Николай Иванович Леонов

Алексей Викторович Макеев

Мелочи сыска

Глава 1

– Бедненький полковник Гуров! – со вздохом сказала Мария. – Представляю, как ему будет нелегко провести целых три часа в относительно культурном обществе! Ни тебе звона наручников, ни крепкого мужского словца, ни мрачных типов с бритыми затылками… После таких впечатлений любой спектакль покажется пресным – тут я совершенно с тобой согласна. Но все-таки учти – сегодня в главной роли занята твоя жена, а это чего-то да значит, верно? И как занята! Даже театральные обозреватели из Парижа и Лондона…

Несмотря на ироничность тона, в словах жены без труда угадывались упрек и досада. Гуров прекрасно понимал, какие чувства должна испытывать одна из лучших актрис страны, видя достаточно сдержанное отношение супруга к своему искусству. Последний спектакль, в котором она играла главную роль, имел бешеный успех не только в Москве – он действительно вызвал резонанс в европейской театральной прессе. И тем не менее Гуров до сих пор не нашел времени посмотреть этот спектакль, хотя с момента премьеры прошло уже два месяца и Мария устала задавать один и тот же вопрос: "Сегодня вечером ты наконец свободен?"

Ни одного свободного вечера Гуров так и не выкроил. Он был занят расследованием дела о тройном убийстве и работал так напряженно, что даже не всякий раз ночевал дома. Теперь дело было закончено и свободное время появилось, но, откровенно говоря, Гурову меньше всего хотелось сейчас в театр – он бы с большим удовольствием предпочел всласть поваляться на диване или выпить пива вместе со своим напарником Стасом Крячко, но понимал, что жена этого не поймет.

– Прости, дорогая, но ты меня, наверное, на так поняла, – смущенно откликнулся он. – Я просто спросил, нельзя ли перенести визит в театр на самое короткое время – скажем, на завтра… Я бы успел лучше подготовиться и настроиться на восприятие твоего шедевра. Признаться, сегодня я немного не в форме – эти мрачные типы с бритыми затылками, о которых ты говорила, меня доконали… Заодно хочу сделать одно маленькое замечание относительно культурного общества. Не хочу показаться брюзгой, но у меня давно складывается ощущение, что в культурной элите происходит что-то неладное. В театральной в том числе. Я и там вижу все больше мрачных типов с криминальными ухватками. А что касается крепкого словца, то, по-моему, сейчас даже студентки-первокурсницы ругаются как матросы. Я понимаю, времена трудные, и щепетильность сейчас не в моде, но…

– Ну это ты просто придираешься, Гуров! – сказала Мария, расчесывавшая перед зеркалом свои густые темные волосы. – Сгущаешь краски! Послушать тебя, так, куда ни кинь, везде филиал твоего любимого преступного мира! А кто же, по-твоему, творит, не дает угаснуть искре духовной жизни, кто ночей не спит, чтобы…

– Ты говоришь сейчас о милиции? – с невинным видом спросил Гуров.

Мария обернулась и запустила в мужа щеткой.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о милиции! – негодующе произнесла она.

– Прости, значит, мне показалось, – смиренно ответил Гуров и с поклоном подал жене не попавшую в цель щетку. – Ты сказала "ночей не спит", вот я и подумал…

– Ничего страшного! – отрезала Мария, опять поворачиваясь к зеркалу. – Выспишься во время представления. Большего я от тебя, кстати, не ожидаю и не требую. По крайней мере, тогда я смогу с чистой совестью отвечать недоброжелателям, что муж вовсе не равнодушен к моему творчеству и хотя бы тело его на спектаклях присутствует.

– Да, это будет сильный аргумент! – похвалил Гуров. – Так сказать, наш ответ Чемберлену. Но почему именно сегодня, почему не завтра?

– Все очень просто, – сказала Мария. – Если уж смотреть спектакль, то с участием Белинкова. Сегодня он будет моим партнером, а завтра уже нет. Не знаю, что получится у нас с Томилиным. Если честно, я в него совершенно не верю!

Известный актер Белинков в рекомендациях не нуждался – его красивое мужественное лицо красовалось на афишах и журнальных обложках, постоянно мелькало на телеэкране, он был талантлив, работоспособен и знаменит. Гуров шапочно был с ним даже знаком. Как, впрочем, и с Томилиным. Последний был ему все же симпатичней. Подступавший к пятидесятилетнему рубежу, не слишком ровный, не слишком удачливый, не слишком знаменитый Томилин импонировал Гурову своим философским, с немалой долей иронии, отношением не только к себе, но и вообще к жизни. Для него было обычным делом беззлобно посмеиваться над устойчивыми театральными мифами, над звездной иерархией, над претензиями коллег именоваться жрецами искусства, властителями дум и прочими пышными титулами. "Комедианты мы – и более ничего!" – говорил он, грустно подмигивая, и, похоже, говорил серьезно, несмотря на демонстративную ироничность тона. Может быть, потому и не слишком многого добился – чтобы стать звездой, нужно прежде всего самому поверить в свою исключительность.

– Ну, что касается меня, то я-то как раз предпочел бы Томилина, – заметил Гуров, но, поймав в зеркале разгневанный взгляд жены, тут же добавил: – Разумеется, это очень субъективное мнение. Но куда же завтра денется твой Белинков? Неужели рванет с "чесом" по деревням?

– Послушай, Гуров! – опуская руки, с отчаянием сказала Мария. – Твои замечания меня убивают! Белинков поедет с "чесом"! Упаси тебя бог произнести это в обществе! На самом деле у Белинкова несчастье. У него тяжело болен отец. Требуется операция, которую могут сделать только в Германии. Очень недешевое удовольствие, между прочим. И вот Белинков собрал наконец требуемую сумму и теперь лично везет отца в Гамбург… Да, по-моему, в Гамбург. Так что ни о каком "чесе" речи не идет, как видишь… Ты все время сетуешь, что в обществе намеренно распространяется превратное мнение о сотрудниках милиции, но, между прочим, по отношению к жрецам Мельпомены сам проводишь не очень-то красивую линию.

– Наголову разбит и забираю свои слова обратно, – заявил Гуров. – Все до одного. Все вопросы автоматически снимаются. Сегодня же оживлю ваше представление своим личным присутствием.

– Ну, Гуров, утешил! – насмешливо сказала Мария. – А я уж совсем потеряла всякую надежду. Значит, тогда сделаем так – ты отвозишь меня сейчас в театр, а в семь вечера, напудренный и завитой, являешься сам. Надеюсь, никаких неожиданностей на сегодняшний вечер ты мне не приготовил?

– Неожиданности потому так и называются, – рассудительно заметил Гуров, – что их никто не ожидает. Даже полковник Гуров. Поэтому никаких комментариев на этот счет дать не могу.

Мария погрозила ему пальцем.

– Комментарии меня не волнуют, – сказала она. – А вот честное слово, что неожиданностей сегодня не произойдет, ты мне дашь. Иначе сам знаешь, что будет.

Гуров смущенно почесал затылок.

– Наш разговор приобретает какой-то мистический характер, – заметил он. – Ты заставляешь меня давать совершенно иррациональные обещания, а вдобавок угрожаешь чем-то неведомым, утверждая, будто мне известно, что это будет такое. Но, дорогая, я не пророк и не умею предсказывать будущее!

– В таком случае, я предскажу, – решительно парировала Мария. – Будущее твое будет безрадостным. Если ты не выполнишь моей просьбы, в которой я, кстати, не нахожу абсолютно ничего иррационального… Однако я уже опаздываю! И все потому, что ты втягиваешь меня в бесплодную дискуссию…

– Я домчу тебя в одну минуту, мое сокровище! – добродушно сказал Гуров. – Дискуссии и правда не моя грядка. Я – человек действия, и ты в этом немедленно убедишься!

Минут через пять уверенной рукой он уже вел свой "Пежо" по московским улицам. Солнце клонилось к западу и почти скрылось за силуэтами высотных зданий. Но его лучи то и дело предательски выстреливали из-за какой-нибудь стены или сквозь листву в парках, и этот остывающий, но все еще ослепительный красноватый отблеск заставлял Гурова болезненно жмуриться. Он жалел, что не захватил с собой темных очков.

Мария на шалости солнца не реагировала. Она уже вся ушла в себя, закрылась, и даже что-то незнакомое, почти чужое появилось сейчас в ее чертах. Гурова это, впрочем, нисколько не смущало, а даже, пожалуй, волновало и притягивало еще больше, словно прекрасная женщина в его машине была лишь случайной попутчицей и им обоим еще только предстояло пройти весь сладостный путь взаимного узнавания, надежд и встреч.

Гуров не уставал восхищаться своей женой – тому, как гармонично сочетались в этой удивительной женщине такие исключительные качества, как талант, ум и красота. И еще про себя он всегда удивлялся, почему повезло именно ему, и за какие такие заслуги судьба послала ему счастье на закате дней. Наедине с самим собой Гуров вовсе не стеснялся выражаться высокопарно.

Однако, если бы ему вдруг пришлось озвучить свои мысли, он выразился бы по этому поводу предельно энергично и кратко. "Дуракам счастье!" – сказал бы он. И, пожалуй, был бы не прав – несмотря на возраст, полковник Гуров оставался импозантным мужчиной, а седина на висках только придавала ему особенный шарм. Его высокая фигура, широкие плечи и уверенная осанка до сих пор производили неизгладимое впечатление на прекрасную половину человечества. Самокритика Гурова не имела под собой никаких оснований – вместе с женой они составляли прекрасную пару.

Единственная претензия, которую Мария неизменно высказывала Гурову, была классической – как всякий сыщик, Гуров гораздо больше времени проводил где угодно, но только не дома. Справедливости ради стоит отметить, что и сама Мария Строева при весьма интенсивном графике своей работы – репетиции, спектакли, гастроли – не могла считаться образцовой домоседкой, потому и претензии ее к мужу не отличались особенной агрессивностью. Гурову не на что было жаловаться.

Сегодня же он был почти счастлив – после относительно продолжительного периода некоторой взаимной неудовлетворенности и небольшой пикировки напоследок впереди у них забрезжило что-то очень похожее на семейную гармонию – пробилось, как теплый луч солнца сквозь зелень листвы на бульваре. И хотя жена уже почти не обращала на него внимания, с головой уйдя в переживания по поводу предстоящего спектакля, настроение у Гурова улучшалось с каждой минутой.

Высадив Марию возле театра, он помахал ей вслед и с теплым чувством в душе поехал обратно. Ему еще предстояло подготовиться к выходу – "напудриться", по выражению Марии, но эта часть программы тоже не вызывала у него обычного для мужского пола напряжения. Гуров понимал толк в хорошей одежде и умел выглядеть безукоризненно даже на работе – неважно, сидел ли он при этом в кабинете, обложившись пыльными бумагами, или преследовал в проходном дворе отстреливающегося бандита. По этому поводу сам генерал Орлов не уставал приводить его в пример остальным сотрудникам главка – к вящему неудовольствию полковника Крячко, который делил с Гуровым не только кабинет, но также все заботы и радости, выпадающие на долю оперативного работника.

Сам Крячко, будучи человеком веселым, жизнерадостным и даже отчасти легкомысленным, отдавал предпочтение в одежде сугубо демократическому стилю – старые джинсы и застиранная ковбойка были его обычной униформой. Ничего удивительного, что именно ему чаще всего советовали брать пример с Гурова. Крячко неизменно в ответ на это отшучивался, а в худшую минуту ворчал, но изменений в свой имидж вносить не спешил. Он тоже был старым оперативником и характер имел железный.

Гуров относился ко всему этому с добродушным юмором, полагая, что каждый волен иметь собственный взгляд на вещи, и примером себя не считал. Однако при любых обстоятельствах старался держаться джентльменом, что, собственно, не составляло для него никакого труда – привычка быть в форме давно стала его второй натурой.

Однако, собираясь на спектакль, которым так гордилась жена, он превзошел самого себя – в новом темно-синем костюме и шикарном галстуке Гуров был похож на человека, прямиком направляющегося или на прием во дворец, или, по крайней мере, на собственную свадьбу.

Пожалуй, Гуров именно так и воспринимал сегодняшний вечер – если не как свадьбу, то уж как праздник наверняка. Так он и отправился в театр – в предвкушении чего-то яркого и необычайного, с ожиданием праздника в душе.

Неожиданности начались уже в фойе и продолжились до самого зрительного зала. Опытный глаз Гурова сразу отметил странную нервозность среди театральных служащих – гардеробщиц, продавцов программок, буфетчиц – все они казались рассеянными и возбужденными, а встречаясь друг с другом, сразу принимались шушукаться, нисколько не обращая внимания на зрителей. Да и с театралами тоже было что-то неладно. Многие из тех, кто пришел посмотреть спектакль, выглядели растерянными и разочарованными. Довольно быстро выяснилось, что по каким-то причинам представление задерживается – то ли заболел актер, то ли произошла какая-то накладка, подробностей никто не знал. Однако где-то в толпе уже прозвучала фамилия Белинкова, и заинтригованный Гуров отправился за кулисы.

На правах мужа Марии Строевой он проходил туда без труда, хотя обыкновенно к посторонним относились здесь очень строго. Однако сегодня все выглядело иначе – при желании в святая святых беспрепятственно мог попасть целый взвод. Те, кто отвечал за порядок, тоже шушукались по углам, взволнованно, но совершенно незряче озираясь время от времени по сторонам.

Явно недоумевая, Гуров прошел в гримерку своей жены. Поразительно, но ее там не было. Вместо жены Гуров нашел там комика Вагряжского, в сегодняшнем спектакле не занятого. На сцене актер Вагряжский казался веселым и бодрым человеком, немного неловким, но неизменно энергичным и неунывающим. Грим и искусство портного облагораживали внешность этого любимца публики, и только при ближайшем знакомстве оказывалось, что Вагряжскому уже за пятьдесят, что он нездорово выглядит, что актер неряшлив и отравлен скепсисом.

Сейчас он сидел или скорее полулежал, провалившись по самые плечи в старое пыльное кресло, и курил длинную вонючую сигару. Вокруг головы Вагряжского плавали сизые кольца табачного дыма, а на его морщинистом лице было написано отвращение. Увидев Гурова, он слегка пошевелился, помахал в воздухе сигарой и изобразил на лице что-то отдаленно похожее на улыбку.

– Достойный муж достойной супруги своей! Приветствую тебя в сих чертогах! – напыщенно и скрипуче провозгласил он, и Гуров понял, что Вагряжский немного пьян.

– Здравствуйте, – сказал он суховато. – Вообще-то я как раз супругу и ищу. Не знаете, где она?

– Завидую, господин полковник, завидую черной завистью! – прокряхтел Вагряжский, делая попытки выбраться из кресла. – Вашему невероятному семейному альянсу завидую… Конечно, Мария красавица, кто же спорит, но моя жена тоже была когда-то не из последних. Однако я уже на втором месяце брака искал не супругу, а, извините, обходной маневр… Впрочем, все это уже в прошлом. Ныне я холост, а следовательно, свободен во всех смыслах… А вы здесь, господин полковник, с целью приобщиться к миру прекрасного или же по служебному делу? – закончил он с любопытством.

Гуров тоже, в свою очередь, удивился.

– Гм, чем вызван такой странный вопрос? – поинтересовался он. – Профессия, конечно, откладывает отпечаток, да и однажды я действительно занимался расследованием в этом самом театре, но это вовсе не значит, что я не могу просто прийти посмотреть спектакль, в котором, кстати, занята моя жена.

– А-а… – почему-то разочарованно протянул Вагряжский. – А я-то уж было решил…

– Что вы решили? – подозрительно спросил Гуров. – Что тут у вас вообще, черт возьми, происходит? Такое впечатление, будто вас вот-вот должны выселить из этого здания… Почему задерживается спектакль?

Вагряжский задумчиво посмотрел на Гурова, механически изобразил на лице гримасу комического отчаяния и опять с кряхтением опустился в кресло.

– Так вы действительно ничего не знаете! – с удовлетворением произнес он. – Забавно! Признаться, на язык так и просится банальная шутка о профессионализме нашей милиции, но, с вашего разрешения, я оставлю ее при себе, – вздохнул он. – Чересчур банальна!

– Да уж, сделайте одолжение! – сердито ответил Гуров. – И вообще, какие у вас могут быть ко мне претензии? Я пришел в театр в качестве зрителя, и вы это отлично знаете. У вас тут что – зарезали кого-нибудь?

– Упаси бог! – лениво сказал Вагряжский. – Этого только не хватало. Хотя, конечно, как посмотреть… Можно сказать, что и зарезали – только без ножа. Звезду нашу… Не пугайтесь, Машенька тут ни при чем. Она сейчас вопрос с главным решает, кто заменит Белинкова. Собственно, Томилин здесь, но не вполне в форме – мы тут с ним позволили себе… ну вы понимаете… Кто же мог ожидать такого коварства со стороны Белинкова? Томилин полагал, что раньше завтрашнего вечера на сцену не выйдет, и не поберегся, конечно… Теперь у него из-за этого неприятный разговор с руководством, хотя по-человечески Томилина можно понять – он просто пытался скрасить тревожное ожидание. Если подумать, так вся наша жизнь – это попытка скрасить ожидание неизбежности… Вы согласны?

Вагряжский был явно настроен всласть поговорить. Но у Гурова от его цветистых путаных излияний голова пошла кругом.

– Послушайте, господин Вагряжский! – взмолился он. – Не втягивайте меня в философскую дискуссию о смысле жизни! Скажите толком, что здесь случилось и стоит ли рассчитывать на то, что спектакль все-таки состоится?

– Без-ус-лов-но! – отчеканил комик, многозначительно поднимая вверх сигару. – При любых обстоятельствах шоу должно продолжаться! Как говорится, смейся, паяц… Думаю, совсем уже скоро Томилин придет в надлежащий вид, и толпа получит то, чего жаждет – хлеба и зрелищ. А случилось, господин полковник, не здесь. Случилось у Белинкова дома, на Ленинградском проспекте. Его обчистили.

– Обчистили? – повторил Гуров. – Так вот в чем дело! Вы хотите сказать, что ограбили его квартиру?

– Ну да! – поморщился Вагряжский. – Может быть, слышали – он собирался везти отца в Германию на операцию. Скопил денег… Но ведь вы знаете эту русскую привычку держать капиталы в наличных, а наличные – в коробке из-под обуви! Естественно, к нему пришли.

– Печально, – заметил Гуров. – Надеюсь, сам Белинков не пострадал?

Вагряжский развел руками.

– Помилуйте! – сказал он. – Сам ничего не знаю! Питаюсь слухами. Все, что успел узнать, уже доложил вам. Остальное потом. Да вот, кажется, и сама хозяйка идет… Наверняка ей-то побольше моего известно.

Действительно, в коридоре прозвучали торопливые шаги, стук каблучков – и в гримерку вошла Мария. Гуров с трудом узнал жену. И дело было не только в сценическом платье и гриме. Лицо Марии выглядело усталым и злым. Отрицательные эмоции переполняли ее. Увидев Гурова, которого Мария так неправдоподобно долго уговаривала на посещение театра, она лишь сказала: "А, ты здесь!" – и в раздражении уселась в свободное кресло перед тройным зеркалом.

Вагряжский незаметно для нее изобразил на лице гримасу, которая должна была означать что-то вроде "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" и осторожно спросил:

– Ну что, Машенька, все утряслось?

– Все прахом! – не оборачиваясь, сказала Мария. – Сегодня у нас будет провал. Томилин пьян, у меня нет сил, труппа вся как с цепи сорвалась. Честнее было бы вообще отменить спектакль!

– Чепуха! – авторитетно заявил Вагряжский. – Шоу должно продолжаться при любых обстоятельствах. Толпа ждет! И с чего вы взяли, что будет провал? Вот увидите – сыграете, как богиня! На безумной, так сказать, волне! И на Томилине зря ставите крест. Томилин еще вас сегодня удивит, поверьте моему опыту. А то, что он слегка…

– Да уж, удивит обязательно! – перебила его Мария. – Уже удивил… Ты уже слышал, что случилось? – вдруг обратилась она к мужу.

– Немного, – сказал Гуров и поспешно добавил: – Сразу заявляю – к этой неожиданности я лично не имею ни малейшего отношения. И вообще, сегодня вечером криминал не по моей части. Я сейчас же иду в зал и занимаю свое место…

– А я не желаю, чтобы мой муж смотрел на это убожество! – неожиданно повысила голос Мария. – Я просто настаиваю, чтобы ты пропустил сегодняшний балаган! У меня все валится из рук. Это хуже, чем предстать перед любимым человеком заспанной и с перьями в волосах! Ты не пойдешь в зал, слышишь!

– Гм, а куда же я, в таком случае, пойду? – спросил растерявшийся Гуров. – Несколько глупо два часа наряжаться, чтобы потом съездить до театра и обратно – тебе не кажется?

– Знаешь что? – Мария обратила к нему просительный взгляд. – У тебя же есть возможности… Попроси, чтобы тебя назначили на это дело! Я рассказывала тебе о планах Белинкова. Так вот, у него украли все его деньги, самого чуть не убили – он сейчас на грани помешательства. Это же полный крах для него. А я уверена, ты сумеешь помочь!

– А правда, Гуров, голубчик! – оживился Вагряжский. – Почему бы вам, и в самом деле, не принять участие? Для вас же найти каких-то паршивых грабителей – раз плюнуть! И для вас реклама какая – это же не кто-нибудь, это Белинков! Подумайте!

– Это вы подумайте, что только что сказали, – хмуро отозвался Гуров. – По-вашему, оперативным работникам реклама требуется? У нас все-таки не шоу, господин Вагряжский.

– Ну-у, может быть, я неверно выразился, – пробормотал озадаченный комик. – Я только имел в виду… Одним словом, по моему глубокому убеждению, то, что вы здесь – это перст божий! И вы должны следовать предначертанию.

– Какой перст! – невольно улыбнулся Гуров. – Это вы, пожалуй, хватили лишку! Я здесь всего лишь, как говорится, "волею пославшей мя жены"…

– Это почти одно и то же, – быстро парировал Вагряжский. – Тем более что с ее стороны уже поступила подобная просьба. Или, как это у вас называется – заявление, наверное? А на заявление вы обязаны отреагировать, да-с! – важно закончил он.

– Я уже не могу слушать этот бред! – прижимая пальцы к вискам, с отчаянием сказала Мария. – Прекратите, Николай Евгеньевич, умоляю! Что вы несете? Какое заявление? А, впрочем, так оно и есть. Можешь считать это моим личным заявлением. Уж такую-то мелочь ты для меня можешь сделать?

– Я могу, – осторожно сказал Гуров. – Просто неудобно как-то – там ведь сейчас, наверное, уже вовсю следственные мероприятия проводятся, а тут вдруг я ни с того ни с сего – возьмите, мол, за рубль двадцать – знаменитый полковник Гуров!

– И тем не менее это правда! – упрямо сказала Мария. – Именно знаменитый, именно Гуров! Я понимаю, что в милиции и без тебя люди имеются, но речь ведь идет о жизни и смерти. Если бы ты знал, как Белинков любит своего отца! Если он, не дай бог, умрет… Короче говоря, я просто знаю, что ты найдешь этих гадов быстрее, чем кто-либо другой. А являться ни с того ни с сего тебя никто не заставляет. И, пожалуйста, не делай вид, будто не знаешь, как сделать, чтобы тебя подключили к этому расследованию.

– Довольно-довольно, снимаю все возражения! – воскликнул Гуров, шутливо поднимая вверх руки. – Действительно, что стоит знаменитому Гурову раскрыть какое-то ограбление? Да в два счета! Сейчас же позвоню генералу, обрадую старика…

– Вот и звони, – непреклонно сказала Мария. – Иди и звони. И вы, Николай Евгеньевич, тоже пойдите куда-нибудь – мне наконец надо хоть немного сосредоточиться…

– Удаляюсь, немедленно удаляюсь, божественная Мария Ивановна! – прокряхтел Вагряжский, выбираясь из кресла, как краб из панциря. – Пойду сейчас прямо в буфет. Ты уж не обижайся, но на твою божественную игру сегодня смотреть не хочу – катарсиса опасаюсь. А у меня настроение сегодня иное… лучезарное! Пойдемте, господин полковник, пропустим по маленькой, я угощаю!

– Польщен, – ответил Гуров. – Но вынужден отказаться. У меня тоже, понимаете ли, настроение, но, к сожалению, далеко не лучезарное.

– Понимаю, – смиренно произнес Вагряжский и тихо вышел.

Гуров подошел к жене и, опасаясь испортить грим, осторожно поцеловал ее в висок.

– Я все сделаю, – сказал он негромко. – Можешь не сомневаться. Не думай больше об этом. Я найду этих мерзавцев.

Мария, ничего не ответив, грустно покачала головой и провела ладонью по щеке мужа.

– Так скверно на душе! – призналась она. – Ты не представляешь. Мне казалось, что с Белинковым такого никогда не могло случиться. Его же все обожают!

– Джона Кеннеди тоже все обожали, – сказал Гуров, чтобы хоть что-то сказать. – Потом оказалось, что не все… Так я пойду. Удачи тебе!

Когда он вернулся в фойе, уже прозвучал долгожданный звонок. Истомившаяся публика с нетерпением потянулась в зал. Гуров в стороне от всех с задумчивым видом наблюдал за празднично разодетыми людьми, на самом деле думая о своем. Лишь когда опустело фойе и затих многоголосый шум толпы, он окинул взглядом портреты знаменитых актеров на стенах и подытожил размышления своим любимым афоризмом:

– Ну вот, значит, и попали – на ровном месте, да мордой об асфальт! – и, махнув рукой, направился к выходу.

Глава 2

– Послушай, Лева, – сказал Стас Крячко, усаживаясь на заднее сиденье гуровского "Пежо". – Я вообще-то не в претензии, что ты сосватал меня на это дело – за компанию-то и помирать веселее, но скажи откровенно – на хрена козе баян? То есть для чего тебе понадобилось лезть на глаза руководству? Знаешь ведь поговорку – на службу не напрашивайся, ну и так далее…

– Мария попросила, – коротко сказал Гуров. – Я люблю свою жену, а за любовь, Стас, приходится платить.

– А-а! – обескураженно протянул Крячко и хлопнул себя по лбу ладонью. – Ну да, как же я сразу не сообразил – они же работают в одном театре!

– В театре говорят – "служат", – поправил Гуров. – В последней пьесе они играют ведущие роли. А кроме того, у Белинкова похитили деньги, которые предназначались на операцию отцу.

– И много? – поинтересовался Крячко.

– Немало, – покачал головой Гуров. – Четыреста тысяч долларов.

Крячко присвистнул.

– И сколько украли?

– Да все и украли, – сказал Гуров. – Плюс золотишко и еще что-то по мелочи. Карманный компьютер, например… Только о краже речь не идет. Белинков дома был, когда все это случилось. Действовала хорошо организованная банда из четырех-пяти человек – возможно, больше… Ворвались в квартиру, когда хозяин собирался уходить, пригрозили оружием, потребовали деньги и ценности. Насколько я понял из материалов дела, Белинков особенно и не сопротивлялся.

– Значит, не дурак, – удовлетворенно заметил Крячко. – А с умным человеком и работать приятнее. Куда сейчас едем?

– На Ленинградский проспект, – объяснил Гуров. – Он там живет. Дом без охраны, только с домофоном. Но преступники им и не пользовались – просочились каким-то образом.

– Ничего хитрого, – заметил Крячко. – Могли код узнать, или жильцы дверь не закрыли, или с кем-нибудь за компанию. Народ у нас доверчивый.

– Доверчивый, но памятливый, – сказал Гуров. – Группу незнакомых людей кто-то из соседей наверняка должен был запомнить, а в данном случае – ничего. То есть из показаний соседей получается, что никто из них ничего подозрительного не видел и не слышал.

– А кто там работал?

– Следователь Булгин, ты его знаешь, толковый мужик, – ответил Гуров. – А из МУРа – майор Сорокин.

– И неужели никаких следов? – спросил Крячко.

– Вроде бы видели недалеко от дома "Жигули" вишневого цвета, – пожал плечами Гуров. – Сразу после ограбления в машину сели трое мужчин и быстро уехали. Сорокин выяснил при опросе свидетелей – кажется, по времени совпадает. Но ни номера машины, ни внешности этих троих никто не запомнил.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Крячко.

– Пока трудно сказать, – хмуря брови, сказал Гуров. – Сдается мне, что тут действовала та же группа, которую уже полгода ищут. И Булгин того же мнения придерживается. Почерк похож. Находят квартиру состоятельного человека, проникают туда без особенного шума, но с наглостью беспредельной и быстро чистят – в присутствии, так сказать, "клиента". Всегда с угрозой применения оружия, но в ход тем не менее до сих пор ни разу его не пускали.

– Что-то припоминаю, – откликнулся Крячко. – Кажется, в МУРе их иронически прозвали "гуманисты в особо крупном размере"?

– Да, я как раз их имею в виду, – кивнул Гуров. – Кстати, в похожих случаях тоже действовали три-четыре молодых человека и фигурировали "Жигули". Правда, кажется, автомобиль был другого цвета… Но я думаю, преступники могут в каждом отдельном случае просто использовать угнанную машину.

– Скорее всего, – согласился Крячко. – Им всего-то – подъехать да уехать. А потом машина отгоняется на прежнее место, и хозяин транспортного средства, даже если обнаружил к тому времени пропажу, оказывается на седьмом небе от счастья и никакого заявления в милицию не подает.

– Там могут быть какие-то нюансы, – сказал Гуров. – Обязательно нужно посмотреть те, схожие дела. Займешься этим сегодня же… После того, как навестим Белинкова.

– Надеешься услышать от него что-то новенькое? – спросил Крячко.

– Даже старенькое предпочитаю слышать своими ушами, – сказал Гуров. – Да и сам господин артист наверняка что-нибудь вспомнит. Надеюсь, он немного отошел от потрясения.

– А он хоть знает, что мы неумолимо приближаемся к его оскверненному жилищу? – спросил Крячко.

– Мы созванивались, – пояснил Гуров и, немного подумав, добавил: – Только попрошу тебя сдерживать там свой неистребимый оптимизм. Актеры – люди чувствительные. Твои шутки Белинков может неправильно понять. И вообще неудобно – все-таки партнер Марии, да и меня знает… Подумает еще, что я злорадствую по поводу его несчастья.

– Нелогично, – заметил Крячко. – Почему же, если шучу я, то злорадствуешь ты? Но, впрочем, как хочешь. Обещаю, что буду скромен и тих. Твой Белинков меня даже не заметит.

Разумеется, это было преувеличением. Как оказалось, Белинков увидел их еще из окна. По некоей нервной привычке, вдруг сформировавшейся у него после ограбления, знаменитый актер с утра торчал у окна, подозрительно всматриваясь в каждого человека, входящего в подъезд. Возможно, он надеялся, что преступники захотят повторить свой эксперимент в другой квартире, и тогда он их непременно сдаст милиции.

Гурова он, слава богу, узнал издалека, поэтому отпер дверь быстро и без лишних вопросов. Он так же быстро намеревался запереть ее, но оперативники попросили его не торопиться.

На лестничной площадке находилась еще одна квартира, и Гуров, внимательно осмотрев все вокруг, поинтересовался у Белинкова, кому она принадлежит.

– Вы, простите, уж не соседа ли моего подозреваете? – с нервным смешком спросил Белинков. – Абсурд полнейший! В этой квартире живет Гаврилов – журналист-международник. Интеллигентнейший человек, категорическая редкость в наши времена. Представить его с пистолетом и в маске просто невозможно. Кстати, он уже две недели в отъезде.

– Вот как, – кивнул Гуров. – Но кто-то, наверное, остался в квартире? Жена, дети…

– Дети давно живут отдельно, а жена Гаврилова отдыхает сейчас в Анталии. Почему-то Анталию она предпочитает всем другим курортам.

– Действительно странно, – с невинным видом отозвался Крячко. – Есть сколько угодно местечек куда интереснее. Например, я знаю такой чудесный уголок – и всего километрах в ста от Москвы. Правда, удобства во дворе, но…

Гуров выразительно посмотрел на него, и Крячко немедленно умолк. Белинков, слушавший его с напряженным вниманием, недоуменно моргнул два раза и перевел взгляд на Гурова.

– Простите, товарищ увлекся, – сказал тот. – Ну что же, к вопросу о соседях, с вашего разрешения, мы вернемся попозже, а теперь, Владимир Александрович, хотелось бы побеседовать с вами. Надеюсь, вы никуда не торопитесь?

Красивое лицо Белинкова болезненно искривилось. Он до сих пор не избавился от пережитого стресса.

– Мне теперь некуда торопиться, Лев Иванович! – с надрывом сказал он. – Я должен был выезжать сегодня в Германию… и вот все к черту… – он махнул рукой и отвернулся.

Оперативники переглянулись, и Гуров деликатно сказал:

– Мы постараемся сделать все возможное, Владимир Александрович, чтобы помочь вашей беде. Нужно только немного потерпеть. И, разумеется, помочь нам.

– Эх, да что толку! – снова взмахнул рукой актер и торопливо предложил: – Прошу вас, проходите! Как бы то ни было, не в коридоре же нам стоять.

Он провел оперативников в большую светлую комнату, окна которой выходили прямо на проспект. С высоты пятого этажа открывалась прекрасная панорама.

– Немного шумновато? – спросил Гуров, осматриваясь.

– Нет, ничего, – сказал Белинков. – Простите, я весь теперь в растрепанных чувствах – даже есть не могу. Наверное, нужно что-то вам предложить. Может быть, кофе? Или что-нибудь покрепче?

– Ради бога, не беспокойтесь, – ответил Гуров. – Не будем отвлекаться. Ведь вы один живете?

– Временно один, – подтвердил актер. – Недавно мы с женой разошлись, простите за интимную подробность. Все было культурно, без склок… Впрочем, иначе и быть не могло – Виктория умная женщина, по-настоящему утонченная натура… Впрочем, я, кажется, не то говорю – вам это совсем не интересно.

– Нам все интересно, Владимир Александрович, – заметил Крячко. – Ведь, как ни странно, больше половины всех неприятностей криминального характера исходит как раз от родных и знакомых – от тех, на кого вроде бы никогда не подумаешь…

Белинков посмотрел на него с ужасом.

– Как, вы и Викторию подозреваете? – недоверчиво спросил он. – Не-ет, это невозможно! И потом, сами посудите, зачем ей меня грабить, если мы обо всем уже договорились полюбовно? Я имею в виду раздел имущества.

Гуров задумчиво посмотрел в потолок, а потом невозмутимо пояснил:

– Вы нас неверно поняли, Владимир Александрович. Мы пока никого не подозреваем. Тем более ваших родных и знакомых. Мой товарищ просто решил вспомнить статистику. Не совсем кстати, потому что каждый конкретный случай имеет свои нюансы. Давайте поговорим о том, что произошло вчера. Расскажите, как все случилось.

– Я уже столько раз это рассказывал, – упавшим голосом произнес актер. – Меня буквально тошнит от повторения этих диких подробностей. Может быть, вам лучше ознакомиться с моими показаниями?

– Я с ними уже ознакомился, – сказал Гуров. – Однако очень бы вас просил повторить все еще раз. Мне хотелось бы все услышать из первых, так сказать, уст. Уж таков мой подход к делу.

– Понимаю, – уныло сказал Белинков. – Ну что же… Собственно, рассказывать особенно и нечего. Я собирался на спектакль, как вам известно. Мысли и чувства были уже там… – Он сделал рукой выразительный пластичный жест. – Практически ничего вокруг себя я не замечал. Одним словом, отпер дверь – и они сразу ввалились. Оттеснили меня в прихожую – пистолет ко лбу и приказ молчать. Что мне оставалось делать? Я подчинился. Знаете, столько раз приходилось стоять под дулом пистолета в кино, изображая героя… Но оказалось, что в жизни никакой я не герой. Наверное, мои поклонницы будут страшно разочарованы, узнав об этом, – криво улыбнулся он.

– Лучше быть пять минут трусом, чем посмертно героем! – убежденно заявил Крячко. – Вы поступили как разумный человек и правильно сделали. Если бы вас убили, нам пришлось бы еще сложнее. Но неужели, открывая дверь, вы не заметили ничего подозрительного на лестничной площадке?

– Да нет же! – с досадой сказал Белинков. – Я был уже весь в образе, я же объяснил… Да и они будто из-под земли выросли.

– Сколько их было? – спросил Гуров. – Как выглядели? Вы – актер, должны были заметить какие-нибудь характерные детали.

– Спасибо за доверие, – саркастически отозвался Белинков. – Признаться, под дулом пистолета я как-то забыл о том, что я актер. Единственная моя мысль была об отце – мы оба так надеялись на эту операцию! Однако я понимал, что моя смерть будет для него еще большим ударом, и сразу отдал им деньги. Нет, не сразу. Сначала я все-таки попытался воззвать к их чувству сострадания. Я объяснил им ситуацию.

– В самом деле? И что же?

– Да ничего, – раздраженно сказал актер. – Их главный – или тот, кого я принял за главного – все выслушал и сказал, что при моей популярности и востребованности мне будет несложно заработать нужную сумму. Он не глумился и не насмехался, был предельно серьезен, но совершенно безжалостен… Эдакий прагматичный Робин Гуд. По-моему, он был совершенно убежден, что деньги достаются мне незаслуженно и без особого труда… Впрочем, это не имеет отношения к делу. Вы спрашивали, сколько их было? Их было трое.

– Трое, вы уверены? – переспросил Гуров. – Свидетели видели четырех мужчин, садившихся в машину…

– Я был напуган, – сказал Белинков. – Но не настолько, чтобы не сосчитать до трех. Возможно, на улице их еще кто-то ждал, но у меня их было трое. Довольно крепкие молодые люди – думаю, не старше тридцати – тридцати пяти лет, – в масках с прорезями. Обезличивающая одежда – черные брюки, черные водолазки… Вообще, ощущение было такое, словно ворвались тени из потустороннего мира, эдакая черная сила. Наверное, они на подобный эффект и рассчитывали.

– Возможно, – сказал Гуров. – Значит, никаких особых примет вы не запомнили? Только возраст… А почему вы уверены, что преступниками были молодые люди? Вы же не видели их лиц.

– Ну-у, здесь я вряд ли мог обмануться, – ответил Белинков. – Если только в сторону преувеличения. Движения, голоса… Нет, это несомненно были молодые люди. Может быть, даже моложе тридцати, как я сейчас думаю. И, знаете, для преступников они, пожалуй, были слишком хорошо воспитаны. Я имею в виду – для настоящих преступников.

– Но вы же не предполагаете, что вас просто разыграли? – спросил Гуров.

– О, нет, конечно! Я имею в виду, что эти люди не были похожи на представителей тех маргинальных слоев, из которых обычно выходят преступники. Может быть, я путано выражаюсь, но, поверьте, мне доводилось общаться с преступниками – во время работы над ролью. Они ведут себя совершенно иначе.

– Поясните, что вы под этим подразумеваете, – попросил Гуров.

– Но это же так просто! – воскликнул Белинков. – Преступный мир – это особая субкультура, со своими традициями, со своими правилами, с особым этикетом, с определенным словарем… Вы же сами знаете, что матерые преступники за версту видят своего и точно так же без труда вычисляют чужого. Так и в данном случае – я голову даю на отсечение, что грабителями были образованные люди, интеллигенты, хотя это звучит довольно парадоксально. Конечно, это интеллигентность в извращенной, я бы сказал, форме, но тем не менее…

– Это очень любопытно – то, что вы нам рассказали, – заметил Гуров. – Не припоминаю, чтобы об этом говорилось в ваших показаниях… Вы сообщали о своих предположениях следователю?

– Разумеется, – с горячностью заявил Белинков. – Но, по-моему, мои наблюдения его не заинтересовали. Ничего странного, что он не включил их в протокол.

– Ну хорошо, Владимир Александрович, – сказал Гуров. – Давайте вернемся к вопросу о ваших родных и знакомых. Нападение на вас произошло не случайно. Даже сумочку на улице просто так не вырвут, а тут такая сумма. Скажите, кто мог знать о том, что у вас дома находятся большие деньги?

Белинков посмотрел на него измученными глазами, сунул руки в карманы просторной домашней куртки и нервно прошелся по комнате.

– Вы меня пугаете. Кто знал, кто знал… – раздраженно сказал он. – Какая разница – кто знал? Черт возьми, неужели так трудно понять, что эти люди совершенно не были похожи ни на одного из моих знакомых! Я видел их первый раз в жизни!

Крячко счел нужным вставить словечко.

– Простите, Владимир Александрович, тут явное недоразумение, – деловито сообщил он. – Мы вовсе не собираемся покушаться на ваших хороших знакомых. Нам просто важно знать, кто мог осуществить утечку информации на сторону. Это мог сделать, кстати, и не очень хороший знакомый. А то и вовсе плохой. Зато, очертив определенный круг, нам будет проще вести поиски. Появится какое-то направление, понимаете? Не из газет же преступники узнали о ваших сокровищах!

– У меня нет никаких сокровищ, – сухо произнес Белинков. – У меня было только то, что я заработал своим трудом. На все имеются соответствующие документы. До сих пор ко мне не было никаких претензий.

– Упаси бог! – сказал Гуров. – Какие к вам могут быть претензии, Владимир Александрович? Я понимаю, вы немного нервничаете и воспринимаете все в черном цвете. Но мой товарищ прав – грабители ведь к вам не по наитию зашли. Они рассчитывали на хорошую добычу. Конечно, по общепринятым меркам вы вообще человек не бедный, но я полагаю, что ограбление произошло именно сейчас не случайно – преступники точно знали, что в вашей квартире находится крупная сумма в наличных. Кстати, почему вы не захотели вести расчеты с германской клиникой через банк? Ведь так было бы гораздо проще и безопаснее.

На лице Белинкова отразилось минутное смятение.

– Мне сказали… – замялся он. – Понимаете… Есть некоторые обстоятельства… Мне не хотелось бы сейчас об этом. Короче говоря, мне показалось, что в наличных будет надежнее… – он бессильно развел руками.

Гуров внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Белинков, чувствуя странную неловкость, засуетился, порывисто схватил со стола сигарету и, закурив, отвернулся к окну.

– Давайте вернемся к нашему разговору, – предложил Гуров. – Итак, кому было известно о ваших накоплениях, Владимир Александрович?

– Господи, да кому только не было известно! – не оборачиваясь, с горечью сказал Белинков. – Моим работодателям, коллегам по труппе, друзьям, всем родным, разумеется, включая мою бывшую жену.

– Соседи по дому? – деловито спросил Крячко.

– Вот соседи, пожалуй, исключение, – ответил артист, виновато усмехаясь. – Просто не было случая посвятить кого-то в свои тайны. Я очень много работаю – почти никого из соседей не вижу.

– Та-ак, ясно, – сказал Гуров. – Действительно очертить круг не получается. Ну, что выросло, то выросло. Попробуем задать вопрос по-другому – когда у вас дома появилась вся сумма, и кто знал об этом сроке конкретно?

– Собственно, половина денег у меня собрана давно, – сказал Белинков. – Дня три назад я получил гонорар за свой последний фильм. Ну и вот…

Гуров посмотрел на Крячко и принялся размышлять вслух:

– Значит, если отбросить мысль, что ограбление было случайностью – а мне почему-то решительно не верится в случайность, – следует предположить, что преступникам было известно о том, что вы еще не собрали полную сумму. Учитывая вашу открытую натуру, нетрудно себе представить, что вы щедро делились информацией с каждым встречным. Но кто-то из этих людей был наводчиком. В принципе, он мог и не знать точно, получили вы последние деньги или нет, но я уверен, куча народу знала, какого числа вы вылетаете в Германию. Преступники просто сориентировались на день отъезда. Они поступили логично – пришли накануне. У вас уже была полная сумма, да и настроение у вас было чемоданное. Плюс вы должны были играть в спектакле. Преступники неплохо подгадали момент!

– Знаешь, Лева, я одного не пойму, – озабоченно заметил Крячко. – Почему они пошли таким опасным путем? Почему ограбление? Они же могли преспокойно дождаться, пока Владимир Александрович покинет квартиру, и вскрыть дверь!

– Значит, не могли, – жестко сказал Гуров. – И это любопытный момент. Можно предположить, что они не сильны во вскрытии дверей и сейфов. А что? Как сказал Владимир Александрович – интеллигентные люди, не медвежатники какие-нибудь… Предпочитают, чтобы замки отпирал хозяин. Та же самая картина, между прочим, и во всех прочих случаях, о которых я тебе говорил.

– Но тогда они должны были где-то дожидаться, пока хозяин квартиры откроет дверь, – заметил Крячко. – Пусть хоть десять минут, но должны были! Не за тридцать же секунд до выхода они появились! Ведь еще в дом нужно было как-то проникнуть… Подозрительные люди в схожей черной одежде, околачивающиеся без дела в подъезде, – обязательно бы кто-нибудь насторожился. А между тем никто никого не видел.

– Обрати внимание на следующий факт, – возразил Гуров. – На лестничной клетке всего две квартиры. Хозяин одной отсутствует. Пятый этаж. Сейчас мало кто пользуется лестницей – в основном все предпочитают лифт. Так что преступники не очень-то и рисковали…

– Но все-таки рисковали же! – не сдавался Крячко. – Не кажется ли тебе, что у них был здесь сообщник, который прятал их до поры до времени?

Гуров недоверчиво покачал головой.

– Такой сообщник очень бы сильно рисковал, – сказал он. – Очень. Ведь если бы кто-то заметил у него посторонних людей в день ограбления, для него это было бы равносильно полному краху. Но вообще-то мысль интересная. Когда я читал показания свидетелей, то обратил внимание, что в момент ограбления из жильцов этого подъезда были дома всего пятеро, не считая маленьких детей. При такой малочисленности один из этих людей мог и рискнуть, верно? Нужно будет еще раз побеседовать с вашими соседями.

Гуров заметил, как изменился в лице Белинков, и поторопился добавить:

– Вы очень впечатлительны, Владимир Александрович! Не спешите записывать в преступники своих соседей! Мы с коллегой просто озвучили рабочую гипотезу – совсем некстати, между прочим. Обычно мы себе этого не позволяем. И скорее всего она не имеет под собой никакой почвы. Следить за вами с другого этажа все-таки неудобно и опасно – в любой момент могут обратить внимание. А на вашей площадке никого нет, кто мог бы укрыть преступников, поэтому…

Он вдруг заметил по глазам Белинкова, что тот колеблется, не решаясь что-то сказать. Гуров замолчал и вопросительно уставился на актера.

– Э-э… я, пожалуй, не совсем верно вас сначала информировал, – нерешительно пробормотал тот. – Мои соседи Гавриловы действительно в отъезде, но примерно раз в два дня сюда приходят дети – в основном дочь, – поливают цветы, следят, все ли в порядке… Не знаю, был ли кто из них вчера. Я никого не заметил, и ваши люди, кстати, звонили в квартиру Гаврилова – им никто не открыл… – Он неожиданно умолк, беспомощно уставившись в окно.

– Но вас что-то смущает, Владимир Александрович? – проницательно спросил Гуров.

Белинков обернулся и робко кивнул.

– Я никому об этом не говорил, – признался он. – Собственно, я и до сих пор не до конца уверен, не померещилось ли мне… Понимаете, когда я вспоминаю, как все было, мне все больше кажется, что в момент своего выхода я безотчетно услышал, как щелкнул замок квартиры напротив…

Глава 3

– Ну и какие будут соображения? – поинтересовался Гуров, когда они с Крячко уселись в машину.

Он не торопился заводить мотор – постукивая кончиками пальцев по рулевому колесу, задумчиво разглядывал фасад здания, в котором жил Белинков, и ждал ответа на свой вопрос.

– Ты про этот безотчетный щелчок в квартире напротив? – ухмыльнулся Крячко. – А тебе не кажется, что это воспоминания о будущем? После пережитого стресса у господина актера разыгралось воображение, вот он и нагнетает подробности, которых скорее всего не было.

– Но грабители где-то же должны были скрываться, – возразил Гуров. – Три человека!

– Сам говорил, что народу в этот час в квартирах было немного, – проворчал Крячко. – Это ведь моя мысль, что не должны были они торчать на лестничной площадке. А ты сначала меня опроверг, а теперь выдаешь эту мысль за свою…

– Я взвешиваю разные варианты, – покачал головой Гуров. – Выводы, конечно, делать рано, но я чувствую – не было их на лестничной площадке! До сих пор никто этих людей не видел. Даже приблизительных примет у нас не имеется. Они предельно осторожны. И вряд ли они дожидались у дверей чужой квартиры, где их в любую минуту могли увидеть. Уверен, этот щелчок Белинкову не послышался.

– Тогда, значит, журналист-международник. – сказал Крячко. – Точнее, его детки. Выходит так.

– Пока ничего не выходит, – ответил Гуров. – Но повидать деток не мешает. Вдруг случилось так, что кто-то из них доверял ключи от квартиры постороннему?

– Ну да, обычное дело! – иронически заметил Крячко. – Такое сплошь и рядом случается. А я бы все-таки посмотрел в архиве, кто из медвежатников сейчас на свободе. Или ты серьезно веришь в эти байки об интеллигентных грабителях?

– Сдается мне, что это не байки, Стас, – серьезно ответил Гуров. – Это новые лица на рынке преступной рабочей силы. У них нет криминального опыта, но они компенсируют этот недостаток нетрадиционным, если хочешь, интеллектуальным подходом к делу. Я так это вижу.

– А может, это… может, ты тоже компенсируешь недостаток фактов? Воображением, а? – вздохнул Крячко. – А по-моему, все это полная чепуха. Сейчас много развелось всяких чудаков, типа Робин Гуда… Просто грабить им уже неинтересно – обязательно нужно какую-то базу под свои безобразия подвести… Кино насмотрелись.

– Тут другое, – сказал Гуров. – То есть, может, база и присутствует, но они на ней внимания "клиентов" не заостряют. Разве что вот сказали Белинкову, мол, денег он себе всегда заработает. Я так понимаю, что дело для них прежде всего. Потому до сих пор и не попались. И еще к бандитскому загулу эти люди не склонны. Ни разу после предыдущих ограблений никто из них не засветился. Не из этого они круга. Поэтому и не придут завтра информаторы и не шепнут, что, мол, Петька Рваный кассу взял и теперь третий день в "Арагви" гуляет… Я, Стас, может быть, и ошибаюсь, но интуиция мне подсказывает, что если и ошибаюсь, то совсем немного…

– Кто же они, по-твоему? – спросил Крячко. – Из какого круга?

– А вот это вопрос, – сказал Гуров. – Жизнь покажет. Учитывая их определенную ловкость и организованность при нападениях, возможно, это спортсмены. Или бывшие военные. Или даже не бывшие.

– Или, скажем, менты, – в тон ему добавил Крячко.

– А вот менты вряд ли, – помотал головой Гуров. – И все по той же причине. Менты бы, пожалуй, дверь вскрыли – и без труда.

– Вот мы с тобой тут так благодушно рассуждаем, – заметил Крячко. – А ведь вполне может статься, что они и вскрыли. Никто этого не проверил, а может быть, квартирку-то Гаврилова тоже обчистили?

Гуров озадаченно посмотрел на Крячко.

– Иногда тебе в голову действительно приходят неожиданные мысли, – признал он. – И в самом деле, никто и не подумал проверить квартиру Гаврилова. Все успокоились на том, что сказал Белинков, а поскольку никаких заявлений от семейства Гавриловых не поступало… Нет, определенно нужно побыстрее встретиться с детьми журналиста. Белинков дал мне телефон его дочери. Я звоню сейчас же.

Лев достал мобильник и быстро набрал номер. Прижимая трубку к уху, он озабоченно уставился на Крячко, который наблюдал за ним с интересом. Гуров больше всего боялся, что владелицы телефонного номера не будет дома, и, когда ему все-таки ответили, лицо его прояснилось.

– Здравствуйте, Анастасия Петровна, – я не ошибся? – сказал он. – Очень приятно! Вас беспокоит старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров. Я намеренно так пышно, чтобы вы сразу настроились на нужный лад. Потому что дело у меня к вам как раз особо важное. Вы уже слышали, что у вашего соседа несчастье – то есть я имею в виду соседа вашего батюшки, артиста Белинкова? Да-да, его квартиру вчера ограбили. Нет, сам он жив и здоров, слава богу… А вам я звоню, потому что хотел бы выяснить некоторые подробности – ведь вы, говорят, присматриваете за квартирой своего отца?

– Действительно, я там бываю время от времени, – настороженно ответила дочь журналиста. – А в чем, собственно, дело? Или вы думаете, что я могу иметь отношение к ограблению квартиры?

У нее был уверенный властный голос. Гуров подумал, что очень некстати будет, если Анастасия Петровна окажется каким-нибудь начальником. Начальники, даже самые маленькие, крайне болезненно воспринимают вмешательство милиции в их частную жизнь.

– Ну что вы, Анастасия Петровна! – укоризненно сказал Гуров. – Ничего подобного мне и в голову не приходило. Просто есть реальные опасения, что квартира вашего отца тоже могла пострадать. Правда, визуально все в порядке, но мы хотели бы убедиться. Давайте договоримся, когда нам с вами лучше встретиться.

– Вы говорите, квартира отца могла пострадать? – озабоченно спросила Анастасия Петровна. – Вот не было печали… Я немедленно еду туда! Если вам нужно со мной встретиться, то лучше всего будет сделать это сейчас. Я буду минут через десять-пятнадцать.

На самом деле она оказалась гораздо расторопнее – белая "Лада", за рулем которой явно угадывался женский профиль, остановилась возле дома минут через восемь после разговора. Пышная блондинка все делала быстро – резко затормозила, мгновенно покинула салон, мгновенно заперла ключом дверцу и устремилась ко входу в подъезд. Оперативники, не сговариваясь, выскочили из машины и бросились ее догонять.

– Анастасия Петровна! – окликнул Гуров, когда женщина уже была у самой двери. – Подождите!

Блондинка обернулась. Дочь журналиста не была дурнушкой, но назвать ее привлекательной было бы явным преувеличением. Властное рыхловатое лицо с чересчур крупными чертами, чрезмерная полнота, которой она, судя по всему, и не скрывала, отдавая предпочтение одежде, подчеркивающей пышные формы. Сейчас на ней был брючный костюм салатного цвета. Гуров обратил внимание, что левая брючина под коленом слегка запачкана чем-то вроде солидола – наверное, сама возится с машиной, с уважением подумал он. Гуров не мог себе этого разумно объяснить, но наличие у Анастасии Петровны мужа казалось ему маловероятным, хотя даже на первый взгляд женщине было уже далеко за тридцать.

– Подождите, Анастасия Петровна, это мы вам звонили!

– Мне звонил один человек по фамилии Гуров, – неприветливо произнесла женщина, подозрительно рассматривая мятые брюки Крячко. – Во всяком случае, так мне показалось.

– Разумеется, звонил я один, – улыбнулся Гуров. – Имеется в виду, что мы работаем вместе. Разрешите представить – полковник Крячко.

– Что – тоже полковник? – удивилась Анастасия Петровна. – И тоже по особо важным?

– Важнее не бывает, – пробурчал Стас, задетый ее пренебрежительным тоном. – Можете убедиться, если сомневаетесь, – он сунул ей под нос удостоверение.

– Да уж, в таких случаях полагаться на честное слово было бы не слишком разумно – надеюсь, вы со мной согласны? – назидательным тоном сказала Анастасия Петровна, внимательно штудируя красную книжечку. – Ну что ж, кажется, все в порядке… как ни странно…

Она, не глядя, протянула Крячко удостоверение и обратилась уже к Гурову:

– Значит, вы звонили… Интересно, а почему это вы спохватились только на следующий день после ограбления? В квартире моего отца хранилось множество уникальных вещей из разных стран мира. Ему делали подарки самые известные люди нашего времени. Некоторые вещи просто бесценны. А ваших преступников, думаю, уже и след простыл.

Она произносила слова резким, повелительным тоном, словно делала Гурову выговор. Он невольно улыбнулся.

– Судя по всему, вы привыкли распекать подчиненных, Анастасия Петровна, – заметил он. – Какую организацию возглавляете?

Женщина непонимающе уставилась на него, а потом настороженно сказала:

– С чего вы взяли? Я преподаю в МГУ. Английский язык и литература. Кстати, о литературе – ваш коллега Шерлок Холмс в этом плане был куда проницательнее вас.

"Преподаватель! Это в некотором отношении почище любого начальника будет, – подумал Гуров. – Не завидую тем студентам, которые недостаточно почтительно относятся к тому же Шерлоку Холмсу. Такая женщина и пропущенной запятой не простит. Она и нас-то пытается сразу в ежовые взять. Козырями бьет – классикой!"

– На лавры Шерлока Холмса мы не претендуем, Анастасия Петровна, – спокойно ответил он. – Нам бы со своими делами разобраться. А то зазеваешься, а преступников действительно и след простыл. Только почему вы так уж уверены, что уникальные вещи вашего отца пострадали? Мы об этом не говорили ни слова. Возможно, его квартиру даже не тронули. Все это пока предположения, которые мы хотим вместе с вами проверить.

– Меня интересует, почему только сегодня? – железным голосом произнесла Анастасия Петровна, открывая дверь в подъезд.

– Ну, скажем, потому, что мы с коллегой только сегодня приступили к делу, – объяснил Гуров. – По особому распоряжению. Такой ответ вас устроит?

– Долго раскачиваетесь, – заключила Анастасия Петровна и королевским шагом проследовала в открывшуюся дверь.

За ее спиной Крячко изобразил на лице паническую гримасу и с преувеличенным почтением, на цыпочках двинулся вслед за женщиной. Гуров незаметно показал ему кулак и оттеснил в сторону.

– Когда вы последний раз были в квартире своего отца, Анастасия Петровна? – спросил он. – Не припоминаете?

– Отчего же? – резко возразила женщина. – Отлично помню. Я была там позавчера. Между тремя и четырьмя часами пополудни. Полила цветы, прибрала немного. Мой отец обожает всякие экзотические растения. Правда, заботу о них частенько сваливает на других людей, которые подобной страсти не испытывают. Но это уже издержки его беспокойной профессии. Приходится смиряться. Я слишком уважаю своего отца и готова терпеть некоторые неудобства.

"Наверное, папаша подбрасывает тебе приличные суммы – время от времени, – так и вертелось на беспокойном языке у Крячко. – Или привозит из дальних стран что-нибудь экзотическое… В противном случае ты бы просто промолчала о своих жертвах. Зачем объяснять посторонним, как ты уважаешь собственного отца?"

Произнести эти слова вслух не было никакой возможности, и поэтому Стас ограничился тем, что задал вопрос:

– Простите, вы сказали, заботу о своих растениях ваш отец поручает другим людям? Выходит, не вы одна присматриваете за квартирой? Здесь бывает кто-то еще?

Они уже вошли в лифт. Анастасия Петровна даже в замкнутой пластиковой кабине держалась с неподражаемым достоинством. Вокруг нее словно существовала некая хрустальная оболочка, делавшая абсурдной всякую мысль о сближении. У Гурова даже возникло непроизвольное желание подвинуться в сторонку, чтобы неловким движением, не дай бог, не задеть эту драгоценную оболочку. Крячко, кажется, испытывал то же самое. Он был необычно смущен и переминался с ноги на ногу.

– Что вы сказали? – холодно спросила Анастасия Петровна. – Другие люди? Возможно, я некорректно выразилась. Просто я высказала вслух понятную только мне мысль. Разумеется, я не корректирую свои мысли в интересах оперативных работников – отсюда ваше недоумение. Под другими людьми я имею в виду моего брата и, конечно, свою маму. Чужих в квартире не бывает.

– Но это же прекрасно, Анастасия Петровна, – с энтузиазмом произнес Гуров. – Не придется разбрасываться. Выходит, ключи от квартиры имеются всего у четырех человек, из которых, как мы знаем, двое находятся за границей. Логично предположить, что, уезжая, своих ключей посторонним людям они не доверяли. Я ничего не напутал?

Анастасия Петровна пристально посмотрела на него немигающим взглядом.

– Ну, допустим, не напутали. И что же из этого? – спросила она.

– А вот на этот вопрос я смогу ответить, когда мы осмотрим квартиру, – сказал Гуров.

Взгляд, который бросила на него дочь журналиста, можно было мягко назвать недоуменным, и Гуров облегченно вздохнул, когда кабина лифта остановилась и они наконец вышли на ту же самую лестничную площадку, где совсем недавно расстались с Белинковым. Анастасия Петровна, подозрительно покосившись на дверь соседа, уверенно направилась в сторону противоположной квартиры, на ходу вынимая из сумочки ключи. Оперативники следовали за ней на почтительном расстоянии.

– Если пропали какие-то экземпляры из коллекции отца… – недобро сказала Анастасия Петровна, вставляя ключ в замок. – Для него это будет невосполнимая потеря. Я вообще не представляю его реакцию на это. Это будет… это будет…

– Это будет шок, – услужливо подсказал Крячко. – Как у вашего соседа Белинкова, например. Белинкову пришлось даже хуже, поскольку он, так сказать, лично участвовал в событиях. Запросто могли пристукнуть, между прочим.

– Я не очень разбираюсь в милицейском жаргоне, – высокомерно проговорила Анастасия Петровна. – Что это означает – "пристукнуть"?

– Да то же самое и означает, – простодушно заметил Крячко. – Пристукнуть – значит пристукнуть. Так что в любом случае вашему отцу, можно сказать, повезло. А вообще я порекомендовал бы вам поставить в квартиру сигнализацию. Дешево и сердито.

– Спасибо за совет, – сказала Анастасия Петровна равнодушно.

В квартиру она тоже вошла первой, почти не обращая внимания на сопровождающих ее оперативников. Когда ее рука потянулась к выключателю, Гуров вдруг сказал доброжелательным, но категорическим тоном:

– Давайте пока ничего не будем трогать, Анастасия Петровна! А то мало ли… Сначала просто взгляните – ничего необычного в квартире не замечаете?

Хозяйка казалась раздраженной, но все-таки подчинилась. Однако не удержалась от замечания:

– Как же я смогу взглянуть, не зажигая света? У меня сверхъестественных способностей не имеется.

Гуров спокойно достал из кармана носовой платок и через него нажал на кнопку выключателя. Приглушенный матовый свет полился с потолка и осветил отделанную темным деревом прихожую, со вкусом подобранную мебель и какие-то причудливые колючие растения в кашпо на стене.

– Это из Южной Америки, – зачем-то пояснила Анастасия Петровна. – Этот цветок не любит яркого света, но около часа в день рядом с ним нужно включать специальный светильник.

– А когда отпирали дверь, вы никаких затруднений не почувствовали, Анастасия Петровна? – спросил Гуров. – Не показалось вам, что замок испорчен?

– Не показалось, – ответила хозяйка.

Словно забыв о своих спутниках, она вдруг быстро прошла в комнаты. Оперативники слышали, как она перемещается по квартире, открывает какие-то двери, открывает шторы.

– Ну и баба, – шепнул Крячко. – Железная леди какая-то. Не завидую ее студентам – плачут, наверное, кровавыми слезами.

– Зато учатся, – тоже шепотом возразил Гуров.

– Это еще вопрос, – не сдавался Крячко. – Лично я рядом с ней даже русский язык забываю.

– Это у тебя возраст, – сказал Гуров.

Он внимательно рассматривал прихожую, обшаривая взглядом каждый уголок. Наконец его внимание привлек тот самый экзотический цветок, который так странно сочетал в себе неприхотливость и требовательность. Гуров даже подошел поближе и чуть ли не обнюхал каждый росток.

– Нравится? – спросил Крячко. – По-моему, на огурцы похоже. И потом, где же цветы?

– Что выросло, то выросло, – резонно ответил Гуров. – Может, он цветет раз в сто лет, как папоротник?

– Папоротник на Ивана Купалу цветет, – авторитетно заявил Крячко. – Это каждый ребенок знает. Однако, Лева, пока мы тут ботаникой занимаемся, наша дама все возможные улики затопчет.

– Боюсь, нет тут никаких улик, – вздохнул Гуров и опять оглянулся на вьющееся по стене растение. – Разве что…

Но в этот момент в прихожую решительным шагом вошла Анастасия Петровна.

– Наверное, я кажусь вам слишком невежливой, – отрывисто сказала она. – Вот, не пригласила вас пройти. Но, поверьте, я просто слишком взволнована. И потом, мне казалось, что оперативные работники не нуждаются в особом приглашении. Это как бы само собой разумеется.

– Ну что вы, – скромно проговорил Крячко. – Оперативные работники – скромнейшие люди. Без разрешения ни шагу.

Анастасия Петровна подозрительно уставилась на его простодушную физиономию, и Гуров поспешил отвлечь хозяйку.

– Простите, вы что-нибудь обнаружили? – спросил он. – Что-то неожиданное?

Анастасия Петровна пожала плечами.

– По-моему, все в порядке, – с сомнением сказала она. – Если только… Да нет, все в порядке, я думаю.

– Звучит как-то не очень убедительно, – заметил Гуров, испытующе глядя на женщину. – Важна любая мелочь, Анастасия Петровна! Поэтому лучше будет, если вы поделитесь с нами своими сомнениями. У вас что-то пропало, верно?

– Ну, не знаю, – с досадой сказала хозяйка. – Я могу ошибаться. На первый взгляд все ценное на месте. Открытка пропала из отцовского кабинета. Глупость, конечно. Завалилась куда-нибудь.

– Что за открытка? – заинтересовался Гуров.

– Я же говорю, глупость! – повысила голос Анастасия Петровна. – Кому нужна какая-то дурацкая открытка, когда в доме полно вещей, стоящих не одну тысячу долларов?

– Однако же вы почему-то обратили на нее внимание, – настойчиво сказал Гуров.

– Да ни на что я не обращала внимание! – поморщилась Анастасия Петровна, досадуя на бестолковость Гурова. – У отца в кабинете стояла открытка – из Таиланда, кажется, – обнаженная женщина на берегу океана. В довольно вызывающей позе. Открытка яркая, к тому же голографическая, но крайне вульгарная. Она всегда меня раздражала. Она просто заслуживала, чтобы ее выбросили на помойку. Я не сделала этого лишь потому, что отец терпеть не может вмешательства в свои дела. Он может устроить скандал из-за пропавшего спичечного коробка. Предчувствую, что мне еще придется объясняться по поводу открытки, если к приезду отца она не найдется.

– Что было написано на открытке? – поинтересовался Гуров.

– Да ничего там не было написано! – возмущенно отозвалась Анастасия Петровна. – В том-то и дело. Отец купил ее сам – забавы ради. Хотя лично я ничего забавного в этом не вижу. Форменное мальчишество, неприятное в таком солидном человеке… Впрочем, я все чаще убеждаюсь, что у большинства мужчин напрочь отсутствуют и хороший вкус и чувство меры.

– Да, в этом плане мужчины еще сильно отстают, – серьезно заметил Гуров. – Но неужели эта открытка была так ужасна?

– Именно ужасна! – безапелляционно заявила Анастасия Петровна. – И я не понимаю, почему вы так заинтересовались какой-то чепухой. Я совершенно авторитетно заявляю, что все ценное находится на своем месте. Не хотите же вы сказать, что воры приходили сюда, чтобы взять открытку? Я понимаю, что многие из этих людей – извращенцы, но не до такой же степени!

– Значит, вы утверждаете, Анастасия Петровна, что никаких посторонних следов в квартире не обнаружили?

– Ну, поклясться в этом я, пожалуй, не могу, – сказала женщина. – Для этого мне нужно быть до конца уверенной. Но, думаю, звать сюда следователя с собакой, милицию, понятых и весь этот прочий ужас нет никакой необходимости.

– Понятно, – сказал Гуров. – Тогда позвольте еще один вопрос. Вот это растеньице… – Он обернулся к стене и указал пальцем. – Здесь явно надломлен стебель. Похоже, это чудо природы имеет довольно хрупкую структуру – достаточно слегка задеть пальцем, чтобы повредить цветок. Вы не припомните, при каких обстоятельствах был надломлен этот стебель?

Анастасия Петровна прищурила глаза и мрачно уставилась на цветок.

– А это не вы надломили? – недоверчиво спросила она.

– Ну что вы! – спокойно ответил Гуров. – Обратите внимание – надлом не такой уж свежий. Чтобы окончательно в этом убедиться, предлагаю надломить еще один – рядом.

Анастасию Петровну передернуло.

– Нет, спасибо! – негодующе сказала она. – Избавьте от такого рода услуг! Я и так вижу, что стебель обломили не сейчас. Но когда же? Ничего не понимаю… Неужели я как-то случайно задела? Нет, этого не может быть, я даже не прикасалась! Так ведь и в самом деле поверишь, что кто-то хозяйничал здесь в мое отсутствие. Но это абсурд. Я отказываюсь об этом даже думать. Если только Эдуард…

– Простите, какой Эдуард? – насторожился Гуров.

– Ну да, Эдуард Петрович Гаврилов, мой кровный брат, – сердито сказала Анастасия Петровна. – Кто же еще? У него есть ключи, и он тоже иногда сюда заходит. Кстати, он мог забрать эту открытку – это вполне в его духе. Яблоко от яблони, как говорится… Скандалов он тоже не любит, но ему ничего не стоит сделать вид, будто он не понимает, о чем идет речь. Вполне возможно, что он и цветок сломал. Все, к чему он прикасается…

– Вы, кажется, не очень жалуете своего брата, Анастасия Петровна, – многозначительно заметил Крячко.

– Что это значит "жалуете – не жалуете"? – тут же завелась Анастасия Петровна. – Если я откровенно говорю от том, что мне не нравится, это еще не значит, что вы можете делать из этого скороспелые выводы. Семейные отношения есть семейные отношения – постороннему в них делать нечего. Можете таких дров наломать, господа сыщики… Я не только себя имею в виду, а вообще – на будущее, так сказать.

– Спасибо за добрый совет, – без тени улыбки сказал Гуров. – Семья – это действительно такой темный лес… Вот вроде принято считать, что ближе родственников людей нет. А на деле так бывает, что и родной брат с сестрой – злейшие и смертельные враги. Я, кстати, не вас имею в виду, а вообще.

– Напрасно стараетесь меня поддеть, – надменно произнесла Анастасия Петровна. – Я к этому нечувствительна. Можете упражняться в остроумии сколько вам угодно. Между прочим, если бы вы были внимательны, господин сыщик, вы бы обратили внимание на мои слова, что Эдуард Петрович – мне кровный брат, а не родной.

– Люди по-разному трактуют понятие "кровный", – миролюбиво заметил Гуров. – И я вовсе…

– Так вот, в данном случае, "кровный" означает именно то, что и должно означать, – перебила его Анастасия Петровна. – У нас с Эдуардом Петровичем один отец, но разные матери. Мать брата умерла, когда мне было шесть лет. Примерно тогда я и узнала Эдуарда. Отец взял его к нам в дом. Он был лет на десять меня старше. Естественно, мы никогда не смогли стать совершенно близкими людьми. Ведь самые прочные отношения завязываются в детстве, это общеизвестно.

– Ну, это спорно, – заметил Гуров. – Мне кажется, прочные отношения могут завязаться в любом возрасте. Но в чем-то вы безусловно правы. Наверное, вам было не очень просто привыкнуть к тому, что у вас есть старший брат. В детстве такие вещи имеют огромное значение. Но, я полагаю, впоследствии у вас все-таки было достаточно времени, чтобы привыкнуть к брату. Вообще, по моему мнению, чем больше родственников, тем лучше – никогда не почувствуешь себя одиноким.

– Меня эти проблемы не интересуют, – отрезала Анастасия Петровна и вопросительно посмотрела на Гурова. – Боюсь показаться невежливой, но у вас ко мне еще есть вопросы? У меня мало времени, а еще нужно заняться делами.

– Понимаю, извините, – сказал Гуров. – Мы уже уходим. Только дайте нам адрес брата, пожалуйста.

– Зачем?! – искренне удивилась хозяйка. – Неужели вы еще и к нему отправитесь?

– Придется, – кивнул Гуров. – Ведь если вы были здесь позавчера, а сегодня обнаружили пропажу открытки и сломанный цветок, значит, ваш брат вполне мог здесь появиться вчера. Возможно, он видел что-нибудь интересное.

– Ну, не знаю, – недовольно проговорила Анастасия Петровна. – Если вы настаиваете, я дам вам адрес, но… А впрочем, это его дело! Пусть сам за себя отвечает. Он живет на Долгоруковской улице, дом номер шестнадцать…

Номер квартиры она назвала после некоторой паузы, до последнего момента сомневаясь, что совершает разумный поступок. Лицо у нее при этом было такое, словно она сожгла за собой все мосты и теперь полагается только на судьбу.

– Когда лучше застать Эдуарда Петровича дома? – осведомился Гуров. – Где он работает, кстати?

Анастасия Петровна неприятно усмехнулась.

– По-моему, в данный момент нигде, – сказала она желчно. – Но у него были и лучшие минуты. Эдуард Петрович окончил тот же факультет, что и его отец. Тоже бывал за границей. А одно время Эдуард Петрович даже вел программу на телевидении. Но все это в прошлом, а сейчас… Не знаю, как у вас получится застать его дома. У Эдуарда Петровича очень бурная жизнь.

– Понимаю, – деликатно сказал Гуров. – Но все-таки человек не иголка – рано или поздно найдется, верно?

Глава 4

Где-то высоко по крышам, приближаясь с каждой секундой, пополз раскатистый гром – точно бомбардировщик, идущий в пике. От этого грохота замирало сердце и хотелось втянуть голову в плечи. Снаружи на стекла полетели дождевые капли. Тротуар перед кафе быстро покрывался мокрыми пятнами.

"Интересно, раньше любые человеческие выдумки непременно сравнивали с могучими силами природы, – подумал Гуров. – А теперь все наоборот. Вот и я, услышав гром, первым делом подумал про самолет. Значит ли это, что человек стал более могуч, чем Илья-пророк? Или у него просто прибавилось самомнения?"

– Что будем заказывать? – прозвучал у него над головой женский голос.

Гуров поднял голову. Перед ним стояла молодая официантка – неулыбчивая сероглазая девушка с гладко зачесанными русыми волосами.

– Чашечку кофе, пожалуйста, – сказал Гуров.

– И все? – спросила девушка с заметным разочарованием.

– И все, – твердо ответил Гуров.

Несмотря на все старания утереть нос просвещенной Европе, в сфере сервиса то и дело происходили досадные сбои, и у многих официантов чересчур скромный заказ до сих пор вызывал приступ презрительного изумления. Правда, сдвиги все же имелись. Гуров очень хорошо чувствовал, что сероглазой девушке хочется сейчас сказать: "Кофе дома пить надо!", но огромным усилием воли она подавляет в себе это желание. Гурову стало даже немного жаль бедняжку – подавленные желания плохо сказываются на здоровье.

Однако через минуту он уже забыл об этом – в кафе влетел мокрый, но жизнерадостный Крячко. Обшарив глазами зал, он нашел Гурова и устремился к нему.

– Ты пива уже заказал? – с надеждой спросил он, плюхаясь на стул.

– Пиво вечером пьют, – назидательно заметил Гуров. – После трудового дня. Могу заказать тебе кофе.

– Ты так говоришь, будто пиво и работа несовместимы, – проворчал Крячко. – А ведь это не так, и я в любой момент могу это доказать.

– Ты лучше рассказывай, что узнал по ограблениям квартир, – распорядился Гуров. – У нас мало времени. Мне тут совершенно случайно и по секрету сообщили, что в этом кафе у Эдуарда Петровича Гаврилова назначена встреча. Думаю, минут тридцать у нас в запасе есть, но не более. И еще неизвестно, чем закончится эта встреча. Честно говоря, этот блудный сын начинает меня раздражать. Я все утро пытался застать его – то дома, то в какой-то занюханной редакции, куда он обещал принести сенсационный материал, но так и не принес, то в ресторане, где, по слухам, его сиятельство имеют привычку обедать – однако именно сегодня он своим привычкам решил изменить… Вообще, из разговоров с соседями, барменами и редакторами выяснилось, что Эдуард Петрович типчик еще тот. Постоянной работы вроде бы не имеет, но жизнь ведет рассеянную и даже отчасти шикарную. Обедает в ресторанах, одевается в дорогих магазинах, пьет коньяки. Правда, иногда он пропадает, и тогда его по нескольку дней не бывает видно. Но потом все начинается сначала.

– Полагаешь, он занимается чем-то противозаконным? – с интересом спросил Крячко.

– Вероятно, – кивнул Гуров. – Более или менее. Вряд ли, конечно, он грабит соседей своего отца, но присмотреться к нему нужно обязательно.

– Как же мы к нему теперь присмотримся? – удивился Крячко. – Если мы его ни разу не видели?

– В редакции нашлась его фотография, – объяснил Гуров. – Довольно неплохая, хотя и старая. Однако теперь твоя очередь. Выкладывай, что узнал.

– Ну что? Сходных ограблений квартир было до сих пор три – первое на Варшавском шоссе. Там только что сдали большой многоквартирный дом. В апреле этого года. Половина жильцов еще не вселилась, и в то же время кто-то постоянно приходил, уходил, двери нараспашку – в общем, бедлам полный. Когда эта шайка грабанула квартиру, никто ничего толком не понял. Надо признать, момент они прочувствовали очень хорошо. Ну и, видимо, наводка у них была точная. Они обчистили банковского служащего, некоего Лихоимова – не самого крутого, но все равно навар получился приличный. Забрали больше ста тысяч "зелеными" и кучу первоклассной аппаратуры. Просто подогнали грузовик, для отвода глаз набитый всяким барахлом, и без суеты снесли все туда, пока хозяева сидели в дальней комнате под дулом пистолета. Они как раз накануне заселились, отпраздновали новоселье и чувствовали себя и без того скверно.

– Точно по наводке действовали, – заметил Гуров. – Не исключено, что наводчик вместе с хозяевами новоселье обмывал. Аппаратура потом не всплыла?

– Не всплыла, – вздохнул Крячко. – Да и вряд ли всплывет. Грамотно действовали – паспорта на аппаратуру тоже взяли. Поди докажи теперь… А вот насчет наводчика я с тобой не согласен. Знаешь, что я думаю? Скорее всего в том случае кто-то из грузчиков постарался. Для перевозки вещей нанимали людей из агентства – смекаешь? Кто-то из них вполне мог глаз положить на эту семейку. Правда, всех, кто участвовал в перевозке, допрашивали – на первый взгляд все чисто.

– Данные на этих людей… – начал Гуров.

– Я все выписал, – сразу отозвался Крячко. – На всякий случай. Теперь дальше. В мае группа совершила второе нападение. Подчеркиваю это слово, потому что здесь оно подходит особенно. На Красной Пресне обитает некий Вощилов – средней руки чиновник из Гомкомспорта. Как выяснилось, тоже любитель хранить дома кругленькие суммы. Откуда бы, интересно? Следствие этот вопрос не интересовал почему-то…

– Значит, и мы тоже интересоваться не будем, – отрезал Гуров. – Давай по делу!

– Есть по делу! – покорно сказал Крячко. – Значит, тут у бандитов получилась накладка. У Вощиловых были гости. Тогда налетчики, недолго думая, воспользовались квартирой напротив.

– Неужели? – встрепенулся Гуров.

– Именно, – подтвердил Крячко. – Не знаю, как уж бандиты догадались о гостях – видимо, в квартире было чересчур шумно, там справляли день рождения, – но они не рискнули нападать на большую компанию. Они просто позвонили в дверь напротив и под дулами пистолетов заставили хозяев их впустить. Там жила супружеская чета – оба художники. Люди не бедные, но в сравнении с чиновником достатка скорее скромного. Но что характерно, бандиты у них совсем ничего не взяли, хотя в доме были довольно ценные предметы искусства. Там был, например, этюд Левитана – чей-то подарок.

– Ясно, валяй дальше, – сказал Гуров.

– Так вот, ничего не взяли, – продолжал Крячко. – Еще и лекцию прочитали, на тему, что людей труда они не трогают. Хотя, строго говоря, людей они как раз тронули – обоих супругов приковали наручниками к трубам в ванной комнате, чтобы не мешали, а сами устроили наблюдательный пункт в прихожей. Терпеливо дождались, пока разгоряченные гости из квартиры напротив разойдутся, и ворвались туда. Представляешь, что чувствовал этот спортсмен? У тебя день рождения, ты размяк после хорошей водки, на дворе поздняя ночь, и тут врывается орда в черных масках! Конечно, этот тип сразу наложил в штаны.

– А что же та супружеская пара? – перебил его Гуров.

– Так и сидели на привязи, пока шла операция, – махнул рукой Крячко. – Один из бандитов за ними присматривал, а трое орудовали у соседа. Когда закончили, супругов освободили и даже пожелали творческих успехов. Те, однако, благодарностью не прониклись и сразу вызвали милицию. Но грабителей уже и след простыл. Видимо, они очень тщательно спланировали свой отход. Ну вот, потом некоторое время было тихо, а в начале августа ограбили квартиру бизнесмена Райкова в районе Кутузовского проспекта. Собственно, бизнесмен даже не москвич – он из Калуги, но средства ему позволяли держать здесь квартиру и неплохо обставленную, между прочим. Мебель, оргтехника… Основные дела у него были в Калуге, но в Москву он приезжал часто и жил здесь неделю или две, в зависимости от того, как шли дела. В тот раз он провернул удачную сделку и уже собирался уезжать. Приехал переночевать в свою квартиру – один, без подруги и без охраны, – тут-то его и накрыли наши друзья. Не обошлось и без привычных рассуждений о труде и неправедно нажитом богатстве. Богатства, правда, с собой у бизнесмена было не слишком много – всего тысяч двадцать "зелеными" – но после встречи с Робин Гудами совсем ничего не осталось.

– А потом был актер Белинков, – заключил Гуров. – Здесь наши благородные разбойники слегка отступили от своих "высоких" принципов – обчистили человека труда. Возможно, работа актера у них в эту категорию просто не попадает. А вернее всего, сыграла свою роль сумма – уж слишком лакомый кусочек и так плохо лежал, что просто грех было цепляться за какие-то принципы. Но факт остается фактом – в распоряжении следствия нет практически никаких улик. Ясно одно – это не обычные бандиты. Сплоченная дисциплинированная группа, связей в преступном мире не имеющая. Иначе о них давно бы кто-нибудь "стукнул". Но ведь полное молчание?

– Абсолютное, – подтвердил Крячко. – Ребята говорят, профессиональные воры тоже руками разводят. Никто ничего не знает. И, похоже, не врут. Новички действуют, но новички удачливые и талантливые.

– За такой талант поощрить бы их надо, – проворчал Гуров. – Каждому лет по восемь лесоповала… Но пока это на воде вилами писано. Искать надо.

– А ты обратил внимание, что ни в одном случае не применялись ни отмычки, ни фомки? – спросил Крячко. – Все, как мы и думали. Чистая работа – "сезам, откройся" называется. Ну, у нашего человека душа широкая – он всегда дверь откроет когда не надо…

– Я вот на что обратил внимание, – сказал Гуров. – Ограбления произошли в разных районах Москвы, пострадали представители разных слоев общества. И у меня складывается впечатление, что это достаточно случайные ограбления – в смысле выбора цели. Преступники вдруг получают откуда-то информацию, которая кажется им интересной, день-два изучают обстановку, а потом идут и берут добычу. Они не гонятся за запредельными суммами, а удовлетворяются тем, что подбрасывает судьба. По-моему, они именно по такой схеме действуют. Особое внимание уделяется не нападению – здесь все однотипно, – а скорее отступлению. Недаром все четыре раза им удавалось уходить незамеченными. Ну что ж, в порядке, организованности и самообладании им не откажешь.

– И к тому же они еще и "гуманисты", – заметил Крячко, с грустью наблюдая, как официантка ставит перед Гуровым чашку не слишком горячего кофе.

Гуров рассеянно поблагодарил и поднес чашку к губам. На лице его появилась гримаса разочарования.

– Я же говорил, – живо произнес Крячко. – Кофе гадость! Отрава. Тем более в таких местах. А пиво хранится в закупоренной стеклянной таре, где ему ничего не делается…

– Кто про что, а вшивый про баню, – спокойно заметил Гуров. – Я вот хочу сказать, что разыскать наших "гуманистов" будет очень непросто. Потому что нам неизвестны ни их информаторы, ни их связи, ни их планы. Вдруг завтра они решат, что с них хватит, и прекратят преступную деятельность?

– Не решат, – уверенно заявил Крячко. – Жадны очень-с. Сам говоришь, хватают, где попало. А далее и вообще во вкус войдут. У Белинкова-то они особенно хорошо разжились. Аппетит, он во время еды приходит… Потом профессионалами себя почувствуют, ошибки начнут допускать. Тут-то мы их и накроем!

– В общем, еще каких-то десять тысяч ведер, и золотой ключик у нас в кармане! – усмехнулся Гуров. – Но пока суть да дело, давай-ка понаблюдаем вон за тем серьезным мужчиной, который сейчас заходит в кафе, потому что, кажется, это и есть наш Эдуард Петрович. Вид у него, однако, далеко не дружелюбный. Подозреваю, что будет совсем непросто вступить с ним в контакт.

Здесь Гуров замолчал, потому что мужчина, на которого он незаметно указал Крячко, стремительно распахнув стеклянные двери, уже вошел в зал. Это был среднего роста и плотного телосложения человек, одетый в костюм стального цвета, на рукавах которого темнели пятна от дождевых капель. Несмотря на погоду, мужчина был в черных очках и выглядел немного зловеще. И его слегка обрюзгшее лицо с квадратной челюстью и пухловатыми губами казалось мрачным, как у человека, которого преследуют неудачи.

Быстро осмотрев зал, он тут же прошел к бару и сделал знак бармену. Этого мужчину, кажется, здесь уже хорошо знали.

– Ну что, это и в самом деле Гаврилов? – тихо спросил Крячко.

Гуров кивнул, не сводя глаз с человека у стойки.

– Похоже, он. На фотографию похож, во всяком случае, – сказал он. – Даже очки на месте, хотя сейчас-то они ему не нужны совершенно. Должно быть, Эдуард Петрович чувствует себя в обществе не слишком уютно, коли постоянно старается спрятаться. Да и пристрастие к горячительным напиткам тоже на это указывает.

Бармен поставил перед Гавриловым большую рюмку с темной жидкостью, которую тот мгновенно опрокинул в рот и тут же потребовал налить еще. Со второй рюмкой Гаврилов расправился еще быстрее и, видимо, на какое-то время удовлетворившись, закурил, не отходя от стойки. Он все делал нервно и быстро, словно куда-то опаздывал и каждая минута была у него на счету. При этом на самом деле он никуда не спешил. Это стало ясно после того, как, смяв недокуренную сигарету в пепельнице, Гаврилов направился к дальнему столику и засел там в полном одиночестве, не потрудившись даже подозвать официантку. Со стороны он был похож на спящего.

– С похмелюги, – авторитетно заключил Крячко. – Сейчас его чуть отпустило, и он ловит кайф. Не исключено, что теперь жрать захочет.

Крячко как в воду смотрел – минуты через две Гаврилов ожил, поднял голову и замахал рукой попавшейся в поле его зрения официантке. Ждать ему не пришлось – девушка немедленно направилась к нему и приняла заказ. Гаврилов опять закурил и, откинувшись на спинку стула, принялся рассматривать зал. На его физиономии появилось почти удовлетворенное выражение.

– Что я говорил? – победоносно произнес Крячко. – В психологии русского человека я, брат, не хуже Достоевского разбираюсь! Сейчас вот у него на душе такое блаженство, что для него весь мир как праздник. Сейчас ему любой вопрос можно задать – он ответит. Может, пора к нему за столик подсесть, Лева?

Гуров покачал головой.

– Я же объяснял – у него здесь с кем-то свидание. Вряд ли тайное, потому что даже соседи в курсе, но все равно мне хотелось бы сначала посмотреть, с кем он встретится. А на вопросы он мне все равно ответит – куда он денется? Вот если не ответит – мир для него точно потеряет праздничный колорит.

– Не пойму я, он что, всегда сообщает соседям, когда и куда идет на свидание? – спросил Крячко. – Не кажется ли это тебе немного странным?

– Не очень, – сказал Гуров. – Дело в том, что один из соседей – хороший приятель Гаврилова. Вот Гаврилов и сообщил, где можно его найти в случае острой необходимости. А острая необходимость – это, ясное дело, женщина. У Гаврилова, кроме всего прочего, какие-то сложные отношения с прекрасным полом. Вот и сегодня он ждал даму. Ждал-ждал, но не дождался…

– Значит, здесь у него свидание с мужчиной, – заключил Крячко. – Только самоубийца сообщил бы о своем местопребывании даме, если бы случилось обратное.

– А вдруг у Гаврилова склонность к самоубийству? – заметил Гуров. – Такие случаи бывают, особенно у лиц, злоупотребляющих алкоголем. Во всяком случае, скоро нам представится возможность это проверить.

– Если только ты ничего не перепутал, – проворчал Крячко. – Или сосед. Или сам Гаврилов. Такое бывает с теми, кто злоупотребляет. Вид мне его не нравится – какой-то малахольный.

– А мне кажется, что вид у него довольно решительный, – возразил Гуров. – Особенно был – в самом начале, когда Гаврилов вошел в кафе.

– Может, он уже выполнил все, что было намечено? – сказал Крячко. – Когда я захожу в кафе, поначалу у меня тоже решительный вид. Потом деньги кончаются, и…

Гуров сделал предостерегающий знак и едва заметно кивнул в сторону входа. Крячко немедленно замолчал и рассеянно обвел глазами зал. В кафе вошел новый посетитель. Это был довольно молодой человек в хорошем костюме, аккуратно постриженный и чисто выбритый, с ровными белыми зубами и самоуверенными манерами – типичный, почти рекламный образец удачливого бизнесмена. Он быстро прошелся взглядом по столикам, приметил забившегося в угол Гаврилова и деловитой походкой направился в его сторону.

Гаврилову как раз принесли обед, и он не сразу обратил внимание на молодого человека. Когда же тот вырос перед ним словно из-под земли, Эдуард Петрович пришел в состояние крайнего волнения. Он порывисто вскочил, опрокинув фужер и едва не уронив на пол откупоренную бутылку вина. Тут же подхватил ее на лету, принужденно засмеялся, протянул молодому человеку ладонь для рукопожатия, а когда тот сделал вид, что не заметил ее, покорно развел руками и выдвинул для гостя стул – и все это в каком-то горячечном, почти гротескном темпе. Оперативники наблюдали за ним с большим интересом – особенно Крячко, который радовался как мальчишка, просматривающий любимую кинокомедию.

Молодой же человек, кажется, испытывал совсем другие чувства. Он смотрел на Гаврилова с раздражением и явной досадой. Садиться на предложенный стул он не стал и с высоты своего роста что-то отрывисто сказал Гаврилову. Тот попытался возражать, широким жестом обводя стол, уставленный закусками – видимо, предлагал гостю присоединиться к трапезе. Но молодой человек был неумолим. Он выразительно постучал ногтем по циферблату наручных часов и нетерпеливо дернул подбородком.

Лицо Гаврилова выразило легкую растерянность. Он потоптался на месте, бросил тоскливый взгляд на спасенную бутылку, потом на молодого человека, наконец пожал плечами и пошел к выходу.

Здесь ему пришлось испытать еще несколько неловких мгновений, потому что бдительная официантка тут же преградила ему путь и потребовала расплатиться. Гаврилов попытался вступить с ней в полемику, вероятно, упирая на то, что обед совершенно им не тронут, но и этот номер у него не прошел. Сердито насупившись, Гаврилов достал из кармана бумажник и отсчитал деньги. Все это время молодой бизнесмен с равнодушным видом пялился на затянутую дождем панораму за окном.

Наконец они оба вышли из кафе. Едва стеклянная дверь закрылась за ними, оперативники сорвались с места и выбежали на улицу. Гаврилов садился в "БМВ" белого цвета, стоявший у противоположного тротуара. Движения его были, как обычно, торопливы – и не только в силу привычки: дождь на улице разошелся не на шутку. Оперативники сразу вымокли с головы до ног.

Не слишком опасаясь привлечь к себе внимание, они запрыгнули в "Пежо" Гурова и, выждав небольшую паузу, покатили вслед за белым "БМВ", который, судя по всему, направлялся куда-то в центр. В последнее время у "Пежо" капризничали "дворники", и поэтому лобовое стекло то и дело заливали потоки воды. Гуров чертыхался и притормаживал.

– Как на охоту, так и собак кормить! – ворчал он сквозь зубы. – Сколько раз собирался подъехать в автосервис, проверить "дворники" – вот и дождался!

– Не боись! Бог не выдаст – свинья не съест, – философски заметил Крячко. – Он вроде не особенно торопится. Наверное, не опасается слежки. Хотя, по логике вещей, дело тут вряд ли чистое. На миллион дело – не иначе! Видел, какую закуску наш Эдуард Петрович бросил на произвол судьбы? Обидно до слез!

– Тебе-то что за обида? – спросил Гуров. – Тебя за тот стол не приглашали.

– Мне в принципе обидно, – объяснил Крячко. – Ты вот говоришь, что у меня нет воображения, а я очень живо представляю себе, что сейчас господин Гаврилов должен чувствовать. Можно сказать, изо рта кусок вытащили!

– Ну, это ты преувеличиваешь, – заметил Гуров. – Но вообще любопытно. Я бы не сказал, что этот молодой человек сильно торопился. Цель его демарша, по-моему, другая была – унизить Гаврилова. Тебе не кажется?

– Мне не кажется. Так оно и есть, – сказал Крячко. – Унижать ближнего – это чисто человеческая черта. Вот тебе пример из животного мира. Попробуй, скажем, отобрать кость у собаки – это же табу! А здесь, пожалуйста, – на часы показал, нос задрал, и наш Эдуард Петрович побежал на задних лапках.

– Но Гаврилов сам виноват, – сказал Гуров. – Если у тебя деловая встреча, да еще с человеком, от которого зависишь, ограничься чашкой кофе – ну, рюмкой коньяка, если уж не терпится. Обед из трех блюд это был, конечно, перебор.

– Куда же они катят? – с большим интересом произнес Крячко. – На какую такую гадость хотят подбить нашего Эдуарда Петровича?

– Почему же непременно гадость? – сказал Гуров. – Приличные люди. Мне, например, личность этого аккуратного молодого человека совершенно незнакома – судя по всему, в розыске он не числится и криминального прошлого у него не имеется.

– Не беспокойся, он свое наверстает, – уверенно заявил Крячко.

Гуров с улыбкой покосился на него.

– Ты просто испытываешь неприязнь к аккуратным людям, – сказал он.

– Такую личную неприязнь испытываю, – признался Крячко. – Даже кушать порой не могу.

– Ну, сегодня ты на аппетит не можешь пожаловаться, – заметил Гуров. – Вон как за чужой пропавший обед переживал!

– Так это я чисто эстетически, – объяснил Крячко. – В принципе, гори он синим огнем…

Тут разговор их прервался, потому что "БМВ" свернул в переулок и остановился возле недавно отстроенного десятиэтажного здания с высокими зеркальными окнами. Похоже, здесь располагался какой-то новый офисный центр. Вдоль тротуара стояли несколько сверкающих иномарок, а на высоком крыльце под бетонным козырьком разговаривали какие-то солидные люди в строгих костюмах с изящными кожаными бюварами в руках.

Из "БМВ" появились Гаврилов и его молодой спутник. Они торопливо взбежали по ступеням и скрылись за тяжелыми дверями из светлого дерева. Однако в последний момент молодой человек, шедший позади Гаврилова, успел оглянуться и, как показалось Гурову, пристально уставился на его "Пежо". Гурову этот взгляд ужасно не понравился.

– Кажется, нас приметили, – негромко сказал он.

– Да мы вроде и не особенно прятались, – благодушно заметил Крячко. – А что – надо было?

– Жизнь покажет, – ответил Гуров. – Во всяком случае, этот молодой человек оказался не глупее нас, а это уже настораживает. Ты номер его машины запомнил?

– А як же! – хохотнул Крячко. – Лучше, чем свой день рождения. Ну что, пойдем внутрь? А то здесь посидим – тепло, сухо…

– Выбора нет, брат, – вздохнул Гуров. – Нам не свое тепло – нам Гаврилов тепленьким нужен. А где его еще брать тепленьким, как ни при этих странноватых обстоятельствах? Поэтому придется выходить под дождь, ничего не попишешь…

До дверей они тоже добирались вприпрыжку – трудно было сохранять солидность под холодными дождевыми струями. Люди на крыльце неодобрительно покосились на мятые джинсы Крячко, но посторонились, давая дорогу.

Сыщики проскочили в тугую дверь и оказались в обширном, отделанном мрамором вестибюле. Здесь было значительно многолюднее, чем на улице, – какие-то энергичные молодые люди с мобильниками, парочка холеных женщин с сигаретами в руках, несколько лотков с канцелярскими принадлежностями.

Гуров заметил столик в углу, за которым сидел строгий человек в очках, похожий на вахтера. За его спиной на стене висела схема-указатель с номерами этажей и названиями организаций. Гуров направился туда.

Но, едва он сделал несколько шагов, как перед ним словно из-под земли вырос крепкий, уверенный в себе человек в черном костюме с ничем не примечательным лицом, на котором выделялись разве что глаза, имевшие весьма странное выражение – они одновременно казались и внимательными и в то же время отсутствующими. Человек будто постоянно прислушивался к какому-то внутреннему голосу.

– Господа кого-то ищут? – спросил он негромко и сочувственно.

Гурову показалось, что человек это появился совсем не случайно. Но он сделал вид, будто ничего особенного не происходит, и дружелюбно ответил:

– Угадали, мы ищем тут одного знакомого. Буквально на секунду разминулись. А вы тут работаете? Мы представления не имеем, где его теперь искать.

– В самом деле? А как фамилия вашего знакомого? Возможно, я сумею вам помочь…

Гуров назвал фамилию. На лице незнакомца отразилось некоторое внутреннее напряжение. Однако он быстро справился с эмоциями и ровным голосом сказал:

– Боюсь, вам придется подождать немного. Но я сию минуту справлюсь. Будьте добры, присядьте пока на диванчик. Я быстро.

Его ласковый тон вовсе не убедил Гурова. Едва услужливый человек удалился быстрым шагом в один из боковых коридоров, Гуров выполнил свое первоначальное намерение и вступил в разговор с человеком в очках, сидевшим за столиком.

Тот действительно был здесь чем-то средним между вахтером и справочным бюро. Человеком он оказался толковым, особенно когда увидел красные "корочки", и на вопрос Гурова ответил с ходу:

– Говорите, двое? Только что зашли? Это вы, наверное, господина Звенигородского имеете в виду? Они вдвоем заходили только что. Больше никого и не было – вы с товарищем только. Это вам на первый этаж надо – шестнадцатая комната. Там у нас со вчерашнего дня фирма "Орион" помещается. Господин Звенигородский как раз оттуда. Вы удивляетесь, как это я быстро запомнил, если они только вчера тут появились? А ничего хитрого! У меня память фотографическая. Мне стоит один раз список увидеть или человека – и все, отпечаталось! До смерти теперь не сотрется, – похвастался он и добавил: – Да вот к вам сию минуту охранник из той же фирмы подходил, господин Федьков, – этого я тоже запомнил.

– Из той же фирмы? – насторожился Гуров. – Точно?

– Точнее не бывает, а он разве вам не сказал?

Гуров обернулся к Стасу и коротко кивнул головой:

– Бегом в шестнадцатую!

Глава 5

Офис новорожденной фирмы "Орион" приятно удивлял своей аскетичностью. В небольшой приемной оперативники не обнаружили ничего, кроме дешевого компьютерного стола, за которым скучала молоденькая секретарша. Явно подержанный и далеко не "продвинутый" компьютер был выключен. У Гурова даже возникло подозрение о невозможности включить этот агрегат в принципе – уж слишком безысходный вид был у секретарши.

Однако при появлении оперативников девушка заметно оживилась и даже сделала попытку встать из-за стола, когда Гуров, изображая "своего", небрежно спросил, указывая на внутреннюю дверь офиса:

– Звенигородский здесь? – и как ни в чем не бывало двинулся дальше.

– Туда нельзя! – растерянно вскрикнула секретарша, бросаясь наперерез Гурову. – У господина Маркова важное совещание!

– А скажи, красавица, это не тот самый Марков, который в девяносто шестом возглавил экспедицию на Северный полюс? – неожиданно густым басом осведомился Крячко, совершенно сбивая девушку с толку и тем самым давая Гурову возможность беспрепятственно проникнуть в закрытую дверь.

Ответа красавицы относительно участия господина Маркова в мифической экспедиции на Северный полюс Гуров уже не услышал, зато, пройдя сквозь тамбур в соседнюю комнату, он услышал кое-что поинтереснее. Уже в тот момент, когда он только брался за ручку второй двери, до него донесся обрывок диалога, ведущегося явно на повышенных тонах.

– Да я вам клянусь, что ничего общего у меня с ментами нет и быть не может! Менты – помилуй бог!.. – почти кричал голос с истеричными интонациями.

– У тебя, может, и нет, – густо возражал кто-то с презрением. – А вот у ментов к тебе очень даже есть. А я ведь тебя предупреждал, падла!

– Да точно менты! – вступал третий голос, уже знакомый Гурову. – Я ментов нюхом чувствую. Может, они и ничего, конечно, может, ты просто соседей снизу затопил, а ремонт делать не хочешь… Но по-моему, свалил бы ты от греха подальше – оно вернее будет.

– Слышал, что Федьков сказал? – спросил презрительный голос, и в эту секунду Гуров вошел в комнату.

Лица находившихся там людей мгновенно обернулись к нему. Собиравшийся выдать еще одну порцию истерики Гаврилов осекся. Похоже, он вспомнил человека, сидевшего с ним в одном кафе, и новое появление этого человека ошеломило его.

На неприметной физиономии Федькова появилось выражение, которое должно было означать что-то вроде: "Ну, что я говорил?!" Лощеный Звенигородский с отвращением уставился на смятенного Гаврилова. Четвертый из компании, являющийся, несомненно, главным – лысый и мрачный человек лет пятидесяти, – с досады крутанулся в скрипучем вертящемся кресле, знававшем лучшие времена, и рявкнул:

– Вам чего, товарищ? – сказывалась старая закалка. – Не видите, у нас совещание? И чем там эта дура занимается? Простейшего дела поручить нельзя…

Гуров смерил его долгим взглядом и с расстановкой сказал:

– Нельзя жить и каждого человека опасаться. Особенно когда этот человек, как вы тут правильно заметили, мент… У вас, мне сказали, целая организация. Запамятовал только, как называется – не "Коза Ностра", часом?

Лысый сбавил тон и, пряча раздражение, сказал:

– Фирма у нас посредническая, товарищ. Извините, не знаю, как вас по отчеству-званию… А мы-то называемся "Орион". А то, что вы сказали, к нам никакого отношения не имеет. И с вашей стороны это довольно дурная шутка.

– А что, я кому-то на ногу наступил? – насмешливо спросил Гуров, подходя ближе. – С чего бы это посреднической фирме ментов опасаться?

– А никто и не опасается, – скучным голосом сказал лысый Марков.

Теперь вся команда уже смотрела в упор не на Гурова, а на проштрафившегося Гаврилова, который в эту минуту, потный, красный, в черных очках на носу, был похож на героя боевика, наскоро приговоренного к смерти.

– Пошел вон! – негромко сказал Марков, не сводя глаз с Гаврилова, и тут же издевательски-почтительным тоном обратился к Гурову: – Нам нет причин опасаться, товарищ мент! У нас все чин-чином: документация, лицензия, то-се… Кому надо, на лапу уже дадено. Так что вы опоздали, голубчик.

– А мне кажется, как раз вовремя, – жестко заметил Гуров. – Узнал много интересного. Надеюсь, вы еще что-нибудь расскажете. Например, за что так вдруг невзлюбили господина Гаврилова, с которым только что вроде важное совещание проводили…

– Это недоразумение, – с застывшей усмешкой сказал Марков. – Этот господин не имеет к нам никакого отношения. Если он вам нужен, можете забирать, пока его не выставили пинками. И, между прочим, было бы неплохо, если бы вы тоже освободили помещение, господин "как вас там", раз уж у вас нет к нам никаких конкретных претензий. Не любить милицию – это ведь не преступление, правда?

– Тут важно чувство меры, – хладнокровно заметил Гуров. – Не любить, в принципе, не возбраняется, но дразнить-то зачем? Неосторожно это, господин Марков! Я теперь название вашей фирмы точно запомню. Да и вы, думаю, меня не забудете.

Гуров отвернулся от примолкших "фирмачей" и обратился к Гаврилову:

– Думаю, нам пора идти, Эдуард Петрович! Здесь вы уже вряд ли понадобитесь, а нам бы очень хотелось задать вам пару вопросов.

Гаврилов как будто не обращал на него никакого внимания. Он подался вперед и, облокотившись о край стола, с надрывом сказал:

– Андрей Владиленович! Вы же понимаете – тут какое-то недоразумение!

– Иди-иди! – отмахнулся от него Марков. – Слышал, что тут было сказано? У нас должна быть незапятнанная репутация. Нам не нужны работники, за которыми по пятам ходит милиция! Ступай!

Гаврилов несколько секунд смотрел сквозь черные очки на лысую голову Маркова, и, казалось, он изо всех сил удерживается, чтобы не влепить в эту лысину хорошего леща. Потом он вдруг резко развернулся на каблуках и, не глядя ни на кого, вышел.

Вся компания проводила его молчанием. Никто не проронил ни слова и потом, когда к выходу направился Гуров.

"Кажется, я преподнес им задачку посложнее, чем они мне, – подумал про себя Гуров. – Они-то наверняка формально чистые – иначе бы не стали так задаваться. И Гаврилова так просто со мной не отпустили бы, будь он с ними тесно связан. Нет, видимо, я действительно сорвал ему трудоустройство. Ну да все равно потом благодарить будет. От этих дельцов за версту пахнет аферой. Так что приобрел наш Эдуард Петрович наверняка больше, чем потерял. Однако, где он сам?"

Гаврилова в приемной уже не было. Как, впрочем, и Крячко. Одна только растерянная секретарша топталась возле неработающего компьютера, не решаясь заглянуть к шефу.

– Найди, дочка, работу получше – от души советую, – сказал ей Гуров и вышел в коридор.

Крячко и Гаврилова он настиг уже на крыльце. Насмерть рассерженный Гаврилов с тоской смотрел на залитую дождем улицу. Мокнуть ему совершенно не хотелось, но теперь в его распоряжении не было автомобиля, и Гаврилов был вынужден терпеть присутствие Стаса Крячко, который наводил на него суеверный ужас. Гаврилов никак не мог понять, что происходит и почему какие-то незнакомые люди преследуют его.

– А вот и шеф! – радостно объявил Крячко, завидев Гурова. – Я же сказал, что он не задержится.

Гаврилов затравленно оглянулся, посмотрел на Гурова сквозь непроницаемые очки и, волнуясь так, что запрыгала нижняя губа, сказал:

– Я не понимаю, в чем дело? Что происходит? Какое вы имеете право вмешиваться в мою личную жизнь? Какой-то чудовищный фарс! У нас что – полицейское государство? Я, между прочим, довольно известный человек, и у меня есть связи! Если вы не оставите меня в покое, я знаю, куда я пойду! И кто вы такие, в конце концов?!

Внешне он кипятился, но интонациям его, при всей горячности, не хватало убедительности. Создавалось впечатление, что Эдуард Петрович чувствовал себя далеко не уверенно – что-то ему мешало.

– Спасибо, слов произнесено много, – наконец перебил его Гуров. – Но все не в тему, как говорится. Никто не вмешивается в вашу личную жизнь, и ничего особенного не происходит. Вы просто воспринимаете все в искаженном ракурсе, Эдуард Петрович! Видимо, в этой самой личной жизни у вас что-то не ладится – я угадал? А насчет того, кто мы такие – удовлетворю ваше любопытство немедленно. Полковник Гуров и полковник Крячко – оперуполномоченные по особо важным делам. Вот мои документы.

Гаврилов заметно изменился в лице и притих.

– Но я все равно не понимаю… – пробормотал он. – По особо важным? Да что случилось-то?

– С вами, надеюсь, ничего страшного не случилось, – сказал Гуров.

– Как сказать, – махнул рукой Гаврилов. – Сегодня у меня все просто идет к черту! Только что из-за вас я лишился работы, и вообще…

– Вы еще скажете нам спасибо, – заметил Гуров. – Не стоит, конечно, целиком полагаться на первое впечатление, но о ваших работодателях у меня сложилось самое неприятное впечатление. По-моему, это не те люди, которые поднимут экономику страны до небывалых высот. По-моему, наоборот.

– А мне плевать на экономику! – запальчиво ответил Гаврилов. – Я должен подумать прежде всего о себе. Ведь вы же не станете обо мне заботиться?

– Мы уже о вас заботимся, – возразил Крячко. – Вы могли попасть в дурную компанию. А мы…

– Вообще-то мы к вам совсем по другому делу, Эдуард Петрович, – серьезно сказал Гуров, как бы невзначай оттирая Стаса в сторону. – Мы хотим задать вам несколько вопросов в связи с ограблением квартиры гражданина Белинкова.

– Кого?! – изумленно выдохнул Гаврилов.

Его удивление не было притворным – Гуров готов был держать пари на что угодно.

– А вы не в курсе? – спросил он. – Позавчера квартиру известного артиста ограбили. Поскольку квартира вашего батюшки находится в непосредственной близости от места преступления, а вы там периодически бываете, мы и хотели выяснить, не были ли вы свидетелем чего-то подозрительного вокруг квартиры Белинкова. Может быть, какие-то подозрительные люди, какие-то следы…

– Какие следы, помилуйте! – с обидой воскликнул Гаврилов. – Разве я похож на бойскаута? У меня своих проблем полон рот. И вообще, я сто лет уже не бывал в отцовской квартире.

– Это смелое заявление, – сказал Гуров. – Может, сбавите хотя бы лет двадцать? А если серьезно – вы и накануне ограбления не были там? Два дня назад – не были? Не вы обломили случайно цветок в коридоре? И открытку в кабинете отца не трогали?

Гаврилов был потрясен настолько, что даже снял с носа черные очки.

– Какую, к черту, открытку? – с возмущением произнес он. – Отец не имеет привычки слать из-за границы никаких открыток. И вообще, при чем тут открытка, если уж на то пошло? Вы говорили про ограбление. А тут вдруг открытка, цветок какой-то… Если хотите знать, я у отца уже больше месяца не был. Да и что мне там делать? Туда регулярно наведывается сестра, а у меня, знаете ли, сложные отношения с родственниками. Так что, извините, не проходит у вас этот номер!

– Мы не в цирке, чтобы номера показывать, – проворчал Крячко. – Вам вопрос задали. Конкретно насчет посещения отцовской квартиры. Вот и ответили бы конкретно, без неподобающих намеков. Мы, между прочим, при исполнении служебных обязанностей. Так что выбирайте выражения.

– А я чего? – заволновался Гаврилов. – Я ничего такого не сказал. Может, погорячился немного. И ответил конкретно – к отцу я давно не заходил. Так вы меня тоже поймите – я только что по вашей милости место потерял, а тут еще ограбление!

– А все-таки, что это за место, на которое вы претендовали, Эдуард Петрович? – спросил Гуров.

– Место накрылось – значит, и говорить не о чем, – буркнул Гаврилов, отворачиваясь. – Тем более, насколько я понимаю, к вашему делу это прямого отношения не имеет.

– Кто может знать, что имеет отношение, а что не имеет, Эдуард Петрович? – возразил Гуров. – Когда нет точных ответов, а только приблизительные, поневоле делаешься подозрительным. Вот смотрите – после ограбления квартиры Белинкова мы вместе с вашей сестрой побывали в квартире вашего отца. Были подозрения, что преступники могли в ней укрыться. И что же? Анастасия Петровна обнаружила пропажу открытки из кабинета и сломанный цветок в прихожей. Ключи от квартиры имеются только у нее и у вас. Что это может означать, как вы думаете?

Гаврилов казался очень расстроенным. Он вертел в руках черные очки, совершенно позабыв, что с ними делать. Глазные яблоки у него были желтоватые, с багровыми воспаленными прожилками. Похоже, он прятал их за очками намеренно.

– Да ничего это не может означать, – сказал он упрямо. – Потому что я там не был. А к этим чудовищным зарослям, на которых помешан отец, я даже приближаться боюсь. Он так на них помешан, что может закатить скандал только из-за того, что вы неодобрительно отзоветесь о каком-нибудь кактусе. Притом, что ухаживать ему за ними некогда, и он взваливает эту почетную обязанность на кого ни попадя. Я уже давно держусь от этого подальше и захожу к отцу только в крайнем случае.

– Но ключи-то у вас есть?

– Разумеется! Ну так что с того? Не хотите же вы сказать, что я мог дать ключи бандитам!

– Дать, допустим, не могли, – согласился Гуров. – Мы уважаем презумпцию невиновности. Но кто-то ведь мог воспользоваться ключами обманным путем?

– Это как? – удивился Гаврилов. – Вот они, ключи, в связке. Она всегда при мне. Как это можно воспользоваться тем, что у тебя в кармане?

– Собственно, мы именно это и хотели узнать, – сказал Гуров. – Если вы ручаетесь, что этого произойти никак не могло, мы удовлетворимся ответом. Значит, мы взяли курс в неправильном направлении, и придется его менять.

– Да уж меняйте, – проговорил Гаврилов. – Я на чем угодно могу поклясться, что моими ключами воспользоваться не мог никто.

– Ну и отлично, – заключил Гуров. – Тогда у нас вопросов больше нет.

– У меня есть один, – подал голос Крячко. – Один маленький вопросик. А вы, Эдуард Петрович, вообще знаете, что за открытка стояла в кабинете вашего отца?

Гаврилов посмотрел на него с удивлением.

– У него там не менее полусотни открыток, – сказал он. – Какую из них вы имеете в виду?

– Кажется, из Таиланда, – пояснил Крячко. – Обнаженная женщина на берегу океана. Помните такую?

Гаврилов пожал плечами и ответил, как показалось Гурову, чересчур быстро:

– Абсолютно не помню. А чем она замечательна?

– Ну вам-то лучше знать, – сказал Крячко. – Наверное, чем-то замечательна, раз пропала.

– Глупость какая-то! – раздраженно заметил Гаврилов. – Мне все время кажется, что вы как-то особенно изощренно разыгрываете меня.

– Ну что вы, Эдуард Петрович! – укоризненно сказал Гуров. – Такого мы не можем себе ни в коем случае позволить. Мы – люди серьезные. А что открыткой интересуемся – так у нас профессия такая. Вся из мелочей состоит. А вернее, у нас такого и понятия не существует. У нас каждая чепуха в дело идет. Бывало потянешь за ниточку – совсем на первый взгляд незначительную, – и такой клубок разматывается!..

– Ну да, что-то знакомое, – невесело усмехнулся Гаврилов. – "Когда б вы знали из какого сора…" Я только одного не пойму – вы хотите сказать, что бандиты забрались в квартиру моего отца лишь затем, чтобы подкараулить соседа напротив? И ничего при этом не сперли, кроме паршивой открытки? Удивительная деликатность! Да вы знаете, сколько у моего папаши раритетных вещей в доме? Коллекционеры отвалят за любую кругленькую сумму…

– А наличные деньги ваш отец хранил дома? – вдруг спросил Гуров.

– Наличные? – задумался Гаврилов. – Наличные вряд ли. Он предпочитал пользоваться карточками. Привык, знаете ли, по-европейски.

– Ну вот вам и ответ на ваш вопрос, – сказал Гуров. – Зачем связываться с раритетами, которые обязательно где-нибудь всплывут? Эти господа предпочитают наличные – желательно мелкими купюрами.

– Мне всегда казалось, что эти господа берут все, что под руку попадется, – проворчал Гаврилов. – Поэтому я почти уверен, что вы ошибаетесь. Никто в отцовской квартире не прятался и Белинкова не подкарауливал. Маэстро невоздержан на язык и не в меру хвастлив. Наверняка вся Москва знала, сколько у него денег и в какой момент лучше всего их отобрать.

– И сколько же их у него? – с невинным видом спросил Гуров.

– Вот, пожалуй, только я один этого и не знаю, – не заметив подвоха, сказал Гаврилов.

– А почему вы назвали Белинкова маэстро? – с любопытством осведомился Крячко.

– А черт его знает! Назвал и назвал, – ответил Гаврилов. – Не звездой же мне его называть… Звездой я и сам мог стать – было дело. Да не повезло маленько. Такая, видно, судьба у меня. Все время что-то мешает, как тому танцору… Так я, с вашего разрешения, пойду? Вернусь туда, откуда меня с вашей помощью выставили… – закончил он с кривоватой усмешкой.

– Стоит ли, Эдуард Петрович? – спросил Гуров.

– Просящему дается, – сказал Гаврилов. – А ориентироваться на высокую нравственную планку, как вы предлагаете, я не могу. Чистоплотность – это забава для богатых. Я себя к ним отнести пока не могу.

– Вам жить, – сказал Гуров. – Тогда еще пару слов на прощание. Возможно, нам придется еще раз с вами встретиться. Заранее приносим извинения, Эдуард Петрович.

Гаврилов ничего на это не сказал, а только махнул рукой и скрылся за тяжелой дверью. Оперативники некоторое время смотрели ему вслед, а потом Гуров задумчиво сказал:

– А ведь он почти меня убедил. После разговора с Эдуардом Петровичем у меня появилось четкое ощущение, что мы ловим руками воздух. Одному в состоянии экзальтации послышался щелчок замка, другая подняла шум по поводу никому не нужного клочка бумаги… Я и сам, подобно индейскому разведчику, нашел сломанную веточку и сразу вообразил себе целое враждебное племя. А на самом деле ветку скорее всего сломала сама Анастасия Петровна, которая, в сущности, ненавидит весь этот растительный мир и с большим удовольствием переломала бы там все ветки до единой…

– Да, с характером оба! – заметил Крячко. – Что брат, что сестра. Если уж вобьют что-нибудь в голову… Так что будем делать, шеф?

– Я не доктор, у меня готовых рецептов нет, – проворчал Гуров.

– Ну, тогда я предложу свой! – с энтузиазмом сказал Крячко. – Надеюсь, теперь мы можем позволить себе хороший обед и пару кружечек пива?

Гуров с юмором покосился на него.

– Из всех богатых забав, которые мы можем сегодня себе позволить, – сказал он, – остается чистоплотность. Что же касается остального, то придется ограничиться парой бутербродов. Тогда, пожалуй, удастся выкроить и на пару пива. Если ты, конечно, не получил наследства от какого-нибудь аргентинского дяди.

– Не, не получил еще! – весело сказал Крячко. – Но какие мои годы! Все еще впереди, верно?

Глава 6

– Честно говоря, удивляюсь я тебе, Лев Иванович! – сказал Булгин с веселым недоумением. – Я это говорил уже, но скажу опять. Для чего ты на это дело напросился – убей, не понимаю! Это не к тому, что мне с тобой работать не хочется, а просто по-человечески непонятно. Ладно бы какие дивиденды рассчитывал получить, а то ведь геморрой один! Вот уже неделя прошла, а у тебя никаких подвижек. Про эту историю с открыткой и сломанным кактусом даже и вспоминать не хочу – смех ведь один!

Через стол, заваленный папками с документами, он насмешливо посмотрел на Гурова, который с невозмутимым видом сидел напротив него – как всегда, идеально выбритый, свежий и с иголочки одетый. В унылом казенном кабинете прокуратуры он казался инородным телом. В каком-то смысле Лев именно так себя и чувствовал.

– Обидеть подчиненного – дело нехитрое! – усмехаясь уголком губ, отозвался Гуров. – А между тем про геморрой ты, Валентин Сергеевич, очень метко сказал! Похоже, с этим делом мы еще много недель будем чесаться. А что делать? Теперь окончательно ясно, что преступники – новички. Ни один из наших информаторов ничего не сообщил. Следов практически никаких. Примет тоже. Вдобавок ни один из похищенных предметов нигде не всплыл. Я предполагаю, что скорее всего дорогую аппаратуру преступники не несут к барыгам, как это принято у настоящих воров, а оставляют себе. Это, кстати, еще один довод в пользу того предположения, что грабители – выходцы из более-менее образованного слоя. Аппаратура им самим нужна – душа высокого просит… При таком положении дел шансы обнаружить похищенное почти нулевые. Разве что в конце концов они награбят столько, что поневоле придется продавать награбленное. Хотя не исключено, что вскоре они вообще не будут брать вещи…

– А ты знаешь, зачем я тебя пригласил именно сегодня? – вдруг перебил его Булгин.

– Чтобы посмеяться над бедным оперативником? – улыбнулся Гуров.

– А вот и не угадал! – торжествующе сказал Булгин. – Я тебе сюрприз приготовил. Помочь хочу. В твоих безуспешных поисках, значит… Ты список похищенного у актера Белинкова помнишь? Карманный компьютер у него был.

– Наладонниками их еще называют, – авторитетно добавил Гуров. – Марка "Axim". Говорят, очень удобная вещь – для тех, кто понимает. Ну и стоит прилично – долларов четыреста. Это если без прибамбасов всяких.

– Ну, тебе только в рекламном агентстве работать, – засмеялся Булгин. – А вот кому-то твой "Axim" не ко двору пришелся – выкинул он его на хрен!

– Это как понимать? – осторожно спросил Гуров.

– В прямом смысле. Нашли этот компьютер, – объявил Булгин. – Только особенно не радуйся. Тут больше вопросов, чем ответов… В общем, как получилось? Повезло нам с тобой. Сержант патрульной службы из сто двенадцатого отделения ответственным и серьезным парнем оказался. У них там доводили до сведения насчет банды, которую мы ищем. Ну сам знаешь, как это бывает. Как говорится, кого дерет чужое горе… А этот парнишка серьезно проникся. Тем более он почитателем Белинкова оказался. А тут во время дежурства в подземном переходе натыкается он на человека без регистрации, который пытается сбыть с рук непонятную вещицу. Задержал он его, доставил в отделение. А поскольку сержант в этих электронных хреновинах немного лучше нас с тобой разбирался, то он этот "Axim" включил и обалдел, естественно. Потому что он там сразу фамилию Белинкова обнаружил. Ну, доложился парень начальству, а те компьютер мне передали. Вместе с тем горемыкой, который эту хрень сбыть пытался. Я-то с ним уже беседовал – можешь и ты теперь поговорить. Он в коридоре сейчас сидит.

– Так зови! – удивленно сказал Гуров. – Надо же, ты, Валентин Сергеевич, как тот корнет из анекдота – издалека начал! Мог бы сразу сказать, без этих… предисловий.

– Говорю же, сюрприз, – посмеиваясь, ответил Булгин и крикнул в приоткрытую дверь: – Давайте сюда задержанного!

Немолодой молчаливый милиционер ввел в кабинет замученного нечесаного и небритого парня лет двадцати семи в дешевых джинсах и несвежей клетчатой рубахе. Под левым глазом парня желтел след от синяка, на лице была написана полная покорность судьбе. Булгин окинул его критическим взором и снисходительно сказал:

– Ну, давай, расскажи нам еще разок свою басню! А то вот полковник ее пока не слышал. А он большой до басен охотник!

Парень исподлобья взглянул на Гурова, завистливо вздохнул и сказал мрачным баском:

– Да чего рассказывать? Рассказывал ведь уже! Сто раз рассказывал. Самому уж противно слушать.

– Ты присаживайся! Сидя язык глаже работает, – распорядился Гуров. – Как твое имя-отчество? И вообще, откуда ты такой хороший?

Парень осторожно опустился на стул и привычно-унылым голосом ответил:

– Рябчиков Антон Владимирович. Судимостей не имею. Из Рязани я. Приехал в Москву заработать. У вас тут ведь платят не так, как мы привыкли. Заграница, одним словом! Только у меня квалификации никакой, а тут без квалификации тоже много не заработаешь. Прожрешь больше. Ну, я покрутился-покрутился и решил обратно в Рязань подаваться.

– Без квалификации, конечно, сложно, – сочувственно сказал Гуров. – А что же ты, Антон Владимирович, не учишься, не добываешь себе квалификацию? Вроде не мальчик уже – пора бы!

– Да? А на какие шиши я учиться буду? – плаксиво спросил Рябчиков. – Сейчас за так не учат – капитализм! Вам хорошо рассуждать…

– Надо понимать, ты теперь социализма ждать будешь, чтобы на работу устроиться… – поморщился Гуров. – Ладно, проехали! Скажи лучше, как у тебя, такого бедного, такая дорогая игрушка в руках оказалась?

Рябчиков нахмурился, ударил себя в грудь и проникновенно сказал:

– Честное слово, гражданин начальник! Не крал я! Нашел я ее – вот чем хочешь поклянусь!

– Остынь! – сказал Гуров. – Тебя пока вроде никто в краже не обвиняет. Так что не надо клятв – просто говори правду.

– Ясно, – кивнул парень и, глядя прямо в глаза Гурову, горячо заговорил: – В натуре говорю, начальник, как все было! Вчера переночевал я у одной девахи – ну, вроде понравился я ей. В магазине познакомились. Ну, она, правда, сама не больно молодая, но еще вполне ничего. Тем более мне вообще ночевать негде. Сейчас не прежние времена – с вокзала ваши гоняют, родни у меня тут нету… Говорят, в старых железнодорожных вагонах типа как в гостинице устроиться можно, да я что-то побоялся. Запросто по башке дадут и последние гроши отымут… Ищи потом ветра в поле! Я больше женщинам доверяю. Только не заладилось у нас с этой дамочкой, – в голосе его прозвучала неподдельная обида. – Все-таки тоже понимать должна. Мужскому организму тоже отдых требуется. А я путем не спал, не жрал уже третьи сутки… А тут еще выпили маленько, ну, я и сам не заметил, как закемарил… Короче, в два часа ночи она меня выставила и даже "извините" не сказала. А куда я? Метро закрыто, на улице колотун…

– Знаешь, давай не будем размазывать кашу по тарелке! – предложил Гуров. – Ближе к делу! Где нашел игрушку?

– Так я и рассказываю, – загорячился парень. – Чтобы понятно было. Выставила она меня, значит. Ну, я покрутился-покрутился и опять к ней в подъезд – думал, уговорю. Она – ни в какую! Пригрозила милицию вызвать. А мне это зачем? Перекантовался я кое-как до утра под лестницей, а там жильцы на работу пошли – на меня уже с подозрением смотреть начали. Я и ушел. Походил, значит, по улицам, потом пивка в киоске взял и во двор какой-то зашел. Ну, и чтобы никого не смущать, под кустиком устроился. Пью, это, я пиво и вдруг смотрю – лежит! Прямо между кустами, значит. Я сначала думал – плеер. Обрадовался, что музыку послушаю. А там какие-то буквы, ни хрена никакой музыки. Ну и зачем она мне, правильно? А вещь, видно же, дорогая. Ну, я и решил – толкну кому-нибудь в переходе, хоть деньги на обратную дорогу заработаю. У меня, честно сказать, уже финансы, типа это… поют романсы.

– Финансы у него! – не удержался Булгин. – Ты его больше слушай, Гуров! На билет денег нет, а на пиво есть. Странно получается!

– А чего? Пиво вроде не запрещено, – сказал Рябчиков, втягивая голову в плечи. – И на билет у меня есть. Просто я подумал – лишние деньги не помешают…

– Мудрая мысль, – согласился Гуров. – Так что было дальше?

– А ничего и не было, – тоскливо сказал Рябчиков. – Мне вообще не везет. Я и предложить никому эту хреновину еще не успел, а тут сержант заходит. Что за незаконная торговля, говорит. Ну и пошла канитель – где живешь, почему регистрации не имеется, где вещь взял… Короче, нечего больше рассказывать, гражданин начальник, сам видишь!

– Да уж вижу, – сказал Гуров. – Ну и что дальше делать собираешься, Антон Владимирович?

– А что делать? – жалобно проговорил парень. – Когда мне никто не верит? Знаю я вас – впаяете теперь лет пять, и поехал парнишка в далекую тундру вместо родной Рязани!..

– Слыхал, Гуров? – иронически заметил Булгин. – Пророк просто! Нострадамус! А вообще следовало бы – пускай не на пять лет, а месячишка эдак на три бы следовало! А то так и будет мыкаться как говно в проруби, пока на самом деле не сопрет что-нибудь… Двадцать восемь лет – и никакой квалификации у обалдуя! Пиво под кустами пьет!

– Ладно, Антон Владимирович, – сказал Гуров. – Допустим, я тебе поверил. Не крал ты эту вещицу. А показать можешь, где ты ее нашел?

Парень озабоченно наморщил лоб. Лицо его пошло красными пятнами. Боясь, как бы Гуров не передумал, он торопливо заговорил:

– Я, конечно, Москву вообще не знаю. И у той бабы первый раз был. Но вообще маршрут примерно могу вспомнить. Особенно если на метро туда доехать. Станция "Красногвардейская", вот! Ну а там постепенно я этот двор найду! Поплутаю, конечно, но найду – зуб даю!

– Да верю! – усмехнулся Гуров и обернулся к Булгину. – Ну что, даешь мне этого беспаспортного? Сгоняем с ним в те края. Очень мне любопытно на тот куст посмотреть, под которым компьютеры валяются…

– Да врет он, не видишь, что ли? – уничтожающе произнес следователь. – Скорее всего зазевался кто-то, а он технику и увел.

– Гражданин начальник! – простонал Рябчиков, умоляюще складывая руки. – Да не было этого! Ну, хочешь, я на колени встану? Сроду не крал! Взаймы без отдачи – это бывало. А чтобы красть – ни копейки! Ну хоть в Рязани спроси у кого хочешь!

Булгин покрутил головой и безнадежно отмахнулся.

– Да забирай, конечно! – сказал он. – Я тебя для того и пригласил. Только, прошу тебя, Лев Иванович, до полного выяснения глупостей не делай! А то еще отпустишь этого кренделя под честное слово… Пускай хорошенько в "обезьяннике" насидится. Может, проймет это его, учиться пойдет – на дворника хоть, что ли… Милиционера с собой возьми тоже – он за него головой отвечает. А ты, если чего найдешь – не томи, как обычно! Сразу оперативные данные мне на стол, понятно?

– Да чего уж тут не понять, – добродушно отозвался Гуров. – Были бы они, данные. Кстати, я не спросил – экспертизу компьютера проводили? В каком он состоянии?

– Да в рабочем он состоянии, – сказал Булгин. – Эксперты сейчас с ним работают. Только если ты про отпечатки пальцев говоришь – это мимо. Сам понимаешь. Наш рязанский друг все там залапал. Ну а остальное эксперты дня через два скажут.

– Да я, в общем-то, одно имел в виду, – ответил Гуров. – Как эта игрушка в кустах оказалась – из кармана выпала или с большой высоты?

– Видимых повреждений нет, – строго сказал Булгин. – Внутренних скорее всего тоже. Техника!

Оказавшись на заднем сиденье "Пежо", Рябчиков заволновался.

– Это самое… Гражданин начальник! Может, на метро лучше? – беспокойно сказал он. – Не угадаю я так – из машины-то!

– Не волнуйся, – успокоил его Гуров. – Доедем до "Красногвардейской", а там на своих двоих. Вспомнишь. Зачем на метро время терять?

– Ага, – уже когда отъехали, зловеще сказал милиционер. – На метро ему! Сбежать надеешься? У меня не убежишь! – Кажется, ему очень хотелось произвести благоприятное впечатление на Гурова.

Парень немного удивленно посмотрел на него.

– Куда же мне бежать, когда паспорт у вас? – с обидой сказал он. – И адрес вы мой знаете. Получается, бежать-то мне не с руки вовсе. Зачем бежать? Мне товарищу полковнику еще место показать надо, – в его голосе появились льстивые нотки.

Гуров слегка усмехнулся – объяснения парня позабавили его. Однако на самом деле все было очень серьезно. Если бы удалось узнать, каким образом карманный компьютер Белинкова оказался в кустах на окраине Москвы, это было бы огромной победой. Гуров был склонен верить Рябчикову. Глядя на этого несуразного, бестолкового и ленивого парня, невозможно было поверить, чтобы он имел какое-то отношение к ловким и энергичным налетчикам. Точно так же Гурову не верилось, что Рябчиков способен был у кого-то выкрасть электронную игрушку – для этого тоже требовалась ловкость и даже определенный артистизм, которые отсутствовали у Рябчикова напрочь.

Находка компьютера была для Гурова как нельзя кстати. За прошедшую неделю расследование действительно не продвинулось ни на миллиметр. Грабители словно в воду канули. Белинков, немного придя в себя после потрясения, с головой погрузился в поиски необходимой для поездки в Германию суммы – и, кажется, у него что-то уже получалось. Гуров был рад за прославленного артиста, но самому ему было от этого ни холодно, ни жарко. Немного ясности внесла и Гаврилова. Гуров еще раз встретился с ней, но ничего нового не услышал – дочь журналиста держалась замкнуто и надменно и все твердила о пропавшей открытке – теперь она была совершенно уверена, что та пропала, хотя упорно называла виновником собственного брата. Никакие доводы не могли переубедить Анастасию Петровну. Она даже с горькой прямотой заявила Гурову:

– Вы можете думать, что хотите, но я просто уверена, что Эдуард Петрович здесь был за день до моего прихода. Он может говорить что угодно – с него станется. Будет врать на голубом глазу и ни разу не собьется. Такой уж человек мой брат. Вы же его видели – какие же еще у вас могут быть вопросы?

Вопросов у Гурова как раз возникало все больше, но никто не хотел на них отвечать. Гаврилов тоже вдруг пропал – его домашний телефон молчал и днем и ночью. Возможно, Эдуард Петрович обхаживал руководство фирмы "Орион" в надежде получить вожделенное место.

В отношении этой фирмы Гуров переговорил со своим приятелем из отдела по экономическим преступлениям – тот обещал выяснить, что фирма собой представляет, но пока от него тоже не было никаких сообщений. Вся эта неопределенность страшно досаждала Гурову, хотя он старался этого не показывать. Он упорно вчитывался в материалы дела, в скупые строки свидетельских показаний, будто надеясь там обнаружить ключ к разгадке, но понимал, что все это напрасно и без определенной доли везения скоро им с места не сдвинуться. И вот, кажется, наконец повезло.

Нужно было только найти место, где повезло сначала безработному Рябчикову. Задача была не такой простой, как могло показаться на первый взгляд. Способности парня ориентироваться в пространстве находились на зачаточном уровне. Полный энтузиазма в начале пути, Рябчиков заметно приуныл, когда, добравшись до станции метро "Красногвардейская", они все вышли из машины.

Он сразу принялся беспомощно и суетливо озираться, недоверчиво рассматривая каждый дом, попадавшийся на глаза. При этом он что-то бормотал себе под нос и нерешительно переступал с ноги на ногу, как человек, которому приспичило в туалет. Милиционер, внимательно за ним наблюдавший, первым обратился к Гурову:

– Товарищ полковник! – сказал он убежденно. – Врет он! Он и не был тут никогда – вы только на него посмотрите!

Рябчиков плаксиво сморщился и тонко выкрикнул:

– Да был я здесь, был! Не помню только… Я тут только вечером был, во-первых, а во-вторых, я вообще плохо места запоминаю. Меня в школу до десяти лет бабушка провожала, потому что запросто мог заблудиться.

– Совсем ты, Рябчиков, мышей не ловишь! – укоризненно сказал Гуров. – Странно мне, что ты еще как-то умудрился компьютер найти. Ты такой растяпа, что скорее штаны на ходу потеряешь. Давай, сосредоточься! Вот ты из метро вышел – куда повернул? Направо или налево?

Рябчиков еще раз с отчаянием оглянулся и неуверенно ткнул рукой.

– Туда вроде!

– Ну, пойдем туда, – согласился Гуров. – Напряги мозги-то! Молодой ведь еще!

Они пошли по дорожке в сторону однотипных кирпичных домов. Лицо Рябчикова все более мрачнело. При дневном свете он ничего не мог узнать.

– Одинаковое тут все какое-то! – жалобно сказал он Гурову. – А я больно-то не присматривался, куда она меня вела – иду себе да иду…

– Долго шли? – спросил Гуров.

– Не, совсем мало, минуты две если, – ответил Рябчиков, и вдруг лицо его просияло. – Вспомнил! Там на торце слово написано было – "Толик"! Точно! Жирными такими буквами…

Принялись искать "Толика". Как ни странно, дело пошло значительно быстрее, и уже на торце третьего по счету дома обнаружили искомую надпись. Рябчиков торжествовал, словно в лотерею выиграл.

– Ну, что я говорил?! – восклицал он. – Точно я здесь был. В этом самом доме. На третьем этаже во втором подъезде. Там и под лестницей сидел – уже на первом, конечно… Можно пойти посмотреть.

– Воздержимся, – остудил его пыл Гуров. – Это ты уже отдельно сходишь. Если дорогу вспомнишь. А мы сейчас дальше искать будем. Вспоминай, куда отсюда утром пошел. Киоск ищи или магазин, где пиво брал. Неужели опять не помнишь?

– Так, приблизительно, – уклончиво сказал Рябчиков. – Если осмотрюсь, обязательно вспомню! У меня вообще-то память отличная, товарищ полковник, а вот нервы плохие… Мне, чтобы припомнить что-нибудь, обязательно успокоиться надо. А в школе на это внимания не обращают, поэтому я только семь классов и закончил.

– Так ты даже школу не осилил! – поразился Гуров. – Ну, орел! Как же дальше жить думаешь? Нигде тебя не берут, ничего ты не умеешь… Баба и та выгнала!

– Он надеется, что под каждым кустом ему компьютеры приготовлены, – ядовито сказал сопровождающий их милиционер. – Навидался я таких, товарищ полковник! Одна у них дорога… – Он махнул рукой.

– Ладно, не каркай! – сердито перебил его Гуров. – Человек сам дорогу выбирает. Будем надеяться, что Антон Владимирович сделает правильный выбор, вернется в Рязань и займется доступной ему трудовой деятельностью. В Москве у него что-то не очень получается… Верно, Антон Владимирович?

– Точно! – со вздохом сказал Рябчиков. – Придется в Рязань возвращаться. Жалко, что хреновину эту не продал. Без бабок вернусь – друзья на смех подымут. Как думаете, товарищ полковник, сколько такая может стоить? Компьютер то есть? Тысячу баксов могли за него дать?

– Ну, это ты хватил! – засмеялся Гуров. – Сказок начитался? По щучьему велению… Может, за сотню и сбыл бы кому-нибудь. А может, и меньше – надоело бы в переходе стоять – за пятерку бы отдал. Спасибо тому сержанту, что тебя задержал. Вещь-то, Антон Владимирович, краденая.

– Да я понял, – горделиво сказал Рябчиков, чрезвычайно довольный своей проницательностью. – Только я-то здесь ни при чем! Значит, какой с меня спрос?

– Спрос с тебя один, – сурово произнес милиционер. – Сказано, чтобы куст тот нашел – значит, должен найти!

– Да уж почти нашли, – вдруг с облегчением заявил Рябчиков, указывая грязным пальцем в сторону. – Во! Тут я пиво и брал. А потом напротив пошел – во двор, значит. Там за детской площадкой в кусточках присел, а тут эта хреновина и лежит… – он словно боялся произнести слово "компьютер" и упорно именовал находку "хреновиной".

Гуров посмотрел туда, куда указывал Рябчиков – в небольшом павильончике и сейчас торговали пивом и кока-колой. Напротив действительно просматривался проезд между домами, за которым темнели силуэты кустов и деревьев. Пока все сходилось.

– Ну так веди, Сусанин! – грозно сказал Гуров. – Только куст мне покажи тот самый! Как в рекламе говорится – с точностью до миллиметра. Иначе я тебя в Рязань не отпущу – до зимы будешь этот куст искать!

– Юмор понял, товарищ полковник! – серьезно ответил Рябчиков. – Мне до зимы никак нельзя. У меня с одеждой туго. Уже сейчас по ночам мерзну. А по кустам я, можно сказать, специалист.

– Оно и видно! – буркнул милиционер, которому болтливый подопечный действовал на нервы.

Несмотря на заверения Рябчикова о своем профессионализме, минуты две они кружили по двору, присматриваясь к зеленым насаждениям. Специалист по кустам боялся ошибиться. Наконец он остановился возле одного и долго рассматривал листву с тщательностью ботаника, выводящего новую невиданную породу. Гурову невольно пришло в голову, что в этом деле зеленые друзья человека попадаются на пути как-то уж чересчур часто. Впору особый отдел открывать.

– Ну так вот он! – вдруг радостно сказал Рябчиков, словно сам не веря своему счастью. – Железно, он! Я тут вот сел. Меня за этой вот стеночкой не видать, а тут как раз травка, мягко и тихо… Вот. А эта хреновина вот тут лежала. Со стороны-то ее не видать, а если прямо под куст сядешь – она как раз тут.

Гуров заглянул, куда показывал Рябчиков. Он обнаружил пятачок зеленой травы, ограниченный с одной стороны загородкой детской площадки, а с двух других – густыми, буквально непроходимыми кустами. Случайно попасть в это место нормальный человек не мог. Туда нужно было специально втискиваться, прячась от людских глаз. Никого, кроме Рябчикова, представить в этой роли было невозможно.

– Ясно, – сказал он. – Значит, здесь компьютер и лежал? Никакой ошибки быть не может?

– Чтобы я провалился на этом месте! – горячо воскликнул Рябчиков. – Точнехонько тут и лежал. Точнее, как бы стоял – на ребре, значит. Я так думаю, товарищ полковник, кто-то его из окна выкинул. Больше он сюда никак попасть не мог.

– Ага, прямо для тебя из окошек компьютерами швыряться начали! – прокомментировал милиционер. – Скоро телевизоры в ход пойдут!

– Так нечаянно! – жалобно сказал Рябчиков. – Телевизор большой, а эта штука маленькая. Сами и не заметили, как выкинули. А потом найди тут!

– Правильно мыслишь, – сказал ему Гуров. – В том смысле, что попасть сюда компьютер мог только сверху. Как-то сложно себе представить, чтобы его владелец забирался сюда намеренно.

– Может, прятал? – спросил милиционер, которому не понравилось, что Рябчиков правильно мыслит. – Да и вообще, врет он, наверное, товарищ полковник! Моя бы воля – я бы с ним поговорил по-своему!

Гуров внимательно посмотрел на него и назидательно заметил:

– Это уже не воля получается, а, как говорится в популярном фильме – волюнтаризм! Ваша как фамилия?

– Григорьев моя фамилия, товарищ полковник, – настороженно ответил милиционер.

– Так вот, Григорьев, волюнтаризм этот изживать надо! – сказал Гуров. – Так и доложите своему начальству – полковник Гуров, мол, сделал мне замечание за излишний волюнтаризм.

– Есть замечание! – с испуганным недоумением пробормотал милиционер и после этого в разговор уже не вступал.

Гуров, чрезвычайно этим довольный, принялся за дальнейший осмотр места. В принципе, могли быть самые разные варианты попадания карманного компьютера в кусты. Но самым маловероятным представлялся Гурову вариант выпадения компьютера именно из кармана. Его несомненно забросили со стороны – с детской площадки или из окна дома. Одно было непонятно – почему это произошло? Подобными вещами разбрасываются нечасто. Значит, была достаточно веская причина для этого. Преступник хотел избавиться от опасной улики? Гуров подумал, что стоит побывать в местном отделении милиции и справиться, не проводилось ли накануне какое-либо задержание в этом дворе.

Он в десятый раз обошел вокруг кустарника, заглядывая под каждую ветку. Гуров не очень четко представлял себе, что он еще собирается здесь найти, но к подобным действиям его подталкивала интуиция и жизненный опыт. Он знал, что лишний осмотр на самом деле никогда не бывает лишним.

И это правило блестяще подтвердилось, но несколько неожиданным образом. Когда Гуров в очередной раз заглянул под кусты, за его спиной внезапно прозвучал надтреснутый въедливый голос:

– А что это вы там ищете, молодой человек? Или потеряли что?

Гуров распрямился и оглянулся. Шагах в пяти от него стояла маленькая аккуратная старушка в старомодном черном платье с белыми пуговками. На голове у нее красовалась шляпка, сразу напомнившая Гурову кадры из мультфильма про старуху Шапокляк. Стараясь изо всех сил сохранять серьезность, Гуров проговорил:

– За "молодого человека" спасибо! Давненько меня так никто не величал. А насчет того, что я тут ищу, ответить вам никак не смогу. Потому что и сам не знаю.

Глаза у старухи смотрели подозрительно и сердито. Ответ незнакомого человека ей совсем не понравился.

– А не знаете – и нечего здесь лазать! – категорически заявила она. – Много сейчас стало таких вот… любителей. Идите к себе во двор и там лазайте! Я это вам серьезно говорю, молодой человек! А то я быстро в милицию позвоню!

Гуров приподнял брови и улыбнулся.

– Зачем же в милицию? – спросил он. – Мы и сами милиция. У меня вот и удостоверение имеется. А во-он там, за кустами, посмотрите – человек в форме стоит. Так что причин для беспокойства никаких нет, уверяю вас!

Глаза старухи расширились, округлились, а потом вдруг налились медом. Когда она вновь заговорила, ее скрипучий голос звучал льстиво и заискивающе.

– То-то я и смотрю! – совершенно непоследовательно сказала она. – Значит, милиция наша? Это очень приятно. Если какая со стороны жильцов помощь требуется…

– Помощь – это хорошо! – улыбнулся Гуров. – А у вас милиция не часто во дворе бывает? Когда в последний раз?

– Ой, давно! – с сожалением сказала старуха. – Даже и не припомню сейчас.

– А вчера-позавчера не были? – разочарованно спросил Гуров.

– Не были, – деликатно вздохнула старуха. – Я ведь постоянно за событиями в нашем дворе слежу. А что нам, пенсионерам, еще делать? Хе-хе… Времени свободного много. Силы вот уже не те! Ну и остается только следить… За всем, конечно, не уследишь, – вдруг спохватилась она, словно Гуров мог потребовать от нее отчета. – Но стараемся быть в курсе… Вы вот там искали чего-то, а я сразу подумала, чего они там все ищут?

– Все? – насторожился Гуров. – А кто еще искал?

Старуха приблизилась к Гурову и, понизив голос, конфиденциально сообщила:

– Искал! На том же самом месте. Вот дня три-четыре назад и искал. Все под кусты заглядывал, даже на площадку ходил. А что ему делать на площадке – она для детей! Правильно я говорю?

– В сущности, так и есть, – согласился Гуров. – Конечно, когда припрет, приходится вторгаться и на эту территорию… Но про кого же вы сейчас говорите? Вы знаете этого человека?

Старуха многозначительно поджала бледные губы.

– Что знаю, не скажу, – призналась она. – Но видала не раз. Он тут к одной непутевой ходит. Мы ее между собой Липучкой зовем, хе-хе… Потому что мужики к ней как мухи липнут. Иной раз дело до безобразия доходило, вы не поверите – дрались из-за нее зверски! Прямо здесь во дворе и дрались! И вроде люди приличные, в галстуках… Но последнее время она вроде как остепенилась чуть-чуть. Один он к ней ходил. Она, конечно, вид делала, что и не к ней вовсе, но мы-то знаем!..

– Старая закалка, понятно! – серьезно сказал Гуров. – Это очень интересно, что вы рассказали. Хотелось бы побеседовать с этой… гм… женщиной. Не подскажете, в какой квартире она проживает?

– Само собой, подскажу, – обрадовалась старуха. – Давно пора за них взяться, за проституток!

– Ну, не будем спешить с выводами, – заметил Гуров. – Если женщина пользуется успехом у мужчин, это еще не значит, что она проститутка.

– А если она ни одной ночи дома не бывает, а днем отсыпается? Это как назвать? – с вызовом спросила старуха. – Проститутка и есть! Вы обязательно к ней приглядитесь, товарищ милиционер!

– Значит, она сейчас дома? – спросил Гуров.

– Дома! А где же ей быть? Отсыпается перед ночной сменой, – на бледных губах появилась язвительная усмешка. – Шестьдесят третья квартира у нее, товарищ милиционер. Вот в этом подъезде…

Гуров мысленно прикинул, куда могут выходить окна названной квартиры. Пока все сходилось – не исключено, что компьютер вылетел из окна неизвестной Липучки. Поэтому стоило поскорее с ней познакомиться, несмотря на ощутимые пробелы в репутации.

Поблагодарив еще раз старушку за информацию, Гуров вернулся к своим спутникам и дал распоряжение Григорьеву возвращаться без него.

– С Рябчиковым-то как быть, товарищ полковник? – хмуро поинтересовался милиционер.

– Думаю, пару деньков он нам еще может понадобиться, – сказал Гуров. – А вообще пусть Булгин решает. Одним словом, двигайте! А у меня тут неотложные дела наметились – не до вас теперь.

Глава 7

Гурову пришлось довольно долго давить на кнопку дверного звонка, пока за дверью шестьдесят третьей квартиры не произошло наконец что-то похожее на шевеление. Впрочем, шевеление было настолько тихим, что источником его могла быть, скажем, кошка. Однако через мгновение стало ясно, что кошка тут ни при чем, потому что низкий женский голос, недовольный и заспанный, спросил из-за двери:

– Кого там черт принес в такую рань?

Гуров никак не мог согласиться, что середина дня такая уж рань, но, припомнив подробности биографии Липучки в изложении сердитой старухи, был вынужден признать, что некоторая логика в словах хозяйки квартиры все-таки есть. Зная, что спросонья люди соображают неважно, он не стал пускаться в долгие объяснения, а сразу взял быка за рога.

– Милиция! – грозно сказал он.

За дверью ойкнули, а затем наступила полная тишина. Она длилась не менее минуты, и Гуров совсем уже было решил, что переборщил, но в этот момент из квартиры снова послышался женский голос – на этот раз он казался более осмысленным.

– А что случилось? – тревожно спросила Липучка.

– А вы откройте и узнаете, – посоветовал Гуров.

– Я не одета, – возразила хозяйка, но затем все-таки загремела замком и после недолгой возни приоткрыла дверь.

В узкую щель, ограниченную дверной цепочкой, выглянуло слегка опухшее, но тем не менее очень симпатичное женское личико, обрамленное всклокоченными золотистыми волосами. Глаза у Липучки были пронзительно голубые и ясные, и Гуров вынужден был признать, что даже без косметики и прочих женских штучек она необыкновенно хороша.

Тревожно всмотревшись в Гурова, девушка неожиданно успокоилась и с досадой сказала:

– Чего ж вы врете – из милиции! Не видите, сплю я? Шляетесь здесь ни свет ни заря… Делать, что ль, больше нечего?.. Послушайте, а может, вы квартирой ошиблись? – вдруг оживилась она. – Что-то я вас совсем не знаю…

– Не думаю, что ошибся, – сказал Гуров. – А не знаете вы меня по одной простой причине – потому что мы не знакомы. Чтобы ликвидировать это досадное упущение, беру на себя инициативу. Позвольте представиться – старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров.

– Ого! – опешила девушка. – Так вы серьезно?

Ее голубые и, в общем, незлые глаза вдруг разом сделались холодными как две прозрачные льдинки. Она окончательно проснулась и теперь напряженно раздумывала, как ей поступить дальше – Гуров понял это по ее лицу.

– Вы бы меня впустили, – добродушно посоветовал он. – Не через цепочку же нам переговоры вести. Соседи и так все ваши тайны знают.

– Это не соседи, а козлы, – неожиданно резюмировала девушка довольно громким тоном. – Уроды все как на подбор. Теперь вам понятно, что я думаю о своих соседях?

– Да, думаю, что понятно, – сказал Гуров. – Ваше заявление трудно назвать двусмысленным. Но, может быть, все не так уж плохо, как вам представляется?

– Все гораздо хуже, – убежденно возразила девушка и вдруг, порывисто отпрянув назад, захлопнула дверь.

Гуров не успел даже удивиться, как лязгнула цепочка и дверь уже по-настоящему открылась.

– Ну проходите уж! – со вздохом сказала хозяйка, под взглядом гостя запахивая на груди белый кружевной халатик. – И не пяльтесь так – у меня мурашки по коже!

Гуров, однако, никаких мурашек не заметил – кожа у девушки была гладкая, покрытая ровным светло-шоколадным загаром. В каком-то смысле этот загар можно было считать профессиональным – на шести сотках за два выходных дня так не загоришь. "Возможно, вредная старуха переборщила, называя Липучку проституткой, но какая-то доля истины тут есть наверняка, – подумал Гуров, следуя за девушкой в комнату. – Она зарабатывает на жизнь телом, внешностью – возможно, в модельном бизнесе – и, в конце концов, что тут плохого? Как говорится, все, что не запрещено… Глупо ожидать, что сегодняшние девушки будут сдавать нормы ГТО и краснеть при слове "мужчина". Они и от других слов не очень-то краснеют… Что выросло, то выросло!"

Однако, попав в комнату Липучки, Гуров первым делом обратил внимание на наличие в помещении аппаратуры – список похищенного "гуманистами" он вызубрил наизусть. Аппаратура у Липучки ограничивалась небольшим телевизором и магнитолой, и то и другое выглядело не слишком шикарно – скорее всего в этом отношении Липучка была совсем не привередлива.

И еще в этом чисто женском гнездышке, довольно уютном и комфортабельном, царил тем не менее страшный беспорядок. Гуров давно уже обратил внимание на эту особенность – женщины делаются поборницами порядка и аккуратности лишь в том случае, если рядом с ними находится мужчина. Когда они одиноки, то предпочитают жить в хаосе, от которого обольется кровью сердце самого непритязательного мужчины.

– А вы не такой противный, как все милиционеры! – неожиданно сказала Липучка, останавливаясь и оглядывая Гурова с головы до ног. – Практически выглядите как нормальный человек.

Гуров шутливо поклонился.

– Спасибо, – сказал он. – Доброе слово и кошке приятно. Но почему у вас такое мнение о милиции? Какие-то неприятные воспоминания?

– А какие могут быть приятные воспоминания о милиции? – небрежно ответила Липучка.

Она огляделась, сгребла с дивана разбросанную по нему одежду и кивнула Гурову:

– Садитесь, что ли… Так чего вы ко мне приперлись? Наверное, соседи настучали, что я тут телом направо-налево торгую?

Она усмехнулась и потянулась за сигаретами, лежащими на столике с косметикой. Гуров, однако, обратил внимание, что усмешка у нее вышла совсем невеселой. Он присел на диван и, дождавшись, пока Липучка закурит, сказал:

– Вообще-то "приперся" я к вам по другому вопросу. Вы, может быть, пропустили мимо ушей мою рекомендацию, поэтому хочу напомнить, что занят особо важными делами. А ваше тело, при всех его несомненных достоинствах, на таковое не тянет ни при каких обстоятельствах.

– Ну и комплиментик! – иронически воскликнула Липучка. – Не знаешь – радоваться или плакать!

– Лучше радоваться, – серьезно ответил Гуров. – Потому что особо важные дела подразумевают довольно продолжительные сроки заключения и прочие неприятности. Поэтому уместнее будет радоваться… Кстати, неплохо, если бы вы сказали мне свои имя и фамилию… Да и место работы, если не секрет.

Липучка глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым в потолок.

– Липатова Елена Сергеевна, – отчеканила она, бесстрашно глядя Гурову в глаза. – Семьдесят восьмого года рождения. Город Москва. Прописка в порядке. Паспорт показать?

– Пока обойдемся, – сказал Гуров. – А работаете?

Елена опять усмехнулась и сказала с вызовом:

– Работаю в ночном клубе "Камилла". Исполняю танцы со стриптизом. Вы шокированы?

– Нисколько, – ответил Гуров. – Вы же не при мне их исполняете. Да и вообще, сейчас столько чудес развелось – чувства притупляются, знаете ли. Я вот недавно в одном таком месте был – по служебным делам. И там мужики то же самое исполняли. Так вы не поверите – я даже глазом не моргнул!

Липатова звонко расхохоталась и выронила на пол сигарету.

– А вы прикольный! – одобрительно сказала она. – И вообще симпатичный, хоть и старый. А чего ко мне-то пришли, раз чувства притупились?

"Уж в чем другом, а в непосредственности ей не откажешь, – подумал Гуров, несколько смущенный только что полученной характеристикой. – При том, что на девицу легкого поведения или нарушительницу закона она все-таки не похожа. Однако неплохо было бы перевести разговор в более деловое русло – все-таки мы сейчас не в клубе "Камилла".

– У меня к вам очень серьезный разговор, Елена Сергеевна, – сказал Гуров. – Постарайтесь ответить на мои вопросы максимально честно и подробно. Не хочу вас пугать – сейчас у нас с вами никакой не допрос, а просто доверительная беседа – но, если вы не захотите пойти мне навстречу, нашу беседу неизбежно придется перенести в служебный кабинет, куда вход и выход по пропускам, а каждое слово фиксируется протоколом и скрепляется вашей подписью. А это уже совсем другой коленкор, Елена Сергеевна!

Липатова подобрала с пола дымящуюся сигарету и, критически осмотрев ее, сунула в пепельницу, которая и так уже была полна окурков.

– Нет, вы такой же, как и все, – со вздохом сказала она. – Вечно я обманываюсь. Мама говорит, что я слишком инфантильна и это… как ее… импульсивна. А мужики этим пользуются. Вот и вы туда же. Сразу хотите подавить меня своей железной волей. Конечно, я уже напугана до смерти, хотя, в принципе, чего мне бояться?

– Так это прекрасно, если нечего бояться! – с оптимизмом заметил Гуров. – Я, кстати, вовсе не собирался вас пугать. Просто предложил более приемлемую альтернативу.

Елена снова вздохнула и сказала:

– Ну давайте вашу альтернативу! О чем вы хотели говорить?

– Меня интересует один эпизод из вашей жизни, Елена Сергеевна, – сказал Гуров. – Дня три назад у вас в гостях был молодой человек…

– Ну это уже точно соседи настучали, – уверенно заключила девушка. – Ну был, допустим. И что же? Имею я право на личную жизнь?

– Насчет соседей вы не ошиблись, – подтвердил Гуров. – Соседи его видели. И еще они видели, как он долго и упорно искал что-то в кустах под вашими окнами. Вы не подскажете, что именно он там искал?

Их взгляды встретились. И Гуров неожиданно увидел в ясных голубых глазах Елены ошеломление. Нет, не ошеломление даже, а какое-то мгновенное отупение – словно она внезапно получила оглушающий удар по лицу. Нечто подобное Гурову доводилось видеть на ринге, когда противник оказывался в нокдауне. До сих пор девушка не выказывала абсолютно никакого смятения, и Гуров, в сущности, не испытывал в отношении ее никаких подозрений. Теперь все перевернулось.

– Искал? – почти шепотом произнесла она.

– Вот именно, искал, – значительно сказал Гуров, стараясь развить успех. – Похоже, вы в курсе, что это было?

Однако Елена опять показала, что обладает непростым характером. Наверное, жизнь приучила ее мгновенно реагировать на оглушающие удары. Ее лицо вдруг стало совершенно спокойным, а замечательные голубые глаза сделались ясными, как прежде.

– Простите, – сказала она с обворожительной улыбкой. – Я не знаю, что он там искал. Впервые от вас слышу.

Пожалуй, теперь удар пропустил уже Гуров. Конечно, это был не нокдаун, но неприятные ощущения были налицо. Он недооценил эту девчонку.

Все-таки она замечательно владела собой. Конечно, и теперь в ней чувствовалось напряжение, но она старательно и довольно умело маскировала его – не отводила взгляда, улыбалась, медленно тянулась за сигаретой, намеренно распахнув полы своего халатика, так что в вырезе явственно нарисовались тяжелые загорелые груди без всяких следов купальника. Гуров понял, что инициатива стремительно уплывает из его рук. Тогда он пошел напролом.

– Давайте не будем играть в кошки-мышки, Елена Сергеевна! – жестко сказал он. – Я же вижу, что вы от меня что-то скрываете. Чтобы освежить вашу память, я подскажу вам, что искал ваш приятель. Это был карманный компьютер, верно? Компьютер марки "Axim". Теперь вспомнили?

Девушка наморщила лобик и с натуральным сожалением покачала головой.

– Ей-богу, не понимаю, о чем вы! – искренним тоном сказала она. – У меня, правда, бывают знакомые, но ни один из них не увлекается компьютерами. Тем более карманными. Они предпочитают не держать в карманах ничего тяжелее бумажника… Это я, конечно, шучу. Но насчет компьютера правда! С чего вы взяли? Соседи вам сказали? Эти уроды чего угодно наговорят, лишь бы испортить мне жизнь. Они просто спят и видят, как меня выселяют из этого дома, понимаете?

"Шестой десяток разменял, а ума не нажил! – сердясь на себя, подумал Гуров. – Теперь ее и домкратом не свернешь. Упрямая девица!"

– Вспомните, что я сказал вам в начале разговора, Елена Сергеевна, – намеренно сдерживаясь, произнес он. – Если вы мне лжете, неприятности могут быть очень большие. Не хочу каркать, но как бы не сбылись мечты ваших соседей…

В глазах Липатовой мелькнуло что-то похожее на боль, но тут же исчезло.

– А вы не каркайте, раз не хотите, – насмешливо сказала она. – И с чего мне лгать? Вы же меня предупредили, чтобы я говорила правду. А я девушка послушная.

– Значит, вы настаиваете на том, что ваш друг ничего не искал под вашими окнами дня три назад? – спросил Гуров. – И карманного компьютера у него не было?

Елена лениво пожала плечами.

– Я ни на чем не настаиваю, – сказала она. – Искал он – не искал… Откуда мне знать? Может, и искал, но мне об этом ничего не известно, понятно? Как и о вашем дурацком компьютере. Вот неизвестно – и все!

Это было уже почти вызовом. В кабинете следователя она бы вела себя, конечно, по-другому, но туда ее еще нужно было доставить. Действовать как шериф из боевика Гуров не мог.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Не буду настаивать. Вижу, что бесполезно. Такой провал в памяти домашними средствами не лечится. Но хотя бы имя и фамилию своего приятеля, который был у вас позавчера, вы помните? Если скажете, что нет, я просто не поверю.

– А я не скажу, – спокойно ответила Елена. – Действительно, чего проще – спросите у него самого, что он искал под моими окнами. Его фамилия Раскатов Павел Петрович. Работает в казино под названием "666". Он там что-то вроде директора по кадрам. Все сманивает меня к себе. А я все никак не решусь… Цену себе набиваю, – засмеялась она.

– Действительно, за рупь двадцать вас не возьмешь, – сказал Гуров, поднимаясь. – Будем надеяться, что, когда вы получите повестку в прокуратуру, память у вас будет в полном порядке. Потому что, в противном случае, вашу цену будут определять в другом месте. А мне, честно говоря, совсем этого не хотелось бы.

– Вы очень добрый, – со скрытой издевкой произнесла Елена. – Настоящий милиционер из сериала строгий, но справедливый.

– Это есть, – согласился Гуров. – Пользуйтесь, пока имеется возможность.

– Учту ваши слова. А теперь можно я еще немного посплю? Сегодня мне в ночь на работу.

– Разумеется! Немедленно ухожу, – сказал Гуров. – Ведь вы больше ничего не хотите мне сказать? Значит, больше мне у вас делать нечего. Но если вдруг вспомните что-нибудь интересное, обязательно мне позвоните, ладно? Вот мой номер телефона.

Елена взяла визитную карточку и небрежно бросила ее на туалетный столик. Кусочек картона вспорхнул над россыпью ярких флакончиков и упал на пол. Девушка даже не посмотрела в его сторону. По ее глазам было видно, что она ждет не дождется, когда незваный гость исчезнет из ее жизни.

Гуров покачал головой и направился к двери. Елена, не двигаясь, смотрела ему вслед. Сейчас, растрепанная и в то же время сосредоточенная, среди хаоса, царящего в спальне, она казалась совсем беспомощной и одинокой. Но Гуров не испытывал к ней жалости, и в нем все более крепло ощущение, что она намеренно морочит ему голову.

Он спустился во двор. Проницательной старухи уже не было. Григорьев с Рябчиковым тоже давно уехали. По детской площадке бегал пудель грязно-розового цвета. Откуда-то набежали тучи, и стало заметно прохладнее. Гуров сел в машину и позвонил Крячко.

– Немедленно подъезжай на "Красногвардейскую"! – распорядился он. – Понаблюдаешь за одной дамочкой.

– Хорошенькая? – деловито осведомился Стас.

– На мой взгляд, весьма даже, – ответил Гуров. – Но всякие мысли можешь сразу выбросить из головы. Она что-то от нас скрывает. Возможно, ее бойфренд имеет какое-то отношение к ограблению Белинкова. Я думаю, она сейчас помчится делиться с ним впечатлениями. Так что пошевеливайся – мне тут нужно наведаться в одно злачное место, а с девицы глаз нельзя спускать.

– Уже давлю на газ, – сказал Крячко.

Глава 8

Казино под нехорошим названием "666", расположенное за пределами Садового кольца, удивило Гурова своей неброской, но ощутимой респектабельностью и безукоризненной вежливостью персонала. Нежданный визит сыскаря-полковника вряд ли пришелся кому-то по душе, но встретили Гурова со сдержанным почтением, словно он был владельцем нефтяной вышки и явился, чтобы проиграть пару миллионов. Никаких препятствий ему не чинили, и когда он назвал фамилию Раскатова, заявив, что намерен с ним встретиться, по глазам охранников и распорядителя Гуров понял, что напряжение вот-вот достигнет пика – ничего хорошего от него здесь не ждали. Его лишь попросили минуту подождать, пока кто-то из обслуживающего персонала предупреждал о визите самого Раскатова. Гуров об этом догадался, но виду не подал – неоправданная тревога, поднявшаяся в казино, его забавляла.

Наконец его очень вежливо попросили пройти в кабинет. Под присмотром двух крепышей в белоснежных манишках Гуров проследовал в недра заведения, где было все так же чинно, роскошно и презентабельно, как и на входе. Наверное, вечером здесь было повеселее, но пока казино было просто средоточием тишины и покоя.

Кабинет Раскатова был отделан в темных тонах и обставлен солидной массивной мебелью. Она внушала почтение и трепет. В огромных кожаных креслах человек обычных габаритов мог утонуть.

Раскатов встретил гостя на пороге. Это был серьезный человек лет сорока, прекрасно одетый, с аристократическим загаром на породистом лице. Держался он с большим достоинством и, кажется, никакого беспокойства в связи с визитом Гурова не испытывал. Более того, он держался так, словно Гуров был долгожданным желанным гостем, которого приятно видеть.

– Прошу вас, присаживайтесь! – предложил он, приветственно улыбаясь. – Раскатов Павел Петрович, к вашим услугам. А ваше имя-отчество?

Гуров назвался. Раскатов широким жестом указал ему на кресло и тут же предложил:

– Что-нибудь выпьете? Виски, джин, коньяк?..

– На работе стараюсь не увлекаться, – сказал Гуров. – Да и вообще я к вам на пять минут, Павел Петрович. Просто хочу задать несколько вопросов.

Раскатов уселся напротив и, скрестив пальцы, острым взглядом посмотрел на Гурова.

– Вопросы касаются нашего казино? – спросил он.

– Нет, скорее вас лично, – ответил Гуров. – Хочу сразу предупредить, что это не официальный допрос и вы имеете право не отвечать. Но с точки зрения здравого смысла я бы советовал вам ответить.

– Грозное начало, – невозмутимо произнес Раскатов. – Но меня вполне устраивает. То, что касается меня лично, я готов вам прояснить в любую минуту – в разумных пределах, естественно. Вопросы же, связанные с бизнесом, – коммерческая тайна, и тут я уже не уполномочен…

– Не беспокойтесь, – перебил его Гуров. – Ваша коммерческая деятельность меня пока не интересует. Однако мне сказали, что вы отвечаете здесь за кадры?

– Да, среди прочих обязанностей на мне лежит и подбор кадров, – кивнул Раскатов. – Вероятно, кто-то из наших сотрудников нарушил закон – я угадал?

– Вам лучше знать, – засмеялся Гуров. – Мне об этом, во всяком случае, ничего не известно. Но не буду вас интриговать. Вопрос очень простой. Вы знакомы с некоей гражданкой Липатовой Еленой Сергеевной, семьдесят восьмого года рождения, проживающей в районе метро "Красногвардейская"?

Брови Раскатова недоуменно поплыли вверх, а сам он непонимающим взглядом уставился на Гурова, будто силясь припомнить что-то давно забытое. Откровенно говоря, Гуров именно такой реакции и ожидал. С того самого момента, как только увидел Раскатова. Нахальная девчонка, конечно же, обвела его вокруг пальца. Раскатов никак не мог быть ее приятелем. Это было ясно с первого взгляда. Назвать этого солидного джентльмена молодым человеком, пожалуй, не решилась бы даже та въедливая старушка, а представить его шарящим под кустами возле детской площадки многоквартирного дома было просто немыслимо. Гуров задал свой вопрос просто для проформы.

– Как вы сказали – Липатова? – переспросил Раскатов. – Тут какое-то недоразумение. Впервые слышу эту фамилию. Вернее, мне, конечно, не раз приходилось встречать людей с такой фамилией, но короткого знакомства не заводил. Тем более с такими юными особами. А кто вам сказал, что я знаком с этой женщиной?

– Она сама, – ответил Гуров. – Назвала все ваши координаты. Откровенно говоря, по логике вещей вы должны быть ее любовником.

Раскатов внимательно рассматривал Гурова. Наверное, ему очень хотелось выставить настырного оперативника вон, но он до конца выдерживал тон.

– Видите ли, это абсурд, – спокойно проговорил он. – У меня нет любовницы семьдесят восьмого года рождения. У меня, если хотите, вообще нет любовницы. Я респектабельный человек, у меня семья, двое детей. Я дорожу своим положением. Все это как-то подозрительно похоже на шантаж, уважаемый Лев Иванович!

– Нет, скорее на элементарный обман, – сказал Гуров. – А в качестве обманутого – ваш покорный слуга. Не скажу, что оказался в этой ситуации полным лохом, но все-таки какая-то надежда на нашу встречу у меня была – каюсь.

– Надежда? – не понял Раскатов.

– Ну да, я ищу одного человека, – пояснил Гуров. – И надеялся, что им можете оказаться вы. Теперь надежды определенно рухнули, и осталось уточнить, откуда гражданка Липатова могла знать о вашем существовании.

Раскатов развел руками.

– Признаться, у меня нет даже желания гадать об этом, – сказал он. – А чем эта ваша… гм, гражданка занимается?

– Как сказали бы сейчас, она занята в шоу-бизнесе, – ответил Гуров. – Исполняет танцы со стриптизом в одном из ночных клубов. Уверяет, что вы упорно переманиваете ее к себе в казино.

Раскатов укоризненно покачал головой.

– Тогда точно врет, – убежденно сказал он. – Дело в том, что наше заведение не практикует подобные увеселения. Мы ориентируемся на солидных, порядочных людей, завоевавших определенное положение в обществе и не желающих его терять. Если хотите, это здоровая часть общества, которая находит отдушину не в диком разгуле, а в благородном азарте за карточным столом. Согласитесь, это не одно и то же, что танцы нагишом. Еще в пушкинские времена…

– Эх, где они, пушкинские времена! – махнул рукой Гуров. – Давайте лучше о сегодняшнем дне!

– А мне больше нечего добавить, – пожал плечами Раскатов. – Такого просто не существует в природе – я имею в виду, женщины, которую я бы сманивал к себе на работу. Это нелепость. Но я, кажется, догадываюсь, откуда этой особе известны мои координаты. Действительно, к нам периодически обращаются молодые люди, в том числе и девушки, по поводу трудоустройства. Бог знает, какими путями они нас находят. Слухом, как говорят, земля полнится. Может быть, у вас сложилось иное впечатление, но наше казино имеет большую известность и хорошую репутацию. Мы щедро платим хорошим работникам. Отсюда широко распространенное заблуждение, что достаточно желания много получать, чтобы устроиться к нам на работу. Но отбор у нас жесточайший! Не исключаю, что эта самая девушка была среди соискателей. Фамилию я не припоминаю, но если бы вы показали мне фотографию…

– К сожалению, у меня нет фотографии, – сказал Гуров. – Но, можете поверить, выглядит она очень неплохо.

– Не сомневаюсь, – серьезно заметил Раскатов. – Чтобы танцевать нагишом, нужно по крайней мере неплохо выглядеть. Но нас это совершенно не интересует. Или, правильнее будет сказать, не интересует в рабочее время, – позволил он себе пошутить напоследок. – К сожалению, это все, что я могу сказать по данному вопросу. Надеюсь, что мне удалось хотя бы в какой-то мере помочь вам.

– Ну, помочь – это, пожалуй, слишком сильно сказано, – улыбнулся Гуров. – Но все равно, за беседу спасибо.

Они поднялись одновременно с Раскатовым. Тот протянул руку и заметно повеселевшим голосом предложил:

– Буду рад, если заглянете к нам не только по служебным делам, Лев Иванович! Будете почетным гостем. Уверяю вас, замечательно отдохнете и получите незабываемые впечатления.

– Спасибо, но в последнее время я стараюсь держаться подальше от незабываемых впечатлений, – заметил Гуров. – Возраст, знаете ли…

– Понимаю, – деликатно сказал Раскатов. – И все-таки заглядывайте при случае. Может быть, расскажете мне, чем закончилась история с этой предприимчивой танцовщицей… Мне, признаться, очень любопытно.

– Боюсь, эта история закончилась очень печально, Павел Петрович, – ответил Гуров. – Зачем вам истории с плохим концом?

Выйдя из казино и сев за руль "Пежо", Гуров что есть силы двинул кулаком по спинке соседнего сиденья. Что девчонка назвала ему не ту фамилию, Гуров предполагал с самого начала, но то, что она назвала совершенно постороннюю фамилию, выяснилось только сейчас. Скорее всего где-нибудь на туалетном столике у нее валялась визитная карточка этого лощеного кадровика, и она назвала то, что ежедневно мозолило ей глаза. Воспользовалась тем, что Гуров никоим образом не мог его знать, и заморочила сыщику голову. Это было очень досадно.

Однако, успокоившись, Гуров решил, что, как обычно, худа без добра не бывает. Никакого сомнения, этой девчонке есть, что скрывать, а значит, они все-таки напали на какой-то след. И он очень хорошо сделал, что оставил Липатову на попечение Стаса, потому что наплела она Гурову с три короба с единственной целью – выиграть время и предупредить своего настоящего бойфренда об опасности. Гуров ни секунды не сомневался, что господин Раскатов и в самом деле не имеет никакого представления о какой-то стриптизерше – ее фамилия не произвела на него абсолютного никакого впечатления. На всякий случай Гуров собирался проверить связи Раскатова, но был уверен, что ничего интересного для себя там не найдет. Он и Липатова не были людьми одного круга – а в нынешнем обществе с таким феноменом приходилось серьезно считаться.

Гуров достал мобильник и набрал номер Крячко. Тот ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал не слишком дружелюбно.

– Ну что там у тебя? – спросил Гуров. – Есть новости?

– Какие, к черту, новости! – скороговоркой сказал Крячко. – Я уже два часа торчу в подъезде. На меня уже все соседи косятся. И я жрать хочу! А твоя краля сидит в своей конуре как замурованная. Никаких телодвижений не делает. Мне это совсем не нравится.

– Мне тоже, – сказал Гуров. – Сейчас я приеду и дам тебе перерыв. Сможешь набить свою ненасытную утробу. Но следить все равно придется до упора. Другого выхода у нас нет. Она – наша единственная зацепка.

Гуров предусмотрительно поставил машину с таким расчетом, чтобы самому не бросаться в глаза, но чтобы хорошо был виден вход в подъезд, где жила Липатова. Раздолбанный "Мерседес" Крячко, который он сразу же заметил на стоянке, недвусмысленно показывал, что наблюдение за прошедшие полчаса не продвинулось ни на йоту. Гуров запер автомобиль и отправился искать Крячко.

Тот с унылым видом курил на лестничной площадке – этажом выше, чем жила Липатова. Увидев Гурова, он без слов затоптал окурок и двинулся к лестнице. Гуров догнал его у выхода.

– Я буду ждать тебя на улице, – сказал он с упреком. – После тебя стыдно заходить в подъезд. Не удивляюсь, что на тебя все косились – все завалил окурками!

– Я еще не выработал такой сильной воли, чтобы не есть, не пить и не курить два часа кряду, – пробурчал Крячко. – Если некоторые думают, что это легко, пусть сами попробуют. И уйти на воздух я тоже не мог – не знаю объект наблюдения в лицо. Так что ваши упреки мне странны. У меня просто не было другого выхода, как мусорить на лестнице. Это объективная реальность.

– Эта объективная реальность приводит к тому, что народ в своей массе скорее не доверяет милиции, чем доверяет, – заметил Гуров. – И ты тоже приложил к этому руку.

– Доверия все равно в ближайшее время не вернуть, так зачем я буду страдать? – легкомысленно сказал Крячко. – Лучше скажи, принести тебе бутербродов и пива?

– Не откажусь, – подумав, ответил Гуров.

Крячко вернулся минут через двадцать с объемистым пакетом в руках, который он прижимал сверху подбородком. Вид у него был теперь чрезвычайно довольный.

– Я взял восемь бутербродов с ветчиной, четыре булочки с сосисками, кетчуп, зелени и шесть банок пива. Думаю, на первое время нам хватит. Вообще, ты не знаешь, к которому часу идут на работу стриптизерши?

– Мало знаком с их обычаями, – ответил Гуров. – Но, думаю, сидеть нам здесь еще долго. Если только эта красавица все-таки не соберется встретиться со своим бойфрендом. Странно, что она не сделала это сразу.

– А у нее есть телефон? – поинтересовался Крячко, запуская руку в пакет и доставая оттуда внушительных размеров бутерброд.

– Есть, разумеется, – ответил Гуров. – Но не думаю, что такие новости сообщают по телефону. Она должна увидеть этого типа лично.

– Ну так чего проще, – заявил Крячко, откусывая сразу полбутерброда. – Она ему позвонила и попросила прийти вечером в клуб. Там толпа, все пьяные, лишний человек на виду не будет. Там она ему все и выложит. По-моему, логично.

Гуров подумал и сказал со вздохом:

– Наверное, ты прав. Даже скорее всего прав. Девчонка именно в таком духе и поступит. Но все равно придется сидеть и ждать. Уж слишком она себе на уме.

– Ждать так ждать, – философски заметил Крячко. – Будь побольше пива – и можно ждать хоть конца света.

Глава 9

Конца света они не дождались, но, пока сидели в засаде, успели снова проголодаться. Липатова не подавала никаких признаков жизни, и Крячко начали охватывать сомнения. Однако прежде он немного вздремнул на заднем сиденье – видимо, озарение пришло к нему во сне.

– А ты уверен, Лева, что она и на этот раз тебя не обманула? – спросил он, зевая и потягиваясь. – Может, она только мечтает работать в стриптиз-клубе? А сама живет на средства, полученные от продажи краденого?

– Что же она это краденое в окно швыряет? – недовольно проговорил Гуров, который в глубине души тоже начинал беспокоиться.

– А душа широкая, – объяснил Крячко. – Вот и швыряет. Думает – завтра, мол, еще украду, ничего страшного.

– Не похожа она на барыгу, – заметил Гуров.

– А кто сейчас на кого похож? – возразил Крячко. – Время такое – все перемешалось.

– Да нет, я к тому, что на стриптизершу-то она как раз похожа, – сказал Гуров. – С такими данными только тело и показывать.

– Тело есть – ума не надо, – согласился Крячко. – Однако что-то не спешит она показывать… тело-то. Сколько мы еще здесь будем торчать, Лева? А вдруг у нее вообще выходной сегодня?

– Она должна предупредить своего дружка, – упрямо сказал Гуров. – Не может быть, чтобы она пустила это дело на самотек. Когда я заговорил про компьютер, она была в панике. Голову даю на отсечение, она прекрасно поняла, о чем идет речь. И, кстати, голова у нее соображает совсем неплохо. Да и выдержка имеется. То, что она сразу никуда не бросилась, прекрасно это доказывает. Я с тобой согласен, что она могла предупредить бойфренда по телефону, но основной разговор у них должен состояться с глазу на глаз. Подождем еще немного.

– Смеркается уже, – проворчал Крячко. – А вдруг она каким-нибудь запасным выходом воспользуется? Например, уйдет через соседский балкон? Стемнеет – вообще можем ее не заметить.

– Какие же мы с тобой тогда сыщики? – засмеялся Гуров. – Если от нас девчонка через балкон сбежит? Да и не должна она через балкон – у нее, насколько я понимаю, и так с соседями отношения не блестящие.

– Ну, знаешь, с кем не блестящие, а с кем, может, и блестящие, – заметил Крячко. – Например, возьми меня. Разве я отказал бы молодой одинокой девушке в небольшой услуге? Да ни в жизнь! И спрашивать бы не стал, что у нее на уме. Ты разве опрашивал соседей, какого они мнения? Ты одну чокнутую старушку выслушал и уже делаешь выводы.

– Я не только старушку, – усмехнулся Гуров. – Я и мнение молодой одинокой девушки выслушал. Она соседей ненавидит до судорог. Неподдельное чувство, так сказать. Так что не суетись – выйдет она, как все нормальные люди, через входную дверь. Просто нужно еще немного потерпеть, я думаю. Ночная жизнь еще не началась.

"Ночная жизнь" началась примерно в девять часов вечера. Крячко снова принялся рассуждать о правильном питании и совсем уже собрался бежать в ближайшую торговую точку, как вдруг дверь подъезда, за которым они наблюдали, распахнулась и на пороге появилась Елена Липатова.

Она на какое-то мгновение задержалась на крыльце и тревожным взглядом окинула скудно освещенный двор. Гурову в этот момент она показалась совсем хрупкой и юной, почти школьницей. Может быть, из-за того, как девушка была одета. На Липатовой был щегольской белый костюмчик – короткие брюки и куртка – и желтая блузка с отложным воротником. Голову украшала забавная белая кепка с большим козырьком, которая делала девушку похожей на Гавроша. На плече у нее болталась вместительная сумка на длинном ремешке.

– Держите меня! – сказал Крячко. – Я думал, там и в самом деле женщина с выдающимися формами, а тут пигалица какая-то – без слез не взглянешь. Лева, ты ничего не перепутал?

– Я ничего не перепутал, – сказал сквозь зубы Гуров, запуская мотор "Пежо". – И формы у нее, между прочим… Но сейчас это не тема для разговора. Вылезай из машины и топай за ней следом. Скорее всего она на метро двинет. Тебя она не знает и ничего не заподозрит. А я потихоньку за вами поеду – для подстраховки. Если сядете в метро, я сразу поеду в "Камиллу" и буду там ждать. Если что-то изменится – звони мне на мобильный!

– Вперед, чернорабочие невидимого фронта! – скомандовал себе Крячко и с достоинством вышел из автомобиля.

Не сводя глаз с девичьего силуэта, молочно белеющего в сумраке двора, Стас небрежной походкой двинулся следом за Еленой, стараясь выглядеть при этом как можно незаметнее. Дождавшись, когда он скроется за углом дома, Гуров тронул машину с места и выкатился на улицу.

Сомнений никаких не оставалось – Липатова направлялась к станции метро. Никаких бойфрендов на сверкающих лаком "Феррари" – простая девчонка с окраины, скромная труженица кабацких подмостков. Гуров не первый день жил на свете и знал, что мир устроен вовсе не по тем правилам, которые расписаны в законах и учебниках, и эта простая девчонка совсем не ангел, но все равно – душа его протестовала против такого положения дел.

– Комсомол им был плох! – ворчал он себе под нос, выворачивая баранку влево и выискивая впереди маленькую фигурку в белом. – Не нравилось им, что девушки металлолом сдавали, с парашютом прыгали… Лучше бы уж она с парашютом прыгала, чем вот так вот…

Убедившись, что Липатова, а вслед за ней и Крячко скрылись в подземелье, Гуров поехал в Стрешнево – именно там находился ночной клуб "Камилла", где, по идее, должна была работать Елена. Гуров допускал возможность, что девушка и насчет клуба могла его обмануть, но не очень расстраивался по этому поводу – он был уверен, что Крячко не упустит свою подопечную ни при каких обстоятельствах. Поэтому он со спокойной душой поехал в такую даль, размышляя по дороге о том, что заставляет беззащитную, в сущности, девчонку мотаться по ночам через всю Москву – заработок, какое-то извращенное понятие престижа или другая причина, о которой известно только ей одной?

Ночной клуб "Камилла" располагался минутах в двадцати ходьбы от станции метро "Тушинская" в тесном переулке, где было не протолкнуться от припаркованных автомобилей. Чтобы постоянно держать под наблюдением входные двери клуба, Гурову ничего не оставалось, как оставить "Пежо" в соседнем квартале и уже на своих двоих прогуливаться по переулку, делая вид, что он ожидает запаздывающую подругу. Утешало его то, что звонка от Крячко пока не было – значит, ничего непредвиденного не случилось.

В переулке постоянно толпился народ, поэтому Гуров не особенно бросался здесь в глаза. Однако он постоянно был начеку, чтобы не столкнуться с Липатовой нечаянно нос к носу. Сейчас это было бы ни к чему.

От нечего делать он осматривал окрестности и производил физиономические наблюдения. Что касается самого заведения, то оно не понравилось Гурову уже снаружи. Судя по всему, клуб находился в полуподвальном помещении мрачного пятиэтажного здания, все верхние этажи которого были темны – кажется, там располагалось какое-то учреждение. Зато над входом в клуб ярко пылала неоновая вывеска с экзотическим женским именем, которое Гурову ни о чем не говорило. Из недр заведения доносилась довольно громкая музыка, и можно было только посочувствовать жильцам соседних домов, которых ждала не самая спокойная ночь. При желании можно было за них также и порадоваться – в том смысле, что живут они все-таки по соседству, а не в самом мрачном здании с неоновой вывеской.

"Интересно, как они решили вопрос о нарушении ночной тишины? – подумал Гуров. – Наверняка сунули кому-то на лапу. И вообще коллеги сюда, похоже, не часто заглядывают, хотя, без сомнения, стоило бы делать это почаще".

Физиономическое исследование лиц, стекающихся в ночной клуб, тоже не утешало. Наедине со своими мыслями Гурову не было необходимости соблюдать принципы политкорректности, и поэтому он без колебаний дал здешнему обществу жесткое определение "сброд". В основной массе здесь были молодые люди – редко кто выглядел старше тридцати, – довольно агрессивно настроенные и практически все в состоянии алкогольного опьянения. Некоторые лица показались Гурову даже знакомыми – не исключено, что он мог видеть их в служебных кабинетах своих коллег или даже на стенде всероссийского розыска.

Молодые люди держались группами – одиночек Гуров почти и не заметил. По некоторым приметам и по обрывкам излишне громких разговоров вскоре стало ясно, что примерно половину посетителей составляют футбольные фанаты. Были здесь, впрочем, и люди, совершенно на болельщиков не похожие – те самые, чьи лица будили в душе Гурова не слишком приятные воспоминания, но фанаты принимали их как своих.

Имелась и третья категория посетителей – самых молодых и оттого самых громогласных, – которые, не принадлежа ни к одной из первых двух групп, шли в "Камиллу" за сильными ощущениями. Глядя на их вызывающие одежды, движения и лица, Гуров подумал, что безусловно поверит в чудеса, если сегодняшний вечер не кончится хорошей потасовкой.

Впрочем, потасовки опасался не он один. Руководство заведения – следует отдать ему должное – тоже держало в уме подобную возможность. Об этом недвусмысленно свидетельствовали мрачные физиономии более чем здоровых мужиков, которые в изобилии маячили за стеклянными дверями клуба. Глядя на рукава их рубашек, едва не лопавшихся на перекатывающихся бицепсах, Гуров немного успокоился.

Правда, совсем немного. Он прекрасно знал, что с разбушевавшимися фанатами может справиться только хорошо отлаженный водомет. Оставалось надеяться, что сегодняшний вечер не принесет никаких серьезных конфликтов.

Гуров попытался вспомнить, не было ли сегодня или накануне каких-либо важных футбольных баталий, но в этой области он был подкован слабовато, и память ничего ему не подсказала.

Впрочем, долго гадать не пришлось – Лев вдруг увидел в перспективе переулка невысокую белоснежную фигурку в задорной клоунской кепке. Наклонив голову, Елена быстрым шагом направлялась к клубу. Гуров насторожился и подошел ближе. Ему стало немного страшно за девушку – он не очень представлял себе, как она сумеет пройти мимо гогочущей полупьяной толпы, ее обязательно должны были задеть.

Собственно, именно так и получилось: едва Елена попыталась пробиться к дверям клуба, как попала в тесное кольцо стриженых лопоухих парней в кожаных куртках. Один из них проворно схватил ее за руку, а другой бесцеремонно шлепнул по заду, отпустив при этом какую-то похабную шутку.

Гурову положение показалось критическим, и он решительно бросился вперед. Однако дальнейшие события показали, что его новая знакомая далеко не так хрупка и беспомощна, как ему представлялось.

Нисколько не смутившись, она хладнокровно сорвала с плеча сумку и что есть силы двинула ею по лицу парня, который сжимал ее руку. Одновременно она пнула его носком туфли в голень и, освободившись, рванула вперед. При этом она совершенно естественно обложила всю компанию матом. Ее главный обидчик, не ожидавший такого отпора, отступил на шаг. По его растерянному злому лицу стекала струйка крови.

Однако он быстро преодолел растерянность и с еще большим остервенением бросился за Еленой. Он опять схватил ее за рукав и потянул к себе. Но в этот момент открылась стеклянная дверь, и на тротуар трусцой выбежал охранник. Он буквально вырвал Елену из рук разъяренного парня и втолкнул ее в помещение. А затем, резко развернувшись, коротким толчком ладони опрокинул парня на асфальт.

– Чтобы я тебя здесь больше не видел! Еще раз нарисуешься – яйца оторву! – категорически заключил он, глядя сверху на поверженного противника, и неторопливой покачивающейся походкой как ни в чем не бывало вернулся к своим делам.

Больше всего Гурова поразила реакция приятелей пострадавшего. Пока он, сыпля проклятиями, поднимался с тротуара, они покатывались со смеху и отпускали в его адрес беззлобные, но обидные замечания. Чтобы хоть как-то реабилитироваться, он сделал вид, что собирается ворваться в клуб, но его оттащили в сторону.

Продолжения Гуров уже не видел, потому что к нему сзади бесшумно подошел Крячко.

– Развлекаешься? – спросил он, закуривая сигарету.

– Другие развлекаются, – сказал Гуров. – Я чужой на этом празднике жизни.

– Девчонка уже внутри? – уточнил Крячко. – А то я немного отстал. Не хотел, чтобы она меня усекла.

– Да, она только что вошла, – ответил Гуров, невольно подумав, можно ли тут употребить такое безобидное слово. – Никаких контактов по дороге?

– Никаких абсолютно, – сказал Крячко. – Она вообще, можно сказать, всю дорогу была погружена в себя. Переживает, наверное. Ну и что ты решил? Каков будет дальнейший план?

– Придется идти внутрь, – пожал плечами Гуров. – Хотя, честно говоря, никакого желания. Гнилое местечко.

– Зато наверняка хлебное, – заметил Крячко. – А что внутри?

– Будем смотреть, – сказал Гуров. – Важно не пропустить момент, когда появится ее бойфренд. А дальше будет видно. Я пока и сам не представляю, чего следует ожидать. Так что будет сплошная импровизация. Главное, не сыграть фальшиво. Расположишься поближе к выходу, понял? А я по возможности поищу – есть ли здесь запасной выход. Нужно предусмотреть любую возможность. У тебя деньги есть?

Крячко озабоченно обшарил карманы пиджака и сделал жалобное лицо.

– Не забывай, сегодня я уже солидно потратился. – сказал он. – По справедливости теперь твоя очередь.

– Это за какие-то лежалые бутерброды я должен развлекать тебя стриптизом? – делано ужаснулся Гуров. – Это называется на чужом горбу в рай въехать. Не жмись. В кои веки тебе представилась возможность по-настоящему, по-мужски развлечься…

– Как бы действительно не пришлось нам тут развлекаться по-мужски, – проворчал Крячко, косясь на возбужденных молодых людей у входа. – Ты оружие-то захватил?

Гуров неохотно кивнул, тут же добавив:

– Не дай бог брать его здесь в руки! Даже не пытайся… И на всякий случай – машина за углом.

– Я видел, – коротко сказал Стас.

Глава 10

Гуров прошел в клуб первым. За вход пришлось заплатить десять долларов. Лев отдал деньги безропотно, хотя, на его взгляд, за посещение этого гадюшника следовало бы брать деньги с хозяев. Мордастые охранники не стали чинить ему препятствий, но по их испытующим взглядам Гуров понял, что они уже взяли его на заметку – все-таки он явно выглядел здесь белой вороной.

Стремясь побыстрее затеряться в толпе, Гуров прошел в глубину обширного зала, заставленного столиками из грубо обработанного дерева – видимо, здесь пытались работать под какую-то пиратскую таверну. К его разочарованию, свободных мест практически не было – или же они подразумевали такое соседство, что желание их занять пропадало сразу и надолго.

Гурову ничего не оставалось, как пробраться к стойке бара, где было так же тесно, но, по крайней мере, имелась некоторая возможность маневра. Он благоразумно устранился от соседства с группой краснолицых неулыбчивых фанатов и пристроился рядом с парочкой молчаливых прилизанных молодых людей в дорогих светлых костюмах, которые, пристально рассматривая заполненный зал, потягивали пиво из высоких стеклянных бокалов.

Гуров тоже заказал себе пива. Прилизанные молодые люди переглянулись и через полминуты, не сговариваясь, отчалили. Гуров ничуть не расстроился – так было даже спокойнее. И, словно приняв эстафету, он тоже принялся изучать зал.

Пока большинство посетителей предавалось, в общем-то, самому обычному пьянству. Главное развлечение, похоже, еще не начиналось. Однако неширокий помост с выразительно торчащим стальным шестом посредине сразу бросался в глаза из любой точки зала. В глубине помоста Гуров разглядел погруженную в полумрак дверь – она вела в соседнее помещение, откуда, видимо, должны были появляться стриптизерши. В другом темном углу терзал электроинструменты небольшой, но шумный ансамбль. Видимость в зале была неважная – из-за густого табачного дыма, плавающего над столиками.

Неожиданно музыка смолкла, и Гурову показалось, что наступила оглушительная тишина, хотя равномерный рокот голосов продолжал перекатываться из одного конца зала в другой. Но затем стали стихать и разговоры, потому что после предупреждающего треска из динамиков донесся бодрый мужской голос:

– Внимание, господа! Спасибо, что вы сегодня выбрали время заглянуть к нам! Вы не ошиблись – у нас весело и круто. Да вы и сами крутые ребята – понимаете, что к чему, верно? Время уже позднее, и хорошие детки уже отправились в кроватку, но для вас у нас приготовлен, как обычно, сюрприз. Наверное, вы все уже хорошо разогрелись и сгораете от нетерпения?

Гуров с любопытством покосился туда, откуда исходил бодрый голос. Рядом со скучающими музыкантами, поигрывая микрофоном и сально улыбаясь залу, держал речь какой-то круглолицый развязный тип в малиновом пиджаке. Его приветствовали нестройными аплодисментами.

– Ваше ожидание немедленно будет вознаграждено! – пообещал он. – Мы начинаем представление. Сейчас к вам выйдет несравненная божественная Камилла! Такого вы нигде больше не увидите! Это бомба! Поэтому слабонервных прошу покинуть помещение!

В зале раздались одобрительные крики, свист и хохот. Бодрячок улыбнулся и продолжил:

– Наши девочки любят вас и знают, что вы их тоже любите. Но если кому-то захочется доказать свои чувства чем-то более материальным – это не возбраняется. И еще хочу предупредить – мы все уважаем родной деревянный, но все-таки, согласитесь, "зелень" возбуждает сильнее. Поэтому открою вам маленький секрет – если хотите настоящей отдачи, попробуйте засунуть нашим девочкам в трусики… – он сделал непристойную паузу и, наслаждаясь произведенным эффектом, закончил: – Попробуйте засунуть хотя бы десять баксов! Вы не пожалеете, я вас уверяю!

Зал опять взорвался аплодисментами и удовлетворенным хрюканьем. Однако от слуха Гурова не ускользнули и отдельные негодующие крики – видимо, не все здесь верили обещаниям о крутом шоу. Но общее настроение скорее можно было назвать приподнятым. Собравшееся в заведении общество уже находилось в том градусе, когда деньги тратятся без усилий и сожалений – тут распорядители все рассчитали правильно.

Снова загремела музыка, изображая какой-то страстный томительный мотив, на помост упали разноцветные лучи софитов, и Гуров с нетерпением уставился на дверь, из которой, как он ожидал, должна была появиться Камилла.

Не было никакого сомнения, что Камилла – не настоящее имя. Оно могло принадлежать кому угодно. И это было, пожалуй, разумно – так, наверное, легче обнажать тело под жадными взглядами незнакомых людей – чужое имя создает иллюзию защиты, некую виртуальную оболочку. Ведь раздевается не Елена, не Настя, не конкретная девушка с московской окраины, а некая знойная Камилла, которой сам черт не брат, – по сути дела, призрак, галлюцинация, воплощенная фантазия распаленных бездельников, которая исчезнет, лишь только наступит утро.

Гуров почему-то думал, что первым номером здесь должна быть именно Елена – было у него такое предчувствие. Но этого не произошло – под стук электронного барабана на освещенный помост зазывной походкой вышла другая девушка.

Она была покрупнее Елены – крашеная смазливая блондинка с равнодушными темными глазами. У нее были широкие бедра, большая грудь и не слишком плоский живот. Гуров рискнул бы предположить, что она не слишком-то ограничивает себя в сладком. Он предполагал, что дамы, профессионально занимающиеся стриптизом, должны более тщательно следить за своей формой.

Но, кажется, самозваная Камилла придерживалась иного мнения. Она прекрасно знала, чего от нее хотят. Чеканным шагом она несколько раз прошлась взад-вперед, позволяя рассмотреть себя во всех подробностях, а потом резким заученным движением сорвала с себя коротенькую, усыпанную блестками курточку. Те, кто сидел у самого помоста, радостно загудели, подбадривая блондинку на дальнейшие подвиги.

Она же не торопилась. Теперь на ней остался только узенький купальник из двух частей, и, чтобы избавиться от него, понадобилось бы не более пары секунд. Однако сценарий действа не предполагал такой скорой развязки. Публика должна была созреть – возможно, до той стадии, когда рука сама потянется в карман за поощрением.

Стриптизерша начала тянуть традиционную волынку – приседать, изгибаться, описывать круги вокруг полированного шеста, не забывая посылать в зал зажигательные улыбки и страстные взоры. По ее крутым бедрам скользили разноцветные блики от бьющих в упор прожекторов. Атмосфера постепенно накалялась. Гуров допил свое пиво и заказал еще.

Божественная Камилла крутилась на подиуме минут пятнадцать. Череда многообещающих телодвижений и соблазнительных улыбок казалась бесконечной. Когда в публике стал раздаваться негодующий ропот, девушка пошла ва-банк. Под гром барабанов и ослепительное мигание взбесившихся ламп она освободилась от верхней половины своего костюма и вывалила на всеобщее обозрение действительно восхитительную грудь, заслужив тем самым шумную благодарность сгорающих от нетерпения зрителей.

Но на этом, как ни странно, все и закончилось. Сверкая манящими полушариями, Камилла еще немного потерлась вокруг шеста и, лучезарно улыбаясь, удалилась в темный конец помоста, где и исчезла под выкрики пьяных гостей, у которых возбуждение мешалось с разочарованием. Гуров обратил внимание, что во время танца многие посетители делали попытки дотянуться до прелестей стриптизерши и даже забраться на помост, но почему-то никто из них так и не пожелал раскошелиться. Трусики Камиллы остались в девственной неприкосновенности. Не то что возбуждающих баксов – даже простых деревянных рублей никто совать в них не пробовал.

Пока Гуров размышлял, чем вызвано такое скупердяйство, на сцену выступили еще две девицы. Они были похожи как близнецы, а возможно, ими и являлись. В отличие от Камиллы, эти девушки были брюнетками и обладали точеными, явно тренированными телами, а свою программу выполняли с завидной гибкостью и синхронностью. Наверное, в прошлом они были спортсменками и довольно неплохими. Публика, в своем большинстве также имеющая отдаленное отношение к спорту, принимала их гораздо теплее, и близняшки собрали первый урожай "зелени". Надо заметить, что выступали они минут на десять дольше и обнажились под конец практически полностью. Однако публика вряд ли успела что-либо в подробностях рассмотреть, потому что хитрые устроители шоу в самый пикантный момент заволокли всю сцену густым дымом, а когда он рассеялся, девушек уже не было.

Потом наступил перерыв, во время которого публика обменивалась впечатлениями и накачивалась спиртным. Крики становились все громче, а атмосфера в зале все агрессивнее. То тут, то там вспыхивали ссоры. Вмешательство опытных вышибал на какое-то время сглаживало конфликт, но Гуров буквально шкурой чувствовал, что в любой момент может произойти потасовка. Оставаться здесь становилось небезопасно, тем более что Гуров уже давно ловил на себе недовольные взгляды отдельных завсегдатаев, которые наверняка испытывали в отношении его какие-то подозрения.

"Зареклась ворона дерьмо клевать, – подумал он с раздражением. – До чего мерзкое местечко – просто скотный двор какой-то. Разогнать бы всех к чертовой матери, а хозяев за распространение порнографии и скрытую проституцию – на нары, чтобы отдохнули от веселой жизни. Да ведь у них наверняка лицензия, подписанная в самых высоких кабинетах… И не ухватишь – сразу начнутся разговоры о демократии, о праве народа выбирать зрелища… Словоблудие, мать его… Ладно, Гуров, не бери все близко к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. У нас здесь свои дела".

Однако, когда на помост вышла еще одна исполнительница – похожая на японку миниатюрная стриженая девушка с явно силиконовой грудью, – Гуров опять занервничал. Отсутствие Липатовой начинало его всерьез беспокоить. Ее не было ни на подиуме, ни в зале. Появилось даже неприятное ощущение, что, теряя время у стойки, он упускает что-то кардинально важное.

Гуров перебрался поближе к бармену и, улучив удобный момент, задал ему вопрос:

– Послушай, дорогой, а Лена сегодня будет выступать?

Бармен посмотрел на него спокойным заторможенным взглядом и без интонаций ответил:

– Лена? Кто это? Не знаю такой. Хотите еще пива?

– Не хочу пива, – сказал Гуров. – Меня интересует Елена Липатова. И не надо размазывать кашу по тарелке. Она ведь у вас работает? – не сводя глаз с переносицы парня, он положил на видное место десять долларов и толкнул их в сторону бармена.

Тот равнодушно оглянулся по сторонам и неуловимым движением смахнул деньги куда-то под прилавок. Затем он ловко наполнил пивную кружку и, подавая ее Гурову, тихо сказал:

– У нас не приветствуются контакты с девушками. Можете нарваться на неприятности.

– Здесь твоя грядка, тебе виднее, – заметил разочарованный Гуров. – Только меня не интересуют неприятности. Меня интересует, будет ли выступать Липатова.

Бармен изучающим взглядом посмотрел на него и осуждающе проговорил:

– Липатова давно не выступает. Она занимается сценической подготовкой. Теперь ясно, дядя?

Гуров уже не слушал. Он медленно отодвинулся в сторону и смешался с возбужденной толпой. На него сейчас никто не обращал внимания – японка на помосте, энергично крутя задом, стягивала с себя кружевные трусики.

"Олух царя небесного! – мысленно выругал себя Гуров. – Дуешь пиво и ждешь у моря погоды! Крячко было бы простительно, но не тебе. Конечно, пока тут дым коромыслом, она вполне могла за кулисами встретиться со своим дружком, и никто этого не заметил. Наверняка ты уже опоздал, Гуров. Как говорится, кому вершки, а кому корешки…"

Выбора у него не оставалось – нужно было хотя бы как-то наверстать упущенное. Возможно, бойфренд Липатовой еще здесь. Гуров огляделся. Ему показалось, что за дверью, ведущей от помоста в соседнее помещение, никто не наблюдает. Он пробился поближе и, когда всеобщее внимание сосредоточилось на прелестях обнаженной японки, легко запрыгнув на помост, незаметно прошел в заветную дверь.

За дверью обнаружился коридор, довольно грязный, с обшарпанными порыжевшими стенами, освещенный противным унылым светом люминесцентных ламп. Здесь было несколько дверей. Одна из них была полуоткрыта, и оттуда доносился пронзительный женский смех. Гуров, без сомнения, сразу же направился бы туда, но ему помешали.

В коридоре на узком кожаном диванчике, широко расставив мясистые ноги, сидел коротко остриженный, отменно накачанный тип в серых брюках и белоснежной тенниске. На коленях у него лежала резиновая милицейская дубинка. Напротив него как ни в чем не бывало стояла скудно одетая девушка с длинными платиновыми волосами. Она курила сигарету и что-то рассказывала. Мордоворот снисходительно похохатывал, глядя на девушку сладкими глазами, и перекатывал во рту бесконечную жвачку.

При появлении Гурова все изменилось. Девушка внезапно замолчала и уставилась на незваного гостя со спокойным любопытством. Длинная сигарета мирно дымилась в ее длинных ухоженных пальцах. Охранник подпрыгнул, точно подброшенный пружиной, и, угрожающе щелкнув дубинкой по жирной ладони, двинулся грудью на Гурова.

– Ты куда лезешь, сука? – нагло спросил он. – Дверь перепутал спьяну? Или на сладкое потянуло? Так я тебе сейчас пропишу брому, козел! А ну, вали отсюда!

Он был уверен в своей полной безнаказанности и превосходстве. Гуров подумал, что ради того, чтобы проучить этого наглеца, стоит на минуту забыть о правах и обязанностях. Он действовал почти автоматически.

– Я ухожу, – с деланым смущением пробормотал он, поворачиваясь к охраннику спиной. – Извините.

Платиновая девушка посмотрела ему вслед с сочувственной улыбкой. Но мордоворота такая покорность только воодушевила, и он не больно, но откровенно пнул Гурова сзади ногой.

– Топай, придурок! – с презрением бросил он. – И больше не суй нос куда…

Договорить он не успел, потому что Гуров, не оборачиваясь, врезал ему локтем в живот, вложив в это движение всю свою силу и ярость. Охранник поперхнулся и согнулся крючком. Гуров развернулся и буквально вколотил обидчику кулак в удачно подвернувшуюся квадратную челюсть – снизу вверх, используя весь свой немалый вес. Охранник не издал ни звука – только хрустнула челюсть – и рухнул как подкошенный на усыпанный табачным пеплом пол.

– Оба-на! – растерянно сказала девушка с платиновыми волосами, невольно отступая на шаг. – Вы же его искалечили, наверное. Что теперь делать-то?

– Ничего, отдышится, – хмуро сказал Гуров. – Лось здоровый. Но невоспитанный. Это, наверное, первый урок вежливости, который он получил в своей жизни.

– Остроумно, – неуверенно проговорила девушка, оглядываясь на приоткрытую дверь. – А вы не маньяк, случайно? К нам сюда часто маньяки заходят…

– По-моему, к вам сюда только одни маньяки и заходят, – сердито сказал Гуров. – Сами виноваты. Молодые, красивые… Что, лучше занятия не нашлось?

– Точно, маньяк! – заключила девушка. – Те всегда тоже сначала мораль начинают читать… Тогда вы лучше уходите, а то я закричу.

– Ты погоди кричать, милая! – рассудительно заметил Гуров, доставая из кармана удостоверение. – Милиция тоже иногда мораль читает… Но это, в конце концов, твоя жизнь – тебе решать. Я тут по другому вопросу. Ты Елену Липатову знаешь?

– Ну вы даете! – фыркнула совершенно сбитая с толку девушка. – То маньяк, то милиция… А мне через минуту выходить, между прочим! Вы, если Ленку ищете, лучше в эту вот комнату зайдите – девчонки вам все объяснят, а мне, честно, некогда! Тут у нас строго – вышибут с работы, и придется, как вы накаркали, другое занятие искать… – Она швырнула недокуренную сигарету в напольную пепельницу и, обогнув Гурова, направилась к двери, ведущей в зал.

– Вообще-то я сказал не "другое", а "получше", – проворчал ей вслед Гуров, но она уже не слышала.

Гуров скептически посмотрел на валяющегося на полу охранника – тот уже начинал понемногу приходить в себя – и вошел в комнату, откуда доносились женские голоса.

Это была совсем небольшая комната, заставленная старой рассохшейся мебелью. Повсюду валялись платья, туфли на высоких каблуках и нижнее белье – преимущественно черное. В воздухе пахло духами, женским потом и табачным дымом. Яркие настенные лампы без плафонов высвечивали каждую мелочь в комнате беспощадным резким светом.

Липатовой здесь не было. В разных позах в комнате сидели и стояли шесть полуодетых девушек, среди которых Гуров без труда узнал Камиллу и обеих близняшек. Камилла сидела с обнаженной грудью, но, кажется, не испытывала от этого никакого неудобства – при появлении Гурова она всего лишь переложила ногу на ногу и с вызовом уставилась на него, но даже не произнесла ни слова. В зубах ее дымилась длинная сигарета.

Присутствие мужчины вообще никого здесь не смутило. Лишь одна из близняшек произнесла недовольно:

– Опять Киря какого-то охламона пропустил! Вот сволочь дешевая! Вообще надо снова хозяину жаловаться – а то он уже обнаглел до невозможности!.. А ты что пялишься? – набросилась она на Гурова. – Ничего тебе тут не обломится. Свободен!

Гуров пропустил мимо ушей и "охламона" и непочтительное "ты" – по-своему эти женщины были совершенно правы. Просто сейчас они были немного дезориентированы, и Гуров поспешил прояснить ситуацию.

– Прошу прощения за вторжение, – сухим деловым тоном сказал он. – Я из милиции. Ищу Елену Липатову. Где ее можно увидеть?

У близняшек округлились глаза. Камилла присвистнула и многозначительно переглянулась с подружками. Все как-то сразу увяли.

– А чего Ленка натворила-то? – наконец спросил кто-то из девушек.

– Я разве сказал, что она что-то натворила? – удивился Гуров. – Я сказал, что ищу ее. И по очень важному делу. Вы можете сказать, где она сейчас?

– Да здесь она, – с ленцой произнесла Камилла и, оглянувшись вокруг, спросила: – А правда, девки, где Ленка? Она же все время здесь была.

– Может, у себя или у хозяина? – робко предположил кто-то.

– Да знаю я, где она! – презрительно фыркнула одна из близнецов и тут же, пристально уставившись на Гурова, подозрительно спросила: – А откуда я знаю, что вы правда из милиции?

– Читать умеешь? – грубовато поинтересовался Гуров и показал удостоверение. – И давайте не будем тянуть кота за хвост, девчата, ладно? У меня мало времени, а дело, как я уже сказал, – важное.

Девушка с уважением посмотрела на красную книжечку, потом на Гурова и уже совсем другим тоном сказала:

– Тут к ней бойфренд приходил. Его в охране знают – пускают без всяких… Они у нее в каморке уединялись – шушукались чего-то или, может, еще чего делали… – Она хихикнула. – Потом я ее чего-то не видела. Обычно-то она тут всегда торчит – она у нас вроде за главную, понимаете?

– Покажи мне, где эта каморка! – распорядился Гуров.

На душе у него вдруг почему-то стало тревожно. Между тем девушка, смущенная его вниманием, растерянно захлопала глазами, покраснела и, отвернувшись, потянула со спинки стула короткую кожаную курточку. Набросив ее на плечи, намеренно сутулясь, она шагнула мимо Гурова к выходу и неразборчиво пробормотала:

– Ну, пойдемте, что ли…

Они пошли к выходу.

– Тебя как зовут-то? – спросил Гуров.

– По-человечески или здесь, в клубе? – не поняла девушка.

– Конечно, по-человечески! – сердито сказал Гуров. – Мне твоя кличка ни к чему.

– Ну, Мариной меня зовут, – осторожно сообщила девушка. – Вам от этого легче?

За спиной послышался шум – остальные девушки, не выдержав, потянулись за ними. Гуров поморщился – полуодетая свита была ему совсем ни к чему. "Видела бы меня сейчас Мария! – с некоторым смущением подумал он. – Просто султан в гареме! Сейчас еще остается застукать Липатову в жарких объятиях бойфренда, и картина будет полностью закончена. Водевиль с переодеванием. Акт последний".

Его спутница ойкнула и встала как вкопанная. Фигура сидящего на полу охранника с очумелыми глазами поразила ее.

– Киря! Ты чего? – спросила она с испугом.

Охранник поднял голову и мутно посмотрел на нее. Он еще не окончательно пришел в себя и неважно соображал, но тем не менее Гурова узнал и, после секундного замешательства, погрозил ему пальцем. На большее он пока был не способен.

Гуров поблагодарил судьбу за то, что сюда еще не сбежалась вся местная армия. Учитывая невоспитанность и решительность здешних охранников, это очень усложнило бы ситуацию. Среди обнаженных красавиц Гурову было все-таки спокойнее.

– А чего это с ним? – продолжала девушка-близнец, оборачиваясь к Гурову и глядя на него испуганными глазами.

Сзади из дверей вывалилась вся остальная компания, и Камилла, хмыкнув, сразу прояснила ситуацию.

– Чего с ним, чего с ним! – уничтожающе произнесла она. – Получил по мозгам – или что там у него вместо… Верно, товарищ милиционер? А вы, девки, жаловались, что Киря кого попало пропускает – попробуй не пропусти тут! Вы его палкой, товарищ милиционер?

Ее большая теплая грудь по-прежнему была бесстыдно выставлена на всеобщее обозрение, а в голосе звучала не слишком старательно маскируемая насмешка, но Гуров решил не обращать внимания.

– Просто слегка задел локтем, – небрежно сказал он. – В коридоре было очень тесно.

– Там, где Киря, там всегда почему-то тесно, – с досадой сказала вторая близняшка. – Толку вот только никакого. Вся сволочь здесь собирается! – Она осеклась, недружелюбно покосилась на Гурова и сухо пояснила: – Это я не про вас, естественно.

– Естественно, – кивнул Гуров. – На свой счет я этого принять никак не могу. Однако куда же нужно идти?

– Сюда, – сказала его провожатая и пошла по коридору направо.

Они миновали несколько запертых дверей, потом свернули еще в один коридорчик и очутились перед дверью, на которой был наклеен рекламный плакат какого-то мыла. Девушка осторожно потянула на себя ручку, и дверь открылась. В комнате горел свет, но никого не было.

– Где же она? – озабоченно сказала близняшка. – Между прочим, ей больше негде быть. Она нас контролировать должна. Ей за такие дела от хозяина запросто нагорит. До конца представления она должна у выхода на подиум стоять. Вдруг какая накладка?.. Сказала, что на десять минут, а самой уже, наверное, полчаса не видать… Мы, конечно, прикрываем друг друга, когда нужно, но это уже наглость!

– А если это не наглость, а… – задумчиво проговорил Гуров и вдруг резко спросил: – А вообще уйти она могла?

– Как это уйти? – подошедшая сзади Камилла была категорична. – Мы бы знали. Она бы обязательно предупредила. Никуда она просто так уйти не могла. Может, в туалет?

– Где туалет? – спросил Гуров.

Камилла неопределенно махнула рукой куда-то за спину.

– Пошли! – решительно скомандовал Гуров.

Но едва прошли несколько шагов, как коридор наполнился разноголосым шумом и топотом. Возле комнаты, где переодевались стриптизерши, суетились крепкие парни. Сидящий на диване Киря что-то рассказывал, разводя мускулистыми руками. Рядом бегал круглолицый живчик в малиновом пиджаке и яростно пинал стены.

– Убью! – орал он. – Поувольняю на хрен!

Было не совсем понятно, кого он собирается уволить – нерасторопного охранника или же весь кордебалет в целом. Однако разбираться в этом было некогда – вот-вот весь гнев живчика мог обрушиться на Гурова. Судя по его повадкам, к логическим действиям он был не особенно расположен.

Гуров подтолкнул Камиллу в голую спину и негромко сказал:

– Забирай девочек и ступай объясни своему шефу, что к чему, и предупреди, чтобы не делал резких движений, а то я всю его лавочку на уши поставлю. А Марина пусть остается. Покажет мне, где туалет.

– Вот повезло мне! – уныло сказала близняшка и торопливо добавила: – Тогда пойдемте, что ли, а то сейчас такое начнется…

Она потянула Гурова в сторону и обнаженной ногой толкнула какую-то дверь. Гуров шагнул за ней и оказался в комнате без окон, до потолка отделанной белым кафелем. Здесь было тихо – лишь зудели неоновые светильники и капала из крана в раковину вода. Двери четырех кабинок были закрыты.

– Похоже, и тут нет, – вздохнула Марина. – Чего-то Ленка вообще…

– Подожди-ка, – строго сказал Гуров и направился к дальней кабинке.

В щели между дверью и полом белел какой-то непонятный предмет. Издалека было трудно понять, что это такое, но когда Гуров подошел ближе, стало ясно, что это женская туфелька. Гуров секунду помедлил и решительно рванул на себя дверь кабинки.

Неподвижное тело Елены Липатовой было втиснуто в узкое пространство между унитазом и боковой стенкой – ноги в белых брюках согнуты в коленях, голова запрокинута. На ярко-желтой блузке над левой грудью – кровавое пятно. Гуров наклонился и попытался найти пульс на сонной артерии.

За спиной раздался шорох и какой-то странный всхлип. Гуров недовольно оглянулся. Рядом, схватившись рукой за горло, стояла Марина. Секунду она расширенными глазами смотрела на труп Липатовой, а потом закричала – пронзительно и дико.

Глава 11

– Наконец-то! – воскликнул Крячко, выбираясь из-за стола навстречу Гурову. – Его превосходительство тебя спрашивали. Велели, как появишься, предстать под светлые очи… Ну, как там на улице? Дождь не собирается переставать?

Гуров медленно расстегнул плащ, усыпанный капельками дождя, и, словно позабыв, что нужно делать дальше, присел на край стула, задумчиво уставившись в сумрачное пространство за окном кабинета.

– Тебя только дождь интересует? – спросил он. – Меня вот в первую очередь волнуют показания свидетелей из ночного клуба. А дождь… Кажется, идет. Да, идет, но какие у него планы дальше, я совершенно не представляю.

– Я спросил из вежливости, – пояснил Крячко. – В приличном обществе всегда начинают с погоды. А показания свидетелей меня интересуют даже больше, чем тебя. Пока ты переживал волнующие приключения за кулисами, я ругался с "гориллами" на входе. В результате я ничего, собственно, и не видел. Когда мне удалось прорваться внутрь, все дамы были уже одеты. Это справедливо?

– Нужно было прислушиваться к советам старших товарищей и, хотя бы собираясь в ночной клуб, приодеться, – заметил Гуров, посмеиваясь. – Естественно, тебя приняли за деревенщину, которая баксов и в глаза не видела.

– Какую деревенщину? – возмутился Крячко. – Я показал им свое удостоверение! Стану я тратить на этих прощелыг свои кровные баксы!

– Ну что сказать? – развел руками Гуров. – Жадность фраера сгубила. Кому охота иметь дело с человеком, у которого вместо баксов удостоверение?

– Эта разборчивость теперь выйдет им боком! – пообещал Крячко. – Они меня еще припомнят!

– Лично тебя вряд ли, – сказал Гуров. – Но вообще они получили чувствительный удар. Думаю, теперь им даже высокие покровители не помогут. Убийство так просто не спрячешь. А отсюда и все прочее потянется. Ими уже вплотную занялась налоговая – и, кажется, обнаружила очень много интересного… Однако пойдем, навестим начальство. Я сам обещал Петру доложить обо всем, как только освобожусь.

Генерал Орлов был занят, но, узнав о приходе Гурова, отпустил посетителя. Настроен он был очень серьезно. Пожав оперативникам руки, он сразу перешел к делу.

– Давай, рассказывай! – предложил он Гурову. – Только без ненужных подробностей. Самое основное. И главное, есть ли какие-то улики, какая-то версия, какое-то генеральное направление. В правительстве Москвы очень обеспокоены тем беспределом, который практикуют эти ваши "гуманисты". Сами понимаете, когда грабят состоятельных людей, у власти это вызывает особенно болезненные эмоции. Ограбление Белинкова было последней каплей. Все-таки всероссийская известность! Да что там – его и за границей хорошо знают…

– С такой известностью хорошо бы квартиру на сигнализацию ставить, – ввернул Крячко.

Генерал строго взглянул на него из-под кустистых бровей.

– Хорошо еще преступность свести хотя бы до уровня восемьдесят четвертого года, – ядовито сказал он. – Меня никто не будет спрашивать про сигнализацию. Меня про другое спросят – чем, мол, там у вас ваши бездельники занимаются, почему бандитов не ловят… И потом, ты со своим языком, Стас, не всегда в кон попадаешь. При чем тут сигнализация, когда Белинкова в его присутствии грабили? Думать надо, когда говоришь!

– Виноват, господин генерал! – смущенно сказал Крячко. – Действительно, не подумавши брякнул. Больше не повторится.

– Ладно! – махнул рукой Орлов. – Горбатого, как говорится, могила исправит. В общем, вы меня поняли. Давай, Лева, что там у тебя?

– Присутствовал я сегодня при допросе четверых, – деловито сообщил Гуров. – Некоего Мошковского, охранника Кирилла Старцева и двух стриптизерш, которые знали убитую особенно близко. Мошковский у хозяина "Камиллы" что-то вроде художественного руководителя. Ходит в малиновом пиджаке, шлепает девушек по заду и ругается матом. По сути дела, ничего не сказал – больше выкручивался и туманил мозги. Его волнует не столько само убийство, сколько перспектива закрытия клуба, которая, надо сказать, вырисовывается довольно четко. Похоже, там такая масса финансовых и прочих нарушений, что разгребать придется еще долго. Например, помимо стриптиза, в клубе практиковалась скрытая проституция, причем иногда они брали на работу несовершеннолетних девушек.

– Ладно, этим пусть другие занимаются, – нетерпеливо перебил его генерал. – Я же просил поконкретнее.

– Ну так вот, у Мошковского ничего конкретного про убийство не было, – продолжил Гуров. – Для него оно тоже сюрпризом оказалось. Ради справедливости следует признать, что многое делалось за его спиной. Так, например, постороннего пустил в клуб охранник Старцев…

– Тот самый, которому ты устроил сотрясение отсутствия мозга? – спросил Крячко.

– Тот самый, – сердито сказал Гуров, глядя прямо в глаза насупившемуся генералу. – А ты, Петр, не беспокойся! Там все без последствий. Потерпевшие претензий не имеют. Этот Старцев делает вид, что вообще меня не узнает. Будто не я наступил ему на дорогой ботинок. Для него получить при свидетелях по морде – это крах мироздания, поэтому он предпочитает делать вид, будто ничего не случилось.

– Тебе жить, – недовольно сказал Орлов. – Но если мне наверху скажут, что у меня оперативники свидетелей по мордасам полосуют, мне будет очень неловко, понимаете вы это? У меня просто не будет аргументов.

– В таких случаях надо сразу говорить – клевета, товарищ начальник! – деловым тоном произнес Крячко. – Ты, Петр, в следующий раз обязательно попробуй…

– Не учи отца… – сквозь зубы проговорил Орлов, бросая на Крячко гневный взгляд. – И вообще закройка рот, пока мы о серьезных делах говорим! Лучше послушай! Давай дальше, Лева!..

– Так вот, охранник Старцев, оказывается, уже не впервые пропускал в служебные помещения клуба некоего Влада, дружка Елены Липатовой. Не за красивые глаза, конечно. За небольшую мзду. На этой почве они уже почти стали друзьями. Судя по заверениям девушек, этот Влад проходил за кулисы, как к себе домой. На него никто и внимания особого не обращал. Ради справедливости надо признать, что он своими привилегиями не злоупотреблял. Появлялся не слишком часто и особенно никому не докучал. Девушки рассказывали – зайдет, поговорит со своей пассией, то есть с Липатовой, и уходит. Иногда задерживался, но не более получаса. Иногда приезжал под утро, когда клуб закрывался, чтобы забрать Липатову. В последний раз приходил именно он, Влад. Ничего особенного в его поведении никто не заметил. Он поговорил с Липатовой, и они куда-то отошли – якобы на минутку. Больше его никто не видел. Судя по всему, он вышел через запасной выход в дальнем конце коридора, которым редко пользовались. Обычно он заперт на засов. В ту ночь обнаружилось, что дверь открыта.

– А снаружи его никто не видел? – спросил Орлов. – Когда он выходил?

– Через тот выход попадаешь сразу в темный переулок, – пояснил Гуров. – К тому же была поздняя ночь. Видимо, он сразу сел в машину и уехал.

– У него была машина? – с интересом спросил Крячко.

– В том-то и дело! – с энтузиазмом сказал Гуров. – Синяя "девятка" с красной "кляксой" на капоте. Ее видели некоторые девушки. Правда, говорят, Влад старался всегда поставить машину подальше от клуба, но тем не менее ее видели. И самое интересное, что по показаниям стриптизерш удалось с большой долей вероятности восстановить ее номер. Вернее, три-четыре варианта номера. Сейчас эти варианты проверяются. Мне должны сообщить, как только что-то прояснится.

– Это уже серьезно, – одобрительно сказал генерал. – А что по поводу личности этого Влада? Какие-нибудь детали удалось выяснить?

– Ну что – молодой, симпатичный, приятный в общении, – перечислил Гуров. – Липатова представляла его подругам как бизнесмена. Правда, характер бизнеса не проясняла. Возможно, и сама не очень была в курсе. Никаких иных подробностей его биографии не известно. Вообще, насколько я понимаю, тип довольно скользкий. Но видели этого Влада многие, поэтому нарисовать словесный портрет не составило труда. Сегодня его размножат и доведут до всеобщего сведения. Вот, пожалуй, и все. Как только получится с машиной, найдем хозяина и хорошенько с ним потолкуем. Если принять во внимание тот факт, что началось все с компьютера, похищенного у Белинкова, думаю, здесь мы имеем прямой выход на банду "гуманистов". Или тех, кто с ней связан. Думаю, мы подошли к ним совсем близко. Полагаю, дело обстояло следующим образом – после моего визита Липатова позвонила своему любовнику и все ему рассказала. Он понял, что запахло жареным, и немедленно ликвидировал ее, обрубив, таким образом, единственную нить, выводящую непосредственно на него. Конечно, он не мог не понимать, что будет под подозрением в первую очередь, но оставлять Липатову в живых было для него еще опаснее.

– Ничего себе, "гуманисты"! – негромко заметил Крячко, покрутив головой. – Не приведи господь такого в переулке встретить…

– Та-ак! – звучно сказал Орлов, обводя обоих оперативников грозным взглядом. – Это уже на что-то похоже. Это вам не сломанный кактус. А то мне Булгин этим кактусом все уши прожужжал… Так, значит, я на вас надеюсь, мужики, – смотрите, не подведите!

– Как можно, ваше превосходительство? – смиренно пробормотал Крячко. – Живота не пощадим.

– Ты мне про свой живот не говори! – отмахнулся от него генерал. – Знаю я про твой живот! От пива такой живот получается. Ты бы лучше с Левы пример брал – всегда подтянут, наглажен.

– Да при чем тут?.. – обиженно отозвался Крячко. – Я же в переносном смысле. Как говорится, заверяя в неизменной преданности.

– Ладно, кончай треп! – приказал генерал и обратился к Гурову: – А по оружию что? Ведь чуть не забыл. Слона, можно сказать, не приметил… Раз было убийство, значит, было и оружие – я правильно мыслю? А откуда взялось? Что за источник?

– Само собой, было оружие, – кивнул Гуров. – Только тут информации маловато. Предположительно, стреляли из импортного пистолета с глушителем – возможно, из "Вальтера". Эксперты сейчас работают. Но я не думаю, что это оружие где-то уже засветилось – поскольку контакты "гуманистов" с остальным преступным миром до сих пор не прослеживались. Скорее всего это оружие – какая-то случайная контрабанда. Так что здесь мы вряд ли на что-то определенное можем рассчитывать.

– Не прослеживались – еще не значит, что их нет, – возразил Орлов. – Могут быть любые сюрпризы.

– В жизни всякое случается, – сказал Гуров. – В том числе и сюрпризы. Но в основном – неприятные.

– Не каркай! – строго заметил генерал. – А то у тебя глаз плохой – я это давно замечаю.

– Это не глаз. Это мир такой… – улыбнулся Гуров и неопределенно махнул рукой. – Несовершенный.

– Ну, это ты загнул, – уже другим тоном сказал Орлов, подмигивая Крячко. – Вон хоть Стаса спроси. Он тебе скажет, что мир с каждым днем становится все лучше и лучше. И если бы не начальство, так вообще жизнь такая была бы – лучше и не надо!

– Ну, в общих чертах все правильно, – скалясь во весь рот, ответил Крячко. – Только мы сами еще не потеряли надежды в начальство выйти. Вот выйдем, тогда действительно – такая жизнь пойдет! – он мечтательно зажмурил глаза.

– Много ты понимаешь! – презрительно буркнул Орлов. – Вам-то сейчас все трын-трава. Знай, лови своих бандюганов и в ус не дуй. А мне – то у мэра красней, то у министра… Это со стороны у генералов жизнь хорошая, а на деле…

– Ничего себе! – возмущенно вытаращил глаза Крячко. – У генералов, оказывается, жизнь плохая! Нам позавидовал – видишь ли, бандюганов мы ловим в свое удовольствие! Вроде как бабочек на лугу.

– Ну, пока что так и получается, – невозмутимо заметил Орлов. – Именно бабочек. Именно на лугу. Где результаты – покажите! Получается, что результаты пока только у преступников. А у вас что? Сломанный кактус? – он повелительным жестом выставил перед Крячко широкую ладонь и закончил категорически: – Короче, прекращайте дебаты! Идите работайте – доказывайте обратное! А мне ехать пора – перед начальством перспективы обрисовывать…

Продолжать дебаты Крячко уже не решился и, лишь когда они с Гуровым вернулись к себе в кабинет, задумчиво проговорил:

– У меня такое предчувствие, что этот кактус тебе, Лева, уже никогда не забудут! С этим надо что-то делать, а то про нас анекдоты начнут складывать. Может, когда поймаем этого Влада, то попросим взять на себя кактус? Ему все равно терять нечего. А мы за него, типа, словечко перед судом пообещаем замолвить…

– Ты, Стас, меня удивляешь, – засмеялся Гуров. – С твоим-то характером какого-то кактуса испугался. Сам должен понимать, что анекдоты только про великих людей складывают. А за этого говнюка, который девчонку убил, я даже мысленно никаких слов говорить не хочу. Ей бы жить да жить… Связалась с этакой мразью! – Гуров стукнул кулаком по столу. – Вообще все силы приложу, чтобы это осиное гнездо прикрыли. В нерабочее время следить за ними буду, к начальству любому пойду, в газеты писать буду! Да что угодно…

– Не кипятись, Лева! – грустно сказал Крячко. – Сам понимаешь, что не в этом дело. Ну закроют эту "Камиллу"… Тут же напротив откроется какая-нибудь "Анжелика". И эти красотки, за которых у тебя так болит душа, с радостью помчатся туда, потому что работать у станка и на стройке они не станут ни за какие коврижки. И мужиков себе среди студентов или работяг они искать не будут. А найдут такого же – с долларами в бумажнике и с пушкой за пазухой. Они же как бабочки на огонь… Тьфу ты! То кактус, то теперь бабочки привязались! Знаешь, пойдем лучше перекусим, да заодно и пива выпьем! По кружечке…

Неизвестно, как в конце концов отреагировал бы на это предложение Гуров. На его лице отразились следы какой-то внутренней борьбы. Он задумался. Но в этот момент зазвонил телефон. Гуров проворно снял трубку и назвался. Тут же лицо его сделалось серьезным и он весь превратился в слух. Крячко невольно насторожился.

Разговор продолжался недолго. Наконец Гуров сказал:

– Так, все понял – улица Летная, немедленно выезжаем. Свяжемся по мобильному. До встречи, – и положил трубку.

Крячко уже снимал с вешалки свой старенький плащ. Натягивая его на крепкие плечи, он деловито спросил:

– Кто звонил? И что там на улице Летной? Опять кого-то ограбили?

Гуров медленно покачал головой и предупредил:

– Ствол не забыл? Захвати. Это Булгин звонил – выезжает лично. Предполагаемые автомобильные номера проверили. В одном случае все поразительно совпадает. Синяя "девятка", владелец – двадцатидевятилетний Владислав Иванович Лобанов, без определенных занятий. Проживает на улице Летной. Между прочим, это в двух шагах от "Камиллы". Чуешь теперь, чем пахнет?

– Пахнет благодарностью в приказе, – удовлетворенно проговорил Крячко, затягивая пояс плаща. – А может быть, даже материальным поощрением.

Гуров скептически посмотрел на него, молча подошел к сейфу и достал оттуда свой пистолет. Проверив оружие, он отправил его в кобуру под мышкой и только потом иронически заметил:

– Что-то ты, брат, последнее время скромничать стал. Что там материальное поощрение! Ты уж бери выше – бюсты наши на родине поставят! В виде кактуса…

Из-за дождя движение на улицах было не слишком интенсивное, и до Стрешнева домчались без задержек. Однако, сворачивая с Волоколамского шоссе в сторону жилых кварталов, Гуров испытал смутное беспокойство. По пути их уже дважды обгоняли патрульные милицейские машины, да вдобавок как ветер промчалась отчаянно завывающая "пожарка". А когда впереди сквозь дождевое марево Гуров увидел над крышами угольно-черные хлопья дыма, его беспокойство переросло в неприятную уверенность.

Но он все-таки продолжал надеяться и ничего не говорил Стасу о своих опасениях, пока они не затормозили на углу улицы Летной, где вокруг сбившихся в кучу служебных машин было выставлено милицейское оцепление, а сердитые пожарники роскошной пенной струей пытались сбить чадящее пламя в окнах одного из домов. На середине тротуара в распахнутом плаще стоял следователь Булгин и задумчиво смотрел на пылающие окна. По его высокому лбу медленно стекали дождевые капли, но он словно ничего не замечал вокруг, кроме двух выстреливающих черным дымом окон.

– Вот, значит, и попали, – бесстрастным голосом сказал Гуров, выключая мотор автомобиля. – На ровном месте, да мордой об асфальт!

Глава 12

– Ну что я вам скажу, мужики, – разводя руками, начал речь Булгин. – Я-то все понимаю – вы тоже не боги. И не эти, как их… ну, Глоба у нас кто? Вот, значит, как он… В будущее ни вы, ни я заглядывать не умеем. Но разве начальству это объяснишь? Теперь, сами понимаете, все на уши встали. До сих пор еще как-то было терпимо. Но тут уж перебор получился. Белинкова ограбили – ладно, но следом – одно убийство, другое… На Летной четыре квартиры выгорели. Чудом без жертв обошлось. Короче, что хотите делайте – землю ройте, ночей не спите, а делайте что-нибудь! Не просто ищите, а найдите! И это даже не в порядке приказа, а просто иначе всем нам худо будет. Поверьте, я знаю, что говорю.

– Ладно, Валентин Сергеевич, не размазывай кашу по тарелке! – хмуро перебил его Гуров. – Давай по делу. Труп опознал кто-нибудь?

Втроем – Булгин, Гуров и Крячко – они сидели на следующий день в кабинете следователя и обсуждали ситуацию, которая сложилась после пожара на Летной улице. Опять шел дождь, и настроение у всех было предельно скверное.

– Труп? – рассеянно спросил Булгин. – М-да, труп… Ну, вы видели, что там от него осталось. На Летной, наверное, до сих пор все бензином воняет. Нужна углубленная экспертиза с привлечением данных о каких-то особенностях организма погибшего. Может быть, зубные протезы, старые переломы, врожденные дефекты… Боюсь, установить истину будет непросто. Хотя, по логике событий, устранить должны были именно Лобанова, но нельзя исключить и того варианта, что это только лишь маскировка и убит был кто-то другой… Одним словом, нужно искать связи этого человека.

– Связи! – вставил Крячко. – Вчера с соседями уже беседовали. Никто из них про Лобанова ничего не знает. Держался приветливо, но замкнуто, ни с кем близко не сходился. Тем более, и поселился на Летной совсем недавно – поменял квартиру.

– Значит, нужно искать старых соседей, – заключил Булгин. – Не с Марса же он прилетел. Машину человек регистрировал, квартиру менял, работал где-то наконец – это же масса контактов! В общем, не мне вас учить, мужики. Мы теперь в одном шаге от этой банды – нужно только сообразить, в каком направлении этот шаг сделать.

– Это только кажется, что в одном, – сухо заметил Гуров. – На самом деле тут еще придется потопать! Самая ходьба только и начинается.

– Ладно бы еще утонул, – прибавил Крячко. – А то пожар! Все же погорело к черту! Все письма, документы… Впору на Красную площадь выходить с криками: "Кто знает Владислава Лобанова, просьба собраться у фонтана!"

– У какого фонтана? – недоуменно спросил Булгин, уставившись на Крячко усталыми глазами.

– Все равно у какого, – ответил тот. – Это просто такая риторическая фигура. В смысле, что ищи ветра в поле. Лева правильно говорит – придется побегать. Тем более что те, кто действительно его знал, будут теперь от нас прятаться. А прятки – игра долгая. Я помню, в детстве…

– Ладно, пошли! – сказал Гуров, вставая. – А то тебя уже на воспоминания детства потянуло. Верный признак, что скоро на пенсию отправят. – Он обернулся к следователю и сказал: – Сделаем все возможное, Валентин Сергеевич! Я сейчас собираюсь еще раз с девчонками из стриптиз-клуба встретиться – может, еще что-нибудь вспомнят, а Стас по официальным инстанциям пройдется – прописка, регистрация автомобиля, соседи по прежнему адресу…

– Я должен быть в курсе каждого вашего шага! – предупредил Булгин.

– Само собой, – кивнул Гуров.

Они с Крячко пожали следователю руку и вышли из кабинета. Оба молчали. Уже на улице Крячко, не выдержав, укоризненно заметил:

– Дождь-то третий день шпарит! Это куда годится? И холодина завернул – чисто осенью! Как работать в таких условиях? Булгину-то хорошо – сидит в теплом кабинете и в ус не дует. А тут бегай как бездомная собака! Интересно, у этого Влада вообще родственники имеются? До сих пор никто не всколыхнулся! А ведь о пожаре в теленовостях сообщалось. Что же теперь – всех Лобановых обзванивать? Их небось в Москве несколько тысяч!

– Понадобится – придется обзванивать всех, – не слишком любезно сказал Гуров. – И Булгину, между прочим, не позавидуешь. Действительно, с весны эти артисты каруселят, а у нас на них ничего практически нет. Как будто им какой-то злой рок помогает! Ведь ты подумай – чуть дом многоквартирный не спалили, и никто из соседей ничего подозрительного не заметил! Ни как пришли, ни как уходили…

– Нервишки у ребят в порядке, – сказал Крячко. – Правильный образ жизни ведут, наверное. Салаты едят, в бассейн ходят, не пьют, не курят… Совершенствуют профессиональное мастерство. Новое поколение, Лева, выбирает пепси.

– Ладно, по машинам! – скомандовал Гуров. – Действуем, как договорились. Телефон не отключаем. Встречаемся в главке.

Он ободряюще хлопнул Стаса по плечу и направился к своему "Пежо", стоявшему среди множества других машин напротив здания прокуратуры. Холодный ветер швырнул ему в лицо дождевые брызги. Гуров поднял воротник плаща.

– Товарищ полковник! Лев Иванович! – неожиданно раздался за его спиной знакомый мужской голос.

Гуров обернулся. За ним по лужам вприпрыжку бежал Эдуард Петрович Гаврилов.

– Можно вас на минуточку? – заискивающим тоном проговорил он на бегу.

Гуров остановился и подождал, пока Гаврилов приблизится. С первого взгляда было ясно, что у бывшей телезвезды неприятности. Он выглядел каким-то прибитым и неухоженным – кое-как выбритое лицо, мятый галстук, забрызганные грязью брюки. Но главное – в глазах его была настоящая безысходность, как у человека, который потерял что-то очень для него важное. Такая разительная перемена немало удивила Гурова. В момент последней встречи Гаврилов чувствовал себя куда увереннее.

– Здравствуйте, Лев Иванович! – проговорил, задыхаясь, Гаврилов все тем же тоном. – А я вот жду вас… Я сначала в главке справлялся – мне сказали, что вы в прокуратуру поехали. Я вас упустить боялся, поэтому сразу сюда… Как удачно, что я вас дождался!

Руку Гурову он подать так и не решился, да и в голосе его сквозила неуверенность – Гаврилов явно опасался, что его не пожелают выслушать. Гуров оглянулся по сторонам, кивнул Гаврилову.

– Пойдемте тогда в машину, – сказал он. – Не под дождем же разговаривать.

Гаврилов кивнул. Они сели в автомобиль Гурова и немного помолчали. Ожидая начала разговора, Гуров с интересом наблюдал, как выезжает со стоянки потрепанный "Мерседес" Крячко. Он догадывался, что Эдуард Петрович чувствует себя не в своей тарелке, и не торопил его.

Гаврилов вытер мокрое лицо клетчатым носовым платком, тяжело вздохнул и, не поднимая глаз, сообщил:

– У меня неприятности. Очень серьезные неприятности, Лев Иванович. Поэтому я решил обратиться к вам. Понимаю, вы очень занятой человек, но у меня просто нет выбора.

– Насчет занятости все верно, – помедлив, ответил Гуров. – Но какое отношение я имею к вашим неприятностям? Будьте добры уточнить.

– Да, разумеется, – быстро сказал Гаврилов. – Дело в том… В общем, в тот день, когда мы с вами расстались на крыльце офисного центра, я вернулся в "Орион" и попытался все исправить. Мне нужно сейчас за что-то зацепиться, понимаете? Если тебя выбрасывают из обоймы, ты уже никого не интересуешь… В таком положении люди идут на все!

Он выжидательно посмотрел на Гурова, словно опасался, что тот немедленно оспорит это заявление.

– Я слушаю, – сказал Гуров.

Эдуард Петрович растерянно заморгал, словно глаза ему вдруг запорошило пылью, потер ладонью правое веко и сбивчиво заговорил дальше:

– В общем, мне почти удалось их уговорить… Звенигородского и Маркова. Я их убедил, что все это просто недоразумение. Они обещали подумать. Я должен был занять место исполнительного директора. С очень приличным окладом. Кроме того, соображения престижа… Марков имеет очень большие связи в мире бизнеса. Да и во властных структурах его знают… – Он сделал секундную паузу и вдруг сказал с отчаяньем: – Теперь все накрылось!

– Мои соболезнования, – хмуро отозвался Гуров. – Но я вас предупреждал!

– Вот именно! Вот именно! – пробормотал Гаврилов с непонятной интонацией. – Вы меня предупреждали, а я ничего не понял… Не просчитал ситуацию. Как я мог не догадаться, что все эти разговоры были для отвода глаз, а на самом деле вы подобрались вплотную… Я был обязан задуматься!

Гуров с удивлением покосился на его расстроенное лицо. В чем этот неудачливый делец его подозревает?

– Простите, вы говорите так туманно, что я вообще перестаю понимать, о чем идет речь, – заметил Гуров. – Не просчитываю, как вы выражаетесь, ситуацию. Но, кажется, мы уже пришли к выводу, что у меня нет времени разгадывать ваши загадки? Поэтому давайте не разбегаться, а прыгать… Конкретно – чего вы от меня хотите?

Гаврилов машинально принялся вертеть верхнюю пуговицу плаща.

– А мне кажется, вы все отлично понимаете, – нервно сказал он. – Просто не хотите пойти мне навстречу. Ну что ж, это естественно – я вам никто…

– Знаете, Эдуард Петрович, мне уже пора! – сухо произнес Гуров. – Если вам больше нечего сказать, убедительно прошу – покиньте машину.

– Я сейчас! – испуганно перебил его Гаврилов. – Понимаете, я очень волнуюсь, поэтому так путано говорю… Я сейчас все объясню… Одним словом, через два дня меня вдруг вызвали в налоговую инспекцию. И там еще был следователь из отдела… ну, который экономические преступления… Мне устроили настоящий допрос по поводу "Ориона", по поводу Маркова и прочих. Но что я мог сказать? По сути дела, это было шапочное знакомство! Я так и не успел вступить в должность. А потом я вдруг узнаю, что все счета "Ориона" якобы арестованы, а господин Марков скрывается от правосудия!

Гуров с любопытством взглянул на него и сказал:

– Вот как? Я об этом не слышал – все как-то не до того было. Но это очень интересно! Значит, "Орион" лопнул еще быстрее, чем я ожидал?

Гаврилов развел руками.

– Мне намекнули, что за Марковым давно уже присматривали. У него были не только влиятельные друзья. Враги тоже имелись. Его излюбленным делом, как мне объяснили, было организовывать подставные фирмы, пропускавшие через себя многомиллионные подряды.

– С последующим исчезновением, разумеется? – спросил Гуров. – И вы сожалеете, что не успели поработать в такой фирме?

– Мне, Лев Иванович, не до жиру. Я вам уже объяснял, – ответил Гаврилов. – Это кому-то можно – в белоснежных перчатках…

– Вы очень поэтичны, – насмешливо заметил Гуров. – Хотя белоснежные перчатки вам, как я понял, категорически противопоказаны. Но я все-таки не понимаю, чего вы от меня хотите? Я уже выразил вам свое сочувствие, но повернуть историю вспять я не могу. Придется вам поискать другое теплое местечко.

– Дело уже не в месте! – горько воскликнул Гаврилов. – Если бы это было так, я бы не решился вас беспокоить. Дело совсем в другом.

– В чем же?

– Дело в том, что мне позвонили по телефону, – мрачно сказал Гаврилов. – Незнакомый голос. Он говорил намеками, но все было предельно ясно. Они считают, что это я заложил их. Вывел вас на "Орион", понимаете? Меня предупредили, что придется расплачиваться. Вы понимаете, что это значит?!

Гуров покачал головой – для него это тоже было неожиданностью.

– А вам не кажется, что это всего-навсего блеф? – спросил он. – Вам просто хотят испортить настроение.

– Кто я такой, чтобы обращать на меня внимание? – возразил Гаврилов. – Нет, они убеждены, что я работал на вас. Они наверняка понесли огромные убытки. Таких вещей эти люди не прощают.

– Какого же черта вы с ними связались, если так хорошо разбираетесь в их обычаях? – раздраженно спросил Гуров.

– Мне надо было за что-то зацепиться, – тупо повторил Гаврилов.

– Теперь вы хотите зацепиться за меня, – констатировал Гуров.

– Хочу, – заявил Эдуард Петрович.

– А почему бы вам не обратиться в те структуры, которые вызывали вас на допрос? – поинтересовался Гуров. – Это было бы более логично. Объясните им, что в ваш адрес поступают угрозы – они должны принять какие-то меры. Вы можете думать все что угодно, но на самом деле к истории с "Орионом" я имею весьма косвенное отношение. Заниматься им дальше я не собираюсь, это не мой курятник.

– Дело не в "Орионе", – уныло проговорил Гаврилов. – Дело во мне. А налоговикам я тоже не нужен. Ведь, по сути дела, мне ничего не известно, кроме двух-трех фамилий. Я уже был там, но они сказали примерно то же, что и вы сейчас. Грубо говоря, меня высмеяли… Я никому не интересен, Лев Иванович! Кроме анонимного убийцы, который поджидает меня в темном переулке.

– Не умирайте раньше времени! – строго прикрикнул на него Гуров. – Если дело обстоит таким образом, я постараюсь помочь вам – переговорю с другом из налоговых органов. Пусть что-нибудь придумает. Может быть, вам стоит уехать на время…

Гаврилов покачал головой.

– Это смешно! Уехать! Чтобы меня нашли потом где-нибудь на обочине с проломленным черепом! Прекрасное решение вопроса!

– Чего же вы хотите? – утомленно произнес Гуров. – Чтобы я приставил к вам телохранителя? У меня нет такой возможности.

Гаврилов мялся, не решаясь высказать свою главную мысль. Но наконец он решился и сказал совершенно невероятное:

– Возьмите меня к себе в штат! Сотрудника органов они не решатся тронуть. Ведь у вас же есть секретные сотрудники?

Гуров не поверил своим ушам. Он недоверчиво посмотрел на своего спутника – но тот, кажется, был абсолютно серьезен. Гуров смущенно почесал в затылке и спросил:

– А вы, случайно, меня не разыгрываете, Эдуард Петрович? Какой из вас, к черту, сотрудник? И потом, этим вопросом занимается отдел кадров. Боюсь, некоторые подробности вашей биографии… Да и возраст у вас…

Гаврилов заерзал на сиденье и нетерпеливо пробормотал:

– Вы меня не поняли, Лев Иванович! Я же не претендую на полковничью должность и погоны. Речь идет… Ну, короче говоря, есть же у вас штат осведомителей? Вам же нужна информация, верно? Я буду поставлять вам ее. У меня единственная просьба – ввиду исключительных обстоятельств разрешить мне ношение оружия, чтобы я мог защитить себя…

Брови Гурова невольно поднимались все выше и выше.

– Эдуард Петрович! – воскликнул он. – Ну подумайте, что вы такое говорите! Какое оружие?! И какой из вас осведомитель? И потом, если даже допустить, что ваша безумная идея воплощена в жизнь, – как ваши недруги узнают о том, что вы теперь секретный сотрудник? Не объявление же в газету давать!

Гаврилов с ужасом посмотрел на Гурова и закрыл лицо руками.

– Простите! – глухо пробормотал он. – Действительно. Я несу какую-то чушь. У меня нет выхода. Все пропало. Никто не может мне помочь.

– Это тоже несерьезно, Эдуард Петрович! – возразил Гуров. – Вам несомненно помогут. Я прямо сейчас позвоню своему другу и попрошу отнестись к вашей информации со всей серьезностью. А вы оставьте мне свой номер телефона – если будут новости, я вам сообщу.

На лице Гаврилова не отразилось особенной радости. Он немного помолчал, о чем-то усиленно размышляя, а потом осторожно спросил:

– А можно я некоторое время буду вас сопровождать? Если меня будут видеть в вашем обществе, то, может быть, не решатся…

Гуров поморщился и терпеливо принялся объяснять:

– Вы умный человек, Эдуард Петрович, не дурак. А говорите такие детские вещи. Разумеется, вы не можете меня сопровождать. Давайте вести себя как взрослые люди.

– Но вас же интересует ограбление Белинкова? – вдруг заискивающе спросил Гаврилов.

Гуров оборвал речь на полуслове и пристально взглянул на него.

– А при чем тут ограбление Белинкова? – медленно произнес он.

Гаврилов опять заерзал на месте, поправил узел галстука и наконец, решившись, признался:

– В тот раз я отнесся к вашим расспросам слишком поверхностно. Собственно, мне было не до этого, вы же понимаете… Если откровенно, я просто пропустил все мимо ушей. Единственной мыслью было – когда же он оставит меня в покое? Вы то есть…

– Ну, это понятно, – кивнул Гуров. – И что же дальше?

– Вот. А потом я стал невольно задумываться, – сказал Гаврилов. – Уже когда вернулся домой и немного привел в порядок свои мысли. У меня, в принципе, хорошая память – я всегда ею немного гордился, – и все, что вы мне говорили о сестре, о следах в квартире моего отца, о ключах я помнил до последнего слова. Да и сейчас помню.

– И что же вы в итоге надумали? – поинтересовался Гуров.

– Сначала, признаюсь, я был так на вас зол, что вообще не хотел думать об этом, – ответил Гаврилов. – Думаю, да пошел он к черту! Это не мои проблемы! Но, сами знаете, труднее всего не думать про белую обезьяну… Все это само собой прокручивалось в моей голове, и постепенно я понял, что только и думаю об этом ограблении и папашиной квартире. И тогда я вдруг понял, что все не так просто, как мне казалось…

Он внезапно замолчал, будто потеряв нить рассуждений, и принялся сосредоточенно наблюдать, как шпарит дождь по капоту автомобиля. Гурову не хотелось вмешиваться, и он терпеливо ждал, пока Эдуард Петрович соберется с мыслями. Кажется, он все-таки не был до конца уверен в своей правоте и боялся наговорить лишнего.

– Понимаете, по характеру я очень коммуникабельный человек, – наконец продолжил он. – Да и мой образ жизни всегда располагал ко многим контактам. У меня масса знакомых среди самых разных социальных слоев. Можете себе представить, у меня есть друзья среди самых отчаянных байкеров, и в то же время я бывал принят в домах очень важных персон. Последнее, правда, больше в прошлом, но факт остается фактом – сам я открыт для любых контактов. Мне просто интересны люди, их идеи, увлечения, дела, споры… – Он опять на некоторое время замолчал и вдруг резко сменил тему: – Не помню точно, при каких обстоятельствах я познакомился с этим человеком – кажется, это была какая-то веселая пирушка, посвященная Дню города, года два назад. Мы крепко выпили на подмосковной даче у одного человека. Это крупный издатель. Имя его я называть не буду, потому что оно не имеет никакого отношения к делу. Не стану скрывать, в то время я очень часто закладывал за воротник. Наверное, это было причиной многих моих неудач, но мне казалось, что только водка дает мне силы держаться. Как вы понимаете, не составило никакого труда убедить себя в этом. Именно в этот период я был особенно непритязателен в выборе знакомств. В общем, не буду утомлять вас рассуждениями. Я познакомился с одним молодым человеком – образованным, спортивным, остроумным. Он работал инженером-химиком в одном из НИИ. Одновременно рисовал карикатуры. Пытался публиковать их в журналах. Иногда получалось. Знаете, карикатуры, на мой взгляд, были замечательные, но чересчур злые. Вряд ли у их автора были перспективы – сатирический взгляд на мир сейчас не приветствуется. Сейчас в моде все дебильное, вы согласны? – Эдуард Петрович вдруг изобразил на лице идиотскую гримасу и проговорил, передразнивая: – Сделай "Дью"! Как насчет "Фа"? Сникерсни в своем формате! Тьфу!

– Я с вами согласен, – кротко сказал Гуров. – Но мы обсудим эту тему позже. Нельзя ли ближе к делу?

– Да-да, разумеется, – спохватился Гаврилов. – Я просто хотел сказать, что это очень талантливый и, возможно, в чем-то обделенный человек. Когда ты чувствуешь, что твои лучшие качества, твой дар никому не нужны, – это трагедия, поверьте! Такое откровение не каждому удается принять достойно. Очень часто человек срывается…

– Вы это к чему? – уже нетерпеливее спросил Гуров.

– Не знаю, мне все кажется, будто я совершаю предательство, – задумчиво произнес Гаврилов. – И сам стараюсь найти оправдания этому предательству. Короче говоря, мы с этим человеком иногда встречались, выпивали, спорили о мире, об искусстве, о власти. У него были очень широкие интересы.

– Были? Он что – умер? – перебил Гуров.

– Ну что вы! Просто я так выразился, – ответил Гаврилов. – Невольно глядя на все как бы со стороны. С некоторых пор отношения наши не то что разладились, но почти сошли на нет – сами собой. Так довольно часто бывает. Все-таки разница в возрасте, в жизненном опыте… И еще дело в том, что сейчас я испытываю в отношении этого человека смутные подозрения.

– В ограблении квартиры Белинкова? – подсказал Гуров, которого уже немного утомили бесконечные отступления и недомолвки.

Гаврилов задумался, а потом довольно решительно сказал:

– Возможно, что и так! Но я не специалист. Могу ошибаться. Я сейчас выскажу вам свои подозрения, а уж вам решать, могут они иметь под собой основания или нет. Во-первых, я вспомнил одну историю. В начале мая этого года я был приглашен на день рождения одного человека. Он чиновник в Госкомспорте. Фамилия Вощилов.

Гуров невольно присвистнул.

– Вы знаете Вощилова? – удивился он. – Откуда?

Гаврилов махнул рукой.

– Это долгая история. И вам неинтересная. Я знаю его с детства. Наши отцы были хорошими приятелями, мы росли на одной улице. Но это все дела минувших дней. А что касается того дня рождения…

– Вощилов был ограблен, – спокойно сказал Гуров. – Это нам известно.

– Я понимаю, – смиренно произнес Гаврилов. – Боюсь, я стал невольным пособником этого ограбления… Тут было одно странное обстоятельство. Я был уже готов идти на этот день рождения, уже нарядился в праздничный костюм… В дверь ко мне позвонила молодая женщина – очень привлекательная, скромная. Ошиблась адресом. Не знаю, как получилось – короче, мы провели этот вечер с ней вдвоем. Ничего такого не было – мы катались по Москве, ели мороженое, смеялись… У меня было ощущение, будто вернулись мои шестнадцать лет. Мы договорились встретиться на следующий день, но больше я ее никогда не видел. А наутро я узнал, что ограбили Сеньку Вощилова.

– Как звали девушку? – деловито спросил Гуров. – Она вам что-нибудь о себе рассказывала?

– Она назвалась Анной, – ответил Гаврилов. – А почему вы не спрашиваете, при чем тут эта девушка?

– Потому что теперь я примерно начинаю понимать, куда вы клоните, – сказал Гуров. – Вы наговорили своему молодому другу слишком много лишнего о друге старом. И он в благодарность сделал так, чтобы вы на этот день рождения не попали. Вы ведь охотник до женского пола, Эдуард Петрович?

– При чем тут это? – немного обиженно сказал Гаврилов. – Это была трогательная неискушенная душа. Я никогда бы себе не позволил…

– Неискушенная душа вряд ли провернула бы дело так ловко, – заметил Гуров. – Однако меня больше интересует, что вы рассказывали своему другу о Вощилове.

– Ну, в общем-то, разговоры я вел достаточно неосторожные, – смущенно признался Гаврилов. – Наверное, в последнее время я стал завистлив. Сенька, по моему мнению, слишком хорошо устроился. Мы обсуждали и эту тему тоже.

– Скажите, а вы сразу заподозрили своего нового друга в ограблении Вощилова? – вдруг спросил Гуров.

– Ну что вы! У меня этого и в мыслях не было! – возмутился Гаврилов. – Да и с какой стати? Все подозрения появились только сейчас, после разговора с вами. Хотя и сейчас я не исключаю, что все это – лишь плод воспаленного воображения.

– Возможно, так оно и есть, – согласился Гуров. – Однако есть смысл остановиться на этом моменте подробнее. После разговора со мной вы, наверное, подумали в первую очередь не о случае с Вощиловым?

– Верно! Но про этого своего знакомого я вспомнил сразу же. Дело в том, что с того майского дня я его практически не встречал, а совсем недавно он вдруг опять появился, и мы с ним немного, гм… покуролесили.

– В каком смысле?

– Ну что тут объяснять? Обычное дело, – немного замялся Гаврилов. – По рюмочке за встречу, по второй за удачу – а потом уже вдруг стоишь ночью у какого-то задрипанного кабака и ловишь такси…

– Понятно, – сказал Гуров. – Но, насколько я понимаю, это был не первый случай, когда вы, гм… куролесили. Почему же именно он сразу пришел вам на память?

– По совокупности подозрений, – ответил Гаврилов. – Сквозь хмельной туман я припоминаю, что среди прочего мы вели разговоры и об артисте Белинкове, и о его соседстве с моим отцом. Тогда мне это не казалось странным, но вот теперь… И еще был такой момент – я застал моего друга со связкой ключей в руках. Мы ночевали у меня дома. Я вырубился. А потом, когда очнулся, – ключи были у него в руках. Он что-то такое сказал – мол, вот выпали у тебя из кармана… Ну, выпали и выпали – до того ли мне было? Мы еще выпили, и все это улетучилось из моей памяти как незначительный эпизод. Тем более что на следующее утро мы расстались. Дали друг другу слово созвониться, но ни он, ни я так этого и не сделали… А скажите, у него была возможность сделать слепки с ключей, если в его распоряжении было два-три часа?

– Есть такие артисты, – усмехнулся Гуров. – Проделывают это за несколько секунд. Но, простите, вы за все это время так и не решились произнести вслух имя вашего друга. Надеетесь, что как-нибудь обойдется?

Гаврилов поднял на Гурова глаза – у него был виноватый взгляд.

– А вы считаете, то, что я рассказал, – важно? – спросил он.

– А вы считаете, нет? – в тон ему сказал Гуров. – Разумеется, все может оказаться лишь безобидным совпадением, но прежде мы должны все тщательно проверить. Итак, как его имя?

Эдуард Петрович опять беспомощно заморгал, прикусил нижнюю губу, задумался, но потом решительно произнес:

– Его зовут Владислав Иванович Лобанов. Живет на улице Летной. Вы его теперь арестуете?

Отчего-то Гуров не особенно даже удивился – видимо, внутренне он был готов услышать что-то подобное. Но разочарование было сильнейшим. Он отвернулся, чтобы не видеть испуганных глаз Гаврилова, побарабанил пальцами по рулевому колесу и наконец спросил:

– Вы, Эдуард Петрович, телевизор смотрите?

– К-конечно, – с запинкой сказал удивленный Гаврилов. – А почему вы спрашиваете?

Гуров объяснил почему. Эдуард Петрович побледнел и открыл рот. Он был поражен до глубины души. Не понимая, что делает, он зачем-то нажал ручку дверцы и открыл ее. Снаружи ворвался дождь и брызнул Эдуарду Петровичу в лицо. Он снова захлопнул дверцу и с ужасом уставился на Гурова.

– Что же теперь делать? – с жалкой улыбкой спросил он.

– Что выросло, то выросло, – пожал плечами Гуров. – Есть один вариант – может быть, вам известны какие-то связи Лобанова? Ведь были же у него знакомые, близкие друзья, помимо вас?

Гаврилов задумался, а потом неуверенно сказал:

– Лобанов всегда держался несколько обособленно. Пару раз я видел его с женщинами. Но мы всегда встречались с ним тет-а-тет. Он как будто чурался шумных компаний. У него, конечно, были друзья… Постойте! Однажды мы с ним заскакивали к одному его приятелю. Мы были навеселе, и у нас кончились деньги. Лобанов брал у него взаймы… Костя Новиков – приятный молодой человек, фотограф… Он живет на улице Тухачевского. Я адреса не знаю, но зрительно могу показать совершенно точно.

Гуров кивнул и полез в карман за мобильником. Набрав номер, он сказал:

– Стас? Это Гуров. Бросай все и поворачивай в сторону Тухачевского. Нам там сейчас адресок один покажут, любопытный… Нет, что ты тоже любопытный, я знаю, но твое любопытство в эфире тешить не будем. Говорят, примета плохая. А нам теперь только удача нужна.

Глава 13

– Вот, пожалуй, эти окна как раз его и будут, – сказал Гаврилов, показывая пальцем на фасад пятиэтажного здания, выкрашенного изначально рыжей краской, но теперь изрядно побуревшей под дождем. – Нет, точно эти! Я хорошо помню, где расположена квартира.

– Вы бы, Эдуард Петрович, все-таки поменьше тыкали пальцем, – заметил Гуров. – Можно же словами объяснить. А то наверняка кому-нибудь покажется любопытным, что за три дурака под дождем стоят и пальцами в окна тычут.

Они уже порядком промокли, но Гуров решил, что не стоит заводить во двор машину, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он и Крячко запретил это делать, чем вверг того в глубочайшую досаду, поскольку именно на Крячко была возложена задача наблюдать за домом снаружи. Стас промолчал, но все чувства были написаны у него на лице, и даже Гаврилов ему посочувствовал, заметив осторожно:

– Простите, я не понимаю – а какая необходимость ждать во дворе? Новиков живет на третьем этаже. Если даже вы предполагаете, что он захочет скрыться – не с третьего же этажа он прыгать будет!

– Какая необходимость, говорите? Эх, Эдуард Петрович! – покачал головой Гуров. – Захочешь скрыться – с крыши прыгнешь! Ну а вообще, необходимость такая – береженого бог бережет. Может, товарищ полковник немного и вымокнет, зато у меня на душе спокойнее будет.

По лицу Крячко было видно, что у него есть чем прокомментировать такое заявление, но он опять промолчал, не желая затевать обычную пикировку при постороннем человеке. Гаврилов пожал плечами и сказал:

– Вам виднее. Я лично с крыши прыгать бы не стал. Не думаю, что и Костя на такое способен… Так мы идем?

Гуров внимательно посмотрел на него и заботливо спросил:

– А вы готовы? Не подведете меня?

– Я готов, – коротко ответил Гаврилов.

– Придумали, что сказать? Важно, чтобы наше посещение не насторожило Новикова. Может быть, стоило бы повторить тот же номер – прикинуться подгулявшими и попросить денег взаймы? Люди всегда попадаются на стереотипы.

– Не стоит, я думаю, – сумрачно сказал Гаврилов. – Не сумею я сейчас притворяться. Да и вряд ли это понадобится. Он наверняка уже знает о гибели Владислава. Я просто спрошу его, что случилось. А вы – мой хороший товарищ. По-моему, никаких объяснений не потребуется.

– Правильно. Лишнего не надо – людей только напугаешь, – согласился Гуров. – Главное, попасть в квартиру. Мне хочется посмотреть, что у него там внутри…

Оставив Крячко мокнуть под деревом, Гуров с Гавриловым вошли в дом и поднялись на третий этаж. Несмотря на все заверения, Эдуард Петрович заметно волновался. Гуров из-за этого, впрочем, не очень расстраивался – волнение в сложившейся ситуации должно было выглядеть естественно. Не каждый день у людей погибают от пожара хорошие знакомые.

Из суеверия Гуров не ждал от этого визита ничего особенного. Максимум о чем он позволял себе помечтать – это дополнительная информация, которую, возможно, удастся получить от Новикова. Ведь совершенно не обязательно, чтобы все знакомые Лобанова были втянуты в преступные замыслы.

Неудачи начались сразу же. Когда они позвонили, дверь им открыла пожилая сутулая женщина в очках с толстыми стеклами. Недоуменно всматриваясь в лица незваных гостей, она вежливо сказала:

– А вы знаете, Костика нет. Как с утра ушел, так еще и не появлялся. Он сейчас в одном рекламном бюро работает – снимает для них. Говорит, очень перспективная работа. Но теперь он меньше бывает дома. Раньше, когда он был свободным художником, его почти всегда можно было застать. И мне было спокойнее… А вас я, извините, не припоминаю. Вы разве у нас раньше бывали?

Растерявшийся Эдуард Петрович по своему обыкновению заморгал глазами и отступил назад.

– Простите, мы тогда зайдем попозже, – пробормотал он. – Возможно, поближе к вечеру…

– А как ему сказать – кто был? – полюбопытствовала женщина.

Гуров не дал Гаврилову ответить. Оттеснив его в сторону, он доброжелательно улыбнулся и спросил:

– А вы, наверное, мама Константина? Простите, а как вас звать-величать?

– Елизавета Константиновна, – сказала женщина, робко улыбаясь в ответ. – Костика я в честь его деда назвала. Он был инженером на железной дороге. В те времена это была фигура! Знаете, что-то вроде космонавта сейчас.

– Космонавты уже не имеют того ореола, – заметил Гуров. – Да и вообще фигур сейчас уже не осталось, Елизавета Константиновна. Измельчали люди! Однако у нас к вам огромнейшая просьба – может быть, вы позволите нам набросать вашему Костику записку? Потому что вряд ли мы сумеем сегодня повторить наш подвиг. На улице льет! Я уже чувствую, что подхватил насморк.

Женщина засуетилась, шире распахнула дверь и настойчиво закивала головой.

– Простите меня старую! – сказала она смущенно. – Ничего не соображаю! Давно надо было вас в дом пригласить. Разучились мы жить нормально. Разве раньше такое гостеприимство было? Я помню, у моего отца меньше двадцати человек за обеденный стол не садилось… А вы, конечно, зайдите – погреетесь хоть чуть-чуть. Я сейчас вас чаем угощу – горячим! Надо было вам сразу меня надоумить…

– Да, может, не надо? – промямлил Гаврилов, неодобрительно взглядывая на Гурова.

– С удовольствием выпью чайку! – не обращая на него внимания, прогудел с энтузиазмом Гуров.

Он уже стоял в прихожей и расстегивал плащ, насмешливо поглядывая на смущенного Гаврилова. Эдуарду Петровичу ничего не оставалось, как последовать его примеру. Тем временем Елизавета Константиновна, оставив их вдвоем, почти бегом удалилась на кухню и тут же вернулась, радостно сообщив, что уже поставила чайник.

– Раньше-то, при самоварах, совсем другой чай был! – сказала она. – И пили его по-другому. Так и называлось – чаепитие! А сейчас что? Правильно вот молодой человек сказал – измельчало все… Между прочим, вы мне свои имена так и не сказали!

– Сейчас исправимся, Елизавета Константиновна! – заверил ее Гуров и, указывая широким жестом на спутника, сказал: – Это вот Эдуард Петрович, а меня зовут Лев Иванович. Очень просто запомнить.

– Вы не из военных? – с интересом спросила женщина. – Выправка у вас замечательная. Теперь мало у кого встретишь настоящую выправку. Даже офицеры стали какие-то не те.

– Нет, к сожалению, я не офицер, – сказал Гуров. – Вот спортом много занимался. И сейчас стараюсь. Так нам на кухню проходить, Елизавета Константиновна?

– Ах, я даже и не знаю! – всполошилась хозяйка. – Мы-то уж как-то привыкли по московской привычке – все на кухне. Но, может быть, вам в гостиной удобнее будет? Я сейчас там накрою. А вы проходите, пожалуйста, на диванчике пока посидите.

Она сорвалась с места и опять исчезла. Гуров шагнул в гостиную, не слушая Гаврилова, который шипел ему в спину:

– Зачем вы так? Неудобно же! Я просто идиотом себя чувствую. Между прочим, я даже не знал, что он с матерью живет… Надо же, как неудачно получилось!

– Получилось очень удачно! – тихо сказал ему Гуров. – И вообще помолчите пока. Не мешайте работать.

Появилась Елизавета Константиновна, озабоченная и возбужденная. Она встряхнула принесенную с собой скатерть и принялась застилать стол. Гаврилов покраснел и отвернулся.

– Да вы присаживайтесь! – радушно сказала она. – Или, может быть, хотите работы Костика посмотреть? Вот они, на стенах. Он весь дом снимками увешал. Мне его фотографии очень нравятся. По-моему, это настоящее искусство! А он смеется, говорит, ты, мама, ничего не понимаешь… А чего тут понимать? Я же вижу.

Когда она опять вышла, Гуров указал на дверь в соседнюю комнату и тихо спросил:

– Это его комната?

– Надеюсь, вы не собираетесь входить туда без спроса? – с тревогой прошептал Гаврилов. – Это будет выглядеть подозрительно!

Но Гуров уже открыл дверь и остановился на пороге, внимательно оглядывая чужое гнездо. Здесь тоже было много фотографий на стенах, фотоаппаратура в шкафу, неплохой компьютер на столе. Однако стол и вообще мебель были старые, видавшие лучшие времена.

Гаврилов подошел сзади и дернул Гурова за рукав.

– Пойдемте! – шепнул он. – Неудобно все-таки! На что вы смотрите?

Гуров указал пальцем на яркую, сильно увеличенную – метр на метр – фотографию, висевшую на стене напротив окна. Несмотря на дождь и слякоть за окном, фотография эта словно сияла, вызывая у зрителя почти физическое ощущение тепла и яркого солнечного света. Но Гурова интересовал в этой фотографии сюжет – обнаженная девушка на берегу сияющего океана. Эта девушка уже давно сидела в уголке его мозга как заноза, и вот теперь он увидел ее воочию.

– Вы тоже посмотрите повнимательнее, – сказал он Гаврилову. – Раньше нигде этой девушки не видели?

На лице Эдуарда Петровича появилось обиженное и раздраженное выражение. Он хотел сказать какую-то резкость, но потом, всмотревшись в снимок, вдруг захлопал глазами и невольно сделал шаг вперед.

– Позвольте! – пробормотал он. – Не может быть! А впрочем, почему не может быть? Не хотите же вы сказать… Ну да, у отца была такая открытка. Но ведь это трудно назвать открыткой, не так ли?

– Вы забываете, что Константин фотограф, – заметил Гуров. – Понравился снимок, сделал большое увеличение…

– Но с чего вы взяли, что оригиналом послужила открытка моего отца? Она что – одна такая на свете?

– Не думаю, – сказал Гуров. – Наверное, в Таиланде их пруд пруди.

– Ну знаете…

Гаврилов не успел высказать свою мысль. Елизавета Константиновна застигла их врасплох, но ничуть не обиделась.

– Это комната моего Костика, – сказала она с нежностью. – Его берлога, как он выражается. Он здесь полновластный хозяин. Даже сердится, если я иногда пытаюсь навести здесь порядок.

– Красивая фотография, – сказал Гуров.

Елизавета Константиновна махнула рукой.

– А по-моему, настоящая гадость! – с чувством сказала она. – В наше время такое называли порнографией. Сейчас весь мир перевернулся.

– Давно она здесь появилась? – поинтересовался Гуров.

– Да всего несколько дней! Раньше ничего подобного он себе не позволял. Я ему говорю – додумался, гадость такую на стену нацепил! А он только смеется – ты, мама, ничего не понимаешь!.. Так я прошу вас к столу – все уже готово.

– Спасибо, Елизавета Константиновна, – сказал Гуров. – Сию секундочку! А вот это, значит, сам Константин и есть? Я угадал?

Он указал на фотопортрет в рамке, на котором был изображен светловолосый парень с вьющейся челкой, твердо сжатыми губами и серьезным, даже, пожалуй, мрачноватым взглядом. Елизавета Константиновна энергично закивала.

– Костик! Тут он не сам снимал. Поэтому плохо получилось. Уж больно невеселый он здесь какой-то. На самом деле Костик совсем не такой. Не нравится мне эта фотография, честно вам скажу.

Гуров согласно покивал, а потом задал еще один неожиданный вопрос, который, однако, не вызвал у простодушной хозяйки удивления:

– А еще я смотрю, компьютер у вашего сына хороший. Давно покупали?

– Нет, совсем недавно. Сейчас припомню… – с готовностью сказала Елизавета Константиновна. – Да в начале августа Костик его привез. Говорит, с рук купил – так дешевле. Он давно о компьютере мечтал. Что-то он там с его помощью с фотографиями делает – я-то в этом ничегошеньки не понимаю… Но идемте чай пить – остынет ведь!

Гуров незаметно подтолкнул Эдуарда Петровича в спину, направляя к выходу, и жизнерадостно сказал:

– Уже идем, Елизавета Константиновна!

Однако вслед за Гавриловым не пошел, а, наоборот, задержавшись, еще раз осмотрел компьютер – на этот раз особенно внимательно и со всех сторон. При этом, чтобы не показаться слишком уж невежливым, он еще раза два громко сообщил, что немедленно идет. Наверное, подобное поведение должно было насторожить даже такую доверчивую женщину, как Елизавета Константиновна, но Гурова это, кажется, нисколько не смущало. Он вышел к столу чрезвычайно довольный и, усевшись пить чай, тут же шепнул Гаврилову на ухо:

– Долго не рассиживайтесь! Раз-два и в дамки!

По лицу Эдуарда Петровича было видно, что он готов в дамки хоть сию минуту, и только воспитание удерживает его от этого невежливого шага. С тщательно скрываемым отвращением он болтал ложечкой в чашке, изредка отхлебывая не слишком крепкий и не слишком ароматный напиток. Кстати говоря, чая он вообще терпеть не мог.

Гуров же чувствовал себя совершенно замечательно – шутил, расспрашивал Елизавету Константиновну о сыне, о пенсии и прочих приятных вещах. Пожилая женщина, видимо, не избалованная вниманием, оживилась и даже как будто помолодела. Она охотно и обстоятельно отвечала на вопросы и смотрела на Гурова с восхищением и благодарностью. Этот элегантный и общительный мужчина пришелся ей по душе и вызывал у нее безграничное доверие, хотя каких-то полчаса назад Елизавета Константиновна даже не подозревала о его существовании. Беспокоило ее только одно – унылая и даже мрачная физиономия второго гостя, который вдруг сделался полной противоположностью своего спутника.

– Вы что-то совсем не кушаете! – заметила она ему наконец. – Может, вам медку положить? У меня есть немного. Правда, мед старый, не то, что мы в детстве едали… Знаете, когда мой папа служил в Липецке… Но я все болтаю, а Эдуард Петрович совсем загрустил! Вы не болеете? А то в такую погоду запросто можно грипп подхватить.

– Нет, спасибо, я здоров, – ответил Гаврилов. – И, ради бога, не беспокойтесь – я сыт. И вообще, нам со Львом Иванычем, пожалуй, пора и честь знать!..

Гуров насмешливо покосился на него, но тем не менее отодвинул чашку и сказал:

– А что? И в самом деле – засиделись мы у вас, Елизавета Константиновна! Спасибо огромное за все. Чай, варенье – просто замечательные! Давненько я так не чаевничал. Спасибо!

– Да что вы! – ответила раскрасневшаяся хозяйка. – Все самое обыкновенное. Но куда же вы пойдете? Такая непогода на улице. Посидели бы еще!

– С удовольствием, Елизавета Константиновна, но – дела! – значительно сказал Гуров, поднимаясь из-за стола. – Да и дождь, кажется, уже почти кончился… Еще раз спасибо за все. Удачи вам, здоровья! Косте привет передавайте.

– А как же – вы хотели ему записочку оставить? – забеспокоилась Елизавета Константиновна.

– Да, пожалуй, не стоит! – махнул рукой Гуров. – Увидимся еще. Вы просто скажите ему, что мы заходили и очень нам его фотография понравилась – та большая, с океаном.

– Да ну, что уж, – растерялась хозяйка. – Чего уж хорошего…

– Нет, вы обязательно скажите! – настойчиво повторил Гуров. – И еще добавьте, что меня компьютер заинтересовал. Я в этих делах разбираюсь. Уникальный компьютер! Так Косте и передайте!

– Ну ладно, – растерянно сказала Елизавета Константиновна. – Как-то странно вы говорите, но если нужно…

– Очень нужно! – заверил ее Гуров.

Гаврилов первым выскочил из квартиры, даже не застегнув плаща, и как ошпаренный бросился вниз по лестнице. Гуров догнал его уже на крыльце, где Эдуард Петрович угрюмо и замкнуто рассматривал пасмурный небосвод.

– Вам что – вожжа под хвост попала? – спросил Гуров добродушно. – Вы так странно себя ведете, будто у вас совесть нечиста. Будто слямзили что-то.

– Просто мне стыдно, – сказал, отворачиваясь, Гаврилов. – Понимаете? Просто по-человечески стыдно! Эта женщина… она не заслужила… Вы… мы вели себя так, будто эксперимент проводили.

– А кому я на ногу наступил? – спросил Гуров. – Ничего оскорбительного по отношению к этой, несомненно, достойной женщине допущено не было. Не знаю, что вы себе вообразили. Я не праздное любопытство удовлетворял.

Гаврилов поднял голову и посмотрел на Гурова почти враждебно.

– А что же вы делали, в таком случае? Зачем эти бессмысленные, издевательские вопросы?

– Это вовсе не бессмысленные вопросы, – строго сказал Гуров. – Будьте добры выбирать выражения. Как-то удивительно быстро вы забыли, с чего начали. А еще говорите, что у вас хорошая память!

– Я не забыл, – буркнул Гаврилов. – Но все равно… Вдруг там действительно что-то есть? Матери и без того будет нанесен такой удар!

– Что же вы предлагаете? – спросил Гуров. – Закрыть на все глаза и уйти на цыпочках?

Гаврилов не ответил. Гуров бросил взгляд в глубину двора, где под поникшим деревом стоял злой и мокрый Крячко, и предложил:

– Знаете, Эдуард Петрович, ступайте-ка вы домой! Выпейте чего-нибудь и ложитесь спать. Вы слишком много нервничали в последнее время. Нужно отдохнуть. Вы нам неплохо помогли, между прочим. Но теперь наступает время профессионалов. Поверьте, мы знаем, что делаем. Идите домой! Но очень вас прошу – о сегодняшних наших изысканиях и разговорах никому не слова! Все очень серьезно, понимаете?

Гаврилов потер лоб ладонью, с тоской оглянулся.

– А как же я? – спросил он. – Угроз в мой адрес никто ведь не отменял.

– Не буду вас успокаивать, – сказал Гуров. – Просто дам совет. Побудьте пока дома. А завтра созвонимся и решим, что делать дальше. Только помните, что выполняется примерно одна угроза из десяти. Так что шансы у вас неплохие.

Эдуард Петрович махнул рукой, повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Гуров покачал ему вслед головой и поспешил к озябшему Стасу.

– Могу тебя обрадовать, – сообщил он. – Теперь мы можем перебраться в машину. Неизвестно, сколько придется тут еще торчать. Ты какую выбираешь – "Пежо" или свой реликтовый "Мерседес"?

Крячко посмотрел на него негодующим взором и сказал с хрипотцой в голосе:

– Какая теперь разница, когда я уже весь мокрый? Теперь бы я предпочел какую-нибудь вошебойку на колесах с подогревом. А почему нам придется тут торчать?

– Потому что мы должны дождаться Константина Новикова и спросить его, как попал ему в руки компьютер, похищенный из квартиры бизнесмена Райкова.

Глаза Крячко загорелись.

– А ты уверен, что компьютер именно тот? – недоверчиво спросил он.

– Еще бы! Если хочешь знать, список похищенного при ограблениях я вызубрил наизусть. Заводской номер полностью совпадает, – сказал Гуров.

Глава 14

– И чего ради мы сидим здесь, голодные, мокрые и одинокие? – в который раз завел Крячко свою жалобную волынку. – Эдак недолго и воспаление легких подхватить. Или хронический гастрит, например. А чего ради? Компьютер краденый? Отпечаток с чужой открытки в наличии? Так в чем же дело? Переоделись бы в сухое, пошли бы нормально к Булгину, все ему объяснили, получили бы ордерок на обыск – и дело в шляпе. Почему мы не можем поступить как все нормальные люди?

– Потому что может получиться так, что не дело будет в шляпе, а мы окажемся в луже, – ответил Гуров. – Кто его знает, что за человек этот Новиков? Ну, компьютер, ну, открытка… А он нам скажет, что купил компьютер на рынке с рук у неизвестного гражданина с усами, а открытку нашел на улице. И что тогда? Лыко-мочала, начинай сначала? Только спугнем их… А возможен и такой вариант, что этот Новиков действительно ни при чем. Вариант этот почти фантастический, но ведь бывают курьезные случаи.

– Ну и что? – уныло спросил Крячко. – Есть такое волшебное слово, как "извините". Извинимся и пойдем работать дальше. А здесь мы просто теряем время. Почему ты так уверен, что Новиков обязательно начнет суетиться?

– Потому что существует такое волшебное слово, как "психология", – сказал Гуров. – Людей с железными нервами не существует. Это видно хотя бы на твоем примере. Новиков вернется домой, и тут ему сообщат, что приходили незнакомые люди и очень интересовались краденым компьютером. Такое сообщение не может оставить его безучастным, особенно если Новиков – член банды. Я уверен, что он немедленно помчится советоваться с дружками. А возможно, попытается даже скинуть какой-нибудь компромат. Наверняка у него дома есть что-то похлеще цифрового фотоаппарата. Мы же не осматривали квартиру.

– Думаешь, оружие? – сказал Крячко.

– Не с рогатками же они брали квартиры, – заметил Гуров. – А желание избавиться от улик почти непреодолимо, ты прекрасно это знаешь.

– Я-то знаю, – высказался Крячко. – Вот знает ли он?

– Жизнь покажет, – невозмутимо заключил Гуров.

Крячко вынужден был смириться и утешиться очередной сигаретой. За три часа сидения в машине он выкурил их не менее десятка, чем спровоцировал Гурова на проникновенную лекцию о вреде курения вообще и в его автомобиле особенно.

Сам Гуров закуривал лишь в моменты сильнейшего душевного волнения. Сегодня же он был на редкость спокоен. Такое бывало нечасто – обычно когда дело, которое он вел, шло к успешному завершению. Сейчас говорить о завершении, казалось, было еще рано, но почему-то в душе Гурова все более крепла уверенность, что они наконец на правильном пути и до развязки остается совсем немного.

Вскоре начало темнеть. Зажглись фонари и окна в домах. У Крячко уже не было настроения даже ворчать. Откинувшись на спинку сиденья, он спал сном праведника, предоставив Гурову самому разделываться со своими проектами. Гуров ничего против не имел – все равно Стас не знал Новикова в лицо.

Одиночество Гурову скрасил телефонный звонок. Еще не включившись, он шестым чувством догадался, кто звонит. Поэтому, поднося трубку к уху, Лев уже улыбался.

– Привет, Гуров! – услышал он голос Марии. – Если ты не забыл, сегодня я свободна от спектакля и рассчитываю видеть тебя к ужину. Как ты думаешь, имею я на это право?

– Безусловно, – вздохнул Гуров. – Однако я должен внести некоторые уточнения. Кроме декларации самого права, очень важно иметь инструмент его реализации, иначе декларация останется пустым звуком.

– Как я должна понимать это изысканное словоблудие? – поинтересовалась Мария. – Ты что – не собираешься идти домой?

– Мне очень стыдно, – опять вздохнул Гуров. – Но ведь ты сама предложила мне заняться делом Белинкова. Кстати, как он поживает?

– Не заговаривай мне зубы! – грозно сказала Мария. – При чем тут Белинков? Кстати, он уже уехал. В Германию. Ему удалось взять в долг нужную сумму.

– Ну вот видишь! – обрадовался Гуров. – В долг! Значит, нужно отдавать. А чем отдавать? Вот я как раз этим и занят сегодня – ищу деньги твоего коллеги. Уже почти нашел. Осталось только протянуть руку. Поэтому к ужину никак не поспею, дорогая, извини. Кстати, Стас передает тебе привет. Он тут рядом.

Крячко приоткрыл один глаз и недовольно сказал:

– К сожалению! Именно потому, что я тут рядом, я вынужден довольствоваться твоими извинениями вместо ужина. Это неважная замена. Справедливости ради я готов признать, что мое общество тоже не восполнит тебе потерянный вечер с красавицей-женой, но тут уж ты сам виноват…

– Мария тоже передает тебе привет, – невозмутимо перебил его Гуров, складывая телефон. – То есть я полагаю, что передает, потому что она обычно так делает. Но сейчас она бросила трубку, и приходится выправлять ситуацию кустарными методами. Таким образом, на самом деле никто из вас приветов не озвучил, но никто и не заметил подмены. Вот она, психология!

– Психология! – проворчал Крячко, окончательно просыпаясь. – Я тут сквозь сон слышал, что кто-то взял деньги в долг. Речь шла, конечно, о Белинкове? Приятно знать, что есть люди, которые могут запросто занять триста тысяч баксов… Когда мы с тобой, Лева, будем на уровне?

На сей каверзный вопрос Гуров уже не ответил, потому что в этот момент из-за угла вырвался свет фар и к подъезду подкатило такси. Из машины вышел молодой человек в короткой кожаной куртке и маленькой кепке, надвинутой на лоб. Из-за этой кепки невозможно было рассмотреть, какие у парня волосы, но Гуров и без того узнал его сразу – это был Новиков.

– Ага, понял! – негромко сказал Крячко, мгновенно сосредотачиваясь. – Он самый и есть? Ну что сказать? Наверняка ты прав, Лева. Наши люди, как известно, на такси не ездят!

Молодой человек расплатился с водителем и вошел в подъезд. Машина задним ходом выкатилась со двора. Стало тихо.

– Ну вот, теперь смотри в оба! – удовлетворенно сказал Гуров. – Даю ему на размышление минут пятнадцать. Пять минут, чтобы переварить новость, пять минут, чтобы принять решение, и пять минут на сборы.

– Держу пари, что он вообще не выйдет, – сказал Крячко. – Нынешняя молодежь, знаешь, какая? За так она и пальцем не пошевельнет, даже если речь будет идти о жизни и смерти. Жизнь ведь нельзя адекватно оценить в "зеленых" – значит, она и не стоит того, чтобы напрягаться.

– Трепло ты, Стас, – беззлобно сказал Гуров. – На сколько спорим?

– На ящик пива! – оживился Крячко. – Согласен?

– В твоем возрасте вредно пить столько пива, – заметил Гуров. – Предлагаю пол-литра "Смирновской".

– Идет, – согласился Крячко. – Засекай время. Если через пятнадцать минут…

Им не пришлось ждать и десяти. Совсем скоро дверь в подъезд распахнулась от сильного толчка изнутри, и на крыльцо буквально вылетел до предела возбужденный Новиков. Он, по-видимому, не успел даже раздеться. В свете фонаря лицо его выглядело бледным и решительным. Держа руки в карманах, он подозрительно осмотрелся. Темная машина неподалеку от подъезда на какое-то мгновение привлекла его внимание, но он тут же потерял к ней интерес и, сбежав с крыльца, торопливо зашагал к выходу со двора.

Оперативники переглянулись, и Гуров, кивнув Крячко, негромко сказал:

– Садись за руль! Я за ним.

Стараясь не хлопать дверцей, он выскользнул из машины и поспешил вслед за Новиковым, гадая, что тот сейчас предпримет – поймает машину или предпочтет прогуляться до метро. Станция располагалась далековато, и вариант с машиной был более вероятен. Гуров бросил взгляд через плечо и убедился, что Крячко уже выехал со двора.

Однако Новиков повел себя странно. Некоторое время он сломя голову летел по улице, ссутулившись, сунув руки в карманы и ни на что не обращая внимания. Потом, дойдя до перекрестка, вдруг остановился и принялся озабоченно оглядываться по сторонам. Гуров успел спрятаться за киоском, но вскоре убедился, что Новиков вовсе не думает о слежке, а просто пребывает в растерянности и гадает, какой маршрут ему выбрать. После некоторой заминки он вдруг пересек улицу и зашел в ярко освещенный продуктовый магазин.

Гуров, не торопясь, последовал за ним и, остановившись возле витрины, наблюдал, как Новиков, покрутившись некоторое время возле прилавков, купил наконец бутылку пива и тут же направился к выходу.

На улице он словно забыл о своей покупке и, низко опустив голову, даже не пошел, а поплелся дальше по улице, полностью уйдя в себя. Бутылку он нес под мышкой, по-прежнему держа руки в карманах. Черная кожа куртки отсвечивала зеленоватыми электрическими бликами. Он ни разу не оглянулся.

Так они дошли до самого парка, и Новиков вдруг свернул в тень ближайшей аллеи. Гуров, немного поколебавшись, все-таки пошел следом. Теперь ему приходилось соблюдать особенную осторожность – вокруг было пусто, и Новиков мог заметить его в любую минуту.

К счастью, парень был слишком погружен в свои думы и, казалось, ничего вокруг не замечает. Он бесцельно бродил среди темных, тревожно гудящих деревьев, по нескольку раз возвращаясь на одно и то же место – так что Гуров даже подумал, что Новиков назначил кому-то здесь встречу. Но никого не было.

А потом Новиков нашел покосившуюся мокрую скамейку и, взгромоздившись на спинку, сбил пробку с пивной бутылки. Притаившись за деревом, Гуров видел, как Новиков пьет пиво – не торопясь, размеренно, точно каменщик после тяжелого жаркого дня.

Допив пиво, Новиков вдруг размахнулся и с силой запустил бутылкой в темноту. Она просвистела в воздухе, врезалась в какой-то невидимый камень и с жалобным звоном разлетелась вдребезги. Парень пристально посмотрел в ту сторону, словно надеялся увидеть, во что превратилась его бутылка, а потом спрыгнул со скамейки и пошел, игнорируя пешеходную дорожку, прямиком по мокрой траве газона, растворяясь в тени парка.

Гуров неодобрительно покачал головой, но тоже пошел, прячась за стволами и сохраняя дистанцию, хотя в этом, наверное, и не было особой необходимости – Новиков так ни разу назад и не оглянулся.

Гуров слышал легкий шелест шагов по мокрой траве и видел впереди неясную тень, которая все более расплывалась – парень шел в самую глубь парка. Потом вдруг шаги его оборвались, и Гуров насторожился.

Он медленно пробирался вперед, весь превратившись в слух. Поведение Новикова его озадачивало. Гуров предполагал что угодно, но ночная прогулка по мокрому парку была для него сюрпризом. Константин вел себя странно, нелогично, и это было хуже всего, потому что могло закончиться чем угодно.

Сейчас у Гурова не было даже возможности связаться с Крячко. В таком пустынном месте Новиков его обязательно услышал бы. Мысленно Гуров ругал парня на все лады – кроме всего прочего, у Гурова насквозь промокли ноги, потому что его полуботинки не предназначались для хождения по сырой траве. Полуботинки были хорошие, и от этого становилось еще досаднее.

Гуров вслушивался в тишину ночного парка, боясь пропустить появление какого-нибудь нового действующего лица – он все-таки не исключал, что Новиков мог назначить кому-то встречу. Он видел растрепанные силуэты деревьев, желтую рябь света от далеких фонарей, мерцающую россыпь водяных капель на траве – но более ничего. Он даже потерял из виду фигуру притихшего в темноте парня и начинал из-за этого нервничать.

Наконец, не выдержав, Гуров сделал несколько осторожных шагов вперед и замер, даже не успев опустить ногу. Всего в четырех-пяти шагах от него из-за кустов вдруг вышел Новиков. На лбу у Гурова выступила испарина – ему показалось, что его обнаружили. Но, похоже, Новикову было не до него.

Он, точно сомнамбула, шатнулся вправо, потом влево, потом вдруг схватился обеими руками за голову и надолго застыл в этой нелепой позе. Кожаная кепка бесшумно соскользнула с его макушки и упала в траву, но он даже как будто не заметил этого. До слуха Гурова донесся сдавленный стон, который, впрочем, мгновенно оборвался.

"Вот попали, – смущенно подумал Гуров. – На ровном месте, да мордой об асфальт… Похоже, тут у нас муками совести пахнет. Ишь, корежит парня! Или это просто страх? У некоторых в таких случаях и кратковременное помешательство случается – особенно если мальчик из хорошей семьи… Значит, неспроста к нему техника из квартиры Райкова попала, неспроста!"

Неожиданно Новиков уронил руки и опять метнулся в сторону. Теперь он стоял, прижавшись спиной к стволу дерева, почти слившись с ним. Если бы Гуров не знал, что он там находится, ни за что бы не увидел.

Коротко вжикнула застежка-"молния". Гуров насторожился и подался вперед, всматриваясь в темноту до рези в глазах. Вдруг сквозь шелест мокрой листвы он явственно услышал отлично ему известный металлический звук взводимого затвора.

Раздумывать дальше было некуда. Гуров сорвался с места и прыгнул туда, где смутно чернел силуэт человеческой фигуры. Главное было заставить Новикова потерять равновесие. Тогда был шанс, что он не сумеет выстрелить или, по крайней мере, промахнется.

Гуров рассчитал точно – его плечо с разгона врезалось в плечо Новикова, и они оба, основательно тряхнув раскидистое дерево, повалились на землю. Сверху на них обрушился целый водопад холодных капель.

Не давая парню опомниться, Гуров накрыл его сверху и перехватил руку с зажатым в ней пистолетом. Новиков пытался сопротивляться, но против тренированного Гурова, который был к тому же на два десятка килограммов тяжелее, у него не было никаких шансов. Он несколько раз дернулся и затих. Гуров резко вывернул ему запястье, и пистолет выпал из ослабевших пальцев. Сыщик проворно подобрал его и сунул в карман.

– Что же это ты задумал, сукин сын? – укоризненно произнес Гуров, поднимаясь. – Стреляться? А о матери ты подумал, говнюк? А ну, вставай!

Новиков медленно сел, опираясь о землю, потер вывернутое запястье. Потом нехотя поднялся на ноги и посмотрел исподлобья на Гурова. Рассмотреть его лица он не мог, и это сбивало парня с толку. Не зная, как ему следует себя вести, Новиков просто сунул руки в карманы и отвернулся.

– Из-за тебя извалялся, как последний пьяница! – с чувством сказал Гуров. – Стыдно на люди теперь выйти. А выходить придется – не оставаться же тут. Мне это место совсем не нравится. Твоего мнения не спрашиваю – ты теперь плохо соображаешь. Так что двигай обратно! И больше никаких глупостей – а то я и так на тебя зол до невозможности. Иди вперед!

Новиков с видимой неохотой подчинился. Он пошел через лужайку в сторону мигающих сквозь листву огней. На ходу постоянно оборачивался, словно опасался, что Гуров может ударить его сзади.

– Чего озираешься? – спросил Лев уже не таким сердитым тоном. – Я не убегу, не бойся!

– А вы кто, собственно, такой? – осторожно спросил Новиков, и это были вообще первые слова, которые Гуров от него услышал.

Он не торопился отвечать на этот вопрос. Размеренно шагая следом за Новиковым и ни на секунду не спуская с него глаз, сыщик достал из кармана мобильный телефон и наугад набрал номер.

– Стас! Это я. Подъезжай ко входу в парк. Минут через пять мы там будем. Да, мы, ты не ослышался. Подробности при встрече.

Новиков невольно остановился и подозрительно уставился на Гурова. Они уже вышли из тени деревьев и смогли без помех рассмотреть друг друга. Новиков сейчас был очень похож на свою фотографию, которую его мать считала неудачной. Гуров даже сказал бы, что та фотография льстила Новикову – выглядел он сейчас как хронический мизантроп и ипохондрик.

– Никуда я с вами дальше не пойду, – вдруг мрачно и решительно заявил он. – Делайте со мной что хотите. Я вас не знаю.

– Прости, дорогой! Не успел представиться, – насмешливо сказал Гуров. – Полковник Гуров, старший оперуполномоченный по особо важным делам. Ты можешь подумать, что у меня важнее и дел нет, как за тобой по кустам гоняться, и будешь, разумеется, прав. Только прошу тебя, не зазнавайся – это еще никому не шло на пользу.

– Не понимаю я, чего вы такое говорите, – раздраженно сказал Новиков, кусая губы. – Я вас не просил за мной по кустам гоняться.

– Ясное дело, не просил, – согласился Гуров. – Преступники редко об этом просят. Но давай прекратим этот разговор. Нас уже ждут. Неудобно заставлять себя ждать. Как воспитанный мальчик, ты должен был об этом слышать. Ведь до того, как связаться с преступниками, ты был воспитанным мальчиком, верно?

Новиков тяжело засопел и отвернулся. Гурову показалось, что парень хочет скрыть выступившие на глазах слезы. Он легонько подтолкнул Константина в плечо и строго сказал:

– Шагай! У тебя уже нет выбора. Может быть, вчера еще был. А теперь нет.

Новиков сгорбился и покорно пошел по аллее. Гуров понял, что он почти сдался и вряд ли способен на какие-то новые неожиданности. Весь вопрос был в том, насколько теперь удастся разговорить парня. Иногда такие, как он, впадали в апатию, и уже ничто не могло расшевелить их – до тех пор, пока они не попадали в общую камеру. Там такие маменькины сынки, как правило, ломались.

"Пежо" уже стоял у тротуара. Крячко прогуливался возле машины, посматривая по сторонам и дымя сигаретой. Увидев Гурова с пленником, он оживился.

– Быстро вы! – заметил Стас с удивлением. – Не ожидал, что вы так быстро столкуетесь. Похвально! Однако садитесь, юноша, в машину! Сразу предупреждаю – та дверца заперта намертво, а я сяду рядом с вами – так что мысли о побеге и прочих глупостях сразу из головы выкидывайте – номер не пройдет!

– Обыщи его! – распорядился Гуров. – Парень имеет склонность к оружию. Не хочется неожиданностей.

Новиков не сопротивлялся и с полнейшим равнодушием дал себя обыскать. Так же покорно он уселся на заднее сиденье "Пежо" и замер там, уставившись прямо перед собой. Крячко занял место рядом и захлопнул дверцу. Гуров обратил внимание, что Новиков в этот момент вздрогнул. Он сел за руль и, не оборачиваясь, спросил:

– Ну что, будем разговаривать, Константин?

Новиков взглянул на него с опаской и тайной надеждой. Гуров видел в зеркале его смятенный взгляд.

– О чем разговаривать? – хрипло спросил парень. – Если про пистолет…

– До пистолета мы еще дойдем, – перебил его Гуров. – Пистолет – это очень серьезно. Давай начнем с мелочей. Например, с открытки из квартиры журналиста Гаврилова.

Это простое предложение повергло Новикова в панику. Он сразу задергался и засуетился – налег грудью на спинку переднего сиденья, но тут же отпрянул, точно получив удар током, и машинально схватился за ручку дверцы.

– Блокировано! – добродушно сказал Крячко. – Я никогда не обманываю. Ну, разве что иногда только… Через меня вам тоже не выбраться. Так что мой совет – сосредоточиться на вопросах и ответах, чтобы ничего не перепутать.

Новиков наконец затих, забившись в угол. На вопрос он так и не ответил.

– Так как насчет открытки? – напомнил Гуров. – Похоже, ты знаешь, о чем идет речь… Стоит ли, в таком случае, молчать? Ты только усугубляешь свое положение. Подумай о своей матери!

– Что вы заладили – мать, мать! – неожиданно зло сказал Новиков. – Знаете, куда больнее давить! Как будто матери будет легче, если я вам что-то скажу!

– А есть что сказать? – живо спросил Крячко и сочувственно добавил: – Если есть, значит, колись, сынок! Суд это учтет.

– А если я расскажу все, вы можете меня отпустить? – вдруг спросил Новиков с какой-то безумной надеждой.

– Ты еще ничего не сказал, а торгуешься! – неодобрительно произнес Гуров. – Не то место ты для этого выбрал. И не то время.

Новиков пронзительно посмотрел на него, а потом вдруг уронил лицо в ладони и испустил сдавленный стон, похожий на тот, что Гуров слышал от него в парке. Гуров терпеливо ждал.

– Наверное, матери сказал, что скоро вернешься? – поинтересовался Крячко. – Может, перезвонишь? Чего ей зря волноваться? Скажи, что ты в надежной компании, пусть тебя не дожидается и ложится спать.

– Чего ты его уговариваешь? – сухо сказал Гуров. – Он стреляться собирался. В парке. И даже прощальной записки не написал.

– Да ты что! – изумился Крячко. – Неужели его дела так плохи?

– А это ты у него спроси, – кивнул Гуров в сторону поникшего парня.

– Да он, похоже, не расположен разговаривать, – сказал Крячко. – Может, сразу его в КПЗ отвезем? К утру как раз с мыслями соберется…

– Я не хочу в камеру, – угрюмо сообщил Новиков. – Я все равно там повешусь, вот увидите!

– Напугал! – озабоченно отозвался Крячко. – Мороз по коже.

Гуров обернулся к парню и сказал серьезно:

– Послушай меня внимательно! Ты сейчас плоховато соображаешь, но постарайся напрячь свои мозги. Это очень важно. Я отлично понимаю, что такому человеку, как ты, не может понравиться в тюремной камере. Но, если ты нарушил закон, тебе все равно не избежать наказания – прими это как аксиому. Просто нужно быть логичным и найти возможность сократить это наказание до минимума. А путь здесь один, ты о нем сто раз читал и слышал в кино – чистосердечное признание. Суд его обязательно учтет – как и степень твоей вины. Не исключено, что ты вообще можешь отделаться легким испугом.

Новиков задумался. На его сумрачном лице промелькнул проблеск надежды. Он несколько раз перевел взгляд с Гурова на Крячко, а потом, решившись, сказал:

– Ладно, я попробую. Честное слово, я расскажу все, что вас интересует. Прямо сейчас, ладно? И еще одну очень важную вещь, о которой вы ничего не знаете… И еще это… Я никого не убивал! Вы мне верите?

Крячко полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда диктофон. Он включил его и поощрительно произнес:

– Запросто! Мы люди доверчивые… Только ты, знаешь, что? Давай-ка сначала, подробно и по порядку!

Глава 15

– Если по порядку, то, наверное, лучше начать с того, как я познакомился с Владом Лобановым, – сказал после некоторой заминки Новиков. – С него все ведь и началось… Для меня, во всяком случае.

– Ну, раз с него началось, значит, с него и начинай! – согласился Крячко. – Нам с коллегой все интересно.

– Ага, значит, я с него и начну… Хотя Влада уже нет в живых, – голос Новикова при этих словах едва заметно дрогнул. – Он сгорел вчера в своей квартире – даже по телевизору это показывали.

– Нам известно о его смерти, – сказал Гуров. – А что известно о ней тебе?

– Ничего! Честное слово! – с горячностью произнес Новиков. – И вы сейчас поймете почему. Все равно придется вернуться назад, потому что иначе я сам запутаюсь… Мы с Владом учились в одной школе, сидели за одной партой, доверяли друг другу на все сто! Потом в институт вместе поступали – он прошел по конкурсу, а я нет. Дальше я попал в армию, вернулся, устроился фотографом в мастерскую… Я всегда любил фотографировать. Была мечта – пробиться с фотографиями в лучшие журналы…

– Пробился? – спросил Гуров.

– Было дело, пробивался, – хмуро сказал Новиков. – Только не до того уровня, о котором мечтал. Так, халтурил в основном… Но речь ведь не об этом. С Владом мы встречались время от времени – выпивали, жаловались на судьбу. А что нам оставалось делать? Он рано женился и быстро развелся. Я с его женой даже познакомиться не успел. Он говорил, что ей ничего не надо было, кроме денег. И вообще, говорил, что разочаровался в женщинах, что все они по своей сути – проститутки и относиться к ним следует соответственно… Я думаю, все дело в том, что у него тогда был тяжелый период – все рушилось, инженеры никому уже не были нужны, денег хронически не хватало… Он как-то пытался пристроиться – гидом работал, коммивояжером, карикатуры для газет рисовал. Влезал во всякие проекты, заводил знакомства в расчете куда-нибудь пробиться – ему было все равно куда, лишь бы платили хорошие деньги. Но у него тоже не очень получалось, пока он не встретил Майка…

– Майка? – переспросил Крячко. – Иностранец, что ли?

– Да какой он иностранец! – помотал головой Новиков. – Наш, москвич. Между прочим, кандидат наук и кандидат в мастера спорта по дзюдо. И внешностью его бог не обидел. В общем, таких на плакатах рисуют – равнение на передовиков! Говорят, семьянин отличный – жена у него и двое маленьких детей. Он их обожает.

– Ты бы фамилию этого Майка нам назвал, – заметил Гуров. – Такой портрет получился, мне сразу познакомиться захотелось.

– А фамилии я не знаю, – ответил Новиков. – Майк и Майк. Ни адреса его не знаю, ни места работы. У них не принято было новичков в подробности посвящать.

– У кого это у них? – спросил Гуров.

– У нашей группы, короче, – быстро проговорил Новиков, явно избегая произносить пугающее слово "банда". – Майк там главный. В общем, все правильно – он в любом деле первый. Прирожденный лидер. С Владом они примерно год назад познакомились на какой-то тусовке. Не знаю, чем уж они так друг другу понравились и как сумели договориться, но договорились. Сначала они все как следует обмозговали и решили, что будут грабить квартиры богатых людей. Не обязательно банкиров и олигархов. Есть ведь люди и попроще, у которых нет охраны, но водятся хорошие бабки. В Москве таких навалом, сказал Майк.

– Это он тебе сказал? – спросил Крячко.

– Нет, мне обо всем уже Влад сказал. Я к их делам подключился уже позже, когда Влад решил, что я созрел. Он меня тоже постепенно уговаривал, издалека… Но мне проще было – к тому времени, как я к ним присоединился, за ними уже два удачных дела числилось.

– Что за дела? – поинтересовался Гуров.

– Значит, сначала они бомбанули одного банковского служащего на Варшавском шоссе, – сказал Новиков. – Там как раз новоселье было, а Майк с компанией нагрянули наутро – подъехали под видом грузчиков, зашли в квартиру…

– Постой, а почему они именно эту квартиру выбрали? – перебил его Гуров.

– Тут такая система, – объяснил Новиков. – Майк главное значение придает сбору информации. Его люди в основном этим и занимаются. В группе пять человек – с Владом шесть было, – у всех полно знакомых, приятелей, сослуживцев… Там что-то услышал, здесь увидели… Например, про квартиру на Варшавке Майку приятель рассказал – он в то время грузчиком работал в агентстве, которое перевозками занимается. Не знаю, как он эту информацию сливал – бескорыстно или за плату. Тут, в принципе, любые варианты могут быть. Майк с любым общий язык находил и мог дело так повернуть, что человек ни о чем и не догадывался. А вообще, специально разведкой никто не занимался, по-моему. Просто использовали информацию, которую большей частью случайно узнавали. Ну, конечно, проверяли все, присматривались, план разрабатывали. Но тоже больше по наитию – Майк считал, что импровизация лучше, чем тупое повторение пройденного.

– Творческая натура, да? – сказал Крячко. – Оружие где брали?

– Да разве это теперь проблема? – презрительно усмехнулся Новиков. – Хотя сам я этим не занимался. Мне пистолет Влад дал. Я из него и не стрелял ни разу. Вообще Майк против насилия. Он считает, что если у тебя самого нервы крепкие, то вполне достаточно показать оружие, а не применять его. В общем, он прав – это всегда срабатывало.

– Всегда – это что имеется в виду? – спросил Гуров.

– Вы хотите сказать, сколько мы еще квартир ограбили? Лично я в двух принимал участие. А Влад еще в мае на Красной Пресне какого-то чиновника обчистил. У того день рождения был – момент психологически точный. Взяли тепленького – он даже и не пикнул. Но я, честно говоря, подробностей того дела не знаю, без меня ведь было… Я включился позже. Не буду врать – силой меня никто в группу не тащил. Сам загорелся. Тут еще мне в руки информация попала. У меня троюродный брат на Кутузовском живет, в одном доме с этим… Райков, кажется, его фамилия. Брат сильно на него злился, потому что считал жуликом. Особенно его бесило, что тот в Калуге живет, а квартиру в Москве имеет, да еще по-царски обставленную, как он выражался.

– Откуда брат про обстановку-то узнал? – добродушно спросил Крячко. – Или в гости заходил?

– В гости не в гости, а в квартире у Райкова бывал, – неохотно сказал Новиков. – Брат сантехником работает – чего-то у него там с трубами делал. Говорит, жмот этот Райков страшный – даже за работу норовил не деньгами, а бутылкой расплатиться. А брат не пьет, между прочим.

– Просто образцовый гражданин! – восхитился Крячко. – Он, случайно, в налете не участвовал?

– Нет, он даже не подозревает, что это моих рук дело, – угрюмо сказал Новиков. – Хотя мы брали Райкова всего через три дня, как брат мне сказал, что он опять в Москву приехал. Все гладко сошло. Мы уже знали, когда он примерно уезжать должен, да еще проследили немного… Ну, и когда он ночью в квартиру вернулся, тут мы его и взяли. Он один был. Сопротивляться даже не пытался. Все говорил только, что у него в Москве "крыша" и нам не стоит играть с огнем.

– Вас это не остановило, конечно, – констатировал Гуров.

– Нет, – вяло отозвался Новиков. – Нас это не волновало. Майк утверждал, что нам ничего не грозит, потому что мы с уголовниками в контакт не вступаем. Информация у нас своя, с барыгами мы дела не имеем… Мы даже оружие приобретали не через уголовников. Майк специально с каким-то знакомым из Брянска связывался, с "черным" археологом. Все стволы наши – немецкие, со Второй мировой… Короче, про нас ничего не знают. Хотя, наверное, искали, я думаю. Но как найдешь? В другие дни у нас самая обычная жизнь была – кто работал, кто учился… Собирались мы всегда в забегаловках – самых непопулярных, куда только случайные люди заглядывают, – и то старались каждый раз менять место встречи, чтобы не примелькаться.

– Понятно. Теперь наверное, пора сделать маленькое отступление, – предложил Гуров. – Уточни-ка, кто входил в вашу, гм… группу.

– Могу назвать только по именам, – ответил Новиков. – Потому что никто специально мне своих паспортных данных не называл. А я, естественно, не спрашивал. Я ведь одного Влада хорошо знал. Для остальных я был просто партнер.

– Ну, хорошо, давай по именам, – согласился Гуров. – Но тогда хотя бы маленькую характеристику на каждого. Не может такого быть, чтобы ты совсем ничего о своих партнерах не знал.

– Так, по мелочам… – протянул Новиков. – Ну, вот, например, Майк. Я его часто видел, а знаю про него ровно столько же, сколько при первой встрече. Говорю, кандидат он. Думаю, скорее всего гуманитарий – он любил цитатами сыпать из разных философов. Еще могу добавить, что жена его, по-видимому, ни о чем не догадывается. По некоторым намекам это можно было понять. А вот у другого парня, у Семена, – наоборот. У него жена с нами была. Вообще-то она в самих операциях не участвовала – на подхвате была, но все равно, мне всегда казалось, что у этой барышни не все дома. Они, по-моему, с Семеном в Бонни и Клайда играют. Такая прибабахнутая парочка… По жизни они, по-моему, студенты – но учиться не хотят, это точно.

– М-да… Опасные у вас игры, – заметил Гуров. – Ну, давай дальше! Значит, Майк, Семен с супругой, ты, разумеется, еще твой друг Влад – это всего пять набирается. Шестой кто?

– Шестой… Шестой, может, самый опасный, – задумчиво сказал Новиков. – Лучший друг Майка. У него странное прозвище – Вика. А в этом Вике шесть пудов весу, и у него какой-то там пояс по карате. Чем он занимается, я не знаю, но если кому приходится делать грязную работу, так это ему. Я уверен, что к смерти Влада он руку приложил.

– Вот как? Ты так думаешь и продолжаешь поддерживать с этой компанией отношения? – сказал Гуров.

– Уже не поддерживаю, кажется, – с вызовом ответил Новиков. – Я и так уже был… в раздумье.

– Да уж, видели, – сказал Гуров. – Только в раздумье ты впал, строго говоря, после моего визита. Спасибо, знакомый твой меня на твой адрес вывел. Кстати, расскажи-ка, как вы к Белинкову попали и что за катавасия дальше стряслась, из-за которой вы, такие мягкие и пушистые, товарища были вынуждены на небеса отправить?

Новиков заговорил не сразу. Ему понадобилось некоторое время, чтобы справиться с собой – слова Гурова задели его за живое.

– Про Белинкова первым узнал Майк, – сказал он наконец. – Они с женой через одного знакомого попали на актерский капустник. Он любит всякие такие тусовки… Какого-то юбиляра там чествовали – может, даже самого Белинкова, не знаю. Вот там он про деньги, которые Белинков скопил, и услышал. Актеры вроде между собой что-то такое говорили… Он потом еще специально уточнял. После капустника, когда все навеселе уже были, скорешился с актером… этот… как его фамилия – Томилин, что ли? Уволок его в ресторан, подпоил хорошенько и между делом все выведал. Белинков-то, дурак, своих дел ни от кого не скрывал – в театре каждая собака про них знала…

Гуров вспомнил, что тоже мог попасть на этот капустник – Мария настоятельно туда его приглашала, – но ему, как всегда, помешала работа. Кто знает, будь он там, может, все повернулось бы по-другому? Хотя вряд ли – этот Майк, похоже, ушлый тип и беспринципный до крайности, несмотря на свою любовь к философии. А Белинкова, выходит, его партнер – вечно второй – Томилин заложил. Странные фортели выкидывает иногда судьба. Показания Новикова прозвучат на суде, и уже никто не поверит, что Томилин сделал это без задней мысли. Наверное, кончится тем, что Томилину придется уходить из театра, и тут даже авторитет Гурова не поможет. Да что там Гуров – теперь уже и Мария ничего не сможет исправить. Язык мой – враг мой.

– Я понимаю, что Белинков дурак, а вы все умные, – с неожиданным злом сказал он. – Только что же вы, такие умные, не подумали, для чего Белинков эти деньги копил? Он же не на "Мерседес" новый собирал, а на операцию отцу! Нос дерете, что с уголовниками ничего у вас общего! Да вы и есть самые настоящие уголовники – без чести и совести! Даже еще хуже. В воровском мире таких, как вы, отморозками называют. Вы вроде доисторических чудищ, которые вдруг вылезли невесть откуда – из ледника какого-то, – головка с кулачок, пасть как у носорога, слюна от жадности течет. Почему у того есть, а у меня нету? Вот и ходите с раскрытой пастью – где бы чего отхватить… Мерзавцы!

Новиков заметно побледнел. Лицо его словно окаменело. Он стиснул зубы и с тоской посмотрел в окошко на свет ночных фонарей.

– А мы одни, что ли, такие? – глухо спросил он. – Посмотрите, что вокруг делается! И Белинков ваш такой же. Откуда у него триста тысяч на операцию? Честным трудом нажил? Да я кучу людей знаю, которые всю жизнь ишачат и даже на похороны себе накопить не могут! Вот и получается, что у кого-то все есть, а у кого-то ни хрена! Это вы как раз правильно сказали.

– А вы, значит, нашли путь, как исправить эту несправедливость? – язвительно спросил Гуров. – В свою пользу, разумеется. Только, какие бы вы красивые слова ни говорили, хищник все равно остается хищником. Когда стало жарко, вы и своих жалеть перестали. Рассказывай, что с твоим дружком произошло!

Защитная реакция у парня была недолгой. Он выдохся. Глаза его потухли, плечи опустились. И после недолгой паузы он снова заговорил – почти без эмоций, просто перечисляя факты:

– Короче, мы узнали, где Белинков живет, и тут Влад вдруг говорит, что нам здорово повезло. Напротив Белинкова журналист один живет, который сейчас в отъезде. Квартира совершенно пустая. А Влад хорошо знал сына этого журналиста и пообещал все разведать. Все вышло как нельзя лучше – он встретился с этим чудиком, погудел с ним немного, поговорил и вдобавок слепки с ключей сделал. Поэтому мы безо всяких забот собрались в этой квартире и стали ждать, когда Белинков дверь откроет. Мы знали, что он недавно развелся и теперь живет один. А в квартиру журналиста могла прийти его дочь, но это нас не особенно беспокоило – с ней-то мы без труда справились бы. Но она не пришла. Ну а потом Белинков вышел из квартиры, и мы выскочили и взяли его в оборот. Он, кажется, даже не понял, откуда мы взялись. Сопротивляться и не думал – сразу деньги отдал. Эти знаменитости, они всегда за свою драгоценную жизнь больше всего переживают.

– Эх, и дремучий ты! – вздохнул Крячко. – Я теперь не удивляюсь, что ничего хорошего у тебя в жизни не выходит – нет в тебе настоящего понимания! А ты не догадался, что эта знаменитость не только о себе в тот момент думала? О родных, о коллегах по работе, о любимой женщине, может быть… Ведь этого ни за какие деньги не купишь. Это только для вас они – свет в окошке.

– А что же про открытку ничего не сказал? – вдруг спросил Гуров.

Новиков покраснел, растерялся и с натянутой улыбкой ответил:

– Да, с открыткой я прокололся! Не надо было ее брать. Да очень понравилась. Я подумал – классно будет смотреться, если увеличу! Да и кто знал, что у этого типа все открытки наперечет? Там их море было…

– Да ты не только открытками пробавляешься, – заметил Гуров. – Компьютер-то у тебя чей? Пушкина?

– А такая машина, знаете, сколько стоит? – тихо спросил Новиков. – На свои заработки я бы ее и за десять лет не купил. А мне для работы нужно было.

– Работяга! – подал голос Крячко.

– Тебе для работы, – невозмутимо продолжал Гуров. – А твоему Владу для чего? Вы ведь, кроме всего прочего, взяли в квартире Белинкова карманный компьютер, верно?

– Да, взяли, – потухшим голосом сказал Новиков. – Влад, дурак, его с собой везде таскал и даже не удосужился из памяти все постирать. То есть он вроде стер, как говорит, но, видно, не все – его баба догадалась, что компьютер краденый. В принципе, ничего страшного бы не случилось, но она психанула и выкинула машинку в окно. Влад потом искал, но уже ни хрена не нашел. А потом про этот компьютер как-то дознались менты…

Он осекся и молчал так долго, что Крячко был вынужден слегка его растормошить.

– Ты не спи! – строго сказал он. – Нам вот тоже спать хочется, а мы сидим тут с тобой, мучаемся. Так что ты там про ментов рассказывал?

– Так это, наверное, вы и были? – догадался Новиков. – А я-то, дурак, не понял!.. Ну, в общем, вы про это дело откуда-то узнали и к девке Влада прикатили. Она вам вроде ничего не сказала, а сразу предупредила Влада. Он поговорил с Майком. И тогда они решили, что оставлять ее в живых нельзя – рано или поздно она бы заговорила… Да как я понимаю, Майк сразу не был уверен, что она не раскололась, – после короткой паузы добавил он. – Голову даю на отсечение – он уже тогда решил и от Влада избавиться. На всякий, блин, случай!.. Наверное, Вику к нему подослал, гад! Влад такой подлости не ожидал, конечно. Зачем бы он стал тогда убивать свою бабу? Думаете, ему это просто далось?

– Ну что ты, такая тонкая душа! – саркастически заметил Крячко. – Наверняка он испытывал жесточайшие моральные муки, когда готовил свое черное дело. Обтяпал он его, правда, в два счета, как настоящий профессионал – никто ничего и понять не успел.

– Да вы-то что понимаете! – горько сказал Новиков. – Влад не о себе думал. Он ради всех это делал. Он других спасал.

– Это вот та глупая девчонка – она действительно не о себе думала. А твой Влад свою шкуру спасал, – констатировал Гуров. – Да просчитался маленько. Другие еще шустрее его оказались. Да-а, интересная у вас компания подобралась! И что же ты собирался дальше делать? Ну, если отбросить в сторону наше неожиданное появление. Так бы и продолжал с новыми корешами дела обтяпывать? За ручку с ними здоровался бы, барыши делил?

– А что мне оставалось делать? – неожиданно ответил Новиков. – Влада все равно не вернешь. А мне вслед за ним отправляться не хотелось.

– А для чего же стреляться затеял? – спросил Гуров.

– Это совсем другое, – буркнул Новиков.

– Он тюрьмы больше смерти боится, – пояснил Крячко.

– Да, боюсь! – с каким-то даже вызовом сказал Новиков. – И не стыжусь этого. Тюрьма не для нормальных людей. Это ад.

– Хорошо, хоть это сообразил, – заметил Гуров. – Только слишком поздно – вот что обидно.

– А помните, я вам сказал, что у меня для вас особенная информация есть? – вдруг каким-то странным тоном произнес Новиков, осторожно взглядывая на Гурова исподлобья.

– Ну, допустим, помню, – кивнул Гуров. – И что же? Хочешь продать нам ее в обмен на свободу? Сразу предупреждаю – сделка не состоится.

– Это такая информация, что, если вы захотите ею воспользоваться, вам придется меня отпустить, – почти жалобно сказал Новиков.

Крячко присвистнул и подмигнул Гурову.

– Лихо! Парнишка буквально на ходу подметки режет! – сказал он и укоризненно заметил Новикову: – С виду вроде малахольный, но с тобой, я гляжу, ухо востро держать надо, а то ты мигом лыжи навостришь! Отпустить его! Нет уж, извини подвинься, дорогой…

– Подожди, Стас, – перебил его Гуров и недоверчиво спросил у парня: – Уж не хочешь ли ты сказать, Константин, что ваша банда опять на дело собралась?

Новиков посмотрел ему прямо в глаза, проглотил комок, вставший в горле, и кивнул.

– Ага, послезавтра, – сказал он. – И я в нем тоже должен участвовать.

Глава 16

Глаза Булгина озадаченно перебегали с невозмутимого лица Гурова на простодушное лицо Стаса и словно никак не могли сами остановиться.

– Постойте, я не верю своим ушам! – сказал следователь, усилием воли сфокусировав наконец взгляд на Гурове. – Вы взяли парня из банды "гуманистов" и тут же отпустили? Я ничего не перепутал?

– Одну деталь ты, Валентин Сергеевич, не заметил, – сказал Гуров. – Мы его взяли, побеседовали и только потом отпустили.

– Это меня здорово успокаивает, – иронически произнес Булгин. – Надеюсь, беседа была приятной?

– Да не очень, – вмешался Крячко. – Парнишка оказался порядочным поганцем, хоть и фотографом. Шкурник и трус.

– Стас немного утрирует, – заметил Гуров. – Но, в принципе, верно. Из показаний, которые дал нам этот человек, стало окончательно ясно, что банда "гуманистов" существует и в нее, как мы и предполагали, входят далекие от уголовного мира люди. Хотя, надо заметить, далекие лишь формально. Психологически они мало чем отличаются от обычных наших клиентов – те же эгоизм, жадность, безразличие к чужой жизни. Подробности их художеств я изложил в письменном виде, – плюс пленочка у нас имеется с записью разговора – на досуге ознакомишься. А пока я тебе обрисую всю ситуацию в целом, потому что времени у нас маловато, а еще нужно все подготовить к завтрашней операции…

– Так ты еще и операцию какую-то затеваешь? – воскликнул Булгин. – Отлично! Может, просветишь?

– Для того и пришел, – сказал Гуров. – Со своим начальством я уже все согласовал.

– Подожди-подожди! – Булгин порывисто поднялся и, сунув руки в карманы, сердито уставился на Гурова. – Выходит, я последний обо всем узнаю, так, что ли? Хорошенькое дело!

– Остынь, Валентин Сергеевич! – смущенно сказал Гуров. – Все так стремительно получилось… Мы ведь и сами не знали, что на этот след выйдем. Не было счастья, так несчастье помогло. Спасибо, Гаврилову его работодатели пообещали голову открутить – посчитали, что он их милиции сдал. Он ко мне искать защиты прибежал, а в благодарность показал один адресок, куда как-то вместе с Лобановым заскакивал. Память у Гаврилова неплохая, несмотря на то что он закладывать за воротник любит, и адресок оказался верным. Мы туда нагрянули, и с ходу выяснилось, что Новиков, там проживающий, и есть тот человек, который спер открытку из квартиры Гаврилова-старшего.

– Он, что же, сам тебе это сказал? – ревниво спросил Булгин.

– Зачем сам? Репродукция с этой открытки висит у него в комнате, – объяснил Гуров. – Метр на метр – красотища!

– Да ты же этой открытки и в глаза не видел, Лев Иванович! – с упреком сказал Булгин. – Как ты ее, в таком случае, мог узнать, да еще с ходу?

– Так я, в отличие от тебя, о ней только и думал, – с усмешкой сказал Гуров. – Она мне по ночам снилась. В разных видах.

– Значит, ты все-таки настаиваешь, что твоя линия была единственно верной? – недоверчиво спросил Булгин.

– Насчет линии не знаю, а вот открытку я не зря запомнил, – твердо сказал Гуров. – Так уж у меня голова устроена – прежде всего на мелочах сосредотачивается.

Булгин покрутил головой, развел в разные стороны руками и опять уселся за стол. Было заметно, что сообщение Гурова очень сильно его задело.

– Надо же, открытка! – почти обиженно сказал он. – А про кактус этот Новиков тебе ничего не рассказал?

– Цветок тоже кто-то из банды сломал – когда они в коридоре выхода Белинкова дожидались, – сказал Гуров. – Только Новиков на этот момент почти внимания не обратил – не до того было. С трудом потом вспомнил, когда мы со Стасом специально поинтересовались. А открытку он намеренно взял – приглянулась. Вообще главарь банды категорически запретил им трогать что-либо в квартире Гаврилова, но вот Новиков ослушался. Посчитал пустяком.

– Не знал, что в нашем деле пустяков не бывает, – с важным видом прокомментировал Крячко.

Булгин мельком посмотрел на него и опять обратился к Гурову:

– И все-таки я не понимаю… Как ты смог его раскрутить? Или там еще что-то было – кроме твоей дурацкой открытки?

– Было, конечно, – кивнул Гуров. – Компьютер там был. Из квартиры Райкова. Я заводской номер проверил – все совпало. Тут я и подумал, что для одного человека это уже перебор. Мы с Крячко сели в засаду.

В ответ он получил недоуменный взгляд следователя.

– Да я же не сказал, что самого Новикова дома не было! – продолжил Гуров. – Мы с его матушкой общались. Поговорили кое о чем – тут и выяснилось, что и даты некоторые тоже совпадают. Например, компьютер у Новикова появился аккурат после ограбления на Кутузовском проспекте. Но все это нуждалось, конечно, в проверке, поэтому мы и стали ждать самого виновника…

– И он сразу раскололся? – недоверчиво спросил Булгин.

– Там вообще не совсем так все получилось, – терпеливо разъяснил Гуров. – У меня такой расчет был, что Новиков, узнав о нашем визите, должен будет насторожиться и предпринять какие-то действия, чтобы от улик избавиться. Так бы любой на его месте поступил.

– Если бы он, конечно, ни в чем не был виновен, то просто спать завалился бы, – добавил Крячко. – А когда шапка горит, тут всякий суетиться начинает – даже если нервы крепкие. Потому что всегда кажется, что существующее положение можно исправить. Нет, как говорится, пределов совершенству. Вот и начинают перепрятывать улики или, там, от пистолета избавляться…

– Это я все понимаю, – махнул рукой следователь. – И все-таки не верится. Как это так – раз и в дамки? Зашли, понимаешь, в первую попавшуюся квартиру… Чего-то вы, мужики, недоговариваете, по-моему…

– Ну, во-первых, не в первую попавшуюся, – возразил Гуров. – Все ведь вертелось вокруг одного и того же факта – бандиты были в квартире Гаврилова, когда ждали удобного момента для нападения. Поэтому меня особенно интересовали те люди, которые могли иметь отношение к этому факту. Естественно, что именно с ними я чаще всего и встречался. А иногда даже слушал, что они мне говорили. Кстати, нужно будет что-то сделать для младшего Гаврилова. Я не думаю, что угрозы в его адрес слишком серьезны, но все-таки, чем черт не шутит! Хорошо было бы, если бы прокуратура взяла это дело на контроль.

– Погоди с Гавриловым! – перебил его Булгин. – С Гавриловым разберемся! Ты мне про Новикова сначала растолкуй… Если все так чудесно, зачем вы его отпустили-то? Его же потерпевшие опознать могли! А теперь что? Вдруг в бега подастся?

– Не подастся, – уверенно заявил Гуров. – Во-первых, у него здесь мать одна, а он за нее переживает – этого у него не отнимешь. А во-вторых, мы за ним следим с того самого момента, как отпустили. Сначала сами, а теперь ребята из отдела. Да он и не выходит никуда. Некуда ему идти, понимаешь? А он не той закалки, чтобы одиноким волком скитаться. Он, между прочим, от отчаянья себе чуть пулю в лоб не пустил. Хорошо, я рядом оказался.

– Да у вас просто роман какой-то получается, – покрутил головой Булгин.

– Ага, роман, – согласился Гуров. – Из светской жизни. А опознать его вряд ли кто опознает – особых примет не имеется, на дело он в маске ходил… Да и участвовал он только в последних двух ограблениях. Так что бесполезное это занятие. Он нам лучше вариант предложил… Если не врет, конечно. Да только не похоже. В его положении врать – себе могилу копать.

– Что за вариант?

– У "гуманистов" на завтра новое дело запланировано, – сказал Гуров. – Они там по своим каналам прознали, что один музыкальный деятель завтра утром жену в отпуск провожает.

– Что за деятель? – быстро спросил Булгин.

– А черт его знает! – пожал плечами Гуров. – Тут вся закавыка в том, что мы обо всем знаем приблизительно. Новиков никого из банды близко не знает – ни адресов, ни фамилий. Про этого деятеля тоже ничего конкретного. Вроде тексты он пишет для модных песен. Гребет при этом деньги лопатой. Вот наши "гуманисты" и решили изъять излишки.

– Каким образом?

– По своей обычной схеме. Песенник этот на чем засветился? Он в каком-то борделе девочек себе заказал по вызову. То есть только жена садится в самолет, как он тут же бежит праздновать свободу. А у "гуманистов" в этом борделе знакомец есть. Он эту тайну и открыл. В общем, собираются они ему праздник завтра испортить.

– Где же его теперь искать? – недовольно поморщился следователь. – Трясти все бордели? Или у тебя список поэтов-песенников есть?

– У меня Новиков есть, – сказал Гуров. – Он в нападении должен участвовать. Уже роли распределены. Ему поручено в машине сидеть, пока товарищи богатея потрошить будут. Хреново вот что – где это будет происходить, он пока и сам не знает. Банда встречается перед самым ограблением в кафе "Марина" где-то в Кунцеве. Там окончательно будут распределены роли и поставлены задачи. Теперь понимаешь, почему нам пришлось отпустить этого артиста?

– Да уж, теперь понимаю, – хмыкнул Булгин и обвел оперативников повеселевшим взглядом. – А вообще, мужики, это же прорыв! Мы же с вами прозвучим, если все получится!

– Прозвучим, – серьезно поддакнул Крячко. – На мажорной ноте.

– Если, конечно, ваш Новиков не соврал! – строго прибавил Булгин, насупливая брови.

– Громоздкая больно ложь получается, – поморщился Гуров. – И непонятно, зачем ему лгать? Я боялся, что он повторную попытку самоубийства предпримет, но поскольку этого не произошло, значит, у Новикова есть надежда, что суд учтет его помощь следствию и даст по минимуму. Мы, кстати, такую перспективу ему и нарисовали, чтобы свой рейтинг повысить. Поэтому есть все основания полагать, что он сказал нам правду.

– Дай бог, дай бог! – произнес Булгин. – Что же ты теперь делать собираешься? Учти, если твой план не сработает, "гуманисты" точно залягут на дно, и придется их оттуда долго и нудно выковыривать. Возможны любые неожиданности и даже жертвы. Ты, например, в курсе, что экспертиза установила – погибший на пожаре человек умер не от огня. У него сломаны шейные позвонки.

– Могу себе представить, – ответил Гуров. – Новиков рассказывал, что у них в группе есть некий каратист по прозвищу Вика. Наверное, это его рук дело. Новиков, кстати, сразу подозревал, что его дружка убили – вслед за Липатовой, которую убил Влад. Страшноватая, но закономерная цепочка.

– А твой Новиков не выкинет в последний момент какой-нибудь номер? – подозрительно спросил Булгин. – Раз Лобанов был его другом, как ты говоришь. Чувство мести, злоба, отчаяние… Он может все испортить.

– По-моему, у него кишка тонка для мести, – возразил Гуров. – В принципе, со смертью друга он смирился очень быстро. Друга уже не вернешь, а мне жить надо. Вот, если вкратце, его жизненный принцип.

– Ну что ж, в логике ему не откажешь, – сказал Булгин. – В таком случае он, пожалуй, вполне удовлетворится такой формой мести, как полная сдача сообщников. К тому же это будет приятное с полезным – ведь он может рассчитывать в таком случае и на снисхождение суда… – Следователь поднял глаза на Гурова и с сомнением добавил: – Послушай, Гуров, что-то больно гладко у нас все получается! Не боишься, что в лужу сядем?

– Не боюсь. Я не из пугливых, – сказал Гуров и ухмыльнулся. – А насчет того, что все гладко… А я что, даром пашу огород третий десяток лет? Можно иногда и урожай собирать!

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Булгин. – Так ты все-таки расскажи мне о планах… борьбы за урожай!

– План будет таков, – серьезно заговорил Гуров, придвигаясь ближе к столу. – Сегодня я лично съезжу на место, посмотрю, что за "Марина" такая. Произведу, так сказать, рекогносцировку на местности. Стягивать в тот район большие силы нет никакого смысла. Новиков сказал, что они собираются каждый раз в новой забегаловке, чтобы не мозолить никому глаза. Вполне возможно, что эта "Марина" выбрана главарем случайно и никакого отношения к будущему месту преступления не имеет. Представляешь, какой начнется бедлам, если они вдруг рванут из Кунцева куда-нибудь в Измайлово?

– Что же ты предлагаешь?

– Итак, сегодня я ознакомлюсь с местом их встречи, а завтра мы отправимся туда с Крячко. Постараемся определить состав преступной группы, так сказать, визуально. У них назначена встреча на шестнадцать часов. К этому времени будет готова оперативная группа из шести человек на трех автомобилях со специальной связью. Координировать их передвижение буду я лично. Плюс на всякий случай я собираюсь снабдить Новикова радиомаяком – тогда мы при любых обстоятельствах не потеряем его из виду. Ну и необходима, конечно, помощь ОМОНа, потому что хоть они и "гуманисты", а все равно – банда, – заключил Гуров. – Тем более что ребята все больше входят во вкус и, по-видимому, не будут стесняться, когда попадут в безвыходную ситуацию. С ОМОНом тоже нужно будет постоянно поддерживать связь, поскольку объект нападения и маршрут преступников придется определять буквально на ходу.

– Это все очень рискованно, – покачал головой Булгин. – Советую тебе подойти к проблеме немного с другой стороны. Попробуй проверить по спискам пассажиров в аэропортах – жена какого такого деятеля улетает завтра за границу.

– Я думал об этом, – сказал Гуров. – Все равно что искать иголку в стоге сена. Помимо всего прочего, нам неизвестно – жена ли это на самом деле. Возможно, эта парочка живет в гражданском браке…

– Если человек с таким восторгом празднует отъезд своей спутницы жизни, то скорее всего это самая что ни на есть законная жена, – с усмешкой сказал Булгин. – Можешь мне поверить. Ну а насчет того, кто у нас сейчас модные песни пишет, тебе лучше знать – ты у нас как-никак с искусством связан. Можно сказать, крепкими узами.

– С искусством, может быть, – проворчал Гуров. – Только с каких это пор модные песни проходят по линии искусства?

– Ну не придирайся! – засмеялся Булгин. – Все равно близко. В конце концов, даже среди оперативников неужели не найдется хоть один любитель современной эстрады? Пусть представит тебе что-то вроде отчета.

– От этих отчетов даже у меня глаза на лоб лезут, – встрял Крячко. – А если еще и отчеты по эстраде составлять…

– Ну, тебе-то это как раз не грозит, – заметил Гуров. – Тебе если можно что-то письменное доверить, так только сочинение на очень вольную тему – например, о пиве… А насчет современной эстрады ты меня на мысль натолкнул, Валентин Сергеевич; есть у нас один майор – он недавно одно дело в Подмосковье раскручивал с убийством. Там некая фирма организовывала в провинции концерты подставных знаменитостей. Дошло до того, что чуть фальшивого Паваротти куда-то там не привезли – кажется, в Ставрополь… Но дело в другом. Что-то там эта братия между собой не поделила, и кончилась эта концертная деятельность банальной разборкой. Вот Балахнин этим делом занимался. Он всю эту музыкальную тусовку, по идее, знать наизусть теперь должен. Я жену песенника ему поручу.

– А все-таки вашего Новикова надо бы официально допросить! – с плохо скрываемой досадой сказал вдруг Булгин. – Береженого бог бережет. Кто знает, чем вся эта авантюра закончится. Один раз в год и палка стреляет, а тут настоящие стволы, понимаешь… Вот расколют твоего Новикова боевые соратники, и что тогда будем делать? Километрами объяснительные строчить будем!

– Так если его сейчас не трогать, то и не расколют, – ответил Гуров. – Ты, Валентин Сергеевич, не беспокойся на этот счет. Все под мою ответственность. Под мою и генерала Орлова. Он тоже считает, что в данной ситуации Новикова лучше оставить в покое. Я тебе не говорил, но операция получила добро наверху – наш замминистра в курсе.

– Да мне-то от этого не легче! – Булгин хлопнул ладонью по увесистой папке с бумагами, лежащей на краю стола. – Мне дело закрывать нужно. А тут ты единственного подозреваемого из-под носа уводишь!

– Побойся бога, Валентин Сергеевич! – Гуров сделал большие глаза. – Что ты такое говоришь? Да мы, наоборот, завтра тебе их целый автобус приведем, подозреваемых.

– Это еще на воде вилами… – начал Булгин, но вдруг махнул рукой. – Ладно, закончили дебаты! Кому другому, а тебе доверюсь, хотя неприятный ты, Гуров, между нами говоря, человек! В прокуратуре тебя не любят – ты хоть знаешь об этом?

– А я не зарплата, чтобы меня все любили, – смеясь, ответил Гуров. – Однако мой авторитет неуклонно повышается – чему ты, Валентин Сергеевич, яркий пример.

– Ты просто запугал меня громкими именами – генерал, замминистра… – в том же тоне сказал Булгин. – Я же чиновник, на меня эти вещи очень действуют.

– Слава богу, хоть что-то на вас еще действует, – констатировал Гуров. – Так вот тебе в утешение мой доклад и магнитофонная запись. Здесь все, что этот маменькин сынок сумел из себя выжать. К сожалению, в банде он новичок и по-настоящему знал только погибшего Лобанова. Нам еще повезло, что они берут его на это дело – иначе ищи опять ветра в поле!

– Рано или поздно все равно бы нашли, – заявил Булгин. – Конечно, если у вас завтра получится, то лучшего подарка и ожидать трудно.

– У нас получится! – заверил Крячко. – Особенно если в том районе приличное пиво окажется.

– При чем тут пиво? – удивился Булгин.

– Тогда мое присутствие в том кабаке будет выглядеть абсолютно естественным, – объяснил Крячко.

Глава 17

Переступив порог кафе, Гуров испытал странное чувство досады и удовлетворения одновременно. Накануне, после встречи с Булгиным, он уже побывал здесь. Заведение оказалось небольшим – мест пятьдесят, не более, – не слишком уютным и сравнительно тихим. Две влюбленные парочки, изнывающий с похмелья пьяница в мятом костюме, голодный командированный и троица мускулистых молодых людей, в полном молчании поглощающих пиво, – вот и все посетители. Гуров пробыл в кафе минут сорок, и за это время людей в нем только убавилось.

Сегодня все было иначе. В кафе стоял дым коромыслом. Все столики были заняты посетителями. В горячем воздухе стоял резкий аромат свежеприготовленной пищи. Уютнее заведение не стало, зато тишины заметно поубавилось. Звенели тарелки, скрипели стулья, со всех сторон доносился невнятный говор. Гуров поискал глазами свободное место и ничего не нашел.

Он прошел к буфетной стойке и попросил бутылку пива, исподволь разглядывая лица в зале. В такой сутолоке вряд ли кому-то придет в голову обращать на тебя внимание, зато и вычислить, кто здесь "гуманист", а кто просто зашел пообедать, будет гораздо сложнее. Придется ориентироваться на единственное знакомое лицо – лишь бы Новиков не выдал себя чем-нибудь.

– Вам какого пива, мужчина? – озабоченно поинтересовалась буфетчица.

Гуров вспомнил последний комментарий Крячко и, усмехнувшись уголком рта, сказал:

– Приличного!

Женщина посмотрела на него, как на безумца, но спорить не стала и почти без колебаний откупорила ему бутылку "Клинского" и подала стакан. Гурова так и подмывало спросить, по каким критериям определяется здесь степень пивного приличия, но он решил, что время для шуток не совсем подходящее. Вместо этого он посмотрел на часы, на входную дверь и понял, что компания наверняка уже здесь. В кафе вошел Константин Новиков.

Гуров отвернулся и не торопясь наполнил стакан пивом. Лицо Новикова ему не понравилось – оно выглядело слишком бледным и напряженным. Люди с таким выражением лица запрограммированы на ошибки.

Гуров запрокинул голову и принялся медленно тянуть пиво, краем глаза наблюдая за передвижениями Новикова. А тот, озабоченный предстоящим свиданием, похоже, даже и не заметил Гурова. Он растерянно покрутил головой и, кажется, нашел, что искал. Во всяком случае, уже без колебаний он направился к дальнему столику, за которым его ждали.

Теперь Гуров смог наконец рассмотреть всю компанию – всю банду "гуманистов", людей, решивших, что лучшего применения для интеллекта и образованности, чем преступный промысел, не найти. Наверное, ребята чересчур преувеличивали в себе эти качества: попались они самым банальным образом, как попадаются все – на мелочах.

Но пока они об этом еще не знали, и Гуров поразился той приподнятой обстановке, которая царила за столиком, облюбованным "гуманистами". Они встретили сообщника смехом и шуточками. Вялая вымученная улыбка Новикова их не смутила.

– А вот и наш Константин! – провозгласил загорелый черноволосый красавец в обтягивающей крепкую грудь водолазке, в котором Гуров сразу признал Майка. – Что-то ты неважно выглядишь, Константин! Не заболел, часом?

– Больничного не проси, не дадим! – скаля жемчужные зубы, прибавил здоровяк в рубашке с короткими рукавами, из-под которых топорщились внушительные бицепсы.

Этого наверняка звали Викой. Третий, получалось, мог быть только Семеном, счастливым супругом доморощенной Бонни. Однако самой Бонни за столом не было.

– Наш Костя, кажется, влюбился, – хехекнул Семен, выдвигая из-под стола стул для Новикова. Он был светловолосым, худощавым, с чуть кривым острым носом и ехидной улыбкой. – Это не я сказал – это грузчики в порту…

Они даже не пытались говорить тише, и их самоуверенные голоса разносились по всему залу, несмотря на шум, царящий вокруг. Глядя на них, можно было подумать, что ребята собрались на концерт или на футбольный матч. Ни следа беспокойства или страха ни в одном из них Гуров не заметил.

"Что это – цинизм или обыкновенная глупость? – подумал он. – В такой ситуации вряд ли даже прожженные медвежатники могли себя комфортнее чувствовать. Вот уж воистину – горе от ума! Кто и когда убедил их, что так жить тоже можно? Если бы было возможно знать заранее, в какой момент человек готов переступить грань! Может быть, тогда удалось бы удержать от падения хоть некоторых… Увы, нет такой возможности! Зло неискоренимо, а мафия, как всегда, бессмертна. Однако Крячко что-то непозволительно задерживается… Это может здорово нам повредить. Куда он провалился?"

В планы пришлось внести коррективы. Накануне окончательно выяснилось, что работа, порученная майору Балахнину, чересчур велика и одному ему с ней не справиться. Срочно нужен был хотя бы еще один толковый человек, и Гуров скрепя сердце отрядил в помощь Балахнину Стаса. Однако он взял с Крячко слово, что к шестнадцати часам тот непременно будет в "Марине". Стас слово не сдержал.

Гуров вылил в стакан остатки пива и присел за освободившийся столик. Пока официант убирал грязную посуду, Гуров с отвращением цедил пиво и посматривал в дальний угол зала. "Гуманисты" о чем-то совещались, наклонив головы над столиком. Теперь их совсем не было слышно, и лица их были серьезны. Гуров обратил внимание, что на столе у них ничего нет, кроме легкой закуски и бутылок с минералкой. Все-таки они были не совсем легкомысленны.

Чтобы не терять зря время, про себя Гуров подытожил, что имеется в его распоряжении. Три автомобиля с оперативниками стоят на ближайших перекрестках. Включая его собственный "Пежо", получается четыре. При необходимости они сразу могут начать преследование в любом направлении. Новиков имеет с собой миниатюрный радиомаяк, работающий на нестандартной частоте. Все оперативные машины снабжены соответствующей аппаратурой. Если не произойдет форс-мажора, Новикова они не упустят. На Рублевском шоссе неподалеку от Кольцевой развязки дожидается автобус с ОМОНом. Как только появится оперативная информация, ОМОН направится по указанному адресу. Кажется, все предусмотрено, что возможно в такой ситуации.

Нет пока самого, может быть, главного – нет адреса. И трудно до конца быть уверенным, что операция не сорвется из-за какой-нибудь нелепой случайности.

– Что будете заказывать? – Над головой у Гурова навис усталый и не слишком опрятный официант. У него был неприятный требовательный голос и короткие волосатые пальцы.

– Пока думаю, дорогой, – сдержанно ответил Гуров. – Вот что – принеси-ка мне еще пива… Только, ради бога, не спрашивай, какого!

Официант собирался что-то возразить, но, наткнувшись на внезапно заледеневший взгляд странного посетителя, поперхнулся и тут же ушел. И в эту минуту из-за стола поднялась вся банда.

Гуров расслабился и целиком сосредоточился на остатках своего пива – ни дать ни взять перебравший накануне мужик, заливающий последние тлеющие в груди угли. Бандиты прошли совсем рядом. Гуров мог даже рассмотреть стрелки на их наручных часах.

Последним шел Новиков. Гуров видел, как расширились его глаза и предательски задрожали бледные губы. Казалось, еще секунда, и парень не выдержит, сорвется – закричит на всю забегаловку, и тогда пиши пропало. Гуров и сам в этот момент был на грани срыва. Но посмотрел на Константина холодно и равнодушно, как будто впервые видел. Это помогло. Новиков отвернулся и пошел как ни в чем не бывало дальше.

Дождавшись, пока вся группа скрылась за вертящейся стеклянной дверью, Гуров неторопливо встал и, предупреждая негодование спешащего к нему официанта, бросил на столик мятую купюру. Потом он сунул в рот специально заготовленную по этому случаю сигарету и вышел из кафе.

Компания двигалась цепочкой по тротуару, кажется, не собираясь садиться ни в какую машину. Впереди уверенным размашистым шагом шел Майк, зорко посматривая по сторонам. Чуть позади шагали Вика и Семен. Последним плелся, как и следовало ожидать, Константин.

Гуров оглянулся назад и нашел взглядом свой "Пежо". Сквозь лобовое стекло явно просматривался чей-то силуэт. Это мог быть только Крячко, и Гуров поспешил к машине.

Стас предупредительно распахнул перед ним дверцу. Гуров прыгнул за руль и сразу завел мотор.

– Где ты шлялся, скотина? – с чувством бросил он. – У меня, между прочим, тоже нервы.

– У всех нервы, – обиженно отозвался Крячко. – А у некоторых еще и работа. Некоторые пашут, как папы Карлы, пока другие по кафе заседают. И, между прочим, не зря пашут…

– Ладно, по дороге расскажешь, – сказал Гуров, трогая машину с места. – Как бы нам этих гавриков не упустить. Куда они пешком тронулись? Вдруг они порознь добираться будут?

– Не суетись, – сказал Крячко. – Мы с майором их вычислили. Записывай адрес.

– А если не то? – Гуров медленно ехал к перекрестку, внимательно наблюдая за четырьмя парнями, которые в этот момент сворачивали за угол. – Сообщи ребятам, а мы с тобой за этими…

– Ребятам я уже сообщил, – самодовольно объявил Крячко. – От твоего имени. Они нас подстрахуют. У них же фотка Новикова есть. Да и радиомаяк к тому же… А нам с тобой желательно бы эту банду прямо на месте преступления встретить. Это недалеко – запросто успеть можем. Пока они будут свои ряды выстраивать… Это точно он! Балахнин говорит, что больше некому. Эдик Ванилин его зовут. Песни пишет, и жена у него за границу сегодня махнула. И проституток он обожает – Балахнин говорит, это первое его развлечение. Снимет двух, а то и трех и оттягивается в одиночку. Самый он и есть!

Гуров не ответил. Он повернул на перекрестке и увидел, что вся группа садится в бежевую "Волгу", за рулем которой была женщина. Гуров взял микрофон рации и вызвал ближайшую машину.

– Второй! Я Первый! Рядом с вами бежевая "Волга" номерной знак 066. Возьмите под наблюдение. Постарайтесь на какое-то время задержать их. Я еду непосредственно на объект. Хотелось бы устроить сюрприз.

– Вас понял! – ответил Второй. – Что-нибудь сообразим. Я свяжусь с Третьим и Четвертым. Что-нибудь еще?

– Пока все, – сказал Гуров. – Постоянно держите со мной связь.

Он положил микрофон и распорядился:

– Ну, давай, что ли, твой адрес!

Глава 18

Эдик Ванилин жил в доме довоенной постройки – в просторной квартире с высоченными потолками, которую он обставил с азиатской роскошью и ошеломляющим отсутствием вкуса. Гуров и Крячко буквально были ослеплены тем изобилием пестрых переливающихся тканей, сверкающих побрякушек и причудливо-бесполезной мебели, которые до краев переполняли это жилище.

Но сначала они увидели самого хозяина квартиры. Он тоже был переполнен – предвкушением веселого беззаботного вечера в компании прекрасных и безотказных женщин – и оттого, наверное, был на редкость неосторожен.

Видимо, он с минуты на минуту ждал прибытия жриц любви, и поэтому, услышав звонок в дверь, тут же выскочил за порог с жизнерадостностью школьника. На школьника, правда, он был совершенно не похож – тучный, волосатый, закутанный в дорогой махровый халат, он производил впечатление избалованного великовозрастного увальня. От него пахло каким-то сладким мылом или кремом, а волосы на голове были мокры – видимо, Ванилин только что принимал душ.

Открыв настежь с разгону дверь, он едва не налетел толстым животом на Гурова и тут же замер на месте, выпучив на оперативников ничего не понимающие глаза.

– Во, блин! – произнес он с досадой секунду спустя. – А вы кто такие, блин? – Кажется, это была его обычная манера изъясняться.

Гурову она сразу не понравилась, поэтому он, не произнося ни слова, просто показал хозяину удостоверение, одновременно как бы случайно распахнув пиджак таким образом, чтобы стал виден вороненый пистолет в наплечной кобуре. На Ванилина словно вылили ушат холодной воды. Он захлопал глазами и непроизвольно попятился, глядя на незваных гостей с почти суеверным ужасом. Трудно было сказать, о чем он в тот момент думал – возможно, решил, что по неизвестному ему закону с сегодняшнего дня использование услуг продажных женщин попадает в разряд особо тяжких преступлений, во всяком случае, очень на это было похоже.

Он безропотно пропустил оперативников в квартиру и дрожащими руками запер дверь.

– Кто-нибудь еще дома есть? – деловито спросил Крячко.

– Прошу прощения, я один, – преданно глядя ему в глаза, сообщил Ванилин и, немного помявшись, осмелился спросить: – А-а, прошу прощения, чем вызван, так сказать… Вроде бы я ничего такого…

– Сейчас объясним, – пообещал Крячко и сделал приглашающий жест рукой. – Прошу вас, проходите! Чувствуйте себя как дома!

Гуров неодобрительно покосился на него, но Крячко сделал вид, что ничего не заметил, и решительно двинулся в соседнюю комнату, которая оказалась спальней. Крячко замер на пороге и окинул спальню восхищенным взглядом.

– Лева! – потрясенно сказал он. – У него круглая кровать! Я только в кино видел. Это что же, с какого хочешь края, с такого и вались? Красота!.. А посмотри, какое покрывало – атлас, горит как огонь! Нет, такого я даже и в кино не видел!

– Остынь, Стас! – сквозь зубы проговорил Гуров и, обратившись к ошеломленному хозяину, спросил его: – Вы гражданин Ванилин Эдуард Аркадьевич?

Тот молча кивнул.

– Проводили сегодня супругу? – уточнил Гуров и, получив еще один кивок, тут же спросил: – Ждете теперь проституток, Эдуард Аркадьевич?

Ванилин поперхнулся и вспыхнул. Гуров никогда бы не подумал, что такой человек может краснеть.

– П-п-простите, с ч-чего вы в-взяли? – жалко проблеял Ванилин. – Это клевета! Вас моя жена послала?

– Ну, Эдуард Аркадьевич! Это вы уж хватили! – серьезно сказал Гуров. – Мы птицы совсем другого полета… А ваши планы нас интересуют из чисто служебных соображений. Можете отвечать, не стесняясь, – за пределы этих стен ваши тайны не выйдут.

На жирном лице Ванилина появилось недоуменное и даже обиженное выражение. Он подозрительно покосился на Крячко, на Гурова и буркнул:

– Ну, вообще-то, были планы, блин!.. А что, отменяется свадьба? Вы их повязали – я угадал?

– Опять мимо, – сказал Гуров. – Мы, Эдуард Аркадьевич, занимаемся совсем другими делами – ограблениями, убийствами… Особо тяжкими, короче говоря, преступлениями.

Ванилин беспомощно посмотрел по сторонам и замирающим голосом произнес:

– А я-то тут при чем, блин?

– Не буду вас томить, – сказал Гуров. – У нас есть данные, что вас собираются ограбить. У вас в доме имеются ценности, деньги?

– Меня ограбить? – задохнулся Ванилин. – Когда?

– Прямо сейчас, – ответил Крячко. – Поэтому нужно пошевеливаться. Времени у нас осталось всего ничего. Когда должны прибыть барышни?

– Господи! Что делается? Меня ограбить! – Ванилин слепо сделал несколько шагов и упал в вычурное пузатое кресло, зарывшись в подушки по уши. – Кто? Кто этот мерзавец? У меня есть друзья… Впрочем, все – я умолкаю! С вашего позволения…

Он потянулся к низкому столику, стоявшему рядом, и схватил оттуда стакан с коричневатым напитком, в котором плавали кусочки льда. Жадно отхлебнув из него, он зажмурился, а открыв глаза, неожиданно ясно и твердо сказал:

– Девки должны быть в шесть. Я уже имел дело с этой фирмой – они пунктуальны как английская королева. Значит, ровно в шесть и будут, даже если начнется атомная война. А насчет денег… Деньги, конечно, есть, но немного. Ну как немного? Кому-то и стольник деньги… Я предпочитаю кредитные карточки – вот как раз чтобы поменьше страдать от всякой урлы, которая на чужой каравай… А кто эти подонки – вы знаете?

– Мы знаем, – сухо сказал Гуров. – Знаете, что, Эдуард Аркадьевич? У нас действительно не очень много времени. До шести осталось всего полчаса, а нам еще нужно все подготовить. Вам придется нам помочь. Если мы упустим сегодня эту банду, она может еще многим попортить кровь. Это не дело, вы согласны?

– А что я должен делать? – настороженно спросил Ванилин.

– Ничего особенного, – сказал Гуров. – Вы будете вести себя так, будто ничего не случилось. Когда приедут девушки, примете их, расплатитесь, как положено…

– Вот так номер! – разочарованно отозвался Ванилин. – Так кина же, я понял, не будет! За что платить-то, блин?

– Вы заплатите, – с нажимом сказал Гуров. – Проведете девушек в самую дальнюю комнату и скажете, чтобы они оттуда носа не высовывали. А дальше будете начеку. Мы предполагаем, что сразу вслед за девушками явятся грабители. Вы им откроете…

– Ни хрена себе! – всплеснул руками Ванилин. – А они меня тут и мочканут влегкую!

– Не должны, – невозмутимо ответил Гуров. – У них другие принципы. Они просто спросят вас, где вы храните деньги.

– Ничего себе просто! – возмутился Ванилин. – Знаю я таких простаков! Утюг на живот и…

– Мы же будем рядом, Эдуард Аркадьевич! – напомнил Гуров. – Нам важно застигнуть их на месте преступления. Но совершить его мы им не дадим – будьте уверены.

– Да я вам, что кролик для экспериментов, блин? – проворчал Ванилин. – Шли бы в другое место, да там бы и застигали кого угодно, а я, между прочим, боюсь!

– Ты послушай умного человека, Эдуард! – грубовато сказал Крячко. – Сам-то ты, я смотрю, соображаешь сейчас туго… Ну, подумай, что ты сказал – шли бы в другое место! Мы ведь уйдем запросто, а ты что здесь делать будешь? Ты же без нас от страху до утра не заснешь!

Ванилин наморщил лоб и задумался. Наконец лицо его прояснилось, и он совсем другим тоном произнес:

– А, ладно! В натуре ведь, не засну. Все равно в ментовку звонить придется. А чего туда звонить, раз вы все равно уже здесь? Но уж вы точно меня одного не бросайте! Из меня герой, как из говна пуля – это я вам откровенно скажу! У меня другие достоинства, а в карате или, там, в айкидо я не силен, это уж точно.

– Не бойтесь, не бросим, – сказал Гуров. – Только делайте все, как мы вам сказали.

– Ладно, впущу девок и даже бабки заплачу, – милостиво согласился Ванилин. – Хотя теперь у меня и хрен-то на них не встанет… И отморозков впущу… А дальше-то что?

– Дальше будет видно, – сказал Гуров. – Они потребуют от вас деньги. Поторгуйтесь с ними или сразу отдайте – это неважно. Желательно только, чтобы вы говорили погромче – это может оказаться полезным на суде. Ведь здесь у нас будут невольные свидетели. Ну а когда наступит кульминация, появимся мы. Как только нас увидите, сразу ложитесь на пол и не двигайтесь. С бандитами мы сами разберемся.

– Ага, понял, – кивнул Ванилин, хотя по лицу его было видно, что такой простой план вызывает у него огромные сомнения.

Телефон Гурова зазвонил. Он поднес трубку к уху и услышал голос одного из помощников.

– Первый? Это Третий. Объект прибыл на место. Из машины пока не выходят.

– Вас не засекли?

– Ну что вы! Мы их опередили, пока Второй им маленькую задержку на перекрестке устроил. Все путем!

– Хорошо, наблюдайте. Я сейчас дам распоряжение омоновцам, чтобы окружили квартал. Никто из банды не должен уйти – даже теоретически. Не обнаруживайте себя до последнего момента. И постарайтесь обойтись без шума. Они нужны мне живыми.

Пока Гуров связывался с командиром ОМОНа, Крячко, раздираемый любопытством, подсел ближе к хозяину квартиры и, понизив голос, спросил:

– А вы действительно песни пишете? Надо же! И это… их поют?

Ванилин, уже немного пришедший в себя, посмотрел на Крячко с превосходством.

– Еще бы! – сказал он. – Неужели не слышали? Вот, например, сейчас по ящику без конца гоняют… – Он невразумительно напел. – Когда я вижу глаза твои, то просто сгораю от любви… Неужели не слышали?

Крячко потер лоб.

– Сгораю от любви… Определенно что-то слышал! А скажите… И за это действительно хорошо платят?

– Еще бы! – самодовольно хмыкнул Ванилин. – Творческий человек должен жить широко. Но надо иметь связи.

– Да, без связей сейчас никуда, – вздохнул Крячко. – А то бы я, пожалуй, и сам попробовал что-нибудь эдакое… Сгораю от любви! Надо же…

Оставив Ванилина в некотором недоумении, он отошел к Гурову, у которого снова зазвонил телефон. Третий сообщал, что возле дома появилась еще одна машина.

– Тут крутая тачка остановилась, – сказал он. – Две красотки и "бычок" с ними. Вошли в подъезд. У объекта отмечается оживление.

– У нас тоже, считай, оживление, – ответил Гуров и махнул рукой Ванилину. – Эдуард Аркадьевич, встречайте гостей! И чтобы все было тип-топ, поняли?

Ванилин тревожно посмотрел на него, на Крячко и засеменил в прихожую. Его появление там совпало со звонком в дверь. Оперативники озабоченно вслушивались в неразборчивое бормотание, доносившееся из-за неплотно прикрытой двери, готовые в любую секунду вмешаться в события.

Однако Ванилин не подвел. Вскоре раздался хлопок закрывающейся двери, и в комнату вошли сам хозяин и с ним две роскошные девицы – блондинка и брюнетка, обе в коротких юбках и туфлях на предельно высоких каблуках.

– Ой, мальчики! – сразу же воскликнула брюнетка, оценивающе рассматривая Гурова. – Вас тут трое, а мы так не договаривались! Этот номер не пройдет. Или платите, или мы сейчас…

Гуров пропустил ее слова мимо ушей, потому что опять зазвонил телефон.

– Шеф! – раздался в трубке возбужденный голос. – "Бычок" отвалил, а двое уже идут к вам. Ага, и третий следом! И четвертый! Девушка осталась в машине.

– Вот зараза! – недовольно сказал Гуров. – Жаль, что не Костя… Ну, ладно, вас понял. Начинаем операцию! Отбой!

Он сложил трубку и, сунув ее в карман, отрывисто распорядился:

– Женщин убрать! Они уже поднимаются… Ванилин, действуйте! Стас на кухню! Я в ванную. Всем сидеть тихо!

– Ой, Юлька! – прошептала блондинка, у которой глаза сделались круглыми как тарелки. – Это же менты! Вот влипли, а?

– Так, девочки, кончай базар! Траха не будет – все за мной, кому жить охота! – плачущим голосом воскликнул Ванилин и, схватив обеих проституток за руки, поволок их в соседнюю комнату.

– Ой, мамочки! – прошептала брюнетка, с ужасом озираясь. – Куда мы попали?

– Будете сидеть тихо, девчата, все обойдется, – сурово напутствовал их Крячко. – А нет – сразу секир башка. Мотайте на ус!

Ванилин впихнул девчонок в темную комнату и метнулся назад, растрепанный и бледный. В коридоре снова затрещал звонок.

– Спокойно, Эдуард Аркадьевич! – произнес Гуров, вынимая для успокоения хозяина пистолет из кобуры. – Мы рядом!

Ванилин посмотрел на него безумным взором и, тяжело дыша, поплелся в прихожую. Крячко уже исчез на кухне. Гуров проскользнул в ванную, оставив дверь чуть приоткрытой. С этой позиции ему хорошо было слышно, как Ванилин в полном отчаянье возится с замками.

Потом лязгнула дверь, послышался странный хлопок, короткий топот, и на секунду все стихло. А затем уже совсем рядом прозвучал голос Майка, который Гуров едва узнал – настолько он был сейчас наполнен жесткими злобными интонациями:

– Тихо, жирная сволочь! Если что – душу выну! Это ограбление. Быстро говори, где деньги!

Но, видимо, Ванилин был уже в таком состоянии, что не мог вымолвить ни слова. Гуров услышал смачный звук удара, а потом тот же голос сказал:

– Ты и ты – найдите девок и присмотрите за ними! И чтобы все было тихо! А ты, свинья, шевели извилинами! Где деньги, быстро!

"Господи, да скажи ты ему что-нибудь! – подумал Гуров. – Что же ты молчишь, чудак?"

Но на Ванилина словно столбняк напал – он молчал и не двигался с места, с ужасом глядя на своих мучителей. Все наставления, которые давал ему Гуров, вылетели у него из головы.

– Деньги! – рявкнул Майк, сопровождая требование еще одной пощечиной.

И тут произошло нечто неожиданное. В мозгу Ванилина переключился какой-то рычажок, и он сделал то, чего делать ни в коем случае не следовало. Он вдруг заорал:

– Сюда! Сюда, милиция! Они здесь! Сюда!

"Вот так попали, на ровном месте, да мордой об асфальт! – растерянно подумал Гуров. – Это что же теперь будет? Придется идти…"

Он с силой пнул дверь ванной и выскочил, сжимая в руке пистолет. Две физиономии в черных масках разом обернулись к нему и застыли на мгновение. Гурову удалось застать их врасплох.

– Стоять! – крикнул он. – Оружие на пол!

Но на пол внезапно рухнул хозяин квартиры – к нему, видимо, возвращалась память – грохот был такой, словно обрушился рояль. Но на него уже не обращали внимания. Майк, точно кошка, прыгнул обратно в прихожую. За ним рванул каратист Вика. На шум из комнаты выскочил Семен. Зловещая черная маска на его голове сбилась и мешала ему смотреть.

– С дороги! – истошно орал он, прорываясь к выходу. – Всех поубиваю!

Трясущейся рукой он вскинул пистолет и почти наугад выстрелил. Пуля с треском вспорола стену у Гурова над головой. И тотчас рядом грохнул еще один выстрел. Семен вскрикнул, нелепо подпрыгнул и упал рядом с Ванилиным, вцепившись обеими руками в простреленное колено. Его пистолет отлетел в сторону.

– Ничего, – деловито пробормотал Крячко, вылетая из кухни и стремительно заковывая раненого в наручники. – До суда заживет! Лева, а эти-то твари ушли!

– Куда они уйдут! – устало сказал Гуров. – Скажи, мы опростоволосились! Теперь без шума не получится…

И, словно в подтверждение его слов, с улицы донеслись сухие отрывистые звуки выстрелов. Их было не более десятка – потом все смолкло. И сразу зазвонил мобильник. Гуров поднес трубку к уху.

– Шеф, с вами все в порядке? – озабоченно спросил голос Третьего. – Слава богу. А то мы уж подумали… У нас тоже… – Он замялся. – В общем, совсем без шума не вышло. У нас пострадавших нет. Одного взяли. И женщину тоже. Бесится сейчас. Пустите меня к мужу, орет… А второй… второй, товарищ полковник, того… Сам застрелился. Как увидел, что ОМОН вокруг, так пистолет к виску – и амба.

– Черт! Куда же вы смотрели? – сердито сказал Гуров, но тут же осекся. – Ладно, капитан! Я и сам хорош. Поднимайтесь сюда, заберите мужа. А я сейчас Булгина вызову – он давно мечтал с живым "гуманистом" поговорить…

Эпилог

Гуров и Мария вышли через запасной выход. Зрители давно разошлись, и возле театра было пустынно и тихо. В холодном небе мерцали крошечные колючие звезды. Гуров втянул носом морозный воздух и сообщил:

– Холодает. Зима скоро.

– Вы удивительно наблюдательны, полковник! – шутливо сказала Мария, нежно прижимаясь к плечу мужа. – Вас непременно должны повысить.

– Да куда же выше-то? – пробормотал Гуров. – Полковник – шутка ли! Нет, выше уже нельзя. А Петра тогда куда девать? Нет, выше не получится.

– Ну, как хочешь, – милостиво согласилась Мария. – Придется доживать свою жизнь с полковником. Надо уметь пользоваться радостями – пусть даже и маленькими.

Гуров молчал и улыбался. Он привык к насмешливому тону Марии и не обижался. В его понимании артистка и должна быть такой – насмешливой и колючей, как звезда на морозном небосводе. Тем более что он отлично понимал – за шутливым тоном жена скрывает переполняющую ее радость, а причина этой радости именно в нем, в Гурове.

– Нет, я, правда, страшно рада, что наконец ты появился в театре! – словно угадав его мысли, сказала Мария. – Для тебя это, может быть, и пустяк, а для меня этот факт знаковый. Он говорит о твоей любви ко мне, понимаешь?

– Еще бы! – засмеялся Гуров. – Но должен обратить твое внимание, что этот факт не единственный – месяца три назад я уже делал попытку появиться в театре…

– Как давно это было! – вздохнула Мария. – Кстати, как тебе понравился Белинков в главной роли? С тех пор, как его отца прооперировали, он словно воспрянул духом. По-моему, сегодня он играл просто блестяще.

– А я вот думаю, как он свои долги будет отдавать, – озабоченно сказал Гуров. – С этих гавриков ему долго денег ждать придется. Следствие пока не сумело отыскать и десятой доли похищенного "гуманистами". Выясняется, что большую часть награбленных денег забирал Майк – якобы в общую кассу. Авторитет этого умника был в группе непререкаемым. А теперь, когда он застрелился, оказалось, что доллары пропали бесследно. Возможно, след их отыщется в каком-нибудь банке, но придется ждать очень и очень долго…

– Не волнуйся за его долги, – сказала Мария. – Сумма, конечно, большая, но Белинков – звезда. К тому же он деловой человек. У него есть хватка. Он сумеет найти деньги.

– Черт побери, все в этом мире умеют находить деньги! – удивился Гуров. – Почему у меня так не получается?

– Потому что все мыслят глобально, широко, – засмеялась Мария. – А вы с Крячко всю жизнь копаетесь в мелочах. Отсюда и результат мелкий.

Они уже миновали пустой осыпавшийся сквер и вышли к месту, где была припаркована машина. Гуров осторожно освободил локоть из рук жены и достал связку ключей.

– Ну, в общем-то, правильно, конечно, – великодушно сказал он. – Хотя тем ребятам, которые сейчас видят небо в клетку, я, наверное, кажусь огромным и всемогущим. Это немного успокаивает.

Он отпер машину и церемонно распахнул перед женой дверцу. Мария села на переднее сиденье и подняла голову. Глаза ее лукаво блеснули.

– Скажу тебе по секрету, Гуров, что таким ты кажешься не только тем непутевым ребятам. Может быть, это тебя немного утешит?