Jude Deveraux Mountain laurel The Montgomery annals

Джуд Деверо

Горный цветок

1

Скалистые горы

Лето 1859

Полковник Харрисон перечитал письмо и, откинувшись на спинку стула, улыбнулся. Наконец-то небеса услышали его молитвы. Послание свыше — только так и мог он оценивать это письмо.

Все еще боясь поверить неожиданной удаче, он вновь поднес письмо к глазам. По распоряжению генерала Йовингтона из Вашингтона, округ Колумбия, лейтенант Второго драгунского полка Л. К. Суррей должен был немедленно оставить свой пост для выполнения особого задания. Но лейтенант скончался на прошлой неделе, и теперь полковнику Харрисону предстояло найти ему замену.

Улыбка на лице полковника сделалась шире. Он заменит лейтенанта Суррея капитаном К. X. Монтгомери. Лейтенанту, место которого теперь придется занять капитану Монтгомери, было «предложено» сопровождать оперную певицу из Ланконии в ее турне по золотым приискам Колорадо. Он должен был оставаться с этой леди и ее небольшой группой музыкантов и слуг столько времени, сколько она сочтет нужным, обеспечивая ее безопасность и стараясь облегчить ей по возможности тяготы пути.

Полковник Харрисон отложил письмо в сторону, сделав это с такой осторожностью, словно оно было драгоценной реликвией, и вновь широко улыбнулся. Итак, заносчивому, высокомерному капитану Монтгомери предстояло, согласно приказу, стать не кем иным, как самой обыкновенной камеристкой. Но главное, для выполнения этого задания ему придется покинуть форт Брек.

Харрисон с облегчением вздохнул, подумав, что наконец-то сможет спокойно командовать вверенным ему фортом, не опасаясь ежеминутных столкновений с наглым превосходством надменного капитана. Больше его люди не станут всякий раз оглядываться на этого выскочку, словно в поисках подтверждения или одобрения им приказов полковника.

Ему вспомнилось, как год назад он был назначен командиром форта Брек. Его предшественник на этом посту, полковник Коллинз, старый ленивый дурак и пьяница, мечтал лишь о том, как бы дожить до пенсии в этом индейском раю и возвратиться наконец в родную Виргинию, к благам цивилизации. Неудивительно, что Коллинз был только рад взвалить обязанности командира форта на своего заместителя, капитана Монтгомери, чей послужной список был к тому же весьма впечатляющим. Восемнадцатилетний Монтгомери начал службу рядовым и за последующие восемь лет сумел дослужиться до своего нынешнего звания, причем в офицеры его произвели за проявленный в бою героизм. Всего лишь три года назад он был только младшим лейтенантом, так что, судя по той скорости, с какой шло его продвижение по службе, он легко мог через несколько лет обогнать в звании и самого полковника Харрисона.

Нельзя сказать, что Монтгомери не заслуживал всего того, чего он добился в армии. Совсем наоборот. Насколько мог судить Харрисон, у капитана просто не было недостатков. Он сохранял хладнокровие под огнем и никогда не терял головы в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Он был неизменно щедр, справедлив и внимателен в своих отношениях с рядовыми, которые чуть ли не все поголовно на него просто молились и считали истинным командиром форта. Офицеры шли к нему со своими проблемами, а дамы превозносили его до небес и советовались с ним по любому поводу. Капитан Монтгомери не пил, не посещал проституток; он никогда, насколько было известно, не терял самообладания и умел делать все. Он ездил верхом как дьявол и на полном скаку попадал в яблочко со ста ярдов. Он понимал индейский язык жестов и говорил на нескольких индейских диалектах. Черт возьми, его любили даже индейцы, у которых он пользовался огромным уважением и полным доверием. Никто из них даже не сомневался, что капитан скорее умрет, чем нарушит данное им слово.

Похоже, все вокруг любили и уважали капитана Монтгомери, даже преклонялись перед ним. Все, но только не полковник Харрисон. Полковник Харрисон его не выносил. Не просто не любил или ненавидел, а не выносил. С каждым новым доказательством превосходства капитана ненависть полковника к нему только возрастала. Не прошло и недели после его прибытия, как всем в форте стало ясно, что Харрисон совершенно ничего не знал об этих краях. И это было правдой — полковник действительно впервые в жизни оказался к западу от Миссисипи. Однако капитан Монтгомери даже не подумал предложить ему свою помощь, нет, он был для этого слишком воспитан, так что в конце концов полковнику пришлось самому обратиться к нему за советом. Капитан знал ответ на любой вопрос и всегда мог разрешить проблему, какой бы трудной она ни была.

Пробыв в форте Брек пять месяцев, Харрисон просто возненавидел этого всезнайку, чему в немалой степени способствовало и то, что шестнадцатилетняя дочь полковника прямо-таки обмирала при виде капитана.

Наконец год назад, одним жарким летним утром ненависть полковника выплеснулась наружу. Находясь в дурном расположении духа, он приказал дать двадцать ударов плетьми солдату, чьей единственной провинностью было то, что он проспал побудку. Полковнику просто осточертело постоянное пьянство его людей, и он хотел на примере этого рядового преподать им всем хороший урок. Ненависть, вспыхнувшую в глазах остальных при этом приказе, он проигнорировал, хотя у него и засосало противно под ложечкой. По существу, полковник был неплохим человеком; он лишь хотел установить в своем форте железную дисциплину.

Когда с протестом против наказания вперед выступил капитан Монтгомери, полковник Харрисон рассвирепел. Едва сдерживаясь, он ледяным тоном заметил капитану, что он является командиром форта, и если только капитан не желает подвергнуться этому наказанию вместо рядового, ему лучше не вмешиваться. Только когда Монтгомери начал молча снимать форменную куртку, Харрисон понял, что тот собирается сделать.

Это утро было самым отвратительным в жизни полковника, и он бы многое отдал за то, чтобы вновь оказаться в своей постели и начать день сначала. Капитан Монтгомери — бесстрашный, непревзойденный капитан Монтгомери — получил все двадцать ударов, предназначавшихся солдату. Поначалу никто не брался за плеть, и полковник даже боялся мятежа, но потом один из младших лейтенантов все же выполнил приказ. Закончив, он швырнул плеть на землю и обратил к полковнику горящий ненавистью взгляд.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросил он, с нескрываемым презрением произнеся последнее слово.

В течение последующих двух недель почти никто в форте не разговаривал с полковником, даже его собственные жена и дочь. Что же до капитана, то уже на следующее утро он как ни в чем не бывало приступил к исполнению своих обязанностей, и, глядя на его невозмутимое лицо, невозможно было себе даже представить, что у него исполосована плетью вся спина. Решительный отказ капитана лечь в лазарет стал для Харрисона последней каплей. С этого дня он уже и не пытался скрывать своей ненависти к капитану. Капитан же ничем ни разу не выдал своего отношения к полковнику. Естественно! Разве такие совершенные человеческие существа, как капитан Монтгомери, выставляют свои чувства напоказ?! Он, как всегда, был образцом настоящего офицера: верным другом для мужчин, галантным кавалером для дам. Человеком, пользующимся всеобщим доверием. Человеком, у которого, насколько мог судить полковник Харрисон, вообще отсутствовали какие бы то ни было чувства. Человеком, никогда не встающим с левой ноги. Человеком, который, ни разу не запутавшись в стременах, одним махом вскакивал в седло и поражал цель с одного выстрела. Человеком, который, вероятно, будет улыбаться, даже глядя в лицо смерти.

Но сейчас, подумал полковник, он наконец-то избавится от этого порядком ему надоевшего образца воинской доблести. Генерал Йовингтон требовал обеспечить эскорт какой-то иностранной оперной певичке в ее турне по золотым приискам, и он поручит выполнение этой миссии прославленному капитану Монтгомери.

— Надеюсь, она толстая, — проговорил он вслух. — Хорошо бы она оказалась настоящей толстухой.

— Сэр? — вопросительно произнес сидевший за столом напротив него капрал.

— Ничего! — рявкнул полковник. — Пришлите ко мне капитана Монтгомери, а затем оставьте нас одних.

Капитан явился, как всегда, немедленно, и полковнику понадобилась вся его выдержка, чтобы скрыть невольно вспыхнувшее раздражение. На темно-синей форме капитана не было ни пылинки, и, несмотря на то, что рост его составлял не менее шести футов трех дюймов, она сидела на нем как влитая и была сшита, как подозревал полковник, на заказ.

— Вы желали меня видеть, сэр? — спросил, вытягиваясь перед ним в струнку, Монтгомери.

«Интересно, — подумал полковник, — умеет ли он вообще сгибаться?»

— Я получил в отношении вас приказ от генерала Йовингтона. Слышали о таком?

— Да, сэр.

Чего он ожидал? Что Монтгомери может чего-нибудь не знать? Полковник вышел из-за стола и, чтобы как-то скрыть обуревавшую его радость, принялся ходить взад и вперед по комнате, заложив руки за спину.

— Как вам, должно быть, известно, генерал — весьма важная персона, и не нам с вами судить, что побуждает его отдать тот или иной приказ. Мы с вами солдаты и должны повиноваться не рассуждая. — Он бросил взгляд на капитана. Монтгомери не проявлял ни нетерпения, ни раздражения, он стоял все так же прямо, и лицо его, как всегда, выражало одно лишь невозмутимое спокойствие. Но, может быть, сейчас наконец-то удастся стереть с его лица это выражение, подумал полковник. Он, не задумываясь, пожертвовал бы своим месячным жалованьем, лишь бы этого добиться.

Полковник подошел к столу и взял в руки письмо.

— Я получил это сегодня утром, со специальным курьером. Похоже, генерал придает весьма важное значение выполнению этого приказа. Итак, по какой-то неизвестной нам причине генерал Йовингтон проявляет… интерес к некоей оперной певице, и сейчас эта… леди решила петь для золотоискателей. Генерал желает, чтобы мы обеспечили ей эскорт. — Полковник устремил на капитана пристальный взгляд, не желая упустить даже малейшего изменения в выражении его лица. — Генерал предлагает поручить выполнение этой миссии лейтенанту Суррею, но, как вам хорошо известно, бедняга на прошлой неделе скончался. Требовалось незамедлительно его кем-то заменить, и, тщательно все обдумав, я выбрал вас, резонно полагая, что лучшей замены, чем вы, капитан, мне не найти. — Полковник Харрисон чуть не подпрыгнул от радости, заметив, что капитан дважды моргнул и плотно сжал губы. — Итак, вам вменяется в обязанность обеспечивать безопасность этой леди, ограждать ее от излишнего внимания со стороны как индейцев, так и старателей. Полагаю, это означает, что вы должны следить, чтобы на столе у нее всегда были еда и питье, вода в ее ванне была достаточно горячей и…

— Благодарю вас, сэр, но я отказываюсь от этого поручения, — произнес капитан Монтгомери, глядя прямо перед собой в пространство поверх седовласой головы полковника.

Харрисон побагровел.

— Это не просьба, капитан, а приказ. Вас не спрашивают, нравится это вам или нет, от вас требуют лишь повиновения. Это не приглашение, от которого вы можете отказаться.

К полному изумлению полковника, Монтгомери, не спрашивая у него разрешения, внезапно опустился на стул и достал из кармана куртки тонкую сигару.

— Оперная певица? Что, черт возьми, я о них знаю?

Полковник понимал, что ему следовало бы сделать замечание капитану за столь вольное поведение, но если он что и усвоил за прошедший год, так это то, что в отношении дисциплины западная армия весьма отличалась от восточной. Кроме того, не сходившее с лица капитана выражение растерянности и недовольства доставляло ему подлинное наслаждение.

— Полноте, капитан, вы с этим справитесь лучше, чем кто-либо другой. За все свои двадцать лет службы в армии мне еще не доводилось встречать человека с таким послужным списком, как у вас. Вы сражались и с индейцами, и с белыми, ловили преступников и дезертиров. Вы настоящий мужчина, но вы можете и дамам дать дельный совет. Я слышал от них, что вы и танцуете превосходно.

Он улыбнулся, заметив, каким взглядом посмотрел на него при этих словах Монтгомери. Наконец-то ему удалось вывести из равновесия невозмутимого капитана, которому не изменила выдержка даже тогда, когда его подвергли порке.

— Кем ей приходится Йовингтон?

— Генерал Йовингтон пока еще не сделал меня своим наперсником и поверенным своих тайн. Он просто отдал мне приказ. Итак, вы должны выехать завтра утром. Насколько мне известно, эта дама уже сама добралась до гор. Вы узнаете ее… — Он снова поднес к глазам письмо и, с трудом сдерживая улыбку, зачитал: — «Она путешествует в новом „конкорде“. Карета якро-красного цвета и…», минуточку, ах да: «…и сбоку на ней написано „Ла Рейна“. Так зовут эту даму. Я слышал, она весьма искусна. В пении, я имею в виду. Может, она отличается и другими талантами, не знаю, генерал об этом ничего не пишет.

— Она путешествует в карете?

— Красного цвета, — полковник позволил себе слегка улыбнуться. — Ну, перестаньте же хмуриться, капитан. Это поручение еще не самое плохое. Подумайте только, как это может отразиться на вашей карьере. Если все закончится успешно, то в скором времени вы, вероятно, станете эскортировать генеральских дочек. Уверен, моя собственная дочь с радостью даст вам рекомендацию.

Капитан Монтгомери резко поднялся:

— При всем моем уважении к вам, полковник, я повторяю, что не могу этого сделать. Кругом неспокойно, и я должен быть на месте. Надо подумать о том, как защитить белых поселенцев, и потом, все эти разговоры об освобождении негров, когда в любую минуту может вспыхнуть война, я просто не могу оставить свой пост, чтобы…

Терпение полковника Харрисона лопнуло.

— Капитан, это не просьба, а приказ. Нравится вам это или нет, но отныне вы находитесь в бессрочном отпуске, выполняя важное задание. Вы обязаны оставаться при этой особе столько времени, сколько она пожелает, следовать за ней, куда она скажет, и выполнять без разговоров любое ее требование, даже если она велит вам вытаскивать застрявшую в грязи карету. В случае неподчинения я брошу вас в тюрьму, предам военному суду и прикажу расстрелять. И если понадобится, я сам нажму на курок. Вы поняли? Я объяснил все достаточно ясно?

— Вполне, сэр, — с трудом выдавил из себя Монтгомери.

— Отлично. А теперь идите и собирайтесь. Вы должны выехать на рассвете. — Заметив, что капитан пытается что-то сказать, он рявкнул: — Ну, что там еще?

— Тоби, — произнес капитан сдавленным голосом; он просто задыхался от злости.

«Похоже, его все-таки можно вывести из себя», — подумал полковник. Ему очень хотелось еще сильнее распалить гнев Монтгомери, заявив, что приказ не распространялся на этого не в меру болтливого тощего рядового, следовавшего за капитаном как тень. Но он сдержал себя, хорошо помня ярость подчиненных в тот день, когда капитан вместо рядового получил двадцать ударов плетьми.

— Берите его, — только и сказал он. — Все равно здесь от него никакого толку.

Поблагодарив полковника кивком головы, капитан повернулся кругом и вышел из комнаты.

После ухода Монтгомери полковник тяжело опустился на стул и облегченно вздохнул. Однако его не покидало смутное чувство беспокойства. Сможет ли он справиться с этим непослушным фортом, где большинство так называемых солдат были фермерами, записавшимися в армию, чтобы просто не умереть с голоду? Половина из них большую часть времени предавалась пьянству, и дезертирство приобрело прямо-таки угрожающие размеры. Правда, за прошедший год у него не было ни одного замечания, но Харрисон прекрасно понимал, что это, главным образом, заслуга капитана. Сможет ли он один держать форт в повиновении?

— Черт его подери! — в сердцах воскликнул полковник и с грохотом задвинул ящик стола.

Конечно же, он сможет управлять своим фортом!

Вне себя от злости ‘Ринг Монтгомери с треском сложил подзорную трубу, в которую он только что разглядывал женщину.

— Это она? — спросил, выглядывая из-за его спины, Тоби. — Ты уверен, что ее-то мы и ищем?

Тощий, с загорелым, обветренным лицом, он был на целый фут ниже ‘Ринга.

— Много ли еще найдется на свете таких идиоток, которые решили бы в одиночку отправиться в город, где живет сорок тысяч мужчин?

Не ответив, Тоби взял у него трубу и, приложив ее к глазу, посмотрел вниз. Они находились на самом гребне холма, возвышавшегося над небольшой уютной долиной, где стояла, сверкая в лучах заходящего солнца, ярко-красная карета. Неподалеку от нее была разбита палатка. Прямо перед каретой за накрытым столом сидела женщина, которой прислуживала другая, худая и светловолосая. Тоби опустил трубу.

— Как ты думаешь, что она ест? Я видел у нее на тарелке что-то зеленое. Как тебе кажется, это горох? А может, фасоль? Или это просто мясо, такое же зеленое, как дают в армии?

— Какое мне дело до того, что она там ест? Проклятый Харрисон! Чтоб ему пусто было! Безмозглый ублюдок! Из-за того только, что он не способен командовать таким большим фортом, как Брек, он посылает меня выполнять эту грязную работу!

Тоби зевнул. Он слышал это уже тысячу раз. Ему, знавшему ‘Ринга еще ребенком, было известно, что тот был далеко не таким стоиком, каким его все считали.

— Ты должен сказать ему спасибо. Он вытащил нас из этого Богом забытого форта и послал сюда, где мы сможем добыть себе кучу золота.

— Нам дали задание, и я намерен его выполнить.

— Ты да. Но я-то не в армии.

‘Ринг открыл было рот, чтобы напомнить Тоби о форме, которую тот носил, но так ничего и не сказал, поняв, что это было бы пустой тратой времени. Тоби пошел служить только потому, что так поступил ‘Ринг, и армия с ее приказами ровным счетом ничего для него не значила.

Но для ‘Ринга армия была всем. Вступив в нее, он с самого начала старался быть всегда справедливым, всегда знать, что должно быть сделано, и делать это как можно лучше. Ему это вполне удавалось, и до прошлого года, пока его командиром не стал полковник Харрисон, ‘Ринг чувствовал себя вполне счастливым. Харрисон, однако, оказался полным нулем. Он был штабным офицером, никогда не нюхавшим пороху, и, оказавшись на Западе, совершенно не знал, как взяться за дело. Сознание собственной некомпетентности злило его, и ‘Ринг, легко справлявшийся с тем, что самому полковнику было не под силу, не мог вызвать у того ничего, кроме ненависти.

— Она ест что-то еще, — проговорил Тоби, вновь поднося к глазам трубу. — Может, салат? Или морковь? Что-то непохоже, чтобы это были армейские галеты.

— Мне абсолютно наплевать, что она ест. — ‘Ринг спустился с холма. — Нам необходимо разработать план. Одно из двух: она или порядочная женщина, или дурная. Порядочной женщине, да еще и одной, здесь совершенно нечего делать, а дурная не нуждается ни в каком эскорте. В любом случае я ей не нужен.

— Что это там написано у нее на дверце? ‘Ринг, шагавший нервно взад и вперед, скорчил гримасу.

— Ла Рейна, поющая герцогиня. — Он бросил взгляд на стоявшую внизу красную карету. — Тоби, мы должны что-то придумать. Мы не можем позволить этой певичке отправиться на золотые прииски. Думаю, она не имеет ни малейшего понятия о том, что ее там ждет. Если бы она знала, сколько опасностей ее там подстерегает, она, уверен, не задумываясь возвратилась бы на исходные позиции.

— Куда-куда? — переспросил Тоби.

— На исходные позиции. Туда, откуда она явилась.

— Интересно, как это она добралась сюда одна? Она что, сама правила каретой?

— Господи, конечно же, нет! «Конкорд» большая карета, ею не так-то легко управлять.

— Тогда где же ее кучера?

— Не знаю, — раздраженно ответил ‘Ринг. — Может, сбежали от нее на золотые прииски. Думаю, она мне будет даже благодарна, когда я объясню ей, с какими опасностями связана ее поездка.

— Хм! — с сомнением произнес Тоби. — Никогда не видел женщины, которая была бы за что-то благодарна.

‘Ринг взял у Тоби подзорную трубу и поднес ее к глазам.

— Нет, вы только посмотрите на нее! Сидит себе там как ни в чем не бывало и спокойно ест, и, если я только не ошибаюсь, посуда у нее — настоящий фарфор. Сразу видно, что ни разу не была в лагере старателей.

— А она фигуристая. Пышненькая сверху. Люблю, когда они пышненькие сверху, да и снизу тоже, чего греха таить. Жаль, отсюда не видать, какая у нее мордашка…

— Она оперная певица, — резко оборвал его ‘Ринг, — а не девица из танцзала.

— Понимаю. Девицы из танцзала спят с золотоискателями, а оперные певицы с генералами.

‘Ринг бросил на него яростный взгляд, Тоби ответил ему тем же, и несколько мгновений они стояли, сердито уставившись друг на друга, пока ‘Ринг наконец не отошел.

— Ну ладно, вот наш план: мы ей покажем, что такое настоящий Запад, чтобы она знала, чего ей ждать в лагерях золотоискателей.

— Надеюсь, ты не собираешься использовать ее в качестве мишени, чтобы поупражняться в стрельбе?

— Конечно, нет. Я просто ее немного припугну, чтобы слегка образумить.

— Отлично! — Тоби вздохнул. — А потом мы возвратимся в форт Брек к полковнику Харрисону. Думаю, твое возвращение обрадует этого парня так же сильно, как визит апачей. Ты ему явно не нравишься.

— Это чувство взаимно. Да, мы вернемся в форт Брек, но я подам прошение о переводе.

— Да… Лет этак через пять-шесть, думаю, мы сможем оттуда выбраться. Правда, к тому времени на твоей спине не останется и клочка кожи, если ты и дальше будешь разыгрывать из себя героя.

— Это надо было сделать, и я это сделал, — ответил ‘Ринг машинально, так как уже тысячу раз говорил это Тоби.

— А эту леди сейчас что, тоже надо пугать? Почему бы тебе просто не сказать, что тебе не хочется ехать с ней на золотые прииски, да и дело с концом?

— Пока она сама не согласится вернуться к благам цивилизации, я должен, согласно приказу, оставаться с ней.

— Похоже, ты собираешься ее припугнуть ради себя самого.

— Ты слишком мрачно смотришь на вещи. Для нас обоих будет лучше, если она повернет назад. Ну, так как, ты едешь со мной или нет?

— Пропустить такое? Да ни за что на свете! Может, она даст нам что-нибудь поесть. Только бы она не вздумала петь. Очень уж я не люблю все эти оперы.

‘Ринг привел в порядок форму и поправил висевшую сбоку на поясе тяжелую саблю.

— Давай покончим с этим поскорее, у меня в форте уйма дел.

— Например, спасать свою шкуру от старины Харрисона?

Не ответив, ‘Ринг вскочил в седло.

2

Мэдди достала из сундучка фотографию своей младшей сестры и устремила на нее полный тоски взгляд. Она была настолько поглощена этим занятием, что не слышала, как в палатку вошла Эдит.

— Надеюсь, вы не собираетесь плакать? — спросила Эдит, расстилая одеяло на жесткой походной кровати, служившей Мэдди постелью.

— Конечно же, нет! — ответила раздраженно Мэдди. — Ты уже что-нибудь приготовила? Я просто умираю от голода.

Эдит убрала упавшую на глаза прядь тусклых желтых волос, которые, как и платье на ней, не блистали чистотой.

— Вы не отказались от своего намерения?

— Нет, не отказалась. Если для того, чтобы спасти сестру, необходимо петь перед грязными, безграмотными головорезами, я это сделаю. — Мэдди бросила взгляд на женщину, которая была для нее чем-то средним между служанкой и компаньонкой и постоянно ее раздражала. — Ты ведь не боишься?

— Мне-то чего бояться? У меня нет сестры, которую хотят убить, а если бы и была и ее похитили, то я бы об этом и не думала. Я приехала сюда, чтобы найти богатого золотоискателя, заставить его на мне жениться и жить потом припеваючи всю жизнь.

Посмотрев еще на фотографию, Мэдди убрала ее в сундучок.

— Я собираюсь покончить со всем этим как можно скорее и получить назад сестру. Мне надо объехать шесть городов. Только и всего. И потом они вернут ее мне.

— Надейтесь-надейтесь. С чего это вы им так доверяете?

— Генерал Йовингтон обещал мне в этом деле свою помощь, и я ему верю. Когда же все это закончится, он поможет мне привлечь к суду похитителей сестры.

— Слишком уж вы доверяетесь мужчинам, как я погляжу, — проговорила Эдит, поправив одеяло. — Вы готовы… — Она на мгновение замолчала, заметив у входа в палатку громадную фигуру. — Опять он здесь!

Мэдди подняла голову и тут же вышла. Через несколько минут она возвратилась.

— Этим вечером у нас могут быть неприятности, — сказала она Эдит. — Будь начеку.

Час спустя, когда ужин ее подходил к концу, Мэдди, подняв голову, увидела двух приближающихся к ней верховых в военной форме. Или, скорее, подумала она, одного верхового с половиной, так как первый из всадников на великолепном жеребце, ведущем, вероятно, свой род от лошади Адама, был высокого роста и облачен в превосходно сшитую и безукоризненно сидевшую на нем форму, тогда как второй поражал своей худобой и маленьким ростом, а его форменная куртка с оттопыривающимися спереди многочисленными карманами выглядела так, будто ее сшили из настоящего тряпья.

— Привет, — произнесла она улыбаясь. — Вы как раз вовремя. Приглашаю вас присоединиться к чаепитию и разделить со мной яблочный пирог.

Высокий военный, который, как заметила Мэдди, был необычайно привлекательным мужчиной с темными волосами, видневшимися из-под широких полей шляпы, темными сердитыми глазами, нависшими бровями и густыми усами, в ответ на приглашение лишь бросил на нее искоса недовольный взгляд.

— Настоящий чай? — спросил, подняв в изумлении брови, второй военный. Когда он говорил, на его живом смуглом лице появлялись мелкие морщины, и она заметила, что у него отсутствует один из верхних резцов. — Настоящие яблоки? Настоящий пирог?

— Ну конечно же, присоединяйтесь.

Не успела Мэдди налить в чашку чай, как солдат уже спрыгнул на землю и в мгновение ока был подле нее. Рука его, когда он принимал чашку с чаем, слегка тряслась, да и весь он дрожал в предвкушении удовольствия. Она налила еще одну чашку и, держа ее в вытянутой руке, позвала так и не слезшего с коня офицера, определив по двум серебряным полоскам у него на плечах звание:

— Капитан.

Ничего не ответив на ее приглашение, он молча подъехал чуть ли не к самому столу и устремил на нее мрачный взгляд. «На этом громадном жеребце он кажется двенадцати футов ростом», — подумала Мэдди, чувствуя, как от усилий смотреть ему прямо в лицо у нее сводит шею.

— Вы Ла Рейна?

Голос был приятным, но не тон, каким был задан вопрос.

— Да. — Она улыбнулась как можно приветливее, стараясь не обращать внимания на все возраставшую боль в шее. — Под этим именем я выступаю. Мое настоящее имя…

Фраза осталась незаконченной, так как в этот момент лошадь офицера сделала шаг в сторону, и Мэдди бросилась спасать задребезжавшую на столе посуду, которая едва не свалилась на землю.

— Спокойно, Сатана, — произнес капитан и натянул поводья.

Маленький рядовой, стоявший в этот момент справа от Мэдди, чуть не подавился своим чаем.

— С вами все в порядке? — спросила участливо Мэдди.

— Лучше не бывает. — Солдат широко ухмыльнулся: — Сатана, вот это да. — И он разразился громким хохотом.

Мэдди отрезала большой кусок пирога и, положив его на тарелку, протянула ему.

— Может, вам лучше поесть?

— Нет, мэм, спасибо. Хочу досмотреть этот спектакль до конца. Я присяду вон там, неподалеку.

Проводив его взглядом, Мэдди вновь посмотрела на сидевшего в седле офицера. Конь его стоял так близко, что, казалось, еще мгновение — и он смахнет хвостом на землю всю посуду.

— Чем я могу помочь вам, капитан? — Она отодвинула чашку с чаем подальше от конского хвоста.

Офицер сунул руку во внутренний карман короткой темно-синей форменной куртки и, достав оттуда сложенный лист бумаги, протянул его Мэдди.

— У меня приказ от генерала Йовингтона сопровождать вас в поездке по золотым приискам.

Разворачивая письмо, Мэдди улыбнулась. «Как это мило со стороны генерала, — подумала она, — позаботиться о дополнительных мерах безопасности».

— Вас повысили в звании, — сказала она, бросив взгляд на фамилию в письме. — Мои поздравления, капитан Суррей.

— Лейтенант Суррей скончался на прошлой неделе, и мне было приказано взять на себя выполнение этой миссии. Генерал Йовингтон не знает о смерти Суррея, и его также еще не поставили в известность о том, что я занял место лейтенанта.

На мгновение Мэдди утратила дар речи. Она была уверена, что генерал все объяснил этому человеку и тот знает, почему она отправилась на золотые прииски. А теперь, что ей прикажете делать теперь? Как, скажите на милость, она сможет выполнить свое задание, если за ней ежеминутно будут следить эти двое? Каким-то образом она должна от них избавиться.

— Это весьма любезно с вашей стороны и со стороны генерала Йовингтона, но я вполне могу обойтись без эскорта.

— Как и армия вполне могла бы обойтись без того, чтобы посылать своих офицеров сопровождать странствующих певиц, — произнес он, глядя на нее сверху вниз.

Мэдди моргнула. Не может быть, чтобы он хотел это сказать так грубо, как это прозвучало.

— Пожалуйста, капитан, — снова предложила она, — выпейте со мной чаю. Он остывает. К тому же ваша лошадь уже начала уничтожать карету. — Она кивком головы показала на животное, которое явно решило попробовать на вкус окрашенное в ярко-красный цвет дерево.

Стиснув коленями бока коня, капитан заставил его податься на несколько футов назад, после чего, оставив поводья свисать свободно, спрыгнул на землю. «Отлично выезжанная лошадь», — подумала Мэдди и перевела взгляд на приближающегося к ней офицера. Он казался почти таким же высоким, как и тогда, когда сидел в седле, и, разговаривая с ним, она должна была, как и прежде, высоко задирать голову, чтобы видеть его лицо.

— Пожалуйста, садитесь, капитан.

Офицер проигнорировал ее приглашение. Носком ботинка подцепив табурет и вытащив его из-под стола, он стал на него ногой, после чего, опершись рукой о колено, достал из внутреннего кармана тонкую сигару и закурил.

При виде подобной развязности Мэдди нахмурилась.

— Полагаю, мэм, вы не имеете ни малейшего представления о том, что вас ждет впереди.

— Золотоискатели? Горы?

— Трудности! — Он устремил на нее суровый взгляд.

— Мне, несомненно, будет нелегко, но…

— Никаких «но». Вы… — ‘Ринг бросил взгляд на фарфоровый сервиз, — …вы, похоже, никогда не сталкивались с настоящими трудностями. Да и что могли вы знать о жизни в своем замкнутом мире оперной дивы?

Зеленые глаза Мэдди, казалось, позеленели еще больше.

— Как я понимаю, капитан, вы большой знаток оперы. Вероятно, провели там немало времени? Вы случайно не поете? Тенор, может быть?

— Мои познания в этой области не имеют сейчас никакого значения. Мне приказано вас сопровождать, но я уверен, что, знай вы, какие вас ждут впереди опасности, вы отказались бы от этой рискованной затеи. — Он убрал ногу со стула и, отвернувшись, продолжал отеческим тоном: — Я нисколько не сомневаюсь, что вы делаете это из самых лучших побуждений, желая хотя бы немного приобщить золотоискателей к культуре, — ‘Ринг вновь повернулся к ней лицом и улыбнулся. — Ваше благородство заслуживает всяческих похвал, но, смею вас уверить, это не те люди, которые могут по достоинству оценить хорошую музыку.

— О? — воскликнула Мэдди. — Какая же музыка им нравится?

— Грубые, вульгарные мелодии, — быстро проговорил он. — Но дело совсем не в этом. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что золотые прииски не место для настоящей леди.

Он сопроводил эти слова взглядом, который, казалось, говорил: «Если вы, конечно, леди».

— Неужели там действительно так опасно?

Голос Мэдди понизился до драматического шепота. Благодаря долгим годам тренировки она владела своим голосом в совершенстве.

— Хуже, чем вы можете себе даже представить. Там происходят такие вещи… Но мне не хотелось бы рассказывать вам обо всех этих ужасах. Заправляет там всем комитет бдительности[1], и случаев линчевания с каждым днем становится все больше. Но быть повешенным — это еще не самое страшное. Происходят вещи и похуже. — Капитан оперся руками о стол и наклонился вперед. — Там полно мужчин, от которых женщине не приходится ждать ничего хорошего.

— Неужели? Подумать только! — воскликнула Мэдди, глядя широко раскрытыми глазами. — Так вы считаете, мне не следует туда ехать?

— Несомненно. — Он выпрямился, и на губах его вновь появилось некое подобие улыбки. — Я надеялся, что вы проявите благоразумие.

— О, я всегда благоразумна, когда надо. Скажите, капитан, э…

— Монтгомери.

— Скажите, капитан Монтгомери, в случае, если бы вас освободили от этого задания сопровождать меня, что бы вы стали делать?

Он слегка нахмурился, явно недовольный этими неожиданными расспросами.

— Я вернулся бы в форт Брек, к своим обязанностям.

— Важным обязанностям?

— Конечно! — ответил он резко. — Обязанности солдата — всегда важные обязанности.

— Включая уборку отхожего места, — пробормотал подошедший в эту минуту с пустой тарелкой маленький рядовой. — Целыми днями одни только важные дела: рубка дров, таскание воды, постройка новых армейских бараков и…

— Тоби! — рявкнул капитан Монтгомери.

Тоби умолк и обратил все свое внимание на тарелку, куда Мэдди только что положила новый кусок пирога.

— Я извиняюсь за своего подчиненного, — произнес капитан. — Он не совсем понимает истинную роль и значение армии.

— А вы понимаете? — проговорила нежным голоском Мэдди.

Отрезав кусок пирога и положив его на тонкую фарфоровую тарелку, она протянула ее вместе с массивной серебряной вилкой капитану.

— Да, мэм, я понимаю. Армия здесь для того, чтобы обеспечивать безопасность этого района. Мы защищаем белых поселенцев от индейцев и…

— И индейцев от белых поселенцев?

Тоби фыркнул, и капитан бросил на него суровый взгляд, призывая к молчанию. В следующее мгновение он заметил в своей руке тарелку с наполовину съеденным куском пирога, и на лице его отразился такой ужас, словно он только что продался врагу. ‘Ринг быстро поставил тарелку на стол и, выпрямившись, вновь обратился к Мэдди:

— В общем, мэм, вы не можете ехать на золотые прииски.

— Понимаю. Итак, если я туда не поеду, это освободит вас от обязанности сопровождать… как вы меня назвали? Кажется, странствующей певицей?

— Неважно, от чего это меня освободит. Главное это то, что на золотых приисках вы не будете в безопасности. Даже я, возможно, не смог бы вас там защитить.

— Даже вы, капитан?

Не ответив, он окинул ее внимательным взглядом. Похоже, его надеждам не суждено сбыться.

— Я вижу, все это вас чрезвычайно забавляет, но поверьте мне, мисс Ла Рейна, дело весьма серьезное. Вы здесь одна, без всякой охраны, и вы не имеете ни малейшего представления о том, что вас ждет впереди. — Он помолчал мгновение. — Но, может быть, я ошибаюсь в отношении ваших мотивов? Может, подобно остальным, вы поддались золотой лихорадке и приехали сюда с намерением лишить какого-нибудь бедолагу его добытого тяжким трудом золота, прибегнув…

— Довольно! — обрезала его Мэдди, поднимаясь из-за стола. — В одном, капитан, вы правы: вы ошибаетесь в своих предположениях в отношении меня. Вы ничего обо мне не знаете, абсолютно ничего, но я скажу вам кое-что о себе: я поеду на золотые прииски, и ни вы, ни ваша армия не сможете мне в этом помешать!

В ответ на эту пламенную речь ‘Ринг слегка приподнял одну бровь и вдруг с быстротой молнии схватил женщину за локоть. В эту минуту он готов был, кажется, на все, только бы заставить ее образумиться.

Внезапно прямо перед ним вынырнули из сгущающихся сумерек двое мужчин. Лицо первого, коренастого и необычайно мускулистого, выглядело так, будто он долгие годы бился им о кирпичные стены. Второй же был самым огромным чернокожим, какого когда-либо доводилось видеть ‘Рингу. Капитан почти не встречал мужчин даже одного с собой роста, но этот негр возвышался над ним на несколько дюймов.

— Может быть, вы освободите меня? — проговорила нежным голосом Мэдди. — Фрэнку с Сэмом не нравится, когда мне кто-нибудь угрожает.

С явной неохотой ‘Ринг отпустил ее руку и отступил на шаг.

Мэдди обошла вокруг стола, и мужчины стали от нее по обе стороны. Белый был ненамного выше ее ростом, но даже одежда не могла скрыть того, что тело его представляло собой сплошные мускулы. Что же до негра, то едва ли хоть один человек на свете — по крайней мере, в здравом уме — желал бы иметь его своим врагом.

— Капитан, — начала медленно Мэдди, слегка усмехнувшись, — вы были столь заняты, рассказывая о том, чего, по-вашему, я не знаю, что даже не удосужились спросить меня, какие я сама приняла меры предосторожности. Разрешите представить вам моих защитников.

Она повернулась к невысокому мужчине:

— Это Фрэнк. Как вы сами можете видеть, Фрэнк был боксером. Он также прекрасно стреляет. К тому же играет на пианино и флейте.

Она повернулась к черному гиганту:

— Это Сэм. Полагаю, мне не надо говорить вам, что он может сделать. Однажды он в одиночку справился с разъяренным быком. Видите у него на шее шрам? Как-то его пытались повесить, но не выдержала веревка. Больше таких попыток не было. — Бросив взгляд на капитана Монтгомери, она увидела, что глаза его сверкают гневом. — Позади вас стоит Эдит. Эдит неравнодушна к ножам. С утюгом она тоже управляется неплохо. — Мэдди широко улыбнулась, наслаждаясь своей победой над этим надутым от важности, как индюк, зазнайкой. Судя по его виду, он явно не привык к тому, чтобы кто-либо брал над ним верх. — А сейчас, — продолжала она, — вы можете вернуться в форт и сказать начальству, что я не нуждаюсь ни в чьем сопровождении. Вы можете также передать им, что, как вы сами убедились, меня надежно охраняют. Чтобы полностью успокоить вашу совесть, я напишу генералу Йовингтону о безвременной кончине лейтенанта Суррея и объясню ему, что, хотя я и весьма ценю его заботу обо мне, я в настоящее время не нуждаюсь ни в каком эскорте. — Мэдди не смогла удержаться, чтобы немного не позлорадствовать: — В особенности я не нуждаюсь в том, чтобы меня сопровождал кто-нибудь столь неуклюжий, как вы, капитан. Еще два дня назад Фрэнк знал, что вы нас ищете. Ваши расспросы не отличались тонкостью, и все то время, что вы разглядывали нас с вершины холма, Сэм наблюдал за вами. А когда вы наконец появились… Господи, капитан, да хор из «Травиаты» и тот производит меньше шума, чем вы. Хоть убей, не понимаю, как могли в армии поручить такому человеку, как вы, охранять кого бы то ни было. — Мэдди понимала, что должна это прекратить, но не могла остановиться. Уже одного того, что этот индюк назвал ее странствующей певицей, было достаточно, чтобы прийти в ярость. — Если армия действительно желала меня защитить, то можно было, мне кажется, прислать, по крайней мере, кого-нибудь обладающего большей сноровкой и производящего намного меньше шума. Скажите мне, капитан, вы когда-нибудь были раньше на Западе? Видели в своей жизни хоть одного индейца? Можете отличить юта от сиу, а их обоих от шайена? Или вы только и умеете, что нагонять страх на женщин? — Мэдди одарила ‘Ринга нежной улыбкой. Все то время, пока она говорила, он оставался неподвижным, и если бы не сверкающие огнем глаза на застывшем, как гипсовая маска, красивом лице, то его вполне можно было бы принять за статую. — А теперь, капитан, вы можете отправляться в свою армию. Я с вами закончила.

‘Ринг оглядел по очереди обоих мужчин, после чего повернулся к Мэдди и, слегка прикоснувшись рукой к своей шляпе, сказал:

— До свидания, мэм.

Он резко повернулся, обошел стоявшую позади него Эдит и направился к своему коню. По пятам за ним следовал Тоби. Прежде чем сесть на свою невзрачную армейскую лошадку, маленький рядовой обернулся, бросил полный благоговейного ужаса взгляд на Сэма и подмигнул Мэдди.

Они находились, вероятно, еще в пределах слышимости, не успев даже отъехать, когда Мэдди, не в силах даже сдерживаться, расхохоталась. Ей принялся вторить Фрэнк, и даже Сэм позволил себе еле заметную улыбку. Одна только Эдит осталась серьезной.

— Вряд ли ему понравилось то, что вы здесь наговорили, — сказала она Мэдди.

— Мне не понравилось то, что он сказал!

— Ну, женщине на роду написано все сносить от мужчин, но те-то к этому не привыкли.

— Значит, я буду первой, кто нарушил этот порядок вещей, — ответила резко Мэдди и более спокойно добавила: — Ну ладно, все это не имеет никакого значения, мы их скорее всего никогда больше не увидим.

Сэм кивком головы показал на холм, с вершины которого капитан с рядовым наблюдали за ними в подзорную трубу.

— Ты прав, — произнесла Мэдди. — Дополнительная осторожность этой ночью, думаю, не помешает.

Фрэнк зажег лампы, и она направилась к палатке, решив прямо сейчас лечь спать, а завтра выехать пораньше. На губах у нее вновь появилась улыбка. «Итак, — подумала она, — с армией покончено».

— Ну что, напугал ее, а? — фыркнул Тоби, откусывая очередной кусок жесткой армейской галеты. Они сидели с ‘Рингом у костра и ужинали. — Похоже, эта дамочка ничего не боится! — В голосе Тоби звучало неподдельное восхищение. — А эти два цепных пса? Я их и не заметил, даже не знал, что они там, пока они не показались. Откуда, ты думаешь, они взялись? Этот здоровенный чернокожий, несомненно, явился сюда прямо из ада, но другой…

— Можешь ты помолчать хотя бы несколько минут? — рявкнул ‘Ринг.

Но Тоби явно не собирался замолкать.

— А она ничего, правда? Неужто такая красавица еще и петь умеет?

‘Ринг выплеснул из чашки на землю остатки кофе.

— Нет, конечно. Она такая же певица, как я врун.

— А ты совсем не такой, не так ли, парень? — Глаза Тоби смеялись. — Ты просто сказал ей правду, что она ничегошеньки не знает. И конечно, ты и не подумал спросить, не обзавелась ли она случайно парочкой вот таких головорезов для безопасности. Нет, зачем? Ты просто сказал, что она ничего не соображает, и точка. Похоже, ей пришлось это не совсем по вкусу. Что это она тебе сказала? Что от тебя больше шума, чем от этой, как ее…

— Оперы, — ответил ‘Ринг. — Она упомянула название оперы. Тебе что, больше делать нечего, как только языком молоть?

— Ой-ой-ой, ты ведь не будешь пугать меня, как эту крошку? Эй, куда это ты собрался?

‘Ринг вскочил на коня.

— Жди меня к утру. Тоби нахмурился:

— Надеюсь, ты не собираешься сделать какую-нибудь глупость? Этому великану, похоже, ничего не стоит переломить тебя пополам, как сухую ветку.

— Это не так-то легко сделать, как ты думаешь.

‘Ринг направил коня в лес. Оказавшись на некотором расстоянии от Тоби, он спешился, снял притороченную к седлу сумку и вывалил все ее содержимое на землю. На самом дне лежал свернутый в трубку кусок кожи. А в нем круглая жестяная коробка. ‘Ринг не прикасался к этим вещам уже месяца два, и вот сейчас они снова ему понадобились.

Снимая с себя одежду, он вновь обратился мыслями к событиям сегодняшнего вечера. Унижение, которому его подвергли, даже если это сделала и женщина, не слишком беспокоило ‘Ринга — мужчина мог снести не такое, — но ему не давала покоя мысль, что ее противодействие мешало выполнить приказ. Он получил приказ и, как бы этот приказ ни был ему ненавистен, должен его выполнить несмотря ни на что.

Итак, она уверена, что здесь ей ничто не угрожает?

Она полагает, что если ее охраняют эти два головореза, то находится в полной безопасности? ‘Ринг действительно даже не подозревал о существовании этих двоих, скрывавшихся, очевидно, в тени кареты, — в этом он допустил явную оплошность. Однако вид этой парочки его нисколько не испугал. Коротышка Фрэнк, судя по всему, плохо видел левым глазом. Если он и не был совершенно слеп на этот глаз, то весьма к этому близок. У негра же, хотя кожа того была гладкой, без морщин, и он, казалось, вообще не имел возраста, ‘Ринг заметил некоторую скованность движений. Похоже, парень был намного старше, чем казался. К тому же его явно беспокоило правое колено — слишком уж осторожно он ступал на эту ногу. Что же до Эдит, то в эту угрозу ‘Ринг вообще не верил. Женщина смотрела на него с откровенным призывом и тоской во взоре, и он подозревал, что стоит только улыбнуться, как она тут же выронит из рук все свои ножи.

Однако сама певица, эта Ла Рейна, была настоящей загадкой. Увидев ее, он сразу же решил, что знает, с кем имеет дело. Она казалась такой нежной и кроткой, внимая с широко раскрытыми глазами каждому слову. И она, не задумываясь, тут же предложила Тоби чай в чашке из тонкого дорогого фарфора. Это был поступок настоящей леди. Ни одна из офицерских жен в форте никогда бы не снизошла даже до простой улыбки рядовому, в особенности такому, как Тоби. А эта певица сделала много больше.

К тому времени, когда ‘Ринг кончил раздеваться он был уже твердо уверен, что этой женщине эскорт просто необходим. Вероятно, это понимал и генерал Йовингтон, раз он приказал, чтобы ее сопровождал офицер. Непонятно, правда, почему выбор его пал на лейтенанта Суррея. ‘Рингу тот запомнился молчаливым, державшимся в стороне от других офицером. Больше, кажется, и нечего было вспомнить, кроме, пожалуй, того, что однажды его уличили в нечестности. Но, возможно, у генерала были веские причины для такого выбора.

Однако сам приказ Йовингтона обеспечить певице эскорт говорил о его несомненной проницательности. Генерал явно понимал, что женщина не может путешествовать одна, без охраны, в этих диких, необжитых местах. Несмотря на то, что она считала себя сильной и способной справиться с любой опасностью, она, по существу, оставалась слабой и беззащитной женщиной. Ла Рейна была уверена, что на золотых приисках будет в полной безопасности. Это притом, что она была одним из красивейших созданий, каких ему когда-либо приходилось видеть в своей жизни!

Раздевшись донага, ‘Ринг повязал вокруг бедер вынутый из сумки кусок кожи, надел на ноги высокие мягкие мокасины, прикрепил к поясу нож и открыл банку с красящим порошком.

Мысли его вновь обратились к певице. Ее красота, похоже, была главной проблемой. Даже если он и заставит слушателей держаться от нее подальше, как, черт возьми, удастся заставить ее держаться подальше от них? Может, генерал для того и приказал выделить эскорт, чтобы тот следил за нравственностью певицы и не допускал ее свиданий с золотоискателями?

Погружая пальцы в жестянку с порошкообразной краской, ‘Ринг пожал плечами. Он был военным. Какое ему, в сущности, дело до того, что крылось за отданным ему приказом? Он просто выполнит его, и точка.

Мэдди спала, и ей снилось, будто она поет в «Ла Скала» вместе с Аделиной Патти. Освистав Патти, публика начала громко скандировать: «Ла Рейна, Ла Рейна!»

Мэдди улыбалась во сне, когда яркое пламя вспыхнувшей внезапно в темноте спички и свет зажженной вслед за тем лампы разбудил ее. Она плотно сжала веки, не желая открывать глаза.

— Эдит, погаси свет, — пробормотала Мэдди сонным голосом.

Она начала переворачиваться на бок. Что-то удерживало ее руку у нее над головой. Она дернула руку, затем, почти окончательно проснувшись, дернула сильнее. Рука осталась на прежнем месте. Охваченная внезапной паникой, Мэдди попыталась сесть, но, похоже, ноги ее, как и руки, были привязаны к койке. Она открыла рот, собираясь крикнуть.

— Давайте кричите. Уверяю вас, что никто не придет к вам на помощь.

Она закрыла рот и повернулась. Посреди палатки на полу сидел капитан Монтгомери и курил тонкую сигару. Но он был настолько непохож на себя, что в первый момент Мэдди его даже не узнала. В одной лишь кожаной набедренной повязке, позволявшей видеть длинные стройные ноги и мускулистые ляжки, с поросшей густыми волосами грудью, красными метками на одном плече и красными же полосами, перерезавшими одну из его щек, капитан представлял собой весьма внушительное зрелище.

Вероятно, ей следовало бы испугаться, но мужчина не вызвал у нее никакого страха. Она понимала, что привело его сюда посреди ночи: она задела его самолюбие, и сейчас, совсем как мальчишка, он собирался за все расквитаться.

— Как мило с вашей стороны, капитан, что вы заглянули ко мне, да еще в таком виде. Какой интересный наряд. Но вам лучше развязать меня, пока не увидел Сэм. В отличие от меня, он совершенно лишен чувства юмора.

Монтгомери глубоко затянулся.

— Прежде чем прийти сюда, я позаботился об обоих ваших сторожах, да и о служанке тоже.

Мэдди яростно дернула за связывающие ее веревки.

— Если мои люди хотя бы в малейшей степени пострадали, я сообщу обо всем вашему командиру и добьюсь того, чтобы вас повесили, вынули бы у вас внутренности и четвертовали!

— Спокойно. От вас шума больше, чем от хора в…. что это было?

— «Травиата», грубый вы, невоспитанный, отсталый и упрямый армейский мул! Сейчас же меня освободите!

‘Ринг медленно встал и потянулся.

— Будь на моем месте индеец, вы бы уже лишились скальпа, а если бы это был белый, он давно бы уже получил от вас все, что хотел.

— Вы что, хотите меня запугать? Зачем, скажите мне на милость, какому-то индейцу снимать с меня скальп, рискуя тем самым вызвать войну?

‘Ринг присел на край постели.

— Разве вы не слышали, как индейцы насилуют белых женщин, перед красотой которых они не в силах устоять?

— Вы что, читаете только дешевые романы?

Отвернувшись, он вновь глубоко затянулся.

— Вижу, вам кое-что известно об индейцах. Но откуда герцогиня из Ланконии… я не ошибся в названии? Так вот, откуда она может что-нибудь о них знать?

Черта с два она скажет ему правду, решила Мэдди. Ни за что на свете она не доставит этому напыщенному индюку такого удовольствия.

— Вы весьма проницательны, капитан, — проворковала она нежным голоскок? — Дело в том, что один старый траппер — так называли раньше на Западе тех, кто охотился с помощью капканов, — попал в Ланконию и стал жить у нас. Когда я была ребенком, он, качая меня на колене, рассказывал множество удивительных и правдивых историй.

— Поэтому-то вы и приехали сейчас на Запад? Хотите все увидеть собственными глазами?

— О да. А также чтобы петь здесь. Я очень хорошо пою.

Капитан поднялся и направился в другой конец палатки. Воспользовавшись тем, что он не мог ее видеть, Мэдди попыталась освободиться от связывающих ее веревок, но узлы были слишком тугими и сложными.

Он резко обернулся, но она оказалась проворнее, и когда взгляд его упал на нее, она уже спокойно лежала на койке и улыбалась.

— Я уже говорил вам, что, по моему глубокому убеждению, вам не следует ехать на прииски. Старатели — грубый народ, и я боюсь за вас.

«Боишься, что тебе придется последовать туда за мной», — подумала она, продолжая улыбаться.

— Я буду в полной безопасности, так что вы спокойно можете возвращаться в форт. Обещаю написать генералу самое милое письмо на свете. Он чудесный человек.

— Вам это лучше знать. Мэдди с силой стиснула зубы.

— Уверяю вас, сэр, интерес генерала ко мне чисто эстетического свойства.

— Эстетического?

«Да, полуголый ты тупица, — подумала Мэдди, — эстетического». Тем не менее она продолжала улыбаться.

— Я имею в виду мое пение. Генералу нравится, как я пою. Если бы вы были столь любезны и сняли эти веревки, я, может быть, что-нибудь для вас исполнила.

Снисходительная улыбка, появившаяся на его лице при этих словах, вызвала у нее в душе яростный гнев — она прямо-таки кипела от еле сдерживаемого возмущения.

— Опера? — произнес он. — Нет уж, увольте. Она глубоко вздохнула:

— Хорошо, капитан, оставим эти шарады и поговорим наконец откровенно. Вы обвели вокруг пальца моих людей и меня. Вы победили. Итак, чего вы хотите?

— Мне было приказано вас сопровождать, и я намерен выполнить приказ. Если вы, конечно, не захотите прислушаться к доводам разума.

— То есть если я не поступлю так, как вы того желаете? Нет-нет, я не хотела этого сказать, извините. — Мэдди вздохнула. — На свете найдется не так уж много людей, капитан, которые, подобно вам, отказались бы послушать певицу моего уровня. Большинство не настолько… — Она собиралась сказать: тупы, глупы или упрямы, но вовремя опомнилась и закончила: — …безразличны. Им бы понравилось мое пение.

— Прекрасная мысль. Я совсем не против музыки, но…

— Как любезно с вашей стороны. Пропустив мимо ушей эту колкость, он продолжал:

— …но я считаю, что вам следует сейчас возвратиться в Штаты и подождать, пока эта территория не станет более цивилизованной, после чего вы сможете снова приехать сюда и петь сколько душе угодно.

Стараясь успокоиться, Мэдди сделала несколько глубоких вдохов, и когда заговорила вновь, это звучало так, будто она обращается к малому ребенку, причем не очень умному.

— Капитан Монтгомери, возможно, вам и раньше приходилось слышать, что голос певицы не есть нечто неизменное, данное раз и навсегда. Как ни прискорбно об этом говорить, но я не всегда смогу петь. Сейчас мне двадцать пять, и я не достигла еще своей вершины, но я должна петь, пока могу, и я хочу петь для этих бедных одиноких мужчин. И я буду им петь!

— А вы, однако, упрямы.

— Я? Я упряма? Если кто и упрям, так это вы. Вам, кажется, дали ясно понять, что вы здесь не нужны, что вас не желают здесь видеть, и, однако, вы снова явились сюда посреди ночи, чтобы разыгрывать из себя индейца и мучить бедную беззащитную женщину.

С трудом сдерживая улыбку, ‘Ринг присел на край койки и, склонившись над Мэдди, принялся развязывать веревки. Кожа его была очень теплой и такой загорелой, словно, невольно мелькнула у Мэдди мысль, он с утра до ночи ходил в одной набедренной повязке.

Когда руки были развязаны, она села и принялась энергично растирать запястья, внимательно следил за тем, как Монтгомери освобождает от веревок ее ноги. Наконец веревки упали, в тот же миг, с силой толкнув его в грудь обеими руками, Мэдди спрыгнула с койки. Он поймал ее за талию, прежде чем она успела добежать до выхода из палатки, и отнес назад. Несколько мгновений он сердито смотрел на нее сверху вниз, не произнося ни слова, затем спросил:

— У вас есть виски? Думаю, оно мне сейчас совсем не помешает.

— Спаивание индейцев огненной водой запрещено законом.

— Все, хватит. Я сыт по горло вашими остротами.

— Бутылка вон там, в небольшом сундучке. ‘Ринг направился в другой конец палатки, но едва она пошевелилась, как он тут же обернулся. Мэдди встретила его взгляд улыбкой.

Достав из сундучка заодно с бутылью стакан, ‘Ринг налил себе щедрую порцию, залпом осушил стакан и наполнил его снова.

— Итак, выбирайте. Одно из двух — или вы поворачиваете назад, или я сопровождаю вас в качестве эскорта.

— Для меня и то и другое равносильно смерти. Он приподнял одну бровь.

— Мое общество обычно не находят таким уж неприятным, уверяю вас.

— Увольте меня, пожалуйста, от перечисления своих побед. Меня это нисколько не интересует.

Виски постепенно оказывало свое действие, и ‘Ринг почувствовал» что начинает расслабляться.

— Что же вас интересует, мэм?

— Пение, пение и еще раз пение. И моя семья. Больше ничего.

‘Ринг настолько расслабился, что решил сесть, и, опустившись на пол, прислонился спиной к сундуку.

— Ваша семья. Маленькие герцоги и герцогини. Они тоже поют?

— Не сказать, чтобы очень, но им нет равных в стрельбе из охотничьего ружья.

— Ах да, охота. — Веки у него с каждым мгновением становились все тяжелее и тяжелее. — Если уж вам так хочется петь, я поеду туда вместе с вами и буду вас охранять.

— Вы, кажется, так до сих пор и не поняли, капитан Монтгомери, что я не желаю, чтобы вы меня сопровождали. Я никогда не просила у армии никакого эскорта. Тем более я не хочу видеть в качестве этого эскорта вас. Ни при каких обстоятельствах!

— Приказ, — прошептал он, — приказ.

— Ваш приказ, не мой.

Он потер глаза, потом взглянул на бутыль с виски.

— Что вы в него подмешали?

— Опиум, — ответила она, широко улыбаясь. — Это была идея Эдит. Она обычно давала это виски тем своим… кавалерам, которые ей не нравились. Когда бедняга просыпался, она говорила ему, что он был просто великолепен в постели. И все они ей верили.

‘Ринг изо всех сил пытался побороть медленно наваливающийся на него сон.

— Вы сделали это нарочно?

— Вы же сами захотели выпить, а плоды этого пожинаю я. — Мэдди спрыгнула с койки и, подойдя к нему, похлопала его по голове. — Не волнуйтесь, капитан, через несколько часов вы проснетесь такой же бодрый, как и всегда. И когда это произойдет, будьте так добры, выберете себе какой-нибудь другой объект для забот. У меня свои планы, и напыщенный, грубый, с большим самомнением армейский капитан, называющий меня странствующей певицей, не имеет к ним никакого отношения.

Она направилась к выходу. ‘Ринг попытался подняться, чтобы последовать за ней, но тело словно налилось свинцом и отказывалось повиноваться.

— Доброй ночи, капитан, счастливых сновидений, — проговорила Мэдди сладким голосом и вышла из палатки.

3

Мэдди взглянула вверх, на просвечивающее сквозь крону деревьев солнце, чтобы удостовериться, что едет в правильном направлении, и, наклонившись вперед, потрепала лошадь по холке. Хотя и с большим трудом, ей все же удалось убедить Фрэнка с Сэмом отпустить ее одну. Что заставляло всех мужчин видеть в ней абсолютно беспомощное существо? Почему даже Сэм с Фрэнком считали само собой разумеющимся, что одна, без них она пропадет в лесу? Фрэнк вырос в Нью-Йорке, а Сэм жил на Юге — пока его не попытались там повесить, — после чего он отправился на Север, где она его впервые и увидела.

Мэдди отвинтила крышку с фляги с водой и сделала глоток. Ни один из них ни разу не был дальше Миссисипи, но, однако, и тот и другой были абсолютно уверены, что ориентируются здесь лучше, чем она, которая провела большую часть своей жизни на западе от этой реки.

«Точно так же, как и капитан», — подумала она. И хотя Мэдди нисколько не сердилась на Фрэнка с Сэмом, ом вызывал в ней неудержимый гнев.

Вспомнив о капитане, она на мгновение вновь почувствовала в себе этот гнев и с силой стиснула зубы, но тут же улыбнулась. В конце концов победа осталась за ней. После того как он впал в сонное оцепенение, она нашла Фрэнка с Сэмом и, хотя и не сразу и с большим трудом, их развязала.

— Морские узлы, — пробормотал сквозь зубы Фрэнк и, ругнувшись, добавил, что никому еще не удавалось проделать с ним такое.

Мэдди ему не ответила. Нанимая их, она прекрасно понимала, что ей следовало бы выбрать кого-нибудь, кто лучше знал эти места и, по крайней мере, мог отличить барсука от бобра, а юта от сиу, но время поджимало, и она согласилась взять этих людей, присланных ей генералом Йовингтоном. Во всяком случае, одного вида Фрэнка или Сэма было достаточно, чтобы отпугнуть любого. Сэм, по своему обыкновению, ничего не сказал, когда Мэдди его освободила. Очевидно, он считал слова слишком драгоценными и без особой необходимости не желал расставаться даже с одним из них.

Эдит она обнаружила под каретой — связанную, с кляпом во рту и кипящую от возмущения. Как выяснилось, капитан Монтгомери залез к ней в постель, прежде чем привязать ее к колесу кареты.

— Я думала, он хочет меня, — произнесла она в бешенстве, — а ему хотелось лишь меня связать. Поначалу я даже решила, что у него на уме нечто интересненькое, а он, связав меня и оставив здесь, просто ушел. Ушел! Не тронув даже пальцем!

Мэдди никак не отреагировала на это ее «нечто интересненькое», продолжая молча распутывать на веревках узлы.

Они свернули лагерь немедленно. Сэм отнес спящего капитана на вершину холма и, небрежно скинув его на землю, легонько поддал ногой, так что тот покатился по крутому склону вниз.

Ночи в горах даже летом были довольно прохладными, но Мэдди успокоила свою совесть мыслью, что такой отважный и упрямый человек, как капитан Монтгомери, несомненно, не позволит какому-то там холоду себя убить.

Они покинули стоянку и направились в сторону золотых приисков, медленно продвигаясь вперед по дороге, больше похожей на изрытую колеями тропу, пока не рассвело. С первыми лучами солнца Сэм подхлестнул лошадей, и вскоре решительный капитан Монтгомери остался далеко позади.

Прошло три дня, и за все это время они ни разу его не встретили. Вероятно, он замерз до смерти. Или, скорее всего, возвратился в форт и пожаловался начальству на непокорную певицу, которая не желала внимать никаким «доводам рассудка». Какова бы ни была причина, Мэдди радовалась, что наконец-то избавилась от капитана.

Она повесила флягу на луку седла и достала из внутреннего кармана плотно облегающего шерстяного жакета листок с планом. Она знала его уже наизусть, но ей хотелось лишний раз удостовериться, что она находится в условленном месте в условленный час.

Достав листок, Мэдди вытащила вместе с ним и прядь волос Лорел. Волосы пришли вместе с планом и приложенной к нему запиской, в которой говорилось, что если она пропустит сегодняшнюю встречу, то со следующим письмом получит пальцы своей сестры.

Дрожащими руками сложив план и убрав его вместе с прядью волос в карман, Мэдди направила лошадь вверх по крутому каменистому склону.

Они держали у себя Лорел. Эти неизвестные, безымянные мужчины, а может, даже и женщины, выкрали невинную двенадцатилетнюю девочку из дома в Филадельфии и теперь шантажировали ее, Мэдди, заставляя делать то, что им было нужно.

Шесть месяцев назад Мэдди дебютировала в Америке. До этого она уже покорила Европу, выступая на протяжении девяти лет в различных странах континента с огромным успехом. Но Мэдди хотелось вернуться домой, в Америку. Наконец ее импресарио Джон Фэрли добился ангажемента в Бостоне и Нью-Йорке, и в течение трех счастливых месяцев она пела для американцев, которые были в восторге от ее пения и буквально носили Мэдди на руках.

Но затем ее тетка, жившая в Филадельфии, прислала письмо с просьбой приехать как можно скорее.

Всякий раз, вспоминая о том, как она отреагировала на это послание, Мэдди испытывала мучительное чувство стыда и раскаяния. Почему она не отправилась туда немедленно? Почему не села на первый же идущий в Филадельфию поезд? Вместо этого она спела еще в трех спектаклях и только потом поехала навестить тетку. В конце концов, думала Мэдди, та была уже довольно старой женщиной, с большими причудами и слегка выжившей из ума, и могла подождать.

Так что, когда она наконец прибыла в Филадельфию, ничего уже нельзя было изменить. Занятая спектаклями и репетициями, она так и не нашла времени — не захотела найти, мысленно поправила себя Мэдди, — чтобы съездить в Филадельфию, хотя и знала, что Лорел, ее маленькая сестренка, отправленная в школу на Восток и жившая там у вдовы их дяди, находится от нее всего в нескольких сотнях миль.

В течение трех месяцев она была совсем рядом со своей сестрой, но так и не удосужилась ее навестить.

Лорел запомнилась ей пухлым, неуклюжим ребенком, который следовал за ней по пятам и сидел под пианино тихо, как мышка, когда Мэдди пела. Отец любил повторять, что певицы из Лорел, может, и не выйдет, но горячая поклонница оперы получится наверняка.

Все девять лет, что она пела в Европе, Мэдди часто обменивалась письмами и фотографиями со своей далекой семьей, неизменно получая от Лорел восторженные послания. Девочка не могла петь так, как ее сестра Мэдди, или рисовать, как сестра Джемма, но она от души восхищалась своими более талантливыми сестрами. Она собирала о них все, что появлялось в газетах, и обожала их издалека.

Только теперь Мэдди поняла, что привыкла к этому обожанию своей маленькой сестренки и всегда воспринимала его как должное. Она посылала ей программки с подписями царей и королей, маленькие позолоченные веера, а однажды даже подарила жемчужное ожерелье, однако у нее не нашлось времени навестить Лорел, когда та была совсем близко.

Приехав в Филадельфию, Мэдди нашла тетку в постели. От всех волнений и переживаний та слегла. Минула почти неделя с того дня, как к ней в дом явился какой-то человек с сообщением, что Лорел находится у него и он желает видеть Мэдди.

— Твой отец никогда мне этого не простит, — причитала тетка. — О, Мэдди, я делала все, что было в моих силах. Лорел такой милый ребенок. Всегда тихая и послушная, не то что другие дети. И ей так нравилась ее новая школа. Почему, ну почему это должно было случиться именно с ней?

Напоив тетку лауданумом, Мэдди вновь спустилась вниз, ждать известий. День, казалось, тянулся бесконечно, и к вечеру, когда к ней наконец пришли, она была уже совершенно без сил. Хотя пришедший не снял шляпы и во время разговора старался держаться в тени, она хорошо запомнила каждую черточку его лица.

Он сказал, что она получит Лорел назад, если отправится на новые золотые прииски у реки Колорадо и выступит в шести городах. В каждом из них ей будут передавать листок с указанием места, куда ехать дальше, а также письмо. Письмо она должна будет взять с собой и передать тому, кто свяжется с ней в следующий раз.

— А что в этих письмах? — спросила Мэдди, не подумав.

— Не ваше дело, — ответил мужчина резко. — Не задавайте ненужных вопросов, и ваша сестра вернется к вам живой и невредимой.

Он также предупредил, чтобы Ла Рейна держала язык за зубами и не привлекала к этому делу посторонних, добавив, что если она в точности выполнит все указания, то в третьем по счету городке увидит сестру, а в шестом, последнем, сможет забрать ее с собой.

После этого разговора о продолжении выступлений на востоке Соединенных Штатов не могло быть и речи, и Мэдди приказала импресарио все их отменить. Джон был в бешенстве. Он сказал, что, если она отменит выступления, американцы будут ее презирать и отдадут все свои симпатии Аделине Патти, которая займет ее место, став любимицей Америки.

Мэдди понимала, что Джон прав, но выбора не было. Ей совсем не хотелось отправляться на Запад и петь там для каких-то старателей, уверенных, что опера — это «когда поет толстая леди». У нее и без того хватало в жизни забот.

В конце концов Джон сделал то, что она от него требовала: отменил все выступления. Однако он также оставил службу у нее и отплыл в свою родную Англию. Они были вместе с тех пор, как Мэдди исполнилось семнадцать, по существу, он сделал ее тем, кем она стала, однако из-за этих людей и их писем она его потеряла.

Она принялась спешно укладываться и была как раз занята сборами, когда к ней пришел генерал Йовингтон. Со дня прибытия Мэдди в Америку генерал стал одним из самых восторженных ее поклонников. Он заходил к ней за кулисы после каждого спектакля, часто приглашал поужинать с ним в ресторане, даже делая время от времени дорогие подарки. Он явно хотел стать ее любовником, однако Мэдди знала, как польстить самолюбию мужчины, заставив того поверить, что она была бы счастлива принадлежать ему одному, если бы это было возможно.

В тот злополучный день, однако, генерал был совсем непохож на пылкого влюбленного, который постоянно осыпал ее комплиментами и целовал руки за ужином. Он чуть ли не силой втолкнул ее назад в дом, когда Мэдди открыла ему дверь, и с порога заявил, что ему все известно о Лорел.

К своему стыду, Мэдди разрыдалась. На мгновение генерал обнял ее и прижал к груди, затем решительно отстранил. Он многое сказал тогда, но она почти ничего не поняла из его слов. Все это касалось мало интересовавшей ее американской политики, в частности, будущего новой территории, где недавно нашли золото: присоединится ли она к штатам, выступающим за сохранение рабства, или к тем, которые требовали его отмены.

— Какое все это имеет отношение к Лорел? — спросила Мэдди, сморкаясь и вытирая слезы. — Или ко мне?

— Им нужен курьер, которого никто не заподозрит. Кто-нибудь вроде певицы, которая свободно может ездить повсюду, не вызывая ни у кого никаких подозрений.

— Кому нужен курьер?

— Мне это неизвестно. Я не знаю, сторонники или противники рабства выбрали вас в качестве своего курьера.

— Мне до этого нет никакого дела. Я никогда не была рабовладелицей и не собираюсь ею становиться. Все, чего я хочу, так это вернуть свою маленькую сестренку. Может быть, мой отец…

— Ни в коем случае! — Голос генерала едва не сорвался на крик. — Эти люди — фанатики, — продолжал он уже более спокойно. — Они не задумываясь убьют вашу сестру, если вы расскажете об этом кому-нибудь еще. Вам лучше в точности следовать их указаниям. — Он взял ее руки в свои. — Но я вам помогу.

Три дня спустя Мэдди уже ехала на Запад, как и тысячи других людей, которые собирались там поселиться или надеялись разбогатеть на золотых приисках. Правда, в отличие от них она путешествовала в собственной карете и в услужении у нее были три самых странных создания, каких ей когда-либо доводилось видеть. Первым был Фрэнк с сердитыми глазами на напоминавшем лепешку лице, другим — Сэм, который большей частью молчал, так что никогда нельзя было понять, о чем он думает, и третьей — Эдит, называющая себя Эдит Хани[2] и без конца рассказывающая различные истории из своей жизни проститутки.

И люди, и карета были ей предоставлены генералом Йовингтоном. Мздди предпочла бы более скромное средство передвижения, но генерал отмел все ее возражения, указав на преимущества путешествия в отличавшейся необычайной прочностью карете «конкорд», и, в довершение, нанял для охраны людей, о весьма экзотических талантах которых он тут же и поведал ей во всех подробностях. В то время она думала лишь о том, как бы поскоpee отправиться в путь, и ее меньше всего интересовало то, кто с ней поедет.

И вот сейчас Мэдди была в этой дикой стране и взбиралась по скалистому склону, тогда как всего лишь несколько месяцев назад она ходила в атласе и спала на пуховиках. В те дни она была окружена людьми, говорящими только о ее блестящих руладах, а сейчас спала на жесткой койке в палатке, и ее окружали такие, как Эдит, которая не говорила ни о чем, кроме своих побед над мужчинами. Или как капитан Монтгомери, который забрался к ней в палатку посреди ночи и тут же начал говорить, что и как она должна делать.

Слава Богу, все же удалось от него избавиться! С Фрэнком, Сэмом и Эдит у нее не возникло никаких проблем. Все они в конце концов согласились, что если она непременно желает отправиться в лес одна, рискуя быть там убитой, то это ее личное дело. Однако Мэдди чувствовала, что капитан Монтгомери не позволил бы ей предпринять что-либо без его на то согласия. Вряд ли он спокойно отнесся бы к ее заявлению, что она едет в лес одна и они увидятся, когда она вернется.

Что если бы он путешествовал вместе с ней? Что если бы помешал ей встретиться с человеком, которому она должна передать письмо? Что если бы он потребовал объяснений по поводу того, что она делает и почему? Так как Эдит была нанята генералом Йовингтоном, Мэдди рассказала ей о письмах. Но та лишь зевнула в ответ. Политика интересовала ее даже меньше, чем саму Мэдди. Эдит если о чем и задумывалась, то обычно только о том, что будет завтра на обед.

Но Мэдди чувствовала, что капитан Монтгомери был не таким. Если бы он путешествовал вместе с ней, то наверняка совал бы свой нос во все дела. У него, несомненно, было свое собственное мнение по вопросу об освобождении негров, и, узнай он о письмах, ему бы не понравилось, что она пытается помешать свободному волеизъявлению народа. Вероятно, капитан постарался бы сделать все от него зависящее, чтобы этому воспрепятствовать и дать территории возможность самой решить, выступает она за сохранение или отмену рабства.

А этого никак нельзя было допустить, так как, если бы он вмешался, Лорел бы убили. Невинный двенадцатилетний ребенок погиб бы только потому, что какой-то излишне ревностный капитан решил бы поступить так, как он считал «правильным».

— Что ты видишь? — спросил развалившийся на траве Тоби сонным голосом.

‘Ринг опустил подзорную трубу и посмотрел туда, где меж деревьев виднелась поднимающаяся по крутому склону всадница. Вместе с Тоби ‘Ринг уже в течение трех дней следовал за ней. Он все время держался на почтительном расстоянии, ничем не выдавая своего присутствия. Пока, насколько он мог судить, она не делала ничего необычного. Весь день Ла Рейна путешествовала в своей карете, а на ночь слуги ставили для нее палатку. В ее действиях не было ничего интересного, но ‘Ринг следил за женщиной столь неотступно, что еще день назад заметил людей, которые тоже следовали за ней.

На рассвете второго дня он заметил двух мужчин. Это было явно их первое путешествие в горы, судя по тому, с каким трудом они продвигались, не делая никаких попыток скрыть свое присутствие. В течение нескольких часов он наблюдал за тем, как они, похожие на стервятников, которые ждут, когда кто-нибудь умрет, следят за певицей. Наблюдая за ними, капитан уловил какое-то движение в нескольких ярдах позади мужчин и, направив в ту сторону подзорную трубу, различил неясную тень, в которой лишь с большим трудом узнал человека. Если он не ошибся, это был индеец. Один. Он мог точно сказать, что с индейцем никого не было. Следил ли индеец за женщиной или его интересовали следящие за ней, в свою очередь, двое мужчин?

На третью ночь он заметил еще один костер. Двое мужчин, следивших за Ла Рейной, всегда разводили костер, индеец же никогда этого не делал, и ‘Ринг, поглощенный своим наблюдением за ним, почти проглядел четвертого человека, находившегося на горном хребте позади него самого. Довольно далеко и высоко, на том же самом склоне хребта, где расположились они с Тоби, горел небольшой костер, и какое-то внутреннее чувство мгновенно подсказало ‘Рингу, что этого человека тоже интересовала певица…

Он опустил трубу.

— За этой певичкой, похоже, следует больше народу, чем за Пестрым Дудочником[3].

Тоби почесался.

— Ты думаешь, они хотят послушать, как она поет?

‘Ринг фыркнул.

— Навряд ли. Что-то здесь явно нечисто, иначе она не стала бы прилагать столько усилий, чтобы от меня избавиться.

Тоби поднял глаза к верхушкам деревьев и улыбнулся. Три дня назад оборванный, измученный, замерзший и мрачный как туча ‘Ринг наконец возвратился в разбитый ими лагерь. Однако, как Тоби ни приставал к нему с расспросами, он наотрез отказался говорить о том, что произошло. С тех пор они неотступно следовали за певицей, но неизменно держась от нее на почтительном расстоянии.

Сейчас они отдыхали, вернее, отдыхал Тоби, так как ‘Ринг, распластавшись на животе в высокой траве, наблюдал в подзорную трубу за женщиной через разделявшее их глубокое ущелье.

— Как они могли отпустить ее в лес одну? — пробормотал ‘Ринг. — Я думал, эти головорезы приставлены к ней, чтобы ее охранять. — Он перевернулся на спину. — Тоже мне сторожа. Один старик, а другой ослеп на один глаз.

— Не говоря уже о той маленькой блондинке, — поддакнул Тоби. — Хорошенькая штучка. Не так красива, как сама леди, но…

‘Ринг, посмотрев снова в трубу, вдруг весь напрягся.

— Эти двое наконец-то решили что-то предпринять. — Он поднял трубу выше. — Индеец тоже. — Он вскочил на ноги. — Я отправляюсь туда.

— И как ты собираешься перебраться через каньон? Перепрыгнуть или перелететь по воздуху?

— Я поднимусь наверх и пройду по гребню. Тоби поднял голову. Возвышающаяся прямо перед ним скала выглядела почти отвесной.

— Никто не сможет здесь забраться.

Но ‘Ринг его уже не слушал. Он быстро снял тяжелые армейские ботинки и надел мокасины. Затем сбросил форменную куртку, которая затруднила бы движения, отстегнул саблю и отложил в сторону револьвер. Через минуту на нем остались только брюки, рубашка и пояс, к которому он сзади прицепил флягу с водой.

— Ты не можешь идти туда без всякого оружия, — запротестовал Тоби. — Тебе ничего неизвестно об этих людях.

Не отвечая, ‘Ринг сунул в мокасин нож и, выпрямившись, посмотрел сверху вниз на Тоби, чье обветренное немолодое лицо все сморщилось, выражая неподдельную тревогу.

— Со мной все будет в порядке. Не будь бабой. Я должен это сделать. Не знаю, почему эти идиоты ее отпустили, но, так или иначе, они это сделали, и сейчас те, кто ее преследует, собираются, похоже, что-то предпринять. Я должен…

— Спасти ее, как ты должен был спасти меня в тот раз? — с раздражением спросил Тоби.

‘Ринг ухмыльнулся.

— Вот именно. А теперь садись и перестань беспокоиться. Я заберу эту женщину, отведу назад к карете и скажу… этим ее сторожам все, что я о них думаю. Мы с тобой встретимся позже, прямо у кареты. Отныне будем путешествовать вместе с певицей. — Он засучил по локоть рукава рубашки. — Я начинаю понимать, почему генерал Йовингтон так хотел, чтобы ее кто-нибудь сопровождал. Она явно нуждается в защите. — Он секунду помолчал. — И я собираюсь выяснить, что у нее на уме, что она так старательно пытается скрыть.

Он сделал шаг к скале, но тут же вернулся и на мгновение крепко стиснул плечо Тоби. Вряд ли кто догадывался, что для ‘Ринга этот вздорный, ворчливый старик был почти как вторая мать.

— Давай не кисни, не то повышу тебя в чине, и, когда вернемся в форт, у тебя под началом будет целая армия.

— Черта с два, — хмыкнул Тоби. — Я ударюсь тогда в бега. Ты сам давай не кисни. Только мне и забот, что тревожиться о том, как бы тебя не убили.

Мэдди остановила лошадь и прислушалась. Было слышно, как сквозь заросли пробирается человек, с которым у нее была назначена здесь встреча. Медленно и осторожно, стараясь, чтобы не скрипнуло кожаное седло, она спешилась и, ведя лошадь в поводу, двинулась вверх по склону холма. По мере того как звуки в зарослях приближались, сердце ее билось все сильнее. Несмотря на свой гнев и возмущение похищением сестры, в чем, несомненно, был замешан и этот человек, она должна постараться ничем его не оскорбить. Она должна по возможности быть с ним милой и любезной. Она должна…

Мэдди ахнула, увидев внезапно прямо перед собой спрыгнувшего с дерева капитана Монтгомери.

— Как вы меня напугали! — воскликнула она, хватаясь за сердце, но в следующее мгновение оправилась и более спокойно продолжала: — Что, позвольте вас спросить, вы здесь делаете? — Голова у нее шла кругом; она должна была каким-то образом от него избавиться.

— Я мог бы спросить о том же самом вас, — ответил ‘Ринг. — Вы мне сказали, что вас есть кому защищать, и вот вы здесь, в лесу, и в полном одиночестве.

— Мне захотелось побыть одной. — Она перевела дух и попыталась привести в порядок мысли. — Капитан Монтгомери, я прошу вас оставить меня. Мне надо здесь кое-что сделать, и я должна это сделать одна. Это связано… с тем, что я являюсь женщиной…

Может быть, мелькнула у нее мысль, с помощью этого туманного заявления удастся от него избавиться?

Но он лишь прислонился спиной к дереву и сложил на груди руки.

— И что же это должно означать? — ‘Ринг оглядел ее с головы до ног. — На близкие роды что-то непохоже. Вряд ли также вас вынудили покинуть лагерь ваши месячные, как и…

— Вы просто отвратительны, и я не желаю больше слушать ваши пошлости. Повторяю, мне не нужна ваша опека, я прекрасно обойдусь и без нее.

Продолжая держать лошадь в поводу, Мэдди попыталась его обойти, но, куда бы она ни поворачивала, он тут же загораживал ей дорогу.

— Ну хорошо, чего вы от меня хотите?

— Сведений. Кто эти люди, с которыми вы хотите встретиться?

Она не могла сказать ему правду и поставить тем самым под угрозу жизнь Лорел. «Думай, Мэдди, думай», — приказала она себе.

— Один из них мой любовник, — сказала она наконец, надеясь, что выглядит вполне искренней.

— Но почему он не пришел к вам в лагерь? Она отвернулась, продолжая лихорадочно думать.

— Потому что… потому что… — Мэдди вновь повернулась к нему. — Потому что он вне закона. О, капитан, я понимаю, он поступил дурно… нет, он, конечно, никого не убивал, но он ограбил несколько банков, поэтому-то ему и нельзя открыто появляться на людях. А мне так хотелось его видеть.

Она придвинулась к нему ближе. Обычно мужчинам, слышавшим, как она поет, большего и не требовалось, но этот явно принадлежал к тем тупицам, которые относились к опере с предубеждением. Мэдди снова улыбнулась. Все же он был солдатом, редко видевшим женщин в своем форте, и, вероятно, ей не составит большого труда его обольстить.

— Даже вы, капитан, я уверена в этом, понимаете, что такое любовь. Я люблю этого человека, несмотря на то, что он преступник.

Она придвинулась к нему еще ближе. Руки его были опущены, и слева на его расстегнутой до пояса рубашке Мэдди заметила небольшую прореху. Легонько она провела пальцем по видневшейся сквозь нее коже.

— Вы ведь позволите мне провести несколько минут с человеком, которого я люблю, не так ли?

Не услышав ответа, она подняла голову. Он смотрел на нее сверху вниз с такой снисходительной и многозначительной ухмылкой, что она тут же отскочила от него как ужаленная.

— Скажите мне, вы лжете по привычке или просто чтобы добиться своего?

Мэдди бросила на него яростный взгляд.

— Да что вы знаете, вы, ночлежник, что вы знаете о правде и лжи? Что вы знаете о настоящих опасностях?

Прежде чем она сообразила, что делает, Мэдди бросилась на него и ударила головой в живот так, что он даже охнул, после чего с силой лягнула его в голень носком своего тяжелого сапога и укусила в руку.

Он схватил Мэдди за талию, и они повалились на землю. Монтгомери одной рукой держал ее под подбородком, чтобы помешать ей снова его укусить. Через несколько мгновений он прижал ее к земле.

— Что, черт подери, на вас нашло? Что вы задумали? Что вы делаете в этих горах?

— Не жмите мне на горло, — прошептала она. — Все что угодно, только не это.

Глаза Мэдди наполнились слезами, и, увидев это, он убрал руку с ее горла, но так и остался лежать на ней, не давая подняться. Она отвернула лицо в сторону, явно не желая, чтобы он видел ее слезы. Это показалось ему необычным. Большинство женщин предпочитали, чтобы мужчины видели, как они плачут.

— Скажите мне, что происходит? — мягко произнес ‘Ринг.

— Когда вы так лежите, давя на меня всем своим весом, я не могу даже дышать, не то что говорить, и, кроме того, вы пачкаете меня своей кровью.

Опустив глаза, он увидел, что кровь из раны на руке капает прямо на ее дорогой костюм для верховой езды.

— Простите, я имею в виду — за кровь. Нелегко мне было до вас добраться. Мне пришлось карабкаться вон по той скале.

Повернув голову в ту сторону, куда он показывал, Мэдди увидела совершенно отвесную скалу.

— Это невозможно. Даже мой отец не мог бы по ней забраться.

Он бросил на нее странный взгляд.

— А я мог и забрался.

Лицо капитана было совсем близко, и, увидев, как потемнели внезапно его глаза, она принялась изо всех сил крутиться, стараясь выбраться из-под него.

— Вам не удастся от меня ускользнуть, но должен отметить, что эти ваши попытки освободиться мне не неприятны. Вам лучше сказать всю правду.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но внезапно насторожилась, повернула голову и прислушалась.

— Он здесь, — прошептала она. — Он меня ждет.

— Он здесь уже какое-то время. Производит шума больше, чем «Тра…».

Мэдди бросила на него умоляющий взгляд.

— Пожалуйста, отпустите меня. Прошу вас. Пожалуйста, позвольте мне с ним увидеться.

— Может быть, этот человек действительно ваш любовник. Может, вы ускользнули сюда к нему, чтобы генерал Йовингтон ничего об этом не узнал.

— Вы что, думаете только одним местом? — прошипела она. — Для вас в жизни нет ничего более значительного, чем это? — Она показала кивком головы на свое и его тело.

На его лице выразилось удивление.

— Многое в жизни значит для меня гораздо больше, чем… это.

— Он уходит. О Господи, он уходит.

Мэди вновь принялась изо всех сил крутиться и извиваться, пытаясь выбраться из-под него.

Легко удерживая ее, ‘Ринг смотрел на нее в полном изумлении, пораженный тем остервенением, с каким женщина пыталась освободиться. Что бы это ни было, чего бы она ни хотела, она хотела этого очень сильно.

— Все что угодно, — проговорила Мэдди прерывающимся голосом, так как ее душили слезы, гнев и отчаяние. — Я дам вам все, что захотите, если только вы позволите мне встретиться с ним наедине. Деньги, драгоценности. Я… я… — она взглянула ему прямо в глаза, — я буду спать с вами, если вы дадите мне тридцать минут на эту встречу.

Он скатился с нее и сел.

— Хорошо. Я даю вам тридцать минут, после чего приду за вами. Понятно?

На глазах у нее вновь выступили слезы.

— Благодарю вас, — пробормотала Мэдди и ринулась вверх по крутому склону. Она налетела на низко растущие ветви, которые царапали ей лицо, спотыкалась о торчащие из земли камни, один раз даже упала, разбив, вероятно, в кровь руки, но так ни на секунду и не замедлила своего бега.

‘Ринг наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду, затем вновь прислонился спиной к дереву и прислушался. Вскоре по донесшимся до него звукам он понял, что встреча состоялась, и слегка улыбнулся. Его почему-то радовало, что она добилась наконец того, чего так хотела.

Но чего же она хотела? Что замышляла? И вообще, что происходит вокруг этой женщины? Чем дольше он общался с ней, тем больше она напоминала ему центр циклона, вокруг которого вращались люди и события. «Знает ли она, — подумал ‘Ринг, — о других людях, тоже следящих за ней, об индейце и о том, четвертом, человеке, которого они с Тоби заметили последним?»

До него вдруг донесся сердитый голос мужчины. В следующее мгновение ‘Ринг оказался на ногах. Кем бы ни был этот человек — другом, родственником или врагом, — он ему не позволит ее обидеть. Однако ‘Ринг не сделал и десяти шагов, как прямо перед ним в ствол дерева вонзилась стрела. Мгновенно упав на живот, он протянул руку за своим револьвером, которого не было.

Осторожно приподняв голову, он огляделся, но никого не заметил. Стрела была предупреждением, ‘Ринг знал это, так как в противном случае она вонзилась бы в него. Но предупреждением о чем? Держаться от этой женщины подальше? Но тогда почему индеец не выстрелил в него, когда они с ней боролись? Может быть, этой стрелой индеец хотел предупредить его, чтобы он не мешал встрече певицы с этим человеком?

Медленно, осторожно, оглядывая деревья, за каждым из которых мог притаиться индеец, ‘Ринг поднялся и, дернув за стрелу, вытащил ее из ствола» «Кроу», — подумал он. Это было странно, так как кроу отличались миролюбием. Насколько он знал, они даже приветствовали появление белых на своей территории, так как белые привозили с собой множество удивительных вещей, которыми кроу — непревзойденные воры — могли у них поживиться. Про кроу говорили, что они могут украсть коня из-под всадника и тот этого даже не заметит.

‘Ринг внимательно посмотрел на стрелу, на маленький стальной наконечник. Сегодня индейцы предпочитали ружья, но нередко, желая избежать шума, прибегали и к луку со стрелами. Похоже, этот индеец не возражал против того, чтобы о нем знал ‘Ринг, но не хотел, чтобы об этом стало также известно и женщине. И он явно предпочитал, чтобы ‘Ринг не вмешивался в ее дела, чем бы это ни было.

Он поднял стрелу над головой в молчаливом салюте индейцу, но тут же поспешно засунул ее в один из своих высоких мокасин, услышав шаги спускавшейся по склону женщины, называвшей себя Ла Рейна. На ее жакете виднелись пятна его засохшей крови, руки и шея были исцарапаны, и ‘Ринг подозревал, что и на теле у нее имелось немало ссадин и синяков.

Молча она направилась к своей лошади, и он не стал ее ни о чем расспрашивать. Он уже слышал и видел достаточно, чтобы понимать, что она все равно ничего ему не скажет. Но он был полон решимости докопаться до истины. Чего бы это ни стоило, решил про себя ‘Ринг, он найдет ответы на все интересующие его вопросы.

4

Несколько часов спустя Мэдди была уже в палатке и смогла наконец полностью отдаться своим страхам. Человек, с которым пришлось встретиться, был просто ужасен. У него был жесткий, полный злобы взгляд, и, что хуже всего, он был глуп. Сразу же стало ясно, что она никогда не сможет с ним договориться ни в отношении Лорел, ни в отношении всего остального. Мужчина передал письмо, но тут же потребовал, чтобы она отдала ему жемчужную с бриллиантами брошь, которая была на ней. Брошь была недорогой, но она принадлежала еще бабушке. Забывшись на мгновение, Мэдди запротестовала и тут же увидела, как лицо мужчины побагровело от ярости. Он начал на нее кричать, и со стыдом она призналась себе, что в тот момент ужасно испугалась. Испугалась за Лорел, да, но и за себя тоже. Мэдди прикрыла лицо руками. Всю свою жизнь она всегда получала все, что хотела. У нее были ее талант, поклонение тысяч людей, любовь семьи, которая неизменно поддерживала ее во всем, что бы она ни делала.

И вот теперь, как-то сразу, удача ей изменила, и она оказалась предоставленной самой себе.

Услышав чьи-то шаги, Мэдди подняла голову и с раздражением увидела, что это был капитан Монтгомери. Они приехали сюда вместе, на ее лошади, но она всю дорогу молчала, и он, вопреки своему обыкновению, не задавал никаких дурацких вопросов.

— Что вам здесь надо? — резко спросила она. — Кажется, вы забыли, что это моя палатка, мои частные владения, какими бы они ни были. Если бы я хотела вас видеть, я бы вас пригласила, и к тому же…

— У нас с вами был уговор, вы не забыли? Она нахмурилась.

— Не понимаю, о чем вы… — Мэдди замолчала, внезапно вспомнив о том, что ему обещала. — Не хотите ли вы сказать…

— Вы говорили, что будете спать со мной, если я оставлю вас на тридцать минут с этим человеком наедине. Я это сделал, и вот я здесь, чтобы получить обещанное.

— Я не имела в виду… — прошептала она.

— Не имели в виду то, что говорили? Вы всегда лжете? В вас что, нет ни капли правды?

— Я не лгунья. Я никогда не лгу. У меня в этом нет никакой необходимости, — произнесла она, выпрямляясь, хотя руки ее продолжали дрожать.

— Ну что же, отлично. — Монтгомери улыбнулся, и его улыбка в этот момент показалась ей особенно коварной. — Приступим.

«Лорел, — подумала Мэдди. — Я сделаю это ради Лорел». И потом, может, это и к лучшему? Может, став ее любовником, он будет более сговорчивым в следующий раз, когда придется обмениваться письмами?

Она взялась за пуговицы на жакете, стараясь ни о чем не думать. Взглянув в его сторону, она увидела, что капитан поставил ногу на сундук у стены и, опершись руками о колено, внимательно за ней наблюдает.

— Мо… может, мы все-таки потушим лампу?

— Нет, — протянул он, — я хочу видеть то, что получаю.

Она покраснела и опустила голову, чтобы он не заметил вспыхнувшей в ее глазах ненависти. У нее мелькнула мысль, что, возможно, она убьет его после этой ночи. С какой бы радостью она увидела его мертвым и окровавленным у своих ног!

Мэдди расстегнула все пуговицы и уже готова была скинуть с себя жакет, когда Монтгомери быстро приблизился и, протянув руку, остановил ее. Она подняла на него глаза, и он увидел в них ярость и ненависть, полыхавшие в эту минуту в ее душе.

— Если бы взгляд убивал, я лежал бы сейчас бездыханным у ваших ног, — проговорил ‘Ринг, усмехнувшись.

Мэдди оттолкнула его руку.

— Давайте покончим с этим. Я заплачу вам за то, что вы мне позволили, — она, казалось, выплюнула это слово, — воспользоваться Богом данной мне свободой. Какая разница, что я думаю или чувствую. Вы все равно сильнее меня, капитан Монтгомери. У вас хватит сил, чтобы получить то, что вы желаете.

Она хотела сорвать с себя жакет и, когда одна из пуговиц запуталась у нее в волосах, с силой дернула.

— Прекратите. — Он притянул Мэдди к себе. — Успокойтесь, — продолжал он, гладя ее по спине. — Все позади, и никто не собирается причинять вам никакого вреда.

— Вы! — глухо произнесла женщина, так как нос ее был прижат к его груди, но не стала вырываться; сейчас все ее силы были направлены лишь на то, чтобы не разрыдаться. — Вы собираетесь причинить мне вред, — она несколько раз быстро сглотнула, пытаясь сдержать подступившие к горлу рыдания.

— Нет, я не собираюсь этого делать, да и никогда не собирался. Я просто хотел кое-что выяснить для себя, и мне это удалось.

Мэдди слегка отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Казалось, он был чем-то чрезвычайно доволен.

— И что же вы выяснили? — тихо спросила она.

— Как сильно вы хотели того, что сегодня делали. Должно быть, вы хотели этого, что бы это ни было, очень сильно, если готовы были даже на то, чтобы спать со мной, хотя просто ненавидите меня. И…

Он улыбнулся, и его нижняя губа совершенно исчезла в густых усах.

— И, капитан?

— И я также выяснил насчет ваших отношений с Йовингтоном. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. — Похоже, вы не слишком-то часто разоблачались перед мужчинами.

— О? — произнесла она еле слышно.

— По существу… — Его улыбка сделалась еще шире. — По существу, я даже осмелюсь это утверждать, вы никогда этого прежде не делали. — Он усмехнулся. — И я также узнал, что вы думаете обо мне. — Улыбка исчезла с его лица. — Уверяю вас, мэм, я не принадлежу к тому типу мужчин, которые заставляют женщину расплачиваться своим телом за… за что бы то ни было. Я человек разумный, и вы можете говорить со мной обо всем, не опасаясь, что я потребую от вас чего-то недостойного.

‘Ринг замолчал, глядя на нее с таким выражением, будто ожидал, что она тут же бросится благодарить его за столь благородный поступок.

— Разумный человек? — прошептала Мэдди. — Вы, капитан Монтгомери, самый неразумный из всех людей, которых я когда-либо встречала. Да любой мул и тот более разумен, чем вы. Во всяком случае, мула можно вразумить, стукнув хорошенько по голове, но я очень сомневаюсь, что на вас и это подействует.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте! — Может, она и уступала ему в силе, но мощи ее голоса мог позавидовать любой. — С того самого дня, как я вас встретила, вы только тем и занимались, что оскорбляли меня.

— Я никогда бы не мог оскорбить леди.

— Вы назвали меня странствующей певицей. Вы говорили мне, что я должна, по-вашему, делать. Неужели вы не понимаете, что у вас на меня нет никаких прав?

— Мой приказ…

— Какое мне дело до вашего приказа! Вы в армии, не я. Я пыталась объяснить вам, что не нуждаюсь в вас, что не желаю вас видеть, и вот вы снова здесь, а это… — Она запахнула жакет. — Это! Вы оскорбляете меня, выставляете на посмешище, доводите до того, что я вынуждена играть перед вами роль шлюхи и… — Мэдди гордо вскинула голову. — К вашему сведению, капитан, я разоблачалась перед многими мужчинами, перед сотнями мужчин. Французами, итальянцами, русскими. И ни один из них никогда не позволил себе назвать меня странствующей певицей!

— Я совсем не хотел…

— Ну конечно, вы не хотели! — воскликнула она. — Вы просто делали то, что вам поручили. Навязывая при этом другому свою волю, не так ли?

Внезапно силы оставили ее. Мэдди почувствовала головокружение, и колени ее подогнулись. Она достигла предела своих возможностей. С того самого дня, как, войдя в дом тетки, она услышала о Лорел, у нее не было ни минуты отдыха. С того дня ее жизнь, жизнь, наполненная музыкой, хорошей едой и смехом, исчезла, и на смену ей пришли страх, жесткая постель, грязь и незнакомцы. Импресарио покинул Мэдди и сейчас был где-то в Англии. Все люди, которые знали ее, которые знали, как она поет, и любили ее слушать, были сейчас на другом краю земли.

Она приложила ладонь ко лбу и пошатнулась, но не упала, так как капитан подхватил ее, взял на руки и отнес на койку. Затем он подошел к стоявшему в углу ведру с водой, смочил в нем полотенце, выжал и, присев на койку, положил Мэдди на лоб.

— Не трогайте меня, — прошептала она.

— Тс-с. У вас ничего серьезного, во всяком случае, ничего такого, что нельзя было бы излечить с помощью небольшого отдыха и еды.

— Отдых и еда, — пробормотала она. Никакая еда на свете не могла помочь ей спасти Лорел.

— Итак, мисс Ла Рейна, лежите спокойно и отдыхайте. У меня есть что вам сказать, и сейчас я это скажу. Прежде всего, вы правы в отношении того, что мне приказали вас сопровождать, и я всегда был полон решимости этот приказ выполнить. Лежите спокойно. — Слова прозвучали как команда, но тон, каким они были произнесены, был спокойным и не вызвал в ней привычного раздражения. Мэдди снова закрыла глаза, и он поправил у нее на лбу полотенце, слегка коснувшись при этом волос на виске. — Вначале я просто хотел заставить вас уехать, вернуться на Восток, где, как я полагал, было ваше настоящее место.

Она хотела сказать ему, что у нее нет другого выбора, как только остаться на золотых приисках, но промолчала. Чем меньше он будет знать, тем лучше.

Монтгомери коснулся другого ее виска, затем очень осторожно положил обе свои руки ей на голову и легкими круговыми движениями больших пальцев начал массировать виски.

— Где вы этому научились? — спросила Мэдди шепотом.

— Одна из моих сестер страдала сильными головными болями. Я пытался их снимать таким образом.

Она почувствовала, как у нее спадает напряжение в плечах и спине.

— Сколько у вас сестер?

— Две.

Мэдди улыбнулась.

— У меня тоже две сестры. Джемма на год старше меня, а Лорел… — она вздохнула, — …а Лорел только двенадцать.

— Какое совпадение, — теперь его большие руки массировали ей затылок. — Моей младшей сестре четырнадцать.

— Любимица семьи?

— Вы даже представить себе не можете. С семью старшими братьями просто удивительно, как она еще не стала настоящим чудовищем.

— Но ведь не стала?

— Не в моих глазах, — тихо ответил он.

— Вот и Лорел тоже. У нее всегда на лице улыбка. Малышкой она ходила за мной по пятам, и ей очень нравилось слушать, как я пою.

— Она сейчас в Ланконии?

Поначалу Мэдди не могла сообразить, кем или чем была Ланкония, потом открыла глаза и ровным голосом произнесла:

— Да, она сейчас дома, во дворце. И прекрасное мгновение кончилось.

— Благодарю вас за… за компресс, капитан Монтгомери, но сейчас, если не возражаете, не могли бы вы прислать ко мне Эдит?

— Да, конечно, — ответил он, но вдруг его устремленный на нее взгляд стал пристальным. — Что произошло с брошью, которая была сегодня на вас?

Мэдди протянула руку к горлу.

— Я… я потеряла ее, когда спешила вверх по склону.

— И даже не остановились, чтобы попытаться ее найти? Странно. Она отвернулась.

— Эта брошь принадлежала еще моей бабушке, — тихо проговорила она и тут же вновь повернулась к нему. — Не могли бы вы меня оставить? Выйти из палатки и уехать! Возвратиться к себе в форт и оставить меня наконец в покое.

Эта ее внезапная вспышка раздражения, похоже, ничуть его не тронула.

— Я увижусь с вами утром, мэм, — проговорил капитан самым любезным тоном и вышел.

На улице он сразу же наткнулся на Фрэнка с Сэмом и Эдит, которые, вне всякого сомнения, беззастенчиво подслушивали, но он едва удостоил их взглядом, спеша поскорее выбрать место для ночлега. Вскоре он уже лежал подле Тоби на небольшой возвышенности неподалеку от кареты, откуда ему была бы сразу видна малейшая опасность. Тоби поймал в силки зайца и подвесил его жариться над разложенным ‘Рингом костром. Покончив с этим, он настоял на том, чтобы осмотреть раны молодого человека. ‘Ринг снял рубашку, и Тоби принялся, не особенно церемонясь, обрабатывать три или четыре укуса у него на груди и руке.

— Еще та штучка, а? — проговорил старик.

— Если тебе нравятся лгуньи. — Устремив взгляд на костер, ‘Ринг отхлебнул из чашки отвратительное пойло, которое Тоби почему-то называл кофе. — Насколько я могу судить, она еще ни разу не сказала мне правды.

— Ну, у людей иногда бывают причины для вранья.

— Хм, — фыркнул ‘Ринг.

— Не можем же мы все быть такими благородными, как ты, — сказал Тоби, щедро поливая на раны виски. — Но если ты считаешь ее такой плохой, почему бы тебе тогда не оставить ее здесь и не возвратиться в форт?

— Она не плохая, — отрезал ‘Ринг и тут же отвернулся, заметив на лице Тоби ухмылку. — Не имею ни малейшего понятия, какая она. Но, должен сказать, вытаскивать из нее сведения — это все равно что…

— Сражаться с индейцами? — подсказал Тоби.

— Почти, — произнес, потягиваясь, ‘Ринг. — Ну ладно, я, пожалуй, немного вздремну. Надо набраться сил. С этой женщиной никогда не знаешь, что тебя ждет. — Он надел рубашку и, усевшись на расстеленное на земле одеяло, начал снимать мокасины. — Тоби?

— Да?

— Тебе знакомо слово «ночлежник»?

— Нет вроде. А от кого ты его слышал?

— От нашей… — он на мгновение замолчал и улыбнулся, — …странствующей певицы.

Называя ее так, ‘Ринг и в мыслях не имел обидеть женщину. Конечно, он вел себя в тот день совсем не по-джентльменски, но ему хотелось лишь напугать ее, ничего больше. К каким только уловкам он ни прибегал — связывал ее, наряжался дикарем, спрыгивал неожиданно прямо перед ней с дерева, боролся с ней и под конец даже потребовал, чтобы Ла Рейна ему отдалась. Она злилась, выходила из себя, но так ни разу и не испугалась. Однако сегодня, когда она спустилась с холма, то явно была чем-то напугана. И потом, когда он вошел к ней в палатку, глаза ее были влажными от слез.

‘Ринг улыбнулся, вспомнив их разговор. Он сумел-таки осушить эти слезы. В ее глазах очень быстро вместо слез засверкала настоящая ненависть. Хорошо еще, что в руке у нее в тот момент не было никакого оружия. Интересно, воспользовалась бы она им, если бы оно у нее было? И она была прекрасной наездницей. Глядя, как она взбирается на лошади по крутому склону, трудно было поверить, что всему этому она научилась в герцогском парке. Она…

— Что это? — внезапный вопрос Тоби прервал его размышления.

‘Ринг бросил взгляд на стрелу, которую только что достал из своего мокасина. — Стрела. Кроу, мне кажется. Ты согласен?

— Откуда мне знать? Для меня все эти «черноногие» одинаковы. Где ты ее раздобыл?

Мгновение ‘Ринг задумчиво разглядывал стрелу, держа ее перед собой.

— Мне ее прислали, возможно, как предупреждение.

— Предупреждение о чем?

— Точно не знаю, — он вспомнил, как они с женщиной боролись, катаясь по земле. Похоже, против этого индеец ничего не имел. — Но, думаю, этот кроу ее охраняет.

— Как герцогиню из…

— Ланконии.

— Вот именно. Как иностранную леди может охранять какой-то индеец?

‘Ринг рассмеялся и снова лег на одеяло.

— Это самое малое, что мне хотелось бы знать о нашей маленькой леди. Завтра я начну искать ответы на некоторые вопросы. Спокойной ночи, — добавил он и закрыл глаза.

Мэдди сидела на жестком, из конской шкуры, сиденье в карете, устремив взгляд в окно. Она всячески избегала смотреть на человека, который расположился напротив. Этим утром капитан Монтгомери сообщил ей, что поедет в карете вместе с ней. Не попросил. Сообщил. Он, правда, сказал ей, что устал от постоянной скачки и хотел немного передохнуть, но она-то понимала, для чего ему это было нужно. Несомненно, он сделал это, намереваясь как можно больше у нее выведать.

Сон ее этой ночью был необычайно тревожным, и с самого утра Мэдди не давала покоя мысль, что накануне, когда капитан делал ей массаж, помогая расслабиться, она чуть было не рассказала ему о Лорел.

Что если бы она случайно проговорилась? Ей показалось, что она слышит слова Монтгомери: «Мне приказано, мэм, брать под стражу любого мужчину, женщину, ребенка или животное, если они покушаются на свободу этой страны». Мэдди представила себе, как умоляет его пощадить жизнь сестры, а он отвечает, что долгий приказы значат для него неизмеримо больше, чем жизнь какой-то маленькой девочки.

— Простите, — сказала она, поняв в эту минуту, что он обратился к ней с каким-то вопросом.

— Я спросил, Ла Рейна — это ваше полное имя?

— Да, — ответила Мэдди, глядя ему в глаза. Однажды она уже пыталась сказать ему, что Ла Рейна — ее сценическое имя, но он тогда не захотел ее слушать, и у нее не было никакого желания говорить об этом снова.

— Тогда странно, что мисс Хани называет вас Мэдди, а все ваши сундуки и баулы помечены инициалами «М. У.».

— Если вам так уж непременно хочется это знать, Ла Рейна — мое второе имя. Меня зовут Мэдди Ла Рейна… — Она попыталась припомнить подходящую ланконийскую фамилию, но ничто так и не пришло ей в голову.

— Итак, никакой фамилии, как у королевских особ, или я должен сказать — у аристократии? Ваша семья из обычных герцогов или герцогов королевской крови?. Такие вещи — как, различаются в Ланконии?

Мэдди не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. «Спросите меня о разнице между трелью и каденцией, — подумала она. — Или между меццо и сопрано. Спросите меня слова к любой опере на итальянском, французском, немецком или испанском, но не задавайте, пожалуйста, вопросов, которые не имеют никакого отношения к музыке».

— Нет, не различаются. — Мэдди улыбнулась, надеясь, что выглядит вполне уверенной. — Герцог есть герцог.

— Да, конечно, но тогда, выходит, король ваш родственник?

— Четвероюродный брат, — ответила она, не моргнув глазом. Просто удивительно, как быстро она научилась врать. Видимо, здесь, как и с гаммами, большую роль играла постоянная практика.

— Со стороны вашей матери или отца?

Мэдди открыла было рот, чтобы сказать «матери», но он заговорил прежде, чем она успела ответить.

— Это был глупый вопрос. — Капитан замолчал и, стараясь удержаться, так как в этот момент карету сильно тряхнуло, вытянул вперед длинные ноги. — Конечно же, отца, ведь только так и передается титул. — В глазах его блеснули веселые искорки. — Этого вашего отца, который так плохо лазает по скалам. Если только в Ланконии титул не передается по женской линии или же ваша мать не обладает одним из тех редких титулов, которые может унаследовать женщина, но в таком случае ваш отец не мог бы, вероятно, взять ее титул. — Он на мгновение умолк, так как карету опять тряхнуло. — Но если титул унаследовали вы, тогда ваши родители, скорее всего, уже умерли, и он передается-таки по женской линии.

— Смотрите-ка, олень, — проговорила Мэдди. — Сегодня вечером у меня концерт, но завтра я непременно отправлюсь знакомиться с окрестностями. Все здесь так отличается от того, к чему я привыкла дома.

— Так как?

— Что «как»? — переспросила Мэдди, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

— Ваш титул передается по женской линии? Мэдди стиснула зубы. В чем, в чем, а в настойчивости капитану Монтгомери не откажешь.

— Пожалуйста, капитан. Мы в Америке, и, пока я здесь, мне хотелось бы, по возможности, быть настоящей американкой. Быть герцогиней — это так… так…

— Обязывает.

— Да. Именно так. Моя жизнь дома, во дворце, была весьма однообразной. Для меня существовало только пение. Все свои дни я проводила с мадам Бранчини. Кроме уроков, меня ничто не интересовало.

«Наконец-то, — подумала она, — я сказала чистую правду». Мэдди поправила шляпку. Может, если она ему что-нибудь расскажет, он успокоится и перестанет донимать ее вопросами?

— Однажды в Париже, после того как я три вечера подряд пела в «Пуританах», меня пригласил в свой загородный дом на ужин один русский князь. В ту ночь там было с полдюжины женщин, все весьма знатные дамы: итальянка, француженка, английская леди и красивая и очень печальная русская княгиня. На первое нам подали чудесный густой и ароматный суп, в который было добавлено немного шерри; когда мы его доели, каждая леди на дне своей тарелки обнаружила жемчужину. Большую и очень красивую.

С минуту капитан в глубокой задумчивости смотрел на Мэдди.

— И после жизни во дворце и ужинов с жемчугами в супе вы попали в Америку. Вероятно, она вас сильно разочаровала?

— Ну, здесь не так уж и плохо. Полагаю, Америке и американцам есть чем гордиться.

— Спасибо за добрые слова, но такая дама, как вы… Вам, должно быть, здесь не хватает всего этого: шампанского, роз, джентльменов, осыпающих вас бриллиантами.

— Нет-нет, — она наклонилась вперед, — мне этого совсем не нужно. Я хочу сказать, все это было у меня всю мою жизнь. Даже ребенком я должна была в торжественных случаях надевать маленькую корону.

«Удивительно, — подумала Мэдди, — как это Господь еще не поразил меня на месте». Он улыбнулся:

— А какие титулы были у ваших сестер? Мэдди понимала, что это ловушка. Как бы мало она ни знала, ей все же было известно, что в семье могла быть только одна герцогиня.

— Простите, капитан, но у меня ужасно разболелась голова.

— Может, сделать массаж, как в прошлый раз?

— Да скорее я буду играть со змеей, — ответила она и закрыла глаза, но тут же опять их открыла, услышав его негромкий смех. Она не совсем понимала, в какую игру они только что здесь играли, но у нее было такое чувство, что проиграла она.

Был полдень, когда они прибыли в Денвер-Сити. Пара сотен бревенчатых хижин, несколько палаток да тысячи мужчин, полных решимости во что бы то ни стало разбогатеть, — вот и все, чем мог похвастаться этот «город».

Не успела карета остановиться, как их окружила шумная городская толпа. Кто-то тут же сообщил им, что здесь вообще нет никакого золота, кто-то — что в ручьях лежат самородки с куриное яйцо. Многие просили у них денег в счет будущей доли, но были и просто любопытные. Недалеко от города находился лагерь ютов, и они тоже пришли взглянуть на красную карету и женщину в ярко-голубом платье.

Мэдди, казалось, нисколько не смутили ни этот шум и суматоха, ни вопросы старателей о том, как ее зовут и что означает надпись «поющая герцогиня». Она любезно улыбнулась окружавшим ее людям и приказала Фрэнку с Сэмом установить палатку и начать раздавать афишки о сегодняшнем представлении. Когда палатка была готова, она прошла внутрь и переоделась в темную шерстяную юбку, доходящую лишь до щиколоток, и простую белую хлопчатобумажную блузку. У выхода из палатки ее уже поджидал капитан Монтгомери.

— Добрый день, капитан, — бросила она ему на ходу и хотела было пройти мимо, но он загородил ей дорогу. Мэдди вздохнула. — Ну хорошо, чего вы хотите?

— Куда вы идете?

— Хотя это вас и не касается, я отвечу. Я собираюсь позавтракать, а затем прогуляться по городу.

— И кто вас будет сопровождать?

— Я пойду одна, как делала это всегда, с тех пор как в год начала ходить.

— Вы не можете находиться среди этого отребья одна.

Она плотно сжала губы, попыталась его обойти и, когда он снова загородил ей дорогу, с силой ударила его под ребра так, что он охнул, и прошла мимо. Эдит уже накрыла стол. На всем пути от Сент-Луиса до Денвера они постоянно закупали свежие продукты у фермеров, и к тому же у них было с собой копченое мясо. Сейчас перед Мэдди на тарелке лежали кусок окорока и зеленая фасоль.

— Если вы и дальше собираетесь сверлить меня глазами, то по крайней мере будьте добры сесть. И съешьте что-нибудь.

Монтгомери присел на табурет, но покачал головой, когда Эдит предложила положить ему что-нибудь на тарелку.

— Не примите это за оскорбление, но я не прикоснусь ни к еде, ни к питью, которые побывали у вас в руках.

В первый раз за все утро Мэдди улыбнулась.

— Наконец-то непогрешимый капитан Монтгомери решил проявить мудрость. Жаль, что вы так осторожны. Окорок просто превосходный.

Откуда-то появился Тоби и замер подле стола. Мэдди кивнула Эдит, и та поставила перед ним полную тарелку.

— Надеюсь, вам это понравится, рядовой?

— О, даже не сомневайтесь в этом, мэм, — пробормотал Тоби с набитым ртом. — И называйте меня Тоби, просто Тоби. И я не рядовой, не настоящий рядовой. Я стараюсь не иметь с армией никаких дел. Вот мальчик, тот в армии, хотя почему он решил покинуть Уорбрук…

— Тоби! — рявкнул ‘Ринг. — Извините его, мэм, он иногда слишком много болтает.

— O! — Она улыбнулась Тоби. — И где этот Уорбрук?

— В Мэне. Мальчик уехал…

— Тоби!

Тоби положил вилку.

— Черт, придется мне, видно, все же заткнуться. Что на него нашло, не понимаю.

Он вышел из-за стола и, прихватив с собой тарелку, скрылся за палаткой.

— Так что же на вас нашло, капитан?

— Ничего особенного. Просто стараюсь уберечь вас от смерти, только и всего.

— От смерти? И кто же мне угрожает?

Внезапно он схватил ее руку и, как она ни пыталась вырваться, быстро повернул ее ладонью кверху. Во всю ладонь шла глубокая царапина, а на запястье виднелся большой кровоподтек.

Мэдди отняла у него руку и встала.

— А теперь, капитан, извините, но я должна идти.

— Только не одна.

На мгновение она закрыла глаза, прося небеса дать ей сил. Первой мыслью было попытаться его убедить, что никто не сделает ей ничего плохого. Но она не могла ему ничего доказать, не рассказав прежде многого другого. В конце концов Мэдди решила просто не обращать на него внимания и зашагала прочь. Однако не так-то легко было игнорировать человека шести футов трех дюймов ростом да еще и весившего, как она понимала, более двухсот фунтов. К тому же он весь так и кипел от возмущения.

Жителям Денвера нечасто приходилось видеть непродажных женщин, так что ее продвижение по широким грязным тропам, громко именующимися улицами, вызвало настоящий переполох. Время от времени она останавливалась у палаток, где на грубых деревянных столах были разложены различные товары с Востока. Нередко люди, собираясь на золотые прииски, тратили последние деньги на покупку фургонов и самых необходимых вещей, а приехав сюда, тут же все продавали, чтобы приобрести старательский инструмент, лотки для промывки золота, а иногда и небольшой кусок земли подле какого-нибудь ручья.

Мгновение Мэдди разглядывала стоявшие на столе фонари, затем ее внимание привлек хорошенький кружевной воротничок, и она как раз протянула к нему руку, когда рядом остановились трое старателей и так и замерли, не сводя с нее глаз. Она обернулась и с улыбкой произнесла:

— Доброе утро. Они молча кивнули.

— Вы уже нашли золото?

Один из старателей сунул руку в карман, но так и не успел ее вытащить. Внезапно рядом с ним вырос капитан Монтгомери и с силой сдавил его запястье. Мэдди смутилась и яростно дернула капитана за рукав.

— Извините, джентльмены, — сказала она старателям и отвернулась.

— У него в кармане мог быть револьвер, — услышала она за спиной голос капитана. — Я просто хотел вас защитить…

— От кого? — Мэдди обернулась. — От этих бедных старателей? Уйдите, капитан! Оставьте меня одну!

— Я буду вас защищать, чего бы мне это ни стоило. И как бы неприятно это ни было для нас обоих.

«Ну вот, — подумала она, — теперь он дает понять, что находиться рядом со мной для него тяжкое бремя». Она шагала впереди Монтгомери, высоко подняв голову и сжав пальцы в кулаки. Все встречные мужчины останавливались, пораженные видом элегантной женщины, за которой следовал высокий военный, и толкали друг друга в бок, так как женщина была явно разгневана.

«Теперь я стала объектом насмешек», — подумала Мэдди. Как она могла до такого дойти?

Такое положение вещей становилось просто невыносимым, и она решила положить ему конец. Мэдди обернулась к капитану и нежно улыбнулась.

— Капитан Монтгомери, я проголодалась.

— Но вы только что завтракали.

Куда делись мужчины, готовые без рассуждений исполнить любой женский каприз?

— Да, но мне снова хочется есть. Не могли бы мы где-нибудь перекусить?

‘Ринг огляделся. Сказать по правде, он был невероятно голоден. Ему приходилось довольствоваться одним только сушеным мясом и галетами, тогда как все вокруг ели свежее мясо и, что важнее, свежие овощи. Но после опиума в виски он не собирался есть за ее столом.

— Вон там я вижу фургон, в котором, по-моему, продается еда.

Через минуту обе его руки были заняты тарелками с едой, и Мэдди также сунула ему под мышку буханку свежего хлеба, который собиралась отнести Эдит.

— Не могли бы вы все это подержать, пока я на минутку отлучусь в… ну, вы знаете куда?

От тарелок поднимался густой пар. Мясо. Картошка. Кукурузный хлеб. Зеленая фасоль. Почти не вслушиваясь в ее слова, ‘Ринг кивнул и направился к скамейке рядом с фургоном. Он был ужасно голоден и успел полностью опорожнить свою и наполовину ее тарелку, когда до него дошло, что она так и не появилась.

— Черт ее возьми! — вырвалось у него. — Черт меня возьми, — тут же поправил он себя и бросился на поиски певицы.

Разыскать кого-либо в городе было практически невозможно, но, полагая, что она достаточно заметна и должна бросаться в глаза, он начал всех подряд расспрашивать. Казалось, в городке не было ни одного мужчины, который бы ее не видел, но в отношении того, куда она направилась, мнения их были весьма противоречивы.

Прошел, наверное, час, когда ‘Ринг наконец нашел ее в лагере ютов. Ла Рейна стояла в толпе индейских женщин и весело смеялась. Недоумевая, как она сумела с ними объясниться, он направился к ней. Скво заметили его первыми и предупредили Мэдди, которая тут же бросилась бежать. ‘Ринг побежал за ней, крича, чтобы она остановилась. Индейские женщины, всегда готовые веселиться по любому поводу, смеясь, загораживали ему дорогу, пока он не схватил одну из них в охапку и не отставил в сторону.

Мэдди неслась по деревне во весь опор, ловко лавируя между детьми и собаками. Один раз она, правда, едва не сбила с ног какого-то индейца, попросила у него извинения, но так и не остановилась. Добежав до конца индейского лагеря, она развернулась и помчалась назад, к городу.

Достигнув окраин, Мэдди замедлила сумасшедший бег и, переведя дух, улыбнулась. Ей удалось не только его одурачить, но и обогнать.

Несколько секунд спустя она почувствовала на своем плече чью-то руку и, обернувшись, увидела перед собой капитана Монтгомери, в глазах которого, как ей показалось, светилось торжество. Она одарила его взглядом, который словно говорил: «Ну, я тебе покажу», и громко закричала:

— Помогите! Помогите! Ой, пожалуйста, не бейте меня больше.

Не успел ‘Ринг опомниться, как на него набросилось не менее восьми человек, и, воспользовавшись этим, Мэдди тут же скрылась. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что его обычно аккуратно зачесанные волосы растрепались, на щеке алеет яркое пятно, а форма вся в пыли. Ухмыльнувшись, она побежала еще быстрее.

Мэдди уже не помнила, когда эти гонки начали доставлять ей несказанное наслаждение, но в том, что так оно и было, не могло быть никаких сомнений. Один раз она спряталась в пустой бочке и едва не расхохоталась, глядя, как капитан в поисках ее оглядывается, вытянув шею, по сторонам. Потом она вбежала в толпу мужчин, которые играли на земле в кости, сорвала с одного из них шляпу и, нахлобучив ее себе на голову, присела на корточки. Мужчины придвинулись ближе, стараясь ее прикрыть. По существу, один из них придвинулся даже слишком близко, и Мэдди недовольно пискнула, когда тот ущипнул ее за бедро. Она вскочила на ноги, увидела, что капитан Монтгомери повернулся и заметил ее, и снова бросилась бежать.

Она влетела в одну из многочисленных палаток-салунов, проскользнула к бару и, облокотившись на грубо обтесанную деревянную стойку, прошептала: — Виски…

Залпом выпив, Мэдди протянула бармену пустой стакан, чтобы он наполнил его снова, и в этот момент увидела в дверях капитана Монтгомери. — Платит он, — бросила она бармену, кивнув в сторону капитана, и выбежала на улицу через заднюю дверь.

Капитану же пришлось задержаться. Бармен и пришедшие ему на помощь двое посетителей не выпустили его, пока он не расплатился за выпитое ею виски.

Выбежав на улицу, Мэдди тут же обратилась к каким-то двум мужчинам с просьбой помочь ей взобраться на одно из немногих строений в Денвер-Сити, у которого имелась крыша. Они охотно исполнили просьбу Мэдди, ощупав ее при этом с головы до ног.

Она стояла на крыше, глядя, как капитан Монтгомери в поисках ее вертит головой по сторонам. Боясь расхохотаться, она зажала рот рукой. Затем, забыв на мгновение обо всем на свете, Мэдди глубоко вдохнула в себя воздух, потянулась и, откинув назад голову, закрыла глаза. Многие месяцы она не чувствовала себя такой счастливой. Как же сладка свобода!

Когда она наконец открыла глаза, капитан Монтгомери стоял внизу и смотрел вверх, прямо на нее.

Громко рассмеявшись, Мэдди бросилась к дальнему концу строения, где у стены стояли бочки и лежали старые колеса от фургонов, и начала осторожно спускаться. Но не успела она спрыгнуть на землю, как капитан Монтгомери был уже рядом. Мэдди попыталась убежать, но он поймал ее за подол и рывком подтянул к себе.

Она боролась. О небеса, как же она боролась! Но он все время увертывался, не давая возможности вцепиться ему в лицо, и наконец изловчился и, схватив ее за талию, поднял попкой кверху.

— Только попробуйте меня снова укусить, и вы не сможете сидеть по крайней мере неделю.

В таком положении она чувствовала себя словно куль с мукой, но ей было ясно, что он ужасно рассержен, а рассерженные мужчины делали иногда совершенно непредсказуемые вещи. Поэтому Мэдди прекратила всякие попытки вырваться и расслабила мышцы, повиснув на его руке всем телом. Но он, похоже, этого даже не заметил и продолжал все так же быстро нести ее по направлению к лесу.

Вскоре шумный городок остался позади, и они вступили в лес, где ‘Ринг тут же опустил ее на поросший мягкой густой травой пригорок.

— Капитан Монтгомери, я…

— Не говорите ни слова, слышите, ни слова! Мне было приказано вас защищать, и я намерен, черт подери, выполнить этот приказ! Вам, вероятно, кажется, что эта ваша небольшая эскапада была необычайно умной, но вы не имеете ни малейшего представления о том, что здесь происходит. Вы ничего не знаете об этих людях. Они…

— Это вы ничего не знаете, — спокойно проговорила Мэдди и легла на спину.

Эти веселые утренние гонки на свежем воздухе помогли ей расслабиться, и в первый раз с тех пор, как Мэдди узнала об исчезновении Лорел, она не была вся как натянутая струна и чувствовала себя просто превосходно.

— О, капитан, неужели у вас нет никакого чувства юмора?

У нее было такое ощущение, будто она в первый раз видит полевые цветы, деревья, синее небо над головой.

Помолчав с минуту, он лег на траву не далее чем в футе от нее.

— Должен вам сказать, что, по существу, у меня довольно развитое чувство юмора, но, кажется, за этот год я его совсем утратил.

— Да? — вопросительно произнесла Мэдди, поощряя его продолжать.

Но он молчал.

— Трудно представить себе, что у человека, назвавшего свою лошадь Сатаной, может быть какое-то чувство юмора. Насколько я могу судить, капитан, для вас существует одно только дело и никакого веселья. Вы даже не мыслите себе каких-то других отношений с женщиной, как только запугать ее, вызвать в ней страх. Возможно, каким-то женщинам это и нравится, но не думаю, что вы пользовались большим успехом.

— Вы ничего обо мне не знаете, — с некоторым возмущением проговорил ‘Ринг. — Вообще ничего.

— Тогда, полагаю, мы квиты, так как вы тоже обо мне ничего не знаете.

Оперевшись на локоть, он привстал, пытаясь поймать ее взгляд, но она смотрела в небо.

— А вот тут вы ошибаетесь. Дело в том, мисс Ла Рейна, что мне многое о вас известно.

Она фыркнула.

— Ничего, я уверена. ‘Ринг перевернулся на спину.

— Хотите пари?

— Какое? Спать с вами?

— Нет, — мягко произнес он. — На этот раз мы выберем что-нибудь более важное. — Он не заметил взгляда, каким она посмотрела на него при этих словах. — Вы пообещаете, что в течение двадцати четырех часов никуда не убежите. В это время я смогу спокойно спать, зная, что вы не сделаете никакой глупости.

— А то, что понимать под глупостью, вы определите сами?

— Да.

— А что получу я?

— В течение двадцати четырех часов я буду держаться от вас в отдалении.

Мэдди улыбнулась, продолжая смотреть на деревья.

— Итак, остается только узнать, известно ли вам что-нибудь обо мне или нет, не так ли?

Она не думала, что многим рискует. Во-первых, с человеком относительно писем она должна встретиться сегодня вечером прямо здесь, в Денвер-Сити, и не было никаких сомнений, что она сможет проделать это прямо у капитана под носом. И потом, как она уже не раз могла убедиться, он вообще не видел дальше собственного носа. Он считал всех женщин слабыми созданиями, и к тому же у него было предвзятое мнение об оперных певицах.

— Ну хорошо, заключаем пари. Итак, что вы обо мне знаете?

— Прежде всего, если вы герцогиня, то я королева Виктория. Вам мало что известно об аристократических родах, да и о Ланконии тоже. А эта брошь, которую вы, э… потеряли, та, что принадлежала еще вашей бабушке, хотя и довольно красива, но бриллианты и жемчуг на ней несколько простоваты для герцогини. Что вы знаете, так эту страну. Вы взбираетесь по склонам, словно родились и выросли здесь. Вы ездите на лошади лучше многих мужчин, а виски пьете так, будто делали это уже не раз. Ну, как вам понравилось мое начало?

— Я еще не заснула.

— Вы также чувствуете себя совершенно свободно в обществе индейцев. Довольно необычно для европейской дамы, вы не находите? Вы не очень хорошо знаете Сэма с Фрэнком и вы недолюбливаете Эдит. Похоже, их выбирали не вы. Я прав?

— Возможно.

— Так, что еще? Ах да. Думаю, вы девственница или весьма и весьма неопытны.

— Мне это не нравится, капитан.

Мэдди попыталась встать, но он не позволил ей этого сделать.

— Я совсем не хотел вас обидеть. Уверен, у такой красавицы, как вы, было много предложений, но, судя по всему, мужчины вас не интересуют.

— Во всяком случае, такие, которых мне навязывают. Ну все. Мне пора возвращаться.

Монтгомери схватил ее за руку.

— Я могу вам рассказать много больше, и позвольте напомнить, это вы сказали, что я ничего про вас не знаю. Так на чем это я остановился? Ах да, вас явно кто-то шантажирует. Пока я еще не знаю, почему, но это, во всяком случае, не бывший любовник. Нет, это что-то серьезное — намного более серьезное. Вас не так-то легко напугать, и, однако, все время вы чего-то смертельно боитесь.

Мэдди не ответила — она была просто не в состоянии.

Очень нежно, очень осторожно он взял ее за руку.

— Я благородный человек… Мэдди, — прошептал он, обращаясь к ней так, как он, слышал, называла ее Эдит. — Расскажи мне об этом, и, клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Но ты должна мне довериться.

Ей пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы удержаться и не рассказать ему тут же о Лорел. Она давно уже хотела поделиться своей бедой с кем-то, кто не просто пожмет в ответ плечами, как сделала это Эдит. И ей необходим был совет. Что ей делать, если они не покажут ей Лорел, когда она приедет в третий по счету город? Что если… Стараясь удержаться от соблазна, она вскочила на ноги.

— Очень хорошо, капитан Монтгомери, просто великолепно. Если вы когда-нибудь решите уйти из армии, вы сможете пойти на сцену. — Мэдди расправила плечи и окинула его презрительным взглядом. — Но вы забыли самое главное: мой голос. Пока вы не услышали, как я пою, вы ничего обо мне не можете знать. Все остальное не имеет никакого значения.

Он улыбнулся.

— Вы действительно считаете, что компания пьяных головорезов, думающих лишь о том, как бы найти золото и разбогатеть, сможет оценить оперу?

— Не надо быть ценителем оперы, да и музыки вообще, чтобы любить мой голос.

При этих словах капитан весело, искренне рассмеялся.

— Вы тщеславны?

Лицо ее было совершенно серьезно.

— Нисколько. Во мне нет ни капли тщеславия. Мой голос — это Божий дар, и принижать его красоту и силу значило бы проявлять неуважение к Богу.

— Это вы так считаете.

Она присела рядом с ним на траву.

— Нет. — В голосе ее была неподдельная искренность. — Я говорю правду. Откуда еще может взяться талант, как не от Бога? Я пою с трех лет, с шестнадцати выступаю на сцене. Каждый день я благодарю Бога за то, что Он дал мне мой голос. Он одарил меня им, и, славя мой голос, я славлю тем самым и Его.

Несомненно, она глубоко, искренне верила в то, что говорила, и, слушая ее, ‘Ринг не мог отделаться от мысли, что в этом был определенный смысл.

— И вы полагаете, что эти старатели полюбят ваши арии? Вашу «Тра…»?

— «Травиату».

— Да, падшую женщину.

Мэдди пристально на него посмотрела.

— Вы говорите по-итальянски?

— Немного. Так вы считаете, что этим старателям понравятся ваши арии?

— Не арии, мой голос. Это большая разница.

— Ну хорошо, — проговорил он с улыбкой. — Покажите мне. Спойте что-нибудь.

Она встала и, глядя на него сверху вниз, снисходительно улыбнулась.

— Простите, капитан Монтгомери, что я в вас усомнилась. У вас, вне всякого сомнения, есть чувство юмора. Ужасное, невыносимое чувство юмора.

— О, понимаю, вам нужно что? Оркестр? Оперные певицы ведь не могут петь a capella[4]?

— Я могла бы петь под водой, если бы нужно было, но я пою только тогда, когда этого хочу. Если бы я стала петь для вас одного, это было бы подарком огромной ценности. Вы пока еще ничего не сделали, чтобы его заслужить.

— А эти старатели, раскошелившиеся на десять долларов, они что, заслужили этот… подарок?

— Сегодня вечером я буду петь не для одного человека, а для многих. Это совсем другое дело.

— Понятно, — произнес он снисходительным тоном и достал из кармана большие золотые часы на цепочке. — Подарок или нет, но вам пора уже возвращаться в город и готовиться к сегодняшнему выступлению.

— Как, вы думаете, я жила все эти двадцать четыре года без вас, который постоянно говорит мне, что я должна делать и когда?

— Даже не представляю. Меня это просто поражает.

Поднимаясь, он скривился от боли.

— Что, капитан, стареем?

— Похоже, карабканье по скалам, чтобы защитить вас от незнакомых мужчин, ваше ляганье и кусание, не говоря уже о драке сегодня утром с восемью мужчинами, начинают постепенно сказываться.

— Вы всегда можете вернуться к себе в форт и отдохнуть.

— То-то Харрисон был бы рад увидеть меня с поджатым хвостом.

— Кто такой Харрисон?

— Я отвечу на все ваши вопросы, как только вы ответите на мои.

— Да скорее весь ад вымерзнет, — проговорила Мэдди нежным голоском и повернула к городу.

— Как бы там ни было, не забывайте, что я выиграл пари. В течение двадцати четырех часов вы не сделаете никаких попыток убежать.

— Вы не выиграли пари, капитан. Я вам это уже объяснила. Вот если бы я услышала от вас: «Вы певица», тогда другое дело, так как пение для меня все.

— Но я сказал, что вы певица.

Она остановилась и, повернувшись, устремила на него сердитый взгляд.

— Да вы и словом не обмолвились о моем пении.

В глазах его вспыхнули веселые искорки.

— Я сказал, что вы певица, — ‘Ринг понизил голос, — которая странствует.

Она гневно сжала рот и тут же чуть не рассмеялась.

— Ха! — Мэдди повернулась к нему спиной и зашагала прочь. — Вы еще увидите, — бросила она через плечо. — Сегодня вечером вы узнаете, кто и что я такое.

Мгновение он стоял неподвижно, глядя ей вслед. Она была чертовски интересной женщиной. А также красивой и умной — и угодившей в какую-то переделку, чего, несомненно, никак не заслуживала. Ему понравилось, как она сказала ему, что она великолепна, что у нее великолепный голос. Он устал от женщин, которые только и делали, что постоянно спрашивали, как ему нравятся их платья или прически. Может, Тоби был прав. Он говорил, что всем братьям Монтгомери слишком уж легко доставались победы над женщинами. У них были и красота, и деньги, а женщинам обычно большего и не требовалось. Тоби считал, что это несправедливо, так как у него самого ничего этого не было, и, чтобы завоевать женщину, ему приходилось быть с ней ласковым и всячески ей угождать.

‘Ринг не отрывал взгляда от шедшей впереди него Мэдди. Похоже, на нее его красивая внешность не производила ни малейшего впечатления, и он сильно сомневался, что ее также заинтересовало бы богатство его семьи, расскажи он о нем. Да и могли ли какие-то там деньги заинтересовать того, кто еще в детстве ходил с маленькой короной на голове? Он громко рассмеялся, но тут же поспешно взял себя в руки, заметив удивленные взгляды двух прохожих. Она была лгуньей, это верно, но также и чрезвычайно интересной и находчивой женщиной. Вероятно, ей действительно не требовалась такая уж усиленная охрана, как он думал вначале, но он все равно будет держаться поблизости, хотя бы для того только, чтобы увидеть дальнейшее развитие событий. Беганье за ней по грязному гооодку старателей не шло, несомненно, ни в какое сравнение с армейской жизнью, которая, как часто говаривал Тоби, могла бы и у мертвого вызвать зевоту.

‘Ринг снова улыбнулся, глядя как колышется в такт шагам юбка на ее пышных бедрах.

5

— Ну хорошо, — сказал ‘Ринг Тоби. — Ты все понял? Ничего не забудешь?

Они находились в палатке, установленной в глубине большого деревянного, строения без крыши, которое в один прекрасный день должно было стать отелем, но на сегодняшний вечер стало залом для выступления Мэдди.

— Как я могу забыть, — недовольно проворчал Тоби, — когда за последние десять минут ты повторил мне это, наверное, раз двадцать. Нам надо смотреть, чтобы не было шума, и если кто начнет базарить, мы должны тут же свернуть ему башку.

— Более или менее, — проговорил ‘Ринг, бросая взгляд на свои часы.

— Чего ты нервничаешь? Никогда тебя таким не видел. Глядя на тебя, можно подумать, ты ждешь ребенка.

— Не совсем так, но очень похоже. Видишь ли, она уверена, что этим пьяницам понравится ее пение.

— Я думал, она умнее. ‘Ринг вздохнул:

— Тебе надо было ее слышать. Она считает, что ее голос — Божий дар. Может, так оно и есть, но это дар, скорее, людям во фраках, которые пьют шампанское. Тем же, кто с утра до ночи хлещет джин, пришлось бы, думаю, больше по вкусу, если бы она показала им свои ножки.

— А что, неплохая мысль.

‘Ринг бросил на него негодующий взгляд.

— Ну ладно, не сердись. Не всем же быть такими благородными, как ты. Да, мне говорили о вас двоих сегодня в городе. Никогда не слышал, чтобы ты бегал за какой-нибудь юбкой. Ты правда унес ее в лес? — ‘Ринг не ответил и вновь взглянул на часы. — Дошли до чего-нибудь?

— Да, — рявкнул ‘Ринг. — Мы разговаривали. Пробовал когда-нибудь этим заниматься с женщиной?

— Еще чего! Мне этих разговоров и в армии хватает. Ты хоть раз ее поцеловал?

— Заткнись! Тоби ухмыльнулся.

Мэдди еще раз просмотрела ноты. Она собиралась сегодня исполнить несколько известных арий и песен с легко запоминающейся мелодией, а под конец «Прекрасную Америку».

Пианино, принесенное Фрэнком, стояло уже на месте. После путешествия по равнинам оно было все в царапинах, а кое-где виднелись и вмятины, но Фрэнк постарался его настроить, и оно звучало вполне прилично. Фрэнк был довольно талантлив, и она подозревала, что в прошлом он был музыкантом, но, вероятно, предпочел музыкальной карьере бокс. Однако она никогда не задавала ему никаких вопросов о его прежней жизни. Такое лицо, как у него, не слишком располагало к доверительным разговорам.

Мэдди подняла голову, так как в этот момент в ее небольшую импровизированную уборную, устроенную в палатке сразу же за задней дверью будущего отеля, вошли капитан Монтгомери и Тоби.

— Они там пьют и играют в карты, — проговорил мрачно капитан. — Мы с Тоби, конечно, постараемся держать их в узде, но я не могу ничего гарантировать.

— Я буду держать их в узде, капитан. Я и мой голос.

Он бросил на нее взгляд, в котором было откровенное сомнение в ее умственных способностях, но тут же улыбнулся и подмигнул ей.

— Ну конечно. Вне всякого сомнения. Господь наверняка пошлет молнию, которая поразит на месте всех нарушителей спокойствия.

— Вон! — Голос ее был еле слышен. — Вон. ‘Ринг на миг склонился перед ней в шутовском поклоне и вышел, но Тоби заколебался.

— Парень любого выведет из себя, не так ли, мэм?

— Это уж точно. Скажите мне, ему кто-нибудь когда-нибудь говорил, что он не прав?

— Некоторые. Но в конце он всегда оказывался прав.

— Неудивительно, что родные послали его в армию.

Тоби хихикнул:

— Мэм, да у него вся семья такая же, как он.

— Не верю. Земля не могла бы их носить.

— Да, мэм. — Тоби ухмыльнулся. — Удачи вам сегодня.

— Спасибо.

Выходя на сцену, построенную сегодня днем в точном соответствии с указаниями Сэма, Мэдди немного нервничала и винила в этом капитана Монтгомери. Сейчас он стоял в глубине огромного зала, позади группы старателей, с пистолетом за поясом, саблей на боку и, вероятно, еще одним или двумя ножами. У него был вид человека, готового сразиться с целой командой пиратского корабля. Тоби расположился неподалеку от сцены и был занят тем, что ковырял в зубах ножом, способным, судя по его величине, разрубить даже кости бизона.

«Господи, помоги мне, — взмолилась про себя Мэдди, — я пою в тюрьме, да еще такой, где заключенные вполне счастливы, а тюремщики просто помешанные».

Она начала концерт с прекрасной арии Виолетты из «Травиаты», но не успела пропеть и нескольких строк, как в зале вспыхнула потасовка. И, конечно, по вине капитана Монтгомери. Какой-то бедный усталый старатель откинулся на своем стуле слишком далеко назад, стул с грохотом упал на пол, и капитан, вытащив из-за пояса пистолет, тут же кинулся к нему.

— Бей! — крикнул кто-то, и началась настоящая свалка. В воздухе замелькали кулаки и полетели стулья.

«Как поступают с непослушными мальчишками? — спросила себя Мэдди и тут же сама себе и ответила: — Их призывают к порядку, только и всего».

Она сделала вдох, глубокий, глубокий вдох, наполняя каждую клеточку своего тела кислородом, как ее когда-то учили, и затем взяла ноту, высокую, чистую и очень громкую.

Она немедленно привлекла к себе внимание находившихся поблизости мужчин, которые тут же замерли посреди драки и обратили к ней изумленные лица.

Мэдди продолжала держать ноту, и вскоре еще несколько мужчин повернули головы в ее сторону. Сидевшие в первых рядах начали медленно, в такт, хлопать в ладоши. В следующий момент к ним присоединились, застучав в такт ногами, те, кто сидел в центре зала. Наконец и задние ряды поняли, что происходит, и тоже прекратили потасовку. — Черт меня дери! — воскликнул Тоби, не сводя восхищенного взгляда с Мэдди, которая все еще продолжала держать ноту.

‘Ринг отпустил волосы человека, которого в этот момент колотил, и поднял голову. Сейчас Мэдди приковала к себе внимание всего зала.

Она продолжала держать ноту. По лицу текли слезы, в легких почти не осталось воздуха, но она ее держала. Сейчас она уже черпала воздух откуда только могла: из рук, ног, кончиков пальцев, даже волос. Она исчерпала наконец все, а мужчины все хлопали и хлопали. Один, два, три, четыре. Она держала ноту. Живот у нее впал и словно прирос к спине, корсет стал свободным, а она все держала и держала ноту.

Казалось, этому не будет конца. Но вот она раскинула широко руки и сжала пальцы в кулаки. У нее болел каждый мускул, и, однако, она все еще держала эту ноту.

Внезапно она откинула назад голову, резко сблизила кулаки, подняла их, согнув руки в локтях, на мгновение ко лбу и тут же бросила вниз!

Наступила тишина. Какое-то мгновение ей казалось, что она сейчас упадет; она жадно, как утопающий, ловила ртом воздух… И в этот момент весь зал словно взорвался. Они громко кричали, хлопали в ладоши, стучали ногами, стреляли в воздух из всех своих пистолетов, ружей, дробовиков. Некоторые даже, схватив друг друга в объятия, пустились в пляс. Конечно, они были грубыми, необразованными людьми, и их моральные устои оставляли желать лучшего, но они сразу же поняли, что стали свидетелями настоящего чуда.

Придя наконец в себя, Мэдди посмотрела поверх голов ликующих старателей в дальний конец зала, туда, где стоял капитан Монтгомери. Его глаза были так же широко раскрыты от изумления, как и у них. Она постаралась улыбнуться ему как можно более самодовольно и показала ему глазами наверх. Капитан улыбнулся в ответ и склонился в необычайно низком поклоне. Когда же он выпрямился, она поблагодарила его легким наклоном головы, который мог сделать честь и королеве.

С этой минуты одинокие, усталые, полупьяные старатели душой и телом принадлежали ей. Она пела, и они слушали. Мэдди часто раздражали старомодные взгляды американцев, считавших, что опера была уделом избранных, но сегодняшнее выступление еще раз подтвердило хорошо знакомую ей истину: опера была для простого народа — обычные истории для обычных людей.

Она рассказала старателям о бедной Эльвире[5], сошедшей с ума, оттого что не могла быть со своим любимым, после чего спела им прекрасную арию, начинавшуюся словами: «Tui la vocu sua soave». Под конец у многих даже навернулись на глаза слезы.

Затем она спела «Una voce poco fa», поведав предварительно о том, как Розина[6] поклялась выйти замуж за человека, которого любила, несмотря ни на что. Они сочли это более разумным, чем сходить с ума.

После шести арий они потребовали, чтобы она повторила им все сначала. Никогда еще, с того самого дня, как Мэдди покинула родительский дом, у нее не было таких благодарных слушателей.

— Давай еще раз про ту, что сошла с ума! — кричали старатели.

— Нет, лучше про ту, что вышла замуж за веселого парня! — громко выкрикнул кто-то из задних рядов.

Она пела почти четыре часа, пока наконец капитан Монтгомери не вышел на сцену и не объявил, что концерт окончен. Его тут же ошикали и освистали, и в первую минуту Мэдди хотела сказать ему, что сама знает, когда закончить пение. Однако затем здравый смысл возобладал над гордостью. Она с благодарностью оперлась на предложенную капитаном руку, и он повел ее к задней двери, за которой в палатке была ее уборная.

Позади них грянули аплодисменты, казавшиеся еще оглушительнее из-за вторивших им выстрелов. К тому же число слушателей за время концерта увеличилось на несколько сотен. Все то время, пока Мэдди пела, люди тихо, на цыпочках, продолжали входить в зал, а когда он перестал их вмещать, они залезли на стены и уселись там, как на насестах. Все двери были открыты, и многие сидели и лежали снаружи на траве, слушая, как она поет.

— Я должна еще спеть на «бис», — сказала Мэдди, порываясь вернуться, но капитан Монтгомери удержал ее на месте.

— Ничего вы не должны. Вы устали. Петь так — огромная работа.

Подняв к нему лицо, она увидела в его глазах откровенное изумление и восхищение.

— Благодарю вас, — тихо произнесла она и на мгновение прислонилась к его груди. Ее бывший импресарио никогда не интересовался тем, чувствовала ли она себя больной или уставшей; он считал, что пение было ее заботой. Он никогда не вступал с ней в споры, когда она — что было довольно редко — говорила, что плохо себя чувствует и не может сегодня петь. Его интересовали лишь получение для нее ангажемента и размер сделанных ею сборов.

И вот сейчас рядом с ней был человек, который понимал, как сильно она устала. Это было так чудесно. Мэдди улыбнулась.

— Вы правы, капитан, я действительно очень устала. Может, зайдете ко мне и выпьете со мной портвейна? Я всегда вожу с собой самый лучший португальский портвейн и пью его после каждого выступления. Он хорошо смягчает горло.

Повсюду вокруг них орали и стреляли сотни мужчин, но они чувствовали себя так, будто были совершенно одни на свете. На ее розовом шелковом платье играли лунные блики, а обнаженные плечи казались необычайно белыми и округлыми.

— Мне было бы очень приятно, — тихо ответил ‘Ринг.

Он откинул полог, и она шагнула было внутрь, но тут же остановилась, увидев в палатке этого ужасного человека, который знал, где находится Лорел. Его пистолет был направлен прямо на нее, и Мэдди стало ясно, что, если она сию же минуту не избавится от капитана, они оба скорее всего будут застрелены. Она быстро повернулась и вырвала полог из рук ‘Ринга.

— Скажите мне, капитан, — резко спросила она, — вы хотите меня соблазнить? Поэтому-то вы и увели меня со сцены?

— Почему… я… нет…

— Нет? Разве не этого хотят все мужчины? И разве не этого вы добиваетесь, постоянно повторяя, что беспокоитесь обо мне? Я встречала многих мужчин, подобных вам. — Мэдди видела, что с каждым новым словом, которое она произносит, его спина все больше и больше костенеет, пока он наконец не застыл перед ней по стойке «смирно». Ей не слишком-то нравилось разговаривать с ним подобным образом, так как, по правде сказать, до сих пор все его действия были неизменно направлены лишь на то, чтобы ее защитить.

Но она должна была от него избавиться. Этот человек в палатке мог легко застрелить одного из них или даже обоих, и этого никто бы не заметил в таком бедламе. — Разве не так, капитан? Разве вы не считаете такую, как я, странствующую певицу женщиной легкого поведения? — В ее словах, как она прекрасно понимала, не было абсолютно никакого смысла, так как всего лишь несколько часов назад он сказал, что считает ее девственницей. — Вероятно, надежда получить то, что вы хотите, и удерживает вас от возвращения в армию?

На его лице, обращенном к ней, появилось холодное, жесткое выражение.

— Приношу вам свои извинения, мэм, если какими-то своими необдуманными действиями создал у вас подобное впечатление о моем характере. Я подожду снаружи, пока вы будете пить свой портвейн, а потом провожу вас до вашего лагеря.

И, слегка коснувшись края шляпы, он повернулся и отошел.

Мэдди старалась не думать о том, что только что наговорила капитану. В конце концов выбора у нее не было и она сделала лишь то, что должна была сделать.

— А вы быстро соображаете, как я погляжу, — сказал ей мужчина, засовывая пистолет за пояс, когда она вошла в палатку.

— Когда надо.

Мэдди подошла к небольшому сундучку, который по ее просьбе принес сюда Сэм, и, сунув внутрь руку, достала из-за матерчатой подкладки письмо. Мужчина вытащил из-за пазухи другое. На его письме, сложенном в виде конверта, не было никакой надписи, и от долгого соприкосновения с его кожей оно было измятым и влажным. Она едва удержалась, чтобы не взять письмо за кончик и не отставить от себя как можно дальше.

Он ухмыльнулся, словно мог прочесть ее мысли, и, вытащив из-за пазухи еще одну бумагу, протянул Мэдди.

Она поднесла бумагу к лампе, поспешно подкрутив фитиль, чтобы тени в палатке казались едва различимыми снаружи. Перед ней был листок с названиями. Завтра она должна петь в местечке Тэрриэл-Крик, а через два дня после этого — в небольшом, затерянном в горах городке Питчервилле. В Питчервилле она, следуя указаниям на листке, должна была углубиться на пятьдесят миль в Скалистые горы и там передать следующее письмо.

— И Лорел будет там? — спросила она. — Мне говорили, что я ее увижу в третьем по счету городке.

— Если вы сможете найти туда дорогу.

— Я найду ее, об этом не беспокойтесь.

— Одна? Если вы покажетесь там с этим вашим красавчиком капитаном, вы все трое умрете.

— Вы не можете убить ребенка! Мужчина ухмыльнулся:

— После того, через что она прошла, ей лучше умереть.

При этих словах Мэдди набросилась на него, но он схватил ее и сжал в железных объятиях:

— Как насчет поцелуя?

Мэдди вышла из палатки и присоединилась к капитану Монтгомери, который ожидал ее, чтобы проводить в лагерь. Они шли не разговаривая.

Первым нарушил молчание ‘Ринг:

— Я вижу, вам не слишком-то понравился на этот раз ваш портвейн. Вы все время вытираете рот.

— Не ваше дело!

Оказавшись у своей палатки, Мэдди тут же приказала Эдит поставить на огонь котелки с водой.

— Я хочу помыться.

— Полностью?

— Да, и сделай воду такой горячей, как только можно терпеть.

Она вошла в палатку.

— Чего это с ней такое? — спросил ‘Ринга Тоби. — Сегодня вечером, как мне показалось, она была такой счастливой.

— Да, была, — ответил сдержанно ‘Ринг. — Была, пока вдруг не решила, что у меня по отношению к ней нечестные намерения.

— Она ведь тебя не знает, — проговорил Тоби с явной насмешкой, но ‘Ринг этого даже не заметил.

— Конечно, она меня не знает. Предлагает мне выпить с ней портвейна и тут же, заглянув в палатку, начинает вести себя так, будто я сатир и сейчас на нее накинусь. В ее действиях нет абсолютно никакого смысла. Она… — Он умолк. — Тоби, я был идиотом! — внезапно воскликнул ‘Ринг и бросился бежать.

Четверо старателей уже начали складывать палатку, которую они раньше установил» здесь для Мэдди, но ‘Ринг смог осмотреть землю при свете фонаря. Следов, как можно было ожидать, он не обнаружил, так как земля была слишком истоптана, но ему удалось найти окурок сигары.

— Он принадлежит кому-нибудь из вас? — спросил он мужчин, убиравших палатку.

— Не-е, можешь забрать его себе.

— Да нет, я хочу знать, курил ли эту сигару кто-нибудь из вас?

Один из старателей подмигнул своему приятелю, толкнув его при этом в бок.

— Похоже, эта красивая певичка водит тебя за нос? Ее другой парень уже ушел.

— Ты видел, как кто-то вышел из палатки?

— Ничего я не видел, — ответил старатель. — Ты видел что-нибудь, Джо?

‘Ринг понимал, что по-хорошему он от них ничего не добьется. Все они просто влюбились в Мэдди в этот вечер и были готовы на все ради нее. Он схватил говорившего за воротник:

— Если не хочешь, чтобы я тебе разукрасил всю физиономию, сейчас же отвечай, что ты видел. Я думаю, этот человек хочет ее убить.

Три пистолета были мгновенно приставлены к голове ‘Ринга, и, дернувшись, старатель освободился.

— Что ты сказал? Я просто видел, как он выскользнул оттуда. Не могу припомнить, что видел его раньше.

Нахмурясь, ‘Ринг смотрел на мужчин, которые держали его на мушке. Судя по всему, они не представляли для него никакой опасности, если, конечно, случайно не поскользнутся на камне.

— Высокий? Маленький?

— Я бы сказал, средний.

— Темный? Светлый?

— Средний.

— Черт! — выругался в сердцах ‘Ринг и с силой сжал в руке окурок.

Проклиная себя на чем свет стоит, он шагал назад в лагерь. Как это могло случиться? Он знал, что она была лгуньей, однако на этот раз поверил ей. Ему хотелось избить себя за это. Она, видите ли, задела его чертову гордость. Стоило ей сказать парочку резкостей, как он тут же надулся, как маленький обиженный мальчик.

Кто поджидал ее в палатке? Не было ли у этого человека в руке оружия? Может, когда он, ‘Ринг, приподнял полог, Мэдди увидела наставленный на нее пистолет? Не спасла ли она ему жизнь тем, что его разозлила? ‘Рингу стало ясно, что, если бы она позволила, чтобы он, не подозревая о засаде, вошел внутрь, его скорее всего не было бы уже на свете.

«Дурак, — подумал он. — Какой же я дурак, что не понял этого сразу!»

Он внезапно остановился, вспомнив, как всю дорогу до лагеря Мэдди не переставая терла губы, а когда они пришли, сразу же потребовала, чтобы Эдит приготовила ванну. Чего же добивались у нее путем шантажа? Что такое мог кто-нибудь знать о ней, чтобы заставлять ее делать все эти вещи?

Приближаясь к тому месту, где они расположились на ночь, ‘Ринг замедлил шаг. Итак, как телохранители Сэм с Фрэнком были почти бесполезны. К сожалению, и сам он оказался ничем не лучше их. Он был настолько поражен мощью и красотой ее голоса, что совершенно забыл о своих подозрениях насчет возможного шантажа, утратил всякую бдительность.

Первой мыслью ‘Ринга, когда он подошел к лагерю, было сразу же броситься к ней в палатку и потребовать, чтобы она рассказала о том, что происходит. Но как он мог заставить ее это сделать? С помощью своей силы? Однако если он сам и проявлял иногда полную непонятливость, то о ней этого уж никак нельзя было сказать. С самого начала она не верила, что он может ей что-нибудь сделать. Она никогда его не боялась. И в этом была абсолютно права, так как он никогда в жизни не позволил бы себе обидеть женщину. Как же все-таки убедить ее ему довериться? Задавая себе этот вопрос, ‘Ринг внезапно понял, что доверие было главным. Она должна ему довериться.

Из палатки вышла Эдит.

— Она закончила мыться?

— Да, и от всех этих ведер с водой, что мне пришлось для нее таскать, у меня просто раскалывается спина.

‘Ринг достал из кармана золотой и протянул его Эдит:

— Вот, возьми и делай все, что она тебя попросит.

— Я предпочла бы делать все, что попросили бы вы, — промурлыкала она.

Не обратив на ее слова никакого внимания, ‘Ринг вошел в палатку.

— Капитан Монтгомери! — вскричала возмущенная Мэдди. — Как вы смеете…

— Я пришел за портвейном, который, как помнится, вы мне предложили. Конечно, если вы не выпили его весь вместе с тем человеком, что был здесь раньше.

— Я не угощала его портвейном… — Она поспешно зажала рукой рот.

— О? И чем же вы его в таком случае угощали?

Мэдди отвернулась.

— Не понимаю, о чем вы говорите. А теперь, капитан, будьте добры уйти. Я устала и хотела бы лечь в постель.

Он вытащил из-под столика складной стул и, раскрыв его, сел.

— Конечно, какие могут быть возражения, но мне все-таки хотелось бы попробовать вашего портвейна. — Он улыбнулся. — Может, составите мне компанию? Это вас успокоит.

— Я и так совершенно спокойна. Я всегда такая после выступления.

— Это действительно так? Вы уверены, что причина не в мужских поцелуях?

Мэдди отвела взгляд и вдруг начала дрожать, вспомнив прикосновение этого ужасного человека. Никогда в жизни ей не приходилось мириться с чьим-либо прикосновением, если оно было ей неприятно. С самого детства она привыкла считать себя не такой, как все, даже особенной, и это приучило ее относиться к себе с уважением. Когда ей было двадцать, он отдалась одному французскому графу, и эта их торопливая возня на кушетке оставила в ней такие неприятные воспоминания, что она никогда больше не делала подобных попыток. Мужчинам приходилось довольствоваться одним ее пением, большего она не могла им дать.

Но сегодня вечером… о Господи, сегодня вечером этот ужасный человек к ней прикоснулся. Он, вероятно, посягнул бы и на большее, если бы не ворвавшаяся в палатку Эдит.

И сейчас, почувствовав вдруг на своих плечах мужскую руку, она запаниковала и попыталась вырваться.

— Тс-с, это только я, — прошептал ‘Ринг. — Не бойся, тебе ничто больше не угрожает. У тебя самый дивный, божественный голос на свете, и я никогда не испытывал такого наслаждения, как сегодня, когда тебя слушал. Как начинается эта ария о девушке, сошедшей с ума?

— «Tui la vocu sua soave», — ответила Мэдди, не поднимая головы.

— «Твой голос такой прекрасный»? — сказал он, намеренно переводя не совсем точно.

— Нет. «Твой голос такой нежный».

— Да, верно. Это моя любимая ария. Она улыбнулась:

— Это пока. Ты еще многого не слышал.

— Слышал. Я слышал Аделину Патти.

— Что? — Мэдди резко отодвинулась. — Патти? Это огородное пугало? Ее фа-диезы просто чудовищны. Лучше бы она так и оставалась в хоре.

— А мне она показалась ничего.

— Что ты в этом понимаешь? Ты всего лишь бедный солдат, тогда как я…

— Герцогиня из Ланконии? — ‘Ринг приподнял одну бровь.

И тут она вдруг поняла, что он сделал. Когда он вошел в палатку, она вся дрожала, готовая в любую секунду разрыдаться, но теперь ей стало лучше — намного, намного лучше.

— Так как насчет бокала портвейна? Увидев по глазам Мэдди, что она все поняла, ‘Ринг тоже почувствовал себя лучше.

— Я бы предпочел арию. Одну арию только для меня.

— Ха! — ответила она, но на губах ее появилась улыбка. — Вам придется прежде сразиться с драконами, капитан, чтобы это заслужить. Пока же я могу, вам предложить лишь бокал портвейна, но самого лучшего портвейна в мире.

Ей доставляло огромное удовольствие, что наконец-то он от насмешек над ее пением перешел к просьбам для него спеть.

— Вижу, мне не остается ничего другого, как довольствоваться тем, что дают. Но я надеюсь в следующий раз заработать арию.

Она наполнила густой жидкостью два хрустальных бокала, которые хранились в ящичке, специально сделанном так, чтобы уберечь их от малейших ударов.

— За правду! — произнес он, поднимая бокал. Мэдди выпила, ожидая каждую минуту, что Господь поразит ее на месте. Глядя на ‘Ринга поверх бокала, она слабо улыбнулась и дала себе клятву, что уж больше он от нее ничего не узнает.

На следующий день они возобновили свое путешествие, и Мэдди опять сидела в карете вместе с Эдит, которая почти все время спала, часто всхрапывая во сне. Капитан Монтгомери обратился было с просьбой разрешить ему ехать вместе с ней в карете, но она наотрез отказала. Она была бы рада его компании, так как ей хотелось с кем-нибудь поговорить, но он и так уже слишком много у нее выведал.

В середине дня Фрэнк остановил карету, и капитан подошел к окошку:

— Извините, но должен вновь обратиться к вам с просьбой. Видите ли, Тоби не слишком хорошо себя чувствует, так что не могли бы вы позволить ему ехать в карете?

— Конечно. Он может сидеть рядом с Эдит.

— В этом-то все и дело. — ‘Ринг понизил голос.

— Не понимаю.

Он жестом пригласил ее наклониться ближе.

— Мне кажется, они влюблены друг в друга, — прошептал он ей в ухо.

— О? — Мэдди выпрямилась и посмотрела на Эдит, после чего перевела взгляд на Тоби, который ничем не напоминал больного.

‘Ринг вновь показал ей, чтобы она наклонилась.

— Думаю, им хотелось бы побыть наедине. Она все еще ничего не понимала.

— Вы можете поехать верхом.

— Ясно. Если это еще одна попытка остаться со мной наедине, то…

— Вы можете взять моего коня.

Мэдди не стала спрашивать его, почему он думает, что она сможет справиться с таким конем, или говорить ему о том, как страстно ей с самого начала этого хотелось, но она не собиралась отклонять подобное предложение. Мэдди тут же распахнула дверцу кареты, да так быстро, что Тоби не успел отскочить и она стукнула его, по плечу.

— Извините, я…

‘Ринг, чуть ли не подняв Тоби, сунул его в карету и захлопнул дверцу.

— Эдит о нем позаботится.

Он сделал широкий жест в сторону своего великолепного жеребца. Она улыбнулась коню.

— Ко мне, Сатана, — позвала Мэдди, но лошадь даже не двинулась с места. — Сатана?

— Э… попробуйте Баттеркап[7].

— Баттеркап? — Она бросила на него удивленный взгляд.

— Это была не моя идея. Так его назвала моя младшая сестра. Он ест практически все. Мой брат хотел назвать его Содаст[8], но я решил, что Баттеркап все-таки меньшее зло.

— Не Сатана?

Не отрывая взгляда от шляпы в своей руке, ‘Ринг нехотя процедил:

— Да меня бы вся семья подняла на смех. Ну как, — продолжил он другим тоном, — вы готовы?

— Баттеркап, — позвала Мэдди, и конь рысью подбежал прямо к ней.

Не обратив никакого внимания на ее протянутую руку, он просунулся к самой карете и начал слизывать красную краску. Рассмеявшись, она взяла поводья и вспрыгнула в седло.

— На нем, кроме меня, никто никогда не ездил, так что ваш более легкий вес может его встревожить, — проговорил ‘Ринг, слегка укорачивая для нее стремена.

Она потрепала коня по холке.

— Я справлюсь. Отец научил меня ездить верхом. Мы поладим, не так ли, красавец?

Фрэнк и ‘Ринг обменялись красноречивыми взглядами, и ‘Ринг покачал головой. Ох уж эти амазонки!

Мэдди была на седьмом небе от счастья. Как же давно она не ездила на таком прекрасном горячем скакуне! Баттеркап отлично ее слушался, и, не раздумывая, она направила его вверх по крутому склону холма, возвышавшегося прямо перед каретой. Она взбиралась так быстро, что ‘Ринг на лошади Тоби едва за ней поспевал. Ей ужасно хотелось испытать коня на какой-либо равнине, но, к сожалению, равнин в Скалистых горах не предвиделось.

Когда ‘Ринг наконец настиг Мэдди, на лице ее была широкая улыбка.

— Наверное, чудесно оказаться вновь там, где вы выросли, — заметил он как бы между прочим.

— О, это просто волшебно. Воздух такой прозрачный, свежий… — Внезапно она сообразила, что он опять ее подловил.

Бросив на него взгляд, она увидела, что он улыбается, весьма довольный собой, и отвернулась.

Какое-то время оба молчали.

— Капитан, — медленно проговорила Мэдди наконец, — как ваше имя? Кроме, разумеется, «мальчик» и «парень», как вас называет Тоби.

— Или «воплощение дьявола», как называете меня вы?

Она не ответила, продолжая сидеть все так же отвернувшись.

— Меня зовут ‘Ринг.

Повернувшись, она взглянула на него с недоумением.

— ‘Ринг[9]? Понятно. А всех этих ваших многочисленных братьев и сестер зовут как? Неклис[10]? Брейлит[11]? Может, даже Энклит[12]?

Он рассмеялся.

— Нет, конечно. На самом деле меня зовут Кристофер Хринг Монтгомери. Мое второе имя начинается с «X», но эта буква не произносится. Мама всегда писала вместо «X» апостроф, вероятно, чтобы люди не называли меня Ха-рингом.

Мгновение Мэдди молчала, наслаждаясь чудесным бодрящим воздухом и прекрасной лошадью, которая была под ней.

— Откуда такое имя? — спросила она наконец.

— У моего отца хранится большая старинная семейная Библия, где можно найти имена всех членов нашей семьи.

— Например?

— Джарл, и Рейн, и Джослин.

— Джослин — красивое имя.

— Но не когда его дают мальчику, как в нашей семье.

— Может, вам лучше звать его как-нибудь иначе, например… ну, не знаю… Лин, наверное.

— Лин! Да ему бы пришлось защищать себя с оружием в руках с шести лет!

— Лин ничем не хуже ‘Ринга. Почему вас не зовут Крисом?

— Кристофер — имя моего отца. Я стал бы молодым Крисом или в нашей семье, скорее, молодым Китом. В конце концов, ‘Ринг звучит совсем неплохо по сравнению с Ха-рингом.

Он улыбнулся.

— А откуда у вас имя Мэдди?

— От королевы, конечно. Она дает имена всем маленьким герцогиням.

— Наверное, она назвала вашу сестренку Лорел в честь какого-нибудь ланконийского цветка. Могу поспорить…

‘Ринг умолк, так как на лицо ее внезапно легла тень. Вероятно, он опять сказал что-то не так. Но что?

— Лорел, — повторил он тихо и увидел, как она мгновенно сморщилась, словно от боли. — Эй, глядите-ка, — весело крикнул он. — Видите? Певчий дрозд!

Послушно Мэдди посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и, когда опять повернулась к нему, лицо ее было вновь спокойно. «Итак, Лорел, — подумал ‘Ринг. — Похоже, вся эта возня вокруг нее как-то связана с ее сестрой Лорел».

Больше он не делал никаких попыток поддеть Мэдди, дав ей возможность спокойно наслаждаться этим прекрасным днем. Но для себя решил, что с этой минуты не спустит с нее глаз.

6

Второе выступление Мэдди не потребовало каких-либо предварительных демонстраций ее способностей. Слухи о ее пении в Денвер-Сити распространились по горам с быстротой молнии, и старатели съехались послушать Ла Рейну изо всех окрестных лагерей.

Она сказала капитану Монтгомери, что будет петь на улице. Поначалу он запротестовал, но вскоре сдался, поняв, что она полна решимости добиться своего во что бы то ни стало. Старатели построили для Мэдди что-то наподобие сцены, достаточно большой для нее и Фрэнка, который на этот раз играл на флейте. Капитан же с Тоби расположились от них по обе стороны.

Один раз Мэдди во время пения бросила взгляд на капитана. Прислонившись спиной к дереву, он стоял с закрытыми глазами, явно млея от удовольствия. Какими бы ни были его недостатки, он, похоже, наконец-то полюбил ее пение. К концу вечера она поняла, что поет, в сущности, для него одного. Наблюдая за ним краешком глаза, она видела, с каким восторгом он смотрит на нее, когда, играя своим голосом, Мэдди то держала необычайно долго одну ноту, то рассыпалась звонкой трелью.

Когда четыре часа спустя Монтгомери уводил ее со сцены, рука его крепко сжимала ее пальчики.

— Вы были правы. — Он улыбнулся ей. — Что бы вы ни сказали о своем голосе, этого все равно будет мало.

Мэдди подумала, что это был, возможно, самый искренний комплимент, какой ей когда-либо доводилось слышать. Комплимент был таким искренним, а лунный свет таким прекрасным и чарующим, что, боясь собственной слабости, она не стала приглашать его выпить по бокалу портвейна и, как только очутилась в своей палатке, тут же достала фотографию Лорел и долго ее разглядывала. Как бы то ни было, нельзя было никому доверять, во всяком случае тем, кто мог вмешаться в это дело. Она представила, как капитан Монтгомери с саблей наголо мчится в горы, дабы расправиться с этим отвратительным человеком, который к ней приходил, а потом с Лорел происходит что-нибудь ужасное.

К тому времени, когда она наконец отправилась спать, в голове у нее была одна только Лорел.

В салунах на Пайкс-Пик не существовало часов открытия или закрытия. Распитие горячительных напитков считалось здесь таким же обычным занятием, как поиски золота, и спиртное текло свободно, как горные реки.

В одном из многочисленных салунов-палаток, за столом, где легко можно было бы занозить себе руку, если бы не толстый слой покрывавшей его грязи, сидели четверо мужчин. Перед ними на столе уже стояли две пузатые бутылки из-под виски, и они допивали третью.

— В жизни такого не слыхал, — произнес один из них.

— Наверняка так не поют и ангелы на небесах.

— А Салливан еще говорил, что это все ерунда.

— Мне бы хотелось, чтобы ее услыхали наши ребята.

— Мы могли бы ее попросить спеть для нас в Баг-Крике.

— Да туда добираться целый день, и народу пятьдесят душ, не больше. Она не выручит себе даже на дорогу. Не станет она этого делать.

Они потребовали себе четвертую бутылку и вскоре опорожнили ее до половины.

— Считаю, она должна нам спеть. Салливану она понравится, хоть он и говорит, что не хочет ее слушать. Но как он может оставить сейчас прииски, когда вокруг полно парней, которые так и норовят заграбастать чужой участок.

Молча они допили четвертую бутылку и, приступив к пятой, окончательно расхрабрились.

— Она просто обязана нам спеть, — заявил один из них.

— Угу, — поддакнули остальные трое. — Угу.

Услышав мужские голоса у палатки Мэдди, ‘Ринг мгновенно проснулся. Он не мог точно сказать, сколько их было, но ему показалось, что двое. Очень тихо он выбрался из-под одеял и, сжимая в руке пистолет, быстро пополз к деревьям. Не успел он подняться, как тут же заметил у дерева неясную тень мужчины.

Подкравшись, ‘Ринг ткнул его в бок пистолетом. Мужчина обернулся и, осклабившись, дохнул на него ужасающим перегаром, который мог бы свалить с ног любого.

— Вечер добрый, — произнес мужчина.

И это было последним, что слышал ‘Ринг, так как в следующую секунду он уже лежал без чувств, получив страшный удар по голове. Очнулся он оттого, что кто-то с силой тряс его за плечи. Все еще плохо соображая, он с трудом разлепил веки и смутно различил перед собой черное лицо. От невыносимой боли голова просто раскалывалась. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что происходит, после чего он тут же вскочил на ноги, но, зашатавшись, был вынужден ухватиться за плечо чернокожего великана.

— Сэм, — прошептал он.

— Ее нет, — произнес негр неожиданно мягким для такого огромного человека голосом.

— Нет? — ‘Ринг несколько раз моргнул, пытаясь убрать стоявшую перед глазами пелену. — Что ты хочешь этим сказать? Мэдди нет? Где же она? С кем она встречается на этот раз?

— Ее захватили. Четверо мужчин. Мгновение ‘Ринг переваривал сказанное Сэмом.

— Кто?

— Не знаю.

— Где, черт побери, ты был? — закричал ‘Ринг и тут же схватился обеими руками за голову.

Когда наконец боль в голове несколько утихла, он понял, что не имело никакого значения, кто или почему это сделал, главным было, куда ее забрали.

Он спустился с небольшого пригорка, где они стояли с Сэмом, к палатке Мэдди. Там была Эдит, которая разбирала ее одежду.

— Расскажи мне все, что тебе известно, — приказал ‘Ринг, невольно щурясь на свет, резавший глаза.

— Их было четверо. Они вошли и забрали ее. Кажется, все они здорово пьяны.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сформулировать следующий вопрос, так как из-за сильной головной боли соображал он с трудом.

— А где в это время была ты? И Фрэнк? И ты тоже? — сказал он, поворачиваясь к Сэму.

Ответила Эдит:

— Я спала снаружи и, услыхав их, не стала ничего говорить или делать. Мне хочется еще немного поспать. — Она посмотрела на него с вызовом, словно приглашая что-нибудь на это возразить. — Фрэнка нет здесь. Понятия не имею, где он может быть. И мне кажется, они ранили Сэма.

‘Ринг повернулся к Сэму и тут только, вглядевшись, увидел у того на шее тонкую струйку крови, почти незаметную на темной коже. Похоже, голова у Сэма болела не меньше, чем у него самого, но вида он не показывал. Мнение ‘Ринга о негре несколько изменилось в лучшую сторону. Он взглянул на Эдит и, стараясь не выдать голосом презрения, которое к ней испытывал, спросил:

— Куда они направились?

— В сторону города.

— На запад, — пробормотал ‘Ринг и, повернувшись, вышел из палатки.

Начав седлать Баттеркапа, он разбудил Тоби и быстро, коротко ответил на его вопросы.

— Уж не думаешь ли ты отправиться в погоню один? — спросил Тоби.

‘Ринг понимал, что у него не было иного выхода. Тоби был слишком стар, да и не очень-то хорошо ездил верхом, но, главное, ‘Рингу не хотелось подвергать его опасности. А кроме Тоби, он никому не доверял.

— Я хочу, чтобы ты остался и разузнал, по возможности, что произошло. Где был Фрэнк и…

— Он играет. Парень страшный картежник. ‘Ринг повернулся к Тоби.

— А эта трусливая мисс Хани?

— Принимает клиентов после того, как все ложатся спать.

Просто удивительно, что можно иногда пробыть с человеком так долго, как он с Тоби, и все еще узнавать о нем что-то новое. Он и не подозревал, что Тоби был таким наблюдательным.

— А Сэм?

— Вот его действительно трудно раскусить. ‘Ринг вскочил на коня.

— В общем, попытайся разведать, что им известно. Узнай также, на чьей они стороне, и, — он помедлил, — узнай, кто их нанял. Увидимся, когда я ее найду, — крикнул он уже на скаку.

‘Ринг ехал по лагерю старателей, изо всех сил стараясь не думать о боли в голове и ярости в душе. Он винил лишь себя за то, что ее похитили, за то, что он не оказался более бдительным.

Ночью, да еще в городке, где жило несколько сот человек, ведущих совершенно беспорядочный образ жизни, узнать что-нибудь по следам было совершенно безнадежным делом. Все, что оставалось ‘Рингу, это спрашивать. Где-то через час ему встретились двое старателей, которые на его вопрос о Мэдди ответили, что да, они видели четверых мужчин, скакавших на запад, и оперная певица сидела на лошади впереди одного из них.

— Как вам она показалась? Испуганной?

— Красивой! — ответил один. — Я сказал ей, что она поет просто здорово, и она мне кивнула. Правда, не улыбнулась.

— Как ты думаешь, куда ее могли повезти?

— Я не спрашивал, но по этой дороге всего пять или шесть лагерей. Правда, я не ездил по ней вот уже недели две, так что могли появиться и новые.

‘Ринг поблагодарил мужчин и начал осторожно спускаться по крутой, изрытой глубокими колеями тропе. Деревья по обе ее стороны почти все были лишены коры, так как старатели частенько использовали ее в качестве тормоза для своих фургонов при спуске или подъеме.

Взошло солнце, а он все еще ехал, внимательно рассматривая землю в надежде обнаружить хоть какие-нибудь следы, которые могли бы подсказать ему, куда ее повезли. ‘Ринг надеялся, что ей известно что-нибудь о выслеживании, по крайней мере достаточно, чтобы оставить для того, кто будет искать ее, какой-нибудь знак. Солнце уже поднялось довольно высоко, а он все еще ничего не обнаружил. Где-то около полудня ‘Ринг подъехал к развилке. Остановившись, он достал из седельной сумки флягу с водой и сделал несколько глотков.

Он мог поехать по любой из простиравшихся перед ним двух дорог: шансы ошибиться в обоих случаях были абсолютно равны. Положившись на судьбу, ‘Ринг свернул направо. Однако не успел он проехать и пятидесяти футов, как над головой у него просвистела стрела и вонзилась в дерево немного впереди и слева от него. На мгновение ‘Ринг замер. Это была стрела кроу, точно такая же, как и в прошлый раз.

Медленно ‘Ринг приблизился и выдернул стрелу из дерева. Не была ли она еще одним предупреждением? Разглядывая ее, он вдруг понял: стрела означала преграду. Он выбрал не то направление! Итак, индеец знал, куда повезли Мэдди. Знал, но не последовал за ней. Почему?

‘Ринг поднял голову и внимательным взглядом окинул горы. Глаз его не заметил ничего необычного… Потому что она в безопасности, наконец сообразил он. Ее похитили, но ей ничто не угрожает. Он повернул коня и, возвратившись к развилке, поехал по левой дороге. У него больше не было никаких сомнений, что он найдет Мэдди. Проехав около десяти миль, ‘Ринг вновь оказался перед развилкой, но на этот раз, когда он свернул направо, стрелы не было. Солнце уже клонилось к закату, когда он наконец увидел перед собой прилепившийся к горе лагерь старателей, в котором, судя по количеству хибар и палаток, проживало не более пятидесяти человек.

Мэдди он отыскал мгновенно. Она сидела на бревне в окружении мужчин, у которых был абсолютно несчастный вид.

— Ну хоть одну песню.

— Пожалуйста, мэм.

— Мы вам заплатим.

— Мы передадим вам права на участок.

— Пожалуйста, спойте…

При виде этой картины ‘Ринг едва не рассмеялся. Платье на Мэдди было все в пыли, волосы растрепались, но она восседала на этом бревне, словно королева в окружении своих подданных.

— Похоже, ничего у вас, ребята, не выйдет, — проговорил он, подходя к ним сзади. — Она самая упрямая женщина на свете. Никому еще не удавалось заставить ее сделать то, чего ей не хочется.

‘Ринг улыбнулся ей поверх голов мужчин, и Мэдди ответила едва заметной улыбкой, которая словно говорила: я знала, что ты приедешь, но почему это заняло у тебя столько времени?

Он пробрался к ней сквозь толпу окружавших ее мужчин, наступив мимоходом на тех, кто лежал на земле, и протянул ей руку. Ухватившись за нее, она поднялась, и они начали пробираться назад. Старатели вполголоса продолжали уныло канючить, чтобы она что-нибудь им спела, но никто не сделал попытки их остановить.

Медленно ‘Ринг подвел Мэдди к коню, помог ей сесть, затем сел сам позади нее. Все так же медленно, продолжая сжимать в руке пистолет, он выехал из лагеря. Ни один из мужчин, на лицах которых была написана откровенная печаль, даже не тронулся с места.

— Вы можете теперь расслабиться, — произнесла Мэдди. — Они за нами не поедут.

— Ублюдки, — пробормотал ‘Ринг вполголоса. — Как только мы немного отъедем, я вернусь и…

Она положила ладонь на его руку.

— Пожалуйста, не надо. Они не хотели мне сделать ничего плохого.

— Плохого! Да у меня голова раскалывается так, будто по ней проехал фургон, Сэм ранен, а вы говорите, что они не хотели сделать ничего плохого.

— Они были пьяны, но вообще-то со мной такое уже бывало.

— Понимаю. Вы привыкли к похищениям. Этого и хотел тот человек, что приходил к вам позавчера? Чтобы вы ему спели?

На этот вопрос она не собиралась отвечать.

— Эти мужчины, — проговорила она, делая ударение на первом слове, — хотели послушать, как я пою, а для певицы моего уровня похищение не является такой уж необычной вещью. В России, например, студенты, после того как я пела царю, выпрягли лошадей из моей кареты и оттащили ее к какому-то мрачному маленькому пансиону. У них не было денег даже на самые дешевые билеты, но им очень хотелось меня послушать.

— И вы для них спели?

— Нет. Конечно, мне этого очень хотелось, так как я была польщена их вниманием, но, если бы узнали, что я, как птица в клетке, могу петь в неволе, кто-нибудь наверняка заточил бы меня в клетку навсегда. Я этого очень боялась.

Помолчав немного, он грубовато сказал:

— Ну-ка, откиньтесь назад.

Мгновение Мэдди колебалась, но она чувствовала себя такой уставшей, что не могла отказаться от приглашения и прислонилась к нему. Голова ее оказалась как раз у него под подбородком.

— Кто же сопровождал вас все эти годы в ваших поездках? — В голосе ‘Ринга звучал гнев.

— Джон. Джон Фэрли, мой импресарио.

Она чувствовала его своей спиной, чувствовала, как в нем все еще клокочет гнев.

— А где деньги, которые вы заработали? И раз уж мы об этом заговорили, кто занимается вашими деньгами здесь, на золотых приисках?

— Не знаю, — ответила она сонным голосом. — Моими деньгами всегда занимался Джон. А сейчас, вероятно, Фрэнк или Сэм. Не думаю, что это Эдит.

— Что вам известно об этой троице?

— Вы не могли бы, пожалуйста, прекратить ваши расспросы?

Монтгомери не ответил, и, успокоенная, она закрыла глаза и расслабилась у него на груди.

Не прошло и нескольких минут, как Мэдди задремала. Но сразу же проснулась, когда он остановился.

— Что случилось?

— Ничего, но Баттер устал, вы измучены, да и мне не мешает немного вздремнуть.

Она устала больше, чем ей хотелось признаться в этом самой себе, и, когда он протянул к ней руки, не колебалась ни секунды. Мгновение они стояли очень близко, и он вытащил у нее из волос запутавшийся в них лист.

— Вы кого угодно можете вывести из себя. Вам это известно?

Она слишком устала, чтобы спорить.

— Я знала, что вы меня отыщете. Вы самый упрямый человек из всех, кого я когда-либо встречала.

— Полагаю, вы привыкли к мужчинам, которые не могут уснуть, пока вас не отыщут. Ваш импресарио, конечно, тут же отправился на ваши поиски, когда русские студенты вас похитили?

— Нет, он этого не сделал. Он спокойно поужинал и лег спать. Джон всегда считал, что я сама могу за себя постоять. Так оно и есть на самом деле. Этим старателям в конце концов пришлось бы меня вернуть.

— Возможно, — ответил он резко. — Но кто знает, что могло бы случиться?

Ее вдруг качнуло к нему. Вероятно, виной всему был лунный свет.

— Какое вам до этого дело? Вы ведь не мой опекун.

— А вот здесь вы ошибаетесь. У меня в отношении вас приказ.

Поддерживая Мэдди за плечи, ‘Ринг отвел ее на небольшую поляну, где велел сесть и не разговаривать. Не протестуя, она опустилась на траву, прислонилась спиной к дереву и, обхватив себя руками, закрыла глаза.

Она не собиралась ему этого говорить, но похищение сильно ее напугало. Если бы она сразу сообразила, что эти ворвавшиеся в палатку посреди ночи мужчины были обычными пьяными, желавшими найти кого-нибудь, кто бы их развлек, она бы, несомненно, закричала и оказала сопротивление. Но Мэдди испугалась, что они явились от тех людей, которые похитили Лорел.

Когда она наконец поняла, что они лишь хотели услышать ее пение, то пришла в ярость и просто села и стала ждать, когда ее отыщет капитан Монтгомери.

Мэдди вздрогнула и, открыв глаза, выпрямилась, когда он коснулся ее плеча, протягивая кружку с кофе.

— Я не захватил с собой почти никакой еды, так как очень спешил.

Она смотрела, как он занимается костром, своим конем, расстилает на земле одеяла. Он дал ей пару ужасных сухарей, назвав их армейскими галетами, и когда наконец Мэдди с ними справилась, взял ее за руку и отвел туда, где лежали одеяла.

— А вы где будете спать?

— Обо мне не тревожьтесь. Это ведь не со мной каждые пять минут происходят какие-нибудь неприятности.

— Я была в полной безопасности. Я…

— Но этого никто из нас не знал, не так ли? У Сэма я видел на шее кровь, и вы сами можете убедиться, какая на моей голове шишка. Голова все еще болит так, что двоится в глазах, а вы говорите, вы были в полной безопасности. Вы…

— Дайте-ка мне взглянуть, — сказала она, не дав ему договорить.

Все что угодно, лишь бы заставить его хотя бы на минуту замолчать. Мэдди опустилась на одеяло и жестом велела ему наклониться. Запустив пальцы в его густую темную шевелюру, она сразу же нащупала огромную шишку и почувствовала себя несколько виноватой. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из-за нее страдал.

Поддавшись внезапному порыву, она наклонилась и поцеловала шишку.

— Ну как, вам теперь лучше?

— Не слишком, — проворчал ‘Ринг, и, взглянув на него, она увидела, что он все еще хмурится.

— Господи, капитан, неужели у вас и в самом деле нет никакого чувства юмора? Извините, что причинила вам столько беспокойства, но должна ли я напоминать, что ни разу не просила вас вмешиваться. Как не испытывала никогда и никакой потребности в армейском эскорте. В любой момент вы можете возвратиться к себе в форт.

Опустившись на траву не более чем в футе от одеял, он устремил взгляд на костер.

— А кто же вас будет защищать? — Голос его был едва слышен.

— Сэм и…

— Ха! Да вы сами можете позаботиться о себе лучше, чем они о вас.

— Это комплимент? Если так, то мне хотелось бы записать об этом в своем дневнике.

— Вы уже слышали от меня комплименты. Я ведь говорил вам, что мне нравится ваше пение.

Глядя в огонь, она нахмурилась.

— Да, вам нравится, как я пою, но обо мне как о человеке вы ни разу не сказали ничего, кроме самых ужасных вещей. Вы называете меня лгуньей…

— Насколько я могу судить, большая часть того, что вы мне до сих пор говорили, обычная ложь.

— Неужели вы не понимаете, что могут быть такие обстоятельства, когда человек вынужден лгать? Или ваша жизнь всегда была столь безоблачной, что вам лгать никогда не приходилось?

У вас совсем нет недостатков, капитан Монтгомери? Вы совершенны?

Он молчал так долго, что, повернувшись, Мэдди посмотрела на него и по его лицу сразу же увидела, как сильно задел его этот вопрос.

— Нет, я не совершенен, — медленно проговорил он наконец. — Я тоже боюсь, как и любой человек.

— Чего? — спросила она шепотом.

Армейский капитан и его пленница исчезли, остались лишь два человеческих существа, которые сидели у костра, окруженные со всех сторон непроглядной тьмой.

Он собрался было ответить, но в последнюю минуту передумал и сказал:

— Когда вы будете готовы посвятить меня в свои тайны, тогда узнаете и мои. До той поры давайте воздержимся от подобных разговоров. А теперь, мисс, — не знаю, как ваше настоящее имя, — залезайте-ка под одеяло и спите.

С этими словами он поднялся и исчез в темноте, дав ей возможность в какой-то степени уединиться и приготовиться ко сну. Когда старатели так внезапно ворвались в палатку, она попросила их дать ей несколько минут на то, чтобы одеться, так как на ней была лишь одна ночная рубашка. Однако, торопясь, она не надела корсета. К несчастью, без него Мэдди не могла застегнуть юбку и была рада, что на ней, по крайней мере, поверх блузки надет длинный жакет, благодаря которому этого не было видно.

Ночью в горах было довольно прохладно, поэтому она легла в одежде, закуталась поплотнее в одеяло и, положив под голову седельную сумку капитана, мгновенно заснула. Ребенком ей нередко приходилось засыпать под открытым небом, слушая, как потрескивают в костре сучья.

Посреди ночи Мэдди вдруг проснулась от собственного бормотания и, вздрогнув, резко села.

Капитан Монтгомери сразу же подошел к ней и, легонько толкнув в плечо, заставил снова лечь.

— Мне приснился сон, — пробормотала она. — Я была с отцом.

— Его сейчас здесь нет, так что спите.

Он повернулся, чтобы уйти, но Мэдди схватила его за руку.

— Уорт, — прошептала она.

— Что Уорт?

— Моя фамилия Уорт. Мэдлин Уорт.

— Ах да, инициалы «М. У.» на ваших сундуках.

Она зевнула и повернулась на бок, спиной к нему.

— Благодарю вас, капитан, что пришли ко мне на помощь, хотя я вас об этом и не просила.

— Надеюсь только, что мне не придется делать этого снова.

— Я тоже, — пробормотала она и тут же уснула. ‘Ринг возвратился к дереву, у которого все это время сидел. Он ужасно замерз и, так как отдал ей последние галеты, был голоден. Почти всю ночь он просидел с открытыми глазами, глядя на нее и пытаясь сложить все части головоломки, а если на несколько минут и засыпал, то сон был весьма неглубоким.

Утром голова и спина у него все еще болели и настроение было просто отвратительным.

— Вставайте, — резко произнес он. — Здесь вам не парижская опера, где вы могли спать допоздна.

Мэдди потянулась и зевнула.

— Похоже, капитан, вы встали сегодня с левой ноги.

— Мне неоткуда было вставать, так как я не спал.

Он этого, конечно, не знал, но Мэдди провела большую часть своей жизни среди мужчин и понимала, когда они были не в духе.

— В чем дело, капитан? Сердитесь, потому что женщина не желает делать то, что вы хотите? — Он приподнял одну бровь и посмотрел на нее поверх кружки с кофе. — Думаю, у вас никогда не возникало никаких проблем с женщинами. Уверена, ваша потрясающая внешность неизменно позволяла добиваться от женщин всего, чего вы желали. — При ее словах о потрясающей внешности Монтгомери несколько оживился. — Я словно слышу этих молодых леди, — продолжала Мэдди. Она закатила глаза и, хлопая ресницами, сладким голосом просюсюкала: — Ах, ‘Ринг, вы танцуете просто бесподобно; так приятно, когда рядом с тобой такой сильный, мужчина, на которого можно опереться. Вам нравится мое платье? — Мэдди бросила на него лукавый взгляд и продолжила: — О, капитан, здесь ужасно жарко. Не могли бы мы немного прогуляться? Только вы и я? Вдвоем? При свете луны? — Она снова посмотрела на него и ухмыльнулась. — История вашей жизни?

Он был вынужден прикусить губу, чтобы не рассмеяться, так как то, что она только что продемонстрировала, было весьма недалеко от истины. В форте Тоби постоянно приходилось быть начеку, чтобы вовремя предупреждать его о приближении дочери и даже жены полковника. В противном случае он бы половину времени проводил, нося за ними разные вещи, высказывая свое мнение о цвете лент или просто говоря о погоде, пыли, холоде и состоянии, до которого докатился мир.

— Ничего похожего, — ответил ‘Ринг, протягивая ей кружку с кофе.

— Кто же из нас лжет? Из вас, похоже, никогда не выйдет хорошего лжеца. Даже сквозь загар видно, как вы покраснели. — Она рассмеялась, увидев, как при ее словах он покраснел еще больше.

‘Ринг перестал хмуриться и улыбнулся:

— По существу, мои проблемы с женщинами были прямо противоположного свойства. Поэтому-то мой отец и нанял Тоби… Вы готовы ехать? Нам пора отправляться, если мы…

— Мне казалось, Тоби в армии, вместе с вами.

— Так оно и есть. Он пошел служить, потому что так поступил я. — ‘Ринг бросил на нее укоризненный взгляд. — Он же вам сам говорил об этом, помните? Я рад, что оказался лучшим детективом, чем вы. Почему вы не застегнете, наконец, юбку? Вы что, прибавили в весе?

— Ничего я не прибавила, просто оставила корсет… — Мэдди внезапно замолчала, досадуя, что он заставил ее говорить о таких интимных вещах. — Расскажите мне о Тоби.

— А как насчет того, чтобы помыть котелок? Или вы только и можете, что петь?

— Я могу делать многое, о чем вы даже не догадываетесь. Как насчет завтрака?

— Завтрак придется отложить. Вы съели все галеты, и у нас нет времени охотиться.

— Я могла бы поймать зайца с помощью силка или, на худой конец, подстрелить одного.

Он пристально на нее посмотрел.

— О? И где же вы этому научились?

— У моего отца, — ответила она коротко и отправилась к ручью мыть котелок.

Когда она возвратилась, костер был уже потушен, одеяла свернуты и уложены на спину Баттеркапа. Мэдди потерла пальцем нежный нос коня.

— Так почему же ваш отец нанял Тоби?

Ей не хотелось расспрашивать ‘Ринга, но ее снедало любопытство. Увидев капитана в первый раз, она сразу же решила, что все о нем знает. К сожалению, все большие красивые мужчины, которых она до этого встречала в своей жизни, были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Все они привыкли получать в жизни то, что хотели, и всегда рассчитывали на большее. Но капитан Монтгомери сразу же ее удивил. Например, откуда он знал, как носить набедренную повязку и так тихо подкрадываться?

Он помог ей взобраться на коня и сел позади нее.

— Как вы думаете, зачем отец станет нанимать для своего сына такого человека, как Тоби?

Мэдди улыбнулась:

— Догадаться нетрудно. Чтобы тот не дал этому сыну попасть в какую-нибудь историю. Несмотря на все свое ворчание, Тоби, в сущности, заботится о вас, как родная мать. Думаю, ему не раз пришлось вызволять вас из различных историй с девушками, отцам которых не терпелось вас пристрелить. Вероятно, и в армию вы пошли, чтобы избежать женитьбы на какой-нибудь бедняжке.

Уверенная в правильности своей догадки, Мэдди повернула голову, но, взглянув ему в лицо, увидела, что он улыбается.

— Я и не знал, что вы обо мне такого низкого мнения. Разве я когда-либо говорил или делал что-нибудь непристойное?

— Помимо угроз затащить меня к себе в постель в обмен на мою свободу, которая и так моя по праву?

— Да, помимо этого. — Глаза его смеялись.

— Нет, но ведь я вам не слишком и нравлюсь.

— Не думаю, что слово «нравиться» подходит к тому… о чем мы с вами здесь говорим, вы согласны? Вы можете мне и не нравиться, хотя не сказал бы, что на вас так уж неприятно смотреть.

— Благодарю вас, — тихо проговорила она. — А я думаю, это слово как раз подходит. — Странный был у них разговор, особенно при том, что она сидела к нему так близко и они были здесь, в горах, совершенно одни. — Так зачем все-таки ваш отец нанял Тоби?

— Помочь мне попасть в какую-нибудь историю.

Мэдди вновь обернулась и посмотрела на него с недоумением.

— Мой отец был встревожен тем, что я думал лишь о работе в ущерб всему остальному. — ‘Ринг криво усмехнулся. — Его беспокоили моя необычная для такого возраста серьезность и полное отсутствие чувства юмора. Поэтому, когда мне исполнилось шестнадцать, он и нанял Тоби, чтобы тот познакомил меня с… жизнью.

— Жизнью?

— Девушками.

— Вам не нравились… не нравятся девушки?

— Мне казалось, вас интересовал Тоби? Мэдди несколько растерялась, уже не понимая толком, что же ей хотелось узнать.

— И он это сделал? Познакомил вас с девушками?

— Более или менее.

Она попыталась сообразить, что же он хотел этим сказать.

— Никогда не слышала об отце, который нанял бы для своего сына человека, чтобы тот познакомил его с… жизнью.

— Он беспокоился, что я слишком много времени уделяю нашему семейному бизнесу, только и всего. Поэтому и выбрал мне в качестве наставника человека, который знал о жизни больше, чем кто-либо другой.

— Тоби?

— Тоби.

Мгновение Мэдди молчала.

— Уверена, он добился успеха в вашем обучении. Не думаю, чтобы с вашим лицом и… — Она чуть не сказала «фигурой», но вовремя остановилась, не желая доставлять ему такого удовольствия. — Полагаю, вы оказались способным учеником?

— Я сделал то, что от меня требовалось.

«Что, черт возьми, — подумала Мэдди, — он хотел этим сказать?»

— Но когда мне исполнилось восемнадцать, я пошел служить в армию.

— Оставив, без сомнения, позади себя толпы рыдающих женщин. — Она рассмеялась.

— Нет.

— Ну уж…

— Хватит обо мне. Поговорим лучше о вас. Но о себе ей говорить совсем не хотелось.

— Капитан, я ничего так толком и не поняла из того, что вы тут мне рассказали.

— Я тоже мало что в вас понимаю. Большую часть времени с тех пор, как Мэдди его знала, он был с ней неизменно вежлив. За исключением тех нескольких минут, когда она думала, что он хочет ее принудить ему отдаться, она чувствовала себя с ним в полной безопасности. Но сейчас, когда она сидела к нему так близко, ей показалось вдруг несколько странным, что он не пытался обнять ее или поцеловать, как сделал бы на его месте любой мужчина.

— Ваш отец был вынужден нанять Тоби, чтобы тот познакомил вас с женщинами, потому что по своей натуре вы не чувствуете к ним никакой склонности?

— Мой отец не был вынужден нанимать Тоби.

— Ну хорошо, он предпочел его нанять. Не в этом дело. Вопрос в том, интересуют вас женщины или нет.

— Чей вопрос?

— Мой вопрос! — ответила Мэдди раздраженно. — Так да или нет?

— Что «нет»?

— Интересуют вас женщины или нет, вы, идиот!

— Интересуют женщины по сравнению с чем? Она открыла рот, чтобы должным образом ответить, но вместо этого спросила:

— Вы не собираетесь отвечать, не так ли?

— Кто был тот мужчина у вас в палатке в день первого выступления? Кто нанял Сэма с Фрэнком и эту восхитительную мисс Хани?

— Она женщина в вашем вкусе?

— Вам нравятся все мужчины, которые курят сигары и прячутся в вашей палатке? Что заставляет вас так упорно возражать против армейского эскорта? Почему вы выдаете себя за герцогиню? Что случилось с вашей брошью? Где живет ваша семья? Кто…

— Ладно-ладно. — Она рассмеялась. — Вы победили. Как вы смотрите на то, чтобы я вас немного поучила пению?

— С удовольствием бы вас послушал, — проговорил он тихо.

— Нет-нет, вы не поняли. Я хочу не спеть вам, а поучить вас пению. Вот послушайте. — Она пропела одну ноту. — Это си-бемоль. — Мэдди спела еще две ноты: — Это до и фа-диез.

— Те, что не может спеть Патти?

— Ваша отличная память, капитан, может вывести из себя кого угодно. А теперь слушайте внимательно, я спою их в другом порядке. Посмотрим, сможете ли вы их различить.

— До, фа-диез, си-бемоль, — ответил он, когда она кончила.

— Очень, очень хорошо. Я добавлю еще несколько нот.

Она спела еще ряд нот, и в каждом случае он сумел точно сказать, что это за ноты.

— Абсолютный слух, — сказала она наконец. — Вы можете отличить каждую ноту. У вас абсолютный слух. Вы знали об этом?

— Никогда об этом не думал. У нас в семье музыкой никто особенно не интересуется.

— Спойте мне песню, — потребовала Мэдди.

— Вы еще не сразились ни с одним драконом.

— Сомневаюсь, что ваше пение заслуживает даже самого маленького дракона. Пойте, или я начну опять вас спрашивать о Тоби.

Он запел «Греби, греби, греби на своей лодке», и она подождала, пока он кончил, прежде чем заявить.

— Поразительно, капитан, просто поразительно.

— Что, неплохо?

— Просто поразительно, как человек, у которого такой приятный голос, когда он говорит, и ухо, способное различить любую ноту, может…

— Может?..

— Так отвратительно петь.

— А ну, держись, — крикнул он и, толкнув, чуть не свалил ее с лошади, но тут же подхватил, не дав упасть на землю.

Стремясь удержаться, она обхватила его руками за шею и подняла на него смеющиеся глаза. Он тоже смеялся, и внезапно ей захотелось его поцеловать. Вероятно, из-за всех этих разговоров о девушках и о том, что он «сделал то, что требовалось».

Мэдди приблизила к нему лицо и, почувствовав, что ‘Ринг склоняется над ней, закрыла глаза. Но поцелуя так и не последовало. Открыв глаза, она увидела, что он смотрит на нее со странным выражением. Внезапно смутившись, она убрала руки с его шеи, выпрямилась и отвернулась.

— Скоро мы доберемся до лагеря?

— Полагаю, вам это так же хорошо известно, как и мне.

Да, ей это было известно. Она не могла придумать, о чем бы еще его спросить. Веселость их куда-то пропала, и Мэдди не знала, почему так произошло, но не стала ломать себе голову над этим вопросом. Вместо этого она вновь прижалась к его груди и, устроившись таким образом, полностью отдалась радости скачки.

7

В лагере их ждали все, но беспокоился один только Тоби. Сэм помог Мэдди спуститься с коня, и капитан отъехал, направившись к возвышавшемуся над лагерем гребню горы, где он расположился вместе с Тоби.

Мэдди вошла в палатку вместе со следовавшей за ней по пятам Эдит.

— Он приходил, когда вас не было.

— Кто?

— Вы так хорошо проводили время со своим капитаном, что уже забыли о сестре?

Мэдди мгновенно встревожилась:

— Но почему? Мы должны с ним встретиться только после завтрашнего представления. И даже не в тот же вечер. Он дал мне листок с указаниями.

— Да, он сказал об этом. Ему просто хотелось лишний раз убедиться, что вы там будете. И он велел вам надеть что-нибудь красивое. Чтоб блестело, сказал он. Похоже, этот ваш дружок капитан начинает его тревожить.

Мэдди опустилась на койку.

— Что он сказал о капитане Монтгомери?

— Сказал, что возьмет ружье, с которым ходят на бизона, чтобы уж наверняка прикончить этого длинного типа, такой он растакой.

Мэдди прикрыла лицо руками.

— Что мне делать? Завтра после выступления я должна буду отправиться в горы, туда, где у нас с ним назначена встреча. И мне обещали, что я увижу там Лорел. В таких обстоятельствах я не могу раздражать этого человека. Раздражать его! — проговорила она с горечью. — Он мне уже сказал, что с Лорел… что Лорел… нет, не хочу об этом даже думать! Придется сделать все так, как он сказал.

— Смотрите тогда, чтобы этот ваш армейский дружок не увязался вслед за вами в горы. Между прочим, коротыш тоже задает вопросы.

— Коротыш?

— Тоби. Он так и ходит кругами вокруг Фрэнка с Сэмом, да и вокруг меня тоже, пытаясь выведать что-либо о вас.

Мэдди поднялась и подошла к стене палатки. Что ей делать? Что она может сделать? «Каким-то образом, — подумала она, — я должно от него избавиться. Я не могу сказать ему, что происходит, так как он непременно захочет вмешаться. А этого-то я и боюсь». К тому же после всех своих неудач в последние дни он будет теперь вдвойне бдительным. И ему каким-то образом удалось ее разыскать, хотя никто не видел, как ее увозили пьяные старатели. Если однажды он уже смог ее найти, то сможет найти и снова, только на этот раз ему придется иметь дело не со старателями, желавшими лишь послушать ее пение. Сейчас его будут поджидать люди, которые похитили Лорел.

— Что вы решили делать? — спросила Эдит.

— Пока не знаю. Мне надо как-то заставить его остаться здесь, когда я послезавтра поеду в горы.

— У меня еще есть немного опиума.

— Он не станет ни пить, ни есть за моим столом.

— Может, стукнуть его как следует по голове?

— Мне не хотелось бы причинять ему боль. Она вспомнила, как Монтгомери отдал ей все одеяла, а сам просидел всю ночь под деревом, дрожа от холода. Он действительно пытался лишь защитить ее.

— Как насчет женщин? Я могла бы привести пару девочек, и мы вместе…

— Нет!

Эдит бросила на нее быстрый взгляд.

— Жаль, что вы сами не можете провести с ним ночь.

— Мне сейчас не до того, чтобы соблазнять мужчин. Хотя… — Мэдди подумала, что было бы совсем неплохо, если бы он стал ей больше доверять. — Так ты говоришь, Тоби задает вопросы?

Попытаюсь-ка и я, в свою очередь, задать ему несколько. А теперь иди и накрывай стол к ленчу. Я лучше соображаю на сытый желудок.

У Эдит уже были куплены цыплята, которых она обварила кипятком, ощипала, почистила и обжарила в горячем масле. Мэдди пригласила Тоби разделить с ней ленч и не позволила ему сидеть нигде, как только за столом вместе с ней.

— Вы ведь давно знакомы с капитаном, Тоби? Пожалуйста, берите еще цыпленка.

— Уже десять лет. Я, пожалуй, возьму еще одного, с вашего позволения, мэм.

Она постаралась улыбнуться как можно более любезно.

— Расскажите мне о нем.

Тоби даже не поднял головы. Он привык к тому, что женщины постоянно расспрашивают его о ‘Ринге. Если бы он хоть немного был склонен к полноте, то от всей той еды, которой его потчевали женщины, стремившиеся завоевать ‘Ринга, давно бы уже превратился в бочонок на ножках. Поначалу во время таких разговоров Тоби чувствовал себя как в западне, так как, с одной стороны, понимал, что не должен ничего рассказывать о ‘Ринге, но, с другой — ему совсем не хотелось потерять такой источник снабжения.

— А чего рассказывать. Он такой же, как и другие мужчины.

— Но не у всех отцы нанимают человека, чтобы тот познакомил их сыновей с жизнью.

Тоби был поражен:

— Он вам об этом сказал?

— Да. Не стесняйтесь, мажьте больше масла на булку. Меня удивляло, почему он не… Вернее, я хочу спросить, почему он не обращает никакого внимания на женщин?

— Я и сам не понимаю, — ответил Тоби.

— Может, это разочарование в любви? Он кого-то любил, но не смог по какой-то причине быть с ней вместе?

— Вы хотите сказать, как в этих песнях, которые вы поете? Нет, ничего похожего. Он просто не обращает на женщин внимания, и все. Вы даже представить себе не можете, на что некоторые из них пускались, только бы его завлечь, но все без толку.

— Берите еще помидор. Может, это отсутствие всякого интереса к женщинам у них семейная черта?

— Нет, мэм. Поэтому-то его отец так и тревожился. Все шесть братьев парня действительно интересуются девушками. Даже самые маленькие из них. Хотя, может, дело тут в том, что мальчик самый некрасивый в семье.

Она застыла, не донеся до рта вилку.

— Вы хотите сказать, что капитан Монтгомери некрасив?

— Верно, мэм. Его братья никогда не давали ему об этом забыть, поминутно хвастаясь, что они намного красивее своего старшего брата.

И тут только Мэдди сообразила, что, несмотря на невинное выражение лица, Тоби, конечно же, над ней подшучивал. Она снисходительно улыбнулась.

— Если его не интересуют женщины, что же в таком случае его интересует?

— Долг. Честь. И все остальное в том же роде. — Тоби произнес это так, будто говорил о самых отвратительных чертах. Затем, откусив кусок хлеба, поднял на нее глаза и спросил: — Он вас интересует?

— Конечно же, нет. Мне просто хотелось знать, можно ли ему доверять.

Тоби положил хлеб на стол, и, когда вновь поднял на нее глаза, взгляд его был необычайно серьезен.

— Ему можно доверять. Вы можете доверить ему даже свою жизнь. Если он сказал, что защитит вас, он так и сделает. Прежде чем с вами что-нибудь случится, парень будет мертв.

Мэдди нахмурилась:

— Надеюсь, он не станет делать ничего незаконного.

«Как, например, — подумала она с горечью, — мешать территории сделать свой выбор между свободой и рабством».

— Черт, конечно же, нет! О, простите меня, мэм. Да он скорее согласится подвергнуться пыткам, чем сделать что-нибудь дурное. — Тоби усмехнулся. — Говорю вам, парень может кого угодно довести до белого каления. Он не врет, не обманывает, не делает ничего, что было бы против Божеских или человеческих законов.

Мэдди слабо улыбнулась. Все так, как она и думала. Знай капитан Монтгомери о письмах, то наверняка выдал бы ее своим начальникам в армии и сам отвез в столицу, где она предстала бы перед судом по обвинению в государственной измене. А он, наверно, лишь сказал бы, что благо страны дороже блага одного ребенка.

— Вы, похоже, о чем-то задумались, мэм?

— Да, Тоби.

— Он хороший мальчик. Вы можете доверить ему даже собственную жизнь.

«Но могу ли я, — мелькнула у нее мысль, — доверить ему свои тайны?»

— Чем он сейчас занимается?

— Наблюдает.

— Наблюдает за чем?

— Наблюдает за вами. За вами следуют какие-то люди, и он забирается на холм и оттуда наблюдает. Двое из них прячутся довольно ловко, но другие двое — просто настоящие медведи.

Она перестала есть.

— Вы хотите сказать, Тоби, что он просто сидит там и смотрит? Смотрит, что я делаю?

Тоби улыбнулся уголком рта.

— Он пытается узнать, что вы от него скрываете. Вы бы сказали ему все сами, чтобы он хоть немного поспал. Я не могу даже заставить его что-нибудь съесть, кроме этих проклятых галет. Слава Богу, они уже кончаются.

«Сказать ему? — подумала Мэдди. — Я бы сказала, если бы все это не было так серьезно».

— Эдит, положи в корзинку остальных цыплят и добавь несколько помидоров.

— Вы хотите его проведать?

«Я хочу заставить его сосредоточить свое внимание на чем-нибудь ином, кроме следующих за мной мужчин», — подумала она.

— Да. Может, он будет рад небольшой компании.

— Не думаю. Он предпочитает книгу обществу любой женщины, — сказал Тоби, с трудом подавляя смех.

Он говорил это сотни раз сотням женщин, и каждая из них считала это вызовом себе. Его радовало, что и оперная певица оказалась в конце концов такой же, как и все остальные.

— Ну, может, мне удастся его переубедить. — Она взяла из рук Эдит корзинку с провизией и двинулась вверх по склону холма.

— Капитан? — позвала Мэдди.

Он сидел на траве, прислонившись спиной к дереву, и, казалось, крепко спал, но она знала, что это не так. Его дыхание было для этого слишком ровным и глубоким. Приблизившись, она опустилась на траву рядом с ним.

— Вы слишком хороший каптёр, чтобы позволить кому-нибудь подобраться к вам незамеченным.

Медленно он открыл глаза, но не улыбнулся:

— Что вы тут делаете?

— Я принесла вам жареных цыплят.

— Спасибо, но я уже ел.

— Тоби сказал мне, что вы тут едите. Я чем-нибудь вас оскорбила?

— Вы имеете в виду, кроме того, что лгали мне и позволили себя похитить?

— И еще сказала вам, что вы не умеете петь. Я знаю, что с чувством юмора у вас неважно, но вель я не оскообила наших чувств?

— Нет, вы их не оскорбили. А теперь будьте добры вернуться к себе в палатку.

— И оставить вас здесь одного, позволив за мной шпионить?

Прежде чем ‘Ринг сообразил, что она собирается сделать, Мэдди протянула руку и выхватила у него из-за спины подзорную трубу. Он рванулся за ней, но она оказалась проворнее и успела спрятать ее за спиной. Вздохнув, ‘Ринг снова прислонился к дереву.

— А она старая, — проговорила Мэдди, разглядывая красивый, но сильно потертый медный корпус. — Не такой ли точно трубой пользуются моряки?

— Возможно.

Она выдвинула трубу на всю ее длину.

— Ах да, вспомнила. На веревках, которыми вы стянули Фрэнка с Сэмом, были морские узлы. Думаю, в прошлом, капитан, вы были как-то связаны с морем. Я права?

Не ответив, он выхватил у нее из рук трубу.

— Что вы так злитесь?

— Мне необходимо заняться делом, и я предпочел бы, чтобы вы вернулись в лагерь.

Она открыла приготовленную Эдит корзинку и достала оттуда несколько костлявую цыплячью грудку.

— Я принесла вам кое-что вкусное.

— О? Что-нибудь опять отравленное? От вас я ничего не приму.

— Но ведь вы пили портвейн, которым я вас угощала.

— Вы налили нам из одной бутылки и выпили первой.

— Ну хорошо, — проговорила она со вздохом, оторвала от цыпленка кусок мяса, съела половину и протянула остальное ‘Рингу.

— Благодарю вас, я уже ел.

— Это ужасно вкусно, — проговорила она, размахивая цыпленком прямо у него перед носом. — Никогда такого не ела. М-м-м.

Он усмехнулся и, открыв рот, попытался было ухватить мясо зубами, но она со смехом отдернула руку.

Тогда он кинулся к ней, повалил на землю и, схватив за руку, сунул ее пальцы, в которых было мясо, прямо себе в рот.

Ощутив на себе тяжесть его тела и свои пальцы у него во рту, Мэдди перестала смеяться и внимательно посмотрела на него. Мгновение ей казалось, что он чувствует то же, что и она, но это мгновение прошло, и он отстранил ее руку.

— Цыпленок — да, но не пальцы.

Монтгомери откровенно отвергал ее при каждой возможности, которую она ему предоставляла. И сейчас первым ее желанием было запустить в него корзинкой с едой, встать и уйти, но она напомнила себе, что ради Лорел должна быть с ним как можно более любезной. Если она хотела после своего завтрашнего выступления встретиться с одним из похитителей, необходимо добиться полного доверия капитана Монтгомери.

Она заставила себя улыбнуться:

— Если вам уже надоело давить на меня всем своим огромным телом, мне бы хотелось наконец встать.

— Конечно, — весело ответил он и скатился на траву. — Полагаю, цыпленок не опасен, но я бы все же предпочел, чтобы вы откусывали от каждого куска, прежде чем я за него примусь.

— Ну, это уж слишком, капитан. Вы что, считаете меня настоящей отравительницей?

— Лукрецией Борджиа?

— Кто это?

Он посмотрел на нее поверх цыпленка, которого ел.

— На скольких языках вы говорите?

— Включая американские? — Мэдди почувствовала удовлетворение, заметив, как при этом расширились его глаза.

— Включая язык, в котором есть такие слова, как «ночлежник» и «каптёр». Между прочим, что такое каптёр?

До сих пор ей не приходилось встречать такого наблюдательного человека. Наверное, он даже заметил, с какой частотой бьется у нее пульс.

— Это трапперский термин. Он означает лидера или просто опытного траппера. Я говорила вам, что общалась с горцами.

— Ах да, в Ланконии. Вы вообще-то бывали там когда-нибудь?

— Как цыпленок? Хотите помидор?

‘Ринг взял у нее помидор и с наслаждением вонзил в него зубы.

— Довольно странно, что вы так хорошо разбираетесь в языках и музыке и, однако, почти ничего не знаете об истории. А уж об арифметике, насколько я могу судить, вы вообще не имеете никакого понятия.

— Я тащилась на эту гору, чтобы принести вам еду, а вы тут сидите и оскорбляете меня. Не понимаю, почему я до сих пор с вами вообще разговариваю.

— Я тоже. Но я уверен, вы пришли сюда не для того, чтобы кормить меня цыплятами. У вас была какая-то совсем другая цель. Что сказала вам Эдит, когда мы возвратились?

Мэдди отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза.

— Когда-нибудь, мисс Уорт, вы поймете, что можете мне доверять.

— Мой отец говорил, что люди должны заслужить доверие.

— А все, что говорит папочка, закон.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы упоминаете своего отца… постоянно. — ‘Ринг откусил кусок цыпленка. — И всегда говорите о нем так, словно он Бог. Полагаю, ваш отец отличный каптёр?

— Лучше всех! Он самый лучший на свете. Он честный, добрый, хороший и… — Она скривилась, увидев, как он усмехнулся. — И у него есть чувство юмора.

— У любого, кто испытал то же, что и я в последние дни, и при этом не сошел с ума, должно быть просто огромное чувство юмора.

— Вы сами во всем виноваты. — Несмотря на все свои добрые намерения, Мэдди чувствовала, что в ней начинает закипать злость. — Почему бы вам не возвратиться туда, откуда вы явились, и не оставить меня наконец в покое?

— Предоставив полную свободу тем, кто за вами следит?

— Из всех, кто следит за мной, докучаете мне только вы, капитан. — Она поднялась, чтобы уйти, но он поймал ее за юбку.

— В чем дело? Разве у вас совсем нет чувства юмора? Что это вы вдруг так разозлились?

Мэдди посмотрела на него сверху вниз, не понимая, смеется ли он над ней или говорит серьезно.

— Ну же, — продолжал он. — Вам ведь не хочется уходить, признайтесь. Знаете, что я думаю, мисс Уорт?

— Нет, и мне это совершенно безразлично.

— Я думаю, что уже многие годы в вас видят скорее легенду, чем обычного человека. Полагаю, вы никого не подпускаете к себе настолько близко, чтобы могли возникнуть какие-либо сомнения по поводу вашей истории о том, что вы герцогиня из Ланконии. А с вашим дивным голосом вы любому вскружите голову, да так, что он потеряет последние остатки разума.

— Вы уверены? — она постаралась задать вопрос как можно более надменным тоном, но ей не вполне это удалось.

— Вы рассказывали мне о своем импресарио, но, насколько я могу судить, его интересовали лишь ваши гонорары. Скажите мне, как давно вы видели кого-нибудь из своей семьи?

К полному своему ужасу, Мэдди вдруг почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.

— Пустите меня, — проговорила она, дергая за юбку. — Я не обязана все это выслушивать.

— Да, конечно, вы правы, — произнес он тихо; в его голосе слышались нотки раскаяния. — Я не хотел…

‘Ринг замолчал, и в этот момент оба они услышали в кустах какой-то шум. Звуки доносились с противоположной стороны от лагеря, так что тот, кто их производил, должен был идти сверху.

Она никогда не думала, что кто-нибудь может двигаться так быстро. Только что капитан Монтгомери сидел на земле и вот в следующую же секунду уже лежит на ней, прикрывая ее своим телом и увлекая вниз, к подножию холма.

Тело Мэдди едва касалось земли, так как, обхватив руками и прижав к груди, он защищал ее со всех сторон, и никакая опасность — будь то пуля или стрела — ей не грозила.

Оказавшись в густых зарослях кустарника, футах в пятидесяти от подножия, она попыталась заговорить, но он мгновенно прижал ее лицо к своей груди, заставив сразу же умолкнуть.

Шум тем временем становился все громче, и сначала она, а потом и он узнали наконец его причину.

— Лось, — прошептала она у самого уха ‘Ринга, и он согласно кивнул.

Продолжая лежать на ней, полностью ее прикрывая, он слегка повернул голову, позволив Мэдди сделать то же самое, и они увидели не лося, а оленя, стоявшего на вершине холма, с которого они только что скатились. Олень стоял неподвижно и смотрел на них, пытаясь, очевидно, решить для себя, представляют ли они какую-нибудь опасность. ‘Ринг поднял руку, и в то же мгновение олень исчез в кустах.

— С вами все в порядке? — спросил он, приподнимаясь на локте и окидывая ее внимательным взглядом.

— Кажется, да, — ответила Мэдди и начала выбираться из-под него, как вдруг почувствовала, как что-то ее укололо.

— Похоже, у меня в плече колючка.

Он скатился на траву, сел и, перевернув ее на бок, вытащил у нее из плеча две колючки кактуса.

— Готово. Еще есть?

— Вроде нет.

Она пошевелила плечами и, окинув взглядом крутой, сплошь заросший кактусами склон холма, с которого они только что спустились, невольно поежилась, представив, что было бы, не будь на ней нижних юбок и корсета.

— Никогда не видела такой быстрой реакции, — вновь поворачиваясь к ‘Рингу, сказала она. — Благодарю вас.

— Ничего такого, что не сделал бы хороший каптёр — или ваш отец.

Мэдди открыла было рот, собираясь сказать, что она думает по поводу этого замечания, но неожиданно для себя самой улыбнулась.

— Неужели я и в самом деле говорю об отце в таком восторженном тоне?

Он тоже улыбнулся и кивнул.

— Вы готовы теперь возвратиться к себе в палатку?

— Да, — ответила она и бросила взгляд на свою юбку, намереваясь ее почистить. Весь подол был сплошь утыкан колючками. — А ну-ка, повернитесь.

— Я думаю, вам лучше возвратиться к себе. У вас были два очень тяжелых дня, завтра вы выступаете и…

— Повернитесь, я сказала.

— Мисс Хани будет вас искать.

— Да Эдит наплевать на меня. Окажись она здесь, она бы палец о палец не ударила, чтобы мне помочь. Если вы не понимаете по-английски, — Мэдди все еще переживала из-за его замечания по поводу пробелов в ее образовании, — как насчет итальянского? «Distogliere il viso». Французского? «Trailer ave dedain». Или, может, вы поймете, если я скажу по-испански? «Dejar libre». — Она испытала истинное наслаждение, увидев его недоуменный взгляд. Это отучит его говорить с презрением о ее образовании.

— Что вы от меня хотите? Чтобы я повернулся кругом? В сторону? Оказал холодный прием? Или пустился во все тяжкие?

Со всех трех языков он перевел прекрасно.

— Вы и правда можете кого угодно вывести из себя, — воскликнула Мэдди, схватив ‘Ринга за руку и безуспешно пытаясь его повернуть, пока он наконец не сделал это сам. Вся спина у него была сплошь утыкана колючками, причем все они, скорее всего, вонзились в кожу, легко пройдя сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань армейской рубашки. Сквозь плотную шерсть брюк колючки, к счастью, не проникли, хотя и торчали из нее повсюду.

— Рискуя вновь вывести вас из себя, должен, однако, заметить, что ваши познания в языках не производят на меня слишком большого впечатления. Вот если бы вы знали, что сталось с теми деньгами, которые вы заработали за все эти годы, тогда я удивился бы по-настоящему.

Она выдернула у него из рубашки колючку.

— Вас интересуют мои деньги?

— А есть они у вас? Если вы так же безразличны и к тем деньгам, которые зарабатываете в этом турне, то у вас их, скорее всего, попросту нет. У нас в семье, напротив, к деньгам относятся весьма серьезно. В первый раз отец заставил меня вложить в дело все мои карманные деньги, когда мне было всего три года.

Она вытащила еще одну колючку, но потом ей стала мешать его рубашка, под которой их, вероятно, скрывалось больше, чем торчало снаружи. Мэдди толкнула его в бок.

— Поднимайтесь-ка на холм и снимайте рубашку. Деньги меня никогда не интересовали. Все, чего я хочу, — это петь. Звуки музыки и поклонение публики мне дороже, чем все деньги на свете.

Они начали подниматься по склону холма, он впереди, она за ним.

— Но вы говорили, у вас не всегда будет ваш голос. На что вы станете жить, когда петь больше не сможете?

— Не знаю. Я как-то об этом не задумывалась. Выйду, вероятно, замуж за какого-нибудь богатого старика и буду жить на его деньги.

На вершине холма он остановился и, повернувшись, взглянул ей в глаза:

— А как насчет детей?

— Снимайте с себя рубашку и дайте мне свой охотничий нож. Сейчас я буду выдергивать из вас все эти колючки.

‘Ринг начал снимать рубашку.

— Вы когда-нибудь думали о детях?

Хотя он этого не показывал, Мэдди понимала, что каждое движение причиняет ему боль. Зайдя ему за спину, она принялась помогать, стараясь как можно меньше задевать при этом колючки.

— Вы предлагаете мне руку и сердце, капитан? Если так, то меня это, должна сказать, совершенно не интересует. Я все время в разъездах, да и желания связывать себя узами брака пока не испытываю. Я также не хочу… — Она умолкла, вдруг увидев его широкую мускулистую спину, сплошь покрытую тонкими и белыми рубцами. — Ложитесь на траву, — проговорила она тихо и, когда он повиновался, слегка коснулась кончиком пальца одного из рубцов. — Как это случилось?

— Я кое на что налетел.

— Не на конец ли хлыста? Не знала, что они подвергают подобным наказаниям офицера. Но чем вообще вы могли такое заслужить? Мне казалось, в армии такие люди, как вы, получают медали, но никак уж не удары хлыста.

— Я не всегда был офицером, — сказал ‘Ринг, провожая ее глазами, когда она направилась к его седельной сумке и достала оттуда большой охотничий нож. — Надеюсь, вы не собираетесь снимать с меня кожу?

Мэдди рассмеялась, услышав в его голосе нотки беспокойства, затем отрезала от замасленной тряпки, в которую были завернуты цыплята, небольшую полоску и обмотала ею большой палец.

— Лежите спокойно, — приказала она, опускаясь рядом с ним на колени. — Мне уже не раз приходилось этим заниматься, и я знаю, что делаю.

Используя тупую сторону ножа и свой обмотанный тряпкой палец, она ловко выдернула первую из многочисленных колючек, которые сплошь покрывали его спину.

Удалив еще несколько колючек, она прикоснулась к рубцам.

— Несмотря на всю вашу браваду, капитан, я знаю, как вам было больно. Мне о боли кое-что известно.

Он услышал в ее голосе слезы.

— Вы себя жалеете? Да что вы можете знать о боли или просто о трудностях? Какие такие особые муки может испытывать оперная певица? Что вы обычно делаете? Поете целый день? Или проводите большую часть времени у своей портнихи?

— Поверьте, быть такой певицей, как я, нелегко. Если будете хорошо себя вести, я расскажу вам о том, как я ею стала. Думаю, мне было тогда около семи. Мой отец помогал группе переселенцев, которые направлялись на Запад открывать там факторию и…

— В Ланконии?

— Стоит мне слегка крутануть колючку, и вы света Божьего не взвидите. Так что лежите спокойно и молчите. В этой группе переселенцев была одна очень больная женщина, муж которой погиб по пути. Она…

— Индейцы?

— Нет. Кажется, его укусила гремучая змея, но я не уверена. Как я уже вам говорила, я была тогда слишком мала. Остальные были страшно недовольны присутствием в их группе одинокой да еще и больной женщины и, как сказал мне отец, недвусмысленно дали ей понять, что считают ее для себя обузой. Мой отец, полагавший, что от переселенцев одни только неприятности, не испытывал к ним никакого сочувствия. Он…

— Но ведь ваш отец сам был переселенцем, не так ли?

— Вы будете говорить или слушать?

— Конечно, слушать. Жду не дождусь, когда вы расскажете мне еще что-нибудь о своем знаменитом отце.

— Вы должны считать это за честь. Итак, на чем я остановилась?

— На вашем отце, переселенце, которого другие, такие же, как он, переселенцы, чрезвычайно раздражали.

— Ах, простите, — проговорила Мэдди, слегка крутанув очередную колючку, — я не причинила вам боли? В следующий раз я постараюсь быть осторожнее, но, если вы не прекратите меня прерывать на каждом слове, я могу об этом и позабыть. Итак, я говорила о миссис Бенсон. Мой отец, подумав, что, возможно, мама будет рада компании, привез эту женщину к нам в дом, рассчитывая весной отвезти ее назад на Восток. Кончилось все тем, что она прожила у нас четыре года, потом влюбилась в какого-то заезжего жителя Востока и вышла замуж. Но к тому времени у меня уже была мадам Бранчини.

— Которая и познакомила вас с оперой?

— Я несколько забежала вперед. Миссис Бранчини давала на Востоке уроки пения и игры на фортепиано, и мама подумала, что было бы совсем неплохо, если бы она поучила немного и меня, так как я ужасно завидовала своей старшей сестре Джемме. Видите ли, мама у меня художница, и Джемма унаследовала ее талант. Уже в пять лет сестра довольно хорошо рисовала и писала красками, тогда как у меня вообще ничего не получалось. Я ужасно ревновала маму, которая проводила с ней слишком много времени.

— Итак, ваша матушка отдала вас учиться музыке, и вы сразу же стали петь арии.

— Нет, веселые народные песенки и куплеты, которым научили меня друзья отца и…

— Вероятно, это были песни во славу королевы? Друзья вашего отца тоже герцоги?

Она пропустила его колкость мимо ушей.

— Прошло несколько лет, и никто особенно не обращал внимания на мое пение. Но однажды миссис Бенсон решила разобрать старый сундук, найденный моим отцом. Его выбросили переселенцы — эти идиоты тащат с собой на Запад все свое имущество, а потом, при первом же препятствии, начинают облегчать фургоны.

‘Рингу доводилось видеть некоторые из этих «препятствий» — ущелья глубиной сотни в полторы футов.

— И что было в сундуке?

— Ноты. Отец подумал, что, может быть, они пригодятся нам с миссис Бенсон для наших занятий. — Мэдди вытащила у него из спины очередную колючку и улыбнулась. — На самом дне лежали ноты, каких я еще никогда не видела. Это была «Air des bijoux», вы знаете, из «Фауста».

— «Ария с жемчугом», — перевел он. — Да.

— Я не помню этой арии, но, может, вы мне ее споете, и я узнаю мелодию.

— Если вам сильно повезет. Во всяком случае, миссис Бенсон помогла мне со словами, и, так как приближался день рождения отца, я решила выучить эту арию и спеть ее для него.

— И вы это сделали.

— Все было не так-то просто. Видите ли, миссис Бенсон — американка.

— Звучит как проклятие.

— Вы не понимаете. Простые американцы равнодушны к опере, они смотрят на нее как на нечто чуждое, существующее лишь для богатых людей, для снобов. Если американец скажет, что слушал оперу, его, скорее всего, просто засмеют. Когда я спросила у миссис Бенсон про эти ноты, она поначалу лишь отмахнулась, сказав, что это опера и она не для таких маленьких девочек, как я.

— И это, конечно, было для вас как красная тряпка для быка? Никто не смеет говорить вам, чего вы не должны делать, ведь так?

— Может, вы желаете, чтобы я пригласила сюда Эдит вытаскивать из вас эти колючки? Уверена, без одежды вы ей чрезвычайно понравитесь.

‘Ринг ничего не ответил, но повернул голову и бросил на нее странный взгляд, которого Мэдди не поняла. Она продолжала:

— Для меня это было своего рода вызовом, и к тому же я сгорала от любопытства. Поэтому я отнесла ноты Томасу. — И прежде чем ‘Ринг успел ее о чем-либо спросить, объяснила, кто такой Томас: — С нами жили несколько человек, друзья отца, и Томас был одним из них. Он немного умел играть и петь. Не так хорошо, конечно, как отец, но…

— Ну, конечно, не так хорошо, как папочка, — пробормотал сквозь зубы ‘Ринг.

— Томас немного умел играть и петь, — подчеркнуто сухо повторила Мэдди, — поэтому я взяла ноты и пошла к нему. К тому времени я уже довольно сносно читала ноты, а слух у меня всегда был отличным.

— Как у лучших людей. Она улыбнулась.

— Вместе с Томасом мы разобрались в этой арии, и я ее отрепетировала. На дне рождения, когда все вышли из-за стола и отцу начали преподносить подарки, Томас сыграл на флейте, а я спела арию.

— И после этого вы стали оперной певицей. Мэдди фыркнула.

— Не совсем так. Когда я кончила петь, никто не произнес ни слова, все просто молча сидели и смотрели на меня. Конечно, не зная языка, я, вероятно, не совсем правильно произносила французские слова, но мне все же казалось, что мое пение не было таким уж плохим, поэтому я ужасно обиделась, когда они ничего не сказали.

Мгновение Мэдди помолчала, вспоминая тот самый важный в ее жизни день.

— После того как прошла, казалось, целая вечность, мама повернулась к отцу и сказала: «Джеффри, утром ты отправишься на Восток и найдешь нашей дочери учительницу — учительницу пения. Настоящую учительницу. Самую лучшую, какую только можно достать за деньги.

Наша дочь будет оперной певицей». После ее слов словно рухнула дамба. Все одновременно что-то кричали, смеялись, отец посадил меня себе на плечи…

— Его невероятно широкие плечи?

— Между прочим, да. Это был самый замечательный в моей жизни вечер.

— Как? Ни один из сотен ваших поклонников не сделал с тех пор ничего, что могло бы с этим сравниться?

— Даже близко.

— И, как я полагаю, ваш отец привез вам эту учительницу. Не могу себе представить, чтобы он в чем-то потерпел неудачу. Мадам… как ее звали?

— Его не было несколько месяцев, и когда он наконец возвратился, с ним была маленькая худая женщина с недовольным лицом. Я невзлюбила ее с первого взгляда. А когда она совершенно проигнорировала мою мать, обратившуюся к ней с приветствием, я ее просто возненавидела. Это и была мадам Бранчини. Взглянув на меня, она сказала: «Итак, послушаем ребенка и посмотрим, стоит ли она того, через что я прошла, пока сюда добралась». Отец, стоявший за ее спиной, при этих словах весь скривился, и я поняла, что она была для него настоящим испытанием.

— Но, услышав ваше пение, она, конечно, тут же согласилась остаться с вами навсегда и научить вас всему тому, что знала сама.

— Не совсем так. По существу, капитан, вы весьма далеки от истины. Она велела мне сыграть на пианино — к тому времени отец привез мне пианино с Востока — и…

— Он притащил его на спине?

Не обратив на его слова никакого внимания, Мэдди продолжала:

— Я сыграла и спела, — она на мгновение умолкла и покачала головой. — В то время я была необычайно тщеславна. Все в семье меня обожали и наперебой говорили, что я лучшая в мире певица. Думаю, я даже считала, что своим пением оказываю мадам Бранчини великую честь.

— Я рад, что вы так изменились и не говорите больше людям, какая для них честь слушать такую певицу, как вы.

— Сейчас-то я этого заслуживаю. Тогда же я была ребенком, тщеславным без всякого на то основания. Теперь же это чистая правда. Вы слышали меня. Обманула ли я вас или что-то преувеличила в том, что касается моего голоса?

— Нет, — ответил он честно. — В этом вы меня не обманули.

— Но в тот день я обманывала саму себя. Оглядываясь назад, я думаю, что была тогда просто ужасна. Конечно, у меня был мой талант…

— Конечно.

— Но в тот день я не услышала похвал, к каким привыкла в своей семье. Я закончила песенку, которую пела, и посмотрела на мадам Бранчини, ожидая поздравлений, даже объятий. Сказать по правде, я думала, она упадет на колени и будет благодарить меня за честь, какой я ее удостоила, спев для нее. Но мадам не произнесла ни слова. Она просто повернулась и вышла из комнаты. Конечно, мои родители и все остальные стояли под дверью. Думаю, они тоже ожидали услышать от нее похвалы в адрес их драгоценной доченьки. Должно быть, отец, пытаясь уговорить мадам Бранчини приехать к нам, расписал ей мой талант самыми яркими красками.

— Не сомневаюсь в этом.

— Я тоже. Но мадам Бранчини не стала меня хвалить. Вместо этого она сказала моей семье, что я ленива, избалована и слишком тщеславна, так что вряд ли из меня выйдет какой-нибудь толк. Она велела отцу немедленно отвезти ее назад в Нью-Йорк, заметив при этом, что он лишь попусту потратил свое и ее время ради такого никчемного ребенка. — ‘Ринг повернул голову и с сомнением посмотрел на Мэдди. — Трудно в это поверить? И тем не менее все так и было. Но она, надо отдать ей должное, знала, что делает. Что тут началось! Все заговорили наперебой, отец убеждал ее остаться хотя бы до весны, остальные кричали, что ей наступил на ухо слон… А я в это время стояла в дверях, упиваясь всеми этими столь лестными для моей юной души словами. Как смела эта старая ворона говорить, что у меня нет никакого таланта? Ведь я будущая великая певица. Я представила себе, как она приходит после выступления ко мне за кулисы, умоляя простить за то, что когда-то во мне сомневалась. — Мэдди усмехнулась. — Слава Богу, что даже в таком нежном возрасте я уже обладала некоторым здравым смыслом. Я вдруг подумала, а каким образом я собираюсь стать оперной певицей? Может, мадам Бенсон будет меня учить? Или я смогу сама всему научиться? А может, мне стоит подождать, пока я вырасту, и только потом отправиться на Восток и начать там учиться? А что я буду делать до этого? Ведь за те несколько лет, что миссис Бенсон жила с нами, я полюбила пение больше всего на свете. Я пела все дни напролет, где бы я ни была, что бы ни делала. — Мэдди вздохнула. — И в тот момент я приняла самое важное в жизни решение, поняв, что мадам Бранчини была права и я действительно ленива. Я подошла к ней и попросила учить меня. Она отказалась. Тогда я опустилась перед ней на колени и стала умолять ее учить меня.

Мгновение Мэдди молчала, устремив невидящий взгляд в пространство.

— Моя семья была возмущена моим поведением. Мне кажется, они все в этот момент ненавидели мадам. Отец пытался поднять меня с пола, а я, доведенная до отчаяния отказом, уже чуть ли не лобызала ей ноги. — ‘Ринг вновь повернул голову и посмотрел на нее. Он просто не мог представить ее себе пресмыкающейся перед кем бы то ни было. Увидев его взгляд, Мэдди улыбнулась. — Я бы сделала что угодно ради того, чтобы петь, и только эта женщина могла мне в этом помочь.

— Но в конце концов она смягчилась, — проговорил он тихо.

— Да, она смягчилась, но только после того, как я пообещала беспрекословно выполнять все ее указания. Моя семья ее не любила, но я была уверена, что поступила правильно. Она прожила с нами семь лет и научила меня тому, что я знаю сейчас. Должна сказать, мне это было нелегко.

— Что, петь целыми днями?

— Да что вы об этом знаете? Вы, вероятно, провели свое детство, играя и резвясь на улице. Но не я. Дождь ли, солнце ли, хорошая погода или плохая, я всегда дома, всегда занимаюсь с мадам. Одна и та же нота снова и снова. Уроки итальянского, уроки французского. Мне было слышно, как за окном развлекаются и смеются другие, но я всегда была в классной, всегда училась.

— Но когда-нибудь вы все же должны были отдыхать.

— Очень редко. Только один раз я дрогнула в своей решимости, влюбившись в молодого человека, которого мой отец нанял помочь нам в работе. Мне почти так же сильно хотелось быть с ним рядом, как и петь.

— И что сказала на это ваша мадам?

— Она сказала, что я могу или быть певицей, или терпеть мужское тиранство всю мою жизнь. Выбор был за мной.

— Слышу в ее словах истинную старую леди. Мэдди скорчила гримаску.

— Почему мужчины думают, что для женщины нет ничего хуже, чем жить без мужчины? Да, она была старой девой, но только потому, что была ею, мадам и смогла приехать ко мне в… — Мэдди на миг заколебалась и закончила: — В никуда.

— И вы, конечно, предпочли ковбою пение?

— Конечно. Спустя несколько лет после этого я как-то встретила его и не могла понять, что я вообще в нем когда-то нашла.

— Но потом вы наверстали упущенное со многими сотнями своих любовников.

— Моими кем? Ах да, мужчинами. Мужчинам действительно нравятся женщины талантливые.

— He говоря уже о женщинах с такой фигурой, как у вас.

Мэдди рассмеялась.

— Полагаю, это… делает меня еще более привлекательной. Оперные певицы обычно немного полноваты, но, не желая следовать этой моде, я постоянно за собой слежу. Однако я и подумать не могла, капитан, что вы обратите на это внимание.

— Последняя моя проверка показала, что я пока жив и все еще мужчина. То есть одно из тех созданий, которые стремятся превратить жизнь женщины в ад, не позволяя ей оставаться в старых девах.

Она рассмеялась.

— Значит, никакого чувства юмора, а?

— Абсолютно. Уверена, вы были совершенно серьезны. А теперь, когда я рассказала вам о себе, расскажите и вы что-нибудь.

— Например?

— Почему вы все это делаете? Почему заботитесь обо мне?

— Я получил приказ, вы разве забыли? Ваш дражайший генерал Йовингтон приказал мне вас сопровождать, так что я выполняю свою работу, только и всего.

— Неправда. Генерал Йовингтон приказал лейтенанту…

— Суррею.

— Да, лейтенанту Суррею сопровождать меня. Вы, капитан Монтгомери, здесь абсолютно ни при чем. Почему ваш командир выбрал вас?

— Вот уж этот человек, вне всякого сомнения, обладает чувством юмора. Он, очевидно, решил, что это будет просто отличной шуткой — послать меня нянчиться с оперной певицей.

— А сколько у вас колючек ниже пояса, капитан?

— Недостаточно, чтобы заставить меня разоблачиться перед леди.

— Как смешно. Особенно если учесть, что, пытаясь меня напугать, вы явились тогда ночью ко мне в палатку чуть ли не нагишом.

— Откуда мне было знать, что вас нисколько не пугает нападение «черноногих».

— А вот тут вы ошибаетесь. Я боюсь этих индейских ребят до смерти. А ну-ка быстро снимайте брюки и дайте мне взглянуть. Обещаю вам не упасть в обморок при виде вашего голого зада.

‘Ринг поднялся и с ухмылкой посмотрел на нее.

— Мне жаль вас разочаровывать, но под брюками у меня надеты кальсоны. И весьма кстати, должен заметить, иначе я бы давно уже умер от холода, гоняясь за вами все последние дни по этим горам.

Разувшись, он снял с себя брюки, под которыми были красные летние кальсоны, и повернулся к Мэдди спиной. Как она и ожидала, в ноги ему впились несколько длинных колючек.

Опустившись на колени, Мэдди начала осторожно их вытаскивать. Он стоял неподвижно, и прикосновения к его телу вдруг отозвались в ней с особой остротой. Ей вспомнились его слова, что она никого не подпускала к себе слишком близко. Это было правдой. Ей всегда казалось, что, позволив себе полюбить что-либо, кроме пения, она заплатит за это непомерно большую цену. Последние десять лет, уже выступая на сцене, она часто видела, как хорошие певицы жертвовали карьерой ради того, чтобы выйти замуж и иметь детей. Не желая делать подобного выбора, Мэдди всегда старалась держаться обособленно. Во многом ей помог импресарио, Джон Фэрли, благодаря заботам которого она была постоянно занята уроками, репетициями и выступлениями, почти не оставлявшими времени для какого бы то ни было общения. Все ее встречи устраивались Джоном, который знакомил Мэдди лишь с богатыми и влиятельными людьми, способными помочь ей в карьере.

Но сейчас, в этих горах, где она выросла, в этих диких и прекрасных местах, все гостиные Востока и Европы показались вдруг такими далекими и чужими. Она вспомнила, как хвасталась капитану Монтгомери, что у нее были сотни любовников, тогда как в действительности не было ни одного…

— Все, — сказала Мэдди наконец и затем, желая удостовериться, что колючек больше не осталось, провела рукой вверх и вниз по его ногам. Она никогда не прикасалась таким образом к мужчине, да и желания такого у нее тоже никогда не было, по крайней мере с тех пор, как шестнадцатилетней девчонкой она была влюблена в ковбоя. Тогда мадам Бранчини дала ясно понять, что Мэдди должна выбирать: или мужчины, или пение. Мэдди сделала свой выбор и никогда о том не жалела.

Но сейчас руки двигались помимо воли: она словно впала в транс, будучи не в силах остановиться. Он стоял совершенно неподвижно, в то время как ее руки скользили по его ногам, вниз от бедер к икрам и дальше, до пяток. Ей хотелось, чтобы на нем не было нижнего белья и она могла коснуться его кожи. Мэдди вдруг отчетливо припомнила ту ночь, когда капитан появился у нее в палатке в одной лишь набедренной повязке. Тогда она не обратила на его тело большого внимания, но сейчас ей неожиданно вспомнился цвет его кожи.

Все так же молча она поднялась, проведя при этом рукой вверх по его бедрам к обнаженной талии. Обеими ладонями коснулась гладкой теплой кожи на спине, провела пальцем по еле заметным белым шрамам и красным следам, оставшимся от колючек.

Она словно впервые увидела мужское тело, хотя и выросла среди мужчин, которые летом носили чаще всего лишь небольшие повязки на бедрах. Но в то время музыка значила для нее много больше, чем самый хорошо сложенный мужчина на свете.

Мэдди коснулась плеч, ощутив при этом их твердость и упругость, затем встала перед ним и провела ладонью по его руке до кисти и обратно. Она не смотрела ему в лицо; для нее сейчас он был не более чем живой статуей. Ее руки вновь поднялись к плечам и соскользнули вниз, на грудь. Тело было твердым и мускулистым, привыкшим к физическим нагрузкам, к активной жизни на воздухе. Она провела рукой по волосам у него на груди, затем опустила их к твердому плоскому животу.

На мгновение руки замерли на его обнаженной талии, и тут ‘Ринг схватил ее за запястья.

— Нет, — услышала Мэдди его шепот и подняла на него глаза.

Его взгляд мгновенно вывел ее из транса, и, ужасно смутившись, она быстро отодвинулась.

— Я… я искала еще колючки.

— Колючек больше нет, — спокойно проговорил ‘Ринг.

— Я… мне надо идти, — пробормотала она и, боясь снова встретиться с ним взглядом, бросилась со всех ног вниз по склону холма.

8

На следующее утро Мэдди проснулась со странным чувством, что что-то было не так. Мгновение она не могла сообразить, что же это такое было, но потом ей живо припомнилась вчерашняя сцена и ее смущение перед капитаном Монтгомери.

Вошла Эдит с водой для умывания.

— Ну и долго же вы двое проторчали там вчера. И вы прямо кубарем скатились с этого холма. Он что, пытался что-то сделать, что вам не понравилось?

Мэдди слишком хорошо помнила, что капитан Монтгомери не сделал ни одного неподобающего жеста, но вот сама она показала себя настоящей дурой. Ей почудилось, что она вновь слышит, как он говорит «нет», когда ее рука, на мгновение застыв на его талии, едва не скользнула вниз.

Она повернулась к Эдит.

— Абсолютно ничего не произошло. Капитан Монтгомери все время вел себя как истинный джентльмен.

— Так из-за этого вы злитесь.

— Ничего я не злюсь, — отрезала Мэдди. — Не пора ли тебе заняться завтраком?

— Вы хотите, чтобы я его накормила?

— Если ты говоришь о капитане Монтгомери, то тебе придется самой его спросить, желает ли он с нами завтракать. Меня это не интересует ни в малейшей степени.

Посмеиваясь, Эдит вышла из палатки.

Умываясь и надевая свою добротную дорожную одежду, Мэдди говорила себе, что совершенно не злится, что Эдит просто глупая женщина, у которой нет никаких моральных устоев. Но чем больше она думала, тем сильнее закипала в ней злость. Как смеет он относиться к ней как к женщине, с которой коротают вечерок? Она лишь пыталась помочь, вытаскивая у него колючки, а он уж решил, что она с ним заигрывает. Какая отвратительная самонадеянность! Он ее нисколько не интересует. Если она когда-нибудь и заинтересуется мужчиной, то уж, во всяком случае, более… более романтичным, который будет ей говорить настоящие комплименты — по крайней мере, что-нибудь получше, чем это его «вы не совсем неприятны для глаза».

К тому времени, когда Мэдди закончила одеваться и вышла из палатки, от ее смущения не осталось и следа, и капитан Монтгомери, который совершенно не понял ее добрых намерений, снова вызвал у нее ставшее привычным возмущение. Эдит уже приготовила яичницу с ветчиной и, бросив в масло несколько кусочков зачерствевшего хлеба, пожарила и их. Фрэнк, Сэм, Тоби и капитан Монтгомери сидели на траве и с наслаждением уплетали завтрак.

Первым, с кем Мэдди встретилась взглядом, был капитан, и ей показалось, что он смотрит с откровенным самодовольством. «Итак, — подумала она, — он счел меня одной из этих бегающих за ним женщин. Решил, что я такое же глупое, сюсюкающее создание, как и те женщины, которые вешаются на шею каждому красивому мужчине».

Гордо вскинув голову, она отвернулась от ‘Ринга и улыбнулась остальным троим мужчинам.

— Доброе утро, — весело проговорила Мэдди, обращаясь к ним. — Как спалось? Я спала, как младенец. Никаких забот.

Она села за стол, но, бросив взгляд на тарелку с жирной пищей, которую поставила перед ней Эдит, мгновенно утратила всякий аппетит. Поковыряв какое-то время в тарелке, она обратилась к Фрэнку:

— Ты посмотрел ноты, которые я тебе дала?

— Да, — ответил тот равнодушно.

— Тебе понравилось?

— Нормально.

Вот и весь разговор с Фрэнком. Мэдди повернулась к Сэму:

— Как наши лошади? Справляются?

Сэм в ответ лишь кивнул и, скользнув взглядом мимо капитана Монтгомери, словно тот был пустым местом, она улыбнулась Тоби.

— Как завтрак?

Она съела кусочек яичницы и вновь повернулась к маленькому солдату.

— Тоби, расскажите мне что-нибудь о себе.

— А чего рассказывать? Ну, родился я и пока еще не помер, а в промежутке ничего интересного не происходило.

Избегая взгляда капитана Монтгомери, Мэдди вновь обратилась к своей тарелке. Она не станет вести с ним никаких разговоров и ясно даст понять, что он ее не интересует. Абсолютно. Совсем.

После завтрака, когда мужчины начали складывать палатку, Эдит, убирая со стола и упаковывая фарфоровую посуду в специально для этого предназначенный ящик, сказала:

— Я думала, вы будете с ним полюбезнее, чтобы он позволил вам в следующий раз встретиться с этим человеком по поводу вашей сестры.

— Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении, чтобы пойти куда бы то ни было. Ни капитан Монтгомери, ни вся его армия не имеют никакого права указывать мне, что я могу или не могу делать.

— Но он считает, что у него есть такое право. Мужчины, как я хорошо знаю по опыту, всегда берут что хотят и делают что хотят, нисколько не считаясь при этом с желаниями женщины.

— Капитан Монтгомери не такой. Он образованный, разумный человек, он поймет, когда я объясню ему, что мне нужно уйти, и уйти одной.

В ответ Эдит расхохоталась и, отвернувшись, пробормотала себе под нос:

— А если он окажется не слишком разумным, у нас всегда найдется для него опиум.

По прямой до следующего городка, где Мэдди предстояло петь, было не более пятнадцати миль, но дорога оказалась просто ужасной. Мэдди ехала в карете, и ее постоянно кидало из стороны в сторону, так что она поминутно подпрыгивала на жестком сиденье и стукалась головой, спиной и коленями о стенки. Капитан Монтгомери предложил ехать верхом, но она высокомерно отклонила его предложение. Эдит после часа такой езды предпочла идти пешком и вышла. Мэдди, однако, осталась в карете. Она была уверена, что, если пойдет пешком, капитан будет ехать рядом и посмеиваться. Она приходила в настоящий ужас при мысли, что он может упомянуть о ее вчерашнем поведении. Вновь и вновь Мэдди повторяла про себя слова, которые ему скажет, если он об этом заговорит. Каждая приготовленная фраза была рассчитана на то, чтобы дать мгновенный отпор, чего он, несомненно, заслуживал. Несколько раз она пожалела, что не оставила в его теле все колючки, и два раза вспомнила, как касалась рукой его сильных мускулистых ног.

Вскоре после полудня карету пришлось остановить, так как путь им преградил приток реки Колорадо. Фрэнк подошел сказать, что ей лучше выйти, так как при переправе карета может перевернуться. Оперевшись на руку Фрэнка, Мэдди грациозно спрыгнула с высокой ступени и начала взбираться по изрытой глубокими колеями тропе.

Достигнув вершины холма, она повернулась и взглянула вниз, туда, где мужчины пытались перетащить карету через скалы и воду. Внезапно карета застряла в скалах, и Мэдди увидела, как капитан Монтгомери спрыгнул с коня, снял рубашку и, бросив ее внутрь кареты, пошел помогать Сэму повернуть огромное колесо.

— Красивый мужчина, не правда ли? — послышался позади нее голос Эдит.

Мэдди не ответила. Она была просто не в силах оторвать взгляд от широкой загорелой спины капитана.

— Прямо зубки чешутся, а?

— Тебе что, нечего делать? — резко спросила Мэдди, и Эдит, бросив на нее сердитый взгляд, отошла.

Мэдди думала воспользоваться остановкой, чтобы немного размяться, но ноги словно приросли к земле, и она осталась стоять где стояла, следя за каждым движением капитана Монтгомери. Она видела, как перекатывались под кожей его мускулы, когда он давил на колесо, и затаила дыхание, заметив, как напряглись мышцы ног, когда он толкнул колесо вперед. Один раз он остановился и посмотрел наверх, прямо на нее, словно ему было известно, что она за ним наблюдает. Мэдди быстро отвернулась, но он успел перехватить ее взгляд.

Когда карету наконец переправили через реку, капитан Монтгомери повернулся и махнул ей, чтобы она спускалась. Сделав вид, что не заметила его жеста, она посмотрела в сторону и углубилась в лес.

Не прошло и нескольких минут, как ‘Ринг уже был подле нее на своем коне и по-прежнему без рубашки.

— Я приехал, чтобы перевезти вас на тот берег.

Мэдди была так занята наблюдением за ним, когда стояла на холме, что ни разу даже не подумала о том, как переберется на противоположный берег.

— Благодарю вас, я справлюсь сама.

— Вы не можете перейти эту реку вброд. Там слишком глубоко, дно скользкое, а вода холодная.

— Похоже, вас холод нисколько не беспокоит, — проговорила она, бросив на него взгляд искоса.

Монтгомери продолжал ехать рядом.

— Что случилось с вами этим утром? Вчера вы, можно сказать, не могли от меня оторваться, а сегодня не желаете и близко подходить.

Мэдди обернулась и взглянула на него с такой яростью, что Баттеркап даже попятился.

— Вы нагоняете страх на моего коня, — попытался он обратить все в шутку и, когда она не ответила, вздохнул. — Что бы я ни натворил на этот раз, Мэдди, прошу меня простить. Я совсем не хотел…

— Пожалуйста, называйте меня мисс Уорт. Я пока еще не давала вам разрешения звать меня Мэдди.

— О черт, — пробормотал ‘Ринг сквозь зубы и, наклонившись, схватил ее под мышки и оторвал от земли. — Все вас ждут.

— Сейчас же меня пустите! Вы причиняете мне боль. Я сама дойду до кареты.

— Я говорил уже, что вы не сможете перейти эту реку вброд, нет времени, чтобы попытаться доказать, что вы способны на это. К тому же я боюсь, что стоит мне вас отпустить, как вы тут же убежите в лес. Так что выбирайте: или я повезу вас через реку таким образом у всех на глазах, или вы поедете вместе со мной.

— Вы мне совершенно не нравитесь, капитан Монтгомери. Ни капельки, — сказала Мэдди, пока он помогал ей усесться на лошадь впереди него. Сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань блузки она сразу же почувствовала тепло его обнаженной груди.

— Это странно, — шепнул ей ‘Ринг на ухо. — Вчера у меня было такое чувство, что я тебе нравлюсь. Очень.

Смутившись, Мэдди покраснела и выпрямилась. Не желая касаться его, она старалась сидеть как можно более прямо, но это оказалось совершенно невозможным, когда они начали перебираться через реку. Она могла бы поклясться, что он направляет коня к каждой яме, так как ее ежеминутно отбрасывало назад.

Один раз Баттеркап поскользнулся, и ‘Ринг едва успел ухватить ее за талию.

— Мне все равно, — рявкнул он, — сердитесь вы или нет. Прислонитесь сейчас же ко мне, или вы упадете.

У нее хватило ума сразу же повиноваться. Она откинулась назад, мгновенно почувствовав, как идеально подходят их тела, словно они были созданы друг для друга.

На противоположном берегу Мэдди, не глядя на него, быстро спешилась.

— Благодарю, — только и пробормотала она и торопливо зашагала к карете.

Его рубашка все еще лежала на сиденье, и она постаралась сесть как можно дальше от нее.

Карета покатилась, но внезапно дверца ее распахнулась и появился капитан Монтгомери.

— В жизни не толкал такой тяжелой кареты, — проговорил он, усаживаясь рядом с ней. — Что вы храните в этих своих сундуках? Свинец?

— Мне не нужна ничья компания, — ответила она и повернулась к нему.

— А я бы от компании не отказался. Как с Фрэнком, так и с Сэмом особенно не поболтаешь, Тоби только и делает, что ноет, а эта ваша служанка…

Мэдди бросила на него взгляд и тут же пожалела об этом, так как он все еще был без рубашки.

— Чем же это вам не угодила Эдит?

— Она все время предлагает мне себя, только и всего. Говорит, мне это ничего не будет стоить.

— Но, как мы все хорошо знаем, вы, конечно, слишком благородны, чтобы воспользоваться этим, поймав ее на слове, не так ли?

Пытаясь согреться, ‘Ринг энергично потер руки, затем поискал рубашку, на которой, как оказалось, он сидел. Он вытащил ее из-под себя и начал одеваться.

— Не знаю, как меня угораздило попасть в категорию скромников, но уверяю вас, я совсем не такой. — Не оборачиваясь, Мэдди фыркнула. — Я что, должен бросаться на женщин, чтобы это доказать?

— Меня совершенно не интересует, что вы делаете. Я вообще предпочла бы никогда больше не видеть вас. Я вас не приглашала в карету, да и в это путешествие тоже. Мне бы действительно хотелось, чтобы вы уехали.

Какое-то время он молчал. Он молчал так долго, что Мэдди повернулась и взглянула на него. ‘Ринг смотрел на нее не отрываясь.

— У меня что, грязь на лице, капитан?

— Нет, — проговорил он медленно, — не грязь.

С этими словами он открыл дверцу и, ухватившись за поручень над головой, вылез из кареты и уселся на козлах рядом с Фрэнком и Сэмом.

Весь последующий час Мэдди ругала себя на чем свет стоит. Какой все-таки она оказалась дурой! Вела себя как последняя идиотка, и все это видели. Но отныне, поклялась она, надо постараться держать при себе свои чувства. Капитан Монтгомери абсолютно ничего для нее не значил. Ни его фигура, ни он сам ее нисколько не интересовали, и чем скорее он поймет это, тем лучше. С этого момента она будет с ним неизменно вежлива, и только. Он интересовал ее ничуть не больше, чем Фрэнк.

— Вам нельзя туда идти, — твердо произнес ‘Ринг. — Я серьезно говорю, вам нельзя там показываться. Эти мужчины пьяны. Они пьют уже не один день, и сейчас от них можно ожидать чего угодно.

Они были в палатке, установленной для Мэдди возле единственного здания небольшого городка Питчервилль. Когда несколько часов назад они прибыли в этот грязный крошечный лагерь, все мужчины, как и несколько обслуживающих их женщин, высыпали на улицу, чтобы приветствовать поющую герцогиню. Слух о предстоящем визите Ла Рейны достиг городка вчера, и все тут же побросали свою монотонную работу и на радостях, что предстоит услышать настоящую оперную певицу, принялись пить. Шестеро мужчин даже съездили в Денвер-Сити и привезли для нее пианино. Они с трудом втащили пианино наверх по крутой каменистой тропе, уронив его при этом не менее трех раз, и сейчас Фрэнк занимался им, пытаясь как-то настроить.

— Какая ерунда, конечно же, я для них спою, — произнесла Мэдди как можно более уверенным тоном и отвернулась от капитана. Но ей были явственно слышны крики и время от времени звуки выстрелов.

Капитан схватил ее за локти и рывком повернул лицом к себе.

— Что произошло? Почему вы на меня сердитесь?

— Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Я всегда вела себя с вами так же, как и сейчас. Ничего не изменилось.

— Нет, изменилось. Совсем недавно я даже думал, что мы станем друзьями. Во всяком случае, наши беседы доставляли, мне истинное наслаждение.

— Ах, беседы? Вот как вы это называете? Вы говорите, что я могу или не могу делать, задаете кучу вопросов чуть ли не о каждом моем шаге и называете все это беседами. Мило, ничего не скажешь.

Он отступил на шаг.

— Простите. Вероятно, у меня сложилось неверное представление. — ‘Ринг вздохнул. — Но забудем сейчас о наших разногласиях. Эти мужчины, похоже, окончательно распоясались, и я боюсь за вас.

— С чего бы это? Вы боитесь, что, если вашу подопечную ударят по голове бутылкой из-под виски, это испортит вашу незапятнанную репутацию и отразится на карьере?

Он посмотрел на нее долгим взглядом.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы вас ранили. Мэдди снова от него отвернулась.

— Вы не можете меня остановить. Я все равно туда пойду.

Внезапно он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

— Мэдди, не делай этого лишь для того, чтобы доказать, что ты можешь делать что хочешь. Обратись к здравому смыслу. Я не могу контролировать такую огромную и совершенно распоясавшуюся толпу. И на этот раз ты не сможешь заставить их услышать одну-единственную ноту.

Она понимала, что капитан прав, и, если бы это касалось только ее, тут же, невзирая на темноту, покинула бы этот городишко и отправилась назад, в Денвер-Сити. Но ей было приказано спеть в шести лагерях, и в шести лагерях она споет, чего бы это ни стоило.

— Я должна, — проговорила Мэдди шепотом. Отстранив ее от себя на расстояние вытянутой руки, ‘Ринг с минуту смотрел в глаза женщины.

— Как бы я хотел, чтобы ты рассказала, что происходит, что вообще заставило тебя отправиться в это турне. Доверившись мне, ты намного легчила бы жизнь нам обоим.

«Если бы я тебе доверилась, — подумала Мэдди с горечью, — наша жизнь, возможно, и стала бы легче, но жизнь одной маленькой девочки была бы, скорее всего, кончена».

— Не понимаю, о чем вы толкуете, — проговорила она и выскользнула из его рук. — Я просто хочу немного приобщить к культуре этих бедных людей и… — Ей пришлось замолчать, так как в эту минуту прозвучало сразу несколько выстрелов.

— Я постараюсь сделать все, что смогу, — произнес наконец капитан и вышел из палатки.

Мгновение Мэдди стояла неподвижно, глядя ему вслед. Она совсем не была дурой, хотя недавно сама себя так называла. Одно дело произвести впечатление на людей, чувствующих себя одинокими и в большинстве своем трезвых, но она видела в жизни слишком много пьяных, чтобы не знать, что люди, которые трезвыми могли быть даже милыми, под влиянием алкоголя превращались в настоящих зверей.

Прозвучавшие в этот момент громкие выстрелы заставили ее вздрогнуть, и, когда сердце наконец успокоилось, Мэдди подумала о своих прошлых выступлениях. Вспомнились розы, брошенные к ее ногам во Флоренции. Венеция, где она каталась в гондоле с тенором… как же его звали? Удивительно все-таки, как быстро забываются имена других исполнителей — а ведь они тогда спели дуэтом. Все другие гондолы остановились, и жители Венеции распахнули окна домов, чтобы послушать их.

Когда же они с тенором кончили петь, весь канал огласился громкими криками «браво». А сейчас она должна будет петь для толпы пьяных, грязных золотоискателей, стараясь их покорить.

— Вы выглядите так, словно готовы в любую минуту разреветься, — произнесла, входя в палатку, Эдит.

— Конечно же, нет, — ответила Мэдди и, взяв пуховку, принялась энергично пудрить лицо.

— Если бы я должна была петь перед этими мужчинами песни, которые вы поете, да еще и выглядела бы так же, как вы, у меня бы тоже тряслись поджилки.

— Что ты хочешь этим сказать? «Выглядела бы так же, как вы»?

— Видите ли, это один из городков, где работает Харри. Толстая такая, рыжая. Ну, не совсем рыжая, но очень к этому близко. Так вот, она услыхала о вашем приезде, и ей это очень не понравилось. Она считает, что все мужчины принадлежат ей, и не хочет их ни с кем делить.

— Уверяю тебя и ее тоже, что мне не нужен ни один из этих мужчин. Я просто хочу, ну, скажем, позаимствовать их на время.

— Все равно ей это не нравится. Она настраивает их против вас, говоря, что вы леди и очень высокомерны и что вы их всех презираете. Все мужчины уже готовы вас возненавидеть. И еще одна сказала, что вы настоящий айсберг и что опера годится лишь для людей с ледяной водой вместо крови в жилах.

— Но это же смешно. Все истории в операх рассказывают о страсти и любви.

— Но ведь они все на других языках, и никто их не понимает. А как вы стоите, когда поете! — Эдит выпрямила спину, сложила молитвенно руки на груди, и на лице ее появилось гордое, надменное выражение.. — Кто же подумает, что вы поете о любви. — Глаза Эдит блеснули озорством. — Готова поклясться, что уж капитан Монтгомери не думает о вас и о любви одновременно.

Это решило дело. Мэдди отбросила в сторону пуховку.

— Эдит, я собираюсь позаимствовать у тебя на вечер красный с черным корсет, ну, тот, самый броский.

— Что?

— Ты меня слышала. Пойди и принеси его. Сию же минуту.

— Но он же вам мал!

— Отлично. Чем больше будет видна грудь, тем лучше.

Глаза Эдит округлились.

— Да, мэм, — пробормотала она и выбежала из палатки.

Мэдди вздохнула и начала снимать свое чудесное строгое шелковое платье.

Сорок пять минут спустя в палатке вновь появился капитан Монтгомери. Он пришел отвести Мэдди на сцену, которую соорудил Сэм. Капитан хотел еще раз попытаться уговорить ее отказаться от выступления, но, увидев ее крепко сжатый рот, промолчал. Он шел впереди Мэдди, и женщина подивилась, как он не согнулся под тяжестью всего того оружия, какое на нем было. Позади нее с мрачным видом шествовал Тоби.

Мэдди изо всех сил пыталась побороть страх. Ее пугала как встреча с толпой пьяных старателей, так и то, что она задумала. Она боялась, что у нее не хватит на это смелости.

Она вышла на сцену, и громкий шум сменился глухим ропотом. Судя по всему, старатели не собирались ее приветствовать, решив, очевидно, вначале посмотреть, на что способна певица.

Мэдди понимала, что в их глазах она выглядит именно так, как обрисовала ее эта женщина по имени Харрис. Но, может, они изменят свое мнение, услышав ее голос?

Она встала в позу, которой научила мадам Бранчини, и запела прекрасную арию из «Дон Жуана».

Не пропела она, однако, и пяти минут, как они зашикали. Раздались два или три выстрела, и некоторые из мужчин начали громко разговаривать.

Бросив взгляд на капитана Монтгомери, Мэдди увидела, что тот оглядывает толпу, одной рукой сжимая пистолет и другой держась за рукоять меча, готовый в любой момент выхватить его из ножен.

Она прекратила петь и, отвернувшись, подошла к Фрэнку:

— У тебя с собой партитура новой оперы?

— «Кармен»? Мэдди кивнула.

— Дай несколько начальных тактов увертюры, а потом играй «Хабанеру». Сыграй ее три раза. И играй так, словно бы от этого зависела твоя жизнь.

Он окинул толпу беспокойным взглядом. — Вот это уж точно, в таком-то месте. Желая привлечь внимание старателей, Мэдди начала рассказывать историю Кармен и содержание арии, которую собиралась исполнить, но никто ее не слушал. Она снова посмотрела на капитана Монтгомери. Лицо его выражало откровенную тревогу.

«Ну я им покажу, — подумала она. — Я стану Кармен, этой пылкой, страстной работницей с табачной фабрики».

И когда Фрэнк заиграл увертюру, начала расстегивать пуговицы на блузке. Чего не могло сделать ее пение, сделала ее кожа. Она приковала к себе внимание сидевших впереди. Распущенные по плечам волосы довершили дело, вызвав к ней интерес и у остальных.

Партия Кармен была партией для меццо-сопрано, и голосу Мэдди недоставало низких нот, но она с лихвой восполняла этот недостаток чувством.

На словах о том, что любовь — дитя свободы, она с такой силой взмахнула юбкой, что стали видны обтянутые черными чулками щиколотки. Когда же она дошла до места, где слово «1'amour»[13] повторяется несколько раз, то пропела его, изогнувшись всем телом, так обольстительно, как только смогла.

Мэдди никогда не делала в жизни ничего подобного и сейчас очень об этом жалела. Вчера она была несколько развязна, и он сказал ей «нет». Но теперь, видя устремленные на нее безумные глаза мужчин, она знала, что ни един из них не сказал бы такого.

Она сошла со сцены и двинулась между столиками. Ее блузка была расстегнута до пояса и, как и предсказывала Эдит, над ярким, кричаще-красным шелковым корсетом, который был явно мал, виднелась обнаженная грудь. Она склонялась к мужчинам и, пропев, что любовь нельзя удержать, ускользала от их протянутых к ней жадных рук.

Когда Фрэнк заиграл «Хабанеру» в третий раз, Мэдди уже, по существу, летала по всему залу, порхая от столика к столику. Она была прекрасной, обворожительной Кармен, способной соблазнить любого мужчину на свете, — но ни один из них не мог ею обладать.

Спев арию в третий раз, Мэдди посмотрела на Фрэнка. На его лице было написано удивление, которое он безуспешно пытался скрыть. Капитан Монтгомери не отводил от нее сердитого взгляда, и, улыбнувшись ему, она запела арию, в которой Кармен признается дону Хосе, что сердце ее не принадлежит никому.

Большинство сидевших в зале мужчин, как она догадалась, не понимали по-французски, но капитан Монтгомери, без сомнения, понимал все. Она пела с большим чувством, полностью отдаваясь музыке. В арии говорилось о том, что возлюбленного, который избавит ее от скуки, она возьмет с собой, и о том, что как раз сейчас-то у нее никого и нет. При последних словах Мэдди прислонилась спиной к одному из столбов в центре зала и, слегка расставив ноги, начала скользить вниз, всем своим видом, а не только голосом, спрашивая, кому нужно ее сердце и кто желает ее любви?

Возможно, старатели и не понимали слов, которые пела Мэдди, но жесты ее были столь красноречивы, что несколько мужчин сразу же бросились к ней. Ловко ускользнув от протянутых к ней рук, Мэдди игриво пропела, что намерена идти в таверну выпить вина.

В следующий момент она испытала настоящий шок. Из толпы старателей вышел неряшливо одетый седой мужчина, который, приблизившись к ней, необычайно приятным тенором запел по-французски, веля ей успокоиться и ничего не говорить.

Мгновенно оправившись от шока, Мэдди пропела в ответ, что может говорить что хочет и что сейчас она думает об одном армейском офицере, которого, вероятно, могла бы полюбить. При этих словах она обратила невольно взгляд на капитана Монтгомери, который просто пожирал ее глазами. — Кармен! — с чувством пропел исполняющий партию дона Хосе седой мужчина, спрашивая ее, полюбит ли она его, и Мэдди ответила «да».

Старатели ухмылялись и толкали друг друга в бок, глядя, как старина Слеб поет с этой красивой женщиной. Они не отрываясь смотрели, как Мэдди, изображая Кармен, поддразнивает его, каждым своим жестом показывая, что может полюбить его, а может и не полюбить. Бедный Слеб, судя по его виду, чувствовал себя точно так же, как все остальные мужчины в зале, — он был готов продать душу дьяволу, только бы ею обладать, и покончить все счеты с жизнью, если ее не добьется.

Слеб пел о терзающих его муках, тогда как Мэдди играла женщину, гордую своей властью над ним. Ее голос отличался столь необычайной силой, что даже неизбежный при таком скоплении народа шум не мог его заглушить, и каждая нота была слышна совершенно отчетливо.

Когда Слеб сделал вид, что освобождает руки Мэдди от веревок, в зале захихикали. Однако все тут же обратились в слух, как только она вновь запела, сообщая дону Хосе, что отправляется в таверну пить вино и танцевать. Слеб смотрел на нее с тоской и вожделением.

Когда два голоса слились на короткое время в дуэте, старатели вновь громко захлопали.

Последние слова арии Мэдди спела уже на сцене. Глаза ее сверкали, щеки разрумянились, блузка выбилась из-под юбки и свисала поверх нее. Махнув подолом, она в последний раз пропела, что идет в таверну, и закончила великолепным «тра-ла-ла-ла-ла».

Взрыв аплодисментов, раздавшихся в этот момент, казалось, потряс здание до самого основания. Бросив взгляд на капитана Монтгомери, Мэдди, к своему удовольствию, увидела, что он хмурится. Поклонившись публике, она протянула руку седому мужчине, который так неожиданно спел партию дона Хосе.

Однако старатели явно не собирались позволить ей на этом закончить. Словно мощная волна, они все разом хлынули к сцене. Мэдди увидела, как ‘Ринг прыгнул к ней, и тут же потеряла его из вида, когда мужчины схватили ее и, подняв, посадили себе на плечи.

— ‘Ринг, ‘Ринг! — испуганно позвала она, но голос сразу же потонул в шуме и криках.

9

Мэдди держалась изо всех сил, с трудом сохраняя равновесие. Со всех сторон ее окружали старатели, от которых поднимался ужасающий запах виски и немытых тел. Да, это совсем не походило на похищение русскими студентами. Старатели были настолько пьяны, что могли случайно уронить ее и тут же затоптать насмерть, и прошел бы, наверное, час, прежде чем они это заметили бы.

С непередаваемым облегчением увидела она пробиравшегося к ней сквозь толпу капитана Монтгомери. Он был по крайней мере на голову выше остальных и, как человек, рвущийся к одной-единственной цели, сметал все на своем пути. Однако Мэдди, которая, боясь свалиться, с силой вцепилась в волосы одному из державших ее мужчин, не возражала бы в эту минуту даже против того, чтобы капитан проложил к ней путь выстрелом из пушки.

Наконец он добрался до нее, и, хотя по его лицу она видела, что он сильно рассержен, она не колебалась ни секунды, когда он протянул к ней руки. Отпустив волосы мужчины, который ее держал, Мэдди скользнула капитану на грудь и, прижавшись лицом к шерстяной куртке, обняла изо всех сил. Сердце у нее стучало так громко, что она почти не слышала криков разгневанных старателей. В следующую минуту к крикам присоединились новые голоса, и Мэдди, не глядя, поняла, что рядом с ‘Рингом были теперь Сэм, Тоби и Фрэнк.

Капитан Монтгомери отнес ее к палатке, которую Сэм, пока она пела, переставил в лес, подальше от жилищ старателей.

Бесцеремонно бросив ее на койку, ‘Ринг налил в стакан виски и протянул его Мэдди:

— Пейте!

«Вряд ли он на меня слишком уж сердится, если предлагает выпить», — подумала она и сделала глоток. В следующую же секунду ‘Ринг вырвал стакан у нее из рук и выпил виски сам.

— Вы этого не заслуживаете. Я просто хотел проверить, не подмешали ли вы опять в виски опиум, — сердито произнес он. — Ну и представление вы устроили. Вас научила этому мадам Бранчини?

— Нет, я действовала по наитию. — Мэдди улыбнулась. — Вам понравилось?

— Я рад, что они не понимали слов. Дитя свободы, надо же. — Капитан отвернулся, вновь наполняя стакан.

Она оперлась на локти и откинулась назад. Блузка на ней все еще была распахнута до пояса, и, бросив взгляд вниз, она увидела, что в такой позе груди, выглядывавшие из корсета, кажутся весьма соблазнительными.

— Я никогда в жизни не делала ничего подобного. Но, кажется, вышло довольно неплохо, как вы считаете?

‘Ринг повернулся, едва не расплескав все виски, когда взгляд его упал на возлежащую на койке Мэдди.

Она встретила его взгляд невинной улыбкой.

— Когда играешь с огнем, — проворчал он, — можно и обжечься.

— Да? И кто же собирается подлить масла в мой огонь?

— Во всяком случае, не я, если вы на это намекаете.

Мгновенно почувствовав себя так, будто на нее вылили ушат холодной воды, Мэдди села.

— Мне следовало знать, что уж от вас я комплимента не дождусь.

— Так вам этого хочется? Вы пели просто замечательно. Никогда в жизни не слышал ничего подобного. Каждый звук был словно падающая на землю драгоценная жемчужина.

Она несколько раз моргнула, слыша неподдельную искренность в его голосе.

— Но что вы скажете о моей игре?

— Игре? — Капитан фыркнул. — Вы не играли, вы были Кармен, — он окинул ее взглядом с головы до ног, — но сейчас вы можете наконец остановиться.

Мэдди поспешно запахнула блузку и встала.

— Премного вам благодарна, капитан, за спасение от старателей, но сейчас я собираюсь ложиться, так что будьте добры уйти.

— Сегодня ночью я никуда отсюда не уйду. Я не собираюсь ни на секунду выпускать вас из виду.

— Но вы не можете провести ночь со мной!

— А я и не собираюсь, во всяком случае, так, как вы это, возможно, себе представляете. Я просто хочу помешать всем этим мужчинам» которых вы так усиленно сегодня соблазняли, прийти сюда за вами. Сэм с Фрэнком и Тоби будут спать снаружи, у самой палатки.

Его слова заставили Мэдди почувствовать себя самой желанной женщиной на свете.

— Перестаньте выглядеть такой довольной. Надеюсь, никто особенно не пострадает, если они все же сюда явятся.

— Я тоже, но уверена, они и носа не покажут, зная, что вы меня охраняете. — Она улыбнулась. — Я им понравилась, ведь правда? — Напевая «Хабанеру», она слегка приподняла подол юбки и прошлась по палатке, как в танце.

‘Ринг следил за ней хмурым взглядом.

— Так вы хотите нравиться таким мужчинам, как они?

— Вы не понимаете.

— Тогда объясните мне.

Мэдди взяла у него из рук пустой стакан, плеснула туда виски и сделала несколько глотков.

— У людей странное мнение об оперных певицах. Мы им кажемся чем-то вроде небесных созданий, а не существами из плоти и крови. Они думают, как и вы когда-то, что мы родились с нашим голосом и петь для нас так же легко, как и дышать. Они не видят, что певица такой же человек, как и они, и ей хочется того же, что и каждой женщине.

Схватив за руку, ‘Ринг привлек ее к себе.

— А что хочешь ты, Мэдди? Быть певичкой в салуне и демонстрировать свою голую грудь поверх слишком тесного корсета?

— Нет, я вполне довольна тем, что имею, но сегодня вечером… Я не знаю… но так чудесно, когда нравишься ты сама, как женщина, а не только твой голос.

— Но твой голос…

Она высвободилась из его рук.

— Я знаю, что мой голос великолепен. Мне просто хотелось узнать, нравится ли мужчинам… Мне хотелось знать, нравлюсь ли я им как женщина. И я это узнала.

— Как ты вообще могла в этом сомневаться? — Голос его был едва слышен.

Мэдди повернулась и, взглянув на капитана, вновь почувствовала себя Кармен, чувственной, страстной девушкой с табачной фабрики, которая прекрасно сознавала свою власть над мужчинами. Ей захотелось, чтобы он схватил ее в объятия, поцеловал и, может быть, даже занялся любовью.

— Приберегите ваши нежные взгляды для старателей, — проговорил капитан и отвернулся.

Мэдди почувствовала себя так, будто Монтгомери ударил ее ниже пояса, и на мгновение у нее даже перехватило дыхание.

— Вы не нужны здесь сегодня ночью, капитан, — холодно произнесла она, подходя к койке. — Если вы считаете, что мне нужна охрана, пришлите сюда Тоби или Сэма с Фрэнком.

— После той демонстрации, что вы устроили, я не оставил бы вас наедине даже со своим отцом. С дедом даже.

— А с вами я, конечно, буду в полной безопасности, не так ли, капитан?

К своему ужасу, Мэдди вдруг почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Сегодня, когда она пела об армейском офицере, которого любила Кармен, ей казалось, что она поет о ‘Ринге, почти постоянно занимавшем теперь ее мысли.

— Я защитил бы вас ценой собственной жизни, но вы должны мне довериться.

— Я доверяю вам свою жизнь, но… — Она замолчала, не в силах продолжать от переполнявших ее сердце чувств. — Оставьте меня, пожалуйста, на несколько минут.

‘Ринг подошел к ней и, повернув, прижал к груди. Мэдди попыталась вырваться, возмущенная тем, что, когда ее влекло к нему, он не желал к ней даже прикасаться, но стоило на него рассердиться, как он тут же хватал ее в объятия.

— Я тебя ненавижу.

— Неправда. — Он погладил ее по волосам. — Ты даже не представляешь, как ко мне относишься.

— А ты, конечно, это знаешь? — сердито спросила она.

— Думаю, я знаю это лучше, чем ты. Она оттолкнула его.

— Ты говоришь, что я тщеславна, но, скорее, это твое тщеславие не знает границ. Уверена, ты думаешь, что нравишься мне. Так вот, ты ошибаешься. Я к тебе абсолютно равнодушна.

— То-то равнодушной ты выглядела, когда я пробивался к тебе сквозь эту толпу. Да ты просто засияла от счастья, когда я протянул к тебе руки, и ты упала в них, не колеблясь ни секунды.

— Я пошла бы к любому знакомому мне человеку, так как боялась, что эти люди меня вот-вот уронят.

— Да? С той минуты, как они тебя схватили, Сэм все время находился от тебя не более чем в футе, а он несколько выше меня. Почему же ты его не увидела и не пошла к нему?

— Я его не видела, — солгала Мэдди. — Просто не хотелось к нему обращаться, только и всего.

При виде появившейся на лице капитана ухмылке она отвернулась.

— Может быть, — услышала Мэдди его голос, — мы на время оставим наши споры и ты меня немного подлечишь? Кажется, я истекаю кровью.

Она вихрем подлетела к нему и, схватив за пояс, развернула.

— Где?

На спине у него растекалось большое кровавое пятно, над которым рубашка была явно разрезана.

— О Господи, ‘Ринг, какой же ты дурак! Похоже, рана серьезная. Почему ты ничего не сказал? Тебя кто-то пырнул ножом? — Оглядывая его с ног до головы, Мэдди заметила, как он улыбается. — И не думай, что я хоть чуточку тобой интересуюсь. Ничего подобного. Я помогла бы любому, кто у меня служит, даже если бы этот человек мне и не нравился. Перестань ухмыляться и сними сейчас же рубашку. У меня где-то в сундуке были бинты.

— Ты готова сделать что угодно, только бы заставить меня раздеться, не так ли?

— Сказать по правде, ваш вид, капитан, мне нравится гораздо больше ваших слов.

Мэдди заметила, что, вынимая руки из рукавов рубашки, он слегка поморщился.

— Садись, — приказала она, и ‘Ринг немедленно повиновался.

Ей приходилось перевязывать людей и раньше, и она разбиралась в ранах. Порез был неглубоким, зашивать его не требовалось, но туда набилось много грязи.

— Ты что, валялся в свинарнике после того, как тебя пырнули ножом?

— Более или менее. Кто-то сбил меня с ног, а вдобавок по мне прошлись человек тридцать-сорок.

— Я видела, как ты упал, но ничего не могла сделать.

— Да, я слышал, как ты меня звала. Прости, что не смог тогда к тебе пробраться, — произнес он вполголоса.

Подняв на него глаза, Мэдди увидела, что взгляд его был прикован к той части ее тела, которая выпирала из корсета. « Теперь он на меня смотрит», — сердито подумала она и вылила на рану виски.

Охнув, капитан резко выпрямился.

— Нельзя ли полегче?

— Я делаю все так, как вы того заслуживаете.

— Я заслуживаю самого лучшего. Если бы не я, вы, вероятно, были бы сейчас в палатке кого-нибудь из старателей, развлекая с полдюжины мужчин.

Мэдди слегка отодвинулась.

— По крайней мере, они видели бы во мне женщину. И они не смотрели бы на меня украдкой.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке и, погрузив остальные пальцы ей в волосы, большим пальцем погладил уголок рта.

— Ты что, вообще ничего не понимаешь? Совсем ничего? Да ты самая желанная женщина из всех, каких я встречал в своей жизни. Когда я смотрю на тебя, слышу твой голос… неважно, что чувствую я, но ты мне не нужна, если тебе все равно, какой перед тобой мужчина. Ты мне нужна только в том случае, если тебе нужен я. Я ‘Ринг, а не капитан Монтгомери, не человек, которому ты не доверяешь, считая своим врагом. Ты слишком много значишь, чтобы можно было согласиться на что-то иное.

Внезапно осознав, что оба они почти раздеты и находятся друг к другу слишком близко, Мэдди отошла.

— Ты лишь хочешь получить от меня сведения.

— Я хочу от тебя много большего, не только это.

— Чтобы я спела для тебя? — спросила она шепотом.

Он вздохнул и отвернулся.

— Как ты считаешь, рану придется зашивать?

— Нет.

Его слова смутили Мэдди, к тому же ей было не все понятно из того, что сказал ‘Ринг. По существу, чем больше она с ним общалась, тем меньше его понимала. Мэдди решила прекратить этот разговор.

— Кто был тот человек, который пел со мной? — спросила она и начала перевязывать рану, стараясь не обращать внимания на то, что ее полуобнаженная грудь касалась его спины, когда приходилось над ним наклоняться.

— У меня было мало времени, чтобы толком все разузнать, и, сказать по правде, я не мог оторвать глаз от той пылкой Кармен, какой ты была в тот момент, но, кажется, он самый настоящий пьяница из города пьяниц под названием Десперит.

— Очень неплохой голос. Не понимаю, откуда он достал партитуру «Кармен». Вот уж не думала, что она успела дойти до Запада. Ну, кажется, все, я закончила.

Он поймал ее руку.

— Спасибо.

Не отрывая глаз от руки, ‘Ринг повернул ее и поцеловал ладонь, задержав на мгновение у губ. Мэдди провела рукой по его густой темной шевелюре. Когда он поднял на нее глаза, она почувствовала легкую дрожь в коленях.

— Ты была сегодня просто великолепна. Уверен, у многих благодаря тебе изменилось мнение об опере.

Эти слова заставили ее вспомнить свое необычное выступление, а также недавнее весьма фривольное поведение здесь, в палатке, и Мэдди почувствовала смущение.

— Похоже, в другом отношении я зашла немного дальше, чем следовало. Боюсь, мнение, которое теперь сложилось у них об опере, ничуть не лучше прежнего.

— Во всяком случае, об оперных певицах они теперь уж точно будут думать по-другому. — ‘Ринг бросил многозначительный взгляд на ее обнаженную грудь, которая находилась в этот момент совсем близко от его лица.

Мэдди чуть ли не отпрыгнула от него и поспешно запахнула блузку.

— Не понимаю, что на меня тогда нашло.

— Кармен, — ответил он и потянулся, коснувшись руками брезентового верха палатки. — Но я рад, что ты снова стала сама собой. Кармен не та женщина, которую бы я выбрал. Что происходит с ней в опере?

— Дон Хосе ее убивает.

— Нечто подобное я и предполагал. Ну так как, ты ложишься? Если намереваешься сидеть так всю ночь, это твое дело, но я хочу выспаться.

Она словно застыла в трансе, не сводя с него глаз. Что он имел в виду, говоря «не та женщина, которую бы я выбрал»?

— Ты собираешься ложиться прямо так? Вопрос заставил ее очнуться.

— Уж не думаешь ли ты, что я стану раздеваться при тебе?

— При том, что на тебе сейчас, я бы не удивился, если бы ты еще что-нибудь надела, ложась спать. Помочь тебе со шнуровкой?

— Только прикоснись ко мне, и я тебя так разукрашу, что теперешняя твоя рана покажется просто царапиной.

— Заманчивая перспектива. Пожалуй, я над этим подумаю.

— Убирайся отсюда и позови Эдит.

— Я неплохо справлюсь со шнуровкой на корсете.

— Вон!

— Ладно, я ухожу, но скоро вернусь. Понятно? — И, не дав ей времени ответить, он вышел.

Мэдди со вздохом опустилась на койку. Она его совершенно не понимала. Несколько минут назад, хотя она чуть ли не предлагала ему себя, он был холоден, как лед, и тут же, буквально в следующую минуту, желает помочь ей раздеться.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она сообразила, что над ней стоит Эдит и что-то шепчет:

— Я это достала!

— Достала что? — спросила, не понимая, Мэдди.

— Фрукты, которые вы просили. Правда, мне пришлось заплатить за них довольно много.

Мэдди, все еще плохо соображая, продолжала непонимающе смотреть на Эдит.

— Опять он заставил вас забыть о сестре? Да, если кто и способен заставить женщину позабыть обо всем на свете, так это он, хотя, похоже, его самого женщины ничуть не интересуют.

— Ты так решила, потому что ты его не интересуешь?

— Ревнуете? Что-то я не видела вас, просыпающейся счастливой после проведенной с ним ночи. Или сегодня первая? Уж на этот раз вы расстарались на славу и показали товар лицом.

— Помоги раздеться. Ничего я ему не показывала. Я просто пела и играла так, как требовалось по роли. Это роль…

— Не нужно ничего объяснять. И глухой бы понял, о чем вы там пели. А то, как вы терлись об этот столб, не спуская глаз с капитана Монтгомери… Хм! Надо, пожалуй, и мне как-нибудь такое попробовать!

Мэдди почувствовала, что краснеет, и была рада опустившейся в этот момент ей на лицо ночной рубашке.

— Так вам нужны эти фрукты или нет? Прошло, вероятно, несколько секунд, прежде чем Мэдди поняла, о чем говорит Эдит. На следующий день, рано утром, ей предстояло покинуть лагерь и одной отправиться в горы, где она должна была встретиться с курьером и обменяться с ним письмами. Если она сделает все так, как он ей говорил, и сделает это хорошо, они покажут ей Лорел.

— Так вам нужны эти фрукты, — повторила Эдит, — или вы просто попросите его отпустить вас одну?

Вчера Мэдди пришла к окончательному выводу, что избавиться, хотя бы на время, от капитана Монтгомери можно лишь одним способом: усыпив его. Спорить с ним, как она хорошо понимала, было совершенно бесполезно. Он назначил себя ее опекуном и пока, как видно, не собирался отказываться от этой добровольно возложенной на себя обязанности.

Просидев вчера на койке несколько часов, Мэдди не придумала, однако, ничего лучшего, как вновь прибегнуть к опиуму. Это даст время уехать довольно далеко, прежде чем он кинется в погоню. К тому же у Эдит был, похоже, совершенно неистощимый запас этого снадобья. Мэдди пришла в голову мысль, что можно обмануть капитана, заставив его принять опиум в каких-нибудь сушеных фруктах.

— Да, — ответила она наконец, — мне нужны эти фрукты.

Но, говоря это, Мэдди чувствовала себя прескверно. В прошлый раз, когда она смотрела, как капитан пьет виски с опиумом, она ничего подобного не испытывала. А теперь он был даже большей помехой, чем раньше. Да, все это правда, но он освободил ее, когда ее похитили пьяные старатели, а сегодня спас от мужчин, тащивших ее куда-то на своих плечах. И если уж быть честной до конца, то она сумела сыграть Кармен только потому, что на нее в тот момент был устремлен взгляд капитана Монтгомери. Хотя, с другой стороны, она, без сомнения, никогда бы не стала изображать из себя Кармен, не знай она о его присутствии в зале. Будь с ней только Фрэнк с Сэмом, Мэдди просто не осмелилась бы так вольно вести себя перед всеми этими мужчинами.

— Принеси фрукты утром, около пяти. Тогда он проспит большую часть дня. Как насчет лошади?

— Я сделала все, как вы велели. Лошадь будет. — Эдит взглянула на нее искоса. — Вы действительно собираетесь ехать в лес одна?

— В лесу менее опасно, чем в городке, подобном этому. Лес меня совершенно не пугает, но вот капитан Монтгомери, когда проснется, наверняка будет зол как черт.

— Это уж точно. Найду-ка я себе, пожалуй, назавтра какую-нибудь работенку на другом конце города. Не хочется мне, чтобы он знал, что я как-то замешана в этом деле.

— Мудрое решение.

Когда ‘Ринг возвратился, Мэдди уже лежала на узкой жесткой койке, накрывшись с головой покрывалом, но ей было хорошо слышно, как он раздевался и расстилал на брезентовом полу одеяла.

— Спокойной ночи, — вполголоса сказал он, потушив фонарь и улегшись на грубые армейские одеяла.

Мэдди не ответила, ожидая, последует ли за этим что-нибудь еще. Она вспомнила слова Тоби о том, что капитана Монтгомери женщины не интересуют. Все женщины или только она?

— Я действительно была сегодня великолепна или ты сказал это просто так, по доброте?

— Ты была более чем великолепна. Мгновение она молчала.

— Я никогда в жизни не делала ничего подобного. Я хочу сказать, никогда так себя не вела. В том, что касается мужчин, моя жизнь была довольно скромной. По существу я…

Он не дал договорить, прервав на полуслове:

— Я знаю.

Эта постоянная уверенность, что он все знает, мгновенно разозлила Мэдди.

— Почему ты так уверен, что хорошо меня знаешь? Мне вот о тебе почти ничего неизвестно.

— Мы стараемся узнать все о том, что нас по-настоящему интересует.

— И что это должно означать?

‘Ринг не произнес ни слова, и она поняла, что он не собирается отвечать. Она вспомнила, как он спас ее сегодня, и подумала о том, как решила с ним завтра поступить.

— ‘Ринг, — прошептала она. Он не ответил, но Мэдди знала, что он не спит. — Иногда человек вынужден делать что-то плохое или то, что кажется плохим в данный момент. Но, так или иначе, он должен это сделать, нравится ему это или нет. Ты понимаешь?

— Ни слова.

Она вздохнула. Может, и лучше, что он не понял.

— Спокойной ночи, — проговорила она и, повернувшись на бок, попыталась заснуть.

На следующее утро, в пять часов, в палатку вошла заспанная Эдит, неся в руках небольшой деревянный ящичек.

— Доброе утро, капитан, — услышала ее голос Мэдди.

Мгновенно перевернувшись на другой бок, она увидела, что капитан Монтгомери, уже одетый в свою грязную окровавленную рубашку и армейские брюки, сидит на складном стуле и пьет из кружки кофе.

— Вы давно встали? — спросила она.

— Да, уже какое-то время. Что у вас там, мисс Хани?

— Сушеные фрукты. Один из мужчин прислал их ей, — Эдит кивнула в сторону Мэдди, — за вчерашнее пение. Кажется, они называются инжиром. Никогда их сама не пробовала, да и вид у них не слишком-то соблазнительный, но одна из женщин сказала, что они очень дорогие.

‘Ринг взял ящичек и заглянул внутрь.

— Да, это действительно инжир. — Он протянул ящичек Мэдди. — Попробуйте.

Она села в постели, делая вид, что с трудом протирает глаза.

— Нет, благодарю, но вы угощайтесь. Мэдди постаралась не смотреть на ‘Ринга, когда тот протянул руку к фруктам. В последний момент, однако, он заколебался:

— Пожалуй, я с этим повременю. Он поднялся:

— Я подожду снаружи, пока вы будете одеваться, а потом провожу вас в туалет. Сегодня я ни на секунду не спущу с вас глаз.

— И что вы собираетесь делать? — спросила Эдит, когда ‘Ринг вышел.

— Пока не знаю. Помоги мне сначала одеться, а потом я что-нибудь придумаю.

Верный своему слову, капитан Монтгомери ждал ее у палатки, когда она оделась и вышла. Он предложил Мэдди руку, но она отказалась:

— Я и сама могу дойти.

— Как скажете.

Они продолжали путь молча, и в голове Мэдди вертелась одна и та же мысль: что делать, как избавиться от него, если он откажется есть инжир?

Она уверила его, что сама найдет дорогу в туалет, и прошла вперед. Но едва Мэдди оказалась внутри, как услышала чей-то шепот:

— Мэм, это мы. Помните нас?

Мэдди поспешно оглядела помещение в поисках щелей и обнаружила их в стенах, наверное, с полсотни. Она вздохнула.

— Что вы хотите?

Это были те самые четверо золотоискателей, которые ее похитили и увезли к себе в лагерь, желая, чтобы она для них спела. Они, конечно, поступили дурно, но она не могла сердиться на этих людей, которые так жаждали услышать ее пение. По существу, они похитили ее лишь для того, чтобы дать возможность своим друзьям тоже ее услышать.

На этот раз старатели хотели попросить у нее денег. А взамен обещали передать ей права на все их три участка в половинной доле. «А почему бы и нет», — подумала Мэдди и в тот же миг поняла, что капитану Монтгомери эта идея пришлась бы явно не по вкусу. Но если бы не он, она и выслушивать не стала бы подобные предложения. Именно его разговоры о том, что она будет делать, когда не сможет больше петь, и заставили ее думать о деньгах. Интересно, что же все-таки сделал Джон со всеми теми деньгами, которые она заработала за столько лет? Он всегда без разговоров оплачивал все ее счета, и ей никогда даже в голову не приходило поинтересоваться, что он делал с остальными деньгами.

— Ладно, — сказала Мэдди наконец. — Пойдите к Фрэнку и скажите, что я велела каждому из вас дать по сто долларов.

— Благодарим, мэм, — хором ответили старатели. — Большое спасибо. Мы сделаем вас богатой женщиной.

Мэдди вздохнула с облегчением, когда они ушли и она наконец смогла в какой-то степени уединиться. Капитан Монтгомери, как и следовало ожидать, ждал ее снаружи небольшой хибары. «Я выгляжу настоящей пленницей, — подумала она, — которая неожиданно для себя обнаружила, что лишилась неизвестно почему своей свободы».

Когда они возвратились в палатку, капитан Монтгомери сразу же взял в руки ящичек с фруктами:

— Хотите?

— Нет, благодарю. Я их не люблю. Но вы берите сколько вам хочется.

— Пожалуй, не откажусь.

Мэдди увидела, как он взял две штуки и тут же их съел.

— Они действительно очень вкусные. Попробуйте.

— Спасибо, я не хочу.

Она улыбнулась, когда ‘Ринг съел еще одну штуку, но потом нахмурилась, увидев, как он берет четвертую. Не зная, сколько опиума положила Эдит в инжир, она вдруг испугалась, как бы ‘Ринг не уснул вечным сном, съев слишком много.

Когда он поднес к губам пятую штуку, Мэдди подлетела к нему, вырвала плод из рук и бросила ящичек на пол:

— Нет!

‘Ринг посмотрел на нее с удивлением, затем в его глазах появилось понимание.

— Что ты сделала, Мэдди?

— Только то, что должна была сделать. Пожалуйста, постарайся понять.

— Понять, что ты мне не доверяешь? Что считаешь меня не способным помочь тебе?

— Да. Я бы сама попросила тебя помочь, если бы только могла, но, к сожалению, это невозможно. Ты должен понять.

— Я вообще ничего не понимаю, — ‘Ринг вдруг приложил руку ко лбу и слегка покачнулся.

Мэдди быстро подхватила его сбоку и, обняв рукой за плечи, подвела к койке, на которую он тут же свалился, увлекая ее за собой. Она толкнула его, пытаясь освободиться, но он не отпускал. Тогда она расслабилась, понимая, что через несколько минут у него все равно не будет сил, чтобы ее удержать.

— Куда ты идешь? С кем встречаешься? Что это за дело такое, из-за которого стоит рисковать жизнью? — Он держал ее крепко за шею, не позволяя изменить положения, хотя Мэдди почти что лежала на нем.

— Я не могу тебе сказать. Поверь, я бы сказала, если бы только могла. Я бы не отказалась от помощи, если бы только могла ее принять.

На мгновение он закрыл глаза, затем с трудом открыл их снова.

— Это тот же самый человек?

— Что? Ах да. — Мэдди вспомнила тот первый случай, когда капитан за ней проследил. — Не знаю. Мне пора. До ночи я должна проехать большое расстояние.

Она вновь попыталась вырваться, но сон, вероятно, еще не совсем им овладел, и он смог ее удержать.

— Куда?

— Я не собираюсь тебе говорить, так как ты, как только сможешь, тут же за мной последуешь. Черт тебя возьми! Почему ты должен был войти в мою жизнь и перевернуть все в ней вверх дном? Я жила просто прекрасно, пока не встретила тебя. Я была свободна. У меня не было никаких тюремщиков, а теперь…

С силой рванувшись, Мэдди освободилась и отошла. ‘Ринг попытался было последовать за ней, но, уже засыпая, тут же вновь упал на койку. Она подошла к сундуку и, достав листок с указаниями, спрятала его под блузкой.

Затем вновь приблизилась к койке и, склонившись над ним, провела ладонью по его волосам. С трудом ‘Ринг приподнял веки.

— Боюсь, они что-нибудь с тобой сделают, — прошептал он. — Ты пропадешь.

— Со мной все будет в порядке, я постараюсь держаться окраин. Никто меня не увидит. Я вернусь завтра под вечер. Жди меня. И… — Мэдди улыбнулась. — И, пожалуйста, не сердись.

— Я поеду за тобой.

Его сонный шепот был сейчас едва слышен, и она наклонилась к самым его губам.

— Жди меня, — повторила Мэдди, — я буду осторожна.

Он не ответил, вероятно, окончательно погрузившись в сон. Глядя на него сейчас, она почувствовала огромное сожаление. Она боялась мужчин, которые похитили Лорел. И ее пугала также возможность встречи с дикими старателями, которые, живя в горах, вдали от всякой цивилизации, не признавали никаких законов. Мэдди откинула с его лба темные густые волосы. Насколько бы безопаснее чувствовала она себя, будь он рядом. А если бы он, как обычно, принялся шутить и подсмеиваться над ней, она, вероятно, смогла бы хоть ненадолго забыть о своих страхах за судьбу Лорел.

— Прости, ‘Ринг, — прошептала она. — Я никогда бы этого не сделала, если бы могла поступить иначе.

Мэдди начала было выпрямляться, но внезапно, поддавшись внутреннему порыву, прикоснулась губами к его губам. Ей казалось, что он уже крепко спит, но при ее прикосновении он словно вновь обрел силы. Обхватив правой рукой Мэдди за шею, а левой крепко обняв за талию, ‘Ринг притянул ее голову к себе и поцеловал в губы.

Хотя Мэдди и целовалась несколько раз с мужчинами, поцелуи никогда ее особенно не интересовали. Но не этот. У нее было такое чувство, словно она тонет, словно своими губами он вытягивает из ее тела всю душу. Она обняла его за шею и, даже не задумываясь над тем, что делает, подтянула ноги. Однако на койке не было места для двоих, так что ей пришлось растянуться прямо на нем.

Совершенно неожиданно руки ‘Ринга упали на койку. Мэдди едва не свалилась на пол, и ей пришлось изо всех сил ухватиться за его плечи, чтобы не упасть. Приподняв голову, она взглянула ему в лицо и увидела, что он наконец-то заснул.

Медленно Мэдди слезла с него, но, когда попыталась встать, колени подкосились, и она упала на пол. Ее била сильная дрожь, сердце бешено колотилось в груди, в ушах стоял звон, и она чувствовала страшную слабость во всем теле. Несколько секунд она сидела так и учащенно дышала, глядя широко раскрытыми глазами на распростертое на койке тело капитана Монтгомери. Проведя машинально рукой по лбу, Мэдди почувствовала, что он влажен от пота.

— О Боже! — прошептала она, не понимая в этот момент, ни кто она, ни как здесь оказалась.

Затем, придя наконец в себя, оперлась руками об пол и рывком поднялась на ноги.

— Я вернусь, — сказала Мэдди, окидывая взглядом с ног до головы неподвижного капитана. — Ты можешь быть в этом уверен. Я вернусь.

Она подошла к пологу палатки и, бросив на ‘Ринга последний раз взгляд через плечо, вышла наружу, где уже ждала оседланная лошадь.

10

Мэдди без труда удалось объехать городок стороной. Она нисколько не сомневалась, что после выступления любой встречный узнал бы ее, как была уверена и в том, что у всех присутствующих на этом выступлении сложилось о ней в корне неверное мнение. Что бы подумала мадам Бранчини о ее исполнении роли Кармен?

Мэдди ехала к вершине горы, и беспокойство за Лорел все усиливалось. А вдруг никто не придет на встречу? Вдруг тот отвратительный человек, который, судя по всему, был посыльным у похитителей, снова набросится на нее? Она выполнила его требование принести «что-нибудь блестящее», но что если этого окажется недостаточно? Не просить же его подождать, пока она спустится вниз и возьмет последние оставшиеся у нее драгоценности. Капитан Монтгомери ни за что не позволит ей уйти одной в третий раз.

Мэдди старалась не думать о ‘Ринге. Хотя она и не хотела, чтобы он сопровождал ее, его присутствие постепенно сделалось для нее необходимым. Тех троих, которые были наняты в качестве охраны генералом Йовингтоном, никогда не оказывалось рядом, когда они были нужны. Зато ‘Ринг всегда находился поблизости. Как-то он спросил, где был импресарио, когда ее похитили русские студенты, и Мэдди пришлось признаться, что Джон бросил ее на произвол судьбы. Она знала, что ‘Ринг никогда не оставит ее одну. Если понадобится, он пожертвует собственной жизнью, так же, как обещал это сделать и Тоби.

Мэдди ехала уже несколько часов, но не добралась еще до вершины. Не слезая с лошади, она съела немного баранины с куском залежалого хлеба и выпила несколько глотков воды из взятой с собой фляги. Лошадь тяжело дышала, и Мэдди поехала помедленнее, но дать отдых бедному животному не могла. Необходимо было прибыть на место встречи до захода солнца. Тот человек сказал, что только при этом условии она увидит Лорел.

Было уже поздно, и Мэдди стала нервно поглядывать на небо. Казалось, солнце опускается к горизонту слишком быстро.

— Если бы отец был со мной, — произнесла она, обращаясь к лошади. — И если бы Чуткое Ухо был здесь. И Бейли, и Линк, и Томас. — Она вздохнула. — И конечно, я бы хотела, чтобы ‘Ринг был здесь. — Мэдди погладила лошадь за ушами. — Может, он смог бы поехать со мной, — продолжала она размышлять вслух. — Может, надо было показать ему маршрут, и он нашел бы какой-нибудь другой способ спасти Лорел. Возможно, мы придумали бы план, как вырвать Лорел из рук похитителей, и тогда вся эта ужасная история закончилась бы. Я бы отвезла Лорел домой, а сама вернулась на Восток и снова выступала бы перед теми, кто способен оценить мое пение. Способен оценить его даже в тех случаях, когда платье на мне застегнуто наглухо.

Но, даже не договорив фразу, Мэдди поняла, что думает о невозможном. А если бы в схватке, которая неизбежно завязалась бы в таком случае, стали стрелять и ранили Лорел? Мэдди представила себе Лорел. Она не видела младшую сестру несколько лет, но, помимо фотографий, мама присылала наброски и акварельные портреты Лорел, рисунки тушью и карандашом, и Мэдди была уверена, что сразу узнает сестру.

Нет, нельзя рисковать. Она пришпорила лошадь. Лучше ехать одной, сделать все в точности, как того хотели этот человек и его сообщники. Она обменяется с ним письмами, отдаст все свои драгоценности, все, что он потребует. А если он снова поцелует ее, она ему улыбнется, хотя это будет самым тяжелым испытанием. Куда легче расстаться с драгоценностями, чем поцеловать мужчину, который вызывает отвращение.

Мэдди настолько погрузилась в свои мысли, что появление мужчины, выскочившего из-за деревьев, стало для нее полной неожиданностью. Успокаивая лошадь, она подумала, что отец был бы огорчен, узнав, как легко ее захватили врасплох в лесу.

— Ты опоздала, — сказал мужчина, схватив лошадь под уздцы, и, ухмыльнувшись, погладил Мэдди по ноге.

Незаметно Мэдди толкнула лошадь каблуком в бок, и та отпрянула в сторону.

— Где она?

— Кто?

Мэдди постаралась сохранить спокойствие.

— Вы сказали, что после третьего выступления я увижу свою сестру. Вчера я выступила в третий раз, так где же она?

— Неподалеку. Ты привезла мне что-нибудь? «Пули. Яд. Хлысты. Взвод солдат», — подумала она.

— Я привезла жемчужное ожерелье. Оно очень ценное. Мне подарил его король Швеции.

Мэдди вытащила ожерелье из седельной сумки и еще раз посмотрела на него, прежде чем отдать мужчине. Она сказала ‘Рингу, что равнодушна к деньгам, и это было правдой. Деньги сами по себе мало что для нее значили, но она любила красивые вещи, а это ожерелье, жемчужины в котором были безупречно подобраны по цвету и величине, было исключительно красивым. Мужчина схватил его грязными руками.

— Неплохо. Что-нибудь еще?

— Ожерелье стоит огромных денег, поскольку имеет еще и историческую ценность.

Он смотрел на нее не понимая.

— Важно то, что оно принадлежало королю и было подарено мне, Ла Рейне. Вы сможете показывать его своим внукам.

Мужчина фыркнул, что, должно быть, означало смех.

— Ну конечно. Внукам, Письмо при тебе?

— Я хочу увидеть сестру.

— Увидишь, когда я сочту это нужным, а теперь, мисс История, слезай с лошади и подойди ко мне.

У Мэдди учащенно забилось сердце; казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Что бы ни сделал этот человек, придется терпеть. Нельзя рисковать жизнью Лорел.

По его взгляду Мэдди поняла, что тот догадался, о чем она думает, и что ее отвращение нисколько его не смущает.

— Подойди и поцелуй меня.

Несколько шагов, которые Мэдди сделала по направлению к мужчине, готовясь прикоснуться к нему, показались самой длинной дорогой в жизни.

В этот момент в каком-нибудь дюйме от его головы пролетела стрела и вонзилась в стоявшее неподалеку дерево.

Мэдди с удовлетворением отметила, что мужчина не обладает быстротой реакции. Она бросилась на землю, а он все еще стоял, тупо уставившись на стрелу. Мэдди тоже взглянула на стрелу, и слезы радости навернулись на глаза, потому что она узнала ее: это была стрела кроу.

— Ложитесь, — сказала она мужчине, — индейцы.

Она осознала, что он, как и большинство других мужчин, оказавшихся сейчас на Западе, прибыл из восточных штатов и все его сведения об индейцах были почерпнуты из историй, которые рассказывают вечерами у бивачных костров, историй, напоминающих истории с привидениями и столь же далеких от действительности, как и последние.

— Что это? — испуганно прошептал он.

— Надеюсь, что на нас не напали. Как вы переносите пытки?

Мужчина повернулся и посмотрел на нее расширившимися глазами.

— Пытки?

— Я слышала, что местные индейцы поклялись убивать любого белого, которого удастся захватить. Их ненависть к белым людям усилилась после того, как те вывезли с их земли священные желтые камни.

Мэдди надеялась, что Чуткое Ухо находится неподалеку и слышит ее слова. То-то он посмеется. Любой индеец, обладающий хоть каплей разума, знал, что хорошая лошадь и ружье стоили всего желтого песка в мире.

— Я ухожу отсюда! — Мужчина встал. Она ухватила его за ногу:

— Подождите! Я хочу увидеть сестру.

— Ты даже большая дура, чем я думал, если считаешь, что я привез девчонку сюда.

Мэдди почувствовала, что ее охватывает паника. Присутствие поблизости Чуткого Уха, хорошего друга отца, не имело ровным счетом никакого значения, раз мужчина не привез с собой Лорел. Она схватила его за рубашку:

— Где моя сестра?

— Откуда, черт возьми, мне знать? Я всего лишь посыльный.

Он вырвался, но она снова схватила его:

— Где она? Кто это знает? У кого она?

— Я не знаю, да меня это и не интересует.

Он толкнул ее так сильно, что она упала, и бросился бежать вверх по склону. Поднявшись, Мэдди побежала за ним.

— Вы сказали, что привезете ее сюда. Мужчина, успевший сесть на лошадь, посмотрел на нее сверху вниз.

— Радовалась бы, что я не сделал этого, когда вокруг индейцы.

Она схватила лошадь за поводья:

— С вами ее нет, так? Это все шутка. Лорел в безопасности, а мне просто ничего не сказали.

Мужчина сунул руку в карман холщовых штанов.

— Вот! — Он бросил что-то на землю и вырвал поводья у нее из рук. — Увидимся в другом месте. Принеси что-нибудь еще. Принеси золото.

Он тронул лошадь, потом, нервно оглядевшись вокруг, снова посмотрел на Мэдди.

— Все это не мое дело, и мне наплевать на вас всех, но, леди, я дам тебе совет: им не нравится, что тут крутится этот военный. Им это совсем не нравится, и, если он сунет свой нос куда не следует, малышку убьют. Эти люди не знают жалости.

Мэдди снова схватила лошадь за поводья:

— С ней плохо обращаются?

— Пока нет, но ведь и ты до сих пор выполняла указания, так ведь?

С этими словами он дал шпоры коню и понесся прочь со всей возможной в этой местности скоростью.

С минуту Мэдди стояла как оглушенная, затем начала лихорадочно искать брошенную мужчиной вещь. Найти ее было нетрудно. Это был грязный носовой платок, завязанный узлом. Сев на землю, она трясущимися руками стала осторожно развязывать узел.

Наконец узел был развязан, и у Мэдди перехватило дыхание. На платке лежало золотое кольцо с сапфиром, которое она в прошлом году прислала Лорел в подарок из Италии. Мама написала ей, что Лорел очень гордилась кольцом и никогда его не снимала.

Мэдди завернула кольцо в платок и зажала его в руке. Она ни за что не заплачет. Она вообще не позволит себе испытывать хоть какие-то чувства. Лорел действительно была у них.

В исчезающем свете Мэдди огляделась вокруг.

— Чуткое Ухо, — тихо позвала она, но никто не откликнулся.

Сейчас ей больше всего хотелось поговорить с кем-нибудь из друзей.

— Чуткое Ухо, — сказала она погромче, но ответа все равно не было.

Мэдди свистнула, подражая свисту горного жаворонка, но ответом ей по-прежнему была тишина.

Она попыталась встать и обнаружила, что ноги у нее дрожат. Пошатываясь, Мэдди подошла к дереву, в котором застряла стрела, и, вытащив ее, внимательно осмотрела. На стрелке было две крошечных отметки — знак Чуткого Уха.

— Где ты? — закричала Мэдди, но лес молчал. «Почему он не показывается?» — подумала она и стала сосредоточенно размышлять над этим вопросом. Все что угодно, лишь бы не думать о Лорел.

Она побежала в направлении, откуда прилетела стрела, но никого не увидела. Запыхавшись, Мэдди остановилась. Если Чуткое Ухо не хотел, чтобы его видели, ни один человек на свете, даже отец, не сможет его найти.

Но почему, задавалась она вопросом, он следовал за ней, но не захотел, чтобы она его видела? Ответ пришел внезапно. Видимо, поблизости находился кто-то еще, с кем Чуткое Ухо не хотел встречаться.

С этой мыслью Мэдди побежала вниз по склону, приостановившись лишь для того, чтобы взять лошадь под уздцы. Если Чуткое Ухо где-то рядом, то, возможно, с ним был и отец. Она то и дело спотыкалась о корни деревьев, ободрала руки о камни и очень устала.

Стало совсем темно, когда она подошла к ручью. Пока лошадь пила, Мэдди наполнила свою флягу. Осмотрелась вокруг, но никого не увидела. Впрочем, в такой темноте вообще было трудно разглядеть хоть что-нибудь — тонкий серп месяца почти не давал света. Отец научил ее передвигаться в темноте, и она слышала рассказы о людях, которые находились в пути по многу дней, делая переходы только по ночам.

— Пойдем, приятель. — Мэдди взяла поводья. В тысячный, как ей показалось, раз она свистнула, подражая горному жаворонку, но не получила ответа.

Из-за темноты приходилось идти гораздо медленнее, чем на пути в гору, и с каждым шагом настроение ее ухудшалось. Мэдди испытывала одновременно тревогу и гнев оттого, что Лорел находится у похитителей, вдобавок ее злило, что ее друг Чуткое Ухо, человек, которого она знала всю свою жизнь, прятался где-то поблизости и не подошел к ней. Сколько же времени он следил за ней? Она вспомнила слова капитана Монтгомери, сказавшего, что многие следят за ней. Ей следовало бы раньше обнаружить признаки, указывающие на присутствие Чуткого Уха.

Споткнувшись о камень, Мэдди упала лицом в колючий кустарник. Поднявшись, громко выругалась. В этот момент она ненавидела всех мужчин. Мужчин с их дурацкими разговорами о войне, мужчин, захвативших ребенка, чтобы использовать его в войне, которую стремились начать. Ненавидела золотоискателей, которые с одинаковым удовольствием слушали, как она поет, и заглядывали ей в вырез платья. А больше всех ненавидела ‘Ринга Монтгомери, потому что… Мэдди не могла точно сформулировать почему, но она его ненавидела. Какая-то часть ее существа ненавидела даже отца, потому что он был поблизости и не пришел на помощь. Почему Чуткое Ухо не привел его и других? Почему?..

Мэдди шла, погрузившись в свои мысли, и тут к полной для нее неожиданности появившаяся откуда-то из темноты сильная рука схватила ее за талию, а затем чья-то ладонь зажала рот. Ее реакция была мгновенной — так взорвался бы подожженный бочонок с порохом. Превратившись в один сгусток энергии, она стала лягаться и царапаться и сумела укусить ладонь, закрывавшую рот.

— Это я, — услышала Мэдди голос капитана Монтгомери. — Это всего лишь я.

Его слова, сказанные с целью успокоить ее, произвели прямо противоположный эффект. Как только он отнял руку от ее рта, Мэдди принялась пронзительно кричать:

— Ты мне не нужен! Я ненавижу тебя! Уходи! При этом она по-прежнему старалась ударить его ногами, била головой в грудь.

‘Ринг обхватил ее сзади, прижав обе ее руки к груди. Теперь она не могла укусить или оцарапать его, но ноги были свободны, и она не переставая брыкалась. Ему пришлось повалить ее на землю и лечь рядом, придавив ее ноги своей ногой.

— Тихо, — успокаивающе произнес ‘Ринг, поглаживая ее мокрое от пота лицо. — Все в порядке. Теперь ты в безопасности.

— В безопасности? — прокричала Мэдди ему в ухо. — Да я была бы в большей безопасности в окружении пантер. Почему ты не спишь? Я боялась, что переборщила с опиумом и ты умрешь.

— Ну, его оказалось недостаточно. Прекрати, — сказал ‘Ринг, когда Мэдди снова попыталась укусить его, и прижался небритой щекой к ее гладкому лицу. — Я здесь с тобой, и ты в безопасности.

Мэдди была вынуждена прекратить борьбу только потому, что он крепко держал ее, не давая пошевелиться, но гнев не прошел.

— Отпусти меня. Уходи и оставь меня в покое. Ты мне не нужен.

Он не сдвинулся даже на дюйм, по-прежнему крепко сжимая ее.

— Конечно же, я тебе нужен. Расскажи мне, что случилось. Что ты делала, где ты была?

Мэдди знала, что не может ничего рассказать. Она никому ничего не могла рассказать. Если бы появился Чуткое Ухо, она и ему ничего не сказала бы.

— Я не могу сказать тебе, — закричала Мэдди и с ужасом обнаружила, что голос у нее сорвался. — Даже отцу не могу рассказать об этом.

Повернув голову, ‘Ринг посмотрел на нее.

— Мне ты можешь сказать, — прошептал он.

После этих слов Мэдди заплакала. Она попыталась сдержать слезы, но не смогла. Попыталась снова разозлиться, но злости больше не было. По правде говоря, она была рада, что рядом находится другое человеческое существо. Она устала от одиночества.

— Я никому не могу рассказать об этом. Никому. — Слезы хлынули неудержимым потоком.

‘Ринг отодвинулся от нее и сел, прислонившись к дереву. Затем притянул ее к себе и, обняв, стал качать, как ребенка.

— Поплачь, милая. Тебе надо выплакаться.

С момента похищения Лорел Мэдди не позволяла себе плакать. Она считала себя смелой и сильной и делала то, что необходимо. Но, возможно, надежда придавала мужество. Она надеялась, что Лорел вернут и все окончится благополучно. Однако после сегодняшнего вечера надежда почти исчезла.

‘Ринг гладил ее волосы, крепко прижимая к себе. Он сказал, что теперь она в безопасности, и Мэдди и в самом деле чувствовала себя гораздо увереннее. Немного успокоившись, она осознала, что ей есть за что благодарить ‘Ринга: он ведь нисколько не рассердился на нее за то, что она снова подсыпала ему опиум. Она сидела у него на коленях и сейчас, испытывая смущение, попыталась отодвинуться.

— Извините, капитан. Обычно я так не распускаюсь.

Он заправил ей за ухо прядь волос и протянул чистый носовой платок. Мэдди была рада, что в темноте не видно, как она покраснела. Спереди его рубашка да и куртка тоже промокли от ее слез.

Мэдди неподобающе громко для леди высморкалась и от этого смутилась еще больше.

— Обычно я лучше владею собой. Я… — Она замолчала, не зная, что сказать, и хотела было встать с его колен, но ‘Ринг притянул ее к себе, прижав ее голову к своей груди.

Мэдди снова попыталась отодвинуться, но действовала не слишком решительно, и ‘Ринг без труда удержал ее. Ей было приятно ощущать щекой биение его сердца, и, лежа в его объятиях, она молилась, чтобы он не стал опять спрашивать, где она была.

— Не думаю, чтобы женщины часто плакали у вас на груди, капитан. Наверняка большинство стремится показать себя с самой лучшей стороны. Нельзя же допустить, чтобы красавец капитан Монтгомери увидел даму в непрезентабельном виде.

Мэдди умышленно сказала это с ехидцей, желая избавить себя от дальнейшего смущения, но он молчал так долго, что она начала раскаиваться в этой попытке поддеть его. Мэдди лежала, слушая, как бьется его сердце, и старалась думать о чем угодно, только не о Лорел.

— Точно так же, — медленно произнес ‘Ринг наконец, — я держал свою сестру Ардис после смерти Дейви. И она тоже тогда плакала.

Мэдди ждала, давая ему возможность самому рассказать о том, что случилось. Ей не хотелось отодвигаться от него, а мысли о незнакомом человеке позволяли не думать о Лорел.

— А кто это Дейви? — спросила она.

— Дейви был сыном женщины, работавшей у нас. Ее муж погиб до рождения сына, и мы стали ее семьей. У нас в семье было много детей, и дел всегда хватало. Моя сестра Ардис родилась на два дня раньше Дейви, так что было вполне естественно, что они росли вместе. Они вместе играли, вместе спали и сделали первые шаги, держась друг за друга.

‘Ринг посмотрел куда-то в темноту и улыбнулся.

— Кому-то, наверное, показалось бы странным, до какой степени эта пара малышей была предоставлена самим себе. Но дело в том, что в течение нескольких лет моя мать рожала каждый год, и поэтому все были только рады, что по крайней мере двое ребятишек не требуют к себе постоянного внимания. Я был старшим в семье, и за мной вечно таскался целый выводок малолеток, которые страшно докучали, так что я тоже был рад, что их стало хоть на одного меньше.

‘Ринг вздохнул и погладил Мэдди по волосам.

— Три года назад, когда Ардис исполнилось семнадцать, я получил от нее письмо с приглашением на ее свадьбу с Дейви. Для них двоих свадьба была чем-то само собой разумеющимся. По-моему, я никогда не видел их порознь. — Он снова улыбнулся. — Ты бы посмотрела на них. Они были как маленький замкнутый в себе мирок. Они постоянно разговаривали друг с другом, но, если в разговор вступал кто-то третий, они не знали, что сказать. Я был рад, что Ардис пригласила меня на свадьбу: по правде говоря, иной раз казалось, что для нее не существует никого, кроме Дейви.

— И ты поехал.

— Да, конечно. Я приехал в Уорбрук за три дня до свадьбы. Мама пребывала в состоянии крайнего возбуждения, ведь Ардис первой из ее детей выходила замуж. Самой спокойной была сама Ардис. Разволновалась она только тогда, когда мама сказала, что, по обычаю, невеста не должна видеть жениха двадцать четыре часа до свадьбы. По-моему, Ардис за всю свою жизнь и часа не провела без Дейви, и ей очень не понравилась эта идея. Думаю, если бы все зависело только от нее, сестра, скорее, предпочла бы отказаться от свадьбы, чем на сутки расстаться с Дейви.

‘Ринг помолчал.

— И Дейви это тоже не понравилось. Он, правда, не слишком распространялся на эту тему — он и вообще-то был немногословен, — но мы думаем, что именно из-за этого Дейви в одиночку поплыл к острову Привидений.

— Остров Привидений?

— Уорбрук расположен на оконечности полуострова, и вокруг есть несколько островков. По слухам, на острове Привидений по ночам появлялись двое мужчин, один из них в черной маске.

Юноши часто возили туда девушек, чтобы попугать их.

— И ты возил?

— Нет.

Он замолчал, продолжая гладить ее по волосам.

— Что же случилось с Дейви?

— Мы не знаем. Он так и не вернулся. Мы поняли, что что-то случилось, когда он не появился в день свадьбы. Дейви не мог обмануть Ардис. Все бросились на его поиски. Мой брат Джейми нашел маленькую лодку Дейви, она зацепилась за корягу у дальнего края острова, но никаких следов самого Дейви не было.

— Как восприняла это Ардис?

— Она была абсолютно спокойна. Все вокруг не смыкали глаз, не прекращая поиски ни днем ни ночью и позволяя себе лишь короткие передышки, чтобы перекусить, но Ардис оставалась спокойной и не говорила ни слова. Со дня предполагавшейся свадьбы прошло двое суток. На третьи на берег вынесло тело Дейви.

— Что с ним случилось?

— Этого мы так и не узнали. После трехдневного пребывания в воде тело деформировалось, а рыбы…

— Понимаю. И что же Ардис? Тогда она и заплакала?

— Нет, тогда она не заплакала. Мама сказала ей, что случилось, и Ардис восприняла это довольно спокойно. Все вздохнули с облегчением, но на следующий день за завтраком, когда Ардис подошла к окну, кто-то спросил, что она там высматривает, и она ответила, что не может понять, куда запропастился Дейви.

— Какой ужас!

— Да. Мы не знали, что делать. В течение двух дней все ходили на цыпочках в страхе, что Ардис окончательно сойдет с ума. Конечно, все они вели себя так, желая ей только добра, но я-то воевал какое-то время и кое-что повидал.

— Что, например?

— Об этом мне не хочется вспоминать и тем более говорить. Но я знал женщин, да и мужчин тоже, которые были свидетелями того, как их любимые умирали в страшных мучениях. И они изо всех сил старались уйти от действительности, убедить себя, будто ничего не случилось.

— И что же ты сделал? — спросила Мэдди, догадываясь, что ‘Ринг единственный оказался в состоянии помочь Ардис.

— Я подвел ее к телу Дейви. Мэдди взглянула на него:

— К телу, которое рыбы…

— Да. Я подумал, что шок заставит сестру вернуться в реальный мир.

— И это помогло?

— Нет. Она смотрела на тело, не видя его. А потом сказала, что пора идти, она должна быть дома к возвращению Дейви с острова Привидений. — ‘Ринг вздохнул. — В семье все ужасно на меня рассердились. Они считали, что Ардис следует лежать в постели. Произошла отвратительная сцена, все были на стороне Ардис и против меня. Можно было подумать, что я чудовище, которое желает зла собственной сестре. — В его голосе Мэдди различила нотки давнишней горечи. — В конце концов мама спросила меня, что я собираюсь делать с Ардис. Я ответил, что хочу отвезти ее на остров Привидений. Мама собрала нам кое-что из еды и дала одеяла, и, хотя остальные были против, я отвез Ардис на остров.

— Что ты сказал ей?

— Сначала я не знал, что сказать, но каждый раз, когда она заговаривала о Дейви, я повторял, что он умер. Она не обращала на это внимания. Она вела себя так же, как обычно, но в глазах появился какой-то безумный блеск, которого раньше не было. К концу третьего дня я почувствовал, что больше не выдержу. Ардис в очередной раз заговорила о Дейви, и тогда я схватил ее и стал трясти, крича, что Дейви мертв и никогда не вернется. — ‘Ринг крепче прижал к себе Мэдди. — Ардис сопротивлялась изо всех сил. Пожалуй, впервые мне довелось столкнуться со столь упорным сопротивлением. Она хотела вырваться. Я не представлял, что она сделает, если это ей удастся, и не собирался выпускать ее. Я, как мог, уклонялся от ее ногтей, но она пинала меня ногами, тогда я повалил ее и сел ей на ноги, сняв с нее туфли. — Мэдди посмотрела на него: он сидел с опущенной головой. — Не знаю, сколько времени все это продолжалось, но достаточно долго. Час, может, больше. Мне показалось, что она стала уставать, и я немного ослабил хватку, и тогда она выскользнула из моих рук, как уж. Я побежал за ней, но не смог найти. Видимо, у меня несколько притупилась реакция — ей удалось неслышно подкрасться ко мне сзади и чем-то ударить. На несколько минут я потерял сознание.

— И что же она сделала? — Сердце Мэдди учащенно билось: она переживала за эту незнакомую ей девушку.

— Думаю, она решила утопиться, во всяком случае, она плыла в направлении полуострова. К тому времени, когда я увидел ее, она была уже так далеко, что я даже не был уверен, вижу я ее голову или ловушку для омаров. Я поплыл за ней. Ардис была прекрасной пловчихой, и я не знал, сумею ли догнать ее.

— Но ты догнал.

— Да. И она начала бороться со мной в воде. Мне пришлось ударить ее в челюсть, она потеряла сознание, тогда я поплыл с ней назад к острову. Мы оба замерзли, времени разводить костер не было, поэтому я раздел ее, разделся сам, посадил ее себе на колени и укутал нас обоих четырьмя одеялами.

— Тогда она и заплакала, — тихо сказала Мэдди.

С минуту он молчал, потом продолжил свой рассказ:

— Придя в себя, она заговорила так тихо, что я с трудом разбирал слова. Она сказала, что они с Дейви решили не вступать в интимные отношения до свадьбы. Раз уж они все друг о друге знают, считали они, то с физической близостью можно и подождать. Говоря ее словами, она была уверена в том, что первым мужчиной, в объятиях которого она окажется обнаженной, будет Дейви, а уж никак не ее собственный брат, да к тому же самый некрасивый из братьев. — Мэдди не смотрела на него, зная, что глаза ‘Ринга полны слез, которые слышались и в голосе. — Вот тогда Ардис и заплакала. Она проплакала остаток дня и почти всю ночь. Я развел костер, высушил нашу одежду, и мы оделись, а она все еще плакала. Я заставил ее съесть кусочек омара. Она…

Голос у него прервался, и Мэдди поняла, что больше ‘Ринг не в силах говорить об этом. Она обняла его, притянув к себе его голову, и он уткнулся лицом ей в шею.

— Мне очень, очень жаль, — прошептала она.

11

Некоторое время они сидели не двигаясь. Вот, значит, каким мог быть хладнокровный, безупречный капитан Монтгомери, человек, который, казалось, знал все обо всем, который приказывал другим, что и как делать.

Мэдди гладила его по волосам, думая, что ни с одним мужчиной не была близка так, как с ним. Все те годы, что она разъезжала по Европе в сопровождении Джона, ей удавалось сохранять дистанцию между собой и другими людьми. В принципе, изображать герцогиню было совсем нетрудно, но с этим мужчиной она не могла притворяться.

— Что это? — спросил ‘Ринг, беря ее за руку. Это было кольцо Лорел, которое она надела на палец.

— Ничего, — ответила Мэдди, убирая руку.

— Я рассказываю тебе о себе абсолютно все, а ты ничего не желаешь рассказать, так?

Мэдди хотела возразить, что это несправедливо, что объективные причины не позволяют рассказать о себе. Однако промолчала, помня слова незнакомца, что похитителей Лорел раздражает присутствие возле нее армейского офицера.

Она встала с его колен.

— Я тысячу раз говорила вам, капитан, что вы мне не нужны. А теперь, с вашего позволения, я спущусь вниз к лагерю.

‘Ринг тоже поднялся и схватил ее за руку:

— На случай, если вы не заметили, обращаю ваше внимание, что сейчас ночь, что вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Мы проведем ночь здесь.

Провести ночь с ним? Одно дело спать в палатке, зная, что он где-то поблизости, и совсем другое — ночевать под открытым небом, когда их будет разделять лишь прозрачный горный воздух.

— Я спускаюсь.

‘Ринг снова схватил Мэдди за руку:

— Нет.

Она отшатнулась:

— Я возвращаюсь в лагерь. Если вы устали, пожалуйста, оставайтесь здесь, это ваше дело. Я не привыкла навязывать свои решения другим. А теперь дайте мне пройти.

‘Ринг не двигался.

— Вы так ничего мне и не расскажете? — мягко спросил он.

— Нечего мне рассказывать, — огрызнулась Мэдди, едва различая его в темноте.

— Когда вы должны встретиться с ним в следующий раз?

— Через три дня, — ответила она, не подумав.

Казалось, он о чем-то размышляет.

— Я не хочу, чтобы вы возвращались сегодня в лагерь. Что-то там происходит, и в этом замешан кто-то из ваших людей, но кто именно, я не знаю.

— Эдит, — быстро проговорила Мэдди. — Если там действительно что-то не в порядке, то причиной тому Эдит.

— Тоби пытается выяснить все, что можно, и я бы хотел, чтобы вы пока не возвращались туда.

— Значит, вы предлагаете провести ночь здесь с вами? Вы и я, и никого больше. Скажите, капитан, мы что, будем спать под одним одеялом?

— Да что вы, мисс Уорт, мне такое и в голову не приходило. А у вас всегда такие распутные мысли или я один так на вас действую?

— Пошли вы к черту! — Мэдди двинулась вниз по склону.

‘Ринг не пытался задержать ее. Вместо этого он направился к своей лошади, и Мэдди успела пройти некоторое расстояние, прежде чем он остановил ее. Черт возьми, он мог двигаться совершенно бесшумно. Она подумала, видел ли их Чуткое Ухо и какое впечатление произвели на него таланты молодого человека. Скорее всего, никакого. Чуткое Ухо не слишком впечатляли достоинства белых людей.

— А, капитан Монтгомери, какой сюрприз! Мне следовало догадаться, что я вас снова увижу. С того момента, когда вы вошли в мою жизнь, мне, похоже, не приходится претендовать на то, чтобы побыть одной.

— Я хочу показать вам кое-что.

Он взял ее правую руку, и Мэдди почувствовала, как что-то тяжелое обхватило ее запястье. Браслет? Он что, вздумал дарить ей среди ночи браслет?

— Что это такое? — пробормотала она и тут же поняла, в чем дело.

Наручник! Он надел на нее наручник. Вытянув руку, Мэдди увидела, что ее соединяет с ‘Рингом цепь длиной примерно в два с половиной фута.

— Отпустите меня, — проговорила она сквозь зубы.

— Утром я так и сделаю, а сейчас я хочу спать, а зная вашу способность ускользать от меня, я могу проспать ваш уход. — От злости Мэдди не могла вымолвить ни слова. — Пойдемте, — продолжал он, будто ничего не произошло, и сделал несколько шагов. Она не сдвинулась с места. — Пойдемте же. Не упрямьтесь, ради Бога. Поймите, это единственный выход. Я не могу охранять вас, если засну, но не могу и допустить, чтобы вы одна отправились назад в лагерь. Наверняка даже вы способны это понять.

Мэдди проглотила подступивший к горлу комок.

— Освободите меня, — с трудом вымолвила она из себя.

— О черт, — судя по тону, у него лопнуло терпение.

Взяв ее на руки, он пошел к тому месту, где осталась лошадь. Мэдди не сопротивлялась, зная по опыту, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет, и лежала у него на руках как бревно.

Подойдя к лошади, ‘Ринг опустил Мэдди на землю и принялся расседлывать животное. При каждом его движении цепь звякала, а рука у Мэдди взлетала вверх.

— Я считаю такое положение недопустимым, — сказала она как можно спокойнее. — Я не могу с ним смириться.

Сняв седло, ‘Ринг пошел с ним к ближайшему пню, потянув Мэдди за собой.

— Ничего, привыкнете. — Он повернулся к ней. — Поверьте, мне не хочется этого делать, и я долго думал, прежде чем пойти на это. Будь вы разумной женщиной, я мог бы убедить вас. Но говорить с вами — все равно что говорить с моей лошадью. Вы улыбаетесь, вы лжете, и вы так чудесно поете, и, так же как я прощаю Баттеру многие провинности, за которые его следовало бы наказывать, я и вам позволяю слишком многое.

Будь она разумной женщиной? И этот человек говорит о разуме? Человек, не видящий разницы между принадлежащей ему лошадью и женщиной, на которую у него нет никаких прав.

— Я не ваша лошадь, — спокойно возразила она. — Меня нельзя привязать, как лошадь.

Сорвав пучок травы, ‘Ринг вытер потную спину Баттеркапа.

— Повторяю, мне не хочется этого делать, но я не вижу другого выхода. Вы будете ложиться? Я уже с ног валюсь от усталости, а вам все нипочем. Наверное, все дело в том, что вы столько лет пробыли в Европе. Вы хотите лечь справа или слева?

— Я сплю одна, — произнесла Мэдди со значением.

— Я приложу все усилия, чтобы предоставить вам такую возможность. Видите, цепь позволяет нам не прикасаться друг к другу.

‘Ринг потянул Мэдди за собой к ее лошади, которую тоже стал расседлывать.

— Я… мне нужно остаться одной. Вам придется освободить меня на пару минут.

Она старалась говорить с максимальной искренностью.

— А потом вы вернетесь и позволите снова надеть на вас наручник?

— Конечно.

Даже в темноте Мэдди разглядела, как блеснули в улыбке его зубы.

— Иной раз может показаться, что я совсем простак, но если я и узнал что за свою жизнь, так это то, что вам, моя дорогая певунья, нельзя доверять. Идите вон за тот кустик. Обещаю, я не буду подглядывать.

Мэдди сжала губы:

— Я передумала.

— Дело ваше, но ночь предстоит долгая. Какое вам дать одеяло?

Она схватила ближайшее к себе одеяло. И подумать только, что совсем недавно она ему сочувствовала. Мэдди направилась в сторону, но, пройдя несколько шагов, была вынуждена остановиться. У нее было ощущение, будто ее привязали к дереву: ‘Ринга точно так же невозможно было сдвинуть с места.

— Ах, извините, — она вложила в свои слова весь сарказм, на который была способна. — Я совсем забыла, что теперь моя личная свобода ограничена даже больше, чем раньше. Теперь я не могу идти куда хочу и спать где хочу.

— Вы не захотели уединиться на минутку, а мне это просто необходимо.

— Я подожду у лошади, — ответила Мэдди слишком поспешно.

‘Ринг хмыкнул:

— Нет, так не пойдет. Думаю, вам с вашими утонченными чувствами придется перенести небольшой шок.

Мэдди повернулась к нему спиной. Она бы скрестила руки на груди, но он действовал обеими руками, а потому ее руки оказались поднятыми вверх. Она обратила внимание, что он соединил ее правую руку со своей левой, оставив свободной правую, которой было ловчее управляться.

— Вот так-то лучше.

— Не хочу больше слышать про это.

— Будете дуться на меня всю ночь?

— Всю ночь? Капитан Монтгомери, к вашему сведению, я буду, как вы изволили выразиться, дуться на вас до конца жизни. Неужели вам не приходило в голову, что я свободный человек, у меня есть свои права и свои желания и я имею такое же право на свободу, как и вы?

— У вас нет права подвергать свою жизнь опасности, а именно это, насколько я могу судить, вы и собираетесь сделать.

— Мне опасность не угрожает.

— Так… Кому же она угрожает?

— Вам! — выпалила она и тут же прижала ладонь к губам.

— Интересно! Очень интересно. Значит, вы тут рыскали вокруг, желая меня защитить. Вы так меня любите, что ради меня рисковали жизнью.

— Я этого не говорила. Я имела в виду… — Мэдди замолчала, не зная, как ему все объяснить.

— Ладно, давайте спать. Вы так устали, что путаетесь в собственном вранье.

Она встала боком, попытавшись занять такое положение, чтобы ‘Ринг, расстилавший на земле одеяла, не дергал ее при каждом движении, но это не удалось.

— Извините, но положить их дальше друг от друга я не могу. Нам и так придется спать с вытянутыми руками.

— Но это же смехотворно. Неужели вы не освободите меня, если я поклянусь, что не убегу? Я ведь буду спать рядом с вами, и вы услышите, даже если я всего-навсего повернусь. Пожалуйста, снимите эту цепь. Она тяжелая, и мне больно.

‘Ринг повернулся к ней, и на мгновение Мэдди показалось, что он уступит, но он только вздохнул:

— Сожалею, но я не могу этого сделать. С какой стороны вы хотите лечь?

Она подошла к одеялу с левой стороны и легла, вытянув руку по направлению к ‘Рингу.

— Думаю, — начал он, — я хочу сказать… Мэдди молчала, уставившись на звезды. ‘Ринг лег на одеяло футах в трех от нее, и она сразу же поняла, в чем неудобство такого положения. Он лежал на спине, как и она, и так же, как и ей, ему пришлось положить руку на грудь, а поскольку одеяла находились довольно далеко друг от друга, нужно было изо всех сил вытягивать руки, и это причиняло боль. Но она поклялась, что стерпит любую боль, но не скажет ему ни слова.

— Вам не кажется, что мы могли бы поменяться местами? Если бы вы легли здесь, а я там, было бы лучше.

— Мне удобно ровно настолько, насколько может быть удобно заключенному, капитан.

— Понятно. Предпочитаете всю ночь страдать от боли, но не двинуться с места, так?

Мэдди не ответила, продолжая смотреть на звезды; внутренне она кипела от гнева. В следующий момент он неожиданно лег на нее сверху. Инстинктивно она начала брыкаться и извиваться всем телом.

— Неужели вы не можете успокоиться хоть на минуту? — с отчаянием в голосе проговорил ‘Ринг. — Я всего лишь пытаюсь лечь на другую сторону. Вы отказались сдвинуться с места, и, так как вы постоянно жалуетесь, что я вас третирую, это единственный способ. — Он скатился с нее. — Извините. — ‘Ринг потянулся через нее за своим одеялом, при этом его рука легла ей на грудь. Секунду он смотрел на нее, и Мэдди задержала дыхание, ожидая, что он ее поцелует. Но ‘Ринг только прошептал: — Еще раз извините. — И отвернулся.

Выругавшись про себя на всех известных ей языках, Мэдди попыталась скрестить руки на груди, однако в результате рука капитана Монтгомери снова оказалась у нее на груди. Она скинула ее так, словно это было что-то отвратительное.

— Хорошо бы вы пришли в отношении меня к определенному выводу — насильник я или абсолютно холоден к женщинам. Доброй ночи, мадам. Мэдди хотела было спросить, что он имеет в виду, но промолчала. Не станет она его ни о чем спрашивать. Натянув на себя тонкое одеяло, Мэдди закрыла глаза. Но разве могла она заснуть! Ее не отпускала тревога за Лорел, она была связана цепью с этим идиотом, было холодно, хотелось есть, корсет сдавливал грудь, и мочевой пузырь готов был лопнуть.

Вскоре она услышала ровное дыхание капитана Монтгомери. И как только он мог спать! Что бы ни случилось, мужчины не теряют аппетита и не страдают от бессонницы. Поставь перед мужчиной еду, он начнет есть. Стоит ему занять горизонтальное положение, и он тут же заснет или начнет расстегивать пуговицы на женском платье.

Мэдди посмотрела на ‘Ринга: лежа на спине, он крепко спал. Вокруг был разложен весь его арсенал. Может, ей удастся выкрасть у него револьвер? Тогда, угрожая револьвером, она заставила бы его снять наручник. Она тихонько вытянула вперед руку.

— Почему бы вам не угомониться и не заснуть, вместо того, чтобы разыгрывать из себя индейца?

От неожиданности Мэдди вздрогнула.

— Я думала, вы спите.

— Я так и понял. Так в чем же теперь дело? — ответил Монтгомери, прежде чем она успела дать выход своему гневу. — Кроме того, конечно, что вам не нравится быть здесь со мной.

— Мне противно быть скованной, только и всего.

— Ну хорошо, вы высказались. Теперь спите. Скоро настанет утро, и я сниму наручник. Мне тоже не очень-то удобно. Вы, может, не заметили, но здесь только три одеяла. Мне кажется, я лежу на кактусе.

— Так вам и надо. Не рассчитывайте, что я буду вытаскивать колючки.

— Хотите, я расскажу сказку? Или спою колыбельную, чтобы вы заснули?

— С вашим-то голосом? Лучше послушать хор лягушек.

— Тогда вы бы могли спеть для меня, — мягко сказал ‘Ринг. — Мне бы очень этого хотелось.

— Песню за ключ, — быстро откликнулась Мэдди.

‘Ринг молчал так долго, что она повернулась посмотреть на него.

— Какой трудный выбор, — сказал он наконец. — Получить наслаждение с риском для вашей жизни. А вдруг вы, как сирена, убьете меня своим пением? Или сами погибнете, уйдя отсюда без меня? Да, Мэдди, это дилемма.

Гнев почти прошел, и она несколько расслабилась.

— Вам действительно нравится, как я пою? Вы больше не считаете меня просто странствующей певицей?

— Боюсь, что за это замечание я попаду прямо в ад, но еще страшнее то, что я это заслужил. Мэдди, ваше пение способно оживить мертвых.

Она подвинулась поближе.

— Правда? И вы уже перестали ненавидеть оперу?

— Ну, не то чтобы перестал. Оперу вообще, я имею в виду. Но я полюбил ваш голос. Мне все равно, что вы поете. Я бы с восторгом слушал, если бы вы пропели Ланкастерский договор.

— Я исполняла народные песни, и мне сказали, что у меня неплохо получается.

— Неплохо! — Он презрительно фыркнул. — Да вы поете так, что я опасаюсь, как бы Господь не забрал вас к себе, чтобы вы солировали в ангельском хоре.

— Правда? Я хочу сказать, как вы можете так говорить? Есть ведь и другие певицы. Аделина Патти, — голос ее упал, — будет на этой неделе выступать в Нью-Йорке.

— Я ведь говорил вам, что слышал ее.

— Да, я смутно припоминаю, вы что-то такое говорили.

— И я заявляю вам со всей откровенностью, что при звуках ее голоса я никогда не изнывал от желания.

Мэдди улыбнулась ему в темноте, но улыбка тут же исчезла.

— От желания? Что это значит? Мое пение вызывает у вас… желание?

— Ну конечно. Вы же знаете, как мне приятно быть рядом с вами. Надеюсь, что когда-нибудь я убью ради вас дракона и тогда вы споете только для меня.

— О…

— Вы, кажется, разочарованы? Вы думали, что я имею в виду что-то другое?

— Нет… конечно, нет. Ничего другого вы и не могли иметь в виду, не правда ли? Поэтому как я могла думать о чем-то другом? Ничего другого просто и быть не может, и я прекрасно поняла, что вы хотели сказать. — Она замолчала.

— Вот и хорошо. Рад, что хоть один раз вы правильно меня поняли. Как бы мне ни хотелось обменять ключ на песню, я не могу этого сделать. Все наслаждения мира не стоят того, чтобы ставить под угрозу вашу жизнь. — Он зевнул. — Я бы с удовольствием продолжил нашу беседу, но, думаю, лучше поспать. Спокойной ночи, мой ангел.

Мэдди открыла было рот, чтобы высказать возмущение по поводу «моего ангела», но промолчала. Она все еще была сердита на ‘Ринга, но его слова о ее пении смягчили Мэдди. Она закрыла глаза и спустя несколько минут заснула.

‘Ринг повернулся на бок, не задев цепь, лежавшую на земле между ними, посмотрел на Мэдди и не мог сдержать улыбку. Она и вправду была невыносима. Невыносима, да, но такой великолепной женщины он не встречал за всю свою жизнь. Он страстно хотел ее. Наверное, не было в мире мужчины, которого так неудержимо влекло к женщине, как его к Мэдди. Но она еще не была готова к этому. Она только начинала видеть в нем личность: не просто одного из мужчин, а именно его. К этому ‘Ринг стремился больше всего на свете: стать для нее столь же необходимым, как она была необходима ему. ‘Ринг хотел обладать ею полностью, он испытывал к ней все чувства, какие только женщина может возбудить в мужчине, но при этом хотел быть уверенным в том, что она отвечает тем же.

‘Ринг улыбнулся в темноте. «Придется заставить тебя обращать на меня больше внимания, — подумал он. — Стать для тебя единственным мужчиной, добиться, чтобы ты отдала мне часть той страсти, какую вкладываешь в свое пение». Протянув руку, он коснулся ее руки, и Мэдди обхватила его палец как ребенок. Улыбаясь, он заснул.

— Мэдди, — позвал ‘Ринг, — проснись. Она медленно открыла глаза и улыбнулась, увидев его так близко.

— Доброе ут… — начала она, но он не дал договорить, прижавшись к ее губам.

Первой реакцией Мэдди было удивление, но она тут же расслабилась и закрыла глаза. ‘Ринг касался губами ее губ, но это не были поцелуи — он что-то говорил.

— Сюда кто-то идет. Пожалуйста, слушайся меня. Не позволяй себе никаких глупостей. Подыгрывай мне.

Мэдди кивнула. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее по-настоящему, но она видела, что он напряженно вслушивается в звуки, доносящиеся из леса. Было раннее утро, холодное и серое.

Быстро, одним движением ‘Ринг обнял ее и положил под себя. Мэдди поняла, что это было сделано ради ее безопасности: притянув ее к себе, он одновременно взял в одну руку револьвер, а другую положил на рукоять ножа. Мэдди не возражала. Обхватив его за шею рукой, она приоткрыла рот под его поцелуем.

— Так я не могу сосредоточиться, — пожаловался он, и Мэдди почувствовала, как бьется его сердце. — Сейчас я сниму наручники. Мэдди, поклянись, что убежишь, когда я скажу.

Только сейчас до нее дошел смысл его слов. Человек, приближение которого услышал ‘Ринг (сама она ничего не слышала, так громко билось ее сердце), не мог быть Чутким Ухом. Если бы Чуткое Ухо захотел незаметно подкрасться к кому-то, его бы не услышал ни один человек.

‘Ринг начал открывать наручники, но вдруг напрягся всем своим большим телом и сжал револьвер за ее спиной. Затем откатился от нее, насколько позволяла цепь, и сел. Но он опоздал. Над ними, прислонившись к дереву, стоял человек, держа в руке револьвер, нацеленный ‘Рингу в голову.

— И что мы тут имеем? — проговорил он. — Парочку влюбленных, прикованных друг к другу, В чем дело, мистер, не можете удержать при себе девушку?

Знаком он показал, чтобы ‘Ринг бросил револьвер, и тот повиновался. Посмотрев на ‘Ринга, Мэдди увидела, что он в ярости, однако не проронил ни звука.

— Что вам нужно? — спросила она. Мужчина не был похож на грабителя и вообще на злоумышленника. Скорее, он походил на игрока, на карточного шулера. Может, он пришел в эти места, чтобы обманом выудить у золотоискателей золото?

— Ага, значит, леди может разговаривать, а кавалер нет. — Он снова посмотрел на ‘Ринга. — Хотите что-нибудь сказать, мистер?

— Что вы здесь делаете?

— Просто смотрю, что к чему. У вас есть при себе деньги?

‘Ринг не ответил, и Мэдди судорожно вздохнула. Не дай Бог, он будет разыгрывать из себя героя перед этим незнакомцем, прицелившимся ему в голову.

— Да, в моей седельной сумке есть мешочек с золотым песком, — быстро проговорила она.

— Не отдавай ему, — вмешался ‘Ринг. Мэдди испугалась. Иногда простой грабеж мог кончиться убийством, если жертва оказывала сопротивление.

— Можете забрать его весь, — сказала она.

— Вот разумная леди. — Мужчина шагнул к ней. — А как насчет вас? Можно и вас взять в придачу?

Инстинктивно Мэдди подвинулась к ‘Рингу, но тот не сводил глаз с незнакомца и не обращал на нее внимания.

— Кажется, леди к вам неравнодушна. — Мужчина улыбнулся, и Мэдди чуть было не улыбнулась в ответ.

Он был красивым мужчиной, и от его улыбки мурашки пошли по телу. ‘Ринг заметил ее реакцию и бросил на нее уничтожающий взгляд.

Мужчина коротко рассмеялся.

— Ревнуете, мистер? И я бы ревновал на вашем месте. Такая красотка. — Стволом револьвера он сдвинул на затылок шляпу, открыв черные кудри на лбу. — Итак, что же мне с вами делать?

— Мы отдадим вам золото, и вы уйдете, — предложила Мэдди.

Она не могла понять, что происходит с 'Рингом. Обычно он за словом в карман не лез, а сейчас молчал, как в рот воды набрав. И тут Мэдди заметила, что он пытается разомкнуть наручники. О нет, пронеслось у нее в голове; он пытается освободиться, чтобы напасть на этого мужчину. Она не знала, что предпринять, но была уверена в одном: ‘Рингу не следует рисковать жизнью ради небольшого количества золота.

Мужчина решил за нее этот вопрос.

— Ключ от наручников отдайте мне, — негромко сказал он, улыбнувшись ‘Рингу. — Пожалуй, лучше будет, если такой здоровяк, как вы, останется в наручниках.

Мэдди с облегчением вздохнула, когда ‘Ринг отдал мужчине ключ. Догадавшись, что он задумал прыгнуть на незнакомца, она навалилась на него.

Мужчина отскочил в сторону.

— Похоже, юная леди не хочет, чтобы вы что-то предприняли. Меня это устраивает. — Он выпрямился во весь рост. Он был пониже ‘Ринга, но тоже очень высокий. — Итак, приступим к делу. Я заберу все ваше имущество.

— Черта с два, — отозвался ‘Ринг.

— Пожалуйста, не сопротивляйся, — сказала Мэдди.

— Слышите? Юная леди не хочет, чтобы мы с вами устроили драку. Я ее поддерживаю. Мне не хотелось бы, мистер, вышибить из вас дух.

Мэдди знала, что драку нужно предотвратить любым способом.

— Возьмите все. Нам ничего не нужно.

— И большой черный жеребец тоже?

— Сатана? Конечно. Возьмите и его, но предупреждаю: норов у него бешеный. Немногим удается усидеть на нем.

— Сатана? Подходящее имя для такого коня. Мужчина подошел к лошади, повернувшись к ним спиной, и Мэдди почувствовала, как напряглись мускулы ‘Ринга, готовящегося к прыжку. Она обхватила его сзади.

— ‘Ринг, пожалуйста, не надо. У него револьвер. Ты можешь пострадать.

— Я мог бы сбить его с ног, — прошептал ‘Ринг.

— Нет, ведь ты связан со мной. Пожалуйста, не делай этого. В конце концов, это только вещи. Они ничего не значат. Мы спустимся вниз и купим новых лошадей. Я дам тебе денег, если у тебя нет.

Он повернулся и посмотрел на нее:

— Боишься, что мне достанется. Но тогда ты от меня избавишься.

Она положила голову ему на плечо:

— Не нужно разыгрывать из себя героя. Он поцеловал ее в лоб:

— Хорошо.

Мужчина посмотрел на них.

— Берите все, что хотите, — ответила Мэдди. — Отдайте только ключ от наручников и оставьте нас в покое.

Мужчина улыбнулся, и она опять ощутила притягательную силу его улыбки. Она догадывалась, что ‘Ринг смотрит на нее с яростью, но ей было все равно. Еще раз улыбнувшись, мужчина начал седлать лошадей. Она крепко прижалась к ‘Рингу, пока он собирал их оружие.

— Одеяла я тоже заберу, — сказал он.

И снова Мэдди удержала ‘Ринга, собравшегося броситься на незнакомца, и отдала тому одеяла.

Она молча наблюдала, как он садится на лошадь.

— Ключ, — только и сказала она.

Он достал из кармана ключ и секунду смотрел на него.

— Хотел бы я знать, почему вы двое привязаны друг к другу? Наверное, один из вас боится, что другой от него убежит. — Мужчина с презрением взглянул на ‘Ринга. — Мне вот никогда не приходится держать моих женщин на цепи. — Подумав, он улыбнулся и положил ключ назад в карман. — Пожалуй, я оставлю вас в таком положении.

С этими словами он поехал прочь, ведя за собой на поводу лошадь Мэдди.

Мужчина еще не успел скрыться из виду, как ‘Ринг вскочил и бросился за ним. Мэдди, конечно же, заковыляла следом.

— Остановись, — взмолилась она, споткнувшись о пень. — Он уехал, и ты его не догонишь — пешком, да еще и вместе со мной. Жаль, что он не отдал нам ключ.

‘Ринг повернулся к ней:

— Ты, кажется, хотела поехать с ним. Наверное, поэтому и хотела освободиться.

— Что? Я хотела уехать с ним? Ты с ума сошел!

— Я видела, как ты ему улыбалась.

— Это просто невероятно! — накинулась Мэдди на него. — Я, можно сказать, спасла тебе жизнь, удержав от драки с человеком, вооруженным револьвером, а теперь ты устраиваешь мне сцену ревности.

— Ревности? Я говорю то, что видел. Ты готова была броситься ему в объятия. Удивительно, как это ты не попросила его взять тебя вместе с лошадью.

Мэдди хотела наброситься на него, но затем расслабилась и улыбнулась. Его ревность доставляла ей удовольствие.

— Он самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Думаю, ему совсем не нужен револьвер при ограблении женщин. Стоит ему улыбнуться, и любая отдаст все, что он захочет.

Какое-то время ‘Ринг зло смотрел на нее, затем вдруг улыбнулся, и Мэдди подумала, что не только грабитель может добиться от женщины всего, что нужно, одной лишь улыбкой.

— Ну что ж, мы остались здесь вдвоем, прикованные друг к другу, без лошадей, без одеял, без всего. Но у тебя в запасе три дня до того, как ты должна будешь куда-то уехать. Почему бы нам не устроить себе небольшой отдых?

Мэдди стояла от него на расстоянии натянутой цепи.

— Здесь? Но мы не можем остаться здесь.

— Почему? Тебе нужна передышка, и ты сказала, что должна встретиться с кем-то лишь через три дня, значит, как я понимаю, и выступать тебе придется через три дня. Почему же не остаться здесь? Неужели тебе не надоели лагеря и житье в палатке?

— Вообще-то надоели, но я не могу остаться здесь с тобой.

— Почему?

Мэдди прикрыла глаза. Ну как можно быть таким непонятливым!

— Потому что ты мужчина, а я женщина. Вдобавок мы привязаны друг к другу. Я ответила на твой вопрос?

Некоторое время ‘Ринг стоял молча, словно пытаясь понять, что она имеет в виду, и наконец сказал:

— А… Ясно. Боишься, что я… Значит, меня опять произвели в насильники. Ну а если я обещаю, что не буду приставать к тебе? Поклянусь, что не дотронусь до тебя. Тогда как?

Мэдди посмотрела на него. Три дня в лесу наедине с мужчиной, да еще таким, как капитан Монтгомери. Ей ни за что не следует соглашаться. Нет, ни в коем случае. Нужно спуститься вниз, попросить Сэма снять наручник и спокойно провести эти три дня в своей палатке. Читать, беспокоиться о Лорел. Одной.

— И ты поклянешься своей честью? — услышала она собственный голос. — Я хочу сказать, мне нужна гарантия, что не придется отбиваться от тебя каждую минуту.

При мысли о том, что нужно будет от него отбиваться, руки у нее покрылись мурашками. А если он одержит верх?

‘Ринг серьезно посмотрел на нее:

— Клянусь, что не прикоснусь к тебе. Я бы поклялся могилой матери, вот только моя мать жива и здорова. Придется тебе поверить моему честному слову. Я не прикоснусь к тебе, несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что?

Он подошел к ней и заговорил очень тихо:

— Я не прикоснусь к тебе, как бы мне этого ни хотелось, как бы чудесно ни пахли твои волосы, нагретые солнцем. Несмотря на то, что я отдал бы десять лет жизни за возможность прижать тебя, обнаженную, к себе. Несмотря на то, что меня преследуют воспоминания, как ты сидела впереди меня на лошади и твои бедра были прижаты к моим. Несмотря на то, что мы будем спать, прижавшись друг к другу, так как ночи в горах холодные и к тому же мы скованы наручниками, и мое тело будет повторять изгибы твоего. Несмотря на все это, я не прикоснусь к тебе.

Мэдди закрыла глаза. ‘Ринг говорил очень тихо, и она едва разбирала слова, хотя он и стоял совсем близко, так что она чувствовала его дыхание. Он приложил ладонь к ее лицу; кончики его пальцев касались ее волос, большой палец был прижат к уголку рта.

— Клянусь, что не буду целовать твою шею, твои глаза и эту крошечную голубую жилку, пульсирующую на виске. Я не стану покрывать поцелуями твои округлые белые плечи, талию, бедра, твои изумительные стройные ноги, не проведу языком по нежной коже на сгибе руки и не стану целовать по очереди твои пальчики. Ты голодна?

Мэдди чувствовала, что ноги у нее подгибаются, а тело стало мягким и податливым.

— Что? — с трудом прошептала она и приоткрыла глаза. Ее взгляд остановился на его полной нижней губе, и она испытала страстное желание провести кончиком пальца под усами, чтобы ощутить изгиб верхней губы. Еще захотелось укусить его покрытую волосами грудь, видневшуюся из-под наполовину расстегнутой рубашки.

— Я спросил, не голодна ли ты? С тобой все в порядке? Ты что-то побледнела.

Открыв глаза пошире, Мэдди уставилась на него. Действительно ли он сказал то, что она слышала?

— Что ты сказал?

Просунув руки ей под мышки, ‘Ринг слегка встряхнул ее.

— Может, нам все же следует спуститься вниз, хотя, на мой взгляд, ты нуждаешься в отдыхе. Наверное, на тебе сказалось напряжение последних дней.

Мэдди потрясла головой, словно желая привести мысли в порядок.

— Я требую, чтобы ты повторил… чтобы ты повторил, как ты не будешь прикасаться ко мне.

— Я поклялся, что не прикоснусь к тебе ни при каких условиях. Тебя ведь это беспокоило? Ты сказала, что не решаешься остаться со мной наедине, поскольку я мужчина, а ты женщина. Я пытался убедить тебя, что бояться нечего, только и всего. — Он взглянул на небо. — А ведь может пойти дождь. Если мы останемся здесь, нужно найти укрытие и подумать о костре.

Мэдди задала себе вопрос, не сходит ли она с ума? Может, у нее слуховые галлюцинации? ‘Ринг двинулся вперед, и ей не оставалось ничего другого, как следовать за ним.

— А что ты сказал… о том, как мы будем спать вместе?

— Я сказал, что в горах холодно и для тепла нам придется лечь поближе друг к другу. Смотри, видишь тот выступ? Мы можем под ним расположиться. Там и для костра места хватит. Только как же нам развести костер? Спичек у тебя, конечно, нет.

— Нет, — тихо ответила она, глядя ему в спину, а затем резко остановилась. — Стой! Повтори, что ты сказал… о моих волосах и ногах.

Он медленно повернулся и улыбнулся отеческой улыбкой.

— У тебя две ноги, правая и левая, и довольно красивые волосы. Что еще?

Мэдди открыла было рот, но тут же спохватилась. В эту игру надо играть вдвоем. Может, у нее когда-то и получится. Пока же она и представить не могла, как сказать о том, что ей хотелось провести пальцем по изгибу его верхней губы. Она прошла мимо него, постаравшись напустить на себя высокомерный вид.

— Мне не нужны спички, чтобы разжечь костер. Мой отец… — Мэдди была вынуждена остановиться, потому что он и не подумал сдвинуться с места.

— Твой отец… — выдохнул он. Она мило улыбнулась.

— Да, мой отец. Он научил меня кое-каким приемам выживания.

— Таким, как развести костер без спичек? Потерев две палочки друг о друга? А ты представляешь, сколько это займет времени и как это трудно?

— Я точно знаю, сколько времени для этого потребуется, а если бы ты делал это так же часто, как я, это перестало бы казаться слишком трудным. Я не ношу с собой спичек, они отсыревают, но у меня всегда есть кремень и огниво. Отец говорил, что любой мужчина, да и женщина тоже, может выжить в дикой местности, если у него есть чем высечь огонь, силок, несколько рыболовных крючков и нож.

— И у тебя все это есть.

— Конечно, — ответила Мэдди с самодовольной улыбкой. — А ты разве не берешь все это с собой, когда покидаешь лагерь? Никогда ведь не знаешь, в какой момент останешься без лошади. Неужели, капитан Монтгомери, вы оставили все вещи на лошади?

Он быстро отвернулся, поэтому она не могла сказать наверняка, но ей показалось, что он покраснел от смущения. Так кто теперь испытывал неловкость?

Отец научил ее не только тому, какие вещи в первую очередь необходимы путешественнику, но и как их носить. После отъезда с Востока, трясясь по дорогам в карете, она иной раз коротала время, пришивая карманы к широченной юбке для верховой езды. Карманы были небольшие и пришиты изнутри к подолу юбки, что делало их совсем незаметными.

Теперь, зная, что придется поднять юбку, чтобы дотянуться до кармана, Мэдди внезапно вспомнила, как зашла однажды в спальню к французской певице-сопрано. Имя ее она забыла, помнила только, что у той было ужасное верхнее соль. В тот день она увидела лежавшие на стуле панталоны этой, с позволения сказать, певицы.

Они были сшиты из прекрасного необычайно мягкого батиста. Ткань была почти прозрачной, чудесного розового цвета — цвета румянца на щеках юной девушки. Мэдди тогда посмеялась, сказав, что такие панталоны абсолютно бесполезны, что они скоро сносятся. Певица посмотрела на Мэдди в зеркало и ответила: «К тому же их так легко разорвать». В то время Мэдди не поняла, что она имела в виду.

Сейчас она жалела, что не носит белье из розового батиста, а вместо этого на ней надеты удобные для путешествия толстые панталоны. По словам ‘Ринга, он отдал бы десять лет жизни за то, чтобы прижать ее к себе обнаженной. Мэдди бы пожертвовала пятью годами своей — естественно, не тогда, когда еще будет петь, — чтобы оказаться в его объятиях.

Приподняв юбку, она достала из кармана огниво и кремень. ‘Ринг даже не взглянул в ее сторону.

Затем Мэдди собрала сухую кедровую кору и нашла у ручья, где росли тополя, немного тополиного пуха. Отец показал, как, держа в одной руке огниво, ударять им по кремню, да она и сама делала это неоднократно, но сейчас, под внимательным взглядом ‘Ринга, стоявшего рядом, никак не могла сосредоточиться.

— Легче, — сказал он, беря у нее из рук огниво и кремень. — Не нужно подражать ураганному ветру, а дуть нежно, будто целуя. Вот так.

Они стояли настолько близко, что их головы почти соприкасались. Он посмотрел на нее, слегка округлив губы, будто намереваясь поцеловать, и тихонько подул ей в лицо.

— Нежный поцелуй, — произнес он, глядя вниз на маленькую кучку хвороста. — Так целуют девственницу. — ‘Ринг поднял глаза, в которых промелькнуло вдруг такое неприкрытое желание, что у Мэдди пересохло в горле. — Или женщину, которая почти что девственница.

— Как так? — спросила Мэдди, с ужасом обнаружив, что голос у нее сорвался.

‘Ринг задумчиво смотрел на пух и кору.

— Мужчина, по крайней мере мужчина, заинтересованный в гармоничной близости, не должен подходить к девственнице с той же меркой, что и к любой другой женщине. Ему не следует рассчитывать, что с первого же раза девственница ответит на его страсть так, как ему хотелось бы. Нет, сначала надо научить ее многим вещам.

— Вот как? — На этот раз голос у Мэдди не сорвался, но прозвучал все же выше обычного. — Чему же ее надо научить?

— Любви. Страсти. Прикосновениям. Ощущениям. Иногда девственницу трудно… разбудить, так сказать. А женщины, которые слишком долго оставались девственницами, часто хоронят свои сексуальные чувства, забывают о них, заменив их какими-то другими ценностями. К ним нужен особый подход.

— Особый? — Тонкая струйка пота потекла у Мэдди по шее.

— Необходимо заставить их понять, чего они лишены в жизни, научить оценивать мужчину как любовника. Полагаю, то же самое можно сказать и о мужчине-девственнике, а ты как считаешь?

— Да, конечно. И что же женщина должна увидеть в мужчине?

— Она должна понять, что почувствует, когда он будет целовать, обнимать, гладить ее. — ‘Ринг понизил голос, и Мэдди пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова. — Что она почувствует, когда он будет ласкать ее, овладеет ею. Но сначала мужчина должен познакомить ее с миром чувственных наслаждений, пробудить в ней желание войти в этот мир. Иногда девственницы даже не подозревают, какой может быть любовь между здоровыми, зрелыми мужчиной и женщиной. Я имею в виду плотскую, сладострастную любовь, любовь до пота, до изнеможения, когда в момент кульминации тебе кажется, что душа расстается с телом, а потом ты лежишь в блаженной истоме, чувствуя, что ничто в мире не может сравниться с испытанным только что наслаждением.

На верхней губе Мэдди выступили капли пота.

— Да, конечно, — пролепетала она. — Я понимаю.

— Но девственницу нужно постепенно подвести к такой любви.

— К… как?

— Прежде всего, словами. Девственницы любят слова. Надо говорить ей, как страстно вам хочется поцеловать ее ушко, волосы. Коснуться ее груди. Не сжимать грудь сильно — это придет позднее, а нежно прикоснуться к ней. Поцеловать ее глаза. Девственницам это нравится. Играть с ее руой. — ‘Ринг взял Мэдди за руку и, переплетая свои пальцы с ее пальцами, стал поглаживать большим пальцем ее ладонь. — Некоторые не осознают, что руки очень чувствительны, не подозревают, как велико может быть наслаждение, если поглаживать и ласкать кончиками пальцев различные части тела. Но ты-то знаешь?

Она даже не пыталась ответить, лишь кивнула, не сводя глаз с его большой руки, сжимавшей ее маленькую.

— Да, девственниц нужно улещивать, за ними нужно ухаживать, им нужно уделять внимание. Только влюбившись в мужчину, девственница ответит на сексуальную любовь.

Он резко отпустил ее руку и отодвинулся.

— Ба, смотрите-ка. Я так расфилософствовался, что забыл про костер.

Мэдди взглянула на него поверх невысокого пламени. В горле у нее пересохло, а тело покрылось мурашками от пальцев ног до корней волос. Она была уверена, что, если попробует встать, ноги у нее подогнутся.

‘Ринг сел на прежнее место и улыбнулся ей.

— Что за странная тема для разговора.

— Да, — еле вымолвила она.

— В принципе, что я знаю о женщинах? Тебе известно, для чего мой отец нанял Тоби, и ты слышала, как Тоби сказал, что женщины меня не интересуют, поэтому откуда мне знать что-либо о девственницах да и о женщинах вообще. А почему, собственно, мы заговорили об этом? Ах да, костер. Наверное, прежде чем разводить костер, нам следовало бы поймать кого-нибудь силком, который, по твоим словам, у тебя имеется. — Он снова улыбнулся. — Но, возможно, костры — как девственницы: их можно воспламенить, если знаешь, как их целовать.

‘Ринг встал, потянув Мэдди за собой. Ноги у нее и вправду подогнулись, и он подхватил ее под руки.

— С тобой все в порядке? Ты не слишком хорошо выглядишь — бледная как привидение, вся в поту. Ты не заболела?

— Убери руки, — прошептала Мэдди, подумав про себя: «А то я сделаю из себя посмешище, бросившись тебе в объятия».

— О, извини, пожалуйста. — Он так резко отпустил ее, что она чуть не упала, но вовремя ухватилась за его пояс. ‘Ринг наблюдал с безразличным видом, держа руки по бокам и показывая тем самым, что не прикасается к ней.

Придя в себя, Мэдди отступила от него, насколько позволяла цепь.

— П… п… пойдемте. — Голос, всегда послушный, снова ее подвел.

— Может, нам лучше никуда не ходить. — В его голосе звучали заботливые нотки. — По-моему, тебе нехорошо.

— Кролик, — удалось ей наконец выговорить. — Поймаем кролика.

Мэдди пошла вперед, потянув его за собой. Она не видела, как он достал носовой платок, вытер лицо, вспотевшие ладони, затем еще раз вытер лицо, потом, поглядев ей в спину, зажмурил глаза так крепко, что из-под прикрытых век выкатилось несколько слезинок. И к тому моменту, когда Мэдди оглянулась, уже улыбался ясной беззаботной улыбкой.

12

Никогда в жизни Мэдди не испытывала такого смятения. Она всегда знала, чего хочет, и соответственно строила свои планы. Но с этим человеком невозможно было предугадать, что произойдет в следующий момент, более того, то, что происходило, не поддавалось разумному объяснению.

Она засыпала его вопросами, а он только улыбался в ответ. Только что его, судя по всему, безудержно влекло к ней, в следующий момент он словно забывал о ее существовании и о том, что она женщина.

‘Ринг помог ей расстегнуть пуговицы на платье и расшнуровать корсет, который они использовали, чтобы сделать силок для кроликов. Он громко расхохотался, когда она, не выдержав в конце концов, зашла за куст, чтобы облегчиться. После этого всякий раз в подобной ситуации она просила ‘Ринга петь, хотя его пение буквально резало слух.

Мэдди не могла разобраться в нем. Она совсем было пришла к выводу, что он просто самовлюбленный зазнайка, на которого не стоит тратить время, но тут он рассказал о своей сестре Ардис. То он казался холодным и равнодушным, то тонко чувствующим и эмоциональным. То он страстно желал ее, то не обращал внимания.

«Что за день!» — подумала Мэдди, когда солнце стало клониться к закату. С помощью рыболовных крючков, которые она достала из потайного кармана, они поймали несколько крупных форелей, затем примерно с час лежали рядом, дожидаясь, пока замеченная ими индейка подойдет поближе. ‘Ринг сумел поймать эту большую птицу силком, сделанным из корсета Мэдди. Она ощипала птицу, хотя ‘Ринг и подсмеивался, не веря, что она сумеет это сделать.

Во второй половине дня он проследил рой пчел до их улья и, как Мэдди ни умоляла оставить пчел в покое, не отказался от затеи добыть меду. Сделав факел из сухой коры, ‘Ринг усыпил, как считал, пчел дымом, но, как только сунул руку в улей, пчелы быстренько очнулись и набросились на него.

Он слез с дерева и бросился бежать, таща Мэдди за собой, а так как женщина явно уступала ему в скорости, поднял ее на руки и так добежал до ручья.

Они спаслись от пчел, но вымокли насквозь в ледяной воде. Мэдди начала ругаться, но ‘Ринг, ухмыльнувшись, показал кусок сот. К несчастью, этот кусок был облеплен рассерженными пчелами.

Несколько секунд они оборонялись от пчел, и Мэдди с трудом сохраняла равновесие, приплясывая на своем конце цепи. Но как ни нападали пчелы, ‘Ринг так и не расстался с этим куском сот.

Теперь они, съежившись, сидели у большого костра, разведенного ‘Рингом. Сменной одежды не было и никаких горячительных напитков тоже.

— Прости, что втянул тебя в это, — сказал ‘Ринг. — Если бы вчера вечером я был более осторожен, тот мужчина не смог бы…

— Ничего страшного. Даже мой… — Она собиралась сказать, что даже ее отца несколько раз заманивали в ловушку, но передумала. — Все не так уж и плохо. Я чудесно провела день, отвлеклась от своих проблем.

— Лорел, — тихо проговорил он.

Мэдди резко втянула воздух. Ей не хотелось спрашивать ‘Ринга, что ему известно; скорее всего, он знал больше, чем следовало.

— Я замерзла и устала. Пожалуй, я лягу. Она начала подниматься, и тут звякнула цепь.

Мэдди почти забыла о ней. ‘Ринг встал вместе с Мэдди.

— Если бы не я, ты бы спокойно лежала сейчас в палатке под десятком одеял. — Он посмотрел на нее. — Хочешь спуститься вниз утром? Завтра к этому времени мы сможем добраться до лагеря, и там с нас снимут эти штуки.

— Я… не знаю, — ответила Мэдди, это было правдой. Он ставил ее в тупик. — И почему ты не остался таким, каким был, когда я тебя впервые встретила? Как же я тебя ненавидела. Твою привычку ставить ногу на табуретку, твою лошадь, пытавшуюся обгладывать мою карету. Черт тебя возьми, зачем ты изменился?

‘Ринг улыбнулся ей:

— Я не изменился. Тебе казалось, ты знаешь меня, но ты ошибалась, только и всего.

Мэдди отодвинулась как можно дальше.

— Не могу разобраться, что ты за человек. Благородный рыцарь, каким изображает тебя Тоби, или же отвратительный тип, каким показал себя в начале нашего знакомства.

— Наверное, во мне уживаются обе эти личности, а может, и больше. — Он понизил голос. — Но какое это имеет значение? Через несколько дней ты вернешься на Восток и, скорее всего, никогда меня больше не увидишь. Она отвернулась.

— Да, правда.

Мэдди представила, как пойдет к Джону и расскажет, какие причины толкнули ее на поездку с концертами в западные районы, в надежде, что он простит и снова станет ее импресарио. Подумала о жемчужинах в тарелках с супом, о шелковых платьях, созданных новым модным модельером Уортом, но почему-то все это не вызвало особой радости.

Внезапно в голове прозвучали слова мадам Бранчини: «Ты можешь посвятить свою жизнь либо музыке, либо мужчине. Нельзя совместить и то и другое». До сих пор выбор давался без труда.

Мэдди вздрогнула, когда упали первые капли дождя, и прижала руки к груди.

— Пойдем, — сказал ‘Ринг и, взяв ее на руки, понес к каменному выступу. Затем с помощью огнива и кремня высек огонь и поджег пучки сухой травы, которые принес еще днем, и через несколько минут костер занялся. Мэдди сидела, наблюдая, как он подкладывает в огонь сухие листья; вскоре костер разгорелся по-настоящему.

Наконец ‘Ринг откинулся назад и раскрыл объятия. «Мне не следует этого делать», — подумала Мэдди, но тем не менее придвинулась к нему, и он крепко прижал ее к себе.

— Мы и в самом деле подходим друг другу, — прошептала она.

— О чем ты только что думала? — спросил ‘Ринг, уткнувшись подбородком ей в макушку.

— О тебе, — честно призналась Мэдди.

— Я рад. Рад, что ты наконец начинаешь меня понимать.

— Что за чепуха. Я всегда тебя понимала. С того самого момента, как…

— Нет. Увидев меня в первый раз, ты сразу же составила определенное мнение и до сих пор еще не отказалась от него окончательно. Ты решила, что я самовлюбленный невыносимый зазнайка. Я прав?

— А ты такой и есть.

— Да и ты не лучше.

— Ха!

За границей каменного навеса дождь падал тяжелыми холодными потоками, но здесь пылал костер, одежда начала подсыхать и, прижавшись к ‘Рингу, Мэдди согрелась.

— Странно, что мы знакомы такое короткое время. У меня чувство, будто я знала тебя всю жизнь. Я помню, как впервые пела в «Ла Скала», и мне кажется, что ты тоже был там, сказал, что выступление пройдет успешно, и поцеловал меня в лоб перед выходом на сцену. — Она устроилась поудобнее. — Как ты думаешь, почему я так чувствую? Со мной никогда не было ничего подобного. Я так давно знаю Джона, я провела с ним долгие годы, но отчетливо помню то время, когда его не было в моей жизни.

— Неужели ты не понимаешь, как мы похожи?

— По-моему, мы совсем не похожи. Ты не умеешь петь, тут и спорить нечего, а в моей жизни, кроме пения, практически ни для чего нет места.

— Но именно это и делает нас похожими. Ты однажды сказала, что я, должно быть, провел детство на открытых просторах под лучами солнца, и до некоторой степени ты права, но все было не так, как ты это представляешь. Я приобщился к семейному бизнесу в двенадцать лет, а в четырнадцать уже решал все основные вопросы.

— О, — печально откликнулась она. — Вы были очень бедны, и тебе пришлось бросить школу?

‘Ринг улыбнулся:

— Совсем наоборот. Ты когда-нибудь слышала о компании «Уорбрук Шипинг»?

— Вроде да. По-моему, я однажды путешествовала на одном из их судов. — Повернувшись, она посмотрела на него. — Уорбрук? Это же название города, где ты рос. Ты на них работал?

— «Уорбрук Шипинг» принадлежит моей семье.

— О, так, значит, ты богат?

— Очень. Это имеет какое-то значение?

— Это объясняет, откуда у тебя такая лошадь, и твою отлично сшитую форму, и образованность, и то, что у тебя такой слуга, как Тоби.

‘Ринг не сказал, насколько его обрадовало, что его богатство не играет для нее никакой роли. В любовных делах богатство бывает помехой. Женщины подчас видят твои деньги, а не тебя самого.

— Да, он не обычный слуга.

— Расскажи мне о Тоби и объясни, почему, по-твоему, мы похожи.

‘Ринг глубоко вздохнул:

— И ты, и я были одиноки. Я почувствовал это спустя несколько дней после нашей первой встречи, а когда ты рассказала о своем детстве, я убедился, что ты так же одинока, как и я.

— Но я никогда не была одинокой. Я росла в окружении семьи, а позднее рядом был Джон, были сотни светских знакомств. Скорее, наоборот, я слишком мало времени проводила в одиночестве.

— Это не то, что я имею в виду. Возможно, одинокая — не совсем точное слово. Другая. И ты, и я были не такими, как все.

— Да, я и в самом деле была не такой, как все, но ты?

— Мой отец хороший человек, очень хороший. Он готов снять с себя рубашку и отдать ее нуждающемуся, готов отдать жизнь ради блага детей. Но…

— Но что?

— Честно говоря, у него нет делового чутья. Нет усидчивости для бумажной работы, что совершенно необходимо, когда руководишь такой компанией, как «Уорбрук Шипинг». В солнечный день он предпочтет отправиться на рыбалку или на пикник с моей матерью.

— Звучит неплохо. И мне иногда хочется иметь больше времени для развлечений.

— Нельзя проводить жизнь в развлечениях, когда отвечаешь за дела крупной компании. У нас тысячи служащих. От нас зависит их благосостояние. На свои заработки они содержат семьи.

— А твой отец забыл об этом?

— Наверное. Забыл или никогда не осознавал.

— Так вот почему тебе пришлось заняться бизнесом практически в детском возрасте.

— Да, я и сам не знаю, как это получилось. Я был любопытен от природы, а отец не скупился на похвалы, когда мне удавалось чем-то помочь ему. Так постепенно я и втянулся в дело. — Он улыбнулся. — А кроме того, у меня обнаружился такой же талант к бизнесу, как у тебя к пению. Я с легкостью запоминал тысячи необходимых деталей. Отец говорил, что я пошел в дедушку, настоящий Монтгомери.

— Значит, ты отказался от радостей детства и выполнял мужскую работу?

— А ты разве чувствовала, что от чего-то отказалась, занимаясь пением, в то время как другие нежились под солнцем?

— Нет. Я была счастлива, и мне было жаль тех, кому Бог не дал моего таланта.

— Я чувствовал примерно то же. Мама наняла мне гувернера, и по вечерам я читал с ним и…

— Учил языки.

— Да, и выучил несколько языков. Думал, что смогу применить свои знания, когда попаду в одну из тех экзотических стран, о которых рассказывали моряки, плававшие на наших кораблях.

— Мама наняла тебе гувернера, а отец — Тоби, для уроков другого рода.

— Верно.

Мэдди на минуту задумалась.

— Но, похоже, не Тоби о тебе заботится, а ты о нем.

— Более или менее.

‘Ринг, видимо, не хотел продолжать разговор о Тоби.

— Что же заставило тебя отказаться от всего этого и пойти в армию?

— Две вещи: подслушанный разговор и женщина.

Она молчала некоторое время, не зная, хочется ли ей услышать подробности, но потом все-таки прошептала:

— Расскажи.

— Однажды, мне было тогда семнадцать, я поднялся на борт одного из наших кораблей. Я инспектировал груз, расспрашивал людей, как прошло плавание, и случайно услышал разговор капитана с одним из офицеров. Офицер спрашивал, как это мне доверили такую ответственную работу. «Он ведь совсем еще мальчишка, — сказал офицер. — Что он может знать?» Ответ капитана меня очень порадовал. «Хотя он и мальчишка, — сказал капитан, — но о море знает предостаточно. Вы разве не слышали, что говорят о детях Монтгомери? — продолжал он. — Они не родятся, как обычные дети. Когда отцу захочется иметь еще одного ребенка, он идет к пирсу, забрасывает сеть и вытаскивает очередного отпрыска. Удивительно, что эти ребята вообще умеют ходить и что у них ноги как ноги, а не плавники».

— Неплохо сказано. Комплимент своего рода.

— Верно. Но пока я слушал, как они, посмеиваясь, рассуждают о детях Монтгомери, вдруг представил всю свою дальнейшую жизнь. Я буду руководить компанией, когда мне исполнится двадцать два — двадцать три года, женюсь на местной девушке, если, конечно, найду такую, которая не состоит со мной в родстве, заведу детей.

— Выловишь их в море?

— Или другим подходящим способом. Буду учить детей, а в пятьдесят уже и внуков, как вести дела компании, и в восемьдесят все еще буду только мечтать о том, как бы уехать из Уорбрука.

— Понятно. Ну а женщина при чем?

— Примерно в то же время, когда я услышал этот разговор, к матери приехала подруга. Ей было лет тридцать пять, но мне в мои семнадцать она показалась старухой. Она собиралась пробыть у нас около месяца, и в первые дни я ее просто не замечал.

— Работа днем, занятия по вечерам. У тебя и времени-то не было засматриваться на девушек. Кстати, я не говорила, что тоже занималась по вечерам?

— Твой учитель плохо подготовил тебя по арифметике.

— Меня учил отец.

— Ну, это все объясняет.

— Перестань критиковать моего отца и расскажи про эту свою леди.

Он улыбнулся:

— Она и впрямь была леди, но речь не об этом. Спустя несколько дней после ее приезда мои братья один за другим заболели ветрянкой.

— А сестры?

— Кэрри тогда еще не родилась, а Ардис отправили на несколько дней в дом Дейви. Мама хотела, чтобы я тоже пожил у кого-нибудь, пока братья не поправятся, и своей подруге посоветовала уехать. Но та по какой-то причине не могла вернуться домой — то ли дом ремонтировали, то ли еще что. Она попросила отца рассказать и показать, как ведутся дела в компании.

— И отец отослал ее к тебе.

— Да. Я тогда ужасно рассердился и даже нагрубил отцу. Заявил, что у меня полно дел и мне некогда нянчиться с какой-то старухой. К тому же что женщина может смыслить в делах?

‘Ринг прикрыл глаза.

— Она это услышала, ворвалась в кабинет к отцу и сказала, что она ни в чем мне не уступает, что со своим «женским» умом разберется в любом аспекте деятельности компании, и предложила проверить это.

— Ну и как? Сумела она разобраться что к чему?

— О да, хотя я устроил ей тяжелое испытание. Если в семнадцать лет руководишь такой компанией, как наша, становишься…

— Тщеславным? Самоуверенным? Преисполненным сознания собственной важности?

— Что-то в этом роде. Прошла целая неделя, прежде чем я сдался и бросил свои попытки заставить ее расчищать авгиевы конюшни.

— Что?

— Твой отец, оказывается, и с греческими мифами тебя не познакомил. Я в конце концов перестал придираться к ней, и мы подружились. Я и понятия не имел, что бывают такие женщины, считал, что все женщины похожи на мою мать, для которой центром вселенной была семья.

— А для этой женщины?

— Ее отец умер, когда ей было двадцать два. До того момента ее интересовали только новые модные платья да подарки, полученные от очередного поклонника. После смерти отца она обнаружила, что в наследство он ей оставил не слишком процветающий магазин дамского платья и кучу долгов.

— И что же она сделала?

— По ее словам, у нее были три возможности. Первая — впасть в нищету. Вторая — выйти замуж и предоставить возможность мужу управлять остатками отцовского бизнеса и заботиться о ней. Но ни один из мужчин, которые ей нравились и за кого она согласилась бы выйти замуж, не разбирался в делах, а мысль о том, чтобы связать свою судьбу с бизнесменом, была для нее невыносима.

— Ну а третья возможность?

— Самой взяться за дело. Она подумала, как она объяснила, что раз всегда удачно покупала платья для себя, не так трудно будет закупить их в большом количестве, а потом продать.

— И она так и поступила?

— Да. Сначала пришлось нелегко, но она справилась. К тому времени, когда мы встретились, ей принадлежали шесть прибыльных магазинов.

— А каким же образом она повлияла на твое решение пойти в армию?

— Я влюбился в нее. Теперь-то я понимаю, что это была ненастоящая любовь, но тогда был очарован ею. Раньше я не осознавал, что мне не с кем поговорить об интересующих меня вещах. Отцу надоело заниматься делами, и он был только рад взвалить все на мои плечи. Мать делами не интересовалась, младший брат Джейми — он на два года моложе меня — вечно был в плавании, а другие братья были слишком малы.

— А Ардис была с Дейви.

— Да. Подруга моей матери оказалась первым человеком, с кем я мог говорить о делах. Любознательность ее не знала предела. Она вникала во все детали, просила, чтобы я показал ей абсолютно все.

— И ты это сделал? — прошептала Мэдди.

— Да. За день до ее отъезда мы поплыли на остров. Но не успели проплыть и полпути, как налетел шквал. В какой-то момент я даже испугался, что мы погибнем.

— Ну, как человеку, рожденному из моря, тебе нечего было бояться.

— Наверное. Мы доплыли до острова, но промокли до нитки. На острове была хижина. Когда-то в ней жил отшельник, но за несколько лет до этого он умер, и хижина пустовала. — ‘Ринг помолчал. — Мы провели в ней ночь.

— И ты занимался с ней любовью?

— Да, — ответил он после непродолжительного молчания. — Вернее будет сказать, она занималась любовью со мной. В семнадцать лет, да еще при моем образе жизни, у меня был небольшой опыт по этой части, и уж тем более я никогда не имел дела со зрелыми женщинами.

— И советы Тоби не помогали?

— Скорее, наоборот.

— Итак, ты провел с ней ночь. Что же было дальше?

— Утром мы вернулись на полуостров. На обратном пути я про себя планировал, как мы поженимся.

— Поженитесь? Но она же была намного старше тебя.

— Меня это не волновало. Я представлял нашу совместную жизнь — как мы вдвоем ведем дела нашей компании, разговариваем и… проводим вместе время.

— Но ты на ней не женился.

— Нет. Вернувшись домой, я заснул, а когда проснулся, ее уже не было. Не могу передать, насколько болезненно я это воспринял. Она не оставила мне даже записки. Я чувствовал себя обманутым, стал раздражительным, огрызался на всех. Мама единственная догадывалась, в чем дело. В конце концов я не выдержал и рассказал ей все: как мне тяжело и как я ненавижу эту женщину за ее предательство. Мама сказала, что эта ночь была для меня подарком и я должен быть благодарен за такой подарок. Прошло какое-то время, прежде чем я понял, что мама права. Я провел чудесные часы с маминой подругой, и такими их и надо сохранить в памяти.

— Вам довелось встретиться еще?

— Да, несколько лет спустя в Нью-Йорке.

— И вы снова были близки?

— Нет, я провел три дня, корпя над ее бухгалтерскими книгами, а она развлекалась с мужчиной вдвое старше меня. Ничто так не вредит роману, как просмотр тридцати пяти грязных папок с неправильными счетами.

Мэдди широко улыбнулась:

— Значит, ты не любил ее больше?

— Да, не слишком.

— Но ты так и не сказал, каким образом она повлияла на твое решение относительно армии.

— Вскоре после ее отъезда я и услышал разговор о том, что мой отец вылавливает прибавление семейства Монтгомери в море. Думаю, мама была бы рада, если бы это и в самом деле было так. Последние роды у нее были очень тяжелыми. Но это так, к слову. В общем, представив свою будущую жизнь, я осознал, что она меня не устраивает. Я не хотел дожить до восьмидесяти лет, мечтая лишь о том, как бы сбросить с себя бремя ответственности за компанию. Конечно, я мог бы сесть на любой из наших кораблей и объехать весь мир, но я решил побывать в пустыне. К тому же мне надоела ответственность, захотелось побыть подчиненным, а не хозяином, узнать, как чувствует себя человек, который ни за что не отвечает и который поэтому не ощущает своей вины за ошибочные решения. Итак, я поступил в армию рядовым и попросил направить меня на Запад.

— И тебе пошли навстречу?

— Ну, тут проблемы не было. От меня требовалось лишь умение ездить верхом.

— Подумать только, Тоби сказал, что твой отец нанял его, потому что ты равнодушен к женщинам.

— Тоби не все обо мне знает. Он жаловался, что я не интересовался женщинами, доступными любому солдату. Вблизи каждого форта есть места, называемые «свинарниками». Их называют так из-за женщин, которые там живут: по своей чистоплотности они вполне соответствуют названию. Другие белые женщины — это приехавшие с Востока жены или дочери офицеров. Но если вы вступите в связь с одной из них, это может привести к самым неприятным последствиям.

— Но Тоби сказал, что ты не проявлял никакого интереса к женщинам, с которыми он тебя знакомил.

— Первая женщина, с которой он меня познакомил, жила в маленьком городишке неподалеку от Уорбрука и звалась «немытой МакДональд».

— Немытая? Что за странное прозвище. Звучит, будто она никогда…

— Именно. Она хвасталась, что ни разу в жизни не принимала ванну. Она была очень миленькой, но, когда стала подставлять мне для поцелуя различные части тела, я… одним словом, удовольствия мне это не доставило. Я пытался объяснить это отцу и Тоби, но они сочли, что я слишком разборчив.

— А это правда? Что ты разборчив, я имею в виду.

— Очень. Мне нужно лучшее. Самое лучшее. Он крепче обнял ее, уткнувшись лицом ей в шею.

— Будем спать? — спросил он некоторое время спустя.

Ни кивком головы, ни каким-либо другим знаком Мэдди не показала, что хочет спать, но, когда ‘Ринг опустил ее податливое тело на холодную твердую землю, она удобно устроилась в его объятиях. Спать не хотелось. Она думала о своих отношениях с ‘Рингом. Как недавно они знают друг друга, а кажется, что прошла целая жизнь. Мэдди немного повернулась, чтобы видеть лицо ‘Ринга, и стала смотреть, как отблески пламени играют на его скулах. Потом, думая, что он спит, прикоснулась пальцем к его нижней губе. Он не открывал глаз.

— Ты ведь знаешь, что я начинаю любить тебя, — прошептала она.

— Да.

— Я думаю о тебе почти так же часто, как о музыке.

Ей показалось, что он улыбнулся.

— Мужчины не любят соперников.

Мэдди хотела спросить, как он к ней относится, но боялась услышать ответ. И как только она могла полюбить кого-то, да еще такого мужчину, как ‘Ринг? Мужчину, привыкшего к свободе, не имеющего ничего общего с миром музыки.

— Когда закончится твоя служба в армии?

— В будущем году.

— И что ты будешь делать?

— Вернусь в Уорбрук. Отец нуждается во мне. Мэдди вздохнула. А она поедет в Париж, или в Вену, или в Венецию, в любое место, где будут ждать ее выступлений.

— Доброй ночи, мой капитан. — Мэдди закрыла глаза.

‘Ринг долго смотрел на нее, прежде чем заснуть. Ему казалось вполне естественным лежать рядом с ней, держа ее в объятиях. Он мечтал об этом с того самого момента, как увидел ее впервые. Пусть это еще не полная близость. Он подождет, пока она не будет уверена в своих чувствах к нему так же, как он уверен в своих.

К концу второго дня Мэдди привыкла к тому, что она скована наручником с мужчиной. Они приспособились друг к другу, научились слаженно двигаться, проявляли максимум деликатности в моменты интимного туалета, разговаривали и молчали в зависимости от настроения.

Рассказы ‘Ринга о своей семье пробудили в Мэдди любопытство, и она без конца задавала вопросы о его жизни, об Уорбруке и его обитателях. Он рассказывал невероятные истории о своих кузенах Таггертах, истории о море и о своих предках, ставших в семье своего рода легендами. Используя шнуровку ее корсета, учил завязывать морские узлы, хохотал, когда ее пальцы прочно запутывались в шнуровке, и показывал заново.

У Мэдди не шли из памяти его слова о том, что она всю жизнь была одинока. Теперь она понимала, насколько он прав. Ребенком она не имела друзей. Сестра была слишком занята своим рисованием, семья их жила обособленно. Правда, у Чуткого Уха были сыновья, но они приезжали только летом, а на зиму возвращались к соплеменникам. Отец и его друзья уделяли ей много времени, но общение с ними не могло заменить общения с ровесниками.

Они лежали на мягкой влажной земле у ручья, вытянув скованные руки.

— У меня никогда не было подруги, когда я была девочкой, — сказала Мэдди.

— У меня тоже. Только братья.

Она рассмеялась, но он повернулся к ней с серьезным видом:

— Ты так и не расскажешь мне о себе? Даже о своем отце, этой ходячей добродетели?

Ей очень хотелось это сделать, но она боялась, что, начав говорить, не сможет остановиться и расскажет и о Лорел тоже. Что он тогда предпримет, предсказать было невозможно, запретит выступать, решив, что ей грозит опасность? Запретит продолжать эту поездку? Скажет, что сам обо всем позаботится, в том числе и о Лорел, которую могут убить в схватке?

Они промолчали, и ‘Ринг, помрачнев, отвернулся.

— Прости, — прошептала Мэдди, — я бы рассказала, если бы могла.

— Если бы могла доверять мне, так?

— А ты бы доверился мне, если бы от этого зависела жизнь дорогого тебе человека?

‘Ринг взглянул на нее.

— Да, — просто ответил он.

Она отвернулась, зная, что он говорит правду, чувствуя, что он ответил бы на любой ее вопрос о себе и своей семье.

— Ты ведь такой большой и сильный, ты сможешь помешать мне сделать то, что покажется тебе неправильным.

— Я в состоянии понять, что у женщины, которую я люблю, хватает разума, чтобы принять верное решение, — отпарировал он.

Прежде чем до Мэдди дошел смысл его слов, ‘Ринг встал, потащив ее за собой.

— Вставай, — сердито сказал он, — надо собрать ветки для костра.

— Что… что ты имеешь в виду, говоря о женщине, которую любишь?

— Ты слышала, что я сказал, — проворчал он, подбирая лежащие на земле кору и ветки и пихая их Мэдди в руки.

— Нет, я не расслышала. Тебе стоит повторить это. Я вообще люблю, когда о некоторых вещах мне говорят по многу раз, например, о девственницах или о моих ногах.

Она улыбалась, испытывая приятное чувство легкости.

— Ты ничего не слышишь, когда тебе это удобно, но в то же время ты помнишь любую мелочь, сказанную твоим отцом. Надеюсь, я когда-нибудь встречусь с ним. Тогда я посмотрю на него и скажу: «Мистер Уорт, я…» — Он осекся, уставившись на Мэдди расширившимися глазами. — Уорт? — ‘Ринг еще шире раскрыл глаза, рука с куском коры застыла в воздухе.

— Ну да, это моя фамилия.

Он заговорил, и в голосе его звучало удивление:

— Ты как-то сказала, цитируя свою мать: «Джеффри, тебе надо поехать на Восток и найти учительницу».

— Да, ну и что? — спросила она с невинным видом, хотя прекрасно поняла, куда он клонит.

Он посмотрел на нее с благоговением и голосом, исполненным почтения, спросил:

— Твой отец случайно не Джефферсон Уорт? Тот самый Джефферсон Уорт, автор известных дневников.

Она мило улыбнулась:

— Да.

‘Ринг не мог выговорить ни слова. Джефферсон Уорт был легендарной личностью, не менее известной, чем Джордж Вашингтон и Даниэль Бун. Он и еще несколько человек исследовали большую часть Америки, когда она еще не была Америкой в нынешнем понимании слова. Уорт вел дневник, составлял карты. Его записи были единственным источником сведений о некоторых индейских племенах, полностью вымерших в результате эпидемий и алчности белых. Он описывал животных и их повадки, делал зарисовки неизвестных растений, увиденных им во время путешествия, писал о горячих источниках и горных породах.

— Я прочел его дневники еще мальчишкой, а мои младшие братья до сих пор мечтают быть такими же, как Джефферсон Уорт. Он жив? Он же, должно быть, совсем старик.

— Он жив и здоров, и не такой уж он старик. Не забывай, что его дневники были опубликованы, когда ему было всего тридцать, год спустя после моего рождения. Мама позаботилась о том, чтобы их опубликовали. Отец сложил бы их в коробку и забыл бы про них.

— Подумать только, Джефферсон Уорт.

Мэдди не удержалась, чтобы не уколоть ‘Ринга за его прежние насмешки над ее отцом:

— Ну да. Широкоплечий гигант, таскающий на спине рояли.

— Думаю, он и с этим бы справился. — Взгляд ‘Ринга был устремлен куда-то вдаль. — Помнишь, ты спросила меня, где я научился так бесшумно передвигаться? Читая дневники Джефферсона Уорта. Мои братья и я часто играли, изображая Уорта и его людей. Я всегда был самим Джефферсоном Уортом, брат Джейми — Томасом Армором, а…

— Томасу это понравится.

‘Ринг покачал головой:

— Просто не верится, что все они до сих пор живы и что я сижу здесь с дочерью Джефферсона Уорта. А как звали индейского мальчика? Странное такое имя. Мы всегда спорили до драки, кому быть этим мальчиком.

— Чуткое Ухо.

— Да, верно. Он так сам себя назвал после того, как твой отец свозил его на Восток и ему прооперировали уши.

Мэдди улыбнулась. Она знала эту историю наизусть, будто сама при всем присутствовала.

— Он был глухим, и отец повез его на Восток. После операции он знаками объяснил, что теперь его надо называть Чуткое Ухо. Раньше его звали Глухое Ухо.

‘Ринг тоже улыбался, вспоминая.

— А еще с ними была женщина, верно? Твой отец взял в эти края первую белую женщину. Она должна была делать зарисовки индейцев.

— Да.

— Мой отец купил одну из ее акварелей. На ней изображено племя, о котором я никогда не слышал, но он со своими людьми как-то провел с ними зиму.

— Наверное, это манданы. Спустя два года после того, как она нарисовала эту картину, чуть ли не все они вымерли в результате эпидемии оспы.

‘Ринг ненадолго задумался, потом продолжал:

— Моя кузина Таггерт всегда изображала эту женщину, и мы что-то такое делали, о чем прочли в дневниках, что приводило ее в ярость. Что это было?

— Ну, наверное, один из вас, что изображал Чуткое Ухо, таскал у нее вещи.

— Да, верно. И как я мог забыть? Чуткое Ухо, когда был глухим, не мог ничего украсть, потому что слишком шумел. Но как только он стал слышать, он начал ради практики красть у нее вещи, и, если я правильно помню, она ужасно сердилась.

— Да, но она ему отомстила.

— Не могу представить как.

— Однажды после утомительного дневного перехода Чуткое Ухо крепко заснул — все-таки ему было всего двенадцать, — тогда она подкралась и забрала все его вещи, включая и набедренную повязку. Он проснулся утром абсолютно голый, а все его вещи куда-то пропали.

‘Ринг улыбнулся:

— Да, моей кузине доставило бы немалое удовольствие разыграть эту сцену, да только о ней не было написано в дневниках. Зато мои братья и я постоянно пытались стащить что-нибудь друг у друга. Но в конце концов что-то там получилось, и та женщина простила Чуткое Ухо…

— Да. Мой отец… Та женщина и Чуткое Ухо отстали от остальных. С юга пришла группа индейцев — апачей и расположилась на ночлег рядом с ними. Отец не доверял апачам. Они провели ужасную ночь, а рано утром уехали. Апачи, вооруженные ружьями, стали их преследовать.

У ‘Ринга просветлело лицо — он вспомнил конец приключения:

— Но Чуткое Ухо…

Мэдди улыбнулась ему в ответ:

— Чуткое Ухо продемонстрировал свои воровские способности, ночью украв у индейцев формы для отливки пуль, У них были порох и свинец, но сделать пули они не могли. Таким образом отец, женщина-художница и Чуткое Ухо спаслись благодаря его воровским талантам. ‘Ринг рассмеялся:

— Спустя годы эти дневники стали для меня чем-то вроде мифа. Трудно поверить, что все это происходило на самом деле. Что с ними стало? С теми людьми, которые путешествовали с твоим отцом.

— Вообще-то руководителем группы был Томас. Он был старше и опытнее отца. Сейчас все они живут с моим отцом. Я выросла среди этих людей.

— Как же их звали? Линкист-швед — он ходил зимой в снегоступах.

— На лыжах. Линк — лыжник.

— А старик?

— Бейли.

— Не может быть, чтобы и он был жив. Ему же, наверное, сейчас лет сто.

— Кто его знает. По виду он может сойти за дедушку Тоби, но он всегда выглядел старым. Отец как-то сказал в шутку: «Если бы вдруг выяснилось, что Бейли всего двадцать, я бы не удивился». Сам Бейли говорил, что провел в Скалистых горах Бог знает сколько лет, что горы были еще холмами, когда он туда приехал.

— А Чуткое Ухо? Ему сейчас сколько?

— Около сорока. Впрочем, он и сам точно не знает, да его это и не волнует.

— Он тоже живет с твоей семьей?

— Время от времени. Он полный индеец. — Заметив недоуменный взгляд ‘Ринга, Мэдди пояснила: — Таких, как он, белые называют дикими индейцами. Он не зависит от белых.

‘Ринг кивнул. Дикий индеец. Это вполне соответствовало его представлению о том, как сложилась судьба героя его детства.

— А из какого он племени?

— Кроу.

— Кроу? — переспросил ‘Ринг после небольшой заминки.

— А в чем дело?

— Ни в чем, просто некоторые части головоломки встали на место, вот и все.

Он огляделся. Теперь он был уверен, что индеец-кроу, который помог ему найти Мэдди, и был Чутким Ухом.

— Он следит за нами, ты это знаешь?

— Да, — тихо ответила она, — знаю.

— Это многое объясняет, например, откуда ты столько всего знаешь об индейцах и почему не боишься их.

— Я боюсь, когда есть чего бояться. Просто я не разделяю мнения, что любой индеец при виде белой женщины забывает обо всем на свете кроме вожделения.

— И как же ты пришла к такому заключению?

— В этом мне помог Чуткое Ухо. Пожалуй, трудно представить более привлекательного мужчину, чем индеец-кроу в расцвете лет. Высокий, сильный, красивый, с густыми черными волосами, кожей цвета…

— Понятно, можешь не продолжать. Именно таким ‘Ринг и представлял этого человека, когда в детстве они с братьями в драке решили, кому быть воином-кроу, но сейчас ему не хотелось слышать описание его достоинств из уст Мэдди.

— Что сделал Чуткое Ухо?

— Мой отец, да и другие тоже, от души сочувствовал Чуткому Уху; видишь ли, индейские женщины племени кроу казались им на редкость уродливыми, и было обидно, что такой видный мужчина, как Чуткое Ухо, проводит с ними время. И вот отец решил устроить для Чуткого Уха праздник и повез его в Сент-Луис. — Она помолчала. — У отца есть брат, владелец фактории в Сент-Луисе. Кстати, через него и познакомились мои родители. Так вот, отец и Чуткое Ухо поехали в Сент-Луис. Всякие городские «чудеса» произвели на Чуткое Ухо огромное впечатление, но на нарядных белых женщин он даже не смотрел, хотя те на него заглядывались. Это и понятно. Любая женщина обратит внимание на воина-кроу в полном «облачении», а Чуткое Ухо к тому же один из красивейших…

— Ясно.

Мэдди улыбнулась.

— После отъезда из Сент-Луиса отец спросил Чуткое Ухо, как ему понравились белые женщины, и тот ответил, что ему было их жаль. У них ужасные тонюсенькие талии, и они похожи на муравьев, сказал он; женщина с такой талией не может ни работать как следует, ни рожать детей. А их белая кожа и кислые физиономии просто безобразны. — Она засмеялась. Чуткое Ухо высказал также свое мнение об отношении белых мужчин к своим женщинам: они увозят их, сказал он, с собой, отрывая от родной семьи, так что женщинам не с кем общаться, обращаются с ними как с детьми, затягивают в корсеты, заставляют заниматься хозяйством.

— Я видел, что приходится делать индейским женщинам. Их используют как вьючных животных.

— Это потому, что индейские мужчины, в их собственном понимании, ничего не стоят.

— Как так? Объясни, пожалуйста.

— У мужчины руки должны быть свободны для того, чтобы защитить от нападения самое ценное, что у них есть, — своих женщин, а в случае необходимости и умереть за них. Женщина несет на себе всю поклажу, но она и владеет всем этим. Поверь, никто не работает столько, сколько мы, белые. Индейцы считают нас дураками.

— Иной раз я готов с ними согласиться. Значит, твой друг Чуткое Ухо вернулся к соплеменникам и к своим женщинам. Сам-то он наверняка не считает их уродливыми.

Мэдди улыбнулась.

— По просьбе отца Чуткое Ухо описал, какой он представляет себе красивую женщину. Она должна быть низенькой и плотной, с широкой талией, широким плоским лицом и широким плоским носом, с тощей грудью, свисающей до талии.

‘Ринг долго рассматривал Мэдди с головы до ног, особенно задержав взгляд на ее груди, которая и без корсета оставалась приподнятой и упругой.

— Хм, в этом я никак не могу с ним согласиться.

Мэдди отвернулась, смущенная, но довольная.

— А что же случилось с художницей? — спросил ‘Ринг, когда они уже шли к своему укрытию.

— Мой отец женился на ней.

Посмотрев друг на друга, они рассмеялись. Они не видели ничего странного в том, что их жизни так переплелись, что мальчиком ‘Ринг играл, воображая себя ее отцом, а друзья ее отца были его героями.

Остаток дня они проговорили, сидя у костра, вернее сказать, ‘Ринг задавал вопросы, а Мэдди на них отвечала. Ей было хорошо, оттого что можно было быть самой собой и не изображать из себя герцогиню. Много лет назад Джон Фэрли, неисправимый сноб, сказал, что в Европе никто не захочет слушать певицу, у которой отец зарабатывал на жизнь, свежуя туши убитых животных, и ей пришла в голову мысль выдать себя за герцогиню из крошечной страны Ланконии. Она была полна честолюбивых замыслов и больше всего на свете мечтала выступать на сцене, поэтому в ту пору собственная выдумка казалась ей вполне приемлемым выходом из положения. Но спустя годы она раскаялась в этом решении — ведь, разыгрывая из себя герцогиню, она тем самым как бы отворачивалась от отца и его друзей.

Лет пять назад родители в сопровождении Томаса, Бейли и Линка навестили ее в Париже. Мэдди было очень неловко, что она выступает не под своим именем, будто стыдится его. Но отец рассмеялся, сказав, что имя — всего лишь слово и, как бы она себя ни называла, она все равно остается его дочерью.

Мэдди рассказала ‘Рингу об этом их приезде в Париж. Томас и Линк, да и ее отец тоже, тосковали по дому и хотели поскорее вернуться в Америку, а вот Бейли полюбил Париж. Отец и Томас дважды под залог забирали его из тюрьмы, куда тот попадал за непристойное поведение, хотя в чем конкретно оно выражалось, отец так и не объяснил.

Опять пошел дождь, похолодало, а они все сидели у костра, прижавшись друг к другу, ели индейку и кролика (которые им до смерти надоели), и Мэдди все говорила и говорила о своих родителях. Она рассказала ‘Рингу о матери, чьи картины получили признание и считались ценными свидетельствами неповторимого прошлого Америки.

К ночи стало еще холоднее. Они легли рядом, обнявшись, Мэдди была в замешательстве. Она принадлежала одновременно и к блестящему миру оперы, и к дикому миру Джефферсона Уорта, а ‘Ринг не вписывался ни в тот, ни в другой.

Она подставила ему лицо для поцелуя, но он отвернулся.

— Почему? — прошептала Мэдди. — Ты говоришь, что любишь меня, а сам отворачиваешься. Смотришь на меня с такой страстью и не хочешь прикоснуться.

— Ах, дорогая, неужели ты не знаешь, сколько людей наблюдает за нами.

— Наблюдают за нами?

— Трое скрываются где-то неподалеку. С самого начала они следят за тобой, впрочем, один преследует скорее меня, чем тебя. Прости мою щепетильность, но не хочется ласкать тебя перед зрителями.

— А кто же двое других?

Она уже знала про Чуткое Ухо и теперь поняла, почему он не подошел к ней той ночью, когда она свистела ему: ему было известно, что ‘Ринг неподалеку. Мэдди не могла сдержать улыбки. Оставив Мэдди на попечение ‘Ринга, Чуткое Ухо показал тем самым, что доверяет этому молодому человеку. С его стороны это было высшей похвалой.

— Один — человек, забравший моего коня.

— Ты говоришь об этом игроке?

— Игроке?

— Он похож на игрока. Ему бы расшитый золотом жилет и белую панаму. Не удивлюсь, если окажется, что он умеет петь.

— Не умеет, — быстро ответил ‘Ринг.

— Не уверена. Ну, а кто еще?

— Один из тех, с кем ты встречаешься, — проговорил ‘Ринг насмешливо. Он взял ее за руку, на которой было кольцо Лорел. — Тот, кто дал тебе это кольцо.

Отдернув руку, Мэдди прошептала:

— И поэтому ты ко мне не прикасаешься?

— Да, если не считать того, что я обещал этого не делать.

Она засмеялась:

— Ничего себе обещание. Ты сказал, что наши тела дополняют друг друга, что ты хотел бы целовать мои пальцы один за другим, что…

— Замолчи, — оборвал он.

Мэдди увидела, что ‘Ринг с трудом сдерживает возбуждение.

— Не говорил ли ты также о моих плечах, о сгибе моей руки?

— Мэдди, прекрати! — На лбу у него выступили капли пота.

— Что еще? — Она потерлась о него, будто пытаясь найти более удобное положение. — Что-то о моих ногах. Ах да, ты хотел целовать мои ноги. И где ты только такому научился. Ни один мужчина не целовал мне ног.

— Тебя вообще не целовал ни один мужчина. — Голос его звучал так, будто он испытывал сильную боль.

— Ха! Это ты так думаешь. Мужчины пили шампанское из моих туфелек. Один обещал мне рубиновое ожерелье, если я проведу с ним ночь. Мужчины были готовы на все, лишь бы я стала их любовницей. Но что правда, то правда — ни один не говорил, что хочет ласкать мои ноги. Плечи да, но ноги — такого не было.

При этих словах ‘Ринг взял ее за подбородок и, повернув к себе, впился ей в губы жадным поцелуем. Все на свете перестало для нее существовать. Она забыла, что кто-то, возможно, смотрит на них. Только этот поцелуй и этот мужчина имели сейчас для нее значение.

— ‘Ринг, — прошептала она, обняв его свободной рукой. — Дорогой мой.

Он первым оторвался от нее.

— Нельзя, Мэдди. Я не могу. Не могу, когда на нас смотрят. Слишком многие следят за нами.

Повернувшись, Мэдди прижалась к нему спиной. Оба испытывали огромное возбуждение, и у Мэдди от желания сводило все тело. Руки у нее дрожали, в голове мелькали различные картины: вот она проводит рукой по его ноге, вытаскивая колючки; вот он снимает рубашку, толкая ее карету из воды; вот приходит к ней ночью почти обнаженный.

— Мэдди, — предостерегающе сказал он, — думай о чем-нибудь другом.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

Он поднес руку к костру, и она увидела, что рука у него дрожит так же сильно, как у нее.

— Почему ты сказал «нет» в тот день, когда я вытаскивала колючки?

— Потому что тогда я был для тебя лишь капитаном Монтгомери — интересным, хорошо сложенным мужчиной, и мы были одни, а ты страстная женщина.

Мэдди фыркнула:

— Даже твоя сестра говорит, что ты некрасивый.

— Некрасивый в моей семье — понятие относительное.

— Избавь меня от этого, — пробормотала Мэдди. — С самого начала я знала, что ты тщеславен, но не подозревала, что до такой степени.

— А у кого лучший в мире голос? Она улыбнулась в темноте.

— Ладно, мы квиты. Значит, по-твоему, сейчас все по-другому? И ты для меня не просто интересный мужчина?

— А ты как думаешь?

Она взяла его руку. У него были длинные тонкие пальцы с красивыми ногтями. Чем она думала? В данный момент она и представить не могла, что когда-нибудь они могут расстаться. Он понимал ее лучше, чем кто-либо другой. Правда, вначале она и в самом деле видела в нем лишь красивого мужчину, но теперь… Мэдди вспомнила, сколько раз он рисковал ради нее жизнью, как карабкался на скалу, чтобы быть с ней, как бросился к ней в тот раз, когда она исполняла арии из «Кармен». Она подумала о многочисленных ранах, которые он получил из-за нее, о том, сколько раз обманывала его, подсыпала снотворное, и все-таки он был здесь с ней, пытаясь помочь.

— Генерал Йовингтон помогает мне, — тихо сказала Мэдди. — Неизвестные люди похитили мою младшую сестру Лорел. Я должна выступить в шести лагерях и в каждом встретиться и обменяться письмами с человеком, которого они пришлют. Тогда ее вернут. В этот раз они обещали, что я увижу Лорел, но солгали. — Она подняла руку. — Этот мужчина дал мне кольцо, которое я подарила Лорел, в доказательство того, что она действительно у них. Он сказал… он сказал, что они убьют тебя, если ты не прекратишь вмешиваться в это дело. — Она сглотнула слезы. — Они сказали, что вернут ее после последнего выступления, но я боюсь… Мне кажется, они обманут и убьют Лорел из-за этой дурацкой войны, которую они хотят развязать. — Не выдержав, Мэдди расплакалась. — А теперь я еще боюсь и того, что они расправятся с тобой.

Он прижал ее к себе, положив ей на ноги свою ногу, словно таким образом мог лучше защитить ее.

— Я знаю, любимая. Она продолжала плакать.

— Откуда ты можешь знать? Ты не представляешь, насколько опасны эти люди. Он сказал…

— Можешь не пересказывать. Я сам все слышал.

— Все слышал? — Она всхлипнула, и ‘Ринг протянул мокрый измятый платок. — Что ты слышал?

— Все, что сказал тот человек. Сейчас ты в безопасности, почему бы тебе не поспать? Утром поговорим.

Мэдди отстранилась от него.

— Я хочу знать, что тебе известно, что ты слышал. — В ее голосе появились сердитые нотки.

— Хорошо, я скажу. Надеюсь, ты не думаешь, что тебе удалось обмануть меня во второй раз. Вы с Эдит вели себя не слишком осторожно, и слепому стало бы ясно, что вы замышляете. Как только вы вышли из палатки, Тоби заменил инжир, в который вы добавили опиум, чем-то другим. По вкусу это было похоже на лошадиное дерьмо, но по крайней мере, я не заснул. Кроме того, я выяснил, что не совсем тебе безразличен, раз ты не позволила мне съесть смертельную дозу. Тебе и Эдит не стоит прибегать к помощи опиума, пока вы не научитесь с ним обращаться.

— Ты обманул меня. Притворился, что засыпаешь. Расхаживал, спотыкаясь, как умирающий клоун. Стоит мне подумать о том… Как же я на тебя зла!

— Ты на меня зла? А что, по-твоему, мне нужно было сделать? Сказать, что я не ел этот инжир? Ты так хотела улизнуть, что, поди, застрелила бы меня, попытайся я тебя остановить.

Она отодвинулась от него.

— Значит, ты следил за мной. Я хотела уйти одна, и все-таки ты шпионил за мной.

Он с удивлением посмотрел на нее:

— Твой раскрасавец индеец шпионит за тобой, и ты ему благодарна, а на меня ты злишься. Где же логика?

— Чуткое Ухо охраняет меня.

— А я что, по-твоему, делаю? Ты считаешь, мне нравится пробираться среди кактусов и пней, обдирая лицо и руки, загонять лошадь? Ты думаешь, мне это нравится?

Она хотела отойти от него, но, поскольку он не двигался, ей удалось сделать всего несколько шагов.

— Я не люблю, когда за мной шпионят.

— А мне не нравится, что женщина, которую я люблю, вынуждает шпионить за ней. Мы квиты. — ‘Ринг понизил голос: — Мэдди, я ведь пытался защитить тебя. Что в этом плохого?

— То, что я этого не хотела. Я сама могу о себе позаботиться.

— Ха! Если бы Чуткое Ухо не выстрелил из лука, тот человек… — Он замолчал, вспомнив, как неизвестный мужчина прикоснулся к ней, затем обнял ее. — Мэдди, давай не будем ссориться. Я лишь сделал то, что было необходимо для твоей же безопасности. Еще я хотел выяснить, что происходит. У меня и в мыслях не было задеть тебя. — Закрыв лицо руками, Мэдди снова заплакала. Он нежно гладил ее по спине. — Не плачь, маленькая. Плакать не о чем. Все любовники ссорятся время от времени.

Она не могла ударить его, поэтому лягнула в ногу. Он вскрикнул от боли:

— А это за что?

— Мне есть о чем беспокоиться, кроме ссор с тобой. И мы никакие не любовники. Мы…

— Да, кто мы?

— Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Полгода назад я точно знала, кто я и чего хочу, но сейчас все изменилось. Я больше ничего не понимаю.

— Вот это прекрасная новость. Самая приятная за последнее время.

Может, для него это и было хорошей новостью, но Мэдди воспринимала это иначе. Уткнувшись ему в плечо, она глубоко вздохнула.

— Тебя беспокоит, что мы не любовники? — спросил он.

— Нет, конечно. Порядочная женщина не должна позволять этого до свадьбы. Порядочная женщина…

Она замолчала, потому что ‘Ринг стал целовать ее и, просунув руку внутрь расстегнутого платья, дотронулся до ее живота.

— ‘Ринг, по-моему…

— Тс-с, любимая, не говори ничего.

Он обхватил ее грудь и стал ласкать пальцем сосок. У Мэдди перехватило дыхание. Она закрыла глаза и откинула голову назад, почувствовав на шее его губы.

— Неужели ты ничего не понимаешь? — проговорил ‘Ринг с болью в голосе. — Неужели ты настолько наивна, что не видишь, как страстно я хочу тебя?

— Нет, я…

— Наверное, ты все понимаешь. Я так хочу тебя, что Тоби даже смеется надо мной. Хочу касаться твоей кожи, твоих волос, исследовать каждую клеточку твоего тела. Хочу войти в тебя и познать тебя всю.

Он прикоснулся языком к ее уху, одновременно нежно его покусывая, и у Мэдди мурашки пошли по коже.

— ‘Ринг, — прошептала она.

— Да, маленькая, я здесь. Я всегда здесь, рядом с тобой и всегда хочу тебя.

Теперь он целовал ее шею, прикасаясь к ней не только губами, но и лаская языком. Она задрожала, и тогда он отстранился от нее.

Мэдди лежала в его объятиях, забыв обо всем на свете. Ей было все равно, смотрит ли на них кто-нибудь. Она бы и бровью не повела, смотри на них хоть вся американская армия. Ее единственным желанием было ощущать его ласки. Подняв руку, она попыталась притянуть его к себе.

— Нет, — сказал он. — Я не могу. Я же не железный, хотя в последние дни у меня и было ощущение, что кое-какие части моего тела сделаны из железа. Но я не могу так больше. Лежи тихо и постарайся заснуть. Завтра мы спустимся вниз и тогда сможем побыть наедине.

Мэдди притихла; спустя некоторое время она перестала дрожать и смогла думать более-менее связно. Она вспомнила его слова о том, как давно он хочет ее. Но если это так, почему он перестал ласкать ее? И почему не дрожит, как она? Свободной рукой она медленно расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке.

— Мэдди, что ты делаешь? — Она прижалась губами к его теплой загорелой груди, потерлась о нее лицом, расстегивая при этом следующую пуговицу. — Мэдди, пожалуйста, не надо. Мы не можем…

Ее губы скользнули ниже. На его теле не было ни грамма жира, сплошные мускулы, обтянутые гладкой упругой кожей. Она положила руку ему на грудь, провела по ней пальцами, ощущая твердость мускулов. Он ничего не сказал, когда она принялась целовать и нежно покусывать его грудь, опускаясь все ниже к животу.

Дойдя до талии, она остановилась и с минуту лежала, прижавшись лицом к его упругому животу. Все ее тело было покрыто испариной, она быстро и неровно дышала.

— ‘Ринг, — прошептала она, но он ничего не ответил.

Подняв голову, Мэдди посмотрела на его лицо. Никогда в жизни она не видела такого выражения на лице человека. Она вспомнила скульптуры эпохи Возрождения во Флоренции. Мука и желание, страдание и экстаз отражались на его лице, и оно было так же прекрасно, как самая красивая ария.

— ‘Ринг, — снова прошептала она и легла рядом с ним.

— Я люблю тебя, Мэдди, — проговорил он наконец. — Я искал такую, как ты. Оставил дом и семью, которую люблю и которая нуждается во мне, чтобы найти тебя. Ты часть меня.

— Да, — ответила она, — я чувствую так же. Она удобно устроилась в его объятиях, и они молча лежали, соприкасаясь дрожащими горячими телами, но сейчас она не желала ничего большего.

13

Утром, съев на завтрак по куску кролика, они отправились в обратный путь. Мэдди расхохоталась, услышав ворчанье ‘Ринга по поводу надоевшего кролика.

— И это говорит мужчина, который предпочел сухие галеты моим овощам и свежему хлебу, — подтрунивала она. — А вот мой отец мог месяцами питаться кроличьим мясом, и никто не слышал от него ни единой жалобы.

— Твой отец, — процедил он. — Этот старик?

— Старик? Да как ты смеешь? — Она погналась за ним. Он бежал впереди, оставаясь от нее на расстоянии вытянутой цепи, но, когда она споткнулась, тут же подхватил ее.

Никогда в жизни Мэдди не проводила время так беззаботно и весело. Она заставила себя забыть обо всех своих проблемах. Спускаясь вниз, они не переставая смеялись и подшучивали друг над другом. Стоило ей споткнуться, он подскакивал к ней, чтобы поддержать, и тогда она старалась прикоснуться к нему или задеть его грудью. Он смеялся и кружил ее, обхватив за талию, а потом они вдвоем падали на траву и катились с горы, и его большое тело служило ей надежной защитой от колючек и острых камней.

Мэдди услышала лошадиное ржанье, но не обратила на него внимания, потому что в этот момент ‘Ринг целовал ее в шею.

— Т-с-с! — сказал он, приподнимая голову и прислушиваясь.

— Что это?

— Моя лошадь.

— М-м-м, — протянула Мэдди без особого интереса. — А знаешь, здесь славное уединенное местечко. — Но тут до нее дошел смысл его слов, и она, отодвинувшись, взглянула на него. — Что значит — твоя лошадь?

Рука ‘Ринга лежала у нее на груди.

— Баттеркап.

Прошло еще некоторое время, прежде чем она обрела способность нормально соображать: поцелуи и ласки ‘Ринга действовали на нее как дурман.

— ‘Ринг, но, если это твоя лошадь, значит, грабитель где-то неподалеку. Ты уверен, что можешь узнать свою лошадь по ржанию?

— Ты забыла, что у меня абсолютный слух? — И он снова принялся покрывать ее шею поцелуями.

Мэдди с трудом высвободилась из его объятий: ей пришлось трижды толкнуть его, причем последний раз пустить в ход колени.

— ‘Ринг, послушай, нам надо что-то предпринять.

— Я тоже так думаю. Я собираюсь получить назад свою лошадь. Должен же я свести счеты с этим грабителем.

У Мэдди округлились глаза.

— Но я имела в виду, что нам нужно отсюда уйти. Бог с ней, с лошадью. Давай спустимся вниз. Я куплю тебе другую лошадь. Ах да, ты же богач, ты сам ее купишь.

Казалось, он обдумывал что-то важное.

— Нет, я должен это сделать.

— ‘Ринг, подожди, я знаю, ты человек чести, но сейчас не время думать о чести. У тебя нет оружия, мы скованы. Ты не сможешь одолеть вооруженного человека. Давай спустимся вниз, и ты возьмешь в помощь Фрэнка и Сэма.

— Я не доверяю этим двоим. Нет, сейчас самое время. Думаю, он поджидал меня, поэтому он здесь.

‘Ринг встал, подняв заодно и Мэдди. Она положила руки ему на грудь.

— Не делай этого, — умоляла она. — Пожалуйста. Я не позволю тебе.

Она уселась на поваленное дерево, скрестив руки на груди. Он посмотрел на нее сверху вниз так, будто его все это очень забавляло.

— Не смей так смотреть на меня, — зашипела Мэдди. — Мне противно, что ты считаешь меня дурочкой.

— Но я же не сказал ни слова. — Уголки его рта подрагивали.

Ничто не способно привести женщину в большую ярость, чем самодовольно улыбающийся мужчина. Не сказав больше ни слова, Мэдди уставилась на растущую неподалеку осину.

— Ты не позволишь мне сделать и шагу? Она молча смотрела на дерево.

С непередаваемой усмешкой (мужчины усмехаются так, когда подшучивают над женщиной) он нагнулся и, обхватив ее рукой за талию, поднял попой вверх.

— Какая интересная поза. Так мы можем вдвоем отправиться по следу грабителя.

Свободной рукой она принялась колотить его по ноге.

— Ты не можешь идти за ним. Не можешь рисковать жизнью ради лошади.

‘Ринг опустил ее на землю, развернув к себе лицом.

— Ты беспокоишься за меня?

Мэдди взглянула на него, изобразив на лице отвращение.

— Не знаю только почему. Наверное, потому, что дорожу собственной жизнью. Ведь если ты попадешь туда, где… где начнется стрельба, я тоже могу угодить под пулю.

Улыбнувшись, он погладил ее по волосам.

— Приятно, что ты беспокоишься только о себе…

— Пожалуйста, не рискуй своей… и моей жизнью.

Улыбка сделалась шире.

— Думаю, действительно лучше не рисковать твоей. Лишиться возможности слушать бесподобный голос — какой невосполнимой потерей стало бы это для всего мира.

Она с облегчением вздохнула, довольная, что он прислушался-таки к голосу разума, перестал разыгрывать из себя героя и отказался от мысли в одиночку преследовать грабителя. Она все еще улыбалась, когда ‘Ринг достал из кармана ключ, затем поднял ее правую руку и поцеловал в ладонь. Улыбка не сошла с ее лица и тогда, когда он вставил ключ в замок наручника.

— Спасибо, — нежно проговорила Мэдди, когда он снял наручник.

Она осознала, что происходит, лишь после того, как он сам тоже освободился от наручника. Потирая запястье, Мэдди уставилась на него широко раскрытыми глазами:

— У тебя все время был ключ.

— Конечно. А теперь, детка, жди меня здесь. Я заберу Баттеркапа и вернусь за тобой. Постарайся не шуметь.

— У тебя был ключ?!

Посмотрев на нее, ‘Ринг понял, что через секунду ему придется иметь дело с разъяренной женщиной.

— Не думала же ты, — быстро заговорил он, — что я позволил этому негодяю унести единственный ключ. Ты отдаешь себе отчет в том, в каком положении мы оказались бы, если бы случилось что-то действительно серьезное, а мы были бы связаны, как две сосиски? Наверняка это приходило тебе в голову.

— У тебя все время был ключ. Ты солгал мне.

— Ну, моя красавица, королева лжецов у нас ты. Ну же, любовь моя, у тебя что, нет чувства юмора?

Сотни слов вертелись на языке, но от гнева она не могла говорить членораздельно. Он поцеловал ее.

— Мне бы очень хотелось остаться и поспорить с тобой, но дело прежде всего. Я вернусь за тобой, как только смогу.

Мэдди не успела окончательно прийти в себя, как ‘Ринг исчез среди деревьев. Она снова уселась на поваленное дерево, сжав руками голову. Она думала об этих трех днях, о том, как они ходили друг за другом, спали вместе, мирились с разного рода неудобствами, не имея возможности отойти друг от друга дальше чем на три фута.

Но скоро от гнева не осталось и следа, и ей захотелось расхохотаться. Он с лихвой отплатил за ее бесконечный обман.

Некоторое время Мэдди продолжала сидеть так, погруженная в свои мысли, но потом вспомнила, куда ушел ‘Ринг. У него хватит ума подойти к этому грабителю и потребовать назад свою лошадь, а в ответ получить пулю в сердце.

В случае необходимости Мэдди и сама умела передвигаться бесшумно. Сейчас она тихо, как змея, стала пробираться сквозь кустарник в направлении стоянки грабителя. Услышав голоса, она остановилась: у ‘Ринга был острый слух, а ей не хотелось, чтобы он узнал о ее приближении.

Но он, должно быть, все же услышал что-то, потому что голоса смолкли и раздались звуки ударов. Не долго думая, Мэдди бросилась вперед. Может, удастся завладеть револьвером грабителя и…

В этот момент перед ней упала стрела Чуткого Уха. Нахмурившись, она подняла стрелу. Он не пришел, когда она звала его, но остался поблизости и шпионил за ней, пока она была с человеком, которого любит.

— Выходи, — прошипела Мэдди, но только ветер прошелестел в ветвях ей в ответ. У нее было искушение бежать к ‘Рингу, пренебрегая предупреждением Чуткого Уха, но, не будучи дурой, она вовремя остановилась. Как бы она ни относилась к методам Чуткого Уха, Мэдди была уверена, что советы его всегда разумны.

Поэтому она уселась и стала ждать. Казалось, прошла целая вечность. Солнце достигло зенита, а она все еще сидела в ожидании. Каждая клеточка тела дрожала от напряжения, Мэдди боялась, что в любой момент раздастся выстрел.

Сзади хрустнула ветка, и, обернувшись, она увидела ‘Ринга, бредущего между деревьями. Подбежав к нему, она положила руки ему на плечи.

— Ты ранен?

Он навалился на нее.

— Я же сказал тебе не ходить за мной.

— Я думала, что смогу помочь.

— Я сказал, что мне не нужна помощь… Я сказал… Что ты делаешь?

Мэдди ощупывала его, проверяя, нет ли на теле ран.

— Хочу удостовериться, что ты не ранен.

‘Ринг улыбнулся, когда, опустившись на колени, она провела руками по его ногам, бедрам, груди.

— Мэдди, давай останемся здесь сегодня.

— Нет. — Она ощупала его плечи и руки. — Кажется, крови нигде нет. У тебя даже синяков нет, но я же слышала шум драки. Что случилось?

— Ничего особенного. Заставил его согласиться с моими доводами, только и всего.

— Одержал над ним верх, да?

— Более или менее. Так как насчет того, чтобы остаться здесь?

— Нет. Это слишком опасно. Я не доверяю этому грабителю. Давай вернемся в лагерь. Завтра мне выступать, а затем предстоит встреча с тем человеком и обмен письмами.

— Об этом…

Она зажала ему рот рукой.

— Поговорим об этом завтра. Это Баттеркап производит весь этот шум? Что он там ест?

— Кактус, скорее всего. Очень его любит. Мне потом приходится вытаскивать колючки из носа.

— Каков хозяин, такова и лошадь.

Взяв Мэдди за руку, ‘Ринг подвел ее к коню и усадил впереди себя. Остаток пути он оглаживал ее то в одном месте, то в другом, повторяя, с каким нетерпением ждет момента, когда они останутся вдвоем. Полунамеками он дал понять, что тогда сделает.

— В армии за отсутствием, ну, скажем, подходящих женщин я занимался любовью в воображении и придумал кое-что, что теперь хотелось бы проверить на практике.

— О! — У Мэдди сорвался голос. Откашлявшись, она спросила: — Что, например?

Прижав губы к ее уху, ‘Ринг стал нашептывать, что и как сделает, и Мэдди так разомлела, что едва устояла на ногах, когда они добрались до лагеря.

К ним подбежал Тоби.

— Где вы пропадали? — сердито спросил он. Было видно, что он очень беспокоился за них, — он выглядел постаревшим лет на двадцать. Обняв Мэдди одной рукой, ‘Ринг положил другую на плечо Тоби.

— Мы разговаривали. Тоби фыркнул:

— Зная тебя, в это можно поверить. Если бы я оказался наедине с этой леди…

Мэдди не стала слушать их шутливые препирательства. Она нашла Эдит и потребовала, чтобы та нагрела воды и приготовила ванну. Эдит заворчала было, что на дворе ночь и пора спать.

— Поэтому-то и нужна ванна, — перебила ее Мэдди, и до Эдит наконец дошло, в чем дело.

Она вышла, бормоча, что наступил конец света, раз уж ее величество решила провести ночь с мужчиной, но воду на огонь поставила. Вымывшись в огороженном одеялами углу, Мэдди вернулась в палатку.

Внутри было темно, и пришлось зажечь лампу, чтобы хоть что-то увидеть. ‘Ринг растянулся на ее узкой койке. Койка была коротка для него, и ноги свешивались вниз. Он начал расстегивать грязную разорванную рубашку, но заснул, дойдя до третьей пуговицы. Последний раз он брился четыре дня назад, и у него успела отрасти довольно густая черная щетина.

Мэдди подошла и поцеловала его. Легкая улыбка тронула его губы, но он не пошевелился.

— ‘Ринг, — прошептала она, но он так и не проснулся.

«Вот и говори после этого о воображении, — подумала она. — Непохоже, чтобы оно не давало спать по ночам». Вздохнув, Мэдди недовольно посмотрела на сложенные в углу одеяла. Опять придется спать на полу, но на этот раз одной, а не в объятиях ‘Ринга. Она была уверена, что не заснет. Но, прикоснувшись к одеялу, немедленно провалилась в сон.

Мэдди проснулась поздно и сразу почувствовала, что что-то не так. Она еще плохо соображала со сна, но чувства безошибочно подсказывали: что-то не так.

Проснувшись окончательно, она обнаружила, что лежит на койке, а не на полу. Значит, ночью ‘Ринг перенес ее на постель, но его самого на полу не было. Его вообще не было в палатке.

Накинув одеяло поверх ночной рубашки, Мэдди вышла на улицу. Эдит склонилась над костром, помешивая что-то в котелке, а Тоби сидел на земле и пил кофе.

— Где он? — спросила Мэдди, и по ее голосу оба поняли, что она не потерпит лжи.

— Он оставил вам письмо, — ответил Тоби, извлекая письмо из одного из многочисленных карманов армейской куртки.

Мэдди не хотелось читать письмо, но она знала, что должна это сделать. Дрожащими руками она развернула листок:

«Не выступай сегодня. Дождись меня. КХМ ».

Она посмотрела на Тоби. Письмо было просто сложенным листом бумаги, и Мэдди нисколько не сомневалась, что и Тоби, и Эдит прочли его.

— И это все? Все, что он мне оставил? Сколько мне его ждать? День? Неделю? Год? Он хоть кому-то из вас сказал, куда ушел и когда думает вернуться?

— Нет, мэм, — ответил Тоби, не поднимая глаз. — Но парень никогда никому ничего не рассказывает. Сам все решает, да.

— Он лишь отдает приказы, вы это имеете в виду? — Повернувшись, Мэдди ушла в палатку.

Там она села на койку и снова посмотрела на письмо. «КХМ», — подумала она. Одни инициалы, словно она была незнакомым человеком, или одним из его солдат, или…

Ее обуяла злость. Мэдди отлично знала, куда он ушел: выслеживать тех, кто захватил Лорел. Она предвидела, что это случится, как только расскажет, почему выступает на Западе. Увидев его, она сразу поняла, что мужчина такого склада будет чувствовать себя ответственным. Ему до всего есть дело, и он во все должен вмешиваться.

Мэдди начала одеваться, но пальцы дрожали так сильно, что никак не удавалось застегнуть пуговицы. Пришлось позвать Эдит.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Эдит.

Мэдди не надо было объяснять, что та имеет в виду.

— Буду выступать, конечно. Я не позволю капитану Монтгомери вмешиваться в мою жизнь. Я… — Она замолчала и сделала глубокий вдох. — Я не буду выступать сегодня. Буду ждать его. Я сделаю так, как он хочет.

— Старатели разозлятся не на шутку. Они притащили сюда этот рояль и съехались со всей округи послушать ваше пение.

— Ну и что, я не буду петь! — Мэдди почти кричала. — Если он может рисковать жизнью, я могу… — она не договорила. Будь она проклята, если расплачется перед Эдит. — Оставь меня. Скажи старателям, что я заболела.

Эдит неодобрительно фыркнула и вышла из палатки. Мэдди долго сидела на койке, обхватив голову руками. Она была так напугана, что даже не могла плакать. И зачем ему понадобилось это делать? Ей и без того хватало переживаний из-за Лорел. А теперь и его жизнь в опасности.

Услышав, как кто-то вошел в палатку, она подумала, что это Эдит, и, не поднимая головы, сказала:

— Уходи.

Но это был Тоби.

— Я принес вам поесть.

— Я ничего не хочу.

— Я-то знаю, что вы сейчас чувствуете. Тело будто с ума сходит, не хочется ни есть ни пить, ничего.

Мэдди закрыла лицо руками.

— Он поехал за моей сестрой. Один против Бог знает скольких людей. Они убьют и его, и мою сестру.

— Может — да, может — нет. Чудно, что вы так к нему привязались. Никогда не видел его в такой ярости, как в тот день, когда полковник приказал сопровождать оперную певицу. Он сказал, что нагонит на вас страху и заставит отказаться от поездки. Но он совсем вас не напугал, так?

— Мне сейчас страшно.

— Да, но вы же не думали, что он вас обидит, так? Не подержите чашку? Она обжигает мне руки.

Мэдди взяла чашку и машинально отхлебнула кофе.

— А почему его надо бояться?

— Не знаю, но только полковник в форте Брек его ненавидит.

— Ненавидит ‘Ринга? Да разве его можно ненавидеть?

Тоби улыбнулся.

— Не подержите сандвич? У меня рука вспотела. Да… Не возражаете, если я присяду? — Тоби взял единственный складной стул, сел и слегка наклонился вперед. — Понимаете, полковнику Харрисону не нравится иметь под своим командованием живого героя. От этого он чувствует себя…

— Неполноценным?

— Вот и парень его так называет и еще по-всякому. Полковник ничего ни в чем не смыслит и боится, что парня повысят в звании, и тогда полковнику придется обращаться к ‘Рингу «сэр».

— Но ведь для того, чтобы получить повышение, нужны годы. Наверняка к тому времени, когда ‘Ринг получит более высокое звание, полковник уже выйдет в отставку.

— А вот и нет, если посмотреть, как мальчик продвигается по службе. Всего несколько лет назад он был рядовым.

Мэдди откусила большой кусок сандвича с беконом.

— Да, он говорил об этом, но тогда я даже не спросила, за что его произвели в офицеры.

Тоби поднялся.

— Когда-нибудь я расскажу вам эту историю. Сейчас у вас много дел. Беспокойство и все такое. Я лучше пойду.

— Нет, останьтесь, пожалуйста. Расскажите сейчас. Это отвлечет меня от мыслей о ‘Ринге… и Лорел.

— Что ж, хорошо. — Тоби снова уселся на стул. — Это случилось четыре года назад. Мы в то время находились в форте Брек. Иной раз казалось, что мы провели в этом форте всю жизнь. Так вот, мы собирались, как это там у них называется, в наряд; на самом деле нужно было посмотреть, нельзя ли раздобыть дров. В армии много чего подобного приходится делать. Скучная это работа, вот почему многие… э… уходят, если вы понимаете, что я имею в виду. — Мэдди кивнула. Дезертиры. — Так вот, мы выехали. С нами был капитан Джексон, а всего нас было человек пятнадцать. Дело в том, что шайены словно с цепи сорвались. Я так понимаю, шайенам надоело, что поселенцы строят дома на их земле и отстреливают дичь. А поселенцы — Господи! — в жизни не встречал таких негодных людей! Для них хороший индеец — это мертвый индеец. Они убивали шайенов ни за что, для них это было вроде тренировок в стрельбе по живой мишени. И конечно, шайенам это совсем не нравилось. — Мэдди слишком хорошо знала, что делали белые с индейцами. — Поскольку солдаты находились там для защиты поселенцев…

— У которых были ружья и револьверы.

— Да, так. Во всяком случае, для шайенов солдаты были врагами, и в тот день они решили убить нескольких белых солдат. — Тоби помолчал с минуту. — Они появились из ниоткуда. Мы шли, распевая походную песню, поэтому, наверное, ничего не услышали. Шайены напали на нас, началась стрельба. Капитан Джексон был убит первым, наверное, индейцам понравился его красивый мундир. — Мэдди подумала, что это похоже на правду. Тоби понизил голос. — Меня тоже подстрелили одним из первых. Получил одну пулю в плечо, другую в ногу. — Он глубоко вздохнул. — Началась паника. Все эти люди такие же солдаты, как я. Простые фермеры и те, кто скрывался от правосудия и в армию вступил, чтобы набивать себе брюхо. Мало кто умел как следует ездить верхом и уж тем более стрелять. Половина из них попадала с лошадей, как только индейцы напали на нас.

— И ‘Ринг принял на себя командование, — вставила Мэдди.

— Да, так оно и было. — Тоби ухмыльнулся. — Можете считать, что вы ничего не видели, если не видели этого парня в бою. Клянусь, он будто стал больше. Начал кричать, отдавать приказы, ну а так как они все равно не знали, что делать, то и подчинились.

— А что же было с вами?

Ей показалось, что стариковские глаза Тоби наполнились слезами.

— Он перекинул меня через плечо и понес. Я сказал ему: «Какой толк, я почти мертвый», — но он не слушал. Он нес меня и одновременно выкрикивал команды. — Тоби громко шмыгнул носом. — В общем, он собрал всех в круг. Укрыться было негде, но там была такая вроде впадина.

— Ложбина?

— Вот-вот, она самая. Он заставил всех лечь и старался подбодрить. Сказал, что помощь близка и скоро все это кончится. Нет, черт возьми. Ох, простите, мэм. Солдаты в форте думали, что мы ищем дрова, и никто, конечно, не собирался помогать нам в этом.

— А вы об этом знали?

— Я знал и парень тоже, а фермеры — не знали. Им хотелось верить в то, что он говорит, и они поверили. Он запретил им стрелять, пока они не будут уверены, что попадут в кого-нибудь. — Тоби улыбнулся. — Вы бы его видели. Объясняет, как надо стрелять, а сам абсолютно спокоен, как сейчас мы с вами. Можно было подумать, что идут учебные стрельбы и никакие индейцы на нас не нападали. Ну а шайены тоже не торопились. По-моему, им нравилось держать нас в напряжении.

— Так же, как поселенцам нравилось убивать шайенов?

— Да, примерно так. Мы оставались там весь день и всю ночь. Воды у нас почти не осталось, и люди стали ссориться.

— Что же сделал ‘Ринг?

— Забрал всю воду и распределял ее по глотку на раз. Мы не знали, умрем ли от жажды, или шайены до нас доберутся.

— А почему он не послал за помощью?

— А кого было посылать? Я был тяжело ранен, если бы он сам поехал, люди бы совсем свихнулись, а среди них не было ни одного достаточно смелого и смекалистого, чтобы пробраться мимо индейцев. Так что нам оставалось только ждать и молиться.

— Как же вы оттуда выбрались? Тоби засмеялся.

— Если в армии на что и можно рассчитывать, так это на неразбериху. Командиром в форте Брек был старый пьяница. Солдатам он страшно надоел, им любой надоедал примерно через полтора месяца, и они решили дезертировать, но сначала стащили у него пару бочонков виски. — Тоби закрыл глаза, вспоминая. — Лежим мы, значит, в этой впадине, умирая от жажды и не зная, останемся ли в живых, и вдруг появляются эти пьяные дезертиры. Думаю, индейцы не разобрали сразу, в чем дело, и секунд на десять прекратили стрельбу, и тут-то мальчик и начал действовать.

— Что же он сделал?

— Я к тому времени был в полузабытьи, так что подробностей не помню, но он поднял всех людей, они побежали и вскочили на лошадей позади этих пьянчуг, заорали, стали погонять бедных животных и понеслись прочь оттуда.

— А вы?

На мгновение Тоби отвернулся.

— Он все время нес меня. Я говорил, что не надо этого делать, но он упрямый сукин сын.

— Это уж точно. Никого не слушает.

— Да, он такой.

— Итак, вы без потерь вернулись в форт.

— Несколько человек погибли, но немного. — Тоби усмехнулся. — Мальчик сказал начальникам, что дезертиры забеспокоились, когда мы не вернулись из похода за дровами, и отправились нас разыскивать. Командир был слишком пьян и вообще не заметил, что нас нет, так что не стал уличать мальчика во лжи. Хватило ума понять, что вся история ему только на руку. Он произвел мальчика в офицеры, хотя тот и отказывался, вручил ему медаль, а остальным выдал бумажки.

— Благодарности?

— Правильно, благодарности. В каждой бумажке было написано, что все мы тоже немножко герои, а не кучка пьяных дезертиров.

Мэдди улыбнулась. Такое вполне могло случиться с ‘Рингом, насколько она его знала. Тоби встал.

— А теперь я, пожалуй, пойду, мэм.

Мэдди кивнула, и он направился к выходу из палатки.

14

Следующие три дня были для Мэдди сущим адом. Она не умела ждать. Она привыкла заранее планировать все свои действия, но после похищения Лорел, а теперь и исчезновения ‘Ринга события вышли из-под ее контроля.

Если бы не старатели, она бы, наверное, сошла с ума. На них Мэдди выместила свое плохое настроение. Они были одинокими людьми и, прослышав о ее пении, хотели, чтобы она выступила перед ними. Сначала Мэдди просто отвечала им «нет», ссылаясь на больное горло, но потом бесконечные просьбы стали раздражать ее.

Она набросилась на очередную делегацию старателей и дала выход раздражению. Она орала на всю мощь своих легких, что не хочет петь, не будет петь для них.

Старатели стояли, уставившись на певицу в благоговейном страхе. Один из них, все еще моргая от удивления перед силой ее голоса, тихо заметил: «По-моему, горло у вас прошло».

Мэдди прогнала их, но и после этого они не перестали приставать с просьбами спеть. Она не могла никуда пойти без того, чтобы рядом не оказался какой-нибудь старатель, который тут же начинал упрашивать выступить. Они приводили самые различные доводы. Один, например, расписывал, как счастлива будет его семья, узнав, что ему довелось послушать Ла Рейну; другой заявил, что его жизнь обретет новый смысл, если он услышит, как она поет. Их лесть не знала предела, но Мэдди она не трогала. Большую часть дня она проводила в рощице на дальнем конце лагеря, наблюдая за дорогой.

Иногда Эдит приносила поесть, но чаще приходил Тоби.

— Ничего нет? — спросил он в очередной приход.

— Нет. И почему он не сказал, куда едет? По крайней мере, в каком направлении. Откуда он узнал, куда ехать?

— Может, он выследил того человека, с которым вы встречались?

Мэдди глубоко вздохнула.

— Этого-то я и боюсь. — Она огляделась вокруг. — Впрочем, думаю, что он не один.

— Этот ваш друг — индеец с ним? — Мэдди внимательно посмотрела на Тоби. — Парень немного рассказал мне, времени у него не было перед отъездом, но он упомянул о каких-то дневниках и индейце, который хорошо слышит.

— Думаю, Чуткое Ухо поехал с ‘Рингом. Он позаботится, чтобы с ним ничего не случилось. — «Надеюсь», — добавила она про себя.

Тоби не задавал больше вопросов и повернулся, чтобы уйти, но потом оглянулся.

— Да, вернулись старатели, которым вы дали деньги. Они нашли вот это.

Он вытянул руку — на ладони лежали четыре черных камня.

— Что это?

— Свинец в основном.

— Они что-нибудь стоят?

— Не много.

Мэдди вновь переключила внимание на дорогу. В общем-то ей было все равно, нашли они золото или нет. Единственным желанием было увидеть сестру и ‘Ринга.

На третий день старатели отстали с уговорами. Они больше не пытались соблазнить ее, рассказывая о рояле, который поставили в настоящем доме. При встрече они притрагивались к полям шляпы, но в разговор не вступали.

Мэдди не знала, почему ее оставили в покое, но была этому рада. Она не заметила, что Тоби и Сэм обосновались на холме над дорогой и следили за ней, как два ангела-хранителя или, по мнению старателей; как две гарпии. Тоби прихватил с собой все имеющееся у него оружие и мог сойти за пирата, а Сэм одной своей мощной фигурой способен был отпугнуть любого, кто решился бы побеспокоить Мэдди.

К вечеру третьего дня Мэдди стала терять надежду. Она знала, что на этот раз удача изменила ‘Рингу; на этот раз он сам себя не сумел спасти, не то что взвод солдат. Мэдди пыталась рассердиться. Она ведь предупреждала, что похитители Лорел — опасные люди, но он не слушал. Нет, он считал, что все знает, все умеет, что он всемогущ. Думал, что ему не нужна помощь, он и один со всем справится.

Мэдди хотела разжечь в себе ярость, но ничего не получалось. Она убеждала себя, что всю жизнь жила без него и была счастлива, но сама в это не верила. Раньше она никогда не считала себя одинокой, но теперь все было иначе. Мэдди вспомнила, как одинока была в детстве и осталась такой же одинокой, став взрослой. Вспомнила, как Джон бросил ее на произвол судьбы, когда ее похитили русские студенты. Тогда она посчитала, что это в порядке вещей, но теперь тот факт, что никто не бросился ее спасать, служит подтверждением всегдашнего одиночества.

Всхлипнув, Мэдди смахнула слезы с ресниц. Если через день он не вернется, она поедет к отцу и его друзьям и попросит помочь отыскать Лорел и… ‘Ринга, вернее, то, что от него осталось. Если через день он не вернется, значит, его нет в живых.

Может, отец найдет его след. Может, эти люди не выполнили свою угрозу и не убили его, а держат в плену. Может… Она не могла больше об этом думать, сердце словно сжал стальной обруч.

— Ах, ‘Ринг, — прошептала Мэдди.

Прислонившись к дереву, она закрыла глаза. С какой стороны ни посмотри, а его смерть будет для нее ударом.

Она не видела, что в этот самый момент Тоби на холме вглядывался своими старыми глазами в изрытую колеями дорогу, уходящую вдаль, не видела, что Сэм, проследив за направлением его взгляда, встал. Она была слишком погружена в свои мысли и ничего вокруг не замечала.

Мэдди почувствовала, что он рядом, раньше, чем увидела его. Она медленно повернулась. Перед ней стоял ‘Ринг в грязной, изодранной одежде, держа в руках что-то завернутое в одеяло. Но все же ее внимание было приковано только к ‘Рингу. Подойдя, Мэдди провела ладонью по его щеке. Щека была расцарапана, и некоторые царапины еще кровоточили.

Так она молча стояла, касаясь рукой его щеки, и смотрела на него, пока на глазах не выступили слезы.

‘Ринг улыбнулся:

— Я сражался с драконами в твою честь. Мэдди его даже не услышала. Радость оттого, что он жив, переполняла ее, делая глухой абсолютно ко всему.

— Вот. — Он опустил ей в руки тяжелый сверток.

Мэдди пошатнулась под его весом, и ‘Ринг подхватил ее, не дав упасть. До нее не сразу дошло, что это за сверток. ‘Ринг отвернул одеяло, и Мэдди увидела хорошенькое личико своей двенадцатилетней сестры, которая крепко спала. Мэдди не видела ее много лет, но узнала бы где угодно, к тому же к платью Лорел была приколота жемчужная с бриллиантами брошь, подаренная Мэдди бабушкой.

Мэдди в изумлении воззрилась на ‘Ринга.

— Кошмарное создание, — сказал он, потирая щеку. — Не понимаю, как нормальному человеку могло прийти в голову ее похитить. Я лично предпочел бы иметь дело с двумя медвежатами гризли, чем с этой особой.

Мэдди взглянула на сестру, потом на ‘Ринга. Она все еще не могла поверить, что оба они живы.

— Она… она тебя оцарапала?

— Чуть глаза не выцарапала. Я убеждал ее, что ты меня за ней послала, но, судя по всему, похитители говорили то же самое. Она укусила Джейми.

— Помоги мне, — попросила Мэдди. — С ней все в порядке? Она не пострадала? Никто не причинил ей вреда? Как ты нашел ее? Ох, ‘Ринг, я… — Она не могла продолжать, слезы душили ее.

‘Ринг обнял ее, а вместе с ней и Лорел, потом сел и усадил Мэдди себе на колени; она прижалась к нему, крепко сжимая спящую Лорел.

— Должно быть, она страшно устала.

— Еще бы, непростое дело запугивать двух взрослых мужчин.

Мэдди положила голову ему на плечо.

— Она и правда сопротивлялась?

— У меня десяток кровавых ран.

— Расскажи, что произошло.

— Не сейчас. Я голоден и хочу спать, а тебе наверняка хочется поговорить с этой своей хулиганкой-сестрой. Ты сможешь принять и накормить двух мужчин?

— Да, даже если мне самой придется подстрелить бизона.

— Я бы умер со смеху, если бы не знал, что ты это можешь.

— Кто помог тебе?

‘Ринг кивнул в сторону дороги, и Мэдди увидела, что к ним, прихрамывая, идет какой-то мужчина. Она сразу же узнала его. Это был грабитель, отобравший у них в горах лошадей и все остальные вещи. Подойдя, он достал револьвер и прицелился. Мэдди окаменела.

— Брось револьвер, — скомандовал ‘Ринг, и мужчина с улыбкой убрал револьвер в кобуру.

— Ты попросил грабителя помочь тебе? — изумилась Мэдди.

Молодой человек улыбнулся:

— Лучше называйте меня джентльменом удачи.

— Ха, — вмешался ‘Ринг. — Это мой младший брат Джейми. Он любит пугать женщин.

— По-моему, это фамильная черта.

Мэдди переполняли разноречивые чувства. Она испытывала гнев оттого, что ‘Ринг с братом сыграли с ней в горах такую шутку. Изобразили из себя грабителя и жертву, а она и не догадалась ни о чем. А позже разыграли сцену драки. Наверняка тогда-то они и договорились, как спасти Лорел.

Но, глядя сейчас на Джейми, Мэдди вспомнила еще и слова Тоби, назвавшего ‘Ринга некрасивым.

У Джейми были вьющиеся черные волосы, яркие голубые глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, точеный нос, полный чувственный рот, четко очерченная челюсть и подбородок с ямочкой. Ростом он был пониже ‘Ринга, «всего» около шести футов, но широкоплечий и хорошо сложенный.

Мэдди повернулась к ‘Рингу:

— А ты и в самом деле некрасивый. Джейми расхохотался. Смех у него был звучный и раскатистый.

— Не только красива, но и умна. Хороший выбор, братишка.

‘Ринга нисколько не обеспокоила подобная констатация.

— Да, в голове у нее кое-что есть, — произнес он с гордостью и с некоторым удивлением в голосе и нежно поцеловал Мэдди в шею.

Джейми зевнул так, что Мэдди показалось, что у него вот-вот отвалится челюсть.

— Ну, братишка, тебе, может, любовь и заменяет сон, но мне-то нет. Если никто не возражает, пожалуй, воспользуюсь вон той палаткой. Там есть кровать?

Последний вопрос был адресован Тоби, спускавшемуся с холма.

— Мне следовало догадаться, что кто-то из молодняка обязательно объявится, — проворчал он. — Пойдем, я накормлю тебя и приготовлю постель.

Уходя, Джейми подмигнул Мэдди. Мэдди сидела неподвижно, держа на руках Лорел и положив голову на плечо ‘Ринга.

— Никаких нравоучений? — спросил он. — Никаких упреков?

— Нет. Я рада, что ты невредим, вот и все.

— И никаких вопросов, откуда тут появился мой брат?

— Завтра я спою для тебя. Для тебя одного. ‘Ринг крепче обнял ее, и несколько минут они молча сидели в сгущавшихся сумерках.

— Вон у тех деревьев ты и сидела в ожидании? — прервал он молчание.

— Я с ума сходила от страха, пока тебя не было.

Он поцеловал ее в шею.

— Твоя сестра-хулиганка была в полной безопасности. Похитители оставили ее на попечение какой-то старухи в маленькой полуразвалившейся хижине в горах. Они думали, что она городской ребенок и в лесу будет всего бояться.

Мэдди фыркнула:

— Только не дочь Джефферсона Уорта.

— Да уж. Когда мы добрались туда, она уже успела сбежать от старушки, и двое похитителей ее разыскивали. Мы и сами нашли ее с трудом.

— Да, прятаться она умеет, — с гордостью заметила Мэдди. — Чуткое Ухо шел следом за вами?

— По-моему, да. Мы не видели его, но пару раз мне казалось, что я его слышал.

— Значит, он умышленно дал себя обнаружить.

— Наверное. Во всяком случае, мы нашли Лорел.

— И она не захотела идти с вами?

Теперь, когда Лорел и ‘Ринг были в безопасности, некоторые подробности приключения стали казаться забавными.

— Дракон, — ответил ‘Ринг с долей почтения в голосе. — Никто до сих пор не оказывал мне столь упорного сопротивления. У меня было искушение свернуть малышке шею.

— Слава Богу, что ты этого не сделал. Ну, думаю, пора спать. Вы оба устали.

‘Ринг начал было возражать, но почувствовал, что глаза у него слипаются. В последние дни они с Джейми почти не спали.

— Пожалуй, ты права.

Но они встали Не сразу, а сначала немного поспорили: ‘Ринг хотел взять Лорел, а Мэдди настаивала, что сама понесет ее. В конце концов ‘Ринг обнял Мэдди за плечи, и так они и пошли к палатке.

По просьбе Тоби Эдит уже расстелила на полу одеяла для ‘Ринга и Лорел. Джейми разлегся на койке в той же самой позе, в какой несколько дней назад лежал ‘Ринг.

— Сейчас я его сгоню, — предложил ‘Ринг.

— Не надо, пусть спит. Он это заслужил. Жаль, что у меня нет коек для тебя и Лорел.

‘Ринг слишком устал и не стал спорить. Он лег на одеяла на полу и мгновенно заснул. Мэдди уложила Лорел и долго стояла, глядя на ее лицо. Бурные события последних часов не смогли разбудить Лорел. Только ребенок способен спать так крепко. Мэдди поцеловала сестру в лоб, укрыла и, погасив лампу, вышла из палатки.

Тоби ждал у входа.

— Все в порядке? Она улыбнулась:

— Да, все хорошо. Они просто устали. Кофе остался?

Тоби налил ей чашку.

— Выяснили, что случилось?

Сев у костра, она рассказала все, что удалось узнать.

Тоби кивал, глядя на костер.

— Мне тоже не удалось много вытянуть из этого молодого шалопая.

Мэдди усмехнулась, поняв по его тону, что в сердце Тоби ‘Ринг твердо занимал первое место.

— Каким образом Джейми оказался здесь? Тоби покачал головой.

— Я же говорю, у них странная семейка. Их отец как-то сказал мне, что время от времени в семье рождается девочка, способная предсказывать события. Не те, что были, а те, которых еще не было.

Мэдди кивнула, прихлебывая горячий кофе.

— Да, я о таком слышала. Это называется даром ясновидения. Не могу поверить, что в семье ‘Ринга имеются предсказатели будущего.

— О, они не любят об этом говорить. Обычно такого ребенка называют Кристианой. Сейчас в семье есть одна такая. Она живет на побережье, не в Мэне я имею в виду, а далеко на Западе. Она совсем еще маленькая девочка, чуть старше вашей сестры, но однажды спасла много людей, предупредив, что в церкви, где они собрались, будет пожар. Так оно и случилось; поэтому они и узнали, что у нее есть этот самый дар.

— И она почувствовала что-то насчет ‘Ринга?

— Несколько месяцев назад она играла в куклы и вдруг ни с того ни с сего сказала матери, что ‘Ринг скоро попадет в беду. — Тоби улыбнулся. — Мать послала человека через всю страну к отцу ‘Ринга, а старик послал одного из молодняка на помощь брату.

Мэдди допила кофе.

— И Джейми нашел брата и незаметно следовал за ним.

— Мы с ‘Рингом не спускали с вас глаз, и ‘Ринг обнаружил, что за вами следят похитители, заметил индейца и еще одного человека и никак не мог понять, что этому-то парню нужно.

— А это был Джейми.

— Да.

Она покачала головой.

— Значит, Джейми увидел, как ‘Ринг соединил нас наручниками, и решил притвориться грабителем, то есть джентльменом удачи, и отобрать вещи и лошадей.

Мэдди помолчала, думая о том, что с самого начала было известно ‘Рингу и чего она в то время не знала. Неудивительно, что ‘Ринг держался так спокойно, когда «грабитель» увел его драгоценного коня, и не попытался отнять его. Он знал, что Баттеркап в надежных руках. Знал и то, что они будут в полной безопасности эти три дня, потому что брат останется неподалеку. Ну а кроме того, у него все время был ключ от наручников.

Мэдди вспомнила, как он ухмылялся, когда она в страхе умоляла его не преследовать грабителя, вспомнила об их мнимой драке. ‘Ринг догадался, что она пойдет за ним, поэтому они и разыграли этот спектакль. А она-то еще удивлялась, как это он так легко отделался — ни царапины, ни синяка.

Встав, Мэдди посмотрела на Тоби. Наверное, ей следовало бы рассердиться, но никакого гнева она не испытывала. Каковы бы ни были «грехи» ‘Ринга, он вернул Лорел.

— Пойду-ка я спать, — сказала она и пошла в палатку.

Она легла рядом с ‘Рингом, и он, не просыпаясь, обнял ее. Притянув Лорел поближе к себе, Мэдди заснула.

— С тобой все в порядке? — спросила Мэдди у Лорел на следующее утро. Они сидели на койке, и в палатке, кроме них, никого не было. — Только не лги мне. Я хочу знать правду.

Лорел рассказала о своих приключениях, уснащая речь многочисленными восклицаниями и ругательствами, которые любую другую женщину на месте Мэдди привели бы в ужас. Но Мэдди знала, в каких условиях росла Лорел. Сама она поняла, насколько своеобразным было ее собственное воспитание, лишь после того, как уехала из дома и стала вращаться в мире оперы. Семья их жила обособленно, и ее друзьями были старые необразованные горцы. Вместо того чтобы, подобно большинству молодых девушек, учиться шить и разливать чай, она училась разделывать туши буйволов, ставить ловушки на бобров, выделывать оленьи шкуры. Став профессиональной певицей, Мэдди обнаружила, что знает лишь оперные арии да несколько непристойных куплетов, которым научил ее Бейли. Она сумела бы выжить, оказавшись одна в дикой местности, но до встречи с Джоном не могла отличить шелк от холста.

Мэдди улыбнулась младшей сестре и пригладила ей волосы.

— Я беспокоилась за тебя.

Лорел смотрела на Мэдди с восхищением. Она не слишком хорошо помнила свою знаменитую старшую сестру — та уехала из отчего дома, когда Лорел была совсем ребенком, — но у нее был альбом, куда она собирала все, что касалось Мэдди: афиши, вырезки, засушенные цветы и все ее письма.

— Они сказали, что я нужна тебе, — объяснила Лорел. — Сказали, что ты нарвалась на неприятности, поэтому я и пошла с этими людьми.

Мэдди была поражена.

— Я истосковалась по тебе, поэтому и пошла, — тихо проговорила Лорел; в ее глазах отражались все чувства, переполнявшие в этот момент сердце.

Мэдди улыбнулась и взяла обе руки сестренки в свои.

— Я тоже истосковалась по тебе, но я не могла сразу приехать.

Она погладила сестру по щеке, думая о том, насколько «цивилизация» изменила ее саму. В цивилизованном обществе люди не признаются в том, что им кого-то не хватает, что они по кому-то «истосковались», как выразилась Лорел. Нет, там люди скрывают свои чувства и лгут. И, узнав, что кто-то нуждается в их помощи, что кто-то, опять же по выражению Лорел, «нарвался на неприятности», не бегут на выручку, бросив все дела.

— Я пошла с ними, — продолжала Лорел, губы ее сжались в тонкую полоску. — Один из них, чертов священник, дал мне что-то выпить, и я заснула. — Она взглянула на Мэдди. — Но он свое получил. Схлопотал пулю и откинул копыта.

У Мэдди округлились глаза. Получалось, что какой-то человек, переодетый священником, усыпил Лорел, но его потом застрелили.

— Это ты его убила?

— Не-а, какой-то мошенник.

Мэдди вздохнула с облегчением, услышав, что какой-то негодяй, а не Лорел, застрелил похитителя. Она обняла сестру.

— Я так рада, что ты жива и здорова. Кажется, ‘Рингу нелегко с тобой пришлось.

Отстранившись, Лорел взглянула на старшую сестру.

— Он думал, что я сразу же поверю ему, когда он неизвестно откуда появился в том доме, и спокойненько пойду с ним, будто он сам Господь Бог.

Мэдди притянула сестру к себе, чтобы та не заметила ее улыбки. Она представила, как ‘Ринг командирским тоном дает Лорел указания, что и как та должна делать.

Когда-то он и с Мэдди пытался так разговаривать.

— Он бывает таким иной раз, — сказала она. — Но я надеюсь, он исправится. Похитители не сделали тебе ничего плохого? Они не обижали тебя?

— Они пытались запугать меня, но однажды я подлила им в еду бизоньего чая, и с тех пор они держались от меня подальше.

Мэдди нахмурилась. Одно дело вести себя мужественно в опасной ситуации, но совсем другое — лезть на рожон. Подлить мочу в еду похитителей было со стороны Лорел величайшей глупостью.

— Лорел, по-моему…

Лорел по тону могла определить, когда ей собираются прочесть нотацию.

— Кстати, о бизоньем чае, — быстро перебила она. — У тебя найдется что поесть? Я голодна как волк.

Мэдди рассмеялась. У нее была замечательная сестра, и, услышав даже то немногое, что успела рассказать Лорел, она начала жалеть несчастных похитителей. Вероятнее всего, они были простыми наемниками, как и тот человек, с которым она встречалась в лесу, и они, конечно же, растерялись, не зная, как обращаться с двенадцатилетним чертенком, подливающим мочу в тарелки.

— Иди поешь, — сказала Мэдди, но, когда Лорел направилась к выходу из палатки, схватила ее за руку. — Прошу тебя, когда будешь с кем-то разговаривать, не употребляй этих своих словечек, а то никто тебя не поймет.

На лице Лорел появилось угрюмое выражение.

— Этот… этот твой парень, он…

— Что он сделал?

— Отшлепал меня, вот что.

Мэдди прикусила губу, сдерживая смех. Всякий раз, когда они с сестрой ругались, отец грозился отшлепать их. Но он был мягкосердечным человеком, и у него никогда не хватало духу наказать дочерей подобным образом. Зато мама могла и выпороть, если было за что.

— А ты представь, что разговариваешь с мамой.

Лорел кивнула.

— Я так и поняла. Что они за люди там на Востоке? Они мужчины?

— Да, — ответила Мэдди, — мужчины. Ну, иди.

Провожая взглядом младшую сестру, она подумала, что ее собственное полное равнодушие к европейским мужчинам именно этим и объяснялось: в ее понимании они не были настоящими мужчинами.

Она встала и отряхнула юбку. Мужчины с Востока были не похожи на мужчин, окружавших ее в детстве, но они были настоящими мужчинами.

Позже утром Лорел призналась сестре, что ей хочется поехать домой к родителям, а не возвращаться на Восток.

Посмотрев на девочку, ‘Ринг сказал:

— Я не смогу отвезти тебя немедленно, но постараюсь сделать это как можно скорее.

Мэдди не успела и рта раскрыть, как Лорел набросилась на ‘Ринга:

— Вы! Кому нужно, чтобы вы везли меня куда-то? Я и сама могу добраться.

Мэдди хотела было вмешаться в спор, но промолчала, осознав, что собиралась выступить в защиту ‘Ринга.

Последний выглядел несколько озадаченным; он, видимо, не ожидал такого отпора.

— Я только хотел сказать… — начал ‘Ринг.

— Вы хотели сказать то, что сказали. Послушайте, вы… — Лорел осеклась, поймав предостерегающий взгляд Мэдди. — Вы нам не нужны, правда, Мэдди? Мы и сами справимся. — Она вздернула подбородок. — К тому же у нас есть Чуткое Ухо.

‘Ринг фыркнул:

— Он только наблюдает со стороны. Помощи от него не дождешься. И вообще, я начинаю думать, что его просто не существует. Ты и твоя сестра его выдумали.

У Лорел был такой вид, будто она сейчас набросится на ‘Ринга с кулаками, и Мэдди отвернулась, пряча улыбку. Малышка не понимала, что тот подшучивал над ней и ее наскоки его забавляли.

Посмотрев в сторону леса, Лорел громко сказала:

— Ты мне нужен.

Мэдди с интересом ждала, покажется ли Чуткое Ухо, услышав столь недвусмысленную просьбу. Она не сомневалась, что тот где-то поблизости и слышит их разговор. Он всегда был любопытен, а споры между белыми людьми неизменно его притягивали.

Лорел стояла, скрестив руки на груди и притоптывая ногой, а ‘Ринг с преувеличенным вниманием всматривался в растущие невдалеке деревья.

— Что-то не видно вашего призрачного индейца, — заметил он.

По лицу Лорел Мэдди поняла, что сестра начинает терять уверенность, и ей самой захотелось, чтобы Чуткое Ухо появился. Она свистнула по-особому и стала ждать.

Чуткое Ухо вышел из-за деревьев, когда она совсем уже было решила, что они ждут напрасно, и все взоры устремились на него.

Ничто, ну просто ничто в мире не сравнится по великолепию с воином кроу в расцвете лет, каким был Чуткое Ухо. Высокий, красивый, пропорционально сложенный, с темной, как земля, кожей и осанкой, исполненной природного достоинства.

Мэдди не подошла, не прикоснулась к нему и не стала с ним заговаривать. Это было не принято, когда Чуткое Ухо был в воинском одеянии. В детстве они с сестрой и дети Чуткого Уха часто играли с ним, ползали по нему, всячески над ним подшучивали, но когда он появлялся перед ними в одежде воина, то лишь взирали на него с благоговением, оставаясь поодаль. Точно так же смотрели на него сейчас ‘Ринг, Джейми и Тоби.

Чуткое Ухо исчез среди деревьев так же быстро, как появился.

— Ну что, убедились? — не сразу сказала Лорел. — Как, по-вашему, он может отвезти нас домой?

Но ‘Ринг не слушал ее. Он повернулся к брату, и они улыбнулись друг другу. Они наяву увидели легендарного героя своего детства и не могли до конца в это поверить.

Джейми подошел к брату и положил руку ему на плечо.

— В следующий раз я буду Чутким Ухом, — сказал он, повторяя, видимо, фразу, которую говорил в детстве.

— Только если я буду Джефферсоном Уортом, — ответил ‘Ринг.

Лорел посмотрела на Мэдди:

— О чем они говорят?

— Мальчишки, — засмеялась Мэдди. — Они просто мальчишки.

— Они все еще расспрашивают ее? — поинтересовался Тоби; он сидел на корточках у костра и доедал вторую порцию бекона.

Мэдди, зевнув, кивнула. Сразу же после эпизода с Чутким Ухом ‘Ринг с братом увели Лорел в палатку с намерением узнать все подробности похищения и до сих пор не вышли. Сначала Мэдди беспокоилась за сестру, но вскоре поняла, что внимание двух красивых мужчин доставляет той удовольствие, хотя ее отношение к ‘Рингу и было довольно прохладным. Мэдди заметила, что сестре особенно понравился голубоглазый Джейми, а тот, в свою очередь, бросал на Лорел не совсем невинные взгляды.

Выходя из палатки, Мэдди наклонилась и шепнула ему:

— Посмей только обидеть мою сестру, всю жизнь будешь раскаиваться.

Джейми рассмеялся.

Сейчас Мэдди почувствовала, что ей хочется петь, и одновременно осознала, что за последние несколько дней у нее ни разу не возникло подобного желания. Но сейчас хотелось петь, петь для ‘Ринга.

— Кажется, старатели говорили, что принесли рояль и поставили его в какой-то дом? — обратилась она к Тоби.

— Да, там на холме. Вообще-то это был просто навес, но они пристроили к нему стены.

— Прекрасно, — ответила Мэдди и отправилась на холм.

Так называемый дом был настолько мал, что в нем едва помещались рояль и пара стульев. «Ничего, сойдет и такой», — подумала Мэдди и улыбнулась, представив, какое впечатление произведет на ‘Ринга ее пение. Ведь одно дело слушать оперную певицу в большом помещении, и совсем другое — в маленькой комнатушке.

Она без труда договорилась с Фрэнком, чтобы он аккомпанировал ей во второй половине дня. Эдит подала на ланч жареную ветчину и галеты. Мэдди хотела поговорить с Лорел, но та не сводила глаз с Джейми и ни на кого больше не обращала внимания. Мэдди бросила на него предостерегающий взгляд, а тот в ответ поднял руки, показывая, что у него самые чистые намерения. Наконец Мэдди встала.

— Сейчас у меня урок, — сказала она как бы между прочим. — ‘Ринг, ты не хотел бы пойти со мной?

Он улыбнулся:

— С удовольствием.

Они пошли к маленькому домику. Войдя, ‘Ринг закрыл за собой дверь, а Мэдди подошла к роялю, за которым уже сидел Фрэнк, положив руки на клавиши.

— Арию Виолетты из первого акта, пожалуйста, — мягко сказала Мэдди.

‘Ринг уселся на стул напротив рояля и улыбнулся. Чудесная ария из «Травиаты» была одной из его любимых; он дважды слышал эту арию в исполнении Мэдди. Однако ему никогда не приходилось слушать оперную певицу одному в маленькой комнате. Слушая выступление оперного певца на сцене театра, любой, безусловно, осознает, каким сильным должен быть у него голос, чтобы его было слышно даже в последних рядах, но все же в большом помещении, в окружении множества людей трудно в полной мере оценить глубину и силу голоса оперного певца.

Пока Виолетта, то есть Мэдди, пела о зародившейся в ней любви к Альфреду и о своих сомнениях, ‘Ринг просто наслаждался музыкой. Его глаза невольно расширились, когда она дошла до слов о том, что их души предназначены друг для друга.

Благодаря природному дарованию и многолетним упражнениям голос Мэдди имел грудное звучание и шел, казалось, из самых глубин ее существа. На словах «это безумие» стул ‘Ринга, а вместе со стулом и он сам задрожали от силы ее голоса.

Она пела о сжигающем пламени любви, загадочной и недостижимой, о страданиях и радостях своего сердца.

Изысканная трель на словах «познай наслаждение» заставила ‘Ринга выпрямиться и посмотреть на Мэдди. В жизни он не видел никого прекраснее этой женщины. Он любил ее, но сейчас он смотрел на нее не как на любимого человека, а как на несказанно желанную женщину.

К удивлению ‘Ринга, Фрэнк пропел фразу из партии Альфреда.

При трелях первой ответной реплики Виолетты ‘Ринг задрожал. Это была внутренняя, невидимая глазу дрожь, которая, начавшись в области позвоночника, охватила постепенно каждую клеточку существа. Он ухватился за стул, словно боялся рассыпаться на части.

Мэдди увидела, как побледнел ‘Ринг, и поняла, что в его лице имеет особого слушателя. Голос ее звучал кристально чисто, а ля бемоли были само совершенство.

При трелях следующей музыкальной фразы ‘Ринга бросило в жар. Голос Мэдди обволакивал, проникал внутрь, а когда она запела о познании все новых и новых высот наслаждения, он физически ощутил не только ее голос, но и смысл этих слов.

В самом конце, когда зазвучали великолепные заключительные до, ‘Ринг посмотрел на Мэдди. Казалось, он ощупывает ее глазами, начав с ног и поднимаясь все выше.

От его взгляда Мэдди задрожала. Не требовалось большого опыта, чтобы распознать в этом взгляде желание. В тот момент для нее не имело значения, вызвано ли оно ее голосом или ею самой. ‘Ринг хотел ее — и этого было достаточно.

Прежде чем отзвучали последние трели, ‘Ринг вышел из домика. Закрыв за собой дверь, он прислонился к стене и попытался достать сигару из кармана рубашки.

— Вот ты где, — раздался голос Тоби. — Я всюду искал тебя, потом услышал кошачий концерт и понял, что ты здесь. С тобой все в порядке?

— Я… — прошептал ‘Ринг.

Тоби немедленно начал действовать. Подтолкнув ‘Ринга, заставил его сесть на пень, затем, видя, что тот бессмысленно водит рукой по рубашке, достал сигару, зажег ее и вручил ‘Рингу. У ‘Ринга так сильно дрожали руки, что он едва мог держать сигару.

— В чем дело? — требовательно спросил Тоби.

— Мне кажется, будто я только что побывал в райском саду.

— Что?

— И вкусил от древа познания.

Тоби ничего не понимал и, когда к ним подошел Джейми, сразу же схватил его:

— Может, ты что-нибудь разберешь.

Они посмотрели на ‘Ринга, сидящего на пне. Его все еще била дрожь, и он безуспешно пытался затянуться сигарой.

— Он говорит, что был в райском саду и пробовал какие-то плоды.

В этот момент Мэдди открыла дверь.

— Как ты осмелился уйти, в то время как я пою, — проговорила она, презрительно взглянув на ‘Ринга, и, хлопнув сердито дверью, направилась вниз к палатке.

‘Ринг провожал ее взглядом: полные бедра, тонкая, затянутая корсетом талия, округлые ягодицы.

Тоби посмотрел на ‘Ринга, потом на Мэдди и, наконец, на Джейми.

— Будь я проклят, — прошептал он. — Похоже, его все-таки скрутило. — Улыбаясь, он поднял ‘Ринга на ноги и подтолкнул в сторону Мэдди. — Иди за ней. Приведи ее сюда. Я прослежу, чтобы вам никто не помешал.

‘Ринг кое-как спустился с холма. Ноги подкашивались, а руки по-прежнему дрожали так сильно, что он с трудом отодвинул полог, закрывавший вход в палатку. Не успел он войти, как мимо его головы пролетел какой-то предмет, напоминавший раму от картины.

— Как ты посмел, — закричала Мэдди. — Как посмел уйти, когда я пела?

Схватив баночку с кремом для лица, она запустила ею в ‘Ринга. Он поймал ее и направился к Мэдди.

— Я жду объяснений.

Не говоря ни слова, он медленно приближался. Она кинула в него флакон с духами. Он поймал его другой рукой.

Подойдя к ней, ‘Ринг бросил пойманные предметы на стоявший за ее спиной сундук и стал все так же молча смотреть на нее. Их взгляды встретились, и только тогда Мэдди поняла, что он чувствует. Сердце подпрыгнуло и бешено заколотилось где-то у горла. Она и раньше видела в глазах мужчин подобное выражение, но никогда их взгляд не был таким исступленным. Сейчас этот стоящий перед ней человек с горящими глазами немного пугал ее.

— ‘Ринг, — начала Мэдди, но он не ответил.

Куда девался культурный, прекрасно владеющий собой мужчина, с которым она провела три дня в горах? Перед ней был дикарь, готовый броситься на нее.

Он действительно схватил ее и, перебросив через плечо, вынес из палатки. Джейми, Тоби, Эдит, Фрэнк, Сэм и Лорел — все стояли неподалеку, не говоря уже о десятке старателей. Она закрыла глаза, чтобы не видеть их, чувствуя, что объяснить что-либо мужчине, который ее нес, бесполезно. Это был не тот человек, которого она знала.

‘Ринг принес Мэдди в домик на холме, закрыл дверь и, поставив ее на ноги, посмотрел на нее все тем же исступленным взглядом.

— ‘Ринг, послушай, я не успела кое-что сделать. Может, мне…

Она направилась к двери, но он схватил ее и прижал к себе. Его руки медленно скользнули у нее по спине, затем крепко сжали круглые ягодицы.

Глаза Мэдди расширились, она посмотрела ‘Рингу в лицо. Не только его взгляд изменился, даже дыхание было каким-то другим. Нагнувшись, он поцеловал ее. Он целовал ее не в первый раз, но этот поцелуй был иным. В нем была напряженность, которой она не чувствовала в поцелуях раньше.

Сглотнув, она выскользнула из объятий.

— Мне нужно… в… поговорить с Лорел. — Он шагнул к ней. Она взялась за дверную ручку. — Мне послышалось, что кто-то зовет меня.

Протянув руку, ‘Ринг запер дверь на задвижку. Теперь никто не смог бы войти в дом.

Мэдди отошла к роялю. ‘Ринг последовал за ней.

— Ты поручил кому-нибудь присмотреть за твоим конем? Ты же знаешь, что это животное способно сжевать все что угодно. Мне бы не хотелось, чтобы он…

Оттеснив Мэдди в угол, ‘Ринг уперся руками в стену и, наклонившись, прижался к ее губам в долгом нежном поцелуе. Сладкая истома охватила все ее тело, и она начала оседать на пол. Он поддержал ее, обняв за талию. Наконец он оторвался от ее губ, и Мэдди отвернулась, стараясь восстановить дыхание. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Потом снова посмотрела на него, и от страстного нетерпения в его взгляде горячая волна прошла по телу.

— Я… я не знаю, что надо делать, — прошептала она.

— Я тоже не слишком сведущ в этих вопросах, — шепнул он в ответ. — Но хочу научиться.

Мэдди слабо улыбнулась:

— Может, нам стоит нанять учителей? ‘Ринг начал расстегивать многочисленные пуговки на ее платье, целуя одновременно шею, глаза, щеки.

— Мы научим друг друга.

— Да, — отозвалась она еле слышно, чувствуя, что страх проходит. — Да.

— Мэдди, я… — начал он и замолчал. Пуговицы на платье никак не расстегивались, он рванул тонкую ткань, и платье упало к ее ногам.

‘Ринг снова поцеловал ее, на сей раз более страстно. Рот Мэдди приоткрылся под его губами, она услышала чей-то стон, но не могла сказать чей — ‘Ринга или свой собственный.

Не заметила она и того, как он снимал с нее остальные вещи, но в считанные минуты все они лежали вокруг нее на полу, а Мэдди стояла в одних чулках с кружевными подвязками и туфлях на каблуках.

Держа ее за руки, ‘Ринг отступил назад и стал внимательно ее разглядывать. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через единственное окно, придавали коже теплый золотистый оттенок.

Мэдди покраснела под его взглядом. Взяв ее за подбородок, он приподнял ее лицо и сказал:

— Ты так же прекрасна, как и твой голос. «Это воистину высочайшая похвала», — подумала Мэдди и тихо произнесла:

— Я хочу видеть твое тело.

Дрожащей рукой ‘Ринг провел по ее плечам, груди, талии, и наконец ладонь легла на ее мягкий плоский живот. Тогда он поднял глаза и криво улыбнулся:

— На мужчин совсем не так приятно смотреть, как на женщин.

Мэдди расстегнула пуговицу на его рубашке и, просунув руку внутрь, ощутила под пальцами теплую кожу, жесткие волосы на груди, твердость мускулов. Медленно, одну за другой, она расстегнула остальные пуговицы и стянула рубашку с плеч, взглянув при этом в лицо ‘Ринга. Оно дышало страстью, но на нем отражалось и какое-то иное чувство, что-то близкое к изумлению. Из разговоров Мэдди знала, что у ‘Ринга было не много женщин, а значит, все это для него было так же ново, как и для нее. При этой мысли горячая волна желания захлестнула ее с новой силой. Она всегда представляла себе, что полюбит мужчину, владеющего всеми тонкостями искусства любви, мужчину, который научит ее всему. В реальной жизни многие мужчины именно это и предлагали. Но ‘Ринг был таким же учеником в любви, как и она сама, и сознание этого почему-то доставляло огромное удовольствие. Возможно, механизм подобной реакции был сродни тому, который срабатывает, когда мы получаем в подарок, ну скажем, пару туфель: одно дело, если туфли абсолютно новые, и совсем другое — если до вас их носили другие люди.

Мэдди прижалась к ‘Рингу грудью. Он крепко держал ее.

— Я и представить себе не мог, — тихо сказал он ей в волосы. — Не понимал, о чем они все толкуют. Что это за чувство, которое, как любит повторять Тоби, должен, испытать каждый мужчина.

Дрожь пробежала по его телу; отступив на шаг, он посмотрел на Мэдди потемневшими глазами.

— Не хочу обижать тебя, но я… сгораю от нетерпения.

Она засмеялась и укусила его в грудь.

— Обижать меня? Попробуй только! Она снова укусила его.

‘Ринг не мог более сдерживаться. Разом выплеснулась вся страсть, скопившаяся за годы поисков, одиночества, воздержания.

Мэдди улыбалась, пока он жадно целовал ее тело, склонившись и обхватив ее за ягодицы. Но вот он взял губами ее сосок, и улыбка исчезла. Глаза широко раскрылись, она застонала и обмякла в его руках.

Он поставил ее к стене, придерживая одной рукой за плечо; другая рука и губы блуждали по телу, исследуя каждую клеточку.

— Как ты прекрасна, — прошептал ‘Ринг, лаская ее бедро.

— Я счастлива, что нравлюсь тебе, — удалось прошептать Мэдди в ответ.

Его губы скользнули вниз по бедрам к ногам, одновременно он снял с нее чулки и туфли. Потом выпрямился и снова прижался к губам.

— У тебя на ногах чудесные мягкие волоски, — сказал он тоном ученого, изучающего неизвестную форму жизни.

Обняв его за шею, Мэдди шепнула:

— Возьми меня, ‘Ринг.

— Только когда кончится увертюра, — ответил он, и она невольно улыбнулась.

Он повернул ее к себе спиной:

— А ну-ка, посмотрим, каков вид сзади. ‘Ринг провел губами по ее спине вдоль позвоночника, вниз к ягодицам, затем по ногам и, дойдя до ступни, стал нежно целовать ее пятки. Мэдди вскрикнула от удовольствия. Горячие волны желания накатывали одна за другой. Она выскользнула из объятий.

— Раздевайся. ‘Ринг улыбнулся:

— Слушаюсь и повинуюсь, леди.

Сев на пол, он стащил высокие, до икр, ботинки, затем встал и, спустив вниз брюки и вязаные подштанники, переступил через них.

Прислонившись к стене, Мэдди внимательно рассматривала его тело. Она выросла среди индейцев и жителей гор и часто видела мужчин в одних набедренных повязках, но такого великолепного тела не видела никогда. Признак мужского естества выступал вперед гордым свидетельством страсти.

— Такой большой и весь для меня? — спросила Мэдди и с удовлетворением заметила, что ‘Ринг густо покраснел.

— Иди ко мне, — хрипло проговорил он, но Мэдди отбежала от него на несколько шагов.

‘Ринг застыл на месте, увидев, как покачиваются при движении ее грудь и бедра. Он тяжело дышал, Мэдди почувствовала полную власть над этим великолепным мужчиной. Откинув голову, она вывела трель из арии Виолетты.

В ту же секунду она оказалась на полу, и ‘Ринг навалился на нее всем своим двухсотфунтовым весом. Его рот прижался к ее рту, и он вошел в нее легко, как по маслу. Инстинктивно она подняла бедра и обвила ногами его талию. Он начал двигаться в ней, сначала медленно и глубоко, потом все быстрее и быстрее. Мэдди отвечала на каждое движение.

Она не сознавала, что они скользят по полу, пока не уперлась головой в стену. Плечи ее поднялись вверх по стене, и грудь оказалась на уровне его губ. В страсти он слишком сильно прикусил ей сосок — Мэдди вскрикнула от боли, но тут же еще крепче обхватила его ногами.

Возбуждение достигло предела, и, вонзив ногти ему в спину, она прошептала:

— Да, да.

А потом все вокруг исчезло в ослепительной вспышке белого пламени.

Мэдди не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла нормально дышать. ‘Ринг отступил от стены и, опустившись на колени, положил ее на пол, а сам лег рядом. У своей груди она чувствовала биение его сердца.

— Я и не подозревала, что это может быть так, — прошептала она, положив голову ему на плечо и перебирая волосы на его груди. Он ничего не ответил, и, приподнявшись на локте, Мэдди взглянула ему в лицо, провела пальцем по морщинкам на лбу.

— Почему ты хмуришься?

— Только теперь я понял, что движет мужчинами, понял, о чем говорил отец.

— Твой отец говорил с тобой о женщинах? Она снова положила голову ему на плечо, думая, как прекрасно их тела подходят друг другу.

— Пытался. — Неожиданно ‘Ринг сжал ее так крепко, что она едва не вскрикнула. — Мэдди, прекрасная моя Ла Рейна, я бы хотел дать тебе столько же, сколько ты дала мне. Сначала твой голос, а теперь это.

Он провел пальцами по ее руке.

Она блаженно потянулась.

— Ты вернул мне Лорел.

— Этого недостаточно, чтобы отблагодарить тебя за эти чудесные мгновения.

Мэдди засмеялась.

— А что если я потребую луну с неба?

— Я достану ее для тебя.

— А что ты хочешь взамен?

— Только тебя. Всю тебя. — ‘Ринг поцеловал ее.

— Меня так много.

Он скользнул взглядом по ее груди.

— Думаю, я со всем справлюсь.

— С его помощью? — Мэдди посмотрела вниз, на живот ‘Ринга.

— Я тебе покажу. — Он потянулся к ней. Мэдди взвизгнула и попыталась отодвинуться, но это, конечно же, ей не удалось.

Лорел сидела у костра рядом с Тоби. Солнце медленно опускалось к горизонту, в воздухе повеяло прохладой. Она посмотрела через плечо на ветхий домик, в котором сестра и… этот мужчина находились уже три дня. Вдруг глаза ее расширились.

— Тоби, мне кажется, домик трясется.

Оглянувшись, Тоби с интересом уставился на домик, затем с мудрым видом кивнул головой.

— Кто ставил на трясущийся домик? — обратился он к собравшимся вокруг старателям.

В течение последних дней старатели постепенно уходили со своих участков, и к тому моменту, о котором идет речь, никто не работал уже целых три дня. Вместо этого они с живым интересом следили за жизненными перипетиями оперной певицы. Их интерес пробудился, когда Мэдди отказалась выступать перед ними и стала проводить дни, стоя под деревом и глядя на дорогу, как вдова капитана дальнего плавания, которая, не утратив надежды на возвращение мужа, изо дня в день всматривается в морскую даль.

Этот интерес возрос, когда ‘Ринг вернулся с братом и привез с собой спящего ребенка. Старатели окружили Тоби и забросали его вопросами. Если уж леди не захотела петь для них, они по крайней мере могли рассчитывать на рассказ о том, что с ней происходит.

Тоби потчевал их невероятными историями о подвигах братьев, в которых главным героем был, конечно же, ‘Ринг, а его «маленький братишка» лишь немного помогал ему. Потом наступил день, когда они услышали доносившееся из домика на холме пение. Старатели застыли, слушая голос, но вскоре пение оборвалось, и они с удивлением увидели, как из домика вышел капитан Монтгомери, потом выскочила оперная певица и побежала к палатке, капитан бросился за ней следом, а затем раздались крики. «Ну и голос у этой женщины, — бормотали старатели про себя, — наверное, и за десять миль слышно». Спустя несколько минут капитан отнес ее назад в домик, перебросив через плечо. Никто из старателей не проронил ни слова, они так и остались стоять, уставившись на домик. И лишь когда из домика донесся женский вскрик, а затем звук, какой бывает при падении чего-то тяжелого, один из старателей сказал:

— Ставлю двадцать долларов, что они не выйдут оттуда до утра.

— По рукам, — откликнулся другой.

Пари было заключено в шутку, но на следующее утро, после того как Эдит, относившая завтрак оперной певице и ее кавалеру, сообщила, что они попросили принести флакон розовой воды, затея с пари захватила всех по-настоящему.

Они спорили о том, сколько времени ‘Ринг и Мэдди проведут в домике. Поскольку старателей было много, то пари заключали относительно часа, в который влюбленная пара выйдет из домика. Тоби обнаружил, что юная Лорел прошла хорошую выучку у некоего Бейли и прекрасно осведомлена обо всех тонкостях заключения пари. Джейми пытался возражать, говоря, что Лорел, этому невинному созданию, не пристало участвовать в такой дикой затее, как заключение пари относительно сексуальных привычек ее собственной сестры. Сам он, впрочем, поставил десять долларов на то, что брат продержится больше сорока восьми часов.

Но Лорел, несмотря на юные годы, немного разбиралась в мужском характере. Она знала, что Джейми хочет увести ее от остальных и наедине выпытать все подробности о похитителях. И твердо заявила, что не ответит ни на один вопрос, пока он не позволит ей заниматься ставками. Тоби расхохотался, сказав, что Лорел одержала верх над Монтгомери. После этого Лорел начала переговоры с Тоби о том, какой процент от выигрышей причитается ей как букмекеру. Сначала Тоби предложил платить ей никель за каждую принятую ставку, но она рассмеялась ему в лицо и объявила исходной цифрой пятьдесят процентов. После долгих споров и торгов они сошлись наконец на тридцати процентах от выигрышей Тоби. Принимая ставки, Лорел отвечала на вопросы Джейми.

— Трясущийся домик, — провозгласила Лорел, заглядывая в свою записную книжку. — Выиграл Тим Салливан. — Открыв коробку (она отвечала и за мешочки с золотым песком), она вручила старателю его выигрыш. — Я же говорила тебе не заключать это пари, — прошептала она Тоби. — Ты был обречен на проигрыш.

— Много ты понимаешь, — проворчал тот в ответ. — А кто подбил меня участвовать в пятисотдолларовом пари о свечах? И в пари о меде? И о ванне?

— Да, но мы все отыграли, когда они попросили принести молоко для ванны. Никто на это не ставил.

Джейми праздно сидел в лежавшем на земле седле со своей лошади, вытянув перед собой длинные ноги, смотрел на старого Тоби и хорошенькую малышку Лорел и качал головой. Два дня назад он пересмотрел свое мнение относительно ее участия в этой затее и прекратил всякие разговоры о том, что это неподходящее занятие для ребенка. У него все чаще появлялась мысль, что этот «ребенок» во многих отношениях старше его самого.

— Больше не делаешь ставок, Джейми? — спросила Лорел, пересчитывая мешочки с золотым песком в коробке. Она умудрилась раздобыть где-то весы и тщательно взвешивала золотой песок, который им с Тоби вручали.

Джейми надвинул шляпу на глаза.

— Гордость, которую я испытываю за брата, для меня достаточное вознаграждение.

— Тс-с, — сказала Лорел, и все вокруг замерли, устремив глаза на домик.

— Что это? — прошептал Тоби. Лорел улыбнулась.

— Это ария из «Кармен».

Мгновенно началась неразбериха: старатели ринулись получать выигрыши и платить проигрыши. Они не могли отличить одну оперу от другой, но Лорел, которая прекрасно знала, какие оперные партии исполняет сестра, составила их список.

Старатели вытягивали из шляпы бумажки с названиями опер, а потом делали ставки на время, в какое, по их мнению, Мэдди споет арию из той оперы, название которой они вытянули.

Из домика донесся какой-то грохот, который старатели встретили торжествующими криками.

Лорел заглянула в записную книжку.

— Упали с рояля в шестой раз, — прочитала она. — Калеб Райс.

Калеб с улыбкой ждал, пока Лорел взвесила золотой песок и, пересыпав его в мешочек, отдала ему.

— Ты сделал ставку в этом пари, — сказала она Тоби. — Я же говорила, что не стоит.

— Кто же мог подумать, что они совсем одурели и свалятся с рояля в шестой раз, — возразил Тоби.

— Калеб Райс мог, — спокойно ответила Лорел.

После этого Джейми встал и ушел, дав себе клятву выбрать самое уединенное местечко, если когда-нибудь окажется в такой же ситуации, в какой находился сейчас брат.

Он направился к одной из многих палаток, служивших старателям своего рода салунами. В последние три дня салуны пустовали. Старатели не задерживались в них, а, купив разбавленного виски, спешили к костру, где Тоби и Лорел принимали ставки.

Человек, с которым Джейми хотел встретиться, сидел в салуне. Джейми еще раньше договорился, чтобы ему отпускали столько виски, сколько тот сможет выпить, а Слеб, имея за плечами многолетнюю практику, мог выпить очень много. Сейчас он распивал уже третью бутылку.

— Ну, как они? — спросил он, взглянув на Джейми. Глаза его были полузакрыты, но слова он выговаривал отчетливо.

— Прекрасно, — ответил Джейми, садясь за стол. — Только что упали с рояля в шестой раз.

Слеб серьезно кивнул.

— Помню, как я однажды за кулисами с крошкой меццо-сопрано… — Он замолчал и закрыл глаза, погрузившись в воспоминания.

На миг Джейми показалось, что он заснул.

— Хочешь рассказать мне еще что-нибудь? — тихо спросил он.

Слеб открыл налитые кровью глаза.

— Ничего. Я сказал все, что знаю. — Подняв бутылку виски, он уставился на нее. — Я и так сказал больше, чем нужно. Думаю, моя жизнь теперь мало чего стоит. — Он презрительно фыркнул. — Но, с другой стороны, она и до встречи с тобой стоила немногим больше. — Он потряс бутылкой. — Выпьешь?

— Нет, спасибо. — Джейми встал. — Я лучше вернусь туда. Вдруг они решат, что пора выходить из этого гнездышка, а мне надо поговорить с братом. Нужно же им когда-то спать.

Слеб мечтательно улыбнулся.

— В тот раз в Филадельфии я провел без сна четверо суток. Тогда я был моложе и рассчитывал стать величайшим в мире певцом. — Он потянулся за бутылкой.

Джейми прикусил язык и удержался от замечания. Он еще не встречал пьяницы, который не считал бы себя самым несчастным человеком. «Боже, избавь меня от их жалости к самим себе», — подумал Джейми и вышел из палатки.

‘Ринг лениво погладил Мэдди по голому животу. Вот уже три с половиной дня он бездумно предавался сексуальным наслаждениям; он словно утратил способность мыслить и превратился в животное, движимое лишь вожделением и похотью.

‘Ринг улыбнулся.

— Поделись со мной, — сказала Мэдди, потирая спину. Несколько раз они довольно сильно ударились о пол.

— Я думал об отце. Сейчас он мог бы гордиться мной.

— Тобой? Ха! Что ты сделал? Трудилась-то я. Я… — Она умолкла: у нее не было сил спорить. — Да, думаю, он был бы горд тобой. Зато я совсем не уверена, что и мой отец испытывал бы то же самое. — Она зевнула и положила руку ему на грудь. — Это были чудесные дни, но…

— Но что? Ты что, сдаешься? Мы же только начали. Я бы хотел еще кое-что проверить на практике.

Однако в доказательство своих слов ‘Ринг не набросился на нее, как сделал бы еще день назад.

— Хотел бы я знать, удалось ли Джейми вытянуть хоть что-нибудь из твоей сестренки, — сказал он некоторое время спустя, глядя в потолок.

Мэдди улыбнулась.

— Ну, раз ты вспомнил о брате, значит, медовый месяц кончился. Жаль. Я думала, что нам следует сделать еще несколько попыток на этом рояле. — Но от одних только слов у нее заломило спину.

Однако ни один из них не стал упрекать другого в хвастовстве. Они лежали в объятиях друг друга, соприкасаясь голыми телами и чувствуя себя очень уютно. Каждый был уверен, что знает тело другого до мельчайших подробностей.

— Не одеться ли нам? — предложила Мэдди немного погодя. — Наверное, мне нужно посмотреть, как там Лорел, а тебе поговорить с Джейми. Наверное…

Он перекатился на бок и посмотрел на нее:

— Да, думаю, нам пора возвращаться. С тобой все в порядке? Не слишком много синяков и ссадин? Тело не болит?

— Да на мне места живого не осталось, я вся в синяках, но все равно это были чудесные дни. — Ее глаза вспыхнули. — За эти три дня я узнала столько же, сколько за первые три года занятий с мадам Бранчини. — Мэдди провела пальцем по его небритой щеке. — И твою верхнюю губу увидела.

‘Ринг нежно поцеловал ее.

— Мэдди, я…

Она не дала ему договорить. Слова были не нужны. Они нашли друг друга — мужчина и женщина, необходимые один другому и физически, и духовно.

— Я знаю, как ты чувствуешь, потому что сама чувствую так же. Ты был прав — мы искали именно друг друга.

Он бросил похотливый взгляд на ее обнаженную грудь.

— Я-то точно искал именно тебя. Засмеявшись, Мэдди слегка толкнула его.

— Помоги мне одеться, конечно, если от моего платья что-то осталось, и давай посмотрим, чго произошло с остальными, пока нас не было.

Встав, она покачнулась, и ‘Ринг поддержал ее. Сейчас, когда к ней вернулась способность мыслить, Мэдди испытывала легкое смущение, глядя на ‘Ринга и вспоминая, что они проделывали в эти дни. Но они были как одержимые, и ничто не заставило бы их остановиться.

Он поцеловал кончик ее носа.

— Не смотри на меня так. Это наш первый опыт. Мы еще много-много раз будем вместе. Повернись, я зашнурую это твое хитрое приспособление.

Улыбаясь, она повернулась лицом к стене, и он принялся затягивать ей корсет.

Час спустя Мэдди и ‘Ринг сидели у костра с Тоби, Лорел и Джейми. Мэдди подходила к лагерю в некотором замешательстве — все ведь наверняка знали, чем занимались они с ‘Рингом эти три дня. Но в лагере царила обычная атмосфера. Эдит склонилась над костром, помешивая что-то в котелке, неподалеку лежали, развалившись, Тоби и Джейми, а Лорел что-то писала в записной книжке. Мэдди улыбнулась. Если она была певицей, а ее сестра Джемма — художницей, то Лорел, наверное, станет писательницей.

— Добрый вечер, — мягко сказала Мэдди, и все посмотрели на нее.

— О, привет, — просияла Лорел. — Хорошо отдохнули?

— Да, спасибо, — ответила Мэдди, радуясь, что в темноте не видно, как она покраснела. — А о тебе тут хорошо заботились?

— Да. — Лорел широко открыла глаза. — Тоби помогал мне собирать разные цветы. Я засушиваю их в книжке.

— И продает по тысяче долларов за штуку, — пробормотал Джейми.

— Что такое? — не понял ‘Ринг. Лорел бросила на Джейми грозный взгляд.

— Он считает, что мне надо продавать мои рисунки.

— Или взять на себя управление «Уорбрук Шипинг», — тихонько добавил Джейми и тут же вскрикнул, потому что Лорел его ущипнула.

— Хочешь кофе? — улыбнулась Лорел сестре. Мэдди взяла у Тоби чашку, протянула вторую ‘Рингу, но внимание последнего было сосредоточено на Джейми.

— Ну выкладывай, — сказал он, садясь на бревно, лежавшее у костра, и не замечая, что бревно стало как полированное от постоянного сидения на нем множества людей. Мэдди уселась рядом, постаравшись не скривиться от боли. Некоторые части ее тела, о которых не принято говорить вслух, болели довольно ощутимо. ‘Ринг почувствовал, как она напряглась, и, повернувшись, понимающе улыбнулся. Но Мэдди смотрела на Джейми и не ответила на улыбку.

— Почему ты думаешь, что твоему брату есть что сказать? — спросила она, все еще не глядя на ‘Ринга.

— Я его хорошо знаю, у него это на лице написано. Итак?

Джейми не мог больше сдерживать улыбки. Вообще-то он собирался рассказать ‘Рингу о пари, но сейчас на очереди были более важные вещи.

— Я все выяснил.

Мэдди резко втянула воздух. Что он выяснил? Джейми смотрел на нее и, казалось, наслаждался ее замешательством.

— Я все узнал про письма и этого вашего генерала Йовингтона.

Рука Мэдди, в которой она держала чашку, застыла в воздухе. Лорел была в безопасности, а сами она в последние дни занималась совсем другими вещами, так что о похитителях ни разу и не вспомнила. Сейчас ей больше всего хотелось уехать отсюда, вернуться на Восток и возобновить выступления. Именно это она и намеревалась сделать после того, как отвезет Лорел к родителям.

— И что с ним такое? — спросил ‘Ринг. — Как тебе удалось это узнать? И что, в конце концов, ты узнал?

— Пока вы… э… были заняты другими делами, я поговорил с этим «ребеночком». — Он бросил на Лорел взгляд, которого ‘Ринг не понял. — Ее ответы вывели меня на некоего Слеба.

— Он пел с тобой. — ‘Ринг посмотрел на Мэдди.

— Верно, — согласился Джейми. — Он был неплохим тенором, по крайней мере, он сам так говорит. Но в последние годы для него наступили тяжелые времена.

— Выпивка? — Да.

— Ну и что общего у этого пьянчуги с Мэдди и Лорел? — ‘Ринг улыбнулся Лорел. У нее было такое хорошенькое личико. С нее можно было писать ангела, но ему было известно и то, какими словечками она может изъясняться, и ‘Ринг лишь надеялся, что Мэдди их не слышала.

— Слеб работал на брата генерала Йовингтона в городке под названием Десперит.

— Слышал о таком, — вставил Тоби, и тон, каким он это сказал, заставил ‘Ринга посмотреть на него.

— Так же, как и добрая половина подонков всех мастей, — продолжал Джейми. — Братья Йовингтоны владеют большей частью города и крупным золотым рудником на окраине.

Молчавшая до сих пор Мэдди вмешалась в разговор:

— Генерал Йовингтон помогал мне в поисках Лорел.

— Ему это было нетрудно, ведь он сам и организовал похищение.

Мэдди поставила чашку и уставилась на Джейми.

— Судя по всему, братья вложили все свои сбережения в этот рудник, а он оказался пустым.

— Может, поэтому этот городок и назвали Десперит[14], — сказала Лорел, и Тоби кивнул.

— Может быть. Видимо, будущее действительно показалось им безнадежным. Им обоим за пятьдесят, и у них не осталось ничего, что могло бы утешить их в старости. — Джейми посмотрел на Мэдди. — Генерал объезжал здесь форты и, встретившись с братом, узнал, что рудник пуст. Тогда братья подумали, что, коль скоро не удалось приобрести деньги законным путем, они достанут их незаконным. За последние два года в этих горах было добыто немало золота, и они решили присвоить его.

— Воровство! — воскликнула Мэдди. — Они решили присвоить золото, добытое старателями с таким трудом?

— Именно это они и сделали. Единственной проблемой было вывезти золото, не вызывая подозрений. Золото тяжелое, и человек, разъезжающий с седельными сумками весом в сотни фунтов, мог бы привлечь внимание старателей.

— И они использовали меня, чтобы перевозить золото из города в город?

— Верно. Этот «конкорд» много может выдержать, особенно если снабжен двойным дном, как ваш. — Джейми замолчал, давая остальным возможность переварить сообщенные данные. Он был горд, что столько всего удалось выяснить.

— А письма? — спросил ‘Ринг.

— В них ничего не было. Это была просто уловка, чтобы выманивать Мэдди из кареты.

— Деньги, — с чувством сказала Мэдди. — Все дело только в деньгах. А я-то думала, что участвую в чем-то… политическом, что ли. Думала, что меня используют по крайней мере ради дела, в которое кто-то верил. А выходит, я была самой обыкновенной воровкой.

‘Ринг посмотрел на брата:

— А кто из людей Мэдди замешан в этом? У них наверняка был сообщник.

— Фрэнк, — тихо ответил Джейми. — Но он нас больше не побеспокоит.

‘Ринг кивнул, не спросив, что именно произошло с Фрэнком.

— Но почему их выбор пал на Мэдди? С таким же успехом это мог быть любой другой певец или фокусник, если уж на то пошло. Им просто нужен был человек, который мог бы переезжать из лагеря в лагерь, не вызывая ни у кого подозрений.

Джейми ухмыльнулся:

— Оказывается, брат генерала обожает оперу. Очевидно, опера — его единственный интерес в жизни.

Он с некоторым удивлением посмотрел на Мэдди. Мэдди кивнула. Она часто встречала людей, похожих на брата генерала, людей, у которых загорались глаза, когда они смотрели на нее.

— Вы бы послушали, что говорят про этот городок Десперит. — Джейми недоверчиво потряс головой. — В нем полно преступников. Он расположен на склоне горы, и попасть в него можно единственным путем — по узкой земляной перемычке. Брат Йовингтона хозяйничает в городке как феодал, любого, кто придется ему не по нраву, повесят без долгих разговоров. Никто в здравом рассудке не пойдет в этот город.

Джейми улыбнулся.

— Но все-таки самое удивительное — это любовь Йовингтона к опере. Он где-то услышал, что Слеб до того, как спился, и сам выступал на сцене, и готовил оперных певцов. И он заставил старину Слеба заниматься подготовкой певцов в его городе. Платит ему виски.

— Я никогда не слышала о каких-либо певцах в этой части страны, — заметила Мэдди.

— А если бы и слышала, то не запомнила бы их имен, — прошептал ‘Ринг так, чтобы услышала только Мэдди.

Джейми засмеялся.

— А их и нет. Старина Слеб по желанию Йовингтона обучает… — он покосился на Лорел, — девушек для вечерних развлечений.

— А, шлюх, — кивнула Лорел.

Трое мужчин осуждающе уставились на Мэдди.

— Бейли, — коротко объяснила она и повернулась к Джейми. — Наверняка как певицы они ничего из себя не представляют.

— Голоса у них ужасные. Чудовищные. Слеб говорит, что кошка может спеть лучше.

Мэдди сделала вид, что не заметила улыбки ‘Ринга.

— Но Йовингтон, по его собственным словам, обладает хорошо развитым воображением, — продолжал Джейми, — поэтому эти женщины повсюду его сопровождают. Люди Йовингтона, как рассказал Слеб, способны выносить его побои, холод и одиночество, но они не выносят пения этих женщин. Примерно раз в три месяца они куда-нибудь увозят его очередную певицу и таким образом получают передышку на то время, пока Слеб не обучит следующую.

— И поэтому он похитил Лорел?

— Полагаю, он хотел убить сразу двух зайцев. Слеб считает, что после того как вы выступили бы во всех шести городах, а сестру вам так и не вернули, Йовингтон сообщил бы вам, что нашел ее, и предложил бы приехать за ней в Десперит. Не думаю, что он выпустил бы вас из города. По мнению Слеба, он согласился бы вернуть Лорел в том случае, если бы вы вышли за него замуж.

— Замуж? — В голосе Мэдди звучал ужас. ‘Ринг усмехнулся.

— Не самый плохой вариант. Мэдди, покраснев, отвернулась.

— Отправляемся утром, — сказал ‘Ринг брату, и тот согласно кивнул.

— Куда отправляетесь? — спросила Лорел.

— Полагаю, они намерены совершить очередной подвиг, — сказал Тоби, и по его тону было ясно, как он к этому относится. Джейми и ‘Ринг промолчали.

— ‘Ринг, — мягко сказала Мэдди, — куда вы едете?

— В Десперит, конечно.

Сердце ее сразу же учащенно забилось. Она вспомнила слова матери, часто повторявшей, что мужчина, принявший какое-то решение, глух к доводам разума.

— Зачем вам ехать в Десперит?

— Закончить кое-какие дела.

Мэдди взяла чашку, но руки дрожали так сильно, что она была вынуждена поставить ее.

— Револьверы, — прошептала она. — Вы поедете туда с револьверами. Вы намерены убить кого-нибудь, намерены сами попасть под пули.

— Вот уж ничего подобного, — негодующе воскликнул ‘Ринг. — Я хочу всего-навсего захватить Йовингтона и проследить, чтобы он предстал перед судом.

— Это не твое дело. Пусть этим занимаются те… кто наделен властью.

— И кто же это?

— Я не знаю. Армия, например. Да, армия. Возьми с собой солдат.

Он улыбнулся одной из тех снисходительных улыбок, какими способны улыбаться только мужчины.

— При чем тут армия? И, кроме того, армия поручила мне заботиться о тебе, а именно ты больше всех пострадала от Йовингтона.

Поднявшись, Мэдди посмотрела на него сверху вниз.

— Да, я пострадала больше всех, и я имею право голоса в этом вопросе. Лорел со мной, и это все, что мне нужно. Завтра ты сможешь выехать с нами к моим родителям, и мы оставим Лорел у них.

— Я должен поехать за Йовингтоном.

— Ты должен отомстить, вот что. Тебя волнует только месть.

‘Ринг взял ее за руку.

— Нет, это не месть. Я поступаю так из чувства долга.

Посмотрев на него еще раз, Мэдди поняла, что никакие уговоры не заставят его отказаться от принятого решения. Она поняла также и еще одно: любовь — это когда ты принимаешь человека таким, какой он есть, не пытаясь изменить, сделать таким, каким ты хотела бы его видеть. ‘Ринг был человеком долга, человеком чести, и он всегда будет действовать по велению долга, пренебрегая соображениями личной безопасности.

Мэдди смахнула слезы, невольно навернувшиеся на глаза, и крепко сжала его руку.

Улыбнувшись, он усадил ее рядом с собой.

— Ну а каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Джейми, стараясь разрядить обстановку.

Вопрос прозвучал так, будто ответ был ему заранее известен. Женщины не слишком-то любят рассуждать о справедливости, но по опыту он знал, что они обожают говорить о браке.

‘Ринг усмехнулся.

— Обычные для любящих мужчины и женщины. Мы с тобой разберемся с похитителями, а когда я вернусь, мы с Мэдди поженимся в форте. — Он повернулся к ней. — Надеюсь, ты не откажешься сделать из меня честного человека? С твоей стороны это ведь не было просто мимолетной интрижкой?

Мэдди была слишком расстроена решением ‘Ринга ввязаться в опасную авантюру и не отнеслась к его словам с должным вниманием. Она отхлебнула кофе и кивнула. После всего происшедшего с ними в последние дни она, естественно, ожидала от него предложения, хотя надеялась, что оно будет сделано в несколько иной форме. «По крайней мере, он человек чести», — подумала она с некоторым раздражением и вытерла слезы, снова навернувшиеся на глаза.

Тоби перевел взгляд с одного брата на другого, потом посмотрел на Мэдди.

— А где вы будете жить? — тихо спросил он.

— В Париже, — восторженно сказала Лорел. — Бейли мне все рассказал о Париже.

Мэдди открыла рот, намереваясь объяснить, что оперная певица не живет на одном месте, а постоянно разъезжает по всему миру, но, прежде чем успела произнести хоть слово, заговорил ‘Ринг:

— В Уорбруке, конечно. Мы съездим в Париж, — он подмигнул Лорел, — может, и тебя с собой возьмем, но я должен управлять компанией, поэтому жить мы будем в Уорбруке. — Он повернулся к Мэдди. — Тебе там понравится. Это чудесный город на берегу океана.

Помолчав, Мэдди спросила:

— А где я буду петь?

— Я построю для тебя прекрасный театр.

— С плюшевыми сиденьями? И в нем будет…

— Все, что захочешь. Захочешь парчовый занавес, я куплю его для тебя.

— И потолок с позолотой?

— Конечно. Я найму мастеров из Италии, и они украсят потолок лепными херувимами. Это будет самый прекрасный театр в Америке, любовь моя. — Он посмотрел на Джейми. — Черт возьми, мы сделаем его самым прекрасным театром в мире.

— А кто будет меня слушать? ‘Ринг улыбнулся.

— Ты будешь иметь любых слушателей, каких пожелаешь. Ты, видно, не поняла до конца, с какой семьей собираешься породниться. Захочешь, чтобы тебя слушал президент? Он приедет. — Улыбка стала шире. — Мы можем пригласить даже твоего кузена, короля Ланконии.

Но Мэдди не улыбнулась в ответ. Лицо ее было серьезным.

— И ты будешь платить им за то, чтобы они мне аплодировали? Купишь им цветы, чтобы они бросили их к моим ногам? Будешь дарить мне бриллианты после каждого выступления? Или кинешь какую-нибудь безделицу, как косточку дрессированной собачонке?

Улыбка сошла с лица ‘Ринга.

— Подожди минутку. Ты все понимаешь неправильно. Ты не дрессированная собачонка. Ты женщина, которую я люблю и хочу сделать счастливой.

— Купив меня?

‘Ринг посмотрел на Тоби и Джейми, на Лорел, слушавшую их с широко раскрытыми глазами.

— Может, нам лучше поговорить об этом наедине?

— Зачем? Чтобы в твоих объятиях я забыла о здравом смысле? Нет, давай обсудим это сейчас в присутствии свидетелей. Я не намерена провести всю жизнь в замкнутом мирке твоего города, где смогу петь только для тебя и твоих родных. О, и еще для тех, кому ты заплатишь за то, чтобы они меня слушали.

— Но я совсем не то имел в виду. Ты меня не слушала.

Мэдди поставила чашку и встала.

— Нет, это ты меня не слушал. Или же ты ничего не понял в том, что связано с моим голосом. Я одна из лучших певиц в мире. Я одна из лучших певиц за всю историю.

‘Ринг забыл об окружающих.

— Иной раз твое самомнение становится просто невыносимым.

Мэдди повернулась к нему; на лице застыло напряженное выражение.

— Нет, ты не понимаешь. Не понимаешь самой сути. Я же не говорю, что я самая красивая женщина в мире, я просто симпатичная. Я далеко не умна, как ты неоднократно подчеркивал, не слишком образована. И не принадлежу к тем женщинам, которых все любят. Да, мужчины хотели меня, это правда, но их, как правило, привлекал мой голос. Ни один мужчина не любил меня по-настоящему до того, как я встретила тебя. Я не имею в виду родственников или друзей отца. И у меня никогда не было подруги.

— Но какое все это имеет отношение к нам, к тому, где ты будешь петь?

— Это самым непосредственным образом связано с моим голосом. Мой голос — это все, что у меня есть. Я не красива, не умна, у меня не самый лучший характер, но у меня изумительный голос, голос, каким Господь не часто наделяет человека. Как ты не понимаешь? Я должна использовать то, что имею. Ты считаешь своим долгом вернуться в Мэн и помогать отцу в делах, потому что у тебя способности к бизнесу. Я считаю своим долгом дарить людям свой голос.

Он покровительственно улыбнулся.

— Существует огромная разница между руководством такой гигантской компанией, как «Уорбрук Шипинг», и выступлениями на сцене. Ты, видимо, не представляешь истинных масштабов нашей деятельности. Мы перевозчики мирового класса.

Она чуть не рассмеялась ему в лицо.

— Наверное, это напечатано на ваших фирменных бланках.

‘Ринг отвернулся. На бланках этот девиз не был напечатан, но он красовался на плакатах, развешанных в конторе компании.

Мэдди глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Он должен понять.

— Я не сомневаюсь, что деятельность вашей компании приносит пользу множеству людей. Но согласись, что вы не незаменимы. Если бы ваша семья не владела компанией, любая другая могла бы создать подобную. Но я со своим голосом незаменима. Никто не сможет занять мое место.

— Ты ошибаешься, думая, что любой способен руководить компанией, подобной «Уорбрук Шипинг». Наша семья владеет ею свыше ста лет. Нас с детства приучают к бизнесу. В каждом поколении сыновья… Куда ты?

— Ты даже не пытаешься меня слушать. Для себя ты уже решил, что то, чем занимаешься ты, — важно, а то, чем занимаюсь я, — нет, и ты не желаешь вникнуть в то, что я говорю. Дальнейший разговор не имеет смысла.

Он мгновенно вскочил и схватил ее за руку.

— Ты не можешь так уйти. Неужели ты не понимаешь, что речь идет о нашей жизни? Что с нами станет, если ты не согласишься жить в Уорбруке?

— Что с нами станет, если я не соглашусь сделать так, как ты хочешь, — ответила Мэдди ровным голосом, сохраняя спокойное выражение лица. Выдернув руку, она продолжала: — Ты только посмотри на себя. Я поняла, что ты богат, с первой же встречи. У тебя вид человека, привыкшего к тому, что за деньги можно купить все что угодно. На этот раз ты решил купить оперную певицу и построить для нее красивую клетку — этот твой театр, где все в бархате и позолоте, куда будут приезжать разные знаменитости. Ты будешь покупать ей бриллианты и шелковые платья, а взамен потребуешь, чтобы твоя ручная певица готова была петь в любой момент, когда тебе того захочется, когда ты скомандуешь: «Пой, моя птичка». Как же иначе, ты ведь купил ее, заплатил за нее наличными. Ты вправе требовать от нее послушания, так же, как требуешь его от людей, работающих на тебя.

— Ты не понимаешь!

— Нет, это ты не понимаешь.

— Что же, по-твоему, должен делать я, если ты и дальше будешь выступать перед зрителями? — ‘Ринг сказал это таким тоном, будто она была исполнительницей стриптиза. — Ездить за тобой из города в город? Подавать накидку? А может, разрешишь провожать тебя до кулис? Может, мне придется переделать свои визитные карточки, написав на них «мистер Ла Рейна»? Что же, мне стать твоей тенью?

Мэдди посмотрела на него с глубокой печалью во взгляде.

— Я никогда не лгала тебе, всегда говорила, что голос для меня — это главное.

— Я ведь не прошу тебя бросить петь! — Он уже кричал. — По мне, так пой с утра до ночи. Я хочу, чтобы ты пела. — Он взял себя в руки и продолжал более спокойно: — Мэдди, я не могу сделать то, о чем ты просишь. Я понимаю, для тебя «Уорбрук Шипинг» просто крупная компания, и ничего больше. Но это не все. «Уорбрук Шипинг» — это традиция. Я не знаю, как тебе объяснить. Моя семья чтит эту традицию, а я уважаю свою семью. Семья для меня то же, что для тебя твое пение.

Она прекрасно поняла, что это означало. Конец. Но, понимая это, не могла отказаться от того, что составляло смысл ее жизни, и стать его домашней певицей.

— Я не могу этого сделать, — прошептала она. — Я умру. Я просто зачахну и умру, если ради твоей любви откажусь от пения.

— Я не прошу… О черт! Джейми, поговори ты с ней. Может, тебе удастся ее убедить.

Джейми ничего не ответил, и ‘Ринг, повернувшись, взглянул на брата. Тот смотрел на него с осуждением.

— Только не говори мне, что ты на ее стороне. — ‘Ринг почти кричал.

— Ты ведь не единственный сын. — Губы Джейми сжались в тонкую полоску. — У тебя шесть братьев, и, хотя ни один из нас не обладает твоими талантами, мы как-нибудь справимся. Собственно, мы уже неплохо справляемся без тебя.

— Я видел последние квартальные отчеты. Видел, как вы вшестером без меня справились.

При этих словах лицо Джейми исказилось от ярости. Он встал, и всем показалось, что сейчас братья набросятся друг на друга с кулаками. Джейми отвернулся первым.

— Вам без него будет лучше, — сказал он, обращаясь к Мэдди. — Он вас недостоин. — И ушел.

Мэдди хотела было пойти за ним, но ‘Ринг схватил ее за руку.

— Ты не можешь уйти. Нам надо во всем разобраться.

Она с трудом сдерживала слезы.

— Мы уже разобрались. — Несколько слезинок все-таки выкатились у нее из глаз и побежали по щекам. — Мадам Бранчини была права. Она сказала, что я могу быть или певицей, или обычной женщиной.

— Но ты и есть обычная женщина, — мягко возразил он. — Как и любой женщине, тебе нужна любовь, Мэдди, и я предлагаю тебе эту любовь. Пожалуйста, не отвергай меня. Не думай, что я хочу заставить тебя бросить пение.

— Но именно это ты и пытаешься сделать и даже не понимаешь этого. — Она выдернула руку. — Я ведь не выбирала свою судьбу. Никто не спустился ко мне на розовом облаке с маленькой записной книжкой в руке и не сказал: «Послушай, Мэдди, мы сейчас планируем твою жизнь. Что ты хочешь: быть певицей или же вести нормальную жизнь — выйти замуж, завести детей, встречаться с друзьями?» Никто не спросил моего мнения.

— А что бы ты выбрала? Она заплакала.

— Я не знаю. Не знаю. Что есть, то есть. Я не могу измениться. Я такая, какая есть.

— Я тоже.

Она не смогла ответить, слезы душили ее. Прижав руку ко рту, Мэдди побежала от него прочь.

‘Ринг стоял, глядя ей вслед. «Должен же быть какой-то способ образумить ее, — подумал он. — Должен же быть способ заставить ее…»

— Ох, — вскрикнул он вдруг, схватившись за лодыжку, — Лорел сильно лягнула его. — А это за что?

— Вы довели мою сестру до слез. Вы разозлили Джейми. Я ненавижу вас. — Повернувшись, она побежала за сестрой.

‘Ринг подошел к Тоби, все еще сидевшему у костра. Дрожащей рукой он налил в чашку кофе и тоже сел.

— Похоже, никто не испытывает к тебе симпатии, — сказал Тоби.

— Это у нее пройдет, — ответил ‘Ринг. — К утру она одумается и…

— И что?

‘Ринг промолчал, уставившись в чашку.

— Чего, собственно, так волноваться? — продолжал Тоби. — Женщин вокруг полно. Вечно они вертятся под ногами. Выбирай любую. Дочь полковника Харрисона к тебе неравнодушна. Бьюсь об заклад, она-то с радостью поедет с тобой в Уорбрук и будет в восторге, когда ты подаришь ей бриллианты и шелковые платья. По-моему, она и любит-то тебя, главным образом, потому, что твоя семья владеет «Уорбрук Шипинг». Мне иногда кажется, что большинство женщин привлекает в мужчинах их состояние. Реши я жениться, я бы крепко над этим задумался, то есть если бы я был таким богатым, как приверженные традициям Монтгомери. Но тебя это, похоже, не волнует. И даже если женщине не нужно твое богатство, ты все равно пытаешься так или иначе навязать ей свои деньги. Это ведь так удобно. Всегда знаешь, что она от тебя зависит.

‘Ринг выплеснул остатки кофе и встал. — Тоби, ты очень много болтаешь, а сам ничего не понимаешь. — Он пошел прочь от костра.

— Верно, — сказал ему вслед Тоби. — Я не такой понятливый, как ты. — Он посмотрел на костер и фыркнул. — Да у камня больше разума, чем у этого парня.

15

Оттолкнув Эдит, Мэдди сама оседлала лошадь. В воздухе раннего утра была разлита прохлада, но она этого не замечала. Всю ночь она пролежала без сна, глядя в потолок палатки и прислушиваясь к дыханию спавшей Лорел и доносившимся снаружи звукам ночи. ‘Ринг не пришел к ней, да она и не ожидала, что он придет. Всю ночь она ругала себя за то, что вообразила, будто может жить как другие люди.

Прислонившись к лошади, Мэдди подумала о матери. Отец прославился как великий путешественник и автор дневников, но только семья и близкие друзья знали, сколь многим он обязан жене. Не будь рядом с ним спокойной, уравновешенной Эми Литлтон, Джефферсон Уорт умер бы в безвестности, как сотни других путешественников до него.

Сейчас Мэдди испытывала потребность повидаться и поговорить с матерью, спросить у нее совета, просто ощутить прикосновение сильных материнских рук.

Закрыв глаза, Мэдди вспомнила разговор с матерью в тот вечер, когда впервые пела для отца. (Именно в тот вечер мать и попросила отца поехать на Восток и найти для Мэдди учителя.)

Позже, когда мать уже укладывала Мэдди спать, девочка спросила, ее:

— Что станет со мной? Эми глубоко вздохнула:

— По какой-то причине Бог послал тебе великий талант — в награду или в наказание, это уж как посмотреть. Он отметил тебя Своей печатью, сделав не такой, как другие. Отныне жизнь твоя изменится. Ты еще очень мала, но все-таки ты должна решить, хочешь ли ты зарыть свой талант или развивать его.

— О, конечно, развивать, — тут же ответила Мэдди и улыбнулась.

Эми не улыбнулась в ответ. Взяв дочь за плечи, она приподняла ее, и они оказались лицом к лицу.

— Слушай меня, Мэдди, слушай очень внимательно. Если ты решишь развивать свой талант, ты никогда, понимаешь, никогда не сможешь жить как другие люди. В жизни ты познаешь моменты высочайшего подъема, но тебе придется испытать и муки, которые не выпадают на долю обычных людей. И ты должна принять и то и другое, понимаешь?

Смысл материнских слов не дошел до Мэдди. Для нее пение было только наслаждением. Пение означало похвалы, внимание и комплименты взрослых. Оно означало поцелуи, объятия, восхищение.

Мать внимательно всматривалась в ее лицо.

— Я разрешу отцу поехать за учителем для тебя только в том случае, если ты сама этого захочешь.

— Я хочу. Мне нравится петь. Эми легонько встряхнула дочь.

— Нравится — это недостаточно. Ты должна любить петь. Мэдди, человек, наделенный твоим талантом, должен или полностью посвятить себя пению, или забыть о нем. Пение должно стать для тебя смыслом жизни.

Вот тут Мэдди кое-что поняла. Пение уже стало для нее всем. Оно заменяло учебу, игры, красивые платья и друзей, оно было для Мэдди гораздо важнее всех тех вещей, которые ценятся обычными людьми. Пение она предпочитала любому другому занятию.

— Я хочу петь, — тихо проговорила она. Увидев, как вспыхнули глаза дочери, Эми глубоко вздохнула, затем крепко прижала ее к себе.

— Да благословит тебя Бог, — прошептала она.

Теперь Мэдди наконец поняла, что имела в виду мать в тот вечер. До сих пор у нее не возникало желаний, которые она не могла бы осуществить. Да, в жизни часто бывали моменты, когда, чувствуя себя усталой и желая остаться одна, она вынуждена была мириться с присутствием многочисленных поклонников ее таланта. Иногда Мэдди тосковала по безлюдной горной стране, где был их дом, временами с горечью думала о том, что всех привлекает к ней ее голос, а не она сама. Но периоды плохого настроения быстро проходили. Она всегда знала, что если ей уж очень захочется уехать из Парижа или из Венеции, то сможет это сделать. Теперь же жизнь не оставила ей выбора.

— Мэдди, — услышала она голос ‘Ринга. Она подняла голову, но не повернулась.

— Пожалуйста, не уезжай так, — продолжал он. — Давай проведем вместе день и поговорим.

Мэдди взглянула на него.

— Ты поедешь со мной туда, где я буду выступать?

— Мне нужно заниматься делами компании.

Я и так отсутствую слишком долго и, как только служба в армии закончится, должен вернуться домой.

— Тогда мы можем пожениться и жить порознь. Я постараюсь по меньшей мере раз в год приезжать в Америку.

Выражение его лица сказало ей все без слов. Мэдди перевела взгляд на свою лошадь.

— Зачем ты сделал это со мной? — мягко спросила она. — Зачем заставил полюбить тебя?

‘Ринг потянулся к ней, но Мэдди отодвинулась.

— Мэдди, в жизни такое случается. Я никогда не хотел…

Она повернулась к нему:

— Нет, ты хотел. Ты хотел меня и сделал все, что в твоих силах, чтобы получить. Ты действовал как человек, который, увидев в витрине магазина красивую вещь, начинает откладывать деньги на ее покупку.

— Но это же абсурд. Я влюбился в тебя. Это случается сплошь и рядом, и я всего лишь…

— Когда ты влюбился в меня? Скажи мне, когда именно.

‘Ринг не понимал, что она имела в виду, говоря о каких-то покупках, но не смог сдержать улыбки, вспомнив момент, в который осознал, что любит ее…

— Это было после того, как тебя похитили старатели, в тот день, когда я нашел тебя и привез назад. Мы тогда долго с тобой разговаривали, и нам было легко и хорошо друг с другом. Я думал, что ты не похожа на других женщин, а потом взглянул на тебя и понял, что люблю.

— Все это случилось не вчера. А что ты делал после этого?

— Мэдди, твои вопросы нелепы. Мы любим друг друга и вместе можем найти выход.

— И этим выходом будет мое согласие петь в театре, который ты построишь.

— А что в этом плохого? Мы превратим Уорбрук в рай для любителей оперы. Со всего мира будут приезжать поклонники твоего таланта. Я выстрою для них отель, ну и, само собой разумеется, суда нашей компании будут к их услугам.

— Купить меня. Купить. Только об этом ты и думаешь. Да если все будет по-твоему, я умру, так и не добившись ничего сама. На моей надгробной плите напишут, что муж покупал для меня все, забыв упомянуть, что я была великой певицей.

— Мэдди, ты ведешь себя неразумно.

— Неразумно? Да разве ты знаешь, что значит быть разумным? Ты знаешь лишь то, чего тебе хочется. Ты всегда получал то, что хотел, это-то тебя и испортило. Ребеночек захотел заняться семейным бизнесом — ради Бога. Захотел пойти в армию — пожалуйста. Сейчас ты решил, что тебе нужна маленькая певунья, и ты рассчитываешь заполучить ее.

— Мэдди, ты впадаешь в истерику. Ты сама не знаешь, что говоришь. То, что мне было нужно, я добывал нелегким трудом.

— Чтобы получить меня, тебе тоже пришлось потрудиться. — Ее голос звенел от ярости. — Ты продумывал свое поведение, как план военной кампании. — Ты пришел к выводу, что хочешь меня, разработал план, как меня получить, и привел его в исполнение.

— Не изображай меня холодным, бесчувственным эгоистом. Признаюсь, я действительно обдумывал, как тебе понравиться, но я не вижу в этом ничего плохого. Я люблю тебя и хочу тебя.

— Неужели? Да способен ли ты отличить меня от… от Эдит? А может, известная оперная певица показалась тебе самой подходящей партией? Прославленное имя Монтгомери великолепно смотрелось бы рядом с именем великой Ла Рейны.

— Ты заходишь слишком далеко, — тихо сказал ‘Ринг.

— Потому что не вытягиваюсь в струнку, услышав славное имя Монтгомери? О Боже, ‘Ринг, зачем ты это сделал? Зачем так усердно добивался моей любви?

— Я любил тебя и хотел добиться взаимности.

— Любил меня! — Мэдди почти кричала. — Меня? Ты же ничего обо мне не знаешь. Я сразу сказала, что ты не узнаешь, какая я на самом деле, пока не поймешь, что значит для меня пение. Ты, кажется, решил, что для того чтобы понять, что я за человек, достаточно выяснить, какое блюдо мне нравится и какой цвет я предпочитаю. Но эти вещи ничего не скажут тебе о моем истинном «я».

По выражению его лица Мэдди видела, что он не понимает ни слова из того, о чем она говорит. Гнев ее внезапно испарился. Она повернулась лицом к лошади.

— Лучше бы ты этого не делал. Если жена нужна тебе для того, чтобы вести хозяйство, носить подаренные тобой дорогие платья и каждый день терпеливо ждать твоего возвращения, то найди такую и женись на ней. Зачем было влюбляться в меня? — Прислонившись головой к лошади, Мэдди изо всех сил старалась удержать слезы. — Почему было просто не переспать со мной? Большинству мужчин только это и нужно. Но не тебе. Ты отказывался от близости со мной до тех пор, пока я не полюбила тебя. А теперь заставляешь выбирать между тобой и музыкой.

— Я не прошу тебя бросить музыку.

Она принялась подтягивать и без того туго затянутую подпругу.

— О да, ты просто просишь, чтобы я пела для тебя, находясь в клетке. — Мэдди резко повернулась. — Будь ты проклят! Чтоб тебе провалиться в ад, Кристофер Хринг Монтгомери! Тебе хоть приходило в голову, что я не легкомысленная женщина, и если полюблю кого-то или что-то, то это навсегда. Я встречала стольких певцов с прекрасными голосами, которые бросали пение только потому, что оно переставало им нравиться. Я так не могу. Я не изменяю своим привязанностям, будь то привязанность к человеку, животному или какому-то занятию.

‘Ринг положил ладонь ей на руку.

— Не знаю, откуда у тебя такие мысли. Я люблю именно тебя. Я давно понял, что ты неспособна любить наполовину. Но я уверен и в своих чувствах, уверен в них с того самого момента, когда узнал, что ради спасения сестры ты согласилась выступать перед людьми, неспособными оценить твое пение. Мэдди, неужели ты до сих пор не поняла, насколько мы похожи? Я бы никогда не смог полюбить женщину, не обладающую такой же цельной натурой, как и у меня. Да если бы мне пришлось жениться на одной из этих пустышек, которые довольствуются тем, что всю жизнь остаются тенью своего мужа, я бы запугал ее до смерти. — Он сжал ей руку. — Ты не можешь меня оставить. Я разберусь с Йовингтоном и вернусь в форт. Жди меня там. Мы что-нибудь придумаем. Например, поженившись, мы могли бы каждое лето ездить в Париж или Лондон, и ты бы выступала там.

— Что мы можем придумать? Тебе незнакомо понятие компромисс. Уступать должна я. Одна я. Но ты — никогда. Ты не идешь ни на какие уступки. Пришло тебе в голову провести со мной три дня, соединив нас наручниками, — ты действуешь соответственно, не спрашивая моего мнения на этот счет. Решил ехать спасать мою сестру — уезжаешь украдкой, не сказав мне ни слова, оставив лишь коротенькую записку, подписанную твоими инициалами. А теперь ты говоришь, что я должна выйти за тебя замуж и всю оставшуюся жизнь делать только то, что ты хочешь. — Мэдди покачала головой. — Но ты ничего не понимаешь. — Смахнув слезы, она посмотрела на него. — Я постараюсь объяснить тебе, что я имею в виду. Ты не единственный человек, у которого развито чувство долга. Вот ты чувствуешь, что должен один поймать похитителей, и плевать тебе на мнение других. Точно так же я чувствую, что должна петь для людей, но не для тех, которые придут послушать мое пение по твоей просьбе, а для тех, которые сами захотят этого. Я не собираюсь жить твоей жизнью, я хочу жить своей. — Она выдернула у него свою руку.

— Значит, ты хочешь уйти от меня? Отказаться от всего, что между нами было, даже не попытавшись уладить наши проблемы?

Мэдди вскочила в седло.

— Ты не способен воспринимать ничьих точек зрения, кроме своей. Надеюсь, твои высокие принципы будут согревать тебя по ночам. — Она тронула лошадь, потом остановилась. — Нет, черт возьми, я желаю тебе совсем не этого. Оставайся несчастным до конца жизни. Пусть тебе будет плохо. Пусть слезы сожаления душат тебя каждый раз, когда ты услышишь о моих новых успехах.

С этими словами она послала лошадь в галоп и унеслась прочь.

16

Отъехав на некоторое расстояние от отцовского дома, Мэдди остановилась и обвела взглядом изумительные по красоте окрестности. Ей захотелось плакать. Но плакать она не могла, по крайней мере, не собиралась. Она и так достаточно наплакалась за последнее время.

Прошло три недели с того дня, как она уехала от ‘Ринга, три долгие тягостные недели. Она обрадовалась встрече с родителями и старыми друзьями, но пребывание с ними не сделало ее более счастливой. Чуткое Ухо въехал во двор десять минут спустя после приезда Мэдди и Лорел и тут же принялся рассказывать собравшимся о похождениях Мэдди с армейским офицером. Раньше Мэдди посмеялась бы над его красочными описаниями, но в этот раз ей было не до смеха. Поздоровавшись с родными и друзьями, она ушла, оставив их в обществе Чуткого Уха с его историями.

Мама догнала ее и, обняв, усадила рядом с собой. Уткнувшись лицом ей в грудь, Мэдди подробно поведала обо всем: о своем страхе за Лорел и об опасном турне и, конечно же, о любви к ‘Рингу.

— Но он хочет запереть меня в клетку, — закончила она.

Мама слушала очень внимательно и почти не задавала вопросов.

В течение первых двух недель пребывания Мэдди в отцовском доме все пытались отвлечь ее от невеселых мыслей. Бейли пропел три новых песенки, страшно непристойных, и попросил подправить мелодию, но Мэдди ответила, что у него и без нее прекрасно получается. Отец звал ее на охоту, но Мэдди отказалась. Линк предложил пойти с ним в лес подыскать подходящее дерево, чтобы сделать новые лыжи к зиме, но она предпочла остаться дома. Томас рассказал, что пишет книгу о своих юношеских приключениях, и попросил Мэдди помочь, но она никак не могла сосредоточиться. Чуткое Ухо отпускал разные шуточки, но она в ответ смотрела на него пустыми глазами.

Однажды Лорел, потеряв терпение, набросилась на сестру:

— Тебе же без него лучше. Мне он совсем не нравился. Он думал, что все знает. Думал, что только он один способен руководить этой их компанией, а я готова поспорить, что Джейми справился бы не хуже. Он…

— Джейми не переставал бегать за юбками, на дела у него и времени-то не хватало, — устало ответила Мэдди. — Ты ничего не знаешь про ‘Ринга. Он заботится о людях. Он готов взвалить на себя ответственность за весь мир. А теперь он остался совсем один.

— Да не будет он один. Найдет себе кого-нибудь. И ты тоже встретишь другого мужчину, и он…

— Мы всю жизнь искали друг друга и больше никого не найдем. Я буду петь, а…

Мэдди замолчала. До встречи с ‘Рингом она считала, что в жизни у нее есть все, о чем можно мечтать, но без него все утратило смысл.

— Почему ты перестала петь? — мягко спросила Лорел. — Все хотят послушать тебя. Бейли говорит, что ты забыла, как это делается. Он говорит, что этот парень заставил тебя забыть, как надо петь.

Мэдди едва сдержала слезы. Последний раз она пела для ‘Ринга, когда они несколько дней подряд занимались любовью.

Сейчас, созерцая с холма окрестности, Мэдди размышляла, что же делать дальше.

— Все еще не пришла ни к какому выводу? Она обернулась — сзади стояла мать. Мэдди улыбнулась. Все почитатели Джефферсона Уорта приписывали ему одному заслугу исследования Запада. Но Мэдди знала, какую огромную роль играла в его жизни жена, какую помощь она ему оказала.

— Не пришла к выводу относительно чего?

— Что значит для тебя любовь.

Мэдди не ответила, и мать продолжала:

— Я была очень счастлива, когда твой отец сделал мне предложение. Я сразу же заговорила о нашей будущей жизни, о том, как мы поедем в Бостон и будем жить в доме моего отца. Я сказала, что Джефф сможет заниматься делами фрахтовой компании отца, и упомянула даже о том, какие красивые костюмы ему куплю.

Мэдди в изумлении смотрела на мать. Она знала, что отец матери — очень состоятельный человек. Ей было известно и то, что поначалу Джефф отказывался взять ее мать с собой в экспедицию, ссылаясь на ее привычку к беззаботной роскошной жизни. Но представить, чтобы отец жил где-то, кроме Запада, и носил нормальные костюмы, а не одежду, сшитую из оленьих шкур, она не могла.

— Какое-то время мне казалось, — говорила тем временем Эми, — что я уговорю его поехать со мной. Мне до смерти надоели грязь и тяготы жизни на Западе. Надоело изо дня в день есть одно и то же, надоели мужчины с их мерзкими привычками. Я мечтала вернуться на Восток и снова жить среди людей, способных сказать фразу без единого бранного слова. Я соскучилась по книгам, музыке, фарфоровой посуде, красивой одежде.

Несколько лет назад Мэдди не захотела бы узнавать подробности жизни родителей. Она привыкла думать, что они всегда любили друг друга и между ними не было никаких проблем.

— И что же ты сделала?

— Я уехала. Я знала, чего хочу, а твой отец не мог мне этого дать. Я вернулась на Восток и прожила без него целый год. — Эми улыбнулась воспоминаниям. — Но я не учла, что и сама сильно изменилась. Я была уже не той юной девушкой, какой уехала в экспедицию. Мои подруги стали меня раздражать. Они приходили в ужас от одного вида норовистой лошади. Но если ты провел три дня без воды под обстрелом апачей, то никакая норовистая лошадь тебя не испугает. А кроме того, я всех шокировала своими высказываниями. Я больше не могла выносить лицемерия этого «общества».

— И ты вернулась к отцу?

— К тому времени по реке стали ходить пароходы. Я села на пароход и поехала к нему.

— И попросила принять тебя обратно? Эми рассмеялась.

— Не совсем так. Никаких просьб не было. Я сказала ему, что он должен сделать, чтобы я осталась с ним. — Она улыбнулась. — Я же сразу увидела, что он так же страдал без меня, как и я без него. Я сказала, что мне нужен нормальный благоустроенный дом, что я не намерена кочевать по всему Западу. Он может путешествовать когда и куда захочет, но я буду жить на одном месте.

Мэдди взглянула на горы и улыбнулась. У ее родителей все сложилось удачно. Отец каждое лето отправлялся в путешествие, объезжал различные индейские племена, где у него были друзья, навещал знакомых горцев. Пять раз Мэдди ездила с ним, а ее сестра Джемма сопровождала отца почти каждое лето.

— Значит, мне следует поехать к ‘Рингу и сказать ему, что я не могу жить без пения и он должен ездить со мной? — спросила она.

— Этого я не знаю. Знаю только, что я любила твоего отца и поехала за ним и впоследствии ни разу об этом не пожалела.

— Но в вашем случае тебе пришлось уступить, а в моем — пойти на уступки должен ‘Ринг. — Мэдди закрыла лицо руками. — А я даже не знаю, жив ли он. Он поехал в этот ужасный город, чтобы рассчитаться с человеком, похитившим Лорел. Если его убьют, это будет моя вина. Лорел похитили, потому что тот человек хотел услышать мое пение, и если ‘Ринг…

Эми обняла дочь:

— Не нужно винить себя. Он сам так решил.

— Он все решает сам, — с горечью заметила Мэдди.

Она не спала в эту ночь. Лежала, уставившись в потолок, и думала. Она так и не нашла ответов на все мучившие ее вопросы, но задолго до рассвета встала и, одевшись, вышла из дома.

Было еще темно, однако отец уже ждал ее.

— Я еду за ним, — сказала Мэдди, упрямо сжав губы. — Мне не следует этого делать, и позже я, возможно, пожалею, но я еду.

Отец слегка улыбнулся.

— Я так и думал. Мы, Уорты, всегда стремимся получить то, что нам нужно. Ты так хотела петь, и ты стала певицей.

— А теперь мне нужен этот мужчина. Джефф ухмыльнулся:

— Это у тебя от матери.

Мэдди посмотрела на него. ‘Ринг сказал, что Джефферсон Уорт, должно быть, совсем старик, но отец был все еще красив, и Мэдди не могла представить, что когда-нибудь его не станет. Она импульсивно обхватила его за талию и прижалась к нему.

Джефф погладил дочь по волосам.

— Не будем терять времени. Поедем за ним. К тому времени, когда они оседлали лошадей и уложили необходимые вещи, Томас, Линк и Бейли тоже были готовы ехать с ними. А когда они сели на лошадей, к ним присоединились Эми, Лорел и Чуткое Ухо.

Мэдди отвернулась, стараясь совладать со своими чувствами. Как же она любила их всех! Они всегда приходили ей на помощь.

— Ну что ж, поехали спасать твоего парня, — нетерпеливо проговорил Бейли. — Мне уже давно хочется размяться. Слишком уж здесь спокойно. Вот только никак не пойму, черт возьми, зачем нам брать с собой женщин и детей.

— Да я стреляю лучше тебя, — воскликнула Лорел. — Ты даже то, что у тебя под носом, с трудом можешь различить.

— Джефф, у твоей дочери нет никакого почтения к старшим, — проворчал Бейли.

Мэдди улыбнулась отцу, и все они поскакали вниз по склону.

Это случилось на второй день путешествия. Томас и Джефф внезапно остановились, Чуткое Ухо соскочил с лошади и скрылся в лесу, а Линк и Бейли подъехали к женщинам и заняли позицию, удобную для их защиты.

Мэдди задержала дыхание. Уже много лет она не попадала в ситуацию, когда на каждом шагу может подстерегать опасность. Они внимательно прислушивались, стараясь производить как можно меньше шума. Мэдди ничего не слышала и про себя удивлялась тонкому слуху отца и его друзей.

Затем она услышала какой-то звук, но не могла сказать, что это. Но вдруг глаза ее расширились, и она выпрямилась в седле.

— Это он, — прошептала Мэдди.

Отец бросил на нее неодобрительный взгляд. Он учил, что при малейших признаках опасности надо прекращать всякие разговоры.

Но Мэдди, не обращая на него внимания, пришпорила лошадь и поскакала вниз по склону. Остальные последовали за ней.

За последние три с лишним недели Мэдди не пропела ни единой ноты, но сейчас, верхом на несущейся галопом лошади, она запела. Она даже не осознавала, что поет, вроде бы это была ария из «Кармен», ария, в которой Кармен обещает любовь своему солдату.

Вскоре она увидела ‘Ринга, который несся навстречу. Подскакав, он пересадил ее на свою лошадь и принялся осыпать лицо поцелуями.

— Я не мог, — прошептал он, — не мог потерять тебя.

Мэдди не вслушивалась в его слова, она хотела лишь обнимать его, прикасаться к нему, целовать его. Прильнув друг к другу, они жадно целовались, не замечая никого вокруг. Тем временем с одной стороны подъехали родные Мэдди, с другой — ‘Ринга.

Спустя некоторое время оба семейства стали проявлять признаки нетерпения. Наконец Джейми выехал вперед.

— Позвольте представиться. Я Джейми Монтгомери, а это мой брат ‘Ринг, — сказал он, обращаясь к Томасу и Джеффу; в голосе его звучало уважение, ведь он разговаривал с людьми, которые были для него живой легендой.

‘Ринг первым заметил, что они с Мэдди находятся в центре внимания довольно многочисленной группы. Сжав коленями бока Баттеркапа, он направил лошадь в лес, и они скрылись среди деревьев.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, отстранившись от Мэдди.

Мэдди испугалась. Пока они целовались или занимались любовью, все было прекрасно. Но их разговоры кончались взаимными обидами.

Мэдди положила руку ему на грудь:

— Что же произошло по пути в Десперит?

— Я осознал, что впервые в жизни не могу не получить то, что мне нужно. Тоби часто повторял, что я испорченный мальчишка, потому что на деньги Монтгомери я всегда мог купить все что угодно, и что без денег мне в жизни придется трудно. Я считал, что он говорил не думая. Какая польза от денег, рассуждал я, когда в тебя стреляют индейцы. — Он ласково погладил ее по щеке. — Расставшись с тобой, я сначала думал, что ты просто капризничаешь. Такое объяснение казалось мне вполне обоснованным — в конце концов ты женщина, да к тому же и оперная певица. Я доберусь до Йовингтона, думал я, потом заберу тебя с собой в Уортбрук, и все будет так, как я планировал. — Он помолчал и глубоко вздохнул. — Джейми заставил меня понять, что на сей раз мои планы могут не осуществиться.

— А что же он сделал?

— Он без конца повторял, что ему будет не хватать твоего пения. Да и Тоби заявил, что ему будет скучно без кошачьих концертов. Я смеялся над ними, говорил, что они смогут слушать тебя сколько захотят, когда мы вернемся домой. — ‘Ринг снова помолчал. — Но Джейми сказал мне: «А вот и нет, братишка. На сей раз ты проиграл». До того момента мне и в голову не приходило, что ты говорила серьезно, я считал твои слова просто выходкой взбалмошной девчонки.

Взяв ее руки в свои, он сжал их с такой силой, что Мэдди стало больно, но она не издала ни звука.

— Позже, — прошептала она и принялась целовать ‘Ринга.

— Нет, — твердо возразил ‘Ринг, соскочил с лошади и, поймав Мэдди в объятия, поставил ее на землю на некотором расстоянии от себя. — Я должен сказать это сейчас, потому что не уверен, что потом у меня хватит мужества.

— Мужества? — У Мэдди учащенно забилось сердце. — Мужества сказать что?

‘Ринг отошел на несколько шагов и повернулся к ней спиной.

— Мужества признать, что ты была права, — тихо проговорил он.

Мэдди, моргая, смотрела ему в спину, потом подошла и встала перед ним.

— Права в чем?

— Ну… права в отношении некоторых вещей. — ‘Ринг поднял голову, и Мэдди заметила темные круги у него под глазами. Видимо, он спал не больше, чем она. — Я отправился в Десперит, намереваясь захватить Йовингтона и добиться суда над ним, но в голове у меня все время звучали твои слова, что я делаю это из мести. — ‘Ринг отвернулся. — Наверное, я слишком долго был один. Один в семье из одиннадцати человек. Не знаю, как это у меня получалось, но так оно и было. — Он снова посмотрел на нее. — Ты была права, сказав, что я всегда и во всем руководствовался собственными желаниями. Семья никогда не мешала мне делать то, что я хотел. Думаю, я и в самом деле не научился понимать, что такое компромисс.

Я не спал в ту ночь. Лежал и думал, как буду жить без тебя, и не мог этого представить. Я пытался убедить себя, что, если ты не согласишься жить со мной в Уорбруке, тебе же будет хуже, а я быстренько найду другую женщину. Но ничего у меня не получалось. Я искал тебя долгие годы и теперь не собираюсь отпускать.

Он потянулся к ней, но она отступила.

— Расскажи все до конца. Что ты предпринял в отношении Йовингтона?

Улыбнувшись, ‘Ринг провел рукой по волосам.

— Я сделал так, как ты советовала.

— Как я советовала?

— Предоставил заниматься этим армии. Джейми, Тоби и я поехали в форт Брек и обо всем рассказали полковнику Харрисону. Он послал в Десперит солдат. Я настоял на том, чтобы мое имя не упоминалось в этой связи и чтобы вся операция считалась заслугой Харрисона. Так что он, возможно, получит медаль или что-то в этом роде.

— И простит тебя за то, что ты осложнял ему жизнь?

— Надеюсь. Ведь до окончания моей службы остался еще год.

— А что потом?

Он ответил не сразу, и Мэдди поняла, что ответ на этот вопрос требует от него большого самопреодоления.

— Я все думал о твоих словах о клетке и пытался понять их смысл. У меня способность к бизнесу. Но что если бы мой отец был богачом, которому деньги достаются даром? Тогда он мог бы купить для меня компанию, просто чтобы меня потешить, и я бы никогда не узнал, действительно ли я способный бизнесмен. — ‘Ринг улыбнулся. — Не скрою, я испытываю необыкновенный подъем, когда удается заключить выгодную сделку, и я знаю, что одержал победу благодаря своей деловой смекалке и умению вести переговоры. Наверное, у тебя возникает такое же чувство, когда ты выступаешь перед зрителями, которые пришли послушать тебя по собственной воле, а не потому, что они чем-то обязаны твоему мужу — руководителю крупной компании. — ‘Ринг глубоко вздохнул, а когда снова заговорил, Мэдди почувствовала, что его слова идут от сердца. — Я не имею права просить тебя бросить пение. Я поеду туда, куда и ты. Пока ты будешь выступать, я буду сопровождать тебя в любую точку земного шара.

Она долго смотрела ему в лицо, прежде чем ответить.

— А что же будешь делать ты? Заниматься реквизитом?

— Я могу исследовать возможности расширения деятельности «Уорбрук Шипинг» в других странах. Ты когда-нибудь выступала в Гонконге?

Мэдди боялась пошевелиться. Сбывалась ее мечта. Он любил ее по-настоящему. Не женщину, созданную его воображением, а ее, Мэдди. И он любил Ла Рейну, женщину, способную многого добиться в жизни собственными усилиями, а не просто находиться при муже. Он любил ее и как женщину, и как личность, и она хотела не только принять его дар, а и дать что-то взамен.

Мэдди улыбнулась, пытаясь сдержать слезы радости.

— Ты знаешь, я подумала, может, я смогу выступать в других странах зимой, а лето проводить с тобой в Мэне и петь в этом театре, который ты собирался для меня построить. — Он стоял, глядя на нее, но не пытаясь к ней прикоснуться. — Я имею в виду, если ты считаешь, что это сработает. Ты сможешь бросать дела на полгода?

‘Ринг дотронулся до челюсти.

— Моя челюсть все еще чувствует доводы Джейми, убеждавшего меня, что шесть братьев прекрасно без меня справятся.

— Я готова попробовать, если ты согласен.

‘Ринг подхватил ее и закружил.

— Это сработает. Я добьюсь того, чтобы это сработало.

Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем.

— Ринг, давай останемся здесь и…

— Нет, — твердо ответил он. — Я хочу познакомиться с твоим отцом и всеми остальными и хочу, чтобы мы поскорее поженились. Тогда я смогу заняться твоими финансами.

— Моими финансами? Но что заставляет тебя думать что ими надо заниматься? У тебя что, мало проблем с собственными?

— Я не потерплю, чтобы мою жену надували, и намерен проследить…

— К твоему сведению, я попросила маму заниматься моими деньгами. Джон Фэрли присылал ей отчеты о моих гонорарах четыре раза в год, и она во что-то вкладывала эти деньги.

— Во что-то вкладывала? Слава Богу, хоть один человек в вашей семье имеет деловое чутье. Я не вынесу, если наши дети окажутся не способными управлять «Уорбрук Шипинг».

— Наши дети станут певцами или художниками, и ты не будешь навязывать им свою волю, как пытаешься навязать мне. И кроме того…

Мэдди замолчала, потому что ‘Ринг начал ее целовать, и она забыла, что еще собиралась сказать.