Джозеф Инрайт
«Синано» - потопление японского секретного суперавианосца
Жене моей, Вирджинии, а также другим женам и матерям, которые провели бесчисленное количество часов и бессонных ночей, молясь, чтобы их мужья и сыновья, находящиеся в патрулировании на подводных лодках, успешно выполнили свои боевые задачи и невредимыми возвратились домой.
Трагедия авианосца «Синано», как я полагаю, стала символом наших военных неудач. Мы создали прекрасный корабль и очень им гордились. Он казался вам величественной и непоколебимой твердыней на море. Но он был потоплен, не успев сделать ни одного выстрела. Это больше чем насмешка судьбы.
После пирамид Египта и Великой Китайской стены три корабля типа «Ямато» также вошли в число чудес света, но они, подобно величественным пирамидам и длинной стене, воистину явились великим безрассудством.
Тот, кто жил под защитой самурайского меча, погиб от бомбы или торпеды с подводной лодки.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Бернард Клэри [1] , адмирал ВМС США
Военно-морские силы США воевали в тихоокеанской фазе второй мировой войны на огромной, площадью более 70 миллионов квадратных миль, шахматной доске - самом крупном водном пространстве на планете. В этой войне на море массы личного состава и кораблей ВМС США и их союзников сражались против современного флота японской империи. В многочисленных операциях на тысячемильных океанских просторах осуществлялось тщательное выявление морских коммуникаций врага. Время от времени противостоящие группировки сталкивались в жесточайших сражениях - при Перл-Харборе, в Коралловом море, за остров Мидуэй, на Соломоновых и Марианских островах, в заливе Лейте, а также над бездонными глубинами морей, окружавших укрепленные бастионы островов на подходах к Японии. Но основу повседневных боевых действий составляла борьба, которую вели американские субмарины с конвоями противника на его морских и океанских коммуникациях.
К концу войны американские подводные лодки потопили 201 японский военный корабль (и предположительно еще 13), 1113 торговых судов (и предположительно еще 65). Но, совершая столь выдающиеся подвиги, 52 из 288 подводных лодок ВМС США не возвратилось из боевых походов, 374 офицера и 3131 матрос покоятся в них на морском дне…
Действуя обычно без охранения надводными кораблями, американские подводные лодки, с их довольно уязвимыми корпусами, не способными вполне защитить их от воздушных нападений, артиллерии надводных кораблей, глубинных бомб, тем не менее вписали славную страницу в историю ВМС США своим мужеством, преданностью, верностью молодой своей стране. Каждый подводник более чем заслужил похвалы «Здорово!».
28 ноября 1944 года, когда я впервые услышал о событиях, описанных в этой книге, я был еще молодым командиром подводной лодки, которая находилась на боевом патрулировании в проливе Лусон, что южнее Тайваня. Наши лодки на боевом патрулирования поддерживали радиосвязь на отдельном частотном канале, на котором для них передавались оповещения о кораблях противника. Такой порядок организации связи был установлен командующим подводными силами в целях срочной передачи в штаб в Перл-Харборе важных донесений, получаемых от других подводных лодок, например, об обнаружении кораблей противника или установлении контакта с ними. Преследовались две цели: во-первых, подводная лодка, передавшая донесение, получала подтверждение, что доклад от нее поступил; во-вторых, оперативность связи давала возможность другим подводным лодкам, находившимся вблизи этого района, принять участие в нанесении ударов по кораблям противника.
Именно по этому каналу я узнал, что подводная лодка «Арчер-Фиш» [2] обнаружила в нескольких милях южнее от входа в Токийский залив крупный авианосец в сопровождении трех кораблей охранения. Из донесения следовало, что большая дистанция между подводной лодкой и группой кораблей, а также курс и скорость этой группы не позволяли немедленно выйти в атаку. Тем не менее подводная лодка продолжала слежение за противником. Я посочувствовал моему хорошему другу, коммандеру [3] Джо Инрайту, командиру подводной лодки. За три недели до этого я сам упустил гораздо лучшую возможность потопить японский авианосец.
Через несколько часов после первого донесения, рано утром 29 ноября, от подводной лодки поступило второе донесение: по авианосцу нанесен удар четырьмя торпедами с близкой дистанции и он потоплен. В это трудно было поверить, и тем не менее это произошло. Мне пришлось подождать еще несколько недель, до возвращения моей подводной лодки в базу, чтобы узнать подробности этого чуда.
История потопления авианосца «Синано» подводной лодкой «Арчер-Фиш» является для молодых командиров подводных лодок поучительнейшим примером правильного применения стратегии и тактики при ведении боевых действий. Это одна из наиболее впечатляющих страниц морской войны на Тихом океане.
Корабль императорского флота Японии «Синано» был одним из трех сверхмощных линейных кораблей типа «Ямато», спущенных на воду перед войной. Он был переоборудован в авианосец после битвы за Мидуэй и вышел в первый свой поход, во время которого Инрайт и потопил его, выпустив по нему всего лишь четыре торпеды. Кто бы мог поверить, что этакая громадина, воплотившая в себе стремление Японии к реваншу, может быть уничтожена в поединке с подводной лодкой, в 30 раз меньшей авианосца по размерам и действовавшей, как полагали японцы, торпедами «плохого качества»! Шесть с половиной часов, с вечера 28 ноября по раннее утро 29 ноября, командир авианосца «Синано» кэптен [4] Тосио Абэ [5] и командир подводной лодки «Арчер-Фиш» коммандер Джозеф Инрайт противоборствовали в морском бою, имевшем огромное значение. Для Японии потопление ее корабля на Тихом океане, южнее острова Хонсю, было больше чем простая потеря корабля. Это поражение подорвало моральный дух личного состава японского флота и привело к потере им наступательных возможностей. Оно ускорило капитуляцию японской империи.
Авианосец «Синано» сопровождали три современных, испытанных в боях эсминца. Численность личного состава на них составляла 4000 человек, в то время как на подводной лодке «Арчер-Фиш» насчитывалось всего 82 человека. Каждый из четырех японских боевых кораблей намного превосходил американскую подводную лодку как по вооружению, так и по скорости. Кэптен Абэ знал цель своего похода - привести авианосец невредимым в порт Куре во Внутреннем море, в то время как коммандер Инрайт, не посвященный в эти планы, находился в полном неведении и должен был разгадать намерения Абэ, для того чтобы выйти вперед по курсу идущего на зигзаге авианосца «Синано», с целью занять исходную позицию в подводном положении для торпедной атаки, то есть попасть в единственно возможное «окно», которое измеряется какой-то сотней ярдов [6] и обыкновенно «открыто» всего лишь на несколько секунд.
К несчастью для себя, кэптен Абэ полагал, что его преследует группа подводных лодок, он и не допускал мысли, что ему противостоит одна-единственная лодка противника. В результате его действия были оборонительными, направленными только на то, чтобы избежать боя. Он стремился только к одному: совершить переход, прибыть невредимым в порт Куре. Упустив блестящую возможность уничтожить подводную лодку «Арчер-Фиш», кэптен Абэ, боевой офицер, имевший множество наград, в конечном счете совершил фатальный промах.
Американцы имели свои преимущества. Компандер Инрайт, его офицеры и матросы, весь экипаж, были энергичные, крепкие и решительные люди; в отличие от кэптена Абэ они думали только о наступательных действиях, веря в удачу. В предлагаемом читателю повествовании особо подчеркивается и важность счастливого случая на войне, и роль выучки, опыта экипажа.
«Синано»! Вот классический пример того, как важно в морском бою разгадывать ход мыслей и решения, принимаемые командиром корабля противника.
Сведения о секретном создании этого огромного японского авианосца, а также та таинственность, коей окутано его трагически недолгое существование, приковывают наше внимание к повести и через 40 с лишним лет после самого события. Повесть, написанная главным участником схватки, ярко передает атмосферу, которая царила на американской подводной лодке в те горячие дни 1941-1945 годов.
Кропотливое исследование Инрайта основано на целом ряде ценных источников и открытий, в их числе:
- послевоенный отчет Технической миссии США в Японии. Это достоверный документ, в котором зафиксированы повреждения авианосца «Синано» торпедами и причины, вызвавшие его потопление;
- выводы и рекомендации в итоге совершенно секретного расследования, проведенного японской комиссией по выяснению катастрофы;
- рассказы оставшихся в живых членов экипажа авианосца «Синано», их интервью ветеранам японских ВМС;
- свидетельства об осведомленности разведки ВМС США о начале постройки третьего сверхмощного линкора типа «Ямато». (Но разведка ВМС США не располагала сведениями о том, что «Синано» был переоборудован в авианосец. По этой причине коммандеру Инрайту сначала не поверили, что он потопил именно авианосец.).
Авианосец «Синано» был самым большим военным кораблем, когда-либо потопленным подводной лодкой. Это действительно неправдоподобный успех. Уничтожение авианосца - одно из наиболее успешных боевых действий за все 1682 похода, осуществленных подводными лодками ВМС США в период второй мировой войны.
За потопление японского авианосца водоизмещением 72 000 тонн министр ВМС США Джеймс Форрестол наградил командира подводной лодки Инрайта Крестом ВМС.
Повести о поединке между подводной лодкой «Арчер-Фиш» и авианосцем «Синано» пора бы давно появиться на свет. Это событие стало легендой у моряков, и всегда была необходимость документально точно, авторитетно рассказать о нем. Кэптен Инрайт и историк Джеймс Райен заслуживают похвалы, ибо создали по-настоящему захватывающую, объективную книгу. Попросту говоря - здорово написано!
ПРОЛОГ
Однажды в Японии было задумано создать втайне три самых мощных однотипных бронированных линейных корабля, которые должны были внушать всем страх - этакие жестокие хищники морей. Предполагалось, что линкоры будут рыскать в международных водах в поисках добычи. Каждый корабль имел водоизмещение 70 000 тонн, корабельную артиллерию калибром 18,1 дюйма, снаряды весом по 3200 фунтов, которыми мог поражать цели на дистанции 22,5 мили, при работе 12 котлов типа «Кампон» развивал скорость до 27 узлов. Ни один боевой корабль другого государства, в том числе и США, не мог сравниться с этими гигантами ни своим вооружением, ни водоизмещением, ни скоростью. Для сравнения: американский линкор «Миссури» имел полное водоизмещение 52 000 тонн, а знаменитые корабли нацистской Германии «Тирпиц» и «Бисмарк» - по 51 000 тонн.
Это трио превосходило не только имевшиеся в ВМС любой страны корабли, но и вообще все, что могло быть построено другими странами в ближайшее десятилетие. Обладая такой мощностью, защитой и устрашающим вооружением, эти дредноуты могли помочь воплотить мечту императорской Японии одержать победу во второй мировой войне. Они вошли в историю под названиями «Ямато», «Мусаси» и «Синано». До того времени в мире не было подобных им кораблей, и маловероятно, что такие могут появиться теперь: высока стоимость, иные теперь технические средства ведения войны на море.
Идея постройки кораблей этого типа возникла в октябре 1934 года, когда генеральный штаб ВМС Японии, разрабатывая планы неизбежного столкновения с Соединенными Штатами, поручил императорскому военно-морскому техническому комитету («Кампон») изучить вопрос о возможности создания новой серии сверхмощных линейных кораблей. В то время в генштабе придерживались твердого убеждения, что линейный корабль - ключ к господству на море. Там мечтали о создании целого флота линейных кораблей, которые бы безгранично превосходили любые американские по водоизмещению, скорости и вооружению.
В ожидании ответа от «Кампона», 28 декабря 1934 года Япония выступила с заявлением перед всем миром о том, что через два года, после 31 декабря 1936 года, она выходит из состава участников Соглашения 1922 года в Вашингтоне и Договора 1930 года в Лондоне по военно-морским ограничениям. В конце концов, кто они, эти презренные иностранцы, чтобы диктовать Японии, сколько боевых кораблей и сколько вспомогательных судов могут насчитывать ее развивающиеся военно-морские силы? Ни снисходительно взирающие Соединенные Штаты, ни надменная Англия больше не должны сдерживать мечты Японии о контроле над Тихоокеанским бассейном.
В то время японские войска оккупировали Маньчжурию, Корею и громадные пространства Северного Китая. Армия императора при поддержке современных ВМС Японии пыталась завоевать весь китайский регион.
Годом раньше, когда Лига наций осудила Японию за ее разбойничьи нападения на Китай, Япония вышла из ее состава. Это произошло в мае 1935 года.
После того как «Кампон» дал положительный ответ о возможности создания сверхмощных линейных кораблей, этот замысел начал немедленно осуществляться под руководством вице-адмирала Кэйджи Фукуда и кэптена Китаро Матсумото. За 29 месяцев неутомимый «Кампон» создал 22 варианта проекта нового линейного корабля. Окончательный проект был одобрен в марте 1937 года, и генеральный штаб ВМС Японии издал приказ о постройке для начала двух дредноутов по 3-й программе кораблестроения.
Новые корабли были отнесены к типу «Ямато» (по наименованию головного корабля этой серии). «Ямато» был заложен 4 ноября 1937 года на военной судоверфи в Куре, другой корабль - «Мусаси» - 29 марта 1938 года на судоверфи «Митсубиси» в Нагасаки.
По 4-й программе кораблестроения в 1939 году было намечено заложить еще два корабля. Третий дредноут этого типа - «Синано» - был заложен как корпус корабля № 110 военно-морской судоверфи Йокосука 4 мая 1940 года.
Четвертый линкор, еще без названия, того же типа, что и «Синано», был заложен чуть позже, в том же году, в Куре, как корпус корабля № 111. Строительство его не было завершено, а корпусная сталь пошла в период второй мировой войны на срочную постройку других судов. «Кампон» разработал проекты постройки дополнительно еще трех «непобедимых дредноутов». На двух из них планировалась установка орудия еще большего калибра - 19,7 дюйма. Однако они так и не были заложены.
По традиции каждый из кораблей этого типа, находившийся в то время в постройке, получил наименование одной из префектур Японии. Головной был назван «Ямато» - по префектуре на основном острове Японии Хонсю, омываемом с одной стороны Тихим океаном, а с другой - проливом Кии. Название второго корабля дано по префектуре Мусаси, она простирается вдоль побережья Токийского залива, в ее состав входит столица Токио. Линкор «Синано» получил свое наименование по префектуре в самом центре острова Хонсю, к северо-западу от префектуры Мусаси. Название это носит и главная река Японии - Синано, которая тянется на 342 мили. Командующий Объединенным флотом Японии Исороку Ямамото, главный вдохновитель нападения на Перл-Харбор, вырос на берегах этой реки и, бывая дома, любил поплавать в ее холодных прозрачных водах, питаемых горными потоками. По мере того как строительство сверхмощных линейных кораблей продвигалось вперед (несмотря на строжайшие меры предосторожности, разведка США сумела получить о них кое-какие сведения), Вашингтон все больше выражал озабоченность по поводу многолетней экспансии Японии против Китая. Попытки Токио урегулировать этот острый вопрос с Вашингтоном постоянно получали отпор. Позиция Вашингтона заключалась в том, что не может быть никакого примирения, пока японские войска не будут выведены из Китая. Поскольку оккупация Китая продолжалась, в июле 1941 года Соединенные Штаты наложили эмбарго на дальнейшие поставки в Японию металлического лома, железной руды, химикатов и авиационного топлива. Японским судам было немедленно отказано в проходе через Панамский капал, а ее активы в Соединенных Штатах были заморожены. В ответ на эти «бестолковые меры» американцев военные лидеры Японии с неохотного согласия императора Хирохито принялись за разработку «Плана Z», который заключался во внезапном нападении на Перл-Харбор [7]. Вместе со своим единомышленником генералом Хидеки Тойо, властным премьер-министром, они не видели другого пути для достижения высшей цели Японии - стать господствующей державой в Восточной Азии.
Несмотря на то, что Япония является островным государством и несравнима с Соединенными Штатами ни по территории, ни но запасам полезных ископаемых и промышленному потенциалу, а ее население составляло тогда меньше половины всего населения США, где насчитывалось 145 млн. человек, к 7 декабря 1941 года она создала мощные, как по числу кораблей, так и по техническому оснащению, военно-морские силы. ВМС Японии насчитывали 10 линейных кораблей, США - 17, но 4 из них были уничтожены в Перл-Харборе и еще четыре получили тяжелые повреждения. ВМС Японии имели 9 крупных авианосцев, а у США их было всего 7. Более того, ВМС Японии имели 9 вспомогательных авианосцев (в том числе плавучие базы гидросамолетов), в то время как США имели их всего 5 единиц. ВМС Японии имели 22 тяжелых крейсера, а Америка - всего 18. Япония имела 23 легких крейсера, а Америка -19. ВМС Японии насчитывали 124 эсминца и торпедных катера, Америка имела их 170 единиц. У Японии было также 80 подводных лодок. Америка же располагала 112 их единицами [8]. Преимущество по количеству подводных лодок явилось ключевым фактором в перевесе США в войне на Тихом океане и, в конечном счете, в окончательном поражении Японии. В своей книге «Боевые действия подводных лодок Соединенных Штатов во второй мировой войне» Теодор Роско пишет: «…о роли, которую сыграли подводные лодки США в разгроме Японии, говорят общие цифры, включающие японские потери от ударов ВМС и сухопутных войск, представленные после войны совместной комиссией по определению потерь противника. Как следует из этого авторитетного источника, американские подлодки потопили 1113 японских торговых судов, причем тоннаж каждого превышал 500 тонн. Общий тоннаж всех потопленных судов составил около 4 779 902 тонн. Предположительно подлодки потопили еще 65 судов, что составляет дополнительно еще 225 872 тонны. Подводные лодки США уничтожили также 201 японский военный корабль общим водоизмещением около 540 192 тонн.
К числу потопленных кораблей добавляется еще 13 «предположительных», что составляет дополнительно 34434 тонны».
Последствия разгрома американских кораблей в Перл-Харборе, и особенно линкоров, заставили японцев еще раз пересмотреть свою программу строительства боевых кораблей. Они знали, что теперь они удерживают превосходство по классу линейных кораблей. Более того, в постройке находились еще три линкора. Так, окончание постройки «Ямато» было спланировано на 16 декабря 1941 года, «Мусаси» - на 5 августа 1942 года. Сроки постройки третьего линейного корабля были тоже сокращены. Для выполнения этих срочных работ большое число судостроителей было снято с «Синано», в результате чего работы по его постройке замедлились.
Приказ на временное замедление работ по постройке «Синано» через полгода был внезапно отменен. Причиной этому послужило поражение Японии в сражении у острова Мидуэй. В этой решающей битве в июне 1942 года палубные самолеты США нанесли удар по японским авианосцам, на которых в этот момент проводили заправку топливом множество японских палубных самолетов, в результате чего они были уничтожены на незащищенных полетных палубах. Все четыре авианосца, составлявших основные силы императорского флота - «Акаги», «Кага», «Сорю» и «Хирю», - четыре ветерана битвы при Перл-Харборе, были уничтожены вместе с самолетами и опытными летчиками. За месяц до этого легкий японский авианосец «Сохо» был потоплен в Коралловом море. Теперь стало ясно, что авианосцы играют доминирующую роль в войне на Тихом океане. Японские морские стратеги немедленно выдвинули план резкого увеличения числа кораблей этого класса, включая переоборудование сверхтяжелого линкора в самый большой в мире авианосец. В то время завершение его постройки было намечено на январь 1945 года.
В битве за остров Мидуэй приобретает известность один из двух главных действующих лиц, связанных с драматической судьбой «Синано», - Тосио Абэ. Этому человеку было суждено стать участником целого ряда интригующих событий, которые привели к знаменитому морскому сражению, сведения о котором достойны записи в «Книге рекордов Гиннесса» и 50 лет спустя.
Кэптен Тосио Абэ, выпускник японского военно-морского училища, добрый муж и отец маленького сына, опытный командир 10-го дивизиона эскадренных миноносцев, через два года будет назначен командиром авианосца «Синано». Это был грубоватый, неулыбчивый человек, воспитанный в суровых воинских традициях, всегда знавший один долг - отдать жизнь за императора и империю. Таким был Абэ, которого так описывал вновь назначенный на «Синано» лейтенант-коммандер [9] медицинской службы Такамаса Ясума: «…воплощая в себе лучшие черты старых самураев, этот человек, думается, обладал сильной волей и, видимо, пользовался уважением своих офицеров и матросов».
В ночь на 4 июня 1942 года после сильного налета американской авиации был полностью разгромлен японский авианосец «Хирю» - флагманский корабль контр-адмирала Тамона Ямагути, командира 2-й дивизии авианосцев. Четыре авиационные бомбы попали в ту часть авианосца, которая расположена ближе к мостику, превратив ряды стоявших там самолетов в сплошное пламя, вызвав бесчисленные взрывы на верхней палубе по всей ее длине. В 21.30 «Хирю» потерял ход и получил крен около 15 градусов на правый борт.
Флагманский эсминец - «Кадзагумо» кэптена Абэ бесстрашно маневрировал вдоль борта авианосца «Хирю», чтобы оказать помощь экипажу в борьбе с бушующим пламенем, а также передать ему продовольствие и питьевую воду. Вода продолжала поступать внутрь авианосца, а доступ в машинное отделение был закрыт сильным пламенем и едким дымом. После полуночи 5 июня адмирал Ямагути известил свое вышестоящее командование, что он приказывает экипажу авианосца покинуть корабль. Связь по радио была запрещена, поэтому это донесение было передано через эсминец «Кадзагумо» для доклада вице-адмиралу Туити Нагумо, командовавшему первой ударной группой авианосцев.
В 2.30 адмирал Ямагути приказал кэптену Томео Каку, командиру авианосца «Хирю», собрать оставшихся в живых членов экипажа на верхней палубе. Собралось около 800 человек. Под ярким лунным светом адмирал Ямагути прощался со своим личным составом: «Как командир дивизии авианосцев, я один несу полную ответственность за гибель авианосцев «Хирю» и «Сорю» (авианосец того же типа. - Авт.). Я останусь на борту до конца. Я приказываю всем вам покинуть корабль и продолжать преданно служить императору Японии».
Кэптен Каку приказал спустить флаг Страны Восходящего Солнца. Горнисты сыграли национальный гимн. По окончании этой церемонии адмирал Ямагути и кэптен Каку пришли к обоюдному согласию: эскадренные миноносцы под командованием кэптена Абэ должны торпедировать авианосец «Хирю», чтобы его не захватили американцы. Они также приняли решение, что только они, из всех оставшихся офицеров на борту авианосца, должны погрузиться в морскую пучину вместе с кораблем.
Как только два командира произнесли столь печальные слова прощания, матросы принялись перебираться на эскадренный миноносец «Кадзагумо», пришвартовавшийся к авианосцу. Оставшиеся на борту офицеры молча, без каких-либо речей, выпили по символическому глотку воды из бочки, что им раньше на борт передал кэптен Абэ. Потом они начали переходить на эсминец. Коммандер Ито, старший офицер штаба дивизии, спросил адмирала Ямагути, является ли его решение окончательным, на что адмирал ответил: «У меня нет слов, чтобы оправдаться за все, что произошло. Я желаю только одного: чтобы ВМС Японии стали еще сильнее и отомстили за нас…». Он вручил на память свою черную корабельную фуражку коммандеру Ито. В свою очередь этот офицер передал адмиралу кусок прочной материи, которым можно было привязать себя к чему-нибудь на мостике и выполнить последнее желание - уйти на дно океана вместе с кораблем.
Узнав о решении адмирала Ямагути и кэптена Каку погибнуть вместе с «Хирю», кэптен Абэ поднялся к ним на борт, чтобы убедить их покинуть корабль. Но тщетно: его вежливо поблагодарили и приказали возвратиться на «Кадзагумо» выполнять последнее распоряжение адмирала. И сколько можно было видеть их, они стояли на мостике, прощаясь взмахом руки с членами своего экипажа, перебравшимися на эсминцы.
С первыми лучами солнца кэптен Абэ приготовился выполнить приказ адмирала Ямагути. Эсминцы «Кадзагумо» и «Югумо» отошли на достаточное расстояние, развернулись и двинулись на «Хирю». Заняв исходную позицию в секторе для нанесения удара, кэптен Абэ дал команду атаковать авианосец торпедами. Смертоносные торпеды, выпущенные из носовых торпедных аппаратов эскадренных миноносцев, нанесли гибельные удары по накренившемуся кораблю. Это был удар милосердия. Серия оглушительных взрывов расколола утреннее небо…
Авианосец «Хирю» был торпедирован в 5.10. Вскоре он ушел на дно. Это произошло в координатах 31 градус 38 минут северной широты, 178 градусов 51 минута западной долготы - здесь на дне океана отмечены морские горы и долины, а максимальная глубина составляет около 2800 морских саженей [10].
Выполнив печальную миссию, кэптен Абэ вывел свой дивизион эсминцев в кильватер уцелевших кораблей японских ВМС. Он ни разу не оглянулся на тонущий корабль. Он понимал, что это был не из лучших моментов его жизни. Но, несмотря ни на что, он выполнил приказ. Абэ безмерно восхищался адмиралом Ямагути и кэптеном Каку. Они все стояли в его глазах, бесстрашные перед лицом смерти. Такими он запомнит их навсегда.
Он понимал, что адмирал Ямамото, командующий Объединенным флотом, находившийся тогда на борту сверхмощного линейного корабля «Ямато», наверняка расстроится, узнав подробности гибели «Хирю». Адмирал всегда резко возражал против традиции японских высших офицеров приносить себя в жертву, погибать вместе с их тонущим кораблем. В современных ВМС Японии ритуальные смерти не имели смысла. Адмирал хотел, чтобы его офицеры жили, продолжали сражаться. Их опыт и умение, приобретенные за долгие годы службы, представляли собой слишком большую ценность, чтобы ею можно было пренебречь, принеся собственную жизнь в качестве искупительной жертвы.
Адмирала Ямамото почитали. Ему изъявляли беспрекословное повиновение. Его боялись. Ходили слухи, что даже контр-адмирал Матомэ Угаки, начальник штаба Объединенного флота, страшился его уничтожающего гнева. К счастью, адмирал Ямамото не мог присутствовать сразу на мостиках всех кораблей.
Новый день безмятежно вставал над туманными просторами Тихого океана, а кэптен Абэ все размышлял о том, какое бы он сам принял решение в такой ситуации, как бы он сам поступил в конфликте между долгом и честью, если бы эта проблема когда-либо возникла перед ним. Дилеммы этой он не решил…
Через две с половиной недели после описанных событий, 22 июня 1942 года, на расстоянии в 7000 миль от этих мест, на американской базе подводных лодок в Нью-Лондоне, штат Коннектикут, лейтенант [11] Джозеф Инрайт был впервые назначен командиром подводной лодка 0-10 (SS [12]-71). В 1933 году Инрайт закончил военное училище в Аннаполисе и плавал уже около шести лет офицером на подводных лодках, принимал участие в пяти боевых походах на подлодке S-22, которая несла службу в Тихом океане, охраняя подходы к Панамскому каналу от японских кораблей. Своим однокурсникам он запомнился слегка веснушчатым лицом, добродушной, широкой улыбкой и множеством друзей в училище. На его фамильном ирландском гербе были изображены два дельфина. Это напоминало эмблему его подводной лодки. На своем корабле он получил шутливое прозвище О'Джон подлодки ноль-один-ноль. Будучи командиром подводной лодки 0-10, он писал: «Наш корабль использовался в качестве учебного. На нем проходили стажировку курсанты школы подводников в заливе Лонг-Айленд. Наша подлодка была старым кораблем, вступившим в строй еще в 1918 году. Она, была небольшой, водоизмещением всего 480 тонн и 172 фута в длину, но я гордился, что был на ней командиром».
В марте 1943 года лейтенанту Инрайту исполнилось 32 года. Он ожидал приказа о назначении на Тихий океан в качестве старшего помощника командира боевой подводной лодки.
Многие из его однокурсников были уже боевыми ветеранами, многие были убиты или ранены, и он жаждал принять активное участие в войне против Японии.
В середине марта 1943 года он был назначен командиром подводной лодки «Дейс» (SS-247), построенной как головной корабль фирмой «Электрик боут компани» на судоверфи Нью-Виктори в Гротоне, штат Коннектикут.
«Я был окрылен, - писал он позже. - Мне выпал еще один счастливый случай. Я был одним из первых на нашем курсе, кто стал командиром новой, прямо из судоверфи, подводной лодки».
Вскоре ему было присвоено звание лейтенант-коммандер.
Подводная лодка «Дейс» была спущена на воду в пасхальное воскресенье, 25 апреля 1943 года. Она была укомплектована экипажем из 7 офицеров и 89 матросов и старшин. Старший помощник ее командира Билл Холман и основное ядро экипажа приобрели богатый опыт службы на подлодках, участвуя в боевых походах в акватории Тихого океана. «Дейс» принималась в боевой состав ВМС США 23 июля 1943 года. На это торжество поездом из Северной Дакоты прибыли родители молодого командира.
После интенсивной боевой подготовки, учебных погружений на глубину до 312 футов, учебных стрельб торпедами подводная лодка «Дейс» 6 сентября 1943 года покинула порт Нью-Лондон и через Панамский канал отправилась в плавание в Карибское море и далее - в Перл-Харбор, на Гавайях, прибыв туда 3 октября. Когда лодка успешно прошла испытания, а экипаж был подготовлен к боевому патрулированию, лейтенант-коммандер Инрайт получил приказ совершить переход на расстояние в 1700 миль к западу-северо-западу, чтобы быть 20 октября у острова Мидуэй. Пополнив там запасы топлива и продовольствия, «Дейс» 27 октября ушла в указанный ей район патрулирования № 5, так называемый район «Хит парейд», что южнее основного японского острова Хонсю. Командир «Дейс» был убежден, что удача продолжает сопутствовать ему. Ведь район № 5 был очень удобен для поражения кораблей и торговых судов Японии. Перед светло-голубыми глазами Инрайта проплывали картины грядущих побед. Как он и ожидал, через район № 5 постоянно шли японские корабли всех классов и типов. Но мечты Инрайта пока не осуществлялись. Терялась одна возможность за другой. Даже получив совершенно точные секретные данные от УЛТРА [13] о местонахождении, курсе и скорости большого авианосца противника, Инрайт слепо последовал теории, а не интуиции и не смог выйти на ударную позицию для атаки цели, и японский авианосец «Сёкаку», участвовавший в нападении на Перл-Харбор, благополучно проследовал в девяти милях от «Дейс».
11 декабря 1943 года подводная лодка «Дейс» возвратилась на остров Мидуэй. На следующий день Инрайт, убежденный в том, что он не справился с поставленной задачей, обратился к кэптену Лонгстафу, старшему морскому начальнику на острове Мидуэй (тот был уполномочен представлять на месте командира соединения подводных лодок). В своем обращении, неслыханном для военного времени, лейтенант-коммандер Инрайт докладывал, что в своем первом боевом походе он не оправдал надежд как командир. «У меня была отличная подводная лодка, прекрасные офицеры, хорошо подготовленный экипаж, в районе боевого патрулирования я имел контакты с кораблями противника, - сообщал он в своем докладе кэптену Лонгстафу. - Я понимаю, что несу полную ответственность за неудачное боевое патрулирование, и прошу заменить меня другим офицером, который сможет выполнить поставленную задачу более успешно».
28 декабря 1943 года в соответствии с его просьбой он был освобожден от командования «Дейс». Он получил приказ прибыть к командиру 142-го дивизиона подводных лодок для прохождения дальнейшей службы в составе резервного экипажа. 1 января 1944 года ему было присвоено звание коммандер. Через несколько месяцев он получил назначение на должность старшего офицера штаба базы подводных лодок на острове Мидуэй. Занимая этот пост в тихой гавани, вдали от войны, он вскоре понял, что в глазах своих начальников перестал быть перспективным офицером. Оглядываясь назад, он начинал сознавать, что, когда встречаешь такие цели, как авианосец «Сёкаку», предпочтительнее подчиняться первому порыву и интуиции. Учитывая его резкую самооценку, командование ВМС никогда не напоминало Инрайту о его неудавшейся атаке авианосца «Сёкаку». Тогда не было его вины, но, если бы он принял решение перехватить «Сёкаку», вопреки рекомендациям УЛТРА выдержав дистанцию 9 миль, адмирал Чарлз Локвуд, командующий подводными силами США на Тихом океане, наверняка поддержал бы его инициативу.
Сколько раз он слышал от друзей афоризм адмирала Локвуда: «Командир корабля на месте событий более осведомлен, чем кто бы то ни было за столом за сотни миль от событий!»
Иными словами, адмирал ждал от своих боевых командиров отнюдь не слепого следования указаниям штабистов.
Война, однако, была еще не закончена для молодого офицера. Ему не было суждено остаться на этом тихом острове Мидуэй. Его ждали события, кои повели его к встрече с «Синано». А пока он играет в покер, рискуя не только продуться в пух и прах, но и упустить свой жизненный шанс.
Может быть, его невезению пришел конец. Может быть, такие черты его характера, как надежность, живой юмор, великодушие, которые проявились, еще когда он был курсантом, сложились потом в хорошего, толкового офицера, что угадывался в нем еще в 1933 году, в Аннаполисе, и что нашло отражение в классном ежегоднике «Счастливый чемодан». А может быть, наконец были услышаны его бесчисленные обращения к богу. Он жаждал возвратиться к боевым действиям.
В тот август 1944 года он был в подавленном состоянии. Далеко, в Соединенных Штатах, внезапно, от кровоизлияния в мозг, умерла его мать, ее смерть он переживал болезненно: ведь она умерла с мыслью, что ее Джо не выполнил своего предназначения.
Тем временем в сухом доке № 6 на военно-морской судоверфи в Йокосуке, что на западном берегу Токийского залива, полным ходом шло переоборудование линкора «Синано» в авианосец. Завершение перестройки было намечено на февраль 1945 года. Для маскировки этих работ с трех сторон дока было возведено высокое ограждение из гофрированной нержавеющей стали. Четвертую сторону дока от любопытных глаз заслонял естественный барьер, представлявший собой высокую отвесную скалу из известняка. В итоге сухой док с «Синано» был изолирован от остальной части базы. Тысячи судостроителей, находясь на казарменном положении на территории, жили под угрозой тюремного заключения и даже казни в случае, если произнесут хоть слово об авианосце. Столь ужесточенные меры секретности пресекли возможность утечки информации. За исключением неясных слухов о возможном существовании авианосца, во время войны на Тихом океане об этом корабле ничего не было официально известно, даже когда он вышел в море из Токийского залива. В справочнике ВМС США, естественно, не было никаких сведений об этом корабле. Японская секретная полиция строго запретила иметь фотоаппараты на территории судоверфи, тем более где-то поблизости от сухого дока № 6. Вести съемку не разрешалось ни под каким предлогом. Вот так «Синано» стал единственным крупным кораблем нашего столетия, который никогда официально не был сфотографирован в период постройки.
Впервые «Синано» был сфотографирован 1 ноября 1944 года разведывательным самолетом Б-29, пролетавшим над Токийским заливом на высоте 32 000 футов. Но эта фотография никогда не попадала к командующему подводными силами США на Тихом океане, следовательно, ее не распространяли среди подводников.
В боевом донесении о пятом походе, представленном на рассмотрение 15 декабря 1944 года, Инрайт предлагал привлечь бомбардировщики наземного базирования, совершавшие налеты на Токио, оказать помощь в установлении типа потопленного авианосца. Но помощь не последовала.
В 1983 году Инрайт, узнав, что его друг из Бостона Ричард О'Коннел служит в Объединенном разведывательном центре по району Тихого океана, попытался получить фотографию авианосца через него, но тот ответил отказом, сославшись на отсутствие… фотолаборантов.
И только в апреле 1986 года эта фотография появилась в справочнике «Боевые корабли стран оси и нейтральных стран во второй мировой войне», подготовленном Уильямом Гаржке и Робертом Дулином. С их помощью Инрайт связался с владельцем фотографии мистером Сомервиллом из Лондона. Тот любезно разрешил включить снимок в книгу о «Синано».
Вторая, и последняя, фотография авианосца «Синано» также была обнаружена в этом справочнике. И снова Дулин и Гаржке помогли разыскать ее владельца. Им оказался Роджер Чесно из графства Эссекс в Англии. Он тоже дал согласие на использование фотографии в книге Инрайта. Снимок этот был сделан 11 ноября 1944 года, когда «Синано» проходил в Токийском заливе заводские испытания. Испытывался тогда в заливе и новый буксир, принадлежавший какой-то крупной компании тяжелой промышленности. На его борту был опытный фотограф Хироси Аракава, который тайком с большого расстояния и сфотографировал «Синано». Он уничтожил потом все негативы, кроме одного, уже отпечатанного кадра, который передал президенту своей компании, а тот, в свою очередь, отослал его Сидзуо Фукуи. Ну а после войны этот снимок попал к мистеру Чесно.
В планах переоборудования «Синано в авианосец вице-адмирал Кейджи Фукуда из «Кампона» большое внимание уделял бронированию корабля. Так же как у «Ямато» и «Мусаси», ниже ватерлинии «Синано» шла броня - так называемые «пузыри». Они должны были свести к минимуму поражающую силу торпед, вызывая детонацию вне основного корпуса судна. Однако, в отличие от 16-дюймового броневого пояса «Ямато» и «Мусаси», броневой пояс «Синано» был в два раза тоньше.
Главная палуба эсминца, являясь его ангарной палубой, имела броню толщиной от 4 до 7,5 дюйма.
Полетная палуба, протяженностью 839,6 фута, и два громадных лифта были спроектированы так, чтобы выдерживать удар авиационных бомб весом до 1000 фунтов. Эта палуба была покрыта слоем стали толщиной 3,75 дюйма. На 33 дюйма ниже проходил еще один слой стали такой же толщины. Между стальными слоями были втиснуты коробчатые бимсы, а пустоты между ними заполнены смесью из цемента, опилок и сока каучуконосов.
Полетная палуба занимала площадь примерно 12 000 квадратных ярдов. Она находилась на высоте 48 футов над ватерлинией, то есть на 12 футов ближе к поверхности воды, чем у таких кораблей ВМС США, как «Эссекс», и это обеспечивало необычно большую метацентрическую высоту (мера остойчивости) «Синано», составлявшую 11 футов.
Масса защитной брони составляла 17 700 тонн, то есть одну четвертую водоизмещения авианосца «Синано». Таков был тоннаж многих легких крейсеров.
«Синано» имел исключительно мощную зенитную артиллерию. 16 орудий с большим углом возвышения калибром 5 дюймов, 145 скорострельных зенитных орудий калибром 25 миллиметров. 12 многотрубных спаренных реактивных установок, каждая из которых способна была вести залповый огонь 28-30 ракетами калибром 4,7 дюйма…
Битва у острова Мидуэй преподала японцам много уроков. В частности, явилась необходимость усовершенствовать уязвимые вентиляционные системы.
Все трубопроводы «Синано» были защищены броней толщиной 1,5 дюйма. Дерево было изъято из конструкции везде, где это только было возможно. Везде была применена огнеупорная краска. Кроме того, была установлена система пеногонного огнетушения отечественного производства в целях дополнительной противопожарной защиты.
Четыре главные паровые турбины «Синано» имели мощность 150 000 лошадиных сил и обеспечивали скорость до 27 узлов. Цистерн для топлива было установлено больше, чем планировалось. Это гарантировало дальность плавания до 10 000 миль. Дополнительно были установлены цистерны авиационного топлива. Их защитили броней и окружили цистернами с морской водой в целях увеличения защиты.
В результате всей этой модернизации полное водоизмещение «Синано» составило 71 890 тонн, что превысило на 200 тони водоизмещение «Ямато» и «Мусаси». Со временем, однако, бронезащитная масса последних возросла на 1700 тонн.
Таким образом, «Синано» был тогда самым крупным из всех когда-либо построенных авианосцев. Он сохранял это превосходство до 1961 года, когда был введен в строй атомный авианосец США «Энтерпрайз».
15 июня 1944 года генеральный штаб ВМС Японии направил приказ на военно-морскую судоверфь Йокосука - сдать авианосец «Синано» на четыре месяца раньше намеченного срока. Кораблестроители были обескуражены. Времени и так не хватало, а тут его еще урезали. Кэптен Татсуо Маэда, главный кораблестроитель верфи, отнесся к указанию философски. Надо было уменьшить время - он увеличил производительность рабочих. Нельзя было увеличить количество рабочих - он увеличил время рабочего дня, с 11,5 до 14 часов, и отменил выходные. Мера эта, впрочем, кончилась неудачей. Через несколько дней рабочие от изнеможения начали допускать брак. Кэптен Маэда возвратился к старому графику работы и уже не менял его.
В конце 1944 года война для Японии складывалась неудачно. 19 июня, в ходе «турецкой охоты» в районе Марианских островов пополнили список погибших японских кораблей авианосцы «Сёкаку» (известен нападением на Перл-Харбор) и «Тайхо». В октябре, в битве в заливе Лейте, американская авиация нанесет японскому флоту новый урон. Среди погибших кораблей окажется и сверхмощный линкор «Мусаси». Срочно нужно было пополнить флот. Было ускорено строительство «Синано»…
Благодаря новому, изматывающему графику строители подготовили «Синано» к спуску на воду к 5 октября 1944 года. В 8.00 в сухом доке № 6 были открыты клапаны затопления, чтобы наполнить док водой и снять ею новый боевой корабль с килевых блоков, на которых он стоял четыре с половиной года. В течение часа уровень воды в доке достиг отметки четырех футов ниже уровня Токийского залива. Вдруг без всякой видимой причины плавучий затвор массой в 5000 тонн - ворота в сухой док - со страшным грохотом накренился. Вода залива, подобно морскому приливу, ворвалась в док, подняла «Синано» и бросила вперед. Лопнули полторы сотни швартовых. Как гигантские лоскуты, ударили они и прошлись по воде вблизи корабля в дикой пляске, произведя невообразимый свист, шум и паническое чувство опасности. Сила хлынувшей в док воды была так велика, что «Синано» прошел расстояние в 100 футов до стенки дока за несколько секунд и с ходу, со скоростью 15 узлов, врезался в нее. От столкновения носовой части корабля с бетоном возник страшный грохот, наполнивший всю громадную территорию судоверфи.
Затем волны моря отхлынули из сухого дока назад, увлекая «Синано» в залив. Когда уровень воды в сухом доке снова стал ниже уровня залива, волны швырнули корабль еще раз на стенку. Трижды «Синано» бросало туда-сюда в его бетонной колыбели, пока уровень воды внутри дока и в заливе не сравнялись, после этого корабль, наконец, замер.
Официального сообщения о чьей-либо гибели не было, но общеизвестно, что многие моряки и гражданские лица, находившиеся на борту «Синано» и на площадке перед сухим доком, получили ранения.
В ходе расследования администрация судоверфи была обескуражена неслыханным упущением: балластные цистерны внутри батопорта, ворот между сухим доком и заливом, никогда не заполнялись водой. Все годы, пока док углублялся, эти ворота держались, выходит, на соплях.
Обыкновенно работы следовало вести в таком порядке: заполнить водой док, заполнить водой балластные цистерны, откачать из дока воду. Все годы, пока шло строительство «Синано», батопорт удерживался только за счет собственного веса да благодаря уравновешивающему давлению со стороны залива.
Несмотря на аварию, 8 октября состоялась церемония наименования авианосца. Затем он был снова поставлен в док - на ремонт поврежденных корпуса и отсека, в котором был раздавлен и затоплен гидролокатор. Нормальный вид был возвращен кораблю за три недели, но нельзя было уже возвратить людям веру в счастливое будущее «Синано»: ведь неудача при спуске на воду всегда считалась плохой приметой, предвестником несчастья.
Когда, в конце октября, стали известны бедственные для Японии результаты битвы в заливе Лейте, а с ноября американские «летающие крепости» Б-29, оборудованные электропикой, начали впервые осуществлять свои разведывательные полеты на большой высоте над Токио, японские военачальники заторопились с ремонтом «Синано».
Было принято решение, что вместе с другими авианосцами, линкорами и крейсерами он будет направлен во Внутреннее море. Из этого безопасного района боевые корабли будут выходить в море для защиты японских берегов.
11 ноября «Синано» впервые вышел из судоверфи для проведения заводских испытаний в Токийском заливе. Они включали в себя посадку на борт самолетов при скорости корабля до 24 узлов. Во время проведения этих испытаний в дневное время на высоте более 30 000 футов пролетел самолет Б-29. Видимо, именно тогда, если не раньше, «Синано» был обнаружен и сфотографирован американскими пилотами.
19 ноября было объявлено, что работы по постройке «Синано» завершены, и администрация судоверфи передала корабль ВМС Японии. На авианосце был поднят военно-морской флаг, и его официально вводят в состав флота. С пышными почестями на особом месте мостика устанавливают красочный портрет императора Хирохито…
Офицеры разведки инструктируют кэптена Абэ о широкомасштабных рейдах бомбардировщиков в район Токио, ожидаемых в ближайшие дни. Он проинформирован также о том, что менее недели назад группа подводных лодок США направлена в район между островами Бонин и Хонсю для борьбы с японскими сторожевыми кораблями. Стало известно, что еще 10 и 11 ноября целая флотилия американских подводных лодок покинула острова Сайпан и Гуам и двинулась к внутренним островам, то есть к собственно Японии.
Кэптен Абэ просит отсрочить переход «Синано» во Внутреннее море до 28 ноября, ибо предстоит провести его дополнительные испытания. Ему отказывают в этом.
24 ноября американцы начали массированные налеты бомбардировщиков Б-29 на Японию. В Накадзиме, в окрестностях Токио, около 100 бомбардировщиков сбросили бомбы на завод, выпускавший авиационные моторы. Через три дня подобный налет повторился.
Чтобы избежать авиации и американских подлодок, патрулировавших мористее Токийского залива, кэптен Абэ принял решение осуществить переход во Внутреннее море ночью. Он рассчитывал на то, что большая скорость его авианосца позволит ему обогнать американские подводные лодки. К тому же он считал, что «Синано» может выдержать любое количество ударов торпедами, не получая при этом значительных повреждений. Прочная конструкция корабля, полагал он, делает его почти непотопляемым.
Во вторник, 28 ноября, солнце зашло в пять вечера. Через час, в 18.00, точно по плану, «Синано» прошел между мысом Иро и островом Тосима в открытое море. На борту его находилось 2515 человек, аз них - 2176 офицеров и матросов, около 300 рабочих судоверфи и еще 40 человек, взятых по найму: прачки, парикмахеры и т. п. На борт было помещено также 50 самолетов-ракет и 6 быстроходных катеров для смертников (камикадзе). Собственная же палубная авиация «Синано» - 20 истребителей, 20 бомбардировщиков и 7 разведывательных самолетов - вместе с ее экипажами, не должна была находиться на «Синано» до тех пор, пока он не достигнет Внутреннего моря. Так было высвобождено место для транспортировки на Филиппины и Окинаву самолетов и катеров для доблестных камикадзе.
Три современных, получивших боевой опыт, эсминца «Исокадзе», «Юкикадзе» и «Хамакадзе» были выделены эскортировать авианосец «Синано». Командиры этих кораблей горячо доказывали, что нужно совершать переход в дневное время и держаться ближе к береговой черте. Но командир «Синано» приказал выйти ночью и в открытое море, увеличивая тем путь следования на 25 миль, чтобы прибыть к входу во Внутреннее море, как было намечено, в 10.00 29 ноября.
Наступила чудная ночь - идеальное время для океанского перехода протяженностью более чем в 300 миль. Ярко светила почти полная луна. Медленно проплывали легкие облака. Для конца ноября стояла довольно теплая погода. Легкий северный ветер разбивал гребни волн в бегущие ряды белых барашков. «Синано» и корабля охранения выходили между островами в открытом море. При необходимости, чтобы держаться в фарватере, курс уточнялся. Установленная скорость была около 20 узлов. Пройдя острова, корабли легли на курс 210 градусов, и «Синано» пошел на зигзаге, чтобы уйти от подводной лодки противника, которая могла таиться поблизости. Скорость авианосца менялась, ибо механики проводили различного рода испытания и проверки. Эсминцы, два из которые еще не были после полученных повреждений в битве в заливе Лейте полностью отремонтированы, рассекая волны, шли к намеченной цели со скоростью около 25 узлов…
В 20.48 радар одиночной американской подводной лодки обнаружил цель в 12 милях по пеленгу 30 градусов.
Вскоре сигнальщики уже видели точку на горизонте. Учитывая расстояние до нее, цель была крупным кораблем. Расчет слежения, получив информацию из дальности действия радиолокационной станции и пеленга, заложенных в компьютер, доложил, что неопознанный объект следует в юго-западном направлении со скоростью 20 узлов. Командир подводной лодки и вахтенный офицер, глядя в бинокли, пришли к выводу, что этот крохотный выступ на горизонте, видимо, являет собой японский танкер, сопровождаемый одним кораблем охранения.
Вот так кэптен Тосио Абэ, командир «Синано», корабля флота императорской Японии, и коммандер Джозеф Инрайт, командир подводной лодки «Арчер-Фиш» ВМС США, выходили на исходную позицию для поединка, которому по сей день суждено быть легендарной страницей войны на море.
1. ОБНАРУЖЕНИЕ
В тот вторник, 28 ноября 1944 года, в 13.30 были сняты последние швартовы, заведенные на бочки, и авианосец «Синано» в сопровождении трех эсминцев охранения отошел от причала военно-морской судоверфи Йокосука. Выйдя в открытые воды Токийского залива, кэптен Абэ, опрятный, подтянутый, одетый в прекрасно сшитую военно-морскую форму, стоял на верху мостика, отдавая команды к началу запланированных зачетных проверок «Синано».
Квартет боевых кораблей, маневрируя на зигзаге посреди огромного залива, был похож на лоснящегося кита в окружении игривых дельфинов.
Очертание же носовой части «Синано» напоминало нос циркового клоуна, примерно такими же были силуэты сверхмощных линкоров «Ямато» и «Мусаси». При скорости 27 узлов вытянутый нос авианосца уменьшал сопротивление воды при ходе на 8,2 процента. Ни одна морская держава мира не имела корабля с такой носовой частые. «Синано» спроектировали таким вице-адмирал Кейджи Фукуда и его конструкторы из «Кампона». Впервые, однако, подобная носовая часть была задумана при проектировании будущих, послевоенных японских супертанкеров.
Во внешней конструкции авианосца «Синано» была еще одна особенность. Верхняя часть его гигантской трубы, включавшей 12 дымовых труб, была наклонена от вертикали вправо под углом 26 градусов. В результате выброс через трубы осуществлялся за бортом, что уменьшало загазованность над полетной палубой. При такой трубе вид у «Синано» был довольно нелепый. Это признавал даже сам вице-адмирал Фукуда.
На всех американских и английских авианосцах трубы находились на надстройке с правого борта. У прежних японских они располагались вдоль бортов и выступали горизонтально от правого бимса, расположенного прямо под полетной палубой. Такой вариант был неприемлемым для «Синано», ибо между полетной палубой его и ангаром было очень ограниченное пространство.
Проектировщики не хотели освобождать место для горизонтальных труб, поднимая для того полетную палубу более чем на 48 футов над ватерлинией. Если бы они это осуществили, то тяжелобронированная палуба нарушила бы остойчивость корабля.
Выход был один: установить дымовые трубы под углом. Когда проведенные испытания подтвердили возможность наклона труб, такой необычный вариант был применен и на трех других авианосцах - «Тайё», «Хиё», «Юньё».
…Испытания закончились в тот день в 16.00. Кэптен Абэ семафором дал команду эсминцам занять походный боевой порядок. «Синано», как головной корабль, сохранял положение в центре ордера.
Использование зрительной связи семафором было одной из мер соблюдения повышенной секретности в отношении «Синано». Никогда, ни в период постройки, ни во время ходовых испытаний, ни при переходе во Внутреннее море, не поступало никакой информации по радио. Все планы, приказы и донесения, касающиеся «Синано», передавались посыльными, почтой, по внутреннему телеграфу. Все эти способы связи были, разумеется, возможны только на берегу. Их использование, помимо сего, уменьшало нагрузку на японскую систему радиосвязи.
Как только группа кораблей вышла в залив, эсминцы оторвались от «Синано», чтобы идти впереди по курсу своей «плавучей матки».
Коптел Абэ, как командир, имел право на распределение времени и выбор курса в своем первом походе. Единственный приказ, который он получил от японского командования, - выйти к 28 ноября за пределы видимости со стороны промышленного комплекса Токио - Иокогама - Нагойя - Йокосука, считавшегося районом повышенной опасности. Дело в том, что на этот район участились налеты американских бомбардировщиков, в том числе «летающих крепостей» Б-29 из 73-го авиакрыла, базировавшегося на авиабазе Айли-Филд, на острове Сайпан.
Кэптен Абэ почтительно поклонился портрету императора на кормовой переборке капитанского мостика. Он подумал о том, что его корабль наверняка был уже сфотографирован американскими пилотами во время одного из разведывательных полетов над Токийским заливом. Действительно, это произошло 11 ноября, когда «Синано» проходил первые заводские испытания в заливе…
Утром, перед отплытием, командир «Синано» собрал весь экипаж на полетной палубе, чтобы краткой речью поднять его боевой дух. Жилистый, прямой, не обращая внимания на порывы холодного ветра, он искренне говорил о своей преданности императору, Японии и «великолепному» «Синано», о том, что готов нести полную ответственность за все корабли сопровождения, что оправдает доверенную ему высочайшую честь быть командиром «Синано»… В заключение он призвал личный состав приложить все силы для выполнения поставленной задачи. По окончании речи воздух огласился громкими восклицаниями. Экипаж давал торжественную клятву.
Кэптен Абэ, однако, ничего не сказал личному составу о своем официальном обращении в генеральный штаб ВМС с просьбой отсрочить день выхода авианосца. В своем рапорте он указывал причины настоятельной необходимой отсрочки, а именно: нехватка запасных частей, бездействие четырех паровых котлов из двенадцати, понижающее скорость авианосца. Далее он указывал, что большинство из 1147 корабельных помещений не прошли проверки на герметичность. Больше всего его беспокоила возможность возникновения течи через дверные прокладки и манжеты труб. Любая отсрочка, докладывал он, даст возможность устранить эти недоработки и одновременно использовать время для тренировок личного состава.
Его просьба была отклонена. «Синано» должен выйти именно 28 ноября… После сражения в Лейте нападение американской авианосной авиации на Японские острова стало не только возможным, но и реальным… С восемью действующими паровыми котлами «Синано» вполне способен развивать скорость, превышающую 24 узла… Что же касается герметичности корабля, то и здесь не должно быть особых причин для беспокойства…
Начиная с 1935 года японские военные корабли проходили испытания на герметичность сначала путем заполнения отсеков водой, а затем, после установки оборудования, проводились испытания сжатым воздухом. Отсеки «Синано» успешно прошли испытания на герметичность. Испытания же сжатым воздухом для обнаружения малейших течей вокруг кабелей и дверных прокладок на «Синано» из-за сжатых сроков постройки не проводились. Тем не менее министерство ВМС на свой страх и риск послало корабль в море.
Состав экипажа корабля тоже вызывал общие опасения. Но Абэ мог быть вполне удовлетворен уровнем подготовки значительной части офицеров и матросов. Да, это была молодежь, не имевшая никакого опыта, но около 1400 человек уже служило раньше на других кораблях. В этом отношении «Синано» имел явное преимущество перед новыми кораблями ВМС США военного времени.
Генеральный штаб ВМС Японии предупредил Абэ, что японская авиация не сможет оказывать помощь «Синано» во время его перехода во Внутреннее море. Отсутствие поддержки авиацией в случае атак подводных лодок врага продиктовало решение командира совершить ночной переход.
Кэптен Абэ был одним из лучших выпускников 20-х годов японского императорского военно-морского училища в Этатзиме. Ветеран ВМС, опытный моряк, он понимал, что означал для его корабля отказ в испрашиваемой отсрочке. Но он принял решение генштаба покорно, внешне бесчувственно. Он не забыл своей тайной обиды, но сделал все от него зависящее, чтобы «Синано» мог вовремя выйти и совершить переход во Внутреннее море, где он, кэптен Абэ, завершит доукомплектование своего экипажа, проведет учения, примет на борт самолеты и их экипажи под командованием лейтенанта-коммандера Сиги и присоединится, наконец, к мощному флоту империи, изготовившемуся нанести сокрушительный удар по противнику. С такими-то кораблями, как «Синано», с такой яростью и жаждой битвы, флот империи продемонстрирует великую доблесть и непобедимость. А «Синано»-то головной корабль ударных авианосцев… Нет, право, кэптен Абэ обязательно получит теперь звание контр-адмирала, к коему уже представлен…
К семнадцати часам со стороны Токийского каньона и залива Сагами незаметно подступили сумерки. «Синано» и три эсминца продолжали свой путь в южный район Токийского залива. Кэптен Абэ молил бога приостановить налеты бомбардировщиков противника на Токио. Шли во мгле. Не было никаких навигационных огней ни на авианосце «Синано», ни на кораблях охранения. Был проведен тщательный осмотр, не пробивается ли где-нибудь вовне хоть чуточку внутреннего освещения. Малейшее нарушение светомаскировки - арест, военный трибунал…
А на борту «Синано» кипела жизнь. Каждый из более чем 2500 человек был занят обычной своей работой, службой. Офицеры вели проверку артиллерийских расчетов для 16 пятидюймовых орудий и боеприпасов к ним. На каждом из трех эсминцев тоже проверяли свои 4 пятидюймовых орудия, свои боеприпасы, складывали их поближе к орудиям, и только не были пока осмотрены установки для 36 глубинных бомб, предназначенные для отражения атак американских подводных лодок…
…Лейтенант-коммандер Такамаса Ясума, начальник, медслужбы «Синано», стоял на продуваемой ветрами полетной палубе, любуясь последними отсветами ушедшего ноябрьского дня. Он смотрел на исчезающие за кормою во мгле холмы и горы. Он думал о том, что, может быть, в последний раз видит этот прекрасный ландшафт с безоблачной, оснеженной горой Фудзи, где обитают японские боги. Наступили тревожные времена. Как сложится в конце концов судьба империи, что станет с кораблем? Его мысли возвратились на несколько месяцев назад, к тем осенним дням, когда он только что прибыл для прохождения службы на авианосец «Синано», стоявший еще в доке в Йокосуке. Весь экипаж, кроме летчиков авиагруппы, уже был на борту «Синано». Припоминая все, что, казалось, уже было давно забыто, он подумал о своей первой встрече о кэптеном Абэ. Когда он доложил ему о себе, кэптен холодно сказал ему:
- Не забывайте, что вы несете всю ответственность за снабжение медицинской службы корабля. От вас требуется сознательное, точное исполнение обязанностей. Смотрите, чтобы после выхода в море не обнаружились какие-либо недостатки… От вас требуется теперь сделать все возможное, чтобы полностью завершить погрузку медицинского имущества и материалов к моменту выхода корабля…
Доктор Ясума покачал головой, записывая позже в своем дневнике:
«У кэптена Абэ не мелькнуло даже тени улыбки на лице, когда он принимал меня. Эта холодность его, по-видимому, объяснялась не отсутствием чувства гостеприимства, но затаенной решимостью, напряжением, проистекавшим из высокой ответственности за громадный авианосец, многочисленный экипаж, вверенные ему в столь тяжелое для родины время…»
Между тем на «Синано» и сопровождающих его эсминцах проверили по самым высоким требованиям состояние герметичности. Водонепроницаемые двери и люки, расположенные ниже главной палубы, была тщательно задраены. Вентиляционные трубы и все клапаны между отсеками перекрыты. Из одного отсека в другой не мог проникнуть даже таракан. Как считали офицеры, теперь можно будет локализовать любое повреждение, если оно будет получено в бою.
Согласно плану четыре боевых корабля покинули Токийский залив в 17.00 я через Токийский каньон вышли в 18.00 в открытое море.
Эсминцы заняли определенные им секторы для охранения. Кэптен Синтани на флагманском корабле охранения «Исокадзе» проследовал вперед «Синано». Эсминец «Хамакадзе» обеспечивал защиту по правому борту авианосца, а «Юкикадзе» - по левому борту. Кэптен Абэ вел «Синано» курсом 210 градусов, со скоростью 20 узлов.
Энсин [14] Синго Сода, главный старшина штурманской группы, позже вспоминал, как энсин Тадаси Ясуда, помощник штурмана, наносил курс корабля на морские карты. На картах были отмечены места, где в последнее время были замечены подводные лодки противника, и нанесены данные радиопеленгаторных станций. «Я помню, - говорил он, - что многие данные на картах были нанесены мористее от входа в Токийский залив, а также неподалеку от полуострова Идзу. Много данных было на карте мористее подходов к заливу Исэ и неподалеку от мыса Усио и пролива Кии».
Энсину Сода, тщательно осматривавшему водную поверхность, море под порывами довольно сильного северо-западного ветра казалось темным и бурным. Он не замечал красоты ночного перехода. Через несколько дней, размышлял он, наступит полнолуние, при котором поверхность будет освещена на 97 процентов. Легкие облака, гонимые по небу ветром, время от времени закрывали луну. Скорость северного ветра, отмечал он, достигает шести метров в секунду, или немногим меньше 15 миль в час…
Курс «Синано» был изменен на 180 градусов. Все корабли продолжали идти на зигзаге. Без особых происшествий было пройдено 25 миль - особенно опасный из-за присутствия подводных лодок отрезок пути. Боевая готовность № 1 была заменена на готовность № 2. Около девятнадцати часов многие герметичные двери были отдраены для быстроты передвижения к отсекам, где было установлено машинное оборудование. Кэптен Абэ, как командир, был в курсе всех этих действий.
Лейтенант-коммандер Осаму Миура, старший механик электромеханической службы, нес вахту в качестве вахтенного механика. У него была одна забота: энергетическая установка «Синано» должна работать надежно. Конечно, хотелось забыть о том, что четыре паровых котла так и не введены в строй. Корабль, однако, шел со скоростью более 20 узлов, то есть на 2-3 узла быстрее, чем подводные лодки противника, максимальная скорость которых достигала 18-19 узлов. Тем не менее Осаму Миура волновался, ибо безопасность «Синано» зависела от бесперебойной работы силовой установки. Позже он писал об этом так: «План похода в ночное время основывался на предположении, что при скорости 20 узлов и маневрировании на зигзаге можно будет избежать нападения подводных лодок противника, которые патрулировали в этом районе. Можно будет также избежать и налета американских бомбардировщиков Б-29…»
Дежурные офицеры строго следили за тем, чтобы 25 сигнальщиков бдительно несли свою вахту. На горизонте еще виднелись острова. Бежали непрерывно белые гребни волн. Проплывали низкие облака. Хорошая маскировка для подводных лодок противника. Они могли быть где-то поблизости, подкрадываться к большому кораблю или ожидать его в засаде.
Кэптен Абэ считал ниже своего достоинства восседать на высоком кресле на капитанском мостике. Он стоял поодаль от офицеров, слушал доклад дежурного по кораблю Нобуо Йосиока.
- Сэр [15], оператор нашей радиолокационной станции обнаружил сигналы радиолокатора противника. Характер излучения радиолокационной станции показывает, что они поступают от американской подводной лодки. Пеленг не определен.
- Время? - резко перебил его Абэ.
- Девятнадцать пятнадцать, сэр.
Разговаривая как бы с самим собой, кэптен Аба заметил:
- Иногда я не могу понять тупость этих американцев. Неужели они действительно верят, что если их радар будет работать лишь короткое время, то мы их не обнаружим?
Никто из офицеров на это ничего не ответил. Пока такие вопросы не задавались конкретно кому-то из них, лучше всего свое мнение держать при себе. Командир корабля не терпел болтовни.
Кэптен Абэ повернул голову, поправил козырек черной фуражки, украшенной золотой тесьмой, и обратился к штурману:
- Кэптен Накамура, обнаружение подводной лодки, о котором нам только что доложили, объясняет, почему я приказал всем кораблям нашей группы не включать радиолокационные станции или гидролокаторы на весь период перехода во Внутреннее море. Сигналы от радиолокационной станции распространяются на расстояние до ста километров и более. Каждый вражеский корабль, находящийся в этом районе, будет знать, что мы в море.
- Я понял, сэр, - ответил штурман.
После некоторого молчания кэптен Абэ отдал приказ:
«Штурман, передайте экипажу по трансляции: мы перехватили сигнал радиолокатора с подводной лодки противника. Видимо, она находится в надводном положении. Все члены экипажа, находящиеся на верхней палубе, должны вести тщательное наблюдение за поверхностью моря. О любом обнаружении должно быть немедленно доложено на мостик».
Дежурный офицер передал приказ энсину Ясуде, и тот направился выполнять его.
Кэптен Абэ продолжал нести вахту, стоя возле кресла на мостике. Резким кивком он подозвал штурмана к себе:
- Кэптен Накамура, я убежден, что против «Синано» действует группа. Возможно, ее количество доходит до семи единиц. Конечно же это не одна лодка, сигнал радиолокационной станции которой мы обнаружили. Я думаю, что это та самая группа лодок, которая в надводном положении атаковала наши сторожевые корабли к северу от островов Бонин пятнадцатого ноября. Согласны?
- Да, сэр, - последовал ответ.
- Кроме того, наша разведка сообщает, что подводные лодки противника четыре-пять дней назад покинули Гуам и Сайпан. Я думаю, их командир пытается ввести нас в заблуждение относительно количества подводных лодок, используя радиолокационную станцию одной только лодки. Он устанавливает радиолокационный контакт, а затем передает информацию всем остальным лодкам. Без сомнения, одна лодка действует в виде приманки, чтобы отвлечь наши эсминцы охранения. Если им удастся выполнить свой замысел, другие лодки подойдут к «Синано» неожиданно, не встретив обдуманного противодействия. Мы должны быть готовы к любой неожиданности.
- Понял, сэр, - кивнул в знак согласия кэптен Накамура.
Он возвратился на свой боевой пост, и сообщение об обнаружении сигнала радиолокационной станции подводной лодки противника было передано по корабельной трансляционной сети. Офицеры экипажа украдкой переглянулась. Лицо кэптена Абэ оставалось бесстрастным.
Стоя в стороне, он думал о том, что «Синано» - это большая морская крепость, которая величаво несется по безбрежному водному царству. Для него «Синано» действительно был сказочным замком, видением из прошлого Японии, может быть из 15-го столетия, когда возвышенная радостная поэзия, а не мрачная драма достигла своей вершины. Глядя, как величественный императорский авианосец идет вперед по волнам, он вспоминал строки древней японской поэзии, написанной витиеватым языком придворных поэтов.
«Синано» имел не меньше вооружения и храбрых воинов на борту, чем крепость в те баснословные времена. И как подобает крепости, он был окружен ореолом неприступности и величия. Абэ верил, что под его командованием авианосец «Синано» проявит беспримерную доблесть и добьется великих побед во имя императора и Японии. Он всматривался с мостика в темноту: сначала взгляд его скользнул по левой части полетной палубы, затем перешел на носовую часть корабля и дальше - на сверкающее море. Он только ощущал присутствие сопровождающей его триады эсминцев, потому что не мог видеть их без бинокля.
Эсминцы «Исокадзе», «Хамакадзе» и «Юкикадзе» были лучшими среди всех кораблей своего класса. Никто не мог получить лучших кораблей для эскорта в таком опасном переходе.
Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что таких кораблей было мало. Современной постройки, они, как это часто бывает с кораблями в долгой войне, считались уже ветеранами. Водоизмещение - 2000 тонн, скорость - 35 узлов, они режут волны рядом с «Синано». Радиус действия около 5000 миль при средней скорости 18 узлов…
Кэптен Абэ помнил, что все три корабля принадлежат к типу «Кагеро» и напоминают по своей конструкции эсминцы ВМС США типа «Флетчер». Постройка их была завершена в 1940 году. Затем на них были установлены дополнительные артиллерийские скорострельные зенитные установки. Запас глубинных бомб на каждом был увеличен до 30. «Хамакадзе» стал первым японским эсминцем, оснащенным радиолокационной станцией. С самого начала войны он действовал в паре с «Исокадзе». Они участвовали в нападении на Перл-Харбор, а также в высадке десанта на остров Рабаул. Они входили в состав флота адмирала Нагумо, когда он бороздил воды Индийского океана, принимал участие в столкновениях с противником в Коломбо, Тринкомали и в злополучном сражении за остров Мидуэй.
Кэптен Абэ слегка повел плечами, легкая улыбка мелькнула на его сжатых губах, когда мысли остановились на эсминце «Юкикадзе». Под командованием коммандера Токиги Терауки он выделялся особой надежностью. Боевая репутация его была безупречной. Участвовал в памятных сражениях в Яванском море, в заливе Кула, у островов Санта-Крус и Гвадалканал, а также в, увы, проигранном сражении на Марианских островах.
Абэ знал, что его эсминцы были месяц назад в одном из величайших в эту войну сражений на море - в заливе Лейте, где они отличились в составе Центрального соединения под командованием адмирала Куриты - сильнейшего среди трех флотов Японии. Тогда американские корабли безжалостно потопили девять японских эсминцев. Многие другие, включая «Хамакадзе» и «Исокадзе», получили повреждения различной степени. Из более чем 30 эсминцев только один «Юкикадзе», самый стойкий из триады сопровождения, избежал повреждений.
Кэптен Абэ вздохнул. Имея опыт службы на эсминце, он всегда удивлялся, как Японии удается снова и снова набирать достаточное количество личного состава для кораблей столь короткой судьбы.
Конечно, молодой экипаж «Синано» должен еще пройти долгий путь, чтобы сравняться в доблести с ветеранами эсминцев. Но настанет день, и Япония услышит о них. Война еще продолжается. В ней не должно быть мыслей о поражении. Лучше смерть в бою. Благодаря таким командирам, как кэптен Синтани, Япония никогда не познает позора поражения. Три прикрывающих авианосец корабля - 17-дивизион эсминцев с флагманом «Исокадзе» - были под его началом. Он считался одним из выдающихся боевых командиров японских ВМС. А ведь совсем недавно он был всего лишь старшим инструктором противолодочного училища в Йокосуке. Да, с этим человеком трудно было тягаться в мужестве.
Думая об эсминцах, охраняющих «Синано» во мгле, кэптен Абэ вдруг вспомнил строку из своей любимой поэмы: «Подобно шуму прилива взлетают дикие гуси…» Так вот кто они! Дикие гуси. Всегда в движении. Вечно в крикливой стае, готовые поднять тревогу - к битве. Ничего удивительного, что римляне доверяли гусям стеречь их город ночью. Ведь они такие зоркие и верные…
2. ЦЕЛЬ
Секретно. С борта подводной лодки ВМС США «Арчер-Фиш» (SS-311). Донесение о пятом боевом походе. Б (выдержки).
30 октября 1944 года. 13.30. Вышли из базы подводных лодок (Перл-Харбор) на боевое патрулирование согласно секретному приказу командующего подводными силами Тихоокеанского флота 364-44, изданному в развитие предварительного боевого распоряжения 302 125…
14 ноября 1944 года. 05.43. Погружение подводной лодки для дифферентовки. 05.55. Всплытие. 22.00. Получен приказ занять позицию в районе «Хит парейд» (воды мористее южного побережья японского острова Хонсю) для обеспечения поисково-спасательных работ.
28 ноября 1944 года. 05.56. В подводном положении. Сегодня нет налетов бомбардировщиков Б-29. 17.18. Всплытие. 20.34. Визуально наблюдали остров Инамба с расстояния около 12 миль, радиолокационного контакта нет.
27 ноября, понедельник. Подводная лодка «Арчер-Фиш» получила радиограмму, которая приятно ласкала слух подводников: бомбардировщики Б-29 в течение 48 часов не будут совершать налеты на промышленный район Токио - Йокосука. Подводная лодка «Арчер-Фиш» была проинформирована также о том, что в районе к востоку и западу от нее нет больше никаких американских подлодок. Вследствие этого ей предписывалось проводить свободный поиск кораблей противника в одиночку на всей громадной акватории. Радиограмма заканчивалась словами: «Счастливой охоты!»
Это был счастливый случай в довольно обычном боевом походе. Мы находились в заданном районе уже в течение нескольких дней, не встретив ни одной цели для торпедной атаки. Наша основная задача обыкновенно заключалась в том, чтобы обеспечивать при необходимости спасение членов экипажа любого бомбардировщика Б-29, сбитого японцами, а также передавать по радио прогноз погоды для летчиков. И вот перерыв в их налетах, который мы ждали с середины ноября, означал, что «Арчер-Фиш» может вести охоту за кораблями противника по своему усмотрению.
Я горел желанием встретиться с любой целью, особенно с кораблем водоизмещением свыше 500 тонн.
В этом походе нам был предписан «имперский сектор» для поиска кораблей противника, или «Хит па-рейд», как он был условно назван в инструкции для патрулирования подводных лодок. Это название попало к нам из популярной радиопередачи из далеких Штатов, в которой звучали самые популярные песни недели. Сектор охватывал акваторию к югу и востоку от Японских островов и был разделен на семь районов патрулирования, наш был обозначен под № 5. Его координаты - 33 градуса 10 минут северной широты; простирался он от берегов острова Хонсю. Западная граница проходила по мысу Сеономисаки на восточной оконечности пролива Кии, который соединяется с Внутренним морем. Восточная граница нашего района патрулирования ограничивалась 139 градусами 15 минутами восточной долготы. Таким образом, мы занимали самую лучшую позицию для атаки любых кораблей, выходящих из Токийского залива или заходящих туда.
Облокотившись на леера, я стоял на мостике и вел наблюдение за морем. Вахтенный офицер и три сигнальщика с биноклями из состава экипажа помогали мне. Мы все, и особенно я, были настроены воинственно, горели желанием успешно выполнить задачу и заслужить боевую награду за этот пятый поход. Я был беспредельно счастлив, что такой шанс выпал моему кораблю. Второй такой шанс редко выпадает подводникам. Третьего не существует вообще.
Носовая часть подводной лодки «Арчер-Фиш», имевшая идеальную форму, красиво разрезала бегущие волны. Она шла быстро, словно бросала вызов стихии, пытавшейся уменьшить ее ход. К счастью, океану не очень хотелось спорить с подводной лодкой, и это позволяло нам легко скользить по его поверхности навстречу кораблям противника. Подводная лодка «Арчер-Фиш» неслась вперед, разбрасывая носом мощные струи и водяную пыль, и оставляла за собой сверкающий пенистый след. Это было прекрасное в сумерках зрелище, но в то же время это был предательский для нас след, так как противник мог видеть его при свете луны.
А в машинном отделении четыре двигателя типа «Морзе», последнее достижение фирмы «Фаэр Бэнкс», работали на полную мощность, обеспечивая скорость до 15 узлов.
Шум машинного отделения проникал во все отсеки подводной лодки. Ровный, певучий гул машин наполнял сердца несущих вахту на мостике чувством благополучия и спокойной уверенности. Подводники верили, что, имея такие надежные двигатели, она смогут настичь любую цель на своем пути.
Пристально всматриваясь вперед, я поймал себя на том, что машинально снова перебираю старые черные четки в левом кармане своих серых помятых брюк. Я грустно улыбнулся, вспомнив, что эти четки подарила мне в детстве мать. Звали ее Минни Олсон. Она родилась в 1885 году и была четвертым ребенком в семье норвежских эмигрантов. Семья Олсонов имела свою ферму на 160 акрах земли, что неподалеку от Бертольда, в Северной Дакоте. Потом моя мать, еще молодая женщина, рядом с этим участком стала обрабатывать еще 160 акров… Я старался не думать о ней слишком много. Мне не хотелось вспоминать о ее смерти в августе, как раз в то время, когда я проходил службу в составе резервного экипажа подводной лодки, базировавшейся на острове Мидуэй. Я научился там обслуживать любую подводную лодку, которая ставилась после боевого похода на переоборудование или ремонт, в то время как ее штатные офицеры и матросы проводили время в оздоровительном центре.
Служба в резервном экипаже была ответственной, и я никогда не стыдился нести ее. Но я никогда и не испытывал чувства гордости за себя. Ведь это было совсем не то что командовать боевой подводной лодкой в походе.
Я заставил себя не думать об этом. Еще будет время для раздумий в тишине каюты. Еще будут минуты, чтобы подумать и о моей жене Вирджинии, о маленьком сыне Джо. Я отложил эти мысли и переключился на раздумья о подводной лодке «Арчер-Фиш».
Ее экипаж был одним из лучших во всей «Тихой службе».
«Арчер-Фиш» - довольно странное название для американской подводной лодки. Я никогда не слышал, чтобы рыба-стрелец обитала когда-либо в американских водах. Но со временем я узнал, что эта маленькая рыбка, давшая имя моей подводной лодке, обитает в водах Восточной Индии. Струею воды, выбрасываемой на поверхность изо рта, она сбивает насекомое и заглатывает его…
С детства я имел понятие об астрологии. Я воспринял как благоприятный знак, что выход подводной лодки «Арчер-Фиш» ускорили на два дня, и он пришелся на число, когда Солнце в зоне видимости Стрельца. Мало удивившее меня тогда мимолетное соображение…
Но, как истинный католик, четыре года певший в хоре мальчиков на алтаре и в первые годы учебы в средней школе носивший монашеский наплечник до локтей, я мало интересовался своим гороскопом, полагая, что звезды служат более для навигационных целей. Я знал, что двоюродный брат моего отца, священник Джеймс О'Нейл, отнесся бы неодобрительно ко мне за такое мое отношение к небесным светилам. Еще мальчиком я с большим почтением поглядывал на него и старался заслужить его одобрение. Последнее, что я узнал о нем, - это то, что он стал капелланом [16] при штабе генерала Паттона, находившегося где-то в Европе. Я молил бога о его благополучном возвращении.
В данный момент я находился на мостике по двум причинам: одна была неважная, но вторая, пожалуй, поважней. Первая состояла в том, что надо было приучить глаза к ночной мгле. После 20-минутного пребывания в темноте глаза адаптируются к слабому освещению и прекрасно все видят. Когда спускаешься во время вахты вниз, нужно надевать очки с дымчатыми красными или с простыми красными стеклами. Тогда произойдет только легкое ослабление ночного видения; но надо помнить, что даже слабая вспышка белого света сразу ликвидирует эту способность глаз. Это знали все подводники. В боевой рубке, а также в прилегающих отсеках затемняли все белые огни, их включали только при крайней необходимости. Работали только с красным светом и, поднявшись на мостик, хорошо видели в темноте.
Вторая, более важная причина моего пребывания на мостике имела отношение к событию, которое произошло на рассвете в день нашего погружения. Этот случай вывел меня на несколько часов из равновесия, но, стоя на мостике, от холодных морских брызг и от спокойно-торжественной ноябрьской ночи, я начал успокаиваться.
День начался как обычно, но вот ко мне подошел лейтенант Джозеф Боша, офицер радиолокационной службы, красивый молодой человек из Питтсбурга.
- Кэптен Инрайт, я бы хотел получить разрешение выключить радиолокационную станцию для ремонта.
- В чем дело, Джо? - спросил я. - Я не заметил в ней никакой неисправности.
Честно говоря, я не хотел оставлять корабль без такого ценного помощника, как радиолокационная станция, отсутствие которой увеличивало его уязвимость. С тех пор, как появились и были установлены на борту подводных лодок радиолокационные станции, офицеры и матросы не представляли себе службу без них. И действительно, радиолокационная станция как грозный циклоп, проникающий глазом своим через стены тумана и мглы, видящий и указующий на опасность, не видимую нам, простым смертным.
Всплыть темной ночью без радиолокационной станции означало бы легкомысленно подвергать себя опасности, действовать вслепую по отношению к противнику.
- Всего лишь несколько несложных операций, командир. Это также даст нам возможность лучше настроить радиолокатор. Он будет введен в строй в семнадцать ноль-ноль.
- Добро, Джо. Но я хотел бы, чтобы он работал, когда мы будем в надводном положении…
День прошел без происшествий. Мы прошли на восток около 50 миль и вели наблюдение в перископ, находясь в подводном положении, в районе мористее входа в Токийский залив. Над побережьем вырисовывалась величавая Фудзи. Не обнаружили никаких признаков цели. Проходили часы, и я время от времени интересовался, как идет ремонт радиолокационной станции. Меня уверяли, что все идет по плану. Но, когда солнце стало клониться к закату, моя тревога и раздражение начали возрастать с удвоенной силой.
- Когда закончится ремонт радиолокационной станции?
- Скоро…
Лейтенант и я повторяли потом этот диалог, как заигранную пластинку. В 17.18 я отдал приказ на всплытие. Радиолокационная станция еще не работала. Темнота незаметно окутывала лодку. Наблюдение за морской обстановкой велось по всему горизонту.
На все мои запросы о завершении ремонта лейтенант Боша отвечал одно: «Скоро будет закончен…» Но я уже не был в этом уверен и поэтому решил оставаться на мостике в качестве дополнительного сигнальщика.
В 19.30 наконец последовал доклад об окончании ремонта. Это было и хорошо, и плохо. Техники заново собрали всю радиолокационную станцию, но им нужен был еще примерно час для того, чтобы настроить ее и провести соответствующие проверки. Во время этих действий, полагал я, необходимо будет послать в эфир несколько сигналов, подвергая тем самым себя опасности обнаружения. Эта мысль не давала мне покоя.
В 20.30 лейтенант Боша прокричал через открытый люк:
- Кэптен, настройка радиолокационной станции закончена. Началась работа в обычном режиме…
Резким, хриплым голосом я поблагодарил его и возвратился к своему месту наблюдения. Через несколько минут сигнальщик отметил появление острова Инамба, что у входа в Токийский залив. Об этом сообщил лейтенанту Боша в боевую рубку, на что тот ответил: «Радиолокационная станция острова не обнаружила». Это было невероятно. Голова моя пошла кругом, в руках я бессознательно комкал фуражку. Мое волнение еще больше усилилось, когда мне доложили, что по пеленгу 30 градусов обнаружена цель. Не веря ушам, я крикнул, что это пеленг на остров 60 градусов и радарный лимб установлен явно неправильно.
- Установите его… - прорычал я.
- Есть, сэр… - вяло донеслось из люка, но в то же мгновение лейтенант Боша выскочил наружу:
- Кэптен, ваш «остров» движется! В двадцать сорок восемь радиолокационная станция обнаружила цель на удалении двадцати четырех тысяч семисот ярдов, по пеленгу двадцать восемь градусов.
Джустин Дайгерт - Джадд, вахтенный офицер, и я вскинули бинокли в направлении того сектора горизонта и стали всматриваться в темноту.
Через несколько минут торпедист третьего класса Фуллер, новичок в нашем экипаже, несший вахту на сигнальной площадке перед перископом, в нескольких футах выше мостика, закричал:
- Вижу цель! На горизонте темная тень, два румба мористее правого борта!
Фуллер был одним из самых молодых матросов экипажа - ясно, что у него зрение было получше, чем у нас. Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он записался добровольцем; отец дважды возил его на мотоцикле на пункт для новобранцев, чтобы засвидетельствовать свое согласие на его службу.
Возликовав, я и Джадд навели свои бинокли в направлении цели. Увидели длинную низкую выпуклость на горизонте. Она двигалась навстречу нам. Я быстро, почти автоматически, скомандовал два раза:
- Команда слежения - по местам! Начать слежение по курсу!
Джадд в свою очередь подал команду изменить курс, и подводная лодка «Арчер-Фиш» стала послушно разворачиваться, становясь к приближающейся цели кормой. «Запустить все двигатели!» - передал он по телефону в машинное отделение. Подводная лодка, получив дополнительную мощность, рванулась вперед по новому курсу.
Члены экипажа кинулись по своим боевым постам. Лейтенант Джон Эндрюс побежал на мостик сменить вахтенного офицера. А Джадд скрылся в люке боевой рубки, где он начал прокладывать новый курс и скорость лодки, а также наносить координаты цели, которые определялись по пеленгам и дистанциям, полученным от радиолокационной станции. К нему присоединился уорент-офицер [17] - боцман Дэниел Эллзи. Обычно на подводной лодке нет должности для уорент-офицера. Но в прошлых походах Дэн был главным старшиной штурманской группы и после повышения в звании попросил оставить его на борту лодки.
К тому времени лейтенант Дэвис Бантинг включил торпедный автомат стрельбы и ввел в него данные о движении цели. Рядом с ним действовал энсин Гордон Кросби, офицер-связист. Он бегал туда-сюда, от торпедного аппарата - в радиорубку, чтобы составить, закодировать и просмотреть исходящие донесения. Еще до того, как подводная лодка «Арчер-Фиш» закончила поворот на курс 208 градусов, техник-радиолокаторщик третьего класса Ерл Майерс принял на себя обязанности оператора радиолокационной станции поиска в надводном положении.
Применяя методику «сопровождения цели но курсу», я смог приблизительно определить ее курс и скорость и, следя за ними, устанавливал курс и скорость для своей лодки.
Расчет, обслуживающий торпедный автомат, и вся штурманская группа, используя получаемые пеленги и дистанции до цели, более точно рассчитывали ее курс и скорость. Мы готовились к выходу на торпедную атаку. Мы старались выиграть время, стремительно идя по курсу цели. Расстояние между нами и ими медленно сокращалось. Корабль противника шел на зигзаге. Учитывая это, можно было уточнить его истинный курс. Мне не терпелось определить класс этого большого надводного судна, а также количество кораблей охранения, если такие были, и их положение по отношению к главной цели. Важно было не упустить время.
Джадд и Дэн в штурманской рубке прокладывали курс цели и подводной лодки «Арчер-Фиш» с того момента, как мы первоначально определили пеленг и дистанцию. Их расчеты помогали мне представить вероятный курс корабля противника и точку встречи с ним. Данные из штурманской рубки получал лейтенант Бантинг на торпедном автомате стрельбы. Показатели сравнивались, и получались усредненные данные, необходимые для управления торпедной стрельбой. Торпедный автомат стрельбы при помощи стрелки на экране, показывающей угол упреждения при торпедной атаке, обеспечивал схематичную диаграмму относительного положения «охотника» и «жертвы».
Световой сигнал готовности на шкале торпедного автомата стрельбы должен был предупредить, когда будет достигнут оптимальный вариант начала пуска торпед. В идеальном случае наши торпеды должны быть выпущены в борт цели, с расстояния от 1000 до 2000 ярдов. Здесь же, на торпедном автомате стрельбы, рассчитывался угол гироскопа, на котором осуществлялось управление торпедой. Эти данные передавались в торпедные отсеки, где они движением стрелки отмечались на картушке. А вторая движущаяся стрелка на другой картушке указывала гироскопический угол, который автоматически устанавливался на гироскопе торпеды. Это достигалось при помощи стального стержня, который имел вид гнезда гаечного ключа, проходящего через торпедный аппарат к гнезду с внутренней нарезкой в торпеде. Стержень автоматически отводился при выстреле.
В носовом торпедном отсеке старшина-торпедист 2-го класса Эдвард Зелинский находился на боевом посту у двух торпедных аппаратов. Отсюда он мог видеть две стрелки-указателя. Если они не совпадали, он вручную устанавливал гироскопы торпед в торпедных аппаратах соответственно данным торпедного автомата стрельбы или данным группы управления стрельбой.
Боевой пост Зелинского имел также ручную кнопку, которую можно было нажать для пуска торпеды сжатым воздухом в том случае, если не срабатывал электрический привод, соединяющий боевую рубку и торпедные аппараты.
На своем посту лейтенант Ромоло Казинс пристально следил за работой нашей механической части. Он выполнял также обязанности офицера на посту погружения, расположенном ниже боевой рубки. Старший писарь Юджин Карнахан был у телефона в боевой рубке. Сидя в наушниках, он поддерживал связь с другими операторами во всех отсеках лодки.
Остался я доволен и работой матросов на постах слежения.
- Джон, - обратился я к лейтенанту Эндрюсу, - останови двигатели. Это поможет расчету в штурманской рубке и на торпедном автомате стрельбы определить точный курс и скорость цели.
- Есть, командир!
Приказ был быстро передан. Подобно стайеру, подводная лодка стала замедлять свой бег. Шум кильватерной струи становился все тише, тише - до тех пор, пока остался единственный звук, который было слышно, - бесконечный, спокойно-размеренный плеск Тихого океана. В течение восьми минут мы определили курс судна 210 градусов и его скорость - 20 узлов. Теперь мы могли с ним сближаться. Курс и скорость были тщательно выверены как в штурманской рубке, так и на торпедном автомате стрельбы.
- Джон, курс двести десять градусов. Самый полный!
Итак, мы доводим нашу скорость до 18 узлов - предельная для «Арчер-Фиш».
Лейтенант Эндрюс повторил приказ в открытый люк, старшина Карнахан передаст его по телефону в центральный пост управления энергетической установкой, и старший механик начнет увеличивать обороты наших четырех 9-цилиндровых двигателей. Каждый из них имел мощность 1535 лошадиных сил, они были способны привести в движение четыре генератора мощностью 1100 киловатт. Вахта центрального поста регулировала мощность генераторов и могла использовать ее для того, чтобы привести в движение любой из двух гребных валов. В случае необходимости мощность генераторов могла быть использована для зарядки 252 элементов носовых и кормовых аккумуляторных батарей, которые, в основном, использовались в подводном положении.
Как только наша лодка, перейдя на большую скорость, взяла новый курс, сознание мое лихорадочно заработало. Какое предпринять следующее действие? Каким оно должно быть, чтобы быть правильным? Я намеревался провести погружение на перископную глубину, так как мы приближались к точке, подходящей для нанесения удара. Этот момент мог наступить скоро, конечно, если цель будет следовать прежним курсом. У меня не было времени вдаваться в теорию. Надо быстро погружаться - для этого надо перевести «Арчер-Фиш» на минимальную скорость, а ее сообщают лодке наши носовые и кормовые батареи.
Но мы еще многого не знали о своей цели. Что это было? Старое рыболовное судно, этакая бочка, или настоящий боевой корабль? Был ли его генеральный курс 210 градусов? Или это только частный курс выполняемого им зигзага? Были ли корабли охранения? Если бы мы определили, к какому классу судов относится цель, то это здорово бы помогло нам в определении дальности стрельбы. Необходимо было проанализировать все наши данные.
В «Опознавательном справочнике» имелись силуэты кораблей противника, по которым можно было определять основные размеры надстроек корабля, расположенных над ватерлинией, в том числе самые высокие мачты, формы мостика и дымовые трубы. В наших перископах были подвижные линзы, которые позволяли видеть цель по частям. Например, высота носовой мачты корабля определялась в футах по шкале, связанной с ручкой вращения линзы. А подводя верхний срез мачты вращением этой ручки под ватерлинию, по наклонному углу можно рассчитать расстояние до корабля в ярдах.
При любом варианте атаки решающее значение имеет точное знание количества и расположения кораблей охранения. Эсминцы были всегда основным препятствием в нашем деле. Сопровождая цель, они постоянно ведут поиск подводных лодок. Движения эсминцев можно сравнить с действиями охотничьей собаки, которая в поисках добычи для хозяйка рыщет, стремясь обнаружить ее во что бы то пи стало.
Если же командир атакующей подводной лодки сможет определить характер маневрирования эсминца, то это поможет ему скрытно занять исходное положение для атаки.
В моей голове рождались противоположные решения. Я поочередно анализировал их, сопоставлял, отбрасывал и снова искал другие варианты выхода в атаку. Внешне я был спокоен и невозмутим. И правильно делал.
В начале преследования цели большая часть моих команд была обычной и не требовала особых размышлений. Я служил на подводных лодках уже более семи лет. Участвовал в сотнях учебных атак. Большинство моих офицеров и матросов были опытными мастерами торпедирования. Они исключительно хорошо знали и выполняли свое дело. Подводная лодка «Арчер-Фиш» тоже не была новичком. Я вступил в командование ею, когда она совершила уже четыре боевых похода с другими командирами. Главное, команда и корабль были боеспособны и могли выполнить то, что им предстояло выполнить. Мы все горели желанием боевого успеха.
Углубившись в свои мысли, я между тем следил за темным пятнышком на горизонте, которое медленно приближалось и приобретало все более четкое очертание. Что это было за судно? Как бы я хотел, чтобы это был большой военный корабль!
Судя по фактам, развитию военных событий, больших кораблей у Японии было не так уж много. Но вполне возможно, это один из них. Цель была настолько крупной, что ее можно было наблюдать на расстоянии более чем 12 миль.
Я перебрал все данные картотеки своей памяти, силясь идентифицировать судно. Тут я подумал о больших линейных кораблях, которые привлекли к себе внимание разведки ВМС США еще в середине 1938 года. К тому времени Япония начала постройку первых четырех кораблей этого класса. Размеры и мощность их трудно было вообразить. Имея водоизмещение 70 000 тонн, они вдвое превышали наши линейные корабли. Японские имели скорость 27 узлов, а наши - 21 узел, у них орудия калибром 18 дюймов, а наши - 16 дюймов. Кроме того, в каждом японском снаряде было гораздо больше взрывчатого вещества, чем в американском. Я часто мечтал хотя бы увидеть такой вот корабль. Помню, что, когда к концу 1942 года постройка двух этих громадин была завершена и они вошли в состав ВМС Японии, линейный корабль «Ямато» был атакован как раз на Рождество 1943 года командиром подводной лодки ВМС США «Скейт» Джином Маккинни. Торпедный удар пришелся по носовой части корабля, но он все-таки смог возвратиться в воды Внутреннего моря. Оба линкора были впоследствии переданы в Центральное соединение кораблей под командованием адмирала Куриты, участвовали в битве в заливе Лейте. Несколько бомб попало в линкор «Ямато», это немного снизило его скорость, и только. Другой линкор «Мусаси» получил 10 торпедных ударов, 5 по каждому борту, и около 17 бомбовых попаданий, в результате чего затонул. Но не надо забывать, что шесть авианосцев 38-го оперативного соединения США, чтобы потопить «Мусаси», подняли в воздух больше самолетов, чем японцы для разгрома Перл-Харбора.
А что, если это третий сверхмощный японский линкор? Я попытался вспомнить все, что о нем сообщала наша разведка. Информация была скудной - ничего особенного не вспоминалось. Если этот третий корабль действительно существовал, то японцам удалось совершить почти невозможное - сохранить завесу секретности при его постройке. Я знал, что в Йокосуке, в Токийском заливе, главная их судостроительная верфь. Возможно, они построили этот корабль там…
Мой старший помощник лейтенант-коммандер Зигмунд Бобчинский из Портсмута, штат Нью-Гэмпшир, где в 1943 году была построена и спущена на воду подводная лодка «Арчер-Фиш», поднялся ко мне на мостик. Кроме его основной должности - быть старшим помощником командира корабля я назначил Боба - Бобчинского контролирующим все боевые посты. Это была непривычная роль для старшего помощника командира корабля, но мне было легче и спокойнее с ним. Мне слишком часто приходилось с горечью видеть, как в напряженные моменты нарушалось взаимодействие между боевыми постами. Боб был незаменим. Члены экипажа обращалась к нему не иначе как уважительно-любовно «мистер Боб». Мой старший помощник был ветераном нашей подводной лодки. Он участвовал в самых первых походах после японского нападения на Перл-Харбор. В начале войны его лодка получила задание охотиться за кораблями противника мористее подходов к Токийскому заливу. Я очень ценил опыт Боба и его надежную поддержку. Он был деловит, точен и зорок в проведении проверок всех боевых постов на корабле. Он умел добиваться своего и действовал на всех как катализатор. Он умел организовать взаимодействие и слаженную работу всех боевых постов. Никто не подвергал сомнению его совет или мнение.
Подводная лодка «Арчер-Фиш» продолжала идти вперед тем самым курсом, что и таинственное судно, пытаясь в то же время собрать о нем как можно больше информации. Мы знали его курс и скорость, но желательно было знать побольше, прежде чем идти в атаку…
И вот мы с Бобом наблюдаем продолговатую, низкую громадину на горизонте. Несмотря на почти безоблачное небо и полную луну, до сих пор не различить ни мостика, ни мачт, ни какой-либо другой надстройки. Наконец я рискнул высказать предположение:
- Я думаю, Боб, что это танкер. По крайней мере, у танкера такой силуэт. А ты что думаешь?
- Я согласен, кэптен. Во всяком случае, можно принять как гипотезу. На этом этапе…
Боша вдруг крикнул нам из боевой рубки, что на экране радиолокатора слева от большой цели появилось пятнышко.
- Оно движется быстрее и находится ближе к нам, - доложил он. - Видимо, это корабль эскорта, находящийся по правому борту цели.
- Очень хорошо, Джо, - сказал я. - Продолжайте наблюдение.
С появлением долгожданной цели мое раздражение, вызванное ремонтом радиолокационной станции, постепенно улеглось.
Со старшим помощником мы принялись обсуждать характер цели и возможности надводной атаки. Пришли к единому мнению: скорее всего, перед нами одиночный танкер с единственным кораблем охранения. Видимость ночью была хорошей. Самое подходящее время для проведения атаки в надводном положении.
Я мысленно возвратился в Нью-Лондон, где командовал подводной лодкой 0-10. В октябре 1942 года получил приказ пройти курс обучения в училище по подготовке кандидатов на должности командиров подводных лодок. Целью занятий было натаскать нас в проведении боевого патрулирования. В классе нас было десять человек, все опытные офицеры-подводники. Нас обучали командованию лодками для боевой службы в районе Тихого океана. Нашими инструкторами были бывшие командиры подводных лодок, которые сами провели множество успешных боевых походов. Нашими пособиями стали официальные донесения боевых командиров по возвращении из вражеских вод, с самыми последними данными. Обучение шло на берегу и на море. Мы анализировали донесения, обсуждали действия других командиров и свои собственные действия в воображаемой боевой ситуации. Потом инструктор проводил разбор занятий. Аудитория, естественно, выслушивала все с большим вниманием.
Обучение в море проводилось на борту американских подлодок - «Макерел» или «Марлин». Это были новые малые подводные лодки ВМС США, с самым современным оборудованием. На них, конечно, не пойдешь в боевой поход в Тихом океане, но зато они вполне подходили для обучения и тренировок. Наши учения проводились в проливе Лонг-Айленд. Эсминцы, базирующиеся в Ньюпорте, служили нам «целями». Наши практические стрельбы по целям в надводном положении проходили как в дневное, так и в ночное время. Позднее молодые командиры, применяя методы, которым нас обучали, успешно потопили несколько японских кораблей. Один метод очень подходил к той ситуации, в которой оказалась теперь подводная лодка «Арчер-Фиш» по отношению к таинственной цели.
- О’кей, Боб, - сказал я. - Если мы правильно поняли друг друга - атакуем в надводном положении. Я продумаю все детали этой атаки.
Он кивнул в знак согласия.
- Прежде всего, - продолжал я, - мы изменим курс корабля и пойдем на запад. Благодаря этому цель окажется в свете лунной дорожки, а наш темный корпус от глаз их сигнальщиков помогут скрыть облака на северо-западе.
Я полагал, что на дистанции пять миль нас не обнаружат только в том случае, если японский корабль будет находиться прямо по курсу. В таком положении силуэт нашей лодки едва различим. Мы остановимся на расстоянии пяти миль и будем вести наблюдение за эскортом и кораблем-целью по мере уменьшения расстояния между нами. Они могут двигаться зигзагом. Мы должны быть готовы к тому, что они идут так сейчас.
Мы пропустим корабль эскорта, и, когда он пройдет мимо, мы, увеличив скорость, отойдем на большее расстояние от него. Надеюсь, что он окажется далеко впереди цели, и чем дальше, тем лучше это для нас. Когда мы освободимся от корабля охранения, мы, перейдя на максимальную скорость, стремительно двинемся к цели. Мы окажемся позади траверза цели. Обычно сигнальщики на торговых судах менее внимательны на кормовых курсовых углах.
Я сказал Бобу, что обстановка подскажет, на какое расстояние мы подойдем к танкеру перед тем, как произвести залп из торпедных аппаратов. Я надеялся подойти на 3000 ярдов. После того, как корабль противника обнаружит нас, ему, конечно, потребуется какое-то время, чтобы изготовиться и открыть огонь, а к тому времени, как я надеялся, мы будем уходить на большой скорости и наблюдать взрывы наших торпед.
Ликуя в душе от принятого решения атаковать, повернулся к лейтенанту Эндрюсу и отдал приказ:
- Вахтенному офицеру - право руля, курс двести семьдесят градусов. Стоп машина, когда расстояние к цели составит пять миль. Приготовить к стрельбе торпедные аппараты.
Вахтенный офицер объявил боевую тревогу. Вскоре по корабельной трансляционной сети колоколом громкого боя был передан сигнал тревоги. Снова на меня, как командира подводной лодки «Арчер-Фиш», ложилась большая ответственность, и прежде всего, за жизнь моих офицеров и семидесяти двух членов моего экипажа. Было от чего заволноваться.
Но мы были все вместе. Я знал, что мои люди верят в победу, как верю в нее я. Конечно, я буду действовать по теории, по инструкции, но почему бы не положиться еще на свое чутье? Я чувствовал себя на высоте возможностей. Нет, этому кораблю не удастся спастись, как это удалось авианосцу «Сёкаку»…
Я слышал, как команда лейтенанта Эндрюса эхом прокатилась по всей подводной лодке «Арчер-Фиш»:
- Всем - по боевым постам! Торпедная атака!
3. УКЛОНЕНИЕ
Энсин Сода, офицер сигнальной службы, сделал последний глоток чая, поправил фуражку, застегнул все пуговицы своей штормовки и приготовился подняться наверх нести вахту с 20.00 до 22.00 на сигнальном мостике. Он заступал на вахту через полчаса после доклада кэптену Абэ о перехваченном сигнале радиолокационной станции противника. Сода предупредил молодых офицеров в кают-компании, что он уходит, стал пробираться через лабиринт коридоров на верхних палубах авианосца. Наконец он поднялся на сигнальный мостик, где ему надлежало нести очередную сигнальную вахту.
Внизу, под его ногами, громадный бронированный корпус «Синано» спокойно рассекал воды Тихого океана. Единственным движением, заметным на авианосце, была легкая, убаюкивающая килевая качка - бортовая качка не ощущалась на «Синано».
Сода принял вахту. Ему доставляло удовольствие смотреть на луну, лившую призрачный свет на громадном пространстве океана. Лунный свет, однако, не только помогал вести наблюдение, но и предательски освещал авианосец, делая его видимым для противника. Но энсину Соде внушало уверенность присутствие закаленных в боях эсминцев охранения, готовых в любой момент атаковать вражескую подводную лодку, если бы она имела неосторожность приблизиться к «Синано».
Он проверил все вахтенные посты, чтобы убедиться, что все сигнальщики бдительно несут свою службу. Они стояли друг от друга всего в нескольких шагах на сигнальном мостике, размеры которого составляли 10 на 24 фута. В их распоряжении было более 30 пар биноклей различных размеров. Каждый уже выбрал для себя бинокль по своему усмотрению и вел наблюдение за морем в своем секторе. Молодой вахтенный офицер взял свой бинокль и присоединился к стоявшим вдоль лееров. «Синано» рассекал волны океана.
Ночь была теплее, чем обычно она бывает в конце лета. Впереди по носу, справа и слева на траверзах шли три корабля охранения - «Исокадзе», «Юкикадзе» и «Хамакадзе», - маневрируя в теплых водах течения Куросио. Для «Синано» они были надеждой защитой. На кораблях не было видно ни одного огонька. Было тихо. Только слышалось легкое бурление вспененной воды по носу императорского авианосца, шум кильватерной струи да плеск волн, когда они мягко шлепались о борта.
Прошел час. Вахтенная команда хранила молчание, поглощенная выполнением своей задачи. Время от времени кто-нибудь из сигнальщиков отходил назад, чтобы размять затекшие от напряжения руки и плечи. Некоторые потирали глаза, снимая усталость от длительного пользования биноклем.
Настоявшись под ударами холодного ветра и начиная замерзать, сигнальщики принялись похлопывать себя по бокам, переминаться с ноги на ногу и приплясывать. Энсин Сода вынужден был приказать им прекратить движение на мостике и помнить о своей ответственности.
- Уже недолго, моряки, - повторял он, проходя за их спилами. - Сейчас почти двадцать два ноль-ноль. В последние минуты вахты нельзя расслабляться…
В это мгновение один из сигнальщиков выкрикнул:
- Сэр, по правому борту перископ! - Его голос был громким и пронзительным.
- Энсин Сода бросился к нему с биноклем:
- Где? Я ничего не вижу!
- Справа по курсу, сэр. Примерно в полумиле.
Сода перевел бинокль в указанном направлении. К нему присоединились другие сигнальщики. Никто не обнаружил и признака перископа на залитой лунным светом поверхности.
- Я ничего не вижу, Кубонта. Вы уверены, что это был перископ?
- Нет, конечно, сэр. Но в тот момент, мог бы поклясться, видел его! А теперь его нет. Возможно, это была волна…
- Я тоже так думаю, Кубонта. Я могу объяснить, почему ты так подумал. Волны, сталкиваясь, разбиваются друг о друга, при этом создается видимость сверкнувшего на морской поверхности перископа.
Однако энсин стал раздумывать, не доложить ли обо всем командиру авианосца? Лучше переусердствовать в бдительности, чем потом казнить себя за промах. Он повернулся, чтобы позвонить на командирский мостик, расположенный ниже сигнального. Трубку взял помощник штурмана энсин Ясуда и, выслушав, попросил его подождать.
Вскоре Ясуда позвонил:
- Здесь сверили ваше сообщение с данными других вахтенных. Ничего не обнаружено. Кэптен Миками передает: «Усилить бдительность при несении вахты».
Энсин Сода поставил телефон на место и, возвратившись к поручням, стал рядом с матросом Кубонтой:
- На командирском мостике не подтверждают твое обнаружение. Итак, все в порядке. Что-нибудь еще?
- Нет, сэр, - ответил Кубонта.
Вахтенная команда тем не менее усилила бдительность. Сигнальщики прикипели к своим местам.
В 22.00 новая вахтенная команда занимала боевые посты, а энсин Сода провожал своих подчиненных и благодарил каждого за хорошую службу. Затем он спустился в кают-компанию. Она была пустой и немного унылой в тусклом освещении слабых флюоресцентных ламп. Переборки на всем корабле, выкрашенные блеклой серой краской, отнюдь не способствовала созданию атмосферы тепла и уюта.
Энсин Сода ушел из кают-компании, даже не выпив чая, не прикоснувшись к легкой закуске, которую оставлял буфетчик для офицеров, приходивших с ночной вахты. Уставший и продрогший после напряженной двухчасовой работы, он ушел к себе в каюту, чтобы немножко вздремнуть. Засыпая, он видел мерцающие перископы в темных водах Тихого океана. Они были всюду, кружась вокруг «Синано», как плавники акулы…
В самой нижней части цитадели «Синано», рядом с машинным отделением, где билось мощное, хорошо защищенное сердце авианосца, находился медицинский блок, по которому теперь беспокойно кружил лейтенант-коммандер Ясума, старший офицер медицинской службы. Он осматривал свои владения. При приближении начальника его помощники и санитары принимали стойку «смирно». Подходя к ним, доктор Ясума кивал им: «Вольно». «Отдыхайте, пока есть возможность», - говорил он всем. В боевой обстановке врачи и санитары должны находиться на ногах круглосуточно, присматривая за ранеными и умирающими. Эта обманчивая тишина могла, знал Ясума, превратиться за несколько минут в сумасшедший дом. Он бродил, осматривая свои многочисленные, хорошо знакомые помещения, и незаметно подавлял зевки, ибо процедуры проверки проводились им уже много раз со дня выхода «Синано» из порта Йокосука. Он снова подумал об аскетизме кэптена Абэ, который находил отражение в каждом отсеке авианосца «Синано», даже в медицинском блоке. Не ускользало от внимания и намерение командира содержать каждое жилое помещение на корабле в наиболее неприхотливом виде.
Большинство коек в медблоке были парусиновые, и только кое-где виднелись высокие железные - для тяжелораненых. На них лежали резиновые матрацы, с которых легко было смыть кровь.
В довольно просторных палатах вся мебель состояла из нескольких стульев, маленьких железных столиков, прикрепленных к палубе, и коек. На переборках не было никаких картин, которые иногда развлекают и успокаивают раненых.
Корабль кэптена Абэ был боевым кораблем и соответственно тому оборудован. Все отделения его строго соответствовали своему назначению, отличались простотою дизайна, добротностью. И в медицинском блоке не было ничего лишнего, что мешало бы санитарам быстро переносить раненых, несуетливо ориентироваться: кого на хирургический стол, а кого на перевязку или переливание крови. Кто-то будет положен на койку в темный угол, чтобы встретить в одиночестве свою смерть, ибо корабельной медицине ему уже, увы, не помочь.
Внешне он был лишен даже намека на то, что здесь лечат. Но все в медицинском отсеке несло на себе мрачный отсвет. Стальные переборки темно-коричневого цвета. Палуба тоже стальная, покрыта слоем известки. Помещения без иллюминаторов, а единственный источник освещения - флюоресцентные лампы, источающие тусклый свет. Кроме того, отсутствие вообще белой покраски, а также обычных постелей с белым бельем, с чем обыкновенно связано наше представление о госпитале, - ничто здесь не говорило о том, что это помещение было современным медицинским блоком.
И тем не менее доктор Ясума считал, что кораблестроители не поскупились при проектировании его медицинской части. Здесь было несколько операционных, отсеки для больных, большое количество лабораторий для проведения исследований, кладовые и многочисленные ниши с медикаментами. Помещения были звуконепроницаемы с прекрасной вентиляционной системой. В общем, корабельный врач мог быть вполне доволен: кое-что у него было не хуже, чем в береговом госпитале: например, очень опытные врачи, прекрасное оборудование и инструменты, которыми обеспечило их министерство ВМС.
Во время неофициального осмотра своих владений коммандер Ясума улыбнулся про себя, вспомнив об инциденте с кэптеном Абэ. Он узнал об этом от офицеров. Дело было еще до его прибытия на борт авианосца. Кэптен Абэ незадолго до выхода корабля в море запросил министерство ВМС о том, кто будет у него начальником медицинской службы. Ему сообщили, что таковым назначен лейтенант-коммандер Ясума. Абэ удивился. Удивился и флаг-врач ВМС: они-то с кэптеном Абэ знали, что на эту должность всегда назначается врач в звании кэптена. И хотя коммандеру Ясуме никто потом на этот счет ничего не высказывал, он чувствовал, что кэптен Абэ обижен тем, что главврачом на его корабль прислан офицер ниже рангом, чем предусмотрено.
Когда обход закончился, доктор Ясума возвратился к себе в каюту и принялся, по обыкновению, записывать свои наблюдения в дневник. В тот вечер по многим причинам его вдруг забеспокоила мысль о готовности экипажа «Синано», в том числе офицеров и матросов медицинской службы.
«В общем, - писал он, - чем больше корабль, сложнее его оборудование, тем больше экипажу потребуется времени для овладения им. Выходит, ведя службу на таком громадном корабле, как «Синано», потребуется минимум три года обучения, чтобы экипаж достиг высшей степени боеспособности и смог быстро и точно действовать в случае, если корабль получит в бою повреждения…» Он также записал в дневнике свое мнение о том, что военно-морское командование Японии поступило неблагоразумно, отправив «Синано» в его первый поход из Токийского залива сразу же после того, как он был введен в боевой состав флота. Конечно, он понимал, что то, что ему казалось неблагоразумным, в глазах высшего командования было вполне разумно в свете военной обстановки - массированные налеты американских бомбардировщиков на промышленный район Токио - Йокогама в последние дни. Если бы «Синано» остался в Йокосуке, он стал бы целью номер один для американских бомбардировщиков Б-29. Альтернатива, однако, была ненамного лучше: опаснейший переход ночью во Внутреннее море, воды которого, как он слышал, кишели подводными лодками противника… Имея в виду рискованное положение «Синано», он записал в дневнике: «Потребуется, к сожалению, очень много времени, чтобы достичь высокого мастерства, воспитать высокий моральный дух экипажа и тем добиться значительного перевеса над противником. Я был свидетелем проявления высшей доблести моряков ВМС Японии в начале войны, и мне кажется, что многие из экипажа «Синано» еще не обладают высоким мастерством и соответствующим боевым духом. Я не могу теперь избавиться от мрачных предчувствий, размышляя о том, как проявит себя экипаж в случае жестоких испытаний…»
Начав нервничать, он отложил дневник в сторону и лег, не снимая формы, на койку. Он долго не мог уснуть. Перед глазами в его утомленном сознании мелькали силуэты неприятельских подводных лодок…
На ходовом мостике штурман [18] кэптен Накамура и его помощник энсин Ясуда старательно отмечали на штурманской карте каждое изменение курса корабля и каждые 15 минут наносили на ней его место нахождения. В вахтенном журнале велись необходимые записи. Кэптен Миками, старший помощник командира корабля, одобрительно кивал, глядя на карту…
На мостике находилось десятка два офицеров и матросов, которые выполняли различные обязанности, но разговор их был почти не слышен: все говорили деловито-коротко и вполголоса. Кэптен Абэ не любил, когда его уединение нарушалось излишне громкими речами.
Несмотря на внешнее спокойствие, кэптен Миками ощущал гнетущее беспокойство по поводу герметичности корабельных отсеков. Испытания воздухом, которые установили бы состояние герметичности отсеков, были отменены в связи с поспешным выходом «Синано» во Внутреннее море. Он не мог не думать об этом, ибо отвечал за герметичность и живучесть корабля. Не подведут ли эти качества авианосца в случае сражения? Больше всего его волновала именно отмена испытаний сжатым воздухом. Другой волновавший его вопрос - это принципиально новый вид размещения проходов вдоль корабля. Вместо обычного одного главного прохода вдоль каждого борта корабля, с узкими поперечными коридорами, соединяющимися под прямым углом, на «Синано» было спроектировано два главных прохода - по каждому борту, соединявшихся поперечными проходами, столь же большими, как и два основных прохода. Кэптену Миками не нравилась необычная планировка этих коридоров, так как он сам часто терял ориентировку на корабле. Из-за того что офицеры и матросы часто путали направление в проходах, старший помощник командира беспокоился, что в случае какого-либо бедствия личному составу «Синано» потребуется немало времени, чтобы занять свои боевые посты. Он знал также, что кэптен Абэ был неспокоен, так как многие из его матросов имели минимум подготовки перед своим первым выходом в море. Командир предложил было старшему помощнику провести в доке текущие практические учения, но последний указал на то, что, пока корабль строится, из-за мириадов открытых труб и проводов проводить учения по полной схеме опасно.
Миками чувствовал, что кэптен Абэ прекрасно понимает, какая опасность подстерегает их корабль, что злейшими их врагами являются не американцы, а военные бюрократы, которые озабочены одними только мыслями о победе.
Он вспомнил день 11 ноября, когда «Синано» совершил первое испытательное плавание на расстояние 20 километров внутри Токийского залива с целью определения наибольшей скорости при работе восьми котлов. Они достигли наибольшей скорости - 21 узел, что было недостаточно для взлета боевых самолетов при отсутствии встречного ветра. Лицо кэптена Абэ было тогда хмурым и расстроенным.
Тем не менее, несмотря на серьезные недоработки, военная администрация настаивала на проведении церемонии передачи корабля императорскому флоту, которая и состоялась 18 ноября.
Кэптен Миками весь сжался, вспоминая, как во время этой церемонии пошли поломки.
Так, например, из-за возгорания проводки завис лифт, на котором поднимался один высокопоставленный офицер штаба ВМС. Это было нелепо и совершенно недопустимо на новом корабле. Офицеры начали службу с дурными предчувствиями.
А как он может забыть, как у кэптена Абэ дрожали от гнева руки, когда начальник судоверфи вручал ему свидетельство о передаче корабля императорскому флоту? Наблюдая реакцию кэптена Абэ, каждый присутствующий знал, что он с полным на то основанием хотел отказаться принять корабль. Но все понимали, что японский офицер не может пойти против воли вышестоящего штаба.
В то время как кэптен Миками предавался воспоминаниям о недавних событиях, кэптен Накамура, низкорослый и неповоротливый в своей зимней одежде, похожий на медведя, презревшего зимнюю спячку, с невозмутимым спокойствием бывалого моряка наклонился над большой картой. Без сомнения война была его призванием. Как и его командир, штурман Накамура был всегда неутомим и всегда готов к любой опасности в этом трудном походе. Глаза его теперь тщательно изучали карту, которую он, впрочем, изучил досконально, а мысли возвращались снова и снова к понедельнику, 20 ноября, за восемь дней до их выхода в море. Он сопровождал тогда кэптена Абэ на короткий инструктаж в оперативно-разведывательный отдел военно-морской базы Йокосука. Командир попросил провести такой инструктаж для того, чтобы выйти в море хорошо осведомленным об оперативной обстановке на пути следования его корабля. Офицер, проводящий инструктаж, постоянно обращался к большой морской карте. Он указал на район мористее острова Хонсю, сообщив присутствующим о быстром наращивании американских бомбардировщиков Б-29 на островах Сайпан и Тиниан. Нет сомнения, что скоро должны начаться массированные налеты бомбардировщиков на Японские острова, особенно в районе Токио-Йокогама. Ожидается, что эти налеты будут проходить в дневное время. Американские бомбардировщики Б-29, летающие на высоте, недосягаемой для японских истребителей и зенитной артиллерии, могут безнаказанно поражать намеченные цели. Они действительно стали хозяевами неба. Что касается подводных лодок, то они обязательно будут встречаться на пути «Синано». За последнюю неделю произошло несколько артиллерийских боев между американскими подводными лодками и японскими сторожевыми кораблями и катерами в водах мористее островов Бонин и Хонсю. 16 ноября в 3.30 японское транспортное судно было торпедировано противником и затонуло в 350 милях к юго-востоку от Токийского залива [19]. А всего несколькими часами позже, в 50 милях к северу от места этого нападения, японский радиопеленгатор обнаружил передачу закодированного сообщения, которое, видимо, поступило от командира подводной лодки, торпедировавшей японское судно.
Офицер из оперативно-разведывательного отдела сообщил кэптену Абэ и штурману Накамура об обнаружении, начиная с 16 ноября, еще нескольких передач с других подводных лодок противника. В одном случае была предпринята попытка вынудить противника ретранслировать полностью его донесение, чтобы определить пеленг на него. Но японская разведка знала, что эта попытка провалилась, так как американский радист, по-видимому, раскрыл обман.
Сигнал, запрашивающий повторить передачу, видимо, был слишком сильным, и это указывало на то, что он поступал от передатчика, находящегося неподалеку [20]. Более того, японская подводная лодка I-365, которая недавно выполнила 50-суточное патрулирование в районе Марианских островов, сообщила по радио, что принимала целый поток радиопередач от американских подводных лодок [21]. 10 и 11 ноября были получены сообщения о выходе на позиции с островов Сайпан и Гуам по меньшей мере 13 американских подводных лодок. Некоторые из них, как полагают, были обнаружены японской подводной лодкой «I-365».
Кэптен Накамура припомнил, что офицер, сообщавший им разведданные, был не в состоянии объяснить кэптену Абэ причин активности американцев. Когда его попросили высказать свое личное мнение на этот счет, он только сделал предположение, что сосредоточение подводных лодок противника в водах южнее Хонсю может быть связано с выходом в море «Синано». По его словам, японская разведка убеждена, что самолеты Б-29 уже обнаружили и сфотографировали авианосец «Синано» во время своих полетов над Токийским заливом в последние несколько недель. 11 ноября, например, когда «Синано» проходил испытания в Токийском заливе, высоко, оставляя за собой белый след, пролетал над этим районом самолет Б-29. Ну как могли американцы не заметить «Синано»?
Кэптен Абэ запросил у разведки данные, касающиеся внутренних вод Японии, где за последние дни американские подводные лодки были наиболее активны. Офицер, ведущий учет обстановки, быстро достал карту соответствующего района, подготовленную оперативным отделом штаба. Они внимательно рассматривали ее, но ни один из них не выказывал и тени волнения при виде ужасающей цепочки тщательно нанесенных обозначений «X». Каждый значок «X» отмечал место, где подводными лодками противника был потоплен японский корабль. А знаком «Xs» обозначалась гибель нескольких японских кораблей. Таких знаков было много на карте…
У штурмана Накамуры сжалось сердце. Его волнение было понятно: ведь эти знаки символизировали собой потерю множества прекрасных японских кораблей. К тому же он служил на некоторых из них, и имена многих моряков были ему хорошо знакомы. Еще больнее было сознавать, что знак «X» символизирует смерть многих старых товарищей по службе. Неужели вот таким знаком завершаются долгие годы верной службы империи? И хотя его вероисповеданием, как у большинства японцев, был буддизм, он вообразил этот «X» христианским крестом над пучиной…
После ознакомления с обстановкой Абэ приказал штурману Накамуре нанести все данные разведки на одну из корабельных морских карт. Имея такие данные на борту «Синано», кэптен Абэ сможет изучить и оценить их более основательно. И неделей позже, 27 ноября, он использовал эти данные, чтобы убедить кэптена Синтани, командира 17-го дивизиона эсминцев, и командиров этих эсминцев в преимуществе ночного перехода в порт Куре. Кэптен Накамура, присутствовавший на этой весьма горячей дискуссии, рассказывал позже кэптену Миками, что большинство офицеров были против плана Абэ выходить в море вечером.
Кэптен Синтани заметил многозначительно, что «Хамакадзе», «Юкикадзе» и «Исокадзе» прибыли в Йокосуку только два дня назад. Их офицеры и матросы устали от боев и продолжительного боевого похода, только что закончившегося. Они участвовали в битве в заливе Лейте и были свидетелями деморализовавшего их уничтожения многих кораблей японского флота. Их просьба предоставить хотя бы краткосрочный отпуск была отклонена.
Кэптен Синтани подробно остановился на том, какие повреждения получили «Хамакадзе» и «Исокадзе», что из строя вышла радиолокационная станция. Кроме того, на всех кораблях требовался ремонт жизненно необходимого гидролокатора и других электронных систем. Только «Юкикадзе» вышел невредимым после боев в заливе Лейте. А так как «Синано» получил приказ выйти в море 28 ноября, то эсминцам придется пренебречь неисправностями.
Кэптен Синтани подчеркнул, что на эсминцах возникло слишком много проблем по механической части, и выразил свою озабоченность по поводу того, что эсминцы будут не в состоянии предотвратить ночные нападения подводных лодок противника. Он снова настаивал на дневном переходе вдоль побережья Хонсю, уверяя, что тяжелые зенитные батареи и бронированная палуба «Синано» противостоят любой атаке американской авиации. К тому же в дневное время береговой охране и другим частям обороны будет легче оказать помощь кораблю, находящемуся неподалеку от побережья. В дневное время американские подводные лодки вынуждены будут действовать на меньших скоростях, в подводном положении, чтобы остаться незамеченными, и не смогут преследовать и перехватить «Синано», если только им не повезет и они не окажутся на пути его следования.
В заключение он обратил внимание на то, что, если «Синано» покинет Токийский залив в 6.00 и пойдет кратчайшим путем вдоль побережья, он войдет в пролив Кии - охраняемый вход во Внутреннее море - в 21.00 того же дня. А при ночном переходе в любом случае потребуется больше времени и «Синано» будет уязвимее для нападения…
Накамура помнил, как кэптен Абэ молча выслушивал соображения командиров эсминцев, как они твердили в один голос о преимуществах дневного перехода. Однако, когда они начали повторяться, он неожиданно попросил тишины. Что ж, дал им свободно и полно выразить свою точку зрения - формальности соблюдены. Но по предусмотрению главного штаба ВМС, окончательное решение на то, в какое время суток выходить авианосцу, принимает только он, командир авианосца, и это решение он уже принял…
Кэптен Абэ объявил командирам эсминцев свои доводы в пользу ночного перехода. Да, вначале, когда он только что получил приказ провести авианосец в воды Внутреннего моря, он тоже планировал форсированный дневной переход - вдоль побережья острова Хонсю, под прикрытием авиации. Но вскоре штаб проинформировал его о том, что все японские эскадрильи самолетов задействованы в боях и не смогут обеспечить ему должное авиационное прикрытие корабля. Вышло так, что для прикрытия самого дорогостоящего авианосца у Японии не нашлось самолетов!
По мнению Абэ, совершать дневной переход без воздушного прикрытия было бы совершенным безумием. Положение усложнялось еще и тем, что «Синано» должен был выйти в море без своих палубных самолетов. Не будет ни одного своего самолета, который мог бы вести разведку водного пространства впереди по курсу авианосца, не говоря уже о том, чтобы помочь ему отразить атаку. Американские разведывательные самолеты могут обнаружить «Синано» и навести на него самолеты-торпедоносцы. Необходимо принять во внимание довлеющую на все и вся угрозу непосредственно Японским островам со стороны мощного флота США под командованием адмирала Хэлси…
Итак, переход в дневное время невозможен. Лучше всего, если «Синано» выйдет в сумерки 28 ноября и пойдет в южном направлении на больших глубинах мористее побережья. Пройдя некоторое расстояние, авианосец изменит курс к юго-востоку, как будто он направляется на Тайвань, а затем неожиданно повернет на запад, к проливу Кии…
Заявляя о своем решении, Абэ, как это хорошо помнил кэптен Накамура, принимал во внимание и то, что во время ночного перехода будет светить полная луна. Как-никак она будет освещать путь «Синано». Ну, а подлодкам врага она будет во вред, если они попытаются рыскать в надводном положении. Имея множество сигнальщиков на авианосце и эсминцах, подводную лодку можно будет обнаружить даже на расстоянии нескольких тысяч метров…
Главную угрозу для «Синано» представляли торпедные удары американских подводных лодок, но кэптен Абэ был убежден в том, что авианосец может развить скорость до 21 узла, что позволит ему уйти от любой подводной лодки, имеющей сравнительно небольшую скорость в подводном положении.
Лодка в подводном положении может только в том случае угрожать «Синано», если ей посчастливится сблизиться с авианосцем.
Что касается американских торпед, то у кэптена Абэ было явно пренебрежительное к ним отношение. Являясь одним из экспертов в области торпедного оружия, он был в деталях осведомлен о дальности стрельбы и скорости торпед Мк-14 и Мк-10, находившихся на вооружении американских подводных лодок.
Эта информация о торпедах стала доступной и результате опрометчивого заявления генерала Дугласа Макартура, которое он сделал на Рождество 1941 года. В нем говорилось, что Манила на Филиппинах должна стать открытым городом. В распоряжении американских подводников оставалось, таким образом, всего двадцать четыре часа на то, чтобы вывезти запасы торпед из Манилы и ее пригородов. Несмотря на все предпринятые усилия, много торпед Мк-14 - основное оружие американских подводных лодок, а также торпед старого образца Мк-10 было оставлено и попало в руки противника. Таким образом, падение Манилы дало возможность японцам получить бесценные данные о возможностях американских торпед.
Кэптен Абэ имел доступ к этой информации, так тщательно оберегавшейся американцами. Он был крайне удивлен, когда узнал, что торпеды, которыми вооружены американские подводные лодки, имеют дальность хода, при скорости 46 узлов, всего лишь 4500 ярдов. Дальности хода 9000 ярдов они достигали только при скорости 31,5 узла. Командиру «Синано» это показалось невероятным. Японские торпеды на кислородно-спиртовой смеси имели и боевой заряд большей мощности по сравнению с американскими торпедами Мк-14, и дальность их составляла 13 000 ярдов при скорости 45 узлов. Это снова напомнило ему, что хваленое американское техническое превосходство всего лишь миф… Кэптен Абэ убедил командиров эсминцев охранения, что «Синано», в любом случае, уклонится от встречи с подводными лодками благодаря своей скорости и маневрированию на зигзаге. Путь его мористее от берега позволит ему с большей легкостью и свободой следовать противолодочным зигзагом.
Голос Абэ усилился к концу его монолога, слова которого так отчетливо запомнил кэптен Накамура. В заключение он сказал, что цель его лично и первоочередная задача всего экипажа - провести авианосец «Синано» в полной сохранности в порт Куре.
- Наша задача, - говорил он, - состоит не в том, чтобы уничтожать вражеские подводные лодки, если только они не будут угрожать нам. Я хочу, чтобы каждый из вас это понял и твердо придерживался моего указания. Повторяю: корабли охранения должны держаться вблизи «Синано». Несмотря на любые уловки американских подводных лодок, не допускать их к авианосцу на расстояние торпедной атаки…
Штурман запомнил почти каждое слово кэптена Абэ, когда тот в заключение добавил: «Если я увижу, что какой-то корабль охранения покинул свое место в ордере… допускаю и такую возможность… я буду требовать его немедленного возвращения.
Мы дадим прерывистый сигнал красным клотиковым семафором продолжительностью примерно 10 секунд. Я настоятельно советую не давать повода для такого сигнала».
Затем последовал приказ кэптена Абэ: ни авианосцу, ни кораблям охранения ни в коем случае не использовать гидролокаторы и радиолокационные станции в походе. Для обнаружения передач противника пользоваться электронным оборудованием в пассивном режиме…
Выпрямившись перед картой, кэптен Накамура потер подбородок и напряг мышцы спины под теплой шерстяной курткой.
Удивительно, как быстро и четко командир объяснил всем, каким должен быть порядок действий в походе, каким курсом идти, как должно вести себя командирам эсминцев. Накамура улыбнулся, вспомнив расстроенные лица офицеров, когда кэптен Абэ объявил им свою волю.
Эти типичные представители самураев, командиры эсминцев, были сразу поставлены на место. Вспомнив обо всем этом подробней, он рассмеялся.
Рядом с кэптеном Накамурой находился энсин Ясуда, который, склоняясь над картой, пробовал изучить и запомнить все обозначения и названия отдельных мест, чтобы знать их не хуже старшего штурмана. В то время как его глаза скользили по многочисленным условным значкам, он вспоминал о том, как вскоре после инструктажа перед выходом кораблей пеленгаторная сеть обнаружила подводную лодку противника как раз мористее курса «Синано» [22]. Радиосигналы в виде длинной, растянутой передачи были перехвачены перед закатом; лодка находилась в 70 милях восточнее мыса Сиономисаки, у входа в пролив Кии.
Примерно через час после перехвата сигналов офицер оперативного управления штаба Объединенного флота Японии [23], секретно дислоцированного в Хияоси, городке, расположенном на полпути между Токио и Иокогамой, воткнул голубой флажок в карту на командном пункте, обозначив им местонахождение подводной лодки противника. В течение ночи это важное сведение было передано на все корабли, находившиеся поблизости от подлодки. На авианосец «Синано» также была послана радиограмма.
Энсин Ясуда тщательно нанес поступившие данные на карту. Сообщение чрезвычайно важное для «Синано»: обнаруженная подлодка рыскала поблизости от маршрута, выбранного кэптеном Абэ. Он вспомнил, что эти сведения были темой тайного разговора между командиром и старшим помощником кэптеном Миками, который как раз стоял теперь позади молодого офицера и штурмана Накамуры.
Присутствие кэптена Миками нисколько не смущало энсина Ясуду, обаятельного и удивительно выдержанного молодого офицера. Он закончил военно-морское училище весной 1944 года.
Поскольку он был самым способным курсантом на своем курсе, отличался профессиональной хваткой и быстрым умом, кэптен Абэ сразу же назначил его на очень ответственную должность - помощника штурмана авианосца «Синано». Кэптен Абэ не ошибся в молодом офицере. Энсин Ясуда выполнял свои обязанности с рвением и умом, достойными всяческой похвалы.
За последние несколько месяцев между командиром и энсином Ясудой установились особые, доверительные отношения. В сущности, командир принял роль наставника молодого офицера. Это делалось сдержанно и благоразумно, чтобы избежать проявления фаворитизма и не раздражать других офицеров. Но тем не менее, когда обстоятельства позволяли, кэптен Абэ сообщал Ясуде некоторые особые сведения, дабы помочь ему в выполнении своих обязанностей. Иногда кэптен говорил ему нечто такое, что приоткрывало его скрытный характер. Наверное, никто из офицеров авианосца не имел и малейшего представления о том, что их командир любит древнюю японскую литературу. Это открытие энсина удивило. Кто бы такое подумал о старике? Он выглядел таким холодным и отчужденным, столько самурайского было в его манере держаться и говорить. Ему, наконец, достаточно было поднять брови, выказывая свое неудовольствие офицерам, чтобы им стало не по себе.
У кэптена Абэ была репутация жесткого человека: с застывшим каменным лицом, он казался непреклонным и неумолимым. Профессионал до мозга костей, он был безгранично предан своей родине. Никому не приходило в голову попытаться увидеть простые человеческие черты за его суровой внешностью. Однако энсин Ясуда хорошо запомнил один случай, когда они с кэптеном Абэ возвращались с совещания в штабе. Подойдя к «Синано», стоявшему тогда еще в сухом доке, кэптен остановился на конце пирса и стал пристально всматриваться вдаль. Хотя лицо его, по обыкновению, было подобно маске, теперь на него легла тень печали.
И тут, как будто он был один на всей судоверфи, кэптен Абэ сказал вслух:
- Временами мир бывает таким жестоким. Так много прекрасного и так много холодного и равнодушного… - Он повернулся к энсину, лицо его смягчилось. - А что вы думаете по этому поводу, энсин Ясуда?
- Я думаю, что должен согласиться с вами, сэр. Мне кажется, что в ваших мыслях звучат слова поэта Тойохико Кагавы. Он мог передать состояние души человека несколькими удачными словами.
- Вам знакома поэзия Кагавы, энсин Ясуда?
- Только немного, сэр. Я знаю, что он поэт бедных и угнетенных. Один из многих поэтов, принявших христианство. Может быть, лучших в Японии…
- Отлично, энсин Ясуда. А какие строчки из его поэзии вспоминаются вам в такие минуты, как сейчас?
Молодой офицер был захвачен врасплох. Словно профессор училища задал ему вопрос, на который он не был готов отвечать. Слабая улыбка пробежала по его лицу.
- Боюсь, сэр, что я не так хорошо знаю поэзию Кагавы. Но тем не менее я помню несколько строчек о волнах, тихо бегущих, о моряках, уходящих в море, далеко на запад, которые, как частицы природы, исчезают в дымке жизни… - Он пожал плечами. - Вот, пожалуй, и все мои познания, сэр.
Кэптен Абэ отвернулся, кивнув в знак согласия. Прошло несколько минут в молчании.
А теперь, находясь на корабле и глядя на часы, помещенные на мостике рядом с портретом императора, энсин Ясуда заметил, что было почти 22.45. Он чувствовал легкую усталость, но в то же время и удовлетворение оттого, что «Синано» беспрепятственно следует своим курсом. Меньше чем через 12 часов он будет находиться в безопасности в проливах Внутреннего моря.
Ровно в 22.45 послышался телефонный звонок с сигнального мостика. Энсин Ясуда слегка напрягся. Кэптен Миками схватил телефонную трубку до того, как до нее дотянулся кэптен Накамура. Кэптен Абэ повернулся к старшему помощнику.
- Старший группы сигнальщиков, сэр, - доложил кэптен Миками. - Обнаружен неопознанный предмет справа по курсу авианосца.
Штурман Накамура, связист Араки и энсин Ясуда быстро подошли к краю мостика и присоединились к кэптену Абэ, который пристально всматривался вправо, где был обнаружен какой-то предмет. Старшина Койти Умеда находился рядом с ним. Кэптен Миками по телефону объявил боевую тревогу артиллерийским батареям «Синано».
- Да, я вижу, - сказал кэптен Абэ. - Справа. Возможно, расстояние восемь-девять миль. Видите?
Почти одновременно все офицеры ответили, что они тоже видят в свои бинокли какой-то предмет.
- Похоже, что это небольшой корабль, сэр, - сказал штурман.
- Быстро наверх, на сигнальный мостик! - приказал кэптен Абэ.
В порядке, соответствовавшем их рангам, они поспешили за кэптеном Абэ на сигнальный мостик, который находился палубой выше. Старший группы сигнальщиков поприветствовал прибывшего командира и показал направление, где был обнаружен предмет.
Кэптен Абэ и сопровождавшие его офицеры снова направили свои бинокли на темные бесформенные контуры на расстоянии в несколько миль. Офицеры представляли собой довольно живописную картину, когда они неподвижно стояли вдоль лееров, рассматривая предмет и пытаясь опознать его.
- Я думаю, что это, видимо, подводная лодка, сэр, - отважился сказать энсин Ясуда. - Своими контурами предмет похож на нее.
Кэптен Абэ жестом подозвал старшину Умеда к себе:
- Запросите ее, Умеда. Посмотрим, что она ответит.
Без лишних движений сигнальщик направил свой семафор в темноту и стал быстро передавать сигналы.
Кэптен, офицеры и сигнальщики молча ожидали закодированного сигнала-ответа. Но он не последовал.
- Попытайтесь еще раз, - приказал кэптен Абэ.
И снова сигнальщик стал посылать световые сигналы. И снова никакого ответа.
- Будем ли мы открывать огонь, сэр? - спросил связист.
- Огня не открывать! - скомандовал кэптен Абэ. - Наш выстрел только подтвердит, что мы идем на большом корабле. Возможно, нас и не заметили.
Молчание снова установилось на сигнальном мостике. «Синано», рассекая волны океана, следовал курсом, на котором он через 20 минут сблизится с неизвестным объектом и будет находиться от него на расстоянии около трех миль.
Затем последовало ошеломляющее сообщение от сигнальщика:
- Кэптен Абэ, «Исокадзе»! Он уже вышел из ордера… он идет полным ходом к неизвестному судну!
Все бинокли были повернуты в том направлении. Эсминец «Исокадзе», оставив свое место, которое он занимал в ордере, уходил прямо по курсу «Синано». Он стремительно сближался с неизвестным кораблем. Их разделяли менее чем четыре мили. Он мог дважды перекрыть эту дистанцию огнем своих пятидюймовых орудий. При самой высокой скорости, 35 узлов, он будет у своей цели менее чем через семь минут…
4. РАЗОЧАРОВАНИЕ
Секретно. С борта подводной лодки «Арчер-Фиш» (SS-311) ВМС США. Донесения о пятом боевом походе. Б (выдержки).
28 ноября 1944 года.
21.40. Кажется, цель сопровождает только один корабль охранения… Начали сближение с целью в надводном положении по правому борту.
22.30. Заметили корабль охранения справа на траверзе. Это исключает возможность подойти к цели в надводном положении с этого направления. Легли на курс, обратный курсу корабля охранения.
22.50. Сближаемся с группой кораблей. Мы находимся мористее курса корабля и слишком далеко, чтобы идти на погружение.
Еще до того как по всей подводной лодке «Арчер-Фиш» раздался сигнал колоколов громкого боя и последовала команда: «Всем - по боевым постам. Торпедная атака!» - экипаж упредил этот приказ, так как весть об атаке уже разнеслась по всему цилиндрическому чреву подводной лодки. Большинство членов экипажа уже заняли свои боевые посты.
Пока я оставался на мостике с моим старшим помощником, Бобом, Бобчинским, вахтенным офицером лейтенантом Эндрюсом и старшиной группы сигнальщиков Карнаханом, бывшим рабочим-сталеваром, который тихо передавал команды в микрофон.
- Доложить, когда личный состав займет свои боевые посты.
Доклад последовал почти немедленно:
- Носовой торпедный отсек - готов!
- Носовой аккумуляторный отсек - готов!
В четкой последовательности все отсеки на подводной лодке «Арчер-Фиш» докладывали о своей готовности к бою. Голоса, которые слышал командир группы сигнальщиков Карнахан, были исполнены уверенности и желания добиться победы. Через считанные минуты он докладывал сам:
- Командир, корабль к бою готов!
Важнейшим подтверждением готовности корабля к бою считался доклад аварийно-спасательной группы по борьбе за живучесть. На настоящее время ее на подлодке представлял всего один человек - моторист второго класса Карл Вилкен. Он был студентом университета штата Иллинойс, когда решил немедля, до окончания войны, поступить на военную службу. У него была репутация невозмутимого человека. По команде «боевая тревога» он забирался на свою койку, зная, что если он кому понадобится, то его всегда найдут на своем месте. А затем Карл быстро засыпал. Рядом с ним всегда находилась парусиновая сумка, битком набитая различными заплатами для труб, деревянными чопами, молотками и другими инструментами для заделки пробоин.
С мостика, откуда я командовал подводной лодкой, я мог легко спуститься прямо в боевую рубку. Боевая рубка была центральным нервом корабля, особенно во время проведения атаки. В ней находилось электронное оборудование, необходимое для обнаружения места и опознания цели. Но в те минуты, находясь под покровом темной ночи на мостике, я мог визуально наблюдать корабли противника и определять изменения их курса.
Время от времени по отвесному трапу через люк я спускался вниз, в боевую рубку, чтобы увидеть цель на экране радиолокационной станции. Здесь я часто вступал в разговоры с начальником радиолокационной станции лейтенантом Бошем и оператором-техником третьего класса «крошкой» Майерсом, чтобы узнать, нет ли у них какой-либо новой, не известной мне информации. Я также проверял по схеме, которую составляли Джадд и Дэн, курс группы кораблей противника и их скорость. Трудность нашего положения заключалась в том, что мы не знали пункта их назначения, их генерального курса. Поэтому, из-за того, что группа врага шла зигзагом, было очень трудно занять исходную позицию для атаки.
Я подошел к команде торпедного автомата стрельбы, чтобы поговорить с Дейвом Бантингом, опытным оператором, который мог почти мгновенно определить малейшее изменение курса и скорости корабля противника. Я с удовлетворением отметил про себя, что данные схемы на карте и показания торпедного автомата постоянно совпадали. Офицеры и матросы на боевых постах в боевой рубке четко знали свои обязанности и выполняли их с неколебимым спокойствием.
Я спускался туда обычно на три-четыре минуты. Находясь в боевой рубке, я, однако, постоянно окликал через люк старшего группы сигнальщиков Карнахана, выясняя, нет ли у него какой-нибудь информации, передает ли он в нижние отсеки все данные, знакомя личный состав с изменением обстановки. Я хотел, чтобы личный состав хорошо понимал все происходящее. Ответ Карнахана был всегда один и тот же: «Да, сэр!».
Лейтенант Ром Казинс, командир электромеханической боевой части, стоял теперь на посту управления, под боевой рубкой, на тот случай, если я дам команду экстренного погружения.
Время от времени Ром вел переговоры со старшим механиком корабля, когда тот сообщал ему о новых своих попытках увеличить число оборотов вверенных ему четырех головных двигателей.
Слаженные действия и боевой настрой всего личного состава еще больше укрепили мою решимость потопить корабль противника.
Мой вахтенный офицер, лейтенант Эндрюс, испытывал, должно быть, особенно сильное волнение. Он энергично ходил кругами по мостику, неустанно проверял, как несут службу сигнальщики. Это была его обязанность - проверять: чтобы все секторы водной поверхности океана тщательно просматривались, чтобы стекла всех биноклей были чисто протерты, чтобы сигнальщикам было удобно, чтобы все они сменялись в назначенное время… Всем на мостике было приятно слышать его частые восклицания: «Мы должны сделать это! Нашей лодке «Арчер-Фиш» нужна именно такая цель! Не упускайте ее, парни!…»
Его призывы были заразительны и вызывали улыбки на сосредоточенных лицах.
Каждые пять минут лейтенант Боша заставлял «крошку» Майерса, оператора радиолокационной станции, проводить поиск в радиусе 360 градусов, чтобы убедиться, не сближается ли с нами какой-нибудь другой корабль противника для нанесения внезапного удара.
На подводной лодке царили полное спокойствие и тишина.
Лейтенант Бантинг и энсин Кросби совместно несли вахту у торпедного автомата стрельбы. Офицер-связист Гордон Кросби поддерживал постоянную связь с радиорубкой, чтобы вовремя получить текущую информацию.
Энсин Дайгерт и боцман Дэн Эллзи продолжали прокладывать на карте курс нашей лодки и курс корабля противника.
Конечно, меня одолевали сомнения, правильно ли я поступил, что дал разрешение включать радиолокационную станцию в такой близости от вражеского корабля: ведь я нарушил инструкцию ВМС. Но я чувствовал себя на высоте положения и послал всю теорию к черту. Я хотел увидеть, что из всего получится. У меня было прекрасное оборудование, и я его использовал. Всеми нами владела одна мысль: выполнить свой долг или умереть…
Я полагал, что японские корабли уже обнаружили излучение нашей радиолокационной станции, когда мы ее включали для проверки после ремонта. Они, видимо, знали, что в секторе повышенной опасности «Хит парейд», мористее Хонсю, ходили наши подводные лодки. Это был известный район-тир для американских подводных лодок, начиная с первых дней морской войны на Тихом океане.
Между тем подводная лодка «Арчер-Фиш» быстро продвигалась заданным курсом, рассчитывал занять такую позицию относительно японского танкера, когда он попадал на лунную дорожку. Это был мой замысел: при наступательной операции маневрировать так, чтобы цель была более освещена лунным светом, чем наша лодка. Заняв такую позицию, я намеревался дать команду «стоп всем двигателям» и стать носом к цели, чтобы свести до минимума возможность обнаружения нас. Мой план состоял в том, чтобы после того как пройдет корабль охранения, самым полным ходом двинуть на танкер. «Арчер-Фиш» должна была пройти за кормой корабля охранения, выйти по правому борту танкера и дать торпедный залп. После этого мы немедленно отойдем в сторону, дабы лучше увидеть результаты атаки. Это будет грандиозный фейерверк!…
Таким был наш первоначальный замысел, таким мы, я и Боб, его представляли. Но как конкретно, в действительности его осуществить?
Мы понимали, что наш план - всего лишь замысел, общее представление, схема.
В этот план вошли лишь наши собственные мысли и соображения. А что мы знали о противнике и его плане? Что мы знаем о капитане японского танкера и командире корабля охранения?
Это было похоже на шахматную партию. Ни один из игроков не знал стратегию другого. Как бы ты ни хотел, ты не мог предвидеть ответного хода или ходов противника. Все происходило неожиданно. Шах. Шах и мат…
Мы были готовы начать сближение. Снова я спустился в боевую рубку, чтобы подробно обсудить все детали нашей атаки.
Мы займем направление к западу от цели. Затем уменьшим ход и подождем, пока вся корабельная группа не начнет движение зигзагом. В каком направлении она пойдет? Нам придется подождать. Когда мы займем позицию за кормой корабля противника, то дадим скорость «Полный вперед», пристроимся за кораблем охранения, потом стремительно рванемся вперед и выйдем на дистанцию торпедной атаки. Тут мы даем торпедный залп, разворачиваемся, оставляем корабль эскорта за кормой и уходим от удара глубинными бомбами. Отойдя на расстояние, мы любуемся результатами действия наших торпед.
«Хорошо задумано», - подумал я и поднялся на мостик. Наша цель все еще наблюдалась визуально. План был мучительно реален. Да, какими дураками окажутся эти смертники…
Через несколько минут, примерно в 21.40, матрос Ирвин Стюарт, из новичков в нашем экипаже, обладавший исключительно сильным зрением, прокричал со своего сигнального поста:
- Мистер Эндрюс, корабль противника похож на авианосец!
Я не успел направить бинокль на цель, как лейтенант Эндрюс, который напряженно всматривался в темноту, быстро проговорил:
- Командир, я думаю, Стюарт прав…
- Командир, это авианосец - в этом нет никаких сомнений! - вскрикнул почти одновременно с ним лей-тенант-коммандер Бобчинский.
По сравнению с ними я выглядел копушей, но наконец-то и я навел свой бинокль на цель.
- Посмотрите, это же авианосец! - воскликнул я. - И какой громадный! - И тотчас крикнул телефонисту в боевую рубку: - У нас цель - боевой авианосец! Сообщите об этом всему экипажу.
Я снова направил свой бинокль на цель. Какая удача! Вместо какого-нибудь жалкого танкера водоизмещением 5000 тонн мы имеем дело с громадным авианосцем. Я все еще заставлял себя поверить в это. Я чувствовал себя опьяненным. Какая возможность восполнить все прошлые упущенные возможности! Мы обязаны его потопить.
- Это авианосец, сэр. Это авианосец, - тихо повторял лейтенант Эндрюс. - Мы должны потопить его, сэр. Нашей подводной лодке нужна именно такая цель.
«Как верно, - подумал я. - «Арчер-Фиш» нужен именно авианосец, и мне лично тоже…»
За меня, за мой экипаж, за Сэма Дили и за всех подводников, которых японцы пустили на океанское дно. Воспоминания о тех днях, еще год тому назад, когда я был командиром подводной лодки «Дейс», нахлынули на меня с новой силой. Это были воспоминания о прошлом, с которым я еще не мог расстаться и которое я должен был навсегда вычеркнуть из своей памяти…
Я находился тогда в этом же районе - «Хит парейд», мористее Токийского залива. От имени командующего подводными силами Тихоокеанского флота я получил радиограмму с приказанием перехватить японский авианосец, следовавший в сопровождении трех эсминцев. В последовавшем затем официальном сообщении, которое поступило от разведки ВМС США УЛТРА только в мой адрес, были указаны широта и долгота авианосной группы не только на 20.00 того дня, а также на 8.00 следующего. На этот раз наши разведчики, несомненно, имели все необходимые сведения о намерениях противника. На протяжении войны одни только командиры подводных лодок имели доступ к информации УЛТРА и была осведомлены о том, что Соединенные Штаты могли расшифровывать совершенно секретные сообщения японцев. (Получая такую информацию, командиры подводных лодок давали подписку в том, что они никогда в своей жизни не станут разглашать эти данные и сведения об УЛТРА. Для меня эти ограничения длились 35 лет после окончания войны.)
Я решил, что подводная лодка «Дейс» устроит засаду и торпедирует авианосец в позиции, которую он займет к 6.00 следующего дня. Все время мы шли вдоль побережья Хонсю и должны были занять удобную для выхода в атаку позицию именно к тому времени. Береговые ориентиры помогали нам идти точно по намеченному курсу. Я сообщил своим офицерам, что у нас есть данные о предполагаемом местонахождении авианосца, но я, естественно, не мог сказать им, что эта информация получена от УЛТРА и что на ней основывался приказ командующего подводными силами Тихоокеанского флота.
Когда подводная лодка «Дейс» направилась в расчетную точку, мой старший помощник и штурман сообщили мне, что скорость течения Куросио составляет не полтора узла, как обычно, а в два раза меньше. После проверки их данных я должен был признать их истинность. У меня теперь появилось две проблемы, которые необходимо было решить. Первая касалась только одного меня и оглашению не подлежала. Она заключалась в том, что если мы начнем действовать соответственно точнейшей информации УЛТРА, то этим заставим японцев призадуматься, почему американские подводные лодки появляются в столь точное время и в точном месте для перехвата их кораблей. Высшее командование США, видимо, поднимало этот вопрос, но тем не менее решило пойти на риск, послав мне информацию разведки ВМС, так как это давало возможность подводной лодке «Дейс» потопить авианосец.
Точно явиться на перехват авианосца и, однако же, потерпеть неудачу при выходе в атаку - это означало бы свести на нет усилия УЛТРА и приоткрыть ее тайну. Я не мог этого допустить. И отсюда вытекала вторая проблема, которую я уже вправе был обсудить со своими офицерами. Она заключалась в следующем: знал ли штурман японского авианосца, что скорость течения Куросио составляет в настоящее время половину его обычной скорости в полтора узла? Я полагал, что штурман японского авианосца около 18.00, в сумерки, вне береговых ориентиров, определил место корабля по звездам, как это сделали и мы. Стало правилом для любого штурмана - определять места по звездам в вечерние и утренние сумерки, если небо безоблачно. И еще я должен был решить, будет ли штурман японского корабля учитывать новую, вдвое меньшую скорость течения, чтобы прибыть в расчетное место к 6.00.
Если штурман вражеского корабля знает, что скорость течения упала, то тогда авианосная группа придет в назначенное место точно по прогнозу разведки ВМС США. Но если противник не учтет уменьшение скорости течения Куросио, то авианосец в 6.00 будет в 9 милях от расчетного места.
В течение последующих нескольких часов трое из нас - мой старпом, штурман а я - сосредоточенно обдумывали сложившееся положение, изучая карты и рассматривая проблему со всех сторон. Ни один вопрос не остался необсужденным, за исключением секретных сведений, связанных с УЛТРА.
После детального обсуждения проблемы старший помощник и штурман высказали свою точку зрения. Японский штурман не знает об изменяемости скорости течения Куросио, как это знаем мы. Авианосец находится уже длительное время в открытом море. Японцы с волнением возвращаются в Токио. В отличие от нас они не шли вдоль побережья, где постоянно требуется уточнять скорость течения. Следовательно, «Дейс» к 6.00 должна быть в другом районе, в 9 милях от указанного в радиограмме места.
Я выслушал все их доводы, обдумал со всех сторон, но не смог безоговорочно согласиться с ними.
«Думаю, что вы правы, но если наши предположения не оправдаются, то только мне придется отвечать перед адмиралом, - заявил я осторожно. - И вы знаете, что бывает с теми, кто приносит плохие вести…»
Во время этой короткой речи я прислушивался к своему внутреннему голосу. Я не нравился самому себе. Куда девалась моя командирская смелость, решительность и жажда боя? В Голливуде меня никогда не утвердили бы на роль командира подлодки, если бы я рассуждал этаким образом.
Тем не менее далее я размышлял именно так: «Ну как я доложу адмиралу, что мы обнаружили цель в девяти милях от расчетной точки, рассчитанной в соответствии с той информацией, которой я располагал, и не прибыли в нее только из-за того, что, по нашему мнению, штурман японского авианосца сделает ошибку? Думаю, что это зыбкое основание для того, чтобы не идти в указанный нам район… Я должен действовать в соответствии с указанием адмирала. В 6.00 мы прибудем в пункт, обозначенный в его распоряжении…»
Так я спасал свою голову - действовал в соответствии с инструкцией. В результате я потерял невероятную возможность потопить японский авианосец.
Мы увидели его в 5.55 вдали, сквозь утреннюю дымку. О, это было великолепное зрелище! Взору явился один из красавцев, современных тяжелых авианосцев - «Сёкаку» или «Дзуйкаку». В нашем «Опознавательном справочнике японских кораблей» тоннаж каждого определялся в 30 000 тонн. Оба они участвовали в нападении на Перл-Харбор, любой заслуживал стать великолепным трофеем. К несчастью, авианосец прошел в девяти милях от нас, как раз в том самом месте, которое рассчитали мой старпом и штурман с учетом незнания японским штурманом о снижении скорости течения Куросио.
Авианосец был как раз в том месте, где, как мне подсказывали интуиция, учеба в Аннаполисе и десятилетний опыт, он должен быть.
У нас не было ни малейшего шанса атаковать его. Мы находились у него на траверзе. Расстояние 9 миль с таким же успехом могло быть и 90 и 900 миль. Авианосец уходил со скоростью 22 узла. В надводном положении наша лодка имела наибольшую скорость 19 узлов. Быстро рассветало, и нас могли вскоре обнаружить.
С мрачным видом, проклиная себя за то, что не нашел в себе мужества последовать советам собственного разума, которые разделяли старпом и штурман, я отдал приказ о погружении. Экипаж и не пытался скрыть своего разочарования, и в мой адрес произносились далеко не лестные слова. Очевидно, экипаж собирался преследовать авианосец до тех пор, пока бы нас не накрыл огонь противника. Они, верно, охотно бы запустили меня вместо торпеды.
Но я не имел права объяснить им тот факт, что подводная лодка «Дейс» совершила бы серьезную ошибку, если бы мы теперь позволили японской авианосной группе обнаружить нас именно там, где она должна была находиться и где она действительно находилась бы, будь скорость течения обычной. Если бы японцы однажды раскрыли свою штурманскую ошибку и стало бы объяснимым неслучайное пребывание нашей подводной лодки в девяти милях от их корабля - из всего этого можно было бы сделать вывод о том, что американцы раскрыли их код. Между тем эту тайну американской разведки они не знали на протяжении всей войны. Даже моему старпому не положено было знать, что наша разведка раскрыла код японцев.
Долгое время я считал правильным такой порядок вещей: чем старше офицер штаба по званию и опытнее, тем компетентность его выше, а решения верней. После завершения боевого похода офицер штаба изучал донесение и при своей компетентности мог в одно мгновение отгадать истинные причины поступков командира.
Если командир корабля отходил от инструкций, но добивался успеха, то на это смотрели сквозь пальцы. Если же командир отходил от инструкций и попадал в пиковое положение, то на него сыпались все шишки. Мой случай был посложней…
Теперь, уже будучи командиром подводной лодки «Арчер-Фиш», я понял, что такое косное мышление не на пользу службе в американских подводных силах. Награды и слава приходят к таким командирам подводных лодок, которые проявляют отчаянную храбрость и инициативу. К таким, как Джеб Стюарт, Натан Бедфорд Форрест, Тернер Эшби, Вейд Хэмптон и сражающийся Джо - Уилер. Подлинный героизм проявили и Фред Вардер, Сэм Дили, Джон Кромвелл, Мортон, Дик О'Кейн и многие другие. У командиров такого рода всегда была полная уверенность в том, что они, как заметил адмирал Локвуд, на высоте положения. Информацию они использовали для того, чтобы принять самые верные решения на месте, отвергая при этом часто инструкции штабных офицеров, находившихся за тысячи миль от места событий.
Право принимать окончательное решение принадлежит командиру, и он должен пользоваться им в полной мере.
После моего, по личной просьбе, освобождения от должности командира подводной лодки «Дейс» прошло много месяцев. В течение долгого времени я исследовал ход своего размышления и в конце концов пришел к аксиоме адмирала Локвуда. Конечно, оглядываясь назад, я понял, что надо мной слишком сильно довлела приверженность к традициям. Мне было легко подчиняться правилам поведения, которые внушали мне мои родители, церковь, Аннаполис и ВМС. Никто из них не имел намерения отучить меня мыслить самостоятельно. Но они, несомненно, хотели воспитать мой ум таким образом, чтобы я умел приспосабливаться к обстоятельствам, если это было необходимо. Но я, видимо, воспринял их приверженность дисциплине слишком буквально.
Со временем, при поддержке многих моих сверстников и старших офицеров, я осознал, что должен мыслить самостоятельно, учитывая новую информацию и данные наблюдения, и соответственно действовать.
Никто не знает ответов на все вопросы. Конечно, я могу допускать ошибки, это неизбежно для всех. Учебники только путеводитель для нас, они подсказывают, так сказать, схему действия.
В конечном счете я пришел к выводу, что, если бы я действовал по своему убеждению, подводная лодка «Дейс» вышла бы к рассчитанному разведкой ВМС месту, а не на девять миль в сторону, и адмирал Локвуд поддержал бы меня на все сто процентов; ведь я действовал бы в соответствии с событиями на месте событий…
Но в жизни, как говорят французы, чем больше изменяются вещи, тем больше они остаются без изменений. И вот год спустя я снова встретился с японским авианосцем, и почти в том же районе. На этот рал авианосец направлялся не к родным берегам, а, наоборот, покидал их.
На этот раз он не уйдет от меня, решил я.
Сначала только надстройка по правому борту корабля натолкнула матроса Стюарта на мысль, что перед нами авианосец. По мере того как цель становилась все более четкой на вечернем горизонте, сомнения подводников, стоявших на мостике, все более развеивались. Он имел громадную надстройку - первый признак авианосца. Затем мы заметили еще два корабля охранения. Таким образом, мы видели их уже три и предполагали, что где-то может быть и четвертый, прикрытый корпусом авианосца или идущий, невидимый, далеко за его кормой.
«Арчер-Фиш» покачивалась на волнах к западу от приближавшегося авианосца. Я на минуту быстро спустился вниз, чтобы просмотреть «Справочник по опознаванию кораблей противника». Мы со старшим помощником были неплохо ознакомлены с целым рядом японских авианосцев и по справочнику надеялись определить тип нашего авианосца и название его.
Мы выигрывали войну на море, у Японии оставалось не так уж много крупных авианосцев. Американская разведка обеспечивала наши подводные лодки поразительно полными, точными, надежными и самыми последними данными. У каждого из нас было по два справочника: один - для определения боевых кораблей, а другой - для определения торговых судов. Если мы не находили в справочнике какой-нибудь корабль-цель, то знали, что корабль или только что вошел в состав ВМС Японии, или он вообще не принадлежит ей.
Тип корабля по справочнику в разделе «Авианосцы» мы пробовали определять прежде всего по громадной надстройке по его правому борту со множеством мостиков, постов для сигнальщиков, а также с различными артиллерийскими установками. По справочнику выходило, что единственным авианосцем, у которого дымовые трубы были расположены в пределах надстройки, что делало его особенно громадным, мог быть авианосец типа «Хаятака» (например, «Хитака») или типа «Тайхо» [24].
За надстройкой была полетная палуба. Располагалась ли она по всей длине корабля? У авианосцев типа «Хаятака» полетная палуба шла на 690 футов в длину, немного не доходя до носовой части и кормы. Полетная палуба на авианосцах типа «Тайхо» простиралась до самого края носа и кормы. Ее длина составляла 844 фута.
Затем мы пристально изучали открытое пространство под полетной палубой корабля. На авианосцах типа «Хаятака» беспалубное пространство находилось как в носовой, так и в кормовой частях. Авианосцы типа «Тайхо» имели беспалубное пространство только в кормовой части, так как броневая защита по борту доходила до полетной палубы.
Внимательно рассматривали мы и носовую часть нашей цели. Вышеупомянутые авианосцы имели ее обычной формы; правда, авианосцы типа «Тайхо» носовой частью напоминали клиперы. Что же касается формы кормы, то у всех этих авианосцев она была, как у крейсеров.
Изучая громадный силуэт на горизонте, мы все более убеждались, что это - авианосец, но мы не знали еще, к какому типу его отнести. Зато мы знали уже, что его сопровождают по меньшей мере три эсминца. Подводной лодке «Арчер-Фиш» противостоял отнюдь не танкер в сопровождении одного корабля, как мы думали раньше. Ситуация оказалась совершенно иной. Одно дело - атаковать обыкновенный танкер с единственным кораблем охранения и совсем другое - идти в атаку в надводном положении против тяжелого авианосца с многочисленными кораблями охранения, да еще в светлую лунную ночь. Такого еще не бывало. Такое требовало безрассудной храбрости. Идти на это, чувствовал я всем своим нутром, все равно что идти на самоубийство…
- Мистер Эндрюс, - сказал я твердо, - мы должны обогнать его. Для осуществления атаки в надводном положении нет другого способа. Их орудия разнесут нас в клочья еще до того, как мы выйдем в сектор торпедной стрельбы.
- Да, сэр, - согласился он. - Даю самый полный. - И он передал приказ командиру группы сигнальщиков Карнахану, а тот в центральный пост управления энергетической установкой.
Энтузиазм Эндрюса казался неистощимым:
- Мы сделаем это, командир! Это то, что нам нужно. Они не видят нас. Я знаю это!
Его слова заставили меня призадуматься. Выйти на носовые курсовые углы авианосца - это был единственный шанс, позволяющий нам осуществить торпедную атаку. Но даже в этом случае мы окажемся от него на слишком большом расстоянии, чтобы идти в торпедную атаку в подводном положении. Оставался единственный шанс: поддерживать наибольшую скорость в надводном положении, идти параллельным курсом и надеяться на то, что авианосец, изменив направление, пойдет в нашу сторону. Я похлопал по левому карману брюк, где лежали четки, страстно желая, чтобы это случилось.
Прошло больше часа с того момента, когда в 20.48 лейтенант Боша установил при помощи радиолокационной станции движение цели. Пока лодка «Арчер-Фиш» с трудом разворачивалась на курс 210 градусов, я оставался на мостике с лейтенантом Эндрюсом и четырьмя сигнальщиками. Старший помощник спустился вниз, чтобы координировать действия экипажа по обстоятельствам. По визуальному пеленгу и дистанции, полученной от радиолокационной станции, наша группа управления огнем определила, что авианосец шел курсом 210 градусов и скоростью 20 узлов. Подводная лодка «Арчер-Фиш» была справа на траверзе от него на расстояния около 9 миль. Мы начали медленно отставать. Наши четыре двигателя могли обеспечить максимальную скорость 19 узлов. Не надо быть Эйнштейном, чтобы вычислить, что через некоторое время авианосец начнет незаметно нас обгонять. Казалось, победа убегала от нас. А всего несколько минут назад мы вознеслись в мыслях, как птицы в небе. Мы должны обогнать авианосец. Мы бдительно несем вахту на своих боевых постах и жаждем вырвать победу «Арчер-Фиш» в ее пятом боевом походе. А что касается меня, то я, как ее командир, просто сгорал от желания одержать свою первую победу. Нам просто необходимо обогнать авианосец. Затем мы сможем погрузиться и приблизиться к нему мористее на траверз его правого борта. Ветер и море были идеальными для подхода под перископом. Сила ветра достигала 4 баллов по шкале Бофорта, что означало скорость от 14 до 16 узлов - умеренный бриз. По Бофорту, внешнее проявление этого ветра описывается так: «…небольшие волны становятся длиннее и выглядят, как белые гребешки». Такие волны являются идеальными для того, чтобы скрыть перископ от сигнальщиков противника. При свете луны мы имели наилучшие условия для атаки.
Двигатели подводной лодки работали удивительно слаженно, но я находился далеко не в спокойном состоянии. Ирландская кровь кипела. Обхватив бортовые леера, я склонил голову на руки и зашептал молитву. Я не собирался сдаваться. Со мной так уже было. На этот раз я был преисполнен решимости победить по целому ряду причин, и прежде всего ради тех людей, которые волновались за меня.
Я поднял голову, любуясь красотой залитого лунным светом моря. Лунный свет скользнул по бегущим в сторону вражеских кораблей волнам. В тот момент они казались мирными судами, направляющимися в родной порт. Было трудно поверить, что моя страна ведет войну, что эти корабли вражеские и моя задача - пустить их на дно.
Я жадно вдыхал прохладный ночной воздух, разминал плечи и руки, чтобы разогнать кровь и изгнать из сознания отчаяние и сомнения. Пора было поднять боевой кельтский дух. Я вспомнил несколько строчек из Честертона, которые я выучил много лет назад, в воскресный полдень, на берегах реки Северн в Аннаполисе:
В Ирландии безумцами
Создал великих кельтов Бог:
Веселье для войны у них,
А песни - для печали.
Вот и сейчас шла война и в ней необходимо было побеждать. Ну а побеждать лучше весело…
- Мистер Эндрюс! - отдал я приказ, - тщательно вести наблюдение! - И, не ожидая его ответа, спустился в боевую рубку, проверить службу группы управления огнем.
Командиру группы сигнальщиков Карнахану я велел передать командиру электромеханической боевой части - стоять на трапе под люком, чтобы я смог сразу сообщать ему все команды с мостика. Лейтенант Казинс сразу же появился и остался стоять посредине трапа, так что мы могли с ним легко переговариваться.
- Ром, мы оба понимаем, как важно теперь потопить этот авианосец. Но у него большая скорость - он может уйти от нас. Знаю, что вы велели главному старшине-мотористу Хоффману проверить работу машинного отделения и центрального поста управления энергетической установкой. Знаю, что все там стараются изо всех сил. Но, буду вам очень признателен, пойдите еще раз в отсеки, подбодрите людей, попросите их сделать все возможное для увеличения скорости…
Ром кивнул в знак согласия, а я добавил:
- Поговорите с ними об атаке. Это испытанный способ разжечь желание сражаться. Пусть делают что хотят, чтобы поднять скорость. Ласкайте двигатели, обхаживайте их, уговаривайте, просите и целуйте, если это поможет увеличить скорость. Нам нужна большая скорость. Нам помогут даже несколько лишних оборотов.
Ответ Рома был кратким:
- Есть, командир!
Он ушел. У меня не было никакой необходимости просить Рома, чтобы он назначил кого-то другого на пост погружения и всплытия на время своего отсутствия. В центральном посту всегда были люди, готовые подменить друг друга. Ром только бросил взгляд на одного старшину и сказал:
- Побудь тут вместо меня, ладно?
Наши подводники всегда собирались в центральном посту, в ожидании распоряжений, а также для того, чтобы почерпнуть последние слухи. Здесь старые морские волки рассказывали молодежи невероятные истории из службы на старых подводных, дедках, поучительные случаи из прежних боевых походов, а также обо всех ярких личностях, матросах и командирах, с которыми им довелось служить. Эта атмосфера общения всегда напоминала мне кухню старых домов, где любили собираться их обитатели.
Всякий раз, когда лейтенант Казинс заступал на вахту и был не слишком занят, он был окружен внимательно слушающей его аудиторией. Он был лучшим рассказчиком на подводной лодке. Никто из нас не взялся бы утверждать, что у него была более необычная и трудная жизнь, чем у Казинса. Я, например, знал, что Ром был сиротой. Его первые воспоминания были о приюте для сирот где-то в Сан-Франциско. Со временем ему сообщили, что его родители умерли от испанки в конце первой мировой войны. На некоторое время его приютила одна добрая семья, которая и дала ему свою фамилию… - Казинс. А имя Ромоло он получил позже - от названия площади в Сан-Франциско. Подростком он был бутлегером в Сан-Диего. Во времена «сухого закона» его снабжали контрабандным спиртным из Мексики. В конце концов он был арестован и предстал перед судом, где разумный судья спросил, сколько ему лет.
«Насколько я знаю, где-то около шестнадцати, ваша честь», - ответил Ром.
«Ты выглядишь на все восемнадцать, - сказал судья. - Я советую тебе поступить на военную службу в ВМС. Там хорошая жизнь, и ты получишь специальность, чтобы преуспеть в этом мире».
«Я думал об этом, - ответил Ром. - Но из-за нынешней депрессии многие хотят теперь поступить на военную службу. Да ведь каждому штату выделена только какая-то квота. Если я не попаду в это число, не видать мне военной службы».
Но от судьи не так-то просто было отделаться.
«Позволь дать тебе совет. Я думаю, торгуя спиртными напитками здесь, в Сан-Диего, ты наверняка имеешь клиентов среди офицеров ВМС. Иди и поговори с ними. Офицер может все устроить…»
Ром обратился к одному морскому офицеру. Тот поговорил с врачом, который проводил медицинское освидетельствование. Когда врач забраковал одного техасца, он сообщил офицеру, что Ром может пойти вместо него, если скажет, что он из Техаса. Ром сыграл роль техасца и поступил на службу. Через несколько лет он получил офицерское звание.
Я все еще находился в боевой рубке, когда Ром возвратился в центральный пост и обратился ко мне:
- Командир, там делается все возможное, чтобы поднять скорость. Чарли Веллз стоит на вахте в носовом машинном отделении и делает все зависящее от него. Никто не сможет сделать больше. - И, помолчав, добавил: - Я зашел в кормовой торпедный отсек. Торпеды готовы к стрельбе, и все надеются ударить ими по авианосцу. Я также проверил все главные подшипники гребного вала, они в нормальном состоянии. - Он улыбнулся: - И еще, командир, все парни внизу, в машинном отделении, просили меня передать вам, что они готовы из кожи вон - только бы потопить это чудовище.
Я тепло поблагодарил его, и мы сделали друг другу знак «о'кей» (все в порядке), изобразив букву «о» кружком из указательного и большого пальцев. Карнахан стоял неподалеку от меня и слышал этот разговор. Повернувшись к нему, я сказал:
- Передай парням в машинном отделении мое большое спасибо.
Буквально за несколько минут команда Рома с помощью какого-то колдовства, волшебства, проклятий, заклинаний сумела увеличить скорость подводной лодки. Будь я проклят, если они не заставили ее идти со скоростью побольше чем 19 узлов.
Однако, возвратившись на мостик, я сразу увидел, что авианосная группа все более удаляется от нас. Я выругался сгоряча. А лейтенант Эндрюс не терял оптимизма. Он постоянно повторял: «Арчер-Фиш» может это сделать, сэр. Мы потопим авианосец». Да, «Арчер-Фиш» был нужен этот авианосец. Я отвел взгляд, улыбаясь сквозь слезы - слезы несбывающихся надежд и отчаяния.
Когда я узнал, что наша цель была боевым кораблем, а не простым торговым судном, я решил пересматривать практику использования радиолокационной станции. Из своего опыта и разведывательной информации я знал, что японские корабли были оснащены электронным устройством для обнаружения радиолокационных передач. Соответственно инструкции мы должны были использовать нашу радиолокационную станцию в довольно редких случаях. При встрече с вражеским кораблем было принято выставлять в его направлении параболическую радиолокационную антенну, а затем, сделав короткую посылку, тщательно следить за эхо-сигналом, чтобы определить пеленг на корабле противника и дистанцию до него. Для того, чтобы не насторожить японского оператора, эти сигналы посылались нерегулярно и редко. Должен сказать, что в этом случае я действовал не по инструкции. Собираясь поразить быстроходный авианосец, сопровождаемый кораблями охранения, мы обязаны были использовать все возможности. В тот момент я готов был принять любую помощь из любого источника, включая царство Нептуна, если бы он вдруг вышел из океана и предложил свои услуги. Мы должны были как можно быстрее обнаружить любое изменение в курсе и скорости корабля противника. Но, только постоянно, а не время от времени включая нашу радиолокационную станцию, мы могли получить очередную информацию, достаточно оперативно и быстро рассчитать любой новый маневр авианосца.
Время подходило к 22.45. Мы использовали радиолокационную станцию в активном режиме уже в течение двух часов. За этот период не последовало никакой реакции со стороны авианосца. Я решил, что до тех пор, пока он не включит свою станцию или не ляжет на обратный курс в Токийский залив, мы будем использовать радиолокационную станцию.
Но имел ли противник электронное оборудование? Трудно было поверить, что командир авианосца не знает о присутствии американской подводной лодки. Конечно, он должен был знать, что мы пытаемся занять исходную позицию для торпедной атаки, хотим уничтожить его громадный корабль. Что он за человек? Наверное, высокомерен? Может, он считает, что наше присутствие здесь лишено всякого смысла? Есть ли у него самолеты? Конечно, его эсминцы могут быстро настигнуть нас. Почему он словно игнорирует нас?
Мы шли параллельно цели на расстоянии девяти миль. Сигнальщики на ближайшем японском эсминце должны видеть нас. Я попросил Джо Боша узнать, не включает ли свою радиолокационную станцию авианосная группа? Через несколько минут он ответил отрицательно.
Я стоял на мостике, облокотившись на леера. Подводная лодка «Арчер-Фиш» скользила вперед, пытаясь подойти к авианосцу на дистанцию атаки. Я все не переставал думать о командире авианосца. Все-таки кто он такой, этот человек? Возможно, герой японских ВМС, которого назначили командиром авианосца в награду за доблестную службу? А может, один из тех, кто разбил наш флот при Перл-Харборе? Возможно, наши пути уже где-то пересекались. Кто знает? Кто бы ни был командир авианосца, он загнал меня в угол. Он нам мешал. Каким бы ни был мой выбор, он не мог оказать решающего влияния на ход событий. Если бы я попытался идти другим курсом, он бы ушел далеко вперед. Если я пойду на погружение, он гонит нас еще больше. Его превосходство в скорости на один узел изматывало нас. Более того, если мы будем оставаться в надводном положении и продолжим преследовать его, нас, несомненно, заметят. Мы были настроены крайне решительно. А японский авианосец, казалось, занимал оборонительную позицию - даже почти пассивную. И тем не менее он выигрывал. Как же так? В реальном мире так быть не должно. Мы больше всего нуждались в помощи госпожи удачи.
Мои размышления прервал сигнальщик Стюарт: «Командир, головной эсминец идет прямо на нас!» В этом не было никакого сомнения! При свете луны мы видели авианосец и его охранение, похожее на игрушечные кораблики. Головной эсминец развернулся на 180 градусов и теперь несся прямо на нас. Это уже была не оборонительная тактика. Японцы перешли в наступление!
Я тотчас скомандовал: «Лейтенант Эндрюс, передайте телефонисту приказ для всего экипажа: «Приготовиться к атаке! Всем сигнальщикам - вниз!» - и посмотрел на наручные часы: было почти 22.50.
Я стоял у трапа, когда сигнальщики спускались вниз. Каждого, перед тем, как он исчезал в люке, я слегка похлопывал по плечу:
«По боевым постам, парни!… Бегом!… Желаю удачи, Стюарт!»
Стюарт широко улыбнулся мне в ответ и исчез в чреве боевой рубки, где офицеры и матросы с удвоенным вниманием несли вахту на своих постах. Старшина Карнахан передавал в микрофон команды по отсекам лодки.
Я приказал всем, кроме вахтенного офицера, покинуть мостик - на случай, если приближающийся эсминец откроет по нас огонь. Чем меньше людей останется наверху, тем меньше будут потери.
Я направил свой бинокль на эсминец. По мере приближения он становился все больше и больше. Боже, как он быстро несся на нас! Он был похож на эсминцы типа «Кагеро». Их скорость могла достигать 35 узлов. Очень скоро он настигнет нас…
- Какое расстояние, Джон? - спросил я вахтенного офицера.
Лейтенант Эндрюс передал вопрос вниз лейтенанту Бошу, склонившемуся над экраном радиолокационной станции. Ответ последовал немедленно:
- Менее пяти миль, и быстро сокращается!
- Понял, Джон, - ответил я. Глядя в бинокль на приближающийся эсминец, я знал, что у меня слишком мало времени на принятие решения. Какова же была альтернатива?
Прежде всего мелькнула мысль идти на погружение. Это лучший способ уйти от артиллерийского огня, торпед и смертоносных глубинных бомб. Но если я прикажу идти на погружение, то командир эсминца будет точно знать наши намерения. А пока что он, видимо, в размышлении. Иначе, почему он не открыл огонь, хотя мы находились в пределах дальности стрельбы его батарей? И если мы пойдем на погружение, то, безусловно, потеряем последний шанс выйти в позицию для атаки. В подводном положении мы еще больше потеряем ход. Авианосец может исчезнуть за горизонтом и окажется вне досягаемости для нашей радиолокационной станции.
Я принял решение оставаться в надводном положении и взять, как говорится, врага на пушку. Мы не будем погружаться, пока он не откроет по нас огонь. Если я увижу вспышки и всплески, то «Арчер-Фиш» повернет на 90 градусов в сторону и выстрелит тремя кормовыми торпедами по приближающемуся эсминцу. А после этого мы пойдем на погружение. Мы надеялись, что попадем торпедой в узкую и короткую носовую часть вражеского корабля. Многим американским подводным лодкам это удавалось. Не было смысла убегать от него в надводном положении. Авианосец продолжал бы уходить от нас, а эсминец вскоре все равно бы настиг нас. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы разнести нас на куски.
Итак, мы продолжали идти прежним курсом. Я стоял с лейтенантом Эндрюсом на мостике, вцепившись руками в леера, а «Арчер-Фиш» неслась сквозь волны в направлении, параллельному курсу авианосца. А эсминец шел прямо на нас, как будто намереваясь протаранить нашу лодку.
Невероятно, но мой вахтенный офицер продолжал держаться уверенно и даже проявлял безразличие к приближающемуся к нам врагу. При этом он повторял:
«Мы должны это сделать, командир. Подводной лодке «Арчер-Фиш» нужна такая цель. Они не могут нас видеть. Я знаю это!» Когда он говорил, даже невозможное казалось возможным. Благослови его господь за его боевой дух, но я-то знал, что «Арчер-Фиш» была теперь так же невидима, как Эмпайр-Стейт-Билдинг в штате Айова. Надо было быть слепыми, чтобы не видеть нас. Судя по тому, как японский эсминец несся прямо на лодку, нас уже заметили. Мы смотрели во все глаза, как он шел полным ходом, чтобы отправить нас на океанское дно.
Я представил лица людей, которые следили за мною через открытый люк боевой рубки, и прежде всего лейтенанта Боша, энсина Кросби и старшины Карнахана. Они ждали моих команд, чтобы немедленно их исполнить. Приказ на погружение будет выполнять лейтенант Ром Казинс на центральном посту. Вахтенный офицер быстро спрыгнет в боевую рубку, а за ним последую и я, задраивая люк на мостик, в то время как «Арчер-Фиш» уже начнет погружение в бездну. Этот момент быстро приближался. Вражеский эсминец находился от нас в трех милях. Через несколько минут он будет рядом с нами. Но почему же он не открывает огонь? Я не мог понять этого. Хоть бы подал световой опознавательный сигнал.
- Будь наготове, Джон. Если он будет подходить ближе, быстро уходи вниз.
Это был потрясающий момент. Я ликовал, как ребенок, который сидит в головном вагончике детской железной дороги в Луна-парке. Такие моменты навсегда сохраняются в памяти.
Мы с Джоном стояли на мостике, крепко вцепившись, чтобы не оступиться, в скользкие от морских брызг леера. «Арчер-Фиш» неслась на предельной скорости по освещенной лунным светом водной поверхности. Вражеский корабль, казалось, весь напрягся, чтобы кинуться на нас. И тогда, далеко на расстоянии, прорезая тьму, авианосец вдруг начал подавать сигналы клотиком. Этот сигнал передавался в течение 10 секунд.
«Что за черт! - удивился я. - Никогда не видел, чтобы на боевом корабле включались ночью сигнальные огни…»
Через несколько секунд все снова погрузилось во тьму. Потом, через небольшой промежуток времени, в ночной темноте снова появились сигналы клотиковым огнем и длились 10 секунд. Затем опять темнота.
- Я думаю, он приказывает эсминцу открыть по нас огонь! - прокричал я вахтенному офицеру и снова стал ждать вспышек и всплесков. Но ничего не последовало.
- Он поворачивает от нас, командир! Он уходит от нас! - закричал лейтенант Эндрюс. - Будь я проклят, если это не так!
Я не верил своим глазам. Что же произошло? Авианосец послал световой сигнал, и почти одновременно с этим эсминец стал разворачиваться и уходить. Почему? На эсминце нас наверняка заметили. Он был всего в трех милях от нас и мог подойти вплотную к нам через несколько минут. Вместо этого эсминец повернул, так ничего и не предприняв, словно показывая нам кукиш. Не произведя ни единого выстрела!…
- Он меняет курс, Джон. Никакого сомнения. Посмотри на него. Он возвращается на свое место впереди авианосца. Что ты думаешь по этому поводу?
- Не могу понять, командир. Это японские корабли. Мы видели, как они выходили из Токийского залива. Они не могут быть вражескими. Может, они думают, что ради нас не стоит и пачкаться?
- Ничего более странного я в жизни не видел, - ответил я.
Вахтенный офицер сообщил подводникам, находившимся в боевой рубке, о действиях эсминца.
- Мы видим его на экране радиолокационной станции, - сказал энсин Кросби. - Трудно поверить, не говоря уже о том, чтобы понять все это.
- Не очень-то нападай на них, Гордон, - ответил с усмешкой лейтенант Боша. - Я думаю, что это был выдающийся ход командира эсминца. Парень по мне.
Прислушиваясь к болтовне снизу, я впервые с того момента, как эсминец устремился на нас, позволил себе расслабиться. Что же делать теперь? Мы снова оказались на исходной позиции. Я с облегчением увидел, как эсминец внезапно отказался от нападения, но наше решение идти прежним курсом тоже не дало нам никаких преимуществ, и мы не смогли приблизиться к авианосцу. В лучшем случае нас разделяло то же расстояние.
- Командир, авианосец меняет курс, - доложил лейтенант Бантинг через открытый люк. - Расстояние между нами увеличивается. Он изменил курс влево на 30 градусов. Его курс сейчас 180 градусов, на юг.
- Проклятье, а что же теперь, Джон?! - воскликнул я.
Часы показывали 23.02. Оставалось меньше часа до полуночи. И наступит другой день. Среда, 29 ноября 1944 года. Я размышлял о том, что нового принесет нам этот день. Бой? Смерть? Жизнь?
«Приказываю всем сигнальным занять свои места», - сказал я.
Я пристально всматривался в авианосец. Его силуэт изменился из-за перемены курса: он казался намного меньше и еле виднелся на горизонте. Эсминец то исчезал, то появлялся при ночном свете луны. Я прокричал вниз глазному старшине Карнахану:
- Старшина, попросите коммандера Бобчинского подняться на мостик!
Боб был наиболее способным и опытным офицером на борту, так как он много раз в начале войны бывал в боевых походах именно в этих водах. Сейчас я очень нуждался в его совете и помощи.
- Еле ноги унесли, а, капитан? - проговорил Боб, поднявшись наверх. Его глаза добродушно светились.
- Да уж, о таком только и писать домой! - засмеялся я. - Но что ты думаешь обо всем этом? Эсминец почти настигает нас. Мы уже готовимся к бою и погружению, а тут авианосец начинает передавать ему световые сигналы клотиковым огнем. Очень и очень странно… Дважды авианосец посылал световые сигналы продолжительностью десять секунд. Я думал, что он приказывает эсминцу открыть по нас огонь. Но вместо этого эсминец разворачивается, уходит и занимает свое место по курсу авианосца…
- Я согласен. Никогда не слышал ничего подобного. Кто вообще включает сигнальные огни ночью? Да еще когда противник рядом! Самоуверенный наглец - командир этого авианосца. Уверен: он думает, что мы не представляем для него большой опасности, - сказал Боб.
- Он изменит свое мнение, если нам удастся подойти к авианосцу на расстояние торпедного залпа, - несколько раздраженно проговорил я. - Но в этом и состоит вся проблема. Начать с того, что он нас обогнал. Сейчас он изменил курс на тридцать градусов и вскоре оставит нас далеко позади. Что нам делать?…
Мы помолчали с Бобом несколько минут, вглядываясь в силуэты кораблей, составлявших авианосную группу. Затем мы решили спуститься вниз, чтобы посмотреть карты и оценить обстановку. Вахтенный офицер оставался на мостике вместе с сигнальщиками. А мы с энсином Дайгертом, помощником штурмана, сверили данные о курсах кораблей, полученные лейтенантом Бантингом на торпедном автомате стрельбы, с данными, полученными лейтенантом Бошей от радиолокационной станции. После этого мы с Бобом стали обсуждать план наших действий.
- Я думаю, Боб, ты согласишься с тем, что у нас нет никакого шанса обогнать его при нашей скорости, если он будет продолжать идти новым курсом сто восемьдесят градусов?…
- Я согласен, Джо. У него большая скорость, и мы не сможем догнать его на этом курсе. Но тем не менее у нас есть шанс…
- Какой же?…
- Я просмотрел внимательно прокладку курса авианосца на карте. Когда мы впервые увидели его, он шел курсом примерно двести десять градусов. Таким курсом он следовал более двух часов. А несколько минут назад он повернул на юг…
- Верно, когда мы его впервые обнаружили, он был на курсе двести десять градусов. Казалось, он направляется на Филиппины, - заметил я. - Хотя зачем ему направляться в тот район, где господствуют американские авианосные соединения, - этого я не мог понять…
- Хорошо, направление курса корабля в этот район - это одно дело. Но на гораздо большее расстояние он может идти и другим курсом.
- О'кей. Я понял, что ты хочешь сказать, Боб. Ты думаешь, что направление по курсу двести десять градусов к юго-западу - это основной курс авианосца? А вот этот, новый курс сто восемьдесят градусов - это частный курс на зигзаге? Сейчас он направляется влево, но рано или поздно, на зигзаге, он повернет вправо и снова возвратится на основной курс двести десять градусов?
- Именно так, командир! - просиял Боб. - Во всяком случае, это единственный наш шанс. Если он останется на данном курсе сто восемьдесят градусов, мы можем сказать ему «гуд бай» навсегда.
- Ты совершенно прав, Боб. Поэтому мы не будем преследовать его по новому курсу. Подводная лодка «Арчер-Фиш» будет идти с максимальной скоростью курсом двести десять градусов, так как мы надеемся, что это есть генеральный курс авианосца и он вскоре на него возвратится. Когда же он это сделает, мы будем уже рядом и постараемся занять удобную для торпедной атаки позицию.
- Так точно; я думаю, это единственный шанс для нас догнать авианосец. Если даже мы потеряем его из виду, мы поймаем его на экране радара. Похоже, что это не вызывает у него беспокойства.
- Прекрасно. И вот еще что: нам не следует мешкать, выясняя, является ли этот новый курс всего лишь частным курсом зигзага. Если он проходит семьдесят пять - восемьдесят процентов своего расстояния основным курсом, то на частном курсе зигзага поворотом влево на тридцать градусов он будет идти недолго. Я думаю, что, когда он будет уверен, что обогнал нас, он сделает поворот на пятьдесят - шестьдесят градусов вправо от его теперешнего курса сто восемьдесят градусов.
- Я с вами согласен, командир, - сказал Боб.
Я сообщил всю информацию старшине Карнахану, чтобы тот по телефону передал ее личному составу, а также попросил Рома Казинса возвратиться в отсек и обсудить с вахтой машинного отделения возможности увеличения скорости. После огромного напряжения люди расслабились. Все говорили тихими голосами. Была только одна тема разговора: как потопить авианосец.
Я проверил еще раз данные, нанесенные на карту, чтобы точнее определить место цели. Часы показывали около 23.30. Я решил, что должен уведомить адмирала Локвуда, командующего подводными силами на Тихом океане, находящегося в Перл-Харборе, о наших действиях. Безусловно, адмиралу будет интересно и важно узнать, что большой вражеский авианосец свободно разгуливает на воле. Вполне возможно, какая-нибудь другая подводная лодка ВМС США находится теперь в лучшем положении, чем мы, чтобы перехватить и потопить его.
Я возвратился на мостик, продумывая текст донесения. Затем вызвал энсина Кросби. Я не стал диктовать ему весь текст радиограммы - только изложил сущность донесения. Являясь командиром боевой части связи, Гордон умело облекал в письменную форму любые мои сообщения.
- Закодируйте и передайте в эфир! - приказал я.
Он быстро спустился вниз, теперь было ровно 23.30. При мысли о донесении адмиралу меня обуревали смешанные чувства. Перехватив радиоволны, противник, без сомнения, определит наше местонахождение. Я уже начал думать об авианосце как о цели, предназначенной специально для нас. Но я знал, что подводные лодки должны взаимодействовать, чтобы не упустить цель.
Гордон отсутствовал дольше, чем я ожидал, и, когда он возвратился на мостик, я спросил его:
- Как все прошло?
- Сначала со скрипом, командир. Береговая станция в Перл-Харборе просила нас подождать. Но я продолжал настаивать. В конце концов я убедил их, что у меня сообщение первостепенной важности. После этого они разрешили нам выйти в эфир. Было четыре ноль-ноль по харборскому времени. Адмирала, должно быть, немедленно поставили в известность.
- Я думаю, вы поступили правильно, Гордон! - засмеялся я. - Адмирал любит, чтобы ему немедленно сообщали, когда одна из его подводных лодок охотится за крупной дичью. Он теперь до самого утра не заснет.
Я всматривался слева по курсу лодки в направлении авианосца. К этому времени он был едва виден даже в бинокль. Вскоре он исчез в темноте. Испытывая чувство разочарования, я размышлял о своих несбывшихся надеждах, о том, увижу ли я его еще когда-нибудь.
5. БЕГСТВО
Рассекая морские волны, «Синано» скользил по океанской поверхности, похожий на небольшой город. Идущие у него на траверзе эсминцы «Хамакадзе» и «Юкикадзе» были больше похожи на светящиеся макрели, чем на боевые корабли. Мористее, по правому борту, на расстоянии около пяти миль к западу, на полной скорости уходил по направлению к американской подводной лодке флагманский эсминец «Исокадзе». Намерения эсминца были более чем ясны.
Стоя на мостике рядом с офицерами, кэптен Абэ сузившимися от ярости глазами смотрел вслед эсминцу. Руки его, без перчаток, сжимали леера; костяшки пальцев казались двумя рядами агатов. Для него было непостижимо, как кэптен Синтани, командир группы кораблей охранения, мог нарушить свой долг. Кэптен Абэ преднамеренно точно сформулировал свои приказы. Никто не должен был поддаться на уловку янки и умчаться прочь, подобно безумному странствующему рыцарю, в поисках поединка. Как кэптен Синтани посмел не повиноваться его приказу? Как он мог своевольно покинуть свое место в строю кораблей охранения, оставил «Синано» незащищенным, особенно с носовых курсовых углов, откуда его могла атаковать любая группа американских подводных лодок. Он размышлял о том, что, возможно, кэптен Синтани страдал нервным истощением после многочисленных боев, что и привело к срыву и умопомрачению. Только этим можно объяснить такое нарушение приказа.
Ну а кэптен Суниси Тосима, командир эсминца «Исокадзе»? Он, конечно, не последует его примеру.
- Посигналить, чтобы он возвратился на свое место, сэр? - спросил с беспокойством штурман Накамура.
- Подождите немного. Посмотрим, может, он повернет, - ответил кэптен Абэ. - Я не хочу включать клотиковые огни, пока нет крайней необходимости. Мы все еще не знаем, вражеский ли это корабль.
Командир, штабные офицеры и сигнальщики наблюдали за эсминцем «Исокадзе» в свои бинокли. Не было произнесено ни слова. Офицеру-сигнальщику пришлось сделать замечание своим подчиненным, чтобы они продолжали вести наблюдение в других секторах залитого лунным светом океана. Необходимо было обеспечить свою безопасность со всех направлений, в то время как взгляды всех были прикованы к «Исокадзе» и таинственному кораблю.
- Какое расстояние до «Исокадзе»? - спросил кэптен Абэ.
Энсин Ясуда, который находился на связи с командирским мостиком, тихо повторил этот вопрос в микрофон.
- По дальномеру расстояние от него до «Синано» составляет почти пять миль. А от неопознанного корабля он находится на расстоянии менее четырех миль, - доложил он.
- Мы подождем еще несколько минут, а затем начнем сигналить клотиковым огнем, если он не повернет обратно, - спокойно произнес кэптен Абэ.
- Сэр, кэптен Миками просит разрешения открыть огонь по вражеской цели, - доложил энсин Ясуда.
- Нет, еще нет. Ждите, - ответил кэптен Абэ.
- Вы думаете, это та самая лодка, радиосигналы которой мы обнаружили, сэр? - спросил штурман Накамура.
- Видимо, она, Накамура. Она не отвечала на наши световые сигналы. Она продолжает оставаться в надводном положении, несмотря на то, что ее командир должен знать, что мы видим ее. Это - ловушка для нас, я уверен в этом. Она пытается отвлечь один из кораблей охранения, чтобы другие подводные лодки получили возможность в подводном положении подойти к «Синано», не встретив при этом сильного сопротивления.
- Это ей удалось, сэр, - заметил штурман Накамура.
Кэптен Абэ предпочел не отвечать. Он попеременно направлял свой бинокль то на эсминец «Исокадзе», то на его цель. Он размышлял, почему кэптен Синтани, который так стремился преследовать вражескую подлодку, сам не открывает огонь. Он, конечно, мог разнести ее на куски в любую минуту. Кэптен Абэ решил, что Синтани намеревается таранить ее.
- Открывать огонь, сэр? Расстояние между эсминцем «Исокадзе» и его целью быстро сокращается, - проговорил штурман Накамура.
- Нет, нет, Накамура. Вспышки от наших артиллерийских орудий будут видны на многие километры и привлекут внимание всех подводных лодок, находящихся поблизости. У нас есть приказ - авианосцу «Синано» благополучно прибыть в порт Куре, а не нападать на подводные лодки противника. Приказываю: лечь с курса двести десять градусов на сто восемьдесят, зигзагом влево тридцать градусов.
Энсин Ясуда быстро передал через свой микрофон приказ командира изменить курс. Кэптен Абэ кивком одобрил быстрые действия офицера.
- Который час? - спросил он.
- Ровно двадцать три ноль-ноль, кэптен, - ответил офицер-связист.
- Занесите в вахтенный журнал, - приказал кэптен Абэ. Он повернулся к штурману: - Накамура, посигнальте красным клотиковым огнем эсминцу «Исокадзе», чтобы он возвратился на свое место в строю кораблей.
Штурман посмотрел на энсина Ясуду, отметив, что тот уже передавал приказ командира. Высоко наверху топмачты зажегся красный клотиковый огонь. Он горел в течение 10 секунд, затем на 20 секунд прервался и снова появился на 10 секунд.
На расстоянии почти в 6 миль от авианосца рулевой «Исокадзе» выполнил приказ кэптена Тосима «лево на борт», и эсминец резко накренился вправо, когда разворачивался на курс влево, который вывел его на свое место в строю кораблей по курсу авианосца «Синано».
Кэптен Абэ с мрачным одобрением наблюдал, как «Исокадзе» стал занимать свое место в ордере кораблей охранения и выполнять свои ходы зигзагом. Он уже решил, что кэптен Синтани получит строгий выговор, а может, будет предан военному трибуналу за попытку атаковать неизвестную цель без приказа. Синтани, конечно, один из наиболее способных офицеров, служащих на эсминцах, но нельзя оправдать его несвоевременное и бездумное решение покинуть свое место охранения, оставив авианосец «Синано» без прикрытия. Для него наступит день расплаты; это кэптен обещает, как только «Синано» прибудет в порт Куре во Внутреннем море.
Не произнеся ни слова, кэптен Абэ покинул сигнальный мостик и спустился вниз на командный мостик в сопровождении штурмана Накамуры, командира боевой части связи Араки, энсина Ясуды и унтер-офицера Умеды. Его встретил кэптен Миками, который провел его в штурманскую рубку, где в окружении офицеров он стал изучать большую карту.
- Штурман Накамура, - сказал он, указывая на карту, - держите курс на юг до дальнейших распоряжений. Если неприятельская подводная лодка находится в девяти милях по правому борту, то мы оставим ее далеко позади. Самая большая ее скорость восемнадцать, а может быть, девятнадцать узлов. Имея скорость двадцать узлов, мы быстро оторвемся от нее еще больше, и они не смогут нас видеть.
- Но подводная лодка будет следить за нами с помощью радара, что они активно и делают, - сказал штурман.
- Верно, но меня больше интересует дистанция отрыва. И кроме того, мы должны бдительно следить за появлением других вражеских подводных лодок. Я убежден, что они где-то поблизости. Возможно, даже поджидают нас на нашем курсе.
- Будет выполнено, - ответил штурман.
Офицеры молчали минуты две, наблюдая, как энсин Ясуда наносил новый курс «Синано» на карту.
Кэптен Абэ отошел от офицеров и направился на носовую часть мостика в свое уединение. Он молча стоял там, не садясь в свое комфортабельное кресло. После его ухода офицеры возобновили свою работу, и жизнь на командирском мостике начала входить в нормальную колею, хотя атмосфера была напряженной из-за постоянных напоминаний командира о близости целой группы подводных лодок противника.
Оставшись наедине с собой, кэптен Абэ предался размышлениям. Дело в том, что лично его нисколько не волновала встреча с одиночной лодкой противника, которая, возможно, ищет столкновения с «Синано». Единственное, чего он хотел, - это избежать нападения нескольких подлодок. Он не забыл сообщения о группах неприятельских лодок, которые покинули свои базы на островах Гуам и Сайпан. Будет полезно время от времени напоминать офицерам и матросам о призраке подводных лодок, чтобы люди были настороже. Желая подкрепить свою уверенность в непобедимости «Синано», он вспомнил несколько бесед с вице-адмиралом Фукудой, выдающимся конструктором, создателем военных кораблей японской империи. Когда «Синано» еще стоял в сухом доке в Йокосуке, адмирал Фукуда заверял его, что авианосец практически непотопляем. Его создатели приняли в расчет все, чтобы сделать его непотопляемым. В самом деле, успокоительные слова.
Но тем не менее кэптен Абэ не мог избавиться от мыслей о линейных кораблях «Мусаси» и «Ямато», которые были одного типа с авианосцем «Синано». Они тоже были спроектированы и построены как непотопляемые корабли. Они считались самыми мощными, самыми защищенными кораблями в мире. «Мусаси» едва уцелел после торпедной атаки одиночной вражеской подводной лодки. Это было в марте 1944 года. Торпеда попала в носовую часть корабля, но «Мусаси» удалось возвратиться в свой порт на ремонт. Второй раз ему не повезло. 24 октября, когда на него совершили налет несколько американских бомбардировщиков, линкор «Мусаси» затонул, получив не менее 10 торпедных ударов и 16 попаданий авиационных бомб. Еще раньше, на Рождество 1943 года, другой линкор того же типа, «Ямато», был атакован одиночной американской подводной лодкой, которая нанесла один удар торпедой по его носовой части. Дредноут остался на плаву и почти неповрежденным, несмотря на то что вовнутрь корабля хлынуло почти 3000 тони воды через пробоину от вражеской торпеды. Больше того, он своим ходом направился в порт Куре на ремонт и возвратился в строй в конце февраля 1944 года.
Перебирая в памяти все эти факты, кэптен Абэ уверял себя в том, что его корабль был почти непотопляемым. Безусловно, одиночная подводная лодка не могла потопить «Синано».
Он сомневался в том, что даже целая группа подводных лодок противника может потопить его авианосец. Пусть только попробует какой-нибудь презренный иностранец помешать ему доставить «Синано» к проливу Кии в полной сохранности - он, кэптен Абэ, раздавит его…
Когда стрелки часов остановились на 23.22, лейтенант-коммандер Миура, командир дивизиона движения, в состав которого входили четыре машинных отделения, турбины, редукторы и четыре главных гребных вала, находился на своем посту. Он закурил сигарету с дешевым табаком из Суматры.
Когда зазвонил корабельный телефон, у него мелькнула мысль: что бы это значило? Загасив окурок, он подошел к телефону. Звонил вахтенный старшина из коридора гребного вала. Новости были неприятные: перегрелся главный подшипник гребного вала. В общем, он стал таким горячим, что на нем невозможно было удержать руку. Миура немедленно доложил обо всем кэптену Бунджи Коно, командиру электромеханической боевой части. Кэптен Коно приказал Миуре немедленно встретиться с ним в коридоре гребного вала, где находился разогретый подшипник. Пока Миура спешил к этому месту, чтобы начать ремонтные работы, он раздумывал, почему подшипник мог так сильно перегреться. Было несколько возможных причин перегрева подшипника.
Первое, что пришло в голову, это отсутствие подачи масла. Следовательно, необходимо было проверить насосы, подающие масло, и фильтры. Но если выяснится, что засорилась проходная втулка подачи масла внутрь подшипника, то операцию по ее очистке можно будет произвести только по прибытии в порт. Поломка могла также произойти между валом и основанием подшипника, который был прикреплен к корпусу корабля. Любое из этих повреждений вело к перегреву подшипника.
Войдя в коридор гребного вала, Миура увидел кэптена Коно в центре группы старшин и уорент-офицеров из машинного отделения. Он доложил о себе Коно, высокому, стройному, аристократического вида офицеру с широкими усиками щеточкой. Трудно было представить, что этакий аристократ имеет дело с силовыми установками авианосца «Синано». Миура отлично знал, что на авианосце работало всего 6 из 12 котлов, что уменьшило его скорость с 27 до 20 узлов.
- Плохие дела, сэр, - вздохнул Миура, когда осмотрел громадный вал двигателя правой машинной установки № 1.
- Я уже проверил поступление масла. Здесь все в порядке, - сказал спокойно кэптен Коно. - Мы уже пытались охладить подшипник при помощи поливки из шланга морской водой. Но ничего не помогает.
- Такое часто случается на новых кораблях, - сказал Миура. - Мы должны уменьшить скорость, чтобы понизить температуру.
- Совершенно верно, - согласился Коно. - Но вначале я должен доложить об этом кэптену Абэ. Я знаю, что это известие его не порадует.
- У нас нет выбора, - ответил коммандер. - Необходимо произвести ремонтные работы. Необходимо уменьшить обороты двигателей, чтобы не произошло еще большего повреждения вала.
Пока кэптен Коно ходил докладывать кэптену Абэ о перегреве подшипника, коммандер Миура думал о худшем варианте: если температура подшипника станет еще больше увеличиваться, то в конце концов баббитовый сплав металла, из которого был отлит подшипник, начнет плавиться. Если это произойдет, он больше не сможет поддерживать вал. Вал остановится; потребуются колоссальные усилия, чтобы сменить его секции из твердой стали, которые имеют в диаметре 36 дюймов и длину 150 футов…
Но вот кэптен Коно возвратился в коридор гребного вала и отвел коммандера Миуру в сторону от ремонтной бригады.
- Кэптена Абэ не обрадовало мое сообщение о поломке. Он говорил со мной таким тоном, как будто я лично виноват в перегреве подшипника. А когда я посоветовал уменьшить обороты двигателей, то думал, что он взорвется.
- А есть ли альтернатива? - спросил коммандер.
- Кэптен хорошо знает, что ее нет. Он-то понимает, что нельзя допустить повреждения вала. В конце концов он дал согласие, чтобы мы уменьшили скорость хода, пока не начнет остывать подшипник.
- Тем лучше для нас, кэптен Коно. Мы должны немедленно это сделать.
- Сначала свяжитесь с вахтенным офицером на мостике. Скажите ему, что мы собираемся уменьшить обороты двигателей, и держите его в курсе.
В течение следующего получаса коммандер Миура вел почти непрерывные телефонные разговоры с вахтенным офицером, сообщая ему о попытках команды машинного отделения снизить температуру подшипника.
В конце концов, когда с мостика неохотно дали «добро» на уменьшение оборотов двигателей до 192 в минуту, коммандер Миура доложил:
- Температура подшипника стала падать. Я надеюсь, что мы можем идти на такой скорости, не опасаясь повредить подшипник или вал.
И кэптену Абэ доложили, что «Синано» может идти с максимальной скоростью 18 узлов, пока не будет завершен ремонт подшипника на судоверфи в порту. Он с отвращением покачал головой. Конечно, разогретый подшипник отнюдь не такое уж необычное явление на новом корабле, да еще в его первом походе. Но «Синано» не роскошный океанский лайнер, совершающий круиз в мирное время. Япония ведет войну. Авианосец представляет для врага важнейшую цель. Любая из многих подводных лодок противника, скрывающихся в засаде, может теперь идти одинаковой с ним скоростью…
Находясь несколькими палубами выше машинного отделения, лейтенант-коммандер Кабуо Наруте, начальник интендантской службы корабля, еще раз окинул взглядом просторную столовую «Синано». Зрелище было очень приятным. Под его руководством буфетчики переоборудовали ее в кафетерий, который вызвал бы зависть любого метрдотеля и шеф-повара в Токио.
Идея приготовить праздничный обед пришла в голову коммандеру Наруте еще до выхода «Синано» из Йокосуки. Обед будет подан всему личному составу в полночь. Обед в честь первого похода большого боевого корабля, коим гордится японская империя. С некоторым трепетом он поделился своей идеей с кэптеном Абэ и был очень удивлен, когда получил от командира полное одобрение.
- Прекрасная идея, Наруте. Прекрасная, - согласился командир. - Только надо хорошенько постараться. Люди отлично поработали и заслужили праздничный обед. Не забудьте пригласить гражданских лиц и рабочих судоверфи.
Коммандер Наруте и его помощники опустошили магазины и рынки в Йокосуке и пригородах, закупая самые лучшие продукты для этого случая. Когда моряки сядут за праздничный стол, они на время забудут, что Япония ведет войну уже долгие годы. Это будет такое угощение, которое они надолго запомнят. И действительно, еда обещала быть восхитительной. Расходы превысили интендантский бюджет, но кэптен Абэ сумел изыскать средства по какой-то другой статье. Он добавил также некоторую сумму из своих личных денег, без ведома коммандера Наруте.
Коммандер Наруте мысленно просматривал будущее меню. Фирменным блюдом будет адзуки. Это - сладкий суп из черных бобов с рисовыми лепешками. При одной только мысли о нем у Наруте потекли слюнки. Супа будет вдоволь. К нему полагалась и была отмерена большая порция сахара, что могло показаться невероятным во время войны, когда сахар был строго нормирован. Кроме того, на каждом столе будут возвышаться горы рисовых лепешек. Будут стоять вазы с различными фруктами. Это почти неслыханная роскошь для военных-то лет.
Коммандер Наруте был уверен, что это будет такое угощение, которым команда «Синано» станет хвастаться многие годы, о котором будут ходить легенды в императорском флоте.
В 23.32 радист Кисато Ямагиси засек радиопередачу с находящегося поблизости неизвестного корабля. Радист сразу насторожился и стал быстро записывать сигналы. Конечно, для него они не имела никакого смысла: они были закодированы, их невозможно было прочесть. Тем не менее по мощности и тональности передатчика он правильно определил, что передача велась с подводной лодки противника, шедшей поблизости от «Синано». О перехвате было доложено командиру боевой части радиосвязи коммандеру Араки, находившемуся на мостике, а он, в свою очередь, доложил об этом капитану авианосца.
Раздумывая над этим донесением, сопровожденному бесспорной мыслью, что передача велась с американской подводной лодки, находящейся поблизости, кэптен Абэ утвердился в своем убеждении, что «Синано» являлся целью для целой группы американских подводных лодок. Да и как могло быть иначе? Авианосец «Синано» был бы несравненной добычей для любого командира американских подводных сил. И кто знает, сколько их было вокруг него, надеявшихся отправить его авианосец на дно? Возможно, они окружали авианосец со всех сторон…
И снова кэптен Абэ остановился на мысли о том, что «Синано» не имеет гидроакустической станции для определения местонахождения подводной лодки, которая вела радиопередачи. На нем также нет оборудования, позволяющего установить направление, откуда исходили эти радиосигналы. Итак, где же находится подводная лодка? В каком секторе моря прячется она от их глаз и в то же время держит авианосец в поле своего зрения? Бесспорно, это тот самый неопознанный корабль, который они оставили далеко за кормой и который уже был для них вне ноля видимости. Это именно та лодка, за которой неистово кинулся эсминец «Исокадзе»…
«Что означали эти радиопередачи?» - размышлял он. Они были закодированы, и никто из корабельных связистов не мог их расшифровать. Кому они посылались? И с какой целью? Группировались ли вражеские подводные лодки, чтобы нанести массированный удар по «Синано»? Возможно, они уже запустили свои торпеды и те несутся к «Синано». Он напряженно всматривался в водное пространство вокруг авианосца. Вот-вот появятся их зловещие следы на поверхности. Но никаких следов не было. Только его эсминцы шли невдалеке, маневрируя с целью прикрытия авианосца.
«Это так похоже на шахматную партию, - подумал он, - и так не похоже на нее. Я - король, способный делать только определенные ходы. Защищен всего-навсего тремя конями, которые тоже ограничены в своих действиях. А против меня шесть, восемь, двенадцать ферзей, которые могут передвигаться по всей шахматной доске… Ну кто когда-нибудь слышал о такой шахматной игре? Она без всяких правил и порядка. Но им не удастся поставить ему мат. Он поведет игру по своим правилам. Конечно, плохо, что перегрелся один из подшипников на машинном валу правого борта и теперь «Синано» вынужден уменьшить свою скорость до 18 узлов. И еще эта перехваченная радиограмма! Сейчас прежде всего разобраться с ней…»
Кэптен Абэ подошел к карте и сказал штурману Накамуре:
- Измените курс, двести семьдесят градусов. - Он ткнул пальцем в карту, отмечая местонахождение «Синано», а затем резко провел линию вправо.
Кэптен Накамура кивнул в знак согласия и отдал команду:
- Рулевой, курс двести семьдесят градусов!
Старший рулевой Дайзо Масада немедленно исполнил приказ. Ловко и изящно он повернул большой штурвал вправо, и «Синано» начал медленно разворачиваться вправо и ложиться на курс, по которому ему идти в пролив Кии. Разворачивая авианосец, Дайзо мечтал о праздничном угощении, которое готовилось сейчас внизу, в столовой. Он надеялся, что его сменят в полночь и он тоже сможет насладиться деликатесами. Так как слухи о содержании меню уже давно разнеслись по всему кораблю, он знал его наизусть.
Энсин Ясуда нанес изменения курса на карту в 23.40 28 ноября 1944 года. Он мгновенно понял причину, но которой кэптен Абэ решил резко изменить курс корабля. Очевидно, он полагал, что таким образом сорвет план вражеской подводной лодки, которая будет ожидать его по курсу 180 градусов к югу.
- Штурман Накамура, - приказал командир, - держитесь этого курса до получения дальнейших указаний. Примите меры к тому, чтобы палубные вахтенные и сигнальщики были особенно внимательны и готовы к появлению подводной лодка противника. Она, возможно, всплывет. Яркий лунный свет поможет увидеть ее нам. Если подлодка преследовала нас с южного направления, а это вполне возможно, и если они хотели держать нас в поле зрения, то она осталась далеко за кормой. Если же, напротив, она все это время продолжала идти прежним, юго-западным, курсом, которым шла до той минуты, как мы потеряли ее из виду, то она может быть впереди нас.
- Понял, сэр, - ответил старший штурман.
Когда кэптен Абэ возвратился на свой уединенный пост в центре мостика, энсин Ясуда стал внимательно изучать карту. Его глаза скользили по ней: он мысленно восстанавливал изменения прежнего курса корабля с момента выхода его из Токийского залива и прокладывал новый курс на запад. Энсин сознавал необходимость повернуть на запад, чтобы достичь Внутреннего моря. Он также понимал, что при этом повороте учитывалось и то, что американская подводная лодка, которую они недавно видели, шла в том же направлении. Но куда?…
6. УПОРСТВО
Секретно. С борта подводной лодки «Арчер-Фиш» ВМС США (SS-311). Донесение о пятом боевом походе. Б (выдержки).
28 ноября 1944.
23.00. Установлено, что авианосная группа состоит из тяжелого авианосца и четырех кораблей охранения. По одному кораблю на траверзах, еще один корабль - по носу, другой - по корме.
23.30. Послали донесение об обнаружении противника.
23.40. Похоже, что авианосец делает большой зигзаг в нашу сторону.
24.00, Видимо, его генеральный курс меняется на запад. В настоящее время мы находимся у него по левому борту, оказавшись на гораздо больших кормовых углах от его траверза, чем до этого. Легли на курс 270 градусов и добавили еще несколько оборотов своим и так уже перегруженным двигателям.
29 ноября 1944.
Вначале казалось невозможным подойти к авианосцу ближе и занять выгодную позицию для атаки. Скорость его была на один узел больше, но его курс зигзага позволил нам постепенно выйти вперед.
Хотя я понимал, что это бесполезно, тем не менее, взяв бинокль, начал всматриваться в горизонт мористее левой носовой части подводной лодки «Арчер-Фиш», надеясь обнаружить хоть какой-то след авианосца. Вахтенного офицера и сигнальщиков не надо было подгонять. Они так же, как и я, не отрываясь, смотрели вперед, в один и тот же сектор неспокойного моря.
Мысленно я все время повторял строки из поэмы Уильяма Блейка:
Тигр, о тигр… светлогорящий
В глубине полночной чащи…
Но я не мог сложить как надо знакомые строчки. В поэме говорилось что-то об ужасной соразмерности. Вспоминаются отдельные строки вроде этой: «Кем задуман огневой, соразмерный образ твой?» [25] Нет, что-то не то. Я просто никак не мог сосредоточиться. В моем мозгу царил хаос. Почему я вообще стал вспоминать эти строки? Тут я припомнил, что мистер Эндрюс сказал недавно, что он бы хотел иметь глаза тигра, чтобы хорошо видеть в темноте. Я вообще не был уверен о том, что тигры хорошо могут видеть в темноте. Но они, вероятно, действительно хорошо видели, судя по тому немногому, что я о них знал: они лежат в кустах целый день, а ночью бродят в поисках очередной жертвы.
Но сейчас ни глаза тигра, ни любые другие, будь они даже самые зоркие в мире, не смогли бы увидеть цель, которая пропала за горизонтом.
Затем я, конечно, вспомнил о донесениях, которые мы передали по радио в Перл-Харбор адмиралу Локвуду. Были ли другие американские подводные лодки южнее района нашего патрулирования? Может, какой-нибудь из них повезет, она окажется как раз на пути авианосца и поразит «мою цель». Проклятье, как мне хотелось сделать это. Меня терзала мысль о том, что авианосец станет добычей какой-то другой лодки.
От поэмы Блейка мои мысли перенеслись к другому английскому писателю - Джону Мильтону, который однажды написал, что тот, кто стоит и ждет, тоже приносит пользу. Что-то в этом роде. «Арчер-Фиш» и все мы тоже приносим пользу тем, что стоим и ждем…
К этому времени все мы находились на боевых постах уже около трех часов. Нервы у всех были напряжены. Мы ждали и были готовы дать торпедный залп по цели. Она не должна уйти от нас. Жизнь не должна быть такой несправедливой. И, тем не менее, может…
Время приближалось к 24.00. Скоро начнется новый день, среда, 29 ноября 1944 года. Я почему-то надеялся, что этот день станет для меня красным в календаре. Я давно уже ждал его.
18 сентября мне исполнилось 34 года, а на следующий день пришел приказ о назначении меня на должность командира подводной лодки «Арчер-Фиш». У меня была чудесная жена, Вирджиния Робертсон. Мы поженились в ее родном городе Портсмуте, в штате Виргиния, 20 июня 1936 года. Нашему сыну Джозефу теперь семь лет. Он родился в Гонолулу, на идиллических Гавайских островах…
Как командир подводной лодки «Арчер-Фиш», я нес ответственность за жизнь членов моего экипажа, а также за подводную лодку стоимостью 8 миллионов долларов, которые были заплачены американскими налогоплательщиками. Как бы там ни было, многие люди полагались на меня, уважали меня, и я не мог подвести их.
Я молил бога, чтобы генеральный курс авианосца был 210 градусов. Он просто должен быть таким!… Новый курс авианосца на 180 градусов влево был всего лишь курсом хода на зигзаг, и вскоре авианосная группа должна будет возвратиться на прежний курс, который и составлял примерно 210 градусов. Подводная лодка «Арчер-Фиш» все еще удерживала самую высокую скорость по курсу 210 градусов. Если авианосец существенно изменит курс, то при идеальных условиях мы можем оказаться впереди его и занять куда более выгодную позицию для торпедной атаки. Я скрестил в волнении пальцы. Я похлопывал по карману, где лежали четки, дабы мне сопутствовала удача.
Лейтенант Эндрюс быстро прошел по качающейся палубе, стал рядом со мной на мостике:
- О чем вы думаете, командир?
- Не знаю, что и сказать тебе, Джон. Большей частью шепчу молитвы, в надежде, что этот сукин сын повернет на курс хода зигзагом двести десять градусов, или, что лучше, прямо на запад. В противном случае, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его снова…
Старший помощник, сообщив вахтенному офицеру, что он будет на мостике, поднялся ко мне и тоже стал всматриваться в то место на горизонте, где исчез корабль противника.
- Ну что, кэп, как вы думаете, увидим ли мы его снова? - спросил он меня.
- Об этом знает только господь, Боб, - отвечал я. - Мы очень странно сближаемся с целью. Никогда не видел и не слышал ничего подобного. Этот корабль, который мы видели издалека и при свете луны очень походит на наши авианосцы типа «Эссекс». Только три японских авианосца, насколько нам известно, имеют такую большую надстройку, как этот корабль. Остальные имеют гораздо меньшие надстройки или вообще их не имеют. Все наши тяжелые авианосцы имеют большие надстройки. Мы не получали никаких сведений от нашей разведки, что такой корабль вышел из Токийского залива, и это странно… Если это японский авианосец, как мы предполагаем, то эсминцы противника должны были атаковать нашу подводную лодку и дать возможность авианосцу в это время уйти. Но тот японский эсминец, направившийся к нам, не стал нас атаковать. Когда он повернул от нас, у меня даже мелькнула мысль, - действительно ли это неприятельские корабли? Или это Третий флот США проводит свое запланированное, но отложенное нападение на Японские острова?
- Ты помнишь, Боб, как кэптен Воге, офицер оперативного отдела подводных сил Тихоокеанского флота, сообщил мне за день до убытия из Перл-Харбора, что адмирал Хэлси хотел осуществить такой рейд наших кораблей. Планировалось, что его флот должен выйти в этот район примерно в это время. Наша лодка «Арчер-Фиш» должна была тоже войти в состав группы из двенадцати подводных лодок. В нашу задачу входило еще до прибытия кораблей флота Хэлси отвлекать японские сторожевые корабли, чтобы главные силы американского флота не были обнаружены. Мы должны были также своевременно оповещать наши корабли об опасности. На четвертый день нашего боевого похода мы получили сообщение о том, что рейд кораблей Хэлси отложен…
Тогда решили провести альтернативную операцию под командованием Берта Брумса, который должен был с семью подводными лодками отработать способ выполнения подобных задач. Они покинули Марианские острова за день до нашего выхода. Из коротких сообщений, которые мы ежедневно прослушивали в вечерней радиопередаче на частоте для подводных лодок, мы знали, что у Брумса возникли большие трудности. Сила сопротивления и огневая мощь японцев оказались больше, чем мы предполагали. Наши подводные лодки потопили четыре сторожевых корабля противника, но их место заняли восемь других кораблей, к ним присоединились еще несколько самолетов. От артиллерийского огня пострадали некоторые наши подводники. Сильное волнение на море и качка послужили причиной того, что подводная лодка «Ронкуил» выстрелила двумя артиллерийскими снарядами в свои собственный корпус. К счастью, расчеты, обслуживающие артиллерийские орудия, не были смыты волной за борт.
Во всяком случае, даже если бы наши корабли находились за сотни миль, то нам сообщили бы об этом, а мы подтвердили бы получение сообщений. Я знал, что все подводные лодки под командованием Берта Брумса, уже возвратились на свою базу. Поэтому не было никакого сомнения в том, что мы видели японские корабли.
- Я думаю, Боб, мы будем находиться к югу от него, когда он снова войдет в поле нашей видимости. Затем мы попытаемся обойти его, когда он снова ляжет на свой генеральный курс. Мы должны оказаться между ним и пунктом его назначения, где бы он ни был…
И тут моя мечта сбылась! Главный старшина Карнахан просунул голову через люк:
- Нам повезло, командир. Данные радиолокационной станции и торпедного автомата стрельбы показывают, что наша цель резко изменила свой курс и пошла прямо на запад. Мистер Бантинг просил передать, что расстояние между лодкой и целью составляет тринадцать тысяч ярдов, истинный пеленг шестьдесят градусов, а ее курсовой угол составляет сорок градусов левого борта.
- Прекрасно! - воскликнул я и обратился к Бобу. - Я останусь здесь и буду высматривать авианосец. А вы, пожалуйста, спускайтесь вниз, в штурманскую рубку, и пусть там нанесут на карту его маршрут следования, как только его курс станет стабильным. Высчитайте минимальное расстояние между целью и нашей лодкой и время, когда мы должны встретиться. Мы должны остаться незамеченными. Когда прокладка курса будет готова, я спущусь к вам.
Через несколько минут Боб появился у основания трапа:
- Кэп, пути авианосца и нашей лодки прокладываются на карте. Сейчас между нами минимальное расстояние - шесть с половиной миль, но оно уже начало увеличиваться.
- Отлично, Боб. Я спускаюсь вниз. Мы встретились у штурманского стола.
- Джадд, теперь проведите карандашом линию на девять миль к югу, параллельно курсу авианосца. Это будет путь нашей подводной лодки. Когда мы подойдем к этой линии, измените наш курс на запад.
События стремительно разворачивались. Главный старшина Карнахан доложил:
- Капитан, лейтенант Эндрюс говорит, что авианосец снова появился в поле видимости…
Я в смятении выскочил по трапу на мостик в сопровождении старпома. Меня охватила дикая радость, Я чувствовал себя так, как будто у меня выросли крылья и я мог летать!
Мистер Эндрюс с широкой улыбкой на лице показывал в сторону слева от кормы:
- Вот там, сэр, смотрите туда.
Я направил свой бинокль в ту сторону. Черт побери, они действительно были там. Авианосец и его корабли охранения. Мне хотелось завопить от радости. «Арчер-Фиш» еще испытает миг славы!
Цель находилась у нас по корме. Я подсчитал, что нас разделяют восемь-девять миль. Пока мы шли на максимальной скорости к юго-западу курсом 210 градусов, авианосная группа в это время шла по курсу 180 градусов слева от нас. Когда авианосная группа изменила курс и пошла на запад, то ее путь начал пересекать наш курс и она оказалась позади нас. А какое же положение теперь? Оставался ли курс 210 градусов все еще генеральным курсом авианосной группы? Должен был оставаться! Логично будет, если эта группа теперь сделает ход зигзагом вправо. А затем она снова сделает ход зигзагом влево. Наиболее вероятный курс ее при этом будет составлять 210 градусов.
Я снова спустился вниз. Боб все время находился со мной. Мы ходили, как пара львов, заключенных в клетке, туда-сюда: то в отсек с радиолокационной станцией, то в группу управления огнем. Вскоре по визуальному пеленгу, который нам сообщал с мостика лейтенант Эндрюс, а также при помощи радиолокационной станции, работу которой обеспечивал наш оператор Эрл Майерс, мы убедились в том, что цель легла на курс 270 градусов.
- Пошли прямо на запад, - заметил старпом, хотя он знал, что я тоже пришел к этому же заключению.
- Верно, Боб, будь они прокляты! А какое положение сейчас? Он делает ход зигзагом на шестьдесят градусов от своего генерального курса? Если его генеральный курс действительно составляет двести десять градусов…
- Да, я полагаю, что это его генеральный курс, и вскоре он возвратится на него. Он и до этого находился на нем, когда мы видели его вчера до двадцати трех ноль-ноль, - заметил старпом. - Он должен снова лечь на прежний курс.
Я изучал карту, пытаясь принять какое-то решение. Проведя пальцем по карте, я сказал:
- Курс двести семьдесят градусов приведет его в воды южнее пролива Кии. Видимо, он направляется во Внутреннее море. Я думаю, вы правы, Боб. Он направляется куда-то на юго-запад.
- Итак, что же из этого следует? - спросил Боб.
- Все идет как надо, - ответил я уверенно.
- Мы будем идти по курсу двести десять градусов до тех пор, пока не выйдем на девять миль южнее и параллельно его маршруту. Затем меняем курс на двести семьдесят градусов. Что касается авианосца, то для того, чтобы придерживаться своего генерального курса, он не может долго находиться на частном курсе зигзага, следовательно, в любой момент может направиться к нам…
- Вы поняли его маневр совершенно верно, - сказал Боб. - Через минуту-другую мы будем южнее него на удалении девяти миль и ляжем на рассчитанный курс.
Бежали минуты. Приближалась полночь. Если только авианосец повернет на курс, который, как мы думали, был генеральным, то мы будем находиться в благоприятнейшем положении для выхода в атаку.
Стрелки часов подошли к 24.00. Полночь. Но проклятая авианосная группа противника не сделала поворот!
Итак, наступила среда, 29 ноября 1944 года. Станет ли этот день счастливым для меня? Авианосец врага находился по пеленгу восемь градусов и на дистанции девяти миль.
- Лечь на курс двести семьдесят градусов! - скомандовал Боб. - Параллельно его курсу. Самый полный вперед!
Подводная лодка «Арчер-Фиш» быстро развернулась и легла на курс 270 градусов. Я посмотрел на Боба и сказал:
- Теперь нам надо идти с максимальной скоростью, чтобы быть от него по пеленгу двести десять градусов.
- Он может еще повернуть к нам, - сказал Боб.
- Я надеюсь, что скоро он это сделает, - ответил я не очень уверенно. Я очень хорошо сознавал, что если авианосец не развернется к нам, то у нас уже не хватит скорости, чтобы обогнать его. Он может уйти от нас так же, как год назад это сделал авианосец «Сёкаку».
Энсин Дайгерт посмотрел на меня:
- Он меняет курс, кэп…
Мое сердце подпрыгнуло от радости. Возможно, нам улыбнется удача. Возможно, он ляжет на курс, который в конце концов выведет его прямо на нас.
- Сейчас курс авианосца составляет двести семьдесят пять градусов, - сказал Джадд. - Он продолжает идти этим курсом.
Я проверил прокладку курса на карте. Разница составляла всего пять градусов. Что бы это все значило? Я имею в виду то, что перемена курса на 275 градусов вряд ли помогла нам.
Я позвонил лейтенанту Казинсу в центральный пост:
- Ром, узнай еще раз, сможем ли мы немного увеличить скорость. Нам помогут даже несколько лишних оборотов.
Он ушел, а его место на посту погружения быстро занял другой член команды. Теперь наш план состоял в том, чтобы вывести авианосец противника на 30 градусов, чтобы быть впереди него, если он, как мы ожидали, изменит курс.
Расстояние между нами составляло около девяти миль. Мы могли ясно наблюдать авианосец и корабли охранения в лунном свете, но они, несомненно, не могли заметить силуэт подводной лодки.
Подводная лодка «Арчер-Фиш» имела небольшое преимущество перед группой неприятельских кораблей благодаря своему положению. Мы шли против течения, но они находились почти в центре его, из-за чего их скорость снижалась на четверть узла больше, чем у подводной лодки. Это было, конечно, не много, но и это радовало меня.
Между тем в данный момент у нас не было никакого выбора, кроме как удерживать наше положение на параллельном курсе впереди левого траверза авианосца и быть готовыми к любому изменению его курса.
Чувствуя некоторую усталость, я поднялся на мостик, где лейтенант Эндрюс приготовился инструктировать новую смену сигнальщиков, которая заменяла уставших матросов. Один за другим выходили они на мостик, и Джон удостоверялся, что каждый отчетливо видит группу кораблей противника. От них требовалась повышенная бдительность.
На мостике подводной лодки негде посидеть, если не считать возможности присесть на корточки на качающейся палубе, так что я стоял у стального щита правого борта, облокотившись на него. Сжимая виски ладонями, я пристально смотрел сквозь водное пространство океана на авианосец.
Некоторое время мой ум был занят только одной мыслью: я страстно желал, чтобы эта громадина повернула в нашу сторону. Если авианосец приблизится к нам на дистанцию, позволяющую его атаковать, то мы выпустим по нему шесть торпед из носовых аппаратов. Но пока в нашей игре была ничья. Мы могли только продолжать гонку за целью, следуя параллельно ее курсу на запад. У нас недостаточная скорость, чтобы догнать ее или выйти вперед. Мы могли только надеяться, молить бога, чтобы авианосец снова лег на курс 210 градусов и оказался в пределах досягаемости наших торпед.
Я подумал о людях, находившихся внизу, в боевой рубке, в центральном посту и в других отсеках подводной лодки «Арчер-Фиш». Они неукоснительно выполняли множество различных обязанностей, но, хотя была объявлена повышенная боевая готовность и многие члены экипажа несли вахту на своих боевых постах, кто-то, не занятый на дежурстве, мог посвящать свободное время личным делам, спать, принимать пищу. На борту американской подводной лодки каждый член экипажа имел свою койку и мог отдыхать, попросту валяться на ней в свободное время. Обычно матросы стояли на вахте восемь часов, спали восемь часов и имели восемь часов свободного времени. В жилых отсеках всегда можно было увидеть матросов, играющих в очко, крибидж [26] и другие карточные игры.
В матросской столовой и офицерской кают-компании все время звучала музыка - крутились пластинки на проигрывателях. В надводном положении мы могли слушать передачи на коротких волнах. Большим успехом пользовалась «Токийская Роза». Все покатывались со смеху, слушая ее рассказы о «победах японского оружия».
На лодке у нас было, два кока - Эд Кист и Джо Бэруди и пекарь Пэт Хили. Коки готовили для нас три раза в день вкусные блюда. Пекарь вставал ежедневно в 3.00, чтобы испечь свежий хлеб, булочки, пироги и печенье.
Наш холодильник был набит свежим мясом, бифштексами, ростбифами, отбивными и гамбургерами. На борту большинства подводных лодок при камбузе царила политика «открытых дверей». Это означало, что любой член экипажа в любое время мог открыть холодильник и взять все, что было его душе угодно. Всегда имелся свежий кофе. Всегда было достаточное количество пресной воды для наших нужд. На лодке имелось два душа; правда, пользование ими ограничивалось.
Стиральная машина почти всегда была в действии. Над ней висело уведомление: «Экономьте воду».
Члены экипажа любили собираться в общей столовой после вахты. Но любой при желании мог найти укромное местечко, чтобы побыть некоторое время одному. Офицеры для общения собирались обычно в кают-компании.
Свободное время проводили в разговорах, за игрой в карты, пили кофе. У нас было припасено несколько фильмов для демонстрации в походах. Обычно матросы и старшины смотрели фильмы с 17.00 в носовом аккумуляторном отсеке, а офицеры - с 19.00 в кают-компании.
Каждый фильм во время просмотра весело хвалили или громко ругали, не скупясь на соленые словечки.
На борту подводной лодки «Арчер-Фиш» не было проблем с дисциплиной. Иногда, правда, когда мы были в порту, одного-двух матросов задерживала военная или береговая полиция за ссору в баре или за нарушение комендантского часа. Случалось, матросы запаздывали с увольнения. Это служило основанием для наказания, которое заключалось в лишении права на увольнение в течение недели, а в более серьезных случаях - две недели.
Командиры сами тоже не были застрахованы от того, чтобы их не задерживали, когда они бывала на берегу в поисках развлечений. Мы, в свою очередь, получали взыскания от наших вышестоящих начальников. Так или иначе, но эта система взысканий и наказаний срабатывала, и я был благодарен судьбе за то, что благодаря ее воздействию стал командиром подводной лодки «Арчер-Фиш». И хотя заведенный повседневный порядок временами казался однообразным и требовал дисциплины, он не очень тяготил матросов, так как все они были добровольцами и прошли тщательный отбор по физическим и психическим данным. Но теперь время начало тянуться мучительно медленно. Мы больше ничего не могли предпринять, чтобы незаметно приблизиться к цели, обнаружив нас, авианосец мог снова ускользнуть или, атакуя, заставить нас погрузиться. Для того, чтобы мы имели возможность выйти в атаку, командир японского авианосца должен был или заметно уменьшить скорость корабля, или повернуть прямо на нас. Я жаждал, чтобы он совершил одно из этих действий, а лучше всего, если бы он лег на курс 210 градусов. Но сами мы больше ничего не могли предпринять. Нам оставалось только наблюдать и ждать.
Мыслями я возвратился к моей семье и друзьям, которые позволили мне стать тем, кем я стал. Эти люди, близкие и дорогие мне, хотели внести свой маленький вклад в победу в нашей войне и одновременно возлагали свои надежды на меня. Я представлял их всех здесь, рядом со мной, на войне, и был многим обязан им. Теперь, чтобы выполнить свой долг перед ними, надо было потопить этот авианосец врага в девяти милях от нас. В моем сознании теснилось множество мыслей, воспоминаний. Машинально я перебирал четки в кармане брюк.
Устав думать о безрезультатной пока гонке за японским авианосцем, я стал размышлять о себе. Мои мысли возвратились далеко в прошлое. Я думал о своем отце, Джоне Инрайте, родившемся в городе Нортборо, штат Айова, в 1883 году; о деде Майкле Патрике Инрайте, который родился неподалеку от Килберна, штат Висконсин, в 1855 году. Молодой Майкл был сыном Майкла и Мэри Инрайт, уроженцев ирландских городов Лимерик и Типперэри. Они покинули родину во время страшного голода 1840-х годов. Возможно, когда-то они вот так же всматривались в ночной океан, как я сейчас, испытывая страх и одновременно надеясь на лучшее…
Мой отец, так и не окончив средней школы, отправился в Чикаго, где прожил несколько лет у своей тети, миссис Анны Макговен, обучаясь на каких-то курсах. Когда ему исполнился 21 год, он сделал заявку на участок земли в 160 акров в Северной Дакоте и вскоре подтвердил свое право владеть им. Четверть квадратной мили он сделал плодоносной.
Через несколько лет он открыл лавку в городке Райдер, где торговал углем, фуражом и зерном. Он нанял на работу молодую женщину по имени Минни Олсон. Минни была четвертым ребенком в семье мистера и миссис Джозеф Олсон, моих дедушки и бабушки по материнской линии, которые родились в Норвегии. Они поженились совсем молодыми и уехали в Америку. Они обосновались в городке Ферривилл, штат Висконсин, где в 1885 году родилась моя мать. Через несколько лет семья переехала в Бертольд, штат Северная Дакота, где отец заимел ферму. Вскоре после того как мой отец в 1907 году перешел работать в крупную угольную компанию, он женился на Минни и поселился с нею в Миноте, Северная Дакота. Именно там в 1910 году родился я, а со временем там родились две мои сестры, Мариан и Элизабет. Об этом давнем времени моей юности сохранились добрые воспоминания, и я предавался им теперь, когда «Арчер-Фиш» рассекала волны Тихого океана. В моей памяти возникали школа, старые учителя… разноска писем и газет… первый радиоприемник, собранный своими руками… работа шофером в бакалейном магазине в Бисмарке, штат Северная Дакота. Интерес к училищу в Аннаполисе вызвал во мне мой дядя Фрэнк, брат моего отца, служивший во время первой мировой войны офицером ВМС. Он посылал мне почтовые открытки с видами тех портов, где бывал. Его обращения ко мне всегда были одинакового содержания: «ВМС - это прекрасно! Подумай, не стать ли тебе моряком, когда достаточно подрастешь!»
И вот я в ВМС. Мой отец обратился к сенатору США Геральду Наю с просьбой о содействии в определении меня в одно из военно-морских училищ. После долгой зубрежки в апреле 1929 года я сдал вступительные экзамены и в конце июня поступил в училище в Аннаполисе. Через четыре года я окончил его в числе лучших в своем классе, мне было присвоено офицерское звание энсин. Я просил и получил назначение на линейный корабль «Мэриленд», на котором прослужил три года…
Я был во власти нахлынувших воспоминаний, когда холодные брызги океана, попавшие на мое лицо, заставила меня снова сосредоточить свое внимание на неприятельском авианосце. Он шел все там же, в девяти милях от нас.
Джон Эндрюс часто брал пеленг и передавал данные в группу управления огнем. Увидев, что мы увеличили пеленг на несколько градусов, я понял, что мы увеличили скорость или корабль противника замедлил свой ход. Но у нас не было шансов на то, чтобы заметно повысить скорость, так как мы и так шли с максимальной нагрузкой на двигатели в течение трех часов и уже не могли рассчитывать на что-то большее.
Если авианосец начал идти на зигзаге, то это объясняло уменьшение его скорости, но только ход большим зигзагом мог привести к заметному уменьшению скорости. А мы наблюдали незначительное изменение скорости, которое составляло не более одного узла. Изменение курса на несколько градусов влево или вправо не могло оказать влияния на скорость. Я полагал, что течение Куросио может иметь различные скорости, что по-разному влияет на скорости авианосца и подводной лодки. Такое возможно мористее Ки-Веста. Там на расстоянии нескольких сот ярдов скорость течения в северном направлении могла измениться от трех узлов до нуля, а в южном - от одного до двух узлов на протяжении примерно двух сотен ярдов. Но у нас не было никаких подобных сведений о течении, проходящем мористее острова Хонсю, и мы не могли рассчитывать на то, что там будет так же.
Но стало ясно и другое: японскому авианосцу не было, возможно, никакого смысла преднамеренно снижать свою скорость в районе, кишащем подводными лодками противника. По моему мнению, авианосец действовал более чем странно. Он, как привидение, появился на направлении от Токийского залива; затем, не произведя ни единого выстрела, исчез в темноте; после снова появился на горизонте, а теперь уменьшил свою скорость по непонятным причинам. Авианосцы могут непредсказуемо маневрировать при взлете и посадке самолетов, но сейчас была полночь, и не было никаких признаков действий авиации…
Я уже не пытался понять, какие планы вынашивал командир авианосца, и мысли мои снова возвратились на десятилетие назад, в годы большой депрессии. Тогда американская экономика сильно пошатнулась в результате краха фондовой биржи в 1929 году и потери уверенности в нашей традиционной системе свободного предпринимательства. Миллионы американцев остались без работы и жили за счет пособий. Мне повезло: я находился на службе в ВМС и имел постоянную работу. В разгар депрессии я получал ежемесячно 125 долларов плюс 18 долларов пайковых, что для меня было вроде золотой жилы, и прежде всего потому, что деньги я получал регулярно. Конечно, было много способов потратить деньги, и многие из нас к концу месяца не имели ни цента. Но в конце концов, мы знали, у нас на корабле были койка, еда, бесплатная стирка белья, кинофильмы, и спокойно могли дождаться очередной выплаты денег.
Завершив свою трехгодичную службу на борту «Мэриленд», я был направлен в учебную школу подводников в Нью-Лондоне, штат Коннектикут. Там летом 1936 года я женился на Вирджинии Робертсон и провел с ней семь идиллических месяцев.
Затем меня перевели в Перл-Харбор, где я получил назначение на подводную лодку S-35. В 1937 году у нас родился наш единственный сын, Джо Инрайт. В конце октября 1938 года я ушел на борту другой подводной лодки, S-22, в Нью-Лондон. Вирджиния с нашим сыном совершила круиз на пароходе до Сан-Франциско, а затем уехала в Бисмарк, чтобы повидаться с моими родителями.
Проходили годы, и я набирался опыта службы на подводных лодках, выходя в боевые походы из портов Нью-Лондон, Аннаполис и Ки-Вест.
В нашей службе были и безмятежные, и тревожные дни, когда мы чувствовали приближение войны, особенно когда нацисты 1 сентября 1939 года вторглись в Польшу. Я вспомнил, что находился в Ардженшии, остров Ньюфаундленд, когда японцы совершили нападение на Перл-Харбор. Мы были потрясены, обозлены и жаждали отмщения. На борту подводной лодки S-22 мы ушли в Нью-Лондон, а оттуда - на военно-морскую базу Коко-Соло в Панаме. Мы совершили пять боевых походов вместе с тремя другими подводными лодками, удаляясь от базы на 600 миль, но в боевых действиях не участвовали.
Находясь на мостике, перебирая четки в кармане, я прокручивал в памяти все события моей жизни, одни из которых вспоминалась отчетливо, другие - затуманенными от времени.
Когда я начинал всматриваться в морскую даль и видел группу неприятельских кораблей, такую близкую от нас и в то же время недосягаемую, я чувствовал себя мальчиком, который прижался лицом к стеклянной витрине магазина и жадно смотрит на заманчивые товары, но ничего не может достать.
Я нетерпеливо ожидал, сделает ли авианосец поворот в нашу сторону. Наш план атаки основывался на том предположении, что у неприятельского авианосца генеральный курс составляет 210 градусов. После того как мы увидели, что он повернул влево от курса 210 на 180 градусов, а затем в 23.40 повернул вправо на курс 270 градусов, я ожидал, что он снова сделает поворот на 210 градусов. Если это произойдет, мы будем находиться в удобном положении для выхода в атаку. В 0.30 истинный пеленг на авианосец увеличился до 13 градусов. Мы приближались к тому моменту, когда пеленг достигнет 30 градусов. В этом случае авианосец будет держать курс прямо на нас, если, конечно, он возвратится на прежний свой генеральный курс. В ожидании этого момента у меня было время вспомнить о своей первой подводной лодке 0-10. И о том, как затем я был назначен командиром «Дейс», став одним из первых в выпуске нашего класса в Аннаполисе командиром новой подводной лодки, полученной прямо из судоверфи. Я думал, что «Дейс» принесет мне славу и известность, но вышло совсем по-другому. Во время моего первого похода в Тихом океане у нас было несколько прекрасных возможностей атаковать цель, но мы ни разу их не использовали. Я упустил возможность атаковать японский авианосец «Сёкаку». За эту неудачу я винил самого себя и попросил освободить меня от командования лодкой.
В конце 1943 года я получил новый приказ. Я должен был проходить службу в резервных экипажах подводных лодок в военно-морской базе Мидуэй.
Это была важная работа, но время здесь мучительно тянулось, служба становилась утомительным бременем; было такое чувство, что жизнь, война проходят стороной.
Я был убежден, что упускаю возможность принять участие в великом событии. Сыграть активную роль в той, единственной, может быть, войне, которая выпала на мою жизнь…
Лейтенант Эндрюс стоял рядом со мною, рассуждая о блестящих возможностях нашей подлодки.
- Я помню, - философствовал он, - один из моих наставников говорил нам, что решительный момент - это возможность, несущаяся на крыльях опасности…
Устремив свой взгляд на цель, я молча кивал. Как раз близился для нас такой решительный момент. Цель находилась примерно в 8 милях от нас. Мы знали, что авианосец теперь в пределах досягаемости нашего пятидюймового орудия. Но этот выстрел для авианосца все равно что комариный укус для слона. Мы должны были подойти на расстояние торпедного залпа. Только торпеды могли превратить благоприятный случай в реальность…
7. МРАЧНЫЕ ПРЕДЧУВСТВИЯ
В 2.15 29 ноября 1944 года авианосец императорского флота Японии «Синано» шел курсом 275 градусов, почти прямо на запад. Прошло еще восемь часов с момента его выхода в свой первый боевой поход.
Впереди «Синано», занимая свое место корабля охранения, следовал проштрафившийся эсминец «Исокадзе». Эсминцы «Юкикадзе» и «Хамакадзе» дублировали непредсказуемые движения «Исокадзе», находясь на обоих траверзах авианосца.
Луна на небе начала прятаться в рваные облака. Видимость, однако, оставалась прекрасной. Росла уверенность, что «Синано» благополучно пройдет район, в котором, как полагали, находились американские подводные лодки.
Кэптен Абэ. как прикованный, стоял на переднем мостике «Синано». Позади него - штабные офицеры и члены экипажа, спокойно и умело выполняющие свои обязанности. Часом раньше его старший помощник кэптен Миками спустился вниз, чтобы передать поздравления командира офицерам и матросам, сидевшим за праздничным обедом.
Энсин Ясуда, помощник штурмана, вел прокладку курса авианосца, отмечая через каждые 15 минут его место и время на штурманской карте. За его действиями оценивающе следил старший штурман Накамура. По его мнению, молодой офицер был рожден для моря и почти не нуждался в руководстве. Несмотря на внимание к молодому офицеру со стороны самого командира, штурман без колебаний делал ему замечания, если находил это нужным.
Время от времени кэптен Абэ спускался вниз, чтобы посмотреть на штурманскую карту. В большинстве случаев он изучал карту и прокладку курса «Синано» без всяких комментариев вслух. В основном его интересовала неприятельская подводная лодка, обнаруженная радиопеленгаторной станцией два дня назад. Навязчивая мысль об этой подводной лодке не давала ему покоя. Неприятное дело. Это, видимо, была та самая подводная лодка, которая столь вызывающе включала свою радиолокационную станцию после того, как в 19.15 ее работа была впервые зафиксирована.
Подводные лодки редко остаются в одном месте, и за эти два дня она могла уйти в любом направлении и на значительное расстояние. Она могла находиться теперь где угодно. А к 2.30 «Синано» будет всего в 25 милях к югу от места обнаружения излучения радиолокационной станции.
Если же они начнут постоянно обнаруживать сигналы радиолокационной станции, это будет означать, что американская подводная лодка все время остается в надводном положении, а в этом случае она не представляла никакой реальной угрозы для авианосца. Сигнальщики заметят ее задолго до того, как она приблизится к «Синано» на дистанцию стрельбы. Кэптен Абэ по-настоящему будет обеспокоен, если они больше не обнаружат сигналы от ее радиолокационной станции. Это будет означать, что она пошла на погружение с намерением атаковать авианосец.
Абэ был убежден, что, перед тем как идти на погружение, подводная лодка пошлет радиосигнал, в котором она передаст координаты «Синано» другим подводным лодкам группы. Поэтому радистам было велено внимательно следить за эфиром и держать командира в курсе. В случае обнаружения подводной лодки «Синано» быстро изменит курс, как он это делал раньше. Американцы поймут, что имеют дело с опытным моряком.
Если же его атакуют несколько подводных лодок врага, он, кэптен Абэ, верит - «Синано» выстоит под ударами их торпед. Американские торпеды, как он хорошо знал, значительно уступали японским. В «Синано» был вложен труд множества людей, затрачены миллионы йен, и невозможно было представить, что его можно вывести из строя несколькими торпедами.
Между тем, он знал, о чем сейчас подумает. Он пытался отогнать эти мысли, но перед ним снова и снова вставал силуэт авианосца «Хирю» в бледной утренней дымке моря. Гордый авианосец, сильно накренясь, погружался в пучину. Перед его глазами возникали образы адмирала Ямагути и кэптена Каку, привязанных по их последнему распоряжению к мостику корабля. Мощные японские торпеды, выпущенные с эсминцев «Касагумо» и «Югумо», ударили в корпус «Хирю» и взорвались с ужасающим грохотом. Стоя на своем мостике и всматриваясь в темноту ночи, Абэ заново переживал гибель «Хирю». Он был тогда не на таком близком расстоянии от авианосца, чтобы подробно видеть его погружение, но он мог ясно и ярко представить эту картину. Он вспомнил, как авианосец, все больше и больше накреняясь, вдруг опрокинулся и скрылся в морской пучине. Все было кончено. Как умерли адмирал Ямагути и кэптен Каку? Затаили ли они дыхание в последний момент, когда вода хлынула на мостик? Видели ли что-нибудь их открытые глаза в темной воде, которая накрыла их? Их легкие должны были разорваться еще до того, как «Хирю» опустился на дно океана. Остались ли они привязанные на мостике навсегда?…
Он вздрогнул от жуткой картины. Озноб прошел по его телу.
«Хватит воспоминаний», - приказал он себе. Он ничего не мог изменить в ходе сражения за Мидуэй. «Хирю» больше нет. Адмирал и кэптен сами выбрали для себя смерть - зачем же осквернять их память этими ужасными воспоминаниями? Но что это были за люди, если могли умереть с такою готовностью, когда жизнь не была еще прожита?
Жизнь слишком драгоценна - как можно так легко с ней расстаться? В мире так много всего, ради чего стоит жить, а жизнь так коротка. Император и империя… Жить, чтобы служить им. Его карьера и предстоящее повышение в звании…
Какой гордостью наполнится его сердце, когда он станет контр-адмиралом! На авианосце слишком много других офицеров в звании кэптен. Но быть командиром «Синано» и получить звание контр-адмирала в столь молодом возрасте - это очень престижно. Какие подвиги совершит «Синано» под его командованием! Его имя войдет в историю военно-морского флота страны. В настоящее время военные действия развивались отнюдь не успешно для Страны восходящего солнца. Этого нельзя отрицать. Янки имели большой перевес в войне на Тихом океане. Но он верил, что положение изменится. Империя имела огромный флот во Внутреннем море, а «Синано» первоклассный авианосец.
Это формирование боевых кораблей выйдет из проливов Кии и Бунго и отбросит назад неприятельские силы. Япония одержит победу и восстановит свое превосходство в бассейне Тихого океана.
Кэптен Абэ не хотел думать о смерти: еще так много надо было завершить. Ведь каждому из нас отведено только определенное количество лет.
Но как успеть все сделать? Он был слишком практичен, чтобы не сознаться, что и он смертен. Иначе зачем бы он выполнил нечто вроде ритуала во время последнего своего посещения семьи?
Он взял на несколько дней отпуск, когда «Синано» в течение трех недель находился на ремонте после аварии 5 октября. Он приехал в свой домик в Камахуре, в пригороде Токио, чтобы, быть может, в последний раз в этой войне порадоваться встрече со своей женой Фуми и тринадцатилетним сыном Тосикико.
Госпожа Абэ вела хозяйство аккуратно и скромно, соответственно званию и зарплате своего мужа. Войдя в дом, кэптен Абэ тотчас снял военную форму и носил уже только традиционное кимоно и гэта [27]. Гостей не приглашали. Он предпочел провести несколько дней только с Фуми и Тосикико, искусно напоминая им время от времени об их долге, верности делу, которому он служил. Несколько раз кэптен Абэ уединялся в своем кабинете и просматривал старые бумаги и документы, запечатлевшие многолетнюю историю его семьи и события его собственной жизни. Время от времени он выходил в маленький сад, где рвал и сжигал бумаги, не предназначенные для глаз посторонних. Остальное время он проводил либо с женой, либо с сыном. Ему надо было много сказать им до своего возвращения на службу. В часы досуга он листал тома любимых авторов, особенно поэтов, и размышлял над смыслом их слов. Его внимание постоянно привлекало траурно-печальное стихотворение молодого поэта Минору Йосиоки, который, как он знал, служил в рядах императорской армии в Маньчжурии. Поэма Йосиоки, рассказывающая о человеке, который утонул, была близка его собственным мыслям. Как много раз задумывался он о том, погибнет ли в море! Познает ли он, однако, то умиротворение, которое познал тонущий герой Йосиоки? В поэме был легкий налет мрачной пикантности, но сердцем он чувствовал, что она была призвана вызывать чувство ужаса. По крайней мере так она действовала на него…
Капитан Абэ возвратился на военно-морскую судоверфь Йокосука в конце месяца. Жена и сын хотели проводить его на вокзал, но по его настоянию они простились дома. Накануне выхода в море он отправил в Камахуру посылку. Он сообщал Фуми, что посылает ей одежду и некоторые личные вещи, которые ему не нужны.
Фуми припрятала вещи до его возвращения.
Энсин Ясуда, находясь на боевом посту, хорошо видел, что «Синано» угрожает серьезная опасность. Они все это видели. И командир. Он-то знал это лучше их всех.
Личному составу постоянно напоминали о полной боевой готовности. Это означало, что опасность таится везде. Какое несчастье, думал энсин Ясуда, что кэптен Коно, командир электромеханической боевой части, из-за перегретого подшипника вынужден был отдать приказ о снижении скорости авианосца! «Синано» теперь шел со скоростью всего 18 узлов, что было меньше, чем максимальная скорость американских подводных лодок, от которых они уклонились всего несколько часов назад…
8. ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ
Секретно. С борта подводной лодки «Арчер-Фиш» ВМС США (SS-311). Донесение о пятом боевом походе. Б (выдержки).
29 ноября 1944
2.31. Послали второй раз донесение об обнаружении противника, когда стало выясняться, что авианосец остается на курсе 275 градусов, а у нас мало шансов выйти в положение для атаки.
3.00. Похоже, что авианосец еще раз меняет основной курс или делает большой ход зигзагом в южном направлении. Расстояние быстро сокращается, и мы выходим вперед.
Прошло уже более двух часов нового дня, а подводная лодка «Арчер-Фиш» преследовала по пятам неприятельскую авианосную группу кораблей. Но, если быть точным, это нельзя было назвать преследованием: ведь цель не шла впереди нас, а мы не находились позади ее. Правильнее было сказать, что мы все еще шли параллельно западному курсу, находясь примерно в восьми милях к югу и надеясь, что нас не обнаружат во второй раз. Мы пытались держаться по пеленгу на цель примерно 30 градусов, что было диаметрально противоположно юго-западному курсу 210 градусов: мы надеялись, что японский корабль снова повернет на этот курс. Начиная с полуночи нам потребовалось два часа, чтобы увеличить пеленг на цель с 8 до 30 градусов. Я все более беспокоился об убегающем времени, когда наступило 2.00 ночи и еще сильнее потом, когда стрелки корабельных часов приблизились к 2.30. Луна начинала садиться. По мере наступления рассвета видимость будет улучшаться и вскоре враг заметит нас в надводном положении слева от себя.
Время шло, и я сомневался в том, что неприятельская группа кораблей повернет к югу, по направлению к нам, и возьмет курс на Филиппины. Я снова спустился в боевую рубку, чтобы оценить нашу прокладку курса на карте и данные на торпедном автомате стрельбы. Они снова подтвердили, что скорость авианосца составляла 18 узлов, то есть была точно такой, как у нашей лодки, которая сбавила несколько оборотов. Я не знал, как это объяснить. Возможно, что-то случилось с его двигателями, а может быть, наши двигатели превзошли себя и стали делать на несколько оборотов в минуту больше. Как бы там ни было, я был благодарен лейтенанту Казинсу, а также всей команде машинного отделения за их работу. Кто знает, что за чудо им удалось совершить?
Несмотря на то, что мы были немного впереди, мы все еще не могли, оставаясь незамеченными, обогнать авианосец, в такой мере, чтобы атаковать его с носовых курсовых углов. Если бы мы направились теперь к нему в надводном положении, нас скоро бы заметили и расстреляли из орудий в упор. Если бы мы пошли на погружение, то авианосец и корабли охранения вскоре оставили бы нас далеко позади. Нам оставалось только ждать и надеяться, что японские корабли повернут в нашу сторону.
Я был на мостике, когда фармацевт Билл Хьюз через открытый люк попросил разрешения подняться наверх. Вахтенный офицер посмотрел на меня вопросительно, и я кивнул. Хьюз поднялся на мостик. Его взор был устремлен не столько на меня, сколько на горизонт. Вполголоса он спросил меня, не хочу ли я таблетку ноу-доуз [28], которая поможет мне бодрствовать.
- Мне кажется, нам и так хватает волнений, чтобы не уснуть, доктор, - ответил я ему. - Впрочем, думаю, можно принять одну, если вы полагаете, что она обострит мое восприятие и не даст побочных явлений.
- У этих таблеток есть один побочный эффект, кэп. Когда через два часа прекратится их действие, вы должны пойти в свою каюту и отдохнуть.
Я призадумался.
- Нет, Билл, лучше не принимать. Через пару часов нас, возможно, будут атаковать глубинными бомбами. Я не хочу дрыхнуть в такой момент…
- Я понимаю, кэп'н, - ответил он. Он взглянул еще раз на горизонт, а затем спустился вниз.
Я усмехнулся про себя. Доктор, конечно, и не думал вручать мне таблетку от сна. Он хотел только взглянуть на авианосец, за которым мы гнались вот уже более пяти часов. Можно ли винить его за это? Как правило, подводники даже мельком не видят цели. Они знают, когда выпускаются торпеды, когда те попадают в цель, и она тонет; они знают, когда неприятельский корабль забрасывает лодку глубинными бомбами, ибо могут слышать звуки разрывов, но обыкновенно они свою боевую работу выполняют вслепую.
Лейтенант Эндрюс продолжал подстегивать сигнальщиков, чтобы те вели тщательное наблюдение не только за целью, но и за всеми вообще секторами океана. Нельзя было допустить, чтобы авианосная группа кораблей поглотила все наше внимание и мы просмотрели угрозу с другого направления. Вахтенный офицер должен был также следить, чтобы на мостике всегда находилось установленное число людей: в случае срочного погружения лодки все будут в поле его зрения. Каждый, кто имел надобность подняться наверх, должен был сначала спросить разрешения у вахтенного офицера. И, соответственно, ему же потом докладывалось, что мостик покидается. Только два человека на борту лодки имели право подниматься на мостик и спускаться с него без этой важной процедуры. Это - коммандер Бобчинский и я. Мы просто говорили: «Я иду наверх» или «Спускаюсь вниз».
Внизу вся по-настоящему кипучая работа подводной лодки сосредоточилась в машинном отсеке. Члены экипажа других отсеков играли в кости, в карты, отдыхали, тихо разговаривали. Основная тема разговора вертелась вокруг того, когда же наконец наша подводная лодка даст торпедный залп по японскому авианосцу. Меня бы это очень даже устроило. Дайте мне только этот авианосец, этот шанс исполнить свой долг, и мне не надо никакой другой цели. Хотя, впрочем, если судьба пошлет еще цель, грех ее игнорировать. Но я буду безмерно счастлив, если получу наконец шанс всадить торпеду в этот гигантский корпус…
И снова, подперев голову кулаками, я угрюмо всматривался поверх бегущих волн в авианосец врага.
Жизнь полна тайн. Сколько в ней непостоянных, неожиданных поворотов! Многим она дарит высокие награды, а иным - преждевременную и нелепую смерть. Для большинства же жизнь оборачивается утратой иллюзий в жизненной игре. Как в карты ты можешь играть только тогда, когда сидишь за столом. Никто не знал этого лучше меня. Мне вспоминались многие карточные игры, в которые я играл во многих местах, на кораблях, на военно-морских базах. Игры в карты были всегда популярным времяпрепровождением солдат на войне - где бы вы ни находились. Играли, конечно, на деньги. Но где, как не на войне, легко расстаешься с деньгами! Сегодня ты жив, а завтра мертв, особенно на море, поэтому деньги мы не воспринимали всерьез. Одна партия в покер навсегда останется в моей памяти.
В то время я проходил службу в резервной команде подводников на базе Мидуэй, где я в конце концов обратился с письменным рапортом к адмиралу Локвуду с просьбой назначить меня командиром боевой подводной лодки. Мой рапорт попал в руки кэптена Пейса, который был командиром соединения подводных лодок на базе Мидуэй и подчинялся адмиралу Локвуду.
Кэптен Кларк, мой начальник, который рекомендовал меня на должность командира боевой подводной лодки, зная, что у меня было плохое настроение, пригласил меня принять участие в игре в покер, за которой коротали время он и другие старшие офицеры в клубе «Брасс-Хэт», в охотничьем заповеднике для высших чинов. Я колебался. У меня в кармане было всего 100 долларов, и я не был уверен, что этой суммы достаточно, чтобы чувствовать себя на равных со старшими офицерами. В конце концов мы все-таки пошли с Кларком в клуб.
Когда мы приехали, игра вот-вот должна была начаться. Все игроки, за одним исключением, были близкими друзьями. Этим исключением был кэптен Пейс. Я никогда до этого не играл с ним в карты, хотя помнил его с первого курса в Аннаполисе, где он служил офицером в военно-морском училище. Он встретил меня очень приветливо. Мы с Кларком заняли последние два свободных кресла. Слева от меня сидел кэптен Пейс. От напряжения меня готов был прошибить пот.
Я думал о своем рапорте, решение по которому должен был принять кэптен Пейс.
Когда были розданы карты и игра началась, я успокоился. Разговор был непринужденный, приятный, но иногда язвительные замечания допускались. Здесь царила атмосфера товарищества, и нам всем было весело.
Я не отношусь к великим игрокам мира в покер - знаю свои слабые стороны. Однако, к своему удивлению, за вечер я довольно часто срывал банк, и по истечении некоторого времени передо мной лежало уже 200 долларов. Я понял, что правильно поступил, когда принял приглашение кэптена Кларка. Жизнь все-таки хорошая штука. Надо только твердо стоять на ногах.
Оставалось полчаса до 11 часов, когда игра обычно заканчивалась. Кларк стал сдавать карты. Он объявил «стад» из пяти карт.
- Давайте поднимем ставку до десяти долларов, - предложил он.
В конце концов игра пошла только между двумя игроками - мной и кэптеном Пейсом. После сдачи трех карт у кэптена Пейса было два валета, а третья карта лежала мастью вниз. А у меня - две пятерки и третья закрытая карта - тоже пятерка. Другие игроки вышли из игры, когда увидели карты Пейса. Раздали по четвертой карте, и кэптен Пейс получил шестерку, а я - двойку. Ясно, никому из нас тут не повезло. Но с парой открытых валетов кэптен Пейс был хозяином положения. Он поставил 20 долларов, тем самым показывая, что продолжается вполне дружеская игра. Я чувствовал всем нутром, что закрытая его карта была валетом. С тремя-то валетами он был на коне. На столе перед ним лежало гораздо больше денег, чем у меня, и он мог бы еще больше повысить ставку. Если бы он это сделал, я должен был бы или спасовать, или покрыть его ставку. Но это из области рассуждений.
Мне надо было решить, стоит ли повышать ставку. Мне надо было либо улучшить свою комбинацию карт, либо заставить его спасовать.
Мне крайне необходима была пятерка или двойка. Ни одну из этих карт я не видел у других игроков за всю игру. Я предполагал, что они все еще находятся в колоде. Я высчитал, что у меня хорошие шансы получить одну из этих двух карт. Если мне повезет, то у меня окажутся или четыре пятерки, или «фул хаус» из трех пятерок и пары двоек.
Я покрыл его ставку в 20 долларов и добавил еще 40. Сделав глубокий вдох, я на мгновение задержал дыхание.
Сначала кэптен Пейс изучил свои карты, а потом - мои. В комнате стояла мертвая тишина. Наконец он бросил 40 долларов в общую ставку. Я перевел дыхание. Слава богу, что он не стал поднимать ставку выше. У меня уже не было денег, чтобы покрыть ее.
Кларк раздал по последней карте. Его рука сняла для меня верхнюю карту с колоды. Он потянулся через весь стол и открыл ее мне. Внимание всех было приковано к этой карте. Можно было подумать, что они увидели чашу святого Грааля. Это была двойка. Теперь у меня было две пары, которые все могли видеть, но только я знал, что у меня был «фул хаус». Я ликовал, но старался скрыть свои чувства. Все внимание перешло к кэптену Пейсу. Кларк через весь стол бросил ему последнюю карту. Какая удача! Это была восьмерка. Конечно, она не улучшила его комбинацию. У меня было две пары, открытые для общего обозрения, и мне надо было делать ставку. Я бросил все оставшиеся деньги в общий банк. Интересно, удалось ли мне сохранить на лице равнодушную мину? Кэптен Пейс махнул рукой:
- Нет необходимости, Джо, - он открыл свою карту. Это был третий валет. Он сдался.
Оставаясь джентльменом, он сказал мягко:
- Я был уверен, что у вас три пятерки, но получить «фул хаус» с последней картой - это большая удача. Хорошая игра, Джо.
- Благодарю вас, сэр, - ответил я, сияя от радости. - Мне просто повезло.
Игра закончилась. Мы обсудили ее перипетии и выпили «на посошок». Все тепло поздравляли меня.
Немного погодя, кэптен Пейс отвел меня в сторону и, посмотрев мне прямо в глаза, спросил:
- Джо, сможете ли вы командовать подводной лодкой так же хорошо, как вы играете в покер?
- Да, сэр.
- О'кей, Джо. Мне нравится ваша решительность. Вы получите первую же подводную лодку, где будет вакансия.
В первый момент я был ошеломлен. Его слова, казалось, звучали слишком красиво, чтобы быть правдивыми. Однако я знал, что он может это сделать. Он был командиром 201-го дивизиона подводных лодок, и под его командованием находилось шесть подводных лодок. Он имел прямой контакт с адмиралом Локвудом. Я ликовал: снова буду воевать!
Когда мы с Кларком возвращались к себе на квартиры, я сказал:
- Кэп'н, я рад, что мне удалось выиграть у кэптена Пейса, но я надеюсь, что его обещание назначить меня командиром боевой подводной лодки основывается не на одном моем умении играть в карты.
- Не волнуйся, Джо, - улыбнулся Кларк. - Его слова всего лишь дружеская шутка. Мы-то с тобой прекрасно знаем, что на флоте еще не было случая, чтобы бездарность командовала кораблем.
Кэптен Пейс был хозяином своего слова: на следующий же день, 8 сентября 1944 года, он передал мой рапорт со своим ходатайством о моем назначении командиром подводной лодки «Арчер-Фиш» адмиралу Локвуду. Это была одна из шести лодок в его дивизионе. Через десять дней Главное управление по личному составу ВМС издало приказ о моем назначении командиром подводной лодки «Арчер-Фиш». Вот такой подарок я получил на день рождения! У меня снова была своя подводная лодка.
Кэптен Кларк откомандировал меня 24 сентября с военно-морской базы США на острове Мидуэй. В тот же день я прибыл на борт «Арчер-Фиш», которая только что возвратилась из своего четвертого боевого похода. Она направлялась в Перл-Харбор для отдыха экипажа и пополнения запасов.
Лейтенант-коммандер Вильям Райт был еще командиром «Арчер-Фиш», а я - ее временным пассажиром, и мы решили использовать время плавания для передачи командования, чтобы не заниматься этим по прибытии в Перл-Харбор, где Райт без отлагательств должен был отправиться в Штаты для приема другой, только что построенной, подводной лодки. Вся эта процедура должна была занять для него примерно месяц, а затем еще два или три месяца он должен был пробыть на судоверфи, где будут проведены завершающиеся испытания. Назначение командиром на новую подводную лодку было обычной наградой за отличное исполнение служебных обязанностей в нескольких боевых походах.
Подводная лодка «Арчер-Фиш» вышла в море после полудня 24 сентября. Множество моих друзей пришли пожелать мне счастливого плавания. Отходили от пирса под звуки матросского оркестра Рея Энтони, вот уже несколько недель находившегося на острове.
В последующие четыре дня, во время перехода в Перл-Харбор, я досконально изучал свою лодку. Экипаж был опытный, в боевых походах подготовленный к действиям при угрозе столкновения с другим кораблем.
Хорошо также были освоены действия по команде «покинуть корабль». Я пересчитал и проверил все зарегистрированные секретные и несекретные документы, находившиеся на борту подводной лодки, - всего 70 таких документов. Я узнал код от сейфа в каюте командира и принял ключи от хранилища боеприпасов и ящиков со стрелковым оружием. Я просмотрел приказы и инструкции по деятельности флота, соединения и корабля, чтобы определить, не устарели ли они. Я тщательно проверил запасы продовольственного отсека, а также последний отчет в Главное управление снабжения ВМС. Увы, и тогда на боевых кораблях не обходились без писанины.
Я уже просмотрел половину бюрократической, но необходимой документации, когда мне пришла в голову мысль спросить, почему подводной лодке было дано название «Арчер-Фиш» - из двух слов с дефисом. В таком виде название фигурировало во всех журналах, отчетах, инвентарных списках и прочих документах. Названия других подводных лодок на флоте писались одним словом. Ни одного другого названия подводной лодки, состоящего из двух слов, соединенных дефисом. Главный старшина сигнальщиков Карнахан сказал мне, что в то время, когда лодка передавалась в состав действующего флота, экипаж уже считал подводную лодку «Арчер-Фиш» особой лодкой, заслуживающей необычного названия. Отправляли документы, в которых название упорно писалось с дефисом. С течением времени во всех входящих документах это название лодки с дефисом закрепилось, и только некоторые твердолобые консерваторы продолжали писать его в одно слово.
Вот такой оказалась тайна названия…
Вступающий в должность командир обязан был ознакомиться с подводной лодкой и проверить готовность экипажа на корабельных учениях. Состояние всех дел должно было быть оценено по меньшей мере на «удовлетворительно». Все прежние нарушения отражались в акте передачи до того, как новый командир примет командование. Такие правила были призваны снять с нового командира ответственность за допущенные предшественником просчеты.
Дела на лодке «Арчер-Фиш» были поставлены хорошо. Ну, а я был так рад снова стать командиром, что произнес бы традиционные слова «Я сменяю вас, сэр» даже в том случае, если бы имели место серьезные недостатки. Но их как раз не было.
У меня было достаточно времени за четыре дня перехода в Перл-Харбор, чтобы познакомиться поближе с экипажем «Арчер-Фиш». Он состоял из 8 офицеров и 74 матросов. Это был самый сплоченный экипаж, с каким мне когда-либо приходилось служить в ВМС.
- Кэп'н, как насчет чашки кофе? - отвлек меня от моих размышлений голос лейтенанта Эндрюса.
- Спасибо, Джон. Не надо пока.
Я посмотрел на часы: время приближалось к 2.35. И снова бросил настороженный взгляд на авианосец. Ничего не изменилось. Мы все так же шли, не отставая от него. Может быть, даже чуточку впереди. Проклятье! Если он не собирается повернуть к юго-западу, чтобы направиться на Филиппины, тогда он, должно быть, пойдет в пролив Кии, один из двух главных проливов, ведущих во Внутреннее море. Если пролив - пункт его назначения, то он, вероятно, изменит свой курс на 15-20 градусов вправо, что еще больше отдалит нас друг от друга…
Я знал, что луна уйдет в 4.30. Когда она скроется, исчезнет та освещенность, которая необходима для атаки под перископом. А с рассветом нам вообще придется пойти на погружение, иначе нас заметят сигнальщики неприятеля.
Возможности для выхода в атаку неуклонно уменьшалось. Я решил послать второе донесение об обнаружении неприятельского авианосца. При этом я подумал о тех изменениях, которые произошли за последний год. В 1943 году подводные лодки союзников, находящиеся в японских водах, посылали радиограммы только в случае острой необходимости. Японцы, обнаружив передачу, получали радиопеленг и высылали один или два самолета, которые старались атаковать лодку в надводном положении.
Со временем мы стали свободнее пользоваться радиопередачами. В этом патрулировании мы послали уже несколько радиограмм. Например, в первый вечер, когда мы находились в районе № 5, командующий подводными силами на Тихом океане запросил нас, был ли у вас какой-либо контакт с американской подводной лодкой «Скэмп», которой командовал Джон Холлинсворт, мой друг и одноклассник. Она должна была находиться в соседнем районе.
Это был обычный способ, при помощи которого адмирал Локвуд и офицеры оперативного управления получали сведения о том, что все в порядке. Я тогда отправил радиограмму такого содержания: «Сожалею, но у нас не было ни визуального контакта, ни контакта по радио с подводной лодкой «Скэмп».
В других, передачах, которые мы посылали, содержались метеорологические сведения о прогнозах погоды для американских бомбардировщиков Б-29, которые мы передавали из района 20-30 миль севернее места, где мы находились теперь.
Преследуя цель, мы оказались за пределами своего района № 5.
Я знал, что, как только мы выйдем в эфир, наши сигналы обнаружат на авианосце. Ну и что из этого? Мы не можем настигнуть его в этих условиях. И что бы мы ни делали, наши шансы атаковать авианосец от этого не стали бы еще меньше. Более того, он повернул прямо к нам именно в те минуты, незадолго до полуночи. Когда шла наша радиопередача. Мы не смогли разгадать причину, почему он повернул к нам, а это осталось тайной для нас на долгие годы. Я решил, что нам нечего терять, но надо использовать даже малейший шанс, чтобы улучшить наше положение, если даже при этом нас снова обнаружат.
Я позвал энсина Кросби на мостик. Мы должны были послать другую радиограмму в Перл-Харбор.
Без сомнения, адмирал Локвуд и его штаб не спали и с беспокойством ожидали наше сообщение о положении дел. Необходимо было также сообщить о том, что основной курс японского авианосца был 270 градусов, а не 210, как мы докладывали раньше, снова я пересказал смысл радиограммы Гордону и попросил его побыть с радистом в радиорубке, пока он будет передавать закодированный текст в Перл-Харбор. Затем радист должен был перейти на другую частоту и повторить текст для наших подводных лодок, которые, возможно, уже идут нам на помощь. Через несколько минут Гордон возвратился на мостик и доложил, что Перл-Харбор проявил идеальное понимание. На этот раз связист на Гавайях принял радиограмму, переданную нашим радистом первого класса Диком Скэнланом вне очереди. Еще в ходе записи текста Перл-Харбор начал передавать его для всех подводных лодок на отведенной для них частоте.
Несомненно, наше донесение стало главной темой разговора в штабе адмирала Локвуда и на всем флоте. Меня обрадовало сообщение Гордона.
- Когда в Перл-Харборе подтвердили получение?
- В два сорок один, кэп'н, - ответил он, сияя широкой улыбкой. - Быстрее и быть не могло, когда они теперь знают, что мы охотимся за большой целью.
Я повернулся и стал снова смотреть на авианосную группу противника.
- Давайте посмотрим, отреагируют ли они на наше послание в Перл-Харбор. Они не могли не засечь вас.
- Удачи вам, кэп'н, - сказал энсин Кросби перед тем, как спуститься вниз.
Я кивнул ему в знак благодарности и снова направил сбой бинокль на японский авианосец. Повернет ли он в нашу сторону? Ляжет ли на курс 210 градусов? Или он повернет на северо-запад или север и исчезнет из виду? Вообще, будет ли он что-либо предпринимать?
Шли минуты. Было 2.50. Никаких изменений в его курсе. Ничего нового. Я стал молча молиться. Я заклинал, чтобы он повернул к нам, и яростно ругался: «Ну, давай же поворачивай к нам, ублюдок…»
Я посмотрел на часы: стрелка как раз подходила к 2.56. И в эту минуту удача отвернулась от них. Авианосец поворачивал в нашу сторону! Он ложился на курс 210 градусов, на юго-запад! Скорость 18 узлов!
Тяжелый авианосец и корабли охранения взяли направление прямо на подводную лодку «Арчер-Фиш»…
9. ЗИГЗАГ
Штурман Накамура находился на своем любимом месте - стоял у штурманской карты и взглядывал в затылок командира. Энсина Ясуду, который был занят прокладкой их курса, казалось, он не замечал. Штурман начинал чувствовать усталость и думал о том, как приятно растянуться на койке хотя бы на несколько минут. Но он стоял прямо, как жердь, и не мигая глядел уже мимо головы командира в молочное небо.
Несмотря на усталость, он в случае необходимости мог бы работать еще 24 часа. Энергия и сила его были необыкновенными.
Как и его подчиненного, имевшего большую склонность к навигационным расчетам, штурмана Накамуру беспокоили многочисленные недоделки на корабле. Он слышал о них еще во время передачи «Синано» в состав ВМС. Час назад, когда он спускался вниз, чтобы наспех проглотить чашку бобового супа, лейтенант Инада сообщил ему по секрету, что не все в порядке с корабельными насосами. Штурману не хотелось выслушивать негативные оценки корабля, особенно когда они не касались подответственных ему сфер. Да и вообще, они скоро будут в Куре, где устранят все эти неисправности на «Синано». Но лейтенант Инада был одним из наиболее преданных и старательных офицеров на борту, поэтому, как старший по званию, кэптен Накамура разрешил ему поделиться своим беспокойством, пока сам он прихлебывает свой суп.
Лейтенант Инада жаловался - не дали времени провести учения с целью выяснить, какое количество трюмной воды надо перекачать, чтобы выровнять авианосец в случае возникновения крена; не провели испытания корабельной электрической системы с отработкой действий при возможном попадании торпеды, и лейтенант предвидел: если авианосец подвергнется ударам торпед, то прекращение подачи электричества может вызвать выход из строя клапанов откачивающих насосов.
Штурман Накамура поблагодарил лейтенанта Инаду за высказанное им беспокойство, но посоветовал ему не слишком волноваться. Все будет приведено в полный порядок, как только они прибудут в порт назначения. Больше того, в эти самые минуты, когда они ведут разговор, несколько сот гражданских рабочих на борту работают над устранением недоделок на корабле. Штурман Накамура усмехнулся про себя: он советовал лейтенанту Инаде не волноваться о недоделках на корабле, а сам только и знал что беспокоился о недоделках. Ни о чем другом он не думал, и в этом и заключалась вся ирония ситуации. Он размышлял о том, что «Синано» является самым крупным авианосцем в мире, а между тем у него не было на борту ни единого самолета. А где экипажи его самолетов? Где лейтенант-коммандер Сига, который должен повести в бой против американцев самолеты с авианосца? «Синано» не был готов к встрече с противником…
Штурман Накамура мысленно возвратился к заводским испытаниям 11 ноября. Тогда коммандер Сига со своими пилотами проводил серию проверок на полетной палубе «Синано». Посадочное оборудование, состоящее из 15 аэрофинишеров, хорошо захватывало тормозные крюки палубных самолетов. Но на «Синано» не было катапульт, а без них взлеты становились очень сложными и опасными. Авианосец должен был на высокой скорости «войти» в поток воздуха, в то время как самолеты разгонялись на полетной палубе длиной 840 футов, чтобы набрать достаточную скорость для взлета.
Штурман покачал головой, размышляя об их нынешнем положении. Прежде всего, из-за того что не нашлось ни одного японского самолета, который бы обеспечил им прикрытие с воздуха, они должны теперь совершать переход в порт Куре ночью. Больше того, «Синано» вышел в море без своих собственных самолетов…
Наступит ли когда-нибудь конец всем этим осмотрам и исправлениям недостатков на авианосце? Когда «Синано» сможет выйти в море полностью оснащенным, готовым вступить в бой с неприятелем, как было задумано при его постройке?
Чтобы это осуществилось, необходимо в течение двух недель после прибытия в Куре решить все проблемы. Командование отвело только этот срок на установку еще четырех запланированных котлов и на ввод в строй насосов пожарной магистрали и водоотливной системы. Как только эти работы будут завершены, коммандер Сига со своими пилотами и самолетами прибудет на авианосец. Штурман с нетерпением ждал этого дня.
Кэптен Миками, старший помощник командира корабля, возвратился на мостик после недолгого отсутствия, когда он спускался в кают-компанию, чтобы отведать праздничное блюдо. Он прошел вперед и теперь тихо беседовал с командиром. У энсина Ясуды мелькнула мысль, что старший помощник выглядит усталым. Действительно, вскоре кэптен Миками ушел в свою каюту вздремнуть, попросив командира боевой части связи коммандера Араки разбудить его в 4.00.
Энсин Ясуда, измеряя на карте расстояние от теперешнего местонахождения «Синано» до входа в пролив Кии, вспоминал о своих одноклассниках из военно-морского училища в Этадзиме. Это были серьезные, энергичные и честолюбивые люди. Сейчас они несли свою службу на многих кораблях флота. Кто из них уже принимал участие в сражениях? А кто ранен или убит? Кое-кто наверняка уже заслужил высокие награды и почет. Он рад за них. Вскоре и у него, он уверен, будет возможность проявить свою храбрость в бою.
На часах было уже 2.42. Вдруг коммандер Араки оставил свой пост рядом с радистом и быстро подошел к кэптену Абэ:
- Сэр, мы только что обнаружили еще одну радиопередачу неприятельской подводной лодки. Судя по силе сигналов, она находится где-то рядом…
- На каком расстоянии? - спросил кэптен Абэ.
- Очень близко, сэр, - ответил командир боевой части связи. - Десять миль… двадцать. Передача была очень хорошо и ясно слышна. Конечно, она была закодирована.
Кэптен Абэ кивнул в знак согласия и потер правой рукой свой волевой подбородок.
- Проклятые янки! Это наверняка оперативное донесение командира группы подводных лодок другим лодкам. Но что он им сообщил?… - спросил он несколько риторически.
Кэптен Абэ повернулся и прошел к штурманской карте:
- Штурман Накамура, командир боевой части связи только что доложил, что они засекли работу радиостанции с американской подлодки. Она находится совсем рядом. Приготовьтесь к повороту на новый курс.
Командир хорошо понимал, что в закодированной радиопередаче с подводной лодки, несомненно, указывалось местоположение авианосца, его курс и скорость.
Вскоре все неприятельские подводные лодки соберутся в стаю на пути его следования. Чтобы избежать западни, он должен немедленно изменить курс.
Главный штурман кивнул, изъявляя полное понимание, и приказал рулевому быть готовым к изменению курса.
Кэптен Абэ наклонился над картой, чтобы точнее выбрать новый курс; рядом с ним находились главный штурман, энсин Ясуда, коммандер Араки.
- Итак, господа, мы думаем, что донесение было передано с головной лодки врага. Несомненно, в нем сообщались наши местоположение, курс и скорость. И видимо, в нем содержался приказ другим лодкам о приготовлении к атаке. У нас нет ни малейшего представления о местонахождении этой лодки. В каком направлении мы пойдем дальше?…
Штабные офицеры прекрасно знали, что на заданные кэптеном Абэ вопросы у него самого уже есть свой ответ. Он просто размышлял вслух, а не спрашивал их мнения. Энсин Ясуда, сознавая, что мог высказать свое мнение в последнюю очередь, продолжал молчать, как и все другие.
- Смотрите, - сказал кэптен Абэ, - «Синано» находится сейчас вот здесь. Наша скорость, к сожалению, ниже девятнадцати узлов. Подводная лодка противника имеет примерно такую же скорость. Но только в том случае, если она остается в надводном положении.
Он снова замолчал, проводя пальцем курс «Синано» на карте. В каком же направлении им идти дальше?
- Коммандер Араки, мы все еще перехватываем сигналы радиолокационной станции неприятельской лодки?
- Да. Они не прекращались с того момента, как мы впервые обнаружили их… - Последовала пауза, в течение которой кэптен Абэ размышлял. - Хорошо, - сказал он. - Во всяком случае, головная неприятельская лодка все еще находится в надводном положении. Но меня тревожит, что она только что приказала другим подводным лодкам? - кэптен Абэ посмотрел на часы. Как бы продолжая размышлять вслух, он сказал: - Подводные лодки неприятеля находятся в этом районе постоянно с начала войны. Когда одна лодка уходит, другая приходит на ее место. Они патрулируют вдоль прибрежной полосы непрерывно. Маршруты, по которым следуют торговые суда между Токийским заливом и Внутренним морем, притягивают их, как магнит. Они сосредоточиваются мористее полуостровов, где обычно проходят торговые суда, например у мыса Сиономисаки. Таких опасных районов надо избегать.
Затем он погрузился в молчание. Прошло уже 8 минут с тех пор, как коммандер Араки доложил об обнаружении сигналов. Он остро сознавал это. Волнение овладевало всеми.
Итак, путь на север отпадал. Западный курс тоже не подходил: в этом направлении может находиться множество лодок в подводном положении, ожидающих их приближения. Что же предпринять? У командира группы подводных лодок в голове, естественно, одна мысль: потопить авианосец. Наша задача заключается в том, чтобы не вступать с ним в бой. «Синано» покажет свою отвагу позже, когда в порту Куре будут завершены все достроечные работы. Впереди еще будут крупные сражения, ведь американцы все ближе подходят к родным островам японской империи. В этих битвах «Синано» сыграет важнейшую роль, ибо будет иметь самолеты, вооружение, людей и ресурсы…
- Штурман, измените курс «Синано» с 270 на 210 градусов. Занесите в вахтенный журнал.
Штурман Накамура немедленно передал распоряжение рулевому:
- Поворот влево шестьдесят градусов, лечь на курс 210 градусов.
Энсин Ясуда склонился над картой и стал прокладывать новый курс «Синано» на юго-запад. Было 2.56 29 ноября 1944 года. Когда он вел прокладку курса, он почти физически ощущал, как громадный корпус «Синано» поворачивает влево, немного кренясь при этом.
- Коммандер Араки, необходимо вести самое тщательное наблюдение. Каждый сигнальщик должен быть максимально внимательным. Сейчас не время расслабляться.
Командир боевой части связи велел главному старшине передать приказ командира всем боевым постам. Прошло еще несколько минут, пока авианосец поворачивал влево на новый курс.
- На румбе 210 градусов, - доложил рулевой.
Штурман Накамура принял доклад о завершении поворота авианосца на новый курс и проверил время. Теперь было 2.58. Он велел энсину Ясуде занести новые данные в вахтенный журнал.
Кэптен Накамура и энсин Ясуда стояли рядом, изучая штурманскую карту. Никто не произнес ни слова. Молодой офицер знал, что теперь «Синано» проходит 600 ярдов в минуту. Каждую минуту он все больше удалялся от обозначений «Xs» [29] на карте.
Такая отметка имелась к северу от «Синано», в том место, где была перехвачена радиопередача с корабля противника и где было затоплено множество японских кораблей.
Кэптен Абэ, стоя на трапе мостика, был уверен, что он выбрал правильный курс для своих кораблей. Он также был уверен, что это единственно возможный для них курс.
Скоро наступит рассвет, и его сигнальщики получат преимущество. К тому времени «Синано» ближе подойдет к побережью и береговой артиллерии, прикрывающей вход в пролив Кии. Он надеялся также, что они, возможно, смогут рассчитывать на какое-то прикрытие с воздуха.
Коммандер Араки вдруг появился рядом с ним с угрожающим сообщением:
- Сэр, работа радиолокационной станции с неприятельской подводной лодки в 3.00 внезапно прекратилась.
Кэптен Абэ вздохнул. Он понял, что подводная лодка пошла на погружение.
- Коммандер Араки, немедленно пошлите сигнал командиру сил охранения. Прикажите ему сблизиться для важного сообщения.
- Есть! - ответил офицер связи и поспешил к сигнальщику.
Было передано сообщение клотиковым огнем кэптену Синтани, чтобы он приблизился к правому траверзу «Синано». Когда на «Исокадзе» был принят сигнал, эсминец подошел на положенное расстояние - 200 ярдов на траверзе авианосца.
Кэптен Абэ поднялся на смотровую площадку, держась за леера.
- Какие будут указания? - спросил коммандер Араки.
- Сообщите кэптену Синтани, что «Синано» находится в большой опасности. Неприятельская подводная лодка пошла на погружение на близком от нас расстоянии, примерно в 3.05. Она может атаковать нас в любой момент. Скоро «Синано» будет делать ход зигзагом.
Сигнальщик семафором передал приказ командира. Приказ кэптена Абэ был принят, и «Исокадзе» повернул вправо, чтобы занять свое место. Кэптен Синтани приказал своим сигнальщикам следить за появлением перископа.
Кэптен Абэ, возвратившись на мостик, размышлял, в какую сторону его авианосец должен сделать ход зигзагом - вправо или влево? «Синано» шел по новому курсу уже около 14 минут. Он прошел почти пять миль. Этого времени было достаточно для того, чтобы подводная лодка неприятеля вышла в атаку. Где же все-таки янки?
В 3.10 кэптен Абэ приказал начать поворот зигзагом влево, на курс 180 градусов. «Синано» в течение нескольких минут будет идти на юг. Командир снова стал советоваться со штурманом Накамурой. Энсин Ясуда не был посвящен в их разговор. Через несколько минут они подошли и стали что-то обсуждать, глядя на штурманскую карту.
В 3.15 энсин Ясуда доложил кэптену Абэ и штурману, что «Синано» находится в точке 137 градусов 41 минута восточной долготы, 33 градуса 01 минута северной широты, в 108 милях от полуострова Омаэсаки, по пеленгу 198 градусов.
Штурман Накамура пытался отогнать мысль, что должно случиться что-то ужасное. Ничего подобного он никогда не испытывал. Всем телом он ощутил холод надвигавшейся беды. Несмотря на то, что он был одет в плотную шерстяную форму, его пробрала дрожь. Неприятельская лодка готовилась к атаке. Он был убежден в этом. Оставалось мало времени. Он знал это с такой же уверенностью, как и то, что через несколько секунд часы покажут 3.16.
Но Накамура думал и о том, что беду еще можно предотвратить, если командир прикажет кораблям охранения атаковать подводную лодку артиллерийским огнем и глубинными бомбами в случае ее обнаружения. На одном или на двух эсминцах еще работал гидролокатор. Но штурман чувствовал, что все уже поздно. Корабли охранения должны были атаковать подводную лодку в надводном положении еще вчера, вечером, в 22.45. А теперь ее трудно обнаружить.
Штурман Накамура покачал головой. Он сожалел, что у него не хватило мужества предложить командиру такой план действий. Кэптен Абэ был одержим идеей, что «Синано» окружен группой подводных лодок, и все его действия основывались на этой идее. Штурман же в это больше не верил. Теперь он склонен думать, что поблизости было не более одной неприятельской подводной лодки. В подобных обстоятельствах предчувствия редко обманывали его…
10. АТАКА
Секретно. С борта подводной лодки ВМС США «Арчер-Фиш» (SS-311). Донесение о пятом боевом походе. Б (выдержки).
29 ноября 1944 года.
3.05. Изменили курс на 100 градусов и пошли на погружение. Расстояние до авианосца 11 700 ярдов. Дальность видимости через перископ 7000 ярдов. Изменили курс на 10 градусов влево, чтобы увеличить курсовой угол авианосца. Занимаем позицию для торпедной атаки на носовых курсовых углах цели правого борта на дистанции 3500 ярдов. Корабль охранения приблизился к авианосцу для получения светограммы. Эсминец прошел впереди нас на расстоянии 400 ярдов.
3.16. Авианосец повернул на зигзаге, примерно на 30 градусов. Изображение улучшается. Положение для атаки хорошее, курсовой угол правого борта 70 градусов, расстояние 1400 ярдов. Торпедный автомат стрельбы выдает последние данные для атаки по авианосцу на его новом курсе.
3.17. Произвели залп из всех носовых торпедных аппаратов торпедами Мк-14, заданная глубина взрыва 10 футов, угол гироскопа 28 градусов вправо, курс торпед 100 градусов.
Будь я проклят, если авианосец не повернул и не пошел прямо на нас! Я был готов запрыгать от радости прямо здесь, на мостике. Лейтенант Эндрюс не скрывал своего ликования. Он без умолку говорил о том, как «Арчер-Фиш» будет атаковать цель. Мне пришлось шлепнуть его по спине, чтобы он успокоился. Внимание всех на мостике было приковано к цели. В конце концов я через люк вызвал командира Бобчинского. Боб находился внизу, в боевой рубке; он подошел к люку, откуда я мог видеть его.
- Цель повернула, Боб! Идет прямо на нас. Немедленно доложите данные радиолокационной станции.
- Есть, сэр! - ответил Боб.
- Майерс только что отметил изменение и выдаст всю информацию через минуту.
Вскоре, примерно в 3.00, Боб подошел к люку и крикнул наверх:
- Кэп'н, прокладка на карте и данные торпедного автомата стрельбы показывают, что курс авианосца двести десять градусов, скорость восемнадцать узлов!
- Прекрасно, Боб! Вы можете себе представить, что японские корабли идут прямо на нас?!
Я еще раз пристально посмотрел на авианосец, шедший на нас с севера.
- Боб! - прокричал я вниз. - Я не хочу погружаться без серьезной необходимости. Если это короткий ход на зигзаге, то у нас еще будет время выйти впереди его нового курса на необходимую дистанцию для атаки. Постоянно сообщайте мне расстояние до авианосца. Важно, чтобы они нас не заметили. Я думаю, мы будем в безопасности на расстоянии до двенадцати тысяч ярдов.
«Арчер-Фиш» шла в западном направлении в течение 5 минут. Нам было необходимо занять удобное положение для атаки, чуть в стороне от предполагаемого курса авианосца. Давать торпедный залп, находись прямо по курсу цели, - это не лучший тактический прием, так как перед нами оказывалась самая узкая часть корабля. Я собирался атаковать авианосец со стороны одного из его бортов, ближе к траверзу, чтобы мишенью стала самая большая часть корабля, тогда его легче будет поразить нашими шестью носовыми торпедами. Я собирался подойти на дальность стрельбы от 1000 до 2000 ярдов.
Когда я установил, что «Арчер-Фиш» находится достаточно далеко от курса авианосца, я повернул вправо на курс, обратный курсу авианосца, параллельный его пути, и шел на сближение с ним в течение нескольких минут. Затем наша лодка снова повернула вправо прямо на восток, чтобы занять идеальную позицию для атаки.
В соответствии с расчетами группы управления огнем я скомандовал рулевому:
- Курс ноль-девять-ноль!
Этот курс выводил нас на курсовой угол цели 60 градусов правого борта. У нас были готовы к стрельбе торпеды в шести носовых и в четырех кормовых аппаратах. В нашем положении было предпочтительнее стрелять торпедами из носовых аппаратов после поворота подводной лодки от цели.
Прошло несколько секунд после 3.04, когда Боб прокричал мне:
- Кэп'н, до авианосца двенадцать тысяч ярдов, и он все еще идет по курсу двести десять градусов, скорость восемнадцать узлов!
- О'кей, Джон, - повернулся я к лейтенанту Эндрюсу, - будем пускать авианосец на дно!
Старший помощник тотчас же проревел:
- Сигнальщики, вниз! Погружение! Погружение!
Одновременно прозвучал сигнал погружения. Он пронесся по всей лодке…
В центральном посту, находившемся под боевой рубкой, вахтенный старшина уже открывал клапаны вентиляции балластных цистерн. Было слышно, как морская вода хлынула в цистерны. Воздух, выталкиваемый водой черев палубные вентиляционные отверстия, вырывался с воем торнадо. Угол дифферента на нос нашей лодки с того момента, как мы стали уходить под воду залитого лунным светом Тихого океана, увеличился до 10 градусов.
Я спрыгнул по трапу вниз сразу же за сигнальщиками. В то время, как они продолжали спускаться в центральный пост управления и другие боевые посты, я оставался в боевой рубке, стоя между двумя перископами. Последним, кто спустился с мостика, был лейтенант Эндрюс. В его обязанности входило закрыть люк поворотом коленчатой рукоятки, которую он держал в руке. После этого старшина штурманской группы поднялся наверх и задраил маховиком крышку люка. В боевой рубке прозвучал голос вахтенного офицера:
- Люк задраен, сэр.
- Ром, погружение на шестьдесят футов, - крикнул я вниз командиру поста погружения и всплытия лейтенанту Казинсу.
Все шло как по нотам. С момента подачи сигнала на погружение и до завершения погружения на 60 футов прошла одна минута. Вообще-то, примерно столько времени и уходит в среднем на погружение на такую глубину, и я хотел именно этого. У меня не было никакого намерения торопиться. Нам надо было действовать, как спортивной команде на тренировке: спокойно, расчетливо, не очертя голову.
Наш пост погружения и всплытия действовал с величайшим мастерством. Его командиром был лейтенант Казинс, который вот уж долгие часы напряженно ожидал команды на погружение. Точен и быстр в решениях и действиях был оператор носовых горизонтальных рулей, торпедист первого класса Форд Чарли Уэллс, машинист второго класса, уроженец Детройта, как только услышал команду на погружение, бросился вон из машинного отсека. Он должен был управлять кормовым и горизонтальными рулями. Эти члены экипажа были виртуозами своего дела: они могли держать подводную лодку на заданной глубине с точностью до одного дюйма.
В работе с перископом мне помогал Билл Сайкс, который по моей команде сообщал мне дальность стрельбы и пеленг. Он поднимал и опускал перископ, регулируя его высоту с помощью гидравлического подъемника. Его важнейшими предметами снаряжения были свинцовый карандаш и секундомер. В его обязанности входило включать секундомер по команде «Залп» и отмечать время в момент взрыва торпеды. Он был нашим официальным хронометристом, который сообщал, сколько у нас попаданий и какое потребовалось торпеде время, чтобы достигнуть цели. Если же мы отмечали попадание, то данные, которые он получал с помощью карандаша и секундомера, позволяли нам точно рассчитать расстояние между «Арчер-Фиш» и целью, подтверждая или опровергая данные, полученные в результате наблюдения в перископ. Эти данные были очень важны для объяснения причин промахов.
Примерно через минуту с того момента, как «Арчер-Фиш» погрузилась на глубину 60 футов, я попросил Билла поднять второй перископ. На «Арчер-Фиш» имелось два перископа: командирский и ночной. Командирский перископ сужался до 1,4 дюйма у выходных линз. Опытный подводник может оперативно поднять перископ, осмотреть цель и опустить до того, как сигнальщики на неприятельском корабле смогут его заметить. Однако небольшое остекленное отверстие и перископная труба длиной 40 футов ограничивают пропуск света и, следовательно, видимость. Ночной перископ имеет гораздо большие выходные линзы, пропускающие больше света, что компенсирует ограниченность видимости после захода солнца. Вместе с тем верхняя колонка имеет гораздо большие размеры, ее легче заметить сигнальщикам на неприятельском корабле.
Сначала я намеревался использовать командирский перископ, так как боялся, что ночной могут заметить при лунном свете. Но я все еще не установил тип авианосца и поэтому решил, что в ночной перископ будет удобнее и результативнее рассмотреть вражеский корабль. Но я тут же напомнил самому себе, что поднимать его можно лишь на короткое время.
Перископная труба поднималась с глубокой шахты в центре палубы боевой рубки, а лейтенант Бантинг уже докладывал пеленг на цель, выданный торпедным автоматом стрельбы. Быстро и умело Билл Сайкс поворачивал рукоятки в указанном направлении по моему сигналу. Эти его действия освобождали командира от необходимости вести поиск цели, когда он всматривался в перископ. Я плотно прильнул к резиновой прокладке вокруг линз, ожидая полной готовности перископа. И вот авианосец в его прицельных перекрестьях.
- Ну, иди же, мой дорогой, - бормотал я себе под нос. - Только не сворачивай… Приготовиться к пуску торпед! - отдал я команду и тотчас запросил: - Доложите дальность стрельбы.
- Дальность - семь тысяч ярдов, - ответил старшина штурманской группы.
- Пеленг?
- Пеленг три-три-ноль градусов. - И в подтверждение своих слов лейтенант Бантинг добавил: - Данные проверены на торпедном автомате стрельбы.
Сейчас мы находились в финальной стадии перед началом атаки. Тяжелый японский авианосец каждую минуту приближался к нам на 600 ярдов. Если только он не повернет - следующий ход за нами.
Принцип стрельбы торпедами тот же, что и из винтовки: прицел. Так держать! Мягко нажать на спусковой крючок! Если не будете выполнять эти действия, то не попадете в яблочко мишени.
Я был уверен, что мы с группой управления огнем будем действовать спокойно, точно и успешно. В боевой рубке находилось около десяти человек, каждый был занят выполнением своей задачи. Говорили скупо, при тусклом красном свете двигались темными силуэтами. Расстояние между нами и авианосцем быстро сокращалось, и мы приготовили для стрельбы торпеды
- Подготовить к стрельбе торпедные аппараты! - отдал я команду. - Заданная глубина хода торпед десять футов.
Коммандер Бобчинский, который находился рядом со мной, заметил:
- Кэп'н, мне кажется, что это довольно малая глубина для торпед при глубине осадки цели от двадцати пяти до тридцати футов…
- Правильно, Боб, но я собираюсь опрокинуть этот авианосец. Ты увидишь, как это произойдет. Я объясню тебе позже.
Тогда у меня не было времени рассказывать Бобу о моем разговоре с контр-адмиралом Фрилендом Даубином, командующим подводными силами на Атлантике во время его неофициального визита год назад на подводную лодку «Дейс» в Нью-Лондоне. В дружеском разговоре в кают-компании адмирал Даубин сказал мне, что если бы у него когда-нибудь появилась возможность торпедировать авианосец противника, он бы выпустил торпеды так, чтобы они шли на малой глубине. Он считал, что при громадной массе полетной палубы, расположенной высоко над ватерлинией, затопление верхних отсеков в результате торпедной атаки приведет к тому, что авианосец опрокинется. Возможно, в этом случае торпедный удар будет даже более эффективным для потопления авианосца, чем удар по нижней части корпуса с последующим затоплением трюмов. Его доводы показались мне убедительными.
Конечно, меня волновали боевые характеристики наших торпед. Мы знали, что в начале войны они шли к цели не на заданной, а на большей глубине. Многие командиры-подводники считали, что в их частых промахах виноваты торпеды. И я тоже так считал. Во время службы на подводной лодке «Дейс» я упустил три большие цели из-за того, что торпеды пошли на большей глубине, чем та, на которую они были установлены. Говорили, что будто бы были приняты меры по устранению этих недостатков, но я мало этому верил.
Если я поставлю торпеды на малую глубину, они все равно попадут в цель, даже если пойдут на большей глубине. В учебниках не было рекомендаций по этому вопросу. Я никогда не получал никаких инструкций, касающихся этой проблемы. Обычно глубина хода торпед при атаке на авианосец должна составлять 25-30 футов. Эту рекомендацию я сознательно сейчас нарушал.
Через несколько секунд главный старшина сигнальщиков обратился ко мне:
- Носовой отсек докладывает: все крышки торпедных аппаратов открыты. Торпедные аппараты заполнены водой. Глубина хода торпед установлена на десять футов.
Он повторил то же самое о кормовом отсеке.
Я объявил всем находящимся в боевой рубке:
- Мы находимся прямо по носу авианосца. Это не лучшее положение для стрельбы, но мы выйдем в торпедную атаку, пока цель в пределах дальности стрельбы. Несмотря на малый ракурс корабля, мы должны добиться попаданий.
Я попросил Билла Сайкса поднять для меня на мгновение перископ, чтобы еще раз взглянуть на цель. Перископ быстро поднялся и тотчас опустился вниз. Несмотря на то, что было еще довольно темно, я не хотел, чтобы перископ задерживался на морской поверхности, когда в этом не было острой необходимости. На этот раз я заметил что-то странное в очертаниях авианосца противника, что-то такое, чего я не мог понять. Во время быстрого обзора авианосца в перископ я видел, что его громадная надстройка, казалось, наклонилась вправо. Странно, подумал я, как это может быть. Я никогда не слышал, чтобы надстройка могла быть так наклонена. Я знал, что когда находишься на траверзе авианосца, то появляется впечатление, что надстройка наклонена - из-за того, что ее нижняя часть больше, чем верхняя. Такой вид получается от эффекта сужения сектора авианосца от полетной палубы до верхнего мостика. Но сейчас это был не тот случай. Мы находились у него прямо по носу, когда я смотрел на авианосец в перископ. Его корпус выглядел так, как если бы мы находились у него на траверзе правого борта. Я точно знал местоположение нашей подводной лодки по отношению к авианосцу. Такое впечатление наклона надстройки могло бы возникнуть только в том случае, если бы мы находились ближе к траверзу.
Все это заставило меня призадуматься: не изменил ли авианосец свой курс? Честно говоря, я был в замешательстве. Мое беспокойство усиливалось, и я, бочком приблизившись к лейтенанту Бантингу, спросил его шепотом, чтобы другие не заметили моего смущения:
- Не показывает ли торпедный автомат стрельбы поворот авианосца на зигзаге влево?
- Нет, сэр. Он находится на прежнем курсе.
Все еще в замешательстве от необычного вида авианосца, я приказал поднять перископ, чтобы узнать, не изменился ли его пеленг.
- Он находится на прежнем курсе, кэп'н, - ответил Дейв.
Во время своих наблюдений за авианосцем я увидел еще одно необычное явление. На нок-рее его были огни, световые сигналы, видимые на много миль среди ночной темноты, Как я заметил, эсминец, находившийся впереди, замедлил ход, пока авианосец не подошел к нему на траверзе до 200 ярдов. Тут снова последовали световые сигналы с авианосца. Что за чертовщина?! Невероятно, чтобы боевой корабль использовал световые сигналы ночью. Они видны со всех направлений, особенно когда они передаются с нок-реи.
Теперь расстояние между нами сократилось до 8500 ярдов. Мы все еще находились на небольшом курсовом угле авианосца.
- Мы должны выходить в атаку, - сказали почти одновременно Боб и Дейв.
- Я знаю, - проговорил я. - Сейчас начнем. В обычном порядке. Первой выпустим торпеду из аппарата номер один. Интервал между пусками - восемь секунд. Передайте команду в носовой отсек - приготовиться к стрельбе.
Я хотел понаблюдать за результатами атаки и приказал Сайксу поднять перископ. Я все еще использовал ночной перископ, с более широким обзором, и, как только взглянул на цель, сразу же увидел, что авианосец сделал поворот на новый курс. Мы были готовы к такому развитию событий. На лодке были отработаны подобные ситуации. Важно было не тратить время на новый расчет дальности стрельбы и курсового угла. Наша группа управления огнем исследовала все предыдущие ходы зигзагом авианосной группы и сделала вывод, что средний поворот на зигзаге составлял примерно 30 градусов, Поэтому, когда я сообщил, что авианосец делает новый поворот на зигзаге, лейтенант Бантинг свел эти средние данные и заложил их в торпедный автомат стрельбы.
- Изменения внесены, как показал световой сигнал, - доложил он, давая знать, что новые данные введены в компьютер.
Торпедный автомат стрельбы автоматически выдал новые, откорректированные углы гироскопа для торпед в носовых торпедных аппаратах.
Госпожа удача оказалась в боевой рубке среди нас. Новый курс авианосца давал нам идеальную возможность: ведь мы только и мечтали о том, чтобы он повернулся к нам правым бортом. Сейчас он находился на курсе, ведущем на юг, а мы - на восток, на пути, перпендикулярном его курсу. Расстояние, которое должны были пройти наши торпеды, увеличилось примерно на три четверти мили. В этой новой ситуации у нас появилось еще 2 минуты в запасе перед тем, как произвести залп.
Я все еще пытался установить тип авианосца. Черт побери, сколько же тяжелых авианосцев осталось у Японии? И снова вслух описывал я контуры авианосца всем тем, кто стоял вокруг меня: какие очертания у его надстройки, какая у него расширенная носовая часть, похожая на нос клипера, а корма - как у крейсера.
Рядом со мной стоял энсин Кросби, держа в руке «Справочник по опознаванию кораблей противника» так, чтобы я мог видеть все типы авианосцев с большими надстройками.
- Этот авианосец не похож ни на один из них, Гордон. Дай-ка мне кусок бумаги.
Он принес мне карандаш и бумагу. Я быстро набросал причудливый силуэт авианосца. Гордон посмотрел сначала на мой корявый рисунок, а затем - в справочник.
- У японцев нет ничего подобного, - сказал он.
- Черта с два! Я как раз сейчас смотрю на это чудовище.
Продолжая всматриваться через перископ в цель, я вдруг заметил неожиданный маневр эсминца охранения: он стал подходить по правому траверзу авианосца.
Проклятие, он менял курс и шел прямо в нашем направлении! Не было никакого сомнения, что он увеличил скорость вспарывая воду. Необходимо было быстро принимать еще одно решение. Я объявил команде в боевой рубке:
- К нам приближается эсминец. Он должен пройти примерно в двухстах ярдах у нас по носу.
Но я-то знал, что он пройдет на гораздо меньшем расстоянии. Только зачем волновать всех, если мы ничем не можем предотвратить его действия? Единственное, что мне необходимо было знать: собирается ли эсминец атаковать нас или просто возвращается на свое место в строю кораблей охранения? Если он намерен атаковать нас, то включит свой гидролокатор, чтобы определить наше местонахождение и расстояние до нас.
Я обратился к нашему гидроакустику радисту первого класса Скэнлану:
- Посылает ли эсминец сигналы?
- Нет, сэр.
Но я хотел точно удостовериться в этом:
- Скэнлан, посмотри мне в глаза и скажи правду, посылает ли японский эсминец сигналы?
Скэнлан прокрутил ручку гидролокатора по всей шкале, на которой приемник может обнаружить переделу сигналов. Затем он посмотрел мне прямо в глаза:
- Нет, сэр, эсминец не посылает никаких сигналов.
Если бы мы обнаружили сигналы, у меня было бы два выбора: уйти на большую глубину, чтобы избежать попаданий глубинных бомб, или оставаться на перископной глубине и, выпустив торпеды, надеяться на лучшее. Так как эсминец нас, казалось, не обнаружил, я приказал Сайксу опустить перископ и крикнул вниз командиру поста погружения и всплытия:
- Погружение на глубину шестьдесят два фута!
Мы все слышали шум винтов эсминца. Он становился все громче. Мы погрузились на глубину 62 фута. Между верхней частью перископа «Арчер-Фиш» и килем эсминца сейчас будет всего 10 футов. Японский корабль приближался. В боевой рубке молчали. Только смотрели друг на друга, время от времени поднимали глаза кверху и слушали. Некоторые, видимо, шептали про себя молитвы. Все крепко держались за то, что было поблизости. Я тоже.
Вскоре эсминец прошел прямо над нами. От шума его винтов душа уходила в пятки. Он громыхал над нами, как локомотив. Весь корпус лодки вибрировал и качался от ударов волн. Мы ждали. Сбросит ли он глубинные бомбы?
Нет, не сбросил! Эсминец миновал нас, и шум его винтов постепенно стих. Я быстро резким движением большого пальца дал знак: наверх! И Сайкс поднял перископ. Я кинулся к нему. Авианосец был на месте, его отчетливо было видно. Я направил перекрестье нитей в оптическом прицеле на его надстройку и быстро запросил:
- Дайте пеленг.
Быстрота действий играла сейчас решающую роль, так как курсовой угол авианосца сильно увеличился и находился на последнем пределе, когда можно было вести стрельбу торпедами. Мы бы уже выпустили торпеды по цели, если бы этот проклятой эсминец не заставил меня опустить перископ на 60 секунд.
- Товсь! - скомандовал я.
- Пуск первый! - Старшина Карнахан, стоявший от меня слева, нажал кнопку пуска. «Арчер-Фиш» резко вздрогнула, как будто ее ударил кит. В этот момент сжатый воздух под большим давлением вытолкнул первую торпеду из торпедного аппарата. Она вышла в облаке из пузырьков воздуха с установленной глубиной хода 10 футов и с гигроскопическим утлом поворота вправо на 28 градусов. Теперь у меня было время, чтобы рассмотреть цель во всех деталях.
Боже мой, до чего же был громадным этот авианосец! Он своими размерами заполнил весь перископ.
Я подумал о том, что нам нужна была вот такая цель, и мы получили ее. Спасибо небесам за прекрасный шанс!
Старшина Карнахан почти автоматически повернул переключатель на торпедный аппарат № 2, выждал 8 секунд, после чего произвел выстрел второй торпедой. Лодка снова вздрогнула. Затем были выпущены еще две торпеды. Я продолжал смотреть в перископ. Напряжение нарастало: попали ли мы в цель? Сейчас мы это узнаем.
После выстрела четвертой торпедой командир Бобчинский скомандовал:
- Рассчитать новые данные для стрельбы!
Старшина передавал сообщение по телефону. Я начал получать данные о дистанции, пеленге на цель и ее курсовом угле.
После этого я передал Бобу обязанности руководителя стрельбы, а также предоставил ему полномочия действовать по своему усмотрению. Как и любой человек, я, сосредоточив свое внимание на одном аспекте действий, мог упустить в это время другие. Его задача состояла в том, чтобы мы, высматривая одно дерево, не упустили лес.
Позже Боб вспоминал, что при других командирах подводных лодок действовало такое правило: когда производилась стрельба из шести торпед, то после пуска первых трех торпед, когда не было попаданий, производилась корректура данных, заложенных в компьютер. Это был самый надежный способ не допустить промаха оставшимися торпедами. Мы же решили произвести действия по корректировке данных после выпуска четырех торпед, хотя никогда не пробовали это делать на учениях и тренировках.
Боб ввел новые данные в торпедный автомат стрельбы в самый разгар пуска торпед. Я ему полностью доверял. Тогда не было времени обсуждать его решения. Моя интуиция подсказывала мне, что Бобу надо разрешить делать все, что он считает необходимым для того, чтобы потопить этот проклятый авианосец.
И тут случилось невероятное: в тот момент, когда мы получали новые данные для стрельбы, мы все почувствовали толчок, который означал, что из торпедного аппарата вышла пятая торпеда. Это было совершенно необъяснимо. Но как бы то ни было, я не намеревался теперь искать причины. Торпеды выпустили. Больше мне ничего не надо было знать. Позже я выяснил, как это произошло.
Лейтенант Бантинг вскоре получил новые данные на торпедном автомате стрельбы. В это время вспыхнул сигнальный огонь. Старшина Карнахан без малейших признаков волнения выпустил шестую торпеду. «Арчер-Фиш» снова вздрогнула, и мы стали ожидать результатов торпедной атаки.
Мы использовали веерообразный способ стрельбы, перекрывая на ее полукружии длину цели на 150 процентов. Первая торпеда выстреливалась и проходила позади авианосца, четыре торпеды били в корпус авианосца, а последняя должна была пройти по носу авианосца. Такой способ был очень рационален, так как в этом случае можно было добиться наибольшего количества попаданий, несмотря на какие-то ошибки, допущенные в определении курса или скорости цели.
Как говорится, сердце ушло в пятки - вот что я испытывал в тот момент.
И вот в перископ я увидел огромный огненный шар в районе кормы авианосца. Тотчас же мы услышали взрыв первой торпеды, донесшийся к нам сквозь слой воды. Немного погодя «Арчер-Фиш» ощутила сильный удар волн, вызванный взрывом торпеды с 680 фунтами взрывчатки.
- Попали! - закричал я. - Попали в сукина сына!
Конечно, рано было еще праздновать победу. Необходимо подсчитать число попаданий. И конечно, надо вовремя уйти от атаки глубинными бомбами.
Я продолжал смотреть в перископ и вскоре увидел второй взрыв, поразивший корпус авианосца через 8 секунд после первой торпеды. Вторая торпеда разорвалась на 50 ярдов от места первого взрыва в направлении носа авианосца.
В моей душе все ликовало. Видимо, распределение торпед в залпе было идеальным.
Я повернул перископ так, чтобы посмотреть на реакцию эсминцев. Один из них уже направился к нам, а другой, который всего минуту назад прошел над нами, делал крутой поворот, чтобы устремиться к нам. Я еще раз быстро взглянул на авианосец, когда мы услышали новые взрывы. Невероятно, но он уже начал крениться и, казалось, вот-вот перевернется.
Я знал, не ожидая подсчета, что большинство торпед попало в цель.
Мне очень хотелось оставаться еще на перископной глубине и наблюдать, как авианосец начнет уходить под воду. Но, конечно, это было невозможно. Мы сделали все, чтобы потопить авианосец. Эсминцы уже рыскали в поисках нас. Теперь «Арчер-Фиш» становилась целью для противника.
- Погружение на четыреста футов! - скомандовал я.
Как только «Арчер-Фиш» начала погружение, у нас появилась возможность выразить свои чувства и поздравить друг друга. Было трудно понять, что каждый из нас хотел сказать, так как все мы говорили одновременно. Но никого это не беспокоило.
- Я насчитал шесть попаданий!
- Я тоже насчитал столько же, - повторил другой голос.
- Авианосец сейчас затонет!
- Пойдет на дно еще один японский корабль…
- Самое время…
- Спасибо господу за этот авианосец…
Самый взволнованный и радостный в боевой рубке был Билл Сайкс, который поднимал и опускал перископ по моей просьбе во время атаки.
- Наши торпеды поразили этот авианосец. Он получил много попаданий. Он пойдет на дно. Разрази меня господь, если это не так! - Он радовался, как подросток, прыгая и крича.
Я посмотрел на корабельные часы над штурманской картой: было 3.22. Мы погрузились в 3.05. Прошло всего 17 минут, но они были заполнены событиями, которые мы не забудем никогда. Я похлопал по четкам. Да, «Арчер-Фиш» с триумфом выполнила свою задачу. Я вышел победителем из поединка с неприятельским кораблем. Мы все дождались часа своей славы в этой страшной войне.
Радист Скэнлан следил за эсминцами, прослушивая шумы их винтов. Он также услышал шумы и скрежет, которые, по его мнению, означали предсмертную агонию авианосца, он разваливался. Океан поглощал его, сокрушая и вырывая его переборки. Эти звуки были музыкой для наших ушей.
Но тут японские эсминцы оказались прямо над нами, и мы услышали разрывы глубинных бомб…
11. ОПУСТОШЕНИЕ
Было 3.17, 29 ноября. «Синано» завершил поворот с курса 210 на 180 градусов. Кэптен Абэ перехитрит этих янки, особенно упорного командира их группы подлодок. Авианосец будет идти курсом зигзага, если необходимо, всю ночь и утро, но не подпустит американские подводные лодки к себе.
Штурман Накамура и энсин Ясуда наносили новые данные о маршруте корабля на карту. С каждым часом у старшего штурмана все больше возрастало беспокойство. Скоро скроется луна и взойдет солнце. При дневном свете все бомбардировщики Б-29, которые пролетают по направлению к Токио, увидят «Синано». Действительно ли они так много выиграли от ночного перехода?
В этот момент первая торпеда врезалась в корпус «Синано» на десять футов ниже ватерлинии. Раздался ужасающий грохот, и громадное красно-оранжевое пламя, охватив правый борт авианосца, взметнулось в темное небо. Торпеда угодила примерно в 194-й шпангоут футах в 115 от руля. Удар пришелся по большой холодильной установке, а также по пустой цистерне для авиационного бензина. Проломило переборку, что привело к затоплению еще одного отсека с холодильной установкой на нижней палубе. Взрывом также разрушило переборки отсеков технического персонала и уничтожило всех, кто в это время здесь отдыхал. В течение следующих 30 секунд еще три торпеды угодили в авианосец ближе к носовой части. Взрывались они с интервалом в 8 секунд. Вторая торпеда ударила по отсеку, где находился редуктор правого гребного винта. Вода хлынула в пробоину и затопила машинное отделение. Личному составу удалось спастись.
Третья торпеда пробила корпус «Синано», в результате чего котельное отделение № 3 оказалось затопленным в течение нескольких минут, Все члены команды, находившиеся на вахте, были убиты. Вскоре лопнули переборки, отделяющие затопленную котельную № 3 от котельной № 1, и вода быстро затопила ее, а следом и котельную № 7.
Последняя торпеда, выпущенная подводной лодкой «Арчер-Фиш», ударила по правому борту в районе компрессорного отсека, который вскоре был тоже затоплен. Вода хлынула в погреба, где хранились зенитные снаряды. Была взорвана топливная цистерна по правому борту. Вскоре был затоплен прорвавшейся водой и покинут командой пост борьбы за живучесть - один из центральных нервов корабля по борьбе с огнем и водой и по организации восстановительных работ. Все работы по спасению корабля принял на себя пост борьбы за живучесть № 1, расположенный на надстройке авианосца. Первоочередной задачей его стала борьба с затоплением.
Кэптен Коно, командир электромеханической боевой части, находился на посту № 2, когда услышал глухие взрывы первых трех торпед. Он позвонил на мостик коммандеру Араки, командиру боевой части связи. Араки ответил, что кэптен Абэ уже извещен об атаке подводной лодки и просит доложить как можно скорее о размерах повреждений и их характере. Вскоре где-то внизу взорвалась четвертая торпеда. Кэптен Коно думал, что сильный толчок собьет его с ног и ударит о переборку. Вместо этого он ощутил только, как воздушная волна пронеслась по коридорам корабля.
- Командир, я позвоню позже. В корабль попала четвертая торпеда. Где-то внизу под нами. В отсеки уже хлынула вода, - быстро доложил он по телефону.
По характеру взрывов кэптен Абэ тотчас определил, что «Синано» атакован подводной лодкой. Он достаточно долго служил на море и был слишком искушен в боевой обстановке, чтобы не понять сразу, что удары были нанесены торпедами и они пробили корпус его корабля.
Ну что ж, пусть противник делает, что хочет, он был уверен, что «Синано» выдержит торпедную атаку и останется на плаву.
- Торпеды противника, господа! Тревога всем боевым постам, всему экипажу корабля. Доложить о повреждениях и погибших…
В душе кэптена Абэ кипело. Он размышлял: доложить ли, нарушив радиомолчание, в штаб об атаке? Нет, лучше подождать и определить размеры повреждений…
- Штурман Накамура, прикажите удерживать самую высокую скорость. Мы должны идти на самой, большой скорости, которую позволят наши машины.
Лейтенант Савамото доложил:
- Кэптен Абэ, корабль получил крен. Девять… десять градусов на правый борт.
Кэптен Абэ, взглянул в иллюминатор на мостике: «Синано» начал крениться. Что-то слишком быстро. Могли ли четыре торпеды вызвать такое состояние? Такой громадный корабль, имеющий броневую защиту - нет, что-то не так. Или не сработали противоторпедные були в корпусе?
После того, как штурман Накамура передал распоряжение командира рулевому, он приказал энсину Ясуде нанести точное местонахождение «Синано» в момент торпедирования. Молодой офицер сразу же исполнил это, отметив также время начала атаки.
Тяжелые испытания для «Синано» начались в 3.17. Коммандер Араки доложил:
- Сэр, кэптен Коно сообщил, что должен покинуть пост борьбы за живучесть номер два. Этого требует обстановка тяжелых повреждений. Он переходит на пост борьбы за живучесть номер один.
- Я хочу, - отвечал кэптен Абэ, - иметь полные данные о полученных нами повреждениях, а также данные от постов борьбы за живучесть. Прикажите им сделать это немедленно.
Он прошел в штурманскую рубку, где Накамура и энсин Ясуда развернули светокопии чертежей «Синано» и изучали их, чтобы определить места попадания торпед.
Почти сразу же поступил первый доклад от поста борьбы за живучесть № 1. Первая торпеда угодила в конденсаторный отсек, расположенный ближе к корме по правому борту. Кэптен Абэ обратился к младшему лейтенанту Митио Савамото, вахтенному офицеру, который был сыном заместителя министра императорского флота, и велел ему проверить повреждения в конденсаторном отсеке, а также принять доклад из румпельного отделения о повреждениях и затоплении водой. Лейтенант Савамото, который еще совсем недавно наслаждался праздничным блюдом в своей каюте, поспешно отдал честь командиру и побежал вниз. Он пробирался через многочисленные отсеки, залитые водой, чтобы попасть в рефрижераторный отсек, который был расположен рядом с румпельным помещением.
В голове кэптена Абэ проносились беспорядочно мысли. Он вспомнил вдруг о судьбе авианосца «Акаги». Американскими бомбами в битве при Мидуэй у него было повреждено электрическое рулевое управление, что привело к заклиниванию руля. «Акаги» мог продвигаться только кругами влево, поэтому японское командование было вынуждено затопить авианосец, ударив по нему торпедами…
В то время, когда лейтенант Савамото пробирался на корму, кэптен Миками, старший помощник командира «Синано», кинулся к поврежденным отсекам корабля, чтобы увидеть разрушения своими собственными глазами. Несколько минут тому назад его разбудил первый взрыв торпеды. Везде, где он проходил теперь мимо закрытых дверей, слышались свистящие звуки выходящего воздуха, что указывало на негерметичность прокладок. Такие зловещие звуки доносились почти отовсюду: из труб, вентиляционных коробок и электрических кабелей, проходящих через переборки. Для опытного командира это были серьезные сигналы опасности. Он понимал, что выходящий воздух указывал на то, что морская вода под большим давлением заполняет весь корабль. Громадное количество воды представляло реальную угрозу остойчивости «Синано».
По мере того, как кэптен Миками пробирался через этот хаос, он видел поврежденные палубы вверху и внизу, новехонькие кладовые, холодильные отсеки, спальные помещения - все пострадало от взрывов. Санитарам, которые с трудом пробирались в спальные отсеки экипажа, выкрикивали об убитых и раненых. Но вот кэптен Миками наконец добрался до поста борьбы за живучесть № 1 и приказал личному составу занять свои места и укрепить все герметические двери. Когда он отдавал приказания, он кипел негодованием к штабу и строителям «Синано».
«Если бы нам дали время для проведения испытаний воздухом всех отсеков, то сейчас смогли бы взять под контроль эту аварийную ситуацию», - думал он.
В течение нескольких минут он получил сведения о четырех больших пробоинах в корпусе. Когда ему сообщили, что вода подходит к насосной станции, расположенной справа по борту, он снова почувствовал неприятный холодок от беспокойства за безопасность всего личного состава авианосца.
«Если вода затопит насосы, мы не сможем выровнять авианосец»…
Кэптен Миками позвонил лейтенанту Инаде, находившемуся на боевом посту в гидравлическом насосном отделении, которое было расположено под правым машинным отделением.
- Инада, что вы предпринимаете для устранения крена?
- Мы перекачиваем воду из трюмов под машинным отделением номер три и по правому борту в трюмы под машинным отделением по левому борту, сэр.
- Так вы не устраните крен, лейтенант, - сказал старший помощник.
- Я знаю, что результаты неутешительны, и вода заливает корабль. Мы сделаем все, что сможем, капитан Миками.
- Уверен, что сделаете, Инада. Продолжайте перекачивать воду. В ваше отделение уже прорвалась вода?
- Пока нет, сэр.
Пока они вели разговор по телефону, «Синано» накренился на правый борт на 13 градусов, что сделало затруднительным передвижение по палубам. Повесив телефонную трубку, кэптен Миками пробрался в генераторное отделение, которое находилось рядом с затопленным отсеком. Морская вода перемешалась с бункерной нефтью и бурлила уже выше его колен. Генератор не работал. Когда включили вспомогательный генератор, то при слабом освещении увидели, что вода в генераторном отделении поднялась до пояса.
Кэптен Миками возвратился на пост борьбы за живучесть № 1, где получил новое распоряжение от кэптена Абэ:
- Попытаемся добраться до мыса Сионо. Делайте все возможное, чтобы выровнять корабль.
Получив приказ, кэптен Миками позвонил лейтенанту Инаде:
- Лейтенант, мы должны сделать еще больше, чтобы устранить крен. Он составляет тринадцать градусов. Можно хоть что-то сделать?
- Мы перекачиваем воду из помещений, расположенных по правому борту, в помещения по левому борту с такой скоростью, на какую только способны. Но некоторые насосы стали плохо работать… Мы уже перекачали три тысячи тонн воды в трюмы по левому борту. Но это не помогает.
Старший помощник начал понимать, что «Синано» не дотянуть до порта.
Когда лейтенант-коммандер Ясума, начальник медицинской части, услышал и почувствовал удары торпед, он выскочил из своей каюты и бросился в медико-санитарный отсек корабля. Он вынужден был пробиваться сквозь скопления офицеров и матросов, бежавших по трапам и проходам на свои боевые посты. Он обругал каких-то гражданских, кажется, парикмахеров и прачек, а также корейских рабочих судоверфи, метавшихся в панике среди членов экипажа. Как могли власти разрешить гражданским лицам, не готовым к боевым условиям, находиться на борту тяжелого боевого корабля в столь опасных водах?…
Когда доктор Ясума наконец добрался до медицинского отделения, он с облегчением вздохнул. Многие из раненых были на ногах и помогали медицинскому персоналу задраивать герметично двери. Один вел себя особенно спокойно, не обращая внимания на свою изувеченную руку, Ясуме он сказал, что служил на двух других кораблях, которые тоже были торпедированы. По его мнению, «Синано» не грозило потопление.
Медицинское отделение быстро заполнялось поступающими ранеными и умирающими, и доктор Ясума, пробираясь через переполненный лазарет, пытался установить их число. Врачи и санитары выполняли свои обязанности. В первую очередь отделялись нуждавшиеся в срочной медицинской помощи от тех, кто имел легкие ранения или кому уже ничем нельзя было помочь. Первым из тяжелораненых уже делали операции.
Доктор Ясума, совершавший обход в этом хаосе, с удовлетворением отмстил, что его отделение избежало повреждений от торпедных взрывов. Все переборки были в хорошем состоянии. Здесь не было никаких признаков проникновения воды и огня. Эта часть корабля, казалось, не была подвержена разрушению.
Но вскоре авианосец стал все больше крениться на правый борт. Доктор Ясума приказал своим подчиненным выносить медицинское оборудование. Начали выпадать из шкафчиков лекарства и медицинские инструменты, жидкости стали разливаться. Наклон пола в операционной не позволял оказывать медицинскую помощь растущему числу раненых. Он приказал медицинскому персоналу начать выносить раненых и беспомощных в относительно безопасное место - в ангар и на полетную палубу.
Энсин Сода, главный старшина-рулевой, наслаждался мирным сном, когда торпедным взрывом его выбросило из койки. Он выбежал из тесного кубрика и поспешил на свой боевой пост в аварийном рулевом отделении, задыхаясь от запаха дыма и взрывающегося кордита [30]. Он еле продвигался по едва различимым, ставшими теперь незнакомыми коридорам. Когда он бежал вдоль одного прохода, то заметил, что целая секция переборок вздулась от взрыва. Энсин Сода заглянул в один из кубриков для матросов. В воде, ворвавшейся через зияющую в коридоре дыру, плавали тела многих членов команды, убитых во время сна взрывом торпеды. Энсин поднялся на полетную палубу. Ее заполнила толпа из членов команды и гражданских рабочих, охваченных паникой. Как раз внизу, под полетной палубой, там, где когда-то размещались зенитные орудия, зияла огромная пробоина от торпеды.
Несмотря на большой крен, энсин Сода в конце концов добрался до своего боевого поста в кормовом рулевом отделении, где нашел рулевого Бэбу, готового принять на себя управление рулем, если рулевое управление на мостике выйдет из строя.
Офицер с мостика сообщил, что рулевое управление здесь в исправном состоянии и пока авианосец слушается руля.
Это обрадовало энсина. Теперь он был убежден, что «Синано» сможет дойти до порта, если только не выйдет из строя система электропитания. Затем Сода связался по переговорной трубе со штурманом Накамурой, находившимся на мостике:
- В рулевом отделении все в порядке, сэр. А что происходит на мостике?
- В правый борт попали четыре торпеды, - отвечал главный штурман, - если нам удастся устранить крен, то мы доберемся до порта. Внимательно следите за рулевым управлением и немедленно докладывайте, если вдруг отключится электрическое управление. Сразу перейдем на ручное…
Лейтенант-коммандер Миура, дежурный офицер по электромеханической боевой части, находился на вахте в левом машинном отделении № 2, когда торпеды пробили корпус авианосца, как удар кулака прорывает бумажную ширму. Он сразу же понял, что «Синано» был атакован, и с горечью снова - теперь уже слишком поздно - подумал о том, что авианосец выпустили из дока в Йокосуке без должного дооборудования. Он-то всегда сомневался в боевой готовности авианосца, еще с того момента, когда тот получил повреждения при аварии плавучего батопорта в сухом доке.
Телефоны на его посту звонили не умолкая. Непрерывно поступали доклады о повреждениях. В большинстве случаев это были сообщения о деформации и поломке переборок по всему кораблю. Четыре попадания вызвали на первый взгляд не очень серьезные повреждения, но теперь заполнившая отсеки забортная вода под большим давлением сокрушала одну переборку за другой, вызывая еще большие разрушения. Так как «Синано» все еще сохранял скорость, давление врывающейся в него воды далеко превосходило обычную силу его при неподвижности тонущего корабля.
Тем временем лейтенант Савамото добрался до кормового конденсаторного отсека. Офицеры электромеханической боевой части с отчаянием сообщили ему:
- Насосы вышли из строя! Уровень воды продолжает повышаться!…
Дежурный по кораблю прокричал им в ответ, чтобы они отремонтировали насосы и продолжали сдерживать напор воды.
Матрос Мурано Уэно пробирался в свой кубрик после того, как его сняли с вахты из-за приступа морской болезни, когда раздался первый взрыв торпеды. Он был сбит с ног и едва успел подняться, когда последовал второй взрыв, от которого его швырнуло от одной переборки к другой, а потом подбросило вверх с такой силой, что он ударился головой о подволок. Вскоре погасло электроосвещение и остановились вентиляторы. Он растерялся, потом забеспокоился, потеряв ориентацию. Его охватила паника, когда ему не удалось найти выход из узкого, темного отделения. Тут он почувствовал запах дыма. Он отчаянно силился выйти из тупика, когда старшина Ита Курокава, его непосредственный начальник, услышав его крики о помощи, вошел в помещение, освещая себе путь электрическим фонариком. Запах едкого дыма становился невыносимым. Посветив фонариком, они нашли несколько мокрых тряпок, которыми прикрыли рты, чтобы спастись от горячего едкого дыма. С великим риском, измученные они наконец выбрались из отделения и осторожно поднялись по трапу на свежий воздух.
Кэптен Миками встретился с лейтенантом Инадой возле котельного отделения № 1, рядом с затопленной котельной № 3. Лейтенант Инада и семь членов его поста борьбы за живучесть безуспешно пытались приспособить переносной бензиновый насос для откачивания воды, проникающей через переборку между двумя котельными.
- Как обстоят дела, мистер Инада? - спросил кэптен Миками.
- Не так уж плохо, сэр, - ответил лейтенант Инада. - Но нам надо как-то использовать этот насос. Мы затопляем теперь левый продольный отсек, чтобы спрямить корабль.
- Все это хорошо, но, кажется, нам не очень-то удается уменьшить крен авианосца?
- Да, сэр, я знаю. Вода хлещет в трюмы корабля. Пробоины очень велики, и вода быстро заполняет их. Но мы постараемся…
Крен авианосца на правый борт был теперь свыше 13 градусов, это затрудняло оставшимся в живых членам экипажа авианосца выполнять свои обязанности.
Кэптен Миками ушел из машинного отделения в другие отсеки, чтобы лично изучить обстановку на корабле. Ему приходилось передвигаться в наклонном положении, хватаясь за переборки, чтобы удержаться на ногах.
После войны матрос Канэнари рассказал японскому писателю Тойоде о своих переживаниях на «Синано». Тойода пишет:
«В то время, когда «Синано» содрогался от ударов торпед, выпущенных подводной лодкой «Арчер-Фиш», Канэнари вместе с другими четырьмя матросами получил приказ от старшины Като помогать в котельной. Коридор, ведущий в котельное отделение № 1, был затоплен водой. Канэнари и его товарищи, чтобы попасть в него, пробирались сначала по верхней палуб», а потом - по нижней. Их радостно встретил старшина котельного отделения. Аварийная партия сразу поняла причину такой встречи. Переборка, отделявшая их от затопленной котельной № 3, страшно вздулась под давлением воды. Струйки ее проникали через щели и отверстия; мы бросились помогать котельным машинистам делать из балок опоры под переборки и затыкать одеялами щели. Работая, мы слышали скрип и дрожание металлических конструкций, находившихся под давлением в 100 тонн. Казалось, заклепки на швах сейчас вырвутся из своих мест…
Матрос Канэнари, выполняя работу, с содроганием думал: «Моя жизнь оборвется через минуту».
К счастью, офицер в котельной понял, что переборка вот-вот рухнет, и приказал всему личному составу покинуть отсек.
«Когда мы спешно взбирались по трапу, - рассказывал матрос, - я услышал, как громко прозвучал приказ: «Всему экипажу собраться на полетной палубе!» В тот момент я понял, что «Синано» вскоре затонет…»
Матрос Канэнари и сотни других офицеров и матросов, подчиняясь приказу, поднялись на полетную палубу. По иронии судьбы, команда была предназначена только для гражданских лиц из судоверфи Йокосука. Кэптен Абэ хотел убрать гражданских лиц, чтобы они не мешали морякам. Таким образом, из-за неправильно понятой команды сотни людей, которым суждено было навсегда остаться внизу, получили теперь шанс выжить…»
Матрос Кобари, предоставивший после войны свой дневник писателю Тойоде, до выхода «Синано» в порт Куре состоял на службе в императорском флоте всего шесть месяцев.
Когда по авианосцу ударили торпеды, Кобари побежал на свой боевой пост в котельной № 12. Котельная была в огне. Даже асбестовое покрытие, считавшееся огнеупорным, было охвачено пламенем.
Кобари вспоминает: «Главный механик Сато приказал нам носить песок, сбивать им пламя, но даже это не помогло приостановить пожар. Потом мы увидели, что из сопла топливной форсунки вытекает нефть, и перекрыли трубу, чтобы затушить пожар».
Матрос Кобари слышал, как по трансляционной сети, когда она еще работала, кэптен Абэ объявил, что «Синано» не затонет.
«Я был так взволнован, что даже не мог есть печенье, которое выдали нам бачковые. Мы носили бревна, чтобы укрепить закрытый люк затопленного отсека, расположенного ниже. И хотя мистер Сато тоже уверял нас, что корабль непотопляем, меня охватила дрожь, когда я увидел, что основной трубопровод, по которому поступал пар, находится под водой. Я знал, что корабль был обречен». Матрос Кобари был убежден, что вода «остановит наши машины». И еще: «Когда мы получили приказ подняться наверх, крен корабля уже достиг 40 градусов. Перед тем, как мы начали подниматься, мистер Сато посоветовал нам надеть носки на парусиновые ботинки, чтобы они не скользили по мокрой палубе…»
Матрос Исии тоже вел дневник и разрешил Тойоде использовать его при написании книги о «Синано». Это был самый молодой матрос, ему едва исполнилось шестнадцать лет. Он находился на своем боевом посту зенитной батареи № 125 6-й группы, когда «Синано» содрогнулся от ударов неприятельских торпед.
«Я дремал и свалился на палубу, - рассказывает он. - Главный старшина Мацумото приказал всему орудийному расчету искать перископ подводной лодки, чтобы тотчас же открыть по нему огонь».
Матрос Исии был уверен, что неприятельская лодка не покажется на поверхности в такой ситуации. Он писал:
«Наше оружие было бесполезным против подводной лодки.
Вскоре, когда у нас в первый раз вышел из строя электродвигатель, наш расчет послали вниз, в рулевое отделение, чтобы оказать помощь в ручном управлении «Синано». Хотя мы прилагали все усилия, но смогли повернуть штурвал всего на пять градусов.
При тусклом свете от запасного генератора мы выглядели полуобнаженными красными дьяволами, которые пытались невероятными усилиями привести в движение штурвал, обычно управляемый электрическим двигателем. В темноте, в чаду все это походило на сущий ад.
Когда вышел из строя второй генератор, я почти потерял надежду остаться живым. К счастью, вскоре мы получили приказ собраться на полетной палубе. Когда мы поднимались наверх, кто-то едва не задраил надо мной люк. Я думаю, что был последним из нашего расчета, кому удалось спастись».
В насосной станции, находившейся на несколько палуб ниже, лейтенант Инада и восемь человек его команды безуспешно пытались устранить крен корабля, перекачивая воду из трюмов правого борта в помещения левого борта. Скоро они оказались все в ловушке. Единственную дверь, через которую они могли выйти, заклинило сильным напором воды. Некоторые матросы начала метаться и пронзительно кричать от ужаса. Попытки офицера успокоить их были бесполезны. О себе он не беспокоился и думал только о том, как с честью выполнить свой долг.
Кэптен Миками передал ему по переговорной трубе, что им навстречу пробирается спасательная партия, которая попытается освободить их при помощи ацетиленовых горелок.
Когда вода поднялась еще выше, кэптен Абэ сказал лейтенанту Инаде через переговорную трубу:
- Держитесь, моряки. Наши люди пробиваются к вам сверху.
- Благодарю вас, сэр, - ответил лейтенант Инада, - но я уже приготовился к смерти. Мы находимся в полной темноте. Вода все время прибывает. Пытаемся исправить насос.
Кэптен Абэ выразил надежду, что они благополучно выберутся наверх.
В то время, когда спасательная партия лихорадочно работала, стараясь разрезать стальной лист и пробраться к команде лейтенанта Инады, крен «Синано» все более увеличивался. Когда остановились двигатели и край полетной палубы уже почти касался воды, спасательная партия вынуждена была отступить.
Через пять часов после того, как «Синано» был атакован американской подводной лодкой, лейтенант Инада вызвал по телефону мостик. Там находился энсин Ясуда.
- Это говорит лейтенант Инада из насосной станции. Вода почти затопила нас. Скоро мы не сможем переговариваться с вами. Больше я не смогу докладывать обстановку.
Затем обреченный на смерть офицер спросил, который час.
- Сейчас восемь тридцать, лейтенант, - ответил энсин Ясуда.
Тут лейтенант Инада прокричал свои последние слова:
- Я умираю раньше вас и молюсь теперь за «Синано» и его экипаж!
Энсин Ясуда передал последние слова офицера кэптену Абэ, который печально покачал головой и сказал:
- Мужество лейтенанта Инады и его матросов соответствует лучшим традициям императорского флота. О них всегда будут помнить грядущие поколения.
Кэптен Тераути и лейтенант Сибата, стоя на мостике эсминца «Юкикадзе», шедшего по левому борту авианосца, делились своим беспокойством по поводу перехваченных радиопередач с неприятельской подводной лодки, когда в корпус «Синано» стали врезаться торпеды.
После войны, давая интервью Тойоде, лейтенант Сибата живо вспоминал тот момент. Он как раз смотрел на громадный авианосец, когда раздался первый взрыв. Пламя так ярко осветило всю окружающую поверхность океана, что лейтенант вначале подумал, что торпеда ударила в левый борт. Сигнальщик тут же доложил на мостик о том, что «Синано» торпедирован. Кэптен Тераути объявил боевую тревогу и приготовился к атаке глубинными бомбами.
Узнав, что в «Синано» попали, по меньшей мере, еще три торпеды, лейтенант Сибата был удивлен, что авианосец сохраняет скорость. Пожав плечами, он решил, что кэптен Абэ знает что делает. Во всяком случае, «Синано» считался непотопляемым. Тем не менее, ему хотелось, чтобы кэптен Абэ изменил свой курс и направился на мелководье.
Крен на правый борт «Синано» увеличился до 15 градусов. По корабельной трансляционной сети, которая еще функционировала, раздался голос кэптена Абэ: «Я отдал приказ «Синано» направиться к мысу Сиономисаки. Всем оставаться на своих боевых постах. Мы должны выровнять корабль».
«Синано» шел все еще со скоростью почти 18 узлов. Морская вода врывалась в пробоины на корпусе. По всему авианосцу раздавались крики раненых и охваченных ужасом рабочих-корейцев.
Постоянно поступали доклады от аварийных партий. Они заносились в вахтенный журнал центрального поста борьбы за живучесть.
О каждом донесении немедленно докладывалось кэптену Абэ, который вместе со старшими офицерами штаба находился на бронированном командном пункте на мостике.
Кэптен Миками тоже присоединился к командиру. Содержание донесений подтвердило худшие опасения кэптена Абэ. Торпеды непостижимым образом поразили внутренние отсеки корабля. Противоминные були, опоясывающие корпус авианосца, не смогли смягчить их удары. Они врезались в бетонные були, как нож в масло.
- Хуже не бывает, - сокрушался кэптен Миками. - Четыре попадания, и три из них в цитадель авианосца, просто не понимаю, как такое могло случиться…
Энсина Ясуду, слушавшего их разговор, мгновенно охватило чувство обреченности. Цитадель! Это была наиболее защищенная часть авианосца - самое его сердце, где было установлено наиболее ценное оборудование. В этом месте, расположенном между 70-м и 186-м шпангоутами и простирающемся на всю ширину корабля, находились котлы, двигатели, рулевое оборудование, электронные приборы и аппараты, обеспечивающие связь, а также погреба с боеприпасами.
Наиболее важные функции корабля осуществлялись при помощи оборудования, размещенного в цитадели.
Вскоре после торпедирования авианосца кэптен Абэ вызвал командира боевой части связи коммандера Араки. Вместе они составили радиограмму бедствия SOS, которую решили отправить открытым текстом в военно-морскую базу Йокосука. Не было смысла тратить драгоценные минуты на то, чтобы зашифровать ее: противник и так знал местонахождение «Синано».
- Отправьте ее немедленно, коммандер, - приказал Кэптен Абэ.
Офицер связи вручил текст старшине-радисту Ямагиси, который немедленно ее передал: «Синано» торпедирован в 03.17 в точке 108 миль пеленг 198 градусов от маяка Омаэ». То самое место, о котором энсин Ясуда докладывал раньше командиру. Радиограмма была передана в 3.30. Это сообщение должно было предупредить все японские корабли о присутствии в данном районе подводных лодок противника.
К 4.20, несмотря на усилия аварийно-ремонтных партий, скорость «Синано» стала падать. В связи с тем, что крен на правый борт увеличивался, кэптен Абэ принял решение о затоплении пустых цистерн по левому борту.
На короткое время эта мера позволила уменьшить крен до 12 градусов.
Ближе к 5.00 взволнованный кэптен Миками доложил командиру корабля о том, что гражданские рабочие и бригада корейцев больше мешают, чем помогают корабельной команде в ее усилиях по спасению корабля.
- Наши матросы принимают их за корабельных офицеров - из-за их одежды и головных уборов, похожих на военную форму. Судостроители в панике, выкрикивают различные приказания, сбивая с толку команду, пытающуюся держать авианосец на плаву. Она не знает, кому подчиняться…
- Может паника охватить всю команду авианосца?
- Да, сэр. У нас есть сведения, что матросы начинают бить друг друга, чтобы скорее выбраться наверх по трапу, другие толпятся на ангарной палубе, отказываясь выполнять приказы.
Кэптен Абэ понимающе кивнул головой:
- Хорошо, давайте освободим авианосец от гражданских лиц. Необходимо передать их на эсминец. Сколько их?
- Около трехсот, сэр.
- Прекрасно. Давайте избавимся от них.
Последовал приказ передать всех рабочих на эсминец, и кэптен Абэ спустился на полетную палубу сказать слова прощания.
- Рабочие военно-морской судоверфи, вы попали в необычное положение. Учитывая, что вы не являетесь военнослужащими военно-морского флота, я предоставляю вам право первыми покинуть наш авианосец. Вы, построившие этот корабль, являетесь теперь свидетелями его гибели. Теперь вам нетрудно понять, почему вы должны более добросовестно выполнять свою работу. Вы должны работать с большим усердием, делать все от вас зависящее, чтобы строить более надежные корабли для защиты Японии и императора. Прощайте!
Луна уже скрылась, и на востоке показалась полоса розового цвета. В глубине сознания Абэ на мгновение мелькнула мысль об обреченном авианосце «Хирю», такая же эфемерная, как рассвет. Неужели история повторится?…
12. РАЗМЫШЛЕНИЕ
Секретно. С борта подводной лодки ВМС США «Арчер-Фиш» (SS-311). Донесение о пятом боевом доходе. Б (выдержки).
29 ноября 1944 года.
3.12-57. Шесть попаданий веерообразным торпедным залпом дают основания полагать, что данные для стрельбы были выработаны правильно. Сектор веерообразного торпедного залпа при отставании торпед друг от друга в залпе на 600 футов составляет 10 градусов. Авианосец длиной 750 футов (приблизительно) накрыт сектором в 10,5 градуса на расстоянии 1400 ярдов. Шесть попаданий не вызывают сомнений. Сразу же мы услышали взрывы торпед. Яркое лунное освещение позволило вполне точно определить тип корабля. Полагаем, что авианосец относится к типу «Хаятака», но он имеет наклонную корму. Возможно, что тот авианосец, который был сфотографирован нашим разведывательным самолетом в районе Иокогамы.
3.45. Взорвалась последняя глубинная бомба. Продолжаем слышать свист, шипение и звуки взрывов. Одно время они занимали 90 процентов на шкале акустического приемника.
Преследуемая японскими эсминцами подводная лодка «Арчер-Фиш», ожидая атаки глубинными бомбами, погрузилась на глубину 400 футов. Мысль о глубинных бомбах противника не радовала нас. Большинство уже испытали муки обреченных во время таких атак. В эти ужасные минуты мы казались такими беспомощными, а лодка - такой уязвимой…
- Боже, помоги сейчас нам, - шептал я молитву. - Мы совершили то, что должны были совершить, теперь позволь нам уйти домой…
Приятно было одерживать победу, еще приятней было наслаждаться ею. Но над нами шли два эсминца. В боевой рубке хорошо был слышен шум их винтов, улавливаемый гидролокатором.
- Вот первая глубинная бомба, кэп'н, - бесстрастно доложил радист Скэнлан.
Мы напрягли всю свою волю. Издалека донесся глухой взрыв. Подводная лодка чуть качнулась. Я начал считать взрывы и в течение 15 минут насчитал их четырнадцать. Невероятно, но все бомбы взорвались вдали от нас.
- Они не знают, где мы находимся, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал я.
- Будь я проклят, если это не так!
Кто-то пробормотал:
- Господу слава… - Я не узнал голос говорившего, но был с ним полностью солидарен.
- Они уходят, кэп'н, - доложил матрос-гидроакустик.
- Должно быть, к авианосцу, чтобы подобрать уцелевших, - высказал предположение лейтенант Бан-тинг. - Они, вероятно, уже покидают авианосец.
- За дело, парни! - сказал я и посмотрел в лица собравшихся в боевой рубке. - Итак, скажите, сколько было попаданий?
Один за другим они отвечали:
- Шесть попаданий, сэр.
Старшина Карнахан позвонил в носовой и кормовой торпедные отсеки, чтобы члены команды тоже высказали свое мнение. Все подтвердили, что было именно шесть попаданий.
Находившийся внизу, в центральном посту Ром Казинс назвал нам то же число попаданий.
«Шесть попаданий из шести выстрелов, - размышлял я. - Почти невероятно. И тем не менее, все подтверждают это число…»
Я знал, что если полностью израсходованы воздух и спирт, используемые в торпеде как топливные компоненты, и за это время торпеда не встретилась с целью, то ее двигатель останавливался, и она тонула. На большой глубине срабатывал капсюль-детонатор, который через воспламенитель подрывал основной заряд. В результате торпеда самоликвидировалась, и ее взрыв могли неумышленно принять за попадание.
Я обратился к нашему последнему источнику информации, нашему подростку-старшине штурманской группы Сайксу, который находился в особенно возбужденном состоянии, и спросил:
- Сколько было попаданий?
Первое, что я от него услышал, было:
- Мы попали в этого ублюдка! У нас достаточно попаданий! Он затонет! Я знаю, что он затонет!
Возбужденный происходившим, Сайкс забыл засекать время по секундомеру в мгновения взрывов. Если бы он это сделал, мы смогли бы определить расстояние до цели и точное число попаданий. А главное, я смог бы по времени определить, где имели место эти взрывы, как при попадании в цель, так и при промахе. Я собирался, как только позволит время, изучить наши данные более тщательно, чтобы знать, сколько попаданий мы сможем подтвердить.
Прошло около 20 минут с того момента, когда радист Скэнлан услышал звуки, которые, как полагали мы, говорили о том, что авианосец разламывается. Наша радость росла с каждой минутой, когда до слуха доносились эти звуки.
Я был убежден, что он затонет. Неужели у него еще оставались водонепроницаемые переборки, не разрушенные нашими торпедами?
Постепенно шумы стали отдаляться. Может, авианосец ушел? Как бы там ни было, можно было дать отбой после атаки глубинными бомбами и отменить режим бесшумного хода. «Арчер-Фиш» задрожала - жизнь на ней возрождалась. Снова заработала энергосистема, что еще больше подняло наше настроение. Включили вытяжные вентиляторы, подающие прохладный воздух. Двери и люки между отсеками были распахнуты, и офицеры и матросы испытывали чувство морского братства, рожденное в волнениях и опасностях, пережитых во время атаки японского авианосца. Атмосфера была, как в канун Нового года на Таймс-сквер. Раздавались воинственные кличи индейцев и разбойничьи посвисты - экипаж выражал свое ликование. Отовсюду слышались поздравления, все похлопывали друг друга по спине и пожимали друг другу руки. На лицах сияли улыбки, а пальцами показывали букву «V» - первую букву в слове «победа»…
Коммандер Бобчинский пробирался сквозь ликующую толпу в носовой отсек, чтобы заняться загрузкой торпед в шесть опустевших торпедных аппаратов. Да, у нас была самая счастливая лодка. Я начинал ощущать усталость от пережитого. Боба я попросил пройти по лодке и передать всем от меня благодарность за хорошую службу и сообщить, что даже если авианосец еще не затонул, то все равно он вскоре пойдет на дно. Стоявших всю ночь на вахте сменяли теперь другие люди. Мы собирались оставаться на глубине до рассвета, опасаясь, что поблизости еще могли быть эсминцы.
Я начинал понимать, как сильно устал. Со вчерашнего вечера не присел даже и ничего не ел - не по вине вестовых офицерской кают-компании Билла Брауна и Леви Скотта. Я помнил, что ночью они несколько раз приходили в боевую рубку, предлагая принести мне что-нибудь поесть. Но в то время у меня, естественно, не было аппетита…
В сущности, в боевой рубке негде было присесть, креме как на месте гидроакустика. Для меня ничего не оставалось, как сесть на палубу, свесив ноги в люк. Боже мой, до чего же я устал!
Старшина штурманской группы Эд Мэнтси посмотрел на меня с таким видом, словно ему хотелось присоединиться ко мне.
- Иди сюда, - пригласил я его, - дай отдых своим костям.
Он сел рядом со мной, свесив ноги в люк. Мы вполголоса принялись обсуждать подробности атаки.
Некоторое время все, казалось, испытывали всепоглощающее удовлетворение от выполненной работы и не желали говорить ни о чем постороннем.
Мне очень хотелось всплыть на перископную глубину и осмотреть все вокруг, как только рассветет и видимость станет хорошей.
- Мэнтси, - сказал я Эду, - пожалуйста, рассчитайте время восхода солнца. Я бы хотел подняться на перископную глубину при первых его лучах и посмотреть, что, черт возьми, происходит вокруг.
- Есть, сэр.
Он ушел. Через десять минут он возвратился, вычислив время восхода в этом районе.
- Наше счастливое место, кэп'н не очень точное. Ночью у нас не было времени внести в судовой журнал записи с обычной точностью. Я определил наше местонахождение как тридцать два градуса северной широты, сто тридцать семь градусов восточной долготы.
- Прекрасно, Эд!
Для нашей цели эти расчеты были достаточно точными. Учитывая все обстоятельства прошедшей ночи, мы взяли приблизительное счислимое место. Ночью-то мы стремились скорее удержать свое положение относительно цели, нежели следить за нашим географическим положением. Ведь мы находились на большой глубине и вдали от берегов, и нам не угрожала опасность сесть на мель.
Мэнтси сказал мне:
- Как только станет светло, кэп'н, мы определим наше место по береговым ориентирам.
Около 6.10 «Арчер-Фиш» поднялась на перископную глубину, и я осторожно осмотрелся вокруг. Поднималось яркое желтое солнце. Темно-голубой океан был подернут зыбью… Видимость была прекрасной. Ни кораблей, ни самолетов. Никаких признаков нашего авианосца. Никаких обломков…
- Боевым постам вести наблюдение, - отдал я команду перед тем, как опуститься в свою каюту.
Я чувствовал себя изнуренным. Быстро надев пижаму, я упал на койку, натянул на себя одеяло и крепко заснул. О еде я и не вспомнил.
Усталые, но счастливые люди отправлялись спать.
Прежде чем погрузиться в сон, я улыбнулся, вспомнив Карла Уилкена, специалиста аварийно-спасательной группы, который вчера вечером тотчас заснул, хотя мог понадобиться во время атаки авианосца… Сон Карла не прерывался до тех пор, пока «Арчер-Фиш», задрожав, не выпустила первую торпеду. Тут он быстро вскочил, схватил сумку с инструментами и невозмутимо спросил: «Что случилось?»
Во сне я почувствовал, что кто-то будит меня. Я немедленно поднялся. Поступило донесение из центрального поста.
- Кэп'н, гидролокатор зафиксировал взрыв на большой глубине вдали от нас. Вахтенный офицер просил доложить вам свое предположение, что это затонул японский авианосец…
- Хорошо, спасибо, - сказал я и посмотрел на часы: было 10.55. Я повернулся на другой бок и слова заснул.
Встал я в полдень. Подводная лодка находилась на перископной глубине, неся обычную службу по патрулированию в водах японской империи в районе № 5, «Хит парейд», мористее острова Хонсю.
После пробуждения в привычной атмосфере трудно было поверить, что всего несколько часов назад мы потопили громадный неприятельский авианосец.
Старшина Карнахан начал собирать данные об атаке для донесения о пятом боевом походе.
Мы были не совсем уверены в том, что точно определили местонахождение цели в момент торпедирования. За основу решили взять расчет Мэнтси.
После ленча коммандер Бобчинский, лейтенант Бантинг, энсин Кросби и я встретились в кают-компании, чтобы набросать донесение об атаке командованию в Перл-Харбор. Мы понимали, что адмирал Локвуд и другие начальники будут с нетерпением ожидать от нас новостей. Я хотел, чтобы зашифрованное сообщение было отправлено сразу же по всплытии после захода солнца.
Наша первоочередная задача была определить, как выпущенные нами веерообразным способом шесть торпед могли попасть в цель, перекрывая расстояние на курсе цели, равное 150 процентам ее длины. Мы решали эту задачу, изобразив графически расположение подводной лодки «Арчер-Фиш» и авианосца в момент залпа.
Пришли к выводу, что это вполне возможно. Если расстояние до цели было меньше 1400 ярдов, то расстояние между крайними торпедами торпедного сектора составляло меньше 150 процентов от длины цели. Так как мы не смогли установить тип авианосца по «Справочнику для опознавания иностранных кораблей», не могли знать высоты его мачт, расстояние до цели, которое мы рассчитали, вполне могло оказаться меньшим. Я огорчался при мысли о том, что если бы наш юный матрос Сайкс не забывал фиксировать по секундомеру время прохождения до цели каждой торпеды, то мы, зная, что скорость торпеды составляет 48 узлов, могли бы теперь легко и точно определить дистанцию стрельбы.
В нашем отчете подчеркивалось, что этот авианосец не вошел в «Справочник для опознавания иностранных кораблей». Все, что мы могли сказать о нем, - это то, что он больше всего похож на японские авианосцы типа «Хаятака».
В своем донесении о пятом боевом походе я утверждал, что «Арчер-Фиш» потопила большой авианосец, исходя из следующих заключений:
- шесть несомненных попаданий торпедами (два из которых мы визуально наблюдали);
- шум винтов давно не прослушивался;
- были отмечены сильные шумы от взрывов в течение 47 минут;
- корабли охранения не долго преследовали нас и возвратились к авианосцу - видимо, для того, чтобы подобрать оставшихся в живых.
Я был убежден, что разведка ВМС США в скором времени узнает о судьбе авианосца, так как она имела большой опыт в перехвате и расшифровке радиограмм с японских кораблей. Хотя мы и не видели своими глазами, как затонул авианосец, у нас не было ни малейшего сомнения в этом. Мы решили, что правильнее будет сообщить о потоплении авианосца противника, а не о его повреждении. Я знал, что если разведка ВМС узнает из своих источников о его потоплении, то она легко поддержит мое утверждение. Если же она установит, что корабль не затонул, то заявит о недостаточной доказательности нашего утверждения о потоплении и подтвердит всего лишь факт повреждения.
С другой стороны, если я в своем донесении сообщу только о повреждении неприятельского авианосца, а разведка ВМС со временем узнает, что на самом деле он затонул, то она уже не сможет открыто заявить, что именно мы потопили его. Почему? Да потому что о гибели больших кораблей противника всегда сообщалось в нашей печати. Если же газеты сначала сообщат, что японский авианосец получил повреждения, а потом - что на самом деле он был потоплен, то японцы могут задуматься, из каких источников американцы получают свои сведения. Оки могут прийти к логическому выводу о том, что мы читаем их закодированные радиограммы.
В 18.30 мы начали передавать в Перл-Харбор донесение о нашей атаке. Было приятно сознавать, что я возвратился в ряд перспективных офицеров. Мое донесение безусловно порадует адмирала Локвуда. Возможно, он даже поставит мой портрет на свое пианино.
Когда были переданы подробное сообщение об атаке и метеосводка для бомбардировщиков Б-29, я устроил себе перерыв. Я решил некоторое время не думать об авианосце. В 1944 году День благодарения - последний четверг ноября - приходился на 30-е число. Завтра у нас будут традиционная индейка и другие блюда. Я заранее предвкушал удовольствие. Мне-то было за что благодарить.
А между тем я не мог не думать о том, что же произошло с гигантским торпедированным нами авианосцем, который я в последний раз видел в ночной перископ, и перед моими глазами все стоял его призрачный, надвигающийся на меня силуэт…
13. АГОНИЯ
В зависимости от размеров пробоин вода вливалась или била струей в бесчисленные коридоры и отсеки «Синано». По мере того, как рушились внутренние переборки, неумолимо увеличивалась масса надводной части корабля. Он стонал как кит, раздираемый акулами.
Через час после того, как в авианосец попали торпеды, кэптен Абэ понял, что его громадная морская крепость получила серьезные повреждения. Поступавшие один за другим доклады от аварийной партии и поста борьбы за живучесть только подтверждали это.
В докладах было мало утешительного. Особенно угнетали его сообщения о сотнях членов экипажа, оставшихся за заклиненными дверьми и разрушенными переборками. Попытки спасти их заканчивались неудачей, как это было с командой лейтенанта Инады.
Командир повернулся и увидел энсина Ясуду, который смотрел на него. На лице молодого офицера застыло выражение боли, - наверно, он хотел выразить ему свое сочувствие и преданность. Кэптен Абэ кивнул ему и отвел взгляд в сторону.
В 5.30 они передали в Йокосуку еще одну радиограмму, в которой указали местонахождение «Синано» - в 72 милях по пеленгу 113 градусов от мыса Сиономисаки.
«Синано» прошел уже 36 миль по курсу 270 градусов от того места, где он был торпедирован подводной лодкой. Вскоре его скорость упала примерно до 10 узлов.
Но никто, вероятно, не был так озабочен состоянием «Синано», как коммандер Миура, вахтенный инженер-механик, получавший на своем посту в машинном отделении № 2 одни неутешительные доклады. Остановить поток воды было невозможно. Крен корабля составлял 13 градусов. Некоторые механизмы силовой и энергетической установок еще работали, но механики выражали сомнение в том, что машинное и котельное отделения смогут долго функционировать.
Даже после того как затопление отсеков левого борта в целях выравнивания крена и дифферента уменьшило крен до 7 градусов, оснований для оптимизма не было. Вскоре поступило сообщение, что правое машинное отделение затоплено. Крен на авианосце снова увеличился до 20 градусов. Затем последовал доклад, что дифферентные цистерны по левому борту не могут больше использоваться для корректировки крена, так как их кингстоны забортной воды оказались выше ватерлинии.
Получив эту информацию в 6.00, кэптен Абэ приказал изменить курс корабля с 270 на 300 градусов - в северо-западном направлении, пытаясь приблизиться к проливу Кии и войти в более мелкие воды. Если повезет, они выбросятся на мель у мыса Усио…
Золотой диск солнца навис над горизонтом, делая небо похожим на светло-голубой плащ. «Синано» находился в трудном положении: его скорость упала ниже 10 узлов.
Коммандер Миура закурил свою сигарету с Суматры. Она была ужасна на вкус. Но что делать? Во все годы войны приходилось доставать табак, где только можно. Плохо, что Турция не вошла в союз со странами оси…
Именно в этот момент Миура был извещен о том, что аварийная партия бедственно изолирована от всех в котельной № 1. Их спасение казалось невозможным. Он поручил вести спасательные работы одному из своих подчиненных офицеров. Многие отсеки корабля были затоплены вследствие течи между переборками, а также дверями и их проемами. Приказ срочно покинуть военно-морскую судоверфь Йокосука отнял у «Синано» время на то, чтобы вовремя обнаружить недоделки и устранить их. Сотни отважных офицеров и матросов, не имея ни опыта, ни инструментов, пытались теперь остановить всесокрушающий напор воды. Были созданы бригады, которые ведрами черпали воду, но она бешено бурлила вокруг и продолжала прибывать. Это было все равно, что спасать утлую лодчонку под водопадом. В конце концов ведра были брошены в воду, и матросы стали по трапам взбираться наверх…
В 8.00 кэптен Абэ приказал личному составу, несшему вахту в котельных и машинных отделениях, покинуть свои посты и перейти на верхние палубы. Кэптен Коно получил приказ затопить три прилегающих к левому борту котельных отсека - отчаянная попытка уменьшить крен авианосца. Кэптен Абэ понимал: это последнее средство не дать «Синано» перевернуться. Корабль погибнет, если не удастся спрямить его.
Команда кинулась выполнять приказание. Были открыты все находившиеся по левому борту кингстоны. Как только тонны воды заполнили котельные отсеки, авианосец начал постепенно спрямляться. Тем не менее очень скоро он снова стал крениться вправо под тяжестью поступившей воды и стальной надстройки.
Радист Ямагиси получил приказ оставить радиорубку и помогать ведрами вычерпывать воду. Это стало почти единственным способом борьбы с затоплением, так как корабельные насосы уже не справлялись. Однако «через пробоины в корпусе воды поступало гораздо больше, чем мы могли вычерпать ведрами», - писал позже он. «У меня появилась потребность зайти в гальюн. На пути к нему я увидел, как вода проникала через швы переборок в офицерских помещениях». Понемногу он стал приходить к убеждению, что, «видимо, при постройке были допущены какие-то ошибки, что позволило воде проникать через швы». «Мое возмущение было направлено не против врагов, атаковавших нас, - писал он, - а против наших штабов, по вине которых мы попали в такой переплет»…
Ямагиси поспешил обратно в радиорубку и доложил офицеру, своему командиру, о поступлении воды через швы. Офицер предупредил, чтобы все в радиорубке приготовились покинуть свои посты тотчас по поступлении приказа. «Он предложил всем надеть чистое белье, предвидя, что мы не переживем этот день, и сказал: «Когда будете плыть, заправьте рубашки в брюки и подвяжите рукава и манжеты»… Так как наш командир уже пережил гибель не одного корабля, все мы слушали его советы с большим вниманием».
Механику Уэно тоже захотелось в гальюн. Он начал взбираться по трапу. Позже он так рассказывал всем:
«Я увидел, что водонепроницаемая переборка вздулась и стала тугой, как барабан. Я понял, что все мы теперь погибнем, если она не выдержит. Я бросился обратно в машинное отделение, где узнал, что все механики получили приказ опуститься на палубу ниже.
Неожиданно поступил новый приказ - перейти в среднюю часть корабля. И тут же третий приказ - подняться снова наверх. Когда я взобрался на палубу с зенитными установками, то был потрясен тем, насколько увеличился крен корабля. Старшина Курокава оставался спокойным и после переклички, убедившись, что никто из нас не остался внизу, приказал задраить все люки.
Мне посчастливилось уцелеть. Позже я узнал, что четыре наших механика погибли от взрыва торпеды, которая попала в жилые помещения».
Механик Ито не верил, что торпеды нанесли серьезные повреждения его кораблю. Но потом, когда «Синано» потерял скорость, он узнал причину этого: коридор гребного вала № 3 получил с правого борта пробоину. Два человека на вахте были убиты. Коридор был полностью разрушен. Внутренний коридор гребного вала наполнился паром, и в него нельзя было войти. Авианосец теперь двигался вперед только при помощи винтов левого борта.
Когда крен достиг 18 градусов, прекратила работу корабельная опреснительная установка. Предусматривалось, что если «Синано» потребуется вода для котлов, то ее можно будет получить только путем опреснения морской воды. И вот иссяк весь резерв воды. Между офицерами разгорелись жаркие споры: смогут ли котлы авианосца работать на забортной воде?
Механик Ито рассказывал, что было решено использовать небольшую цистерну с пресной водой, находившуюся недалеко от носовой части корабля. К несчастью, трубопровод в носовой части при торпедировании был перебит. В конце концов вынуждены были отключить котлы. Но даже теперь еще никто не верил, что «Синано» может затонуть.
В 7.00 машинные отделения из-за отсутствия пара прекратили работу, и механик Ито получал приказ немедленно подняться со всею командой на верх авианосца. Он произвел перекличку, а затем повел личный состав на верхнюю палубу. Тут он вспомнил, что многие члены команды хранили свои ценности в корабельном сейфе, ключи от которого были у него. По собственной инициативе он пробрался к сейфу, для чего ему пришлось пройти через весь корабль. Ценности были возвращены их владельцам.
К 9.00 на «Синано» была полностью прекращена подача энергии. Скорость упала. Громадная носовая часть едва разрезала морские волны. Вода неудержимо врывалась через пробоины, образованные взрывами торпед. Вскоре корабль, лишенный электричества и пара, замер и стал теперь мертвой развалиной. Эсминцы охранения окружили его. Крен был уже более 20 градусов.
Не было хода, и штурвал стал бесполезным. Энсин Сода понял, что матросы, посланные на рулевой пост для обеспечения аварийного ручного управления, были там уже не нужны.
Пост управления рулем был расположен в наиболее отдаленной, кормовой части корабля. У тех, кто оказался теперь там, не будет никакого шанса спастись, если авианосец перевернется. Энсин Сода знал, что дисциплинированные члены команды без приказа не оставят свои боевые посты.
Телефоны из-за отсутствия электричества больше не работали, а переговорные трубы в нижней части авианосца были затоплены. Оставался только один способ приказать людям уйти - самому пойти за ними.
Он и спросил разрешения штурмана оставить свой бесполезный теперь рулевой привод и пройти за людьми на аварийный пост управления рулем. Кэптен Накамура незамедлительно дал согласие.
По кораблю из-за сильного крена было трудно передвигаться.
Энсин Сода опустился с мостика на ангарную палубу, перешел на левый борт и стал пробираться к трапу на корме, который вел на нижние палубы. Все люки были герметично задраены в целях обеспечения безопасности. Поэтому он должен был отдраивать лаз на каждом люке, затем спускался вниз, закрывал люк и задраивал его снова. Из-за того что трапы находились уже не в вертикальном положении, эти действия выполнялись труднее, чем обычно. Преодолеть надо было пять палуб.
Когда энсин Сода добрался до аварийного поста управления рулем, он увидел, что матросы на грани полного изнурения, так как после отключения электричества все электроприводы остановились и они поворачивали штурвал вручную. Матросу Исии было всего шестнадцать лет, он был самым юным на борту «Сенано» и состоял как раз в этой команде. Их спаситель сказал:
- Так как телефоны не работают, я пробрался сюда, чтобы передать вам приказ подняться наверх…
Он заходил в один отсек за другим, объявляя людям спасительный для них приказ.
Возвратившись на полетную палубу, он увидел, что вода уже покрыла большую часть нижней палубы надстройки. Как раз в это время экипаж корабля, не поняв приказа командира, относящегося лишь к гражданским лицам, начал подниматься на полетную палубу. Собралось около 1000 человек. Цеплялись за любой предмет, чтобы удержаться на наклонной палубе. Паника стала охватывать людей. Менее стойкие прыгали за борт, кое-кто утонул, но большинство продержалось на воде и было спасено.
Начальник медицинской службы офицер Ясума наблюдал за малодушными людьми с чувством отвращения. Его больные и раненые были подняты на полетную палубу, но их положение оставалось ужасным из-за сильного крена.
В статье, опубликованной после войны в журнале «Мару», доктор Ясума писал:
«В тот момент не было никакого другого выбора, как прыгнуть в бурные волны в надежде, что спасут эсминцы охранения. Так как не было средств для спасения раненых, я обошел их всех, испытывая глубокое чувство вины. Все они были настолько погружены в себя, что едва взглядывали на меня и только кивали молча на прощание. Охваченный острой жалостью, я не мог сказать им ни слова. Командир с бледным лицом стоял рядом со мной, взглядывая в лица собравшихся на полетной палубе. Затем он спокойно прошел на носовую часть корабля… Я посоветовал беднягам терпеливо дожидаться шансов на спасение и спустился по канату в воду…»
Матрос Суа пытался держаться на полетной палубе, когда коммандер Араки приказал ему спуститься на несколько палуб вниз, в одну из радиорубок, чтобы взять там ряд важных документов.
Суа так позже описал этот эпизод в своем дневнике, переданном Тойоде:
«Я спускался вниз с великим из-за ужасного крена трудом. Найдя эти дурацкие документы, я заметил на переборке несколько надписей, сделанных графитом. Некоторые были патриотические с пожеланиями долгой жизни императору и процветания императорскому флоту. Но рядом с ними было несколько карикатур на наших офицеров с оскорбительными надписями. Я решил, что кто-то из офицеров здорово досадил автору карикатур. Было довольно забавно сознавать, что в то время, как «Синано» тонул, какой-то чудак нашел время выразить таким образом свои чувства, прежде чем подняться наверх. Какой стойкостью, однако, должен был обладать этот человек, чтобы в столь драматические минуты запечатлеть свою злость и негодование, о которых никто и никогда не узнает…»
Вскоре после 8.00 кэптен Абэ передал по семафору на эсминцы «Хамакадзе» и «Исокадзе» приказ, в котором говорилось, чтобы они приблизились к нему для подачи буксирных канатов.
Энсин Сода скептически покачал головой, когда увидел, как два эсминца приблизились к носовой части «Синано». Водоизмещение обоих около 5000 тонн. Ну как они могут буксировать 72 000-тонный авианосец, отяжеленный к тому же тысячами тонн воды?
На эсминцы было подано по стальному канату толщиной два дюйма. Вот они попытались потянуть авианосец за собой, но тщетно - «Синано» не сдвинулся. Его масса была непосильна для небольших кораблей. В конце концов канаты лопнули. Снова завели их на борт эсминцев, на этот раз закрутив вокруг тяжелых артиллерийских орудий, чтобы крепче держались. Но и без второй попытки всем стало ясно, что канаты, несомненно, снова разорвутся, наверняка ранив при этом многих людей. Кроме того, крен «Синано» все больше увеличивался и казалось, что он может пойти на дно в любую минуту.
Кэптен Абэ приказал убрать канаты, и два эсминца отошли от авианосца. Это была его последняя попытка спасти «Синано». Если бы только эсминцы смогли буксировать его по морю со скоростью в несколько узлов, этого бы было достаточно, чтобы авианосец дошел до мыса Усио.
Авианосцу нельзя было оставаться здесь: он являл собой соблазнительную мишень для американских бомбардировщиков, летавших бомбить районы Токио.
Командир обратился к своему старшему помощнику кэптену Миками:
- Наше положение безнадежно. Что еще можно сделать для спасения «Синано»?…
У кэптена Миками не было ответа. Когда он сразу же после атаки проводил свой первый осмотр авианосца, ему уже тогда было ясно, что жизненно важные отсеки авианосца получили сильные повреждения и каждую минуту в пробоины вливаются тонны воды. Он уже тогда знал, что авианосец получил смертельные повреждения. Одного он не знал: когда крен достигнет критической точки и авианосец перевернется… Примерно в 10.00 лейтенант Савамото попросил разрешения у кэптена Миками снять портрет императора и отнести в безопасное место. Старший помощник передал его просьбу кэптену Абэ, который дал такое разрешение.
Приблизившись к портрету, молодой офицер отдал церемонный поклон и потянулся за ним. Кэптен Абэ наблюдал за ним. Офицеры штаба делали то же, но скрытно.
Лейтенант Савамото кладет портрет на стол, завертывает его сначала в водонепроницаемую бумагу, а затем в брезент, к драгоценному пакету прикрепляется спасательный пояс: в любом случае портрет императора останется на плаву… Лейтенант Савамото должен выполнять свои обязанности по борьбе за живучесть «Синано». Бесценный пакет передан радисту Ямагиси. Тем временем эсминцы подошли лагом к авианосцу, чтобы принять на борт больных, раненых и подобрать матросов, прыгнувших в воду. Крен авианосца достиг 30 градусов. Авианосец был на грани гибели. Кэптену Абэ пора давать было разрешение команде покинуть «Синано».
- Кэптен Миками, - обратился он к старшему офицеру, - мне тяжело говорить об этом, но пора покинуть авианосец. Надо спасать себя. Передайте немедленно этот приказ личному составу. Я хочу, чтобы они использовали свой шанс спастись.
Кэптен Абэ не мог заставить себя дать эту команду. Но разве сам он мог покинуть «Синано»?…
Приказ был передан личному составу в 10.18. Так как корабельная трансляционная сеть не работала, то многим морякам было поручено передать приказ командира дальше через толпящихся на палубе людей:
- Вы все освобождаетесь от своих обязанностей! Спасайтесь!
Тотчас многие стали прыгать в море, присоединяясь к сотням других людей, которые сделали это раньше.
Опытные моряки бросали за борт любые плавучие предметы, чтобы помочь людям продержаться в воде. Не было ни спасательных шлюпок, ни плотов.
На борту эсминца «Юкикадзе» лейтенант Сибата постоянно докладывал кэптену Тераути о ходе работ по спасению людей. Кэптен Тераути, наблюдая за сотнями людей, которые карабкались по сходням и прыгали в воду с борта авианосца, сказал:
- Лейтенант, не подбирайте матросов, которые кричат, взывая о помощи. Такие слабые люди не нужны нашему флоту. Подбирайте только сильных, которые сохранили спокойствие и мужество…
Лейтенант Сибата съежился от страха и подумал про себя: «Вот какой ценой оплачивается отсутствие мужества. Какой он жестокий…»
С эсминца «Юкикадзе» морякам бросали в воду спасательные концы. Люди держались за них до тех пор, пока их не поднимали наверх. Иные же, слишком ослабленные, разжимали пальцы и уходили под воду. Большинство моряков утонули, не дождавшись помощи.
На командном посту кэптен Абэ приказал всем находившимся там спасать себя.
- Вы верно и доблестно служили императору и японской империи, - сказал он им. - А теперь уходите скорее. Уходите с чистой совестью и полным сознанием того, что вы выполнили свой долг до конца…
Теперь он остался один с офицерами штаба. Наступило время прощаться. Надо было спешить. Все они крепко держались за столы, стулья, трубы, чтобы не упасть.
- Господа, вы получили мое разрешение покинуть «Синано». Как я уже сказал матросам, вы преданно и доблестно служили с того момента, как мы впервые встретились. Я горжусь каждым из вас. Вы уходите с моей благодарностью за вашу самоотверженную службу на «Синано», но более всего - за вашу преданность императору и империи. Пусть вас никогда не покидает вера в Японию и ее победу. А теперь - идите!…
Кэптен Миками, ухватившись за спинку стула, сказал от имени офицеров штаба:
- Сэр, очень приятно слышать ваши благодарности и похвалы. Мы оправдаем надежды Японии… Ну а вы сами, сэр? Вы, конечно, покинете авианосец вместе с нами?
Кэптен Абэ какое-то время помолчал.
- Кэптен Миками, офицеры штаба, я останусь здесь до конца. Я должен остаться на борту авианосца. Я был участником битвы у Мидуэй и видел, что адмирал Ямагути к кэптен Каку не покинули «Хирю». За прошедшее время я понял, что так должны поступать все командиры. Прощайте, господа!
Японские офицеры были настолько воспитаны в самурайских традициях и в духе уважения к своим командирам, что никто и не подумал ему возразить. Один за другим они проходили мимо своего командира, отдавая ему честь и прощаясь с ним. Затем неустойчивой походкой по наклоненной палубе они медленно направились к выходу.
Кэптен Абэ, обратившись к своему старшему помощнику кэптену Миками, попросил его передать последние свои слова семье:
- Скажите им, что я глубоко сожалею по поводу гибели корабля и один несу за это ответственность. Передайте им мои благословения. Они в моей памяти до последнего дыхания. Моя жена пусть останется преданной и верной императору и Японии. Пусть воспитает моего сына в старых традициях. Попросите их хранить память обо мне. Пусть приходят помолиться за меня в храм…
После того как кэптен Абэ проводил взглядом своего старшего помощника, который, стараясь выбраться на внешнюю площадку, начал свой рискованный спуск к ватерлинии, к ожидавшему его эсминцу, он вдруг заметил, что энсин Ясуда все еще на командном пункте.
- Энсин Ясуда, вы должны скорее уходить отсюда. Наш корабль скоро затонет.
Энсин Ясуда хотел было стать по стойке «смирно», но вынужден был на наклоненной палубе ухватиться обеими руками за трубу, чтобы устоять на ногах.
- Сэр, с вашего разрешения я хотел бы довести записи в вахтенном журнале до конца.
Кэптен Абэ вздохнул:
- Энсин Ясуда, если корабль начнет тонуть, то под воду затянет всех, кто остался наверху.
- Но я думаю, сэр, что на авианосце еще много незатопленных отсеков и он будет жить еще несколько часов. Я рискну, сэр. Я знаю, как важно сделать все положенные записи в вахтенном журнале и сохранить его для истории.
- Да, конечно, может, вы и правы, энсин Ясуда. Никто не знает наперед время гибели авианосца. «Синано» может еще продержаться несколько часов. Но, честно говоря, я не верю в это…
Кэптен Абэ повернулся и вышел из каюты. Энсин Ясуда последовал за ним. Командир пристально посмотрел на совсем еще новый военно-морской флаг корабля - красное солнце с расходящимися на белом поле лучами.
- У него даже не было времени пропитаться солью. Я буду вам признателен, если вы спустите флаг нашего корабля, мистер Ясуда.
Энсин Ясуда должен был ползком добраться до надстройки, на которой развевался флаг. Он быстро, без всяких церемоний, снял его и обвязал им себя вокруг пояса. Затем возвратился к кэптену Абэ, и они вместе, командир и энсин, неуклюже поползли по наклоненной палубе по направлению к носу авианосца…
Старшина-радист Ямагиси с портретом императора, привязанным к поясу, упал за борт, когда «Синано» неожиданно еще больше накренился. Старшина ушел было на глубину, но несколько взмахов его сильных рук подняли его на поверхность. Он чувствовал, однако, что вода затягивает с такой силой, как будто сотни рук тащат его к себе. Что случилось?! Его глаза расширились от ужаса: громадный подъемник авианосца, который использовался для того, чтобы поднимать и опускать самолеты, был широко открыт, образовав в воде гигантскую воронку, затягивавшую в себя десятки матросов. Они дико кричали и прилагали отчаянные усилия, чтобы спастись, но их неудержимо несло к страшному жерлу, и они бесследно исчезали в утробе корабля…
Радист Ямагиси с ужасом думал, что он вместе с другими жертвами тоже будет затянут в этот громадный водоворот.
К счастью, он ухватился за какую-то штуковину, соединенную с бортом. Крепко ухватившись за нее, он смог некоторое время продержаться, пока не заметил канат, свисавший с полетной палубы. Ему удалось ухватиться за него. Затем он поднялся наверх, перебрался через всю палубу, перелез через леера левого борта и бросился опять в воду.
Будучи отличным пловцом, радист Ямагиси постарался отплыть от «Синано» как можно дальше. Он не хотел быть вблизи судна, когда оно пойдет на дно. Отплыв на порядочное расстояние, он оглянулся и отдал честь погибающему кораблю. Увидев двухметровый деревянный трап, плававший неподалеку, он ухватился за него, а затем стал толкать его по направлению к группе матросов, которые из последних сил пытались удержаться на воде, покрытой нефтью, и спас их. Затем он увидел матроса Когури, которого знал с первого своего дня на «Синано». Он окликнул его, и тот уцепился с ним рядом за трап. Признательности его не было предела. Ведь он видел множество своих сверстников, почти подростков, которые, выкрикивая слово «мама», уходили навсегда на океанское дно. Сам он стоически ожидал помощи с эсминцев.
Ямагиси, заметив большое бревно, качавшееся на волнах, ухватился за него. Чуть погодя подозвал других бедолаг с перемазанными нефтью лицами и дал им возможность спастись. Один из них, самый молодой, совершенно не умел плавать. Плавание было обязательным предметом в училище Этадзима, но не в ВМС Японии.
Ямагиси крикнул юнцу:
- Не паникуй! Расслабься! Выполняй все, что я тебе буду говорить. Не толкай бревно вниз. Только слегка держись за него, чтобы удерживаться на поверхности. Смотри в подветренную сторону…
К ним подошел наконец эсминец «Юкикадзе». С бортов его свисало множество канатов, на концах которых было по петле. Спасаемые должны были просунуть ее себе под мышки, и их тогда поднимали на борт.
Едва радист Ямагиси очутился на палубе эсминца, он ощутил острую боль в подбородке. Травма была тяжелой, но где и когда ее получил, вспомнить он не мог. Офицер медицинской службы, не применяя обезболивающих средств, стал накладывать швы.
Ямагиси закричал от резкой боли.
- Будь благодарен, что остался жив и испытываешь боль, - сказал врач. Раненый согласился с ним.
«Эта боль попросту доказывает, что я жив», - подумал он. Тут он сообразил, что потерял портрет императора. Портрет выскользнул у него из-за пояса, когда он спасал людей. Он поспешил доложить о случившемся кэптену Тераути. Командир «Юкикадзе» дал сигнал другим эсминцам произвести поиск пакета с портретом императора. Вскоре матросы с эсминца «Хамакадзе» заметили его и подняли на борт. Портрет не пострадал от воды.
Когда радист Ямагиси узнал, что портрет найден и в хорошем состоянии, он забрался на койку и уснул глубоким сном.
Лейтенант Йокоте, командир зенитной секции, передал матросу Суа приказ о том, что весь личный состав может покинуть авианосец. Позже матрос так описал эти события:
«Когда нас освободили от своих обязанностей, я спрыгнул с левого борта авианосца в воду, и меня вместе со многими моими товарищами сразу засосало в огромное вентиляционное отверстие. Большинство напрасно взывало о помощи, исчезая навсегда в утробе корабля. Когда я уже потерял последнюю надежду спастись, мне удалось ухватиться за какой-то трос и выбраться наружу.
Я вскарабкался на палубу и прыгнул в воду с носового буля.
Как только я отплыл от «Синано», я ухватился за большое бревно. Некоторые мои товарищи пели, чтобы подбодрить других матросов, пока нас не поднимут. Оглянувшись, я увидел, что «Синано» сильно накренился вправо. Какое страшное зрелище! Такой громадный корабль и - такая ужасная судьба… Тут я заметил двух людей, которые держались за леера, на носу корабля. Один из них, посолидней, был, несомненно, кэптен Абэ, а другой, высокий и стройный, - энсин Ясуда. Я молился, чтобы они благополучно выбрались с погибающего авианосца.
Неподалеку от меня три бывалых матроса вцепились в длинную балку. Молодой же, не умевший хорошо плавать, подплыл к ним, захлебываясь от воды. Он умолял старших разрешить ему ухватиться за бревно, говорил, что у него уже заболело горло от проглоченной нефти. Один из тех сказал:
- Нет, убирайся прочь! Здесь больше нет места!
Когда этот молоденький стал еще громче молить о помощи, другой ударил его и сунул его голову в воду. Я смотрел на все это в настоящем шоке, но ничего не мог поделать. Мальчик еще раз показался на поверхности, отчаянно барахтаясь. Изо рта у него выбила струя воды. Он громко закричал от ужаса. Я окликнул его, чтобы он плыл ко мне, и стал толкать бревно к нему. Но было уже поздно: он тихо и кротко скрылся под волнами. Как печально, подумал я, не испытывая никаких чувств. Смерть была вокруг меня везде. Люди на «Синано» погибали сотнями, другие тонули в покрытом нефтью океане. Что значила еще одна смерть?
Наконец эсминец «Юкикадзе» подошел к нам. Матросы на борту кричали нам, чтобы мы просовывали ноги в петли на конце канатов, которые они сбросили с борта, и они поднимут нас наверх. К тому времени в животе у меня стало урчать от голода, а тело одеревенело от холода. Я сомневался, что найду в себе силы, чтобы закрепить петлю вокруг своего тела. Мне удалось схватить канат, я подумал: «Наконец-то спасен!» - но группа охваченных паникой матросов буквально облепила меня. Они рвали канат на себя, а меня самого спихнули в воду. Я ушел в глубину на метр или больше, но, найдя в себе силы, всплыл на поверхность. Наглотавшись воды и стараясь освободиться от нее, стал кашлять и чихать. Заметил другой канат и ухватился за него. Мои силы были на исходе. Продел петлю под мышки и помахал матросам на эсминце. Меня быстро подняли, освободили от пут и дали стаканчик виски. Я сразу согрелся. Как это было приятно!»
После того, как кэптен Абэ попрощался на борту «Синано» с офицерами своего штаба, энсин Сода, главный старшина штурманской группы, сказал кэптену Накамуре, что пора покинуть корабль. Он спросил главного штурмана, с какой стороны авианосца будет безопасней прыгнуть в воду, но сам уже заметил, что океан казался особенно бурным с левого борта.
У штурмана не было намерения покидать «Синано». Он сказал:
- Я хочу остаться с кэптеном Абэ до самого конца. Пожалуйста, уходите с корабля один…
Младший офицер, уважая пожелания старшего, повернулся и стал ползком пробираться на нос корабля. Там собралась большая толпа матросов, которые не решались прыгать в холодную воду.
- Есть здесь матросы из рулевого отделения?! - крикнул Сода. - Прыгайте через борт! Если вы не сделаете этого, вас попросту затянет с авианосцем, когда он пойдет на дно. Давайте, ребята, прыгайте за мной!…
Прыгнуть решились только некоторые, большинство же были парализованы страхом.
Энсин обратился к одному молодому, вцепившемуся в поручни на палубе:
- Давай, сынок, прыгай вместе со мной.
- Я не умею плавать, сэр! - выпалил тот.
- Ничего, не волнуйся. Вот я тебе брошу бревно, и ты сможешь держаться за него и плыть.
Видя, что молодой матрос охвачен страхом и не может двинуться с места, энсин Сода оторвал его руки от лееров и столкнул его за борт. Таким образом он отправил в воду еще четырех матросов. А затем прыгнул сам. Он был прекрасным пловцом, не боялся холодной воды, и стал подталкивать матросов одного за другим к большому бревну, дав им возможность крепко ухватиться за него. Потом начал толкать бревно.
- Держитесь, парни, мы должны спастись! Держитесь и работайте ногами. Теперь все вместе. Мы выберемся отсюда! - Горстка матросов с «Синано» медленно удалялась от погибающего авианосца. Плыли мимо других таких же группок и одиноких моряков, искавших спасения.
Энсин Сода с товарищами проплыли почти 200 ярдов от авианосца, когда услышали ужасный шипящий звук. Этот страшный звук напомнил энсину хрип умирающего зверя. Он оглянулся и увидел, что нос «Синано» встал почти вертикально. Все люди в море на сотни ярдов вокруг смотрели широко открытыми глазами на агонию своего корабля. Они видели множество своих товарищей, отчаявшихся от безысходности и цеплявшихся за леера в смиренном ожидании смерти.
Почти в один голос офицер и спасенные им матросы прокричали:
- «Синано», банзай!
В 10.55, когда кэптен Абэ и энсин Ясуда стояли, вцепившись в леера на носу «Синано», он внезапно накренился еще больше на правый борт. Два офицера оказались теперь высоко над водной поверхностью, так как корма еще больше ушла под воду. Они были оглушены свистящим шумом в ту минуту, когда вода устремилась в дымовые трубы корабля. Они знали, что эта какофония звуков - сигнал к погружению на дно. Кэптен Абэ обратился к энсину:
- Вам пора уходить. Вы больше чем выполнили свой долг. Примите мою благодарность, мой молодой друг. Вахтенный журнал у вас?
Энсин Ясуда был так же спокоен, как и его командир.
- Он был со мной - надежно привязан к поясу. Если я не смогу отплыть, я быстро отвяжу его. Он будет плавать на морской поверхности вместе с поплавком, который я прикрепил к нему…
Кэптен Абэ кивнул в знак понимания. Но какое это имело значение теперь? Молодой офицер сам выбрал свою судьбу.
Корма «Синано» все больше погружалась в океан, а нос поднимался все выше, словно отдавая честь небу. Корабль подобно гарпуну изготовился к тому, чтобы устремиться на дно. На какое-то время авианосец еще задержится на поверхности, пока вода не затопит все оставшееся в нем пространство. Затем корабль издаст громкий, жалобный рев и начнет падать на глубину 4000 метров, на дно Тихого океана.
И вот наступили последние мгновения «Синано». Весь содрогаясь, словно рыдая о несбывшихся надеждах, под грохот взрывов, рев вырывающегося пара, треск ломающихся переборок авианосец ушел под воду.
Вместе с «Синано», протянув друг другу руки, ушли в пучину кэптен Абэ и энсин Ясуда. Образовавшаяся воронка поглотила и их, и погребенных заживо в чреве корабля, и сотни других беспомощных людей, облепивших авианосец.
Примерно в полумиле от «Синано» энсин Сода покачивался на волнах в ожидании спасателей. Прошло несколько часов после того, как он покинул авианосец, и теперь энсин жестоко страдал от холода и усталости. Он пережил гибель одного за другим своих молодых матросов и стал свидетелем последних минут «Синано».
В конце концов его заметили с эсминца и бросили ему канат. Последними усилиями воли он заставил себя надеть петлю под мышки. Спасатели подбадривали его криками, но он уже не слышал их, потеряв сознание. Его подняли на борт и привели в чувство.
В 14.00, когда «Синано» уже более трех часов покоился на дне океана, спасательные работы были прекращены. Командир дивизиона эсминцев кэптен Синтани отдал приказ отправить радиограмму в штаб императорского флота Японии, на военно-морскую базу Йокосука, а также на базу в Куре. Телеграмма была следующего содержания:
«… из 2515 человек личного состава, находившегося на борту «Синано», 1435 человек погибли; спасено 1080 человек, в том числе: офицеров 55; матросов и старшин 993; гражданских лиц 32. Спасен портрет императора, который находится на борту эсминца «Хамакадзе».
Все секретные документы утонули вместе с кораблем в закрытом сейфе и лежат на глубине 4000 метров».
«Синано», самый крупный авианосец в мире, затонул через 17 часов после выхода в свой первый боевой поход, в среду, 29 ноября 1944 года, в точке 33 градуса 7 минут северной широты, 137 градусов 4 минуты восточной долготы в 65 милях юго-восточнее ближайшего побережья…
14. ПОБЕДА
Секретно. С борта подводной лодки ВМС США «Арчер-Фиш» (SS-311). Донесение о пятом боевом походе. Б (выдержки).
29 ноября 1944 года.
20.00. Получили сообщение о предстоящем сегодня ночью налете бомбардировщиков Б-29.
30 ноября 1944 (День благодарения).
5.51. Срочное погружение.
17.18. Всплытие.
1 декабря 1944.
5.54. Совершили срочное погружение из-за опасности быть обнаруженными.
6.50. Заметили один траулер и корабль ПЛО. Видимо, ищут оставшихся в живых членов экипажа авианосца.
Вечером 29 ноября 1944 года подводная лодка «Арчер-Фиш» несла дежурство в надводном положении, ничего не произошло. Почти полная лупа освещала серебристым светом все водное пространство, что обеспечивало сигнальщикам прекрасную видимость. Это была незабываемая картина, и у нас появилось такое ощущение, что мы совершаем мирный круиз при лунном свете, а не выполняем боевую задачу.
К этому времени я выяснил, почему через 8 секунд была выпущена пятая торпеда, хотя коммандер Бобчинский приказал после выстрела четвертой уточнить данные для стрельбы. Торпеду выпустил торпедист второго класса Эдвард Зелинский. В его обязанности входило дать залп ручным способом, если торпеды не выйдут из торпедных аппаратов при электрическом способе стрельбы. Зелинский находился в таком большом нервном напряжении, стремясь обеспечить выход всех шести торпед с интервалом в 8 секунд, что не услышал команду «Прекратить стрельбу» и нажал рукоятку ручной стрельбы. После атаки он чувствовал себя очень виноватым, но мы убедили его, что он не причинил нам никакого вреда. Все наши шесть торпед поразили цель - так, во всяком случае, мы тогда считали.
На самом же деле четвертая торпеда была последней, которая попала в «Синано».
30 ноября был День благодарения. Мы снова находились в нашем районе обеспечения безопасности полетов над морем, но по плану не было намечено никаких полетов бомбардировщиков Б-29. Мы патрулировали в районе № 5 на перископной глубине. Через перископ я мог отчетливо видеть священную японскую гору Фудзи, ее покрытая снегом вершина четко выделялась на фоне голубого неба.
Наши коки перед выходом на боевое патрулирование запаслись всем необходимым, чтобы приготовить памятный праздничный обед. Они угощали нас всем, начиная супом и кончая орехами.
За столом в кают-компании я разрезал индейку. К индейке подали острый соус, ямс, тушенный в сливках, лук и зеленый горошек. Наш пекарь испек свежие булочки и печенье. Были слоеные торты с земляничной начинкой и взбитым кремом. Как всегда, были кубики льда для питьевой воды, на столе лежали льняные салфетки.
За время нашего патрулирования не произошло ничего примечательного. 15 декабря мы возвратились на Гуам для техосмотра и ремонта нашей лодки. Мы ошвартовались у плавучей базы подводных лодок «Сперри» и были готовы к торжественной встрече. Находившийся как раз в это время там оркестр Рея Энтони встречал нас музыкой. Старшие офицеры-подводники горячо поздравляли нас. Для личного состава были принесены корзины с фруктами, столь редкими для нас в период патрулирования. Но дороже всего были для нас мешки с почтой из дома, которые ждали нас на причале. Мы заранее предвкушали удовольствие от их чтения.
Коммандер Джон Корбус, мой старый друг и бывший командир подводной лодки «Боуфин», первым пришел к нам на борт. Мы очень тепло поздоровались, и он передал всей нашей команде свои поздравления по случаю нашей победы.
Джон, который работал в оперативном отделе местного командования США, чуть погодя отвел меня в сторону и спросил, на каком основании у меня возникла уверенность, что наша цель была авианосцем. Я ответил, что в этом не было никакого сомнения, ни малейшего сомнения.
И вот последовали его слова, которые вызвали во мне чуть ли не шок:
- К сожалению, Джо, разведка ВМС не может подтвердить твоего донесения о том, что ты потопил авианосец. Они говорят, что в Токийском заливе не было никакого авианосца, так что ты не мог его потопить…
В первый момент я смотрел на него с недоверием. Казалось, наша слава уходила от нас.
- Ты согласен на крейсер? - спросил он. - У нас есть сведения, что в море вышел новый неприятельский крейсер…
- Нет, Джон! - в раздражении воскликнул я. - Я отчетливо видел именно авианосец в свой перископ. Я знаю, что это был авианосец!
Тут я вспомнил и сказал ему о небрежных своих зарисовках надстройки носовой части кормы корабля, которые я сделал при сближении с ним: надо было помочь группе управления огнем определить его тип. Не мог же я все это придумать! И я снова и слова повторял:
- Стояла ясная лунная ночь, Джон. Я отчетливо видел авианосец…
- А где твои зарисовки, Джо? - спросил он, вдруг оживившись. - У тебя они сохранились? Я мог бы приложить их к твоему донесению о боевом походе. Они помогут нам прояснить это дело.
- Я в этом не уверен, Джон. Они ведь плохо выполнены. Я же не Микеланджело. Нарисовал их за несколько секунд, когда смотрел в перископ. Черт побери, к тому же не знаю, где они! И затем, они не помогли ведь нам установить тип этого авианосца.
Явно разочарованный, Джон покачал головой:
- Сейчас эти рисунки могли бы оказать нам большую помощь, Джо…
Во время разговора с Джоном у меня в голове мелькнула вдруг спасительная мысль. Я попросил подойти к нам старшину штурманской группы Эда Мэнтси.
- Мэнтси, - обратился я к нему, - вы не знаете, куда девались те неумелые зарисовки японского авианосца, которые я сделал.
- Да, сэр, - ответил он. - Они у меня. Я их поднял из мусорной корзинки, куда вы их выбросили. Сейчас они в боевой рубке вместе с картами. Вы хотите, чтобы я принес их сюда?
Какое счастье, что дружище Мэнтси сохранил их! Благослови его бог! Он возвратился через несколько минут с рисунками, и я передал их коммандеру Корбусу. Джон пристально рассматривал их, пока я давал пояснения.
- Они великолепны, Джо, - сказал наконец он. - Я отошлю их вместе с твоим донесением о боевом походе. Посмотрим, что получится.
Я видел эти рисунки в последний раз. Они никогда не воспроизводились. Позже я спросил Мэнтси, что заставило его сохранить их.
- Это очень просто, командир. Когда я стал служить в ВМС, мне всегда говорили, чтобы я никогда ничего не выбрасывал. Никогда не знаешь, когда что пригодится!…
Рисунки помогли подтвердить мое донесение. Когда их просмотрели в разведке ВМС, там перестали говорить о крейсере. Наша цель была определена как «пропавший третий линейный корабль типа «Ямато».
В тот самый день, когда затонул авианосец, наши радисты перехватили радиограмму противника, в которой сообщалось: «Синано» затонул…» Они подумали, что это известный крейсер, названный по имени реки Синано. Откуда им было знать, что это переоборудованный линейный корабль, получивший название от префектуры Синано в старой Японии?
В конце концов в подтверждение нашего донесения о пятом боевом походе пришли к выводу, что подводная лодка «Арчер-Фиш» потопила авианосец водоизмещением 28 000 тонн. Я полагал уже тогда, что авианосец гораздо больше, чем указывалось: я ведь сравнивал его с эсминцами охранения. Но ясное дело, не хватало фактических доказательств. Тем не менее я все равно был счастлив: если потопленный нами авианосец имел водоизмещение 28 000 тонн, то он не уступал таким крупным авианосцам США, как «Эссекс» и «Йорктаун».
«Арчер-Фиш» оставалась в ремонте на Гуаме до 10 января 1945 года, после чего она отправилась в шестой боевой поход, в район пролива Лусон и Южно-Китайского моря.
Мы закончили этот боевой поход 19 февраля 1945 года на острове Сайпан. Наша лодка получила приказ идти в Сан-Франциско через Перл-Харбор, и мы прибыли туда 13 марта 1945 года.
«Арчер-Фиш» находилась в ремонте в военно-морском сухом доке в Хантер-Пойнте до 14 июня; затем мы отправились в Перл-Харбор, куда прибыли 22 июня. Многие из нашего экипажа уже закончили свой срок службы и на их место пришли новые люди. 10 июля «Арчер-Фиш» отправилась в свой седьмой, и последний, боевой поход. Она возвратилась в свой прежний район патрулирования, в воды мористее острова Хонсю. В этом походе я часто вспоминал о гибели «Синано».
Время от времени мы снова проплывали примерно над тем местом, где покоился на дне авианосец. Я все еще думал об этом авианосце как о цели и совершенно не думал о людях, погибших вместе с ним…
Мы находились на своей позиции обеспечения безопасности 3-го флота США адмирала Хэлси, когда 6 августа была сброшена первая атомная бомба на Хиросиму, двумя днями позже - вторая бомба на Нагасаки. Мы узнали об этом из радиопередачи, но тогда мы еще вполне не осознали, что это означало. В то время я даже думал, что это необходимое зло, ибо в случае продолжения войны погибнет гораздо больше людей с обеих сторон…
16 августа, через два дня после капитуляции Японии, мы с радостью откликнулись на призыв адмирала Хэлси надраться в боевом товарищеском кругу.
Конечно, на боевых кораблях не разрешалось употреблять спиртное. Но нам был приятен смысл послания адмирала, для этого случая я взял часть запасов виски для медицинских целей в миниатюрных бутылочках. Всех, кто сменялся с вахты в 12.00, 16.00 и 20.00, я поздравлял в столовой для личного состава и провозглашал тост:
- За победу! За скорейшее возвращение домой и за вечный мир!
Никогда еще такой тост не вызывал столь бурного ликования.
ЭПИЛОГ
Коммандер Инрайт и члены экипажа подводной лодки «Арчер-Фиш» во время церемонии по принятию капитуляции Японии получили возможность осмотреть громадный ремонтный док № 6 на военно-морской судоверфи в Йокосуке, где велась постройка «Синано». Их подводная лодка вошла в число 12 лодок, которым было предписано войти в Токийский залив в составе ВМС США для участия в церемонии принятия капитуляции, проходившей на борту американского линейного корабля «Миссури» 2 сентября 1945 года.
Прибыв на 48 часов раньше, коммандер Инрайт получил разрешение сойти на берег и посетить город Йокосука и расположенную рядом с ним судоверфь. Там оказалось всего несколько японцев, и американцам не удалось подтвердить свои предположения, что именно в этом самом громадном сухом доке верфи был построен авианосец. Подтверждение этому их предположению появилось значительно позже.
По прибытии в Токийскую бухту «Арчер-Фиш» пришвартовалась вместе с другими лодками к плавучей базе «Протеус», примерно в миле он линкора «Миссури».
Вице-адмирал Локвуд, командующий подводными силами Тихоокеанского флота, был единственным представителем подводных сил, приглашенным на борт линейного корабля для подписания капитуляции. Когда генерал Дуглас Макартур подписывал документы, армада авианосных самолетов с торжествующим победным ревом пролетела над кораблями на малой высоте.
Как командир подводной лодки «Арчер-Фиш», коммандер Инрайт был приглашен вместе с другими командирами и офицерами в качестве гостя адмирала Локвуда в только что открытый клуб офицеров-подводников США в Йокосуке. Адмирал использовал все возможности, чтобы на славу развлечь и угостить своих офицеров. В короткой речи он напомнил своим морякам, что в течение нескольких лет он обещал им «выпить вместе с ними сразу же, как только покончим о японцами».
Война закончилась, но коммандер Инрайт оставался в рядах ВМС США в течение еще 18 лет. 1 января 1952 года ему было присвоено воинское звание капитан 1 ранга. Он служил в подводных силах и успешно справлялся со своими обязанностями на ответственных постах. Его последняя должность - начальник штаба у контр-адмирала Вардера, в то время командующего подводными силами на Атлантике.
До этого кэптен Инрайт был на различных должностях в штабе начальника военно-морских операций США. Он входил в состав делегации США в качестве советника при подписании мирного договора с Японией. По рекомендации вице-адмирала Арлея Бурке получила одобрение конгресса США его идея передать Японии 16 десантных кораблей, находившихся в резерве, которые вошли в состав ее новых оборонительных морских сил.
21 июля 1959 года он был назначен командиром первого в мире ракетного крейсера «Бостон». Через год кэптен Инрайт получил назначение в штаб начальника военно-морских операций США. Его тридцатипятилетняя карьера на активной военной службе закончилась 1 июля 1963 года, когда он ушел в отставку.
Храня теплые воспоминания о Новой Англии и о своих многочисленных друзьях тех лет, семья Инрайтов покупает просторный дом на берегу обширного, площадью восемь акров, пруда в Довере, штат Массачусетс. Вскоре кэптен Инрайт поступил на работу в управление навигации фирмы «Нортроп Корпорейшн», которое находилось в соседнем городке Нидхэм. До 1970 года, он, в основном, принимал участие в разработке дальней радионавигационной системы «Омега».
Единственный сын Инрайта, Джо, закончил военное училище США в Вест-Пойнте и стал кадровым офицером. Он прослужил в армии в течение 20 лет, включая два срока службы в период войны во Вьетнаме, за что был отмечен многочисленными наградами. Ему присвоено звание полковника. Сын его, лейтенант Майкл Инрайт, закончил училище в Аннаполисе и сейчас служит летчиком на авианосце «Нимитц».
После войны Объединенная комиссия армии и ВМС по определению потерь противника изучила японские документы и установила, что «Синано» был самым крупным кораблем, когда-либо потопленным подводной лодкой. По японским данным, его водоизмещение составляло 69 000 тонн, а комиссия вначале определила его водоизмещение в 62 000 тонн. Впервые кэптен Инрайт получил информацию о размерах «Синано» от своего друга и одноклассника Боба Китинга, который служил на подводной лодке в Тихом океане. В январе 1946 года он прислал Инрайту копию донесения, в котором сообщались вышеупомянутые сведения о «Синано».
В том же году Техническая миссия США в Японии собрала информацию от всех оставшихся в живых японских моряков и определила, что полное водоизмещение «Синано» составляло 70 755 тонн.
За потопление авианосца «Синано» министр ВМС Джеймс Форрестол наградил коммандера Инрайта Крестом ВМС. В сопроводительном приказе тоннаж «Синано» определялся в 72 000 тонн, что как раз и делало его самым большим боевым кораблем в истории, потопленным подводной лодкой.
Подводная лодка «Арчер-Фиш» получила благодарность президента США.
Попыткам написать историю «Синано», а также двух других кораблей того же тина - «Ямато» и «Му-саси» долгое время препятствовал тот факт, что официальные документы, относившиеся к его постройке, хранившиеся в императорском военно-морском техническом бюро в Офунато, были уничтожены еще до капитуляции Японии. Все подробности истории «Синано» установлены по рассказам оставшихся в живых военных моряков, служивших на «Синано». Наиболее достоверный материал о «Синано» содержится в статье «Роковой авианосец», которую написал журналист ВМС США Линн Мур. Она была опубликована в феврале 1953 года в журнале «Нэйвл Инститьют Просидингс».
В своей статье Мур утверждает, что «по броневой защите полетной палубы «Синано» относится к наиболее тяжелым боевым кораблям, которые когда-либо были созданы». Эту мысль подтверждают Уоттс и Гордон, которые в своей статье «ВМС японской империи» определяют водоизмещение «Синано» в 70 755 тонн, а водоизмещение «Мусаси» и «Ямато» в 69 988 тонн. Различные данные по водоизмещению этих трех кораблей объясняются тем фактом, что «Мусаси» и «Ямато» после того, как получили повреждения от подводных лодок, были переоборудованы и оснащены еще более толстой броней.
Таким образом, в течение войны водоизмещение этих кораблей менялось.
Спасенные члены экипажа «Синано» были доставлены на эсминцах под командованием кэптена Синтани на остров Митсуко, в гавань Куре. Они высадились на берег около 17 часов 30 ноября 1944 года. Их разместили в бараках, которые ранее использовались как изоляторы для больных инфекционными болезнями. Морякам эсминцев сход на берег был также запрещен. ВМС Японии намеревались скрыть от общественности факт существования «Синано» и его гибель.
28 декабря 1944 года группе моряков из 30 оставшихся в живых офицеров и старшин было приказано прибыть в императорское военно-морское министерство в Токио, где началось совершенно секретное расследование причин гибели «Синано». Было заведено дело под названием «Расследование С» (буква «С» означала «Синано»). Вели расследование вице-адмирал Гунити Микава и еще 12 офицеров высокого ранга.
Позже стало известно, что офицеры «Синано» были возмущены оскорбительным тоном вопросов. У них создалось впечатление, что их заранее считали виновными в гибели авианосца.
Энсин Сода, например, рассказывал позже, что, вызванный на допрос, он чувствовал себя как обвиняемый на судебном процессе. Его засыпали вопросами и почти не давали времени на ответы, так как вопросы следовали один за другим непрерывно. Когда же он слышал вопросы, которые задавали другим офицерам, его охватывало такое негодование против высокопоставленных бюрократов, что у него поневоле руки сжимались в кулаки. Он сделал вывод, что «те, кто действительно был виновен в гибели «Синано», пытаются всю вину свалить сейчас на нас».
Комиссия под руководством адмирала Микавы составила только пять экземпляров подробного секретного отчета по этому расследованию. Один экземпляр был передан коммандеру Тихайе, который служил в оперативном управлении штаба Объединенного флота Японии и был ветераном войны.
Через 36 лет коммандер Тихайя вспоминал, что в докладе комиссии в гибели «Синано» обвинялись «строители, члены экипажа и штаб военно-морской базы в Йокосуке».
Ввиду того что виновными было названо столь много лиц, никто не был наказан…
Этот официальный документ по расследованию гибели «Синано», с множеством письменных свидетельств и всяких подробностей о конструкции «Синано» и описанием его последних часов, американцы никогда не держали в руках. В самом конце войны, перед оккупацией, высшее военное командование императорской Японии приказало уничтожить все официальные документы. Среди них были и те пять экземпляров доклада комиссии, обозначенные буквой «С». Та же участь постигла и спасенный энсином Ясудой вахтенный журнал «Синано». Что же касается офицеров «Синано», то они обвинялись в том, что не смогли выровнять крен авианосца путем затопления отсеков левого борта при использовании водоотливных средств. В действительности выровнять крен было невозможно из-за того, что кингстоны левого борта оказались выше уровня воды, - не стало возможности забирать воду для затопления отсеков противоположного борта в целях выравнивания крена и дифферента. Даже при нормальной работе насосов механики не смогли бы спрямить корабль. А тут забортная вода вообще не забиралась насосами.
Большинство спасенных членов экипажа «Синано» провели всю зиму на острове Митсуко, около Куре, порта приписки их корабля. Они получили новые назначения. Многие были отправлены на Филиппины и Окинаву для участия в последних сражениях на море. Часть экипажа была отослана на другие авианосцы. Значительная группа была, в частности, передана на сверхтяжелый линейный корабль «Ямато».
В то время «Ямато» был последним уцелевшим кораблем этого типа после потери «Мусаси» в битве в заливе Лейте 24 октября 1944 года и потопления «Синано» подводной лодкой «Арчер-Фиш» 29 ноября 1944 года. Линкоры «Ямато» и «Мусаси» входили в состав Центрального соединения ВМС Японии, которое было обнаружено американцами 23 октября в проходе Палаван на пути к заливу Лейте.
Адмирал Вильям Хэлси [31], получив эти сведения от подводных лодок «Дартер» и «Дейс», на следующий день контратаковал японцев.
Сотни американских самолетов с авианосцев «Интрепид», «Кебот», «Эссекс», «Лексингтон», «Франклин», «Энтерпрайз» с 8.10 до 16.00 24 октября бомбили линейный корабль «Мусаси». Около 19 торпед и 17 авиабомб попали в него, после чего в 19.35 он опрокинулся и затонул. Контр-адмирал Тисихей Иногути, командир «Мусаси», и более чем 1000 моряков ушли вместе с кораблем на дно. Линейный же корабль «Ямато» был направлен на север, чтобы там продолжить боевые действия.
В апреле 1945 года японцы сформировали Специальное ударное соединение надводных кораблей, в задачу которого входило атаковать и уничтожать оперативные соединения и конвои США в водах вокруг Окинавы. В это соединение входили линейный корабль «Ямато», крейсер «Яхаги», восемь эсминцев, в том числе и те, которые охраняли «Синано», - «Исокадзе», «Хамакадзе» и «Юкикадзе», и все еще находились под командованием кэптена Синтани. Если бы они подошли к острову Окинава, то смогли бы применить свою корабельную артиллерию, чтобы оказать помощь японским сухопутным войскам, которые вели на берегу бои с американскими морскими пехотинцами. Для защиты этого соединения кораблей не было выделено никакого воздушного прикрытия. Все оставшиеся японские эскадрильи и летчики-камикадзе были уже посланы вперед, чтобы наносить удары по силам американского флота вторжения. Личный состав на кораблях не питал особых иллюзий относительно возможностей добраться до Окинавы. Поступали сообщения о том, что крупный американский флот окружил остров Окинаву и с нетерпением поджидает прибытия японских кораблей. Тем не менее японские моряки единодушно считали, что их братья по оружию заслуживают того, чтобы им оказали максимально возможную помощь. Было бы недостойно кораблей императорского флота стоять на якоре во Внутреннем море, в то время когда в их орудиях имелась острая необходимость. В течение нескольких лет после войны ходили слухи о том, что корабли этого оперативного формирования, в частности «Ямато», были обеспечены топливом [32] только для перехода до Окинавы. Но это не соответствовало действительности: «Ямато» был заправлен перед убытием в море на 63% своих возможностей.
Сверхтяжелый линейный корабль имел полный запас всех видов боеприпасов, он был полностью загружен, когда вышел из Внутреннего моря через пролив Бунго в Тихий океан. Это было вечером 6 августа 1945 года. На его борту находилось 3332 офицера и матроса.
Выход соединения японских кораблей заметили командиры подводных лодок «Тредфин» и «Хэклбэк» Джек Фут и Фред Дженни. Они послали об этом донесения адмиралу Спрюэнсу, в то время командующему 5-м флотом США. Под его флагом находились 54-е оперативное соединение, возглавляемое вице-адмиралом Мортоном Дейо, а также 58-е оперативное соединение под командованием вице-адмирала Марка Митшера.
Когда адмирал Митшер, находясь на борту авианосца «Лексингтон», первым установил контакт с кораблями японского соединения, командующий флотом адмирал Спрюэнс оказал ему честь первым осуществить и атаку.
Силы были не равны, но японские корабли яростно сопротивлялись, 400 палубных самолетов, взлетевших с 6 американских авианосцев, начала свою атаку в 12.30 7 апреля. Американские торпедоносцы сосредоточили огневые усилия на «Ямато», нанося ему удары по левому борту, чтобы тот перевернулся. Семь торпед попали в левый борт, две - в правый. Вероятно, были еще два-три попадания в левый борт (точное количество установить не удалось из-за противоречия показаний американских летчиков и оставшихся в живых четырех японских офицеров).
Линкор «Ямато» был смертельно поражен. Океанские воды хлынули в его пробоины, и он в 2.25 перевернулся. Подавляющее большинство экипажа, кроме 269 человек, погибло вместе с кораблем. Крейсер «Яхаги» и три эсминца также затонули при воздушном налете американских самолетов. В их числе были «Исокадзе» и «Хамакадзе», эскортировавшие «Синано». Погиб кэптен Синтани. Среди нескольких уцелевших японских кораблей был эсминец «Юкикадзе» под командованием коммандера Тераути. Этот корабль имел на флоте репутацию непобедимого. Он оставался в строю вплоть до капитуляции Японии. Затем по военным репарациям он был передан Тайваню, в составе флота которого он оставался до 1971 года.
Госпожа Абэ только что возвратилась с покупками из магазина и была одна в своем доме в Камахуре, когда к ней прибыл посыльный из министерства ВМС. Это произошло 14 декабря 1944 года. Когда, открыв дверь, она увидела офицера, стоявшего на крыльце, она сразу поняла, что он ей принес плохие вести. Посыльный был в белых перчатках. Госпожа Абэ вспомнила, что однажды жена адмирала рассказывала ей, что посыльные надевают белые перчатки, когда хотят выразить соболезнование императора.
После того, как она пригласила офицера в маленькую гостиную, он церемонно объявил ей: «С чувством глубокого сожаления я должен сообщить вам, что наш кэптен Абэ погиб в бою 29 ноября 1944 года. Пожалуйста, держите это в секрете, пока правительство официально не объявит, что произошло…»
Получив извещение о смерти мужа, госпожа Абэ продала свой домик в Камахуре и переехала с сыном Тосикико в Кодзаней, пригород Токио. Чтобы содержать себя и сына, она пошла на фабрику, а позже стала работать служанкой.
Она никогда никому не рассказывала о том, что она вдова адмирала (японским офицерам присваивалось очередное воинское звание, если они погибали в боях).
После капитуляции Японии общественность обвинила офицерскую касту в том, что она привела страну к катастрофе.
У госпожи Абэ не было денег, чтобы заплатить за учебу Тосикико в колледже. Но сын помнил последние слова своего отца, которые ему передали коммандер Араки и другие оставшиеся в живых офицеры, и старательно работал в течение многих лет в одной немецкой торговой фирме. Затем он перешел на работу в японскую компанию по производству электронной техники. В настоящее время он живет в Лондоне с женой и тремя детьми.
Еще в 1981 году госпожа Абэ вела тихую жизнь пенсионерки в Кодзаней. Каждый год она приезжает на встречу с семьями, чьи родственники погибли на «Синано». Это встреча проходит в префектуре Нагано. Она ежегодно совершает поездку в Ясунки, где находится храм, в котором, по японским повериям, обитают души погибших воинов. Там она предается молитве за душу командира «Синано», души всех погибших на войне.
Родители энсина Ясуды получили сообщение о его гибели только 27 февраля 1945 года, без указания каких-то подробностей. Начальник энсина, штурман Накамура, остался верным своей клятве и погиб вместе с кораблем. Он был также включен в списки погибших.
Подводная лодка ВМС США «Арчер-Фиш», спущенная на воду 28 мая 1943 года и переданная флоту 4 сентября 1943 года в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, еще долго после второй мировой войны находилась в составе флота. Вместе с тем она стала одной из первых лодок, выведенных из боевого состава флота. Она исключалась из состава на срок с 12 июня 1946 по 7 марта 1952 года, а потом - с августа 1952 по июль 1957 года. (Корабли ВМС США выводятся в резерв, когда в них нет прямой необходимости, но они еще могут в будущем нести службу в боевом составе флота. Все механизмы и другое их оборудование содержатся в исправном состоянии, а количество составных частей должно соответствовать техническим требованиям. Флаг спускается, экипаж направляется на другое судно, а корабль приписывается к какой-нибудь береговой части. Подводная лодка заполняется абсорбирующим материалом - для уменьшения влажности и предотвращения коррозии. После этого она герметизируется. Благодаря такой вот «нафталинной» консервации корабли потом могут в короткий срок встать в строй.)
По иронии судьбы в 1983 году подводная лодка «Арчер-Фиш» три недели стояла на ремонте у причала военно-морской судоверфи Йокосука, на том самом месте, где был заложен и построен авианосец «Синано». В то время она принимала участие в двухгодичном гидрографическом исследовании под названием «Операция изучения моря».
«Арчер-Фиш» побывала во многих морских портах Дальнего Востока и Австралии. По причине продолжительности плавания весь ее экипаж был подобран из холостяков.
1 мая 1968 года «Арчер-Фиш» была выведена в резерв из боевого состава флота в последний раз.
Через год командование ВМС приняло решение, что атомная подводная лодка «Снук» (SSN-592) должна провести испытание нового образца торпеды со стрельбами, а для этого понадобилась фактическая цель. Жребий выпал на подводную лодку «Арчер-Фиш». Она пришла в воды мористее Сан-Диего, штат Калифорния.
С подводной лодки «Снук» последовал торпедный залп, и прямое попадание раскололо «Арчер-Фиш» на две части.
Прославленная подводная лодка, которая была отмечена благодарностью в приказе президента США за свой пятый боевой поход, ушла на океанское дно. Но конец ее был почетней, чем конец большинства подводных лодок того же типа, участвовавших во второй мировой войне: большинство из них были списаны и превращены в груду металлолома.
Что же касается могучего противника подводной лодки «Арчер-Фиш» - авианосца «Синано», который покоится сейчас на дне Тихого океана, то Техническая миссия США в Японии отметила в 1946 году, что система противоторпедной защиты на «Синано» была несовершенна.
В докладе миссии особенно подчеркивалось, что соединение между противоорудийной броней толщиной 8 дюймов на корпусе и противоторпедной броней на подводной части авианосца имело дефекты в конструкции.
Четыре торпеды, выпущенные из подводной лодки «Арчер-Фиш» на глубине 10 футов, взорвались в этой прокладке, нанеся авианосцу смертельное ранение.
Кроме того, указывалось, что в котельных было применено горизонтальное расположение бимсов - с целью обеспечить прочность носовых и кормовых переборок. Но сила торпедных ударов по правому борту была такова, что бимсы в котельном отсеке № 3, словно тараны, проделали огромные пробоины в прилегающей переборке, что привело к затоплению котельного отсека № 1.
Отчет Технической миссии США в Японии включает такую оценку: «Из всех, с точки зрения японцев, военно-морских катастроф потеря «Синано» была наиболее удручающей. Третий, и последний, из боевых суперкораблей был потоплен на второй день своего боевого похода всего лишь четырьмя торпедами, выпущенными подводной лодкой. Шок, который пережило японское военно-морское министерство, легче представить, чем описать».
Примечания
[1] Последняя должность адмирала Клэри на действительной военной службе - командующий Тихоокеанским флотом США. Командуя подводной лодкой «Пинтадо», 6 августа 1944 года он потопил японское судно «Тонам Мару №2» водоизмещением 19 262 тонны; считается самым крупным торговым судном, потопленным американской подводной лодкой. - Прим. авт.
[2] В начале постройки подводной лодки министерство ВМС учредило дефис в ее названии: «Арчер-Фиш» («Стрелец-Рыба»). Экипаж продолжил эту традицию, несмотря на последующие попытки изменить написание названия. - Прим. авт.
[3] Воинское звание коммандер в ВМС США соответствует званию капитан 2 ранга в Советском ВМФ. - Прим. ред.
[4] Воинское звание кэптен соответствует званию капитан 1 ранга в Советском ВМФ. - Прим. ред.
[5] Все японские имена даны в книге в порядке, как принято в западных странах: вначале идет имя, а затем - фамилия, а не так, как принято в Японии: фамилия, а затем - имя. - Прим. ред.
[6] Один ярд = 919,4 мм. - Прим. ред.
[7] В результате внезапного удара по американскому флоту в Перл-Харборе на Гавайских островах 7 декабря 1941 года японцы уничтожили главные силы американского флота - были повреждены или потоплены восемь линкоров, три крейсера, три эсминца и другие корабли. - Прим. ред.
[8] Эти данные не совпадают с данными советских исследователей. - Прим. ред.
[9] Воинское звание лейтенант-коммандер в ВМС Японии соответствует званию капитан 3 ранга в Советском ВМФ. - Прим. ред.
[10] Одна морская сажень = 1,829 м. - Прим. ред.
[11] Воинское звание лейтенант в ВМС США соответствует званию капитан-лейтенант в советском ВМФ. - Прим. ред.
[12] «SS» - условное буквенное сокращение, принятое в ВМС США для обозначения дизельных торпедных подводных лодок; за ним следуют цифры - их бортовые номера. - Прим. ред.
[13] УЛТРА - условное обозначение военно-морской разведки США. - Прим. ред.
[14] Энсин - первичное офицерское звание в ВМС многих иностранных государств. - Прим. ред.
[15] Ввиду сложности формы обращения к вышестоящему начальнику, принятой в ВС Японии, автор взял за основу форму обращения, принятую в ВС США. - Прим. ред.
[16] Капеллан - военный священник. - Прим. ред.
[17] Уорент-офицер - промежуточное звание между унтер-офицерским и офицерским составом. Соответствует званию мичман в Советском ВМФ. - Прим. ред.
[18] У командира «Синано» Тосио Абэ было звание кэптен, но он стал кандидатом в контр-адмиралы и должен был получить это звание, когда авианосец присоединится к боевым соединениям. На корабле было еще четыре офицера в звании кэптен. У них это звание соответствовало их должности: помощник командира Миками, штурман Накамура, командир артиллерийской боевой части корабля Йокота и командир электромеханической боевой части Коно. - Прим. авт.
[19] Объединенная комиссия по определению потерь считает, что подлодка «Скэббардфиш», находясь в районе № 4, расположенном к востоку от местонахождения «Арчер-Фиш», 16 ноября потопила в точке 28 градусов 56 минут северной широты, 141 градус 59 минут восточной долготы торговое судно «Кисараги Мару» водоизмещением 875 тонн. В 7.00 по местному времени того же дня доклад по радио от «Скэббардфиш» о потоплении судна поступил командующему подводными силами Тихоокеанского флота. - Прим. авт.
[20] «Арчер-Фиш» передавала сводку погоды командованию бомбардировщиков Б-29 на базу Гуам. Инрайт находился в радиорубке во время передачи и сам слышал, как японский радист запрашивал повторить передачу, а также подписное время. - Прим. авт.
[21] «Скэббардфиш» в подводном положении торпедировала японскую подлодку в надводном положении. Когда коммандер Ганн приказал своей лодке всплыть, он увидел пять уцелевших японских моряков. Только один из них дал себя спасти. Это был торпедист, который сообщил при помощи жестов и карты, что он с подводной лодки «I-365» и что они возвращались после 50-суточного патрулирования мористее Гуама. - Прим. авт.
[22] Перехваченный радиосигнал исходил от подводной лодки «Арчер-Фиш». - Прим. авт.
[23] В ноябре 1944 года существовала несколько странная структура ВМС Японии. Во главе Объединенного флота находился его главнокомандующий, со штабом в Токио. Флот включал: главные силы - северное соединение, соединение «А» - центральное соединение, соединение «С» и 2-е ударное соединение - соответственно авангард и тыл южного соединения. Кроме того, в Объединенный флот входили передовое соединение (только подводные лодки), соединение юго-западного района, 5-я и 6-я базы ВВС, 2-й воздушный флот, силы охранения юго-западного района и транспортное соединение. - Прим. ред.
[24] Только после войны Инрайт узнал, что в Японии не было кораблей с названиями «Хаятака» и «Хитака». Настоящее название авианосца - «Хийо». Объяснение было найдено в книге «История военно-морских операций США во второй мировой войне» (том VIII), которую написал адмирал Самуэль Морисон. - Прим. авт.
[25] Перевод С. Маршака. - Прим. ред.
[26] Крибидж - карточная игра. - Прим. ред.
[27] Обувь на деревянной подошве. - Прим. ред.
[28] Ноу-доуз - таблетки от сна. - Прим. ред.
[29] Xs - обозначение на карте, которое указывало место скопления американских лодок, где было потоплено много японских кораблей. - Прим. ред.
[30] Кордит - бездымный нитроглицериновый порох. - Прим. ред.
[31] Войну на море в зоне Тихого океана против ВМС Японии вел Тихоокеанский флот США (главнокомандующий адмирал Нимитц), состоявший из трех флотов: 3, 5 и 7-го (командующие соответственно - вице-адмиралы Хэлси, Спрюэнс и Кинкейд), а с января 1945 года в боевые действия в составе 3-го флота подключился на правах отдельного оперативного соединения и Тихоокеанский флот Англии (командующий адмирал Фрейзер). Причем 3-й и 5-й флоты, оставаясь неизменными по составу сил и средств, начиная с июня 1944 года меняли свое название несколько раз, в зависимости от того, кто из командующих поднимал на флоте свой флаг, Хэлси или Спрюэнс. - Прим. ред.
[32] Директивой Объединенного флота Японии предписывалось корабли Специального ударного соединения заправить топливом только на переход до острова Окинавы. Но начальник топливного хранилища принял решение не лимитировать в топливе боевые корабли этого соединения и вместо предписанных 2 000 тонн корабли взяли на борт по 8 000 тонн топлива. - Прим. авт.