«Значение Киевской Руси доселе никем еще не было понято. Это древняя, светлая Русь озарена каким-то весельем, праздничным сиянием. Разноименное население окрестностей Киева, греческий торговый путь и другие, проходившие мимо Киева или примыкавшие к нему, беспрерывные сношения с Византией и Западной Европой, церковные торжества, соборы, княжеские съезды, соединенные ополчения, привлекшие в Киев множество народа из всех концов России, довольство, роскошь; множество церквей, засвидетельствованное иностранцами; рано пробудившаяся потребность книжного учения, при этом какая-то непринужденность и свобода в отношениях людей различных званий и сословий, наконец, внутреннее единство жизни, всеобщее стремление освятить все отношения религиозным началом, так ярко отразившееся в воззрении нашего древнейшего летописца. Все это вместе указывает на такие условия и зародыши просвещения, которые не все перешли в наследство к Руси Владимирской».

«Из Азии пришли татары. Люди запирались в городах, которые один за другим брались татарами, пока очередь не дошла до Киева. Не устоял и Киев. И как было устоять. Как ни храбро бились в отчаянии горожане, но против несметной силы устоять не могли. Страна полян и северян опустела до того, что когда итальянский путешественник, монах Плано Карпини, проезжал вскоре после погрома этими местами, то он видел одни пустыри, усеянные белеющими костями, черным углем пожарищ, заросшие уже степным бурьяном. Людей почти не было видно. Где жили тысячи и десятки тысяч, там робко копошились отдельные семьи запуганных, обездоленных людей. Татары остались кочевать в степи неподалеку, и ни у кого не хватало смелости и охоты вернуться на места, где, как встарь при половцах, ежечасно можно было ждать набега, не имея надежды найти защиту в городе или у князя.

До татарского погрома главным центром Русской земли оставался все-таки Киев. Все главные события древнерусской истории развертывались вокруг него. Неизвестно, что случилось бы, если бы Киев остался прежним людным городом. Может быть, кроме Польши, Литвы и Москвы, еще одним могучим государством было бы больше на земле, и Русь, в конце концов, собралась бы вокруг Киева, а не вокруг Москвы.

Татарское нашествие разорило всю Украину, после него она не оправилась, пока не вошла в состав Литовского княжества, между тем, как московским князьям татары оказали существенную помощь для основания большого деспотического государства».

«Расположившись на житье в опасной от татар стране, южнорусский народ сам должен был защищать себя. Государство Польское не давало ему защиты. Обороняясь от хищников, люди привыкали к оружию, привыкали соединяться для защиты и нападения в военные союзы или братства, в разные «купы», «роты», «бурсы», с выборным атаманом, с общей казной, со складом оружия и сборными местами, куда надо было являться при наступлении опасности. Члены таких братств назывались разными именами, пока для всех их, в конце концов, не установилось одно общее название – казаки».

«Вышел в 948 году из киевских и полтавских земель один человек, именем Семен, на устье Буг-реки, в лиман, на одну косу, которая коса и доныне зовется Семенов рог, для своих промыслов, а именно, для битья диких коз, кабанов и прочей дичины, и будучи на оной косе одно лето, пришел домой, и как проведали тамошнее довольствие ближние его соседи, то продались к нему человек более ста, для оных промыслов, а оного Семена стали у себя иметь атаманом. И жили многое время на оной Буг-реке, и сшили себе кафтаны и штаны из кожи диких коз, и тако произошли в великую славу, что славные стали быть стрельцы и прозвали их козарами.

Как греческий Император, живучи в царе-граде с Турком имел войну и нанимал себе охотного воинского люду, то Его Величеству внушили, что есть-де такие люди, что никакого зверя не пропустили, и где будут, то тут и попадут, а прозываются они козары; жилище свое имеют по Буг-реке. Его Величеству весьма оное понравилось, и послал к ним одного комиссара с денежною казной, и как оный комисар приехал на Буг-реку и нашел в камышу оных козар и атамана Семена, то оному атаману объявил, что Его Величество соизволил прислать к ним денежную казну, и приказал объявить: чтобы они со своими людьми поимку чинили над оным неприятелем, около Дуная и прочих тут мест. И оный атаман Семен, взяв деньги, со всеми козарами пошел охотно, и приехав к Украине, к местечкам Лысенке и Медведовке и прочим тут имеющимся городкам, присовокупил еще себе войска, более двух тысяч человек, и пошел к Дунаю и прочим тут имеющимся местам. И под Турком, через помощь Божию, в разных местах поиск учинили. А особенно оны козары действительно в оном случае себя оказали, как-то: отогнанием у Турков табунов лошадей и прочей скотины, также и коммуникацию у Турков весьма отняли, и неукрепленные городки, яко то редуты, разоряли, и людей всех в плен брали, а прочих рубили. И по окончании оной баталии Его Величество своею милостью их жаловал, и назвал их казаками».

«По известном Батыевом разорении завладели Киевским Княжеством Литовские князья, а в 1340 году Польский король Казимир I оное в воеводство превратил и всю Малороссию на полки разделил.

Первый гетман был Прецелав Ланскаронский, при котором королем Сигизмундом даны казакам вольности и пожалована им земля выше и ниже порогов по обеим сторонам Днепра, завладенная Казимиром I в 1340 году. Но потом, как поляки стали утеснять малороссиян, некоторые из них выбрали себе пустое место ниже порогов, и там, упражняясь в звериной и рыбной ловле, назвали себя либо от козаров, либо от ловли диких коз казаками, которое название потом приложено не только малороссиянам, но и охотникам полякам, поразившим татарского хана Мелингирея в 1516 году».

«Ученые долго спорили о том, что значит слово «казак». Иные производили его от слова «коза», потому, мол, что казаки соперничали с дикими козами ловкостью своих движений; другие – от слова «коса», оттого, что любимым занятием этих людей была рыбная ловля на песчаных отмелях, косах. Теперь все согласны в том, что слово «казак», или «козак» вовсе не русское, а татарское. Киргизы и теперь называют себя казаками, а у татар все их военное сословие состояло из улан (ханских потомков), мурз (князей, дворян) и простых казаков, не владевших землею. Эти татарские казаки постоянно шлялись по степям, содержали полевую стражу и жили военною добычею! Само слово «казак» или иначе «кайсак» обозначало на их языке «легковьючного наездника», человека вольного, бродягу. Украинцы из Киевщины и Полтавщины тоже выходили в степи, которые доставляли им мед, рыбу, звериные шкуры, меха и богатые пастбища, и всего этого было вволю. Поэтому земледельческий тяжелый труд был тогда многим не по душе, да и трудно было им заниматься правильно, когда никто не был уверен в завтрашнем дне: налетят татары и все разграбят; и степь манила отважных людей прелестью вольной жизни.

Многие украинцы жили тогда полукочевою жизнью: где-нибудь в селе или городе у них были усадьбы, обыкновенно защищенные, так как правильного хозяйства не велось, а сами они зимой работали или на смолокурне, или на винокурне, весной же целыми артелями, под предводительством выборных ватажков, шли в степь поохотиться, порыбачить; выпасти коней на роскошных травах, но тут постоянно сталкивались с татарскими бродягами, и их сильно подмывало навредить как можно больше ненавистному врагу, да кстати и поживиться на его счет. То поймают арканом одинокого татарина, то спалят какой-нибудь улус (становище татарское), то, как змеи, подкрадутся в высокой траве к татарскому чамбулу на ночлеге, – часть погонит в поле пасущихся татарских коней, где их переловят, а другая бросится на растерянных татар, непривычных к пешему бою, и беспощадно изрубят их саблями. Изучив до точности все татарские повадки, все их обычные дороги и переправы, которыми они пользовались для своих опустошительных набегов, украинские выходцы вскоре очень пригодились своим землякам: они извещали их о движении татар, о готовившихся больших набегах, ставили сторожу (варту) на высоких курганах и залегали в густых камышах возле разных речных бродов и днепровских переправ.

Эта жизнь, полная опасных приключений, среди бесплодной степи, в беспрерывной мелкой войне, наложила на украинских выходцев особый отпечаток. Они стали такими выносливыми, что при случае могли питаться одними кореньями, желудями, рогами и копытами животных, по целым дням не слезать с коня, переплывать широкие реки и даже страшные Днепровские пороги. Смерть, постоянно грозившая им во всех видах, сделала их отважными и беззаботными, а отсутствие всякого стеснения, привычка во всем полагаться на себя, а не ждать помощи от государства, развили в них любовь к свободе и независимый характер. Все эти вооруженные украинские выходцы стали называть себя казаками, потому что во многом были похожи на своих врагов – татарских казаков: они переняли не только все их военные хитрости, но даже костюм и обычай брить голову, оставляя один только длинный чуб. При наступлении зимы небольшая часть казаков устраивала себе на каком-нибудь неприступном Днепровском острове шалаши из хворосту, крытые лошадиными шкурами, и оставались там зимой, содержа варту (сторожу). Большая же часть возвращалась домой на Украину; там они продавали на ярмарках привезенные из степи меха, шкуры, мед, рыбу, часто посоленную, за недостатком соли, золою, а также отбитых (угнанных) татарских коней и скот. Их рассказы о своих подвигах и прелестях привольной степной жизни побуждали многих слушателей, мещан и крестьян, и себе попытать счастья – «показаковать в поле», а, раз вкусив этой жизни, они уже не возвращались к прежней и тоже делались казаками. От этого, чем дальше, число казаков все росло и росло.

Так как в Литве и на Украине не было постоянного войска, то каневский и черкасский старосты старались воспользоваться храбростью и опытностью казаков в военном деле для охраны границы от татар и турок, образуя из них правильно вооруженные околицы, роты и сотни; сами поощряли мещан и крестьян поочередно посылать из своей среды в степь варту и всех таких людей освобождали от податей. Татары вскоре почувствовали казацкую силу. В 1527 году хан жалуется польскому королю Сигизмунду: «Приходят к нам каневские и черкасские казаки, становятся под улусами нашими на Днепре и вред наносят нашим людям; я много раз посылал вашей милости, чтоб вы остановили их, но вы их остановить не хотели. Я шел на Московского князя, 30 человек за болезнью вернулись из моего войска; казаки поранили их и коней побрали. Хорошо ли это? Черкасские и каневские власти тем пускают казаков вместе с казаками неприятеля твоего и моего, Московского князя, под наши улусы и, что только в нашем панстве узнают, дают знать в Москву».

«Польская шляхта стала перебираться на Украину, где селилась на выпрошенных у короля землях, раздаваемых им в награду за службу; литовские и русские дворяне, желая получить права шляхты и во всеми сравняться с нею, стали переходить в католичество.

Исподволь на Украине стали прививаться польские порядки, в числе их и крепостничество. Не прошло и нескольких десятков лет, как русский народ увидел себя в горчайшей кабале, разница в вере и языке пана и хлопа уничтожила прежнюю близость между ними, они стали чужими.

Пан-католик, живя за счет своих хлопов, не жалел их, как «схизматиков» – еретиков, выжимая из них все соки и звал их не иначе, как «быдлом» – скотом.

Тяжела и горька была жизнь хлопа у пана, особенно в правобережной Украине, а потому много стало убегать их на восток и на Низ, где они, если только не были перехвачены в дороге, превращались в вольных казаков.

«Казак» по-татарски значит – бродяга, наездник, вольный воин. Это название появилось давно. Так называли вольных жителей левобережной Украины, которые плавали вниз по Днепру за рыбою и затем продавали ее в Киеве и других городах. Эти смельчаки стали набираться старостами из королевских местечек и волостей или сами собирались в шайки и выбирали себе предводителей. Ловля рыбы в низовьях Днепра, в соседстве с татарами, часто оканчивалась кровавыми стычками с ними, а потому эти рыболовы, в то же время должны были быть воинами, отчего стали называться казаками».

«Первоначально и преимущественно казак, человек бездомный, изгнанник из общества, человек, которому тесно, тяжело в обществе при известных условиях; казак искал через бегство из общества только личной свободы, он являлся в степь с тем узким, младенческим взглядом на общественные отношения, к какому приучила его прежняя среда частной зависимости. Он бежал в степь для того, чтобы быть вольным казаком, а не мужиком, ибо с понятием труда соединялось понятие мужичества. Вольный казак, молодец, вовсе не хотел работать, или хотел работать как можно меньше, хотел жить за чужой счет, за счет чужого труда.

Все удалые и беспокойные головы, все, имевшие причины враждовать с правительством, стремились в степное Запорожье; здесь-то вспыхивали восстания и разливались по всей Украине, отсюда являлись вожди этих восстаний».

«Вопрос о возникновении казачества по-прежнему занимает одно из главных мест в истории Украины. Споры и дискуссии по этому поводу длятся на протяжении нескольких столетий и не утихают до сих пор. Незначительное количество источников не дает возможности в полной мере ответить на некоторые важные аспекты этого процесса, вследствие чего и существует огромное количество гипотез и теорий относительно возникновения казачества.

Украинское казачество зародилось на территории Среднего Поднепровья в конце XV века. Среди ученых нет единодушия в вопросе происхождения слова «казак». Считалось, что оно происходит от названия народов, некогда живших вблизи Днепра и Дона (касоги, х(к)азары), или от самоназвания современных киргизов – кайсаки. Существовали и другие этимологические версии происхождения термина «казак»: от турецкого «каз» (т. е. гусь), от монгольского «ко» (броня, защита) и «зах» (рубеж). Некоторые ученые выводили его из татарских глаголов «каз» – «рыть», «кез» – «скитаться», «кач» – «бежать, спасаться»; другие создали невероятную этимологию этого слова от «каз» – «гусь» и «ак» – «белый».

Слово «казак» впервые было упомянуто в латинской рукописи конца XIII века «Godex cumanicus» в значении «сторож» или «дежурный». Вслед за этим оно все чаще встречается в тюркоязычных источниках, означая свободного вооруженного человека».

«Сам термин «казак» – тюркского происхождения. В «Тайной истории монголов» (1240 года) так называется свободный человек, не связанный семейными узами, склонный к завоеваниям. В словаре половецкого языка (1303 года) казаком именуется воин-разведчик, сторожевой. На землях Руси казаками начали называть свободных людей, которые селились в приграничных районах Московского государства, Великого княжества Литовского и Польши. В условиях приграничья, находясь между двумя враждебными социокультурными мирами – миром христианства и миром ислама, – казаки с самого начала были вынуждены объединяться в вооруженные отряды во главе с выборными атаманами, и быть готовы в любой момент дать ответ тем, кто зарился на их независимость. Свои ряды они пополняли за счет крестьян-беглецов, крепостных и каторжников, людей, преследуемых по религиозным или политическим мотивам. Их товарищество было многонациональным. Так, польский посол Пясочинский, говоря в 1601 году с представителями турецкого правительства, отмечал, что среди казаков были «поляки, украинцы, московитяне, волохи, турки, татары, евреи, и вообще люди всякого языка».

«В безграничных степях между Черным, Аральским и Каспийским морями от неизвестных времен появляется народ, носящий имя «казаки». О происхождении и начальной судьбе этого народа нет правдивого сказания ни в летописях, ни в истории. Истинно только то, что казаки в Х веке существовали уже в землях русских – Малороссии и далее по Днепру, Дону и Бугу.

Подобно началу истории всех политических обществ и история казаков начинается появлением витязей, дела которых переживают многие столетия, записываются в летописи и служат потом первыми страницами в истории народов».

«Довольно, что имя оное казак, есть древнее и всем вестимое. Сие слово, казак, есть сложено из двух наречий – Каспиум, то есть Каспийское море, и Саки, то есть скифский народ, ибо саками именовали их, по автору Плинию.

Малороссийские казаки, без сомнения, суть древнейшие от донских, око сии в 1579 году, в государствование царя Ивана Васильевича, стали быть известны, а оные начали быть еще в 1340 году, когда Польша Чермную Русь себе покорила.

Когда знаменитый князь литовский Гедимин, в 1320 году, татарскому владению над Киевом конец учинил, взял без малейшего сопротивления град Киев и учредил в нем воевод своих, что обывателей земли той привело в страх и многие из них принуждены были оставить дома свои и искать поселения себе внизу по Днепру, где как скоро поселились, то поляки, литва, татары, будучи теперь их соседями, беспрестанно делали на малороссиян нападения и обиды, отчего они, защищая себя, приобрели от мала до велика привычку к воинскому искусству.

Обыкновенно украинские казаки назывались тогда запорожцами, потому что по той стороне днепровских порогов все жили.

Король польский Сигизмунд I (1507–1548 годы) взял оттуда некоторую часть того военного народа и поселил их в вершине днепровских порогов, для защиты границ от турецких и татарских нападений, когда те казаки размножились так сильно, что в состоянии были, в согласии с братиею своею запорожцами, разбивать на Черном море турок и татар.

Король Стефан Баторий, которому Польша, за многие добрые учреждения, много должна, рассуждая, как нужны и полезны казаки на войне, сделал из них в 1576 году воинский корпус, разделяя его на 6 полков, в каждом полку по тысяче человек, а те полки разбил на сотни, с тем, чтобы каждый казак, принадлежащий к полку, вписан был в сотню и, когда потребуется, в оной непременно должен быть. Всякий полк и всякая сотня имели себе определенного от короля начальника, который тогда по определению королевскому был без перемены. Над всеми же теми полками король сделал им главней него командира с титулом гетмана, которому для лучшего уважения и почитания, жаловал королевское знамя, бунчук, булаву и печать с изображением казака, стоящего в поле, которою и ныне Малороссия печатается. Тогда же быть определил и войсковым старшинам – обозному, судье, писарю, есаулу».

«Слово «казак», несомненно, не русского происхождения. Слово это давало повод различным ученым и исследователям строить самые разнообразные догадки для выяснения его происхождения и первоначального значения. Некоторые пытались сопоставить его с названием племени касогов, живших в IX–XI веках в предгорьях Северного Кавказа; и с Казахией, Закавказьем, пограничной грузинской областью, упоминаемой византийским императором Х века Константином VII Багрянородным; и с хазарами, жившими на низовьях Дона и Волги в VIII–X веках. Производили это слово и от турко-татарского слова «коз» – «гусь», и от монгольского слова «ко» – «броня, латы, защита», и «зах» – межа, граница, рубеж, откуда «козах» должно было означать «защитник границы». Историк Голубовский считает это слово половецким словом «страж». Однако же, несмотря на все старания ученых, вопрос о происхождении слова «казак» остается все еще спорным и неясным. Нетрудно заметить, что в русских исторических памятниках на первых же порах слово «казак» употребляется то в общем смысле «бездомника», «изгнанника», то в более узком значении «одинокого вольного человека», служащего по доброй охоте государству или отдельным его членам.

Казачество является по духу и целям своим прямым продолжением богатырства святорусского, а потому его нужно считать столь же древним, как и самое русское государство. Можно смело сказать, что казачество – это Русь, но не безвольная холопская Русь, стонущая под иноземным игом и бессильно тонущая в междоусобной борьбе, а Русь свободная, победоносная, широко распространяющая свои орлиные крылья по степному простору и смело смотрящая в очи соседям – врагам».

«Как один из видов избавления от гнета помещиков развивалось бегство крепостных. Крепостные крестьяне и беднейшее мещанство уходили в восточные, слабо заселенные степные районы, в низовья Днепра, где поступали на службу в пограничные замки, а также занимались охотой, рыболовством. Такие неоседлые люди стали называться казаками. Они фактически становились свободными людьми. Казаки становились организаторами походов против татар, которые были вызваны их постоянными набегами.

Во второй половине XVI века казачество за Днепровскими порогами создало свой военный центр – Запорожскую Сечь».

«В советской историографии утверждалось, что формирование казачества происходило только за счет крестьян, которые бежали от крепостничества. К сожалению, этот классовый подход к рассмотрению вопроса формирования казачества и до сих пор перевешивает в научных трудах и популярных публикациях. Ряд украинских историков, в частности Л. Зализняк и другие, отрицают это «утверждение» и доказывают, что казаки выступили на историческое поле задолго до закрепощения крестьян. Украина была известна позднесредневековой Европе под названием «страна казаков». Вольтер в «Истории Карла XII» писал: «Украина, страна казаков – одна из плодороднейших стран света. Украина всегда желала свободы». Казаки по форме и сути были разновидностью европейского рыцарства. Свое происхождение они ведут от княжеской эпохи и являются наследниками дружинно-рыцарских традиций Киевской Руси. Наверно не случайно церковные иерархи в своем Манифесте 1621 года назвали Запорожское войско наследниками древнекняжеского рыцарства. Булла папы Григория IX говорит о казаках под 1227 годом.

Казачество породило не так крепостное право, как горячее желание возродить свою державу на старинных киеворусских просторах. Именно на этом желании формировалась идеология вооруженного отпора, единения всех, кто делал вклад в это дело, независимо от национальности, социального происхождения. Поэтому в казацких рядах вместе были и крестьяне, и ремесленники, и шляхтичи, и священники, и аристократы, и иностранцы. Казачество пополнялось как выходцами из украинских земель, так и из Беларуси, Московского княжества, Молдавии.

Казаки осваивали незаселенные украинские степи в низовьях Днепра, на которые не распространялась власть ни польских, ни татаро-турецких захватчиков. Вольные поселенцы – казаки, для которых свобода ценилась превыше всего, создавали на новых местах и новую общую организацию – казацкое общество, громаду, в которой каждый получал равные со всеми права пользоваться хозяйственными угодьями и участвовать в самоуправлении, в том числе и в выборах казацких предводителей. Одновременно каждый был обязан с оружием в руках охранять поселения, ходить в военные походы».

«На исторической арене украинское казачество как явление появилось в конце XV века, но как социальный слой сформировалось лишь на рубеже XVI–XVII веков. Именно тогда украинское казачество переросло в отдельную сословную группу со своими особыми интересами, экономическими и общественными прерогативами. Между казаком – степным воином конца XV – начала XVI века, который занимался так называемым «уходничеством» (экономическим промыслом), и казаком конца XVI века, ставшим защитником интересов украинского народа в могущественном многонациональном союзе Речи Посполитой, – огромная разница.

Казачество формировалось на довольно большой этнической и социальной базе, которая на протяжении двух столетий постоянно обновлялась и изменялась. В этот процесс были втянуты крестьянство, боярство, шляхта, мещанство».

«Широким потоком хлынула шляхта на Русь, а за ней шло католическое духовенство. Магнаты усердно выпрашивали у короля дарственные записи на свободные земли, и король охотно давал эти грамоты. Иной пан получал такой кус земли, что его на добром коне несколько дней не объедешь. За панами потянулась сюда и мелкая шляхта, «загоновая» беднота, чтоб и себе воспользоваться крохами от панской добычи. Выслужится такой шляхтич у пана, поможет ему тот «врасти в землю», обзавестись хозяйством, пойдет он в гору, смотришь – иной вскоре и сам сделается магнатом. Иной захудалый шляхтич продавал последнее свое имущество на родине и с деньгами спешил на Украину; там являлся к пану и просил дать ему даром участок земли. Панам это было очень на руку, так как это увеличивало доходность их земель: новоприбывший шляхтич старался заселить землю; если она была пуста, заводил челядь и хозяйство; если же земля была с крестьянами, то он облагал их поборами и тогда платил пану аренду. Заселение Украины с этих пор быстро двинулось вперед, страна была богата, пустынна и могла бы прокормить много народу. Беда была в том, что шляхта притекала из Польши преизобильно, польские кметы не шли. Тут нужны были дешевые рабочие руки, а их или вовсе не было, или на новых землях сидело свободное население: земяне, казаки, вовсе не расположенные даром работать на свалившихся к ним с неба новых господ; шляхта же выросла на хлопском труде и не признавала никакого другого. К тому же русский человек-простолюдин был в глазах поляка схизматиком, еретиком, и они иначе не называли его, как «быдлом» (животным), «песьей кровью». Суда на пана нигде нельзя было найти: судьи были продажны, да и магнаты не боялись их, издеваясь над судебными приговорами. Бедствия народа еще усиливались от присутствия на Украине буйного наемного «кварцяного войска»: служившие в нем жолнеры бесчинствовали и обирали жителей».

«В Турции ни один паша не может того сделать последнему мужику, иначе поплатится головою; и у московитян первейший боярин, и у татар мурза не смеют так оскорблять простого хлопа, хотя бы и иноверца. Только у нас в Польше вольно все делать в местечках и селениях. Азиатские деспоты во всю жизнь не замучат столько людей, сколько их замучат в свободной Речи Посполитой».

«От сенатора до ремесленника, все пропивают свое состояние, потом входят в неоплатные долги. Никто не хочет жить трудом, всяк норовит захватить чужое. Легко достается оно, легко и спускается; всяк только о том и думает, чтоб поразмашистее покутить. Заработки убогих людей, собранные с их слезами, иногда со шкурой, истребляют они, как саранча: одна особа съедает в один раз столько, сколько множество бедняков заработает в долгое время. Смеются над поляками, что у них, верно, пух имеет такое свойство, что на нем могут спать спокойно, не мучаясь совестью».

«Необходимо для сего учредить деятельную стражу только из двух тысяч воинов. Они могли бы разъезжать на малых судах и лодках между днепровскими островами и порогами, препятствуя татарской переправе. Для прикрытия сей стражи острова следует укрепить а для доставления ей жизненных припасов нужно не более пятисот всадников».

«Дашкович деятельно принялся за осуществление своего великого, как оказалось, плана. Именно этим-то обстоятельством мы обязаны тому, что в запорожском внутреннем строе, быту и порядках с первых же шагов бросаются в глаза черты военного устройства как древних государств Спарты и Рима, так и позднейших рыцарских орденов».

«Низ, или Запорожье, составляли земли, лежащие по обе стороны Днепра, ниже его порогов, почти до самого Черного моря.

Места эти были степные, и природа носила здесь двойственный характер; по местам она представляла необычайное изобилие, каким вообще отличалась Украина, а по местам являла собой крайний недостаток.

Весною Запорожье представляло собой безгранично раскинувшуюся зеленую скатерть, безбрежную, как бы шелковистую поляну, с нависшими скалами над многоводными реками и глубокими балками.

И сколько здесь было разнообразия! Вот расстилается лог, тянется овраг; там по берегам рек скалы выступают из-за скал; тут мелодически журчит ручей или капризно извивается чистая, как хрусталь, река; вот высятся небольшие пригорки, подымаются курганы и могилы, а там подальше, у могучих текущих вод, чернеют дремучие, девственные густолиственные леса.

Все это чрезвычайно красиво и величественно!

Запорожье было богато водою: один Днепр с его притоками занимал огромную площадь земли, давая возможность развиться лесной и степной флоре, несмотря на палящее солнце летом и лютую стужу зимой, но зато поражали путешественника густотой своей чащи, величиною отдельных деревьев и разнообразием их пород.

Здесь встречались: липа, клен, граб, вяз, дуб, ясень, чинар, кожевенное дерево, лоза, осокорь, ива, верба, шиповник, боярышник, шелковица, терновник, дикая груша и яблоня, дули, барбарис и много других.

Наиболее крупные лесные пространства лежали лишь к востоку от устья Днепра, а в остальном в Запорожье лес рос повсеместно по берегам рек и балок.

Земля была плодородна и тучна; она могла изобильно производить разного рода хлеб: рожь, пшеницу, ячмень, овес, гречиху, просо, лен, конопель. Из огородных овощей: арбузы, дыни, огурцы, картофель, чеснок, лук, свеклу, петрушку.

На пространстве нескольких сотен десятин можно было найти множество видов растительности: дикий чай, шалфей, ковыль, цикорий, куколь, спаржу, хрен, мак, ромашку.

Все это при первом блеске весеннего солнца поднималось из земли, быстро вырастало и в короткое время достигало почти полного развития.

Вместе с появлением растительности появлялись и животные, прилетали и птицы; особенно изобиловали теми и другими «плавни».

Плавни – это низменные долины по обеим сторонам среднего и нижнего течения Днепра, особенно на левом берегу, покрытые сочной травой, высокими камышами и разного рода, преимущественно мягкой породы, деревьями: в весеннее время и в дождливую осень плавни сплошь затоплялись водою, летом же они были сухи, исключая самых низменных мест, наполненных водой и представляющих из себя протоки – речки, озера и болота. Следствием этого было то, что в самое жаркое лето, когда прибрежные степи представляли из себя выжженные солнцем, а потому безжизненные пространства, плавни имели и давали необходимую для развития растений влагу и были убежищем от жары разного рода зверя и птицы.

В плавнях кишели: кабаны, медведи, барсуки, волки, лисицы, выдры, буйволы, дикие лошади, олени, лани, козы и другие; куропатки, коростели, скворцы и множество мелкой пташки таилось, шныряло и перелетало в густой траве и кустарниках, спасаясь от громадных гадюк, разных змей и от парящих в высоте орлов, ястребов и соколов; дрохвы, дикие курицы, точно стадо баранов, паслись в прибрежной степи; вершины оголенных дубов покрывались группами рассевшихся по сучьям тетеревов; лебеди, гуси, утки, бакланы, журавли, птицы-бабы и другие водяные и болотные птицы плавали, ныряли и кормились в речках и озерках, поднимаясь иногда на воздух крикливыми стаями, чтобы спастись от покушений лакомки-лисы, и снова опускались на другое озерко, столь же богатое рыбою, как и прежнее.

Нигде, кажется, не водилось такое множество разной рыбы, как в Днепре и его притоках; с древнейших времен дошли сказания о богатстве его рыбою. Здесь водились: осетры, сомы, севрюги, лини, стерляди, щуки, тарань, чабаки, окуни, ерши, плотва, судаки, язи, сельди, чилики и белуги, доходившие до трех сажен длины.

Всего вдоволь было здесь у низовцев:

Пользование этими естественными дарами природы составляло для запорожцев главное средство для жизни. Охота и рыбная ловля давали им почти все. Если же чего не хватало, то в «поисках», так называли они свои набеги на крымские и турецкие владения, доставали остальное: платья, оружие и прочее.

Познакомившись с устьем Днепра, с его многочисленными гирлами, островами и камышами, казаки стали выходить в море, где захватывали турецкие торговые суда.

Производя свои подчас дерзкие набеги, запорожцы не боялись мести турок: их спасал от этого тот же Днепр. По сказанию Биплана, в нижнем Днепре было более десяти тысяч островов, и все они были покрыты такою густою травою, таким непроглядным камышом и высокими деревьями, что неопытные моряки издали принимали огромные деревья за мачты кораблей, плывущих по днепровским водам, а всю массу островов – за один огромной величины остров.

Столь же надежно прикрыто было Запорожье и с севера порогами Днепра. Кто не видел этих порогов, кто не пытался проезжать через них, тот никогда не может себе представить всей грозности, всего ужаса и величия, каким поражает здесь Днепр всякого путешественника. Кровь леденеет в жилах, уста смыкаются, сердце перестает биться. Уже издали можно узнать приближение порогов по тому странному шуму, оглушительному реву воды, которая, вливаясь в промежутки между порогами, сильно пенится, высоко вздымается и затем разом падает вниз, все мгновенно увлекая за собой. Много здесь разбилось судов и погибло народа.

Дорог на Запорожье не было никаких, кроме Днепра. Большие острова, поднимающиеся высоко над водой своими отвесными гранитными боками, густо поросшие деревьями и травой, были любимейшим и надежнейшим местом поселения всех выходцев из Украины. Здесь они чувствовали себя вольными людьми, зная, что паны и не попробуют проникнуть сюда.

Вот тот Низ, который был предметом глубокого благоговения в глазах каждого казака.

Но то же самое Запорожье-Низ по местам и в иное время года носило противоположный характер, являя крайний недостаток во всем. Становится поэтому понятным, почему та местность, где угнездилось казачество, не принадлежала никому из соседних народов и носила у них название Дикого поля, но поляки ошибочно называли все Запорожье Диким полем.

Дикое поле начиналось на западе от реки Синюхи, притока Буга, и тянулось на восток к правому берегу Днепра, далее простираясь и к югу. Это было бесплодное пространство, опустошенное к тому же часто саранчой, удаленное от поселений настолько, что человек рисковал умереть голодной смертью во время пути; только некоторые места около воды изобиловали рыбой и дичью и имели пастбище для лошадей.

С половины лета степи левого берега мало отличались от Дикого поля: от жары пересыхали речки и ручьи, трава высыхала и делалась мало годной для пастьбы лошадей и скота. Сухость травы давала обильную пищу для степных пожаров, иногда охватывающих местность в несколько десятков верст. Лето около полудня появлялись мухи величиной с пол вершка и кусали лошадей до крови, а вечером со всех сырых и низменных мест с глухим жужжанием поднимались рои комаров, жадно накидывавшихся на все живое, и только в дыму костров можно было найти спасение от них. К числу прочих невзгод, посещающих Запорожье летом, надо прибавить еще саранчу и заразительные болезни. Сырость плавней способствовала укоренению в Запорожье разных заразительных лихорадок, а иногда к ним прибавлялась еще страшная болезнь, известная под именем моровой язвы или наглой смерти; немало запорожцев погибло от нее.

Зимою на Низу было не лучше: лютая стужа, метель и стаи озлобленных от голода волков делало ужасным положение путника в степи, где, кроме волков, не показывалось ничего живого, а тишину нарушал только ветер, с ревом перегонявший сугробы снега с одного места на другое.

Если ко всему этому прибавить, что запорожцы обыкновенно находились или в поисках, или на охоте в плавнях, в соседстве с непримиримыми врагами – татарами, то станет понятно, что жизнь казака на Низу была сурова и полна лишений. Вообще, уйти за пороги на Низ – значило подвергнуть себя многим лишениям, которые мог выдержать только человек с крепкой натурой».

«Вишневецкий просил литовское правительство о помощи «людьми и стрельбой», но получил характерный для того правительства ответ: не оказывая помощи, оно советовало не трогать татар и турок.

Не имея надежду на помощь литовского правительства, он обратился к Москве, которая дала ему большое количество денег и город Белев с округой. Совместный поход с московскими войсками против татар не дал ничего. Московское правительство перекинуло Вишневецкого на Кавказ для борьбы с черкесами, но Вишневецкий вернулся на Украину. В 1561 году Сигизмунд-Август, чтобы не раздражать татар, послал казаков Вишневецкого в Ливонию, на войну против Москвы. После этого Вишневецкий поддался соблазну стать молдавским господарем, но волохи предали его и отдали туркам».

«Эти люди обыкновенно занимаются на берегу Днепра ловлей рыбы, которую там же без соли сушат на солнце и тем питаются в течение лета, на зиму расходятся в ближайшие города, спрятавши в укромном месте на днепровском острове свои лодки, оставивши там несколько сот человек на курене, или как они говорят, на стрельбе. Они имеют и свои пушки; они причиняют большую беду татарам и туркам и уже несколько раз разрушали Очаков, Тягинку, Белгород и другие замки, а в полях немало брали добычи; так что турки и татары опасаются далеко выгонять овец и рогатый скот на пастбище, как прежде.

В числе островов есть остров Хортица, где перед этим жил Вишневецкий и очень вредил татарам, так что они не смели так часто вторгаться к нам. Есть и третий остров, Томаковка, где больше всего проживают низовые казаки, так как он служит для них самым крепким замком.

Казаки так свыклись с этой местностью, что проходят пороги в своих кожаных лодках, которые они называют чайками, на которых опускаются вниз и втаскивают на веревках вверх. В таких лодках Русь прежде причиняла вред греческому императору, подплывая к самому Константинополю».

«Барабанный бой и большой шум от людской толпы звучали на ратушной площади. Пройдя к месту казни и глядя на людей без страха перед смертью, Подкова обратился к народу: «Панове поляки, я приведен на казнь и не знаю за что, поскольку не знаю за собой никакой вины, которая бы заслуживала такой кары. Знаю только одно, что я всегда боролся против врагов христианского имени и всегда воевал за пользу этому имени для нашей Отчизны. Теперь я должен умереть, поскольку так приказал поганый пес турок вашему королю, своему слуге, а король ваш – палачу».

«День на Сечи начинался с восходом солнца. Перекрестясь и сполоснув свое лицо горстью свежей днепровской воды, каждый принимался «справлять громадское дело»: кто шел чинить лодки, кто объезжал коней или учился стрельбе в цель, кто ловил рыбу или отправлялся на охоту.

В это время «кухари» с помощниками разводили огонь в «горнах» и варили в саженных котлах борщ, уху, кашу, галушки, а на железных прутьях жарили целиком баранов, кабанов, сайгаков, быков и даже громаднейших туров; пекари пекли груды хлеба.

Все эти яства готовились на каждый курень отдельно. На конских шкурах, а то и прямо на земле раскладывались караваи хлеба и ставились солонки. Собравшиеся на обед запорожцы, скинув высокие шапки и перекрестившись на восход солнца, доставали из глубины своих бездонных карманов ложки, вынимали ножи, резали хлеб на части и рассаживались кружком на земле, скрестив и поджав под себя ноги по-турецки. Кухари громадными черпаками наливали в деревянные мисы, до сажени в окружности, варево, которое разносилось по кучкам запорожцев. Запорожцы ели степенно, не торопясь, и по обычаю съедали все без остатка. Первым опускал ложку в мису «батько». После варева подавали печеное и жареное, деля его на части топорами и ножами, причем сердце животного постоянно отдавалось атаману, чтобы «добрый был до своих диток», а легкое животного делилось поровну между всеми, чтоб «казак был легкий на воде».

После обеда вся Сечь заваливалась отдыхать. Запорожцы не любили спать в душных куренях, а предпочитали растянуться на свитке или на сене прямо под открытым небом; непогоды они не боялись.

Вечер казаки проводили в бездействии: лежа на земле с люльками в зубах, слушали они рассказы бывалых товарищей о морских походах, о схватках с татарами и ляхами.

Такое препровождение времени не дает нам, однако, права считать казаков совершенно бездеятельными и неспособными к труду. Часть запорожцев постоянно находилась в отлучке в степи или плавнях, на охоте или рыбной ловле. Куренными атаманами велась очередь между казаками, посылаемыми на эти работы, служившие средством для прокормления всей Сечи.

Целыми неделями жили эти партии в непролазных и топких плавнях или в необъятной степи, где часто сталкивались они с отрядами татар, и тут-то на деле обучались молодые и неопытные казаки тем военным приемам и сноровкам, которые делали их такими ловкими и опасными противниками на войне.

При стычках с татарами запорожцы употребляли много мелких военных хитростей, которые помогали им одерживать победы даже в тех случаях, когда перевес был на стороне врага. Так, если запорожцы видели, что в открытой битве им не справиться с татарами, то старались уйти от них на своих быстрых конях и, чтобы сбить неприятеля с толку, делились на несколько партий и разъезжались по разным направлениям. Большие партии ехали «гусем», малые же по три и четыре в ряду, стараясь потоптать при этом как можно больше травы, чтобы дать татарам неверное представление о величине каждой партии. Татарам приходилось также делиться на несколько частей, сообразно силе и числу казацких партий. Казакам этого только и надо было: съехавшись в назначенном месте, они разбивали отряды татар один за другим.

Бывалый казак не боялся заблудиться в бесконечной степи, в этом необозримом море травы: небо и сама степь с ее разнообразною жизнью верно и точно давали ему все необходимые для путника сведения. Так, днем и ночью казак мог узнать, который час, определить, в каком направлении лежит та или другая часть света. Днем он узнавал это по высоте солнца, ночью ему помогали ярко блестевшие и сиявшие звезды.

Запорожцам были хорошо знакомы все звуки и голоса дикой степи и плавней. Запорожец выл по-волчиному, шипел по-змеиному, ревел по-туриному, отлично кричал перепелом и куковал не хуже настоящей кукушки. Крик «пýгу-пýгу» был даже условным криком запорожцев; этим криком они давали знать друг другу о своем присутствии. Вообще все эти звериные и птичьи крики были рядом условных сигналов, которыми переговаривались невидимые друг другу запорожцы, чтобы ввести в заблуждение, обмануть, перехитрить своих врагов. Случалось, что, скользя в траве, как змеи, подбирались неслышно несколько человек запорожцев к заночевавшему в степи табору татар и спугивало табун их лошадей. Тогда остальные запорожцы, притаившиеся с конями в высокой траве, как буря налетали на метавшихся в беспорядке по табору татар, и не было им спасения. Пока при свете пылавших костров шла беспощадная резня, небольшой отряд запорожцев на лучших конях несся по степи напереймы татарскому табуну, так как хороший конь считался лучшей добычей для казака.

Охота и рыбная ловля, хотя и часто оканчивавшиеся кровавыми схватками с татарами, не считались казаками за настоящее «дело»: таким делом считалась лишь война с «неверными».

Почти каждый год запорожцы предпринимали морские походы на Крым и Туречину.

С объявлением похода в Сечи закипала лихорадочная деятельность. Не было больше пьяных и гуляющих, все были серьезны, старательно и быстро делали необходимые приготовления для похода. Конопатились к походу чайки, там мололи и сушили порох, здесь резали и вялили на солнце куски разного мяса, одни готовили сухари, чинили одежду, другие пристреливали мушкеты и точили сабли.

Спокойно и властно распоряжался кошевой атаман. Куренные атаманы со значками в руках наблюдали за работами, а в атаманском курене войсковой писарь и есаулы составляли по чайкам списки казаков, отправлявшихся в поход, а также и тех, которые оставлялись в Сечи для защиты ее от неожиданного набега в отсутствие коша.

В каком именно году начались морские походы запорожцев, сказать трудно: давно уже небольшие партии казаков во время ловли рыбы в устье Днепра выходили в открытое море, где при случае делали нападение на купеческие галеры турок. С 1601-го по 1612 год каждое лето запорожцы захватывали по несколько галер, со следующего же 1613 года начались большие морские походы запорожцев».

«Некогда мирные артели рыбаков, чабанов и чумаков превратились теперь в благоустроенное войско, не признававшее под собой ничьей власти. Теперь у запорожцев были свои земли, которые они ревностно оберегали; были свои подданные – все те колонисты, которые жили под их крылом в степи. На Украине и в чужих землях их считали «славными рыцарями», твердым оплотом христианства против мусульман, а вскоре они выступили также против гордых ляхов, как борцы за поруганную веру и угнетавшийся панами народ украинский.

Главным средоточием запорожских земель была укрепленная Сечь – Сича. Там пребывали власти, квартировала главная вооруженная сила, там была гавань для всех приходивших с моря судов. Сначала Сечь была на острове Хортица, потом ее переносили несколько раз дальше вниз по Днепру, поближе к Крыму, на разные днепровские острова: Базавлук, Томаковку, на острове у устья Чертомлака. Запорожцы для постройки своей Сечи всегда выбирали неприступные места. Одна только плавня Великого луга тянулась на 45 верст в длину и 20 в ширину, оберегая казаков с татарской стороны. Сечь была совершенно неприступна с трех сторон: с юга лежала сеть плавней до самого Днепра, с севера был лиман, а с запада – высокий берег реки Базавлука. Зимою запорожцы обкалывали лед у наиболее доступной части своего острова и не давали воде покрыться толстым слоем, чтобы неприятель не мог пробраться к ним сухим путем.

Найдя удобное место, запорожцы высекали на нем лес и приготовляли бревна для частокола; отсюда, как полагают, произошло и самое слово «Сечь». Сечь была окружена рвом и земляным валом с пролазами к реке. Чтобы вал не осыпался, его укрепляли частоколом, бревна которого сверху были заострены, а снизу просмолены. Чертомлыцкая Сечь имела по валу 900 сажен вокруг.

Все войско Низовое, или «тваристство», состояло из сечевиков и зимовчаков. Первые жили в самой Сечи и составляли «лыцарство». Они одни выбирали своих старшин, участвовали в дележе добычи, все они имели одинаковые права. В Сечи царило полное равенство; уважались ум и храбрость, а не знатное происхождение. Зимовчаками назывались казаки, как одинокие, так и семейные, жившие не в Сечи, а по зимовникам, хуторам и селениям, разбросанным по степи. Они занимались разными промыслами доставляли в Сечь продовольствие. Число сечевых казаков в разное время было различно: доходило до десяти или пятнадцати тысяч и больше, а всех с семействами до ста тысяч человек. Говорят, что когда султан спросил у казаков, сколько их всех, те ему ответили: «У нас шо куст, то казак, а где байрак, то там по сто казаков».

«На поле брани всякий казак летал на врагов в одном ряду со всеми, на поле битвы он как истинный рыцарь искал славы и только лично мог ее достигнуть. Воинская слава была главная цель, к которой все стремились, все старались заслужить, не щадили своей жизни».

«Казаки – это как волосы или ногти в теле человека: когда волосы или ногти слишком вырастут, то их стригут. Так поступают и с казаками: когда их немного, то они могут служить защитой Речи Посполитой, а когда они размножатся, то становятся вредными для Польши».

«Обряд избрания малороссийского гетмана был таков. Собиралось по повестке атаманов среди обширного майдана рыцарство и соглашалось между собою, кого избрать на Гетманский уряд. Войсковой старшина отбирал голоса по полкам и имена названных произносил во всеуслышанье, а тогда казачество, из двух или трех названных после долгих споров, а иногда и драк, избирало одного. Выбранного выводили на середину площади, ставили на возвышение, и старшина, взявши со стола булаву и знамя, подавал новоизбранному, который по обычаю отказывался от уряда, говоря, что не достоин такой чести, что не может управлять рыцарством. Старшина и народ просили его принять булаву, и в четвертый раз новоизбранный брал булаву и кланялся народу на четыре стороны. В радости казаки кричали, бросали вверх шапки и стреляли из ружей.

По окончании выбора старшины вводили новоизбранного в церковь, где служили молебен и по окончании службы Божией гетмана окропляли святой водой и он прикладывался к кресту и иконам. Потом вводили его во дворец, и вслед за этим начиналось пиршество и в домах, и на площадях, продолжавшееся несколько дней».

«Украинские казаки представляли не только свободное, но собственным порядком устроенное войско, но войско своевольное. В казаки мог попасть всякий, так что ряды войска, особенно запорожского, пополнялись многими беглыми холопами, и потом из невозможно было оттуда извлечь. Казачество и тесно связанное с ним Запорожье являлось, таким образом, убежищем, укрыться в котором мог рассчитывать всякий. Своеволие казаков проявлялось в том, что они совершенно не считались с верховной властью. Они заключали договоры с московскими царями об охране их границ, гетман их вел переговоры с немецким императором, точно самостоятельный властелин».

«Рада происходила на большой площади между куренями. По грохоту и бою барабанов есаулы-распорядители собирали народ; все бросали работу, гулянку, свои дела и толпою валили на площадь, где становились в круг – майдан. По звуку труб войсковых трубачей наступала тишина. Собравший раду – а собрать ее мог как кошевой, так и само казачество, – выходил на середину майдана и заявлял, что было нужно. Все казаки стояли в шашках, а говоривший, хотя бы и сам кошевой, был с непокрытой головой, в знак того, что он готов подчиниться решению своих товарищей.

В Сечи всегда имелось несколько доблестных и опытных запорожцев, могущих с честью занять место кошевого, а потому, когда приходилось выбирать нового, то толпа начинала кричать что было мочи сразу несколько имен. Когда одно имя восторжествовало над другим, туча шапок взлетала кверху.

Есаулы вводили вновь избранного в средину майдана, где старшины, куренные атаманы, покрывали его шапками и вручал ему палицу или булаву, знак отличия и власти кошевого. Тогда из толпы выходило несколько седых уважаемых запорожцев, которые клали на голову нового кошевого грязь и всякий сор, дабы он помнил, что все казаки ему равны. Кошевой, переодевшись, выходил снова в круг. Головы всех почтительно обнажались, глаза потуплялись в землю и наступала полная тишина. Новый кошевой неторопливо и степенно говорил собранию речь, и одна лишь его шапка алым верхом своим горела под лучами яркого солнца».

«На Сечи сформировалось своеобразное общественно-политическое и административное устройство, основой которого были принципы военной демократии. Верховными органами власти были войсковая рада или круг и куренные сходки, на которых решали важнейшие вопросы, военного и политического характера, выбиралась старшина.

Демократизм Запорожской Сечи на целые столетия опередил Европу, где Великая французская революция провозгласила демократические свободы лишь в 1789 году. И поддерживался он обычным правом, перед которым все были равны, и которое провозглашало волю и равенство тем правом, которое происходило со времен Киевской Руси. Выборная система органов власти дала основание К. Марксу назвать Сечь Христианскою казацкой республикой.

В середине XVI века запорожское казачество создало значительное войско со стройной организацией. Во главе его стоял гетман. Основной войсковой единицей был полк (по 500 мушкетов), который разделялся на сотни, а они – на десятки. В войске преобладала пехота, конницы было мало. Сечь имела и большой флот из больших лодок – чаек или байдаков. В 20-х годах XVII века их число превышало 100–150. Войско отличалось суровой дисциплиной. Власть гетмана и старшины во время похода была неограниченной. Самым страшным преступлением считалась измена. На Запорожье действовала постоянная школа рыцарского, военного искусства, в которой учились отважные юноши со всей Украины и даже из других стран. Послы Австрии, Трансильвании, Польши, Московии и других стран, побывавши на Запорожской Сечи, признавали казацкое войско лучшей европейской армией.

В истории украинского народа Запорожская Сечь играла большую роль. Она сосредотачивала свободолюбивые элементы казачества, была центром борьбы с внешними врагами, главной силой народа за социальное и национальное освобождение. Запорожское казачество брало активное участие во всех крестьянских восстаниях, придавая им большую организованность. Сечь стала зародышем новой украинской казацко-старшинской государственности. С началом существования Запорожской Сечи дух казачества стал распространяться по всей Украине».

«До острова Базавлук, при рукаве Днепра у Чертомлыка оставалось около двух миль. Здесь находилась тогда сечь казаков, которые послали нам навстречу несколько из главных лиц своего товарищества и приветствовали наше прибытие большим числом выстрелов из орудий. Потом они проводили нас в коло, которому мы просили передать, что нам было весьма приятно застать тамошнее рыцарское товарищество в полном здравии.

Утром посетил нас гетман, в сообществе некоторых из главных лиц и затем, в свою очередь, принял нас у себя. После обеда они выслушали московского посланника, который при передаче даров завел речь о публичном собрании и о том, о чем мы еще на пути условились. Впрочем, еще до этого, гетман обратился к нам из кола с извинением, чтобы мы не поставили им во зло то, что московскому посланнику они дают аудиенцию прежде, чем нам, сказав при этом, что им хорошо известно, что Его Императорское Величество занимает первое место в ряду всех христианских монархов, и что поэтому им следовало бы выслушать прежде его посланника; но что им казалось кстати выслушать предварительно московского посланника, в том предположении, что москвич в своих переговорах с ними не умолчал бы и о деле Его Императорского Величества.

20 июня мы имели аудиенцию и письменно представили в коле наше поручение.

Попросивши нас снова войти, они выслушали публичное чтение нашей грамоты и потребовали, чтобы каждый высказал о ней свое мнение. Когда же, после двукратного предложения гетмана, продолжалось молчание, то они, как это у них водится в важных делах, разделились и образовали два кола: одно для начальников, другое для простого народа, называемого у них чернью. После долгих прений, чернь изъявила свое согласие с обычным криком на вступление в службу к Его Императорскому Величеству, и в знак этого бросили шляпу вверх. Тогда толпа немедленно побежала к другому колу, к начальникам, и грозила бросить в воду и утопить тех из них, кто с ними не согласится. Начальники не смели им противиться, потому что чернь, которая сильнее и могущественнее их, придя в ярость, не терпит противоречия, а только требовали, чтобы переговорить им с нами касательно условий. Избрав для этого 20 депутатов, они снова пригласили нас в коло.

Среди большого кола эти депутаты, сидя на земле, образовали снова малое коло и, после многих совещаний, просили нас присесть к ним, что нами и было сделано. Тогда они объявили нам свою готовность служить Е.И.В., не щадя на этой службе своей жизни. Они не отказались также двинуться в Валахию и, переправившись через Дунай, вторгнуться в Турцию, только утверждали, что при этом встретились бы им непреодолимые препятствия, а именно, во-первых, что у них недостало бы лошадей, как для себя, так и под орудия, так как татары, во время семи набегов, сделанных ими в течение минувшей зимы, похитили у них более двух тысяч лошадей, которых затем у них осталось не более четырехсот; во-вторых, что было бы слишком опасно, при небольшом числе их войска, три тысячи человек, перейти в Валахию, тогда как невозможно полагаться на валахского господаря; да и хорошо им известен непостоянный и изменческий характер самих валахов; в-третьих, что они считают невозможным обязываться служить и переходить в такую даль, при столь незначительном вознаграждении и при неопределенности наших предложений. Ссылаясь на то, что они не имеют обыкновения служить и выступать в походы, при неизвестности во всей точности условий, они желают, чтобы я, от имени Е.И.В., заключил с ними контракт касательно трехмесячного жалованья и содержания лошадей.

Относительно жалованья я сказал, что считаю невозможным вступить с ними об этом в переговоры, так как настоящее посольство наряжено императором после сделанных ему предложений, не заключавших в себе настоящих требований. Если бы эти требования были предъявлены прежде, то дело это заблаговременно устроилось бы иным образом. Касательно лошадей я говорил, что отправляясь вверх по Днепру, они легко могли бы, в городах и селах своей родины, получить лошадей от своих родных и знакомых.

Они ответили, что призывают Бога в свидетели своей готовности служить интересам Е.И.В., но что есть причины, ими уже объявленные, которые не дозволяют им предпринять поход в столь отдаленные места. Но все же, чтобы доказать свою покорнейшую преданность Е.И.В., согласились отправить к нему послов, уполномочив их заключить с ним договор насчет условий их содержания, обещая при этом постараться самим о доставлении себе лошадей.

Я по-прежнему предложил им, от имени Е.И.В., тронуться с места как можно скорее и идти в Валахию, присовокупляя к тому, что, по достижении валахской границы, ничто не помешает им отправить своих послов к Е.И.В. для переговоров касательно требуемого ими содержания. Без сомнения, прибавил я, Е.И.В., увидев, что они приступили к делу и, служа ему, храбро действуют против неприятеля, изъявит им при этих переговорах еще большую свою благосклонность и милость.

Обо всем этом есаулы донесли большому колу. Там, после долгих совещаний, последовало снова одобрительное решение, сопровождавшееся бросанием вверх шляпы. Когда мы после этого вышли из кола, казаки начали греметь войсковыми барабанами и трубами, дали десять залпов из орудий, а ночью пустили еще несколько ракет.

Но в тот же вечер несколько беспокойных лиц, к которым присоединились более зажиточные, как, например, охотники и хозяева челнов, бродили по хатам простолюдинов и, представляя отдаленность и опасность пути, предостерегали их и не советовали решаться на то, в чем потом должны будут раскаиваться. Они доказывали им невозможность продовольствоваться во время столь далекого похода на присланную им незначительную сумму, тогда как большая часть из них люди бедные. Спрашивали их, на что употребят они эти деньги, – на покупку ли хлеба или же на покупку лошадей, поставляя им при этом на вид, что будто бы Е.И.В. легко может завлечь их далеко от их страны, и потом, когда они ему будут уже не нужны, бросят их на произвол судьбы, тем более, что он не дал им никакого удостоверения посредством грамоты и печати.

Подобными словами они произвели на народ такое впечатление, что простые казаки, собравшись утром следующего дня снова в коло, пришли к совершенно иному заключению и никак уже не хотели выступить в поход при столь неопределенных условиях, тем более, что они даже не знали, где находятся обещанные им деньги, и от кого следует получить их, так как им не были предъявлены ни грамота Е.И.В., ни удостоверение в том, что действительно будут доставлены им дополнительные деньги».

«В стране Запорожской вы найдете людей искусных во всех ремеслах, необходимых для общежития: плотников для постройки домов и лодок, тележников, кузнецов, ружейников, кожевников, сапожников, бочаров, портных. Казаки весьма искусны в добывании селитры, которой изобилует Украина, и в приготовлении пушечного пороха. Женщины прядут лен, ткут для своего употребления полотна и сукна. Все казаки умеют пахать, сеять, жать, косить, печь хлебы, приготовлять яства, варить пиво, мед и брагу, гнать водку; все также без различия пола, возраста и состояния, стараются превзойти друг друга в пьянстве и бражничестве, и едва ли найдутся во всей христианской Европе такие беззаботные головы, как казацкие. Впрочем, справедливо и то, что они вообще способны ко всем искусствам, хотя некоторые из них опытнее в одном, чем в другом. Встречаются также между ними люди с познаниями высшими, нежели каких можно было бы ожидать от простолюдинов. Одним словом, казаки имеют довольно ума, но заботятся только о полезном и необходимом, особенно о таких вещах, которые нужны для сельского хозяйства.

Плодородная земля доставляет им хлеб в таком изобилии, что они часто не знают, куда давать оный: ибо кроме Днепра, ни одна из судоходных рек, протекающих по Украине, не впадает в море.

Веру казаки исповедуют греческую, называя ее русской. Соединяя с умом хитрым и острым щедрость и бескорыстие, казаки страстно любят свободу; смерть предпочитают рабству, и для защиты независимости часто восстают против притеснителей своих – поляков. В Украине не проходит семи или восьми лет без бунта.

В войне они неутомимы, отважны, храбры или лучше сказать дерзки, и мало дорожат своей жизнью. Метко стреляя из пищалей, обыкновенного своего оружия, казаки наиболее показывают храбрость и проворство в таборе, огороженные телегами, или при обороне крепостей.

Одаренные от природы силою и видным ростом, они любят пощеголять, но только тогда, когда возвращаются с добычею, отнятой у врагов; обыкновенно же носят простую одежду. Немногие из них умирают на постели, и то в глубокой старости: большая часть оставляет свои головы на поле чести».

«1 января, по древнему постановлению, происходило избрание нового кошевого и старшины, в случае, если народ был недоволен прежними. Также распределяли в тот день каждому куреню: реки, речки и озера для рыбной ловли, от устья Самары до устья Днепра и Буга. Как скоро довбыш, по приказанию кошевого и старшин, начинал бить сбор, есаул выносил из церкви походное знамя и ставил оное на площади; потом собирались казаки из всех куреней, и, по пробытии еще двух раз в литавры, являлся, наконец, кошевой с палицею, а за ним судья с восковой печатью и писарь с чернильницей. Все они вместе с есаулом, державшим жезл, становились, без шапок, в средине круга и кланялись на четыре стороны. Довбыш снова ударял в литавры в честь прибывших чиновников, после чего кошевой произносил громким голосом следующее:

«Ныне, добры молодцы, настал новый год! Надобно, по древнему обычаю, разделить на курени реки, речки и озера для рыбной ловли».

Тогда метали жребий, который решал, чем каждый курень должен был владеть целый год. Кошевой снова обращался к народу:

«Что, панове молодцы, не желаете ли в начале сего нового года избрать также новых старшин?»

Когда запорожцы были довольны своими начальниками, то восклицали: вы, добрые паны, и можете еще дальше над нами пановать; после чего расходились все по домам. В противном случае недовольные заставляли кошевого отказаться от своего чина, и тогда клал он палицу на шапку и, поклоняясь всеми народу, возвращался в свой курень. То же самое делали судья, писарь и есаул при своем отрешении.

Другие положенные дни для народных собраний, в которых или сменяли начальников, или советовались о походах, были праздники Иоанна Предтечи и Покрова Пресвятой Богородицы, коей посвящена церковь, находившаяся в Сечи. Если запорожцы не имели никакой причины негодовать на своих предводителей, то в сии праздники не бывало общественного собрания; но зато малейшее неудовольствие вооружало их против начальства, даже в обыкновенные дни. Тогда недовольные казаки уславливались между собой, и ежели их было десять куреней, они отваживались на злой умысел. Часто за кошевого и других старшин вступались приверженные им курени, и тогда запорожцы, собиравшиеся на раду с большими дубинами, не только ссорились, но даже доходило до драки и убийств. В сие время старшины, ожидая окончания начатой между казаками распри, всегда стояли поде церкви, чтобы сокрыться там в случае нужды. Наконец право сильного прекращало несогласие: отставленный старшина немедленно возлагал почетный свой знак на свою шапку, кланялся собравшемуся народу, благодарил за оказанную ему доселе честь и тотчас отправлялся в свой курень; ибо случалось, что желавшие оправдаться или не сходившие долго с места были убиваемы в самом собрании, а иногда и на обратном пути. Со всем тем отставные старшины пользовались во всю жизнь уважением народа; им везде уступали первые места и хоронили их с большими почестями, чем простых казаков.

Запорожцы не имели никаких письменных законов, войсковой судья решал дела, сообразуясь со здравым рассудком и древними обыкновениями, а в трудных случаях совещался с кошевым и прочими начальниками. Воровство, неплатеж долгов, прелюбодеяние и убийств почитались у них главными преступлениями. Они могли грабить проезжающих и соседей; но ежели запорожец изобличался в воровстве у своего товарища, скрывал или покупал украденное, тогда, хотя бы и возвращал покражу, приковывали его на площади к столбу, и он должен был сносить от всех проходящих поругания и побои. Подле прикованного преступника лежала обыкновенно плеть, и если в течение трех дней он не получал прощения от своего противника, то засекали его до смерти. Когда же получивший прощение во второй раз был обвинен в воровстве, в таком случае лишался жизни на виселице. Не плативший долгов бывал прикован на площади к пушке, пока заимодавцы не имели от него желаемого удовлетворения. Ничто не могло сравниться с казнью убийцы: казак, умерщвлявший другого, был бросаем в могилу, потом опускали на него гроб с телом убитого и засыпали их землею. Одна только любовь к нему соотчичей и храбрые его дела могли избавить убийцу от столь жестокой смерти, но редко сие преступники получали помилование».

«Казачество – явление очень интересное, но весьма сложное. Вследствие своей оригинальности, а также и благодаря громкой роли, сыгранной им в истории Восточной Европы, оно обращало на себя внимание издавна, им занимались немало, но невыясненного все же оставалось в нем до последнего времени очень много, и в литературе по этому вопросу высказывались и высказываются нередко суждения очень смутные и ошибочные.

В конце XVI – начале XVII веков под сильнейшим воздействием представлений о привилегиях, связанных с казацким званием, окончательно формируется понятие о казачьем сословии, и к нему начинают причислять себя в этих пограничных краях все общественные элементы, желавшие освободиться от стеснительных рамок польской общественной схемы: крестьяне помещичьих и государственных имений, мещане городов, даже боярство и мелкая шляхта, привлекаемая старостами к тяжелой замковой службе. Так как на это время падает, с одной стороны, небывалый до тех пор прилив крестьянского населения в юго-восточную Украину, а с другой – распространение в них польских порядков, господство шляхты и крепостных отношений, от которых считали себя освобожденными все причислившиеся к казачеству, – то казачество необыкновенно растет, увеличиваясь с сотен на тысячи и десятки тысяч.

Бестолковая политика правительства, которое то старалось задавить строгими репрессиями все казачество, за исключением горсти реестровых, то, нуждаясь в войске, обращалось к помощи нереестровых, даже, случалось, приглашало вступать в казаки всех желающих, – окончательно лишала местную администрацию и помещиков возможности положить предел «украинскому своеволию».

Правительство полного уничтожения казачества никогда не желало. По своей дешевизне и сноровке, отваге и выносливости это были незаменимые войска, и известную часть казачества, более дисциплинированную, правительство всегда желало оставить для государственной службы. Эта легальная часть казаков, по планам правительства, должна была служить также для обуздания остальной, своевольной массы казачества, удерживать ее в повиновении и не допускать ее походов на чужие земли.

Но тут вечное безденежье польской казны создавало новые трудности: правительство не имело средств взять на жалованье более значительное число казаков, оно брало их на службу одну-две тысячи, самое большее, да и тем платило так плохо и неисправно, что они должны были искать себе иных источников пропитания. По этой причине даже этих служилых, «реестровых» нельзя было содержать в послушании и дисциплине, а о том, чтобы сделать их действительными блюстителями порядка на Украине, нечего было и думать. С несколькими сотнями реестровых нельзя было ни организовать обороны Украины, ни удержать массы нереестрового казачества. Вообще, польские правящие сферы не были ни достаточно сильны, ни достаточно дальновидны, чтобы или уничтожить казачество, или дисциплинировать и организовать его. Восточной Украине они вообще очень мало уделяли внимания в своей внутренней политике. Репрессии и кровопролития не останавливали роста казачества и лишь раздражали его наиболее воинственную часть.

Если значительная часть казаков – эти показачившиеся мещане и крестьяне – ценили в казачестве его социальные и общественные привилегии и, состоя под казацким «присудом», спокойно хозяйничали на своих землях, то для иной, значительной массы казачества война была его настоящей стихией, главным источником пропитания, а походы на татарские и турецкие земли – таким же незаменимым ресурсом, как рыбные и звериные промыслы. В интересах поддержания добрых отношений с Турцией и Крымом польское правительство хотело прекратить эти походы. Но в таком случае нужно было дать иной исход энергии этой воинственной части казачества и одновременно нужно было подыскать для нее иной источник пропитания. Без этого удержать казаков от походов не могли и наиболее влиятельные вожди казачества. Правительственные же запрещения, стеснения и преследования со стороны украинских старост и помещиков только возбуждали в нем раздражение и ненависть. Чувствуя невозможность при таких условиях установить прочные отношения к правительству и понимая, что только фактическая сила казачества не дает правительству и шляхте возможности его сломить, вожди казачества стремятся более и более увеличить численную силу последнего, расширять его территорию все далее и далее в глубь оседлой колонизации, привлекая в его среду все новые и новые массы украинского крестьянства. С другой стороны, раздражения на стеснение и репрессии выливаются в борьбу с пограничными старостами и панами. Так начинаются первые казацкие войны».

«В XVI веке начинается объединение их в воинскую организацию. Среди первых организаторов были Остап Дашкович, староста Черкасский, Предслав Ланцкоронский, староста Хмельницкий, Бернард Претвич, староста Барский, Семен Полозович, были сыновья магнатов – князья Заславские, Збаражские, Корецкие, Ружинские, Сангушко и другие. Участие этих фигур указывает, какую большую роль в обороне Украины против татар играли казаки и как высоко ценили их помощь высшие представители администрации земель, которых не способно было охранить правительство своими силами.

С 1580-х годов уже используется термин «сечевые казаки». Казачество считало себя самостоятельной военно-политической силой и вело независимую от Польши политику, заключало договоры с Москвой, Крымом, Турцией, Молдавией.

Низовые казаки создали в XVI веке на Запорожье военную организацию, которая с небольшими изменениями просуществовала до XVIII столетия.

В XVI–XVII веках казацкая масса жила в военном лагере, имела 38 куреней, во главе которых стояли атаманы; хозяйство было общим, войско было обеспечено едой и оружием. Однако уже в XVI веке началась дифференциация: появились богатые казаки, которые владели лодками, орудиями производства, а беднота не имели иногда и собственной сорочки. Главным доходом казаков, позволявшим им существовать, была военная добыча, взятая во время нападений на татар.

Запорожцы имели свой собственный флот, чайки, большие лодки на 50–70 человек, с пушками, на которых они уплывали в море. В XVI столетии запорожцы, переняв у татар их военную тактику, отправлялись в походы верхом, но бились в пешем строю и стали для них очень опасным врагом. В связи с успешными походами казаки стали серьезным участником восточно-европейской политики, особенно в борьбе против Турции. Походы казаков приносили им славу в Европе.

После восстания Северина Наливайко ярость поляков не знала пределов. Варшавский сейм 1597 года провозгласил всех казаков «врагами государства» и призвал уничтожить их. Казаки не складывали оружия.

Они были промежуточным слоем между шляхтой и крестьянами. Как шляхта, казаки был обязаны служить, были свободны от панщины. Казаков отделяла от селян свобода, а от шляхты то, что они не имели крепостных.

Казаки завоевали славу выдающихся воинов. Отряды казаков участвовали в Тридцатилетней войне. Когда в Московском царстве началось «Смутное время», украинские казаки принимали массовое участие в военных действиях – в войске Лжедмитрия в 1604 году, в войске самого короля Сигизмунда. В 1618 году они спасли королевича Владислава от плена. Блестящие победы на Черном море казацкого флота – в 1606 году завоевание Варны, в 1614 году завоевание Синопа и Трапезунда, в 1615 году разрушение предместий Константинополя, в 1616 году взятие Кафы – обеспечили казакам военную славу.

С начала XVII века казаки живут под выборной старшиной, игнорируя польскую власть: «Ни магистратов в городах, ни старост, ни гетманов не слушают, сами себе права устанавливают, властей не признают, в государстве другое государство заводят», – писал в инструкции для сеймиков о положении на Украине король.

Казачество как авторитарная сила активно участвовало в истории Украины.

В 1935 году во Львове, входившем тогда в состав Польши, вышла безымянная «Большая история Украины»: «Казачество в XVI–XVII веках взяло на себя миссию борьбы за религиозные, национальные и государственные идеалы Украины.

Казачество воспевала украинская народная песня, величала украинская романтическая поэзия, разъясняла его вес в истории украинская и зарубежная историография.

Зародилось и укрепилось казачество в особых условиях нашего государственно-политического лихолетья, на опустошенных татарами «диких полях», в непосредственном соседстве и в беспрерывной борьбе с крымскими налетами. Казачество встает как стихия, хаос, без большой цели и глубокой политической программы. Но объединившись обществом, призвав на помощь своей вооруженной руке и отчаянному рыцарскому сердце разум нации, казачество очень скоро изменило свою роль охранителя степных окраин на роль строителя – творца возрожденной украинской государственности».

«Фактический и последовательный анализ войны Косинского и низовых казаков с поляками не дает нам возможности четко выяснить ее причины. Про религиозное угнетение украинского народа поляками в то время не может быть и речи, поскольку эта проблема хотя и успела назреть, но возникла со всей силой только после смерти Косинского. Остается поставить это первое выступление казаков против польского правительства в зависимость от политической унии 1569 года, по которой народно-казацкая Украина, оторвавшись от Литвы, вошла в состав аристократично-шляхетской польской республики и почувствовала себя в новой отчизне так, как чувствует себя приймак в чужой плотью и верой семье.

Кшиштоф Косинский поднял свое оружие против поляков за веру казаков, попранную католиками. Про первые казацкие войны против поляков можно сказать то, что их причиной были, как свидетельствует выработанная историей истина, нарушение экономического равновесия в государстве, или, иначе говоря, всеобщее обеднение народа в государстве и желание его выйти из этого положения через борьбу с другим народом».

«Эти казацкие подвиги, о которых на Украине складывались целые легенды, естественно, приводили в смущение всю Польшу, ни короли, ни разные правители, заведовавшие управлением Малороссии, никакими мерами не могли унять казаков».

«Жажда воли и право на вольный труд. Не есть ли вся прошлая история украинского народа воплощением этих вековечных стремлений. Когда «батько» с длинными седыми волосами выезжал под красные ряды и, указывая гетманской булавой на сверкающие золотой броней полки польских гусар, кричал зычным голосом: «За вiру, за вiру!», то какими чувствами трепетало казацкое сердце в груди? Не рвалось ли оно к воле, которая означает свободу от всякого ига?»

«Казаки сами шли навстречу опасности, перенимая от врагов систему войны, их боевые снаряды и уловки, оружие и снаряжение. Скоро ученики превзошли своих учителей. Только благодаря невероятной храбрости казаков, их бесшабашной удали, создалась та слава казачья, которая заставляла врага дрожать уже при одном только имени казака».

«Под Хотином казаки разбили свой табор рядом с польским лагерем, окопали рвом, насыпали вал и поставили пушки. Турки бросились штурмовать казачий табор, но были встречены таким убийственным и метким огнем, что отхлынули назад, оставив во рвах и волчьих ямах больше трех тысяч трупов янычар. Почти каждую ночь казаки врывались в турецкий лагерь и производили там большой переполох. Султан потерял в этих битвах, а также от болезней такое множество людей, что был принужден заключить с поляками мир и ушел восвояси. Так казаки спасли Польшу от большого бедствия».

«Этот Петр Конашевич, муж редкостного мужества и зрелости в суждениях, находчивый в словах и поступках, человек смелым разумом, который искал опасностей, не боялся за свою жизнь, первый в наступлении и последний в отступлении. В глазах будущего потомства он может встать рядом с выдающимися в Польше людьми своего времени».

«Сагайдачный провел широкую реформу казачества, превратив отдельные партизанские отряды в регулярное войско с суровой дисциплиной.

Значение Петра Сагайдачного заключалось не только в выдающейся военной деятельности: он, первый из казацких гетманов, соединил интересы активных групп украинского общества – казачества, мещанства и духовенства. Сагайдачный, также первый из гетманов, распространил свою деятельность на Киев, который снова стал политическим центром новой Украины». Народ сложил о Петре Сагайдачном песню –

«Реестровых казаков должно быть 6000 мужей, 1000 из них будет пребывать за порогами, чтобы следить движения врагов. Плата этим казакам должна быть 60 000 польских злотых на один год, получаться она будет в Киеве после праздника святого Ильи. Казакам запрещено выходить в море и начинать войну с турками и татарами, а все их чайки должны быть сожжены. Казаки могут выбирать себе старшего, однако без титула гетманского, и он должен утверждаться польским гетманом».

«Более всего и серьезнее всего беспокоили Речь Посполиту морские походы казаков, которые они вели несмотря на запреты правительства, а также их своевольства, которые они производили в городах. Преступления эти получили надлежащую кару от оружия коронного войска.

Мы считаем справедливым, чтобы войско запорожское, которое состоит из подданных Его Королевской Милости, имело старшего, по примеру прошлых годов, назначенного королем или гетманом коренным с ведома Его Королевской Милости. Поэтому на основании полномочий гетман коронный утвердил старшим выбранного казаками пана Михаила Дорошенко. И далее казаки должны будут подчиняться исключительно тому старшему, которого они сами выберут, но который будет утвержден королем или его наследниками, польскими королями по представлению коронных гетманов».

«Я, Михаил Дорошенко, клянусь Господу Богу, в Троице Святой единому, что пресвятейшему королю польскому Сигизмунду III и его наследникам в Республике Польской всей должности моей, согласно воле Его Королевского Величества, во всем верность и повиновение сохранять буду, соблюдая во всем повеления Его Королевского Величества и Республики, укрощая всякое своеволие и непослушание, а именно, ни я сам, ни посредством других против турецкого императора, ни сухим путем, ни морем, не буду ходить и воевать, разве только по повелению Его Королевского Величества и Республики.

Никаких полчищ собирать и созывать без соизволения Его Королевского Величества не буду, и даже таковые, по обязанности моей, стану преследовать».

«Казаки лелеяли надежду на будущее. Они требовали восстановления своих прав; свободы вероисповедания; обеспечения судьбы нереестровых, которых паны выгоняют из сел, запрещая своим подданным покупать их имущество и таким образом ставят в безвыходное положение; с желанием стать рядом с польскою шляхтой, потребовав допустить казаков к избранию короля «как членов Речи Посполитой, охраняющих ее безопасность и жертвующих за нее жизнью в битвах со всякими врагами».

«1. Чтобы в землях были два митрополита, униатский и православный;

2. В Полоцкой епархии должны быть тоже два владыки;

3. В епархиях Перемышльской и Львовской будут только православные епископы;

4. Луцкую епархию униаты уступают православным;

5. Православным должны вернуть некоторые церкви и монастыри;

6. В епархиях униатских свободно православным сноситься к православному епископу, а униатам в епархиях православных к униатским епископам».

«Табор представлял из себя нечто вроде укрепления из телег, которое запорожцы придумали строить против татар еще во время походов на Крым. Табор давал возможность с малыми силами успешно бороться против многочисленного неприятеля. Табор строился как на месте, так и во время движения. В последнем случае он представлял из себя четырехугольник, каждую сторону которого составляли ехавшие в три ряда телеги. В самой середине везли припасы и разное добро, вели запасных лошадей и гнали скот. Ближе к телегам везли пушки и шла пехота, а снаружи табора ехала густыми рядами конница, закрывая его от взоров неприятеля. Часть конницы рассыпалась далеко впереди и по бокам табора для охраны его от неожиданного нападения, и для добычи «языка».

При столкновениях с неприятелем во время движения табор не останавливался без крайней необходимости, а отбивался на ходу, как мог, пока не достигал какой-нибудь воды: реки, озера, и тогда останавливался. Телеги поворачивались оглоблями в середину так, чтобы они сцепились между собою осями; пехота располагалась за телегами, высунув наружу копья. Пушки расставлялись в воротах, то есть в промежутках между телегами, конница размещалась по сторонам и сзади табора, небольшая часть ее направлялась к противнику и начинала вызывать желающих на «герцы», или единоборство отдельных всадников. Постепенно герцы переходили в более крупные схватки, и в коне концов начиналось настоящее сражение, конница отступала на табор и, когда враг отстоял от него на хороший ружейный выстрел, разъезжалась вправо и влево, открывая пехоту и пушки. Те разом выпаливали по врагу, а конница, стоявшая по сторонам табора, кидалась на неприятеля см боков; иногда часть пехоты выходила из табора и поднимала врага на копья.

Если табор долго стоял на месте, то он еще и укреплялся. К телегам присыпался вал со рвом, в валу проделывались ворота, забранные толстыми бревнами, и по сторонам присыпались горки, на которые втаскивали пушки. Среди табора ставились срубы, осыпанные землей и вооруженные пушками, чтобы отразить врага, пробравшегося внутрь табора. Впереди лежащее поле иногда утыкалось поломанным оружием, железными колючками, или же на нем вырывались рвы и ямы, закрываемые потом хворостом, дерном, травой. Все это делалось для того, чтобы возможно долее задержать врага под пушечными и ружейными выстрелами».

«Гетман Потоцкий вблизи Корсуни атаковал казаков, и как не имели они много конницы, то вскоре были побеждены, а остальные принуждены были бежать и спрятаться в Боровичах, где Потоцкий легким способом осадил их, так как то место не было укреплено, и как оттуда спастись было невозможно, то, по требованию Потоцкого, на пароль выдали они ему своего гетмана, Павлюка, с прочими четырьмя главнейшими старшинами, которым всем во время сейма в Варшаве, несмотря на пароль, головы отсечены. Но сего не довольно: больше всего последовало несчастье, что казаки, за потерей своих шефов, потеряли привилегии, данные им от короля Стефана Батория».

«В связи с тем, что единственным в желании управления государством мы хотим найти такие способы, с помощью которых наши верноподданные всегда бы убеждались в нашей королевской милости. Но поскольку казацкое своеволие так разнуздалось, что для успокоения их пришлось двинуть наши войска и биться с казаками, и с благословения Бога как господина всех войн разгромить и поразить их, отвратив этим страшную опасность от Речи Посполитой, – поэтому на вечные времена избавляем казаков от старшинства, всяких старинных судов, права, доходов и других отличий, полученных ими за верные услуги от наших предков и теперь из-за мятежей утраченных, и желаем тех, кого в живых сберегло военное счастье, иметь в положении простого народа, превращенного в хлопов.

Реестровым же казакам, число которых Речь Посполита обозначила на своей службе только шесть тысяч, и которые смирились перед нами и Речью Посполитой, мы устанавливаем такую военную организацию, в соответствии с постановлением этого сейма.

На место старшего который больше не будет выбираться среди казаков, мы будем ставить старшего комиссара, человека, который был рожден в шляхетском состоянии.

Полки со своими полковниками должны по очереди ходить на Запорожье для охраны этих мест и чтобы предупредить татарские переходы через Днепр. Нужно неуклонно следить, чтобы казацкая вольница не пряталась по островам и оттуда бы не чинила походов на море. Вместе с этим ни один казак не должен отважиться ходить на Запорожье без паспорта комиссара. Пойманный казацким комендантом, он подлежит смертной казни…»

«Кто же удержит народ, если у него так закрутились колеса самоволия, что их никаким способом нельзя удержать! Я уверился в этом году под Кумейками: зимой уничтожил Павлюка, а весной, несмотря на такой большой разгром, ожил Острянин. Разгромил я Острянина – сразу же был выбран руководителем Гуня, и я двадцать недель воевал с ним и с трудом принудил к послушанию оружием и немалым пролитием крови!»

«Потоцкий между тем, покончив в Украине, начал безжалостно казнить мятежников. Вся дорога от Днепра до Нежина уставлена была посаженными на кол холопами. Но в то время, когда Потоцкий казнил сотнями мятежников и кричал: «Я из вас восковых сделаю!», русские смело говорили ему: «Если ты, пан гетман, хочешь казнить виновных, то посади на кол разом всю правую и всю левую сторону Днепра».

«По побитых отцах и матерях остались дети, которые держали в душе ненависть к гонителям народа, ненависть, которая заглушала любой страх перед муками и смертью.

Если бы нашелся такой человек, который сумел бы поднять дух всего народа, то этот последний не пощадил бы своих сил для дела освобождения. Целых 10 лет пришлось народу ждать такого человека и находиться в рабстве. За десять лет собирается весь народ целой Украины под начальством мстителя Богдана Хмельницкого и начинает новую великую и славную борьбу не на жизнь, а на смерть. Встает ограбленный, оскорбленный во всех чувствах украинский великан лицом к лицу своевольного бессердечного гонителя своего и рассчитывается с ним горьким кровавым расчетом».

«Этому ужасному восстанию, «Руине», предшествовал целый ряд мятежей, которые были подобны предостерегающим колебаниям земли в окрестности вулкана перед его взрывом и катастрофой извержения. В каждом восстании или войне главную роль играли казаки, особенно запорожские, к которым, едва они появлялись на Украине, присоединялись толпы хлопов. Каждый раз польскому правительству удавалось или подавить восстание победами и следовавшими за ними жестокими мерами, или заставить казаков подчиниться путем переговоров, причем с каждым успехом поляков казацкие вольности урезывались. И если вначале в своих увещевательных грамотах польские гетманы обращались к казакам «как люди рыцарские к таким же рыцарским людям», то под конец, под влиянием успехов и раздражения, вызываемого повторениями восстаний, поляки стали рассматривать казаков не в качестве рыцарских людей, а считали их просто грубыми хлопами, с которыми нечего церемониться. Так, начиная с конца XVI и все начало XVII века происходили бунты, связанные с именами Коссинского, Наливайки, Павлюка, Сулимы, Остряницы. Как ни храбро бились казаки и хлопы с ляхами за землю, за вольности, за веру православную, но справиться с громадным и сильным Польским государством они собственными силами не могли, и в 1638 году сила сопротивления украинского народа, казалось, была сломленной. В казацком звании остались записанными всего 6000 человек, но из старых прав и вольностей у этих 6000 не оставалось почти уже ничего. Их превратили в пограничную стражу против татар и отдали в полное распоряжение польского коронного гетмана, разделив на шесть полков. За казаками признавалась земельная собственность, на «вечном и наследственном», то есть на шляхетском праве, а все остальная, не вошедшая в реестры масса, теперь уже неминуемо должна была обратиться в «поспольство», в народ, в мещан королевских городов или панских подданных».

«Кое-как начал действовать прилаженный на Украине механизм того государственного и общественного строя, который принесла сюда Польша. Но плотина ли оказалась малоустойчивой, сила ли сдерживающей стихии слишком великой, только всех приспособлений, со всей затраченной на них Польским государством энергии, хватило лишь на 10 лет.

Все было снесено ужасающей катастрофой 1648 года».

«Польские летописцы выводят начало рода Зиновия-Богдана Михайлова сына Хмельницкого из Жмуди, но он произошел в свет (около 1596 года? – авт.) из малороссийского местечка Лисянки, где отец его имел с предков свой дом. Михаил Хмельницкий, находясь при воеводе русском, Иване Даниловиче, отдал своего сына в услужение и вдолжность писца, записывавшего полученные из Чигиринского староства, пожалованного Даниловичу от короля, подати. После отдан он, Зиновий, продолжать учение иностранных языков сначала в Киев, потом в Ярослав к иезуитам.

По совершенном окончании наук с отцом своим бывшим уже тогда реестровом войске сотником, Богдан служил в войске и в сражениях против татар, нападавших на Польшу, выказал славные подвиги. В одном из сражений с турками и татарами (1620 году под Цецорой – авт.) Богдан лишился отца своего от татар убитого, а сам был взят в плен, а по прошествии двух лет, освободясь от плена, служил по-прежнему в войске.

При строении крепости Кодака гетман Конецпольский, говоря бывшим пред ним казакам, для чего сия крепость строится, спросил: «угодна ли сия крепость для вас, казаков?» – то Хмельницкий отвечал на латинском языке: «Нет ничего крепкого из тех вещей, что человеческими руками сделано, ибо ими же в разоренье приведено будет».

«Наши наставники воспитывали нас, черпая из самых чистых источников пищу для наших душ. История, философия, языки, литература, науки – все достигало до нас, пройдя предварительно через горнило очищения. Наши наставники внушили нам, что все люди равны перед Богом и должны быть равны перед законом, который представляет собой Его образ; что государственная власть создана для народов, а не народы для нее; что всякий гражданин, каково бы ни было его общественное положение, должен жертвовать собою Отечеству, должен отдавать ему, в случае необходимости, свое состояние и жизнь; что измена Отечеству и тирания – преступление против Бога и общества».

«Ты не выиграешь свое дело в суде, и тебе не остается ничего другого, как противопоставить силу против силы. Пора бы вам вспомнить, что вы воины и на боку у вас сабля. Кто вам запрещает постоять за себя?»

«Пусть будет вам известно, что я решил мстить панам ляхам войной не за свою только обиду, но за попрание веры русской и поругание народа русского. Я бессилен, но вы помогите мне, соберитесь и пошлите хоть по два или три человека с каждого села».

«Ежечасно молим мы Бога, чтоб послал кого-нибудь для отмщения наших несчастий. Поднимай оружие, станем с тобой, поднимется земля русская, как никогда не поднималась».

«Поругана вера святая. Над просьбами нашими сейм поглумляется. Нет ничего, чего бы не решился с нами сделать дворянин. Войска польские, под предлогом укрощения непокорности, ходят по селам и часто целые местечки истребляют дотла, как будто замыслили истребить род наш! Смотрите на меня, писаря войска Запорожского, старого казака, меня гонят, преследуют только потому, что так хочется тиранам. К вам приношу душу и тело; укройте меня, старого товарища; защищайте самих себя; и вам то же угрожает!»

«Принимаем тебя Хмельницкий пане, хлебом – солью и щирым сердцем!»

«Братья! Нет для нас правды в Польше. Переживаем мы тяжкие времена, но будут еще грознее и хуже – сенат польский хочет погубить все казачество до последнего человека. Должны ли мы и дальше терпеть наше рабство, позволять ковать себя в кандалы и цепи. Позволим ли мы и дальше погибать всем нашим братьям на Украине?»

«Слава и честь Хмельницкому! Украина – как стадо без пастуха, пусть Хмельницкий будет ее головою, а мы все, сколько тут нас есть, готовы идти против поляков, помогать Хмельницкому до последнего издыхания!»

«Паны молодцы, положили мы, чтобы шло с Хмельницким только восемь тысяч. Прочие должны быть всегда наготове, чтобы выступить в поход, когда придет приказ».

«Оповещаем всем и приказываем, что те, которые бежали с Хмельницким, равно и те, которые ушли к нему после, возвратились в свои жилища, в надежде прощения своих проступков, а если кто осмелится бежать на Запорожье, тогда за вину свою отвечает имением и жизнью жены и детей».

«Не без важных причин, двинулся я в Украину, с войском Вашей королевской милости. Казалось бы, что значит пятьсот человек бунтовщиков. Но если рассудить, с какой смелостью действуют они, то каждый должен признать, что не ничтожная причина заставила меня двинуться против пятисот человек, ибо они возмутились в заговоре со всеми казацким полками, со всей Украиной. Если бы я этому движению не противопоставил своей скорости, то в Украине поднялось бы пламя, которое надобно был бы гасить или большими усилиями, или долгое время».

«Не слушайте больше урядников, как невольники, вы, отцы которых не поддавались никаким законам, никаким королям.

Нас, человечных и живых, считают дикими и неспокойными, отважных и заслуженных назвали бунтовщиками.

На все эти кривды нет другого ответа, как только сломать поляков силой и угрозой смерти.

Что до меня, то не пожалею ни жизни, ни всех своих сил, и готов к любым опасностям; все отдам, чтобы добыть общую свободу и покой, и душа моя не успокоится, пока не добьюсь этого, что я высшим желанием себе положил».

«Хмельницкий дня 5 мая выехал на коне перед своими запорожцами и обратился к ним громким голосом:

«Рыцари-молодцы, славные запорожцы! Пришел час постоять грудью за православную веру. Бог вам поможет! Стойте смело против гордой польской силы. И чего вам бояться? Отцы наши били их наголову, а вы – сыны тех же могучих предков ваших! Покажите свою удаль, добудьте славы и рыцарства вечного. Кто за Бога, за того Бог».

После этой жаркой речи Хмельницкого кинулось одушевленное казачество на польский табор с великим криком, ворвалось в самую середину польских войск и начало страшное опустошение. Польское войско в первые минуты стояло оцепенелое, в мертвой тишине, а потом начало в страхе убегать. Но им не повезло. Со всех сторон налетали то казаки, то татары. Видя свое безвыходное положение, поляки стали отчаянно отбиваться. Казаки отобрали у поляков пушки и начали из них пальбу. Целое польское войско превратилось в трупы, только их небольшое число начальников попало в турецкую неволю».

«От Желтых вод до княжих байраков зеленое поле зарядилось не цветами весенними, а телами панскими: лежали паны выщеривши зубы, и ели их собаки и серые волки. Не по одному ляху осталась вдова, не по одном остались дети сироты. Высыпался Хмель из мешка, наделал беды панам. Напились они желтой водицы, да, видно, хмелю много положено: не устояли паны на ногах, когда бежать пустились. Да будет слава Хмелю-Хмельницкому, что освободил родную мать Украину от тяжкого ярма и неволи ляшской».

«Поляки застряли во рвах и болотистых местах, где лежали срубленные деревья и навалены были камни. Тут выскочили укрытые в засаде казаки и ударили просто в лоб испуганным и до крайности растерянным польским солдатам, а в то же время сзади наступал на них Хмельницкий с главными своими силами. Так попались Потоцкий и Калиновский в такую ловушку, из которой уже не было способа выйти им здоровыми. В большом беспорядке кидалось польское войско то в лес, то в болото, а всюду вырастали как из-под земли казаки и рубили поляков как снопы. Потоцкий, видя, что нет спасения, поддался Хмельницкому в совершенном поражении. Весь польский лагерь с обоими начальниками, вся артиллерия, все военные запасы достались в казацкие руки».

«В течение каких-нибудь двух-трех недель вся Украина поднялась, как один человек, притом в такой момент, когда Польша очутилась без войска и короля. Все, что было на Украине шляхетского – владельцы замков, их клиенты, челядь, сломя голову кинулось спасаться от потопа, красноречивого заревом пожаров и ручьями крови, между тем, как хлопы или валили толпами в лагерь Хмельницкого, или на свой страх принялись мстить своим притеснителям. Спустя немного недель Украина была очищена от своих врагов. Все паны, кто не успел бежать, были немилосердно избиты – волны народного гнева катились по всей Украине».

«В поведении он мягкий и простой, и этим вызывает к себе любовь казаков, но с другой стороны – держит их в дисциплине суровыми карами. Всем, кто входит в его комнату, он пожимает руку и всех просит сесть, если они казаки. К нему легкий доступ, он ко всем приветливый и ласковый.

В его комнате нет никакой роскоши. В ней стоят только грубые деревянные скамьи, покрытые кожаными подушками. Дамасский ковер расстилается перед небольшой кроватью гетмана. В его головах висят лук и сабля, единственное оружие, которое он обычно носит.

Стол не выделялся большой роскошью, как и остальная обстановка и посуда, так как едят без салфеток и не видно другого серебра, кроме ложек и кубков. Но гетманский стол не беден добрыми и вкусными кушаньями и обычными в стране напитками: горилкой, пивом, медом. Вино, которым мало напасаются и редко пьют, подают к столу только в присутствии знатных иноземцев».

«Зиновий Богдан Хмельницкий, Гетман славного войска Запорожского и всея по обоих сторон Днепра сущей Украины.

Вам, украинским по обеих сторонах Днепра реки шляхетным и посполитым большего и меншого и всякого чинам людям, а особенно шляхетно рожденным казакам, братии нашей знаменитой, сим универсалом нашим объявляем, что не без причин серьезных должны мы были начать войну и поднять оружие на поляков, в результате чего, при всесильной помощи Божественной, на Желтой Воде мая 8-го, а потом под Корсунем мая 16-го, с теми поляками произошло, то вам всем уже известно.

Теперь мы узнали, что поляки этим несчастьем разгневаны и разъярены и около Вислы и за Вислой княжата собирают на нас войско, и короля свого на нас натравливают и возбуждают, чтобы со всеми силами своими прийти на Украину и завоевать нас огнем и мечом в прах, жилища наши разорить, в пепел сотворить, нас всех убить, а коих в немилостивую неволю забрать и продать за Вислу.

Они хотят славу нашу, известную не только в части света Европейского, но и за морем Черным в странах Азиатских, уничтожить.

Решили мы не против Короля, Милостивого пана нашого, но против поляков гордых, вольности и привилегии наши ни за что ставящих, при помощи Божей, встать сердцем и оружием.

Для чего ставши лагерем нашим военным тут под Белой Церковью, пишем мы к вам этот Универсал, через который призываем вас всех, украинцев, братию нашу, к нам для компании военной.

Извещаем вас, что они, поляки, не вестям их же хроникеров польских, от нас, савроматов и руссами урядились, и несколько с братию нашей, савроматами и руссами, бывши, от предков наших древних тех веков отдалились и другое наименование – ляхи и поляки – себе учинили и за Вислу ушли, а там, между знаменитыми реками Одером и Вислой поселились и многие окружающие их чужие земли немецкие, западные и южные, и иные державы с людским населеним, военным и разбойничьим способом завоевали и покорили. Потом встали напрасно и бессовестно, как Каин на Авеля, на савроматов и руссов, года от Рождества Христова 1339 года, умалившихся и оскудевших тогда Киевских и Острожских и иных русских князей завоювали и подчинили истинные с древних земли и провинции наши же русские от Подолья до Волох Вислу и аж до самых Вильны и Смоленска; длинные и обширные свои границы имеющие, а именно: Киевскую, Галицкую, Львовскую, Хелмскую, Бельскую, Подольскую, Волынскую, Перемышльскую, Мстиславскую, Витебскую и Полоцкую. И во всех тех наименованных землях и провинциях славное наше имя казацкое упразднили и, что хуже всего, братию, роксоланов, в невольниче ярмо запрягли, от веры отеческой православной душеспасительной отринули и к пагубной унии и римского заблуждения силой и многими над совестью христианской мучениями и тиранством приневолили.

А наши остальные земли от поля Дикого, Чигирин, Терехтемиров, Переяслав, Полтава и иные многие города и села по обеих сторонах Днепра Украинские, собственность предков наших, со знатнейшими людьми и казаками хотят погубить, а завладевши народом нашим посполитым, не только в ярмо невольничье их запрячь, но по своей безбожной воле, в душевредную, противную унию вринуть, чего уже все признаки и документы были, когда не только многих казаков и мещан побили и добром их завладели и имением.

Да и мне, Хмельницкому от брехуна Чаплинского пришлось потерпеть. Они и веру нашу православную всегда ругали и безчестили, священников наших благочестивих безчестили и ругали где возможно, били, волосы и бороды рвали, резали.

Какие вам всем от них, поляков, их арендаторов и любимых факторов, по сие время были обиды, озлобления и разорения, тут мы их всех не именуем, так как вы все их ведаете и помните. Только напомним, что двум или трем, вместе стоячим, на месте, на улице, в доме своем, нельзя было свободно говорить, то поляки строгими своими указами запретили, особо о политике молчать вам приказали.

Какое несносное время и молчание наше милость Божия помогла нам оружием нашим военным отсекти, победой в двух сражениях над поляками, супостатами нашими, о том хвалим и превозносим имя Божественное, что не презрел бед и притеснений, воздыханий и слез наших, из-за поляков пролитых и проливаемых.

То, что мы войну нынешнюю с поляками начали без ведома и совета нашого всенародного, за то вы нас не ругайте, так как учинили для лучшей пользы вашей и нашей, научившись осторожности и воинскому управлению на примере прежней братии нашей, под Кумейками и на устье реки Старца с поляками в недавнем прошлом войну имевшей, и которые своими универсалами, до вас во всю Украину засланными, уведомили поляков о своем противном намерении, и поляки, быв предупреждены, победили казаков.

Теперь же мы вас на военное дело с поляками призываем. Кому мила вера благочестивая, от поляков на унию переделанная, кому из вас нужна целость отчизны нашей и честь ваша шляхетская, поляками поруганная, уничтоженная и попираемая, тот, не как выродок, но отзывчивый и любезный сын отчизны своей, после выслушивания этого универсала, к нам в лагерь под Белую Церковь, на добрых конях исправных, с оружием, не откладывая прибудет, и встанет мужественно и смело, при всемогущей помощи Божьей, против поляков, своих грабителей, озлобителей и супостатов.

Если не изволите помочь нам в настоящей военной компании, то если поляки нас одолеют, знайте, что и вас всех без исключения, ради давнего злого намерения свого, огнем и мечом уничтожат, разрушат жилье и веру поругают. Лучше и благополучнее нам за веру святую православную и за отчизну на поле брани полечь от оружия, чем в домах своих, как лежебокам, побитым быть.

Если же умрем за благочестивую веру нашу, то не только слава и отвага наша рыцарская во всех европейских и иных странах и далеких землях славно превозгласится и подвиг наш, если за благочестие умереть, будеть бессмертия исполнен и страдальческими венцами от Бога венчан.

Не бойтесь вы, братья наши, поляков, даже если их войско будет больше нашого, ибо Бог с нами. Этой благодати Божией уже есть знаки: первое – двукратная победа над поляками; второе – полна помощь всего войска Запорожского нам, при всенадежной помощи Божией; третье – неяснейший хан крымский со всеми ордами помогать нам готов в борьбе с поляками, при котором, для лучшей уверенности, и сына старшого Тимофея оставили, а и теперь с нами доброй военной орды крымской четыре тысячи с пашой Тогай-беем, мурзою знатным; четвертое – казаки реестровые, с четыре тысячи, с нами, которые Днепром шли с Барабашом против нас; пятое – пред Корсунской битвой 3 000 драгун к нам перешли; шестое – зачали мы войну с поляками не без ведома и позволения Королевского Величества Владислава IV, который при личной встрече устно сказал: «А если бы паны польские ваши привилегии не слушали и считались с ними, то у вас есть мушкет и на боку сабля, и ею можете охранять своих и свои вольности от поляков».

Поляки мандатов и приказов королевских не слушали, и неперестанные Украине утеснения налагали. А если Король, сам всему войску голова, против нас не пойдет, то мы панов польских и их много собранного войска, как тела обезглавленного, устрашиться не хотим.

А вам, братии нашей, вообще всем украинцам, предлагаем поспешить к нам в лагерь под Белую Церковь и желаем вам доброго от Господа Бога здоровья и благополучия.

Дан в лагере нашем под Белой Церковью, 1648 года, месяца мая 18-го дня».

«Эти паны сроду не видели войны: первый из них был совершенно изнеженный в забавах, второй – молодой, еле-еле усы начали пробиваться, а третий – славный только тем, что хорошо знал латынь. Хмельницкий назвал их соответственно их способностям – «перина», «дытына», «латына».

Эти три начальника повели собранное войско под Глиняны, где оно встало табором. Привычные считать хлопа за скота, паны говорили и сейчас: «Против такой голытьбы не стоит тратить пуль; мы их нагайками разгоним по полю». Сами же отправлялись как бы не на войну, а похвастаться своими богатствами. У каждого был великолепный конь, серебряные или позолоченные седла, сабли с серебряными вставками, бархатные одежды, подбитые дорогими мехами, шапки с драгоценными камнями, сапоги с серебряными и позолоченными шпорами, на шеях блестели золотые цепи, за поясом торчали богатые кинжалы. Но еще большая роскошь была видна за столами во время их обедов и ужинов. Выставлялись кубки из золота и серебра, богатая посуда, каждый пан вез с собой бочки с вином, медом, съестные припасы, сладости. Везли даже ванны для купания и богатую постель».

«Не считаясь с разгромом польской армии, Хмельницкий считал, что воюет не с государством, не с королем, а со шляхтой. Он послал в Варшаву послов с требованием выбрать королем брата Владислава – Яна Казимира. Неясно, почему он настаивал на кандидатуре этого ограниченного малоинтеллигентного человека. Новому королю Хмельницкий ставил условия: амнистия для всех, кто участвовал в войне, прямое подчинение гетмана королю, отмена церковной унии, восстановление и обновление казацких прав, увеличение реестра казаков, право выхода в море и, наконец, территориальная автономия Украины.

Ожидая ответа, Хмельницкий остановился у Замостья, где и получил известие об избрании королем Яна Казимира. Причину, остановившую движение Хмельницкого на Польшу, интерпретируют по-разному. Главное – войско было усталым, в нем распространялись болезни, уже стояла поздняя осень и поход среди враждебно настроенного населения был очень опасным. Полковники не советовали Хмельницкому идти дальше. С другой стороны, шансы Польши значительно поднялись, так как в октябре 1648 года в Мюнстере был подписан мир, который закончил Тридцатилетнюю войну, и Австрия, союзница Польши, могла действовать на ее стороне».

«Сим ознаменован конец казацко-татарских походов. Все удивлялись великодушию Хмельницкого, могшего рассеять беззащитный сейм и вместо того вступившего в переговоры с королем. Поляки говорили тогда друг другу на ухо, что Бог наказал его слепотой; меж тем, как деяния сего великого мужа были основаны на глубокой политике и выгодах отечественных. Он не одним оружием намеревался победить противников, а также благоразумным терпением и осторожностью. Даровав свободу единоземцам, Хмельницкий хотя и опочил на лаврах, но подобно покоящемуся льву, угрожал своим пробуждением».

«Из года в год обе стороны воевали между собой, но ни одна сторона не могла нанести другой решительного поражения; все заканчивалось подписанием не устраивавших никого мирных условий, после чего все возвращались домой, чтобы вести военную и дипломатическую подготовку к новой войне».

«Ничего из переговоров не будет, если одного не накажут, а другого мне не пришлют. То или мне пропасть со всем войском запорожским, или же пропасть всей земле польской: сенаторам, дукам, королькам и шляхте».

«Скажу коротко: с вашего посольства ничего не выйдет – теперь война должна быть!

В три или четыре недели выверну всех вас, ляхов, верх ногами и потопчу вас так, что под моими ногами будете, напоследок султану турецкому в неволю отдам! Выбью из ляшской неволи весь украинский народ! Сначала за свою обиду и разорение воевал, теперь буду воевать за нашу православную веру. Поможет мне в этом вся чернь – на Люблин, на Краков, и я ее не оставлю, так как это правая рука наша, чтобы вы не уничтожили хлопов и на казаков не ударили.

Подниму двести, триста тысяч своих, и всю орду! За границу войной не пойду, сабли на турок и татар не подниму! Мне достаточно теперь Украины, Подолья, Волыни, – достаточно достатка и имущества в земле и княжестве моем – по Львов, по Холм и Галич.

А встав над Вислой, скажу дальним ляхам: сидите и молчите, ляхи! И вельмож, и князей туда заченю, а если будут за Вислой брыкаться, и там их найду. Не останется у меня и ноги князя или паненки в стране. А если кто захочет к нам и отведать хлеба-соли – пусть войску запорожскому будет послушный!»

«Паны региментари, пока с хлопами имели дело, чувствовали себя неплохо. А теперь, как дошло дело до настоящих казаков и татар, совсем растерялись, только один к другому ездили. Дошло до того, что ночь – каждый в свою дорогу: одни в Каменец, другие в Владимир; один с другим шептались, и каждый, что имел лучшего в обозе, тянул на коня».

«Вокруг польского вала велел гетман насыпать вал более высокий и поставил на него свои пушки, палил з них в лагерь неприятеля, тогда, как говорит один польський летописец «дерлось хлопство на польские окопы как смола, а татарские стрелы, летая кривыми лучами, затмевали сонце».

«Когда панове, будете вы собирать налог с Украины! Уже год, как мы вам ничего не платили, а тут кони ржут, волы топочут, на ярмарку во Вроцлав хотят. Эй, панове, годи вам в ваших норах дальше держаться, только зря кунтуши поваляли, лазячи по валам. Ведь все это наше, да и вы сами попадете в добычу к татарам. Это вам посессии, аренды, панщины, издевательства! Хорошая вам была тогда музыка, а теперь вам так славно сыграли в дудки казаки!»

«Конечно, при тех условиях, при каких пришлось вести переговоры, нечего и думать было о широких планах освобождения украинского народа, для которого начата была война; приходилось возвращаться к старым вопросам казацкого реестра и прав православной веры.

Если рассматривать Зборовский договор с такой более узкой точки зрения, то он был большим шагом вперед. Реестр казацкого войска устанавливался в сорок тысяч, вписанные в него казаки и их семьи могли жить в королевских и помещичьих имениях воеводств Киевского, Черниговского и Брацлавского, не подчиняясь ни правительственной администрации, ни помещикам. В этих краях не могло быть расквартировано польское войско и оно не могло даже входить туда. Казацкий гетман получал на булаву староство Чигиринское. Уния подлежала уничтожению повсеместно.

Это было очень много в сравнении с тем, о чем думал Хмельницкий год тому назад, после первых погромов польского войска. Но это было ничто в сравнении с новыми планами освобождения украинского народа. Хотя вся Восточная Украина должна перейти, по новому условию, под власть казацкого гетмана и казацкого войска, однако шляхетское право не уничтожилось, громадное большинство населения, не попавшее в состав реестрового казачества, должно было возвратиться в крепостное состояние. Не того ждало украинское крестьянство, поднимаясь на призывы послов Хмельницкого».

«Страшное разорение и запустение было на Украине, города и села лежали в развалинах, за время войны почти никто не сеял хлеба, а если где и было что, то все поела саранча, наступил голод. «Мир непрочен» – говорили современники, и они не ошиблись, так как поляки не хотели расстаться с унией и не допускали русского митрополита в сенат; кроме того, в войско могло записаться лишь 40 тысяч человек, и вся эта масса народа, которая так отчаянно дралась за свою веру и свободу, опять отдавалась во власть панам. Шляхта, являясь в свои разоренные усадьбы, требовала повиновения, панщины, а хлопы бунтовали, часто убивали панов».

«Когда владельцы поместий начали возвращаться на пожарища своих владений и стали требовать от хлопов прежних повинностей, на что имели согласно договору право, хлопы и ухом не вели. Им не было дела до условий гетмана с королем, они знали только, что сражались под знаменами гетмана за волю и теперь не имели никакой охоты возвращаться под старое ярмо. Хлопы хотели оставаться хлопами только по имени и не хотели платить никаких податей. Возвратившимся панам хлопы предлагали «плуг, волов и четыре меры солоду, будет с него, чтоб не умер с голоду». Понятно, что вражда и беспорядки продолжались. Паны требовали содействовать утверждению своих прав от гетмана и казаков, обязанных к тому договором, а гетман и казак, если бы и хотели, не могли ничего учинить с хлопами. Недоразумения спустя три года кончились полным разрывом, и снова оба врага вышли в поле помериться силами».

«Высшую власть получила казацкая рада, которая выбирала гетмана и определяла направление внешней и внутренней политики – рада общеказацкая и рада старшин, как аппарат управления, во главе с гетманом. Хмельницкий, благодаря своей харизме и славе, играл главную роль, без его ведома ничего не происходило, часто он принимал решения единолично. При нем была генеральная старшина – войсковые писарь, обозный два есаула и два судьи – гетманское министерство управление страной. Главным советником Хмельницкого стал войсковой писарь Иван Выговский, организатор и начальник генеральной канцелярии, в которой сходились все нити внутренних и внешних дел. Войском управляли есаулы; обозной ведал артиллерией и снабжением.

Страну по запорожскому обучаю поделили на полки и сотни. Полковники имели военную и гражданскую власть, как и сотники; на местах власть принадлежала войтам. Казаки пользовались городским Магдебургским правом и обычаями.

Распределение полков было следующее:

В городе Чигирине полковник Федор Якубовский.

В городе Черкассах полковник Иван Воронченко.

В городе Белой Церкви полковник Семен Паницкий.

В городе Корсуни полковник Лука Мозыра.

В городе Умани полковник Иосиф Глух.

В городе Брацлаве полковник Даниил Нечай.

В городе Слуцке полковник Иван Федоренко.

В городе Киеве полковник Антон Адамович.

В городе Переяславле полковник Федор Лобода.

В местечке Кропивном полковник Филон Джеджалий.

В городе Остре полковник Тимофей Носач.

В городе Миргороде полковник Максим Гладкий.

В городе Полтава полковник Алексей Ганжа.

В городе Лубнах полковник Мартын Пушкаренко.

В городе Прилуках полковник Дмитрий Чернявский.

В городе Гадяче полковник Иван Черныш.

В городе Нежине полковник Андрей Журавский.

В городе Чернигове полковник Семен Барковский.

В городе Стародубе полковник Максим Гамалея.

В городе Почепе полковник Алексей Рославец».

«Хмельницкий, опираясь вначале на крымскую помощь, также вслед за тем вступил в переговоры с Московским правительством, просил помогать казакам и взять под свою защиту их и «всю Русь» – всю Украину. Московские политики не понимали этого плана иначе, как только так, что украинская Русь, как давние владения Владимирова рода, должна присоединиться к Московскому царству и признать «царем и самодержцем» московского царя как наследника киевской династии и ее прав. Поэтому Хмельницкий, стараясь попасть им в тон, так и ставил вопрос через своих послов. Вообще он, по давнему казацкому обучаю, хитрил и, стараясь собрать как можно больше союзников для своей борьбы против Польши, говорил каждому то, что тому было приятно слышать – лишь бы его склонить к участию в своих предприятиях. Так и московскому царю он заявлял, что хотел бы иметь его царем и самодержцем, соответственно тому, что диктовали ему московские послы – как следует ставить это предложение. И одновременно отдавался под власть султана и был принят им как вассал – имел султанскую грамоту 1650 года, в которой султан извещал Хмельницкого об этом и посылал ему кафтан, знак своего покровительства и верховенства. Сносился Хмельницкий и с трансильванским князем, приглашая стать королем Украины, а позже отдался под охрану шведскому королю, – и в то же время заключил условия с польским королем, признавая его своим верховным повелителем.

Хмельницкий имел большой политический и государственный талант, несомненно любил Украину и был предан ее интересам. Но он слишком хитрил и мудрил, больше заботясь о заграничной помощи, чем о развитии сил, видержки, сознательности и энергии в собственном народе. Нелегко было двигать огромными народними массами, оторванными прямо от плуга, или этой изменчивой, бурной казацкой массой, привыкшей менять гетманов на протяжении нескольких месяцев. Решались слишком важные вопросы, чтобы можно было их вверять минутным настроениям казачьей рады. Железной рукой Хмельницкий правил казачеством, но, не полагаясь на его выдержку, а еще менее – на народные массы, жадно искал помощи за границей».

«На другой день, как только начало светать, двинулось польское войско с места, и сам король начал строить его в боевой порядок. Тоже происходило и в казацком лагере. Вставшее солнце увидело уже оба громадных войска, стоявших друг против друга на широком поле, как два грозных великана, готовых по условному знаку кинуться одно на другое и в жестоком бою разгромить противника или погибнуть. Разделенные ровным полем, стояли ряды противников тихо, неподвижно, до самого полудня; ни та, ни другая сторона не хотела начинать первой.

В два час пополудни двинулась казацкая пехота своим четырехугольником. Татары с диким криком помчались ударить на середину польского войска, и в тот же час с польской стороны вырвался Иеремия Вишневецкий с двенадцатью полками регулярного войска и летел с обнаженным мечом на казацкий четырехугольник. От сильного напора заколебались ряды казацкие, по четырехугольнику сделался вылом, туда же проскочил Вишневецкий, разорвал середину казацких рядов и остановился на казацких возах.

Вслед за Вишневецким выслал король пушки и немецкую пехоту; прилетел туда и Конецпольский, и там закипел ужасный бой. В одну минуту загремело множество пушек и тысячи самопалов. В небо поднялась черная туча, далеко кругом раздавались крики раненых, стоны умирающих, ржание коней, рев скота, а сквозь дым виднелись потоки крови, кучи мертвых польских и казацких тел. Неимоверным усилием казаков удалось уже выдавить поляков из четырехугольника, когда хан кинулся в бегство. За ним погнали из поля битвы все татары, оставляя свой лагерь на разграбление».

«По заходе солнца пал густой мрак, тучи закрыли солнце и пошел сильный дождь, который прервал горячую отчаянную борьбу. Поляки вернулись в свой лагерь, казаки же не имели времени отдохнуть, а взялись сейчас же окапываться с трех сторон, с четвертой было болото. За одну ночь появились укрепления, как каменные стены. Десять дней держались казаки за окопами, боролись мужественно и выдерживали страшный огонь поляков. Хлопы, не привыкшие к такой долгой, правильной войне, начали негодовать. Они сходились и толковали между собой так: «Что делать? Король хочет взять старшин в плен, они же не хотят этого и не заключают мир; тем временем татары разрушают нашу страну, уводят наших жен и детей. Лучше выдадим наших старшин полякам, а сами спасемся».

«По новому Белоцерковскому договору Украина потеряла едва ли не все, что приобрело страшным конвульсивным усилием всего народа. Почти на всем пространстве ее водворялись старые ненавистные порядки. Но примириться с этим украинский народ не мог, и вот в несчастной стране в течение долгого времени не стихает ужасная борьба и страшное опустошение. То польское войско проходит по ней под предводительством жестокого Чарнецкого, предавая все огню и мечу, то идет Хмельницкий с татарами. Здесь польские помещики, пользуясь моментом, укрощают хлопов, а там хлопы, собравшись с силами, жгут замки, костелы и избивают ненавистных врагов. По выражению польского летописца, «хлопы разложили в приднепровских пустынях огонь, зарево которого охватило небо всей Польши». Да, огонь ненависти тлел, плохо прикрытый золой, но скоро он вырвался на волю и пошел гулять по всему простору украинской земли».

«Возникает вопрос, почему Хмельницкий не провозгласил Украину независимой. Во время восстания и правда пошли разговоры, что он хочет восстановить «старое русское княжество». Возможно, эта проблема обсуждалась, но осуществить ее в тех обстоятельствах было бы невозможно. Как показали непрерывные войны, казаки хотя и нанесли полякам несколько тяжелых поражений, однако не могли постоянно противостоять неоднократным попыткам шляхты отвоевать Украину. Для обеспечения победы над поляками Хмельницкий потребовал надежной поддержки великой иностранной державы. Обычной платой за такую помощь было согласие на то, чтобы признать верховенство правителя, который ее давал. Главной причиной восстания было стремление народных масс избавиться от социально-экономического давления, и для многих украинцев то, как решить эту проблему – при своей власти или чужой, – было второстепенным делом. Тем более, что в Восточной Европе суверенитет тогда отождествлялся не с народом, а с личностью законного, общепризнанного монарха. С оглядкой на то, что со всей своей популярностью и властью Хмельницкий такого признания не имел, он вынужден был найти для Украины правителя, который его имел».

«Татары появились перед поляками, двигаясь совсем медленно. Тогда Калиновский пустил на них всю свою конницу. Татары, вроде бы растерянные, начали отступать, и в этот момент вспыхнул в середине польского войска пожар; русские хлопы, которых использовали в польском лагере, умышленно зажгли там сено. Увидев пожар, поляки закричали:

«Стойте, возвращайтесь, – казаки нападают с тыла на обоз!»

На этот крик кинулась польская конница назад, а татары, вернувшись за ними, начали их поражать стрелами и пулями. Одновременно выступили из-за горы Батог казацкие полки и, увидев в польском лагере пожар и замешательство, не поверили своим глазам, и как только поняли в чем дело, кинулись стрелой на поляков. Началась резня, какой давно не видели. Казаки и татары зажали поляков с двух сторон и совершенно разгромили их. Недобитые поляки разбегались во все стороны, но повсюду догоняли их хлопы и казаки, и, не слушая их просьб, рубили без милосердия, приговаривая: «Это вам за унию! За Берестечко!»

«Я предупредил пана Калиновского, чтобы он уступил дорогу моему сыну, но он не послушал. Мои казаки, естественно, как горячие люди, обошлись с паном Калиновским не очень вежливо».

«Налетел Чарнецкий на Украину словно хищный черный ворон, но как стоячий оказался перед Богуном – орлом и упорхнул словно ощипанный воробей».

«На этот раз Хмельницкий уже не захотел вступать в переговоры с поляками; он не заботился более о хане, так как имел известия, что в его борьбу с Польшей входит новый союзник, московский царь. После долгих колебаний московское правительство решило принять Украину под царскую руку и начать войну с Польшей».

«Шесть лет войны не дали почти никаких результатов. Что же оставалось делать? Поляки не хотели отменить унию и не освобождали народ от панщины, а хлопы хотели свободы; полюбовно решить этот вопрос было нельзя.

С другой стороны, Украина не была настолько сильна, чтобы справиться с поляками собственными силами; осталось обратиться к посторонней помощи, но куда? Хан два раза изменял, и надежда на него была плоха. Оставалась Турция и Московское государство.

Идти под власть нехристя, слиться с ним, действовать за одно – православный народ, которой издавна считал войну с басурманами святым делом, никогда не согласился бы.

Стало быть, оставалось только Москва: там была православная вера, там жили те же русские люди, что и на Украине, сидел на престоле царском потомки великих князей киевских. Присоединение Украины к Москве было бы восстановление прежнего единства земли русской. Все говорило в пользу присоединения к Москве; правда, и в Московском царстве были тогда крепостные, но боярин русский никогда так не угнетал крестьянина, как польский пан хлопа, которого считал «быдлом». Кроме того, царь Московский от соединения с Украиной не только не терял, но приобретал, а потому дал бы Украине больше прав, чем польский король».

«Страна, истекая кровью, теряла силы, и не было надежды добиться своего. В этом положении Хмельницкий в отчаянии искал помощи на стороне. Но кто мог помочь Украине! Крымский хан был вероломен, султан турецкий силен, но далеко, единоверная же Москва с политической изворотливостью вела переговоры о присоединении, и за посулами ее чувствовалась та же неволя, какую Украина пережила под властью Польши. Из всех трех соседей союз с единоверной Москвой представлялся малорусскому народу и его вождям наименьшим злом».

«Популярнейшим кандидатом на роль покровителя Украины был православный московский царь. С начала восстания Хмельницкий предлагал и просил царя во имя общей для них православной веры прийти на помощь. Но Москва реагировала чрезвычайно осторожно. Понеся тяжелые потери в недавней войне с Польшей, московиты хотели подождать, пока казаки и поляки ослабят друг друга, и уже тогда начать действовать. Однако в 1653 году, когда украинцы стали угрожать тем, что отдадут предпочтение оттоманскому варианту, московиты не могли больше тянуть с решением. Царь Алексей Михайлович собрал Земский собор, который решил, что «ради православной веры и святой церкви Божьей, государь, следует принять их под свою высокую руку». Принимая это решение, московиты также надеялись отобрать некоторые захваченные Польшей земли, использовать Украину как буфер против Оттоманской империи и вообще увеличить свое влияние».

«Идея объединения не навязана нам Россией, а была украинской. Она исходила от казацкой старшины и была злободневной для Украины конца XVI – первой половины XVII столетий. Реализовать ее удалось выдающемуся украинскому государственному деятелю Богдану Хмельницкому. Он и казаки провозгласили в Переяславе: «Навеки вместе с Россией». Если бы не было этого исторического решения, не уверен, что сегодня мы имели бы Украину такой, какою она есть».

«На знак царя думный дьяк стал читать царское письмо, в котором было сказано, что поляки не соблюдают условий мира, заключенного перед этим с Великой Русью, оскорбляют царский титул, что гетман Хмельницкий уже несколько раз доносил государю об утеснениях, которые терпит русский народ и Православная церковь от поляков, и он же просил, чтобы царь принял все казачество под свою руку. Дальше было заявлено, что послы царя заступались у польского короля за украинцев и православную веру, но безуспешно; что султан турецкий призывает Украину в свое подданство, а Хмельницкий и народ его желают присоединиться только к Великой Руси и «пусть Земский собор рассудит, как тут поступить?»

«К сожалению, об этой раде и сопровождавших ее переговорах мы не имеем никаких более точных известий, кроме реляции, предложенной московскому правительству своим послом боярином Бутурлиным. Он рассказывает, что войско на вопрос Хмельницкого заявило свою волю отдаться под власть царя. Затем перечитана была царская грамота, где царь обещал украинцам быть к ним милостивым и защищать от врагов. После этого послы предложили собравшимся идти в церковь, чтобы принести присягу на верность царю. Но здесь вышло недоразумение.

Хмельницкий потребовал, чтобы сперва от царского имени присягнули послы в том, что царь не выдаст Украину Польше, будет защищать ее от врагов и права и вольности украинские будет соблюдать – подобно тому, как польские короли присягали при избрании на pacta conventа. Но бояре заявили, что присягнуть не могут, так как царь московский самодержец, правит по своей воле и не присягает своим подданным. Это очень озадачило старшин, они долго настаивали на своем и, только чтобы не дать повода к разрыву, в конце концов присягнули. После этого московские послы разослали по городам и местечкам своих людей приводить к присяге Украину, бывшую во власти казацкой».

«Несмотря на сии разногласия, подписание Переяславского договора стало поворотным пунктом в истории Украины, России и всей Восточной Европы. Изолированная и отсталая Московия сделала гигантский шаг вперед на пути превращения в великую державу. А судьба Украины стала во всем – добром и плохом – неразрывно связана с судьбой России.

В связи с конфликтами, которые позднее возникали между россиянами и украинцами, оценка соглашения, которое объединило их страны, была предметом частных споров ученых. Дело усложнялось тем, что оригинальные документы были утрачены, сохранились лишь неточные копии и пересказы. Российский археограф Петр Шафранов говорил, что даже эти копии сфальцифицированы или сфабрикованы царскими переписчиками».

«Украинско-российский договор 1654 года подвел итоги Национально-освободительной войны украинского народа против шляхетской Польши, подтвердив автономный статус Украины в составе России. Гетман и Войско Запорожское не только получили право самоуправления на казацкой территории, но и могли вступать в дипломатические отношения с иностранными государствами – за исключением Польши и Турции. Таким был главный политический итог Национально-освободительной войны 1648–1654 годов.

В социально-экономической сфере результаты также были поразительными: селяне фактически стали вольными землевладельцами, крепостничество на территории казацкой Украины ликвидировалось de facto вместе с ликвидацией больших землевладений польской короны, магнатов, шляхты и католической церкви. В городах украинские купцы и ремесленники наконец получили возможность свободно заниматься своей деятельностью и участвовать в городском самоуправлении. Казацкая верхушка увеличила свои землевладения за счет конфискованных польских имений, а также подарков московского царя.

В духовной сфере открывались блестящие перспективы для развития украинского языка и культуры; православная церковь больше не знала давления со стороны католической и униатской церквей».

«Период с 1648 года до конца XVIII века был переломным в украинской истории и имел серьезное влияние на страны не только Восточной, но и Центральной Европы. В это время произошла Освободительная война, а с современной точки зрения – Украинская революция XVII столетия, и сложилась государственность украинского народа. Патриотический подъем и чувство гордости после славных побед казацкого войска, участие в войне выходцев со всех украинских земель, казацкие походы, громадные переселения населения – все это способствовало возрождению украинского народа и культурной интеграции разных регионов.

В 1654 году произошло государственное объединение Украины с Россией. Войско Запорожское стало под власть российского царя, «сберегая давние права и вольности». Однако, начиная с 1654 года, велась планомерная, последовательная политика уничтожения Украины как национального государства».

«Присоединение Хмельницкого к Московскому государству изменяет международные отношения на юге Руси. Хан, враждуя из-за этого к запорожцам, соединяется с поляками; зато московские войска выступают на защиту Хмельницкого. Теперь, собственно, начинается борьба московского государя в защиту Малороссии. Она ведется на севере и юго-западе; Хмельницкий необходимо принимает участие в ней. Вместе с войсками государя он выдерживает кровопролитный Дрожипольский бой под Ахматовым в 1655 году, совершает далее поход к Каменцу-Подольскому, Львову, Замостью и Люблину.

Польша была вконец ослаблена этими войнами. На нее поднимается теперь мелкие соседи, а князь семиградский, король шведский и гетман запорожский ведут в 1656 году переговоры о разделе Польши, которая ищет защиты в Москве, обещая избрать Алексея Михайловича в короли. Москва останавливает раздел и тем дает другой исход всем сложившимся тогда обстоятельствам, отдалив на столетие окончательное падение Речи Посполитой и создав для себя на все это время непрерывные столкновения с Польшей и дальнейшие смуты на Украине».

«Нужно иметь в виду, что слово «подданный» в XVII веке не означало «подданного» в современном понимании: так называли царей, владетелей государств, которые вступали в договорные отношения с Москвой, ища у нее протектората. Подданные в современном значении слова в XVII веке назывались «холопами» до бояр и князей включительно. С Петра I слово «холоп» заменено словом «раб», и только Екатерина II в 1786 году заменила его термином «верноподданный».

«Хмельницкий, измученный войнами и непрерывными десятилетними походами, а также многими огорчениями, заболел и почувствовал приближение смерти. В мае 1657 года была собрана рада, на которой он простился с народом, прося его свято хранить единение между собой, благодарил за все оказанные ему почести и предложил еще при жизни его избрать нового гетмана, которому он мог бы дать нужные советы и открыть тайны управления Украиной. Народ, прощаясь с любимым батько, плакал навзрыд».

«Шведы – люди честные: пообещав дружбу и союз, они держат слово. А царь, подписав перемирие с поляками, и имея намерение вернуть нас в их руки, поступил с нами бессердечно».

«Хотя войны, последовавшие за вмешательством Москвы в малорусские дела и внутренние смуты на самой Украине, не прекращались, как не прекращались нашествия татар и турок и борьба с Польшей, тем не менее в это время малорусский народ, избавившись от тяжкого ига панов, быстро оправился от перенесенного разорения. Вскоре по договору с Польшей Левобережная Украина, в которую народ не переставал бежать на «вольные земли» с правой стороны Днепра, вошла в состав Московского государства, в то время как Правобережная явилась предметом раздора между Польшей, Турцией и собственными гетманами».

«Великое народное движение, поднятое Хмельницким, сообщило новый строй всей Восточной Украине – Гетманщине. Казацкая военная организация уже в первых десятилетиях XVII века постепенно оседала и прикреплялась к земле, по мере того, как все большее число оседлого и хозяйственного крестьянского и мещанского населения отдавалось под казачий присуд и записывалось в войско. Разделение казачьего войска на полки переходило в разделение оказаченной территории на полковые округи.

Восстание Хмельницкого надолго устранило из обширных пространств Восточной Украины всякую иную власть – остались только выборные городские магистраты, остались монастырские поместья, вне этого было только свободные, в значительной степени оказаченное население. Те, кто не присоединялся к казакам, записывались в мещане, безразлично, жили они в городах или в селениях, и с них собирались различные доходы в казачью войсковую казну. Казачье население податей не платило и только отбывало военную службу.

Полковник был начальником своего полкового округа; полковая старшина, постепенно слагавшаяся по образцу генеральной – полковой обозный, судья, есаул, писарь – составляла совет при полковнике по всем делам своего полка; сотник управлял своим сотенным округом; казачьими общинами заведовали атаманы. Собственно говоря, с этими военными должностями была связана власть только над казачьим населением, но в действительности к ним перешла общая власть над всем населением.

Гетман сделался повелителем всей страны, главой украинского правительства, и все, что было на Украине, должно было ему повиноваться. Но гетман был главой военной казацкой организации, значит, и областные ее представители – полковники – должны были получать значение власти всеобщей, всесословной. Военный штаб гетмана занимает место кабинета министров, украинского правительства. Генеральная старшина: обозный, судья, есаул, писарь – становятся советом министров при гетмане и решают все дела общегосударственного характера. «Рада» старшин – Генеральной старшины и полковников, и общая «войсковая рада» всего казачества собираются для важнейших дел и вершат судьбу страны.

Не сразу можно было искоренить старые взгляды, созданные всей предыдущей историей казачества, что центр казацкой жизни и строя – это Запорожье, Сечь, и что оттуда должны исходить и выбор гетмана, и общее направление всей украинской политики. В новых условиях центром украинской жизни делается гетманская резиденция, где сосредотачивается высшая казачья старшина, где решаются всякого рода дела в войсковом суде и в генеральной войсковой канцелярии.

Казачья старшина, имея в своих руках власть и управление и заняв в этом смысле место шляхты, была расположена идти по следам последней и в общественно-экономической сфере: владеть землями, основывать села и заводить подданных».

«Трудно переоценить то влияние, которое оказал на течение украинской истории Богдан Хмельницкий. Украинские, российские и польские историки связывают его достижения с достижениями таких гигантов XVII столетия, как Оливер Кромвель в Англии и Валенштайн в Богемии. В исследованиях, посвященных гетману и его эпохе, часто пишут о его умении достигать очень многого, имея так мало.

Независимо от научных оценок, украинский народ всегда проявлял любовь к «батьке Богдану». У огромного большинства украинцев, начиная с того периода до сегодняшнего дня, Хмельницкий остается великим освободителем, героем, который силой своей личности и ума поднял их из многовекового паралича бездеятельности и безнадежности и вывел на дорогу национального и социально-экономического освобождения».

«Несмотря на просчеты и неудачи, деятельность Б. Хмельницкого является уникальным явлением не только в украинской, но и в мировой истории. Именно Б. Хмельницкому принадлежит огромная заслуга в возрождении Украинского государства, которое после падения первой украинской государственности времен Киевской Руси и Галицко-Волынского княжества почти триста лет находилась в составе других стран и, казалось, потеряла все государственно-политические идеалы. Хмельницкий способствовал пробуждению национально-политической идентичности украинского народа, что имело решающее значение для создания украинской казацкой державы. Послы могущественных государств хорошо знали дорогу к скромному казацкому городу Чигирину, который стал центром, где решалась судьба Восточной Европы, центром европейской жизни.

Поэтому Б. Хмельницкий всегда оставался символом борьбы за свободу, независимость и территориальную целостность своей Отчизны. Сформулированная им национальная идея стала неписаным завещанием для последующих поколений народа Украины. И сегодня пророчески звучат слова первого президента Украины – М. Грушевского – о том, что гетман Хмельницкий «останется героем украинской истории навсегда».

«Роста скорее высокого, широкий в кости, величественный. Его правление показывает зрелый и тонкий ум. Хотя и случается ему погулять, но дела он не бросает. Кажется, что в нем живут две натуры – одна деятельная, твердая, решительная, другая – сонная, утомленная, мечтательная. В поведении ласковый, простой и тем привлекает любовь воинов, которых он держит в повиновении железной дисциплиной».

«Выговский был одним из умнейших и образованнейших казацких предводителей. Во внешней политике он склонялся к основанию независимого украинского княжества. Однако Украина была еще слабой для того, чтобы сделать такой шаг, потому Выговский сосредоточился на поисках противовесов московским влияниям на Украине. С этой целью он усилил контакт с Польшей».

«Так обнаруживается хитрость и обман тех, кто сперва посредством внутренней междоусобной войны, а затем и открыто своим собственным оружием уготовили нам ярмо неволи, без всякого повода с нашей стороны. Свидетельствуя о своей невинности и призывая на помощь Бога, мы вынуждены для сохранения своей свободы прибегнуть к законной защите, чтобы сбросить с себя это иго и искать для этого помощи у своих соседей. Таким образом, не на нас падет вина этой разгорающейся войны. Мы были и остаемся верными великому князю и против воли своей беремся за оружие».

«На вечную память тем, кто живет и тем, кто будет жить потом.

Комиссия между властями Короны Польской и Великого княжества Литовского с одной стороны и вельможным гетманом и Войском Запорожским с другой стороны дня 6 сентября, года Божьего 1658 года, Бог дал, счастливо и вечно закончила.

Таким способом постановили мы вечный, который никогда нельзя разорвать, мир.

Религия греческая стародавняя, да и та, с которой стародавняя Русь присоединились к Короне Польской, чтобы оставалась при своих прерогативах и там, куда язык русского народа достигает.

Академию Киевскую дозволяет Его Королевская Милость и власти коронные установить; она должна иметь прерогативы и вольности, как и Академия Краковская.

Вся Речь Посполита народов польского и Великого княжества Литовского, и Русского и провинций, которые к ним принадлежат, восстанавливается во всей полноте так, как было перед войной, то есть чтобы эти народы оставались в своих границах и свободах нерушимо, как было перед войной.

Войска Запорожского должно быть число 60 000, или как вельможный гетман укажет в реестре.

Никаких войск польских и литовских или чужеземных никто не будет вести в воеводства Киевское, Брацлавское, Черниговское.

Монетный двор для изготовления всяких денег в Киеве должен быть основан.

Объединенный совет и объединенные силы этих народов должны будут выступать против любого врага.

К великой русской булаве должно принадлежать Чигиринское староство. А гетман войск русских волен иметь резиденцию при Его Королевской Милости…»

«То, что соглашения с казаками не существуют до сих пор, то в этом не их вина, но наша, так как мы не считали их за людей. И за это покарал нас Бог, показавший, что они тоже люди, как и все другие, и наказал нашу гордость, и мы, как я думаю, потеряли больше, чем они. И мы должны были пасть, ведь они боролись за свободу, а мы за неограниченное «панування». Действительно, необходимо их признать за нацию, а не за партию.

Дадим наконец им покой, не будем плести интриги и разобщать их. Пусть будет с ними уния, такая, как литовская, пусть другой народ не имеет с ними особых прав – никаких, ведь только через законные отношения существуют государства, а с поднятием одного народа над другим происходит разлад».

«К переправе через реку у села Сосновки первыми подошли отряды Выговского, при этом большая часть татарской конницы, отделившись от гетманского войска, переправилась через реку южнее Сосновки и зашла в тыл россиян, ожидая там разгара сражения.

Первой начала атаку московская кавалерия, ударившая в лоб казацко-татарских войск. Под натиском противника Выговский начал отступать вдоль болотистого русла реки по направлению к городищу Пустая Торговища. Это отступление частей Выговского, которое на самом деле было притворным бегством союзников, стало переломным переломным во всей битве. В запале царские войска переправились через Сосновку. В это время украинцы успели разрушить переправу и ниже ее запрудить реку, что сделало невозможным возвращение российской конницы на свои исходные позиции. Тяжелая царская кавалерия застряла в топких местах реки, «настоящих конотопах», как об этом писал один из участников событий. Отряды крымчаков во главе с ханом, улучив благоприятный момент, бросились на россиян с тыла. Московское войско оказались в западне: от Конотопа его отделяла заболоченная местность, а спереди и сзади были казаки и татары. Деморализованные ударом с тыла, россияне начали убегать и стали легкой добычей татарской конницы и казацкой пехоты.

Разгром был полный».

«Государевых людей побил не гетман, а Божья воля, так как написано: «пусть сильный не хвалится силой своей, богатый богатством своим, а мудрый мудростью своей».

«Цвет московской конницы, совершившей удачные походы 1654–1655 годов, погиб в один день. Никогда позже московский царь не мог более вывести в поле такое сильное войско. В траурной одежде вышел Алексей Михайлович к народу; Москву охватила тревога. Удар был тем тяжелей, что произошел совершенно неожиданно – после таких блестящих успехов! Еще недавно Долгоруков привел в Москву пленного литовского гетмана, недавно шли радостные разговоры о победах Хованского. Теперь Трубецкой, на которого надеялись больше всех, «муж благовейный и изящный, в воинстве счастливый и недругом страшный», погубил такое большое войско! По взятии городов, по взятии литовской столицы, царский город испугался, в августе по приказу царя люди всех чинов начали земляные работы по укреплению Москвы. Сам царь с боярами часто присутствовал на работах. Окрестные жители с семьями и имуществом заполнили Москву; шли слухи том, что царь собирается перебраться за Волгу в Ярославль и что Выговский наступает прямо на Москву».

«Мысль о польском господстве поднимала население, не хотевшее и слышать ничего о Польше. Польское войско, размещенное Выговским в Северщине, вызывало, по старой памяти, такую ненависть, что в здешних полках, преданных Выговскому раньше, теперь началось восстание».

«В первые дни сентября 1659 года сошлись и стали друг против друга под местечком Германовкой оба войска: Юрий Хмельницкий со своими сторонниками, Выговский со своими. Тут и остальные казаки покинули Выговского и перешли к Хмельницкому. Слухи, что Выговский отдает Украину обратно полякам, погубили его дело. С Выговским остались только его наемное войско и поляки. Войско собралось на раду и на ней заявило, что не желает подданства Польше, не хочет воевать с Москвой».

«На левой стороне население состояло сплошь из переселившихся сюда в разное время малорусов, лично свободных, не делившихся на сословия, осевших на вальных землях, управляющихся собственными властями под высшим надзором московского правительства. И тем не менее здесь медленно и постепенно в новом, конечно, виде повторяется то же самое, что народ пережил в предшествовавшие столетия.

Понемногу масса малорусского народа стала расслаиваться. Из среды поспольства, т. е. крестьян, занятых обработкой земли, и из среды казаков стали выделятся более богатые землевладельцы, которые разными путями очутились собственниками крупных имений. Хотя они не пользовались особыми правами и не составляли сословия, но по богатству, по образованию и положению в обществе естественно выделялись в высший слой, образуя как бы дворянство. Из среды этих влиятельных семей неизбежно пополнялась войсковая старшина, т. е. разные должностные лица гетманского управления. Сплошь и рядом этот верхний, господствующий слой населения соглашался пожертвовать в угоду Москве политическими правами, если это не мешало, а помогало его дальнейшему обогащению. В то же время в этой части украинского народа постепенно исчезал старый казацкий дух. От внешних врагов Левобережная Украина пользовалась защитой могущественной Москвы, народу ее не было более надобности отстаивать свою веру, иноверных и нерусских панов не было в ее среде. Естественно, что казачество, которое питалось духом борьбы за народ против этих враждебных ему сил, становилось ненужным. Оно превращалось как бы в сословие, казаки являлись в это время чем-то вроде мелкопоместных или средней руки помещиков.

Гетманщина, то есть эпоха, протекающая от разделения Украины и до упразднения гетманов и закрепощения народа при Екатерине II, могла бы посчитаться самым лучшим временем в исторической жизни Украины, особенно в первое время.

Украинский народ по ту сторону Днепра не только пользовался личной свободой, но каждый, даже последний бедняк, был полновластным хозяином земли, которую он обрабатывал. Налоги и общественные повинности также не угнетали его, потому что управление было чрезвычайно просто – крестьянин не кормил панов, не содержал ни королевского двора с его пышной обстановкой, ни многочисленного войска, ни разных учреждений со множеством должностных лиц. Повинности он покрывал натурой, т. е. уделял на это скромную часть своего урожая или исполнял необходимые работы в свободное время.

Плодородная страна оживляется деятельной торговлей и промышленностью. Рядом со старыми силами возникают новые поселки, которые выдвигаются все дальше в степь на юг и восток по мере того, как эти места делаются безопасными от татар».

«К важнейшим объективным причинам гражданской войны следует отнести сформированную еще в период Хмельниччины очень слабую, плохо структурированную систему публичной власти, основы которой следует искать в устройстве Запорожской Сечи. В основе этой системы лежала «казацкая демократия», на практике же все оборачивалось охлократией (власть толпы) и анархией. Власть московского царя была скорее номинальной, чем реальной, а основная масса народа – селянство – не имела никакого представительства в органах управления Гетманщины. В таких условиях внутренняя стабильность или нестабильность украинского общества целиком зависела от поведения «новой политической элиты» – казацкой старшины, в руках которой сосредоточилась реальная власть. Эта элита не была однородной.

В ней можно выделить три группировки, которые сложились в ходе Национально-освободительной войны. Первую группу представляла реестровая старшина, которая начинала Великое восстание 1648 года вместе с Хмельницким. В другой группе преобладала «показачившиеся» шляхтичи, которые присоединились к Хмельницкому уже в ходе войны. Третья старшинская группа сформировалась из бывших мещан и казацкой «голытьбы». Пока все имели общего врага – Речь Посполитую и пока был жив Богдан Хмельницкий, который умело руководил неоднородными массами повстанцев, противоречия между разными группами казацкой старшины, а также между старшиной и казацкими низами отходили на другой план. Однако когда Национально-освободительная война закончилась и умер Богдан Хмельницкий, амбиции отдельных казацких командиров, их стремление получить гетманскую булаву и захватить богатства Украины вышли на первый план. Вряд ли мы ошибемся, допустив, что не внешние обстоятельства, а собственно внутренние причины подтолкнули украинское общество к гражданской войне и поставили под сомнение само существование автономной казацкой республики.

Соседи Украины не могли не воспользоваться ее внутренней нестабильностью. Вторжение иностранных войск на территорию Гетманщины было прямым последствием этой нестабильности. Необходимо учитывать и тот факт, что казацкие группировки сами приглашали себе на помощь войска соседних государств и таким способом способствовали еще большему разгрому страны. Ни крестьянство, ни мещане, ни православное духовенство не были заинтересованы в гражданской войне. Основная часть ответственности лежит на казаках и их верхушке – старшине».

«Трубецкой, который вернулся на Украину с новым войском, настоял на том, чтобы молодой гетман прибыл в его лагерь для пересмотра соглашения между его отцом и царем. Подчинившись, Юрий допустил первую из многих политических ошибок. Испуганный силой российского войска и угрозами Трубецкого, Юрий поверил подделанному тексту Переяславского договора 1654 года и в 1659 году подписал новый и очень невыгодный вариант документа. По новому Переяславскому пакту 1659 года российские гарнизоны располагались не только в Киеве, а и во всех больших городах. Более того, казакам запрещалось вести войны и вступать во внешние отношения без разрешения царя. Также им не разрешалось без утверждения Москвы выбирать гетманов, генеральную старшину и полковников. Молодой Юрий согласился на условия, которые пять лет назад его отец даже бы не рассматривал. Для Москвы же этот договор стал большим шагом вперед в ее постоянных действиях крепче ухватиться за Украину».

«1. Без указу и без повеления великого государя, Его царского величества, самому гетману со всем войском Запорожским в войну никуда не ходить, и полками большими и малыми людьми Войска Запорожского никаким окружающим государствам не помогать, и на помощь к ним людей не посылать, чтобы той помощью Войско Запорожское не уменьшалось. А если бы без гетманского ведома кто пошел самовольно, тех карать смертью.

2. Великий государь, Его царское пресветлое величество, приказал быть в своих царского величества черкасских городах: в Переяславе, в Нежине, в Чернигове, в Браславе, в Умани своим царского величества воеводам с ратными людьми.

3. Если какой гетман сделает какой проступок, то войску без указа царского величества самим гетмана не сменять. Также и гетману без рады и без одобрения всего простого люда в полковники и другие начальники никого не назначать.

4. Также и всех полковников и иных начальных людей обеих сторон Днепра не должен гетман казнить без посланного на суд от царского величества».

«Поляки и татары далеко будут, чтобы тебя спасти. Должен благодарить Бога и про братство наше думать, чтобы тебя спасало, а не уничтожало и губило, что тебя, молокососа избрало гетманом.

Мы, низовое Запорожское войско, идем на тебя, и все украинцы, братья наши, встанут против тебя вместе с нами и захотят отомстить за многие обиды, которые от тебя имели».

«Трагедия дальнейшей истории Украины была в том, что этот сфальсифицированный документ 1659 года стал единственным оригинальным текстом так называемых «Статей Богдана Хмельницкого», и его подписывали позже все гетманы».

«В то время, как раздоры между Сомком, Золотаренком и Брюховецким волновали восточную сторону Днепра, на западной Юрий Хмельницкий собрался с силами и, подкрепленный поляками и татарами, начал наступательное движение. 12 июня казаки западной стороны с поляками и татарами, в числе шести тысяч, напали внезапно на Сомка, стоявшего табором в трех верстах от Переяславля. Битва длилась с полудня до ночи, и Сомко отбился. К нему на выручку прислал князь Волконский из Переяславля московских ратных людей, которые и дали ему возможность отступить в Переяславль.

Хмельницкий осадил его здесь, но 8 июля Сомко с Москвою и казаками вышел на вылазку и поразил неприятеля, который отступил к Каневу. Кременчугские казаки изменили, 23 июня впустили в город две тысячи казаков Хмельницкого, но пятьсот человек московского гарнизона вместе с мещанами отбили осаждавших. Узнав об этом, князь Ромодановский немедленно выслал к ним на помощь десять тысяч московского войска. 1 июля это войско подошло к Кременчугу и ударило на осаждавших. Кременчуг был очищен от изменников. Ромодановский с главными силами своими и с Золотаренком вступил в Переяславль, соединился здесь с Сомком и 16 июля напал на таборы Хмельницкого, который потерпел совершенное поражение. Канев и Черкассы были заняты царскими войсками».

«В Левобережной Украине спорили из-за булавы Сомко и Золотаренко, и все время созывали рады, так как тот из них, кому не удалось быть избранным, опротестовывал раду и добивался новой. Московское правительство водило их обоих, а между тем выдвигался новый кандидат на булаву и делался все более опасным конкурентом.

Это был Иван Брюховецкий, запорожский кошевой. Он выступает как представитель Запорожской Сечи, противник старшины, в духе Пушкаря и Барабаша. Уже осенью 1659 года, сделавшись кошевым, он принимает небывалый титул, «кошевого гетмана». Играя на запорожских амбициях, он пропагандирует мысль, что булава по старым порядкам должна быть в руках Сечи, а запорожцы должны иметь первый голос при выборе гетмана. Вместе с тем в тон Запорожью, где собирался, главным образом, люд неимущий и неродовитый, он выступал против богачей-старшин и противопоставляя им себя как носителя настоящих запорожских кандидатов.

Против старшины боролся он не по-рыцарски, а доносами в Москву, несправедливо обвиняя противника в измене, а одновременно своей агитацией против старшины он рыл опасную пропасть в украинских отношениях, в интересах московской политики и во вред украинской жизни. Перед московскими кругами он заявлял себя человеком наиболее податливым для московских планов и этим подкапывался под главного противника своего – Сомка. Увидев грозящую опасность Золотаренко в последний момент соединился с Сомком – но было уже поздно».

«Желая отомстить землям, которые стали колыбелью восстания 1648 года, поляки везде жгли, грабили, издевались. Польский магнат Стефан Чарнецкий даже приказал раскопать могилу Богдана Хмельницкого и разбросать его останки. По требованию Тетери поляки арестовали и расстреляли Выговского как его потенциального соперника. Юрия Хмельницкого вытащили из монастырской кельи и кинули в польскую тюрьму. Теперь стало абсолютно очевидно, что всякое соглашение между украинцами и поляками стало практически невозможным, как бы ни выгодно звучали аргументы в его пользу».

«1. Малороссия, для охранения в ней должного порядку, прежними гетманами нарушенного, имеет поступить в совершенное подданство Его Царского Пресветлого Величества, и с тамошних жителей, кроме казаков, собираемы будут в казну всякие доходы.

2. Гетману и старшинам малороссийским судить и наказывать казаков по прежним войсковым правам и обычаям, а российским начальным людям в их расправу не вступаться.

3. Каждый новоизбираемый из Запорожского войска гетман обязан являться в Москву для получения гетманских клейнод. Гадячу с принадлежностями состоять при гетманской булаве.

4. В Киеве, для большей верности, быть российскому митрополиту. О сей статье государь хотел писать к цареградскому патриарху.

5. Воеводам российским, имеющим находиться с войском в Киеве, Переяславе, Чернигове, Нежине, Полтаве и других городах, по требованию гетманскому и полковников, вспомоществовать им ратными людьми, без всяких отговорок.

6. Государевым ратным людям запрещается давать фальшивую монету малороссиянам.

7. Гетману, без воли государевой, с чужими землями не ссылаться.

8. На право Магдебургское последует от государя выдача жалованной грамоты, согласно их преимуществам».

«Выгодна была для Брюховецкого поездка в Москву, но в Малороссии ожидала его ненависть народа, который не мог простить своему повелителю сделанного им в Украине значительного переворота».

«Москва и Польша, казалось готовы выпить друг у друга последние капли крови. Их выручил враг обеих гетман Дорошенко, поддавшись с Правобережной Украины султану. Ввиду грозного общего врага Андрусовское перемирие 1667 года положило конец войне».

«Без украинских представителей Украину поделили на две части. Андрусовский договор был последним гвоздем в гроб Переяславсого соглашения 1654 года, по которому царь обязывался защищать Украину от поляков. С этого времени общественно-политическое развитие этих частей Украины проходило отдельно.

Это создало большие проблемы на пути консолидации украинских земель в границах независимого национального государства. На долгое время затормозился и деформировался процесс развития украинской нации, языка, культуры».

«После отъезда Дорошенко в Чигирин Ромодановский с московским войском опять вступил в Северщину. Все, что тяготело к Москве или боялось сопротивляться ей, стало склоняться на ее сторону. От Дорошенко не было помощи, и Многогрешный, выждав еще некоторое время, в конце концов известил Ромодановского о своем согласии и был избран гетманом на раде старшин, где решено было признать власть московского государя, но обеспечить при этом украинскую автономию. Все это были хорошие слова, но поздно было говорить их, уже поддавшись. Можно было торговаться с Москвой, держась заодно с Дорошенко. Теперь же московские политики, убедившись в возможности добиться уступок, ничего уже не хотели выпускать и начали тянуть, пока не поставили на своем».

«Его Величество не только прощает все измены малороссийского народа, но предает их вечному забвению, обещает впредь содержать малороссиян в царском своем призрении и милости.

Подтверждает пожалованные им при гетмане Богдане Хмельницком права и вольности.

А подати, которые должны идти на него, великого государя, в казну, то чтоб те подати поручить собирать гетману, а он приставит для этого верных людей. А учинить бы собирание этих податей тогда, когда на Украине возобновятся прежние достатки.

Чтобы, как при Богдане Хмельницком, войску реестровому, которое будет всегда на службе, было Царского величества милостивое жалованье и плата из его царской казны.

А сколько в каком полку будет казаков, то для этого провести реестр, а казаки могут быть только реестровые; а в реестр записывать бы казаков старых, которые долгую службу служили. А если старых казаков в полках на тридцать тысяч хватит, то в это число принимать в казаки мещанских и селянских детей. А на Войско Запорожское установить налоги со всех имений без исключений, чьи бы они не были, кроме монастырей.

Чтобы дозволено было гетманам от соседних государств всякие присланные письма принимать и прочитывать, а прочитав, к великому государю отсылать и от себя бы им к ним не писать.

В дозволении переписываться с соседними государствами отказано.

Многогрешному разрешено иметь пребывание в Батурине».

«Царские ратные люди вместо обороны причинили нам еще больший вред и пакости. В наших городах они докучали бедным людям частными злодействами, поджогами и убийствами и разными муками; они к нашим обычаям не привыкшие. Настоятельно просим, чтобы великий царь приказал своих людей из наших городов вывести, а в казну подати мы сами будем давать через своих людей, которых войско выберет».

«Запорожское войско обязывается воевать с врагами Блистательной Порты.

Порта взаимно обязана вспомоществовать Запорожскому войску: крымскими, ногайскими, буджакскими и другими татарами.

Гетман получит от султана знамя и булаву.

Запорожцы имеют быть свободны от всяческих податей и налогов, и предводитель их Петр Дорошенко да сохранит по свою смерть гетманское достоинство.

Вспомогательное турецкое или татарское войско не должно разорять Божии храмы и казацкие имения, также брать в плен тамошних жителей.

Духовенство имеет быть под управлением своего митрополита. Оттоманская Порта и хан крымский без согласия и предварительно сношения с гетманом и войском Запорожским да не приступят к миру и не начнут брани с королем польским и царем московским.

Когда Запорожское войско, с помощью турецкого овладеет каким-либо городом или местечком, оные имеют оставаться за гетманом и войском Запорожским».

«Лучшим представителем стремлений Запорожья может считаться, в смутное время Малороссии после Хмельницкого, кошевой атаман Сирко. Еще когда Брюховецкий был на Запорожье кошевым, Сирко, имеющий особую дружину, сходился с ним для совещания, не приклоняясь ни к государю, ни к польскому королю. Сирко был остаток прежних героев Украины; это был слепок с колоссальных образов Федора Богданки, Подковы, Шаха, Сагайдачного, Трясилы, Полтора-Кожуха.

В 1664 году он ходил на Крым; Аккерман был взят им приступом, разграблен и сожжен, Буджак, Паланка и Каутаны не устояли против кошевого; все селения были разорены.

В 1665 году Сирко разбил при Носаковском урочище турецкие суда, высланные против Сечи. После Андрусовского договора кошевой с запорожцами ворвался в Крым, разорял тамошние города, жилища предал огню и мечу, а хана самого загнал в горы.

Когда царь писал Сирку, чтобы он соединился с гетманом Брюховецким, Сирко ответил, что ляхи и татары ежедневно около их украинских городов докучают, и он не прежде пойдет к гетману, как неприятель отступит. Это означало – я сам знаю, что делаю и что нужно делать.

В 1673 году Сирко истребил все села татарские до Аккермана, взял этот город, разграбил его, предал огню и мечу; потом собрал суда в Гаджибее, поплыл с пехотой на полуостров, коннице приказал идти берегом. Пристав у Карасубазара, к которому нельзя было подойти с моря, собрал и разграбил все города приморские, прошел по беззащитному Крыму, все истреблял, у Перекопа соединился с конницей, и, обремененный добычей, возвратился на свои неприступные днепровские острова».

«Не насытившись поглощением премногого казако-русского народа, разорением семнадцати городов во главе с Уманью, не удовольствовавшись обращением их в пепел и сравнением с землей, турецкий султан задумал истребить все запорожское войско и разорить самый кош его. На это дело он прислал осенью 1674 года на кораблях из Константинополя в Крым 15 000 отборных стамбульских янычар и велел крымскому хану с этими янычарами и со всей крымской ордой, при наступлении зимы, постараться выбить всех запорожцев до конца, а самую Сечь разорить до основания.

Когда кончился Филиппов пост, тогда сам хан, снявшись с Крыма со всем названным войском своим, пошел по направлению к Запорожской Сечи, стараясь держаться в нескольких милях от берега Днепра, чтобы не быть замеченными запорожцами. На третью или четвертую ночь Рождества Христова, в самую полночь, хан, приблизившись к Сечи, захватил сечевую стражу, стоявшую в версте от Сечи на известном месте, и от этой страже узнал, что войско пьяное спит по куреням и что другой стражи нет ни около, ни в самой Сечи. Хан очень обрадовался этому и сейчас же, выбравши самого лучшего из пойманных сторожевых и, пообещав ему свободу и большую награду, приказал провести пехотных янычар внутрь Запорожской Сечи через ту форточку-калитку, которая, по показанию самих сторожевых, не была заперта в эту ночь.

Отправив всех янычар в Сечь, хан приказал им, вошедши в нее «учинить надлежащий военный над пьяно спящими запорожцами промысел». Сам же, объехавши с ордой вокруг Сечи и густо обступив ее, стоял наготове, чтобы не выпустить и «духа имеющих утекать» запорожцев. Но надежда хана погубить все запорожское войско и разорить самый кош не осуществилась. Хотя хан и знал, что войско запорожское привыкло в праздничные дни подпивать и беспечно спать, но не вспомнил того, что множество этого же самого войска имело обыкновение собираться в праздник Рождества Христова до Сечи со всех днепровских лугов и что большинство из этого войска были трезвые, а не пьяные люди.

Но вот настал «полуночный час». Все войска, не слыша ни о какой тревоге и не имея вести о намерении басурман, «зашпунтовавшись» в куренях, беспечно опочивало. В это самое время янычары, тихо введенные через скрытую фортку пойманным запорожским сторожевым, вышли в Сечь и наполнили собой все ее улицы и переулки и так стеснились, как то бывает в церкви. Однако, имея в руках готовое оружие, они помрачены были всевидящим Богом в их разуме: войдя в Сечь, они не подумали о том, что дальше делать и каким способом разорить то рыцарское гнездо низоводнепровских казаков, наших мальтийских кавалеров, и как их всех выбить до конца; или быть может начальники янычар, за теснотой, не могли сойтись и посоветоваться между собой, как начать и кончить свой злодейский умысел. Так или иначе, но, наполнив собой всю Сечь, захватив все сечевые арматы, заступив все открытые места, янычары стояли несколько времени в недоумении и тихом молчании. Когда же повернуло с полночи и Бог Вседержитель благославил соблюсти в целостности то православное и преславное низовое запорожское войско, тогда он отогнал сон некоему Шевчику, казаку одного куреня.

Этот Шевчик, вставши для своего дела, начал сквозь оконную щель присматриваться, рано ли еще или нет, и неожиданно увидел людей, неприятелей-турок, всю улицу заполонивших собой. Шевчик пришел в ужас, однако тот же час тихо засветил несколько свечей в своем курени, сообщил знаками пятерым или шестерым товарищам своим, еще не ложившимся спать, но сидевшим в углу куреня. Когда они же увидели, что Сечь их наполнена неприятелями-турками, то немедленно и возможно тихо побудили всех товарищей своего куреня, которых было до полутораста человек, и сообщили им о грозившей беде. Товарищи быстро повставали, тихо поодевшись, осторожно забрали в руки оружие и потом, после совета с куренным атаманом, решили устраивать следующее: поставить к каждому окну по несколько человек лучших стрелков, чтобы они беспрестанно стреляли, а другие чтобы только заряжали ружья и первым подавали.

Устроивши все это без великого шума и помолившись Богу, казаки сразу поотворяли все окна и начали густо и беспрестанно стрелять в самое скопище янычар, сильно поражая их. Тогда другие курени, услышав выстрелы и увидевши неприятеля, тот же час открыли со всех сторон через куренные окна густой и беспрестанный мушкетный огонь, и как бы молнией осветили темную ночь в Сечи, тяжко поражая турок, кои от одного выстрела падали по двое и по трое человек. Янычары же, не имея возможности, вследствие своей тесноты, направлять оружие прямо против куренных окон, стреляли на воздух и, «аки собой мятущихся» падали на землю убитыми и утопали в собственной крови.

Когда же толпы янычар стали редеть по улицам и переулкам, так что их едва третья часть осталась в живых, тогда запорожцы, видя, что, стреляя из куреней в неприятеля, они стреляли друг против друга и наносили себе тем вред, крикнули единогласно до ручного боя. И так по той команде тотчас все разом, высыпавши из куреней, с мушкетами, луками, копьями, саблями и дрекольем, начали доканчивать ручным боем еще оставшихся в живых турок, нещадно поражая их.

На самом рассвете дня они покончили с турками, и всю Сечь и все курени со всех сторон, и всю божественную церковь и все арматы окрасили и осквернили басурманской кровью, а все сечевые улицы и переулки неприятельскими трупами завалили. Трупы те лежали, облитые их же собственной кровью, склеенные и замороженные сильным морозом, бывшим в то время. Как велико было их число, видно из того, что из 15 000 янычар едва полторы тысячи ушло из Сечи и спасено татарами на лошадях.

А между тем хан, стоявший около Сечи и ожидавший конца задуманной облавы, увидев несчастный конец неудавшегося замысла, взвыл, как волк, подобно древнему Мамаю, видя, какое великое число отборных стамбульских янычар он потерял и погубил, рассчитывая завоевать Запорожскую Сечь. Пораженный вследствие этого несчастья великим страхом, он бросился от Сечи, днем и ночью спешил в Крым, боясь, чтобы раздраженные запорожцы, севши на коней, не догнали и не разгромили его самого.

Всего в ночном бою было убито пятьдесят казаков, а ранено до восьмидесяти. Трупы убитых янычар оттащили в днепровские проруби.

После очистительной церемонии все войско до самого вечера весело гуляло и подпивало, а знатные казаки у кошевого атамана Сирка собравшись гуляли тихо без арматных и мушкетных громов».

«Теперь у нас четыре гетмана: Самойлович, Суховей, Ханенко, Дорошенко, но не от кого ничего доброго нет; дома сидят и только христианскую кровь проливают за гетманство, за земли, за имения».

«Свой поход Самойлович начал с Канева. И действительно, население и старшина, видя всеобщее нерасположение к Дорошенко, без сопротивления признавали власть Самойловича. Напрасно Дорошенко звал на помощь турок и татар; хан и при Хмельницком, был недоволен, что Дорошенко хочет командовать им через султана, и не спешил с помощью. Почти все оставили Дорошенко, и он сидел беспомощный на своей Чигиринской горе. Но Самойлович даже не пошел на Чигирин, он совершенно игнорировал Дорошенко. Он поместил свои войска в Каневе и Черкассах. Депутаты из десяти правобережных полков – Каневского, Белоцерковского, Корсунского, Черкасского, Поволоцкого, Кальницкого, Уманского, Брацлавского, Торговицкого – признали над собой власть Самойловича и московскую протекцию. По приглашению Самойловича они прибыли в Переяславль и здесь 15 марта 1657 года по предложению Ромодановского «вольными и тихими голосами» – как гласило донесение боярина в Москву – признали Правобережным гетманом Самойловича. Ханенко, прибывший также на эту Раду, передал ему и свои знаки гетманского достоинства. Так Самойлович был провозглашен единым гетманом всей Украины».

«До страшной Руины дошла ненька Украина. Там, где с времен Богдана Хмельницкого гордо стояли украшенные садами города и села, теперь торчат только одни почернелые трубы и воют голодные собаки. Церкви Божии сожжены, а если где и остались целы, то стоят пустые, так как нет кому и нет для кого службу править. Поля позарастали бурьяном, и веселый край превратился в пустыню. Во всем этом виновен Самойлович, что любит быть гетманом, но из пуховиков вылезать не хочет, чтобы взяться за оружие и оборонять родную землю от врагов.

Когда я Божей волей был должен взять эту печальную должность и держал ее около десяти лет, ни в чем ином не было моих намерений, кроме того, чтобы умножить вольности Запорожского Войска и сохранить безопасность и целостность отчизны, чтобы процветанием церквей народ украинский христианский мог утешаться. Поэтому не только с христианами, но и с басурманскими народами я всегда старался жить дружно и приязно, чтобы Украину видать в желанном мире».

«Он был монахом и архимандритом, а потом попал в польскую тюрьму. После освобождения участвовал в походе на татар, был взят в плен и отвезен в Константинополь, где еще шесть лет провел за решеткой. Неожиданно турки вытащили из камеры этого несчастного человека, впихнули ему в руки гетманскую булаву и, чтобы придать своей малосимпатичной марионетке большой вес, присвоили ей помпезный титул «князя Сарматии и Украины, владетеля Войска Запорожского».

«Турецкая армия приближалась к малороссийским границам под предводительством Ибрагима-паши. Хмельницкий находился в сем войске с шестьюдесятью только казаками, данными ему султаном. Худое предзнаменование для князя Малороссийской Украины! Неприятель переправился через Днестр 13 июля. Крымский хан с татарами присоединился к Ибрагиму. 3 августа обе армии явились у стен Чигирина.

Около четырех недель продолжалась осада сего города без всякого успеха. Незадолго до прибытия неприятеля один казачий полк и три городовые сотни Гадячского и Лубенского полков были присланы гетманом для подкрепления гарнизона. Князь Ромодановский только 10 августа соединился с Самойловичем. Неприятель старался овладеть Чигирином прежде их прихода, но все усилия его были бесполезны: осажденные защищались с удивительной храбростью, наносили чувствительный урон мусульманам. 17 августа Ромодановский и гетман, прибыв в Снятин, отправили в Чигирин новый вспомогательный отряд, состоящий из одного казацкого полка и тысячи драгун. Толпа басурман не устрашила отважных воинов: с твердым упованием на Бога вторглись они в многочисленные ряды неприятельские, с мужеством проложили себе дорогу по окровавленным трупам своих противников, и славою достигли города. Ибрагим-паша и крымский хан удивлялись храбрости христиан, но не без огорчения взирали на полученный ими успех. Делание подкопов и шанцев более всего занимало мусульман.

Вскоре они узнают о приближении российско-казацких войск и решаются взять Чигирин приступом. 27 августа турки и татары с ожесточением устремляются на город, взрывают подкопы, стараются войти на стены, делают разные проломы и везде находят смерть и опустошение. Битва продолжается даже ночью; осажденные сражаются, как львы. Тщетно Юрий Хмельницкий выставляет на другой день знамена с изображением святого креста, желая тем преклонить на свою сторону чигиринцев; они не помышляют о сдаче. Уже царское войско подходит к неприятелю; мусульмане возобновляют приступ со всех сторон; отчаяние наполняет сердца их; ожесточение и мужество неверных увеличивается, по мере того, как радость и надежда придают новые силы христианам.

В это время князь Ромодановский и Самойлович вступают у бужинской крепости в бой с отдельным татарским отрядом. Ханский сын, восемь мурз и десять тысяч крымцев падают под их ударами. Ибрагим-паша и хан, известясь о сем поражении, отставляют часть войска под Чигирином, спешат на помощь к татарам, чтобы удержать переправу россиян и казаков через Днепр, но орудия мусульман не останавливают царских воинов; они под ядрами достигают на судах берега; отражают пушечной и ружейной пальбой приведенного уже в беспорядок неприятеля.

Турки и татары отступают к Чигирину; смятение и ропот увеличивается между ними. Распространившийся слух о скором прибытии свежих российских войск под предводительством князя Голицына устрашает их военачальников; с поспешностью снимают они осаду Чигирина 29 августа; оставляют весь лагерь, обоз и даже пушки; спасаются бегством. При переправе через Днестр татары, мстя туркам за свою потерю, обращают против них оружие и многих убивают. Стольник Косагов и переяславский полковник Лысенко, преследовавшие неприятеля до Ингула, не могли догнать его.

Так закончился в 1677 году турецко-татарский поход, для завоевания ни одного Чигирина, но также Киева и всей Малороссии предпринятый».

«В то время, как Правобережная Украина переживала такие резкие перемены, такие страшные катастрофы, переходила из польских рук в московские, из московских в турецкие, пустела и заселялась, умирала и оживала, стонала под экзекуциями и снова возрождалась при первом дуновении свободы, неумирающая, как сама жизнь – жизнь Левобережной Украины тихо и постепенно катилась под гору, приближаясь к закату своей политической и общественной свободы. С 1668 года, от восстания Брюховецкого, в продолжение нескольких десятков лет она не переживала никаких смут, никаких сильных потрясений».

«До восстания Богдана Хмельницкого Запорожье было тесно повязано с казачеством и являло собой основной центр, из которого выходили политические почины. После Богдана Хмельницкого оно утратило политическое значение. В Сечи стояли небольшие отряды казаков под началом кошевого атамана, которого назначал гетман. Интересно, что в 1654 году, когда проходила присяга Москве, Хмельницкий не считал необходимым привести к присяге запорожцев потому, что они «люди маленькие».

«Все войско Запорожское чрезвычайно скорбит от неудачного похода Крымского, на который весь свет христианский обратил очи; единственный же виновник ему – гетман.

1. До постановления вечного мира с Польшей всегда желал он, чтоб государи держали перемирие с турками и татарами, а с поляками не мирились.

2. Когда состоялся последний договор, чрезвычайно огорчился и говорил войсковым старшинам, что «Москва за свои деньги купила себе лихо».

3. Не велел молебствовать в церквях по сему случаю.

4. Никогда не радовался победам христиан над неверными.

5. Семейство его говорило женам генеральных особ, что он намеревается идти по следам Брюховецкого.

6. На пагубу российских войск настоял, чтобы их вывели в Крым весною, а не осенью.

7. Во время похода отсоветовал боярину посылать передовые полки для открытия неприятеля, не проведывал о местном положении и, когда пылали поля, не велел гасить оных.

8. Жаловался в то время на глазную болезнь и говорил: «Лучше бы Москве сидеть в покое дома и беречь рубежи, нежели ненадобную войну заводить с Крымом и лишать меня через то последнего здоровья».

9. Присоветовал боярам для вечного бесславия российских и казацких войск возвратиться назад, вместо того, чтобы придумать, каким бы образом вредить неприятелю, хотя и с меньшими силами.

10. Самовольно владеет Малороссией, делает, что хочет, и города малороссийские не государевыми, а своими именует, приказывая казакам верно служить ему, а не монархам.

11. Сын гетманский, Григорий, и другие говорили многие дерзкие слова о государях при гетмане, и он не только их от того не удержал, но и сам то же делал.

12. 4 июля, перешедши со своими полками через мосты, построенные россиянами на реке Самаре, гетман велел их сжечь, оставивши боярину, бывшему на той стороне со всем войском, только два моста.

13. Когда ему объявляли о множестве больных в российском лагере, он говорил: «Хотя бы и все пропали, то я бы о том не печалился».

14. Один российский полковник поссорился с лубенским полковником Гамалеей, который, верно надеясь на гетмана, сказал при нем: «Что ты укоряешь меня? Нас не саблей взяли».

15. Продает за дорогие деньги полковничьи уряды.

16. Утесняет старинных войсковых заслуженных людей, а с мелкими обходится благосклонно.

17. Забирает себе все, что полюбится; чего же не возьмет, отбирают дети.

18. Генеральные старшины от его гнева и похвальных слов мертвы бывают и не живут в покое.

19. Четыре года не определяет никого на судейский уряд, требуя за оный большие деньги, от чего погасло право, обидимым людям нет управы, и плачут многие.

20. Более занимается домовыми делами, нежели исправлением монаршеских.

21. Запретил, против указа великих государей, отпускать в Польшу хлебные запасы, в то время как повелевал возить оные в Крым и турецкие городки.

22. Будучи мелкого рождения, гнушается всеми, и не только не почитает никого себе равным в Малороссии, но даже и за великороссиянина не хотел выдать своей дочери, для коей приманил из-за границы князя Четвертинского, а все же делает, чтобы учредить со временем в Украине удельное княжество.

23. Что же от его сыновей претерпевают Черниговский и Стародубский полки, того и описать не можно.

По тем причинам и за его неспособностью все войско Запорожское желает и со слугами Господа Бога молит, чтоб великие государи, для лучшего управления Малороссии и утоления многих слез, указами снять с него гетманский уряд и на оный повелели избрать, вольными голосами, другого, бодрственного, вернейшого и преданнейшего человека.

И о том просит войско Запорожское: чтобы по снятии с гетмана уряда его, не оставался он в Украине, а взят был со всем домом в Москву и, как изменник, казнен. Если же на то прошение не последует монаршего соизволения, войско Запорожское, из меньших чинов, соблюдая свою верную службу, принуждено будет поступить с ним по своим войсковым правам и обычаям, как с явным к великим государям недоброхотом».

«Келейно и конспиративно убрала старшина неприятного ей «мужичьего сына» и посадила на его место ловкого и осторожного поповича – так же точно, как спустя 15 лет, келейно покончила она с поповичем и заменила его Мазепой. Келейно упразднила или позволила московскому правительству упразднить остатки украинских политических прав и покорно исполняла требования московских правителей».

«Его любили и ненавидели, уважали и боялись, ценили и остерегались, прославляли и лгали о его делах. Несмотря на историческую правду и мнение, которые сложились в Европе о И. Мазепе, как о выдающимся политическом и культурном деятеле, царские, а за ними и официальные советские историки в продолжение трех веков показывали его только в отрицательном свете, проклинали, обливали грязью, фальсифицировали его поступки».

«1. Подтверждены прежние права и вольности, дарованные гетману Богдану Хмельницкому.

2. Воеводам находиться: в Киеве, Чернигове, Переяславе, Нежине, Острее, но в права, вольности казацкие и в суды их не вступаться.

3. Реестровым казакам быть тридцати тысячам человек.

4. Ничего не брать в войсковой скарб с маетностей генеральных старшин и особ знатных и заслуженных.

5. Запрещено гетману отнимать у подчиненных жалованные государственные грамоты.

6. Не иметь гетману сношений ни с какими посторонними монархами.

7. Содержать крепко вечный мир и союз, заключенный с королем польским, не подавая никаких причин к нарушению оного.

8. Против крымцев, турок и мятежных заднепровских казаков чинить военные промыслы, в которых будут участвовать и российские войска.

9. Как старшинам и войску гетмана, так и гетману старшин, без указа государей, кроме измены, не переменять.

10. При гетмане, для охранения его, быть в Батурине московскому стрелецкому полку.

11. Гетману и старшины обязаны стараться и соединении малороссийского народа с великороссийским посредством супружества и другими способами, для чего дозволено малороссийским жителям иметь вольный переход в города великороссийские.

12. Для удержания крымцев от набегов, гетман и старшины должны сделать шанец на сей стороне Днепра против Кодака, а у реки Самары и Орели и при устьях речек Берестовой и Орчика построить городки и населить их украинскими жителями.

И великие государи, и великая государыня, их царское пресветлое величество, про реестровое войско наказали говорити на раде, сколько быть войсковых казаков тысячам. А что в той их статье написано, чтобы войску плата с их царского пресветлого величества казны, и того в статьях Богдана Хмельницкого не положено; а надлежит, чтобы были налоги, где нужно собирать в казну царского пресветлого величества, и с того сбора давать на войско по реестру, кому что в статьях положено».

«Коломацкое соглашение было очевидным успехом Москвы в её историческом наступлении на Украину, и только государственный гений и глубокий патриотизм нового гетмана Мазепы сделали так, что цепочка вредных для Украины статей Коломацкого договора осталась нереализованной».

«Считали невозможным бороться с силами Москвы, имея против себя население, враждебно настроенное против старшины по мотивам социальным и подозрительно относившееся к самым чистым побуждениям её, и такое же враждебное и подозрительное Запорожье. Легче было плыть на московском буксире и пользоваться милостями московских правителей для собственного благополучия.

Ограничивая политические свободы Украины, добиваясь всё новых и новых уступок от старшины в политических вопросах, московское правительство предупредительно шло навстречу её желаниям и просьбам, касавшимся поместий и имений, и в эту сторону направляли интересы старшины. Создать на Украине владельческий, помещичий класс, закрепостить её крестьянское население – это значило приблизить Украину к такому же помещичьему, рабовладельческому строю Московского государства. Вместе с тем это усиливало вражду между украинским народом и политическими руководителями украинской жизни и всё более углубляло разделявшую их пропасть.

Весной 1869 года стотысячное московское войско под командованием князя В. Голицына второй раз двинулось на Крым. У Коломака к Голицыну присоединились полки Мазепы. Войско вновь дошло до Перекопа и, постояв у перешейка, вернулось домой. Некоторые авторы того времени писали, что будто бы крымские татары подкупили Голицына, и тот увёл войско, пытаясь в Москве представить свой поход как победу над ханом.

В Москву приехал и Иван Мазепа со свитой из трёхсот человек. Именно тогда к власти в Московском царстве пришел семнадцатилетний Пётр I, сваливший свою сестру Софью и её фаворита. После состоявшегося в Кремле короткого разговора с Петром, Ивану Мазепе вернули из конфискованного имущества Голицына деньги, которые гетман заплатил ему за своё избрание, дали пожалованья на поместья для старшины. У Петра I и Ивана Мазепы сложились почти дружеские отношения. Современники писали, что «царь скорее не поверит ангелу, чем Мазепе». Возможно, особые доверительные отношения царя и гетмана и вызвали такую резкую реакцию Петра на события 1708 года.

Гетман Иван Мазепа вернулся домой с триумфом, с благосклонностью и доверием Петра I. Новый обладатель булавы опирался на старшину, увеличивая народное недовольство. Родовые казаки и посполитые временами восставали, раздраженные действиями гетмана. Во главе оппозиции стояли запорожские казаки и фастовский полковник Семен Палий.

Казачьи полки во главе с гетманом участвовали в 1690 году в походах на турецкие крепости Очаков и Кади-Кермен, в 1961 году – на Аккерман».

«Я стою за посполитый народ, за бедных и простых. Богдан Хмельницкий освободил украинский народ из ляшской неволи, а я хочу освободить его из новой неволи – от москалей и своих панов. Я, пан кошевой, ставлю свою голову – прикажите меня на части рассечь, если вся Украина, начиная с самой Полтавы, не поклонится тебе!»

«Хватит удивляться, что нашим врагом есть польский король. Когда-то мы ему подчинялись, а с Божьей помощью, при Богдане Хмельницком, освободились от его власти и столько навредили польскому государству, что оно до сих пор не может прийти в себя. Не удивительно, что враждует с нами крымский хан – с давних времен боролись мы с крымским государством и до сих пор боремся. Но зато удивительны действия московских царей – не саблями, же они нас завоевали, но прадеды наши ради веры христианской, поддались по вольной воле. Они перевели наших людей с правого берега Днепра на левый, они защитились нами от всех своих врагов так, что откуда бы враги не пришли, жечь будут сначала наши города и села, наших людей брать в полон, а Москва будет сидеть за нами, как за стеной. Но и этого мало Московщине, всех нас хочет превратить в невольников и холопов. Сначала забрали в неволю гетмана Многогрешного, потом Самойловича, которые обороняли нас, а теперь хотят ввергнуть нас в вечную неволю. Нынешнему гетману позволили раздавать имения старшине Запорожского войска, а старшина разделила наших братьев между собой, записала их за собой и своим и детьми в вечную панщину и только того не делает, что в плуг не запрягает. А Москва потакает старшине во всем, так как знает, что когда наши люди помужичатся, то она завладеет Днепром, Самарою и везде построит крепости, из-за которых нельзя будет и пошевелиться! Я бросил отца, мать, жену, семью и немало добра и теперь призываю вас к борьбе за целостность нашей отчизны и воли. Не для того мы начинали дело, чтоб разрушить собственную Родину, ведь плохи те птицы, что собственное гнездо рушат; плох тот хозяин, что собственное имение рушит. Мы идем на Украину с тем, чтобы освободить наших братьев и себя от разбоя Москвы и её холуев. Сами вы, разумные люди, подумайте: лучше ли страдать в неволе, быть батраком или хозяином своей земли? И пусть вам, панове, будет ведомо, что сам гетман, после рады со всеми полковниками, послал ко мне тайного человека сообщить, что, как только мы с ордой дойдем до Самары, – все они откажутся от Москвы и вместе с нами станут сражаться с душителями. Если вы не встанете за свои вольности, то знайте, что потеряете их навсегда, и будете вечными московскими невольниками, и никто уже потом не заступится за вас».

«Не искушайтесь, братья, что московские цари присылают вам червонцы. Не прижимайтесь к Москве, как судак-рыба к неводу, еще не пойманная, но дергающая за нитки невода, и рыбак ловит её. Так и вы по доброй воле прислонились к Москве, а она делает с вами, то же самое, что перед этим сделала с теми, которых раньше прибрала к своим рукам».

«Ты вдался в мятеж, забыл Бога. Пошел ты в Крым без нашего ведома, без нас и поход делай, а нас не морочь!»

«На границе Украины меня встретила почетная стража и с великим почетом сопроводила меня до города Батурина, где в замке находится резиденция владетеля Мазепы. Когда-то он, хоть и казак, но не знатного шляхетского рода, был придворным при дворе короля Казимира. Мой и его отцы были хорошо знакомы, я даже в молодости видел пана Мазепу, красивого и стройного при Польском дворе. Он очень любит украшать свой разговор латинскими цитатами. Разговор его вообще хорош и изыскан, правда, при разговоре, он любит больше молчать и слушать других.

Вид у него суровый, глаза сверкающие, руки тонкие и белые, как у женщины, хотя тело его крепче, чем тело немецкого рейтара, и всадник из него знаменитый.

Он имеет большой опыт в политике и, в противовес московитам, следит и знает, что делается в чужеземных странах. Он показывает мне свою коллекцию оружия, одну из наилучших, что я видел в жизни, а также прекрасную библиотеку, в которой много книг на латыни».

«Все мы за душу Хмельницкого Бога молим, за то, чтобы он вызволил Украину из-под польского ярма, а твою душу и кости дети наши проклянут, если ты оставишь казаков в такой неволе».

«Иван Степанович понимал, какие перспективы ждут его самого и Украину в целом. Процесс создания единого, жестко централизованного государства сопровождался ликвидацией остатков обособленности, автономии его окраинных частей. Украина не являлась исключением. Рано или поздно контроль над ней должен был перейти в руки чиновников центрального правительства. Старшина от этих изменений ничего не теряла, превращаясь в составную часть российского дворянства. Но о государственном суверенитете «неньки» пришлось бы забыть на веки вечные. На третьем десятке лет своего гетманства Мазепа убедился, что ни верная служба царю, ни выполнение договорных обязательств не обеспечивает Украине свободного существования. Крепнувшая империя всё больше и больше вмешивается в украинскую государственность политически, считая Украину лишь источником для обогащения империи, перекачивания её природных богатств, рабочей силы, умов и талантов».

«Связи эти начались ещё в 1705 году, когда Мазепа был с войском в Польше. В 1707 году мысль Мазепы про разрыв с Москвой уже выкристаллизовалась. Семидесятилетний старец, проживший двадцать лет на гетманстве, среди богатства и роскоши, которых не знал никто из его предшественников, в уважении и доверии царя, который награждал его титулами и орденами поклялся передо мной:

«Призываю всемогущего Бога в свидетели и клянусь, что не для почестей, не для богатства или каких-то иных целей, а для всех вас, которые находитесь под моей властью, для жен и детей ваших, для добра Матери нашей, несчастной Украины, для добра всего украинского народа, для умножения его прав и возвращения вольностей, хочу я при Божьей помощи так сделать, чтобы вы с женами вашими и край наш родной не погибли ни под москалями, ни под шведами. Если же это я делаю ради каких-нибудь личных целей, то пусть покарает моё тело и душу Бог и Святая Троица».

«Неудовлетворение, что в итоге толкнуло Мазепу искать другого покровителя, было связано с вопросом защиты Украины. Когда польский союзник Карла XII, Станислав Лещинский, стал угрожать нападением на Украину, Мазепа обратился за помощью к Петру I. Царь, ожидая наступления шведской армии, ответил: «Я не могу и десяти человек дать, защищайся, как знаешь». Это было для гетмана последней каплей. Петр I нарушил обязательства оборонять Украину от ненавистных поляков, что являлось основой договора 1654 года, и украинский гетман перестал считать себя обязанным соблюдать верность царю».

«Украина должна быть независимым государством, украинским княжеством, Мазепа – пожизненным князем или гетманом. После его смерти должен быть выбран новый правитель. Король шведский должен защищать Украину от врагов».

«1. В 1706 году гетман Мазепа говорил ему, Кочубею, наедине, в Минске, что княгиня Дольская, мать Вишневецких, с согласия близкого родственника её, короля Станислава, обещала доставить ему княжество Черниговское, а войску малороссийскому всякие вольности и выгоды.

2. Мазепа поманил польского гетмана Огинского за преданность его краю…

6. Сказывал Кочубею, что король шведский из Саксонии пойдет прямо через Польшу в Москву, где намерен низложить царя и на его место возвести другого.

Под Киев же подступит король Лещинский, с польским войском, и генерал Реншельд со шведским. Когда же, прибавил Мазепа, ведал сие, я просил у царя вспомогательное войско, он ответствовал мне: довольно у вас войск казацких и московских, находящихся в Киеве; и так заключил гетман, прийдется нам соединиться с армией короля Станислава.

9. Мая 29-го Мазепа, пригласив дочь Кочубея окрестить с нею одну жидовку, сказал ей за обедом: «ой, Москва сильно прибирает в свои когти всю малороссийскую Украину!».

15. Слышали от гетмана сии слова, что если осмелится, кто бы то ни был, из подвластных ему, противится его предприятию, тот будет замучен до смерти…

17. 10 июня 1706 года Мазепа, выпив у Кочубея лишнюю рюмку, сказал со вздохом, когда пили за его здоровье: «что мне за утеха, коли я живу никогда не маючи совершенной надел своей целости и всегда ожидая, як вол обуха»! Потом стал хвалить жене Кочубея гетманов Выговского и Брюховецкого, предпринявших выбиться из воли московской, в чем и усилили бы они, если бы, по несчастью, злые люди не перешкодоли.

18. Мазепа также говорил некоторым полковникам в Киеве: «треба нам, согласясь с королем Станиславом, зараз приниматься за сабли»…

21. Не только запрещал малороссиянам в супружеские связи вступать и дружиться с великороссиянами, но даже угощать их хлебом и солью.

22. Нимало не радеет об укреплении малороссийских городов, чтобы не могли обороняться от неприятеля.

23. Внушает запорожцам, что государь хочет всех их истребить, стараясь посредством сего вооружить сих казаков против его Величества…»

«Вступление шведских войск на территорию Украины было страшным ударом для Мазепы, и он принужден был принять непосредственное участие в событиях. В тот период у десяти украинских полков только три было в Украине – Миргородский, Лубенский и Прилуцкий. Полтавский был ещё на Дону, Киевский и Гадячский – на Правобережной Украине для помощи польским союзникам Москвы, а четыре полка – Стародубский, Черниговский, Нежинский, Переяславский – в Беларуси, в распоряжении московских командиров. Оставалось ещё три компанейских и четыре сердюцских полка».

«Моё мнение такое: когда король Шведский, всегда непобедимый, которого вся Европа уважает и боится, победит царя Российского и разрушит царство его, то мы по воле победителя, неминуемо будем причислены к Польше, и уже тут нет и не будет места договорам о наших правах и привилегиях.

А если допустить царя Российского выйти победителем, то уже лиха година придет к нам от самого того царя.

Так что, остаётся нам, братья, из видных зол, которые нас окружают, выбрать меньшее, чтобы потомки наши, брошенные в рабство, проклятиями своими нас не вспоминали.

Виделся я с обоими воюющими королями, Шведским и Польским, и всё мастерство своё использовал перед ними, чтобы убедить первого о протекции и милости для Отчизны нашей от военных напастей и разрушений в будущей войне».

«Украина, по обе стороны Днепра с войском Запорожским и народом малороссийским должна быть навеки свободна от всякого чужого владения. Швеция и другие союзные государства ни с целью освобождения, ни с целью опеки, ни с какими другими видами не должны претендовать на власть над Украиной и войском Запорожским или на какое-нибудь верховенство, не могут захватывать или занимать своими гарнизонами украинских крепостей, какие были бы оружием или договором добыты у Москвы. Должны свято сохранять целостность границ, неприкосновенность свобод, законов, прав и привилегий, чтоб Украина на вечные времена пользовалась свободно своими правами и вольностями без всякого ущерба».

«Мазепа сколько был предан в глубине души своей полякам, сколько ненавидел россиян; но никто не мог заметить сего, ибо он всегда оказывал им великое почтение, любовь и доброжелательство. Проницательный ум его наблюдал за поступками людей, взвешивал все их слова и даже старался угадывать сокровенные намерения. Он был до такой степени скрытен и осторожен, что часто казался не понимавшим говоренные при нём двусмысленные речи. Когда же намеревался выведать какую тайну, выдавал себя за человека откровенного и в подобных случаях прибегал обыкновенно к просьбам вина, притворялся пьяным; нападал на хитрых людей, восхвалял чистосердечных и неприметным образом доводил разгоряченных напитками собеседников до желаемой цели.

Намереваясь вновь присоединить к Польше Малую Россию и зная, сколько жители сего края не любили поляков и вводимую ими унию, оказывал он мнимое усердие к православию: созидал каменные церкви, снабжал разные монастыри и храмы богатыми сосудами и утварью. Обманывая набожных малороссиян, отдалял всякое подозрение насчет неверности и со стороны двора притворялся тяжко больным и дряхлым. Доктора не покидали его ни на одну минуту; часто не мог он ни ходить, ни даже стоять от чрезвычайной слабости, лежал на одре, покрытый пластырями, мазями и повязками, и, подобно полумертвому человеку, испускал столь тихие стенания, что едва можно было слышать его голос».

«Мы, войско Запорожское и я, благодарим вас за то, что вы как начальник Украины приняли близко к сердцу, как честный человек, положение, в котором вынуждено оказалась наша Отчизна, и за то, что вы начали освобождать ее от панування москалей. Поскольку мы уверенны, что именно из-за этой великой цели, вы попросили защиту у короля Швеции, то мы решили верно помогать вам, рискуя нашей жизнью и покоряясь вам во всем, так что вы имеете право приказывать нам для достижения желанной цели. Мы желаем вам взять на себя этот груз, чтобы облегчить вам его, мы сделаем все возможное».

«Через несколько дней после перехода Мазепы к шведам на гетманскую столицу Батурин напал командующий российскими войсками на Украине князь Меншиков и вырезал всех жителей: 6 тысяч мужчин, женщин и детей. Известие о бойне в Батурине и террор, который начали на Украине российские войска, арестовывая и казня при наименьшем подозрении в симпатиях к Мазепе, сменило планы многих потенциальных союзников гетмана».

«Их находили в домах и отдавали на страшные муки, колесовали, четвертовали, сажали на кол, и уже совсем игрушкой считалась казнь через повешение и отсечение головы».

«Трагедия Батурина была только началом длинного ряда трагедий, перенесенных Украиной. Террор охватил всю страну. Начались следствия и тяжелые кары на всех, кто был причастен к делу Мазепы. Ужас распространялся по городам и селам, население которых спешило засвидетельствовать перед московской властью свою лояльность: Прилуки, Лубны, Лохвица, сотни Лубенского, Миргородского, Прилуцкого полков. Петр охотно принимал многочисленные доносы. Сторонников Мазепы ждали казни, ссылки, конфискация имущества, которые распространялись и на родственников. А тех, кто писал доносы, награждали чинами, имениями, конфискованными у жертв. Глубокая деморализация охватила Украину, где каждый боялся за свою жизнь, за жизнь родных».

«Во времена Мазепы Запорожье под началом кошевого Гордиенко стало в оппозицию к гетману, так как запорожцы противились политике Мазепы в социальных вопросах и в отношениях с Москвой. После перехода Мазепы к шведам Гордиенко, не смотря на личные разногласия с гетманом Мазепой, перешел к Карлу XII, приведя с собой восемь тысяч казаков. Это имело огромное значение, подняв восстание Мазепы в глазах народа и обеспечив гетмана значительной военной силой.

Вследствие присоединения запорожцев к Мазепе восстали почти весь Полтавский полк, всегда тесно связанный с Запорожьем, часть Слобожанщины, Правобережной Украины. Кость Гордиенко рассылал письма всюду, где мог найти поддержку, и призывал украинцев присоединиться к шведам.

Петр решил уничтожить Запорожье. Три полка под командой Яковлева 18 апреля 1709 года взяли Переволочну, разрушили замок и порубили около тысячи запорожцев, много их потонуло в реке. 11 мая была взята и разрушена Сечь.

Гордиенко с казаками все время был с Мазепой, участвовал в Полтавской битве, отступал в Бендеры, и остался с гетманом Орликом. Запорожцы участвовали в 1711 году в неудачном походе на Правобережную Украину. А после того пошли «под татарский протекторат» и основали Сечь в Алешках».

«Шведы открыли огонь перед рассветом: пехота их устремилась на российские редуты и вскоре овладела двумя, ещё не оконченными, в то время, как кавалерия сильно атаковала нашу конницу, позади них поставленную, но была отражена. Здесь неприятель лишился четырнадцати знамен. Несмотря на сей успех, Петр велел генералу Боуру податься назад, желая завлечь неприятеля под выстрелы ретраншементов, что и удалось ему исполнить. Шведы, увлекаемые храбростью, бросились за этими эскадрами и, проходя близ российских укреплений, подвергли сильному картечному огню правый фланг свой. Происшедший от того беспорядок заставил их отступить влево к лесу. Между тем атака на российские редуты продолжалась генералом Россом, отрезанным тогда от главной шведской армии. Меншиков напал, на сей отряд, разбил его, обратил в бегство и принудил сдаться его генералу Реншелю.

Еще не начинались тогда главные сражения. В десятом часу утра левое крыло российское вступило в бой с правым шведским, и вскоре битва сделалась общей. Тщетно король, растянувший свою пехоту, старался воспрепятствовать россиянам, окружить себя с флангов: превосходное число последних и их многочисленная артиллерия превозмогли мужественное сопротивление шведов, которое, после получасового сражения, обратились в бегство и были преследуемые в самый лес, а оттуда бежали по дороге в Решетиловку. В одиннадцать часов утра победа совершенно увенчала россиян!

Любопытно, что славный Палий, возвращенный из Сибири, находился также в Полтавском сражении. В последний раз в жизни сей престарелый воин обнажил тогда меч свой. Несколько малороссиян поддерживали его на лошади, и если победоносная мышца, ослабевшая от трудов многолетних, не могла уже разить противников, одно присутствие его достаточно было для воспламенения соотчичей к мужественным подвигам».

«После смерти Ивана Степановича наука и культура Украины быстро пришли в упадок, большинство украинцев стали неграмотными. Россия, создававшая, огнем и мечем, крепкое государство, рассматривала Украину только в качестве мостика к Западной Европе. Московское царство, превращаясь в Российскую империю, разнообразными запретами и ущемлениями сумело подчинить Киев политически и экономически. Запорожская Сечь – одна из самых демократичных республик в Европе, очаг украинских вольностей в течение веков, была уничтожена. Даже сам язык Украины оказался под запретом и стал считаться «языком пастухов и свинопасов». Поэтому можно сказать, что последний поступок гетмана история оправдала…

Более двух веков имперские идеологи проклинали имя гетмана, называя его преступником и христопродавцем. Интересно, что проклинали Мазепу, именно за то, что восхваляли Хмельницкого, – за восстание против иностранного господства! Выходит восстание против Польши – событие праведное и величественное, а восстание против России – преступление? А ведь даже в отношении России Мазепа не являлся, по сути, предателем. Но действовавшему тогда в Европе закону вассал имел право выбрать себе сюзерена. Как и поменять его в случае притеснений. Так что гетман просто сделал свой выбор…

Современные историки, давая оценку деятельности Мазепы, прежде всего принимают во внимание его вклад в укрепление украинской государственности. Именно ему удалось поднять украинское хозяйство, науку, образование и культуру, достичь определенной стабилизации общества. Стремление Мазепы создать собственную элиту, его политика преследовала далеко идущую цель, обеспечила почти восьмидесятилетие существования гетманского государства, повлияли на все дальнейшие развитие украинского народа и его государственных традиций, на формирование национальной культуры.

Да, Мазепа был хорошим политиком, умеющим своевременно покинуть своего покровителя, чье положение пошатнулось, и перейти на сторону нового, перспективного шефа; умеющим обдумывать и проводить в исполнение свои замыслы втайне, всегда следуя поставленной цели. Но ведь нарушение соглашений власть имущими в те времена было такой же нормой, как и заключение этих соглашений! Не раз предавали украинцев поляки, россияне, турки и татары, да и украинцы часто вынуждены были идти на подобную измену…

Так может, пора закрыть вопрос о степени вины загадочного гетмана? Вспомним: «Не судите, и не судимы будете».

«Давно уже пора уйти от политических анафем и проклятий в адрес Мазепы и постараться извлечь урок из трагедий наших предков. Не стоит следовать пропагандистским штампам, которые пытались объяснить русско-украинский конфликт начала XVIII века корыстью одного «изменника-гетмана». Надо набраться мужества и признать, что интересы и цели молодой Российской империи и ослабленной Гетманщины были очень различными. В некотором роде Украина стала заложницей геополитических планов России. Петр стремился создать новое государство, способное как в военном, так и в экономическом плане соперничать с европейскими державами. Эта политика была возможна только при жесточайшей централизации. Военная и экономическая ситуация позволяла провести объединение Украины и вырвать из страшной бездны Руины Правобережье. Однако эти планы были принесены в жертву дипломатической игре. Перед лицом шведского наступления Левобережье должно было превратиться в выжженную землю, арену военных действий. Именно два этих фактора, наряду с личными обидами, и вынудили Мазепу на попытку союза с Карлом XII.

Ещё одним фактором был план ликвидации Гетманщины и включения её в общую структуру Российской империи. Самой страшной трагедией Гетманщины являлось то, что у неё не было альтернативы. Все попытки договоров с Польшей и Крымом заканчивались провалом. Швеция же была слишком далеко. Поэтому все политические лидеры Гетманщины, включая даже Мазепу, рано или поздно вынуждены были возвращаться к идее союза с Россией, каждый раз надеясь на «хорошие условия» и «милость царя».

«Одним из важнейших направлений политики Мазепы была культурно-просветительская деятельность. Как щедрый и добрый человек, Мазепа значительную часть своих личных доходов вкладывал в развитие украинского просвещения, науки, искусства, архитектуры, литературы, книгопечатания, справедливо считая, что только таким способом можно сравняться с европейскими государствами. Как покровитель православия он строит по всей Гетманщине за свои средства около двадцати прекрасных храмов, возведенных в пышном стиле, который часто называют мазепинским, или казацким барокко. Много старинных храмов княжеской эпохи было реконструировано. Среди них такие величественные сооружения, как храмы Николая и Богоявленская в Киеве. Значительно обновил гетман и знаменитый Софийский собор в Киеве, Успенский собор Киево-Печерской лавры и Михайловский собор Выдубецкого монастыря. Гетман финансировал и сооружение новых стен, которые окружают сегодня Киево-Печерскую лавру. На эпоху гетмана приходится и расцвет Киево-Могилянской академии, которую Мазепа взял под свою опеку. Благодаря его поддержке были сооружены новые корпуса и до двух тысяч увеличена численность студентов. Был основан Черниговский коллегиум. Царицей культурной деятельности Мазепы было печатное дело. Издания мазепинской эпохи – одни из лучших украинских книгоизданий. Сам гетман имел лучшую на Украине библиотеку и дарил книги монастырям, церквям, отдельным людям».

«1. О подтверждении прав и вольностей, дарованных войску Запорожскому царями Алексеем Михайловичем и Федором Алексеевичем.

Решение: обещано содержать оные без всякого нарушения.

2. Чтоб во время похода наказной гетман не был подчинен российским генералам, часто заставляющим казаков возить дрова, сено и пасти лошадей.

Решение: дозволено наказным гетманам приносить, в таком случае, жалобы государю на генералов, которые понесут за то жестокий гнев.

3. О возвращении войску взятой в Батурине артиллерии.

Решение: не отданные доселе пушки имеют быть отведены в московский цейхгауз вместе с другими доспехами, отнятыми у неприятеля.

4. О таком же возвращении гадячских пушек и неотторжении от помянутого полка местечка Котельвы.

Решение: пушки, взятые из Гадячского полка, велено возвратить в те только места, в которых жители сохранили верность к российскому пристолу, а местечко Котельва, по просьбе тамошних жителей присоединенное к Ахтырскому полку, не может быть возвращено Гадячскому.

5. О запрещение находящимся в Украине российским выводам нарушать права и вольности малороссийские, также вступаться в тамошние суды и расправы и о выведении из малороссийских городов российских гарнизонов.

Решение: по первой просьбе будет исполнено, а гарнизоны оставлены только в Полтавском полку, бывшем, большей частью, в согласии с запорожцами.

6. Чтоб никто самовольно не останавливался на казацких дворах, через что нарушается вольность казацкая, за которую они только служат.

Решение: о подобных обидах должно приносить жалобы определенному к гетману ближнему стольнику Измайлову.

7. О запрещении брать самовольно подводы в Украине и чинить обиды и разорения малороссиянам во время переходов великороссийских войск.

Решение: на сие последует государев запретительный указ.

8. Чтоб, по случаю понесенного разорения малороссиянам от шведов, уволены были казаки на несколько лет от военной службы.

Решение: увольняются на одно лето.

9. О дозволении малороссиянам пользоваться по-прежнему рыбным, звериным и соляным промыслами в большей Запорожской сечи.

Решение: отложено до некоторого времени, для воспрепятствования запорожцам селиться вновь под тем предлогом в означенных местах.

10. О запрещении называть изменниками малороссиян, не последовавших примеру Мазепы.

Решение: будет запрещено высочайшим указом.

11. Чтоб верные государю компанейские полки и сердюцкий, по причине разорения мест, в которых они квартировали, и недостатка войсковой казны, были приняты в милостивое его царского величества покровительство.

Решение: полки сии имеют быть расположены в местах, менее прочих потерпевших разорение, и увольняются от военного похода; о войсковых доходах доставить государю немедленно подробную ведомость.

12. О дозволении черниговским жителям строиться вновь на тех местах, где сломаны были их жилища.

Решение: запрещено, по причине сломки их домов для городского управления, желающих же строиться велено отводить в других местах удобные земли.

13. Чтоб государевы указы были присылаемы к одному только гетману, а не в полки и города малороссийские.

Решение: изъявлено на сие высочайшее соизволение.

14. О подорожных, по которым имеют быть выдаваемы подводы в городах и селах малороссийских.

Решение: они должны быть из Москвы за подписью судей малороссийского и ямского приказов, из похода – фельдмаршалов, а из городов – за подписью комендантов или воевод».

«Чтобы он находился при гетмане для управления, с общего с ним совета, делами великого государя по случаю бывшего возмущения в Малороссийском краю и бунта запорожцев.

1. Надлежит ему стараться, вместе с гетманом, о сохранении тишины и благоустройства в Малороссии, посредством ареста всех возмутителей.

2. Препятствовать, вооруженною рукой, запорожцам селиться вновь в Сечи или в другом каком месте.

3. Иностранных посланцев принимать вместе с гетманом, доставлять к государю привозимые ими письма и без высочайшего соизволения не ответствовать, равно и казацких посольств никуда не отправлять.

4. Иметь смотрение, чтобы гетман, без указа великого государя, никого из старшин и полковников не оставлял, и вновь избираемы они были с общего совета и с утверждения царского.

5. Препятствовать принятию поляков и других иноземцев.

6. Наблюдать, чтобы гетман никого не казнил без изволения великого государя.

7. Описать все имущество изменников, прислать ведомость оным; впредь гетману никаких местностей и земель не давать и не отнимать ни у кого без царского соизволения; за усердную их службу назначать с общего согласия генеральных старшин; потом представлять государю.

8. Гетману иметь свое пребывание в Глухове.

9. С городов в Полтавском полку и в других, замешенных в измене Мазепиной, взыскать в казну по два ефимка с каждого двора; в противном случае разорить их до основания, подобно Батурину.

10. Истребовать от гетмана и полковников подробную ведомость о войсковых доходах.

Сверх сих статей даны были Измайлову тайные:

1. Чтобы он имел неослабное смотрение за поступками гетмана, старшины и полковников и препятствовал им сноситься с турками; в случае же чьей измены или народного возмущения требовал пособия от воеводы киевского и от других соседственных, а для скорейшего прекращения всякого беспорядка употреблял пехотные великороссийские полки, данные ему в команду и находившемся прежде при Мазепе.

2. Проведал тайно, сколько прежде сего собиралось и ныне собирается доходов для гетмана, генеральных старшин, полковников и прочих урядовцев.

3. Узнавал из разговоров и обхождения, кто из старшин и казаков более привержен к государю и какого уряда достоин».

«Отчизна наша чтобы в подтвержденных договорами Речи Посполитой и Московского государства границах, которые отошли по реку Случь с времен гетманства славной памяти Богдана Хмельницкого, была отделена, вечно отдана и договорами укреплена от Речи Посполитой в гетманскую область, чтобы не были насильно изменены и нарушены ее границы».

«Какие бы великие не были московские насилия, они не дают никакого законного права москалям на Украину. Наоборот, казаки имеют право человеческое и естественное, один из главных принципов которого:

Народ всегда имеет право протестовать против гнета и вернуть использование своих древнейших прав, если будет иметь для этого подходящее время».

«Я очень интересуюсь судьбой и положением пана Орлика, считаю полезным для интересов Франции поддержать пана Орлика. Нужно, чтобы Порта помогла гетману Орлику собрать вокруг себя свою нацию, такую великую и храбрую, чтобы она могла скинуть московское владычество».

«Указывается, что в последнее время гетманы присвоили себе «самодержавную владу, узаконили самовластие и такое право «так хочу, так повелеваю». Для предотвращения этого на будущее время эта конституционная хартия устанавливает такие порядки: три раза в год, на Рождество, Пасху и Покров, должны происходить «генеральные рады» в гетманской резиденции для решения важнейших дел – на эти рады должны являться: генеральная старшина, полковники со своей полковой старшиной и сотниками, выборные от полков «генеральные советники» и депутаты от Запорожской Сечи.

Если бы в правлении гетмана или в его действиях замечено было что – либо вредное для народного блага, тогда старшина и советники имеют право «выговорить гетману, а он не должен за это на них гневаться или наказывать. Без воли этой генеральной рады гетман может решать только спешные дела, не терпящие отлагательства, и то по совещании с генеральной старшиной. Никаких тайных сношений и корреспонденций гетман не имеет право вести. Он не может также распоряжаться войсковой казной: для этого должен был избран генеральный подскарбий, а гетман может располагать только доходами, назначенными «на булаву и особу его гетманскую». В обязанность гетману вменялось попечение о том, чтобы людям войсковым и посполитым не чинилось притеснений, не налагались на них чрезмерные тяжести, отчего они бросают свои селения и уходят искать более легких условий жизни в заграничных краях. Старшине и всяким войсковым и посполитым урядникам запрещалось силой принуждать казаков к продаже земель, забирать за какие-либо вины имущество провинившихся или заставлять отрабатывать свои вины.

Все это было хорошо, но не удалось составителям этой хартии возвратиться на Украину и завести эти новые порядки.

Турция, боялась усиливавшегося могущества Московского государства, заключила со Швецией союз осенью 1710 года, разорвала отношения с Москвой и весной открыла военные действия. Орлик со своими казаками и татарами и отрядами польских панов из шведской партии двинулся весной 1711 года на Правобережную Украину, в правобережные полки, с 1704 года признававшие власть московского правительства.

Здешние поселения сдавались ему: сдались Умань, Богуслав, Корсунь, генеральный есаул Бутович, высланный из-за Днепра, был Орликом разбит. Но когда он приступил к Белой Церкви, тут его постигла неудача много его людей погибло, а татары в это время начали грабить край; сочувствие населения было потеряно, и после этого Орлик вынужден был отступить.

Летом 1711 года двинулся против турок Петр. Понадеявшись на молдавские обещания, он неосторожно углубился за Прут – как шведы на Украину. Здесь его окружили турецкие войска, и он попал в отчаянное положение. Орлик надеялся, что теперь можно будет продиктовать царю свои требования относительно Украины: Петр должен был отказаться от всяких прав на Украину. Но все поправили царские деньги: турецкий визирь был подкуплен, выпустил Петра с его армией на очень легких условиях, а об Украине в договоре упомянуть в таких неясных выражениях, что каждая сторона могла толковать по-своему. Орлик доказывал, что на основании этого договора Москва обязалась отказаться от Украины по обе стороны Днепра, а царские уполномоченные доказывали, что такого обязательства для Москвы не содержится.

Турецкое правительство приняло толкование Орлика и объявило новую войну Москве за то, что она не очищала Украину. Но снова все изменили московские деньги.

Договор был подтвержден, а пункт об Украине был разъяснен в таком смысле, что царь отказывался от Правобережной Украины (кроме Киева) и Запорожской Сечи, а Левобережная Украина остается под верховенством Москвы. Стоило это царю еще сто тысяч червонцев, но зато после этого, как ни старался Орлик побудить турецкое правительство добиваться от Москвы Левобережной Украины, как они обещали казакам – все было напрасно. Да и с Правобережной Украиной дело не сладилось, так как на основе прежних трактатов на нее заявила претензию Польша.

Однако дела затянулись еще на несколько лет, так как царь не выводил своих войск из Правобережной Украины. Только в конце 1714 года московские войска сдали Белую Церковь и ушли за Днепр. Орлик с запорожцами в конце 1712 года попробовали захватить Правобережье под свою власть, но силы у них были незначительные, и польское войско под предводительством гетмана Сенявского, отправленное для оккупации Правобережной Украины, разогнало их без большого труда. Москва и Турция пришли к полному оглашению, и Карл вынужден был уехать из Турции. С ним отправился и Орлик с несколькими товарищами по изгнанию: остальные вернулись на Украину. Запорожцы тоже стали проситься обратно, но московское правительство принимало отдельные отряды, а всей Сечи целиком принять не соглашалось, ввиду соглашения с Турцией 1712 года, и только много позже, когда решена была новая война с Турцией, дало свое согласие на возвращение и восстановление Сечи в 1733 году».

«Тридцатилетняя деятельность Орлика не имела практический последствий, но он много сделал в идеологическом отношении: распространил в Европе идею независимой Украины, необходимой для Европы, для европейского равновесия против все усиливавшейся России. Работа Филиппа Орлика и его сына, генерала французской армии Григория Орлика, была важной в другом отношении: они создали традицию мазепинцев-эмигрантов, апостолов Украинской Независимой Державы, которые долгое время пугали могучую Российскую империю».

«Ради нашей безопасности нужно прежде всего посеять вражду между полковниками и гетманом. Не нужно исполнять просьбы гетмана. Когда народ увидит, что гетман не имеет такой власти, как Мазепа, то, надеюсь, будет приходить с доносами. Нужно, чтобы во всех полках были полковники, несогласные с гетманом. Если между гетманом и полковниками не будет согласия, то все их дела будут нам открыты».

«Для прекращения возникшего в малороссийских судах и войске, велено быть при гетмане бригадиру Вельяминову и шести штаб-офицерам из украинских гарнизонов на основании договоров, поставленных с прежними гетманами.

1. Обязанность коллегии надзирать за скорым и беспристрастным производством дел во всех присутственных местах и обиженным оказывать законное удовлетворение.

2. Иметь вредную ведомость о денежных, хлебных и других спорах и принимать оные от малороссийских урядников и войтов.

3. Производить из сил денег жалованье, с гетманского совета, сердюкам и компанейцам; иметь приходные и расходные книги и ежегодно представлять их прокурору в Сенат.

4. Препятствовать, с гетманского также совета, генеральным старшинам и полковникам изнурять работами казаков и посполитых людей.

5. Смотреть, чтобы драгунам отводимы были квартиры без всякого исключения, даже в гетманских поместьях, кроме двора, где он имеет жительство; также во дворах старшин, священников, церковнослужителей.

6. Рассматривать вместе с полковыми командирами, имеющие поступать жалобы от нижних чинов и малороссиян.

7. Наблюдать, чтобы присылаемые гетманом указы от государя и Сената были записываемы в Генеральной канцелярии, и в свое время доставлялись рапорты; также препятствовать писарем гетманским подписывать вместо него универсалы и отправлять оные из Коллегии».

«Изволь, Твое царское величество, подтвердить права и вольности наши войсковые, как из веков бывало в войске Запорожском, что своими правами суживались и вольности свои имели в добрах и судах, чтобы ни воевода, ни боярин, ни стольник в суды войсковые не вступались, но от старшин своих чтоб товариществу сужены были: где три человека казаков, тогда два третьего должны судить.

Не только родитель твой, но и ты, государь, собственноручно утвердил сию статью при избрании покойного гетмана Скоропадского, обещая цело, свято и ненарушимо содержать постановленный с Хмельницким договор».

«Как всем известно, что со времен первого гетмана Богдана Хмельницкого, даже до Скоропадского, все гетманы являлись изменниками, и какое бедствие терпело от того наше государство, особливо Малая Россия; то и надлежит приискать в гетманы весьма верного и известного человека, о чем и имеем мы непрестанное старание.

А пока оный не найдется, для пользы вашего края, определено правительство, которому велено действовать по данной инструкции, и так до гетманского избрания не будет в делах остановки, почему о сем деле докучать не надлежит».

«Что твоя служба против моей! Знаешь что я бригадир и президент, а ты против меня ничто! Уже ваши старшины велено отменить и поступать с вами по-новому – я вам указ!»

«Тщетны были надежды Полуботка и товарищей его получить от государя желаемое решение. Каждый день сенаторы откладывали произнести роковой приговор, целым народом ожидаемый. Влекомый пламенной к отечеству любовью и долгом носимого звания, Полуботок решился пожертвовать собою для своих единоземцев и с сею мыслью, представ, в сопровождении других старшин, перед грозным монархом, произнес ему следующую сильную и вместе дерзкую речь:

«Знаю и вижу, государь, что без всякой причины, по проискам гордого Меньшикова, восстал ты на мою отчизну, желаешь уничтожить преимущество, предками твоими и тобой самим торжественно утвержденные, и для приведения в упадок воинственного духа казаков употребляешь их в тягчайшие работы, принуждая рыть каналы, проводимые в обширных твоих областях. Но что огорчительнее всего, ты лишил нас драгоценнейшей свободы избирать по собственному произволу себе гетманов и начальников и, отняв древнее право судить своих соотечественников, определяешь нам судей из граждан великороссийских, которые, не ведая или притворяясь не знающими законов и преимуществ наших, не перестают нарушать их при всяком случае и нас угнетают.

Неужели, государь, отказывая в должной справедливости, ты думаешь сим воздать Богу благодарение за все успехи от Него посланные? Ты занимаешься только блеском величия и могущества, дарованных тебе от Его щедрот, не помышляя о Его правосудии. Да позволено мне будет представить тебе, государь, в последний раз, что ты не получишь ни малейшей пользы от угнетения моих соотчичей, и что для тебя не столь славно повелевать ими силой и властью, как быть главой и отцом народа, преисполненного твоих милостей и всегда готового проливать всю кровь свою за твои выгоды и твою славу. Знаю, что оковы меня ожидают и что буду ввергнут в мрачную темницу, где оставят меня умереть с голода, но что мне до того? Я говорю за отечество и охоту предпочитаю самую жестокую смерть ужасному зрелищу всеобщей гибели моих единоземцев!

Помысли, великий государь, и будь уверен, что отдать некогда отчет Царю всех царей за несправедливости, оказываемые тобой народу, принятому под твое покровительство».

В ноябре 1724 года Павел Полуботок и его сторонники были посажены в Петропавловскую крепость – через месяц гетман, его товарищи Д. Володковский и И. Карпека, умерли. В памяти украинцев Павел Полуботок остался как один из самых почитаемых героев, который защищал украинскую автономию и заплатил за это жизнью, храбрый борец за национальную свободу. Под портретами Полуботка, хранившихся в украинских домах как национальная святыня, можно было прочитать его слова: «Защищая Отчизну, я не пугаюсь ни кандалов, ни тюрьмы, и лучше мне горькой смертью умереть, чем смотреть на гибель моих соотечественников».

«1. Суд и расправа оставлены в Малороссии по-прежнему, как изображено о том в Статьях гетьмана Богдана Хмельницкого; на сотенные суды установлено приносить жалобы полковникам, на полковников генеральному суду, а на последнего в Коллегию иностранных дел. Сверх сего гетману, как президенту генерального суда и членам оного дана власть наказывать денежными пенями нижных судей, уличенных в несправедливости и лихоимстве, и сили деньгами удовлетворять обиженую сторону.

2. Гетмана выбирать, вольными голосами, только с согласия и соизволения государя, от которого единственно зависит и отставка его. Избранный гетман обязан являться в Москву, для получения подтвердительной грамоты и клейнодов.

3. В генеральные старшины и полковники также выбирать вольными голосами из заслуженых, верных и не подозрительных людей и представлять двух или трех кандидатов на утверждение государю; то же самое делать и при отставке их. В полковые старшины возводить целым полком, а в сотники казакам той сотни и потом на утверждение представлять гетману, который со своей стороны обязан доносить о том государю. Казнить смертью без высочайшего повеления запрещено, равно как и принимать власть наказывать виновных полковых старшин и сотников отрешением от мест и лишением даже имущества, но о таковых велено представлять государю.

4. Доходы с города Коропа впредь употреблять на содержание казацкой артилерии под надзором генерального обозного. О состоянии оной ежегодно составлять сведение.

5. Расположенным в Украине, для охранения сей страны, великоросийским войскам отводить квартиры с общего согласия главнокомандующего и гетмана, – от прокормления же их не исключаются поместья ни российских, ни малороссийских владельцев.

6. Для уменьшения податей, взымаемых с народа, число компанейских полков ограничено тремя, полагая в каждом полку только по пятьсот человек.

7. Уничтожены сборы, определенные бывшей Малороссийской коллегией, и войсковой скарб восстановлен, – над сборами иметь главное смотрение двум подскарбиям, одному великороссиянину, а другому малороссиянину.

Сборам быть следующим:

а) с винного промысла и дегтя;

б) с пчелиного и табачного прибытка, из чего, однако ж, исключены казаки;

в) с товаров и муки, привозимых на ярмарки и рынок;

г) с мостов, перевозов и гребель;

д) с откупных разных статей и ратушных сел. От сих сборов изъяты монастырские владения.

8. Всякое законное имение, как у крестьян, так и у казаков по смерти отца семейства, должно остановиться за вдовой и детьми его. Об отличных заслугах малороссиян гетман обязан представлять государю.

9. Определенный на гетманскую булаву вместо Чегиринского староства Ключ Гадячский оставлен за гетманом. Относительно розданных Скоропадским поместей, принадлежащих гетманскому уделу, положено сделать исследование и потом сопричислить их к оному.

10. Утверждены, по-прежнему, за генеральными старшинами, сотниками, ратушами, войсковой и судебной канцеляриями ранговые поместья, несправедливо розданные Скоропадским бывшим в его время чиновникам.

11. Предоставлено гетману, по возвращению в Малороссию, представить государю: где желает он иметь свое пребывание вместо Глухова.

12. Относительно беглых великороссиян, наносящим помещикам своим чудовищные убытки, руководствоваться указами 1718 и 1723 годов (взыскание с виновных в укрывательстве крестьян всех убытков).

13. Индукте или пошлине, взимаемой с иностранных товаров, брать по прежнему на откупу, без всякого отягощения народа; откупные деньги имеют поступать в императорскую казну.

14. Дозволено в мирное время как малороссиянам в пограничные города, так и из-за границ в Малороссию купцам с незапрещенными товарами приезжать, евреям не возбранено торговать в Украине на ярмарках, только оптом, и не велено им увозить серебра, золота и меди, но покупать на сии деньги товары; жительствовать же им в Малороссии запрещено.

15. Дозволено великороссиянам в Украине и малороссиянам в России покупать и продавать недвижимые имения, но с тем, чтоб они платили установленные подати, были подчинены тамошним узаконениям и опасением тяжкого наказания не насиляли украинских деревень русскими крестьянами и российских украинскими.

16. Отказано гетману в просьбе его, чтоб выведены были из полков Стародубского и Черниговского поселившиеся в оных раскольники, но положено казнить тех, кои будут привлекать к своей ереси малороссиян или великороссиян; об обращении же сих раскольников к православной вере всячески велено стараться.

17. Владельцам слободских полков, купивши землю в полках Гадячском и Полтавском, руководствоваться 15-ю статью.

18. Духовенству малороссийскому никто не должен продавать, закладывать или иначе отдавать земли; если же, невзирая на сие запрещение, духовные приобретут монастирям недвижемые имения, в таком случае отбирать оные безденежно и возвращать по принадлежности; в монастыри и церкви позволяется вносить вклады деньгами; принадлежащие же монастырям и церквям вотчины должны состоять под судом малороссийским.

19. Письма иностранных государем к гетману переводить и пересылать в Москву, а самим посланникам оставатися в Глухове, относительно же пограничних дел, крадки лошадей, скота и тому подобного, отвечать польским и татарским командирам с общего сонета и в присутствии царского полномочного, о чем доносить в колегию иностранных дел.

20. Многоразличные и часто противоречащие Магдебурские и Саксонские права перевести на русский язык, и посредством сведущих людей, составить из них целое.

В прочем обязан гетман всеми силами содействовать к пользе его императорского величества и во всех делах совещаться с имеющим быть при нем российским министром и с генеральними старшинами по прежнему войсковому обычаю».

«Гетманство Апостола, проникнутое духом обороны автономных прав Украины и даже национальным духом, несмотря на частичные неудачи политики гетмана, все же очень поддержало украинский народ, подняло его настроение.

Его шестилетнее гетманство было короткой светлой полосой на темном фоне украинской жизни после падения Мазепы. Ему удалось укрепить гетманскую власть и авторитет гетмана. Гетманщина начала дышать вольнее и отдохнула после страшного террора под которым она жила двадцать лет».

«Д. Апостол возвратил малороссиянам древние права, Скоропадским утраченные, водворил спокойствие в вверенной ему стране; ходатайствовал неоднократно об уменьшении налогов и воинских постоев; испросил у монархини прощение виновным запорожцев и делами своими умел заслужить общую любовь и уважение».

«Дела и жестокость московских бироновцев переходили все границы, их деятельность казалось сумасшествием; людей пытали и мучали на основании одних доносов расквартированных солдат и дезертиров».

«До самого въезда на Украину не думал я, что она такая пустая, что такое количество городского населения пропало, а и теперь сколько забрано на войну, что не осталось и хлеборобов, чтобы самим себе семена посеять; много полей осталось без посева, так как сеять некому и нечем».

«Нам стало известно, что полковники, полковая старшина, сотники и сотенные старшины малороссийских полков, несмотря на многочисленные запретительные высочайшие указы Ее императорского величества, используют казаков как пеших так и конных, для повседневных работ в своих имениях, особенно во время покосов и уборки хлебов, их обязывают перевозом разных припасов из близких и дальних мест, леса для строительства своих домов и хуторов. Казаки разорены до краю и, оставляя свои жилища, вынуждены бежать за кордон в слободские полки; в результате значительно уменьшилось количество казаков в Малой России, что может привести к неведанному безвластию и вообще к искоренению казаков».

«С Разумовским Гетманщина переживала «золотую осень» своей автономии. Проводя большую часть времени в Санкт-Петербурге, где он активно участвовал в дворцовой политической жизни, Разумовский также поддерживал тесные контакты с Левобережьем. Понимая, что общество Гетманщины стало черезчур сложным, чтобы старшина могла выполнять в нем судебные, административные и военные функции, Разумовский начинает организовывать отдельную систему судопроизводства. В 1763 году после долгой подготовки Гетманщину поделили на двадцать поветов, каждый с собственными судами, которые рассматривали уголовные, гражданские и земельные дела. Судей обычно выбирали из помещичьей знати, как и раньше, мещан судили собственными судами.

Разумовский перевел в подчинению гетману Киев и Запорожскую Сечь. Он начал обновление казацкого войска, занялся системным обучением казаков, ввел для них униформу, совершенствовал артиллерию. В гетманской столице Батурине планировалось основать университет, охватить начальным образованием всех казацких детей. Однако у гетмана было совсем немного времени – в дела вмешались политические события. К. Разумовский придал Глухову европейскую утонченность, украсил его грандиозными дворцами, английскими парками и театром, где выступали труппы даже из Италии; вся глуховская знать поголовно увлекалась французскими модами, проводя время в многочисленных кофейнях.

Поскольку гетман часто ездил в столицу империи, Гетманщиной по-своему правила старшина. Именно в гетманство Разумовского казацкая верхушка наконец добилась своего, завершив начатое еще в конце XVII столетия преображение из корпусного офицерства в типовое дворянство. Теперь она стала называть себя шляхтою, то есть дворянством».

«Екатерина заявила Разумовскому, что не находит для него возможным оставаться на гетманстве и советует добровольно отказаться от этого поста. Однако Разумовскому вовсе не хотелось этого и он все откладывал. Тогда Екатерина дала ему понять, что дальнейшее упорство, кроме потери булавы, может навлечь на него большие неприятности, и после этого Разумовский покорился: подал прошение, в котором просил освободить его «от столь тяжелой и опасной должности» и взамен оказать милость к его «многочисленной фамилии». Эта просьба, конечно, немедленно стала исполнена».

«После всемилостивейшего от нас увольнения графа Разумовского, по его просьбе, с чина гетманского приказываем нашему Сенату для надлежащего управления в Малой России создать Малороссийскую коллегию, в которой быть главным нашему генералу графу Румянцеву и с ним четырем великороссийским членам.

Сенат должен представить нам малороссийских членов – генерального обозного Кочубея, генерального писаря Туманского, генерального есаула Журавку и хорунжего Данила Апостола.

Запорожской Сечи, которая была под управлением гетмана, быть теперь подвластной этому малороссийскому правительству».

«Мы захотели сообщить всем верноподданным целой нашей империи, что Запорожская Сечь окончательно разрушена, с искоренением на будущее и самого названия запорожских казаков, за обиду нашего императорского величества, за наглые поступки этих казаков и за непослушание нашим высочайшим повелениям.

Мы считаем ныне своим обязательством перед Богом, перед нашей империей и вообще перед самим обществом разрушить Запорожскую Сечь и имя казаков, полученное от нее. Вследствие чего 4 июня нашим генерал-поручиком Текели с доверенными ему нашими войсками занята Запорожская Сечь в совершенном порядке и полной тишине без всякого сопротивления со стороны казаков, потому что они увидели приближение войска, когда уже со всех сторон были окружены. Мы этому начальнику приказали наиспокойнейшим чином исполнить порученному ему дело, избегая, насколько это было возможно, кровопролития.

Сообщая нашим верным и любимым подданным про все эти обстоятельства, мы можем одновременно им сообщить, что нет теперь больше Запорожской Сечи и казаков этого имени».

«С самого начала русско-турецкой войны 1768–1774 годов запорожское войско было мобилизовано и участвовало в военных действиях. Сечевики, казачество, что жило не в Сечи, казаки-батраки все пошли на войну. Семь тысяч запорожцев с кошевым атаманом бились в авангарде корпуса князя Презоровского под Очаковым, Кинбурном, Хаджибеем. Запорожская флотилия действовала на Дунае. Военные заслуги запорожцев отмечало высшее командование.

Кошевой Петр Колнышевский получил золотую медаль с бриллиантами, тысяча казаков получили серебряные медали.

Последствия войны, закончившиеся Кючук-Кайнарджийским миром, были очень важными для Запорожья. Провозглашение независимости крымского ханства от Турции и российского протектора над ним изменило положения Запорожья. Татары перестали быть постоянными, страшными врагами, с которыми шла борьба, с другой стороны – Запорожье перестало быть форпостом в борьбе с Крымом и Турцией, перестало быть барьером, который защищал Украину и Россию от татарских нападений: оно утратило свою ценность для России.

В начале 1775 года Запорожская Сечь была разрушена, старшина арестована, архив, регалии, древние иконы и другие ценности вывезены. Запорожские земли вошли в состав Азовской и Новороссийской губернии.

Разрушение Запорожской Сечи было главным событием в истории Украины XVIII века. С нею погибла сила, которая на протяжении трех столетий защищала Украину от страшных врагов, позволяла ей, благодаря этой защите, продолжать экономическую и культурную жизнь. Вместе с этим Запорожье было той силой, которая сдерживала процесс закрепощения крестьян на всей Украине, ведь там, в необъятных степях, собирались беглецы со всей Украины. В XVIII веке Запорожье всегда выступало в защиту угнетенным российским царизмом и Польшей. Поэтому понятно, что в памяти украинского народа Запорожье навсегда осталось как «степь широкая, край веселый», где каждый находил защиту и свободу».

«Когда в 1828 году началась война и российская армия с самим царем Николаем I появилась на Дунае, Гладкий повел агитацию среди казаков, чтобы перейти на сторону России. Однако он не имел большого успеха. Большинство не доверяло российским обещаниям, не хотело оставлять Турцию, с которой уже привыкла, да и боялась мести со стороны турок. Тем временем султан приказал запорожцам мобилизоваться и присоединиться к турецкой армии, которая собиралась около Силистрии. Гладкому нужно было что-то решать. Российская армия как раз искала место для переправы через Дунай. Гладкий, который прекрасно знал местность, указал пункт, где армия могла спокойно и незаметно для турок перейти на другую сторону Дунаю. Он сам руководил переправой. Это была большая услуга, и царь Николай щедро наградил Гладкого».

«Для истории Украины, как и всей Восточной Европы, это было эпохальным событием. Тюркских кочевников, чьим последним бастионом в Европе было Крымское ханство и чье последнее нападение на Украину произошло в 1769 году, наконец остановили. Степь, которая тысячелетиями была центром опасности для оседлого люда, населявшего ее границы, наконец стала доступна для сельского плуга».

«В тяжелом положении пребывало в XVIII веке украинское население Правобережья и Галичины, которые по польско-турецкому договору 1714 года снова оказались под властью Польши. Утвердивших в своих старых владениях, польские магнаты продолжали политику колонизации и латинизации местного населения. Селяне, как и раньше, должны были отбывать тяжелую панщину, исполнять многие другие повинности. В феодальной зависимости находилась и мелкая шляхта. Тяжкие притеснения испытывала православная вера».

«Конец вольной Сечи знаменовал собой и конец украинской самостоятельности. Последующая история Малороссии, как Гетманщины, так и Украины, оставшейся во владении Польши, печальна и мрачна. Пока существовала Польша, малорусский народ не переставал делать попытки сбросить с себя рабское иго, наложенное на него панами, которое становилось все тяжелее.

Особенной свирепостью отличалось крестьянское восстание, известное под именем Колиивщины и поднятое Железняком и сотником Гонтой. Но это были последние вспышки догоравшего огня – стремления к воле и земле.

Когда Польша оказалась поставленной между тремя соседними государствами – Россией, Польшей и Австрией, большая часть польской Малороссии отошла к России. Гетманы и все старинное собственное управление были упразднены, народ был обращен в крепостное состояние. Громадные пространства плодородных земель, очутившихся в руках русского государства, благодаря присоединению Малороссии и Новороссии, сосредоточивались вскоре в руках вельмож, которым они были пожалованы за разные заслуги, или же земли были расхищены и скуплены местными владельцами. Состояние Малороссии, как в отношении внутреннего управления, так в отношениях между сословиями, перестало, начиная с Елизаветы II, различаться от того, что существовало в остальной России. Малорусские помещики, потомки войсковой старшины и состоятельных казаков, успели добиться для себя равных прав с русским дворянством и таким образом отделили свою судьбу от народа».

«На протяжении столетия Гетманщина была центром политической жизни Украины. Хотя россияне контролировали ее внешние отношения и военные компании, а также постоянно вмешивались во внутренние дела, все же управление и социально-экономическая политика Гетманщины осуществлять украинцами, им принадлежали ключевые позиции в судах, финансах, армии.

Самоуправление благоприятствовало подъему украинской шляхетской элиты, гордой своими традициями. Даже в 1767 году старшинские послы в Законодательную комиссию не приняли реформы Екатерины II, уверенно заявив: «Наши законы наилучшие».

Сама Гетманщина явила для политических деятелей Украины начала XIX века прецедент украинского самоуправления».

«Почти нет ни одного крупного автора, в произведении которого не встретился бы тот или иной тип малоросса. Обыкновенно в таком виде он и известен нам: медлительно-ленивый, с карими, ласково-грустными очами, с мягким, непривычным нашему слуху выговором, хладнокровный юморист и большой патриот своего отечества. Однако судить по этим знакомым нам типам обо всем народе было бы ошибочно, тем более, что при своей любви к родной земле и при отсутствии предприимчивости малороссы – простолюдины редко покидают родину, разве по неволе, когда забреют рекруту лоб и погонят его на чужую сторону. Надо пожить где-нибудь в самом сердце Украины, Полтавской или Киевской губернии, чтобы понять душу украинского народа, столь отличную от русского народного духа. Недаром обе народности, являющиеся по происхождению родными братьями, не слишком долюбливают друг друга и трунят один над другим». Великороссы честят украинцев «хохлами» еще с тех времен, когда знаменитый «оселедец» составлял украшение каждого казака. Те в свою очередь прозвали бородатых русских «кацапами» (от малорусского цап – «козел»)».

Исторические события противопоставляли Украину Польше и Московской Руси. Борьба с Польшей охватывает главные события украинской истории и представляет бой не на жизнь, а на смерть, и тем не менее отношения украинцев к полякам проникнуты, пожалуй, меньшей нетерпимостью, чем чувства, питаемые ими к нам, русским. И это понятно. Малороссы и ляхи боролись друг с другом, как равный с равным, научившись уважать силу врага; в эпохи затишья малорусский народ неизбежно перенимал от поляков все культурные успехи Запада. Между тем со стороны московского, а затем петербургского правительства украинцы со времен Богдана Хмельницкого не видели ничего, кроме насилия, тем более нестерпимого, что оно исходило от государства и народа, который по своей культуре стоял в глазах малороссов ниже того уровня, который существовал у них. Отсюда обидное чувство, затаившееся в глубине души, которое изгладится, как скоро украинский народ убедится, что восточному брату и соседу его, массе русского народа жилось нисколько не лучше.

Несмотря на общую веру и очень сходный язык в характере этих обоих народов очень много разного. Различие бросается в глаза уже во внешности, начиная с выражения и черт лица, и кончая манерами, одеждой, обычаями и всем складом души.

Лицо, говорят, зеркало души, и в этом случае выражение лица малоросса действительно отражает на себе его внутренний мир, его характер. Вы прочтете на нем многое. И лукавый блеск то мягкого, то жесткого юмора в глазах, и несколько сентиментальную мечтаемость, и спокойную задумчивость, которую во мгновение ока может согнать выражение холодного гнева или взрыв смеха, которому охотно предаются парубки и девчата. Но при всех переливах выражения вы все-таки замечаете, что не все движение души выливается в выражении лица: что-то всегда остается на дне ее, не так как у добродушного и чересчур откровенного великоросса. И от того украинца справедливо называют лукавым хохлом. Лукавство выражалось в прошлом в разнообразных «фиглях», военных хитростях, на которые были такие мастера запорожцы, а теперь обнаруживается всякий раз, как кому-нибудь приходит охота надуть добродушного с виду хохла.

Надуть иногда и удается, но чаще, даже в случае удачи, в смешном положении оказывается надувший, а не его жертва. Одно какое-нибудь спокойно ввернутое словечко склоняет победу хотя бы по внешности на сторону обманутого.

Распоряжаясь всем домашним хозяйством, малорусская женщина является истинной хозяйкой дома. При врожденном ее лукавстве, подвижности и готовности ежеминутно пустить в дело свой звонкий голос, изливая целые потоки слов, от которых ее «чоловік» только рукой отмахивается, неудивительно, что украинка является обыкновенно главой дома.

Если что не по ней, то хитрая баба не тем, так другим непременно добьется своего. Присоедините к этому еще свойственное женщинам любопытство, охоту вмешиваться в чужие дела, умение ловко владеть ухватом или дрючком, и вот перед вами образ энергичной хозяйки, перед которой отступает всякий малоросс.

Обитая в краю теплом, солнечном и урожайном, среди более разнообразной красивой природы, малоросс, естественно, больше сжился и ценит ее, чем северяне, которых длинная зима и частое ненастье надолго запирает в жилище. Эта любовь к природе, к ее звукам, формам и краскам проявляется у малоросса на каждом шагу. Он мечтателен и чувствителен, любит всякую музыку и обладает природной музыкальностью, предпочитает в одежде яркие цвета и красивый покрой. Действительно, малорусская одежда, как мужская, так и женская, не только удобна, но и очень красива, сильно отличаясь и превосходя в этих отношениях великорусские народные наряды. Толпа парубков и девчат, разодетая в праздник и толпящаяся где-нибудь на площади в ожидании увеселений, представляет в высшей степени яркую и оживленную картину, напоминающую пестрое сочетание разнообразных цветов где-нибудь на жарко освещенной солнцем поляне или в светлом углу сада.

В Малороссии же не существовало обычного в остальной России общинного владения землей, которое волей-неволей придало известное однообразие характеру жизни крестьянина, привив ему некоторую стадность, выражающуюся, например, в том, что в великорусских деревнях все избы не только на один лад, но и выстроены в тесный длинный ряд вдоль единственной улицы деревни. В Малороссии селения обыкновенно расположены в красивой местности-возле речки, на склоне или на дне живописной балки, так что, когда едешь мимо них весною, когда плодовые деревья в цвету и везде раздаются песни молодежи и соловьиный рокот, то невольно скажешь, что это край поэтический.

За хатами обыкновенно огороды, но не такие, к каким привык наш глаз, с грядами низкой растительности. Чего только нет в этом огороде в конце лета! Вперемежку на влажной горячей почве тут и громадные дыни, колоссальные тыквы, фасоль, огурцы, и целыми рядами стоят, поникнув громадными головами, млея в теплом воздухе под солнечным зноем, подсолнечники и другие высокие и кустистые растения. В садах самые обычные деревья – сливы, груши и яблони.

В Малороссии отцы по большой части при жизни отделяют женатых сыновей. Если они не всегда распределяют между ними имение, и требуют общей работы, то по крайней мере строят каждому сыну отдельную хату, в которой молодая чета живет и устраивается по своему желанию, не имея неприятных столкновений с прочими членами семьи.

В противоположность великороссу малоросс индивидуалист. Издавна имея свое поле в качестве собственника или по крайней мере единственного распоряжающегося хозяйством лица, малоросс отвык от подчинения себя в житейском обиходе общей воле и развел в себе привычку жить сам по себе. Большой достаток, проистекающий от плодородия почвы, более высокая культура, развитая частью из древнерусских основ, частью заимствованная через Польшу с запада, сделала малоросса более требовательным к жизненным удобствам. Он очень неравнодушен к домашнему комфорту, любит уют, чистоту в доме, красивое убранство вкусную, разнообразную пищу, красивую яркую одежду. Это видно, как только войдешь в хату. По сравнению с великорусской избой внутренность ее поражает чистотой и каким-то общим стремлением к красоте и порядку.

В прежние времена малоросс решительно склонялся к частному землевладению. Он всегда был жаден до земли, как истый хлебороб. За землю и волю именно и бились Украина с Польшей.

Сколько работы убрать огород, сад! Какое изобилие разнообразных плодов и овощей! В это время на базарах появляются груды яблок, слив, арбузов, тыкв, дынь и всяких овощей, каких мы, северные жители, подчас и в глаза не видали. Сколько всяких кушаний в состоянии изготовить из них искусные малоросские хозяйки! Сколько можно изготовить впрок всяких варений, наливок и прочей снеди. Не мудрено, если при изобилии и разнообразии плодов земных малоросс большой охотник вкусно и хорошо покушать.

Земледельцы, успешная работа которых так сильно зависит от природы, вообще бывают религиозны, то есть строго соблюдают не только обряды вероучения, но и все тесно сросшиеся с ними суеверные и иные обычаи, обломки давней старины. На Украине приверженность к религии, набожность, усилилась еще по условиям исторической жизни: народ малорусский долго боролся за свою независимость под стягом православной веры, к которой прилепился всеми силами своей души. Набожность его, религиозное настроение, привычка чувствовать над собой силу, от которой зависит все земное благополучие, свободно уживается в малороссе с верою во всякую чертовщину, которая мерещится ему на каждом шагу. Сама природа Малороссии – чудная, темные ночи, фанатический вид растительности под черным пологом звездного неба, темные зеркала недвижных вод в речках и прудах, обрамленных стенами высоких камышей – все настраивает человека на мечтательный лад и будит в нем чувства таинственного и страшного.

Девушки пользуются большой свободой. Здесь у родителей не в обычае присматривать за ними, и не случается, чтобы в разгаре веселья на «вулице» появилась какая-нибудь строгая мать, которая с упреками и с разными суровыми выражениями гонит дочерей домой, что нередко приходится наблюдать в наших деревнях. Также и парубки меньше испытывают на себе гнет отцовской власти. В этом сказывается одна из отличительных черт малорусского характера по сравнению с великорусским – более широкая свобода личности, которую не тяготит семейный строй.

В наших народных песнях и сказках, в литературе («Гроза» Островского) – жалоба на беспощадный главный сюжет. Сына женят насильно на немилой, дочь выдают против склонности ее замуж, муж – мучит жену, свекровь – невестку. Ссоры, несчастья, преступления и гибель сопутствуют этой ужасной семейной обстановке, которая потеряла всякий смысл существования. В Малороссии, где во владении семьей и имуществом преобладало не общинное начало, а личная собственность, если и существовали те же грустные явления, то в гораздо более слабой степени. Личность человека не страдала от таких издевательств над собой. Потому ли, что возле простиралась вольная степь, куда можно было уйти казаковать или чумаковать, или же потому, что каждый имел право распоряжаться свободно своим имуществом, не подчиняясь воле общины, «мира», только малоросс чувствует себя в качестве личности гораздо свободнее, чем великоросс. Это чувствуется на каждом шагу.

Здесь, например совершенно не принято говорить «ты»: все обращаются друг к другу на «вы», если, конечно, не состоят в дружеских отношениях. В отношениях с барином, с чиновником малоросс держит себя, если и почтительно, то не раболепно. Большая свобода личности среди малороссов проявлялась прежде в многочисленных союзах, братствах, товариществах, существовавших как среди горожан, так и в селениях, в которых каждый член был равноправен с другими. Лучшим выражением этого духа равенства и свободы явилось знаменитое «товариство» войска запорожского. Сколько столетий существовала Сечь, в которой кошевой и все войсковые чины являлись выбранными и могли быть смещены в любой время, и тем не менее, при добровольном подчинении каждого общей воле и общему порядку, нигде человек не чувствовал себя столь легко и свободно, как в «недрах» войска.

Большая свобода личности среди украинского народа связана, конечно с большим уважением и признанием ее прав.

От того в отношениях между людьми на Украине меньше грубостей, меньше проступков против общественной нравственности. В то время, как среди русского простонародья брань и неприличные, грубые выражения составляют уже давно необходимые украшения речи, в Малороссии подобное обращение является более или менее зазорным, составляет обиду, которую малоросс при своей мстительности не легко спускает и долго таит в душе. Бранное слово малоросс заменяет гораздо более острым оружием – юмором, насмешкой, которая при свойственной ему медлительности и спокойствии приобретает особенную соль.

В то время, как великоросс обыкновенно сперва чувствует, а потом думает, вследствие чего часто попадает впросак и чешет затылок («задним умом крепок»), когда уже поздно поправить сделанное, флегматичный малоросс сперва раскидывает умом, а потом приступает к действию. Это позволяет ему иметь всегда перевес в словесном состоянии, побивать противника словом».

«Во всех приказах находится очень много писцов, пишущим красивым почерком и довольно хорошо обученных счетному искусству. Брать подарки всем воспрещено под угрозою наказания кнутом, но втайне это все-таки происходит: особенно часто писцы берут «посулы», благодаря которым часто можно узнавать и о самых секретных делах, находящимся в их руках. Иногда они даже сами идут к тем, кого данное обстоятельство касается, и предлагают им за некоторое количество денег открыть дела. При этом часто они допускают грубый обман, сообщая вымышленное вместо истинного, частью из боязни опасности для себя в случае, если дело выйдет наружу, частью же вследствие незнания дела».

«В приказах с боярами и прочими судьями сидеть и дела слушать и приговаривать общее, а оные приговоры крепить и помечать и указы закреплять им, дьяком, одним».

«Цель Вашей работы заключается не в полном изменении существующего порядка управления, но и в его усовершенствовании посредством некоторых частных перемен и дополнений».

«Прекрати сечь, исчезнет власть. Как нужна соль русскому человеку, как нужен черный хлеб русскому мужику – так ему нужны розги. И если без соли пропадает человек, так без розог пропадает народ».

«Все требуют денег из государственного казначейства и для государственных нужд, и для промышленных предприятий, и для собственного благополучия. Если мы берем от населения более, чем оно может дать. То понятно, что мы увеличиваем число нищих. Рвутся за деньгами и те, которым хочется весело пожить за счет казны».

«Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть земного шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячи лет.

Господи, помоги мне!»

«В стране, находящейся в периоде перестройки, а следовательно и брожения, каждый законопроект должен соотноситься с благом государства, учитывать его интересы, все умения, требуемые жизнью.

Наше Отечество должно превратиться в правовое государство. Пока писанный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц».

«Развертываются широкие и заманчивые программы будущих реформ, затем происходит какой-то маневр, поражение без боя, отступление без сражения, и из программы исчезает значительная часть того, что недавно в ней красовалось».

«Главные враги Столыпина – петербургские сферы и высшее чиновничество. Эта среда не отличается стальной упругостью, но – болотной вязкостью».

«К началу сентября сего года среди самых широких и различных слов общества резко отметилось исключительное повышение оппозиционности и озлобленности настроения, достигшая таких исключительных размеров, каких не было в широких массах даже в период 1905–1906 годов.

За последнее время все без исключения выражают уверенность в том, «что мы на кануне крупных событий в сравнении с которыми 1905 год – игрушка».

«Положение на Украине создалось очень тяжелое. Фактически власть Центральной Рады и Генерального секретариата не выходила за границы Киева, провинция их не знала, и это было величайшей ошибкой Генерального секретариата. Украину охватила анархия. С фронта шли дезертиры, вооруженные винтовками, пулеметами, даже пушками; все усилия поднять воинский дух, убедить солдат продолжать войну были бесполезны. Паника охватила всю Украину.

Выходом из этих тяжелых обстоятельств было, как казалось, создание вольного казачества, организация его началась стихийно».

«На переговорах в Бресте представители Германии и Австро-Венгрии признали независимость Украинской Народной Республики, несмотря на заявления возглавляющего московскую делегацию Л. Троцкого о том, что большая часть Украины контролируется Харьковским Народным Секретариатом.

Дополнительными условиями Брестского договора были вооруженная помощь Украинской Республике для борьбы с большевиками и заем в сумме миллиона карбованцев.

Когда усилились слухи о приближении немцев, большевистские войска побежали с Украины. 2 марта 1918 года украинское правительство вернулось в Киев, а 3 марта в город прибыли первые немецкие эшелоны.

Положение украинского правительства было очень тяжелым. Оно не имело реальной силы, чтобы противостоять немцам, которые заявили, что пришли как друзья, чтобы освободить Украину от большевиков, но в действительности вели себя как оккупанты. Возникали конфликты. Армии Украина не имела. После массовой демобилизации Центральная рада не создала новой армии.

29 апреля на заседании Центральной Рады был одобрен проект Конституции УНР, изменен земельный закон и избран руководитель страны, которым стал М. Грушевский.

Это было последнее заседание Центральной Рады. В тот час, когда она обговаривала законы, на съезде хлеборобов в Киеве был выбран гетман Павел Скоропадский, и немецкая власть санкционировала переворот. Украина стала «Украинской державой».

«На этом закончилась регулярная освободительная борьба за волю Украины. 18 марта 1921 года в Риге был подписан мирный договор между Польшей и Советской Россией. Польша признала Украинскую Советскую Республику.

Так с 1921 года была ликвидирована независимость Украины. Все ее части оказались под разными оккупациями: с 1918 года Буковина – под румынской, с 1919 года Закарпатье – под Чешской, с 1921 года Надднепровская Украина – под советской и польской, с 1923 года Галичина – под польской».

«Исходя из смертельной опасности, которая нависла над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года

– продолжая тысячелетнюю традицию государственности в Украине,

– исходя из права на самоопределение, предусмотренного Уставом ООН и другими международно-правовыми документами,

– осуществляя Декларацию о государственном суверенитете Украины, Верховная Рада Украинской Советской Социальной Республики торжественно провозглашает независимость Украины и создание независимого Украинского государства – УКРАИНЫ.

Территория Украины является нераздельной и неприкосновенной.

Отныне на территории Украины являются законными исключительно Конституция и законы Украины».

«Солнце клонится к закату. Длинные тени легли поперек гребли и ползут через плетень на луга. Еще немного времени, и быстро начнутся сумерки, падает на землю ночь. Народ уже вернулся с полей, – вон у хаты видна пестрая толпа. Она не шумит, не движется, а словно замерла, как будто слушая кого-то. Жинки подперли ладонями щеки, а старые чоловики, как кто стал или сел, так и остался в грустной позе задумчивости. Посереди толпы свободное пространство, там сидит и поет ветхий слепец, помогая своему дребезжащему голосу не менее дребезжащими звуками, извлекаемыми у старой бандуры. Он поет «думу» о двух братьях, которые бежали из Азова. Из злой турецкой неволи. Когда это было? И было ли это? Да не все ли равно? Старый человек поет про старое время…

А ведь было же старое время, было, что казаки запорожцы бились с ляхами, бились с крымцами и турками. А еще раньше татары приходили. Киев разорили, а до того, кто знает что было. Было да быльем поросло.

Много сотен лет вырастала весной трава в степи, затянула она всю степь, накрыла курганы и овраги, и глубоко зарылась в ней шлемы и каленые стрелы печенежские, половецкие, косточки казацкие. Но осталась смутная память о том времени в людях. Работают они целыми днями, ночью спят, в бессонницу о своих делах думают, об урожае, о податях… А придет в деревню старик-кобзарь, забредет мирник с песнями-думами, и вспомнится каждому смутно, что было же время, были предки, и лилась кровь через всю Украину, за волю хлопскую и казацкую. Если бы вышла из земли вся та кровь, что пролилась на Украине, зеленая степь заалела бы гуще того, чем в то время, когда по ней зацветают красные маки и стелются яркими пятнами и полосами вдоль. Было время!

В XXI веке Хортица – место казацкой славы, Украины, давно известное всему миру. Подвиги запорожцев, украинских казаков, возглавивших борьбу всего народа за независимость, – золотые страницы истории Украины. Уже около двухсот лет почти весь культурный мир читает «Тараса Бульбу» великого Гоголя, читает и восхищается. Никто и никогда не сможет ни повторить эти подвиги, ни даже воспроизвести.

Также подвиги не повторятся, и уж тем более не воспроизводятся. Ими гордится весь народ. Гордится и берет пример. И тогда изменяется история страны, государства.

Украинский народ гордился и воспевал своих рыцарей, «подобным которых не было во всем свете». Профессиональные историки в один голос говорят, что именно украинские казаки – «отважные витязи, страшные для врагов» – никогда не боялись смерти в бою. Невозможно не процитировать «Тараса Бульбу» Николая Васильевича Гоголя в редакции «Миргорода» 1935 года:

«– За славу и за всех християн, какие живут на божьем свете! – сказал Бульба.

– За славу и христьян! – повторили ближние.

– За славу и християн! – повторили дальние.

– Теперь на коней хлопьята!

Все очутились на конях и выехали вместе стройной кучей. Все дышало силою, свыше естественной. Какое-то вдохновление этой веселости, какой-то трепет величия ощущался в сердцах этой гульливой и храброй толпы. Их черные и седые усы величаво опускались вниз; их лица были исполнены уверенности.

Вся конная колонна ударила на неприятеля твердо, не совокупляя всей своей силы, но как будто веселясь и играя своим положением. Без всякого теоретического понятия о регулярности, как будто бы происходившего от того, что сердца их страсти били в один такт единством всеобщей мысли. Ни один не отделялся; нигде не разрывалась эта масса.

Польские войска, которые было приняли их стремительным упорством, начали отступать, пораженные робостью и думая, не сверхъестественная ли какая сила начала помогать казакам. Лучшие расположения армии были совершенно уничтожены этой разрушительной силой. Вся эта конная толпа неслась как-то вдохновенно, не изменяясь, не охлаждая, не увеличивая своего пыла.

Это была картина, и нужно было живописцу схватить кисть и рисовать ее. Французский инженер, который был истинный в душе артист, бросил фитиль, которым готовился зажигать пушки, и, позабывшись, бил в ладоши, крича громко: «Браво, месье запороги!»