Дикарка Олма-пресс Москва 2004 5-224-04692-0

Александр Бушков

Дикарка

О, благодетельная сила зла!

Все лучшее от горя хорошеет…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ФЕЯ ПО ИМЕНИ СВОБОДА

Глава первая

Девушка из леса

Тишина вокруг стояла самая безмятежная, прозрачная и неподвижная, а зеленый лес выглядел таким изначальным, что казалось, будто никакой цивилизации на планете не существует вовсе, и нет никакого летоисчисления, и время течет само по себе, как дикая река, не измеренное ничем, никем и никак. На этой поляне не было ничего, даже две тысячи сорокового года новой эры. И потому олень стоял, посередине так же спокойно, как его далекие предки сто тысяч лет назад, когда время и впрямь текло неизмеренным.

Он жил здесь давно, прекрасно знал свою территорию, и потому не встревожился, остался на месте, когда в дальнем конце поляны показался бегущий человек. Олень прекрасно знал таких бегунов и часто их тут встречал. Всегда одинаковых — людей в яркой и легкой одежде, целеустремленно бегущих по каким-то своим маршрутам. Все они жили где-то поблизости, никогда на оленя не охотились и ничем ему не мешали.

И все же он, управляемый древними инстинктами, напрягся, как натянутая тетива, готовый в любой миг сорваться с места. Человеческое существо остановилось метрах в пятидесяти от оленя — девушка в легких синих шортах и белой майке с темными пятнами пота. Длинные темные волосы взметнулись в последний раз и упали ей на плечи.

Что-то в ней неправильно, отметил олень. Он понимал, в чем тут отличие, но внятно сформулировать не мог.

У нее были другие ноги — так отметил олень. А человек попросту сказал бы, что девушка бегает босиком и, похоже, не испытывает от этого ни малейшего неудобства.

Глаза встретились огромные светло-карие оленьи и синие человеческие. Стояла полная тишина, оба существа замерли неподвижно, разделенные полусотней метров сочной зеленой травы с какими-то цветами и тихо зудящими — насекомыми.

Потом девушка усмехнулась и негромко сказала, не меняя позы:

— Твое счастье, Бемби, что мне не хочется жрать…

Олень человеческой речи, конечно, не понимал. Мало того, в голосе не звучало угрозы. И, тем не менее, огромный рогатый зверь вдруг ощутил растущее беспокойство. От человеческого безоружного существа явственно веяло чем-то опасным, древним, тем самым, что заставляло предков зверя уноситься со всех ног. Девушка была точной копией всех остальных людей из Большой Белой Скалы, но от нее, словно тяжелым и резким запахом пожарища, веяло иным…

Олень полагался на инстинкты. Он осторожно переступил с ноги на ногу, бесшумно повернулся — и внезапно метнулся в чащу, закинув на спину рога, убыстряя бег, подгоняемый беспокойством. Его преследовало непонятное человеку ощущения угрозы.

Девушка фыркнула и побежала дальше, размеренно и умело, прижимая локти к бокам, грамотно выдыхая в ритме бега. Повернула направо, оказалась на утоптанной тропинке, метров двести пробежав по ней, помчалась уже на асфальтированной дорожке. Понемногу начиналась цивилизация — все больше асфальта, появились фонари на высоких, изящно выгнутых белых столбах, слева сквозь деревья виднелась автострада. Вокруг не было ни души, но это отнюдь не означало, что за территорией не наблюдают. На самом деле все многочисленные датчики и камеры работали исправно. Любого постороннего, занесенного ветром странствий и приключений в этот уютный уголок, моментально бы засекли, вывели на экраны, запечатлели, идентифицировали при возможности и загрузили в память компьютера, который его создатели умышленно наделили параноидальной подозрительностью. И компьютер не успокоился бы, пока не установил, кто именно пересек невидимые и неощутимые барьеры.

Девушки то, разумеется, не касалось, Система ее моментально опознала, удовлетворенно мигнула зеленым огоньком и послала в ежедневную память соответствующее сообщение.

А дальше показалась Большая Белая Скала, как определял это олень — обширное трехэтажное здание казенного вида. Большой щит на белоснежных стойках возвещал, что именно здесь располагается Федеральный центр активного психологического содействия. Так теперь в целях благозвучности именовались психиатрические больницы.

Девушка круто свернула к главному входу, фотоэлемент вмиг раздвинул перед ней прозрачные створки. В обширном вестибюле находилась снабженная соответствующими надписями стойка, за которой сидел человек в светло-зеленом халате — великолепная имитация дежурного медика. Мало ли кого и по какой случайности могло сюда занести… Гораздо проще и выгоднее создать определенные декорации, чтобы не возникло ни малейших подозрений… Трусцой пробегая мимо, девушка бросила, не поворачивая голову:

— К своему психиатру! Галлюцинации задолбали, спасу нет, и от маний не продохнуть…Человек, притворявшийся врачом, осклабился ей вслед. Перед девушкой было три двери. В одну из них мог пройти кто угодно. И согласно той же системе декораций натолкнулся бы на парочку врачебных кабинетов, где его могли участливо выслушать и даже дать при необходимости вполне профессиональные советы. Вторая, как гласила надпись, предназначалась для персонала.

Девушка свернула к третьей двери, привычным движением на миг прижала большой палец к плоской круглой ручке — и система, опознав отпечаток, отперла замок.

Она оказалась в длинном тихом коридоре, где, как ни присматривайся, уже не видно ничего, имевшего отношение к медицине, одни только однотипные двери с номерами вместо табличек. Коридор как две капли воды походил на самый обычный офис. Люди, изредка по нему проходившие, выглядели насквозь обыкновенно, скучно, банально, никто не держал на виду оружия, никто не разговаривал о тайнах и секретных операциях. Картина была настолько будничной и даже унылой, что девушка со своим спортивным видом нисколечко в нее не вписывалась. Однако никто ей не удивлялся, поскольку успели привыкнуть.

Она толкнула ладонью дверь с номером 25 и оказалась в самой обычной приемкой со стандартным набором канцелярских приборов и молодой белокурой секретаршей в строгом темном костюме. Прошла внутрь, остановилась у полированного стола, скрестила руки на груди и с легкой улыбкой на полных губах впилась в секретаршу неотрывным, деланно безразличным взглядом; Стояла так, пока блондинка не смутилась, опустила глазки, хлопнула ресницами. Бегунья удовлетворенно усмехнулась.

— Ты так мило смущаешься, Белоснежка, а меня это всегда распаляет… Ну, так как же насчет жарких объятий на мятой постели? Дождусь я когда-нибудь этого счастья?

Секретарша возмущенно выпрямилась.

— Марина, в конце концов, есть закон о сексуальных домогательствах!..

— Ой-ой-ой, как страшно! Какие мы непорочные и законопослушные… Глупости, Белоснежка! Никакие это не сексуальные домогательства, а всего-навсего присущие профессии штампы. Какой классический роман ни возьми, везде одно и то же: суперагент, прежде чем отправиться на очередное задание, просто-таки обязан предварительно долго ошиваться в приемной шефа и старательно клеиться к секретарше. Ясно? Я всего-навсего следую сложившимся ритуалам, солнце мое! Нет, серьезно, почитай классические романы, там все это подробнейшим образом описано… Она подошла вплотную, бесцеремонно погладила блондинку по щеке и протянула мурлыкающим голосом, в котором явственно звучал металл: — Но если бы я тебя всерьез захотела, Белоснежка, ты бы у меня брыкалась недолго, есть у меня талант убеждать людей мягко и ненавязчиво… Скажешь, нет?

— Черт бы тебя побрал, дикарка! — протянула блондинка с беспомощной злостью.

— Вот это мне нравится! — не поведя ухом, сказала Марина, кончиками пальцев легонько поглаживая собеседницу по шее — Это уже эмоций, это неподдельно… Влюбиться в тебя, что ли? Всю жизнь мечтала, как я беззаветно влюблюсь в хрупкую блондинку и буду ее добиваться, ломая слабое сопротивление…

— Да поди ты к черту! — вспыхнула секретарша. — Нечего на мне пробовать свои приёмчики!

— А на ком мне еще тренироваться, Белоснежка? — задумчиво улыбаясь, протянула Марина.

— На шефе, — язвительно подсказала секретарша.

— Вот спасибо! Без тебя ни за что не додумалась бы! Одна беда — шеф здорово научился сносить мои выходки, глазом не моргнув. А ты так натурально возмущаешься, что я не в силах бороться с искушением… Нет, правда, Белоснежка, а не поужинать ли нам сегодня вечерком у меня дома?

Секретарша легонько отстранила ее ладонь и тоном вежливой насмешки сообщила:

— Случая не представится! Насколько я поняла, ты еще до вечера куда-то отбываешь…

— Вот ты и прокололась, Белоснежка! — серьезно сказала Марина. — Этого я от тебя и добивалась — дельной конкретной информации! А то сиди и гадай, зачем тебя вызвали… Ну что? Бобер, как я понимаю, в хатке? И можно заходить беспрепятственно?

— Иди уж…

— Благодарю, — церемонно сказала Марина и энергично распахнула дверь.

Кабинет был не особенно маленький, но и не роскошный — типичное обиталище чиновника средней руки. И сидевший за столом человек более всего напоминал вышеупомянутую разновидность канцелярской крысы — средних лет, среднего роста, без особых примет.

— Рада тебя видеть, Денис, — сказала Марина, непринужденно опустилась в кресло напротив, закинула ногу на ногу.

Хозяин кабинета повел носом, поморщился, но промолчал.

— Ну да, ну да, — сказала Марина безмятежно. — Потом от меня несет, как от упаренной лошадки! Рубанула пяток миль по живописным лесам туда и пяток обратно. Птички поют, белки шмыгают, олень шляется, тварь рогатая… По научному, релаксация. Полная и законченная. Красота… Дэн, я ведь чую, что твое благородное чувство обоняния оскорблено до глубины души. Почему бы тебе не заметить мне мягким, непреклонным тоном, что цивилизованный человек после такой пробежки обязан принять душ и сменить одежду? Я, правда, не цивилизованный человек, я — дикарка из варварских сибирских земель родом, но все равно теперь государственный служащий-Хозяин кабинета смотрел на нее спокойно и отстранено, не дрогнув ни одним мускулом на лице. Бесстрастно произнес:

— Ты когда-нибудь поймешь, что никогда меня из себя не выведешь?

— Но ведь я стараюсь, а?

— Знаешь, в чем твое счастье?

— Прекрасно знаю, — сказала Марша, закинув руки за голову и старательно потянувшись. — «Акт о развивающихся гражданах», пункты третий, пятый и семнадцатый. Закономерное развитие пятидесятилетнего победного шествия политкорректности. Неразвитые граждане — субъекты, особо защищенные законом в силу того, что они дикие, мучительно врастают в чуждый им мир и потому нуждаются в особой опеке, повышенной заботе и прочих соплях…А уж за проявления дискриминации огребешь на полную катушку… — по-прежнему держа руки закинутыми за голову, она ослепительно улыбнулась. — Знаешь, что мне иногда приходит в голову, Дэн? Что ты в глубине души — скрытый медиевист. Ты только притворяешься цивилизованным, а в глубине души тоскуешь о старых временах. Когда евреев звали жидами, когда в порядке вещей было, что женщины зарабатывают меньше мужчин, и все такое прочее…

— У тебя есть доказательства? — бесстрастным тоном поинтересовался человек за столом.

— У меня есть интуиция, — сказала Марина. — Та самая, варварская; Таковы уж мы дикари. Тебе бы следовало знать, коли возглавляешь именно этот отдел… Знаешь что, Денис? Мне иногда кажется, что больше всего на свете тебе хочется поставить меня на коленки, на вон тот ковер, и сунуть в рот по самый корень. И чтобы я не просто сосала — чтобы ты меня трахал в рот, держа за шкирку… Вопреки устоям политкорректности и её детищу — неоэтике… А?

Человек за столом слегка усмехнулся.

— А знаешь, что мне иногда приходит в голову? Что если я тебя в лучших традициях старой, отжившей, медиевистикой этики примитивно потискаю за попку, ты не побежишь к уполномоченному по соблюдению неоэтики…

— Ну, правильно, — сказала Марина. — Я тебе просто руку переломаю — в трех местах, но одним движением.

— Догадываюсь. Но все равно не станешь строчить жалобу окружному уполномоченному?

— Не стану. Только рука будет заживать долго…

— Ну и что? — слегка пожал плечами Денис. — У меня останется чувство глубокого удовлетворения. От того, что я тебя все-таки тискал за упругую жопу в лучших традициях старого времени, посреди разгула неоэтики. Как тебе такой психологический нюанс?

— Один-один, пожалуй, — задумчиво сказала Марина. — Вот за это, Дэн, я тебя и обожаю — : за то, что в глубине души ты никакой не засраный слюнтяй — неоэтик, а нормальный дискрим старого времени…

— Не преувеличивай.

— Да брось, я ведь не пишу наш разговор! Я отлично представляю себе защитные системы этого кабинетика. Тут пищи не пиши, толку не будет… Просто мне прекрасно известно, что ты дискрим.

— Не надо меня обвинять в уголовно наказуемых вещах.

— А взгляд-то у тебя вильнул! — усмехнулась Марина. — Ну, все понятно и логично! Ты призадумался — вдруг и меня вербанул отдел внутренних расследований, у них тоже отчетность… — она гибко выпрямилась, встала, прошла на середину кабинета и решительно опустилась на колени. Глядя снизу вверх, медленно облизнула губы. — Иди сюда, пока у меня соответствующее настроение, сделаем, как ты хочешь…

Немного постояв так посреди затянувшегося напряженного молчания, бегунья ухмыльнулась, встала и уселась на прежнее место. Пожала плечами.

— Ну и зря! Тебе ведь ужасно хотелось, по глазам видно! Побоялся, что «внутряки» все же всадили тебе какую-то свою суперхитрую аппаратуру, способную перешибить твои системы? Ходят слухи, что у них такая есть…

— Марина, — сказал Денис, — я иногда всерьез задумываюсь, почему до сих пор не вышиб тебя куда-нибудь в другой отдел, чтобы там маялись с таким сокровищем…

— Потому что я — ценный сотрудник!

— Глупости! Ты пока что — не более чем полуфабрикат. Вот именно, полуфабрикат. И нечего приплетать сюда неоэтику. Речь идет о качественно иных вещах — профессиональных стандартах. Не спорю, в нашей работе нередки ситуации, когда необходимы именно такие кадры, как ты — другое. У тебя все другое, ты родилась не где-нибудь, а в глухомани России, ты работаешь иначе, так, как мне никогда не выучить своего. Ты сама отлично все понимаешь… — он усмехнулся. — Но это не значит, что ты такая одна на свете! Давай без обоюдных подначек и психологического" фехтования рассмотрим ситуацию с позиций скучного бухгалтерского учета! Не возражаешь?

— Где уж мне… — проурчала Марина.

— Ты участвовала в пяти операциях. В двух — в качестве стажера, в двух в качестве подчиненного полевого агента. И только одно единственное дело крутила самостоятельно, да и то в Западной Европе. Если вдуматься, не особенное сокровище, а?

— Может быть, может быть… Я и не выдаю себя за бесценный бриллиант короны! Но я ведь во всех случаях справилась неплохо, верно?

— Вот поэтому я тебя и терплю. Пока есть реальные шансы сделать из тебя что-то ценное. Потому я закрываю глаза на все твои эпатажные выходки. А мне ведь жалуются. И частенько. Ты можешь хотя бы не лезть к Белоснежке?

— Ого! — восхитилась Марина. — У тебя в глазах появилось нечто человеческое! Это ревность? А что, если у меня к ней поистине глубокие и пылкие чувства? — она рассмеялась. — Да, твоя злость и ревность так и полыхают, и ты не в силах их скрыть…

— Ты можешь изменить стиль поведения?

— Не могу! — отрезала Марина. — — Я его слишком долго культивировала, это уже часть моей неповторимой личности. Ладно, ладно, я готова идти на уступки. К Белоснежке я, таки "быть, приставать не буду, щадя твои ущемленные неоэтикой чувства собственника. Но насчет всего остального — обещания давать поостерегусь,

— Устал я от тебя…

— Верю, — сказала Марина. — Вот сейчас ты не играешь. Говоришь вполне искренне. У нас с тобой и в самом деле есть некая несовместимость, это понемногу выплывает наружу. Ну, почему бы тебе и в самом деле не спихнуть меня куда-нибудь в смежный отдел? Столько было таких возможностей… Тебе станет несказанно легче жить. Ну, а Старику ты всегда можешь подсунуть какую-нибудь чертовски убедительную версию. Мне, в самом деле, интересно — почему ты от меня до сих пор не избавился? Я ведь, будем откровенны, тебе чертовски досаждаю.

— Хочешь откровенно?

— Еще бы!

— У хорошего мастера всегда должно быть в сумке много инструментов. Самых разных. Могут возникнуть ситуации, когда именно ты мне пригодишься. Чистейшей воды прагматизм… Это понятно?

— Ага.

— Собственно, ситуация уже возникла…

— Так-так-так, — сказала Марина уже совсем другим тоном. — То-то и Белоснежка о чем-то таком проговорилась… Не осчастливишь деталями и подробностями?

— Если тебе надоело лицедействовать, и ты готова настроиться на деловой лад…

— Уже настроилась.

Она говорила совершенно серьезно, в мгновение ока забыв о своих обычных шутовских номерах. Начиналось что-то интересное и многообещающее, судя по обеспокоенности шефа, пусть и хорошо скрытой за тренированным бесстрастием. Учитывая, что в последний раз она показала себя неплохо (пусть и в чистенькой, благополучной и скучной Западной Европе), речь могла пойти о самостоятельном задании. И тут уж исключительно от самой Марины зависело, чтобы откатать его с блеском. Что, в свою очередь, послужило бы отличным поводом для самоутверждения и гордости.

Она не особенно шутила, то и дело именуя себя варваркой и дикаркой. Она и в самом деле была такой со всей вытекающей отсюда специфической психологией, жизненными задачами и стремлениями. Варвар украшал себя скальпами и блестящими побрякушками, ну, а ей, с поправкой на эпоху, служили для той же цели успешно выполненные задания. Она должна была побеждать любой ценой — не из хренова служебного долга, а по внутренней потребности.

— Так вот… — сказал Денис, уже не пряча озабоченность. — Несколько дней назад пропал Тимофей Сабашников. А это не правильно. Он не должен был исчезать из поля зрения. Если он сгинул — дело плохо. Может быть, совсем скверно… Почему я выбрал именно тебя? Да потому, что ты уже работала с ним водном городе…

— Ну да. В Екатеринбурге, — и тут до нее дошло. — А он что, где-то там и ухнул в небытие?

— Угадала, — Денис коснулся кнопки, и перед ней, возникнув из воздуха, вспыхнул экран монитора-«призрака». — Вот здесь.

Она всмотрелась.

— Сибирь… Насколько я помню, она так и осталась глухой и таинственной стороной, как Азия при любых переменах остается Азией…

— Какая разница? — терпеливо спросил Дэнни. — Не стоит играть терминами… В общем, он пропал в этом городе. Столица одной из тамошних суверенных держав. Помнишь название?

— По-моему, я его вообще не знала — сказала Марина. — Этих суверенов там нынче, ьсловно блох на бродячем коте. К тому же я родилась гораздо западнее, в тех самых местах, чьи названия: ты произносишь с пятой попытки. Совершенно незнакомые места. Во всех смыслах. У тебя что, нет спецов по этому именно региону?

— Есть — Но мне больше подходишь ты. Пусть даже не живешь там одиннадцать лет…

— Двенадцать. Меня в десять лет оттуда увезли.

— Ну, все равно… Тебе будет чуточку легче. Или не испытываешь особенного энтузиазма?

— Да ты что! — воскликнула Марина. — Энтузиазма у меня хоть отбавляй! Скоро из ушей потечет, а то и… Не надо поджимать губы, я вполне серьезна. Значит, ты предполагаешь самое плохое…

Денис с вымученной улыбкой уточнил:

— Я бы предпочел пока употреблять эпитет «скверно». О самом плохом говорить не хочется. Нужно его просто-напросто не исключать.

— Изумительная оточенность формулировок, — задумчиво протянула Марина. — Сразу видно выходца из семьи потомственных юристов. Ну ладно, ты прав. Формулировке следует быть именно такой. Будем надеяться, Тимоша лежит в каком-нибудь грязном подвале, связанный, с кляпом во рту, его стерегут два зверообразных аборигена, и мне удастся… Серьезно, мне бы не хотелось предполагать самого скверного. Он хороший парень, мне с ним отлично работалось. Что он там делал? На чем погорел?

— Понимаешь… — сказал Денис удрученно. — Мы, собственно, понятия не имеем.

— А точнее? Не мог же он оказаться в центре Азии просто так, по собственному хотению! Вмиг куда-то потерялась твоя юридически отточенная точность формулировок, а это тебе не свойственно.

— Какая ты у меня умная и проницательная, украшение отдела… Мы действительно не знаем. Классическая ситуация «неизвестного маршрута». Требовалось проследить связи одного местного политика — из «плантаторов». Ну, ты сама прекрасно знаешь: политики в этакой суверенной глуши четко делятся на две категории — либо прекраснодушные идеалисты с пустым карманом, с которыми никто не считается, либо «плантаторы» с долей в местном бизнесе и личной подпольной гвардией. Тимофей как раз и должен был посмотреть за одним таким живчиком, о котором пришла информация, что он собирается играть свою партию с китайцами, совершенно противоречащую общему курсу тамошнего президента.

— То есть, курсу тех, у кого в кармане этот президент сидит?

— Вот именно, хотя я удивлен таким цинизмом в устах столь юного создания.

— Дэн, мне уже двадцать два. Я вполне взрослая девушка, и жизнь меня, увы, сделала циничной. А у кого в кармане тамошний суверенный президент?

— У нас, — сказал Денис бесстрастно. — Компания «Центр». Нефтяные скважины. Республика — из тех, что, по большему счету, всего-навсего лишь обширное приложение к нефтеносному пласту.

— А вот это странно, — сказала Марина решительно. — Не то, что есть такие республики, а то, что в одной из них исчезает наш сотрудник. В таких республиках даже наглые плантаторы прекрасно знают, что с нашими центами следует обращаться вежливо и аккурататно. Мы ведь и покритиковать можем тех, кто не соблюдает джентльменских соглашений. Или… Если в игре китайцы… А?

— Я же говорю, мы ничего не знаем точно.)н приступил к работе и пропал через несколько дней. Конечно, кое-что у нас есть — то первые отчеты. Я примерно в курсе, где он рыл, с кем встречался, какими местными связями оброс. И только. Ты все эти материалы просмотришь, тебе ведь там работать.

— Ага. Значит, у тебя самого — ни предположений, ни версий?

— Вот именно. Слишком мало данных, попросту не хочу забивать тебе голову собственными домыслами — это версии, и не более того. Лучше будет, если ты начнешь с чистого листа.

— Пожалуй… — задумчиво сказала Марина.

— Разумеется, помощник у тебя будет. Из местных.. На парней из службы безопасности «Центр» тоже можно рассчитывать, хотя не особенно. Знаешь, эта публика, снобы — нефтесосы, склонна задирать нос и постоянно напоминать, что они, собственно, делают одолжение…

— Я знаю. Сталкивалась с подобным. Правда, там были не нефтесосы, а углекопатели, но принцип, полагаю, тот же. Те же ухватки. Ну ладно, постараюсь их очаровать…

— Они плохо очаровываются.

— Я шучу, Дэн. На деле начну показывать, что ужасно им благодарна за одолжение. Кем я там буду? Нелегалом, чужестранкой или кем-то третьим?

— Последнее, — Денис привычным движением перебросил ей через стол квадратный желтый конверт. — Ты никогда в себе не ощущала монархистских тенденций?

— Да нет, — сказала она, поигрывая конвертом. — Ни монархических, ни наоборот… А что? Кем ты меня на этот раз сделал?

— Родственницей последнего русского императора — усмехнулся Денис. — Двойная выгода. Во-первых, аборигены к монархии отнесутся чуточку уважительнее, нежели к любой из республик, проверено на опыте. Вообще русские к монархии испытывают подсознательное почтение. Там, правда, осталось гораздо меньше русских, чем полсотни лет назад, но все равно тенденция сохранилась. Во-вторых, в игре — китайцы. А с их точки зрения любая монархия — смешное, несерьезное, опереточное королевство.

— С моей, кстати, тоже. Кукольный театр…

— Ну и прекрасно. Тогда ты понимаешь ход моей мысли…

— Ага. Но уж в таком случае… Можно было слепить мне ксиву Монако.

— А вот это, по моему глубокому убеждению, был бы перебор, — сказал Денис. — Не следует доводить все до абсурда.

Марина вздохнула, вертя в пальцах продолговатую пластиковую карточку со своей фотографией.

— А это вот не абсурд — простая темноволосая, без всякого намека на аристократическое происхождение девица по имени Наталья Романова, неизвестно зачем рванувшая в глубинку?

— Далеко не каждый задумается над этом. Ну, что поделать — иные устоявшиеся штампы в массовом сознании держатся даже крепче, чем самая доподлинная истина. Учти, я имею в виду те штампы, что присутствуют в умах людей, хоть немного поднимающихся над средним уровнем. Человек массовый, представитель, да простят меня неоэтики, плебса, вообще не знаком ни с какими тонкостями истории. Если мы с тобой поедем в ближайший городок и станем расспрашивать прохожих, знают ли они хоть что-нибудь о царствовании Романовых, эффект будет нулевой. Или я не прав?

— Ты и не представляешь, насколько прав, — сказала Марина. — Потому что я сама толком не знаю о них ничего. Помню только, что их было много.

— Так серьезно?

— Вполне. А что тут такого? Если мне будет нужно, в два счета просмотрю книги…К чему забивать голову лишней информацией? Кстати, об информации… Где материалы Тимофея?

— В библиотеке, конечно. Я тебе сейчас загоню допуск. Сегодня по архиву дежурит Степан, у тебя с ним вроде бы нормальные отношения…

— А у меня со всеми нормальные отношения, — сказала Марина с усмешечкой. — Даже с тобой, в итоге. Неужели не видно? Только что сожрать друг друга были готовы, как та собачка ту кошку, и вот, сидим, продуктивно беседуем…

— Уже побеседовали, — сказал Денис мягко, но непреклонно. — Иди в библиотеку, время не ждет… Если, конечно, не испытываешь неловкости болтаться по конторе в столь непрезентабельном виде.

— Неловкость? — пожала она плечами, прихватила конверт и встала. — Да с чего бы вдруг?

И вышла. К огромному облегчению девицы по прозвищу Белоснежка, прошла мимо нее, словно не заметив. И мимо попадавшихся ей в коридоре людей шагала, как мимо пустого места, задумчиво хмурясь, погрузившись в собственные мысли.

Она с давних пор привыкла полагаться на свою дикарскую интуицию, варварское чутье. С тех времен, когда осталась без родителей, без дома, без уверенности в завтрашнем дне и даже будущем часе, когда вокруг трещали пожарища и гонялись друг за другом вооруженные люди, которых перепуганная свежеиспеченная сиротка если й интересовала, то в чисто утилитарном плане, и, чтобы выжить, поневоле пришлось обзавестись сугубо звериными чувствами…

Сейчас ей категорически не нравилось происходящее. Она сама не знала, почему. Просто отталкивало — и все тут, хоть тресни…

Глава вторая

Гимн высоким технологиям

Марина вошла в белую комнату без окон, где располагалась выставка новейших технологий — и тех, что попали кое-где в гражданский обиход, и тех, что пока оставались строжайше охраняемой государственной тайной. Она никогда не пыталась разобраться в сути всего этого загадочного великолепия, что подмигивало разноцветными огнями, светило призрачными экранами, переливчато свиристело, деловито жужжало, самостоятельно выплевывало белоснежные ленты с нужной информацией, беседовало приятными человеческими голосами и демонстрировало кучу других эффектов, как световых, так и звуковых. С обычными компьютерами она умела обращаться неплохо, но то, что здесь было собрано, превышало понимание не только ее, но и иных здешних ученых.

Так что Марина чувствовала нечто вроде боязливого первобытного уважения к громадному парню, восседавшему посреди всего этого великолепия и ухитрявшегося с ним управляться. Мимолетное уважение, впрочем. Потому что, когда пылкий взгляд парня скользил по ее майке — между прочим, вопреки всем традициям неоэтики — реальность моментально сворачивала уже в иную плоскость, где феей заколдованного леса была как раз она…

— Здорово, бугай! — сказала она великану, ухмыляясь во весь рот.

— Привет, телка! — жизнерадостно отозвался Степан, по-прежнему поливая ее некорректными взглядами. — Ну и жопа у тебя в эти трусах, так бы и покусал…

— Это не трусы, а шорты, — сообщила она. — Запомнил, дурная башка?

— А какая разница? Я бы с тебя содрал что трусы, что шорты, и уж влупил бы от всей души!..

— Размечтался, здоровила! — фыркнула она с обаятельной улыбкой. — Иди своего дедушку трахни!..

— Он давно на кладбище.

— Так выкопай, лентяй! — доброжелательно посоветовала Марина, опустилась в темно-вишневое кресло и блаженно вытянула нога. — Или мозоли боишься заработать?

Они какое-то время сидели молча и широко улыбались друг другу — одного поля ягоды, два сапога пара, слаженно чихавшие на неоэтику. Потом Марина с любопытством спросила:

— Судя по тому, как мы вольно беседуем, новых «жучков» тебе «внутряки» не насовали?

— А куда они денутся, сестренка? — пожал Степан могучими плечами. — Насовали, конечно.

— Выковырял?

— Зачем? Просто-напросто внес некоторые усовершенствования. Взял да и подключил к ним свои игрушки. Теперь они по всем микрофонам круглосуточно слушают симфонии Бетховена, а камеры двадцать четыре часа в сутки транслируют вид на морское побережье…

— Ну, ты умный как я не знаю что, — сказала Марина с уважением. — Неприятностей не будет?

— С чего бы вдруг? Они ведь все свои «жучки» всаживают абсолютно незаконно. Пусть, если есть охота, идут и жалуются начальству — мол, уймите вашего чертова великана, чтобы не издевался над нашей незаконно установленной аппаратурой… Перетопчутся!

— Посоветуй этот фокус Дэну.

— А пошел он к черту, сестренка, откровенно говоря, — сказал Степан. — Хватит и того, что я — хороший спец и прекрасно выполняю свои нелегкие обязанности. А вот на посторонние темы я с ним говорить никогда не буду. И сближаться тоже. Потому что наш Дэн из хозяев, ясно тебе? Из чертовых эксплуататоров. Он ходил с кнутом, а мои предки — с мотыгой. — Степан подпер ладонью щеку, наклонился вправо и гнусаво запел:

Енота поймать нелегко, нелегко, хай-хай-эй-хо… Хозяин смеется, а луна высоко, хай-хай-эй-хо…

Уяснила? Ты — другое дело, к тебе я отношусь нежно и трепетно, сестренка. — Он широко ухмыльнулся. — Ты шваль. Девка из дикой глухомани, родившаяся, когда наша страна разваливалась на две дюжины еще более дикарских. Мы с тобой — одного пошиба зверюшки, это только некоторые думают, что своим разгулом неоэтики что-то там хоть чуточку искупили. Если бы ты еще не ломалась и дала себя трахнуть… Щ чего тебе стоит, подруга? Я наслышан, как ты жила годочков до десяти, когда у вас там была заваруха — в развалинах, крыс трескала, хер сосала у каждого встречного за конфетку…

— У тебя неполная информация, чертов боров, — сказала Марина задумчиво. — Насчет развалин и крыс все правильно, а вот с остальным ты попал пальцем в небо. Так уж мне повезло, что трахнуть меня не успели, обошлось как-то, а сосать приходилось всего пару раз, и то не за конфетку, а исключительно из дружеского расположения к нашему тогдашнему главарю…

— А какая разница? Главное, подруга мы с тобой хреновины из одного ящика. Они — это они, а мы — это мы, и так оно навсегда останется, несмотря на высокие технологии и неоэтику. Или считаешь, что я не прав?

— Ты совершенно прав, дубина — сказала Марина устало. — Мы с ними всегда будем, как масло и вода, а поскольку мы, мальчики и девочки с такими вот мыслями, ничего не замышляем, не объединяемся в тайные организации и совершенно не покушаемся ни на какие устои, благоденствовать нам долго… Тебе босс сбросил допуск на меня?

— Ага. Уезжаешь?

— Точно.

— К черту на рога?

— Можно даже сказать, к черту в жопу. Так оно вернее.

— Укокошат тебя там, чего доброго, — печально сказал Степан. — И не останется у меня в этом поганом заведении ни единой родственной души, с которой можно поговорить попросту, не фильтруя базар ежеминутно согласно неоэтике…

— Переживешь!

— Пережить-то переживу, но скучно будет без тебя, подруга.

— Ты меня не хорони пока что, здоровила, — сказала Марина жизнерадостно. — И не рыдай заранее. Я такая беспокойная, что в случае чего и с того света заявлюсь потолковать с тобой на правильном базаре…

— Так это ж выйдет только половина радости. Призрака ведь не трахнешь, как ни примазывайся.

— Ох, далась я тебе… — сказала она с наигранной досадой. — Ну что во мне такого, в выдре корявой?

— Не прибедняйся, подруга, я тебя умоляю! У меня на тебя такой торчок…

Выгорит, подумала Марина удовлетворенно. Тут и гадать нечего…

Встала, потянулась, отошла в угол, к широкому дивану, темно-вишневому, как и прочая мебель. Небрежным движением содрала через голову пропотевшую майку, оставшись в одних синих шортах, села, разбросала руки по спинке дивана, откинула голову, зажмурилась и протянула:

— Устала, как собака…

Сквозь прищуренные глаза наблюдала за собеседником — и, конечно, видела именно ту реакцию, на какую рассчитывала: ну да, глазыньки полезли из орбит.;.

— Эй, эй! — окликнул Степан. — Кончай борзеть, подруга! Я не картонный, чтобы передо мной так выставляться! Чего издеваться-то?

— А что тут такого? — отозвалась она томным бархатным голоском. — Ничего особенного с точки знания неоэтики, всего-навсего одна особа в присутствии другой от потной майки избавилась, чтобы телу было удобнее…

— Иди ты!

Марина наставительно сказала:

— Такие вещи следует воспринимать спокойно, с пониманием мотиваций другой особы и уважая ее права на не нарушающие законов поступки…

— Да чтоб тебя, подруга! Не дразни!

— Она откликнулась нейтральным тоном;

— А что, если я решила, наконец, с тобой трахнуться, рожа твоя недогадливая?

Такой реакции даже она не ожидала. Степан одним движением оказался рядом и навис над ней, упираясь широкими ладонями в спинку дивана. В голосе у него звучала нешуточная надежда;

— Эй, подруга, не шутишь?

Рыбка не просто клевала — заглатывала крючок до самых печенок. Все так же щурясь, Марина ангельским голоском протянула:

— Старина, а ты не слышал что в этом мире чистогана и наживы за все надо платить? Не могли до тебя не дойти такие слухи…

— Что ты хочешь?

— Сущие пустяки! Мне надо пошарить в файлах. Как ты, может быть, догадываешься, исключительно в тех, куда мне вовсе не полагается совать нос, — она открыла глаза, фыркнула: — Ну что, верзила, слабо? Не бойся, я не шпионка, у меня просто свои игры, и я не люблю, когда начальство со мной играет в темную. Ну, мы договорились, или мне уйти?

— Ты серьезно?

— Абсолюте, — сказала она, откинувшись так, чтобы обнаженная грудь вздымалась ещеболее вызывающе. — Пообещай, что дашь полазить по файлам — и можешь содрать с меня шорты.

— А если пообещаю и обману?

— Я тебе тогда хребет сломаю, — серьезно сказала она, вновь зажмурившись. — Веришь?

— Верю, — отозвался Степан столь же серьезно. — Заметано, подруга! Ну, какая из тебя, на хрен, шпионка…

Она почувствовала, как с нее бесцеремонно сдирают шорты. Ради преобразования ситуации из примитивной сделки в почти настоящее любовное свидание, громко застонала так, чтобы вышибать у особи мужского пола последние остатки здравого смысла. И удовлетворенно ухмыльнулась про себя, пока Степан поудобнее устраивал ее на диване и нетерпеливо раздвигал ноги сильными пальцами. Шепотом предупредила:

— Поаккуратнее, не свинью в хлеву имеешь…

— О чем базар, подруга, — задыхающимся шепотом заверил Степан. — Я не насильник из дикого леса, не лопухом подтираюсь, университетов кончал до хрена…

Широкие ладони умело и неторопливо заскользили по ее телу под мелодичное свиристенье самых умных и засекреченных на свете компьютеров. Суперсовременная техника, которой была набита комната, вошла в решительное противоречие с той отборной похабщиной, которую Степан шептал Марине на ухо, И от этого сочетания она понемногу начала испытывать неподдельное возбуждение, распростертая под мускулистым телом, и подставила грудь легким торопливым укусам. Вздыбленная плоть вошла в нее медленно и ловко, и Марина застонала уже без притворства, елозя затылком по мягкой коже дивана. Мощные толчки вминали ее в диван так, что перехватывало дыхание, и Марина отключилась пока что от всех забот, купаясь в первобытном наслаждении.

Ее лучший друг в этом засекреченном заведении стремился использовать удачный случай на всю катушку. И Марина, освободившись от нешуточной мужской тяжести, долго держала во рту член, то и дело стремившийся проникнуть до самой глотки, а потом еще дольше стояла, перегнувшись через низкую спинку дивана, раскачиваясь, как взбесившийся маятник, пока Степан ожесточенно трудился, накрепко зажав ее груди широкими ладонями, то насаживая на штырь до самого корня, то выдергивая и медленно вводя так, что девушка яростно стонала от наслаждения и царапала ногтями темно-вишневую кожу. Два дикаря ритмично содрогались посреди полного набора суперсовременных компьютеров, подбадривая друг друга оханьем и чуть ли не рычанием — как далекие предки сто тысяч лет назад, без дурацкой изощренности поз и ухваток.

Кончали одновременно, Марина почувствовала, как ее медленно покидает обмякающая плоть. И обвисла на спинке дивана, навалившись на нее животом, с подкашивающимися ногами. Какое-то время приходила в себя, тихо постанывая от удовольствия. Ощущая нешуточную слабость в коленках, медленно натянула шорты и майку, плюхнулась на диван, помотала головой:

— Ну, у тебя и агрегат, раньше бы знать…

— А ты, подруга, ломалась, — фыркнул Степан за ее спиной, уже совсем лениво поглаживая ее грудь. — Всегда к твоим услугам, если что, только свистни…

— Считай, что свистнула. В том смысле, что пора тебе исполнять свою часть уговора.

— Нет в тебе ни лирики, ни романтики, сестренка, — печально заметил Степан, усаживаясь за стол — Отмочила бы нечто лирическое…

— Не плети глупостей, — фыркнула Марина, придвигая стул и устраиваясь рядом. — Мыс тобой дикари и варвары, какие тут могут быть лириках романтикой?

— Тоже верно… С чего начнем?

— С совершенно легальных вещей, — чуть подумав, сказала она. — С того пакета информации, что мне полагается перед заданием. А потом будет видно…

— Будешь смотреть?

— Ага. В ускоренном темпе. Потом скачаешь на диск.

— — Вот спасибо, а то я сам бы ни за что не догадался!.. Так, что у нас тут… Описание региона…

— Это пропусти. Потом сама посмотрю. В принципе, такую ерунду можно пробежать глазами в последний момент, в самолете. Территория флаг, герб, портрет обезьянского президента… Там таких обезьянских заповедников штук десять.

— Подруга, что-то ты сурова к своей бывшей малой родине…

Марина приблизила к нему лицо, сузила синие отчаянные глаза:

— Интересно было бы посмотреть, какие чувства ты испытывал бы к бывшей малой родине, если бы тебе пришлось в десять лет с компашкой таких же сопляков бегать по развалинам! Крыс ловить на жареху, от пуль уворачиваться!.. И все потому, что твои земляки окончательно охренели и начали разваливать все то, что раньше не успели… Ладно, это как раз и есть лирика и романтика, которой следует избегать по причине ее полной бесполезности для нормальной человеческой жизни. Дай мне лучше все отчеты Тимофея Сабашникова, какие только существуют. Если достаточно моего доступа — отлично. Если не хватит — вгрызайся, ты же можешь…

Она сосредоточенно склонилась к экрану, глаза сузились еще больше, вбирая тексты целыми страницами. Марина сама представления не имела, что ищет, на что рассчитывает наткнуться. Она просто-напросто полагалась на дикарскую интуицию, способную в нужный миг подать сигнал тревоги.

Но что-то пока не выходило. Мелькавшие перед ее глазами тексты и фотографии складывались в стандартный, умело исполненный отчет, не таивший ни особых сенсаций, ни жутких тайн. Подобное что ни день встречал ось на всех континентах. Внешне респектабельные политики из банановых, нефтяных, угольных и медных республик — цивилизованный фасад и грязная изнанка, партии наркотиков и коррупция вокруг выгодных контрактов, убийства и предосудительные развлечения, тайное мельтешение доброй дюжины разведок, рутинный компромат и банальные секреты… Менялись только имена. Суть оставалась прежней. Добросовестная иллюстрация к истории человечества, написанной пессимистом, полагающим, что человек в первую очередь — скопище всех мыслимых грехов.

И совершенно непонятно, почему на это задание сунули Тимофея Сабашникова, прокрутившего несколько гораздо более лихих и сложных операций. Не его уровень, не его темы…

А впрочем… Следовало воздержаться от поспешных суждений. Неизвестно, что за комбинация там крутилась, ради чего была затеяна. Может быть, одного из множества разбросанных по всему свету провинциальных царьков следовало вывести на чистую воду, чтобы подставить кому-то ножку в некой большой игре. Или все обстояло как раз наоборот, инвентаризация скелетов в шкафу проводилась исключительно для того, чтобы сделать этого субъекта предосудительным, но поневоле верным союзником — опять-таки в нешуточной игре…

— Ну, что, — сказал Степан, чуть поскучнев, — на первый взгляд, все вроде бы выглядит стандартно. Тимофей трудолюбиво накопал полный мешок дерьма, оформил его в атрибутах технотронного века, то есть перевел на дискеты…

— И исчез.

— Ага. В самую точку. Сгинул. И тебя, моя хрупкая, нежная, трепетная подружка, бросают искать тайник. Зная тебя немножко, могу предположить, что там вскоре захрустят кости и затрещат пожары.

— Клевета, — сказала Марина задумчиво. — Отроду никого не убивала без крайней на то необходимости.

— Ну, а что еще от меня нужно? Ты сама это знаешь?

— Знаю, — сказала она уверенно. — Он ведь взял с собой комп, как приличному агенту и положено. Даже из тамошнего обезьянника можно выходить в Паутину. Значит, нужно проследить его запросы. Если он делал их оттуда, они непременно должны были проходить через наш центр… Я имею в виду серьезные запросы. Я логично рассуждаю?

— Вполне.

— Вот и поработай! Зря, что ли, я тебе отдала свою непорочность буквально пять минут назад?

Фыркнув, Степан опустил пальцы на клавиши. Символы и значки сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Марина следила за ним с искренним уважением. Она ценила профессионализм во всех областях жизни, сама неплохо умела шарить по электронным лабиринтам, но то, что на ее глазах вытворял Степан, было подлинным искусством, недоступным середнячкам вроде нее.

Дзз-зз-з-з-з-оон…

На экране возникло нечто конусообразное, покрытое причудливым бело-зеленым узором. Сверху моментально поднялась плоская змеиная голова, разинула пасть с двумя тонкими белыми клыками и метавшимся раздвоенным языком, зашипела… Марина сообразила, что к чему — на дороге попалась защитная система, о чем компьютер тотчас просигнализировал стандартной картинкой.

Змея исчезла. Появилась другая. Отправилась вслед за первой. Лицо Степана вмиг стало азартным и хищным, его пальцы неуловимо для глаз порхали по клавишам. На экране зашевелился целый змеиный клубок — из него во все стороны торчали шипящие треугольные головы с однообразными механическими движениями.

И пропали. Судя по мельканию символов и текстов, Степан куда-то проломился. В то хранилище недоступной информации, которое неведомые хозяева охраняли крайне старательно.

— Ага, это логотип…

— Не надо разжевывать, — сказала Марина поспешно. — Мы же с тобой только что видели этот логотип в моем пакете. Концерн «Центр».

— Точно

— Тим их просвечивал? Оттуда, из Сибири?

— Не голова у тебя, подруга, а университет… Правильно.

— Что он искал?

— Так, так, так… Сначала — ничего конкретного Общая информация о компании. То, что в принципе, засекречивать вовсе не обязательно. Но любая уважающая себя фирма, понятно, все равно засекречивает, помня о промышленном шпионаже. Так… А вот дальше начинается что-то интересное. Тим начал искать конкретику. Сначала высосал досуха все, что только имелось на этого вот обаятельного мужика…

Степан тронул клавишу и вывел на экран снимок темноволосого мужчины с длинным лицом, аккуратной прической и плотно сжатыми губами записного пессимиста, убежденного, что весь мир идет на него войной.

— Ага, — сказала Марина. — В моем пакете есть точно такой же снимочек. Мне с этим субъектом как раз и предстоит налаживать деловые контакты в Сибири. Тарас Бородин, служба безопасности компании «Центр» придурок долбаный.

— Почему?

— Потому что такую рожу способен корчить лишь идиот, который мнит себя суперменом, — сказала Марина, не раздумывая. — По-настоящему умный и коварный дядька просто обязан выглядеть чисто выбритым Санта-Клаусом с наивными глазами и простецкой улыбкой.

— Может; там, в Сибири, аборигены уважают как раз мальчиков вроде этого Тараса. У которого на роже написано: «Все подонки, все воры, всех порублю топором на сто пятнадцать кусков!»

— Ну, возможно… — Марина пожала плечами. — И что же Тимофей на него накопал?

— Ровным счетом ничего интересного. Стандартное досье безукоризненного специалиста, отроду ни в чем не замаранного. Ну, а потом… Потревожив жизнеописание этого вот мачо, Тим перешел к гораздо более непонятной забаве. Запросил у нашего центра все, что там имеется на частную авиакомпанию с незатейливым названием «Первая звезда». Вот это — открытая информация. Небольшая, но процветающая компания. Собственно, по сути своей — просто-напросто почтовая контора для людей с тугим кошельком.

— Экспресс-почта?

— Ага. Электроника электроникой, Паутина Паутиной, но все равно, масса людей предпочитает что-то для себя ценное отправлять по старинке, реактивным почтовым голубком. Этот бизнес…

— Не читай лекцию, я примерно в курсе.

— Тем лучше. Словом, Тимофей не удовлетворился открытой информацией и полез дальше. Вот тут-то и появился этот самый змеиный клубок. Высококлассная защита класса «Прима». С одной стороны, понятно — бизнес деликатный и специфический, требует конфиденциальности. Но, все равно, что-то очень уж изощренная и многослойная защита для одной из более чем полусотни почтовых контор для толстосумов…

— Это неправильно? Нетипично?

— Ну, как тебе сказать, подруга… В общем, и неправильно, и нетипично. Все равно как если бы владелец маленького магазинчика вдобавок к сигнализации и пистолету под кассой поставил вокруг своего заведения пятиметровую стену с колючками и прожекторами по гребню. В нашей стране, конечно, никто ему не мешает так поступать, но это, как ты справедливо подметила, и неправильно, и нетипично…

— Ну, так что ты сидишь? Валяй, иди по его следам…

— А я что делаю? — проворчал Степан, опуская руки на клавиатуру.

Вновь появился клубок змей, брызнул смерч бело-зеленых лохмотьев. На его месте возник, строй древнегреческих воинов в сверкающих панцирях и шлемах с высокими гребнями. Они разом опустили копья, на лицо им упали металлические забрала с узкими прорезями для глаз.

— И эти фокусы мы знаем, — бубнил Степан, у которого, казалось, выросло на руках по две дюжины пальцев. — «Когорта», ага… Не дураками сочинена, но и мы, огромадные, не пальцем деланы… «Когорту» мы бьем «бешеными ежиками», не проламываем, а просачиваемся, а, если они продолжают грозно сверкать глазами, устраиваем им не вполне стандартный «дождик»… Ах ты!

На экране вместо воинов в панцирях появилась огромная мохнатая обезьянища. Била себя кулаками в бочкообразную грудь, подпрыгивала, скалилась, ревела…

— Это еще кто? — прошептала Марина, невольно понизив голос.

— Это даже не пятиметровая стена с колючкой, — Степан не отрывался от клавиатуры. — Скорее уж противоатомный бункер… Не мешай, посиди тихо! Что-то мне тут не нравится… Сука, тварь!

Обезьяна пропала, но вместо картинок, свидетельствовавших о том, что ее удалось победить, появилось нечто опять-таки невиданное. Из глубины экрана, быстро вырастая, мчался всадник с арбалетом у седла, сопровождаемый несущейся по сторонам сворой рычащих псов. Марина моментально рассмотрела, что вместо лица у него череп, скалящийся из-под охотничьей шляпы с высокой тульей и узкими полями, Степан прямо-таки замолотил по клавишам, охая и вскрикивая от переполнявших его непонятных эмоций, на лбу у него выступили капли пота.

Марина сидела тихонько, как мышка. Перед всадником опустилось нечто вроде сети с крупными ячейками, но Дикая Охота вмиг ее прорвала. Проломила возникшую на пути кирпичную стену…

И пропала. Экран стал совершенно чистым.

— Уф! — полной грудью вздохнул Степан, откидываясь на спинку стула. — Интересная задачка… Самое скверное, что я даже примерно не представляю, куда ты меня втравила…

— Я? — с видом полнейшей невинности пожала плечами Марина.

— Втравила, втравила, — печально повторил Степан. — Чуть не вляпались…

— Ты можешь внятно объяснить, что случилось? Я не понимаю… Особо усложненный доступ?

— Еще почище! Я перелез через полдюжины нехилых заборов, но потом меня стала вынюхивать чертовски мощная и хитрая поисковая система класса… Я даже примерно не могу определить класс! Одно тебе скажу: я о чем — то подобном только слышал, ни разу не сталкивался нос к носу. Она до меня почти добралась. Фигурально выражаясь, я захлопнул дверь, когда разъяренный оборотень уже дышал в затылок и вот-вот должен был сцапать когтями за ворот. Знаешь, подруга, мне не нравится, когда такое вот топочет по пятам. Лучше это не дразнить…

— Да что это такое?

— Не знаю, — сказал Степан тихо и серьезно. — Но оно мне очень не нравится. От таких преследователей лучше держаться подальше.

— А если осторожненько…

— И не проси! Не возьмусь, даже если ты мне будешь давать по три раза в сутки да еще каждый раз платить мешок денег! Это что-то чертовски мощное, подруга. Опасное и злонамеренное. Здесь уже не шутки. Мы с тобой заглянули туда, куда мелюзге, вроде нас, совать нос не полагается…

— Наше правительство?

— А хрен его знает! — с досадой сказал Степан. — Может быть. Или правительство, или какой-нибудь концерн из тех, чей бюджет раз в десять больше государственного. Хрен редьки не слаще. Одно тебе скажу: эта самая «Первая звезда» — тот еще гадюшник…

— А Тим?

— Что — Тим?

— Он куда-нибудь прошел?

— Спроси что-нибудь полегче, подруга. Объясняю медленно и внятно: я попробовал пройти по его следам. Лишь попытался. И эта хрень на меня кинулась, когда я не прошел и полпути. Как именно обстояло дело у Тимофея, представления не имею. Но есть у меня подозрения что добром все не кончилось. Мне было гораздо проще улепетывать, а у него и комп послабее, и мастерства поменьше.

— И это все? Или есть что-то еще? Степан ее понял.

— Все, — сказал он задумчиво. — Только этим он и занимался оттуда — компанией«Центр» и «Первой звездой». Так что ты там поосторожнее, подруга. Если что, мне тебя будет не хватать. Останусь один среди прилизанных…

Он бросил быстрый взгляд на дверь, молниеносно коснулся клавиш — и на экране вновь возник текст из вполне легального Марининого пакета.

Марина, краешком глаза заметив открывающуюся дверь, уставилась на экран и придала себе вид деловой сосредоточенности.

Денис, войдя в сопровождении двух полузнакомых ей субъектов из соседнего отдела, остановился у нее за спиной, недовольно потянул носом, но на лице у него не дрогнул ни один мускул. Марина знала, что вид у нее сейчас совершенно невинный, но сама чувствовала, как остро от нее несет не только спортивным потом, но и ароматами недавних забав.

— Вникаешь? — как ни в чем не бывало, спросил шеф.

— Ага, — сказала Марина. — Собственно, уже все изучила. Почти.

— Вот и прекрасно. Билеты на самолет, экипировка и все прочее готовы. R вот что, Марина… Я тебя убедительно прошу — будь поосторожнее! У тебя всего-навсего второе самостоятельное задание. Незнакомый регион, судьба предшественника неизвестна до сих пор… А если учесть, что тебе, с грустью констатирую, присущ явный авантюризм… — он резко поднял ладонь. — Вот только, умоляю, не нужно опять вспоминать вслух, что ты варварка и дикая тварь из дремучего леса! Авантюризм к таким вещам не имеет никакого отношения, им страдают с равным успехом и те, кого мы условно именуем «цивилизованными», и те, кто себя позиционирует как «дикари». Тимофей, кстати, тоже был изрядным авантюристом. В общем, я тебе хочу еще раз напомнить, что это твое второе самостоятельное задание. Всего второе! У тебя маловато опыта, а вот склонности к риску хватает.

Марина смотрела на него снизу вверх с некоторым удивлением. Дражайший Дэн всегда был занудой и перестраховщиком, но этот монолог чересчур длинен даже для него…

— Я учту, — пообещала она смиренно.

— Вот и прекрасно. Степан, будь добр, выведи в пятый бокс все данные по «Юпитеру», мы там поработаем… Благодарю.

Когда за троицей захлопнулась одна из дверей, ведущих во внутренние помещения, Степан покрутил головой и фыркнул:

— Черт знает что! Спектакль, право слово! Кадр из фильма. Убеленный сединами мудрый генерал учит уму-разуму зеленого кадета… Банальная сцена в классическом исполнении.

. — Ага, — сказала Марина задумчиво. Перебор даже для него.

И только теперь поняла, где Денис случайно обмолвился…

Глава третья

Гостья из Питера

Наталья Романова, представительница российской царской фамилии, шагнула с последней ступеньки эскалатора, подхватила объемистою, но не тяжелую сумку и направилась к стеклянной двери ровной походкой — не раскачивая бёдрами, сохраняя на лице озабоченно-скучное выражение. Строгай темный костюм, пусть и с короткой, по моде, юбкой, белая блузка, черные волосы, уложенные без особой фантазии, очки на носу, конечно, не старомодные, но исполненные той же деловой строгости. Одним словом, вполне приличная подтянутая дама, прибывшая по своим делам, в частности, мечтая увидеть, как поживает бывшая империя ее семьи, если кому интересно, Довольно убедительная имитация.

Сначала Марина хотела раскрыть ноутбук и на ходу с ним деловито повозиться, но решила, что это слишком. Все равно зрители не оценят, на нее никто не обращает внимания, если не считать вон того типа возле стойки регистрации. Но от него за милю несет штатным полицейским агентом, отбывающим очередное рутинное дежурство, так что не стоит стараться персонально для него.

К ее некоторому удивлению, снабженная фотоэлементом дверь распахнула прозрачные створки почти бесшумно. Некоторые признаки цивилизации тут все же имелись — аэропорт как-никак был международным.

Она вышла на широкое низкое крыльцо, под уродливый металлический козырек. Поставила сумку, огляделась.

Встречавшего Марина вычислила моментально, но не спешила. Интересно, узнает ли ее он. Ага, встрепенулся, торопливо направился к ней. Мужчина под пятьдесят, невысокий и лысоватый, с некой суетливостью в движениях, чем напоминал мелкого коммивояжера. Кое-где в глубинке эта профессия ухитрилась сохраниться и в технотронный век, а уж здесь тем более…

Подойдя почти вплотную, она негромко сказала:

— Вы меня узнали, ага? Ну, тогда не будем устраивать весь этот цирк с паролям» и отзывами и уточнять, что тетушка Валя, хоть и продала гардины, но все еще ищет покупателя на клетку с попугаем. Если вы до сих пор не догадались, я Наталья Романова, юная наследница престола, воспитанная за рубежом и оказавшаяся здесь по своим личным делам. Пытаюсь выяснить, не удастся ли мне заполучить право на трон и вернуть монархию… Иллюзии, конечно, но молодость ими грешит частенько. А вы, стало быть, Петр Лисовский? Рада познакомиться. Прекрасная погода сегодня не правда ли? Солнышко, трава зеленеет… Я не слишком много болтаю, Петр? Что поделать, я сюда добиралась битые сутки, а в самолетах, что в одном, что в другом, что в третьем попадались нелюдимые, молчаливые соседи. И не было ни одного высокого неотразимого брюнета, с которым захотелось бы немедля трахнуться в самолетном туалете… Вы когда-нибудь трахались в самолетном туалете, Петр?

— Н-нет… — пробормотал встречающий. — Зря. Это очень познавательно, — сказала Марина. — И нервы щекочет… Ну, пойдемте! У вас ведь есть машина?

— Да, конечно… Вон туда.

Марина последовала за ним к белому потрепанному «Мицури», бросила сумку на заднее сиденье, сама уселась на переднее, не обращая внимания на задравшуюся юбку, блаженно потянулась.

— Поверить не могу, что кончились самолеты…

Она, отметила, что взгляд Петра прошелся по ее ногам — в какой-то воровской и чуточку жалкой манере. И ухом не повела. Не искать же ближайшего уполномоченного по неоэтике, чтобы подать жалобу на сексуальное домогательство! Откуда здесь уполномоченные?

Даже не прочитав заранее досье этого самого Петра Лисовского (а она скрупулезности ради прочитала), можно было без труда догадаться, что имеешь дело со своего рода бедолагой. Десять лет торчит в этих местах, так и не поднявшись выше «внедренного агента». Ив том же самом ранге уйдет на пенсию.

В любой разведке хватает неудачников подобного пошиба, навсегда застрявших на нижней ступеньке. Нельзя сказать, что они нерасторопны и не умеют работать. Нет, ничего подобного. Знает свое дело, за десять лет оброс многочисленными связями, завел кучу полезных знакомств, посвящен во многие секреты… Вот только знакомства и связи удручающе мелкие, как и доступные секреты. Все к нему привыкли, он примелькался, прижился, куча народу давным-давно его расшифровала, и общественное мнение свелось к выводу: «Наш Петруха, конечно, шпион, но мужик безобидный и приятный…» Без этаких чернорабочих не обойтись, но жутко становится от одной мысли, что твоя собственная карьера может обернуться подобным образом, и ты сама тоже превратишься в подобное ничтожество…

Марину форменным образом передернуло. Нет уж, подумала она сердито, жить нужно ярко. Чего бы это ни стоило. Стать такой вот лягушкой в теплом уютном болоте — благодарю покорно…

Глядя перед собой, она ангельским голоском произнесла:

— Может быть, хватит таращиться на мои ноги? Я и сама знаю, что они у меня красивые и стройные, но следите лучше за дорогой.

— Извините… — пробормотал Петр и, разумеется, как она и ожидала, шумно сглотнул слюну от неловкости. — Я не имел в виду… То есть, я не хотел…

— Что-о? — спросила Марина. — Вы хотите сказать, что вожделенно таращились на мои ноги, но при этом меня вовсе не хотели?! Помилуйте, Петр, это для меня, в конце концов, унизительно. Я привыкла, что мужчины меня хотят, несмотря на разгул неоэтики! — и рассмеялась. — Не обращайте внимания. Я — сумасбродное, шаловливое и шокирующее создание, вот и все. А в глубине души, могу признаться, я беззащитна и ранима — маленькая испуганная девочка…

— Ага, — сказал Петр с ухмылочкой. — Примерно так Тимофей мне вас и описывал. Нежное, пушистое сознание… Ага! Держите карман шире! Наслышан немного. И про Екатеринбург тоже.

— Ого! — сказала Марина весело, подняв брови. — Я смотрю, моя известность достигла и этого захолустья… Это мелочь, но приятная, все равно что мимолетный минет… Петр, почему вы смотрите на меня как-то странно? Не спорьте, именно так! Ваш взгляд можно с полным на то правом характеризовать как необычный. Итак?

— Вы не задаете вопросов…

— О сути дела? — понятливо прервала она. — То есть об исчезновении Тимофея и обо всех деталях? А зачем? Если бы у вас были свои соображения, версии, гипотезы и прочие умствования, вы бы непременно упомянули о них в своем отчете. Вы этого не сделали, насколько мне известно, я просматривала ваш последний отчет… Значит, никаких соображений у вас попросту нет. Что вполне объяснимо. Вы не работали с ним в паре, не шли с ним вместе. Вы, как знаток местных реалий, просто консультировали его касательно обстановки, когда у него появлялась такая необходимость. Вот и все. К чему в таком случае задавать вам вопросы, на которые у вас заведомо нет ответов? Когда мне понадобится ваша консультация, я так и скажу, будьте уверены., А, собственно говоря, почему у вас нет своих соображений? Это прямой вопрос. Вы торчите тут десять лет — прямо-таки абориген. Знаете все ходы и выходы, все и всех.

— Потому что я просто-напросто не представляю, что именно он мог раскопать. У этого субъекта с претенциозной кличкой Цезарь самые разнообразные интересы. Трудно сказать, что именно могло послужить…

— Значит, вы уверены, что его убрали? И что убрал его Цезарь?

— Уверен. Он ведь занимался исключительно Цезарем.

— Странно, — сказала Марина. — Я просмотрела кое-какие материалы… Ваш Цезарь — жуткая скотина, но при всех его грехах человек вполне вменяемый и рассудительный, без мании величия. Умеет просчитывать ходы и заглядывать вперед. Прекрасно должен понимать, что задираться с нашей конторой ему никак не стоит. Весовые категории не те. Мы и здешнего президента сковырнем на «раз-два» в случае чего, не говоря уж о губернаторе. А ведь Тим, вдобавок ко всему, не прикидывался, он с самого начала засветился. Рассудительный деловой человек, прознавший, что в его биографии вдумчиво копается агент с Севера, непременно попытался бы затеять переговоры, выяснить поводы и далеко идущие цели, пойти на компромисс. Но никак не убивать! Дураку ясно, что вслед за сгинувшим без вести агентом придет другой, с самого начала настроенный недоброжелательно. И таких агентов слишком много, чтобы всерьез надеяться перестрелять их всех до одного. Конечно, есть еще китайцы. Но мы здесь окопались гораздо прочнее. Они тоже не дураки и на прямую конфронтацию в этих условиях не пойдут.

— Но Тимофей, тем не менее, исчез?

— Вот именно, — сказала Марина. — И в этом есть некая неправильность. За сутки полета у меня было время многое обдумать… Да, вот кстати! Вы должны были договориться для меня о встрече с Тарасом Бородиным…

— Я и договорился. Но вы ведь, наверное, сначала хотите отдохнуть в гостинице?

— Перебьюсь, — отмахнулась Марина. — Я за эти сутки успела вздремнуть там и сям, так что первым делом мы, не заезжая в гостиницу, отправимся к Бородину. Какие у вас с ним отношения?

— Никаких. Он летает гораздо выше, нежели я. Так что это никак нельзя назвать «отношениями».

— Вы его боитесь?

— С чего вы взяли?

— А у вас в глазах при упоминании о нем мигнуло что-то такое специфическое, — сказала Марина.

— Глупости! Мне его незачем опасаться.

— А чего вы вообще боитесь в этой жизни? Это снова прямой вопрос…

— Зачем вам?

— Предпочитаю как можно больше знать о людях, с которыми предстоит работать.

— Н-ну… Случайной, Глупой смерти…

— И все?

— Да, пожалуй… А вы?

— Ничего, — сказала Марина с обаятельной улыбкой.

— Это по молодости лет…

— Возможно, возможно… — произнесла она нараспев.

И подумала: врешь, дедуля, врешь… Ты боишься всего. Всего, что может нарушить твое устоявшееся бытие. Это я, существо дерзкое и беспокойное, расцениваю тебя как лягушку в болоте, а сам ты вполне удовлетворен такой жизнью. Нет особых опасностей, поскольку роль торгового представителя полдюжины заокеанских мелких фирмочек ты выполняешь не ради прикрытия, а всерьез, тебе частенько капает вполне реальный процентик, который ты вовсе не обязан отдавать конторе. Ты его перегоняешь домой, копишь на старость. Вот тут и таится слабое место агентов вроде тебя — мелочевка; нацеленная на длительное пребывание. Жизнь, в итоге, уютная и размеренная. Поневоле привыкаешь особо не высовываться, избегать резких поворотов, грозящих комфортному бытию. Вполне возможно, ты подкидываешь кому-то денежку, чтобы тебя и дальше держали здесь в прежней должности до самой пенсии. При известной ловкости такое проходит. И есть еще один нюансик в психологии таких, как ты, который может стать опасным, бывали печальные прецеденты…

Петр сбросил скорость и стал аккуратно притирать машину к обочине, тормозя возле высокого зеленого бронетранспортера на шести колесах, с развернутой к дороге пушечной башней. На китайскую легковушку уже было дружелюбно нацелено с полдюжины автоматов. На обочине шеренгой стояли высокие, крепкие парни в пятнистом камуфляже, украшенном кучей нарукавных, наплечных и нагрудных эмблем — тут вам и разинутые тигриные пасти, и обвитые змеями мечи, и черепа с цветочками в зубах…

— Обычная проверка, — быстро сказал Петр. — Ведите себя спокойно.

— Вот спасибо! — усмехнулась Марина. — Предупредили! А то я уж совсем собралась шваркнуть в них гранату!

К ним направился широкоплечий блондин в берете, украшенном еще богаче и экзотичнее, чем у автоматчиков. Он шагал рассчитано неторопливо, с нарочито медлительными движениями человека, чувствующего себя в полном праве казнить и миловать. Не доходя, чуть поморщился, наклонился и заглянул в машину со стороны Марины.

— А, это ты, Петр… Значит, зря мы нацелились медальку заработать… Машину поменял? У тебя ведь другая была…

— Ну да, — торопливо произнес Петр с заискивающими нотками в голосе. — У старой полетел…

— Ясно, ясно… Кого везем?

— Это моя знакомая, из Питера, у нее здесь дела…

— Вот как? — без выражения произнес офицер. Лихо и элегантно козырнул Марине. — Капитан Ракитин, батальон спецназа «Золотой Медведь». Простите глупого солдафона, но нельзя ли взглянуть на ваши документы? Служебные обязанности, увы…

Его взгляд откровенно и не спеша прошелся по фигуре Марины от туфелек до макушки. Без малейшего намека на служебную бдительность, с чисто мужским уверенным интересом. Марина смотрела на него снизу вверх наивно, с любопытством, как и подобает приличной девушке, впервые попавшей в далекие экзотические края. Хорош хищник, подумала она с профессиональной симпатией, какое животное! Пожалуй, не с волком следует сравнивать, а с кем-то из кошачьих.

Сохраняя на лице выражение, приличествующее натуральной блондинке из древних классических анекдотов, давным-давно поставленных неоэтикой вне закона, она спросила:

— Мне, наверное, следует выйти из машины и поднять руки?

— Ну что вы, сударыня, — безмятежно сказал капитан. — У нас не полицейское государство, а свободная, демократическая страна. Достаточно будет, если вы покажете паспорт… — он с непроницаемым лицом бросил цепкий взгляд на пластиковую карту. — Простите мой интерес… Можете ехать. Всего хорошего, Петр!

Он отдал честь и шагнул на обочину. Лисовский с явным облегчением нажал на педаль газа.

— Местный супермен? — спросила Марина.

— Ну да. Из тех мальчиков, что устраивают военные перевороты. Правда, достаточно умный, чтобы соображать: на любой переворот нужно сначала получить одобрение серьезных людей со стороны.

— А нынешний президент нас пока что вполне устраивает, — сказала Марина задумчиво. — Бьюсь об заклад, этот его батальон — добрая половина здешней армии!

— Верно, И наиболее боеспособная ее половина.

— Зачем они тут торчат? Снова зашевелились радикалы?

— Да. Парочка взрывов в городе за последнюю неделю, налет на поезд. В общем, в пределах нормы.

— Понятно, — сказала Марина. — А как насчет слухов, что президент сам и подкармливает в глубокой тайне эту «Народную волю»? Чтобы иметь лишние основания выклянчивать кредиты и прочую помощь — в рамках нешуточной борьбы с терроризмом?

— Что-то я об этом не слышал.

— Петр, у вас столько знакомств… Вы, как говорится, держите руку на пульсе…

— Не преувеличивайте мои возможности, — торопливо сказал Лисовский. — Я невысоко летаю, мелко плаваю. Такие секреты лежат очень уж глубоко.

Ну да, конечно, подумала она. Даже если тебе представится случай сунуть нос в подобные тайны, ты под благовидным предлогом уйдешь на цыпочках, не подсмотрев и не подслушав. Потому что на этом свете уютно только мелкой рыбке, пока она знает свое место и лишний раз не высовывается из-под коряги. Вот уж послала судьба напарничка… Почему все-таки сюда не бросили стандартную резкую группу?

— У вас есть оружие, Петр?

— Я его никогда не ношу. Обхожусь, знаете ли…

— А я не спрашиваю, носите вы оружие или нет, — терпеливо, с нескрываемой холодностью объяснила Марина. — Я спросила, есть ли оно у вас.

— Да, разумеется. Дома, в сейфе. Стандартный набор: пистолет и револьвер. «Викинг» на пятнадцать патронов и компактный «Рутспе-шиэл».

— Отлично! Револьвер отдадите мне, а «Викинг»извольте отныне носить с собой.

Судя по его страдальчески сморщившемуся лицу, такие новшества пришлись Петру категорически не по душе. Он решился возразить, но Марина жестко отчеканила:

— Насколько я помню, вас предупредили, что мои приказы следует исполнять? — и очаровательно улыбнулась. — Я имею в виду — любые, Петр! Если я прикажу вам сделать мне минет — сделаете, как миленький. Прикажу — и без штанов будете шляться по городу. Меня волнует порученное дело, а не ваше благополучное прозябание до пенсии в роли доброго фарфорового гномика на газоне!

Он был давлен и расстроен, сразу видно, но именно такую реакцию она и планировала. Пусть злится, нервничает, дергается. Именно в таком состоянии человек наиболее податлив для вдумчивого изучения, это и новички знают.

— Я просто хотел подчеркнуть, что приличные законопослушные люди здесь обычно оружия не носят…

— Но право имеют, да? Всякий подданный входящей в Гаагский меморандум страны имеет право иметь при себе ручное огнестрельное оружие, не декларируя его в полиции. Не могу поверить, что вы об этом не знали.

— Знаю, конечно. Но если что… Зачем вам попадать на заметку?

— А это уже мои проблемы, — сказала Марина.

Петр сердито сопел, не отрывая взгляда от дороги. Марина, усмехнувшись, похлопала его по плечу:

— Старина, не дуйтесь! Я понимаю, вам тяжеленько перестраиваться на жесткую деятельность после стольких лет спокойного прозябания. Но что я могу поделать? Надо мной восседает суровое начальство, мне приказано в лепешку разбиться, но получить результаты, то есть отыскать материалы Тимофея, если только они существуют. Логично догадаться, что я заставлю всех вокруг вылезти вон из кожи. Не горюйте, я не буду вас подстрекать бегать по крышам и палить на улицах — такие мелочи я обычно беру на себя…

Глава четвертая

Первые впечатления

Когда они ехали по городу, Марина почти не смотрела по сторонам. Картина была знакомая и без вдумчивого изучения: причудливое смешение современных зданий и старинных домов, убогие окраины и лощеный центр, так же обстояло дело и с машинами на улицах — от развалюх до почти новеньких блистающих лимузинов. Несколько раз попадались плакаты с президентом — седовласый и уверенный, благообразный и энергичный, он взирал орлом, осененный сине-зеленым знаменем с золотым силуэтом медведя. Словом, ничего интересного. В пределах средней нормы…

А вот и здание компании «Центр». Пятнадцатиэтажный куб из синего стекла смотрелся на уровне мировых стандартов, как и подобало солидной фирме, владевшей чуть ли не всей этой независимой и суверенной республикой. В штаб-квартиру нефтяной империи темноволосую наследницу российского престола пропустили без малейшего сопротивления. Ее фамилия моментально отыскалась в списке, любезная до приторности девица вручила ей бэджик гостя и подробно объяснила дорогу, так, что не ошибся бы и дебил. Внутри обнаружился маленький кусочек идеальной страны — безукоризненная чистота, по коридорам с исполненными значимости лицами проворно перемещаются служащие, каждый занят своим делом, никто не лентяйничает, никто не тратит времени зря… Умилиться впору…

Как принято сплошь и рядом, служба безопасности компании стыдливо укрывалась за табличкой «Исследовательский центр», следуя установленным в незапамятные времена канонам. Тарас Бородин то ли не считал себя значимой фигурой, то ли попросту маркировался. У него не было ни приемной, ни, секретарши, одна только белоснежная дощечка с двумя лампочками у притолоки. Поскольку из двух горела зеленая, Марина повернула ручку и вошла.

Кабинет оказался небольшим, отнюдь не предназначенным для многолюдных совещаний. Несколько кресел, стол с необходимым набором деловой электроники и сам господин Бородин, совершенно такой, как на снимке. В полном соответствии с основополагающим догматом неоэтики о равенстве полов он и не подумал встать, сидел, посматривая на Марину не дружески и не враждебно — выжидательно, с непроницаемым лицом.

Она непринужденно уселась напротив и без улыбки сказала:

— Меня зовут Наталья Романова. Вам должны были кое-что сообщить насчет меня, если только это сообщение не затерялось в канцелярских джунглях.

— Это шутка, я понял и оценил, — сказал Бородин невозмутимо. — Ну, как же, как же…Правительственный агент с Севера. Позвольте проявить казенное гостеприимство? Прохладительные, алкоголь, что-то еще?

Марина молчала, разглядывая его столь же невозмутимо. Совершенно закрытый субъект — как рыцарские доспехи с опущенным забралом. В холодных серых глазах — ни тени интереса к высоко открытым короткой юбкой скрещенным ножкам. Вообще никакого человеческого интереса. Ноль эмоций. Если это отработанная маска, то она давным-давно приросла к коже.

— Нет, спасибо, ничего не нужно, — сказала она. — Значит, вы и есть всемогущий Бородин?

— Простите?

— Ну, не скромничайте, я наслышана о вас и о вашей фирме, — сказала Марина, глядя продуманным вызовом. — Вы здесь — нечто вроде восточного султана, чувствуете себя полным владыкой и высокомерно третируете наших правительственных агентов.

— Интересно, кто это поливает меня грязью? Могу вас заверить, наша фирма всегда была лояльна к любым правительствам вопреки иным безответственным утверждениям. Простите, это ваша обычная тактика — начинать с пересказа сплетен?

— Ну что вы! — сказала Марина. — Простоя чувствую себя несколько неуверенно, это мое первое самостоятельное задание, и я никак не могу найти верный тон…

Она старательно изобразила застенчивую улыбку, сыграла ее в целой гамме чувств — кокетство, просьба подыграть, пойти навстречу, предложение держаться не столь официально…

Все ухищрения оказались напрасны. Человек за столом по-прежнему разглядывал ее с холодным интересом энтомолога. Быть может, это была именно тактика — обдать ледяным холодом, заставить нервничать и совершать ошибки… То же самое, что она проделывала с Петром.

— Вы расследуете исчезновение Тимофея Сабашникова?

— Да, — кивнула Марина. — В том, что это именно исчезновение, никто не сомневается… Или вы другого мнения?

— Нет. Я тоже полагаю, что он исчез, и это, безусловно, вызвано неким внешним воздействием.

— У вас есть какие-то соображения?

— Ни малейших, простите. Видите ли, Наталья… Мы, разумеется, лояльны к вашему правительству и готовы при необходимости оказать любое содействие, но в этом мире каждый занимается своим делом. Мы не можем выполнять за ваше правительство его работу, у нас хватает своих забот. То, чем занимался Сабашников, не имеет к нам никакого отношения…

— А вы знаете, чем он занимался?

— Конечно, — сказал Бородин. — Он ведь встречался со мной и просил кое-каких консультаций. Насколько я ориентируюсь, его послали собрать досье на члена Думы Кравченко, известного в некоторых кругах под кличкой Цезарь. Это пересекалось с областью наших интересов. И я, естественно, поделился всей информацией о здешних делах, какой располагал. Насколько я могу судить, господина Сабашникова это вполне устроило, и больше мы не встречались.

— Что его интересовало?

— Связи Кравченко, сделки, деятельность легальная и скрытая от общественности… Полный набор. Если хотите, я пришлю вам копии на дискетах. У вас есть ноутбук?

— Разумеется.

— Где вы остановились?

— В «Жемчужине Сибири». Номер тристашесть. Через час я там буду.

— Вот и прекрасно! Все материалы вам доставит кто-нибудь из моих людей. Что-нибудь еще? — и он мельком, но демонстративно — выразительно посмотрел на часы.

— Нет, пожалуй, — сказала Марина, понятливо вставая. — Простите, что отняла у вас время…

— Всегда к услугам правительства Северной державы! Если понадобится что-то еще, обращайтесь без церемоний. Вот моя визитка. Всего наилучшего, госпожа Романова.

Оказавшись в коридоре, Марина вздохнула: полное впечатление, что ее взяли за шиворот и выкинули за дверь, как нашкодившего щенка. Но придраться совершенно не к чему: Бородин был предельно вежлив и лоялен, всецело готов к дальнейшему сотрудничеству, а то, что он лаконичен и неулыбчив — его личное дело. Ни единой щелочки в броне.

Ну и ладно… Она просто-напросто хотела лицезреть этого субъекта в живую. Первоначальное впечатление подтвердилось полностью — такой будет шагать к своей очередной цели, перешагивая с невозмутимым видом через любые препятствия, независимо от того, бревна это или трупы. В конце концов, именно таким и должен быть начальник службы безопасности крупной компании, оперирующей «на варварских землях». Нефтяной бизнес Армию Спасения напоминает мало.

Но остается открытым один-единственный вопрос: чем этот субъект привлек внимание Тимофея Сабашникова? Настолько, что Тим стал незамедлительно выяснять о нем все возможное?.

Когда Петр отъезжал от исполинского куба из синего стекла, Марина старательно наблюдала в зеркала заднего вида, но не отметила ничего подозрительного. Слежки за ней пока что не было. Но это ни о чем не говорило…

— В гостиницу?

— Нет, — сказала она. — На квартиру, которую снимал Тимофей. Вы ведь знаете, где это?

— Конечно. Я ее сам подыскал.

— Тем лучше. Может, вы знаете и ту девуш-.ку, с которой он встречался?

— Женю?

— Вот именно.

— Да, он нас как-то знакомил, мы случайно столкнулись в ресторане. Я живу неподалеку от той квартиры, что ему нашел, обедаю по устоявшейся привычке в одном и том же ресторанчике…

— И что она собой представляет? О ней не было никаких данных, только фото. Судя поснимку, она мне не показалась девочкой из бедняцких кварталов на окраине.

— Угадали. Золотая молодежь. Папочка — местный бизнесмен, самым активным образом сотрудничает с «Центром». Дочка живет в свое удовольствие. Вы, я так понимаю, захотите с ней встретиться?

— Естественно. Она — самый близкий человек к Тимо4юю. 1де ее можно отыскать?

— Я вам потом дам список заведений высокого полета. Я обычно бываю в местах гораздо скромнее, так что вы уж управляйтесь одна, вам будет легче.

— Потому что у меня ноги от ушей?

— Потому что у вас наглость бьет из ушей, — сказал Петр, пугаясь собственной откровенности. — У вас на лице написано, что вы страстно жаждете взлететь как можно выше, и ради этого проломите любую стену лбом!

— Ну, а что прикажете делать? — усмехнулась Марина. — Сидеть двадцать лет на одном месте, как тот гном на газоне?

— Это камешек в мой огород?

— Да что вы, Петр! Это жизненная философия, только и всего…

— В конце концов, каждому свое. Между прочим, согласно науке, чем выше взлетаешь, тем холоднее и меньше кислорода.

— Зато вид открывается великолепный.

— Я же говорю, каждому свое… Вот этот дом. Постойте! У нас ведь нет ключа от квартиры, а подъезд снабжен кодовым замком, это благополучный квартал.

— Петр… — досадливо поморщилась Марина. — Вы хотите сказать, что разучились управляться с подобными вещами? С ерундой вроде кодовых замков и отсутствующих ключей?

Он обиженно вздернул подбородок, но ответил честно:

— Не помню, когда мне вообще приходилось делать такие вещи. Мне идти с вами?

— Нет, подождите в машине, — отрезала Марина.

Похоже, он обрадовался. Дом был не особенно роскошный, но и не убогий — пристанище здешнего среднего класса. Возле подъезда никого не оказалось, и Марина, остановившись перед запертой дверью со стандартным домофоном, достала свой мобильный телефон. Он выглядел довольно старомодным, изрядных габаритов. Но это потому, что в него вбили немало полезных устройств, не имевших ничего общего с безобидной мобильной связью.

Код замка она сняла буквально через пятнадцать секунд. Он высветился на дисплее, так что оставалось только нажать нужные кнопки, войти и аккуратно захлопнуть за собой дверь. Широкая чистая лестница, полное отсутствие плебейских запашков, свойственных пролетарским окраинам.

Третий этаж. Два замка на двери — электронный и механический. Первый Марина в два счета расколола с помощью мобильника, а со вторым пришлось повозиться чуточку дольше. В ее косметичке лежало несколько необходимых приспособлений из закаленной стали, способных справиться с замками и посложнее. Самое смешное, что для любого мужчины эти штуки выглядели совершенно безобидными. Среди мужиков мало найдется знакомых с назначением всех без исключения загадочных штучек, покоящихся в женских косметичках.

Она повернула начищенную ручку золотистого цвета, и дверь бесшумно открылась наружу. Марина вошла в просторную прихожую и сходу направилась в гостиную, нисколько не боясь, что сзади вынырнет хмурый незнакомец в надвинутой на глаза шляпе и отоварит ее по затылку чем-нибудь тяжелым. Если кто-то и шарил в квартире Тимофея, у него было достаточно времени, несколько дней. Так что теперь нет никакого риска столкнуться с конкурентами. Впрочем, это не означало, что она расслабилась — была готова к нападению, на всякий случай…

Но никого, кроме нее, в квартире не оказалось. Установив это путем беглого осмотра, Марина чуточку расслабилась и приступила к методичному обыску: по часовой стрелке, начиная от входа.

Квартирка была небольшая — спальня и гостиная, не считая всего прочего — и напоминала скорее брзликий, скучный, стандартный номер в гостинице. Необходимый минимум мебели, телевизор, телефон и совсем немного вещей Тима. Безукоризненный порядок, словно здесь убирала вышколенная горничная. Ничего удивительного. Тимофей относился к подобным случайным пристанищам именно как к гостиничным номерам, ни разу не попытавшись создать подобие пресловутого «домашнего уюта». Если бы он ушел отсюда не несколько дней назад, а полчаса, квартира была бы именно в таком состоянии.

Ни единой мелочи, даже самой пустяковой, крохотной, говорившей бы о присутствии женщины… Похоже, с этой своей Женей он встречался где-то в другом месте. Вообще никаких безделиц, свидетельствовавших о человеческой индивидуальности. В этом опять-таки весь Тимофей. Безликий набор вещей путешествующего в одиночку мужчины, о чьей профессии, привычках и национальной принадлежности ни за что не смог бы догадаться кто-то вторгшийся сюда украдкой, как она сейчас.

Ноутбука нет: Бумажника тоже. Нет ни документов, ни денег. Между прочим, и прослушка в квартире не стоит. Марина временами поглядывала на дисплей своего мобильника, но там ни разу не высветились значки, говорившие бы о том, что квартира прослушивается или просматривается. А впрочем… Аппаратура тут могла быть раньше. У того, кто ее гипотетически поставил, хватило бы времени, чтобы снять все и унести с собой.

Она обыскала все помещения поверхностно. А потом пошла по новой, но на сей раз проверяла все места, где можно устроить тайник, спрятать что-то крохотное.

Для очистки совести, ради заведенного порядка, она начала с тех мест, которые опытный человек для тайников никогда не использует, потому что они известны опять-таки мало-мальски серьезному специалисту: оборотная сторона картин, красивая банка с чаем на кухне, белье в шкафу, переплеты книг, заглянула под кровать, под столы, тумбочки, кресла… Как и следовало ожидать, ничего там не отыскалось. Вообще, по ее глубокому убеждению, эта квартира — не более чем «парадная витрина». Очень уж она неудобная. В доме нет черного хода, соседнее здание расположено чересчур близко, оттуда при желании можно нацелить хоть сотню направленных микрофонов и проникающих сквозь прозрачные преграды телекамер. Заниматься в такой квартире делом — все равно что встречаться с агентурой в стеклянном доме на главной городской площади. где-то в этом городе просто обязано существовать настоящее укрытие, рабочая штаб-квартира, гораздо более подходящая и для устройства тайников, и для встреч с нужными людьми, и для того, чтобы уходить оттуда при необходимости окольными путями. Не кто иной, как Тимофей Сабашников, и учил Марину именно так обустраивать логово.

Логично предположить, что ключ — в прямом и переносном смысле слова — окажется здесь. Вовсе не обязательно, но вполне вероятно.

Она вышла в гостиную, задумчиво посмотрела на аккуратные занавески, синие с белым узором. Нет, отпадает. Окна гостиной выходят на соседнее здание, любые манипуляции могут привлечь внимание тех, кто там обосновался ради слежки и просто случайных зевак…

Вернулась в спальню. Окно выходило во двор, где располагался большой универсальный магазин — заведение явно недешевое и процветающее. Видно было через высокие, во всю стену, окна, как внутри, у стеллажей, двигаются люди.

Вот это уже гораздо интереснее. Магазин, судя по вывеске, работает круглосуточно. А значит, там, в торговых залах, никто не сумеет вольготно расположиться с подслушивающей и подсматривающей аппаратурой на глазах у продавцов и покупателей. Зная сталь Тимофея…

Марина сбросила туфли, придвинула стул и проворно на него взобралась. Стала старательно ощупывать верх занавески, там, где она, прикрепленная к блестящей хромированной гардине, свисала объемными складками.

И очень скоро нащупала что-то твердое. Осторожно раздвинула складки. Увидела небольшой блестящий ключ, приколотый английской булавкой за кольцо, на котором болтался круглый пластиковый брелок. Расстегнула булавку, спрыгнула со стула и осмотрела свою добычу.

Не особенно сложный ключик. На кольце — белый пластиковый кругляш размером с серебряный доллар. На одной стороне — черные цифры «211», на другой — вычурные буквы: «Бунгало Ашота».

Она удовлетворенно улыбнулась. Если это не ключ от гостиничного номера, то она — дурочка, ничего не понимающая в жизни. Правда, найденный ключик с тем же успехом мог оказаться и путем в капкан, как раз и поставленный на любопытного пришельца. Но тут уж ничего не поделаешь, придется рисковать…

Больше она ничего не отыскала, как ни старалась. А потому, тщательно протерев носовым платком все места, где могли остаться ее пальчики, вышла из квартиры и, постукивая каблучками, сбежала по лестнице.

Петр терпеливо ждал ее в машине, целый и невредимый. Завел мотор, нетерпеливо спросил:

— Нашли что-нибудь?

— Ни черта, — сказала она с невозмутимым лицом. — Поехали в гостиницу. Оставите меня там и можете отправляться по своим делам. Но вот что… Мне нужна машина. Обычная, чтобы она не выделялась ни размерами, ни наворотами. Никаких спортивных тачек, это хорошо только в кино. Обычная, надежная машина, не привлекающая внимания на улицах и достаточно мощная. Уж такие-то вещи вы должны уметь… Револьвер — в машину. Оставите ее на стоянке у гостиницы, позвоните мне. Ключи — под коврик. Это мне необходимо через час. Я пока что поработаю в одиночку, если вы мне понадобитесь, свяжусь… Все понятно?

— Что тут непонятного… — пробурчал Петр….Молодой человек спортивного склада,

одетый безукоризненно и явно бравший в пример Тараса Бородина, поднялся с бежевого кожаного дивана, едва Марина вошла в вестибюль. Подошел, вежливо раскланялся: — Госпожа Романова? Вам просили передать вот это…

И протянул небольшой белый конверт, в котором на ощупь легко угадывалась дискета.

— Вольно, — сказала Марина. — На словах что-нибудь велено передать?

— Господин Бородин просил напомнить, что он всегда к вашим услугам, — бесстрастно произнес молодой супермен, коротко поклонился и отошел, прежде чем Марина озорства ради успела сунуть ему чаевые.

В номере она, прежде всего, извлекла мобильник и проверилась. Результаты были так себе, серединка на половинку: в комнате обнаружился паршивенький стационарный микрофон, подключенный к электропроводке и сейчас не работавший. Похоже, это — рутинные полицейские штучки, стандартная принадлежность номера для иностранцев, вроде кондиционера или компьютера.

При необходимости эту рухлядь в секунду можно оглушить направленным пучком «белого шума». Ее ноутбук и на это способен. Ключ в кармане темного строгого пиджака прямо-таки опалял тело жаром, но Марина напомнила себе, что спешить не следует. Оглядевшись, высмотрела белую кнопку с черненьким силуэтом и незамедлительно нажала.

Буквально через полминуты в дверь деликатно постучали, и появилась горничная в классическом черном платьице с кружевным передничком, белоснежным, как полярные снега, с вышколено — бесстрастным кукольным личиком. Взглянула вопросительно. Марина подошла к ней вплотную, достала из кармана десять долларов и развернула бумажку, держа за углы… — Знаешь, что это такое?

— Десять долларов, — сказала горничная.

— Обрати внимание, синие доллары, — Марина сложила бумажку вчетверо и опустила ее в карман белоснежного фартучка. — Чем они отличаются от желтых?

— Синие обращаются только на территории США, — незамедлительно ответила девушка. — Желтые — внешние, для остального мира. И курс синих по отношению к желтым довольно высок…

— Милая, да ты зарываешь талант в землю! — улыбнулась Марина. — Тебе бы в финансисты податься! Все правильно, золото мое. Именно так. Короче, мне нужна девочка. Прямо сейчас. Маленькая прихоть. Ты меня выручишь?

Куколка в черном хлопнула длиннющими ресницами.

— У нас приличное заведение, госпожа…

— Понятно, — сказала Марина, улыбаясь еще доброжелательнее. — Другими словами, в приличном заведении все стоит несколько дороже. Это логично и жизненно. Намек поняла.

И опустила в кармашек пятидесятидолларовую бумажку, предварительно продемонстрировав ее в развернутом виде. Горничная опускала глаза, на ее умело накрашенных губках появилась задумчивая улыбка.

— Может быть, мы сумеем подружиться?

— Вот теперь я вижу, что у вас действительно приличное заведение, — сказала Марина, мимолетно погладив куколку по щеке. — Сервис на должном уровне. Извини, заинька, но у меня есть свои глупые привычки, а поскольку я готова их оплачивать в полной мере, они не такие уж глупые, а? Мне нужен кто-нибудь помоложе.

— Совсем? — деловито спросила горничная.

— Ну, нет, — сказала Марина энергично. — Без всякого дрейфа в сторону откровенной и не прикрытой педофилии. Не сопливая малолетка, а нечто среднее, этакий сформировавшийся тинейджер… Улавливаешь мою мысль?

— Разумеется, — сказала горничная столь же деловито.

Она достала из кармашка небольшой блокнотик, вынула из него маленькую дискету и прошла к компьютеруУмело его включила, проделала необходимые манипуляции. Оглянулась.

— Можете выбрать, госпожа…

На экране одна за другой появлялись девочки-подростки, и в самом деле вполне сформировавшиеся, в соответствующих позах, в соответствующем минимуме одежды, а то и без нее — обширный, грамотно оформленный каталог, за который где-нибудь за рубежом и владелец отеля, и эта шустрая куколка схлопотали бы как минимум лет двадцать. Да здравствуют патриархальные варварские земли, подумала Марина, внимательно разглядывая улыбчивые мордашки. Подняла руку

— Верни-ка вот эту рыженькую… Ага… Вот ее я и жду в самом скором времени.

— У вас хороший вкус, — дежурно улыбнулась горничная.

— А то! — сказала Марина. — У меня масса достоинств, в том числе и хороший вкус…Ну, ступай!

— Простите, не уточните ли ваши… привычки? Это Должна быть откровенная вульгарность или наоборот?

— . Скорее наоборот.

— Понятно. Желаете что-то заказать?

— Обычный набор, — сказала Марина. — Винцо — фрукты-сладости… Только не старайся особенно меня выставлять, я не вчера родилась.

— О, что вы… Временные рамки?

— Пока мне не надоест.

Горничная бесшумно улетучилась. Марина плюхнулась в кресло, блаженно расслабилась, с удовольствием ощущая привычный охотничий азарт. События наконец-то сдвинулись с мертвой точки, начиналась работа. Игра была верная. Восемнадцать девочек, определенно постоянные кадры, не персонально к ее приходу сюда внедренные, она выбирала сама, понадобилось бы чересчур уж невероятное стечение обстоятельств, чтобы…

В дверях возник официант, по ее знаку опустил поднос на столик, получил желтый доллар и испарился. А буквально через пару минут появилась заказанная юная особа, аккуратно притворила за собой дверь, прошла в комнату, заложив руки за спину, прислонилась к стене, поглядывая выжидательно, с легонькой отработанной улыбкой. Вульгарности, и точно, не наблюдалось — желтое платьице, открытое, но строгое, маленькие золотые сережки в ушах, рыжие волосы до плеч, невинные серые глаза. Шла себе мимо девочка из хорошей семьи, направляясь из консерватории в картинную галерею, заглянула мимоходом…

Марина встала, подошла вплотную и принялась пытливо разглядывать новую знакомую. Та, не отводя взгляда, стояла смирнехонько. Потом нейтральным тоном поинтересовалась:

— Мне идти в ванную? Усмехнувшись, Марина двумя пальцами

приподняла ей подбородок, поцеловала в губы, встретив умелый ответный поцелуй, вернулась в кресло и похлопала по широкому мягкому подлокотнику:

— Иди сюда.

Юная особа уселась на подлокотник. От нее веяло хорошими духами — отнюдь не вульгарно — резко. Она уверенно протянула руку, мягким движением расстегнула верхнюю пуговицу Марининой блузки, погладила по шее кончиками пальцев, тихо спросила:

— Так?

Марина легонько отвела ее руку. Покосилась на дисплей могильника — нет, микрофон пока что не работал.

— Не спеши, прелестное дитя, — сказала она, задумчиво водя пальцем по загорелой круглой коленке. — Побеседуем.

— Ага, с разговорами… Понятно.

— Ни черта тебе пока что непонятно, малолетняя развратница, — сказана Марина, дружелюбно улыбаясь. — И как же нас зовут?

— Аня.

— Псевдоним постоянный или выбран на сегодня, ради монархического колорита?

— На сегодня.

— Вот видишь, какая я догадливая… А как тебя зовут по-настоящему?

— В душу лезть будете?

— Ты против?

— Ну, почему? За отдельную плату.

— И часто лезут?

— Случается. Иногда заявляются журналистки. Репортаж из глухих краев о тяжелой судьбе бедненькой дикарки…

— Тебе это не нравится?

— Какая разница? Если платят…

— А сама работа устраивает? Девчонка сделала мимолетную гримаску.

— Бывают занятия и похуже. Тут, по крайней мере, приличное заведение.

— Понятно, — сказала Марина. — И сколько тебе остается, когда свою долю забирают хозяин, эта сучка в передничке и прочие захребетники?

— Половина.

Марина прикинула в уме.

— Ну, в общем, не золотое дно, но и не нищенские подачки.

— Вам, конечно, рассказать мою историю? Как меня, глупенькую, изнасиловал пьяный отчим, а потом бросил первый возлюбленный, и я оказалась на стезе порока?

— Уволь! — отказалась Марина. — Вот за что я терпеть не могу платить деньги, так это за сказочки!..

— Значит, вы не журналистка?

— Да нет, к счастью. Ты не поверишь, ноя — твой долгожданный шанс… Как тебя все-таки зовут?

— Рита.

— Не врешь?

— Не-а.

— Прекрасно, — сказала Марина. — Знаешь, почему я остановилась на тебе? Там, вменю, были и посмазливее, но очень уж смышленая у тебя мордашка.

— Вы еще меня в постели не пробовали.

— Брось пошлости, — сказала Марина серьезно. — В другой раз я с превеликим удовольствием задеру тебе подол, но сейчас у меня на уме одни деловые соображения. Что у тебя происходит в твоей аккуратно причесанной головке, я примерно представляю.

— Интересно, откуда? — не без вызова бросила Рита.

— Не дерзи, — сказала Марина. — Лучше слушай внимательно и соображай. Так вот, насчет твоего «откуда»… Ты думаешь, мы у себя, в Питере, на Севере, все поголовно рождаемся на шитых золотом простынках? Фиг тебе, дорогая Рита! Есть и девочки вроде меня, которым пришлось выгрызать себе ступеньки в очень твердом откосе…

Ты даже не представляешь, насколько это соответствует истине, шлюшка малолетняя, подумала она с налетевшей на миг злостью. Жизнь у тебя, конечно, не сахар, даже в приличном заведении вроде этого, но, ручаться можно, тебя не болтало, одинокую и никому не нужную, как щепку на волнах, посреди бессмысленной и жестокой гражданской войны… Здесь, в Екатеринбурге, по крайней мере, ее не было, когда Россия, устало охнув, стала рассыпаться на куски…

— Смешно, но я вам верю.

— Почему? — с любопытством спросила Марина.

— У вас на миг лицо стало… жесткое.

— Умница ты моя! — сказала Марина. — Правильно я тебя выбрала. Смотри сюда, эфирное создание! Это синие баксы. Пятьсот. В любом случае они твои, потому что это твое персональное вознаграждение сверх установленной таксы. Но это такая мелочь по сравнению с тем, сколько ты можешь получить, если будешь умницей… Секса это не касается никоим образом.

— Ага, — сказала Рита, бережно складывая пополам синие бумажки. — Ситуация проясняется… Мне что, предстоит замочить кого-нибудь?

— А сумеешь?

— Не приходилось пока. Но попытатьсяможно., 4

— Мимо, зайка, — сказала Марина. — Нет ничего хуже человека, который, прельщенный большими деньгами, пытается кого-то замочить. Везде нужны свои специалисты.

— Тогда зачем я вам?

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— А этим благородным делом давно занимаешься?

— Три года.

— Наркотики?

— Нет, спасибо. Насмотрелась, что бывает…

— Ну, вот видишь, я правильно угадала, — сказала Марина. — Ты, милая моя, ждешь, когда представится случай поймать шанс…

— А вы нет?

— И я, — сказала Марина. — Как все безумные люди… Так вот, я и есть твой долгожданный шанс. Вполне возможно, не самый ослепительный, но лучшего пока что нет. Три года, стало быть.., То есть, ты вполне взрослая девочка. Профессионалка, смышленая, не наркоманка… Неплохо знаешь жизнь и этот город, а?

— Пожалуй.

— Так уж сложилось, что мне именно это и нужно. Человек, который знает здесь все, все ходы — выходы, теневую сторону сверкающей витрины… Усекла или тебе долго объяснять?

— Не нужно. Сколько?

— Пока что — пять тысяч. За то, что ты будешь моей тенью. Готовая к услугам в любой момент. С твоей сводней я все урегулирую. Версия для прессы проста: я тобою настолько пленилась, что абонировала на все время своего пребывания здесь. Она согласится?

— За хорошие деньги? Нет проблем! А что мне нужно будет делать?

— Что подвернется. Но, безусловно, не убивать. Это я и сама умею, признаюсь тебе по секрету. Меня в первую очередь интересует твое знание обстановки.

— Понятно. А вы шпионка или работаете на каких-нибудь гангстеров?

— У тебя свои предрассудки?

— Ничего подобного. Просто… нужно знать заранее, кто может свалиться на хвост в случае чего…

— Разумный подход, — кивнула Марина. — Хочешь, я тебе отвечу честно? Я сама еще не знаю, кто мне может упасть на хвост. Вероятно, никто. Или кто угодно… Такой оборот дела подходит?

— Тут все дело в сумме…

— Не задирай цену, лапочка, — сказала Марина ласково. — Во-первых, я сказала, что с пяти штук только начинаю. А во-вторых, я тебя еще не проверила в деле.

— Логично…

— Так как?

— Согласна, — сказала Рита.

На лице у нее было примечательное выражение — с таким люди очертя голову бросаются в холодную воду с приличной высоты. Азарт, надежда, яростная решимость выгрызть у судьбы свой шанс… Именно это выражение" Марине понравилось.

Одним неуловимым движением она в мгновение ока завалила девчонку себе на колени, подхватила ее шею на сгиб локтя, двумя пальцами левой руки легонечко сжала шею под нижней челюстью и произнесла с расстановкой:

— Только имей в виду, пленительное создание… У меня есть дурная привычка убивать людей, которые меня предают. Это делается просто. Применительно к нынешней позиции — достаточно нажать здесь и здесь…

Рита лежала у нее на коленях, не дергаясь и даже не ойкнув, смотрела снизу вверх серьезными глазами — уже не наивными, а умными не по возрасту.

— Ты, конечно, можешь отказаться, — сказала Марина, ослабив хватку. — И умотать отсюда с пятью сотнями. Но если останешься, накрепко запомни нехитрые правила: хорошие деньги за абсолютную верность, похоронный марш за любую попытку предать… Устраивает?

— С небольшими уточнениями, — сказала Рита, от напряжения легонько прикусив нижнюю губку. — Дело даже не в деньгах… Увезете меня отсюда?

— Куда это?

— К вам. Дайте мне только возможность отсюда выбраться…

— Это не так просто сделать, — сказала Марина.

— Но ведь можно, если постараться? А я, со своей стороны, готова в лепешку разбиться…Увезите меня отсюда!

Марина вдруг почувствовала, как лицо у нее цепенеет, стынет. Это было слишком похоже на ее собственный крик двенадцать лет назад, когда она, растрепанная, грязная, в лохмотьях, стояла перед своим нежданным спасителем и, совершенно не владея собой, кричала:

— Увезите меня отсюда!

Нет, в ней не проснулась ненужная сентиментальность. Просто именно так все выглядело двенадцать лет назад, на окраине полуразрушенного города, когда она, чумазая, истощавшая и насмерть перепуганная, стояла среди людей, словно явившихся из другого мира… Вот и все.

— Посмотрим, — сказала Марина медленно. — Ничего не обещаю, но вдруг да заслужишь…

— Кто же вы все-таки?

— Частный сыщик. Читать умеешь?

— Ага.

— Детективчики почитываешь?

— Чаще смотрю.

— Значит, имеешь некоторое представление. Вот только оно мало общего имеет с реальностью. Потому что на деле профессия частного сыщика — олицетворение неожиданностей. Шпион имеет дело главным образом со шпионами, гангстер — с себе подобными. А вот на кого вынесет частного сыщика, заранее сказать невозможно… Тебя такие нюансы, часом, не пугают?

— Ни хрена, — сказала Рит, решительно нахмурясь. — А спросить можно? Почему вы не вербанули какого-нибудь мужика? Наверное, это глупый вопрос, но я и в самом деле не понимаю…

— Ну что ты, — сказала Марина задумчиво. — Вопрос не глупый, а исключительно деловой. Понимаешь ли… Во-первых, зачем мне мужик? Стрелять и бить по морде я неплохо умею и сама. Во-вторых, создание вроде тебя, особенно если нарядить соответственно, на манер прилежной школьницы, вызовет гораздо меньше подозрений. И, наконец, мне, я уже говорила, нужен знаток здешней обстановки, и неважно, какого он пола и возраста…Теперь более-менее понятно?

— Ага. Как вас зовут? Марина хмыкнула.

— Называй меня Фея. Знаешь, если разобраться, я не более чем маленькая фея по имени Свобода. Шляюсь по белу свету в поисках истины. А она, как написано в какой-то старой книжке, делает человека свободным. Вроде бы так: и ты узнаешь истину, и она сделает тебя свободным…

— Ага, — сказала Рита. — Вообще-то истина частенько делает людей и покойниками…

— Ну вот, я рада, что в тебе не ошиблась…Ладно, слезай с колен, а то у меня начинают бродить неделовые мысли, — она тем же мгновенным и сильным движением подняла девчонку обратно на подлокотник. — А вообще-то меня зовут Наталья. В настоящий момент.

— «Фея» мне больше нравится.

— Признаться, мне тоже. Но красивые прозвища, по моему глубокому убеждению, выбирают себе не самые умные люди. Не говорю, что глупые, но — не самые сообразительные. Усекла?

— А какое у вас прозвище?

— Незатейливое, — усмехнулась Марина. — Дикарка. Полностью отвечает моему характеру и, что немаловажно, мне самой нравится. Ладно, оставим пустую болтовню! Ты слышала про такой отель — «Бунгало Ашота»?

Рита кивнула.

— Что за заведение?

— Второразрядное. Я там однажды месяц работала. Не притон, конечно, но и не первыйкласс. Фасад пристойный, но многие в курсе, что за хорошие деньги там можно и укрыться от жизненных передряг, и заключить самые разные сделки с самыми разными людьми, если вы понимаете, о чем я…

— Понимаю. Чего тут сложного? Таких по всей планете хватает.

Узнаю Тимофея, подумала она. Подобное заведение он и выбрал бы в качестве надежного убежища. И, между прочим, совершенно правильно.

— Попробую угадать сама, — сказала она энергично. — Хозяин, конечно, не откровенный гангстер, но знает всех и вся, поспособствует в любой сделке, лишь бы платили, и даже будет свято хранить тайну… Пока ему не заплатят гораздо больше.

— Вот именно.

— При чем тут Ашот?

— Это хозяин. Ашот Гукасян. Мне про него кое-что известно, если вас интересует…

— Меня все интересует. Только в первую очередь — не те грехи, что за ним имеются, а что он за человек. Насколько можно ему доверять и при каких условиях…

Глава пятая

Очень ветреная блондинка

Чуть сбросив газ, плавно поворачивая машину, Марина бросила беглый взгляд в зеркало заднего вида и на мгновение поджала губы. Темная машина по-прежнему висела у нее на хвосте, вполне профессионально и умело, ни разу не оказавшись слишком близко и не отдаляясь, все время маневрируя так, чтобы между ними шли два-три автомобиля. Огни уличных фонарей яркими полосами скользили по чисто вымытому капоту. Машина была вроде той, на которой ехала сама Марина — не большая и не маленькая, не роскошная и не убогая, достаточно быстрая и маневренная. Кто бы там ни сидел за рулем, свое дело он знал. Преследователь прицепился, едва Марина отъехала от гостиницы на подогнанном Петром сером «Опеле». Она уже успела убедиться, что случайностями тут не пахнет. Достаточно покружила по городу, чтобы сделать уверенный вывод. И, разумеется, ни разу не попыталась оторваться. Подобные знаки внимания были, наоборот, крайне интересны. Впервые за краткое время пребывания здесь она столкнулась с самым настоящим посторонним интересом.

Переехав широкий мост, окаймленный рядами желтых фонарей, Марина издали увидела пляску разноцветных огней и огромные неоновые буквы, столь вычурные и украшенные массой завитушек, что они не сразу сложились в ее сознании в довольно стандартную надпись «Кассиопея-клуб». Кроме этого, на фасаде сияло еще множество светящихся узоров, гирлянд сине-желтых лампочек, два огромных телеэкрана — на одном маячили какие-то психоделические пятна и зигзаги, на втором медленно танцевала блондинка в серебряном платье, на фоне каких-то дурацких ядовито-зеленых пальм и оскаленных тигриных морд.

Марина свернула направо, издали высмотрев свободное местечко, лихо загнала машину меж белым спортивным «Хорьхом» и какой-то «японкой» с разбитой левой фарой. Вылезла, нажала нужную кнопку на брелоке сигнализации, остановилась возле багажника, краем глаза наблюдая за преследователем.

Темная машина — оказалось, довольно новый «Датсун» — медленно проехала мимо. Водитель на Марину, конечно, не смотрел, старательно притворяясь, будто тоже выискивает подходящее место для парковки, что было вполне мотивировано. Мужчина. Молодой, лет тридцати. Физиономию эту, можно поклясться, она никогда прежде не видела. Ничего удивительного, учитывая, что большинство населения Земли ей совершенно незнакомо…

Шустро подбежал юнец — парковщик в желтой жилетке с эмблемой клуба «Кассиопея» и такой же кепочке. Марина сунула ему бумажку, получила жетончик с номером, но осталась стоять с расслабленным и ленивым видом человека, который никуда не спешит.

«Датсун» отыскал местечко метрах в тридцати от нее и тоже воткнулся туда довольно ловко. Водитель вылез, расплатился с подскочившим юнцом и, не оглядываясь, направился к входу в клуб с таким видом, словно исключительно ради этого сюда и приехал.

Марина стояла на ярко освещенной асфальтированной площадке, поглядывая в ту сторону, откуда должен был появиться синий «Мерседес», который она обогнала пару минут назад, когда убедилась, что он идет в предсказанном направлении.

Вот и «Мерс», наконец… В окне виднелась белокурая головка, девушка была одна в машине, что, безусловно, облегчало задачу. Марина терпеливо ждала, когда синяя машина отыщет себе местечко и втиснется туда — чуть неуверенно, немножко наискосок, едва не касаясь соседа справа задним крылом.

Девушка вылезла, размашисто распахнув дверцу так, что она с явственным легким стуком царапнула по боку соседнего авто. То же самое заметил и парковщик, подошел, что-то сказал. Светловолосая девушка в зеленом платье рассмеялась так беззаботно, что слышно было и Марине, стоявшей в отдалении, чуточку пошатнулась… Дальнейших слов Марина не разобрала, но, судя по бесшабашным жестам, хозяйка «Мерседеса» заверяла, что в состоянии себе позволить оплатить ущерб и повесомее. Небрежно швырнула юнцу что-то напоминавшее визитную карточку, поправила волосы и, уверенно постукивая каблучками, направилась к входу.

Встрепенувшись, Марина последовала за ней на недалеком расстоянии, как выслеживавший добычу хищник. Никаких сомнений не оставалось — это Женя Клименко, очаровательная и беспутная дочка богатого папы, пассия Тимофея Сабашникова. Вполне в его вкусе, вынуждена была признать Марина после недолгого наблюдения. За милю чувствуется его любимый типаж — натуральная блондинка, шлюха по призванию. Ну, в конце концов, джентльмены, это все же не педофилия…

Марина уверенно шагала к ярко освещенному входу — черный брючный костюм, расшитый белыми и красными узорами, темные волосы плещутся за спиной, на правом запястье позванивает парочка тонких браслетов. Ничего особенно вульгарного. У Жени явно никакого оружия при себе, поэтому Марине не стоит пока обвешиваться пушками.

Она на ходу достала из нагрудного кармана пластмассовую безделушку и приколола на левый лацкан в полном соответствии с наставлениями осведомленной в этих тонкостях Риты. Одна-единственная красная вишенка на длинном черенке — значит, пришла одна и к случайным знакомствам готова. Два листика на черенке разноцветные, белый и зеленый, — объявляют окружающим, что предрассудков лишена полностью, может крутить мимолетные романы как с мужчинами, так и с женщинами. Два браслета — к платному общению вовсе не стремится, иначе браслетов было бы не менее трех, С одной стороны, какая-то дикарская символика, словно у примитивных племен, а с другой — помогает избежать лишних сложностей и недоразумений.

Судя по всему, внешний вид и уверенность Марины идеально сработали на образ постоянной гостьи. Охранники в безукоризненных костюмах, торчавшие внутри у входа, как полагалось, пронзили ее внимательными взглядами, но не задали ни одного вопроса и не поинтересовались, нужна ли помощь в ориентировке.

Зеленое платье мелькнуло впереди, у аркообразного входа в бар, оформленный под пещеру со скелетами вымерших животных по углам, со свисавшими с потолка огромными полотнищами паутины, со столиками в виде валунов и стульями в виде не ошкуренных чурбанов. Очень символично, весело подумала Марина, оказавшись в полумраке, где под потолком среди паутины горели немногочисленные тусклые огни, в углу, в некоем подобии первобытного очага, клубился тяжелый серый дым над багровыми углями, и непонятно откуда доносилась тихая, резковатая музыка. Самое подходящее место для охоты на человека…

Женя уже сидела неподалеку от стойки, и перед ней стояла пузатая бутылка с тонким горлышком. Когда она успела что-то заказать? Ну конечно, ее тут прекрасно знали и моментально выставляли на стол обычную порцию. Неплохо заряжается девочка, подумала Марина, глядя, как ее светловолосая дичь осушила большой бокал вина. Чувствуется немалый опыт и наработанная хватка…

— Что вы желаете?

Перед ней стояла официантка в соответствующем заведению наряде — всего две полоски пятнистого синтетического меха на бедрах и вокруг бюста. Ожерелье из медвежьих когтей на шее наверняка было такой же имитацией, как скелеты доисторических тварей и пластмассовая паутина. Марина неожиданно ощутила легкое раздражение. Она считала себя настоящей дикаркой, и эти глупые декорации для благополучных, сытеньких мальчиков и девочек выглядели сущей профанацией.

— Коктейль, — сказала она. — Не особенно крепкий, и его должно быть много.

— Вам помочь каким-нибудь советом? — спросила официантка с дежурной улыбкой, бросив взгляд на одинокую вишенку на лацкане.

— Сама справлюсь, — ответила Марина вежливо.

Откинулась на спинку стула, имитировавшую высокий кусок коры, рассеянно огляделась вокруг с безмятежным видом прожигательницы жизни, намеренной обосноваться тут надолго. И моментально засекла человека из «Датсуна». Он разместился в углу, в одиночестве, и что-то вдумчиво объяснял официантке, вроде бы не обращая внимания на окружающих.

В секунду Марина его сфотографировала, подняв к глазам мобильник и притворяясь, будто просматривает память. Отпила глоток принесенного с похвальной быстротой коктейля, вновь огляделась, лениво и непринужденно, с самым скучающим видом.

И, похоже, переиграла: к столику подошла молодая красивая китаянка в изящном черном платье без рукавов, с такой же вишенкой над левой грудью, улыбнулась и, спросила на сносном русском:

— Вы кого-нибудь ждете или можно присесть?

Браслетов у нее на руках не было. При других условиях это могло превратиться в небезынтересное экзотическое приключение, но сейчас, увы, Марина находилась на работе. И она с самой доброжелательной улыбкой пожала плечами.

— Простите, ко мне сейчас подойдут…

Китаянка вновь улыбнулась — безукоризненно вежливо, ничуть не огорченно — и отошла к своему столику.

Марина пригубила коктейль, прилежно изучая окружающее. Откуда-то сверху, из танцевальных залов, доносилась громкая музыка, а здесь по-прежнему звучали в полумраке негромкие разговоры, сновали официантки в синтетических шкурах. Кто-то хотел заправиться горючим перед танцами, кто-то завязывал знакомства. Пора, подумала Марина. Пока ее кто-нибудь не снял…

Встала, прихватила свой стакан с дольками каких-то фруктов по краю, решительно подошла к Жениному столику, уселась без приглашения, улыбнулась как можно обаятельнее и сказала:

— Привет!

Женя вскинула на нее пьяноватые глаза. И вот тут произошло нечто примечательное. Взгляд светловолосой красотки явственно вильнул, глаза расширились на миг, на лице мелькнула непонятная гримаса — и тут же все пришло в норму. Женя опять смотрела совершенно равнодушно, как на незнакомую, чуть удивленно. И все же…

Она меня знает, подумала Марина, ощущая внутри пьянящий холодок охотничьего азарта. Определенно, она меня знает, тут нет никакой ошибки. Кто-то ей показал мои фотографии… Ах, какой интересный поворот сюжета… И этот хмырь за спиной… Что же, началась карусель?..

— Привет! — повторила она. — Извини, что я к тебе подсела так запросто, но я только что прилетела, никого тут не знаю, вот и решила познакомиться с первой же очаровательной девушкой. Если я помешала…

— Ну что ты! — воскликнула Женя как-то слишком доброжелательно, торопливо. — Я все равно одна торчу… Ты откуда?

— Из Питера, — сказала Марина.

— Точно?

— С места не сойти. Вот…

Марина достала из сумочки визитную карточку — прямоугольную, роскошную, с голографическими изысками, короной и золотой каймой. Подтолкнула к девушке.

— Ого! — подняла брови Женя, прочитав все, что там значилось. — Наталья Романова, потомственная царевна… Настоящая?

— Будь уверена, — сказала Марина. — Мой род, как ему и положено, восходит к седой древности.

Ухмыльнулась про себя. Нет особого прегрешения в том, чтобы выдавать себя за титулованную особу, пока это не связано с безусловно осуждаемыми законом аферами. Ну, а нахально присвоенная царская корона на визитке порой чертовски помогает в общении с людьми, проверено на опыте.

— Здорово! — сказала Женя. — А на вид тысамая обыкновенная!..

— Ну, понятно, — сказала Марина непринужденно. — Ведь ты не думаешь, что мы так, и ходим в платьях с длиннющими шлейфами, как триста лет назад!

— Да, конечно, — кивнула Женя.

Она ведь меня знает, вновь подумала Марина. Она меня узнала. Означает ли это, что ей вдобавок известно, кто я такая? Или нет? Или ей кто-то просто-напросто показал мои снимки и предупредил, что я могу к ней прийти? Лучше форсировать события…

— Только должна тебя откровенно предупредить, что я — довольно порочная царевна, — сообщила Марина. — Тебя такие не пугают? Как тебя, кстати, зовут?

— Женя.

— А твое имя что-то означает?

— Нет, ничего. Просто Женя.

— Просто Женя… — медленно, задумчиво повторила Марина, протянула руку и накрыла ладонью тонкие пальчики, — Слушай, просто Женя, а тебе кто-нибудь говорил, что такая девочка, как ты, вмиг способна свести с ума порочную царевну?

И, не отводя улыбчивых глаз, не выпуская Жениной руки, поднялась из-за стола» мимоходом бросила на столик банкнот, потянула девушку за руку.

— Пошли.

Женя ошарашено следовала за ней, не сопротивляясь, бросая чуточку растерянные взгляды на свою похитительницу. Только оказавшись под открытым небом, в разноцветном сиянии огней и надписей, спросила беспомощно:

— Куда ты меня тащишь?

— В машину, — сказала Марина, не останавливаясь.

— У меня тут тоже авто…

— Наплюй и забудь! Все равно ты уже столько выпила, что ходком выехать не сможешь, обязательно кому-нибудь бок вспорешь.

— Ну и пошли они!..

— А это ты зря, — Марина уверенно обняла ее за талию и повела к своей машине. — С людьми нужно жить в дружбе и не выделяться без крайней необходимости.

Распахнув дверцу, Марина довольно бесцеремонно втолкнула девушку внутрь и уселась рядом. Поверх Жениного плеча бросила внимательный взгляд на стоянку — ага, незнакомец из «Дагсауна», быстро усевшись в свою машину, сноровисто выехал задним ходом и пронесся мимо. Ручаться можно, сейчас займет позицию где-нибудь поблизости, откуда просматривается стоянка…

— Точно настоящее похищение! — сказала Женя, откинувшись на спинку сиденья вовсе не испуганно. — Меня еще в жизни не похищали…

— В твои-то годы? — фыркнула Марина. — Пора давно угодить в лапы коварных похитителей!

— Неужели выкуп будешь требовать?

— Нет, — сказала Марина. — Какие пошлости!..

Притянула ее к себе, взяла лицо в ладони и надолго приникла к губам. Женя закинула голову, не сопротивляясь. Очень быстро Марина почувствовала, как Женины пальчики довольно умело возятся с пуговицами ее брюк, удовлетворенно улыбнулась про себя, расстегнула черный узорчатый пиджак, развела полы и уронила руки, повернувшись в сторону девушки, гибко выгнулась, одним движением опустила брюки до щиколоток, закрыла глаза…

Женя склонилась к ней умело и сговорчиво. Ее губы, щекоча быстрыми поцелуями, перешли с шеи на грудь, влажными прикосновениями пропутешествовали по соскам, опустились к животу. Марина, расслабленно вздыхая, запустила пальцы в светлые волосы и властно пригнула Женину голову еще ниже.

Быстрый язычок проник в нее с нешуточным опытом, нашел нужное местечко, легкими касаниями вызывая сладостные уколы во всем теле.

Протянув руку на ощупь, Марина откинула спинку сиденья и легла, закинув руки за голову, постанывая. Женя работала над ней сосредоточенно и мастерски, откинула соседнее сиденье, ловко освободилась от платья, окончательно сняла с Марины брюки, помогла снять пиджак, опустилась сверху, накрыв рот Марины влажными губами, и пальцами довела до оргазма так, что «царевну» прямо подбросило. Тяжело дыша, приподнялась, встала над Мариной на колени, насколько позволяла крыша машины, долго гладила ее груди, засыпая лицо растрепанными волосами, опираясь на руки, передвинулась вперед, сцепила пальцы на затылке Марины и требовательно приблизила ее лицо к узким розовым трусикам.

Разорвав их без церемоний, Марина стиснула Женины бедра и добросовестно и долго работала языком, пока Женя не свалилась расслабленно рядом с ней. Они долго лежали, обнявшись, обмениваясь ленивыми поцелуями. Мимо проезжали редкие машины, салон был залит разноцветным мерцанием.

— Ох, как ты меня изнасиловала… — сказала, наконец, Женя, потягиваясь.

— По-моему, обе стороны старались, как могли, — усмехнулась Марина.

— Поедем ко мне? До утра?

— А почему не ко мне? — спросила Марина вроде бы расслабленно и утомленно, но наделе собравшись с прежними ощущениями и стремлениями, свойственными дикому зверю на охоте.

— У меня будет лучше. Сама увидишь. Ладно, подумала Марина, почему бы и нет?

В конце концов, в мою задачу как раз и входит установить с этой особой самый тесный контакт. Вряд ли там прячутся за шторами убийцы, хотя как знать…

— Поехали, — сказала она. — Оденусь только…

— А зачем? — хихикнула Женя. — Ты что, не пробовала? Сама увидишь, какой кайф — голой рассекать город на тачке!..

— Пожалуй, — сделав гримаску, согласилась Марина.

Она подняла спинки сидений, включила зажигание и босой ногой выжала педаль. Лихо выполнила «полицейский разворот», вывела машину на дорогу и дала газ. Определенно в этом что-то было — вести машину голой по ночному городу, на приличной скорости…

Она не настолько расслабилась, чтобы не следить за окружающим. И очень быстро отметила, что «Датсун» вновь возник сзади, как чертик из коробочки. Мало того, в отдалении за ними, как привязанная, двигалась еще одна машина…

Глава шестая

Логово

Она всегда просыпалась, как дикий зверь — в одно мгновение, сразу и полностью привязывая себя к реальности. Вот и сейчас хватило одной секунды, одного беглого взгляда по сторонам, чтобы определить: обстановка самая безмятежная, ничто пока не угрожает ни жизни, ни служебным интересам.

Марина, как и следовало ожидать, проснулась на огромной постели в светло-сиреневых тонах, за ночь так и не превратившейся в грязный каменный пол какой-нибудь подземной темницы. Чудовищ и злобных тюремщиков тоже не наблюдалось в пределах прямой видимости. Сплошь высокие, слегка раздвинутые шторы, сделанные словно из невесомого птичьего пуха, проникающее в комнату утреннее солнце… Растрепанная белокурая головка лежала у Марины на животе, а вокруг валялись всевозможные сексуальные игрушки и приспособления из богатейшего Жениного арсенала.

Ну, будем считать, что это мне — вместо отпуска, подумала Марина, блаженно потягиваясь и бесцеремонно сбросив при этом на простыню светловолосую голову. Случайная подруга буркнула что-то, не просыпаясь и посапывая с закрытыми глазами.

В спальне царила идиллия. Но взгляд Марины, устремленный на разметавшуюся ничком белокурую красотку, нежную и слабую, как стебель цветка, на какое-то время стал не просто холодным и жестким — совершенно пустым и безжалостным. С такими глазами видавший виды человек обычно убивает, несуетливо и грамотно.

Ее и в самом деле всерьез тянуло сомкнуть пальцы на этом хрупком горлышке — совсем ненадолго, но этой паршивке хватило бы с лихвой. Успела бы пожить еще достаточно, чтобы с минуту хрипеть, выкатывая глаза и синея личиком…

Ничего личного, если вдуматься. Просто-напросто эта холеная куколка имела все то, чего Марине двенадцать лет назад пришлось лишиться не по своей воле: покой и уют, достаток и безопасность, живых родителей и дом, куда никогда не ворвутся осатаневшие рожи с автоматами наперерез, воняющие потом, водкой и безнаказанностью. Прилив ненависти был настолько острым и жгучим, что Марина с ним боролась вопреки обычным меркам добрую минуту.

Потом эта завистливая ярость улетучилась, но оставила деловую холодность. Преспокойно протянув руку, Марина двумя пальцами зажала Жене нос, а ладонью прикрыла рот, так что та поневоле моментально рассталась со сладкой дремотой и села, вырываясь, недоуменно отфыркиваясь и полной грудью хватая воздух.

— Что за шутки?! Ты вчера была такая ласковая…

Марина усмехнулась, молниеносным кошачьим движением перевернулась на живот, нависла над ней, опираясь локтями на постель и, словно невзначай, сложила на Женином горле переплетенные пальцы.

— А я и сейчас ласковая, скоро начну мурлыкать по-кошачьи…

— Пусти, мне так неудобно!..

— Лежи, не дергайся, — сказала Марина, гипнотизируя ее немигающим взглядом. — Женя, а тебе не приходило в голову, что случайных подружек вроде меня опасно бывает приглашать домой?

Женя моргнула, пытаясь обратить все в шутку.

— Но ты же не собираешься меня грабить? Резать на куски? Ты, в конце концов, потомственная царевна…

— Милая, — проникновенно начала Марина, — если бы ты знала, сколько народу перерезали благородные цари, графы и князья, ты бы по ночам не спала, — она рассмеялась и немного ослабила хватку. — Успокойся, заинька, а то у тебя что-то уши побледнели!.. Нет у меня никаких злодейских планов на твой счет. Есть только вежливая просьба… Тебе знаком парень по имени "Тимофей Сабашников. Я в курсе, что вы с ним кувыркались на этой самой постели, где мы сейчас так душевно беседуем… Ну?

— Откуда ты его знаешь?-познакомились случайно, — сказала Марина. — То ли на скачках, то ли в питерском борделе…

— Я же не дура…

— Хочется верить. Так вот, сдается мне, что Тим оставил у тебя кое-какие безделушки, которые, я уверена, просил передать в случае чего его далеким друзьям, готовым ради такого случая специально прилететь в ваше захолустье.

— Го-осподи! — воскликнула Женя, округлив глаза. — Ты, выходит, тоже из этих… Насчет плаща и кинжала…

— Знаешь, актриса из тебя довольно бездарная, — уверенно сказала Марина. — Так давно уже не играют — гляделки как плошки, рот разинут, уши в трубочку!.. Он тебе оставлял что-нибудь? Шутки кончились, заинька! Приятно было с тобой побарахтаться, но такая уж я порочная царевна, что интересы дела для меня на первом месте. Я сюда летела не ради твоих прекрасных глаз. И, если будешь вилять… — она опустила сплетенные пальцы на горло Жени, чуть придавила, потом ослабила хватку. — Не слышу?

— Боже, какая ты грубая… — с навернувшимися на глаза слезами придушенно простонала Женя.

— Какая есть, — сказала Марина нетерпеливо. — Ну?

— Слушай… Если ты и в самом деле… оттуда… ты должна знать пароль…

— Ну, за этим дело не станет, — сказала Марина сговорчиво. — Пожалуйста… Пароль — «Танго-четыре», — убрала руки, всмотрелась с интересом. — Разве я что-то неправильно сказала?

— Да нет, все правильно…

— А если тебе знаком пароль, это и подавно у тебя! Гони!

Женя грустно вздохнула.

— Я думала, у нас завязывается самая настоящая романтическая любовь — после случайной встречи по всем законам жанра. А ты, я теперь понимаю, меня просто-напросто выследила…

Марина прищурилась.

— А что, тебе было плохо?

— Наоборот…

— Вот и шевели попкой!

Марине не хотелось пускаться в долгие, прочувствованные разговоры здесь, именно в этой спальне, потому что верный аппарат давным-давно зафиксировал в роскошном будуаре целых четыре микрофона, все до одного действующие, и все наперечет — отнюдь не старомодная рухлядь, никакого сравнения с «клопиком» в гостиничном номере. Девочку пасли, и крепко. В некоторых отношениях, согласно извращенной логике того Зазеркалья, что представляла Марина, это было вовсе не скверно. В некоторых отношениях даже просто прекрасно. Но все равно присутствие микрофонов рядом вызывало легкую брезгливость и неудобство, вроде камешка в туфле…

Женя, легко вспорхнув с постели, отошла в угол, к узкой прямоугольной панели, едва различимой на фоне стены. Марина зорко следила за ней — на всякий случай, если этой испорченной кукле вдруг придет в голову извлечь что-нибудь вроде пистолета.

Обошлось. Женя протянула ей две дискеты в футлярах.

— Ты их не смотрела? — спросила Марина. Женя замотала головой.

— А зачем? Мне эти дела совершенно неинтересны. Тимофей был хорошим парнем, я просто хотела оказать ему услугу…

— Вот и молодец, — рассеянно сказала Марина, вмиг надевая чуть измятый костюм и обеими ногами ныряя в туфельки. — Давай, подставляй щечку, я тебя чмокну на прощанье, как-никак не чужие!..

Быстренько подставив щеку, Женя уныло протянула:

— И мы теперь, конечно, больше никогда не увидимся…

Марина приподняла ей подбородок, заглянула в глаза, фыркнула:

— Что, я успела тебе внушить столь глубокие и пылкие чувства? Кто бы мог подумать… Не переживай, мы с тобой еще встретимся, клятвенно тебя заверяю…

Самое смешное, что я нисколечко не покривила душой, думала она, выходя из огромной квартиры. Обязательно встретимся, и довольно скоро. Как только я хотя бы приблизительно начну понимать, что вокруг меня, черт побери, происходит, и где искать концы…

Спустившись в подземный гараж, она еще издали выставила мобильник. Услышала электронный сигнал, взглянула на появившийся символ, покрутила головой, пожала плечами и тихонько сказала себе под нос:

— В общем, логично…

Пока ее машина коротала ночь в гараже, чья-то заботливая рука присобачила куда-то — скорее всего, под днище — электронный «маячок». Кому-то очень хотелось знать, куда Марина на этой машине ездит — вот ведь тварь любопытная…

Но и это в некоторых отношениях было если не приятно, то, безусловно, полезно: нет ничего хуже, как чуять поблизости затаившегося противника, и не более того. Другое дело, когда он вылезает из укрытия, обозначает свое присутствие так и этак — и, в итоге, сам не успевает заметить, как оказывается на расстоянии доброй плюхи…

«Маячок» она пока извлекать не стала — поскольку ехала в гостиницу и не собиралась держать этот маршрут в тайне ни от кого.

«Датсун» за спиной так и не возник. Зато появилась вторая машина, определенно та самая, что висела на хвосте у них обоих по дороге из ночного клуба. Умело и старательно сопровождала на значительном отдалении. То ли преследователи не полагались на электронику, то ли, что вероятнее, принадлежали к двум разным бандам.

Рита валялась на диване в пушистом купальном халате Марины и увлеченно таращилась на экран, где гоняли какую-то бодягу с томными красотками в пышных платьях и офицерами в мундирах века не ранее чем позапрошлого.

— А ты что это бездельничаешь, моя могучая правая рука? — спросила Марина без особого раздражения. — Или делать совершенно нечего?

— Ага, — сказала девчонка, не меняя позы. — Все, что ты поручала, я сделала.

— Все-все? — с сомнением переспросила Марина.

— Ага.

— Номер «Датсуна»?

— Вот это оказалось проще всего, — сказала Рита. — Толкнулась к знакомым, те напрягли своих знакомых, и очень быстро по цепочке прилетел конкретный результат. У него полицейские номера на тачке. В принципе, мне с самого начала известно, что это «песьи» номера, кто ж их у нас не знает… Но ты ведь просила выяснить конкретно. Это не служебная тачка, а личная. Хмырь-хозяин работает в уголовном управлении, капитан, вот тут записано имя и адрес…

— Молодец, — сказала Марина, бегло глянула на листок бумаги, разорвала его на четыре обрывка и спалила их в пепельнице, щелкнув серебряной зажигалкой. Она почти не курила, но всегда держала при себе сигареты и зажигалку, мало ли где пригодятся. — Только на будущее заруби себе на носу: такие вещи следует тут же запоминать, надежно и накрепко, а записки с собой таскать не следует. Пушку достала?

— Тоже мне, сложности… — Рита достала из-под большой пушистой подушки небольшой сверток. — Ты ведь револьвер просила? Вот он, а вот коробочка патронов. Ты особо подчеркивала, что тебе непаленый нужен? Получай новехонький, в смазке. Я подозреваю, их откуда-то со складов тырят, но уточнять не стала — к чему людей зря расспрашивать? Ну, что еще Гукасян в городе, торчит у себя в заведении, где, говорят, и живет, так оно, надо полагать, надежнее… Да, у меня после всех расходов еще осталось восемьдесят баксов, в чем честно и отчитываюсь. Я их тебе в стол положила

Марина присела рядом на диван, присмотрелась, покрутила головой, испытывая определенное уважение.

— Зайка, ты вне конкуренции… Кстати, мое настоящее имя — Марина.

— Просто я знаю жизнь, — сказала Рита. — И этот долбанный город — с изнанки…

Легонько взъерошив ей волосы, Марина спросила:

— Ты, вообще, откуда вынырнула? Должны быть родители и все такое прочее, у вас же не было войны…

— Ага, — сказала гита, поскучнев. — И мама с папой, и любимая двоюродная сестричка. Ты ее видела, это та самая сучка в фартучке. Ну, с нее какой спрос? Папа с мамой попросили ее меня устроить на хорошую работу, она и устроила…

— Понятно, — сказала Марина, встала и отвернулась к окну, чтобы не поддаваться и тени ненужной сентиментальности. Еще ничего нерешено, не ясно, все в тумане, и любой человек может оказаться подставой с безупречной легендой.

— Марина. — А?

— Ты, правда, ничего не хочешь?

Она обернулась. Рита смотрела с вызовом, откинув полу халатика с круглого бедра.

— Зайка, не спеши передо мной суетиться, — сказала Марина хмуро. — Все в нашей жизни должно идти просто и естественно. Когда я тебя захочу, будь уверена, обязательно приласкаю. А сейчас устала, как собака, всю ночь работала… И теперь…

Она замолчала, услышав звонок, подбежала к столу и схватила телефон. На дисплее прежде всего высветились рыцарские доспехи, окруженные венком из колючей проволоки — знак того, что разговор надежно защищен от многих видов подслушивания. В этом не было ничего необычного, почти стандартная процедура для большинства ее разговоров. Но потом появилось нечто незнакомое — африканская маска, похожая очертаниями на миндальную косточку, вся в полосах и кругах. И затем на дисплее появился Степан. Блеснул великолепными зубами.

— Привет, подруга! Как оно там?

— Все в пределах нормы, — сказала Марина. — Никто пока не стреляет в спину, солнышко светит…

— Короче, подруга, ты поаккуратнее там…Чует мое сердце, что Дэн по особому к тебе расположению подсунул особенно вонючее дело. Зря я, что ли, изощряюсь? Маску узрела?

— Ага. Это что, талисман?

— Люблю я твое чувство юмора!.. Это новая программа антипод слушки. Между прочим, моя разработочка. Так надежнее. Короче, помнишь ту почтовую фирмочку с незатейливым названием?

— Когда бы я успела забыть?

— Марина, слушай внимательно!.. Я все выяснил совершенно точно. Не могу утерпеть ине похвастаться: задачка была не из легких, за мной на сей раз гонялась змеюка еще почище, но я мало того, что ускользнул, сумел еще пошарить в том гнездышке, над которым она бдительно торчала. Гений я, что скромничать…

— Короче, гений! — сказала Марина, ощущая нехороший холодок.

— Эта фирма — классическое и патентованное пристанище птичек-призраков. По высшему классу. Ты поняла?

— Поняла.

— Ты меня хорошо поняла?

— Усекла на отлично! А ошибки нет?

— Никаких ошибок! Знала бы ты, куда я залез… Даже у меня, человека привычного, задницу от страха сводило. Все исключительно ради тебя! Оцени и не забудь по возвращении… — он встрепенулся, глянул куда-то вбок. — Ладно, я еще покопаю, потом тебе брякну…

На дисплее появился значок, свидетельствовавший об окончании разговора. Интересные дела, подумала Марина, кладя телефон на столик так бережно, словно он был из тончайшего хрусталя и мог разлететься вдребезги от любого неосторожного движения.

То, что раскопал Степан, ничего не проясняло. Правда, и ничего пока не запутывало. Просто-напросто добавляло непонятных сложностей. Птицы-призраки высшего класса. Говоря проще для непосвященных — замаскированный под крохотную частную контору отдел одной из мощных разведслужб, созданный для выполнения каких-то засекреченных и серьезных задач. Зачем Тимофею понадобилось вдруг выяснять окольными путями, что такое эта «Первая звезда», если в случае какой-то необходимости можно было отправить официальный запрос? Подобные комбинации, как давно известно понимающим людям, обычно свидетельствуют, что дело воняет на милю. Во что это мы все вляпались? Ладно, ладно, не стоит раньше времени строить в уме головоломные конструкции…

Она открыла ноутбук и вставила первую из полученных от Жени дискет. Рита потянулась заглянуть через ее плечо, но Марина строго прикрикнула:

— Носик держи подальше! — и добавила помягче: — Зайка, не стоит любопытствовать сверх меры, это сплошь и рядом чревато…

Девчонка сговорчиво отошла. Марина опустила пальцы на клавиши. Содержимое, как и следовало ожидать, оказалось запертым, но «замок» тут же поддался стандартному «ключу», действовавшему в их отделе до конца месяца.

Судя по первым впечатлениям — и по последующим тоже — Тим проделал прекрасную работу. Трудолюбиво и кропотливо восстановил путаную биографию думца по кличке Цезарь, с педантичностью опытного бухгалтера собрав богатейшую коллекцию потаенных делишек — грязненьких, грязных и таких, для которых определение «грязь» уже не годилось, поскольку выглядело в данных условиях чересчур благородным. Структура коррупционных связей, длиннейший список нарушенных местных законов — чуть ли не все без исключения — убийства криминальные и политические, совершенно неприглядные связи, предосудительные даже на здешнем фоне эротические забавы, шашни с китайцами и какими-то подозрительными ребятами с Ближнего Востока…

Вторую дискету можно не смотреть — наверняка она лишь дополняет в том же стиле прелюбопытное жизнеописание. Отличная работа, готовое учебное пособие для суперзасекреченных семинаров по основам оперативной работы. Собственно говоря, во исполнение четко высказанного, недвусмысленного приказа Марине оставалось лишь взять билет на самолет и преспокойно возвращаться в Питер, увозя драгоценную добычу…

Если бы только она была уверена, что в руках у нее — драгоценная добыча! Но уверенности не было, то-то и оно…

Вновь зазвонил мобильник, вновь появились рыцарские доспехи, а следом за ними — загадочная африканская маска. Но едва Марина успела схватить со стола телефон, он умолк, а дисплей очистился. Она еще немного подождала, но ничего не произошло. Пожала плечами, открыла дверцу шкафа и стала прикидывать наряд для очередного выхода в свет. Сама звонить Степану она не стала. Категорически запрещалось, пребывая на задании такого рода, брякать в родную контору с личных телефонов, мало ли кто проследит…

Вскоре она вышла из гостиницы. Короткая, но строгая черная юбка, вполне консервативная белая блузка с длинными рукавами, без выреза и прозрачных вставок, строгая прическа, очки, белая плоская сумка на плече. Студентка или девушка из приличной конторы, в любом случае, олицетворение благонравия.

«Маячок» остался на стоянке у гостиницы, прилепленный под крыло солидного черного «Опеля», а Марина преспокойно отъехала. Без особых блужданий и приключений добралась до почтамта, выглядевшего почти современно.

Сначала отправила короткое электронное письмо в милый город на Балтике, некоей Алисе Дудиной, обычный девичий треп — первые впечатления от экзотической сибирской глуши, пара вопросов об общих знакомых, наилучшие пожелания. Само собой разумеется, это была шифровка, опять-таки краткая, стандартное сообщение о том, что прибыла она благополучно, осмотрелась, приступила к работе, но похвастать пока что нечем.

Другими словами, Марина выслала неприкрытую дезинформацию, точнее, откровенную ложь. Поведение, для агента, безусловно, предосудительное. Но она решила поступить именно так.

Поднялась на второй этаж, отыскала электронный информаторий какой-то допотопной системы, однако работающий. Быстро разобралась в клавишах. И минут пять — благо, перед электронным устройством нет нужды лицедействовать — выясняла, может ли она при наличии соответствующих денежных сумм отправить письмо не обычной почтой, а с помощью какой-нибудь дорогой, но надежной частной конторы.

Ее капризы простирались все дальше, драгоценное письмо должно было переместиться к адресату непременно по воздуху. И, в конце концов, автомат выдал ей список из семи подобных почтмейстерских фирм, открывших в этом городе свои представительства.

Третьей в списке стояла «Первая звезда» с пометкой «нерегулярные рейсы».

Марина испытала нечто вроде триумфального ликования, но тут же поскучнела. Собственно говоря, никаких сногсшибательных открытий. Есть здесь представительство, ну и что?

Через четверть часа она неторопливо проехала мимо офисного здания, где среди двух десятков других вывесок красовалась и эмблема «Первой звезды». Заходить не было смысла: скорее всего, не только у нее, но и у любого, способного оплатить недешевые услуги, примут письмо или посылку, а потом честно доставят по адресу. Причем большая часть персонала наверняка вовсе не посвящена в закулисные дела.

На первом перекрестке она развернулась, прибавила газу и понеслась на восток, удаляясь от центра города.

Ехать пришлось недолго. Гостиница «Бунгало Ашота» располагалась в тихом квартале, лежавшем в отдалении от шумных центральных улиц. Прижав машину к тротуару, Марина выключила мотор и неторопливо огляделась.

Это был тишайший квартал, совсем небольшой. Справа — два ресторанчика, абсолютно безлюдных и совсем маленьких, кинотеатр и аптека. Слева — упомянутое «Бунгало», бар, тоже словно вымерший, парочка вовсе уж крохотных антикварных магазинов и еще один ресторанчик. Повсюду тишина, безлюдье, аккуратно подстриженные газоны, чисто вымытые стеклянные витрины…

Подобные квартальчики Марина прекрасно знала, они одинаковы под любыми широтами. Что бы там ни значилось по документам, владельцем всего квартала, от газонов до водосточных труб, обычно являлся один-единственный человек, в данном случае, господин Гукасян, и все это — одна большая декорация. Разумеется, случайный турист мирно сможет посидеть в баре, его никто не ограбит и не обидит. Наоборот, все заведения пользуются самой лучшей репутацией, там всегда спокойно до неправдоподобия, но потаенно кипит двойная жизнь. В задних комнатках ресторанов идут прелюбопытные переговоры и переходят из рук в руки интересные вещи. На втором этаже кинотеатра, куда посторонний уже не попадет, нередко развлекаются замысловато и предосудительно с точки зрения закона тихие господа с толстыми бумажниками, а в аптеке наверняка найдутся порошки и пилюли, имеющие мало общего с легальной фармацевтикой.

Понимающему человеку все ясно с первого взгляда — классическое городское поместье темного дельца. Один несомненный плюс: именно в такой гостинице может устроить себе надежное логово человек вроде Тимофея или самой Марины, по крайней мере, до тех пор, пока хозяина поместья не перекупят или не возьмут на испуг.

Наверняка ее машина уже виднелась на каком-нибудь мониторе в одном из заведений. Не колеблясь, Марина вышла, прихватила сумку и направилась к синим стеклянным дверям «Бунгало».

Она шла целеустремленно, с безмятежным лицом, постукивая каблучками и что-то беззаботно насвистывая.

Глава седьмая

Дорога к истине

Конечно, довольно опрометчиво было соваться сюда, не зная здешних специфических порядков, но приходилось рисковать. Просто так в подобных местах не убивают даже незваных пришельцев, для этого нужно очень постараться, оттоптать массу любимых мозолей и сунуть нос чересчур глубоко.

В безукоризненно чистом вестибюле за стойкой сидела черноволосая девушка в строгом синем пиджаке с золотой эмблемой отеля на лацкане. В мгновение ока высмотрев лестницу на второй этаж, Марина попыталась, что называется, прорваться нахрапом. С независимым видом простучала каблучками мимо брюнетки, небрежно, на ходу, даже не поворачивая головы, взмахнув ключом с брелоком.

Брюнетка не произнесла ни слова, не попыталась задержать. Марина беспрепятственно достигла лестницы.

Там ее и ждали. Здоровенный черноволосый парень в отличном костюме повернулся к ней лицом на лестничной площадке, непреклонно перекрывая дорогу, а сзади, откуда-то из служебных помещений, возник второй, по первому впечатлению, его брат-близнец. Крепкие, рослые ребята восточного типа с равным успехом могли оказаться как жителями Кавказа, так и коренными обитателями Малой Азии. Пиджаки специфически оттопыривались под левым локтем, но, разумеется, лицензии частных охранников или чего-то вроде у обоих в полном порядке…

— Простите, девушка, вы куда спешите? — спросил тот, что стоял на лестнице, пока довольно вежливо.

Судя по обращению, веяния неоэтики этот райский уголок облетали стороной.

— К себе в номер, — сказала Марина с самой беззаботной и чарующей улыбкой, поднимая перед лицом двумя пальцами ключ.

— Можно взглянуть?

— Да, пожалуйста, — сказала Марина с вовсе уж ослепительной улыбкой, которая не оказала должного воздействия.

Взяв у нее ключ, привратник смотрел на него пару секунд, не больше, и поднял на Марину темные внимательные глаза.

Простите, там живете вовсе не вы…

— А вы ничего не путаете? — пожала она плечами.

— Деньги мне платят еще и за то, что я ничего не путаю. Может быть, вы просто не туда зашли? Домом ошиблись?

Другими словами, ей благородно предлагали выметаться отсюда к чертовой матери без всяких последствий. Бездна благородства и дружеского расположения…

— Прекрасно, — сказала она. — Ну, а как быть, если мне все же позарез нужно попасть в этот номер?

Черноволосые переглянулись.

— Может быть, вы домом ошиблись? — повторил один.

— Парни, идите вы к черту! — сказала Марина. — Не буду я с вами препираться!.. Хозяин здесь? Господин Гукасян, я имею в виду?

— А вы уверены, что вам так уж необходимо с ним видеться?

— А ты уверен, что тебя кто-нибудь может испугаться?

Он сдержался, только помрачнел. Вежливо показал рукой.

— Прошу сюда…

Марина свернула в узкий коридор под табличкой «Служебные помещения», включив на полную мощность все свои дикарские рефлексы, чтобы не получить ненароком сзади по голове. Обошлось — парень с бесстрастной физиономией вышколенного лакея проводил ее до дубовой двери, деликатно постучал и тотчас распахнул. Что-то сказал с порога на абсолютно непонятном Марине языке, пропустил ее внутрь и захлопнул за ней дверь, остался в коридоре и наверняка не ушел, застыл у двери. Где-то тут, конечно, есть потайная кнопка, а там, снаружи — звонок или лампочка, это азбука для таких мест…

Кабинет был небольшой, обставленный с некоторым вкусом. На стене красовался парадный портрет президента и парочка каких-то дипломов в застекленных рамках, с красными большими печатями.

За столом сидел горбоносый смуглый субъект в белоснежном костюме и розовой рубашке, у него были умопомрачительные усики в три миллиметра толщиной, безукоризненный пробор. На безымянном пальце правой руки сверкал огромный бриллиант, судя по всему, настоящий. Марину так и подмывало оглядеться — где-то поблизости непременно должна лежать белая широкополая шляпа бессмертного фасона «борсалино». Этот типчик словно соскочил с экрана, где крутят антикварный фильм о бурных разборках в Чикаго лет сто двадцать назад.

— Здравствуйте, — как ни в чем не бывало, сказал человек за столом. — Садитесь, пожалуйста. Меня зовут Ашот, фамилия моя Гукасян. А как вас зовут и как ваша фамилия?

Марина спокойно уселась, сдвинув колени, как школьница в престижной английской школе. Подумала и сказала:

— Меня зовут Катя. Фамилия моя вряд ли вам интересна, она у молодых девушек — понятие неустойчивое, может смениться в любой момент…

— И все-таки?

— А как вы проверите, если я совру?

— Да, действительно, как? — подхватил он в нешуточной задумчивости. — Мне доложили, вы пытались пройти в номер с чужим ключом…

— Было дело.

— Но это же нехорошо…

— А я себя и не выдаю за хорошую девочку, — сказала Марина с усмешкой.

Гукасян встал из-за стола, неторопливо подошел к Марине и быстрым движением сорвал у нее с плеча ремешок сумочки. Она не шелохнулась, глядя снизу вверх с безмятежной усмешкой. И сидела так, пока хозяин бесцеремонно копался в содержимом сумки, разглядывая ноутбук, косметичку, телефон. Пожала плечами.

— Разве это законно — вот так беззастенчиво обыскивать человека?

— Вряд ли, — подумав, сказал Гукасян, возвращая ей сумку — Пожалуй, совершенно незаконно… Давайте позовем полицейского, и выему на меня пожалуетесь.

— Не стоит, — сказала Марина.

Он поднял брови, прошелся по кабинету

— А почему вы не хотите позвать полицейского?

— Ужасно скучный и неинтересный народ.

— Пожалуй… Итак, Катя… Вы что, гостиничная воровка?

— Какие пошлости… — сказала Марина удрученно. — Вы меня обижаете. Я сейчас заплачу.

— Не надо, — серьезно сказал Гукасян. — Терпеть не могу, когда девушки хнычут.

— Я не говорила, что захнычу. Я сказала — заплачу.

— Тем более. Может быть, перестанем разыгрывать какие-то непонятные сцены? У меня масса дел. Не я к вам пришел, а вы ко мне, вам и начинать…

Марина, подумав, положила ногу на ногу, отметила, что его глаза сузились соответствующе, ухмыльнулась про себя и сказала:

— Мне нужно попасть в тот номер.

— Зачем?

— Это мое дело.

— Милая Катя, — серьезно сказал Гукасян, — неужели я похож на дурака? На растяпу, который позволит шляться по своему отелю первой пришедшей с улицы подозрительной девице, пусть даже очаровательной и скрасивыми ножками?

— А теперь оденьте меня взглядом, мне холодно, — сказала Марина.

— Вы не ответили. Я похож на идиота?

— Не думаю.

— Тогда у вас должны быть какие-то основания…

Марина сосредоточилась. Предстояло не то чтобы самое трудное — самое туманное. Тимофей явно вляпался в нехорошее, и те, кто сцапал его в ловушку, могли давным-давно перевербовать Гукасяна, перекупить, запугать… И в любую минуту начнется карусель, ввалятся какие-нибудь морды…

— Ну да, конечно, у меня есть основания, — сказала она медленно, мельком взглянув на дисплей мобильника и убедившись, что микрофонов здесь нет. — Мы оба, Тимофей и я, занимаемся одним делом. Каким именно, вам не стоит интересоваться, вы опытный человек и знаете жизнь. От лишних знаний — лишние печали…Там, в номере, остались кое-какие вещички, которые я хотела бы забрать. Вам это абсолютно ни к чему, а мне пригодится. Наверняка Тим вамговорил о таком обороте дел. О том, что кто-то придет и захочет осмотреть номер…

— Предположим.

— Он не мог знать заранее, кто именно придет, — сказала Марина. — И потому оставил нечто вроде нейтрального пароля, подходящего для любого… Я права?

— Предположим.

— Значит, он вам сказал, что его друг — любой, кто придет от безвременно усопшей тетушки Марты…

Она внутренне напряглась. Пароль был совершенно правильный, действовавший в их группе опять-таки до конца месяца. Однако возможны самые неожиданные повороты…

— Предположим… — в третий раз повторил Гукасян, на сей раз гораздо задумчивее и словно печальнее. — Допустим…

— Я неправильно назвала пароль?

— Я этого не говорил.

— Тогда за чем же дело стало? Гукасян вздохнул.

— И вы тоже играете в эти игры?

— В какие? — невинно глянула на него Марина.

— Странные вы люди, — сказал Гукасян. — Человеку следовало бы иметь свое дело, свойуютный дом, сидеть на крылечке, здороваться с добрыми соседями…

— Что-то я не видела в вашем квартальчике такого крылечка.

— Ну, я чуточку метафорично… В общем, человеку лучше всего сидеть дома и заниматься делом, а не болтаться по всем свету в поисках каких-то загадок. Люди вроде вас, бродяги, простите, то и дело сваливаются на головы честным содержателям гостиниц, впутывают в свои сложности, причем выгоды от этого сомнительные, а вот неприятностей — масса…

— Мне кажется, я уловила ход ваших мыслей, — весело сказала Марина, расстегнула потайной карман сумки и достала несколько сложенных вдвое бумажек. — Здесь тысяча долларов. Синими. Это в самый раз…

Она положила деньги на стол, поднялась, подошла к стене и принялась разглядывать дипломы. Когда обернулась, хозяин стоял в прежней позе, на том же месте, а деньги по-прежнему лежали на темной полированной поверхности.

Марина подняла бровь.

— Неужели мало? По-моему, вполне достаточно…

Гукасян тяжко вздохнул.

— Наш мир такой злобный и коварный…А вдруг вы из полиции?.. Или того хуже?..И деньги у вас меченые, а под блузкой полно микрофонов…

— Да что вы такое говорите? — удивленно воскликнула Марина. — Я — приличная девушка! У меня и бюстгальтера-то под блузкой нет, а вы говорите о микрофонах!.. Они бы щекотали! И потом, с какой стати полиции вас провоцировать?

— Кто их знает, — печально сказал Гукасян. — Работа у них такая, только и думают, как бы устроить провокацию честному труженику…

— Но я же назвала пароль! Он снова вздохнул.

— Неизвестно, как он к вам попал…

— Вот теперь вы тянете время, — сказала Марина. — Совершенно откровенно. Вам нужно что-то еще?

— Всем нам в этом мире не хватает любви и теплоты…

Она прислонилась к стене, заложив руки за спину, старательно сохраняя на лице серьезное и отрешенное выражение, свойственное озабоченной предстоящими экзаменами умненькой, честолюбивой студентке, и наблюдая, как взгляд Гукасяна липнет к ее ногам.

— Если я вас правильно поняла, вы определенно намекаете на все эти порочные вещи, что происходят меж коварными обольстителями и невинными девушками… Мама меня отчего-то такого предостерегала, и девчонки говорили, что мужчины, стоит оказаться с ними наедине, вытворяют ужасные вещи…

— Ходят такие слухи, — ухмыльнулся хозяин, подходя к ней бесшумной кошачьей походкой, посверкивая безукоризненными зубами и бриллиантом.

Во всем этом — от походки до пробора — был даже не дурной вкус, а целая охапка дурацких штампов, заезженных кинематографом еще сто лет назад. Однако здесь, надо полагать, все эти приемчики и прибамбасы считались подлинным светским шиком, непременной принадлежностью всякого уважающего себя темного дельца. Так что Марина особенно не удивлялась, считая, что к туземным обычаям следует относиться терпимо — в рамках той же неоэтики.

Дурочке ясно, чего от нее хотят в качестве входного билета. Можно, конечно, вместо этого откровенно надавить, обрисовав вкратце свои немалые возможности и нешуточную крутизну. Однако Марине вовремя пришло в голову, что далеко не всегда полезно палить из пушек по хомякам. Пушка, конечно, способ на произвести на хомяка самое сокрушительное воздействие, но вот попасть в него гораздо труднее, чем, скажем, в слона. В каждой ситуации должны работать свои инструменты, переигрывать не стоит. Здесь, в этом поганом квартальчике, великая российская столица выглядит, есть такое подозрение, чуточку нереальной. Именно в силу своего величия и отдаленности. Вроде дракона из базарных россказней в волшебной стране — то ли есть он за семью морями, то ли врут… Чересчур неравны весовые категории, несопоставим масштаб государственных спецслужб и местных делишек, а значит, не будет должного ощущения реальности угрозы. А хорошая угроза всегда должна умещаться в сознании того, кому угрожаешь. Так что праще уступить его низменным инстинктам. Не убудет, а для дела выйдет польза.

И она осталась стоять неподвижно, выжидательно поглядывая.

— Понимаете, — задушевно сказал Гукасян — Мы, восточные люди, до сих пор ужасно патриархальны. По моему глубокому убеждению, есть что-то холодное и даже механическое в отношениях типа «деньги-услуги».Это примитивно и совершенно бездуховно. У нас на востоке люди предпочитают более теплые, человеческие отношения, это, если хотите, вековые традиции…

— Чего не сделаешь из уважения к вековым традициям… — сказала Марина, откровенно улыбаясь. — Кстати, а резинки с ними соотносятся?

— Терпеть их не могу! — признался Гукасян. — Но заверяю вас, Катя, что со здоровьем у меня все в порядке — лучшие врачи, регулярные обследования и все такое. Никто вас, конечно, не принуждает, сами решайте, стоит ли рисковать ради ваших загадочных дел… Извините, у меня есть свои твердые правила и устоявшиеся привычки…

Он пялился цепко и внимательно, испытующе, поддразнивая. Ну что же, сказала себе Марина, в конце концов, я этим только и занимаюсь — рискую ради дела..

Гукасян, глядя ей в глаза и поводя усиками, стал неторопливо расстегивать ее блузку. Марина подняла взгляд к потолку, стараясь придать себе невинный и мечтательный вид героини старинных фильмов, коли он брал за образец. Жаль, что довольно трудно вызвать по желанию румянец стыда на щеках. Психология этих скотов известна: в самой прожженной шлюхе хотят видеть наивную школьницу.

— Ах, что вы со мной делаете… — прошептала она, глядя в потолок и смущенно улыбаясь. — Стыд какой…

Гукасян откровенно хохотнул, поглаживая ее груди. Прошелся по талии жесткими ладонями, сминая юбку, долго гладил ниже талии, запустил ладонь в трусики, надолго застыл, только пальцы шевелились без всякой фантазии.

Первобытный тип, подумала Марина. Скучища…

— Мне лечь или как? — спросила она, надеясь переломить скуку.

Гукасян положил ладони ей на плечи и недвусмысленно надавил. Марина сговорчиво опустилась перед ним на колени. У ее лица щелкнула тяжелая серебряная пряжка ремня с каким-то экзотическим орнаментом. Она умело заправила в рот напрягшуюся плоть и приступила к делу.

— Эй, эй, Катя! — сдавленным голосом торопливо бросил Гукасян. — Не хулигань!

Она вопросительно подняла глаза.

— Вот этих фокусов не надо, — сказал Гукасян, запуская пальцы ей в волосы. — Не части, давай как следует — с толком, с расстановкой…

Гурман попался, сердито подумала Марина, медленно водя языком вокруг чувствительных мест. Подавай ему неземное удовольствие в придачу к неплохим деньгам…

Но ничего не поделаешь, козыри были не у нее, и она добросовестно трудилась по полной программе. Облегченно вздохнула про себя, почувствовав, как мужское тело начали, наконец, сотрясать спазмы, возвещающие приближение финала. Держа ее за волосы обеими пятернями, Гукасян размеренными рывками раскачивал голову Марины вперед-назад, пока не замер.

Сноровисто проглотив все, Марина выпрямилась, мимолетным движением отерла рот и подождала, когда партнер вернется из мира неземных удовольствий в суровую реальность. Преспокойно осведомилась с вежливой улыбкой:

— Что-нибудь еще?

— Довольно пока, — сказал Гукасян, неуклюже приводя себя в порядок. — Ладно, сдала экзамен…

Аккуратно застегнув блузку и поправив волосы, Марина сказала:

— Я так понимаю, выдержала испытание?Мне самой можно пройти в номер, или выпроводите?

Гукасян вновь выглядел печальным, удрученным. Вернувшись за стол, он уселся и протянул:

— Кругом чистоган, меркантильность…

— Бывает, — сказала Марина, усаживаясь напротив. — А чего же вы хотели, дорогоймой? Что я влюблюсь в вас внезапно и беззаветно?

— Романтики хочется, человеческого тепла…Марина прищурилась.

— Вы что, всерьез полагаете, будто у девушки, которую вы бесцеремонно поставили наколенки и сунули ей конец в рот, моментально возникнут к вам романтические чувства? Не придуривайтесь…

Гукасян меланхолично покосился на нее.

— А если я обижусь и не пущу вас в номер?

— Я вас пристукну, — обворожительно улыбаясь, сказала Марина. — Голыми руками. Заберу ключ, запру вас снаружи и пойду в номер. У меня будет достаточно времени, прежде чем ваши гориллы вас обнаружат…

— Я пошутил.

— Я тоже.

— Знаете, а вы мне нравитесь, — сказал Гукасян.

— Здорово! — сказала Марина. — Свидание назначать будете? Лучше всего у какого-нибудь старинного памятника, я тут у вас видела парочку, есть вполне приличные…

— Я не об этом. Серьезно, нравитесь. В вас есть способность к разумному компромиссу, отличающая толковых людей.

— А уж ваши мужские достоинства… Я восхищена.

— Бросьте, — сказал Гукасян серьезно и устало. — Я в самом деле никогда не понимал, почему в эти игры лезут очаровательные девушки. Вам бы надежно встать за крепким мужским плечом…

— Вы, наверное, не слышали… В мире вторую сотню лет бушует женское равноправие, — съязвила Марина.

— И зря, по-моему, — убежденно сказал Гукасян. — Вот что… Я вас сейчас отведу в номер, быстренько сделайте свои дела и выметайтесь. Лучше бы вам вообще убраться из этого города. Вокруг и так три дня отираются какие-то личности, которых не было в прежних привычных раскладах. Пытаются вынюхивать, задавать вопросы…

— Вот как? — спокойно сказала Марина. — Вы здесь хозяин, или как?

— Я же говорю — новые личности! Это мне и не нравится — когда трещат по швам устоявшиеся порядки и расклады. В конце концов, ни ваша тысяча долларов, ни ваши умелые губки не стоят того, чтобы из-за них рисковать налаженным делом…

— Вас крепко достают? — прищурилась Марина.

— Не сказал бы. Но шляются вокруг и задают вопросы.

— О Тимофее?

— Да. А что я могу сказать? Он мне хорошо платил за комфорт и конфиденциальность, вот и все. Моя гостиница для того и существует. Но я никогда не лезу в дела гостей. А сейчас, такое впечатление, меня туда затягивают…

— Кто они?

— А черт их знает! Я велел ребятам отвечать чистую правду: что господин Сабашников куда-то уехал из города три дня назад, номер остается пока что за ним, поскольку оплачена неделю вперед. А они упираются, будто я что-то от них скрываю…

— Как всегда в таких случаях, — сказала Марина. — Как, по-вашему, они представляют страну, или…

— Я вас умоляю, не затягивайте меня в ваши дела, я же сказал! — огрызнулся Гукасян. — Понятия не имею!

Ясно одно, подумала Марина: это достаточно крутые ребята, если смогли внушить некоторый страх этому здешнему царьку. Ладно, колоть его бесполезно, вряд ли ему что-нибудь известно…

Она все же спросила:

— А Тим точно уехал из города три дня назад?

— Он так сказал.

— У него была машина?

— Конечно. Он на ней и уехал. И больше я ничего не слышал.

— Ладно, — сказала Марина. — Пойдемте, предупредите ваших ребят, что мы с вами договорились.

Гукасян поднялся с очередным вздохом.

Вот этот номер как раз и был самым подходящим логовом для человека определенных занятий. Марина все оценила с первого взгляда. Окно гостиной выходило на боковую стену, метрах в десяти от него располагалась глухая стена ресторанчика, окно спальни — во внутренний дворик. Между гаражами и еще какими-то строениями извивался проход, по которому, можно ручаться, в два счета попадешь на прилегающие улицы. И наблюдатель, занявший позицию под любым окном, выдал бы себя моментально, поскольку ему ни за что не прикинуться скучающим зевакой. Нечего ротозеям делать в таких местах… Ну, а у хозяина номера есть два пути бегства, помимо главного входа…

Тот же идеальный порядок, что и в квартире Сабашникова, а вещей еще меньше. Марина сноровисто принялась за обыск, мимоходом убедившись в полном отсутствии микрофонов.

Дело продвигалось быстро, но безрезультатно. Она проверила каждый квадратный сантиметр пространства, все возможные тайники — от банальных до изощренных. И, только убедившись, что ничего не найдет, перешла к занавескам. Логика нехитрая: если этот прием сработал на той квартире, и ключ остался незамеченным, логично предположить, что и здесь…

Нащупав нечто маленькое, идеально круглое, совершенно плоское, Марина воспрянула духом. Раздвинула складки, оторвала прилепленную прозрачной липкой лентой дискету. Не теряя времени, поставила ноутбук на стол, уселась.

Стандартный «ключ» подошел и здесь. Сосредоточенно нахмурясь, она впилась взглядом в экран.

«Можно побиться об заклад, что читать это будут либо Дикарка, либо Фермер, либо Крокодил. Все свои, преамбул не требуется.

Ребята, ну и задница! В такое дерьмо я еще не вляпывался. Ни на кого нельзя полагаться, полное впечатление, что перекупили и перевербовали абсолютно всех. Я уже давно избавился от идеалистического взгляда на жизнь и прекрасно знаю, как компании вроде „Центра" в таких медвежьих углах подгребают под себя все, до чего могут дотянуться, но энергия и размах господина Бородина впечатляют… Не удивлюсь, если окажется, что и здешний президент — уже не президент, а переодетая секретарша Тараса…

Не знаю, чем кончится дело, не ведаю, что вы сами накопаете, поэтому, простите, никаких роковых тайн не открою. Их у меня нет. Одни подозрения насчет того, что игра здесь ведется грязнейшая, и не только здесь. В таких условиях делиться с вами предположениями и версиями — не самый лучший способ. Попытаюсь предпринять кое-какие действия, а там будет видно.

Некоторые детали. Не знаю, скроют ли это от вас, как скрыли от меня, но „маршрут Дельта" — предприятие сугубо правительственное. Почему мне об этом не сообщили сразу, совершенно непонятно. Знай я заранее, сберег бы массу усилий и казенных денег, а не носился бы, как идиот, за этим никчемным Цезарем.

Все, что происходит вокруг маршрута, мне категорически не нравится. Подобная суета, как подсказывает свой и чужой опыт, бывает только перед акцией.

Кто бы ее ни готовил, это не китайцы. Они пока ограничиваются тем, что топочут по пятам, как их ни сбрасывай. Девку я проследил до ресторана „Янцзы", она там в самом деле работает официанткой. Китайцы к таким вещам относятся скрупулезно. Если она числится официанткой, значит, пару дней в неделю и вправду порхает по залу с подносом.

Из всех явок Бородина меня особенно интересует прилагаемая. Не могу пока что доискаться, какого черта ему там понадобилось. Городок крохотный, совершенно не интересный в любых смыслах, если не считать почтенного возраста, который сам по себе опять-таки никому неинтересен. Однако Бородин очень старательно обустроил там явку и наладил достаточно связей, чтобы его люди там себя чувствовали, как дома. Это неспроста.

В общем, надеюсь, что смогу добавить что-то конкретное, когда вернусь».

Потом появилась карта с красной стрелкой, указывавшей на тот самый городок, несколько снимков — обычная улочка, старинный дом. И точный адрес явки.

Больше на дискете ничего не было.

Марина погасила экран и откинулась на спинку стула в полной растерянности. По стилю послание крайне напоминало манеру Тимофея или ее идеальную имитацию, если настроиться пессимистично. Однако ни о каком «маршруте Дельта» она и не слыхивала, хотя Тим, такое впечатление, полагает, что его коллеги должны знать об этой самой «Дельте»… Короче, никаких ответов, зато вопросов прибавилось.

Она спрятала ноутбук в сумочку и сунула дискету в потайной карман. Чуть подумав, распахнула окно и перемахнула через подоконник, приземлилась на согнутые ноги, тут же выпрямилась.

Обошла кругом не только гостиницу, но и прилегающий ресторанчик, подошла к перекрестку с другой стороны. Метрах в пятидесяти от ее машины торчал «Датсун» со знакомым номером, который этот придурок не удосуживался менять. Очень мило, поморщилась Марина. Как он меня отыскал, если «маячок» давным-давно уехал в совершенно другом направлении? Может, он попросту следил за самим «Бунгало»?

Когда она независимой походкой подходила к своей машине, капитан не удостоил ее и взглядом, со скучающим видом развалясь за рулем машины с выключенным мотором. Однако стоило ей тронуться, поехал следом, и пришлось его стряхивать…

Глава восьмая

Долгожданное оживление

Марина остановила машину метрах в пятидесяти от светло-коричневого здания с золоченой крышей — квадратной, с загнутыми вверх краями, покрытой черепицей непривычного вида. Вывеска состояла из трех алых иероглифов, прочитать которые Марина, понятное дело, не могла из-за полного отсутствия соответствующих знаний. Но в справочнике на этой улице именно под этим номером значился китайский ресторан «Янцзы».

Сюда она приехала из чистого любопытства. Не войдешь же к хозяину и не спросишь: «Не расскажете ли, почтенный китаец, почему вы следили за Тимофеем Сабашниковым, кто вам приказал и что вы успели пронюхать?» Достаточно и того, что она прекрасно знала: любое подобное заведение нередко — шкатулка с двойным дном, как и его персонал. Более того, в соответствии с давними китайскими традициями прятать все тайное поглубже, резидентом может оказаться не пузатый тип с золотыми часами на запястье в кабинете директора, а самый незаметный, непрезентабельный, глупейший на вид официант…

Мобильник залился тоненькой трелью, и Марина, не глядя, протянула руку, на ощупь нажала кнопку.

— Хреновые дела, подруга, — быстро заговорил Степан. — Они меня гонят по сто одиннадцатому в сторону моста. Две машины…

Изображения не было, вместо него появилась одна из стандартных картинок — какой-то дурацкий букет неизвестных цветов.

— Кто? — спросила Марина.

— Хрен бы знать! Взялись по полной программе! Крыло уже разнесли, вышибают с дороги! М-мать… — голос на миг отдалился. — Это все из-за тех запросов, гадом буду…

— Что ты дуришь? — крикнула Марина. — Звони в контору, пусть поднимают прикрытие!

Она услышала какой-то скрежет, отчаянный автомобильный гудок.

— Сам не допер! Только толку… Все, все! Еще две вышли слева, с перекрестка! Гонят намост! Попробую соскочить…

— Звони дежурному, придурок! — заорала она, моментально вызвав в памяти шоссе под Питером, где все это сейчас происходило. — В службу безопасности!

— Ты что, не поняла ни хрена?! Все, некогда! Дисплей очистился.

— У вас какие-то неприятности, госпожа Романова? — послышался над головой вкрадчивый женский голос.

Марина вскинула глаза. У дверцы стояла давешняя китаянка, та, что подходила в клубе «Кассиопея» — молодая, красивая, в строгом синем платье, с загадочной улыбкой на розовых губах.

В руках у нее ничего не было, она стояла одна-одинешенька, и Марина быстренько опомнилась. Моментально прикинула, как при необходимости пнет дверцу машины, чтобы сбить с ног загадочную незнакомку, если это понадобится.

— Да нет, с чего вы взяли? — пожала она плечами.

— А мне показалось, судя по обрывкам разговора, что у вас определенно нелады.

— Какое вам, собственно, дело? — спросила Марина спокойно, с ангельской улыбкой. — Откуда вы меня знаете?

— Ну, это очень маленький город, да и контингент невелик… Меня зовут Гуань, и я здесь работаю, — она слегка кивнула в сторону ресторана.

— С подносом ходите?

Китаянка вежливо улыбнулась.

— Нет, я танцовщица.

— Голышом танцуете?

— Когда как. Это зависит от хореографического рисунка танца, — невозмутимо сказала Гуань.

— Переведите. Мне ваши, балетные разговоры непонятны.

С непроницаемым лицом китаянка пояснила:

— Танцы бывают разные. Одни исполняют в обнаженном виде, тут вы правильно угадали, другие — в одежде… Но это совсем неинтересно, я думаю. Госпожа Романова, не хотите ли зайти к нам? У нас уютно и спокойно.

— Нет, спасибо. Не взяла с собой денег.

— Будете нашей гостьей.

— Не люблю быть обязанной.

— Это вас ни к чему не обязывает. Мы просто посидим и побеседуем.

— У нас есть темы для разговора?

— И прелюбопытные, — сказала китаянка стой же легкой, загадочной улыбкой. — Можно обсудить ваше задание…

— Вы меня с кем-то путаете.

— Ну, отчего же? Вы никакая не наследница российского престола, не Наталья Романова, выросшая за границей. Вы — Марина Савич, полевой агент одного из разведывательных управлений Северного государства. И очень скоро попадете в крупные неприятности, если не прислушаетесь к советам друзей…

— Вы себя имеете в виду?

— Конечно.

— Приятно было побеседовать, — сказала Марина.

Легонько нажала педаль, и машина одним рывком вырвалась на широкую улицу. В зеркальце Марина видела, что китаянка стоит на прежнем месте, глядя ей вслед. Хорошенькие дела, сердито подумала Марина. Где-то утечка, и серьезная, если эта загадочная красотка совершенно правильно назвала ее настоящее имя. Вопрос только где? Не зная этого, невозможно строить версии, потому что…

Засвиристел телефон. Марина схватила его с сиденья, "проворно нажала кнопку. На сей раз экран работал. На нее смотрел совершенно незнакомый субъект лет сорока, с неприятным длинным лицом.

— Здравствуйте…

Бросив быстрый взгляд вправо, она увидела у тротуара свободное местечко и ловко припарковалась, не выключая мотора. Настороженно ответила:

— Здравствуйте…

То, что виднелось за спиной незнакомца, походило на обычный загородный пейзаж, но экран был слишком маленьким, чтобы рассмотреть детали. И все же… Над головой у него — определенно небо, он стоит на улице…

— Простите, я могу узнать вашу фамилию? И место, где вы сейчас находитесь? Я не могу определить номер вашего мобильника…

Ничего удивительного, подумала она. Такой уж хитрый телефон. Кое-какая его нестандартная начинка бдительно следит, чтобы кто попало не узнал номера Марины и не засек ее координаты.

— А кто вы?

Она уже понимала, кого ей напоминает этот тип — ну, конечно, полицейского.

— Роберт Мягких, подполковник министерства внутренних дел, — сказал мужчина почти равнодушно, как человек, произносивший эту нехитрую формулу десятки раз. — Вы знаете господина Степана Романцова?

— Ну, вообще-то… — сказала Марина осторожно. — Да в чем дело?

— Ваш номер не устанавливался, но последний звонок по мобильнику господина Романцова был сделан именно вам.

— Что случилось?

— Может, вы все же назоветесь и скажете, где находитесь?

— Что случилось, я вас спрашиваю?!

Изображение на дисплее дрогнуло, лицо уплыло в сторону — человек повернул свой аппарат. Спросил невозмутимо:

— Вам хорошо видно?

Марина молчала. Она даже узнавала места — сто одиннадцатый километр шоссе, поворот на мост, крутой откос… Внизу виднеется синяя машина, лежащая вверх колесами, смятая так, что кажется чуть ли не плоским листом железа.

— Я убедительно прошу вас… — начал подполковник.

Марина нажала кнопку, обрывая разговор. Быстренько набрала один из кодов, и телефон сговорчиво мигнул сиреневым огоньком, докладывая, что больше никто не сможет ее отыскать во второй раз, даже с помощью мобильника Степана. Просто удивительно, что его аппарат уцелел, удачно упал, должно быть, или вылетел в окно, пока машина кувыркалась с откоса…

Ничего не понимаю, подумала она. Ничегошеньки… Хорошо, компания «Первая звезда» — и в самом деле особо засекреченное подразделение одной из разведслужб Северного государства. Предположим, тамошний отдел безопасности все же выследил Степана электронными тропинками и установил его личность. Но ведь должны же были они узнать, что он — свой! Не иностранный шпион, не террорист, не любопытствующий хакер! Человек, занимающий не столь уж маленький пост в сугубо правительственном учреждении, в разведке… За ним могли установить наблюдение, взять под колпак, но убивать?! Совершенно нетипично, полностью противоречит практике… Что же, в конце концов, происходит?

Найти ответ можно было одним-единственным способом: не сидеть на обочине и не ломать голову над крохами информации, а работать самым активнейшим образом. Тогда и информация к тебе повалит во всех ее разновидностях, формах и образах. Ответ на прямой вопрос — это информация. И хмурые парни с пистолетами, выскочившие из-за угла навстречу с твердым намерением тебя ухлопать — это тоже, в сущности, информация. Главное, не дать себя ухлопать, вот и все…

…Женю она увидела издали, та нетерпеливо прохаживалась возле невысокого крыльца почтамта, то и дело нетерпеливо озираясь. Опустив на нос дымчатые очки, Марина терпеливо ждала, пронизывая толпу взглядом наподобие рентгеновского луча. Убирала из поля зрения случайных прохожих и тех, кто входил в здание или выходил из него исключительно ради писем и телеграмм.

И очень быстро, произведя быстрый и квалифицированный отбор, оставила одного-единственного человека в белых брюках, желтой рубашке и темных очках. Он прохаживался в том самом месте, которое выбрала бы под наблюдательный пункт и Марина, возникни такая надобность. Положительно, мир тесен. Тот самый полицейский капитан, что с завидным постоянством возникал то и дело у нее на хвосте с азартом опытного волокиты. Ну вот, это тоже информация. Раз он здесь, значит, имеет прямое отношение к тем микрофонам, которыми нафарширована роскошная Женина квартира.

Она наклонилась к Рите и прошептала на ухо:

— Видишь вон того, в желтой рубашке?

— Ага. С цветами. Девушку ждет.

— Приключений он ждет на свою жопу! — сказала Марина, неприязненно щурясь. — И скоро дождется. — Она вынула из сумочки небольшой, но крайне полезный в хозяйстве ножик из закаленной стали и сунула его девчонке в руку. — Тут где-то поблизости должна стоять его машина, тот самый «Датсун», про который ты узнавала. Сумеешь аккуратненько проткнуть покрышку, чтобы внимания не обратили?

— Дело, в принципе, нехитрое…

— Валяй, благословляю! Авто наверняка вонтам, за углом, там самое удобное место длястоянки. Помашешь мне рукой, как справишься — и поезжай в гостиницу…

Рита скрылась в толпе. Буквально через пару минут она появилась из-за угла и подняла руку, сделав колечко из большого и безымянного пальцев. Все складывалось пока неплохо. И Марина направилась к Жене, при ее появлении прямо-таки просиявшей.

— Натали, наконец…

— Я рада, что сумела тебе внушить неземную страсть, — усмехнулась Марина, чмокаяее в щечку. — Пошли! У меня поблизости лимузин.

Она взяла блондинку за руку и спокойной походкой двинулась вперед.

Естественно, капитан, небрежно помахивая букетом, неторопливо зашагал следом. И проворно замешался в толпе, увидев, что они садятся в Маринину машину. Побежал к своей, где его должен был ожидать не самый приятный сюрприз… Ухмыльнувшись, Марина дала полный газ, в последний миг проскочила на желтый свет, свернула вправо и уверенно погнала на запад, в сторону набережной. Женя, лопоча что-то радостное, потянулась ее поцеловать, но Марина бесцеремонно отодвинула ее локтем:

— Не мешай, разобьемся!.. Она хорошо изучила карту города и вскоре остановила машину в тихом дворике. Вышла, прямо-таки выдернула Женю за руку, быстро повела за собой к реке. Они спустились вниз по пологому откосу, по извилистой тропинке меж двумя рядами растрескавшихся бетонных плит, сквозь которые кое-где проросла трава. Берег ими выложили лет тридцать назад и с тех пор не меняли и не чинили, поскольку эти места наверняка не входили в понятие «визитная карточка столицы».

Остановилась, огляделась. Место было самое подходящее: от тех, кто прошел бы над их головами, по набережной, заслонял выложенный древними бетонными плитами откос. Они стояли над самой водой, где на серых волнах покачивался разнообразный мусор. Вокруг царила тишина, с реки несло сыростью и запахом тины.

— Куда ты меня затащила? — спросила Женя, с любопытством оглядываясь. — Дебри какие…

— Самое подходящее место, — сказала Марина бесстрастно. — Если мне понадобится тебя все же пристукнуть, никто и не заметит. Вряд ли кто-нибудь сейчас лупится на нас в телескоп с того берега, так что я спокойно уйду. А тебя можно сбросить в воду или оставить здесь. Пожалуй, лучше все-таки в воду. Тогда труп отнесет течением подальше, и его не свяжут с этим местом, что мне дает дополнительные выгоды…

— Натали, что за шутки?

Марина надвигалась на нее до тех пор, пока Женя не уперлась спиной в потрескавшиеся бетонные плиты. Аккуратно взяла блондинку двумя пальцами за нежную шейку, под нижней челюстью, чуть придавила и сказала холодно, сквозь зубы:

— Ты думаешь, сучка, тебя не за что придушить?! Мало ломала передо мной комедию? Молчи! Заткнись, говорю, блядь белобрысая! И слушай внимательно! Не твое дело, как я узнала, что ты ломала передо мной комедию, ноя узнала!.. И на наши общие лирические воспоминания мне наплевать, уяснила?! Или ты мне все подробно и честно расскажешь, или я тебя придушу в три секунды и сброшу в реку! Без всяких колебаний. Ты ничем не лучше тех, кого мне уже приходилось убивать.

Марина легонько ткнула Женю под ложечку вытянутыми пальцами другой руки, в довесок дала парочку оплеух, чтобы та не думала, будто с ней шутят. Отступила на шаг, полюбовалась немного, как Женя, скрючившись, хватает ртом воздух. Присмотрелась, шагнула вперед, схватила Женю за шиворот и выпрямила.

— Ну, хватит! Восстановила дыхание, не притворяйся… Ну? Ты еще не поняла, сучка дешевая, что я тут с тобой сделаю все, что только взбредет в голову?! Пальцы тебе ломать по одному или просто бить? Ты холеная, балованная, долго не выдержишь… Ладно, я пошутила насчет пальцев. Их я тебе ломать не буду. Не по доброте душевной, а исключительно оттого, что ты тогда начнешь чересчур истошно орать, еще кто-нибудь обратит внимание. Буду просто бить. Вот так. Ап!

Она сделала неуловимое движение рукой, и Женя охнула от пронзительной боли в пояснице.

— Можно еще придушить, — рассудительно сказала Марина. — Дает хорошие результаты. У меня в сумочке подходящий пластиковый пакет, прочный, без единой дырочки…Достаем?

— Не надо… — прошептала Женя сквозь слезы.

— Тогда колись!

— Меня убьют…

— Возможно, и убьют, — согласилась Марина безжалостно. — Ты уловила нюанс? Возможно! Могут убить, а могут — и нет. Зато я пристукну тебя точно, прямо здесь! Взвесь и прикинь. Убийца, который держит тебя за глотку, страшнее любого гипотетического. Он то ведь рядом. У тебя достаточно мозгов, чтобы это сообразить.

— Натали…

Марина придвинулась к ней вплотную, вновь взяла за горло.

— Ты будешь говорить, сука?

— Ну почему ты решила…

— Ладно, — сказала Марина, чуть ослабив хватку. — Будем играть по всем правилам, чтобы до тебя получше дошло. Итак, я объяснила тебе, что работаю на ту же контору, что и Тим, что должна забрать вещь, которую он для меня оставил. Ты сказала, что нужно знать особый пароль. Я его назвала — «Танго-четыре»… Так?

— Ну да…

— Ах ты, стервочка, — ласково пропела Марина. — Умненькая стервочка, но дура… Я этот пароль придумала там же, не сходя с места и особо не напрягаясь. Выбрав такой, чтобы он нисколечко не походил на настоящий. И, тем не менее, ты мне отдала дискеты. Ты была тогда вполне трезвая, ты не употребляешь наркотиков, и ты отнюдь не глупа… И все-таки с превеликой охотой отдала мне дискеты.

— Я забыла настоящий пароль…

— Не бреши! — сказала Марина спокойно. — Ни за что не поверю! Гораздо предпочтительнее другой вариант. Тимофей тебе ни черта не оставлял. Дискеты тебе дали другие. Они знали, что кто-то придет, но не знали пароля, соответственно, и ты его не знала. Но вся игра в том и состояла, чтобы впарить мне эти несчастные дискеты! Я все правильно излагаю? Зайка, я уже знаю, что эти дискеты — полная лажа. Я знаю, кто тебе их дал. Кто-то из мальчиков некоего Тараса Бородина?

— Если ты сама все знаешь, зачем тогда меня бьешь? — прошептала Женя.

— Потому что такой, как ты, парочка оплеух уж точно не помешает! Итак, кто-то от Бородина…

— Сам Бородин…

— Ах, вот как… Ну, в конце концов, я не телепатка. Сам… Отлично. С Тимофеем ты в самом деле трахалась, или это тоже легенда?

— В самом деле, — сказала Женя, вскинула голову и посмотрела с неподдельной ненавистью. — Только он оказался вроде тебя — такая же лживая скотина! Он меня трахал, а на самом деле подбирался…

— К кому? — рявкнула Марина, проворно ухватив ее за глотку.

Допрос получался удачным. Эта холеная стервочка попросту никогда не предполагала, что ее в один прекрасный момент станут колоть с нешуточными угрозами и оплеухами, и не успела научиться нужным уверткам.

— К брату.

— Твоему?

— Ага.

— Чует мое сердце, не в эротическом плане, — сказала Марина, чувствуя сжигающий охотничий азарт. — Тим мужчинами не интересовался. Чем твой брат занимается?

— Работает в аэропорту.

— Судя по вашей набитой деньгами семейке, не грузчиком и не шофером?

— Он занимает неплохой пост в диспетчерской службе. Отец устроил. Он хотел сделать карьеру… Только приперлись вы и все испортили…

— Лирику — к чертовой матери! — сказала Марина резко. — Коли уж у нас пошел столь продуктивный разговор, отвечай кратко, исчерпывающе, быстренько. Тим с ним познакомился?

— Да. Он попросил, и я познакомила…

— И дальше?

— Четыре дня назад в аэропорту должен был сделать посадку транзитный самолет. Непассажирский лайнер, небольшой такой. Частная почтовая компания…

— «Первая звезда»?

— Да. Тим хотел, чтобы Сергей помог ему попасть на борт. Под видом чиновника из аэропорта. У них такие порядки, в аэропорту — пока транзитные самолеты летят над нашей территорией, на борту у них обязательно находится наш чиновник. Считается, что это штурман, но на самом деле все знают, что он полицейский. Мало ли какой груз небольшой частный самолет может сбросить, или что-то еще…

— Я уяснила. И что вышло?

— Я не знаю всех деталей… Тимофей нажал, дал денег, достаточно много, чтобы Сергея эта сумма привлекла. По-моему, он на него еще и раскопал что-то такое… В общем, Сергей все устроил. Это было нелегко… Тим в летной форме поднялся на борт и улетел. С тех пор я его не видела. А на следующий день к нам с Сергеем заявился Бородин…

— И что?

— Да в точности как ты сейчас! — всхлипнула Женя. — Грозил, что прикончит в два счета, выспрашивал все, что нам известно…А вообще, я точно не знаю, о чем он говорил с Сергеем, он нас стращал по отдельности…Сергея он так напугал, что тот назавтра попросту сбежал. У него есть квартирка на том берегу, район убогий, занюханный, но там не встретишь никого из знакомых, и Сергей туда таскал девок. Он любит подбирать черт знает кого, из низших слоев. Говорит, там тоже попадаются хорошенькие. В общем, он засел на той квартире и ждет, пока все как-нибудь образуется. А отдуваться пришлось мне. Я-то не могла прятаться в притонах, меня бы там в два счета… Бородин мне дал эти чертовы дискеты и сказал, что за ними обязательно кто-нибудь придет, наверняка есть какой-то пароль, но его никто не знает. И я должна отдать дискеты, когда прозвучит любой пароль, лишь бы человек был от Тимофея…

— Опять врешь, — сказала Марина. — Точнее, недоговариваешь. Когда я к тебе подсел а там, в «Кассиопее», у тебя было такое лицо, словно ты меня узнала. А это возможно в одном-единственном случае — тебе показали мою фотографию… Ну?

— Ага…

— В смысле, показали?

— Да. Бородин.

— Когда?

— Позавчера.

— Не врешь?

— Позавчера утром…

Этого не может быть, подумала Марина растерянно. Этого просто не может быть!.. Получается, Бородин узнал, кого именно пошлют сюда, буквально через час-другой после того, как в конторе приняли решение. Возможности крупных концернов известны… Но неужели они настолько сильны, что могут моментально получать информацию от нас?

— Что еще?

— Да все, пожалуй, — плаксиво заверила Женя. — И началась не жизнь, а преисподняя. Бородин пугает, ты угрожаешь… Я совсем не хотела лезть в эти ваши дела…

— Кто вас спрашивает… — рассеянно пробурчала Марина. — Знаешь, где эта квартирка? Где засел твой братец?

— Чисто теоретически.

— То есть?

— Улица, дом. Он мне его однажды показывал, ради прикола. Даже подъезд знаю. Квартиру — нет…

— Ну, это уже детали! Поехали, покажешь.

— Я не хочу больше играть в ваши…

— Знаешь, чем наши игры характерны? Тем, что люди, вроде тебя, по собственному желанию со сцены ни за что не смоются. Только когда разрешит режиссер. А режиссер у тебя нынче один — я!

— Но Бородин…

— Знаешь, — задушевно сказала Марина, — когда я разделаюсь с твоим Бородиным, то позову тебя посмотреть на то чучело, которое из него набью. Видывали и покруче… Есть одна существенная разница. Бородин при всей своей крутизне — не более чем сторож на фабрике. А я работаю на правительство Северной державы. Не на марионеток типа ваших, а на Северное правительство! И мне, скажу тебе по секрету, чертовски нравится на него работать. Потому что это единственно подходящее для честолюбивого человека занятие — служить могучей стране, и не в канцелярском кресле над бумагами, а на полях сражений. В это месть отзвук древних времен, прекрасных, по-настоящему варварских, когда силами мерились не в судах, а в чистом поле… Ладно, теб еэто наверняка неинтересно. Тебя гораздо больше волнует твоя судьба, правда? Жизнь, здоровье… А все это теперь зависит исключительно от меня. Пожалуйста, я не буду настаивать. Катись на все четыре стороны! Только когда твой Бородин узнает — а он непременно узнает! — что ты проболталась, он тебя и в самом деле придушит. Но сначала вдумчиво допросит. А парни, вроде него, не колеблясь, загоняют девочкам, вроде тебя, иголки под ногти, если есть такая производственная необходимость. Можешь поверить, я сама такая… Веришь?

— Верю… — тихонько пробормотала Женя, шмыгая носом.

— Зато, если будешь мне полезной, понадобишься мне живая. В качестве свидетеля. Вскоре непременно возникнет ситуация, когда понадобятся словоохотливые свидетели… Ну?

— Поехали…

— Молодец, — сказала Марина. — Смотри только, без глупостей, а то я могу опять разозлиться…

Глава девятая

Птица-призрак

Едва поднявшись на вершину откоса, Марина увидела поодаль знакомую машину и затейливо выругалась про себя. Ничего не понимаю, подумала она с некоторой растерянностью, притворяясь, будто не замечает опостылевшего «Датсуна». Никаких «маячков» нет, я специально проверяла… Как он ухитряется падать на хвост, что за приемчик придумал?!

Медленно тронула машину, свернула направо, в тихий двор, и резко нажала на газ, повернула с классическим визгом тормозов, едва не сшибла прохожего. Вырвалась на пустую улицу, увидела в зеркальце, далеко позади, радиатор «Датсуна» и вновь выжала полный газ, свернула в переулок на красный свет, погнала наудачу, свернула, еще свернула, резко развернулась на сто восемьдесят градусов, снова проскочила на красный свет…

И оторвалась, конечно. Однако без всякой уверенности, что и в этот раз избавилась от преследователя, так что следовало выиграть во времени.

Минут через двадцать она и без подсказок Жени поняла, что достигла нужного района.

Вокруг красовались — если только это слово уместно — огромные и унылые дома из серых бетонных плит, одинаковые, как мелкие монетки, изрисованные надписями и картинками этажа до третьего. Улицы усыпаны разнообразным мусором, колеса машины мерзко по нему шуршали. И Марина внимательно следила за дорогой, чтобы не проткнуть покрышку, наехав на ржавую острую железяку, которых тут валялось предостаточно. Других машин почти не было. Те, что поновее и покрасивее, проскакивали на большой скорости, развалюхи ехали гораздо медленнее — сразу видно, здешние. Там и сям торчали кучки неряшливо одетых парней, провожавших машину цепкими специфическими взглядами. Брели пьяные, справа бушевала нешуточная драка, человек на двадцать, в воздухе мелькали не только палки с велосипедными цепями, но и доски. Марина специально притормозила, присмотрелась, хмыкнула — ничего интересного, крайне убогая по исполнению махаловка, и нажала на газ. Покосилась на пригорюнившуюся Женю, фыркнула:

— Не нравятся социальные низы, благородная госпожа?

— Дрянь какая…

— Даже жаль, что я не коммунистка, — сказала Марина. — А то прочитала бы тебе лекцию о классовой эксплуатации и революционной ситуации.

— Какая тут революционная ситуация? Этому стаду ничего не надо, кроме дешевой водки!

— Вот тут ты ошибаешься, — сказала Марина. — Им еще нужна и дешевая закуска, точно тебе говорю. Ну, показывай дорогу.

— Эти сараи все на одно лицо. Ага, вон табличка… Сейчас — направо, вон туда…

— Туда?

— Ага. Вон там, где пьяный лежит. По-моему, тот подъезд…

— По-твоему или точно?

— Точно.

Предосторожности ради Марина остановилась через два подъезда от нужного. Вышла, захлопнула дверцу и задумчиво огляделась, морщась от устойчивой вони, заливавшей все вокруг. Нельзя было определить, чем именно воняет — всем сразу, что только можно вообразить.

— Эй, нечего эстетствовать! — буркнула Марина, увидев, что Женя закрывает нос кружевным платочком. — Мы и так привлекаем внимание чистеньким видом и относительно новой машиной, а ты еще будешь принцессу изображать.

— Меня стошнит…

— Перетерпи, — безжалостно сказала Марина. — Дыши ртом.

Она зорко огляделась, прекрасно понимая, что машину нельзя оставлять просто так, без присмотра. Даже если авто останется на месте, колеса непременно улетучатся, и целых стекол не останется, тут и гадать нечего.

Засунула два пальца в рот, громко свистнула, помахала.

Двое подростков в мешковатых штанах и пестрых майках, с одинаковыми татуировками на левом плече, приблизились к ней со звериной осторожностью, двигаясь зигзагом, пытливо приглядываясь. Остановились метрах в десяти, глядя исподлобья. Один ухмыльнулся:

— В рот берешь или порошок толкаешь?

— А сам как думаешь, дитя джунглей? — безмятежно спросила Марина.

Он ухмыльнулся уголком рта.

— Для соски больно чистенькая… Порошок толкаешь?

— Мимо, — сказала Марина. — У меня тут свои дела. — Показала глазами на татуировку. — Банда как называется?

— «Вампиры», — все так же глядя исподлобья, ответил подросток.

Марина пожала плечами.

— Ничего особенного, почти стандартно. Видишь эту бумажку? Что это, как по-твоему?

— Десять долларов. Синих.

— Молодец, — сказала Марина. — Быть тебе финансистом! Держи. Она настоящая. Через полчасика я вернусь, и, если за это время с моей тачкой ничего плохого не случится, получишь еще полсотни. Задача ясна?

— А что тут непонятного… — проворчал мальчишка, кивнул приятелю, и оба, обхватив руками колени, присели прямо на потрескавшийся асфальт рядом с машиной.

О машине можно было больше не беспокоиться. Марина подтолкнула Женю и направилась к нужному подъезду.

— Эй, симпотная! — крикнул ей вслед мальчишка. — Там, в подъезде, пацаны тусуются, так что ты смотри!..

— Не волнуйся, чадо, — ответила Марина, не оборачиваясь. — Твой полтешок я свято сберегу, лишь бы тачку укараулил!

И первой вошла в подъезд, стала подниматься по усыпанной мусором лестнице. Стены, конечно, изрисованы, как и двери, в основном железные. Откуда-то сверху доносился шум множества голосов.

Женя приостановилась.

— Слышишь?

— Ну и что? — пожала плечами Марина. — Детишки играют в какую-то интеллектуальную игру. Милые, наивные, благовоспитанные детишки.

— Ты что, не понимаешь?..

— Пошли, — сказала Марина. — Обойдется.

Вскоре стало ясно, что миновать неожиданную преграду попросту невозможно. Одна из дверей была распахнута, оттуда валил табачный дым, доносилась музыка, а на площадке сидели человек шесть — все в мешковатых штанах, пестрых майках, с татуировками «Вампиров». Еще двое стояли в дверном проеме, они-то и заметили девушек. Остальные казались всецело поглощены какими-то костяшками, которые гоняли по площадке.

Послышался свист, и все головы повернулись к девушкам. Как и следовало ожидать, реакция последовала самая банальная: посвист, громкий хохоток, несколько похабных реплик, не особенно затейливых.

Марина спокойно ждала. В такой компании всегда есть главарь, следует выждать, пока он обозначится, чтобы вести дела исключительно с ним, не размениваясь на шестерок. Она ощутила что-то вроде мимолетного, ностальгического умиления. По сути, это было ее прошлое. Двенадцать лет назад почти такая же компания ютилась в развалинах, и по сравнению с теми руинами этот обшарпанный и вонючий дом мог сойти за сущий дворец.

Зевать хотелось, до того банальными и лишенными всякой фантазии были громко отпускавшиеся в их адрес реплики. Сидевший ближе других, ухмыляясь, просунул руку и погладил Марину по ноге. Она, не двигаясь, сказала:

— Ладно, ладно, я смутилась…

Ага… Наконец-то обозначился явный главарь — на вид совершенно такой же, как остальные, жилистый волчонок, прошедший огонь и воду, кудрявый, с маленьким шрамом на левой стороне лба. Однако когда он неторопливо поднялся на ноги, вся компания моментально примолкла, а тот, что лапал Марину за коленку, проворно убрал руку. Симптомы многозначительные, не допускавшие двойного толкования.

— Вы откуда, такие чистенькие? — спросил парень, подойдя вплотную.

— Откуда и все, — спокойно объяснила Марина.

— А кто разрешил тут шляться?

— Разве нельзя?

— Ну, почему, — сказал парень, ухмыляясь. — За проход уплати — и шлепай, куда хочешь…

— Сколько? — осведомилась она невозмутимо.

— Ножки врозь на часок.

— Деньгами не возьмешь?

Он несуетливо, привычно бросил руку к карману. Разумеется, появился нож, узкое лезвие-жало выскочило со знакомым щелчком, помаячило у Марины перед глазами.

— А ну-ка, обе туда! — мотнув головой в сторону распахнутой двери, распорядился главарь. — Живо, живо! Не дрожи, по палке кинем и отпустим.

Марина преспокойно прошла внутрь, свернула направо, в большую комнату без всякой мебели, если не считать парочки мятых одеял на замусоренном полу.

— Эту — вам! — распорядился главарь, не отводя взгляда от Марины.

Марина видела краем глаза, как Женю, ловко зацепив ногой под сгиб коленки, свалили на одеяло, навалились втроем. Безмятежно спросила:

— А я, значит, персонально для тебя?

— Верно, — с кривой усмешкой кивнул главарь. — Потом — по кругу.

— Что ж не валишь?

— Мордашка у тебя больно независимая. Гордая, да? — парень смотрел жестко. — Сама разденешься, сама ляжешь! Или тебе рожицу расписать? — он поднял нож, держа его двумя пальцами.

— Знаешь что? — спросила Марина. — У меня довольно обширный сексуальный опыт, и чутье мне подсказывает, что обогатить его ты ну никак не можешь… Повеселились, и хватит!

— Ты что, сучка?!

В глазах у него была не столько злость, сколько явное удивление. Неглуп, пожалуй, отметила Марина, понимает, что в происходящем наметилась какая-то неправильность. Покосилась вправо — Женю уже надежно прижали к полу, задрали платье, стянули трусики, так что следовало поторапливаться.

Она бросила по сторонам молниеносные взгляда, зафиксировав исходную позицию.

Аккуратно поставила на пол сумку, сделала неуловимое движение — и нож взмыл из пальцев вожака, взлетел вверх. Поймав его на лету, Марина аккуратно сбила парня на пол. Никто не успел опомниться, даже удивиться толком не успели, когда она прошлась по комнате классической «чертовой мельницей», нанося точные и безжалостные удары в половину силы — локтями, ногами, ребром ладони…

Со стороны это, должно быть, выглядело так, словно по комнате пронесся непонятный вихрь. Несколько секунд — и все: и стоявшие вокруг Марины, и пристраивающиеся к Жене, валялись в отнюдь не живописных позах, кто постанывая, кто неподвижно. Она била так, чтобы вырубить на несколько минут, только вожака угостила чуточку гуманнее, просто-напросто сшибла на пол…

Шумно выдохнула воздух, огляделась. Вокруг воцарился некоторый "порядок — все лежат, никто не хулиганит и не охальничает…

В дверь ворвался очередной «вампиренок» и с ожесточенным, не рассуждающим лицом бросился на нее. Чуть посторонившись, Марина отточенным приемом швырнула его на пол, в полете добавила ребром ладони по шее. Повернулась к Жене, бросила:

— Вставай и поищи трусы! — достала из сумки револьвер, присела рядом с вожаком, уткнула кургузое дуло ему под подбородок и светским тоном спросила: — Чадо, знаешь, что будет, если я пальчиком потяну эту гнутую железочку, которая зовется спуском?

Он молчал, сидя на корточках, угрюмо нахмурившись.

— Ты, сдается мне, не дурак, — вкрадчиво сказала Марина. — У тебя глазенки умные…Понял, что напоролся?

— Полиция?

— Ты меня еще и оскорбляешь? — усмехнулась Марина. — Я что, похожа на полицию? Там есть такие красивые и ловкие?

— От Дракона, что ли? Я ему дорогу не перебегал…

— Я сама от себя, — сказала Марина. — Вставай, пойдем на лестницу и душевно побеседуем. — Оглянулась, увидела, что кое-кто зашевелился. — Только скажи своим — если полезут к девочке, я им яйца отстрелю и сожрать заставлю!

— Тихо сидите! — громко распорядился вожак, поднялся.

Марина повернулась к нему спиной и первой пошла к двери. Разумеется, он прыгнул на плечи, попытался захватить шею согнутой рукой. Полностью готовая к такому повороту событий, Марина уклонилась, подбила его правую ногу, мимоходом стукнула рукояткой револьвера в живот. Полюбовалась, как он шипит и охает, стоя на четвереньках, подняла за шиворот, подтолкнула к двери, объяснила с расстановкой:

— Если еще раз дернешься, сучий потрох, я тебе жопу распорю твоим же собственным перышком! Усек? Зубки спрячь, щенок, волчица пришла! Пошел!

Они вышли на площадку. Грациозно опершись на металлические покореженные перила, Марина спросила:

— Ну, ты успокоился? Обрати внимание, тебя я лупила не особенно крепко, чтобы не наносить особого ущерба авторитету. Ты оценил доброе отношение?

— Какого тебе хрена? — угрюмо спросил парень.

Судя по его виду, он оставил все мечты о реванше. Положительно, не дурак. Потому и главарь, надо думать.

— Я твой счастливый билет, чадо! — сказала Марина. — Потому что принесла тебе денежки. Целых двести долларов. Синих. Сто сейчас, вот, держи, а сто — потом.

Он взял купюру, повертел, посмотрел на просвет.

— За что?

— Собственно говоря, мне не так уж нужна дружба с тобой, — размышляла вслух Марина. — Можно попросту поломать вам ребраи бросить в той комнате навалом. Но я предпочитаю поддерживать с людьми хорошие отношения, если они ведут себя разумно. Короче, мне нужен один человек. Он обосновался в этом подъезде, в одной из квартир, и я низа что не поверю, будто ты кого-то тут не знаешь, это твоя территория…

— Кто?

Марина протянула ему фотографию, позаимствованную у Жени.

— Вроде бы видел… — сказал вожак насквозь деловым тоном.

— Мало тебе? — поняла Марина. — А сколько? Какая сумма — светлая мечта твоей бурнойжизни?

— Пятьсот.

— Многовато…

— Ищи сама, я тебе не мешаю…

— Паршивец, — улыбнулась Марина во весь рот. — Бизнесмен сопливый!.. Знаешь, а ты мне, в принципе, нравишься. При других обстоятельствах я бы себе не хотела лучшего дружка, хороводилась бы с тобой и давала со всем усердием… Ты правильный парень, сразу видно!

Усмехнулась про себя: несмотря на напряженность ситуации, парень легонько поплыл лицом. Ничего не поделаешь, все мы падки на лесть…

— Так, может, попробуем подружиться? — спросил он с надеждой.

— Что, нравлюсь?

— А то!

— Некогда, мальчик, некогда, — сказала она серьезно. — В другое время я бы тебя обязательно завела в ту комнату и вдумчиво изнасиловала, но сейчас я спешу. Хотя, кто знает, может, ты мне еще понадобишься, я буду иметь тебя в виду. Ладно. Пятьсот. Это моя последняя цена, так что не увлекайся. Вот еще сотня, остальные триста потом… Ну?

— Серега-летчик.

— Он самый.

— На пятом этаже. Сто сорок седьмая. Только учти, он там сидит безвылазно, с пушкой. Платит неплохие «бабки», чтобы ему таскали хавчик с выпивкой и водили девок. Такое впечатление, что где-то он крепенько наколбасил, отсиживается теперь… Может, он как раз от тебя прячется?

— Не совсем, — сказала Марина. — Мне с ним надо поболтать по другому делу. Наоборот, он мне нужен живой и здоровый. Ладно, зови сюда мою девочку, и мы пойдем. Да, вот еще что… Поставь на улице своих ребяток. Если появится цивильный «Датсун» с полицейскими номерами, и кто-то начнет вынюхивать в окрестностях, будь любезен, дай знать. Ты ведь относишься к полиции без особой любви? Мне и думать не хочется, что такой правильный парень водит с ними шуры-муры.

— Иди ты!

— Вот теперь я в тебе уверена! — Марина обворожительно улыбнулась и взъерошила ему волосы. — Тебя как зовут?

— Маугли.

— Вот совпадение! А меня — Багира. Приятный мальчик, подумала она мельком.

Симпатичный, не дурак, сунуть его под душ — и можно себя побаловать разнообразия ради, точно. Жаль, не время…

Появилась Женя, выглядевшая олицетворением мировой скорби. Ухмыльнувшись, Марина подтолкнула ее к лестнице. «Вампиры» так и остались в той квартире. Женя жалобно протянула:

— Меня чуть не изнасиловали…

— А тебе самой разве было не интересно? — полюбопытствовала Марина. — Такие романтичные парнишки…

— Рвань!

— Беда с вами, с золотой молодежью, — Марина быстро поднималась по лестнице. — Все вы капризные, изнеженные! Спорю, ни разу в жизни жареной крысой не завтракали пальцем не подтирались… Ага. Сто сорок седьмая. Стучи давай, высвистывай родного братца.

Сама она предусмотрительно отодвинулась так, чтобы ее было не видно в дверной глазок с толстой выпуклой линзой. Женя старательно постучала кулачком в железную дверь с сохранившимися кое-где лохмотьями зеленой краски.

Почти сразу Марина услышала слабый звук по ту сторону железной преграды. Кто-то на цыпочках подошел к глазку.

— Сережа, это я!

— Не вздумай на меня коситься! — злым шепотом распорядилась Марина. — Рожицу беззаботную сделай!

— Ты одна? — послышалось из-за двери. — Как ты меня нашла?

— Мне подсказали. Эти юные бандиты…Открывай скорее, а то они могут подняться!

Марина показала большой палец. На цыпочках переместилась вправо, и, едва дверь со скрипом стала приоткрываться, рванула ее на себя, ворвалась внутрь, отбросила в глубь прихожей открывшего человека, выбив у него пистолет. В темпе, не теряя ни секунды, пробежала внутрь, осмотрела обе комнаты и кухню. Убедившись, что в квартире никого больше нет, вернулась в прихожую, где Женя уже присела над ушибленным, сверкая на Марину глазами.

— Ты что делаешь?

— На всякий случай, — хладнокровно сказала Марина, закрыла дверь, заперла ее на оба засова, остановилась над молодым белобрысым человеком, очень похожим на Женю. — Вставайте, любезный, нечего валяться! Я вас и не била почти, так, с дороги отодвинула. И не надо на меня таращиться как кролик на удава. Если я и ангел смерти, то не ваш. Для вас я — маленькая фея по имени Свобода. Если будете со мной откровенны, помогу выбраться из дерьма, в котором барахтаетесь… Ясно? Или будут истерики?

— Кто это, Женя?

— Еще одна… Оттуда…

— Ну да, вот именно, — безмятежно сказала Марина. — Рыцарь плаща и кинжала, если вы не поняли, Сергей. Пошли!

Рывком подняла его за шиворот, подтолкнула в комнату, вошла следом. Толкнула в продавленное кресло, села напротив, бросила через плечо, не оборачиваясь:

— Женя, приютись где-нибудь и не мешай…

— Что вам от меня нужно?

. — Да пустяки, Сергей, — сказала Марина. — Истины! Той самой истины, что делает людей свободными… Проще говоря, я пришла вслед за Тимофеем. Мне нужно знать, что с ним.

— Он исчез.

— Это я уже знаю. Давайте детали.

— А почему вы решили, что я буду с вами говорить?

— Разве у вас есть выбор? — усмехнулась Марина. — Ну, вообще-то, конечно, есть…Между мной и Бородиным. Одно, но крайне существенное отличие заключается как раз в том, что мне вы нужны живым, а вот Бородину, крепко подозреваю, мертвым.

— Сам знаю.

— Вот и не ломайтесь! Я работаю на правительство Северной державы.

— Может, документы покажете?

— Вам сколько лет? — с досадой спросила Марина. — У людей вроде меня не бывает настоящих документов от правительства, что не меняет сути дела.

— Откуда я знаю, что вы меня не обманываете?

— Оттуда! — сказала Марина в сердцах. — Отыщи вас Бородин, и тут наверняка уже не протолкнуться было бы от хмурых верзил, которые разговаривали бы с вами совсем не так… Ну, хватит! — прикрикнула она. — Некогда мне вести долгие дипломатические беседы! Вот вам пример — Женя. Я ей пообещала, что она останется живой, если будет откровенной. Иона, как видите, живехонька…

— Сергей, — тихо, с надрывом вмешалась Женя, — придется рискнуть, она — жуткое создание!..

— Ну, надо же! — грустно усмехнулась Марина. — И это единственные слова, которые я заслужила в награду за то, что ублажала тебя в постельке, а потом благородно оставила в живых? Вообще-то она права, Сергей. Временами я бываю страшным существом. Ладно, давайте о деле. С Тимофеем вас познакомила Женя… Он вас завербовал?

Она не сомневалась, что белобрысый будет сговорчивым. В нем чувствовалась та же изнеженность, что у сестры. Все испытания последних дней его здорово подкосили, не привык он ютиться в подобных кварталах на положении загнанного зайца.

— Нет, — сказал Сергей. — Не в обычных понятиях… Он просто убедительно просил оказать ему услугу.

— Деньги обещал? Или откопал на вас что-то пикантное?

Со смущенной улыбкой Сергей признался:

— И то, и другое…

— Это, в общем, несущественно, — сказала Марина быстро, пока он не замкнулся, как улитка в раковине. — Меня совершенно не интересует, какие там у вас грешки за душой, я не проповедник и не исповедник. Мне достаточно общей картины. Итак, он подцепил вас на крючок. Что он хотел?

— Чтобы я определил его штурманом на борт одного из иностранных самолетов. Это только так говорится — штурман, а на самом деле…

— Мне знакомы все тонкости. Что потом?

— Это оказалось трудновато, но я все устроил. Пришлось дать денег, выдумать убедительную историю… Я раздобыл ему форму, снабдил документами по всем правилам, он поднялся на борт…

— Что это был за рейс?

— Нерегулярный. Небольшой такой самолет, класса «Найтингейл». Какая-то частная почтовая контора для миллионеров…

— Какая именно?

— Что-то звездное… «Ранняя»… Нет, «Первая звезда». Эти самолеты не впервые пролетали по нашей трассе. Самолет улетел…

— А дальше?

— И исчез. Мы не получили подтверждения сопредельной стороны, со следующего пункта приземления, где Тимофей должен был сойти и вернуться назад на каком-нибудь попутном борту. Самолет пропал без вести. У нас давненько такого не случалось, а с машинами«Первой звезды» это вообще произошло впервые. Погода стояла отличная по всей трассе, с борта так и не подали никакого сигнала…

— Самолет искали?

— А вы как думаете? — огрызнулся Сергей. — Мы все-таки не дикое племя! У нас государство! Поисковые работы, по-моему, идут до сих пор. По крайней мере, сегодня утром еще разыскивали, по телевизору сообщали…

— И что случилось потом?

— Ко мне пришел Бородин. То есть… Тогда я еще не знал, кто он такой.

— Он представился?

— Сразу. Надо полагать, чтобы подчеркнуть крутизну. Объяснил, что таких, как я, он может дюжинами… — Сергея передернуло. — Вывернул меня наизнанку…

— Вы ему все рассказали?

— Ну, знаете! Когда так требуют…

Ну да, подумала Марина понятливо. Крутой парень вроде Бородина без труда нагонит страха на этакое холеное ничтожество…

— И дальше?

— Он потребовал от меня и от Женьки, чтобы мы ему немедленно сообщали обо всех, кто будет искать Тимофея…

— Он сказал, что такие обязательно будут?

— Ну да. Сразу подчеркнул, что кто-то непременно заявится, и нужно будет отдать этому человеку дискеты…

— Ага, — кивнула Марина. — И вы благородно оставили эту деликатную миссию сестричке, а сами кинулись в бега…

— Это страшный человек, как вы не понимаете?!

— В самом деле? — пожала плечами Марина. — Ну, дело вкуса. Мне он показался не таким уж страшным… Что еще?

— А это все. Честное слово, все! Одна единственная услуга, которая поначалу показалась пустяковой, но вызвала такие ужасы…

— Да ладно, какие там ужасы!.. — отмахнулась Марина. — Сидите тут живой и здоровый, яйца не отрезаны, девок вам водят и водку носят, чем не жизнь?

— Да поймите вы! Я все потерял, торчу здесь, и неизвестно, что со мной будет…

— Да ничего с вами не будет, — рассеянно сказала Марина. — Посидите тут еще пару дней, пока я не разберусь с Бородиным. Номера, что он откалывает, обычно с рук не сходят, даже если работаешь в крутой фирме…

— Вашими бы устами да минет делать!

— А что, у меня получается, — так же рассеянно отозвалась Марина. — На компьютере работать умеете?

— Конечно. Я закончил…

— Значит, умеете. Прекрасно! — Она достала из сумки свой ноутбук. — Сейчас войдете в сеть вашего аэропорта, я хочу посмотреть маршрут того самолета.

Он обречено кивнул, с тяжким вздохом положил пальцы на клавиши, держа ноутбук на коленях. Марина стояла рядом, заглядывая ему через плечо.

— Вот она — трасса. Видите?

— Не дура, — сказала Марина. — Я так понимаю, ему нужно было пролететь километров двести, до границы прилегающего государства, столь же суверенного и гордого? — Да.

— В том районе что-то совсем мало населенных пунктов… Малообитаемые места?

— Вот именно. Почти сплошная тайга, лишь иногда попадаются деревни. Город только один, и тот крохотный, Снежинск…

Марина навострила ушки, услышав это название — тот самый городишко, где трудолюбиво, непонятно зачем оборудовал явочную квартиру Бородин, и продолжала:

— Значит, самолет ищут до сих пор?

— Вроде бы. Но боюсь, исключительно для проформы. Дело тут вовсе не в нашей отсталости. В любой стране трудновато искать самолет, когда он пропадает над такими дебрями…

— Понятно. А теперь…

Сергей прямо отшатнулся в ужасе от монитора. На нем внезапно возникла серо-зеленая змея, двигаясь из глубины экрана, раскручиваясь, словно освобожденная пружина, замерла почти правильным квадратом, обрамляя собой полетную карту. Смотрела, такое впечатление, на людей в упор, и вдруг медленно подмигнула огромным желтым глазом с вертикальным зрачком.

Сергей ударил по клавишам, выключая ноутбук, громко охнул:

— Засекли!

— Ну, вам-то что за беда? — спокойно сказала Марина. — Это ведь меня засекли, а не вас, компьютер, а не географические координаты. Вам чего бояться?

— По-моему, мне теперь следует бояться всего на свете…

— Логично, — кивнула Марина. — Это ваша поисковая система? Я имею в виду, аэропорта?

— Нет, ничего подобного. У нас, когда отслеживают незаконное вторжение, появляется паук, набрасывающий сеть на монитор…

— Тогда что это?

— Ну, откуда я знаю? Если только… В нашу систему кто-то влез… Пожалуй, не так. Там кто-то поселил другую систему, которая засекает компьютерного взломщика…

— Если дело касается какого-то строго определенного круга вопросов?

— Может быть.

Очень мило, подумала Марина. В конце концов, какая-то сволочь меня засекла. Ноутбук, конечно, соответствующим образом закодирован, но возможности у врага, как выяснилось, нешуточные…

Глава десятая

Без тени за спиной

-Ну ладно, — Марина чуточку подумала. — Сделаем так…

В дверь ожесточенно забарабанили. Достав револьвер, Марина выскочила в крохотную прихожую, заглянула в глазок. Увидев на площадке Маугли, открыла, не колеблясь, соблюдая, правда, все меры предосторожности.

— Слышь, Багира… — сумрачно сказал главарь молодежной банды. — Там по улице свисток крутится…

— Полицейский?

— Ага. Тихарь в штатском. Мы его тут знаем, как облупленного. Козел из уголовной. Кучу народу определил за прутики.

— И все совершенно безвинные?

— Ну, как тебе сказать… Короче, он тот еще волчара. Так вот, он спрашивает про вас. Про двух телок из синей машины, что торчит у дома…

— Ну да? — сказала Марина. — А он, случайно, не на «Датсуне» прикатил?

— Точно. Его тачка. Ты просила, я сказал. Он, такое впечатление, сматываться не намерен, пока вас не найдет…

Нет, но как он ухитряется? — сердито подумала Марина. Мистика какая-то…

— Чердак тут есть, я видела с улицы, — сказала она. — А попасть туда из подъезда можно?

— Ха, из любого… Хоть из этого. Там лесенки.

— Совсем хорошо, — сказала Марина. — Подошли к нему сейчас же кого-нибудь из своих, такого, чтобы смотрелся дурачком. Пусть в темпе проговорится, что видел, как эти две телки тащили на чердак тяжелую сумку. Да наверху и остались. А ему дали за то, что растолковал про ход на чердак, целую десятку… Понял?

— Понять-то понял… А ты что задумала?

— Понятия пока не имею, — улыбнулась Марина. — Там будет видно. Да, в случае чего… Тебе его будет жалко?

— С какой стати? Он тут всех достал…

— Просто отлично, — сказала Марина. — Ну, лети! Если все сделаешь чисто, за мной — ночь пылкой любви, при условии, что чисто вымоешься и резинками запасешься.

— Серьезно? ч

— А то, — сказала Марина, улыбнувшись ему так, что у парня должно было прийти в движение все подвижное. — Ну, чеши быстренько!

Он кинулся вниз по лестнице, ожесточенно грохоча стоптанными ботинками. Марина вернулась в квартиру, сказала с порога:

— Голубки, сидите пока тихо, а я скоро приду…

И, захлопнув за собой противно взвизгнувшую железную дверь, вышла на площадку. Поднялась на последний этаж, увидела вертикальную ржавую лесенку, уходившую в квадратный люк. Попробовала ее рукой на прочность, удовлетворенно кивнула и проворно взобралась наверх.

На чердаке воняло так, что улица по сравнению с ним казалась парфюмерным магазином, где выставлена продукция лучших фирм. Потемневшие от старости деревянные балки подпирали прохудившуюся во многих местах крышу. Ноги Марины по щиколотку увязли в омерзительном слое чего-то совершенно непонятного, слежавшегося, неопределенного цвета и вида. Она грустно оглядела себя. На ней был тот же наряд скромной студентки, в котором ходила в гости к господину Гукасяну. Знала бы — натянула джинсы и какую-нибудь темную блузку, ну да ничего не поделаешь…

Марина присела на корточки над люком и чутко вслушивалась, пока не раздались уверенные шаги. Человек явно старался как можно меньше шуметь, но порхать призраком все же не умел.

Проворно отбежав от люка метров на десять, она, вздохнув про себя, решительно плюхнулась навзничь в вонючую рухлядь, задрала юбку, расстегнула блузку, стянула трусики до колен и замерла, разбросав руки, вывернув голову набок, зажмурившись. Со стороны — полное впечатление, что девочку отодрали на совесть, и она то ли валяется в беспамятстве, то ли вообще придушена до смерти.

Ржавая лесенка заскрипела. Марина наблюдала сквозь опущенные ресницы.

Человек возник в люке, взмыв над ним на секунду в мастерском прыжке, упал на бок, грамотно перекатился, вскочил, держа пистолет наготове. Судя по ухваткам, волк и в самом деле битый, все проделал правильно.

Света здесь было достаточно, чтобы определить с одного взгляда — никого тут больше нет, кроме лежащей неподвижно расхристанной девки. И он, не теряя времени, направился прямо к Марине, держа пистолет в опущенной руке. Она задержала дыхание. Когда мужчина присел над ней на корточки, вмиг извернулась, ударила коленями в лицо, опрокинув на спину, одновременно выбив у него пистолет.

Вскочила, рывком натянула трусики, чтобы не стесняли свободу движений. Застегнуться не хватило времени. Подхватила пистолет, ударила носком туфельки в горло, чтобы парализовать на короткое время, добавила ребром ладони по виску.

Живенько вывернула карманы легкой светлой куртки. Кожаная обложка с полицейской бляхой, сделанной на американский манер, бумажник, запасная обойма, всякие мелочи, совершенно неинтересные для разведчика…

Когда он, наконец, приподнялся, охая, сел на задницу, вскинул злющие глаза, Марина, уже аккуратно застегнувшись на все пуговицы, как и подобает приличной девушке, сидела на деревянном коробе метрах в пяти от него, на безопасной дистанции, покачивая на ладони трофейный пистолет.

— Добрый день, — сказала она вежливо и доброжелательно. — Давайте знакомиться. Капитан Смородин, уголовная полиция… Документы вроде бы настоящие…

— Они и есть настоящие, — угрюмо бросил капитан.

— Ну, я и говорю… Добротно сделано.

— Между прочим, я все про вас знаю.

— Нет, серьезно? — подняла она брови. — Я и сама про себя всего не знаю, а вот вы таклихо заявляете… Самонадеянность у вас, милый капитан, выше всяких пределов.

— Я имею в виду, мне прекрасно известно, на какое имя у вас паспорт и где вы остановились.

— Ну и что? — безмятежно спросила Марина. — Нет, ну и что? С вами эти знания и умрут в случае чего. Или вы козыряете своей осведомленностью, чтобы удержать меня от опрометчивых решений? Мол, вы оставили на столе конвертик, где все написано? И в случае вашей безвременной кончины его тут же вскроют?

— Предположим.

— Во-первых, вы, хороший мой, брешете, как кандидат во время предвыборной кампании, — сказала Марина. — Никому вы не оставляли никаких конвертов. Я ведь не обычная ваша клиентка из местной уголовной шпаны. Или вы так там и написали: мол, параллельно со своими основными обязанностями по ловле ураганов я еще работаю частным образом на Северное правительство, и отправился по их поручению следить за некоей девицей… Да бросьте! Вы же не идиот, в конце концов. Конечно, такие вещи делают многие, но открыто в них признаваться все же не принято. Во-вторых. Вы прекрасно должны понимать, что никакие конверты меня не запугают. Я — гражданка другого государства. Улечу уже через час, и привет! Пусть меня потом попробуют выцарапать местные власти! Кто им меня выдаст?

— Вы не Романова… — начал он и прикусил язык.

— Ну вот, — усмехнулась Марина. — Вы даже это знаете! Положительно, пора вас кончать. Так кто я, по-вашему? Ну, колитесь!

— Савич.

— Какой вы проницательный! — пропела Марина. — С вами рядом даже сидеть страшно! Да, только не надо себя выдавать за местного контрразведчика. Тут, конечно, есть какая-то контрразведка, но вы к ней не имеете отношения. Вы есть то, что вы есть — продажная полицейская морда, ищущая приработка на стороне! Это подтверждает один-единственный многозначительный факт: то, что вы лично таскаетесь за мной по пятам. Даже у здешней карликовой контрразведки хватает кадровых «топтунов» пониже рангом. Капитан — чин немаленький, вы вполне могли не утруждаться сами, а послать за мной подчиненных. Но вы болтаетесь по пятам самолично… Ладно, давайте без дипломатии. Вас послал за мной шпионить Бородин? Больше просто некому.

Капитан угрюмо молчал. Судя по быстрым, цепким, отнюдь не испуганным взглядам, он уже не раз и не два прокачивал свои шансы на отчаянный бросок. И убедился, что они ничтожны.

— Не зыркайте, не зыркайте, — сказала Марина. — Вы не успеете. Я вам всажу пулю в живот на половине броска.

— Что вы хотите? — мрачно осведомился он.

— Хороший вопрос! И задан соответствующим тоном. Я уверена, вы прекрасно понимаете, что исключительно от меня зависит, выйдете вы отсюда живым или останетесь тут валяться с пулей в башке. Вряд ли местные жители бросятся, обгоняя друг друга, доносить в полицию. Они с вас снимут все, что пригодится в хозяйстве, а труп перетащат куда-нибудь в другое место, чтобы их не допрашивали потом ваши коллеги. Ну, а я, как уже говорилось, упорхну в любой момент… И все влияние Бородина, все его возможности пропадут впустую. Вам-то какое дело до того, что он на меня обидится? Вы уже давно будете разлагающимся жмуриком. Вы ведь давно в полиции, я полагаю? Значит, навидались смердящих трупиков… А жить вам хочется.

— А вам — нет?

— Всем хочется, — философски заметила Марина. — Вот только моя смерть — где-то в далекой неизвестности, а ваша — рядышком! В моем лице. Мне некогда играть с вами долгие психологические партии. Конечно, кое-что из того, что вам известно, представляет для меня определенный интерес… Но, в конце концов, я и без ваших показаний проживу.

Проще отделаться от вас, чтобы не путались под ногами — тоже прямая выгода. Думаете, вы единственный, от кого можно получить интересующие меня сведения?

— Опасно играете, — пробурчал он.

— А чего вы хотели? — чуточку удивилась Марина. — Я — специальный агент Северного правительства, у меня серьезное задание…Вы понимаете, — задушевно сказала она, — Бородин, в конце концов, свой в доску. Полноправный гражданин нашей страны. Это почти что семейные разборки — наши с ним ссоры. А вот вы — дело другое. Неужели, если его прижмет, он станет из-за такой мелочи, как вы, всерьез ссориться с Северным правительством? Да на кой вы ему нужны? Один из многочисленных наемников, туземная шестерка… Вы хоть понимаете, в какие игры ввязались?

— Что вы предлагаете?

— Говорить правду. Это мой конек — правда. Истина! Я — маленькая фея по имени Свобода, скромная служительница истины, если вы не знали…

— Такие дела не делаются быстро. Нужно обговорить как следует.

Марина усмехнулась.

— Иными словами, вы хотите еще и из меня вытрясти денежек? — ее голос прозвучал резко, неприязненно. — А вот вам хрен! Не будет никаких денег, понятно? Не та пошла игра! У вас есть один-единственный шанс спасти свою шкуру. Других раскладов не будет. Если это вас не устраивает, скажите, чтобы нам не толочь воду в ступе. Мучиться не придется. Я вас шлепну быстро и безболезненно. Вы мне надоели, пока таскались за мной по пятам… Это ведь вы влепили мне «маячок»?

— Я.

— Один?

— Да.

— «Маячок» я давным-давно сняла. А вы все равно ухитряетесь возникать у меня за спиной так, что это попахивает мистикой. Нов нее я не верю. Тогда в чем секрет? Ну?

— Радиоактивные изотопы, — сказал он нехотя. — Вдобавок к «маячку». Я вам нанес состав на оба задних колеса. Датчик у меня в машине. Отличная модель, с оптическим преобразователем. Выглядит так, словно ваша машина оставляет за собой красивый, синий, искрящийся след, отчетливо различимый. Изображение проецируется на лобовое стекло автомобиля, я еду, как по ниточке…

— Ну вот, и никаких чудес, — удовлетворенно сказала Марина. — Вам подсунул это чудо техники Бородин?

— Да.

— Давно на него работаете?

— Год.

— Любопытные вещи, должно быть, можете порассказать… — задумчиво протянула Марина. — Ладно, меня интересует сейчас только то, что имеет прямое отношение к моим делам… Вы следили за Тимофеем Сабашниковым? — Да.

— И выяснили, что он знаком с Женей и Сергеем…

— Да.

— Где он?

— Откуда я знаю? Я его проследил до аэропорта. А потом он, если верить Сергею, улетел на этом хреновом самолете. На почтовой птичке. Самолет пропал. Бородин сказал, что на поиски Тимофея пришлют человека. И показал вашу фотографию. Рассказал, где вы остановитесь. Что вы обязательно выйдете на Женю. И она должна вам впарить дискеты. В этом и смысл игры, объяснил Бородин — чтобы вы получили дискеты, решили, что выполнили задание и убрались с ними к чертовой матери. Только вы что-то такое просекли, это мне быстро стало ясно. Не купились. Начали копать дальше. Заявились сюда…

— Вот кстати… Вы успели сообщить Бородину, где я? Ну-ну, не врите!

— Нет, — угрюмо сказал капитан. — Он категорически требовал, чтобы я ему не звонил. Мы встречались раз в день, поздно вечером, и я докладывал…

— Это вы ему помогали устроить логово в Снежинске?

— Да.

— Отличный послужной список…

— Поймите меня правильно! — заторопился капитан. — Я вовсе не собирался что-то предпринимать против Северного правительства, я вам, собственно говоря, не причинил никакого вреда…

— А кто за мной таскался по пятам? — ухмыльнулась Марина.

— Но это же не преступление! Я имею ввиду, что ничего против вас не делал. Если Бородин что-то замышляет, я готов дать показания… Я и так все уже вам рассказал, больше ничего не знаю, клянусь! Вам же не временно потребуется надежный свидетель…

Марина, словно в задумчивости, подняла левую руку, коснулась пальцами воротника белой блузки. Крохотный кружочек, прикрепленный к нему с изнанки, чуть заметно пульсировал — микрофон исправно писал, как и в предыдущих случаях.

— Другими словами, вы полностью созрели для вербовки?

— Готов! — воскликнул капитан.

— Ну, хорошо, — задумчиво произнесла Марина. — Уговорили. Сейчас вы мне напишете бумажку по всей форме. Я не настолько глупа и неопытна, чтобы полагаться на ваше честное слово. Но если вы что-то утаили…

— Я вам рассказал все, что знал!

— Приятно слышать, — сказала Марина. — Самое смешное, что я вам верю.

Она даже не смотрела на капитана, когда нажимала на спуск — заранее просчитала траекторию пули. Капитан, издав ни на что не похожий звук, наклонился вперед, медленно завалился лицом вниз, его тело конвульсивно дернулось несколько раз и вытянулось неподвижно.

Марина, сдвинув брови, смотрела на мертвеца без всяких эмоций. Не было никаких сожалений, она считала, что поступила правильно. Чересчур рискованно было бы держать его на привязи в виде собственноручно написанного согласия на вербовку. В любой момент он мог, справившись с первыми страхами, продать ее Бородину — с непредсказуемыми последствиями. При нынешнем раскладе все не в пример выгоднее: капитан попросту испарился, растаял в воздухе. А вот магнитофонная запись осталась. Этого вполне достаточно.

Она прихватила из движимого имущества покойного только полицейскую бляху — вдруг пригодится! Тщательно вытерла свои отпечатки везде, где они могли остаться, спустилась вниз, на площадку последнего этажа, кое-как привела себя в порядок и побежала вниз по лестнице.

Издали было слышно, что компания торчит на прежнем месте. При ее появлении все настороженно замолкли. Они не боялись, просто Марина оставалась им решительно непонятной, не вписываясь в привычную картину жизни.

— Маугли, можно тебя на минутку? — вежливо попросила она, поднимаясь этажом выше.

Главарь молодых волчат проворно взбежал к ней.

— С этим вашим капитаном вышла маленькая неприятность, — сказала Марина тихонько. — Совершеннейший пустячок. Он взял да и помер…

— Чего?! Как так?

— Да ему пуля попала в лоб! Ничего удивительного, я именно туда целилась… В общем, он валяется на чердаке. Выстрела, конечно, никто не слышал, у вас тут музыка орет чутьли не в каждой квартире. Моих пальчиков тамнет.

Маугли покрутил головой.

— Ну, удружила… В моем доме…

— Да ладно тебе, — сказала Марина с очаровательной улыбкой. — Жалко, что ли?

— При чем тут?.. Жмурик у меня теперь на шее, мой район…

— Ну, извини, — сказала Марина. — Так получилось. Живой он мне был решительно ни к чему. Ты уж, пожалуйста, приберись там со своими ребятами. При нем, если рассудить хозяйственно, куча добра — пушка, деньги, ксивы, еще всякие безделушки… И машина имеется, вон она стоит, сиротинушка… Все в выигрыше! Кроме капитана. Но и он, если разобраться, обрел, наконец, душевный покой, которого у него давненько не имелось, точно тебе говорю…

— Слушай, ты кто такая? — тоскливо спросил Маугли.

Марина усмехнулась, подняла руку и кончиками пальцев погладила его по шее.

— Ты не поверишь, Маугли, но я такая же, как ты, — пробормотала она тихо. — Долго объяснять, честное слово… Вот тебе оставшиеся «бабки». Мы в расчете?

— Ты еще, по-моему, обещала…

— Обещала — значит, выполню, — сказала Марина, не убирая руку. — Дай срок. Если только поклянешься в меня не влюбляться, ато кто тебя знает…

Он вскинул голову, сверкнул глазами.

— Какого хрена мне в тебя влюбляться!

— Завопила его крутая, дерзкая, битая перебитая жизнью душа, — заметила Марина. — Маугли, ты никогда не слышал, что мы все когда-то жили в море? Нет, серьезно! Потом в море как-то само по себе образовалось разведывательное управление, на сушу послали агентов, и те донесли, что там вполне можно жить. Ну, наши далекие предки и вылезли насушу, прижились, расплодились…

Парень смотрел настороженно.

— Ты что, наширялась?

— Точно тебе говорю, это наша история! — сказала Марина. — Так написано в ученых книгах.

— Я все равно читать не умею.

— Ну, тогда поверь мне на слово. Мы все когда-то жили в море… Но я никак не могу понять, было ли там нашим предкам лучше, чем нам на суше… Счастливо, Маугли, я пошла! Буду жива, обязательно приду отдать должок, а ты пока не обижай моих друзей — они тут будут жить теперь оба.

Она притянула его за шею и поцеловала длинно, умело, влажно. Отошла на пару шагов, обернулась. Парень смотрел на нее, совершенно обалдев. Усмехнувшись, Марина помахала ему рукой и стала подниматься вверх.

В голове у нее крутился один-единственный вопрос, на который следовало отыскать ответ побыстрее.

Почему такие предосторожности? Почему Бородин, располагающий немаленьким штатом агентов, не пускает в ход свои нехилые возможности, хотя преспокойно мог сыграть втемную, отправить на задание рядовых «топтунов», не объясняя им деталей? Почему того же требовал от покойного капитана? И тот, опять-таки распоряжавшийся приличными силами, самолично топал по пятам? Почему они даже не рисковали связываться меж собой по мобильникам, а встречались где-то на окраине с поднятыми воротниками?

Не оттого ли, что их тайна была столь огромной и серьезной, что риск следовало свести к минимуму?

Наконец, что случилось с самолетом? И почему Тимофей так туда стремился? И Степан..

Ничего, сказала она себе. Главное: — не суетиться…

Постучала в квартиру, и, когда Сергей ей открыл, сказала решительно, с порога:

— Вот что, ребятки… Жить вы здесь будете теперь оба. Тебе понятно, Женя? Возражения не принимаются. Как-нибудь потерпишь. У меня стойкая уверенность, что Бородин вас пристукнет, едва узнает, где вы. Так что не рискуйте, если хотите жить. Игра принимает чересчур серьезный оборот, появились первые покойники. И, подозреваю, далеко не последние…

Глава одиннадцатая

Крот — животное обаятельное

Какое приятное ощущение!.. Никто не тащился следом, когда Марина добиралась до центра города на такси, и когда пошла пешком по оживленной улице, никто не пристроился на профессиональном отдалении. Так что Марина прямо наслаждалась редкими минутами полного, если можно так выразиться, одиночества. Уже стемнело, зажигались фонари, и она, не спеша, шла вдоль кромки тротуара, игнорируя попытки индивидуумов мужского пола завязать знакомство, что данные индивидуумы воспринимали философски, не пытаясь хватать за локоть. Район как-никак был приличный, и повсюду маячили полицейские патрули.

Она остановилась на перекрестке, взглянула на часы и отошла к высокой пальме, увитой гирляндами крохотных желтых лампочек. Подумала мельком, что это экзотическое деревце торчит тут лишь пару месяцев в году, иначе замерзнет к чертовой матери…

Встрепенулась, присмотрелась. Машина Петра, дисциплинированно включившего поворот, свернула на короткую улочку, ведущую к условленному месту, небольшому квадратному скверику. Марина смотрела зорко, но так и не засекла моторизованного «хвоста».

Петр остановился у знака, запрещавшего дальнейший проезд всем средствам передвижения. Заглушил мотор, вылез и стал нервно прохаживаться по тротуару В походке, в движениях, в том, как он часто-часто подносил ко рту сигарету — во всем была нервозность, с которой ее верный сподвижник то ли не мог, то ли не хотел бороться.

Марина пошла в ту сторону. Не доходя метров десяти, проверилась еше раз — нет, никто за ней не шел… Ускорила шаг. Петр ее заметил, отшвырнул окурок на тротуар и чуть ли не подбежал.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — сказала Марина. — Подвернулась работенка, только и всего. Вы, случайно, не забыли, что обязаны работать, когда этого потребует далекая родина? Так вот, онапотребовала. Раздался рев боевой трубы, и вы уже не принадлежите себе… Ну, живо, поехали!

— Куда? — спросил он, садясь за руль.

— Вот сюда, — Марина сунула ему под нос туристскую карту города и ткнула пальцем. — Нужно будет кое за кем понаблюдать…

— За кем это?

— За кем следует.

— Вот новости…

— Петр, старина… — вкрадчиво сказала Марина. — Да что с вами такое? Можно подумать, вы не профессиональный внедренный агент, а любитель, нанятый для одного-единственного поручения. Ну, полное впечатление, что вы удивлены не на шутку. Чему тут удивляться? Тому, что придется кое за кем понаблюдать? С каких пор вас удивляют столь рутинные вещи?

— Вовсе я не удивлен…

— Тогда что с вами такое?

— Так, личные дела…

— Малолетняя любовница родила?

— Идите вы!

— А что? — пожала плечами Марина. — По-моему, вы еще в том возрасте, когда способны смастерить ребенка малолетке. Петр, я как-то забыла спросить… У вас есть маленькие слабости? Бабы, нимфетки, мальчики, чревоугодие, азартные игры?

— Зачем вам?

— Просто интересно. Не может же у вас не оказаться хотя бы одной-единственной маленькой слабости!

— А у вас?

— Куча, — сказала Марина, улыбаясь. — Люблю нежных, слабых девочек, чтобы гнулись в руках, люблю высмотреть подходящего мальчика и трахнуть от дур… Но больше всего люблю выигрывать. А вы?

Не отрывая взгляда от дороги, Петр сказал не без грусти:

— У вас это по молодости. Вы все еще играете. Ничего, потом сообразите, что служба — вещь скучная и монотонная.

— Возможно, — сказала Марина. — Пушка при вас?

— Да, вы же предупредили… Мы что, будем стрелять?

— Черт его знает, как все обернется… Остановите здесь, дальше все равно не проехать. Мотор можно выключить.

Петр огляделся. Окна ближайших домов светились метрах в трехстах от них, впереди темнела спокойная река, и на том берегу протянулась длинная полоса огней, освещенных окон и уличных фонарей. Почти на этом же самом месте она исповедовала Женю. Ну, что поделать, коли место удобное…

— У меня не так много времени, — сказала Марина, для удобства слегка откинув спинку сиденья. — Можно, конечно, загонять вас в угол хитро поставленными вопросами, ловушки ставить… Но к чему нам этот цирк? Давайте не вилять. Вы мне сжато, откровенно расскажете, когда продались Бородину с потрохами, какие задачи он перед вами ставил в последнее время, ну, а потом ответите на вопросы, которые обязательно возникнут.

— Вы с ума сошли?!

— Убого, — поморщилась Марина. — Нет в вашем возгласе должного пафоса, искреннего возмущения, реплика звучит крайне фальшиво. Попробуете повторить уже с должной степенью наигранного возмущения?

— Да идите вы! Что за шутки? Марина вкрадчиво проткнула:

— Тогда мы обязательно послушаем записиваших с ним интимных бесед!

Заслоняясь левой рукой, она едва ли не зевнула от скуки, настолько банальной была его реакция. Да и неуклюжей тоже. Она без малейшего труда отбила левой рукой потянувшиеся к ее горлу пальцы, правой выхватила у него из-за пояса пистолет, швырнула себе под ноги, ударила в лицо — не особенно сильно, стремясь лишь ошеломить, подавить…

Петр дернулся в сторону, ударился затылком о стекло дверцы, зашипел от боли.

— Что за детские штучки? — сказала Марина. — Неужели вы всерьез рассчитывали меня придушить? Глупости, Петр, вы безнадежно потеряли форму, разленились, вам юнца из молодежной банды не заломать! Будем слушать записи?

— Нет у вас никаких записей! И быть не может.

— А вы уверены, что я не из отдела внутренних расследований?

— Уверен. Вы блефуете самым примитивным образом.

— Какая разница? — пожала плечами Марина. — Главное даже не улики. Вы правы, у нас тут не внутреннее расследование, при чем тут улики и прочая юриспруденция? Я совершенно уверена, что вы снюхались с Бородиным. Сначала продали ему Тимофея, а потом — меня…

— И вы можете это доказать?

— В два счета! Я уже знаю, что Тим вовсе не занимался Цезарем. У него было совершенно другое задание. Что из этого вытекает? Что всякий, кто пытается меня уверить, будто Тимофей занимался исключительно Цезарем, в сговоре с Бородиным. Вот вы, в частности. Я очень быстро кое-что сопоставила, Петр. Пока я была с вами, никто за нами не следил. Стоило мне пуститься в одиночное плавание, моментально появились хвосты, что логично и закономерно: мало ли что я могу накопать в одиночку… Я и накопала, кстати. Против вас — только косвенные улики, но этого достаточно…

— Да?!.

Марина вскинула руку с револьвером и ударила его кургузым стволом по скуле. Уперла дуло в висок, сказала холодно:

— Ты и в самом деле решил, придурок, что я собираюсь писать на тебя официальные рапорты и требовать служебного расследования по всем правилам?! Да я тебя пристрелю к чертовой матери, если будешь вилять, и точка!.. Сам подумай: кто мне помешает? Кто вообще знает, что я тут с тобой торчу? Между прочим, несколько часов назад я уже отправила на тот свет одну из шестерок Тараса. Был такой капитан Смородин, из полиции. Не знаю, знаком ты с ним или нет, меня это совершенно не интересует. Я его пристукнула, чтобы не таскался по пятам. И разве в мире что-то изменилось? За мной шляется окровавленный призрак, укоризненно грозя пальцем? Меня ищет полиция? Солнце перевернулось? Да ни хрена! Все прошло незаметно для широких масс! Думаешь, когда тебя завтра утречком найдут тут окоченевшим, будет иначе?

Она звонко взвела курок большим пальцем. Присмотрелась в полумраке, удовлетворенно кивнула.

— В штаны еще не напрудил, но пот льет градом… Петр, я тебя умоляю, не будь дураком! Я — твоя смерть на стройных ножках! Ты еще не понял? Или ты расколешься, или пристрелю к чертям! В конце концов, ты мне не так уж и нужен. Остается уточнить лишь детали… — она сделала рассчитанную паузу и продолжала с таким видом, словно эта мысль минуту назад пришла ей в голову: — А может, я тебя и не убью. К чему пачкаться самой? Пусть тебя убирает Бородин, когда выяснится, что ты провалил дело, что я все равно докопалась до сути. Он тебя непременно уберет. Они из тех парней, кто не любят платить деньги зато, чтобы нерасторопный наемник оплошал нужный момент.

— Вы не посмеете…

— Это почему? — усмехнулась Марина. — Я тебя старательно отягощу уликами, убедительно доказывающими, что ты не только продавал меня Бородину, но и мне его сдавал с потрохами. По-твоему, будут какие-то моральные препоны? Плохо ты меня знаешь!

— А вы не знаете Бородина… — , Это признание?

— Послушайте, — сказал Петр, — я хочу вам только добра. Вы совсем молодая, непредставляете, во что ввязались…

— Зато я хорошо представляю, во что ввязались вы, Петр, — заявила Марина. — И прекрасно понимаю, почему так вышло. Вы тут прижились. Просидели слишком долго на одном месте. Обленились и разжирели. Перестали быть разведчиком, стали скучным чиновником, больше всего боявшимся, что его сорвут с насиженного места или осложнят ему жизнь. На этом он вас и подцепил. Уютнее было лечь под него, нежели сопротивляться.

— А вы кто такая, чтобы судить? — неприязненно бросил Петр.

— Я никого не собираюсь судить, — сказала Марина. — Я просто излагаю факты… Давно он вас прибрал к рукам?

— Год назад.

— Платит, конечно, хорошо?

— Еще бы. Но не в том дело…

— Ну да, конечно, — сказала Марина. — У вас появился хозяин. Контора слишком далеко, она для вас стала чуточку абстрактной, а здесь, рядом появился властелин, который заботится, кормит, защищает…

— Не надо так примитивно…

— Ого! — ухмыльнулась Марина. — Неужели есть какие-то идеи? Ну, какая высокаямысль может вас воодушевлять, Петр?

— Вы не поймете.

— Ерунда!

— Вы не поймете, — убежденно повторил он. — Слишком юная и ретивая, чтобы сознавать…

— Ну ладно, — сказала Марина. — В конце концов, меня совершенно не интересуютидеи, пусть даже они у вас есть… Мне нужна точная информация.

— Уберите пушку. Еще нажмете…Марина, отведя ствол, большим пальцем

опустила курок и вновь поднесла дуло к его голове.

— Хватит, — сказала она. — Некогда рассусоливать! Тимофей никогда не занимался Цезарем, верно?

— Ну да.

— А чем он занимался?

— Обеспечением безопасности так называемого маршрута «Дельта». Это…

— Я уже знаю, что это, — сказала Марина. — Спецрейс «птицы-призрака». И вы должны были ему в этом помогать… Правильно? Ну вот, видите, я много знаю… Что было в самолете?

— Мне неизвестно. Но у Тимофея имелась информация, что груз попытаются захватить.

— Кто?

— Я не в курсе.

— А он?

— Не думаю.

— Бородин?

— Ну, откуда мне знать?! Он делал все, что в таких случаях принято — проверил аэропорт, чтобы исключить возможное нападение налетном поле, перетряс персонал, знавший о посадке самолета, сам поднялся на борт…

— А вы старательно сливали информациюБородину?

— Да.

— Его интересовал самолет?

— Не особенно. Его гораздо больше интересовали дела Тимофея. Именно о них он ивыспрашивал.

— А он знал, что это за рейс? Что собой представляет «Первая звезда»?

— Да.

— И знал, что самолет пропал?

— Да. Но и это его не особенно занимало. Он сосредоточился на другом: направить по ложному следу того, кто придет Тимофею на смену. Обработал эту вашу шлюху…

— Сам?

— Да.

— Почему он сам делает то, что мог бы поручить другим?

— Не в курсе…

— Почему?! — рявкнула Марина.

Петр наклонился к ней. Его лицо блестело от пота.

— Да потому, что ставки слишком высоки! Со дня на день здесь состоится переворот, понятно вам?! И у меня стойкое убеждение, что дело не ограничится одной этой республикой, нити тянутся и в соседние…

— Ага, — сказала Марина.

— Вы что, не понимаете, что Бородин немало слышал о вас еще до того, как вы здесь объявились? Как, по-вашему, мог он знать такие вещи без серьезных связей там, дома? Специфических связей…

— Намекаете, что у нас в конторе — его«кроты»?

— Говорю вам, дело серьезное.

— То есть?

— В такие тонкости я предпочитаю не лезть, — сказал Петр убежденно. — Тех, кто сует нос столь глубоко, в живых обычно не оставляют. Вы зря надо мной иронизируете. Может, я и разжирел чуточку, но хватки не потерял. Я уверен, что дело тут не исчерпывается простым военным переворотом, чтобы поставить на смену дружественного к компании политика еще более дружественного. За кулисами есть что-то еще. Но лично я предпочитаю не вникать. Так безопаснее. Пешек вроде нас с вами нисколько не жалеют в играх подобного размаха… У вас что, нет инстинкта самосохранения?

— Как не быть… — сказала Марина. — Я жене идиотка…

— Вы действительно убили Смородина?

— Так получилось, — сказала Марина без эмоций. — Он мне здорово мешал… Значит, вы его все же знали?

— Да.

— В одной упряжке работали? Да, кстати…Тот капитан-спецназовец, что попался нам подороге из аэропорта… как его, Ракитин? Тот, которого вы откровенно боялись… Он что, тоже в игре?

— Не в нашей. Это просто молодой, честолюбивый Наполеон, который наращивает мускулы и копит информацию, чтобы сыграть когда-нибудь свою партию. Когда почувствует, что зубы достаточно длинные. Он и ко мнеподбивал клинья, и за Бородиным пытался следить…

— А что за логово у Бородина в Снежинске?

— Понятия не имею. Я к этому не имел никакого отношения.

— Так… — сказала Марина. — Вы говорите, Бородин хотел направить по ложному следу того, кто придет Тимофею на смену… Выходит, он точно знал, что Тимофей не вернется?

— Такое впечатление… Марина…

— Кто? — спросила она вкрадчиво. — Какая еще Марина? Кто вам сказал, что я Марина?

— Бородин. Он знал о вас все. Не удивлюсь, если окажется, что просматривал ваше личное дело. На самом деле вас зовут Марина, вас маленькой подобрал где-то в захолустной России Старик и привез в Питер. Вы стали для него чем-то вроде приемной дочери… Потому и чувствуете себя так уверенно. Старик все еще на посту, с ним считаются. Но сейчас и он вас не спасет. В игре чересчур большие шишки. Это чувствуется. Дело никак не похоже на обычный переворот в «угольной республике»… Лучше всего, если мы прямо отсюда поедем к Бородину. Он вовсе не настроен вас обязательно убирать. Вы ему вполне можете пригодиться. Молодая, отчаянная, способная, приемная дочь Старика…

— Он что, поручил вам меня вербануть?

— Нет. Просто говорил, что не намерен непременно вас убивать. Вам может найтись неплохое местечко в здешних раскладах. Будет много неплохих мест…

— Вам неуютно одному в дерьме, Петр? — тихо спросила Марина. — Ну да, конечно, кому же понравится… В компании как-то веселее и уютнее, я понимаю…

Он сверкнул на нее глубоко запавшими глазами.

— Да ни черта вы не понимаете! Бросьте эти штампы — помойка, предательство, измена!.. Я что, снюхался с китайцами или с какими-нибудь эскимосами? По большому счету, это все внутренние дела, и не более того.

— Охотно верю, — сказала Марина. — Только есть один немаловажный нюанс: вы невольный художник, который вправе переходить на любую сторону. Вы — наш правительственный агент, в вашу задачу как раз входит присматривать за субъектами вроде Бородина, а не продаваться им с потрохами.

— Легко вам рассуждать! Юной, нахальной максималистке… Попробуйте взглянуть на проблему с точки зрения человека пожившего, обладающего немалым житейским опытом, обремененного детьми…

— Когда-нибудь обязательно попробую. Лет через двадцать.

— Отдайте пистолет! Давайте обговорим все спокойно, как разумные люди. Я уверен, Бородин с удовольствием…

Марина протянула руку и выкрутила приемник на максимальную громкость. Петр недовольно поморщился, но предпринять что-то или произнести хоть слово не успел. Марина резко рванула его на себя левой рукой, выставив его же собственный пистолет, так что он сам ударился правым виском о дуло…

Выстрела не было слышно за ревом приемника, разве что салон заполнил тухлый запах пороховой гари. Опустив стекло, Марина включила вентиляцию до отказа, оттолкнув отяжелевшее тело к левой дверце. Убавила звук. Огляделась.

Со стороны домов прямо к машине направлялись две темные фигуры в характерных головных уборах, подсвечивая себе фонариками. Кобуры справа, дубинки слева. Полицейский патруль. Чисто случайный, надо полагать, но все равно неприятно…

Она прибавила громкость и подняла стекло.

Буквально через минуту в салоне стало светло, его залил резкий, белый луч мощного полицейского фонаря.

Марина самозабвенно продолжала свое занятие, нимало не смущаясь тем, что оказалась ярко освещенной. Таращившиеся снаружи полицейские должны были разглядеть во всех подробностях не столь уж редкую картину: мужчина средних лет откинулся на сиденье, закрыв глаза, не шевелясь, а оседлавшая его девушка в распахнутой блузке взасос целовала приятеля, засыпав его лицо распущенными волосами, извиваясь и громко постанывая.

Они не могли видеть ни лиц, ни крохотной дырки на виске Петра. В глаза им прежде всего бросилась голая Маринина грудь и задница в узких трусиках, выставленных на обозрение из-под задранной выше пояса юбки. Чем, надо полагать, и любовался патруль какое-то время, поскольку луч фонарика больше не метался, старательно освещая Марину. Полицейские не подозревали, что при любом неудобном раскладе вмиг станут покойниками. Марина положила оба ствола на пол, возле сиденья, только руку опустить…

Обошлось. Луч погас, послышался громкий смешок, и оба, Марина видела, преспокойно направились к отдаленным домам. Она проворно слезла с мертвеца, привела себя в порядок, опустила стекло со своей стороны и полной грудью вдохнула прохладный вечерний воздух. Стояла пасторальная тишина, по реке плыл ярко освещенный катер, оттуда доносилась музыка.

Пожалуй, она и теперь поступила совершенно правильно. Под дулом пистолета оба подручных Бородина, что Смородин, что Петр, дали совершенно одинаковые показания. Вряд ли это изощренная дезинформация. Ну, а оставлять Петра в живых было столь же неразумно, как и полицейского капитана. Он оказался еще трусливее и слабее, чем полицейский, продал бы, как пить дать. Поэтому Марина справедливо оборвала и ведущие к ней ниточки, и внесла опустошения в не столь уж многочисленные ряды доверенных лиц Бородина.

Ну, а дальше? Чем больше думаешь, тем сильнее веришь, что Петр не врал насчет того, что здесь замышляется нечто масштабное покруче стандартного военного переворота в убогом обезьяннике. Слишком много на эту версию работает. Вот и получается, что не только здесь нельзя никому верить: Степана убрали даже прежде, чем он успел выудить из электронной Паутины нечто конкретное, просто потому, что всполошил…

Марина тщательно протерла все места, где могли оказаться ее отпечатки. Вынула из кармана Петра его мобильник, набрала номер конторы, отдела внутренних расследований. И отключилась прежде, чем там успели откликнуться. Протерла и телефон, примостила пистолет Петра рядом с рукой мертвеца, так, чтобы казалось, будто он сам вывалился из расслабленных пальцев.

Бородин располагает, без сомнения, достаточными связями, чтобы очень быстро выяснить в полиции, при каких обстоятельствах нашли мертвеца, и как все выглядело. Скорее всего, постарается заполучить мобильник Петра себе. На его месте Марина так и поступила бы. Набран номер отдела внутренних расследований, хоть разговора не состоялось. Какой отсюда можно сделать вывод, прекрасно зная, что Петр был трусом, выше всего ценившим собственную шкуру? Да самый простой: терзался, отчаянно пытаясь как-то выкрутиться из непростой ситуации, решился даже позвонить «внутрякам», определенно собираясь сдать все и всех, но не решился. Пустил себе пулю в висок. На самоубийство люди идут порой и из страха. Некоторый выигрыш во времени у Марины имеется… Даже если Бородин потом и начнет что-то подозревать, следов никаких…

Она прошла пешком несколько кварталов, поймала такси и поехала к гостинице. Велела шоферу остановиться поодаль, не называя конкретного пункта назначения. Когда он отъехал, направилась к подсвеченному цветными прожекторами фонтану неподалеку от гостиницы, высматривая Риту.

Девчонка ожидала там, где они договорились. Марина опустилась рядом с ней на аккуратную деревянную скамейку, откинулась на спинку, спросила:

— Никто за тобой не следит?

— Да вроде бы нет… Хотя кто его знает, я же не спец…

— Тоже верно, — задумчиво сказала Марина.

— Тут кое-что похуже. — Да?

— Когда я уходила, подгребла эта сучка. Моя дорогая двоюродная сестрица. Начала выспрашивать о тебе очень уж липко — где ты бываешь, с кем и о чем говоришь по телефону, не знакомила ли ты меня со своими друзьями… И так далее, и тому подобное. Прямо не говорила, но туманненько намекала, что мне следует за тобой последить. Кто-то серьезный, мол, в этом заинтересован.

— А ты?

— Дурочкой прикинулась, — сказала Рита. — Знать ничего не знаю. Мол, ты меня используешь чисто утилитарно… Марина, а когда ты меня и в самом деле будешь использовать утилитарно?

. — Отдыхай пока, набирайся сил, — усмехнулась Марина, мимолетно погладив ее по коленке. — Вот что… Наметанный глаз мне подсказывает, что тут, возле фонтана, толкутся сейчас не одни только беззаботные влюбленные. Наверняка и парочка сутенеров крутится, и дурь толкают вовсю — очень уж бойкое место, почти центр города, не может быть так, чтобы этот фонтан остался неохваченным. Правильно?

— Ага. Я тут многих знаю. Если тебя интересуют сутенеры — вон тот, и тот, и та, в ажурных брючках. Наркоту здесь толкают…

— Стоп, хватит, — сказала Марина. — Посиди пока…

Вот уж кого ей было ни капельки не жалко, так это сутенеров и толкачей наркотиков. Она, подошла к одному из тех, на кого указала Рита, и парень моментально встрепенулся.

— Скучаете, сударыня? Можно помочь…

— Не в том смысле, зайчик, — сказала Марина капризным тоном, собезьянничанным у Жени. — Я, понимаешь, поссорилась со своим приятелем, а он торчит у машины, помириться надеется… Подгони мне машину со стоянки, во-он туда… Машина — рядом с синим «Опелем», вот, ее отсюда видно. Держи ключи. Подгонишь — получишь полтинник.

Парень взял ключи, но задержался.

— А она точно ваша?

— Подгонишь и подойдешь с ключами, я тебе документы покажу, — сказала Марина небрежно. — Чтобы не нервничал… Если он там еще болтается, не разговаривай. Скажи, что купил эту машину час назад, ну там придумай что-нибудь, не мне тебя учить…

Он кивнул и быстро отошел. Марина напряженно следила, как он пересекает выложенную фигурной брусчаткой пешеходную зону, достигает стоянки, уверенно пробирается меж рядами ярко освещенных машин. Отпирает дверцу, садится за руль…

Грохнуло совершенно неожиданно даже для Марины. На месте машины взлетел багрово-желтый столб огня, с отчаянным звоном обрушился высокий стеклянный фасад гостиницы, в воздухе крутились медленно летящие обломки, на разные лады завопили десятки автомобильных сигнализаций. Шум, крики, переполох, десятки бездельников, ведомые неистребимым инстинктом зевак, помчались к тому месту, где колыхалось пламя…

— Ходу! — сказала Марина, повесила сумку на плечо, подхватила Риту за руку и решительно встала. — Уходим, не торопясь, не привлекая внимания…

— Что там?

— Да ерунда! — сказала Марина. — Это меня только что прикончили. Соображаешь? Какая-то добрая душа заложила бомбу. Вот и прекрасно! Человеку, которого его враги считают мертвым, очень удобно жить. Потом разберутся, но до того многое можно наворотить в качестве живого покойника…

— И куда мы теперь?

— Вот еще проблема! — хмыкнула Марина. — Там, в номере, только сумка с тряпками, а все остальное у меня с собой. Две энергичные, смелые девочки с полным карманом денег где-нибудь да устроятся, особенно если одна хорошо знает город. Подскажешь приличную тихую гостиницу…

— А потом?

— Завтра поедем в Снежинск. Ты была там когда-нибудь?

— Ни разу. Дыра ужасная… А зачем?

— Ты будешь смеяться, но я сама еще толком не знаю, — сказала Марина чистую правду.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЛЕТ НЕЗРИМОЙ ПТИЦЫ

Глава первая

Романтика железных дорог

Пейзаж за окном был. удручающе однообразным и за полтора часа успел надоесть до крайности — бесконечная тайга, подступавшая вплотную к железнодорожному полотну, а иногда не менее наскучившие пустые поля, обширные поляны, заросшие дикой высокой травой, без малейших следов не то что цивилизации, но и вообще присутствия человека. Поезд шел не так уж быстро, но вагоны все равно порой опасно кренились на стареньких рельсах, жалобно скрипели. Подобно всем остальным пассажирам, Марина внешне не реагировала, но про себя все чаще думала, что крайне обидно вот так глупо погибнуть, слетев под откос вместе с этим музейным экспонатом.

Была в этом путешествии и хорошая сторона — никто не обращал на Марину особого внимания, разве что индивидуумы мужского пола, не потерявшие еще способности к сексуальным контактам. В простеньких джинсах, дешевой темной блузке, с заплетенными в толстую косу волосами и яркими пластмассовыми сережками в ушах, она ничем не отличалась от аборигенов. Как и одетая примерно так же Рита, сидевшая через три ряда от нее. Для пущей подстраховки Марина отдала ей небольшую сумку со всем мало-мальски ценным имуществом, оставив при себе лишь паспорт, немного денег и выкидной нож, отобранный у одного из «вампиров», И они старательно делали вид, будто незнакомы вовсе. Мало ли что…

Пожалуй, она поступила совершенно правильно, взяв билеты в самый дешевый, общий вагон с деревянными скамейками, лет за двадцать отполированными до блеска задницами и спинами небогатых путешественников. Были в этом поезде, совершавшем рейс по территории целых шести совершенно независимых республик, и вполне комфортабельные вагоны с отдельными купе, туалетами и прочими ошеломляющими для здешних мест удобствами. Но, чтобы купить туда билет, требовалось показывать документы. И потом прекрасно известно, что в многолюдстве людям специфических профессий затеряться гораздо проще и надежнее.

К некоторому удивлению Марины, внезапно выяснилось, что мысли Тараса Бородина двигались тем же путем.

Она совершенно неожиданно увидела его на перроне, в одиночестве направлявшегося к соседнему общему вагону. Ошибиться она не могла, это был доподлинный Бородин. Правда, нисколько не похожий на высокопоставленного служащего могучего концерна — небритый, в высоких резиновых сапогах, дешевых джинсах и грубой клетчатой рубашке, с потертым рюкзаком на плече и видавшим виды ружейным чехлом в руке. Он двигался в потоке нагруженных поклажей пассажиров так сноровисто и привычно, что любой из аборигенов мог признать его своим земляком. Самая обычная картина — собравшийся в глухие леса местный охотник. Идеальная имитация.

Остановившись и придержав Риту, Марина подождала, пока Тарас поднимется в свой вагон. И подумала, что принятое по наитию решение, вероятно, оказалось даже более верным, чем ей казалось поначалу. Быть может, он и увлекается охотой, но вряд ли настолько стремится к первобытности, чтобы трястись в самом дешевом вагоне по ветхим рельсам. Компания «Центр» располагает не только множеством автомобилей, но и собственными вертолетами и легкими самолетами. Бородин занимает достаточно высокий пост, мог бы воспользоваться любым „транспортом концерна, хоть наземным, хоть воздушным. И тем не менее…

Конечно, еще не факт, что он направляется в Снежинск. Но уже одно то, что он внезапно объявился в поезде, маскируясь под местного, заставляет навострить ушки…

Что до нее, ей просто не оставалось ничего другого, кроме как попробовать осмотреться в Снежинске. Столица была ею выработана, как золотоносный «карман». Марина не видела там больше ни следов, которые имеет смысл отрабатывать, ни людей, которых можно вдумчиво допросить. Разве что Бородина… Но в столице к нему чертовски трудно подобраться. Она оказалась в точке, откуда было только два пути: либо доложить в контору все как есть, либо… А черт его знает! Первый путь не годился, второго, собственно, и не существовало вовсе. Остался лишь Снежинск…

Она старательно притворялась, будто дремлет, откинувшись на высокую жесткую спинку сиденья. Благо, оказалась не одна такая. Многие подремывали, не обращая внимания на шум и гомон: здесь ели, разливали водку, спорили, укачивали детей. Запах стоял неописуемый, и Марина подумала мимолетно, что за двенадцать лет своей жизни в Питере успела отвыкнуть от вони, чей химический состав выражается дюжиной длиннющих и сложных формул, от матерных слов, переплетавших любую фразу, от одинаковых лиц, отмеченных тоскливой неудачливостью, от визгливого хохота, убогого лексикона, с каким обсуждали жалкие темы, казавшиеся этим существам вселенскими проблемами, от тяжелого запаха неухоженных тел, немытых волос и грязных ногтей. От всего остального. Приходилось делать над собой не шуточное усилие, напоминая, что она родилась на том же самом географическом пространстве, и в ее жилах текла та же кровь. Они были другие. Она ушла куда-то, то ли вперед, то ли вверх, а эти остались на месте, тупо пережевывая жвачку туповатых бесед, скудных желаний, примитивных мыслей. Она вдруг ощутила острую, пронизывающую ненависть к этому двуногому стаду. Они даже не надеялись на что-то другое, им было комфортно и здесь…

Сквозь опущенные ресницы Марина посмотрела на сидевшего в углу вагона китайца неопределенного возраста, то ли двадцати, то ли всех шестидесяти лет. И вновь, в который раз, не поняла, в самом деле он снова уколол ее мгновенно-цепким взглядом, или ей почудилось.

Китаец оставался для нее насквозь непонятным. Как он сел в уголок, у окна, так и просидел там полтора часа, словно статуэтка, почти не шевелясь, ни с кем не общаясь, почти, такое впечатление, не дыша. Порой она физически ощущала на себе этот цепкий, мгновенный, тут же уходивший в сторону взгляд, но до сих пор не могла увериться точно. Очень уж чужие были у него глаза — антрацитово-черные, раскосые, узкие, не поддававшиеся пониманию белого человека. Какой-то иной мир, чуть ли не иная планета смотрела на Марину узенькими черными щелями, ..

Она достала сигареты, которые держала при себе для таких вот случаев. Многие курили прямо в вагоне, прибавляя опостылевшего туземного колорита. Но она вышла в тамбур, щелкнула зажигалкой, умело втянула дым, прислонилась к колыхавшейся стенке, словно бы невзначай, рассеянно глядя сквозь немытое стекло двери в соседний вагон.

Бородин сидел почти посередине вагона, у прохода, ружейный чехол он держал между ног, рюкзак запихнул под сиденье. О чем-то спокойно разговаривал с несомненным, аборигеном, пожилым и пьяным, и снова выглядел местным, таким же аборигеном, в жизни не видевшим компьютера, не летавшим на самолете, не покидавшим пределов этого карликового государства. Марина ощутила нечто вроде профессионального уважения: настолько идеальными были и грим, и актерская игра…

В тамбуре, кроме нее, толклись еще двое парней, дымили вовсю, от них остро несло водкой, из кармана у одного торчала откупоренная бутылка. Оценив обстановку, Марина приготовилась в случае чего дать отпор в полном соответствии с незатейливыми туземными традициями — матерщиной и коленом пониже пояса. Но оба курильщика, и на том спасибо, не обращали на нее внимания, таращась в выбитое стекло вагонной двери с таким видом, словно там, в проплывавшей совсем близко чащобе, кувыркались на ветвях голые стриптизерши.

Поезд дернулся, стал ощутимо замедлять ход. Марину легонько приложило о грязную стенку, но она тренированно удержала равновесие. Швырнула под ноги окурок согласно здешним обычаям, чтобы не выбиваться из роли, растерла его подошвой. Посмотрела на Бородина.

— Ты, сучка! — послышалось рядом.

Она неторопливо повернула голову, успев меланхолично подумать: ну вот, началось! Не стоит их в случае чего особенно калечить, до пункта назначения ехать еще не менее часа, к чему привлекать к себе излишнее внимание…

И подобралась, как зверь. Лица обоих уже были скрыты черными капюшонами с дырками для глаз и рта, оба держали в руках пистолеты, но именно в нее целился только один. Собственно, не так уж и целился — просто направил оружие дулом в ее сторону.

Он и рявкнул:

— Пошла в вагон, сучка! Ну, живо! Марина, изобразив на лице должную степень

испуга, проворно юркнула в вагон. Парни за ней не пошли, остались в тамбуре. Положительно, у них не было интереса конкретно к ней… Поезд, скрипя, визжа и раскачиваясь, ехал все медленнее, пока не остановился совсем. Гомон медленно затухал.

И в этот момент Марина услышала где-то впереди, в стороне тепловоза и комфортабельных вагонов, донельзя знакомый звук: длинную, отчетливую, громкую автоматную очередь, выпущенную из какого-то смутно знакомого ей оружия. Надо полагать, редкая, мало распространенная марка, сразу и не определишь…

Она перехватила взгляд Риты, успокоила ее глазами, чуть приподняла ладонь. Была предварительная договоренность — если случится нечто непредвиденное, и им придется разделиться, ничего страшного. Прибудут в Снежинск поодиночке. Главное, установить потом контакт. Даже в такой дыре должно быть нечто, пусть отдаленно похожее на гостиницу и почту, поскольку, если верить справочникам, там отыщутся и телефоны, и. парочка туристических контор.

Марина пробежала к своему месту и плюхнулась. Очень вовремя: дверь вагона с лязгом отлетела в сторону, грохнули два выстрела, с потолка посыпался какой-то мусор, и тип в черном капюшоне, водя пистолетом, ожесточенно заорал:

— Всем спокойно! «Народная воля»!

На рукаве у него уже красовалась широкая красная повязка с какой-то разлапистой черной эмблемой, грубо выполненной по трафарету и несведущему глазу казавшейся непонятнее заковыристого китайского иероглифа.

Очень мило, подумала Марина, сидя неподвижно и бросая по сторонам внимательные взгляды. Радикалы. Экстремисты хреновы. Она перед отлетом читала о них в сводках конторы. Что-то давненько не давали о себе знать борцы за непонятную идею. Последний раз рванули бомбу в столице недели две назад…

Через два ряда от нее вдруг взметнулся неброско одетый человек, извернулся, выхватывая пистолет из-под мышки. Но стоявший в дверях отреагировал быстрее, всадил в него три пули, и тот — несомненно, полицейский агент в штатском — шумно свалился в проход под истошные женские визги, тотчас умолкшие после нового выстрела в потолок.

В окно Марина увидела, как по обе стороны вагона пробежали фигуры в камуфляже, в черных капюшонах, с автоматами непривычного вида. Свистопляска, судя по всему, разворачивалась на полную. Послышалась еще одна очередь, гораздо ближе, короткая.

Потом в вагон с двух сторон ворвались автоматчики в потрепанных пятнистых комбинезонах, с неизменными красными повязками. Один дал короткую очередь в потолок — небрежно, привычно, словно поздоровался — и заорал:

— Документы приготовили! Живо! Никому не будет вреда, кроме врагов революции!

И оба стали сновать у скамеек классическим «челноком», как обученные охотничьи собаки. Марине сразу стало ясно, что они действуют без дурацкого формализма, избирательно. У тех, кто выглядел вовсе уж туземно, документов не проверяли вовсе, цепляясь лишь к тем, кто выглядел почище и имел несчастье обладать физиономией с некоторыми проблесками высшей нервной деятельности.

Марина опустила руку к лодыжке, коснулась сквозь джинсы ножа, засунутого за голенище короткого кожаного сапожка. Если прицепятся к Рите и заграбастают их сумку, придется драться. Она в несколько секунд просчитала, как рванет на себя автоматчика, когда он до нее доберется, нанесет коленом ослепляющий удар в лицо. Очередью сразу по второму, уйти влево, прикрыться вон тем толстяком — лучшего щита и не нужно, в нем увязнет ведро пуль — быстренько разобраться с двумя подсадными и, как ни рискованно, прорываться в лес. А как иначе поступить, если под угрозой будут и сообщница, и вещи?

Обошлось. Автоматчик бросил на съежившуюся Риту лишь беглый взгляд, ее соседями не заинтересовался вовсе, прошел мимо. Стало легче на душе, но ненамного — ее собственная участь оставалась под вопросом. Насколько она помнила теоретические установки этих опасных придурков, во врагах они держали весь остальной мир. Быть может, имеет смысл навязать им политологическую дискуссию?

— Документы! — рявкнул возникший над ней автоматчик.

Точнее, автоматчица. Сразу было видно, что это девушка. Что вовсе не позволяло полагаться на мнимую женскую солидарность. Давно известно, что настоящий радикал-террорист не имеет ни пола, ни возраста — неоэтика в чистом виде, доведенная до абсурда и приспособленная к ситуациям, которых ее создатели и защитники вовсе не желали.

Выжидательно улыбаясь, Марина протянула свой паспорт. Неведомо, какое выражение появилось у девушки на лице под черным капюшоном. Она какое-то время рассматривала кусочек пластика с цветной фотографией, потом решительно засунула его в нагрудный карман комбинезона и повела стволом.

— Шагай!

— Послушайте… — осторожно начала Марина.

И едва не получила по зубам. Автоматный приклад остановился совсем близко от ее лица. Обрызгав ее слюной, девушка истошно заорала:

— Пошла отсюда, живо! Ноги прострелить?! На улицу!

Спорить и дискутировать было чрезвычайно опасно. Марина встала, согласно новой команде заложила руки за голову и пошла к выходу, постаравшись не встречаться взглядом с Ритой. Главное, девчонка пока выкрутилась, смотришь, все обойдется.

Спрыгнув со ступенек — кроме нее, никого больше из вагона не выгнали — она задержалась на миг, но тут же последовала новая команда вышедшей следом долбанной амазонки. И Марина присела на корточки рядом с двумя хорошо одетыми людьми, столь же старательно державшими руки за головой.

К их группе от головы поезда гнали еще троих. Среди товарищей по несчастью Бородина не оказалось. Что ж, если у него местные документы, он мог без труда вывернуться, прикинувшись безобидным пролетарием, отправившимся на охоту для прокормления большого семейства.

Где-то в вагоне стрекотнула короткая очередь. Поодаль, на краю поляны, стояли два небольших японских грузовичка и японский потрепанный джип. Марина насчитала четырнадцать вооруженных людей. В вагонах наверняка еще с десяток. У террористов есть все шансы. Неизвестно, когда власти дознаются о случившемся. Даже если сейчас, немедленно, из столицы вылетят военные вертолеты, практически нереально высмотреть с воздуха укрывшихся в тайге людей, а соответствующей аппаратуры у здешних сил правопорядка может и не оказаться. К тому же неизвестно точно, где искать, чащоба необозрима. Одним словом, успеют смыться с заложниками и добычей. Вон, волокут большие сумки, определенно в целях беспощадной борьбы с врагами революции избавили последних от всего мало-мальски ценного…

Подошел широкоплечий тип, тихо спросил что-то у прилежно стоявшей над Мариной девушки. Судя по движению губ, ухмыльнулся, громко спросил:

— А почему вы в таком виде и в общем вагоне? Шпионка?

— Я просто хотела посмотреть экзотику, — сказала Марина, изображая испуг и полнейшую безобидность.

— Экзотику? Будет тебе экзотика, век не забудешь! — зловеще пообещал человек в маске и отошел, громко отдавая какие-то распоряжения своим.

Подогнали еще троих — двух мужчин и одну женщину, очень похоже, иностранцев. Тип в маске распоряжался без всякой суеты, помогая себе уверенными жестами. Впрочем, и без его команд все действовали довольно слаженно, быстро, очевидно, уже имея опыт.

Новоприбывших загнали в кузов одного из грузовичков, а Марину и двух мужчин — во второй. Туда же прыгнуло по несколько человек в камуфляже. Тут же на лицо Марине упала широкая полоса пыльной и грязной материи, кто-то сноровисто завязал под затылком узел, безжалостно захватив пряди волос. Рук связывать не стали. Должно быть, считали, что городской цивилизованный человек ни за что не побежит в дикую тайгу. Вероятно, это казалось справедливым в отношении товарищей Марины по несчастью — очень уж раздавленный был у них вид — но ее саму цивилизация коснулась крайне мало…

Она, сидя в уголке кузова, прилежно восстанавливала в памяти все, что видела перед тем, как ей завязали глаза. В кузове, помимо двух пленников, трое террористов. Та девка, угрожавший ей экзотикой тип и еще один. Все с автоматами. Марина присела на пол. Ага, судя по звукам, мотор заработал, грузовичок сорвался с места, резво помчался куда-то, определенно по неширокой таежной тропинке, слышно, как хлещут по бортам ветки… Никто больше в кузов не садился, значит, врагов так и осталось трое. Документы вроде бы по-прежнему у девки, это нужно учесть…

Рядом кто-то тяжело плюхнулся, сильные пальцы сжали ее щеки, вывернули лицо влево.

— Ну, ты кто такая? Шпионка империалистическая?

— Ну, почему? — спросила Марина со слезой в голосе. — Я совершенно мирный человек… Хотела посмотреть бывшую Россию…Еще до ее распада…

— Дело ясное. Враг революции! — неприязненно оборвал ее человек, тот самый, командир. Может быть, и в самом деле какой-то их главарь. — Ты не переживай, ничего страшного с тобой не будет. Потребуем за тебя выкуп, ваше сраное Северное правительство обязательно заплатит. Поскучаешь у нас пару недель, и все обойдется. А впрочем, мы тебе, такой гладенькой, скучать не дадим… Сиди смирно, дернешься, по башке получишь!

Он возбужденно сопел ей в ухо. Расстегнул блузку, закинул одну руку на шею и принялся мять груди, приговаривая:

— Будет тебе экзотика, посмотришь! Никогда не пробовала с русским патриотом, лежа голой жопой во мху? Обучим…

— Гром! — насмешливо протянула девушка. — Ты что, ее прямо здесь собрался идейно перевоспитывать?

— А почему бы и нет? — без малейшего смущения откликнулся Гром. — Ехать еще долго, и я успею, и Свирепый, и ты, если хочешь. Зачем добру пропадать? Все равно ее в лагере завалят моментально, драть будут, пока не выкупят. Лучше уж первыми попробовать прямо тут, пока чистенькая…

— Тоже верно, — откликнулся второй, видимо, Свирепый. — Давай, помогу с нее штаны стянуть.

— Нет, спасибо, я сам, без помощников…Он лапал Марину самозабвенно и грубо,

она ничего не видела, но по положению тел чувствовала, что этот самый Гром надежно заслонял ее широкой спиной от остальных. Легонько коснулась его кончиками пальцев, помогая себе сориентироваться.

— Ого, — сказал он, хохотнув. — Девочка умная, девочка будет по-хорошему, да? Ну, стягивай штанишки.

Он чуть отодвинулся. Марина еще раз в немыслимом темпе прокрутила перед мысленным взором декорации — откуда слышались голоса тех двоих, в какой именно позе сидит на корточках прильнувший к ней Гром, прикинула ширину и длину кузова, рассчитала, где примерно сидят другие заложники…

Подтянула колени к подбородку, словно для того, чтобы удобнее было стянуть джинсы, взялась левой рукой за пряжку пояса. Правую молниеносным движением запустила под штанину, двумя пальцами извлекла нож, уже нанося точный удар, нажала кнопку, выбрасывая лезвие, согнулась, пряча лицо за туловищем террориста, левой рукой сорвала с глаз повязку…

Время словно остановилось на миг. Лезвие-шило мягко вошло в грудь Грома против сердца, он издал непонятный звук и замер после долгой судороги. Остальные двое так и сидели на своих местах — Свирепый на скамеечке у заднего окошка кабины, девка на полу у заднего борта, их автоматы лежали радом…

Марина отчаянным рывком швырнула обмякающее тело прямо на Свирепого и взмыла. Оттолкнулась обеими ногами от грязных досок, метнулась к заднему борту, в полете видела, как лицо девки меняется медленно-медленно, как до нее начинает доходить решительное изменение ситуации… Поздно, сучка, поздно!

Марина нанесла удар, сломавший шейные позвонки, отпихнула девку коленом, схватила ее автомат, вскинула, падая на колено, и короткой очередью прямо-таки снесла Свирепому башку. На крышу кабины ляпнулись густые красно-белые брызги. Не теряя времени, Марина запустила пальцы в нагрудный карман комбинезона девушки, выхватила свой паспорт, сунула его в карман джинсов. Все это отняло у нее максимум три-четыре секунды. Грузовичок, замыкавший недлинную колонну, все так же несся по извилистой лесной тропинке. Двое заложников таращились на Марину совершенно ополоумевшими глазами, а трое мертвецов перекатывались, как куклы, когда машину подбрасывало на колдобинах.

Глава вторая

Романтика забытых деревень

В кузове впереди идущего грузовика поднялись двое в камуфляже, вытянули шеи, пытаясь что-то разглядеть за высокой кабиной. Ну, конечно, не могли не слышать выстрелов… И в овальном зеркальце задней стенки кабины появилась встревоженная рожа, уже без черного капюшона.

Марина преспокойно всадила в эту рожу короткую, на три патрона очередь. Брызнули стекла — и это, и лобовое. Грузовичок вильнул, зацепил правыми колесами высокий откос, накренился. И Марина, не дожидаясь аварии, выпрыгнула, грамотно приземлилась на согнутые ноги, упала, перекатилась. Видя, как грузовичок летит кубарем, полоснула очередью по второму, что шел впереди, ради переполоха.

Вскочила и кинулась в тайгу, петляя, пригибаясь, скорее, по профессиональной привычке. Они ни за что не успели бы оценить ситуацию, не говоря уж о том, чтобы стрелять прицельно.

В самом деле, первые выстрелы — длинные, всполошенные очереди — раздались, когда она была чуть ли не в километре от тропинки. Лупили наугад для самоутверждения и по врожденной злобе…

Усмехнувшись с нескрываемым превосходством, Марина остановилась и заняла удобную позицию за толстой сосной. Самое глупое — сломя голову удирать от погони, совершенно не контролируя ситуацию, не видя противника. Гораздо разумнее другая тактика: самой сесть в засаду. Если погоня выйдет прямо на Марину, убавить количество охотников, насколько удастся, и отступать, чтобы потом повторить этот прием, пока остаются патроны…

Вот, кстати… Она выщелкнула магазин, все равно время у нее есть, один за другим выбросила на колени патроны, пересчитывая. Набралось аж восемнадцать, и еще один в стволе. Проворно снарядила магазин, вставила. В руках у нее был сущий антиквариат — автомат Калашникова, судя по надписям и дате, выпущенный еще в забытой ныне стране под названием СССР, для Марины столь же загадочной и неизвестной, как Атлантида. Воронение на стволе и деталях затвора давным-давно стерлось, металл матово белел, но оружие выглядело вполне ухоженным. Что ж, при надлежащем уходе такой вот раритет вполне способен прослужить уйму лет и действовать надежно — в чем несколько минут назад убедились незадачливые пленители…

Марина прислушалась. Раздалось еще несколько длинных, глупых очередей, определенно на том же месте. Ну конечно, они не полезут в чащобу, где весьма проблематично отыскать невеликими силами одинокого беглеца, который, как показали недавние события, мало напоминает хрупкое оранжерейное растение. Рациональнее будет на полной скорости убраться в свое неизвестное логово. Сами говорили, что до него еще долго ехать…

Точно. Едва различимый шум моторов быстро затихал, становился этаким комариным жужжанием, все отдаляясь, а потом утих совершенно. Как ни напрягала Марина слух, не слышала идущих по лесу людей. И не видела никого. Лес понемногу возвращался к нормальной жизни. Донеслось птичье щебетание, какой-то зверек высунул из-за ствола мохнатую мордочку, солнечные лучи красиво светили сквозь кроны сосен…

— Романтика, блядь, — тихонько сказала Марина себе под нос. — Усраться можно…

Вокруг стояла безмятежная тишина, пели птицы, шмыгало мелкое зверье, незнакомое по названиям, светило солнце, в воздухе стояли свежие, странные для городского человека запахи дикой природы. Марина начинала подозревать, что точно так все выглядело и во времена ее первобытных предков. Она не чувствовала ни страха, ни растерянности. У нее был в руках автомат с девятнадцатью патронами — сущее богатство, если стрелять одиночными. На ней не осталось ни малейшей царапины, за ней даже никто не гнался. Единственный удручающий факт — она представления не имела, где в данный момент находится, как далеко ее увезли от железной дороги и куда идти.

Но это еще не смерть. На тренировках по выживанию их выбрасывали и не в такие дебри, причем, что характерно, без всяких автоматов и ножей. И тамошние джунгли были гораздо более негостеприимными, и всяких поганых насекомых вкупе с прочими недоброжелательными тварями имелось гораздо больше, и под ногами хлюпало грязное вонючее болото, да вдобавок по пятам шлепали изображающие противника опытные рейнджеры, не склонные делать экзаменуемым ни малейших поблажек. И ничего, справилась…

Марина в два счета сориентировалась по солнцу. Несомненно, машины террористов поехали куда-то на север от железной дороги. Следовательно, двигаться нужно к югу. Все время к югу. «Железка» тянется на тысячи километров вправо и влево — реликт полузабытой эпохи, когда от Польши до Китая простиралась одна-единственная страна, та самая, чье сокращенное название красовалось на старом автомате в ее руках. Промахнуться невозможно — когда-нибудь да упрешься в рельсовый путь. А там уж следует шагать на восток, в сторону Снежинска, до которого гораздо ближе, нежели до столицы. Как ни безлюдны эти места, какие-то деревни в окрестностях все же имеются, она помнила карту. Правда, есть опасения, что народ там и вовсе примитивный по сравнению даже с городскими туземцами, но все же, стоит надеяться, умеет говорить членораздельно, слышал хоть краешком уха, что есть на свете такие вещи, как города, полиция, власть…

Высмотрев подходящее дерево, Марина спрятала автомат в кустарник, подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку, раскачалась и ловко взметнула туда тело. Полезла выше и выше, вскоре оказалась над зеленым морем хвои, но карабкалась дальше, пока ствол не стал совсем тонким и угрожающе качнулся.

Осмотрелась. Отсюда, с верхушки высоченной сосны, вид открывался на многие километры. Железной дороги она так и не увидела — на юге сплошной стеной поднимались поросшие лесом невысокие округлые горы. Марина смутно помнила из прошлой жизни, что у этих гор есть какое-то особое название, но оно никак не всплывало в памяти. И черт с ним!

Итак, дорога где-то там, за горами. На юг, на север, на запад, на восток, куда ни глянь — сплошной зеленый ковер, синеватые вершины гор, дикое безлюдье. В этой необозримой дикости было что-то, крайне раздражавшее Марину и даже злившее. Она и прежде, до того, как ее мирная жизнь безвозвратно разлетелась вдребезги, почти не бывала в тайге, хотя в родных краях Марины ее хватало. Сугубо городской ребенок. Так что эти девственные, первобытные, изначальные пространства вызывали у нее одно-единственное желание: побыстрее выбраться в места, обладающие самыми минимальными признаками цивилизации — какая-нибудь убогая хижина, пара-другая человеческих существ, одним словом, искусственная среда обитания…

И тут она увидела дымки. На юго-востоке — не менее дюжины. На лесной пожар это не походило нисколько. Дымки тянулись к небу отдельно друг от друга и все время, пока она за ними наблюдала, не расширились и не распространились. Была в них некая регулярность, свойственная той самой искусственной среде, в которую она прямо-таки жаждала попасть. Каждый привязан к определенному месту, тянется в небо, не меняя внешнего вида, объема…

Конечно, это мог оказаться и лагерь террористов. Но дымы все же поднимались в противоположной стороне, в направлении, где пролегала железная дорога. Придется рискнуть…

Она слезла с дерева — вся в смоле и пыли, грязная, как черт. Подобрала автомат, поставила его на предохранитель, повесила на плечо и решительно углубилась в чащобу, взяв направление туда, где видела дымы.

По ее расчетам, до них было километров десять. Примерно так и оказалось. Часа через два пути — ее часы работали даже после всех прыжков, курбетов и пируэтов — она услышала размеренное железное бряканье. Дернув плечом, сбросила в руки автомат, перевела предохранитель на одиночную стрельбу, присела за колючий куст.

Черно-белые невысокие животные бродили меж деревьев, именно от них и исходило бряканье. На шее у каждого висела ржавая металлическая коробочка. Марина не сразу вспомнила, что это коровы. Травоядные млекопитающие. От них каким-то образом получают молоко. При них вроде бы должен ошиваться этот, как его… ага, пастух.

Но, как она ни присматривалась, человек так и не появился. Экзотические коровы бродили совершенно самостоятельно, хватая мордой траву, брякая коробочками. Марину они видели, но не обращали на нее никакого внимания. Рога у них были жуткие, однако держались эти твари мирно. И Марина тоже перестала сосредоточиваться на них и пошла в прежнем направлении. Скоро послышались те самые, долгожданные в данных условиях, техногенные звуки: лязг железа, человеческие голоса, ленивый собачий лай. Стук лошадиных копыт и странный ритмичный грохот, словно сплетенные воедино…

Она увидела источник этих звуков. Невысокая лошаденка тащила грубый деревянный экипаж прямоугольной формы на шатких, скрипучих колесах — чисто деревянных, без покрышек и камер. Экипаж на подобных колесах должно было немилосердно трясти, но управлявший им бородатый человек в какой-то странной одежде явно не испытывал ни малейших неудобств. Он развалился на устилавшем дно экипажа слое сухой травы и мурлыкал нечто, напоминавшее ритмом песенку.

Экипаж проехал мимо и скрылся из виду. Все это ничуть не походило на лагерь экстремистов, но Марина двигалась дальше по-прежнему осторожно.

Скоро она вышла на опушку. Прячась за крайними деревьями, долго наблюдала за невиданным зрелищем. Несомненно, это и была пресловутая деревня. Правда, Марина и в благополучном детстве ни разу не бывала в тогдашних деревнях, так что не могла сравнивать увиденное теперь с прошлым.

На обширном, расчищенном от деревьев пространстве она насчитала не менее двадцати домов — не объединенных в улицы строгим городским порядком, а стоявших довольно далеко друг от друга. Странные строения из потемневших бревен и таких же досок, крыши крыты совсем черными дощечками, а некоторые — охапками желтой сухой травы. Над крышами поднимаются кирпичные невысокие башенки, из которых идет дым… Ах, так это трубы! Она видела похожие в Англии. Точно, дымовые трубы, первобытность какая, романтика, блядь, хоть ложкой ее хлебай…

Вокруг домов — невысокие заборчики из переплетенных прутьев, и там, внутри, что-то растет, очень уж одинаковое, правильными рядами, на одинаковых земляных возвышеньицах, очень низких. Она присмотрелась и в гуще зеленых листьев увидела несомненный огурец. А, так это огород…

Кое-где появлялись люди, мужчины и женщины. Мужчины поголовно бородатые, в просторных длинных рубашках, подпоясанных узкими ремешками, в мешковатых штанах, не глаженых, без «стрелки», как на городских брюках. Кто в сапогах, кто босиком. Женщины — в уродливых платьях одинаково серого цвета, больше похожих на подпоясанные мешки с прорезями для головы и рук. Они либо переходили из одного дома в другой, либо странно манипулировали на огородах с непонятными сельскохозяйственными орудиями. У крайнего дома полуголые дети играли со щенком.

Марина перешла на другое место — метров на триста правее, все так же прячась за деревьями. Не следовало торопиться, нужно сначала осмотреться, как следует…

Еще пару раз изменив дислокацию, она наблюдала за деревней в общей сложности не менее двух часов. И за все это время ни разу не увидела кого-то, хотя бы отдаленно похожего обликом на террориста. Только эти мужчины и женщины с их странными занятиями, визгливые полуголые дети, валявшиеся кое-где свиньи, коровы, пасущаяся лошадь. Ни единой машины. Ни разу не донеслось звука телевизора или радиоприемника. Ни единого провода и электрического фонаря. Пожалуй, тут нет ни телефона, ни доступа в Паутину… Но ведь должно же в деревне быть какое-то начальство! В любой стране во все времена в деревнях имелась власть. Вдруг у руководителя да отыщется мобильник?

В конце концов, Марина решилась. Все наблюдения говорили в пользу миролюбия деревни. Нужно идти…

Будем рассуждать логично, сказала себе Марина. Когда-то здесь была Россия. И даже относительно недавно, всего двенадцать лет назад. Многие должны это время помнить. А значит, здесь умеют говорить по-русски, не мог же язык столь радикально измениться всего за дюжину лет! Значит, можно договориться…

Знать бы только их традиции… Она лихорадочно перебирала в памяти все, что ей когда-то попадалось на глаза в архивах конторы об этих самых деревнях.

Примитивная жизнь. Натуральное хозяйство. Откровенная деградация. Все это — шаблонные фразы, не способные ей помочь в данной конкретной ситуации. Черт побери, насколько она помнила, у крестьян в глухих деревнях всегда есть какие-то обычаи, которые следует соблюдать. Как-то по особенному полагается друг друга приветствовать, что ли… И многое делать именно так, а не иначе, а то к тебе преисполнятся недоброжелательности, откровенной враждебности. У них должны быть какие-то специфические табу, у этой долбаной деревенщины, это в любой работе по этнографии написано… Припомнить бы еще примеры!

Ну, ладно… Обмозгуем. Людоедства у них точно нет — до такого не дошло даже в диких осколках России. Иначе об этом упоминалось бы в архивах. И рабства у них вроде бы нет. Это гораздо южнее, где возле китайской границы обитают какие-то племена узкоглазых и черноволосых, с распадом страны восстановившие свои вовсе уж древние уклады… Не средневековье, в конце концов. Вряд ли у них положено убивать случайно забредшего путника. И о такой гнусной традиции архивы не промолчали бы… Деньги у нее при себе есть, добрых две сотни синих баксов… Вот только будут ли их воспринимать жители деревни, как деньги? Во многих учебниках подчеркивается, что во времена революций, распада, деградации, всеобщего одичания бумажные деньги исчезают из обращения моментально, остаются лишь те, что из драгоценных металлов… Стоп, стоп! В этой стране вообще нет собственных денег, она пользуется исключительно американскими долларами и прочей твердой валютой… Ну, в крайнем случае, можно им предложить часы или расплатиться натурой за то, что какой-нибудь абориген отвезет на своем странном экипаже в более цивилизованные места… Только выбрать помоложе, похожего на человека…

Как бы там ни было, а сидеть за деревом бессмысленно. Пора что-то предпринимать…

Марина спрятала автомат в глубину куста, присыпала его сухой хвоей, проверила, на месте ли нож в сапожке. Вздохнув полной грудью, пригладила волосы, вышла из леса и неторопливо направилась к ближайшему строению.

Первыми ее увидели игравшие со щенком дети. И моментально кинулись в дом, громко плача и что-то крича. Щенок проворно юркнул под дом. Хорошенькое начало, подумала Марина сердито и остановилась у покосившегося забора.

Неторопливо вышла женщина в длинном сером платье и тщательно завязанном платке — самого неопределенного возраста, то ли совсем старуха, то ли не старше Марины. Присмотревшись к ее платью, Марина стала подозревать, что видит ту самую экзотическую ткань, что в учебниках истории именовалась «домотканой материей».

Женщина пялилась на незнакомку как-то странно: не сказать, чтобы враждебно или зло, просто-напросто в тусклых глазах неопределенного цвета стояло густейшее равнодушие, словно Марина была пустым местом.

— Чего надо? — спросила она вяло.

По крайней мере, язык, точно, не изменился, обрадовалась Марина. Уже легче…

— Я отстала от поезда, заблудилась, — произнесла она медленно, внятно, решив не углубляться в криминальные сложности жизни. — Не знаю, где я… Железная дорога далеко?

— Там, — неопределенно махнула женщина.

— Далеко? — терпеливо спросила Марина.

— Далеко.

— Сколько километров?

— Кого?

— Километров.

— А это чего?

— Сколько мне туда идти? — попробовала Марина другую тактику.

— А я что, туда ходила? Говорят, к закату дойдешь…

— Часа два шагать?

— Кого?

Нет, она явно не имела представления не только о километрах, но и о часах…

— Есть тут у вас какое-нибудь начальство? — спросила Марина.

— Есть атаман. Только его сейчас нет. Они все уехали в Южное. Может, и приедут.

— А телефон у вашего атамана есть?

— Кого?

Марина, плюнув мысленно, решила поставить очередной эксперимент: извлекла синюю десятку, поводила перед глазами хозяйки покосившегося дома.

— Знаешь, что это такое?

— Бумага какая-то, — сказала хозяйка без всякого интереса, почесывая бок. — А может, тряпка. Она тоже так мнется…

Шаткая дверь распахнулась, выскочил согнутый старичок с совершенно белыми нестрижеными волосами и неопрятной бородой. Сбежал с крыльца, еще издали крича:

— Вы из города, девушка?

— Совершенно верно, — сказала Марина, приободрившись.

На лице у женщины мелькнула то ли радость, то ли облегчение. Она сказала, тупо улыбаясь:

— Вот ты с ней и поговори, дед. Придурковатая она, видно. Слова бессмысленные лепечет, тряпкой машет…

Повернулась и решительно ушла в дом. Старичок не то что обошел — обежал Марину крутом, восхищенно таращась и загадочно гримасничая.

— Боже ты мой! — воскликнул он с надрывом. — Из города!.. И в джинсах, в натуральных джинсах!

Из глаз у него потекли слезы. Марина подумала спокойно: а ведь этот уродец из кунсткамеры, судя по возрасту, может и помнить кое-что…

— Откуда вы?

— Ну, вообще-то я из Питера, — сказала Марина. — Как бы вам объяснить, где это…

— Не нужно! — живо прервал старик. — Ненужно, что вы! Ах ты, боже мой, Петербург! Нева! Летний сад! — он произносил все эти слова с невероятным умилением, наслаждаясь каждым звуком. — А здесь столько лет ни газет, ни телевизора…

Несмотря на шутовскую одежду, старик показался Марине человеком вполне цивилизованным. Ну да, конечно, он ведь из прошлого, сразу ясно…

— Что же мы стоим? Проходите в дом, проходите! — старичок сорвался с места, вприпрыжку взбежал по трем ступенькам, распахнул дверь. Марина, не колеблясь, поднялась на крыльцо. Навстречу прошла та самая женщина — как мимо пустого места, с совершенно отрешенным лицом.

— Сюда, сюда пройдите! — старичок бежал впереди. — Это моя комната, мой кабинет!

Марина, подняв брови, присмотрелась к «кабинету». Мебель не то что простая — примитивнейшая, сколоченная из кое-как обструганных досок, что кровать, что стол с двумя табуретами. Однако на грубой, приколоченной к стене полке стояли штук двадцать книг, а в углу красовался невероятно древний на вид небольшой телевизор или монитор старинного компьютера.

— Работает? — кивнула она в ту сторону.

— Да что вы… — чуть ли не плача, сказал старик. — Электричества нет уж лет десять. Садитесь, что вы стоите…

— Так, — сказала Марина, осторожно усаживаясь на табурет, казавшийся хоть и неказистым, но прочным. — Значит, и телефона мне у вас не найти?

— Откуда?..

— Даже у атамана?

— Ну, откуда у атамана телефон?.. До ближайшего телефона — километров пятьдесят…А вы кто?

— Я ученый, — сказала Марина.

— И чем занимаетесь? — спросил старик с живейшим любопытством.

— Социологией, если вы понимаете, что это такое, — сказала Марина, не особенно раздумывая.

Разоблачения она в этих условиях не боялась. Старикашка наверняка торчит тут долгие годы, в отрыве от цивилизации, так что можно нести любую галиматью и, не моргнув глазом, уверять, будто это и есть современная социология, будто та социология, в которой, очень может быть, старик когда-то разбирался, здорово изменилась, до полной неузнаваемости…

Но он не лез с коварными вопросами — вытянув шею, полузакрыв глаза, мечтательно тянул:

— Социология… Этнография… Кибернетика… Я ведь еще помню.

— Вы, должно быть, многое помните, — вежливо сказала Марина.

— Ого! Мне семьдесят один… или два… или все же один… Помню лишь, что уже за семьдесят. Я ведь еще помню не только Россию, но даже Советский Союз… Мне сравнялось тогда двадцать один год, и мы защищали Белый Дом…

— Вы что, бывали в Вашингтоне? — удивилась Марина. — Что-то я не помню, чтобы Белый дом пятьдесят лет назад от кого-то приходилось защищать…

— Я имею в виду наш Белый дом… — его морщинистое, крохотное личико исказилось, он ударил себя по голове сухим кулачком. — Ну, зачем?

— Что — зачем? — лениво спросила Марина, блаженно вытянув усталые ноги.

— Зачем мы защищали Белый дом?

— Откуда я знаю? — пожала она плечами. — Вам должно быть виднее. Я вообще не знаю, что это за дом такой, от кого вы его защищали и зачем…

— Вот именно, зачем, зачем? — из глаз у него бежали слезы. — Кто мог знать?.. Мы недумали, что так получится… Хотите молока?

— Пожалуй.

Он убежал куда-то и вскоре вернулся со странным сосудом из обожженной глины и такими же стаканами. Налил их до краев, пододвинул один Марине.

Она поднесла свой к губам, принюхалась с некоторым колебанием. Нет, конечно, старикашка разливал из одного сосуда и уже отпил из своего стакана, так что вряд ли хочет ее отравить. Но на привычное молоко эта густая белая жидкость не походила ничуть, она пахла совершенно иначе, чем-то, вот странно, живым…

— Пейте, пейте! Это молоко!

— Из коровы? — уточнила Марина. Мало ли что у них могло именоваться молоком.

— Из коровы, конечно!

Она медленно осушила свой стакан до донышка — с непроницаемым лицом, ни разу не поперхнувшись. На курсах выживания в джунглях приходилось пить и не такую гадость, насекомых жрать… И на вкус эта жидкость ничем не напоминала привычное молоко. Нельзя сказать, что вкус особенно неприятный, просто он решительно другой…

— Вы здесь давно? — спросила она, чтобы поддерживать светскую беседу.

— Четырнадцать лет. Когда началась смута в России, я здесь отдыхал. И не смог уехать, когда все рухнуло… Так и прижился, знаете ли, коров пас… Да и теперь, собственно… Иногда приходится кого-нибудь учить читать-писать, попадаются даже в нашей глуши люди, учат детей. Богатые, конечно, местная аристократия, если можно так выразиться. Бог ты мой, как хочется в город, вы бы знали…

— Вот совпадение! — сказала Марина. — Мне тоже.

— Но как вы тут оказались?

— Отстала от поезда. Он остановился, все вышли погулять, я отошла в лес по некоторой надобности… Поезд ушел.

— Ну, конечно, вы не знаете нашей жизни, вы же ученый… — старик наклонился к ней. — Что там у вас говорят? Когда Америка развалится?

— Развалится? — переспросила Марина. — А собственно, почему она должна развалиться? Что-то она на моей памяти таких поползновений не выказывала… А вы что, ждете?

— Ого! — он перегнулся к ней через стол, глаза сверкали лихорадочным блеском. — День и ночь! Она когда-нибудь окончательно развалится, и Россия вновь станет великой!

— Потому что Америка развалится?

— Ну конечно!

Марина с сомнением покачала головой.

— По-моему, одно из другого не вытекает автоматически…

— Да что вы, девушка! Вы хоть имеете представление о величии истории России? Куликовская битва, Бородинское поле!.. Мы еще будем править миром! Я! — он ударил себя в грудь. — Я пасу коров! А ведь я профессором был, понимаете? Профессором! Еще в Советском Союзе! Я формировал умы и вел людей к знаниям!.. Что вы на меня так смотрите?

Марина, в свою очередь, наклонилась к нему и, не в силах с собой справиться, сказала с расстановкой:

— Значит, это ты все устроил? Ты?! И такие, как ты?

— О чем вы? — спросил он в недоумении.

Она не владела собой, ее подхватила обжигающая дикарская ярость. Выбросив молниеносным движением руку и сграбастав старичка за ворот ветхой рубахи, она продолжала почти спокойно:

— Я не помню, что такое Советский Союз, знаю только одно: если он развалился, был неполноценным, следовательно, и жалеть о нем незачем!.. Что такое Россия, я помню чуточку лучше. Как-никак первые восемь лет жизни прожила в России. Она оказалась столь же ублюдочной, рассыпалась, но я не о том… Это вы все устроили — профессора сраные, политики дерьмовые, ученые!.. Умы он формировал, старый лидер! К знаниям вел! Ну, и к чему ты привел, козел? К чему вы все привели?!

— Но, простите…

— Молчать, тварь! — сказала она холодно. — Все обрушилось, когда мне было восемь лет. К нам пришли домой. Пьяные, гомонящие, с оружием. Отца зарезали штыком, а мать стали трахать всем скопом. Меня тоже хотели, раздели уже, но я была совсем маленькая, им стало неинтересно, и меня просто выкинули вон!.. Я больше никогда не была дома. И не видела мать. Я два года жила в развалинах, жрала крыс, чуть не сдохла, меня периодически пытались отодрать разные скоты!.. Если бы ты был каким-нибудь кровельщиком, с тебя и спроса никакого, но ты — профессор!.. Я всю жизнь мечтала найти хоть одного вроде тебя и удавить не спеша!..

Старикашка трясся мелкой дрожью, смотрел на нее и плакал. Марина чувствовала, какой он легкий и бессильный, словно пустой пыльный мешок. Ей как-то сразу стало скучно и противно, она бросила его, встала, прошлась по комнате. Сказала задумчиво:

— Но тебя слишком просто придушить, никакого удовольствия… И все вроде тебя, что еще дотянули, выглядят наверняка точно также, мешки с костями… Я этого как-то не понимала, пока не увидела тебя и не подержала за глотку. Вот и рассыпалась прахом светлая девичья мечта!.. Ладно. Не стоит рассусоливать о старых временах, а то я опять разозлюсь, профессор, могу и двинуть. Сколько до железной дороги?

— Примерно…

Крохотное окошко заслонила какая-то большая тень, в мутное стеклышко постучали, и послышался уверенный, спокойный мужской голос:

— Профессор, затейник старый! Куда красавицу подевал? Изволь предъявить!

— Это кто? — спокойно спросила Марина.

— Атаман…

— Здешнее начальство?

— И не только здешнее. Он начальство над всем районом, одиннадцать сел… Целая маленькая страна…

— Вот и прекрасно, — нетерпеливо сказала Марина. — Всего наилучшего!

И быстро вышла на улицу. У забора стояли на высоких, красивых и сытых конях трое всадников — в одинаковой одежде наподобие каких-то совершенно старомодных мундиров: синие штаны с красными полосами по бокам, зеленые кители. У одного китель расшит на груди чем-то вроде золотого позумента. Все они были при оружии. За спинами вполне современные магазинные винтовки, на боку — разнокалиберные сабли, а у человека с золотым позументом еще и пистолетная кобура. На головах тоже одинаковые черные береты с султанами из пестрых птичьих перьев. У того, с позументом, с берета свисал еще белый шнур, собранный затейливыми петлями.

Сначала Марина приняла их за таких же стариков, как тот, к которому она невзначай попала в гости. Однако, , присмотревшись, она поняла: если они и старше ее, то не более чем лет на десять. Пожилыми они показались в первый миг из-за бород, впрочем, аккуратно подстриженных, ухоженный.

Человек с позументами проворно спрыгнул с коня и улыбнулся Марине, показав великолепные зубы.

— Добрый день, девушка. Издалека будете?

— Из Питера, — сказала Марина. — А вы, как я понимаю, здешнее начальство?

— Вот именно, — сказал он значительно. — Атаман Тимофеев. Законный глава этого края, практически вольной казачьей республики.

— Казаки? — переспросила Марина. — Ах, да… Они еще скакали верхом с диким визгом, махали саблями… Но это было ужасно давно…

— Зато остались славные потомки, — сказал атаман, приосанясь. — Из Питера, говорите?

Марина протянула ему паспорт. Атаман бросил на него беглый взгляд и тут же вернул.

— Как же вы к нам вышли?

— Долго рассказывать…

— Пойдемте, — сказал он, сделал пару шагов, ведя коня в поводу, и выжидательно обернулся.

— Пока дойдем до резиденции, по дороге расскажете…

Двое его людей поехали следом, дисциплинированно помалкивая. Начинало смеркаться. Со стороны леса, погромыхивая своими бубенчиками, брели кучей коровы. Попадавшиеся навстречу, стоявшие у ветхих заборов люди низко кланялись атаману, он чуть заметно кивал.

— Совершенно глупая история, — сказала Марина. — Поезд зачем-то остановился, все вышли, я думала, будем стоять долго, и отошла в лес… Ну, мне понадобилось. А поезд ушел совершенно неожиданно. Я не знала, что делать… — она подумала и решилась. — По дороге проехали какие-то странные люди, вооруженные, с красными повязками, мне стало страшно…

— Ага… — сказал атаман, задумчиво хмурясь. — Ну, понятно… Ходил слушок, что они опять тут маячили.

— Кто они?

— Бандиты, — сказал атаман. — Только глупые… Да не стоит о них, к нам они не суются, потому что я свои земли защищать умею, за что и уважают…

— У вас есть телефон?

— Откуда?..

— Но вы же власть!

— Тем более, — сказал атаман. — С подданными и без всяких телефонов управлюсь. А столица все равно по телефону не скажет ничего толкового. Собирай налоги, пиши бумаги… Нет, спокойнее без всяких телефонов, по первобытному…

— Что-то в этом есть… — сказала Марина, поддерживая непринужденную светскую беседу. — А ближайший телефон далеко?

— Километрах в пятидесяти. У военных. А самый ближайший город еще дальше. Возвращаться на дорогу вам смысла нет, что вы там делать будете? Поезду махать? Так следующий все равно не раньше чем через сутки…

— Как же быть? — без всякого притворства спросила Марина. — Я ехала в Снежинск…

— По делам?

— Я — ученый. Социолог. Это, как бы вам объяснить…

— А вы и не объясняйте, все равно не пойму, — к ее огромному облегчению, махнул рукой атаман. — В науках не силен. Что такое ученый, примерно представляю, и мне достаточно. Издалека же вы к нам…

— Работа такая, — сказала Марина.

— Понятно… Ну, переночуете у меня, не к мужикам же вас селить… Обязан приютить, как представитель власти. А утром посадим вас в экипаж и отвезем прямиком к военным, они люди государственные, доставят вас в Снежинск. Не волнуйтесь, не стесните. Домик у меня просторный.

Миновав деревню, они свернули вправо. Широкая дорога вела вроде бы в чащу, но вскоре деревья расступились, на огромной поляне показался высоченный забор, сплошной, не менее двух метров высотой, из хорошо оструганных бревен. Над ним виднелась деревянная крыша. Все это напомнило Марине форт из фильмов о Диком Западе. Ну да, почти такие же башенки по углам, над гребнем стены идет невысокий заборчик с бойницами. Жизнь тут простая и незатейливая, надо полагать, найдется кто-то, выполняющий роль индейцев из тех фильмов, взять хотя бы экстремистов…

Человек в такой же форме, с ружьем на плече, распахнул створку ворот. И все прошли внутрь, ведя лошадей, под ожесточенный лай полдюжины прыгавших на цепях здоровенных кудлатых псов.

Дом был высокий, деревянный, но нисколько не похожий на убогие деревенские лачуги: выкрашенный совсем недавно в зеленый цвет, с коричневой крышей, высокими, чистыми стеклами в окнах, затейливым крыльцом на резных столбиках. Поодаль, у забора — с полдюжины каких-то сараев, амбаров, других помещений. Все это, вместе взятое, походило даже не на форт, а на поместье средневекового барона. Ну что ж, рассуждая с необходимой долей цинизма, надо думать, атаман таковым и является для здешних туземцев. И не стоит лезть со своими представлениями в здешний сложившийся уклад…

С крыльца сбежала молодая женщина, стройная, черноглазая, с длинной косой. Причесана она была совершенно по-местному, но платье носило другое, городское, вполне модное, и золотых украшений нацеплено изрядно.

— Позвольте познакомить, — сказал Атаман. — Моя супруга, Татьяна. А это — заблудившаяся гостья из Питера. Нынче самая настоящая заграница. Погостит у нас, что поделать, а завтра отвезем к военным…

Татьяна опять-таки по-городскому протянула ей руку.

— Меня зовут Наталья, — сказала Марина.

— Таня, — сказал атаман укоризненно, — что ты стоишь? Сведи-ка для начала девушку в баню, я вижу, топится…

— Ну, я ведь знала, что ты приедешь…

— Я успею. Сначала пусть гостья помоется. Отстала от поезда, бродила по тайге, видишь, как перемазалась… Проводи и платье ей подбери, это все выбросить проще…

— Пойдемте, — сказала Татьяна и повела Марину к какому-то странному небольшому домику в глубине двора, под стеной. — В русской бане были когда-нибудь?

— Нет, — сказала Марина чисто сердечно. О пресловутой бане она до сих пор только

читала. Оказалось, все в точности так, как на рисунках: примитивная печь, от которой исходит удушливый жар, все вокруг деревянное, крохотное окошко, какие-то небольшие бочки, веники…

Татьяна проворно зажгла экзотический светильник — фитиль горел внутри высокой, причудливой стеклянной трубки, укрепленной на прозрачном резервуаре с какой-то жидкостью.

— Раздевайся, не стесняйся. Я тебе потом принесу платье. Ты как, хочешь попариться по-нашему, с вениками?

Проворно раздевшись, Марина улучила момент и опустила в сапожок нож, в другой — паспорт и рулончик денег. Сказала:

— По-вашему — это когда вениками друг друга лупят? Я читала… Нет, спасибо, я просто помоюсь. И сапожки пусть останутся, ладно? Они дорогие и не испортились совершенно, я к ним привыкла…

— Да пожалуйста! — пожала плечами Татьяна и подхватила ее грязную одежду. — Может, тебе спинку потереть?

Окинув ее быстрым взглядом, Марина подумала: при другом раскладе я бы тебе сама потерла спинку, черноглазая, и обстоятельно! Но не станешь приставать с подобными намеками к супруге гостеприимного хозяина, здешнего владетельного барона! Обидится, чего доброго, собаками затравит, как среди приличных феодалов испокон веков положено… А жаль, симпатичная туземочка, так и подмывает заняться ее сексуальным воспитанием…

— Нет, спасибо, — сказала Марина. — Сама справлюсь.

— Ну, мойся…

Татьяна вышла, тщательно притворив за собой дверь, и Марина осталась в полном одиночестве, уселась на теплую широкую лавку, перевела дух. Пока что все складывалось неплохо, и от террористов смылась, и военные всего в полусотне километров, и гостеприимство оказывает не хозяин вонючей хижины, а местный барон…

Слышно было, как на обширном дворе лениво побрехивают собаки, как где-то неподалеку всхрапывают кони. Оглядев тускло освещенную баню, Марина помотала головой, усмехнулась тихонько:

— Романтика, блядь, экзотика, на хрен…

Разобраться во всем этом хозяйстве особого труда не составило. Приятно пахнущая полужидкая субстанция в широкогорлом стеклянном сосуде — определенно мыло. Где горячая вода, где холодная, сразу ясно, стоит только пальцем попробовать. Дальше совсем просто…

Она вымыла волосы, вымылась сама, неторопливо, старательно. Вытираться оказалось нечем, но она обсохла и так, сидя на сырой широкой лавке. Татьяна что-то задерживалась, приходилось ждать, вряд ли в здешней глуши поймут, если она отправится в дом голышом разыскивать хозяйку, при здешних патриархальных нравах… Куда она запропастилась? После этой экзотической бани так и тянет опрокинуть стаканчик чего-нибудь крепкого. Может, в том шкафчике на стене найдется? Туда Марина еще не заглядывала. Согласно справочному материалу, русские пьют и после бани, и в самой бане.

Марина подошла к шкафчику. Ничего интересного там не оказалось — никакой выпивки, одни гребешки и флаконы с местными духами, надо полагать, принадлежащие хозяйке.

Когда за ее спиной стукнула распахнутая дверь, Марина моментально обернулась и старательно взвизгнула, заслоняясь руками, как и подобало воспитанной городской девушке, оказавшейся совершенно обнаженной перед четырьмя мужчинами, атаманом и его людьми. В полном соответствии с принятой на себя ролью возмущенно вскрикнула:

— Вы с ума сошли! Убирайтесь!

Ее негодование вызвало лишь дружный хохот. Она так и стояла у влажной бревенчатой стены, согнувшись, усердно прикрываясь ладонями, а атаман и сопровождающие его лица абсолютно непринужденно располагались поудобнее — голые по пояс, выпившие, уверенные, в своих дурацких одинаковых штанах с цветными полосами. Вот это влипла, подумала Марина, заманили… Ну, и откуда тут ждать помощи? Не от хозяйки же… Есть сильные подозрения, что супруга владетельного барона вполне в курсе и вряд ли станет перечить грозному мужу из-за таких пустяков, как случайная гостья. Вот именно, патриархальные нравы. Самые незатейливые. Барон хочет развлечься. И что же делать? Можно прикончить их всех, она бы справилась, можно передушить всех остальных, кто только есть в доме. Но что дальше? Садиться на коня — при ее весьма скромных навыках верховой езды — и нестись очертя голову по незнакомым тропам, в ночной чащобе, непонятно куда? Нет, не годится оставлять за собой такое, когда путь отхода совершенно неизвестен…

Казаки располагались. Один со звоном опустил на лавку пару объемистых бутылок с яркими этикетками и стопку вставленных друг в друга стаканов, другой развернул на полу, встряхнув за углы, толстое домотканое покрывало, старательно расстелил на мокрых досках, выпрямился, ухмыльнулся:

— Сама ляжешь или помочь?

— Вы с ума сошли! — повторила Марина, подпустив в голос должную долю цивилизованного гнева. — Я кричать буду!

— Покричи, — лениво отозвался атаман. — Веселее будет. И некоторое разнообразие — чтобы орала, из рук рвалась…

— Я приехала из другого государства, вы не имеете права! Я пожалуюсь в полицию!..

Атаман подошел к ней вплотную, крепко взял за голое плечо и с нескрываемой насмешкой процедил:

— До полиции еще добраться надо, глупенькая! Я, между прочим, тебе не врал. Военные и полиция — в полусотне километров. И ни одна собака не знает, что ты здесь. Местные будут молчать в тряпочку, я им и власть, и полный хозяин, и господь бог вместе с богоматерью… — его глаза нехорошо сузились. — Я тебя, стерву, двину по затылку и сброшу в болото с камнем на шее, иди потом пиши жалобы хоть президенту с того света!

Лицо у него стало по-настоящему страшным. Марина не сомневалась, что он ничуть не блефует.

— Ну, не пугайся, — сказал атаман помягче. — Мы же не звери! Будешь умницей, никто тебя убивать не будет. А начнешь барахтаться, мало того, что сбросим потом в болото с разбитой башкой, сначала отдерем так, что все порвем к чертовой матери! — изобразив самую благожелательную улыбку, он погладил Марину по щеке. — Ну, что дрожишь? Взрослая девочка, с мужиками наверняка уже валялась. Не станешь брыкаться, мы с тобой тоже будем осторожненько. Не бойся, не съем…

Он отвел руки Марины от груди — Марина притворилась, будто руки у нее слабые, и ее легко одолеть — погладил по-хозяйски.

— Да тащи ты ее сюда, — послышалось сзади, — двинуть пару раз…

— Не торопись, — с ухмылочкой сказал атаман, всем телом прижимая Марину к стене. — Она девочка умная, сама ляжет… Ты ведь сама ляжешь? Выбор у тебя небогатый…

Марина подняла на него глаза, моргая с самым испуганным видом:

— А вы, правда, меня не убьете, если…

— Да кто тебя убьет, дуреха? Завтра отвезем к военным, по-хорошему. Можешь им наплести что угодно, но доказательств все равно не будет никаких. Я нашу власть в нынешней своей роли вполне устраиваю, станет она дергаться из-за какой-то ученой девки из задрипанного Питера! Выпьешь стаканчик?

— Нет.

— И правильно, — сказал атаман, почти мурлыкая. — Молодым девчонкам пить неприлично, да и для здоровья вредно… — он отступил, посторонился. — Ну? Или хочешь по-плохому?

Марина замотала головой, прошла к покрывалу и неторопливо улеглась, расслабилась, насколько удалось, вытянула руки вдоль тела, зажмурилась и слегка развела ноги.

— Шире раздвигай, — скомандовал кто-то из приближенных. — И глаза открой.

Марина повиновалась. Рядом скрипели стаскиваемые сапоги, с глухим стуком разлетались по углам, звякало горлышко о края стаканов.

— Приятная коза, — сказал кто-то. — Гладенькая.

— Городская. Они там все такие, сытые и беззаботные. Глянь, вся выбритая.

— Культурная…

— Ничего. Сейчас сделаем из этой культурной простую деревенскую давалку. Пусть они нас окунули мордой в дерьмо, мы хоть так свое возьмем. Эй, голенькая! Губки пальцами раздвинь, я полюбоваться хочу. Да на меня смотри, недотрога питерская!

Очень мило, подумала Марина, выполняя приказ. Прорезалось что-то похожее на идеологическую базу. Начнут они когда-нибудь, или всю ночь будут таращиться?

— На ходу обучается, — продолжал тот, самый неугомонный. — Ну-ка скажи: «Я была порядочная, а теперь я блядь казацкая».

Без запинки Марина повторила. Унизили, ага, подумала она насмешливо. Пойду потом и повешусь на воротах от психологического шока, с трагическим письмом в зубах…

— А пусть сделает…

— Да ладно тебе, — сказал второй. — Чего представление тянуть? Начинайте, господин атаман, как и положено.

— Ну, держись, гостья дорогая! — хохотнул атаман.

Опустился над Мариной, упираясь в пол вытянутыми руками, примостился, умело вошел — неторопливо, стараясь проникнуть как можно глубже. Чтобы подыграть — авось зачастит, и побыстрее отделаешься от первого — Марина старательно ахнула во весь голос, картинно закусила губу.

— На меня, на меня смотри! — весело распорядился атаман. — Успеешь еще поорать!Ножки сдвинь посильнее.

— Невинность нашарили, атаман? — захохотал кто-то.

— Ни черта! — откликнулся атаман. — Все разработано в лучшем виде.

Ясно стало, что быстро от него не отделаешься. Атаман насиловал Марину неторопливо и размеренно, с самодовольной улыбкой глядя в лицо под громкий смех зрителей, комментировавших процесс в самых похабных выражениях.

Второй проворно встал на колени лицом к атаману, грубо и цепко стиснул груди. Конец тыкался ей в лицо, нашаривая рот. Нашарил, проник, заработал ожесточенно. Атаман, наконец, закончил и отвалился, его проворно сменил второй, действуя гораздо торопливее и грубее, злым шепотом командуя:

— Подмахивай! Что лежишь, как бревно?

А не потерять ли мне сознание? — подумала Марина. И, громко застонав, замерла с закрытыми глазами. Особых выгод это не принесло. На всех троих обрушилось ведро теплой воды, и кто-то обрадовано вскрикнул:

— Оклемалась! Моргает! Наяривай, Семен, люди ждут!

И ее продолжали обрабатывать с двух сторон. Когда на нее навалился четвертый, а рот разжал отдохнувший атаман, Марина уже чувствовала себя скверно, моталась, как кукла, закрыв глаза и глухо вскрикивая. Сознание туманилось, хохот и похабные реплики доносились словно издалека. Почувствовав, что тяжесть на нее больше не давит, а рот пуст, Марина блаженно отдышалась. Досталась же профессия, вяло подумала она, распростершись на одеяле. Беда только, что сменить эту профессию на более спокойную не тянет, за конторским столом еще хуже, хотя и безопаснее…

Она ощутила, что ее бесцеремонно поднимают на ноги, открыла глаза. Почти не играя, протянула жалобно:

— Может, хватит?

— Тихо ты! — толкнул ее кто-то в спину. — Веселимся так веселимся…

Атаман сидел на торце лавки, ухмыляясь, манил:

— Ну, иди сюда, красивая, еще разочек…Марину толкнули прямо на него, он ловко

подхватил девушку, завалил ее на себя, опускаясь навзничь на лавке, сжал груди, вошел столь же умело. И тут же кто-то пристроился сзади, крепко стиснув бедра. Марину пронзила нешуточная боль, она закричала и дернулась, но остальные прижимали ее за плечи с двух сторон, хохоча при каждом ее вскрике. Она громко охала от боли, но потом в рот вновь вторгалась напрягшаяся плоть, и Марина лишь глухо стонала, обмякнув и безвольно двигаясь, пока ее насиловали с резкими выдохами, уже деловито молча, выворачивая ее голову то вправо, то влево, чтобы каждый урвал свое.

Потом она потеряла сознание по-настоящему.

Возвращение к действительности вопреки обычным рефлексам получилось отнюдь не мгновенным. Она не сразу поняла, где находится. Понемногу стала соображать, что лежит на жестких досках, привалившись к ним щекой, над головой тускло мерцает светильник, все тело болит, полное впечатление, что ее разорвали пополам. Хорошо хоть оставили в покое.

— Затрахали девку, — послышался над ней голос Татьяны, ничуть не укоризненный, скорее, игривый. — Из ушей течет…

— Да ну! — откликнулся атаман. — Поиграли маленько! Полежит и очухается. Крови нет, все чистенько. Мы ж не звери… Да и она не дите, все умеет.

— Стыда у тебя нет, — без особой укоризны сказала Татьяна. — При законной супруге…

— Танюша, когда еще подвернется такой случай? Чистенькая, городская девка? Можно разок похулиганить. А если хочешь, я и тебя прямо тут отдеру.

— У тебя и не встанет после таких забав…

— Обижаешь…

Последовала недолгая возня, шум падающего тела, Татьяна ахнула, застонала, совсем рядом с Мариной послышались размеренные выдохи, протяжные женские стоны… Продолжалось это довольно долго, так что Марина успела совершенно прийти в себя, но продолжала лежать, притворяясь, что еще валяется в беспамятстве.

— Вот так, — сказал атаман удовлетворенно.

— Стыда у тебя нет, даже не помылся после этой бляди…

— А так оно интереснее! Ладно, вставай.

— Слушай… Что ты с ней делать собираешься? Может, проще всего — головой в болото? Питерская как-никак, не получилась бы неприятность…

— Татьяна! — укоризненно сказал атаман, понизив голос. — Красивая ты у меня баба, и умелая, но вот хозяйственной жилки у тебя нет. Приходится мне думать за двоих… В болото ее опустить нетрудно. Но это будет бесхозяйственно. Пусть денек полежит, оклемается, а потом мы ее отвезем за перевал и продадим узкоглазым. Девка ухоженная, дадут за нее прилично, это не наши гусыни. А уж от них она в жизни не вырвется, есть у них способы…

— Пожалуй… А куда ее пока?

— В амбар, там хороший засов. Отведешь ее туда, как очухается, а я пойду, посмотрю лошадей.

Он оделся и вышел. Татьяна прошла в дальний угол, что-то достала, опустилась на корточки, и в ноздри Марине ударил острый запах, похожий на нашатырь. Она пошевелилась, подняла голову.

— Очнулась? — спросила Татьяна заботливо, чуть ли не ласково. — Вот и хорошо! Сейчас отведем тебя спать, отдохнешь, поешь… Ничего страшного, бывает… Ну-ка, поднимайся, я тебе платье принесла, оденешься, будешь красивая. Вот так, я тебе помогу встать, давай-ка!.. Ничего страшного, побаловали немного мужики, не убудет тебя. А завтра муж тебя отвезет к военным и попадешь прямиком в город или куда там тебе надо. Руки подними…

Поддерживая Марину, она надела на нее через голову мешковатое платье из той же грубой ткани, по-прежнему приговаривая что-то успокаивающее. От этой равнодушной заботы — словно похлопывала по спине ценную рабочую скотину — Марину замутило, и она подумала с холодной злостью: ну что ж, завтра утром придется устроить им всем панихиду с переплясом, пока и в самом деле не продали черт знает куда…

Татьяна, заботливо ее поддерживая, сунула в руку сапожки, вывела из бани и повела через двор к строениям без окон, приговаривая ласково:

— Ничего-ничего, пройдет. Мужики — кобели, что с них взять, подумаешь, позабавились немного…

Распахнула тяжелую дверь, подтолкнула Марину в спину, и та оказалась в небольшой, совершенно темной комнатке. Дверь захлопнулась, громко задвинули тяжелый засов. Татьяна громко сказала:

— Ложись и спи, утром покормлю…

В крохотное оконце под самым потолком виднелось черное небо с парочкой колючих звезд. Убедившись, что нож по-прежнему в сапожке, как и деньги с паспортом, Марина, когда глаза привыкли к темноте, рассмотрела в углу кучу пустых мешков. Сделала из них нечто вроде постели и с удовольствием вытянулась, глядя на звезды. Стояла тишина, боль во всем теле уже почти не беспокоила, если расслабиться и лежать неподвижно.

— Романтика, блядь, экзотика, на хрен… — повторила она тихонько. — Ну ладно, завтра поговорим…

И холодно, профессионально стала прикидывать партитуру.

Глава третья

Кавалерия из-за холмов

Проснувшись, определить время Марина, понятное дело, не смогла — часы остались у похитителей. Но на улице давно светлый день, дневной свет пробивался в узенькое окошко под самым потолком.

Гораздо важнее было другое — она вновь ощущала себя если не боевой машиной, то, по крайней мере, автономной боевой единицей, способной на многое. Открыв глаза, она, как в прежние времена, почти мгновенно ощутила себя собранной и по-хорошему злой, прекрасно сознававшей окружающую реальность и свое место в ней. Конечно, там и сям все еще побаливало, и чувствительно. Выражаясь казенным языком полицейского протокола, подвергшиеся интенсивной обработке участки понесли определенный ущерб. Но кровь ниоткуда не шла, повреждений вроде бы не заметно, а значит, оставались все шансы совершить задуманное. Проще говоря, устроить этим скотам персональный маленький Карфаген.

Обнаружив в углу глиняную емкость с чистой водой, Марина эту воду моментально выпила. Встала, прошлась по пахнущему свежей мукой помещению, проверяя тело. Что ж, в общем, сносно. Правда, при выполнении некоторых приемов ее наверняка резанет болью, но придется перетерпеть…

Она надела сапожки, устроила в правом поудобнее ножик. Прислушалась, приложив ухо к едва заметной щели меж сработанными на. совесть створками тяжеленной высокой двери.

Снаружи стояла тишина — даже собачьего лая не слышно.

Потом она явственно расслышала короткий, громкий крик, вовсе не гармонировавший с богатой, благополучной усадьбой. Насколько она разбиралась в таких вещах — а она в них прекрасно разбиралась — казалось, что человеку вдруг безжалостно сделали очень больно, и он завопил, не в силах терпеть.

Марина настороженно пожала плечами. Ну, гадать бессмысленно. Вполне может оказаться, что здешний сеньор изволит сейчас вершить суд и расправу над бесправными, как и полагается при классическом феодализме, подданными, и кого-то сейчас вытянули кнутом, если не вытворяют что-нибудь похуже…

И тут заскрипел засов — громко, отчетливо, кто-то, не таясь, отодвигал его с хозяйской бесцеремонностью.

Хватило секунды, чтобы одним прыжком оказаться в дальнем углу. И еще одной, чтобы принять соответствующую позу, должный облик, способный моментально успокоить здешних обитателей. Тот, кто явно собирался войти, должен был увидеть не свирепую амазонку, готовую перегрызть глотки в бою за свою свободу, а нечто совершенно противоположное — растрепанную, насмерть перепутанную, раздавленную ночным унижением хрупкую девушку, съежившуюся в дальнем углу, обхватившую руками колени, прикрывшуюся мешками в настоящем ужасе…

А потом, очень быстро, они умрут — те, кто войдут. И тогда все начнется всерьез…

Однако Марину ждал сюрприз, и абсолютно неожиданный. Вместо одетых в подобие формы баронских дружинников в помещение, грамотно прикрывая друг друга, настороженно поводя по сторонам стволами армейских автоматов, ворвались двое в камуфляжных комбинезонах и обтянутых маскировочной сеткой касках. Физиономии под касками покрыты мастерски наложенными полосами и зигзагами, по всем правилам. Никаких знаков различия, ни единой эмблемы.

Ее увидели моментально — и опустили автоматы. Насколько она могла разглядеть, размалеванные физиономии лишились прежней, хорошо поставленной ярости, предназначенной для того, чтобы заранее морально подавлять возможного противника. Похоже, оба бойца моментально пожелали выглядеть мирно и дружелюбно, что плохо сочеталось со всевозможными средствами убийства, которыми они были увешаны.

Из-за спин двоих выскочил третий, с тем же проворством одним прыжком оказался посередине помещения. Ребятки, без сомнения, хорошо выученные и нисколько не напоминающие деревенских недотеп из глухомани.

— Вас здесь держат? — спросил третий. Сделав недоумевающую физиономию, Марина ответила:

— Ну да… Кто вы?

— Успокойтесь, — сказал человек очень мягко. — Мы — армия. Батальон специального назначения «Золотой медведь». Вы свободны.

Какое-то время она раздумывала: не разрыдаться ли, как и положено хрупкой горожанке, после плена и унижений угодившей в благородные руки спасителей, нагрянувших, словно пресловутая кавалерия из-за холмов? Однако решила, что истерики и благодарные вопли совершенно излишни. Гораздо лучше играть заторможенность, оцепенелую депрессию. Экономить силы…

Говоривший с ней подошел поближе, аккуратно, вполне деликатно помог встать, спросил заботливо:

— Как вы себя чувствуете?

— Скверно, — сказала она, уже не особенно играя.

— Вас изнасиловали? — Не то слово…

Он обернулся к выходу, громко распорядился. И оба автоматчика моментально улетучились, а на смену им явился субъект точно такого же внешнего вида, так же размалеванный, но вместо автомата он нес зеленую парусиновую сумку, да и физиономия, насколько удалось рассмотреть под боевой раскраской, казалась чуточку одухотвореннее, чем лица обычных вояк. Но — самую чуточку, во всем остальном, сразу видно, это был такой же спецназовец, только обремененный вдобавок еще и врачебной профессией. Он на ходу, ловко и привычно, вскрыл стерильный пакет, натянул резиновые перчатки, извлек блестящий футляр.

— Доктор вас осмотрит, — сказал незнакомец, по первым впечатлениям, державшийся так, что никак не тянул на рядового. — Главное, успокойтесь, все ваши неприятности позади. Мы этот притон заняли надежно.

И вышел. Доктор, для порядка пробормотав что-то с профессиональным участием, взял Марину за локоть, вывел туда, где было посветлее и распорядился:

— Ложиться не обязательно, поднимите подол и расставьте пошире ноги. Где-нибудь болит?

— Везде, — сказала Марина чистую правду. Присев на корточки, эскулап быстро и

сноровисто ее осмотрел, спрятал свои причиндалы, побрызгал струей из аэрозольного баллончика, отчего Марина почувствовала холод и некоторое приятное облегчение. Выпрямился, задумчиво нахмурился:

— Ну, в общем, вы легко отделались. Особых повреждений нет — ссадины, царапины и прочие пустяки. Я бы вам посоветовал какое-то время не заниматься… некоторыми вещами, но вы, наверное, и сами не захотите…

— Уж это точно, — кивнула Марина.

— Вы хорошо держитесь, я вижу. Очевидно, нет необходимости долго и вдумчиво гладить вас по головке и утешать?

— Как-нибудь справлюсь…

— Вот и прекрасно. Сразу видно, что вы — девушка с характером. Главное, все кончилось. Утешайте себя мыслью, что этим скотам придется гораздо тяжелее. Мы здесь не из-за вас, скажу сразу, мы пришли по совершенно другому делу, но это ничего не меняет. Пойдемте.

Он посторонился, указал на дверь — вежливо, с некоторыми признаками извечной армейской галантности. Марина вышла под солнечный свет настороженно, на всякий случай ожидая подвоха, потому что нежданное счастливое избавление очень уж напоминало сцену из классического приключенческого фильма: с кровожадными индейцами, прекрасной белокурой пленницей и как нельзя кстати вылетевшей из-за холмов бравой кавалерией. Хотя случайная фраза доктора о том, что они нагрянули сюда по своим делам, заслуживала внимания…

Безмятежно сияло солнце. В нескольких местах напряженно застыли фигуры в камуфляже и касках, с автоматами наизготовку. Все они расположились у забора, так, чтобы не заметили снаружи. Совсем неподалеку, под бревенчатой стеной, валялся кто-то из прихвостней атамана, мастерски связанный, с кляпом во рту. Марина увидела и собак, неподвижно лежавших на цепях. Но сразу стало ясно, что они не мертвые, а чем-то усыплены — мерно вздымались лохматые бока. Одним словом, в поместье произошла полная и решительная смена власти.

Доктор уверенно провел ее в дом, показал на одну из дверей. Марина вошла без колебаний. Обширная комната была обставлена с неприкрытой, вполне городской роскошью, правда, опять-таки носившей следы внезапного вторжения: стулья перевернуты, полированный стол валяется в углу ножками вверх, высокое зеркало в затейливой раме разбито вдребезги.

Атаман сидел на полу. Судя по позе, его вывернутые за спину руки привязали как раз к ножке перевернутого стола. Атаман уже не злился — видимо, имелось достаточно времени, чтобы понять ситуацию. На его лице застыло тоскливо-безнадежное выражение. Здесь же Марина увидела и Татьяну. Ее, правда, не связали, а всего лишь усадили в уголок на корточки, и над ней бдительно возвышался здоровенный спецназовец. Еще трое разместились по углам. А посреди комнаты, заложив руки за спину, покачиваясь с пятки на носок, стоял человек, которого Марина узнала моментально — капитан Ракитин, молодой энергичный Бонапартик, судя по отзывам знающих людей. Как и все остальные его люди, он тоже щеголял без знаков различия, ни единой нашивки.

Он не спеша повернулся — медлительно, как башня тяжелого танка — уставился на Марину с непроницаемым видом.

— Ее изнасиловали. Личность пока не установлена, — негромко доложил доктор.

— Да ну, — сказал капитан небрежно. — Что тут устанавливать… Госпожа Романова, вы меня узнаете?

Марина старательно всмотрелась, разыгрывая напряженное внимание, потом радость:

— Ну, конечно! Я вас видела у аэропорта. Капитан… Капитан…

— Капитан Ракитин, — он отдал честь. — 1де уж вам запомнить наши имена… — подошел поближе. — А вот я вас прекрасно запомнил. Правда, выглядите вы сейчас далеко не лучшим образом… — сказал он сочувственно, без тени насмешки в голосе. — Крепенько вам досталось? Мы тут в темпе допросили здешнюю шпану, и они признались, как с вами поступили. Сочувствую от всей души! Для молодой женщины из цивилизованного мира это, должно быть, страшное потрясение…

Как Марина ни присматривалась, так и не смогла понять, кроется ли в его голосе затаенная ирония, или он искренне сопереживает. Похоже, что справедливо первое. Капитан нисколько не походил на наивного простака и уж тем более на человека, вообще способного всерьез кому-то сочувствовать. Глаза у него были холодные, спокойные, без тени доброты.

— Как вы здесь оказались? — спросил он ровным голосом. — В этакой глуши?

— Трагическое стечение обстоятельств, — Марина пыталась улыбаться растерянно и жалко, как и положено бедной безвинной овечке, зверски изнасилованной дикарями, приличной девушке из цивилизованной страны, в жизни не испытывавшей невзгод тяжелее сломавшегося каблука или измены любовника. — Я ехала на поезде в Снежинск, на поезд напали террористы…

— Как же вас занесло в наш поезд?

— Дела, — сказала она, все так же виновато улыбаясь и пожимая плечами.

Капитан покачал головой.

— Какие могут быть дела, если из-за них молодые и неопытные девушки влипают в нешуточные передряги?..

Вот теперь ей ни капли не показалось — в его голосе, наконец, прорвалась та самая, глубоко затаенная ирония, заставившая Марину насторожиться еще больше.

— Увы, такая работа… — сказала она, притворяясь, будто пребывает чуть ли не в полной отключке от реальности, ужасно уставшая, измотанная, себя не помнящая от пережитого.

— Понятно… Сядьте пока в уголке. Ну вот, хотя бы здесь. Или, быть может, отдохнете в другой комнате? У нас тут начинается допрос, который может перейти в нечто неприглядное…

— Да мне все равно, — сказала она с отрешенным видом, огляделась, прошла в угол и обессилено упала в первое попавшееся мягкое кресло.

Капитан задумчиво кивнул, вернулся к атаману и, глядя на него сверху вниз, негромко заговорил с ласковой угрозой:

— Слушай, ты, лесной король!.. У меня нет времени вести с тобой долгие беседы. Время поджимает категорически. Мои ребята уже успели потолковать по душам кое с кем из твоих. Результат оправдывает первоначальную версию. Те, кого я имею в виду, тебя все-таки брали в качестве проводника. Следовательно, место ты знаешь. И ты мне его покажешь в самом скором времени.

— Да не знаю я никакого места… — старательно пуча глаза, сказал атаман.

И отшатнулся в ожидании удара. Капитан, однако, не ударил. Лишь легонько ткнул атамана под ребра носком тяжелого ботинка. Поморщился, присел на корточки, так что их лица оказались на одном уровне, заговорил задушевно:

— Не буду я тебя бить! Во-первых, мужик ты здоровый и дюжину пинков выдержишь играючи. Во-вторых, есть масса более эффективных способов. Как насчет того, чтобы спалить тут все к чертовой матери? Вряд ли у тебя есть счет в банке… Но даже если и есть, твое главное богатство — в этом поместье.

— За что? — угрюмо поинтересовался атаман. — Я как-никак представитель власти, с рук не сойдет…

— Был представитель власти, — безмятежно поправил капитан. — Собственно говоря, ты во всех смыслах был… Ясно? Тебя уже нет, если прикинуть. Мотивировка убедительная. Ты со своими гангстерами похитил подданную другого государства и, когда для освобождения прекрасной пленницы сюда прибыл спецназ, вы, скоты, обнаглев от безнаказанности, устроили вооруженное сопротивление, в ходе которого были уничтожены поголовно. Убедительная мотивировка, точно тебе говорю! Эта дама, — он небрежно указал через плечо на Марину, — поспорить можно, не питает к вам ни малейшей симпатии после того, что вы с ней проделывали. И после недолгих уговоров, я думаю, подтвердит официальную версию. Какая ей разница, в какой форме над вами свершится правосудие?

— Да не знаю я ничего!..

— Ладно, — сказал капитан без особой злости, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. — Начнем убеждение…

Он сделал жест, и двое солдат проворно подняли Татьяну на ноги и с треском разодрали на ней легкое платье, в несколько секунд превратив его в клочья, разбросанные по всей комнате. Действовали оба с явной картинностью, один завернул обнаженной женщине руки за спину, другой отвесил пару оплеух, вмиг прекратив слабое сопротивление.

— Ну? — безмятежно осведомился капитан. — Они ее сейчас затрахают до полной потери товарного вида, я ведь не шучу с тобой, тварь такая!.. Ладно, добром просили…

Он сделал небрежный жест указательным пальцем, и молодую женщину выволокли в соседнюю комнату. Слышно было, как ее шумно валили на пол, похохатывая и громко перекидываясь похабными репликами, потом бесцеремонно протащили, как мешок. В распахнутой двери показались ее обнаженные ноги, на которые тут же навалились сверху волосатые мужские со спущенными до щиколоток камуфляжными штанами. Татьяна отчаянно закричала, как от нешуточной боли, и дальше кричала, не переставая. Судя по тому, как ожесточенно дергалась вверх-вниз мужская задница, смысл процесса был не в том, чтобы насилующий получил удовольствие, а в том, чтобы как раз заставить орать что есть мочи…

Профессионально действует, отметила Марина, не без удовольствия слушая отчаянные вопли. За кулисы уволокли, чтобы у муженька фантазия работала, дорисовывала в отчаянии черт те какие картины. Ни малейшего сочувствия она не испытывала, наоборот, ощущала нечто вроде злорадного удовлетворения, вполне уместного в ее положении.

Атаман сидел совершенно белый, скрипя зубами. Внимательно наблюдавший за ним капитан покривил губы в застывшей ухмылке. Обнаженные ноги исчезли за приоткрытой дверью, послышался грубый хохот, шумная возня, неизвестно, что там проделывали с Татьяной, но она завопила вовсе отчаянно, крики оборвались, перешли в тягучие стоны, и Марина мстительно ухмыльнулась, слушая с удовольствием.

Капитан прикрыл дверь, за которой продолжался непонятный шум, вернулся. Сказал задумчиво:

— Ну вот, кое-что начинает проясняться. Нормальный человек в такой ситуации быстренько развязал бы язык. Этого не наблюдается. Следует вывод: либо ты, урод, чересчур бесчувственная скотина, либо, что вероятнее, полная откровенность тебе грозит настолько жуткими последствиями, что на их фоне бедная женушка, которую дерет грубая солдатня, представляется сущей безделкой… Верно, хороший мой? Ну ладно, попробуем выяснить, есть ли все же на этом свете что-нибудь похуже грозящих тебе за болтливость кар…

По его знаку доктор и последний оставшийся в комнате солдат кинулись к атаману, легонько двинули в живот, чтобы не брыкался, и стянули штаны. Доктор извлек большие ножницы, определенно прихваченные где-то в здешнем хозяйстве — очень уж грубой работы, ничуть не похожие на спецназовское снаряжение — звонко клацнул ими, оглянулся на капитана.

Тот произнес внятно, раздельно:

— Технология следующая. Отстригаем одно яйцо, тут же останавливаем кровь. Это не смертельно. Повторяем вопрос. В случае запирательства стрижем второе яйцо, перевязываем — и, если и это не убедит, начинаем вытворять совсем жуткие вещи… Валяй, ребята!

Их спины заслоняли от Марины происходящее, о чем она жалела, охваченная тем же мстительным удовлетворением. Но, судя по движениям, атамана надежно обездвижили и стали пристраивать лезвия ножниц для выполнения первого пункта обещания. Атаман заорал так, что заломило уши:

— Ладно, ладно! Уберите!

— Ну вот, — удовлетворенно сказал капитан. — Давно бы так. Без яиц на этом свете как-то уныло…

— Они меня убьют!

— Да ну, ерунда какая! — отмахнулся капитан. — Им еще до тебя добраться надо, а это требует времени и сил. Человек ты оборотистый, успеешь выгрести все тайники — у тебя наверняка есть тут тайники с кладами! — и смыться куда-нибудь, чтобы начать, как говорится, новую жизнь… А может, в столицу тебя прихватить?

— Не надо. Там они меня как раз и достанут… Только дайте честное слово…

— А ты, сукин кот, готов поверить моему честному слову? — спросил капитан бархатным голосом.

— Я про вас слышал. Говорят, что вы — сволочь первостатейная, но слово держите…

Капитан усмехнулся:

— Приятно узнать, что моя слава достигла и этого захолустья. Самое смешное, что все таки обстоит. Слово офицера: едва покажешь место, отпущу на все четыре стороны, не тронули пальцем, целого и невредимого. Устраивает? Ну, давай быстрее, пока там твою женушку окончательно не затрахали. Место покажешь?

— Хорошо…

Капитан удовлетворенно улыбнулся и рявкнул:

— Орлы! Хватит охальничать! Собираемся, в темпе!

Возня в соседней комнате прекратилась с похвальной быстротой, свидетельствовавшей как о нешуточной дисциплине, так и непререкаемом авторитете капитана в своем подразделении. Видя, что наступил перерыв в работе, Марина подала голос:

— Что теперь?

Капитан подошел к ней, сказал мягко:

— Ну, вам-то нет смысла беспокоиться. Сейчас мы сделаем небольшой крюк, навестим один уголок, а потом вернемся в столицу. Вы, конечно, летите с нами?

Марина улыбнулась почти спокойно.

— Нет, остаюсь тут, по лесам болтаться…

— Вы меня не на шутку восхищаете, госпожа Романова, — тихонько сказал капитан. — Великолепно владеете собой после столь тяжких испытаний — ни истерик, ни раздавленности…

— Наследственность, — сказала она с невинным видом. — Мои предки царского рода…А это крепкий народ, их так просто не растопчешь. Можно мне поискать какую-нибудь одежду? В этой дерюге не хочется возвращаться в цивилизованные места.

— Разумеется. Вон там, как я понял, у хозяйки помещается гардероб. Только побыстрее, пожалуйста, у нас мало времени.

Марина направилась в соседнюю комнату. Там и в самом деле всю стену занимал огромный полированный шкаф. Она распахнула дверцу и преспокойно принялась перебирать платья, косясь краешком глаза на голую Татьяну, лежавшую в углу и надрывно всхлипывавшую. Судя по крови на полу, над ней поработали на совесть.

К сожалению, не отыскалось ни единой пары брюк, а они были бы гораздо практичнее, если в ближайшее время дойдет до рукопашной. В конце концов, Марина выбрала себе более-менее подходящее платье, гармонировавшее с ее сапожками. Переоделась, подошла к лежащей, присела на корточки, похлопала ее по щеке и сочувственно сказала, пытаясь воспроизвести те интонации, с какими Татьяна обращалась к ней ночью:

— Не переживай, подумаешь, порезвились мужики! Что с них, кобелей, взять…

И преспокойно вышла. В комнате из всех ранее присутствовавших остался только один-единственный солдат, приставленный опекать Марину.

Во дворе уже стояли спецназовцы, выстроившись цепочкой, в середине которой маячил атаман со связанными руками. Увидев Марину с провожатым, капитан молча сделал энергичное движение левой рукой.

Цепочка потянулась в дальний угол двора, где обнаружился деревянный люк вровень с уровнем земли, он был откинут, и виднелись неширокие аккуратные ступени. Капитан первым спустился туда. Уже опуская ногу на ступеньку, Марина оглянулась. Трое в камуфляже не последовали за остальными. Они стояли с нетерпеливым видом тесной кучкой возле крыльца. Понятливо ухмыльнувшись, Марина стала спускаться. Ясно, что эти трое остались неспроста. Они, конечно, должны тут навести тот самый порядок, который собиралась устроить Марина, чтобы не осталось ни единого свидетеля.

Внизу был устроенный хозяином поместья потайной ход. Пройдя метров тридцать по невысокому, сплошь отделанному деревянными плахами коридору — сопровождающий прилежно светил ей под ноги фонариком — Марина вслед за идущим впереди поднялась по таким же ступенькам и оказалась в густом лесу.

Замыкающий опустил люк, великолепно замаскированный под безобидный кусок земли, и потайной ход исчез, словно его не существовало. Вереница солдат бесшумно двинулась по лесу, не дожидаясь тех трех. Видимо, им заранее предписали другой маршрут.

Они шли по чащобе минут тридцать. Потом сосны стали понемногу сменяться березами, и Марина увидела впереди, в ложбине, два довольно новых зеленых вертолета, мастерски приземлившихся на свободную от деревьев, совсем крохотную полянку.

Ее проводили к тому же вертолету, что и капитана с атаманом, лопасти завертелись, и машины оторвались от земли, целеустремленно набирая высоту. Повернули на восток. Атаман, которого капитан бдительно держал за шиворот, что-то то и дело растолковывал пилоту. Остальные сидели на железных лавочках вдоль бортов с равнодушным видом, большинство дремали.

Марина смотрела вниз. Ей и по роли полагалось проявлять любопытство, и самой было интересно, куда направляются эти головорезы. Вертолет почти не рыскал. Проводник из атамана получился толковый, как это частенько случается с людьми, в награду за откровенность рассчитывающими получить жизнь.

Примерно через полчаса внизу показалось что-то серое, и вскоре Марина рассмотрела картину целиком.

Определенно это был аэродром, заброшенный давным-давно — несколько длинных взлетно-посадочных полос, сложенных из больших бетонных плит. В щели между ними проросла высокая буйная трава, превратив дорожки в гротескное подобие шахматных досок. Вертолеты энергично пошли вниз. Спецназовцы приготовили оружие. Внизу показался двойной ряд истребителей, стоявших по краям полосы острыми носами друг к другу. Высота стала совсем небольшой, и Марина рассмотрела, что здание в конце полосы зияет выбитыми окнами, а его крыша провалилась.

Внизу не видно было ни единой живой души. Вертолет, в котором находилась Марина, приземлился возле здания, и солдаты мгновенно сыпанули наружу, развернулись цепью, бросились к зданию. Вторая машина кружила сверху, ощетинясь бортовыми пушками.

Марина осталась сидеть, повинуясь недвусмысленному жесту капитана. Ее сопровождающий тоже остался, и еще один, охранявший атамана, а остальные проворно вбежали внутрь здания.

Буквально через минуту появились вновь, уже держа автоматы стволами вниз, двигаясь без всякой опаски. И с капитаном во главе направились куда-то мимо истребителей.

Марина не утерпела. Воровато покосившись на своего охранника, встала с железной скамейки. Он не препятствовал, и она, сделав пару шагов, оказалась у откинутой в сторону овальной двери, спустилась по лесенке, так и не услышав окрика. Правда, когда она направилась в сторону от вертолета, вслед за капитаном и его людьми, охранник пристроился следом, но не препятствовал.

Она быстро шагала мимо истребителей — старых-престарых, с облупившейся краской и почти уже неразличимыми опознавательными знаками. Некоторые из них, сразу видно, раскурочены кем-то, выдрано все, что показалось представляющим хоть какую-то ценность. Некоторые нетронуты и пострадали лишь от времени. Никакого сомнения, это был военный аэродром, брошенный в те времена, когда разваливалась Россия.

Она догнала идущих впереди. Капитан мимоходом покосился на нее, услышав стук каблучков, но ничего не сказал и не остановился. Так они и шагали, пока передние не остановились.

Там, впереди, на широком пустом пространстве, чернели обгоревшие останки небольшого самолетика — реактивного, класса «Найтингейл», что она сразу определила наметанным взглядом. И почувствовала прилив неких смешанных эмоций — любопытство, радость, нечто вроде тоски… Чересчур большим совпадением было бы, окажись в этих местах в столь короткий отрезок времени два «Найтингейла», так что…

Марина без труда определила, что самолет вовсе не потерпел аварию — ничего похожего. Все говорило за то, что он совершил посадку вполне нормально, не упав и не разрушившись, не повредив ни единой стойки шасси. Он сел, проехал до того места, где сейчас находился, развернулся параллельно истребителям, в той же позиции, что и они — хвостом в поле, носом к середине полосы. И лишь потом сгорел или был подожжен. Уже почти не пахло гарью, все произошло несколько дней назад. Совпадает, конечно…

Один из солдат, осторожно попробовав ногой обгоревший трап, оглянулся на капитана и, после его утвердительного кивка, осторожно поднялся внутрь. Взлетела черная пыль. Солдат с шумом перемещался в салоне, осматривался, что-то трогал, временами надрывно откашливаясь. При каждом его движении в самолете поднимались облачка копоти, в пустые дыры иллюминаторов было видно, что там ад кромешный…

Наконец солдат показался в овальном дверном проеме, спрыгнул на растрескавшуюся бетонку. Повернулся к капитану.

— Видно, что поджигали в кормовой части. На подрывной заряд не похоже… Просто разлили бензин и бросили спичку…

— Трупы? — хладнокровно осведомился капитан.

— Четыре штуки. Обгорелые скелеты. У каждого — явные пулевые отверстия в башке. Для идентификации ничего не осталось. Ни единого предмета.

Экипаж «Найтингейла» состоял из двух человек, машинально отметила Марина. Кто же тут еще? Быть может… Ну да, вполне вероятно, что один из них — Тимофей…

Капитан, верный, должно быть, привычке самолично проверять все в таких делах, ловко взобрался внутрь выгоревшего салона. Не спешно ходил там, временами нагибаясь? к чему-то присматриваясь. Тем временем Марина, стоя в сторонке, напряженно обдумывала пришедшую ей в голову догадку.

Совпадения в жизни случаются самые невероятные. И все же, все же… Предположим? У «птицы-призрака» возникли какие-то неполадки, и самолет пошел на аварийную посади. По чистой случайности, по невероятному совпадению именно там оказался заброшенной, но вполне пригодный для приземления аэродром… Причем после посадки произошло что-то, отчего самолет в итоге был подожжен изнутри, и в его салоне оказались четыре трупа — Расскажите про такие совпадения вашей бабушке, джентльмены…

Капитан спустился по обгоревшему трапу, при каждом шаге поднимая облачка копоти. Грустно покивал головой.

— Вот такие дела, госпожа Романова…

— Что здесь случилось? — спросила Марина

— Кто бы знал… — пожал плечами капитан, и направился назад к вертолетам, со столь

решительным видом, что все без команды потянулись следом. Шествие замыкала Maрина со своим неотлучным ангелом-хранителем учитывая реалии, скорее, цербером.

Остановившись у вертолета, капитан негромко распорядился:

— Володя, выкинь мне этого урода…

И ловко подхватил атамана, вышвырнутого из распахнутой двери могучим толчком. Поставил на ноги, похлопал по плечу, усмехнулся:

— Не трясись, козлик, я же дал слово офицера, что отпущу тебя целым и невредимым. Итак… Ты их привел к аэродрому. Что произошло ПОТОМ?

— Мы все стояли во-он там, — атаман вытянул руку. — В лесу, у крайних деревьев… Долго, часа полтора. Один дважды связывался с кем-то по рации. Потом показался самолет и сел. Стоял несколько минут, там, внутри, вроде послышались выстрелы… Очень походило на них… Откинулся трап, вышел человек в форме. Помахал. Он нас не видел, просто махал наугад, так, словно знал, что тут есть люди, но не знал, где они стоят. Они пошли к самолету, поднялись в салон. Дверь оставалась открытой, и на этот раз там, точно, стреляли. Началась настоящая канонада…

— И дальше?

— Те, что заходили в самолет, вышли. Через окна было видно, что внутри загорелось. Они побежали, очень скоро взорвались баки, выгорело все дочиста… Те, что прилетели, там и остались, все до одного… Но сначала они не боялись, тот, что махал, держался совершенно спокойно, он, точно, и подумать не мог, что с ними так поступят…

— Понятно, — сказал капитан. — Они из самолета что-нибудь вынесли? Вопрос серьезнейший, так что напряги извилины…

Атаман, судя по физиономии, собрал в кулак всю сообразительность. Расплылся в подобострастной улыбке, заторопился.

— Вот именно, что вынесли! Они туда поднялись с пустыми руками, оружие висело под куртками… А вышли с этаким футляром… Такой цилиндрический, небольшой, светло-серого цвета, с ручкой… — он старательно показал ладонями параметры. — Ну да, футляр…

— И уехали?

— Да…

— Знаешь, что мне решительно непонятно? — задумчиво сказал капитан. — Почему они после таких событий тебя не пристукнули.

— Господин капитан, я человек в этих местах заметный, многие видели, как они ко мне приезжали, и, хотя это были деревенские голодранцы, им, видимо, не хотелось потом лишних разговоров… Всю деревню перестрелять трудновато даже для таких крутых…

— А это, знаешь ли, версия, — сказал капитан со столь же отрешенным лицом. — Действительно, проще застращать, благо тебе, скоту, есть что терять… Ладно. Ползи в вертолет. Я свое слово держу.

Атаман чуть ли не бегом кинулся вверх по легкой дюралевой лесенке, счастливый, сияющий, переполненный яростной радости. Капитан поднялся следом гораздо степеннее, распорядился:

— Все на борт, взлетаем!

Вертолет пошел вверх вертикально, быстро набирая высоту. Сидевшая на прежнем месте Марина слегка удивилась — почему капитан не захлопнул овальную дверь?

Она едва успела додумать эту нехитрую мысль. Капитан сорвался со своего места молниеносно, так, что Марина едва успела увидеть его перемещение в пространстве. Правой рукой ухватил атамана за шиворот, рванул на себя. Сильный удар ногой — и атаман вылетел прямехонько в распахнутую дверь.

Высота была не менее километра. Марина так и не услышала вопля. Видимо, атаман онемел от ужаса, и если и успел завопить, то его крики уже не долетели до быстро удалявшегося вертолета. Да и вряд ли у него осталось слишком много времени на крики…

Капитан неторопливо задвинул дверь, опустился рядом с Мариной и деловито поинтересовался:

— Вам его, часом, не жалко?

— Ни капельки!

— Ну и правильно. Было бы о ком жалеть…

— А как же честное слово офицера? Капитан безмятежно улыбнулся.

— Интересно, в чем я его нарушил? Я его отпустил целым и невредимым, верно? С законом всемирного тяготения даже мне не совладать. И потом, я вовсе не обещал, что мы его куда-то отвезем на вертолете после завершения дела…

— Интересный вы человек, — сказала Марина. — И шутки у вас замысловатые…

— Ну да, — сказал капитан. — Я — парень простой, жизнерадостный и не лишенный юмора. Госпожа Романова, а вы отлично держитесь. У меня такое впечатление, что вас ничто не может вывести из равновесия. Вы так хладнокровно переносите жизненные невзгоды и происходящие вокруг не самые приятные события…

Марина, постаравшись, чтобы ее улыбка смотрелась беспомощной, бледной, вымученной, сказала со вздохом:

— После всего, что со мной тут вытворяли, меня уже мало что поразит…

— Тоже верно, — серьезно сказал капитан.

Глава четвертая

Блаженное одиночество

Она старательно смотрела в иллюминатор — не столько из любопытства, сколько из желания ориентироваться на местности, насколько это возможно — и сразу увидела, что вертолеты идут на посадку вовсе не в направлении какого-нибудь аэродрома. Ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего аэродром, в окрестностях она не заметила — лишь темно-зеленая тайга, перемежавшаяся обширными пустыми пространствами, заросшими высокой травой.

На одну из таких полян вертолеты и опустились. Часов у Марины не было, но она примерно определила, что от заброшенного аэродрома они летели с полчаса. Маловато, чтобы добраться до столицы…

На опушке, под деревьями, стоял синий микроавтобус. Капитан отодвинул вправо овальную дверь, опустил лесенку, первым вышел на нее, подал руку Марине:

— Пойдемте. Приехали. Дальше нам придется на машине…

Она без колебаний спустилась в высокую траву, в которой стрекотали какие-то насекомые. Вряд ли стоило бояться, что на этой живописной поляне ее и пристукнут. Капитан располагал временем, чтобы сделать это раньше. Например, преспокойно выкинуть ее из вертолета, как атамана…

— Пойдемте, — повторил капитан, кивая в сторону машины.

— Постойте, — сказала Марина. — Но это же не столица…

— Совершенно верно. Это Снежинск. Мы от него в паре километров.

— Но…

— По-моему, вы именно сюда и собирались, госпожа Романова? — спросил капитан с непроницаемым лицом. — У вас же тут какие-то дела, верно? Вот я и решил облегчить вам задачу. Зачем вам сейчас в столицу? Пожаловаться в полицию на этих скотов? Но их все равно уже нет в живых, ни единого… Так что можете с легким сердцем заняться теми делами, ради которых вас сюда направили. У меня тут есть небольшая квартирка, отдохнете, наберетесь сил… Если хотите, позвоните в столицу, чтобы о вас не беспокоились. Одним словом, как мужчина и офицер, я вам предлагаю гостеприимство и всяческое содействие. Нужно же как-то искупить те неприятности, в которые вы попали по вине некоторых моих земляков.

Он взял ее под руку вежливо, но непреклонно, и повел к машине. — Это, можно сказать, мой прямой долг. Не беспокойтесь, вы под защитой армии, героического спецназа…

Он говорил непринужденно и дружелюбно, на лице у него было самое простецкое выражение — доброжелателен, вежлив, радушен — но все это, разумеется, неспроста. Марина понятия не имела, в какие игры он с ней играет, но не сомневалась, что это как раз игра. И не из примитивных. Этот человек не стал бы ее заманивать, чтобы примитивно трахнуть вместе с дружками. Берите выше, птица не того полета…

Что оставалось делать? Да попросту идти с ним радом. И думать о своем.

Самолет, голову можно прозакладывать, не совершал вынужденной посадки. Он направлялся именно туда, на давным-давно заброшенный аэродром, где его уже ждали некие люди. Если полагаться на мнение атамана — а почему бы и нет? — кого-то одного застрелили сразу после посадки. Огромная доля вероятности, что первым оказался Тимофей. Значит, остальные трое были в курсе. Они только не предполагали, что их самих очень быстро перестреляют ради сохранения какой-то опасной и серьезной тайны…

Нельзя, конечно, исключать, что очень многое из происшедшего с ней — инсценировка, спектакль, подстава. В тайной войне случаются и более масштабные инсценировки. И все таки… До того она находилась в полном неведении о судьбе самолета. Зачем ей сообщили, что он, изволите видеть, аккуратно приземлился, и члены экипажа убили четвертого на борту, а потом их самих пристрелили те, кто ожидал под деревьями? Зачем ей доложили, что из самолета вынесли некий футляр? Что именно должна прикрывать инсценировка? Толковый спектакль должен уводить в сторону от истины… Но никакой истины она пока что не рас-, копала.

Словом, полная неизвестность…

В машине сидел человек в штатском, определенно похожий на переодетого солдата — молодой, могучие плечи, характерная стрижка. Капитан, откатив боковую дверь, сказал непринужденно:

— Простите, мне нужно переодеться…

Марина, как воспитанная девушка, отвернулась, потом, недолго думая, медленно обошла машину и встала так, чтобы никто не смог отоварить ее сзади чем-нибудь тяжелым по затылку.

Подошел капитан, уже в штатском. Непринужденно сказал:

— Поехали, госпожа Романова, вам наверняка уже надоели эти дикие места.

Марина забралась в салон микроавтобуса, уселась рядом с капитаном, чувствуя щиколоткой нож в сапожке. Водитель без команды, не задав ни единого вопроса тронул машину.

Она недолго петляла по бездорожью среди густого леса, потом выехала на асфальтированную дорогу, помчалась гораздо быстрее, и Марина увидела впереди дома и полицейский пост серого бетонного домика.

Это был небольшой, тихий, безнадежно захолустный городок. Большинство улиц не мощеные, мало машин и прохожих, попадались дома из потемневшего кирпича, не менее чем столетней давности. Впрочем, пару раз они встретили ярко размалеванные туристические микроавтобусы. Значит, кое-какая ниточка в большой мир отсюда все же тянулась, путеводители не врали…

Марина увидела вывеску почтамта и постаралась надежно зафиксировать в памяти это здание, этот район, весь путь… Если Рита не сбежала с ее вещичками, не предала…

Машина свернула на короткую улочку, где тишина царила прямо-таки космическая, а в пыли у заборов бродили самые настоящие куры, белые и пестрые. Остановилась у двухэтажного каменного домика, настоящего памятника архитектуры…

— Прошу, — сказал капитан, откатывая дверь. — Прибыли.

Он, не оборачиваясь, двинулся впереди Марины в крохотный безлюдный дворик, в подъезд, поднялся на второй этаж по довольно чистой лестнице с затейливыми чугунными перилами, достал связку ключей и привычно отпер дверь.

Марина оказалась в небольшой, тщательно прибранной квартирке с высоченными потолками, обставленной мебелью, на первый взгляд, купленной предками нынешних хозяев лет пятьдесят назад. Капитан двигался уверенно, словно бывал тут много раз.

— Может быть, примете ванну? — радушно предложил он. — Ах, нет, простите, я совершенно забыл… Выпьете что-нибудь? Спиртное, сок?

— Нет, спасибо, — сказала Марина, усаживаясь в старое, но прочное кресло. — Совершенно не хочется.

Пить ей хотелось отчаянно, но следовало потерпеть. Очень опрометчиво было что-нибудь принимать от капитана. Мало ли что могло оказаться подмешанным в питье…

— Тем лучше, — сказал он, прохаживаясь по комнате. — Давайте перейдем сразу к делу…

Марина вопросительно глянула на него. Капитан подошел, наклонился к ней, положил руки на плечи, приблизил лицо. Сказал спокойно:

— Ну? Попробуем подружиться?

В глазах у него не усматривалось ни намека на эротические удовольствия. Глаза были холодные, испытующие, хищные.

— Очень мило, — с усталым вздохом сказала Марина, трагически подняв взор к потолку. — Я-то думала, избавилась от насильников, а теперь смотрю, опять начинается…

— Не прикидывайтесь, — с легкой улыбкой сказал капитан. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю, — вздохнула Марина. — Ваше счастье, У меня совершенно нет сил сопротивляться, царапаться, визжать… Делайте, что хотите, черт с вами…

— Не дурите, — сказал он жестче. — Ваши прелести меня в данный момент не интересуют. Непременно воспользуюсь вашим любезным предложением, но в более подходящее время. А пока поговорим о разведке.

— А при чем тут я?

— Вы знаете, — задумчиво сказал капитан, — то, что вас вез из аэропорта именно Петр, еще не является само по себе неопровержимой уликой, доказывающей вашу службу в разведке. Петр, конечно, шпион мелкого пошиба, но разведка для него на последнем месте. Большую часть времени он увлеченно крутит свой мелкий бизнес и компанию водит с соответствующими людьми. Так что вы и в самом деле могли оказаться деловой девочкой, занятой сугубо прибылями и убытками. Здесь не было никакого следа. Но так уж получилось, что я узнал, кто вы такая на самом деле. Обходными путями. Через тех, кто готовил вам здесь теплый прием, иными словами, хотел подсунуть дезу и выпихнуть восвояси, пока вы не успели что-то разнюхать. Вы, наверное, догадываетесь, что я имею в виду господина Тараса Бородина? Ну, разумеется, узнал я о вас не от него самого. где там! Он парит высоко в облаках, как истый супермен, не обращая внимания на мелюзгу вроде меня. Но он задействовал, пусть втемную, не так уж мало людей. И среди них нашлись и мои информаторы. Я узнал, кого они готовятся встретить должным образом. И потом уже не слезал у вас с хвоста. Конечно, вы частенько уходили от моих людей, но это нисколько не мешало, наоборот, доказывало лишний раз, что мне не подсунули дезу. Что вы и в самом деле девочка из разведки.

— А здесь не может быть какой-нибудь трагической ошибки? — спросила Марина.

— Вот это я и имел в виду… — осклабился капитан.

— Что именно?

— У вас плохо получается играть простушку. Вы знаете, что надо играть, на не всегда знаете, как. Скажу вам по совести, вы мне нравитесь. С тех самых пор, когда мы с вами встретились, в поместье этого болвана, не устаю любоваться. В вас нет ни капельки пресловутых женских слабостей. Вас всю ночь трахали эти скоты, будущее туманно, помощи ждать неоткуда — но, едва мы появились, вы стали абсолютно спокойной, и это не заторможенность, а хладнокровие. Вы великолепно держались, пока мы работали в доме, вы и ухом не повели, когда я вышвырнул за борт этого мерзавца… Что подразумевает сильный характер и, полагаю, ум…

— Я просто таю от ваших комплиментов, — сказала Марина.

— Вот это я и имел в виду, — усмехнулся он. — Хладнокровие, моментальная адаптация к любой ситуации… Отлично держитесь. Значит, сообразите, что настало время, когда нет смысла ломать комедию. Или вам непременно нужно, чтобы я долго и скучно рассказывал обо всем, что вы делали в столице? Нудно описывал ваши поездки, встречи, визиты? Я могу, конечно, но зачем? Или вы все же предпочитаете соблюдать дурацкие формальности? И желаете услышать от меня, как вы шли по следам Тимофея Сабашникова, как сняли Женю, как отыскали заведение Гукасяна?

Марина раздумывала. Ей не хотелось терять время. Она ничего еще не успела сделать в этом городе, представления не имела, где Рита, где Бородин…

— Допустим, — сказала она. — Просто допустим, что в ваших словах есть… какая-то реалистическая основа. И что с того? Вы-то сами на кого работаете?

— На себя. По-моему, наилучшая жизненная позиция. Когда над тобой нет никакого босса, когда твои цели — только твои цели…

— Понятно, — сказала Марина. — В Наполеоны тянете?

— А почему бы и нет? — пожал он плечами. — Что в этом плохого?

— Плохого, может, и ничего, но чересчур уж неподъемная цель! Желающих много, а в Наполеоны пробивается один из миллиона.

— Я знаю, — серьезно сказал капитан. — Потому и затеял этот разговор. Понимаете ли, у ситуации, когда ты работаешь сам на себя, есть не только плюсы. Минусов тоже хватает. Не стану подробно останавливаться на всех. Будем говорить о том, что в данный момент важнее других. Так вот, Наполеону — тому, настоящему, я имею в виду — было гораздо проще. В его времена одиночка мог достигнуть немалых высот, полагаясь лишь на свою шпагу и мозги. В нашем столетии все обстоит чуточку сложнее. Без поддержки каких либо влиятельных сил нечего и пытаться. Обязательно нужно к кому-то примыкать. Но ведь не придешь к таким людям и не спросишь: «Вам не нужен толковый и честолюбивый парень, который хочет стать Наполеоном?» Верно?

— Пожалуй, — сказала Марина.

— Вот видите… И вдруг, совершенно неожиданно, возникает ситуация, которую просто грех не использовать. Давайте не будем ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы меня взяли в игру. В качестве не самой главной фигуры, конечно, но я и не пешка, если рассудить…

— И как вы это себе представляете? — спросила Марина.

— А вот это уже деловой разговор, — он придвинул ногой кресло и сел напротив. — Итак, обозначим доску и расстановку фигур. Мне уже известно, что я наблюдаю со стороны некий грандиозный сговор. Не знаю всех деталей, многого не знаю, но главное ясно: на наших с вами глазах разворачивается серьезный и разветвленный заговор, в котором участвуют не только обнаглевшие личные полицейские крупных концернов вроде Бородина, но и, несомненно, ваши государственные чиновники. Коли уж дошло до того, что на территории нашей страны был перехвачен принадлежащий разведывательному управлению самолет, похищен секретнейший контейнер госдепартамента, причем осуществили это не какие-то немытые туземные террористы, а секретные гости… Серьезный должен быть заговор. Самое время вломиться в игру. Я располагаю здесь кое-какими возможностями и мог бы быть вам полезен — на взаимовыгодной основе…

— Возможно, — сказала Марина. — Но я не уполномочена решать такие вопросы.

— А я и не собираюсь вести через вас переговоры. Я вообще не намерен их вести. Я же сказал — я собираюсь вломиться в игру.

— То есть?

— Для начала мне придется вас, уж простите, пере вербовать, — сказал капитан. — Не сверкайте на меня возмущенным взором! Я не хочу сказать, будто попытаюсь заставить вас работать на какую-то другую разведку или страну. Никаких государственных измен и тому подобных ужасов, никакого предательства с вашей стороны… Под перевербовкой я понимаю в данном случае нечто совершенно иное. Просто вы расскажете мне все, что я хочу знать. Лично мне, и только мне. Дадите достаточно козырей, чтобы я мог договариваться с вашими шефами на равных. Назовем вещи своими именами: вы должны выложить мне столько, чтобы совершенно добровольно молчать об этом потом всю оставшуюся жизнь, иначе ваши шефы, если до них все дойдет, сотрут вас в порошок. Понимаете? С обычной, классической перевербовкой это имеет мало общего, не так ли? Я просто хочу себя обезопасить.

— И я, получается, окажусь у вас в руках? — сказала Марина.

— Вот именно, — непринужденно улыбаясь, кивнул капитан. — Что поделать, такова жизнь. Я вам обещаю не злоупотреблять своей властью. Собственно говоря, вы мне нужны до определенного времени, а потом мы мирно разойдемся и забудем о существовании друг друга. Но такова игра, ничего не поделаешь. Чтобы набрать козыри, я просто обязан вытряхнуть из вас достаточно информации. Лишь тогда можно быть уверенным в вашей лояльности и молчании. Ничего личного, как говорится. И ничего враждебного.

— Я ведь могу и не согласиться. Вы правы, это не совсем обычная перевербовка, но все равно, меня по головке не погладят, вы правы…

— Никто не узнает.

— Вы не тот человек, у которого я хотела бы оказаться в руках, — сказала Марина. — Считайте это комплиментом, если хотите. Быть у вас в руках — чересчур рискованно…

— А у вас есть выбор? — невозмутимо пожал плечами капитан. — Простите за банальность, но вы уже в моих руках, нравится вам это или нет. Потому что вы погибли. Вас просто нет на свете. Ваши следы обрываются в усадьбе этого скота, именовавшего себя атаманом. Местные видели, как вас туда уводили. Они при всей своей тупости сумеют вас описать, когда начнется следствие, опознать вас по фотографиям… Но никто не заметил, как вы оттуда уходили. Там все сгорело к чертовой матери, если вы не знали. И все, кто там был, скоропостижно скончались, Черт его знает, отчего так произошло!

— Ага, — сказала Марина. — То-то, когда мы уходили, кое-кто из ваших людей остался…

— Вот именно. Нас вообще никто не видел. Нас там и не было никогда. Понимаете? Нас там не было, а вы погибли вместе со всеми. Быть может, после долгой и кропотливой работы вас все же не опознают среди обгоревших трупов, но что это меняет? Я все равно вне подозрения. Выбора у вас нет. У вас есть всего два варианта. Либо бы будете работать со мной добровольно, либо я все равно получу от вас нужную информацию, но в ход пойдут методы, о которых больно говорить. И последствия для вас будут самые печальные, я же не смогу вернуть вас вашим боссам после… вдумчивого допроса. Или вы думаете, что я настолько добрый и гуманный? И не рискну обойтись с вами без всякого почтения?

— Ну что вы, — сказала Марина. — Я о вас самого лучшего мнения… Вы десятерым таким, как я, пальчики отстрижете садовыми ножницами. Иначе какой из вас Наполеон?

— Я рад, что вы относитесь ко мне серьезно, — сказал капитан без улыбки. — Конечно, мне будет неприятно, когда с вами начнут… энергично работать, но тут уж ничего не поделаешь. Ставки чересчур высокие.

— Единственный шанс в жизни?

— Не иронизируйте. Очень вероятно, что второго такого шанса не представится.

— Логично… А можно поинтересоваться? Меня от трахают, перед тем как начнут загонять иголки под ногти, и я бесповоротно потеряю товарный вид?

Капитан поморщился.

— Ну что за пошлости… Ничего подобного. Это слишком мелко, достойно вульгарной шпаны.

— Вот теперь я вижу, что вы весьма многообещающий кандидат в Наполеоны, — сказала Марина. — Я не иронизирую.

— Я знаю, — сказал капитан. — Верите или нет, но мне бы не хотелось превращать вас в кусок мяса. Вы молодая, очаровательная, вам еще жить да жить… Давайте договоримся по-хорошему! Только не вздумайте вилять, отделываться пустяками. Итак?

Марину задумчиво смотрела в потолок. Велик был соблазн поиграть с ним. Но, во-первых, нет времени, а во-вторых, и риск слишком велик. Капитан профессионал и, если возьмется, начнет выжимать всерьез, перевербовывать без дураков, пустячками не отделаешься и очень быстро подойдешь к той черте, за которой начинается измена…

— Подумать дадите? — спросила она.

— Минуту-другую, не более. Я к вам уже успел присмотреться. Вы определенно не из тех, кому для принятия решения требуется много времени.

Марина встала, под его пристальным взглядом отошла к окну, выходившему на тихий маленький дворик. Как дорога для бегства окно, безусловно, не годилось — между стеклами красовалась решетка, тонкая, но надежная на вид.

Не нужно было ничего обдумывать. Решение она уже приняла. Но появилась и прекрасная возможность без всяких трудов разжиться кое-какой полезной информацией, так что не стоило спешить…

Она обернулась, посмотрела собеседнику в глаза и сказала с легкой улыбкой:

— Получается, вы не оставили мне выбора?

— Что поделать? — ответил капитан с такой же непринужденной улыбкой. — В конце концов, вы — человек в этих играх не случайный. Такую профессию, как у вас, выбирают вполне сознательно. Должны были знать, что можете угодить в нелегкую жизненную ситуацию.

— Логично. Но знаете, в чем загвоздка? О, не в каких-то соображениях морально-этического плана… К чему эти глупости? Просто… вы предлагаете неравноценный обмен.

— То есть?

— Мне не нравится сам термин «перевербовка». Мне не нравятся условия предлагаемой игры. Вы хотите высосать меня досуха и не дать взамен ничего. Жизнь, конечно, великолепная штука, но идти на сделку в обмен только на нее…

— Что вы хотите?

— Равноправного партнерства, я бы выразилась. Вы хотите выжать из меня достаточно, чтобы держать в руках. Вполне понятное желание. Но, простите, я потребую того же самого с вашей стороны. Чтобы и вы рассказали, что вам удалось узнать. У вас будет оружие против меня, а у меня — против вас. Иначе я могу заподозрить, что вы все врете насчет своих мотивов. Что вы попросту работаете на кого-то со стороны. На китайцев, пакистанцев, немцев, наконец, на соседнюю, столь же суверенную страну. И хотите примитивно вы-

качать из меня информацию в интересах кого то третьего…

— А вы умница.

— Ну, еще бы, — нетерпеливо сказала Марина. — Слышала уже… Ну, так как? Я предлагаю именно партнерство. — И передразнила его интонацию. — Вы определенно не из тех, кому на принятие решения требуется много времени…

Он раздумывал недолго. Сказал тихо:

— Но вы ведь понимаете: после того, как я раскрою свои карты, у вас уже не будет дороги назад?

— Естественно, — сказала Марина. — Кто то недавно назвал меня умницей… Итак, что вы знаете? — она вернулась в кресло, устроилась поудобнее, видя, что он достал сигареты, попросила: — Дайте и мне, сто лет не курила…

Курить ей не особенно хотелось. Просто-напросто зажженная сигарета в умелых руках — чрезвычайно полезное орудие. При некотором навыке ее можно вмиг загнать в глаз, в ухо, в ноздрю так, что самый тренированный человек на какое-то время станет беспомощным, и его гораздо проще будет обидеть…

— У меня есть своя разведка, — сказал капитан. — Я имею в виду, в батальоне, специфика службы, сами понимаете. А учитывая, что страна у нас маленькая, даже батальонная разведка при умелой постановке дела способна стать серьезной силой. Ну, вот… Вы лучше меня знаете, что «Центр» заправляет тут всем и всеми. Лично я отношусь к этому философски — поскольку изменить ситуацию не в состоянии, а бороться против такого положения дел при моих нынешних возможностях попросту глупо… Но это не значит, что мы не можем за ними присматривать. Мало ли что полезное удастся узнать, информация — это товар и козыри… В технические детали и мелкие подробности я углубляться не буду, это неинтересно. Главное — примерно около месяца назад ко мне попали сведения, что небезызвестный Бородин готовит здесь переворот. Самый настоящий, классический: с устранением нынешнего президента и других ключевых фигур и заменой их своими. Моя персона оказалась в этом скорбном списке. Сегодня семнадцатое. Меня должны пристукнуть двадцать четвертого…

— Вы об этом так спокойно говорите? — не без уважения спросила Марина.

— А что, прикажете впадать в истерику? Какой смысл? До двадцать четвертого еще неделя. Давным-давно просчитал несколько вариантов. Все они касаются, деликатно выражаясь, эмиграции. Поскольку с теми силами, что у меня сейчас есть, в открытый бой не вступишь. Итак, двадцать четвертого меня должны пристукнуть, а сам переворот намечен на тридцатое. С этого началось. Мои ребята стали копать дальше. Это было не так трудно, как можно подумать: мы, строго говоря, не предпринимали никаких действий, мы только копили информацию. Все равно что рация, которая работает только! на прием — ее невозможно засечь, пока она не заработала… Постепенно выяснилось, что дело даже серьезнее. Во-первых, переворот нашей страной не ограничивается. Он Должен произойти синхронно в четырех государствах вдоль Транссибирской магистрали. Во-вторых, все сложнее, чем мы поначалу полагали. Это не просто путч с целью привести к власти еще более послушное правительство. Тут что-то другое. В игре участвует ваши люди. Я имею в виду государственных служащих. Чиновники, разведчики… А впрочем, коли уж вы оказались здесь и работаете в том же направлении, что и Тимофей Сабашников, то должны эту часть интриги знать лучше меня, не так ли?

— Предположим, — сказала Марина, и глазом не моргнув. — Ну ладно, продолжайте…

— Потом приехал Сабашников. И с ходу занялся Бородиным. Стало ясно, что ваша контора в курсе дела, но моего положения это ничуть не облегчало. Опять-таки, не прибежишь и не скажешь, что хочешь войти в игру вы не хуже меня знаете, как относятся к подобным «инициативникам», сходу начинают Подозревать черт те в чем. В лучшем случае, пошлют подальше, а в худшем… Ничего не оставалось, как следить за Тимофеем. Мы быстро выяснили, что он озабочен безопасностью Некоего спецрейса. Даже ухитрился попасть на борт, но на этом везение кончилось. Я крепко подозреваю, что один из четырех обгорелых скелетов как раз ему и принадлежит.

Марина прикусила губу — она и сама была в этом уверена.

— Это в общих чертах, — продолжал капитан. — Вся конкретика у меня в сейфе, в штабе батальона, куда постороннему довольно трудно залезть… Как видите, у меня есть взнос. Я — не голодранец, который просится за роскошный стол… Если мы с вами договоримся, обоим будет хорошо. Доказательства убойные. Достаточно, чтобы утопить не только «Центр», но и всех «кротов» там у вас. Перехватить спец самолет спецслужбы с секретным грузом, похитить означенный груз, убив при этом правительственных служащих — это, знаете ли… Тут и Бородин не выкрутится.

— Не спорю, — сказала Марина с нескрываемым удовлетворением. — Значит, у вас в сейфе — сущая бомба…

— Вот именно. Только увидите вы все это не раньше, чем, в свою очередь, поделитесь кое-какими секретами. Чтобы дороги назад у вас уже не было…

Марина изменила позу. Сидела теперь, закинув ногу на ногу, высоко подняв колени, обеими руками, переплетя пальцы, обхватив ногу чуть повыше голенища правого сапожка.

— Я жду, — сказал капитан чуточку напряженно.

— Извольте, — сказала Марина. — Но сначала очертите крут вопросов, конкретные темы, чтобы…

Она молниеносным движением метнулась из кресла, прыгнула вверх и влево, перекувыркнулась на полу, вскочила на ноги, развернулась к противнику, готовая для броска. Но давать отпор не понадобилось — она угодила туда, куда целилась. Рукоять ножа торчала из груди капитана точно против сердца, и он медленно, ужасно медленно заваливался набок. На лице у него так и не успела появиться ярость — дашь безграничное удивление, и нечто вроде досады оттого, что все пошло на редкость неправильно, вопреки расчетам…

Потом из глаз исчезло что-то неуловимое, именуемое жизнью. И Марина проворно подхватила тяжелое тело, чтобы оно не ударилось об пол и не привлекло излишнего внимания живущих внизу.

Моментально проверила карманы. Прихватила бумажник — деньги ей никак не помешают — и пистолет, компактный «Штарк» военного образца с запасной обоймой. Выпрямилась, прислушалась к окружающей тишине.

Пожалуй, она поступила верно. Слишком опасная начиналась игра. Чересчур рискованно в данных условиях поддерживать пусть даже партнерские отношения с этим типом, особенно после того, как он постарался бы извлечь из нее максимум полезной информации — такой и столько, что Марину и в самом деле могли бы после этого обвинить в измене…

Оглядевшись, она взяла со столика старую газету, завернула в нее пистолет и бумажник — больше их деть было просто некуда. На цыпочках прошла к двери, прислушалась.

Удовлетворенно кивнула. Бесшумно повернула круглую головку старинного замка, взялась за ручку, тщательно все рассчитав, рванула дверь на себя.

Водитель, доставивший их сюда, развернулся к ней с похвальной быстротой — конечно, на всякий случай торчал под дверью — принял стойку, но Марина успела мертвой хваткой сграбастать его за запястье. Крутнулась вправо, рванула на себя, головой вперед швырнула в крохотную прихожую — и, когда он пролетал мимо, приложила ребром ладони, без жалости ломая шейные позвонки.

Некоторого шума избежать все же не удалось, но она понадеялась на здешние толстенные стены и перекрытия. Аккуратно прикрыв дверь, Марина присела на корточки и без малейшей брезгливости обшарила труп. Выгребла деньги из бумажника, забрала еще две обоймы — водитель был вооружен таким же «Штарком» — забрала ключи от машины. Подумав чуточку, стащила с водителя куртку, легкую, спортивного фасона, с равным успехом подходившую как для мужчины, так и для женщины. Куртка, правда, оказалась ей великовата, но это не имело особенного значения, вряд ли в этой дыре подмечают малейшие отклонения от высокой моды…

Марина распихала по карманам сйою добычу, вышла и на цыпочках спустилась по лестнице. Никто на нее не бросился ни на ступеньках, ни во дворе. Тихая улочка была пустынна, если не считать кур и лежавшей у забора флегматичной свиньи, которую определенно не следовало подозревать в сотрудничестве с путчистами или чьей-то разведкой.

Гостья из Питера преспокойно уселась в машину, завела мотор и не спеша покатила в сторону почтамта. Самое время предаться философским раздумьям о превратностях судьбы: только что была затравленной беглянкой, и вдруг оказалась совершенно свободной, как ветер, с машиной, деньгами и надежным пистолетом… Жаль, что нет времени на лирику.

Понемногу улицы приобретали более цивилизованный вид. Они стали асфальтированными, дома достигали аж пяти этажей, и машин прибавилось. Правда, не настолько, чтобы походило на столицу. Сонное захолустье… Но в некоторых отношениях это даже полезно. К примеру, на улицах практически нет полиции, за двадцать минут она видела лишь одну патрульную машину и одного-единственного постового, отнюдь не смотревшегося олицетворением бдительности.

Имелось и еще одно существенное отличие от столицы — китайцев здесь гораздо больше, едва ли не каждый второй прохожий. Ну да, конечно, чувствуется близость границы. В соседней суверенной республике, расположенной восточнее, китайцев живет примерно столько же, сколько «коренных», и они там, по достоверной информации полные хозяева. И помаленьку просачиваются сюда по своей извечной тактике, словно вода через микроскопическую щелочку в плотине… Та самая капля, что точит камень.

Слежки за ней не было. Вроде бы. Потому что слежку можно вести самыми разными способами, и даже лучший суперагент не должен в этом вопросе становиться чрезмерным оптимистом…

Она остановила машину метрах в ста от почтамта, вошла в здание, непринужденно постукивая каблучками, руки — в карманах куртки, причем правая, конечно, на пистолете. Следовало ожидать любого сюрприза. Подавляющее большинство провалившихся агентов как раз и огребли свои неприятности, когда выходили на связь…

В окошечке с табличкой «До востребования» скучал молодой индивидуум, явно не обремененный работой и при виде Марины мгновенно озарившийся самой доброжелательной улыбкой.

Ответив улыбкой не просто дружелюбной — ослепительной — она безмятежно сказала:

— Тут должен быть конверт для Кати Савич…

Так они с Ритой и договаривались. Указывать свою настоящую фамилию, вероятно, было, опрометчиво, а может, это стало как раз сацой выигрышной стратегией. Она пережила несколько секунд жуткого внутреннего напряжения, пока парень в окне, все так же улыбаясь, разглядывал ее, несомненно, лихорадочно придумывая первую фразу для более тесного знакомства. Но потом он положил на стойку белый конверт, и Марина побыстрее его прибрала, воспрянув духом. Улыбнулась и отошла, прежде чем он успел произнести свое вступительное слово.

Села за руль, распечатала конверт. Небрежный почерк Риты: «Гостиница „Сосна“, 314», И все, ничего больше. Но и это прекрасно… Если только не ловушка.

Следуя тем самым правилам, которые старательно вдалбливала в голову Рите, Марина, не мешкая, разорвала листок и сожгла его в пепельнице. Оглушительно трещали моторы. Мимо пронеслась очередная компания юнцов и девчонок на маленьких, ярких и вертких японских мопедах. Марина, пока ехала, видела уже с дюжину таких вот кавалькад — надо понимать, здешнее массовое увлечение.

Она развернула купленный пять минут назад в ларьке на углу план городка для туристов, состоявший всего из двух страничек. Список гостиниц… ага… Судя по тому, что означенная «Сосна» располагается на окраине, ее никак нельзя отнести к здешним фешенебельным отелям, если таковые тут вообще имеются, что сомнительно. Ну, молодец девочка! На ходу учится.

Марина резко подняла голову, краем глаза отметив движение за окном. Но это оказалась всего-навсего старая, морщинистая китаянка. Собрав морщины в просительной улыбке, что-то чирикая по-своему, она подняла к стеклу какой-то коряво начерченный чертежик, смахивавший на план города.

Опустив стекло, Марина высунулась. Старуха сразу сунула ей в лицо чертеж, мимикой показывая, что просит помощи, заблудившись в незнакомых местах. Озадаченно хмурясь, Марина присмотрелась, пытаясь что-нибудь разобрать в этих каракулях.

Облачко пахучей пыли, жестких крошек, напоминавших растертые сухие листья какого-то растения, ударило ей в лицо, вмиг залепило глаза и ноздри, попало в рот. Тяжелый, пряный дурман проник в мозг, словно заполнив его тяжелой струей, и Марина рухнула в беспамятство, только и успев опустить руку в карман мешковатой куртки…

Глава пятая

Запад есть Запад, Восток есть Восток…

Возвращение к реальности сопровождалось не то чтобы противными или мучительными, но насквозь незнакомыми ощущениями, не похожими на испытанные прежде. Полное впечатление, что Марина медленно-медленно всплывала, лежа навзничь, со дна какого-то глубокого водоема. Вокруг становилось все светлее и светлее, так, словно чья-то рука аккуратно поворачивала регулятор яркой лампы, зеленоватый полумрак плавно переходил в режущий глаза даже сквозь опущенные веки холодный свет, по телу скользили то ли жирные плети водорослей, то ли маслянистые потоки жидкости, и от пяток к затылку с той же регулярностью прокатывались волны то ли озноба, то ли электрического щекотания. Трудно были описать все это обычными человеческими словами, но ничего похожего прежде она не испытывала.

— Проснулись, госпожа Романова? — раздался деланно бесстрастный женский голос, определенно знакомый. — Не беспокойтесь, это не наркотик, всего-навсего смесь восточных трав, наш маленький секрет… Откройте глаза, не бойтесь, вы среди добрых друзей…

Так уж сложилось, что именно это заявление насчет добрых друзей в жизни Марины частенько означало что она вновь оказалась среди врагов. Ну, а теперь особенно, учитывая все происшедшее…

— Ну, открывайте глазки, — с насмешкой посоветовал голос. — У вас все равно дрожат ресницы, вы пришли в себя, так что не притворяйтесь, это бессмысленно…

Марина открыла глаза. В голове и в самом деле не было ощущения наркотического дурмана, сознание вновь стало ясным. А вот будущее определенно туманным… Не поднимая головы, она бросила по сторонам быстрый взгляд. Высоко над ней — кирпичный куполообразный свод. Ни единого окна. Судя по древности кирпичей, подвал располагался под каким-то из здешних старинных зданий — не было сомнений, что это именно подвал… Она лежала на каком-то низком и широком ложе, накрытом темной тканью, в ярком свете лампочки под потолком, болтавшейся на голом шнуре. Ближе к стене. Она не видела, что расположено со стороны ее головы, но осталось смутное ощущение, что там нечто вроде ширмы. Больше в подвале никакой мебели, кирпичный пол пыльный, но не грязный.

Говорившая с ней женщина приблизилась, зашла справа, присела на краешек добротно сколоченного топчана, моментально превратившись из темного силуэта, освещенного со спины ярким светом, в кое-кого знакомого — красотка Гуань, танцовщица из ресторана «Янцзы»… Что ж, этого следовало ожидать, подумала Марина. Чертовы азиаты, надо же было купиться на такую приманку…

Она чуть приподняла голову, оглядела себя. На ней осталось только платье. Сапожки сняли, она лежала босиком. Куртка тоже исчезла, так что ее, оказалось, избавили от всего абсолютно движимого имущества, хорошо хоть платье оставили…

— Извините, что мы так бесцеремонно пригласили вас в гости, дорогая Натали, — сказала Гуань. — Но у меня отчего-то сложилось впечатление, что вы проигнорировали бы любое вежливое приглашение, как уже сделали однажды…

— А что, я обязана ходить к вам в гости? — спросила Марина, особенно не задираясь.

— Вот об этом я и говорю, — печально сказала Гуань. — Вы бы ни за что не согласились… Пришлось проявить инициативу. Может быть, вы сначала покричите? Попугаете нас всеми мыслимыми карами, грозящими нам за ваше похищение?

Марина молчала.

— Вы прилетели из Питера и служите в разведке, вы это знаете мы это знаем… Ну, так что же, будете кричать, угрожать, скандалить? Или достаточно умны, чтобы обойтись без этого? Пользы вам эта истерика не принесет ни малейшей, нас она не испугает и не заставит отказаться от задуманного, а вот вы будете выглядеть смешно и нелепо. Потеряете лицо, как говорят у нас на Востоке. Итак?

— Что вам от меня нужно? — спросила Марина.

Китаянка улыбнулась.

— Великолепно! Ума у вас достаточно, чтобы не тратить силы на бесплодные угрозы и глупые истерики. Однако вопрос вы задали все же не самый умный, безусловно, недостойный такой незаурядной девушки… Помилуйте! Ну, какие вопросы могут задать разведчице ее коллеги по ремеслу, пригласив в гости с применением некоторого насилия? Уж конечно, я буду спрашивать не о погоде. И нужно нам отнюдь не ваше согласие выступить на сцене «Янцзы» с классическими танцами. Неужели вы сама этого не понимаете? Позвольте не поверить…

Марина сделала легкое движение, словно собиралась встать — хотела посмотреть, как будет реагировать китаянка. Та, ничуть не встревожившись, протянула руку и придавила плечо Марины, заставив лечь вновь.

— Не надо, госпожа Романова. Лежите, отдыхайте, расслабляйтесь… И не вздумайте предпринять что-нибудь отчаянное. Мы с вами в подвале, как вы, быть может, догадываетесь, а наверху, в доме, достаточно вооруженных, опытных людей. Вам и за дверь не выйти…

Марина пытливо присмотрелась к ней, пытаясь определить, есть ли при девушке оружие. На ней были обыкновенные джинсы и черная безрукавка с каким-то белым иероглифом, надетая навыпуск. Ну что ж, за пояс, под майкой, может быть заткнут целый арсенал… Кроме того, восточная красотка наверняка владеет хитрыми единоборствами. Вряд ли это простая танцовщица, в ней чувствуется профессия, в движениях, в интонациях…

— Давай не будем терять зря времени, хорошо? — ангельски улыбнулась Гуань. — Меня в первую очередь интересует так называемый аршрут «Дельта», а если еще точнее — захваченный вами в самолете груз. То, ради чего вы с Бородиным все устроили. Ты ведь работаешь с ним, никаких сомнений, не зря же поехала именно сюда в самом простецком вагоне… Ты его подстраховываешь? Или присматриваешь за ним? Или то и другое вместе… Мы за тобой наблюдали достаточно, чтобы сделать именно такой вывод…. Так вот, нам нужен груз.

Очень мило, подумала Марина. Скверно, когда тебя принуждают рассказать о своей реальной работе. Но еще хуже, пожалуй, когда заблуждаются касательно твоей рели в событиях и истинном месте в жизни. Или нет? Или это как раз — шанс?

— О чем вы говорите? — пожала она плечами.

— О грузе. О небольшом контейнере, напоминающем небольшой цилиндр с ручкой, чтобы удобнее было носить…

— Первый раз слышу, — сказала Марина. Гуань наклонилась над ней, погладила по ке и сказала почти бесстрастно:

— Если ты мне будешь врать, маленькая белая шлюха, я тебе устрою для начала классическую «шахматную доску». Кожу с тебя будут сдирать аккуратными квадратами, оставляя нетронутые участки, так что ты очень скоро будешь и в самом деле похожа на шахматную доску. Орать ты при этом не будешь — голосовые связки в два счета можно перерезать. С неграмотными такое не рекомендуется, но ты ведь грамотная, и сможешь все написать, до рук мы дойдем в последнюю очередь. Я не шучу. У меня есть суровое и строгое начальство, недвусмысленный приказ, полдюжины привыкших ко всему подручных… У меня нет только двух вещей: гуманизма и времени. Ясно? Так что не придуривайся, очень тебя прошу. Сообрази, наконец: я могу с тобой сделать все, что угодно, и никто никогда не найдет того, что от тебя останется, если мы начнем… Так вот, мне нужен контейнер. Мне совершенно неинтересно, что за игры вы ведете. Главное в другом. Я знаю, что вы с Бородиным перехватили фельдъегерский самолет вашего правительства, перебили сопровождающих и взяли контейнер, где находятся два десятка дискет. Секретные коды связи для наших посольств и ваших военных баз в Азии. Их должны были заменить согласно практике — регулярная замена, ничего нового, все так делают… — она коротко рассмеялась: — А личико у тебя враз изменилось… Не думала, что мы в курсе?

Вполне возможно, лицо у Марины и впрямь изменилось. Но по другому поводу. Значит, вот в чем дело. Секретнейшие коды связи Для двух десятков посольств и военных баз… Черт побери, что же затеял Бородин и его компания? Действительно, никак не похоже на стандартный, примитивный переворот…

— Судя по твоему личику, я все рассказываю правильно, — рассмеялась Гуань. — Слушай, я не собираюсь отбирать у тебя контейнер насовсем. Мы же не дураки, милая! Если станет известно, что коды украдены или просто пропали безвозвратно, их на всякий случай заменят. Вы это тоже прекрасно знаете. И вы тоже не собирались, конечно, красть их насовсем — это бессмысленно. Разумеется, вы их хотите попросту скопировать в столице, только там есть оборудование и специалисты, способные взломать защиту дискет… Дорогая, мы хотим того же! Мы скопируем все и отдадим контейнер тебе. Вы, я так прикидываю, намереваетесь представить дело так, будто в тайге произошла обычная авария, контейнер, найденный в разбитом самолете, вернули в столицу в целости и сохранности… Верно?

— Допустим, — сказала Марина.

— Ну, какое там «допустим»! Это чистая правда. Единственно возможный вариант — иначе коды сменят… Ну, ты все поняла? Мы с тобой вместе подумаем, как сделать, чтобы контейнер на какое-то время попал к нам, а потом отдадим тебе его в целости и сохранности. Выбора у тебя все равно нет. Вряд ли тебе хочется умирать, да вдобавок долго и мучительно. Мы, крошка, азиаты. Научились кое ему за тысячи лет. Умеем сделать так, что самые жуткие пытки растягиваются на неделю, на месяц, а человек при этом остается жив… — она ослепительно улыбнулась. — Впрочем, в данном случае у меня нет ни месяца, ни недели, ни даже пары суток. Бородин вот-вот может уехать в столицу, так что нужно получить от тебя согласие на сотрудничество в кратчайшие сроки. А это подразумевает, что я тебя начну обрабатывать по полной, не теряя драгоценного времени…

— Вы знаете, где Бородин? — спросила Марина, решив, как и в случае с капитаном, получить полезную информацию.

— Знаем. Только добраться до него не можем. Потому ты нам и нужна.

— И где же он?

— А ты любопытная, я смотрю, — сказала Гуань, улыбаясь. — Где он — это сейчас не твое дело. Все равно он ни разу не попытался тебя отыскать. Он ведет себя так, словно нисколечко не встревожен твоим отсутствием. Отсюда я делаю простой вывод: он вообще не знает, что ты здесь. Следовательно, мы все правильно просчитали, и ты за ним присматриваешь без его ведома. Остальное мы обсудим — то, что ты должна будешь сделать. Выбора у тебя никакого. Ты не просто в подвале — дом стоит посреди китайского квартала, где не принято интересоваться делами соседей, особенно нашими… — Гуань присела на краешек топчана, сказала доверительно: — Словом, у меня есть достаточно возможностей, чтобы сбить с тебя спесь и объяснить, что отныне ты живешь, как марионетка, которую я дергаю за ниточки. Можно и в самом деле сделать из тебя «шахматную доску»…

— Вряд ли, — сказала Марина, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, без лишней заносчивости, но и без панического страха. — Я уже кое-что поняла. Ты хочешь как-то подвести меня к Бородину, чтобы я забрала у него контейнер. Но в этом случае мне нужно сохранять товарный вид, правда? Как я выйду на улицу с ободранной кожей?

Гуань улыбнулась, поиграла изогнутыми черными бровями.

— Вообще-то верно. Но это вовсе не значит, что тебе никто не сделает больно. Есть ведь способы, не оставляющие следов. Что бы мне для тебя придумать? Можно, конечно, позвать моих ребят, чтобы они с тобой всем скопом позабавились в качестве прелюдии… Успокойся, не буду. Исключительно потому, что люблю работать в одиночку. Я как-никак опаснее всех, кто сейчас в доме…

— Да ну? — Марина улыбнулась почти спокойно.

И получила оглушительную пощечину. Гуань склонилась над ней, приблизила лицо, ее узкие черные глаза стали щелочками, розовые губы кривились в злой усмешке.

— Я тебя вижу насквозь, маленькая белая шлюшка, — сказала она холодно. — Не так уж трудно, высчитывать таких, как ты. Сопливая карьеристка из престижного университета, паршивка из хорошей семьи, которую устроили на теплое, высокооплачиваемое местечко. От тебя за километр шибает двадцатью поколениями благородных предков, папиными миллионами, лакеями в белых перчатках… Вот только тебе никто не объяснил вовремя, что эти игры могут стать опасными. Это не экзотические приключения из очередного романа в мягкой обложке, а серьезная работа…

Прекрасно, подумала Марина. Просто прекрасно. В таких случаях нет смысла опровергать насквозь ошибочную характеристику, данную тебе противником. Пусть укрепляется в своих заблуждениях, ничего не имею против. К тому же это не стандартная перевербовка, они хотят, чтобы я добыла контейнер… Но я сама хочу того же. Так что есть смысл сломаться. Только следует побрыкаться самую чуточку, и, получив пару раз по морде, соглашаться…

— Чистенькая, умненькая, сытенькая девочка из богатой семьи… — протянула Гуань уже с нешуточной ненавистью, не имевшей ничего общего с игрой. — Родиться бы тебе в простом крестьянском доме, где детей больше, чем горсточек риса… Ничего, я тебе объясню суровую прозу жизни…

Она быстрым движением рванула платье на груди Марины, разорвала его до пояса, а когда та возмущенно приподнялась, повертела перед глазами неизвестно откуда взявшимся кривым блестящим кинжальчиком.

— Лежи, тварь! Будешь дергаться, лезвием разрисую. Усекла?

Бросила кинжальчик рядом, медленно спустила с плеч Ларины бретельки лифчика, ее щеки порозовели, дыхание участилось. Разорвала лифчик, обнажив груди. В следующий миг на щеки Марины обрушилось с полдюжины звонких пощечин: справа, слева, справа, слева… Марина! жалобно охала, пытаясь вызвать на глаза слезы — что, в общем, оказалось не так уж сложно, когда тебя столь беззастенчиво хлещут по физиономии. Поди отличи слезы ярости от слез испуга, они совершенно одинаковые. А эти ухватки насквозь знакомы: нехитрый набор приемов психологического подавления, рассчитанный на тот самый оранжерейный цветок, каким ее считают…

— Подол подними! — последовал резкий приказ. — Кому» говорю?! Лицо попорчу, мокрощелка паршивая!

Всхлипывая, шмыгая носом, изображая крайнюю степень запуганности, Марина выполнила команду.

— Выше, выше, — командовала Гуань. Небрежно похлопала Марину по голому животу. — Холеная белая сучка, массажистки, конечно, салоны красоты… Трусики спусти. Кому говорю? До колен. Совсем сними. В глаза, в глаза мне смотри, не жмурься! Ноги пошире!

Марина добросовестно всхлипывала, прямо таки поскуливала, лежа с раздвинутыми ногами. Взгляд китаянки скользил по ее телу, на губах блуждала улыбка. Опять начинается, вздохнула про себя Марина, снова попахивает вдумчивым изнасилованием. Ну, не четверо пьяных скотов, по крайней мере…

Гуань одним движением сорвала через голову черную майку с непонятным иероглифом, прилегла рядом. Марина оказалась в опытных объятиях, что оценила сразу. Китаянка просунула ей левую руку под шею, тяжело дыша, наклонилась, впилась в губы грубым, хозяйским поцелуем. Ее маленькая сильная ладонь долго и неторопливо скользила по груди Марины, по животу, подушечки пальцев гладили внутреннюю сторону бедра, заводя неторопливо. Ладонь накрыла низ живота. Гуань постанывала, терзая губы Марины, пальцы приласкали нежные складки, раздвинули, проникли внутрь, изучая влажную глубину, отыскали нужное местечко так, что Марина непритворно простонала, накрыла ладонью руку азиатской красотки, выгнулась, сжала бедра…

Пощечина обрушилась на нее совершенно неожиданно. Она вздрогнула, недоуменно открыла глаза, подумала трезво: ну да, конечно, контрастный душ, если можно так выразиться…

Гуань спросила без улыбки:

— Не нравится? Когда все дела будут сделаны, я тебя обязательно разложу по полной программе, но работа прежде всего… Ноги раздвинь пошире!

Марина увидела у нее в руке длинный предмет наподобие жезла, весь покрытый крохотными дырочками. Гуань навалилась ей на живот, прижимая тело к топчану, деловитое командовала:

— Расслабься. Будешь дергаться, себе же больно сделаешь.

Марина ойкнула и поморщилась, но предмет вошел, не причинив особой боли.

— Сдвинь-ка ноги, — скомандовала Гуань. — Вот так. Не беспокоит?

— Не особенно, — сказала Марина. — А это зачем?

Дверь распахнулась, и вошел молодой широкоплечий китаец, спустился по широким каменным ступенькам, остановился у топчана. На Марину он смотрел так, словно не видел вообще, и в этом было столько равнодушного презрения, что ее передернуло от ненависти. Вытянувшись перед Гуань почти по-военному, он кратко что-то доложил — определенно доложил, как младший по званию старшему, не нужно знать китайского, чтобы это понять. Выслушав его, китаянка удовлетворенно хмыкнула, сделала знак, и ее сообщник отошел к изголовью топчана.

— Ну вот, события сдвинулись с мертвой точки, — сказала Гуань. — Бородин взял билет на ночной поезд, едет с двумя охранниками. Судя по всему, контейнер при нем… Лежи спокойно. И смотри очень внимательно.

Она осторожно вытянула свой странный жезл, не причинив Марине боли, поднесла поближе к ее лицу и сделала движение, словно нажимала потайную кнопку.

Марина невольно отшатнулась. По всей поверхности жезла из тех самых крохотных дырочек выскочили десятки коротких стальных игл, жезл ощетинился ими, превратившись в нечто жуткое.

— Мы, китайцы, мастера на всякие игрушки, — сказала Гуань. — Ну-ка, ножки пошире, вставим на место…

Марина инстинктивно рванулась, но стоявший над головой китаец мертвой хваткой зажал ее горло так, что сознание на миг помутилось, перед глазами потемнело. Чуть опамятовавшись, она обнаружила, что конец жезла с потайной кнопкой вновь виднеется меж, ее раздвинутых ног. И затаила дыхание, боясь пошевелиться. Вот это, признаться, был настоящий страх…

— Представляешь, во что у тебя все превратится внутри, если я нажму кнопочку? — с улыбкой спросила Гуань. — Ни один доктор не вылечит. Это убедительно? Убедительно я тебя спрашиваю?

— Убедительно, — сказала Марина. — Но я ведь тогда не смогу ничего для вас сделать…

— А ты хочешь для нас что-то сделать?

— Не хочу. Но, боюсь, придется…

— Умница, — сказала Гуань. — На глазах превращаешься в образец благонравия и послушания.

— В обенности если разговор происходит у вас дома, где присутствуют отец, другой дядя, когда тебя уверяют, что в этом проекте участвует масса добрых знакомых вашего круга… Это все затеяли свои, ясно тебе? Люди моего круга. Истеблишмент, элита. Своим в подобных просьбах не отказывают…

— Ну что же, — задумчиво сказала Гуань. — Это очень похоже на правду. Чисто семейное дело? Собрался истеблишмент, решил устроить какую-то крупномасштабную пакость, и ты подчинилась зову классовой солидарности… Что тебе обещали?

— Много хорошего, знаешь ли.

— Не сомневаюсь. Ладно, это и в самом деле выглядит правдиво… Теперь слушай внимательно! Если все будет гладко, ты останешься в живых. Нам нет смысла тебя убивать, гораздо полезнее будет перевербовать, пригодишься и в будущем. Только хорошенько заруби себе на носу: если попытаешься выкинуть что-нибудь, прикончу к чертовой матери… Поняла?

— Ну, еще бы!

— Сегодня мы сядем в поезд. Твоя задача — проникнуть к Бородину и завладеть контейнером. Он вряд ли всполошится, увидев тебя. Человек опытный, понимает, что в таких делах все друг друга контролируют и перепроверяют. Время еще есть, мы придумаем нечто убедительное, на что он обязательно клюнет… Ну, а потом…

— Подожди, — сказала Марина. — Завладеть контейнером… Как это?

— Не строй из себя дурочку! Забрать.

— Но у него охрана, ты сама говорила…

— Мы тебя снабдим кое-чем, что поможет справиться с этой проблемой…

— Но мне не приходилось…

— Убивать? — усмехнулась Гуань. — Не сомневаюсь. И убивать не приходилось, и пачкаться в грязи тоже, ты всегда была чистюлей! Для грязных дел существовали слуги… Ну, что поделать, дорогая! Сама виновата, что во все это впуталась. Если ты оплошаешь и не сможешь с ними разделаться, они же тебя и пристукнут. А если, заполучив контейнер, попытаешься выкинуть какой-нибудь фокус, тебя пристукнем мы. Небогатый выбор, да? Ну, конечно, есть еще и третья вероятность: работать на нас добросовестно и старательно. Тогда все будет в порядке. Так что… Ничего не поделаешь. Придется тебе из кожи вон вывернуться ради сохранения своей драгоценной жизни. После этого нам с тобой будет гораздо проще работать. Как только мы возьмем контейнер для копирования, ты окажешься на надежном крючке… На всю жизнь. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Не дура, — сказала Марина сердито. Она чувствовала себя почти прекрасно. Как

же иначе, если эти азиатские головорезы собирались, сами того не зная, облегчить ей задачу? Помочь в том, чем она и сама собиралась заняться — любой ценой проникнуть в поезд и взять контейнер. Остается лишь прикинуть, как отбиться от них потом. Ну, это уже детали, главное, ее, похоже, искренне считают безобидной соленой паршивкой… Все было бы великолепно, если бы не эта чертова штука, заполнявшая все влагалище и из-за своей жуткой начинки казавшаяся нестерпимо горячей… Чрезвычайно поганое ощущение, врагу не пожелаешь…

— Ну что, договорились?

— Договорились, — сказала Марина. — Но я тебя умоляю, вынь из меня эту штуку, еще сработает сама по себе…

— Все, что мы делаем — делаем надежно! — отрезала Гуань. — У нас за спиной — тысячи лет цивилизации, в отличие от вас, белых дикарей… Лежи спокойно.

Она аккуратно вынула жезл, положила его на пол и резко что-то скомандовала. Китаец с непроницаемым выражением лица прошел к выходу, прямо-таки промаршировал, бесшумно притворил за собой дверь. Марина так и не успела рассмотреть, что там за ней.

— Ну вот, с делами пока все, — сказала Гуань, безмятежно потягиваясь, обнаженная по пояс, похожая на красивую статуэтку.

Стянула джинсы, черные трусики и танцующей походкой подошла к топчану, несколькими небрежными движениями освободила Марину от остатков разодранного платья. Прилегла рядом, закинула руки за голову, глядя в потолок, протянула задумчиво:

— Только не вздумай рассчитывать на романтические чувства. Ничем подобным я не страдаю. Просто давненько хотелось, чтобы все мои желания послушно исполнила такая вот белая холеная сучка… Ну, чего ждешь?

Марина приподнялась, наклонилась над ней и потянулась поцеловать в губы, но Гуань, фыркнув, запустила пальцы ей в волосы и потянула голову вниз, прижав лицо Марины к своему плоскому животу, с той же хозяйской грубостью надавила на затылок. Ну ладно, подумала Марина, старательно водя языком вокруг пупка, без романтик», так без романтики — именно эту формулу я тебе потом припомню при первом удобном случае, и вряд ли она тебе понравится…

Глава шестая

Девушка со скверным характером

Отвернувшись от надоевшего леса, мелькавшего за окном, Марина, вытянувшись на мягком диване в грациозной позе, закинула руки за голову, посмотрела на своего молчаливого спутника томным взглядом и промурлыкала:

— А не перепихнуться ли нам, мой рыцарь?

Как и следовало ожидать, спутник встретил эту идею без малейшего одобрения, досадливо поморщился и насупился.

— С чего бы вдруг?

— Да потому, что времени у нас еще масса, — терпеливо пояснила Марина вкрадчивым тоном закоренелой нимфоманки. — Скучно сидеть вот так, будто две вороны на ветке. Нет, в самом деле, перепишемся, а?

Спутник яростно фыркнул и отвернулся к окну. Марина улыбнулась про себя. Именно такой реакции она и дожидалась. Лениво, не зарываясь особенно, изводила навязанного китайцами сообщника, несомненно, в первую очередь надсмотрщика, оттягивая акцию насколько возможно. Старалась, чтобы он перестал ждать от нее чего-то коварного, а видел в спутнице одну лишь вредность. А это, когда придет пора, не может не повлиять на его реакцию и сообразительность…

На китайца он не походил ни чуточки — мрачный детина, сильный и ловкий, судя по движениям и облику. Не напоминал он и деревенского простака. Ну да, разумеется, простак не попал бы в доверенные лица к стерве Гуань. Надо полагать, кадр ценный и успевший себя зарекомендовать. И все равно, покупается на примитивные подначки, не умеет относиться к ним философски, а это прекрасно…

— Мальчиков предпочитаете? — поинтересовалась Марина.

Верзила смерил ее неприязненным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Предпочитаю серьезно относиться к поручениям. Ясно? Можно узнать, до каких пор будете резину тянуть? До столицы осталось всего с полчаса езды…

— Вот и прекрасно, — сказала Марина уже серьезно. — Чем ближе к дому, тем больше наши клиенты расслабятся. Не до конца, конечно, не те мальчики, но непременно хоть чуточку поумерят бдительности… Логично?

— Логично, — признал он, скрепя сердце.

— Вот видите…

— Все равно, не тяните. Вам, насколько я знаю, жизненно необходимо сработать на совесть.

— Тоже верно.

— И не вздумайте дурить. Наших в поезде достаточно.

— Кто бы об этом забывал!.. — пропела Марина. — Ладно, я пошла на последнюю рекогносцировку. Когда вернусь, приступим.

Поднялась, поддернула брюки, расстегнула еще пару пуговиц на блузке в обтяжку, полюбовалась на себя в высокое зеркало, прикрепленное к двери купе с внутренней стороны. Да, женщины — существа гораздо более совершенные, нежели противоположный пол. Женщине не в пример легче самым кардинальным образом изменить внешность. Черный пышный парик в этаком древнеегипетском стиле, контактные линзы, умелая косметика, помада, какой она никогда прежде не пользовалась — и все, узнать трудновато. Мужчина с тем же набором аксессуаров добился бы гораздо меньшего маскировочного эффекта — ну, разве что изменил бы цвет глаз и волос, вот, пожалуй, и все, бороду пришлось бы приклеивать, еще что-то в этом роде…

Поймав в зеркале взгляд напарника, Марина обернулась, провела ладонями по бедрам и спросила вкрадчиво:

— Ну что, не передумал?

— Иди ты!.. Достала уже.

— Я и сама знаю, что характер у меня скверный, паскуднее некуда, — вздохнула Марина. — Такая уж уродилась… Бутылку подай, если ты еще весь реквизит не выхлебал.

Она взяла у спутника бутылку водки с яркой местной этикеткой, глотнула из горлышка, старательно прополоскала рот — для поддержания должного аромата, который просто обязаны чуять окружающие. Вышла в коридор, направилась в сторону туалета развинченной походкой той самой беззаботной, богатой, холеной сучки, за какую ее столь опрометчиво принимала Гуань.

Один из телохранителей Бородина все так же торчал у окна в коридоре, словно непременная деталь вагонного оборудования. Упрямый мужик, оценила Марина. Терпеливый. Как занял пост, так и стоит…

За два с лишним часа это был уже четвертый ее проход в сортир мимо безмолвного часового — застывшего, конечно, так, чтобы ни одна живая душа его за часового на посту не приняла. И всякий раз Марина понемногу подбавляла себе опьянения, походка становилась все неувереннее, ухмылка — бессмысленнее. Сейчас, в четвертый раз, уже можно было явственно пошатнуться. С первого взгляда должно быть ясно, что красоточка от дорожной скуки балуется спиртным, начиная с пункта отправления…

Краешком глаза отметила его пытливый взгляд. И сразу поняла, что игра привела к успеху. Этот рослый красавчик в хорошо скроенном костюме оставался напряженным и бдительным, но, сразу видно, чуточку привык к болтавшейся по проходу пьяноватой брюнетке, как к неизбежной и неопасной детали пейзажа. На сей раз уже откровенно пялится на полурасстегнутую блузку, открывающую не стесненные лифчиком прелести. Это не значит, что он перестал быть опасным, но частичку профессиональной бдительности утратил, ручаться можно. Пистолет у Него под мышкой, слева, и еще под правой брючиной, на щиколотке, где едва заметный специфический бугорок…

Навстречу прошел проводник в светло-зеленом форменном кителе и дурацком кепи. Вежливо посторонился с отработанной холуйской улыбкой.

Марине он что-то не нравился. Помимо услужливости, во взгляде у него определенно присутствовала некая цепкость, вовсе не нужная обычному лакею из вагона первого класса, зато необходимая субъектам других, гораздо менее безобидных профессий. Гадать не стоило, все равно не определить, в чем тут дело — то ли полицейский шпик, то ли дополнительная страховка Бородина. Не суть важно. Главное, под кителем у него, никакой ошибки, присобачен какой-то предмет, великоватый для обычного пистолета, похожий, скорее, по едва различимым профессиональным глазом очертаниям на небольшую трещотку. А это уже позволяет склоняться в пользу второй версии — обычному полицейскому шпику под чужой личиной на таком вот месте нет нужды таскать при себе автомат…

Разминувшись с проводником, Марина остановилась возле часового, одарила его бесшабашной пьяной улыбкой и протянула:

— Бедненький, смотреть жалко… Столько стоишь, а она так и не пришла…

Он улыбнулся одними губами в знак того, что оценил немудреную шутку. Глаза оставались холодными, цепкими, хотя и присутствовала во взгляде толика той самой расслабленности.

— А у меня другая проблема, — призналась Марина с хмельной откровенностью. — Спутник-то есть, но вот толку от него… Ладно, это мои дела…

И преспокойно прошла мимо, кокетливо задев бедром. Постояла немного в туалете, задумчиво глядя на свое отражение в квадратном зеркале, еще раз прикидывая, правильно ли поступает, надумав захватить груз прямо в поезде. И в который раз решила — совершенно правильно. В столице, сердце чует, Бородина уже не достать, и все пойдет насмарку, коды останутся в руках заговорщиков. Так что придется выложиться. Ну, а отбиться потом от китайцев — это пункт номер два, далеко не такой значительный, как первый.

Возвращаясь в купе, вновь остановилась возле часового и с великолепной небрежностью не привыкшей себе ни в чем отказывать богатенькой стервы спросила:

— Эй, может, нам подружиться в темпе? Тебе скучно, я же вижу, а мне — хоть на стену лезь…

Ну, как он выкрутится? Ей даже стало чуточку любопытно.

Оказался на высоте. Улыбнулся безукоризненно вежливо:

— Извини, конечно, мне очень жаль, но мои интересы — в другой области…

Простенько и вместе с тем эффективно, оценила Марина.

— Ничего не поделаешь, — сказала она с полным пониманием. — Пойду в таком случае попробую своего хоть на что-то подвигнуть…

— Удачи, — сказал он с хорошо скрытым облегчением.

Закрыв за собой дверь купе, Марина ощутила знакомый прилив холодного азарта. И сказала спокойно:

— Давай пушку, напарничек. Пора! Самое время.

После секундного колебания он сунул руку под куртку и протянул Марине небольшой черный пистолет. Марка оказалась незнакомая. Судя по иероглифам под кожухом затвора, какая-то новая китайская игрушка, компактная, с интегрированным глушителем. Придирчиво выщелкнув обойму, Марина пересчитала патроны — восемь, девятого калибра — вернула обойму на место, загнала патрон в ствол, поставила оружие на предохранитель и сунула пистолет под блузку, за ремень. Бросила быстрый взгляд на напарника. Он, передав ей ствол, сразу напрягся.

— Расслабься, — сказала Марина. — Очень мне нужно тебя шлепать, вас тут еще до черта… У тебя какой ствол?

Он продемонстрировал близнеца того, что покоился у Марины под блузкой, все еще чуточку холодя тело. Скупо прокомментировал:

— Надежная машинка.

— Будем надеяться, что так оно и есть. Значит, так… Того, что в коридоре, делаю я. Потом ты открываешь дверь и на всякий случай подстраховываешь меня насчет охранника. Главного персонажа не трогать, ясно? Не помешает с ним сначала перекинуться парой слов…

— Зачем? — спросил он подозрительно. — Нам велели их всех сразу…

— Нам велели добыть футляр, а это не одно и то же… Предположим, мы его завалим с ходу. А потом окажется, что штука не при нем, а, скажем, на хранении в поездном сейфе… Логично?

— Логично, — хмуро согласился он.

— Вот то-то!

— Но ты все равно без глупостей…

— Милый, — сказала Марина с усмешкой, — я же прекрасно понимаю, что за дополнительные функции на тебя возложены. На тот случай, если я начну брыкаться. Успокойся, не собираюсь я тебя обманывать…

И подумала, что ей предстоит исполнить в ближайшем будущем вполне цирковой номер: смотреть глазами в противоположные стороны. Держать в поле зрения не только Бородина с его орлами, но и этого хваткого, мрачного здоровяка. Вполне может оказаться, что ему поручено позаботиться, чтобы Марина прожила лишь пару секунд после того, как добудет футляр. Вообще-то, если тщательно все прокачать, китайцам она пока что необходима, как ниточка к заговору, полноправным членом которого они ее считают… Но все равно возможны варианты, нельзя расслабляться…

— Все, — сказала она. — Пошли.

И, с грохотом откатив верь купе, первой вышла в безукоризненно чистый вагонный коридор, застеленный темно-бордовыми ковровыми дорожками, напрягшись, как струна, в знакомом и пленительном ощущении решительного мига: когда события рванулись вперед, и ничего уже нельзя переиграть, и поздно отступать… Еще издали, громко и сварливо заговорила, почти крича:

— Да на кой черт ты мне сдался, импотент чертов? Задолбал по самое некуда! Я лучше пойду трахнусь с кем попало, лишь бы выглядел приличным человеком…

Спутник бежал за ней, как и полагалось по роли, с растерянным и жалким лицом, хватал за локоть, пытался что-то объяснить, успокоить, просил не устраивать сцен на людях. Она возмущенно вырывала руку и отругивалась, все ускоряя шаг…

Часовой косился на них, но пока что без должной бдительности. И они очень скоро оказались совсем рядом с ним. На его лице появилась откровенная досада: конечно, хуже нет, когда источником лишнего беспокойства служит такая вот взбалмошная парочка…

Остановившись сходу и переступая на месте, как норовистая кобылка, Марина спросила надрывным, капризным тоном:

— Молодой человек, можете вы для меня кое-что сделать?

— Ну, трудно обещать сразу… — настороженно ответил часовой. — А что именно?

Очаровательно улыбаясь, Марина ответила честно:

— Сдохнуть…

И нанесла удар, прежде чем он успел что либо осознать, правой ладонью в горло, правым коленом в пах. Ее напарник, как оказалось, обладал вполне приличной реакцией — в тот же самый миг сильным рывком отвалил дверь в купе. И выстрелил внутрь, свалив второго телохранителя Бородина, успевшего приподняться с мягкого дивана лишь чуть-чуть. Тот рухнул, скрючившись в нелепой позе с черной дырой над переносицей, а в следующий миг внутрь ворвалась Марина, швырнув впереди себя в качестве живого щита так и не разогнувшегося часового прямо на Бородина, отточенным движением ушла чуть вправо, ударила ногой по запястью супермена, выбив пистолет, который он с похвальной быстротой успел-таки выдернуть из-под пиджака. Напарник ворвался следом, в купе моментально стало очень тесно из-за набившихся в него живых и мертвых.

— Дверь! — рявкнула Марина. Напарник проворно задвинул дверь.

— Футляр! — повелительно крикнула Марина, держа Бородина на прицеле и видя, что тот ее пока не узнал. — Футляр, живо! Где коды, мать твою?!

Сейчас футляр этот, без сомнения, был для него важнее всего на свете. И он не справился с собой, взгляд инстинктивно повело в сторону лежавшей тут же, у него под боком, коричневой спортивной сумки.

Этого ей хватило. Гибко извернувшись, она рванула сумку из-под локтя Бородина, ухитряясь в то же время держать в поле зрения своего помощника и надзирателя. Дернула «молнию», выхватила левой рукой тот самый пластиковый футляр, казавшийся серым, совсем обыкновенным на вид, большим пальцем нажала вниз застежку. Конечно, они его давным-давно вскрыли, справившись с хитрыми замками, дабы убедиться, что добыли именно то, чего жаждали…

Внутри покоились дискеты, штук двадцать, на ребре, в аккуратных прозрачных коробках. На внутренней стороне крышки красовались большие красные буквы, сообщавшие, это данный предмет является особо ценной и засекреченной собственностью Северного правительства, и субъекты, решившиеся ознакомиться с содержимым, подлежат каким-то жутким карам согласно целой россыпи параграфов и статей, тут же скрупулезно перечисленных…

Не требовалось лезть Бородину в штаны раскаленными плоскогубцами — достаточно было видеть его глаза. Сразу ясно: это и есть оно, сокровище, нет нужды в допросах с пристрастием и изощренных психологических ловушках…

У Марины снова встал перед глазами обгоревший самолет, «птица-призрак», с черными косточками Тимофея Сабашникова внутри… И она, не колеблясь, потянула спуск. Удар пули, угодившей в правый висок, швырнул Бородина к стене, в его дальнейшем физическом существовании не было никакого смысла с позиций строгой рациональности — Марина, конечно, предпочла бы, чтобы он умирал подольше и не так легко, но сейчас у нее не имелось ни секунды на личные прихоти.

Напарник торчал рядом. Его пистолет уставился дулом вверх, а вовсе не в сторону Марины. Значит, поживем еще, мельком подумала она и встрепенулась, услышав не понравившийся ей звук снаружи. Кивнула своему помощнику. Тот проворно шагнул к двери и вмиг ее откатил.

Марина выглянула из-за его спины, справа. Достаточно было беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. Проводник, в распахнутом кителе, с сосредоточенным, решительным лицом, находился совсем близко, и в правой руке у него посверкивал вороненый короткий автомат с глушителем, вполне профессиональная штучка…

Мгновенно переместившись влево, Марина дернула за локоть напарника, ногой подбив его щиколотку так, что он надежно потерял равновесие и покорно мотнулся в ее руках, сыграв роль надежного щита. Она ощутила, как содрогнулось его тело под ударом доброй дюжины пуль, всем своим существом почувствовала тот неуловимый, неописуемый миг чужого расставания с жизнью и выстрелила из-под его локтя, свалив проводника.

Позволила себе пару секунд неподвижности, чтобы осмотреться и оценить ситуацию. А потом закинула оба трупа в купе, отчего там стало еще теснее.

В коридоре никого не было. Марина с радостью отметила, что на ковровой дорожке осталась лишь парочка мелких пятен, казавшихся совершенно черными. Единственный уцелевший в карусели, тот, которого она оглушила в коридоре, слабо заворочался, застонал.

Следовало бы пристрелить и его к чертовой матери для полного комплекта, но Марина ограничилась тем, что нанесла удар ногой, отправивший противника в бесчувствие не менее чем на час. В себя он придет уже в столице. Пусть остается живым в качестве ложного следа. В подобной игре со столь огромными ставками любой, кто возьмется расследовать столь жуткое поражение своих, моментально преисполнится недоверия и подозрительности к этому незадачливому супермену. Как ухитрился выжить в такой бойне, отчего нападавшие, положив всех до единого, именно этого оставили ни с того ни с сего в живых? За какие такие заслуги? Не кроется ли тут черная измена и откровенное предательство? Заговорщики — самые подозрительные люди на земле. Что бы этот тип ни вякал, веры ему не будет долго…

Она окинула себя быстрым взглядом. Отлично, на белой блузке нет ни единого пятнышка крови, вы невероятная чистюля, сударыня, за что заслуживаете похвалы от себя самой, ведь пока сама себя не похвалишь, никто и не догадается…

Пора сматываться. Начиналось самое трудное — избавиться как-то от китайцев, которые в неизвестном количестве отираются поблизости. До столицы не так уж долго, нужно продержаться даже менее получаса. Итак… Два вагона первого класса и еще с полдюжины гораздо менее презентабельных для простонародья. В первоклассных китайцев нет, они не стали светиться…

Может быть, прыгнуть на ходу? Нет, не зная прилегающих к столице мест, можно опять угодить в какие-нибудь неприятности, а сейчас это решительно ни к чему, когда в руке у нее серый пластиковый футляр невероятной ценности…

Марина быстренько обыскала карманы проводника, выпрямилась, держа в руке ключ, который должен подходить ко всем вагонным дверям. Выщелкнула обойму из пистолета напарника и ссыпала себе в карман полдюжины патронов.

Глядя в зеркало, моментально привела себя в порядок, пригладила волосы, застегнула блузку, превратившись во вполне приличную, без особого вызова одетую девушку. Глубоко вздохнула, спрятала пистолет и, крепко зажав в руке футляр, вышла в коридор.

Деловой походкой, но не слишком спеша, чтобы не выглядеть бегущей, добралась до двери в торце вагона, оказавшейся, как и следовало ожидать, незапертой. Прошла по соседнему вагону, опять-таки никого не встретив.

Дверь между ним и соседним — тем, откуда начинались места обитания черни — была, как опять-таки следовало ожидать, заперта наглухо. Марина достала ключ, примерилась.

Замерла.

Там, по другую сторону меж вагонного тамбура, стояла Гуань в компании двух своих земляков, выглядевших ребятками решительными из тех, что нисколечко не верят во все эти придуманные белыми глупости вроде гуманизма. Они встретились взглядами. Судя по движениям рук китаянки, она отпирала дверь. Должно быть, разжилась таким же ключом, как тот, что был у Марины в руке. Ну да, дверь распахнулась, вся троица кинулась в тамбур.

Ну, понятно… До столицы минут двадцать езды, у косоглазенькой ведьмы не выдержали нервы, и она уже не думает ни о дипломатии, ни о конспирации, игра пошла в открытую…

Марина моментально отпрянула назад, захлопнула за собой дверь. Мысли прыгали в голове с невероятным проворством. Отступать в вагон, который она только что покинула — бессмысленно, окажешься в ловушке. Сзади китайцы, впереди — набитое трупами купе и, без сомнений, полицейские шпики, которых в роскошных вагонах хватает. Значит…

Она вмиг отперла ведущую наружу дверь, распахнула. В лицо ударил ветерок, совсем рядом пролетали сосновые ветви. Марина вставила ключ в замок ведущей в тамбур двери, отступила на шаг и согнула его сильным ударом ноги, обеспечив себе хоть какой-то выигрыш во времени.

Держась свободной рукой за притолоку, выглянула наружу. Ну, что поделать, не оставалось другого выхода… Осмотревшись, она зажала плоскую пластиковую ручку футляра в зубах, хорошо все просчитала и, опираясь левой ногой на дверь, в несколько секунд перебралась на крышу вагона. Сделать это оказалось гораздо легче, чем представлялось сначала.

Крыша оказалась довольно широкая, почти плоская, с какими-то металлическими выступами и продольными трубами, холодными на ощупь, как предусмотрительно убедилась Марина. Поезд ощутимо потряхивало на древних рельсах, кренило вправо-влево, ветер трепал волосы, но, в общем, место было не самое неуютное на свете. Здесь можно довольно долго продержаться, не прилагая особых усилий.

Скверно только, что существовали люди, стремившиеся во что бы то ни стало нарушить ее уединение…

Через вагон от нее над крышей появилась голова, а там — рука, за рукой — плечо. Марина встала на колени, вцепившись в одну из этих непонятных металлических труб, притворяясь, будто смотрит совсем в другую сторону. Китаец, оценив обстановку, стал взбираться уже гораздо проворнее. Протянул руку напарнику, рывком поднял его на крышу. С пистолетами в руках, пригибаясь, оба двинулись в ее сторону, а за ними наконец-то показалась Гуань, двигавшаяся ловко и проворно. Вряд ли она всю сознательную жизнь только тем и занималась, что бегала по крышам вагонов несущегося во всю мочь поезда, но, как и Марина, прошла хорошую школу, это сразу чувствовалось..

Решив, что момент самый подходящий, Марина рухнула на пыльный, нагретый солнцем металл, прижимая животом футляр, вытянула руку с пистолетом и, подпирая левой ладонью запястье, несколько раз нажала на курок, решительно опустошая магазин. Тут уж лучше переборщить, чем экономить патроны…

Обоих китайцев снесло с крыши, как сбитые кегли. Нелепо взмахнув руками, они покатились один вправо, другой влево. Тот, что справа, полетел с крыши практически моментально. Марина видела со своего места, как его отшвырнуло на обочину. Второй попытался ухватиться за трубу, пару секунд висел, удерживаясь одной левой. Марина выпустила по нему последний патрон, и он сорвался, вагон на миг скрыл его из виду, потом тело вновь появилось — катившееся под откос без всяких признаков жизни.

Лежа на боку, Марина затолкала в обойму последние шесть патронов. Гуань, лежавшая ничком на своей крыше, начала стрелять. Марина слышала пули, прошедшие справа и слева от нее, довольно далеко. Китаянка явно не стремилась в нее попасть, прекрасно помня о футляре. Пока что она его не высмотрела, а значит, осторожничает…

Марина тоже выстрелила, поддерживая общение. Не попала да и не стремилась. Потом они обменялись еще несколькими выстрелами, исключительно в целях психологического давления.

Так, а что же дальше? Даже если кто-то видел, как сверху сыплются покойники, никто не стал пока останавливать поезд, он несся с прежней скоростью… Но что потом? Нельзя же так и валяться тут до самого столичного вокзала! Вот-вот покажется город, могут заметить, получатся ненужные сложности…

Марина выстрелила еще два раза, уже целясь со всем возможным прилежанием. И оба раза промахнулась — чертов поезд дергался и качался в самые неожиданные моменты. Второй раз она промахнулась буквально на сантиметр, пуля ударила в трубу совсем рядом с головой Гуань, так что та инстинктивно прижалась лицом к пыльному железу. Патронов не осталось. Не колеблясь, Марина отшвырнула бесполезный пистолет, чтобы не занимать руки ненужным хламом.

Гуань подняла голову и, оценив ситуацию, усмехнулась.

— Ну что, белая шваль, приехали?

Их разделяло метров сорок, было довольно тихо, если не считать стука колес, и каждое слою долетало отчетливо.

— Как знать… — сказала Марина громко. Увидев, что пистолет китаянки наведен прямо на нее, она хмыкнула и, все так же стоя на коленях, держась одной рукой за трубу, отвела вторую, с футляром, в сторону. Спросила:

— Уверена, что найдешь потом, если я его выпущу?

— Посмотрим…

— Прыгать придется, — сказала Марина. — Искать. Проблематичное предприятие, да?

Судя по лицу китаянки, она подумала о том же самом. И убрала пистолет куда-то под куртку. Сказала без видимой злобы, с расстановкой, убедительно:

— Слушай, мерзавка, у тебя еще есть один единственный шанс… Если подойдешь ко мне и отдашь футляр, я тебя оставлю в живых. И даже не буду потом уродовать. Не но доброте, а оттого, что ты мне еще пригодишься. Хотя, в крайнем случае, я могу обойтись и без тебя…

— Плакать хочется в три ручья от твоего великодушия, — сказала Марина.

— Не дури, — поморщилась Гуань. — Иди сюда. И останешься в живых. Иначе я сама подойду, и будет совсем плохо. Особенно если выбросишь футляр, пока я буду идти. Тогда поймешь, что лучше бы тебе и на свет не родиться…

— Ах, я вся дрожу… — сказала Марина. — Ну, иди сюда, сука!

Гуань медлила. Она нисколько не потеряла головы, и ее определенно настораживало, что Марина держится совершенно иначе, не так, как прежде. На загадочном азиатском личике отражалось некоторое смятение чувств. Черноволосая красотка и опасалась подвоха, и прекрасно понимала, что времени у нее осталось совсем мало, нужно срочно на что-то решаться…

Надо полагать, верх взяло чувство долга. Гуань решительно взмыла на ноги и кинулась вперед.

Марина встретила ее каскадом ударов. Беда только, что левая рука во всем этом не участвовала, поскольку крепко держала футляр, зато китаянка могла пустить в ход все четыре конечности, хорошо еще, не одновременно…

Это был дикий танец на крохотном пятачке, череда мастерских ударов, уходов, выпадов… Гуань прекрасно владела боевой рукопашной. С парой приемчиков Марина встретилась впервые и едва сумела парировать. Повезло, что китаянка вынужденно сдерживала боевой пыл и смертоубийственные замыслы. Ей нужно было не просто убить или вырубить, а, в первую очередь, завладеть футляром, и Марина эту тонкость прекрасно понимала.

Очередной выпад едва не пришелся ей в солнечное сплетение. И она, изогнувшись в немыслимом броске, упала на спину, невыносимо долгий миг оставалась в этой позе, не удерживаясь ни руками, ни ногами. И смогла, наконец, подбить ногу Гуань, а когда та отчаянно замахала руками, пытаясь удержать равновесие, второй удар Марины пришелся ей в живот, швырнул к краю крыши. Гуань налетела щиколотками на трубу, рухнула затылком вперед, потеряв всякую опору, мелькнуло искаженное лицо, еще полное жизни и ярости…

Через секунду Марина увидела, как безжизненное тело катится с откоса, крутясь и переворачиваясь так, что нечего даже гадать о будущем Гуань. Это уже означало полное отсутствие будущего, это означало смерть..

Марина перевернулась на живот, одной рукой прижимая к себе драгоценный футляр, другой уцепившись за трубу. Какое-то время лежала, старательно пытаясь отдышаться, прижавшись щекой и пыльному теплому железу Едва почувствовала, что ей стало чуточку полегче, решительно поднялась на ноги, выпрямилась. Ветер развевал волосы. Дурацкий Клеопатрин парик давным-давно сорвало с головы во время рукопашной и унесло с крыши неведомо куда.

Далеко впереди россыпью серо-белых строений виднелась широко раскинувшаяся столица. Поезд чуть-чуть замедлил ход.

Начинались вполне цивилизованные места, и следовало торопиться. Марина, крепко сжимая футляр, побежала к хвосту поезда. Второй вагон, третий, четвертый…

Ключа у нее больше не было, так что она, заглянув вниз и видя, что та дверь, через которую вылезли китайцы, остается открытой, решила ею и воспользоваться, потому что ничего другого, собственно, и не оставалось…

Как частенько случается, спускаться оказалось труднее и сложнее, чем подниматься. Очень трудно было, почти не глядя вниз, утвердить ногу на свободно болтавшейся, оглушительно хлопавшей железной двери, да вдобавок с зажатым в зубах футляром. Марина, тщательно выбрав момент, спрыгнула, ухватилась за горизонтальные металлические планки с внешней стороны двери, иначе могло прищемить так, что мало не покажется. Чертова дверь как раз в этот самый момент, ни раньше и не позже, вздумала распахнуться, и Марина повисла, поджимая ноги. Но это было не так сложно, нежели, скрючившись на краешке крыши, безошибочно выбирать момент для прыжка. Хорошо еще, что кончился лес, поезд уже громыхал по городской окраине.

Извернувшись, она оказалась с внутренней стороны двери и, когда та в очередной раз захлопнулась, одним прыжком рванулась в тамбур. Постояла пару секунд, уронив руки, отдыхая от сумасшедшего напряжения, по-прежнему зажимая зубами плоскую ручку футляра… Казалось, омерзительный вкус гладкой, пластмассы будет преследовать всю оставшуюся жизнь.

Марина распахнула дверь, влипнув в межвагонный промежуток, на здешний манер прикрытый огромной «гармошкой» из прорезиненной ткани.

И остановилась, как вкопанная — навстречу выдвинулся китаец. Никаких слов не требовалось — пистолет у него в руке наглядно изъяснялся сам за себя. Он сделал многозначительную гримасу, и Марина отступила на шаг. Ну, все-таки один-одинешенек, подумала она, выжидая подходящего момента для броска. Последний резерв? Черт, стоит так, что его и не достанешь с маху, определенно видывал виды…

Противник вдруг оскалился, его лицо исказилось, тело выгнулось, запрокидываясь назад, и Марина, ничего еще не понимая, ушла в сторону отработанным пируэтом, вмиг выхватила у него пистолет, а он завалился ничком. И за его спиной обнаружилась Рита — с испуганно-азартным лицом, с черным электрошокером в руке.

Не было времени ни радоваться, ни удивляться. Поезд уже шел по городу и, учитывая, что всего через два вагона отсюда вот-вот могло открыться нескромным взглядам битком набитое трупами купе, следовало сойти, не дожидаясь центрального вокзала. Тем более что таковой будет переполнен и китайскими агентами, и людьми Бородина, тут нет двух мнений. На месте и тех, и других сама Марина непременно послала бы на вокзал людей для подстраховки.

Оглядевшись, она ухватилась за ярко-красный стоп-кран и решительно рванула на себя. Устройство сработало исправно, послышался пронзительный железный визг, поезд остановился со всего маху, по инерции проскрежетав еще метров пятьдесят. Марина спрыгнула на каменистую землю, подхватила Риту, крепко схватила ее за руку и потащила за собой в сторону от дороги, к обшарпанным кирпичным домишкам. Как и следовало ожидать, никто за ними не гнался.

Они пробежали меж крайними домами, и, оказавшись на тихой не мощеной улочке, пошли шагом, чтобы не привлекать внимания. Марине пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы осознать, что она, наконец, достигла столицы. Это, правда, вовсе не означало, что сложности кончились, наоборот…

Перехватив ее взгляд, брошенный на свою сумку, болтавшуюся у Риты на плече, девчонка преспокойно сказала:

— Не беспокойся, все твои вещички целы. И денег осталось изрядно

— Приятно слышать, — сказала Марина, медленно отходя от напряжения, — Ты, собственно, откуда взялась в самый подходящий момент, моя могучая правая рука? Что-то непохоже это на совпадение…

— Какие там совпадения! — фыркнула Рита. — Я просто видела, как они тебя сгребли у почтамта. Давненько уже там торчала, на другой стороне, все тебя высматривала. Ну, и поехала следом. Я там себе мопед купила. На них полгорода гоняет, молодежь, я имею в виду. Марина припомнила моторизованные стайки подростков обоего пола. В самом деле, привычная картина…

— Ну вот… Потом я до утра околачивалась поодаль от того дома, куда тебя затащили. И, когда тебя утром повезли на вокзал, снова села им на хвост. Дальше было еще проще — села в поезд, они же обо мне и не подозревали. Часа два все было спокойно, потом они всей компанией куда-то ломанулись, и я поняла, что начались какие-то события. Решила, что пора поучаствовать. По-моему, я пришла как раз вовремя, а?

Марина усмехнулась, мимолетно притянула ее к себе и крепко поцеловала в губы. Пояснила:

— Задаток. Остальное за мной. Дай-ка… Она сняла с плеча Риты сумку, порылась в

ней, вытащила свой мобильник. Включила. Набрала номер и, помешкав пару секунд, с видом человека, вниз головой бросающегося в холодную воду, нажала кнопку. Поднесла телефон к уху и ждала с кривой улыбочкой на губах.

— Слушаю.

— Привет, — сказала Марина. — Там, насколько я знаю, меня поторопились похоронить? Ошибка. Я жива.

— Я же предупреждал! Сюда нельзя звонить…

— А как насчет исключительных случаев? — сказала Марина. — По-моему сейчас как раз такой. У меня нет других каналов, я вообще

хоронюсь по углам. Такое впечатление, что за мной охотятся все на свете..,

— Что у тебя опять стряслось? — сварливо осведомился собеседник.

— Ничего особенного. Я тут посуетилась чуточку из кожи вон вылезла… Ну, я же способная девочка, хотя характер у меня сквернее некуда… Короче говоря, я все-таки отобрала футляр у тех прохвостов, что его сперли из самолета. Дискеты с кодами, я имею в виду. Посылку с борта «птицы-призрака», — она рассмеялась, услышав неописуемые звуки, издаваемые ее собеседником. — Ну ладно, ладно, молчу. Ты же сам говорил, что подслушать эту линию невозможно. В общем, положение идиотское — я торчу посреди этого обезьянника, и в сумке у меня…

Она говорила еще с полминуты, не больше. Отключив телефон, улыбнулась Рите почти беззаботно и весело:

— Это называется — события пришпорены…

— И что теперь? — озабоченно спросила Рита.

— Пустяки, — отозвалась Марина, задумчиво щурясь. — Если я хоть что-то понимаю в людях и в этом циничном мире, меня очень скоро будут убивать. Только-то и делов… Между прочим, это не так страшно, как может показаться. Если тебя хотят убить, нужно просто-напросто вовремя вывернуться…

Глава седьмая

Ставьте жирные точки

Они сидели на самом краешке плоской крыши, над пропастью в восемь этажей. Отсюда, с высоты, и улицы, и дома казались гораздо красивее и благообразнее. Запахи сюда не доставали, а груды мусора выглядели совсем крохотными, неразличимыми в неаппетитных деталях, а люди представали смешными куколками, передвигавшимися забавно и нелепо.

Маугли фыркнул с каким-то странным видом, словно сконфуженно. Марина встрепенулась, посмотрела вниз, но не увидела ничего достойного внимания. Вопросительно покосилась…

— Смешно, — сказал Маугли. — Полное впечатление, что это ты меня всю ночь трахала, а не я тебя.

— А что тут смешного? — прищурилась… Если именно так и обстояло? Ничего, это для тебя полезно в познавательном смысле. Не каждую ночь тебя обстоятельно и качественно трахает очаровательная девушка! Согласись, в этом есть свой кайф…

— Наладить бы тебя с крыши вниз головой… — насупился он.

— Размечтался! — пропела Марина. — Во первых, я успею увернуться, и с крыши ляпнешься именно ты, а во-вторых, тебе вроде бы не на что жаловаться. От меня тебе сплошная выгода — и «бабки» капают, и разнузданные сексуальные забавы… Где у тебя свербит?

— Не люблю, когда мной играют втемную.

— Вот совпадение, я тоже, — сказала Марина. — Но так уж жизнь устроена: большинством из нас играют втемную, совершенно не спрашивая согласия, .. Брось, Маугли! Подробности тебе совершенно ни к чему. Если бы я тебе вывалила ничтожную долю деталей, ты бы и от нее блевал до вечера, при всем твоем суровом и разностороннем жизненном опыте. А уж от целого… Скажу тебе честно: любые лишние знания — дерьмо. Точно.

Гибко изогнувшись, она легла на край крыши и посмотрела вниз. Картина оставалась прежней, безмятежной, сонной, никаких признаков того, что некто стал подтягивать силы, готовить засаду. Ни новых компаний, замаскированных под постоянных обитателей трущоб, ни рабочих, именно сегодня вдруг воспылавших желанием немедленно починить прохудившуюся водопроводную трубу или оборванные провода.

Она улыбнулась — мечтательно и хищно. Пока что ее предположения били в точку. Ну, разумеется, после смерти Бородина заговорщики, и без того совершенно не стремившиеся к публичности, должны впасть в паническое оцепенение. Все подозревают всех, все боятся всего на свете, никто не в состоянии ничего просчитать хотя бы приблизительно. Впрочем, это еще не значило, что ее не намерены пристукнуть прямо здесь, на грязной улице, посреди обшарпанных домов. Поди угадай, что им придет в голову, она тоже не могла многое просчитать по недостатку информации. Так что расслабляться рано.

Потом она увидела серую машину. Уже в третий раз машина ехала все так же медленно, на сей раз с Другой стороны, справа налево. Марку отсюда, в таком ракурсе, трудно определить. Не особенно новая, не из роскошных, кажется, «Катамири». Ну да, чего-то в этом роде следовало ожидать — неброский одинокий рыдван…

На сей раз машина не свернула за угол, а остановилась в условленном месте, возле двух ярких, свежих пятен на тротуаре — красная краска и зеленая. Марина собственноручно два часа назад выплеснула там содержимое обеих банок, не привлекая этим особенного внимания. По здешним меркам — вполне безобидная забава.

Левая задняя дверца открылась, вылез человек в сером плаще. Трудно было узнать его с такой высоты, но движения очень знакомые. Марина вновь улыбнулась с гордостью человека, хорошо сделавшего свою работу и пока что рассчитавшего все верно.

— Все, — сказала она, поднимаясь на ноги. — Начались дела…

— Я тебе нужен? — спросил Маугли, браво выпятив грудь.

— Мне сейчас не нужен никто, — сказала Марина. — Это только мое дело…

Она сбежала по захламленной лестнице, показавшейся бесконечной, вышла на улицу, бесшумно притворив за собой покосившуюся грязную дверь, побрела по улице, низко наклонив голову, скрывая лицо под широкими палями дурацкого, но безумно здесь модного среди маргинальной молодежи матерчатого колпака… Расслабленная походка то ли пьяной, то ли уколовшейся широкие мешковатые планы, пестрая майка. Ничем не примечательная деталь здешнего пейзажа, как две капли воды похожая на аборигенов.

Он и не узнал, это чувствовалось издали. Смотрел даже не мимо — сквозь, как на пустое место, брезгливо морща нос и нетерпеливо переминаясь со страдальческим лицом. Он всегда был крайне чувствителен к запахам, а здесь со всех сторон несло таким скопищем сомнительных ароматов, один другого отвратительнее, что этот кабинетный чистюля переживал поистине адские муки.

— Ну, здравствуй, Дэн, — негромко сказам она, остановившись рядом.

Он моментально справился с удивлением Марина напряглась, как самый настоящий хищный зверь. Если ее собирались убить без лишних церемоний и переговоров, момент самый подходящий, удобнее некуда. И она краем глаза зорко следила за сидящими в машине — три ничем не выделяющиеся скучные хари, оружия пока не видно…

— Что за маскарад… — сказал он с вымученной улыбкой.

Примечательная у него стала физиономия. Он никак не мог решить, какое именно выражение лица у него сейчас должно быть, и оттого смотрелся довольно смешно. Марина, не сдержавшись, фыркнула.

— Ну, что мы стоим? — сказала она спокойно. — Прогуляемся, поговорим по душам…

И сделала пару шагов в сторону перекрестка, краем глаза фиксируя оставшихся в машине. Мало ли что, вдруг у него логичные, в общем то, намерения — захватить, увезти в уединенное место и с помощью пресловутой «третьей степени» выяснить, где дискеты.

Нет, те остались в машине. Денис двинулся за ней со столь недовольно-безнадежным лицом, что никаких сомнений уже не оставалось. Машина потихонечку катила следом.

Когда они свернули за угол, Марина поинтересовалась без особых эмоций:

— Дэн, а почему ты ни о чем не спрашиваешь? И ничего не говоришь? Как ни крути, а ситуация сложилась странная и неправильная, если подходить к ней с обычными мерками…

Он сказал сухо, отрывисто:

— Не хочу выглядеть глупо и смешно. Мы оба все понимаем…

— Вот именно, — сказала Марина. — Ты знаешь, что я знаю. А я знаю, что ты знаешь, что я знаю… А тебе известно, кстати, что мы все, оказывается, когда-то жили в море? Давным-давно на суше никого еще не было, и мы

все жили в море. В виде рыб и прочих плавающих тварей. И я совершенно уверена, что среди честных подводных обитателей уже тогда плавали какие-то особенно подлые рыбы. По меркам того мира определенно мерзкие. Они хапали чужую добычу, замышляли гадости, насколько были способны замышлять, И все такое прочее Так вот, Дэн, от одной из таких рыб ты и произошел — по чертовски длинной цепочке. И с этой мысли меня уже не свернешь… Нам сюда.

Она первой свернула в узенький проход, — между двумя бетонными глухими стенами, помаленьку, но целеустремленно прибавляя шаг. Денис машинально шел следом в том же ритме. Позади раздались какие-то странные звуки, Дэн оглянулся на ходу, но Марина ухом не повела. Она прекрасно знала, что там сейчас произошло — машина с маху распорола все четыре покрышки, наехав на несколько жгутов из колючей проволоки, тщательно замаскированных под устилавшим улицу мусором при активном участии и руководстве самой Марины.

Они петляли и петляли, пока не оказались на берегу реки, давным-давно превращенном в свалку. Даже на воде сплошной трехметровой полосой колыхался разнообразный хлам. Судя по ароматам, здесь нашла последний приют не одна дюжина дохлых кошек (если не хуже), и Марина рассмеялась, гладя, как ее шефа форменным образом перекосило.

— Ничего, ничего, — сказала она. — Очень подходящая для тебя обстановочка, Дэн…

Он стоял, нервно морщась, старательно пытаясь дышать ртом. Спросил, глядя в сторону:

— Когда ты догадалась?

— По-моему, это уже неважно, — сказала Марина. — Когда, как… Тебе самому это вряд ли интересно, правильно? Вот видишь… Главное, я, в конце концов, сообразила, что у происходящего есть только одно объяснение. Кто то в нашем отделе работает на заговорщиков, и это — ты. Стоило лишь примерить эту версию ко всем несообразностям и темным местам, картина приобрела стройность и логическую завершенность. Ты был с ними в сговоре, Дэн, с самого начала. С Бородиным и всей этой бандой. Я должна была уехать отсюда с фальшивыми досье, которые якобы и добывал Тимофей. И события пошли бы своим чередом, никто уже не мог бы ничему помешать. Вот только я не уехала. В один прекрасный момент я взяла и задумалась. Пожалуй, это случилось тогда… Нет… Знаешь, что послужило толчком? Ты, еще в Питере, говоря о Тимофее, сказал «был». Ты говорил о нем, как о мертвом, а ведь, строго говоря, в тот момент никто из нас не мог знать точно, что с ним все-таки произошло. Твое лицо, интонация — все не походило на оговорку… Так как уже знал про самолет.

— Зря я послал именно тебя…

— Уж это точно, — сказала Марина. — Кто нибудь другой сумел бы оправдать твои, ожидания…

— Где коды?

— Ну, разумеется, в надежном месте. Не у меня же в кармане!

— Чего ты хочешь? Что тебе нужно, чтобы мы договорились?

— Чтобы ты сдох!

— Я серьезно.

— Так и я нисколечко не шучу, — сказала Марина, фиксируя все внимание на его правой руке медленно опускавшейся в карман легкого серого плаща.

— Можем мы поговорить нормально, как разумные люди? Ты даже не представляешь, о чем идет речь…

— Вот кстати, о чем? — спросила она с усмешкой. — Поставить еще более ручных марионеток, да?

Несмотря на свое печальное положение, он улыбнулся словно с превосходством:

— А ведь ты ни черта не поняла! Вернее, не докопалась до главного…

— Не было случая. Кто передо мной изливал душу? С Бородиным я так и не успела поговорить толком, не нашлось возможности…

— Вот то-то! А ведь цель может тебе и понравиться…

— Серьезно?

— Давай поговорим спокойно. Это вовсе не банальный переворот, направленный на замену одних марионеток другими. Это, если хочешь, революция. И не нужно так ухмыляться. Революция. Самая настоящая, похожая на ту, что когда-то положила начало Соединенным Штатам.

— Нехило, — сказала Марина. — А ты, получается, нечто вроде Джефферсона и Вашингтона в одном флаконе?

— Постарайся понять, — терпеливо сказал Дэн. — Речь идет именно о революции. О создании на месте полудюжины здешних карликовых держав новой России. Потому что старая безнадежно больна. Все, что у нас творится — даже не болезнь, а агония. Эти разборки… Неоэтика… И многое, многое другое. Нынешняя Россия — агонизирующий труп. Что-то переделывать — безнадежно и поздно. Поэтому нашлось немало здравомыслящих людей, которые решили все сломать. Мы максимально используем аборигенов. В конце концов, они тоже белые и далеко не все стали жвачным скотом. Здесь будет новый плавильный котел, новая цивилизация. Понимаешь? Черт возьми, ты же отсюда родом! Ты дикарка, варварка, и это прекрасно, потому что у тебя нет и не может быть врожденных, исконно аристократических кровей! Такой новый мир — как раз для тебя!

— А ведь ты, похоже, не врешь, Дэн, — медленно сказала Марина. — У тебя глаза заблестели, голос дрожит… Такое не сыграешь.

Пожалуй, все так и обстоит, как ты говоришь, вы именно это и задумали…

— Тогда подумай, как следует. Подумай и взвесь! Новая цивилизация, молодая страна, взявшая все лучшее…

— Вот только один маленький нюанс, — прервала Марина скучным, даже безразличным тоном. — Одна немаловажная деталь, которая сводит на нет всю завлекательность твоего нового мира… Ты предатель, Дэн! Вы все предатели! Вы долго и целеустремленно предавали своих, а некоторых и убивали — Степана, Тимофея, людей в том самолете, наверняка и других… Во в чем загвоздка! Ради этого вашего прекрасного нового мира вам понадобилось предавать и убивать, и ведь это лишь начало. Значит, мир этот получится вовсе не прекрасным. Предавали и убивали своих… — повторила она. — Вы изменили стае, Дэн. Й это, сдается мне, перечеркивает все ваши прекрасные замыслы. На кой черт мне новый мир, построенный предателями и изменниками?! Право же, Дэн, ты плохо знаешь психологию варваров. Тебе надобно помнить, что одна из высших ценностей варвара — верность. Однажды данной клятве. Однажды поднятому флагу. И так далее. Вот на этом ты и споткнулся, сволочь такая, предатель чертов…

Молниеносный обмен взглядами — и не осталось никаких недомолвок, а любой дипломатии пришел конец. Друг против друга стояли двое, готовые убивать. Его рука рванулась из кармана, и Марина, уйдя в сторону отработанным пируэтом, выбросила руку с черным короткоствольным револьвером. Два выстрела прозвучали на открытом пространстве, над широкой рекой совсем негромко и несерьезно, этакие отрывистые хлопки. Но Денис, опрокидываясь, завалился в нелепой позе, так и не успев выхватить оружие. Рухнул на кучу мусора, дернулся несколько раз и замер. Определенная ирония судьбы, подумала Марина с мимолетной насмешкой. Помешанный на чистоте ненавистник дурных запахов и грязи окончил свои дни посередине гигантской свалки…

И тут же вокруг стало невероятно многолюдно. Отовсюду, изо всех укрытий, выскакивали целеустремленные люди с оружием наголо, неслись напролом по мусорным кучам, пачкаясь и взметая тучи ошметков — героические трудяги из «внутренних расследований», борцы за чистоту рядов, рук и мыслей, ангелы-мстители, обязанные по долгу службы подозревать во всех мыслимых прегрешениях даже собственных покойных бабушек, не говоря уж о дедушках, женах и племянниках…

Марина смотрела на них с усталым любопытством, высматривая главного. К ее некого рому удивлению, таковым оказался старый знакомый, Филипп Моржев, костистый верзила с худым лицом, исполненным нешуточных

подозрений ко всему человечеству, второй человек в этом приятном заведении. Крепенько же вас приперло, ребята, подумала она, ухмыляясь. Расскажи кому из посвященных — не поверят. Фил-Скелет, Кабинетный Фил, теоретик и затворник, собственной персоной несется со всех ног по грудам вонючего мусора, да вдобавок пушкой машет, словно азартный стажер…

— Здорово, шпики, — сказала она дружелюбно. — Все записали, надеюсь.

Отцепила крохотный микрофон, спрятанный под воротом майки, бросила его на кучу мусора. Филипп остановился рядом, дыша так тяжело, словно отмахал десяток миль. Сварливо осведомился:

— Обязательно было его убивать? Марина пожала плечами:

— Как-то так получилось… А нечего пушкой махать! Не переживай. У вас, я так понимаю, и без того будет чертова уйма клиентов,

— Где коды?

Подняв лицо к небу, Марина задумчиво пошевелила губами. Потом сказала:

— Я так прикидываю, еще в воздухе. Что ты глаза выпучил? Коды лежат в посылке, отправленной надежной экспресс-почтой. Посылка адресована в Президентский дворец. Подбери челюсть, Скелет! Все так и обстоит. Вам осталась самая простая работенка — связаться с тем отделом Секретной службы, который подобные посылки бдительно потрошит, и объяснить ситуацию.

— С ума сошла?

— Да ничего подобного! Творчески размышляя над ситуацией, подумала, что президент — последний, кто согласится участвовать в этаком заговоре. Логично?

До него понемногу доходило. Он прямо таки задохнулся от ярости:

— Ты что, кошка дикая, хочешь сказать, что подозревала!..

— Фил, ты неподражаем, — прищурилась Марина. — Почему ты решил, что это твое исключительное право — подозревать всех? Ладно что мы тут топчемся и болтаем о высоких материях? По-моему, нам тут больше нечего делать. Я думаю, тебе вовсе не обязательно заботиться о перетаскивании этой падали, — она кивнула в ту сторожу, где в трогательном единении с дохлой кошкой блестела пара начищенных ботинок. — Нравы в эти местах незатейливые и бесхитростные, ни один абориген не станет бежать в полицию и сообщать о новом жмурике. А крыс тут навалом, и жрут они в три глотки. Только из карманов нужно выгрести все, чтобы не осталось ни малейшей зацепки. Или ты собираешься хоронить его с военным оркестром?

— Перебьется!

— Вот видишь!

— Ты в самом деле отослала коды в Питер?

— Говорю тебе, это самое безопасное место, — сказала Марина. — Ох, и суматоха скоро там начнется!

— Не то слово, — буркнул Филипп.

Отошел, неуклюже пряча пистолет, вполголоса распорядился, и над покойником проворно захлопотали. Вернувшись, постоял рядом, сердито фыркая и бормоча что-то под нос. Сказал" хмуро:

— Старик названивает каждые полчаса. О тебе беспокоится.

— А что обо мне беспокоиться? — пожала плечами Марина — Справилась, как всегда. Есть у меня такое обыкновение…

— Тяжело пришлось? — спросил Филипп, пытаясь придать голосу сочувственные и дружелюбные нотки, к чему совершенно не привык.

— Ерунда, — сказала Марина. — Были, конечно, хлопоты и неприятности, но, в общем, ничего жуткого… И хватит об этом! Есть более насущные вопросы. Точнее, есть одна девочка… Здешняя. Мне плевать, как ты это устроишь, но она должна улететь с нами. И никаких дискуссий. Я ее обещала забрать с собой.

— Зачем? Что за филантропия?

— Никакой филантропии, — сказала Марина. Она многообещающая. Потом сам поймешь и согласишься со мной, что постоянный приток свежей варварской крови просто необходим, если ты этого еще не понял на моем великолепном, блистательном примере… Не стой, как истукан, звони и утрясай все немедленно! Брякни Старику, я сама с ним поговорю…

Она отвернулась и посмотрела на широкую реку. Как многие реки, эта тоже далеко отсюда впадала в море, где когда-то, давным-давно, жили все до единого, ничего не зная о суше. Были ли они от этого счастливее, или дело обстояло как раз наоборот, уже никто сказать не в состоянии…