Анатолий БУРАК

БЕЛКА В КОЛЕСЕ

Я расскажу вам удивительную историю.

И самым фантастическим в ней будет то, что каждое слово — правда.

1

Войти туда оказалось просто. Так же легко и естественно, как дышать. Сомнений и мыслей не возникло, ибо в нашем деле они лишние. Так, пивная банка, лежащая на пути, у каждого вызовет свою реакцию: один с размаху подфутболит и пойдет себе дальше. Другой попытается накатить и станет набивать, перебрасывая жестянку с ноги на ногу, а потом долго еще будет забавляться и передавать пас самому себе. А третий просто раздавит походя. Но осторожным раздумьям и неуверенности здесь делать нечего. Еще есть такие, что банку не заметят, но речь не о них.

Вокруг простирался непривычный пейзаж. Но любопытство брало верх, и я пошел, успокаивая себя тем, что абсурд это не то, чего не существует, а лишь то, что разум обывателя не в силах воспринять. Обывателем себя никогда не считал, да и боязни, как уже сказал, совершенно не чувствовал. Экспериментируя, решил вернуться и проделал это с той же легкостью, что и вошел.

Задремал скорей всего. Всё происшедшее напоминало сон. Немного странный, неуловимым своим присутствием создавший ощущение двойственности и поделивший время на «до того» и «после».

Тряхнув головой, я включился в реальность: всё та же комната, полумрак, немного усиленный пластами дыма. Невысокий столик, уставленный водочными бутылками и тарелками с закуской, и наша милая компашка. Всё вроде бы как всегда. Первые три рюмки уже выпиты, и мужчины, успевшие почувствовать легкое касание хмеля, взялись губить свое здоровье, испросив разрешения у дам. Обычным был и Славик в углу, негромко перебиравший струны гитары, и доносящееся из кухни, изредка прерываемое смехом, щебетание девочек. Импульсивный спор на тему, что случилось раньше, яйцо или курица, с цитатами из маститых, призыванием в свидетели окружающих и хватанием за грудки оппонента, грозившим перейти в небольшую рукопашную, тоже не вызывал удивления. Дремлющее, затуманенное алкоголем сознание, занудливо теребило: ты изменился, дружок.

Недобрал, наверное, прервал я самокопание, привычно потянувшись за сигаретами. Зажав одну губами и поднеся зажигалку, почувствовал не то чтобы нежелание курить, а скорее ненужность этого. Это-то уж действительно показалось странным. Неоднократные попытки бросить, сопровождаемые выматыванием нервов своих и окружающих, вспоминать не было необходимости. И в то же время они, эти самые усилия, отчетливо укладывались в раздел «до того».

Происшедшее требовало осмысления, и я потихоньку начал пробираться к выходу, никем особо не замеченный. Вечеринка же постепенно набрала обороты и зажила собственной жизнью.

Оказалось, что на улице дождливо. Именно той мелкой изморосью, которой не видно конца. Хотя и довольно тепло, да и неудивительно, начало сентября всё-таки. А душа, несмотря на дождь или скорее благодаря легкому подпитию, негромко пела. Хорошо хоть не плясала. Как бы в ответ на крамольные мысли позабытое «шило в…» напомнило о себе.

Переход прошел с той же легкостью, с какой мы в детстве перепрыгиваем через ручей: только что стояли здесь и вот уже на другом берегу. Было бы желание. Местность вокруг вроде бы та же, что и в прошлый раз, хотя место, несомненно, другое. Не то чтобы я специально старался запомнить, но чувства меня обманывали очень редко, и я привык доверять им безоговорочно. Я присел на ближайший валун и осмотрелся: не очень большая, но и не маленькая река, явно равнинная, хотя тут и там понатыкано камешков размером с небольшой домик. Один берег пологий, другой обрывистый. Редкие деревца, совсем, впрочем, не чахлые. И другое небо. То есть совсем-совсем непохожее на привычное нам.

За неторопливыми размышлениями ни о чем прошло минут двадцать, делать здесь как будто нечего, и я перешел назад. Опаньки! Вернулся-то не на дождливую улицу, а прямиком на давеча покинутый диванчик. Ошалело крутя головой, чего снова никто не заметил, привычно потянулся за сигаретами… Вернее, потянулась моя рука, и чувство дискомфорта усилилось. Зажав одну губами и поднеся зажигалку, я испугался окончательно. Память услужливо подбросила фразу из старого фильма: «Осторожнее, товарищ, у вас тоже дежа-вю».

Следующие минут пять прошли на автопилоте, а взять себя в руки получилось уже сидя на валуне и ошалело пялясь вокруг.

Животный ужас согнал мысли в подобие стада баранов, думать абсолютно невозможно, и я, скорее от отчаяния, чем сознательно, совершил обратный переход.

Вернулся я на улицу, под всё тот же занудливый дождик. Что принесло несказанное облегчение. И вместе с ним страх от сознания того, что сейчас предстояло сделать. Я стиснул зубы и побежал. Несся сломя голову где-то минуты три, обстановка вокруг не менялась, ничего сверхъестественного не случалось, и движение продолжалось по той же вечерней улице. Перехода не произошло.

Возвращаться на вечеринку желания не возникло, и я медленно побрел домой. Мысли постепенно устаканивались, а разум потихоньку начал искать объяснение, перемежая когда-то понравившейся и потому выученной наизусть литургией из «Дюны»: «Я не должен бояться…» Но мое жизненное кредо: «Я вам ничего не должен!» так что страх являлся скорее порывом души. Чтоб ты свернулась, ненаглядная.

В конце концов домой я добрался, и ни-ни, никаких больше экскрементов, как в детстве называли с другом Димкой то, что попробовали и не получилось.

Назавтра была суббота, да и какой ненормальный стал бы устраивать пирушку среди недели. В общем, я располагал временем полежать и подумать. Курить совершенно не хотелось, и было чуть-чуть боязно. Из упрямства цепляясь за остатки своей «нормальности», я таки сходил в ближайший ларек, причем взял не повседневную «Орбиту», а в общем-то любимые, но нечасто покупаемые по финансовым соображениям «LM».

Травиться организм не пожелал ни в какую. Хотя весь необходимый ритуал был проделан машинально, после первой же затяжки я выбросил гадость в окно, а вслед за ней и всю пачку, слегка пожалев: можно ведь на работе народ угостить. Тело отреагировало автоматически, иначе фиг бы меня кто-то еще раз туда загнал. Всё та же местность. Мысленно перекрестившись, сосчитав до десяти, я ломанулся назад. Рука подносила огонь к зажатому в губах цилиндрику. Но главное, главное, я догадался, ЧТО СЛУЧИТСЯ ДАЛЬШЕ, и с размаху сел на пол, дабы предотвратить потерю только что початой пачки «LM». Выпавшая изо рта сигарета прожгла трико и сделала больно. Что ж, за всё приходится платить. Особенно за неиспытанные ощущения. Хотя «пыльным мешочком по голове» — удовольствие ниже среднего, а наиболее сильным чувством оказалось именно это.

Выбросив-таки злополучный бычок и переодевшись, я стал пробовать снова. В «МЕСТЕ» часы не шли, и приходилось отмерять время простым счетом. Впоследствии я заказал себе песочные часы, но это потом…

2

— Двадцать семь, красное. — Я сгреб фишки и пошел к кассе. Можно бы, конечно, поиграть еще, но жадность, как говорится… Я сам себе дал слово не зарываться и не забирать больше пяти сотен за раз. Да и решение не ходить чаще чем раз в три месяца в одно и то же казино продиктовал инстинкт самосохранения. Благоприобретенное свойство не делало меня всемогущим, отнюдь нет, хотя, надо признать, эйфория улеглась не сразу. В тот памятный день, на кухне, я попробовал всё, что только пришло в голову. Апофеозом же моих действий стало битье посуды, с последующим возвращением, которого никто не видел. Как скоро допетрил, время, проведенное «ТАМ», относило меня (или всё же мое сознание) назад. Остальное же стало делом техники. Приятной неожиданностью оказалось то, что «ТАМ» можно спать, на выяснение чего меня подтолкнула лень вечером в воскресенье. Спасибо работе, вернее, нежеланию на нее, постылую, ходить. Проснулся на берегу реки прошедшим утром, с сумбурными и о-о-очень наполеоновскими планами в голове. Ну просто сплошной «День Сурка», правда с м-а-аленьким таким, но очень приятным отличием. Неторопливо попив кофею, посмотрел еще раз на игру великолепного дуэта Билла Мюррея и Энди Макдауэлл и сквозь застлавшую глаза розовую пелену понял, что отличий целых два: реинкарнировать меня в случае чего некому… Планы постепенно, вместо наполеоновских, стали на порядок скромнее. Остаток дня я провел в размышлениях, в результате которых на ближайшие полгода пришлось стать мазохистом. Конечно, изображать из себя «собаку Павлова», да еще задаром, немного обидно. Да и невозможность похвастаться перед кем-либо энтузиазма не прибавляла. Всё-таки, что ни говорите, зритель нам нужен. И по возможности противоположного пола и репродуктивного возраста. Но она, невозможность, а не отсутствующая почитательница, обусловлена не только соображениями таинственности, но и вполне объективными причинами. Ведь всего как бы и не существовало. А единственным внешним проявлением происходящего оказалось лишь ощущение легкого ступора да остекленение глаз. (Пару раз совершив переход перед зеркалом, я приспособился скрывать и это, просто зажмурившись.)

Додумался же я вот до чего: любая травма, а тем паче смерть сопровождаются болью. И реакция на нее должна быть однозначной, на уровне рефлексов. А уж перейдя, можно не торопясь подумать и принимать решения. Кто, за что? И можно ли этого избежать. Но в любом случае, чтобы благополучно «выйти», нужно вовремя сделать ноги.

Спустившись со ступенек казино, я сел за руль недавно приобретенной «Ауди» и поехал в офис. Конечно, вполне можно обустроить свою жизнь, не занимаясь ничем больше, но я рассматриваю это как хобби. К тому же приносящее какой-никакой, а доход, происхождение которого можно внятно объяснить. Я открыл «Бюро находок». Дословно это звучало так: «Экстрасенс-любитель, с большим опытом в подобного рода деятельности, поможет найти утерянную вещь, срок давности не более трех суток. Вознаграждение умеренное».

Трое суток лишь потому, что дольше высидеть «ТАМ» было попросту невмоготу, да и ценность «найденных» вещей была довольно-таки относительной. Больше нравилось дурачиться, приняв заказ и, отследив звонок по автоответчику, совершить переход. Ну, представьте: объявление обведено маркером, душа в смятении, звонить не звонить. А, была не была, позвоню, может, там и нет никого. Рука тянется к трубке, и тут телефон оживает. Трубка снимается, а в ней я, любимый: «Здравствуйте, Аллочка (Анечка, Танечка), вы хотите позвонить экстрасенсу-любителю. Духи подсказывают мне, что вы озабочены пропажей любимой…» Не стоит говорить, что все мои клиенты — женщины. Хотя одной удалось помочь по-настоящему. Та забыла в метро сумку — косметичка, кошелек и какой-то бухгалтерский отчет. По мне, так и тьфу на него, но очень уж глаза у несчастной были заплаканные. Говорила, вытирая слезы, что хозяин убьет, а если не убьет, то уж с работы выгонит обязательно. Фирмочка, видимо, полулегальная, с двойной бухгалтерией. Пришлось вернуться почти на сутки назад, пройтись от офиса до метро. Всё как и предполагалось, вот она, сумочка… Как и говорил, дребедень — для меня, конечно. Разве что малость потешил самолюбие, отказавшись от ста баксов, предложенных обрадованной донельзя клиенткой. Той действительно жилось не очень-то легко с двумя детьми и без мужа.

В таком вот благодушном настроении я подруливал к панельному пятиэтажному дому, в котором снимал двухкомнатную квартиру под офис. Почему в спальном районе? Да потому, что меньше бюрократической волокиты с наймом, да и работал я всё ж безо всяких там лицензий. Короче, для самолюбия, то бишь хобби, хватало и этого, а на престиж мне всегда было наплевать.

На ступеньках сидела девушка. У ее ног валялась оторванная крышечка от сигаретной пачки, с кучкой пепла и тремя окурками. Синие «LM» к разряду долгоиграющих не относились, однако ж целых три бычка, для женщины! Время ее ожидания я оценил как минимум в час. Все эти умозаключения проделал машинально, разглядывая незнакомку. Лет двадцати пяти, бледная, если не сказать изможденная. Каштановые волосы с еле заметной рыжинкой собраны в конский хвост. Бежевый плащ туго перетянут пояском, подчеркивая тонкую талию. Девушка как девушка, ничего сногсшибательного, в общем..

Мысленно пожав плечами, я вставил ключ в замок.

— Господин экстрасенс? — раздался мелодичный голос за спиной. Тело отреагировало мгновенно, совершив переход. Таки тренировки сделали свое дело, и любой внезапный фактор расценивался однозначно. Согласен, не очень-то героически, однако, как говаривал мой инструктор: «Альпинисты бывают смелые и старые, старых и смелых — не бывает». Присев на валун, окинул взглядом всё то барахлишко, что натаскал сюда за время работы в «Бюро». Надувной матрац, спальник, упаковки с пивом, консервы. Всё то, без чего «розыскная» деятельность ограничилась бы гораздо меньшим промежутком времени. Мысленно прикинул: ехал я минут пятнадцать, так что возвращаться придется к моменту выхода из казино, так как совершать переход, будучи за рулем движущегося автомобиля, не хотелось.

Повода для беспокойства вроде бы нет, за исключением того, что никто не звонил и никаких договоренностей о встрече не было. Версия о рекламе из уст в уста тоже отвергалась, так как в этот офис я переехал с неделю назад, а обустроился и того меньше. И осчастливить своим даром на новом месте никого еще не успел. Впоследствии выяснилось, что адрес она узнала по компьютерному справочнику. Со свойственным всем дочерям Евы отсутствием логики: раз никто не берет трубку — надо ехать самой. Просто сидеть и ждать, наверное, не в ее силах.

Я вышел из машины и поднялся по лестнице. Еще не дойдя полпролета до площадки, начал первым:

— Здравствуйте, вы ко мне?

Всё-таки ж экстрасенс, вот, может, и догадался.

— Понимаете, он исчез! — В который раз повторяла она, закусывая дрожащие губы. И неизвестно, чего же жаль больше, неизвестного прибора, похищенного у мужа ее же любовником, или самого любовника, оказавшегося обыкновенным вором. Впрочем — необыкновенным. Имелось огромное желание послать эту маленькую сучку куда подальше, да и с криминалом я раньше никогда не связывался. Всё-таки найти потерянное и отобрать украденное — это две большие разницы. Что ж, все когда-нибудь происходит в первый раз.

3

Немного поразмышляв, наметил три пути: вышеперечисленный — раз, проследить злодея и посодействовать доблестным органам правопорядка — два. Первый путь подразумевал пусть небольшую, но всё же драчку, а я глубоко убежден, что лучшая драка — это та, на которой меня, любимого, не было. Можно сколько угодно изображать из себя невесть что, но в душе я ленив и трусоват. Идти в милицию — не подумайте ничего, я добропорядочный гражданин, вернее, был им до сего момента — почему-то не хотелось. И как следствие был выбран третий путь, а именно: спереть прибор «до того». Ведь, судя по тому, что ничего больше у милой домохозяйки не пропало, ограбление было заказным. Ну пошарит альфонс по квартире, ничего не найдет, а если и сопрет пару серебряных ложек и несколько баксов, то так ей и надо. Да и вообще, не мои это проблемы. Пропажу-то она обнаружила спустя некоторое время, так что всё вроде бы логически укладывалось. За «операцию» я заломил тысячу долларов, и, видит Бог, без малейшего сожаления. Всё-таки есть во мне что-то ханжеское, и хотя сам не святой, не люблю блудниц.

Возвращаться пришлось на целых три дня, дав себе что-то около полутора суток на подготовку. Конечно, очень заманчиво подготовиться к преступлению ПОСЛЕ совершения его — в «МЕСТО» можно всё что хочешь принести. Забрать оттуда ничего невозможно. Зная со слов клиентки, что дверь у них стальная, с каким-то хитрым замком, решил войти через окно. По моей просьбе Инна, так ее звали, нарисовала подробный план квартиры. Сигнализации, к счастью, не было. В тот вечер они ходили в ресторан и вернулись в районе полуночи. Темнело в эту пору года около десяти, так что на всё про всё у меня имелось два часа.

Спустившись с крыши по веревке, заранее купленной на базаре, я залез в форточку, которую не позаботились закрыть. Три минуты в квартире, и снова вниз. Я даже набрался наглости и вернулся на крышу, чтобы уничтожить улики. Ну чем, скажите, я рисковал? Начнут ловить — уйду в «МЕСТО» еще на один день…

Следующие три дня ничем особым не занимался. Повалялся на диване, выиграл в казино те же пятьсот баксов, и даже с первого захода. Всё так же сел в свою «Ауди» и подъехал к офису. На ступеньках никто не ждал. То есть заказ выполнен, а клиентка, его сделавшая, не явилась. Я прождал до часу ночи, пытаясь убедить себя, что напутал с числами, и завалился спать прямо в одежде.

Наутро, подъезжая к знакомому дому, услышал звуки траурного марша. Вышел из машины и подошел к подъезду, но к тому времени гроб погрузили в катафалк, и ничего разглядеть не удалось. Вернувшись за руль, тихонько пристроился в конце печальной процессии. Рассмотреть ее как следует удалось на кладбище. Шесть дней назад, по моему времени, и вчера вечером — по ее, мы разговаривали, и я строил хитроумные планы. Хотя какое «ее»? Ее время кончилось той же ночью, три дня назад, когда, не найдя искомого, он забил ее до смерти, пытаясь узнать, куда она дела «это».

Переполненный тихой яростью, я готовился к переходу. Заехал в офис, всё, что можно было отключить, отключил, всё, что можно было закрыть, закрыл. Зачем это делаю, объяснить могу, просто надо было прийти в себя. Зачем-то решил поставить машину на охраняемую автостоянку и выехал со двора. Злополучный прибор лежал на заднем сиденье. Ничем с виду не примечательная коробочка, в дерматиновом футляре, размером с сотовый телефон. Я и открывал-то его лишь один раз.

На мосту рабочие чинили ограждение и находились как раз на середине процесса, то есть снять сняли, и, видимо, ушли на обед. Тут-то они меня и прижали, попытавшись сбросить в образовавшийся проем. То есть для них-то, возможно, сбросили, а я совершил переход. Нетрудно догадаться, что связать меня с клиенткой могло лишь посещение кладбища, поэтому, «вернувшись» утром, никуда не поехал, а закрылся в офисе, отключил телефон и в очередной раз стал пытаться перехитрить судьбу.

Вообще-то имелось огромное желание спрятать голову в песок, забиться подальше, в какую-нибудь норку, и сделать вид, что меня нет. Однако ж не мы идем по жизни, это она, любезная, проходит через нас, и я был бы не я, если б не всунул свой нос в это дело по самые уши.

О том, чтобы просто «вернуться» и отказаться от предложения, я, конечно, подумывал, но не так чтобы очень. Да и, согласитесь, относительная безнаказанность тоже сыграла свою роль. Относительной же безнаказанность была потому, что кончается на «у», и ребятишки против меня играли очень серьезные. А легкость, с какой они пошли на двойное убийство, просто пугала. Что ж, «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…». Да и прорезался же во мне этот «дар Божий» не для того, чтобы подворовывать в казино по маленькой, да тешить самолюбие, забавляясь в «Бюро находок».

Как и в прошлый раз, план был прост и гениален, правда, вместо альпинистского снаряжения я прикупил на рынке пистолет. Всё-таки демократия — великое дело. Лет пятнадцать назад про такое и подумать бы побоялся, ограничившись, по-видимому, кухонным ножом. А тут вот, пожалуйста, купил ствол и… ничего. Не побежал свергать правительство, сберкассы остались целы, да и девяносто девять целых девятьсот девяносто девять тысячных процента сограждан могут спать спокойно. Так что оружие, разумеется, исключительно для самообороны. Что бы вы ни подумали. А так как пистолет всё же немножко круто, то есть в глубине души понимал, что выстрелить мне слабо, то захватил еще и электрошокер. На свои способности рукопашника я смотрел довольно-таки скептически, да и тот благодушно-безалаберный образ жизни, что вел в последние годы, не способствовал…

Три дня «ТАМ» наконец закончились. Правда, после двух дней баловства с пукалкой, решил «выйти» и вместо «Макарова» приобрести револьвер, так как быстро снять с предохранителя никак не получалось, а с патроном в стволе чувствовал постоянный дискомфорт. Конечно, оружие пришлось оставить, но три дня тренировок создавали иллюзию защищенности, а на «выходе» я легко раздобыл новый.

В силу вступал «план №1», и казалось, что на этот раз всё должно пройти великолепно. На моей стороне был фактор внезапности, и я кое-как, в меру своих скромных талантов, постарался загримироваться. Для пущей уверенности повыкручивал лампочки на всех этажах и около полуночи занял пост во дворе.

Они приехали на такси. Она — похорошевшая с нашей последней и единственной встречи. Вернее, не успевшая подурнеть и осунуться из-за переживаний. Кавалер ее — красавец, с густыми волосами и гордым профилем — выглядел воплощением мужественности. Небрежно захлопнув дверку, он по-хозяйски обнял девушку за плечи и повел ко входу. Инна же вся сияла и льнула к своему рыцарю, казалось, растворяясь в нем. Да, девочка, не знаешь ты, какую змею, вернее, у какого змея ты пригрелась на груди.

Замок щелкнул где-то около трех, я вытащил шокер и встал на исходную. Дальше всё пошло не так. Отключаться и терять сознание он почему-то не захотел. Даже дотронуться до себя не дал. Выбив парализатор, он выбросил руку вперед, и в голове у меня что-то вспыхнуло. Руки мои вцепились в отвороты его плаща, а сознание совершило «переход». Обычного облегчения это, однако, не принесло. Я лежал на лопатках возле моего лагеря, а эта сволочь сидела на мне верхом и била моей любимой, моей единственной и, надо признать, не очень-то толковой головой об землю. Сказать, что я запаниковал, значит не сказать ничего. Это был «дикий ужас», ведь за последний год я свято уверовал в то, что, что бы ни случилось, всегда есть возможность переиграть. А мне, умненькому, уж при любом раскладе ничего не грозит. И вот на тебе. Пока сознание металось в поисках выхода, руки сами сделали свое дело и продолжали судорожно нажимать на курок еще секунд тридцать после того, как был выпущен последний патрон. В том, что случилось дальше, виноват шок, ибо моей заслуги здесь не было, да и исследовательский пыл поиссяк. Пару-тройку раз пнув тело ногой, я отвернулся и стал блевать. А что еще прикажете делать? Проблевавшись и умывшись, еле сдерживая готовый еще раз вывернуться наизнанку желудок, стал шарить по карманам у того, кто еще совсем недавно был живым. Пусть сволочью и альфонсом, пусть вором и потенциальным убийцей, но — ЖИВЫМ. Знакомая коробочка лежала во внутреннем кармане плаща. Видимо, во время драки, а скорее, моего избиения мы что-то там исхитрились нажать, и она тихонько гудела. Сунув ее в карман и не пытаясь вычислить ни время, ни место «выхода», я перешел.

Та же лестничная клетка. Вон валяется моя кепка и шокер, отлетевший на полпролета ниже. Нахлобучив головной убор и подобрав злополучное «средство защиты», я поплелся вниз. Смысл происшедшего до меня так и не дошел. Пройдя два квартала, набрел на стоянку такси. Испорченную куртку пришлось оставить «ТАМ», но вид у меня, по-видимому, был тот еще. Частник не хотел везти ни в какую, пробормотав что-то о наркоманах. Но пятьдесят баксов, они и в Африке пятьдесят баксов, так что домой я всё-таки поехал, а не пошел.

На третий день, с трудом поборов киронеперестанию и пытаясь не обращать внимания на жуткий сушняк, я кое-как побрился, переоделся и выполз на свет божий. По логике событий сегодня вечером я должен бы быть в казино, но настроение было нетворческим. Да и видок у меня, наверное, тот еще. А потому я побродил по парку, слегка размялся пивком и в условленный час, вернее, за час до встречи заявился в офис. На ступеньках никто не сидел, что, в общем, меня не сильно удивило, ведь мы познакомились лишь час спустя. Пару раз выглядывал, но на лестнице никто не курил, и, когда прошли все сроки, я понял, что она так и не придет.

4

К ее дому я ехал как на службу, да, собственно говоря, так оно и есть. Аванс уплачен, результат налицо, да и на лице тоже, впереди — отчет о проделанной работе. Вот только очень боюсь, что нанимателя уже нет и отчитываться, соответственно, некому.

Квартира опечатана, на звонок, естественно, никто не открывал, и я вышел во двор. Хитро, однако, получается. Выходит, сделал дело, которое на меня никто не возлагал. Задатка, который таки вроде как получил, — нет, а клиентку один раз уже убили. Да и второй мне не очень-то нравился. В общем, как в том анекдоте: рубля — нет, топора — нет, и как будто всё правильно. В песочнице ковырялась девчушка лет пяти, и я, прикинув свои шансы сойти за маньяка, похищающего младенцев, рискнул подойти. Всё равно другого видимого невооруженным глазом источника информации не наблюдалось. Надо сказать, что мой опыт общения с детьми минимален. Вернее — его не было вообще. А потому, изобразив на своей кое-как побритой роже самую дурацкую из улыбок, на которую способен, присел перед ней на корточки и начал:

— А скажи-ка, милая. — Продолжить мне не дали. Прелестное создание зачерпнуло совочком сколько смогло и с радостным визгом сыпануло мне в харю. От неожиданности я сел, что частично спасло то, что от хари осталось, ибо плевок повис на воротнике плаща. Ничего не скажешь, начало обещало многое. Со стороны это, наверное, смотрелось довольно-таки забавно: взрослый дядя, уползающий на заду от пятилетней девчушки. Звонкий смех был тому подтверждением. Хохотала девушка лет восемнадцати, одетая в джинсы и кожаную курточку.

— Настя, Настя, ну разве так можно? — укоризненно произнесла она, однако в глазах у нее по-прежнему прыгали веселые чертики.

Стало немножко обидно, но, вспомнив читанное где-то и когда-то, что смешной человек не внушает опасения, решил на этом сыграть. Фальшиво смеяться глупо, злиться — непродуктивно, и я надул губы и состроил самую плаксивую рожу, на которую способен. Что дало свои плоды. Девушка, оказавшаяся няней «инфанта-террибля», помогла отряхнуться, любезно одолжила свой платочек и попутно удовлетворила мое любопытство. Ее зовут Лена, она учится в педагогическом, а няня лишь в силу обстоятельств. И так минут пятнадцать. Надо сказать, что наводящих вопросов задавать почти не потребовалось. Знание об «ужасном происшествии» переполняло ее. Так что в моем лице она нашла благодарного слушателя. Ограбление произошло через сутки после столь «удачно» проведенной мною операции. Бандиты что-то искали, нашли или нет, она не знала. Хозяин квартиры, в прошлом профессор какого-то военного института, а ныне предприниматель средней руки, был в отъезде. Дома находилась только Инна. Ей-то, бедняжке, и досталось больше всего. Муж вчера вернулся, вызванный телеграммой, а Инна сейчас в реанимации.

Что ж, что-то такое и предполагалось. Не получив искомого и не дождавшись фигуранта, подельщики забеспокоились и решили еще раз навестить «объект». Надо отдать им должное, и в первый, и во второй раз они действовали сначала мягко, прямо-таки ювелирно. Чем же ценна эта коробочка, что из-за нее разгорелись такие страсти?

Деньги еще имелись, а поэтому я отправился домой, собираясь вплотную заняться этим вопросом. Да и на периферии сознания крутилась какая-то «анормальность» последнего перехода, если, конечно, сам переход можно считать нормой.

Значит, так: первое — получив по голове, я «перешел», второе — поскольку держал того за грудки, то взял с собой. Назад вернуть его я не мог (проверено раньше), да и как, ведь возврат всегда происходил с отступлением назад во времени. И в руках у меня могло находиться лишь то, что имелось в момент выхода. Вот, кстати, и ответ на вопрос, что первично, сознание или материя. Но это я так, о птичках.

Вот тут начиналась неправильность, ведь вернулся я с прибором, причем не в прошлое, а, судя по всему, с нормальным течением времени. Смутно вспоминалось, что аппаратик постоянно гудел и тихонько попискивал. Умозаключения требовали экспериментального подтверждения, но с этим приходилось немного подождать. Клиентка жива, и не мешало бы ей представиться. Тоже мне, «здравствуйте, я ваша тетя». Шутки шутками, а познакомиться нужно позарез. В голову ничего не шло, а потому я попросту отправился в больницу.

Время посещения администрация определила с пяти до семи вечера. Сейчас три, и я купил рекламку, дабы снять еще одну квартиру, так, на всякий пожарный.

В пять часов снова приехал в больницу. Хотя никакого намека на дельную мысль не существовало. Конечно, можно действовать напролом, в случае чего ретировавшись. Ведь мой скромный талант самим своим существованием опровергал аксиому человеческих взаимоотношений: «Никогда не выпадает второго шанса создать первое впечатление». Которое, как ни крути… ну, сами знаете. Но что-то в последнее время я стал злоупотреблять, знаете ли. Аж самому трошки боязно. Головой надо действовать, головой.

Голова немедленно откликнулась, подхватив пролетавший мимо вирус асфальтной болезни. В моем случае, правда, это был мозаичный пол вестибюля, что никак не повлияло на качество. Об меня тут же кто-то споткнулся, и сверху шлепнулся пластиковый пакет.

— Пьянь несчастная! — раздался женский голос, и в живот мне заехали каблучком туфельки. На попытку сделать мне больно я не обратил внимания, но вот эпитет больно ранил самолюбие. Всякий, кто только что вышел из запоя, весьма болезненно реагирует на подобного рода замечания. А я был прямо с пылу с жару. Что удивительно, никакого намека на переход, но об этом я задумался потом. Всё-таки головушка моя потрудилась достаточно, и надо было дать ей, умнице, малек передохнуть.

Моя оппонентка была из разряда «девушка, я вас где-то видел», причем во всех смыслах сразу. Ну просто красавица, причем не броской рекламной красотой, а присутствием того, что французы называют изюминкой. Впрочем, на вкус и на цвет… Я сразу «сделал стойку», правда, внешне это выглядело, наверное, довольно смешно: лежа на полу, перемазанный каким-то джемом.

К тому же я и в самом деле ее уже видел, причем точно знаю где.

Они стояли обнявшись, обе в ярких пуховиках, с поднятыми лыжными очками, и сходство прямо бросалось в глаза. На заднем плане виднелись горы, но это несущественно. Фотографию эту я обнаружил в Инниной квартире, во время единственного визита. Что ж, на ловца и зверь бежит, хотя в моем случае — везет дуракам и пьяницам.

Я сидел на полу и глупо улыбался, пародируя Олега Попова. Это ж надо, второй раз за день вызвать у двух совершенно разных женщин однозначную реакцию. Отсмеявшись, знакомая незнакомка собралась уходить. Как человек порядочный, я вызвался возместить ущерб, попутно пытаясь завязать знакомство. Что удалось лишь с третьей попытки, правда, переход занимал лишь две-три секунды, так как переигрывать падение не рискнул. Полагая, что сыграть достоверно вряд ли удастся, а фальшь будет сразу замечена. Подняться в палату не пригласили, и я остался внизу, ловя на себе любопытные взгляды гардеробщицы и бабульки, дежурившей у вертушки. Никогда не был сердцеедом и, дожив до тридцати с хвостиком, по-прежнему смотрел на девушек как на приятелей по пиву. Мнение противоположной стороны меня, в своем закостенелом эгоизме исповедовавшем принцип «есть — хорошо, а нет…», как вы понимаете, интересовало мало. Короче, ухаживать совершенно не умею, довольствуясь инициативой противоположной стороны. А вот поди ж ты, пришлось.

Она появилась минут через сорок и, заметив меня, улыбнулась. Я взял у нее из рук сумочку, и мы вышли за порог.

5

Рая старше сестры на пять лет, и отцы у них разные, что на взаимоотношениях никак не отражалось. Ничем особенным Инна среди сверстниц не выделялась, всё как у всех. Школа, первые влюбленности, о коих умудренная жизнью старшая сестра догадывалась едва ли не раньше самой Джульетты. Потеря невинности на первом курсе, на картошке, и сопутствовавшие этому сопли. Замуж Инна вышла после защиты диплома за профессора Асканова, руководившего одной из практик после четвертого курса. Присутствовал ли здесь расчет, сказать трудно, ведь к моменту регистрации связь их длилась уже около года. Во всяком случае, в подмосковное Михеево Инне возвращаться не пришлось. Да и Петюня, Петр Владимирович, в свои тридцать восемь лет мужчина в самом соку, и популярность его у женщин вполне заслуженна.

После начала демократизации институт стал приходить в упадок, что отразилось на благосостоянии Петра Владимировича. Оно, благосостояние, заметно улучшилось. Вследствие ослабления финансирования ослаб и контроль, а возможность создавать частные фирмы дала необходимый простор далеко не глупому человеку. Дальше совать свой нос посчитал неблагоразумным, а то ведь могли и за шпиена принять. Так и закончилось наше первое «свидание», и хотя побудительным мотивом был всё-таки шкурный интерес, приятного осадка оказалось немало.

Рефлексами я был недоволен. Где ж это видано, пропустить падение, да еще каблучком в живот, пусть даже и от хорошенькой женщины. В процессе самоистязания я дошел до прыжков в воду, в одежде, естественно, а время года — сентябрь, между прочим. Температура +10 °С, а про воду вообще говорить не хочу. Зато для здоровья полезно, да и вообще, реакция восстановилась полностью. Подозреваю, что свою роль сыграл бодун. Слабым и хворым в коридоре, как почему-то стал про себя называть «МЕСТО», делать нечего. Не зря же желание курить как рукой сняло после первого же перехода. Еще раз спрыгнув с мостков в пруд, я приземлился возле своего лагеря. Одежда была мокрой, но дискомфорта не было, да и на самокопание я не горазд. Тренировка продолжалась часа три, но всё происходило в трех-четырехминутном промежутке, так что пару часов уделить прибору я мог. За прошедший день ничего особенно судьбоносного не случилось, а в будущем… Даже такие, как я, о нем не оповещены. Пару раз я задумывался, а есть ли еще люди с подобной аномалией. Ведь коридор-то существует и, уверен, существовал задолго до меня. Во время работы в «Бюро» я пытался исследовать местность, но желание быстро пропадало. Не то чтобы стало страшно или прорезались еще какие-нибудь неприятные ощущения, нет. Но, как и в случае с курением, возникало чувство ненужности. Причем я четко установил границы возникновения оного. Около десяти километров, или два часа пути в любую сторону. Что характерно, в коридор я попадал из любой точки, часто выбирая казино Санкт-Петербурга или Варшавы.

Как ни оттягивал этот момент, а прибор требовал внимания. Никаких объективных причин откладывать не находилось, но мне пришлось раз пять повторить, что «мужчина идет навстречу опасности».

Кнопочек имелось целых три. Одна, как я сразу установил, являлась обыкновенным выключателем. На двух остальных нарисовано по стрелке. Вверх и вниз, или, если хотите, вперед и назад. Даже не сотовый, а дистанционник какой-то. Знать бы, какова дистанция. Делать нечего, и я нажал ту, которая «назад». И — ничего. То есть аппаратик издавал еле уловимые вибрации, но результат — нулевой. Покрутив его так и сяк, решил подкрепиться. Наспех проглотив пару бутербродов, «вошел в коридор», так и не выключив прибор. Перевернул пятиминутные песочные часы и уселся на спальник. Когда упала последняя песчинка, вернулся назад. Тело занималось не тем, что должно было делать, по моим представления, а, кинув взгляд на часы, я обалдел. За пять минут «ТАМ» я проскочил пятидесятиминутный отрезок! Менять рисунок реальности не хотелось, а потому я расслабился и «поплыл по течению». Никаких особых усилий это не требовало. Как будто смотришь старый, хорошо знакомый фильм. Где-то читал, что маги прошлого могли проживать по нескольку раз одни и те же годы. Да и «повторенье — мать ученья», а «проплывал по течению» я как раз мимо ученья. Как только разгребу немного, надо будет рассчитать цикл восстановления и записать серию уроков рукопашки. А то бегаю, как заяц, пинают меня все кому не лень. А «герой» по-гречески значит «сильно действующий», а совсем не «быстро бегающий» или «крепко побитый». Так, ныряя и выныривая, я дождался нужного момента. Всё верно, ушел на минуту — вышел через десять.

Другая кнопка ничего не ускоряла, скорее тормозила, соотнося течение времени в коридоре с реальностью. И выходил я через столько же, сколько пробыл на берегу реки. М-да, интересный приборчик. И люди, что его смастерили, наверное, занимательные.

В пять вечера мы с Раей входили в палату к выздоравливающей. Вчера Инну перевели из реанимации и разрешили посещения. У кровати сидел муж. Несмотря на бледность, она улыбалась, чуть смущенно, как бы прося прощения. Сестры поцеловались и начали о своем, о женском. Нас никто специально не выгонял, но мы, не сговариваясь, вышли из палаты. Всё-таки женщины неисправимы, вчера — при смерти, а сегодня — хи-хи, ха-ха. Разговор не клеился, и пришлось раз пять заходить по новой, пока не удалось «поймать волну».

Да, напали. Нет, ничего не пропало. Совсем ничего? Ну почти совсем. А всё-таки? Косой взгляд, уход. Но кто бьется — тот добьется.

Приборчик, лет десять назад сделали студенты. В основе лежал то ли кусок хрусталя, то ли вулканическое стекло, привезенное еще в семидесятых откуда-то с Алтая. Лежал осколочек, пылился себе, но вот чья-то горячая голова решила замерить параметры. Ну кто, скажите, в здравом уме и при памяти станет замерять токопроводность глиняного черепка или выяснять энергоемкость отбитого у бутылки горлышка? Проводимость была супер-пупер, и энергоемкость наличествовала, и даже имелось какое-то подобие полярности. В общем, если повернуть камешек одной стороной, то спичка сгорала быстрее, а если другой, то горела дольше. Руководство сказало, что спичка — не факт, и лавочку прикрыли. Спичек им, что ли, было жалко? Маета дурью продолжилась факультативно, к сотрудничеству пригласили личинок дрозофилы. Они, умницы, вызревали быстрее-медленнее. Камешку же для этого требовалась энергия. Небольшая, но всё-таки. Вопросики посыпались: а если не батарейку, а электростанцию, а ежели не камешек, а булыжник? Демократизация внесла свои коррективы. Все кинулись в бизнес. Украл — продал. Выручку отдал рэкетирам, чтоб не замочили. Пошел, одолжил денег, дал ментам, чтоб не посадили. Украл, отдал долги — остальные подождут… Приборчик же Петр Владимирович захватил так, мимоходом, да и забыл о нем.

Уж больно всё просто для таких шекспировских страстей, и я пару раз «прокачал» разговор, почти не вслушиваясь в слова, а больше упирая на мимику и интонации. Психолог я аховый, но существовали ли боги, еще вопрос, а горшки — вот они.

Мимо проехали санитары с каталкой. Через минуту послышался негромкий шум, и из палаты два молодца выкатили Инну. Петюня сделал шаг вперед, только один, к сожалению, ибо на втором поймал пулю. Меня же встретил «коридор». То ли я так и не успел помириться с головой, то ли уже созрел, но выскочил я за пару секунд до всего этого и занял пост за дверью Инниной палаты. Схватил обоих за воротники и, попытавшись стукнуть головами, «ушел» вместе с ними. Пистолетов у меня назапасено аж целых три, и в последнее время я часто тренировался… Один из уродов таки рассек мне губу. Больно, имелась кровь, но рана отсутствовала.

Судя по всему, ни Петюня, ни Рая похитителей не интересовали, а потому я взял с собой лишь Инну. Что-то такое она знала, пусть даже не отдавая себе отчета. Да и охранять ее я не мог просто физически. Чтобы сойти за спасителя, а не наоборот, пришлось позволить сестре с мужем умереть еще раз и забрать клиентку на выезде из палаты. А чтобы спасти обоих, пришлось добавить еще парочку трупов. Не знаю, что там случилось раньше, яйцо или курица, но когда я вошел в коридор в третий раз, у меня имелись две пары мертвых тройняшек мужского полу и одна живая, хотя и до смерти перепуганная девица — женского.

Я отряхнул брюки и воткнул лопату в землю. Пропью талант — пойду в гробовщики. «Могильщик-любитель, с большим опытом, цены умеренные». Ну не в киллеры же мне подаваться, в самом-то деле.

6

— Отпусти киску, дурак, не мучь животное!

Принцесса нервничала. Прибор всё время включен вперед, сводя энтропию коридора к нулю. А мотивом ожидания была элементарная безопасность. Выжидал я более суток и вышел в больницу на следующий день, подгадав к часам посещений. В палате никого, вопросов никто не задавал, а потому я стал готовиться к эксперименту. Даже нет, к ЭКСПЕРИМЕНТУ. Обогнув больницу и войдя в хоздвор, у мусорных бачков подобрал котенка. Взрослые кошки разбежались, а этот еще слишком мал и не знает подлой человеческой натуры. А потому доверчиво пошел ко мне в руки, тихонько мурлыкнул и заснул. Котенок вызывал сострадание. Инну тоже жаль. Но еще больше я сочувствовал самому себе. Спасенная, вопреки всем романам не торопилась вешаться на шею избавителю и закатывать глаза, а требовала объяснений. И уклончивые «дык-мык» считать оными отказывалась наотрез. Сделав страшное лицо и представив шашлык из котятины, я перешел. Ну, вышел себе и вышел, шашлыком не пахло, а очень даже мяукало. Облегченно вздохнув, я вернулся в континуум. Инна хмурилась, но в глазах сквозило облегчение, а заметив Мурзика, заулыбалась.

— Получилось? — Всё-таки дурой она не была. Кивнув, я протянул руку и спросил:

— Пошли?

Едва наши руки соприкоснулись, мы оказались в реальном мире. Палата по-прежнему пустая, и нас никто не остановил. В моей старой одежде Инна походила на бомжиху, но «Ауди» стояла на площадке перед корпусом, и мы тронулись. Особо не рассуждая, я доверился инстинктам, а обнаружив нас на Казанском шоссе, только хмыкнул, ибо мы ехали к отцу Алексию. Настоятелю монастыря, в миру спецназовцу, в свое время исполнившему интернациональный долг по всему миру. Он не то чтобы проникся религией, а пришел в монастырь получать ответы. Получил или нет — не знаю, но за двадцать лет поднялся от простого служки до настоятеля. Он ровесник моей покойной бабушки, царствие ей небесное, и сейчас ему под девяносто. Однако старик бодр духом и крепок телом, а в прошлом году шутя вызвал меня на рукоборство и вполне серьезно победил. В детстве и юности, когда бабушка сначала брала меня с собой, а потом уж я сопровождал старушку, отец Алексий часто заводил со мной разговоры на какие-то одному ему ведомые темы. Слушал мой детский лепет, потом юношеский бред. Чему-то улыбался, иногда хмурился. Но независимо от результатов собеседования отношение его ко мне не менялось. Да и, по правде сказать, не очень-то я об этом задумывался. И вот мы подъезжаем к монастырю. Как и год, как и десять лет назад, меня проняло. Это невозможно описать словами, либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Увидев Инну в прикиде «от Версаче», он лишь хмыкнул, но, я уверен, всё понял правильно. Он всегда всё понимал правильно. Да и делал тоже, потому и жив до сих пор.

— Отроковицу в гостевую горницу, а сам давай к вечерней. — Мы с Инной переглянулись и разошлись по покоям.

— От кого бежишь? И почему вид у тебя неиспуганный? — Мы пили чай у него в горнице, и я всё не решался начать.

— В общем, это хорошо, что не боишься, страх застилает взор и вводит ум в заблуждение.

Довольный похвалой, я еле сдержал улыбку. Хотя он никогда меня не хвалил и не ругал. Это была лишь констатация.

* * *

Три старухи за окном пряли поздно вечерком. Впрочем, пряла только одна. Вторая придирчиво осматривала пряжу, проверяя целостность и качество материала. А третья внимательно вглядывалась в результат, качая головой и шевеля губами. Изредка что-то подправляя, подвязывая узелки, иногда подкрашивая, дабы не было пятен. И сматывая, сматывая нити судеб в один огромный клубок. Иногда они объединяли усилия и о чем-то совещались, щупая волокна. Наслюнив палец, скатывали пробную нить и прикладывали к уже готовой. Качали головами, но обрывать уже спрятое случалось редко, очень редко. И уж совсем нечасто, практически никогда не приходилось разматывать клубок, чтобы заменить кусок испорченной нити новым. Ну или почти никогда. Пусть даже и качество пряжи не вызывало удовлетворения, отличался цвет. Порой мастерицам попадалась плохая шерсть, но и тогда веретено не останавливалось, а клубок рос, рос… Из клубка вылезала моль, время от времени взлетая, а чаще просто, поползав, скрывалась в недрах. Моль была неправильной, она могла делать с уже спрятыми нитями что захочет, вернее, что сможет, ибо много ли возможностей у мошки? Старухи недовольно поджимали губы, а веретено продолжало вращаться…

Но, кто знает, может, это и не старухи, а вполне ухоженные и современные женщины, слыхом не слыхивавшие ни о какой пряже. Молодые лица освещало мерцание мониторов, а пальчики проворно порхали по клавиатуре, возводя всё новые и новые переплетения не ведомой никому бухгалтерии. Также прогнозируя будущее, подчищая прошедшее и придавая ему лицеприятный вид. Иногда, по лишь им одним ведомым причинам, ставя всё с ног на голову. И тогда радужные планы, существующие лишь на бумаге, становились явью, а результаты проделанной работы обретали неопределенный статус. Но принтеры продолжали шуршать, кипы бумаги росли, и те и другие подшивались и ставились на полки.

И кто обратит внимание на незначительный сбой программы, кого заботит небольшой глюк. Он даже полезен, ведь на него можно посетовать, списав в случае чего и то и это…

Блок, удар. Уклон, подскок, серия. Тело работало, прогоняя в десятый раз очередной урок рукопашного боя, намертво впечатывания его в подсознание. Никогда не был бойцом и не собирался, но жизнь внесла свои коррективы. Коридор давал возможность отточить навыки до филигранности, и я этим пользовался вовсю. Отец Алексий познакомил меня с одним из своих учеников. Мужчиной лет пятидесяти. Среднего роста и худощавого сложения. Он несколько удивился моему желанию, но просьбу патриарха уважил. Нечасто оболтусы за тридцать с наметившимся брюшком берутся наверстывать упущенное. Первые встреч пять на лице у него отчетливо был написан совет заняться русскими шашками вместо русского боя. Но я эксплуатировал коридор вовсю, возвращаясь снова и снова. Собственно, этот отрезок времени вспоминал впоследствии как сон, еду и тренировки, часто происходившие как бы под гипнозом. Я жрал как лошадь, и животик мой постепенно исчезал. Но количество волей-неволей постепенно стало переходить в качество, и в глазах у Виктора пропало равнодушие. Дней через пятнадцать объективного времени, в которые я ухитрился втиснуть сто пятьдесят уроков, сэнсэй спросил:

— Кто ты?

Я ошарашенно уставился на него. Не то чтобы не предполагал подобного развития событий, но сюрприз, как всегда, подкрался незаметно.

— Ну, человек. — Ничего умнее в голову не пришло.

— Да уж вижу, что не обезьяна, — хмыкнул Виктор. За пределами «зала», роль которого выполняла лесная поляна, у нас установились отношения двух взрослых людей. Не слишком любопытных и терпимых к слабостям друг друга.

— Ну, возможно, человек не вашего круга, — я попытался у уйти от ответа, — а что, слишком заметно?

— В том-то и дело, что ты как бы вне круга. Делаешь всё правильно, но с какой-то отрешенностью, словно тебе скучно. Да и глаза твои иногда пугают. Я ведь людей чувствую… ас ты или новичок, достойный противник или слабак. Настройся на волну неприятеля, и тогда будешь знать, куда он будет бить, до замаха. Даже удар, который пропустишь, чувствуешь. Нет, есть в тебе неправильность, но ты не говори. Если не разведет судьба — сам догадаюсь, а нет так нет. Но мастер ты другой школы. Вернее, можешь им стать.

Я и в самом деле частенько «уходил», пытаясь улучшить, исправить. Ничего не попишешь, шила в мешке не утаишь.

— Всё в руках Божьих, а что касаемо новых свойств, то кто знает, где предел неведомому? — Отец Алексий смачно прихлебывал из кружки неизменный чай. — Бог един, а воплощений у него множество. А что есть человек, как не отражение его, по образу и подобию. Какое воплощение отразится, в каком осколке зеркала? Того нам знать не дано.

Ничего не скажешь, называться отражением воплощения самого Бога было приятно. Значительно было, знаете ли. Да и груз ответственности, в случае чего, уменьшался вдвое. Таки прав был Маркс в своем изречении, так беспардонно перевранном коммуняками: «Религия — опиум для народа, она облегчает его страдания». Облегчает, и еще как. Во все времена духовник играл роль психотерапевта. Чье место на семьдесят лет попытался занять оперуполномоченный. Операм-то исповедовались, может, и больше, но вот легче не становилось. А тут вот ничего особенного, сидим, чай пьем, временами даже забываешь, что перед тобой лицо духовное. А чувство — будто гора с плеч свалилась. Я и не рассказал-то ничего конкретного, а собеседник с присущим ему тактом не лез в жопу без мыла. Но понял, ободрил, посоветовал.

Как уже упоминал, шла третья неделя нашего с Инной подполья. Настоятель подыскал нам жилье в близлежащей деревушке. Любопытства мы не вызывали — так, молодая пара на отдыхе. Да и народу-то — две-три старушки, божьих одуванчика. В Москву Инна не рвалась, ведь для нее муж с сестрой были мертвы. Я не спешил разочаровывать и ждал продолжения банкета, а в том, что оно последует, не сомневался. Девушка капризничала, но я, измотанный тренировками, не обращал на это внимания. Да и на нее, если честно, тоже. Всё это, вкупе с ореолом таинственности, заставляло Инну бросаться на стены, и пора было дать ей выпустить пар. Над нами властвуют стереотипы, а потому ничего оригинальнее казино я предложить не мог. Так сказать, игра ферзем на своем поле.

7

Негромко играла музыка, машину тихонько покачивало, а за окном мелькали подмосковные березки. Мы ехали развлекаться. Инна, притихшая и возбужденная одновременно, сидела рядом и изредка косила глазом. Девушку разбирало любопытство. Еще бы, после трех недель «Синяя Борода» снизошел наконец-то и заметил, дурак несчастный, что рядом с ним женщина. Виноват, каюсь, но эгоизм не способствует развитию джентльменских качеств. А она была для меня больше фигуранткой, нежели женщиной. Стоило же мне взглянуть на нее глазами мужчины, как сразу вспоминалось про замужество. А для меня замужние женщины всегда были — табу. К тому же наличие моего невольного гостя в коридоре заметно охлаждало и так не слишком жаркий пыл.

Но наступал чудесный октябрьский вечер, мы ехали кутить, и настрой был благодушным.

— Чем вы занимаетесь, Юрий?

— Живу, а на досуге спасаю случайных знакомых.

— Так это хобби или всё-таки профессия? — Я хмыкнул.

— Но я же ничего про вас не знаю. Кто вы, чем зарабатываете на жизнь, и вообще, может, вы сообщник этих…

— Не так давно я был мелким клерком, а потом получил наследство.

— Много? — живо спросила она.

— Боюсь, что не унесу.

— И всё вы врете, — она лукаво улыбнулась, — дешевые шмотки, машина эта подержанная, у вас вон даже сотового нет.

Меня впервые препарировали подобным образом, и я немножко обиделся.

— Да ладно, не будьте букой, — она ласково погладила меня по щеке, — я совсем не то имела в виду. Вы очень даже милый.

Такая грубая лесть невольно вызвала улыбку, а проказница расхохоталась.

— Вы вспоминаете Раю? — внезапно спросила она.

Я нахмурился. Откровенно врать не хотелось, и я совершенно не готов был к такому повороту.

— Но мне же совершенно нечего надеть. — Я облегченно перевел дыхание.

— Я не шутил по поводу наследства.

— Я девушка бедная, но гордая, а мама учила ничего не брать у незнакомых дядей.

Это было уже слишком.

— Ты выпила столько моей крови, что я тебе почти родной. — Беседа сворачивала в привычное русло, и я приободрился, снова почувствовав себя в своей тарелке.

Так, коротая время за милой беседой, подъехали к моему дому. На антресолях в коробке из-под обуви хранилась заначка на черный день, что-то около пяти тысяч. Маловато, конечно, чтобы сделать из Золушки принцессу, но за порог нас пустят. Со мной проблем не возникло, так как я понатыкал по два-три комплекта «спецодежды» по всем местам обитания, включая офис и коридор. Надо сказать, что к костюмам и всяким там смокингам я относился как к робе в буквальном смысле слова.

— Как тебе это, милый? — Испытывая мое терпение, Инна перебиралась из бутика в бутик уже второй час.

Я скорчил страдательную гримасу, и она расхохоталась. Я стоял, увешанный свертками и сверточками, нагруженный какими-то коробками. Утешало, что третья, и последняя, тысяча долларов подходила к концу, что ознаменовало финиш моих мучений. Но всё рано или поздно заканчивается, и мы направились на снятую недавно квартиру. Стараясь быть джентльменом, я пропустил даму в душ первой, а сам принялся варить кофе. Не знаю, кому как, а мне для удовольствия всегда требовалось сил больше, чем для самой тяжелой работы. Минут пятнадцать спустя она вышла из ванной, вся укутанная в мой махровый халат и с чалмой из полотенца на голове. Посмотрела этак таинственно и, сказав противным голосом «Без стука не входить», скрылась в спальне. Ох, ох, больно надо — это я, конечно, про себя, — и пошел в душ.

Таинство продолжалось уже минут сорок. Я успел помыться, одеться, выпить кофе, а из-за двери спальни — ни гугу, то есть, конечно, звуки доносились, и очень даже членораздельные: раздавалось пение, зачем-то двигалась мебель, но и всё.

— Юра, выйди в другую комнату и выключи свет.

Судя по всему, готовилось нечто сногсшибательное. Да-а-а, эт-то нечто. Не раз читал, что серая мышка может превратиться в королеву, но воочию! Я, конечно, видел женщин красивее — по телевизору. Не берусь описывать, но поверьте, любого бы на моем месте хватил столбняк. С минуту Инна наслаждалась произведенным эффектом, потом подошла и пальчиком установила на место мою челюсть.

— Сломаешь, милый, я тебе манную кашу жевать не буду. — Она крутнулась на каблучках и походкой богини вернулась к дверям. Что ж, слава богу, хоть что-то не меняется.

Ужин удался на славу. Мы поехали в «Националь». Метрдотель пожирал мою спутницу глазами, я же удостоился лишь мимолетного взгляда. Так, бесплатное приложение. Да и не он один. Я спрятался в ее тени, став сродни человеку-невидимке. То и дело ловил бросаемые на Инну взоры. Два раза она принимала приглашения потанцевать, смотря на меня как-то странно. Нет уж, не дождетесь, да и в душе взыграло какое-то злорадство. Вот сейчас как «вернусь», да как «переиграю».

Тоже мне, королева бала нашлась. Но, несмотря на инсинуации задетого эго, я всё-таки не сволочь, и забрать конфетку у младенца выше моих сил.

— Ну, что малыш, пора. — Я чувствовал себя дуэньей, впервые выведшей воспитанницу в свет.

— Еще чуть-чуть, ну пожалуйста. — В ее голосе зазвучали нотки маленькой девочки.

— Да нет, скучно здесьчто-то… — Продолжить мне не дали.

— Вам скучно, вы и идите, а я уже большая девочка. — Она надула губки и отвернулась.

— Да нет же, Инна, я предлагаю поиграть.

— В городки, что ли, или в лапту? — Она прекрасно всё поняла, но, движимая древнейшим женским инстинктом, отводила на мне душу.

— Ну зачем же в лапту, сейчас поедем на «малину», а ставкой будешь ты.

Она задумчиво взвесила на руке вазочку с каким-то экзотическим салатом. С чертовки станется, а потому я пошел на попятную:

— Шучу, шучу, всего лишь невинная рулетка.

— Смотрите у меня, я девушка сурьезная.

Новый Арбат встретил во всем своем великолепии. Мы вышли из машины, и всё повторилось сначала. Таки не зря Джеймс Бонд всегда появляется в обществе красоток. Захоти я спереть рулетку с крупье в придачу, уверен, никто и не заметит. Но может, я и преувеличиваю. Мы поделили фишки пополам, и Инна пустилась во все тяжкие. Она хотела сразу и много, а потому результат был предсказуем. Я же… о, я был профессионалом. За час сделал всего две ставки, но стал богаче сразу на тысячу. Знаю-знаю, но что-то я поиздержался в последнее время.

— Я вижу, вы в затруднении. — Высокий холеный мужчина лет сорока пяти подбивал клинья к моей даме.

— Надеюсь, временно, но всё равно спасибо. — Она была сама любезность.

Две стодолларовые фишки постигла участь предыдущих. Донжуан лишь улыбнулся и уже предлагал даме шампанское. Икру метать было лень, если оно, метание, было в сценарии. А то я что-то давно не выходил в свет.

Инна кокетничала вовсю, а за соседним столом происходило что-то совсем уж интересное. Хотя не знаю, и для кого-то сто тысяч долларов — повседневное дело, а я так далеко не заглядывал.

— Вы позволите? — Я был довольно бесцеремонен, если не сказать груб.

Щеголь досадливо поморщился, как от зубной боли.

— Да, конечно. — Внешне он был сама любезность, при этом показав кому-то глазами на меня.

Инна прилежно изображала недовольство, но показалось, что всё происходящее ей нравилось.

— Внемлю тебе, о мой Отелло!

Я выгреб из кармана жменю ярких кружочков и сунул ей в руку, подведя к нужному столу:

— Поставишь на тридцать два.

Покрутив пальцем у виска, она шмякнула фишки на стол.

— Ставок больше нет. — И колесо начало вращаться.

— Жду тебя в машине, — шепнул я Дездемоне и направился к выходу.

Как я и предполагал, про меня все забыли. Ну почти все. У гардероба стояли два «мальчика».

— Вам просили передать. — Мне стало смешно.

— Да-а, и что же?

— Точно не помню, что-то насчет манер. — Он снисходительно улыбнулся.

Всё вышеперечисленное требовало немедленного обсуждения, и кворум двинулся в сторону мужского туалета.

Одного я вырубил сразу, разбив ему горло, а обладателя столь утонченных манер попытался вызвать на откровенный разговор. Сдался он на четвертом пальце, опомнившись, что так ведь и в носу поковырять будет нечем.

В общем, мелочь, по московским меркам, конечно. Заезжий князек откуда-то из Сибири, привыкший там, у себя дома, заказывать музыку. На всякий случай запомнив место прописки донжуана и московское лежбище, я ломанулся к выходу.

8

— Так ты игрок! — Глаза Инны сияли.

— Угу, особенно в фантики.

— Нет, но как ты узнал?

— Случайность, и ничего более.

Мы выехали за окружную дорогу, и она заявила:

— Не хочу.

— Ну и не хоти, — машинально ответил я, не вникая в смысл сказанного.

— Да стой же ты, кретин дремучий! — Инна топнула ножкой. — Не намерена я возвращаться в эту дыру. Вам, мужикам, всё равно, а мне НАДОЕЛО. Наскучило прятаться, обрыдли удобства на улице. Еще чуть-чуть — и впору коров доить.

Чем плохи коровы, я не понял, но в огороде бузина, а в Киеве — дядька.

Но с точки зрения конспирации снятая квартира ничуть не хуже избушки на курьих ножках, а потому я повернул. Часа полтора заняла покупка сотовых телефонов, и кокетка приобрела самую навороченную модель, с диктофоном и фотоаппаратом. Мне же фиолетово, а потому я взял, что дали, но тоже что-то очень крутое. Установив «любимыми» номера друг друга, я отвез ее «домой». Меня завтра с утра ждал Виктор, и пропускать столь ответственное мероприятие, не предупредив, просто не солидно.

Бум, бум, бум, бум, — до ушей Элани доносились размеренные удары барабана, задающие ритм галерным гребцам. Вот уже три месяца она сама была галерной — галерной девкой, купленной афидо на границе Великой Византии. Жизнь купца, на многие недели оторванного от горячих объятий супруги и ласкающего слух щебетания дочерей, нелегка. А потому кто осудит? А Элани кусала губы, чтобы не захохотать. Счастливый смех переполнял ее, и хозяин самодовольно щерился, принимая на свой счет. Перед ее лицом, в такт движениям афидо, невольно подчиняющегося ударам барабана, покачивался ключ к свободе. То ли кусок горного хрусталя, а может, прозрачный осколок лавы, подвешенный на золотой цепочке. Толстяк пыхтел, а счастливая рабыня (большая редкость, уж поверьте) вспоминала детство.

— Ну, Элли, попробуй еще раз. — Голос матери ласков.

Не задумываясь, девочка протянула руку и подала наставнице что-то завернутое в тряпицу. Четыре полных руки разных камешков и щепочек, обернутых разноцветными тряпочками, лежали перед ней. Смешные эти взрослые. Как будто лоскуток ткани может скрыть от нее искомое. Ведь камешек теплый, будто маленькое солнышко в куче ничем не примечательных собратьев.

— Ты умница, доченька, пойдем, я покажу тебе одно место. — Мать надела кулон, по-прежнему завернутый в тряпицу, на шею. Правда, вместо золотой цепочки был простой кожаный ремешок. Но разве это главное.

Крепко взяв маму за руку, семилетняя Элли сделала всего один шаг, сразу очутившись в Волшебной Стране. Но вообще-то ничего интересного, так, речка, большие камни, и хотя тепло, искупаться совершенно не хотелось. А мать счастливо улыбалась. Дар перехода — большая редкость — передавался исключительно по женской линии. У нее пять дочерей, и лишь только Элани, третья, обнаружила талант. Что ж, четыре других девочки проживут вполне обыкновенную и, возможно, более счастливую жизнь. Короткую, правда. Но не всем ведь дано уменье красиво петь, подыгрывая себе на балиседе, и никто не сокрушается и не пытается оспорить Божье Предназначение.

— Мама, а когда у меня будет теплый камешек?

— Скоро, доченька, скоро. Все мы рано или поздно находим свой кусочек солнца.

Выйти в другой мир могли многие. Ну не то чтобы многие, скорее, многие из немногих, но никто не мог найти дорогу назад. И тогда говорили, что человека забрали духи. Лишь обладательницы талисмана чувствовали себя «на той стороне» как рыба в воде. Но талисман редок, очень редок…

И вот он, кусочек света, болтается на шее жирного купчишки, в своей спеси мнящего невесть что. Но он поплатится, о, как он поплатится. До диких скифских берегов еще день пути, а потому надо лишь потерпеть.

Солнце палило вовсю, все так же мерно бил барабан, и Элани готовилась к побегу. До берега лиги три, то есть он едва-едва виднелся на горизонте. И простой рабыне не доплыть ни за что. Но для свободной девушки, которая в любой момент может выйти на берег передохнуть, три лиги превращались в легкую забаву. Пусть даже и на берег реки. Так даже лучше, ведь берег был только ее. Она была богатой землевладелицей. С одним лишь маленьким «но». Ключ от фамильного поместья болтался на шее у похотливого куска мяса.

— Где эта чертова девка! — Голос афидо был похож на рокот барабанов, походя иногда на скрип уключин.

Спокойно, главное, не сорваться и подманить толстяка к борту галеры.

— Да, мой господин, я грязь у ваших ног.

До кормы локтей шесть, а Элани сильная девушка, но толстяк не один, а потому действовать нужно наверняка. Неловко споткнувшись, она покачнулась и, ухватившись за тунику хозяина, стала падать в сторону кормы. Послышался треск, и Элани с куском материи в руках больно ударилась головой о борт. Переигрывать в этом деле было нельзя, но расчет оказался верен, и жирный боров не отказал себе в удовольствии попинать нерадивую. Он всего лишь отводил душу, она же поставила на кон свое будущее, и два тела шлепнулись за борт.

Они скрылись под водой, но Элли зажала амулет в кулаке и совершила переход. Золотая цепь не захотела рваться, а потому пришлось взять спутника с собой. Но там он был безобиднее ягненка. Еще девочкой, выпросив камень у матери и бегая в Волшебную Страну, Элли захотела поделится и показать свой уголок одному мальчику. То, что для нее стало обыденным, обернулось для мальчишки кошмаром. Бедненький, он кричал, что ничего не видит и не может дышать, и девочка вернулась назад так быстро, как только могла. Оно и в самом деле было не для всех, это странное место.

Вы слышали, как визжат свиньи, когда их режут? Это было очень похоже, и внешность афидо дополняла сходство. Лежа под этим человеком, она не раз представляла, как помочится на его труп. Вот так вот, не более и не менее. Но, переполненная радостью победы, лишь сорвала цепь с жирной шеи и пинком отправила его назад, совсем забыв про глубину и изрядно хлебнув воды. Выплывет — его счастье, а если нет, то уж она-то точно горевать не будет.

Элани потянулась и встала, разминаясь. До берега осталось не более полулиги, а потому это последний заплыв. Да и голод давал о себе знать. Но всё было прекрасно, и через два-три года в одном из скифских селений станет одной-двумя зеленоглазыми и длинноногими девчушками больше. Кто знает, может, у одной из них тоже будет дар?..

— Завтра железо не бери, покажу кое-что, факультативно.

Накрапывал дождик, и мы потихоньку собирались. Последняя неделя называлась Неделей колюще-режущих предметов. Слышал, что можно саперной лопаткой срубить небольшое, с руку толщиной, дерево, но вот с одного удара! Теперь я тоже могу! И все мы в детстве кидали топор, насмотревшись «про индейцев», но то, что грабли страшнее нунчак, я осознал недавно. Нунчаки, правда, изначально всего лишь цеп для обмолота риса. То есть инструмент по своей сути шанцевый. Как мальчишка, дорвавшийся до новой игрушки, я накупил, наверное, с центнер садово-огородного инвентаря, понатыкав его тут и там и захламив весь лагерь в коридоре. Интересно, стреляет ли Виктор из пушки? И вдруг научит?!

Наутро я стоял на поляне, во все глаза разглядывая «арсенал». Перечень и в самом деле вызывал изумление, и я подумал бы, что ошибся, кабы все это богатство не находилось в руках Виктора.

Два оконных стекла, небольших, как раз, чтобы застеклить форточку. Кусок бельевой веревки не вызвал особого удивления, ассоциируясь с гарротой. Но на хрена ему сдался старый драный пиджак, явно снятый с огородного пугала?

Сунув мне пару кожаных перчаток не первой молодости, он хмыкнул:

— Учись, студент.

Стекло разбито, и осколки, вращаясь, полетели в ствол стоящей метрах в пятнадцати сосны. Некоторые втыкались, какие-то разбивались, но от дерева только ошметки летели. Я вообразил человека с голым торсом, и мне поплохело.

Вспомнив виденное «про индейцев», повтыкал острые куски в землю, под правую руку, и учитель одобрительно кивнул:

— Соображаешь, но не сильно увлекайся, ибо где стекло, там и асфальт.

Перчатки пригодились, и я с завистью смотрел на старшего, ведь он работал голыми руками.

Потом настала очередь удавки, которая оказалась пращой. Мишенью опять было дерево, и воображать что-то живое на ее месте не хотелось. Тщательно «записав» каждое движение, я кивнул на пиджак:

— Для маскировки?

— За швабру прячься, интеллигент. — Звучало как ругательство, но я знал, что Виктор шутит.

Побродив по поляне и подобрав два приблизительно одинаковых камня, размером с половинку кирпича, мой учитель рассовал их по карманам. Пиджак был скручен жгутом и… Похоже на вентилятор, только осью вращения стал Виктор. И ось не стояла на месте, извиваясь ужом, наклоняясь и попрыгивая. На ум пришло слово «метелить». Еще вспомнился Джеки Чан, но я уже упоминал, в чем разница между «по телевизору» и воочию.

Я отбил себе локти и раза три получил по темечку. Ткань, такая мягкая на ощупь, вдруг стала похожей на просмоленный канат и больно натирала руки. Однако к заходу солнца «базу», как ее назвал Виктор, я «записал».

— Недельки на три прервемся, к матери надо съездить.

Мы пришли ко мне, и я рассчитался. Договаривались по тридцать долларов за урок, но я добавил еще сотню, уж больно впечатлил факультативный курс.

— И всё же странный ты мужик.

Мы пожали друг другу руки, и он вышел за калитку.

У меня никогда не имелось дачи, и я плохо представлял, во что ввязываюсь. Конечно, можно бы нанять белорусов или молдаван в качестве тягловой силы. Несколько мгновений «на той стороне» человек выдерживал. Но руки зудели, а самоуверенность моя не знала границ. Короче, я решил обзавестись жильем «ТАМ». Не знаю, имелись ли прецеденты, но запрещающих знаков свыше точно не было, и я кинулся в омут с головой. Теперь, две недели спустя, я сидел посреди кучи стройматериала и уныло разглядывал кипу рекламных проспектов типа: всего две недели отделяют вашу мечту от реальности. Мечту идиота с полной мошной. Но мошна есть и у меня, и как ни крути, а другого кандидата на свято место не находилось. Учитывая же факультативный курс, я совсем запарился. Переброска заняла уйму сил, но я становился все крепче, гора постепенно меняла место прописки, и оптимизм возвращался. Приятной неожиданностью было то, что прибор в режиме «вперед» позволял выносить предметы обратно. Что не имело пока практического применения, но давало простор фантазии. Шутки ради я зашел в магазин «Автозапчасти» и «взял на слово» колесо. Термин позаимствовал у Лукьяненко, но брать пришлось в буквальном смысле слова «на пуп». Так что о непринужденной элегантности речи не шло. Продавец и охранник смотрели в упор, но руки У меня были пусты, а мелочь, помещающаяся в карманах, находилась за прилавком. Вышел из лавки я без проблем и минут пять ржал как лошадь. В общем, приборчик значительно расширял мои возможности, и я даже отнес его знакомому радиомастеру, и тот приладил индикатор питания. Источником энергии, кстати, были обыкновенные батарейки, что как-то не вязалось с возможностью «наворотить делов». И если один древний японец считал, что человек не должен зависеть от длины своего меча, то зависеть от севшего аккумулятора очень не хотелось.

Пару раз звонила Инна, но тем для разговоров не находилось, и получалось как-то скомканно.

Дни шли, домик постепенно обретал очертания. Я даже подумывал посадить рядом пару деревьев, но пока не до того. К тому же никаких признаков солнца на небе и в тени нет нужды.

9

— Здравствуй, надо поговорить. — Звонили по «любимому» номеру.

— Привет, где встретимся?

— Я дома, лучше подъезжай ты. — И положили трубку.

Я выехал из деревни и повернул на Москву. За прошедший месяц наши с Инной отношения не претерпели никаких изменений. Скорее стали более ровными, если можно назвать отношениями два или три звонка. Не встречались мы ни разу.

Я вошел в снятую мною квартиру, открыв дверь своим ключом и лишь потом подумав о приличиях. Но тактичность не была моей отличительной чертой, да и Инна от меня никак не зависела и при желании давно могла съехать. Она, умница, всё поняла правильно и не стала становиться в позу.

— Чай будешь?

— А то.

Девушка вкатила сервировочный столик, на котором помимо всего прочего стояла бутылка коньяку.

— «Камю», — гордо сказала она, но, глянув на мое лицо, лишь усмехнулась: — У тебя вид ценителя, не пробовавшего в жизни ничего экзотичнее самогона.

Что ж, пора настраиваться на волну…

— Академиев не кончали, барыня, — заблажил я. Чокнувшись, мы выпили, точнее, выпил я, а она, сунув нос в бокал, стала старательно изображать токсикоманку. Из детективов я помнил, что вроде бы полагался лимон. Или то было кино про текилу?

— Кто ты, Юрий? — Отвечать я был не готов категорически. — Вчера я была у Раи.

— Прекрасно, как она?

— Жива и здорова, между прочим! — Она постепенно распалялась. Ну еще бы ей быть неживой, после всех моих мучений.

— Рад за нее.

— И это всё, что ты хочешь мне сказать? — Тут она попала в точку, и я старательно продолжал изображать идиота.

— Если ты о наших с ней отношениях…

— Да кто ты такой, кто ты такой! Сидишь тут, дурочку ломаешь, а я встречаю свою сестру, которую убили на моих глазах. Ни про какое убийство она и слыхом не слыхивала. Более того, по ее словам, это я сбежала из больницы и сейчас ношусь по Москве, изображая из себя чокнутую. Пикник этот дурацкий на помойке. Это какая-то афера, да, Юра? — По ее щекам текли слезы.

Что ж, многая знания — многая печали. Оставалось лишь решить, насколько я ей доверяю. Ехидное «второе я», извините, если забыл вас представить, услужливо подсказало: да на все сто, ведь мертвые молчат. Она ведь и в самом деле в какой-то мере была мертва. Всё-таки странная скотина человек: ради спасения этой женщины я семь раз совершил акт убийства, а сейчас был готов убить ее самое, лишь бы не лезла в душу.

Я налил ей почти полный бокал коньяку, заставил выпить. Объяснять ничего не хотелось. Но рано или поздно, а я должен был обрести в ней союзника, а посему осторожно начал: ну, это может показаться странным…

Как оказалось, коридор действовал на нас по-разному. На меня и так и сяк, а на Инну только сяк. То есть он для нее существовал, но и только. Я мог взять ее с собой в обратное путешествие, но, вернувшись в прошлое, она совершенно ничего не помнила и на выходе часто теряла сознание. Какая уж тут практическая польза. Пожалуй, я бы не смог ее убедить, если бы не фокус «взять на пуп». И никакие игры в «угадайку» не возымели бы действия, так как для нее, как и для всех нормальных людей, существовало лишь одно течение времени, что с коридором, что без. И никаких тебе «назад в будущее». Надо сказать, что она своего рода уникум, ибо нормальный человек «ТАМ» задыхался либо сходил с ума. И пуля была актом милосердия. Если, конечно, те, кто нам встретился, могли называться людьми и заслуживали сострадания.

Каюсь, я скрыл от нее наличие прибора, справедливо рассудив, что на двоих его маловато, и успокоив совесть тем, что он-то ведь уже находился у нее, и что из этого вышло? Да и как выяснилось впоследствии, «ключом» он для Инны не являлся. С ее нервной системой резонировало нечто другое.

— Чем-то это похоже на бабушкины сказки. — Я вопросительно взглянул на нее.

— Ну, бабушка часто повторяла, что есть на земле место, где можно спрятаться, и никто тебя не сможет найти. Я, тогда еще совсем маленькая, просила показать это место, но она лишь качала головой: «Ты сама… когда придет время, ты самостоятельно сможешь его найти». Она будто бы что-то потеряла, что-то, что нельзя выбросить из памяти.

За окном шел первый снег. Мы сидели в моей избушке, трещали дрова в печке. Было уютно, как-то по-домашнему, и Инна снова стала Золушкой, ничем не напоминая ту светскую львицу, так потрясшую недавно.

— Я решила не возвращаться к мужу. — Она глянула на меня, оценивая реакцию.

Я же молча продолжал шевелить угли в печке.

— Юра, а давайте съездим в Париж, я приглашаю. — Учитывая, что на дворе стояло начало ноября, в Париж мне не хотелось. Не хотелось мне туда и в любой другой месяц.

Не подумайте, я застал жизнь «при Союзе», и лет десять назад всё бы отдал за такое предложение. Но теперь, когда мне были доступны все сокровища мира, ну почти все, мною овладела какая-то апатия. Лишь пару раз смотался в Варшаву, да и то лишь по причине безвизового режима. Всё-таки одно дело мечтать и знать, что твои грезы неосуществимы, и совсем другое совершать какие-то действия по формуле «были бы деньги». Что ж, со скукой надо бороться, теперь я понимал киношного принца Флоризеля.

Словно в ответ на мои мысли дверь со стуком распахнулась, и к нам ввалились четверо. Тот князек из казино и мой задушевный собеседник из туалета. Остальные двое были мне незнакомы. Не знаю, с чем шастают домовые, а у «туалетного» в руке был пистолет.

— Ребята, здесь Москва и совершенно другой уровень, — лениво начал я, прикидывая, сколько времени необходимо для маневра.

— Ты че, урод. — Видимо, оружие и хорошие манеры — вещи взаимоисключающие.

— А то, козел, что сидел бы ты в своем Задрыщанске, глядишь, и ручки бы остались целы.

Не обращая на них внимания, я повернулся к Инне:

— Сейчас пойдем туда, где пасмурное небо, но ты не бойся, просто потерпи минуты три, и я тебя заберу.

— Это ты отправишься на небеса, но сначала скажешь нам, где деньги. — Шестерка вопросительно посмотрел на хозяина, и тот слегка кивнул. — А то вам обоим будет очень неуютно.

И время вышло. Когда-то я любил читать фэнтези, и там очень много о поэзии боя. Не знаю, как там на мечах, а саперная лопатка инструмент абсолютно прозаический. Шанцевый, одним словом. «Туалетному» я отсек руку. Видать, планида у него такая. Двух статистов пришлось убить. Одному развалив горло, второго же рубанув в пах. Выл он ужасно, и я проломил бедолаге висок. Наверное, я всё же поймал пулю, так как возвращался в тень, а на рубахе осталась дырка с пятнами крови.

Но тело всё сделало само, и ранение из проникающего стало касательным. Князька же взял с собой. Он не кричал, а как-то глухо стонал.

Я подошел к Инне. Она сидела, спрятав голову в коленях и накрыв руками. Сидела и ждала. Подняв ее и «вынеся» назад, вернулся к главарю.

Я ничего ему не обещал, а потому и не обманул. Он сам рассказал то, что считал важным, то, за что надеялся купить свою жизнь. И если не соврал, то я стал на полмиллиона богаче. Я попросил девушку подождать в машине — в роскошном джипе этих… — а сам прибирался в доме. Хорошее место, но жить здесь я вряд ли смогу. Что ж, говорят, Париж хорош при любой погоде…

10

— Возьмите, батюшка, на нужды святой обители. — В конверте было пять тысяч долларов.

— За пожертвование спасибо, ежели от чистого сердца.

— Так ведь главное, что от сердца, а кто без греха… — Пожалуй, дерзить не следовало, и я поспешил перевести разговор в другое русло: — Хотим вот за границу поехать, мир посмотреть…

— Тоже дело не богопротивное. А далеко ли собрался?

— В Европу, в Париж, может быть, в Швейцарию.

— Слышал, у тебя случились гости?

— Ну… — набычился я.

— В защите дома своего и близких своих от заезжего супостата нет ничего недостойного. А потому властью, данной мне господом, отпускаю тебе грех твой. — Он сотворил святое знамение.

— Спасибо, отец Алексий. И вам, и Виктору за науку, преогромное.

— Не знаю, захочешь ли ты принять совет, и уж паче ему последовать. Но будешь во Франции, обязательно посети монастырь в Сен-Дени. Это чуть севернее Парижа. — Настоятель перешел на нормальный язык.

— Что, Мекка для туристов?

— Да нет, место спокойное, а в смысле туризма вообще безлюдное.

— А Васю Пупкина из Рязани так прямо ждут и не дождутся?

— Пора к вечерней готовиться. — И он, кивнув мне на прощание, вышел.

На этот раз мы собрались на квартире у Ленки, то есть для кого-то она уже, возможно, и Елена Батьковна, но наша компания существовала со студенческих времен, и церемонии были не в ходу. Стержнем наших отношений была вовсе не тяга к алкоголю, как вы могли подумать. Да и секса практически не было, а если и намечались какие-то связи, то «давно и неправда». И всё укрыто пологом братско-сестринских чуйствов. Всё-таки человек скотина, в больших дозах труднопереносимая, и с каждым из своих знакомых я соприкасался какой-то одной гранью. Вы и сами, наверное, замечали, что друг детства, стоило только начать какой-то совместный деловой проект, чаще всего оказывается некомпетентным. А любимая девушка, с которой вы дышите одним воздухом и восторженно таращитесь на Большую Медведицу, вовсе не разделяет большинства ваших интересов. И это не потому, что кто-то так уж плох. Просто вы перешли границу взаимоотношений. Много хотите, если проще.

Так вот, осью нашей компании была любовь к выездам «на природу». Причем в большинстве своем не банальных шашлыков с водкой, хотя они изредка, под настроение, имели место, а многодневных, по две-три недели походов по экзотическим местам. В пределах досягаемого, конечно. Шашлыкам же мы отдавали должное, вернувшись и, недельку отдохнув друг от друга, собравшись на «разбор полетов» и «разгляд фотографий», уступившим лет пять назад место видео.

Возможности мои в последнее время что-то расширились, раздвинув границы досягаемого, а потому я приглашал народ в Альпы.

— Ну, Юрка, ты даешь.

Я скромно потупился, ибо по нашим меркам это было как минимум шикарно.

Двухнедельный тур с полным пансионом. Билеты на самолет, в каждый из которых я вложил по пятьсот евро на карманные расходы.

— Да вот, дела неожиданно пошли хорошо, а я что-то стал откалываться…

Я и в самом деле пропустил последнюю вылазку.

Воодушевленная радужной перспективой, компания забыла про настороженность, с которой поначалу встретила появление Инны. С моей стороны это и в самом деле был нонсенс. Не то чтобы имелось табу, но чужих не приводили. И они не были чем-то плохи, но про это я уже говорил. Вылет наметили через неделю, и все весело шумели, обсуждая, кому что взять и нужно ли волочь горное снаряжение.

Лично я ничего с собой брать не собирался. Разве что чеки «Американ-экспресс», да еще отнести в построенный домик малость денег, тысяч десять — пятнадцать, на черный день. Надо сказать, что буквально нашпиговал свое новое жилище кучей разных энциклопедий и справочников, всевозможными каталогами холодного и огнестрельного оружия. Оружием тоже, так как запас… Накупил бинтов, йодов и всяких там панадолов. Мне-то в большинстве случаев пофигу, но — для успокоения души. Ибо победители делают невозможное, а неудачники — всё, что смогли.

Перелет прошел нормально. Приземлившись в Берне, первым делом прошел в туалет и навестил «фазенду», взяв назад что-то из кучи пресловутого садово-огородного инвентаря. Исключительно дабы убедиться, что всё работает. Я стоял с какой-то штуковиной в руке, напоминающей когтистую четырехпалую лапу, купленную мной в свое время из-за своего зловещего вида, и улыбался. Радостно так. Послышался вскрик, и вслед за дверным хлопком раздались убегающие шаги. На полу уборной лежал забытый кем-то дипломат. Черт, полиции только мне, идиоту, не хватает. Но трехсекундная «рокировка» всё исправила, и я пошел догонять своих.

— Господин говорит по-русски? — Это было воплощение любезности. — Чем можем быть полезны?

На лбу у меня написано, что ли? Хотя не мне судить профессионалов.

— Хотелось бы снять немного, на текущие расходы. — Я продиктовал заученные наизусть, так опрометчиво доверенные мне данные, мысленно готовясь к переходу.

— Дорожные чеки, кредитки, наличные? — Небеса не разверзлись, и по мою душу не бежали крепкие молодые люди в одинаковых костюмах.

— Кредитные карточки и немного наличных. Да, я хотел бы перевести треть суммы во Францию.

— Желаете воспользоваться услугами нашего филиала или предпочитаете какой-то другой банк?

Занятый размышлениями на тему «выгорит не выгорит», я не заглядывал так далеко, а потому лишь кивнул, что было истолковано патриотически.

Всё-таки Швейцария — удивительное место. Но нет, я в корне не прав. Это всего лишь одно из многих красивых мест на земле, населенное удивительнейшими людьми! Ведь красивых мест, как я уже сказал, много, а Швейцария на планете — одна. Поселились бы здесь, к примеру, албанцы или представители любой другой Мумба-Юмбы, и была бы сплошная нищета, поголовная неграмотность и большая вероятность рабовладельческо-крепостнических отношений. А эти ничего, живут, и что самое приятное — дают жить другим. Нам, иностранцам, казалось, что здесь ничего не происходит, эдакая пасторальная идиллия. На улицах нет полицейских с дубинками и наручниками. Никто против чего-нибудь не протестует. А если случается авария, то водители идут… в ближайшее кафе, дабы выпить по стаканчику и обменятся визитками. В то время как автосервис растаскивает помятые автомобили по станциям техобслуживания. Здесь самая сильная действующая армия, если считать на душу населения, ибо Национальная гвардия целиком состоит из добровольцев. И вечером, прихватив оружие, солдаты разъезжаются по комфортабельным квартирам, чтобы наутро снова стать в строй, ибо они готовятся в случае чего защитить СВОИ дома, а не чьи-то политические амбиции. Уважительное отношение к полиции продиктовано ее профессионализмом. Тем, что она, полиция, никогда не гонит волну. И уж ежели надо кого-то депортировать, то это делается тихо и незаметно. А всё то, что не нарушает приличия и общественный порядок, считается нормой. И никаких тебе операций «пешеход со сломанной ногой» или «сдай ствол, и сразу посадим». Представьте только: в этой стране НЕТ БЕДНЫХ, то есть в нашем понимании вообще нет. Десятки тысяч туристов прибывают в страну через границу, которая открыта круглосуточно. Для людей, едущих сюда потратить свои деньги. И государство не хватается за голову, считая, что пролетает мимо кассы.

А с виду — люди как люди, некоторые даже рыжие.

Так или примерно так я рассуждал, мерно покачиваясь в кабинке подъемника. Подходила к концу вторая неделя пребывания в этом раю. Впечатлений была масса, и по большей части положительных. Да что там, приятных впечатлений.

Мы прошли по нескольким альпинистским маршрутам, только представьте — по Альпам! Катание на горных лыжах и сноуборд, а вечером в каминном зале к нашим услугам имелся небольшой бар с весьма разнообразным ассортиментом. И уж конечно, непременные снежки. Вместе с нами отдыхала группа немецких туристов, и наши девочки пользовались огромным успехом. Впрочем, их фрау тоже побывали в кое-каких наших номерах. Что ж, друг для друга мы были экзотикой. Что никак не отразилось на целостности нашей милой компании, и в снежных баталиях мы выступали единым фронтом.

Хохочущие и разгоряченные, мы ввалились в холл пансиона. Хозяева, пожилая семейная пара, с напряженными лицами стояли перед экраном огромного, с метр по диагонали «Панасоника». В двадцати километрах к северу сход лавины накрыл автобус с детьми. Комментатор что-то возбужденно лопотал, то и дело поворачиваясь и указывая куда-то за спину. На экране тут и там мелькали спасатели. На миг показали перевернувшийся и полузасыпанный автобус с выбитыми стеклами.

— Юр, ну куда ты собрался, и здесь хорошо ведь. — Танюша, одна из наших девчонок, озвучивала мое желание взять напрокат автомобиль, попутно комментируя и мучаясь жутким любопытством.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… и вообще, переводи давай. — Как я уже сказал, церемонии у нас были не в ходу.

— А с тобой можно?

— Нет, — отрезал я, но тут же передумал, представив попытки что-то объяснить, не владея немецким, — хорошо, поехали.

— А вот и не хочу. — Она показала язык, но я знал, что крючок проглочен, и направился в гараж.

Лавина сошла в семнадцать пятьдесят три, и я решил, что часа хватит. Как всегда, не рассчитав время выхода и получив снежком в широко распахнутый рот. Но это были мелочи. Труднее было оттянуть Таньку от ее немецкого бойфренда и убедить пошпрехать, ничего при этом толком не объяснив. Но дело сделано, и не очень новый, по местным меркам, конечно, «Фольксваген» выезжает из гаража.

— Танюша, спроси меня, какое сегодня число.

Она покрутила пальцем у виска, но послушалась. Противным таким голосом:

— Юрок, а с утра сення какое было, пятнадцатое? А?

— Да не, родная, двадцотоё ужо. — Так вот, издалека, я попытался убедить ее в своей нормальности, прося протестировать на предмет твердой памяти. — Тань, тебе может показаться, что я буйный, но ты не верь. Просто погоди часок, и всё должно разъясниться. Ладно?

— Буйных мы не держим, Юра, — ответила она, и это было хорошо.

11

— Скажи им, что предчувствие. — Я заходил уже на третий круг, и происходящее начинало надоедать.

— Говорят, что их жизнь проходит среди лавин и не каким-то иностранцам их учить.

Крыть было нечем, кроме мата, а матом делу не поможешь. Это дома крепкое словцо могло служить аргументом в споре. Мы вышли на улицу.

Руководитель местной школы, владелец небольшого автопарка… в мэрию нас не пустили, сказав, что у господина мэра выходной. «Нарезать круги» я начал в кабинете начальника пожарно-спасательной команды, каждый раз выдвигая всё новый аргумент, не возымевший действия. Про предчувствие — это я, конечно, погорячился малек. Этим их, рационалистов и прагматиков, не прошибешь. К чести начальника спасателей, он принял мое заявление всерьез, долго куда-то звонил, но потом потерял ко мне всякий интерес. Мало ли по свету бродит сумасшедших?

Автобус выезжал из городка, и мой разгоряченный мозг не придумал ничего лучше, чем пойти на обгон и подставить зад «Фольксвагена» под передний бампер громадины. До лавины оставалось семь минут…

Переночевал в камере, а наутро меня встречали всем пансионом:

— Привет Виктору Талалихину!

Да уж, прославился, мать твою. Меня пригласили в кабинет начальника полиции.

— Не знаю, откуда вы узнали, как смогли почувствовать, но весь город у вас в долгу. Мне доложили, что вы предупреждали о лавине за час, но никто не решился поверить.

— Ну, там, у себя дома, я люблю ходить по горам, и чувства… — Я покрутил в воздухе раскрытой ладонью. Таня переводила, сделав страшные глаза.

— Мы знаем… спасатели просчитали ситуацию на компьютере. Лавина шла всего шесть минут, но автобус как раз попадал в интервал. В общем, спасибо вам. В нашем городке отныне вы всегда желанный гость.

Мы пожали друг другу руки и вышли из здания полиции.

В оставшиеся три дня не произошло ничего примечательного. Немцы уехали на следующий день, и баталий устраивать стало не с кем. Правда, приехали туристы из Швеции, но то были люди степенные, в возрасте. Представить их катающимися по снегу и пригоршнями пихающими его друг другу за шиворот было невозможно.

Мы с Инной проводили ребят и посадили на самолет «Швейцарских авиалиний». Надо сказать, что ни она, ни я не делали попыток к сближению, установив в отношениях какое-то шаткое равновесие. Немецкие парни восторженно цокали языками и вовсю пялились, но она умела эдак посмотреть… Хотя как будто она считалась моей пассией, но я рассматривал эту перспективу лишь умозрительно. Да и то дальше поцелуя не загадывал. Вот с ее сестрой Раей было проще, но видите, как оно повернулось.

— Дамы и господа, мадам и мсье, наш самолет совершит посадку в аэропорту имени Шарля де Голля через двадцать минут. Просим не курить и пристегнуть ремни.

Голос стюардессы повторял фразу на всевозможных языках, а меня словно током ударило. Ну конечно! Де Голль, кажется, дважды президент Франции, руководитель сопротивления, но самое главное, человек, благополучно переживший множество покушений. И ни единой тебе царапины. Вам это ничего не напоминает?

Самолет тем временем зашел на посадку, и мы потихоньку продвигались к таможенной стойке. А я оценивал шансы человека, обладающего даром сделать успешную карьеру. Шансы по сравнению с обычными людьми, надо сказать, огромные. И вольно или невольно в голове возникал вопрос: а много ли человек потерпят конкурента на пути к такой замечательной штуке, как власть? Тем более власть абсолютная, пусть даже в одной отдельно взятой стране. Утешало то, что Шарль де Голль жил давно и риска засветиться перед ним не было ну просто никакого. Но тема для размышлений была весьма и весьма интересной…

Таможенные формальности улажены, и таксист вез нас в гостиницу.

— Номер на двоих?

О Франция, и никаких тебе: «Покажите свидетельство о браке».

Я было мотнул головой, но портье этого не заметил, поглощенный моей спутницей.

— Да, мсье. — И прибавила еще что-то по-французски, от чего тот заулыбался и закивал головой. — Идем, дорогой.

Вот так «без меня меня женили».

Номер был двухкомнатный, с огромной ванной и большой то ли лоджией, то ли террасой, и я вздохнул с облегчением.

— Молодая пара привлекает меньше внимания, да и не впервой же нам жить в одной квартире. — Она распаковывала чемоданы. — Так что расслабься.

— Каков ваш план, мадемуазель?

— Сначала в душ, обед закажем в номер, и не мешало бы немного поспать. Хочется вечером быть свежей.

Возражать я и не думал, целиком доверившись пригласившей стороне.

Часа три, как водится, заняло приобретение гардероба, ибо никто не едет в Тулу со своим самоваром, и мы отправились кутить. Как и в прошлый раз, Инна блистала, а я, никем не замеченный, тихонько прятался в ее тени. Мы обошли с десяток ресторанчиков и кафе, нигде особо не задерживаясь. Просто нужно, как сказала мой очаровательный гид, «проникнуться атмосферой». И мы проникались, понемногу выпивая, пробуя различные пирожные и иногда танцуя.

— Всё хотел у тебя спросить, — я взглянул Инне в глаза, — ты помнишь «пикник на помойке»?

Ее лицо напряглось, но она утвердительно кивнула.

— Как это выглядело со стороны, когда я выходил?

— Знаешь, я тогда была слишком напугана, но вообще-то… Как будто в этот момент что-то отвлекало внимание, а стоило снова взглянуть — и тебя уже нет.

— Не сердись, я ведь хотел как лучше.

— Я знаю… а еще я чего-то жду.

— Хорошего или плохого?

— Да нет, скорее неизбежного, чего-то вроде инициации.

— Не знал, что ты у меня ведьма.

Перед одним из кафе выступал фокусник, и я не удержался. Извинившись перед спутницей, сбегал за угол и накупил цветов, отправив их в коридор. В одной из витрин на глаза попалась какая-то мушкетерская шляпа, и я прихватил и ее. Положив в цилиндр иллюзиониста двести евро, ведь я, как ни крути, являлся его конкурентом, я начал. Я накрывал снятой со столика скатертью предметы и оправлял их в коридор, чтобы спустя какое-то время извлечь обратно. Цилиндр вместе с деньгами исчез бесследно, обернувшись шляпой с плюмажем, а сумма в нем удвоилась, округлив обладателю глаза до размера блюдец. Апофеозом стал «танец с мусоркой», которую пришлось бросить возле домика, нанеся заведению материальный ущерб, но с полусекундной задержкой я проявился с огромной охапкой цветов, которую, выделывая замысловатые па, принялся раздавать присутствующим дамам. На долю Инны достался огромный букет роз. Возможно, с моей стороны это было и опрометчиво, но первого вечера в Париже у нас не будет, никогда.

С охапкой роз, в обнимку мы вернулись в отель, то и дело ловя на себе заинтересованные взгляды прохожих. Вообще-то я не обольщался, понимая, что для большинства смотрящих выполняю роль бесплатного приложения, но всё равно было приятно. Мы пожелали друг дружке спокойной ночи, и Инна скрылась в спальне, удостоив меня мимолетного поцелуя. Я лишь успел что-то буркнуть, а девушка уже исчезла за дверями.

Она пришла часа через два. Наверное, что-то такое она и планировала, но я со свойственной мне неотесанностью даже не подумал хоть немножко поухаживать. Мы занимались любовью молча. Она была слишком уязвлена тем, что пришлось самой делать первый шаг, я же боялся в очередной раз что-нибудь ляпнуть. Но первый день в Столице Мира был незабываемым.

Как много разумный человек может успеть за свою жизнь. Я сидел в общественной библиотеке Сорбонны и знакомился с биографией де Голля. И всё больше укреплялся в своих подозрениях, что это как раз «мой случай». Мог бы, конечно, догадаться и раньше, и Большая советская энциклопедия есть в убежище. Правда, там отсутствовал международный аэропорт, что меня несколько извиняло. Я захлопнул том и, отнеся книгу библиотекарше, отправился встречать Инну.

Нет, никогда мне не исправиться: вчера была наша первая ночь, и вот, пожалуйста. Никаких тебе романтических кофе в постель, бредней типа «сю-сю, я тебя люблю». Оставил записку: «Ушел по делам, надо кое-что проверить, проснешься — позвони». Ладно, посмотрим на ее реакцию, если уж сильно будет беситься — переиграем. Тем более что про де Голля разузнал. Да и вообще, пусть потихоньку привыкает.

Реакция оказалась приемлемой. Нормальная такая реакция. Не то чтобы она прыгала от счастья, но глаза выцарапывать не бросилась, и сцен не последовало. Хорошая девочка, если так пойдет и дальше, я думаю, мы поладим.

— Ты завтракала?

— Не успела.

Вот он, запоздалый шанс угостить девушку кофе! Постель сюда, постель, полцарства за постель!

— Ты извини…

— За что?

— Ну, убежал с утра, и вообще…

— Да ладно, я уже давно не девочка. И запомни: я еще ничего не решила.

Таким образом ссоры, которой я немножко опасался, не последовало, и мы зашли в ближайшее бистро.

12

— Что будем делать с молодежью?

— Пусть порезвятся, ведь необходимости в исполнителях пока нет, да и славяне…

— Чем плохи славяне?

— Да нет, но слишком уж они всё усложняют, при этом окончательный вариант всегда оказывается прост.

— Господа, господа, все мы когда-то были дикарями, плевавшими на всех и вся. — Говорил крепкий мужчина, на вид лет сорока. — К тому же так трудно удержаться первую сотню лет. Соблазны, проказы. Я им немного завидую.

— А что говорит Гроссмейстер?

— Как всегда — ничего. Полная свобода действий. По-моему, в последний раз он использовал право вето лишь в августе сорок пятого.

— Да, некоторые из нас настаивали на полном уничтожении всего, что связано с исследованиями в области ядерной физики.

— Но его правота так и не подтвердилась.

— Все живы, ну почти все, а это главное. Да и кто знает, насколько вперед он может заглянуть.

— А кто отслеживал Саддама?

— Кто-то из иудеев, но вмешиваться не стали.

Старинным замковым стенам, увешанным доспехами и охотничьими трофеями, удивляться не приходилось. Не раз и не два на протяжении сотен лет звучали под сводами беседы, подобные этим. Иногда собравшихся было больше, иногда чуть меньше. Иной раз присутствующие ограничивались просто разговорами, изредка на совет приглашался кто-то «из молодежи» и, подробно проинструктированный, отправлялся выполнять очередную миссию, на время которой все, кого успевали оповестить, расходились по своим «местам», в которых было странное небо и на землю никогда не падала тень. И уж совсем редко, то были единичные случаи, затевалась крупномасштабная акция, с привлечением большого количества участников. Такие операции требовали огромной скоординированности, заранее давался допуск погрешности, и несмотря на это, результат оказывался непредсказуем, и «молодежь» исчезала, а в мире происходил очередной катаклизм. Но к счастью, это случалось очень редко. В предпоследний раз «ворошить муравейник» пытались две тысячи лет назад, не дав забыть Голгофу. В последний же раз это было в начале прошлого века, что привело к событиям более реально ощутимым и, если можно так выразиться, «видимым невооруженным глазом». Да и покажите мне того, кто бы мог не заметить двух мировых войн.

Но как бы ни тужилась моль, переползая с нитки на нитку, скольких бы товарок ни звала на помощь, весь клубок ей не по зубам. И ничто не заставит трех старых женщин, что иногда, качая головами, заменяли испорченный кусок нити новым, размотать весь клубок.

Мы стояли у подножия Эйфелевой башни, и Инна держала меня за рукав.

— Не вздумай.

Нет, не играть мне в покер.

— А если осторожно?

— Тебе сколько лет, чудо?

Лет мне было тридцать четыре, но при чем тут возраст?

— А, делай, как знаешь. — И она направилась к лифту.

— Тебе посвящаю, глупая. — Но она даже не обернулась.

Мужская часть нашей компании изредка занималась промышленным альпинизмом. Иногда я ездил, иногда — нет. Конечно, с походом по горам малярное дело имеет мало общего, но звучит красиво, и деньги платили неплохие. Как раз игрушки для мальчиков. В связи с «получением наследства» я забросил всю эту дребедень, но при виде хоть чего-нибудь, что можно было покрасить, руки чесались неимоверно. Не то чтобы Эйфелева башня плохо выглядела, скорее наоборот, да и никто меня сюда не приглашал, но отступать или тем более переигрывать — ни за что!

Она очень удобна для подъема, башня. Конечно, ежели б не спонтанность, я бы подготовился лучше и оделся соответственно. Но в джинсах тоже неплохо, а кроссовки всегда были моей любимой обувью. Лез минут пятьдесят, и с тридцатой минуты меня снимало телевидение. Есть шанс стать звездой вечерних новостей. Два раза приседал отдохнуть, поплевывая вниз и усиленно изображая, как мне всё обрыдло и что такие вот эскапады для меня дело обычное. Какие-то юные особы восторженно визжали и бросались цветами. Одна гвоздика больно ударила по носу, но я лишь рыкнул и продолжал путь. Едва вылезя на площадку, я был увешан, словно гроздью сосисок, вопящими девчонками и, не выдержав веса трех или четырех тел, рухнул на пол. Одна чертовка кусала меня за ухо, а вторая ухитрилась поцеловать взасос, оставив след на шее. Да уж, место в вечерних новостях точно обеспечено. Инна же тихо бесилась, что было похоже на ревность, и это льстило. Но делать что-то было надо, ведь как-никак, а «залаз» был посвящен именно ей.

Кое-как выбравшись из-под нимфеток и отпихивая от носа микрофон с ярким кубиком, на котором были намалеваны какие-то буквы, я поковылял к ней.

— Орангутанг несчастный. — Она попыталась отвернуться.

— Но зато как весело!

— Ну и веселился бы с этими…

— С тобой как-то привычней. Да и вообще…

— Доволен? И что теперь?

— Ну… в фильмах обычно целуются, ты как, не против?

Камера оператора была направлена на нас, и Инна старательно изображала недовольство. Но скажите, есть ли на земле хоть одна девушка, которая в подобных обстоятельствах устоит?

В новости мы попали, но, конечно, не заняли центрального места. Карабканьем на предмет национальной гордости и одним поцелуем парижан не удивишь. Недоумение скорее вызвало бы, если б я ушел нецелованным.

Ничего особо примечательного в этот день больше не произошло. Как и в несколько последующих. Мой пыл поиссяк, и на проказы не тянуло. Мы жили как-то ровно, как супружеская пара, проведшая вместе много лет, знающая привычки друг друга и снисходительно смотрящая на маленькие слабости. Я не пытался как-то повлиять, предоставив Инне решать самой, что и как сделать.

Иногда она приходила ко мне ночью, иногда — нет. Мы могли целый день просто сидеть обнявшись, смотря телевизор, а назавтра она собиралась и пропадала, ничего не объяснив. И я, предоставленный самому себе, часами бродил по городу, изредка перекусывая в маленьких кафе. Но это не портило отношений, и вечером мы, поужинав, расходились по своим комнатам. Причем она никогда не оставалась со мной, а если хотела близости, то приходила позже, что-то решив про себя.

В одно такое утро, проснувшись и не обнаружив Инны, я позавтракал и вышел на улицу. Давно собирался посмотреть, что такое французский бокс. Нет, не подумайте, я не раз видел бои по видео, но хотелось подыскать какой-нибудь маленький зальчик. Куда можно было бы иногда приходить тренироваться. Просить Инну вычитать что-нибудь в рекламе я почему-то стеснялся. Сам же в языке ни бум-бум. Конечно, быть глухим в стране говорящих не очень-то приятно. И свободное время надо бы посвятить навыкам общения и записать несколько уроков. Но вот поди ж ты…

На зал я наткнулся кварталах в десяти от гостиницы. Языковый барьер не помешал договориться, тем паче что у входа большими арабскими цифрами была указана цена за час аренды. Хочешь — тренируйся сам, хочешь — под руководством инструктора. За отдельную плату можно было нанять спарринг-партнера. Огромного детину, готового за двадцать евро в час изображать из себя грушу и время от времени махавшего над моей головой лопатообразными ручищами. Он иногда зевал, и на лице у него была написана такая скука, что прямо возникало чувство неполноценности. Неудобно как-то было, словно оторвал человека от более важных дел и он ждет не дождется, чтобы этот назойливый человечек поскорей закончил свою детскую возню, позволив вернуться к каким-то, одному ему известным более важным занятиям.

Напрыгавшись вволю и приняв душ, побрел дальше. Выпил кофе, немного погулял по улицам и возвратился в отель. Инна еще не пришла, что было нарушением традиций, так как мы всегда ужинали вместе. Я решил подождать, но примерно через часа два не выдержал и спустился в ресторан. Поужинав и немного обидевшись, я не придумал ничего лучше, как лечь спать, рассудив, что я ей никто и никаких прав на нее не имею.

Сплю я крепко, а потому, проснувшись, зашел к ней в комнату. Кровать была пуста и не смята, и я почувствовал легкую грусть. Что ж, каникулы кончились. Я подавил в зародыше мелькнувшую было мысль вернуться на сутки назад и проследить. В конце концов, она свободный человек. А я не пуп земли и не восточный князек, считающий, что все женщины мира должны принадлежать ему, а тех, что не принадлежат, относящий к разряду досадных недоразумений. Повторив вчерашний день с точностью ксерокопии, я начал испытывать легкое беспокойство. Конечно, Париж не Москва и Инна уже большая девочка, но она была не настолько взбалмошной, чтобы уйти вот так, не попрощавшись и не взяв ничего.

13

Да, знаю-знаю и помню, что все предыдущие попытки как-то влиять на события с помощью коридора заканчивались непредсказуемо. И всё сводилось к формуле «спереть и спрятаться» или «дать по мозгам и убежать». Я говорил себе, что самым разумным выходом будет вернуться и просто поговорить с ней, и если она решила уйти столь внезапно, то не мешать. А если что-то произошло помимо ее воли, то дать по мозгам кому-либо — дело святое.

Но я — как тот ребе, которого застукали в бане с девочками в святой пост: дети мои, делайте, как я говорю, а не как поступаю. Я решил проследить за ней, к чему и стал готовиться, купив черный спортивный костюм и мягкие, черные же кеды. О том, что есть детективные агентства, я подумал задним умом.

Час ночи — детское время для пятизвездного отеля, и народу было полно. В своем костюме ниндзя я и впрямь был неотразим. На меня только что пальцем не показывали. Заинтересовавшись, а куда же это все смотрят, она обернулась, и наши взгляды встретились. Улыбнувшись и покачав головой, она впорхнула в такси. Машин на стоянке, конечно же, больше не было. Даже не став возвращаться в номер, я отдалился немного от входа и «вошел» в коридор. Отмотав полдня назад, которые посвятил изучению русско-французского разговорника, я отправился нанимать частного детектива.

— Мадемуазель села в такси, доехала до бульвара дю Серве и перелезла через ограду особняка барона де Моник. Затем, выдавив стекло бельэтажа, проникла вовнутрь. В семь утра оплаченное вами время кончилось, и наш детектив покинул пост.

Внутрь за ней они, конечно, не полезли. Что ж, даже это было немало, и свои двести евро сыскари отработали сполна. Вы правильно догадались, вовнутрь за ней полез я. Вернее, перед ней, вспомнив забавы в бюро. Я попросил детектива нарисовать расположение окна и, купив в книжном магазине каталог парижских поместий — есть, оказывается, и такой, — постарался получше запомнить планировку помещений. Ну да если что, вернуться и уточнить никогда не поздно. Вот тут-то и пригодился костюм ниндзя, по крайней мере на него налипло столько пыли и паутины, что выбросить было не жалко.

До встречи оставалось минут пятнадцать. Я перелез через забор и направился к особняку. Согласно плану из комнатушки, в которую проникла Инна, был лишь один выход, в помещение побольше. И к счастью, окна его были расположены за углом, так как разбитое стекло могло отпугнуть милую разбойницу. Я смочил газету из захваченной с собой бутылки и налепил ее на стекло. Судя по докладу агента, в момент проникновения девушки вовнутрь никаких признаков сигнализации не было и полиция не приезжала. Лежа на спине, я уперся обеими ногами, и стекло, не беззвучно, правда, но и без грохота, упало в подвал. Повыдирав из рамы осколки, я протиснулся в помещение и приготовился встречать ненаглядную. Немного погодя раздался негромкий шум, похожий на недавно произведенный мною. А спустя пару минут дверь открылась, и показалась Лара Крофт. Я притаился, а она вышла в коридор и стала подниматься. Что же, не один я готовился. Инна уверенно двигалась вперед, и я крался за ней. Она поднялась на второй этаж, вошла в спальню и вскоре выскочила оттуда, налетев на меня, приложившего ухо к замочной скважине. Послышался женский крик, и на пороге показалась дамочка лет тридцати в ночной рубашке. Мадемуазель пнула меня ногой, а Инна… исчезла. Всё было, как она и рассказывала: я на мгновение отвлекся, пытаясь увернуться от маленькой ножки, а когда посмотрел опять — ее и след простыл. Уменьшение числа противников вдвое ровно настолько же увеличило агрессивность моей визави. Я перевалился через перила балюстрады и приземлился уже возле лагеря.

Переключил прибор в режиме «вперед» и перевел дух. Надо сказать, что я никогда не выносил его, а, расположив в непосредственной близости от места перехода, просто оперировал кнопками, буде необходимость отмотать или же просто спрятаться.

Выходит, Инна — одна из нас… Я был почти уверен, что не являюсь уникальным. Ну не может природа взять и, к примеру, создать одного розового крокодила. У него обязательно должны быть братики и сестрички, а также папа с мамой. Пусть даже все они и зеленые, но ведь откуда-то же он взялся, такой красивый. А значит, непременно где-то должен быть еще кто-то похожий.

Раз пропажа Инны была ненасильственной, то рано или поздно, а она объявится, а потому я решил последовать совету отца Алексия и посетить городок Сен-Дени, что к северу от Парижа.

Я расплатился с водителем и вышел из такси. Справочник не обманул, и это был ничем не примечательный промышленный городок. Город-спутник.

Современные жилые кварталы, промзоны. Ну прямо всё как у нас. Единственное, что попадало под определение «монастырь», было аббатство, построенное в двенадцатом веке и служившее «кремлевской стеной» для французских королей. Такая древность не укладывалась в голове, и я немного робел.

Я подошел к ограде аббатства. Никаких мыслей не было вообще, не говоря уже о продуктивных. А чтобы получить ответы, надо как минимум задавать вопросы. Спросить, что ли, у привратника, который час, и убраться восвояси? Страдая из-за нелепости происходящего, я пошел вдоль ограды. Привратник и в самом деле имелся, и ворота были открыты.

Приятно удивила табличка с надписью на многих языках. В том числе и на русском. Погрешил, выходит, отец настоятель против истины, и туристы имеют место. Или просто давно здесь не был? Из надписи следовало, что на языке родных осин про историю аббатства мне расскажут никак не ранее двух часов. А потому три ближайших часа я был свободен как ветер. Что, скажите мне, может мужчина делать в незнакомом городе, единственной достопримечательностью которого является монастырь? Экскурсии в который надо ждать к тому же аж целых три часа? Правильно, развернуться и свалить оттуда. И я отправился пить пиво, ибо в компании с толстяком, как известно…

— Церковь аббатства, строительство которой было закончено в тысяча сто сорок четвертом году, несомненно, оказала огромное влияние на последующее развитие готической архитектуры.

Я с трудом подавил зевок. Ну да, красиво, мрачновато, правда. Но какое это имеет отношение к моим проблемам? И что это за проблемы вообще. Пропажу Инны я таковой считать перестал. Помните анекдот, где лежит голая девушка, прикрытая лишь сомбреро, и в ответ на предложение помочь человеку другой собеседник отвечает: сам залез, теперь пусть сам и вылазит.

— …был послушником аббатства. За спасение юного дофина он был приближен ко двору и пожалован титулом. — Я прислушался повнимательней.

Как оказалось, этот служка был воплощением святости. Всегда был рад помочь добрым советом и предостеречь от опрометчивых поступков. Что не очень-то нравилось более достойным братьям. Неизвестно, чем бы это закончилось, но он, «услышав глас Божий», вовремя поднял тревогу по поводу кареты с королевским отпрыском, упавшей с моста.

Интересно, интересно. Но триста лет, отделяющие меня от сих славных дел во всех отношениях достойного юноши, сводили утилитарную пользу информации к нулю. Разве что могли служить практическим пособием «Как возвысится и приобрести влияние при дворе». Ко двору мне не хотелось, скорее, после выпитого пива нужно было во двор.

Безмолвный служитель, несомненно сталкивавшийся с подобным поведением не впервые, молча указал расположение нужных мне апартаментов. Не став присоединяться к группе, я просто бродил, рассматривая убранство церкви. Двери с табличкой «Настоятель» или «Святой аббат, прием по личным вопросам с…» нигде не наблюдалось.

Вот попробуйте «продать талант», если вокруг одни лишь стены. Пусть не совсем голые, пусть даже сто раз памятники мировой архитектуры.

Выходит, без общества я ничто и мой дар — дар паразита. «Грызун мелкий, сумчатый». Почему сумчатый, я и сам не знал. Видимо, пришло время самобичевания, вот я и понес ахинею.

— Если бы грызуны не были нужны, вряд ли господь допустил бы их существование.

Должно быть, я какое-то время говорил вслух. Стало досадно, как будто меня застали за чем-то неприглядным, и я шагнул было в коридор. Но говорили со мной по-русски, и любопытство взяло верх. В конце концов, любая информация могла пригодиться.

Я вопросительно взглянул на собеседника. Лет сорока пяти, спокоен, как человек, много повидавший и готовый к любым превратностям судьбы, крепок. Моего «мерцания» не заметить он не мог, но на его лице это никак не отразилось.

— Мне кажется, нам есть что сказать друг другу. — Акцент был еле заметен, но всё же чувствовался.

Я по-прежнему молчал, плохо соображая, что должен говорить и должен ли вообще.

Кабинет всё-таки наличествовал. Без таблички, правда, но зато с огромным монитором, немаленьким системным блоком и кучей всякой дребедени, вроде модемов, факсов и прочих там принтеров.

— Итак, Юрий, вас просили передать привет от Алеши? — Собеседник наливал коньяк, стоя ко мне спиной, и выражения его лица я не видел. «Алексей, Алешенька, сынок», — зачем-то пришло на ум, и тут я врубился. Ну конечно, отец Алексий! Но как он узнал? Ведь я сам еще вчера…

— Я тоже экстрасенс. Любитель.

Забавляясь в «Бюро», я не предполагал, что надо мной кто-то может сыграть одну из моих шуток. Смеялся он заразительно, и я не замедлил последовать его примеру.

14

— И что, есть какие-то ограничения?

— Да нет, в общем-то никаких. Правда, мы стараемся не действовать друг против друга, не затевать «крупномасштабных войн». В конечном итоге старший всегда оказывается сильнее. И не потому, что обладает каким-то особым потенциалом. Просто он живет дольше.

В последние полчаса меня мучили две мысли: «споймали, гады» и «что мне за это будет». Но ловить, вернее, хватать меня никто не собирался. И, как я пытался осторожно выяснить, наказывать за ранее содеянное тоже. Ну не станете же вы казнить дитя неразумное за то, что он убил из рогатки пару голубей и спер у соседки варенье. На моей грешной душе постепенно легчало. И я принялся тешить любопытство.

— Отец Алексий… он тоже?

— Нет, но, по-моему, он догадывается. Я был в Сопротивлении и после войны не спешил становиться пай-мальчиком. Русское ГРУ собрало на меня кое-какой компромат. Так, баловство. И попыталось шантажировать. Поиздевался я над ним на славу!

— Но ведь ему девяносто, а вы… — Я окинул взглядом собеседника.

— Мне сто сорок пять. — Сказано это было так просто, что у меня отвисла челюсть.

— А мистер Мак-Лауд тоже придет? — В смятении я ляпнул первое, что пришло в голову.

— Мак-Лауд не придет, но, если хотите, я лично знаком с Андрианом Полом.

— Да нет, это я так, от неожиданности.

— Мы не бессмертны в прямом смысле слова. И теоретически любого из нас можно убить из обыкновенного ружья или зарезать. Но на практике страшна лишь разрывная пуля в голову или что-то мгновенно отключающее сознание, взрыв, например. Соблюдая минимальные меры предосторожности, можно дожить до глубокой старости. Хотя от старости никто из нас еще не умер.

Воодушевленный открывшейся перспективой, я молчал, но всё было написано у меня на лице.

— Ну же, смелее.

— А… сколько лет старшему из нас?

— Что-то около семисот. Чем старше становишься, тем более тщетным всё кажется. Дети умерли, а внукам и правнукам даже и признаться неудобно, чей ты дедушка, а то ведь побьют. Многие уходят в коридор. Навсегда или надолго, никто не знает, ведь место у каждого свое, и гостей мы не принимаем.

Я ничего не стал говорить, не ходят друг к другу в гости, ну и ладно.

— Так дети?..

— Сколько угодно, поначалу это многим нравится. — Он улыбался.

— Скажите, а женщины, они тоже…

— Ни с одной из наших женщин за все годы так и не удалось толком поговорить на эту тему. Но я думаю, что нет. То есть у каждой из них есть свое убежище, но «возвращаться» они не могут. Наверное, это к лучшему. Зато долгожителей среди них больше. Видимо, женщина иначе устроена. Она меньше озабочена судьбами мира, у нее меньше амбиций. Или амбиции ее лежат в несколько другой области. Они просто живут, наслаждаясь каждым мгновением. Да, многие из них считают это тайной, так что не спешите разочаровывать.

Мы недооцениваем убойной силы сериалов. Мак-Лауд крепко засел в голове и норовил вылезти наружу.

— А как нам узнать друг друга?

Он опять засмеялся:

— А зачем? Солдат ребенка не обидит, а со сверстниками иной раз даже приятно подурачиться. Не лишайте себя сюрпризов, друг мой!

Мы тепло попрощались, а темечко прямо жгло ощущение «смотрин». Более года я наслаждался полной свободой, и хотя не был снобом, сейчас понял, что смотрел на людей немного свысока. И вот не очень жесткая, но всё же конкуренция. Но ничего страшного не произошло, а необратима только разрывная пуля в голову. Да и то наличие «старших товарищей» ставило это под сомнение.

День, несомненно, прошел не зря, и голова шла кругом от новых сведений. Назавтра Инна не появилась, а в спортзал мне что-то не хотелось, и я решил немного полюбопытствовать, наняв детектива.

— Про ночное происшествие известно мало, ничего ценного не пропало, какая-то брошь. Стоит пустяки, и в полицию обращаться не стали. Но приходящая прислуга рассказала, что вчера во время приема буквально из ниоткуда появилась голая женщина. Смутившись и пробормотав что-то вроде извинений, она попыталась выйти. Но хозяйка поместья вцепилась ей в волосы, и на этот раз пропали обе. — Было видно, что рассказчик не был уверен в моей реакции и говорил осторожно, проверяя впечатление. Его можно было понять, ибо репутация агентства напрямую зависела от качества информации. Здесь же попахивало мистикой.

— Через мгновение, по словам очевидцев, мадам появилась среди гостей и начала атаку на мужа, обвиняя его в «наглой и подлой измене». В ход пошли тарелки с холодной закуской, и прием пришлось завершить немного раньше… — Разговор сворачивал в более привычную для него колею, принося видимое облегчение.

Я расплатился и добавил щедрые премиальные, заверяя хозяина агентства, что очень доволен его работой.

Чем были вызваны «невинные дамские шалости», оставалось только догадываться, но каков стиль. Прийти голой на прием к любовнику! Да, девочка делала успехи. Открытым оставался вопрос: кто же тогда я? Но ответ на него бродил в голом виде где-то по берегам неизвестной мне реки.

Бродил, вернее, шлялся еще целый день.

— Ну и как прикажешь это понимать? — Тон у меня был обличительный, но я был несказанно рад.

— Чем ты собрался понимать, ведь в голове у тебя… — Это была всё та же Инна, и, судя по тону, в отношениях наших не произошло существенных перемен.

— Я тоже тебя люблю, дорогая, но могла бы хоть предупредить.

— Думала управиться быстрее, но вечеринка затянулась.

На большее я вряд ли мог рассчитывать и решил довольствоваться малым. И всё потекло, как всегда: я стал посещать тренировки, изредка Инна вытаскивала меня в оперу, но ценителем я не был и просто «отбывал».

Спустя недели две мы от нечего делать ходили по супермаркету. Ели мороженое, время от времени примеряя то одно, то другое, ничего особо не собираясь покупать. Я хотел спортивный костюм поновее, и вот шопинг затянулся.

— Погоди, дорогая, я кое-что вспомнил. — Я направился в секцию, торгующую видеокамерами.

— Что-то собрался снимать?

— Да, ненаглядная. Надеюсь, тебе понравится. — Я был сама тайна.

— А я там буду?

— Конечно, солнышко, ты моя героиня. — Я вставил кассету и приготовился.

— Это ты, проститутка, я тебя узнала! — Вопили по-французски, но проститутка, она и в Африке проститутка. Об остальном же я догадался по эмоциональному накалу.

Молодая женщина, не так давно столь усердно пинавшая меня ногами, вцепилась Инне в волосы. Судя по всему, всерьез и надолго. То, что произошло дальше, было сюрпризом даже для меня, ибо, поторопившись за видеокамерой, я «недосмотрел».

Не особо пытаясь отбиваться, Инна одной рукой схватила фурию за платье и, зажав в другой руке кулон, висевший у нее на шее под одеждой, исчезла. Вместе с платьем. Правда, через долю секунды появившись снова. Но платья в руках у нее уже не было.

Ошарашенная бабенка завизжала так, что готовы были повылетать стекла. Про нас как-то забыли, и я продолжал снимать, а ведьмочка, гордо подняв головку, пошла к выходу.

— Мадемуазель. — Охранник не знал, что предпринять.

В руках у Инны ничего не было, а голословные обвинения голой дамы, простите за каламбур, к делу, как говорится, не пришьешь…

Да, судя по словам человека из аббатства, — кстати, он так и не представился, а я, ошарашенный свалившимися на меня сведениями, как-то забыл спросить, — женщины обладали более скромными возможностями. Но пользоваться ими могли очень даже эффективно.

— Мсье, здесь снимать запрещено! — Не нужно быть полиглотом, чтобы понять.

И я выбросил камеру в коридор. Мелькнув так быстро, что охранник только мотнул головой, оторопело уставившись на мои пустые руки. Но предъявить нам было нечего, и мы беспрепятственно вышли.

— А ты ничего, соображаешь. — Я пытался подлизаться.

— А ты, между прочим, мог бы и предупредить бедную девушку.

— Зато теперь имеем ценный материал. Когда назначим просмотр? — Я пытался выяснить степень своей вины.

— Да хоть сегодня. Будет даже весело.

Я уже говорил вам, что она умная девочка?

15

— Таким образом, ущерб, нанесенный вами на контролируемой мною территории, я оцениваю в триста тысяч евро.

Говоривший был уверен в своей силе и праве повелевать людьми. А потому был вежлив. Мне же было интересно. И потому я тоже не хамил. Инна ушла в тень, ничего не объяснив, просто среагировав на опасность. А я вот отдувайся. Он говорил, разумеется, по-французски, но рядом был переводчик. Явно соотечественник с замашками Промокашки. Кто не знает, это из места встречи, которое изменить ну никак нельзя.

— А доказательства? — Я был и в самом деле ни ухом ни рылом.

— Доказательства будут в руках у полиции.

— Если? — Само собой напрашивалось продолжение, так как если бы захотели сдать, то давно бы уже сдали.

— Всегда приятно иметь дело с умными людьми. Здесь план мероприятий. — Он бросил мне на колени кожаную папку. — У вашей пассии несомненный талант, а потому сроку даю месяц.

Я открыл папку, а они засобирались.

— Да, и не обольщайтесь. — Он щелкнул пальцами, и подголовник кресла прямо-таки разорвало. — Оревуар, мсье! — Это я понял без перевода.

«Практически неуязвимы, разве что разрывная пуля в голову…» — вспомнилось вовремя, а главное, к месту. Да, мальчик, это Париж, и здесь совсем другой уровень. И в самом деле кретин, ну что мне стоило дать ей сотню-другую тысяч. Спал бы сейчас спокойно. Она, умница моя, и в самом деле времени даром не теряла. За месяц с небольшим, прошедший с момента инициации, — более двадцати ограблений. Или всё-таки краж? Как будто так уж важно, с кем я сплю, с грабительницей или с воровкой. Мог бы и догадаться, что фокус с платьем возник не на пустом месте, уж больно здорово у нее получилось. И всё же молодец! Я в ее возрасте еще сомневался и корчил из себя моралиста.

Я начал читать и присвистнул. Да-а, аппетиты у ребят, прямо скажем… За мифические триста тысяч они хотели чуть не пол-Версаля, ну и еще кусочек Лувра в придачу. Интересно, когда Инна обратила на себя их внимание? Хотя какая разница, убедить ее я не смогу, даже вернувшись. Только оттолкну. А без меня ей будет трудно. Судя по тому, на что они раскатали губу, в живых нас оставлять не собирались. Ну разве что Инну. Да и то ненадолго, так, пока не надоест.

Она появилась часа через два. Виновато потерлась носом о мою щеку и захлопала глазищами:

— Ты извини, а?

— Не судите, да не судимы будете, так, по-моему, сказано в Писании? — Она благодарно улыбнулась. — Что будем делать и есть ли у нас план?

— Есть ли у нас план? Есть ли у нас план? — Голосом мистера Фикса загундосила она. — У нас целых ТРИ плана! — Это радовало, в смысле оптимизма, так как, насколько я помню, все планы мистера Фикса кончались полным крахом.

— Пойдем погуляем. — Я не исключал возможности прослушивания, о чем усердно жестикулировал.

Инна всё поняла правильно, и спустя пару минут мы шли по одной из парижских улиц.

— Ну, выкладывай. — Я посмотрел на нее и приготовился слушать.

Излагала она минут пять, но все три плана были вариациями на тему спрятаться. Убежать и спрятаться, надавать по мозгам и спрятаться и сдать их, таких нехороших, в полицию и опять же спрятаться. Бегать мне не хотелось, о чем я и заявил, заслужив восторженный поцелуй. Перспектива сузилась, зато появилась возможность выбирать из двух зол. Оставалось решить, какому из них отдать предпочтение.

— Ты мне доверяешь?

Инна вопросительно посмотрела на меня:

— В смысле?

— Ну не путайся в это дело, есть кое-какие интересные мыслишки. — Я нагло врал и надеялся, что мое лицо меня не выдаст.

— Да ладно, что нам эта шваль. Да и вряд ли они контролируют всю Францию, а уж тем более весь мир.

— Ты права, но я здорово испугался и хочу немножко отыграться.

— Что я слышу, Юрий? Ты, железобетонный, с арматурой вместо нервов, и вдруг испугался?

— Да ладно тебе, нормальный я, поняла? И по ночам мне иногда снятся кошмары.

— Хорошо, и что я должна делать?

— В том-то и дело, что ничего. Сможешь пару дней ничего не делать? В смысле не проказничать?

— Ну, побездельничать — это пожалуйста, а вот не проказничать вряд ли.

— Всё серьезней, чем ты думаешь.

— Ерунда, а на их хитрые ж… есть кое-что с винтом.

Я посчитал, что согласие получено, и замолчал, пытаясь собрать мысли в кучу.

Конечно, заманчиво решить проблему с помощью убийства. Но в свете последних событий нужно хотя бы собрать минимум сведений. Кто, что и почему такая самоуверенность? Возможно, старший? Но по всем прикидкам выходило, что это не мог быть никто из наших: не тот почерк. Да и любой из нас прекрасно понимал, как трудно просчитать все варианты. И любая маленькая ссора могла обернуться черт знает чем. Как бы ни малы б мои возможности, но они у меня имеются, и с этим стоило считаться. Кто-то, кто не знает о моем существовании? Но, судя по «смотринам», мы с Инной пара достаточно заметная. Да и по жизни, я надеюсь, тоже. То-то и оно, что по жизни. Были еще мои ровесники, плюс-минус, но их я отбросил практически сразу, так как мы все одиночки, а здесь чувствовалась организация. Как ни крути, выходило, что это очередной местный князек. И на душе стало как-то легче, ибо князьков я не боялся.

* * *

— Оревуар, мсье! — Дверь за ними закрылась.

Второй раз я прокручивал наш диалог в режиме просмотра. Инкримировать гостям ничего нельзя, а от того, что можно, любой адвокат в считанные минуты не оставит камня на камне. Если, конечно, до них дойдет, до адвокатов. Меня постепенно разбирало зло. Если этот… платит околоточному и содержит пару папандопул, то уже сам черт ему не брат. Я хлопнул себя по лбу: вот он, готовый ответ. Разозли того, кому он не платит. Кого-то рангом повыше, так чтоб околоточные и заикнуться не смели, принявшись усердно рыть землю.

Я разошелся не на шутку. Решив, что недели хватит, я вернулся и начал действовать. Сначала занялся сбором информации, поручив это платным детективам. Как и предполагалось, держал он не весь Париж, и даже не половину. Но мелкой сошкой не был. Так, средних размеров хищник. Но парочке иностранцев проблем, конечно, мог доставить ой-ой-ой.

В качестве гончей я выбрал одного из замминистров юстиции, удостоверившись, что у того достаточно влияния, чтобы не отступиться. Конечно, шутка, которую я собирался с ними сыграть, не очень красива. Но я утешился тем, что по крайней мере на этот раз все останутся живы. Два раза пришлось навестить загородную резиденцию моего «работодателя», ведь как ни крути, а ежели б не он — нежились бы мы с Инной и наслаждались ничегонеделанием. Так вот, в поисках улик, бродил по особняку. Никаких тебе зажигалок с монографией, никаких именных документов. Ничего не разбросано тут и там и не просится в руки. Прислуга приходящая, а охранник валяется связанный, чтоб не путался под ногами. Да и по-русски он не говорил… Кусая губы, я обратил внимание на видеокассеты, вернее, на этикетки. У вас что на них написано? Правильно, названия фильмов. А если снимали видеокамерой? Вот и на нескольких из них стояли женские имена и даты. Не такие уж давние, между прочим. Кинув всё в сумку и прихватив пару безделушек на память, я ретировался.

Кассеты оказались любительской порнушкой с «работодателем» в одной из главных ролей. Никакого криминала, и законом не запрещено. Ну любит человек женщин. А кто их не любит? Ну, малек сентиментален. Так вы ведь тоже храните фото любимых девушек. Время поджимало, а потому я решил довольствоваться тем, что есть. Из газет знал, что выбранный мною замминистра в день нашей встречи с князьком собирался праздновать сорокалетие супруги. И в подарок приобретено жемчужное ожерелье. И жемчужин много, и все чистой воды. И цена подходящая. Где-то под полмиллиона. Жаль, конечно, портить женщине праздник, но ведь я собирался его вернуть. На месте ожерелья я оставил кассеты. Надо же мне хоть чем-то их порадовать?

Правильно, на место кассет пришлось положить безделушку. Триста тысяч, говорите? Получите, пожалста, с процентами. Расписочки не надо. В протоколе, козел, распишешься.

Заглянул к нам на огонек он часов в девять вечера, а из газет я знал, что празднование началось в восемь. Вряд ли щедрый муженек станет доставать подарок заранее, так что часа должно вполне хватить. Как раз успеют поставить всех на уши, посмотреть видео и нажать на все рычаги. В общем, сразу после нашей беседы — тю-тю. Оставалось часа два, и я решил посмотреть, что за чудик испортил мое кресло. Забравшись на крышу противоположного дома, я установил видеокамеру, снабженную таймером, и вошел в холл.

Он ничуть не изменился с нашей последней встречи. Господин аббат стоял и улыбался, как будто роднее меня у него во всём Париже никого не было.

— Пришло волновое сообщение, Юрий. И вас просят отменить операцию. — Он был, как и тогда, спокоен.

— К-какое сообщение? — Я отупело уставился на него.

— Насколько я знаю, у нас еще часа полтора. Пойдемте немного погуляем.

Мы вышли, и, малёк помолчав, он начал:

— Мы не знаем всех последствий наших поступков. И, как правило, преследуя сиюминутную цель, не заглядываем далеко вперед.

Я молча кивнул, не очень-то понимая, куда он клонит.

— Этот местный Аль-Капоне в случае ареста назовет несколько имен. Про это все «забудут», на время. Но через полтора года один из этих людей проиграет на выборах. Борьба будет вестись не за президентское кресло, отнюдь нет, но в нужный момент все «вспомнят», и он вынужден будет уступить.

— Ну и?..

— Это немного затрагивает мои интересы… — Я начал понимать.

— И что же, ради этого вы полтора года?..

— Да нет же, сообщение отправляют «по волне», конечно снабдив его соответствующим паролем, — улыбнулся он. И, видя мое недоумение, пояснил: — Ну, кто-то входит в коридор, скажем на две недели или на три. Выйдя, он передает просьбу другому. А сам проживает это время по собственному усмотрению. Тот возвращается дальше, следующий — еще дальше. И так по цепочке, пока не достигнет адресата.

— И все эти люди готовы забросить свои дела ради нескольких слов?

— Ну… скажем, я обладаю даром убеждения. — Я представил размеры «дара» и поежился:

— Так что же, эта сука уйдет безнаказанной? — Смеялся, как я уже упоминал, он заразительно.

— А разве речь о нем?

— Так я?..

— Никаких ограничений, мой друг.

И он, не попрощавшись, стал удаляться.

«Выйдя» на крышу из коридора, я взял снайпера с собой. Но не надолго. Бегом вернулся в номер и «вытащил» тело, прикрыв сорванным с дивана пледом. Быстро вставил кассету в видик и изобразил на лице заинтересованность. Они вошли, как и в прошлый раз, вальяжные и самоуверенные. «Промокашке» я заехал меж глаз и уселся в кресло. Как раз напротив окна.

— Ну-с, с чем пожаловали?

Но он не отвечал, во все глаза уставившись на экран. Лицо стало наливаться кровью, и он судорожно защелкал пальцами. Я зловеще улыбнулся и стащил покрывало с покойного.

— Ты, ты… — Продолжить я ему не дал, влепив пулю между глаз.

Я ехал на взятой напрокат машине за город, чтобы предать тела земле. А то коридор может превратиться в огромное кладбище. Мне стало интересно: а кто обитал там до меня? И куда он исчез? И что, если спуститься вниз по реке, ведь откуда-то она течет и куда-то впадает. Но я знал, что на эти вопросы не получу ответов, по крайней мере в ближайшем будущем. Да и рановато мне. Всего-то пара негодяев, и уже рассиропился, Инна куда как крепче. Неожиданно для меня воспоминание о девушке наполнило сердце теплотой. Интересно, что еще она учудит? Настроение немного поднялось, и в Париж я возвращался почти в порядке. Для Инны же вся эпопея заняла лишь каких-то два часа, проведенных ею в убежище, так что говорить было практически не о чем.

— Ты извини, а?..

— Не судите, да не судимы будете…

16

— Перед вами находится скульптура… — Экскурсовод продолжала вещать об очередной Венере Милосской, а я боролся со сном. Не подумайте, я вовсе не похож на неандертальца, просто хандрил, и хандра эта выливалась в такие вот формы.

Инне же было интересно, и я ей немного завидовал. Еще бы, у человека есть вкус, тяга к высокому. Правда, иногда глаза ее озорно поблескивали, выдавая грешные мысли. Но я знал, что эти возможности рассматриваются чисто гипотетически. Спереть пару килограммов золотого новодела, дабы была мелочишка на карманные расходы, — это одно, и лишить миллионы людей радости любоваться одной из этих святынь — это для нее кощунство.

Со времен последнего приключения прошло уже три месяца, по парижским улицам вовсю гуляла весна, а мне что-то стало тоскливо. Зажрался, скажете вы, и будете абсолютно правы. Здоров, тьфу, тьфу, тьфу, относительно молод и не стеснен в средствах. Рядом если и не любимая, то уж, во всяком случае, небезразличная женщина. А барин, видите ли, скучают. Инна, поначалу пытавшаяся растормошить, махнула на меня, дремучего, рукой. И в воспаленном моем мозгу вызревали исследовательские планы.

Я стал готовиться к походу. Путешествию вдоль реки, ибо местность в «месте» (забавно, правда?) сплошная терра инкогнита. Не хватало, конечно, постоянных спутников, с их вечными подначками, песнями под гитару и ореолом романтики, сопровождавшим любую нашу вылазку. Желание поэкспериментировать и пригласить их с собой было огромным, благо приборчик давал кое-какие шансы на благополучное завершение авантюры. Но во-первых — тайна и еще раз тайна плюс стойкое недоверие к батарейкам, даже таким разрекламированным, как энерджайзер.

Итак, я потихоньку готовился, перетаскивая в домик кучу разных продуктов и заваливая окрестности всевозможным снаряжением. Приволок даже мотоцикл, но увы… Работать техника не пожелала. На что, ничтоже сумяшеся, я ответил тремя велосипедами. Знай наших!

«Возвращаться» не имело смысла, а потому, положив в карман прибор, настроенный «вперед», я смело двинулся в путь. Шел я вдоль реки, вверх по течению. Я помнил про пресловутые два часа и говорил себе, что я к этому готов и меня ничто не остановит. Меня и не остановило, шагай себе и шагай. Только, как я уже говорил, идти не хотелось. Сначала вдруг резко приспичило пообедать. Перекусив, почувствовал желание отдохнуть, а переведя дух и пройдя еще метров сто, понял, что это выше моих сил. Ну, невозможно хотеть чего-нибудь насильно. На ум пришло желание наркоманов уколоться. И все знают, что это плохо, и лечат их, несчастных, а охота — вот она. Именно это, с точностью до наоборот, испытывал я. Побарахтавшись, как муха в киселе, еще минут пять, я повернул назад. Это была радость в прямом смысле слова. Чистая и ничем не прикрытая радость. Бодрость переполняла меня, наводняя сознание неисчерпаемым оптимизмом. Ничего милее, чем лагерь, в эти минуты не существовало. Старая армейская заповедь: сначала надо сделать очень плохо, а потом просто плохо. Душа продолжала ликовать сама по себе, а сознание переполняла злость. Ну не люблю я быть марионеткой. Пусть даже и поводок длинный и вообще… Но где, скажите мне, существует кукловод, которого интересует мнение мешочка, набитого ватой? И ноги сами собой несли меня к «эпицентру», а глупая душа продолжала радоваться.

Я вернулся в отель мрачнее обычного и отказался от ужина, нарушив тем самым традицию. Инна покрутила пальцем у виска, а я завалился спать.

На следующий день, решив, что всё не так уж страшно, так как я всё же был к этому готов, начал подготовку к «плану № 2». Да, да, я не отступился, а лишь отошел на заранее заготовленные позиции. Гвоздем программы на этот раз стал плот. На что потребовались бревна. Много. Гвозди тоже потребовались. Найти кругляк в центре Парижа вначале выглядело проблематичным, но только вначале. Труднее оказалось объяснить поставщику, куда их доставить. Переброска же являлась делом личным, можно сказать интимным, так как зае… я, их таская, ужасно.

Работа по изготовлению и обустройству плота заняла несколько дней. Но вышло просто здорово. Я установил палатку, выложил из камней кострище, в общем, натешился по полной программе. Еще я вбил в бревна толстую скобу, хотел было две, но одна, звякнув, упала в воду, а нырять было лень. Подергав и убедившись, что она выдержит и слона, я махнул рукой.

— Я отъеду на несколько дней? — Я вопросительно взглянул на Инну.

— Я тебе надоела? — Это была чушь, и она это прекрасно знала.

— А если да, то тебе полегчает?

— Ну… появится повод пуститься во все тяжкие. — И она вызывающе покачала бедрами.

— Недельки на две, — подытожил я, не желая развивать щекотливую тему.

Ночью я старался изо всех сил, пытаясь не ударить в грязь лицом, и, если что, сделать воспоминания незабываемыми. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно. Для пущей уверенности я постучал по голове, а то ведь нечистый не дремлет.

Плот покачивался на волнах, полностью готовый к отплытию, а потому я оттолкнул его от берега, и одиссея началась. Первый час ничего не происходило, не возникало желания вернуться, и я плыл себе, глазея по сторонам. Не знаю, какова скорость течения, но «в начале второго» однообразие пейзажа стало надоедать. Так, слегка, но я принял это за первые симптомы и поспешил пристегнуться наручниками к скобе. Ключа я не брал из принципиальных соображений, рассудив, что куда-нибудь я приплыву, а уж там-то меня непременно отцепят. Так, лежа, прикованный наручниками, я провел следующие два часа. Не скажу, чтоб очень уж хорошо. Валялся себе на плоту, безучастный ко всему происходящему, и глядел на воду. Вода вела себя странно, но, возможно, это просто сон. В ней, в зеркальной поверхности, отражался… Париж. Вон Триумфальная арка, изгибаясь в волнах, проплыла мимо, осталась позади Эйфелева башня. Я ошалело смотрел на пустынный берег и опять за борт. Воспроизводились даже те кварталы и здания, которые, по моим понятиям, никак отобразиться не могли. Сознание не хотело сдаваться и привязывало топографию города, стоящего на Сене, к этим галлюцинациям.

В том, что это именно бессмыслица, я вскоре убедился, проплыв «мимо Парижа» еще раз. Запомнилось почему-то обилие китайцев и вывески магазинов, выполненные иероглифами. Но бредням не прикажешь, и я постепенно успокоился.

Хотелось вернуться, вернее, лень было плыть вперед, но, пару раз дернув скобу и удостоверившись в ее крепости, я прекратил думать и об этом. Наизнанку меня не выворачивало. Искомый результат, по крайней мере «программа минимум», налицо, и путешествие продолжалось.

Беспокоиться я начал где-то часов через восемь. Еще не осознавая опасности, чувствовал, что должен причалить к берегу. На плоту имелись рулевое весло и несколько шестов, но проклятая скоба… Я дергал наручники, успокаивая себя тем, что это «старые штучки», но неосознанная паника нарастала. Когда же послышался отдаленный рев и на горизонте показалось огромное облако, стало жутко. Это не могло быть не чем иным, кроме водопада, и если у меня и имелись какие-то шансы преодолеть его живым, то скоба и наручники сводили их к нулю.

Я попытался перейти, но увы. В припадке ярости я дергал изо всех сил, сдирая кожу на запястье и не замечая боли. Ссадины мгновенно зарубцовывались, однако утешения это не приносило. Должно быть, ужас придал мне силы, так как пришел в себя я на берегу. С одежды текло ручьями, а плот исчезал вдали. Часа два я лежал на песке, восстанавливаясь. Все запасы остались на плоту, вернее, уже за водопадом, и я совершил переход.

Несомненно, я вышел в нормальном мире. На небе светило солнце, много зелени, и луга радовали обилием трав. Но и всё. Не существовало Парижа, покинутого мною часов десять назад. Вообще никакого намека на цивилизацию. И полное отсутствие еды, если не считать таковой стадо оленей, пасшееся шагах в двухстах. Сзади за поясом я обнаружил пистолет, засунутый туда в беспамятстве, но до стадии охоты я еще не дошел. Вечерело, и становилось прохладно, а потому я решил вернуться в коридор, благо температура там постоянная и никогда не вызывает дискомфорта. Лагерь с примостившимся рядом садовым домиком отсутствовал, оставшись выше по течению. Только мои следы и всё тот же рокот водопада. Пожав плечами, я побрел на звук.

Идти пришлось часа три. По мере приближения ощущалось величие этого чуда природы. Казалось, что тонны падающей воды передают земле свои колебания и она тихонько подрагивает. В воздухе висела водяная пыль, и одежда вскоре промокла, но я почти бежал вперед, спеша поскорее УВИДЕТЬ.

Не знаю, подходит ли слово «грандиозно», но другого на ум не пришло. Он просто огромен, я пытался заглянуть в ревущую бездну и не смог увидеть дна. Всё укутывало покрывало водяных брызг подобное туману. «С километр, не меньше», — мелькнула мысль, попутно отметив, что на Земле подобных мест нет. На смену восхищению понемногу вернулось чувство голода, и, решив, что здесь то уж точно ничего съедобного не найду, перешел.

17

Уф-ф, я снова находился в городе. Надеюсь, что в Париже, хотя, видит Бог, в моем положении я бы обрадовался любому самому занюханному городишке из российской глубинки. Но, пройдя пару кварталов, я убедился, что это именно Париж, ибо не узнать города после стольких месяцев блужданий по его улицам я не мог. Есть хотелось неимоверно, а потому я стал искать ближайший супермаркет. Не видя ничего вокруг, наполнил корзину разнообразной снедью и отправил ее в коридор. Конечно, выходить без покупки не очень удобно, но у меня совершенно не имелось денег. И вообще, из имущества при себе остались только наручные часы, правда, золотые и стоившие мне больше тысячи евро, и пистолет с одной обоймой. Еще существовал прибор, но его я оставил, спрятав в камнях. Выйдя из магазина и оглядевшись, «шагнул» в тень.

Мне казалось, что ничего вкуснее я не ел никогда в жизни, а пиво казалось просто восхитительным. Да-а, с «Балтикой» ничто не сравнится. Немного поудивлявшись, как далеко успели забраться отечественные производители, я завалился спать.

Проснулся отдохнувшим и, позавтракав остатками и умывшись, вышел в город. Первым делом в отель и переодеться. Не помешал бы горячий душ и чашка хорошего кофе. Конечно, предстоит еще вынести издевательства Инны на тему «лягушка-путешественница», но по сравнению с пережитым это такая мелочь.

Войти в гостиницу мне не дали. То есть, конечно, в вестибюль я проник, но и все.

— Что угодно господину? — Портье был сама любезность.

— Двести семнадцатый, пожалуйста. — В последние месяцы я усиленно занимался французским, «прокачивая» уроки по десятку раз и шлифуя произношение.

— Господина ждут?

Я недовольно поморщился.

Я, конечно же, не Ален Делон, но после четырех месяцев проживания вправе был рассчитывать на несколько иной прием. А потому, напустив в голос побольше холода, произнес:

— Я здесь живу, дорогой мой.

— Господин уверен, что ничего не путает? Именно двести семнадцатый? — уточнил портье, жестом подзывая кого-то, стоящего у меня за спиной.

Я счел, что оборачиваться ниже моего достоинства, раздраженно сказав сквозь зубы:

— Убежден, милейший. И позовите кого-нибудь рангом повыше.

На плечи легли чьи-то крепкие руки, а клерк уже потерял ко мне интерес, обращаясь к паре явно моих соотечественников.

— Что угодно господам? — спросил он по-русски, но этому я удивился немного позже, занятый секьюрити.

Ребята они довольно крепкие, и, «обыкновенному», мне с ними ни за что бы ни справиться. Но в анамнезе у меня были уроки Виктора, да и коридор чего-то да стоил. Спустя минуту, нокаутировав обоих, я снова обратился к портье:

— Ты, урод, я здесь живу, и номер, люкс, между прочим, у меня оплачен на полгода вперед. И если чрез минуту со мной не будет разговаривать старший менеджер, то я разозлюсь не на шутку!

В запале я прибавил еще пару непереводимых слов, составляющих сокровищницу родного языка. Однако, к моему удивлению, он всё понял и начал багроветь. Шлепнув рукой по клавише интеркома, быстро произнес:

— Вызовите городовых, у меня нештатная ситуация. — Испокон веку полицию во Франции именовали «ажанами», но в любом случае, как ни назови, мент — он и в Париже мент. А потому дожидаться я не стал и, выдав еще пару ласковых, ретировался. Раздражение требовало выхода, и я повернулся, собираясь ударить ребром ладони по сгибу локтя, изобразив международный жест. И вытаращился во все глаза. На фасаде РУССКИМИ буквами светилась вывеска: «Постдвор „Гордость нации“.

Да-а, поселялись-то мы с Инной в «Националь», носивший французское название. Из двери выбегали повергнутые мною секьюрити, а вдали слышалась сирена, и я опять ушел в коридор. Водопад находился на месте, и я, присев и включив прибор, стал отматывать последний час.

Я шел по парижским улицам автоматически, а глаза, округлившись от удивления, искали и находили отличия. Во-первых, вывески. Все они выполнены на русском языке, и вспомнилось недавно виденное отражение Парижа с множеством китайцев. Существовали также некоторые архитектурные отличия, мне, неспециалисту, не особо заметные. Снова подошел к гостинице. Фасад — другого цвета, вернее, оттенка, но всё же. Опять же вывеска. Беседуя с портье, напряженно вслушивался в разговор, пока не понял, что он от начала до конца велся по-русски. Удивление было так велико, что я не переиграл ни мгновенья, и охрана также повалилась на пол, а лицо портье снова налилось краской. И вот я сижу на камне возле водопада.

Вывод очевиден, и дело ясное, что дело темное. По головке гладить никто не спешил, и обживаться на новом месте не хотелось. Зато хоть язык знаю. Утешение слабое, но вызвало усмешку. Да и ответ на вопрос, куда уходят всё перепробовавшие старшие, можно сказать, получен. Воспоминание о патриархах изменило ход моих мыслей на прямо противоположный. Домой, если это в принципе осуществимо, всегда успеется. И что мне мешает задержаться здесь и проявить немного любопытства?

Сидя за угловым столиком, я потягивал вино и размышлял. Уже две недели я жил в дешевой гостинице или, как здесь говорили, «на постдворе». Конечно, некоторая специфика этого общества осложнила адаптацию, но так, ничего принципиального. Как я уже упоминал, говорили здесь в большинстве своем по-русски, а происходило это потому, что находился я не во Франции, а в парижской губернии великой Российской империи. В империи так в империи, но казино-то зачем запрещать? Нет чтоб подумать о несчастных и неимущих обладателях дара, так им подавай высоконравственное общество. Голодать-то я не голодал, и одеться с иголочки не проблема. Но вот наличные… Некрасиво, конечно, начинать на новом месте с грабежа, но на постой без денег не пускали. В ходу здесь, как вы понимаете, рубли, только вот были они золотыми. В прямом смысле. Настоящие золотые червонцы, свободно переходящие из рук в руки. На каждом, правда, имелся номер, как на банкноте, а при расчетах применялось что-то вроде детектора. Что там определял небольшой приборчик, я не знаю, но водился он практически у каждого. И всякая сделка сопровождалась «сканированием» кучки монет, после чего стороны, довольные друг другом, расходились. Две полных пригоршни этих самых рублей дали мне возможность оплатить комнату на месяц вперед и немного осмотреться.

В первый же день я занялся обустройством лагеря, который отнес подальше от водопада и тучи мелких брызг. Натаскав запас продуктов на черный день и обзаведясь палаткой, я решил, что на первое время хватит.

Новый мир заслуживал внимания, и я начал потихоньку вживаться, бродя по улочкам, слушая досужие разговоры на базаре и посещая пивнушки. Не покидало ощущение, будто нахожусь в Прибалтике времен коммунизма. Соседство двух культур нет-нет да напоминало о себе. И, кроме имперского русского, иногда звучала французская речь. Да и, пожалуй, всё было как-то органичнее, что ли. По крайней мере слово «оккупант» было не в ходу. Каждый вечер покупал кипу газет, но без привязки к местности новости мало что говорили. А скорее, попросту отдыхал после пережитого шока, не решаясь начать более глубокие исследования. Решив, что уже достаточно пропитался местным колоритом, назавтра назначил посещение Большой императорской библиотеки. Врать не буду, было страшновато. Но боязнь никак не решала моих проблем, и никуда не денешься, а придется выяснять, как это у них всё вышло. И куда они подевали свободную демократическую Россию, а заодно и Советский Союз в придачу?

Как раз на этом самом месте на мой столик кого-то опрокинули, и началась небольшая потасовка. Что ж, неплохое завершение «хождения в народ», решил я и принялся деятельно этот самый народ пинать и обрабатывать кулаками. Без особого азарта, зато с видимым успехом. Позабавлявшись минут пятнадцать и дождавшись сирены городовых, скрылся в туалете и «перешел». С часок побродил в окрестностях водопада, то и дело пытаясь заглянуть в бездну, и вернулся в успокоившееся кафе. В последние две недели я потихоньку привыкал к реальности этого мира. И небольшая драчка потребовалась, чтобы увериться окончательно.

Возле выхода меня ждали. Женщина лет тридцати с высокой грудью и осиной талией.

— Меня зовут Анна, и я уже закончила.

— И что же ты закончила? — В том, что мы не знакомы, я был уверен на сто процентов.

— Вот все вы так! — капризно заявила она, надув губки. — Когда работаешь — за ноги хватаете, а стоит подойти, так сразу нос задирать.

— Я что-то плохо стал соображать в последнее время, ты уж напомни, а?

— Я официантка, и вы за меня заступились.

Никаких официанток я знать не знал и уж подавно не думал ни за кого заступаться, но, видимо, она приняла мое желание размяться на свой счет.

— И что мне с тобой делать, Анна? — Вопрос, разумеется, чисто риторический…

18

Я захлопнул том Всеобщей имперской энциклопедии и решил выйти перекусить. Уже целую неделю ходил сюда, как на работу. И читал, читал. Сказать, что этот мир был странным, значит не сказать ничего. Ну хотя бы то, что Страны Советов здесь никогда не существовало. Но по сравнению с остальным это так, семечки. Просторы России раскинулись от Уральских гор до Бреста, того, что на берегу Атлантического океана. Который именовался не Атлантическим, а объеденный с Тихим, носил название Великого. Объединили же его с Тихим по причине отсутствия обоих Америк. То есть какая-то суша в виде цепочки островов наличествовала, но и всё. По причине же отсутствия Нового Света англичане колонизовали… Сибирь. И от Камчатки до Урала располагались Сибирские Штаты, довольно развитое государство, как и у нас, являющиеся постоянным оппонентом русских. Было чему удивляться, а вчера, увидев выступление по телевизору огромного негра, оказавшегося губернатором одного из штатов, у нас носившего названия Алтайского края, я долго не мог вымолвить ни слова.

И вот я роюсь в учебниках истории, пытаясь провести аналогии и сравнить несравнимое. В своих нынешних границах Россия утвердилась лет триста назад и с тех пор никаких крупных войн не вела. Произошла пара инцидентов с Великими Штатами, но зоной боевых действий оказывались Уральские горы, и всё как-то само собой затихало. Земли же по обе стороны хребта хватало и тем и другим. Я заулыбался, представив разговор здешнего начальника охранки с нашим диссидентом: «Будешь копать под царя-батюшку — в Штаты сошлю! »

Но Штаты были далеко, моя золото и поставляя всему миру пушнину, а Европа благоденствовала под сенью двуглавого орла. Не знаю, как там при ихней демократии, а у граждан Империи свобод столько, что мне, воспитанному совковым режимом, и не снилось. Да и материальный достаток «простонародья» далеко обгонял уровень так называемого среднего класса, в моей России уж больно сильно задирающего нос.

Свободно можно купить оружие, но практически не распространены наркотики. Наверное, сказалось отсутствие «сухого закона»», позволившего в свое время подняться мафии. И после отмены оного не пожелавшей самораспускаться, засыпав мой мир тоннами героина. И почему-то не в почете оказался игорный бизнес, что меня очень опечалило. Да, новая «патрия» вызывала удивление и озадачивала вопросом: а будет ли мне здесь «бене»?

Я крутил золотой кругляш в руках, разглядывая выбитый на ребре номер, а в моей голове зудел давно не интересовавший меня вопрос. А именно: где взять денег? Вообще-то есть шанс опять грабануть кого-нибудь, но это не решало проблемы «в принципе». Дома всё образовалось как-то помимо моей воли, и я лишь пожинал плоды самообороны. Неплохие, надо сказать. Здесь же, на новом месте, не хотелось заниматься откровенным криминалом, и я ломал голову. «Твое чистоплюйство тебя когда-нибудь погубит», — твердил я себе, а в мозгу вырисовывались картины ограблений одна фантастичнее другой.

Конечно, можно начать играть по имеющимся, я в этом уверен, подпольным местам. Но ни одного из этих мест я не знал, и знакомых соответствующих у меня не водилось. Собственно, кроме Анны, знакомых не имелось вообще. Но наши с ней совместные интересы дальше постели не шли, и это устраивало обоих. Да и, если честно, мне претила атмосфера подобных мест, прививая стойкое отвращение к карьере карточного шулера. Приходила на ум идея возродить «Бюро находок», но энтузиазма не вызвала. Я валялся на кровати в номере, листая рекламный выпуск «Негоцианта», в надежде обрести хоть какую-то идею. В последнее время у меня развилось стойкое отвращение к любой работе, а потому в раздел «Наем» я даже не заглядывал. Но чего не сделаешь от скуки, и вот оно, объявление. «Боярскому роду Земцовых требуется сопроводитель груза. Крепкий мужчина, в связях порочащих его, не замеченный. Жалованье 3000 рублей». На неполных двадцать золотых я прожил целый месяц и практически ни в чем себе, любимому, не отказывал. А тут целых три тысячи, то есть триста червонцев! Одноразовая работа даст возможность целый год предаваться лени и изображать из себя исследователя. Я потянулся к телефону. Немного приукрасив, малость умолчав, я таки добился того, что мне назначили «собеседование». Итак, завтра. А сегодня я решил обновить гардероб, нисколько не смущаясь тем, что заплатить мне нечем.

— Юрий Иванович, к главе рода Земцовых на собеседование!

Ворота загородного особняка открылись, и я вошел. Поместье было огромным, и закрадывалась мысль о том, что при таких деньгах найти верных людей не должно составлять проблемы.

Но тут мы прибыли, и я предстал перед лицом человека лет пятидесяти, с породистой сединой и густым баритоном.

— Итак, вы предлагаете свою кандидатуру, Юрий Иванович?

— Именно за тем я здесь.

— Сколь часто приходилось вам выполнять подобную работу и есть ли у вас отзывы?

Сопровождать мне приходилось только Инну, а представив, что она могла сказать «по поводу», я с трудом сдержал улыбку. Но нагло врать ни в коем случае не рекомендуется, и я ответил почти правду:

— Всего лишь один раз, и клиентка осталась довольна.

— Могу я узнать имя госпожи?

Это уже слишком, и я резко ответил:

— Нет, ни в коем случае!

Он благосклонно кивнул и представился:

— Меня зовут Павел Модестович, и, вероятно, мы поладим.

Откуда-то сбоку послышался вздох. но лицо собеседника оставалось непроницаемым.

— О чем конкретно идет речь? — Но он лишь покачал головой:

— Не сегодня, а пока возьмите, за потраченное время. — В прозрачном мешочке лежало десять червонцев. — Я думаю, мы еще увидимся.

Кивнув на прощание, он вышел.

Меня проводила к выходу девушка лет двадцати восьми. Наверное, секретарь, подумал я, не переставая удивляться странной аудиенции. Но сто рублей внушали чувство оптимизма, и я постарался отбросить сомнения. Спутница внимательно разглядывала меня, как будто пытаясь увидеть что-то, ведомое лишь ей одной. Но на женщин я всегда обращал мало внимания, а потому, лишь сухо кивнув на прощание, вышел.

Наутро мне позвонили и, осведомившись о состоянии духа, попросили прийти снова. Не вдаваясь особо в подробности, нас с секретаршей представили друг другу, после чего мне сообщили, что я должен ее сопровождать из пункта А в пункт Б. Я заполнил стандартное соглашение, обязуясь защищать «собственность дома Земцовых», не щадя живота своего. Если только девушка была собственностью. После чего получил тысячу рублей аванса и был отпущен до завтра.

Не представилось случая ознакомиться с банковской системой Империи, а потому капиталы я припрятал возле водопада. Немного посомневался и увеличил свой арсенал на один револьвер с двумя коробками патронов. Хотя, судя по новостям, на российских просторах царило благодушное спокойствие и в индейцев поиграть вряд ли удастся.

Всё происходило как-то буднично. Мы сели в поезд и приехали в Марсель. Попутчица моя в руках держала небольшой саквояж. К груди, впрочем, не прижимая и беспокойства особого не выказывая. В месте назначения остановились на постоялом дворе и, переночевав, наутро отправились в загородный особняк, чем-то похожий на парижский. Спутница прошла куда-то вовнутрь, а меня попросили подождать в холле, любезно предложив перекусить и выпить чаю. Спустя часа два девушка вернулась и, кивком пригласив за собой, проследовала к выходу. Напряженно-настороженное выражение на ее лице сменилось облегчением, и я расслабился, решив, что миссия выполнена.

Они появились в поезде. Вошли в наше купе, наглые и уверенные в себе преторианцы. Никогда и ни в чем не знающие отказа и практически не встречающие сопротивления. Экспресс несся со скоростью сто верст в час, а потому игры с коридором отменялись. Хотя нет, в режиме возврата я действовать мог. Девушка побледнела и судорожно сжала в кулаке кулон, висящий на цепочке. На губах старшего заиграла глумливая улыбка.

— На полном ходу не спрыгнешь, а соскочишь — так не вернешься.

Убежать-то можно в любую минуту, но вот «выйти» назад в купе поезда, который давно ушел, было проблематично. И падать на рельсы с огромной скоростью не хотелось. Интересно, смогу ли я взять ее с собой в прошлое? С Инной такие штучки удавались, но не очень.

Улыбка сошла с его лица, и уже официальным голосом он продолжил:

— Именем Его Императорского Величества, Государя Всея Руси и губерний Павла Четвертого вы, боярыня Земцова, обвиняетесь в измене государевой и схоронении осколка камня Божьего, собственностью короны российской являющегося. Властью, данной мне Государем, повелеваю сдать оный немедля, уповая на милость Божию и Дома Царского.

Виновница «измены государевой» молчала, упрямо стиснув губы, и указывала мне глазами на стоп-кран. Между мной и ним было около полутора метров и два здоровенных преторианца. Старший что-то понял и дал команду своим псам. Те бросились на девушку, а я прыгнул на них, не строя никаких планов и полностью доверившись рефлексам. Они были очень сильны, но я не ставил своей целью ни победить их, ни закрыть от них мою спутницу. И потому до стоп-крана добрался.

— Мужика держите, — заорал старшой, но поздно. «Да уж, не отмотаете», — злорадно подумал я. Моя же подзащитная схватила меня за руку и, сжав в другой кусок хрусталя, висевший у нее на шее «перешла».

19

«Мы никогда не ходим друг к другу в гости», — вспомнились слова аббата. Что ж, не ходите — и ни ходите себе.

Что это за место, я понял сразу. Такое же небо, без солнца, но более голубое. Вместо реки имелось озеро, с растущими на берегу плакучими ивами. Сочная трава и следы лагеря. Я осматривался, крутя головой, а девушка удивленно уставилась на меня:

— Как вы себя чувствуете?

— Превосходно, и голова не кружится.

— И… что вы видите? — взволнованно спросила она.

— Надеюсь, то же, что и вы. Прекрасное озеро, чудесный луг и стоянку первобытного человека.

— Не может быть! Или же это знак свыше.

Я немного погордился, так как быть знамением было приятно. Но Елена не разделяла моих чувств и горько разрыдалась. Я обнял ее и гладил по голове, пытаясь найти слова утешения. Хотя какое тут утешение. Государственная измена дело не шуточное. И уже не суть важно, прав ты или виноват, всё равно замаран. Как в той байке: «То ли он украл, то ли у него украли, в общем, была там какая-то неприятная история».

— Ах, если б я знала. — Она хлюпала носом, храбро пытаясь улыбнуться. Что ж, не она первая, не она последняя.

— И что бы было?

— Я бы спрятала камень, а нет улик — нет и измены.

— Возможно, — осторожно начал я, — я смогу вам помочь, но в ответ хочу кое-что узнать об этом камне.

— Да я и сама ничего не знаю, так, бабушкины сказки. — Это мы слышали.

— Но всё же, — не сдавался я.

— Ну… это привилегия царствующего дома. Говорят, раньше каждый дом имел несколько камней, но теперь их почти не осталось.

— И для чего они нужны?

В ответ она лишь повела глазами вокруг. Я тоже огляделся и изобразил недоумение.

— С его помощью получается уйти сюда. Можно спрятать фамильные сокровища. Скажем, уезжая из Парижа, я беру сюда сундук, а приехав в Лондон — забираю.

— И больше ничего? — Меня интересовала возможность «возврата».

— Нет, но разве этого мало? — Было немало, и я согласно кивнул.

Поразительно, как самые либеральные правительства, по триста лет держащие бразды правления, относятся к пусть даже гипотетической угрозе своей власти. Что же это за штука такая, ради сохранения которой ни в чем не повинные в общем-то люди объявляются «врагами народа». И неужто так страшно ее потерять? На ум пришла читанная когда-то история, про одного африканского царька, который стал вождем, или как он там у них называется, убив собственного отца. И приказавший убивать всех своих многочисленных отпрысков, угрозу этой самой власти представляющих. Опять-таки неосязаемую. К счастью, я этого никогда не узнаю.

* * *

— Скажите, Елена, как скоро всё уляжется? — Хотя ответ был очевиден.

— Что вы, Юрий, за измену государю нет срока давности. — Губы ее дрожали.

— Ваш отец, он тоже пострадает?

— Это мой дворецкий. А слуги не несут ответа за деяния господ. Я потому и искала человека со стороны, что надеялась сохранить всё в тайне.

Тоже мне, конспираторы. Раз здесь существует коридор, да еще в разных ипостасях, то есть и такие, как я. Выходит, я тоже живое воплощение «измены». С каждой минутой местность казалась всё более уютной, и «выходить» не хотелось. Должно быть, власть здесь принадлежит обладателям «дара». И причем давно. И жестоко преследуются конкуренты, чего удалось избежать моему миру. Если даже безобидные женщины подвергаются гонениям на государственном уровне, то таких, как я, вероятно, уничтожают на месте. Контролировать-то при желании нас можно, но для этого нужен огромный аппарат, состоящий целиком из «старших». А кто же будет сторожить сторожей?

— Скажите, Елена, что могло бы служить для вас паролем? — Она смотрела недоуменно. — Ну, какое-нибудь воспоминание детства, настолько интимное, что об этом знаете только вы?

По-прежнему не понимая, она хлопала глазами.

— Допустим, если бы часа три назад к вам подошел некто, желающий предупредить об опасности, каким бы словам вы поверили?

— Пожалуй, что никаким. — Я понимающе хмыкнул:

— А если бы посланец знал все подробности, связанные с камнем, и, скажем, передал привет от кого-то, кому вы доверяете. Вы бы вняли предостережению?

— Ну… возможно. — Но уверенности в ее голосе не было.

— Тогда расскажите мне. Я не враг вам, поверьте!

Часа два мы беседовали, ее недоверие постепенно таяло, а повествование обрастало всё новыми подробностями. Всё же тяжело быть ведьмой, особенно во время сезона охоты, длящегося триста лет.

«Колдуньями» не становились, ими рождались, но девочка ничем особым не выделялась из множества своих сверстниц. Отличия начинались под воздействием камня. С виду вполне обыкновенного, похожего на кусок стекла. Камни могли быть «холодными», и тогда это были бесполезные осколки. Но и эти никчемные стекляшки надлежало сдать имперскому чиновнику. И «теплыми», дававшими владелицам необычные свойства. Ее камень был «холодным», вернее, остыл лет десять назад. Она как раз вступила в пору юности, и это показалось совершенно неважным. Он, почти забытый, лежал на дне шкатулки с драгоценностями. Но около месяца назад на имя «боярыни Земцовой» пришло послание, в котором предлагалось «зарядить» талисман, вернув ему былую теплоту. Не бесплатно, ибо за операцию потребовали почти килограмм фамильных бриллиантов. Решив не обращать на письмо внимание, Елена через неделю засомневалась, потом перечитала послание еще раз. Потом стала подсчитывать драгоценности…

Мне, знающему все свойства «места», дающего ощущение полной свободы и долголетие в придачу, было понятно состояние девушки. Я бы тоже не устоял, а скорее со всех ног бросился бы совершать противоправные действия.

— Так вы говорите, нет улик — нет и обвинения?

— Да, это так.

— Придется вам мне поверить на слово.

Я задумал «вернуться». И уговорить ее отдать мне камень, спрятав его возле водопада. А по приезде в поместье возвратить владелице.

Меня иногда занимал вопрос, а что происходит с «нереализованными» реальностями. Вот я уйду, а Елена останется. Предупредив ее, я помогу избежать обвинения, и сюда мы не вернемся. Всё происшедшее останется только в моей памяти. Но куда же денется девушка? А может, ничего на самом деле не происходит и это мой мозг каким-то неведомым способом «моделирует» ситуации и выбирает оптимальный вариант? И «коридор» всего лишь защитный механизм, существующий лишь в воображении? Но если это и бред, то, надо сказать, вполне последовательный и осязаемый. И избавиться от него невозможно. Правда, я и не пытался.

Мы «вышли» на рельсы, моя нанимательница не успела ничего сообразить, а я уже схватил ее в охапку и «перетащил» к водопаду. Причиной столь поспешных действий стало оцепление, отрезавшее все пути. Причем, как я понял, ловить нас никто не собирался и выстрелы были на поражение.

Теперь настала ее очередь удивляться. Но, надо сказать, адаптировалась девушка довольно быстро. Помня, какие ощущения испытывала Инна в коридоре, стоило мне выключить прибор, я приступил к эксперименту с опаской. Но нет, Елена чувствовала себя как обычно, и я принял это за действие камня. Нужно было срочно «возвращаться» и переигрывать. Я не собирался стрелять, но всё произошло инстинктивно. Не знаю, можно ли было избежать подобной развязки, и не собираюсь выяснять. Осталось выбрать точку выхода. Я счел наилучшим моментом время ожидания в вестибюле поместья. Вряд ли имело смысл возвращаться раньше, так как по виду девушки было ясно, что от камня отказываться она не собирается.

У меня имелись большие подозрения насчет этого таинственного особняка. Уж больно быстро нас вычислили. И очень вовремя. Как раз тогда, когда цена уплачена и улики налицо. А если учесть, что имущество «государева изменника» отходило в казну…

Сидят себе людишки в тайной канцелярии, рассылают письма всем подозрительным. Даже ежели и один из десяти откликнется — уже людишки хлеб свой не зря едят, принося казне пользу огромную и укреплению власти способствуя. А «зарядки», по-видимому, никакой и не было. И взамен давался «рабочий» камень. Ненадолго. На время. Так что я, выходит, спутал кое-кому планы. И могу смело ожидать наказания. Подошло время перехода, и я, взяв Елену за руку, «вышел». Да, вот мы подходим к дому. Девушка покачнулась, опершись о мою руку.

— Как вы, Елена, вам плохо?

— Нет, спасибо, уже всё прошло.

— И… что вы помните?

Как и Инна, Елена воспринимала лишь одно течение времени. Нормальное. При «возвращении» переход вызывал лишь легкое головокружение, и ничего более. И я принялся ждать. Как и в прошлый раз, она появилась через два часа, и мы направились на вокзал. До отхода поезда оставалось минут сорок, и я, усадив ее на скамейку в привокзальном сквере, осторожно начал:

— Одна ваша знакомая, в случае, если я замечу опасность, просила передать…

— Но у меня нет здесь знакомых! — вскинулась она. — Ну ладно, говорите.

— Это насчет только что завершенной вами сделки.

— Со сделкой всё в порядке, и я лично проверила подлинность товара.

— В качестве и я уже смог убедиться, — она подозрительно уставилась на меня, — но вот доверяете ли вы продавцам?

— Ну, не знаю… люди с виду солидные, да и какой им смысл меня обманывать? И как? Ведь то, зачем я приехала, уже у меня.

— Боюсь вас огорчить, но это провокация, и в поезде нас попытаются арестовать.

Верить она не хотела ни в какую.

— Да это вы провокатор, и я не знаю, откуда вы взялись на мою голову!

— Это вы меня наняли. Смею надеяться, об этом-то вы помните?

Тут я решил, что пришло время осчастливить Елену некоторыми подробностями ее девичьей жизни. Однако результат был прямо противоположный ожидаемому. И она, попытавшись ударить меня ногой, стала убегать.

20

Дальше я действовал по наитию, так как все хитроумные планы рушились прямо на глазах. Догнав ее и схватив за плечи, я «перешел», включив прибор «вперед». Всё-таки коридор — странное место. Только что она видела во мне лишь врага — и вот уже всё вспомнила.

— Да, теперь я вижу, что вы были правы. Извините меня. — Я великодушно кивнул:

— Чего уж там. И надо решать, что будем делать.

— Спрячем камешек здесь, а сами поедем домой. Оно, это место, действует так же, как и мое?

Я утвердительно кивнул и отвернулся, давая ей возможность устроить тайник. До отправления почти не оставалось времени, и мы «вышли». Елена, конечно же, всё забыла, но «пропажу» пока не обнаружила. А потом в купе вошли преторианцы. Она снова побледнела, а старший немного поглумился. Но, проведя досмотр, нас были вынуждены с извинениями отпустить. До Парижа мы добрались без приключений, и я проводил ее до имения.

— Я вам очень благодарна, Юрий.

Я только что отдал ей злополучный кусок стекла, предпочтя не вдаваться в подробности.

— Пустяки, для этого ведь вы меня и нанимали.

Это было воспринято как намек, и, покраснев, Елена велела принести деньги. Всё было сказано, расчет произведен, и я поспешил откланяться.

Утром, спустившись в холл, я обнаружил послание: «Юрий Иванович, не сочтите за труд посетить скромную обитель в Сен-Дени. Заранее благодарю за Ваше согласие». Письмо было без подписи, но упоминание Сен-Дени живо напомнило таинственного знакомого отца Алексия. Конечно, я имел право отказаться, но любопытство брало верх. Я теперь разбогател, относительно, конечно, и мог позволить себе заказать костюм у хорошего портного. Но времени не было, и пришлось идти в том, что есть.

Аббатство построено в том же готическом стиле, что и в «моем» Париже. Подойдя к двери кабинета, я постучал. Дверь бесшумно распахнулась, пропуская вовнутрь. Он сидел за столом, почти не изменившийся с нашей последней встречи. С той же белозубой улыбкой радушно протянул обе руки:

— Очень рад, что вы нашли время, Юрий!

— Пустяки, знаете, шел мимо…

— И каковы впечатления? — На лице была искренняя заинтересованность.

— Весьма и весьма… но чем вам насолила Америка?

Он оценил шутку по достоинству, а отсмеявшись, хлопнул меня по плечу:

— Сбылась мечта Никиты Сергеевича, а уж об исламистах я вообще не говорю.

Но мне было не до международной политики, а о делах насущных заговаривать я считал ниже своего достоинства. Сам позвал — пусть сам и начинает. Мой насупленный вид сказал ему о многом, вызвав новую бурю смеха.

— Сколько вам лет? — внезапно спросил я. — На самом деле?

Победа опять осталась за ним.

— Право, затрудняюсь ответить. — Он стал серьезнее, но ненамного.

— Как это вы не знаете сколько вам лет?

— Ну… в этом континууме я немного старше, чем там.

— А что это за фашиствующие молодчики? — В моем голосе зазвучали обвинительные нотки.

— Полноте, мой друг! Мы ведь подвид паразитов. И я преклоняюсь, перед Царствующим Домом, проявляющим столь умеренные аппетиты. Надеюсь, вы оценили здешний уровень жизни?

Крыть было нечем, и я промолчал.

— Выходит, я вне закона?

Он кивнул, и на этот раз лицо его было серьезно. Я стал прощаться и, протянув руку, спросил:

— Так куда же уходят «старшие»?

— Ищите и обрящете, — непонятно ответил он, и я откланялся.

Определенно, я становлюсь популярен.

— Записка для господина Юрия! — крикнул портье, едва я вошел. Это снова была Елена. «Умоляю, приходите срочно. В одиннадцать вечера в корчме у Морозова».

Я пожал плечами. В одиннадцать так в одиннадцать.

— Она молодая? — Анна надеялась провести вечер вместе и теперь дулась.

— Клиентки не бывают молодыми и старыми. У них вообще нет возраста. — Я протянул ей три червонца. — Постараюсь побыстрей, а ты жди меня, где обычно.

Вечера мы любили проводить в небольшом кабачке, в двух кварталах от моего отеля. Не очень дорогой и совсем не престижный, он притягивал каким-то неуловимым шармом. Там всё было сделано довольно просто и не то чтобы «под старину». Всё действительно было очень старым. Лет семьдесят, не меньше. Каждый раз, усаживаясь за столик, я представлял тех людей, что бывали здесь в прошедшие времена. О чем говорили, думали, на что надеялись? «Медвежий угол» — так называлось это уютное место — никогда не знал лучших времен, он таким и был задуман. Со дня основания и до сего момента публика не менялась, в социальном плане. А нравы… о, нравы здесь были проще некуда. Красивую женщину встречали одобрительными возгласами, и это давало возможность почесать кулаки. Что пару раз приходилось делать и мне. Анна была на седьмом небе от счастья, а завсегдатаи с тех пор стали считать за своего, уважительно здороваясь при встрече. В общем, райское место, мечта поэта. И посещение этой Валгаллы приходилось откладывать, сменив на деловую встречу. Ей-богу, если бы Елена не была одной из нас, я пренебрег бы ее просьбой.

Таксист подвез меня ко входу. У двери стоял швейцар. Видимо, готовое платье не было повседневной одеждой завсегдатаев, потому что он неодобрительно крякнул, окинув меня взглядом. Но одет я был не в рванину, был чисто выбрит и совсем не пьян, и двери передо мной распахнулись. Это заведение было классом повыше. Мужчины в смокингах, казалось, своим видом олицетворяли успешность. Женщины в вечерних платьях, обвешанные бриллиантами, смотрели сквозь меня, вызывая чувство неловкости. Я уж не говорю о раздражении. Явно не моя среда обитания, и чувствовал я себя здесь лишним. Да и в любой другой день недели добровольно сюда я бы не пошел. Ко мне приблизился метрдотель:

— Чем могу?.. Господин желает столик?

Столик я не желал и не стал делать из этого тайну. А хотел я Елену Земцову, которой, окинув взглядом зал, что-то не находил. Но мэтр разрешил мои затруднения, проводив в отдельный кабинет.

Поздоровавшись и подав руку для поцелуя, она произнесла:

— Я взяла на себя смелость сделать заказ. Конечно, я не знаю ваших вкусов, но надеюсь на снисхождение.

Дело было серьезное, иначе с чего бы это она стала меня так обхаживать. К сожалению или к счастью, я не гурман и не смог оценить по достоинству всё это великолепие. Но сервировано было красиво, и в животе заурчало.

Смущало только обилие столовых приборов, и подмывало спросить: «А что, мы еще кого-то ждем?» Вы только подумайте, одних вилок имелось в наличии штук пять! Но кабинет был отдельным, и краснеть перед благородной публикой моей потенциальной работодательнице не придется. А что касается моих манер — я же к ней не свататься пришел. Она была аристократкой, и не в первом поколении, а потому сразу нашла верный тон. То есть не стала строить из себя невесть что, сказав:

— Никогда не могла выучить, какая железка для чего предназначена, — что еще более укрепило меня в подозрениях. Ох, неспроста это, и для чего-то я ей крепко нужен.

Ужин, как вы понимаете, прошел в непринужденной и дружественной обстановке. А как еще он мог пройти? Чай, не «Медвежий угол», и хватать пониже спины мою спутницу никто не собирался. Когда подали кофе, мы начали осторожно переходить к делам.

— Я собираюсь отправиться в путешествие. — Она неторопливо смаковала напиток и внимательно смотрела на меня.

— Флаг в ру… — начал было я и поперхнулся, вспомнив, с кем говорю и что-то смутное, про приличия, — очень интересно, и чем могу помочь?

Должно быть, она была домашней девочкой или совсем не знакома с фольклором, что, по моему мнению, одно и то же. Во всяком случае, начало фразы пропустила мимо ушей. На роль просветителя я вряд ли годился, и мы продолжили.

— Обстоятельства вынуждают меня совершить поездку в Москву.

Я предполагал, что это за обстоятельства и в какую сторону они изменились. Кивнув в ответ, вопросительно посмотрел на нее.

— Я хотела спросить, не согласитесь ли вы сопровождать меня, на тех же условиях? — Она старалась не выдавать волнения, но все равно было заметно.

— Двухдневная поездка в Марсель — это одно, а путешествие в Москву… — Продолжить мне не дали.

— Займет всего четыре дня. В оба конца.

В определенных ею сроках я очень сомневался, но аргументов против не находилось. Да и еще три тысячи были не лишними. Не сумев сдержать вздоха, я кивнул.

— Билеты на дирижабль заказаны на послезавтра. Дорожные расходы я беру на себя, и вот, возьмите, — она протянула мне кошелек, — здесь две тысячи.

Я поразился ее самоуверенности в отношении моего согласия, но тут же себя одернул. Не достигни мы договоренности — наверняка нашелся бы спутник. Чай, не в лесу живет.

Что ж, послезавтра. И я помчался к Анне. Наверняка уже бесится, а к моему приходу начнет перед кем-нибудь крутить хвостом, пытаясь заставить ревновать.

21

В условленное время я стоял перед воротами загородного особняка, имея при себе только револьвер с пригоршней патронов. В пределах Империи никаких ограничений в передвижении не существовало, и о паспорте я не беспокоился. Я вообще ни о чем не беспокоился, если начистоту, свято исповедуя принцип: «Пусть лошадь думает — у нее голова больше». Да и перехитрить судьбу, заранее строя планы, еще ни кому не удавалось. Интересно, кто у них сформулировал знаменитое «делай, что должен, — случится, чему суждено»? Должно быть, из дома наблюдали и, приняв мой малахольный вид за колебания, поспешили навстречу.

— Вас что-то смущает? — Девушка смотрела в упор.

— Извините, задумался, и доброе утро. — Я тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.

— Здравствуйте.

— Экипаж еще не готов, и мы можем выпить чаю. — Она повернулась, приглашая за собой.

Мы вошли в дом, и Елена напрямую спросила:

— Я могу рассчитывать на ваше полное содействие?

— Разумеется, располагайте мной и моими скромными талантами.

Безо всякого стеснения блузка была расстегнута и кулон снят.

— А… скажите, я могу пройти «туда» вместе с вами?

— Да сколько угодно.

Это не беспечность. И «войти» и «выйти» можно, лишь взяв меня за руку и при наличии моей доброй воли. А кому попало я руки не подаю.

Мы «перешли» к водопаду, и Елена снова восхищенно засмотрелось на это чудо природы. Прибор работал в «нормальном» режиме, оптимальном для «приема гостей» и не приводящем к амнезии.

— Какого вы рода? — Девушка смотрела на меня, выискивая что-то, ведомое ей одной.

— Интеллигент в первом поколении. — Объяснять что-либо показалось утомительным, а врать не хотелось.

— Но вы наверняка не простолюдин! — Сказано несколько категорично, и я рассмеялся.

Ну как объяснить этому дитяти, что включает в себя емкое слово «инженер», ставшее в моей стране уже нарицательным.

— Ну, если вам зазорно ехать с холопом, могу и остаться.

— Холоп не может обладать «убежищем», да еще таким! Лишь людям благородной крови доступны места, подобные этому!

Ну вот, началось. Еще давайте приплетем сюда бога Ра и внебрачных отпрысков царя Гороха. Но мое столь наплевательское отношение к своей родословной не укладывалось в ее головке.

— Я вам доверилась и вправе знать, в чьих руках моя честь. — И почему это стольким людям так важен мой социальный статус? Жил себе жил, по мере сил никого не трогал, и вот на тебе. Но дурочку искренне жаль, и потому я примирительно начал:

— Ну, я бы предпочел оставаться инкогнито… — Глаза ее засияли.

— Так я права?

Я с тоской вспомнил Инну. При всей стервозности она, оказывается, обладала массой достоинств. Вот уж действительно, что имеем — не храним.

Но благородный я или подлец, каких свет не видывал, а никого другого на примете у нее не имелось. А потому стекляшка была спрятана, и мы, взявшись за руки, «вышли». А если для успокоения души ей нужен весь этот бред — да сколько угодно.

Читал в газетах о стратосферных дирижаблях, но в глаза ни разу не видел. Впечатление, надо сказать, было непередаваемым. Это нечто огромное, сравнимое разве что с кораблями пришельцев в «Дне независимости». Не будучи специалистом, не могу привести никаких технических характеристик. Знаю только, что он практически «непотопляем». А за сто пятьдесят лет воздухоплавания не случилось ни одной катастрофы. То есть аварии, конечно, имели место, но люди не гибли пачками, а поезд считался более опасным средством передвижения.

Салон первого класса выполнен в виде круглой гостиной, в которую выходили двери кают. Вращаться в обществе не тянуло, а потому я проспал все двенадцать часов путешествия. Все перелеты происходили по ночам. И таким образом, к утру мы оказались в Москве.

Этот город не был похож или не похож на «мою» Москву, деловито-суетливую, вечно куда-то спешащую и состоящую из людей, боящихся опоздать. Существовало в ней какое-то неторопливое величие, и если Париж архитектурно близок к своему «прототипу», то здесь сходство ограничивалось Кремлем. Отсутствовали многоэтажные коробки жилых кварталов, населенных «лимитой». Да, собственно говоря, «лимиты» как класса не существовало. В большинстве своем россияне проживали свою жизнь там, где хотели, а что может быть приятней родных мест? Имелся деловой центр, подобный Манхэттену, но в основном город состоял из особняков и поместий, перемежаемых огромными парками, больше похожими на партизанские леса. Само собой, размерами, а не запущенностью. Да, кто-то крепко приложил руку к истории этого мира, и мне стало немножко завидно. Вот живут себе люди, и никаких вам «измов». И ничего, как-то обходятся.

* * *

Из Елены ничего нельзя было вытянуть, но, судя по всему, она ехала в столицу Империи «искать правды», надеясь на заступничество какого-то дальнего родственника, «имеющего вес». Я же, как верный бодигард, вынужден находиться при ней неотлучно. Признаться же в дремучести и заявить о желании посмотреть город показалось неловким.

Мы поднялись на сто двадцатый этаж небоскреба, и, взглянув в окно, я ахнул. Поместья, парки и дороги расположены не абы как, складываясь в огромного двуглавого орла.

— Первый раз в Метрополии? — Говоривший, старичок лет восьмидесяти, внимательно смотрел на меня.

— Д-да, — ответил я, потрясенный панорамой.

— А сами откуда будете? Если не секрет, конечно?

— Да какой уж там секрет, из Парижа.

— Что ж, приятных впечатлений. — И он, поклонившись, удалился.

По всей видимости, аудиенция не увенчалась успехом. Елена появилась бледная, нервно кусая губы и комкая платок. В немом вопросе я распахнул глаза, а она разрыдалась.

Не знаю, возможно, в ее глазах наш социальный статус уравнялся, а может, просто потребовалось выговориться, но я удостоился чести стать наперсником и уже минут сорок выслушивал историю ее несчастий.

В права наследования Елена вступила семь лет назад, после смерти матери. Поместье к тому времени стало убыточным, а небольшая фабрика, производящая шерстяные ткани, еле позволяла сводить концы с концами. Нет, она не была нищей и жила довольно хорошо даже по здешним меркам. Но никаких накоплений сделать не получалось. Излишки съедал налог на наследство. Сам по себе огромный, и, потребуй государство выплатить его сполна, имение ушло бы с молотка. Но подать выплачивалась в рассрочку на двадцать пять лет, род не приходил в упадок, и все оставались довольны. А с шибко умных требовали всё и сразу. И вот теперь я вытирал ей сопли и что-то мычал в утешение. И ведь даже, захоти я помочь и вернись назад, к моменту отправки письменного согласия «зарядить» камень, — не поверит ведь. А в том, что причиной всех бед стали именно последние события, я не сомневался.

Какая уж тут экскурсия по Москве. Взяв обратные билеты, я затащил ее в какой-то парк и «перешел» к водопаду.

— А если отдать им эту стекляшку? — Но ответ я знал и не удивился.

— Будет еще хуже: хранение и использование. Поражение в правах до третьего колена. — От такой перспективы она снова разрыдалась.

Я обнял ее и гладил по голове, как ребенка. Но что можно было сказать в утешение? Бессилие — неприятное чувство, но поделать с этим я ничего не мог.

— Да полно вам, Лена. — Я впервые позволил себе фамильярность, но она не отреагировала. — В мире есть много удивительных мест. И возможно, довольно скоро потеря поместья покажется вам чем-то не таким уж и важным.

Грешен, я сравнивал ее ситуацию со своей, но оставить где-то полмиллиона, доставшиеся, как ни крути, на халяву, и потерять родовое гнездо — это две большие разницы.

Мы сели на дирижабль, и она заперлась в своей каюте. На коврике, как верный пес, я оставаться не стал и тоже завалился спать.

Должно быть, ведомство, столь благосклонно обратившее свое внимание на одинокую девушку, имело все свойства жерновов. И действовало хоть и медленно, но столь же неотвратимо. Наверное, у них есть учебник «Как производить арест лиц, во всех отношениях неблагонадежных». Хотя, надо сказать, принцип «куда он денется с подводной лодки» себя оправдывал. В большинстве случаев. Ибо моя скромная персона кое-чего да стоила.

Услышав Ленины вопли, я вломился в каюту буквально по трупам. Она сидела на кровати полуголая, и в глазах у нее плескалось затравленное выражение. Один попытался схватиться за оружие, но тут же свалился со сломанной рукой. Ничего особо ценного, во всяком случае, сравнимого с нашими жизнями, здесь не имелось, и мы «перешли».

Коридор встретил шумом водопада и каскадом брызг. Лену била мелкая дрожь, да и мне, если честно, было не по себе.

— Что же теперь будет, Юрий? — Она смотрела на меня с надеждой.

— Мы живы, а это главное. И надеюсь, что-нибудь придумаем.

Старый испытанный способ с «возвращением» мог оттянуть неизбежное, но не решал проблемы в принципе. И боюсь, в любом случае барышню ничего хорошего не ждало. Конечно, мы представляли далеко не прогрессивную часть человечества, и реальная польза от нас с ней, ну, от меня-то уж точно, равнялась нулю, но всё же…

Временной промежуток, позволяющий что-либо предпринять, составлял что-то около восьми часов. Начиная с окончания аудиенции и до посадки на дирижабль. Но что нам это давало? Как я уже говорил, практически ничего, так, возможность еще малость потрепыхаться. Я открыл банки с консервами и пивом, предложив подкрепиться. Лениво жуя, так же меланхолично ворочал в голове навязчивую идею. Подняться вверх по реке. Неизвестно, конечно, «выпустит» ли нас двухчасовая зона, но попытаться стоило. Насколько я понимал, пройдя «границу», существовал шанс попасть в немножко отличный мир. По крайней мере в «безлюдном» Париже, со стадами оленей, нас уж точно не обвинят в подрыве государственных устоев. Девушка, будучи «посвященной», должна легко совершить переход, пройдя пресловутые два часа. По крайней мере с моей помощью.

22

Взяв заснувшую Лену на руки, я, обуреваемый невеселыми мыслями, «вышел» в момент нашего с ней сидения в парке. С собой я нес весь золотой запас. Необходимо купить легкую обувь, пару рюкзаков и оружие. Конечно, револьвер при мне, но я думал о ружьях. А также медикаменты и запас продуктов, так как волочить на себе консервы с пивом не улыбалось. Лена не очень соображала, куда я ее таскаю и для чего всё это, а я был занят размышлениями. Существовал большой соблазн попробовать что-то изменить. Но я прекрасно понимал, что против системы, какой бы неповоротливой она ни была, двоим ни за что не выстоять.

Перетащив запасенное добро в лагерь, прилегли поспать. А то ведь взяли моду, будить людей среди ночи…

Проснувшись и позавтракав, тронулись в путь. Лена пыталась выяснить, куда мы идем, но я отмалчивался, с тревогой ожидая приближения двухчасового рубежа. Если б не она, я бы его не заметил, но девушка присела прямо на землю, заявив:

— Совсем никуда не хочется. Да и что это даст?

— Еще не знаю, но постарайтесь идти. Вы же в курсе, что это жизненно важно.

— Что может быть существенным после всего, что произошло? Да и вообще, отстаньте от меня.

Песня была знакомой. Надеялся я, правда, на лучшее, но не исключал и такого варианта. А потому, схватив ее в охапку, продолжил путь. Если мои рассуждения верны, то мы где-то близко от «границы». Еще минут тридцать неспешным шагом, и мы достигнем другого отрезка коридора. По-моему, того, что выводит в безлюдный мир. До «границы» мы добрались через пятнадцать минут, а еще через десять Лена сказала:

— Опустите меня, я хочу идти сама.

Всё правильно, мы преодолели рубеж, и теперь «эпицентр» притягивал к себе. Идти стало значительно легче, словно и не прошел несколько километров с ношей на руках. Однако я знал, что это ненадолго. Еще минут через сорок девушка сказала:

— Как здесь прекрасно! — И я понял, что мы достигли середины отрезка.

Устроили привал, немного перекусили, и я предложил:

— Хотите наружу? — Мы находились в нормальном течении времени, и никаких неприятных последствий для Лены не ожидалось.

— И что это даст? Мы даже не выбрались за пределы Москвы, — ответила она, и в голосе ее слышалось уныние.

Я загадочно улыбнулся и протянул руку:

— Пойдемте, мне кажется, мы очень далеко от Москвы. — Было видно, что она не поверила, но руку послушно подала, и мы «перешли».

Всё те же девственные места. Мы стояли на холме, и, насколько хватало глаз, нигде не было видно никаких следов человеческой деятельности. Вокруг только дикая, первозданная природа, слышно щебетание птиц, где-то стучал дятел, но и только. Интересно, есть ли здесь люди или мы единственные? Своего рода Адам и Ева. Нет, о том, чтобы поселиться здесь навсегда, речи не шло, но тот самый первобытный инстинкт, что каждый год выгонял меня с компанией в долговременные вылазки, бередил душу. Эх, ребят бы сюда, да на полгодика. Финансирование я беру на себя. Вот только одно маленькое «но». Они были нормальными людьми, и коридор мог попросту свести их с ума, что делало подобные мечты недосягаемыми. А жаль, ведь здесь наверняка столько интересного. Спутница моя тем временем осматривала окрестности, и во взгляде ее сквозило восхищение. Это радовало, означая, что Лена — наш человек, а не рафинированная барышня, сдуру решившая поиграть «в волшебников» и погоревшая на этом. Тут она сжала в руке кулон, озорно взглянула на меня, и что-то отвлекло мое внимание. То ли ветка хрустнула, то ли мошка пролетела. А когда взглянул снова — ее уже не было. Поделом мне, а то изображаю из себя невесть что, забыв, что окружающие тоже не лыком шиты. Надо отдать ей должное — появилась она довольно быстро, не став испытывать моего терпения. «Вышла» и протянула руку:

— Пойдемте, там так здорово. Не так, как было раньше, но всё равно.

«У нее» и в самом деле произошли изменения. Вернее, мы находились в другом месте. Стало даже красивее. Это были горы. Мы стояли на невысоком плато. Позади вздымались вершины посерьезнее, а перед нами лежала долина с небольшой горной речушкой. Метрах в десяти журчал ручеек. Солнца, правда, не видно, но довольно-таки светло, и небо голубое, а не серое, как «у меня». Видимо, характер накладывает отпечаток, и «выходим» мы туда, куда душа тяготеет больше всего.

Мне стало интересно, а куда «выйдет» Лена из моего мира? Надеюсь, хоть раз-то позовет с собой? Мы немного постояли, любуясь великолепным пейзажем, и вернулись назад. Предложение задержаться на несколько дней возражений не встретило, и я начал разбивать лагерь. Мешало отсутствие топора, но тащить на себе еще и топор было выше моих сил. Спустя час весело горел костер, возможно, первый рукотворный костер в этом мире. Закипал чайник, а спутница готовила ужин из пакетиков.

Это были великолепные четыре дня. Мы немного отоспались, восстанавливая силы. Весна заканчивалась, переходя в лето, и всё вокруг распустилось. Лена собирала букеты и украсила наши шалаши так, что издали они походили на витрину цветочного магазина. Я же бродил с ружьем вокруг, изображая охотника. Несколько раз видел косуль, но для такого стрелка, как я, расстояние было огромным, и стрелять не стал. Шагах в двухстах протекала река, и мы ходили купаться. А наплескавшись и поплавав вволю, подолгу лежали на берегу и смотрели в небо, думая каждый о своем. Питаться нам пришлось концентратами, так как подстрелить ничего я так и не смог. Хотя, может, это и к лучшему. Здесь в совершенстве сбалансированная экосистема, и если уж Создатель не пустил сюда человека, то не мне что-то менять. По вечерам сидели у костра, пили чай, заваренный Леной из каких-то трав, понемногу беседовали. Из суеверия я ничего не рассказывал о цели путешествия, отделываясь лаконичным «сама всё увидишь», про себя добавляя «тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить». Я мысленно прикидывал, что еще предстояло. Плыл я часов десять. Потом часа три шел до водопада. То есть сейчас мы где-то на месте моей высадки. Если брать скорость течения около десяти километров в час, то выходит сто кэмэ. Или пять часовых поясов, что давало возможность «выйти» передохнуть, в случае чего. Правда, что-то не хотелось туда, где я видел отражения китайцев. И хотя сейчас мы находились на меридиане Москвы, но опасения присутствовали. Не по морю же они во Францию добирались.

На пятый день с утра я стал собирать вещи, и Лена спросила:

— Пора? — Я кивнул:

— Хочешь не хочешь, а мы не можем поселиться здесь навечно.

Мы забрались на холм, в последний раз окинули взглядом это великолепие и «вышли».

Индикатор питания показывал одну треть. Я заменил батарейку и включил кнопку «вперед». Здесь, казалось, ничего не изменялось в последнюю тысячу лет. Слышался отдаленный гул водопада, и река так же величественно несла свои воды, спеша обрушить их с километровой высоты. Мне стало немного жаль того, что я уже никогда не узнаю, а что там, внизу. Сложись всё по-другому, кто ведает, может быть, я бы отважился организовать экспедицию вниз. Скажем, на воздушном шаре. Но на нет и суда нет, и мы тронулись в путь.

То ли продолжительный отдых сделал свое дело, а может, сумев перейти одну «границу», ты уже становишься как бы своим и тебя пропускают без визы. Но мы шли уже пять часов, и лишь на пятнадцать минут мне пришлось брать Лену на руки. Со мной же проблемы отпали после путешествия на плоту. Я пытался определить, что за люди живут «на выходе», пристально всматриваясь в речную гладь, но в воде отражалось только небо. Должно быть, находясь посередине реки, я поймал какой-то особый ракурс.

* * *

Шел третий день нашего путешествия. Если брать километров по тридцать, то скоро должен показаться лагерь с моим домиком. После почти полутора месяцев скитаний он стал мне как-то роднее, и я с замиранием сердца ждал встречи. Дойдя до очередного «эпицентра», сделали привал, и девушка сказала:

— Давай «выйдем». А то что-то совсем уж невмоготу. — Возражать я не стал. В конце концов, те, от кого мы сбежали, далеко и торопиться особо некуда.

Это было нереально. Вокруг нас стоял мертвый город. Огромные, этажей по сто, коробки домов смотрели пустыми глазницами окон. Ржавые остовы машин в беспорядке перегораживали улицы. И ни души. Это не спокойно-умиротворенная тишина «первобытного мира». Полная стерильность, жуткая, наводящая ужас своей неотвратимостью и беспощадностью. Умом я понимал, что мы можем не бояться радиации или какой-нибудь неведомой заразы, но ноги сами пытались унести из этого кошмара. Лена же словно остолбенела. Ей, жительнице мира, не знавшего двух мировых войн, и никогда не слышавшей о Хиросиме, это должно было казаться абсурдом. Почти насильно я «вытянул» ее в коридор. Но еще долго ее глаза оставались стеклянными, а с лица не сходило испуганное выражение.

Последний отрезок пути преодолели молча, не делая остановок, стараясь уйти подальше и поскорее выкинуть из памяти. Вот и домик, и я готов расцеловать каждую дощечку, олицетворявшую конец пути.

— Мы пришли? — спросила она.

Я молча кивнул, сияя глазами и не в силах сдержать улыбку.

— Давайте немного побудем здесь. — Она смотрела куда-то в сторону, стараясь не встречаться со мною взглядом.

— Ну… вообще-то можно. — Я рвался домой и не понимал, что это только Мой дом. Для Лены же это — Неведомое, и, стоя на пороге новой для нее жизни, она испытывала страх.

23

— Мы что же, так и будем тут сидеть? — Истек третий день нашего затворничества, вызванного, как я считал, женскими капризами.

— Ну, пожалуйста, Юра, еще немножко.

По мне, так хоть целую вечность. Запаса продуктов хватит на год, если ей нравится питаться консервами. Разной литературы я натаскал немало, и от скуки человек, знающий алфавит, не умрет. Но дело в ее иррациональном страхе. Как будто, оставаясь в коридоре, она не теряла связи с прошлым, а «выйдя», оборвет навсегда какую-то лишь ей одной ведомую нить.

— Что ж, я схожу в разведку, вернусь часа через два-три.

За прошедшие полгода Москва ничуть не изменилась. Всё тот же огромный мегаполис, и глупо было бы думать, что мое отсутствие хоть на йоту отразиться на жизни города. Запас денег в домике был довольно изрядным, и я взял такси. Приехав домой и приняв душ, позвонил кое-кому из наших. Народ готовился к очередной вылазке, намечаемой через неделю, и несказанно обрадовался моему появлению. Я пообещал, что ежели смогу, то присоединюсь непременно. По телевизору клеймили очередного олигарха, нахапавшего нетрудовых доходов. Это ж надо, несколько лет человек вел бурную деятельность, и никто ничего не замечал. И вдруг на тебе — прозрели. Вспомнился какой-то римский император, назначавший губернаторами провинций самых жадных из своего окружения. Лет пять ему позволяли любой произвол, давая возможность высасывать все соки и набивать мошну. После чего — ножом по горлу, с конфискацией в доход государства. А уж в изобретательстве поводов и придирок человек не знает себе равных. В общем, жизнь била ключом, позволяя тому кое-кого приложить по голове.

Пропылесосив квартиру и небрежно вытерев пыль, я решил, что готов к приему гостей.

Как и предполагалось, она спала, и я, не особо задумываясь о свободе личности, «вытащил» соню вместе с кроватью. Против такого аргумента не попрешь, а то что-то мы стали очень уж нежными.

Время было еще детским, а учитывая разницу между часовыми поясами, в Париже жизнь еще только начиналась. Она ответила где-то после пятого звонка.

— Привет, это я. — Было немножко неловко, и не находилось слов.

— Ну, наконец-то, снизошел! — Инна старательно изображала недовольство.

— Понимаешь, так вышло, что я никак не мог позвонить.

— Не мог или не хотел? — Ну вот, еще истерик не хватало.

— Думай как хочешь, но ведь в конце концов я нашелся. — По всем законам жанра разговор нужно было переводить в другое русло. И повод не замедлил появиться.

— Юра, с кем ты разговариваешь? И почему так темно? — Голос у Лены был звонким, и моя собеседница всё прекрасно слышала.

— Так ты там не один! — В голосе был лед. — Я тут сижу, как дура, а он тем временем… — И отключилась.

Решив, что от этого еще никто не умирал, я даже не подумал переиграть. Всё равно на днях собирался во Францию. Одним днем больше, одним днем меньше.

Мы поднялись по трем мраморным ступенькам и вошли в светлый офис. Вдоль стен стояли витрины с моделями телефонов, и навстречу нам тут же встала молодая девушка с карточкой на лацкане:

— Чем могу помочь?..

Первым делом я решил обзавестись связью. Мой телефон покоился где-то на дне водопада, даже и не знаю, в скольких километрах отсюда. Если, конечно, это можно измерить в километрах. Сервис был на высоте, и вскоре мы стали обладателями новеньких красивых аппаратиков, свободно умещавшихся в ладони. Дав Лене пять тысяч долларов, я, как мог, объяснил ей, что к чему, и, заставив выучить наизусть мой адрес, отправился брать билет. Моей гостье предстояло пока остаться в Москве. Ей, не имеющей никаких документов, выехать было бы проблематично. Но, уладив проблему, я надеялся «перевезти» ее с помощью коридора, не признающего никаких границ.

У меня была шенгенская виза сроком на год, и никаких осложнений не возникло. И вот опять в аэропорт имени Шарля де Голля. Багажа я не брал и, взяв такси, прямиком направился в отель. Он стоял всё такой же, и, вы не поверите, я растрогался, вспомнив его собрата, встретившего меня столь неприветливо. Меня здесь не забыли, приветливо улыбнувшись и сообщив, что мадемуазель в номере. Посмотрели, правда, как-то странно, но я уже входил в лифт.

В наших апартаментах играла музыка, и было закрыто. Я громко постучал, но никто не спешил открывать. Я забарабанил сильнее, на стук выбежала горничная, но дверь по-прежнему была заперта. Сто долларов поменяли владельца, и замок тихонько щелкнул, открывая путь. Что же, этого следовало ожидать: в гостиной накрыт столик, а Инна полулежала в кресле, обнимаясь с каким-то мачо. На ее лице мелькнула торжествующая улыбка, а эта обезьяна стала вставать. Согласен, по всем меркам, я был не прав и мы вели себя как неандертальцы, сражающиеся за самку.

Пожалуй, извиняло меня только то, что «он первый начал». А кто бы не начал на его месте? Меня же подстегивала мысль, что весь этот спектакль затеян исключительно с целью досадить. Что ж, побаловались, и будя. Жаль только, что противник не разделял моего мнения. Схватив за грудки и с легкостью приподняв, он начал методично бить моей головой о стенку. Не знаю, из чего в парижских отелях делают стены, но казалось, она прогибается от ударов. Я заехал ему кулаком в глаз, но это чудовище только захохотало и вытянуло руки во всю длину, продолжая свою работу. Я же не доставал до его лица где-то с полметра. Попытка дотянуться ногой тоже не принесла плодов. Не считать же результатом то, что в ответ мне заехали коленом в бок. Как ни хотелось победить в честном бою, на глазах у дамы сердца, но уход в коридор был вынужденной мерой. Предпринятой «не корысти ради, а здоровья для». Спина моя потеряла опору, и мы повалились на землю уже возле реки. К счастью, он был нормальным, и действие коридора оказалось в мою пользу. На лице мужика появилось паническое выражение. Но сдаваться он не собирался. Напротив, руки переместились на шею, и темнеть в глазах стало уже у меня. Но, хоть и придавленный этой тушей, я валялся на своей земле. Тело чувствовало опору, и, главное, он оказался в пределах досягаемости. Я врезал ему открытыми ладонями по ушам, и хватка на шее несколько ослабла. Почувствовав приток воздуха, с силой саданул чуть пониже уха. Спасибо Виктору, и хотя кирпич разбить ни разу не пробовал, но штук пять черепиц от моего удара разлетались только так. Аргументов «против» у него не нашлось, и я оказался придавленный более чем ста килограммами, находящимися в бессознательном состоянии. Предстояло поскорее выбираться, пока он не очухался и не начал снова. Свалив с себя безжизненное тело, я встал на ноги и пошел в дом за веревкой. Дотрагиваться до этого монстра, когда он придет в сознание, было страшновато, но не оставлять же его здесь. В конце концов, это же я вломился без приглашения, он же всего лишь защищал женщину, которую считал своей.

Я «вышел», волоча тело за собой. Инна сидела в том же кресле и хохотала.

— Не вижу ничего смешного. — Я подтащил свой груз к дивану, но поднять не было сил. Ладно, пусть пока так полежит.

— Чего это вдруг заявился? — В ее голосе звучала ирония.

— Ну… вроде как соскучился. А что, не вовремя? — Наивности моей не было границ.

— Нет, почему же, я как раз жду не дождусь, а где же это мой ненаглядный. Все глаза проглядела, все слезы выплакала.

— Еще полслова — и я разрыдаюсь от умиления, — раздался голос с пола. — И вообще, поднимите меня, здесь дует.

— Не мешай, — произнесли мы одновременно и все втроем засмеялись.

— Надеюсь, продолжения банкета не последует? — поинтересовался я, разрезая веревки.

— Ладно уж, живи пока. — Это была наглость, но задор уже иссяк, и я лишь только хмыкнул:

— Поговори у меня.

Худой мир лучше доброй драки, эта народная мудрость сейчас казалась мне как никогда верной. Тело ломило, затылок болел, и что-то ныло в боку. Кое-как расставив мебель, мы сели за то, что осталось от столика, и немного выпили. Я насупленно молчал, а Инна с этим весело переглядывались, то и дело посматривая на меня.

— Скажем ему? — Голос мужчины звучал таинственно.

— Не стоит, пусть помучится. — Инна показала мне язык.

— Да ладно тебе, всё интересное закончилось, а он, по-моему, уже созрел.

— Не больно-то и хочется. — Я попытался изобразить на лице равнодушие. — И вообще, мне, пожалуй, пора.

— Ну и вали, дурак несчастный. — Инна отвернулась к окну. Я было приподнялся, но ее любовник меня остановил:

— Погодите, Юрий, это был розыгрыш.

— Да, и моя голова была в нем барабанной палочкой. — Я еще ничего не понимал и ерничал автоматически.

— Между нами ничего нет. Просто Инна сегодня звонила в Москву и побеседовала с Еленой Викторовной. Узнав, на какой рейс вы взяли билет, мы подготовились к встрече.

— Да, и прошла она в теплой, дружественной обстановке. — Я покрутил головой, старательно изображая, как мне больно.

— Ну… надо же было что-то принести в жертву достоверности.

— Ну, не знаю…

Вместо ответа он налил всем троим коньяку и предложил выпить:

— За знакомство!

Знакомство и в самом деле было незабываемым, и выпить за него стоило.

— Мы с Инкой учились на одном курсе. Правда, я на три года старше. Сразу не поступил, потом армия. А тут приезжаю в Париж, и на тебе. — Он говорил, смачно закусывая, а у меня на душе легчало. — Так что помочь другу — это мы завсегда пожалуйста. Да и вообще, давно ни с кем из наших не виделся, а тут такой повод. Ну просто грех было пропустить.

Николай, для своих Колян, оказался милым парнем, весельчаком и балагуром. Я слушал вполуха и смотрел на Инну. Она же сидела безучастная ко всему, а может, просто делала вид. Я взял ее за руку:

— Ты извини…

— За что?

— Да вот за это самое. Но у меня есть смягчающие обстоятельства. Я же всё-таки вернулся.

24

На следующее утро, утомленные происшедшим накануне и последующей пирушкой, встали довольно поздно. Николай, оставшийся ночевать и завалившийся прямо в гостиной, уже ушел, оставив нас одних. Инна лежала в постели, потягиваясь, как кошка, и подъем пришлось еще немного отложить… Часа через два, приняв душ и потягивая заказанный в номер кофе, я излагал сочинение на тему «Как я провел лето». Иногда спотыкаясь и деликатно обходя стороной вопрос — с кем. Получалось довольно-таки убедительно, и она внимательно слушала, широко распахнув глаза от удивления. Но женщина остается женщиной, даже такая умница, как моя Инна. И посреди рассказа она вдруг спросила:

— И что, вот так прямо и нанялся по объявлению? — В голосе звучал металл, а глаза, казалось, могут прожечь насквозь.

В это время я как раз живописал сцену побега из поезда и не сразу понял, о чем это она. А «миссис Отелло», обуреваемая подозрениями, продолжала наезжать:

— Раньше ты не был столь щепетилен в отношении денег. И всегда мог взять то, что плохо лежит.

В запале она приписала это свое, без сомнения, похвальное свойство мне. Но спорить я не стал, предпочтя переждать, пока пройдет буря. Усугублять она не стала, и я решил брать быка за рога.

— Лена клиентка, и ничего более. — Это было правдой, и на душе у меня было легко.

— Уже, значит, Лена? А почему не Леночка? — Это было выше моих сил, но против правды не попрешь, и я стоял на своем:

— Ну нельзя же провести с человеком наедине больше недели и всё время «выкать». И вообще, тебя послушать, так я половой агрессор какой-то.

— Ну да, пропадаешь на полтора месяца, шляешься неизвестно где. А потом вдруг у тебя в московской квартире обнаруживается женщина.

— Кстати, насчет квартир и женщин: надо бы позвонить в Москву.

— Жива твоя ненаглядная, да и куда ей деться?

— То-то и оно, что без документов некуда. У тебя, случайно, нет знакомых, как их там, фальшиводокументщиков?

Знакомых подобного рода у Инны не было, и я стал рожать план. Однако ничего не вытанцовывалось, и я решил попытаться прибегнуть к помощи начальника полиции из небольшого швейцарского городка. Вроде бы он приглашал заглянуть в случае затруднений. Не очень-то уповая на людскую благодарность, я прикинул, сколько у меня денег. Выходило около трехсот тысяч евро, и я решил, что часть этой суммы будет неплохим аргументом на чаше весов, противоположной чувству долга.

— Мы едем в Швейцарию! — Я не думал, что она может не согласиться, и почти угадал. Она взбрыкнула для приличия — «еще, мол, чего», но сильно не упиралась.

Оставив номер за собой, сели в скоростной поезд и утром были в Цюрихе. Показав права и внеся залог, взяли напрокат автомобиль и спустя два часа после прибытия ехали по горной дороге. Я мысленно начинал разговор и так же мысленно отвергал вариант за вариантом. А как бы я повел себя на месте добропорядочного гражданина, которого какой-то иностранец просить помочь достать фальшивые документы? Ну, пусть не совсем фальшивые, но не вполне законным путем. Но будь что будет, и так ли уж нужно стараться идти по прямой, если кривая выведет?

Мы въехали в городок во второй половине дня, сняли номер в отеле и начали заниматься любовью. А то, увлеченный спасением принцесс, могу ведь позабыть, как это делается. Да и соскучились мы друг по дружке просто ужасно. Я уж, во всяком случае, точно.

Мы пожали друг другу руки, и на столе появился хороший коньяк.

— Надолго в наши края?

Беседа велась по-французски, и на этот раз я не прибег к услугам моей милой переводчицы. Справедливо полагая, что подобного рода беседы требуют конфиденциальности.

— Ну, это зависит от того, как скоро смогу получить консультацию по одному интересующему меня вопросу.

— Что может быть такого неразрешимого, что заставило вас забраться в нашу глушь? — Он явно кокетничал, ибо помимо географического положения, позволявшего добраться до нескольких самых развитых городов Европы менее чем за пару часов, всевозможные средства связи были здесь развиты на самом высоком уровне.

— Мне не дает покоя проблема беженцев, потерявших все документы и никого не знающих во всей Европе.

Я не приврал ни на йоту. Ведь Елена, по сути, и была такой изгнанницей. И кроме меня, в «этой» Европе у нее не существовало ни одной знакомой души.

— И кто же сей эксперт? — В его взгляде была заинтересованность.

— Право, не знаю. Но я готов заплатить пятьдесят тысяч евро тому, кто помог бы разрешить мои сомнения. — При этих словах я положил на стол конверт, легонько подвинув его по направлению к собеседнику.

— Я подумаю, кого бы вам посоветовать, — конверт исчез в ящике стола, — но консультация будет дана лишь в случае отсутствия трений с Интерполом.

— Ну что вы, это совершенно невинная девушка. Просто жертва обстоятельств.

— Иисус учил нас помогать ближним. Но вы понимаете, что консультация будет разовой. Мой эксперт планирует отойти от дел.

Склонив голову, я произнес:

— Заверяю вас, это вышло чисто случайно, и я надеюсь, в будущем такой ситуации не возникнет.

Сказав еще пару ничего не значащих фраз, я стал прощаться. Пожал протянутую руку и вышел на улицу. Уф-ф, никогда не думал, что это так тяжело. Но дело сделано, а небеса не разверзлись, спеша покарать грешника.

Разговор занял не более часа, и, вернувшись в гостиницу, я застал Инну дремлющей. Сел на кровать, глядя на нее, и провел так минут сорок. Всё же как это приятно смотреть на спящую женщину. Свою женщину. И ждать, когда она проснется, чтобы запечатлеть на ее губах поцелуй, пожелав доброго утра.

— Ты уже встал? — спросила она, улыбнувшись и погладив по руке.

— Как видишь. И предлагаю позавтракать.

— Иди сюда. — Она выгнула спину и дотронулась до меня босой ступней. — Надо нагулять аппетит.

— Нужна твоя помощь. — Мы завтракали, и я начал уговоры.

— Для тебя — всё, что угодно. — Это было редкостью, такая вот Инна, но я знал, что вскоре она снова станет прежней.

— Ловлю на слове. — И уткнулся носом в чашку с кофе.

— Ну, Юра, не тяни. — Но я благоразумно молчал, ожидая окончания трапезы. Кто знает, какая реакция последует в ответ на мою просьбу съездить в Москву за Леной. Лучше уж выяснить это вдали от метательных предметов.

Но, с чего начать, не знал и продолжал отмалчиваться. Мы шли по улице, и я внезапно спросил:

— Ты мне веришь?

— До определенного момента. — Инна смотрела на меня, и на ее лице читался вопрос: «Куда он клонит? »

— А на приглашение в гости этот момент распространяется?

— Ты имеешь в виду «туда»? — Она закусила губу, как будто что-то решая. — А зачем тебе?

Зачем мне это надо, я и сам не знал, но вот взяло и приспичило. Получалось, что совершенно чужая мне Лена приглашала «к себе», и не единожды, а женщина, которую я, кажется, люблю, ни разу даже не намекнула об этом.

Или может быть, всё дело в пресловутых «гранях» и с двумя этими женщинами они у меня были разными?

Внезапно, что-то для себя решив, Инна взяла меня за руку, и мы оказались у подножия небольшого водопада. Так, ручеек скатывался с обрыва, метров пяти в высоту. Под скалой лежало озеро, и, бог ты мой, как это было красиво! Ну почему это девчонкам достаются такие прекрасные уголки, а у меня унылая река? Но Создатель безмолвствовал, величественный в своем равнодушии к мнению смертной букашки. А я глазел по сторонам, пораженный какой-то сверхъестественной гармонией окружающего.

— Ты пробовала куда-нибудь отходить? — Она покачала головой:

— А зачем? Да и не до того было.

— Что же это за неотложные дела?

— Ну, разного рода мероприятия по экспроприации, — ее глаза смеялись, — а во время операций всё время боишься, что что-то пойдет не так.

Я согласно кивнул, вспомнив свои метания вскоре после нашего с ней знакомства. Тут уж действительно было не до исследований.

— Та девушка, Елена, она обладает такими же способностями, как и ты. Но там, откуда она пришла, за это жестоко карают. Если догонят, конечно. Вот я и прошу помочь.

— И что я должна делать?

Это был уже деловой разговор, и я благодарно чмокнул ее в щеку.

— Она сейчас в Москве и совсем без документов. Я думал попросить тебя «привезти» ее в Париж.

— А она точно одна из нас? Ведь посторонний не выдержит здесь так долго.

— Точнее некуда. Я думаю, вы сможете подружиться. Да и «закоулки» ваши чем-то похожи.

— Ты знаешь, у меня вырос зуб, — вдруг поделилась она. — Ведь так не бывает, правда?

— Как мне объяснили, мы все отличаемся отменным здоровьем. И долголетием тоже.

— Я что-то подобное и предполагала. Но мог бы и раньше сказать.

— Так ты ведь и не спрашивала. Вся из себя такая таинственная, прямо хоть стой, хоть падай.

Мой «консультант» намекнул, что можно зайти дня через три, и можно было на денек задержаться. Шагах в десяти от мини-водопада находилась небольшая пещерка, скрытая кустами. Метра четыре на три, неправильной формы, но приобретшая стараниями Инны вполне уютный вид. Искупались в озере, благо температура была неизменной, и долго ласкали друг друга на леопардовой шкуре, устилавшей ложе. Синтетической, правда, но это не умаляло очарования момента. Как и у меня, здесь был запас продуктов, а когда проснулись, Инна удивила, подав бритву, слегка при этом покраснев. Я обозвал себя болваном, а вспомнив Анну, почувствовал совсем неловко. Но жалеть о сделанном было поздно, и я выбросил это из головы.

* * *

Улетала она из Цюриха. Мы договорились, что «проведя» Лену в свое убежище, Инна сразу же вылетит во Францию. Я же, получив документы, отправлюсь в Париж и, если успею, постараюсь снять для беженки жилье. Паспорт на имя Анны Смилович мне вручили назавтра. Гражданка бывшей Югославии, имеющая статус беженки и вид на жительство Западной Европе. Документ был не новым, и оставалось только догадываться, какая судьба постигла его владелицу. Но прочь, вон из головы невеселые мысли. И для меня она так и останется Леной Земцовой, неудачно рискнувшей проявить любопытство и попавшей в жернова.

— Всех благ. — Он сухо кивнул мне, давая понять, что долг выплачен и больше нас ничего не связывает.

Положив документы во внутренний карман пиджака, я сел в машину и направился в Париж.

25

— Спасибо, мсье. — Гарсон взял деньги и отошел от моего столика.

Посмотрев на часы, я встал и направился в зал ожидания. До прибытия рейсового аэробуса оставалось пятнадцать минут. Я встречал Инну, летевшую рейсом «ЭйрФранс» и «везшую» с собой Лену. Три часа назад мы говорили по телефону, и обе были бодры и жизнерадостны. Инна «провела» нашу гостью «к себе», что не вызвало никаких негативных последствий. И вот, спустя три часа, преисполненный оптимизма, я жду их обеих. Для Лены нашлась квартира в одном из парижских предместий. Конечно, не бог весть что, но по сравнению с моей хрущобой это хоромы. Четырехкомнатные апартаменты с видом на Сену. Причем две комнаты выходили на солнечную сторону. Плюс кухонный блок и санузел, в котором можно играть в футбол. Правда, с ее особняком, покинутым в той, другой жизни, всё это выглядело как-то жалко, но множество людей вынуждены довольствоваться гораздо худшими условиями. Та же Анна Смилович, например. Тем временем Инна выбежала из таможенного терминала и чмокнула меня в щеку.

— Привет. — И взяла меня под руку.

— Привет, как полет? — Дежурная, ничего не значащая фраза, не требующая ответа.

— Как видишь, жива и здорова.

— Когда намечаем «выход» гостьи?

— Давай уж дома. Надеюсь, ты нашел что-то приличное?

— Ну, более или менее. Для меня так уж точно дворец. — Она криво улыбнулась, явно не доверяя моему вкусу и томимая желанием проинспектировать результаты поисков.

Сев в машину, мы поцеловались и выехали со стоянки. Квартирой Инна в общем и целом осталась довольна, и пришло время забирать новоявленную эмигрантку.

Лена как раз плескалась в озере. Нас она не видела и стояла обнаженная и прекрасная в своей наготе. Но толком поглазеть мне не дали. Инна толкнула локтем в бок, ехидно сказав:

— Что, ни разу голой бабы не видел?

Я сделал круглые глаза и энергично замотал головой.

— Отвернись, гляделки лопнут.

Пришлось подчиниться, и, надо признать, не без сожаления. Инна же тем временем разделась и, крикнув: «Ленка, привет!» — бултыхнулась в озеро, окатив меня тучей брызг. Чертыхнувшись, я поплелся в пещеру, слыша звучащий за спиной женский смех.

Растянувшись на синтетическом леопарде и заложив руки за голову, я размышлял. Ни о чем конкретном и обо всём понемногу. Конечно, попытаться понять природу коридора выше моих скромных способностей, но зачем-то же он есть. Или как жизнь, существующая ради самой жизни, он полностью самодостаточен? А может, как раз ради сохранения этой самой жизни был и задуман, являясь эдаким «Ноевым ковчегом», позволяющим в лихую годину укрыться и переждать катаклизм? Недаром же этими способностями обладают женщины, в то же самое время ограниченные в возможности «возвращения». Тогда получается, что мужчина, наделенный этим даром, несет ответственность куда большую. Из разговора с «аббатом» я знал, что тех, кто находится в коридоре, не затрагивают изменения, происшедшие в результате «возвращений» кого-нибудь из наших. К примеру, в пятницу тринадцатого два «проникающих» стали свидетелями или участниками события. Если, допустим, одному из них что-то в нем не понравилось, ну, там, ноги промочил, он «возвращается» и, избежав неприятности, живет себе дальше. Возможно, даже припеваючи. Если же второй в это время вошел в коридор, то всё остается у него в памяти, что никак не влияет на реальное положение вещей. Он помнит то, что друг ступил в лужу, и знает, что тот лужу обошел. От всей этой зауми голова шла кругом и отказывалась работать. О своем путешествии к водопаду и посещении мира Елены я старался глубоко не задумываться. Как будто какой-то защитный механизм, не позволяющий «съехать с катушек», включался каждый раз, стоило мне ступить на эту дорожку.

Почему-то вспомнился Авраам Линкольн, увидевший свою смерть во сне, за десять дней до покушения. Он проснулся и, услышав плачь, спустился по лестнице. Глядя на себя, лежащего на полу, спросил солдата, охраняющего тело:

— Что случилось?

— Погиб президент Линкольн, — последовал ответ, — он пал от руки наемного убийцы.

Что это? Он был один из нас? Или полукровка, сумевший только приподнять завесу тайны, но не наделенный способностью пользоваться ею как инструментом? А раз это был сон-то, может быть, никакого «возврата» с нами не происходит и это лишь способность прогнозирования, данная нам свыше? Надеюсь, что и на благо. А «коридор», как уже упоминал, лишь функция, выполняющая роль защитного механизма, не дающего пробкам перегореть. Про «наполеонов» и прочих обитателей «палаты № 7» думать уж вовсе не хотелось. Но если это и бред, то бред, не лишенный приятности. И оставалось только расслабиться и получать удовольствие.

А эффект «исчезающих островов», примером которых являются острова Сент-Винсента? Расслабиться никак не получалось, и мысли бередили душу. Недалеко от западного побережья Панамы в 1789 году на них высадился Антонио Мартинус. Но другие посетители ничего не обнаружили. Хотя на островах некоторое время жил священнослужитель отец Санта-Клара. Чем не разновидность «места»?

Снова раздался женский смех, и я улыбнулся. Хватит, пусть думает тот, у кого голова больше. Голоса девушек стали громче, и вот уже они, склонившись надо мной, дружно тряхнули волосами, забрызгав меня с перетружденной головы до ног, на этот раз получивших передышку.

— Ну, хватит, хватит развлекаться, — заворчал я, — тоже мне, нашли жертву.

В ответ валькирии захохотали, и экзекуция повторилась.

— Пойдем уж, надо же устроиться гостье. Да и поужинать не мешает.

Они схватили меня за руки, и вот все трое в новой Лениной квартире.

Ужин пришлось «ненадолго» отложить, так как Лене было совершенно нечего надеть. Хотя то, что было куплено после очередного потрошения бутиков, скорее подходило под противоположное определение. Инна вырядилась соответственно, и я стал человеком-невидимкой дважды. Ну и что? Ведь две эти прекрасные женщины со мной. Вот пусть другие, хоть сто раз красавцы и супермены, кусают локти от зависти.

Во время ужина Лена поведала нам о своем приключении, случившемся накануне «отъезда». Она гуляла по Москве и забрела на один из многочисленных рынков столицы. И попала в водоворот проверки документов. События в поезде и на дирижабле еще не стерлись из памяти, и она, не задумываясь, «перешла». Как раз в этот момент омоновец огрел дубинкой молодую цыганку. Уж больно глубоко в печенках сидела «любовь» к ним у милиционера, раз тот поднял руку на женщину. Падая, та схватилась за девушку и потеряла сознание. А Лена «перешла», прихватив несчастную с собой. Что удивительно, никакой истерики не последовало. Лишившаяся сознание Кармен тихонько лежала, не приходя в себя. Это было скорее похоже на сон, чем на обморок.

Выждав минут тридцать, Лена «вышла», держа руку спящей. Снова оказавшись на базаре, они попались на глаза уже нескольким стражам порядка, распихивавшим по автобусам задержанных, и «ушли» опять. Видимо, такая скромность была расценена как вопиющее неповиновение, так как спустя час, «выйдя» вместе с так и не проснувшейся подругой по несчастью, Лена оказалась среди, на этот раз, человек десяти людей в погонах. У двоих даже были собаки.

Какая версия была взята за основу этой «массовой галлюцинации», неизвестно, ибо созывать пресс-конференцию участники события постеснялись.

Просидев почти сутки, Лена «вышла» ночью. Оставив цыганку лежать на скамейке и позвонив по «03», вернулась ко мне домой. Та, по ее словам, вид имела вполне здоровый, дышала ровно и не была похожа на умирающую.

Пообещав похлопотать перед правительством Французской Республики о награждении героини орденом «За спасение на облаве», я выкинул происшествие из головы. Закончив ужин и еще немного потанцевав, мы проводили Лену и вернулись в отель. Надо ли говорить, чем мы занимались ночью?

26

— Боишься? — Инна тоже выглядела не героически и таким образом пыталась обрести уверенность.

Лена же держалась молодцом. Спокойная и сосредоточенная, она сидела в кресле маленького частного самолета, ожидая, как и мы с Инной, своего первого прыжка. С парашютом. Помните анекдот, где у экстремала спрашивают, не страшно ли ему прыгать с парашютом? Страшно, отвечает тот, но без парашюта еще страшнее. И если для нас двоих это было чем-то давно известным, из ряда обыденности, то для Лены, пришедшей из мира, где о подобном никогда не слышали, это должно быть страшно вдвойне. А вот нет же. Трусили как раз мы с Инной, а ей хоть бы хны. Инструктор открыл дверь салона и сделал приглашающий жест:

— Мсье?

Это был как раз тот случай, когда с удовольствием пропускают вперед женщину. Слышал, что и обычай-то зародился в первобытные времена. Когда племя, возвращаясь в пещеру, опасалось хищников, для которых пещеры тоже были домом. И чтобы не терять в случае чего мужчину, охотника и добытчика, вперед пропускалась женщина. Как менее ценный субъект хозяйствования. Но проявление хороших манер могли принять за трусость, а человек ничего не боится так, как правды. И потому пришлось вставать и на ватных ногах двигаться к двери, ощущая, как по спине стекают струйки пота. Инструктор понимающе улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Мужество не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы преодолевать страх, — говорил он тихо, щадя мое самолюбие, и я был благодарен ему вдвойне.

Карабин пристегнули к тросу, инструктор уперся рукой вверх дверного проема, приказав мне облокотиться на него. Посмотрел как-то странно и убрал руку. Вот и всё. От меня ничего не зависело, и, потеряв опору, я вывалился из самолета. Несколько секунд кувыркания, и хлопок раскрывшегося парашюта. Почувствовав рывок и замедление падения, я посмотрел вверх. «Летающее крыло» было огромным и внушало чувство уверенности. Подвесная система плотно облегала тело, и я успокоился окончательно, дав волю пробудившемуся любопытству. Земля была где-то далеко и казалась нарисованной. Маленькие домишки, машинки, похожие на те, что собирал в детстве, — всё вызывало умиление. Слева и выше раскрылись разноцветные купола девчонок. Я стал что-то восторженно орать, замахав руками, но они даже не обратили на меня внимания, занятые своими переживаниями. Что ж, первый раз — он один, и такого ни у них, ни у меня больше не будет.

Приземлившись на плотно сжатые ноги, я повалился на бок и стал гасить купол, пытавшийся протащить меня по траве. Девчонки еще не опустились, и я нырнул в коридор, не желая упускать момент и спеша повторить незабываемые ощущения. Говорят, если заставить дурака Богу молиться… Короче, я прыгнул пятнадцать раз. На последний прыжок уверенной походкой подошел к распахнутому люку и, покачав головой, жестом отстранил инструктора, вызвав легкое недоумение. Слегка улыбнулся и непринужденно шагнул за борт, ловя удивленный взгляд. Медленно опускаясь, стал невольно жалеть, что не сладкоежка. Это ж сколько раз можно съесть одно и то же пирожное? А наркоманы? Все картели бы вылетели в трубу, ибо зачем платить за кайф, если его можно получить даром, просто «пройдя назад»? Но коридор не пускал в себя ни тех, ни других и от алкоголизма наверняка излечивал со стопроцентной гарантией. Вот я уж на что завзятый курильщик, а уже полтора года даже не вспоминаю о сигаретах. Но адреналин тоже неплохо, и уж этой радости никакой коридор лишить меня не может.

Девчонки приземлились, ликующе хохоча и что-то вопя друг дружке. Я же, умудренный опытом, погасил парашют и начал экономными движениями складывать его. Чувствовалась практика, и на моем лице сияла довольная улыбка.

— Юр, ну как? — почти в унисон крикнули обе.

Я снисходительно улыбнулся, на что не имел никакого права, и небрежно бросил:

— Нормально, вот в прошлый раз… — и вовремя прикусил язык.

Для них этот раз первый, и даже если и повторимый, то не в плане ощущений.

Идея насчет парашютов пришла в голову мне. Инна решилась за компанию, а Лене пришлось объяснять, что это не забава и «баловство» имеет огромную практическую пользу.

Если у вас есть парашют, разумеется. Конечно, в кармане его не поносишь, но у каждого из нас были свои возможности, дававшие кое-какие преимущества в плане экипировки. Упоминание о дирижабле пошло на пользу, а невозможность иметь меня под рукой в любую минуту довершили дело, и Лена сдалась. Да не просто, а взявшись за дело с энергией небольшого дизельного генератора. И углубившись в историю парашютизма по самую макушку. Во время прохождения краткого теоретического курса она, казалось, знает больше самого инструктора. Сыпя именами и датами и задавая вопросы на предмет конструкции куполов разных моделей.

В первый день было намечено два прыжка, а потому нас подобрал микроавтобус с эмблемой аэроклуба и повез на аэродром. За рулем сидел молодой парень, одетый в фирменный комбинезон сине-голубого цвета с парашютом на рукаве. Он восторженно косил глазом на девочек и пытался заигрывать. Инна слегка флиртовала, Лена же сосредоточенно смотрела в окно, шевеля губами.

— Что-то беспокоит? — Я дотронулся до ее рукава.

— Да вот, пытаюсь посчитать, хватит ли наличности…

— Бог ты мой, Ленка, — Инна не была целиком поглощена флиртом, как казалось, — чего-чего, а этого добра — хоть сто тысяч. И даже без отдачи.

Такая щедрость была хорошим знаком и означала только одно: девушки подружились и Инна перестала ревновать. Тогда, в первый Ленин вечер, после ресторана, я спросил:

— И как тебе моя клиентка?

Мне не хотелось терять Лену из виду, но, реши Инна по-другому, я бы подчинился.

— Расслабься, Юрик. Баба всегда чувствует, соперница перед ней или нет.

Водитель же, услышав столь щедрое предложение предмета его ухаживаний, притих и уставился на дорогу.

— Что ты задумала, если не секрет? — Я не смог сдержать любопытства.

— Вот еще по разу прыгнем — расскажу.

— Да, Лен, если дело в деньгах, то на меня тоже можешь рассчитывать, и даже вдвойне.

Мог бы и сам догадаться, пораньше. А Инна всё же молодец.

Говорят, что второй прыжок самый страшный. Я в азарте этого ухитрился не заметить, а девчонки притихли. Но с нами работал профессионал, и его спокойно-уверенная манера держаться действовала гипнотически. Во всяком случае, ни о каком отказе речи не шло. Я позволил себе раскрыть парашют не сразу, немного насладившись чувством невесомости и попытавшись выполнить пару фигур, виденных по видео во время прохождения теоретического курса. Получилось или нет — не знаю, но показалось, что всё вышло как-то коряво. Однако, приземлившись, «возвращаться» не стал. Натешился я уже вволю, и щенячий восторг куда-то испарился. А потому, подождав парашютисток, тоже ставших как-то серьезнее, помог им сложить купола и спросил:

— Ну что, Лена, колись?

— Что? — За неделю в нашем мире она так и не сбросила с себя «домашнее» воспитание.

— Ну, в смысле, рассказывай, что задумала? — Я был настырен до неприличия.

— Не всё так сразу. И вообще, сначала нужно купить снаряжение.

Подъехал минивэн, и мы, погрузившись, поехали на базу, чтобы переодеться и принять душ. А в общем-то, я с ней согласен. Надо закончить начатое. А идея, когда созреет, всё равно будет выдвинута на общее обсуждение. Я в этом уверен, как и в том, что нас с Инной пригласят в компанию.

Покупки заняли весь следующий день. Приехав в специализированный салон, торгующий снаряжением для экстремалов, просто ахнули. Тут имелось всё, и даже больше, чем всё. Спортивные «летающие крылья», армейские купола разных стран, как участниц НАТО, так и бывшего социалистического лагеря. Всевозможные модели подвесных систем. Надувные спасательные жилеты, снабженные питательным рационом и пакетами с веществами, отпугивающими акул. Акулы для всех нас являлись экзотикой, но мы взяли и их. Одних парашютов мы накупили целых двенадцать штук. По четыре на брата. Не упирая, правда, на ассортимент, так как, буде нештатная ситуация, действия должны быть доведены до автоматизма. Кроме этого еще шлемы. Девчонки взяли яркие комбинезончики. Я же решил, что и так сойдет. Поочередно «сходив» друг к другу в гости, мы разнесли снаряжение. Почему-то подумалось про водолазный костюм. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не накаркать. А то ведь и на подводную лодку нелегкая занесет. Рассовав тюки «по местам», мы остались у Инны. Как-то так получилось, что местом встречи стало озеро с небольшим водопадом. Да и пещерка здесь уютная.

— Ну что, мальчики-девочки, когда заключительная тренировка? — Инна, как хозяйка, начала заседание «кружка юных экстремалов».

Она храбрилась, но было видно, что ей страшновато. Теоретизировать — это одно, а попробовать на практике — на это нужна смелость. Но без финального аккорда вся эта суета не имела смысла, и парашюты можно смело перекраивать на комбинации и другое нижнее белье.

— Завтра! — решительно тряхнула волосами Лена. Ай да домашняя девочка.

— Юрий, ты как? — Обе смотрели на меня.

— Я — за.

Всё-таки у меня был «возврат», и чувствовал я себя более уверенно.

— Тогда как и договаривались. «Разбегаемся», десятиминутный отсчет, и «выходим». — Инна командовала вовсю, вызывая у меня улыбку. — Юра, если что — мы на тебя надеемся. — Она напрочь отбросила все сомнения и, раскрасневшаяся, со сверкающими глазами, была очень хороша.

— Девочки, может, первый раз «пойдем» ко мне? — предложил я.

— Ну и что? — подала голос Лена. — Всё равно у каждого свое «убежище» и когда-то начинать придется. Лучше уж давай как договаривались.

27

На следующий день мы сели в самолет, летящий в Алжир. Специально выбрали рейс за пределы Европы, решив, что так легче избежать шумихи, вызванной пропажей трех пассажиров. Да и порядка на этих авиалиниях немного меньше. А восточная гордость не позволит предать огласке происшедшее, храня репутацию компании. Это известные корпорации, с устоявшимся имиджем и солидной страховкой, выплачиваемой, даже если вы сломаете палец, ковыряя в носу, могли себе позволить начать расследование. Была, правда, идея нанять частный самолет, но ее мы отвергли почти сразу, так как пропажа всех пассажиров, пусть их только трое, гораздо заметнее исчезновения тех же троих из двухсот.

Мы сидели в салоне, как оказалось рассчитанном всего на тридцать пять человек. Маленький такой самолетик. На табло указывалось название, но черт их разберет. Для меня это темный лес. Знаю, правда, про «боинги». А еще вспомнился виденный в детстве фильм «Спасите Конкорд». Так что казалось, что самолет, выполняющий международные рейсы такой протяженности, должен быть огромным. Да ладно, главное взлететь. Тем более что покидать пределы Франции мы ни в коем случае не собирались, решив «сойти» недалеко от Парижа.

Вскоре в салоне появилась группа детей. Человек десять, во главе с молоденькой девушкой. То ли воспитательницей, а может, учительницей. И арабская семья из четырех человек. Двое мужчин, обоим по сорок, с настороженными глазами. Женщина лет тридцати пяти и подросток, сразу уставившийся на молодую француженку и раздевающий ее взглядом.

Интересно, каким был я в пубертатный период? Но, насколько помню, никогда на «этом» не зацикливался. Или у восточных мальчиков кровь погорячее? Но столь бестактно разглядываемой француженке было на это плевать. И она, выпятив грудь и покачивая бедрами, казалось, дразнила молодого петушка.

Стюардесса, красавица восточной наружности, произнесла необходимые в таких случаях заученные фразы, и самолет стал набирать разгон. Мы взлетели, и минут через десять семейство арабов стало доставать какие-то пластиковые бутылки, похожие на двухлитровые баллоны с кока-колой. Правда, в одном жидкость была синяя. Слив всё в стеклянную банку, они закрыли это дело крышкой с пропущенными через нее проводами, и женщина позвала стюардессу, начав что-то быстро говорить по-арабски. Та заметно побледнела и бросилась в кабину пилотов. Мужчины же достали откуда-то ножи, похожие на игрушечные, но с острыми концами. И я вспомнил, что у нас в России, в зонах бывают разборки с помощью заточек, сделанных из оргстекла. И что убить таким ножичком можно не хуже клинка из дамасской стали. Один прошел в кабину пилотов, второй же стал в конце салона. А мальчишка начал приставать к француженке. Через минуту мужчина на плохом французском начал речь:

— Вы все заложники. У нас бомба, которой хватит на десять таких самолетов. Сидеть тихо, и будете живы. Кто будет дергаться… — И он провел своим «игрушечным» ножом по горлу.

Видимо, для удобства обзора нас согнали в одну кучу, усадив в кресла, стоящие по соседству. Девушка тихо плакала, не решаясь отбиваться от руки, лезшей под платье. Но в другой руке у мальчишки был ножик, который тот угрожающе держал, вжав острие ей в глаз.

Мы переглянулись, и Лена сказала:

— Дети, крепко возьмитесь за руки и зажмурьте глаза. Инна, ты со мной. Присмотришь за ними «там» и поможешь.

А мне указала глазами на юного насильника.

— Десять минут, да? — Я посмотрел на кресло, где обнаглевший юнец распускал руки, а когда обернулся — никого уже не было.

Перепрыгнув через три ряда, я ударил его в висок костяшками пальцев. Щенок попытался было ткнуть меня ножом, но я машинально уклонился от удара, попутно сломав пацану руку. Он как-то обмяк, но для верности я свернул ему шею и, подхватив на руки девушку, «вышел» на берег реки.

К счастью, та сразу потеряла сознание, не выдержав напряжения. Схватка заняла где-то минуту, так что в запасе еще девять. Я стал надевать парашют, поглядывая на песочные часы, перевернутые мною автоматически. Их было много. От пяти минут до нескольких часов, и время от времени они служили мне хорошую службу.

Когда последняя песчинка упала, я «шагнул», отдав телу приказ. И ощутил, что лечу. Но руки всё сделали сами, выбросив «медузу», и вот уже слышен хлопок купола. Всё-таки уделал я его гораздо быстрее, так как невдалеке расцвел цветок еще одного «крыла». Это означало, что с выходом я поспешил. Но ненамного, и всё как будто складывалось хорошо. Мы приземлились неподалеку, и Лена, спросив: «Как дела?» — «потащила» меня за собой.

Они лежали вповалку, а Инна держала в руках пистолет, взятый словно из «звездных войн».

— Давай, Юра, хватай, скольких сможешь! — И девочки, взяв на руки по ребенку, посмотрели на меня. Я поднял двоих и, подойдя, коснулся Лены. В тот же миг мы оказались возле скомканных парашютов, и Лена «потащила» всех обратно. Еще четверо. В третий раз меня не взяли, сказав, что справятся, отправив за несостоявшейся жертвой насилия.

Вся операция, включая «десятиминутную готовность», заняла около четверти часа. Мы сидели на траве, глядя на валявшиеся вповалку тела, и я спросил у Инны:

— Ты что их, расстреляла? — Вынося детей, я чувствовал, что они живы, но надо же было что-то спросить.

— Дурак! — Что ж, каков поп, таков и приход. — Это пистолет для инъекций. — И добавила ответ на мои округлившиеся глаза: — Снотворного.

— Ну и откуда он?

— Не ссорьтесь, люди, — подала голос Лена, — это я принесла. — И пояснила: — Когда почти сутки сидела со «спящей» цыганкой, мне пришла в голову идея со снотворным. А пистолет помогает сэкономить на уговорах.

Да, для пай-девочки она уж больно круто взяла.

— Ладно, пора линять. — Инна, иногда шалившая с материальными ценностями, была права.

И мы, позвонив в полицию, забрали парашюты и, отойдя метров на сто, «пошли» к ней в гости.

— Ну что, зачет сдан? — спросил я, едва мы присели на берегу озера. Обе дружно кивнули и нервно рассмеялись, чтобы через минуту зарыдать. Но это были слезы облегчения, и я, решив не мешать, разделся и плюхнулся в воду. Через минуту бестии присоединились ко мне, если попытку утопить можно назвать присоединением.

Происшествие попало на страницы газет, но сенсации не вызвало. Так, мелочь. Родственниками арестованного за торговлю наркотиками Али-Рахмана ибн Мухаммеда была предпринята попытка захвата самолета алжирской авиакомпании. В результате действий французской полиции заложники освобождены, а террористы сдались властям. Один из нападавших погиб при невыясненных обстоятельствах. Женщина, оказавшаяся старшей женой задержанного, всё время повторяла: «Шайтан, шайтан!» — и иногда поминала дочерей Иблиса.

Улыбаясь, я представил лица этих недотеп. Ну не алжирский же экипаж им было брать в заложники, выдвигая ультиматум французам. Еще я ожидал «вызова» со стороны «аббата». Но видимо, происшествие отнесли к разряду мелких шалостей.

28

Неторопливо прошли три недели. Как обычно, в минуты ничегонеделания мы с Инной шлялись по музеям. То есть Инна их посещала, а шлялся ваш покорный слуга. В конечном итоге я предложил тем, которые шибко интеллектуальные, брать с собой подругу, а меня оставить в покое, рассудив, что дуться будут от силы дня два, а «тяга к прекрасному за уши» может длиться вечно. Инна иногда «работала» и в эти дни выглядела таинственно. Стараясь делать вид, что ничего не замечаю, я тихонько посмеивался. Но громких сенсаций, связанных с пропажей чего-нибудь ценного, не случалось, да и претензий нам никто предъявлять не пытался. И всё-таки откуда у милой, интеллигентной Инны замашки «Золотой Ручки»? Но каждый развлекается, как может. По мне, пусть лучше так, чем терзание музеями.

Лена же дня через два после «заключительной тренировки» напрямую спросила:

— Предложение насчет денег остается в силе? — На что Инна выложила толстую пачку наличных.

Я же, со свойственной мужчинам беспечностью, ничего не имел на черный день, держа все деньги в банке. Но перевод двухсот тысяч на счет, открытый только вчера, вполне Лену устроил.

И вот уже три недели от нее ни слуху ни духу. Я валялся на диване, пощелкивая пультом, благо здесь прекрасно идут все российские каналы, и откровенно зевал. Инна красилась возле зеркала, собираясь «в люди», а я придумывал предлог отлынить, на случай если позовет с собой.

Она ворвалась как вихрь, даже как небольшой торнадо, с сияющими глазами и довольным видом.

— Юрка, Инка, — что прозвучало как «юринка», завопила Лена, — есть возможность отличиться!

Отличаться очень не хотелось. А хотелось быть как все нормальные русские мужики. С пивом и перед телевизором. Как же, размечтался. Меня сдернули с дивана вместе с пледом и прихлопнули по голове подушкой. Это уже благоверная не упустила шанс. Так, на всякий случай. Ужин заказали в номер, и деловая наша принялась излагать. Вот уже две недели, как она стала основательницей и полноправной совладелицей транспортной компании. На паях с нами, которые ни ухом, как говорится, ни рылом. Под Парижем для этих целей был снят огромный ангар, предназначенный как для «отправки», так и для «приемки» товара. Роль тягловой силы отводилась «убежищу». Представив хрупкую Ленку, перетаскивающую на себе мешки или железнодорожные контейнеры, я заулыбался. И совершенно зря. Поняв мою улыбку правильно, она протянула руку, дотронувшись до огромного четырехстворчатого шкафа, высотой под потолок, и «перешла». Вместе со шкафом. Для меня, перетаскивавшего любую материальную вещь буквально на себе, это было шоком. И в самом деле, почему это я решил, что «взять с собой» можно лишь то, что по силам поднять? Ведь «перемещение» действо не физическое, отнюдь нет, а скорее из области парапсихологии. Вспомнилось строительство домика, и лицо мое залилось краской. Впоследствии Лена призналась, что на первый опыт ее толкнуло именно наличие возле реки дома. А раз жилье было, значит, его как-то туда принесли. О том, что дома в большинстве случаев строят из штучных материалов, она знала смутно. Вот уж действительно, блажен, кто верует. Но, так или иначе, Ленка была уникумом среди нас, сирых и убогих. А у Инны сразу загорелись глаза.

— Ленусик, а мне поможешь кое в чем? — Голос источал патоку, а глаза были воплощением невинности.

— Нет. — Ответ был категоричен, и Инна сразу потеряла к разговору интерес. — Ты пойми, Инночка, нельзя же жить, зарабатывая столь легкомысленным способом. — Это из нее выглядывала домашняя девочка со старомодным воспитанием.

— Да ну вас, — Инна наморщила носик, — еще в партию сагитируйте.

При чем тут партия Лена не поняла, но выяснять не стала.

— А ты, Юра? — Глаза, смотревшие на меня, были полны надеждой, и отказать я не смог.

И по мере возможности изобразив на лице приступ энтузиазма, заявил:

— Ну конечно, я — за. И могу приступить хоть завтра.

— Сейчас. — Ответ был лаконичен и однозначен.

— И что я должен делать? — Обратной дороги не было, и я обреченно прощался с Обломовым, прочно узурпировавшим мое второе «я».

— Да в общем ничего, просто подстрахуешь. Первый раз всё-таки страшновато.

— Это мы завсегда. Это мы пожалста, барыня, — заблажил я, за что опять получил подушкой. Правда, почему-то от Инны.

— Так что, пошли, что ли? — И мы отправились.

Лена действовала с размахом. На аэродроме ждал частный самолет. Мы погрузились и взмыли в небо.

— Куда летим?

Толком ничего не объяснив, Лена тащила меня сюда с упорством бульдозера.

— В Африку. В южной части Нигерии или в северной Камеруна, кто их разберет, в горах, на реке Бенуа находится обсерватория. Два года назад туда завезли новое оборудование стоимостью под десять миллионов евро. Но местные царьки ведут постоянные войны, и персонал эвакуировали, а оборудование попросту бросили. То есть, конечно, всё было законсервировано, заколочено в ящики, но вывезти так и не смогли. Вертолетам это не под силу, а дороги после военных действий находятся в настолько плачевном состоянии, что проще построить новые. В общем, у меня контракт, по которому Французское правительство обязуется выплатить нам тридцать процентов стоимости того, что удастся спасти.

План был хорош, как у товарища Жукова.

— А аэродром хоть там хороший?

— Очнись, Юра, там нет аэродрома. — Она насмешливо посмотрела на меня. — С аэродрома и дурак сможет, а ты попробуй с парашюта.

Я представил себя, парящего на «летающем крыле», лихо подхватывающего налету тяжеленные ящики, которые не под силу даже вертолетам.

— Расслабься, тут комплексная программа.

Я махнул рукой, давая понять, что как Герасим, который на всё согласен. Но план и в самом деле был хорош. Если, конечно она всё рассчитала верно. Самолетик был хоть и маленький, но реактивный. И шесть тысяч километров оказались ему по плечу. Пилот, чернокожий гигант, одновременно являясь владельцем, заломил, по словам Лены, огромную сумму, но, по ее мнению, дело должно окупиться сторицей. Мы трижды дозаправлялись: первый раз в Алжире, потом в городке Агадес, что в Нигерии, и, наконец, после границы Нигерии в городе Кано, с учетом обратной дороги.

Долетев почти до места, я достал пистолет для инъекций и, приложив Лене к шее, нажал на спуск.

— Уже? — Глаза девушки удивленно округлились, и она заснула почти мгновенно.

Я постучал в кабину пилота и жестом приказал разворачивать. Тот, должным образом проинструктированный, возражать не стал. Спустя четырнадцать часов после взлета мы приземлились в том же частном аэропорту. Инна, предупрежденная звонком, была на месте. Мы перенесли так и не проснувшуюся Лену и поехали в арендованный ею ангар. Действие снотворного рассчитано на семь часов, а потому дожидались пробуждения недолго. Инна, не в силах сдержать любопытство, спросила:

— Ну как?

— Да знаешь, весь комплекс был проделан как по нотам, но в результате я не уверен.

И мы стали ждать.

Она проснулась минут через пятнадцать. Отхлебнула горячий кофе, приготовленный тут же, и сказала:

— Ну что, пошли?

Мы взяли ее за руки, и она, не вставая, «перенесла» нас на свое горное плато. Всё было на месте. Попирая все известные законы и полностью противореча логике, перед нами стояла целая куча всевозможных ящиков, с маркировкой Французской академии наук. Мы хохотали как сумасшедшие, затискав наше юное дарование до хруста костей. А та, скромно потупясь, стала «переносить» столь ценный груз в ангар. Их было штук тридцать, и каждый, на мой взгляд, не меньше двух тонн. Но Лена даже не запыхалась, и вскоре работа была закончена. Затем «прошли» ко мне, что уничтожило последствия амнезии, вызванной временным сдвигом, Инна откупорила шампанское, и мы выпили. Да, за это стоило выпить. Тридцать процентов от десяти миллионов. Ну пусть даже от пяти. Всё равно голова кружилась от ощущения удачно сделанной работы, дополняя действие алкоголя.

— Ну не тяните, рассказывайте. — Инну прямо снедало любопытство.

— Погодите, погодите. — Я включил видеокамеру, и Лена начала.

— Долетев, десантировались над лабораторией. Погода стояла безветренная, а «крыло», ты знаешь, позволяет приземлиться на чайный столик, не разбив при этом посуды.

Всё было как и указано в описании, данном мне заказчиками. Ключ подошел, и контейнеры оказались на месте. Погрузка заняла едва ли не меньше времени, чем выгрузка, и пришла пора возвращаться. Ну а дальше целиком заслуга Юрия. Ему и карты в руки.

Обе взглянули на меня, и я подхватил эстафету:

— Я «провел» Лену «к себе», и на берегу реки мы обсудили вероятность успеха. Решив, что временной интервал должен быть минимальным, «вышли» через пятнадцать минут, то есть за пять минут до прыжка. Как всегда в таких случаях, Лену постигла амнезия, и, дабы не терять времени, я вколол ей снотворное. На этом, кстати, настояла она сама. Таким образом, груз находился в Ленином убежище, а сама она в самолете, ухитрившись покинуть его и вернуться раньше ухода. Но не проси ничего объяснить, лучше давай еще выпьем.

Мы выпили еще и вернулись в город.

На следующий день ангар наводнила целая куча экспертов. Агрегаты разобрали чуть ли не по винтику, но всё оказалось натуральным, а не из папье-маше. И в большинстве своем работало. Нас Лена «светить» не стала и пожинала плоды авантюры в гордом одиночестве. Правда, лишь в той части, что касалась медных труб. Гонорар мы поделили поровну, и каждый, после уплаты налогов, стал богаче на семьсот тысяч евро. Лена настояла на возвращении долга, на что мы с Инной вяло отнекивались, и в конце концов решили, что это будет наш актив.

Впереди снова маячила «пытка музеями», а потому я добровольно вызвался помогать президенту нашей скромной компании в поиске новых клиентов. И они не заставили себя ждать.

29

Через неделю к нам в офис позвонили. Да, мы обзавелись офисом, и не в «спальном» районе, как когда-то в Москве, а в престижном деловом центре, среди представительств таких гигантов, как… впрочем, не буду хвастаться. В общем, кусочек места под солнцем мы отвоевали, и уже появилась кое-какая репутация. Заказчиком снова стала Французская академия наук. На этот раз необходимо было доставить несколько тонн аппаратуры в дебри Амазонки. Полнейшее отсутствие дорог плюс непроходимые топи значительно усложняли задачу. А начало через неделю сезона дождей откладывало транспортировку на будущий год. Что по каким-то причинам ученых не устраивало.

Контракт на этот раз был поскромнее, а отсутствие страховки, вследствие нежелания страховых компаний связываться со столь, по их мнению, сомнительным мероприятием, вынудило дать нас солидные гарантийные обязательства. И в случае неудачи мы не только теряли всё, но и приобретали огромные долги. Однако мы работали на имидж людей, делающих невозможное, а я являлся своеобразным гарантом, страхующим все наши авантюры.

Противоположная сторона настаивала на сопровождении груза своим представителем, но это было бы слишком жестоко с нашей стороны, и мы отнекивались, как могли. Пришлось даже пригрозить отменой сделки, что возымело действие, и начался завоз контейнеров. По условиям контракта мы обязались перебросить более пятидесяти тонн груза, да не пшеницу в мешках, а тончайшей аппаратуры, требующей бережного отношения, до начала сезона дождей. Дождичек намечался через неделю, а завоз ящиков в ангар не был завершен. Представители заказчиков поглядывали на нас как-то странно, со смесью жалости и любопытства. Но мы надеялись посмеяться немного позже. И вволю. Конечно, я не исключал наличия среди них «людей в штатском». Но так даже интереснее. Пикантность, служащая острой приправой к скучному транспортному делу.

Наконец волокита закончилась, и мы втроем сели в самолет, летящий в Рио-де-Жанейро. С собой везли изрядный запас наличных, для улаживания формальностей в Южной Америке. Когда я говорю «с собой», имеются в виду не пачки купюр за пазухой, а «убежища», которые надежней всякого банка.

Рио-де-Жанейро поразил архитектурой. Один из красивейших городов Бразилии расположен на берегах бухты, похожей на головастика с толстым хвостом, окруженной скалами. И потому город тянется вверх, прорастая такими шедеврами зодчества, как собор Ла-Канделария, Авенида-Бейра-Мар, и деловыми зданиями, более тридцати этажей в высоту. В центре Рио виднелись строения, которые Инна определила как стиль барокко, и с горящими глазами стала намечать план культурно-массовых мероприятий, вызвав кислую мину на моем лице. Из детективов про Флетча о Рио сложилось представление как об одной огромной фавеле, занятой исключительно карнавалами, перемежаемыми сексом. А Остап Бендер нашептывал про белые штаны, количество которых на душу населения просто огромно. Сюда бы «тетю Асю», пусть потешится, да и «операция Тайд», которой переночевать негде, тоже, по-моему, пришлась бы ко двору. Но то ли во времена сына турецко-подданного не существовало этих идеологических диверсантов, или они не знали великого комбинатора, но почему-то прочно обосновались в России, игнорируя даже Париж, не говоря уже о «Реке Января», как дословно переводится с португальского название этого чудного места. Меня же поразила гора, стоящая на берегу океана и показавшаяся огромной. Конечно, 395 метров это не Эверест, но Панди-Асукар, или Сахарная Голова по-нашему, поражала воображение, вызывая желание немедля на нее взобраться. Что ж, каждому свое, а к трениям с Инной по поводу неотесанности мне не привыкать.

Адрес частного аэроклуба загодя нарыли в Интернете, а потому сразу взяли такси и направились в район Морру-да-Виува. Самолет арендовали на двое суток, пообещав пилоту премиальные. На этот раз главным представили меня, а девчонки оказались на подхвате. Но реального положения вещей это никак не меняло, и друг без друга мы мало чего стоили. А пальма первенства де-факто принадлежала потомственной боярыне Земцовой.

Наш путь лежал на северо-запад, к экватору. (Для слуха россиянина хорошо звучит, а?)

Сначала дозаправились в месте со странным названием Манаус, стоящем на притоке Амазонки Риу-Негро. Небольшой городок, тысяч на четыреста жителей, но, главное, в нем был аэропорт. Здесь пересели на гидроплан. Во время осмотра, проводимого техниками — всё же путь предстоял неблизкий, а более тысячи километров — не гулькин хвост, — мы немного размялись и приступили к кульминационной части операции. Пилот, узнав, куда надо лететь, стал отнекиваться, упирая на невозможность дозаправки. На обратную дорогу, по его словам, топлива не хватит. Но горючее находилось уже «у Лены», а пятьсот долларов довершили дело. Взлетев, взяли курс строго на запад, к истокам реки Куари. Именно там располагалась научно-исследовательская станция французов. Пилот три раза утюжил местность, прежде чем удалось разглядеть хибары, притулившихся среди тропического леса. Пожалуй, название было слишком громким для жалкой кучки лачуг, но над одной из них развевался флаге цветами Франции, и мы с Леной прыгнули вниз.

К стыду моему, я опозорился, приземлившись неудачно и сломав ногу. Девушка же, два месяца назад в глаза не видевшая парашюта, выполнила всё с филигранностью мастера. Наверное, я выглядел совсем плохо, потому что она скомандовала «вернуться» и повторить прыжок. На этот раз я не стал расслабляться, и всё прошло как надо. Каюсь, действуя как коммандос, причинил некоторые неудобства персоналу, но оправдывает меня лишь то, что в пистолете были не пули, а всего лишь снотворное. «А ля гер…», как говорится, и любопытные нам ни к чему, а потому особо миндальничать не стал.

Пока складывал купола, в мгновение превратившиеся к кучу бесформенной материи, «грузчица» споро доставала все эти тонны столь дорогостоящего хлама. Скорость выгрузки зависела только от ее сноровки. Но мне это казалось внезапным появлением очередного контейнера ниоткуда. Сам факта «перехода» подглядеть так ни разу и не удалось. Но ничего, на этот раз я установил видеокамеру, и уж дома рассмотрю все как следует, хотя что мне это даст?

— Я закончила, — сказано просто и по существу.

Мы сели в надувную лодку, прихватив с собой четыре канистры с керосином. Конечно, требовалось гораздо больше, но грузоподъемность нашего плавсредства весьма ограниченна. Да и, по плану горючку мы хотели достать непосредственно возле самолета. Эти же канистры, «перенеся заранее», захватили с собой на всякий случай. Подвесной мотор завелся с пол-оборота, и самолет, дрейфовавший с Инной на борту, стал приближаться. Передав пилоту канистры, обогнули амфибию с другой стороны. Лена «вышла», и на воде стали появляться белые поплавки укутанных в пенопласт запасов горючего. Я же занялся вылавливанием.

Минут через сорок мы взлетели, взяв обратный курс. Инна слушала наш рассказ, подтвержденный просмотром видеозаписи.

Кстати, ничего особенного. В кино спецэффекты гораздо интереснее, но жизнь и кино — две большие разницы.

Часов через пять вернулись в Рио. Позвонив заказчикам и отрапортовав о доставке, решили задержаться на два-три дня. Инна с горящими глазами лопотала что-то о монастыре Сан-Бенту, построенном в конце шестнадцатого века, каких-то Носа сеньора да Глория и Сан-Франсиску ди Пенитенсия, относящихся, по ее словам, к веку восемнадцатому. Сыпала именами Рошио, ди Андрада и зачем-то приплела сюда Итамарати, который оказался не японцем, как мне представлялось, а классицистическим дворцом, построенным в 1856 году архитектором Ребелу. Пой, пташка, пой. Я лучше потаскаюсь по фавелам, почешу кулаки и, если удастся, заберусь на Сахарную Голову. А музей современного искусства подождет до другого раза.

Три дня истекли, каждый получил свое. Во всяком случае, я схлопотал по морде, бродя по скопищу разнокалиберных домишек, где, как оказалось, не любят чужаков. На гору я тоже слазил и даже сделал пару фотографий. Но всё оказалось поставлено на поток, и душа ни разу не затрепетала. Какой уж тут трепет, сходить туда, куда ежедневно прогуливаются сотни туристов. Вид, правда, великолепный, и ради него стоило потратить пару часов. Но мы прекрасно понимали, что весь Рио-де-Жанейро за жалких три дня обойти и даже объездить невозможно. Пообещав себе вернуться, сели в лайнер «ЭйрФранс», и под нами засинел океан.

* * *

На следующий день после возвращения к нам пожаловали гости. Человек пять, не считая охраны. И, судя по последней, большие шишки. Или таковыми себя полагающие. Одного представили как замминистра по науке, остальные настороженно оглядывали нашу троицу, не в силах сдержать недоуменного выражения на лицах. Им, обладающим властью и явно привыкшими мнить себя «вершителями судеб», было непонятно. Не укладывались мы ни в одну схему, привычную их умишкам. Хорошо хоть, что, судя по лицам, нас пока не принимали всерьез, считая чем-то вроде легкого недоразумения. И хотя я почти на сто процентов уверен, что власть предержащие в нашем мире поголовно «нормальные», какой-то осадок присутствовал. Но то, что мы засветились, было ясно. И, судя по всему, капитально. Хотя… три с половиной недели — небольшой срок, а имея в своем распоряжении «прибор», я мог легко всё уладить. Но бес противоречия не давал разуму развить эту мысль. Ведь сделали-то мы только хорошее. Правда, куда ведут добрые намерения, знают все. Но куда деть то чувство гордости, испытанное нами после того, как «получилось»? Я-то, предположим, не забуду, а девочки? Лена, которая смогла всё это задумать и осуществить? А радостные глаза Инны, потратившей три дня на изучение всех этих церквушек и ни разу не искупавшейся в океане? Нет уж, красные не сдаются, а кто против — яйца отрежу. Даже если придется «возвращаться» до их подросткового периода.

Однако высокие гости, похоже, и сами находились в растерянности, не зная, о чем спрашивать. А не задав вопроса — не получишь ответ. Даже на исповеди, по-моему, сей ритуал свято соблюдают.

Потоптавшись около часа вокруг да около, привыкшие к подобострастию, а потому слегка обалдевшие от моего легкого хамства, дознаватели удалились, не придумав ничего лучше, чем попытаться сделать очередной заказ. Был он явно провокационным, а решение принято с кондачка, и я, сославшись на загруженность, отказался.

— Вы понимаете, где нахо… — начала одна из чиновничьих шестерок, но как раз это я хорошо понимал, рассмеявшись им в лицо и попросив очистить помещение.

Хорошее было дело, да всё вышло. Кой чего мы заработали и могли позволить себе небольшой отпуск. А когда работать и с кем — это уж нам решать.

30

Но уйти в отпуск не удалось. То есть мы перестали ходить в офис, забросили дела и самозабвенно предались ничегонеделанию. Лена, по-моему, даже купила абонемент в бассейн. Инна, судя по ее виду, опять ставшему загадочным, окунулась в очередную экспроприацию, а я сроднился с диваном. Идиллия длилась дня три, после чего к нам явились гости. Вернее, посетитель был только один, и опять какой-то «пуп земли». Остальные были сопровождающими. Что характерно, хозяин был приветлив и, казалось, источал радушие. У холуев же на лицах прочно поселилось высокомерное выражение людей посвященных и право имеющих смотреть вот так, выражая взглядом нечто неуловимо-презрительное. Всё же есть тут что-то от психологии смиренных крепостных, пока психологически неготовых к свободе и почитающих нынешний свой статус за высшее счастье. Выбились, так сказать, в люди, и теперь с «вершины» взирающих на всех остальных, сирых и убогих.

Да, наверное, лучше быть правильным крепостным, нежели свободным разбойником, но я инстинктивно ненавидел эту породу. И чувство это взаимно. Но все мы припорошены налетом цивилизации, а потому каждый играл свою роль. Я, изображая радушного хозяина, даже встал с дивана и предложил гостям садиться. Один из охранников по-хозяйски сунулся в спальню, но раздался Иннин голос:

— Пошел вон, козел.

Я уже начал вставать, хозяин коротко взглянул, и он сразу как-то сник, будто из него выпустили воздух. Посмотрев боссу в глаза, я кивком поблагодарил и задал вопрос:

— Чем обязан?

Повинуясь знаку, сделанному шефом, передо мной поставили открытый кейс. С деньгами. И их было много. «Наркота», — мелькнула мысль, и стало тоскливо. Опять горы трупов, и, возможно, придется менять место жительства. Я посмотрел на этих смертников, и что-то такое, наверное, отразилось во взгляде. Мужик побледнел и замахал руками. Охрана же напряглась, но команды «фас» не было, и веселье не начиналось.

— Я барон Ривенталь и вижу, что пришел по адресу. Вас мне рекомендовал мсье Першон. Как исключительного специалиста в своей области. — Хотелось замурлыкать и, подобно коту Матроскину, похвастаться умением вышивать.

Никаких мсье Першонов я не знал, и господин барон поспешил пояснить:

— Не так давно вы выполняли для него определенную работу. Я имею в виду доставку. — Я полуутвердительно хмыкнул и собеседник продолжил: — Здесь два миллиона долларов. И мне нужна ваша помощь.

Во взгляде у меня светился вопрос.

— У меня есть дочь. Ей сейчас девятнадцать. Может быть.

— Однако, — промолвил я.

— Полтора года назад она убежала с одним подонком. Полнейший мерзавец, торгующий наркотиками и, по-моему, посадивший на иглу и ее. Ни уговоры, ни увещевания не действовали, и девочка как в воду канула. Три дня назад дочь позвонила и попросила забрать ее из какого-то поместья, расположенного, по ее словам, где-то в Колумбии. Любовь ее избранника кончилась, и она живет на положении рабыни, вынужденная обслуживать его окружение.

Да, такой участи я не пожелал бы даже врагу, не то что молоденькой дурочке. Я иногда скор в принятии решений, а потому сказал:

— Я берусь. — И, помолчав, добавил: — Но не завидую я вам, если вы меня обманули.

Он опять побледнел, но держался молодцом. Да, ему тоже не позавидуешь. Нанять одного головореза, чтобы отобрать любимое чадо у другого. Ну не кричать же ему о том, что внутри я белый и пушистый.

Лена восприняла известие со спокойным равнодушием профессионала.

Моя же любовь капризничала, изображая недовольство, но я был почти уверен, что эта блажь, которая пройдет. Лена только спросила:

— Юра, ты опять будешь убивать?

— Если придется — то буду. А какой, по-твоему, участи заслуживает подонок, посадивший полюбившую его девушку на иглу? А когда та надоела — сделавший из нее проститутку для своих головорезов?

— Я знала, что вы благородный человек, — опять она за свое, — и вы можете рассчитывать на меня.

Сказано было несколько высокопарно, тем более это «выкание». Но хохмить я не стал, а, проникнувшись торжественностью момента, поцеловал ей руку. По-моему, попал в точку. Что ж, готов принимать поздравления — я уже научился лицемерить. Но тут же пришло на ум, что в этом виновата сама Лена, по дурости приписывая мне качества, которых я отродясь не имел. И еще стало жаль испорченных отношений, когда обнаружится этих самых качеств полнейшее отсутствие.

Однако я беспечно отложил серьезный разговор на потом. Как говорится, или падишах умрет, или ишак сдохнет.

Деньги мы разделили на четыре части. По одной взяли себе, а четверть пустили на проведение операции. Побоявшись в таком серьезном деле довериться рейсовым авиакомпаниям, зафрахтовали реактивный самолет на целую неделю. Я, как истинный мужчина, нашел повод прикупить еще центнер-другой блескучих железок. Как стреляющих, так и колюще-режущих. Разных фейерверков и прочих там СИ-4 тоже натаскал будь здоров. Авось пригодится. На что Инна, традиционно фыркнув, сказала: «Чем бы дитя ни тешилось…»

Плана у нас не было, только фотография девушки двухлетней давности. Тоненькая брюнеточка, с печальными серыми глазами. Наверняка любит поэзию и выросла не на улице. Еще были снимки их обоих. Нагловатый тип, явно латинос с тонкими усиками и оттопыренными губами. Возможно, даже с примесью негритянской крови. Пальцы утыканы перстнями, и шею обвивала толстенная цепь. Натура он, по-видимому, цельная, потому что образ довершала приклеившаяся в уголке рта сигарета. Похоже на карикатуру, и хотелось засмеяться и сказать, что таких не бывает. Но два миллиона вполне реальны, и для розыгрыша это многовато. Еще имелся расплывчатый адрес поместья, находившегося, по словам пленницы, в департаменте Ла-Гуахира (La Guajira) возле городке Риоача. Двадцать тысяч квадратных километров и двести пятьдесят тысяч жителей. Уточнение насчет городка несколько снижало круг поисков, но энтузиазм куда-то ушел, не обещая вернуться.

Но я надеялся на правило Оккама и попросту не думал об этом. Вот приедем, вернее, прилетим, тогда и пригласим лошадь — пусть головой поработает. За визу в паспорте мы заплатили и целый месяц могли «наслаждаться красотами природы». Именно таковой являлась официальная версия. Приземлившись и уладив формальности, сняли домик на окраине города. Гостиница в качестве базы нас не устраивала. Дом же, имеющий подвал и выход сразу на две улицы, подходил гораздо больше. Правда, сам не знаю пока, для чего. Во Франции мы купили три машины, и Лена «привезла» их с собой. Я вполне серьезно подумывал о бронетранспортере, но, зная Иннин характер, не решился озвучить желание.

Надо было с чего-то начинать, и я поплелся на разведку. Бред полнейший. Не знающий ни слова по-испански, со своей бледной кожей и светлыми глазами, я казался самому себе белой вороной и на роль ниндзя никак не годился. Сделав пару кругов вокруг квартала, не придумал ничего лучше, чем обратиться к детективам. Частным, разумеется. Из американских фильмов я почерпнул твердую уверенность, что вся колумбийская полиция подкуплена мафией. А вынужденно «честные» страстно мечтают об этом. Правда, в роли запасного плана это могло пригодиться. «Засветиться», изображая из себя героя Пьера Ришара в «Невезучих», а потом поиграть в Рэмбо. Но это было как-то уж слишком…

Со свойственной дуракам и пьяницам везучестью мне удалось оба плана совместить. И вместо того, чтобы попросту пойти в участок и подставиться бесплатно, я сделал это за пятьсот долларов, уплаченных смуглому типу с бегающими глазками и липкими руками. Да бог с ними, с деньгами. Сценарий предполагал, что одно из кульминационных действий будет происходить в коридоре, куда же без него. Так что пусть, от меня не убудет. Слежку я почувствовал сразу же, едва выйдя из душного офиса. Причем довольно грамотную, ведшуюся мальчишкой лет двенадцати и молодой девушкой, по виду из хорошей семьи. В наши мобильники были вставлены новые SIM-карты, и я позвонил домой, сказав, что рыбка клюнула. Выводить «хвосты» на базу посчитал рискованным и зашел в ближайший отель, если, конечно, эту ночлежку можно назвать столь громким именем. Заплатив за номер и купив упаковку пива, стал ждать. Дожидаться пришлось, как и предполагалось, недолго. Едва стемнело, в меня выстрелили прямо сквозь стекло. Тело совершило «переход», отменив вероятное ранение, а ум охватила досада. Я-то по наивности своей, изрядно укрепленной усилиями американских кинематографистов, полагал, что меня как минимум захватят и повезут прямо в логово врага. А там-то уж я им покажу, где раки зимуют. А тут на тебе — пуля и адью. Минимум спецэффектов, и никакой тебе драмы с хватанием за грудки и угрозой что-нибудь отрезать.

Я «вышел» в номер, «отмотав» десять минут, и, свернув одеяло, накрыл его пледом. Включил ночник, а сам притаился в ванной, немного приоткрыв дверь. Вот и звон стекла. Контрольного выстрела он делать не стал, понадеявшись на свою меткость. А может, решив, что, даже раненный, я не представляю угрозы. Допросить киллера, не зная языка, было нереально, и я начал слежку. Не особо доверяя своим талантам и боясь нарваться еще на одну пулю, я стал следить «навстречу». Ох и хлопотное это дело, доложу я вам. Видимость — хуже некуда, и потому броски в режиме «возврата» были минимальными. «Вышел» — огляделся. Ага, вон он, душегуб мой ненаглядный, идет ко мне навстречу. И до него метров сто. Надвинув бейсболку на глаза, прохожу мимо, до того места, где находится предполагаемое рандеву. «Возвращаюсь», накинув еще немного. Снова «выход». Так, поворачивает из-за поворота и, кажется, меня не заметил. Бегом до поворота, и снова «уход». Читал в милицейских романах, что работа наружников скучна и утомительна. Теперь вот имею возможность убедиться.

31

Жил мой убийца в многоквартирном доме. Дом как дом. Такие есть и в Нью-Йорке и в Москве. Подождав, пока он выйдет из квартиры, чтобы поупражняться в стрельбе по одеялу, я выбил ногой дверь и приступил к осмотру. Вполне современное жилище, оснащенное огромным телевизором, стереосистемой и компьютером. Судя по модему — подключенному к Интернету.

В компьютерах я не то чтобы очень, и потому, достав сотовый, позвонил в Москву, одному из наших.

— Ленька, привет! — Я вопил изо всех сил, забыв, что у меня в руках изделие трудолюбивых корейцев.

— Че орешь?

Я осекся, и в самом деле — чего?

— Да вот, от неожиданности, — заблеял я.

— И кого ты ожидал услышать, звоня по моему номеру? — заржали на другом конце провода. То есть не провода, ну вы поняли.

— Как там наши? — спросил я.

— Да всё путем. Скоро на Карпаты собираемся. Ты как, идешь?

Я что-то промычав в ответ, и Ленька снова заржал:

— Ладно-ладно, детишки-то скоро будут?

— Пока не планировали, и вообще, я по делу.

— Тугрики предполагаются или в качестве гуманитарной помощи?

Я имел с этого пятьсот тысяч и мог позволить себе быть щедрым.

— Пяти тысяч хватит? — Я представил, как у него округлились глаза.

— Долларов?

— Их, родимых, их.

— Надеюсь, никого убивать не надо?

Убивать было не надо. Это уж мы сами в случае чего. Убивать.

— Ну, тогда излагай.

— Да понимаешь, надо один комп хакнуть, всю «емелю» и вообще, чем мальчик дышит, кто деньги в тумбочку кладет? [1]

— Ну, тогда включай модем, выходи на меня, и через час всё, что смогу нарыть, — твое.

Пока он рыл, я просмотрел автоответчик, переписав номера. Леник, по-видимому, «ушел с головой», потому что ответил не сразу. А сняв трубку, недовольно буркнул:

— Ну?

— Лень, это опять я. — В моем голосе были извиняющиеся нотки.

— Не готово еще. Ну что за люди, звонят, словно уср…

— Да понимаешь, тут еще пара телефонных номеров нарисовалась. Ты глянь, а?

— У тебя же на винте вроде есть справочник?

— Да не, это в Колумбии.

— Сколько ты выпил, Колумбия?

— Да трезвый я. Комп вскроешь — сам убедишься. — В моем голосе звучали обиженные нотки. Еще бы, коридор со мной выпившим дел иметь не хотел, работая «через раз», а потому ничего крепче пива — ни-ни.

Ждать пришлось больше часа, и хозяин квартиры успел вернуться. Я посчитал его «отработанным материалом» и встретил пулей. Читал в Библии что-то про вторую щеку, но насчет второй головы там ничего не написано. «Вытащил» жмурика в коридор, чтобы не оставлять улик. Потом положу на место одеяла, столь неосмотрительно испорченного этим ассасином. Тут забибикал мобильник, и Ленька начал вываливать на меня ворохи информации. Голова шла кругом, а потому я «сбегал» к реке за диктофоном и тщательно всё задокументировал.

— Ладно дружище, пока. Деньги завтра через «Вестерн-Юнион».

— Спасибо, но хоть расскажешь, что за пирожки?

— При встрече. Ну, пока. — И я отключился.

Я позвонил девочкам и окинул взглядом комнату. Протер тряпочкой всё, что положено, и, забрав на всякий случай комп, а то ведь на всякую хитрую ж… есть кое-что не менее занимательное с винтом, улегся спать в домике на берегу, включив «нормальный» ход времени. Усталость навалилась ужасная, как будто выгружал мешки с солью, — имелся в моей студенческой жизни такой эпизод, — и я заснул.

Мы сидели на базе и слушали Ленькин голос. Среди разных электронных адресов номеров счетов, откуда пополнялась «тумбочка», и телефонов совпадал лишь один. Всё идеально состыковывалось, как фрагменты в детском паззле. И выходило, что наш клиент проживал на вилле Грасиа-ла-Фиеста. И был большим человеком. Являясь мэром города, он имел имидж добропорядочного человека. Тип же на фотографии оказался его сынком. Щенок еще не заматерел и позволял себе циничные выходки, но папаша работал щитом, да что там щитом, настоящим дотом. И пробить его пока не представлялось возможным. Но нам плевать было на всю эту семейку. Главное выяснить, жива ли фигурантка, и по возможности поспособствовать депортации.

Кто смотрел «Ва-банк», должен помнить классическое: «Налетаем, хватаем…», на что сознание ехидно дополняло — и пролетаем. Как фанера, сами знаете над чем.

Опять нужно было «идти в разведку». Нет, конечно, «разведка боем» штука, безусловно, хорошая, но это уже на крайний случай. А пока в дело вступала Инна, соответственно одетая и при параде. Уж если этот сопляк на нее не клюнет, то я готов кое-что положить под топор. Инна начала «пастись» по злачным местам. Мы же с Леной, одетые более чем скромно, изображали семейную пару клерков, выбирающуюся в подобные места раз в год. Желающих, надо сказать, было много. Некоторых утихомиривали мы. Кого-то Инна сама «выводила» и, сделав инъекцию снотворного, оставляла до поры без сознания. Этих бедолаг мы потом «выгружали», дабы, проспавшись, они могли отправиться домой. Так прошло три дня, и вот рыбка попалась на крючок.

Он пускал слюни, исходя похотью, и сразу попытался залезть ей под юбку. Я напрягся, а Лена успокаивающе погладила по руке:

— Не надо, Юра, это же работа.

Я кивнул, но всё во мне дрожало от возмущения. Он сразу стал приглашать в гости, на своем поганом французском и с гаденькой улыбочкой. Наши планы были совершенно противоположными, предполагая разговор «по душам» у нас «на базе». Но всё произошло как-то неожиданно. Вот только что этот тип, осклабясь, предлагал Инне шампанское. Вот она пригубила, обворожительно улыбнувшись, вот его рука на бедре моей девушки. Потом они неожиданно встали и вышли. Мы поспешили следом, но Инна, выйдя из бара, не «перешла», взяв клиента с собой, а села с ним в машину и укатила. Черт! Я «вернулся» и просмотрел эпизод еще раз. Конечно! Подавая шампанское, он что-то туда бросил. И Инна как-то сразу расслабилась. Учитывая то, как коридор относился ко мне выпившему, неудивительно, что под воздействием наркотика она не смогла «перейти». Но что-то быстро этот тип начал действовать. Да и в отеле со мной не попытались даже поговорить. Вывод был один, и был он неутешительным. Это кто-то из «наших». Неизвестно, правда, сколько он знает и каких дров мы успели наломать. Но на нас с Леной внимания не обращали, и я сделал вывод, что это была сиюминутная акция и решение принято им импульсивно. А временной предел составляет пять-десять минут. Один на один никто из нас с ним бы не справился, тем более на его территории. Но нас было трое, и можно потрепыхаться. Судя по всему, меня считали мертвым, а про Лену совсем не знали. В итоге кто бы ты ни был, а самоуверенность тебя погубит. Мы «вернулись» на десять минут назад, и я начал инструктировать девчонок.

Инне на этот раз отводилась роль стрелка. Лена «перебросила» ее «к себе» и, рассказав про наркотик, велела применить пистолет, стреляющий ампулами сразу, как только они «войдут». Мы же стали возле двери, и едва он переступил порог, я толкнул Лену на него. Та, вскрикнув, ухватилась за Казанову и пропала вместе с ним. Спустя пять секунд она «вышла», чтобы «забрать» меня. Латинос лежал в отключке, а потому оставалось только ждать. На всякий случай я нашпиговал две машины взрывчаткой с радиоуправляемыми детонаторами. Потом мы немного постреляли, и, на удивление, у Лены очень хорошо получилось. Девушка объяснила это тем, что наше оружие более совершенно по сравнению с их «кремниевыми пистолетами», и точность боя, и скорострельность которых оставляла желать лучшего. Интересно, зачем юной барышне такие навыки. Хотя оружие в ее мире продавалось так же свободно, как и скобяные изделия. Никого же не удивляет возможность купить, скажем, топор. Или ту же туристическую лопатку, именуемую в народе саперной. А Ленка, как постепенно выяснялось, была натурой неординарной.

Наш гость наконец проснулся. И задергался, опутанный веревкой, подобно кокону. На его лице играла презрительная усмешка.

— Вы все умрете. — Он цедил слова сквозь зубы с этаким пренебрежением.

Инна подошла и ударила его ногой в лицо:

— Это тебе за наркоту, гад.

Видимо, он делал попытки «убежать», но был обречен на неудачу. И мой «коридор», и «убежища» девочек служили лишь своему хозяину. И захоти Лена, она могла просто «выйти», оставив нас умирать голодной смертью. Постепенно понимание отразилось на его лице, и оно стало менее самоуверенным.

— Ну что, родной, поговорим?

— Щенок, тебе повезло, что я немного расслабился. Иначе ты был бы уже мертв. — Учитывая, что я был старше минимум лет на десять, это вызвало улыбку.

— Твой папаша далеко, а здесь командуем мы. — Он сардонически захохотал:

— Идиот, это мой правнук! И клянусь, что ты покойник, даже если мне придется просидеть в своей пещере все сто пятьдесят лет!

Я присвистнул. Да, стоит ему на секунду оказаться в нормальном мире, и всем нам не жить. Стало неуютно, словно заглянул за край бездонной пропасти, на дне которой копошится что-то огромное и бесформенное, внушающее ужас.

Отвечать на вопросы он отказывался, а фото девушки лишь скривило его губы в поганенькой улыбке.

— Я трахал ее мать и выгнал, когда надоела. Выйдя замуж за этого дурака Ривенталя, она родила ему дочь, и я счел это забавным.

— Где она?

— Мне всё равно не жить, и что ты сделаешь, если я не скажу?

Я смутился, и это не осталось незамеченным, вызвав новую бурю смеха. Но к каждому человеку есть свой ключик. Этот же раскололся на тщеславии. Невинный, на мой взгляд, вопрос вызвал целый словесный поток, который, начавшись, никак не мок иссякнуть.

— На чем она прокололась? — Я кивнул в сторону Инны.

— Вы все прокололись! — процедил он сквозь зубы. — Когда она «забрала» меня назад в реальный мир, я был связан и потому не убил ее на месте. Пришлось «вернуться». Ярость переполняла меня, и вас, вероятно стоящих в тени, я не заметил. О, если бы я знал, что она не одиночка!

Да, вот такая мелочь, как импульсивный характер неуравновешенного и похотливого «старшего», перевесила чашу весов на сторону трех коротких жизней вместо одной длинной. Даже совокупный наш возраст не достигал девяноста лет. А этому целых сто пятьдесят! Но при чем здесь возраст, и вообще, что за чушь лезет мне в голову?

Лена же, со свойственной женщине интуицией, задала следующий вопрос:

— Когда ты ее трахал? Последний раз?

Заметьте, не «где», на что мы никогда не получили бы ответа.

— Вчера! Вчера я драл эту козочку, и она рыдала, прося еще! — Мы переглянулись, и я отвернулся. Он как-то обреченно завыл, а через секунду нас на плато оставалось трое.

Разговор занял час, да семь часов действовало снотворное. «Снаружи» должно быть около восьми часов утра.

Бар еще не открыли, и мы вышли, разбив витрину.

— Когда начнем?

— Завтра на рассвете. А сейчас отдыхаем.

Три дня «разведки» и беседа с этим подонком изрядно нас утомила, и мы поехали домой.

Несмотря на статус «правнука», седой и вальяжный господин оставался мэром городка. Особняк с высоким забором и охрана тоже не попадали под категорию «детских игрушек». Миндальничать не хотелось, да и подзадержались мы здесь что-то. Старик Ривенталь, поди, все глаза проглядел, дожидаясь дочку.

Помните, у Чехова? Если в начале пьесы трое молодых людей покупают три подержанные машины и сто килограммов СИ-4, то в конце?..

ПРА-ВИЛЬ-НО!

Ворота мы с Инной протаранили с ходу и «ушли» к ней. Лена тем временем, подождав, пока прогремят взрывы и осыплются стекла, выбитые ударной волной, спокойно проникла на территорию виллы через заднюю калитку. Хрупкая одинокая девушка ни у кого не вызвала подозрения. И она начала экскурсию по этажам, напевая по-французски «Марсельезу». Наконец навстречу Лене выползло несчастное создание. Худенькое и с огромными глазами. Робко взглянув на девушку, оно спросило по-французски:

— Вы от папы? — Лена кивнула:

— Смотря как твоего папу зовут.

— Клод, — ответило дитя и торопливо добавило: — Клод Ривенталь.

— Что ж, пора домой, маленькая.

Паспорта у нее не было, а потому с ней осталась Инна. Так, на всякий случай. Мы же с Леной совершили перелет через Атлантику, занявший двенадцать часов. И утром следующего дня прибыли во Францию.

Старый барон рыдал от счастья, мы же, довольные произведенным эффектом, скромно удалились. Каюсь, идея была моя. Но что наша жизнь без таких милых розыгрышей?

Мы вошли в поместье вдвоем с Леной, и нас, доложив, проводили в кабинет. Он смотрел с надеждой и отчаянием одновременно:

— Не нашли?

— Ну почему же.

Тут хлопнула форточка, закрытая порывом ветра, а когда мы с бароном обернулись, женщин в кабинете было уже трое. Ну, как по-вашему, Париж стоит мессы?

32

Вечером из Москвы позвонил Виктор.

— Алексей Степанович умер. — В голосе была скорбь.

— Когда похороны? И где он сейчас?

— Похороны послезавтра, а останки в монастыре.

— Я обязательно буду.

Срок аренды самолета еще не истек, а потому вылетели сразу же. Лена робко спросила:

— А мне можно?

— Можно, Лен, и даже нужно. Зря я вас не познакомил.

И в самом деле зря. Они как раз были людьми, могущими соприкоснуться сразу несколькими гранями. Потомственная боярыня Земцова, внезапно и невольно пошедшая против власть предержащих, и отец Алексий, офицер внешней разведки, пятьдесят лет власти служивший. И пусть власть была другой, это не важно. Любая власть, какая бы она ни была, простирается над людьми. И на людях же держится. И вот теперь уже поздно, и они не поговорят никогда. Конечно, Лена всего два месяца, как… Но за это время столько всего произошло, что «вернуться» было просто нереально. Да и надо ли? Я уверен, что он понял бы меня, какое решение я ни приму.

Его хоронили на Новодевичьем кладбище. Гроб везли на лафете, а тело Алексея Степановича было облачено в генеральский мундир. Я же генералом его никогда не помнил. Меня просветил Виктор. В семьдесят лет бывший разведчик решил уйти от мирской жизни и поселиться в монастыре. Условием пострига в то время был абсолютный разрыв с прошлым и полная опись имущества, включая квартиру, в пользу Церкви. Но всё было сделано без колебаний. Раз приняв решение, он никогда не менял его. Еще Виктор рассказал, что власти духовные и армия устроили настоящую тяжбу по поводу похорон. Но, вскрыв прощальное письмо, написанное им по достижении девяностолетия, обнаружили последнее волеизъявление, согласно которому и поступали сейчас. Было огромное количество народа. Священники, военные, представители католической и мусульманской конфессий. А в конце панихиды я встретился глазами с «аббатом». Он кивнул мне, показав знаками, что поговорим обязательно, но попозже.

Вот так всегда. Живешь рядом с удивительным человеком, а меряешь его на свой, местечковый манер. И за шорами, за своей ограниченностью упускаешь неповторимые моменты общения. Или это наша национальная черта, имея — не хранить, а потерявши — горько плакать. Кусая локти и размазывая сопли. Вспомнился давешний латинос, и стало обидно. Сколько прекрасных, достойных людей, а провидение выбирает таких, как мы. Да, я не оговорился, и из нашей троицы на звание «человека», в моем понимании, тянула только Лена. Вон, кстати, уже стоит рядом с «аббатом», и он удивленно разглядывает ее. Мне стало немножко ревниво, но тотчас, устыдившись подобных мыслей, показавшихся недостойными перед лицом вечности, я выбросил их из головы. Закончилась панихида, отзвучал салют, и вот уже тело отца Алексия — ибо я не знал его ни как Алексея Степановича, ни как генерала ГРУ — закрывают крышкой. Заиграла музыка, и потянулась череда людей, бросающих свою горсть земли. Их было столько, что казалось, услуги могильщиков не понадобятся…

На поминках он сел рядом со мной. Мы пожали друг другу руки и выпили не чокаясь.

— Светлая память.

Вставали какие-то люди, произносили хорошие слова, и на душе у меня делалось теплее. Всё же не многие были удостоены радости общения с этим человеком, и я был своего рода избранником.

— Будете говорить? — спросил я у «аббата».

— Если скажу правду — боюсь, меня не поймут. Ведь гожусь я ему в младшие сыновья, если не в старшие внуки. А лицемерить не хочется.

Немного помолчали и выпив положенные три рюмки, встали из-за стола. Поминки проходили в монастыре, и, выйдя за ограду, оказались в парке, больше похожем на лес.

— Вы сделали себе имя, — подал голос «аббат».

На тропинке ваялись шишки. Я подфутболил одну, а собеседник улыбнулся.

— Поверьте, это случайно. — Я не кокетничал. Совершая тот или иной поступок, имидж — было последнее, о чем я думал.

— Ничего не бывает случайно, и если уронить в лужу тюк с ватой — он ее впитает, а если бросить булыжник — лужа выйдет из берегов.

Изъяснялся он загадочно, и я принялся ерничать.

— У нас говорят: кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево.

— За всю НАШУ историю НИКОГДА не было случая, чтобы юнец, полутора лет от роду поднял руку на «старшего». Этого просто не допускалось оппонентом. А уж тем более победить в схватке.

— Ну, виноват, каюсь. Но что-то мне он был несимпатичен.

— Вот-вот. И многие обеспокоены.

— И что же мне, повеситься? — Я начал злиться всерьез.

— Ну зачем же. Просто станьте, ну, скажем, незаметнее. На время. А то уж больно вы на виду со своими девочками.

Мы помолчали, и я опять спросил:

— А… вы, как вы попали в соседнее измерение?

— Ну… представьте две квартиры, имеющие общую стену, но в различных подъездах, выходящих на разные, скажем, угловые улицы. Люди, живущие в пятнадцати сантиметрах друг от друга, могут никогда не встретится. И никому не приходит в голову выйти на улицу, обогнуть дом и подняться к соседям, чтобы, к примеру, попросить спичек.

Я закивал, сделав умное лицо.

— Правда, — он улыбнулся, — иногда находятся экспериментаторы, готовые не только выйти на улицу, но и пройти путь по карнизу. Или подняться на крышу, чтобы спустится через люк в сопредельный подъезд. Ну а у некоторых есть ключ от потайной двери, спрятанной за шкафом с одной стороны, и завешенной ковром — с другой.

— Так просто?

— Так просто даже прыщ не вскочит. Да и, как я уже говорил, большинству не приходит в голову заглянуть к соседям, живущим за стенкой, но на другой улице.

Переваривая услышанное, я молчал, а он стал прощаться.

— Что ж, постараюсь не мозолить глаза. — Я протянул руку. — Увидимся.

Мы опять разошлись, а я так и не задал главного вопроса. И разумеется, не получил ответ.

— И что, мы обязаны ему подчиняться? — Инна смотрела в упор, а глаза метали молнии.

— В том-то и дело, что нет. Это лишь совет, которому следовать вроде бы не обязательно. Но я почему-то готов послушаться.

— Ребята, — подала голос Лена, — нет необходимости во что бы то ни стало зарываться в норы, в буквальном смысле слова. Давайте попросту займемся чем-нибудь нейтральным.

Мы перебирали варианты, усердно подыскивая, чем можно было бы заняться, не злоупотребляя своими «способностями». Так некстати ставших раздражать кое-кого из «старших». Но у страха глаза велики, а людей часто уничтожали физически и за гораздо меньшее. Взять хотя бы события, познакомившие нас с Леной.

Но по всему выходило, что проще начать жизнь обывателей. Посещать премьеры, ходить в музеи или, в моем случае, просиживать штаны перед телевизором. Вот ведь напасть, именно к этой жизни я в последнее время так тяготел, всякий раз недовольно ворча, когда приходилось отрывать зад от дивана. А стоило только получить «предписание» — и взыграло ретивое, и вожжа, попавшая под хвост, перекликается с трубой. Той, которая зовет.

Но Лена, со свойственной ей рассудительностью, повернула разговор в другое русло.

— Ин, ты ведь нигде не была, — полувопросительно-полуутвердительно произнесла она своим спокойным голосом.

Сложись всё по-иному, из нее получился бы превосходный психотерапевт. Да почему же получился бы? Она уже, с момента превращения нашего дуэта в трио, успешно выполняет эту функцию.

— Что я, по-твоему, деревня? — Пролетарское происхождение не давало Инке покоя, и Еленино «дворянство» не раз было поводом обсудить наболевший вопрос.

— Ну, предположим, воду с бурболками ты пила и на автобусе каталась. Но я говорю о местах, которые удалось посетить нам с Юрой. В четырех часах пути вниз по реке можно выйти в мир, потерпевший катастрофу. И неизвестно, переживший ли ее. А еще дальше… Нет, ты представляешь, голова идет кругом.

Я в расчет не принимался, ибо Обломов во мне с легкостью уступал место Герасиму, и Лена не сомневалась в моем согласии на любые авантюры.

Инна надула свои очаровательные губки и изо всех сил изображала капризную стервочку. На самом деле страстно желая продолжения уговоров. Грешен, я частенько пренебрегал этим ритуалом, доводя любимую до белого каления. Но Лене терпения не занимать…

Мы находились у меня дома, в московской квартире, а потому я, не стесняясь, улегся на диван и щелкнул пультом. Когда работают профессионалы — а Ленку я искренне считал таковой, — лучше тихонько посидеть в сторонке. А идейка и в самом деле была неплоха. Рано или поздно Инка даст себя уговорить, да и возможность поживиться чем-нибудь необычным — тоже аргумент. Я уж не говорю об ихней архитектуре и музеях. Которые неизвестно, правда, разграблены или нет. Тут заверещал телефон, и я поплелся поднимать трубку. Звонила Танюша, так славно шпрехавшая в Швейцарии. И заупокойным голосом выдала:

— У Леньки рак! — Я чуть не сел, так как совсем недавно мы пообщались и он так лихо хакнул тот колумбийский комп.

— И когда можно прийти в больницу?

— В том-то и дело, что ни в какую больницу он ложиться не стал. Отдал жене всю наличность — и где только взял такую сумму, — а сам собирается взять палатку и уйти в глушь. Не хочу, говорит, мучить близких и медленно умирать в четырех стенах.

— И что, будем пытаться воздействовать?

— А то ты не знаешь Леньку?

Леньку я знал, и попытка «повлиять» была весьма проблематичной.

— Давай встретимся, что ли? — начал было я, но продолжить мне не дали.

— Так он и собирает наших. Прощальный сабантуй. Ирка вся в соплях, а этот уперся как баран.

Ира, Ленькина жена, была милейшим человеком, но участия в наших вылазках никогда не принимала, понимая, что не может стать для мужа всем и любому человеку нужна отдушина.

— Танюш, я это… Можно я приведу кой-кого?

— Инну, что ли? Да, кстати, как у вас?

Женщина, да? Только что была трагедия, но обсудить чье-нибудь семейное положение — это святое.

— Да нормально у нас, так, переругиваемся по мелочам.

— Милые бранятся — только тешатся. — Выдав этот перл, она стала прощаться.

Что ж, завтра вечером у Леньки. И в голове забрезжила безумная идея.

33

Мы собрались у Леньки, и всё было как всегда. Внешне. Как обычно, понемногу выпивали, пытались острить, делая вид, что ничего не произошло и повод для пирушки самый заурядный. Разглядывали старые слайды и смотрели более позднее видео. Вот мы в Швейцарии. И ни о чем не подозревающий Ленька самозабвенно пихает мне за шиворот горстями снег.

Ира, с заплаканными глазами, тихонько сидела в углу, безучастная ко всему.

Я подошел к ней и протянул конверт:

— Здесь десять тысяч. Долларов. И вытри сопли. Я постараюсь его уговорить съездить со мной за границу. Ты же знаешь, там теперь всё лечат. Ну почти всё.

— Мне можно с вами? — Она подняла красные глаза, в которых забрезжила надежда.

— Поверь мне, не стоит. Он только упрется. Но ты же знаешь: готовься к худшему, надеясь на лучшее. Да, Ир, оттуда трудно дозвониться, и ты не удивляйся. Но я буду рядом с ним, и ты просто верь. Помнишь, у Симонова?

Она захлюпала носом и уткнулась мне в грудь.

— Будя, будя. Возьми детей и съезди отдохни. На Кипр там или на Лазурный Берег. Ты же знаешь, психологи советуют сменить обстановку. И главное, верь.

Я подозвал взглядом Лену, свято веря, что она найдет необходимый тон, облегчающий Ирино состояние.

Вчера я, выведав у Татьяны все известные ей подробности, съездил в онкологический диспансер. Со мной поначалу никто не хотел разговаривать, но там тоже работают люди. И, где увещеваниями, а где подкупом, мне удалось прорваться к его лечащему врачу. Да, всё верно, запущенная форма, метастазы. На полгода раньше — и можно было бы предотвратить. Да, операционное вмешательство возможно, но гарантировать ничего невозможно. Что ж, Леньку я понимал. Но помочь ничем не мог, почти. Ведь коридор делает долгожителями нас. А мы с виду обычные люди. У меня, например, папа и мама, как у всех. И прожили нормальную жизнь, достойно отойдя в жизнь лучшую, вечная им память. Ну чем, скажите, Ленька хуже того колумбийского дерьма? И пока не умерла надежда, надо бороться. В Ленькином согласии я не сомневался, опасаясь только, сможет ли он продержаться всё время перехода. Но снотворное под рукой. А затащу я его в такую глушь, что просто обалдеет.

Да, я обдумывал возможность «возвращения», но если честно — боялся. Боялся сойти с ума. И если с помощью прибора сто восемьдесят дней превращались в восемнадцать, то пережить весь этот ворох событий было выше моих возможностей. Да, есть люди, переплывающие Ла-Манш, но я, к сожалению, к ним не принадлежу. Однако просто сидеть сложа руки тоже не мог, а потому решил взять его с нами. Уповая на один шанс из тысячи, что коридор примет его за своего и «сделает прививку». В любом случае хуже уже не будет, а если я не прав — что ж, придется стиснуть зубы. Не зря ведь говорят, что Бог не посылает человеку больших испытаний, чем он может вынести…

— Когда собрался? — Мы сидели на кухне, и я начал готовить почву.

— Дней через пять. — Глянув на меня, он продолжал: — Спасибо за тугрики. Очень вовремя, знаешь ли.

Я неопределенно кивнул:

— Лень, не мог бы ты отложить на недельку робинзонаду и смотаться со мной в одно место?

— Опять врачи? Нет уж, не поеду.

— Даже не думал об этом, — покривил я душой, — клянусь, ни одного эскулапа не подпущу к тебе на выстрел.

— Недельку, говоришь? А что за дело?

— Так сразу нельзя, — я напустил таинственности, не желая сойти за шизика, — но вот аванс.

Я достал из внутреннего кармана пиджака пачку купюр.

— Здесь пять штук зеленью. И в случае удачи еще столько же. — Пусть чувствует себя мужчиной, отправившимся добывать мамонта. А то ведь жалость никогда ничему не способствовала.

Следующие несколько дней заняла очередная закупка снаряжения. Разбаловал меня теперешний образ жизни. Когда-то, когда снаряга не покупалась, а добывалась, потеря чего-либо, будь то карабин или кусок веревки, приводила меня в отчаяние. А тут привык разбрасываться имуществом, Рокфеллер чертов. Но, как известно, к хорошему привыкаешь быстро. И изменить сии привычки добровольно не удавалось еще никому. Леньку мы пока не посвящали, занимаясь перетаскиванием ко мне в квартиру всяческого барахла, которое по мере поступления я отправлял к реке.

Решили спускаться по течению не на плоту, как это делал я, а в десантном боте. Это такая надувная конструкция, похожая на лодку, только чуть побольше.

Инна согласилась дать себя связать лишь после длительных уговоров со стороны Лены. И рассказа о том, как я нес ее на руках, вызвавшего, кстати, многообещающий взгляд в мой адрес. С Ленькой же, посоветовавшись, решили обойтись не совсем честно, поставив его перед фактом. Всё же коридор — не детская площадка, а умирающий друг не подходил на роль морской свинки.

И вот он, день «X», время «Ч». И мы, скрестив пальцы, дабы не накликать «полную „Ж“, ждем Леньку. Более оптимального места для старта, чем моя квартира, решили не искать, памятуя про лучшее, которое враг хорошего. В дверь позвонили, и я впустил умирающего хакера. Правда, выглядел он неплохо и в глазах прыгали чертики.

— Ну вот и я.

Протянув руку, я посмотрел на Лену, и та приставила к его шее пистолет.

— Сдаюсь, сдаюсь, — начал он и повалился на пол, стукнувшись головой об угол.

Немедленно потекла кровь, и я крякнул. Ну почему всегда так? Будь на месте Леньки, к примеру, Иннин ухажер, с которого всё началось, и я уже лежал бы с разбитым носом, а пистолет, уверен, не причинил бы ему вреда. Не говоря уж о пораненной голоье.

— Эх, недотепы, на диване надо было.

Две минуты погоды не делали, зато черепушка, умевшая с ходу расколоть любую компьютерную защиту, осталась целой. А Ленька вырубился на мягком.

«Перейдя» и перетащив на себе друга, ибо переносить что-либо с изяществом Лены я так и не научился, мы погрузились и отчалили. Инна картинным жестом протянула руки, и я защелкнул на ее запястьях браслеты. На этот раз у нас имелись весла и два якоря, которые я изобразил, привязав к пудовым гирям по куску веревки. Мы оттолкнулись от берега. Ленька мирно посапывал, Инна же попыталась помахать домику руками. Скорость течения я определил как десять километров в час, а потому «границу» мы должны пересечь в два раза быстрее. Потом еще столько же до эпицентра и…

Сюрпризы начались минут через сорок. Леньку, до этого мирно храпевшего, вдруг вырвало, и мы бросились переворачивать его лицом вниз, чтобы не захлебнулся. А Инна тем временем прыгнула за борт, мгновенно скрывшись под водой. Лена сразу бросила носовой якорь, а я бултыхнулся в реку. Воздуха хватило где-то на минуту, но утопленницы не было видно. Я вынырнул, часто дыша, и увидел над водой ее голову. Однако в глазах, вопреки опасениям, светилось осмысленное выражение, и продолжать в том же духе она не собиралась, работая ногами изо всех сил.

— Ты чего это, родная? — Я постарался придать голосу безразличие.

— Ох, Юрка, я и сама не знаю. Сначала навалилась какая-то апатия, а очухалась уже в воде.

Да уж, вот такой пердимонокль, как любила говорить моя бабушка. Мы потихоньку барахтались, сносимые течением, а Лена подняла якорь и погребла к нам.

— Ну, как вода? — спросила так, словно выехали в выходной день искупаться и, взяв напрокат лодку, решили понырять.

— Парное молоко! — дружно ответили мы. — Давай присоединяйся.

— Спасибо, лучше уж вы к нам, — фразой из кинофильма ответила она и подала мне руку.

Потом настала очередь Инны, которая, забравшись в лодку, попросила:

— Снимите это, — и, протянув руки, добавила: — Я больше не буду.

— Через пятнадцать минут, — жестко ответил я.

Но по-видимому, «границу» мы переплыли, так как ныряльщица оживилась, принявшись шутить, и даже спящий, казалось, стал похрапывать бодрее. С пленницы сняли наручники, и вскоре она сказала:

— По-моему, всё. Знаете, становится неохота покидать это место.

Время приблизительно совпадало, и мы причалили. Снотворное будет действовать еще шесть часов, а бросать спящего не хотелось, равно как и «выходить», рискуя оказаться в случае чего с обузой на руках. Оставшееся время посвятили устройству лагеря. Установили три палатки. В отдалении друг от друга выкопали отхожие места, приспособив нечто вроде занавеса возле каждого. Тут и там разложили оружие, как огнестрельное, так и усыпляющее. И хотя всего не предусмотришь, но так как-то спокойнее. Когда, по расчетам, оставалось минут десять, взвалил соню на плечи, девчонки взяли меня под руки, и я «шагнул». Хотя совершенно никаких движений переход не требовал, всё время делаю этот шаг, и если наяву не всегда есть возможность, то в мыслях уж обязательно.

Уф-ф. Картина, открывшаяся нашему взору, конечно, впечатляла. Вокруг ни единой живой души, приходящие в упадок строения и тишина. Такая, что становилось жутковато. Как моряки, сойдя с корабля на берег, ощущают покачивание, так и наш мозг, привыкший к различным шумам и постоянно их отфильтровывающий, давал небольшой сбой, попав в этот звуковой вакуум.

Перед нами простиралась улица, довольно широкая, с высокими домами, в которых кое-где сохранились стекла. Если «привязка к местности» совпадала и мы по-прежнему в Москве, то это должен быть мой район. Но ни одного здания идентифицировать не смог. Там, у нас, район моего проживания застроен пяти— и девятиэтажками. Здесь же дома были по двадцать и более этажей. Но на деловой центр не походило. Между домами простиралась некое подобие парков с детскими площадками. И — ни души. Что удивительно, счетчики Гейгера ничего не показывали, даже естественного фона большого мегаполиса не наблюдалось. Странно, мне, воспитанному на «терминаторах», казалось, что это непременно должна быть ядерная катастрофа. Но тогда, по идее, обязана быть и ядерная зима. Однако небо нагло голубело, вовсю светило солнце, и сознание в судорогах додумывало щебет птиц, которого, увы, не слышно. Тут очнулся Ленька и, сев, протянул:

— Оба-на, это что, какая-то крутая виртуалка?

— И не мечтай, — откликнулся я, — самая что ни на есть простая реальность.

— А людишек куда подевали? — Он подозрительно уставился на нас. — И где Ирка? И дети?

Возле него на корточки присела Лена и произнесла:

— Понимаете, Леонид, мы… ну, не совсем дома.

— Да будет вам, это не смешно.

— Ей-богу, Ленька, — это вступил я, — всё в натуре. И надо осмотреться.

Любое действие лучше переливания из пустого в порожнее. А неверие постепенно уйдет само, уступив место сначала любопытству, а затем пониманию.

— И кто заказчик?

Блин, ну какая ему разница, зануда чертов.

— А если ВПК, тогда что?

— Да нет, ничего, — смутился он. — Всё честно, бабки уплачены. Так что я готов.

— Тогда предлагаю оглядеться на предмет транспорта. — Эх, блин, а возле домика аж три велосипеда. Хорошо хоть не ржавеют.

Судя по всему, здесь жили далеко не дикари, и уж пару самокатов-то мы должны обнаружить. Мы двинулись вдоль улицы, то и дело натыкаясь на одинокие скелеты. Иногда попадались кости домашних животных. Инна удивила, сказав:

— Вараны.

— Что? — не поняли мы.

— Это скелеты варанов. Не собак, как казалось вначале. — Воображение сразу нарисовало картину, на которой «варанщики» выгуливали и дрессировали своих питомцев. Да-а, мир велик, и пути господа неисповедимы.

— А климат? Какие в наших широтах вараны? — Хотя ответа я не ожидал.

— То-то и оно, что климат.

— Интересно, a NET у них был? — Это юный хакер начал прикидку.

— Так затем тебя сюда и приволокли, родимый.

34

В жилье заходить было жутковато, но рано или поздно всё равно бы пришлось. А оттягивание только усиливает неприятные ощущения.

Мы вошли в помещение, расположенное на первом этаже, выбив дверь. Оно, по счастью, было без останков обитателей. Явно жилая квартира, состоящая из нескольких просторных комнат. И занимали ее люди, старающиеся идти в ногу со временем. Хотя кто его знает, что считалось современным у них. И может, наличие всевозможной бытовой техники как раз удел нищих слоев населения. Но, по нашим меркам, всё здесь довольно-таки круто. И полутораметровый экран, встроенный в стену, как мы определили, гостиной. И кухня со множеством всевозможных агрегатов. Какие-то мы смогли идентифицировать, какие-то нет. Приятно удивило наличие библиотеки, и хотя язык большинства книг имел некоторые отличия, всё же это, несомненно, русский. Не понятно только, то ли отстающий от нашего лет на двести, то ли, наоборот, это наш великий и могучий безнадежно устарел.

— Bay! — подал голос программер, но через минуту послышалось разочарованное: — Всё обесточено. И аккумуляторов не видно.

— Подожди, Ленька, — утешил я, — где-то, несомненно, должен найтись электрогенератор. А уж тогда тебе и карты в руки.

Только теперь я начал осознавать, насколько наивно выглядели мои мечты об «исследованиях». Как ни крути, а мы дилетанты и кроме как сунуть нос туда-сюда и собрать пару черепков с целью последующей перепродажи, ничего серьезного предпринять не можем. Имеющимися силами. Но не зря же люди придумали деньги. А мы этих самых денег немножко заработали. Сначала осмотримся, стоит ли овчинка выделки, а уж потом пригласим сюда спецов покомпетентнее.

Эх, где же та «дверь за шкафом» и у кого бы одолжить ключ? Хотя у кого есть отмычка, я знал, но возможно ли его позаимствовать? Я-то, как видите, сам являюсь «ключом». А попроси отдать свой кулон кого-то из девочек, боюсь, что больше бы никого из них не увидел. Усмехнувшись, представил себе примерное содержание беседы с «аббатом»:

— Но ведь это совершенно неизвестная цивилизация, и мы могли бы многому у них научиться! — Это я, захлебываясь, высказываю свою точку зрения.

Веселый смех и контрдовод, выбивающий из колеи:

— А что в итоге? Они, так или иначе, плохо кончили. А это не пример для подражания.

Но сразу я не сдамся, попытавшись перехватить инициативу:

— Ну а исследования с целью профилактики? Вдруг мы поможем предотвратить нечто подобное у нас?

— И выпустим джинна из бутылки. Такого же или подобного этому, но чуть покруче. И, вооруженные результатами ваших изысканий, дойдем до ручки лет на тридцать раньше, чем могли бы.

В общем, не видать мне ключа, как своих ушей. Даже если это и не метафора. А может, я и в самом деле перегибаю палку и не надо будить лиха, пока оно тихо?

Дабы не рисковать нашей довольно хрупкой целостностью, прибор, эта единственная нить, позволяющая мне взаимодействовать с девочками, всё время работал, создавая «нормальный» режим. Но не давала покоя мысль: а что будет, если выключить его, попытавшись «вернуться»? Ну, положим, на час, проведенный всеми нами в этом мире, «вернуться» я смогу. А дальше? И где окажусь тогда? Скажем, десять часов назад. «Вернусь» ли я в свою московскую квартиру, или мне позволят остаться здесь? Но скорей всего я уподоблюсь тем несчастным «нормальным», которых коридор повергал в ужас, заставляя задыхаться и постепенно сводя с ума.

От такой перспективы я поежился и поспешил проверить батарейки. Вот уж действительно многая знания — многая печали. Будь я «обычным переходящим», что бы было? А ничего. Подворовывал бы по маленькой. Лет через пятьдесят открыл бы свой, маленький же бизнес. Правда, бизнесменом бы я был, как и игроком, удачливым. Но и только. Попавший в руки прибор, работающий на копеечных батарейках, перевернул мою жизнь гораздо больше, чем факт существования коридора. И самое противное, зачем мне это надо, я сообразить так и не мог. Получите, как говорится, и распишитесь.

Потом настала очередь девчонок испытывать свои талисманы. Всё работало. И «убежища» не поменяли внешнего вида. Это радовало, хоть немного стабильности в этом кавардаке не помешает. Очень интересно, можно ли положить что-либо в «убежища» девочек здесь, на руинах некогда процветающего мира, а забрать там, у нас? Это бы во многом решило проблему транспортировки. Да и с переброской людей трудностей бы поубавилось. Эх, ну почему хорошая мысля приходит опосля? Вон ведь Иннина пещера, с искусственным леопардом, так возбуждающе действовавшим в интимные моменты. Ну что мешало «загрузится под завязку», а не таскать на себе жалкие крохи?

Увидев «леопарда», девчонки тоже стали понимать, какого дурака мы сваляли. Но лучше поздно, как говорится… Существовал еще Ленька, и Лена, посмотрев на меня, начала говорить.

— Леонид, нам нужно кое-что проверить. — Он, не понимая, смотрел на нее, а девушка продолжила: — Сейчас у вас могут возникнуть своего рода неприятные ощущения, но вы не пугайтесь. Просто постарайтесь описать нам их.

Последовал кивок, и, «взяв» нас троих, Лена «ушла к себе».

— Да, братцы, как будто ночью у негра в ж… — Ленька держался изо всех сил, но лицо у него было растерянным.

— А что еще?

— Еще темно дышать, и «космос», будто лишний литр водки выпил.

Да, хакер был нормальным на все сто процентов, в отличие от нас, выродков.

— Не беспокойтесь, Леня, сейчас всё пройдет. — И мы опять в реальном мире, окруженные фантастическими пейзажами обезлюдевшего города. Оставив «у Лены» комп и все книги, что были обнаружены в доме, мы продолжили. Дальше наш путь лежал в книгохранилище. «Хакнув», как выразился Ленька, всё, что там было, и «скачав на винт», то есть оставив «у Лены», стали держать совет.

— Какие будут предложения? — спросил я.

— В смысле? — не понял Ленька.

— Ну, можно обосноваться здесь стационарно, но я за амбулаторный курс.

— Так что, уже домой?

— Не навсегда ведь, подумаем, книжки полистаем.

— Надо бы еще пару машин прихватить. Уверен, что кроме детских стрелялок на том винте ничего нет.

— Так предлагай, вернее даже, веди и мародерствуй не стесняясь.

Глаза у Леньки за блестели, и мы отправились мародерствовать дальше.

* * *

— Ты как себя чувствуешь? — спросил я у возбужденного программиста, сволакивающего в кучу, по-моему, двадцатый компьютер. При этом на каждый вешалась соответствующая бирочка вроде: «Комн. 19. мож. быть проекта, инст. возм. строит», и всё в таком же духе. Я помогал таскать, а девочки остались на соседней улице у останков магазина одежды. Да уж, Париж вздрогнет и пластом ляжет у ног принарядившихся модниц.

— Да нормально чувствую, — выдержав паузу, ответил он. — За последний месяц никогда так хорошо себя не ощущал. Жаль, конечно, немного мне осталось, но всё равно спасибо.

— Потом поблагодаришь, лет через двадцать. — Несмотря на отсутствие доказательств, во мне жила какая-то отчаянная надежда, что всё будет хорошо. — Ты лучше скажи, как по-твоему, нам одним по силам освоить всё это хозяйство?

Он покачал головой.

— То-то и оно, что нет. — Я пытливо посмотрел на друга. — Сможешь найти человек десять пофигистов с мозгами? За бабки отвечаю я, и условия те же.

— Да хоть двадцать, — ответили мне, — но ты меня что-то пугаешь.

Мы были знакомы с первого курса, то есть лет семнадцать, а потому я просто сказал ему:

— Иди ты.

Он же спросил:

— А что это?.. Когда пропал свет.

— Как раз то, через что сюда попадают. И ты, выходит, можешь заблудиться.

— И это не лечится?

По-моему, рак так не расстроил его, как это отличие, без которого миллионы людей спокойно живут.

— К сожалению, не лечится. Но мы же команда, и ты ее полноправный член.

— Скорее уж убогий и на окладе.

Врать не хотелось, но такой Ленька, с развивающимся комплексом неполноценности, мне не нужен.

— Все мы тут на жалованье, просто профили разные. И к счастью, у каждого свой. Короче, так. На сегодня закругляемся и валим обратно. Ты уж извини, но придется тебе опять вздремнуть. Дома денька три покопаешься в железе, может, и удастся оживить. А уж потом, смотря что нароем, начнем думать, кого привлечь. Но инспектором по кадрам я назначаю тебя. Понял?

Он отдал честь, а я выдал:

— К пустой голове…

— Важна не форма, а содержание. — Я помолчал и добавил:

— Да, Лень, это ведь опасно. И, ты понимаешь, можно ведь не вернуться.

— Это я давно понял, но ты не дрейфь. — Ну как вам это нравится?

Увидев кучу, Инна захохотала, а Лена начала насвистывать «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки». Но «забрала» всё в одно касание, хитро глянув на очумелого добытчика. Ничего, пусть привыкает, что у каждого своя специализация.

Спустя три минуты настала очередь ржать нам с Ленькой, заставив Лену пожалеть о том, что не «уволокла» эту Джомолунгму одежды потихоньку от нас. Блин, не занести бы домой какую-нибудь заразу. Но кто не рискует, тот, как говорится… Да и с тряпками я уговорю их подождать. На железе же вряд ли много осело. Ну, протрем спиртом. И отлакируем для профилактики тонким слоем.

Лена забрала шмотки, потом достала пистолет и взглянула на Леньку. Тот послушно улегся прямо на пол.

— Ин, ты как, может, подежуришь?

— Да, в общем, хотелось бы пройтись. Любопытно всё-таки. — Пройтись так пройтись, ничего со спящим не станется.

35

Я «провел» девочек в лагерь, мы немного отдохнули и двинулись в обратный путь. Опять на ум пришли велосипеды, и я поклялся на цыганский манер стегнуть себя плеткой по заднице. Дабы, каждый раз садясь, вспоминать причину, по которой болит, и освежать в памяти повод.

«Границу» мы даже не заметили, став для неведомого стража «своими». И вот он, домик. Я составил велосипеды прямо посреди стихийно образовавшегося дворика, решив повременить с членовредительством. Оп-ля, вот мы и дома.

— Давай за Ленькой. — Лена послушно «вышла», а мы с Инной принялись выкидывать на пальцах, кому готовить чай.

Пока будущий «инспектор по кадрам» спал, по очереди приняли душ. Надо отказываться от столь зверских мер с инъекциями, и пусть все желающие переходят на таблетки. Не так убийственно, и дозу можно подобрать, как раз чтоб обойтись без ожидания.

Я сбегал за водкой, и мы, вылив шесть бутылок в ведро, щедро протерли весь металлолом, ничтоже сумняшеся по поводу затекания жидкости внутрь. Ничё-ничё, окосеют — новых натаскаем.

Проснулось светило науки и выдало перл: нужно доставить всё это добро в институт. Дабы раскурочить парочку и поэкспериментировать с трансформаторами и частотой тока.

— Главным условием всего мероприятия является полная кон-спи-ра-ци-я. — Я был категоричен. — А институт я тебе собственный организую.

— Инна что, дочь Рокфеллера?

— А Ленка его двоюродная сестра.

— Вы что, серьезно, ребята?

— Серьезней некуда. Завтра подыщем что-нибудь под Москвой. Так что не дрейфь.

Прошло три дня. Ленька немного дулся за то, что ему не дали забрать с собой железо, но я был непреклонен.

— Собирай оборудование, — велел я, — да не экономь, не нищие.

А сам занялся поиском подходящего здания. Нужен двух-трехэтажный дом с подвалом. Комнат на тридцать — тридцать пять. Я рассчитывал, что десять отведем под лаборатории, офис должен занять комнат пять-семь. Плюс гостиница с кухней и столовой.

Желая привлечь как можно большее количество людей, сказав при этом как можно меньше правды, я рисковал перехитрить самого себя. Вызвав то самое большое недоверие, рождаемое маленькой ложью. И в самом деле, кто меня гонит? Впереди, надеюсь, длинная жизнь. И сам потихоньку раскопаю, что получится. А хлопот значительно меньше. Вот только что я смогу отыскать, а что пропущу, пройдя мимо, с глазами, зашоренными некомпетентностью? Тогда уж лучше просто пробежаться по безлюдной земле эдаким мародерским рейдом, взрывая золотохранилища и обирая ювелирные лавки. Насчет возможности чего-то посерьезней, вроде передовых технологий, я не обольщался. Но как ни крути, а для привлечения большого количества специалистов этот самый рейд придется совершить. Но сначала надо подыскать рынок сбыта, а то, выбрось я, скажем, тонну золота, и опять потянется шлейф трупов. Умерших с нашей помощью от золотой лихорадки. Снова некомпетентность, и нужен толковый финансист, знающий ситуацию на рынке и, желательно, не связанный с мафией. Финансистов знакомых у меня не было, зато имелся Виктор. И я набрал номер.

— Здравствуйте, сэнсэй, это ваш неправильный ученик.

— Здравствуйте, Юрий, что-то произошло? — Голос звучал бесстрастно, не выдавая и тени заинтересованности.

— Не то чтобы случилось, но хотелось бы тет-а-тет. Знаете, столько развелось любопытных.

— Тогда приезжайте в Сокольники. Через час устроит? — Меня устраивало, и я положил трубку.

Мы шли по дорожке, и я не знал с чего начать. Рассказать правду — сочтет за сумасшедшего. А полуправда ничего не давала, так как нужен единомышленник, а не цепной пес на жалованье. Он же, как человек, воспитанный Алексеем Степановичем, просто ждал, пока я созрею. А-а, была не была, в любом деле главное начать.

— Хочу предложить вам работу. — Удивленный взгляд в ответ.

Я мысленно хлопнул себя ладошкой по лбу. И с чего это я решил, что Виктор свободен? Да, он уделил мне какую-то часть своего времени по просьбе отца Алексия. Но это не значит, что я могу вот так вот взять и потащить его за собой.

— Работа — это хорошо, — наконец подал он голос, а я облегченно вздохнул, — и по какому же профилю?

— Полагаю, охрана материальных ценностей. Очень больших, и вознаграждение соответственное. Скорее, даже процент от каждого груза.

— И какова же примерная сумма?

Если бы я знал сам, какова эта сумма, и вообще, сколь высоки ставки в этой авантюре. Но обратной дороги не было, и я достал из кармана пачку денег.

— Здесь десять тысяч долларов. Аванс за подготовительный период, пока толком не начали. Если передумаете — аванс можете не возвращать. Ну а ежели вознамеритесь — тогда денька через три нам с вами предстоит ознакомительная экскурсия.

Он в задумчивости кивнул, а я стал прощаться. Не потому, что очень уж торопился, просто не знал, что еще сказать. Лучше уж пусть сам всё увидит и принимает решение.

— Представляешь, у них была республика. — В голосе Лены слышалось восхищение.

— Ну и что. — Мне было не до специфики общественного строя ушедших цивилизаций.

Да и мало ли стран выбрали именно такую форму правления.

— Всемирная, понимаешь? Одно государство на всю планету.

— Ага, и государственный язык — русский. — Прям утопия какая-то.

— Государственный что-то вроде пиджн-инглиш, но русский наравне с испанским входил в базовый минимум начальной школы.

До меня стало постепенно доходить, и я уставился на Лену.

— Тогда кто же их того? Ежели проклятых империалистов не существовало, а слуги джихада сменили зеленые повязки на овечьи шкуры?

— Об этом здесь не написано. Но мне кажется, Ленька что-то должен накопать. И вообще, надо бы залезть в какой-нибудь телецентр. Телевизионщики и перед лицом костлявой продолжают освещать и анализировать.

Тут подал голос Ленька, который, исповедуя принцип «если гора не идет к Магомету…», натащил гору разных трансформаторов ко мне, и вот уже второй день в спальне, из которой он выбросил всю мебель, что-то гудело. Ночевать уходили в «убежища». Лена к себе, я оставался у Инны, но, увлеченный реанимацией чужой аппаратуры, программер ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает.

— У них всё на базе Люникса!

По мне, так хоть феникса, но из вежливости я спросил:

— И что это значит?

— Люникс — это операционная система с открытыми кодами, и, имея минимальные навыки программирования, можно доделывать ее самостоятельно.

— Каждый под себя, что ли?

Но он уже опять скрылся в комнате и уткнулся носом в экран монитора.

— Идите сюда, — позвал он еще минут через десять, и мы столпились у него за спиной.

На экране мужчина с профессорской внешностью вовсю разглагольствовал. На тему как раз из разряда наболевших. Немного мешало различие языков, но ведь любой россиянин при желании поймет белоруса или хохла. И наоборот.

— Вы говорите: «Этого никогда не происходило», — но это вовсе не означает, что «этого никогда не случится», иначе полное право имеют утверждения: «Моя рука не ломается, потому что я никогда не ломал руку», либо: «Я бессмертен, так как никогда не умирал».

Лектор, казалось, смотрел в глаза именно вам, и мне стало жутковато. Вот он, давно истлевший, вещает с экрана, стараясь сделать себе имя в научном мире и завоевать популярность у аудитории, не подозревая, насколько окажется прав.

— Если популяция насекомых, к примеру саранчи или кузнечиков, без видимых на то причин внезапно достигает непостижимых здравому уму размеров, а потом внезапно и совершенно непостижимым образом возвращается к своему первоначальному состоянию, мы обычно говорим: «Произошло нашествие насекомых».

Количество организмов, стоящих на более высокой ступени развития, также подвержено значительным изменениям в ту или иную сторону. К ним относятся лемминги, постоянно повторяющие свой цикл развития. Некоторое время мы не замечаем диких кроликов, пока они не размножатся до такой степени, что становятся настоящим стихийным бедствием. И вдруг на них нападает мор — все кролики исчезают. Мы склонны думать о существовании некоего биологического закона, утверждающего, что численность особей в роду есть величина переменная, меняющаяся от высшей до низшей точек. Чем выше ступень развития, тем медленнее идет процесс размножения и длительнее амплитуда достижения этих точек.

На протяжении почти ста лет африканский буйвол являлся царем вельда. Если бы в те времена существовала статистика животного мира, она бы, без сомнения, подтвердила, как десятилетиями происходил постоянный рост численности этого могучего, с минимальным количеством естественных врагов, зверя. К концу века вид этот достигает своей кульминационной точки и неожиданно падает жертвой страшной болезни — чумы крупного рогатого скота. Буйвол стал удивительной редкостью, а в некоторых районах вымер полностью. В последние пятьдесят лет вид этот медленно, но все же увеличивается в своем поголовье.

Камера повернулась и показала ведущую.

— Вы хотите сказать, что?..

Мужчина отпил воды и снова кинулся в бой:

— Что касается человека, то у нас нет веских оснований предполагать, что его минует судьба остального животного мира. И если действительно существует закон «приливов» и «отливов», то будущее человечества можно рисовать в несколько мрачных тонах. За десять тысяч лет, невзирая на войны, болезни и голод, численность человечества росла, и, с каждым годом увеличивая темпы, росла неуклонно. С биологической точки зрения, мы долгое время находились в чрезмерно благоприятных условиях существования и размножения.

Звук пропал, и по экрану пошли полосы. Но и услышанного хватило, чтобы по телу побежали мурашки. Это ж надо. Вот просто так взяли и вымерли, повинуясь высшей необходимости. Проглядывало в этом что-то унизительное, недостойное звания человека. Выходит, ускоряя прогресс и облегчая жизнь, мы сами роем себе могилу, увеличивая численность населения? А войны, значит, величайшее благо, посланное нам свыше?

Лицо выдавало меня с головой, и потому Лена уже держала в руках толстенный том «оттуда».

— Их было более двенадцати миллиардов. И что удивительно, по-моему, никто не голодал.

Да уж, стоило ли строить развитое общество, чтобы потом вот так, как саранча?

— Когда переезжаем? — сменил я тему, а то что-то больно мы углубились. Да и критической массы в двенадцать миллиардов достигнуть в ближайшем будущем нам не грозит.

— Давай еще разок сходим в безлюдный мир, а уж потом. — Но я не согласился:

— Шагать не хочу, а потому предлагаю пересесть не мотоциклы. И потом, мне надоело смотреть, как оставленная мне папой с мамой квартира превращается в штаб предвыборной кампании пополам с лабораторией безумного профессора. В общем, давайте, девочки, грузите весь этот оживший хлам «к себе», потом берите такси и проваливайте. А «отчалим» завтра. Да, и я хочу позвать в дело Виктора.

Кандидатура Виктора возражений не вызвала, и мы принялись за работу.

— Как с кадрами? — Не то чтобы существовала срочная необходимость, но надо же знать, на кого можно рассчитывать.

— Пока переговорил с двоими. С Ритой, с биологического, у них в институте сейчас завал, и со стариком Прохоровым.

Если насчет Риты я не уверен, то участие в деле старого профессора вызывало прилив энтузиазма. Проф — неординарный человек, с острым умом и необычным взглядом на вещи. Хотя нет, он мог посмотреть на любую ситуацию сразу под несколькими углами, ухитряясь комбинировать точки зрения и выдавать парадоксальные умозаключения. Если мне не изменяет память, сейчас ему чуть за шестьдесят. Но, несмотря на столь почтенный возраст, в его согласии на любые авантюры я не сомневался.

— Тогда завтра вези их на базу, и пойдем. А сейчас помоги мне с мотоциклами.

Но мотоциклы оказались неходовым товаром, и нам удалось купить лишь пять штук. Недостачу же пришлось восполнить джипами. Когда я вывалил гору наличности, у хозяина автосалона округлились глаза. А Виктор кивком указал на зама, вышедшего из кабинета. Я мотнул головой и, предложив продолжить оформление без меня, вышел следом.

— По виду лохи, но с кучей бабок. Да, прямо сейчас. — Он говорил в трубку, нервно оглядываясь по сторонам.

Что ж, подождем «крышу», столь настойчиво навязываемую настырным клерком. Не секрет, что приобретение новой иномарки облагается налогом. В большинстве случаев покупатели — солидные люди, имеющие собственные охранные структуры. Но случаются и такие, как мы, наивные простачки, гордо принесшие заработанное в такой вот салон и тем самым засветившиеся. Наметанным глазом определив в нас лохов, этот доморощенный психолог поспешил зарабатывать свои тридцать сребреников. Правда, с небольшой нагрузкой, в виде ма-а-аленького такого геморройчика. Мы были втроем, а их в кабинет вошло аж пятеро. Окинув нас взглядом, бригадир усмехнулся, выдав что-то вроде:

— Любишь кататься — надо делиться.

Я вежливо попросил хозяина выйти, прихватив с собой Леньку, а сам сразу начал буйствовать.

Не вставая, ударил одного подъемом стопы по коленной чашечке. И тут же, выхватив из-под себя стул, долбанул второго по голове. Так, двое готовы. Еще одного, попытавшегося достать пистолет, вырубил ударом между глаз и, повернувшись к первому, с поврежденной ногой, заехал тому пяткой в горло.

Виктор не отставал, и вскоре все пятеро лежали в живописных позах без признаков былой агрессии.

— Пригласите, пожалуйста, стукача, — я посмотрел на сэнсэя, — и, ради бога, постарайтесь понять меня правильно.

Он втолкнул шестерку в кабинет, а сам остался за дверью. Тот был бледен, а на штанах темнело пятно.

— Боишься, сука? Правильно делаешь.

Церемониться я не стал, повернув его голову на сто восемьдесят градусов и начал «перетаскивать» сборщиков дани в коридор. Конечно, в принципе, они не виноваты, и, выдавив несколько прыщей, не вылечить болезнь. Но даже такая «косметическая операция» казалась мне безусловно полезной.

Таким образом, у нас стало на один джип больше. С плохой овцы, как говорится…

36

Назавтра собрались в трехэтажном особняке, купленном в восьмидесяти километрах от Москвы. Подходящий почти идеально, он стоял на опушке леса, в окружении вековых сосен. От входа вели три дорожки, расходящиеся радиально, со статуями, явно передовиков производства. Штукатурка на фасаде кое-где отвалилась, да и двор требовал хозяйской руки, но в целом дом был крепким, и казалось, простоит еще сто лет. Когда-то здесь действовал санаторий небольшого сыроваренного заводика, районного подчинения. Но пришли новые хозяева, и отдых трудящихся стал делом рук самих трудящихся. Здравницу же попросту забросили, посчитав невыгодным вкладывать деньги в столь отдаленный от Москвы уголок. Да и коммуникаций хороших не существовало, но для нас, владельцев транспортной компании, это не составляло проблем. Таким образом, всего за триста тысяч «зеленью» мы стали полноправными владельцами этого покинутого приюта.

К великому моему сожалению, не помню имени японского поэта, написавшего замечательные стихи, давшие название нашей базе.

Покинутый приют, весь в зарослях плюща.

Тоскливо здесь, хозяин всё забросил.

Нет никого, и только каждый год

Печальная сюда приходит осень.

Я привез Виктора, Ленька прибыл в сопровождении двоих кандидатов в бог его знает что, на такси. Девчонки ночевали на базе и теперь встречали нас чаем и пирогами магазинной выпечки.

— Молодой человек, это не вы постигали азы машиностроения в нашей альма-матер лет эдак семнадцать назад? — спросил меня старый профессор, поправив указательным пальцем очки.

— Грешен, — не стал изображать Зою Космодемьянскую я. — Но с тех пор много воды утекло. Да и с азами машиностроения я поругался всерьез и надолго.

— Это не так уж и страшно, учитывая, в каком состоянии находится сейчас производство. Но Леонид рассказывал удивительные вещи. Настолько странные, что я даже решился лично убедиться в их достоверности.

— И, смею надеяться, я мы вас не разочаруем. Но… э-э… вас предупредили о… м-м-м… некоторой специфике жанра?

— Да, и могу заверить, что я здоров как бык. — Он выпятил грудь, гордо вздернув голову.

— Надеюсь, финансовая часть вас устроила?

— Вполне, знаете ли, и даже, я бы сказал, слишком.

— Уверяю вас, что отработаете сполна каждую копейку, да еще и с процентами.

Я выдал «заму по кадрам» сто тысяч, строго-настрого наказав: меня в ближайший месяц по пустякам не беспокоить.

— Ну что ж, тогда по кроватям, — скомандовал я, а Виктор недоверчиво осведомился:

— А это обязательно?

Ни я, ни девочки не тестировали его, но я абсолютно уверен в его «нормальности» и потому строго произнес.

— В первый раз — да. А там посмотрим.

Все разлеглись, и Ленька, как ветеран, побывавший и сумевший вернуться, первым проглотил капсулу, которыми мы заменили пистолет. Подав тем самым пример для подражания.

Джипы и мотоциклы Лена уже забрала «к себе», а потому я взял девочек за руки, и мы «вышли» к моему домику, так уютно пристроившемуся на берегу реки.

Земля вдоль берега довольно плотная, и велосипеды с широкими шинами, созданные для экстремалов, шли как по асфальту. Километров двадцать в час мы делали точно, и вот он, лагерь, отмечающий «соседний» эпицентр, так старательно разбитый несколько дней назад. Мы побросали железных коней и «перешли», не задержавшись ни на секунду. Ну что за люди, а? Пару раз сходили туда-сюда, и на тебе. Никакого трепета, ни тени сомнений, не коридор, а проходной двор какой-то.

Не успев выйти, Лена пропала, и хлоп — перед нами стоят две кровати, которых спустя секунду стало уже четыре.

Пока мы с Инной расталкивали лежебок, «грузчица» «повытаскивала» весь транспорт, имеющийся в наличии, и уселась за руль «Патруля».

— Можно я поеду на этом?

— Могла бы и не спрашивать.

Всё же переход на таблетки значительно сократил время ожидания. И если после инъекции человек спал как убитый не менее семи часов, то теперь его можно попросту растормошить и, вручив кружку с кофе, заставить поторопиться.

— Мальчики и девочки. Время — деньги. Все расселись по машинам, кому какая нравится, и разбежались, то есть разъехались. Дабы не дублировать друг друга и не таскать одинаковые экземпляры, предлагаю обсудить условия поиска.

Все смотрели на меня, такого делового и самоуверенного. Но, предвидя ворох вопросов, я решил пресечь, как говорится, на корню. А к моменту возвращения большая часть вопросов отпадет сама собой. Да и группы я решил комплектовать по принципу новичок — ветеран.

— Значит, так. — Это я продолжал распоряжаться, не давая дурным мыслям пробраться в умные головы. — Ленька и профессор, вы двигаете на поиски телецентра, на худой конец сойдет и радио или редакция какой-нибудь газетенки.

— Девчонки — берете Риту и постарайтесь разыскать больницы, их в таком мегаполисе должно иметься немало. Карту города возьмите в том магазине, что мы обчистили в прошлый раз. Сориентируйтесь в датах и тащите истории болезней за последние две недели.

— Виктор, вы — со мной. Итак, по машинам, сбор предлагаю устроить здесь через пять часов.

И мы, взревев моторами и оглашая воплями этот безмолвный мир, двинулись грабить и мародерствовать.

— А почему ты не озвучил наш маршрут? — Бывший учитель внимательно смотрел на меня.

— Кто же идет грабить банк, крича об этом во всю глотку? — Он удовлетворенно кивнул:

— Я так и думал. Золото обычно хранят глубоко под землей. И существуют разного рода сюрпризы, вроде ядовитых газов, знаешь ли.

Для меня это стало новостью, и я опешил.

— Но ведь можно дать время проветрится? — Он улыбнулся и покачал головой:

— Не так сразу. На первый раз давай ограничимся какой-нибудь лавкой, продающей бижутерию. А к следующему походу я подготовлюсь получше. — Он немного помолчал, и спросил: — Каков мой процент?

— Любой, в пределах разумного, конечно.

— Тогда десятая часть, и реализацией я займусь сам.

Я был готов и на двадцать и потому кивнул с чувством облегчения.

Мы ссыпали кулоны и цепочки в мешок. Третий по счету. И выходило, что наш улов составил около девяноста килограммов золота, вперемежку с драгоценными камнями. Виктор иногда поглядывал на меня, а потом решился спросить:

— А кто заказчик?

Передо мной был не наивный Ленька, и я не стал врать.

— Это целиком коммерческое предприятие. Многопрофильное, правда. Так что держатель контрольного пакета прямо перед тобой.

— Валькирии тоже в деле?

— Да, а что, заметно?

— Да нет, просто Инна сама собой разумеется, а в Лене есть что-то такое… Сразу видно, не на зарплате человек.

— Виктор… — начал я, — а не мог бы ты заняться полной реализацией? Все мои таланты лежат несколько в другой области, и руки ты мне развяжешь здорово.

Возможно, это было опрометчиво с моей стороны, но нельзя же жить, никому не доверяя.

В ответ он кивнул, не без колебаний, правда, и это радовало. Мы погрузили мешки в багажник джипа, и я опять спросил:

— Как по-твоему, сколько человек возможно привлечь, без утечки информации?

— Утечка будет так или иначе, но я думаю, пока вход-выход будешь контролировать ты сам, все сведения будут сродни фантастике. А золото я реализую через Израиль, есть там у меня один кореш.

— Да ведь здесь его тонны!

— А у еврейского банкира мешки денег! А там, глядишь, и пару собственных банков купим.

Перспектива стать владельцем банка слегка будоражила, но я выбросил это из головы. До сбора оставалось сорок минут, и мы двинулись по направлению к месту «выхода».

По дороге то и дело попадались странные конструкции, напоминающие металлические скелеты. На месте тазобедренного сустава находилось некое подобие сиденья, «ребра» некоторых были открыты, приглашая устроится внутри, и я не вытерпел:

— Давай остановимся.

Мы притормозили возле одного такого монстра, и я забрался вовнутрь. На голову тотчас опустился прозрачный «череп», «ребра» сомкнулись на груди, и я вдруг интуитивно понял, для чего эта штука предназначена. Вставив ноги в «галоши», приложил лапы к «рукам», которые обхватили запястья неким подобием браслетов, и сделал шаг. Мостовая ухнула вниз, и навстречу понеслись дома, стоящие где-то в километре. Представив себя размазанным по стене, я зажмурился, но всё обошлось. Пролетев с километр, приземлился, даже не ощутив толчка. Следующий шаг, более уверенный, подбросил меня чуть выше и оказался вдвое длиннее. Не знаю, чей гений придумал эту модель, но она была проста до совершенства. Ведь нельзя говорить об управлении собственными ногами или об отдаче приказа телу совершить то или иное действие. Повернув назад, я взвился ввысь и в полете окинул взглядом проделанный путь. Поболе трех километров. Вон и Виктор, стоит возле нашего джипа и, прикрыв глаза козырьком ладони, наблюдает за мной. Даже не задумываясь, я приземлился в полуметре от него, произнеся:

— Налетай, подешевело. Если все эти штуки работают, то мы забудем про эти консервные банки на колесах.

— В другой раз, а ты прыгай давай. А то народ небось заждался уже.

И, напевая «В траве сидел кузнечик», уселся за руль.

Мы подъехали в месту «выхода» не последними. Ленька с профессором уже сидели возле джипа, но девчонки еще не явились. Народ вовсю вытаращил глаза, глядя на мои подскоки. Получив новую игрушку, на месте усидеть я, разумеется, не мог. Демонстрируя всем желающим и не очень желающим возможности и вовсю вербуя сторонников необычного средства передвижения.

Наконец, под уничтожающим взглядом Инны, я вылез из «кузнечика» и присел возле новоявленных археологов.

— Лед тронулся, господа присяжные? — Профессор кашлянул и начал:

— У нас десять коробок компакт-дисков, судя по датам, насколько я смог разобраться в их летоисчислении, как раз за последнюю неделю. В телецентре больше ничего интересно не нашлось, для меня, во всяком случае, а вот Леонид…

— Собственно, телевидения как такового здесь давно не было, — подхватил эстафету Ленька, — огромный всемирный NET. Каждый оптико-волоконный кабель позволяет одновременно передавать более пятисот каналов. Конечно, не все они были информационными. Тут и связь, и деловые линии, позволяющие огромным институтам осуществлять работу «на дому». Мы взяли пару серверов. Дома «оживим» и посмотрим, что это с ними случилось.

Настала очередь женской части нашей экспедиции. Говорила Рита, ибо как биолог она наиболее полно могла охватить проблему.

— Судя по амбулаторным картам, это не инфекция. Никаких посторонних тел в крови обратившихся не обнаружено. Скорее походит на симптомы облучения, причем массового и, судя по счетчикам Гейгера, не оставляющего после себя никаких следов. Словно кто-то отправил в эфир закодированное на определенных частотах сообщение, приказавшее клеткам умирать. Какое-то подобие учета велось в первые два-три дня. Потом это приобрело характер пандемии, и стало не до регистрации. Старики умерли почти сразу, потом среднее поколение, и так вплоть до детей.

Я представил себе весь этот ужас и содрогнулся.

— Всё закончилось довольно быстро, и через две недели здесь всё было стерильно. Даже тараканы и те не смогли возродиться.

Я задумался, выпав на некоторое время из общего разговора.

Получается, что опасность, к которой готовишься, никогда не приходит. Реальная беда незваной гостьей пробирается в дом. Украдкой, и совсем не оттуда, откуда ждешь. Когда-то давно, вздрагивая от ужаса мрачных кошмаров, люди рисовали в самых неблагоприятных своих прогнозах картины мировой ядерной войны. Полыхающие вместе с их жителями руины городов, распухшие трупы животных, черную траву и стволы деревьев, напоминающие головешки. Но произошло всё совсем не так. Никаких взрывов, загрязняющих экологию, никакой ядерной зимы. Землю просто стерилизовали, подвергнув неизвестному облучению. Чисто и аккуратно, как рачительные хозяева, травящие тараканов, но не стремящиеся при этом разрушить стены кухни и поломать мебель.

— А сейчас, надеюсь, это не работает?

— Судя по всему — нет.

— А как давно это произошло?

— От пятнадцати до двадцати лет назад, судя по степени разрушения. Точнее сказать не могу, так как не с чем сравнивать. — Это профессор взял слово и, блестя очками и оглядывая всех нас, продолжил: — Юрий, мне позволено будет задать вам пару вопросов?

Я кивнул, и он начал спрашивать:

— Насколько я могу судить, это не какая-то форма гипноза с применением галлюциногенов?

— Нет, проф, это не гипноз.

— Так, значит, теория о многомерности вселенной всё же верна. — Это было скорее утверждением, чем вопросом.

— Выходит, так. — Я развел руками.

— И кто же является первооткрывателем и научным разработчиком программы?

— Первооткрывателем является ваш покорный слуга, — я поклонился в его сторону, — а вот наукой, боюсь, здесь и не пахнет. Одна сплошная мистика.

— Мой юный друг, при более детальном изучении любая мистика в конечном итоге имеет научное объяснение.

Ну вот, пусти козла в огород. Не успеешь оглянуться, а тебя уже препарировали, как лягушку.

37

— Ну что, возвращаемся?

— А может, стоит погодить немного? Материала еще маловато, да и надо бы обзавестись попрыгунчиками. — Лена кивнула на «скелет», из которого меня с таким трудом вытащили час назад.

Мы заканчивали обед и обсуждали план дальнейших действий. Ленька уже поднял капот одной из машин и прилаживал провода, пытаясь оживить вновь приобретенное «железо» в походных условиях. А Инна, Рита и профессор отправились добывать «кузнечиков». И вот уже сверху слышатся возбужденные голоса, и они, подобно героям детских сериалов, сваливаются прямо нам на голову. Инна же, позабыв уничтожающие взгляды, которыми одаривала меня совсем недавно, еще и палила с обеих рук по окнам домов, выделывая всевозможные сальто. Конечно, я не против тренировок с оружием, но это больше походило на баловство. И всё же сказать что-либо я не решился, тем более что и старикан выхватил свой арсенал, присоединившись к этому вопиющему вандализму.

Как всё же человек постоянен. Даже лежащая перед нами картина безжалостного уничтожения целого мира не меняет ни нашего характера, ни повадок. И страсть к возможности «поиграть в войну» запрятана у нас где-то глубоко в крови.

Ленька тем временем вовсю давил на гудок джипа. Мы с Леной подошли первыми, а следом спустились с небес и остальные.

— Чё гудишь?

Он молча показал глазами на оживший монитор. И мы, сразу притихшие, стали просматривать свидетельство агонии.

— В эфире последние новости. Не переключайтесь с нашего канала, единственного, работающего в прямом эфире на данный момент.

Дикторша, девушка лет двадцати, затравленно смотрела в объектив. Видно было, что она держится изо всех сил, чтобы не разрыдаться. Где-то там, в умирающем городе, остались родные, друзья, а она, верная чувству долга, положила на алтарь профессии бесценные последние минуты, которые могла провести рядом с близкими людьми.

— Под давлением чрезвычайных обстоятельств Правительство Региона сохранило полномочия лишь в Московской области. Временно приостановив свою деятельность на остальной территории региона. В соответствии с волей Всемирного Парламента Исполнительные Чиновники, как и Представители Сил Правопорядка, поступают в подчинение губернаторов малых регионов либо других продолжающих действовать институтов местной власти. Не теряйте мужества, и да поможет нам Бог.

Зачитав это сообщение, по сути, кличь «Спасайся, кто может», брошенный растерянными власть предержащими, диктор как-то по детски всхлипнула, вот-вот готовая разрыдаться. Но тут же взяла себя в руки и продолжила:

— Вы прослушали экстренное сообщение, полученное из Комитета по чрезвычайным ситуациям северо-восточной части Евро-Азиатского региона. Сообщаем, что Центр медицинской помощи Московского Малого региона прекращает свою деятельность.

Оказанием помощи, в том числе и по организации захоронений в Белом море, занимается Архангельский Медицинский Центр.

Она зарыдала навзрыд, но всё же закончила передачу.

— Вы смотрели новости первого канала. Насколько позволят обстоятельства, мы будем продолжать информировать вас о развитии событий. В эфире ведущая Наталия Смыслова. Оставайтесь с нами.

Рита плакала, уткнувшись Лене в плечо. Ленька слегка побледнел, а Инна отвернулась, кусая губы. Да и мне, если честно, стало не по себе. Одно дело видеть перед собой развалины, жуткие и неприглядные в своем бесстыдстве разбитых окон и сорванных с петель дверей, но всё же неодушевленные. И совсем другое — лицезреть воочию один из кусочков минувшей драмы, постигшей этих людей. Сумевших построить монолитное общество и способных прокормить двенадцать миллиардов сограждан. И где-то на краю сознания брезжила мыль: а ведь они такие же, как мы, вернее, это мы их младшие братья. И наше существование является лишь делом случая, зиждясь на зыбком песке переменчивого настроения богов.

Обуреваемые невеселыми мыслями, стали устраиваться на ночлег. Разожгли костер и немного выпили. Проф немедленно уставился в небеса, то и дело находя знакомые созвездия. Хотя иногда что-то возбужденно бормотал себе под нос, по-видимому не обнаружив искомого. Но звезды не предполагали никакой практической пользы или, если хотите, сиюминутной выгоды, а потому я не дал себе труда взглянуть в ночное небо.

Виктор подошел и присел рядом:

— Как думаете, кто это их? И за что?

— Если позволите, молодые люди, я выскажу одну гипотезу. — Профессор оторвал взор от просторов чужого неба и повернулся к нам.

— Напротив, Семен Викторович, даже настаиваем.

— Я думаю, это стерилизация извне. — И пояснил, глядя на нас своими по детски светлыми глазами: — Конечно, данных катастрофически мало, но всё говорит за это. Во-первых, стремительность распространения. Давно известно, что любая зараза передается со скоростью передвижения носителей. Но, даже учитывая, что у каждого мог быть такой «попрыгунчик», всё равно две недели — безусловно, недостаточный срок, чтобы уничтожить все двенадцать миллиардов. Да и, судя по всему, людьми они были далеко не глупыми и не дали бы распространиться вирусу, локализовав очаги заражения, если бы оно имело место.

— И что, вот просто так взяли и уничтожили человечество и не попытались ничего с этого поиметь? — Виктор, как всегда практичный, смотрел на вещи трезво.

— Кто знает, молодой человек? Возможно, в этот самый момент вовсю идет экспансия соседнего сектора галактики. А этот несчастный мир всего лишь ждет своей очереди.

— Выходит, подобные уроды есть где-то и у нас?

— Увы, молодые люди, человек отнюдь не венец творения, а выживает в конечном итоге сильнейший. Или хитрейший, что практически одно и то же.

— Вы уж это, Семен Викторович, подумайте, с какой стороны ждать этих гадов.

Голос Виктора звучал глухо, и в нем слышалась обида воина, которого обманули. И вместо честного поединка, к которому он готовился долгие годы, подсыпали в стакан яду.

Мы немного помолчали, думая каждый о своем. Мне было удобно лежать в спальном мешке, теплым и тихим вечером. За день я устал физически, и во всём теле немного ломило после забавы с «кузнечиком». А также в не меньшей мере я был истощен нравственно. И вскоре заснул.

Наутро, немного позабыв впечатление, оставленное просмотром записи, стали собираться в новую вылазку. «Отечественную» технику оставили возле лагеря, и все пересели на «кузнечиков». Это механическое чудо позволяло не только передвигаться, но и брать на руки более тонны груза. В конечном итоге ограничиваемого лишь габаритами. Во всяком случае, наши хрупкие девочки, ухватив «Ниссан-Патруль» с трех сторон, легко запрыгнули с ним на крышу стоящей метрах в пятистах двадцатиэтажки. После чего, гордо помахав, взвились в воздух и исчезли в направлении центра.

— Куда сегодня? — спросил меня профессор, но я только махнул рукой:

— Режим свободного поиска, Семен Викторович. Ну что я могу вам приказать, сам толком ничего не понимая. Да и ситуация такова, что что бы вы ни нашли, всё будет интересно.

Старик кивнул и тоже стартанул, сделав переднее сальто, с высшей точкой где-то метрах в четырехстах над землей. Я присвистнул и мысленно дорисовал ему по гранатомету в каждой руке. А то размениваются на мелочи, паля из браунингов по стеклам, понимаешь.

— А ведь это оружие, — сказал вдруг Виктор. — И, попади оно к нам, это будет переворот в тактике наземных боевых действий. Да и, воздушных, пожалуй, тоже.

— Ну, предположим, механику мы освоим без напряга. — В прошлом бывший машиностроитель, я говорил более-менее уверенно. — Но где взять столько батареек? Ведь двадцать лет прошло, а вон как бодренько прыгают.

— То-то и оно. Но ничего, намоем золотишка, а там наймем умников, которые сумеют разобраться.

— Может, и наймем, — в моем голосе не было уверенности, — только вот надо ли?

— Надо, Федя, надо. И уж лучше подобные штучки будут в Российской армии, чем за бугром.

Я представил парад, проходящий по Красной площади, и улыбнулся. Полки десантуры, облаченные в «кузнечики», проносятся мимо Мавзолея, или что там сейчас вместо него служит трибуной старшим товарищам. Только вот сколько сил потребуется солдатам, чтобы научиться держать строй? Но картина впечатляла, а собеседник спросил:

— И что смешного?

— Да так, парад на Красной площади умозрею… — И Виктор тоже заржал.

Как и вчера, мы вдвоем «мыли золотишко». В огромном мегаполисе можно набрать эту самую тонну, не прибегая к крайним мерам и не взрывая подвалы банков. Иногда заходили в магазины другого профиля. Один раз даже наткнулись на автосалон. И, мне кажется, мой учитель был прав. «Попрыгунчики» были экипировкой вооруженных людей, иначе зачем бы в салоне стали продавать наземный транспорт? Возможно, как раз те самые Силы Правопорядка, переданные в подчинение местным органам власти, и являлись их полноправным владельцем. Отсюда и такое количество их на улицах, патрулируемых, по-видимому, до последнего дня. Набрав аж четыре мешка бижутерии, мы понеслись в лагерь. Никто еще не вернулся, и Виктор сказал:

— Давай снесем в кучу прыгунки. Время еще есть, а запас сам знаешь…

И мы стали играть в пионеров, коллекционирующих металлолом. Правда, гораздо более дорогостоящий и, как мы надеялись, исправный.

Точно не помню, но, по-моему, собрали триста сорок три штуки. Первых десятка два я всё порывался испытать, но потом махнул рукой. И мы поволокли всё подряд. Некоторые стояли со скелетами внутри, и такие мы обходили стороной, отворачивая напряженные лица. Свят, свят, свят. Хоть боги смеются и редко, но уж больно горек их смех для простых смертных.

Вечером, расположившись у костра, освещаемого к тому же светом фар, решали, что делать дальше.

Лена деловито сновала туда-сюда, «перетаскивая» подобранный нами металлолом. И все склонялись к тому, чтобы вернуться домой.

— Этап предварительного накопления данных можно считать законченным. — Семен Викторович говорил негромко, не пытаясь убедить, просто подводя итоги. — Теперь надо переварить и систематизировать полученную информацию. И уж потом определять направления дальнейших поисков. Так что, я думаю, недельки на две придется прерваться. — Мы дружно закивали, слегка утомленные «пикником на обочине», и проголосовали «за».

Во время подготовки к возвращению Виктор и профессор как-то странно поглядывали на нашу троицу, и я догадывался, что их гложет.

— Ребята, поверьте, без снотворного никак. Неподготовленный человек просто погибнет во время перехода. Не говоря уже о трудностях, причиненных мне и девочкам.

— Юрий, мы можем взять кое-что для себя лично? — задал вопрос профессор.

— Если вы про «кузнечиков», то нет, а безделушку на память — пожалуйста.

— Я бы хотел забрать отсюда несколько книг.

— Так уже. Целая книжная лавка находится под Москвой.

— И всё же.

— Да хоть всю Ленинскую библиотеку берите. Или что тут у них вместо нее.

— Юрка, я отдам профу лишние диски, наверняка многие будут повторятся. Можно?

— Да можно, можно. И вообще, я верю, что вы люди разумные, и давайте не будем об этом.

Еще профессор положил рядом с собой цифровую видеокамеру, сопровождавшую его всё время поисков. Виктор с Ленькой уже слопали свои «колеса» и лежали, расслабленно закрыв глаза. Семен Викторович немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и присоединился к ним.

— Ну что, Рита, давайте.

Наш биолог, что-то быстро нашептывавшая в диктофон, кивнула и послушно улеглась.

— Не стоит горячиться, — успокоил я ее, — надеюсь, впереди еще не одна экспедиция по этим местам. Да и по другим тоже.

Дежурила возле спящих опять Инна, мы же с Леной оседлали велосипеды и двинулись в обратный путь.

— Пятьдесят четыре минуты.

— Что? — не понял я.

— Мы ехали пятьдесят четыре минуты, — пояснила Лена.

— А так ли уж это важно?

Она пожала плечами, давая понять, что согласна. «Вышли» мы в той же комнате, отведенной под лабораторию. Девушка повытаскивала лежебок и задремавшую Инну. На дворе — поздний вечер, и будить спящих не стали. «Вынеся» десяток «кузнечиков», Ленькины трофеи и весь «золотой запас», мы тоже разошлись по комнатам.

С утра меня разбудили возбужденные голоса, доносящиеся из «общежития», стихийно возникшего в «проходной» лаборатории.

— Ну вот, проф, а вы сомневались. — Это ветеран Ленька в чем-то убеждал профессора.

— Подвергая сомнению то или иное явление, молодой человек, мы имеем возможность взглянуть на проблему под несколько иным углом. Что в итоге идет только на пользу делу.

Эк он завернул. Но, на то он и профессор, чтобы так разглагольствовать.

— Я тоже, если честно, не был до конца уверен. — Это уже Виктор, и я улыбнулся.

Не зря же попросил Лену вытащить трофеи, послужившие вещественным доказательством материальности нашего путешествия.

Подумать только, а всё началось с Инкиного визита, происшедшего, кажется, тысячу лет назад и в какой-то другой и далекой жизни.

38

Следующие несколько дней все были загружены по горло. Девочки во главе с Инной занялись приведением в божеский вид «приюта», долженствующего стать оплотом «великих дел», которых, я в это свято верил, мы непременно наворотим. Мозговая часть нашей маленькой команды не вылезала из лаборатории, где вовсю шла работа по реанимации добытых Ленькой серверов. Поначалу каждая маленькая удача приводила дознавателей в восторг, бурно выплескиваемый на окружающих, но вскоре пыл дитятей поутих и всё вошло в свою колею. Виктор, уточнив, как у нас с финансами, с реализацией решил пока подождать. Взяв тем не менее свой процент «живым весом» и попросив два дня выходных. А и в самом деле, что с финансами? Предварительный этап полностью лег на мои плечи, и я почти на нуле. Ну, не то чтобы совсем, но всё же. Однако, немного посчитав ресурсы, решил, что беспокоиться пока рано, и выбросил это из головы. Таким образом, все были заняты, и только я, по молчаливому согласию осуществляющий «общее руководство», болтался без дела. Руки чесались опробовать «кузнечика», и приходилось гнать подобные мысли прочь. В конце концов Инна прибрала оболтуса к рукам, велев заняться покупкой мебели, и, справедливо не доверяя моему вкусу, заказала кучу каталогов, лично отметив маркером подходящие образцы. Взяв кредитку и немного наличности, я отправился в Москву за приобретением интерьера.

Наконец хлопоты по обустройству подошли к концу, а Семен Викторович с Ленькой созвали всех на пресс-конференцию.

— В общем, друзья мои, как я и предполагал, это не являлось самоликвидацией, и этому миру хорошенько помогли. Пока неизвестно — кто и за что, но другие версии рассыпаются как карточный домик. Мы с Леонидом просмотрели более пятисот гигабайт информации, что в переводе составляет около девятисот пятидесяти часов в режиме нормального просмотра. Естественно, у нас не имелось этого месяца с хвостиком для сидения перед мониторами. Но Леонид написал программу, вылавливающую только ключевые моменты и автоматически отсеивающую дублированную информацию. Никаких конфликтов, никакого поступательного распространения пандемии. Обвальный процесс начался одновременно и повсюду, мгновенно охватив землю. И — ничего. Некоторые записывающие устройства продолжали работать еще несколько месяцев, пока не сели батареи, передавая сообщения в информационный центр, давно обезлюдевший, но продолжавший функционировать. Повторяю — ничего. Никаких тебе пришельцев, никаких исчадий ада и выходцев из преисподней.

Таким образом, один из главных постулатов национальной идеи «Кто виноват?» оставался открытым. Но впереди брезжило классическое «Что делать?», и мы приготовились слушать дальше.

— У меня пока всё. — Проф слегка поклонился и скромно уступил место звезде российского хакерства.

— Ну, в общем, я тут, вернее, там подумал… Короче, во второй день мы с Профом не ходили в телецентр, а отправились «заниматься наукой». Хватали всё, что попадалось под руку, в надежде потом отделить зерна от плевел. Ну и вот… на одном из винтов есть полная конструкторская документация по производству «кузнечиков». И, вложив в дело миллионов десять «зеленых», можно поставить дело на поток.

Мы с Виктором переглянулись, и он удовлетворенно кивнул. Потом, испросив взглядом разрешения, принялся задавать вопросы:

— Что за материал?

— Обыкновенный титан, дороговато, конечно, но в наших условиях ничего сверхъестественного.

— А источник энергии? Это тоже пара пустяков?

— Вы будете смеяться, но теоретическая база была разработана у нас еще в пятидесятые. Однако промышленность значительно отставала, и всё осталось на бумаге. Потом Никита Сергеевич ополчился на авиацию, и проект благополучно похоронили. А так — ничего особенного. В основе лежит импульсный антигравитационный генератор. Импульсы довольно кратковременные, но с продолжительным периодом затухания, что позволяет не падать камнем вниз, а мягко планировать. Плюс церебральная система управления. Конечно, в пятидесятые об этом не могло быть и речи, но лет десять назад в Штатах стало реальностью. Ну а, имея под рукой действующую модель «кузнечика», любой мало-мальски грамотный ремесленник соберет конструкцию с легкостью ребенка, играющего в «Лего». Что же касаемо энергии, то ее нужно ровно столько, чтобы отдать первый толчок. В дальнейшем «кузнечик» сам ее генерирует, преобразуя поступательное движение вкупе с действием тормозящего поля в необходимые ватты.

— Говоришь, десять миллионов.

— Да, и это минимум, но вообще-то я бы рассчитывал на вдвое большую сумму. И вообще это еще цветочки. — Он театрально выдержал паузу.

— И каковы ягодки?

— Они не были бы людьми, если бы не попытались отомстить. И кто-то заложил программу, включающую пуск ядерных боеголовок через месяц после появления «гостей». А мы уже, по-моему, дней десять как сунули свой нос куда не след…

— Какие, на хрен, боеголовки. У них же единое государство? — не сдержался Виктор.

— Наверное, те самые, с помощью которых это самое государство удалось объединить. В любом случае спросить не у кого, но, если хочешь, могу порыться в носителях.

— Некогда искать, думать надо. — Это Инна взволнованно подала голос.

На что я не преминул вставить:

— Какой, к черту, думать, трясти надо. [2]

— Надеюсь, то, что какие-то меры предпринять надо, никто не спорит? — Не спорил никто, и Виктор продолжал: — Тогда я возьму пару спецов соответствующего профиля, и завтра в обратный рейд. Ведь целый мир может пойти коту под хвост!

Спецами оказались два крепыша лет по тридцать. Эдакие упитанные медвежата, с розовыми щечками. Но я знал, что именно от таких вот с виду безобидных весельчаков нужно держаться дальше, чем от накачанных быков и хмурых урок с угрюмыми лицами. Потому что в схватке никого страшнее их нет, а внешняя безобидность обманчива и готова в любой момент обернуться мгновенной смертью. Но там, куда мы направлялись, «рукопашить» было некого, и их профессионализм я принял на веру. Да и, попытайся я что-то выяснить, был бы в мгновение ока разоблачен, потеряв при этом еще и уважение сэнсэя.

Один из крепышей, назвавшийся Серегой, сразу завязал разговор с Ленькой. И через минуту они нашли общий язык, сыпя специальными терминами и задавая друг другу вопросы на неудобоваримом, для нормального человеческого уха, языке. Как будто понятие «букварь» им было совершенно незнакомо. А язык, начиная с детского сада, они учили исключительно по винвордовским хелпам. А второй, представившийся Иваном, принялся сразу же валять ваньку, подбивая клинья к моей девушке. Ну что за люди, а? Или им медом намазано? Вон ведь рядом стоит Лена, молодая и далеко не уродливая женщина. И главное, сво-бод-на-я. Так нет же, им непременно подавай чужую, занятую другим и почти замужнюю. Да еще в присутствии сожителя.

Но Виктор пресек это дело, наступив донжуану на ногу, и кивнул в мою сторону. Еще он многозначительно провел ребром ладони по горлу, что дало мне повод немного погордиться. Ну какой мужчина не хочет выглядеть мужественным и сильным, одним своим грозным видом отпугивающим потенциальных соперников? Но долго я не обольщался, ведь Виктор просто не хотел нарушать целостность коллектива в ответственный момент.

И вот наконец все в сборе и разлеглись по кроватям. Медвежата если и удивились, то не подали виду, и Лена в три касания «забрала» всех.

На этот раз Ленька пришел подготовленным и, достав несколько системных блоков, начал подключаться, войдя в первую попавшуюся квартиру. По его словам, «аварийная сеть», бывшая в распоряжении Сил Правопорядка имела плутониевые батареи, рассчитанные чуть ли не натысячу лет. На останки прежних обитателей он просто не обратил внимания, и я «забрал» их к себе. Вот уж действительно нет худа без добра. И если раньше мне, чтобы «перенести» что-либо, необходимо было как минимум сдвинуть объект с места, придав ему поступательное движение, то три скелета я «унес», лишь слегка прикоснувшись кончиками пальцев.

А спецы вовсю курочили стену, подбираясь к разъемам. Но вот всё подключено, и по экранам мониторов забегали какие-то яркие пятна, трансформировавшиеся вскоре в карту обоих полушарий. Почти такую же, как у нас, со слегка измененными очертаниями Америк и вытянутой, похожей на овал Африкой. Мигало множество красных точек, в основном в Северном полушарии. Как на Евразийском континенте, так и на земле, открытой у нас Колумбом.

Мы стояли за спиной у работающих, дыша им в затылок и, наверное, отвлекая.

— Люди, не стойте над душой, а, — взмолился Ленька. — И без того мозги плавятся.

И мы все, включая Виктора, удалились.

— Часов на пять засели. — На лице у Инны была написана скука.

— А ты откуда знаешь?

— Так сказали ведь, когда друг с дружкой разговаривали.

Вычленить из той ахинеи, что несли программеры, что-либо мало-мальски вразумительное, не представлялось для меня возможным, и я махнул рукой:

— Тогда по «кузнечикам», что время даром терять.

Девчонки снова отправились втроем, а Семен Викторович присоединился к нам. Казалось, что ему не по душе экспроприация материальных ценностей, но говорить он ничего не стал, понимая, что без этого просто не обойтись. Мы наполняли мешки, и я мысленно прикидывал, что будет, если у ребят не выйдет. Либо придется отключать все шахты вручную, но это из области фантастики, а если нет, то придется «вернуться» и отменить Ленькины попытки подключиться к местной паутине, ограничившись поверхностным мародерством. Однако перед глазами стояла картина десантуры, облаченной в «кузнечики». С подлокотными гранатометами и АКМ, встроенными в коленный сгиб, с магазинами на, минимум, триста патронов. Замкнутый круг какой-то. Не тронешь серверы — не будет чертежей. А тронешь — вообще всё псу под хвост. Оставался, правда, «транспортный» фокус. Основанный на том, что тела, находящиеся в «убежищах», не затрагивали изменения, совершенные мной в случае «возвращения». Но я понимал, что это были полумеры и, заварив кашу, так просто ее не расхлебаешь. И я вконец заврусь, пытаясь объяснить всем то, чего сам толком не понимал.

— Два центнера, и хватит на сегодня. — Виктор завязал мешок, и, взяв в руки по одному, мы стартанули.

Нет, это поэма, песня и полет души одновременно. Кто прыгал с парашютом — тот меня поймет. Да и как объяснить вам радость прыжка, с последующим парением? Нет, просто так я с возможностью «попрыгать» не расстанусь.

Женщины были уже на месте и что-то оживленно обсуждали.

— Ребята, представляете? Зашли в аптеку и среди упаковок обнаружили это. — Рита протянула нам красно-желтую коробочку.

— ЛСД? — пошутил я.

— Круче, чувак. Онкология на любой стадии — не страшнее насморка. По крайне мере была, пока не истек срок годности.

Это действительно было круто. Я рассмеялся. Ради вот этой вот коробочки, дающей надежду нашему Леньке, стоило затевать весь сыр-бор. Пожалуй, даже шеренги «кузнечиков» меркнут перед этой перспективой. Со сроком тоже вышло занятно. Черным по белому, простым и доступным языком было написано: «Срок годности — 100 лет со дня изготовления». И дата 30. 07. 56.

— Девчонки, какой сейчас год? — взволнованно спросил я.

— Две тысячи третий. — И зачем-то добавили: — От рождества Христова.

— Да нет же, глупые, здесь какой год? Ну, там плюс-минус…

Рита что-то мысленно посчитала и объявила:

— Если плюс пятнадцать, то семьдесят второй, а ежели плюс двадцать, то семьдесят седьмой, соответственно.

— Выходит, его можно пить еще лет восемьдесят! — И я заорал во всю глотку: — Ленька, лебедь ты мой умирающий, вылазь, лечить тебя будем.

Но лечиться доходяга не захотел, а, выглянув и матюгнувшись, скрылся обратно.

— Ты не вопи, а лучше пойдем посмотрим, сколько этого добра. И в других местах поищем. А то мало ли что, неровен час, не сладится у них. — Виктор со своим прагматизмом давал мне сто очков вперед.

Но вот настал тот момент, когда трудяги, с измученными, но довольными лицами, выползли на свет божий.

— Всё или почти всё. Осталось две шахты. Правда, одну, где-то в Индийском океане, мы взорвали. И сейчас на берега Африки обрушивается цунами. А вторая, на Памире, под большим вопросом. И похоже, придется отключать вручную.

Вручную так вручную, заодно и по горам пройдемся. Да и что тут такого, по сравнению с мировой революцией?

39

Судя по карте, от взбунтовавшейся ракетной шахты нас отделяло около четырех тысяч километров. Так что решили вернуться в лоно цивилизации, и лететь самолетами Аэрофлота. Всё-таки, согласитесь, для «кузнечика» такое расстояние великовато.

Переход прошел как-то буднично. Леньку, помимо снотворного, заставили слопать положенное по инструкции количество таблеток. «Медвежата» смотрели подозрительно, но вопросов не задавали. Традиционно «погрузив» народ, Лена подала мне руку. Мы «вышли» в коридор и оседлали велосипеды.

Визу в Таджикистан взяла лишь Лена, остальные же поехали багажом.

Мы с Инной смотрели на спящих, пытаясь угадать по их ликам, какие чувства обуревают людей в этом межвременье. Но лица были безмятежны, а дыхание ровным.

Борясь со скукой, спустились с плато, попытавшись обследовать долину. Но без минимума альпинистского снаряжения это оказалось нелегко. Попробовали, без особой, правда, надежды, забраться в «кузнечиков», но те не откликались на присутствие новых хозяев, и мы оставили бесплодные попытки. Всё же с коридором мне повезло. Могу идти, куда душа пожелает. По крайней мере вдоль реки, служащей одновременно ориентиром. Лена же с Инной поневоле вынуждены стать домоседками. Правда, неизвестно еще, что лучше. Спокойная стабильность, гарантирующая размеренное течение жизни, или метания без определенной цели, с таким постоянством предпринимаемые мной. Хотя никто ведь, если разобраться, меня в шею не гнал. Наоборот, весь честной народ, судя по словам «аббата», в шоке от моих эскапад. Но ей-богу, я не нарочно.

Тут меня тронули за плечо. Занятый размышлениями, я пропустил появление хозяйки.

— Мы в Душанбе. «Снаружи» сейчас полночь, и можно выходить.

— Минутку, дай только куртку надену.

Я чмокнул Инну в щеку, мы сели в джип, и Лена «выкатила» нас на окраину города. До места еще часов шесть пути, и надо подобраться максимально близко. Плюс еще разница рельефа, уверен, сыграет свою неблагоприятную роль.

Двигаясь на юго-восток, мы постепенно поднимались всё выше. Стало заметно прохладнее. Пару раз нас пытались остановить какие-то люди, но я свешивал из окна руку с зажатым в ней «узи», и те предпочитали не связываться.

Интересно, насколько полно соответствие того и нашего мира? И если есть шахта с боеголовками там, то и у нас, наверное, существует что-то подобное? И чье это теперь? Российской армии или давно разворовано и продано в Пакистан?

Воздух становился всё разреженнее, а дорога хуже. Остановившись, Лена спрятала джип и взяла меня за руку:

— Пошли?

Я кивнул и, стараясь сделать это без движений, «вошел» в коридор.

Мы с Леной «вышли», и она стала извлекать остальных Чипов и Дейлов. Дорога там, у нас, завела на плато и потерялась, просто сойдя на нет, засыпанная камнями. Здесь же мы стояли на подтаявшем льду, на дне глубокой долины. По обе стороны от нас возвышались два хребта, один белеющий снежными шапками, а другой утыканный «жандармами», одиночными скалами, тут и там возвышающимися над кряжем.

Народ потихоньку прочухивался и облачался в «кузнечики», под которые все поддели лыжные комбинезоны и теплые пуховые куртки. Повесив за спины баллоны с кислородом и приладив на лице маски, что создавало некоторые неудобства в закрывании щитка, мы начали по одному стартовать. Первой «пошла» Рита, сделав невысокий прыжок вдоль долины. Прямо перед нами возвышался крутой обрыв, и взять вертикально вверх было проблематично. Приземлившись метрах в восьмистах, она закричала и провалилась, проломив лед. Мы бросились к ней, но в ледяной каше, как в трясине, ничего не было видно. Плохое начало. Я быстро «вошел» в коридор и, поманипулировав с кнопками, «отмотал» пять минут. Вот, бедолага заносит ногу для толчка.

— Рита, стой! — Она недоуменно обернулась. — Лед довольно тонок, а под ним млес.

— Откуда ты зна… — Но тут же осеклась, по-видимому вспомнив кое-что рассказанное девочками. Интересно только, что они ей наплели?

— Так я?..

— Не думай об этом. А первыми пойдем мы с Ленькой.

Маршрут, насколько это было возможно, я сместил, чтобы не попасть под лавину или сход камней. Кулуар тянулся вверх на семьсот метров — и значительную часть этого расстояния новоявленные альпинисты должны преодолеть за один прыжок. Мы стояли на хорошо спрессованном снегу, перемежаемом участками темного и хрупкого льда. Сначала шли ходко, однако вскоре девчонки утомились. Прыгающими альпинистами им пришлось стать только в силу необходимости. Конечно, на равнинной местности работать с «кузнечиком» куда легче, чем применить ту же технику на горных склонах. Каждый прыжок давался всё с большим трудом, а необходимость вглядываться в оттенки льда, чтобы не попасть в трещину, превращала поход из легкой прогулки в смертельно опасное мероприятие. Один раз Лена приземлилась на подвижный лед и, вместо того, чтобы взмыть в воздух, неловко покатилась по склону. Конечно, «кузнечик» не дал ей что-либо сломать, выполняя роль второго скелета, но локти и коленки она ободрала изрядно.

— Мне «вернуться»? — спросил я.

— Не стоит. Да и как угадаешь, куда подстилать соломку? А на объяснения нет времени.

Вскоре солнце поднялось выше над головами, и долина, с оледенелыми обрывистыми склонами, засияла ослепительным светом. Мы опустили светофильтры, вмонтированные в лицевые щитки, однако легче стало ненамного. На высоте более семи тысяч метров солнечная радиация просто невыносима. От сверкания льда в глазах прыгали чертики. И как ни велико желание гордо окинуть взором окрестности, об этом не могло идти и речи.

С вершин не переставая сыпались куски льда. Щитки выдерживали острые обломки, но сам факт нескончаемого ледяного града, размером с кулачок годовалого ребенка, действовал подавляюще и оптимизму не способствовал. Но мы упорно двигались вперед, совершая диагональные прыжки. Небольшие, стараясь не рисковать понапрасну.

Неожиданно порыв ветра ударил в лицо. Мы подняли головы, увидев долгожданную седловину с нависшим снежным карнизом. Всё же «кузнечики» значительно облегчили задачу. Вон она, пещера, указанная на карте. Правда, предстоит еще взорвать люк, но лавина сойдет вниз, не причинив вреда. Конечно, придется сделать небольшой крюк, дабы не потонуть в снегу. Но главное, мы почти у цели.

Вперед выступили краснощекие крепыши во главе с Виктором. Поколдовав в глубине пещеры минут десять, они отогнали нас на максимально возможное расстояние, и что-то бабахнуло. Негромко так, но тут же послышался гул пришедшего в движение снега. Постепенно нарастая, маленький ручеек превращался в мощный поток, окутанный клубами снежной пыли. И вся эта масса стремительно неслась вниз, туда, где час назад мы «вышли» в этот мир.

Свод пещеры частично обвалился, и за дело принялась Лена. Мужская часть команды, раскрыв рты от удивления, наблюдала за исчезновением огромных глыб, «переносимых» хрупкой девушкой.

— Пожалуй, хватит, — остановил новоявленного Сизифа Виктор. — А то, работая такими темпами, ты уменьшишь силу гравитации на этом шарике.

Ленка улыбнулась и, выйдя из пещеры, принялась забавляться, доставая многотонные куски и сбрасывая их с обрыва. Это было настоящее стихийное бедствие, заканчивающееся внизу огромными снежными фонтанами.

— Ты это, Ленок, предупреди, когда обидишься, — в голосе Виктора было восхищение, — чтобы можно было посторониться.

Мы по очереди стали пролезать в люк, бывший лишь калиткой, расположенной где-то сбоку шахты. Свод, пропускающий ракету, терялся во мраке, где-то метрах в двадцати над головой. Ленька с парнями деловито засуетились, отключая одни кабели и споро присоединяя на их место свои. Вот уже замерцали экраны мониторов, а проворные пальцы забегали по клавиатуре. Мне пытались объяснить, каким образом удалось вскрыть чужие директории и что за драйвера для этого пришлось написать, но я глупо моргал глазами, годясь лишь на роль китайского болванчика.

— Ну всё, «дурилка» подключена, — объявил Ленька и задал вопрос: — Есть желающие собственноручно обесточить этого монстра?

— Вы колдовали, вам и карты в руки.

Ленькины подельщики переглянулись и достали откуда-то пожарные топоры. Ну да, какой же хакер без ноутбука. [3]

От кабелей летели ошметки, а от «медвежат» валил пар. Раскрасневшиеся, они озорно улыбались, ратуя за безъядерный мир.

— Мы присутствуем при историческом моменте, и на этой планете больше нет атомного оружия, — патетически воскликнул Ленька, а сверху раздался грохот и что-то посыпалось.

— Черт, предполагал же, что просто так не кончится, — с досадой процедил Виктор. И пояснил: — Тротиловые шашки, установленные по периметру. Как раз на случай диверсии.

Никто из наших не пострадал, так как мы отступили в одно из помещений, расположенное у подножия ракеты. Но и выбраться наружу не представлялось возможным. Паники пока не было, а Лена, посмотрев на меня, произнесла:

— Транспортное дело живет и побеждает! Работайте с нами, и мы доставим любой ваш груз раньше, чем вы его отправите.

При чем тут транспорт, никто не понимал, но все послушно заглотили порцию «колес» и погасили фонарики.

— Как ты думаешь, когда наметить «выход»? — Лена на минуту задумалась и ответила:

— Давай, когда уже проникли в пещеру, чтобы не пересекаться. И спустимся немного вниз. Пусть всё выглядит как можно более естественно.

Хронометраж я не вел, но Лена, взглянув на часы, сообщила, что тридцати пяти минут будет достаточно.

«Отмотав» необходимое время, я снова вошел в пещеру. Тронув Лену за рукав, показал в сторону выхода:

— Пойдем, у нас другие дела.

Никем не замеченные, мы выбрались наружу и прыгнули через седловину. Поход вверх добавил кое-какого опыта, и мы не споткнулись и ничего не ушибли. Сделав еще по прыжку, остановились, и Лена спросила:

— Ну что, переходим?

— Да знаешь, может быть, «вытащить» ребят сейчас? А то, боюсь, для них всё станет чередой галлюцинаций. Заснули в Москве — проснулись где-то у черта на куличках. Потом засыпало в пещере — а пробуждение опять дома.

— Хорошо, пусть порезвятся. Но повременим, пока прогремят взрывы. — Как всегда, она была права, и мы дождались еще одной лавины, после чего «повытаскивали» на свет божий спасенных. В буквальном смысле, так как чем являлось убежище, всё еще было под вопросом.

И снова пробуждение, а профессор не может сдержать любопытства:

— Но как? Хотя бы намекните, на чем основана эта, без сомнения, действующая модель? Ведь волшебников не бывает!

— Так я и не волшебник, проф, и даже не учусь. А объяснить… Возможно, я сведу вас с одним человеком. Мне кажется, какое-то подобие истолкования у него есть. Вопрос: захочет ли он говорить?

«Кузнечиков» не снимали, а потому, подкрепившись кофе, стали потихоньку подпрыгивать, разминая затекшие мышцы и готовясь к обратному переходу. Если мне не изменяет память, в этом мире мы «вышли» километрах в десяти, хотя какое это имеет значение? И мы стали двигаться на северо-восток, решив прибегнуть к помощи коридора, когда надоест.

40

Вернулись домой «уставшие, но довольные». Доброе, как ни крути, дело сделали. И душу отвели, напрыгавшись вволю, с непосредственностью детишек, сбежавших от родительского присмотра. В Москву опять вернулись багажом, а, «материализовавшись» и посоветовавшись с Виктором, я произнес небольшой спич:

— Я думаю в ближайшую неделю съездить за границу. Поэтому «экскурсии» на это время откладываются. Кто хочет — может оставаться в «приюте», а кто нет — возьмите на это время отпуск. Связь поддерживайте с Леонидом. Равно как и все вопросы по финансированию. Надеюсь, у всех мобильники подключены? В общем, ориентировочно через неделю. Да, и продумайте, куда еще с пользой для дела приложить очумелые ручки. Ленька, на тебе недостающие кандидаты. Но пока, до разговора со мной, в курс дела не вводи. А то мало ли… Зачем людей зря беспокоить.

Все вышеперечисленные действия были продиктованы необходимостью реализации «золотого запаса». В этом деле я целиком положился на Виктора, взяв на себя не вполне определенную функцию то ли наблюдающего, то ли путающегося под ногами. Транспортировкой займется учредительница соответствующей компании. Хотя мог бы и я, ленивый.

Мы складывали бижутерию в кейсы, а Инна вдруг произнесла:

— А вы хоть представляете, кому сбыть такую кучу золота? Не будете же вы продавать цепочки поштучно на рынках Москвы и Санкт-Петербурга? Ведь первая же попытка реализации «золотого запаса» в России выведет на нас фээсбэшников и, что самое плохое, братков.

— Спокойно, Маша, я Дубровский, — произнес Виктор. — Мой бывший сослуживец, Мишка Френкель, дет десять назад обосновался в Хайфе. В прошлом зам по тылу, он неплохо устроился на Земле обетованной и держит там магазин, скупая и перепродавая всё что можно. Всё, что нельзя, тоже.

Пока наша недоверчивая кривила губки, Виктор уже набирал номер телефона всемогущего однокашника.

— Привет бойцам невидимого фронта! — Голос обычно сурового Виктора был весел. С полминуты он слушал ответное приветствие, а потом продолжил: — Разговор есть, нет, не по телефону. Ты всё там же? — И немного помолчав: — Тогда послезавтра жди в гости.

И, попрощавшись, отключил мобильник. Прилетев в Хайфу, Лена «выкатила» два джипа. В один сели мы с Виктором, другой же заняла она сама.

— Ребята, я проедусь. Погляжу, что и как. У нас ведь такого не было.

— Где это — у вас? — Главный охранник материальных ценностей был не в курсе. А поговорить по душам у них как-то не выходило.

— Потом как-нибудь, еще ведь не вечер. — И она, хлопнув дверцей, укатила.

Мы вошли в магазинчик, и Виктор заулыбался.

— Здорово, Мишка. — Но тут же сменил тон, оценив открывшуюся перед нами картину: — Ух ты, мать твою…

Мишка оказался невысоким полненьким человечком, явно семитской наружности. С затравленным взглядом и трясущимися руками. Его голова сильно дергалась из стороны в сторону, а щеки дрожали, потому что господину Френкелю били морду два здоровенных качка. Но быть может, учитывая местную специфику, здесь их называли как-то иначе? Третий, развалившись на стуле, с веселым интересом наблюдал за происходящим. Били не так чтобы очень, скорее беря на испуг, чем желая серьезно покалечить.

Немного размявшись, бугаи, не заметившие нас, двинулись в глубь магазина, к лестнице, ведущей на второй этаж. Где явно располагался офис и наверняка находился сейф с наличностью.

— За тобой должок, пархатый. Двести тонн свежей капусты. И счетчик, между прочим, тикает.

На отчаянный протест сына гонимого народа амбалы не обратили внимания. Спокойно заявив на языке родных осин, но с хохляцким акцентом:

— Знамо, что не брав. Но отдвати пыдзетца.

Разновидность московского автосалона, не более. Но несчастный Френкель влип, по-видимому, серьезно, и пора начинать действовать.

Сэнсэй ломанулся наверх, но я придержал его за плечо, покачав головой:

— Нормальные герои, всегда идут в обход.

Он не понял, но, наверное, мой авторитет в последнее время в его глазах несколько возрос. И мы вышли наружу. Я «отмотал» пять минут, и вот мы подходим к магазину.

— Давай-ка зайдем со двора.

— Зачем? Открыто ведь.

На двери и впрямь висела табличка OPEN. To ли сборщики податей не обратили внимания, а, может быть, просто никого не боялись. Да бог с ними, ведь бояться в этой жизни им больше не придется.

Окно на втором этаже стояло открытым, и мы, помогая друг другу, залезли вовнутрь. Усевшись в хозяйское кресло, я спросил:

— Постреляем или разомнемся?

— Я за здоровый образ жизни, но пукалки бы не помешали. — Я «мелькнул», достав пистолеты, и мы стали ждать.

Вот показался качок, изъяснявшийся с хохляцким акцентом. За ним, подталкиваемый сзади, топал Мишка, успокаиваемый провожатым:

— Не бойся, жиде, психотэрапэвты давно доказали, что отдавать гораздо приятней, чем получать. — И в подтверждение привел бессмертные строки Омара Хайяма:

Что ты спрятал — то пропало,

Что ты отдал — то твое.

Мы с Виктором заржали, а удивленный сын украинского народа стал вытаскивать оружие. Пукалка и впрямь пригодилась, и я прострелил ему руку. Сторонник же здорового образа жизни барсом метнулся к двум другим бандитам. Всё же чувствовался класс. И мне опять стало завидно. Мужику за пятьдесят, а он мне фору даст. Но поучаствовать мне не пришлось, и Виктор уже подталкивает обалдевшего хозяина к лестнице.

— Пойдем, дружище, разговор есть.

Я на скорую руку «прибрался» и поспешил за ними.

— …хорошие дела, да ладно, главное, вовремя. — Мишка запустил руку в кейс и, зачерпнув полную горсть побрякушек, спросил: — Вы что, обчистили все лавки на Брайтон-Бич? — Но тут же посерьезнел. — Сколько у вас?

— Пока центнер, а там будем посмотреть.

— Пять долларов за грамм. — Он смотрел прямо в глаза, и никакого чувства благодарности в его взоре не теплилось. Взгляд бизнесмена, и только.

— Да на любой бирже дают вдвое, если не втрое больше! — не выдержал я такой наглой обдираловки. В самолете я специально полистал газеты, чтобы быть в курсе. — А в Москве по шесть, оптом, с руками оторвут. И это цена лома, а у нас, между прочим, готовые изделия.

— Можете на Горбушке продавать, вразвес или поштучно, а хотите, в Штаты смотайтесь или в Японию, вольному воля… — На нас смотрел удав, и в зрачках его был январский холод. — Так и быть, возьму по семь. Лады?

— Кровопийца. — Виктор поднялся. — Половину стодолларовыми банкнотами образца девяносто шестого года, а остальные переведешь сюда.

Я протянул листок с номером счета и спросил:

— Когда привозить товар?

— Деньги будут завтра вечером, но до того хочу проверить, чтоб всё было тип-топ, а не фуфло самоварное.

Он примолк на минуту, а потом прошептал с надеждой:

— А не могли бы вы, скажем, убрать с глаз моих того же Панаса?

Я было мотнул головой, но Виктор толкнул меня, поинтересовавшись:

— Сколько?

— Да, понимаешь, весь квартал, а это точек пятьдесят, готов раскошелиться на приличную сумму. А то ведь из Москвы уехали, а тут — опять двадцать пять.

— Собирайте бабки, — коротко кивнул Виктор, — и ознакомительное досье. Кто, где, чем дышит и с кем спит. Вам это давно известно, а нам недосуг фискалить.

— Зачем это нам? — Играть в Робин Гудов, не хотелось, да и лавры Зорро оставляли меня равнодушным.

— А золото зачем продаем? — вопросом на вопрос ответил будущий гроза рэкетиров.

— Чтоб бабки были.

— Ну а бабки зачем?

— Так ведь говорили же, прикупим земли и будем налаживать производство. И пусть крепнет родная армия, назло врагам, на радость людям.

— Вот-вот. А кто будет заниматься производством? Бухгалтерия, поставщики, подрядчики? — вкрадчиво спросили меня.

Да уж, неприятно осознавать, что сморозил очередную глупость.

— Да ладно, виноват. Поедем лучше похороним рабов божьих, заслуженно убиенных.

Мы взяли напрокат катер и отправились заниматься организацией похорон.

До завтра еще оставался целый свободный вечер, и Лена, успевшая пробежаться по городу, вытащила нас на прогулку. Чем-то Хайфа неуловимо напоминает Одессу. Но если учесть, что берега ее омывает Средиземное море, являющееся колыбелью европейской цивилизации, то здесь гораздо экзотичнее. Зеленые бульвары, тенистые аллеи парков, хорошо ухоженные и только экзотическими деревьями напоминающие, что мы всё же не дома.

Вполне современные еврейские кварталы, застроенные многоквартирными четырехэтажными домами с плоскими крышами, соседствуют с арабскими, пронизанными духом средневековой Мавритании, со всем присущей мусульманскому миру колоритом: кричащими торговцами, маленькими кофейнями, где неторопливо потягивают благородный напиток столетние аксакалы. Но экзотика не главная достопримечательность города. Хайфа, подобно Гонконгу или Нью-Йорку, является местом, открытым для проживания всех наций. И около трехсот тысяч населения из полумиллиона говорят по-русски. Эка невидаль, скажете вы и будете неправы. Это там, дома, русский язык — обычное дело. Здесь же, являясь иностранным, он является частичкой тепла, согревающей душу на чужом берегу. Но, судя по количеству бывших сограждан, вторая родина была с ними более чем ласкова, и покидать ее никто в обозримом будущем не собирался.

Великолепное место. Чудесный климат, чистые пляжи, на которые накатывает волны теплое море. И огромное количество всевозможных ресторанов и ресторанчиков, в которых по вечерам собирается почти вся творческая интеллигенция. Звучат русские романсы, перемежаемые русской же попсой и шедеврами блатного шансона. И неизменный тост: «В следующем году — в Иерусалиме!»

После привычной Москвы и деловитого Парижа Хайфа показалась мне сказочной пещерой Али-Бабы, полной всяческих маленьких и приятных сюрпризов. Мы смотрели на средиземноморскую природу, потягивали легкое местное вино, наслаждаясь исполняемыми вживую еврейскими песнями в современной аранжировке. Неторопливо болтали ни о чем и просто, с легким хмельком радовались жизни.

— Эх, выйду на пенсию, возьму да и поселюсь здесь. На Новый год буду летать в Москву, а всё остальное время — вот так вот. — Виктор обвел взглядом освещенную огнями набережную.

— А что, неплохая идея, — отозвался я, — откроем ресторанчик на паях. Хорошенькие официантки, богемная клиентура.

— Пойдемте спать, романтики, — насмешливо произнесла Лена, — а то завтра будете клевать носами.

И мы поехали в снятый ею номер. А я немного жалел, что с нами нет Инны. Ей бы понравилось.

Назавтра мы опять сидели в офисе у Мишки Френкеля.

— Разыграли, черти полосатые? Или что-то сорвалось?

— Да нет, всё в порядке. — Я посмотрел на часы.

Лена должна «выйти» с нашим «золотым запасом» через тридцать секунд. Ага, вот и она. Мишка оторопело уставился на новое действующее лицо и на кейсы, стоящие у ее ног.

— Не волнуйтесь, это наш курьер, — я кивнул Лене, — можете быть свободны.

— Но как?.. Ведь дверь заперта! — В его голосе слышалось изумление. — А, через окно!

И он погрозил нам пальцем. Найдя объяснение, Мишка успокоился и положил на стол еще один кейс. Открыв его и повернув к нам, сказал, стараясь придать голосу равнодушие:

— Здесь триста пятьдесят тысяч. Остальное — после проверки товара.

Я указал глазами на чемоданы, стоящие на полу.

— Ого, она что, дочка Шварценеггера?

Я сразу не сообразил, а потом рассмеялся. Для Лены, которая могла «передвигать» за раз по многу тонн, центнер золота — пара пустяков.

Наш покупатель достал мобильник, а я слегка напрягся.

— Это эксперт, — пояснил господин Френкель, — вполне безобидный старикашка.

Вошедший и впрямь оказался весьма почтенного возраста. Но, судя по всему, дело свое знал хорошо. Вставив в глаз ювелирную лупу, он наугад доставал украшения и придирчиво разглядывал:

— Весьма, весьма впечатляет, знаете ли.

И, судя по тому, как заблестели глаза Мишки, каждое его слово было на вес золота. Проводив специалиста и заверив его в своем глубочайшем уважении, Мишка повернулся к нам.

— А что насчет второго дела? — понизив голос, спросил он.

Это была вотчина Виктора, и я поскучнел. А тот многозначительно потер друг о друга большой и указательный пальцы. При этом приложив к губам указующий перст другой руки.

Толстяк кивнул и поставил на стол еще один дипломат:

— Вот, полмиллиона. И досье, правда, очень поверхностное. Но мы же не Джеймс Бонды.

Я присвистнул. Это ж как надо достать людей, до какой степени быть жадным, чтобы за один день была собрана такая сумма!

— Ну, так мы пошли, — сказал Виктор, — где-то через месяц еще заглянем. А про последний разговор забудь. И можешь смело ставить свечку.

— Тут небольшая тонкость… возможно… — Мишка мялся.

Но я хлопнул его по плечу:

— Мы всё понимаем, а короля играет свита… — И направились к лестнице.

Мы уже стали спускаться, когда хозяин воскликнул:

— А деньги? — И удивленно замолк, так как я уже успел «мелькнуть», забрав оба дипломата.

— Какие деньги? — деланно удивился я и, сопровождаемый смехом Виктора, зашагал по ступенькам.

Сидя в номере, мы листали материалы, собранные на Панаса. Судя по ним, обосноваться на Святой земле тот решил всерьез и надолго. Одних домов у него имелось целых три. Являясь владельцем вполне легальной фирмы и имея в штате около тридцати человек, он считал, что стоит крепко. И является одним из полноправных хозяев этой жизни. И смерти. Еще в папке лежали фото и адреса любовниц, но те нас интересовали мало. А много нас занимали четыре его зама. Итого — пятеро. Практически каждый день этот квинтет по утрам собирался в небольшом кафе, на набережной. Кафе было плавучим, расположившимся на маленьком симпатичном катере. И это упрощало дело. Перебирая мысленно варианты, я отбрасывал один за другим.

«Выйти» из коридора и пострелять — нормально, но можно схлопотать пулю. Опять же «выйти» и оставить в подарок пару пудов СИ-4 — больно много шума. Да и возможны случайные жертвы.

И я, достав мобильник, набрал Ленин номер. Пока Мишка провожал нас, она покинула «убежище», на самом деле вылезя через окно.

— Ленок, подъедь на набережную.

Она появилась минут через пятнадцать, и я указал глазами на катер:

— Сможешь?

— Смогу, — не задумываясь ни на секунду, ответила она.

— Вот и ладненько. Тогда завтра утром и начнем.

41

Виктор держался в тени, а в глазах его плескался интерес. Но любопытства не проявлял, по-видимому считая, что со временем и так всё станет ясно. Всё прошло как-то обыденно. Мы выехали на почти пустынную набережную и, по его настоянию, оставив Виктора с автоматом в машине, направились к катеру. До него было где-то с метр, и с набережной кораблик соединяли мостки. Но купаться после исчезновения судна не хотелось, и Лена, ухватив меня за руку и откинувшись на сорок пять градусов, дотянулась ладошкой до борта.

Должен вам сказать, что морской катер в горах — это почти то же, что и подводная лодка в пустыне. Сюр, и ничего более. Но горы — это даже хорошо. Сидящие за столиком не были пай-мальчиками и сразу начали палить куда ни попадя. Так что нам пришлось укрыться за ближайшей кучей камней. Стрельба длилась минуты три, а один пиротехник даже бросил гранату. Хорошо хоть, что в сторону обрыва, и та не причинила никому вреда.

Я позевывал, а Лена, верная себе, вела хронометраж, шевеля губами и отсчитывая секунды. Кто знает, что может в жизни пригодиться? Стало скучно, и затухающие вопли перестали развлекать.

— «Выбрось» обратно, — попросил я Лену, — а то надоели уже.

Та дотронулась до меня, и я повалился на набережную. Черт, совсем забыл, что «противовес» остался в «убежище». Ну погоди, негодная, я посмеюсь последним, вылавливая тебя из воды.

Вопреки опасениям, никакого шума не было. Только Виктор, уронив автомат на колени, удивленно смотрел на пустующий пирс:

— И… где они?

— Ты знаешь, я называю это коридором. И он такой… в общем, нормальному там не выжить. Минут пять-шесть, а потом люди сходят с ума. Так что смерть — великое благо для этих уродов.

— А корабль?

— Да пусть постоит, что с ним станется. Официанток Лена сейчас вытащит, а те… туда им и дорога.

Как я и предполагал, равновесие «на выходе» Лена потеряла. Но, успев сгруппироваться, не плюхнулась в воду, а, ухватившись за край мраморной плиты, подтянулась и вылезла наверх.

— Давай отъедем пару кварталов, девочек «повыкидываю». — Виктор завел джип и, удивленно поглядывая на потомственную дворянку, тронулся с места.

К девушкам Лена проявила хоть и запоздалое, но милосердие, вколов им снотворное. Так что мы оставили спящих в одном из парков, положив каждой в передник по пять сотен долларов. Как ни крути, а работу девчонки потеряли.

— Ну что, домой? — спросила Лена.

— Давай задержимся на денек, — попросил Виктор. — А то всё бегом да бегом. Полмира объездил, а по-человечески нигде не был.

— Но гидом я не буду.

На это мы не рассчитывали и согласно кивнули. Лена высадила нас и уехала в сторону центра, а мы не спеша побрели по городу, разглядывая современные кварталы. Походив минут пятнадцать, вдруг услышали взрыв. Завыли сирены, и мы бросились на звук.

Машина с очередным обкуренным камикадзе таранила школьный автобус. Смертника разнесло в клочья, да и от автобуса почти ничего не осталось. Пожарные поливали огонь из шлангов, одна за другой подъезжали кареты «скорой помощи», но что мертвым припарка? И я, со злостью плюнув, вошел в коридор.

Вот и Лена, отказывающаяся сопровождать нас в экскурсии по Хайфе. И мы выходим из машины.

— Постой! — Я забрался обратно в салон.

— Опять что-то не слава богу?

— Сплошная срань господня, и через пятнадцать приблизительно минут какой-то отморозок взорвет автобус с детишками.

— Дела-а, — и Виктор уставился на меня, — опять твои скрытые таланты?

— Они, родимые. И что будем делать? — Лена молчала, закусив губу.

— Ну, фокус с катером, я думаю, отменять не стоит. Какая хоть машина?

— Да черт ее знает, там одни горящие обломки. Попробуй разбери.

— Меньше пятнадцати минут, и никаких примет для полиции. Давай смотаюсь за «кузнечиками»?

— С «кузнечиком» как-то не хочется. Всё-таки рановато светиться.

— Так предложи что-то еще!

— Минутку, люди. Я, кажется, пропустил последние пятнадцать минут. — Виктор смотрел на нас, и во взгляде у него было сомнение.

Он и в самом деле пропустил, да как объяснишь?

— Поверь, учитель, это не бред. И всё произойдет на самом деле. Вернее, может произойти.

Он кивнул, что-то решив про себя, и замолчал. А я поскреб в затылке и выдал:

— Месяцем раньше, месяцем позже… А черт, давай «доставай»!

— Где это случится?

Я указывал путь, и вскоре мы остановились неподалеку от места будущей трагедии. Я глянул на часы:

— Приблизительно восемь минут.

Лена коснулась меня кончиками пальцев — и мы на горном плато, с гордо белеющим кораблем. Немного завалился набок, а так ничего, красавец.

— Надевай давай, еще Виктора облачать.

Я забрался на сиденье. Лена, подтащив своего конька-горбунка поближе, опять дотронулась до меня. Едва мы «перешли», с легким шелестом схлопнулись «ребра», а ноги и руки привычно обхватили упругие манжеты. Виктор уже натягивал своего, и вот мы, как герои звездных войн стоим, нелепо крутя головами. По счастью, прохожих было немного, и ажиотажа мы не вызвали. Автобус въехал на площадь, и показалась машина. Старый «Мерседес», более двух тонн весом. Да ладно, заброшенный девочками на крышу джип весил поболе. До столкновения оставалось метров пять, когда стартанули. Мы с Виктором ухватились за кузов над передними колесами, а Лена за задний бампер. Йех-ха, подбросило нас почти на километр.

— Бросай, придурок! — Лицо у Виктора было страшным, и я очухался. И в самом деле, чего это я? Знакомство наше было случайным и должно продлиться недолго. Подтянувшись, я запрыгнул на капот. Ополоумевший террорист сидел, вцепившись побелевшими руками в руль. Остекленевшие глаза затравленно уставились на меня. Видимо, он начал соображать и, отпустив руль, принялся шарить по переднему сиденью. Дожидаться развязки я не стал и оттолкнулся ногами, взвившись вверх.

Взрыв прогремел подо мной, где-то на высоте восьмисот метров, к счастью не задев. Немного обожгло горячей волной, но и только.

Мы не торопясь планировали вниз, а на улицах потихоньку собирался народ. К моменту приземления нас снимали видеокамерами человек десять. Я смотрел на старшего товарища, но тот только махнул рукой. Дескать, будь что будет.

Ну и черт с ним. Когда-то всё равно придется выходить из подполья, а лучшей рекламы не придумаешь. Глядишь, и инвесторы появятся. А то, представив тонны золотых украшений, необходимые для организации производства, я начинал скучнеть.

— Израильское телевидение, первый канал. — Мне в лицо тыкнули микрофоном.

«Хлопушку» видел весь город, и мы становились героями национального масштаба.

Я помотал головой и ткнул рукой в сторону Виктора. Камеры мгновенно повернулись к нему, и я перевел дух. Лену же уже качали, что-то восторженно ревя на двух языках. И я не придумал ничего лучше, чем прыгнуть вертикально вверх, сделав переднее сальто. Тотчас подо мной образовалось пустое пространство, диаметром метров десять, и послышался удивленный вздох. Но я изменил направление полета, приземлившись возле джипа, и мысленно скомандовав отбой. «Ребра» раскрылись, а манжеты освободили конечности. Присев на подножку, я стал ждать. Поняв правильно, никто не беспокоил и лишь изредка ловил на себе удивленные взгляды. И постоянно работали видеокамеры. Но гул голосов постепенно стих, и ответы Виктора были отлично слышны.

— Это разработка российских ученых. Пока есть только несколько опытных образцов, но скоро будем запускать в массовое производство. Нет, это не было испытанием, просто образцы находились под рукой, и мы решили предотвратить трагедию.

— Как отнесется ваше руководство к рассекречиванию, безусловно, нового вида вооружения?

— Надеюсь, выпишет премию. — И он взглянул украдкой в мою сторону, хитро при этом улыбнувшись.

Что было замечено, и репортеры потянулись ко мне. К славе я всегда оставался равнодушным, а потому захлопнул дверцу, скрывшись за тонированными стеклами. Не выходя из джипа, «отнес» устройство, вызвавшее столь бурную реакцию, в коридор и принялся усиленно давить на гудок.

— Извините, нам пора. — И Виктор с Леной начали проталкиваться к машине.

— Пожалуйста, еще один кадр в полете.

Интервьюируемый покачал головой, но Лена проигнорировала этот жест и сиганула наискосок, оказавшись на крыше пятнадцатиэтажного дома. Еще прыжок с двойным передним сальто, и вот она уже садится в машину. Вскоре к нам присоединился Виктор, и мы тронулись.

— Что теперь?

— Да ничего, малёк отъедем и спрячем машину. Да и вообще, кривая вывезет.

Вывезти-то вывезла, но не туда, куда предполагали. Не успели мы, «убрав» технику, пешком дойти до отеля, а нас уже ждали. Очень вежливо пригласили посетить российское посольство, намекнув на невозможность отказа. Идти не хотелось, и, упершись рогом, я выторговал время до вечера.

— Да не тушуйся ты так. Просто молчи, всю дипломатию я возьму на себя. — Виктор был спокоен, и его уверенность передавалась мне.

Куда-то позвонив по мобильнику, он вскоре ненадолго вышел, а, вернувшись, протянул нам с Леной по красной книжице. Заглянув внутрь, я матюгнулся. Это ж надо, оказывается, уже месяц я являюсь офицером ФСБ, и ни ухом ни рылом. И звание солидное, капитан. Если учесть то, что в армии я вообще не был, а военная кафедра у нас на факультете отсутствовала, то это казалось настоящим чудом.

Ленка же успела выслужиться только до старшего лейтенанта. Так ей! Надо было с начальством чаще спать! Но благоприобретенное начальство стояло с насмешливым видом и никакой сексуальной озабоченности не проявляло. Не оставляя бедной девушке ни единого шанса на продвижение по службе в обозримом будущем.

— Ну и с какой радости? — Я уставился на бывшего учителя. — И кто ты вообще такой?

— Вообще-то я генерал соответствующего ведомства, а на тебя Алексей Степанович давно советовал обратить внимание.

— Что, такой перспективный?

— Выходит, перспективный, раз разговариваем.

— А Мишка? Морду ему били тоже понарошку?

— Мишка самый что ни на есть настоящий. Мы действительно когда-то служили вместе срочную службу.

— Так золото?..

— Государству принадлежат лишь клады, найденные на его территории. Так что здесь нет никакого криминала.

— И что теперь? — понуро спросил я. Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. Я уже строил планы, как слиняю к реке и буду долго-долго сидеть там, пока не вернусь к самому началу этой занимательной истории.

— Да ничего. Вам присваивается статус свободных агентов, работающих нелегально. Все отчеты — мне, и можно в устной форме. Да и то лишь в том случае, если я что-то пропущу.

Лену же подобный расклад устраивал полностью. Ей, не так давно гонимой в своем мире работниками подобного ведомства, казалось, сам факт принадлежности, пусть даже косвенной, к сильным мира сего доставлял видимое удовольствие.

— Не вешай нос. Вон лучше посмотри на девушку. Сияет как медный тазик!

Слабое, но всё же утешение.

А Лена выдала очередной перл в духе боярыни Земцовой:

— Служить Отечеству всегда было почетно. И привилегией этой в моем мире обладали лишь мужчины. Так что я вправе гордиться подобного рода честью, оказанной мне правящим домом.

Видно было, что Генерал ничего не понял, но на всякий случай промолчал, дабы не нарушать торжественность момента, долженствующего, по его мнению, повлиять на меня, который еще не проникся…

— А что с остальными? — хмуро спросил я.

— Юра, в ведомствах, подобных нашему, работают люди и для людей. По-твоему, Алексей Степанович был плохим человеком?

Плохим отец Алексий не был, и я пожал плечами.

— То-то и оно. А то у тебя лицо — как будто кого-то хороним. — И, отвечая на мой вопрос, продолжил: — Инна, само собой, в штате. Профессору и Леньке будет сделано соответствующее предложение, и я думаю, они примут правильное решение. Как и Маргарита Львовна.

Вот так вот, с подачи моего бывшего учителя по рукопашке, мы все одной дружной семьей пошли служить Отечеству.

Часов около шести за нами заехали. Серьезные молодые люди в штатском, с внимательными глазами и худощавыми, но крепкими фигурами.

— Вас ждут. — Коротко и ясно.

Присланная машина «членовозом» не была, с первого взгляда становилось ясно, что она из номенклатурного гаража. И вроде у братков тачки покруче, но эта, казалось, одним своим видом внушала невольное уважение к людям, сидящим внутри.

В посольстве, ничего не объясняя, сразу повели на инструктаж, к невысокому господину с цепкими глазами. Которые смотрели как бы сквозь вас, заставляя чувствовать виноватым и вызывая желание оправдываться.

— На встрече с героями настаивают представители израильской стороны. В Хайфе как раз находится один из замов премьера по национальной безопасности. Пресса, телевидение. Вы, как граждане свободной России, являетесь представителями нашего государства и должны вести себя соответственно. Говорить много не рекомендуется, и от подачек тоже придется отказаться. Да, — он окинул нашу троицу высокомерным взглядом, — и попрошу переодеться. Не в этом же рванье предстанете перед представителями противоположной стороны.

И он снял трубку телефона, давая понять, как сильно занят важными государственными делами. Я хотел было высказаться, но, посмотрев на Виктора, сделавшего страшные глаза, прикусил язык.

— Это Свиридов, — пояснил генерал, — так, пешка, но сволочь редкостная. И пакостит просто так, из любви к искусству. А уж если разозлить…

Ну вот, всего полдня как на службе, а уже потихоньку засасывает болото мелких интриг и кабинетных баталий. Что-то такое, по-видимому, отразилось на моем лице, потому что Виктор поспешил утешить:

— Знаю, знаю. Но люди, они разные. А на каждого такого вот поганца приходится как минимум двое хороших людей. Но иногда надо попросту закрыть глаза и обойти дерьмо стороной.

Нас провели в какое-то помещение и предложили переодеться. На стойке висели костюмы, прикрытые чехлами. И на каждом была табличка с именем. Разобрав обновки, разошлись по примерочным кабинкам. Что приятно удивило, в моей стоял диван, а за дверью находился душ с совмещенным санузлом. Я снял одежду и вымылся. Побрился стоящим тут же «жилеттом» и приступил к одеванию. Сняв чехол, присвистнул, ибо в руках я держал военную форму. Видимо, кто-то решил, дабы расставить все точки над «i» сделать столь оригинальный жест. И подозреваю, что это не кто иной, как мой теперешний начальник. Вот так вот. И я принялся облачаться, тем более что мое тряпье, как выразился г-н Свиридов, уже унесли, отрезав все пути к отступлению.

Всё же надо признать, что портные здесь работали не абы какие, и форма сидела как влитая. Я молодцевато расправил плечи и показал своему отражению язык. Всегда считал, что я и армия вещи абсолютно несовместимые, не смешиваемые ни в каких пропорциях, как вода и масло. Но, как говорит мой дядюшка, есть ли Бог — неизвестно, а вот черт — он точно не дремлет. Насмешливо разыгрывая именно тот жизненный путь, на который, кажется, не позарился бы ни за какие коврижки.

Словно издеваясь над моими мыслями, Генерал и Лена были одеты в цивильное. На Викторе был хороший костюм, явно не за одну тысячу долларов, а Лена блистала в вечернем платье с оголенными плечами.

— И как, сапоги не жмут? — В голосе змея-искусителя слышалась ирония.

Я посмотрел на довольно щегольские полуботинки, выглядывавшие из-под форменных брюк, и пожал плечами.

— Ничего, еще до моего звания дослужишься.

И я представил на месте Лены мою благоверную: «О чем вы, Виктор, это солдат мечтает стать генералом, баран же грезит о шашлыке». Картина, родившаяся в голове, была настолько реальной, что я не сдержал усмешки.

— Отставить хохмочки, — Виктор сурово сдвину брови, но глаза смеялись, — ты пойми, дурья твоя башка, против власти не попрешь. А кто не с нами, тот против нас. Так что анархистские замашки на ближайшие два часа забрось и веди себя с долженствующим случаю пиететом.

И он, подав даме руку, прошествовал мимо меня к выходу из гардеробной. Стараясь держать спину прямо, я последовал за ним, изо всех сил повторяя лезшее зачем-то в голову: «Служу России».

42

Зал для проведения торжественных церемоний поражал убранством. Отделанные дубовыми панелями стены, алые ковровые дорожки, камин из натурального мрамора. Всё было великолепным, создавая ощущение, что находишься во дворце. Даже мне, выросшему в панельной хрущобе, было приятно стать на время частичкой этого мира. Лена же просто лучилась от счастья, попав в атмосферу власти и богатства, из которой ее столь неожиданно вышвырнули там, в ее родном мире. Вдоль стен расположились фотографы и телерепортеры. Мигали вспышки, но микрофон под нос никто не совал, и я стал осматриваться. Представителей израильской стороны было трое. Шестерок я, как водится, не считал. Два господина чуть за пятьдесят и переводчик, державшийся со скромным достоинством человека приобщенного. Навстречу им вышел посол, и действо началось. Нас усадили подле высоких гостей и на время забыли. Израильтяне что-то говорили, российский дипломат их в чем-то заверял, пару раз объективы телекамер повернулись в нашу сторону, но вопросов не последовало. Вот наконец седой мужчина, оказавшийся замминистра Израиля по национальной безопасности, встал и, улыбаясь, начал говорить, обращаясь явно к нам. Сидеть в присутствии старшего было неудобно, и мы стали подниматься.

Наконец большая шишка закончила, и настала очередь переводчика.

— В благодарность за содеянное народ Израиля награждает вас троих орденами Бен-Гуриона. Наш маленький народ, живущий во враждебном окружении, как никогда, нуждается в дружеской поддержке. И потому народ Израиля предоставляет вам почетное гражданство. В любую минуту двери каждого дома нашей небольшой страны открыты для людей, рисковавших своими жизнями ради спасения нашего будущего, каковым являются дети.

И еще минут пять в том же духе. К счастью, ответную речь держал Виктор, как старший по званию. Мы же изображали сторонних наблюдателей, но, я думаю, это только к лучшему. Предоставление почетного гражданства на подачку не походило, и отказываться, нарываясь не международный скандал, в угоду Свиридову не стали. Меня о чем-то спросили, и я в ответ кивнул, изобразив на лице дурацкую улыбку. Решив, что с солдафона взятки гладки, ко мне потеряли интерес, набросившись на Елену.

Наконец торжественная часть подошла к концу, и все перешли в банкетный зал. Репортеры выключили свои камеры и отдали должное обильно уставленным столам. Произносились тосты за укрепление деловых связей между нашими народами, мир, дружбу и что-то еще. По-моему, позабыли про жвачку, но напомнить я не решился, посчитав, что в чужой монастырь… И незаметно для себя напился. Происходящее сразу стало казаться забавным, и захотелось непременно продемонстрировать какой-нибудь фокус, подобный тем, что отчебучивал в Париже. По счастью, коридор не признавал пьяных, и, слегка оконфузившись, я вынужден был подчиниться Виктору, отправившему меня в сопровождении давешних молодых людей в отель.

Наутро лечился пивом, смотря по телевизору новости. В «кузнечиках» мы сами на себя не походили, чему способствовали лицевые щитки, хотя и прозрачные, но смещающие акценты. Это радовало, так как славы я не жаждал. И восприятие меня как бесплатного приложения к чудо-технике посчитал хорошим знаком. О приеме сказали как-то вскользь, а я так и вообще не попал в кадр. Да это и к лучшему.

Тут вошли Лена с Виктором, и смотрелись рядом друг с дружкой они как-то по-особому. А когда Лена его поцеловала, я кое-что начал понимать. А почему бы и нет? Да, разница в возрасте. Но по-моему, они были парой. Да и вообще, не мое это дело. И я принялся тихонько радоваться за бывшую боярыню Земцову, наконец-то обретшую опору в новом для себя мире.

Наши уже были в курсе, и в «приюте» подготовились к встрече героев. Инна с Ритой накрыли стол, и хочешь не хочешь, а пришлось принимать участие в продолжении банкета. Напиваться, правда, я не стал, помня жуткую головную боль и мучения во время обратного перелета. Слово взял Генерал:

— Дорогие друзья! Возможно, я буду несколько официален, но с сегодняшнего дня мы выходим на несколько иной уровень. Наш проект получил поддержку официальных структур, представителем коих является ваш покорный слуга. Всем здесь присутствующим предлагается принять «второе гражданство», поступив на службу в организацию, в недалеком прошлом известную как Комитет Глубокого Бурения.

Решив, что для торжественной части сказанного достаточно, Виктор сел и нормальным языком продолжил:

— Вообще-то ничего не меняется, и продолжаем работать по-прежнему. А к «совместительству» относитесь как к «крыше», дающей возможность заниматься делом, не отвлекаясь по пустякам. — И, внезапно сменив тему, вернее, вернувшись к изначальной, улыбнулся: — А что это мы сидим? Ну-ка, наливай давай!

А выпив и смачно закусив, поинтересовался:

— Давайте рассказывайте что нового?

Хотя новостей накопилось немного, но всё же они имелись.

Рита, проведя анализ лекарства, выяснила, что в основе лежат производные опиума. И как американский аспирин всего на одну молекулу отличается от ЛСД, так исследуемый препарат разнился с героином. Это было плохо, так как цена значительно возрастала. И хотя изготовление героина по себестоимости не дороже сахара, то, что его производство контролировала мафия, могло значительно усложнить задачу.

Ленька нашел планы заводов, изготовляющих «кузнечиков», и, по его словам, склады готовой продукции у них заполнены до отказа.

Профессор же на основании скудных данных пытался выяснить, в каком регионе пандемия началась раньше. И таким образом соотнося бесчисленное количество данных, включая положение Земли на тот момент, и массу других астрономических тонкостей, вычислить, из какого уголка космоса пришло уничтожение. Хотя дальше непроверенных гипотез дело не продвинулось, Генерал одобрительно кивнул:

— Хорошо, Семен Викторович, и предлагаю привлечь в вашу группу еще ребят потолковее. Хотите — подбирайте сами, а нет — я кого-нибудь посоветую.

У нашей троицы идей не водилось. Я, правда, предложил слетать за океан и «выйти» в другом полушарии. Но к разряду конструктивных эту мысль не отнесли.

— В общем, понятно, — подвел итоги Виктор, — переход предлагаю назначить на послезавтра. И обратившись ко мне: — Ты как, капитан?

Я кивнул, усмехнувшись про себя. В последние несколько дней Виктор обращался ко мне только так, желая выработать условный рефлекс. Намертво впечатать в подсознание: ты теперь в новом качестве. И ехидное подсознание отзывалось, постоянно крутя в голове мотив песни «Статус-кво» «Ты теперь в армии». Да бог с ним, пусть зовет хоть горшком…

«Медвежата» явились на следующий день, и Виктор, отозвав меня в сторону, сказал:

— Надо попробовать, что это за штука, твой коридор. Я, может, и стар, но хлопцы — те должны выдержать.

— Все втроем? — Генерал кивнул. — Что ж, пойдемте. Только возьмитесь за руки.

И, схватив Виктора повыше локтя, легонько «потянул» его за собой. Вот мы в коридоре. Я-то, как обычно, видел свой домик, с велосипедами, прислоненными к крыльцу. А вот с ребятами было плохо. Даже более хлипкий на вид Ленька и тот, кажется, перенес переход легче. Хотя он к нему не готовился и, соответственно, подсознательно не боялся. А Виктор с крепышами…

Минуты через две я «вытащил» исследователей обратно. На них было жалко смотреть. Бледные, покрытые холодным потом и с дрожащими руками. Ивана вырвало, а я почувствовал легкое злорадство, вспомнив попытку подбить клинья к Инне.

— Да, Юра… — Учитель смотрел на меня с легким страхом, позабыв, что я капитан. — Это и в самом деле на любителя.

Я молча развел руками, а Сергей задал вопрос:

— И что, никакой аппаратуры, только психическая энергия?

— Да черт его знает, — искренне осветил я, — для меня это — как совершить легкую прогулку.

— И сколько надо времени, чтобы добраться до «объекта»?

— Ну, в общем, четыре часа, — ответил я, не желая вдаваться в подробности. Но, вспомнив про Лену с Инной, добавил: — Правда, в последнее время мы приспособили велосипеды…

Но по-моему, они так и не смогли соотнести черный вакуум коридора с привычным великом.

* * *

— Ну что, по коням? — Я смотрел на сборы и позевывал в душе.

Все были сосредоточенны, а «медвежата», казалось, хотели попросить о чем-то. Но, так и не решившись, заглотали капсулы и улеглись на кровати.

— Айда?

Кивнув, я дотронулся до Лены, желая «сходить» с ней. Кровати с панцирной сеткой смотрелись на плато не очень, и я, представив, каково Инне просиживать здесь по многу часов практически в одиночестве, вздохнул. Но та не роптала, а я подумал: что, если вдруг что-то пойдет не так? Но тут же выбросил из головы эти мысли, и Лена «вытащила» нас обратно.

— Ты где? — Я смотрел на Инну.

— Да, знаешь, проедусь-ка я с вами. Скучновато, знаешь ли… — Согласно кивнув, я обнял ее. Лена снова прикоснулась ко мне. Правда, на этот раз, «тащил» я.

Я стоял, облаченный в «кузнечика», и смотрел на пробуждение нашей команды. Не давало покоя ощущение неправильности происходящего. Что-то не так. Это чувство прорастало откуда-то из глубины подсознания, но всё вроде как всегда, и видимых причин для беспокойства не существовало.

— Ну, Леонид, веди. — Генерал стоял, одетый в «кузнечика», и казалось, вот-вот начнет притопывать от нетерпения.

— Это в районе наших Мытищ. Склады Сил Правопорядка. По моим данным, как раз накануне завезли партию новых Мобильных Модулей. Судя по документации, какая-то новая модель, оснащенная корпусом из стеклопластика, позволяющая действовать в неблагоприятных условиях, типа Крайнего Севера или разреженной атмосферы.

Мы запрыгали в указанном направлении. Склады ни в чем не походили на подобного рода сооружения у нас. Просто высокий небоскреб, когда-то весь стеклянный, но теперь зияющий провалами разбитых панелей. Естественно, было заперто, но против лома нет приема, и мы, взорвав стальную дверь, вошли, чтобы тут же вернуться обратно. Лифты не работали, и, рассудив, что спускаться всё-таки легче, запрыгнули на крышу.

Повторив варварские действия и подождав, пока осядет пыль, двинулись вниз.

На это стоило посмотреть. Для того чтобы описать всё, что находилось в здании, нужен гроссбух толщиной с амбарную книгу. Но у нас был Ленька, упокоивший тем, что всё уже описано до нас и хранится в его «лаптопе». Минут двадцать ушло на ориентирование в знаках указателей и соотношение их с системой координат. Программер выступал своеобразным гидом, давая пояснения, правда, не всегда понятные.

— За этими дверями находится склад базовых нейтрализующих сэнперов, но пока они не нужны.

Из всего сказанного я понял лишь слово «нейтрализующий», но проф с довольным видом закивал.

Да, брат, для изучения наследия этого мира нужны целые институты, причем для каждой отрасли свой. Представив сотни и тысячи людей, суетливо сновавших туда-сюда по коридору, я простонал. Ведь всем им понадобится моя помощь.

Но вот, спустившись этажей на двадцать, Ленька остановился. Что-то уточнил, пощелкав клавишами и глядя на экран переносного компьютера, а потом сказал:

— Это здесь.

Двери были заперты, и опять прогремел взрыв. За ними находился целый отсек, заполненный штабелями коробок. И на каждой был стилизованно изображен «кузнечик», или Мобильный Модуль, теперь уже Модифицированный. Прямо МММ. Вскрыв одну из коробок, обнаружили, что «попрыгунчики» хранятся в разобранном виде, и Генерал скомандовал:

— Дома будем разбираться, а пока давайте «выгружать». — Лена, как всегда, была выше всяких похвал, и вскоре более пяти тысяч модулей переместились «к ней».

— Нормально, — кивнул Виктор и обратился к Леньке: — Что-нибудь еще на сегодня?

Тот пожал плечами:

— Даже если просто всё осматривать — целый год нужен, а если не знаешь, что искать…

— Тогда — наружу. У нас полное самофинансирование, и мы с капитаном и хлопцами снова «заразимся» золотой лихорадкой. Остальным — пять часов свободного поиска.

И все разлетелись, кто куда.

— Опять громим лавки?

— Да нет. Ленька по моей просьбе указал, где находятся три вероятных золотохранилища. Вот туда и пойдем.

Хранилища располагались в центре города, и добраться до золота оказалось ох как непросто. Весь подвал представлял собой один огромный сейф с полуметровыми стенками. А чтобы отодвинуть двери, казалось, потребуется пара «МАЗов». Но «медвежата» оказались настоящими медвежатниками, и спустя четыре часа перед нами предстали сокровища местного Форт-Нокса. Последние два часа мы работали в кислородных масках, на случай подачи в подземелье отравляющих веществ. Пот тек градом, и чесался нос, но приходилось терпеть. Каждый взял на память по бруску, и Генерал знаками показал, что пора выходить.

— На сегодня всё, — едва мы сняли маски, промолвил он. — До сбора час, и давайте просто попрыгаем, чтобы осмотреться.

43

Мы стали дурачиться, запрыгивая на крыши высотных домов и разглядывая панораму города. Он и в самом деле был величественным, этот мегаполис, чьей-то злой волей превращенный в огромный могильник. Оставалось только пожалеть этих людей, достигших недостижимых, по нашим меркам, высот. И в мгновение ока свергнутых в пучину небытия, безмолвного и равнодушного, как сама вечность.

И опять мозг уловил небольшую неправильность. Остальные тоже, по-моему, что-то заметили, так как начали недоуменно озираться. Тут промелькнула какая-то тень, и мы посмотрели вверх. В вышине, почти беззвучно, с еле уловимым гулом летел самолет. То есть что-то очень на него похожее. Этот-то, чуть слышный, на грани восприятия, звук будоражил всё время, прошедшее с момента перехода. Сознание, адаптировавшееся к полной тишине, не преминуло отметить новый фактор, посылая соответствующие сигналы. Но отреагировать должным образом мы смогли только сейчас, подтвердив старую поговорку «Лучше один раз увидеть…»

— Вот и хозяева объявились, — протянул Виктор, — давайте к месту сбора. И как только все соберутся, сразу «переходим». — Потом, повернувшись к крепышам, спросил: — Засняли?

Те одновременно кивнули, и мы, стараясь держаться в тени домов, то есть сильно не выпрыгивая вверх, добрались до места. Проф, Ленька и девочки уже находились на месте и тоже, судя по всему, видели вернувшихся хозяев.

— Вот и всё, — печально произнесла Лена, — считали себя Робинзонами, открывшими необитаемый остров, а оказались обыкновенными воришками, забравшимися в дом в отсутствие владельцев.

Но ее никто не поддержал, и все деловито располагались, проглатывая капсулы со снотворным.

— Это мы еще посмотрим, хозяева ли они, или незваные гости, — пробурчал Виктор и закрыл глаза.

Едва проснувшись, Генерал пригласил всех на «военный совет».

— Мы стали свидетелями появления летающего объекта. Возможно, это кто-то из уцелевших обитателей, а может, и нет. Поэтому завтра, вооружившись, отправляемся обратно. Чует мое сердце, что это чужаки и никаких прав там они не имеют.

Отправив «медвежат» за тяжелым вооружением, Виктор обратился к профессору:

— Семен Викторович, просмотрите с Лёней всё доступные вам, на теперешний момент, базы данных. На предмет сравнения заснятого нами аппарата и летательных машин, которыми располагали жители этого мира в момент уничтожения. А мы с капитаном попробуем собрать несколько новых моделей прыгунков.

И мы, словно дети, разложив на полу лаборатории различные детали, стали конструировать новую модель «кузнечика», оснащенную скафандром. Медленно, но дело шло. И к приходу Сергея с Иваном посреди помещения стоял на вид вполне работоспособный образец. Прямо как в анекдоте: мотор был совсем как настоящий, но не работал. За дело взялся Сергей, позвавший вскоре на помощь нашего программиста. После часа переключений и споров, ведомых вполголоса, Модуль Мобильный Модифицированный наконец ожил. На дворе стояла ночь, и потому Виктор поинтересовался:

— Ну, есть желающие?

Желали все, но Генерал ткнул пальцем в Серегу:

— Давай облачайся. Ты налаживал, тебе и испытывать. — Тот подошел к раскрытому корпусу и задом шагнул внутрь.

С тихим клацаньем корпус захлопнулся, полностью загерметизировав испытателя от окружающей среды. Сергей понял ногу, а опустив ее, подпрыгнул вверх и, взлетев по диагонали, врезался в перегородку, проломив ее и оказавшись в соседнем помещении. На шум стал сбегаться народ, вопрошая на ходу, в городе ли уже наши. «Кузнечик» лежал на боку, присыпанный обломками, и как там наш испытатель, было не разглядеть. Генерал наклонился и постучал по стеклу шлема:

— Эй, на корабле, вы живы?

Я уже подготовился к переходу, но тут модуль раскрылся, и мы увидели лицо Сергея. Почти целое. Так, немного текло из носа. Но главное, тот был жив.

— Что ж вы сразу не предупредили? — В его голосе звучала легкая обида.

— До свадьбы заживет, — стали утешать со всех сторон.

А Генерал добавил:

— Руки-ноги целы, а девки не за это любят. — Горе-испытатель чертыхнулся и стал вылезать. Да, в самом деле модифицированный «кузнечик» недетская игрушка. Подхватив модуль, мы гурьбой вышли во двор. Стояла звездная ночь, вокруг был лес, и на этот раз внутрь полез Виктор. Корпус закрылся, и аппарат взвился в небо. Проделав пару фигур высшего пилотажа, он скрылся за деревьями, чтобы через секунду спикировать прямо нам на головы.

— Хороша машина. Словно мысли читает.

Все немедленно захотели попробовать, но Генерал не разрешил.

— Вот «выйдем» обратно, там и напрыгаетесь, а пока все марш заниматься сборкой. А то ишь чего удумали. Мы тут корячимся, а им готовенькое подавай.

Сборка заняла почти весь следующий день, а потому отправились мы только утром. Виктор с помощью скотча лично всем примотал автоматы, с подствольными гранатометами, к предплечью левой руки. Это были АКМы со складным прикладом и как раз умещались от перчатки до локтевого сгиба. Я было вякнул про «узи», но Виктор угостил таким взглядом, что я предпочел замолчать. Конечно, вести огонь было не очень удобно. Приходилось выставлять левую руку вперед, прижав локоть к животу, а правой давить на курок, что значительно снижало сектор обстрела. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба… Зато запас патронов имелся практически неограниченный. Плюс по десятку гранат у каждого. Попрактиковавшись в зарядке-разрядке магазина и подствольника, мы придали модулям сидячее положение и приготовились слушать профессора.

— Вы правы, Виктор. Сравнительный анализ базы данных и видеозаписи показал, что у Сил Правопорядка не имелось подобной конструкции. Учитывая то, что уже сто лет на планете существовало единое государство, вероятность какого-то секретного оружия сводится к нулю. И мы склоняемся к выводу, что это гости извне. Возможно, даже виновники постигшей этот мир катастрофы. Не берусь утверждать, но вероятность подобного положения вещей очень велика.

Что ж, не лучший из вариантов, но зато какой простор для фантазии. Звездные рейнджеры спасают Землю от пришельцев! Земля для людей! Отомстим!

Но Виктор пресек мысленное безобразие, отрезвив мою горячую голову.

— Мы не собираемся вести партизанскую войну. Пока просто разведка. Оружие применять в самом крайнем случае, при непосредственной угрозе жизни или свободе. И помните, они уничтожили двенадцать миллиардов, подобных нам. Вряд ли гости станут палить из пушки по воробьям, но лучше не нарываться.

Охладив таким образом наш пыл, он, не вылезая из скафандра, улегся прямо на пол и проглотил капсулу.

— Сегодня работаем все вместе. Перво-наперво забираем золото. Лена, сколько потребуется времени?

Она пожала плечами:

— Смотря как всё расположено.

— Леонид, ты пробовал обнаружить в сети что-либо похожее на вооружение? Не ядерными же бомбами они разрешали мелкие конфликты.

— Пробовать-то пробовал, да как тот неандерталец: попади к нему пистолет, да еще незаряженный…

— А история? Не может быть, чтобы в исторических документах и видеохрониках не было никакого описания.

— Я понял, — кивнул Ленька.

— Хорошо, тогда ты на очереди.

— Маргарита Львовна, что у вас?

— К сожалению, я не работаю на компьютере с виртуозностью Лёни. — Она развела руками. — Мелким мародерством не удовлетворишь потребность всего нашего мира. Так что надо искать склады, подобные тем, что посетили накануне. И по возможности образцы сырья.

Генерал кивнул, и мы двинулись к «Форт-Ноксу».

Лена управилась за полчаса, мы же выступали в роли наблюдателей. Потом настала очередь Лёньки с профессором. Мы вышли из хранилища и приготовились к прыжку. Тут-то над нами и пролетел очередной летательный аппарат. Летел невысоко, где-то около километра. И на довольно малой скорости. Тут Лена, взвившись вверх, казалось, врезалась в пришельца и… «забрала» его с собой. Спустя несколько минут в небе раскрылся купол «летающего крыла», и вот она уже перед нами.

— А парашют зачем? — насупленно спросил Виктор.

— Да так, береженого Бог бережет.

И в самом деле, как поведет себя модуль при «выходе» из «убежища», было не ясно. А учитывая то, что техника работать в коридоре не хотела, Лена была права.

— И что теперь?

— Подождем минут двадцать. Потом с Юрой и Инной сходим посмотрим. Если это живые существа, то за такой срок они будут обезврежены. А если машины, то тем более не представляют угрозы.

— А если что-нибудь?

— Так ведь волков бояться — в лес не ходить. Да и Юра подстрахует.

— Если через полчаса не выйдем, ты знаешь, что делать? — Лена смотрела на меня, и глаза ее были серьезны.

Я кивнул, и они с Инной «ушли». Предстояло двадцать минут ожидания, и я отозвал Генерала в сторону.

— Виктор, тут пару вопросов накопилось, — начал было я, но учитель перебил:

— В любой организации, у всех времен и народов, рано или поздно встает вопрос. А именно: как делить награбленное? — И посмотрел на меня в упор. — Я прав?

Я молчал, и он продолжил:

— То-то и оно, что прав. Дела обстоят так, что главная сила в нашем мире это государство. Людьми и для людей созданное. И на людях же паразитирующее. Так?

Мне было не до государства, и я не постеснялся об этом заявить.

— По моему предложению, — продолжил Генерал, — на базе твоего проекта создано акционерное общество. Акционерами которого вы втроем являетесь. Пятьдесят один процент акций принадлежит Российской Федерации. Тебе, Елене и Инне — по пятнадцать процентов. А остальные четыре процента поделим мы. Профессор, Леня, Рита и я. Думаю, что это справедливо.

— И зачем, по-твоему, мне государство, когда я и так могу взять, что захочу?

— Мочь взять и легально пользоваться — две большие разницы. Когда наладим производство прыгунков, я уже не говорю о пилюлях, пятнадцать процентов станут огромной суммой. И ты сможешь смотреть на жизнь с высоты птичьего полета, а не из тараканьей норы, время от времени выползая, чтобы задавить очередного панаса. Ибо желающие спросить, откуда у тебя деньги, найдутся обязательно.

Да уж, эти-то точно не заставят себя ждать.

— Что ж, сэнсэй, — я умышленно назвал его так, желая выказать уважение, — считайте, что уговорили. Да и в одиночку это дело не поднять.

— То-то и оно!

Тем временем «вышла» Лена.

— Всё тихо. Инна пока осталась, пытается отковырять железку… — И обращаясь ко мне: — Хочешь посмотреть?

— Давайте посмотрим дома, — предложил Виктор, — а то мне тоже жутко любопытно.

Никто особо не возражал, и опять стали готовиться к переходу. Я подумал, что так можно попасть в наркотическую зависимость. Но альтернативы пока не существовало, и вот все вынужденные путешествовать «багажом» уже спят.

* * *

Сразу «вытаскивать» НЛО Генерал не позволил. Нас привезли на военный аэродром, и «достала» Лена его в охраняемом ангаре. Пришелец и в самом деле вел себя тихо. Если внутри и находился экипаж, то под воздействием «убежища» давно погиб. Но мне их не жаль. Это враги, и разговаривать с ними можно только таким образом.

Подойдя к кораблю, я похлопал по корпусу ладонью. Всё же сделана это штука бог весть где, и, возможно, привезли ее сюда с другого конца галактики. Короче — трепет присутствовал. Корабль из темного металла, с зеленоватым оттенком. И казалось, будто бы с шершавыми наростами. Ни иллюминаторов, ни смотровых щелей — ничего. Достав нож, я царапнул по корпусу. На удивление, металл поддался, и осталась свежая борозда. Хотя удивляться тут нечему. Вся вселенная сделана из одних и тех же атомов. И глупо надеяться, что на обыкновенный катер пустят что-то сверхъестественное. К тому же, судя по всему, ожидалось, что планета абсолютно мертва. И отгораживаться сверхпрочным корпусом не от кого. Я еще раз хлопнул по боку летающего недоразумения и обернулся к своим:

— Ребята, кажется, он поддается!

— Это хорошо, что поддается. — В голосе Генерала звучало удовлетворение.

Он достал телефон и приказал:

— Саперов сюда, с автогеном и отрезными «бошами».

Через несколько минут ангар наполнился деловитыми людьми. Синели язычки автогенов, а режущие металл машины отбрасывали снопы искр. С трех разных точек всё происходящее снимали на видео. Вскоре обшивку срезали, и показались ребра каркаса. Двигатель, если это он, представлял собой несколько полусфер разного диаметра, находящихся на общей оси. И, входя одна в другую, создававших некое подобие матрешки. От конструкции тянулся кабель и исчезал за внутренней обшивкой кабины. Наконец остригли и ее, и перед нами предстали чудовища, уничтожившие целый мир. Определенно, это были гуманоиды. Можно даже сказать — люди. Другая раса, но и только. Как негра или японца нельзя назвать родственниками, так и эти, являясь людьми, не походили на нас. Вернее, этот, потому что он был один. И еще он был мертв. Последние минуты жизни явно не доставили ему радости. Губы, синеватого оттенка, искусаны, а лицо расцарапано. Но всё это, как я уже говорил, вызывало лишь чувство глубокого удовлетворения. На удивление, никаких приборов в кабине не имелось. Лишь овальный экран да шлем на голове, к которому присоединялся кабель.

— Вот суки! — сказала Лена.

Что ж, и у домашних девочек есть эмоции. Но экспертами мы не являлись, и, отдав дань уважения, нас вежливо оттеснили.

— Всю информацию мне на мобильник и по голосовой почте, — приказал Генерал и обернулся. — Пойдемте, здесь и без нас есть кому потрудиться.

44

Вернувшись в «приют», устроили небольшое чествование героини. А я подумал, что не так уж не прав таинственный правитель ее мира, пытавшийся оградить себя от подобного рода знати. Всё-таки снять на лету махину весом более двух тонн — глядя на Лену, такое просто не приходило в голову. «Медвежата» же посматривали как-то с опаской, и во взорах их светилось восхищение. Им, закаленным и сильным мужчинам, никогда не иметь такого потенциала. И это, в их глазах, ставило хрупкую женщину на недосягаемый пьедестал.

Я подошел и сел рядом с Виктором.

— Прикажи своим умельцам малёк переделать модуль. Пусть добавят баллонов с кислородом, чтобы хватило часа на три.

Осматривая катер пришельцев, я заметил над кабиной что-то вроде кронштейнов. То ли для оружия, а может, это универсальная машина, имеющая несколько специализаций. И по мере необходимости дополняемая навесным оборудованием.

— Да, и пусть к рукам и ногам скафандра приспособят такие вот штуки.

Я, как мог, нарисовал крепления, долженствующие, по моему мнению, войти в пазы, расположенные на корпусе катера, по принципу папа-мама. Виктор врубился сразу:

— Пойдешь один? Или давай вместе! — Я покачал головой:

— У меня в случае чего есть коридор. А ты куда денешься? — Он заметно вздрогнул и согласно кивнул:

— Тут ты прав, мне спрятаться негде. — И снова спросил: — А что потом?

— А бог его знает. Вообще-то подумываю о паре боеголовок, но это пока мечты. Да и облучиться, говорят, можно.

— Чушь говорят, — проворчал Виктор.

— Да ладно тебе. — Я примирительно хлопнул его по плечу. — В любом случае разведка не помешает. И вот что еще. Я бы взял с собой Лену.

Переоборудование защитных корпусов модулей в полноценные скафандры заняло два дня. Лёнька с профессором вовсю шерстили серверы, пытаясь выяснить что-нибудь о вооружении. Лет двести назад всё было как у всех: колюще-режущее, типа наших мечей. Луки, арбалеты, потом зачатки огнестрельного оружия. Но дальше пищалей и мортир дело не пошло. Потом наступала неясность. Но уже через пятьдесят лет началась кампания по образованию всемирного государства, сопровождаемая сообщениями о «подавлении локальных конфликтов». А в последние сто лет — тишь да благодать. Силы Правопорядка, организованные по принципу Швейцарской национальной гвардии, оснащены «кузнечиками» облегченного образца и чем-то вроде наших электрошокеров. После долгих поисков, сопровождаемых просматриванием видеоматериалов и чтением документов «вручную», кое-что стало проясняться. Оружие всё же имелось. Но для нас, «неандертальцев», это действительно оказалось непостижимым. Гравитационная установка, расположенная на Луне и работающая направленным лучом. Диаметром от нескольких метров до десятков километров. И локальные конфликты подавлялись с помощью этой гравитационной пушки, накрывающей мятежную территорию «покрывалом» от двух до пятидесяти «G». Органам же Правопорядка, оснащенным мобильными модулями, оставалось только прийти и собрать тела несчастных.

Жестоко, конечно, но сильные мира сего никогда не любили церемониться. Помните историю про дедушку Ленина, когда его автомобиль остановили «гопники»? Ограбив вождя мировой революции и забрав документы, бандиты скрылись. Рассмотрев же толком удостоверение, поспешили вернуться. Наверное, извиниться хотели, но увы. Официальная версия умалчивает о том, что случилось потом. А продолжение у этой истории весьма занимательное. Ограбленный господин Ульянов вернулся в Кремль, и по его указанию части Красной Армии оцепили несколько кварталов в районе происшествия, уничтожив ВСЕХ жителей от мала до велика. Так что здешние правители — настоящие гуманисты, а столь крайние меры, применяемые к недовольным, просто детский лепет по сравнению с тем, что творится до сих пор кое-где у нас.

Но оружием этим в борьбе с «гадкими зелеными человечками» мы воспользоваться не могли. Как не смог бы какой-нибудь Виннету прошлого века применить баллистическую ракету. Правда, оставались «кузнечики», и с ними обращались мы вполне уверенно.

Усовершенствованные модули проходили проверку на одном из полигонов, в районе Курильских островов. Испытателями опять были «медвежата». Для этого изготовили две точные копии космического бота, и, подвешенные к вертолетам, они болтались в небе. А Сергей с Иваном по-всякому на них запрыгивали, пытаясь пристегнуться.

Еще модули оснастили современным оружием, и все вволю поупражнялись в стрельбе. Как по летающим мишеням, так и по движущимся наземным целям.

Наконец, после двух или трех подгонок, Виктор дал добро на наши с Леной тренировки. Глупость, конечно. Ведь я в любом случае находился в большей безопасности, чем даже самый подготовленный профессионал. Но настаивать не хотелось, а в свойство коридора, позволяющее «вернуться», мой бывший учитель так до конца и не поверил.

Не знаю, какие трудности испытывали ребята, но у меня всё прошло без сучка без задоринки. Всё же не зря модули подвергались переделкам.

Подождав, пока вертолете висящим под ним макетом пролетит надо мной, я мысленно прикинул расстояние и прыгнул. Церебральный шлем — штука великолепная, доложу я вам. И «кузнечик» становится как бы вторым мышечным покровом, чутко реагирующим на малейшее, даже подсознательное, желание. И вот, воспарив в небе, подлетаю к корпусу катера. Скорость чуть повыше той, на которой его прототип «сняла» Лена, но это ничего. При желании модуль прыгает до километра за пять секунд. То есть двенадцать километров в минуту. Или семьсот двадцать километров в час. Правда, так быстро никто не летал, подсознательно регулируя силу толчка и тем самым ограничивая стремительность полета.

Запрыгнув на макет, подаю плашмя и хватаюсь за скобу. Щелк-щелк, руки-ноги. И вот, полностью расслабленный, я «пришит», став с кораблем единым целым. Модуль, повинуясь невысказанному желанию, принял оптимально удобную позу, и скованности я не ощущал. Покатавшись минут пять, стал освобождаться. Ноги свободно отделились от креплений, но наручные зажимы заело. Чертыхнувшись, я «перешел» и… забрал макет с собой. Не торопясь избавившись от плена, я обошел конструкцию, попытавшись пошевелить. Хоть и пустая, имитация, выполненная в натуральную величину, весила полтонны. Тяжело, однако…

Ну, вот и получилось. Сверху болтался обрывок троса. Про вертолет в момент перехода я попросту забыл. Это даже и хорошо, а то пришлось бы возмещать ущерб Российской армии. Не говоря уже о компенсации пилотам. Почухав перчаткой заднюю часть шлема, я не стал надевать парашют, а сиганул обратно просто так. Ничего, нормально. И приземлился, как после обычного прыжка. Ко мне тут же, прямо по полю, понесся «газик» Генерала.

— Как ты, живой? — Он внимательно смотрел на меня, как бы желая увидеть что-то новое.

— Как видишь. — Я постарался произнести это как можно безразличнее, и, кажется, удалось.

— А где объект?

Да уж, объект-то тю-тю.

— А вернуть сможешь?

Я пожал плечами и «шагнул» в коридор. Увы, по-видимому, всё же таланта к этому делу у меня нет. Так, сиюминутный всплеск, вызванный раздражением. Но строить на этом какие-то планы я бы поостерегся. «Выйдя», я только развел руками.

— У каждого свои таланты, — успокаивающе сказал Виктор, — а почему просто не спрыгнул?

— Да замки на руках. Заело что-то.

— Сергей! — рявкнул Генерал. — Проверить!

Зажимы оказались в порядке. Просто надо было особым образом выгнуть кисть, и они с легким щелчком прятались, давая возможность покинуть корпус катера.

У Лены дела пошли значительно лучше. И посадка и высадка протекли без эксцессов. Мы еще по разу запрыгнули на оставшийся макет, и я счел, что готов.

— С болванкой тренироваться будешь?

— Нет. Да и вообще, хотелось бы сразу посмотреть, кто они и откуда. Но на всякий случай боеголовку возьму с собой.

Я знал, что компактный ядерный заряд с детонатором весит около пятидесяти килограммов. Но при работе с модулем это равносильно тому, чтобы взять с собой коробку чипсов.

— Тогда завтра? — Я кивнул.

— Откуда пойдем?

— Давай уж из приюта. — И мы полетели в Москву.

На этот раз «мозговой трест» и Риту оставили на хозяйстве, рассудив, что дело слишком серьезное, чтобы устраивать общее посещение. Лена «вынула» Виктора с «медвежатами» и Инну, по традиции работавшую сиделкой.

— Ну, начинаем?

Мы стали скакать с крыши на крышу, привлекая внимание «зеленых человечков». Конечно, существовала вероятность, что по нам пальнут из чего-нибудь нехорошего. Но кто не рискует…

Не знаю, то ли прыжки привлекли внимание, или это был плановый облет. Но вскоре над нами не торопясь пролетел катер.

«Ба-бах» был приторочен за спиной, и я позаботился, чтобы пряжки расстегивались свободно. Лена замахала, и мы стартанули с двух разных точек. Я — с крыши небоскреба, а она — прямо с земли. Кое-какой опыт имелся, и вот мы уже встегнуты в корпус бота.

Самым поганым оказалось ожидание. Этот летающий гроб утюжил местность еще два часа. Удобства же в модуле не предусмотрены, да и пить хотелось ужасно. Но рано или поздно, а всё кончается, и наконец он стал подниматься. Воздуха оставалось часа на два, и мы продолжали ждать. Небо потемнело, и появились звезды, а минут через тридцать мы причалили к кораблю. Катер вошел в шлюз, а я стал отстегиваться. Но к боту уже бежали пришельцы, облаченные в скафандры. Лена спрыгнула рядом, и я, взяв ее за руку, «ушел» в коридор. Прибор значительно сокращал время ожидания, и «отмотав» пять минут, мы снова подлетаем к кораблю.

Я показал Лене, что надо отсоединяться, и стал снимать ранец, собираясь приторочить его к катеру. Но напарница замахала руками, и я остановился. А она, прижав шлем к моему, сказала:

— Заметят ведь и выбросят. Давай лучше с внешней стороны.

Снаружи так снаружи. И мы, оттолкнувшись от бота, полетели к кораблю. Разных торчащих железок, к счастью, хватало, и мы пристегнулись карабинами к этой махине. Он и в самом деле был огромным. Неправильный диск, около километра в диаметре. Я снова стал освобождаться от ноши, но Лена покачала головой. Потом замерла на мгновение, положив обе руки на обшивку. И «забрала» нас всех.

Уф-ф, даже окинуть его взглядом было проблематично, а тут такое…

Я показал знаками, что надо выходить, и вот мы снова в бездонной пустоте космоса. Правда, ненадолго. «Выйдя» в коридор, я раскрыл шлем и спросил:

— На сколько «вернуться»?

— А чего тянуть. Давай как только оседлали этого конька. А то два часа болтанки кого хочешь в могилу сведут.

Хронометраж я опять не вел и произнес:

— Счастливые часов не наблюдают.

— Давай на два часа.

Прибор сократил два часа до двенадцати минут, и мы снова утюжим местность, слитые воедино с корпусом катера. Совместная работа в «службе перевозок» приучила Лену не задавать вопросов. И когда я стал прикреплять боеголовку к корпусу катера, она, повинуясь условному знаку, не выказала удивления. Оттолкнувшись, мы начали спускаться вниз.

Наверное, космический корабль находился на другой стороне планеты. Во всяком случае, ядерного взрыва, оказавшегося роковым для незваных гостей, никто не услышал. Пришельцы превратились в кипящую плазму, рассеявшись радиоактивной пылью на орбите планеты. И в то же самое время они агонизировали, испытывая на себе смертоносное действие Лениного «убежища».

— Что-то не так? — Генерал смотрел удивленно. — Или боязно стало?

— Да погоди ты, — цыкнула на него Лена и «ушла» к себе. А «выйдя», кивнула:

— Стоит, родимый. И ни один головастик не выполз.

Вот так. Создав своими совместными действиями небольшой хроноклазм, мы обзавелись космическим кораблем, который и «вытащить» страшно, и попользоваться, не «доставая» из странного континуума, невозможно.

— Минуло около двух с половиной часов, — констатировал я. — Во всяком случае, по твоим словам, именно столько заняла операция до «дубля».

— Так, значит, все уже того?

— Ну, хотелось бы…

— Тогда я «тащу» его наружу?

— А может, не стоит?

Все молчали, чувствуя, что происходит что-то неестественное.

— Так что, домой его волочь, что ли? — Обычно спокойная Лена начинала горячиться.

Тащить домой эту потенциальную угрозу всему живому не хотелось, и я махнул рукой:

— Давай. Этим уже всё равно, а когда-то придется.

— Ну, я «пошла»? — засобиралась Лена, но тут же спохватилась: — Два с половиной часа, говоришь? Лучше подождем. Всё же, знаешь…

Я был полностью согласен, и мы провели время ожидания, упражняясь в стрельбе по уцелевшим окнам. А Инна, та даже разнесла верхушку одного дома из гранатомета.

45

Два с половиной часа истекли, и мы, выбравшись за пределы мегаполиса, приготовились лицезреть. Но видно, за время ожидания малёк перегорели. Лена же прямо вся светилась, распираемая скромностью. И мы бросились ее поздравлять. Попытка качать героиню закончилась тем, что механические руки модулей забросили ее метров на семьдесят вверх, и, будь она не в «кузнечике», девушке пришлось бы туго. Но факт остается фактом, и, вне зависимости от настроения присутствующих, Лена действительно молодец.

А Виктор с «медвежатами», немного придя в себя, зашевелились, запрыгивая наверх и постукивая зачем-то по корпусу.

— Пойдемте домой, — сказала Лена, — хотите — верьте, хотите — нет, но я чертовски устала.

Мужчины тут же повылазили из модулей и улеглись прямо на землю. Проделав стандартный набор манипуляций, через час мы оказались в Приюте. И, атакуемые нашим «мозговым трестом», вяло отвечали на вопросы. Когда же прочухались крепыши, выполнявшие роль технической поддержки и попутно фиксировавшие всё на видео, я попросту взял у них камеры и сунул Лёньке в руки:

— На, смотри, а я пошел спать.

И, обняв Инну, отправился на верхний этаж, где располагались жилые комнаты. День, как ни крути, выдался напряженный, и я просто вылился с ног от усталости.

Наутро, взяв с собой целый грузовик различного оборудования и прихватив человек десять вызванных Виктором специалистов, стали готовиться к переходу.

— Ребята, сядьте в машину, — попросила Лена. — Что сто килограммов, что тонна — важен не вес, а количество переходов.

Но кузов был забит до отказа, и Генералом был вызван автобус. Он прибыл через полтора часа, и всё это время я вяло дремал, катая в голове безрадостные мысли. Невеселыми мысли были потому, что мое участие сводилось к роли «извозчика». Дедка за репку, бабка за дедку. То есть Ленка за железку, Юрка за Ленку. Но Проф заметил мое состояние и поспешил утешить:

— Это усталость, Юрий. Адреналиновая тоска, вызванная эмоциональным перенапряжением. И к реальному положению вещей никакого отношения не имеющая. Ни для кого не секрет, что основателем проекта и осью, вокруг которого всё вращается, являетесь именно вы.

Во, блин, дожился. Неужели так заметно?

Лицо, как обычно, выдало меня с головой, и Семен Викторович улыбнулся:

— За тридцать пять лет преподавательской деятельности поневоле станешь психологом. Да и не вы первый, не вы последний. Это всего лишь эмоциональный спад, за которым всё опять пойдет в гору.

Тем временем подъехал «икарус», и профессора окликнули. А я, покрутив зачем-то головой, сел и стал ждать Лену.

Впечатление, произведенное кораблем на профессора с Ленькой, нельзя описать словами. Он и в самом деле величествен. Зрелище огромного диска, километрового диаметра и толщиной метров сто, завораживало. На верхней плоскости имелась выпуклая полусфера, чуть смещенная от центра. С нее-то и решили начать.

Опять засуетились деловитые люди. Засверкали язычки автогенов, и зашумели отрезные машинки. Я же, подпрыгивая и зависая, двигался по периметру корпуса, в надежде отыскать шлюзовой портал, через который мы с Леной один раз уже проникли вовнутрь. Но в этом нагромождении заклепок, швов, креплений и болтов разобраться совершенно невозможно. Тут ко мне подлетел Иван:

— Пойдемте, Юрий Андреевич. Прорезали проход, и Генерал настаивает, чтобы первыми внутрь вошли вы с Еленой Владимировной.

Кивнув, я запрыгнул наверх корабля. В шишкообразном наросте, который, как впоследствии выяснилось, оказался жилой частью, и впрямь проделали дыру. Инна с Леной стояли, ожидая. И, взяв их под руки, я шагнул в проем. Казалось, должны были возникнуть какие-то особенные чувства, соответствующие торжественности момента. Но то ли я попривык к чудесам в последнее время, а может, виновата эта самая тоска. И в памяти этот момент остался как самый обычный. Вошел в помещение, и всё тут.

Деловитый люд, сочтя торжественную часть законченной, оттеснил нас в сторону и принялся споро затаскивать вовнутрь ящики и ящички, разматывая по ходу пьесы километры кабелей. Сергей с Иваном, облаченные в модули, забросили наверх пару дизельных генераторов. Вот уже вспыхнули прожекторы, осветив внутренности корабля.

Вскоре в дело вступила санитарная команда, принудительно собранная из добровольцев. И занялась вытаскиванием трупов. Их было много, очень много. Да и неудивительно, ведь такая махина требовала огромного количества обслуживающего персонала. Я тоже внес посильную лепту в общее дело, заблевав корпус. Не знаю, предполагали ли существа, построившие этот корабль, способный преодолеть межзвездное пространство и выдержать целый сонм различных опасностей, что всё кончится вот так. И останки создателей будут складировать штабелями, а на обшивке тут и там появятся разводы блевотины, вызванной реакцией на эти самые трупы. Но это чисто физиологическая реакция, ибо жалости ни я, ни кто-либо другой не испытывал. В конце концов, тел неудачливых завоевателей накопилось столько, что Генерал приказал относить их за пределы корабля. На следующий день, истратив две тонны бензина, их сожгли, оставив десяток для исследований.

Работы по обеззараживанию заняли весь день, а пришельцев пришлось вытащить около полутора тысяч. Но вот все доступные помещения облучены ультрафиолетом, обрызганы ядовитой химией, и начались работы по изучению инопланетного монстра. И для производства этих самых работ потребовались люди. А для людей потребовались еда, создание минимальных бытовых условий и опять же люди, эти самые условия обеспечивающие. Мы с Леной мотались туда-сюда как проклятые. В калейдоскопе лиц, «входов-выходов» я совсем потерял голову. Встал вопрос об организации выходных, но тут я взбунтовался:

— Конечно, человек не машина, и для полноценной работы отдых ему необходим. И я предлагаю начать с меня! А вы будьте столь любезны предоставить мне график переходов. И ни на йоту от него не отступать. Продумайте план мероприятий на завтра, а потом я беру два дня выходных.

И в самом деле, человеческий организм это весьма тонко сбалансированная структура. С ярко выраженными циклами. Как суточными, включающими в себя бодрствование и сон. Так и семидневными, предполагающие непременный день для отдыха.

Это нигде особо не афишируют, но коммунисты, придя к власти в семнадцатом году прошлого века, перешли на десятидневную рабочую неделю. И в конце каждой декады предполагался выходной. Но продержалось это новое веяние недолго, ибо против природы не попрешь. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов энтузиазм, но в конечном итоге все авралы выливаются в болячки авральщиков. И с этим пора было кончать.

Назавтра, выполнив запланированный Генералом переход, я попрощался и «вышел» в коридор, пообещав вернуться через два дня. Одиночества — вот чего мне не хватало. И я, забросив в десантный бот, так и лежавший на берегу, велосипед, палатку и рюкзак с продуктами, стал спускаться вниз по реке. Я задумал посетить безлюдный мир и побыть там с недельку, «возвращаясь» каждые два дня и предаваясь столь любимому мною ничегонеделанию. Я не считал мысленно километры и не обращал внимания на время. Интуитивно зная, что не промахнусь и причалю к берегу там, где нужно.

Пора. И вот, вытащив бот на берег, я «выхожу». Удивительным образом, но я оказался снова на берегу реки. Бросив рюкзак и палатку у можжевелового куста, я опустился на желтый сухой песок. И, переполненный тихим счастьем, стал смотреть на спокойную, с отблесками солнца воду. За спиной возвышался темный еловый лес, а за рекой в голубоватой дымке простиралась равнина, уходящая до самого горизонта.

Полежав с полчаса, бездумно загребая ладонью песок и просыпая его сквозь пальцы, я поднялся и стал оглядываться, мысленно прикидывая, где расположить лагерь. Метрах в двадцати от места «выхода» находилась симпатичная опушка, и, подхватив рюкзак, я направился к ней.

На этот раз топор не забыл. И спустя три часа нарезал елового лапник, разбил платку. В чайнике кипела вода, набранная из безымянной речки. Я сидел у костра и жарил на прутике сало. Рядом лежал черный хлеб и стояла упаковка с пивом. И — ни души вокруг. Пошевелил палкой головешки, и те немедленно отозвались снопом искр, весело засверкавших в надвигающихся сумерках. Это было блаженство, и мне непременно захотелось разделить его с нашей компашкой. Теперь, когда техника перехода отработана нами с Леной до совершенства, организация не представляла трудностей. И я дал себе слово выторговать в следующем месяце не менее двух недель отдыха. Хотя зачем торговаться? В конце концов, руководитель я проекта или где?

Следующий день прошел не менее великолепно. Искупавшись, отправился в лес. Бродил часа три и заблудился. Поаукал, слушая эхо, и «вышел» в коридор. «Вернулся» на три часа назад и завалился спать прямо на берегу, согреваемый лучами солнца.

Проснулся я, вдыхая сырой и посвежевший речной воздух, начинавший подергиваться клубами тумана, сворачивавшегося причудливыми и невероятными фигурами. Плескалась рыба, то и дело выныривая и шлепаясь обратно в воду. И снова занималась заря. Измученный круговертью последних дней, я проспал почти сутки. Но это даже хорошо. А то мы все что-то уж больно увлеклись, возбужденные фактом существования корабля. А ведь никуда он, родимый, от нас не денется. Поймав себя на мысли, что снова забиваю голову работой, чертыхнулся и «пошел» в коридор. Всё же от меня зависят люди, и засиживаться здесь надолго нельзя. Опять «вернувшись» с помощью прибора, окунулся в блаженное ничегонеделание еще на сутки…

Густые в своей синеве волны с белеющими пеной макушками накатывались на берег, почти доставая до моих босых ног. Река будто стала полнее и выше, понизив тем самым берега и утончив полоску пляжа. Ветер подхватывал еле заметный дымок, вившийся над костром, и, играя, рассеивал, оставляя мелкие клочки. Я глазел на речку, которая ниже по течению становилась гладкой и светлой. Словно бы придерживающей свое течение, в ожидании затишья. Но ветер не давал покоя, вздымая новые волны с макушками пены.

Подходил к концу пятый день, проведенный мною в созерцании и полнейшем безделье. Нервы успокоились, а тело, совершающее ежедневные многочасовые прогулки, налилось новой силой. Что ж, пора назад. Я эту кашу заварил, и уйти теперь, бросив всё на полдороге, просто непорядочно.

Я уничтожил следы своего пребывания, ибо просто оставить лагерь, уповая на разрушительную силу природы, казалось мне святотатством. Выкопал яму и, покидав нее весь мусор, а также следы костра и головешки, закопал, прикрыв заранее нарезанным дерном. Собрал инструмент, закинул рюкзак на плечи и, окинув на прощанье взглядом этот рай и произнеся «до встречи», «вышел».

Десантным ботом пришлось пожертвовать, как и всем инструментом. Я оставил всё, усевшись на велосипед и покатив вверх по течению, слыша за спиной затихающий шум водопада.

Я неторопливо крутил педали, вспоминая, каких усилий стоил нам с Леной этот переход. Теперь же мысль о предстоящих километрах не вызывала ничего, кроме легкой улыбки. Минуя одну за другой границы и эпицентры, я часов за пять добрался до места.

Всё без изменений… да и кто может потревожить лагерь, ведь вхож сюда только один человек. Я спрыгнул с велосипеда и, не давая никаким мыслям посетить мою хорошо отдохнувшую голову, «вышел» в люди.

Для перехода я специально удалился от корабля. Вот и «кузнечик», оставленный мною неделю назад. Хотя и простоявший тут всего два дня. Щитком шлема был придавлен сложенный вдвое листок бумаги.

Ничего существенного, но каков тон! И нос я, видите ли, задираю, а если не могу или не хочу исполнять обещания — то мог бы их и не давать. Подпись отсутствовала.

Блин, точно Инка писала. По стилю видно, да и по содержанию тоже… Только моя благоверная может оставить такое послание. Вежливое и издевательское одновременно. Ну погоди, еще не вечер, и как-нибудь я тоже над тобой поиздеваюсь. Ничего в голову, правда, не приходило, но жгучее желание — уже половина дела.

Мысленно перебирая в уме варианты якобы данного мною обязательства, я забрался в «кузнечика». Что ж посулил-то, а? Хотя чего не пообещаешь ночью, лежа на искусственной леопардовой шкуре. Но, не разбив яйца, не сделаешь яичницу. И придется спросить, стерпев насмешки. Немного терзаемый раскаянием и взбудораженный желанием поквитаться за ироничное послание, я поскакал к кораблю.

46

Всё та же деловитая суета. Впечатление такое, что моего отсутствия никто не заметил. Виктор, улыбнувшись, кивнул. Пожали руки близнецы, а Лёнька, хлопнув по плечу, спросил:

— Ты когда отдыхать собираешься? А то мне надо домой смотаться.

Друг называется, два дня меня нету, а он даже не соизволил заметить.

Решив сразу же выяснить, кто есть «ху», я поплелся искать Инну. Та находилась в лагере, расположившемся прямо на корпусе корабля, метрах в ста от вырезанного прохода. И деловито тащила на себе какие-то коробки. Что с людьми делается? Я подошел и потерся носом о щеку:

— Привет.

— Привет-привет. Давай чуть позже, а? Сейчас собираем контейнер для отправки, и Проф просил помочь упаковать материалы, снабдив соответствующими надписями.

— А отправка когда? — Она засмеялась:

— Да нет, без тебя обходиться не научились. Просто Ленка каждый день, по мере поступления, «забирает» очередной груз. А Проф это дело систематизирует и снабжает описаниями. Чтоб потом путаницы было меньше.

Вполне жизнерадостная Инна. И ни намека на надувшую губки принцессу, которую я ожидал встретить, прочитав послание. Но на всякий случай предпринял еще одну попытку.

— Ты это, не дуйся…

И так хорошо знакомый жест в ответ. Палец приставлен к виску, и легкое вращательное движение кистью.

— Так это не ты писала?

Не люблю загадок. И я протянул ей записку.

— Так, так. Уже, значит, обеты раздаем направо и налево. — Инна уперла руки в боки. — И кто же эта несчастная?

Я втянул голову в плечи, изо всех сил стараясь походить на заблудшую овечку. Но за спиной у меня захохотали и раздался мелодичный голосок нашего биолога.

— Не мучь его, Инка, — смеясь, сказала Рита. И обратилась ко мне: — Это я написала. Я тебе говорила, что мне для исследований нужен опиум-сырец. И хотя бы килограмм героина. А ты в ответ: не думай об этом, да мы это одной левой, хоть центнер…

И в самом деле, был грех. Но, закрутившись, совсем выкинул из головы.

— Не дуйся, Ритуль. Вот перебросим в Приют то, что накопилось, и сразу сгоняю.

Говорил я уверенно, но где взять хотя бы грамм чертова зелья, даже не представлял. А тут, видимо, граммом не отделаешься.

— Расскажи лучше, что нового?

— Провели вскрытие нескольких. Несомненно, это гуманоиды. Есть, конечно, отличия, но, захоти кто-то из этих вступить в брак с представителями Земли, безусловно, поучились бы детки. По-видимому, у них немного другой состав воздуха. Меньший процент содержания кислорода, и атмосфера насыщена парами хлора. Но на земле они, в общем, чувствовали бы себя прекрасно.

— Выходит, это всё же они?..

— Проф склоняется к мысли, что да.

Интересно, а если бы его мысль склонилась в другую сторону? И не похожи ли мы с Леной на ковбоев, привыкших сначала стрелять, а потом думать. Но я отбросил прочь эти самокопания рефлектирующего интеля и сделал суровое лицо.

— Что еще говорит Проф?

— Да их тут целая команда, и все не ниже доктора наук. Кандидаты вроде мальчиков на побегушках.

— А ты, выходит, девочка на подхвате?

— Между прочим, докторскую диссертацию я защитила пять лет назад.

Во, блин. Опять я со своими местечковыми мерками.

— Извини, Рит.

Она только махнула рукой. И в самом деле, что с дурака возьмешь?

Тут появился профессор, и тоже страшно занятой. Минут десять он суетливо раздавал указания, а я терпеливо ждал.

— Давайте, девочки, давайте. Елена Владимировна ждать не будет.

Да, здорово Ленка их вышколила. Видимо, мой «бунт на корабле» наложил отпечаток и на ее поведение. Но с увеличением количества участников проекта усложнялась работа «транспортной компании». И на самотек поток грузов пускать нельзя. Так что это не капризы взбалмошной боярыни Земцовой, а суровая необходимость.

Тут подлетел Сергей, сообщив, что меня хочет видеть Виктор. Мы подошли к Генералу, и тот протянул мне папку:

— Ознакомься, тут расписание переходов.

Открыв ее, я присвистнул. График был удивительным. Первые три дня недели по одному путешествию в день. Зато начиная с четверга — полная свобода. С чего бы это он так расщедрился?

— Поговорил с Леной, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — И поступил согласно ее совету. Она предположила, что твой психотип таков, что в противном случае всё в скором времени полетит в тартары.

Да, Ленка психолог от Бога. Но наверное, аристократам в ее мире иначе нельзя. Ведь любой руководитель вольно или невольно должен разбираться в психологии, читая в душах возглавляемых им людей. По крайней мере если хочет достигать максимальных результатов, неся при этом минимальные потери. А если вспомнить, сколько свобод было у населения ее мира, да соотнести это с уровнем жизни, который примерно на порядок выше, чем у нас… В общем, наглядное подтверждение народной мудрости «Нет хуже пана, чем из хама», только наоборот. И выходило, что чем умней и грамотней аристократия, тем лучше живет простой народ. То есть в данном случае я.

Сегодня как раз был понедельник, и отправление назначено через час. Мы «перекинули» десяток контейнеров в Приют, который к этому времени огородили огромным забором, охватившим изрядный кусок леса. Так что изнутри казалось, что всё без изменений. Обратно же «везли» пополнение из умных и деловитых. Да, даже захоти я всё бросить, то наворотить дел успел столько, что десяток «старших» не расхлебают… Но сваливать я пока не собирался. А наоборот, намеревался увязнуть в деле еще глубже. И для этого мне требовалась консультация Виктора.

Не мудрствуя лукаво, я подошел к Генералу и в лоб поинтересовался:

— Где взять сто килограммов опиума?

— Еще чего выдумал? — В голосе старшего товарища звучало неодобрение, граничащее с негодованием. — И на какой хрен, прости за выражение, он тебе сдался?

— Ритка утверждает, что это превосходное сырье для пилюль.

— Сырье-то превосходное, но легальным путем, боюсь, достать не удастся. Конечно, можно попытаться, но бумаги придется извести столько, что за раз не поднимешь.

— И что же, налаживание производства всем пофигу?

— Ну, почему же, медленно, но уверенно, опираясь на научно доказанные и достоверные факты… — В голосе Виктора звучала ирония.

— Короче, лет через двадцать. А все теперешние запасы только на нужды достойнейших из достойных. — Меня разбирала злость.

— Не дури, Юрка. И любые авантюры я запрещаю.

— Да поймите, учитель. — Я назвал его так, желая подлизаться. — Если рассуждать подобным образом, то всё это, — я обвел глазами корабль и снующих вокруг умников, — тоже одна из моих авантюр. Вы думаете, чего я сюда поперся? Просто от скуки. Надоело валяться на диване, время от времени вставая, чтобы задавить очередного панаса.

Он удивленно смотрел на меня, а я продолжил:

— Да по сравнению с тем, что мы уже натворили, центнер опия — семечки. Нельзя достать официально — да бог с ним. Смотаемся в Афган или в Чечню.

— А если тебя убьют? — вдруг спросил он. — Что тогда будет со всеми этими людьми?

— А вы попробуйте. Сможешь выстрелить в меня — и я забуду об этом. А нет — тогда пойдешь со мной. И «медвежат» прихватишь.

Несмотря на свои пятьдесят, он был очень быстр. И он был моим учителем. Но у меня имелся коридор. И рефлексы — как у собаки Павлова. И в поединке мастерство против нахальства победила наглость. Конечно, это не совсем честно, но если так думать, тогда и Инна была бы мертва. А заодно и Рита с Леной.

— А чтоб тебя. — Виктор крутил головой, разминая шею, которую я ему чуть не свернул, «заведя» в коридор. — Ты первый из сопляков, а их через мои руки прошло немало, кто смог меня заломать.

— Я мастер другой школы. — И он кивнул:

— Не будем разрушать график. И до среды работаешь, как договаривались.

— Значит, в четверг.

— В четверг, — согласился он.

Отправив в среду последнюю на этой неделе партию контейнеров и забрав смену яйцеголовых, я сидел на краю корабля, свесив ноги над стометровой бездной. Проф подошел и устроился рядом. Мы немного помолчали, и я из вежливости осведомился:

— Что нового?

— Да так, копаемся потихоньку. Но вы ведь спросили только ради соблюдения приличий?

Я пожал плечами, а Семен Викторович начал говорить:

— Это были не переселенцы. Просто команда техников, работники второго эшелона.

Это было любопытно, и я не удержался:

— А первый?

— Первый пролетел мимо Солнечной системы двадцать лет назад. Корабль-разведчик. Обнаружил подходящий мир и, на всякий случай проведя дезактивацию, умчался дальше.

— Сволочи.

— Да нет, обыкновенные люди. Любящие свои семьи и заботящиеся о потомстве.

— А эти?

— Как я уже сказал, техперсонал, прибывший для того, чтобы смонтировать портал. А уж через него пойдет первая волна эмиграции.

— И?..

— И есть возможность построить его самим. — Проф смотрел на меня, и глаза его были печальны.

— Увы, Семен Викторович, решаю здесь не я.

— Не вы, но мнение-то у вас есть?

— Есть, но вам оно не понравится. И просветите: вы-то сами за или против?

Но Проф махнул рукой и, закрыв лицевой щиток, спрыгнул вниз.

— Взять с собой, говоришь? — Сидевший за столом мужчина в форме полковника постукивал карандашом по пресс-папье. — Да в общем-то можно, дело нехитрое. И сколько у тебя людей, Виктор Петрович?

— Со мной четверо. — Генерал смотрел прямо на говорящего, будто стараясь просверлить его взглядом.

Мы находились в кабинете начальника оперативного отдела по контролю за перемещением наркотических веществ. По дороге Виктор рассказал, что подопечные отдела сократили название до КоЗаНар и это вызвало массу хохмочек и сравнений с домашним животным. Но ребята тут работали крепкие, и козлами никто не называл. Отряд не занимался мелкими дилерами и авторитетами, «державшими» торговлю зельем на территории России. Только поставщиками. И нынешний начальник отдела, в прошлом воспитанник Генерала, сам не так давно мотался по горам, уничтожая подпольные заводики, производящие героин. А потому лично был в курсе происходящего как в Чечне, так и в зарубежной теперь Средней Азии. По Афганистану у него тоже имелись выкладки, но там теперь хозяйничали американцы. И в Афган, во избежание международного скандала, путь нам заказан. Но пусть теми местами занимаются парни из Джорджии или Алабамы. Нам и Чечни — выше крыши. Очередной рейд намечался послезавтра, и мы, выходит, пришлись ко двору.

— Ты это, Анатолий Семеныч… я с ребятами хочу новую технику обкатать, — начал Виктор.

Но полковник, нарушая субординацию, перебил его:

— Видел, видел, как вы еврейских детишек спасли. Штука эти прыгунки, конечно, хорошая. Кстати, мог бы и подкинуть парочку, по старой дружбе.

Генерал в задумчивости посмотрел на меня, а я пожал плечами. Его епархия — ему и решать.

— Будут тебе прыгунки, — принял решение Виктор. И добавил: — Завтра.

Анатолий Семенович слегка опешил от такого быстрого решения вопроса.

— Ты это серьезно?

— Вполне, коллега. А то некрасиво получится. Мы в лес, вы по дрова.

— И… насовсем? — по-детски спросил полковник.

— А как же. Сколько у тебя людей?

— Двадцать человек. И я.

— Значит, двадцать один. Завтра в восемь утра чтоб все у меня. — И он назвал координаты Приюта.

Утром будущие соратники выходили из автобуса возле бывшего санатория. Крепкие парни, от тридцати до сорока. И все офицеры.

Не задавая лишних вопросов, молча стояли и ждали.

— Руководи, капитан, — приказал Генерал, а сам повел Анатолия Семеновича внутрь здания.

Командовать я не умел и попросту сказал:

— Пошли.

«Кузнечики», количеством двадцать одна штука, были заранее собраны и стояли в одном из помещений. Надо сказать, что они претерпели значительные изменения и на каждом сейчас имелось оружие. АКМы, с подствольными гранатометами.

И стрелять теперь можно с обеих рук, не мучаясь, нажимая на курок. Плюс контейнеры, расположенные на бедрах. Конечно, это несколько нарушало эстетику, зато практическая польза просто огромна. Ребята смотрели на этих монстров, и в глазах их светилось удивление.

— Разобрать модули, и за мной, — приказал я. Некоторые из них были в чине майора, и это немного смущало. Но, похватав модули, все послушно последовали на выход.

Оказавшись на улице, я облачился и прыгнул вертикально вверх. Сделав двойное сальто, приземлился и скомандовал:

— Двадцать минут. И за периметр не выскакивать.

А сам придал модулю сидячее положение и стал наслаждаться зрелищем. На губах у меня играла снисходительная улыбка профессионала, наблюдающего за новичками. Но церебральный шлем — это словно ваше второе «я». И уже минут через десять в хаосе наметилось некое подобие структуры. Двадцатка разбилась на пятерки и стала отрабатывать координацию взаимодействия групп. Командовал невысокий плотный майор, и, надо сказать, довольно толково.

Через двадцать минут они построились передо мной. А майор, отдав честь, доложил:

— Ознакомление закончено. Разрешите продолжить?

Я совсем по-штатски кивнул. И вот они снова в небе. И теперь я, вытаращив глаза, как новичок, наблюдал за действиями профессионалов.

Попрыгав с полчаса, все снова построились передо мной.

— Каковы дальнейшие указания? — А черт его знает. И я скомандовал:

— Вольно.

Не нарушая строя, все повылезали из модулей и обступили меня:

— Ваша разработка? — Я покачал головой:

— Подарок братьев по разуму. Я лишь случайно обнаружил.

Было видно, что они не поняли, но переспрашивать не стали. Тут вышло высокое начальство, и бойцы построились. Я тоже встал, не желая выделяться на общем фоне.

— Вольно, — приказал Генерал. И обратился к полковнику:

— Ну что, Семеныч, есть еще порох в пороховницах? — Тот только улыбнулся, и вот уже отцы командиры скачут, пытаясь достать друг друга и выделывая всевозможные пируэты.

Натешившись, деды почти одновременно опустились и стали прощаться.

— Ну что, до завтра?

— До завтра. И спасибо, Петрович.

— О чем речь. Или тебя не я воспитывал?

Тот пожал Генералу руку, и, сев в автобус, они удалились.

47

Мы высадились из транспортного самолета на аэродроме в Грозном, чтобы тут же пересесть на вертолет. И вот под нами горы. Величественные, покрытые снежными шапками вершины подернуты голубоватой дымкой. Кое-где облачный покров накрыл землю плотным одеялом, и из него торчат, создавая фантастическую картину, остроконечные пики и кряжи. Облака кончились, впереди зеленеет долина с неширокой речушкой. Тогда, еще при Союзе, мы любили ходить на Кавказ. Но увы. Чьи-то амбиции отрезали этот райский уголок от остального мира, превратив в театр боевых действий. Мне вспомнилась Швейцария и ее неторопливый и размеренный уклад. Да, конечно, когда-то и там было не всё хорошо. Но они смогли вырасти из коротких штанишек междоусобных дрязг и неурядиц. И, повзрослев, вступить в Объединенную Европу. Эти же, имея за плечами тысячелетнюю историю, так и остались в подростковом возрасте. И, как испорченные дети, пытаются решить все проблемы с помощью силы и обмана. Или они в принципе не способны повзрослеть? Я всё больше стал склоняться на сторону правителей Земли, которой помогли умереть. Уж лучше так, один раз накрыть покрывалом из пятидесяти «G» и больше к этому не возвращаться. Чем годами вылавливать отдельных блох, кусающих исподтишка и не дающих покоя всему организму.

А горы были прекрасны, спокойные в своем равнодушном величии. Долина сверху казалась девственно чистой, а тишина незыблемой. И могла оставаться такой еще годы и годы. Мы пролетели над озером. Настолько неправдоподобно синим, что представлялось нарисованным. Но я знал, что это отражение неба. А вода в нем чиста и прозрачна, и можно разглядеть каждый камешек на дне.

— Пора, — Виктор хлопнул меня по плечу, — за тем перевалом их база, а мы высадимся здесь. Потом бросок через кряж, и накроем всех одним махом.

Он сиганул вниз, и я не стал медлить. А за мной словно горох посыпались бойцы, облаченные в модули.

Приземлившись, обступили майора. Он раскрыл планшет и водил по нему карандашом.

— Завод и склады сырья находятся вот тут. — Ткнув в карту, он обернулся и показал рукой на перевал. — В общем, начинаем, а дальше по обстоятельствам.

Горный хребет был невысоким, метров двести, и мы преодолели его за один прыжок. Под нами как на ладони открылись несколько строений, и все открыли огонь. Я тоже стал палить по выбегавшим людям и вовсю пользовался гранатометом. Нас было двадцать четыре человека, их же около тридцати. Но на нас работал фактор внезапности, да и вообще…

Человек двадцать мы убили, пятеро убежали в горы, а еще пятеро попытались сдаться в плен. Но на войне как на войне, и капитуляцию никто не принял.

После боя я спросил у майора, чем вызвана такая жестокость. И в ответ услышал, что одного боевика он брал в плен трижды за один месяц. А гуманисты отпускали. И «гуманисты» звучало в его устах как ругательство.

У нас имелись двое легкораненых, но мудрить я не стал. Ну не прикажешь же майору отстранить двух человек на основании голословных утверждений. Да и, кто знает, может, как раз кто-то из этих двоих спас жизнь товарищу или мне, убив именно того боевика…

— Что с сырьем? — спросил Виктор у майора.

— И сырье, и готовое зелье подлежат уничтожению.

— Погоди, майор. Пусть капитан возьмет пробы на анализ. — И Виктор кивнул мне.

Я вошел в одну из хибар, заваленную мешками. Вполне мирная сельская картина, если б в мешках лежал не опиум-сырец. Да тут его около тонны. Я «выкинул» в коридор штук десять и вышел наружу:

— Порядок.

— Возьми пробу готовой продукции.

И я заглянул в соседний сарай, чтобы прихватить килограммов двадцать героина.

Под остальное заложили взрывчатку, а мы поспешили к месту сбора. Вот и вертолет, но я не стал дожидаться посадки, а, рискуя попасть под винт, запрыгнул в кабину. Моему примеру, однако, никто не последовал. Видимо, оценив ситуацию, Генерал приказал отставать, и вертолет опустился. Ребята с уважением посматривали на меня, а Виктор пригрозил:

— Смотри, капитан. Влеплю два наряда вне очереди.

Погрузившись в транспортный самолет, немного выпили. Десантура любовно поглаживала «кузнечиков», и в глазах у них явно читался вопрос.

— Да ваши они, ваши, — успокоил Генерал. — Вот погодите, наладим производство — у всей армии такие будут.

В Москве, тепло попрощавшись, мы отправились в Приют.

— Много взял?

— Да где-то с полтонны. И готового двадцать килограммов.

— Надеюсь, этого хватит. И в ближайшем будущем не будем отвлекаться по пустякам.

— Сэнсэй, — спросили, — а что дальше? Нельзя ведь жить на два дома всё время. Или вы намерены колонизировать тот мир?

— Возможно, и намерен. Вот только сначала надо решить вопрос с нашими друзьями.

— Что за вопрос?

— Да так… Хоть и не родные, а там жили наши братья. И не хотелось бы, чтобы их смерть кое-кому сошла с рук. А уж потом подумаем и о заселении.

— И вы это серьезно?

— Более чем.

Да, вот куда клонил Проф. Но, если честно, я был на стороне Виктора.

Мой выходной закончился, и мы снова на Земле-2. У Генерала слова не расходились с делом, и метрах в двухстах от корабля вовсю развернулась строительство того, что Проф назвал «порталом». Я занял нейтральную позицию и просто выполнял свою часть работы. Не то чтобы я категорически за. Но Виктор прав, и начинать освоение нового мира, имея над головой дамоклов меч, просто неразумно. Никто, правда, не знал, мудро ли будет, если мы «раздразним гусей». Но видно, такова уж человеческая природа, и мы готовы сломя голову броситься к черту на рога, вместо того чтобы тихонько отсидеться в уголке.

— Спасибо, Юрка, ты мой герой. — Рита чмокнула меня в щеку, а Инна картинно насупила брови.

— Да ладно, чего уж там. Обращайся, если что.

— Обращусь, обращусь, будь уверен. А может, поехали с нами?

Я покачал головой:

— Вот обживетесь, а тогда и приеду. Новоселье справлять.

— Ловлю на слове.

И Рита скрылась за дверями контейнера, специально оборудованного для «перевозки» людей. За основу взяли железнодорожный вагон, вернее, только верхнюю его часть, снятую с подвижной платформы. Хорошенько уплотнили количество мест — и вот пожалуйста, каждый такой контейнер вмещал теперь сто человек. И при желании мы могли перебросить теперь до тысячи человек за раз, так как запасливый Виктор приказал оборудовать десять списанных вагонов.

А Рита уезжала, чтобы заняться оборудованием исследовательской лаборатории. То есть лаборатория у нас была, но, пошептавшись о чем-то с Леной, та исчезла недели на две. А потом объявила, что женщины на паях купили остров в Тихом океане. И исследованиями по изучению свойств препарата отныне будут заниматься в новом научном центре.

Ленка, как всегда, оказалась права. И не стоило хранить все яйца в одной корзине. Тем более на паях с государством. Виктору, попытавшемуся выяснить отношения, она так и заявила:

— Слишком часто в последние годы у вас менялась государственная политика, милый. И ты должен понять слабых женщин, желающих обзавестись своим райским уголком.

Я представил, чем ей, выросшей в обществе, триста лет не знавшем катаклизмов, должна представляться наша история. Удивительно, как она вообще решилась начать хоть какое-то дело в столь сумасшедшем мире.

Немного задело, что не пригласили меня, но не набиваться же в сугубо женский клуб.

Лёнька с профессором тем временем смогли оживить катера. Поколдовав с неделю и практически полностью с помощью Сергея раскурочив парочку, наконец достигли результата. Для этого пришлось задействовать управляющие шлемы «кузнечиков». Они, полностью адаптированные для людей, работали по тому же принципу, что и управление ботами. Сергей уже совершил пару пробных полетов, но осторожный Виктор Петрович никого более не подпускал. Что ж, начальству виднее. Но вот уже переоборудованы двадцать скутеров из сто двадцати пяти, имеющихся на корабле. И Генерал дал добро.

И сам же первый им воспользовался, забравшись в катер и взмыв ввысь. Мы все не заставили себя долго ждать, и, на удивление, Проф стартовал первым. Хотя всё сделано его руками, и кому же, как не ему, управляться лучше всех.

Забравшись в катер и надев на голову шлем, я почувствовал себя кораблем. И совершенно не потребовалось учиться управлению. Это было именно мое тело. Небольшие крылья, для стабилилзации полета в атмосфере. Гравитационные дюзы и обшивка корпуса — всё это стало частью меня. И чувство расстояния. Я знал, сколько потребуется времени и усилий, чтобы достичь того или иного места. И для измерения запасов горючего, которым служил водород, не требовалось никаких приборов. Да и зачем? Ведь самый совершенный прибор находился у меня под черепной коробкой. И все эти инвалидные датчики и циферблаты не вызывали ничего, кроме усмешки. Наконец-то скутеры обзавелись связью, и я окликнул профессора. Его ответ прозвучал, казалось, прямо у меня в мозгу. Видимо, догадавшись по небольшой заминке об моем удивлении, Проф поспешил успокоить:

— Не надо волноваться, Юрий. Это всего лишь одно из свойств церебрального шлема. И это действительно похоже на телепатию. Контакт между блоками управления модулей происходит на частоте радиоволн, но с гораздо большей скоростью и в закодированном виде. А уж с вами шлем общается действительно на подсознательном уровне.

Да-а, а мы-то с Ленкой, питекантропы, разговаривали, как два водолаза, соприкоснувшись лбами.

— Ну что, на Луну? — спросил Ленька.

Вот так вот, просто и обыденно. И я спросил:

— А это долго?

— Не очень, полтора часа в оба конца.

Я покрутил головой, отыскивая на небе спутник, а блок управления уже посылал в мозг данные. И в самом деле не долго. Как будто ранним летним утром решил до завтрака съездить на велике к озеру, что в часе езды, за оврагом…

Мы с Профом пристроились Лёньке в хвост и все сорок минут травили друг другу анекдоты.

В мозгу прозвучал вопрос, вернее, это было ощущение, словно я сомневаюсь и никак не могу решить, садиться мне или нет. Но Ленька разрешил мой колебания, бросив:

— Давай за мной!

Подсознание отреагировало должным образом, направив бот на посадку.

Если бы полгода назад мне, пролеживающему бока на диване в парижском отеле, кто-то сказал, что мне предстоит ТАКОЕ! Вот уж воистину, пути Господа неисповедимы.

Закинув руку за голову, я вытащил из шлема соединительный штекер и откинул верх кабины. «Кузнечик» не дал почувствовать радости одной шестой земного тяготения, нивелировав своим мощным каркасом. Но не снимать же его было. И я стал подпрыгивать, дурачась и забавляясь. Прыжки и в самом деле получались повыше, чем на Земле, а воображение дополнило остальное. Валяли ваньку минут двадцать, но вскоре унылое однообразие пейзажа надоело, и я запросился обратно.

— Ты лети, Юрик. — Ленька махнул мне рукой. — А мы с Профом поищем оружие устрашения.

К оружию я был, в общем и целом, равнодушен, а потому, забравшись в бот, оторвался от поверхности и взял курс на Землю.

Корабль был со мной одним целым, и это не преувеличение, поверьте. Я действительно ощущал все те тысячи километров, которые предстояло преодолеть. В конце концов, а почему бы и нет? И мы, будучи одним существом, «вышли» в коридор. Не знаю уж, как соотнести то, что только что мы неслись с космической скоростью и вот уже лежим на брюхе. Но ощущения неправильности не было. И мы, несомненно, находились именно в том месте коридора, где находится эпицентр, позволяющий выйти на Землю-2. Но механика, или как там называется наша ходовая, повиноваться не желала, и мы снова «вышли» в околоземное пространство. Дела, однако. Но практической пользы, в смысле транспортировки, это не давало. А с помощью Лены и так можно «перетащить» всё, что угодно. Видимо, сумбур, происходящий у меня в голове, передался блоку управления, и мы легли на орбиту вокруг Луны. Сделав полный виток, я сосредоточился на образе Земли и снова лег на нужный курс. Эх, жаль, в ближайшее время не удастся воспользоваться скутерами на нашей Земле. Конечно, никто мои восемнадцать целых семьдесят пять сотых катера (именно столько составляли пятнадцать процентов) не оспаривает. Но, представив суету войск ПВО и истерику по поводу того, что русские начали новый виток гонки вооружений, я решил не высовываться. Хотя надо попросить Лену «перетащить» десяток к нам. Мало ли, вдруг захотим поиграть в войнушку…

48

Раздался зуммер мобильника. Я достал трубку, а Виктор поморщился.

— Перезвоню через час, я занят, — бросил я, и отключился.

Совет акционеров в полном составе заседал в подвале Приюта, претерпевшем, несмотря на все «усилия» Инны, которая регулярно собачилась со строителями, значительные изменения.

Отделка конференц-зала была выполнена в новом европейском стиле, и он, как близнец, стал похож на офисы средних и мелких компаний. В центре находился стол с закругленными краями, довольно большой для этого помещения и стилизованный под черное дерево. Вокруг стола высились кресла, с виду обманчиво мягкие, с удобными подлокотниками. Но это именно офисная мебель, на которой удобно сидеть, но в то же время не позволяющая расслабляться.

С потолка лился ровный свет люминесцентных ламп, так как окон не было. И ни звука снаружи проникнуть сюда не могло. Прямо не офис, а небольшой бункер, дающий возможность в случае чего «продержаться до подхода наших».

И вот мы всемером сидели в «удобных позах, не позволяющих расслабиться», и слушали Генерала. Государство, являющееся самым крупным держателем акций, представлял именно он. И автором идеи являлся он же.

— Работы по восстановлению зачатков биосферы почти закончены. «Ввезены» тысячи биологических культур и сотни представителей млекопитающих.

Надо сказать, что хотя ни тараканов, ни крыс никто не собирался специально культивировать, они на Земле-2 оказались в первую очередь. Видимо, за обшивкой старых вагонов оказалось достаточно места, а все негативные свойства «убежища» оказались им нипочем.

— Стоит вопрос: что делать с кораблем? — продолжал Виктор. — Что мы не сможем его поднять — это факт. Но и бросать так просто не хотелось бы.

— Корабль я заберу, — сказала Лена. — Вот только… Я предлагаю не оставлять его на Земле, а транспортировать на Луну. С помощью скутеров он будет в пределах досягаемости. И в то же время не станет мозолить глаза кликушам от политики.

Такое решение устраивало всех и было принято единогласно.

— Как быть с основным вопросом? — спросил наконец Виктор.

Главной проблемой оставалось использование собранного портала по назначению. А именно для транспортировки собираемых по всей Земле-2 демонтированных боеголовок на родину пришельцев.

Виктор всей своей генеральской душой был за. Лена тоже приняла его сторону. Мы же с Инной, полные пофигизма, промолчали.

И только Проф высказывался категорически против. Но в его столь убедительных аргументах не было одного. А именно — не ложились они на душу, и всё тут. И в самом деле, какие бы проблемы ни стояли перед видом, это не повод решать их за счет других. И раз уж они избрали такой путь, не оставивший людям ни малейшего шанса, то должны быть готовы к тому, что найдется кто-то, имеющий это самое «с винтом».

Эвакуация специалистов шла полным ходом. За каких-то несколько месяцев мы «перебросили» сюда более двух тысяч человек. И вот теперь их предстояло отправить обратно. Портал еще не испытывали, и он стоял в отдалении от огромной махины корабля и смотрелся как-то сиротливо. А ведь стоило оказаться здесь хоть одному живому инопланетянину, подумалось мне, и он мог бы впустить своих соплеменников. Завершив тем самым начатое. Вот так вот случайное желание вымотавшейся боярыни Земцовой, захотевшей отдохнуть от однообразного пейзажа коридора, привело к столь фатальным последствиям. А может, так было и задумано неведомым творцом. И такие, как мы с девчонками, специально созданы для того, чтобы в решающий момент лечь на чашу весов мироздания, решив тем самым судьбы целых народов и склоняя сей потяжелевший сосуд в пользу своего вида.

— Давай, Юрка, это последние. Останутся только Сергей с Иваном.

И я дал. Дорога вдоль реки настолько примелькалась, что час пути пролетал в мгновение ока. И вот уже последние исследователи «выгружены» возле Приюта. Ко мне подошел профессор, покинувший изучаемый мир одним из первых:

— Не начали еще?

— Да нет, Проф. — Я покрутил головой. — Не убивайтесь вы так. Земля для людей, и всё такое прочее.

Он невесело усмехнулся:

— Наверное, с возрастом я становлюсь сентиментальней. И правы, как всегда, те, кому принадлежит будущее. То есть более молодое поколение.

Я пожал плечами. И в самом деле, что я мог добавить к сказанному в конференц-зале Приюта?

— Когда наметили?

— Да вот завтра «заберем» корабль. А потом летим на Киан-Туо. — Так назывался островок, взятый в аренду девчонками на девяносто девять лет. — А уж оттуда полетим к Луне. А проведением «акции возмездия» займутся Генерал с «медвежатами». Я же человек мирный и с большим удовольствием понежусь где-нибудь на пляже под тропическим солнышком.

Он неопределенно кивнул, думая о чем-то своем.

— Не надо, Семен Викторович. Еще не вечер. Вы же помните, каждый год будет организовываться контрольная экспедиция. А по истечении двадцати лет потихоньку начнем заселять. Только подумайте, целый мир и мы в роли создателей!

— Да я не спорю, — Проф заулыбался, видя мои наивные попытки утешить, — просто не уподобимся ли мы этим…

— Не то что уподобимся, а просто займем место, принадлежащее нам по праву. Не пустив туда их, никаких прав, между прочим, там не имеющих. В конце концов, никто ведь их не приглашал. Да и я уверен, что у них существует такая же «многомерность». И могли бы расселяться «вширь», вместо того чтобы изображать из себя чингисханов.

— Так Земля-2 не единственный мир?..

— Нет, не единственный. Я лично побывал еще на двух. И Лену, кстати, вытащил сюда из одного, очень похожего на наш. Да и как минимум штук шесть просто пропустил, за неимением времени.

— И… везде люди? — В голосе Профа звучало волнение.

— Везде, по крайней мере там, где я успел побывать. Хотя нет, вру. Есть одно место, совершенно безлюдное. И там такая красота… Но я держу это в тайне. Как заповедник для пикников.

— Не многовато ли, целая планета для отдыха одного человека?

— Так ведь ежели не появилась там безволосая обезьяна, значит, это кому-нибудь нужно? И не мне менять заведенный порядок. Когда пойду туда в следующий раз, обязательно возьму вас с собой. Вы сразу всё поймете, и первый будете настаивать на том, чтобы сохранить статус-кво.

— Ловлю на слове, Юрий Андреевич!

Лена закончила «выгрузку», и мы снова отправились в коридор, чтобы забрать корабль.

— «Возвращайся» через час, как договаривались. — Генерал заметно волновался, и я, решив подбодрить, процитировал строфу из «Божественной комедии»:

Я, прочитав над входом, в вышине,

Такие знаки сумрачного цвета,

Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне».

Но закончить мне не дали, и Виктор, усмехнувшись, продолжил:

Он, прозорливый, отвечал на это:

«Здесь нужно, чтобы душа была тверда;

Здесь страх не должен подавать совета».

— Но пасаран, сэнсэй!

И я, подхватив Лену, «шагнул» на берег реки…

Цепочка островов смотрелась на глади океана словно ненароком рассыпанная горстка блестящих конфетти. Четвертый небольшой клочок суши, если считать с востока на запад, был нашей собственностью. По крайней мере на ближайшие девяносто девять лет. Самолет, который являлся нашим имуществом на все времена, стал заходить на посадку, а я вспоминал последние месяцы. Всё-таки что ни говорите, а было здорово. Полеты на «кузнечиках», горный поход к взбунтовавшейся шахте — всё вызывало улыбку. Да и грандиозность совершенного порождало чувство гордости. А восстановление Генералом попранной справедливости наполняло ощущением силы.

Конечно, всё далеко не так прекрасно и веселье не было постоянным. Но по-видимому, голова моя устроена просто. И именно таким образом, что хорошие и светлые события остаются в ней значительно дольше, нежели все остальные. И, знаете, я на нее за это не в обиде. И менять, по крайней мере добровольно, ничего не собираюсь.

И вот мы приближаемся к острову, чтобы с него взять старт на Луну. И оставить там инопланетный корабль, «перенесенный» к тому же из другого измерения.

Вдоль посадочной полосы росли пальмы. Вернее, это в течение нескольких последних недель, среди тропических деревьев, не знавших до этого никакого вмешательства в свою спокойную жизнь, была проложена взлетно-посадочная полоса. Невдалеке виднелись строения, сверкавшие свежеокрашенными фасадами. И тоже недавно возникшие на этом, то ли Богом забытом, то ли, наоборот, им же оберегаемом от нашествия стремящихся всё переделать людей, месте.

Встречали нас Рита с Инной, уже успевшие обжиться и щеголяющие шоколадным загаром. Отвергнув предложение перекусить и отдохнуть с дороги, я помчался купаться.

В северной части островка располагалась лагуна. Отделенная от океана рифовым барьером, она поражала спокойной гладью воды, казалось ласкавшей кожу. Узкая полоска пляжа изгибалась полукругом, и можно устраивать заплывы с одной части подковы на другую. А за спиной на разные голоса шумели джунгли. Щебетанье птиц, крики обезьян, жужжание насекомых — всё это создавало своеобразную какофонию, дополняя еле слышный шелест волн. Сбросив рубашку и сандалии, я с разбегу нырнул в восхитительно теплую воду и плыл под водой, сколько смог. Вынырнув, стал шумно отфыркиваться и стал грести к рифам.

А спустя пять минут хозяйки острова присоединились ко мне. Наплескавшись вволю, мы лежали на берегу, глядя в безбрежную даль океана. И ведя традиционную в таких случаях беседу. То есть расспрашивали о событиях, происшедших с момента расставания, и отвечали на вопросы принимающей стороны. Из новостей у нас с Леной имелось известие об успешной отправке смертоносного груза по ту сторону портала, который после всего подвергся немедленному демонтажу. Эвакуировав отправителей, мы «забрали» корабль, и вот как раз находимся на середине пути.

— А нужен ли он нам? — Инна говорила как бы сама с собой. — Я имею в виду, на «нашей» Луне. Пусть бы лежал себе на плато, а, Лен?

— Нет уж, да и Виктор сочтет это нарушением договора. Ему, как и всем представителям сильного пола, железка дороже куска хлеба.

— Так раскурочили вроде всё уже?

— Раскурочить-то раскурочили, но ты что, не знаешь мужчин?

— Ну, если судить по Юрке — то, выходит, не знаю.

Это было уже слишком, и я, схватив нахалку за ногу, потащил топить. Но, несмотря на знаменитую «женскую солидарность», докончить задуманное мне не дали. И, отбив Инну, чуть не отправили на дно меня самого.

Начинало темнеть, и мы направлялись к ангару. Пока еще пустой, он должен стать местом появления двух скутеров.

— Не хотите «сходить»?

— Спасибо, Лен, мы лучше подождем.

И вот уже два бота стоят, дожидаясь пилотов. Мы с Леной облачаемся в закрытые «кузнечики» и залезаем внутрь. Вставлен контакт, и я становлюсь с кораблем одним целым.

— Что ж, Юрка, веди.

Мысленно вызываю нужный образ. Атмосферу, казалось, проскочили на стартовом импульсе, и в небе забрезжили первые звезды.

— Слышишь, Юра, а что теперь?

— Да ничего. Неужели обязательно нужно сворачивать горы? По-моему, достаточно просто жить, и этой самой жизни радоваться.

— Да радуйся, лежебока. — В словах Лены звучала насмешка. — Но ежели у меня родится идея, поможешь?

Энтузиастка, блин. Ребенка бы лучше родила Виктору. Пацана или девку. Но вслух говорить этого я не стал. А лишь глубоко вздохнув, заверил в своей незамедлительной помощи в любых начинаниях. Оставшуюся дорогу молчали, и я любовался космосом. Всё же есть в этом что-то завораживающее и внушающее ужас одновременно. Но это мне-человеку. Я-корабль просто ликовал, наслаждаясь своей мощью и чувством полета. Ясным пониманием задачи и возможностью ее исполнения. А ведь они были не глупы, эти агрессоры. И наверняка неплохие психологи, раз смогли создать подобную технику. Неужели не возникло ни капли жалости, когда принималась столь варварская «программа освоения»? Или это целая империя расистов, ратующая за чистоту «арийской крови» и в своем могуществе не признающая полутонов? В любом случае подарок Генерала послужит им хорошим уроком. И зря профессор изводит себя укорами совести, боясь уподобиться и превратиться в таких же бездушных чудовищ.

— Алле, на катере! — прервала мои размышления Лена. — Куда сядем?

— Давай с обратной стороны. Всё спокойнее.

Мы легли на орбиту, постепенно снижаясь и заходя на другую сторону. Приземлились, вернее, «прилунились» в какой-то низине. «Море Москвы» — промелькнула откуда-то взявшаяся мысль. Конечно, в свое время я листал астрономические атласы, но столь глубоко мои знания не простирались. Выходит, этот чертов катер зондирует мозг, да так глубоко, что даже страшно. И снова успокаивающие образы. И я понимаю, что это неразумная машина, действующая по принципу симбионта. И без ведущего, не ощущающая своего «я».

Но Лена уже вовсю молотит по корпусу, вызывая ощущение прикосновения. Словно до плеча дотронулась.

— Вылазь давай. Пойдем со мной, а то надорвусь еще.

— Сплюнь, глупая. — Я и в самом деле суеверен. — А то застрянет эта махинина у тебя на плато, а Генерал голову оторвет.

— Это кто кому еще оторвет.

Да, представить Виктора, отступающего перед Леной, я был не в состоянии.

Едва я спрыгнул, Лена хлопнула меня перчаткой и «забрала» с собой. Мы моментально оказались на корпусе гиганта, преодолевшего парсеки, чтобы найти столь бесславный конец.

— Пойдем пройдемся по жилому отсеку напоследок.

Мы входим через прорезанный умельцами проход. Надо сказать, что остальная часть корабля не загерметизированна. И видимо, техперсонал в случае какого-нибудь ремонта вынужден был работать в скафандрах. Мысль об экипаже вызвала в памяти картину работы «санитарной команды». И сразу пропал интерес и расхотелось ходить по навсегда опустевшим коридорам и заглядывать в каюты. Их больше нет, и я хорошенько приложил к этому руку. А теперь прочь отсюда, и пусть это корыто, забитое запасами кислорода и продуктов, стоит тут до скончания веков. Но у меня уж точно никогда не возникнет желания вновь посетить его. Я тронул Лену за плечо и показал в сторону выхода:

— Пошли отсюда.

Она согласно кивнула, а оказавшись на обшивке, в мгновение ока «перенесла» громадину на Луну.

— Как думаешь, пригодится?

— Хочется верить, что нет. Это ж что должно случиться, чтобы потребовалось расконсервировать «НЗ» на Луне.

— Хорошо бы.

Мы забрались в скутеры и, сделав прощальный круг, устремились к Земле.

49

Приземляться не стали, а по обоюдному согласию где-то на высоте четырех тысяч «ушли» каждый к себе. На всякий случай надев парашют, я «выпрыгнул» в атмосферу над архипелагом, в который входил наш островок. Красота. Модуль, оснащенный летающим крылом и послушный малейшему приказу, неторопливо планировал, давая возможность полюбоваться видом. Почти достигнув земли, увидел, что с острова взлетел небольшой самолет. Интересно, что это за таинственные гости?

Приземлившись и кое-как сложив парашют, подождал Лену, и мы двинулись к строениям. Никого. В жилом бунгало видны следы борьбы, а на стенах остались дырки от пуль.

— И что теперь делать?

— Просто подождем. Не думаю, чтобы Инна дала себя захватить.

Она и в самом деле не дала. А может, гости плохо просили. Во всяком случае, «выйдя» через двадцать минут, позвала:

— Пойдем, поможете. — И «провела к себе». На берегу озера валялось два трупа, и у каждого по дырке в голове.

— Черт, ампулами надо было.

— Да надо бы, да вот…

Я схватил обоих за шиворот, а Инна чуток меня подтолкнула.

— Ну и зря, — прокомментировала Лена, — надо было за рифы выйти, а уж там выкинуть.

Посмотрев не нее, а «шагнул» в коридор.

— Вы приберитесь пока, я быстро.

Церемониться я и впрямь не стал, выбросив тела в море, в трех километрах от берега, где уже чувствовалось течение. И, запустив мотор, отправился назад.

Девчонки кое-как прибрались, и Инна ввела Лену в курс дела. Пятеро нападавших сразу стали стрелять. Правда, поверх голов, но боевыми патронами. Всё, что Инна успела сделать, это взять двоих и уйти. Но у тех в руках оставались автоматы, а потому она схватилась за первое, что попалось под руку…

Подробнее расспросив, установили точное время нападения. И выходило, что, когда началась стрельба, мы только входили в атмосферу.

Плохо. Как-то так сложилось, что я старался не изменять течение значительных событий. А «переправка» корабля было делом немаленьким. Получалось, что времени, чтоб упредить, опять не хватает. Но чтобы догнать — как раз впритык.

«Вернуться» на этот раз пришлось где-то на час с небольшим. Вот мы входим в атмосферу. Показались острова, и Лена предлагает не приземляться.

— Погоди, Ленок. Тут дубль намечается.

— И… что?

— Да Риту захватили. Вернее, как раз сейчас захватывают, Инна, забрав двоих, ушла к себе. А самолет с Ритой сейчас взлетит.

— Что предлагаешь?

— Не знаю. Может, сделаем «сандвич»?

Я мысленно представил картину, как наши катера настигают самолет похитителей и, сплюснув его, идут на посадку. Мне-кораблю это было по плечу, и, по-видимому, Лене в мозг проецировалась та же картинка. Пристроившись друг над дружкой, понеслись вниз. Успели как раз вовремя и сняли милого, едва он оторвался от взлетной полосы. Сразу жестко зажав корпусами сверху и снизу, заложили мертвую петлю. А выйдя из нее, погасили скорость и зависли метрах в пятидесяти над бетоном. Как раз чтобы разбиться, но недостаточно, чтоб раскрыть парашют.

Те откинули стекло кабины и, приставив пистолет к Ритиной голове, заявили:

— Сейчас мы ее вышвырнем.

— Бросайте, — я зевнул, — а мы выкинем вас.

Моторы их самолета заглохли, забитые антигравитационными дюзами. И захоти я уронить их, это была бы верная смерть.

— Ленок, я на минуту выйду, — Лена хмыкнула, — ты уж держи обоих. Всё-таки скутера жалко.

Я находился сверху и, отключив двигатели, лег им на фюзеляж. Тот, что пытался вести переговоры, высунулся по пояс, выставив перед собой Риту. Эт-то ты зря, брат. И я, скользнув вниз, выдернул их из кабины. Он было направил на меня пистолет, но, сообразив, перевел его на Риту.

— Выстрелишь — отпущу. — Я говорил равнодушно, и он побледнел.

Мягко приземлившись, я положил Риту на землю и забрал у него пистолет. При этом в предплечье у него что-то хрустнуло. Потом схватил похитителя на руки и подпрыгнул вверх.

— Давай родной, колись. — Я чуть ослабил объятия.

Как водится, начал он с ругани и угроз. И механические руки модуля подбросили хама метров на двадцать вверх. Пока герой летал, я приземлился и, оттолкнувшись, перехватил его на полпути.

— Не передумал? А то ведь в другой раз поймать забуду. — Видимо, прелесть свободного падения не прельщала, и тот проблеял:

— Кузнецов.

— Давай чуть подробнее, а? — Я снова взвился в высоту.

— Да одна из шишек наверху. Копает под вашего Петровича.

Живя одним днем, я никогда не задумывался о том, что у нас могут иметься враги. Причем недруги не явные, ведущие открытую войну на уничтожение, а вот такие вот. Сидящие в одной лодке и норовящие спихнуть за борт. При этом оставив себе чужие пожитки. И в самом деле, в последнее время мы, скажем так, обзавелись некоторым имуществом. А где имущие — там и завистники. Что ж, покажем супостатам, что зря они раззявили рты. А некоторым, может быть, придется помочь подавиться.

— Значит, так, болезный. Сейчас я тебя медленно опущу, и ты мне аккуратненько так и разборчивым почерком всё напишешь. И — гуд бай, дорогой.

— Ты что? Хозяин не простит, да и семья пострадает.

— Смотри сюда, урод. — Я постарался глянуть ему в глаза как можно свирепее. — Или ты колешься по полной программе, или я лично займусь всей твоей родней до пятого колена.

Я молил Бога, чтобы голос меня не подвел. Но тому тоже было не до психологии. И когда я в очередной раз взвился в воздух, он сдался:

— Хватит. Но ты ведь и вправду освободишь?

— Отпущу, сказал, И вот что. Можешь искать себе другого хозяина. Мертвым работники не нужны.

Легонько пристукнув пленника, чтоб не убег, я запрыгнул в кабину бота, и мы аккуратно опустили самолет, предварительно потребовав сдачи оружия. Зрелище жонглирования главарем не прибавило нашим пленникам смелости, и из кабины полетели стволы. А когда мы с Леной, взявшись с двух сторон, развернули самолет в нужную сторону, желание что-нибудь предпринимать отпало у них окончательно.

— Чао, ребятки. И старайтесь держаться от нас подальше.

— Что будем делать?

— Да ничего, — Инна презрительно фыркнула, — мало ли кто письку дрочит. Не затевать же по каждому поводу третью мировую войну.

На всякий случай я позвонил Виктору и отправил факсом письменные излияния. Но Генерал не стал уделять случившемуся особого внимания. Да, босса похитителей он знал, но, по его словам, тот был слишком мелкой сошкой и данного отпора должно было хватить. И я постарался забыть об инциденте.

Следующие две недели прошли в столь любимом мною ничегонеделании. Позвонив в строительную фирму, занимавшуюся всеми работами, я через три дня стал обладателем сборного домика на берегу лагуны. Вставал как можно позже, неторопливо завтракал и выходил на пляж, от которого меня отделяло буквально три шага. Я покрылся загаром и проплавал бухту вдоль и поперек, слегка пожалев, что не имею снаряжения для подводной охоты. Но предпринимать какие-либо действия было лень, и я решил, что и так полностью счастлив. Чему способствовали частые, ежели не сказать ежедневные, посещения Инны. Зная о наших привычках, все проявляли деликатность, и никто не заявлялся, когда мы оставались вдвоем…

* * *

К началу третьей недели всё настойчивей стал звонить Генерал, требуя прибытия всех троих в Москву. Производство мобильных модулей наконец поставили на промышленную основу, и требовалось подписать кучу всевозможных бумаг. Из модулей, собранных на Земле-2, ровно пятьдесят процентов мы беззастенчиво оставили «у Лены», равно как и положенное количество скутеров. Виктор только крякнул, когда получил «на выходе» первую партию ополовиненной. Но я напомнил о его желании взять свою десятую часть натурой… Больше к этому вопросу мы не возвращались.

И вот, как лиц особо приближенных, нас пригласили на режимное предприятие. Надо сказать, впечатляло. Конвейер, по которому двигались различные, порой с трудом узнаваемые части «кузнечиков», казалось, не останавливается ни на минуту. А кто-то из местного персонала сыпал цифрами и совал под нос какие-то графики, заверяя в страстном желании «догнать и перегнать». Скукота, в общем. Однако, не желая огорчать, по всей видимости, хороших людей, я стойко терпел. Они же не виноваты, что я такой обормот. Но деловая часть закончились, и после экскурсии нас ждал довольно неплохой обед. Да и лучшая из приправ, в виде голода, никак ни умаляла искусства местных поваров.

Глядя на нас, насытившихся и принявших благодушный вид, местное начальство расслабилось. А я почувствовал себя мелким коммунистическим бонзой времен развитого социализма. Проинспектировали вот подшефный заводик, покушали. Сейчас, по плану, банька да девочки… А Инне с Леной, выходит, мальчики… Смех прозвучал нелепо, и незамедлительно последовал удар локтем в бок. Инна делала страшные глаза, а Виктор, который Петрович, показывал кулак. А пофигу. Нравиться вам изображать из себя важных шишек — флаг в руки. А меня больше на подобные мероприятия и на аркане не затащишь.

Когда рассаживались по «членовозам», Генерал спросил:

— Завтра в войска поедешь?

— В войска — поеду.

И в самом деле, любопытно посмотреть на ряды ребят, облаченных в модули российского производства. Ведь, несмотря на мой пофигизм, я всё же русский. И хлебом ни корми, а дай погордится за державу.

— Гляди у меня. Чтоб без выкрутасов.

Я пообещал «без выкрутасов», и на этом закончили.

Военные просто ошеломили. Нет, не количеством сверкающих никелем «кузнечиков», их я видел и поболе. Но такого слитного взаимодействия, после считанного числа тренировок, я не ожидал. Какой-то полковник, в прошлом мастер парашютного спорта, даже писал учебник «Тактика взаимодействия воздушно-пехотных войск с механизированными частями». Вот так вот, дорогой. Жизнь не стоит на месте. Но то, что причиной всему стал я, кружило голову. Не зря всё же, выходит, была затеяна вся эта авантюра.

Нам, как основателям, предложили опробовать модули в работе, но я отказался. На фоне слаженных действий десантуры мои самопальные финты смотрелись бы жалко, не вызывая ничего, кроме улыбки. А позориться не хотелось. Сказав все положенные слова, пожав несчетное количество рук и выпив за славу российского оружия, мы наконец отбыли восвояси.

Все положенные бумаги подписаны, минимум встреч проведен, и я поспешил вернуться на Киан-Туо. К беззаботному щебетанию тропических птиц и знойным объятиям Инны.

Через неделю прилетели Проф с Лёнькой. В последнее время они оказались как бы не удел. Исследовательская программа заморожена, а в институтах, занимающихся изучением и разработкой «наследия», своих специалистов хватало.

— Чего горевать, Проф? Дело сделали, бабки капают. Наслаждайтесь. А хотите, на базе Приюта свой исследовательский центр организуйте.

— Да как будто всё исследовали уже. Осталась систематизация и доводка до ума, в смысле перевода в нашу систему координат. А для этого людей и без нас хватает.

— Так в чем проблема?

— Да так… вы позволили прикоснуться к тайне, к чему-то неведомому. И вот тайна выпотрошена, секрет стал общим достоянием, измеренный вдоль и поперек и разложенный по полочкам соответствующих ведомств.

— Так это просто хандра, Семен Викторович. Жениться вам надо. Вы теперь человек обеспеченный, вот и присмотрели бы себе юную провинциалочку.

Проф улыбнулся одними губами, давая понять, что оценил шутку, а потом спросил:

— Насчет других миров, надеюсь, вы не шутили.

— Сказал же, нет.

— А не могли бы вы переправить меня в один из них?

— Дурное дело нехитрое. Так, кажется, говорится? Но только на ваш собственный страх и риск.

— Конечно, Юра. А через, скажем, год, «заберете» меня обратно.

Количество моих обязательств увеличилось ровно вдвое, но профессора я понимал. Ибо сам из того же теста, и в любых рамках мне тесно.

— В таком случае куда отправимся? И как скоро?

— Елена Владимировна рассказывала про существование государства, под названием Сибирские Штаты. Хотелось бы изучить историю тех мест и взаимное влияние культур.

— Будут вам Штаты, Семен Викторович. Через недельку устроит?

— Вполне, знаете ли. Как раз подготовлюсь, с финансами разберусь.

Но посещение родины боярыни Земцовой пришлось немного отложить, так как в Москве убили Виктора. Расстреляли из снайперской винтовки, когда он выходил из своей квартиры на Кутузовском проспекте. Получается, недооценили таинственного Кузнецова? И мы со всех ног помчались разбираться и восстанавливать статус-кво.

50

Встречали нас «медвежата». Хмуро пожали руки и, усадив в машину, повезли в здание ведомства, офицером которого являлся и я.

— Что известно?

— Да почти ничего. Винтовку киллер бросил. Дорогое оружие, импортного производства. Хорошо пристрелянное.

— Это детали. Какие соображения по поводу заказчика?

— Да шевелился тут один, в последнее время. Но сомнения к делу не пришьешь.

— Некто Кузнецов?

Крепыши переглянулись, и Сергей кивнул:

— Нам его не достать. Уж слишком высоко сидит. — В голосе его сквозило уныние.

Да, сэнсэй не просто начальник, каких тысячи. Он был человеком, и все вокруг него работали не за страх или звезду на погоны, а за совесть. Как и, я в этом уверен, в свое время трудились под руководством отца Алексия.

Гроб с телом стоял в зале заседаний. Фотография Виктора в форме, почетный караул. И череда людей со скорбными лицами. Сергей тронул за плечо, а когда я обернулся, указал глазами на плотного мужчину, примерно одних с Виктором лет, отходившего от гроба.

— Генерал-лейтенант Кузнецов, Игорь Вячеславович.

Я в упор уставился на негодяя, подозреваемого мною в смерти сэнсэя. А тот, свою очередь окинув меня взглядом, прошел мимо.

Черт, нужны же доказательства. Я поспешно пошел в туалет и «вошел» в коридор. «Вернувшись» на пять минут, достал фотоаппарат и сделал несколько фотографий Кузнецова, стоящего возле гроба. Зная Генерала, я почти уверен, что он отмахнется от всех доводов. И был намерен аргументировать свою правоту документально. Вот вроде и всё. Лена с Инной остались возле тела, собираясь проводить Генерала в последний путь. Я же решил, что увидел достаточно. Сунув Лене фотоаппарат и настояв на немедленном «переносе», направился к выходу. Оказавшись на улице, собрался было «перейти», но возле меня остановилась черная «Волга». И двое молодых людей соответствующего вида вежливо, но настойчиво усадили внутрь.

— И чем обязан?

В ответ один из них попытался ударить меня в лицо. Но уроки Виктора не пропали даром, и я успел увернуться, попутно взяв его кисть на болевой прием.

— Оставь, Митяй, приедем, там эта сука перестанет трепыхаться.

Я отпустил Митяя, получив в ответ заверение по прибытии разобраться как следует, и уселся поудобнее.

Похоже, господин Кузнецов был фанатиком своего дела. До такой степени, что брал работу на дом. Во всяком случае, привезли меня явно не в казенное заведение. Напротив, загородный особняк был отделан с довольно-таки хорошим вкусом и вполне современными материалами. Едва я вышел из машины, как всё тот же Митяй зарычал:

— Шагай, сука, — при этом попробовав ткнуть меня в спину. Справедливо рассудив, что везти сюда для того, чтобы убить, меня бы не стали, я со спокойной душой обернулся и от души врезал ему между глаз. То ли я был слишком зол, то ли холуй расслабился, но удар поучился знатным. Нос хрустнул, и морда охранника мгновенно окрасилась кровью. Я же повернулся и спокойно зашагал по направлению к дому.

— А покойный Виктор Петрович умел подбирать себе кадры, — раздался с террасы особняка уверенный баритон.

Я сдержанно поклонился и повторил вопрос, заданный в машине.

— Ну, обижаете, Юрий Андреевич. Не могу же я держать гостя на пороге. Прошу в дом, помянем, по русскому обычаю. А уж после и о делах поговорим.

— Так рановато вроде, господин Кузнецов. Тело-то еще земле не предали. — Мило беседуя, мы вошли в холл, и я уселся в одно из кресел. Всем своим видом показывая, что дальше этого места ни ногой.

— Дела, мой дорогой Юрий Андреевич. Дела ждать не могут.

— Слушаю вас.

— В связи с недавними трагическими событиями хозяйство покойного переходит под мою епархию. И вот решил, так сказать, лично ознакомиться с членами команды.

«Однако экий ты быстрый», — подумалось мне. Не успело место сэнсэя остыть, а самого его, под звуки траурного марша и залпы почетного караула, зарыть в землю, а ты уже елозишь задом. Спеша занять кресло, которое никогда не будет твоим. Уж я об этом позабочусь.

— Что ж, я перед вами. А теперь хотелось бы откланяться.

— Один вопрос, мой друг, всего лишь один вопрос.

— Да? И какой же?

— Где установка, на базе которой развернут проект? — Я сделал удивленные глаза, а он продолжил:

— По всем документам проходит кодовое название «Странник». И всё указывает на переоборудованный санаторий. Но там ничего нет.

Ну чем, скажите, я мог ответить, кроме улыбки?

Охранники, Митяй и тот, который более сдержанный, подошли и заняли позицию у меня за спиной. Тем самым облегчив задачу.

Я потянулся и произнес:

— Никогда не любил холуев. — И легонько «потащил» обоих за собой. Каждый получил по заслугам, Митяй — пулю, а второй — укол снотворного.

Решил было не «выходить», но уж больно чесались руки. Да и кто знает, исчезают ли «покинутые» мною на произвол судьбы реальности или остаются существовать. И я «вернулся», чтобы прихватить нетерпеливого Игоря Вячеславовича. Ведь он так хотел увидеть таинственный «Странник». Пусть хоть напоследок полюбуется.

Пяти минут ему хватило, и я «отправил» тело назад. Будет продолжаться течение времени, или я полностью сотру происшедшее своим возвращением — в любом случае на берегу реки он мне не нужен.

Предстояли три дня в коридоре, и даже с прибором это более семи часов. Я стал осматриваться, желая убедиться в наличии пива. И, как всегда, того не оказалось. Хочешь не хочешь, а пришлось «выйти» и выпотрошить холодильник. Надо же выпить за упокой души торопливого господина Кузнецова. Но о мертвых или хорошо, или ни слова.

Семь с половиной часов провел, потягивая пиво. И время от времени приближаясь к реке, чтобы облегчить душу. Немного подремал, но часы как раз начали «отсыпать» очередной час, и проснулся я до того, как закончились песчинки. В голове, как обычно, звонкая пустота. Но, как ни странно, это абсолютно не тяготило. Да и что толку строить планы, не выслушав мнения других? Только зря душу бередить. Последняя песчинка закончила свой путь, и я встал, разминаясь. Никакой необходимости в подобных действиях не было, но настроиться помогало. И я частенько совершал этот ритуал, если позволяло время, конечно.

Пора.

«Вышел», по обычаю, неудачно. Мы с Инной как раз купались в лагуне, перемежая это дело игривыми поцелуями. И я незамедлительно стал тонуть, нахлебавшись воды и, по-моему, обидев Инну. Я и сам бы оскорбился, если б она вдруг стала корчить рожи и закатывать глаза, всем своим видом изображая отвращение. Но что произошло, то произошло, и вслед за ней я поспешил на берег.

— Что-то случилось?

— Случилось, и очень нехорошее. Пойдем позовем Лену.

Мы нашли ее в административном здании, усердно терзающей компьютер на предмет бухгалтерских хитростей.

— Брось каку, дело есть.

Она закрыла окно программы и отключилась.

— Давай выкладывай.

— Через два дня убьют Виктора. И если хочешь, можешь посмотреть «в своем убежище». Я заставил тебя «отнести» несколько фотографий. — Она вышла с фотками, и мы стали собираться. Хотя какие, к черту, сборы. Немного наличности и паспорт.

— Ты как, на скутере или пассажиром? — спросила Лена у Инны.

— Давай уж пассажиром. А то, боюсь, не справлюсь.

И вот мы в верхних слоях атмосферы. Москвы достигли минут через десять и, снизившись, «убрали» катера, чтобы воспользоваться летающими крыльями. Должно быть, сегодня у пэвэошного начальства прибавилось седых волос. Но тянуться рейсовым самолетом, да еще с пересадкой, ужас как не хотелось. Неторопливо сложив парашюты и «убрав» вместе с экипировкой, направились к ближайшему городку, в надежде взять такси. Такси нашлось, и через два часа мы ехали по Кольцевой дороге.

— Каков наш план?

— Сначала поговорим с Виктором, а уж потом начнем планировать.

Лена достала трубку и стала набирать номер.

— Привет. Да, я в Москве. — И чуть погодя: — Нужно срочно встретиться. — Видимо, Генерал был занят своими генеральскими делами, так как ей пришлось прикрикнуть: — Немедленно, слышишь! Это вопрос твоей жизни!

Собрались у меня в квартире, пришедшей в некоторое запустение. Пока Лена готовила чай, я занялся уборкой. Так как принцесса дотронуться до пылесоса отказалась наотрез.

А вот и Виктор Петрович! С присущими такому случаю розами и тортом. Цветы девчонки сунули в вазу, а торт немедленно разрезали и подали к столу.

— Ну, зачем звали, защитницы?

Я молча выложил перед ним пачку фотографий. В том числе и сделанных на месте происшествия Сергеем. И коротко сказал:

— Осталось меньше двух суток. Там, с обратной стороны, есть дата и время.

Он повертел фото в руках и спросил:

— Кто это? И при чем здесь я?

Черт, он не узнал. Конечно, трудно соотнести себя, живого и жизнерадостного, с безжизненным телом, распростертым на асфальте.

Но убеждение я оставил на долю штатного психолога, а сам занялся изделием кулинаров. Не знаю, что там наплела Лена, но шума особого не случилось. Для начала он просто принял к сведению, а минут через двадцать проникся.

— Сволочь! Конечно, особой нежности между нами не было, но это уж слишком.

Я доедал второй кусок торта, давая сэнсэю выговориться. Не каждый день тебе предъявляют доказательства твоей, уже происшедшей, смерти.

— И что теперь? — наконец спросил он.

— Вопрос не что, а когда? То ли прямо сейчас его замочить. Или подождать и взять киллера с поличным?

— Я бы взял с поличным. Уж он бы у меня раскололся.

— И что это даст? Контролировать Кузнецова ты всё равно не сможешь. Только превратишь комбинацию из простой в многоходовую. А раз он уже решился на убийство, то и второй пойдет. И может начать не с тебя, а с девочек. Или меня достанет. — Виктор молчал, и я продолжил: — Нет уж, сэнсэй, я рисковать не желаю. И голосую за крайние меры. Причем незамедлительные.

— Я тоже, Виктор, — подала голос Лена. — Ведь вспомни, уже была одна попытка. И если б не Юра, Риты могло не быть в живых.

— Сдаюсь, сдаюсь. Что с меня требуется?

— Да ничего. Просто в то утро выйди через другой выход. А заказчика возьмем прямо сейчас.

И мы поехали в особняк, невольным гостем которого я был накануне. Вперед пошли девочки и действовали просто и сердито. Инна вовсю крутила попкой, а Лена «забирала» всех «к себе». Этих набралось человек шесть. Последним, седьмым, был господин Кузнецов. Минут через двадцать она «вытащила» тела шестерых спящих охранников и один труп. Вот так вот, просто, элегантно и без единого выстрела.

Неизвестно было, успел ли покойный сделать заказ, и мы с ночи заняли пост на крыше. Снайпер появился около пяти утра и, постелив коврик, начал собирать винтовку. Тут мы его и взяли. Он особо не сопротивлялся, а увидев Виктора, сидящего на нем верхом, как-то сник. Но был спокоен и смотрел нехорошо.

— А ведь надеется, что отмажут, — сказала Инна.

— Это он зря, — вступила в разговор Лена и стремительно «утащила» киллера в «убежище».

Тотчас «вернувшись», коротко бросила:

— Пошли. — И ни слова больше.

Виктор нахмурился, а потом пожал плечами:

— Чего хочет женщина, того хочет сам Бог.

До «переброски» профессора оставалось три дня, и на Киан-Туо решили не возвращаться. Я купил билеты на самолет, летящий в Новосибирск, и принялся ждать. Инна отправилась к сестре в Подмосковье, захватив джип с кучей подарков, но я от поездки отказался. Неудобно как-то. Начал с ухаживаний за Раей, а кончил тем, что стал любовником ее сестры.

Настал день отлета, и мы с Леной поехали на квартиру к профессору, чтобы «забрать» имущество, которое, по мнению Семена Викторовича, могло пригодиться в чужом краю. Не очень много, всего один рюкзак. По весу как раз чтоб поднять мужчине. «Забрав» пожитки и Профессора в «убежище», присели на дорожку и отправились в Шереметьево.

Долетели без приключений. Никаких тебе катастроф, и тьфу, тьфу, никто не попытался угнать нас в Монголию. После же просто выехали за город и совершили весь необходимый ритуал.

Крутить педали было лень, а потому спускаться по реке решили снова в десантном боте. Когда проплывали Эпицентр Земли-2, возникло желание «выйти» посмотреть, как там. Но Лена тронула за плечо.

— Что существенного могло произойти за месяц?

И я махнул рукой, ловя себя на том, что всё же пристально вглядываюсь в зеркальную гладь воды, пытаясь увидеть хоть какое-то отражение. Но отражалось только небо, унылое и серое. Я улегся на дно и закрыл глаза.

Проснувшись от рокота водопада, потянулся и стал осматриваться. Ощущения подсказывали, что мы в районе границы, и я предложил причалить. Лучше не рисковать и остаток пути прокатиться по суше. Мы весело крутили педали и остановились на стоянке, разбитой мною в прошлое посещение.

— «Пойдем»?

51

«Вышли» среди дремучего леса. Вокруг, куда ни глянь, стояли таежные ели, перемежаемые буреломом. И приходилось прорубать дорогу, словно находимся в джунглях, а не в Восточной Сибири. Сходство с джунглями дополняла мошкара, облепившая лицо и, казалось, готовая съесть живьем. Спас всех профессор, доставший из рюкзака баллончик с каким-то спреем и щедро обрызгавший всех с головы до ног. Но вот лес поредел, и идти стало значительно легче.

Непроходимый ельник закончился, и начались скалы. По ним, то журча меж камней, то образовывая небольшие водопады, стекала вода, собираясь в маленькую речушку. Тропинка вела прямо, и впереди виднелась небольшая березовая роща. Ветер играл листвой, заставляя кроны издавать печальные звуки, перемежаемые соловьиной трелью. Но маленьких менестрелей не было видно в густых ветвях, и оставалось довольствоваться анонимным концертом, наслаждаясь непривычной для слуха детей асфальта мелодией.

Пройдя еще километра два, стали различать шум машин.

— Это автострада, — уверенно заявил Проф. — И хоть в какой-нибудь город мы приедем.

Близость цивилизации прибавила сил, и мы зашагали бодрее. Вот между деревьями показался просвет и стали видны автомобили, то и дело проезжавшие по шоссе.

— Ну как, Семен Викторович, проводить до города?

— Судя по рассказам Елены Владимировны, между державами сейчас мир. А следовательно, быть принятым за шпиёна мне не грозит.

Мы стали прощаться.

— А может, сходим, Юра? А то всю жизнь прожила в Париже, а за границей так и не побывала. — Лена невинно хлопала глазами.

— Семь пятниц на неделе, а мне так больше нравится, — пропел я, но это было воспринято как согласие.

И мы всей гурьбой вышли на шоссе, в надежде добраться автостопом. Знать бы еще куда?

Стоять пришлось недолго, и минут через пять уже рассаживались в кузове небольшого фермерского грузовичка. Помимо нас там находились клетки с курами и одна большая, со свиньей. Названия города мы не знали, а спросить постеснялись.

После пятнадцати минутной тряски, сопровождаемой кудахтаньем и похрюкиванием, наконец въехали в лоно цивилизации. Вполне обычный маленький городок. Двух-трехэтажные домишки, заправочная станция, а через дорогу закусочная. Конечно, архитектура домов немного отличалась от дизайна их собратьев на Среднем Западе, ставшей привычной по фильмам, рассказывающим о жизни простых американских парней. Но глаз не резало и с души не воротило. И я вполне мог бы поселиться в одном их таких домиков, и даже чувствовал бы себя счастливым.

В закусочной Проф заговорил по-английски. И к моему немалому удивлению, его отлично поняли. Инна, оказавшаяся полиглоткой, переводила содержание разговора. Так, ничего особенного. Проф расспрашивал, где здесь мотель, и следовало подробное описание, как к этому месту добраться.

Заказав кофе и сандвичи, немного перекусили и направили стопы в указанном направлении. Хозяйка чистенького двухэтажного домика, выкрашенного яркой салатовой краской, встретила нас радушно. Улыбчивая полная негритянка почему-то напомнила не менее гостеприимных хохлушек, сдающих летом комнаты в нашем Крыму. И, не спросив никаких документов и не взяв залога, нам указали комнаты наверху.

Нам с Инной достались смежные, довольно просторные покои, с общим душем. Покидав кое-как вещи в шкаф, я спустился обратно в холл. Хозяйка, она представилась как Роза, уже несла огромный кофейник, из которого доносился восхитительный аромат. Усевшись за столик и неторопливо прихлебывая напиток, я смотрел в окно. Всё-таки хорошо, что Лена нас сюда вытащила. От здешнего уклада веяло неторопливым спокойствием и какой-то размеренностью. Всё радовало глаз своей чистотой и ухоженностью, и создавалось впечатление, будто опять попал в Швейцарию.

Но как выяснилось, всё же существовали небольшие отличия. Они, эти самые отличия, возникли на пороге в виде двух огромных негров. Окинув меня презрительным взглядом, обезьяны скрылись в кабинете владелицы. А выйдя оттуда спустя недолгое время, один из громил пересчитывал тоненькую пачку банкнот.

Да, чего-чего, а понятие «крыши» у народа, населяющего Альпы, отсутствовало напрочь.

Но это их жизнь, и я продолжал смотреть в окно, не желая вмешиваться. Всё так бы и закончилось, не покажись на лестнице моя принцесса. Одна из обезьян осклабилась и попыталась заигрывать. Мало того, этот… даже схватил ее за руку.

Кровь ударила в голову, и я одним прыжком оказался рядом, нанеся сдвоенный удар. Кулаком в горло и одновременно коленом в живот. Образина рухнула, забрызгав всё вокруг. А я обернулся ко второму.

Не хотелось нападать первым, и на мгновение застыл, выжидая. Чернокожий гигант повел мощными плечами, как бы разминаясь, и медленно поднял руки в боксерскую стойку. Потом чуть присел и двинулся на меня, струясь подобно ртути, так что не было заметно отдельных движений, слитых воедино. Он всем своим видом давал понять, что своим успехом я обязан внезапности нападения и это временно. И время это будет длиться столько, сколько захочет он. Сильный и сытый зверь, решивший немного поиграть.

Я же, внимательно следя, внешне не реагировал, и он стал что-то презрительно говорить сквозь зубы. Не понимаю по-английски, но это явно были оскорбления, наносимые, чтобы спровоцировать на опрометчивые действия.

Вот он улыбнулся и наметил ногой обманное движение, однако правая рука выдала его напрягшимися мускулами, и пудовый кулак понесся вперед, направленный мне в голову. Да-а, если б попал — была бы верная смерть. Но такого удовольствия я ему не доставил. Чуть отступив вбок, я ладонью подправил направление и малость повернулся, ловя его предплечье обеими руками, протягивая вперед и направляя вниз. И вот его лицо уже пашет по полу, прибавляя к пятнам оставленным напарником, несколько новых. Не давая тому приподняться, я резко упал на одно колено и, вложив вес всего тела, ударил локтем в основание черепа. Бил насмерть, ибо лучший враг — это мертвый враг. А то, что никаких компромиссов с этими ребятами не получится, я понял сразу.

Что-то причитала мамми Роза, на шум выбежали Лена с профессором, а Инна успокаивающе гладила меня по руке. Семен Викторович молча смотрел, а Лена по-деловому тут же убрала оба тела. И, повернувшись к хозяйке, произнесла:

— Ничего не случилось, понятно? Эти двое получили с вас, что причитается, и убрались восвояси.

Та дрожащей рукой указала на мотоциклы, весьма, кстати, допотопные, по нашим меркам, стоящие у входа. Лена прибрала и их.

— Эх, Юрка, ну хоть иногда ты можешь немножко подумать?

— А чем я сейчас занят, по-твоему?

— О чем же размышляешь, если не секрет?

— Да так, Сибирь для американцев. И вообще, что-то я стал ратовать за чистоту расы в последнее время.

Лена махнула рукой, а Инна чмокнула в щеку. Видать, и впрямь совершил нечто из ряда вон, коль вместо насмешек заслужил такое.

Профессор тем временем расспрашивал хозяйку мотеля. И выходило, что это не конец и впереди нас ждут небольшие приключения. Ибо банда, контролирующая эти места, насчитывала человек двадцать пять. И, действуя подобным образом, мы обязательно попадемся ей на глаза. А глаза, по словам Розы, у тех были повсюду.

Но это не пугало. В конце концов, мы не где-нибудь, а в Сибири. И русские, как известно, не сдаются.

Постояльцев, кроме нас, в мотеле не водилось, и остаток дня прошел без происшествий. Но с самого утра, энергично при этом жестикулируя, нас выпроводили, мотивируя действия тем, что ожидается скорый приезд родни. Расплатились мы российскими червонцами, и, по тому, как у хозяйки заблестели глаза, стало понятно, что нас малёк надули на разнице курса.

В ближайшем гараже была куплена не очень новая, но бодро урчащая машина. И вот мы катим по шоссе в направлении того, что у нас называется Новосибирском. Правда, в разговоре столь нелюбезно выпроводившая нас хозяйка обозвала этот город Нью-Саутгемтоном. Но это наименование ничего не значило.

Едва отъехали от города, как нас стали настигать человек двадцать мотоциклистов. Не знаю, успел ли кто-то шепнуть про драку в мотеле, или это просто очередной рейд местной братвы. Ничего хорошего встреча, по всей видимости, не сулила. Кроме нас, на дороге никого, и, по-видимому, одинокая машина, купленная за золотые червонцы, представлялась кое-кому легкой добычей. И как назло, при себе нет оружия. Нет, револьвер у меня, конечно, был. Но что такое шесть патронов против двадцати человек? И тоже наверняка не безоружных.

Видимо, вчера в драке, мне всё же заехали по голове, так как соображать я стал заметно хуже. Ведь рядом уютно устроился «ходячий арсенал» в лице Лены. Но я, засмотревшись на кавалькаду, совершенно забыл об этом.

— Ну что? Разомнемся? — В голосе Лены слышалась ангельская кротость. Ну просто домашняя девочка, спрашивает у мамы разрешения совершить утреннюю пробежку.

Инна, которая сидела за рулем, притормозила, и мы, оставив профессора в машине, «перешли» вместе с Леной прямо из салона.

«Кузнечики», практически все принадлежащие нам согласно договору, выстроились ровными рядами на плато. Поодаль стояло около пятидесяти скутеров. Да, ребятки, подумалось мне, хоть вас и два десятка, а захоти мы, и все вы просто покойники. Поставив три модуля лицом друг к другу, забрались внутрь.

На шоссе очутились как раз за спиной последнего из мотоциклистов, удаляющихся от нас в надежде догнать Профа.

— Начинаем?

— Нет, погодите. — Я решил дать им шанс. И, проедь они мимо, ей-богу, я первый бы отказался от этой затеи. Но столь великодушно предоставленная мною возможность была отвергнута. И рокеры, окружив автомобиль, стали стучать чем-то вроде цепей по крыше кабины. Нанося, между прочим, ущерб частной собственности. Это уже слишком, и я взвился в воздух. Свалившись словно снег на голову, я ухватил два мотоцикла и снова подпрыгнул. Хватательные инстинкты развиты у ребят хорошо, и даже слишком, ибо руль никто не отпустил. А когда до них стало понемногу доходить, я завис где-то на высоте трехсот метров.

На душеспасительные беседы не имелось времени, и я просто разжал руки, постаравшись, чтобы те не упали вхолостую.

И преуспел, так как еще двое, придавленные подельщиками, остались лежать на дороге.

Девочки тоже не теряли времени даром. Одна парила надо мной, держа за шиворот двоих нападавших. А вторая, стоя на земле, размахивала мотоциклом словно дубинкой, круша супостата направо и налево.

Один из избиваемых, находящийся у валькирии за спиной, достал что-то похожее на оружие. С виду напоминающее обрез двустволки. Но прицелиться я ему не дал. Прыгнув сверху и ударив обеими ногами, я размазал его по бетонному покрытию шоссе.

И вот уже тропа войны усеяна телами столь опрометчиво вступивших на нее врагов. Шесть Чингачгуков, оседлав своих двухколесных коней, пустились наутек. Но, сказав «А», волей-неволей приходится освежать в памяти весь алфавит. И мы сделали громадный прыжок, перекрыв беглецам дорогу.

К чести бандитов, надо сказать, что задать стрекача они больше не попытались. А, поставив своих монстров на задние колеса, ринулись на прорыв. Эх, куда им с голыми пятками да против сабли? Головы, вместе со шлемами, лопались как перезрелые арбузы. А мотоциклы, оставив водителей лежать на холодном бетоне шоссе, еще некоторое время продолжали катиться.

Девчонки подняли лицевые щитки и картинно вытерли пот.

— Да, барышни, пансионат благородных девиц мог бы вами гордиться.

Инна сделала реверанс, а Лена тем временем неторопливо пошла вдоль дороги, прибирая весь этот мусор.

Однако едва я уселся на сиденье, а девчонки оседлали трофейные мотоциклы, навстречу нам выехала полицейская машина. Профессор заглушил мотор, а я, открыв окно, спросил у спутниц:

— Сматываемся?

Но смотаться нам не дали. Нет, нас никто не преследовал, а над головой не зависали полицейские вертолеты. Просто из автомобиля вышел высокий седой человек, на вид одних лет с профессором. И, демонстративно отстегнув кобуру, забросил ее в салон. А сам направился в нашу сторону.

52

— Не будут ли достопочтимые господа столь любезны, чтобы уделить мне немного времени?

Time я понял без перевода, остальное же мне растолковала Инна.

— Всегда рады, — ответил профессор. — Чем можем помочь?

— В нашем городке есть вакантное место для вас и ваших людей, — продолжал незнакомец.

— А именно?

— Место шерифа. На днях заканчивается срок моих полномочий. И я буду весьма рад порекомендовать вашу кандидатуру.

— Чем же, если не секрет, мы обязаны столь внезапно возникшему доверию?

— Черному Сэму. И его людям.

— Не имел чести, знаете ли. — Проф изо всех сил изображал этакого простачка пенсионного возраста.

— Хм, возможно, они забыли представиться.

— Так вы имели в виду молодых людей с несколько, я бы сказал, эксцентричными повадками, проезжавших мимо на мотоциклах?

— Именно их. А также то, как вы их манеры исправили. Безусловно, в лучшую сторону.

— Что ж, мы заинтересованы, — ответил Проф, — и что дальше?

— Езжайте за мной. Я покажу вам офис шерифа и жилье. Надо сказать, весьма скромное, но предоставляемое за счет города.

* * *

Рабочее место оказалось типичной конторой. Стол, стулья, сейф в углу, который, судя по виду, должен был помнить дедушку нынешнего хозяина. Карта Сибирских Штатов с выполненным разными красками административным делением. Единственным отличием являлась клетка, размером два с половиной на два с половиной метра. Сваренная из пятнадцатимиллиметровой арматуры и выкрашенная в серый колер. Похоже, малярные работы производились совсем недавно. Так как на полу кое-где видны брызги. И тут же стояла банка с краской соответствующего цвета.

— Есть ли у вас недвижимость? — задал вопрос наниматель.

— В этих краях нет, — отвечал Проф, и я вздохнул с облегчением.

Судя по всему, отсутствие недвижимости являлось серьезным препятствием к занимаемой должности. И я, если честно, был этому рад.

— Я так и думал, — кивнул седой господин. — Но это мы сейчас уладим. — Он снял трубку антикварного телефона. — Айк, приведи мистера Пигглса. Я, кажется, нашел покупателя на его болото. Ну и что, что не видно. Посмотри в лопухах, под забором тетушки Бетти.

Появившаяся спустя десять минут личность явно относилась к элементам деклассированным. Но видимо, с юридической точки зрения это не имело значения, так как звонивший дал подписать ему какую-то бумагу. И, наградив за труды бутылкой виски, выставил за порог.

— Вот и всё, леди и джентльмены. Стоимость земельных угодий я вычту из вашего первого жалованья. Да, формальности с приемом на работу помощников, как правило, решает сам шериф.

Бросив на стол связку ключей и сняв с груди бляху, он удалился. Я ошарашенно смотрел ему вслед, а новоявленный блюститель порядка довольно потирал руки.

— Чему вы так радуетесь, Проф?

— Ну, как же, Юрий. Естественно, обретению статуса. Еще вчера безродные эмигранты, вступившие на скользкий путь конфронтации с законом, сегодня мы есть люди, закон представляющие. Вы не находите, что за это надо выпить?

Находить-то я, может, и находил, да только не нашел. Видимо, последний «НЗ» был истрачен на покупку недвижимости. О чем я и заявил новоиспеченному шефу.

— Тогда предлагаю пройтись. Осмотреть, так сказать, подшефную территорию.

Молва об обретении нами статуса облетела городок в мгновенье ока. И последовало приглашение отобедать в заведении у мамми Розы. Принесший эту благую весть чумазый негритенок лет пяти вовсю таращился на девчонок. При этом успевая одной рукой ковыряться в носу, а другой ежеминутно поддергивать сползающие штанишки.

Приглашение мы любезно приняли, с удовольствием отобедав. От платы мамми отказалась наотрез, заявив, что угощение за счет заведения. И поздравила с вступлением в должность.

Новая работа казалась синекурой. Мы осмотрели машинный парк, состоящий, помимо колымаги, на которой нас встретили, еще из двух, на вид более древних машин. Открыли сейф, в котором отыскали четыре револьвера и несколько коробок патронов. Решив, таким образом, что достаточно вошли в курс дела, мы стали не торопясь располагаться в служебных квартирах, находящихся прямо над офисом, имеющих, правда, отдельный выход с задней стороны здания и, надо сказать, не таких уж и скромных. Во всяком случае, в Москве жилье подобной площади и планировки по карману лишь миллионерам. Но по всей видимости, о жилищном кризисе в Сентвилле отродясь не слышали. А судя по количеству пустых блоков, его смело можно не бояться еще лет сто.

Нас посетили какие-то люди в ярко-синих комбинезонах. И, дав расписаться, включили горячую и холодную воду. А также электричество.

Мебель была служебной, и я, оживив телевизор, занял излюбленную позицию. Мешало, правда, отсутствие «ленивчика», но я просто подтащил диван поближе. И, сочтя приготовления законченными, принялся нести службу. Охраняя мир и покой в славном городке Сентвилле, столь любезно предоставившему нам работу и все блага, ей сопутствующие.

Но толком отличиться мне не дали. И Инна, растолкав среди ночи, прокричала прямо в ухо:

— Горим!

И в самом деле, пахло дымом. А волосы на затылке шевелились, встревоженные инстинктами, доставшимися нам от пращуров. Проф с Леной уже стояли на улице, и я, подхватив Инну на руки, сунулся к лестнице. Но внизу вовсю бушевал огонь, и я подбежал к окну. Высоковато. Я проклинал свое пижонство, заставившее занять двухуровневую квартиру, располагавшуюся на втором и третьем этаже. Пришлось доставать модули. И мы, под изумленное «ах» зевак, выпрыгнули из горящего дома. Окруженные снопом искр и сверкая отблесками пламени, отражаемого никелированными суставами «кузнечиков».

Стремясь избежать любопытных глаз, сделали еще пару прыжков, приземлившись за городом. Скинув модули, подошли пешком, чтобы полюбоваться остатками того, что еще недавно было оплотом закона в Сентвилле.

Строения в городке располагались довольно далеко друг от друга. И никакой активности, направленной на тушение пламени, со стороны мирного населения не наблюдалось. Наконец приехали рыцари багра и брандспойта. Их командир, пышноусый толстяк в медной каске, то и дело сползавшей на глаза, вылез из машины и, почесав в затылке, констатировал:

— Хорошо горит. Лет двадцать такого славного пожара не было.

И, сочтя миссию выполненной, присоединился к зевакам. Инна, со свойственной ей импульсивностью, кинулась было качать права, но Проф остановил ее:

— Не надо. Погасить теперь вряд ли удастся, так что пусть догорает.

Немного полюбовавшись зрелищем рушащихся перекрытий, я отправился в коридор, дабы «вернуться» немного назад и восстановить попранную справедливость.

Столь любимое мною лежание на диване пришлось отложить. И я, облачившись в модуль, занял позицию на крыше. Спать хотелось ужасно, и я постоянно клевал носом, чуть было не пропустив поджог. Но вот запылало сразу в нескольких местах. Я, подобно ангелу мщения, бросился на свет загорающегося пламени. И оказался лицом к лицу с двумя пацанами лет семи. Один — чернокожий, почти неразличимый в ночи. А второй — китайчонок. От неожиданности я опешил, задав глупейший вопрос:

— А где бандиты?

— Тут больше никого нет, — замотал головой узкоглазенький. — Только мы.

Товарищ же бросился наутек. Схватив сына Поднебесной под мышку, я в один прыжок настиг беглеца. Заперев обоих в клетку, занялся огнем, используя висевшие в углу огнетушители. Надо сказать, дерьмо порядочное, но пламя толком не разгорелось, и жиденькой струйки как раз хватило.

Покончив с очагами возгорания, я занялся малышней вплотную. Те были явно напуганы, но старались не показывать виду.

— Мы ничего не скажем, — сразу заявил маленький китаец.

— Да, Чен, не говори ему, — вторило дитя потемнее.

— А я и не спрашиваю, — с невозмутимым видом заявил я. — Вы посидите пока, а я пойду арестую того, кто вас послал.

— Откуда ты знаешь про Джонни? — В их голосах звучало удивление.

— Я вообще всё знаю. И даже знаю, где Джонни живет.

— Джонни живет совсем не на Драйв-стрит, вовсе нет. Он живет на другом конце города. — Ладошка негритенка зажала Чену рот, но поздно.

— Я как раз и собирался на другой конец города.

И я, отперев замок, выгнал маленьких негодяев прочь. Пообещав в следующий раз как следует надрать им уши.

Будоражить город среди ночи не было смысла, и я решил подождать утра. Но неведомый мне Джонни рассудил иначе. И к моему приходу его и след простыл. Что ж, его счастье. Решив, что шпанистый Джонни не стоит того, чтобы задействовать коридор, я выкинул это из головы. А обгорелые места ребята в синих комбинезонах заделали декоративными панелями подходящего цвета.

Пройдя «крещение огнем», я стал чувствовать себя частью городка. Но никаких бурных событий не происходило. Проф пропадал на рыбалке, а мы с девочками по очереди просиживали штаны и юбки в офисе, вовсю наслаждаясь тем, что «в Багдаде все спокойно».

Ну почему всегда происходит именно таким подлейшим образом? Как только я устраиваюсь поудобней и начинаю приходить к согласию с самим собой — так сразу бац! И следует очередная неприятность, заставляющая покидать насиженное место и в который раз совершать необдуманные поступки, которые к тому же влекут, в свою очередь, шлейф событий поистине непредсказуемых.

Я сидел в своем кресле, уткнувшись в местный уголовный кодекс, всем своим видом показывая, что готов служить и защищать, а также придушить в зародыше любое противозаконное начинание.

И вот, в лице хорошенькой девушки, в дверь участка вошло очередное крушение моих сладких иллюзий.

— Слушаю вас, мисс. — Я был столь любезен, что даже снял ноги со стола.

Услышав русскую речь, она удивленно вскинула бровки. Но, с акцентом правда, перешла на язык Империи.

— Меня ограбили. — Сказано это было столь требовательно, что я невольно почувствовав себя виноватым в этом печальном событии. А также возникло желание немедленно «войти» в коридор, дабы похватать обидчиков. И к приходу потерпевшей представить пред ее светлые очи всё пропавшее имущество согласно списку.

Очевидно, на моем лице возникло мечтательное выражение, потому что перед глазами замахали маленькой ладошкой, привлекая внимание:

— Эй, мистер, как вас там! Хватит считать ворон. И спуститесь, пожалуйста, с небес на землю.

Я поудобней устроился в кресле и достал листок бумаги:

— Итак, мисс, когда это произошло?

— Не знаю. Я отсутствовала около недели, а вчера, вернувшись, не сразу обратила внимание. И пропажа обнаружилась только сегодня с утра.

Неделя — это плохо. Не смертельно, конечно, но уж больно тоскливо проживать череду событий с самого начала.

— Давайте составим список украденного, — уныло начал я.

— Украшения, кольца, семь штук, а еще серьги и цепочки. — Представив жменю безделушек, которые после успешного ведения дел с Мишкой Френкелем были для меня на одно лицо, я поспешно извинился и побежал наверх.

— Девчонки, выручайте. Там потерпевшая, как раз собралась оглашать перечень пропавшего. А я ни бельмеса!

Инна что-то заворчала по поводу моей неотесанности, а Лена лишь молча кивнула.

Всё оказалось не так страшно. Все драгоценности были с фамильным клеймом. Конечно, не музейные экспонаты, а новодел, но хоть какая-то зацепка.

— Кто-нибудь остается ночевать?

— В доме — никого. Но в усадьбе есть сторож. — Выяснилось, что охранником служил дедуля, которому от роду лет сто. И все ночи мирно спавший в своей сторожке. В конце концов, попросив нарисовать клеймо, мы пообещали разоблачить злодеев в ближайшем будущем.

— Первое дело, — задумчиво произнесла Лена, — а неделю назад мы еще не прибыли…

— Подумаешь. — В голосе Инны звучала беспечность. — Вряд ли здесь обосновался какой-нибудь скупщик краденого. Так что надо искать в Нью-Саутгемптоне.

— Не уверен, чтобы они давали объявление в газеты…

— Да ладно тебе. Стоит только произойти какой-нибудь крупной краже, и они сами сбегутся, словно мухи на мед…

— Ошалела, родная? — округлил глаза я. — Выходит, чтобы поймать какого-то мелкого воришку, мы должны совершить ограбление более крупное?

Инна пожала плечами, всем своим видом давая понять, что ничего такого в этом не видит. А тем, которые чистоплюйствующие, предложила решить вопрос как-то по-другому. И я махнул рукой. Всё-таки тут она в своей стихии. Да и со скукой как-то надо бороться.

И Инна пропала на несколько дней, приняв перед отъездом обычный в таких случаях загадочный вид. А я, повесив на дверь бумажку с указанием часов приема, зачастил с профессором на рыбалку.

53

Я и Проф сидели на берегу озера. Неподвижно застыли поплавки, не шевелимые даже ветерком. И мы вели полемику об устройстве этого общества. Надо сказать, что организованно всё здесь достаточно просто. Живи, работай, если есть желание. А ежели есть средства — то занимайся, чем пожелает душа. Единственным непременным условием оказался фиксированный налог, платимый всеми гражданами раз в год. Кто-то наверху посчитал, что проще получить один раз вполне определенную сумму, чем содержать огромную армию бюрократов и чиновников, проверяющих этих самых канцелярских крыс. В общем, организация здешнего общества мне вполне нравилась. И спорил я просто по привычке. А профессор читал мне Оду о Защите Оружия.

— Местная политическая верхушка славится весьма либеральными взглядами. Но в конечном итоге они находятся у власти около трехсот лет. И следовательно, такое положение вещей себя оправдывает.

— Почему вы так уверены, Проф? Ведь, будь на нашем месте кто-нибудь другой, его запросто могли бы убить. Нет, население, имеющее оружие, это хорошо, но должна еще быть организованная полиция.

Профессор покачал головой:

— Мне кажется, вы не правы. В действительно свободном обществе полиция обязана выполнять скорее координирующую роль. Вроде нашего Интерпола. А хорошо вооруженные свободные граждане, в любой момент готовые дать отпор, как раз и являются основой порядка.

— А Черный Сэм?.. Ведь он терроризировал весь город. И не захотел ли бы он распространить свое влияние и дальше?

Семен Викторович пожал плечами:

— Ну, скажем, не так уж и весь. Платили ему всего десятка два мелких заведений, которые считали, что проще откупиться, чем затевать войну.

— Выходит, кто не может защититься, тот оказывается в проигрыше?

— Если такие Сэмы имеются, несмотря на разрешенную законом возможность сопротивления, — значит, их существование себя оправдывает. Естественный отбор пока никто не отменял, мой друг. Он непрерывен и идет постоянно. Но, я в этом уверен, не появись мы — обязательно нашелся бы кто-то другой. Природой так устроено, что те, кто любит перебирать через край, как правило, выживают очень редко. Вот вы, почему отпустили мальчишек, совершивших поджог?

А я-то думал, что сумел сохранить ночное происшествие в тайне.

— Так ведь они не представляли угрозы.

— Тогда зачем же вы затеяли драку у мамми Розы? Ведь скорей всего дело кончилось бы парой двусмысленных комплиментов.

— Ну, знаете, Семен Викторович, это удар ниже пояса.

— Да нет, это как раз по существу. У любого человека, воин он или просто хороший семьянин, всему надлежит находиться в разумных пропорциях. А инстинкты, пусть даже и бойцовские, должно сдерживать разумное стремление к самосохранению. У ребят же Черного Сэма, по всей видимости, они работали через раз. За что в конечном итоге они и поплатились.

Я молчал, обдумывая, чем бы еще уесть профессора, но тот невозмутимо продолжил:

— Возьмем хоть бывший Советский Союз. Годами сдерживаемая государством агрессия накапливалась, чтобы в начале девяностых вылиться в ужасные формы. И простой обыватель чаще всего оказывался пострадавшей стороной. Или тот же мелкий лавочник, коих в постсоветское время расплодилось великое множество. Вполне законопослушный и платящий налоги, он оказывается беззащитным перед наездом рэкетиров. А вздумай применить оружие — то посадят скорей всего его самого. Так что не так уж и плоха народная мудрость, гласящая, что спасение утопающих есть дело рук самих утопающих.

Примерно в таком духе мы беседовали уже третий день. Обед приносил маленький негритенок, передавший приглашение мамми Розы в день нашего вступления в должность. Брала хозяйка мотеля не очень дорого. И готовила хоть и простые, но отменно вкусные блюда.

Но на этот раз Билли, так звали малыша, доставил нерадостные вести. Случилась драка. До огнестрельного оружия, правда, не дошло, но ножи имели место. И вот теперь один участник мертв, а второй вскоре составит ему компанию, подвергнутый суду Линча.

Похоже, появилась возможность еще раз продать талант. Вместо того чтобы обсуждать законы, принятые людьми задолго до нашего здесь появления.

— Когда, Билли? Когда это произошло?

— Час назад, Юа, — важно ответил малыш. Обыкновенная бытовуха. Мясник Том приревновал свою жену к владельцу гаража.

Правда, в его устах это прозвучало как:

— Том с мясом бьет Дика-машину за жену.

Но какая разница, быть убитым из-за пустяка или за миллион долларов. Я имею в виду ощущения покойного.

Час так час. Придется профессору оставить при себе красноречивые аргументы в пользу хорошо вооруженного населения. А я отправился разнимать драчунов.

— Извините, профессор, дела.

— О чем вы, Юра? Мы же только что пришли.

— Да так, шестое, знаете ли, чувство.

До места будущей трагедии было несколько километров, и я беззастенчиво «достал» из коридора два модуля.

— Поскакали, Семен Викторович? Кажется, есть для нас работа.

Мы влезли в попрыгунчики и взвились ввысь. Ссора еще только затевалась, и наше внезапное и не менее эффектное появление несколько сместило акценты.

— Вы продолжайте, продолжайте, — напутствовал я драчунов. — А тот, кто останется, будет иметь дело со мной.

И стал разминаться, подпрыгивая и делая разнообразные сальто. Наверное, зрелище то еще, так как моему совету они не вняли. Том убрал свой нож, а Ричард, не так давно продавший нам машину, стал заверять его, что это ошибка. И ничего подобного по отношению к Нелли у него и в мыслях не было.

Вот так, небольшая сценка в духе Смока Беллью, сопровождаемая демонстрацией потенциала «кузнечиков», помогла сохранить две, пусть и сто раз непутевые, жизни.

Вечером того же дня наконец появилась Инна. И сообщила, что «рыбка клюнула». Не знаю уж, что ей пришлось спереть, но выяснять не стал. И на завтра была назначена поездка в Нью-Саутгемптон. Путешествие вроде бы считалось деловым, но захотелось совместить полезное с приятным.

Ночная жизнь Нью-Саутгемптона предлагала человеку уйму способов расстаться с лишними червонцами. И мы решили не оригинальничать, пустившись во все тяжкие и предоставив соблазнам захватить нас, сдавшись на милость сверкавшего огнями ночного города.

Конечно, этому миру далеко до шоу индустрии мира нашего. Но после двух недель, проведенных в Сент-Вилле, город показался райским местом. И, главное, здесь имелись казино. Ваш покорный слуга засел в зале с рулеткой, и никто не смог меня вытащить, пока я не отвел душу. Достигнув того момента, когда оставаться за столом было бы неприлично, я забрал выигрыш и стал искать глазами Инну. Но она куда-то пропала. Вон Лена с профессором, за столом играют в «блэк-джек». А моя принцесса как сквозь землю провалилась.

Я еще раз обвел взглядом зал и встретился глазами с «аббатом». Тот кивнул, словно мы расстались только вчера, и указал глазами в сторону бара.

Он взял виски, я же ограничился пивом.

— Вы многое успели сделать за последнее время. — Глаза его внимательно изучали меня, точно старались увидеть что-то, в чем он сильно сомневался.

— Только не говорите, что я опять что-то нарушил.

— Да нет, теперь это уже не важно.

— А что важно?

— Молодую леди обворовал Джонни. Он нарочно организовал поджог, чтобы действовать без помех.

— И может, вы подскажете, где его искать?

— Почему нет? Он в комнате наверху. Да вы бы и сами, через день-другой, его нашли.

— И вы специально приехали сюда, чтобы облегчить нам задачу?

Он посмотрел на меня сквозь стакан, потом выпил и тихо сказал:

— На нашей Земле начался мор.

Это было как удар под дых. Я плохо соображал и ляпнул первое, что пришло в голову:

— Так я схожу проведаю моего неизвестного друга?

* * *

Джонни оказался громилой, похлеще тех, что встретились мне в первый день. Еще в комнате, обставленной дорогой мебелью, находился невысокий человечек, явно местный барыга. Но он меня интересовал мало.

— Где цацки, обезьяна? — Я говорил по-русски, нимало не заботясь, что меня могут не понять.

Просто чтобы прийти в себя, нужно что-то делать. И он попал под руку. Манера двигаться у него оказалась такой же лениво-неторопливой. Но это были его проблемы. А я жаждал крови.

Джонни взмахнул рукой, и в меня полетел нож. Ни на мгновение не задумываясь, я отклонился и поймал его, дав почти промелькнуть мимо. И бросил назад. В горле у него забулькало, а из-под рукоятки толчками стала вытекать кровь. Я вытащил из кармана рисунок с клеймом и сунул под нос забившемуся в угол человечку.

Тот быстро закивал и что-то зачирикал. Потом отпер сейф, замаскированный под тумбу стола, и вывалил на полированную поверхность кучу разных брошек. Она получилась явно больше описи украденного, и я сунул ему под нос список. Чужого мне не надо.

Положив в карман отбитое с боем, спустился в зал. Нашел глазами Лену с профессором, возле которых уже стояла Инна, и направился к ним.

— Что-то случилось?

— Случилось. И нам пора уходить.

Мы заглянули на почту, и я, сложив ювелирные украшения в конверт и попросив профессора написать адрес, отдал бандероль клерку. «Аббат» ждал на улице и, едва мы вышли, произнес:

— Я проведу вас. Это будет быстрей.

В глазах потемнело, и мы оказались в Москве. Первый раз путешествовал «багажом». И должен сказать, не очень приятные ощущения.

За всеми этими телодвижениями я как-то и не заметил, что пришла осень. А может, это мое теперешнее знание просто создало соответствующее, осеннее настроение? Мрачное, тоскливое. И я хмуро глядел на такие привычные и родные с детства московские улицы, которым, согласно замыслу исчадий ада с зеленоватого цвета кожей, вскоре предстояло стать безлюдными и пустынными. Исчезнет столь надоедающая мне людская суета, пропадут звуки, и испарятся запахи выхлопных газов. Но, побывавший на стерилизованной Земле-2, я представил, каким кошмаром всё это обернется, и волосы встали дыбом. Нет уж, господа хорошие. Кто предупрежден, тот вооружен. Правда, сделать это, я имею в виду предупредить, будет нелегко, и на горизонте явно замаячила тень «палаты номер шесть». И даже зная, что вся наша команда мне в конце концов поверит, я понимал, что убедить их в происходящем окажется довольно трудным делом. Так уж мы, люди, устроены. Особенности психики, можно сказать. Ведь, согласно статистике, несчастные случаи происходят ежедневно. Землетрясения, извержения вулканов, авиа— и автокатастрофы. Десяткам кораблей не дают покоя лавры «Титаника», и сотни и тысячи людей кладут свои жизни на алтарь древнего бога войны Марса. Но в глубине души у каждого трепетным и беззащитным огоньком теплится надежда. Это не про меня. Я особенный. Со мной такое?! Да никогда!

Но совсем недавно мы исследовали мир, где жили двенадцать миллиардов исключительных. И необыкновенности их отличались от наших в гораздо лучшую сторону. И что? Где они теперь?

Все стояли и смотрели на меня, словно застывшего в оцепенении. И наконец Инка не выдержала:

— Давай начинать, что ли?

Но сразу врубиться в ситуацию я не мог и, оглядевшись вокруг, попросил:

— Пару минут, люди. В смысле, десять-пятнадцать. А то голова идет кругом.

Не знаю уж, как там действует коридор «аббата». Просто, оглушенный свалившимися на меня сведениями, не успел понять. Но «материализовались» мы на краю какого-то сквера или, судя по обилию деревьев, даже парка.

Он был тих и спокоен. И почти безлюден в этот час. Переполненный негой и умиротворением ранней осени, этот кусочек живой природы не подозревал о готовящейся ему участи. Еще вовсю неслись живительные соки в крепких стволах, а легкий ветерок с упоением играл почти не поредевшими кронами деревьев, в большинстве своем еще зелеными, но уже тронутыми охряными и багровыми тонами. Они всё увереннее предъявляли свои права на эту волшебную палитру, собираясь раскрасить яркую зелень листвы, превратив монолит летнего покрывала в веселые разноцветные зонтики, сшитые из красочных, волшебных лоскутков.

Вдалеке слышалась музыка. Кто-то прокручивал запись Розенбаума, и всюду проникающее эхо, живущее на крыльях ветра, доносило обрывки гитарных аккордов, сквозь которые был слышен голос великого барда.

У меня внезапно защемило сердце. И я — свинство, конечно, с моей стороны, — махнув рукой, мол, хочу побыть один, побрел по дорожке, усыпанной первыми желтыми листьями. Сам не зная зачем, я шел навстречу звукам. Слова песни почему-то вселяли уверенность, успокаивая натянутые как канаты нервы.

Звонкие аккорды, не уставая, сотрясали удивительно пахнущий воздух, и где-то вдали, там, где кончался парк, вдруг послышался протяжный гудок машины, напомнив, что совсем рядом находится абсолютно другой мир, которому срочно нужна помощь. Иначе в мой город придут вечные сумерки. Хмурые, ужасные, затянутые дождливой пеленой и укрытые страшным в своей неотвратимости безмолвием.

В глаза ударил игривый солнечный лучик, не озабоченный абсолютно ничем. Ни тем, что по календарю уже наступила осень. Ни даже такой страшной новостью, что его, календаря, осталось моему городу, да и вообще всем людям, не более двух недель. И, глядя на него, я почувствовал, что в мою трепещущую и испуганную душу возвращается лето.

Я прошелся по городу, не покидая, однако, окрестностей парка и то и дело возвращаясь под кроны деревьев. Постоял на берегу, полюбовавшись на пруд и плавающих в нем лебедей и наслаждаясь пейзажем. Следующие недели будут довольно напряженными, так что мне просто необходим заряд спокойной уверенности в своих силах. Купил мороженое и двинулся по кольцу, огибая парк по кругу и то и дело оглядываясь, стремясь уловить в облике города признаки надвигающейся беды. Откуда ни возьмись, появилась тучка, смочив пыльный асфальт дождем, но вскоре, уносимая ветром, умчалась по своим, ей одной ведомой мелиоративным делам.

В последний раз глянув на бетонные коробки, вошел в сквер и улегся прямо на траву, заложив руки за голову и уставившись в просвечивающее сквозь разноцветную листву небо и не обращая внимания на то, что одежда стала мокрой.

— Отдыхаем? — В голосе говорившего сквозило вежливое, но тем не менее ироничное любопытство.

Я повернул голову и увидел стоящих надо мной двух молоденьких милиционеров. Да уж, разлегся, мать твою.

— Попрошу документики.

Как и положено лоботрясу, документов у меня с собой не было, о чем, по старой совковой привычке изобразив на репе смущение, я и поведал стражам порядка.

— Что ж, придется пройти, — резюмировал старший, всё время подозрительно шевеля носом у моего лица.

Упираться я особо не стал и «прошел». Как вы сами понимаете, немножко не туда, куда приглашали, но тут уж я ничего не мог с собой поделать.

Что ж, пора, мой друг, вас ждут великие дела. Так, кажется?

Настроение стало понемногу подниматься, и я взял в руку Прибор, намериваясь включить ускоренный режим, дабы приблизить момент, когда я так нагло покинул свою команду. По-скотски, беспардонно. Ведь им, как ни крути, тоже не сладко и, возможно, во сто крат тяжелее, чем мне, несчастному.

54

Немножко, как всегда, не рассчитал и «вышел» в тот момент, когда уже удалялся от честной компании. Враз повернулся на сто восемьдесят градусов и затопал обратно.

— Извините, люди. Просто хандра накатила, — смущенно промямлил я.

Но по внимательному взгляду Ленки понял, что она заподозрила меня в дубле. Ну и пусть. Голые подозрения к делу не пришьешь, как говорится. Да и что в этом криминального, скажите пожалуйста? Ну, Инна, дорогая моя девочка, как и положено нежной и любящей подруге, озабоченной душевным состоянием спутника жизни, традиционно покрутила у виска пальцем, но вдаваться в подробности не стала. Что ж, спасибо и на этом.

Но на меня, пришедшего в душевное равновесие, вдруг ни с того ни с сего накатил хохотунчик, и я решил подначить любимую и единственную.

— Если всё так уж плохо, Инка, на фига ж ты тогда со мной, идиотом, возишься? — вкрадчиво поинтересовался я.

Должно быть, она не была готова к подобному повороту событий. Не ожидала от послушного теленка Юрки такого вот фортеля, да еще в столь критический момент. Но всерьез ссориться я ни в коем случае не хотел. Просто от наших с Инкой споров, в которых она по большей части берет верх, оставляя последнее слово за собой, у нее настроение заметно улучшается. Да и мне, для уверенности, что всё как всегда и, само собой, будет путём, просто необходима легкая пикировка. А то, судя по напряженным лицам, общество вот-вот изменит мой статус, переведя из обормотов в потенциальные спасители человечества.

И Инка, умница моя, не подкачала. И выдала именно то, что я и ожидал. Нет, я, конечно, не знал дословно, что взбредет в ее хорошенькую головку. Но общая направленность, как вы сами понимаете, сохранилась. Нисколько не смущаясь присутствием публики, Инка прищурилась и, тряхнув рыжими волосами, начала:

— В твоем возрасте, как правило, холостые мужчины делятся на три категории. Туповатые и самовлюбленные дураки, тихие и малахольные интеллигенты, а также доморощенные донжуаны, уперто и мрачно коллекционирующие свои победы на любовном фронте, которые заурядно слабоваты в постели, так как им важнее количество, а не качество. И все три одинаково нагоняют тоску. — Тут я позволил себе малость погордиться, вообразив, что представляю собой нечто особенное, но мне на голову был вылит ушат холодной воды. — Вот я и выбрала самое меньшее из зол. Угадай с трех раз какое?

Это было уже слишком, можно даже сказать, из ряда вон, и я решил обидеться и даже надул губы. Но за время совместной жизни я так привык к Инкиному ироничному отношению, что и тени огорчения не возникло, и я вяло вякнул:

— Сама дура!

В ответ мне показали язык, миленько так прощебетав:

— С кем поведешься.

В общем, семейная идиллия катилась по накатанной колее, не грозя никакими осложнениями и тем паче переменами.

Тут Ленка, как я уже упоминал, психолог от Бога, чутко уловила момент, когда следует вмешаться. И впрямь, настроение у досточтимой публики, благодаря моей клоунаде и Инниным стараниям, приподнялось. И боярыня Земцова взяла быка за рога.

— И что теперь? — повернулась она к «аббату».

— Первые симптомы появились три дня назад. Пока еще не забили тревогу. Но даже и начни средства массовой информации «гнать волну», практическая польза окажется равной нулю.

— А Генерал? — возопил я. — Ведь у него более шестидесяти скутеров! Неужели Виктор спокойно смотрит на всё это безобразие? Ведь это так просто, надрать им задницу, уродам зеленомордым.

— Они зашевелятся послезавтра. Но к тому времени облучение будет такой силы, что все пилоты ботов попросту погибнут, достигнув верхних слоев атмосферы.

— Выходит, надо «возвращаться»?

В моем голосе не было особого разочарования, так как я это предполагал. И спросил просто так, по инерции.

— Получается, так.

Что ж, профессор, придется нарушить данное вам обещание и немного отложить путешествие.

Но сначала необходимо запастись доказательствами проводимой стерилизации. Конечно, можно просто подождать недельку и заснять всё на видео. Тогда-то уж мне бы поверили с полуслова. Вот только не имелось у меня сил ждать, день за днем наблюдая кошмарную агонию моего родного мира. Да и как уже, по-моему, упоминал, я совсем не уверен, исчезают ли покинутые мною реальности. Кто их знает. Может, они так и продолжают идти по какому-то своему, заранее предопределенному пути. И где-то умерла Инна. А Ленку арестовали бездушные и неумолимые преторианцы. И возможно, Рая так и лежит, вмерзшая в лед на Памире, находящемся на Земле-2. В общем, пусть даже и гипотетически, но я не хотел, чтобы моя Земля пережила ТАКОЕ. И я взглянул на «аббата».

— Просто так мне не поверят.

— Да, — согласился он, — голословными утверждениями еще никому не удавалось расшевелить государственную махину.

— Вот, вот, — кивнул я. — Лавры Джордано Бруно меня нисколько не прельщают.

Но «аббат» всё же не зря отправился за нами в Ленкин мир. И, словно фокусник, достал из ниоткуда стопку компакт-дисков.

Инна сразу же потянулась к знакомым игрушкам, невольно отвлекая на себя внимание. Я отдал ей прозрачные плоские коробочки и почувствовал, что что-то не так. И впрямь, в нашей компании стало на одного члена меньше. «Аббат», словно тот Мавр, посчитал, что сделал свое дело, и ушел по-английски. Ну и черт с ним. Сами справимся. Да и, как ни крути, если бы не он, то неизвестно, чем бы всё кончилось. И, как следует оттянувшись в казино Нью-Саутгаемптона, мы бы вернулись в Дантов Ад, внезапно обретший реальность. Так что в любом случае я ему благодарен. Но всё же, есть в его уходе что-то некрасивое.

— Позвольте спросить, Юрий, — кашлянул Профессор, — это и есть ваш таинственный всеведущий друг?

— Он самый, — заверил я.

— Конечно, после всего происшедшего в последние месяцы я нисколько не сомневаюсь в его словах. Но всё же… Гм… Насколько ему можно верить?

— На все сто пятьдесят процентов, — успокоил я Семена Викторовича. — Должен вам сказать, что у нас не очень-то близкие отношения, но, как мне кажется, такими вещами никто бы шутить не стал.

— Тогда чего же мы стоим? — нетерпеливо поторопила Инна. — Берем такси и срочно едем в Приют. — И деловито обернулась к Ленке: — Виктора достать сможешь?

Но та уже тыкала пальчиками в кнопки мобильника и, поднеся его к уху, говорила голосом, не терпящем возражений:

— Мы все едем в Приют. И ты нужен нам СРОЧНО. Да мне наплевать, что у тебя совещание, и на начальство твое наплевать. Чтоб был через полчаса.

М-да. Милая и интеллигентная Ленка могла, когда нужно, становиться грубой и жесткой. Ей-богу, если всё кончится благополучно, нам всем понадобится долгосрочный отпуск.

Инна тем временем поймала такси. Как всегда, когда торопишься, водила начал канючить, заламывая несусветную цену, и я на полном серьезе вознамерился вломить ему между глаз. Тут такое дело, понимаешь, а он копеечничает. Но Лена уже протянула через окно полусотенную зеленую бумажку, и угрюмое выражение лица сменилось щербатой улыбкой.

В Приюте царило сонное спокойствие. Первое возбуждение, вызванное открытиями, вывезенными из мертвого мира, давно улеглось, и, как сказал совсем недавно Профессор, начались трудовые будни. Так что наш квартет вызвал своего рода небольшой переполох. Но посвящать кого бы то ни было мы не стали. Пропусков, сами понимаете, у нас не водилось, и пришлось ждать, пока выйдет кто-нибудь знающий нас в лицо. Охранник смотрел телевизор. Как раз передавали новости, и, судя по информационным сообщениям, процесс уже пошел.

«Власти Бразилии, Чили, Колумбии, а также других стран Южной Америки, равно как и правительства ряда стран Центральной Африки, а также Индонезии, Малайзии и Сингапура озабочены развитием странной болезни. Специалисты уже ведут речь о пандемии, унесшей жизни нескольких тысяч людей старше шестидесяти лет. Как ни странно, более молодые люди не подвержены действию неизвестной инфекции…»

«Пока», — мысленно поправил я комментатора. Точно так же происходило в том, другом, обреченном мире. Сразу ушло старшее поколение, затем среднее…

Тут спустился один из «мальчиков на побегушках», имевший звание кандидата наук, и, «опознав» в четырех подозрительных личностях мозговой центр и душу таинственного проекта «Странник», открыл доступ в стены нашего детища.

Инна сразу же стала хлопотать насчет хавки, то есть перекусона. Лена принялась искать Лёньку и звонить Ритке, всё еще околачивающейся на Киан-Туо. И по мере того, как длились гудки, на лице у нее всё сильнее отражалось беспокойство.

Я тронул девушку за руку:

— Не волнуйся, Лен. Ты же знаешь Ритку. Она, едва появились первые сведения об эпидемии, наверняка тут же помчалась предлагать свою помощь.

— Ага. А мобильный в спешке забыла?

— Может, и не забыла. Но когда творится такое, со связью может случиться что угодно.

Отправив голосовое сообщение и включив автодозвон, она сунула трубку в карман и отправилась встречать Виктора.

Профессор тем временем устроился в конференц-зале, жадно уставившись в монитор. Мы не замедлили присоединиться и стали смотреть на ужасающие в своей неприглядности кадры катастрофы, постигшей наш родной мир. Вернее, еще не свершившийся, той, которая только должна произойти, но уже пустившей первые щупальца метастаз в экваториальную зону планеты.

К нашему стыду, должен сказать, что всё происходило намного безобразнее, чем в едином государстве, существовавшем на Земле-2. Как и положено параноикам, никто не подумал об угрозе извне, и все заподозрили соседей. «Аббат» как будто специально записал кадры встреч на самом высоком уровне. И с самого начала звучали угрозы. Сперва завуалированные, потом всё более и более открытые. Где-то через неделю, когда стало ясно, что пандемия охватила всю Землю и количество умерших исчислялось уже миллионами, прогремели первые атомные взрывы.

Подозреваю, что господи «аббат» не сам бегал с видеокамерой, а всего лишь пользовался кадрами информационной хроники. Но зрелище больших городов, снятых с борта самолета, внушало благоговейный ужас. Свят, свят, свят. И огромное спасибо господину «аббату» за то, что не поленился и сходил за нами в Ленкин мир. Вернувшись назад после каникул, устроенных в неторопливом и спокойном Сентвилле, я бы, наверное, точно съехал с катушек. И никакой коридор бы не помог.

— Ну что ж, всё ясно, — подвел черту Генерал, едва кончился очередной диск. — Я думаю, дальше смотреть нет смысла. — И он энергично поднялся.

— Ты куда? — в один голос завопили мы с Ленкой.

— Как куда? — удивился он. — Принимать меры.

— Поздно уже, Виктор, — устало охладила его пыл Лена. — По словам человека, доставившего эту информацию, все пилоты скутеров, едва выйдя за пределы атмосферы, погибнут почти мгновенно.

У Виктора на скулах заиграли желваки.

— Сидеть сложа руки я не могу, — вскипел он.

— Ты и не будешь, — спокойно заверила его Ленка. — Только начнешь действовать не сегодня, а две недели назад.

— Как это, две недели назад? — изумился он, но тут же понял. — А-а, опять ваши парапсиховые штучки.

— Счас в глаз дам, — вяло вякнул я и был угощен Инкиным локотком в бок.

Сэнсэй же и вовсе отмахнулся, как от назойливой мухи, и деловито осведомился:

— План есть?

Я пожал плечами, ибо плана у меня не было, но Лена уже плотно взяла бразды правления в свои руки.

— Значитца, так, — пародируя Глеба Жеглова, начала она. — Первым делом надо скопировать информацию. И копии я возьму «в убежище», чтобы Юрка имел возможность предоставить доказательства. Второе. Все мы сейчас дружно запишем обращение к самим себе и друг к другу, всячески заверяя нас, любимых, что это не бред. Эти материалы Юрка тоже возьмет с собой. И наконец, третье. Предлагаю не ждать трагического завершения событий, а «эвакуироваться». Можно ко мне или к Инне.

— Нет уж, Ленусик, — возразил я, — давай уж все ко мне. Потом, достигнув «точки возврата», я вас вытащу наружу, и мы «разойдемся», согласно прожитому течению времени. Но оставлять вас здесь я просто не хочу. Мало ли что.

Лена не особо упиралась, и только Виктор, которому предстояло проспать всё веселье, проведя его в бессознательном состоянии, слегка набычился. Но Ленка взглянула на него взглядом боярыни Земцовой, потомственной аристократки, чей род управлял людьми не одну сотню лет, и бравый Генерал сразу сник.

— В общем, действуйте, — скомандовала президент транспортной компании.

— А ты куда? — не сдержал любопытства я.

— За Ритой слетаю. Оставлять ее здесь как-то не хочется.

— Тогда и я с тобой.

Она взглянула на генерала, но тот лишь пожал плечами.

— Хорошо, — согласилась она, — давай во двор.

Мы вышли из здания Приюта, и Лена «достала» два скутера. Конечно, по всем меркам это вопиющее нарушение конспирации, но и обстоятельства, согласитесь, из ряда вон. Мы взлетели в небо Подмосковья, нимало не заботясь о том, что о нас подумает тот, кому доведется увидеть два стремительных силуэта, практически вертикально уносящихся ввысь.

Под брюхом катера проносились облака, лохматым белесым покрывалом задрапировавшие полукруглый блин Земли, а я думал. Обо всём сразу и ни о чем конкретном.

Тот, кто никогда не смотрел в глаза смерти, не находился от нее на волосок, не способен понять это ощущение, когда по коже дерет мороз, бросает то в жар, то в холод и прямо-таки видишь тот, последний шаг перед уходом в никуда.

В такое мгновение испытываешь не то что страх или ужас, а какое-то оцепенение. И возникает чувство страшной предопределенности и безысходности, словно ты уже там, по ту сторону, и от твоей воли, твоих желаний ничего не зависит. То есть сознанием ты понимаешь, что ради спасения надо что-то делать, но само собой возникает чувство, что всё предрешено, и нервная апатия подсказывает, что тебе уже всё равно, в какую сторону ты сделаешь этот шаг. Конечно, со стороны это выглядит нелепо и даже забавно. Но только извне, ибо для того, кто находится на этом терминаторе, разделяющем бытие и небытие, очень трудно оставаться в твердом уме да еще и при памяти.

Безусловно, несколько лет назад я бы тоже, подобно многим, стал изображать кролика, стоящего перед удавом. Но теперь, став обладателем такой замечательной штуки, как коридор, я почти не боялся. Да и повидать в последнее время мне пришлось немало. Так что посмотрим еще, кто кого.

55

За время нашего отсутствия Киан-Туо никуда не делся. Не случилось природных катаклизмов, бурь, штормов и ураганов, которые смели бы наш милый островок с поверхности океана. Чего нельзя было сказать о Рите.

На острове — ни души в буквальном смысле слова. Все двери аккуратно заперты, и дорожки изрядно припорошены пылью.

— Хреново, — заключил я.

— Хреново, — согласилась Ленка.

Как видно, и впрямь всё плохо, раз уж всегда корректная и выдержанная боярыня Земцова позабыла про впитанный с молоком матери имидж пай-девочки и стала разговаривать нормальным человеческим языком.

— Что делать-то будем?

— Искать, — коротко бросила Ленка.

Сами понимаете, фокусы с «возвращением» по причине нашего отсутствия в этом континууме отменялись, так что пришлось напрягать извилины. Собственно, выбор у нас небогатый. Ближайшая населенная земля находилась на одном из островов архипелага. А уж следующая — за несколько тысяч километров. Так что мы снова сели в скутеры и направились к центральному остову.

Не сильно заботясь о конспирации, так как всё равно предстояло «возвращение», приземлились на окраине городка, и Лена «убрала» скутеры. Еще не войдя в город, я явно почувствовал, что что-то не то. Не ощущалось привычного ритма жизни. На улицах отсутствовали торговцы, а также полицейские. Редкие прохожие пугливо жались к стенам. В общем, царила атмосфера какой-то пришибленности. В воздухе повисло ожидание. Причем, как вы понимаете, чего-то совсем не хорошего.

— Без команды войско гибнет, — прокомментировала Ленка.

— Что? — не понял я.

— Да всё то же. Если можно так выразиться, «возрастной ценз» снизился, — пояснила она. — И теперь болезнь затронула тех, кому за пятьдесят.

— При чем здесь те, кому за пятьдесят? — удивился я.

— При том, что это средний возраст руководителей. Бывает, конечно, что человек делает успешную карьеру к тридцати, но он скорее исключение, чем правило. А в основном все мало-мальски ответственные должности занимают люди именно этого возраста.

— Фью-уть. — Я только присвистнул.

И в самом деле Ленка, как и в большинстве случаев, права.

Мы неспешно шли, то и дело пытаясь остановить кого-нибудь из прохожих. Но желающих пообщаться не находилось, а двери домов в большинстве своем были заперты.

Собственно, мы и не рассчитывали на многое, и Рита вряд ли бы поперлась в жилые кварталы. Так что наш путь в любом случае лежал в местный госпиталь, находящийся в центре.

На глаза попалась приоткрытая дверь, за которой явственно слышались голоса. Правда, понять я ничего не смог, так как из иностранных языков я в совершенстве владею только матерным. Ну и еще малёк ботаю по-французски. Как говорится, английский — не знаю, французский — слегка, немецкий — как первые два.

Мы зашли в дом, крытый пальмовыми листьями, и увидели, что там происходит нечто странное. Несколько человек, по виду — хиппи, как-то загадочно и страшновато камлали. Все они, видимо, обкурены, так как на лицах у них застыло одинаковое, какое-то возвышенно-туповатое выражение.

Девчонка, одетая в кожаные штаны, но с голой грудью, прикрытой лишь тяжеленной металлической цепью, на которой впору держать собаку, монотонно завывала, мерно отстукивая нудный ритм. Звук был глухим, но тем не менее совершенно отчетливым.

Размеренный, изнурительный грохот страшно утомлял, а неизвестные слова, поющиеся на незнакомом языке, и вовсе нагоняли тоску. Но вот она взвыла диким, совершенно нечеловеческим голосом и быстро задрыгала ногами, выделывая странные па совершенно фантастического танца, в то же время не прекращая отбивать всё тот же размер, ставший вдруг, на мой взгляд, ненужным и аритмичным. Ленка словно завороженная смотрела на танцующих, и казалось, готова вот-вот присоединиться. Мне же, наоборот, быстро надоело. Идиотский танец, дурацкий стук и тошнотворное завывание достали до самых печенок — так что спину покрыла холодная испарина.

На краткий миг показалось, что что-то должно произойти. Нечто страшное и сверхъестественное. Вот-вот сейчас, сию секунду, кошмарное и сладострастное одновременно.

— Пойдем, пойдем отсюда, — тронул я за рукав Ленку, а та, казалось, не заметила моей слабой попытки вытащить ее наружу.

Но прощальная песня наркоманки — совсем не то, ради чего мы пролетели полмира, и я, схватив Лену в охапку, силой выволок за порог.

— Ты чего, Лен? — изумился я.

— Да так. — В ее голосе слышалась грусть. — Я на минуту поставила себя на их место. Ведь в большинстве своем люди не глупы и понимают, что к чему. К тому же это ведь поколение их родителей сейчас уходит.

— Перестань, — укорил я ее. — Тоже мне, нашла время.

Она лишь глубоко вздохнула и как-то странно посмотрела в мою сторону. А меня вдруг разобрала злость. Но, как ни крути, а ссориться сейчас, тем более из-за эмоций, совсем непродуктивно, и я промолчал.

— Как ты думаешь, каковы шансы ее найти?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Но думаю, что вряд ли Рита помчалась куда-то на материк. Как правило, помощь оказывают тому, кому она в данный момент требуется. Так что если мы и найдем ее, то только здесь.

— Какого черта! — непроизвольно сорвалось с языка. Ленка недоуменно посмотрела на меня, а я указал глазами вперед.

Наше одиночество кто-то нарушил, и на только что совершенно пустынной улице мы были не одни. Впереди стояло человек пять местных жителей, которых, судя по виду, и жителями-то назвать было нельзя, так здорово подходило к ним слово «абориген». Ага, ага. Именно потому, что те, паршивцы, зачем-то съели Кука.

Так вот, пяток этих добрых молодцев выскочили из-за угла, и на рожах у них проступало весьма и весьма занятное выражение. И в основном оно касалось белокурой и стройной Ленки. Меня эти образины как-то ухитрились не заметить. Вразвалочку они шли на нас, а на губах у предводителя играла нагловатая и щербатая ухмылка, отражающая его игривое настроение. И он был вооружен здоровенным ножом.

Ловко поигрывая устрашающего вида клинком, он, полуобернувшись, что-то сказал своим прихлебателям, и те сально заржали. От такого поворота событий я как-то даже растерялся. Но и в самом деле, ведь впереди у них агония, и многие, должно быть, это поняли. А может, эти тоже уже безнадежно больны и им всё нипочем. Хотя нет. Подонок, он всегда остается подонком. И ежели родился мразью, то так или иначе, а всё равно это дерьмо из тебя вылезет.

Ведь нашла же Наташа Смыслова в себе силы умереть достойно там, на агонизирующей Земле-2. И до конца вела репортаж, освещая последние минуты умирающего мира. А ведь тоже могла бы пуститься во все тяжкие.

В общем, по моему мнению, этим гадам не было никакого снисхождения, и я, слегка потеряв голову от предвкушения предстоящего веселья, сделал шаг вперед.

Образина, идущая навстречу, меня проигнорировала, но я был начеку и вовремя увидел грозящую опасность. На какую-то долю секунды я опередил урода, перехватив руку с ножом, готовым вонзиться мне в бок. Ну а дальше, сами понимаете, дело техники. Натренированное до автоматизма тело действовало само. Удерживая кисть нападавшего, резко и довольно сильно рванул в сторону, слегка сместив вектор лучевых костей.

Послышался хруст и вслед за ним короткий вопль, издаваемый удивленным аборигеном.

Благодаря сноровке, а также закалке и тренировке, приобретенной еще в первые месяцы обладания коридором, я успел уклониться от брошенной в меня здоровенной железяки, с довольно внушительным звоном лязгнувшей по мостовой и оказавшейся свинцовым кастетом. Но тут вдруг хлопнул выстрел, и я почти по-настоящему испугался. Но как видно, серьезной опасности всё же не существовало, так как вместо того, чтобы, «ретировавшись» в коридор и «переиграть», я в ярости набросился на третьего урода. Въехал ему ногой в солнечное сплетение, выхватывая из ослабевших рук бесполезный для потерявшего сознание темнокожего парня пистолет.

«Какого дьявола? — злился я, ловя на мушку ближайшего нападавшего и нажимая на курок. — Откуда они, уроды, взялись на мою голову? И вообще, зачем им это нужно?» Хотя зачем — это понятно. Ну не могут они иначе, чтоб не покуражиться, наслаждаясь безнаказанностью. И я начал стрелять, беря на душу очередной грех, и внаглую превышая меры самообороны. Получая при этом какое-то зловредное удовлетворение от производимых антиобщественных действий.

Но, паля в азарте направо и налево, всё же ухитрился ни в кого не попасть. Выпущенная из пистолета пуля, кажется, это был браунинг, не угодила туда, куда ей положено, то есть в грудь нападавшему, а пролетела мимо, скрывшись в необозримых далях южного вечера. Такая же участь постигла и двух ее товарок. Я про себя засмеялся. Да-а, дружок. Это тебе не саперной лопаткой орудовать. Тут другие умения надобны. Но всё же предпоследней пулей я смог-таки зацепить одного из трех убегавших засранцев. Последняя, попав в стену и взвизгнув рикошетом, умчалась вслед за первой в небо, и я отбросил бесполезную железяку.

Ленка стояла прислонившись к стене и с интересом наблюдала за моими действиями.

— Могла бы и помочь, — недовольно буркнул я.

— Успеется, — отшутилась она.

И в самом деле успелось. Так как трое убежавших макак вернулись с подкреплением.

Стрелять было нечем, а их приперлось еще четверо. Это не считая тех троих, что привели помощь. Итого — семь, тьфу ты, черт, чуть не сказал человек. Макак, макак было семь, а также шимпанзе и орангутангов.

Лена уже успела «сходить к себе» и снова стояла у стены, облаченная в модуль и готовая подстраховать увлекшегося побоищем меня.

— Ну так что, помочь? — деловито осведомилась она.

— Ну помоги, — поспешно согласился я.

Не очень удобно, конечно, просить подмоги в таком деле у леди, но не оставаться же мне одному наедине с этой оравой.

Тут мне стало не до разговоров, поскольку навалилось сразу несколько туземцев. Они явно поняли, что путь к телу белокурой мадмуазель лежит через мой труп, и стремились как можно скорее этот самый труп организовать. Делали они это, конечно, совсем непрофессионально и здорово мешая друг другу, но всё же их было целых семь, тьфу, опять чуть не сказал «человек». Нет-нет, не подумайте, я ни в коей мере не расист. И точно так же постеснялся бы назвать людьми как брата славянина, так и стопроцентного американца с такими вот сволочными манерами.

Не будь у меня за плечами уроков сэнсэя, я бы продержался против них не более чем пару секунд. Но благоприобретенные навыки не подвели, и я врезал одному из нападавших в живот. Ощущение такое, словно саданул кулаком по мягкому тюку с ватой. Впрочем, удар достиг цели. Коренной житель согнулся дугой. Надо, конечно, добавить еще раз, коленом в морду, но сейчас на это нет времени.

Удар, который ребром ладони нанес второму противнику по кадыку, лишил его способности двигаться как минимум на пару часов.

Что ж, славненько.

Тут один из оставшихся вытащил пушку. До него было метра три, так что в любом случае я бы не успел. Я бросился ничком на мостовую, и его выстрел не достиг цели. Вернее, он не попал в меня, так как попал в Ленку. Сзади послышался крик, но, когда обернулся, она уже «перешла». Стрелявший, пораженный мгновенной дематериализацией, так и застыл с открытым ртом. Я тоже собрался «скрыться» в коридоре, дабы «отмотать» последние несколько минут и встретить этот зоопарк, как и подобает настоящему мужчине, но тут «вернулась» Ленка.

Ее «убежище», не давая ей возможности «обратного отсчета», тем не менее обладает всеми свойствами моего коридора. В смысле парацельсовскими. И, по-быстрому залечив рану, она «возвратилась», чтобы броситься на этих придурков.

Когда дерется кто-нибудь из наших девочек, да еще в модуле, то даже Ван-Дамм отдыхает. Так что теперь я прислонился к стене и молча смотрел на то, как ломаются кости, и слушал воли избиваемых.

Всё же Ленка, видимо, под влиянием момента проявила жалость. И даже никого не убила.

— Добренькая? — съязвил я.

— Да ладно тебе. Они и так обречены. По крайней мере так думают.

Но у меня чесались руки закончить начатое, ибо в перевоспитание этой кодлы я ни сколько не верил. И, подойдя к главарю, бросившемуся на меня с ножом, я вознамерился «забрать» его к себе.

— Стой! — завопила Ленка. — Всё и так плохо. — Предполагаемая жертва, по-видимому, поняв, что ей уготована незавидная участь, стала жалобно скулить.

— Вот видишь, он всё осознал, — увещевала меня Лена.

— Ага, раскаялся он, как же, — возразил я. — Именно с таким невинным видом в недавнем прошлом африканские царьки, приколов к набедренным повязкам значки с портретом Ленина и выучившись произносить без запинки слово «социализм», выжимали немалые денежки из дорогого Леонида Ильича. А сами, между прочим, творили такое…

— При чем здесь африканские царьки? — удивилась она. — И кто такой Леонид Ильич? Да и вообще, в любом случае важны не намерения, а последствия. А они для этих… весьма и весьма плачевные.

— Ну и черт с тобой, — буркнул я. — Нехай живут.

Мы двинулись далее, в направлении центра. Без особых приключений достигли муниципального госпиталя и, протолкавшись сквозь толпу родственников умирающих, добрались до главврача, или кто там у них. Кстати, Лена оказалась права. И сейчас «уходило» именно поколение пятидесятилетних.

Но увы, о Рите здесь никто не слышал. Нам посоветовали съездить в частную клинику, расположенную на берегу океана, и мы, надевши «кузнечики», достигли ее за один прыжок.

Всё та же картина. Плачущие люди, растерянное выражение на лицах у тридцатилетних докторов. И ужас сорокалетних. Толком и там ничего не сказали, и мы попросту обошли все помещения, расспрашивая вех, кто попадался на пути. Вернее, как вы понимаете, расспрашивала Ленка, а я во все глаза высматривал бывшую однокашницу. И — ничего.

Потратив полдня на поиски, я предложил «вернуться» и попробовать прочесать город, но Лена лишь отрицательно покачала головой:

— Думаю, это бесполезно. Да и просто не в наших силах. К тому же, надеюсь, с твоим «возвращением» весь этот кошмар исчезнет. То есть мы сумеем его остановить.

— Так что, полетели назад?

Она лишь понуро кивнула и сразу же «достала» катера. Не обращая внимания на удивленные взгляды, мы забрались внутрь и вскоре держали курс на Москву.

56

Мы мчались на довольно-таки низкой орбите, и я, от нечего делать, отдал мозгу бота команду прокрутить последние новости.

Уже вовсю проводились встречи в верхах, и пусть завуалированно, но звучали обвинения и угрозы. Но, бог ты мой, всё еще крутили рекламу. Памперсы, бритвенные станки, какие-то суперэлитные модели наручных часов. Церебральный шлем рисовал голографическую картину прямо в голове, и всё казалось настолько реальным, что создавался эффект присутствия.

Российские депутаты снова что-то там выдумали и горлопанили вовсю, требуя внимания. Чего хотели, я так и не понял, но поневоле рассмеялся. И стал спокоен и безмятежен, как может быть только маленький ребенок или, по определению Инны, «такой дурак, как я». Но я и в самом деле считаю, что жизнь штука самодостаточная и сама по себе великолепна, прекрасна и удивительна. Без таких «вкусовых добавок», как власть или деньги. В смысле Очень Большие Деньги. Не будучи великим экспертом, я всё же могу с уверенностью заявить, что сами по себе они не приносят ни счастья, ни радости. Судьбу не обманешь, и даже заработав миллион, два, три, ты не можешь на них купить даже самую малую толику удачи, везения или той же самой набившей оскомину любви. То есть в моем понимании ничего. Так какого же черта, спрашивается, люди тратят столько усилий, чтобы добиться этой самой власти или захапать как можно больше денег, вместо того чтобы попросту «коптить небо» и самому этому факту радоваться. И глядишь, Ее Величество Судьба не повернется к тебе филейной частью и эта самая, с виду никчемушная жизнь продолжится.

Памятуя про то, что через неделю должно дойти до обмена ядерными ударами, мы с Ленкой решили «убрать» скутеры от греха подальше еще на орбите. И приземлились в модулях, благо запаслись как облегченными, так и закрытыми моделями. Страшно было — жуть. Одно дело находиться под пусть и эфемерной, но защитой корпуса катера. В маленькой и тесной, но всё же кабине. И совсем другое, когда на тебе, кроме скафандра, ничего нет. Но гравикомпенсаторы работали вполне исправно, а церебральный шлем выбрал точку посадки с точностью до миллиметра. И приземлились мы аккуратно, прямо-таки ювелирно в центре парка, окружающего Приют. В принципе, всё давно готово, и только Семен Викторович, святая душа, даже в такой ситуации оставался верен себе и пытался объяснить логику захватчиков. Слушателями были Виктор и Лёнька, и еще лекция записывалась на видео. Как сказал потом Проф, «под влиянием момента в голову иногда приходят весьма интересные мысли».

— Возьмем хотя бы вполне зарекомендовавшие себя методы, применяемые в нашем обществе, — говорил Проф, глядя попеременно то в объектив, то на слушателей. Кивком поприветствовав нас, он указал глазами на камеру и продолжал: — Когда под сладкоречивые заверения о несении культуры и прогресса оборотистые дельцы де-факто захватывают территорию менее развитых соседей и по-быстрому ее грабят. Причем неоднократно: сразу природные ресурсы, затем же — размещая на освоенных землях экологически грязные производства, последствия которых будут ощущать на себе еще многие поколения. Ну а потом, после того как что-либо поиметь здесь уже нельзя, всё более менее ценное вывезено, а население изуродовано как морально, так и физически, подопечному региону дается «свобода». То есть о ней попросту забывают навсегда, предоставляя жителям влачить еще более жалкое существование, чем до начала цивилизованности».

Что ж, умение поставить себя на место другого не каждому дано.

Но самое интересное началось тогда, когда все стали писать письма «самим себе», которые должны были бы убедить их, что я не брежу, и таким образом превратить из «Фомов неверующих» в горячих моих сторонников. Ну, самого себя мне, как вы понимаете, уговаривать не нужно. Ленка только посмотрела хитро и заявила, что моим скромным способностям она обязана жизнью и ей достаточно услышать словосочетание «дубль два», чтобы быть готовой на любой подвиг.

Лёнька сказал самому себе что-то про глюки в базе данных и посоветовал верить мне на слово и не забивать винт вирусами.

Сэнсэй, он же Виктор, порекомендовал внять голосу разума и напомнил о недавнем инциденте с его заказным убийством.

В общем, у каждого нашлись милые сердцу и приятные воспоминания. Но больше всех меня поразило видео послание Профа.

«Сеня, — глядя в объектив честными глазами, диктовал он. — Ты помнишь, что не один ты такой, не верящий в очевидные вещи. А то, что говорит Юрий Андреевич, скоро может стать настолько явным, что даже страшно. Вспомни, сколько человек может похвастаться подобным даром пророчества? История развития техники за последние сто лет показывает, что всё новое встречалось с недоверием со стороны известных ученых, в том числе и таких, которые сами сделали шаг вперед, наперекор скептически настроенным коллегам. Константин Эдуардович Циолковский писал: „Мы не имеем сейчас ни малейшего понятия о пределах могущества разума и познания, как наши предки не представляли себе технического могущества современного поколения. Кто верил двести лет тому назад в железные дороги, пароходы, аэропланы, телеграфы, фонографы, радиомашины разного сорта и так далее? Даже передовые люди, гении того времени отчаянно смелые, не могли вообразить себе современных достижений“. [4]

Примеров такой «прозорливости» — пруд пруди. Я всего лишь ограничусь несколькими, которые ты и сам знаешь: французский философ Огюст Конт (1798 — 1857) считал, что человечество никогда ничего не узнает о химическом и минералогическом строении звезд, так как не мог представить себе, каким образом можно было бы произвести исследование далеких светил. А люди воспользовались спектральным анализом. Известный ученый начала XIX века Ларднер заявил, что пароход никогда не сможет принять на борт количества топлива, необходимого для пересечения океана, поэтому планы создания трансатлантической линии Нью-Йорк — Ливерпуль такая же нелепость, как полет на Луну. Когда был открыт аргон, Дмитрий Иванович Менделеев первое время отказывался признать его новым химическим элементом.

Забавный случай «научного» подхода имел место в 1878 году, когда в Париже перед членами Академии наук была продемонстрирована «говорящая машина» Эдисона. Само собой разумеется, что ученые мужи были возмущены издевательством со стороны неизвестно где спрятавшегося чревовещателя. Уж кому-кому, а им-то было «хорошо известно», что пчелиный воск говорить не умеет!

Справедливо ненавидя вредоносное нежелание мыслить, ты неоднократно имел возможность наблюдать самые разные примеры, подобные этим. Такие, что пакостят всю нашу жизнь и мешают прогрессу. И позволь мне закончить столь хорошо известной тебе цитатой: «Каждый из вас — или решенная проблема, или нерешенная. От вас и только от вас зависит предпочтение: или-или!» И для вящего разумения, ежели не сможешь заранее разглядеть последствия неверного выбора, добавляю: большинство получает то, что заслуживает, и в конце концов оказывается в нокауте».

Ну что ж, Семен Викторович еще раз доказал, что не зря он носит звание профессора. Не знаю, правда, как подействует на него это послание самому себе, мне же было просто интересно. И впрямь, Горацио, до хрена чего ты не знаешь.

Когда сборы закончились и стало ясно, что всё готово, мы как-то понуро попрощались с Виктором, Лёнькой и Профом, и они молча проглотили свои капсулы со снотворным. По одному я «забрал» их к себе и занес в домик. Затем, выйдя, взял девочек за руки и снова «шагнул» на берег реки. Решив «вернуться» на две недели назад, включил «ускоренный режим», и мы провели тридцать часов, валяясь на песке и болтая ни о чем. Настроение было паршивым, и хорошо, что большую часть этого времени я провел во сне.

Но вот ожидание закончилось, и я снова держу девочек за руки. Странно всё же. Вот сейчас сделаю один шаг, и мы разойдемся. И они даже не вспомнят, что мы побывали в Ленкином мире. И про угрозу нашей планете узнают только из моих слов и посланий, которые уже лежат «у Лены».

— Давай Юр, не тяни, — поторопила Инна, и я «сделал шаг».

«Вернулся» я аккурат к завершению операции с господином Кузнецовым. И сразу с места в карьер принялся «полоскать» всем мозги. Лена, молодчина эдакая, врубилась моментально и поверила мне безоговорочно. Профа и Лёньку долго убеждать не пришлось. И дольше всех — минут двадцать — сопротивлялся Виктор. Ну а дальше уж — ему карты в руки. Он куда-то пропал, пытаясь организовать всё, что надо, и на это ушло часов шесть. А мы коротали время, глядя на кадры кинохроники, «привезенные» мной из будущего, которое, надеюсь, никогда не наступит.

И вот уже все имеющиеся в нашем распоряжении космические катетера прочесывают околоземное пространство, сканируя радиолокаторами необозримые дали.

Свободный полет… Этот что-то особенное мчаться над землей, маленьким шариком крутящейся где-то далеко внизу, и чувствовать, как километры проносятся под тобой, убегая куда-то за спину в призрачную и недостижимую даль. Становятся нереальными, чем-то таким, что уже было и исчезло позади. И там, за спиной, остаются прежние страхи и опасности, заставляющие вставать шерсть на загривке дыбом, напрягаться мускулы и леденящие кровь. И всё для того, чтобы встретить впереди новые, еще не изведанные приключения и снова взглянуть в глаза безжалостной и неумолимой костлявой. И где-то в глубине души понимая, что всё это мельтешение, вся суета по большому счету яйца выеденного не стоит, всё напрасно и мимолетно. И от осознания всего этого я засмеялся каким-то истеричным, но в то же время счастливым смехом.

Если кто-то пробовал найти иголку в стоге сена, тот имеет представление, о чем речь. Да плюс еще наличие нескольких сот своих иголок, не способствующих облегчению задачи. К этому времени на орбите находилось огромное количество всяческих спутников. И все пилоты бегло просмотрели имеющуюся информацию. А уж система управления, по мере обнаружения, извлекала данные из памяти, моментально классифицируя объекты по принципу «свой-чужой».

Игра в «соблюдение государственной тайны» обошлась некоторым державам в несколько десятков «засекреченных» летательных аппаратов. Но мы же их предупреждали.

На всё ушло около двадцати часов. Корабль-разведчик, еще не приступивший к «обеззараживанию», обнаружили на довольно высокой орбите. На наши боты он если и обратил внимание, то никаких действий не предпринял. И вот уже десять катеров модернизируют, прилаживая к корпусам ракеты с ядерными боеголовками.

И опять я спорю с Генералом, доказывая необходимость личного участия в «акции возмездия». Видно было, что он не внял аргументам, а просто сдался перед упертостью. Что ж, и на том спасибо. Еще с нами напросился Проф. Но Виктор Петрович только махнул рукой:

— А-а, всё равно ведь сделаете по-своему!

Десять катеров снова взяли курс на позиции, окружив корабль пришельцев подобием сферы. В принципе, человеческого участия не требовалось, и мы были сторонними наблюдателями. Все ракеты достигли цели, и десять объективов запечатлели конец незваного гостя. А мы, выждав немного, направились к земле.

Никаких фанфар не звучало, и никто не забрасывал нас охапками цветов. Приземлились на военном аэродроме, и я сразу же «убрал» скутер от греха подальше. Кто знает, как оно повернется? И предстоит еще большой «разбор полетов», с сопутствующими обвинениями в попытке развязывания войны и требованиями предоставления доказательств.

Но так ли уж это важно? У меня всё еще есть коридор. И есть Инна, с которой, надеюсь, нас ждут долгие совместные годы. И я по-прежнему связан обещанием, данным профессору…

Минск.

8 декабря 2003 г. — 16 января 2004 г., а также 23 — 24 июня 2004 года