Основания камней тонули в темно-коричневой земле.
Магара спешилась и подвела лошадь к самым камням, дивясь, кому это понадобилось тратить столько сил на строительство заведомо бесполезного сооружения. Потом протянула руку и коснулась ладонью ближайшей глыбы, высотой примерно в человеческий рост. Она надеялась ощутить хоть что-то — дрожь, леденящий холод… Но камень оказался как камень — прохладный и поросший лишайником.
Тогда Магара вступила в круг, сетуя, что понапрасну притащилась на эту дурацкую гору, но воздух вокруг нее вдруг словно сгустился. Резко потемнело. Обе лошади встревоженно всхрапнули. Повеяло леденящим холодом.
Затмение произошло внезапно. Солнечный диск померк, вокруг него запылало алое сияние, а камни сразу стали казаться зловещими. В душу Магары проник ужас. Хотя девушка не сдвинулась с места, она вдруг ощутила бьющий в лицо ветер, услышала бешеный стук подков. «Я не хочу смотреть на это, Лисле!» — мысленно взмолилась она. Но Лисле был неумолим.
Перед нею появилась другая облаченная в синее Фигура, на сей раз озаренная алым сиянием. Встретившись взглядом с этим существом, Магара затрепетала, однако на сей раз взгляд человека-ножа не был ни спокойным, ни презрительным. В холодных глазах метался ужас, а тело его как-то странно, неестественно выгнулось. Раздался вопль, и человек зашатался, судорожно схватившись за плечо. «Пой, Лисле, пой!» — кричал незнакомый голос. Ослепительная синяя вспышка… Треск пламени и запах смерти. Ледяной ураган. Фонтан крови, заливающий вокруг все, все…
Потом красный цвет сменился черным.
Когда Магара пришла в себя, она навзничь лежала близ самого центра круга. В голове у нее что-то болезненно пульсировало, все тело ныло. Хьюитт, стоя подле нее на коленях, заботливо поил ее водой из фляжки. А над головами у них в синем безоблачном небе сияло яркое полуденное солнце.
— Пей же! Пей! — строго приговаривал Хьюитт.
— Что случилось? — простонала она.
— Затмение началось как раз в тот миг, когда ты вступила в круг, — ответил Хьюитт с улыбкой, радуясь, что девушка очнулась. — Ты вдруг задрожала и стала издавать очень странные звуки. Потом дошла сюда и рухнула как подкошенная. Моя лошадь словно обезумела, мне немалых трудов стоило с нею справиться, но я тотчас же кинулся к тебе…
— Ты никого не видел? — спросила она.
— Ты это о чем? — озадаченно заморгал Хьюитт.
— Человека в синем…
— Нет, — нахмурился Хьюитт. — Ты что сильно ударилась головой, когда падала?
— Ты никого не видел? — морщась, повторила Магара.
— Только тебя, а еще камни, освещенные красным светом. — Хьюитт поежился. — От ветра они застонали, у меня по коже даже мурашки побежали. Не нравится, ох не нравится мне это место!
— Мне тоже, — с чувством произнесла девушка. «Что случилось?» При воспоминании о хлещущей во все стороны кровище ее передернуло.
— А ты что видела? — поинтересовался Хьюитт. Она вкратце описала ему свое видение, затем без особой охоты поделилась предположением относительно его происхождения. Молодой музыкант, хотя и внимательно слушал, явно не торопился верить ей, но в искренности Магары не сомневался.
— Пошли-ка прочь отсюда, — сказал он. — Кстати, а ходить ты можешь?
Он помог Магаре подняться, приобнял ее за плечи и вывел из зловещего круга. Девушке тотчас же полегчало.
— Хочешь, спустимся с этой дрянной горы? — предложил Хьюитт.
— Нет. Я уже в полном порядке, — заверила его девушка. — Просто мне надо немного передохнуть.
Она чувствовала себя разбитой, а нежная забота Хьюитта глубоко ее трогала. Они добрели до лошадей и присели на траву.
— Боюсь, нынче пира не получится, — объявил Хьюитт, роясь в суме. — Хлеб, сыр и вода — вот и все.
Он протянул Магаре ее долю, все еще озабоченно глядя на девушку.
— Ты по-прежнему хочешь ехать в Неверн?
— Да, — кивнула она и принялась жевать, постепенно успокаиваясь.
— Ну, это магическое местечко явно не пошло тебе на пользу, — отметил Хьюитт. — Кто может поручиться, что в Неверне не будет еще хуже?
— Никто.
— Тогда к чему рисковать?
— Я должна!
Хьюитт пожал плечами и обреченно кивнул.
— А когда мы туда доберемся?
— Дня через два.
Давешние изыскания в библиотеке помогли Магаре немного точнее определить местоположение таинственной долины, хотя дороги туда она, как и раньше, не знала.
Некоторое время они, глубоко задумавшись, молча поглощали еду. Вдруг Хьюитт подскочил, принес сумку Магары и принялся торопливо в ней рыться.
— У меня идея! — воскликнул он, вытаскивая панно и разворачивая его.
Магара показала его Хьюитту вскоре после отъезда из Тревайна, и он как истинный художник был буквально заворожен его красотой и оригинальностью.
— Если твоя догадка верна, — взволнованно заговорил музыкант, — и мы приближаемся к Неверну с южной стороны, то перед нами должен быть вот этот пейзаж. — Он указал на весеннюю картинку. — Насколько я понимаю, это вид на север. Мы можем поискать это место, ведь линия горизонта много выше сада. Погляди-ка вот сюда…
Тут до Хьюитта дошло, что Магара его будто и не слышит. Девушка во все глаза глядела совсем на другой квадрат.
— Панно изменилось! — выпалила она. — Посмотри!
В самом центре заходящего осеннего солнца виднелась маленькая, но вполне отчетливая черная точка. Магаре стало нехорошо.
— Что ты хочешь сказать?
— Вот это черное пятнышко, — указала Магара. — Его тут прежде не было. Это начало следующего затмения!
— Да полно! — рассмеялся Хьюитт. — Не могло же панно перемениться само по себе?
— Но именно это с ним и случилось! — чуть ли не взвизгнула его спутница. — Клянусь! Тут уже есть одно затмение, а это — второе…
Она взволнованно разглядывала панно, ища других перемен. Она не сомневалась, что никакой точки на осеннем солнце прежде и в помине не было, но то, что два других солнца остались нетронутыми, немного ее успокоило.
— Но это просто смешно! — воскликнул Хьюитт. — Ведь все это время панно пролежало в твоей сумке!
— Вот! — Сердце Магары екнуло и сжалось. — Помнишь зимние белые розы? Те, которые цветут вопреки здравому смыслу?
— Да…
— Взгляни на них!
Хьюитт повиновался и онемел от того, что увидел. Два цветка, прежде свежие и прекрасные, стремительно увядали, лепестки их, утратив свежесть, казались мертвыми…
— О боги! — прошептал он. — Это ужасно…
Но Магара уже заметила кое-что еще в самом центре панно — там, где прежде был веночек из полевых цветов. Теперь венок переменил форму, превратившись в четыре кольца. Магара торопливо сняла свою подвеску и приложила ее к панно. Форма подвески идеально совпала с новым изображением в центре картины.
— И этого прежде не было… — сдавленно выдохнула девушка.
Хьюитт уже и не думал спорить. Он даже слова не мог вымолвить. Магара снова надела подвеску. Ее опять трясло. Это было последней каплей, и теперь она не сомневалась, что над миром нависла страшная угроза.
— Что же, мы имеем ответ по крайней мере на один вопрос, — сказал наконец Хьюитт.
— И на какой же именно?
— Магия все еще жива.
— Но происходит нечто очень страшное, — тихо прибавила Магара.
— И если уж мы направляемся в Неверн, — обреченно договорил Хьюитт, — то чем раньше мы до него доберемся, тем лучше.
Они еще немного посидели, стараясь отыскать что-либо новое на панно, и готовы были уже свернуть его, когда острый глаз Хьюитта заметил последнюю перемену.
— Послушай, разве у радуги не семь цветов? — неуверенно спросил он.
Магара быстро взглянула на весеннюю картинку. Верхняя дуга бесследно исчезла.
— Пропал красный цвет! — подтвердила она. Но ни один из них и понятия не имел, что это значит…
А ночью Магаре приснился мир, освещенный синим солнцем, но и это мало что для нее значило, поэтому, едва тронувшись в путь, она позабыла свой сон.
Глава 21
До Неверна они добирались целых три дня. По пути то и дело вытаскивали панно, дотошно разглядывали его, но никаких перемен в нем больше не было.
— Полагаешь, причиной стало затмение? — спросил Хьюитт. — А может, гора Свистунья?
— Скорее всего, и то и другое, — предположила Магара. — Впрочем, я знаю не больше твоего.
Магара и Хьюитт частенько справлялись у встречных путников о Неверне, и те ошарашенно таращились, недоумевая, как решились они отправиться в таинственную долину. Некоторые утверждали, что понятия не имеют о том, где находится Неверн. Местныe жители хоть и были рады помочь, но посылали их в совершенно разные стороны… И все же девушка и музыкант медленно, но верно двигались к цели.
— Послушай, вот эта линия горизонта тебе не кажется знакомой? — вдруг взволнованно спросил Хьюитт.
Магара кивнула. В душе ее медленно нарастало волнение и еще необъяснимый страх.
— Как здорово, что я у тебя есть, а то кто бы вел тебя к цели? — хорохорился Хьюитт.
— Уж и не знаю, что бы я без тебя делала, — ответила Магара, пряча улыбку.
— Ты все равно рано или поздно добралась бы сюда, — беспечно сказал Хьюитт. — Но путешествие твое не было бы и вполовину таким забавным!
— И вполовину таким опасным! — парировала девушка.
— Вот она, долгожданная благодарность! — жалобно сказал он, делая вид, будто до глубины души оскорблен.
Когда наконец среди гор показалась долина, их настроение тотчас же переменилось. Долина походила на гигантскую суповую миску, наполненную бледно-серым бульоном. Даже при ярком предзакатном свете это удивительное место казалось холодным и мертвым.
— Интересно, давно ли тут так… весело? — тихо спросил Хьюитт.
— Не знаю. — Магара силилась вспомнить, что говорил по этому поводу Слэтон. — Кажется, уже много недель, а может, даже месяцев…
— Я не хотел бы и часа тут провести, — признался музыкант, — не говоря уж о месяцах!
Магару начинало одолевать то же ощущение, но попытать счастья она была просто обязана. Обязана Селии, Лисле и Слэтону, но прежде всего самой себе. Путники ехали молча, всей кожей чувствуя, как неведомая сила придавливает их к земле. «Не удивительно, что никто не желает сюда ходить», — мрачно подумала Магара. Подъехав ближе, они заметили, что поверхность тумана слегка колышется, подобно лениво движущейся, свитой в кольца огромной змее или морским волнам под легким бризом. Однако никакого ветра тут и в помине не было.
Лошади начали прясть ушами и фыркать. Магаре и Хьюитту пришлось спешиться и повести коней в поводу. Вокруг стояла мертвая тишина. Не слышалось ни птичьего гомона, ни шелеста листвы. В нескольких шагах от того места, где начиналась густая серая муть, они остановились.
— И ты готова туда вступить? — шепотом спросил Хьюитт.
— Да, если… если меня впустят. Да, готова! — твердо сказала Магара, переборов страх.
— Ну, тогда я иду с тобой!
— Нет. Кто-то должен оставаться при лошадях, к тому же, когда я вернусь, мне может понадобиться помощь.
— Но, возможно, она понадобится тебе и там! — воскликнул музыкант.
— Я благодарна тебе, — ласково, но решительно произнесла Магара, — но это мой долг.
— Тогда пни меня ногой! — драматически воскликнул Хьюитт. — Ведь я исчахну тут от тоски, покуда тебя не будет!
Он вымученно улыбнулся, и в глазах музыканта Магара заметила затаенную боль.
— Сыграй мне, — попросила она. — Даже если я не буду видеть в тумане, твою музыку непременно услышу и ни за что не заблужусь. Интуиция подсказывает, что там мне очень пригодится голос твоей скрипки.
Хьюитт мгновение внимательно смотрел на девушку, а потом порывисто шагнул к ней и тепло, по-братски обнял. Не давая ей возможности что-либо сказать, он стремительно направился к лошадям, достал скрипку и что-то еще.
— Не хочешь взять его с собой? — спросил он, протягивая Магаре панно.
— Нет! — воскликнула она. — Оставь его себе. Там оно вряд ли мне пригодится.
Хьюитт спрятал свернутую ткань и снова повернулся к девушке.
— Пора? — хрипло спросил он.
— Пора.
Магара чувствовала, что, помешкай она еще немного, волнение может взять над нею верх.
— Удачи, — односложно сказал Хьюитт, пристраивая скрипку у подбородка.
— Скоро увидимся, — пообещала Магара, умудрившись лучезарно улыбнуться.
И шагнула в Неверн.
Хьюитт заиграл. Это была лирическая, но довольно живая мелодия, противоречившая драматизму положения. Под эти звуки Магара решительно пересекла границу тумана. Вокруг ее башмаков тотчас словно обвились серые щупальца, и вскоре она перестала видеть собственные ноги. Но девушка продолжала идти вперед, осторожно пробираясь по невидимой в тумане земле. Вот серая мгла уже поднялась ей до пояса, достигла груди, плеч…
«Вот он, Лабиринт Теней!» — в ужасе подумала она.
Девушка глубоко вдохнула и шагнула вперед. Оглядываться она не стала.
Хьюитт следил за каждым шагом Магары, терзаясь страхом и печалью. Туман постепенно скрывал ее фигуру. А жизнерадостная мелодия продолжала звучать. Это было настоящим испытанием для музыканта, привыкшего подбирать музыку под настроение. Вот над неспокойной серой пеленой осталась лишь голова Магары. Казалось, по серому морю плывет золотистый одуванчик. Еще шаг — и он исчез. Колышущиеся серые волны сомкнулись…
В тот же миг солнечный свет померк. Хьюитт в ужасе поднял голову. «Нет! — беззвучно взмолился он. — Только не теперь!» Он вновь взглянул туда, где исчезла девушка, и ничего не увидел. «Только не теперь, Магара!» Тьма сгустилась, а удручающая картина сделалась зловещей. На мгновение Хьюитту почудилось, будто померкшее солнце окружено мерцающей голубой короной, но он решил, что у него просто разыгралось воображение. Затмение кончилось так же внезапно, как и началось, однако сердце Хьюитта все еще окутывала непроницаемая тьма. Магары нигде не было…
И он заставил себя вновь заиграть. Искусные пальцы двигались словно сами по себе.
Нырнув с головой в туман, Магара тотчас ослепла. Нет, тут царила не тьма — перед глазами девушки плавала непроглядная бледно-серая пелена. От столь внезапной перемены Магара дрогнула и инстинктивно вытянула вперед руки. Но даже их она не видела. С трудом восстановив равновесие и борясь с почти непреодолимым желанием стремглав кинуться назад, туда, где звучала скрипка Хьюитта, девушка поднесла ладонь к лицу. Коснувшись кончика носа, но не увидев собственных пальцев, она в ужасе чуть было не бросилась бежать, но силой заставила себя сосредоточиться на музыке Хьюитта. И все остальное перестало для нее существовать. Музыка теперь звучала глуше, но точно у нее за спиной. Вдруг скрипка умолкла, но вскоре зазвучала вновь.
Магара с облегчением вздохнула, переборов страх. Она запретила себе думать о том, что будет, когда серый туман проникнет в ее легкие. Ее постепенно обволакивала промозглая сырость, по рукам и лицу стекали холодные капли. Теперь немыслимо было поверить, что где-то по-прежнему сияет солнце…
Она вновь шагнула вперед, ощупывая воздух вытянутыми руками. И снова музыка смолкла, а когда зазвучала вновь, то слышалась уже слева от нее, хотя Магара поклясться могла, что не меняла направления! Прислушавшись, она подумала: уж не поворачивается ли сама удивительная долина вокруг своей оси. Потом решила довериться собственному чутью. Девушка сделала еще шаг. Музыка зазвучала громче, но теперь точнехонько впереди! «Нет, это просто немыслимо!» — сердито подумала Магара. Повинуясь какому-то изнутри идущему инстинкту, она опустилась на четвереньки и поползла в глубь тумана, стараясь не думать о том, что осталось позади. «Придется играть по здешним правилам…»
Музыка стихла, и воцарилась мертвая тишина. Девушка руками ощупывала землю. Трава, а еще стебелек какого-то цветка… «А Слэтон говорил, будто тут одни голые камни!» Она сорвала цветок и, поднеся его к носу, ощутила острый запах свежего сока. «Стало быть, что-то тут все-таки растет». Магара решила понюхать сам цветок и чуть было не чихнула: кончика ее носа коснулось что-то пушистое. «Одуванчик!» Что ж, вполне естественно для этого времени года. Однако на панно одуванчик изображен на весеннем пейзаже. «Так вот где я! Я попала в весну!» Магара воодушевилась. Панно привело ее в Неверн. Может статься, оно приведет ее и в сердце зачарованной долины?
Неподалеку вдруг зазвучал звонкий голосок, и Магара от неожиданности вздрогнула. Пение звучало все ближе, слышались даже легкие приплясывающие шаги. «Это она! Девочка с вышитого панно!» Теперь слышны были и слова веселого припева:
Средь прочих чудес породила природа
Четыре волшебные времени года:
Вот семечко, листик, цветочек и плод —
И снова кружится цветной хоровод…
Магара чуть было не бросилась за девочкой-невидимкой, горя желанием увидеть ее, разделить ее невинные радости. Она даже сделала несколько робких шагов, слепо шаря руками в воздухе, но звонкий голосок уже умолк. «Подожди!» — безмолвно молила Магара, словно онемев. Но все было напрасно.
Тут рука ее наткнулась на холодный твердый камень. Она остановилась как вкопанная. Камень был гладок. «Это надгробие…» Магара с содроганием ощупала всю его поверхность, нашла надпись. Вот она, знакомая эпитафия:
НЕ ВЕРЬ СНАМ
И время вечно
«Надо идти из одного времени года в другое, по кругу, — подумала Магара. — Итак, если это весна, то мне следует попасть в лето. А если я стою около могилы, то нахожусь в самом центре весенней картины. Куда же теперь мне идти?»
Слева от нее послышалось заливистое тявканье лисицы. Если верить панно, лиса находится среди цветущих колокольчиков, под деревьями, в левом углу картины. «Это значит, — рассудила Магара, — что мне нужно идти в противоположном направлении, тогда я попаду в лето». Она свернула направо и вскоре услышала журчание ручейка. Вот вода уже под ногами. «Все правильно!» — обрадовалась Магара. Поток идет слева направо по этой части панно, прямиком направляясь в лето. Нагнувшись, она опустила руку в воду, проверяя направление течения, а потом пошла вперед, осторожно ступая по мокрым камням.
Некоторое время спустя, когда Магара начала уже опасаться, что ошиблась в своих рассуждениях, в воздухе потеплело. Вскоре ноздри ее уловили щедрые ароматы лета. Слышалось деловитое жужжание пчел и птичье пение. «Если я пойду дальше по руслу ручья, — решила Магара, — то вскоре дойду до руин». Но ручей вдруг внезапно пропал, даже журчания не стало слышно.
Чуть впереди и справа послышался всплеск. Магара предположила, что это плеснула золотая рыбка в заросшем кувшинками бассейне, и направилась прямо на звук. Вот она уже слышит журчание фонтана и спешит вперед. Скорее бы дойти…
Вдруг Магара споткнулась и упала — под ногами у нее оказался обломок одной из садовых скульптур. Она больно ушибла колено, расцарапала руки и страшно перепугалась. До сих пор все шло так хорошо! Теперь же Магара вновь осознала, в сколь опасное путешествие пустилась. Неверн вовремя отрезвил ее…
Девушка осторожно встала на ноги. «Куда же теперь?» Она отгоняла от себя все мысли, кроме одной-единственной: как разгадать шараду Неверна? Любая другая мысль могла бы запросто свести ее с ума.
Справа от нее раздался удовлетворенный вздох, и Магара тотчас же поняла, кто это. Она дорого бы дала за то, чтобы увидеть девушку, нюхающую цветы. И она устремилась на звук, зная, что женщина изображена в самом низу картинки, именно туда надо было идти, чтобы попасть в осень. В какой-то момент Магара ощутила легкое движение воздуха, чутким ухом уловила шелест пышных юбок совсем рядом…
Ощущение это было настолько странным, что она отшатнулась от незримой фигуры, словно от призрака. «Известно ли ей, что я здесь? — гадала она. — Может, я для нее — привидение?» Девушка замедлила шаг. «Сосредоточься! — тотчас же приказала она себе. — Не останавливайся!»
Что-то захрустело у нее под башмаком. Девушка склонилась и ощупала землю, чувствуя себя очень виноватой. Она вовсе не желала ничего здесь губить! Цветок был совершенно растоптан, но пальцы Магары нащупали подле него несколько тонких и нежных стеблей. «Подснежники! — узнала она. — Те самые, расцветшие осенью! Я почти на месте!»
Девушка поднялась и двинулась дальше, но опять споткнулась и упала. Вновь ее охватили смятение и страх. Но она тотчас же поняла, что приземлилась на кучу влажных листьев. Теперь было заметно прохладнее, к тому же повеяло сыростью. «Осень! — с облегчением вздохнула Магара, поднимаясь и вытирая о юбку мокрые руки. — Интересно, каково мне придется зимой?» Она помнила, что и на осеннем, и на зимнем пейзажах изображена была сосновая роща, но запаха хвои не чувствовала. Напрягая слух, Магара различила лишь утиное кряканье, но, как ни силилась, не могла вспомнить, где именно вышиты они на панно. Девушка снова растерялась и ударилась в панику. Полно, уж не придется ли ей до конца дней своих блуждать в сером тумане? «Возьми себя в руки! — решительно приказала она себе. — Думай! Что еще было на осенней картинке?» Она лихорадочно вспоминала: противоречащие здравому смыслу барашки на вербе, белка на румяном яблоке… Это ничего не дает! Женщина тут стоит неподвижно, любуясь лебедем в полете. Лебедь! На панно прекрасная белая птица летела слева направо, прямиком в зиму. Магара автоматически поглядела вверх и, естественно, ничего не увидела, но зато услышала хлопанье мощных крыльев. Лебедь пролетел прямо над нею. Магара двинулась вслед за птицей, но через мгновение больно ударилась лбом о ствол дерева. Тогда она вновь опустилась на четвереньки и принялась ощупывать влажную землю. Сосновые иглы. Теперь уже отчетливо пахло хвоей, и она направилась дальше, осторожно ощупывая стволы незримых сосен.
Вскоре Магара задрожала от холода. Под ногой у нее захрустел снег, а неподалеку завыл невидимый волк. Девушка чуть не подпрыгнула от неожиданности, она по-прежнему ничего не видела. «Я пришла в зиму. Но где же сердце Лабиринта Теней?» Снова послышался леденящий душу вой, и по коже Магары побежали мурашки, как ни убеждала она себя, что призрачный зверь ничего не может ей сделать…
Тут девушка вспомнила про озеро и замерла, объятая страхом. Если она свалится в ледяную воду, то все будет кончено! «Что же мне делать?» В отчаянии она заломила руки, но вдруг уловила слабый аромат увядания. Опустившись на колени, она нащупала умирающие розы, наколола и без того ноющий палец острым шипом и машинально сунула его в рот. Губы ее дрожали. «Куда теперь? Чего тебе еще от меня надо?» — беззвучно вопрошала она.
Дрожащая рука девушки метнулась к шее, нащупала серебристую подвеску — прощальный дар удивительного кристалла. Она крепко сжала в ладони металлические кольца.
В этот миг, впервые за все время ее блужданий, серая пелена заколебалась, а далеко впереди что-то слабо замерцало. Вне себя от счастья, Магара опрометью кинулась к этому неверному свету. Он делался все ярче, обретал форму… Магара словно прошла сквозь непроницаемую стену тумана и…
… И оказалась в прекрасном саду. Изумленно озираясь, Магара увидела яркие цветы, буйные травы и могучие деревья, птицы и звери сновали повсюду. Все двигалось и пело. Серого тумана словно и не бывало…
Магара чуть было не разрыдалась от душившей ее радости. Она победила! Она выдержала испытание! Зрение вернулось к ней, и дар речи она вновь обрела.
— Селия! — позвала она, почти уверенная, что та тотчас же появится. — Селия!
Тут за ее спиной послышался голос:
— Прекрасно. Вот и ты, наконец. Я уже заждался тебя.
Магара, вздрогнув, обернулась и застыла, изумленная и насмерть перепуганная.
Человек в синих одеждах улыбался, но его фиалковые глаза были холоднее льда и тверже стали…
Часть четвертая
ТАНЕЦ СМЕРТИ
Глава 22
Никому из них прежде не приходилось видеть столь полного солнечного затмения. В небе мерцала лишь тонкая алая корона. Весь мир погрузился в непроглядный мрак. Лица всадников обращены были к небу, Лисле, не умолкая, кричал, а Слэтон тщетно пытался его успокоить. Широко распахнутые светло-лиловые глаза юноши неотрывно глядели на небольшую рощицу в сотне шагов от отряда. Слэтон силился разглядеть там хотя бы что-нибудь, не понимая, чем так напуган мальчик. И вот среди смутных теней он уловил слабое алое сияние.
— Смотрите! — вскрикнул Слэтон, указывая в сторону рощицы. — Вон там!
Варо и Бростеку оказалось достаточно бросить беглый взгляд на алый отблеск, чтобы все понять. Они пришпорили лошадей. Остальные последовали за ними. Доскакав до рощицы, Варо соскочил с седла и, выхватив меч, бросился в чащу. Бростек — за ним. Остальные чуть поотстали. Слэтон и Лисле не слезали с коня, юношу била крупная дрожь.
Шагах в двадцати от опушки, в глубине рощицы, обнаружилась небольшая поляна. В самом ее центре стоял человек в какой-то странной застывшей позе. Его синие одежды, непокрытая голова и раскинутые руки светились алым светом, точно таким же, как и солнечная корона. На груди у него висела подвеска в форме сильно вытянутой буквы «М» с горизонтальной чертой внизу. Это был один из зловещих символов, вселявший ужас в сердца людей, хотя бы раз его видевших. Человек-нож что-то злобно выкрикивал, лицо его исказила яростная гримаса. В отличие от презрительного и спокойного взгляда человека-ножа из Грассмейра, в глазах этого метались страх и злоба.
Завидев вооруженных мечами воинов, он яростно зарычал, и, казалось, самый воздух содрогнулся от ужаса. Ноги всех, за исключением Варо, приросли к земле, но даже ему удалось сделать всего несколько неверных шагов. Тело его словно свинцом налилось, а руки и ноги вовсе перестали повиноваться. С его друзьями творилось то же — все окаменели. Они бранились и пытались ринуться в бой, но тщетно. Варо терпеливо ждал, скованный по рукам и ногам, а в душе у него закипала холодная ярость.
Глаза человека-ножа перебегали с одного воина на другого и вот наконец остановились на чем-то у самого края поляны. Страх его заметно усилился, и в воздухе зазвучали еще более устрашающие заклинания. Но что это? Казалось, он силится высвободиться из неких незримых пут, внезапно сковавших его движения. Пронзительные глаза его устремлены были в одну точку, где-то там, у края поляны…
Лисле закричал. Крик этот был совершенно нечеловеческим — одна-единственная бесконечно длинная нота, сама воплощенная боль… Музыка безумия! Когда поляну огласил этот вопль, каждый из воинов ощутил, что столбняк отпустил его тело. Для одного из них этого мгновения оказалось довольно, чтобы начать действовать. В воздухе просвистела стрела, пущенная метким Соколом, прочертив во тьме алую черту. Человек-нож предпринял запоздалую попытку отвести удар, но стрела угодила прямо ему в плечо. И на этот раз вонзилась в настоящую, живую плоть. Фигура в синем дрогнула. Человек-нож схватился за раненое плечо, но продолжал яростно выкрикивать заклинания, чтобы парализовать врагов, однако чувствовалось, что это дается ему все с большим трудом.
Из темноты донесся отчаянный хриплый крик Кередина:
— Пой, Лисле! Пой!
И юноша принялся, не умолкая, кричать — или петь? Голос его то звенел, едва не срываясь на визг, то звучал глуше и ниже… Все, кто слышал это пение, задрожали, однако на человека-ножа оно возымело самый что ни на есть волшебный эффект. Остатки самоуверенности покинули его, он отчаянно закричал, шаря глазами вокруг в поисках жертвы. Потом поднял здоровую руку и указал ею на Варо. Воины, внезапно обретя вновь способность двигаться, готовы уже были броситься на выручку, но обнаружили, что кое-кто их опередил.
Из темноты вынырнула Тень и стремительно, словно воплощенная ярость, кинулась на врага. В тот самый миг, когда из кончиков пальцев устремленной в сторону Варо руки человека-ножа вырвались голубые струи огня, страшные волчьи клыки сомкнулись на шее чудовища. Едва не сбитый с ног, человек-нож пошатнулся, и тонкие, словно иглы, голубые лучи пролетели мимо цели, воспламенив сухие сосновые иголки. Раздался отчаянный крик боли.
Человеку-ножу удалось сбросить с себя разъяренного зверя, хотя глубокие укусы на шее обильно кровоточили, и колдун изготовился для новой атаки. Но он снова опоздал. Свободный теперь Варо взмахнул мечом — клинок просвистел в воздухе, словно коса самой неумолимой Смерти, — и наотмашь рубанул по шее врага. Удар оказался сколь силен, столь и меток. Голова человека-ножа отделилась от плеч и взлетела в воздух. Тело несколько мгновений еще стояло, словно не зная, что делать дальше, но вот алое свечение вокруг него померкло, и оно мешком осело на землю. Мгновение спустя о землю с глухим стуком ударилась и голова…
Солнце засияло вновь, но осветило оно ужасающую картину. Из страшной раны во все стороны хлестала кровь. Варо в единый миг вымок до нитки. Вскоре вся поляна тонула в крови, но поток все не иссякал, это был настоящий кровавый потоп. Присутствующие в ужасе отшатнулись, а страшный гейзер все продолжал орошать землю красным дождем. Казалось, сама земля кровоточит. Когда же кровь наконец перестала хлестать, люди стояли чуть ли не по колено в алой жиже. Все задыхались от удушливого зловония. А глаза отсеченной головы с укором глядели на убийцу…
Дерево, занявшееся пламенем, все еще дымилось, но огонь уже потух. Кервин, заслонивший Варо от адского огня, был мертв. В пустых глазницах запеклась кровь, а тело обгорело почти до неузнаваемости. Когда люди понемногу оправились от потрясения, они оттащили труп товарища прочь от залитой кровью поляны и, не произнося ни единого слова, принялись готовить останки к погребению.
Варо стоял в одиночестве, взирая на поляну. Лицо его по-прежнему не выражало никаких чувств, но казалось, он не может сдвинуться с места. Бростеку пришлось чуть ли не силком увести его. И они вдвоем молча направились на поиски ручья, чтобы смыть с себя кровь. Некоторое время спустя, немного приведя себя в порядок, они возвратились к остальным. Слэтон и Лисле уже успели спешиться. Вопль Лисле оборвался в тот самый миг, когда человек-нож был повержен, — юноша мгновенно лишился чувств. Слэтону чудом удалось не дать ему упасть, потом кто-то помог им… Когда юноша пришел в себя, в глазах у него еще металась тень беспомощности и страха, но он был почти спокоен, даже слабо улыбнулся.
— Быстро же он оправился, — восхищенно пробормотал Вильман.
— У него и память не такая, как у нас, — объяснил Слэтон. — Сейчас он чувствует себя так, словно всего этого, — он указал в сторону поляны, — никогда не было.
— Здорово это у него вышло, — одобрительно сказал Бэйр.
— А как ты догадался, что Лисле должен петь не умолкая? — спросил Варо у Кередина.
— Мне уже приходилось видеть, как при помощи заклинаний людей парализуют, — объяснил бывший волшебник. — Правда, на такое способны были лишь самые могущественные из моих… м-м-м… коллег, да и то им удавалось совладать лишь с одним противником.
Столь будничные рассуждения о магии и волшебстве в другое время вызвали бы саркастические усмешки, но не теперь, когда все на собственной шкуре испытали силу черного колдуна.
— Существует теория, что разум любого человека является частью таинственной Сети, — продолжал Кередин, — Сети, которая охватывает весь мир. И если кто-то обладает силой, способной управлять Сетью, то вполне может воздействовать на любой разум, а через него и на тело.
— Но как же Лисле? — изумился Варо. Остальные молча обдумывали странные слова бывшего волшебника.
— Очевидно, в разуме Лисле есть нечто такое… А возможно, наоборот, нет чего-то… Слушайте, так я запутаюсь. Словом, он отличается от обычных людей, и этому гаду не удалось с ним сладить, как с остальными. Или на это потребовалось бы слишком много сил… Но одно мне совершенно ясно: Лисле чем-то страшно испугал человека-ножа, и мы все почувствовали, что вновь обретаем способность двигаться, когда мальчик закричал.
Я просто вовремя это понял и поспешил воспользоваться…
— Ты быстро соображаешь, — вставил Росс.
— А ты, Сокол, быстро двигаешься, — подхватил Райкер. — Это был добрый выстрел.
— Нет, — сокрушенно покачал головой лучник. — Добрый выстрел поразил бы его в самое сердце. И Кервин остался бы жив…
— Ну, это еще неизвестно, — твердо сказал Бростек. — Ведь мы не знаем, что это за магия…
— Кервину просто не посчастливилось, — объяснил Кередин. — Вспышка, убившая его, была последним злом, на которое оказался способен этот маг.
— А почему на сей раз стрела не прошла сквозь его тело, как в Грассмейре? — спросил Варо, терзаемый смутными догадками.
— Мне бы самому хотелось это знать, — вздохнул Кередин.
— Может, из-за затмения? — предположил Росс. — Вокруг солнечного диска была алая корона, а этот синий светился тем же светом…
— Да, здесь, должно быть, есть связь, — согласился Бростек. — Но вот отчего он вдруг сделался уязвимым?
— Какая, к черту, разница? — воскликнул вдруг Вильман. — К чему головы ломать? Важно то, что с одним мы разделались! И должны торжествовать!
— Однако у нас остается еще полдюжины, — урезонил его Варо. — Когда все они окажутся мертвы, тогда и будем торжествовать.
— И все же это куда больше, чем все, чего мы добились до сих пор, вместе взятое, — угрюмо пробурчал Вильман.
— Тогда мы всласть повеселимся, прежде чем уложим последнего! — воскликнул Райкер, бешено сверкая глазами. — Видели, как летела его башка? — И он очертил в воздухе дугу.
Варо решительно повернулся и ушел прочь. Поколебавшись, Бростек последовал за ним, предоставив остальным всласть поспорить. Он нашел Варо на краю страшной поляны оцепеневшим от изумления. Бростек проследил направление его взгляда и сам онемел. Тело человека-ножа за короткое время превратилось в иссохший, совершенно истлевший скелет, в котором лишь с великим трудом удавалось распознать человеческие останки. Но это было сущим пустяком в сравнении с другим чудом. Поляна, прежде красная от крови, оказалась совершенно чиста, словно тут ровным счетом ничего не произошло.
Ночью Кередин проснулся оттого, что кто-то осторожно, но настойчиво тряс его за плечо. Увидев в глазах Лисле странноватый огонек, бывший волшебник почувствовал, как ему сделалось не по себе.
— Чего тебе, мальчик? — шепотом спросил он. Лисле лишь отчаянно затряс головой и потянул бывшего чародея за рукав. Кередин поднялся, завернулся в одеяло и пошел за Лисле к почти догоревшему костру. Бэйр и Лангель, которые стояли на посту, тотчас же присоединились к ним.
— Что стряслось? — изумленно спросил Бэйр.
— Не знаю, — растерянно ответил Кередин. — Лисле меня разбудил. Ему что-то надо…
Юный музыкант слегка дрожащей рукой указал на мерцающие угли, потом вскинул вверх руки и как-то странно загудел. Как ни причудливо было это зрелище, по поводу его значения двух мнений быть не могло.
— Тебе нужно пламя? — для верности спросил Кередин.
— Играть, — сказал Лисле, энергично кивая. — Играть!
— Разбудите Варо и Бростека, — шепнул Бэйр. — Быстро!
Лангель поспешил прочь.
Лисле взял свою лютню, сел на землю, скрестив ноги, и выжидательно взглянул на волшебника. Затем устремил взгляд на догорающие угли. Варо, Бростек и Слэтон, который тоже проснулся, вскоре собрались вокруг костра, тихо перешептываясь и теряясь в догадках.
— Я не пойму, в чем дело, — объявил Кередин. — Лисле понадобилось пламя. — Он совершенно справедливо не счел нужным никому напоминать, как все было в прошлый раз. — Видимо, для него это чрезвычайно важно.
— Так действуй! — сказал Варо, в глазах у которого не было и тени сонливости.
Кередин исполнил свой дежурный трюк, который в шутку именовал «гвоздем программы». Из груды полусгоревших поленьев вырвались оранжевые языки. Когда вокруг заплясали отблески огня и тени, Лисле стремительно пробежал пальцами по струнам. В этой странной мелодии не нашлось места ни гармонии, ни ритму, однако сама по себе она была прекрасна. К изумлению зрителей, пламя отвечало музыканту. Поначалу оно словно съежилось, потом застыло. Создавалось жутковатое впечатление остановленного мгновения. Лисле продолжал играть, то быстро, то медленно, извлекая из лютни то дивные созвучия, то явные диссонансы, а зачарованное пламя, казалось, послушно принимало ту или иную форму. Вдруг прямо в воздухе замерцал огненный шар, тотчас же став ярко-синим.
— Затмение! — выдохнул Лангель.
Но вот под синим солнцем постепенно стала вырисовываться целая картина. Изумленным взорам предстал миниатюрный зеленый холм, на вершине которого высилась серая башня. Верхушка башни явно была разрушена, хотя остальная часть оставалась нетронутой. В небе кружилась стая потревоженных птиц — крошечные черные точки… Картина была настолько реальна, что, казалось, протяни руку — и коснешься башни. И вдруг все пропало. Лишь пылало пламя, в котором теперь не было ровным счетом ничего необычного. Над полянкой вновь повисла ночная тишина.
— Сыграл, — удовлетворенно сказал Лисле. — Сыграл…
Он поглядел с надеждой на Кередина, потом на Варо и Бростека, словно ожидая ответа.
— По-твоему, мы должны поехать туда? — спросил Варо.
Лисле закивал. На лице его попеременно отражались то радость, то страх.
— Ты хочешь сказать, что следующее затмение произойдет именно там? — рискнул предположить Бростек.
Лисле лишь устремил на него широко распахнутые глаза.
— Кто-нибудь узнал это место? — спросил Варо, оглядывая товарищей.
— Похоже на Джорданстоун, — предположил Бэйр, — но когда мы в последний раз заезжали туда, башня была цела. А эта полуразрушена…
— Да, теперь я вспомнил, — кивнул Варо. — Какие-нибудь еще мысли у вас есть?
— Может, это Аберр… — неуверенно промямлил Лангель.
— Нет. Хоть эта башня и похожа на тамошнюю, но вокруг той множество других построек, — возразил Бэйр. — Джорданстоун — единственное место, где на холме стоит такая вот одинокая башня. Пойду-ка принесу карту. Может, Лисле и тут поможет…
Однако Лисле либо не увидел на карте нужного места, либо просто не знал, что такое карта. Мельком взглянув на нее, он тотчас же утратил к ней всякий интерес и стал вглядываться в огонь. Он вновь озабоченно указал на него, что-то невнятно бормоча. И Бэйр сдался.
— Ну и что будем делать? — спросил Бростек.
— Едем в Джорданстоун, — твердо ответил Варо. — И чем скорее мы доберемся туда, тем лучше…
Глава 23
Джорданстоун лежал на юго-западе, не более чем в двадцати лигах от того места, где они остановились. Однако прямой дороги туда не было, путь пересекали два горных хребта, непреодолимые для лошадей, и приходилось делать большие крюки. Поскольку никто толком не знал здешних дорог, двигался отряд медленнее, чем хотелось бы. Люди Варо поторапливались как могли и все же к вечеру второго дня пути так и не достигли цели своего похода. Бростек дал волю гневу, ведь он знал, что башня где-то совсем близко, но Варо оставался спокоен. Он невозмутимо приказал разбить лагерь, прекрасно понимая, какими роковыми последствиями грозит попытка преодолеть опасные скалы в темноте, пусть осталось всего несколько миль.
Ночные дозорные говорили потом, будто видели странные огни, сполохи и вспышки где-то над Джорданстоуном. И хотя всем не терпелось добраться туда как можно скорее, приходилось признать, что до рассвета они совершенно беспомощны. И вот досада — солнце поутру показалось позднее обычного, впервые за много дней скрытое темными облаками, наползающими с гор. Над головами путников то и дело раздавались удары грома, затем зарядил дождь — теплые струи летнего ливня обильно пролились на землю. По мокрой земле подковы лошадей скользили, и последняя лига пути оказалась самой мучительной и долгой.
Когда же наконец они приблизились к холму, стало ясно, что надо соблюдать осторожность — на склоне у самой башни суетились люди. Варо, Бростек, Бэйр и Сокол, спешившись, отправились на разведку. Дождь давно перестал, но в воздухе все еще висела влажная дымка, а мокрая трава блестела под лучами выглянувшего солнца.
— Деревня, кажется, по ту сторону холма? — для верности спросил Варо.
Бэйр кивнул.
— Да, — ответил старый вояка. — Сдается мне, пока они их не видят…
— Но они должны узнать об опасности! — воскликнул Бростек. — Во что бы то ни стало! Иначе погибнет много невинных душ! Кстати, что это за странные огни в ночи? Неужели их они тоже не видели?
— Ты разглядел головные повязки? — нетерпеливо спросил Бэйр.
— Да. Они синего цвета, — ответил Сокол. Хоть он и обладал самым острым зрением, Варо и Бростек тоже рассмотрели цвет повязок и мрачно кивнули.
— Однако нигде не видно синих одежд… — вполголоса пробормотал Варо.
— Что они делают?
Бэйр, сощурившись, всматривался в даль.
— Ничего особенного, — ответил Сокол. — Похоже, они не слишком-то организованные…
— Значит, нам придется потрудиться на славу, — твердо сказал Варо. — За дело!
— Но нас всего двенадцать! — воскликнул Бростек. — Ну, если считать и Слэтона, то тринадцать…
— Четырнадцать, — поправил его Варо. — В этом бою Лисле, возможно, лучший солдат среди нас. Помнишь его песню?
— Танец Смерти, — мрачно сказал Сокол.
Они поспешно возвратились к остальным, и Варо принялся отдавать приказания. Россу и Рогану приказано было скакать в деревню — на случай, если крестьяне еще не ведают об опасности. Остальным предстояло обойти холм, подняться по склону и внезапно атаковать непрошеных гостей.
— А башня? Она цела или разрушена? — спросил по дороге Слэтон.
— Верхушка словно ножом срезана! — воскликнул Сокол. — Малыш Лисле оказался совершенно прав. Похоже, тут много чего случилось с тех пор, как мы наведывались в эти места в последний раз…
Они ехали неторопливо — отчасти для того, чтобы как можно дольше оставаться незамеченными, отчасти затем, чтобы дать близнецам время оповестить жителей деревни. Время от времени, когда позволял ландшафт, украдкой следили за противником, но солдаты в синих головных повязках, похоже, до сих пор ничего не заметили…
— Они даже не выставили сторожевых постов! — изумился Лангель.
— Ну, тогда станут легкой добычей, — заметил Райкер.
— Даже скучно как-то, — презрительно передернул плечами Вильман.
— Не будь таким самоуверенным! — отрезвил его Бэйр. — Если так рассуждать, то не сносить тебе головы, парень!
Все же им удалось обогнуть холм незамеченными. Они увидели деревню, на удивление тихую, и стали осторожно подниматься по склону. Росс с братом вскоре примкнули к отряду.
— Ну что? — спросил Варо.
— Там никого нет, — ответил Росс.
— Как, вообще ни души? — спросил Бростек, глядя на деревню.
— Неужели мы опоздали? — насторожился Варо.
— Не похоже, — ответил Росс. — Там нет следов борьбы, да и все до единого дома целы. Но вот что мы нашли. — И он протянул Варо измятый кусок пергамента, на котором было нацарапано несколько строк.
— «Великий маг, оно в башне. Спасите нас!» — вслух прочел Варо.
— Это послание было прибито гвоздем к столбу на главной улице, — прибавил Росс. — Так, что его нельзя было не заметить.
— И что же в башне? — спросил Бростек. Взоры всех обратились к одинокому строению.
— Чего не знаю, того не знаю, — вздохнул Росс. — Но, судя по всему, деревенские просто спаслись бегством.
— А это самое… ну, то, что в башне, — оно все еще там? — поинтересовался Варо.
— Выглядит она пустой, — сказал Бростек. — Поеду и погляжу. Вы, двое, за мной! — бросил он близнецам, потом повернулся к Варо: — Пусть Сокол нас прикроет.
— А удастся вам пробраться туда незамеченными? — кивнул Варо в сторону солдат в синих повязках.
— Полагаю, да. Мы будем осторожны.
Когда все трое спешились и пошли к башне, Варо отправился предупредить остальных. Все настороженно следили за удаляющимися товарищами, готовые, если понадобится, тотчас поспешить им на помощь.
Бростек первым достиг дверей башни. Мрачное строение скрывало его от противника. Росс и Роган следовали за ним по пятам, держа наготове мечи. Внутри было тихо, но крепкая деревянная дверь болталась, почти сорванная с петель. За ней царил непроглядный мрак.
— На счет «пять»! — шепотом скомандовал Бростек. И принялся загибать пальцы.
Когда рука его сжалась в кулак, близнецы — как и всегда одновременно — распахнули дверь и встали по обеим ее сторонам. Бростек медленно вошел, держа наготове клинок, и быстро оглядел мрачную комнату. Там никого не было.
Лишь сверху доносился монотонный звук — откуда-то капала вода. На второй этаж вела каменная лестница. От того, что увидел Бростек на втором этаже, кровь застыла в его жилах. Тот, кто был в комнате, явно не представлял никакой опасности. Он сидел в кресле в спокойной, расслабленной позе, но на мертвом лице его застыл ужас, глаза почти вылезли из орбит, а пальцы намертво вцепились в подлокотники. Что бы ни явилось причиной его смерти, не оставалось сомнений, что кончина не была ни легкой, ни безболезненной. Близнецы уже стояли за спиной Бростека, глядя на мертвое тело.
— Идите наверх, — велел им Бростек. — Не думаю, чтобы там кто-то был, но проверить необходимо. Я получше рассмотрю труп.
Братья подчинились, а Бростек остался один на один с останками. Человек был облачен в простое дорожное платье, вот только разноцветный плащ выдавал в нем странствующего мага. На теле не было ран. Что-то или кто-то, убивший его, по-видимому, воспользовался более хитроумным способом, нежели меч или кинжал. «Великий маг, оно в башне», — вспомнил Бростек. «Да ты и самого себя спасти не сумел…» Тут Бростек заметил на шее трупа цепочку и, потянув за нее, обнаружил подвеску в форме четырех колец. Поскольку снять цепь через голову мертвеца Бростеку не удалось, он, мысленно попросив прощения у неведомого мага, разорвал ее и спрятал подвеску в карман. Тем временем возвратились Росс и Роган.
— Никого, — сказал Росс. — Верх башни разрушен, похоже, тут даже был пожар. А потом хлынул дождь и все залил…
Оба брата настороженно косились на мертвеца.
— Вы посмотрели, что творится внизу? — спросил Бростек.
— Еще бы, — оживился Роган, — Они все еще копошатся в своем лагере. Просто бродят без всякой цели, но далеко не отходят. Там, кстати, ни костров нет, ни палаток.
— Прекрасно, — сказал Бростек. — Пойдемте обратно.
Они с радостью покинули мрачную башню и полной грудью вдохнули свежий воздух. Возвратившись к товарищам, Бростек кратко обо всем доложил.
— Если в башне и был человек-нож, — заключил он, — то теперь его там нет.
Роган согласно закивал, а Бростек вынул из кармана подвеску и продемонстрировал ее всем.
— Она была на мертвеце. Хоть что-нибудь это говорит тебе, Кередин? — спросил он.
Бывший волшебник протянул было руку, но тотчас отдернул ее.
— Что стряслось? — подозрительно спросил Варо.
— Я не хочу до нее дотрагиваться, — ответил помрачневший Кередин. — Возможно, в ней таятся силы, с которыми мне не совладать…
— Объяснись, — потребовал предводитель.
— Это древний символ света, — заговорил Кередин. — Но его также чтила в старину группа магов, которые свято верили, что противостоят злу и мраку. Они считали, будто это зло столь сильно, что может до основания разрушить весь мир. Некогда эти белые маги были очень могущественны, но, по-моему, последний из них почил много веков тому назад…
— Теперь в этом есть смысл усомниться, — тихо отвечал Бростек, с новым интересом рассматривая подвеску.
— Однако, если погибший — один из них, — Дрожащим голосом продолжал Кередин, — то, значит, они либо утратили былое могущество, либо… либо происходит нечто поистине ужасное.
— Люди-ножи сами по себе достаточно ужасны, — заметил Лангель.
— Ну, кто бы это ни был — человек-нож или кто-то другой, — сказал Варо, — его тут больше нет. А теперь за работу. Надо очистить склон от этой нечисти.
Все как по команде вскочили в седла. Слэтону и Лисле строго-настрого велено было не приближаться к противнику.
— Если Лисле захочется спеть, я ничуть не возражаю, — сказал Бростек. — Но будьте добры, держитесь на безопасном расстоянии.
Слэтон и не думал возражать. А остальные, пришпорив коней, с гиканьем пустились вниз по склону — таиться более не имело смысла.
Враги отреагировали не сразу. Похоже, предводителя у них просто не было, и хотя все тотчас встревожились, но даже не попытались оказать врагу коллективный отпор. Варо сразил пятерых, прежде чем те успели схватиться за оружие.
Слэтон, наблюдая за битвой сверху, видел лишь, как Варо с товарищами прорубают себе дорогу сквозь толпу солдат с синими головными повязками, на которых изображен был странный символ в виде буквы «Т», поставленной сверху на букву «О». Некоторые пытались спастись бегством, но стрелы Сокола неумолимо настигали их. Нескольким счастливчикам все же удалось добежать до опушки, но остальные сражались не на жизнь, а на смерть. Числом они превосходили отряд Варо, однако пешим воинам трудно противостоять всадникам, которые к тому же поднаторели в подобных схватках.
Варо был ужасен. Словно ослепительно белый вихрь, несся он на врага. Бростек и Тень прекрасно сражались в паре. Человек и зверь действовали слаженно, сперва обезоруживая врага, а затем добивая его. Кередин, Бэйр и Лангель тоже недурно сработались, а вот Райкер и Сокол предпочитали сражаться в одиночку. Джед и Чейз бились бок о бок, но видно было, что без братьев они чувствуют себя не в своей тарелке, порой даже мешают друг другу. Задолго до конца схватки в спину Джеда вонзилась стрела, и он упал. Чейз истекал кровью, льющейся из многочисленных ран.
Лисле спокойно и молча наблюдал за происходящим. Слэтон чувствовал, что близится развязка. Последнее сопротивление врага было сломлено, и немногие уцелевшие либо падали под ударами, либо бежали, настигаемые безжалостными стрелами Сокола и упоенным кровью Райкером. Но тут внимание Слэтона привлекла внезапная синяя вспышка, вырвавшаяся из полуразрушенной башни. Лисле вскрикнул, а Слэтон принялся звать Варо и Бростека, одновременно пытаясь сладить с обезумевшим конем.
Из башни раздался полный ярости крик, потом снова вспыхнуло что-то синее — на этот раз ниже этажом. Воины Варо тотчас же покинули поле боя и устремились к башне.
Новая вспышка, сопровождаемая оглушительным ударом грома, вырвалась прямо из дверей, ведущих в башню. Остатки двери слетели с петель, и конь Слэтона взвился на дыбы, чуть было не сбросив седоков. Мгновение спустя в дверном проеме показался человек-нож. Синие одежды его развевал ветер. Слэтон поклясться мог, что за время битвы никто в башню не входил, а прежде в ней никого не было, но какое это имело сейчас значение? Колдун огляделся, отыскал взглядом Слэтона и Лисле, потом презрительно посмотрел на всадников, спешащих вверх по склону.
— Пой, Лисле! — прошипел Слэтон, но юноша никак не отреагировал.
Человек-нож рассмеялся, уперев руки в бока. Видимо, погибшие слуги ровным счетом ничего для него не значили. В воздухе просвистела стрела Сокола — стрелок был меток, как всегда, но человек-нож даже не моргнул, когда она прошла у него между бровей. Он взмахнул руками, и взметнулось синее пламя, окружив колдуна плотным кольцом. Ряды всадников дрогнули. Лошади, испугавшись этого странного огня, вздрагивали и отшатывались, не повинуясь седокам.
И тут запел Лисле. Зазвучала нежная зачаровывающая мелодия без слов. Кое-кому из его товарищей она показалась странно знакомой. Человек-нож взглянул на юношу изумленно, но без тени тревоги или страха.
— Очаровательная песенка, — снисходительно произнес он. Потом глаза его сузились, а в голосе зазвучала злоба. — Особенно мило, что доносится она из такой пустой головы!
Он милостиво прослушал еще несколько пассажей, затем скомандовал:
— Будет!
Один презрительный взмах руки — и Лисле умолк. Мир вокруг мигом переменился…
Яркое солнце, только что сиявшее в синем, промытом недавним дождем небе, внезапно стало меркнуть. Человек-нож поднял голову, и на мгновение в глазах его мелькнул страх. Бростек ощутил в кармане что-то горячее и потянул за обрывок цепочки. Потом подхватил второй ее конец, чтобы подвеска не соскользнула, и с изумлением увидел, что серебристый металл наливается ярким белым светом. Теперь подвеска раскалилась так, что до нее нельзя было дотронуться.
— Нет! — прорычал человек-нож, все еще глядя в небо. — Слишком скоро… Ты же давал слово! — И он принялся изрыгать ужасные проклятия.
Солнце сделалось синим.
Потом наступила темнота, светилась лишь синяя корона вокруг темного солнечного диска да еще очертания фигуры растерянного колдуна. И ярко сияла металлическая подвеска в руках у Бростека.
— Ну же! — крикнул Кередин. — Это наш единственный шанс!
И всадники рванулись вперед. На лице человека-ножа недавний гнев сменился ужасом. Он что-то глухо забормотал, вытянув вперед руки ладонями вверх, и на каждой ладони появилось по синему огненному шару, которые устремились навстречу нападавшим. Первым он явно метил в Бростека, но навстречу синему шару из серебристой подвески вылетела ослепительная вспышка, которая отвела Удар, и синий шар взвился в черное небо.
Лисле снова пел. Наверное, поэтому второй огненный шар черный маг предназначил юноше. Лошадь отчаянно заржала и вскинулась, когда синий огонь ударил в грудь Слэтона, загородившего Лисле своим телом, и сбросила их обоих наземь. Шар изменил направление полета и понесся к их товарищам, которые в панике заметались. Но прежде чем адский огонь утратил свою силу, Роган был опрокинут навзничь…
К тому времени Варо и Бростек усмирили коней и летели прямо на врага. Он сверлил их страшным взором, однако ему так и не суждено было выпустить в них свое грозное оружие. Два меча одновременно взлетели и опустились, и черный маг рухнул на землю. Когда в небе вновь засияло солнце, нападавшие отпрянули, ожидая худшего, но затем вновь подъехали, чтобы взглянуть на дело рук своих.
Из страшных ран извергались потоки крови, но на сей раз она фонтаном била вверх, в воздух, где и исчезала без следа…
Друзья следили за происходящим, перепуганные, но завороженные, покуда крики тех, кто склонился над поверженными товарищами, не вернули их к действительности.
Глава 24
Печально располагались соратники Варо на ночлег в опустевшем Джорданстоуне. Хотя удалось застичь вражеское войско врасплох и расправиться с ним да к тому же умертвить второго ненавистного человека-ножа, потери были слишком велики. Когда они нашли Джеда, он был все еще жив, но, прежде чем его вынесли с поля боя, несчастный испустил дух. Чейз, сильно израненный и потерявший слишком много крови, слабел с каждой минутой, и Кередин опасался, что раненый не доживет до утра.
Роган едва дышал. Одежда его и волосы обгорели, на лице розовели ожоги, но всего этого явно было недостаточно, чтобы послужить причиной его тяжелейшего состояния. Юноша пребывал в глубоком обмороке, тело его было холодным и недвижным, дыхание — прерывистым, пульс — редким и слабым… Что только ни делали друзья, им не удавалось привести его в чувство. Росс, отделавшийся хотя и мелкими, но многочисленными ранами, был потрясен до глубины души и безотлучно находился при раненом брате.
Но состояние Слэтона оказалось самым тяжелым. Он тоже впал в кому, которую нельзя было объяснить легкими ожогами лица и левой руки. Хотя он еще и ушибся, упав с лошади, но стало ясно, что синий огонь не просто обжигал…
Непостижимым образом Лисле удалось остаться невредимым, но паренек, казалось, совершенно утратил связь с действительностью. Он уставился в пространство, ничего не видя и ни на что не реагируя. Ходить он тоже не мог, его приходилось переносить с места на место. Теперь он лежал на постели подле своего старшего товарища, глядя в потолок и время от времени судорожно подергиваясь. Порой губы его шевелились, но слышался лишь нечленораздельный шепот.
Левая рука Бростека оказалась сильно обожжена, виной тому было белое пламя, вырвавшееся из загадочной подвески. У Бэйра же пострадала правая рука, теперь он не мог удержать меч. Другим повезло больше — они отделались легкими царапинами.
Из-за прискорбного состояния Бэйра ухаживать за ранеными пришлось Кередину. Всех их поместили в самом просторном здании Джорданстоуна. Варо и Росс вызвались быть добровольными сиделками. Бывший волшебник в поте лица трудился до заката и с чистой совестью мог признаться себе, что сделал все от него зависящее. Промыв и перевязав раны своих пациентов, он вынужден был признать, что понятия не имеет, чем теперь пользовать Рогана, Слэтона и Лисле. Оставалось лишь ждать и надеяться…
— Схожу-ка я в башню, — устало объявил Кередин. — Хочу поглядеть на этого волшебника.
— Я пойду с тобой, — сказал Варо, беря лампу.
Они вышли на улицу, помахали Соколу и Вильману, которые стояли в дозоре на противоположных концах улицы, и стали подниматься на холм. Не доходя до башни, они помешкали, глядя на труп человека-ножа. Он почернел и стремительно разлагался, как, впрочем, они и ожидали.
— Его необходимо сжечь, — уверенно сказал Кередин, — иначе в деревне начнется эпидемия.
— Я за этим прослежу, — пообещал Варо.
И они побрели к башне. Пройдя сквозь пустой дверной проем, очутились в комнате с почерневшими каменными стенами и обуглившейся мебелью. Осторожно ступая, поднялись по лестнице и обнаружили, что следующий этаж тоже выгорел дотла. Кресло, в котором сидел мертвый маг, стало неузнаваемым, а располагался теперь в нем обугленный скелет, на котором лишь кое-где сохранилась обгоревшая плоть.
— Да, теперь он нам мало что скажет, — заметил Кередин.
— Зачем человеку-ножу это понадобилось? — недоумевал Варо. — С какой целью?
— Может, все произошло случайно, он просто не совладал со своей силой? — предположил бывший волшебник. — А может, ему просто не приглянулось это место…
Они прошли по всем этажам, но ничего необычного не обнаружили.
— Интересно, как он проник сюда? — спросил Варо. — Уверен, Слэтон предупредил бы нас, если б видел, как он входит в башню, а перед боем башня была пуста. Укрыться ему здесь явно было негде.
— На сей счет у меня есть одна теория, — задумчиво произнес Кередин. — Правда, я далеко еще не все для себя прояснил…
— Говори все, что знаешь.
— Я ничего не знаю. Пока лишь догадываюсь.
— Все равно говори.
— Полагаю, люди-ножи, которых мы видели, — это нечто вроде призраков, — начал бывший волшебник. — Или, если угодно, зеркальные отражения. А сам черный маг в это время находится совсем в другом месте.
— В стране Бари?
— Там или где угодно еще.
— И это означает, что здесь они неуязвимы, — заключил Варо.
— Да, — подтвердил Кередин, — за исключением момента солнечного затмения. Тогда они обретают плоть.
— Это уже дважды доказано, — кивнул Варо.
— Каким-то образом, — снова заговорил Кередин, — во время затмения соединяются две «половинки» или же сам маг переносится сюда.
— Надеюсь, верно второе, — серьезно сказал Варо. — Мне даже думать не хочется, что мы уничтожили лишь «половинки»…
— Если бы дело обстояло таким образом, не думаю, что они бы так пугались, — сказал Кередин.
— Но если это для них так опасно, с какой стати они являются во время затмений?
— У тех двоих, с которыми мы разделались, похоже, не было выбора. Ни тот, ни другой явно не испытывали блаженства…
— Неужели кто-то заманил их в ловушку?
— Возможно.
— Но кому это могло понадобиться?
— Не знаю. — Тут Кередина словно осенило. — Впрочем, может быть, именно затмения для чего-то им нужны…
— Но для чего?
— Это вопрос.
— Но затмения явно связаны с набегами на деревни!
— Похоже на то, — согласился Кередин. — Возможно, это своеобразная подготовка к варварским ритуалам людей-ножей…
— То есть к питью крови, — холодно произнес Варо. — Да, эти двое насосались по горло.
— Ну, мы выцедили из них все, что можно, — заметил Кередин.
— А куда делась кровь, как ты полагаешь?
— Ну знаешь, об этом я даже и не задумывался!
Они возвратились в деревню и принялись собирать дрова. С двумя увесистыми охапками снова отправились к башне.
— А какое значение имеют цвета? — поинтересовался Варо. — Солнечная корона во время затмения и свечение вокруг фигуры мага совпадают по цвету, да и головные повязки у солдат тоже…
— Полагаю, это целиком зависит от самого мага, — ответил Кередин. — Последние два затмения были самыми полными из всех, что нам приходилось видеть. Так?
— Ты прав.
— И каждый раз мы были совсем близко от колдуна.
— Значит, затмение вызывает сам маг — так, что ли?
— Это предположение кажется вполне логичным, — заявил бывший волшебник. — Возможно, тьма придает им силы.
— Как так? — не понял Варо.
— Да, пожалуй, полная бессмыслица! — согласился Кередин. — Но возможно и другое: ради того чтобы напиться свежей крови, люди-ножи материализуются.
Они подошли к самой башне.
— А что это за маг? Там, в кресле? — спросил Варо.
— Подвеска… Символ света… — вслух размышлял Кередин. — Тут должна быть какая-то связь…
— Возможно, грядут те самые силы тьмы, которых так опасались древние волшебники? — предположил Варо.
— Вечное затмение солнца? — одними губами прошептал Кередин, содрогаясь.
Дойдя до скорченного тела человека-ножа, они обложили его дровами, стараясь не дышать — зловоние было непереносимым. Кередин запалил охапки соломы и с изумлением заметил странную вспышку в одном из окошек башни. Когда костер разгорелся, Варо и Кередин отправились в башню, чтобы поглядеть, что там творится, и с изумлением увидели, что останки неизвестного волшебника, дымясь, догорают…
Поздно вечером, когда на склоне пылал погребальный костер, Варо рассказал товарищам о догадках Кередина. Бывший волшебник пошел осмотреть раненых. Как он и ожидал, все пребывали в прежнем состоянии. Вздохнув, Кередин отправился ужинать. Когда, отужинав, все лениво беседовали, он уединился и принялся что-то вырезать на дощечке.
— Что ты делаешь? — спросил Бростек, глядя через плечо волшебника.
— Пытаюсь отыскать хоть какую-то закономерность вот в этом, — объяснил Кередин.
На дощечке располагались в ряд семь хорошо знакомых всем знаков.
При виде этих знаков Бростека передернуло, хотя на сей раз они и не светились дьявольским синим огнем.
— Ну и как, получается? — спросил он.
К тому времени к ним присоединился и Варо. При виде дощечки лицо его сделалось каменным.
— Пока нет, — вздохнул Кередин. — Но что-то в них кажется мне смутно знакомым, а вот что именно?.. — Он пожал плечами. — Эти двое, — он указал на два знака слева, — как нам известно, мертвы. И еще мы знаем, что этим символам соответствуют красный и синий цвета. А следующий по порядку тот, с кем мы свиделись в Грассмейре.
— Зеленый, — пробормотал Бростек.
— Но об оставшихся четырех нам ровным счетом ничего не известно, — продолжал Кередин. — Есть у вас соображения на сей счет?
— Лично мне надобен вот этот. — И Варо указал на самый правый знак.
Не было никакой нужды объяснять, почему. Все его товарищи прекрасно знали, что он принадлежал тому, кто некогда опустошил родную деревню Варо и Бростека.
— На их печати все символы вписаны в круг, — сказал Бростек, усилием воли отгоняя страшное воспоминание. — Это может что-то означать?
— Пока не пойму, — ответил Кередин. — Здесь столько всякой всячины: круги, треугольники, буквы даже сердечко какое-то… Я никак не могу связать все это воедино.
Остальные уже прислушивались к их разговору. И вдруг заговорил Сокол:
— Какой нам прок от разгадывания этих шарад? Лучше постараться угадать, где и когда произойдет следующее затмение. Так мы сможем переловить гадов всех до единого и навсегда покончить с этим ужасом!
— Мы все этого хотим, — согласился Варо.
— Что ж, нам и карты в руки, — сказал Лангель. — Последнее время события разворачиваются стремительно. Надо бы этим воспользоваться.
— Но нам необходим Лисле! — напомнил Бростек. — Именно благодаря ему нам удалось сладить с этими двумя…
— Я не могу помочь мальчугану, — подавленно произнес Кередин, опуская глаза под устремленными на него взглядами. — Тут нечего лечить… Сдается мне, он сам себя излечит.
Все посмотрели на невменяемого юношу, и как раз в этот момент губы Лисле зашевелились. Он что-то невнятно зашептал. Кередин метнулся к нему.
— Неужели он пытается нам что-то сказать? — с надеждой спросил Варо.
Кередин лишь пожал плечами.
— Я не разобрал ни слова… Знаете, надо сидеть подле него по очереди. Может, кому-то повезет…
— Послушайте, мы все кое-что упускаем из виду, — сказал Бэйр. — Я надолго выбыл из строя. — Он поднял свою забинтованную руку. — Чейз совсем плох, а эти трое даже передвигаться не могут, не то что сражаться. Как вы собираетесь противостоять людям-ножам, даже если их и настигнете?
— И все-таки попытать счастья стоит, — ответил Варо, помолчав с минуту. — Раненые могут оставаться здесь до полного выздоровления. Жители, должно быть, скоро возвратятся. Когда Лисле поправится, пошлете нам весточку.
— Если Лисле поправится, — уточнил Бростек.
— Он должен прийти в себя, — твердо сказал Варо, словно у него не было в этом ни малейшего сомнения. — А тем временем те из нас, кто пока цел, сделают все, от них зависящее. Как и прежде…
И тут раздался голос Лисле, неожиданно громкий, отчетливый и испуганный.
— Мага…
— Что, Лисле? — ласково спросил Кередин. Остальные сгрудились вокруг постели юноши.
— Маг… ра…
— Магара? — переспросил взволнованный Бростек.
— Мага-а-а-ара! — простонал Лисле. — Мага-а-а-ара!
Все переглянулись, а юноша смолк. Бростек упад на колени подле кровати и горячо зашептал ему на ухо:
— Что с ней? Она в опасности?
Ответа не было. Глаза Лисле ничего не выражали.
— Может, именно она его исцелит, — рискнул предположить Сокол. — Судя по тому, что вы мне про нее наговорили, девчонка знает толк в умственных расстройствах, а мое мнение таково, что у мальца именно это и надо лечить.
— Но не можем же мы сейчас возвратиться в Тревайн! — запротестовал Вильман. — Это так далеко от мест, где орудуют люди-ножи!
— Без Лисле мы все равно никого из них не отыщем, — сказал Лангель.
— Но что нам проку от него сейчас? — спросил Бэйр. — Позвольте мне отвезти мальчишку в Тревайн! Может, Магара и вправду ему поможет? Тогда мы вас нагоним. Кратер отсюда всего в двух-трех днях хорошей скачки. Стоит попытать счастья…
Варо открыл было рот, чтобы возразить, но, поразмыслив, усмотрел в словах старого солдата логику.
— Тебе понадобится помощник, — сказал он..
— Мы с Россом вполне справимся, — ответил Бэйр. — Что скажешь, парень?
Росс ничего не ответил — видно было, что он мучается, желая и продолжить борьбу, и сделать все возможное, чтобы брат поправился.
— Не слишком ли мы торопимся? — спросил Вильман. — Ведь они и сами могут вскоре прийти в себя!
— Тогда мы просто поворачиваем оглобли и догоняем вас, — решительно заявил Бэйр. — Мы почти ничего не теряем. Что скажешь, Кередин?
Бывший волшебник заговорил не сразу.
— Кто знает… Мне ничего подобного видеть не приходилось. Правда твоя: они могут очнуться и через час, но могут пробыть в столь прискорбном состоянии долгие месяцы. Ничего определенного сказать нельзя.
— Значит, стоит показать их Магаре, — подытожил Варо. — Ну что, Росс?
— Я еду, — просто сказал юноша.
— А как же Чейз? — спросил Лангель. — Везти парня будет всего труднее, а оставить здесь одного никак нельзя…
— Кому-то из нас придется остаться с ним, покуда не вернутся местные, — сказал Варо.
— А это значит, нас остается только шестеро, — уныло промолвил Сокол. — Негусто…
— Ничего не поделаешь, — ответил Варо тоном, не допускающим возражений.
Вскоре одна проблема сама собой разрешилась, но это никому не прибавило радости. Невзирая на все старания Кередина, ночью Чейз скончался. Наутро на склоне пылал новый погребальный костер, и все сказали другу последнее прости. Потом сообща они привязали к седлам бесчувственных Рогана, Слэтона и Лисле, и две группы разъехались в разные стороны.
Глава 25
Хьюитт играл до тех пор, покуда пальцы его не свело судорогой. Тогда он запел — вместо путных слов нес какую-то ахинею, но ему было плевать: он разминал пальцы. Потом музыкант заиграл снова, и волны нежных звуков поплыли над холодным серым морем тумана. Текли долгие часы. Стемнело. Он ничего не различал во тьме кроме ярких звезд, мерцающих в вышине и светом своим немного утешающих его в горестном одиночестве. Хьюитт играл всю ночь напролет. Он уже не понимал, где находится и почему играет, знал только, что должен, непременно должен играть. Когда же пальцы вновь отказались ему повиноваться, Хьюитт снова запел — и пел, покуда совершенно не охрип.
С рассветом все стихло — сон сморил музыканта помимо его воли. Он свернулся калачиком прямо на траве, возле загадочного сада, который не существовал более…
Пробудился Хьюитт около полудня, и волна отчаяния захлестнула его. Быстро осмотревшись, он чуть было не разрыдался. Магара так и не возвратилась. Хьюитт старался не думать об ее участи. Он машинально нащупал скрипку, покрытую капельками росы, бережно отер ее платком и настроил. Он собрался было тронуть струны смычком, но раздумал. Теперь уже бесполезно. Магара не услышит его музыки. Кулаки Хьюитта яростно сжались.
Он пошел к лошадям и, что-то ласково приговаривая, повел их на водопой. Потом сам умылся и напился, затем пустил коней на зеленый лужок попастись.
Похоже, ребятки, нам придется проторчать здесь еще какое-то время, — объяснил он лошадям. Так что лучше тут как следует обосноваться.
Используя подручные материалы, Хьюитт кое-как выстроил шалашик, в глубине души радуясь, что ночи стоят теплые, потом порылся в мешке с провизией и всухомятку перекусил.
Обследовав поляну, он отыскал несколько ягод и грушевое дерево, плоды которого оказались твердыми, словно деревянные. Он справедливо пришел к выводу, что этого явно недостаточно, чтобы прокормиться, охотиться же музыкант не умел вовсе. Он не знал даже, как разжечь костер. Хьюитт с трудом припомнил, что ближайшая деревня находится примерно в лиге от туманной долины, а потом в памяти его всплыла одинокая ферма, что располагалась еще ближе. Хьюитт пересчитал свои деньги и возблагодарил Буллена за щедрость. Денег у него с лихвой хватало на то, чтобы закупить еды на несколько дней, разумеется, если экономить. Однако предстояло еще и отыскать поблизости желающих продать ему провизию… Впрочем, торопиться было некуда.
Хьюитт подошел к тому самому месту, откуда в последний раз видел Магару. Глядя на ленивые серые волны тумана, он терялся в догадках: подействовало ли на нее последнее затмение столь же дурно, как и предыдущее, или на сей раз все обошлось?
Когда стемнело, Хьюитт наскоро перекусил и, достав из чересседельной сумы одеяло и теплую одежду, приготовился укладываться спать. Роясь в суме он увидел панно и обругал себя на чем свет стоит за то, что до сих пор не удосужился поискать на нем новых перемен. Но было уже слишком темно, и он поклялся себе, что прежде всего прочего сделает это поутру. Он дурно спал, непривычный к ночевкам на свежем воздухе, вздрагивая от каждого ночного шороха, и несказанно обрадовался, когда наконец рассвело.
Первым делом он позаботился о лошадях, попутно разминая затекшие члены, потом развернул панно. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — изменения есть, и немалые. Сердце его екнуло, когда он увидел, что черная точка на осеннем солнце, прежде еле приметная, увеличилась и теперь закрывает три четверти солнечного диска. Осенний пейзаж медленно погружался во тьму…
В радуге вновь убавилось цветов — исчезла синяя полоска. Хьюитт мельком подумал, уж не связано ли это как-то с давешним затмением и голубой вспышкой, которая ему почудилась… Радуга выглядела теперь очень странно, разорванная на две отдельные дуги, между которыми виднелась полоска неба.
Немного позже он заметил еще кое-что и взволновался пуще прежнего. На зимнем пейзаже прежде осыпались, увядая, две розы. Теперь же весь куст засох и мрачно чернел на снегу. Волк не был более одинок, с ним оказалась целая стая, отчего картинка сделалась совсем зловещей. А на румяном яблоке которое грызла белка, явственно проглядывали коричневые пятна гнили…
«Ох, не к добру все это, — подумал Хьюитт и невольно поежился. Потом взглянул на серый туман — Магара, где ты?»
Вдруг он отчетливо ощутил, что непременно должен отправиться на поиски девушки. В душе у него страх боролся с преданностью, здравый смысл с чувством долга… В конце концов мужество одержало верх над нерешительностью. Он приблизился к туманной кромке и сделал первый робкий шаг. Ничего ужасного не произошло. И он, решительно подавляя страх, сделал еще шаг…
Не скоро Хьюитт отважился погрузиться в серую муть с головой. Когда же наконец он решился, внезапная слепота ужаснула его, но Хьюитт усилием воли заставил себя двигаться дальше. И все же, неведомо сколько проблуждав в пустоте, он вышел из тумана всего в двух шагах от того места, где в него вошел. Две следующие попытки также не принесли ему удачи, и Хьюитт сдался. Теперь в душе его досада боролась с облегчением.
Он присел на траву и принялся ждать. Больше он ничего сделать не мог.
— Надеюсь, панно при тебе?
— Нет.
Магара не видела причины лгать.
— Досадно. Впрочем, на свете не осталось ни единого мага, столь искусного или столь отважного, чтобы им воспользоваться… Посему волноваться мне не о чем.
Магара все еще не могла свыкнуться с тем, сколь стремительно ее триумф обернулся катастрофой. Ну почему, почему с таким трудом доставшаяся ей победа столкнула ее с этим ужасом нос к носу, да еще в этом прекрасном месте?
Внимание ее привлекла подвеска на груди у человека в синих одеждах — треугольник, вершина которого глядела вниз. Завидев ее, Магара почувствовала безотчетный ужас. От человека исходило мягкое сияние, бледно-лиловое, — цвет этот напоминал девушке фиалковые глаза Лисле…
— Разумеется, это означает, что тебе придется потрудиться еще прилежнее, — продолжал человек. — Начнешь с самого начала.
— Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? — выпалила Магара.
— Я здесь, потому что высоко ценю красоту, — ухмыльнулся он.
Казалось, происходящее откровенно его забавляет.
— Но ты же человек-нож из Бари! — воскликнула девушка.
Красота дивного сада совершенно не сочеталась с леденящим ужасом, который источала зловещая фигура.
— Я слышал, что нас порой так называют. Человек-нож — это еще куда ни шло, но при чем тут Бари?
— Тогда откуда же вы?
У Магары голова пошла кругом.
— Отсюда.
— Из Неверна? — не веря своим ушам, переспросила она.
Колдун рассмеялся, словно услышал удачную шутку.
— Знаешь, до того, как покинуть мир смертных, я жил в стране, откуда и ты родом — в великой и могучей земле Левиндре, — саркастически усмехнулся человек-нож. — Прекрасная страна, не правда ли? Удивительно, как это ты выносишь ее!
Он сделал заметное ударение на слове «ты».
— А разве я какая-то особенная? — вконец растерялась Магара.
— Так, стало быть, ты даже себе самой в этом не отваживаешься признаться? — издевательски спросил он, недобро ухмыляясь. — Как ослабли узы крови! Не удивительно, что вы так легко сдаетесь.
— О чем ты говоришь?
Магара была совершенно сбита с толку, однако интуиция подсказывала, что если не дать ему умолкнуть, то можно ухитриться с ним совладать, а может, и ускользнуть. Но она безоружна…
— Я первым из всех понял, что происходит! — Человек-нож говорил резко. — Картель правит всем, все покупается за деньги, волшебники выродились, превратившись в нищих бродяг… Старые обычаи попраны и позабыты, до узлов никому нет дела, Совет лордов — сборище шутов. Ни к чему нет уважения! — Он уже кричал. — Ты ведь не станешь этого отрицать? — ткнул он пальцем в девушку. — Ведь ты видела это своими глазами!
Магара оторопела. Ей приходилось слышать подобные заявления и от других, но в устах этого человека они звучали сущей бессмыслицей. К чему это он клонит?
— Я знал, что все может быть по-иному! — Человек в синем артистически воздел руки к небу, словно обращаясь к огромной аудитории. — И я оказался прав! Говорили, что это немыслимо, невозможно, но я всем утер нос! И каковы они теперь? — Он презрительно расхохотался. — Когда я ступил на эту тропу, то порадовался тому, что волшебники выродились. Да я и сам приложил к этому руку и наслаждался этим, упивался!
«Он безумен. Совершенно безумен», — поняла Магара, но прикусила язычок. Чем дольше он будет распинаться, тем больше времени даст ей, чтобы обдумать свое положение. Вот бы добежать до тех деревьев, а там…
— Разумеется, главным было Сердце Вихря, — продолжал человек-нож, вперив в нее огненный взор. — О, вижу, сие название тебе знакомо! Да! Сердце Вихря — отдаленное, опасное место, слишком опасное даже для магов! Скрытое от мира, таящее несметные сокровища. Я отыскал его! И теперь оно принадлежит мне!
Глаза его сделались совершенно безумными.
— Но где находится Сердце Вихря? — еле слышно спросила Магара, заранее страшась ответа.
Человек-нож понимающе ухмыльнулся.
— Сейчас ты как раз там, — сказал он.
— Но это же Неверн! — запротестовала девушка.
— Сейчас ты везде, — продолжал колдун, будто и не слыша ее слов.
— Сердце Вихря не может быть столь прекрасным, — настаивала Магара.
Тут слишком спокойно, слишком тепло и красиво. Не могла такая дивная и величественно-спокойная краса быть прибежищем мощнейшей магии!
— Тебе хочется, чтобы это место выглядело по-иному? — прищурился волшебник.
Не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами, и идиллический пейзаж вмиг исчез. Теперь вокруг простиралась безбрежная равнина, гладкая и ровная, без признаков растительности, озаренная беспощадным солнцем.
Снова послышалось щёлканье пальцев — и вот уже оба они стоят на тонкой каменной гряде, по обеим сторонам которой яростно бушуют морские волны. Грохот оглушил Магару, в лицо ей полетели ледяные соленые брызги…
Снова щелканье — и вокруг них сами собой воздвиглись скалистые пики, окутанные туманом. С закованного льдом озера дул пронизывающий ветер, а с ветвей мрачных сосен, которыми поросли склоны долины, летели снежные хлопья.
Волшебник еще раз щелкнул пальцами, и они снова очутились в саду.
Магаре было дурно, она чувствовала себя слабой и беспомощной. Казалось, колени ее вот-вот подломятся, и…
«Я схожу с ума?»
— Прекрати! — взмолилась она, зажимая ладонями уши.
— Ну, на тебя, голубушка, не угодишь! — рассмеялся черный маг. — Не желаешь ли присесть?
Что-то ткнулось сзади в икры Магары, и она, подавшись назад, мешком осела в кресло, взявшееся ниоткуда. Девушке хотелось кричать, но единственное, что она могла, — это с трудом дышать. «Кто-нибудь, помогите мне выбраться отсюда!» Но безмолвная ее мольба осталась без ответа. Она уже не думала о борьбе, о бегстве… Это было поражением, полным и окончательным.
— Стоило мне попасть в Сердце Вихря, дальше все пошло как по маслу, — продолжал колдун, явно наслаждаясь производимым эффектом. — Прогресс был неизбежен, но порой мне приходилось нелегко. Поэтому я и впустил сюда других. И все-таки я был первым! Я все спланировал с самого начала. Лишь сейчас они начинают понемногу это понимать! — Теперь он походил на торжествующего ребенка, даже хихикал совершенно по-детски. — Разумеется, так называемые белые маги сопротивлялись мне, — презрительно продолжал он. — Но что мне до этих насекомых? К тому же они спохватились слишком поздно. Без слез не взглянешь на то, во что выродилась некогда могущественная магия! Последний из них, как это ни прискорбно, лишь вчера испустил дух…
Он изобразил на лице скорбь.
Магара не в силах была больше слушать. Она скорчилась в кресле, моля небеса, лишь о том, чтобы поскорее закончился этот кошмар.
— Слушай внимательно! — тоном строгого учителя прикрикнул на нее волшебник. — Следующая часть моего повествования напрямую касается тебя!
Тело Магары вышло из-под контроля ее разума. Она выпрямилась, подняла голову и не мигая уставилась на человека-ножа. «С такой же легкостью он мог бы приказать моему сердцу остановиться», — обреченно подумала она.
— Вот так-то лучше. Так на чем бишь я остановился?
Он задумался, а Магара, которой волей-неволей приходилось глазеть на него, принялась изучать его внешность. Из слов мага девушка заключила, что он очень стар, но лицо у его было совсем молодое, нежное и без морщин, черты лица совершенно мальчишеские, а каштановые волосы слегка курчавились. «Ну, если он умеет преображать целые миры, то изменить собственную внешность ему раз плюнуть…»
— Мой план сработал на диво! — продолжал он. — Я ни разу не ошибся! Все тщательно продумывал, рассчитывал. Словно видел все узлы, все линии… До чего захватывающе, до чего прекрасно! И теперь все почти закончено. Надо связать лишь несколько концов, а потом последний взмах кисти великого мастера — и…
Он вновь умолк, потом подался вперед и устремил взор на Магару.
— Из всех заговоренных мест один лишь Неверн мне не покорился, как я ни старался. Мне потребовалось целых сто лет, чтобы понять причину. — Он поднялся на ноги и заговорил вновь: — Это было умно, хотя, разумеется, реальной угрозы не представляло. Достаточно легко оказалось отрезать его от внешнего мира, чтобы никто не смог воспользоваться им против меня!
«Лабиринт Теней…»
— Панно — это потрясающая идея, — продолжал колдун. — Подумать только, сколько веков тому назад оно было создано! Сейчас не осталось никого, кто способен на такое! Да, это поистине гениальная выдумка. А мой ответный ход — это ты.
— Я?! — ахнула Магара.
— Конечно, ты — последняя из прямых потомков Хранителей. Долгие годы понадобились мне, чтобы отыскать тебя, но в конце концов мне открылось, что ты сама явишься ко мне. Подумать только, как безошибочно вовремя ты пришла! Ты нужна мне, чтобы сломить защиту панно, — и еще кое за чем. Так, пустячок… Вот твое предназначение. Пора приступать.
— А с чего ты решил, что я стану тебе помогать? — из последних сил сопротивляясь, произнесла Магара.
— Как только ты увидишь то, что я сейчас тебе покажу, — он поманил ее пальцем, и девушка помимо воли поднялась, — ты счастлива будешь сделать все, что угодно, лишь бы помочь мне.
Глава 26
На сей раз окрестности преображались несколько дольше, а то, что возникло, оказалось еще ужаснее. Волшебный сад померк и растворился, а вместо него возникли скалистые горы, которые Магара уже видела. Хоть их и окутывал туман, но острые вершины словно вонзались в небо, сверкая на солнце. В широкой долине было морозно. Склоны гор поросли соснами, а кое-где сквозь толщу снега пробивалась чахлая травка. В глубине долины виднелись три озера, к ближайшему из них и направлялся человек-нож. Озеро покрывал лед, припорошенный тонким слоем снега.
Магара поежилась от пронизывающего холода, а колдун лишь взмахнул рукой, и плечи девушки окутал теплый зимний плащ. Она плотнее запахнула полы, уже не доискиваясь причин чудесных явлений.
Ее тюремщик ступил на лед, девушка робко последовала за ним, опасаясь, что может провалиться.
— Не о чем беспокоиться, — заверил ее черный маг. — Оно промерзло насквозь.
Шагах в двадцати от берега, не дойдя до центра озера, он остановился и обернулся к Магаре.
— Ничего не чувствуешь? — спросил он, с наслаждением вдыхая морозный горный воздух.
Теперь он казался выше и величественнее, даже лиловатый ореол вокруг него сделался ярче.
— А что я должна почувствовать? — подавленно спросила Магара. — Для чего ты привел меня сюда?
— Разгреби-ка снег, — велел он.
Магара неохотно опустилась на колени, послушно разворошила тонкий слой снега — и в ужасе отпрянула. Под толстым слоем льда, несколько искаженное прозрачной толщей, но ясно различимое, виднелось человеческое лицо. Рот был раскрыт, словно в беззвучном крике, широко раскрытые глаза устремлены вверх…
Магара зажмурилась, чувствуя, что вот-вот лишится чувств, но, вместо того чтобы исчезнуть, лицо сделалось еще отчетливее. Что-то случилось с ее зрением. Неким непостижимым образом она увидела вдруг сотни тел, закованных в ледяном плену. Она стояла прямо на чудовищной ледяной могиле.
— Что же ты за вурдалак? — просипела она.
— Твои ощущения мне вполне понятны, — жизнерадостно ответил черный маг. — Но эти люди вовсе не мертвы.
Магара открыла глаза и в ужасе уставилась на человеческое лицо под толщей льда.
— Ну, а теперь, когда ты их увидела, — продолжал колдун, — не хочешь ли их еще и услышать?
И неведомо откуда послышался вдруг многоголосый ропот, стоны невыносимой боли и отчаяния, каждый из которых и по отдельности мог бы разорвать сердце.
«Помогите…»
«Холодно, как холодно…»
«Неужели это никогда не кончится?»
«Я не могу пошевелиться. Почему я не могу шевельнуться?»
«Где же солнце?»
«Как холодно…»
«Помогите мне, помогите…»
Крики, стоны, плач… Бессвязные мольбы, хрипы, зубовный скрежет…
— Прекрати, прекрати! — завизжала Магара, зажимая руками уши.
Ей казалось, будто она сходит с ума.
В единый миг все смолкло, но девушка знала, что стоны продолжают звучать, хотя она и не слышит их более. Сердце Магары разрывалось от жалости к пленникам ледяного озера и от ненависти к жестокому тюремщику. Медленно выпрямившись, она поглядела прямо в лицо человеку-ножу. Он отвратительно улыбался.
— В твоей власти освободить их, — заявил он. — Впрочем, может быть, ты хочешь к ним присоединиться? Тебе решать.
— Как? — прошептала она, уже зная ответ.
— Тебе стоит лишь покориться мне, — ответил черный маг. — Тогда они не понадобятся более, и я их отпущу.
Магара вздрогнула — холод пробирал до костей, даже теплый плащ не спасал.
— Разумеется, сюда смогли дойти лишь самые сильные и здоровые, — продолжал он, гордясь успехом своего зловещего плана.
Мысль Магары лихорадочно работала. «Это совершенно реально. Сердце Вихря действительно находится в горах. Но как я здесь оказалась?»
— С ними довольно легко было совладать, вытянуть из них силы, — невозмутимо продолжал человек-нож. — Дети, старики и слабые здоровьем никогда не добрались бы в такую даль.
Магара вспомнила леденящие душу рассказы Варо и Бростека про обескровленные трупы в разоренных Деревнях, про бесследно исчезнувших самых сильных мужчин и женщин… «Теперь я знаю, где они», — горестно подумала она.
— Поначалу я сам участвовал в набегах, — доверительно поведал колдун, — но растрачивать собственную силу вскоре показалось мне непозволительной расточительностью. Теперь это делают за меня другие. Так гораздо сподручнее, к тому же у меня развязаны руки и я могу контролировать поступление энергии в Сердце Вихря. Ведь пленный свет — потенциально опасный посредник. Мне вовсе ни к чему, чтобы мои, с позволения сказать, коллеги, узнали больше, чем следует.
«Пленный свет? — изумилась Магара. — Наверное, он говорит о затмениях…»
— Но, как бы там ни было, — заключил колдун, — овчинка стоила выделки. Оказавшись здесь, все эти людишки стали просто бесценны. Кровь, энергия мысли — все сливается в единую силу. Это мощнейший источник энергии…
«Ты не просто безумен, — подумала Магара, — ты само воплощенное зло! Но совершенно очевидно, что ты не всегда был таким. Что же превратило тебя в чудовище?»
— Дальнее озеро тоже постепенно заполняется, — сказал колдун, указывая вдаль. — Но места еще полным-полно!
Центральное озеро, самое большое, было спокойно, но почему-то не замерзало.
— Но, разумеется, надобности в нем не возникнет, если ты мне покоришься!
Он яростно швырнул эти слова ей в лицо, а глаза его превратились в бездонные озера, до краев полные черной злобы. Он ждал ее ответа. Поскольку потрясенная Магара молчала, черный маг свойственной ему склонностью к внезапным переменам настроения заговорил спокойнее:
— Некоторых мы используем в качестве солдат. Разумеется, это самые внушаемые. К тому же мы всегда следим за тем, чтобы они не попадали в те районы, откуда родом. Правда, прямой необходимости в этом войске у нас нет, зато оно успешно помогает нам скрывать истинные намерения. Нет, каковы сказки о наших налетах! Уверен, они привели тебя в восторг!
«Зачем ты мне обо всем этом рассказываешь?» — ломала голову Магара. Теперь многое для нее прояснилось, но она обреченно понимала, что ничего не может поделать.
— Чего ты хочешь от меня? — тихо спросила она, чувствуя, что не в силах приговорить себя к заточению в ледяной могиле.
— Воспользуйся своим даром, — ответил колдун. — Я хочу, чтобы ты сочинила сказку. А лучше напиши-ка ты книгу. Это должно тебе понравиться.
— Что за книгу?
— Я все тебе растолкую, — беспечно сказал он. — Пока ограничимся тем, что это будет некое подобие чудесного панно.
Магара не чувствовала в себе достаточной силы, чтобы создать что-то, хотя бы приблизительно похожее. «Я не волшебница…» Вероятно, сомнения отразились на ее лице, потому что человек-нож принялся ее подбадривать.
— Ты недооцениваешь себя, моя дорогая. Ты обладаешь истинным талантом. Состряпать захватывающую историю не представит для тебя особого труда. Ведь ты уже делала нечто подобное!
«Но это была всего-навсего игра, — безмолвно возразила она. — Это было развлечение…»
— Чтобы помочь тебе преодолеть нерешительность, скажу, что судьба твоих друзей будет висеть на кончике твоего пера, — с невинным видом сказал колдун.
— О чем это ты?
— Я о Варо и Бростеке — ты разве не поняла? — изумленно вскинул брови ее собеседник. — Что за варварские имена! Но глядеть на их жалкие потуги было в высшей степени забавно.
Магара и так чувствовала себя совершенно сломленной, поэтому изумилась, что, оказывается, может быть и еще больнее. «И они тоже?» — в отчаянии подумала девушка.
— По иронии судьбы в последнее время они мне очень помогали, — говорил колдун таким тоном, словно нахваливал новую кухонную утварь. — Мои коллеги все более мне досаждают. Малая толика честолюбия — вещь полезная, но вот хватать через край не стоит. Теперь им это доказано делом. Они стали мне обузой, и я милостиво позволил твоим друзьям одержать пару маленьких побед.
«Столько усилий, столько стараний — и все для того, чтобы этот злодей над ними посмеялся!» Сердце девушки надсадно заныло.
— Судьба благоволила к ним — у них даже появился проводник, — говорил тем временем человек-нож, — правда, теперь он для них совершенно бесполезен. Какая досада…
«Проводник? Уж не Лисле ли он имеет в виду?»
— Я сделаю так, что ты займешь его место, — продолжал маг, — и убьешь сразу двух зайцев. Своим друзьям поможешь исполнить их заветные желания, а мне — возвыситься. Твой отказ означал бы лишь то, что ты предаешь друзей. Но ежели кто-нибудь из моих коллег их настигнет — а это неминуемо случится! — могу заверить тебя, что эти двое молодых людей умрут ужасной смертью. Притом совершенно понапрасну!
Магара словно воочию увидела Варо и Бростека, противостоящих устрашающей силе одного из черных магов, — и душа ее закричала от боли. Лишь теперь она осознала, что эти двое значили для нее куда больше, нежели она предполагала. Неужели она и впрямь любит этих двоих — каждого по-своему? Она понимала, что пойдет на все, лишь бы они не страдали.
Невыносимая тоска, какой Магара никогда прежде не знала, стиснула ее сердце. Как хотелось ей вновь оказаться в обычном, земном мире, покинутом всего несколько дней назад! Вот бы открыть им свое сердце, пока еще не слишком поздно! Вот бы вновь оказаться рядом с ними!
«Бростек, где ты?» Она всегда говорила с ним, но видела при этом лицо Варо…
— Ну? — спросил ее мучитель в синих одеждах. — Каков же будет твой ответ?
— Растолкуй, чего ты от меня хочешь…
Магара была раздавлена, унижена. Она сдалась… И вот она уже в том самом саду с волшебного панно. Неверн был неописуемо прекрасен. Куда бы ни взглянула девушка, повсюду видела торжество красоты и радости, безмятежность смен времен года… Она узнала все четыре пейзажа, всех птиц и зверей, все деревья и травы… На краткий миг ее затопила жгучая радость — неужели она пробудилась от жуткого сна, неужели свободна? Но тут картина начала меняться.
Цветы увядали прямо у нее на глазах, травы клонились к земле, тотчас же рассыпаясь в прах, плоды стремительно гнили и падали с ветвей… Молния ударяла в деревья, те вспыхивали и тотчас же обращались в обугленные голые остовы. Птицы падали с ветвей, и их разноцветные, только что радовавшие глаз тельца мгновенно становились кучками переломанных косточек и гниющей плоти. Животные либо убегали, либо яростно накидывались друг на друга. И их клыки и когти обагряла алая кровь… Ручьи, только что прозрачные и чистые, словно хрусталь, помутнели, вода в них обратилась в вонючую маслянистую жижу, а берега тотчас сделались топкими. На поверхности зловонных прудов брюхом вверх плавали вздутые рыбины с вылезающими из орбит глазами…
И нигде не видно было женщины, зато надгробие стало совсем другим. Оно словно съежилось, и теперь казалось, что под могильным камнем лежит совсем крошечное тельце. Надпись тоже изменилась и гласила:
ГАЛАНА
Она не пережила своей весны
Она не выполнила своего предназначения
Тут настало страшное затмение. Солнце померкло, мир объяла непроглядная ночь. Похолодало, и Неверн обратился в царство вечной стужи и тьмы. Лишь волки какое-то время тоскливо выли, но вот и они смолкли…
… Здесь всегда был сад. Теперь он умер. Жизнь покинула его, и воцарились смерть и запустение…
Потрясенная, Магара с трудом осознала, что по-прежнему стоит на льду, посреди скованного морозом озера. Она беспомощно рыдала, скорчившись от невыносимой боли, уверенная, что каждая ужасная подробность гибели Неверна навеки отпечаталась в ее памяти…
— Хорошо, — одобрительно произнес человек-нож, глядя на ее искаженное горем лицо. — Истинный художник должен творить сердцем.
— Я… я не могу! Не могу написать об этом! — хрипло выдавила Магара.
— Сможешь, моя дорогая, — уверенно сказал он. — Тебе не приходится выбирать.
Магара с трудом подавила рыдания, осознав, что у нее и впрямь нет выбора.
— А что произойдет, если… если я это сделаю?
— Тогда Неверн наконец покорится мне, — властно произнес он в ответ. — И средоточием магической силы станет Сердце Вихря. Вся Сеть станет моей — только моей! Я буду всесилен!
— Но разве это еще не так? — умоляюще спросила она, с ужасом глядя в его горящие глаза.
«Неужели ему недостаточно всего того, что он уже имеет? Непостижимо!»
— Здесь — возможно, — самодовольно сказал он. — Но мне еще только предстоит покорить весь мир. Разве ты никогда не мечтала стать богом? — И снова, не дожидаясь ее ответа, колдун щелкнул пальцами.
Магара с изумлением обнаружила, что сидит за столом в библиотеке. Перед нею были перья, чернильница и закрытая книга. Ни на обложке, ни на корешке не значилось названия. Оглядевшись, девушка увидела, что она в полном одиночестве, и вдруг ощутила радостный толчок внутри: комната знакомая! Точь-в-точь читальный зал Аренгарда!
В ушах у нее зазвучал голос мучителя:
— Мне эта обстановка показалась самой подходящей. Можешь приступать.
Магара попробовала встать в безумной надежде, что это все-таки и вправду Аренгард, и если ей удастся выскользнуть в соседнюю комнату, то…
Она тотчас ощутила, что ноги ей не повинуются, и вновь ее затопило отчаяние. Упав головой на стол, она зарыдала. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем она подняла голову, вытерла опухшие, покрасневшие глаза и раскрыла книгу на первой странице. Перед нею был девственно-чистый лист.
Магара взяла перо, обмакнула его в чернильницу и принялась писать…
Глава 27
Простившись с ранеными и покинув опустевшую деревушку Джорданстоун, Варо и Бростек ехали сами не зная куда. Они ощущали необходимость двигаться — пребывать в бездействии было для них невыносимо. Так как ничего путного им в голову не приходило, они направились на восток, чтобы потом свернуть на север, к видневшимся вдали горам, зная, что в этих горах есть проторенные тропы.
Они подумывали даже разделиться на две группы, ибо в отряде то и дело заходили разговоры о том, что с человеком-ножом во время затмения можно сладить и в одиночку. Однако вскоре отказались от этой мысли, справедливо полагая, что черного мага будет сопровождать отряд воинов, а против такой силы могли не устоять даже семь мечей…
Они заезжали в каждую деревушку, на каждую ферму, расспрашивая местных жителей, но ничего путного разузнать им так и не удалось. Заночевать они решили прямо на открытом воздухе. Небо не обещало дождя, было довольно тепло, поэтому даже в палатках нужды не возникало. Однако на следующий день они поднялись еще выше в горы, селения стали попадаться все реже, и путники мало-помалу стали раздражаться. Они путешествовали без цели и прекрасно это сознавали. А недавние победы, пусть доставшиеся дорогой ценой, усугубляли нетерпение. Отсутствие Лисле, которому и обязаны они были своими успехами, не прибавляло им радости. В конце концов все, разве что за исключением немногословного и сдержанного Варо, принялись то и дело собачиться. Прежде эти семеро, такие разные, представляли собой внушительную силу, теперь же это явно была взрывчатая смесь. Когда они располагались лагерем на очередной ночлег, то и дело вспыхивали ссоры, заводилами чаще всего были Вильман и Райкер — самые непредсказуемые и эмоциональные. Однажды они даже стали друг другу угрожать, но Варо, всецело захваченный составлением планов, предоставил Бростеку улаживать сей малозначительный, с его точки зрения, конфликт. Тот, хотя и сам был не в лучшей форме — еще болела обожженная рука, — все же попытался погасить досадный конфликт, прибегнув к испытанному средству — прибауткам и улыбкам, но достиг лишь временного успеха. Ему очень не хватало Росса и Бэйра.
Даже во время ужина все хоть и держали языки за зубами, но явно нервничали. Варо и Кередин обсуждали теории, выдвигаемые бывшим волшебником, но так и не пришли к единодушному выводу.
— Сдается мне, этим людям-ножам удалось-таки возродить подлинную магию, о которой ты то и дело вспоминаешь. А, волшебник? — вдруг едко спросил Вильман.
— Да, — ответил Кередин. — В некотором роде я даже завидую им.
Все недоуменно уставились на него.
— Что-о-о-о?! — не выдержал наконец Сокол. — Ты завидуешь этим мерзавцам?
— Разумеется, не их методам, — принялся поспешно оправдываться Кередин. — Лишь результату. Посудите сами, ведь они умеют переносить на огромные расстояния свои образы, умеют даже гасить солнце! А ведь все это некогда умели и белые маги, но обленились, выродились…
— Хочешь сказать, что люди-ножи — это не выродки? — злобно прищурился Вильман.
— Нет. Кто они такие, по-моему, совершенно очевидно. Но ведь если они сумели употребить столь мощную магию во зло, значит, ее можно направить и на доброе дело. Досадно лишь, что они преуспели, а мы… Потому-то я и сказал, будто завидую им.
Лицо Варо побелело. Он встал и отошел от Кередина. Обернувшись, холодно бросил:
— Тем, кто завидует таким подонкам, не место среди нас. Бери своего коня и ступай прочь.
Голос его оставался спокойным, лицо — непроницаемым.
— Нет! Ты не понял! — воскликнул потрясенный Кередин.
— Уходи. Я не желаю больше тебя видеть, — отрезал Варо. Он говорил монотонно и негромко, но видно было, что все тело его словно свело судорогой гнева, мышцы напряглись. — Если останешься, я тебя убью.
Заслышав это, Бростек вскочил, не сомневаясь, что теперь надо действовать быстро. Один шаг, и он уже стоял между Варо и Кередином. Остальные безмолвно наблюдали за происходящим.
— Я только хотел сказать… — умоляющим голосом заговорил Кередин.
— Молчи! — властно приказал ему Бростек и поглядел на друга. — Кто дал тебе право так разговаривать с Кередином?
Варо раскрыл было рот, но Бростек опередил его:
— Ведь он с нами уже много лет! И его преданность до сих пор никто не смел подвергать сомнению! Без него мы никогда бы не сделали того, что сделали! Без него мы были бы словно лукошко слепых котят! Посуди сам, что мы знаем о магии? А его зависть — не более чем мечта, сновидение. Разве вправе ты запретить кому-то мечтать или видеть сны? Кередин всю жизнь горько сожалел о невозможности возродить белую магию, сделать ее такой, какой ей следует быть. Он никогда не воспользуется методами людей-ножей для достижения желанной цели, как, впрочем, и ты сам! Безумием было бы в этом усомниться! Да ты это и сам поймешь, когда немного поостынешь.
В глазах Бростека пылал гнев. Никогда прежде он не говорил так с другом, да и поводов для этого не возникало. А если и доводилось им поспорить, то никогда не делали этого на глазах у товарищей. И теперь Бростеку было немного не по себе, но он вполне уверен был в своей правоте.
— Кередин прошел с нами огонь и воду, — продолжал он. — Наравне со всеми рисковал жизнью. Вот, значит, какова твоя награда за все это?
Варо не двигался, но на мгновение на лице его отразилась внутренняя борьба, и этого мига оказалось довольно, чтобы все это заметили. Затаив дыхание, они ждали. В конце концов предводитель, не проронив ни слова, отвернулся от друга и пошел прочь. Когда его высокая фигура скрылась во мраке, все, как один, шумно выдохнули.
— Что мне делать? — жалобно спросил Кередин.
— Оставайся, — твердо сказал Бростек. — Он скоро поймет, что дал маху.
— Ты уверен? — дрожащим голосом спросил бывший волшебник. — Мне не устоять против его меча…
— Ему пришлось бы скрестить меч и со мной, — решительно заявил Бростек.
— Ой! Тут появились пациенты для Магары! — натужно хихикнул Вильман.
— Не тронь ее! — прорычал Бростек.
Тотчас же пожалев о своей несдержанности, он сокрушенно махнул рукой и молча покачал головой. Вильман кивнул, принимая его молчаливые извинения. Но возобновить разговор никто не рискнул. Все пытались успокоиться, однако без особого успеха. Минул час, а Варо так и не появился. Бростек с глубоким вздохом поднялся с земли и направился на поиски друга.
Варо он отыскал неподалеку. Тот сидел, привалясь спиной к дереву, и угрюмо глядел куда-то меж собственных башмаков. Когда Бростек приблизился, Варо даже не шевельнулся.
— Ты в порядке?
И вновь Варо не шевельнулся и не проронил ни слова.
Казалось, он в упор не видит Бростека.
«Что ж, справляйся с этим как знаешь…» — подумал тот, вслух же произнес:
— Возвращайся, когда сможешь. Я буду в дозоре.
Никакой реакции! Впрочем, иного Бростек и не ожидал.
Он в одиночестве возвратился в лагерь, еще раз успокоил Кередина, казалось не замечая любопытных взглядов. Он велел всем укладываться спать и про себя порадовался, когда не услышал ни единого возражения.
Варо возвратился через несколько часов. Бростек уже порядком притомившийся, взглянул на него и улыбнулся с облегчением.
— Я сменю тебя, — спокойно произнес Варо.
— Нет, — возразил Бростек. — Тебе надо выспаться. Сейчас черед Кередина.
Бростек справедливо полагал, что бывшему волшебнику нынче ночью вряд ли удастся сомкнуть глаза.
Варо лишь кивнул и отправился укладываться. Бростек глядел в спину друга. Он знал, что не последует ни извинений, ни признания собственной неправоты. Но теперь он твердо знал: Варо удалось справиться с тем, что произошло, и это не потревожит его более.
Новый день начался как обычно, разве что все были непривычно тихи. К полудню они уже различали вдали заснеженные вершины гор на востоке и юге. Пришла пора решать, куда направляться дальше: на север, к высочайшим горным пикам, далее на восток, в сторону земли Бари, или на юг, где, насколько им было известно, до сих пор ничего дурного не происходило и никто в глаза не видел людей-ножей.
— Какие у тебя соображения, Кередин? — спросил Варо.
Говорил он так спокойно, словно накануне вечером ровным счетом ничего не произошло.
— Никаких, — ответил бывший волшебник.
Он все еще чувствовал себя не вполне уверенно.
— А как остальные? — бросил через плечо Варо.
— Куда угодно, лишь бы там была сносная таверна! — откликнулся Вильман.
— Да где же здесь такую найдешь? — расхохотался Бростек.
Остальные тоже засмеялись.
— Всегда в запасе остается Скивимор, — заявил Лангель. — Может, там что-то видели, знают…
Это имя носила отдаленная горная деревушка на востоке, в ней некогда останавливались путники, отважившиеся предпринять опасное путешествие через горный хребет. Теперь деревушка была заброшена, лишь некоторые из самых отчаянных все еще не покинули насиженных мест.
— «На полпути» — не такая уж хорошая таверна, — заспорил Вильман, вызвав у остальных приступ хохота.
Полуразрушенное здание даже название носило дурацкое. Таверна располагалась вовсе не на полпути к горам, а лишь в самом его начале.
— По крайней мере крыша, надеюсь, там еще сохранилась, — заметил Сокол.
— Если, конечно, прошлой зимой ее не сдуло, — сказал Вильман.
— И если она не обрушилась под толщей снега, — подхватил Лангель. — Ладно, поехали.
Два часа спустя они стали всерьез подозревать, что совершили крупную ошибку. С гор наплывали темные грозовые тучи. Все глядели на них, не обращая внимания на солнце, светящее им в спину.
Они не обращали на него внимания до тех самых пор, пока внезапно не потемнело. Тогда Бростек оглянулся.
— Смотрите! — закричал он, указывая рукой на солнце.
Все обернулись. Затмение было внезапным, хотя и далеко не полным, а корона светилась странным зеленым светом. Некоторые грубо выругались, зная что Зеленый очень далеко и, хотя сейчас он уязвим, покончить с ним нет никакой возможности.
— Кто знает, где это происходит? — спросил Варо.
Но никто этого не знал, а даже если бы и знал, то не смог бы предсказать, где произойдет следующее затмение. И все, обозленные и беспомощные, продолжили свой путь в Скивимор.
Ночью Бростек долго ворочался на соломенном матрасе, зная, что сон придет очень нескоро. Владелец таверны «На полпути» был изумлен внезапным наплывом многочисленных постояльцев, и им с трудом удалось добиться от него хотя бы самого незамысловатого угощения. Но, как справедливо заметил Сокол, по крайней мере крыша над головой у них теперь была. Ночь выдалась холодная, да и дождь мог зарядить с минуты на минуту, поэтому они порадовались и такому убежищу.
«Мне лично спокойнее было бы под открытым небом», — думал Бростек, ворочаясь с боку на бок и стараясь не думать о тех крошечных кровопийцах, которыми кишит его соломенная подстилка.
Когда же наконец он уснул, его посетил необычайно яркий и странный сон.
… Он парил в безбрежной тьме. Вдруг послышался голос: «Нынче вечером в глазах у нас будут сиять звезды небесные». «Это же я! — подумал он. — Но я ничего не говорил…» Вдруг совсем рядом он ощутил что-то теплое, и во тьме замерцала таинственная подвеска мертвого мага — четыре сплетенных кольца. «Совсем как моя». Снова прозвучал голос: «Думаю о тебе…» Узнав голос Магары и улыбнувшись во сне, Бростек договорил: «… моя малышка».
И вот он видит уже новую картину, на сей раз скалистый склон, где полоски серого перемежаются с буро-красными в самом низу склона пещеры. В одной из них пылает яркий оранжевый шар, похожий на миниатюрное солнце. Бростека неудержимо влечет к нему, но он все никак не может приблизиться. В самый последний момент нечто влекущее его к пещере начинает колебаться, а потом исчезает.
Он ощутил новую волну тепла, и появилась новая картинка. Деревня, подле нее холм. Фигура лошади, грубо вырезанная прямо из белой меловой скалы… Внезапно Бростек пробудился. Подле него стоял Варо и тряс его за плечо.
— Я знаю, где произойдет следующее затмение, — сказал Варо. Он был необыкновенно оживлен, особенно если принять во внимание его обычную бесстрастность. — Там, в пещере, у подножия скалы — оранжевое солнце.
Бростек не знал, что и сказать.
Все поднялись еще до рассвета. Изумление, вызванное тем, что Варо и Бростек видели один тот же сон, быстро сменилось лихорадочным волнением. Вот он, тот самый знак, которого они так ждали! В радостном возбуждении ни тот, ни другой даже не подумали о том, откуда мог взяться этот дивный сон…
Серо-красные скалы, несомненно, означали Салемский перевал, расположенный днях в трех езды на север. Сверившись с картой Бэйра, друзья тотчас же обнаружили кратчайший путь туда — через высокогорный перевал. И тут Бростек вспомнил вторую часть своего сна.
— Нет! — заявил он, несказанно изумив друзей. — Мы должны спешить к Жеребячьему Камню, вот сюда, а отсюда уже к перевалу. — И он указал на карту.
— Но это же громадный крюк! — запротестовал Лангель. — По меньшей мере лишний день…
— Я видел это место во сне, — настаивал Бростек. — Белый конь, высеченный из меловой скалы. — Он взглянул на Варо, ища поддержки, но ответом ему был лишь легкий кивок. — Мы должны отправиться туда! — настойчиво повторил он. — Я в этом уверен!
— Совершенно уверен? — спросил Варо.
— Да. В любом случае оттуда легче добраться до Салемского перевала. У нас будет время все обдумать. К тому же по пути есть деревушки, где мы, если повезет, сможем что-нибудь разузнать.
— Тогда к Жеребячьему Камню, — решил Варо.
Визит к деревушке у Жеребячьего Камня, которой достигли они через полтора дня, оказался очень плодотворным. Деревенские старейшины уже знали Варо и его друзей и первым делом сообщили им сногсшибательную новость: два дня тому назад один из ненавистных людей-ножей попросту явился в Грассмейр, и случилось это точно во время того самого затмения, которое они видели в Скивиморе. Человек-нож двигался как-то странно, словно тело не вполне ему повиновалось. Те из жителей Грассмейра, кому посчастливилось уцелеть, узнав ненавистного убийцу и видя, что он беззащитен, попросту растерзали его.
— Похоже на то, что человек-нож совершил самоубийство, — задумчиво промолвил Кередин.
— Или что-то принудило его к этому, — откликнулся Бростек.
Но у старейшин оказалась в запасе и еще одна новость, ничуть не менее ошеломляющая. В деревушке у Жеребячьего Камня остановился отряд из земли Бари. Шесть человек теперь отдыхали после изматывающего путешествия через горы, намереваясь продолжить путешествие на запад.
— Они говорят, будто хотят просить помощи Картеля в некоем безотлагательном деле, — сказал старейшина.
— Да пошлет им небо удачу! — саркастически Ухмыльнулся Сокол.
— Впрочем, с виду они вполне безобидны, — сказал старик. — Настроены мирно.
— Проводите меня к ним, — попросил Варо.
Барийцы все еще спали, хотя был почти полдень, но их предводитель, Линтон, бодрствовал. Когда вошли Варо и его друзья, он заметно нервничал.
— Я знаю, о чем вы думаете, — заговорил он не дав никому и рта раскрыть. — Вы думаете, будто люди-ножи приходят из земли Бари. Так и есть я не ошибся, — продолжал он, увидев хмурое выражение на лицах друзей. — Так вот, это не так! Они нападают и на наши селения!
Соратники Варо переглянулись.
— Откуда нам знать, что вы не лжете? — спросил их предводитель.
— Я пришел сюда безоружным, — ответил Линтон. — Разве я поступил бы так, если бы таил зло? Нам нужна помощь. Набеги все учащаются, а жители наших селений считают, будто враг приходит из Левиндре. И еще эти затмения… Мы напуганы, а ведь природные ресурсы наших стран несравнимы. И я решил попытать счастья, явившись сюда. Если люди-ножи и впрямь приходят не из Левиндре, тогда Картель и ваши славные маги — наша последняя надежда.
Искренность, звучащая в его голосе, казалась в высшей степени убедительной.
— Наши маги уже не те, что прежде, — сказал Кередин, вполне осознавая горькую иронию своих слов.
— Это плохая новость, — приуныл Линтон. — Наши тоже измельчали. Последний настоящий маг удалился высоко в горы. Именно он присоветовал нам просить помощи у магов Левиндре. Вот что он дал мне — это знак тех, кого мы разыскиваем.
Бариец достал из кармана маленький ларчик, открыл его и показал всем лежащую внутри подвеску в виде четырех смыкающихся колец.
Ни слова не говоря, Бростек сунул руку в карман, вытащил свою подвеску и положил ее рядом с той, что показал бариец. Они были схожи, словно две капли воды.
— Значит, я среди друзей, — с облегчением сказал Линтон.
— Это так, — подтвердил Варо. — А что еще говорил тебе волшебник?
— Он сказал, что наша надежда скрывается в огромном кратере с красными стенами, на дне которого лежит глубокое озеро, — ответил Линтон. — Не знаете ли вы, где это?
— И все-таки я уверен, что это им на руку! — упорствовал Бростек.
— Что им на руку? Гибель людей-ножей? — изумленно переспросил Сокол.
— Не исключено, что смерть одного прибавляет оставшимся могущества, — вдруг осенило Кередина.
— Этому пока нет доказательств, — возразил Вильман. — После того как мы расправились с двумя, вооруженные косами да кольями грассмейрские крестьяне без труда сладили с третьим. Он не сделался ни на йоту сильнее!
— А что происходит, когда исчезает вся эта кровь? — недоумевал Бростек. — Ведь сила, заключенная в ней, должна куда-то деваться!
— Вот и поезжай в Тревайн с барийцами, если тебе так невтерпеж это выяснить, — упрямился Сокол. — Лично я отправляюсь на Салемский перевал! Ежели он там, то я, так и быть, истрачу на него стрелу! Ты пока гоняйся за сновидениями, а делом займусь я.
— Я еду с Соколом, — твердо заявил Райкер.
Спор не утихал до самого вечера. После встречи с Линтоном Бростек окончательно уверился в ущербности их плана и теперь, заручившись поддержкой Кередина, доказывал, что всем следует ехать в Тревайн. Сокол, Вильман и Райкер с пеной у рта доказывали обратное. Лангель колебался, а Варо и вовсе не принимал участия в споре. Чувствовалось, что он растерян. В их общем сне, как справедливо предположил Бростек, что-то было не так, позднее Варо и сам пришел к этому выводу, но повернуть сейчас назад, в Тревайн, значило бы предать дело всей своей жизни.
— Нам нельзя, нельзя разделяться! — молил друзей Бростек. — Понадобится помощь каждого!
— Тогда поезжайте с нами к Салемскому перевалу! — заявил неумолимый Райкер. — А оттуда мы двинемся к кратеру. И учти: одним черным колдуном к тому времени будет меньше!
— Ну и что с того? Кто-то заставляет их умирать. Что-то за этим кроется. Вернее, кто-то — именно он и есть настоящий враг.
Бростек уже отчаялся уговорить товарищей, но его уверенность в собственной правоте неуклонно крепла.
— Чушь собачья! — возразил Сокол. — Если кто-то и гонит их на верную смерть, то это нам только на руку.
— Враг моего врага — мой друг, — припомнил Вильман поговорку.
— Вам заморочили голову эти серебряные подвески и советы выживших из ума магов! — презрительно бросил Райкер.
— Может быть, все это куда более мощное оружие, нежели ваши мечи, — парировал Кередин.
— Ну, я как-нибудь сам разберусь, на какое оружие положиться, — огрызнулся Райкер.
Некоторое время все молчали.
— Значит, мы все же расстаемся? — спросил Сокол.
— Да, — с тяжелым сердцем откликнулся Бростек.
Все посмотрели на Варо.
— Я еду к Салемскому перевалу, — сказал предводитель.
Бростек ужаснулся. Семена раздора посеяны были лишь недавно, как могли они столь скоро дать обильные всходы?
— Пусть будет так, — ответил он, все еще не веря, что нерушимые узы, соединявшие их все эти годы, теперь разрывались. «Братья по крови…»
Они покинули таверну, храня гробовое молчание, и присоединились к барийцам, собиравшимся в путь. И тут случилось невероятное. Лошади нервно захрапели, люди подняли лица к небу и увидели, что солнце исчезло. Вокруг непроницаемо-черного диска сиял оранжевый ореол.
— Мы опоздали! — яростно бросил Сокол.
— А были бы сейчас там, если б не свернули с прямого пути! — простонал Вильман.
И тут заговорил Варо. По его голосу невозможно было понять, что он чувствует.
— Решение принято за нас, — сказал он. — Мы едем в Тревайн. Все вместе.
Никто не стал с ним спорить, но каждый прекрасно понимал, что наметившуюся трещину в их отношениях не так-то легко залатать. Бростек ехал молча, ужасаясь случившемуся, его ничуть не радовала столь дорого доставшаяся победа. Он стал размышлять, почему сам принял такое решение. Магара явилась ему во сне, не это ли повлияло на него? Ведь если они вернутся в Тревайн, то он свидится с ней…
Когда тринадцать всадников выезжали из деревушки у Жеребячьего Камня, Бэйр, Росс и раненые уже подъехали к кратеру. Путешествие оказалось долгим и трудным, да и прискорбное состояние раненых нисколько не улучшилось. Бэйр устроил их в Мелтоне, а Росс спустился в кратер. Возвратился он с неутешительной новостью: Магара около двух недель назад покинула Тревайн, и никто понятия не имел, когда она вернется.
Глава 28
После неудачных попыток последовать за Магарой в Неверн Хьюитт понемногу запаниковал. Ожидание истомило его. Однако событие, что внесло разнообразие в томительные часы вынужденного бездействия, ничуть его не обрадовало. Через два часа после полудня случилось новое затмение. Оно произошло внезапно, но, памятуя прошлый опыт, музыкант пригляделся к цвету солнечной короны. Двух мнений быть не могло: она отливала зеленым, и Хьюитт поспешил взглянуть на панно.
Зеленый цвет бесследно исчез из радуги, как, впрочем, он и ожидал. Но в остальном весенний пейзаж не переменился. Прочие же картинки вновь преобразились. «Как быстро это происходит!» — думал он, глядя на увядание чудного сада. Закатное осеннее солнце теперь совершенно почернело — видна была лишь тончайшая мерцающая корона. Еще страшнее сделалось Хьюитту, когда он увидел на ярком летнем светиле отчетливую черную точку. Несколько сосен на осенней и зимней картинках совершенно обуглились, словно от удара молнии. Алое яблоко упало наземь, раскололось и теперь догнивало, осклизлое и отвратительное. Белка бесследно исчезла. Лебедь же теперь пикировал с неба, полураскрыв клюв. Глаза птицы горели алым огнем, он явно намеревался напасть на женщину, в ужасе прикрывшую голову руками. От прежней ее безмятежности не осталось и следа. Уточки у ее ног в ужасе разбегались в разные стороны, хлопая крыльями. Осеннее небо выглядело теперь мрачным и тяжелым. Казалось, повеяло ледяным ветром, несвойственным для этого благодатного времени года. Да и зима стала куда более суровой. И хотя на летнем солнышке виднелась пока еле приметная точка, Хьюитт знал, что и оно вскоре померкнет. Он ужасался, думая о том, что случится с пейзажами на панно во время следующего затмения. Уверенный, что и с самим Неверном происходит точь-в-точь то же самое, он терзался оттого, что ничем не может помочь Магаре.
На следующий день Хьюитт рискнул покинуть насиженное место, полагая, что вполне логично попытать счастья, объехав вокруг туманной долины. Оставить лошадь Магары и их пожитки без присмотра он не опасался — за все три дня здесь не появилось ни души.
На всякий случай Хьюитт написал Магаре короткую записочку, прикрепил ее к входу в импровизированный шалаш и тронулся в путь, огибая туманное озеро слева. Глядеть на колышущийся туман оказалось трудным испытанием, ибо с любой точки серое озеро выглядело совершенно одинаковым. Даже окрестный пейзаж был на удивление однообразен — пустоши, чахлые рощицы и редкие кустики. Даже животных не было видно. Похоже, не только люди сторонились Неверна…
Хьюитту понадобилось около часа на то, чтобы доехать до противоположного берега, из чего он заключил, что таинственная долина примерно в четверть лиги шириной. Он продолжил путь, но вскоре внимание его привлекло какое-то странное сооружение у подножия мрачного одинокого дуба. Палочки, веточки, прутики торчали в разные стороны, немного напоминая гигантское воронье гнездо. Завидев его, Хьюитт впервые подумал, что, возможно, не одинок здесь, и решил исследовать гнездо поближе.
Будучи всего в нескольких шагах от него, изумленный Хьюитт вдруг заметил, как из нагромождения прутьев стремительно высунулась человеческая голова, настороженно поглядела в его сторону и снова скрылась. Хьюитт спешился и осторожно приблизился.
— Эй, кто там есть?! — воскликнул он.
Раздалось шуршание, из бесформенной кучи веток на четвереньках выползла женщина и, скрестив ноги, уселась на сухую землю. Она была до жалости худа и одета в лохмотья. Изможденное лицо перемазано ягодным соком. Она откинула с лица спутанные космы, и на Хьюитта уставились яркие синие глаза.
— Я не могу открыть тебе секрета, — твердо заявила она.
— Что за секрет?
— Секрет.
Хьюитт был потрясен столь странным началом разговора.
— Ты здесь живешь?
— Да.
— И давно?
— Вечно.
— А этот туман здесь тоже вечно?
— Какой туман? — нахмурилась женщина.
— Вот этот. — И Хьюитт указал на серую муть.
— Это вовсе не туман!
Женщина ответила таким тоном, словно Хьюитт сморозил невероятную чушь.
— Тогда что же это?
— А это секрет.
— О-о-о… — Хьюитт начал подозревать, что странная отшельница не в своем уме. — А тебе приходилось бывать… там?
— О да! Много раз.
— А как ты туда проникала? — Хьюитт старался не слишком явно обнаруживать любопытство.
«Или это тоже секрет?» — подумал он.
— Надо дождаться огней, — объяснила женщина, видимо недоумевая, как можно не понимать такой очевидности.
— Каких огней?
— Ну, огненной колесницы.
— Я не понимаю, — пробормотал Хьюитт, уже совершенно уверенный в том, что женщина безумна.
— Оттуда выходят огни — и ты едешь на них, — терпеливо, словно ребенку, объяснила женщина. — Они берут меня с собой. Но вот тебя не возьмут.
— А почему?
— Надо быть особенным, — пояснила она.
— А что там, внутри? — попробовал он зайти с другой стороны.
— Паутина.
Ее односложный ответ, видимо, относился к той самой серой мути, сквозь которую безуспешно пытался пробраться и сам Хьюитт. Тут ему кое-что пришло в голову.
— Как тебя зовут?
Женщина, казалось, изумилась подобному вопросу, затем немного подумала, словно припоминая.
— Селия…
Хьюитт молча обругал себя за то, что сразу не догадался. Хотя Магара описывала Селию совершенно иначе, перемена в ней была неудивительна, ведь она столько времени прожила тут в добровольном одиночестве. Да, скорее всего, Селии каким-то непостижимым образом действительно удалось проникнуть в Неверн, и то, что она увидела там, в совокупности с прежними страданиями, отняло у женщины разум. Ах, как страшно рискует Магара, и притом понапрасну! Он в ярости уставился на туман, ненавидя его всем сердцем.
— Но если хочешь, я могу его прогнать, — радостно сказала Селия.
— Как?
Она встала лицом к серой пелене, крепко зажмурилась и странно захихикала.
Теперь Хьюитт уже не сомневался — перед ним сумасшедшая. Позабыв про собственные тревоги, он исполнился жгучей жалости к несчастной и попытался уговорить ее пойти с ним к шалашу. Но она не двигалась с места. Даже на имя сына она никак не отреагировала, лишь твердила снова и снова, что должна дождаться огней. И Хьюитт в конце концов сдался. Если Селия так долго прожила тут одна, то выдержит и еще несколько дней. К тому же Хьюитт все равно не видел способа ей помочь, а надолго уходить от шалаша ему не хотелось — вдруг возвратится Магара?
На следующий день у него вышли запасы продовольствия. Он снова оставил Магаре записку и уехал на промысел. Не скоро удалось отыскать ближайшую ферму, однако фермер и его жена лишь подозрительно покосились на музыканта и его деньги, потому что им нечего было продать. И ему волей-неволей пришлось ехать в деревню.
Хьюитт вернулся без гроша в кармане, но нагруженный продовольствием. Тотчас же отнес немного еды Селии, но женщины не было видно подле ее «гнезда», и он возвратился в лагерь. Панно он постоянно носил при себе, зная, что Магара не простит ему, если с ним что-то случится. Вот уже два дня, как изображение не менялось. Когда он распаковывал купленные припасы, его вдруг словно кольнуло в самое сердце. Он поднял голову. Затмение! На сей раз тонкая корона была ярко-оранжевой. «Надо дождаться огней», — невольно вспомнились ему слова безумной Селии.
Как только затмение кончилось, Хьюитт торопливо развернул панно. Оранжевая полоска на радуге никуда не делась, да и ничего больше не переменилось; это показалось ему хотя и слабым, но все же утешением.
Глава 29
Для Магары время перестало существовать. Заточенная в призрачной библиотеке, она не отличала дня от ночи, да здесь их и не было. Не было ни восхода, ни заката. Не было и затмений. Вставать она не могла, а еду и питье приносил ей хмурый неулыбчивый человек, который молчал, словно немой, как ни старалась она его разговорить. Это было единственное живое существо, которое она видела здесь, разумеется, если не считать человека-ножа, время от времени навешавшего ее. Когда возникала необходимость, ноги сами собой обретали подвижность, и она выходила в смежные комнаты, не имевшие, кстати, ничего общего с ее родным Аренгардом. Но этим и ограничивалась ее свобода. Даже спать ей приходилось в кресле, скорчившись. Книга постоянно лежала перед нею.
С величайшей неохотой Магара повествовала о гибели чудесного сада, однако слишком пространно описывала прежние его красоты, и колдун впал в нетерпение. И пришлось ей покорно начать рассказ о всех тех ужасах, которые привелось увидеть: о страшных молниях, о гибели деревьев и цветов, о гниющих плодах… Девушке делалось по-настоящему дурно, но человек-нож постоянно напоминал ей, что может случиться, если она ослушается.
Однажды тюремщик навестил ее по другому поводу. Внезапно пробужденная от тяжелого сна, девушка сонно пробормотала:
— Я не могу больше писать. Я устала…
— Нынче у меня для тебя новое поручение, — сказал человек-нож.
Магара затаила дыхание.
— Ты должна дать своим друзьям кое-какие инструкции, — объяснил он. — Я собирался обратиться к тебе несколько раньше, но один из моих товарищей недавно допустил непростительную беспечность. Он погиб ни за грош…
— А каким образом я должна их проинструктировать? — с несчастным видом спросила девушка.
— Используй Сеть, — объяснил колдун. — Не забывай о том, где ты находишься. Все линии ведут в Сердце Вихря, и все они в твоем распоряжении.
— А почему ты не сделаешь это сам?
— Могу, конечно, — беспечно сказал он, — но с твоей помощью это будет много проще. Тебе легче с ними связаться, потому что они с тобой знакомы и поверят тебе.
— А откуда мне знать, что ты не заманиваешь их в ловушку?
— А тебе и не надобно об этом знать.
Улыбка его заставила Магару содрогнуться.
— Что я должна им сказать? — спросила она, совершенно сломленная.
— Покажи им вот эту картинку. Человек-нож дотронулся пальцем до ее лба, и она увидела серые скалы с красными прожилками, пещеры… В одной из пещер пылал яркий оранжевый шар.
— Друзья будут благодарны тебе за совет, — сказал колдун. — Если они поторопятся, то настигнут еще одного из злосчастных моих товарищей в тот момент, когда он окажется совершенно беспомощен.
Голос его звучал торжествующе.
«Если они убьют еще одного черного колдуна, этот станет могущественнее! — поняла вдруг Магара. — Но что я могу сделать, чтобы этому воспрепятствовать?»
Вслух она сказала:
— Хорошо. А как мне воспользоваться Сетью?
— Что, картинку тебе нарисовать? — насмешливо спросил он.
Легкое щелканье пальцев — и библиотеки как не бывало. Магара парила в безбрежной непроглядной темноте. Но вот забрезжили какие-то линии. Поначалу светлые и тонкие, они ширились и крепли, и вот девушка уже оказалась в центре гигантской паутины, которая непрерывно менялась, мерцала, нити пересекались, скручивались…
— Добро пожаловать в Сеть, — раздался довольный голос колдуна.
Магара была совершенно раздавлена сверкающей бесконечностью, сложностью этой нескончаемой конструкции, хотя уже знала, что это и есть в некотором роде реальность. Здесь заключено было все: и давно минувшее, и то, чему еще лишь предстояло случиться. «Стань господином Сети, — звучало ниоткуда, — и ты сделаешься всемогущим богом».
Сердце ее разрывалось от противоречивых чувств. «Этим, несомненно, можно воспользоваться, чтобы победить его!» Но подобная безраздельная власть таила громадную опасность. «Погляди, дурочка, что сделала она с ним! Только рискни — и сделаешься такой же, как это чудище!» В душе ее зарождались честолюбивые помыслы — о, как скоро! — пробуждалась алчность… Но сильнее всего было всепоглощающее чувство сострадания. Сеть была больна, возможно, даже умирала, а с нею умирал и весь мир. Магара всем сердцем желала помочь, восстановить пошатнувшееся равновесие, исцелить, но знала, что это ей не по силам. К действительности ее возвратил голос мучителя.
— И не думай злоупотребить моим даром! Сеть не позволит непосвященному вот так запросто раскрыть ее тайны! Если ты превысишь свои полномочия, дорого за это заплатишь! Я слежу тобой.
— Что мне делать?
Голосок Магары прозвучал жалобно и еле слышно.
— Думай о своих друзьях, о чем-то особенном о чем-то присущем лишь им одним, — наставлял ее колдун. — Сеть отыщет их сама. А потом покажи им картинку…
«Варо! Бростек!» — робко позвала она.
Линии перемещались и скручивались в спирали, в черноте возникали какие-то конструкции и тотчас же пропадали. «Что же присуще лишь им одним?» — думала девушка, ощущая легкое головокружение. Тут было великое множество возможностей, но не меньше и страшных ловушек. Магара выжидала. Она перебирала в памяти все, что касалось двух друзей, и вдруг ухватилась за присказку Бростека, всегда казавшуюся ей немного странной. Именно ее она и доверила Сети.
«Нынче вечером в глазах у нас будут сиять звезды небесные…»
— Это я! — сказал кто-то. — Но я ничего не говорил!
Магара узнала голос Бростека, даже мельком увидела его сонное лицо и улыбнулась. Варо тоже был неподалеку. Тут что-то, лежащее между ними, привлекло ее внимание. Исходящее, от неведомого предмета тепло влекло ее все ближе, и вот она различила четыре знакомых кольца. «Подвеска! Как моя!» — подумала она и прогнала мысль, боясь, бы человек-нож не узнал больше, чем следует.
— Контакт продолжается, — послышался его раздраженный голос.
«Думаю о тебе…» — про себя произнесла Магара и услыхала ответ Бростека:
— … моя малышка.
Теперь оба — и Бростек, и Варо — слышали ее и она послушно «показала» им требуемую картинку. Тотчас же содрогнувшись от отвращения, она с ужасом осознала, что совершила ошибку. Но тут вновь ощутила исходящее откуда-то тепло, похожее на то, что излучала подвеска. Девушка пригляделась и увидела вдруг отдаленную деревушку, статую коня, высеченную из меловой скалы на пригорке… Она прекрасно знала, где что находится — где ее друзья, где скалы, где пещера… Но вот все разом исчезло. Она снова в библиотеке, сбитая с толку, опустошенная.
Вокруг фигуры черного колдуна яростно билось лиловое пламя, а холодные глаза глядели на нее подозрительно.
— Что это ты вытворила? — требовательно спросил он. — В конце?
— Ты говорил… говорил, что им надо поторопиться, — ответила она. — Путь к тому месту, что ты указал, лежит через перевал, который сейчас засыпало лавиной, вот я и показала им окольную дорогу.
И Магара испуганно смолкла, гадая, поверит ли он ее на ходу сочиненной байке. Лицо колдуна было непроницаемо.
— Мои поздравления, — сухо произнес он наконец. — Похоже, у тебя к этому делу настоящей талант. Возможно, я еще им воспользуюсь. — Колдун заговорил дружелюбно, и все же в словах его таилась угроза. — Дай-ка посмотреть подвеску! — прибавил он неожиданно.
— К-какую подвеску? — заикаясь, пробормотала она, не в силах скрыть смятения.
— Давай. — Он протянул руку. — Не испытывай моего терпения!
Магара неохотно сняла через голову подвеску и протянула ее человеку-ножу. Колдун изучал ее с презрительной улыбкой, но наблюдательная Магара отметила, что он держит лишь шнурок, а подвески не касается. Но вот он протянул ее девушке.
— Держи, если такие безделушки тебе помогают. А теперь спи дальше, когда проснешься, примемся за работу.
Когда он ушел, Магара принялась гадать, имеют ли четыре таинственных кольца какое-нибудь значение. Снисходительный тон злодея звучал убедительно, к тому же если бы подвеска сулила ему беду, он не вернул бы ее так запросто. И все же…
Время шло, но единственным тому подтверждением было хотя и медленно, но все увеличивающееся число строк в книге. Всем сердцем ненавидя каждое слово, Магара находила все новые и новые предлоги, чтобы помешкать, — переписывала целые отрывки, делая вид, будто позабыла что-то… Тут и сделала Магара занятное открытие: человек-нож, хотя и раздражался, однако не делал попыток разоблачить ее обман. Онa терялась в догадках почему он не принуждает ее поторопиться, ведь сила на его стороне. Девушка подолгу спала, как могла тянула резину, сочиняя в день по три строки, но знала, что лишь оттягивает неизбежное.
То и дело она мысленно возвращалась к Варо и Бростеку, с замиранием сердца гадая, как поступили они после видения. Магара надеялась, что все же сумела донести до них истинные свои чувства и они направились в деревушку у Жеребячьего Камня. Если и ждет их где-нибудь помощь, то именно там! «О боги, как бы хотела я быть сейчас с ними!» Перед ее внутренним взором неотступно стояло красивое лицо Варо. Она чувствовала, как могучие его руки отрывают ее от земли и кружат в воздухе… Слышала смех и шуточки Бростека, он называл ее глупышкой… Интересно, что присоветовал бы он ей теперь? «Прекрати грезить наяву, — одергивала она себя, — и попытайся найти способ вырваться отсюда!»
Много позже в мозгу ее забрезжила отчаянная идея: возможно, ей все же удастся самой воспользоваться Сетью! Да, это страшно, опасно, но если ее тюремщик не лгал, то возможности открывает поистине безграничные. Если она добьется успеха… Размышляя об этом, Магара все более склонялась к мысли, что попытаться стоит. И ей делалось еще страшнее. «Похоже, у тебя к этому делу настоящий талант», — сказал колдун. Но девушка не знала, с чего начать. «Что, картинку тебе нарисовать?» Но как она сама могла нарисовать нужную картинку?
«Все линии ведут через Сердце Вихря, и все они в твоем распоряжении…»
На мгновение Магара замерла с бешено бьющимся сердцем. Слова были знакомы, но вот голос… Это не голос черного колдуна!
«Кто ты? — с трепетом спросила она. — Поговори со мной!» Внезапно она ощутила вокруг себя бесконечность, хоть и невидимая, она была реальна. Сеть сама пришла к ней!
И Магара увидела — нет, не увидела, а ощутила подле себя женщину, ту самую, с панно. Галану… Непостижимо, но она была одновременно и маленькой девочкой, и взрослой женщиной, и древней старухой, однако Магара предпочла видеть ее молодой, молодой женщиной необыкновенной красоты с длинными, колеблемыми ветром черными волосами. Или сама Галана предпочитала казаться такой?..
«Ты ступила на зыбкую почву, Магара. В твоем мире это место называется царством смерти».
В голосе женщины сквозила едва уловимая враждебность.
«Помоги мне!» — взмолилась Магара.
«Ты должна сама выбрать путь».
«Но у меня нет выбора».
«Выбор есть всегда, — возразила Галана. — К чему расточать свои таланты столь бездарно? Ты ведь целительница, а это… — женщина указала на книгу, — это тяжкий недуг, даже смерть! Помнишь, как некогда твои сказки заставляли трепетать сердца, как некогда прозорливость твоя исцеляла измученные души? А делая то, что ты сейчас делаешь, ты губишь все!»
«Но если я не стану… — беззвучно закричала Магара, раненная в самое сердце этими обвинениями, — эти несчастные, те, что в озере, никогда не 6удут освобождены! И я присоединюсь к ним!»
«А если продолжишь, — возразила Галана, — мы все к ним присоединимся. Ценой твоего успеха будет не только гибель Неверна, но гибель или порабощение всех, кто обитает в нашем мире! Если твой тюремщик станет господином Сети, повсюду, кроме Сердца Вихря, воцарится вечная тьма».
«Нет!!!»
«Сердцем ты знаешь, что это правда, — продолжала неумолимая Галана. — Будь самой собой, Магара! Не изменяй себе! Ему нужна твоя помощь. Откажи ему — откажи ради всех нас».
Женщина канула в небытие так же внезапно, как и восстала оттуда. Магара не поняла даже, когда это случилось. Она уронила перо и в ужасе уставилась на свежие строчки. В собственных словах она явственно различала теперь трусость, терзалась сознанием страшной вины и чувствовала, как неумолимый лед сковывает ее члены…
Глава 30
Бэйр и Росс отвели коней в конюшню и принялись гадать, что им делать дальше. Теперь, когда обнаружилось отсутствие Магары, в кратере им было решительно нечего делать. Они возвратились в гостиницу, где лежали бесчувственные Роган, Лисле и Слэтон, и, поразмыслив решили поискать в кратере другого целителя.
— Здесь очень много одаренных людей, — констатировал Бэйр.
— Мы наведем справки, — согласился Росс.
Он был глубоко опечален болезнью брата и не собирался так легко сдаваться. В состоянии больных не происходило решительно никаких перемен.
Тут в дверь постучались. Это оказался один из скалолазов, который помогал Россу спуститься в Тревайн, а потом подняться.
— Городской Совет приглашает вас всех погостить в Тревайне, — объявил он. — Согласны ли вы?
— С радостью, — ответил Бэйр, обрадованный столь неожиданным предложением.
— Тогда я пойду и обо всем договорюсь, — сказал скалолаз, поглядев на три неподвижных тела. — Ждите меня здесь.
— Любопытно, с чего бы это вдруг? — поинтересовался Росс, когда скалолаз удалился.
— Понятия не имею. И все равно я рад, — ответил Бэйр.
Вскоре возвратился скалолаз, но не один, а с товарищами. Они уложили раненых на носилки, привязали их прочными ремнями и понесли к краю кратера. Бэйр и Росс, восхищенные спокойствием и сноровкой скалолазов, пошли следом.
Когда они достигли платформы под названием Добро Пожаловать, уже почти совсем стемнело, но их поджидала внушительная группа. Среди прочих выделялся высокий мускулистый человек, который, сомнения, и был тут главным. Как только Бэйр Росс выбрались из веревочной сетки, он выступил вперед и обратился к ним:
— Совет города приветствует вас. Мое имя Ротар.
Бэйр представился сам, представил товарища и троих раненых.
— Лисле и Слэтона мы знаем, — объяснил Ротар — Они друзья Магары, но и сами по себе люди достойнейшие.
— Мы можем отрекомендоваться лишь как ее друзья, — скромно произнес Бэйр, понимая, что и это некоторое преувеличение. — И прибыли сюда в надежде, что она сможет исцелить наших товарищей.
— Друзьям Магары мы рады всегда, — ответил советник. — Она в городе человек весьма уважаемый. Как вам известно, сейчас ее нет в Тревайне. Иро сможет рассказать вам об этом подробнее. — Он указал на седовласого человека в серой хламиде. — Но перво-наперво вам надо обосноваться в доме Магары. Это нам кажется вполне разумным. Здесь, в городе, есть и другие целители, возможно, они смогут помочь вашим друзьям.
Лишь поздним вечером, когда все были устроены, Бэйр смог потолковать с Иро. Они уютно расположились в плавучем жилище Магары и даже успели принять нескольких лекарей, но никому из них пока не удалось определить, что послужило причиной странного паралича раненых, а соответственно, и предложить какой-либо метод лечения. Правда, целители пообещали провести кое-какие исследования и снова зайти на следующий день.
Когда они остались наедине, алхимик поведал Бэйру и Россу о намерении Магары уехать и о том, что послужило тому причиной. Рассказал он им и о том куда намеревалась отправиться девушка.
— Если их с Хьюиттом ничто не задержало в пути, — заключил он, — они должны были достичь Неверна уже несколько дней назад. Но вот когда она вернется, я даже предположить не могу. Сама Магара намеревалась отсутствовать не более месяца…
Бэйр и Росс не знали, что и думать, но были единогласны в одном: надо как можно скорее сообщить обо всем Варо и Бростеку.
— Я отправлюсь в путь рано поутру, — сказал Росс. — А ты позаботься о больных. — И он с сожалением взглянул на брата.
— Не беспокойся ни о чем, — ответил Бэйр, обрадованный готовностью молодого товарища совершить путешествие. — Отправляйся сперва в Дансери, там оставишь сообщение — так они скорее его получат. — Повернувшись к Иро, он добавил: — Спасибо тебе за помощь.
— Я сделал все, что мог, — сказал алхимик. — Мне кое-что известно о ваших подвигах. К тому же не меньше вашего хочется, чтобы Магара поскорее возвратилась, живая и здоровая.
Росса не было уже целый день, и за это время в состоянии больных не наступило никаких перемен, невзирая на все усилия тревайнских лекарей. Замученный долгим путешествием и ночным бдением у ложа больных, Бэйр заснул.
И тут шевельнулся Лисле.
— Мага-а-а-ара, — выдохнул юноша, и на губах его заиграла блаженная улыбка.
Он медленно сел на постели, потом бесшумно встал и, прихватив лютню, на цыпочках вышел в открытую дверь. Прежде неловкий, юноша ступал теперь так легко, что плавучий домик даже не шелохнулся. Лисле словно плыл в воздухе…
На деревянных сходнях он помешкал, вглядываясь в озеро. Поверхность его была гладкой, словно гигантское зеркало, в котором отражалось постепенно светлеющее небо, темные скалы и домики. Но Лисле глядел куда-то в самые глубины, словно ища чего-то взглядом.
К сходням привязана была чья-то лодка, и Лисле, двигаясь необычайно сноровисто и ловко — от былой его скованности не осталось и следа, — забрался в нее. Он устремил взгляд на узел, потом робко потянул за веревку. Узел не поддавался. Тогда Лисле тихонько запел, пальцы его задвигались в такт странной мелодии, и узел сам собой ослаб, а вскоре и совсем развязался.
Было еще совсем раннее утро, и пробудились лишь немногие, да и те почти не глядели в сторону озера. Грядущий день обещал быть одним из знаменитых «зеркальных дней», когда даже легкий ветерок не нарушал спокойной безмятежности тихих вод, а в такие дни никто не смел тревожить водной глади. Поэтому никто и не заметил, как Лисле, орудуя единственным веслом, устремил легкое свое суденышко на самую глубину. Он продолжал тихонько напевать. Вокруг лодочки во все стороны расходились еле приметные круги.
Отплыв от домика, Лисле отложил весло. Взяв лютню, он замер, глядя на воду. Легкая рябь все еще была видна, и юноша долго смотрел на нее, прежде чем начать играть. Тихая и спокойная мелодия поплыла в воздухе, словно убаюкивая ветер. И круги на воде, будто завороженно внимая дивной музыке, постепенно исчезали, поверхность озера вновь стала безупречно гладкой. Лодочка Лисле замерла, а юноша отложил лютню, поднялся и прыгнул в воду.
Он тотчас же погрузился с головой, лишь беспомощно взмахнув руками. Из глубины поднялось на поверхность несколько серебристых пузырьков, но вскоре и они исчезли, снова озеро стало гладким, словно зеркало.
Когда обнаружили пустую лодку, все изумились несказанно. Люди и предположить не могли, что кто-то посмел нарушить многовековую традицию, да и что делать, никто из них не знал. Ныряльщики божились, что это не их рук дело, но никто, кроме этих удивительных людей, не мог оставаться под водой так долго. Владелец лодки клялся, что она была надежно привязана.
Но вот суета на берегу разбудила Бэйра. Он тотчас же обнаружил исчезновение Лисле и заподозрил неладное. Но даже теперь ныряльщики не торопились вопреки традиции отправляться на поиски пропавшего. Бэйр упорствовал. И тут внезапно повеяло свежестью, на озере появилась легкая рябь, и лодки ныряльщиков немедленно устремились к цели. Брошенная в пустой лодке лютня Лисле подтвердила их худшие опасения. Сразу несколько человек нырнули, долго обшаривали дно, но ничего не обнаружили. Если Лисле и впрямь утонул, то, должно быть, тело его подводными течениями унесло в самые глубины, и обнаружится оно очень нескоро, если вообще будет когда-нибудь найдено.
Все терялись в догадках, почему паренек покончил с собой. Тому не было решительно никаких причин. Все искренне скорбели об утрате, ведь юноша был гениальным музыкантом…
Печальный Бэйр возвратился к больным, которые пребывали все в том же состоянии. Он всем сердцем жалел Лисле и казнил себя за то, что не устерег его. Старый солдат, недолго зная Лисле, подобно всем остальным был глубоко тронут невероятным сочетанием дара и убогости, уживавшихся в этом странном юноше. Единственное утешало Бэйра: Лисле пришел-таки в себя без всякой посторонней помощи. Это вселяло надежду. Может быть, Роган и Слэтон тоже вскоре очнутся? Но даже эта мысль не принесла ему радости, ведь когда Слэтон очнется — если, конечно, ему суждено очнуться, — старому солдату волей-неволей придется поведать ему о гибели Лисле…
— Мага-а-а-ара…
Лисле знал, что она где-то поблизости, и хотел ее отыскать. Хотя ему и не дано было словами поведать о своих чувствах, музыка, которая стала его жизнью, делалась еще чудеснее, когда девушка находилась рядом. Он вовсе не думал, что Магара в озере, да он и не знал, что это такое — озеро. Просто чутким ухом он уловил ее музыку. Доносилась она из темных глубин, и он послушно шел на этот зов.
Юноша страшно испугался, очутившись под водой, ведь он и понятия не имел, что ждет его в глубине. Серебристые пузырьки заворожили его, но дышать стало больно, и он просто перестал дышать. Только глядел вокруг и слушал несмолкающую музыку, которая делалась все отчетливее и громче.
Глубже, еще глубже… Делается все темнее. Как холодно. Болят грудь, уши, лицо… Чернота. Глубже, глубже…
— Мага-а-ара…
Внезапно он ощутил, что поднимается вверх. Становилось светлее. Но боль росла и крепла, и было невыносимо холодно. Темнота вокруг уже совсем рассеялась. Выше, выше…
Голова Лисле показалась на поверхности, и он изо всех сил замолотил руками по ледяной воде, только бы не погрузиться в нее с головой снова. Боль постепенно стихала, но холод был невыносимым.
Лисле огляделся, совершенно не удивившись тому, что озеро теперь окружают огромным мрачным кольцом черные горы с заснеженными вершинами. Он знал, что Магара здесь, но, хотя музыка ее звучала где-то совсем рядом, Лисле не видел девушки.
— Мага-а-а-ара…
По обе стороны озера, где он плавал, обнаружились еще два водоема, намертво скованные льдом. Музыка их внушала отвращение, от нее болели уши, и юноша просто зажал их ладонями, не переставая озираться. Он заметил вдали мрачный замок из серого камня. Именно оттуда раздавалась музыка Магары. Лисле осторожно поплыл в сторону замка, но тут музыка внезапно прервалась.
«Нет, Лисле! Уходи прочь. Здесь плохо…»
Голос Магары внезапно зазвучал в голове у Лисле, и юноша не стал прекословить. Он снова с головой погрузился в ледяную воду. Магара прогоняла его, и от этого музыка его собственного сердца зазвучала глуше.
Вниз, в глубину, в непроглядную тьму…
Глава 31
Росс въехал в Дансери поздним утром. С тех пор как он покинул Тревайн, минуло чуть более суток. Он был и донельзя изумлен, и невероятно обрадован, увидев, что те, кого он искал, въезжают в деревушку по главной улице с противоположной стороны. Варо и Бростек ехали во главе на удивление внушительного отряда. Росс ломал голову, что это за незнакомцы. Вскоре он узнал и о посланниках из земли Бари, и обо всем остальном, а помимо прочего ощутил напряженность, возникшую в рядах его друзей. За последние два дня им не удалось полностью преодолеть возникшие разногласия, посему и новость Росса все восприняли по-разному.
— Так Лисле пытался предупредить нас, что Магара в опасности! — воскликнул Бростек. — Он не просто звал ее…
— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — хмыкнул Сокол.
— Ежели она попала в беду, то как ей удалось явиться вам обоим во сне? — недоумевал Райкер.
Но, прежде чем Бростек раскрыл рот, заговорил Варо.
— А откуда ты обо всем узнал? — спросил он Росса.
— Странный старик по имени Иро все мне рассказал, — ответил юноша. — Магара долго беседовала с ним, прежде чем уехала.
— Расскажи нам обо всем подробно, — приказал предводитель.
Росс как мог изложил теорию Иро по поводу узлов, объяснив, что Неверн — один из них. Затем поведал о таинственном Лабиринте Теней, который, по мнению Магары, находится теперь там, где прежде был волшебный сад. Это ничуть не противоречило тому, что прежде рассказывал Слэтон, этот его рассказ все прекрасно помнили. Потом Росс поведал про панно, про намерение Магары побывать на горе Свистунье, что недалеко от Аренгарда, и о том, что девушку сопровождал скрипач по имени Хьюитт.
— Магара считала, будто все это так или иначе связано, — заключил Росс. — Неверн, затмения, люди-ножи…
— Но кому могло прийти в голову его уничтожить? — спросил Райкер. — И зачем?
— Люди-ножи уже доказали, что магия их необыкновенно сильна, — ответил бывший волшебник. — Возможно, Неверн каким-то образом противостоит им.
— Ну как может сад кому-то противостоять? — изумился Вильман. — Чушь какая-то…
— А если этих магических узлов, или как там их, так много, — спросил Райкер, — почему свет клином сошелся на Неверне?
— Теперь уже совершенно очевидно, что мы сражаемся не с простыми смертными, а с сильнейшими магами, — сказал Варо. — А у магии свои законы, и я первым согласен признать, что нам они неведомы.
— Ну, с этим я спорить не стану! — кивнул Вильман.
— На панно изображено затмение, — припомнил Лангель. — Может, тут есть какая-то связь…
Этот аргумент показался недостаточно убедительным даже Кередину, но он продолжал размышлять:
— Если я не ошибаюсь, то панно — это еще и некое подобие карты, при помощи которой можно проникнуть в Неверн и пройти по Лабиринту Теней, а в конечном итоге и уничтожить его.
— А вдруг Магаре удастся пройти? Что тогда будет? — спросил Бростек.
— На сей счет мне известно не больше, чем тебе, — последовал ответ.
Варо и Бростек переглянулись. На этот раз они совершенно сошлись во мнениях.
— Не пойму, чем может помочь нам Тревайн, а тем более Неверн, — пожал плечами Сокол, — если люди-ножи сейчас в горах.
— Мы поедем туда, — заверил его Бростек, — как только покончим с этим делом.
— А есть ли у нас время? — спросил Лангель. — Не поселились же они в горах навечно! Затмения случаются все чаще и чаще. Сдается мне, вскоре случится нечто очень важное.
— Что же именно? — полюбопытствовал Сокол.
— Затмения нам помогают, — прибавил Райкер. — Ведь только во время затмений люди-ножи делаются уязвимыми.
— А что, если прав все-таки я? — вмешался Бростек. — Что, если все не так просто? Вдруг и вправду, убивая одного, мы помогаем остальным стать сильнее? Мне даже страшно подумать, сколь могущественным будет последний уцелевший…
— Ну, это лишь теория, — махнул рукой Сокол. — Ведь у тебя нет доказательств — так, одни эмоции. Лично мне один человек-нож нравится куда больше, чем целых пятеро!
— Тогда и я возвращаюсь в Тревайн, — вдруг сказал Росс. — Ведь там Роган.
Ему невыносимо было слышать этот спор, и он страстно желал поскорее положить ему конец, чтобы решение наконец-то было принято.
— Я с тобой, — подал голос Лангель. — К тому же мы совсем близко от кратера.
Райкер, Сокол и Вильман переглянулись, и лучник ответил за всех троих:
— Хорошо. И мы в Тревайн.
— Я еду в Неверн, — решился Кередин. — Хочу увидеть его своими глазами.
И отряд вновь раскололся. Глядя вслед удаляющимся товарищам, Бростек подумал, уж не навсегда ли они расстаются…
На следующий день жалкие остатки отряда подъехали к кратеру. Барийцы оцепенели от восторга.
— Так вот оно, это дивное место! — воскликнул Линтон. — Совершенно такое, как нам его описывали!
— Что же, если именно здесь надо искать ответ на все наши вопросы, — сказал Сокол, — то лично я понятия не имею, где его искать…
Росс пошел к месту спуска, чтобы поговорить со скалолазами, и возвратился с известием, что их всех приглашают спуститься.
— Как, и этих тоже? — спросил Лангель, указывая в сторону барийцев.
— Разумеется. Эти парни, что ползают по скалам, ради меня на все готовы! — ухмылялся Росс. — Уж что-что, а уговаривать я умею!
— Бьюсь об заклад, они на все готовы, лишь бы ты заткнулся! — окоротил его Лангель.
Барийцы вконец лишились дара речи, проделав захватывающий путь вниз по ржавым скалам. Известие о прибытии делегации каким-то образом их опередило. Внизу дожидались сразу несколько советников, которые пригласили гостей обсудить все интересующие их вопросы. Иро тоже поджидал новоприбывших, он и проводил пятерых воинов Варо в домик Магары, к Бэйру. И первое, что они увидели, войдя, — сидящего прямо на полу Лисле. Он был укутан в одеяло и плед и как ни в чем не бывало наигрывал на лютне прекрасную меланхоличную мелодию.
— Да ему лучше! — воскликнул Росс и с надеждой взглянул на брата.
— Эти двое в том же состоянии, что и прежде, — хмуро сказал Бэйр. — А вот Лисле выздоровел. Но это долгая история…
Когда приятели обрушили на него поток новостей, в частности, об оранжевом затмении, которого не видели ни Росс, ни Бэйр, старый вояка поведал им об исчезновении Лисле и о том, как все искренне считали, что юноша утонул.
— Но когда все мы потеряли последнюю надежду, — продолжал он, — Лисле спокойненько вынырнул прямо посреди озера, а ныряльщики благополучно выудили его. Он до сих пор трясется, так промерз, бедолага, но в общем совершенно здоров… ну, сами видите.
— Но где же он был? — изумленно спросил Лангель.
— Этого никто не знает, — ответил Бэйр. — Ныряльщики решительно ничего не понимают. Они клянутся, что он просто не мог все это время пробыть в озере, ибо неминуемо должен был утонуть.
— Что-то несусветное, — покачал головой Райкер. — Поклясться могу, он и плавать-то не умеет!
— А он что-нибудь говорил? — с надеждой спросил Сокол.
— Все время повторяет себе под нос одну и ту же единственную фразу, — сказал Бэйр. — Сдается мне, он о чем-то грустит, но как мы ни пытали его, больше ни слова из парнишки не вытянули. Он знай себе твердит: «Нет, Лисле! Здесь плохо. Уходи прочь!»
Заслышав эти слова, Лисле прервал игру и вымолвил:
— Нет, Лисле! Уходи прочь. Здесь плохо.
Слова были те же самые, но вот интонация совершенно иной. Иро ахнул — он тотчас узнал, чья это интонация. Ошибки быть не могло.
— Так может говорить только Магара! — воскликнул он.
Глава 32
В течение трех дней после оранжевого затмения с Хьюиттом решительно ничего важного не происходило. Он занимался какими-то незначительными делами, обустраивал временное свое жилище и подолгу наигрывал на скрипке печальные мелодии. И не переставая ломал голову, сколько ему еще вот так маяться…
Несколько раз музыкант наведывался к «гнезду» Селии, но видел ее лишь мельком. Еда, которую он оставлял для нее, была нетронута, а когда они встречались, женщина яснее ясного давала понять, что непрошеная помощь ей ни к чему. Как ни пытался он убедить ее переселиться в свой импровизированный лагерь, Селия, к его тайной радости, отказывалась.
Соседство с безумной отшельницей, впрочем, нервировало Хьюитта сильнее, чем вынужденное одиночество. Несколько раз ему чудилось шуршание в кустарнике подле шалаша, когда он упражнялся на скрипке, но Хьюитт преодолел искушение подать голос или подойти.
Время от времени он разворачивал панно и внимательно его разглядывал. Затмений больше не было, и черная точка на летнем солнце не увеличивалась. Радуга — вернее, то, что от нее осталось, — также была прежней, но музыканту чудились странные, с первого взгляда малозначительные перемены в пейзаже, но он полагал, что от одиночества у него просто-напросто разыгралось воображение…
Покуда Хьюитт терпеливо дожидался возвращения Магары, решимость девушки мало-помалу крепла. Откровение Галаны смертельно перепугало ее, отчего-то она безоговорочно поверила каждому ее слову. Девушка вдруг осознала, как смертельно опасен черный колдун, и поняла, что надежды у нее нет никакой. Если она допишет книгу, победа мага окажется полной и необратимой, а это будет означать, что мир обречен. Об этом и подумать было страшно. Но если она этого не сделает…
Думать о том, что он мог сделать с нею — да что там мог, неминуемо сделает! — было невыносимо, и все-таки в глубине ее сердца с самого начала жила уверенность, что покориться ему равносильно смерти. Галана лишь укрепила эту ее уверенность.
Однако вопреки здравому смыслу Магара испытывала некоторое облегчение.
И она, как могла, тянула время, прибегая к самым невероятным отговоркам. Из намеков Галаны и собственных смутных догадок Магара заключила, что колдун не может принудить ее написать то, что ему требуется. «Оставайся самой собой, Магара. Ему нужна твоя помощь». Похоже, ему нужна ее добровольная помощь, и скорее всего потому, что в противном случае чары книги оказались бы бессильны сокрушить магию чудесного панно. «Откажи ему — ради всех нас». А это означает, что ее мучитель только и может, что грозить ей. Причинять ей ощутимый вред ему просто-напросто невыгодно, — ведь если она утратит способность творить, то сам он лишится единственного шанса достичь своей великой цели, а значит, она могла растянуть работу над книгой на вечные времена.
Однако необходимо было создавать видимость хотя бы какой-то деятельности, чтобы не искушать колдуна слишком уж откровенно. Ей вовсе не хотелось испытывать его терпение, ибо он мог попытаться обойтись и без ее помощи, а саму строптивицу заточить в ледяную могилу, прежде чем она попытается воплотить в жизнь свои пока еще смутные идеи. Магара теперь твердо решила никогда не завершать своего труда и найти в себе мужество хладнокровно уйти под лед, лишь бы не покоряться мучителю. И все же пусть даже самый крошечный шанс стоило использовать…
Первый такой шанс подсказал ей сам колдун — когда они свиделись впервые. Он сказал о панно:
«Но все равно на свете не осталось ни одного мага, столь искусного или столь отважного, чтобы им воспользоваться…» Скрытый смысл этих слов не сразу дошел до Магары, а вот теперь, пребывая в поистине отчаянном положении, она ломала голову: а вдруг человек-нож ошибается?
Допустим, какому-нибудь волшебнику удастся попасть в заколдованный Неверн. Ну и что с того? А вот ее враг этого явно опасался. Так возможно, заговоренный сад — до тех пор, пока он не покорен, — представляет для черного мага серьезную угрозу, непреодолимое препятствие на пути к абсолютной власти, к господству над Сетью? Как это он говорил? «Оказалось довольно просто отрезать его от мира, чтобы никто не смог использовать его против меня».
Но существует ли такой маг? Все они ныне в прискорбном положении, да и магия сегодня — лишь объект шуточек по всей земле Левиндре. Но Магаре же удалось проникнуть в Неверн, а ведь она не волшебница! Так надобен ли для этого великий дар? Впрочем, возможно, ее родство с Хранителями волшебного сада имело тут решающее значение…
Одно обстоятельство вселяло в нее надежду — существование по крайней мере еще двух подвесок в форме четырех колец, которые видела она во время путешествия по Сети. Ей удалось проникнуть в дивный сад благодаря подвеске. Так, стало быть, если такие же есть и у других…
Одна, несомненно, была у Бростека и Варо. Хотя это и воодушевляло девушку, но она знала, что оба мужчины не более ее одарены сверхъестественными способностями. Зато Магара понятия не имела, кому принадлежит другая подвеска — та, присутствие которой неподалеку от высеченного из белой скалы коня она ощутила. Может, тот желанный волшебник сейчас находится именно там? Возможно ли, что ее мучитель ошибался, утверждая, будто последний из белых магов умер? Ведь четыре кольца символизируют свет и, несомненно, являются чем-то вроде знака отличия для белого мага! А ее тюремщик не захотел-таки коснуться подвески. Вдруг в ней все же таится сила?..
Магаре предстояло решить две проблемы. Первая: как сообщить ее неведомому спасителю о том, что надо следовать в Неверн, ведь, кроме Хьюитта, о ее намерениях знали лишь Иро да Стед… Она вяло подумала о том, где теперь музыкант, и решила, что он давным-давно устал ждать и покинул ее. Девушка не винила его, воспоминание об этом жизнелюбивом и, несомненно, благородном человеке вызвало на ее устах улыбку. «Прекрати предаваться воспоминаниям!» — приказала она себе.
Да, маловероятно, чтобы кто-нибудь из этих троих свиделся с обладателями подвески, которым следует узнать о ее местопребывании, если, конечно, Варо и Бростек вдруг почему-либо не вернутся в Тревайн. А это почти невероятно. Значит, ей надо самой связаться с ними или с неведомым волшебником, и сделать это можно лишь при помощи Сети.
«Сеть не позволит непосвященному вот так запросто раскрыть свои тайны! Если ты превысишь полномочия, то дорого за это заплатишь!» Допустим, ей вновь удастся проникнуть в Сеть, но сможет ли она воспользоваться ею без руководства колдуна? Не превысит ли своих полномочий? Но разве обещанная жестокая расплата страшнее той участи, что он ей уготовил? «Ты ступила на зыбкую почву, Магара. В твоем мире это место называется царством смерти». Может быть, Галана вновь ей поможет? Но как Магаре докричаться до нее? Ведь тогда Галана сама пришла к ней, и с тех пор ничего подобного не происходило.
Девушка робко надеялась, что ее мучителю вновь понадобятся ее услуги и он сам впустит ее в Сеть. Если он будет надзирать за нею, самодеятельность может закончиться для нее фатально, но ведь она сможет приглядеться, пообвыкнуться в гигантской паутине, чтобы потом действовать самостоятельно. Была не была! Овчинка стоила выделки…
Волновала Магару и другая проблема. Допустим, кто-нибудь и явится в Неверн, однако это полдела. Надо ведь еще и проникнуть в заговоренный сад! Разумеется, существует карта — волшебное панно, и если, на ее счастье, Хьюитт никуда не уехал, то он сможет передать сокровище ее предполагаемому спасителю. Но и это не давало никаких гарантий. Ведь Магара знала, что панно начало меняться еще до того, как она засела за зловещую книгу, и виной тому наверняка черный колдун со своими злобными замыслами, а еще зловещие затмения и гибель людей-ножей. Теперь девушка сомневалась, что путеводные вехи, некогда существовавшие на панно, остались прежними, и принялась изобретать свои собственные…
Постепенно Магара пришла к мысли, что если целью книги является противодействие магии панно, то ее сочинение наносит непоправимый вред или Неверну, или панно, а возможно, и тому, и другому. Значит, ей следует кое-что зашифровать в своих писаниях, не вызвав подозрений у колдуна, и при этом дать шанс разгадать шараду ее спасителям, тогда удастся провести их сквозь Лабиринт Теней! Мысль Магары бешено заработала, и она взялась за дело с новым рвением.
— Мага-а-а-ара…
Этот внезапный крик заставил девушку встрепенуться. Он прозвучал где-то очень далеко и одновременно прямо у нее в ушах. Перед глазами девушки замелькали странные серебристые пузырьки, стремительно уносящиеся ввысь. Ей стало холодно, в глазах померк свет. А потом пришла боль. Она попыталась судорожно вздохнуть и не смогла.
— Мага-а-ара… — прозвучало еще громче. Это Лисле! Но ведь это невозможно! После тех страшных батальных сцен, которые он ей показывал, она ничего не знала о нем. И вдруг теперь, когда она прошла сквозь Лабиринт Теней… Как? Что переменилось? А боль все усиливалась, но в темноте брезжил свет. Затем в глаза ей ударили солнечные лучи, и она увидела снег, ослепительное небо… С изумлением оглядела Магара кольцо высоких гор, замерзшие озера и поняла, что Лисле тут, в Сердце Вихря!
— Мага-а-а-ара…
Магара глазами юноши увидела серый замок, в котором была заточена, поняла, что он стремится к ней, и вздрогнула: ведь черный колдун наверняка почуял присутствие постороннего.
«Нет, Лисле! Уходи прочь. Тут плохо…» — беззвучно молила она, опасаясь за его жизнь.
Девушка почувствовала, как он удаляется, и боль ее удесятерилась, но душу переполнила радость, что Лисле покинул Сердце Вихря. После она долго думала о внезапном и непостижимом уму явлении Лисле. Или это была всего лишь иллюзия? Что делал он в озере? Вопросы множились, и ни на один не находилось ответа. Если она не ошиблась и Сердце Вихря действительно находится высоко в горах, то Лисле никак не мог попасть сюда обычным путем. Значит ли это, что он проник через некий магический проход, подобно ей? А вдруг его привела сюда Сеть? А что, если Лисле в Неверне? Но где же тогда Слэтон, где остальные? Или она ошибается и юноша проник сюда через другой магический Узел, над которым уже властвует черный маг? Магара поежилась от этой страшной мысли. Однако если Лисле смог сюда пробраться, то, следовательно, путь этот и другим не заказан…
Она с замиранием сердца ждала явления черного колдуна и допроса с пристрастием по поводу Лисле, не зная, что говорить ему. Но явился он лишь на следующий «день»: Магара успела уснуть и проснуться.
— Вставай!
Девушка ощутила, как ее ноги обретают подвижность. Она покорно поднялась. Затекшие мышцы заныли, и Магара принялась их разминать, морщась от боли, но наслаждаясь краткими мгновениями свободы. А враг ее тем временем нетерпеливо листал последние страницы книги.
— Дело снова движется из рук вон плохо, — сказал он. — Я разочарован.
В этих словах таилась угроза. Некоторое время колдун сверлил ее взглядом, прежде чем заговорить вновь.
— Ты оказалась достаточно умной, смекнула, что я не могу принудить тебя работать, — заявил он, несказанно изумив девушку своей искренностью. — Однако, милая, сумею заставить тебя захотеть работать.
Магара ничего не ответила, с замиранием сердца ожидая, что же будет дальше.
— Выходит, судьба людей, закованных в толщу льда, тебя не трогает, — продолжал он. — Не думал я, что ты такая бездушная. Может быть, мне стоило почаще заставлять тебя слушать их стоны? Даже во сне, а? Кстати, что изволишь видеть во сне, душечка?
Магара судорожно сглотнула. Девушка не сомневалась, что он способен исполнить свои угрозы — о, тогда она сойдет с ума!
— Если ты будешь истязать меня во сне, я не смогу работать вообще, — слабо запротестовала она. — Мне необходим нормальный сон! Работа над книгой так изматывает, к тому же приходится спешить.
Но это заявление прозвучало совершенно неубедительно даже для нее самой.
— Да неужто? — Колдун пристально изучал ее, на губах его играла зловещая улыбка. — Твое произведение великолепно, — резко сказал он. — Я почти вижу, как все это происходит. Впрочем, многое уже произошло, — прибавил он, подтверждая наихудшие опасения Магары. — Но ты способна на большее, я в этом уверен. Если, например, дать тебе поглядеть на мучительную кончину дражайших твоих друзей, разве не пожелаешь ты укоротить их агонию, поспешив закончить свое дело?
Магара ухватилась за эти слова волшебника, как за соломинку. Может быть, ей удастся подать знак Бростеку и Варо? Но ведь им грозила страшная опасность, и девушка не знала, сумеет ли вынести их страдания. Однако коль скоро колдун сам ей это предлагает, почему бы не отважиться? Но все обернулось иначе.
— Впрочем, возможно, мои угрозы чересчур абстрактны, — заявил человек-нож. — Знаешь, мне почему-то кажется, что двух глаз для тебя слишком много — один явно лишний…
Тотчас Магара задохнулась от невыносимой боли и мгновенно ослепла на левый глаз. Девушка с криком прижала ладонь к лицу, ожидая ощутить, как из пустой глазницы хлещет кровь. Нет, глаз был на месте. Но какая же жуткая боль! Тут колдун взмахнул рукой, и Магара чуть было не лишилась чувств, потрясенная: боли словно и не бывало… Зрение восстановилось.
— Я ловко управляюсь с ножами, — спокойно сказал мучитель без привычной сардонической усмешки. — Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе это доказал?
Магара отчаянно замотала головой, обливаясь от ужаса холодным потом.
— Тогда пиши! — приказал он.
Глава 33
В первое же утро по прибытии в кратер члены поредевшего отряда Варо встретились с Бэйром в жилище Магары. Четверым путешественникам было гостеприимно предоставлено другое жилье, ибо домик Магары не мог вместить их всех.
— Мы будем наезжать сюда чаще, — торжественно объявил Вильман с порога. — Вчерашний ужин выше всяких похвал, я много лет не вкушал такой амброзии! Не удивительно, что Варо и Бростек завели себе тут множество друзей!
— Похоже, наши гостеприимные хозяева ради нас изменили некоторым своим обычаям, — сказал Сокол. — Обыкновенно они не позволяют вламываться сюда всякому встречному-поперечному…
— Ты хочешь сказать — вроде меня? — ухмыльнулся Райкер.
— Ну, гости в кратере бывают частенько, — возразил Росс. — Только вот не знаю, сколько нам позволят тут оставаться…
— Ежели я правильно понял Ротара, то мы можем пробыть тут сколько нам вздумается, — ответил Лангель. — А уж с ним-то никто не станет спорить!
— Сдается мне, они порой просто хотят продемонстрировать свой интерес к судьбам большого мира, — сказал Сокол. — А общество барийцев сыграло нам на руку.
— Странен, однако, этот внезапно пробудившийся интерес, — задумчиво произнес Райкер. — По-моему, Варо и Бростек уже много лет рассказывают здешним про людей-ножей.
— Может быть, потому что это единственное место, где не видно затмений, и здешние жители полагали, будто это пустяк, — предположил Бэйр. — А вот теперь они захотели доподлинно узнать, что происходит.
— Вчера вечером они расспрашивали нас с пристрастием, — согласился Сокол. — Если бы не лакомства у Ньюберри да не винцо, я захрапел бы прямо на глазах у советников!
— Но почему из кратера не видно затмений? — спросил Росс. — Может, барийцы правы и место это какое-то особенное?
— Да уж, такое особенное, что тут ни одного человека-ножа не убьешь! — едко заметил Райкер. — Да что там, тут вообще никого не убьешь! — пробормотал он, уже ни к кому не обращаясь.
— Ладно, коль скоро мы оказались здесь, что нам разумнее предпринять? — спросил Сокол.
— Лисле стало лучше. Ведь именно этого мы ждали, правда? — принялся рассуждать Райкер. — Может, прихватить паренька и рвануть в горы?
— Загорелось тебе, что ли? — воскликнул Вильман. — Нынче вечером для нас заказан столик у Ньюберри!
— Я серьезно, Вильман! — одернул его Лангель.
— И я тоже! — ответил тот.
— Реши мы поехать в горы теперь, у нас возникли бы сложности, — трезво рассудил Бэйр. — Слэтон все еще в забытьи, а без него с Лисле нам, похоже, не сладить…
— Ну, здесь-то парень обходится без няньки, — заметил Райкер.
— Одно дело — здесь, другое — в дороге, — возразил старый солдат.
— А мне бы хотелось еще пару деньков побыть с Роганом, — вставил Росс. — Ведь Лисле поправился, а значит, вот-вот придут в себя и остальные.
— Да и я еще не в форме — не смогу драться. — Бэйр указал на свою забинтованную руку.
— К тому же Кередина с нами нет, — прибавил Лангель.
— Ну так что с того? — уперся Райкер.
— Лисле необходим огонь, который разжигает Кередин, чтобы показать нам, что делать и куда ехать, — растолковал ему Лангель. — А без огня парнишка ничего не сможет…
— Ничего, мы и сами соорудим для него костерок, — упрямился Сокол.
— Сдается мне, все не так просто, — возразил Бэйр.
— Так что же нам торчать тут без дела? — воскликнул Райкер.
Он принялся расхаживать взад-вперед, словно зверь по клетке.
— Надо бы дождаться весточки от Варо, — робко вставил Росс.
— А кто знает, когда он соизволит дать о себе знать? — взорвался Сокол. — Может пройти не одна неделя! А покуда торчим тут, нам нипочем не узнать, сколько затмений мы проворонили!
— Возможно, кто-то сделает дело за нас, — предположил Вильман. — Ведь не мы же, в конце концов, убили человека-ножа в Грассмейре! Впрочем, — ухмыльнулся он, — мы можем взяться за ручки и скакнуть в озеро, как Лисле. Исчезнем на некоторое время. Так, по крайней мере, не придется голову ломать над тем, что делать дальше.
— Если не можешь быть серьезным, заткнись! — гаркнул Бэйр.
— Ну, как хотите, а я иду купаться, — заявил Вильман. — Тут слишком жарко, а водичка так и манит. Когда что-то решите, дайте мне знать.
— Хоть рыба-то тут есть? — уныло поинтересовался Райкер.
— Да, но ее и пальцем нельзя трогать — таков закон, — ответил Вильман. — На это имеют право лишь ныряльщики.
— Я только взгляну, — с усмешкой пообещал Райкер.
И они вдвоем вышли.
— Позовете нас, если понадобимся! — бросил через плечо Вильман.
Оставшиеся тревожно переглянулись.
— Бьюсь об заклад, — хмуро заявил Лангель, — с этими двумя хлопот не оберешься — покуда мы здесь, могут быть неприятности…
Снаружи послышался всплеск, и Лисле встрепенулся.
— А может, это и мудро, — задумчиво проговорил Сокол. — Покуда есть возможность, надо расслабиться. Печенками чую, потом такой возможности у нас не будет…
— Стало быть, побудем тут еще? — спросил Бэйр.
Все согласно закивали.
— Побудем тут еще? — эхом откликнулся Лисле, искоса глядя на старого солдата, и заиграл.
Но мелодия была так печальна, а солнышко до того ярко и призывно светило, что сперва Сокол, а потом Лангель и Бэйр потихоньку удалились, оставив Росса приглядывать за бесчувственными друзьями.
Вскоре соратники Варо все вновь собрались вместе. Сразу же после полудня к дому Магары приблизилась целая делегация. Тут были и Ротар, и ныряльщик Рэйн, и Линтон, и еще один бариец по имени Тагила. Все тотчас поняли, что гости явились по важному делу. Деликатно осведомившись о здоровье больных, Ротар вкратце рассказал о беседе советников с барийскими делегатами.
— Господа, — начал советник, — обдумав то, о чем поведал мне Линтон, и сопоставив его сведения с вашими, я заключил, что настало время Тревайну вступить на тропу войны. Признаюсь откровенно, что когда прежде Варо и Бростек рассказывали мне о налетах людей-ножей, я не понимал, каким образом это может отразиться на судьбе нашего города. Искренне надеюсь, что вы простите мне подобную близорукость, ибо теперь совершенно ясно, что и Левиндре, и Бари подвергаются страшной опасности, и граждане Тревайна не имеют более права оставаться в стороне. Тот факт, что этих сверхъестественных затмений из кратера не видно, должен настораживать. Пока нельзя с уверенностью сказать, является ли Тревайн спасительной гаванью или же, увы, мишенью черных магов, но в любом случае настало время действовать.
Путешественники переглянулись. Они уже и не чаяли услышать ничего подобного из уст влиятельного чиновника. И пусть это член Совета Тревайна, а не член Картеля, но лиха беда начало.
— Однако наших ресурсов явно недостаточно, — продолжил Ротар, словно прочтя их мысли. — Всем нам известно, что у власти в стране стоит Картель. Именно у Картеля есть и люди, и деньги, и оружие — словом, все необходимое для широкомасштабной операции, которая, вне сомнений, потребуется в интересах нашего общего дела. Посему я предлагаю сформировать объединенную делегацию и направить ее на ежегодное заседание Картеля в Мэнтри, которое состоится на следующей неделе. Сам я представлю там общину Тревайна, Тагила и лейтенант будут говорить от имени Бари. Линтон и остальные барийские гости останутся здесь по причинам, которые мы обсудим чуть позднее. Считаю справедливым, чтобы по крайней мере один из воинов Варо сопровождал нас. Ведь именно вы непосредственные свидетели происходящего, посему ваше слово будет иметь наибольший вес. — Ротар умолк и поднял обе руки, предупреждая возможные возражения. — Мне известно, что Варо и Бростек уже пытались воздействовать на Картель, и, к сожалению, безуспешно, но доказательств серьезности положения у них тогда было много меньше. Настало время вновь попытать счастья. А в отсутствие вашего предводителя вы должны делегировать кого-либо из здесь присутствующих.
— Бэйр! — немедленно предложил Сокол, и Ротар обернулся к старому вояке.
— Вы тут самый старший, к тому же ранение в ближайшем будущем все равно не позволит вам сражаться. Все это вкупе делает вас идеальным кандидатом.
— Я не желаю знать никого из членов Картеля! — мрачно, но веско заявил Бэйр. — Полагаю, и они не горят желанием видеть меня.
Товарищи его были несказанно изумлены. Хотя они и знали, сколь сильна и глубока неприязнь старого солдата к Картелю, дело было слишком важным, чтобы отвергать такое предложение лишь на основании личных мотивов.
— Не думаешь ли ты… — заговорил Лангель.
— Нет! — оборвал его Бэйр, давая понять, что решение его бесповоротно.
Наступила неловкая пауза.
— Итак, кто же? — чуть погодя спросил Ротар.
— Кто же? — повторил Лисле.
— Лангель подходит более других, — сказал Бэйр.
— Я? Но почему?
— Потому, что ты человек выдержанный и здравомыслящий, — ответил солдат. — Если кто-то и сможет вытянуть хоть медный грош из этих отродий, так это ты. Кстати, — с невеселой улыбкой добавил он, — остальные наши либо чересчур горячи, либо слишком глупы для дипломатии.
Райкер захохотал. Сокол только крякнул, а Росс с ухмылкой потупился.
— Ты прав, о мудрейший, — ответил Вильман. — Мы все еще беспечные юнцы.
Ротар же явно не знал пока, что и думать.
— Бэйр прав, — сказал Лангелю Сокол. — Ты лучше прочих подходишь для этой грязной работенки.
— Так вы согласны? — с видимым облегчением спросил советник.
— Сдается мне, выбирать не приходится, — вздохнул Лангель.
— Хорошо, — ответил Ротар. — Значит, дело можно считать улаженным.
— А ты почему не едешь в Мэнтри, Линтон? — спросил новоявленный эмиссар.
— Мы обнаружили, что Тревайн куда более загадочное место, нежели прежде полагали, — принялся охотно объяснять бариец. — В озере, на глубине, есть резной камень, а на нем точнейшая копия того самого знака, что на подвеске, которую дал нам в дорогу наш волшебник.
Он распинался бы и дальше, но Ротар прервал его.
— Первым его обнаружил Рэйн, — сказал он. — Пусть он обо всем и расскажет.
Ныряльщик послушно поведал о том, как они с товарищами обнаружили под водой странную скалу, как очистили ее от водорослей и заметили высеченный на ней загадочный знак в виде четырех соприкасающихся колец.
— Магара потом ныряла вместе с нами и смотрела, — продолжал Рэйн, — но поняла не больше нашего. Одно не подлежит сомнению: камень очень, очень древний. Теперь нам стало известно, что это знак света древних мудрецов, но пока это все.
— И этого вполне довольно, чтобы утвердить меня в намерении остаться здесь, — подхватил Линтон. — Мы прибыли в нужное место.
— И что ты собираешься тут делать? — поинтересовался Сокол.
— Возможно, какое-то время — ничего. Но совершенно очевидно, что мы должны быть здесь.
— А еще там что-нибудь есть? — спросил Лангель у ныряльщика.
— Магара заметила возле скалы кристалл «Опадающие листья», — сказал Рэйн. — Мы достали его и подарили ей. Не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
— Где он теперь? — спросил Сокол.
Ротар объяснил, что такие кристаллы рассыпаются, стоит извлечь их из озера.
— Стало быть, и это нам не поможет, — откликнулся Бэйр.
— Итак, нам известно лишь, что на глубине находится древняя скала, — подытожил Вильман. — И что это нам дает?
Никто не мог ответить на столь прямо поставленный вопрос. Единственным оптимистом оказался Линтон.
— Уверен, вскоре все прояснится.
— Трепетно надеюсь, — хитренько прищурился Райкер. — Пока же дело темное, и это меня раздражает…
— А не может эта штука в озере иметь какое-то отношение к исчезновению Лисле? — спросил Росс.
— Нет, — ответил Рэйн. — Нырни он в одиночку на такую глубину, вне всякого сомнения, утонул бы. В том месте нет воздушных карманов, где можно переждать и отдышаться. Ничего там нет. То, что сделал этот паренек, попросту невозможно.
Все взглянули на юношу.
— Кто знает, что возможно, а что невозможно для Лисле? — задумчиво произнес Бэйр.
Лангель остаток дня и часть вечера провел за беседой с Ротаром и Тагилой, а потом присоединился к друзьям, бражничающим у Ньюберри.
— Кто сейчас приглядывает за Лисле и остальными? — недоуменно спросил он, увидев всех пятерых своих друзей за столиком.
— Иро и один его дружок, — радостно объяснил Вильман. — Так что у нас есть возможность отпраздновать твое новое назначение как подобает. Отведай-ка вот этого. — И он налил в стакан вина.
— Откуда у вас столько денег? — изумился Лангель.
— Ты в своем репертуаре, наш казначей! — поддразнил его Сокол.
— «Друг Магары» — это здесь почетное звание, — объяснил Вильман. — Ясно, что не одного Бростека эта девица задела за живое…
— К тому же, — добавил Сокол, — поскольку ты теперь доверенное лицо Ротара, то должен знать, что все мы гости Совета Тревайна.
— В таком случае налей мне еще вина, — улыбнулся Лангель. — К тому же мне самое время запастись кое-какими припасами!
— Вот это я понимаю! — одобрил Вильман.
— Ну и как тебе Ротар? — поинтересовался Бэйр.
— Внушительная фигура, — серьезно ответил Лангель. — Пусть временами и кажется, что он чересчур много болтает, но сразу понимаешь: этот, если захочет, то и гору с места сдвинет. В Мэнтри уже отправлены нарочные, а он все подробнейшим образом обсудил со мною и Тагилой. И если нам в конечном счете так и не удастся хоть что-нибудь вытянуть из Картеля, я буду очень удивлен. Мы отправляемся в путь завтра поутру.
— Знаешь, забавно вдруг обрести союзников в барийцах, особенно если вспомнить, кем мы их считали! — задумчиво сказал Райкер.
— Жизнь вообще штука странная, — заявил Лангель, поднимая стакан.
Это его изречение очень напоминало тост.
На следующий день, простившись с Лангелем, друзья возвратились в домик Магары. Росс горевал, ибо состояние его брата ничуть не улучшилось, Лисле все еще грустил… Самое время было как-то скрасить существование.
— Теперь, когда нам так и так дожидаться Лангеля, — сказал Сокол, — мы вполне можем расслабиться и вволю насладиться жизнью.
— Я намерен отправиться наверх, — тотчас же заявил Райкер. — Давненько я не охотился! В этом благословенном местечке не слишком сладкая жизнь для охотника.
— А я считаю, что нам надо держаться вместе, — возразил Бэйр. — Может статься так, что придется действовать очень быстро.
— Попроси Рэйна, пусть покажет тебе свои остроги и гарпуны, — предложил Вильман компромиссный вариант. — Только не приближайся ко мне с этими штуковинами, когда я пойду купаться!
К вечеру ветер стих и стало еще жарче. Все с любопытством наблюдали за ныряльщиками, которые как по команде торопливо вытаскивали свои лодки на берег.
— Чего это они? — спросил Сокол.
— Почувствовали приближение штиля, — объяснил Бэйр. — Такие дни здесь называют «зеркальными», и никому не дозволяется тревожить водную гладь.
— С чего это вдруг? — спросил Вильман, подходя к самому краю сходней и глядя на воду.
— Да, странное местечко, — изрек Райкер. Из домика на цыпочках вышел Лисле. Лицо его было на удивление серьезным. А поверхность озера уже сделалась гладкой, словно стекло.
— Ни ветерка, — тихонько пробормотал Вильман. — Невероятно. Наверное…
Но никто так и не узнал, что он собирался сказать, потому что в тот самый миг Лисле внезапно и очень сильно толкнул его в спину. Вильман головой вниз полетел в воду и исчез.
Глава 34
Хьюитт вот уже два дня кряду и пальцем не шевелил, только глядел на серый туман. «Десять дней! — вдруг дошло до него наутро. — Я здесь уже целых десять дней! Почти целых две недели!»
Это казалось невероятным. А при мысли о том, что Магара там, где-то в этом непроглядном тумане, вот уже целых десять дней, он чуть не сходил с ума.
Музыкант выполнил свой обычный утренний ритуал — умылся, перекусил, потом принялся упражняться на скрипке. Но думал он совсем о другом. Накануне кое-что нарушило привычный ритм его однообразного бдения.
Вчера утром он по своему обыкновению музицировал и вдруг изумленно осознал, что его музыке вторит человеческий голос. Кто-то пел, притом пел изумительно. Он не прерывал игры, ломая голову, откуда раздается голос. Но вот из укрытия показалась Селия. Смущенно улыбаясь, она приблизилась к Хьюитту.
— Ты прекрасно поешь, — похвалил восхищенный музыкант.
Он был искренне удивлен, ибо никак не ожидал, что у этого хрупкого и истощенного создания может обнаружиться столь изумительный голос.
— А ты прекрасно играешь, — мечтательно произнесла женщина. — Ты напомнил мне об одном человеке…
Магара успела поведать Хьюитту печальную историю Селии, и теперь он догадался, что женщина говорит об отце Лисле. Его очаровала эта грустная повесть, и он подумывал, не написать ли ему песню об этом.
— А ты знаешь «Вечно цветущую розу»? — спросил он.
— О конечно! — воскликнула Селия, словно дитя, хлопая в ладоши. Хьюитт еще раз изумился тому, какие худенькие у нее руки. — Когда-то это была любимая моя песня!
Хьюитт заиграл, а женщина запела. На какое-то время молодой музыкант позабыл и про Магару, и про туман… Он лишь наслаждался дивными звуками своей скрипки и чистого голоса.
— А ты пела для Лисле? — отважился спросить Хьюитт.
— О да! Все время, — ответила Селия с печальной улыбкой. — Его теперь нет…
Хьюитт не стал с нею спорить. Ясно было, что Селии удалось обрести душевный покой, и тревожить его он не намеревался.
— Ну, мне пора, — вдруг заявила она. — Огни близятся… — И с этими словами женщина поспешила прочь.
— Где это? Когда будет? — крикнул он ей вслед.
Но Селия не ответила. Хьюитт пошел было за нею, но вовремя опомнился. Пусть эта безумная тешится иллюзиями, решил он.
Но вчерашнее затмение взволновало его куда сильнее, нежели встреча с отшельницей из Неверна. Оно не походило ни на одно, когда-либо виденное им прежде. Темнота не была кромешной, а неправильной формы солнечная корона казалась двухцветной — в ней непостижимым образом соседствовали, не смешиваясь, яркий желтый и иссиня-пурпурный цвета. Цветные сполохи то и дело озаряли темное небо, словно солнечные лучи дробились в глубине гигантского бриллианта. Зрелище завораживало, и Хьюитт залюбовался бы этой красотой, если б не знал, каковы будут последствия…
Он силой заставил себя развернуть панно, мысленно твердя, что должен, должен, должен сделать это… Все оказалось куда ужаснее, чем он предполагал. Незначительные перемены, замеченные им в прошлый раз, теперь приобрели масштаб катастрофы. Из радуги бесследно исчезли желтая и темно-синяя полосы, остались лишь оранжевая да фиолетовая, да и те выглядели зловеще. Летнее солнце совершенно померкло, и теперь три четверти дивного пейзажа погрузились в полумглу. А черный кружок на весеннем солнце увеличился и закрывал теперь треть диска…
Еще одна перемена была столь разительна, что Хьюитт, как это ни парадоксально, поначалу понять не мог, в чем она состоит, а когда понял, то у него сдавило горло. С трех пейзажей, где солнечное затмение стало уже полным, исчезла женщина; оставалась лишь девочка на весеннем лугу. Но и та выглядела совсем по-иному — не бегала больше по саду, охваченная счастьем, а сидела подле надгробия. Ее фигурка совершенно загораживала теперь высеченную на камне надпись. Девочка казалась одинокой, всеми покинутой. Хьюитту даже померещилось, будто по щекам ее сбегают прозрачные слезинки…
Пейзаж же представлял собой нечто ужасающее. Лишь немногие из зверей и птиц уцелели. На заснеженной равнине выли волки, да тявкала лиса на весенней траве, подняв морду к небу. Клыки зверя были обагрены кровью, а передние лапы прижимали к земле останки полурастерзанной жертвы. Исчезли кролики, гуси, зимородок и почти все уточки. А осенний лебедь лежал мертвый на опавшей листве, более того, тело его успело превратиться в бесформенный комок гниющей плоти, кишащей белыми личинками, лишь кое-где покрытой посеревшими перьями. Уцелевшие же уточки были едва живы — глаза их подернулись белой пленкой, оперение потускнело, клювы приоткрылись, словно птицам не хватало воздуха…
Умерли почти все деревья и растения, лишь на весеннем пейзаже несколько чахлых кустиков еще цеплялись за жизнь. Летняя картинка, недавно почти не тронутая распадом, теперь являла собой безжизненную пустыню. В обмелевшем ручье текла не вода, а какая-то мутная грязная жижа, а в протухшем пруду плавали брюхом вверх дохлые золотые рыбки.
Фонтан задушили грязно-бурые водоросли, которые тоже словно на глазах гнили, усеивая бесформенными комками серые камни. На осенней картинке земля усыпана была плодами и ягодами, которые, впрочем, уже нельзя было распознать — сочная мякоть превратилась в отвратительную пузырящуюся массу. А на зимнем пейзаже все еще дымились обугленные деревья…
Даже весна не была по-прежнему радостной и полной жизни — берега ручья уже подернулись тиной. Если панно и впрямь являлось зеркальным отражением магического сада, то часы Неверна были сочтены. «Что же мне делать? Ведь Магара все еще там, в волшебном саду!» — в отчаянии думал Хьюитт, скатывая холст и в ужасе пряча его подальше, будучи не в состоянии более на него глядеть.
Минула еще одна ночь, и настало время вновь взглянуть на наводящее страх панно. Сердце Хьюитта замирало в тягостном предчувствии. Однако хотя на картину и нельзя было взглянуть без дрожи, никаких изменений за ночь в ней не произошло. Благодарный судьбе за эту малость, музыкант поспешил вновь убрать панно.
Взяв свою скрипку, он заиграл, не сводя глаз с колышущегося тумана, скрывавшего таинственный Неверн. Но чуткий слух его уловил вскоре некий посторонний звук. Поначалу ему показалось, будто под землей бьется сердце, однако, прислушавшись, он понял, что это стук конских подков.
К нему приближались три всадника. Хьюитт издалека различил внушительную фигуру Варо, на светлых волосах которого играли солнечные лучи. Подле него ехал его ближайший друг и соратник, а рядом с его конем бежала серая Тень. Третьего всадника Хьюитт не знал, лишь мельком приметил развеваемую ветром черную волнистую гриву. Все трое казались мрачными и решительными.
Глава 35
После того как черный колдун продемонстрировал, на что он способен, Магара снова заставила себя писать, руководствуясь при этом двумя соображениями: отсрочить свою неминуемую смерть и незаметно зашифровать в гибельных строчках кое-какую информацию для предполагаемого спасителя. Девушка вопреки здравому смыслу все же продолжала надеяться, что кто-то сумеет разгадать эту загадку, как некогда сама она проникла в тайну Галаны. Потратив изрядно времени, труда и бумаги, Магара сумела проделать все так, чтобы как можно меньше повредить волшебному саду и одновременно расставить невидимые препоны на пути черного мага к заветной цели. К счастью, человек-нож при очередной проверке запутался в потоке слов и остался вполне доволен.
Магара писала, потом забывалась сном, снова писала. К концу каждого рабочего «дня» она чувствовала себя совершенно разбитой, ее сводило с ума отсутствие дня и ночи, а еще неестественное освещение. Девушка решила, что пора наконец, выяснить где она находится на самом деле, и, когда тюремщик вновь посетил ее, заговорила первой:
— Сейчас день или ночь?
— А какая тебе разница? — изумился он.
— У меня путаются мысли, — вздохнула она. — Я не могу сосредоточиться. Не знаю, когда мне спать, когда просыпаться, когда есть… Не могу больше работать, пребывая в этом фальшивом, ненастоящем мире!
— Однако истинное твое окружение может понравиться тебе еще меньше, — заметил человек-нож.
— Ты полагаешь, что здесь мне нравится? — с вызовом спросила девушка.
— Ну что ж, будь по-твоему.
И библиотека исчезла. Теперь сама девушка, ее стул, стол, книга и письменные принадлежности — все находилось в мрачной каменной камере с одной-единственной дверью. Окошки лепились под самым потолком, прямо под стропилами. Дотянуться до них нечего было и думать, но сквозь них Магара все же увидела кусочек ночного неба и даже несколько звездочек. На стенах тускло горели все те же масляные лампы…
— Спасибо, — сказала она.
— Я доволен тобой, — одобрил колдун, глядя через ее плечо в книгу. — Работа близится к концу.
Оставшись одна, Магара в ужасе уставилась на строчки, которые недавно начертала ее собственная рука. Девушке показалось, что она видит их впервые. Колдун был прав. У нее почти не осталось времени.
Все началось во сне, но Магара вскоре поняла, что это нечто большее, чем простое сновидение. Когда Галана-девочка предстала перед нею, Магара тотчас же отметила ее смертельную бледность и молящий взор. Говорила та детским голоском, но в словах ее таилась взрослая мудрость.
«Моя смерть — конец всему, Магара. И тебе это известно».
«Этого никогда не будет!» — поклялась девушка.
«Я уже почти мертва, — продолжала Галана. — Будь осторожна! Еще шаг — и ты переступишь черту».
«Но я никогда не напишу последних страниц! — заверила ее Магара. — Я не сделаю этого, что бы ни случилось со мной!»
«Хорошо сказано. — Девочка через силу улыбнулась. — Ты и вправду мне родня. Оставайся же верна себе!»
«Значит, есть еще надежда?»
«Пока Неверн живет и дышит, надежда жива».
«Значит ли это, что я могу и не дожить до торжества правды?» — тихо спросила Магара.
Молчание Галаны сказало ей больше всяких слов.
«Так волшебник явится в Неверн?»
«Этого я не могу тебе сказать…»
Тут Галана мучительно закашлялась.
«Прости, — сказала Магара, казня себя за то, что явилась виновницей нездоровья девочки. — Я делаю все, что в моих слабых силах».
«О большем мы не вправе тебя просить…»
Тут образ Галаны начал таять, а голос зазвучал глуше.
«Не уходи!» — взмолилась Магара. «Я должна. Мой мир зовет меня». «Как мне проникнуть в Сеть? Как использовать ее?» — в отчаянии закричала Магара.
«Попроси», — чуть слышно донеслось из невообразимой дали.
Галана исчезла, а с нею пропала и Сеть. Магара пробудилась, плача и бранясь одновременно. Ну как, какими словами должна она просить? Сеть опять приходила к ней сама. И снова ощутила Магара, что Сеть больна — да, она хворала, подобно Галане. Магара терзалась мыслью, что она истязает, убивает ни в чем не повинную вышивальщицу. Но что могла она поделать? Ей волей-неволей пришлось зайти так далеко единственно ради того, чтобы человек-нож поверил, будто она готова до конца одолеть страшный путь. «Выбор есть всегда! — повторяла Магара как молитву. — Ты не погибнешь, Галана, — обещала она. — Я не дам тебе умереть!»
В маленькие окошки заглядывал рассвет, но Магара чувствовала себя совсем разбитой, будто и не засыпала вовсе. Она попробовала задремать, понимая, что сейчас надо любым способом тянуть время. Ничего лучшего придумать ей не удавалось.
Разбудил девушку яркий дневной свет. И хотя раскрытая книга лежала перед нею немым укором, Магара и не притронулась к перу. Она с замиранием сердца ждала, когда же явится мучитель и обнаружит столь вопиющее нерадение.
Магара вновь вернулась мыслями к Варо и Бростеку. Она словно воочию видела темно-карие глаза Варо, красивые, но такие холодные… Вспоминала, как брила его, как подстригала его светлые кудри… Тут девушке вспомнился Бростек, и она заулыбалась, припоминая его смеющиеся зеленые глаза и некрасивое, но милое лицо. Где они теперь? Как подать им весточку? «Попроси…» Кого просить? О чем просить? Магара терялась в догадках. Даже если бы ей и удалось связаться с друзьями, как сделать, чтобы ее тюремщик ничего не заподозрил?
«Не о том беспокоишься! — одернула себя девушка, но тотчас задумалась. — А не обреку ли я Варо и Бростека на верную гибель, заманив сюда? Но ведь если у меня ничего не выйдет, они все равно умрут!» Да, в мире, где богом будет человек-нож в синих одеждах, ее друзьям не найдется места…
«Тогда попробуй…»
Магара зажмурилась, припоминая все то, что говорил ей колдун, когда просил связаться с друзьями. «Что мне, картинку тебе нарисовать?» Девушка ощутила приступ раздражения, вспомнив, как потешался он тогда над нею, и стала вспоминать ту картинку, которую он тогда ей показывал. Бесконечные линии в безбрежном море тьмы… Но на сей раз работало одно ее воображение.
«Бесполезно…»
«Попроси!»
«Покажи мне картинку! Пожалуйста!»
И вокруг нее простерлась безбрежность. Сеть явилась к ней! И Магара поняла вдруг, что та никуда и не уходила, что всегда была с нею, просто следовало ее ощутить… В душе Магары попеременно царили то восторг, то ужас.
«Варо? Бростек?»
Линии двигались, складывались в узоры, которые постоянно изменялись, распадаясь и возникая вновь…
«Где вы?»
Нет ответа.
«Что я делаю не так?»
Магару вдруг объял леденящий ужас, но это был и еще чей-то ужас. Она мельком подумала, уж не удался ли ей безумный ее эксперимент. Может, они просто почему-то не в состоянии ей ответить? Или она не слышит их?
«Вы слышите меня?»
На девушку нахлынула буря чувств, а еще она ощутила странное тепло, идущее сразу с двух сторон.
«Приведите волшебника в Неверн!»
Магара страстно надеялась, что кто-нибудь ее расслышит.
«Мы это сделаем».
Эти три слова выплыли из безбрежной пустоты. Сердце Магары дрогнуло и заколотилось. Голосов она не узнала, а потому не была уверена, что отвечали ей друзья…
«Волшебника нет с нами».
А это уже другой голос, и доносится он из другого места, которое неким непостижимым образом излучает тепло. В интонациях говорившего смешались сожаление и волнение.
«Подожди! Я не поняла…» Но Сеть уже изгоняла ее. «Не уходи!» — молила она. Тщетно. Все исчезло.
Магара открыла глаза. На стенах ее темницы горели чадящие масляные лампы. За окошками стемнело. «Сколько же времени пропутешествовала я по Сети? А ведь казалось, что пробыла там считанные секунды. Неужели минул целый день?» Но тут Магара вдруг поняла: это не ночь. Это затмение! Солнца она не видела, но по стенам темницы плясали, словно состязаясь друг с другом, желтые и синие сполохи. Разом все кончилось, вновь засияло солнце — Магара сощурилась от ярчайшего света.
Когда дверь открылась и вошел человек-нож, сердце девушки ушло в пятки. Вся решимость ее мгновенно улетучилась при мысли о том, что он сейчас сделает с нею. Неужели он уже обнаружил, что она воспользовалась Сетью, чтобы связаться с друзьями? Или заметил, что работа не сдвинулась с места? Но колдуна, похоже, одолевали мысли иного рода. Лицо его сияло торжеством, он чуть не приплясывал на месте.
— Видела? — спросил он. — Правда, красотища? — И захохотал, запрокинув голову, потешаясь над растерянностью Магары.
— Я… уговорил двух оставшихся моих коллег вызвать друг друга на дуэль в северных пустошах, — соизволил объяснить он. — Совершенно естественно, что эти двое, будучи равны по силе, оба победили — и оба проиграли! Теперь оба мертвы, а сила их моя! Ах, как боролись они за эту силу! Я же и пальцем не шевельнул, чтобы ее заполучить!
«Ему просто захотелось похвастаться, вот он и явился, — здраво рассудила Магара. — Более подходящей аудитории, чем я, у него нет…» Она трепетно надеялась, что его благостное настроение не скоро переменится и отвлечет мучителя от жертвы. Глядя на его неприкрытое торжество и самозабвенную радость, она испытывала одновременно и отвращение, и облегчение, но старалась казаться бесстрастной.
— Остался единственный, — продолжил человек-нож. — Да и с ним бы уже давно разделались твои дружки, если бы не ковыряли в носу!
— Может, мне снова с ними связаться? — с замиранием сердца спросила Магара.
— Нет. Для этих глупостей у нас с тобою нет времени. Теперь играют более высокие ставки…
«Играют?! — Магара не верила своим ушам. — Так происходящее для него — игра?» Ну, по крайней мере, он даже не подозревает о ее попытке связаться с Варо и Бростеком… Она не знала, вздохнуть ли с облегчением или завыть от досады, однако точно знала: другого шанса у нее не будет.
— Ну что, уже скоро? — радостно поинтересовался он и вышел, оставив Магару, дрожащую и потрясенную, в одиночестве.
Признания колдуна ужасали, но еще более ужасала та безмерная сила, которой он теперь обладал. Страшно было даже подумать о том, чтобы ему противостоять. И собственные усилия теперь казались девушке такими жалкими! Поистине смехотворны ее потуги воспользоваться книгой в своих целях, да и Сетью тоже… Да полно, не иллюзия ли ее недавнее общение с друзьями? Ведь ответы, которые она слышала, были такими… такими безликими, такими противоречивыми… «Мы это сделаем». «Волшебника нет с нами».
Ее тюремщика явно отвлекла на время битва двух его соратников, но теперь все позади, и вновь попытать счастья с Сетью, к тому же так скоро, Магара не отваживалась. Она была совершенно измотана, обессилена, а еще терзалась от неизвестности: удалась ли ее отчаянная попытка?.. Девушка пыталась взять себя в руки, вновь обрести ясность мысли, но ничего не выходило. И вдруг…
— Мага-а-а-ара…
Лисле возвратился! Но на этот раз голос его звучит слабо, словно доносясь из невообразимой дали, а лицо не принадлежит юноше. Это другое лицо — широкое, с круглыми голубыми глазами, которые теперь полны ужаса: человек плещется в самом центре ледяного озера. Магара узнала в нем одного из соратников Варо и Бростека — одного из тех, кого видела во сне…
«Что происходит?»
— Мага-а-а-ара…
На мгновение увидела она кратер и людей, глядящих на зеркально-гладкое озеро. Но картинка тотчас исчезла.
«Неужели я схожу с ума?» — в отчаянии подумала девушка.
Наутро Магара раскрыла книгу — девушка была слишком измучена и растеряна, чтобы заниматься чем-то еще, — взглянула на последнюю страничку и вдруг поняла, что написать ей осталось всего одну-единственную главу. Последнюю.
Время было на исходе.
Глава 36
— Лисле! Ты что это делаешь? — завопил Бэйр. Всплеск показался оглушительным, и эхо его заметалось меж стен кратера.
— Ну чем он тебя обидел? — расхохотался Сокол.
— Все равно бедолаге следовало сполоснуться, — прибавил Райкер, ухмыляясь во весь рот. — Эй, вылазь, Вильман! Из-за тебя мы угодим в переделку!
Все ждали, что вот-вот голова их товарища появится на поверхности, но вода вновь стала гладкой, словно стекло, а его все не было. Веселость мигом улетучилась, уступив место изумлению, а затем беспокойству.
— Куда он делся? — спросил Росс. Это хотели бы знать и все остальные.
Вода была спокойна, чиста и прозрачна, но Вильмана нигде не видно. Теперь все стояли у перил, вглядываясь в глубину. На них уже глядели с берега и местные жители, обеспокоенные неожиданным всплеском.
— Мага-а-а-ара! — вдруг вскрикнул Лисле. Все поглядели на юношу.
— Да что с тобой, в самом деле? — спросил Сокол. — Ты Вильмана толкнул, понимаешь, Вильмана, а вовсе не Магару!
— Он просто подшутил над нами, — предположил Райкер. — Прячется где-то под домом. Полезу-ка я и гляну… — И он принялся стягивать через голову рубаху.
— Что здесь стряслось? — Это был Коул, один из ныряльщиков. Он сердито хмурился. Никто не заметил, как он подошел. — Разбить «зеркало» — очень дурная примета. Это всем нам сулит беду!
— Ну, в беде-то скорее Вильман, а не мы, — сухо заметил Райкер. — Он пропал.
— Мага-а-а-ара!.. — вновь крикнул Лисле, глядя в воду.
Сразу несколько человек проследили направление взгляда юноши и приблизились к перилам. Домик слегка закачался, и по воде пошла легчайшая рябь.
— Ну не можем же мы просто так стоять и ждать! — взорвался Бэйр.
— Хорошо. Я нырну, — решился Коул.
Он бесшумно скользнул в воду и нырнул, двигаясь уверенно и мощно. Его не было, казалось, целую вечность, но когда он вынырнул, даже дыхание у него не сбилось.
— Ничего! — оторопело сказал он, словно не веря собственным своим словам. — Он и впрямь сгинул!
— Как и Лисле… — тихо произнес Бэйр.
— Да, странное местечко, — добавил Райкер.
— Хороший ли он пловец? — спросил Коул, но никто не успел и рта раскрыть.
Именно в этот момент не более чем в десяти шагах от сходней на поверхности показалась голова Вильмана. Он судорожно хватал ртом воздух и молотил руками по воде, но вскоре устремился прямо к сходням. Коул уставился на Вильмана так, словно увидел привидение. Товарищи сообща вытянули друга из воды. Теперь все смеялись, ощутив невероятное облегчение, но Вильман был бледен как полотно, а глаза его казались стеклянными. Он весь трясся, словно в лихорадке.
— Ну как, хорошо искупался? — с усмешкой поинтересовался Райкер.
— Это… я… — забормотал Вильман, но тотчас закашлялся, и изо рта у него потекла струйка воды.
— Где ты прятался, признавайся?! — тормошил его Сокол. — Ты здорово всех нас напугал.
— Я не… не прятался, — выдохнул Вильман.
Выглядел он донельзя перепуганным. Улыбки тотчас исчезли с лиц его товарищей — все поняли, что это вовсе не представление.
— Что случилось? — спросил Коул, который теперь был тоже искренне обеспокоен.
— Кто толкнул меня в спину? — спросил Вильман, словно и не слыша вопроса.
— Лисле? А что? — растерянно отвечал Сокол. Вильман уставился на юношу, во взгляде его мелькнуло нечто похожее на ненависть.
— Он был там!
— Где он был? — спросил Бэйр, но Вильман словно его не слышал.
Он шагнул к Лисле и схватил парнишку за шиворот.
— Где это, Лисле? — затряс Вильман юношу. — Куда ты меня заслал, говори же!
— Оставь мальца! — закричал Росс.
Их тотчас разняли, но Вильман все рвался к юноше, тряся головой, словно пытаясь прийти в себя. Его все еще колотило, а с посиневших губ срывались нечленораздельные проклятия.
— Может, все-таки расскажешь нам… — осторожно обратился к нему Бэйр.
— Когда он меня толкнул, — перебил его Вильман, — я попросту ушел под воду. Но вот когда вынырнул, то оказался совсем в другом месте.
— Что-о-о?!
— Я очутился в озере, со всех сторон окруженном высоченными горами в снеговых шапках, — продолжал Вильман. — Неподалеку виднелись еще два озера, но замерзшие. А еще замок на краю долины. Там было так жутко холодно, и я так перепугался, что мне показалось, вот-вот потону… Но когда я снова ушел под воду, то в единый миг снова очутился здесь! Понимаете, здесь!
— В твоей семье, случаем, не было душевнобольных? — с невинным видом спросил Райкер.
— Это правда, клянусь! — настаивал Вильман. — С какой радости мне сочинять сказки?
— Ты и прежде баловал нас вымыслами, — заметил Сокол.
— Тогда попробуй сам, — злобно оскалился Вильман. — Погляжу я, как тебе это понравится…
— Коул нырнул почти что следом за тобой, — сказал ему Росс, — но он почему-то никуда не попал.
— Не хотите мне верить — так не верьте! — взорвался Вильман.
Его затрясло еще сильнее, да и бледность не сходила с его лица.
— С ним явно что-то случилось, вы на него поглядите, — сказал Бэйр.
Коул, доселе молчавший, вдруг заговорил:
— Поклясться могу, когда я нырнул, этого парня нигде не было.
— Еще бы, — с трудом проговорил Вильман, стуча зубами. — Потому что я в это время заживо замерзал где-то в горах…
— А ведь и Лисле так же пропадал, — прибавил Коул.
— И это было тоже в «зеркальный день»! — воскликнул Росс.
Ныряльщик кивнул.
— Возможно, в нашей традиции заложен куда более глубокий смысл, нежели мы до сих пор полагали, — тихо сказал он.
— Но ведь вы не воспринимаете всерьез этих его бредней, правда? — спросил у ныряльщика Райкер.
— Поневоле приходится, — ответил тот.
— В следующий раз нырнешь сам! — пригрозил Вильман, но Райкер только сверкнул глазами.
— Согласен ли ты пойти со мной и поведать обо всем Совету города? — спросил ныряльщик.
— Да!
Вильман понемногу начинал согреваться.
— Ты даже не предполагаешь, что это за место — ну, то, куда ты угодил? — спросил Бэйр.
— Как же! — окрысился Вильман. — Это был тот самый тинистый прудок, в котором я мальчишкой лягушачью икру собирал!
Но старый солдат и бровью не повел.
— Но ведь там были горы! — настаивал Сокол.
— А Лисле, покуда тебя не было, звал Магару, — добавил Росс. — Не знаешь почему?
— Нет! Впрочем, может, девчонка в замке?.. Жуткое местечко, доложу я вам!
— А это не мог быть Неверн? — спросил Бэйр.
— Мог — если, разумеется, в географии Левиндре в одночасье произошли чудесные перемены!
Их спор был внезапно прерван появлением Линтона и одного из советников.
— Друзья мои! — воскликнул бариец. — Дело принимает новый оборот! У меня было видение…
— О нет! — простонал Райкер. — Неужели и ты тоже… того?
Вечером, когда все собрались вместе, Иро явился навестить гостей и терпеливо выслушал все версии происшедшего. Вильман повторил свой рассказ, он почти совершенно пришел в себя. А потом алхимику поведали и о «видении» барийца.
— Этот, по крайней мере ничего не видел, — ухмыльнулся Сокол.
— Если верить Линтону, — сказал Бэйр, — то он слышал женский голос. Сперва она сказала: «Где вы?», а потом: «Что я делаю не так?» Линтон хотел ответить, но не смог — он просто ошалел…
— Могу его понять, — изрек Райкер.
— Потом неведомая женщина спросила: «Вы меня слышите?», — вступил в разговор Росс. — И тут Линтону показалось, будто это говорит его подвеска…
— … отлитая, разумеется, из особого телепатического серебра, — язвительно подхватил Райкер, отвратительно скалясь.
— А когда он достал подвеску, — продолжал Росс, не обращая внимания на ерничанье товарища, — она была теплой, даже горячей.
— Как, собственно, и все на этой жуткой жарище! — вновь подал голос Райкер.
— Заткнись! — рыкнул Сокол.
— Потом она сказала: «Приведите волшебника… не верь…» — продолжал Росс.
— Может, «в Неверн»? — предположил Иро.
— И мы о том же спрашивали, — ответил Бэйр. — Но Линтону упорно кажется, будто она сказала именно «не верь», впрочем, и я считаю, что на самом деле произнесено было «Неверн».
— Все последующее было смутно и невнятно, — снова заговорил Росс.
Райкер раскрыл рот, намереваясь что-то сморозить, но, взглянув в лицо Соколу, благоразумно решил смолчать. А Росс продолжал:
— … Но он помнит, что очень хотел дать понять этой женщине, что волшебника с ними нет.
Потом она сказала вроде: «Не понимаю…» и еще: «Не надо!» Вот и вся история.
— Может, это была Магара? — предположил Иро.
— Этого нам никто не скажет, — вздохнул Бэйр.
— Лисле уверен, что она в той самой горной долине, а вовсе не в Неверне, — сказал Вильман.
— Сдается мне, паренек совершенно прав, — задумчиво проговорил Иро. — Существует легенда об одном месте, расположенном высоко в горах, Называется оно Сердце Вихря. Легенда гласит, будто именно там пересекаются все линии Сети — это центр своеобразной гигантской информационной паутины, и кроются там великие силы. Мы с Магарой говорили об этом как раз перед ее отъездом. Может, она направилась туда, а вовсе не в Неверн…
— Но с какой стати? — изумился Сокол. — Впрочем, гораздо интереснее, как ей это удалось? Ведь место, о котором идет речь, так высоко в горах, что туда доберется не всякий крепкий мужчина, а уж девчонка… Ведь у нее не было даже подходящего снаряжения…
— Я только предположил, — сказал Иро.
— Может, она тоже скакнула в какое-то озеро? — хмыкнул Райкер.
В ответ на не более чем неуместную шутку синие глаза алхимика азартно загорелись.
— Вот именно! — воскликнул он. — Ведь если это и впрямь Сердце Вихря, то оно связано со всеми магическими узлами, включая и Неверн!
— Ты намекаешь на возможность перемещения средствами магии? — спросил Бэйр. — Послушай, не хватил ли ты через край?
— А ты спроси у Вильмана, — парировал алхимик.
Некоторое время все молчали, потом вновь заговорил Иро:
— Давайте допустим, что место, куда угодил Вильман, а прежде него Лисле, — это Сердце Вихря.
— Солидное допущение… — хмыкнул Сокол.
— Не вытекает ли из этого, что Тревайн тоже место магическое? — спросил Росс.
— Да, в определенном смысле, — кивнул Иро, продолжающий гнуть свою линию. — Помните, вы рассказывали мне о теории Кередина? О том, что люди-ножи — это зеркальные отражения живых людей? Тогда, возможно, наше озеро — зеркальное отражение какого-то другого озера…
— Но только в «зеркальные дни»? — докончил за него Бэйр.
— Это очевидно, — согласился Иро. — Традиция родилась вовсе не на пустом месте.
— Что ж, проверить вашу теорию легче легкого! — сказал Сокол.
— Валяй! Я больше туда ни за что не полезу! — буркнул Вильман.
— А как отреагировал Совет на твой рассказ о том, другом, озере? — поинтересовался Иро.
— Они намереваются снарядить экспедицию ныряльщиков для исследования того резного камня на дне, — ответил Вильман, — но сбиты с толку точно так же, как и все мы. Еще бы, ведь они тут живут, и им не так-то легко смириться с новостью, что прямо под ними обитает какая-то страшная тайна.
— Думаешь, Совет поможет нам проверить теорию Иро? — спросил Сокол. — Ведь это в их власти.
— Для того придется нарушить строжайший запрет, и это их явно не обрадует, — ответил алхимик. — Но попытать счастья стоит.
— Хорошо, предположим, все мы разом сиганем в озеро и вынырнем в Сердце Вихря, — оживленно сказал Райкер. — Что мы с вами там делать будем? И при чем тут люди-ножи? Скорее всего, мы просто промерзнем до костей, вот и все.
Тогда Иро угостил их другой легендой, связанной с Сердцем Вихря, — легендой о безраздельной власти над миром.
— Если один из людей-ножей или кто-то, стоящий над ними, находится в Сердце Вихря, то именно он может служить причиной затмений. Вспомните ту самую «вечную тьму», которая так беспокоила некогда белых магов.
— Знаешь, когда я с тобой познакомился, счел тебя человеком относительно нормальным, — хмыкнул Райкер. — Неужто ты и впрямь веришь в эту байку о кончине мира?
— Нет, — покачал головой Иро. — Однако до сего дня я не верил в то, что это вот озеро — волшебное…
— Хочешь знать мое мнение? — спросил Райкер. — Так вот я считаю, что наш Вильман рехнулся и его надобно запереть на замок. А Линтон от него заразился…
— Когда в следующий раз настанет штиль, лучше не поворачивайся ко мне спиной! — угрожающе проворчал Вильман, но помимо воли улыбнулся.
Наутро ныряльщики забросили свою обычную работу, занявшись исследованиями резного камня и того района озера, где исчезали Лисле и Вильман. Они ровным счетом ничего не обнаружили, но по воде все время шла легкая рябь, посему неудача никого особенно не удивила.
А немного позднее в кратере узнали о частичном солнечном затмении, случившемся накануне, и о странных желто-синих сполохах на северо-восточном небосклоне. Об этом сообщили жители ближайшего к кратеру поселения. Из кратера не было видно ни того, ни другого, но сам факт, что все это наблюдалось совсем близко от кратера, доказывал, что произошло нечто весьма и весьма серьезное, не чета тому, что было прежде.
И ни от чьего внимания не ускользнуло, что самые высокие горные пики находились как раз на северо-востоке…
Глава 37
Все три лошади были в мыле и тяжело дышали. Бростек первым спрыгнул с седла.
— Где она?
— Вон там. — И музыкант указал на серый туман.
— Одна?
— Да. Я пытался…
— И сколько времени она там? — спросил Варо.
— Десять дней.
— О боги! — воскликнул Бростек. — Почему ты ее не остановил?
— Я не мог! — защищаясь, воскликнул Хьюитт. — Она…
— Неужели ты даже не искал ее? — яростно вскричал Бростек.
— Я пытался ее отыскать! — обозлился Хьюитт. — Но это просто невозможно! Там, в этой серой дряни, тотчас слепнешь! Я просто ходил кругами и возвращался туда же, откуда пустился в путь.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сверкнул глазами Бростек и решительно направился к туманному озеру.
— Подожди!
Кередин спешился последним и хотя еще не вполне пришел в себя после бешеной скачки, возглас его прозвучал крайне убедительно. Бростек остановился, обернулся и недоуменно поглядел на товарища.
— Это не простой туман! — сказал бывший волшебник. — Кстати, тебе и самому это известно. Следует хорошенько поразмыслить, прежде чем очертя голову туда бросаться! Магары нет уже довольно долго. Лишний час ничего не прибавит и не убавит, но, если не пораскинуть, как следует мозгами, можно провалить все!
— Кередин прав, — спокойно подтвердил Варо. — Пока мы не знаем, с чем имеем дело.
Бростек молчал. Все в нем кричало, что медлить нельзя, что Магару надо как можно скорее освободить, но он в конце концов согласился с друзьями, в отличие от него мыслящими здраво.
— Хорошо, — буркнул он и вновь обернулся к Хьюитту: — Расскажи все, что тебе известно.
— И начинай с начала, — прибавил Кередин.
Хьюитт начал с того, как они с Магарой покинули Тревайн, поведал о том, что девушка разузнала в Аренгарде, потом о затмении и ее предполагаемой беседе с Лисле на горе Свистунье и наконец о волшебном панно и невероятных, но очевидных переменах в нем.
— Магара взяла панно с собой? — спросил Кередин.
— Нет. Она оставила его мне.
— Чего же ты молчал? — взбеленился Бростек. Хьюитту очень не хотелось показывать кому бы то ни было то, во что превратились картины, прежде столь прекрасные, но делать было нечего, и он принес панно. Когда он развернул полотно, все оцепенели от ужаса.
— Что за жуткое место! — выдохнул Бростек. На лице Кередина застыла гримаса отвращения.
Один Варо оставался внешне спокойным.
— Жаль, что не могу показать вам панно прежним, — вздохнул Хьюитт. — Оно было невыразимо прекрасно!
— А перемены происходили лишь во время затмений? — спросил Кередин.
— Началось именно с этого, — кивнул Хьюитт. — По крайней мере, я замечал разницу вскоре после затмений. Но вот с тех самых пор, как Магара ушла… туда, эти страшные перемены уже не связаны напрямую с затмениями. Почти все самое страшное случилось вчера, после желто-синего затмения. Кстати, вы его видели? Тогда же из радуги исчезли желтая и синяя полосы…
— Как, еще два человека-ножа мертвы? — изумился Варо.
Все трое тотчас же отметили прямую связь между гибелью людей-ножей и исчезновением цветов из радуги.
— Похоже на то, — подтвердил Бростек.
— Значит, осталось только двое, — подытожил Кередин. — Очевидно, Оранжевый уцелел потому, что мы вовремя не добрались до Салемского перевала…
— А что произойдет, когда исчезнут все цвета? — еле слышно спросил Бростек.
— Настанет тьма, — прошептал Хьюитт. Ему, как никому другому, понятно было волнение трех друзей.
— А ведь это двойное затмение по времени совпало с нашим разговором с Магарой! — воскликнул Варо, обращаясь к Бростеку.
— С разговором? — ошалел Хьюитт. — Что еще за разговор?
— Все было очень странно, — ответил Варо. — Мы одновременно услышали ее голос. Она звала нас по именам, потом сказала что-то еще, но мы не разобрали слов. Спросила еще: «Вы слышите меня?»
— А вот эта штука стала горячей, — прибавил Бростек, выуживая из кармана подвеску мертвого мага и высоко поднимая ее в воздух.
— И у Магары есть такая штуковина! — воскликнул Хьюитт. — Она нашла его в кристалле, который ныряльщики достали ей из озера!
— В Тревайне? — недоуменно уточнил Кередин.
— Да, — кивнул музыкант. — Иро сказал Магаре, что это древний символ света.
Трое путешественников переглянулись.
— Стало быть, Линтон прав и в кратере скрыто нечто очень важное… — задумчиво проговорил Варо. — Но что?
— Не отвлекайтесь! Вы рассказывали о разговоре с Магарой! — нетерпеливо прервал его Хьюитт.
— Нам кажется, она сказала: «Пробудите волшебника в Неверне!», — сказал Варо. — Но я все же не вполне уверен…
— Но она, несомненно, сказала что-то про Неверн, — подхватил Бростек. — Мы и так направлялись сюда, но после того, что услышали, просто загнали лошадей!
— Однако последние ее слова были странными, — снова заговорил Варо. — Я совершенно ясно слышал: «Не надо!» Но поскольку это противоречит всему, сказанному ею ранее, мы рассудили, что относилось это не к нам, а к кому-то другому. Вот кому — это вопрос…
— По крайней мере, она еще жива, — тихо сказал Хьюитт. Он начал было в этом всерьез сомневаться. — А вам удалось ей ответить? — спохватился музыкант.
— Мы пытались, но толком не знали, как это сделать, — ответил Варо.
— Потом мы решили сделать все, о чем Магара просила, — объяснил Бростек, — и тут поняли, что на самом деле понятия не имеем, о чем именно она просила! Ну в самом деле, как разбудить этого волшебника из Неверна?
— Ну, перво-наперво, туда надо проникнуть, — заметил Кередин.
Все поглядели на неумолимый туман.
— Ты все еще полагаешь, что это — магический ключ к Неверну? — Варо кивнул в сторону панно.
— Да. Теперь я как никогда в этом уверен, — ответил Кередин. — Все, что Магара прочла в библиотеке Аренгарда, лишь подтверждает это предположение, а перемены в картине, несомненно, являются зеркальным отражением реальных перемен в волшебном саду. К тому же нам известно, что панно неким образом связано с людьми-ножами и затмениями…
— Затмения беспокоят даже Картель, — вставил Хьюитт.
— Спасибо, друг, мне сразу же полегчало! — едко парировал Бростек. — Теперь все мы можем спать спокойно!
— Когда Магара входила в туман, как раз случилось затмение, — припомнил Хьюитт, и по коже у него тотчас забегали мурашки. — Оно было голубое…
Нахлынувшие воспоминания заставили всех умолкнуть, но через некоторое время голос Варо вернул его друзей к действительности:
— Ну хорошо. Пора подводить итоги. Панно — магический ключ к Неверну и одновременно — ключ к Лабиринту Теней. Похоже, Магаре удалось сквозь него пройти. Если бы она просто заблудилась, то давным-давно вышла бы из тумана. А это значит, что и нам это под силу.
Варо говорил очень уверенно. Казалось, он всем сердцем верит, что, пройдя сквозь таинственный лабиринт, они вызволят свою подругу.
— Однако там, внутри, нам придется действовать вслепую, — добавил Бростек. — Хьюитт сказал, будто в тумане и собственного носа не разглядеть.
Музыкант отчаянно закивал.
— Не забудь и еще кое о чем, — напомнил Варо. — Если мы верно поняли Магару, то где-то там есть и волшебник. Нам следует его каким-то образом разбудить — возможно, именно он поможет нам справиться с людьми-ножами? — Он помолчал. — Итак, что мы имеем еще?
— А не забыли ли вы древние легенды? — вдруг спросил Хьюитт. — Ведь только «невинные и чистые сердцем» могут войти в Неверн. А в мире не восторжествует зло, «доколе сияет солнце на небе над волшебным садом». В этом саду, между прочим, одновременно царят все четыре времени года…
— Интересно, насколько мы невинны? — задумался Бростек.
— Если Неверн сейчас именно таков, — кивнул Кередин в сторону панно, — то с солнечным светом там дело обстоит неважно…
— Как ты сказал — все времена года разом? — переспросил Варо.
Хьюитт подробно рассказал о странностях прежней картины, изображающей магический сад.
— Но теперь там все по-иному, — сказал Варо.
— Сейчас все времена года умирают, — добавил Бростек.
Они внимательно поглядели на устрашающую картину смерти и запустения.
— Однако волшебное панно — это единственное, что у нас есть, — сказал Кередин. — Но когда мы окажемся внутри, то ничего не сможем на нем разглядеть.
— Тогда нам лучше выучить все наизусть, — предложил Варо. — На это потребуется какое-то время.
Он взял панно, отошел в сторону и принялся внимательно его изучать.
— Разве он сможет все это запомнить? — тихонько спросил Хьюитт.
— Все до последнего стежка, — уверенно заявил Бростек. — Такова уж удивительная у Варо память.
— Пора нам заняться лошадьми, — напомнил Кередин. — Ты пособишь нам, Хьюитт?
— Ты пойдешь с нами? — спросил Бростек у Кередина.
— Да, — решительно ответил бывший волшебник.
— А ты уверен? Ведь это наше дело — Варо и мое…
— А я делаю это ради себя, — последовал ответ. — И еще ради Мэтти…
— Ради твоей погибшей возлюбленной? — спросил Бростек.
Кередин, никогда прежде не упоминавший ее имени, кивнул.
— Ради нее я отказался от колдовства. Это последний мой шанс восстановить справедливость. Если кто-то употребит магию — пусть лишь однажды — на доброе дело, то я обязан это видеть! Я уверен, она тоже бы этого захотела, невзирая на все то, что магия сделала с нами обоими…
— А ты никогда не жалел о том, что пытался бежать вместе с нею? — спросил Бростек.
— Нет, никогда не жалел, — ответил Кередин. — Я мучился лишь оттого, что нам так и не удалось убежать… Но Магару мы не подведем.
— Никогда, если это будет зависеть от меня.
— Ты ведь любишь ее, правда? — спросил Кередин.
— Люблю, — признался Бростек. — Да и Варо тоже — правда, порой мне кажется, что он сам об этом не подозревает…
На протяжении всего этого разговора Хьюитт не проронил ни слова, чувствуя себя очень неловко, словно подслушивал чужие тайны, но вот Бростек повернулся к нему.
— За десять дней ты наверняка порядком измучился. Одиночество нелегко сносить, — сказал он.
— Тут есть какое-никакое общество, — улыбнулся музыкант и поведал им о Селии. — А вчера она даже пела под мой аккомпанемент.
— Может быть, она и нынче нам споет? — подал голос Кередин.
Его друзья обернулись и увидели приближающуюся Селию. Женщина явно нервничала, стыдливо отворачивалась и поглядывала на незнакомцев исподлобья.
— Магара просила меня сыграть ей на прощание, когда входила в туман, — сказал Хьюитт и поманил пальцем Селию. — Мы с моей новой подругой можем устроить концерт и для вас.
— Мы будем рады, — сказал Бростек. Селия приблизилась, со страхом косясь на Тень, но та была совершенно спокойна.
— Огни приближаются, — объявила Селия. Бростек и Кередин посмотрели на Хьюитта, и тот изложил им странную теорию отшельницы, тихо добавив, что, похоже, она и впрямь лишилась рассудка.
— Ты покажешь нам эти огни? — ласково спросил Кередин.
Селия радостно закивала, словно малое дитя, обрадованное возможностью показать взрослым любимую игрушку, но никакими силами не удалось заставить ее хотя бы что-то объяснить. И они наконец сдались.
Тут возвратился Варо, объявив, что вполне готов. Все трое обвязались веревками, простились с Хьюиттом и Селией и в последний раз взглянули друг другу в лицо, прежде чем окунуться в непроглядный туман. Тень жалась к ногам хозяина. Со времени их приезда минуло не более часа. Хьюитт глядел им вслед, и в душе его надежда мужественно боролась с самыми дурными предчувствиями…
Он заиграл, а Селия запела. Женщина казалась самозабвенно счастливой. Вот три человека и волчица вступили в Лабиринт Теней — но на сей раз затмения не было…
Глава 38
Утро казалось Магаре бесконечным. Время ползло по-черепашьи, к тому же девушка чувствовала, что черный колдун прохаживается где-то поблизости, готовый войти в тот самый миг, когда труд ее будет завершен. В последнее время он часто навещал свою пленницу, его нетерпение вселяло в душу Магары непреодолимое отвращение. Она работала так медленно, как только могла, но не все было в ее силах — и вот ей осталось описать лишь безвременную кончину Галаны… Однако Магара преисполнилась решимости никогда не писать об этом и еще несколько страничек посвятила описанию медленного угасания чудесного сада. Это все равно ничего не решало, но могло на время удовлетворить нетерпеливого мучителя.
… Как жалела Магара, что пишет на бумаге, а не на ржавой скале Тревайна! Ведь написанное на красном камне вскоре исчезло бы само собой, не нанеся саду вреда. Тут девушка вспомнила о прощальном послании Бростека. «Думаю о тебе, моя малышка». Помечтала она и о том, что он не успел ей сказать… Магара знала, что небезразлична Бростеку, но не таилось ли в этой записке нечто большее? Ах, как она на это надеялась!
Желание вновь свидеться с ним стало несказанно сильным, сродни боли. Теперь Магара не сомневалась, что любит его и что никогда уже не будет у нее возможности ему об этом поведать. От этого ей хотелось плакать. Вовсе, оказывается, не важно, что внешность его далека от выдуманного ею идеала.
Магара знала: он для нее не просто добрый друг, и досадовала на себя, злилась — ну почему лишь сейчас, в своем страшном заточении, осознала она, что любит его? Девушка жестоко казнилась тем, что ничего не предприняла, когда была возможность.
А Варо? Магара прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее влечет к нему физически, но она без содрогания не могла взглянуть в его ледяные карие глаза. Ну, а чувства Варо к ней навек останутся тайной, скрытой в самой глубине его холодного сердца и расчетливого разума. Как она уже давно догадалась, эти двое вместе именно потому, что такие разные. Теперь все ее надежды связаны только с этой странной парой. «Где они сейчас?» — гадала девушка.
«Они ждут твоего сигнала».
Голос девочки прозвучал ниоткуда. Магара вздрогнула, и сердце ее заколотилось, в душе воскресла надежда.
«Галана! Это ты?»
«Они вступили в Лабиринт Теней Неверна, — вновь зазвучал слабый голосок. — Теперь настало время тебе сделать выбор».
Контакт прервался, и Магара физически ощутила недуг, которым страдала магическая Сеть, — сродни дурному привкусу во рту… Нет, этого нельзя было объяснить словами! Она жалела, что ей не удалось поговорить с Галаной, спросить у нее совета. И все-таки надо действовать, и притом быстро. Варо и Бростек уже в Лабиринте Теней! Не было времени ломать голову, с ними волшебник или нет. «Они ждут твоего сигнала». Но довольно ли им будет тайных ее намеков, заключенных между строк страшной книги? Сумеют ли они их расшифровать? А как еще подать им сигнал?
Магара перевернула страницу и в ужасе отпрянула. Оставался единственный чистый листок. Самый последний. Теперь ей волей-неволей надо было дописать конец. И тут вспомнила она сказку, сочиненную ею же самой еще в Тревайне — об испытаниях, поджидавших храбреца в Лабиринте Теней. Последним было испытание верности! Герою предстояло доказать, что ради любви он рискнет самой жизнью, лицом к лицу встретится с опасностью, таящейся в непроглядном мраке… А разве Магара, входя в таинственный Лабиринт, была не в таком же положении? А Варо и Бростек? Если человек-нож разгадает ее хитрость, она погибла. Что ж, пусть, иначе все будет много страшнее… Магара не станет сидеть сложа руки! Она сдержит обещание, данное Галане!
И она принялась писать, на сей раз вкладывая душу в каждое слово, всем сердцем желая, чтобы все сбылось. Ей почему-то казалось, будто есть некая сила, способная претворить ее слова в жизнь. И она молила ее о помощи.
«Но тут во тьме, объявшей Неверн, блеснул одинокий луч света. Он сиял, словно огонь маяка, ведя героя, чистого сердцем, в магический сад. Огонь этот словно говорил: „Храни верность!“
Та же надпись возникла и на могильном камне, а под нею явственно видны были теперь четыре соприкасающихся кольца. «Храни верность!»
Магаре не удалось написать более ни слова. Дверь в темницу распахнулась, и с искаженным яростью лицом ворвался ее палач. Вокруг него мерцало фиолетовое сияние.
— Что это ты делаешь?! — закричал он.
Выхватив у Магары книгу, он стремительно пробежал глазами последнюю страничку, яростно вырвал ее, смял и швырнул в угол комнаты. В этот самый миг Магара почувствовала, что подвеска, которую хранила она на груди, стала горячей.
— Ах ты маленькая идиотка! — заорал колдун. — И ты думала провести меня? Ты заслуживаешь…
Невыносимая боль пронзила каждую клеточку тела Магары, каждый нерв — она не могла даже закричать, дыхание ее прервалось. Девушка понимала, что сейчас умрет, и молила смерть поторопиться, потому что не в силах была вынести этой адской муки… Да этого не вынесло бы ни одно живое существо.
Но страдала не только ее плоть. Перед глазами у нее проплывали видения, одно ужаснее другого. Пожалуй, это было даже хуже, чем боль. Хлестала кровь, стоны замерзших в озере превратились в отчаянные вопли… Все живое на земле корчилось в муках и погибало. Она видела собственное лицо, искаженное до неузнаваемости, волосы занялись огнем… Тьма подступала…
И вдруг все разом исчезло.
Магара упала головой на стол, обливаясь холодным потом, отчаянно рыдая и хватая ртом воздух. Ее мучитель опомнился в самый последний момент. Человек-нож невероятным усилием воли обуздал свою ярость, осознав, что если девушка умрет, то заветная его цель так никогда и не будет достигнута.
— Видела теперь, что неминуемо произойдет, если ты ослушаешься? — закричал он, но тотчас взял себя в руки и добавил уже спокойнее: — Даю тебе еще час. За этот час ты должна закончить работу, иначе будет хуже. Поняла?
— Я… не могу, — одними губами прошептала Магара. — Последняя страница вырвана. Больше нет места… — И тотчас сполна заплатила за последнюю попытку воспротивиться.
Тело ее вновь сотрясла судорога невыносимой боли, но теперь мучитель вполне контролировал себя.
Боль ползла от ступней все выше и выше, каждый мускул ее тела дрожал, страдал невыносимо… Когда раскаленный обруч достиг шеи, Магара почувствовала, что лишается чувств, но ее расчетливый палач не допустил этого. Боль пронизывала ее губы, зубы, вот достигла глаз, ушей… На миг девушка полностью ослепла, а когда вновь обрела способность видеть, то заметила, что оборванный край выдранной страницы бесследно исчез, а прямо перед нею девственной белизной сияет чистый лист.
— На сей раз думай хорошенько, прежде чем что-то написать, — предупредил ее колдун. — И отдай мне подвеску. Воспользоваться ею тебе все равно не по силам, но эта игрушка, похоже, забивает тебе голову всякими глупостями. — И он протянул руку.
Магара дрожащими руками сняла с шеи кожаный шнурок и бросила подвеску мучителю. Человек-нож инстинктивно сделал было попытку ее поймать, но тотчас отдернул руку, и подвеска со звоном упала на каменный пол.
— Если она для тебя не опасна, — хрипло прошептала Магара, — почему ты боишься к ней прикоснуться?
Холодные лиловые глаза устремились на девушку. Человек-нож шагнул к подвеске, поднял ее, сжал в кулаке. По его лицу пробежала мгновенная судорога боли, но он тотчас справился с собой. Кулак его засветился красным светом, сквозь плоть проглянули темные силуэты костей… Потом кулак вспыхнул столь ярко, что Магара зажмурилась, ожидая уловить запах дыма и паленой плоти. Раскрыв глаза, она увидела, как бумажный комочек, брошенный колдуном в угол ее темницы, вспыхнул ярким пламенем и сгорел дотла.
Алое свечение померкло, и человек-нож разжал кулак — на ладони его лежал бесформенный почерневший кусочек металла. Он презрительно отбросил его в сторону. На руке колдуна не осталось ни единой отметины…
Он прищелкнул пальцами, и рука Магары сама собой потянулась к перу.
— Заканчивай! — скомандовал он. — Да поживее!
Глава 39
Тень утробно зарычала, когда хозяин втянул ее в серую мглу, и тотчас тоненько заскулила, ведь она первой утратила способность видеть. Бростек склонился и почесал ее за ушами, волчица успокоилась и последовала за ним, руководствуясь теперь лишь обонянием. А люди шли вперед, чутко прислушиваясь к игре Хьюитта и пению Селии. Музыка была чарующе прекрасной, но звучала странно и казалась даже неуместной…
Они шли бок о бок — Варо в центре и немного впереди товарищей. Поскольку ростом он превосходил друзей, то чуть дольше сохранил способность видеть. Когда его друзья с головой погрузились в серую муть, он ощутил, как оба разом споткнулись и судорожно вздохнули. Даже предупрежденные о том, что с ними произойдет, они не смогли справиться с ужасом и полнейшей растерянностью. Оба отчего-то тянули за веревки, притом в совершенно противоположных направлениях. Варо удивился, но крепко натянул обе веревки.
— Вы сбиваетесь с пути! — сказал он, инстинктивно повышая голос, так как не видел более друзей.
— Ничего подобного, — ответил Бростек. Голос его звучал приглушенно. — Я не менял направления.
— И я тоже, — откликнулся Кередин. — Клянусь!
— Вы оба свернули, причем в разные стороны! — настаивал Варо. Он вновь натянул веревки, сокращая разделявшее их расстояние. — Буду держать голову как можно выше — сколько смогу. Я поведу вас!
Друзья согласились и покорно пошли вслед за ним. Бростек и Кередин ступали неуверенно, держась за веревку.
— Вы хоть что-нибудь видите? — спросил Варо, на мгновение остановившись.
— Совершенно ничего, — ответил Бростек. — Это ужасно.
— А я чую какой-то запах, — чуть погодя подал голос Кередин.
— Какой?
— Пока не пойму. Какой-то резкий и неприятный…
— А теперь я чувствую ветерок, дующий нам в спину, — сказал Бростек. — Он слабый, но я его чувствую!
— Не может быть, — возразил Варо. — Туман совершенно неподвижен.
— Но это так, — подтвердил Кередин. — Я тоже чувствую.
— Еще несколько шагов — и я с головой уйду в туман, — предупредил друзей Варо. Он уже шел на цыпочках. — Вы еще слышите музыку?
— Да, она доносится справа, — сказал Бростек.
— Ничего подобного, слева! — возразил Кередин.
— Она все еще звучит сзади, — выдал свою версию Варо. — Мы все время идем прямо, никуда не сворачивая.
— А я уверен, что мы повернули, — убежденно произнес его друг.
— Поверь, это не так. Ты готов?
— К этому невозможно подготовиться, — ответил Кередин. — Давайте просто пойдем, а там будь что будет…
Варо судорожно вздохнул, прежде чем с головой погрузиться в серый туман. И тотчас понял растерянность своих товарищей. Его объяла непроглядная муть, но Варо усилием воли овладел собой, хотя это далось ему нелегко.
— Ты… уже? — спросил Бростек.
— Да.
— А теперь мне кажется, будто скрипач играет прямо перед нами… — неуверенно сказал Кередин.
— Но я все еще слышу музыку справа, — настаивал на своем Бростек.
— Не обращайте внимания, — прекратил бесцельный спор Варо. — Здесь, похоже, действуют иные законы…
Легко сказать, подумали Бростек и Кередин. Музыка Хьюитта была последней их связью с внешним миром, и, чтобы перестать ее замечать, потребовалась бы железная воля. Конечно, для Варо это раз плюнуть, а вот для них… Все три человека и волчица были теперь совершенно слепы, а под одежду понемногу проникала противная сырость, волосы и кожа становились влажными… Ветер и впрямь дул им в спину. Они замедлили шаг, пытаясь унять бешеное биение сердца.
— Что дальше? — спросил Бростек.
— Стойте смирно, — сказал Варо. — Я попробую наклониться и пощупать, что у нас под ногами.
Тотчас оба почувствовали, как натянулись веревки. Пальцы Варо нащупали траву. Она была влажна и холодна, но все еще жива. Он тотчас поведал друзьям о своем открытии и прибавил:
— Если верить панно, то мы сейчас вступили в весну. Только тут осталось что-то живое. — Он помолчал, потом продолжал задумчиво: — Здесь, у самой земли, музыки совсем не слышно, а запах много сильнее…
— Ш-ш-ш-ш-ш! Я что-то слышу! — прервал его Бростек.
Варо умолк и услышал доносящееся откуда-то издалека тихое пение. Девичий голосок был печален и слаб, а слов песенки пока не удавалось разобрать. Варо поднялся и медленно направился на звук детского голоса.
— Это, должно быть, та самая девочка, у надгробия, — тихо произнес он. — Пойдемте. За мною, след в след!
Когда он встал, то вновь уловил еле слышные звуки скрипки и женского голоса, но они постепенно стихали, зато голосок девочки звучал все отчетливее. Теперь явственно слышалась хрипотца и одышка. Но вот Варо разобрал слова:
Средь прочих чудес породила природа
Четыре волшебные времени года:
Вот семечко, листик, цветочек и плод —
И снова кружится цветной хоровод…
Но тут девочка мучительно закашлялась, а потом в груди у нее засвистело, и она расплакалась. Тень тихонько заскулила, словно от жалости, а Бростек помимо воли рванулся вперед, желая обнять, утешить ребенка, унять его боль…
Все трое, не сговариваясь, двинулись вперед с вытянутыми руками. Пальцы Бростека внезапно ощутили странное тепло. Это длилось всего мгновение, но Бростек понял: это она! По всему его телу пробежала дрожь, точно он дотронулся до привидения. Его пронзила мысль, что даже это последнее тепло, такое слабое и призрачное, вскоре угаснет, исчезнет навеки… Девочка умирала, и как только это случится, с нею вместе умрет и волшебный сад. Бростеку захотелось позвать ее, поведать, что они уже спешат к ней на помощь, но он словно лишился дара речи. Тут пальцы его наткнулись на что-то твердое и холодное. Он тотчас же предупредил друзей:
— Я нащупал надгробие!
Товарищи подошли ближе и принялись ощупывать плоскую поверхность камня.
— Тут надпись! — воскликнул Кередин.
— Какая?
Бывший волшебник внимательно ощупывал букву за буквой.
— Г… А… Л… — Он запнулся. — Что дальше, пока не пойму. Часть буквы отсутствует. — Чуть погодя он уверенно заявил: — Дальше ничего нет.
— По крайней мере, теперь мы знаем, где находимся, — сказал Варо.
— Да неужели? — хмыкнул Бростек.
— Все и вправду как на панно, — очень серьезно ответил Варо. — Надгробие находится в самом центре весеннего пейзажа.
— А не думаешь ли ты, что девочка пыталась нам что-то сказать? — задумчиво спросил Кередин. — Вдруг не так просто пела она про хоровод? Может быть, нам следует идти по кругу — ну, из весны в лето и так далее?
— Звучит вполне логично, — согласился Бростек. — А куда надо идти, чтобы попасть в лето?
Услышав этот невинный вопрос, бывший волшебник утратил остатки самообладания. До сих пор он пытался сохранять хотя бы видимость спокойствия, всем сердцем желая помочь друзьям, полагаясь на свои знания. Теперь же он чувствовал, что ровным счетом ни на что не способен, не способен даже воплотить в жизнь собственную идею.
— Я не… не уверен, что сумею, — испуганно и поспешно заявил он. — Мы заблудимся здесь, будем блуждать тут вечно… — Цепляясь за веревку, Кередин нащупал руку Варо и судорожно стиснул ее: — Не бросай меня, ради всего святого!
Варо опешил, не зная, что и сказать. Ему на помощь пришел Бростек.
— Мы тебя не бросим, — заверил он бывшего волшебника. — Вместе мы вошли сюда, вместе и выйдем! Но всем нам необходимо сохранять спокойствие. — Не дождавшись ответа, он спросил: — Ты согласен со мной?
— Да… — дрожащим голосом ответил Кередин, явно смущенный, он стыдился своей слабости.
— Ты говорил, будто панно — ключ к волшебному саду, — продолжал Бростек, пытаясь растормошить бывшего волшебника. — Если верить картине, куда теперь мы должны направиться?
— Думаю… думаю, направо, — предположил Кередин. — Но как тут сориентироваться? Все перевернуто с ног на голову! Не разберешь, где право, где лево! — И он вздрогнул всем телом.
Внезапно послышалось отчаянное верещание — это кричал раненый кролик. Все невольно повернулись туда, откуда донесся этот звук. Тотчас же довольно тявкнула лисица, и Тень откликнулась утробным рычанием. Варо вспомнил окровавленную лисью морду и…
— Лисица на панно изображена с противоположной стороны от летнего пейзажа! — уверенно сказал он.
— Стало быть, нам надо двигаться в другую сторону? — уточнил Кередин.
К нему мало-помалу возвращалось былое самообладание.
— Но если верить музыке Хьюитта, то все совсем не так… — начал было Бростек.
— Музыка звучит снаружи! — непререкаемо заявил Варо.
— А голос девочки привел нас к надгробию, — прибавил Кередин.
Они осторожно двинулись вперед, и вскоре башмаки их зашлепали по грязи. Тошнотворный запах с каждым шагом усиливался. Варо склонился, чтобы коснуться земли, и обнаружил лениво текущий ручей. Однако пальцами он угодил в жирную вонючую грязь…
— Это остатки ручья, — сказал он. — Значит, мы на правильном пути.
Некоторое время спустя они словно прошли сквозь невидимую стену, и тотчас же стало теплее. Но гнилостный запах был тут раз в десять сильнее — у всех троих даже дыхание перехватило. Сладковатый запах гнили, наполнявший весенний воздух, вызывал отвращение, но ни в какое сравнение не шел с этой непереносимой вонью, от которой, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. Башмаки путников тонули в чем-то мягком, полуразложившемся. При каждом шаге под ногами что-то пузырилось, а от удушающих испарений мутился рассудок. Тень жалобно поскуливала, ведь на ее долю выпало самое тяжкое испытание, ибо обоняние ее было куда острее, чем у людей…
— Гриб-вонючка! — еле вымолвил Бростек. — Этот запах я узнаю из тысячи.
Он припомнил, как Магара однажды водила его смотреть всяческие отвратительные грибы, которые с неведомой никому целью выращивал Иро.
— Значит, это уже лето.
Голос Варо звучал удовлетворенно, казалось, здешние ароматы ему нипочем.
— Это разлагающийся труп лета! — прохрипел Кередин.
Ветер, дувший им в спины, теперь слегка переменил направление. На мгновение повеяло свежестью.
— Понять не могу, мы идем за ветром или ветер за нами? — спросил бывший волшебник и тотчас же изумился собственному вопросу.
— Хочешь сказать, что ветер, возможно, помогает нам? Ведет нас? — уточнил Варо.
— Не знаю… Может быть, это след Магары? След, оставленный ею для нас?
— След? Как, по-вашему, она умудрилась оставить след в воздухе? — изумленно спросил Бростек.
— По крайней мере, ветер не может сгнить, — хватая ртом воздух, просипел Кередин.
— Что ж, посмотрим, — сказал Варо, не осознавая иронии собственных слов. — А теперь молчите и слушайте.
Неподалеку слышался отчетливый звук — что-то капало да ветер свистел, словно в дымоходе. Звуки эти доносились спереди и немного справа, и ветер вел их именно туда.
— Это развалины замка? — предположил Кередин.
— Да, — согласился Варо. — Теперь вперед!
Ручей совершенно исчез, задушенный гниющими растениями, но почва у них под ногами все еще оставалась топкой и влажной. Они то и дело спотыкались, и вскоре колени и руки у всех оказались перепачканными тиной и слизью. Тень тоже страдала невыносимо, она все время жалась к ногам хозяина, мешая Бростеку идти. От разнообразных запахов волчица совершенно ошалела.
Но вот веревка, связывающая Варо и Бростека, внезапно натянулась, зацепившись за нечто невидимое.
— Осторожнее! — крикнул Варо.
Они вовремя отшатнулись — что-то тяжело рухнуло на землю, издав чавкающий звук. Варо и Бростек осторожно ощупали предмет и поняли, что свалили одну из полуразрушенных статуй. Постамент порос лишайником и был невероятно грязен. После этого случая друзья стали двигаться еще осторожнее, ибо падать было слишком опасно.
— Рыба! — вдруг, принюхавшись, сказал Бростек. — Господи, какая гадость!
Теперь все ощутили новый «аромат» в этом жутком «букете». Звук падающих капель делался все громче и отчетливее.
— Мы выбрали верное направление, — раздался голос Варо. — Рыба наверняка находится в бассейне — ну, где фонтан…
Тут Кередин ногой угодил в воду и чуть было не упал. Он инстинктивно выставил вперед руку и схватился за осклизлый камень, покрытый какими-то ползучими растениями. Бывший волшебник с трудом устоял на ногах.
— Да, мы пришли к фонтану, — хрипло подтвердил он.
Его тошнило.
— Если не ошибаюсь, теперь нам надо свернуть направо, чтобы попасть в осень, — сказал Варо.
— То есть как бы вниз по панно? — уточнил Бростек.
— Да. До сих пор оно нас не обманывало.
Едва он произнес эти слова, ветер вновь переменил направление — теперь он дул именно вправо. И это решило все.
Друзья тотчас же поняли, что вступили в осень, потому что резко похолодало и послышалось слабое и хриплое кряканье. Да и запахи сделались иными. Сперва друзья почувствовали облегчение, но вскоре вновь стали задыхаться. Пуще всего донимал удушающе-сладкий запах гниющих плодов, самые сочные из которых уже забродили. Воздух сгустился, и все трое почувствовали сильное головокружение. В ноздри ударил острый запах разложения, и все одновременно вспомнили мертвого лебедя. Когда они пересекли воображаемую границу времен года, ветер тотчас стих, но теперь Варо и сам знал, куда им идти.
— Пойдем на утиное кряканье, — сказал он друзьям. — Так мы выйдем к лебедю, а оттуда снова возьмем направо.
По мере их продвижения вперед кряканье становилось громче, а трупный запах — сильнее. Дышать стало уже совсем невозможно. Башмак Варо наткнулся на что-то мягкое — вожак потыкал неведомый предмет носком, потом склонился, чтобы ощупать. По ладони его скользнули встрепанные перья, а пальцы нащупали отвратительное месиво из слизи и копошащихся личинок. Варо спокойно стряхнул нечисть с руки — отвращения он не чувствовал, напротив, был вполне удовлетворен.
— Хорошо, — сказал он. — А теперь за мной.
Он свернул направо, но тут вновь подул ветерок, на сей раз прямо им в лица. Друзья в нерешительности остановились.
— Не может быть. Неужели я ошибся? — растерянно пробормотал Варо.
— Ветер до сей поры был совершенно прав, — сказал Бростек и принюхался. — Пахнет сливовым бренди!
Магара частенько подтрунивала над его страстью к этому напитку.
— Стало быть, нам надо повернуть назад? — нерешительно вымолвил Бростек.
— Помнишь, что говорил Хьюитт? Пейзажи на панно не совсем правильно изображают последовательность сторон света, — вставил Кередин.
— Ну так что с того?
— Когда идешь из лета в осень, то направляешься с востока на запад, — продолжал бывший волшебник. — Может быть, оттого и меняется ветер. Вдруг теперь нам и следует идти против ветра…
— Ну, если ветерок и впрямь как-то связан с Магарой, тогда, сдается мне, ты прав, — согласился Бростек. — Ей известна моя слабость к сливовому бренди, на этот запах я шел бы до края света!
— Тогда идем! — решился Варо.
Внезапно легкие им обжег ледяной воздух. Все трое тотчас же задрожали от холода. Ужасающий запах исчез, сменившись мертвенным дыханием ледяной пустыни. Выли волки, и от этого на душе делалось еще сумрачнее. Тень неожиданно ответила сородичам диким и первобытным воем, и все трое, даже Бростек, которому волчица была предана всей душой, внутренне сжались и затрепетали.
Ветер все еще дул им в лица, но уверенность мало-помалу покидала путников. Они ощутили вдруг едкий запах дыма, услышали треск молнии, а следом — потрескивание пламени. Разумеется, увидеть горящие деревья они не могли, но это их нисколько не утешало. Все было ясно и так. Сделав еще несколько шагов вперед, они остановились.
— Мы в последнем квадрате, — сказал Бростек. — Что теперь?
— Да, это конец пути, — подтвердил Кередин.
— Может, подадимся в весну — погреться? — предложил Варо.
— Так и будем здесь ходить кругами, вечно, до конца дней своих! — дрожащим голосом воскликнул Кередин.
— Что мы упустили? Думайте все! — сказал Бростек.
Нелегко это было, зайти так далеко и по-прежнему не видеть ни зги.
Но тут в серой мути что-то блеснуло, словно ее пронзил тончайший луч. Его увидели все трое и дружно устремились к нему. Но тотчас оцепенели — на пути их встала стена. Стена непреодолимого страха.
Путь им преградило — и Варо это было прекрасно известно — закованное толщей льда озеро. Может быть, тут есть и скрытые полыньи, в которые можно провалиться? Мучительный страх умереть такой смертью преследовал Варо с самого детства, хотя он никому не признавался в этом. В мозгу же Кередина зазвучал голос Мэтти — девушка молила его не приходить к ней, говорила, что они уже поджидают его, что умертвят ее, если она им не покорится… Таких слов она никогда ему не говорила, но Кередин мучительно терзался оттого, что в свое время принял столь ужасное решение. Теперь, казалось, некто дает ему возможность переменить прошлое, пожертвовать любовью во имя жизни возлюбленной. Даже Тень взвыла от ужаса — волчице почудилось, будто путь ей преградила непроходимая стена огня. Она зарычала и отпрянула.
Бростек знал, что где-то впереди стая диких волков. Он словно вновь стал мальчишкой. Еще шаг, казалось ему, и безжалостные хищники разорвут его в клочья…
«Храните верность!»
Эти слова услышали все, хотя звука не было. Подвеска в кармане у Бростека сделалась вдруг горячей. Он извлек ее, и неяркий свет озарил серый туман. Все, не сговариваясь, шагнули навстречу собственным тайным страхам, движимые любовью и готовые всем пожертвовать ради нее. Неясное мерцание впереди влекло их неудержимо.
На мгновение их ослепило ярчайшее пламя, но они уже достигли своей цели, все вместе! Туман сгинул без следа, однако представшее их взорам зрелище было страшно. Они одолели Лабиринт Теней, но Неверн теперь был именно таким, каким они видели его на панно. Волшебный сад превратился в бескрайнюю черную пустыню, где царили смерть и разложение. Они одержали победу, но наградой им стал кошмар, которому суждено было продлиться целую вечность.
Но хуже всего оказалось то, что в этой безжизненной пустыне не было ни спящего волшебника, ни Магары…
Глава 40
Хьюитт и Селия, проводив трех друзей, еще какое-то время музицировали, но, устав, умолкли. Хьюитт, повинуясь наитию, развернул панно. То снова переменилось. Почти все уцелевшие ростки жизни погибли. Девочка лежала на земле подле надгробия, лисица пропала. Уточки были мертвы, более того, успели превратиться в скелеты. Волки сбились в кучу и вот-вот должны были исчезнуть за кромкой ткани. А весеннее солнце почти совершенно померкло. Хьюитт в ужасе зажмурился, думая о трех друзьях, — что-то с ними сталось? И вдруг раздался крик Селии:
— Огни! Погляди! Огни!
Голос ее звучал радостно. Казалось, она только и ждала, чтобы они явились.
Хьюитт открыл глаза. Сперва он заметил слабое мерцание на поверхности туманного озера — ему показалось даже, что это некий оптический обман. Но вот музыкант и впрямь различил сквозь серую муть какие-то вращающиеся огни. Они двигались, перемещались. Ничего подобного тут Хьюитт еще не видел.
— Что это значит, Селия? — взволнованно спросил он.
Отшельница не ответила, лишь принялась приплясывать на месте.
— Я могу прогнать его! — восторженно закричала она, закрыла глаза и захихикала.
Хьюитт почувствовал приступ неудержимого гнева и раскрыл было рот, чтобы одернуть безумную, но тотчас понял, что на сей раз и впрямь что-то происходит. Туман быстро редел, на глазах таял…
И обнажилась страшная картина.
Поначалу сердце Хьюитта бешено заколотилось в безумной надежде, но вид умирающего Неверна вселил в его душу ужас и отвращение. Ноги его подкосились, и он осел на землю, почувствовав сильную дурноту.
Селия же открыла глаза.
— Чудесно, — радостно сказала она и направилась прямиком к черной пустыне.
Хьюитт глядел ей вслед, приметив, что отшельница склонилась и что-то подняла с земли, но был не в силах последовать за нею.
Чтобы войти в Сеть, следовало мобилизовать волю…
Девушка заставила себя расслабиться, потом всем существом своим устремилась к Сети, моля ее ответить. Она напрягала все свои силы, прекрасно понимая, что в противном случае потерпит поражение. Какое-то время ничего не происходило, но вот Магара ощутила вокруг себя безмерную пустоту. На сей раз там царило пламя, вспыхивали молнии. Похоже, Сеть стала ареной какой-то страшной схватки. Сжавшись в комочек, Магара страстно желала увидеть Неверн и вознаграждена была страшной картиной запустения и смерти. Но в самом ее центре мерцала слабая искорка, и девушка из последних сил устремилась к ней. Сердце ее екнуло и сжалось — она увидела Варо, Бростека, к ногам которого робко жалась Тень, и еще одного человека с густой черной гривой волос, на которой то и дело вспыхивали блики молний. Волшебник!
Вдруг ей стало совершенно ясно, что делать. Она открыла глаза, взглянула на книгу и дописала две последние строки. Потом, ослабев от страха, откинулась в кресле, совершенно счастливая. Дверь распахнулась, и вошел ее враг. Магара приготовилась к смерти.
Очень далеко от скорбной обители Магары и от временного обиталища Хьюитта несколько человек напряженно вглядывались в озерную гладь. Никто не знал в точности, что именно должны они увидеть, зато всем было известно, когда что-либо можно увидеть. И вот, как только поверхность озера сделалась гладкой, словно стекло…
Но тотчас подул свежий ветерок, и по воде побежала легкая рябь, поколебавшая зеркальное отражение ржавых скал, неба и города. Над головами людей кружил журавль, а сидящий на деревянных сходнях юноша, серьезно взглянув на воду, встал и принес свою лютню…
Глава 41
Все трое мужчин в ужасе озирались. Казалось, они внезапно очутились в дурном сне, самом страшном, какой только можно вообразить.
Даже неожиданно показавшееся солнце явно не желало освещать это царство смерти…
— Где она? — Это были первые слова Бростека.
— Никто не смог бы протянуть тут и недели, — сказал Варо. — А уж десять дней…
Оба были совершенно растеряны, и Кередин, несказанно изумив даже самого себя, принял командование.
— Сейчас мы разделимся, — распорядился он, — и все тут обыщем. Если и есть нечто такое, что поможет нам разыскать Магару или волшебника, то именно здесь.
— Но тут нет ни души! — в отчаянии воскликнул Бростек.
— Если ничего не обнаружите, — с ледяной невозмутимостью продолжал бывший волшебник, разыщите что-нибудь — растение, цветок, пусть крошечное, но непременно еще живое и не тронутое распадом. Все, что угодно!
— Здесь? — не веря своим ушам, переспросил Бростек.
— Солнце вновь сияет над Неверном, — принялся с деланной уверенностью объяснять Кередин, призывая на помощь все душевные силы, чтобы ободрить друзей. — Значит, волшебный сад еще можно спасти!
Друзья, похоже, не верили ни единому слову бывшего волшебника, но покорно двинулись на поиски неведомо чего. Когда они встретились вновь, то с великим сожалением обнаружили, что никому из них не удалось отыскать ни следов тех, кого разыскивали, ни хотя бы одного живого стебелька…
— Я обнаружил единственную перемену, — сказал Варо. — На надгробии теперь начертано: «ГАЛАН…», но это сущая бессмыслица. А девочки нигде не видно — ни живой, ни мертвой.
— Но хоть что-нибудь должно же здесь быть! — упорствовал Кередин.
— Мы ничего не нашли, как ни старались, — ответил Бростек. — А для чего тебе это понадобилось?
— Послушайте меня. — Бывший волшебник не терял надежды рассеять тоску и уныние товарищей. — Нам удалось сюда проникнуть. Так? О Магаре я знаю не больше вашего, но у нас, по крайней мере, есть шанс воскресить Неверн! А это уже кое-что. И как знать, может быть, если мы в этом преуспеем, то поможем Магаре, где бы она ни была.
— Каким образом? — спросил Варо.
— Неверн некогда был магическим местом, — ответил Кередин. — Я верю в то, что он таковым и остается, ведь магический ключ все еще существует, — продолжал он, не обращая внимания на недоверчивые лица друзей, — к тому же на четвертом квадрате солнце не совсем померкло. Если бы сад был мертв, нам ни за что не удалось бы сюда проникнуть, а значит, его еще можно спасти! Ведь именно этого и хотела Магара! Именно об этом молила нас!
— Магара хотела, чтобы это сделал волшебник, — уточнил Бростек.
— Но волшебника здесь нет! — взорвался Кередин. — Вы разве не видите? Придется вам довольствоваться мною. А для меня это шанс расквитаться за все бездарно прожитые годы и доказать самому себе, что магия — это вовсе не изящное искусство, призванное увеселять, а нечто более грандиозное, нечто значимое для мира! Конечно, у меня вполне может ничего не получиться, но этого шанса я не упущу! И мне нужна ваша помощь.
Друзья никогда прежде не видели Кередина столь воодушевленным, и ему удалось в конце концов преодолеть тоску Бростека и непонимание, Варо.
— Так что же нам делать? — спросил Варо.
— Магический ключ — единственное средство восстановить волшебный сад, — объяснил Кередин. — Магический ключ к Неверну, казалось бы, безнадежно испорчен, но где-то продолжает существовать оригинал! Нам надо найти способ его вызволить.
— Но с нами же нет панно! — возразил Бростек.
— Он есть у Варо, в памяти. — Бывший волшебник повернулся к светловолосому гиганту. — Думай! Оставалось ли на панно хоть что-нибудь живое, не тронутое тлением? Если нам удастся это найти, семя жизни прорастет в волшебном саду! А как только воскреснет Неверн, оживет и все остальное…
— Что — остальное? — изумился Варо, все еще не вполне понимая Кередина.
— Сеть, — ответил Кередин. — Разве вы еще не поняли? Если обитель магии, столь обширная и хорошо защищенная, как Неверн, погублена злой силой, которой мы противостоим, не важно, люди-ножи это или что-то иное, то и вся Сеть отравлена! То, что произошло с Магарой на горе Свистунье, лучшее тому подтверждение. Я прекрасно помню, каким прежде было это место. Дивная обитель тишины и покоя, а какие все видели там восхитительные сны!
— Теперь все переменилось, — согласился Бростек.
— Вот именно, — продолжал бывший волшебник, — и если мы с вами сумеем побороть зло здесь, то поможем не только Неверну. — И он взглянул на Варо.
Их предводитель молчал, глубоко задумавшись.
— Здесь ничего не осталось, — сказал он чуть погодя. — Даже те несколько весенних растений, которые еще жили, теперь мертвы.
— А в самом центре — там, где соприкасаются все четыре квадрата? — спросил Кередин, почти отчаявшись.
— Нет, — уверенно ответил Варо. — Там ничего нет. Ничего. Лишь голая земля.
Вокруг них и впрямь не было ничего, даже сухой травы.
— А по краям панно? — не сдавался Кередин. — Не поискать ли там еще?
Варо нахмурился, припоминая.
— Нет… — повторил он. — Не думаю… Стойте! — Друзья его затаили дыхание. — Кажется, что-то есть. На весеннем пейзаже, у самой левой кромки, был вышит одуванчик, не желтый, как положено весной, а серый и пушистый, вот я и подумал, что он тоже мертв. Но, возможно, цветок еще жив — и еще здоров!
— Где находится весна? — тотчас спросил Бростек.
Все огляделись, но пейзаж был столь уныл и однообразен, что поиски нужного направления представлялись делом нелегким.
— На весеннем пейзаже изображен вид на север, — произнес вдруг Варо. — Значит, если мы сейчас как бы в центре панно, то и идти нам следует на север.
— Но мы вошли в туман с южной стороны — и сразу же попали в весну! — заспорил Бростек. — Стало быть, нам надо на юг! Кстати, а где тут юг?
После долгих блужданий в непроглядном тумане они совершенно утратили способность ориентироваться, и теперь беспомощно озирались, пытаясь угадать направление хотя бы по линии горизонта.
— Вон там север! — указал рукой Бростек.
— А вот мне кажется, он там, — махнул Кередин совсем в другую сторону.
— Что ж, пусть каждый из нас отправляется туда, куда считает нужным, — решил Бростек. — А ты, Варо, иди в третью сторону — на тот случай, если мы оба ошибаемся.
— Нам следует спешить! — прибавил Кередин. — Не думаю, что в нашем распоряжении слишком много времени…
Они с Бростеком разошлись в разные стороны, а Варо с минуту помешкал. Тут он кое о чем вспомнил и выбранил себя за то, что не додумался до этого раньше. Ведь надгробие находилось в самом центре весеннего пейзажа! Прекрасно зная, где оно находится, он припустил бегом. Подошвы его скользили по какой-то слизи, под ногами чавкала жижа. Пробегая мимо надгробия, Варо заметил, что в надписи после буквы «Н» прибавился еще какой-то крючок, но не остановился — слишком спешил к цветку.
Вдруг Варо увидел впереди женскую фигуру и тотчас узнал Селию. Он опрометью кинулся к ней. Женщина спокойно шла по жирной черной грязи, увязая в ней босыми ногами по самую щиколотку. В руках она держала цветок. Но вот Селия перестала напевать, поднесла цветок к губам — и дунула. В воздух взлетели невесомые пушинки…
— Нет! — заорал Варо так, что Селия вздрогнула и бросилась бежать. — Подожди, Селия! Умоляю!
К величайшему его облегчению, женщина послушно остановилась и подпустила его поближе. Но семена, которые она сдула, уже утонули в вязкой жиже…
— Можно подержать твой цветочек? — ласково спросил Варо.
— Но ведь я еще не допела песенку! — нахмурилась Селия.
— Не надо! — поспешно сказал Варо. — Мне очень нужен этот цветок.
Он увидел, что на головке одуванчика осталось единственное, самое стойкое семечко с крошечным белым парашютиком.
— Ради огней! — вдруг невольно вырвалось у него. — Огни просили меня достать им этот цветочек.
Селия подозрительно поглядела на него, потом медленно кивнула и протянула ему цветок. Варо осторожно взял его, ощутив на сломе стебля влажный сок, и бережно спрятал головку цветка в ладонях.
— Спасибо тебе! — сказал он и направился назад, в самый центр сада.
Селия поплелась следом за ним, то и дело восклицая:
— Чудесно! Ах, как чудесно!
Когда Варо достиг клочка голой земли, его друзей там не оказалось. Он долго окликал их, и вскоре они подоспели на его зов.
— Ты отыскал его? — хрипло дыша, спросил Бростек.
— Да… Но на нем осталось одно-единственное семечко. Остальные сдула Селия…
— Покажи! — потребовал Кередин.
Варо осторожно разжал ладонь, и бывший волшебник одобрительно кивнул.
— Этого должно хватить, — сказал он.
— Ты сказал — Селия? — спросил Бростек.
— Да. Она разгуливает по этому кошмару, но кажется совершенно счастливой.
Тут послышалось негромкое пение Селии. Все трое мужчин взглянули на нее, потом вновь занялись делом.
— Что теперь? — поинтересовался Бростек.
— Я изо всех сил пытаюсь припомнить, каково это — быть волшебником, — грустно улыбнулся Кередин. — Не дашь ли мне подвеску?
— А прежде ты не хотел ее касаться, — упрекнул друга Бростек, доставая подвеску из кармана.
— И теперь не хочу, но она — источник силы, а так как моей явно недостанет для того, что я задумал, рискну, — объяснил Кередин. — Впрочем, о степени риска мне думать недосуг, ибо даже попытка сделать то, что я задумал, лежит далеко за пределами всего моего опыта в области магии…
Он осторожно взялся за цепочку, на которой висел странный символ.
— Что ты намерен делать? — спросил Варо.
— Призвать древних Хранителей волшебного сада, — ответил Кередин. — У всех магических узлов некогда были Хранители. Скорее всего, именно Хранительница Неверна и вышила когда-то панно.
— Но ты же говорил, что панно очень древнее, — с сомнением в голосе промолвил Бростек.
— Все Хранители давным-давно мертвы по меркам нашего с вами мира, — объяснил Кередин. — Но Сеть хранит их души, как и души всех умерших. Если и можно где-нибудь вызвать их, то именно здесь! Вам бы лучше отойти в сторонку, ведь я сам не знаю, что из этого может получиться…
— Это опасно? — спросил Варо.
— Лучше бы ты спросил, мокрое ли море! — засмеялся Кередин. — Превышать свою власть всегда опасно. Столь могучие силы явно не предназначены для таких ничтожеств, как я…
— Мы останемся с тобой, — тихо, но очень уверенно заявил Бростек.
Варо лишь молча склонил голову. Кередин попытался было протестовать, но вскоре сдался.
— Что бы ни случилось, — серьезно сказал он, — заранее благодарю вас за все. В моей жизни начисто отсутствовал смысл, пока не явились вы.
— Ты самый лучший и вернейший из друзей, — проникновенно произнес Варо.
В этих словах заключалось глубочайшее раскаяние в том, что он некогда наговорил волшебнику, усомнившись в нем.
— Удачи тебе, — лаконично прибавил Бростек.
Кередин сжал в ладони подвеску. Жест волшебника был даже несколько небрежен, но сердце бурно колотилось. Поначалу ничего не произошло, но вот кулак его задрожал, а голая земля под их ногами засветилась изнутри. Тень тихо зарычала, шерсть на спине у волчицы встала дыбом.
— Уходите! Быстро! — выдохнул Кередин.
— Нет! Мы останемся! — ответил Бростек.
— Я не могу контролировать эту силу!
Лицо Кередина было искажено, глаза плотно зажмурены, на лбу волшебника блестели крупные капли пота.
— Та же форма, что и у подвески! — воскликнул Варо, впервые взглянув на границу оголенного участка земли, на котором они стояли.
А сияние делалось все ярче, пока не превратилось в мерцающее бело-голубое пламя.
— Сдуй семя… на землю! — с трудом проговорил Кередин.
Голос его звучал так, словно волшебник испытывал мучительную боль.
Варо дунул, семечко взвилось в воздух и, покружившись, упало на темную безжизненную почву.
— Хранители Неверна! — хрипло выкрикнул волшебник. — Если слышите меня, придите на помощь! Ваш недостойный слуга молит вас!
Вокруг Кередина замерцали и закружились искорки, а через мгновение вокруг всех троих воздвиглась стена ярчайшего света — как раз по внешней границе четырех колец. Неподалеку послышалось пение Селии. Варо и Бростек обернулись на ее голос. Кередин же, похоже, не в силах был шевельнуться. Тело его словно свело сильнейшей судорогой, он дрожал, точно на него внезапно навалилась неимоверная тяжесть.
Селия приблизилась к сияющей прозрачной стене — казалось, женщина даже не подозревает о ее существовании. Варо и Бростек с предостерегающими криками замахали руками, но она шла все вперед и вперед, тихонько напевая:
Средь прочих чудес породила природа
Четыре волшебные времени года…
Вот Селия вошла в огненную стену, которая тотчас ожила и заколебалась, объяв фигуру женщины белым огненным коконом. Но что это? Уже не Селия, а девочка — та самая, с панно! — стоит перед ними и с улыбкой поет:
Вот семечко, листик, цветочек и плод —
И снова кружится цветной хоровод…
Под зачарованными взглядами мужчин девочка приблизилась к тому самому месту, куда упало семечко одуванчика, и бережно накрыла его ладошками. Потом подняла голову и взглянула на Кередина. Хотя губы ее и оставались неподвижными, очевидно было, что неким непостижимым образом они с волшебником общаются.
— Да! — выдохнул он наконец.
Девочка выпрямилась, бросила взгляд на Варо, Бростека и волчицу и побрела прочь. Легко пройдя сквозь стену с противоположной стороны, она вновь обернулась Селией. Безумная женщина шла спокойно, словно ровным счетом ничего не случилось. «Чудесно! Чудесно!» — то и дело повторяла она.
Тут глаза всех троих друзей устремились на то место на голой земле, куда упало семечко. В мгновение ока из земли выстрелил зеленый росток. Листья стремительно росли, и вот уже в центре зеленой розетки появился стебелек… Вскоре ярчайшим пятном на серой голой почве засверкал желтый цветок, но лепестки его тотчас поблекли, а на месте цветка появился серый пушистый шарик. Неведомо откуда налетевший ветерок сдул легчайшие семена, а через считанные секунды вокруг появилось множество молодых зеленых ростков…
— Куда как расчудесно! — послышался насмешливый голос.
Первоначальное радостное удивление Варо и его друзей мгновенно сменилось ужасом, когда, обернувшись, они увидели человека-ножа в синих одеждах, стоящего подле самой стены света снаружи. Вокруг его фигуры явственно проглядывало фиолетовое мерцание, а на груди висела тяжелая металлическая подвеска в форме треугольника, обращенного вершиной вниз. Тень зарычала, изготовившись к прыжку, а Варо мгновенно выхватил из ножен меч. Бростек тоже схватился за оружие и ринулся на врага. Однако тот не обращал на них никакого внимания, его лиловые глаза устремлены были на Кередина.
— Это всего лишь призрак! — с трудом проговорил бывший волшебник. — Вы не сможете причинить ему вреда…
Варо и Бростек оцепенели, не сводя глаз с неподвижного человека-ножа.
— Как ты наблюдателен, — язвительно произнес черный колдун.
Хотя происходящее явно его забавляло, взгляд был холоден и злобен.
— Похоже, я недооценил тебя. Вот уж никак не ожидал, что волшебник-недоучка сможет зайти так далеко!
— О, я только начал! — хрипло и презрительно выговорил Кередин.
— Да полно! — снисходительно улыбнулся колдун. — Подумаешь, кучка жалких сорняков, да еще защищенная стеной огня! Одумайся! Ты ни на что путное не способен!
— Неверн вновь расцветет! — прошептал непокорный Кередин. — Магический ключ все еще существует. И тебе не удастся его погубить!
— Даже будь это так, — высокомерно заявил человек-нож, — тебе пришлось бы уничтожить защитную стену. А стоит сделать это — и ты, и твои дружки окажетесь у меня в руках! Вы и глазом не моргнете, как…
— Мы готовы заплатить такую цену!
— Но ведь мы с тобой братья! — вскричал колдун. — Ты же мечтал о том же, о чем и я!
— Нет! Никогда! — яростно оскалился Кередин. — И в мыслях не держал обратить дивное место в гниющую пустыню! Я не причастен к этому! И не желаю тебя знать!
— Но в моей власти сделать тебя богом! — продолжал искушать его черный колдун. — Я же вижу, какую боль причиняет тебе даже столь ничтожное усилие, а вместе мы могли бы… Да что там, неужто ты сам не видишь, что мы стали бы всесильны?!
Варо и Бростек горели желанием предостеречь друга, укрепить его решимость выстоять против искусителя, но понимали, что Кередин должен справиться с этим сам, только сам. Однако страхи их оказались напрасными. Кередин хранил верность.
— Ты попусту сотрясаешь воздух! — бросил он в лицо человеку-ножу. — Неверн будет жить!
— Тогда умрешь ты! — угрожающе воскликнул колдун.
— С радостью! — И вдруг из последних сил Кередин швырнул подвеску Бростеку. — Теперь дело за тобой…
Черный маг злобно зарычал, а световая стена стала медленно таять. Бростек поймал подвеску и тотчас же ощутил, как по жилам его пробежал огонь. Ничего подобного он никогда прежде не испытывал!
— Спасибо тебе, Магара! — закричал вдруг Кередин, поразив всех.
Теперь он стоял, выпрямившись во весь рост, страшная тяжесть уже не давила на его плечи.
В руке черного колдуна матово блеснул нож. Преграды между противниками более не существовало. Взмах руки — и оружие, мерцая лиловым пламенем, летит в цель. Варо рванулся вперед, пытаясь мечом преградить путь смертоносному ножу, хотя реакция его была мгновенной, призрачный кинжал прошел сквозь сталь, словно сквозь масло. Кередин же даже не попытался увернуться, нож угодил прямо ему в грудь. И призрачный этот нож сделал свое дело. Рубашка Кередина окрасилась алой кровью, а бесчисленные искры, плясавшие вокруг его тела, устремились вдруг прямо к Бростеку. Тотчас же они разгорелись ярким белым пламенем, объявшим и Бростека, и Тень. В тот же самый миг исчез Варо. Мгновение спустя все появились вновь, но совершенно преображенные. Теперь вокруг Бростека и Тени мерцало белое пламя, а Варо… Нет, это был уже не Варо, а черная дыра в форме человеческого тела, не отражающая и не излучающая ни капли света. Все трое ринулись на врага, но черный колдун мгновенно исчез, а следом, не успев ничего понять, бесследно исчезли люди и волчица.
Кередин упал на землю, прямо на яркий желтый ковер из молодых одуванчиков. С лица его исчезла гримаса боли. Он улыбался. Все вокруг него пришло в движение — и хотя взор волшебника уже туманился, он успел увидеть воскрешение сада. Уже ничто не могло этому помешать, Кередин знал это. Магический ключ восстанавливался теперь сам собой.
Вновь повсюду зеленела трава. Буйно распускались цветы, оживали деревья, на ветвях которых появлялись сразу и бутоны, и плоды. Яркие, словно драгоценные камушки, насекомые устремились к цветам за сладким нектаром, птицы перелетали с места на место, заливаясь трелями, в кристальных ручьях плескалась рыба… Возвратились и звери. Тут царствовали одновременно все четыре времени года, соперничающие друг с другом красотой. Неверн вновь жил!
Кередин увидел все это и понял, что жил именно ради этого сладостного мига. Мечта его стала явью. За миг до того, как сердце его перестало биться, ему почудилось лицо Мэтти — она лучезарно улыбалась. И он, счастливый, раскрыл ей объятия…
Глава 42
В тот самый миг, когда в Неверне воскресла древняя магия, далеко на юге два человека пробудились от долгого сна. Слэтон и Роган открыли глаза. Они поглядели сперва друг на друга, а затем на ошалевшего от радости Росса.
— Где мы? — спросил Роган у брата. А снаружи, за дверью, кто-то наигрывал на лютне сладостную и волшебную мелодию…
Хьюитт не верил своим глазам. После того как рассеялся туман и Селия покинула его, некоторое время ничего не происходило. Он напряженно вглядывался в даль, ожидая неизвестно чего. Музыканту казалось, будто минул целый век. Но вот в самом центре черной долины ему почудились сполохи пламени, и вскоре, к величайшей своей радости, он увидел изумрудное мерцание свежей зелени. Вскоре среди ширящегося зеленого моря он заметил розовые, желтые, красные, синие пятна — сад вновь радовал многоцветьем жизни, зародившейся в самом его сердце и неудержимо распространявшейся от края до края. А пораженный Хьюитт только и мог, что, раскрыв рот, глядеть на это чудо…
Тут он вспомнил про панно и быстро развернул ткань. Изображение менялось прямо на глазах! Вначале в самом центре возникло необычной формы желтое пятно, которое стремительно увеличивалось… Крошечные стежки, словно неведомые насекомые, ползли по ткани сами собой — и вскоре вышивка уже вновь поражала прежней своей дивной красой. Хьюитт то и дело вертел головой, глядя то на Неверн, то на панно, и никак не мог взять в толк, магический ли ключ воскрешает сад или наоборот…
Все вернулось на прежние места. Затмения исчезли, и теперь три квадрата освещены были ярким солнцем, а один — дивной луной, отражавшейся в озере. Девочка, женщина и старуха возвратились на панно, вновь спокойные и безмятежные.
Только радуга все еще представляла собой странное зрелище — над садом красовались две дуги, разделенные полоской яркой небесной лазури.
Когда панно наконец перестало изменяться, Хьюитт взглянул на сад и увидел, что тот тоже воскрес во всем своем великолепии. Но, хотя ничего более прекрасного музыкант за всю свою жизнь не видывал, он знал, что не может войти в него. И песню, которая зазвучала вдруг в его сердце, он никогда не сумел бы сыграть, но наслаждался этой волшебной мелодией…
Селия тихонько шла по благоухающим садам и буйным лугам Неверна, что-то вполголоса напевая. Но вот она набрела на распростертое тело, вокруг которого светились маленькие солнышки одуванчиков. Грудь человека оставалась неподвижной, и Селия поняла, что он мертв, хотя нигде не разглядела раны. Женщина решила, что сердце просто остановилось у него в груди. Лицо умершего было спокойно и безмятежно.
Селия огляделась, потом направилась прямо к розовому кусту, а возвратившись, положила на грудь умершего дивную белую розу.
— Чудесно… — задумчиво проговорила она и пошла своей дорогой.
Глава 43
Магара глядела прямо в гневные лиловые глаза своего мучителя в ожидании смерти. Но он и шагу к ней не сделал. Девушка заметила на его лице выражение озабоченности, а вокруг фигуры его на сей раз не было привычного фиолетового свечения. Мыслями он, похоже, унесся куда-то очень далеко, лишь мельком взглянул на последнюю страницу книги.
— Значит, ты предпочла отсрочить мое торжество? Не пожелала заслужить моей благодарности? — грозно спросил он. — Что ж, тем хуже для тебя…
Магара яростно оттолкнула от себя ненавистную книгу.
— Ты не можешь принудить меня завершить это черное дело! — сказала она. — Я целительница, а не… убийца!
Девушка ожидала, что колдун вновь вырвет страницу, однако он и пальцем не шевельнул, словно это уже не имело никакого значения.
— У меня еще будет время с тобой разделаться, — пригрозил он. — А у тебя в запасе окажется целая вечность, чтобы раскаяться в содеянном!
Глядя в ее растерянное лицо, он ухмыльнулся и тотчас устремился к выходу, взметнув полы синих одежд.
— А пока… — бросил он на ходу, прищелкнув пальцами.
И ноги Магары тотчас свело невыносимой болью, ей показалось, будто некая безжалостная сила перемалывает кости. Девушка заскрежетала зубами, понимая, что никакая сила воли тут не поможет. «Вечность…»
Магара готова была расстаться с жизнью, но понимала, что произойдет это далеко не так просто и не так быстро. Какая же она дурочка! Враг ее способен на любую жестокость. Она силилась отвлечься от страдания, старалась думать о чем-то постороннем… Человек-нож по некоей неведомой причине позабыл о книге. Ясно, что теперь она ему уже не нужна, он может сделать с нею все, что захочет. Подсознательно Магара рассчитывала, что, впав в ярость, мучитель при виде ее преступления незамедлительно покончит с нею. Но последние его слова пророчили нестерпимые муки. И Магара впервые до конца осознала, с кем отважилась бороться…
Она вновь взглянула на книгу. Последняя строка, написанная ею с яростным нажимом, гласила: «И белый маг, служитель света, возвратился в Неверн». В истерзанном болью мозгу Магары вспыхнула искорка надежды — колдун не уничтожил этой странички, а это значит, что, возможно, все сбылось! Но сделала ли она это или же просто описала увиденное, Магара не знала. Лицо волшебника из мимолетного видения показалось ей смутно знакомым, но она не помнила, где и когда его видела.
«Спасибо тебе, Магара!»
Этот благодарный крик раздался ниоткуда. Он длился всего мгновение, но этого оказалось довольно, чтобы Магара поняла: это Кередин, бывший волшебник, спутник Варо и Бростека! Непостижимым образом Магаре вдруг ведома стала история его жизни. Страстно желая спасти волшебный сад, он воскресил древнюю магию. Последняя строка, написанная Магарой, сделала волшебника могущественным, помогла ему победить тление и смерть. Слова эти стали пророчеством, которое исполнилось.
По щекам Магары струились горячие слезы — она оплакивала и Кередина, и самое себя. Взор девушки туманился, но вдруг краешком глаза она уловила какое-то странное движение на столе. Сперва Магара подумала, что у нее начались галлюцинации. Она отерла глаза и уставилась на книгу, которая писала себя сама!
«Магия возродилась, — читала изумленная девушка, — и сад расцвел вновь».
Но этим дело не кончилось. Прямо на глазах у Магары страшные строки, повествующие о распаде и смерти, выцветали и таяли, пока совсем не исчезли. «Словно на скале Тревайна!» Магара пролистала всю книгу и обнаружила лишь девственно чистые листы. Тут слезы из ее глаз хлынули потоком — это были слезы облегчения, ведь страшный груз вины не давил более на ее плечи. История была и впрямь переписана, но вовсе не так, как того хотел человек-нож. Последнее препятствие на пути к его торжеству так и не было преодолено. Неверн жил и с каждой секундой делался все более могучим.
Но вскоре Магара вспомнила о собственном бедственном положении, когда вдруг усилилась боль в ногах. И снова погрузилась она в пучину отчаяния. «Убей меня! — молила девушка, изнывая от страха и жалости к самой себе. — Убей меня! Я не в силах более этого терпеть!»
И в этот самый миг Магара почувствовала, что Варо и Бростек где-то рядом. Перед глазами у нее замелькали смутные видения, и она поняла, что оба они в Сердце Вихря, перенесенные туда так же, как в свое время и она сама. Но оба, и Варо, и Бростек, странно переменились. Бростек казался сотканным из белого пламени, а Варо она вообще не могла разглядеть, видела лишь чернильно-черное пятно. Сердце ее заныло от нежности и грусти, и в пучине отчаяния забрезжил свет надежды. Но тут Магара вспомнила, что в Сердце Вихря человек-нож всесилен. Свет надежды вновь угас. Вскоре друзья ее станут такими же беспомощными, как и она…
В каменной темнице было тихо, но Магара безмолвно кричала.
Как только колдун увидел книгу, он тотчас понял, что произошло. Да, принуждать эту девушку, родную по крови древней Галане, для того чтобы уничтожить магическое панно, было с самого начала рискованно, и все-таки он решил пойти на такой риск. К тому же он не сомневался, что ни одна душа не сможет воспользоваться глупой непокорностью девчонки. Сами по себе действия бывшего волшебника не представляли бы для него никакой опасности, если б не помощь Магары и не подвеска белых магов. Он досадовал на себя за то, что не предугадал такого поворота событий и не подготовился к нему. Колдун с трудом обуздал свою ярость и принялся наблюдать за происходящим глазами своего призрачного двойника.
Колдун покинул темницу Магары, на прощание примерно наказав непокорную пленницу, и соединился со своим зеркальным отражением. Вновь вокруг его фигуры замерцало лиловое сияние — колдун снова обрел цельность. Какое-то время он усердно размышлял. Мятежный волшебник мертв, но ему удалось передать чудесно обретенную силу двум своим товарищам, а этого человек-нож уж никак не ожидал. Впрочем, эти сосунки все равно не сумеют ею распорядиться. Неужели щенки и впрямь верят, будто могут с ним справиться?
Человек-нож заманил их в свое логово, туда, где ему проще всего с ними покончить. Это хорошо. Но сперва они должны сделать для него одно дельце… При этой мысли на лице колдуна появилась злорадная усмешка.
У Бростека и Варо просто не нашлось времени отреагировать ни на смерть Кередина, ни на собственное преображение. Черная пустыня, в которую обращен был Неверн, внезапно исчезла, и они, с оружием в руках, очутились вдруг подле закованного льдом горного озера. Стремительно оглядевшись, они нигде не увидели человека-ножа. Зато они заметили еще два озера, а в отдалении — мрачный замок из серого камня.
— Где мы?
Бростек был сам не свой, в нем бушевали неведомые ему силы, а мир, казалось, сошел с ума.
— Что с нами произошло?
— Не знаю. Ты в порядке?
Невзирая на звучавшую в этих словах искреннюю заботу о друге, голос Варо сделался теперь совершенно металлическим, нечеловеческим, лишенным всяких модуляций.
— Кажется, да, — ответил Бростек, в страхе глядя на черную дыру, откуда доносился жуткий голос. — Это ты? Я тебя не вижу…
— Со мной все в порядке, — проскрежетал Варо.
Бростек взглянул на подвеску, которую сжимал в левой руке. «Что-то вселилось в меня, а я понятия не имею, что с этим делать. Я ведь не волшебник и ни черта не смыслю в магии!»
— Возможно, Магара находится именно здесь, — с неестественным спокойствием проговорил Варо. — А если так, то искать ее надлежит в этом замке. Ты готов?
Бростек кивнул, все еще пытаясь побороть смятение, и они пошли по берегу замерзшего озера. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как прямо перед ними из воздуха соткалась фигура в синих одеждах — человек-нож! Его обволакивало оранжевое мерцание, на груди висела тяжелая подвеска в форме сердца, стоящего на горизонтальной черте. На лице колдуна застыло выражение растерянности, словно он сам не ожидал оказаться тут. При виде Варо и Бростека растерянность уступила место злобе, смешанной со страхом.
Варо отреагировал мгновенно. Взмахнув мечом, он ринулся на врага.
— Нет! — отчаянно закричал Бростек. — Погоди!
Но Варо не обратил на его предостережения ни малейшего внимания. Всепоглощающая ненависть к врагу затмила его разум, а в сердце безраздельно царствовало единственное желание — расправиться с черным магом.
Человек-нож стремительно поднял обе руки, направляя их на противника. Раздался треск, и навстречу Варо устремился синий огненный сгусток. Хотя снаряд и угодил прямо в цель, это всего лишь на мгновение остановило Варо. Синее пламя бесследно исчезло, втянутое в черноту, а Варо продолжал наступать.
Сперва человек-нож оцепенел от изумления, потом лицо его исказил ужас. Он уже сыпал огненными шарами как попало. Они либо пролетали мимо цели, либо исчезали в черном провале. Ничто не могло ни остановить Варо, ни даже задержать.
Бростек оцепенел. Он разрывался между собственным страшным прозрением и естественным желанием прийти другу на помощь. Заслышав странный всплеск, он машинально взглянул на единственное из трех озер, не скованное льдом, но увидел лишь расходящиеся по воде круги в самом его центре…
— Не убивай его! — крикнул он в отчаянии. — Ведь сейчас нет затмения! Да он и не настоящий!
Но Варо знал, что делал. Страшный черный силуэт неумолимо надвигался на врага. Черный абрис меча взметнулся. Человек-нож споткнулся и упал, крича что-то нечленораздельное. Меч Варо опустился, сокрушая живую плоть, дробя кости… Враг издал отчаянный вопль, и тотчас оранжевое сияние вокруг него угасло. Но Варо не останавливался. Вскоре он изрубил тело колдуна на куски, но нигде не видно было ни единой капли крови…
Бростек осторожно приблизился к другу, потрясенный его неистовой яростью. На миг ему даже показалось, что она еще не иссякла и может обратиться против него.
— Все кончено, Варо, — сказал Бростек. — Он мертв.
Черная фигура замерла с поднятым мечом. Варо понемногу приходил в себя.
— А где кровь? — спросил металлический голос. — Должна быть кровь, много крови…
— Ее нет, — твердо ответил Бростек. — Оставь. Он мертв.
«И последний из людей-ножей завладел всей силой», — про себя докончил он.
Бростек вновь взглянул на замок, вздрогнув при мысли, что Магара все это время томится там. Однако не успели они сделать и шага, как замерзшее озеро вдруг словно взорвалось. В воздух взлетели ледяные осколки — те, что поменьше, издавали странный угрожающий свист, которого не мог заглушить треск лопающегося льда. Друзья в ужасе глядели, как на поверхность поднимаются люди. Кожа их была синеватой от холода, и каждый сжимал в руках ледяное оружие — длинные и острые пики, зазубренные серпы и обоюдоострые кинжалы. Головы у всех повязаны были фиолетовыми повязками, а глаза горели неутолимой жаждой крови. Ледяная могила выпустила их с одной-единственной целью. «Убейте непрошеных гостей и зверя!» — велел им господин, посулив за это свободу. Ничего более желанного пообещать им было нельзя. Они предпочитали пасть в бою, нежели воротиться в ледяной плен.
Когда первая шеренга жутких воинов уже надвигалась на оцепеневших Варо и Бростека, вновь послышался треск — это разверзались глубины озера, выпуская новых ледяных солдат.
Бростек и Варо понимали, что даже в теперешнем своем состоянии они не защищены от силы и ярости сотен страшных существ. Бростек видел единственный выход — стоять до последнего и дорого продать свою жизнь, но Варо ринулся в самую гущу врагов с яростью, которая была сродни какой-то дикой радости. Скорее уже даже не Варо, а черный вихрь, неумолимо несущий смерть…
Глава 44
А Хьюитт все сидел с панно на коленях, глядя то на него, то на волшебный сад. Он не ждал более чудес, ведь того, что ему уже привелось увидеть, было более чем достаточно, но все еще надеялся дождаться возвращения Магары и трех друзей. Однако никого не было видно, лишь пару раз мелькнула вдали тщедушная фигурка Селии…
Тут он заметил еще одну перемену на сказочной картине — на могильном камне начертаны были теперь совсем другие слова, нежели прежде: «Храни верность!», а прямо под ними — узор из четырех соприкасающихся колец. И тут, прямо на глазах у изумленного Хьюитта, вышитая оранжевая дуга стала постепенно исчезать, словно волшебная ткань впитывала, втягивала ее в себя… Теперь на весеннем небе оставалась единственная дуга — фиолетовая.
Роган и Слэтон, неловко ступая, направились к выходу, попутно стараясь уловить хоть какой-то смысл в потоке слов, извергнутом на них Россом. Тот без умолку рассказывал им обо всем, что произошло после того, как неведомое оружие сразило их в Джорданстоуне. На деревянных сходнях, скрестив ноги, сидел Лисле и наигрывал на лютне нежнейшую мелодию. Остальные вглядывались в водное зеркало. Поверхность озера вновь обрела почти идеальную гладкость. Почти все жители Тревайна вышли из своих жилищ — люди стояли на сходнях, на берегу… Все, затаив дыхание, ждали.
— Ступайте тихонько, — шепотом сказал Бэйр восставшим от долгого сна. — Вот-вот…
Озадаченные, они просто-напросто остановились.
Тут последняя рябь улеглась, а Лисле перестал играть.
— Пора? — спросил Коул.
— Да, — откликнулся Рэйн. — Давай!
И Коул головой вниз нырнул, почти бесшумно уйдя под воду. Раздался всеобщий вздох. Хотя вода была идеально прозрачной, ныряльщик скрылся из виду. Долгое время все напряженно вглядывались в глубину, заслоняя ладонями глаза от блеска полуденного солнца.
Затем по толпе прокатился новый вздох, на сей раз это был вздох облегчения. На поверхности появилась голова Коула, и ныряльщик стремительно поплыл к сходням. Навстречу ему протянулось множество рук. Те, кто стоял поближе, заметили его бледность и широко раскрытые испуганные глаза.
— Все так, как говорил Вильман… — хрипло выдохнул он.
— Вот видишь… — начал было Вильман, торжествующе глядя на Райкера, однако Коул оборвал его:
— Но я видел и кое-что еще! Я пробыл там всего несколько секунд, но успел увидеть человека в синих одеждах, окруженного оранжевым сиянием. Он сражался с чем-то… с чем-то… черным. И Бростек был там — с каким-то белым волком.
— Белым?! — изумился Росс. — Но Тень — обычная серая волчица.
— Это не важно, — заявил Сокол. — А Варо ты не видел? Этот черный — случаем, не он?
— Я не разобрал…
— Это они, и им нужна помощь! — с железной уверенностью заявил Бэйр.
— Тогда вперед! — Глаза Райкера засверкали.
— Мы с вами! — поспешно сказал Линтон. Четверо барийцев стояли тут же. — Может быть, именно ради этого нас и послали сюда…
— Ныряльщики тоже пойдут с вами, — сказал Коул, взглянув на Рэйна, который согласно кивнул. — Вода — наша стихия, а ведь не исключено, что кому-то из вас может потребоваться наша помощь.
— Прекрасно, — ответил Бэйр. — Мы рады любой помощи — похоже, дело весьма серьезное.
Среди жителей Тревайна тотчас же обнаружилось множество добровольцев, которые к тому же продемонстрировали блестящую организованность. Члены Совета города отдавали распоряжения, а те, кто готовился последовать за Коулом в неведомое, быстро совершали последние приготовления. Спешно раздавали теплую одежду, оружие, а ныряльщики уже стояли наготове, чтобы помочь наименее искусным пловцам, но вполне полноценным в бою воинам.
Поняв наконец, что происходит, Слэтон и Роган вознамерились было тоже нырнуть, но им строжайше это запретили. Они все еще не набрались сил, и хлопот от них могло быть больше, чем помощи.
— Все равно кто-то должен приглядывать за Лисле, — заявил Бэйр.
— Но как же твоя рука?
— Это пустяк, царапина! — передернул плечами старый солдат.
Теперь никакая сила не могла удержать его от участия в предстоящем побоище.
Пятеро товарищей Варо и все четверо барийцев уже стояли наготове. Нырнуть вызвались также более двадцати ныряльщиков и множество добровольцев из числа обитателей кратера. Все они стояли на сходнях, дожидаясь сигнала. Лисле вновь заиграл. Казалось, юноша понял, что от него требуется. Его чарующая музыка плыла над водой, и озеро вновь делалось идеально гладким. Вот оно совсем застыло…
Рэйн поднял руку, резко ею взмахнул — и все одновременно нырнули. И прежде чем кто-либо успел что-то понять, Лисле отложил лютню и прыгнул в воду…
Глава 45
Сквозь беззвучный свой крик Магара расслышала вдруг знакомый голос. «Неужели ты теперь сдашься?»
«Оставь меня, — ответила измученная и отчаявшаяся Магара. — Разве я не достаточно сделала?»
«К чему было так яростно бороться? — продолжала неумолимая Галана. — Уж не для того ли, чтобы сдаться в самый последний момент?»
«Я не в силах более бороться!..» — простонала Магара.
«Друзья твои не сдаются. — Голос Галаны зазвучал резче. — Они сражаются за тебя, за себя, за всех нас… Неужели ты теперь их покинешь?»
«Я ничего не могу! — плакала Магара. — Я бессильна!»
«А разве я для тебя ничего не значу? — Теперь Галана говорила голосом взрослой, полной сил женщины. — Неверн вновь цветет, Магара! И это сделала ты! На такое способны не только маги. К чему отвергать собственный дар? Ведь то, что люди называют волшебством, живет в каждом — надо лишь раскрыть глаза пошире, чтобы это увидеть. Ты уже доказала, на что способна, — и ты в Сердце Вихря!»
«Но что могу я сделать, даже будучи здесь?»
Тело ее то и дело сводили судороги мучительной боли.
«Ведь ты целительница, Магара! Так начни с себя! Как думаешь, почему он пытается отвлечь тебя при помощи этой пытки? Да он страшится тебя! А мы в тебе нуждаемся…»
«Он меня боится?!» — переспросила пораженная девушка.
«Да если бы не ты, сейчас он правил бы нами! И это все еще может произойти! — Хранительница помолчала, словно дожидаясь, пока слова ее возымеют должное действие. — Не стесняйся просить о помощи. Но прежде всего проси ее у себя самой!»
Галаны не стало, но связь с Сетью не прервалась. Магара все еще ощущала вокруг себя ее сияющую безбрежность. И в этой безбрежности шла яростная борьба с подступающим хаосом. Девушка не могла взять в толк, что это может значить, — происходящее невозможно было выразить словами. Сеть все еще оставалась смертельно больной, но в пучине боли уже пробивались робкие ростки здоровья. «Неверн вновь цветет!» Магический сад был последней надеждой, но вновь подступал мрак. Магара могла лишь противиться ему — но как, как?
«Я целительница!» Ведь именно эти слова недавно бросила она в лицо своему мучителю! «Так докажи это!» — убеждала себя девушка.
Магара радостно осознала, что человек-нож был первым, кто признал за нею этот дар, избрав именно ее для воплощения в жизнь дьявольского своего плана. Ведь ей удалось исцелить Неверн!
«Ты целительница, Магара! Начни с себя!»
«Моя боль — всего лишь наваждение», — сказала себе девушка. Ноги не сломаны, не парализованы. Это, разумеется, замечательно, вот только мозг отчаянно настаивает на обратном! Магаре прежде прекрасно удавалось помогать людям справляться с их проблемами, утешать в горе и печали, но удастся ли ей переспорить себя самое? На сей раз она не могла даже спросить по своему обыкновению: «А что ты сама об этом думаешь?»
Магара вымученно улыбнулась и уловила в хитросплетении линий Сети еле приметную дрожь. Она была внутри — и одновременно снаружи наблюдала за происходящим. «Все линии пересекаются в Сердце Вихря». Какими же из них воспользовался человек-нож, чтобы причинить ей боль? Она искала вслепую, руководствуясь лишь наитием. В Сети столь многое было болезненно искажено, что, казалось, прошла целая вечность, но вот Магара «увидела» нити, за которые дергал мучитель, чтобы манипулировать ею. Она узнала их тотчас же — они были неестественно скручены. Мысленно она окрасила их в красный цвет. Перерезать эти нити было нельзя, ибо Сеть не только бесконечна, но и вечна, а вот «распутать» их можно! Тогда узел боли развяжется…
Она робко «потянула» за нити, и цвет из красного сделался оранжевым. Магара осторожно распутала очередную петлю. Теперь нити из оранжевых стали желтыми. Магара продолжала свой кропотливый труд, восстанавливая первоначальный вид Сети, исцеляя ее. Боль стала слабеть, а нити делались зелеными, голубыми, потом стали синими… Магара непостижимым образом узнала самое себя в причудливом узоре сверкающих нитей. Нити стали вдруг фиолетовыми. Магара вздрогнула и остановилась. Это же его цвет! Но цель ее почти достигнута! Собрав в кулак всю волю, Магара продолжала трудиться. И вдруг всякий цвет исчез.
… Магара сидела, неподвижная и напряженная, ожидая, что вот-вот снова начнется адская мука. Но боль не возвращалась, и, поверив наконец в непостижимое, девушка открыла глаза. Ничто не переменилось в мрачном ее узилище, но все же оно стало иным. Сеть никуда не уходила, она была везде, пронизывала все мироздание, подобно зерну, живущему в выросшем из него гигантском кедре…
«Встань!» — приказала себе Магара. К собственному ее величайшему изумлению, ноги подчинились приказу! Радость в душе ее мешалась с изумлением, но девушка одернула себя — это лишь начало! Магара оттолкнула ненавистное кресло, и оно со стуком упало на каменный пол. Тотчас откуда-то издалека послышался непонятней треск, и девушка уловила новое движение в бесконечных переплетениях сверкающих нитей. Магара решительно направилась к дверям.
Хотя добровольцы морально подготовились к тому, что должно было с ними произойти, у всех перехватило дыхание. Они вынырнули из ледяной воды почти одновременно, совершив самое короткое и самое необыкновенное в жизни путешествие. Неопытные пловцы судорожно хватали ртом ледяной воздух, испуганно озираясь. Вокруг высились немые и бесстрастные горы, но на поверхности замерзшего озера творилось нечто невообразимое.
Человека в синих одеждах нигде не было видно, но Бростек, Тень и какая-то черная фигура отчаянно сражались с многочисленными страшными воинами, вооруженными острыми осколками льда. Когда немного пришедшие в себя товарищи кинулись им на подмогу, лед вновь угрожающе затрещал, и на поверхности появилось ледяное подкрепление.
Не было времени не то что мешкать, но даже осознать, что происходит. Стремглав выскочив из черной воды, товарищи кинулись на помощь сражающимся. Поначалу ледяные воины не обращали на них внимания — слишком силен был их первоначальный порыв заслужить свободу ценой крови, но вскоре им волей-неволей пришлось отвлечься от своих жертв. Первыми на них налетели пятеро товарищей Варо, но вскоре подоспели и четверо барийцев, и добровольцы из Тревайна. Невзирая на то, что они явно были в меньшинстве, им удалось внести смятение в ряды врага, а именно этого и ждали Варо и Бростек.
Бростек и Тень защищались отчаянно, о чем свидетельствовала груда тел у них под ногами, но их неумолимо теснили назад, и силы их быстро иссякали. Зато Варо неумолимо двигался вперед, прорубая себе дорогу во вражеских рядах. Вслед за ним тянулась полоса стремительно замерзающей крови. Ледяные воины поняли вскоре, что приближаться к нему нельзя — это влечет неминуемую гибель от смертоносного черного меча. И избрали иную тактику — окружили его и ожидали оплошности, которую он неминуемо должен был допустить. Подобный поворот событий любого другого довел бы до бешенства, тем самым сделав много уязвимее, но Варо плевать хотел на причуды врага. Он методично рубил противников, и каждый его удар достигал цели. Но вот прямо перед ним оказалось оскаленное женское лицо с дикими глазами. И Варо впервые подумал о том, откуда взялись все эти люди. Ведь собственная его мать некогда была похищена людьми-ножами…
Но даже это мгновенное замешательство Варо позволило женщине ранить его в левую руку. Он тотчас же сразил нападавшую метким ударом в сердце, заставив себя обрести прежнюю ясность мысли и холодность. Но прежней веры в собственную неуязвимость у него больше не было — посему неожиданное появление друзей принесло ему величайшее облегчение. До сих пор Варо не мог даже предположить, каков будет исход страшной битвы. Одно он понимал: рано или поздно придет конец и ему, и Бростеку. Все было против них в этом страшном бою.
Когда подоспели последние из товарищей, вновь послышался оглушительный треск. На сей раз взорвалась поверхность второго озера, и появилась новая армия ледяных воителей. В этот миг черная вода, откуда лишь недавно явилась подмога, начала стремительно покрываться ледяной коркой. Так стремительно, что последний из тревайнских добровольцев едва успел выбраться на берег. Да и Лисле неминуемо погиб бы, если бы не Росс, который вовремя подоспел и высвободил его из ледяного капкана, на чем свет стоит кляня брата, который не устерег юношу.
Но вот озеро замерзло совсем, и путь к отступлению оказался отрезан. Теперь оставалось единственное — сражаться не на жизнь, а на смерть.
Когда на заснеженной равнине разгорелось уже самое настоящее побоище, Варо и Бростек впервые получили возможность оглядеться и тотчас заметили фигуру в синем на верхушке одной из замковых башен. Они устремились туда, зовя на помощь друзей. Путь им то и дело преграждали ледяные воины, но им с их ледяным оружием не удавалось устоять против стальных мечей.
Лисле очутился в самой гуще, но его старательно оберегали друзья, а юноша, казалось, не понимал, что вокруг него кровь и смерть. Лиловые глаза его устремлены были на замок.
— Мага-а-а-ара! — восторженно вскричал он. Варо и Бростек, услышавшие этот крик, с удвоенной яростью принялись прорываться к серой крепости. Человека-ножа на башне уже не было видно. Бростек, подав сигнал Бэйру организовать оборону, вместе с Варо кинулся к замку. Неловкий Лисле спешил за ними изо всех сил…
Магара приоткрыла дверь и выглянула в тускло освещенный масляными лампами коридор. В дальнем его конце виднелся манящий солнечный свет, и девушка направилась туда. В голове у нее не было никакого определенного плана, просто ей хотелось дать о себе знать Варо и Бростеку. Но не успела она сделать и двух шагов, как почувствовала, что мозг ее вот-вот взорвется. Девушка споткнулась, чуть было не упав. Хотя голосов она не слышала, но сознавала, что к ней обращены бесчисленные мольбы о помощи. Прознав про то, что в Сердце Вихря попала настоящая целительница, трудами которой был воскрешен Неверн, Сеть умоляла о спасении. Все средоточия магии, долго изнывавшие под гнетом черного колдуна, отчаянно кричали. Но сама мысль о столь великой миссии заставила Магару ощутить себя ничтожеством. Нет, она не в силах распутать бесконечную паутину зла! На такое в одиночку никто не способен!
Мгновение Магара испытывала искушение воспользоваться властью, которую была готова даровать ей Сеть, и попытаться сокрушить врага, но она знала, что даже если преуспеет в этом своем намерении, Сеть навеки останется израненной. Она будет настежь распахнута любому черному магу, если тому захочется воспользоваться ее слабостью… К тому же сила эта не подвластна никому из смертных, а если кто-то и дерзнет испытать судьбу, то падет под гнетом величайшего из земных искушений — искушения безграничной властью…
А Сеть все молила… Магара изнывала от сострадания, от желания помочь, однако не знала, с чего начать. Безнадежно… Даже если бы она прямо сейчас начала исцелять эту безбрежность, то неминуемо потерпела бы поражение. Ведь недруг ее неизмеримо сильнее, и, стоит ему почуять неладное, он воспротивится и сокрушит ее. И все же что-то в душе Магары отчаянно кричало, что стоит, стоит попробовать…
Девушка усилием воли сосредоточилась на небольшом участке Сети и попыталась понять, что в нем неладно. Выправление «вывиха» совершенно обессилило ее, но где-то далеко крошечный источник, некогда почитавшийся целебным, по вине злого мага ставший ядовитым, вновь обрел кристальную ясность и живительную силу. Но после этой крошечной победы Сеть, окрыленная надеждой, взмолилась еще отчаяннее, а Магара лишь утвердилась во мнении о своем бессилии. «Неужели некому мне помочь?» Хотя в других магических узлах было множество людей, наделенных даром целительства, в Сердце Вихря она оказалась совершенно одна, и ни один из них не мог прийти ей на помощь…
«Не надо больше!» — беззвучно взмолилась она. И глубочайшее отчаяние, мгновенно охватившее Сеть, наполнило ее душу чувством вины. «Я не в силах, не могу…»
И Магара бросилась бежать, пытаясь спастись от неминуемого безумия, от того, что не в силах была снести… Выскочив на залитый солнцем внутренний двор замка, девушка остановилась как вкопанная — в двух шагах, спиной к ней, стоял черный маг. Сквозь сводчатую арку видно было поле боя. Когда колдун медленно обернулся, в голове у девушки все тотчас стихло. На лице его отразилось мгновенное замешательство, сразу же сменившееся маской холодного равнодушия.
— Схватить ее! — приказал он. — А если станет дергаться, перерезать глотку!
Тотчас же двое в фиолетовых головных повязках, явившись неведомо откуда, скрутили ей руки за спиной, Магара ощутила приставленное к ее шее острое, словно бритва, лезвие… Схватившие ее не проронили ни единого слова, но держали ее мертвой хваткой. Они были порождением чар черного мага, и Магара не смогла бы заставить их ослушаться господина, как бы ни старалась…
А мучитель вновь отвернулся от нее и принялся созерцать битву, спокойно скрестив руки на груди. Внезапно через арку во двор ворвалась какая-то черная фигура, и Магара непостижимым образом поняла, что это Варо! Ей одной дано было сквозь непроницаемый кокон увидеть его и ощутить ледяную его непреклонность.
В тот самый миг, когда Варо кинулся на врага, в арке появились Бростек и Тень. Варо взмахнул мечом, но колдун небрежно взмахнул рукой, и синий огненный шар с невероятной силой полетел в цель. Черный щит отразил первый удар, но следующий сшиб Варо с ног, и он упал, словно тряпичная кукла. Он лежал не шевелясь…
Магара с ужасом глядела на происходящее. Потом устремила молящий взор на Бростека. Его и Тень окутывал серебристо-белый свет. Сквозь это сияние Магара видела кровь, покрывавшую одежду человека и волчью шкуру. Глаза Бростека в ужасе перебегали с неподвижно распростертого тела Варо на Магару, и вот яростный его взор устремился на человека-ножа.
— С твоим дружком я успею разделаться, — сказал черный колдун. — Его таланты мне еще потребуются, я сумею найти им применение. Но теперь мне надобен ты…
Магару объял леденящий ужас. Она так долго томилась по своим друзьям и теперь, когда они совершенно беспомощны, ничем не могла им помочь! Бростек остановился шагах в десяти от врага. Когда он вновь взглянул на нее, Магаре почудилось, будто ее присутствие только мешает ему.
— Ты мне не ровня, — продолжал колдун. — К чему напрасно тратить силы? Покорись, тогда, по крайней мере, тебя ждет легкий и быстрый конец. Увы, это самое большее, на что ты теперь можешь рассчитывать.
Магара понимала, что слова колдуна правдивы, но ведь она же собственными глазами видела, что сделал Кередин! Он с благодарностью принял силу, данную ею, Магарой, слил ее воедино с мощью, таящейся в подвеске белых магов, и собственными возможностями. А после поделил все это поровну между Варо и Бростеком, усилив их природные качества и противопоставив их друг другу. Магара понимала замысел Кередина. Он уповал на то, что недостатки одного превратятся в достоинства другого, и наоборот. Бывший волшебник противопоставил свет тьме, интеллект интуиции, холодность душевному теплу, а бесстрастный расчет — горячей страсти.
Он намеревался каждого из них сделать сильнее, но что-то не сложилось… Теперь, когда черный колдун сокрушил защиту Варо, Бростек превратился в некое половинчатое существо — он все еще обладал знанием, но уверенность покинула его. Рука его, сжимавшая меч, бессильно повисла. Бростек завороженно глядел на уверенного в себе противника.
«Полно, да понимает ли он, что с ним произошло?» — в ужасе подумала Магара.
— Я жду! — произнес черный колдун.
Видно было, что замешательство Бростека забавляло человека-ножа.
Бростек же прекрасно понимал, что оказался в самом центре событий, но не знал, что предпринять. Он не сомневался — тут замешана магия, и в ушах у него продолжали звучать последние слова Кередина: «Теперь дело за тобой». Это было мучительно, ведь он и понятия не имел, как управлять вновь обретенной силой, как ее использовать! Да что там, он просто не знал, что теперь делать! Человека-ножа нельзя было умертвить, как простого смертного, и поражение Варо это неопровержимо доказывало. Тут требовалось что-то иное. «Но я же не волшебник!» Бростек знал также, что Кередин каким-то образом воздвиг вокруг них с Варо некую защитную стену, но она не могла существовать вечно. Бывший волшебник хотел, чтобы они сражались вместе, словно единый организм.
Варо слегка пошевелился, но все еще не мог подняться с земли. Если бы сейчас на него налетели ледяные воины, мгновение спустя он был бы мертв. А Магара, стоящая чуть поодаль, с ледяным ножом у горла? Как он мог спокойно видеть это? Ведь именно из-за нее устремились они в волшебный Неверн, откуда и угодили в Сердце Вихря. И здесь все должно было закончиться, так или же иначе…
— Так что же, прикажешь мне тратить силы, чтобы забрать у тебя то, что ты сам мог бы мне отдать? — нетерпеливо спросил черный маг.
Он игриво прищелкнул пальцами, и небольшой синий огненный шар устремился прямо в грудь Бростека. Тот инстинктивно заслонился рукой, в которой сжимал подвеску. Ослепительная белая вспышка — и синий шар отлетел в сторону, не причинив ему вреда.
— Итак, ты меня видишь! — хмыкнул человек-нож. — Так почему же не отвечаешь?
Взгляд Бростека сделался пристальнее. Он отразил удар, не думая, и все же почувствовал, что помогла ему сила, таящаяся внутри него. Он не понял, как это случилось, однако, по крайней мере, получил отсрочку. И в глубине его сознания забрезжила смутная идея…
— С какой стати мне отдавать свою силу такому дерьму, как ты? — спросил он.
— Браво! Он еще и говорить умеет! — презрительно прищурился колдун.
Магара затаила дыхание. В момент атаки колдуна она тоже что-то ощутила внутри себя. Сеть отреагировала, и она была на стороне Бростека! Но ведь Сеть больна, неузнаваема, и девушка боялась, что в любой момент она может принять сторону черного мага. «Впрочем, если…» И Магара поняла наконец, что делать.
— Ты сущее дерьмо! — продолжал Бростек. — Когда ты сгинешь, станет легче дышать.
— Не стоит оперировать столь примитивными понятиями, — спокойно ответил колдун. — В Сети есть все. А твои жалкие представления о добре и зле ничего не значат ни для нее, ни для меня. Вся ваша мораль гроша ломаного не стоит! Единственная правда — это власть. А Сеть не давала мне власти. Я сам взял ее!
— Так докажи! — с вызовом отвечал Бростек. — Я не верю тебе! Ты бы и игрушки у малого дитяти отнять не смог!
«Зачем, зачем он его дразнит?» — со страхом гадала Магара. На мгновение она отвлеклась, завидев Лисле, появившегося подле Варо, — юноша склонился над поверженным.
— Да неужто? — вскинул брови колдун.
Но в глазах его уже сверкали злобные искры.
— Нет у тебя никакой власти! — продолжал Бростек в том же духе. — Ты просто тешишь свое тщеславие!
Человек-нож зарычал и снова швырнул в противника огненный шар. Но Магара на сей раз была наготове — она пробудила найденный заранее более или менее здоровый участок Сети, и сила его прибавилась к силе любимого. Вокруг Бростека тотчас же вспыхнуло белое пламя, и синий огонь не причинил ему вреда. Но Тень, жалобно взвизгнув, отпрянула.
— И это все, на что ты способен? — спросил Бростек.
«Неужели он и впрямь пытается сокрушить человека-ножа? — в отчаянии думала Магара. — Но у него нет ни малейшего шанса!»
— Ты испытываешь мое терпение! — пригрозил колдун.
— Я испытываю твою силу, слабак! — презрительно бросил Бростек.
Вновь синий шар с размаху ударился по белой огненной броне, и на этот раз Бростек слегка попятился. Боль исказила его черты, но глаза все еще пылали ненавистью. А серебристое пламя вокруг него хоть медленно, но угасало…
«Не делай этого! — безмолвно молила Магара. — Мы не справимся!» Девушка собрала в кулак всю волю, и вновь с мольбой обратилась к Сети…
— Может, довольно? — злорадно поинтересовался колдун.
На мгновение взгляды Бростека и Магары встретились, и девушке почудилось, что в глазах друга мелькнула тень грусти и раскаяния. Но Бростек тотчас же устремил взор на врага.
— Нет, — спокойно ответил он. — Сейчас я с тобой расправлюсь! — И Бростек двинулся прямо на колдуна, его слегка пошатывало.
Магара знала, что сейчас произойдет, и не в ее силах было это предотвратить. Вспышка ослепила ее, от грохота девушка почти оглохла… Колдун наконец потерял терпение и вознамерился как можно скорее со всем покончить. Магара делала все, что могла, призывая на помощь все силы Сети, но в момент атаки черного мага Бростек сознательно выступил из-за спасительного щита. Теперь человеку-ножу противостоял обычный смертный — просто человек…
— Варо! — крикнул он. — Ну же!
— Нет! — завизжала Магара, чувствуя, как лезвие уже царапает кожу. — Нет! Нет! Нет!
Сноп голубого пламени ударил прямо в грудь Бростеку, и тот упал замертво, словно сухой осенний лист, брошенный наземь ураганом. Меч и подвеска вылетели из его рук, и прежде, чем они опустились на землю, синий огонь, в ярости ища выхода бушующей в нем силе, устремился к подвеске. Но черная рука успела еще в воздухе ее подхватить. Варо поднялся с земли, словно сама неумолимая смерть. Теперь в непроницаемой черноте то и дело пробегали серебристые искры. Варо двинулся на потрясенного колдуна даже прежде, чем безжизненное тело Бростека коснулось земли.
Тень зарычала, а Лисле вдруг запел. Нота была столь высокая и пронзительная, что, казалось, сгустился воздух. Странные лиловые глаза юноши вспыхнули, отразив фиолетовое мерцание, окружающее колдуна. А Варо и Тень преисполнились решимости покончить с убийцей друга. Но Магара знала: они не успеют, он ускользнет, а после вновь заставит их играть по его правилам… И тут, готовая погрузиться в пучину отчаяния, девушка заметила, что яркое солнце стремительно меркнет. Она поняла, что именно пытается сделать Лисле, и все последние силы свои Магара бросила на подмогу юноше…
Затмение произошло внезапно — мир объяла тьма, и лишь фиолетовая корона мерцала вокруг черного солнечного диска. Но в Сердце Вихря правили свои законы. Прямо с неба во двор ударил непроницаемо-черный луч, поглотивший сперва человека-ножа, а потом и Варо, и Тень…
Этот черный туннель был ужасен, он не испускал и не отражал света. Но вот он словно раскалился — сделался сперва красным, потом оранжевым, желтым… Цвета радуги сменяли друг друга. Наконец туннель стал фиолетовым, а потом невидимым для человеческого глаза. Черный колдун, Варо и Тень исчезли без следа, и в этот самый миг те двое, что держали Магару, замертво осели на камни. Девушка даже не взглянула на них, она и без этого знала, что они мертвы.
Сеть все еще льнула к ней, но все в ней пришло в смятение, и Магара, как ни силилась, не могла отыскать в этой мешанине линий жизни Варо и черного колдуна. Оба мертвы, поняла девушка…
Сломленная утратой, Магара ощутила себя смертельно одинокой и едва устояла на ногах. Она побрела к неподвижному Лисле. Интуиция целительницы подсказала ей, что жизнь покинула это тщедушное тело, и действительно, ощупав запястье, Магара не нашла пульса. Последняя песня попросту разорвала сердце странного юноши. Девушка осторожно закрыла его глядящие в небо лиловые глаза. А потом направилась к любимому.
Она опустилась на колени подле тела Бростека. Никогда при жизни не было его лицо таким красивым. Магара обвила руками его тело, склонилась и нежно поцеловала его. «Знал ли ты? — повторяла она как заведенная. — Знал ли ты, как я любила тебя?»
Магара страдала теперь так, как ни один черный колдун на свете не мог заставить ее страдать. Она нежно баюкала Бростека в своих объятиях, а по щекам ее неудержимо текли слезы…
Глава 46
Когда Магару нашли, она все еще рыдала, Люди окружили девушку молчаливой стеной, не желая тревожить ее в горе. Но вот она сама подняла голову и обвела глазами подошедших. Среди них она узнала жителей Тревайна, лица других были ей лишь смутно знакомы — видимо, это люди из отряда Варо и Бростека, решила она. Все они выглядели смертельно уставшими, многие были изранены, но в долине царила тишина. Битва завершилась.
— Он мертв? — осторожно спросил Бэйр.
— Да.
— А Варо и Кередин?
— И они мертвы.
— А человек-нож? — напряженно спросил старый воин.
— Он тоже погиб, — ответила Магара.
— Тогда они могут спать спокойно… — уверенно сказал Бэйр.
— Но где же их тела? — спросил Росс.
— Они исчезли во время затмения, — объяснила девушка.
Все умолкли — более не требовалось никаких объяснений. Но вскоре настало время оказать помощь тем, кто выжил в кровавой схватке.
— Ты хорошо знаешь это место? — спросил Бэйр.
— Совсем не знаю…
— Мы должны отыскать убежище, прежде чем холод нас прикончит, — объяснил Бэйр. — К тому же среди нас есть много раненых.
Тут Магара впервые заметила, что одежда людей насквозь промокла и многих бьет дрожь. В пылу битвы они ничего не чувствовали, но теперь неумолимый холод пронизывал их до костей.
— Нет, — решительно возразила Магара. — У меня на уме кое-что получше. Соберите всех возле самых ворот.
— Но как же погибшие? — изумился Бэйр. — Их надо похоронить…
— Только не здесь, — отрезала Магара. — Принесите сюда всех.
Старый солдат кивнул, еще не понимая, что у девушки на уме, но безоговорочно подчиняясь ей.
— А как быть с солдатами человека-ножа? — для верности спросил он.
— Разве кто-нибудь из них уцелел?
— Нет. Все до единого мертвы. Те, с кем мы не успели разделаться, упали замертво, когда случилось затмение…
— Они умерли в тот самый миг, когда остановилось сердце их повелителя, — объяснила Магара. — Оставьте их. Они тоже заслужили покой, кошмар закончился и для них…
Старый вояка тотчас сделал, как она просила. В поте лица трудились все, включая и раненых. Из людей Варо погиб лишь Сокол, но Росс и Вильман оба пострадали. На теле Райкера не было ни царапины. Выжил и Линтон, но двое его товарищей пали в бою, а из тревайнских добровольцев уцелело не более половины.
Покуда безжизненные тела складывали подле Бростека и Лисле, Магара усилием воли заставила себя думать не о том, сколь велика жертва, а про то, чего удалось добиться. Царствованию злого колдуна пришел конец, а Сеть хотя и медленно, но выздоравливала. Исчезла темная тень, застившая солнце. И обретшие наконец свободу линии жизни и все магические узлы восстанавливались сами собою. Магара, движимая наитием, пособляла Сети, используя возрожденный Неверн в качестве ключа. Вскоре надобность в помощи целительницы вовсе отпала, но ее контакт с Сетью не прерывался. Магаре осталось обратиться к ней с последней просьбой.
Но прежде ей надлежало убедиться, что мир никогда более не постигнет подобная катастрофа. Сердце Вихря следует стереть с лица земли, решила Магара. Здесь не место для людей!
Когда все было готово, она отозвала в сторону Бэйра и объяснила, что намеревается сделать.
— Сказать об этом всем или просто начинать? — спросила она напоследок.
— Разумеется, сказать! — уверенно ответил старый солдат. — После того, что всем нам довелось пережить, нас ничем уже не удивить.
Тут Магара впервые задумалась о том, каким непостижимым образом все эти люди здесь оказались…
— Нам о многом предстоит поговорить, — сказала она.
— Мы непременно побеседуем, — пообещал Бэйр. — Но сейчас главное — поскорее согреться.
Магара кивнула, а Бэйр, повернувшись к остальным, крикнул:
— Слушайте меня внимательно все!
И Магара поведала трясущимся от холода людям о том, чего следует им ожидать.
Все выслушали ее молча, один Райкер хмыкнул:
— Это куда лучше, чем топать пешком!
— Вы готовы? — спросила Магара. Все закивали.
И девушка обратилась к Сети с последней просьбой, все силы души своей вложив в отчаянное желание поскорее вновь очутиться в реальном мире. К мольбе ее примешивалась и бесконечная печаль. Ничто и никогда уже не будет прежним…
Внезапно и резко стемнело, хотя недавно лишь минул полдень. Небо почернело, а солнце превратилось в тусклый белый диск — зловещую долину объял непроглядный мрак, не пропускающий и не отражающий ни капли света. Люди на мгновение ослепли…
Но в тот же миг очутились в мире волшебной красоты, не сделав при этом ни шагу. Все — и живые, и мертвые были в магическом саду Неверна.
Тепло волшебного сада вскоре высушило одежду и вернуло румянец на лица людей. А положительная энергия, воцарившаяся в Неверне вновь, затягивала на глазах самые тяжкие раны. Но вот настало время отдать последний долг погибшим.
Тела жителей Тревайна, по обычаю, надлежало предать огню, а барийцы, посовещавшись, решили, что их погибшие соотечественники разделят участь соратников. Тела вынесли из магического сада на близлежащую пустошь. Никто и помыслить не мог о том, чтобы развести погребальный костер прямо тут, среди всей этой красоты. Печальная процессия встретила по пути Хьюитта, и музыканта удалось уговорить вступить в запретный для него сад. Они с Магарой обнялись, словно двое добрых друзей после долгой разлуки, и Хьюитт зарыдал вместе с нею, узнав о гибели Бростека, Варо и Лисле. Особенно Хьюитт горевал о гибели юного музыканта.
Решено было Бростека, Кередина, Сокола и Лисле похоронить прямо здесь, в волшебном саду. Магара знала, что Хранители одобрили бы такое решение. И вскоре подле надгробия Галаны вырыты были четыре могилы…
Каждый прощался с погибшими по-своему. Все добровольцы из Тревайна по очереди подходили к могилам, чтобы сказать друзьям последнее прости. Линтон и остальные уцелевшие барийцы, подойдя к могилам, поклялись поведать обо всем по возвращении домой и положить конец ненавистной вражде между Бари и Левиндре. Хьюитт простился с погибшими по-своему — музыка его заставила прослезиться всех до единого, даже самых закаленных бойцов, хотя музыкант и понимал, как далеко ему до Лисле… Бэйр, Росс и Вильман молча отдали друзьям воинский салют, а Райкер положил грубо сработанный лук и стрелу подле тела Сокола — свое оружие лучник впопыхах позабыл в кратере…
Магара подошла последней. Она знала, что каждый из почивших отдал жизнь ради великого дела. Разве не это называется героизмом? С Соколом девушка даже не была знакома, но искренне оплакивала его, ощущая непостижимое родство с незнакомцем. Кередина Магара лишь мельком видела в своих видениях, — но ей казалось, что она знала его целую вечность. Он, как никто другой, заслуживал право быть похороненным тут, в волшебном саду, в который он вновь вдохнул жизнь. Лисле же суждено было навсегда остаться загадкой. Магара скорбела об утрате столь дивного таланта и с ужасом думала о том, какое горе причинит весть о его гибели Слэтону. Слабым утешением послужит для него то, что юноше никогда уже не бывать жертвой жестокосердных невежд, игрушкой в их руках. За свою короткую жизнь он видел мало радости, но сумел сделать такое, что не по плечу было никому другому.
Возле могилы Бростека Магара остановилась. Ей до сих пор не верилось, что он, прежде такой жизнерадостный, лежит теперь, холодный и бездыханный… Было также нечто неестественное в том, что рядом не было двух самых близких ему существ — Варо и Тени… Они все держались вместе и должны быть похоронены рядом. «Возможно, они уже встретились», — с грустью подумала Магара, зная, что ей в этом мире уже никогда не повстречаться с Бростеком…
Внезапно, повинуясь нахлынувшему чувству, девушка преклонила колени и вложила чудесное панно в холодные ладони Бростека. Шедевром Галаны девушка очень дорожила, но ей хотелось, чтобы Бростек унес его с собой как залог того, что друзья по-прежнему с ним. К тому же ей казалось разумным оставить магический ключ к Неверну в сердце волшебного сада, чтобы он хранил его покой и безмятежность.
— Он будет приглядывать за ним лучше меня… — произнесла Магара, ни к кому не обращаясь.
Потом девушка склонилась и ласково пригладила волосы Бростека, но тут, поняв, что сердце ее вот-вот разорвется от невыносимой боли, поднялась и побрела прочь…
К ночи отряд встал лагерем неподалеку от Неверна. Погребальный костер пылал всю ночь напролет, искры взлетали в черное небо, словно души всех тех, кто погиб в этом страшном бою.
С первыми лучами солнца отряд направился на юг, оставляя Неверн на попечение его новых Хранителей.
Одно-единственное существо осталось в волшебном саду. Селия, счастливая и безмятежная, бродила среди цветов и деревьев, а звери и птицы принимали ее как свою. Подойдя к четырем свежим безымянным могилам, она миновала три из них, с ласковой улыбкой на губах присела подле четвертой и принялась тихонько напевать сыну колыбельную…
Глава 47
Магара жила в Аренгарде вот уже четыре недели, но толком не смогла ни отдохнуть, ни прийти в себя после всего происшедшего. В доме царила такая суета и девушку столько раз заставляли пересказывать всю историю ее приключений, что порой Магаре казалось, что она вот-вот лишится чувств от изнеможения. К тому же тоска по Варо и Бростеку делалась день ото дня все сильнее…
Она примирилась с семьей, хотя родители ее никак не соглашались с решением дочери через некоторое время возвратиться в Тревайн.
Магара призналась им даже в том, как обманом проникла в замок, разумеется дипломатично умолчав о содействии, оказанном ей Стедом, и была прощена. Сестер и потряс, и очаровал рассказ о ее приключениях, и Магара обрела в них верных и любящих подруг. Утешалась Магара, возясь с племянничками, — роль тети была для девушки внове. Правда, малышей куда больше впечатлил рассказ о том, как тетушка Магара с приклеенной бородой пробралась в Аренгард, чем сказки о ее приключениях в волшебном Неверне и Сердце Вихря. Но вот наконец Магара наотрез отказалась в очередной раз повторить все для нового гостя. Вся семья искренне соболезновала ей, каждый пытался чем мог ее подбодрить, но никто не в силах был заполнить зияющей пустоты в ее сердце. Почти все новые ее друзья давным-давно разъехались. А те, кто направился в Тревайн, успели не только добраться домой, но и прислать Магаре весточку. Так девушка узнала, что резная скала, обнаруженная на дне озера, теперь бесследно исчезла. Некоторые ныряльщики по пути в Сердце Вихря успели как следует ее рассмотреть. Она напомнила им огромный зияющий дверной проем. И вот теперь ее словно и не бывало. Ворота, ведущие в Сердце Вихря, навеки захлопнулись, но запрет касаться водной глади в «зеркальные дни» соблюдается еще строже, нежели прежде.
Узнала она и о том, что сталось со Слэтоном. Пытаясь остановить Лисле, он прыгнул вслед за ним в озеро, но опоздал, и его просто-напросто вытащили на берег. Ну а потом ему только и оставались, что ждать, как, впрочем, и всем остальным жителям города. Когда же наконец он узнал о гибели юноши, то решил возвратиться домой и теперь был уже там. От него пришло письмо с обещанием вскоре навестить Магару. Она надеялась, что примирение Слэтона с его семейством уже состоялось.
Бэйр, Росс и Вильман тоже возвратились в Тревайн, где их встречали Роган и Лангель. Пятеро друзей некоторое время пробыли в гостеприимном кратере, деля поровну с его гражданами радость победы и горечь утрат. Магара не сомневалась, что они отыщут на свою голову немало новых приключений, но похоже было, что покуда эти отчаянные парни никуда не спешили. Перед самым отъездом из Аренгарда Бэйр признался девушке, за что так люто ненавидит Картель. Рассказ был путаным и долгим, но сводилось все к присвоению одним из членов Картеля его родового поместья и последующему кровавому насилию. Магара с изумлением услышала, что произошло все это более двадцати лет назад. Ей хоть и с трудом, но удалось немного успокоить старого вояку, заверив, что обидчика его давным-давно нет в живых, да и искреннее гостеприимство отца девушки также несколько смягчило сердце Бэйра.
Лангель возвратился из Бари, куда ездил послом, и в ярости обнаружил, что лишился таким образом возможности участвовать в страшном бою. Друзья из кожи вон лезли, чтобы подбодрить его и утешить, — в конце концов он несколько воспрянул духом, вспомнив, что посольская его миссия оказалась вполне успешной. Для Картеля проблема затмений и налетов людей-ножей разрешилась, разумеется, сама собой, но лорды постановили впредь уделять больше внимания приграничным землям. Да и отношения со страной Бари постепенно налаживались. Линтон и двое его соотечественников были уже на пути домой, сопровождая представительную делегацию из Левиндре.
Никто не знал, куда сгинул Райкер, — просто в одно прекрасное утро его нигде не обнаружили. Даже Вильман, ближайший его приятель, понятия не имел, куда он направился. Все дружно решили, что неугомонный Райкер направился на поиски приключений, дабы не пропадали даром его способности. До сих пор он жил какой-то странной жизнью, был удивительно скрытен, и поэтому никто даже не надеялся, что он даст о себе знать…
И вот с Магарой в Аренгарде остался один Хьюитт. Музыка его скрасила множество тихих вечеров, а когда он с блеском исполнил ту самую песню, которую некогда сыграл Лисле в таверне Ньюберри, Магара поняла, что Хьюитт наконец оправился от потрясения. Все были в бурном восторге, но на лице Хьюитта застыла печальная улыбка, а в глазах стояли слезы, ведь он посвятил свою игру памяти юного гениального музыканта…
Магара рада была вновь встретиться со старым библиотекарем. Изумленная девушка узнала, что Стеду удалось-таки расшифровать странные символы. Впрочем, значение каждого из знаков в отдельности явно не представляло особой важности, но вот в целом… Почти детская радость старика заставила Магару преодолеть дрожь, охватывающую ее всякий раз, когда она глядела на зловещие знаки.
— Я расположил их по порядку — в соответствии с последовательностью цветов в радуге, — сказал Стед. — Вот так.
— Ну, и?..
— Теперь попробуй прикрыть левую половинку каждого иероглифа, и погляди, что получится.
Магара послушно это проделала, и…
— Зеркальные изображения! — ахнула она.
— А теперь вспомни символ света — ну, твою подвеску, — продолжал Стед.
— Ну конечно же! Ему самое место в конце!
— Похоже, в природе не существует цвета, соответствующего магии…
— А я думала, ты в нее не веришь! — поддразнила старика Магара.
— В свете последних событий, — ответил старик, — сдается мне, самое время в нее уверовать…
— Там кое-кто хочет тебя повидать, — сказал ей Стед.
Магара тихо застонала. Как раз в тот вечер ей чудом удалось хотя бы на пару часов скрыться от вереницы бесчисленных визитеров. Она лежала на постели с книгой, но теперь, похоже, ее уединению конец…
— Ну, кого там принесло?
— Понятия не имею, — пожал плечами старик. — Твой отец просто попросил меня тебя вызвать.
Магара покорно поплелась вслед за библиотекарем в покои Даниэля. Стед открыл перед нею двери и отступил, пропуская девушку. Отец ее стоял в дальнем конце комнаты, серьезно беседуя с какими-то двумя мужчинами. Оба незнакомца стояли к ней спиной. Заслышав ее шаги, один из них обернулся — и на девушку устремился взгляд теплых карих глаз. Сперва Магара оцепенела, потом ее захлестнула сумасшедшая радость… А человек этот уже шел ей навстречу, распахнув объятия. Это был Варо.
Магара опрометью бросилась к нему, а Варо легко, словно пушинку, подхватил ее и закружил по комнате. Отец Магары не верил своим глазам — его младшенькая, всегда стеснявшаяся своей вымышленной полноты, никому прежде не позволила бы так с нею поступить. Теперь же она заливалась счастливым смехом.
— Я думала, тебя нет в живых! — воскликнула она, не отрываясь глядя в это красивое, заросшее светлой бородой лицо.
— Так оно и было, — ответил он, улыбаясь и ставя девушку на пол.
— Что же на самом деле случилось?
— Это долгая история, — улыбнулся он, — но прежде я кое-кого хочу тебе представить…
Магара повернулась, чтобы приветствовать нового гостя, — и от ужаса ноги ее приросли к полу. Это был человек-нож. Вот только выглядел он много моложе, да и синих одежд, и страшной подвески на нем не было. И все же это был тот самый человек!
— Но ты же мертв! — выдохнула она.
— Мертв тот, кем я был прежде, — отвечал он. — Мне дали еще один шанс.
Голос его звучал спокойно и ласково, но Магару охватила нервная дрожь.
— Нет! — шептали ее губы. — Это невозможно! — Она повернулась к Варо: — Это… это безумие!
— Разве так разговаривают с гостями, дочка? — нахмурился Даниэль. — Темар — волшебник, его прислал сюда Картель с важной миссией. Завтра поутру он уезжает в Мэнтри.
— Не бойся, малышка, — сказал Варо. — Все хорошо…
Но Магаре, напротив, было отчаянно нехорошо. Она боролась с темным ужасом, захлестывающим ее с головой, но тут в глазах у нее потемнело. Варо едва успел подхватить ее…
Очнулась Магара в своей постели. Подле нее сидела Цара, одна из ее сестер. Когда веки Магары затрепетали, сестра подняла глаза от вышивания.
— Пора, давно пора вставать! — сказала она. — Что это на тебя нашло?
— Где Варо?
— Он с папой и Темаром.
— Позови его.
— Но тебе не кажется…
— Позови сейчас же! — рявкнула Магара.
Цара окинула сестру долгим укоризненным взором и вышла, а чуть погодя возвратилась вместе с Варо. Лишь взглянув на выражение лица сестры, Цара, словно мышка, выскользнула из комнаты, оставив их наедине с Варо.
И вновь при виде ласковой его улыбки Магара ощутила сладкую дрожь. Как же рада она снова его видеть! Но…
— Он… все еще здесь? — испуганно спросила девушка.
— Да, — кивнул Варо. — Но тебе и правда нечего опасаться, Магара. Он уже совсем иной.
— Откуда ты это знаешь?
— Я сам видел, как он менялся.
— Не понимаю! — беспомощно всплеснула руками Магара.
— Когда всех нас втянуло в себя затмение, я понятия не имел, куда нас влечет, — начал он. — Может, мы попали в какой-то участок Сети, а возможно, куда-то еще… Но что бы это ни было, оно нас обоих изменило до неузнаваемости. Я изнывал от желания прикончить человека-ножа и вдруг осознал, что больше не должно быть кровопролития. Если бы он умер от моей руки, тогда и со мною было бы покончено. Убив его, я достиг бы предела своих мечтаний, и мне просто незачем было бы больше жить. Но тут… — Варо замолчал, припоминая. — Тут я увидел его таким, каков он тогда был, — дряхлым стариком, цепляющимся за призрачную власть, злобным, но невероятно жалким. Потом он начал меняться прямо у меня на глазах. Он делался все моложе и моложе. Я словно видел, как волшебно изменяется все его прошлое. Из него исчезло все, что привело его некогда в Сердце Вихря, истаяло все зло, которым наводнил он этот мир. Теперь ему снова восемнадцать — он юный, неиспорченный идеалист…
В искренности Варо невозможно было усомниться, но Магаре все еще с трудом верилось в то, что она только что услышала. Увы, с ее страхом сладить было не так-то легко…
— Но почем ты знаешь, что он… не сделает всего этого снова? — спросила девушка.
— А это я тоже видел! — с улыбкой отвечал Варо. — На этот раз магия в его руках будет именно такой, какой должна быть. Он станет во главе всех нас, поможет нам найти верный путь, сметая с этого пути всю ложь, все зло. Ты сама увидишь. Завтра он едет в Мэнтри и для начала встряхнет там всех хорошенько!
Он радостно рассмеялся.
— Ты видел будущее? — прошептала она. Варо кивнул.
— И ты во все это веришь… Это был уже не вопрос.
— Приходится. Я это видел.
Магара онемела, она все еще не могла заставить себя уверовать в это чудо.
— Неужели это правда? — немного погодя вымолвила она.
— Такая же правда, как то, что я здесь, с тобой, — ответил Варо.
— Ты и вправду здесь, со мной… — Магара подалась вперед, и они крепко обнялись. — О, Варо, как я рада тебе! — Но тут, вспомнив кое о чем, девушка отстранилась, пристально вглядываясь в его лицо. — Ты сказал, что вы оба переменились. А что случилось с тобой?
— У меня теперь новое имя, — ответил он загадочно. — Теперь меня зовут Бваро.
— Почему?
— А ты ещё не поняла, моя малышка? — спросил он.
И Магара вздрогнула — какой же знакомый голос! Глаза ее расширились.
— Бростек?!
Бваро склонил голову.
— Я — и Варо, и Бростек, — сказал он. — Но я — ни тот и ни другой. Но кем бы я ни был, я люблю тебя!
— Что-о-о? Как? — ахнула Магара.
— Не знаю, — серьезно сказал он. — Наверное, в нас обоих чего-то недоставало, а магия просто соединила нас, словно две половинки…
— Погоди! — нетерпеливо прервала его девушка. — Я вовсе не о том! Повтори то, что ты сказал до этого!
— Про две половинки?
— Нет. Еще раньше!
— Я люблю тебя! — с улыбкой произнес Бваро. «Неужели это не сон?» Это было непостижимо прекрасно, просто невероятно…
Тут кто-то осторожно приоткрыл дверь. Магара готова была уже осыпать проклятиями непрошеного гостя, но это оказалась Тень. Волчица просунула морду в дверь и вопросительно поглядела на людей.
— Заходи, Тень! — скомандовал Бваро. Волчицу не пришлось приглашать дважды — она вошла и деликатно присела возле кровати.
— Когда мы возвращались с гор, она шла впереди, прокладывая нам дорогу. — Бваро почесал у волчицы за ушами. — Не знаю, что сталось бы с нами без нее…
— Посмотри на меня! — приказала Магара. Пораженный Бваро повиновался. Карие глаза его были такими же, как прежде, но вот выражение их переменилось до неузнаваемости: теперь они были теплы и лучились любовью. Ничего подобного Магаре не приходилось видеть в стальных глазах Варо… Она сама потянулась к нему, раскрыв объятия. Сперва он был очень осторожен, но вскоре уже отвечал девушке с такой страстью, что оба чуть было не задохнулись. Магару покинули все сомнения, и она безраздельно отдалась внезапно нахлынувшему счастью.
— Тебе надобно побриться… — вдруг заявила она, и молодые люди счастливо рассмеялись.
— Правда, — согласился он. — Ты готова меня обслужить?
— Разумеется! — отвечала Магара с улыбкой.
— Тогда мне надо сперва навести чистоту, — заявил Бваро и улегся прямо на пол. — А ну-ка, умой меня, моя девочка!
И Тень радостно принялась вылизывать ему лицо под радостный хохот Магары.
— Достаточно, — сказал он наконец и поднялся. Магара тоже встала, а он завладел ее руками. «Это правда», — твердила себе Магара. Радость и бурный восторг переполняли ее.
— Я знала… — прошептала она. «Где-то в глубине души я знала…»
— А когда ты об этом узнала? — спросил Бваро. Это был извечный вопрос всех влюбленных мира.
— Как только увидела твое лицо, — ответила она, снизу вверх глядя ему прямо в глаза. — Когда увидела твою улыбку…
— Не покидай меня.
— Никогда.
Бваро улыбнулся еще шире.
— Нынче вечером, — сказал он, — в глазах у нас засияют звезды небесные…