Алексей БЕССОНОВ

ГОСПОДИН ПОСРЕДНИК

Часть первая

Глава 1

В сущности, все пеллийские города похожи друг на друга, и лишь столица имеет индивидуальные, одной ей присущие черты. В чем тут дело – сказать мне было трудно, так как историю я знал далеко не блестяще. Кажется, это был самый древний город королевства… а может быть, суть не в этом. Столица поглотила меня, растворила в своих теплых сумерках, наполненных желтым светом уличных фонарей, и я наконец смог почувствовать себя в безопасности: вряд ли Монфору удалось бы найти меня здесь, в этом громадном, кишащем приезжими муравейнике.

До столицы я добирался сложным зигзагообразным маршрутом. Из Альдоваара я отплыл той же ночью, купив себе место на большой шхуне, которая шла на остров Гиер. Следующим вечером, расплатившись с хмурым немногословным шкипером и сведя на берег своего коня, я пересек половину острова и к полуночи оказался в рыбацком порту, где почти сразу же договорился с хозяином брига, отправлявшегося на континент. Бриг, промотавшись под холодным ливнем больше двух суток, вошел в огромный порт Шалин. Через полчаса я продал коня и смешался с толпой паломников, направлявшихся в столицу на ежегодный храмовый праздник.

Столица встретила меня желтоватым полумраком позднего вечера, еще не успевшего растерять дневную жару. Я выбрался из дилижанса на поле Ноора и отправился искать неприметную гостиницу. Здесь их было множество. Узенькие кривые улочки старого города там и сям встречали меня разнообразными вывесками и светящимися окнами ресторанчиков. После некоторого раздумья я остановился возле серого шестиэтажного здания гостиницы «Королева Милена». Судя по чистеньким дверям и шторам на узких стрельчатых окнах, заведение было не из дешевых, но в то же время и не слишком-то роскошным – именно то, что мне сейчас и требовалось. Распорядитель с поклоном принял плату за сутки и выдал мне ключи от номера на пятом этаже. Я отказался от услуг мальчишки-носильщика и, подхватив свои пожитки, отправился по крутой мраморной лестнице наверх. Номер меня не разочаровал: окна выходили во двор, где находились каретные сараи, и главное, к левому крылу здания, буквально в пяти локтях от окна моей спальни, примыкало темное четырехэтажное строение. При наличии ловкости можно было выбраться из окна, проползти по кирпичному карнизу и спрыгнуть на широкую, поросшую мхом крышу, а оттуда – уйти в глубь квартала и затеряться в узких старинных двориках.

Сбросив с себя пыльное дорожное платье, я умылся холодной водой и, достав из саквояжа письменные принадлежности, разжег газовую лампу и принялся писать записку. Потом я вызвал портье: мне срочно требовался посыльный.

Вслед за посыльным прибыл ужасно серьезный мальчишка в салатном мундире со множеством серебряных шнуров, в руках он держал пухлую кожаную папку. Сперва я не понял, кто это, но тут до меня дошло, что в номере за пару золотых я могу рассчитывать на некоторые непривычные мне услуги – мальчишка был младшим метрдотелем ресторана.

Держался он с достоинством, но в высшей степени корректно: такие манеры, как подумалось мне, сделали бы честь некоторым аристократам моей несчастной родины. Слушая его журчащее бормотание, я полистал меню и остановился на легком ужине и красном вине, чем немало огорчил юного «метра». Наверное, он рассчитывал на большее.

За окнами окончательно стемнело, в небе зажглись первые звездочки. С улицы повеяло прохладой, и я вдруг ощутил огромную усталость: по мостовой простучали копыта чьего-то коня, потом скрипнул отъезжающий фаэтон – я невольно прикрыл глаза и подумал, что последние дни мне пришлось держаться исключительно на своем страхе. Теперь страх отступил, и я сразу почувствовал себя отчаянно слабым и измученным мальчишкой, приехавшим в совершенно незнакомый ему город.

Начали ли меня искать? Иллари наверняка догадается, что вынудило меня скрыться, и позволит мне какое-то время отсидеться, чтобы прийти в себя, а потом он, несомненно, начнет искать способы выйти со мной на связь. Только я знаю, где находится Череп. Именно мне Эйно передал свое имя и свое дело – без меня Иллари не обойтись, – но все эти обстоятельства, будучи сваленными в одну кучу, превращали меня в мишень.

В мишень! Но для кого – для Монфора?

Все те дни, что ушли на дорогу до столицы, я ломал голову над странной убежденностью погибшего Эйно Лоттвица в том, что налет на опустевший в преддверии храмового праздника замок Лоер – дело рук именно его, загадочного Рэ Монфора. Мотив был мне вполне понятен, убийц интересовал Череп, и не что иное… но ведь Монфор мог получить его и так! Именно Монфора спешил уведомить Эйно, едва наш «Брин-лееф» вошел в пеллийские воды. Именно его ждал он в Альдовааре в последние дни перед смертью – для чего же тогда Монфору понадобилось убивать своего ближайшего, как я уже знал, соратника?

Никакой логики…

Крабовый салат и небольшая коллекция острых, сладковатых сыров отвлекли меня от размышлений. Я налил себе легкого вина, которое пахло разогретой солнцем степью, и подумал, что все неразрешимые вопросы следует оставить на потом. Сейчас меня беспокоили куда более насущные вещи. Столицы я не знал.

Оставалось надеяться лишь на удачу – и она не замедлила явиться на порог собственной персоной.

Сперва в номер постучал отправленный мной посыльный, но мальчишка не успел вымолвить и двух слов, как я увидел того, кому адресовал свою короткую записку, – он вихрем ворвался в комнату и с шутливой миной сорвал широкополую белую шляпу.

За то время, что мы не виделись, Энгард Дериц изменился – почти неуловимо, и в то же время значительно. В глазах появилась незнакомая мне уверенность, свойственная людям, нашедшим ответ на важные вопросы, жесты и даже походка приобрели некую стремительность, небрежную точность: юноша неожиданно превратился в мужчину, знающего свое место и свою цену. Для меня это было неожиданно. Я предполагал увидеть любопытного и романтичного мальчишку, а передо мной стоял вполне взрослый, уверенный в себе парень.

– Ну, рассказывай! – набросился на меня Энгард после обмена приветствиями.

– Ты здесь что, один? А где его светлость?

– Эйно Лоттвиц мертв. А князь Лоттвиц-Лоер… в общем, теперь это я.

Дериц опустился на стул и помахал в воздухе своей шляпой.

– Ты не поверишь, но у меня было что-то вроде предчувствия. Тогда еще, когда твой патрон приехал к нам за старыми картами… мне сразу показалось, что тебя ждет довольно бурное будущее. Какая-то аура, что ли: я давно уже замечаю за собой некоторые странные вещи. Но все это… после. Рассказывай.

– Ты ужинал? – перебил его я.

– Я не успел: едва приехал гостиничный мальчишка, я прыгнул в седло и помчался вслед за ним.

Я дернул за шнур колокольчика. Когда портье и метрдотель, на сей раз вознагражденный за свое терпение довольно обильным заказом, удалились, я раскурил трубку, плеснул Энгарду вина в серебряный бокал из буфета и уселся на подоконник.

– Мы были в Рашеро, – начал я. – И мы добыли этот, будь он неладен, Череп – уникальную реликвию Прежних, за которой по всему свету охотились фанатики-кхуманы… там, в Рашеро, они едва не снесли всем головы, но нам удалось выдержать осаду и спастись. Ты знаешь, кто такие Прежние, Энни? Наша планета не всегда принадлежала людям…

– Что-то такое я слышал в королевском лицее, – задумчиво кивнул Дериц. – И о реликвиях я тоже слышал. Но ты уверен, что все это правда – нас сюда кто-то привел и раньше тут жили какие-то демоны?..

– Никто нас сюда не приводил. Наши предки пришли сюда сами. Пришли умирать. Я расскажу тебе потом, потому что все это довольно долгий разговор.

Важно то, что мы достали этот проклятый Череп. Кхуманы едва не разрезали меня на кусочки, потом они осадили крохотную крепость на берегу океана, где мы засели в ожидании корабля – и если бы не удивительные пушки покойного князя, я вряд ли увидел бы Пеллию. Мы потеряли очень много людей, сам я настрелялся на год вперед – но, как видишь, нам все-таки удалось вернуться, и я здесь… князь Маттер Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар. Эйно погиб пять дней назад, и теперь я, имея все соответствующие моему новому достоинству бумаги, вынужден бежать, скрываясь от его убийц.

– Кто-то оспаривает титул? Прямые наследники? – быстро спросил Энгард, подаваясь вперед.

– Насколько я знаю, детей у него не было, – отозвался я и пошел открывать дверь официантам.

Стоявший возле окна стол застелили роскошной хрустящей скатертью, вместо простых серебряных бокалов появились тонкие, украшенные золотой насечкой, вина были поданы прямо в запечатанных кувшинах, а сыры и зелень – на тарелочках из ароматного красного дерева.

– Недурно, – заметил Энгард, когда официанты корректнейше приняли чаевые и удалились.

– Денег у меня полно, – безразлично ответил я.

– Вернемся к титулу, – предложил Дериц, ворочая вилкой в салате. – Ты считаешь, что Эйно убили не из-за этого? Ты знаешь, сколько людей каждый год гибнет из-за этой древней традиции? Королевская канцелярия давно хотела отменить обычай «харран», слишком уж много вокруг него льется крови, но Сенат стоит как приросший – «не дозволяем», всеми ста голосами.

– На титул им совершенно наплевать. Все дело в Черепе.

Глаза Дерица вдруг вспыхнули уже знакомым мне мальчишеским блеском.

– Что же в нем такого?

– Это не просто реликвия, Энни. Это очень опасная вещь, и те, кто за ним охотится, хорошо знают, как его можно использовать. Понимаешь, я попал в столицу именно потому, что, умирая, Эйно назвал мне одно имя…

– И обладатель этого имени живет в столице?

– Ты, как всегда, догадлив.

– И покойный князь сказал тебе, что убийц направил именно он? То есть ты хочешь сказать, что приехал отомстить?

На этот раз я не удержался от смеха. Что бы с ним ни случилось, но младший Дериц все же оставался порывистым мальчишкой с врожденной склонностью к авантюризму. Собственно, еще год назад я и сам был точно таким же мальчишкой, случайно выбравшимся на западный берег далекой, горящей в огне страны. Но я встретил свой корабль, я встретил Эйно, и минувшие месяцы слишком изменили меня, заставив измученного юношу превратиться в трезвого, весьма расчетливого человека. По сути, я стал хоть и маленьким, но зверьком – зубастым, уже вкусившим опасности и потому почти взрослым.

– Вопрос тут в том, – хмыкнул я, – что я не уверен…

Энгард ответил мне не сразу. Судя по тому, как он работал челюстями, поужинать ему действительно не удалось. Собственно, ответа я и не требовал – я жевал тонкие ломтики обжаренного в специях мяса и размышлял о том, что максимум, на что я могу рассчитывать, – это помощь в поисках Накасуса и Теллы.

Возможно, у Энгарда есть какие-нибудь связи в театральной среде – среди аристократической молодежи театр в большой моде, а Накасус, кажется, довольно известен… но Дериц думал о другом.

– Где-то за месяц до того, как мы с тобой познакомились, – начал он, отложив в сторону вилку, – буквально на моих глазах разорился молодой князь, только-только вступивший в права владения…

– Играл? – спросил я, не понимая, к чему он ведет.

– Нет. Не играл, не швырялся деньгами, да и вообще, такое состояние просто математически нельзя было растратить за столь короткое время. Нет, конечно, деньги можно было ухнуть в какое-нибудь предприятие, но все равно ведь остались бы по крайней мере какие-нибудь бумаги: векселя, акции, банковские гарантии пайщиков, наконец. А тут – ничего. Откуда ни возьмись появились какие-то люди, предъявили в банк какие-то заемные письма столетней давности, и все. Его семья, что интересно, об этих письмах не имела ни малейшего понятия! Конечно, началось расследование. Длилось оно, ты не поверишь, аж три дня, после чего претензии заимодавцев были признаны безоговорочно и в полном объеме.

– Я паршиво разбираюсь в пеллийской финансовой системе, – признался я. – Но ты что, ты так уверен, что этих долгов на самом деле не было?

– Я знаю, что их не было. Понимаешь, тогда, едва прошел слух, я почему-то жутко испугался… мой братец – человек, мало приспособленный к жизни, он в основном пьет и шатается по всяким приемам, скажи ему: «Холгер, мы разорены!» – он пожмет плечами и поедет на очередной бал. И вот я, сам уж не знаю, как это все вышло, стал искать способ обезопасить наши деньги. Начинал я с того, что просто шатался по разным заведениям, слушал, о чем говорят биржевые игроки, маклеры, спал с их проститутками, и буквально через два месяца до меня стало доходить…

– Что королевские дознаватели были подкуплены, – с ухмылкой вмешался я.

– Это я понял сразу же, – криво усмехнулся Дериц. – Таким, как мой брат, поверить в это трудно… но ведь я-то – человек другого склада. Дознавателей я решил оставить на закуску: видишь ли, меня не покидало ощущение, что вся эта загадочная история – лишь начало какой-то серьезной игры. Так вот – я не ошибся.

Энни замолчал и потянулся к черному лакированному кувшинчику, блестящий бок которого украшал тончайший серебряный узор. Несколько секунд он любовался работой неведомого мастера, затем решительно сломал печать и наклонил узкое горлышко над моим уже опустевшим бокалом. Заинтригованный, я молча ждал продолжения рассказа.

– Конечно, для того чтобы познакомиться со сколько-нибудь серьезными аферистами, мне понадобилось время. Я довольно успешно корчил из себя богатого дурачка и в конце концов привлек внимание парочки негодяев. А вот дальше… – на губах Дерица заиграла лукавая улыбка. – Дальше я увлек самого лучшего плута столицы, да не просто увлек: этот плут – женщина.

– Хо-хо!.. И что же, она вытащила из тебя все до последнего медяка?

– Отнюдь нет! Мы заключили некое соглашение. Грубо говоря, я помогаю ей, а она помогает мне. Мы, если хочешь, компаньоны. Я увеличиваю свою долю в семейном капитале, а она иногда пользуется моими связями в свете.

– Если я правильно тебя понял, она достаточно молода.

– Да… она выдает себя за аристократку из южных провинций, но я прекрасно знаю, что это не так. Впрочем, для меня ее происхождение не имеет никакого значения, гораздо важнее то, что за несколько лет в столице она смогла сколотить целую банду: проститутки, аферисты, рисковые маклеры, и все они, а их не так уж мало, относятся к ней с огромным уважением. Согласись, это не так-то просто – но уж голова у барышни скрипит в самом лучшем виде.

Я слез с подоконника и уселся верхом на стул.

– И она, само собой, ходит под одним из крупных филинов…

Дериц дернул щекой, бросил на меня короткий задумчивый взгляд и медленно покачал головой.

– Нет. Если ты думаешь, что это для нас обязательно…

– Что я могу думать, Энни? Я могу только предполагать – ну, и само собой, задавать дурацкие вопросы.

– Тогда я отвечу тебе так: «филины» не любят яркий свет, а здесь, в окрестностях Сената и королевских канцелярий, слишком много фонарей… ты уловил? Им просто нет смысла соваться на глаза дознавателям, прокураторам и всем прочим. В провинции, да что там – в полусотне миль отсюда они держат в зубах большой кусок власти. А у нас – каждому свой риск.

– И каким же образом блистательному столичному аристократу удается приумножать свое золотишко? Ты считаешь, что, плутуя, сможешь избежать судьбы того несчастного? А если наоборот?

– А зачем мне плутовать? Мир подвижен, как море. Иногда достаточно вовремя узнавать новости, и все…

«Ах вот даже как, – подумал я. – Да ты, парень, куда разумнее, чем я думал, – и с воображением у тебя все в порядке. Пожалуй, стоит благодарить судьбу за этакое знакомство…»

– К тому же, – добавил Энгард после паузы, – королевской службой я не связан и никакие указы и рескрипты не мешают мне заниматься финансовой деятельностью. Верно ведь?

– Верно, – согласился я. – И у тебя уже… м-м – амбиции?

Дериц рассмеялся и принялся набивать свою трубку, лежавшую до того на столе.

– Еще какие! Но об этом мы поговорим позже. Давай вернемся к тебе… Ты считаешь, что должен затаиться?

– Я должен выяснить кое-какие подробности, Энни, вот в чем все дело. И пока я здесь – а никто не знает, сколько времени мне понадобится, – мне следует стать как можно более незаметным. И вот еще что: у тебя есть верные люди?

– Смотря для чего, – прищурился юноша. – Если речь идет об убийстве, то понадобится немного времени…

– Нет-нет, об убийствах я не хочу даже слышать. С меня хватит Рашеро! Мне нужно послать гонца в Альдоваар. Но это должен быть человек, которому ты абсолютно доверяешь.

– Это не проблема, – облегченно улыбнулся Дериц. – Я пошлю своего слугу. А тебя мы завтра же утром переправим в совершенно безопасное место. Уж там-то тебя точно никто не найдет.

На этом разговор закончился. Энгард поглядел на хронометр и, хлопнув себя по лбу, умчался на какую-то важную встречу. Я бросил взгляд на опустевшие тарелки, взял в руку бокал вина и снова умостился на широком подоконнике, бездумно пялясь на вечернюю жизнь темной и древней улочки.

Глава 2

Я лежал, ежась под легким одеялом, и полусонно размышлял о природе негромкого шума за окном. Открывать глаза мне не хотелось, но порыв холодного ветра, неожиданно ворвавшийся в спальню, заставил меня проснуться окончательно.

Серые рассветные сумерки были пронизаны нудным мелким дождем – через его пелену я различал крышу соседнего здания, усеянную узкими каминными трубами. Я сел на постели, помотал головой и, мгновенно все вспомнив, повалился обратно на подушку. Следовало закрыть окно и отыскать еще одно одеяло, но я словно плыл в своей слабости – где-то в голове крутились обрывки недосмотренного сна, веки были тяжелыми, как пара корабельных якорей.

Я лежал на спине, понимая, что холод не даст мне снова заснуть.

Кажется, мне снилась страна рашеров. Я подумал о том, что проклятый Череп, возможно, и не стоил жизни Эйно Лоттвица, но для одержимого князя такие мелочи, как жизнь, значили не слишком-то много. А для меня? Мне было больно, когда вокруг меня умирали люди, которых я почти не знал. Я не смог убить уту – тогда, в сыром подземелье старого монастыря, – смогу ли я убивать ради целей уже мертвого человека?.. Я…

В дверь номера сильно стукнули, и я мгновенно вскочил, отыскивая глазами пояс с пистолетами. Как всегда, он висел на спинке ближайшего к постели стула: я вылетел из-под одеяла, подхватил из левой кобуры десятизарядный «Вулкан», сбросил задрожавшим пальцем собачку предохранителя и пробрался в гостиную. Стук тем временем повторился.

– Кто там? – спросил я, становясь сбоку от двери.

– Я, я! – раздраженно зашипел голос Энгарда Дерица. – Ты что, захотел, чтобы я перебудил весь этаж? Я думал, ты ждешь меня!

– Да, но не в такое же время? – Я отодвинул задвижку замка и впустил своего приятеля в номер.

– А в какое? Давай одевайся… сам ведь говорил, что не хочешь привлекать лишнего внимания.

Судя по его виду, он не спал всю ночь: под глазами у Энгарда виднелись синие тени, а вокруг рта появились не по годам ранние складки. От юного князя здорово разило вином, но пьяным он уже не был, очевидно, он пил довольно давно.

– Рому хочешь? – спросил я, одеваясь. – У меня еще из Альдоваара осталось.

– Рому? – Энгард скривился и страдальчески фыркнул. – Красного у тебя больше нет?

– По-моему, я не все выхлебал… посмотри там, на столе.

– Уже вижу… Шевелись же, Мат! Ты и в море так собираешься?

– Я уже готов. Но учти, у меня нет лошади.

– Зато у меня есть экипаж. Не дурак же я, в конце концов…

Энгард схватил одну из моих сумок, обнаруженный на столе кувшинчик вина, и мы вышли в коридор. Ключ я бросил на стойку спящего распорядителя и разбудил его звоном серебряной монетки.

– Господин съезжает? – просипел он мне в спину. На улице нас ждала большая карета, мокро блестевшая под дождем свежим серым лаком.

– Поехали, Боло, – негромко сказал Энгард, закрывая за собой тяжелую дверцу. Кучер щелкнул бичом, четверка разномастных лошадей резво взяла с места, и обрезиненные колеса экипажа покатились по неровной брусчатке мостовой. Энгард поправил плотные шторы на дверях, морщась, приложил к губам кувшинчик с вином и откинулся на кожаную спинку дивана.

– Сегодня ночью меня вывели на след, – внезапно произнес он.

– Ты имеешь в виду тех ублюдков, которые наказали твоего простодушного князя? – понял я.

Он молча покачал головой.

– Представляешь, они, кажется, из Ханонго. Святые и грешники – из Ханонго!

– Что тебя в этом удивляет?

В глазах Дерица появилось такое изумление, словно у меня вдруг выросли рога. Он облизнулся, снова приложился к вину и вдруг расхохотался.

– Знаток! – заметил он сквозь смех. – Нелегко тебе тут придется. Мы воюем с Ханонго уже двести с лишним лет. То есть не то что бы воюем, но делаем вид – топим их корабли, которые заплывают в наши воды, держим на границе целые форты с гарнизонами. Все довольны…

– Чем?! – теперь изумиться пришлось уже мне. – Двести лет войны?..

По-моему, сто раз можно было покончить со всем этим и жить в свое удовольствие.

– А, не скажи. Где будут служить молодые честолюбивые князьки или всякие там виноградные барончики, с детства мечтающие о королевских погонах и ленточках на шею? И конечно, не только это… это уже не война, это ритуал – но мне еще ни разу не приходилось слышать о мошенниках из Ханонго, орудующих в столице да еще и покупающих королевских дознавателей, как прошлогодний навоз.

– Все когда-нибудь случается впервые, – спокойно отозвался я, и в самом деле не понимая, из-за чего он так возбудился.

– Тоже, конечно, верно, но сейчас дело не в этом… ладно, посмотрим, чем все это закончится. Плохо то, что сейчас они ушли на север – возможно, к себе домой. Но я уверен, что вся эта компания еще вернется. Тогда и увидим, с каким соусом их подавать к столу. Письмо у тебя готово?

– Письмо? – нахмурился я.

– Твое письмо в Альдоваар?

– Ах, ну да… – Я наклонился и распахнул кожаный саквояжик, в котором поверх вещей лежал плотный серый конверт. – Вот. Когда ты отправишь посыльного?

– «Барк „Бринлееф“, капитану Иллари лично», – прочитал Энгард. – Вот эту завитушку в двойном "е" ты больше не употребляй – сразу поймут, что ты учился письму в южных провинциях. Гонца я отправлю, как только мы прибудем к моей малопочтенной госпоже Дайниз. Тоже, так сказать, «лично в руки». Но тебе не стоит опасаться – там тебя точно никто не найдет.

– Ты уже говорил, – фыркнул я. – Меня беспокоит сейчас совершенно другое: с какими проблемами я встречусь после возвращения в Альдоваар? Что я стану говорить людям из королевской Стражи? Князь Лоттвиц умер при довольно загадочных обстоятельствах, свидетелей нет, а сам я почему-то удрал в неизвестном направлении… куда ни глянь, все подозрения против меня.

– Не будет никаких подозрений, – отмахнулся Энгард, – Насколько я знаю, у покойного Лоттвица там было целое гнездо, так ведь? Значит, всем его приближенным известна причина, по которой он сделал наследником именно тебя, а не другого человека. И что же, у них возникнут подозрения?

– Нет, – согласился я. – У них-то нет, это понятно, но что скажут дознаватели?

– Да ни хрена они не скажут, пойми ты это! В худшем случае тебе понадобится парочка поручителей – что, не найдешь? А вообще, ваша светлость, в этом вашем Альдовааре можно хоть на ушах летать – были б только деньги. Сунешь судье пару сотен золотых, и все завязки в дегте. Это, – Дериц зевнул и прикрыл глаза, – все вздор. Если б я жил в провинции…

– Почему же не переедешь?

Он усмехнулся:

– Переезжать я не собираюсь, а вот соорудить там пару-тройку делишек – это обязательно. И не сомневайся. Уж очень она мне нравится, эта финансовая деятельность.

За разговором я не заметил, как закончился дождь. Энгард, внезапно замолчав, погрузился в легкую дрему-я осторожно отодвинул занавеску на своем окне и увидел, что карета мчится по ровной и широкой королевской дороге. Вдоль тракта росли огромные старые деревья, и мне показалось, что мы движемся в полутемном сером туннеле.

– Скоро приедем, – произнес Дериц, не открывая глаз. – До городка осталось минут десять, ну и там еще столько же.

Он оказался прав. Наш экипаж перевалил через узкий горбатый мостик, нависавший над грязным, заросшим тиной каналом, и вскоре впереди показались шпили и черепичные крыши небольшого города. Мой опытный нос тотчас же ощутил близкое дыхание моря.

– Мы где-то на побережье? – поинтересовался я.

– Мы обогнули столицу с востока, – кивнул Энгард. – Здесь маленький торговый порт, пара крохотных заводиков, да и все. Это довольно древний город, но сейчас – просто сонная дыра. Даже столичные новости доходят сюда за неделю.

Очень удобное место, тебе не кажется?

– Возможно, – согласился я, сдвигая штору на окошке. – Как он хоть называется?

– Воэн, – хмыкнул мой приятель, – что в переводе со старопеллийского означает «крепость у моря». Правда, от крепости остались одни развалины…

– Зато море на месте, – парировал я. Улочки тут были неровные, вымощенные гладкими от времени каменюками, – в углублениях стояла дождевая вода, кое-где я с изумлением заметил не погашенные с ночи фонари. Ставни большинства домов были еще закрыты. Пока мы ползли в лабиринте узких полутемных нор, из обывателей я увидел лишь мальчишку на ослике да румяную молочницу, толкавшую перед собой утробно громыхающую тележку с пустым бидоном. Крепость у моря досматривала свои последние утренние сны.

Карета неожиданно встала в конце длинного переулка, плотно застроенного однообразными двухэтажными зданиями с нависающими над мостовой фронтонами.

Перед нами были высокие кованые ворота, за которыми угадывался темный массив лиственного парка.

– Это была усадьба одного сумасшедшего барона, – объяснил Дериц, – потомки уже отчаялись ее продать – ну кому нужен небольшой замок в таком захолустье?

Зато тут чудные соседи, сплошь одни контрабандисты.

– Я понял, – хмыкнул я, – в чужие дела такие не лезут.

– Ни в коем разе…

Здоровенный слуга в темном дождевике сдвинул запорный болт, ворота совершенно бесшумно растворились, и кони потянули экипаж во влажный полумрак старого парка.

Трехэтажный дом произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, его размеры, а также таинственная древность поросших вьюном стен внушали уважение, но с другой – выглядел он самой настоящей развалиной: от выкрошенных ступенек парадного входа до сплошь замшелой черепичной крыши.

– То что надо, – усмехнулся Дериц, поймав мой скептический взгляд. – Здесь тепло в холода и прохладно в жару. И морской ветер нипочем.

Ничего не отвечая, я выбрался наружу и принялся доставать свой скудный багаж. В доме тем временем поднялась какая-то суета. Едва мы вошли в холл – низкий, обшитый черным .от времени полированным деревом, – как по лестнице застучали каблучки.

– Ну вот и она, – осклабился Дериц. – Познакомься, дорогая: мой друг Мат, князь из южных провинций. Относиться, как ко мне, ничего не жалеть, ни в чем не отказывать. Это, Мат, та самая Дайниз, о которой я тебе рассказывал…

Ей было лет тридцать – живое и открытое лицо с большими умными глазами цвета морской волны, изящная, вполне аристократическая фигурка и – в глаза мне сразу бросились руки: длинные ухоженные ладони, сильные и подвижные, странно обаятельные мелкой сеточкой вен и сухожилий, игравших под тонкой, немного смугловатой кожей.

– Рада приветствовать моего господина. – Ее поклон был преувеличенно вежлив, и я ощутил некоторое смущение.

Я снял шляпу и коротко дернул головой, после чего Энгард отрывисто приказал подать завтрак и вызвать некоего Боскэ.

– Ты должен держать себя понадменнее, – произнес он, ведя меня по длинному коридору второго этажа. – Иначе ты выглядишь просто юношей из хорошей семьи, но, прости, никак не князем из южных провинций.

Я молча кивнул.

За поворотом коридора обнаружилась высокая и узкая дверь. Повозившись в кармане, Энгард нашел нужный ключ. Дверь противно скрипнула, в полутьму тупика полился серый утренний свет.

– Заходи, – позвал меня Дериц. – Здесь у меня комната для размышлений. Я оставлю тебе ключ, но постарайся не пускать сюда девок: это будет цинично…

Войдя вслед за ним, я восторженно присвистнул. Три стены большого квадратного помещения были до самого потолка забиты книгами. Даже над камином возвышались длинные пыльные стеллажи. Я пробежался взглядом по толстым кожаным корешкам и решил, что пробуду здесь, в этой библиотеке, столько, сколько окажется возможным. Здесь были и хроники, и труды полузабытых пеллийских мистиков, и относительно современные философские работы, и даже какие-то старые романы!

– Восхищен? – спросил Энгард, садясь за большой круглый стол. – Прежний хозяин считал себя большим ученым.

– Он считал или его считали?

– Его считали сумасшедшим. Даже жаль, что он не оставил после себя мемуаров – наверное, это было бы забавно. Впрочем, об этом позже: я слышу, к нам бежит мой верный Боскэ.

В библиотеку порывисто шагнул высокий худощавый юноша в синем домашнем кафтане. Приветствовав меня вежливым кивком, он поклонился Энгарду и, повинуясь его нетерпеливому жесту, молча уселся на стул. Рука Дерица скользнула под одежду.

– Это, – сказал он, протягивая парню мое письмо, – доставить в Альдоваар: немедленно, кратчайшим путем, денег не жалеть.

– Желательно дождаться ответа, – негромко произнес я.

Боекэ так же молча кивнул и сунул плотный конверт в карман.

– И еще, – добавил я, – учти: возможно, тебя спросят, как выглядел отправитель. Постарайся запомнить мою внешность и не ошибиться.

Юноша вперил в меня внимательный немигающий взгляд, потом боднул головой:

– Я все понял, господин. Что мне делать, если адресат не окажется на месте?

– Уничтожить письмо и возвращаться.

– Все ясно? – переспросил Дериц. – Вперед! Позавтракаешь в дороге.

Боскэ отвесил нам пару коротких поклонов и умчался. Энгард задумчиво глянул ему вслед и постучал ногтем по большому рубину, украшавшему его белый галстук.

– Это самый толковый слуга из всех, что я видел, – сказал он. – И он абсолютно надежен. Та-ак… пока не подали завтрак: что я могу сделать для тебя в столице?

Ответ у меня был заготовлен заранее.

– Узнать – но как можно тише – все, что только возможно, о господине по имени Рэ Монфор и постараться выяснить местонахождение театра известного мастера Накасуса.

– Что-то я про этого Накасуса слышал, – почесался Энгард. – Ну хорошо, это, пожалуй, будет нетрудно, проститутки всегда дружат с театральными антрепренерами… а кто такой Монфор?

– По всей видимости, бандит. И даже странно, что про него мало кто знает.

Не знаю, связан ли он с филинами, но то, что он шантажист и мошенник, это почти наверняка. Поэтому будь предельно осторожен – слово там, слово тут, и не больше. Хорошо? Отрицательный результат меня тоже устроит. Мастер Накасус сейчас важнее.

Две молодые служанки принесли завтрак, и Энгард тотчас же схватился за вино.

– Держись с ними построже, – сказал он, утолив жажду. – Девок тут хватает, можешь выбирать любую… сегодня меня не жди: сейчас я поеду домой отсыпаться, а вечером у меня очень важный ужин. Скорее всего, я появлюсь завтра утром.

– Хорошо, – улыбнулся в ответ я, – буду вести себя, как его величество в изгнании. Когда ты принесешь мне новости?

– Это зависит от целого ряда факторов. Могу обещать, что займусь этим делом со всей серьезностью. Ты пока отдыхай – здесь тихо и можно спокойно полечить нервы.

– С нервами у меня все в порядке. А вот со временем, кажется, похуже.

Постарайся поспешить, хорошо?

* * *

К полудню небо немного посветлело, но с океана все еще наползали тяжелые грозовые тучи. Выкурив третью по счету трубку, я выбрался из тяжелого, пахнущего чем-то затхлым кресла и положил на стол роскошно иллюстрированный том хроник времен короля Рокаэля VIII – меня утомили бесконечные морские битвы и подвиги великолепных пеллийских рыцарей в сверкающих позолотой доспехах. На столешнице лежал небольшой серебряный колокольчик: я встряхнул его, он издал переливчатый звон, и через пару минут в библиотеку вбежала хорошенькая девочка в довольно откровенном розовом платье. Несколько секунд я смотрел на ее стройные длинные ножки, потом принялся шарить в кармане камзола.

– Мне нужен плащ, – сказал я, вытаскивая небольшой кошелек, в котором лежал десяток золотых червонцев, – и шляпа, такая, по морской моде, с широкими полями и пряжкой вот здесь, на тулье.

– Я поняла, мой господин, – склонилась девочка, и ее лапка с накрашенными ногтями цепко схватила мой кошель.

– Часа хватит?

– Меньше… как будет угодно моему господину.

– Сдачу принесешь.

Она пискнула в ответ и испарилась. Я поставил хроники Рокаэля на место и выдернул с одной из нижних полок толстый фолиант под названием «Поиск в южных морях». С титульного листа на меня сурово глянул похожий на сыча дядька с трубкой в зубах, до самых глаз заросший бородой. Автор оказался королевским адмиралом, который несколько лет исследовал далекие южные моря, бродил по диким джунглям в поисках золота и в конечном итоге, изрядно разбогатев на камешках, решил написать сей увесистый труд. Читать, правда, было трудновато – адмирал отличался непомерной набожностью, и приблизительно треть текста занимали его воспоминания о том, как он молился – и там и сям… складывалось ощущение, что его «поиск» являлся обычным паломничеством спятившего святоши – без молитвы этот храбрец и на горшок не садился.

Где-то с полчаса я бездумно листал книгу, разглядывая гравюры и иногда пробегая глазами по тексту. В дверь неожиданно поскреблись. Моя правая рука привычно скользнула к висевшей на поясе кобуре, но ничего похожего на опасность я не дождался – в библиотеку тихо проскользнула та самая розовая девочка. В руках она держала круглую картонную коробку и сверток.

– Заказ моего господина…

Я положил в ее ладошку заранее приготовленную монету, спрятал в карман отощавший кошелек и разорвал ленту на картонке. Шляпа была хороша, мне давно хотелось иметь именно такую, но все как-то не доходили руки. Плащ – с капюшоном и полудюжиной широких воротников – оказался мне точно по росту, вот только рукава были чуть коротки, но в принципе это не должно было бросаться в глаза. Я накинул его на плечи, отыскал в кармане камзола тонкие летние перчатки, нахлобучил шляпу и вышел. Ключ мягко щелкнул в хорошо смазанном замке.

В холле мне встретилась все та же девица: вероятно, сегодня она была на вахте.

– Передашь госпоже, что я отправился на прогулку, – бросил я через плечо.

– И пусть к четырем часам мне зажарят цыпленка с пряностями.

Наверное, я выглядел чрезвычайно сурово. Слуга распахнул передо мной калитку, и я, поглубже натянув свою широкополую шляпу, шагнул в узкий тихий переулок. Вскоре я оказался возле небольшого аккуратного храма, посвященного одному из сонмища пеллийских богов. Я постоял среди его узких витых колонн, раскурил трубку и двинулся дальше. Нос почему-то упрямо тащил меня к морю.

Городишко кончился совершенно внезапно – только что еще я слышал приглушенное кудахтанье кур, тарахтенье тележек торговцев и ремесленников, и вот – последний квартал остался за моей спиной. Я стоял на ровной, хорошо раскатанной грунтовой дороге, которая вела к недалеким холмам, поросшим густым кустарником. Море было где-то там, я уже слышал тихий плеск волны. Взобравшись на холм, я вдруг замер от неожиданности.

До линии прибоя оставалось где-то с четверть мили – а по правую руку, чуть ниже, находилось довольно большое кладбище, за которым, среди деревьев, виднелась одинокая башенка какого-то храма. Это зрелище настолько поразило меня, что какое-то время я просто стоял, попыхивая трубкой, и разглядывал сотни хаотично разбросанных среди травы надгробий: то совсем покосившихся, то, наоборот, потемневших от близости океана, но все же гордо сопротивляющихся времени. Мне показалось, что неподалеку от храма я вижу чью-то фигуру. Мои глаза уже успели привыкнуть к расстояниям моря, но тем не менее из-за деревьев я не мог различить, мужчина это или женщина: мне потребовалась бы оптика, которой у меня с собой не было.

К кладбищу вела узкая тропка. Поругивая свои морские сапоги на высоком каблуке, я спустился по скользкой тропе вниз и зашагал к храму. Теперь он стал казаться чуть побольше, чем виделось издалека. К башне был пристроен придел, возможно, служивший жилищем для жрецов, за ним виднелись еще какие-то небольшие постройки. Я неторопливо пробирался меж старых могил и пытался прикинуть, какому божеству может быть посвящен этот кладбищенский храм. Богине смерти Коор-Алли? Вряд ли, пеллийцы идут к ней в совершенно других случаях. В принципе тут может быть любое божество, кроме, конечно, сугубо бытовых, типа божка, отвечающего за плодородие скота и урожай пшеницы.

Тоненькая фигурка в сером плаще неожиданно вынырнула из-за деревьев, и я с удивлением разглядел молодую девушку. Из-под капюшона, кокетливо оттененные прядью вьющихся черных волос, блеснули большие темные глаза. Она ждала, когда я подойду, и я не без труда подавил в себе невесть откуда взявшееся чувство неловкости.

– Что будет угодно моему господину? Господин желает воскурить в память ушедших?

Голос был чист и полон звенящего, чарующего своеобразия – в нем, казалось, жили своей жизнью какие-то неведомые мне струны, напевающие нежные и в то же время задорные мелодии. Я остановился и посмотрел на девушку внимательнее. У нее были чудесные полные губы, длинный с горбинкой нос и нетипично высокие скулы. В глазах посверкивала настороженность; я снял шляпу и поклонился.

– Сказать по совести, я даже не знаю, какому из богов служат в этом храме.

– О… – она, кажется, растерялась. – Но ведь это храм Ни-Эшер!

Ни-Эшер? Проклятие, кто же это? Ах вот, вспомнил… как странно – «молодая» богиня, являющаяся одним из воплощений неразделенной любви – и здесь, на кладбище? Воистину у этих пеллийцев странные представления о религии.

Собственно, все это вообще непонятно – как богиня может представлять собой неразделенную любовь? Но память услужливо выбросила мне именно эти сведения, вычитанные когда-то в одной из религиозно-философских книг. Святые и грешники, нужно было читать ее глазами, а не задницей!..

– Видите ли, я прибыл издалека и не слишком хорошо ориентируюсь в местных э-э… храмах.

– Вот как? – Она, кажется, была рада неожиданному гостю. – Тогда позвольте мне пригласить вас… я угощу вас подогретым вином, и вы осмотрите наши маленькие алтари.

Где-то над океаном раскатисто громыхнуло, и я понял, что с минуты на минуту может начаться дождь.

– Меня зовут Маттер, – поклонился я, – князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар.

– Айрис, – представилась девушка, – я служу в этом храме. Идемте.

Она разговаривала со мной просто, без нелепого в данном случае почтения и без. намека на какую-либо неловкость. «Наверное, – подумал я, шагая по высокой траве, – этот храм не очень-то жалуют местные молельщики, и молодая жрица просто пухнет от тоски. Интересно, на что она существует?»

В приделе жарко горела небольшая печка. Я послушно сел на указанный мне стул и принялся осматриваться. Да уж, столичной роскошью тут и не пахло. Но в то же время откровенной нищеты, вполне ожидаемой в этаком захолустье, я тоже не заметил. Отбросив на спину капюшон, жрица захлопотала над печью, ставя греться кувшинчик с вином, – я с удивлением увидел курчавую шапку непослушных черных волос, совершенно нехарактерную для пеллиицев; она выглядела довольно чужеродно, но я, разумеется, не решился бы тревожить духовную особу бестактными вопросами о ее происхождении.

Девушка выложила на чисто выскобленный стол свежие сладкие сыры и тарелочку пшеничных лепешек.

– Я угощу вас чудным белым флего, – сказала она, снимая с огня кувшин, – его на днях доставили из столицы. Вам нравится флего, князь?

– M-м, да, – отозвался я, разглядывая украшавший стену гобелен, на котором белокурый юноша в расстегнутом панцире втыкал в свою грудь здоровенный кинжал, а у его ног, полуобняв закованные в металл колени, умирала залитая кровью девушка. – Странная у вас тематика…

– Что же тут странного? – Айрис разлила вино по высоким бокалам и села напротив меня. – Ведь на моем кладбище хоронят людей, покончивших с собой под влиянием страсти.

– О, – только и смог выдавить я.

Вот тебе и Ни-Эшер. Все сразу встало на свои места. Здесь хоронят столичных хлыщей и их подружек, свихнувшихся от обилия чувств! Милый повод для самоубийства. А родня покойных, конечно, жертвует и на храм. Странно только, что тут так мало свежих могил – наверное, мода поменялась…

Желтоватое вино сильно отдавало пряностями, но я не мог не согласиться с выбором сыров, – после моих скитаний я вдруг с изумлением почувствовал себя уютно и спокойно, так, словно ветер вернул меня домой. Губы юной жрицы тронула мягкая улыбка. Она подлила в мой бокал и произнесла своим чарующим голосом:

– Вам не стоит стесняться, князь. Буря начнется не раньше чем через час.

– Да, – отозвался я, словно очнувшись от дремы. – Впрочем, мне еще не приходилось видеть кладбища, освященные именем Ни-Эшер. У нас на юге это, кажется, не в ходу.

Айрис усмехнулась и отвела глаза в сторону.

– Множество столичных родов, – сказала она, – враждовало в течение столетий…

– Я понимаю, – хмыкнул в ответ я. – Но вражда не отменяла любви – так?

– Увы.

«К счастью, – вдруг подумал я, – мой род не относится к разряду пеллийских придворных. Хотя не исключено, что и это не спасет меня от крови. Будь она проклята!»

Сильный порыв ветра зашуршал деревьями, и я заметил, как девушка зябко передернула худыми плечами.

– Наверное, вам бывает здесь одиноко? – спросил я.

– Нет, что вы! Я… давно привыкла…

– Трудновато привыкнуть к обществу покойников.

– Тогда, когда они не являются частью ваших обетов…

Я одним глотком допил флего и поднялся, запахивая на себе плащ.

– Простите меня, но… я должен идти. Если вы не будете возражать, я хотел бы посетить ваш храм в другой раз. Может быть, в тот день будет светить яркое солнце?

Она встала, провожая меня: слабая улыбка тронула полные губы, но юная жрица тотчас же спрятала глаза и ответила мне ровным любезным голосом:

– Я всегда буду рада вашему обществу, князь. «Не одиноко тебе, как же, – с непонятным раздражением думал я, идя по тропинке к городу, – да вот только…»

В чем заключается это «только», я еще не знал, но огромные темные глаза, блеснувшие из-под капюшона, не отпускали меня ни на секунду. Я брел, вслушиваясь в завывания ветра, и гнал от себя странное наваждение. Молодая жрица на кладбище… ну и бред! На кладбище чужой любви – святые и грешники, чего только не увидишь в этом огромном мире. Мой хронометр показывал половину четвертого: я представил себе запеченного, с ароматной корочкой цыпленка и облизнулся.

Глава 3

Энгард приехал незадолго до полудня: снизу, из холла, донесся его резкий голос, отдающий приказания женщинам, и я не без волнения отбросил в сторону кожаный фолиант, который держал в руках.

– Отвратительная погода! – рявкнул Дериц, ворвавшись в библиотеку. – Два дождливых дня подряд – для меня это, пожалуй, слишком.

Он швырнул на кресло свою шляпу и прошелся по комнате, нервно срывая с рук тонкие кожаные перчатки. В библиотеке появилась очередная юная особа с подносом, уставленным винами. Дождавшись, когда она опустит свою драгоценную ношу на стол, Энгард отослал девушку коротким взмахом ладони и тотчас же потянулся к одному из кувшинчиков.

– Скоро я превращусь в портового пьяницу, – мрачно сообщил он мне.

Я поглядел, как искрящаяся вишневая струйка бежит в объятия золотого бокала, и хмыкнул:

– Ты, кажется, чем-то встревожен?

– А ты, кажется, ждешь от меня новостей? Новостей пока никаких… ровным счетом никаких. Но сегодня вечером мне потребуются от тебя кое-какие услуги.

– Ты всегда можешь располагать мною, как пожелаешь, – улыбнулся я, скрывая облегченный вздох: мне отчего-то почудилось, что Дериц принес с собой неприятные сюрпризы. Отсутствие новостей показалось мне не самым худшим вариантом – по крайней мере, сегодня, когда за окнами усадьбы нудно шелестит мелкий серый дождь и солнце кажется чем-то ужасно далеким.

– Я, кажется, чуть не вляпался в одну довольно забавную историю, – произнес Энгард, сделав небольшой глоток. – Впрочем, все еще впереди… слушай, ты умеешь играть в ло?

– Совсем чуть-чуть. Я вообще не очень-то азартен к игре. Ты хочешь бросить фишки?

– Фишки будешь бросать ты. Сегодня вечером мы отправимся в один хитрый бордель, где тебе, чтобы не упражняться с девками, придется сыграть парочку партий. Проиграешь полсотни и уйдешь… главное – что ты там услышишь.

– А ты? – прищурился я, ощущая, как привычно холодеет спина.

– А я буду ждать тебя неподалеку. Мне, видишь ли, появляться там нельзя ни в коем случае. Ты хорошо фехтуешь после выпивки?

– Я вообще фехтую весьма средне. По крайней мере, не настолько хорошо, чтобы меня можно было воспринимать как серьезного противника – к тому же у меня совсем не пеллийская манера фехтования… Со стрельбой у меня отношения более теплые. А что, мне придется еще и драться?

– Не исключено: потасовки у них там каждый вечер, так что держи нос по ветру. Если начнется драка – выхватывай свой палаш и беги сломя голову.

Получить стулом по башке у них не сложнее, чем заказать себе пива.

– Интересный бордель. А Стража куда смотрит?

– А Стража, – скривился Энгард, – смотрит в задницу. Не переживай, в столице тоже хватает мест, где эта сволочь имеет бесплатный стол…

…С наступлением сумерек дождь почти прекратился. Карета, плавно покачиваясь, мчалась в сторону столицы, а я в последний раз прокручивал в голове полученные от своего приятеля инструкции. Мы молчали. Энгард полулежал на широком кожаном диване, прикрыв глаза, и не подавал ни малейших признаков жизни. По его распоряжению для меня подобрали крикливо-роскошный, но изрядно поношенный плащ и камзол мерзкого ящеричного цвета, с которым весьма гармонировали широченные бархатные штаны, заправленные в короткие сапожки для верховой езды. Глядя на них, я всякий раз испытывал острый приступ морской болезни, но деваться было некуда: по словам моего многоопытного друга, именно так следовало выглядеть юному провинциальному повесе, прибывшему в столицу на поиски жирного куска.

– Вообще, старайся выглядеть повульгарнее, – произнес неожиданно Дериц, не открывая глаз. – Ты у нас невыносимо сдержанный да мудрый, ну так попытайся стать полной противоположностью себе самому. Мой славный внутренний голос говорит мне, что ты справишься.

– У меня уже есть кое-какой опыт, – хихикнул я, вспоминая, как мы с Теллой получали в банке мешки с золотишком…

– Я буду ждать сразу за углом, – перебил Энгард, не обратив на мои слова ни малейшего внимания. – Хоть до утра: главное, чтобы ты услышал…

– А если я не услышу вообще ничего?

Он махнул рукой и вытащил из кармана трубку.

– Услышишь…

Дверь под большим красным фонарем я увидел сразу же, едва повернул налево от грязноватой круглой площади. Карета Дерица осталась там, сзади, полускрытая небольшим двориком с давно высохшим фонтаном. Мутные, наполовину зашторенные окна первого этажа маслянисто светились желтым. Я постоял, раскуривая свою трубку и глядя на давно облупившийся черный лак, покрывавший в древности резную дубовую дверь, и решительно взялся за медную ручку.

На меня пахнуло теплом и уютной смесью из дыма множества трубок и ароматов жаркого. Сбив свою шляпу на затылок, я вразвалку приблизился к солидной стойке, занимавшей почти половину противоположной от входа стены. На высоких табуретах, попыхивая трубками, сидели двое: седой дядька, очень похожий на солидного моряка, и вертлявый хлыщ в зеленой шляпе и длинном неряшливом плаще. Еще несколько человек тискали за столиками хихикающих красавиц. Судя по виду прелестниц, заведение было не из худших; впрочем, это наблюдение не имело для меня никакого значения – тех, кто был мне нужен, в зале пока не наблюдалось.

Я уселся неподалеку от моряка и поднял глаза на виночерпия. Его великолепно отполированная лысина сверкала в ярком свете множества газовых рожков, вделанных в стену.

– Рому! – потребовал я, утрируя южный выговор. – И чего-нибудь пожрать, э?

– Рекомендую вареный окорок, – хозяин стойки многозначительно приподнял указательный палец, – если, конечно, молодой господин знает толк в столичных окороках.

– Еще чего! – фыркнул я. – Давайте сюда ваш окорок, милейший. Увидите, я разделаюсь с ним не хуже, чем акула.

Моряк едва заметно улыбнулся.

– Сегодня будет сыроватая ночь, – сказал он человеку в зеленой шляпе.

Тот кивнул, и я увидел его глаза – хитрые, прищуренные серые глаза, стремительно ощупавшие меня до самых костей и вспыхнувшие короткими огоньками удовлетворения.

Виночерпий поставил передо мной бокал и брякнул на стойку большущую тарелку с горячей свининой, утопавшей в разнообразной зелени. Что мне всегда нравилось в традиционной пеллийской кухне – так это внимание к травкам и соусам. Даже абсолютно постный кусок говядины, поданный в пеллийской традиции, покажется вам настоящим фейерверком ароматов. О вкусе и послевкусиях и говорить не хочется… я всегда считал, что мир потерял во мне великого гурмана. Что толку быть обжорой, если боги не одарили меня талантом написать об этом книгу!

– Молодой господин прибыл с визитом? – участливо поинтересовался виночерпий, глядя, как я орудую вилкой.

– А? Да нет… ну, то есть я пока не знаю, – хохотнул я. – Если найдется тут порядочная скромная девушка за разумные деньги… вообще, я просто хочу провести немного времени, э?

– Как вам ром? – виночерпий подмигнул обладателю зеленой шляпы, и я моментально сообразил, что будет дальше.

– Ром? – я рыгнул и вытер губы носовым платком, торчавшим из манжеты. – Ром… ничего, не столь уж и плох.

– Возможно, молодому господину будет угодно испытать судьбу в игре? – вкрадчиво зашевелился человек в зеленой шляпе. – У нас есть э-ээ… фишки.

"Спешишь, – злорадно подумал я, прикладываясь к бокалу, – переигрываешь.

Потому и сидишь здесь, в вонючей дыре, а мог бы… а впрочем, что бы ты мог?

Поглядим…"

– Что ж, – я с важным видом отставил пустую тарелку и засунул руку в карман, чтобы позвенеть монетами, – можно и поставить.

– У нас играют по серебряному «птенчику», – оживился игрок, – а то и интерес не тот.

– Отлично, – кивнул я, – ставка благородная.

Я бросил на стол пару золотых орлов, подразумевая, что готов поставить на четыре партии вперед. Мой партнер деланно сконфузился и выволок из недр своего плаща четыре серебряные монетки. Следом в его руках возникла небольшая плоская коробочка. Моряк встал и переместился вправо, освобождая нам место для игры.

Виночерпий сочувственно подлил мне рому.

Бросать фишки я не умел, поэтому первый бросок выпал ходом противника, чем он и воспользовался.

Полчаса спустя я выиграл два орла и тут же спустил один из них. Игра, разумеется, меня не занимала – я попивал ром, оказавшийся на диво приличным, и с нетерпением ждал тех, кто так интересовал Дерица.

Один из них появился тогда, когда карманы моего партнера потяжелели уже на пять золотых и в его глазах появился совершенно постыдный хищный блеск, сразу выдававший в нем мошенника куриного полета. Фишки были подрезаны – впрочем, меня это не волновало: в зал стремительно вошел высокий, тощий, как мачта, тип в короткой темно-красной куртке, обрезанных полусапожках и мятой широкополой шляпе какого-то непонятно бурого цвета. Его широкие кожаные штаны были забрызганы жидкой грязью до колен, из чего я сделал вывод, что он недавно путешествовал под дождем по прибрежным тропам. На поясе у нового гостя висела кобура со старомодным двухствольным пистолетом и длинный кинжал в простых, лишенных украшений ножнах.

Он стрельнул по залу напряженным взглядом больших, чуть навыкате, серых глаз и осторожно, будто боясь раздавить его, опустился на стул подле углового столика. Швырнув фишки – ход наконец-то перешел ко мне, – я машинально отметил выпавшую комбинацию и еще раз осторожно всмотрелся в остроскулое, какое-то костистое лицо человека с кинжалом. Внешность у него была вполне запоминающаяся в основном благодаря густым бровям и длинному, печально обвисшему носу, превращавшему лицо в.маску застывшей театральной грусти.

К моей радости, слышимость в зале была превосходная – когда к гостю подбежала сочная девица в передничке, я отчетливо расслышал, как он негромко заказывает вина и какое-то незнакомое мне блюдо из фасоли.

Как ни странно, через пять минут я отыграл аж два орла, чем удивительно расстроил своего партнера. Его подрезанные фишки стоимостью в полгода королевской каторги упорно ложились в мою пользу. Я подбросил на ладони затертые монеты, спросил еще рюмочку рому и потянулся в карман за зельем, намереваясь набить трубку, – и тут дверь шумно растворилась.

Их было двое, хотя я ждал одного, того, что походил на ярмарочного борца, приземистого и широкого, как баржа. Бриджи чуть ли не лопались на его могучих ляжках, на плечи была накинута нарочито просторная куртка, под которой, как мне показалось, находилась пара таких же, как и у меня, многозарядных пистолетов.

Второй, хмурый человек с землистым лицом, был одет в потертый кожаный плащ, частично скрывавший его фигуру, и беспрестанно жевал длинный мундштук своей тоненькой трубочки, которая совершала сложные круговые движения перед его подбородком. Они молча уселись за столик к длинному, и крепыш резко щелкнул пальцами, подзывая официантку.

Я неторопливо заряжал в трубку зелье.

Мой партнер с искренним удивлением разглядывал свои собственные фишки, желая выяснить, отчего им вдруг вздумалось перечить хозяину.

Мой новый бросок был неудачен, и ход перешел к нему. Я витиевато выругался. Девица в белом переднике принялась заставлять угловой столик тарелками и кувшинчиками.

– Мордир не приедет, – неожиданно донесся до меня голос.

Я аккуратно скосил глаза: говорил человек в кожаном плаще, напоминающий застарелого покойника. Правда, голос у него был молодой и звонкий…

– Почему? – хрипло удивилась мачта с кинжалом.

– Застрял с товаром на острове Таэр. Был шторм, его старый «Кинн» потерял фок-мачту… он опоздает, даже если пересядет на другое судно – а ты знаешь, что с брига его не вытащишь и когтями. Пока «Кинн» не отремонтируют, нам его не дождаться.

– Значит, действовать нужно срочно… – задумчиво произнес длинный и с шумом влил в себя содержимое стоявшего перед ним черного кувшина.

Я почувствовал дикую жажду. Как назло, ход вновь перешел ко мне, я бросил наугад и выругался уже всерьез: фишки выдали мне три поворота, предвещавших выигрышную позицию.

Игрок в зеленой шляпе тихонько застонал, но ни малейшей жалости к нему я сейчас не испытывал.

– Партия, – сообщил ему я, машинально придвигая к себе очередного серебряного «птенчика». – Милейший, дайте-ка мне винца. Ваш ром превосходен, но от него, ей же ей, сушит в глотке.

– Могу заверить, что морскую воду мы в него не льем, – полушутя отозвался виночерпий, ставя передо мной узкий кувшинчик.

В зале неожиданно появились новые посетители – компания шумных юнцов совершенно бандитского вида, с ходу затребовавшая девок и море вина.

– Фолаар, – я изо всех сил навострил уши, – сегодня будет ждать своего личного стряпчего в доме на болотах, – это говорил длинный, – но тот задержится у него недолго. Место, сами понимаете, тихое…

– Очень рискованно, – возразил трупоподобный, исторгая к потолку струю синего дыма.

– Место, повторяю, тихое… – другого случая просто не будет. А времени у нас уже нет. Если бы идиот Мордир не стал возиться со своей сраной мачтой, мы решили бы дело всухую. Но теперь уже – все, иначе нам всем дрова. Вы понимаете это?

Мне выпал правый поворот. Партию еще можно было спасти, но я не стал этого делать. Мой грустный мошенник повеселел, как дитя.

– А почему я тебя тут раньше не видел, а? – визгливо прозвучал чей-то пьяный голос.

Я обернулся. Над столиком моих подопечных горой возвышался широкоплечий юноша из той компании, что расселась с девками посреди зала. Судя по его виду, у него страшно чесалась физиономия. То ли он был откровенно глуп, то ли слишком пьян – я, например, вряд ли решился бы приставать к людям с такими серьезными и мрачными лицами.

– Ты кто? – устало поинтересовался крепыш.

– Я? – искренне изумился тот – за его столиком оглушительно заржали. – Я Борро Рыжий, слышал про такого?

– Что-то и я тебя раньше не видал. Иди развлекайся, парень. Иди…

В словах крепыша прозвучала такая убедительность, что господин Борро неожиданно резво выпустил пар и вернулся к своим. Я пропустил ход, передал фишки партнеру и принялся за вино.

– Значит, сегодня, – задумчиво произнес человек в плаще. – После полуночи?

– Не раньше. Если в доме будет гореть свет – а он будет гореть почти наверняка, – это еще ничего не значит. Фолаар почти всегда работает с бумагами до самого рассвета, а потом все утро отсыпается.

– Так, может, утром?

– Нет! Никакой гарантии – не исключено ведь, что с утра ему придется ехать в коллегию. Тогда мы потеряем все на свете, ты понимаешь?

– Чертов Мордир! Но почему ты так уверен, что послезавтра или, скажем, через три-четыре дня уже будет поздно?

– Потому что…

Слов носатого я не расслышал – его грубо перебили. Господин Борро, неожиданно придя к некоему решению, вскочил на ноги, буквально выдернув из-под своей увесистой задницы стул – и с ужасным грохотом обрушил его на столик, за которым сидели заговорщики. Точнее говоря, целил-то он в затылок крепышу, но тот, очевидно, обладал развитым чувством опасности. В последний миг он качнулся в сторону, и стул жахнул о столешницу, переворачивая стол и сметая на пол уже полупустые тарелки и кувшины.

– Начинается! – завопил виночерпий, ныряя под стойку.

Секунду спустя падать – на пол, разумеется, – пришлось и мне, ибо в пальце от моей головы пролетел увесистый глиняный кувшин, сокрушивший сразу несколько разномастных бутылей за стойкой. Помня о совете Энгарда, я выхватил свой узкий нездешний меч и, не обращая никакого внимания на оставшиеся на стойке деньги – а оставалось там порядочно, – развернулся к залу. В это мгновение кто-то резко дернул меня за рукав.

То был моряк.

– Дверь за стойкой! – прокричал он мне в самое ухо.

Но быстро уйти нам не дали. Прежде чем я вспрыгнул на табурет, на меня едва не навалился какой-то парень с длинной гладкой палкой в руке. Судя по тому, как он разнес ею свободный столик, в палке был свинец. Но у меня в руке был меч, и я еще помнил кое-какие уроки своего наставника Камора. Я не стал выворачивать дубинку из его кисти, хотя видел, что мог бы это сделать, – я плашмя ударил его по запястью, и он с визгом рухнул на пол. Идиот! На его месте я возблагодарил бы богов, что меч не провернулся в моей ладони, а то он остался бы калекой.

Мои приятели-заговорщики тем временем резво орудовали стульями, не прибегая к помощи оружия. Я видел, что они, трезво оценивая ситуацию, стремятся пробиться к выходу, и понимал, что им это вот-вот удастся, несмотря на огромный численный перевес нападавшей партии. Раз так, следовало испаряться и мне.

Я сжал в свободной ладони золотую монету и просочился через неприметную дверь: она вывела меня в кухню.

– Спокойной ночи! – крикнул я, швырнув монету виночерпию, который вооружал поваров какими-то баграми, срывая их со стенных крючьев. – Где тут выход?

– Там, – мрачно махнул он рукой.

Темные дворики вывели меня на площадь. Карета Энгарда Дерица все так же недвижно стояла возле высохшего фонтанчика, на ее мокром кожаном боку посверкивали отблески желтых уличных фонарей.

– Ну? – вскинулся Энни, едва я распахнул дверцу.

– Они идут грабить некоего Фолаара, – сообщил я, устраиваясь рядом с ним.

– Сегодня, после полуночи, в доме на болотах.

– Грабить?! – Дериц выпучил глаза. – Ты уверен? Ты не мог ослышаться?

– По крайней мере, я так думаю. Дело в том, что господин Мордир умудрился сломать мачту и теперь засел с товаром на острове Таэр. А они этим чертовски обеспокоены…

После того как я подробнейшим образом изложил Энгарду все услышанное мною в борделе, он впал в состояние оцепенения. Впрочем, длилось оно не более трех моих глотков.

– Значит, бумаги нужны им до зарезу, да еще и прямо сейчас, – наконец сказал он. – Следует выяснить, однако, для чего такая спешка. Фолаар может и не отдать их в кредит…

– Ну, тогда они его зарежут, – фыркнул я.

– Ты считаешь, что так просто зарезать господина королевского дознавателя?

– сверкнул глазами Энгард.

– Но помилуй! – рявкнул в ответ я. – Я что, в курсе, кто он?.. Ты разве говоришь мне хоть что-нибудь? Дознаватель, стражник, стряпчий… я едва не получил по башке свинцовой дубиной – не зная, за что! Есть на свете справедливость, нет?

– Ты все узнаешь, – хохотнул Дериц. – Клянусь тебе… а что, была драка?

– Еще какая! Хорошо, что ты предупредил заранее.

– Ладно! – Энгард хлопнул меня по колену и примиряюще улыбнулся:

– Сейчас мы поедем в приличное место поужинать, а ближе к полуночи примемся за дело. До болот нам недалеко.

* * *

– Я начну издалека, – сообщил мне Энгард, пошевеливая носом над горшочком с рыбным филе, протушенным в грибном соусе, – с того, что господин королевский дознаватель Фолаар отличается совершенно непомерным для своего ранга тщеславием, а также любопытством. Кстати, кухня здесь, поверь мне, весьма недурна…

Я кивнул и нетерпеливо дзинькнул ногтем по тонкому стеклянному бокалу, стоявшему передо мной.

– Да, – продолжал мой приятель, – Фолаар… Фолаар, понимаешь ли, умудрился по уши влезть в одно жутко неприятное дело, в котором был замешан некий принц королевского дома. А наш государь, чтоб ты знал, очень не поощряет любые расследования, так или иначе затрагивающие весь тот м-м… бардак, что творится за золочеными воротами дворцового Града.

– Говори проще, – бросил я. – Мы не на приеме…

– Попросту Фолаару должны были свернуть шею. Что ты так на меня смотришь?

У нас это теперь в порядке вещей. Не надо лезть, куда не просят.

– Он что, не мог это дело бросить?

– Да поздно было, пойми ты! Он уже накопал столько, что даже отставка не спасла бы его от случайной пули. Или от чьего-нибудь пьяного ножика…

– Чушь какая-то, – фыркнул я, все еще не понимая сути дела. – Ну интриги, ладно… хорошо, а почему же он до сих пор жив?

– А оказалось, что деньги – когда речь идет о довольно серьезных деньгах, – способны спасти твою шею даже в таком вот случае. В общем, Фолаар смог откупиться. Я уже никогда не узнаю, откуда к нему эти деньги пришли и куда именно ушли, да это и неважно. Интересно то, что деньги Фолаару понравились. Он на самом деле очень талантливый тип, я не говорил тебе? Вот он и применил свои таланты. И в один прекрасный день, – Энгард щелкнул пальцами и расплылся в счастливой, совершенно мальчишеской улыбке, – мне стало известно, что именно он, старший королевский дознаватель Фолаар, «держал на веревочке» тех ублюдков, что состряпали совершенно нелепое расследование странной деятельности наших друзей с севера.

– Н-да, – пробурчал я с набитым ртом, – ты невероятно изменился за то время, что я болтался по всяким пустыням… прям другой человек…

– Я и раньше был таким, – парировал Энгард, – просто ты еще меня не знаешь. Но к делу… И вот теперь я вдруг узнаю, что довольно загадочная банда не то контрабандистов, не то наемных убийц очень желает выкупить у него все бумаги, относящиеся к делу. А среди бумаг, что самое важное, есть и протоколы – настоящие, а не «зеленые», протоколы по делу. Понимаешь? Что я должен был предпринять? Меня они немного знают – хуже того, кое-кто уже стал догадываться, чем я занимаюсь на самом деле.

– Ну, здорово, – обрадовался в ответ я. – А тут появляется свежий парень Маттер, которого не знает ни одна собака в этой вашей, будь она неладна, столице!..

– Не обижайся, – улыбнулся Дериц. – Мы же договорились играть в одну игру, верно?

Я махнул рукой и приготовился слушать дальше. Честно говоря, рассуждения Энгарда мне совершенно не нравились. За каким таким демоном мне сдались эти шуточки юного авантюриста? Мало у меня способов свернуть себе шею? Мне нужно любой ценой найти Монфора и постараться выбить из него ответы на мучившие меня вопросы, а не крутить интриги в совершенно незнакомом мне городе, каждый карапуз которого знает о жизни втрое больше меня.

С другой стороны, альтернатива у меня не просматривалась даже на горизонте…

– Расскажи мне об этой публике, – попросил я. – О тех троих… ты говоришь, они контрабандисты?

– Да, странные они люди, – задумчиво хмыкнул Энгард. – Никто о них ничего толкового сказать не может. Говорят, что они ходят через северную границу, как к себе в сортир. Еще говорят, что они брались за совсем дурные дела, но как и для кого, мне пока выяснить не удалось. Сейчас – это я знаю точно – они прикупили себе пару суденышек и частенько маячат на юге.

– Дружат с Белыми Шапками? – догадался я.

Дериц кисло сморщился и покачал головой.

– Да.

– И как же ты собираешься решить дело с этими бумагами? Или ты думаешь, что они отдадут их тебе просто так, по широте душевной?

– Как ты сказал? – переспросил Дериц. – По широте?.. Никогда не слышал такого выражения… Да нет.

Он подцепил из горшочка скользкий коричневый гриб, повертел его на вилке и отправил в пасть.

– Если я точно буду знать, что бумаги покинули ласковые руки господина Фолаара, разбираться с ними будут уже другие люди.

– Ты хочешь «слить» это трио королевской Страже? – поразился я. – Не трогая при этом Фолаара? Но как…

– А вот об этом, – перебил меня Энгард, глядя в потолок, – мы поговорим попозже. Договорились? Страже!.. Додуматься ж надо… Гм.

Незадолго до полуночи карета остановилась в окрестностях большого белого храма, ярко освещенного сотнями изящных фонарей с начертанными на них священными письменами. Откуда-то здорово несло тиной.

– Сегодня Ночь трех пророков, – сообщил Энгард, выбираясь наружу. – Скоро здесь появится целая толпища паломников, и мы сможем исчезнуть, не привлекая внимания.

– Домик Фолаара где-то рядом? – поинтересовался я.

– Меньше полумили… идем.

Дорога, выложенная стершимися от старости булыжниками, вскоре превратилась в колею, петляющую промеж деревьев. Через пару сотен шагов я заметил впереди неяркий желтый огонек.

– Вон он, – прошептал Энгард. – Дальше начинаются топи… Фолаар очень любит здесь уединяться – у него, видишь ли, полон дом всяких жен, дочерей и приблудных тетушек. А тут покой, идеальное место для работы с бумагами и, гм, клиентами.

– Сколько в доме людей? – переходя, как и он, на шепот, спросил я.

– Только старый слуга – он же кучер, он же повар.

Я кивнул. С болот тянуло сырым противным ветром, и вообще вся окружающая нас местность действовала на меня не лучшим образом. Тысяча демонов! Сейчас я предпочел бы оказаться на палубе корабля посреди самого лихого шторма… Я незаметно проверил свои пистолеты и потащился вслед за Энгардом, который неожиданно свернул куда-то вправо, шумно проламываясь сквозь ветви придорожных кустов.

Очевидно, он хорошо изучил местность – кустарник вдруг расступился, открывая едва заметную в лунном свете тропку: она вела в обход приусадебного парка, обнесенного покосившимся, а кое-где обрушившимся забором.

– Здесь калитка, – шепнул Дериц. – Чуть дальше… вон она.

Мы остановились подле хлипкой, донельзя заржавевшей дверцы, которая каким-то чудом не падала с гнилых от сырой древности петель. Дериц осторожно потянул ее на себя, шустро просунул в образовавшуюся щель руку и что-то повернул.

– Вот так, – сказал он. – Теперь – пригнувшись…

Парк зарос высокой, едва не в пояс, сорной травой, и спрятаться тут было совсем не трудно. Замерев возле толстенного дуба, я с интересом осмотрел загородное владение господина королевского дознавателя.

Вероятно, когда-то это была довольно богатая вилла какого-то идиота, которому приспичило поселиться в этой вечной сырости: широкое строение с двумя башенками и неизменной «беседкой» на крыше. Черепица заросла мхом, почти все окна глядели во мрак зловещими черными провалами, но на втором этаже все же горел свет – тускло светились два угловых окна, выходящих на парадные ворота.

– Подождем пока здесь, – решил Энгард, вытаскивая трубку.

– Ну и местечко он себе выбрал… – заметил я, осторожно высекая для нас огонь. – Не мог, что ли, найти ничего получше?

– Храм, – тихо рассмеялся Дериц. – Все дело в храме. Когда очередного конфидента спросят, что он делал посреди болот, тот невинно ответит, что ездил на молебен… Фолаар прекрасно знает, что время от времени за ним принимаются следить. А это место довольно тихое.

– Но если уж за кем-то проследят, то какой смысл пытаться отрицать очевидное?

– А что – очевидное? Ездил человек в храм, богам помолиться – попробуй докажи, что он еще и к дознавателю забегал? Или ты думаешь, что в суде кто-то примет в расчет показания наемных ищеек? Не-ет… ездил? Да, ездил! В храм ездил. А что там про меня наговорили, так вы же сами понимаете, сколько у благородного человека завистников и недоброжелателей.

– А…

Я не договорил.

В тишине, прерываемой лишь негромким посвистом ветра, отчетливо раздался скрип главных ворот, и я увидел, как по короткой аллее шагом едут трое всадников.

– Это они! – возбужденно зашипел Дериц. – Теперь – я на дерево, а ты – на стену! Там старая деревянная решетка, когда-то на ней рос виноград. Залезай и смотри, только так, чтобы тебя не увидели!

Я коротко кивнул и бросился к дому. Решетка, сколоченная из узких деревянных планок, держалась на одной молитве, но мой вес внушал определенные надежды. Я быстро вскарабкался до уровня второго этажа и с радостью обнаружил там небольшой каменный карнизец, опоясывающий дом по периметру. Держась за решетку, я прошел по нему до угла дома и замер, вжавшись в холодную сырую стену. За моей спиной Энгард взобрался на узловатое старое дерево и спрятался меж ветвей. Я понимал, почему он выбрал себе более безопасный наблюдательный пункт: даже если меня увидят и узнают, это ничего не изменит, я просто успею удрать – но вот если увидят его, беды не оберешься.

Сперва я услышал, как гулко хлопнула дверь. Потом чей-то резкий голос недовольно произнес:

– А, это вы наконец. Надеюсь, вы доставили мне то, о чем мы договаривались?

– Вы могли бы и поздороваться, милейший Фолаар, – медово ответили ему, и я сразу узнал говорившего: это был долговязый.

– Я не собираюсь с вами здороваться! – перебил его дознаватель. – К делу!

Товар при вас?

– Видите ли, – теперь заговорил тип в плаще, – с .товаром вышла заминка.

Товар, можно так сказать, немножко застрял. Но застрял он, уверяю вас, на время, на совсем небольшое время…

– И вы приперлись ко мне, чтобы рассказывать какие-то сказки? Посмотрите на это отрепье, Таракис: они хотят вести серьезные дела, но не могут даже выдержать ими же назначенные сроки… что же еще?

– Мы… видите ли, милейший Фолаар, мы оказались в чрезвычайно сложной ситуации. Бумаги нужны нам не просто срочно, а именно сегодня, и никак не позже – поверьте, от этого зависят жизни многих людей, которые ничем перед вами не провинились. Мы пришли, чтобы просить вас о своеобразном кредите… Неожиданно я подумал, что речь выдает в живом трупе образованного человека. Интересная, однако же, компания…

– О каком еще кредите? – раздраженно выкрикнул Фолаар. – Что вы мелете?

– Если мы получим бумаги сегодня, то есть, я хотел сказать, прямо сейчас, то я готов дать вам любую клятву в том, что ваш товар будет доставлен вам в ближайшие же дни – в целости и сохранности.

– Убирайтесь отсюда, – послышался звук отодвигаемого кресла, и я решился все-таки заглянуть в окно.

Шторами, хвала небесам, Фолаар себя не обременял; посреди большой, вытянутой в длину комнаты стоял диван с кистями, на котором восседал самодовольный толстяк, прижимавший к себе желтый кожаный портфель, перед ним – низкий стол, плотно заваленный бумагами, и кресло, в котором, очевидно, и помещался хозяин. Сейчас он стоял у стены, буравя взглядом троих своих гостей, которые мялись возле приоткрытой двери.

– Убирайтесь, – повторил Фолаар, засовывая руку в карман своего просторного камзола, – и можете считать, что ни о каких сделках мы с вами не говорили.

– Вот как? – зловеще просипел ходячий покойник. – Тогда…

Он не договорил: Фолаар выстрелил первым.

Следом загрохотал пистолет в руке долговязого, но он тотчас же свалился с пробитой головой: господин королевский дознаватель стрелял на удивление быстро.

Впрочем, это его не спасло, серолицый спустил курок прямо через карман плаща, и Фолаар со стоном осел на пол. Не глядя на поверженного товарища, человек в плаще метнулся через комнату и рывком распахнул верхний ящик не замеченного мною ранее бюро, которое стояло в дальнем углу, частично прикрытое куском темной материи. Едва он, держа в руках какую-то темную папку, развернулся, как грохнули еще два выстрела: это почти одновременно прикончили друг друга толстый Таракис и третий бандит.

Серолицый недоуменно пошарил в кармане, но опоздал – толстяк с развороченным пулей животом приподнял голову и медленно, будто в воде, навел на него небольшой серебристый пистолет. На груди серолицего расцвела кровавая роза, но он не упал. Шатаясь и хрипя проклятия, кандидат в мертвецы прошаркал через комнату и скрылся в дверях.

Обдирая руки, я свалился на землю. Рядом со мной застыл трясущийся Дериц.

– Они – все? – визгливо выкрикнул он.

– Все! – ответил я.

– Бумаги! Бумаги!

Энгард пулей бросился вперед – споткнулся, промчался несколько шагов на четвереньках, потом кое-как выпрямился и скрылся за углом. Проклиная все на свете, я рванул следом за ним. Мы успели вовремя – раненый, едва двигая ногами, выбрался из высоких темных дверей и остановился, держась рукой за стену. Над его головой висел небольшой фонарь, вставленный в ржавую железную петлю, – в слабом свете я разглядел огромное кровавое пятно на груди последнего из визитеров и понял, что моя помощь тут уже не потребуется.

К серолицему – теперь его лицо было уже не серым, а каким-то белесым, словно утренний туман, – подбежал Энгард – Т-ты? – с трудом разлепив губы, недоуменно выдавил контрабандист. – А разве?..

Не говоря ни слова, Дериц выхватил из его скрюченных пальцев драгоценную папку и тотчас же, едва она оказалась в его руке, выстрелил ему в голову.

Человек в плаще беззвучно рухнул на сырой камень крыльца, и Энгард повернулся ко мне.

– Бежим, – задыхаясь, взвизгнул он. – Бежим!

И мы бросились прочь от темного дома, в котором только что пролилась кровь.

Я мчался сквозь лес, совершенно не ощущая опасности – после Рашеро все это воспринималось как сон, не более: может быть, как забава, я словно бы и не осознавал того, что только что на моих глазах погибло несколько человек, а мы с Энгардом – впрочем, это-то выяснилось позднее, – оказались впутаны в массу весьма темных и странных дел. Нет, я просто бежал вслед за своим другом, немного удивляясь его страху. В конце концов, не мы же их всех убили? А что до серой рожи в плаще – он и так умер бы, не сумев даже взобраться на свою лошаденку…

Мы сбавили ход только тогда, когда впереди разлилось оранжевое зарево храмовых огней. До моих ушей донеслось еще далекое всхрапывание лошадей, постук копыт и многоголосый гомон. Похоже, праздник был в самом разгаре.

– Ка… ка… – Энгард остановился и мучительно закашлялся. – Кажется, нам здорово повезло…

– Ты имеешь в виду нашу добычу? – спросил я.

– Да… идем же, нам не стоит задерживаться.

В тот момент, когда мы садились в карету, из храма вдруг ударил густой, торжествующий рев – казалось, что целое сонмище местных богов решило поприветствовать эту сырую ночь. Содрогнувшись от неожиданности, я пригнул голову и поспешил откинуть небольшой рундучок в борту кареты, где Энни всегда хранил запас спиртного.

– Это монахи дуют в трубы, – негромко засмеялся скрытый полумраком Дериц.

– Впечатляет, не правда ли?

Глава 4

– Сегодня я убил своего второго… – задумчиво произнес Дериц, разглядывая стоящую перед ним тарелку с обжаренными ребрышками. – А ты?

– Сегодня я не убил никого, – мрачно ответил я, – а вообще я их не считал.

Стоит взяться за такие подсчеты, и душевное расстройство гарантировано.

Есть мне не хотелось. Отставив тарелку, я налил себе крепкого розового вина и принялся за трубку. Противно саднили ободранные ладони – проклятие, почему я не додумался захватить перчатки? – и не менее противно вонял бальзам, которым я их промывал.

Энгард вздохнул и придвинул поближе массивный семисвечник. Газ тут экономили: в пригороде за него драли куда больше, чем в столице.

– Знаешь, мне даже страшно открывать эту папку, – признался он, с ухмылкой глядя на меня. – Тут столько всего…

– Надеюсь, дворцовых тайн там не наблюдается? – поежился в ответ я.

– Не знаю, не знаю… Но ведь, с другой стороны, никто не знает, что папка именно у нас.

– А ты не думаешь, что когда эта история всплывет – а она наверняка уже начала всплывать: вспомни, в доме оставался старик-слуга, – так вот, ты не думаешь, что эту папку начнут искать?

Энгард откинулся на спинку своего высокого стула и в задумчивости поскреб кончик носа.

– Давай-ка выпьем, – неожиданно предложил он. – Искать ее, конечно, начнут, потому что довольно много людей осведомлены о ее существовании… Но если мы будем вести себя осторожно, то никаких концов они не сыщут. А мы заработаем деньжат.

– Ты можешь мне объяснить, для чего эти бумаги так понадобились этим троим… покойникам? Да еще и так резко, что они взяли и слили за борт самого господина королевского дознавателя?

– Если бы я знал это точно, – хмуро ответил Энгард, – нам не пришлось бы лезть в такое дерьмо. Я могу только догадываться… Сегодня ночью столицу покидают некие тайные гости из Ханонго.

– Для них?

– Для них… хотя тут тоже есть кое-какие нестыковки. Ладно, – он глотнул вина и решительно распахнул кожаную створку. – Посмотрим…

Несколько минут он довольно вяло перебирал разнообразные, часто украшенные печатями нотариусов бумаги, как вдруг, вскрикнув, наклонился над желтоватым документом, лежавшим то ли пятым, то ли шестым сверху. Лицо Энгарда побелело, он рывком, обрывая пуговицы, расстегнул ворот изящной шелковой сорочки – я увидел, как у него трясутся руки.

– Что там? – нервно спросил я, перегибаясь через стол.

– Вексель… принца Ренфро… – прохрипел Энни, на ощупь отыскивая свой бокал.

– Кто он такой? – недоуменно поднял я брови.

– Он мошенник. Но я никогда бы не подумал, что он… святые и грешники! К векселю приложен договор с одним из королевских корсаров – а тот, как я догадываюсь, напрямую связан с Белыми Шапками… вексель погашен, но… он датирован этим годом. О небо, во что же мы влезли?!

– Какого же демона он не уничтожил вексель после того, как вернул долг?

– У нас очень сложное финансовое право, ты просто не разбираешься в нем.

Векселя уничтожаются только через пять лет, а до того они хранятся у нотариуса – на случай взаимных претензий сторон, для суда, в основном… проклятие, как же мы влипли…

Энгард судорожно глотнул и принялся лихорадочно перебирать находящиеся в папке бумаги – а их там было немало. Некоторые он сразу отшвыривал в сторону, другие, вглядевшись в записи, клал перед собой.

– Нотариус Веке, – выдохнул наконец он, остановившись на середине папки, – и я почти уверен, что он уже на том свете. Или пропивает свои денежки где-нибудь в Ханонго. Ох и славное же дельце! Тот, в чьих руках окажутся эти бумажки, сможет шантажировать его превосходительство главного королевского казначея… так это еще только половина. – Дериц хлопнул рукой по папке и вымученно улыбнулся:

– А что ж там еще?

– А то, что ты искал, – прищурился я, – там?

– Да, – хмыкнул Энгард и поднес к свету длинный, сложенный гармошкой лист со множеством подписей и разноцветных печатей, – протоколы… те протоколы, которые были составлены для того, чтобы выбить из ханонгских «кредиторов» побольше денег. Им показали абсолютно правдивые и абсолютно официальные бумаги, а потом сказали: платите, и мы составим то, что вас устроит. Не сойдемся – не взыщите.

– Значит, сошлись…

– Безусловно. Но каков хитрец! Подозреваю, что он копил все это богатство еще и из чувства мести – наверное, ему приятно было знать, что кое-кто из королевского дома жужжит, как муха в его кулаке, и не может вырваться.

– Ты уверен, что этот Ренфро знал, что такие бумаги находятся у дознавателя Фолаара?

– Конечно нет! Фолаару, похоже, нравилось балансировать между жизнью и смертью – месть, конечно, была скорее воображаемой. А может, они являлись некоторыми гарантиями. Теперь мы это уже вряд ли узнаем. Ты, кстати, уверен, что он подох?

– Совершенно. С такими ранами не живут, можешь поверить мне как лекарю. Но объясни мне… я никак не могу понять, как же он решился все это продать?

Только из-за денег? Но какие же, к демонам, деньги, могут заставить человека…

– Вот это я теперь и сам хочу узнать, – резко перебил меня Энгард. – Потому что, сдается мне, дело тут совсем нечисто…

Он помотал головой, сделал еще глоток вина и принялся аккуратно складывать загадочные бумаги обратно в папку.

– Я уеду рано утром, и завтра меня, пожалуй, не жди, разве что к ужину.

Надеюсь, мне удастся кое-что прояснить.

– Будь осторожен. – Я встал и задвинул свой стул. Энгард горестно хмыкнул и махнул рукой.

– Я теперь вроде бочки с порохом… и ты тоже. Залезая под одеяло, я подумал, что уж я-то давно представляю собой бочку с порохом…

* * *

Дайниз отложила в сторону серебряную вилку и принялась раскупоривать устрицу – изящные щипчики она держала так, словно всю жизнь только тем и занималась, что куртуазнейше завтракала с аристократическими гостями. Я сам предложил ей разделить мою полуденную трапезу: после ночных приключений мне почему-то не хотелось оставаться в одиночестве. Госпожа хозяйка меня удивила.

Совершенно неожиданно для меня она не стала играть роль жеманной аристократочки и плести мне всякую чушь, а, деловито поинтересовавшись моим состоянием, заговорила о себе. Я, признаться, был изумлен. «Возможно, – подумал я, – ей хочется выговориться перед симпатичным мальчиком?» Эта мысль заставила меня недоуменно усмехнуться – но нет, тон Дайниз был вполне серьезен и даже, наверное, печален.

– Энгард сразу понял, что мы с ним стоим друг друга, – щипчики легли на белоснежную скатерть, – а я тоже поняла, что без его идей мне далеко не уйти…

– Я уже догадался, что идей у него масса, – понимающе хмыкнул я. – Он весьма одарен от природы. Хотя, когда мы только познакомились, мне и в голову не могло прийти, что этот парень может иметь такие амбиции. Впрочем, я и сам тогда был несколько… несколько иным, если можно так выразиться.

– И что же изменило вас, мой князь?

Я бросил короткий взгляд на ее изумительно красивые руки и поспешил вернуться к жареному цыпленку.

– Мне пришлось совершить долгое и не слишком приятное путешествие. Много крови, много стрельбы, много-много миль. Слишком много впечатлений. Я и сам не заметил, как стал другим человеком.

– Энгард отзывался о вас как об очень сильном человеке, князь.

– Ну, вас тоже никак не назовешь слабой женщиной…

Дайниз тихонько вздохнула. Мы пили легкое белое вино, в раскрытое окно струился прохладный ветер, но тем не менее я не мог отделаться от напряжения, словно ожидая какого-то удара. Злясь на себя, я налил себе уже третий по счету бокал, когда в комнату неожиданно вошла рослая темноволосая девушка в длинном шерстяном платье.

– К вам гость, мой господин, – произнесла она, кланяясь.

– К-кто?! – Я сорвал с себя салфетку, по пальцам стремительно понесся неприятный холодок.

– Некий Орестес Накасус, мой господин. Он ждет за воротами. Что прикажете?..

Коротко кивнув Дайниз, я вскочил на ноги. Накасус! Но откуда? Я пробежал через парковую аллею и махнул рукой привратнику, стоящему возле замкнутой на засов калитки. Парень послушно выдернул болт.

В переулке стояла большая карета, лишенная каких-либо гербов или эмблем.

Возле нее, облокотясь на черный лаковый борт, покуривали трубочки двое молодых мужчин – одинаково узких в кости, каких-то поджарых, словно гончие, и – это я ощутил буквально затылком – одинаково опасных. Оружия у меня не было… Пару секунд я стоял, уже готовый ринуться назад, за спасительное железо ворот, но дверца кареты вдруг распахнулась, и я увидел лицо знаменитого актера.

– Дорогой мастер… – прошептал я, чувствуя, как начинают дрожать мои руки.

– Что с вами, мой господин? – Накасус поспешно выбрался из экипажа и подхватил меня под локоть. – Я никак не ждал увидеть вас в столице… вчера я вернулся из деловой поездки, а сегодня утром меня нашел младший из рода Дериц и дал этот адрес. Где князь? Он здесь, с вами?

– Князь мертв, – ответил я, приходя в себя. – Он Убит… идемте в дом, мастер, мне надо многое вам сообщить. Боюсь, я не в самом лучшем виде, но это от волнения… нужно только немного вина.

Дайниз мгновенно поняла сложившуюся ситуацию. Уже через минуту столик на веранде был сервирован заново, и мы уселись в удобные плетеные кресла друг против друга. Глаза Накасуса казались белыми от изумления пополам с ужасом, но он не теребил меня вопросами, деликатно ожидая, пока я не расскажу все сам. Я не стал терзать его неизвестностью.

– Князь Эйно был убит вскоре после прибытия в Альдоваар, – я налил в бокалы вина, – там, в Рашеро, он здорово сдал из-за мерзкого климата, и я не смог ничего сделать – он умирал у меня на руках.

– Как это произошло? – почти выкрикнул Накасус, не обращая никакого внимания на предложенный бокал.

– В тот вечер мы остались в замке одни… с кухаркой. Все слуги были отпущены на моление в храмы, и тут на нас напали несколько человек. Нам удалось уложить их всех, но князь Эйно получил рану, несовместимую с жизнью: лихорадка доконала бы его во время операции, и он это понимал. Так как… м-м…

Я замялся и не придумал ничего лучшего, как сделать хороший глоток.

Накасус, ерзая от нетерпения, пристукнул ладонью по столешнице.

– Так как что?..

– Видите ли, теперь князь Эйно Лоттвиц – это я. И посредник… посредник тоже я.

– Так.

Накасус вздохнул и погрузился в размышления. Мне стало совсем неуютно. Что я делаю, а если он тоже связан с Монфором? Но, как бы там ни было, другого выхода, кроме как рассказать ему все, что я знал, у меня просто не оставалось.

Хоть бы гонец Энгарда поскорее добрался до Иллари! Сейчас мне, как никогда, требовался его совет – в конце концов, он знал никак не меньше, чем сам Эйно.

– И вы оказались в столице?

Это был даже не вопрос, а скорее утверждение. Я вздрогнул, посмотрел на старого актера и опустил глаза.

– Перед смертью князь приказал мне исчезнуть. И не только… он распорядился уничтожить некоторые следы нападения на замок – не знаю, какой в этом. был смысл, – и сказал мне еще кое-что. Если я правильно понял, он обвинил в своей смерти Рэ Монфора.

На сей раз содрогнулся Накасус.

– Вы уверены, мой господин? – едва не шепотом произнес он.

– Я не мог ошибиться.

– Но это… это просто невозможно! Монфор – человек влиятельный, он не раз помогал князю во всех его начинаниях, да больше того, они были близкими друзьями. Нет, я не в состоянии в это поверить. У Монфора просто не было ни малейшего повода!

– Повод – Череп.

– Череп?

– Разумеется. Ведь вы знали, за каким демоном мы тащились через океан? Так вот, мы добыли этот пресловутый Череп. С другой стороны… – Я помедлил, размышляя, стоит ли делиться с мастером своими сомнениями, и все же решился:

– Я тоже не могу ничего понять: Монфор и так получил бы Череп в свое распоряжение. Еще только приближаясь к Альдоваару, Эйно поспешил уведомить его о благополучном исходе путешествия. Но, может быть, он имел какие-то свои планы?

– Монфор – авантюрист, но он ученый, – веско сообщил мне актер, – и его интересы лежат в плоскости исключительно научной. Он не является посредником в полном смысле этого слова, он скорее парит поверху, наблюдая за нашими взаимоотношениями с чужаками. Он не убийца, уверяю вас! Впрочем…

Он снова задумался, и теперь ерзать пришлось уже мне. Наконец я не выдержал:

– Скажите, мастер, могу ли я рассчитывать на вас так, как рассчитывал мой наставник?

Накасус неожиданно поднялся из кресла – следом вскочил и я. Он смотрел на меня мрачно и твердо – в какой-то момент мне показалось, что сейчас он развернется и уйдет, не произнеся ни слова.

– Дело, которому все мы служим, – негромко проговорил он, – настолько серьезно, что каждый, оказавшийся всего лишь причастным, остается среди нас навсегда. Это слишком старые тайны, мой князь. Завтра… – Накасус помедлил, очевидно, что-то подсчитывая в уме, – завтра в десять утра отправляйтесь на поле Драконов, оттуда свернете на Бамбуковую улицу и спросите театральную школу Святого Уллы. Я буду ждать вас. Надеюсь, мне хватит времени кое-что разузнать.

Завтра я смогу дать вам более дельный совет, а пока же – затаитесь. Это место, как я понимаю, достаточно надежно?

– Вполне. Я доверяю Дерицу. У меня… ну, в общем, у меня есть все основания для такого доверия.

– Прекрасно. Старайтесь поменьше показываться в столице. У вас есть крытый экипаж? Если нет, я пришлю за вами своих людей.

– Вам не о чем беспокоиться, здесь есть кареты.

Я проводил Накасуса до ворот: на прощание он крепко пожал мне руку, широко улыбнулся и скрылся в чреве своего экипажа. В его рукопожатии было что-то отцовское… Я вернулся на веранду и с облегчением подумал, что дела принялись наконец вертеться. Теперь меня не бросят, в этом я был уверен. Но, о небо, скорее бы вернулся посланный в Альдоваар гонец!

Бамбуковая улица оказалась чистенькой, но чрезвычайно узкой норкой, застроенной древними трехэтажными зданиями, первые этажи которых занимали самые разнообразные, подчас странноватые магазинчики – как, например, понравится вам лавка, торгующая исключительно чучелами? Школа Святого Уллы обнаружилась неподалеку от набережной. Я приказал кучеру развернуться и ждать меня на углу, а сам, поглубже нахлобучив свою широкополую шляпу, нырнул в темную подворотню – вход, как уведомляла привинченная к стене табличка, находился во дворе.

Какой-либо охраной тут и не пахло. Я спокойно вошел в широкие двери и остановился в немного затхлом холле, размышляя, что же делать дальше. Стены были выкрашены облупившейся зеленой краской, под ногами лежал давно протершийся ковер… сверху, со второго этажа, ударил сильный, хорошо поставленный голос:

– Лишь тот, кто ждет огня сквозь пелену дождя, способен верить так, как я…

– Нет же! – раздраженно ответил ему Накасус. – Проход по сцене… с левой ноги, и еще: ты же ранен, ты хромаешь! А это… жди, когда ударят колотушки, и тогда пошел!.. Я взбежал по лестнице и сразу увидел раскрытую дверь. За ней находилось большое, ярко освещенное двумя окнами помещение, до середины уставленное какими-то ящиками и кожаными ларями. В углу нервно мялся высокий молодой человек со свитком в руке, а меж окон верхом на стуле сидел мастер – немного бледный, прищуренный, он показался мне уставшим, словно после долгой дороги. Я кашлянул и сдернул с головы шляпу.

Накасус резко обернулся и тотчас же сорвался со стула. Я увидел, как подрагивает край его рта.

– Занятие окончено! – крикнул он, не оборачиваясь на своего ученика, и выпихнул меня на лестничную площадку.

– Простите, что я прервал ваш урок, – залепетал я, но актер не дал мне произнести и слова.

– За мной! – прошипел он, бросаясь вверх по лестнице.

Недоумевая и тревожась, я бросился следом. По спине у меня поползли мурашки. Прежде чем войти в разрисованную цветами дверь, я машинально ощупал пистолет под плащом-.

Впрочем, это было лишним: Накасус привел меня в некое подобие гримерной.

Плюхнувшись в старое деревянное кресло, он сунул руку под свой камзол, выдернул небольшую кожаную флягу и жадно забулькал. Я стоял у дверей, не решаясь садиться.

– Сегодня ночью убили Монфора, – выдохнул Накасус, утолив наконец свою жажду.

Кажется, я широко распахнул глаза.

Несколько секунд я так и стоял, опершись о дверной косяк, а потом опустился на рыжий от старости кожаный ларь. Кажется, под моей задницей что-то скрипнуло, но для меня это не имело никакого значения – в голове вертелся вихрь пустоты и отрешенности. Что теперь?

Теперь я становился единственным на всю Пеллию…

– И дело Это довольно странное, – услышал я голос Накасуса – для меня он прозвучал словно из пустоты.

– Что? – переспросил я. – Странное?.. Простите, мастер, я как бы… я слишком поражен услышанным. Что вы говорите?

– Выпейте! – Накасус протянул мне свою флягу и потянулся за трубкой. – Дело это, говорю, странное. Его убили в собственном замке – а вы знаете, как его охраняли? Хо-хо, мудрец Рэ имел слишком много заклятых друзей, всегда готовых перерезать ему при случае глотку. Но! Кто-то сумел пробиться через полдесятка караульных со скорострельным оружием, застрелить самого Рэ в постели, махнуть по горлу его дворецкого Гэкко и перерыть весь дом от подвалов до крыши. Стража выясняет, что именно могло пропасть, но Гэкко еще долго будет лежать в госпитале.

– Дворецкий выжил? – Я подался вперед, ловя каждое слово старого актера. – Кажется, они были довольно близки?

– Они знали друг друга тысячу лет, – грустно хмыкнул Накасус. – А сам Гэкко знает слишком много, но им он, конечно, ничего не расскажет. Плохо другое… сегодня я видел там, в доме, одного забавного человечка. Из Тайной канцелярии. Что бы ему там делать, вы не знаете?

– Вы были у Монфора?

– У меня своя система оповещения… а Стража знает, что мы дружили – поэтому мое появление никого не удивило. С этой стороны никаких неурядиц не будет, вы можете не опасаться… Меня волнует другое. По законам нашего братства, имущество Монфора – я имею в виду не земли и деньги, а бумаги и архивы – должно перейти в ваши руки. Но он так и не собрался оформить наследство. Надеюсь, нам удастся выкупить все это на аукционе.

– Хвала небесам, – резко возразил я, и Накасус Удивленно моргнул.

– Это отчего же?

– Подумайте сами – только что умер князь Эйно, и наследником стал я. За ним умирает Монфор… любой, самый занюханный дознаватель прикинет: нетерпеливый мальчишка… захотел всего и сразу…

Накасус крякнул:

– Я понимаю, почему несчастный Эйно выбрал именно вас… Да, это мне и в голову не приходило. Смерть Эйно, я надеюсь, не повлечет за собой судебных проблем, тем более что в Альдовааре они разрешаются довольно простым способом.

– Я в курсе. Деньги у меня есть – пока. Но не знаю, хватит ли их в дальнейшем. Содержание корабля и моих людей обходится в гигантские суммы.

– Коммерческие дела князя…

– Позвольте, мастер… коммерция князя неописуемо сложна, к тому же у меня не было времени ознакомиться с его записями и бухгалтерскими книгами. Конечно, у меня есть Иллари, но я должен знать все – до последнего медяка. Далее:

Монфор, не являясь посредником в полном смысле этого слова, имел тем не менее свои средства связи. Вы понимаете, о чем я говорю. Они тоже должны перейти в мою собственность.

– Знаете, – сказал актер после недолгого размышления, – способ, в сущности, есть. По закону, суд полгода будет ждать появления официального наследника. В течение этого времени распорядителем имущества будет Гэкко, он имеет соответствующее распоряжение хозяина, оформленное по всем правилам. Его главная задача – вернуть все долги, если таковые обнаружатся. Мы – точнее, я – можем заявить свои претензии на некоторую часть имущества убиенного. Так как речь не идет ни о деньгах, ни о землях или ценностях, устного заявления будет достаточно. А Гэкко, разумеется, все подтвердит. Это займет некоторое время, но я уверен, что все удастся.

– Как можно скорее, дорогой мастер! Мне кажется… нет, я почти уверен, что смерти Монфора и Лоттвица связаны самым серьезным образом. И еще: что бы вы ни говорили, я буду мстить. Нет-нет, не смотрите на меня так…

Я достал трубку и принялся вырубать огонь. Мои пальцы мелко подрагивали.

Пустив к потолку тугую синюю струю, я поднял глаза и посмотрел на немного удивленного Накасуса:

– Не считайте меня мальчишкой, это – совсем другое.

Мастер тяжело покачал головой, но ничего не ответил.

Глава 5

Копыта коней застучали по старому горбатому мостику. Я сильнее стиснул зубами мундштук давно погасшей трубки и изменил позу, облокотившись о раму правой дверцы – стекла были опущены, по карете гулял приятный сквознячок, – и задумчиво уставился на открывшиеся передо мной крыши старинного Воэна.

Неожиданно я заметил одинокую темную фигурку, неторопливо шествующую по обочине дороги. До нее было еще далеко, но она показалась мне знакомой. Я недоуменно прищурился и вдруг понял – да это же моя знакомая Айрис, та самая юная жрица из жутковатого храмика у моря. Я привстал, распахнул окошко в стенке кареты и приказал кучеру:

– Встанешь возле нее.

– Как прикажете, сударь, – он пожал плечами и потянул вожжи.

Карета замерла в трех локтях от девушки. Я распахнул дверцу и приветственно поклонился. На ее лице промелькнула удивленная улыбка.

– Как вы неожиданны, мой господин.

– Садитесь же, сударыня: зачем сбивать ноги? Вы идете пешком из самой столицы?

– Ну что вы! – засмеялась она. – Я доехала до перекрестка на дилижансе… вам не стоит беспокоиться, здесь ведь уже рядом.

– Я могу настаивать?

Ее губы снова расплылись в очаровательной, немного смущенной улыбке. Жрица подобрала подол своего длинного одеяния и уселась напротив меня.

– На кладбище, к храму Ни-Эшер, – бросил я кучеру.

Парень недоуменно обернулся, но все же кивнул и щелкнул кнутом. Девушка сбросила с головы капюшон, и я увидел, что ее макушку венчает крохотная черная диадема.

– Я была в доме одного из прихожан, – объяснила она, заметив мой взгляд. – Он умирает и поэтому просил меня провести особый обряд над могилой его сына…

– Как жаль. Я так рад, что встретил вас! Но если вы будете погружены в отправление обряда…

– Нет, вы не поняли, – улыбнулась Айрис. –Обряд будет отправлен после смерти прихожанина… Обряд встречи… у нас так принято. Если вы хотите, мы можем побеседовать и сегодня.

Вскоре карета замерла неподалеку от холма, за которым начиналось кладбище, и возница постучался в окошко.

– Дальше ехать нельзя, сударь, – сообщил он, – никак нельзя, оси побьем.

– Возвращайся домой, – сказал я, выпрыгивая из кареты.

Айрис недоуменно воззрилась на мою руку, протянутую ей. – Простите, – смутился я. – Я знаю, вы уже поняли, что на самом деле я не пеллиец.

Она звонко рассмеялась и сняла с головы свою маленькую корону.

– Мой господин слишком хорошо воспитан, – и, улыбаясь, пошла по ведущей на холм тропке.

На его вершине я остановился. Айрис тоже замерла, ожидая меня; я стоял, щурясь от прохладного морского бриза, и не мог двинуться с места, всем своим существом ощущая близость живого, дышащего волнами моря.

– У вас лицо настоящего моряка, – тихонько произнесла жрица.

Я кивнул. В эту секунду мне вдруг отчаянно захотелось обнять ее, и еще: в душе поднималась какая-то тревожная грусть, похожая на ту, что одолевает, когда где-то далеко слышишь крики чаек. Я вздохнул и шагнул вниз, к кладбищу.

«Каждый из них, – вдруг подумал я, глядя на ряды надгробий, – сделал свой выбор. Сам!.. Что привело сюда – их? Что ведет меня? Что вообще ведет меня – всего лишь месть?»

Я шел, вслушиваясь в тихий шелест шагов за спиной, и дивился этому невыносимому чувству: ощущению одиночества перед всем миром, сдавившему грудь.

Это не было одиночеством мальчишки, брошенного судьбой посреди необъятной тьмы, нет – потом, много лет спустя, я стал понимать, что тогда я впервые, сам об этом не догадываясь, познал ужас тщеты своих страстей: ужас, который станет моим проклятием – о, скоро, уже скоро. Ужас и боль, страх предзнаменований, надежда на невозможное… да, все это будет потом, а пока я просто приближался к одинокой башенке печального храма и сжимал в кармане плаща прихваченную из кареты флягу с дорогим сладким вином.

Айрис отперла свое жилище и молча принялась хлопотать над печуркой.

Покуривая трубку, я наблюдал за ее тонкими руками и вслушивался в недалекий шелест прибоя. Во мне стояла тоска, глухая и непознаваемая – мне не хотелось ничего говорить, а только сидеть вот так вот на грубоватом табурете, вдыхая ароматный дым зелья, смешивающийся с запахами подброшенных в очаг трав. Когда я спрятал трубку, жрица поставила передо мной тарелку с горячими лепешками и плошку свежего масла. Я вытащил из кармана флягу.

– Сегодня моя очередь угощать вас. Надеюсь, капля доброго вина не помешает будущему обряду?

Айрис немного смутилась, по щекам девушки пробежала волна румянца. Она осторожно присела напротив меня и сама наполнила небольшие серебряные стаканчики, стоявшие до того на подоконнике.

– Расскажите мне о себе, – вдруг попросила она.

– О себе?.. – Я отхлебнул вина и потер подбородок. – Ну, как вы уже догадались, я родился очень далеко, за восточным океаном. В небольшой стране, жители которой имеют о Пеллии самое смутное представление. Моя страна горела в огне… и меня подобрал некий пеллийский вельможа, приплывший к нашим берегам с тайной миссией. А потом, когда он умер, я стал его наследником. Вот, собственно, и все.

– Все? – Она недоуменно захлопала ресницами, и я вдруг подумал, что они похожи на крылья мохнатой черной бабочки… Эта мысль заставила меня нахмуриться, я поспешил сделать очередной глоток и потянулся за трубкой.

– В сущности, да, – кивнул я, прячась за облаком дыма. – Моя история не очень типична, но я уже имел возможность убедиться в том, что в нашем мире случаются очень странные вещи. А вы? Что привело вас в этот храм?

Айрис наклонила голову и принялась накручивать на палец блестящий черный локон.

– Я была рождена жрицей, – тихо проговорила она.

– Кажется, я уже слышал нечто подобное, – кивнул я. – Ваши жрицы дают некий обет… так?

Она молча кивнула.

– Но почему Ни-Эшер? Или это… как-то передается в таких случаях по наследству?

– Мне необязательно было идти в храм… Мой отец, он был очень влиятельным человеком, он беспокоился о моей судьбе. Но потом я пришла сюда сама.

– Сама? – Я чуть не поперхнулся дымом.

– У меня был выбор, – просто сказала девушка.

– Выбор? О небо… – зашипел я, сообразив, о чем она говорит. – До чего же это жестоко! Вы хотите сказать, что здесь… здесь лежит ваш сводный брат? А там, в столице, – умирает ваш отец?

Она кивнула и закрыла глаза.

– Простите мне мою бестактность, – выдавил я, отворачиваясь к окну. О боги, как я неуклюж…

– Все в прошлом, – едва слышно прошептала жрица.

Не раздумывая над тем, что я делаю, я рывком повернулся и осторожно положил свои пальцы на ее ладонь. Девушка подняла на меня глаза – в них стояло изумление. Несколько секунд мы сидели, словно две статуи, не дыша и не сводя друг с друга глаз, потом она мотнула головой и встала.

– Налейте мне еще вина, – услышал я ее голос.

Я поднял голову – неподвижная, она стояла посреди комнаты, глядя на знакомый мне гобелен, и в ее огромных глазах замерла бездонная ночь. Понимая, что любые слова утешения будут еще большей бестактностью, я потянулся к полупустой уже фляге, но налить не успел – со стороны кладбища раздался топот, и почти тотчас же чьи-то кулаки неистово заколотили в дверь.

Прежде чем Айрис успела обернуться, в моих руках уже щелкнули взводимыми курками оба пистолета.

– В сторону, – одними губами прошептал я.

Она недоуменно распахнула глаза, но все же подчинилась, тихонько отошла в дальний угол и села на узкую, обитую бархатом тахту. Я осторожно выглянул в окно и не удержался от ругани – перед дверью бесновались двое хорошо знакомых мне молодцов, служивших в доме Дайниз.

– Сейчас, олухи! – рявкнул я и, виновато кивнув Айрис, вышел на воздух.

– Нас послал господин Энгард, – возбужденно затараторил один из слуг. – Он только что прибыл в усадьбу и тотчас же осведомился о вашей милости. Кучер сообщил ему, что вы…

– Ясно, ясно! Сейчас едем…

Я вернулся в придел и коротко поклонился Айрис.

– Мне очень жаль, князь, – ее губы печально улыбнулись в ответ. – Надеюсь, мы сможем продолжить начавшуюся беседу…

На холме нас ждали лошади. Вспрыгнув в седло, я обернулся и увидел тонкую фигурку Айрис, стоящую в дверях своего жилища. Я хотел махнуть ей рукой, но почему-то не сделал этого – жеребец уже нес меня в сторону Воэна.

Энгард, попыхивая трубкой, нервно расхаживал по веранде. Едва я спешился, он бросился мне навстречу:

– Твой Монфор убит!.. И…

– Я знаю. – Я передал слуге повод и мрачно хмыкнул:

– Меня нашел Накасус.

Странное получается дело, Энни. Я вижу, у тебя есть еще какие-то новости?

Дериц неторопливо взобрался по ведущей на веранду лестнице, уселся в кресло и почесал нос.

– Я должен встретиться с одним человеком, – сообщил он. – И мне потребуется свидетель.

– Свидетель этой встречи? И ты опять хочешь воспользоваться никому не ведомым южным князем?

– Мат, дело тут серьезное. Хочешь лимонаду?

Я справился с одолевавшим меня раздражением и с интересом уставился на своего друга.

– Ты, я вижу, твердо решил втянуть меня в неприятности.

– Нет. – Он выколотил трубку, задумчиво посмотрел куда-то в сторону и усмехнулся:

– Просто мне страшновато говорить с человеком из Серебряного покоя, не имея за спиной свидетеля его слов. Он должен мне кое-что пообещать…

– Серебряный покой?! Тайная канцелярия?

– Хуже. Тайная канцелярия – это еще не Покой. Нет, официально он является высокопоставленным офицером Тайной канцелярии, но на деле все гораздо хуже.

Скоро ты разберешься в наших столичных хитросплетениях…

– Энни, неужели тебе не страшно?

– Кто тебе сказал, что мне не страшно? Не страшно только идиотам… но я сам впутался в это дело, и теперь уже обратного хода нет и быть не может.

– Карета господина готова! – гулко провозгласил бас старшего конюха.

– Едем! – Энгард встал и подхватил свою шляпу. – Он ждет нас.

К моему изумлению, кучер остановил карету посреди каких-то трущоб. Нас окружали двухэтажные Дома из почерневшего от старости кирпича, узкая улочка полого уходила куда-то вниз, в туманную дымку гнусных испарений и гари дешевого бурого угля. Но Энгард, очевидно, ориентировался здесь прекрасно: он уверенно махнул рукой, и мы зашагали вверх, чтобы вскоре очутиться подле облезлой серой двери чьего-то жилища. Дериц подергал сломанную чугунную лапу, дверь распахнулась, в лицо мне пахнуло жареным луком.

– Ну и говно, – не выдержал я. – Офицер Тайной канцелярии живет в таком свинарнике?

– Тс-с! – перебил меня Энгард. – Где он живет – не наше дело.

Из темноты прихожей выплыла неряшливая костлявая женщина с кухонным ножом в руке. Пристально посмотрев на Энни, она молча посторонилась и кивнула в сторону едва различимой в полумраке лестницы. Взобравшись на второй этаж, мы прошли по мрачному темному коридору (я едва не опрокинул медный таз, подвешенный какой-то скотиной к стене в самом узком месте), и Энгард наконец хмыкнул:

– Прибыли.

За грязной бархатной занавесью обнаружилась приоткрытая дверь. Войдя вслед за Энни в комнату, я едва не ослеп от яркого света из широкого окна, выходившего во двор. По комнате гулял вполне свежий воздух, рвавший дым из здоровенной, отделанной серебром трубки лысоватого господина в зеленом халате, восседавшего в кресле перед камином.

– Ага, – произнес он, с улыбкой глядя на моего друга.

Господин был вполне дороден, добродушен на вид и явно не относился к низшим сословиям королевства Пеллийского. На треугольном столике перед ним располагалась бутыль дорогущего рому, пара стаканов и подставка для трубки. Под креслом я заметил несколько хаотично разбросанных газет.

– Это мой друг, – коротко представил меня Энгард. – Он будет с нами на протяжении всего разговора.

– Я всегда говорил, что ты далеко пойдешь, мой мальчик, – хохотнул дородный господин. – Что ж, твой друг – мой друг. Меня зовут барон Вилларо, но к делу это не относится. Присаживайтесь. Времени у меня очень мало, но нам пока хватит.

– Я весь внимание, барон, – отозвался Энни, садясь на плетеный стул.

– Они ушли на барке торгового дома «Лоррейн и Сульфик», – сказал Вилларо.

– Причем отправка дважды откладывалась. Дважды в течение одной ночи… – Он вдруг нахмурился и потянулся к бутылке. – Мы имеем дело с удивительно изворотливыми тварями – их потеряли вечером, а потом, когда стало кое-что ясно, искать концы было уже поздно. Мои люди допросили портовых рабочих, но только утром. Будь я проклят! Когда барк вернется в Пеллию, капитан предъявит безупречные судовые документы, и мы узнаем, что ходил он, к примеру, к лавеллерам в гости… все будет абсолютно законно.

– Вы предлагаете мне заняться делами старика Лоррейна? – поднял бровь Дериц.

– Старый Лоррейн не стоит волосины из твоей задницы, граф. Он фигура декоративная, а делами, как вы, наверное, слышали, заправляет его внук Такео.

Ушлая тварь, его уже трижды пытались прищемить, но дело заканчивалось пуком. Он не подпустит к себе таких, как я и мои ребята.

Энгард покачал головой. На его лице отразилось сомнение.

– Я попытаюсь, дорогой барон. Кое-какие связи у меня есть – но вы не боитесь, что они приведут меня в слишком высокие сферы?

Вилларо, казалось, задумался. Повертев в пальцах стакан с ромом, он всунул в рот трубку и прошамкал:

– Можешь считать, что я беру тебя под свою защиту.

– Вы сказали это барон, – Энгард резко подался вперед, и я вдруг заметил, как дрожат у него руки.

– Да-а… – на губах Вилларо появилась грустная улыбка. – А теперь слушай – именно потому, что я это сказал… Наши друзья из Ханонго – очень странная компания. Я до сих пор не могу понять, что им нужно. Деньги? Нет, не только деньги. Что еще? Если мы это выясним, можешь считать, что Тайная канцелярия отпускает тебе грехи до третьего колена. Думай, мальчик, думай. Я знаю сотню людей, которые отдали бы левую руку за то, чтобы иметь твои сегодняшние перспективы. Проблема в том, – барон издал хрюкающий звук, – что мне не нужны ни их руки, ни их ноги вместе с яйцами. Мне нужны только мозги, а такой товар теперь в изрядном дефиците. Думай!

Энгард вскочил и коротко поклонился. Я последовал его примеру. Мы двинулись к двери, но голос Вилларо, раздавшийся в спину, заставил Энгарда замереть на месте.

– И не пытайся ходить по воде, мальчик, – мягко произнес он. – Святые мне нужны живьем.

Минутой позже мы впрыгнули в карету, кучер свистнул бичом, и лошади понесли нас прочь от грязного переулка. Энгард нетерпеливо свернул пробку со своей фляжки.

– Ты позвал меня ради этих слов? – спросил я, удивляясь его волнению.

– Да, – отозвался Энгард. – Фактически теперь я – офицер Серебряного покоя.

– Офицер без патента.

– Да, без патента. Не переживай, когда он потребуется, все печати будут на месте. Вилларо давно ведет какую-то игру, в которой ему необходимы такие фишки, как мы с тобой. Я не знаю, хорошо это или плохо. Пока – хорошо. Что будет дальше? Посмотрим. Я знаю одно – те бумаги… проклятые бумаги! Я не решаюсь с ними расстаться. Они и жизнь, и смерть. Но, прежде чем принимать какое-либо решение, следует досконально разобраться, в чем же их главная сила.

– Здесь я тебе не помощник.

– Да… что ж, примем игру..;

Глава 6

Кучер резко осадил карету, и я услышал, как он поливает кого-то руганью.

Энгард напряженно прищурился, и мы оба выглянули наружу – он справа, я слева. В тупике, заканчивающемся уже привычными мне воротами, прямо на камнях примостился какой-то оборванец с длинной дудочкой.

– Пошел вон, с-скотина! – гаркнул кучер и замахнулся кнутом. – Краба тебе в задницу, разлегся, тварь!..

Парень неторопливо поднялся, показал кучеру язык и, издавая своей дудкой противные визгливые трели, прошел мимо кареты. На какое-то мгновение его глаза скользнули по моему лицу, и я ощутил смутное беспокойство. Нет-нет, я был уверен, что никогда с ним не встречался, но все же – не так давно за мной вот так же, лениво и в то же время цепко, следили глаза мальчишки из Шаркума. Я огладил рукоятку пистолета и откинулся на спинку дивана.

– Дерьмо… – хмыкнул Энгард. Я покачал головой.

* * *

Переодевшись и смыв с себя дорожную пыль, я спустился на веранду. Девушки заканчивали сервировать стол. Энгарда еще не было. Нашаривая в кармане трубку, я вдруг остро пожалел о прервавшейся встрече – Айрис осталась там, совершенно одна в своем крохотном храмике, окруженная лишь мертвецами и собственными воспоминаниями. А я стоял здесь, бессмысленно таращась на раскачиваемые ветром бумажные фонарики, щедро развешанные кем-то под потолком. В этом ощущалась какая-то нелепость…

Энгард появился на веранде в толстом вечернем халате, держа под мышкой книгу в засаленной кожаной обложке. Небрежно швырнув ее на стол, он уселся в кресло и решительно расколотил о собственную голову вареное яйцо, дожидавшееся его в серебряном стаканчике.

– Думать будем, – сообщил он мне, изящно окуная яйцо в солонку.

– Дело хорошее, – согласился я. – О чем на сей раз?

– О ком – о Лоррейне и Сульфике. Здесь, – он похлопал по кожаному тому, – кой-какие слухи, которые я записывал в последнее время. Досье, если хочешь.

Слышать мне довелось много, а забывать нельзя ничего, вот и приходится записывать.

– Такео Лоррейн? – понимающе усмехнулся я.

– Не только… Сульфик тоже дорогого стоит.

– Наверное, к старости у тебя скопится колоссальный архив слухов и сплетен…

– Правды, по большей части, – Энгард вздохнул и потянулся к графину с белым вином. – Если доживу, разумеется. Наверное, тебе еще не приходилось видеть человека, собирающего сплетни?

– В таком виде – нет.

– Ну, это не мое изобретение…

У ворот неожиданно началась какая-то возня, замелькали желтые огоньки фонарей, и я настороженно прищурился, всматриваясь в уже густые вечерние сумерки. Энгард поднял голову, сунул руку в карман халата – вероятно, там он держал пистолет:

– Что такое? Эй, вы, лодыри, кто там еще к нам лезет?

На дорожке заметался, приближаясь, фонарь, и я увидел рослого парня из числа конюхов:

– Гость к господину князю… прикажете просить?

– Накасус, что ли? – Я тревожно привстал в кресле. – Зови его!

– Что-то могло случиться? – вскинул брови Энгард.

– Все, что угодно… ведь, кроме него, обо мне никто не знает…

Желтые шары трех фонарей осветили темную фигуру… Я вытаращил от изумления глаза и едва не опрокинул со стола вино – от ворот, привычно раскачиваясь, вышагивал Бэрд! Широкополая морская шляпа скрывала его лицо, но ошибиться я не мог, это был именно он. Взобравшись по лесенке, наемник сбил шляпу на затылок и сверкнул белым оскалом улыбки:

– Дорогой князь…

– Откуда ты?! – Я бросился ему на шею, но он отстранился, наклонил голову и вытащил из-под легкого плаща запечатанный пакет:

– Это вам, мой господин. Надеюсь, вы узнаете печать Иллари…

Я нырнул под свет фонаря. Печать была мне незнакома, но почерк я знал хорошо – не раз видел пометки на картах. Несомненно, это была его рука…

"Мой господин! Мои люди ищут вас по всей стране. Осмелюсь довести до вашего сведения, что непосредственной опасности для вас более не существует и вы можете вернуться в Альдоваар, где все мы, ваши друзья и слуги, ждем вас с огромным нетерпением. Также позволю себе заметить, что ваше прибытие – чем раньше, тем лучше, – необходимо еще и для того, чтобы окончательно вступить в права унаследованного вами имени. Все подтверждения будут готовы тотчас же, однако ваше присутствие является необходимым условием благополучного завершения дела. Господин Бэрд, благоразумно готовый принять вашу руку, доставит вас домой со всей возможной поспешностью.

Всегда ваш, Иллари Р. Г. М. Посселт, королевский академик.

Писано в Альдовааре, в замке Лоер…"

* * *

Стремительная черная шхуна, примчавшая нас с Бэрдом из столицы, болталась в море на якоре до тех пор, пока далекий еще берег не засветился тысячами крохотных огоньков. Ползущие с юга тучи исторгли мелкий теплый дождь, заскрипел кабестан, и якорь пополз наконец вверх. Бэрд имел указания не афишировать мое прибытие в Альдоваар, и я совершенно согласился с мудрым, как всегда, Иллари.

Я поглубже нахлобучил привычную шляпу и прошел на нос судна, всматриваясь в темные контуры быстро приближающихся гор. Где-то там, совсем уже близко, прятался в глубине древнего парка замок Лоер – мой замок. Где-то здесь, в хаосе портовых причалов и доков, стоял громадный серый корабль – мой корабль. В какой-то момент мне даже показалось, что я вижу его мачты, гордо возвышающиеся над лесом мачт прочих судов, но тянуться за подзорной трубой я не стал. Мне еще только предстояло осмыслить все происшедшее. Осмыслить по-новому, понять, что я вхожу в совершенно новую для меня жизнь – во все еще чужой для меня стране. Слишком мало времени я провел на этих жарких, пряно пахнущих землях, омываемых водами безбрежного океана. Меня ждали друзья и верные слуги… это внушало надежду.

Шхуна вновь бросила якорь в полумиле от берега. На палубе появился Бэрд, державший в руке мои пожитки.

– Так будет лучше, – тихо сказал он.

Я кивнул. Завизжали тали, мягко шлепнулась на воду небольшая шлюпка. Бэрд подошел к неподвижно стоящему на полубаке шкиперу и сказал ему что-то. Я не стал следить за ними – едва за борт выбросили трап, я перелез через планшир и скользнул в лодку. Следом за мной спустились четверо матросов. Бесшумно возникший Бэрд сел на руль, и по его команде две пары весел опустились в темную плоть океана, усеянную пляшущими отражениями городских огней.

Ботик встал возле старого деревянного причала. По густой рыбной вони, пропитавшей все вокруг, я понял, что мы находимся на окраине рыбацкого порта. В сотне локтей от пристани ярко светились окна какой-то таверны. Я легко взобрался на склизкое дерево, брезгливо отер ладони и двинулся на сушу.

– Там дорога, – произнес рядом со мной Бэрд, указывая рукой в желтоватый мрак.

Мы обошли таверну и действительно спустя пару минут вышли на мощеную королевскую дорогу, что вела в сторону нижнего города. Вскоре нам попался фиакр. Усевшись на продавленный диван, я посмотрел в окошко и попытался различить в море темный силуэт нашей шхуны, но мне это не удалось – очевидно, идущее без единого огня судно было уже далеко в море. Я незаметно ухмыльнулся: с самого начала мне было понятно, что черная красавица принадлежала филинам.

Иллари, до сих пор взволнованный, постарался максимально обеспечить мою безопасность.

Я откинулся на спинку дивана и задумался о том, как преподнести ему все происшедшее со мной. И смерть Эйно, и его уверенность в виновности Монфора, и гибель его самого, могущественного и загадочного посредника высшего ранга. Я ни секунды не сомневался в том, что между этими смертями существует самая непосредственная связь. Разумеется, виновность Монфора отпадала сама собой, но все же почему? почему Эйно был уверен, что это он? На этот вопрос ответа не было, и я надеялся, что Иллари поможет мне продвинуться в моих поисках.

С Бэрдом я этих тем не касался. Сам он охотно рассказал мне, что пришел к Иллари буквально на следующий день после гибели Эйно. На вопрос, что же именно привело его в Лоер, он туманно заметил, что давно мучился некими предчувствиями, а потом, расхохотавшись, добавил, что окончательно убедился в том, что совершенно не создан для свиноводства и прелестей деревенской жизни.

Его тянуло в море – что ж, я был доволен. Такими людьми не разбрасываются.

«Очевидно, – думал я, – на него сильно повлияла смерть Рокаса… там, на берегах проклятой страны Ра-шеро». Привлекала ли его служба как таковая? Не мне было о том судить, но я видел, что он тяготится своим внезапным одиночеством.

Бэрд приказал вознице остановиться на перекрестке в миле от замка. Эту милю мы прошли пешком… город лежал внизу, там, за моей спиной, ярко светились никогда не засыпающие кварталы увеселений, глухо бухали паровые молоты на верфях, работающих в три смены; вскоре мы вошли в темную аллею, и все звуки остались позади, лишь едва различимый морской ветерок напоминал мне о том, что я нахожусь на побережье.

Привратник загремел железом, вскрикнул, увидев нас, и, едва заперев за нами ворота, опрометью кинулся в замок. Вскоре весь первый этаж засветился желтыми пятнами окон.

Первой меня встретила Ута. Она бежала от парадного подъезда, легкая, гибкая, обтянутая черной кожей морских штанов и короткой куртки. Я остановился.

Не говоря ни слова, девушка бросилась мне на шею, я ощутил на своей щеке ее горячие губы и вдруг почувствовал, как подкашиваются ноги. Подняв глаза, я увидел Иллари, стоящего в свете распахнутых дверей. В зубах у него была трубка с длинным изогнутым мундштуком. Он улыбался. Наши глаза встретились: я отстранил от себя девушку и шагнул к дверям. Иллари неожиданно склонился в глубоком поклоне, выпрямился и произнес:

– Ваш слуга. – А через секунду я едва не свалился от удара его ладони по спине.

Минутой позже я уже сидел возле потрескивающего поленьями камина и глядел, как служанки торопливо накрывают на стол. Иллари сидел рядом со мной.

– Я был уверен, что ты в столице, – сказал он, с улыбкой глядя на меня. – Там легче всего затеряться, так? К тому же ты должен был найти Накасуса или Монфора – больше тебе искать некого, так? Но я все же разослал людей по всем крупным городам…

– Накасуса я нашел, – перебил его я, глядя в огонь. – А Монфор мертв.

– Ч-что?

Иллари вскочил с кресла и наклонился надо мной, прищурив правый глаз. Я увидел, как подергивается его веко, и понял, что для Иллари эта смерть даже более неожиданна, чем для меня. У него были какие-то свои соображения. Какие, я не знал – но видел.

– Монфора убили несколько дней назад. Кто и почему – неизвестно. В доме что-то искали… но что? Его дворецкому удалось выжить с перерезанной глоткой… когда он очухается, мы будем знать гораздо больше.

– Откуда ты все это знаешь?

– От Накасуса. Но не только – я узнал бы это и другим путем. В столице у меня есть друг, младший граф Дериц. Он умнейший парень…

– Авантюрист, – утвердительно произнес Иллари. – Здесь был его слуга…

– Да, – согласился я. – И я играю в его игры.

– Ты не можешь играть в чьи-то игры.

– В его – могу. – Я сплюнул в пламя и, встав, подошел к окну. – Его игра пересекается с моей. По крайней мере, мне так кажется. Мы должны мстить: здесь Энгард Дериц для нас неоценим.

– Мы должны не только мстить, – перебил меня Иллари. – Собственно, месть является твоим личным делом. Для нас важно понять – кто и почему. И здесь мои люди…

– Все это странным образом связано одно с другим, – я резко повернулся к нему, – вот что меня интересует в первую очередь. Да-да, странным – каким, будь я проклят? И главное, что ты должен знать, – уже умирая, Эйно заявил мне, что убийцы посланы Монфором. Но Монфор тоже мертв! Почему? Почему Эйно обвинял именно его? Из каких соображений?

Иллари потер лоб.

– Обвинял Монфора? Ты уверен? Тогда я совсем ничего не понимаю… хорошо, а откуда у тебя уверенность в том, что Монфора убили не обычные бандиты?

Большая шайка… в столице такое случается. У него было чем поживиться.

– Я поверил бы в это, если бы его делом занимались простые дознаватели королевской Стражи. Но там крутится человек из Тайной канцелярии…

– Это точно? – Лицо Иллари стало задумчивым.

– Точнее не бывает – не мог же Накасус ошибиться?

– Накасус точно не мог… святые предержатели, что же у нас выходит?

– Пока я буду здесь, Энгард попытается выяснить, кто именно этот офицер: с кем связан, каковы его интересы… Я попросил его связаться с Накасусом – а тому я написал письмо, запечатав его печатью Эйно, так что он все поймет.

Накасус знает этого офицера. Но у Дерица есть свои каналы и я им вполне доверяю. Не исключено, что в скором времени Энгард будет работать на Серебряный покой.

Иллари недоверчиво скривился и хмыкнул:

– Юноша? На «серебро»?

– Он не совсем обычный юноша, – усмехнулся я. – Поживи с ним бок о бок, и сам все поймешь… нет, я чрезвычайно рад, что судьба свела меня с таким парнем. Либо он сдохнет под забором с чьей-то пулей в башке, либо когда-нибудь – причем, я думаю, очень скоро – будет заправлять большими делами. Третьего ему небеса не дали.

– Ты доверяешь ему?

– Что-то в последнее время мне уже поднадоел этот вопрос… Да. Я ему доверяю. Понимаешь, я ему нужен точно так же, как он мне. Конечно, он меня использует… Но! Мне кажется, что впереди нас ждет немало интересных дел.

Именно так – нас.

Иллари покачал головой. Служанки внесли в залу сверкающую супницу, и вслед за ними вошла Ута.

Бэрд уже ждал – стоял в противоположном углу, деликатно не приближаясь к нам. Я щелкнул пальцами и сделал знак садиться.

– За возвращение вашей милости, – немного игриво провозгласила Ута, поднимая бокал с искрящимся красным вином.

Я поболтал ложкой в тарелке с грибной похлебкой и решительно отставил ее в сторону, придвигая к себе ароматный ломоть запеченной с пряностями свинины.

Нужно было что-то сказать, но я не знал что.

– Все это слишком необычно… без Эйно, – вырвалось у меня. – Давайте сперва помянем нашего общего друга и… и хозяина.

Иллари поднялся, я встал следом за ним – скрипнула блестящая кожа на плечах Уты, и я увидел, как ее глаза заблестели слезинками.

– Теперь нам придется самим… – глухо произнес Иллари и опрокинул в рот свой золотой бокал с ромом.

Я поперхнулся, влил в себя порцию лимонной воды – ром был обжигающим, как никогда, – и впился двузубой вилкой в свинину. На меня смотрело окно, через которое мы с Эйно покидали замок в тот злосчастный вечер… Кажется, это было вчера. Кажется, вчера мы смотрели пронзительную пьесу о старом князе и его юном оруженосце, и вот – я, князь Лоттвиц-Лоер, сижу в трапезной унаследованного мной замка, а его прежний хозяин смотрит на меня с небес. Как ему там без нас?

Впрочем, компания у него и там недурная…

– Мы похоронили Эйно в море, – словно читая мои мысли, сказал Иллари. – Он всегда говорил, что мы должны похоронить его в море. Он боялся лежать в земле…

Некоторое время мы молча жевали. Иллари, поковырявшись вилкой в печеных грибах, отодвинул тарелку и решительным движением налил себе рому.

– Мы должны понять, почему он имел в виду Монфора, – негромко проговорил он.

Его рука с графином появилась рядом с моим бокалом, но я мотнул головой:

– Вина… да, мы должны понять. Я думал об этом не один день: особенно после того, как стало известно о смерти этого человека. Я уверен… да, проклятие, я уверен, что между смертью Эйно и смертью Монфора есть связь.

– Ты хочешь сказать, что они искали Череп? – спросил Иллари, глядя мне в глаза. Я выдержал его взгляд.

– Этот вывод напрашивается сам собой. Но пока мы ни в чем не можем быть уверены. Ясно, что это не кхуманы. Кто тогда?

– Да уж, мне трудно представить себе кхуманов, вытворяющих этакие фокусы на территории Пеллии. И убийцы почти наверняка были не простыми наемниками.

Возможно, впрочем, что скоро мы кое-что узнаем.

– Их ищут?

Иллари кивнул.

Я задумчиво куснул ноготь. Ищут… а найдут ли? Филины чрезвычайно могущественны, но во мне давно уже зрело тяжелое, как корабельный якорь, ощущение, что мы имеем дело с такими силами, перед которыми могут спасовать даже они. Даже королевская Стража. Даже… даже Тайная канцелярия его величества. Разве что Серебряный покой, о котором я слышал жутковатые и частенько не правдоподобные легенды?..

– Те, кто придумал это адское дело, – медленно заговорил я, – знали о нас почти все. И о тебе, мой Дорогой филин, тоже… и…

– Что – и? – поднял бровь Иллари.

От мелькнувшей в моем мозгу догадки у меня едва не перехватило дыхание.

– Они не знали обо мне, – почти шепотом объявил я. – Обо мне! Вот только не знаю, что нам это может дать…

– Пока ничего, – согласился Иллари после короткого размышления. – Впрочем, мы поговорим об этом завтра. Утром ты должен быть в канцелярии судьи Лоалла.

– Старика в пенсне? – удивился я.

– Да, его превосходительства Гия Лоалла, который, как ты видел, носит пенсне… Все уже решено и за все заплачено. Он засвидетельствует твою личность, потом ты дашь короткие показания по делу об убийстве, и все, дальше ты уже никому не нужен. Лоалла никогда не станет подозревать человека, которого Эйно приблизил своей волей. К тому же мое слово тоже имеет кое-какой вес…

– Я должен вернуться в столицу. Чем раньше, тем лучше. Я надеюсь, вы справитесь без меня?

– Не совсем так… но мы что-нибудь придумаем.

Мы поболтали еще с четверть часа, потом Иллари, сославшись на неотложные дела, приказал седлать свою лошадь. Попрощавшись с ним, я схватил со стола графин вина и поплелся наверх, в свои немного подзабытые апартаменты. Меня ужасала мысль о том, что теперь, вероятно, я буду жить в комнатах Эйно. Потом, все потом!

* * *

Служебные апартаменты его превосходительства были облицованы мрамором – серым мрамором, инкрустированным розоватыми узорами королевского дома. Два стражника на входе, завидев Иллари, коротко поклонились, взметнув сверкающими плюмажами нa черных шлемах. Я неловко оправил на себе перевязь со шпагой и шагнул в полутемную прохладу холла. Здесь также царствовал мрамор, мрамор и медь, серебро и черненая сталь: инкрустации были всюду, даже на перилах широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Служитель в ливрее отворил перед нами огромную полированную дверь. На секунду я ослеп от яркого света, заливавшего просторный зал через три широченных окна. Судья сидел за огромным полукруглым столом, слева от него горбились за пюпитрами два молодых писца. Иллари незаметно подтолкнул меня вперед.

– Господин наследник…

Судья Лоалла приподнялся в кресле и, опершись руками о столешницу, внимательно оглядел меня с головы до ног. Я опустил глаза. В эти секунды мне показалось, что по всему моему телу ползут, яростно шевеля хвостами, сотни влажных, омерзительных скорпионов; внезапно судья рухнул в кресло, и я услышал, как шуршат на его столе бумаги.

– Свидетельство «харран», – произнес он, не поднимая глаз.

Я поспешно сунул руку в карман камзола и протянул ему документ с красными печатями. Некоторое время судья молча изучал знакомую мне (пожалуй, слишком знакомую!) бумагу. Потом его правая рука совершила ленивую дугу, и к столу приблизился Иллари.

Судья придвинул ему какой-то лист и перо в чернильнице. Иллари вывел на бумаге заковыристую алую подпись – перо легло возле меня. С трудом вчитываясь в текст, я расписался рядом с его автографом и замер. Поскрипывали перья писцов… его превосходительство неторопливо достал красную печать, подышал на нее и влепил в левый нижний угол листа.

– Копии заберете завтра, – равнодушно сообщил он.

Мы с Иллари повернулись, как солдаты на параде. В тот момент, когда до порога оставалось не более шага, судья густо прокашлялся. Я обернулся.

– Не так давно, мой князь, мне случилось побывать в столице, – Лоалла сделал паузу, поправил пенсне и неожиданно вытащил из кармана короткую глиняную трубочку, – и побеседовать с некоторыми ювелирами. Признаться, я был удивлен… никто не слышал о попытках копировать соколов рода Лэраас, а уж тем более, г-м… этакими новыми способами. Вы не могли бы продемонстрировать мне эту подделку еще раз?

Я застыл на месте.

– Я не уверен, что она… до сих пор находится в наших руках…

– А вы поищите, князь. Безделушка и впрямь интересная. Может быть, в столице мне объяснят более подробно, как вы считаете?

Сокол рода Лэраас попал в руки Эйно от Монфора.

Я спускался по крытой ковром лестнице, напряженно пытаясь понять, что он имел в виду, этот старый, помешанный на побрякушках судья – что?..

– Почему он не стал расспрашивать меня о подробностях гибели князя? – меланхолично пробормотал я, поднимая глаза на Иллари.

– Вероятно, не посчитал нужным, – хмыкнул тот. – Тебе это кажется странным?

– Немного…

– Не исключено, что он поинтересуется позже… но для тебя его интерес уже не будет иметь значения.

Стражник на входе, облаченный в черную пелерину и высокий шлем с перьями, распахнул передо мной дверцу кареты. Погруженный в размышления, я почти не обратил на него внимания. Тысячи проклятий, что значат эти его слова о соколе Лэраасов? Почему эта подделка его так удивила? Чистый интерес помешанного коллекционера или что-то более серьезное, совершенно недоступное моему сегодняшнему пониманию? Иллари, как мне казалось, не мог ответить на эти вопросы: я видел, что он вообще не обратил внимания на последнюю фразу судьи.

– Мы должны поговорить о делах, – настойчивый голос Иллари вывел меня из оцепенения.

– О деньгах? – отозвался я.

– И о деньгах тоже. В замке ждет нотариус – раз ты считаешь, что должен быть в столице, нам придется оформить пару доверенностей, чтобы я мог ставить свою подпись вместо твоей. В ближайшие дни Эйно должен был завершить несколько довольно крупных сделок: если их провалить, то мы останемся почти без денег.

Их, в сущности, и так совсем немного. Если жребий падет на нас…

– Жребий? О чем ты говоришь?

– О вызове… так принято говорить. Если ты окажешься ближайшим – вот прямо сейчас или завтра, то денег хватит только на один рейс. А если вызов будет не один – в короткий промежуток времени?

Я понимающе кивнул.

– Ясно… Но что бы там ни было, сейчас я должен думать о том, как распутать эту историю. И опять же – деньги: Энгард держит в руках большую силу…

– И ты думаешь, что он захочет поделиться с тобой? – Иллари фыркнул и отвернулся к окну; глазея на летящие мимо нас многоэтажные здания делового центра.

– А у него, скорее всего, не будет другого выхода.

Моряк пожал плечами и ничего не ответил. Я видел, что он не слишком-то верит мне, но сейчас это было не главным. Я подумал о том, что должен сегодня же перерыть все возможные тайники и найти загадочного сокола – если, конечно, он и впрямь остался у Эйно. А завтра я поеду к его превосходительству… и, возможно, он прояснит туман, так упорно разъедающий мне мозги.

Глава 7

Иллари уехал сразу же после того, как нотариус выписал несколько бумаг с красными печатями. Каждая доверенность была составлена в двух экземплярах – один отходил Иллари как доверенному лицу нового князя Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар, другой оставался у меня. Поглядев, как растворяется в зеленоватом полумраке аллеи его экипаж, я приказал подать обед наверх, в мой новый кабинет.

О тайниках я знал все. Эйно ознакомил меня со всеми хитроумными нишами, подполами и выемками в потолках, показал, как работают отпирающие их механизмы и заставил повторить весь процесс самостоятельно. Сейчас, вспоминая об этом, я с горечью подумал, что он ощущал близость гибели и боялся оставить меня не готовым к тому, что меня ждало. К чему?..

Пока мне разогревали суп из дичины со специями, я проверил наличие проклятого Черепа. Он находился там же, куда я засунул его после того, как вытащил из нижнего сейфа, занимавшего часть углового стеллажа с книгами по левую руку от старого, попорченного чернилами письменного стола, – в глубоком, как колодец, зачем-то отделанном свинцом тайнике, искусно скрытом под ореховым паркетом возле среднего окна. Для того чтобы туда добраться, мне пришлось отщелкнуть едва заметную бронзовую пуговку, придерживающую край ковра, а потом надавить на гладкую дощечку, одновременно повернув ее вправо. Вслед за дощечкой провернулись и две ее соседки. Стоя на коленях, я засунул руку в темную дыру и нащупал там знакомый мне мешок из грубо выделанной кожи.

Здесь драгоценностей не было – еще когда я прятал Череп перед тем, как удрать из Альдоваара, я обратил внимание на то, что тайник был пуст. В обоих сейфах – нижнем и верхнем – лежала целая гора толстых кожаных папок, кое-какое оружие, несколько кошелей с монетами и королевскими ассигнациями, и ничего похожего на мешки или шкатулки. А ведь после прибытия из Рашеро у Эйно оставалось еще немало побрякушек и золота в слитках, это я помнил точно.

Значит, драгоценности находились в каком-то другом месте. В каком? Таких мест в этом замке было немало. Прежде всего следовало искать на чердаке, вернее, в верхней смотровой башенке, возвышавшейся над острой крышей замка.

Я быстро расправился с супом, отодвинул в сторону второе и, захватив с собой увесистую связку ключей, отправился наверх.

На чердаке верхнего этажа я разжился медным фонарем с сильной линзой.

Огниво подпалило фитиль, я откинул видневшийся меж стропил люк и поднялся по крепкой дубовой лесенке. Здесь было достаточно светло, но я знал, для чего мне фонарь. Обойдя башенку по кругу, я осторожно ухватил фонарь зубами и подпрыгнул, чтобы зацепиться за торчащий из конического потолка крюк. С его помощью я повис на манер летучей мыши и сильно толкнул одну из резных деревянных загогулин, обильно украшавших потолок. Рядом со мной тотчас же распахнулся черный лаз. Крыша башенки была двойной. Неловко изгибаясь, я всунулся ногами вперед в пыльную темноту и тотчас же съехал на заднице вниз.

Сидеть здесь было неудобно, болтаться с зажженным фонарем в воздухе – опасно, но другого выхода у меня не было.

Я повертел головой и сразу же увидел то, что искал, – три увесистых мешка из чертовой кожи, обшитые множеством карманов.

Коробку из темного лакированного дерева, в которой, как я помнил, когда-то находился сокол и еще какие-то побрякушки, я нашел во втором по счету мешке: она лежала в кармане, плотно затянутом кожаной лентой. Фальшивая драгоценность ярко блеснула в свете фонаря.

– Будь я проклят, – прошипел я, рассматривая безделушку неведомого мне столичного рода, – что ж в тебе такого? Почему о тебе, сокол-орел, Эйно упоминал перед самой смертью?

Я тщательно запер тайник и спустился вниз. Сокол, лежащий в кармане моей легкой домашней куртки, едва не обжигал мне бок – казалось, я физически ощущал его присутствие. Раскурив трубку, я запер загадочную безделушку в сейф и вызвал слугу.

– Скорохода ко мне.

«Ваше превосходительство! – вывел я на листе гербовой бумаги и задумался, не зная, в каком тоне выдержать письмо, – потом все же решился придерживаться куртуазной манеры. – Почтительнейше обращаюсь к Вам с просьбой уделить мне малую толику Вашего внимания завтра до полудня. Ваш слуга, князь…» и так далее.

Скороход стоял у меня за спиной, ожидая, пока я закончу. Я долго рылся в столе – печать я нашел сразу, а вот подушечка с красной краской оказалась засунута в самую глубь нижнего ящика. Печать принадлежала Эйно, своей у меня еще не было. Хмыкнув, я подумал, что пока она мне и не нужна, сделаю позже, в столице.

– Найдешь судью Лоалла, – распорядился я, – и подождешь ответа. Где его превосходительство может сейчас быть, я не знаю…

– Найду, ваша милость, – скороход позволил себе улыбнуться уголками губ.

– Прекрасно..

Подождав, пока он уйдет, я раскрыл сейф и вытащил несколько папок. В них оказались сотни документов, аккуратнейшим образом разглаженные и подшитые.

Некоторые были попорчены морской водой. Проглядев этот архив, я быстро убедился, что передо мной обычные договора, доверенности и расписки, не имеющие особого отношения к тому архиву, речь о котором шла в толстой тетради, врученной мне Эйно.

Та тетрадь… о, та старая, крепкая тетрадь с желтоватыми хрустящими листами – она содержала великое множество невероятных, не всегда доступных моему пониманию тайн. Но к ней требовался второй, другой архив, который Эйно вел в течение многих лет своей жизни в качестве делового посредника, принимавшего участие в сделках представителей иных миров. Ссылки на этот архив встречались едва ли не на каждой странице. Я должен был найти его во что бы то ни стало, и чем скорее, тем лучше. Для того чтобы занять место моего ушедшего хозяина, мне следовало изучить не только правила торговли и привычки некоторых его партнеров – об этом в «тетради наставлений», как я окрестил ее про себя, говорилось довольно много, – но и разобраться в деталях множества сделок и событий, имевших место в прошлом.

В прошлом, так или иначе связанном с нашей странной планетой.

Я нащупал висевший на груди круглый золотой медальон, тяжелый и теплый на ощупь, и подумал, что я буду испытывать в тот миг, когда он позовет меня, – страх? восторг? Нет – скорее ответственность за возложенное на меня дело…

Я уже знал, что медальон, с которым не расставался Эйно Лоттвиц, содержал в себе непостижимое устройство, посредством которого с ним переговаривались те, кто нуждался в его услугах. Теперь владельцем этой жутковатой штуки был я… меня позовут, назовут мне место и срок. Когда это будет?

Хоть завтра, как сказал Иллари, а ведь он хорошо знает, что говорит.

Из окна подул прохладный морской ветер, и мне показалось, что в кабинете стало холодно. Я раздраженно, злясь на самого себя, распахнул темный, покрытый растрескавшимся лаком буфет и вытащил графин с крепким южным вином, бокал и кисет с необыкновенно крепким зельем, которое часто покуривал по вечерам Эйно.

Прибежавший на мой зов слуга принес мне подносик с бисквитами.

– Где госпожа Ута? – спросил я у него.

– Госпожа находится в библиотеке, – в глазах молодого парня блеснуло некоторое удивление. – Прикажете просить?

– Да.

«Он служит здесь совсем недавно, – подумал я ему в спину, – и еще не разобрался в наших взаимоотношениях. Вероятно, парняга посчитал, что Ута была наложницей Эйно… а я, едва заняв его место здесь, в кабинете, стремлюсь запрыгнуть и в его постель».

Подругой Эйно – жены он не имел – была крупная, немного флегматичная красавица из хорошей семьи, выданная родителями за дипломата-лавеллера, который оказался расслабленным по причине неудачного падения с лошади. Едва до нее дошел этот факт, как дамочка с яростью расторгла скандальный брак и предпочла завести необременительную дружбу с загадочным князем-корсаром, который по полгода болтался среди далеких волн и положительно влиял на ее репутацию светской львицы. В удивительной Пеллии подобная репутация играла ей на руку: женщинам королевства и в голову не приходило хоть в чем-то уступать мужчинам.

– Ты обедал в одиночестве? – голос Уты заставил меня резко повернуться в кресле.

– Да… надеюсь, ты не голодна? Бери бокал и присаживайся вот сюда, ко мне. Нам нужно поговорить.

Девушка молча достала из буфета высокий серебряный бокал и уселась в кресло рядом со мной. Я плеснул ей вина и пододвинул бисквиты. Трубка в моей руке презрительно сочилась синим дымком, я смотрел, как он, не успев подняться к потолку, рвется потоком воздуха из окон, чтобы превратиться в едва заметное серое марево. Я встряхнул головой и повернулся к Уте.

– Тебе приходилось участвовать в коммерческих делах Эйно?

Ута заметно вздрогнула и посмотрела на меня с некоторым удивлением.

– Его дела вел в основном Иллари… я только помогала с некоторыми бумагами или так же, как тогда, с тобой, доставляла по адресу какие-нибудь записки, документы… кое-кого я, конечно, знаю – я имею в виду некоторых его постоянных партнеров, – но сказать, что я разбираюсь в его торговле? Н-нет… А почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Не думай, что я не доверяю Иллари. Дело в другом… мне хотелось бы услышать еще чье-либо мнение: твое, к примеру. Я знаю, что Эйно нечасто выходил в море на охоту по праву королевского корсара. Я знаю, что он шантажировал и запугивал королевских чиновников, увязших в противозаконных сделках. Откуда он добывал информацию? Он никогда не работал в столице. Иллари? – Имя моряка я произнес тихо, почти шепотом, но Ута прекрасно поняла меня.

– И да и нет, – ответила она. – У него были какие-то другие осведомители, не филины, ты понимаешь меня?

– Теперь нет, – честно признался я. – Его личные осведомители?

– Какие-то люди в столице… мне кажется, что о них не знал даже Иллари.

То есть догадывался, конечно, но ведь ты сам давно понял: князь был чрезвычайно скрытным человеком. Нам он рассказывал только то, что было необходимо для дела, а все остальное держал при себе. Не из-за недоверия, нет! Он… мне иногда казалось, что он не хотел подводить каких-то своих друзей, понимаешь?

– Это были столичные друзья?

– Это были люди, которые знали очень и очень много.

– Монфор, – я пристукнул ладонью по столу и тяжело вздохнул. – Монфор, Накасус и кто-то еще. Проклятие, но кто же?

– Ты продолжаешь думать о мести? – осторожно спросила Ута.

– Не только.

Я встал, прошелся по кабинету, потом остановился у окна. Мне уже не было холодно. У меня в голове, назойливо вибрируя, крутились какие-то колесики, отыскивающие неведомые пока варианты истины.

– Можно было бы плюнуть на все это и заняться коммерческим шантажом в прежнем духе или, к примеру, выйти в море навстречу какому-нибудь пиратскому каравану, – но! Ты сама понимаешь, что Эйно убили не просто так. Это какая-то очень темная и загадочная история. Я уверен, что до тех пор, пока я не раскручу ее до самого конца, опасность грозит всем нам. И еще я знаю, что ниточки тянутся из столицы.

В дверь осторожно поскреблись.

– Да! – крикнул я и едва не потянулся к бедру в поисках пистолета – столичная жизнь, полная постоянного страха, ставшего каким-то даже родным, выработала у меня привычку хвататься за оружие всякий раз, когда я слышал стук в дверь.

– Его превосходительство был на месте, – доложил мне запыхавшийся скороход.

Я распечатал записку и тотчас же отбросил ее в сторону.

– Поэтому, – сказал я, возвращаясь в кресло, – ты пока останешься здесь. А со мной поедет, наверное, Бэрд…

Судья ждал меня к полудню.

* * *

Стражники на входе вяло отдали мне честь и отвернулись в сторону, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие к хорошо одетому юноше, приехавшему в большой карете без гербов. Все верно, я выглядел как парень из состоятельного, но вовсе не аристократического рода – мне совершенно не хотелось афишировать свое новоприобретенное достоинство. Нащупывая в кармане камзола проклятую золотую игрушку, я приблизился к дверям уже знакомого кабинета. Судейский лакей просверлил меня внимательным взглядом и нехотя разомкнул узкие бледные губы:

– Князь Маттер Лоттвиц-Лоер?

Я молча кивнул. Лакей медленно повернулся и потянул ручку огромной двери.

К моему изумлению, его превосходительство поднялся мне навстречу. Более того, по его знаку оба писца вскочили со своих мест и исчезли за дверями.

Лоалла выжидательно нахмурился.

– Вот он, ваша милость, – я поспешно сунул руку в карман и протянул ему украшение.

Лоалла осторожно взял сокола и, держа его двумя пальцами, поднес поближе к жарким полуденным лучам, струящимся из окна.

– Знаете, князь, – задумчиво произнес он, – в столице мне рассказали историю о подобной вещи, попавшей в руки одного коллекционера.

Я напрягся, ожидая, что он скажет дальше, но Лоалла умолк, внимательно разглядывая безделушку. Я стоял за его спиной, переминаясь с ноги на ногу…

– История этой вещицы выглядит запутанной и загадочной. Впрочем, – судья неожиданно повернулся, и на его лице коротко блеснула улыбка, – скоро я вновь приеду в столицу, и может быть, может быть…

Он вернулся за стол и, распахнув верхний ящик, достал несколько гербовых листов.

– Вы сможете оставить это изделие у меня? Так, на некоторое время – возможно, позже вы захотите его продать?..

– Я… я не стану возражать, – ответил я, едва двигая непослушным языком.

– Вот и прекрасно! – Лоалла обмакнул перо в массивную серебряную чернильницу и принялся что-то писать. – Кстати, о гибели вашего дорогого наставника: в документах о дознании речь идет о случайном налете случайных же грабителей. Я позволил себе отметить ваши показания задним числом, вашей подписи там не требуется… – Судья поднял голову и бросил на меня лукавый взгляд. – Я понимаю, – он вздохнул и снова углубился в писанину, – что вопросы, связанные с обстоятельствами смерти князя Эйно, являются для вас слишком личными, чтобы я мог себе позволить…

– Понимаю вас, – тихо произнес я.

– Беспокоиться вам не о чем. Я же со своей стороны могу вам гарантировать, что ни один человек в Альдовааре не позволит себе совать свой нос в ваши глубоко конфиденциальные дела… распишитесь вот здесь, князь.

Я приблизился к столу и взял в руки перо с красными чернилами.

– Это документ о передаче на хранение безделушки, известной как «сокол рода Лэраас, происхождение сомнительно». Прошу вас. Как только я смогу прояснить его, так сказать, «происхождение», я немедленно сообщу вам свои выводы. Благодарю вас, князь…

Я медленно спустился вниз и остановился в шаге от дверей парадного входа.

Лоалла, несомненно, что-то знал, но что? Проклятие, почему он молчит? О чем он может знать или, хотя бы, догадываться? В чем же кроется загадка этого дурацкого сокола, которого умирающий Эйно назвал орлом? Решительно двинув тяжеленную дверь, я шагнул на вылизанную мостовую и поспешил скрыться в чреве кареты.

Мой тяжелый, похожий на лакированный ящик экипаж неспешно двигался в нижнюю часть города – самый короткий путь к замку проходил по набережной, потом следовало взобраться на гору по хорошо знакомой мне дороге… Я раскурил трубку и откинул в сторону шторки на окнах. И в ту же секунду увидел там, внизу, в прозрачном мареве раскаленного солнцем воздуха, мачты своего корабля. Моя рука почти неосознанно потянулась к окошку в передней стенке кареты.

– Спустишься в порт, к «Бринлеефу», – приказал я кучеру.

Вскоре экипаж замер у каменного причала. До барка оставалось около тысячи локтей, но дальше проехать мы не могли – кругом были навалены бочки, тюки и ящики, между которыми там и сям стояли ломовые подводы, запряженные четверками громадных, одинаково понурых коней с длинными гривами. Я нахлобучил на голову шляпу и выбрался наружу. В нос мне ударил почти забытый запах – сложная смесь из ароматов смолы, дерева и морской волны, лениво плещущей о камень пирса.

Снующие по причалу грузчики ловко уступали мне дорогу; я шел, до боли всматриваясь в близкий силуэт огромного пятимачтового корабля, замершего в десятке локтей у старого, источенного морем каменного пирса. «Брин» стоял правым бортом, и над сушей нависали тяжелые реи с зарифленными парусами. Мне была хорошо видна высокая корма с четырьмя решетчатыми фонарями в половину моего роста и дюжиной закрытых сейчас пушечных портов на уровне орудийной палубы. В вымытых стеклах кормовых иллюминаторов нестерпимо отсверкивало полуденное солнце.

Почти неосознанно прибавив шагу, я подошел совсем близко и вдруг остановился, любуясь серой сталью, покрывавшей борт корабля. Так я стоял, наверное, с минуту, пока меня не окликнул молодой матрос, сидевший на вантах грот-мачты с трубочкой в зубах:

– Хотите зафрахтовать, мой господин? Так вам туда, в порт, – и, издевательски махнув рукой в сторону рыбной пристани, визгливо расхохотался.

– Позови вахтенного! – крикнул я, ощущая, как заливаются краской мои щеки.

– Я князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар, ублюдок! А ты, клянусь своей печенкой, сейчас получишь плетей!..

Я наговорил хамовитому матросу еще много чего, но тот меня уже не слушал – соскользнув на палубу с такой скоростью, словно был намазан маслом, оболтус исчез за высоким планширом, и буквально через несколько секунд на трапе появился Тило.

– Мой господин! – завопил он, едва не ломая на бегу ноги.

Старик не обременял себя поклонами – напротив, его узловатые лапищи смяли мое тело так, что я чуть не завопил. Кое-как высвободившись из его объятий, я вымученно улыбнулся и махнул рукой:

– Ну, идем же!..

– Прикажете построить команду? – спросил Тило, шустро двигаясь рядом со мной по трапу.

– В этом нет нужды. Лучше расскажи мне, в каком состоянии находится наш старый кораблик.

Тило замялся. Мы уже стояли на палубе – из приоткрывшихся люков поблескивали чьи-то любопытные глаза, где-то на полуюте орал кто-то из офицеров,. требуя немедленно приготовить обед и сейчас, вот ну прямо сейчас, поднести его светлости рому.

– Судно в порядке, – решился наконец старый моряк. – Все, что было нужно, мы подлатали, подкрасили и обновили. Сбитую стеньгу заменили новой, такелаж частично перетянут. Боеприпасы загрузили сразу же, едва закончили с ремонтом.

– А машины? А уголь? – быстро спросил я.

– Машины протянули, как положено… а уголь – что ж, ваша милость, угля нет. Господин Иллари никаких распоряжений на этот счет не давал.

Я принял из рук какого-то боцмана золотую чарку с морским ромом, неторопливо набил свою трубку и внимательно посмотрел на Тило. Старик не проявлял никаких признаков беспокойства. Иллари и в самом деле не стал бы грузиться углем, не видя нужды держать судно в полной готовности к неожиданному выходу. Но я совершенно не представлял себе, чего мне следует ждать от неугомонной судьбы.

– Уголь загрузить полностью, – решил я. – Иллари я сам скажу… «Брин» должен быть готов выйти в море в течение двенадцати часов. Это реально?

– Ну, ведь пар-то нам с ходу не понадобится, верно? – вскинул брови старик. – А вся команда живет здесь же, в Альдовааре. Значит, часов за шесть, а то и того раньше – как скажете, ваша милость. Решать теперь вам…

Тило вздохнул и отвел глаза, глядя куда-то за горизонт. Я положил руку ему на плечо, залпом выпил ром и швырнул золотую чарку за борт.

– Пусть все будет так, как хотел он. Теперь это зависит только от нас.

Глава 8

Таверна «У плешивого кота», бордель на улице Плетельщиков, бродячий нотариус Каан, имеющий обыкновение пить ром в рыбном заведении на углу Крабовой и Золовкина проулка… Иллари хорошо подготовил меня к возможным казусам, заставив выучить все эти адреса наизусть – его «филины», не имевшие в столице своей привычной провинциальной власти, все же могли вытащить меня из будущих передряг. Если, говорил я себе, за меня не возьмется Тайная канцелярия его величества короля пеллийского… никто ни на земле, ни, пожалуй, на небе не знает, чем закончатся рискованные авантюры младшего графа Энгарда Дерица, мечтающего стать офицером Серебряного покоя. Королевская служба – вещь хорошая, да только вот опасно вплотную приближаться к тяжелым шторам, за которыми шуршат, как свившиеся в клубок змеи, мрачные тайны пеллийских дворцов…

Обо всем этом я в очередной раз думал в те минуты, когда наш наемный экипаж, перевалив через горбатый мостик, приближался к светящемуся огоньками вечернему Воэну. Рядом со мной, придерживая ногами пару объемистых кожаных баулов, дремал Бэрд. На нем был морской камзол и провинциального вида шляпа с позеленевшей от странствий пряжкой. Я выглядел так, как давно еще насоветовал мне Энгард, – небедный столичный парень, скорее всего из воинского рода, имеющий дело с морем и оснащенный на всякий случай парой дорогих новомодных пистолетов. Правда, со своим нездешним узким мечом я расставаться не захотел категорически… собственно, меч остался единственным напоминанием о лежащей за океаном родине, и я таскал его, невзирая на множество удивленных взглядов на улицах.

Я остановил возницу на площади перед старым храмиком с колоннами, пнул совсем разомлевшего от качки Бэрда и выпрыгнул на гладкую брусчатку. Мой компаньон бросил кучеру монету, поправил на себе шляпу и бодро подхватил наш багаж.

– Идем, – сказал я, нервно зевая.

– Ты мне, кстати, скажи, – пропыхтел за моей спиной Бэрд, – там, у вас, девками-то пользоваться можно?

– Спросишь у Дайниз, – отозвался я. – Здесь ты, в конце концов, не слуга, так что – наверное, можно.

– Хорошее дело, – заметил Бэрд.

Я хмыкнул и пожал плечами. Через пару минут, пройдя переулками, мы углубились в нашу тупиковую нору. Впереди, в конце туннеля из глухих стен, слабо светились, просвечивая через кованые прутья ворот, огоньки усадьбы.

Едва войдя в калитку, я сразу же заметил темный силуэт Энгарда, сидящего на веранде возле лампы с уютным красным абажуром. Рядом с ним виднелся тонкий профиль Дайниз. Я прошагал по выложенной камнем дорожке и, приблизившись на расстояние в пять шагов, громко щелкнул пальцами. Энгард резко повернул голову, и я понял, что он пьян.

– К вам тут хоть стража ломись – ты и не почешешься, – заявил я, взбираясь на веранду.

Энгард посмотрел на меня, как на утопленника.

– Я и не .думал, что ты так рано, – хлопая глазами, проговорил он.

– Это плохо? – удивился я.

– Это наоборот – великолепно! Ты не один?

– Со мной лейтенант Бэрд – вы уже знакомы.

– Пр-рекрасно. Дайниз, распорядись, чтобы господину лейтенанту приготовили парильню. А нам еще вина.

– Рассказывай, – предложил я, когда женщина и Бэрд исчезли в доме. – Что нового?

– Нового? – с задумчивостью повторил Энгард. – Гм… новости у меня просто замечательные. Вилларо в ярости – вот так!

– Это почему?

– А потому, что я выяснил большую гору всякой ерунды, но ни на шаг не продвинулся в нужном направлении. Я узнал, например, что Такео Лоррейн исчез, отправившись на одном из своих кораблей к лавеллерам. Его ждали месяц тому, но шхуна пропала, и что с ней сталось, никто пока не знает. Я попытался подобраться к Сульфику, но толку с моих попыток – как с коня каштанов. Никто ничего не знает и знать не хочет. А нотариус Веке, меж-жду прочим, не так давно навернулся с фалмонтского утеса и был благополучно съеден рыбками.

– Веке? – я не сразу понял, о ком идет речь.

– Да, Веке! Тот самый, что был финансовым поверенным в делах некоей высокопоставленной особы и, что интересно, наших, так сказать, подопечных.

– Послушай, – я налил себе вина и, положив локти на стол, придвинулся к самому лицу молодого графа, – а ты не задавал себе вопрос, почему почтенный Вилларо проявляет такой живой интерес к нашим друзьям из Ханонго? Тут что-то касающееся престола?

– Задавал, – вполголоса ответил мне Энгард. – И чем больше я об этом думаю, тем грустнее мне становится. Нет, серьезно… я не могу понять, в чем тут дело. Единственное объяснение, которое приходит мне на ум, – Вилларо что-то чует. У него большое чутье, у нашего старого барона… скорее всего, он и сам не совсем понимает, по какому следу двигается, но знает, нужный выведет его в любопытное место.

– А если, – сморщился я, – этим местом окажется королевский дворец?

– Нет. Тут что-то другое: Вилларо умеет просчитывать опасность, как никто другой, это тебе не самоуверенный умник Фолаар, он на рожон не полезет и к виселице не подойдет даже на пушечный выстрел. Почему эта публика интересует меня – понятно: во-первых, я их боюсь, во-вторых, при хорошей удаче рассчитываю улучшить свои шансы. Почему она интересует Вилларо, да еще и так, что старикашка позабыл покой и сон и роет носом землю, словно боров, натасканный на трюфели? Это вопрос. Но пока мы не поймем, какую роль во всем этом играют достопочтенные дельцы из торгового дома «Лоррейн и Сульфик», мы с места не сдвинемся. Куда, спрашивается, делся Такео?

– Попал в шторм и утоп, – фыркнул я.

– Даже такой сухопутной швабре, как я, прекрасно известно, что в это время года в проливах штормов не бывает.

– Следовательно, нам нужно хорошенько потрепать господина Сульфика.

– Удивительно логично. Я вот и пытаюсь его… трепать. Проклятие! У него нет наложниц, к мальчикам он равнодушен, фишки не бросает – прямо не человек, а камень какой-то! Не уцепишься. А Вилларо, тем временем, требует хоть какой-нибудь зацепки. Кто они, эти люди из Ханонго? Когда они снова появятся у нас в Пеллии?

– Знаешь, – я остервенело почесал укушенный какой-то мошкой нос, – мне вдруг подумалось, что Вилларо может интересоваться не столько исполнителями, сколько теми, кто стоит у них за спиной – там, в Ханонго. Э?

– И об этом я тоже думал, – горестно отозвался Энгард, отправив в себя бокал вина. – Но тогда это уже какая-то игра… они, гады, там играют, а мы, двое ребятишек, рискуем своими шеями! Прекрасно!..

– Ты знал, на что шел.

– Да что ж я мог знать, будь оно все проклято! Что-о? Ты вообще представляешь себе, что это такое: офицер «серебра», играющий в собственные политические игры? Интриган, чтоб ему лопнуть от водянки, – а под ним мы, две дырки от задницы. Случись что, мы полетим, как кузнечики, а он просто уйдет в сторону, да и все.

– А почему ты считаешь, что Вилларо может играть в свои собственные игры?

Он кто – королевский министр? Или хотя бы тайный советник?

– Он может, – вздохнул Дериц. – В том-то и все дело.

– Откуда у тебя такая уверенность? Опять слухи?

– Да нет, не только слухи – дела… я давно стал подозревать, что там, за воротами дворца, происходит что-то такое… странное. Не переворот, нет, перевороты у нас давно в прошлом, а нечто, вроде такого маленького бунта – слишком много у нас развелось принцев крови, трон их как бы не интересует, зато каждому хочется самостоятельности. Деньги, Мат, – это страшная штука… какого демона торчать среди золоченых стен, вымаливая пару монет у королевского казначея, если можно иметь гораздо больше, стоит лишь чуть-чуть рискнуть? А его величество, – Энгард вдруг наклонился ко мне и перешел на хриплый шепот, – и слышать не желает о какой-либо светской деятельности своих отпрысков. И тут – ха! – появляется Вилларо! Есть о чем задуматься, не правда ли?

– Вилларо вхож во дворец? – удивился я.

– Не просто вхож, старина. Ему там рады…

Энгард резко поднялся на ноги и, сипло пожелав мне спокойной ночи, исчез в темноте неосвещенного холла. Я глотнул еще вина и решил отправиться в его кабинет, чтобы посидеть немного над захваченными из Альдоваара тетрадями Эйно.

Проходя по коридору, я услышал жеманные вскрики девиц и урчание вполне довольного Бэрда – очевидно, его мыли в одной из гостевых комнат. Столица снова приняла меня в свои объятия…

Меня разбудили чьи-то прикосновения. Я рывком сел на кровати, едва не сбив с ног склонившуюся надо мной девушку – это ее нежные пальчики только что скользили по моему лицу, – и нервно выругался.

– Скажи спасибо, что я не беру в постель оружие, – прохрипел я. – Что случилось?

– Вас зовет господин граф, – испуганно прошептала девица.

Я покосился на приготовленный для умывания кувшин с горячей водой и небольшой серебряный тазик, сбросил с себя одеяло и махнул рукой, приказывая девушке убираться восвояси. Для утреннего туалета ее помощь мне не требовалась.

Энгард ждал меня внизу – немного бледный от вчерашнего вина, он раздраженно рвал вилкой утиную ножку, плававшую перед ним в остром соусе.

Напротив него, попыхивая трубкой, полулежал в кресле Бэрд. Я опустил свою задницу на неудобный высокий стул и приоткрыл стоявшую на столе утятницу.

– Гады, – сказал я, – все ноги сожрали, да?

– Жри филе, – хмыкнул Энни. – Да побыстрее.

– На кой нужно было будить меня ни свет ни заря? Опять что-то случилось?

Запор у его превосходительства главного казначея? Пожар на королевских конюшнях?

– Я давно заметил, – Дериц вытер губы салфеткой и отставил недоеденную ножку, – что поутру у тебя неважно с чувством юмора. На самом же деле, друг мой, все гораздо забавнее: ночью прибыла шхуна Такео, но его самого там, кажется, нет. По крайней мере, на берег он не сходил. И вообще, шхуна потеряла фок-мачту и имеет проломы по левому борту. Похоже, что ее отделали ядрами.

Интересно, правда?

– Не хватало еще, чтобы Такео прибили какие-нибудь пираты, – заметил я. – Тогда наш круг заметно сужается…

– Вот-вот, – кивнул Энгард. – Поэтому сейчас мы поедем на дружескую беседу с корабельным плотником, который уже сошел на берег и скоро будет ждать нас в одном тихом местечке.

– Ты с ним что, знаком?

– Не я… доедай, – Энгард встал и отправился одеваться.

Я поднял глаза на непроницаемого Бэрда. Наемник вынул изо рта свою трубку и усмехнулся:

– Если будет нужно, нам помогут…

– Я не очень-то верю в филинов, – признался я, работая челюстями. – Особенно когда речь идет о столице.

– И зря, – коротко ответил мне Бэрд.

В карете я пытался уснуть, но мне это так и не удалось: кучер то и дело сворачивал влево-вправо и меня мотало по всему дивану. Хуже качки, сказал я себе. Карета неторопливо тащилась по каким-то узким переулкам, которые я с трудом отличал друг от друга – убей, я не смог бы определить, в какой район необъятной пеллийской столицы нас несут демоны. Единственное, что я понимал, – мы крутимся вокруг припортовых кварталов. В конце концов кони замерли в каком-то закопченном проулке, и Энгард нетерпеливо распахнул дверцу. Задрав голову, я разглядел над собой перекошенную вывеску в виде жуткой рожи пирата с огромной черной трубкой в зубах. Заведение именовалось «Толстый шкипер», но, разрази меня гром, ничего толстого я в этом рыле не разглядел, наоборот, шкип выглядел так, словно полгода шел через далекие восточные пустыни. Сонно размышляя над этим вопиющим несоответствием, я прошел через облезлые двери и очутился в низком зале, стены которого были густо увешаны различным морским имуществом – баграми, небольшими лодочными якорями, черными от вечного дыма веслами и даже ржавыми абордажными саблями. Пока я хлопал глазами, Энгард живо осмотрелся и поволок меня к угловому столику, за которым сидели, отчаянно пыхтя трубками, двое мужчин в морских шапках. Один из них выглядел, как вполне преуспевающий делец, может быть, владелец небольшого судна или какого-нибудь портового заведения: на нем был добротный камзол со множеством серебряных пуговиц, замшевые бриджи и мягкие морские сапоги. Второй, с худым изрезанным лицом, был одет в легкую синюю накидку, из вырезов которой торчали необыкновенно жилистые, дочерна загорелые руки, также покрытые мелкой сеткой давних шрамов. Перед собеседниками стояли огромные глиняные кружки и тарелка с сушеной рыбешкой. Завидев Энгарда, моряк в камзоле расплылся в приторной улыбке и замахал руками, подзывая разносчика.

– Мне пива, – приказал Дериц, подсаживаясь, – и побольше.

– Как ваше драгоценное здоровье, граф? – поинтересовался любезник, опасливо щурясь на меня.

– Здоровье отвратительное, – страдальчески скривился тот. – Ну, к делу.

Что же случилось с вами в море, друг мой?

Руки матроса едва заметно царапнули столешницу. Энгард хмыкнул, аккуратно положил перед ним небольшой кожаный кошель, в котором тихонько дзинькнуло золото, и схватился за поданную ему кружку.

– Дерьмо, – произнес плотник хриплым баском и сгреб деньги за пазуху. – На обратном пути мы встретили королевского сторожевика, который, само собой, принял нас за ублюдков из Ханонго. Шли-то мы, будь оно все проклято, из самого Машибута! Понятное дело, сторожевик тут же и влепил нам пару ядер… фок-мачту долой, в левом борту дыра размером с хорошую пивную бочку. Не-ет, больше я на этом судне не ходок! Вещички уже собраны и ждут меня в надежном месте. Сегодня же подберу себе какую-нибудь посудину, идущую на юг, и все, довольно с меня.

Зачем это, спрашивается, честному королевскому подданному наведываться к этим жабоедам? А? Скажите мне, а?

– И что же, ваш уважаемый господин не смог объяснить королевскому капитану, что тот ошибся и вы…

– Господин! – с жаром перебил Энгарда плотник. – А-а! Господин, будь он неладен, остался там, в Машибуте! Та-ам! Так что если он вам чего должен, знайте – свои денежки вы теперь увидите не скоро.

– В Машибуте? – поразился Дериц. – Вот уж да… а почему ж не скоро, любезный?

– Да сдается мне, дела у него теперь там, – ответил матрос. – А может, и нет, кто ж его знает-то…

– Что ж, – Энгард бухнул на стол опорожненную кружку и поднялся, – а мы вот надеялись, что по возвращении господин Такео расплатится сполна. Придется ждать дальше. Доброго ветра, друзья.

– Без вопросов? – поинтересовался ожидавший в карете Бэрд.

Дериц помотал головой.

– Куда теперь, господин граф? – крикнул сверху кучер.

– К храму Трех Орлов, – распорядился Энгард. – Там есть молодое вино. Да уж, не думал я, что Такео останется в Ханонго… собственно, я и представить себе не мог, что его занесет в такие края. Я почему-то был уверен, что он плавал к Белым Шапкам! Об этом нужно срочно донести барону, но я понятия не имею, где его искать в такое время суток… поэтому поедем пока пить молодое вино.

– В храм, что ли? – поразился я. Одновременно повернувшись ко мне, Энгард с Бэрдом неожиданно захохотали.

– Да уж, в храм! Заведение там есть поблизости. Чудесное, скажу тебе, место, особенно с утра. Народ там…

– Как мне надоели эти путешествия по трактирам, – обиженно буркнул я и отвернулся к окну. – Мне, между прочим, нужно срочно найти Накасуса. Так что я предпочел бы отправиться прямиком на Бамбуковую улицу, а не сидеть с вами в каком-нибудь сомнительном кабаке.

Дериц вытащил свой хронометр и некоторое время внимательно глядел на циферблат, словно изучая его.

– Я думаю, за вином мы просидим никак не меньше трех часов, – сообщил наконец он, – так что время у тебя есть. Сейчас мы подъедем к храму, я покажу тебе, где нас искать, и можешь отправляться к своему Накасусу. Только без задержек, пожалуйста, – мне совсем не улыбается оказаться в городе без экипажа.

Через несколько минут карета выехала на огромную, мощенную светлым камнем площадь, и я, вытянув шею, невольно залюбовался громадой храма Трех Орлов. Три резные равновеликие башни, увенчанные витыми нежно-розовыми колоннами, на которых гордо восседали вызолоченные орлы, величественно устремлялись к бездонному и жаркому пеллийскому небу, словно горные пики посреди уныло-серой равнины черепичных крыш. Карета плавно повернула, чтобы остановиться возле приземистого трехэтажного здания. Левее него виднелась уютная искусственная терраса, засаженная фруктовыми деревьями, между которыми стояли легкие плетеные столики. Там и сям виднелись дорогие камзолы и платья посетителей, с самого раннего утра уже принявшихся за прославленное молодое вино: мне приходилось слышать от Дерица, что знатоки каждый год с нетерпением ждут урожая, дабы, вкусив любимых сортов, получить тему для нескончаемых споров и обсуждений.

"Как пеллийцы научились так жить? – с неожиданной тоской подумал я, провожая глазами ускользающий храм. – Как им все это удается – строить такие храмы, жертвуя десяткам богов, пить молодое вино и при этом – ни войн, ни нищих?.. Эти проклятые улочки выглядят так, будто их каждую ночь моют с мылом.

Даже самые глухие кварталы чище и пристойнее, чем у меня на родине, а про Шахрисар я уж и не говорю… Кто научил их, какие боги?"

– Мы будем ждать тебя здесь, – махнул рукой Энгард и потянулся к дверце экипажа. – Но .постарайся без задержек…

Он хочет найти Вилларо прямо сегодня, понял я. Сообщение о том, что пока незнакомый мне Такео Лоррейн остался в Ханонго, повергло моего приятеля в задумчивость. Воистину странно – пеллийский делец, пусть даже с подмоченной репутацией – и вдруг Ханонго, вечный враг и соперник! Любые сделки, какими бы безобидными они ни были, сделки с врагом – прямая дорога к королевской петле.

Или он считает, что ему все сойдет с рук… и у него есть основания для этого…

– Это возле поля Драконов? – грубо перебил меня чей-то голос.

Я недоуменно завертел головой и не сразу понял, что ко мне обращается кучер.

– Господин граф сказал, чтобы я отвез вашу милость на Бамбуковую улицу, – терпеливо объяснил он, повернувшись так, чтобы я видел его через открытое переднее окошко, – а я и спрашиваю – это возле поля Драконов?

– Да, – вздохнул я, – поле Драконов там рядом, я покажу…

Накасус, к счастью, оказался на месте. Я нашел его в маленькой комнатке, служившей ему не то гримерной, не то кабинетом, а может быть, и тем и другим сразу. Он сидел, странно сгорбившись, и глядел на крохотную жаровню, над которой грелся сплюснутый бронзовый сосудец с затейливо выгнутым носиком. При моем появлении старый актер широко распахнул глаза.

– Вы снова здесь, мой господин?! – изумился он, вскакивая на ноги. – Но как же так?..

– Мои дела с наследством уладились значительно проще, чем можно было ожидать, – рассмеялся я, усаживая его на место. – Судья Лоалла был необычайно любезен и не стал утруждаться излишними расспросами. Я вернулся в столицу потому, что только здесь смогу найти ответ на мучающие меня вопросы.

– Вопросы? – воздел брови мастер.

– Да… смерть моего господина и убийство Рэ Монфора связаны самым непосредственным образом… что это за гадость вы там варите? – Я повел носом и удивился неприятному запаху, исходящему из бронзового сосуда.

– Телла, – с неожиданной болью ответил Накасус. – Второй месяц подряд с ней происходит что-то непонятное – хандрит, жалуется на головную боль, не может даже репетировать. Потом это проходит, а через какое-то время все начинается снова. Я обратился к одному жрецу, храмовому целителю, и он дал мне этот вот сбор. Его нужно заварить, потом остудить и прокипятить еще раз.

. – Не могу понять, что это за дрянь, но то, что там полно валерианы и полыни, чувствуется за милю. Может быть, вы разрешите мне побеседовать с Теллой? Когда-то меня учили азам лекарского искусства.

– Да-да, – Накасус немного растерялся, – сейчас я позову ее.

– Нет-нет, лучше проводите меня к ней и оставьте нас наедине.

Телла, и впрямь немного осунувшаяся, сидела в небольшой комнате за сценой.

На коленях у нее лежало какое-то яркое платье, наполовину распоротое: увидев меня, девушка чуть не проглотила иголку, которую держала во рту. Едва Накасус тактично прикрыл за собой дверь, она молча бросилась мне на шею. Я вдруг ощутил, как бьется сердце в ее горячем, чуть влажном теле; на меня пахнуло запахом женщины. Короткий поцелуй – и она гибко отстранилась, разглядывая меня своими непостижимыми глазами.

– Как ты здесь? – тихо спросила она, стоя на расстоянии ладони от меня.

– Многое изменилось, Телла, – я сел на трехногий стул и улыбнулся:

– И я уже не тот, что раньше. Мы давно не виделись…

– Я знаю, – ее голос прозвучал неожиданно глухо и даже, как мне показалось, горько. – Простите меня, ваша светлость…

– Нет-нет, только не это! – Я взял Теллу за руку и чуть ли не насильно опустил .на стул перед собой. – Для тебя я не изменился ни на волос. Изменились мои дела и те вопросы, которые приходится решать. Все остальное… сейчас оно не имеет значения.

Впоследствии я не раз вспоминал этот, такой в общем-то короткий разговор.

Вряд ли я корил себя. Вряд ли я сожалел… но лишь потом, многими годами позже – уже тогда, когда я стал законченным фаталистом, помешанным (да, наверное, именно, так!) на тех знаках и символах, которые, словно кости, выбрасывала мне судьба – я стал думать, что эта встреча в старой, насквозь пропыленной комнатке за сценой, она тоже была знаком. Знаком потерь…

Четверть часа спустя я попрощался с Теллой и вернулся к Накасусу.

– Вылейте всю эту дрянь за борт, – сказал я ему. – Боюсь показаться неучем, но, видите ли…

– Да? – вскинулся актер. – С ней плохо? Она больна?..

– Она совершенно здорова. Она… видите ли, мастер, ваша дочь – совершенно взрослая женщина, и я порекомендовал бы вам… ну, выдать ее замуж, что ли.

– Как? – На лице Накасуса было написано такое изумление, что я едва удержался от смеха. – Замуж?

– Ну да. И все пройдет само собой, вот увидите.

– Вот дел а…

Накасус потер лоб и неожиданно звонко расхохотался:

– А ведь точно. О небо, какой же я старый осел! Так вот почему она не хотела идти к докторам! Но дочери, дорогой Маттер, всегда остаются для отцов сущими детьми – даже тогда, когда им пора рожать своих дочерей…

– Вот и вылейте все это… у вас есть кого послать за вином? Честно говоря, у меня ужасная жажда. Утром я хлебнул такого гадкого пива, что во рту до сих пор – словно медузу пожевал.

– У какого же актера не найдется вина, – фыркнул Накасус и полез в один из своих кожаных сундуков.

На столике, уставленном флакончиками с краской и мазями, вдруг появился серебряный кувшин с затейливой сургучной печатью на пробке и пара позолоченных бокалов. Накасус ловко разлил светло-желтое вино и выпрямился:

– За погибель наших врагов!

Я меланхолично поднял свой бокал, сделал глоток и потянулся за трубкой – курение после первого глотка уже давно стало привычкой.

– Кстати, о врагах… скажите-ка мне, дорогой мастер, как зовут того загадочного офицера Тайной канцелярии, которого вы видели в усадьбе покойного Монфора?

Накасус ответил не сразу. Смакуя, он прихлебывал дорогой напиток и, казалось, размышлял о чем-то.

Потом он поставил бокал на стол и извлек откуда-то трубку.

– Его зовут Вилларо, – ответил он, сосредоточенно набивая ее зельем.

Я громко щелкнул зубами.

– Что с вами? Вы подавились? – встревожился мастер.

– Нет, – на вдохе ответил я. – Продолжайте, я слушаю вас.

– Барон Вилларо – вот его имя. Это очень могущественный человек, близкий ко двору его величества. Обычно он занимается самыми сложными делами, имеющими какое-либо отношение к тому, что происходит во дворце. Там, знаете ли, много чего происходит… именно поэтому я был так удивлен, узнав, что на месте расследования был Вилларо.

– Вы знакомы?

– И да и нет. У нас есть причины не узнавать друг друга, но к нашему делу это пока не имеет никакого отношения. Понимаете, Вилларо не стал бы тратить время на такую ерунду, как налет – пусть даже налет кровавый, – на чудака-ученого! Подумаешь… ну, хотели ограбить.

– Не просто ограбить, – сказал я. – Они искали Череп. Накасус покачал головой:

– Пока все это бездоказательно.

– Вздор, мой мастер. Они не знали, доставил ли Эйно Череп Монфору. У них были подозрения, что двое из нападавших сбежали с Черепом, но прямых доказательств этому не было, ведь эта парочка просто исчезла, так как я утопил их трупы в чане с кислотой. Именно из-за отсутствия доказательств и было предпринято нападение на Монфора. Скажите, кто мог знать о существовании Черепа, кроме Эйно?

– Версию с кхуманами вы отметаете? – глухо проговорил Накасус.

– Начисто. Какие, к демонам, кхуманы в пеллийской столице, нашпигованной стражниками и офицерами Тайной канцелярии?

– Тогда я просто не знаю, что вам ответить. Видите ли, Маттер, сама история этого Черепа довольно загадочна. Одно время Эйно с увлечением занимался торговлей различными старинными побрякушками, которые находят в джунглях – там, в древних заброшенных городах. Вероятно, лет пятьсот назад на территории Марибы процветала могущественная держава, но потом она куда-то пропала, словно ее и не было: остались только развалины, в которых можно обнаружить немало интересного.

О самом Черепе известно давно, он считался реликвией «утерянного» храма Кипервеем. В старинных рукописях упоминались также некоторые иные реликвии, имевшие, правда, сугубо человеческое происхождение. И вот около года назад… нет, чуть больше – до Эйно дошли слухи о какой-то сделке, совершенной то ли в Шаркуме, то ли в Гайтании. Кто-то скупил большую партию украшений, магических предметов и прочей ерунды, по описанию очень похожей на легендарные реликвии храма. Какие-то там кресты, не помню уж, я никогда этим особо не интересовался.

Эйно понял, что среди них должен быть и Череп… с этого все и началось. Но кто еще мог знать об этой сделке?

– Это я, в сущности, знал и без вас. Вот и возникает этот проклятый вопрос – так кто же? Кто-то из числа близких? Но в это я поверить просто не могу. Да, собственно, и кто – Иллари, что ли? Нет, это абсурд. Не доверять вам я тоже не могу. Значит?..

Накасус пожал плечами и тяжело вздохнул:

– Может быть, расследование…

– Не знаю, мастер, не знаю. Сейчас я хочу попросить вас вот о чем: постарайтесь разузнать, чем именно занимается сейчас этот самый барон Вилларо.

Это возможно?

– Это трудно. Но ничего невозможного не существует.

– Если у вас возникнут расходы…

– Я не хочу слышать о деньгах! – очень театрально возопил Накасус и схватил свой недопитый бокал. – Денег у меня вполне достаточно, к тому же не забывайте – я до некоторых пор в ответе за вас.

– Спасибо… – Я посмотрел на хронометр и встал. – Меня ждут друзья. Когда мне заехать к вам?

– Может быть, через несколько дней. Вы по-прежнему пользуетесь гостеприимством младшего Дерица? Если так, то я сам найду вас или дам знать, где искать меня.

Обняв старика, я вышел на улицу и погрузился в карету.

– Туда, – рассеянно скомандовал я кучеру. – К храму…

Глава 9

Пока карета везла меня на храмовую площадь, я напряженно размышлял о том, стоит ли рассказывать Энгарду об участии Вилларо в расследовании налета на Монфора. Барон не занимается ерундой, твердил я себе как заведенный. Значит?., или – или: либо Монфор перехитрил самого себя и умудрился влезть в дела, имеющие отношение к дворцовым интригам, либо его смерть каким-то непостижимым образом связана с загадочной бандой, орудующей в столице. Чем больше я об этом думал, тем сильнее мне казалось, что все эти обстоятельства сплелись в какой-то жутковатый узел, распутать который мне будет просто не под силу. Странноватые мошенники из Ханонго… документы, способные взорвать полстолицы – до зарезу этим мошенникам необходимые… пока все более или менее логично, но! – какое отношение они могли иметь к Монфору? Дичь выходила полнейшая. В конце концов я решил пока молчать и ждать. Рано или поздно ситуация должна была проясниться – то ли Энгард выйдет на след Такео, то ли Накасус сумеет понять, почему Вилларо так заинтересовался убийством в высшей степени частного лица по имени Рэ Монфор.

Бэрд и Энни успели уже высосать по паре кувшинчиков. На столе перед ними стояли несколько плошек с копченостями и овощами в разнообразных соусах. Едва я умостил свою задницу в кресле, к столу подскочил разносчик в вышитой безрукавке.

– Желтого всем, – ответил за меня Энгард и повернулся, разглядывая мою немного запыленную физиономию. – Нашел ты своего театрала?

– К счастью, он все время торчит в своей школе, – кивнул я. – Наверное, ученики хорошо платят ему за науку. Правда, ничего особо нового он мне пока не сообщил. В деле Монфора, как я понял, полный мрак.

– Да, стража часто разводит руками, – согласился Энгард. – Особенно тогда, когда речь идет о серьезных преступлениях, которые невозможно свалить на обычных базарных воришек.

Поднося к губам бокал, я вдруг поймал на себе короткий и острый, как кинжал, взгляд Бэрда. Он видит, что я солгал, понял я. Вот так-так…

– Что ты намерен сейчас делать? – спросил я, чувствуя некоторую неловкость, к счастью, Энгард, погруженный в размышления, не обратил на это внимания.

– Искать нашего дорогого друга, – меланхолично ответил Дериц. – К настоящему времени у нас уже появились какие-то шансы. Я, видишь ли, встречаюсь с ним всегда в одном и том же месте. Но он редко бывает там утром – за исключением, конечно, некоторых особых случаев. А увидеться с ним нужно обязательно, слишком важно то, что рассказал нам этот плотник. Сейчас мы допьем наше винцо, выкурим по трубочке и отправимся в путь.

– Уже? – кисло поинтересовался Бэрд и принялся набивать рот тонко нарезанными ломтиками копченой свинины: очевидно, ему не хотелось оставлять на столе оплаченную закуску.

Часом позже мы остановились возле знакомого мне дома в грязноватом переулке. Я поежился – от одного вида этих мрачных трущоб меня охватывал озноб… Энгард уверенно дернул обломанную львиную лапу, скрипнула облезлая дверь, и я снова окунулся в какую-то вонь, – кажется, на кухне у хозяйки что-то пригорело. Что-то бахнуло, из-за грязной занавески высунулась мрачная физиономия в обрамлении седых буклей. Женщина коротко кивнула, и Энгард, довольно улыбнувшись, двинулся вверх по лестнице.

– Удивительно, но он здесь.

Помня про всякий хлам, развешанный в темном коридоре, я старался двигаться боком, и в результате треснулся ухом о какую-то кочергу. Не обращая внимания на мои проклятия, Дериц вошел в комнату Вилларо и сделал мне знак молчать.

На сей раз барон выглядел совсем не таким благодушным, как в тот день, когда мы с ним познакомились. Не отвечая на приветствия Энгарда, он вперил в него острый злой взгляд и проскрипел:

– Опять ничего? Ты бездельничаешь, мой мальчик…

– Я кое-что узнал, – Энни облизнул пересохшие губы и потер вдруг зачесавшийся нос. – Я говорил с матросом со шхуны… так вот, тот утверждает, что Такео остался в Ханонго. Если точнее – в южной столице.

– В Машибуте? – взгляд барона потеплел, он взял со столика небольшую глиняную трубку и пустил к потолку облако едкого дыма. – А ты думаешь, что тому матросу можно доверять?

Энгард обескураженно развел руками.

– Он собирался удрать с корабля и вообще из столицы. Зачем ему врать? К тому же есть и еще кое-какие обстоятельства: этот матрос – плотник со шхуны – родич одного моего должника. У него были проблемы с Лоррейнами, уже давно, и тот тип утверждал, что он их всех ненавидит и готов продать за грош. Он рассказал мне, что шхуну атаковал королевский сторожевик, приняв их то ли за пиратов, то ли за судно из Ханонго, попавшее в наши воды. Вы легко сможете это проверить: достаточно только связаться с командованием сторожевой службы – уж вам-то они врать не станут.

– А твой должник, он, часом, не собирается удрать из столицы? – прищурился Вилларо.

– Вот уж не думаю, – дернул плечами Энгард. – Особых проблем у него, кажется, нет. Мелкий жулик со старыми связями – в последнее время почти отошел от дел, не рискует и живет в свое удовольствие. Зачем такому удирать?

– Проследи за ним, – приказал Вилларо. – Так, просто на всякий случай…

Ну а сам-то ты что об этом думаешь?

– Я размышляю о том, что могло послужить причиной его бегства, – сразу же отозвался Энгард, и я понял, что этот ответ он готовил заранее.

– Бегства! – раздраженно фыркнул Вилларо. – Это не бегство, это дела-а… он еще вернется, вот увидишь, и мы опять не сможем схватить его за жабры – я не могу запереть уважаемого негоцианта, имея не доказательства, а одни лишь домыслы. Или что, пытать членов его команды? Тоже, конечно, вариант, но я стал бояться этого дурацкого шума… в последнее время. Нет, работать нам следует очень тихо – по возможности пока только глазами. Такео, бесспорно, вернется. И как бы он не вернулся со своими друзьями. Что у тебя с Сульфиком?

– Ничего, – мотнул головой Энгард. – Я просто не могу к нему подобраться.

Барон вздохнул:

– Ну, если не можешь ты, то мои бараны и подавно не смогут. Ладно, пока продолжай наблюдать за всем, что происходит в доме Такео, и ищи подходы к этому кретину Сульфику – может быть, все-таки удастся найти какое-нибудь слабое место.

– Приятная картина, – зашипел Энгард, едва за нашими спинами бахнула дверь с львиной лапой, – мы застряли. Теперь придется ждать возвращения проклятого Такео и ломать себе голову, что за ним последует. Почему, спрашивается, он вообще решился на такой странный номер – корабль отправил домой, а сам остался в Машибуте?

– Возможно, на шхуне был какой-то срочный груз? – предположил я.

– Или срочное сообщение… да, я уже думал об этом – но мы этого, пожалуй не узнаем, разве что потом.

– Когда?..

– Вот именно. Вилларо из кожи вон лезет, так ему хочется увидеть этих странноватых мошейничков. Я, если уж честно, боюсь только одного: неужели тут действительно замешаны какие-то дворцовые игры?

– Ты внимательно просмотрел нашу добычу? – вдруг спросил я, уже взявшись рукой за дверцу кареты.

– Не очень, – прищурился Энгард. – У меня все не было времени. А ты считаешь, что…

– Да я, видишь ли, тоже боюсь.

– Проклятие! – Дериц рывком запрыгнул в просторное нутро экипажа и распахнул лючок кучера:

– Отвезешь меня на поле Ноора. Я должен навестить брата… так что сегодня, наверное, вам не стоит меня ждать. Можете тискать девчонок и опустошать мои погреба – желательно только, чтобы к завтрашнему дню вы оба могли быстро прийти в себя.

– Ты что-то замыслил? – скривился я.

– Да что я могу замыслить – ты же сам видишь, что обстановка меняется ежеминутно. Завтра будем смотреть документы, чтоб они провалились. Я видел там кое-что, но совершенно не придал этим бумажкам значения. Главное, что я помню фамилии!..

– Меня бесит твоя привычка разговаривать с самим собой.

– Прости, – меланхолично отозвался Энгард – он уже погрузился в свои размышления и вяло реагировал на окружающих. Я отвернулся и пожал плечами.

Теперь Дериц будет сосредоточенно молчать до тех пор, пока не сможет изложить ситуацию более или менее внятно: я уже знал, что мешать ему сейчас бесполезно.

* * *

– Я знаю этого человека, – негромко сообщил Бэрд, когда карета, высадив Дерица, снова тронулась с места.

– Какого человека? – удивился я, не понимая, о чем он. – Его кличка – Висельник, а в Сером квартале он принимает своих осведомителей.

– Ты имеешь в виду барона Вилларо?

Бэрд тихонько рассмеялся и похлопал меня по колену:

– Ну да, на самом деле он, конечно, барон… а кличка у него оттого, что в молодости его хотели повесить на острове Гиэр, но он сорвался, получил губернаторское помилование, а потом, сдав кое-каких своих друзей, стал оказывать небольшие услуги Тайной канцелярии. С того все и пошло. А папаша у него и впрямь был придворным…

– Я никогда бы не подумал, что он вор.

– Не вор, мошенник. Впрочем, из мошенников получаются отличные сыскари.

Если, конечно, их не повесят раньше. Я не рекомендовал бы графу Энгарду особенно уж целоваться с этим типом. Многие из его делишек заканчивались большой кучей трупов, а он, получив то, что было ему нужно, продвигался вверх.

Самое неприятное то, что у Висельника очень странная мотивация.

Услышав незнакомое слово, я не сразу понял, что Бэрд имеет в виду.

Посмотрев на мою удивленную физиономию, он вновь рассмеялся и пояснил:

– У многих возникает вопрос – зачем ему все это надо? К деньгам он почти равнодушен, к славе не стремится, придворных чинов в «серебре» не выслужишь… власть – вот что ему надо. Власть, невидимая для окружающих.

Что-то похожее, вспомнил я, Энни говорил и о Фолааре. Тот уже доигрался.

Правда, сам Энни не считал его умным, а вот о Вилларо он совсем другого мнения.

И все же, как бы и толстяку не выпало перехитрить самого себя… Энгард сейчас увлечен, а что делать мне?

Лавировать? О проклятье, но мне постоянно приходится чего-то ждать!

Ожидание, в свою очередь, наполняет меня неуверенностью – чем больше я, ожидая, размышляю над своим положением, тем сильнее мне хочется бросить все и уехать в Альдоваар. В конце концов, у меня масса дел. И опять же: если бросить этот узел нераспутанным, где гарантия, что он не затянется в виде петли на моей несчастной шее?

Бэрд смотрел на меня, ожидая вопросов, но я молчал, и он не стал навязываться, отвернулся к окну, оставив меня наедине с моими размышлениями.

Глядя, как бегут мимо нас высокие дубы королевской дороги, я и не заметил, как экипаж приблизился к хорошо знакомому мне горбатому мостику. Мои губы сами собой сложились в улыбку, где-то на грани сознания мелькнул туманный и теплый образ, – я вздохнул и подумал о том, что было бы неплохо навестить сегодня Айрис.

– Бэрд, – позвал я, – какое подношение уместно для жрицы Ни-Эшер?

– Ни-Эшер? – по лицу лейтенанта скользнула недоуменно-глумливая улыбка. – Пару бочек рому для поминовения самотопов, пожалуй.

– А если серьезно?

– О небо, да пару куриц, может быть… ты спятил, парень – какой же кретин станет что-либо жертвовать Ни-Эшер? Не знал? Или ты уже заранее решил, что утопишься от несчастной любви? Я могу предложить тебе более завидную участь…

Я фыркнул и отвернулся. Значит, ей не жертвуют… бедная, на что же она живет?

Прибыв в усадьбу, я приказал одной из девушек собрать кое-что из провизии, переоделся в более привычную морскую одежду, нахлобучил свою широкополую шляпу и, разъяснив Бэрду, где меня искать в случае необходимости, выбрался за ворота.

С моря опять волокло тучи, воздух заметно посвежел: от утренней жары не осталось и следа. Столичный климат вообще здорово отличался от южного, погода часто менялась в течение одного дня. У нас в Альдовааре почти всегда ровная жара, а тут… У нас? Я горько усмехнулся своим мыслям, закрыл за собой тяжелую кованую калитку, поправил висевшую на плече сумку с припасами и решительно зашагал прочь из узкого проулка.

В Пеллии, сказал я себе, не бывает зимы. Когда, интересно, я снова увижу снег? И здесь такое небо… пронзительное, бездонное, в нем, кажется, отражается невыносимо голубой океан, украшенный редкими барашками волны. Хорошо это или плохо – для меня? Да уж… особенно если бы я мог найти ответ на вопрос о том, что же я тут на самом деле делаю. Сын мелкого элинорского чинуши, ставший пеллийским князем. Наверное, у меня на родине моим рассказам не поверил бы ровным счетом никто, даже наши провинциальные вертихвостки на выданье. О боги, как же далеко это все от меня – теперь! Впереди показались знакомые мне могилы. Я вдруг вспомнил, как закапывал в саду тяжелое тело отца, и остановился. Холодная тоска, похожая на штормовой ветер с моря, сжала мое сердце. Это кладбище, эти надгробия, символы чьего-то забытого уже отчаяния, вдруг показались мне листьями, устилавшими по осени аллею в отцовском парке.

Когда-то я мечтал вырваться из привычных мне полуобрушившихся кирпичных стен, окружавших поместье, увидеть далекие страны и, разумеется, – о, как же иначе! – заслужить себе неизбежную в таких случаях славу. Кто бы мог подумать, что дурацкие подростковые мечты сбудутся таким неожиданным, но, увы, жестоким образом. Блеск океана, топот копыт, грохот орудий и завывание бури, – и вот я стою на холме, у подножия которого меня ждут чужие могилы, и, борясь с комком в горле, вспоминаю желтое покрывало осенней листвы в безумно далеком парке, посреди маленькой, давно сожженной страны.

Я медленно спустился вниз и прошагал к храмику. Дверь придела была приоткрыта на палец, но я не стал распахивать ее, а вежливо поскребся. Айрис появилась тотчас же, и у меня промелькнула неприятная мысль о том, что я не вовремя, однако смущенная улыбка, заставившая порозоветь ее щеки, убедила меня в обратном.

– Это вы? – тихо произнесла она. – Вас так долго не было, я уж решила, что вы покинули столицу…

– Я действительно покидал столицу, был на юге, – ответил я, ощущая какую-то неловкость, – но вернулся.

Сделав приглашающий жест, Айрис нырнула в дверь, и я, шагнув следом, заметил, что она прячет в небольшой кожаный ларь какие-то свитки, намотанные на палочки из черного дерева. «Вероятно, – подумал я, – она читала религиозные каноны… а впрочем, чем еще ей тут заниматься?»

Я сбросил на скамью свою кожаную сумку и потянул ремешок застежки.

– Я принес кое-какие вкусности… вы позволите?

– О, конечно! – жрица резко обернулась и бросилась убирать со стола деревянную хлебницу и коробочки с приправами. Неожиданно я обратил внимание на ее руки с обкусанными ногтями. Остановившись, я поднял голову; наши взгляды встретились. В глазах Айрис стояло что-то, очень похожее на отчаяние. Она тотчас дернулась, резко повернулась, хлебница выпала из ее рук, девушка ойкнула и нагнулась, поднимая ее, – я стоял, замерев, словно истукан, и ощущая, как мелко пульсирует кровь в кончиках пальцев. Парой секунд позже я овладел собой и потащил из сумки многочисленные свертки.

– Закатим пиршество, – сказал я, стараясь говорить как можно более беспечным тоном, – тем более что и погода вполне располагает, вам не кажется?

Айрис посмотрела в окно и кивнула:

– Да, море здесь часто преподносит сюрпризы…

Девчонки Дайниз расстарались на славу: в сумке обнаружились пол-окорока, еще горячие, хрустящие ломтики жареного картофеля, печеные крабы, множество завинчивающихся походных чашечек с набором соусов, а также несколько кувшинов вина с дорогими печатями на многоцветных витых шнурках. При виде моих яств жрица недоуменно распахнула глаза:

– Вы заказывали все это в столице?

– Что вы, у нас просто хороший повар. Иногда он творит чудеса. Для меня, привыкшего к корабельной кухне, все это кажется даже излишним, но…

– К корабельной кухне? Вы так много плаваете?

Я понял, что сболтнул лишнего, но деваться было уже некуда.

– Да, – ответил я, срывая печать с высокого серебряного кувшина. – Недавно я унаследовал титул… мой господин и наставник был королевским корсаром. Там, на юге…

– Вы говорили, он умер?

– Его убили.

Айрис поставила на стол знакомые мне стаканчики и села напротив меня. Я сосредоточенно, стараясь не смотреть на нее, резал своим матросским ножом окорок, раскладывая ломти мяса на простой оловянной тарелке. Закончив, я развинтил соусницы – по комнате сразу же поплыл многоликий аромат – и разлил вино.

– Вечером, наверное, будет холодно.

– Да, – она коротко поклонилась и взяла свой стакан. – Какой прекрасный напиток. Вы, вероятно, очень богаты?

– Мои доходы не покрывают расходов. Пока, по крайней мере. Айрис, – я залпом проглотил свое вино, едва не закашлялся и несколько секунд, морщась, массировал горло, – Айрис, скажите, вы здесь потому, что не смогли… тогда?

– Вы очень проницательны, мой князь, – ее голос прозвучал, словно шелест ночного ветра в старом парке.

– Простите…

– Это вы меня простите.

Она закрыла лицо руками и отвернулась. Я сидел, боясь шевельнуться, весь покрытый потом от тех слов, Которые я только что произнес, – я знал, что должен, обязательно должен сказать и все прочее, но откуда, откуда же мне было взять силы на это?

– И вы, – слова выходили из моей глотки тяжело, так, будто я страдал от удушья – а впрочем, так оно, наверное, и было, я плохо отдавал себе отчет в том, что делаю, – и вы до сих пор помните его?

– Это неважно, – ответила девушка, все так же глядя куда-то в сторону. – Это было нелепо, но мы не хотели видеть очевидное. Что ж вы не наливаете, князь?

Очнувшись, я поспешно схватился за кувшин, плеснул на скатерть – по безукоризненно белому полотну расплылось темное, почти черное пятно, – покраснел и наполнил наконец наши стаканчики. Хвала небесам, моя рука сама нащупала трубку и кисет, находившиеся в боковом кармане куртки.

Айрис взяла стакан и отпила немного вина. Я смотрел на гобелен, изображавший влюбленных-самоубийц, и думал о том, что я никогда не смог бы поступить так, как поступил ее возлюбленный. Не из страха, нет! Тот, кто видел летящие в него ядра, просто не способен отступить с такой легкостью, как это сделал он. С легкостью отчаяния! Мне показалось, что я снова слышу глухой стук копыт, короткие, отрывистые команды Эйно, щелчки взводимых затворов, слышу, как тикают капельки в каменном мешке монастыря, а рядом со мной дышит Ута, которую я должен убить. Тысячи проклятий, я больше не был мальчишкой… Жрица допила вино и с шумом вернула стакан на стол.

«Этак мы насосемся, как портовые грузчики, – подумал я, распечатывая очередной кувшин. – А впрочем, это, наверное, к лучшему».

– Вы хотите спросить, не бывает ли мне здесь одиноко? – глухо проговорила Айрис, осторожно поблескивая своими удивительными глазами. – Да. Бывает… но я сама все решила, не так ли?

Я поднялся из-за стола, подошел к окну и резким рывком поднял хлипкую раму. В лицо мне ударил поток холодного влажного ветра. Более всего на свете сейчас я хотел бы оказаться на палубе своего корабля, несущегося на всех парусах через океан. Но я был здесь, рядом с этой непостижимой женщиной, заставлявшей меня страдать и страшиться одновременно. На палубе «Бринлеефа»!

Да! И… и чтобы рядом со мной стояла она. Я стиснул зубами мундштук своей трубки, выпустил терпкий медовый дым через ноздри и резко повернулся.

Деревянными шагами, словно ярмарочная кукла, я приблизился к Айрис и, склонившись, коснулся ладонями ее плеч.

Она содрогнулась, но все же не двинулась с места. Вынув трубку изо рта, я положил подбородок ей на голову, утопая в травяном аромате ее волос, и она покорно приподнялась, разворачиваясь ко мне, мои губы скользнули по холодному бархату ее щеки, и я вдруг почувствовал, как чья-то мягкая, но неодолимая лапа перехватывает мне горло, а в глазах, отказываясь подчиняться моей воле, набухают слезы.

Мои руки стиснули ее тонкие запястья, и бесконечно долгое время я ощущал лишь, как текут по щеке мои слезы – текут, чтобы упасть ей на лицо. Она сидела не шелохнувшись; я шмыгнул носом, и вдруг она властно поднялась, повернулась в моих руках и уткнулась в кружевной ворот моей сорочки.

– Я хочу вина, – услышал я незнакомый голосок и, содрогнувшись от неожиданности, опустил голову.

На меня блеснул большущий темный глаз, в нем была тревога и надежда одновременно. Я прижал ее к себе так, что у девушки едва не затрещали ребра, потом мягко отстранил ее и приник губами к ее рту. Она потянулась ко мне, отвечая на поцелуй, и я вдруг с недоумением понял, что целоваться Айрис совершенно не умеет: ее губы скользили по моим, словно боясь раскрыться полностью.

– Я не стою ваших слез, мой князь, – вдруг произнесла она своим обычным голосом и, вывернувшись из моих объятий, вернулась к столу.

Только теперь я осознал, что пора поискать носовой платок.

Жрица медленно наполнила свой стаканчик и так же неторопливо поднесла его к губам. Я стоял у нее за спиной, более всего на свете боясь встретиться с ней взглядом.

– Не стойте там, – тихо попросила Айрис. – Садитесь ко мне, вот здесь, рядом. Садитесь… я знаю, что вам больно. Вы хотите, чтобы стало еще больнее?

Я послушно опустился на стул подле нее и нащупал на столе свою уже погасшую трубку. За окном начинались прозрачные пеллийские сумерки. В последних лучах заходящего солнца, еще пробивавшихся сквозь распахнутое окно, ее глаза казались мне парой темных демонов, сверкающих на этом странном, вдруг осунувшемся лице. Не веря увиденному, я вдруг понял, что полные губы жрицы чуть подрагивают.

– Вы очень сильный человек, князь, – в ее глазах была мука. – Если бы я могла встретить вас раньше… вас, такого, каков вы сейчас, сегодня, этим вечером…

– Наверное, все было бы иначе, – прошептал я, лишенный голоса.

– Вы не будете счастливы со мной. На свете так много невозможного…

– Нет.

– Да… почему же вы не пьете?

– Сейчас… сейчас…

Я наконец разжег свою непокорную трубку, глотнул вина и тотчас же задавил его порцией дыма. Кажется, мне стало легче. Она смотрела на меня с такой нежностью и такой грустью, что я вдруг ощутил себя измученным, уставшим от одиночества ребенком – но, увы, я знал, что все гораздо хуже. Знал, не понимая еще до конца охвативших меня чувств.

Я встал. На столе оставались, кувшины и нетронутые закуски… она остановила меня почти в дверях. Ее легкая рука, словно крылом, коснулась моего лица, я поймал ее глаза и пробормотал деревенеющим языком:

– Я приду… когда-нибудь.

– Когда-нибудь, – эхом отозвалась она, и губы неловко изогнулись в короткой улыбке, – мой князь…

Ноги вынесли меня на берег моря. Где-то далеко, почти на горизонте, едва заметными светлячками плыли огни какого-то большого судна; я присел на холодный мокрый валун и вдруг заплакал, горько, как побитый щенок, не ощущая ничего, кроме отчаяния, заполнившего собой весь необъятный подлунный мир.

Глава 10

Энгард вытер выступившие на лбу мелкие капельки пота и взял со стола высокий стакан с лимонадом. Его острые, чуть прищуренные глаза блестели, словно у больного лихорадкой.

– Здесь, наверное, нужен нотариус, – сказал он, хлопнув ладонью по разложенным на столе бумагам. – Но даже того, что нам уже удалось понять, вполне достаточно, чтобы отправить на виселицу половину придворных финансистов.

А также многих столичных банкиров…

Я невесело усмехнулся. Бумажки были разные. Среди них попадались глянцевитые, похрустывающие королевские бланки с тиснеными изображениями печати финансовой гвардии, плотные и шелковистые на ощупь официальные доверенности со множеством красных печатей, и – множество пожелтевших, сложенных вдвое листков без всяких корон и гербов, украшенных лишь смазанными печатями частных, в основном провинциальных, нотариусов и поверенных. Интересного здесь было много… «Любопытно, – подумал я, – какую цену Фолаар хотел получить за эту свою коллекцию? И, кстати, им ли она была собрана?» После внимательного изучения дат мы с изумлением поняли, что среди бумаг попадаются довольно древние – некоторые документы, в основном финансовые, были подписаны пять и более лет тому назад. Самым старым оказалась попорченная морской водой доверенность на владение неведомыми мне землями, выписанная аж за восемь лет до моего рождения! Несмотря на кажущуюся хаотичность этой загадочной подборки, мы поняли, что случайных документов в папке нет, все они были странным образом связаны друг с другом, но вот что именно их объединяло, узнать мы не смогли.

Но более всего потрясла меня одна купчая, точнее, принятый в Пеллии «ривез» – документ, подтверждающий отсутствие у сторон взаимных претензий после выполнения условий, сделки, подписанный неким Г.М. Лоофом от имени и по поручению его господина, оставшегося на бумаге инкогнито. Я бы и не обратил на этот ривез особого внимания – подобных бумаженций в папке было пруд пруди, но палец Энгарда вдруг ткнул в треугольную печать, что была криво пришлепнута в самом низу бланка. На печати, внутри обрамления из замысловатых виньеток, вполне отчетливо читалась фамилия того, от чьего имени и заключалась сделка, – «Королевский академик Рэ B.C. Монфор». А речь в ривезе шла о получении некоей коллекции старинных драгоценностей и иных произведений искусства, общим числом более ста предметов, и дата, дата – за три месяца до нашего с Эйно отплытия в Рашеро!.. Продавец же, действовавший также через поверенного, остался неизвестен, по крайней мере ничего похожего на его печать я не заметил, ибо его посредник имел королевскую лицензию и соответственно обладал правом хранить инкогнито своей стороны. Какое отношение этот, совершенно безобидный на вид ривез мог иметь к свидетельствам махинаций принцев крови, я не знал, но прекрасно понимал, что просто так он бы в папку не попал.

– Я теперь не уверен, что именно Фолаар был автором этой чудесной подборки, – задумчиво произнес Энгард, разжигая трубку. – Уж не был ли сам он всего лишь посредником? И не знает ли об этой коллекции Вилларо? При одной мысли о том, что нас могли видеть – тогда, ночью, у Фолаара, – меня пробирает дрожь. Прямо слабость в ногах какая-то…

– Я почти уверен, что, кроме нас, живых там не осталось, – мрачно ответил я. – А вот это… – я взял в руки ривез, подписанный Гэкко Лоофом, – я пока заберу себе.

– И куда ты с ним пойдешь? – тревожно нахмурился Дериц.

– Мне рекомендовали одного нотариуса, совершенно, как я понимаю, надежного.

– Филин?

– Да… я хотел бы узнать, можно ли выйти на продавца. Может быть, удастся хотя бы понять, почему сей документ оказался в этой, будь она неладна, папке?

– Не играл бы ты с огнем… нет, я понимаю, что не имею никакого права препятствовать тебе в собственном расследовании – я только советую, даже, если выразиться точнее, сомневаюсь…

– Я благодарен тебе, Энни. И все же я пойду к нотариусу. Надеюсь, ты понимаешь, что лишнего болтать я не собираюсь?

– Да не хотелось бы… ты видишь, что тут вообще творится? – рука Энгарда приподняла несколько листов, и они с шуршанием опустились на полированную столешницу. – Принцы, настоящие принцы крови крутят какие-то делишки, переправляют деньги в пиратскую республику, а кое-кто вообще проворачивает дела с Ханонго! Ты видишь, сколько здесь ривезов, в которых упоминаются королевские корсары? Что это может обозначать? Только одно – через пиратов «крутятся» деньги, заработанные на махинациях с королевской казной.

Я аккуратно сложил документ, засунул его во внутренний карман куртки и поднялся из-за стола.

– Ты поедешь один? – спросил Энгард.

– Да, – кивнул я, – так будет лучше…

Крабовая улица начиналась от самой набережной.

Следуя полученным от околоточного стражника указаниям, я неспешно проехал от порта до самого яхт-клуба, возле его красно-коричневого корпуса свернул налево – из открытых окон клубного ресторана доносилась негромкая музыка и позвякивание бокалов, деловая аристократия столицы, причастная к королевским канцеляриям, уже заняла свои места за столиками, – и вскоре увидел начищенную бронзовую вывеску, изображавшую ската. «Рыбные закуски Нуарэ и сына» – это здесь, вспомнил я. Я спрыгнул со своей тихой пегой кобылки и завертел головой в поисках коновязи.

Из Золовкина проулка вывернула чистенькая наемная карета без гербов, кучер натянул вожжи, и экипаж замер возле лаковых дверей заведения.

– Получи, голубчик, – услыхал я странно знакомый голос и едва не выронил повод.

Судья Лоалла вежливо протянул кучеру монету, захлопнул за собой дверцу экипажа и повернулся ко мне. Наши глаза встретились.

– Так-так, – прищурился его превосходительство, – наверное, это все неспроста. Ну-ка, юноша, – его рука неожиданно цепко схватила мой локоть, – вяжите своего скакуна и давайте прогуляемся до набережной. Не волнуйтесь, на Крабовой лошадей еще ни разу не крали.

Я кое-как затянул на чугунной тумбе самый простой узелок, хлопнул лошадку по шее и поплелся следом за судьей.

– Надо думать, вы хотите увидеть здесь того же человека, что и я, – проговорил Лоалла. – Ну, давайте, давайте… рассказывайте.

И я рассказал ему все – разумеется, кроме главного. И еще я не решился упоминуть о бумагах… Стоя возле желтого кирпичного парапета набережной, Лоалла задумчиво жевал губами и теребил в пальцах набитую, но так и не зажженную трубку. Услышав о Вилларо, судья заметно помрачнел, но ничего не сказал. После того как я наконец умолк, его превосходительство вытащил из брючного кармана изящное золотое кресало и долго, с какой-то яростью вырубал огонь. В стеклах его пенсне плясало жаркое послеполуденное солнце.

– Вот ведь дела, – буркнул он, когда из трубки наконец потянулся дымок, – приехал из чистого интереса и впутался… ваша цацка, мой юный князь, прибыла сюда из Ханонго!

Я молча протянул ему свою драгоценную бумагу. Лоалла хищно прищурился, пробежал документ глазами и со вздохом вернул его мне.

– Когда заговорит бедняга Гэкко, не знает пока никто, – тихо сказал судья.

– И поэтому вы решили потолковать с нашим дорогим Кааном… верно?

– Верно, – обреченно кивнул я. – Значит, о Монфоре вам уже все известно?

– Вам, юноша, сейчас известно больше.

– Я рассказал вам все, что знал, ваше превосходительство. А вот вы…

– Да, я уже тоже кое-что узнал. Я не буду спрашивать, откуда у вас эта странноватая бумага. Вероятно, ее раздобыл ваш друг граф. Рисковый он у вас парень, честное слово. Я, например, не решился бы описывать круги вокруг самого Висельника. Но ладно! Сейчас это уже не имеет особого значения. То, что я вас встретил, – наверное, знак судьбы. Вы поймете, о чем я… Идемте, Каан уже ждет меня.

Судья ободряюще хлопнул меня по плечу и зашагал по улице к рыбному заведению. Я плелся за ним, ощущая едва ли не слабость в ногах. Вот уж кого я не думал здесь встретить! И хорошо это или плохо? Теперь я уже жалел, что решился ехать к неведомому Каану. Иллари, правда, твердо заявил мне, что я всегда могу рассчитывать на любую помощь нотариуса – но появление здесь Лоаллы!

Уж он-то каким образом впутался в эту историю? Неужели дурацкая безделушка, полученная Эйно из рук Монфора, привела его на те же тропы, что и нас с Энгардом? Впрочем, постепенно во мне росла уверенность в том, что сейчас я узнаю много нового: в противном случае старый плут не стал бы тащить меня с собой.

– Здесь, кстати, подают превосходную камбалу, – заметил судья, толкая дверь ресторанчика.

Мелодично звякнули подвешенные над дверью серебряные трубочки, и я принялся осматриваться в мягком полумраке наполовину зашторенных окон. Здесь было уютно, на старинных стенах там и сям виднелись чучела разномастных морских чудищ, небольшие овальные столики лоснились свежим лаком, а стойка, тянувшаяся во всю длину зала, была украшена резными картинами из морской жизни. На наше появление, как я понял, никто не обратил внимания, даже длинноносый виночерпий в полосатом колпаке, погруженный в чтение утренней газеты, лишь сверкнул из-за стойки внимательным глазом и сделал вид, что нас с судьей просто не существует на свете. Посетителей сейчас было всего трое – двое хорошо одетых мужчин, неторопливо дегустирующих каких-то моллюсков, да рослый детина в белой шелковой рубашке с пышным воротом и странной в такую погоду черной шапочке на самой макушке, сидевший в дальнем углу зала. К нему-то мы и направились. Услышав шаги, Каан («Да уж, – подумал я, – похож он на нотариуса…») оторвался от высокого черного бокала и широко улыбнулся судье. Потом его синие, немного воспаленные глаза пытливо ощупали меня.

– Это наследник Лотгвица, – произнес Лоалла, не обременяя себя излишними приветствиями, и плюхнулся на высокий стул.

– Мои соболезнования, князь, – медленно проговорил нотариус тягучим, как смола, баритоном. – Мы уже слышали о смерти вашего дорогого наставника. Судья привел вас познакомиться со старым писакой? Будем знакомы – Каан…

На старого он не тянул при всем желании, лет нотариусу было хорошо если сорок. Я смотрел на него во все глаза – своеобразная манера держать себя с ходу выдавала в этом человеке незаурядную личность. Любой другой на его месте обратился бы ко мне «ваша светлость», но Каан был настолько уверен в себе, что не считал нужным титуловать даже судей.

– Маттер, – представился я, стараясь держаться как можно более свободно.

Каан слегка улыбнулся:

– Эйно никогда ни в ком не ошибался… вы, я вижу, издалека, но уже вполне освоились в новой роли. Значит, вы делаете успехи. А вы, дорогой судья?

– А я нет. Разговор у нас будет серьезный.

Каан оглушительно щелкнул пальцами, в ответ я услышал шелест складываемой газеты – виночерпий спешил отделиться от стойки.

Каан отставил в сторонку свой красивый бокал и вытащил из-под стола небольшой саквояжик.

– Забавная тут тюлька получается, – сообщил он, доставая блокнот в мягкой кожаной обложке. – Не так давно к его милости отцу-попечителю королевского кредитного совета пришли двое довольно известных в городе людей и нижайше просили его зарегистрировать устав морского банка. Как так, удивился попечитель, у нас ведь есть уже один морской банк? А это, говорят ему, будет морской особый – для обслуживания негоциантов, расширяющих торговлю с дальними странами. Потому и устав новый. Ага, думает попечитель, знаю я ваши банки – печатей мы сейчас понаставим, а о деле я и не услышу. Но нет, стоило нашим банкирам оформить все бумажки, как тут же им поступило пожертвование – и от кого, спрашивается? А от его святости отца Мангуза, верховного жреца храма Серебряных Стрел. И все тихо да гладко – какая финансовая гвардия осмелится сунуть свое рыло в дела храмовые? Правильно, правильно… и вот что забавно – слушок прошел, что жертвовал святой отец не кредитные билеты и даже не монетки, а металлы. С камушками… И теперь любая швабра догадается, что как бы наши банкиры эти металлы – с камушками которые – в денежки ни обращали, претензий к ним никаких не будет.

– Это что-то новенькое, – хмыкнул Лоалла, усиленно протирая пенсне бархоткой. – И если я правильно понял, то происхождение этих металлов выглядит довольно сомнительно.

– Вы правильно понимаете, судья.

– Уж не из Ханонго ли они?

Каан хитро улыбнулся, глотнул из бокала и полистал свой блокнот.

– Вы вообще представляете себе, что начнется, если вы окажетесь правы?

– А доказательства?

– А вот с доказательствами ночка у нас темная. И не только у нас, хотя я могу только догадываться, кто именно этими делами сейчас занимается.

– Маттер, расскажите господину Каану о своих взаимоотношениях с бароном Вилларо, – медленно произнес судья. – Не стесняйтесь, здесь все свои.

Выслушав мой рассказ, нотариус зашвырнул саквояж под стол и поднял руку, требуя новую порцию рому. Его привычная улыбочка стала откровенно хищной, и я вдруг испугался по-настоящему. Чем все это закончится? В конце концов, судья не обязан тащить меня по жизни за шиворот, как неумелого щенка… а если и у него уже появились свои интересы?

– Я видел, что в последнее время Висельник прямо сам не свой, – сказал Каан после короткого молчания. – Но я, право, не знал…

– Мои худшие опасения, – тихонько напомнил Лоалла.

– Да. Я благодарен вам, мой князь, – нотариус повернулся ко мне и заговорил серьезно, без тени усмешки:

– Мне хотелось бы верить, что мы с вами станем настоящими друзьями и сможем еще не раз помочь друг другу.

– Я к вашим услугам, господин Каан, – так же серьезно ответил я. – Но чем я могу вам помочь?

– Я поясню вам… граф Дериц – кстати, я уже слышал об этом господине немало самых лестных слов – ищет тех, кто представляет для него непосредственную опасность. Висельник ищет их же, но ему они, разумеется, не опасны, у него просто далеко идущие планы. Для нас с вами эти люди опасны больше, чем для кого-либо. Меньше всего на свете я мечтаю о финансовых или, уж того хуже, дворцовых переворотах. Поэтому с сегодняшнего дня мы будем искать их все вместе. Давайте подумаем о том, что мы сейчас можем, а что пока еще нет.

– Такео Лоррейн, – подсказал я судье.

– Висельник уверен, что Лоррейн и Сульфик непосредственно связаны с нашими старыми друзьями из Ханонго, – со вздохом пояснил его превосходительство. – И у князя есть надежные тому доказательства. Такео сейчас в Машибуте.

– Такео? – искренне поразился Каан. – Но причем здесь он? Ах ты, будь я проклят! Как же мы не разглядели этих гаденышей раньше? Ведь мне уже рассказывали о его дружбе с некоторыми высочайшими фигурами. Да-а… схема у них поистине гениальная. Значит, они таскают золотишко из Ханонго, потом через храмы… и те новые торговые дома и фальшивые верфи, на которых не забито ни единого гвоздя, хотя подряды были оплачены из королевской казны!.. Да, конечно же, это – плата.

– Тут что-то еще, – осторожно вмешался я. – Что-то еще, господин Каан, что-то другое…

– Мне тоже так кажется, – поддержал меня судья.

– Может быть, – вздохнул Каан. – Но вы, князь, пока что не хотите говорить со мной об этом?

– У меня нет даже предположений, – ответил я. – Только ощущения. Например, я четко ощущаю, что моего наставника и господина убили те же люди, которые напали на дом Монфора.

– Те же? – воздел бровь судья. – Но ведь вы, кажется…

– Да, мы уложили всех нападавших, то есть я говорю не о конкретных исполнителях. Просто это одна банда, и корешки ее растут из Ханонго.

– Ну, вот этого я уж совсем не понимаю, – замотал головой Каан. – Давайте-ка начистоту, мой князь: что вам известно?

– Да в том-то и дело, что известно мне крайне мало, практически ничего.

Просто я сопоставляю факты, вот и все. Вилларо обеспокоен путешественниками из Ханонго, и он же почему-то весьма озадачился гибелью Рэ Монфора. Монфор, в свою очередь, получил от кого-то странные побрякушки – а его превосходительство утверждает, что родом они оттуда же, из Ханонго. Такео засел в Машибуте и то ли чего-то ждет, то ли от кого-то скрывается, хотя согласитесь, что скрываются обычно в совсем других местах. Что получается – Монфор был связан с этими загадочными аферистами?

– Верно… но зачем, за какими такими демонами его могло понести в подобную авантюру? Мы ведь и сами ломаем голову над причинами его смерти: вы не думайте, что нас она не волнует.

Я знал, зачем Монфор мог ввязаться в сомнительные дела с этим золотом. Ему срочно нужны были деньги, причем речь шла об очень значительной сумме, такой, которую трудно собрать или одолжить за короткий срок.

Ему необходимо было финансировать экспедицию Эйно, уж слишком большое значение имел факт появления Черепа. Тут он мог решиться на любой риск, даже на риск оказаться по уши влипшим в дворцовые дела. И кстати, а каким именно способом ему удалось получить требуемое золотишко? Любимый шантаж? Мне очень хотелось поговорить об этом с нотариусом, но в то же время я чувствовал, что время для такого разговора еще не пришло. Пока.

Его превосходительство перестал ковыряться вилкой в бренных останках своей камбалы, аккуратно вытер губы шелковой салфеточкой и полез за трубкой. Я к своей порции почти и не притронулся, мне было совершенно не до еды. Я глотал вино и напряженно размышлял: о чем стоит говорить с Кааном сейчас, а о чем, скажем, завтра? В конце концов я решил, что стану действовать по обстановке – наверное, за ближайшие два-три дня он сумеет разузнать много нового.

– Мы можем сделать вот как, – тихо заговорил судья, – мы пойдем самым простым путем. Связи в духовных кругах у нас, кажется, самые что ни на есть, вот ими и воспользуемся. Нужно встретиться с нашими уважаемыми святыми папашами, потолковать за парой стаканчиков и поинтересоваться, не выражал ли кто желания реализовать по сходной цене старое золотишко, цацки, камушки? Ясно ведь, что определенная доля сокровищ остается в храме. А деньги нужны всем. А жрецы жадны, как портовые крысы, это очень старая мудрость… э?

– Я займусь этим, – согласился Каан после короткого размышления. – Действительно, так мы сможем нащупать некоторые ниточки. Вот если бы подцепить на крючок самого господина Лоррейна!..

– Каким образом? – насторожился я.

– Если б я знал, каким именно, х-хе! Но ведь когда-нибудь он должен ошибиться, не так ли, мой князь? Главное, чтобы он ошибся раньше нас. Это, впрочем, не очень вероятно: он почти один, а нас много, ох как много!

– Если наши догадки верны хотя бы на треть, то дело становится куда серьезней, чем я ожидал, – перебил его вдруг Лоалла. – Кто это там в Ханонго такой замечательный хитрец, обладатель неиссякаемых золотых рудников и бриллиантовых копей? И зачем, собственно, ему понадобилось финансовое проникновение в королевство Пеллийское? А? Что вы мне на это скажете, дорогой Каан, – вам приходилось уже слышать о подобных штуках? Это не похоже на ярмарочный фокус, это кое-что похуже!

– Вы хотите предложить, чтобы я занялся еще и биржами? – прищурился Каан, в упор разглядывая усталое лицо старого судьи.

– Границы королевства давно уже представляют собой одну сплошную дырку, – туманно отозвался Лоалла, – даже если речь идет о границе по суше. А уж про морские мне и говорить тошно. Да, придется мне пока остаться в столице.

Альдоваар без меня не утонет, а отказаться от участия в таком веселом деле я просто не могу: слишком мало в моей жизни осталось радостей.

Каан невесело покачал головой и приложился к своему благословенному рому.

– Вы пока здесь, князь? – спросил он.

– До тех пор, пока не отомщу.

– Что ж, тогда за работу, господа. Если вдруг вам не удастся найти меня в этом заведении, вы всегда сможете оставить для меня корреспонденцию.

Глава 11

Подъезжая к нашему убежищу, я принял решение рассказать Энгарду все, что узнал от Каана и судьи. Во-первых, я чувствовал, что не вправе скрывать это, во-вторых, мне и самому требовались кое-какие комментарии от человека, хорошо знающего пеллийскую жизнь: слишком многое оставалось для меня совершенно непонятным.

Дерица я застал за беседой с Дайниз, здесь же, покусывая трубочку, сидел и Бэрд, на столе перед ним валялась какая-то газета.

– Быстро ты обернулся, – приветствовал меня Энгард. – Успешно?

– Более чем, – отозвался я, придвигая к столу плетеное кресло. – Неожиданные встречи, знаешь ли…

Бэрд вопросительно поднял бровь и вытащил из пасти свою погасшую трубку.

– Я встретил судью Лоалла, – объяснил я ему. – И где – прямо перед закусочной, в которой обитает Каан. Можно считать, что у нас появились сразу два союзника.

– Ты уверен? – встревожился Дериц. – С нашими делами непроверенные союзники могут быть не просто опасны…

– Нет-нет, – перебил его я. – У нас совпадают интересы. Лоалла – филин, причем один из самых высокопоставленных в их южной иерархии. Здесь соответственно он тоже желанный гость. К тому же он был другом моего господина – я же рассказывал тебе, что вопрос расследования его смерти замялся как бы сам собой, верно? Ладно… теперь слушайте меня.

Выслушав историю с храмом и сокровищами из Ханонго, Энгард нервно заерзал на стуле;

– И ты, конечно, хочешь, чтобы я скрыл эти новости от своего дорогого наставника? – спросил он, кривясь как от горького.

– Пока да. До тех пор, по крайней мере, пока нам не станут ясны его мотивы. И еще: пусть Каан и судья ведут свое собственное расследование. Я думаю, что у них это получится не хуже, чем у нас с тобой. Но мне сейчас важно вот что: я хочу наконец уяснить, каким образом все это вообще могло произойти?..

– Да, – понял меня Дериц, – человеку постороннему это постичь действительно сложно. Ну что ж, я расскажу тебе все, что знаю сам, а Дайниз меня поправит, если я ошибусь. Суть тут вот в чем: наш дорогой государь, да не упомянется имя его всуе, в последнее времй изрядно повредился головой. С виду он вполне нормален, пышен и лопается от монаршего величия, но вот распоряжения у него случаются такие, что мне самому дурно делается. Ты хочешь спросить меня, как же так получается, что принцы крови, наследники трона и все прочее занимаются подлогами, хищениями и всякими махинациями, вовлекая в них высших королевских чиновников. Я отвечу… а что ж им, бедным, делать? Его величество папаша ограничил их содержание суммами, достаточными лишь для того, чтобы не околеть с голоду, запретил им – особым указом, между прочим, – занимать какие-либо государственные посты и уж тем более проявлять себя в какой-либо общественно полезной деятельности. Они должны сидеть в дворцовом Граде, гонять от тоски балду и лишь изредка выезжать на благотворительный бал. Любит у нас государь такие балы – хлебом его не корми. Нет, перемещаться по стране он им формально не запрещает – это уже вызвало бы пересуды и слухи, но что толку путешествовать с пустым карманом? А они, между прочим, молодые мужики, неглупые и хорошо образованные.

– А что будет, когда государь наконец свалится с копыт? – перебил я. – Я совершенно не разбираюсь в ваших законах престолонаследия. Кто станет преемником – старший? И что будет с остальными?

– Преемником станет Слэм, – неожиданно подал голос Бэрд. – Как самый безобидный из всей компании. А остальные образуют нечто вроде регентского совета и будут править Пеллией в реальности. Рвать друг друга им совершенно не с руки – Сенат любого прихлопнет, как муху.

– И начнется эпоха больших перемен, – вздохнул Энгард. – Но для того, чтобы подкупить сенаторов, нужны деньги. Под обещания эти люди ничего делать не станут. И заметь, подкупить нужно как минимум пятьдесят одного человека. А они что, милостыню просят? Не-ет, это представители древнейших и богатейших фамилий. Вот поэтому-то кто-то из них – я лично думаю, что все-таки Ренфро, – и придумал всю эту игру.

– Но в нее вмешался кто-то с севера, – хмыкнул я. – И теперь они уже и сами не знают, чем все это закончится. Да-а, о таком я и в романах не читывал.

А вот интересно, сами-то они знают, с кем пришлось играть?

– Может быть, и нет, – снова заговорил Бэрд. – Хотя уж мы-то, к сожалению, не можем пока даже и догадываться об этом.

– А ни принцев, ни жрецов Вилларо на крючок не подвесит, – кисло резюмировал Дериц. – Поэтому ему нужен я. Ну что, понятно изложено?

– Вполне. Да, оч-чень забавно, прям мороз по коже…

Мы еще долго беседовали о пеллийской политике и ее укладе, часто непонятном и странном для меня, выросшего в государстве, в котором, с одной стороны, королевская власть не была ограничена ничем, а с другой – король, по сути, и шагу не мог ступить, чтобы не напороться на противоречивые желания и устремления тех или иных дворянских партий. Здесь все было иначе – король властвовал, а Сенат пристально следил за соблюдением невероятного количества древних правил и традиций, которые миллионом нитей пронизывали всю жизнь морского королевства.

Здесь не изобретали новых богов, но так же не исчезали и не забывались старые, даже, может быть, утерявшие былую силу и богатство. С развитием торговли и науки пришлось писать новые законы, но каждый из них тщательно приводился в соответствие с тысячами древних кодексов и уложений: в результате Пеллия породила целую касту профессиональных, блестяще образованных законников, занятых исключительно представительством своих нанимателей в судах и особых торговых коллегиях, настолько сложны и запутаны были пеллийские законы. У меня на родине, мне не приходилось видеть ничего подобного; но, по чести говоря, и торговых империй я там не встречал. Очень богатым считался купчина, владеющий двумя-тремя кораблями и, может быть, небольшой полукустарной мануфактурой или угольной шахтой. У нас не было ни громадных портов, в которые ежедневно заходят сотни океанских судов, ни вечно чадящих заводов, ни гигантских, никогда не засыпающих верфей. Ничего похожего на «Бринлееф» в моем полушарии построить просто не могли… когда-то я был потрясен, увидев в Альдовааре городской водопровод, на котором день и ночь трудились четыре паровые машины, непрестанно качающие пресную воду в дома зажиточных горожан.

И, конечно же, я был поражен тем едва ли не расточительным богатством, которое отличало пеллийскую художественную традицию: мне казалось, что здесь украшали буквально все: от резных храмовых колонн, инкрустированных полупрозрачным морским камнем, до обычных сельских усадеб. Буквально всюду на глаза мне попадались то старые позеленевшие рельефы, изображавшие сцены религиозного содержания, то удивительные, кажущиеся сплетенными из мрамора фонтаны, то вдруг в глубине чьего-то парка мелькала за кованым забором странная статуя, в грубоватых линиях которой ощущалась олицетворенная фантазией мастера мощь. Наверное, во всех этих творениях сам пеллийский дух – немного заносчивый, самоуверенный и в то же время бесконечно пытливы и деятельный.

За время моего пребывания в столице я позволил себе лишь несколько пеших прогулок, но даже их было достаточно для того, чтобы с головой окунуться в этот причудливый мир, в котором вековые традиции неожиданно сплетались с современностью. От порта можно было подняться на холм Э-Ре-Бьеф, где короновался когда-то легендарный король Тийен, принявший Свод Свобод и Дозволений – основу пеллийского законодательства, – и там, двигаясь по утопающим в цветущих деревьях улочкам, глядеть на всегда коптящие трубы верфей, которые строят многомачтовые океанские гиганты, не боящиеся бурь. А на глаза мне то и дело попадались то древний бассейн на крохотной, мощенной темным камнем площади, то культовые ворота с маленькими бронзовыми жертвенниками, то старенький храмик, в облупившихся колоннах которого притаилась загадочная пыльная тень… Мое прошлое, такое вроде бы недавнее, уже стало казаться каким-то темным, беспокойным сном, прерванным, перерезанным сверкающей гладью бессмертного океана. Да и то: ведь я стал неотделим от моря, в Пеллии море было повсюду, его свежее дыхание свободно неслось над этими жаркими островами, врастая в человеческую плоть и, пожалуй, в самую душу.

Следующие два дня, прошедшие после знакомства с нотариусом, я безвылазно просидел на вилле за книгами. С моря временами налетал короткий, но злой дождь, штормовой ветер нес по небу нескончаемую .вереницу туч, и мне не хотелось никуда выходить. Я сидел в кабинете, бесцельно перебирая пыльные тома старой библиотеки и гнал от себя отчаяние, то и дело возвращавшееся вместе с памятью об Айрис.

Энгард несколько раз куда-то исчезал, время от времени нас навещали люди Дайниз, но, судя по лицу Энни и пустопорожним разговорам за ужином, новостей пока не было. А утром третьего дня, когда я, приказав подать завтрак в кабинет, уселся в привычное уже кресло и окинул взглядом полки с книгами, из приоткрытого окна раздался негромкий скрип калитки. Я не обратил на него ни малейшего внимания – калитка у нас скрипела по многу раз на день, но через несколько минут в дверь кабинета настойчиво поскреблись.

– Вам письмо, мой господин, – высокая черноволосая девушка держала в руке запечатанный пакет.

Я тревожно вскинулся из кресла, вырвал у нее послание и сломал сургучную печать. Почерк, крупитчато-экономный и не лишенный стиля, выдавал образованного человека. С первых же слов я понял, что это Каан.

«Сегодня же, в два часа пополудни, жду вас и вашего молодого друга в таверне „Черный шмель“, что подле Морской биржи. Дела отлагательств не терпят, но все же, если вы не сможете прибыть, прошу вас навестить меня завтра на обычном месте. Преданный вам, В. К.».

– Где господин граф? – выкрикнул я, складывая тонкий листок.

На одной из площадей, через которые проезжала наша карета, до моего слуха неожиданно донесся долгий то ли вой, то ли плач, издаваемый какими-то духовыми инструментами. Я содрогнулся от неожиданности и повернулся к Энгарду.

– Опять храмовый праздник?

– Похоронная процессия, – мрачно отозвался граф.

Я высунулся из окна и увидел четверку белых коней, обильно украшенных какими-то диковинными перьями: кони волокли тяжеленный экипаж, похожий на застекленный со всех сторон шкаф. В глубине этой стеклянной конструкции виднелся массивный гроб, весь облепленный разнообразными флажками и розетками.

Вокруг катафалка медленно ехали верхом десятка два солидных мужчин в почти одинаковых бордовых плащах.

– Кого же это хоронят? – поинтересовался я.

– Какого-то чинушу, причем не из последних, – объяснил Энгард, присмотревшись к гробу. – Стража – его бывшие коллеги. Наверное, они тащат его на корабль, чтобы отправить куда-нибудь в провинцию, на семейное кладбище.

Святые и грешники! Теперь нам придется стоять, пока они не освободят переулок.

Он достал из кармана трубку и нервно засунул ее в расшитый мелким бисером кисет, который недавно подарила ему Дайниз.

– Время у нас еще есть, – примирительно отозвался я. – До биржи, кажется, уже недалеко.

– Дело не в этом, – буркнул Дериц.

Я знал, в чем дело: он очень опасался, что кто-нибудь из прежних знакомцев может увидеть его в компании Каана и, не приведи небо, разболтает об этом Вилларо. Сама по себе такая встреча не могла быть предосудительной, в конце концов тот же Висельник лично дозволил нам любые способы добычи информации, но все же он непременно взял бы подобную связь на заметку – а вот этого Энгард боялся уже всерьез. Собственно, я и сам не знал, чего ради нотариус настоял на том, чтобы я захватил с собой молодого графа – уж он-то должен был понимать, к чему это может привести. Если я оставался человеком совершенно частным, то Энни, напротив, уже одной ногой состоял на тайной королевской службе.

«А королевской ли?» – вдруг подумал я.

Катафалк с почетным эскортом неторопливо прополз мимо нас, трубы взвыли уже у меня за спиной, и кучер щелкнул хлыстом. Дорога до тяжелой желтоватой громады Морской биржи заняла немного времени. Возница, прекрасно знавший местность, остановил экипаж дверь в дверь возле длинного трехэтажного дома, до самой крыши обвитого рельефом виноградной лозы. На меня сурово глянула мрачная, неестественно оскаленная личина здоровенного угольно-черного кролика, подвешенная на карниз второго этажа.

Ну и фантазия, сказал я себе, выбираясь на панель.

Энгард поглубже нахлобучил на голову широкополую морскую шляпу и быстро скользнул в двери заведения. И тут же навстречу нам выступил молодой метрдотель в плотном кожаном жилете, наброшенном поверх черной сорочки с вычурным модным воротом. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, потом едва заметно боднул головой и посторонился, пропуская нас в глубину полутемного зала.

– Сюда, мой господин, – услышал я тихий голос: тяжелая штора ушла в сторону, открылась плотно пригнанная дверь, в нос мне ударил густой сладковатый аромат дорогого зелья – похоже, нотариус сидел здесь не первый час.

– Граф Энгард Дериц, – учтиво представил я своего друга.

Каан смахнул в свой саквояж несколько бумаг, что лежали на столе перед ним, коротко кивнул и повернулся к темному резному шкафу, занимавшему целую стену в небольшом, увешанном коврами кабинете. На столе появились кувшины с винами, серебряная тарелка сладких сухариков и пара бокалов.

– Присаживайтесь, господа, – отрывисто бросил он, возвращаясь в глубокое кресло.

Гибкая ладонь с испачканными чернилами пальцами привычным жестом сорвала с кувшинов пробки. Я уселся напротив нотариуса, предоставив Энгарду место возле зашторенного окна, и взял в руки бокал.

– Новости у меня важные и, главное, срочные, – заговорил Каан, глядя куда-то в сторону. – Появилось сильное подозрение, что Такео готовится высадиться на одном из северных островов, известных своими храмовыми комплексами. Отец-настоятель главного тамошнего монастыря извивается, как червяк, страстно желая сбыть некоторое количество золота и. камушков из каких-то, по его словам, старинных коллекций. Когда его в упор спросили, как скоро можно будет взглянуть на товар, он немного увял и сказал, что, вероятно, недельки через три. Маклер попросил хотя бы пару образцов – но сейчас: тогда настоятель совсем скис и признался, что товар будет доставлен в его распоряжение деньков через десять…

– Почему вы думаете, что это Такео?

– Не спешите, князь, – поморщился нотариус. – Через двенадцать дней на острове начинается большой храмовый праздник, туда ринутся тысячи паломников, а значит, сотни кораблей. Королевские сторожевики не станут проверять отдельное судно, разве что случайно… а подвесить к мачте пеллийский вымпел – дело, как вы знаете, совсем несложное. Сгрузив товар, Такео со своими людьми преспокойно растворится в толпе паломников и вернется на материк. Мы должны попытаться отследить его банду с тем, чтобы здесь, в столице, вцепиться в них уже по-настоящему.

– Почему именно в столице? – вмешался Дериц.

– Дорогой граф, вы знаете, с какой целью эти ханонгеры, рискуя собственными шеями, прибывают в королевство Пеллийское? Я не знаю, а знать мне очень хочется, потому что тут далеко не все так просто, как казалось прежде.

Аферы наших принцев – это только одна сторона дела, есть какая-то еще. Какая, граф? Это именно то, что больше всего на свете хочет узнать ваш наставник барон Вилларо. Заемные письма семьи Брийо были пробой пера. Попробовали – получилось.

Кто, кстати, их надоумил, вы случайно не знаете? Кто с такой легкостью подделал пеллийские печати?!

– А если захватить Такео еще в море, с грузом? – прищурился я.

– Каким образом? – иронично поинтересовался Каан. – Уж не собираетесь ли вы уведомить о его прибытии командование королевской Морской стражи?

– Вы забываете, что я унаследовал права королевского корсара. И еще у меня есть прекрасный корабль, который вполне успеет добраться до любого из северных островов в указанный вами срок. А драться с «Брином» – хм, это дело пустое.

Каан на мгновение замер, потом потянулся к вину. На его высоком загорелом лбу прорисовалась вертикальная складка.

– Слишком много вопросов, – пробурчал он, смакуя напиток. – Как вы опознаете в море корабль Такео?

– А как мы опознаем самого Такео в толпе святош? – парировал я. – Или вы считаете, что он не станет маскироваться? Может быть, и нет. А если да? Вы что же, отправите туда полтысячи людей, которые будут всматриваться в каждого прохожего?

– Я могу отправить и тысячу. А следить мы будем за Янвицем, за отцом-настоятелем.

– Тоже не аргумент, настоятелю совершенно не обязательно собственноручно таскать мешки с золотом. Зато корабль, идущий со стороны Ханонго или хотя бы международных вод, заметить не так уж и сложно. Конечно, он может подходить к острову зигзагом, петляя в проливах, но зачем – чтобы привлечь внимание сторожевиков? Морская стража палит в любую лохань, идущую с севера.

Каан наклонился, раскрыл саквояж и извлек многократно сложенную карту.

– Остров Стаален, – сказал он, указывая трубкой.

Я склонился над картой. Ни ветров, ни течений на ней не было, и мне трудно было рассчитать, сколько времени потребуется «Бринлеефу», чтобы достичь большого острова, расположенного примерно в сотне миль к юго-западу от Мааланского залива, за которым отделенная от берега горной цепью начиналась враждебная территория Ханонго. Если отправить гонца прямо сейчас, то у Иллари остается приблизительно пятеро суток, хорошо, если больше… что же делать?

– Вам самому эта местность знакома? – спросил я, не отрываясь от карты.

– Вполне, – ответил Каан. – Карта хороша, вы можете не сомневаться.

– Я вижу. Смотрите, вот здесь, в проливе, есть островок, а на нем, если верить символу, – маяк. Нотариус наклонился над столом.

– Да, – согласился он, – там действительно стоит маяк, он указывает направление выхода в океан. Там постоянное встречное течение, и неопытный рулевой вполне может загнать корабль на рифы, особенно в ненастье. Что вы уже придумали, князь?

– Давайте мне бумагу, Каан, – сказал я, откидываясь на спинку стула. – Много бумаги… сейчас я буду писать, а потом мне придется рисовать. Но карандаш потом, сперва – перо и чернила!

Глава 12

Я долго отговаривал Энгарда от участия в нашей экспедиции. Я рассказывал ему про все мыслимые и немыслимые ужасы, которые таит в себе море, я убеждал его в том, что мои люди легко справятся с любой задачей, я стращал его пулями, летящими из темноты, и клинками, так и норовящими поразить отважных юношей, но он твердил как заведенный: я, мол, никогда не прощу себе трусости, я должен все увидеть собственными глазами, а штормов в это время года не бывает, и вообще, за кого я его принимаю – за грязную швабру? В конце концов я сдался. Бэрд закупил необходимое для начинающего морского демона снаряжение, Каан быстро нашел судно, и вскоре мы поднялись на борт небольшого черного брига под названием «Семь святителей». Корабль был старым, но годы просолили его настолько, что наш бриг обрел настоящую несокрушимость, став похожим на древний замшелый придорожный камень.

Я совершенно не был уверен, что «Бринлееф» поспеет в срок. По чести говоря, я вообще ни в чем не был уверен, но другого плана у нас просто не было.

Выбор был один – упустить Такео и его шайку, вновь оставшись с носом. Стоило ему добраться до столицы, как он опять стал бы совершенно неуязвимым ни для меня, ни для Вилларо.

А я уже чуял, что Такео Лоррейн способен рассказать нам немало нового – ведь недаром же он сидел в Машибуте, чего-то ожидая. «Чего? – думал я. – Поставки товара? Но все эти вопросы вполне можно было решить в срок и без лишнего риска. Значит, у него были веские причины для того, чтобы оставаться в городе на вражеской территории, а потом, рискуя собственной шеей, возвращаться домой, используя для этого вовремя подвернувшийся храмовый шабаш…»

На второй же вечер корабль вошел в нудный холодный дождь. Я тревожно глядел на барометр, ожидая надвигающегося, как мне казалось, шторма, но опытный Бэрд успокоил нас, заявив, что в ближайшее время бури не будет. Энгарда, впрочем, его оптимизм радовал мало. Как я и предсказывал, Дериц оказался во власти морской болезни. Первые мили он еще держался, расхаживая по качающейся палубе и усиленно пыхтя громадной матросской трубкой, а потом стал понемногу зеленеть и предложил мне спуститься в .каюту.

Наутро ему стало значительно лучше, и весь день граф Дериц провел на верхней палубе, наблюдая за работой матросов и поплевывая в волну. Наш шкипер, тощий и подвижный тип в порыжелой кожаной шляпе, не обманул, утверждая, что его кок готовит не хуже, чем мастера из столичных таверн. На обед нам подали фаршированного индюка с пряностями, и за-Печен он был рукой настоящего знатока.

Птица здорово подняла настроение моего приятеля, но с последними лучами заката начался дождь, и нам пришлось убираться вниз. Волнение усилилось, бриг то и дело клало с борта на борт, так что нам приходилось постоянно держать свои стаканы в руках, а кувшин вина закрепить в специальные зажимы буфета.

Физиономия Энгарда приобрела вчерашний лиственный цвет.

– Неужели нет никакого способа побороть эту чертову тошноту? – прохрипел он, с тоской разглядывая большой барометр, закрепленный на стене нашей каюты.

– Я могу тебя усыпить, – ответил я. – Но утром будет еще хуже. Я же говорил тебе…

– Слушай, а у тебя было то же самое?

– Первое время да. Правда, я, кажется, вообще лучше переношу волну.

– У разных людей это происходит по-разному, – подтвердил Бэрд, успешно атаковавший бутыль рома.

– Святые и грешники! – застонал Энгард. – Помолиться, что ли?

– Молиться, – хохотнул Бэрд, – ты будешь тогда, когда начнется настоящая буря. Если, конечно, у тебя останется время для этого.

Всякая непогода рано или поздно заканчивается. Сумрачное утро вскоре сменилось ярким солнечным днем, небо обрело свою бесконечную прозрачность, бирюзовый океан был ласков, как котенок, и наш бриг, подгоняемый теплым ветерком, скользил по волне на манер легкой прогулочной яхты.

Шкипер обещал, что переход до места займет не более четырех суток.

«Значит, – прикинул я, – Стаален откроется у нас по носу завтра после полудня».

Я отыскал штурмана, кряжистого дядьку с висячим фиолетовым носом, и попросил определиться по солнцу.

– Тут и гадать нечего, – хмыкнул он. – Мой господин, я вижу, не первый день в море?

– Что-то вроде того, – согласился я.

– Тогда мы вот здесь. – Он развернул на штурманском столе подробную многоцветную карту и ткнул в нее циркулем. – Остров Дабль мы прошли еще утром, когда вы спали. Стало быть, «Святители» сейчас вот здесь. До Стаалена еще четыре вахты.

– Мы должны бросить якорь в прямой видимости маяка Каркааль. Где-то вот тут, за рифами. Когда подойдем, шкип даст выстрел из пушки.

– Нас должны увидеть с маяка? – прищурился штурман.

– Да. Мы будем стоять там столько, сколько понадобится.

– Бриг в вашем распоряжении, – вздохнул штурман. – Нам сказали, что вы – важная особа, а я не первый день живу на свете, чтобы понимать, кому и как надо служить. Воды и провизии у нас достаточно, так что можем стоять хоть месяц.

Я молча пожал ему руку и отправился наверх.

Энгард торчал на шканцах, наблюдая, по обыкновению, за матросами на мачтах.

– Кажется, мне стало лучше, – признался он с вымученной улыбкой. – Но все-таки эта проклятая качка! И как же люди годами плавают по всяким проклятым морям? Неужели они привыкают к болтанке настолько, что вообще перестают обращать на нее внимание?

– Вообще не вообще, а как-то приспосабливаются. Ты хорошо держишься: судно у нас небольшое и швыряет его действительно здорово. Мне в свое время было полегче, «Брина» не слишком-то раскачаешь. Штурман сказал мне, что мы придем на место завтра где-то в это же время или, может, чуть позже.

– Прекрасно, – кивнул Энгард. – Главное, чтобы твои успели вовремя. :

– У них много парусов, – вздохнул я. – И еще есть машина. Эх, вот увидишь мой корабль!.. Ты не спрашивал у папаши Тулена, что у нас на обед?

– По-моему, он зарезал поросенка. Можно рассчитывать на что-нибудь изысканно морское.

Кто-то из множества гонцов, разосланных Кааном в разные концы страны, уже должен был прибыть на Стаален, добраться до маяка и отдать смотрителям необходимые распоряжения. Мы отплыли двумя днями позже, но все же – на всякий случай – Каан дал мне несколько писем, с которыми я, не дождавшись ответного сигнала с маяка, должен был обратиться к некоторым людям на острове. Конечно, наш план был скроен на живую нитку, но в глубине души я надеялся, что он все же сработает. Не так, так этак…Только бы пришел «Бринлееф»! Я знал, что Иллари сможет помочь мне в любой ситуации: сейчас мне, как никогда, не хватало его спокойной уверенности и опыта.

Ночью ветерок ощутимо посвежел, и, проснувшись на рассвете, я услышал привычное поскрипывание снастей, свидетельствующее о том, что судно мчится на всех парусах. Этот скрип успокоил меня, и я снова уснул, предвкушая скорое развитие событий.

Предчувствия меня не обманули: не успели мы с Энгардом закончить завтрак, как с палубы спустился шкипер, объявивший, что бриг вошел в воды Малаанского залива.

– Я только что видел чаек, – с улыбкой добавил он.

Я вытащил из кармана хронометр: встали мы очень поздно, и дело уже шло к полудню.

– Значит, мы придем раньше, – кивнул я. – Когда появится маяк, вызовите меня наверх.

Впрочем, звать нас не понадобилось: словно по команде, мы дожевали свой корм и, побросав недопитые бокалы, выскочили на палубу. Примерно через полчаса в окуляре моей трубы появилась темная черточка, мелькающая среди волн на северо-западе.

– Вижу землю! – почти одновременно со мной проорал впередсмотрящий.

«Спал там, мерзавец, – подумал я. – Если я увидел маяк с полубака, ты должен был увидеть его гораздо раньше!»

– Встанем в миле от берега, – распорядился я. – И подготовьте сигнальный выстрел.

Шкип бросил якорь возле небольшой отмели: свесившись за борт, я и без лота видел, что здесь опасно мало воды, но штурман поклялся мне, что лучшей якорной стоянки и не придумать.

– Там, чуть дальше, – объяснил он, – мели, обнажающиеся в отлив. А нам здесь не грозит совершенно ничего.

– Вы что же, не любите глубины? – поразился я.

Штурман загадочно ухмыльнулся и отправился готовить носовую пушку. Я рассматривал остров в трубу: то ли я ошибся в масштабе, то ли карта откровенно врала, но вблизи он казался значительно больше. Правее, почти на самом горизонте, темными пиками вздымались замшелые скалы острова Кысс. Стаален, отсюда еще невидимый, находился на северо-северо-запад от меня. От островка, на котором располагался маяк, его отделял пролив шириной в полторы мили. Я внимательно оглядел высокую темную башню, стоящую на каменистом берегу, и подумал о тех, кому приходится торчать здесь, среди этих невысоких холмов и коричневатых скал, в полной изоляции от внешнего мира. Впрочем, неподалеку от маяка я разглядел какие-то приземистые строения, напоминающие ферму, – но то, вероятно, было обиталище смотрителей, несущих вахту на маяке.

«Газа у них там достаточно, – сказал мне Каан, – поэтому сигналить можно даже днем. Нам уже приходилось пользоваться такой возможностью».

На носу гулко шарахнуло орудие. Пороха канонир не пожалел: над бригом встал густой столб дыма, тотчас же загнувшийся на север по ветру. Энгард поднес к глазам дорогущую трубу, купленную в морском магазинчике перед отплытием.

– Ну и что они там? – нетерпеливо произнес он.

Пару минут мы всматривались в остроконечный купол маяка, посреди которого я отчетливо различал поблескивающий на ярком солнце стеклянный глаз сигнального фонаря. Потом фонарь на секунду потемнел – кто-то, как я понял, проверил наружные шторки, и вот он вспыхнул красным. Вспыхнул, погас, снова…

– Читать! – крикнул я стоявшему рядом штурману.

– Читаю, – почти обиженно отозвался тот. – Рад видеть, скоро буду на борту… рад… а, он повторяет.

– Путаюсь я в морском коде, – смущенно признался я, опуская трубу. – Ну что ж, будем ждать гостей.

– Значит, успели! – радостно выдохнул Дериц.

– А ты как думал? – хмыкнул в ответ я. – У них, знаешь ли, организация не хуже Стражи. Если Каан сказал, что все будет как договорились, значит, уж поверь мне, так оно и будет. Буфетчик! Принесите нам вина, да спросите на камбузе, осталось ли что-нибудь от нашего завтрака.

Пока стюард таскался в нашу каюту и на камбуз, мы с Энгардом наблюдали, как двое мужчин столкнули в воду небольшую лодку и, пользуясь попутным течением, резво погребли к нашему кораблю. Вскоре я смог разглядеть их во всех подробностях: один выглядел как типичный моряк средних лет – в морской шляпе, потертой куртке и высоких непромокаемых сапогах, зато второй, сидящий на руле, был одет с претензией.

«Наверное, он здесь неспроста», – подумал я.

Лодчонка встала под правым бортом, матросы бросили вновь прибывшим линь и вывернули за борт веревочный трап. Оба гостя вскарабкались наверх, я шагнул навстречу и неожиданно заметил, что молодой франт в легком плаще и при шпаге смотрит на Бэрда с веселой улыбкой – было похоже, что он узнает его, но не хочет пока подавать виду.

– Ланни, – представился он.

– Просто Ланни? – улыбнулся я – в его немного лукавой физиономии было нечто, сразу располагающее к себе.

– Просто Ланни, – согласился он. – А это Тан, старший смотритель маяка… итак, к делу, господа. Кто из вас князь Мастер?

– Он перед вами. Мой друг, граф Энгард Дериц…

– Ага, мне так и сообщили, что вас двое. Но вы должны были захватить с собой кое-что еще.

– Да! – я поспешно сунул руку в поясную сумку и достал плотный пакет, запечатанный сургучом. – Это для вас, Ланни.

Парень вежливо кивнул, сорвал печать и несколько мгновений просматривал текст. Потом его лицо облегченно прояснилось, он скомкал бумагу, швырнул ее за борт и улыбнулся вновь – теперь уже широко:

– Все в порядке. Признаться, я немного волновался, но теперь… теперь уже нет. Мы будем разговаривать здесь, на палубе?

– Давайте спустимся вниз. Кажется, у нас осталось кое-что от завтрака.

Пропустив гостей вперед, я украдкой обернулся и посмотрел на Бэрда. Тот ответил мне хитрой улыбкой и успокаивающе взмахнул ладонью. Да, они знали друг друга.

Буфетчик уже успел заново сервировать стол, так что нам не пришлось краснеть за отсутствие должного гостеприимства. Угрюмый Тан тут же плюхнулся на стул и принялся за еду, а Ланни, сдвинув свой прибор в сторону, расстелил на столе небольшую карту.

– Давайте поглядим вот сюда, – предложил он. – Мой друг и учитель Каан вкратце изложил мне суть дела, но я, поверьте, ориентируюсь в обстановке немного лучше его – в конце концов,.я здесь уже не первый год и успел изучить и местность, и нравы аборигенов.

Я прищурился. На карте был Стаален, весь испещренный какими-то пометками и символами. Кружочки обозначали городки и поселки, квадратики на побережье – очевидно, то ли рыболовецкие пристани, то ли просто удобные якорные стоянки.

Помимо них карта изобиловала какими-то стрелками и пунктирами, назначение которых мне было пока неясно. Впрочем, я сразу же понял, что господин Ланни относится к делу со всей серьезностью, и возблагодарил небо за такого соратника.

– Судно, как я понял, будет идти из Ханонго, то есть с севера, – заговорил Ланни, водя по карте тонким золотым карандашиком. – Но с севера не пойдет ни один сумасшедший, потому что в сотне миль от острова – на моей карте этого не видно – стоит барраж Морской стражи. Точнее, он не то чтобы стоит, но патрули там шастают стаями, всем хочется выслужиться. Иногда им удается отловить парочку особо тупых контрабандистов, потому они и не меняют позицию – невыгодно, сразу резко растет площадь патрулирования.

– Значит, падают шансы, – вставил я. – Понятно. Вы хотите сказать, что они пойдут западнее?

– Западнее – да, но там тоже есть риск. Если они так умны, как вы считаете, то их шкип может рискнуть и ночью, когда ни зги не видать, пойти вдоль побережья залива, а потом, взяв восточнее, пройти через проливы. Тогда он обогнет Каркааль и выйдет к восточному берегу Стаалена. К тому же я согласен с мыслью Каана о храмовом празднике. Полдень Матери Недр – дело нешуточное, через три-четыре дня сюда поплывут корабли со всей Пеллии, и уж проливы-то стража смотреть не будет – это точно. Они даже о контрабандистах забудут, зачем им лишняя возня и жалобы о незаконных досмотрах паломников. С другой стороны, тут, на востоке, трудно пристать. Почти что и негде, и от храма далеко.

– Что мешает им обогнуть остров и пристать, скажем, с юга?

– Вот это нам и нужно выяснить, – закивал Ланни. – Прежде всего, я распорядился неусыпно следить за его святостью Янвицем. Правда, большую часть времени он проводит в храме, но и там мы, кажется, кое-кого уже нашли. В общем, за ним будут следить и, главное, внимательно отслеживать его контакты. С кем он сейчас станет разговаривать о деле? Ему ведь нужны какие-то люди, так?

– Кто-то, наверное, должен организовать встречу, прислать кареты, причем делать все это втайне… а что, если Такео решит разгружаться прямо в порту?

Подумаешь, пришло очередное судно под пеллийскими вымпелами…

Ланни уставился на меня, как на помешанного. Я открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что его так поразило, но тут за моей спиной раздался сдавленный смех Энгарда.

– Даже если ханонгеры раздобудут пеллийское судно, даже если они переоденут всю команду в пеллийскую одежду и станут говорить по-пеллийски, их раскусит первый же таможенный писарь, поднявшийся на борт. А корабли у нас все-таки еще проверяют, ты об этом не слышал?

– А как же Такео ходил в Машибут? – в ответ удивился я. – На пеллийском корабле?

– А ты думаешь, что он пристал именно в машибутском порту? Я даже не стал выспрашивать этого, как его там, плотника – и так ясно, что они бросали якорь в каком-то уединенном местечке поодаль, – вмешался Энгард.

Теперь в глазах Ланни появилась тревога. Я увидел, как его пальцы затеребили краешек карты, словно готовясь поскорее ее свернуть.

– Господин князь родом с юга, – вдруг веско сообщил Бэрд.

Ланни вцепился в него долгим взглядом, потом поскреб кончик носа и схватил налитый бокал. Я вновь глянул на офицера, прося у него совета, но уловил лишь все тот же мимолетный успокаивающий жест.

«У этого парня, – подумал я, глядя, как Ланни смакует желтое вино, – наверняка имеются причины для недоверчивости. А я, как последний болван…»

– Следовало бы, – заговорил Энгард, пристукивая костяшками пальцев по столешнице, – прикинуть, в каком именно месте на побережье им будет удобнее всего. Таких мест, я полагаю, может быть несколько – что ж, придется следить в оба. Очень хотелось бы захватить их корабль в море, да только слишком уж мало у нас шансов на это…

– В море? – поднял брови Ланни. Я провел рукой по горлу.

– Нам нужны не столько драгоценности, сколько люди. Люди! Часть золотишка вы сможете взять себе – правда, его придется засолить на пару лет, но это ничего, не страшно. Нам, господин Ланни, нужны именно люди, точнее, то, что находится у них в головах. Поэтому мы и решились на безумный план захватить их в море. Команда из Ханонго пойдет на корм акулам, а те несколько человек, которые нам так необходимы, проживут еще немножко. Если, конечно, нам очень и очень повезет… А если нет – ну что ж, тогда придется ввязываться в драку на берегу. Людей у меня для этого хватит.

Ланни посмотрел на меня едва ли не со страхом, но ничего не сказал, продолжая задумчиво прихлебывать из своего бокала.

– План, конечно, рискованный и трудноосуществимый, – снова подал голос Энгард, – но ничего другого мы придумать попросту не успели. Да и что бы мы, собственно, придумали? Отлавливать господина Лоррейна в столице? Пустое дело, там к нему не подберется ни Стража, ни даже Тайная канцелярия.

Доказательства?.. Их нет. Нет свидетелей – нет свидетельств, а Такео не тот человек, которого можно просто взять за фалды и как следует потрясти, чтобы из него посыпалась труха. Что же мы могли придумать?

– Как я понял, вы ожидаете прибытия какого-то корабля? – спросил Ланни.

– Я ожидаю прибытия своих людей, – уклончиво ответил я. – Вся надежда на то, что они успеют вовремя.

– Что ж, – Ланни встал, и вслед за ним тотчас же поднялся молчаливый Тан, – времени у нас немного, кое-что я, безусловно, успею. На маяке всегда находится дежурный – стоит дать выстрел, и он будет готов принять ваше сообщение.

– А не могли бы мы совершить небольшую прогулку по острову? – спросил вдруг Энгард. – Хотелось бы посмотреть на южный берег собственными глазами.

– Сегодня я не смогу, – замотал головой Ланни. – Но завтра… хорошо, ждите меня ближе к полудню.

Мы проводили наших гостей наверх, и вскоре их лодчонка двинулась к берегу.

Я повернулся к Бэрду.

– Ну и кто он такой? – я не удержался от короткой усмешки.

– Хороший парень и изрядный плут, – загадочно улыбнулся офицер. – Его зовут Ларго. Был королевским стряпчим на северной границе и подавал, как говорят, большие надежды. Но тут вдруг разорился его папаша, история вышла какая-то неприглядная, и пришлось парню уйти в отставку. Ну куда, спрашивается, податься грамотному молодому юристу, не желающему жить на нищенское жалованье?

Понятно, что рано или поздно он просто должен был попасть в объятия Каана… но доверять ему можно, не сомневайтесь.

Энни посмотрел вслед удаляющемуся суденышку и что-то пробурчал себе под нос. Я его не слушал: мне хотелось побыть в одиночестве и пораскинуть мозгами – коротко кивнув, я пошел вниз, в свою каюту.

Глава 13

Наш баркас, направляемый двумя парами молчаливых матросов на веслах, уткнулся носом в ярко-желтый песок длинного пляжа, окаймленного с обеих сторон острыми, поросшими сосной мысками, и Эн-гард первым поспешил спрыгнуть на берег, – в проливе посвистывал свежий ветерок, и пока мы добрались до побережья Стаалена, мой друг успел как следует позеленеть.

Ланни сочувственно хлопнул его по плечу и махнул рукой куда-то за холмы:

– Здесь есть харчевня, а при ней – колодец с ледяной водой. Пара ковшиков, и все ваши хвори как рукой снимет.

Энни мрачно кивнул и, увязая ботфортами в рыхлом песке, побрел в сторону пологой тропы, уводившей в глубь суши. Мы последовали за ним. С холмов, как и предсказывал наш проводник, открылся идиллический вид крохотной рыбацкой деревушки. В зелени садов там и сям виднелись черепичные крыши, во дворах сушились сети, по узкой желтой дороге, ведущей, очевидно, к общинному выпасу, неторопливо шествовали три разномастные коровы.

Ланни уверенно вывел нас на небольшую площадь посреди деревни и подошел к приземистому, очень почтенного вида зданию с плотно заросшей мхом крышей.

Хозяин таверны, едва поглядев на изможденного графа, хлопнул в ладоши, и через минуту в зале появился мальчишка с большой деревянной кружкой в руке.

– О-ох, – простонал Энгард, вытирая капли с подбородка, –. на, попробуй… никогда еще простая вода не казалась мне такой вкусной.

На дне кружки оставалось на пару глотков: приложившись, я с удивлением согласился с восторгами моего приятеля – вода была и впрямь необыкновенной.

«Может, какие-то минералы, – рассеянно подумал я. – Кто его знает? А может, и просто… жара нынче».

Во дворе таверны нас ждали оседланные лошади.

– Через полчаса будем в Магире, – сообщил нам Ланни, – а оттуда двинемся вдоль берега.

К счастью, дорога вела нас через многочисленные оливковые рощи и сады, не позволяя изжариться на горячем солнце. Правда, несмотря на это, я все же успел выхлебать почти всю свою флягу, заполненную в таверне ароматным медовым пивом, – когда внизу, на берегу широкой бухты, показались крыши и шпили небольшого городка, в ней не оставалось ни капли. Фляги мы вновь наполнили в первом же заведении, прилепившемся к старинным городским воротам, сложенным из розоватого мрамора, и неторопливо двинулись сквозь лабиринт узких улочек.

– Вот городская управа, – пояснил Ланни, указывая на трехэтажное здание с двумя «беседками» на крыше, – а напротив, как вы понимаете, суд. Сейчас мы спустимся вниз, к морю, и выберемся на дорогу, которая идет вдоль южного берега.

Мы миновали довольно сонный базар со множеством пыльных лавчонок и скоро оказались на пологом спуске, вымощенном камнем. Неожиданно Ланни остановил свою лошадь и привстал на стременах, глядя куда-то вправо.

– Вот так встреча! – зашипел он.

Мы с Энгардом тотчас же повернули головы.

На небольшой площади с круглым, серым от древности бассейном и выщербленными молитвенными вратами стояла карета, украшенная изображением раскрытой ладони. Рядом с ней, почтительно наклонившись к открытому окну, переминался с ноги на ногу рослый мужчина в зеленой куртке и коротких, до колена, штанах с кистями. Вот он снял свою широкополую мягкую шляпу, и на солнце блеснула загорелая лысина.

– Кто это? – напряженно спросил Энгард.

– Это отец Антал, правая рука его святости, – процедил сквозь зубы Ланни.

– По крайней мере, это его экипаж. А рядом с экипажем – известный контрабандист, по которому давно скучает королевская веревка. Интересно, очень интересно!.. Князь, – повернулся он ко мне, – давайте поменяемся шляпами. Мне страсть как хочется проследить за этим говнюком.

– Вы считаете?.. – прищурился Дериц.

– Уж больно похоже, – хмыкнул Ланни, поглубже нахлобучивая мою шляпу. – Вот ворота постоялого двора, откуда нам все будет видно.:, заедемте, друзья, и потребуем по стакану вина.

Мы так и сделали. Хозяин совершенно не удивился тому, что трое хорошо одетых молодых людей пьют прямо в седле, то и дело выглядывая на улицу – во-первых, понятно, жарища, а во-вторых, мало ли какие у них там дела? Спокойно приняв плату, он попросил нас оставить стаканы возле колодца и удалился на птичник.

Тем временем жрец, очевидно, закончил переговоры. Из кареты высунулась пухлая рука, что-то передавшая контрабандисту, – тот склонился едва не до земли, приложился к руке губами и, пятясь задом, добрался до своей лошадки, привязанной тут же, у черной чугунной коновязи. Карета дернулась с места и быстро исчезла в темном провале арки одного из высоких старых зданий, окружавших площадь, а наш контрабандист, взгромоздившись в седло, проскакал мимо наших носов и свернул вниз, к морю.

– Ага! – воскликнул Ланни, поспешно ставя стакан на высокую колодезную скамью. – За ним, господа!

Зеленая куртка неторопливо спускалась по старой королевской дороге. Мы двигались на расстоянии в сотню локтей, стараясь держаться в тени плодовых деревьев, которыми была густо обсажена обочина. Впрочем, преследуемый не оглядывался, совершенно не ощущая слежки. Скоро показались дюны, и дорога, петляя, пошла вдоль берега. По правую руку от нас открылись поля, посадка стала реже, и теперь прятаться было уже не так легко – нам пришлось здорово отстать.

Неожиданно контрабандист свернул вправо и исчез в темной полосе деревьев. Ланни нервно пришпорил своего жеребца. Выскочив на тропу, мы перемахнули через холмик и резко осадили лошадей.

– Старая мельница! –.Ланни спешился и, ведя коня в поводу, приблизился к краю полудикого сада, росшего вдоль королевской дороги.

Мы тоже соскочили на землю. Местность полого поднималась – на вершине большого плоского холма стояла пара ветряков с давно обвисшими, похожими на скелет лопастями. Поодаль я увидел прочное каменное строение с высокой замшелой крышей – очевидно, амбар, второй этаж которого служил жильем мельнику и его семье. К этому-то амбару и направлялся конфидент отца Антала.

– И что же, – пробурчал Энгард, – они рискнут пристать на виду у всего города? Я понимаю, что городишко небольшой, но контору мытаря и таможенного комиссара я видел своими глазами. Нужно быть сумасшедшим…

– Да, – согласился Ланни, – какой бы корабль ни бросил тут якорь – хоть днем, хоть ночью, его тотчас же заметят. Разве что…

– Что?

– Погодите, посмотрим…

Человек в зеленой куртке небрежно набросил уздечку на какой-то гнилой столбик и решительно постучал в дверь, прорезанную в широких воротах амбара.

Некоторое время ничего не происходило, и ему пришлось повторить свой стук.

Дверь наконец раскрылась, в темном проеме мелькнула какая-то сгорбленная фигурка, и контрабандист исчез. Я опустил подзорную трубу.

– Не понял даже, мужчина там был или женщина, – признался я. – Слишком быстро он исчез. Кто тут вообще живет?

– В том-то и дело, что никто, – с досадой отозвался Ланни. – Надо было мне одолжить у вас оптику. Вы не разглядели, не монах ли это?

– По-моему, этот человек был в сером. Возможно, что и монах. А к чему вы это?

– А к тому, что вон там, за холмом, – очень старый и почтенный монастырь.

Собственно, мельница стоит на монастырской земле, но ею давно уже никто не пользуется. Неужели мы промахнулись?

Энгард присел на пенек и снял с пояса флягу.

– На виду у городка они не пристанут, – в задумчивости пробурчал он. – Хотя, знаете, мне пришла в голову одна комбинация, но слишком уж она сложна…

– Говорите, – потребовал Ланни.

– Что, собственно, мешает им встретиться в море с каким-нибудь пеллийским судном, перегрузить на него весь товар и перебросить пассажиров? Правда, на Такео это не похоже, он очень уверен в себе и не станет морочить свою дурноватую голову такими сложностями.

От его слов у меня похолодела спина. Подобную возможность я никак не учитывал. Получается, что весь мой план может полететь к демонам? Где тогда искать этого проходимца – тут, среди толп страждущих благословения?!

– Нет, нет, – махнул рукой Ланни. – Я уверен, что вы зря перестраховываетесь, граф. Я так, если хотите, чувствую. Одного я не могу понять: почему именно здесь? Будь я проклят, э-ээ… Ладно, – он хлопнул в ладоши и вдел ногу в стремя, – я провожу вас до баркаса, а сам поспешу к своим «ушам». Вдруг они уже успели что-нибудь услышать?

– Было бы недурно, – флегматично согласился Энгард, – потому что то, что мы сегодня видели, – пока лишь косвенное доказательство наших домыслов.

– Нет, – замотал головой Ланни, – прямое.

Спорить Энгард не захотел, на него слишком дурно действовала сегодняшняя жара.

Доказательства правоты Ланни Ларго мы получили следующим утром.

За час до полудня мы с Энгардом сидели на баке, коротая время в беседе о пеллийском богословии, как вдруг Бэрд, который, то и дело усмехаясь, торчал тут же, неожиданно сорвался со стула и указал рукой на маяк:

– Лодка!

Я схватил подзорную трубу, висевшую, как всегда, у меня на поясе. Да, это был вчерашний баркас – огибая южную оконечность островка, он разворачивался носом в океан. На носовой банке сидел Ланни. Вот он тоже поднял оптику – теперь, после вчерашней досады, он разжился мощным морским биноклем – и, увидев меня, замахал рукой.

– Наверное, он с новостями, – решил я. – Бэрд, распорядись, чтобы нам подали вина.

Энгард мученически боднул головой и поднес к губам стакан с теплым лимонадом – от вина, по словам друга, в море его мутило.

Ланни оставил своих матросов в баркасе, а сам резво вскарабкался по трапу и поспешил к нам.

– Кажется, мы сумели их просчитать, – возбужденно заявил он, вытаскивая карту. – Вот здесь, в заливе, – он пристукнул по карте своим изящным карандашиком, – в трех милях на запад от Магиры, вот где они будут высаживаться! Раньше это место любили контрабандисты, но после того, как двадцать лет назад на острове было землетрясение, в заливе появились мели и заходить туда большим судам стало опасно. Зато там есть дорога, ведущая прямо в монастырь.

– В монастырь? – подался вперед Энгард.

– Да! В монастыре, очевидно, сокровища будут храниться до тех пор, пока их не заберет Янвиц. Для него это, понятно, проще простого, особенно если вывозить их по частям.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Я успел распорядиться, чтобы монастырь взяли под самое пристальное наблюдение. И что же вы думаете? Еще вчера вечером на монастырском дворе выволокли на свет божий огромный воз, которым, как известно, не пользовались уже лет десять, и принялись приводить его в порядок. Потом, уже почти ночью, туда прискакал взмыленный храмовый служка – очевидно, с проверкой, потому что гостил он в монастыре совсем недолго, даже не остался на вечернюю молитву, а сразу отправился обратно. Куда? В покои самого отца Янвица!

– Так, – кажется, я побледнел, – значит, мы не успеваем…

– Вовсе нет! – замотал головой Ланни. – Это просто они спешат, в предвкушении! Уж Янвица я знаю хорошо, поверьте на слово! Старый психопат, который всегда чистит сапоги за неделю до дождя. Сегодня утром смазанный воз закатили обратно, даже тент на него надевать не стали. Не-ет… к тому же учтите, что первые суда с паломниками появятся в лучшем случае послезавтра. С самыми нетерпеливыми, а основная масса – такая, что вода закипит, – прибудет не раньше чем через три дня. Вместе с ними, я уверен, пожалуют и наши друзья из Ханонго.

– Та-ак, – я наклонился над картой, – значит, «Бринлееф» вполне может встать на якорь где-нибудь вот здесь, чуть западнее, чтобы не спугнуть их, голубчиков. А когда они появятся… Наверное, его святость Янвиц будет сильно разочарован.

Ланни покачал головой.

– Я узнал еще вот что – но это пока только приблизительно… Кроме того типа, которого мы видели с Анталом, они привлекли еще нескольких подонков. Один – разыскиваемый стражей убийца, двое – бывшие каторжники. Наверное, его святость задумал избавиться потом от всех ненужных свидетелей.

– Очень может быть, – согласился я. – Кто-то же должен возиться с грузом и править повозкой. А впутывать в это дело монахов ему, похоже, не хочется.

– Именно… он и так встал кое-кому из иерархов поперек горла. А стукачей среди святош – хоть с маслом ешь. Дело известное.

– А как он с настоятелем этого самого монастыря на побережье? – неожиданно спросил Энгард. – В друзьях или все-таки на ножах? Что они говорят друг о друге на форумах?

– Не знаю, – немного удивленно ответил Ланни. – А какое это имеет отношение к делу? Понятно, что с ним ему пришлось договариваться…

– Вот именно. А к нашему делу, как я уже понял, имеют отношение такие странные вещи, что если бы вы, дружище, знали то, что знаю я, то, поверьте, вы тоже принялись бы задавать дурацкие вопросы.

– Это не мое дело, – быстро вставил Ланни. – Мне приказали оказать вам помощь, и я…

– Но вы все-таки постарайтесь узнать, в каких они отношениях – наш отче Янвиц и досточтимый настоятель.

– К чему это ты? – изумился я, когда Ланни, наскоро выпив бокал вина, спустился в свой баркас.

– Да так, – со знакомой мне мрачностью ответил Энгард. – Увидишь…

Глава 14

Трагические подробности той демонической ночи врезались мне в память накрепко, уж слишком много кровавой суеты приключилось у меня на глазах за время меж двух лун. Мы подозревали, что решающие события произойдут именно спустя двое суток после беседы с Ланни Ларго, – кстати сказать, за это время он не появился у нас ни разу, и мы уже хотели отправиться на его поиски. Время шло; в тот вечер Энгард неожиданно переоделся во все чистое и принялся проверять свой довольно обширный арсенал. К вину он не притрагивался уже давно – я, признаться, немного согрешил, но крик вахтенного, раздавшийся через час после полуночи, враз выбил хмель из моей головы.

– Сигнал! – услышали мы через раскрытые вентиляционные люки нашей каюты. – Красная ракета с юга! Еще одна!

Я метнулся к небольшому сундучку с морским имуществом, стоявшему под переборкой, и выхватил из него длинный пороховой фальшфейер. Каблуки Энгарда уже грохотали по трапу, ведущему на палубу. Не обращая на него внимания, я поспешил к вантам и, засунув рукоять сигнала за пояс, принялся карабкаться на грот-мачту. Вскоре я очутился на самом верху, в «вороньем гнезде» впередсмотрящего. Судно качало на мелкой ночной волне, и мне пришлось наскоро привязаться болтавшимся в корзине обрывком просмоленного линя. Затянув наконец узел, я высвободил фальшфейер и резко дернул рукой за шнурок, связанный с теркой воспламенителя. Раздалось резкое шипение, и над моей головой, разбрасывая во все стороны искры, вспыхнул ослепительный алый шар – в вязкий замедлитель были подмешаны какие-то порошки, дававшие при горении красный цвет.

Огонь горел недолго. Почувствовав, что жар приближается к моей ладони, я размахнулся и зашвырнул сигнал подальше в море, а потом, даже не дав еще глазам привыкнуть к наступившей тьме, вытащил из футляра свою трубу.

Меня заметили. Далеко на горизонте вспыхнули чуть дрожащие светлячки топовых огней, и я разглядел наконец величественный силуэт огромного корабля, совершающего поворот. Я облегченно вздохнул, распустил узел и вернулся на палубу.

– Это они, – сообщил я Энгарду и проснувшемуся Бэрду. – Надо зажечь все фонари, чтобы нас было лучше видно…

Через полчаса на наш бриг надвинулась, подавляя собой, тяжелая махина «Бринлеефа». Ночную тьму прорезал грохот якорных цепей. С правого борта разом вспыхнули фонари, заскрипели шлюпбалки, и на воду плюхнулась шестивесельная шлюпка. В неровном желтом свете я разглядел две фигуры, спускающиеся по веревочному трапу, и сразу же узнал в них Иллари и Перта. Следом за ними в лодку скользнули матросы. Мы уже ждали, облокотясь о планшир, рядом с нами на палубе стояли наши сундучки и баулы.

– Да-а, – прошипел Энгард, задирая голову, – ну и кораблик! Интересно, во что же он обошелся твоему покойному наставнику? Тут одного железа на сотню тысяч!..

– Насколько я знаю, это далеко не первый корабль Эйно, – отозвался я с гордостью. – Он строил его специально для очень дальних путешествий, а помогали ему друзья вроде Кошхара и других промышленников. Тут много всяких сюрпризов – впрочем, увидишь.

– Эй, на бриге! – услышал я хорошо знакомый голос Иллари Посселта. – Ваша милость, вы на месте?

– Да! – во всю глотку заорал я. – Держите трап!

Я наскоро пожал руку хозяину «Святителей» – уплачено ему было вперед, еще в столице, – и бросил в шлюпку пару баулов с одеждой. Вслед за ними Бэрд и боцман спустили наши сундучки, а уж потом перемахнул через планшир и я.

Светлые глаза Иллари тревожно блеснули в отраженном волной лунном свете – он коротко обнял меня, потом хлопнул по плечу и прищурился:

– Что?..

Я понял его без лишних слов.

– Кажется, будет дело…

Бриг за нашими спинами с грохотом выбрал якоря. Я последний раз глянул на его просоленный и мрачноватый – особенно сейчас, ночью – силуэт и ухватился за нижнюю ступеньку трапа, уже придерживаемую твердой матросской рукой. Перед моим лицом чуть покачивалась серая, недавно перекрашенная железная стена, усеянная тысячами заклепок, – борт моего корабля.

Едва моя ладонь коснулась планшира, как я оказался буквально выдернут на палубу сильными руками старого Тило. Рядом стоял Жиро с крохотной рюмочкой на серебряном подносе. Я опрокинул в себя крепчайший матросский ром, поморщился и крикнул вниз:

– Всем сразу в кают-компанию. Идем, Тило, тебя это тоже касается.

– Господин прикажет ужин? – поинтересовался боцман.

– Нам некогда, – бросил я на ходу и добавил, обернувшись:

– Жиро, распорядись, чтобы вахта следила за маяком на острове…

Мы собрались за столом в ярко освещенной лампами кают-компании. Тило свернул и уложил в чехлы свои карты, которые, как всегда, валялись в каждом кресле, и зачем-то провел ладонью по большому барометру на стене, словно проверяя, не запылился ли столь ценный в море прибор. Я достал карту, одолженную у Ланни.

– С сегодняшней ночи мы должны занять позицию вот здесь, – начал я, показывая циркулем на бухту неподалеку от Магиры. – Бросим якорь чуть западнее, потому что судно, которое мы должны перехватить, будет приближаться к острову либо с юга, либо с востока…

– Скорее всего, с юго-востока, – ворчливо подытожил Тило. – И большое будет судно?

– Вероятно, нет. Но быстроходное – это точно. Я думаю, что это будет корабль пеллийской постройки, идущий под пеллийским вымпелом.

– Вы предлагаете нам атаковать пеллийский корабль? – нахмурился Иллари.

– Нет, – замотал я головой, – это корабль из Ха-нонго. Но идти он, повторяю, будет под пеллийским вымпелом. Или вообще без такового…

– Из Ханонго, – эхом повторил Иллари и обернулся к рулевому:

– Перт, немедленно достань из сейфов все лицензии и удостоверения Морского комиссариата. Если сторожевики перехватят нас, лучше, чтобы эти бумаги уже были прямо в руках… Хорошо же, господа… но как вы предполагаете опознать этого вашего ханонгера? Вы знаете, сколько тут сейчас судов?

– По его курсу, – начал я, но договорить не успел – с палубы раздались несколько голосов разом:

– Шлюпка! С острова идет шлюпка!

Энгард шумно вздохнул и вытер со лба пот. Бросив на него короткий взгляд, я заметил, что мой друг стал белее полотна.

– Это Ланни, – негромко сказал он.

– Что-то произошло? – спросил меня Иллари уже на палубе.

Я нервно дернул плечом. В бинокль мне была отчетливо видна темная фигура в морской шляпе, сидящая на руле баркаса. Его люди гребли изо всех сил, и лодка быстро приближалась к нашему кораблю.

– Подать трап, – распорядился за моей спиной Иллари. – И принесите фонари, ни зги ж не видно!

Ланни вскарабкался на борт и, не утруждая себя приветствиями, тяжело выдохнул:

– Они уже там!

– Ч-что-о?! – хором завопили мы с Энгардом. – Но когда они прошли?

– Я не понимаю, каким образом они проскочили, – с отчаянием просипел Ланни, – похоже, взяли круто к югу… они ведь прошли мимо вас!..

– Мимо нас?..

Иллари понял все без слов. Мы еще стояли как два истукана, рассматривая почему-то мокрого Ланни Ларго, а он уже распоряжался взять баркас на буксир, выбрать якоря и срочно ставить паруса.

"Весьма вероятно, что мимо маяка и в самом деле прошло несколько судов, – кусая губы, размышлял я. – Все верно – ведь мы ждали большой корабль, который должен подать сигнал! И совершенно естественно, что вахтенные не обратили внимания на какие-то там посудины, спокойно выходящие проливом прямо в океан, – мало ли кто тут шляется? Стемнело уже давным-давно, и они преспокойно миновали проливы, а потом, для безопасности, действительно удалились на юг – может, на пять-шесть миль… прошли как бы по дуге и благополучно вышли точно на Стаален.

Вот и все… и что теперь?"

– Они уже успели выгрузиться? – быстро спросил Энгард.

– Час назад мне сообщили, что большая черная шхуна стоит на входе в бухту, – ответил Ланни. – Может быть, они кого-то ждут?

– Вероятно, они послали скорохода, – скривился Дериц. – Ну что ж, мы можем попытаться успеть! Собственно, «Бринлееф» уже двигался. Ночной ветер был хорош, и мой барк, прекрасный ходок, помчался вслед за низкой луной, теряющейся в бегущих облаках.

– Ланни, предоставьте в распоряжение нашего штурмана самую лучшую карту из вашей коллекции, – произнес Бэрд, невозмутимо раскуривая трубку. – Славный ветерок! Поглядим, куда он нас принесет!

Мы с Энгардом поднялись на корму, и я распорядился вынести наверх главный артиллерийский дальномер. Энни едва не грыз ногти, напряженно вглядываясь в темноту. Вечерняя луна, клонящаяся к горизонту, помаргивала в разрывах туч, то и дело подсвечивая их своим мертвым серебряным сиянием, и в ответ ей вспыхивала океанская волна. В другое время я восхитился бы этим, не раз уже виденным зрелищем, но сейчас мне было не до красот ночного моря. Мой план стремительно летел в пропасть. Если мы потопим эту проклятую шхуну возле самого берега, нам неминуемо придется объясняться с властями. Ничего страшного в этом не было, но я категорически не желал демонстрировать в этом деле свой флаг… и главное – Такео уже исчезал, растворялся в глубине людской массы, затопившей остров.

Найти его среди толпы молельщиков было совершенно невозможно, даже вездесущие филины не взялись бы за такое дело. Десятки кораблей каждый день приходят и уходят – уже завтра утром он будет качаться на палубе какой-нибудь лохани, идущей прямиком в столицу. Он и его люди, вновь прибывшие в Пеллию со своими загадочными делами!

Энгард шумно выколотил о планшир трубку и приник к окуляру дальномера.

– Стаален справа по борту, – выдохнул он. – Осталось совсем немного.

Никогда бы не подумал, что твой корабль способен идти с такой скоростью.

Я очнулся от мрачных дум и достал хронометр.

– Медленно, – сказал я, прикинув время. – Медленно, будь я проклят!

– Убавить парусов! – донеслась до меня команда Иллари.

– Что такое? – закричал я, свесившись вниз. – Почему убавить?

Мне никто не ответил, но, обернувшись, я и сам понял, в чем дело: мимо нас плыли редкие ночные огоньки Магиры. Я резко вывернул дальномер на нос. Через паутину рангоута просвечивала тающая в море луна, и в ее последних лучах я отчетливо разглядел мыс, закрывавший бухту с востока. Ту самую бухту, где должно было находиться судно Такео.

Энгард стиснул планшир так, что мне показалось, будто я слышу хруст его пальцев.

– Если они еще там… – прошептал он, напряженно всматриваясь в темные контуры берега.

На мачтах появились фигурки матросов, спешащие зарифить паруса. Ярко вспыхнули фонари на бушприте. Я поморщился, удивляясь, зачем Иллари приказал устроить такую иллюминацию, и тотчас же услышал, как скрежещут заслонки и кто-то звякает стеклом, разжигая еще и кормовые огни. Рядом со мной возник Перт, неслышно поднявшийся из люка:

– У нас есть прекрасный флаг рода Лоттвиц-Лоер, – кривя в усмешке губы, заговорил он, – да только он – рваный и обожженный в бою… надеюсь, Иллари верно понял ваши мысли?

– А? – не сообразил я. – Флаг?

– Ну да, – терпеливо повторил рулевой. – Если нам придется драться здесь, в пеллийских водах, ваш флаг просто необходим. Вот только вряд ли кто-то сможет рассмотреть на нем ваш герб…

Я хмыкнул. Да уж, Иллари, как всегда, все понимает без слов. Если придется драться… конечно, прежде чем открыть огонь, я должен продемонстрировать врагу свое право королевского корсара. Да только флаг мой выглядит так, что разобрать на нем, кто я таков, никому не удастся. А случись появиться сторожевику – что ж, разве флаг, только что порванный вражеской шрапнелью, убавит мою славу?

Сторожевик, сказал я себе, это уже крайний случай, избавь от него небо…

– Судно! – вдруг заорал кто-то. – В бухте судно! Крик показался мне писклявым, будто комариное пение, и я не сразу сообразил, что это вопит далекий от меня впередсмотрящий. Я бросился к дальномеру, успев краем уха услышать команду: «Право руля пять румбов!», успел даже почувствовать, как поворачивается огромный руль корабля и бушприт начинает катиться вправо, но дотянуться до оптики все же не успел. Я полетел вперед, впечатываясь головой в массивный дубовый планшир, ограждавший наблюдательную площадку кормовой надстройки. Это был крепкий планшир, обработанный специальным составом, замедляющим горение, но голова моя оказалась ничуть не хуже, потому что сознания я не потерял.

И едва грохот, до краев заполнивший мой череп, стих, я понял: «Брин» налетел на мель. Да не просто налетел – какие-то секунды нас еще волокло по инерции – клянусь, я собственной кожей ощущал, как скрежещет по каменистому дну брюхо моего корабля! – барк встал, застыл, замер, слегка накренясь на правый борт.

Свирепый гигант, построенный для преодоления тысяч миль океанских просторов, сел на мель в сотне локтей от берега – слишком велика была его осадка, слишком коварны были для него эти воды с их часто меняющимся донным рельефом.

– Проверить трюм на течь! – услышал я крик Ил-лари. – Лот за борт!

Приготовить насосы!

Кто-то отчаянно вопил за бортом – то были матросы, полетевшие с мачт в воду. Едва встав на ноги – меня шатало, – я отвязал оба аварийных трапа, закрепленных с кормы, и вывалил их за борт. Не успел я нагнуться, чтобы посмотреть, что происходит с несчастными людьми, как меня схватил за рукав Энгард.

– Вот они! – зарычал он, указывая рукой куда-то направо.

Я машинально повернул голову и увидел, как из-за мыса, сильно принимая к западу, стремительно выдвигается вытянутая, остроносая черная тень с двумя мачтами, увенчанными треугольниками косых парусов. Шхуна шла, резво забирая ветер, догнать ее не было никакой возможности. Стрелять тоже – даже если бы мы могли открепить корабль за считанные секунды, у нас никак не хватало времени на то, чтобы подготовить к стрельбе хотя бы одно из тяжелых орудий – а бортовые, расположенные на батарейной палубе, не смогли бы достать цель из-за песчаного мыса, перекрывающего нам линию огня.

Я заскрежетал зубами и повернулся к Энгарду, который рвал на куски роскошный воротник своей шелковой сорочки.

– Мы успеваем! Успеваем! Они только что разгрузились, и значит, Такео сейчас там!.. – Дериц приложил ткань к рассеченной брови и сморщился от боли.В баркас, скорее! До берега сотня локтей!..

– Где – там?! – заорал я, безумно вращая головой: я не понимал, о чем он говорит.

– На мельнице! – в тон мне проорал Энгард, не отнимая шелка от окровавленного лица. – На мельнице, святые и грешники!

– Ты спятил?

– Говорю тебе, они там и только там! Зови людей, у нас мало времени, но мы еще можем успеть!

В это время корабль вздрогнул. Я понял, что Тило приказал разводить пары – значит, он надеялся, что при помощи машины «Брин» сможет соскользнуть с мели самостоятельно. Для дела это уже не играло решительно никакой роли – шхуна ханонгеров ушла, а я прекрасно знал, что для того, чтобы развести пары, механикам потребуется несколько часов. За это время она навсегда растворится в океанских просторах, и любые поиски будут пустой тратой времени и угля.

Проклиная все на свете, я бросился вниз, искать Иллари.

Сборы были недолгими. Даже не слушая объяснений Энгарда, Иллари вооружил двух дюжих матросов, облачился в толстую куртку, обшитую на груди патронташами, повесил на плечо короткий карабин и, махнув рукой, соскользнул по фалу в баркас, болтавшийся на волне у нас за кормой. Вслед за ним последовали Бэрд, Энгард, матросы и, наконец, я. Ланни немного замешкался: кто-то – кажется, Перт – вручил ему громоздкую абордажную саблю, и он никак не мог подогнать по своему росту кожаную перевязь. В конце концов он неловко плюхнулся в наше суденышко, и две пары весел ударили по воде. Я тем временем наскоро перевязывал Энгарда.

Едва я закрепил на его затылке свою поспешную повязку, как форштевень баркаса с шипением ударился в песок, и граф Дериц пулей вылетел на берег.

– Туда! – завопил он, неистово размахивая пистолетом. – Я знаю, они еще там! Ну же, что вы там все спите?

– Момент, момент, – заворчал Иллари, помогая матросам затащить тяжелый баркас подальше от волны. – Успеем…

– К демонам мы успеем! Бегом, за мной!

Давно известно, что на суше моряки не отличаются особым проворством, но Энгард был человеком, весьма далеким от моря, его пятки так и сверкали у меня перед глазами. Кажется, я никогда еще не бегал так быстро, как в ту проклятую ночь. Размахивая оружием и сдавленно ругаясь, мы одолели косогор и выбрались на дорогу, ведущую к монастырю. Сперва у меня мелькнула мысль, что Энни немного спятил от удара башкой о твердое дерево моего судна, но потом я вспомнил его уверенность в том, что Такео должен находиться на мельнице, – размышлять, на чем эта уверенность основана, было совершенно некогда, и я припустил следом за ним. За мной тяжело топали все остальные…

К тому моменту, когда в слабых лучах утренней луны, уже успевшей немного приподняться над горизонтом, появилась наконец мельница, мы все дышали, как стадо фонтанирующих китов. Оказавшись во фруктовой рощице – я немо возблагодарил добрых людей, посадивших эти чудные деревья, – мы повалились на землю.

– Там свет, – прохрипел Иллари.

– А вон и воз, – куснул губу Энгард, указывая на большой крытый фургон, запряженный парой лошадей.

Фургон стоял возле самого амбара. В бинокль я хорошо видел откинутый сзади полог – видимо, его уже успели разгрузить – и задавал себе вопрос, что же сейчас происходит там, за узкими оконцами второго этажа, из которых и впрямь сочился мерцающий желтый свет?

– Я схожу на разведку, – решительно приподнялся Бэрд.

– Нет, – остановил его Энгард. – Все вместе… и запомните: никого не убивать…

– Как это? – ошеломленно заморгал офицер. – А они нас убивать не будут?

– Они будут, – вздохнул Энни. – Но иначе вся эта возня теряет всякий смысл. Нам нужны не побрякушки, а люди – или вы забыли?

Иллари сурово насупился и передернул затвор своего карабина.

– Пойдем по лощинке, – продолжал Энгард, указывая рукой на черную тень, змеящуюся в обход холма, – я давно ее заприметил. А потом попробуем взобраться наверх. Я захватил веревку с кошкой…

– Я тоже, – поджал губы Бэрд. – А разве там есть слуховое окно?

– С противоположной стороны, – объяснил Энгард. – Когда мы ехали отсюда, я оглянулся и увидел его… чувствовал ведь!

Он посмотрел мне в глаза, – я едва заметно кивнул, и мы одновременно вскочили на ноги. Влажная лощина и впрямь привела нас на середину холма.

Несколько секунд мы стояли, согнувшись в пояс, и осторожно рассматривали темную громаду амбара, но пока , до нас не доносилось ни единого звука. Я еще раз заглянул в окна, но не увидел ничего, кроме пляшущих по потолку теней, рождаемых трепетом нескольких свечей.

Бэрд ловко закинул обе кошки. Мы замерли, вслушиваясь – крыша была мягкой, и стальные крючья легли почти бесшумно, правда, если на втором этаже отсутствовало перекрытие, то нас могли и услышать. Но ничего не произошло, зато теперь мы вдруг услышали голоса, к сожалению, совершенно неразборчивые.

И они мне не понравились – казалось, там что-то происходит.

Оказавшись на крыше, я первым скользнул в темный зев слухового окошка и очутился в затхлой тьме, прорезаемой тонкими и слабыми лучиками, бьющими из многочисленных щелей в дощатом потолке.

– Как можно тише, – прошептал я, высунув голову наружу, – тут доски.

Кажется, они просмолены, но я не могу понять…

К нашему счастью, пол чердака кое-где был покрыт слоем соломы, и мы смогли бесшумно приблизиться к закрытому люку, прямоугольный контур которого отчетливо выделялся благодаря свету со второго этажа. Матросы остались наверху, удобно оседлав конек крыши, – Иллари приказал им стрелять по ногам всякому, кто рискнет вырваться из амбара.

Распластавшись на полу, я приник глазом к щели. Рядом со мной кое-как пристроился Энгард. Если бы на чердаке не воняло застарелым птичьим дерьмом, я чувствовал бы себя вполне уютно. «Наверное, – подумал я, – здесь обитают голуби или еще какие-нибудь птички, демон бы их побрал…» А вот внизу происходили интереснейшие вещи.

Люк был вырезан почти по центру помещения, и я мог разглядеть почти все, что там творилось. Прямо подо мной находился длинный струганый стол, на котором стояли несколько дешевых кувшинов и порядочная фляга рому. За столом, в торце, оседлав трехногий стул, расположился франтоватого вида мужчина в шляпе с тремя перьями – его лица я, разумеется, не видел, а чуть позади него – мрачный тип без головного убора, на его камзоле я разглядел серебряный талисман паломника.

Перед человеком в шляпе лежал похожий на колбасу черный кошель, из которого он неторопливо выгребал пальцем сверкающие королевские червонцы.

Напротив него, с противоположной стороны, прямо на столе восседали трое крепких мужчин в грубой морской одежде. По их физиономиям я понял, что это и есть разбойнички, нанятые его святостью в помощь Такео. Один из них – самый широкоплечий, облаченный в порыжелую кожаную куртку, – говорил, методично всаживая в столешницу небольшой кривой нож:

– Монетки, ваша милость, дело хорошее. Замечательное дело. Да только видите, как сложилось – Эйлая взяли вчера, вот ведь как. Братство его стражникам спихнуло, что делать-то? Не хватит нам монеток ваших, нет, никак не хватит. Вы бы подкинули нам дольку от дел своих, а? Дольку-то совсем такую… ну вот, как ножик мой, а?

Его приятели расхохотались. Немного повернувшись, я увидел, что один из них схватил со стола ром и принялся лить его себе в глотку. Нож продолжал мерно втыкаться в столешницу.

Человек в шляпе не ответил ничего. Его палец выскреб из кошеля еще одну монету, и теперь он принялся складывать их башенкой. Едва перед ним выстроилась тоненькая стопочка из пяти или шести орлов, как нож бандита, вместо того чтобы в очередной раз куснуть столешницу, вдруг мелькнул в колеблющемся пламени свечей и вонзился в правый глаз мрачного паломника.

Энгард рванул люк на себя – я получил крепкий удар по подбородку, – и, раньше чем я успел что-либо сообразить, очутился прямо на столе. Тут же, словно змея просочившись в дыру, рядом с ним приземлился Бэрд. А дальше заварилась каша, в которой мне почти не пришлось принять участия. Когда я спрыгнул на пол – стол к этому времени уже был перевернут и помещение освещалось лишь одной свечой, горевшей на какой-то каменной тумбе в углу, – человек в шляпе лежал под распахнутым окном, Ланни Ларго страшно кричал, катаясь по полу, а Энгард, с сорванной повязкой и перекошенным от дикого напряжения лицом, плясал – именно плясал! – перед высоким мужчиной с глубоко запавшими глазами, пытаясь подсечь саблей его ноги. Я оглянулся на Иллари, в воздухе мелькнул кулак, грохнул выстрел, и последний из оставшихся в живых бандитов, успев разрядить ружье в потолок, рухнул на пол с неестественно вывернутой шеей. Я выхватил свой меч и поспешил на помощь Энгарду.

– Прочь!!! – успел крикнуть он, но мой клинок, вдруг провернувшись в потной ладони, по локоть срубил левую руку его противника, в которой тот держал длинный кинжал.

Я отшатнулся, но высокий неожиданно ощерился, словно бешеный пес, и атаковал Энгарда. Из руки бандита хлестала кровь – удивительное дело, он не обращал на это никакого внимания.

Парировать его выпад было почти невозможно, но Энгарду это удалось – он совершил какую-то немыслимую танцевальную фигуру, отбив летящий на него клинок, и его сабля, двигаясь помимо воли владельца, совершила сильнейший замах слева, остановить который он не мог – слишком хорошо его когда-то учили, – и в полете столкнулась с шеей противника. Шея была подставлена специально, именно на этот возвратный удар и был рассчитан яростный выпад рослого темноглазого мужчины с узким, похожим на рыбью морду лицом. Фонтанируя кровью, еще живое тело убитого медленно сложилось пополам и так же медленно, словно не веря в происшедшее, опустилось на пол.

Энгард стоял, как идол, мелко дергая окровавленной щекой, и смотрел на обезглавленного его ударом мертвеца. Только сейчас я заметил, что он буквально весь залит кровью, сочащейся из многочисленных порезов на плечах и груди.

Услышав стон Ланни, я повернулся к нему. Парень стоял на коленях, зажимая левой рукой правую ладонь, и его лицо, как мне показалось, было даже не белым, а каким-то синюшным, словно у мертвеца. Я подскочил к нашему приятелю, обхватил его левой рукой за плечи, а правой с трудом разжал пальцы, намертво сомкнувшиеся на кровоточащей ладони. Я увидел почти то, что и ожидал, – у него не хватало двух пальцев – среднего и безымянного, срубленных в первом суставе чьим-то ударом.

– Ничего страшного, – не узнавая свой голос, просипел я. – Подумаешь… стрелять сможешь…

Я наскоро затянул ему изувеченные пальцы бинтами, протянул свою неразлучную склянку с болеутоляющим настоем и встал, услышав вдруг голос Энгарда:

– Наделали дел…

Он сидел на корточках перед человеком в шляпе. Как ни странно, франтовская шляпа так и осталась на его голове даже после того, как несчастный получил пулю в самое сердце.

– Это Такео? – спросил я.

– Такео, – безучастно ответил Энгард и, подняв с пола свою саблю, вдруг принялся отделять голову господина Лоррейна от его грешного тела.

– Ты весь в крови, – тихо произнес я.

– Потом, – пожал плечами Дериц. – Посмотри, что там с Бэрдом. По-моему, ему здорово досталось.

Я резко обернулся. Света было мало, и я не сразу различил две фигуры в углу комнаты – Бэрда, скорчившегося на полу, и Иллари, разрезающего на нем кожаную куртку.

– Чепуха, – услышал Дерица офицер. – В бок, и неглубоко. Не беспокойтесь, ваша милость, я справлюсь.

– Куда там, – мрачно отозвался Иллари, освобождая мне место возле раненого. – Придется зашивать.

– Сперва повязку, – сказал я. – Да, пистолетная пуля, тяжелая, по касательной. Из кремневки, что ли?

– Вон, – протянул руку Бэрд, указывая на двухствольный пистолет, валявшийся неподалеку от него. – Взял бы он чуть левее, и все – кишки на улицу…

– Крови много, – сказал я, накладывая бальзам на повязку. – Надо, чтобы остановилась. Надо на корабль… скорее.

Кажется, я говорил бессвязно, как помешанный, но никому и в голову не пришло удивиться – мы все, за исключением, пожалуй, Иллари, были слишком потрясены этой скоротечной схваткой, в которой только что полегли шесть человек.

– Рейли! – гаркнул Иллари, задирая голову к потолку.

Сверху донеслась возня, и в люке появилась голова матроса.

– Рейли кончился, ваша милость.

– Как? – не понял Иллари. – Свалился, что ли?

– Нет, – печально проговорил матрос. – Стрельнул кто-то снизу. Свалился-то он уже потом… кончился он. Я посмотрел, когда утихло.

Иллари тяжело провел рукой по лицу.

– Славный был парень. Спускайся сюда. Сейчас пойдем вниз, посмотрим, что у нас там с сокровищами…

– Поищите мне там какой-нибудь мешок, – глухо проговорил Энгард, приноравливаясь срубить голову еще одного мертвеца, первым получившего нож.

– На кой тебе этот товар? – изумился я.

– Покажу покойному дедушке! Св-вятые и грешники, наделали дел! Вот наделали!

– Мы, что ли, наделали? – мрачно изумился Бэрд.

– Раньше надо было, – буркнул Энгард.

– Что – раньше? Раньше сдохнуть?

– Раньше прыгать… э, да что теперь! Теперь у нас на руках куча покойников, которые, как известно, сказок не рассказывают. Теперь, будь я проклят, сказки придется рассказывать мне. А за это слушатели накидают мне полную шляпу медных монеток! А!

Его сабля со стуком отделила голову у последнего из ценных мертвецов, и Энгард аккуратно сложил свою страшную добычу под окном.

Убедившись, что обильно наложенный бальзам почти остановил у Бэрда кровотечение, я наконец выпрямился и решил заняться своим другом графом, но тот, отстранив меня, вдруг шагнул в темный угол комнаты, где стояла большая деревянная кровать, и вытащил что-то из-под грязной, засаленной подушки. Это «что-то» оказалось большой кожаной сумкой с парой серебряных замочков. Я подошел поближе, и в этот момент мой взгляд почему-то упал на кинжал, так и оставшийся зажатым в руке, которую я отрубил у высокого. В тусклом свете единственной свечи он показался мне каким-то необычным, и я нагнулся, чтобы поднять свой трофей.

И едва сдержал крик.

Отвернувшись к стене, я с омерзением вырвал его из мертвых пальцев, наскоро отер с лезвия кровь – вероятно, кровь Энгарда – и тотчас же сунул кинжал в голенище сапога, подальше от чужих глаз. Кажется, у меня на лбу выступили капельки пота.

Энгард, не обращая на меня ни малейшего внимания, бесцеремонно взломал замки своим матросским ножом и распахнул сумку. В руки ему выпали несколько заклеенных пакетов разного цвета и размера. Он было собрался уже сорвать первую попавшуюся печать, но тут снизу появился мокрый от пота Иллари.

– Поехали отсюда, – сказал он. – Мы уже все загрузили.

– Мешок принесли? – спросил Энгард, вешая сумку себе на плечо.

– Держи! – Иллари незаметно перешел на «ты», но Энгарда это совершенно не смутило. Он взял мешок и принялся складывать в него мертвые оскаленные головы.

– Золото вы погрузили, – сказал он между делом, – а трупы?

– Трупы?

– Да, академик, трупы. Мат, ты у нас последний живой… так что придется тебе немного повозиться. А я пока спущу вниз раненых.

Трупы, сказал я себе. Что ж, теперь, кажется, меня уже и трупами не испугаешь. С чего бы, собственно? Подумаешь, стащить вниз шестерых здоровенных мужиков и погрузить их в телегу. Главное, чтобы у меня хватило сил зашить Бэрда… и Ланни тоже, с его культяпками… потом. И еще посмотреть, что там с окровавленным Энгардом… трупы… так, за рученьки его, поехали…

Когда наша повозка, загруженная весьма странным сочетанием товара – груда мертвецов (три головы отдельным списком) плюс двенадцать небольших, но увесистых сундучков да четыре тяжеленных, будто кара небесная, кожаных баула, – достигла наконец злополучного мыса, небо на востоке уже приготовилось светлеть.

Поглядев на хронометр, я решил, что удар, полученный при наезде корабля на мель, не прибавил мне здоровья. Мне казалось, что вся битва плюс последовавшие за ней события уложились максимум в полчаса, а на самом деле мы провозились часа три, а то, может, и больше – я плохо помнил, когда смотрел на циферблат в последний раз.

Море вокруг пыхтящего и содрогающегося корабля показалось мне каким-то непонятно черным. Хлопая глазами, я разглядел, что волна неторопливо выбрасывает на берег все новые и новые клочья какой-то темной пены, в которой то и дело попадаются маленькие камешки.

– Я же говорил, что это не уголь, а дерьмо, – вдруг пробурчал Иллари. – Одна пыль, будь я проклят! Даже дым от него дерьмового цвета. Эй, Дериц, мертвечину когда топить будем – сейчас или в океане? Э?

Граф Энгард Дериц не отвечал. После того как я – опять в тряске! – кое-как перевязал его многочисленные, но, к счастью, неглубокие порезы, он выхлебал целую склянку одурманивающего настоя и, преисполнившись чувством выполненного долга, потерял сознание.

– В океане, – решил я. – От греха подальше. Как ты думаешь, Тило стащит корабль?

– Да он уже почти стащил, – махнул рукой Иллари. – Ты же видишь, он сбросил почти весь уголь, а у нас его были полные ямы. Матросы, наверное, чуть с ума не сошли – перетаскать за три часа такую прорву мешков.

– Как могли они успеть?

Иллари негромко рассмеялся и похлопал меня по плечу:

– Разумеется, Тило скинул ровно столько, сколько было нужно. То есть не так уж и много, сели-то мы так, чуть-чуть…

«Но все-таки сели, – с горечью подумал я. – И шхуна ушла… и кстати, а почему их было двое? Почему двое, а не четверо, а?»

Часть вторая

Глава 1

Покойников мы утопили далеко в океане, привязав к каждому по тяжеленной балластной чушке. Я очень хотел утопить и фургон, но подтащить его к кораблю не было никакой возможности, и поэтому пришлось оставить его на берегу. Лошадей, правда, я выпряг и отправил на прогулку. Возможно, они вернулись в монастырь, а может быть, разбрелись кто куда – второй вариант был более предпочтительным, но обо всем этом я уже не думал. У меня просто не было сил. К счастью, «зашивать» мне никого не пришлось, поскольку на борту выяснилось, что во время моего отсутствия Иллари нанял опытного врача, к которому и отправились наши раненые.

Когда «Брин» наконец сполз с мели и взял курс в океан, я устроил короткое импровизированное совещание – следовало срочно решить, куда плыть дальше.

Ланни, крепко накачанный болеутоляющим, попросил, чтобы мы доставили его хотя бы назад, к маяку, но этот вариант я отмел с ходу – я боялся лишний раз показать там свою задницу, и поэтому в конце концов было решено, что утром мы высадим его на побережье залива, в окрестностях одного из больших городов, откуда он легко доберется домой на любой лохани с паломниками.

– Твою долю я передам Каану, – сказал я ему. – А ты, будь добр, отслеживай ситуацию на острове и отправляй на его адрес подробные отчеты о происходящем.

Кажется, тут сейчас заварится интересная каша.

Искалеченный Ланни горько вздохнул и посмотрел на свою забинтованную руку.

Врач зашил ему изувеченные пальцы и пообещал, что неприятностей с ними быть не должно, но я прекрасно понимал его состояние – теперь господин Ларго никогда не забудет эту проклятую ночь на мельнице. И зачем я потащил его с собой? Вряд ли его учили фехтованию так, как Энгарда…

А граф Дериц благополучно валялся в одной из пустых кают – он ненадолго очухался в руках нашего нового доктора, потребовал рому, после чего снова закрыл глаза и попросил не беспокоить его до утра. Куда мы плывем, что с нами будет – хоть пожар, все завтра! Я ему позавидовал. Хотя, как это ни странно, после рассветного ужина и бокала крепкого вина я почувствовал себя значительно лучше и приготовился к длинному разговору с Иллари, который, как я догадывался, должен был состояться прямо сейчас…

Отправив Ланни в каюту, я вытащил из шкафчика графин хорошего вина и принялся раскуривать трубку. Через минуту вернулся и наш академик, поднимавшийся на палубу для разговора с Тило. Выглядел он задумчиво. Не говоря ни слова, Иллари подошел к креслу, в котором валялась захваченная Энгардом кожаная сумка, и вытряхнул из нее содержимое. Я внутренне напрягся и вытянул шею, разглядывая свалившиеся на стол бумаги. О сумке я забыл – а Иллари, пожалуй, показывать ее не стоило. Но теперь уже было поздно, я сам принес ее в кают-компанию и бросил в это злополучное кресло! Иллари поднес к глазам один из пакетов, поморщился, швырнул его на стол и взялся за другой, самый толстый и лишенный печатей – вместо них он был простеган красной шелковой нитью, концы которой сходились в маленьком восковом конусе с завитушками.

– Та-ак, – без всякого выражения произнес Иллари и решительно сломал воск.

Из конверта выпали несколько кусочков тонкого картона, испещренных какими-то незнакомыми мне символами, и сложенный вчетверо лист гербовой бумаги.

Развернув его, Иллари застыл как вкопанный. Его глаза пробежались по тексту и замерли на большом квадратном оттиске внизу.

– Вот эт-то да! – он провел рукой по влажным после умывания волосам.

– Что там? – встревоженно спросил я, пытаясь заглянуть в текст.

Иллари подошел к тяжеловесному дубовому буфету, вытащил из него граненую бутыль с ромом и уселся в кресло рядом со мной. Подняв руку, он посмотрел через бумагу на свет и хмыкнул.

– Знаешь, чья это печать? – кривясь в горькой усмешке, поинтересовался он и ткнул пальцем в черный оттиск.

– Откуда же? – пожал плечами я. – Но, вероятно, это что-то очень важное?..

– Да-а уж, пожалуй. Кажется, дело приобретает совершенно неожиданный оборот. Да будет ведомо вашей милости, что я держу в руке документ, подписанный небезызвестным господином Джардешем из Машибута, одним из ваших коллег… одним из Генеральных Посредников нашего полушария, имеющим полное право свидетельствовать по любым сделкам и спорам Торга, а так же, как и вы – обращаться напрямую в Контроль.

– Джардешем?!

Да, теперь я вспомнил это имя, оно не раз фигурировало в записях Эйно, особенно в той их части, которая была обращена непосредственно ко мне, как его вероятному преемнику. Эйно начал писать в этой толстой тетради еще во время пути из Шахрисара и вел свое напутствие в течение всего того времени, что было ему отпущено. Разумеется, он не предполагал, что уйдет так скоро, но все же хотел, чтобы я имел под рукой нечто вроде свода инструкций на все случаи жизни – жизни Посредника…

– И что же он пишет? И главное, кому?

– Кому? Это вопрос, парень. Адресат тут почему-то не указан, зато весьма подробно излагаются пожелания господина Джардеша насчет помещения его доли в «посылаемом капитале»… вот, можешь удостовериться лично – он прямо так и пишет. Удивительное дело, подданный Ханонго помещает свой капитал в пеллийские предприятия… рассказал бы кто раньше – так смеялся б до упаду. Верфи прикупить желает, банк открыть – в общем, пожелания… хм. И еще настоятельно предупреждает о какой-то «весьма и весьма взрывоопасной коллекции, сведения об исчезновении которой получили новое, вполне достоверное подтверждение», а потому он очень и очень рекомендует своему адресату приложить максимум усилий для поисков этой самой коллекции. Хм…

– Иллари, вам срочно необходимо увидеться с нотариусом, – вздрогнув от его слов, проговорил я. – Мне нужен ваш совет, но сперва нам обоим следует выслушать новости от господина нотариуса.

– Мы опять перешли на «вы», – буркнул Иллари, задумчиво поднимая бровь, – значит, Каан?

– Ты первый начал, – махнул я рукой. – Ладно… да, Каан. И еще я видел в столице судью Лоалла.

– Лоалла? – похоже, Иллари удивился по-настоящему. – Зачем он тебя искал?

– Он меня не искал, он вообще не подозревал о моем местонахождении. Мы столкнулись – вот так, нос к носу, – возле харчевни, адрес которой ты дал мне перед моим отъездом из Адьдоваара. Той самой, где следовало искать нотариуса. Я так толком и не понял, чего там хотел от него судья, потому что разговор велся исключительно о наших делах.

– Да, я знаю, что Лоалла собирался в столицу. Но я уже давно его не видел…

– Правильно, потому что он там и остался. Кстати, он утверждает, что драгоценность, которую однажды показал ему Эйно – сокол рода Лэраас, – подделка, попавшая в Пеллию из Ханонго. Этот сокол был в числе прочих ценностей, которые передал нам Монфор перед отплытием в Рашеро. Он уцелел, и я отдал его судье.

– Так. Цепочка становится совсем интересной. И совсем непонятной… если допустить, что Монфор знал, что эти побрякушки – посылка от Джардеша. Выходит, мы можем предположить, что он получил их непосредственно от него самого? Нет, я не могу в это поверить. Да, разумеется, наши общие интересы стоят выше распри наших государей, но все же Монфор вряд ли стал бы впутывать в такие дела Джардеша, уж очень тот хитер… и, ладно, святые и грешники, пускай будет так – но тогда он обязательно сообщил бы об этом Эйно! Нет, ничего не понимаю. Узнать бы, каким образом это барахло попало в руки Монфора!

– Когда заговорит Гэкко… – намекнул я.

– Да, – согласился Иллари. – Хотя он мог и не знать – в конце концов, Монфор делился с ним далеко не всеми своими секретами.

– Гэкко нужен мне в любом случае, – вздохнул я и потянулся к вину, – насколько я понимаю, мне следует забрать кое-какое наследство.

– Не только, – усмешка Иллари стала загадочной. – Теперь ты можешь вынести Право Монфора на большой Совет и назначить кого-либо на его место. Совет может собраться после ближайшего Торга. Если, конечно, ты потребуешь его созыва.

– Тогда я назначу тебя.

Иллари молча покачал головой.

– Почему? – Потому что нам нужен ты. Именно ты, и нечего тут краснеть, как мальчишка. Посмотри на себя – стоит тебе оказаться в деле, как люди тут же собираются вокруг тебя и ждут приказов.

– Но я же ровным счетом ничего не делаю! – возмутился я, не понимая, что он городит.

– Еще как делаешь. Пойми, Мат, далеко не каждому дан этот редкий дар – вести за собой. Иногда тебе действительно не нужно ничего делать, достаточно только стоять на мостике корабля. Остальные все сделают за тебя, дадут тебе верный совет и выполнят львиную долю любой работы. Но я давно уже заметил, что тогда, когда от тебя требуются решения, ты принимаешь их совершенно инстинктивно, не размышляя. Вспомни хотя бы, как ты появился вчера на «Брине».

Ни одна живая душа не понимает, за какими демонами мы сюда приперлись, но ты-то хорошо знаешь, что времени мало, и пожалуйста – через три минуты каждый уже в курсе того, что ему предстоит сделать.

– Но ведь я действительно…

– Правильно – действительно!.. Ты моментально берешь на себя ответственность и этим показываешь своим людям, что ты готов принимать решения.

Это действительно редкий дар, и именно поэтому Эйно сделал тебя своим преемником. Мы все – да, мы знаем чуть больше тебя, да, здесь ты до сих пор чужой, но это не важно: пройдет совсем немного времени, и все изменится.

Вспомни, сколько дней тебе понадобилось на то, чтобы выучить язык?

– Он до сих пор кажется мне полузнакомым…

– Да, почти все языки нашего мира во многом похожи друг на друга. Но все же? Я видел людей, которые прожили в Пеллии полдесятка лет, а говорили с трудом. О том, чтобы читать научные труды, я уж промолчу. Поэтому… – он умолк и посмотрел на меня с тихой улыбкой, – поэтому, князь Маттер Лоттвиц-Лоер, вести нас будешь ты. Да, я буду стоять рядом с тобой на Торге, но Посредник – это ты, а мы всего лишь твои люди.

Я отвернулся и прихлебнул вина. Мне не хотелось, чтобы Иллари видел, как заблестели слезами мои глаза. Вино и трубка помогли мне справиться с нахлынувшими чувствами, и я протянул руку к лежащим на столе бумагам.

– Давай поглядим, что тут еще. Энгард, пожалуй, возражать уже не станет.

«Ему вообще придется решать сложнейший вопрос, – подумал я, – что из этого добра показывать папаше Висельнику, а что – нет. Да, вот уж задачка. Впрочем, это потом. А вот письмецо от коллеги Джардеша я, пожалуй, изыму до лучших времен».

– А это векселя на предъявителя, – вдруг пробурчал Иллари, осторожно вскрывая один за другим запечатанные пакеты. – Пеллийские векселя… ничего себе у Джардеша делишки!

«Опять, – хмыкнул я про себя. – С чего мы там начинали? С поддельных векселей? Ну вот мы к ним и вернулись. А вообще интересно, сколько же денег уже успели выкачать из казны наши милейшие принцы крови? То-то смеху будет, когда Вилларо додумается, как именно они это делали!»

Эта мысль, возникшая как бы сама собой, вдруг заставила меня поперхнуться.

– Что ты сейчас сказал? – спросил я себя.

Вилларо? Значит, Висельник копает сверху, а нас заставляет рыться понизу?

Та-ак, как любит говорить Иллари.

И я понял, что теперь у меня нет решительно никакого выхода, кроме как пойти и застрелиться. Что бы я ни предпринял – любой мой шаг, любые мои действия будут предательством. Если я раскопаю деяния господина Джардеша, я нарушу священный принцип Посредников «над политикой». Если я стану тормозить «раскопки» Энгарда, я предам друга.

Я уже не слушал бормотание Иллари, который просматривал поддельные векселя и удивлялся их высокому качеству. Я смотрел в окошко, через которое в кают-компанию лился яркий солнечный свет, и думал о том, что уж к такому выбору я точно не готов. Никак.

И никто не даст мне совета, что бы там ни бормотал академик Иллари Посселт.

Оказалось, впрочем, что я ошибался – но это стало ясно намного позже…

* * *

Берег вновь остался за кормой. Качаясь на ощутимой волне, «Брин» шел в направлении столицы, а Энгард снова вспомнил про свою подверженность морской болезни – впрочем, теперь он чувствoвал себя намного лучше, чем в каюте небольшого брига. В бокалах плескалось вино. Морщась от тупой боли подживающих порезов, Дериц накачивался красным: наш лекарь порекомендовал ему вино как лучшее средство от потери крови.

– Я так и не понял, как же ты догадался, что сокровища окажутся не в монастыре, а на проклятой мельнице? – поинтересовался я, подливая ему из высокого серебряного кувшина. – Что, тут сработал твой пророческий дар?

– Для этого не нужно обладать особым даром, достаточно родиться в Пеллии и немного разбираться в делах духовных, – хмыкнул он. – Один из моих дядьев – большая шишка в столичной храмовой иерархии, на форумах он сидит в нижних рядах… знал бы ты, как все они ненавидят друг друга! Даже там, на Стаалене – я уверен! Поэтому я сразу прикинул: а зачем, собственно, мельница? Да затем, чтобы не делиться золотишком с настоятелем.

– Но фургон?.. – нерешительно возразил я.

– Фургон – ерунда, просто приказ от вышестоящего иерарха, и все. Мало ли зачем отцу Янвицу мог понадобиться этот несчастный воз? Кто осмелится задавать вопросы? Настоятель, что ли? Конечно же нет. А мельница – место очень даже недурное. Никто из местных обывателей никогда не сунется на монастырские земли, самим монахам там тоже делать нечего: стало быть, можно спокойно пересидеть там какое-то время, а потом благополучно вывезти весь товар в город. Одно у них, как видишь, не получилось – помощнички оказались чуть смелее, чем они думали.

Хотя, конечно, – Энгард сложил губы сердечком и провел рукой по лицу, демонстрируя задумчивость, – меня больше интересует другое: куда делись остальные ханонгеры из этой банды?

– Я тоже думал об этом. Возможно, ушли на шхуне?

– А может быть, просто остались в Машибуте, чего-то ожидая… хм, теперь все они зашевелятся, как разоренный муравейник. И Сульфик, разумеется, в первую очередь. Переполох в стане врага нам как раз на руку. Хотя, знаешь…

– Что? – насторожился я.

– Я вот все время думаю: а стоит ли мне вообще отдавать дедушке эти мертвые головы? Стоит ли докладывать о нашем с тобой совершенно противозаконном путешествии?

– А ты не подумал о том, что ложь или умолчание могут создать тебе массу проблем в будущем? Да, весьма возможно, что свидетелей у них нет, ну а все-таки? Вдруг они догадаются или еще что… знаешь ведь, сколько тут всяких обстоятельств понамешано?

– Ты прав, и об этом я уже успел подумать. Так что же теперь делать?

– Ну, во-первых, вручи ему содержимое сумки. Там интересные векселя, верно? А вообще, – я всал и прошелся по каюте, – давай сперва поговорим с Кааном. Мы, все – то есть вместе с Иллари. И только потом ты станешь принимать решение. Согласен?

– В принципе принимается. А что, Иллари останется у нас?

– Нет, ему необходимо быть в Альдовааре – коммерция покойного князя требует постоянного внимания. Но пару дней он у нас пробудет: я очень хочу, чтобы он повидался с нотариусом.

Энгард задумчиво кивнул и снова обратился к вину. Я стоял возле окна в бронзовом переплете и думал о том, что теперь только я, похоже, могу свести воедино две ниточки дознания, тянущиеся друг к другу с разных сторон. И как же мне это сделать? Оставив Дерица в компании кувшинов, я поднялся на палубу.

Иллари, как я и ожидал, обнаружился на баке, где он обсуждал что-то с Пертом и Тило. Увидев меня, он жестом отправил их восвояси и повернулся.

– Дай мне огня, – попросил я, вытаскивая трубку, – у меня кресало стерлось.

Иллари послушно рубанул кремнем и поднес мне горящий фитиль в специальном ветрозащитном цилиндрике.

– Послушай, – начал я, оглядываясь по сторонам, – мне не хотелось, чтобы наш разговор мог услышать кто-то посторонний, а особенно Энгард, случись ему выбраться на солнышко, – значит, получается, что Джардеш ищет Череп?

– Я думал об этом, – сдержанно кивнул Иллари.

– И что дальше? Выводы?

– Понимаешь, – он облокотился на планшир и задумчиво сплюнул в волну, – у нас нет никаких доказательств. Может быть, позже они и появятся, но пока это все только наши домыслы. Ты можешь представить себе свою ситуацию в целом?

– Мою?

– Хорошо, нашу. Попробую объяснить… после всего этого, особенно после того, как мы нашли письмо Джардеша, я полностью согласен с твоими опасениями – я согласен с тем, что мы обязаны распутать все это дело, и не только из мести.

Кто-то целенаправленно выбивает Посредников. Кто? Джардеш? Из-за Черепа? А зачем ему Череп? Зачем ему так рисковать? Через год, максимум через полтора, то есть тогда, когда на нескольких Торгах так или иначе пересекутся все Посредники планеты, это станет известно. Тогда ему конец. Мы все решим сами – пусть на это тоже потребуется время… Можно было бы предположить, что он хочет завладеть всеми Правами… так это ведь еще глупее. Он же прекрасно понимает – какой-то шанс, что доказательства его причастности к убийству Эйно и Монфора появятся, существует. И что же – из-за какой-то совершенно эфемерной надежды подняться выше всех он станет рисковать тем, что имеет? Далее. Джардеш ведь не наследует ни Эйно, ни Монфору. И он это знает. Он мог бы наследовать только в том невероятном случае, если бы они погибли буквально одновременно, да еще и не оставив наследников. Но наследник известен. Эйно и Монфор наследовали друг другу. Угрохать их в один момент было бы чрезвычайно сложно… да еще и вот что – Джардеш прекрасно знал, что Эйно собирается оставить своего собственного наследника. Эта фигура не была определена, потому что я в свое время категорически отказался, а Хаазе сожрали акулы, но – он знал! Так что ловить ему в этой речке вроде бы нечего, а? И что же у нас получается?

– Я не совсем понял, какую роль для тебя сыграло это проклятое письмо?

– У меня возникла одна мысль, Мат… Что, если Джардеш только наводит кого-то, кому очень нужен этот самый Череп? И что на самом деле убивать никого и не собирались, просто так вышло?

– Опять кхуманы? Здесь, в Пеллии? Да они вряд ли знают о ее существовании!

– Да нет, парень, на этот раз не кхуманы, не-ет. Если дело обстоит именно так, то тут замешан кто-то гораздо более могущественный. Знать бы, кому адресовано это письмецо!

– Я подозреваю, что скорее всего кому-то из принцев. Возможно, самому Ренфро. Ведь речь идет о финансовых делах, а не о Черепе.

– Стал бы он прямо вот так о нем писать! Хотя, возможно, что ты снова прав. Видишь, мы возвращаемся к тому, с чего начали: у нас нет ни малейших доказательств его причастности к убийствам. Пока мы знаем только то, что он непосредственно связан со странными махинациями, происходящими в столице.

Разумеется, Каану мы об этом говорить не станем. Для него Джардеша вообще не существует – и точка. Равно как не существует и письма…

– А ты не задавал себе вопрос: для чего все это самому Джардешу? Зачем ему финансировать полумятежных принцев, вкладывать свои средства в пеллийские дела, здорово рискуя при этом остаться голышом?

Иллари пожал плечами.

– Я думал и об этом, но пока мне нечего тебе сказать… единственное, что я чую своим простуженным носом, – затевается нечто совсем необычное, и вряд ли это для нас хорошо.

– Послушай… а если мы будем иметь неопровержимые доказательства того, что именно Джардеш убил Эйно и Монфора, тогда – что? Мы сможем обратиться в Контроль?

– Нет, это бесполезно, – Иллари решительно помотал головой. – На каждом Торге, безусловно, присутствует кто-то из Контроля, но наши внутренние дела их не интересуют, они просто не вмешиваются. Да и зачем нам Контроль? У нас есть свои силы, есть свои правила, о которых ты уже слышал, – если мы все скажем свое слово, то Джардеш падет в один миг.

– Его лишат Права?

– Его попросту убьют! Или ты думаешь, что мы играем в игрушки? Вот если кто-то из нас смошенничает по результатам Торга – тогда уж мы точно предстанем перед Контролем!

– Прецеденты были?.. Я еще не все дочитал…

– Были, – мрачно кивнул Иллари. – Точнее, был. Один, давно, нас еще и на свете не было. Контроль делает два предупреждения, потом – смерть! Прячься хоть в подземном царстве владыки Гудамы – найдут и уничтожат. Все мы, до последнего человека, будем рыть носом землю до тех пор, пока не исполним Повеление Контроля. Тот, кто это сделает, получит «особое доверие». Правда, никто пока еще не знает, что это такое, да это и не важно, страх все равно сильнее – ведь никому не известно, что произойдет, если мы откажемся выполнять Повеление.

– Милое дело, – вздохнул я. – О небо, во что ж вы меня втравили!

– Я не замечал в тебе склонности к обману, – довольно жестко оборвал меня Иллари.

Я на мгновение поджал губы. Как раз этого мне и не хватало! И не в страхе дело – кем же нужно быть, чтобы обмануть тех, кто подобен богам? Тех, кто приблизил тебя, предоставив тебе такой удивительный шанс? Ну уж…

– Я слишком честолюбив, – ответил я с улыбкой. – И как раз в данном случае честолюбие никак не сочетается с лжесвидетельством – цена, видишь ли, несопоставима.

– Сам придумал? – подозрительно нахмурился Иллари.

– Сам, – немного удивился я. – А что? Моряк похлопал меня по плечу и, резко повернувшись, зашагал в сторону мостика.

Глава 2

Неизменная черная шапочка господина Каана мерно покачивалась в углу полутемного, как всегда, зала – нотариус что-то писал, часто останавливаясь для того, чтобы быстро обмакнуть перо в бронзовую чернильницу, после чего вновь приняться за текст, раскачиваясь в такт неслышному ритму. Он заметил нас только тогда, когда мы подошли к его столику почти вплотную.

– О, – перо аккуратно опустилось на специальный вырез чернильницы, в глазах нотариуса появился веселый блеск, – те же да еще и старик Иллари. Не ждал вас так рано! Берите стулья, присаживайтесь… что ж, господа – я весь внимание. Надеюсь, вы привезли для меня хорошие новости, а?

Иллари иронично хмыкнул и поставил под ноги нотариуса небольшой, окованный медью сундучок.

– Пока засолишь, – предупредил он. – Дело тухлое. Когда вонь вынесет, тогда и раскупоришь…

– Понял, – нахмурился Каан и задвинул посылку к стене. – Что там у нас?

Как Ланни, не подвел?

– Ланни потерял пару пальцев на правой клешне и был очень рад, что легко отделался. – Иллари сел на стул и взмахнул рукой, подзывая разносчика. – А ваш друг Такео потерял башку – как Дериц ни старался, но его продырявили раньше, чем мы успели что-нибудь сделать. Там вообще никто не уцелел.

Каан решительно сгреб со стола свои бумаги и спрятал их в саквояж. Лицо у него стало озабоченным и даже мрачным.

– Значит, все наши сети оказались пустыми, – сказал он, со звоном застегивая пряжки саквояжа, – и мы по-прежнему сидим без почина. Зато теперь начнется переполох… а я даже не знаю, хорошо это сейчас или плохо?.. Сульфик и вся его банда… гм, разумеется, они свалят все на Братство. И конечно, они не получат никаких доказательств – об этом я позабочусь. И тогда они начнут искать предателя среди своих. И… что скажешь, старый?

– Скажу, что это не так уж и плохо. Тебе, собственно, что нужно? Раскрыть дворцовый заговор? Я думаю, что нет… тебе нужно сделать так, чтобы любые заговоры рассосались сами собой, и все текло прежним руслом. Вот и делай!..

– И поможет мне, конечно же, Висельник, – усмехнулся Каан, многозначительно поглядев на Энгарда. – Мне нужны доказательства, понимаешь ты или нет? Если у меня будут четкие, неопровержимые доказательства, я остановлю весь этот молебен раньше, чем они решат, что можно приступать к активным действиям. Я знаю, как и через кого мне шевелиться. А вот что нужно Висельнику, ты мне можешь сказать? Вообще хоть кто-нибудь мне это скажет? Сотню червонцев за версию, господа! Почему мы все молчим?

– Выкладывайте вашу сотнягу, нотариус, – вдруг прокашлялся Энгард. – Я знаю, что ему нужно.

– И что же? – скептически заулыбался в ответ Каан.

– Да то же самое, что и вам – доказательства. Хотя бы свидетельства – только такие, которые нельзя потом опротестовать!

Господин нотариус преисполнился сарказма.

– Может быть, – вкрадчиво начал он, – ваша милость пояснит мне, для чего, собственно, ему эти самые свидетельства? Не для того ли, чтобы потом, зажав заговорщиков в кулаке, потребовать свою долю в деле? Просто прекрасно, господа!

С бароном Вилларо наши мошенники проиграть не могут по определению…

– Нет. – Энгард спокойно выдержал острый взгляд Каана и даже попытался улыбнуться своей порезанной щекой. – Я долго строил самые разные версии и не мог остановиться ни на одной из них. Я предполагал и то и другое – и ваш вариант, кстати, тоже: от Вилларо и впрямь можно ждать чего угодно, но за день до нашего отплытия один умный человечек нашептал кое-кому на ушко, что его превосходительство Советник Толлен стоит одной ногой в могиле – у него, видите ли, седая чахотка в последней стадии. Лекари дают ему от силы пару месяцев.

Каан чуть не подскочил на стуле.

– Толлен?! Это точно?

– Ну, – теперь язвителен стал граф, – я уж не знаю, почему разведка уважаемого Братства работает хуже, чем моя. Но это совершенно точно, уж вы поверьте мне. В подтверждение моих слов – вспомните, когда его последний раз видели на Ассамблее? А в Сенате? Уже месяц назад за него отчитывался кто-то из чинуш Канцелярии. Нет, господин нотариус, Толлен сейчас лежит в постели и харкает кровью.

– И вы думаете, что Вилларо нацелился на его место? – засомневался Каан.

– Нет, – помотал головой Дериц. – Виселица навсегда закрывает для него такой пост – его никогда не утвердит Сенат. А утвердит он скорее всего или Баар-та, или кого-то из людей Внешнего Департамента. Но это уже не имеет никакого значения, потому что для Вилларо все эти имена – не более чем картонные фигурки. Раз Толлен отправляется в чертоги Князя Гуда-мы, исчезают непреодолимые прежде заслоны, которые отделяли Висельника от тех, кто принимает в Граде серьезные решения… от главного королевского казначея, от главного конюшего и еще нескольких хорошо известных нам лиц. Именно к ним Вилларо мечтает прийти с доказательствами заговора на руках. А уж потом – о, потом он и сам станет одним из таких «лиц» – придется им, бедным, потесниться, никуда не денешься, такие ценные люди на дороге не валяются.

Каан молча взялся за принесенное вино. Я слушал Энгарда, не совсем понимая детали его рассказа, но суть была мне ясна вполне – Вилларо готовится подняться на сияющие вершины дворцового Града, где правят невидимые для страны сановники, давно уже отобравшие реальную власть у не совсем вменяемого пеллийского государя. Ради того, чтобы оказаться там самым нужным, он роет носом, как свинья в поисках земляного ореха. Человек, который представит всем этим конюшим и казначеям какие-либо свидетельства, способные посадить на короткую цепь строптивых принцев, будет оценен по достоинству.

– И что же, – мрачно выдохнул нотариус, – вы предлагаете мне помочь Висельнику?

– Нет, – помотал головой Энгард. – Точнее, не совсем так… я, если хотите знать, пришел к вам за советом.

– Да какой же совет я могу вам дать, дорогой граф? Будь я проклят, я впервые вижу человека, который знает куда больше нас! Это, знаете ли, я должен просить вас о совете…

Энгард тяжело вздохнул. Оглянувшись – мне показалось, что он опасается, как бы нас не услышали, хотя уж здесь-то умели не слышать даже то, что слышно, – он нервно налил себе вина и спросил:

– Что мне делать?

– Вам? – в очередной раз изумился Каан. – Позвольте…

– Я не знаю, стоит ли мне докладывать Вилларо о произошедшем на острове. Я пришел сюда для того, чтобы решить – вместе с вами, – какую часть правды стоит донести до его ушей… да, я покажу ему головы убитых, но что мне ему говорить?

Именно это я и хотел у вас спросить.

– Вот это вопрос, – хмыкнул Иллари. – Я предлагаю вам вернуться к истокам ваших предположений. Откуда все началось, Каан? Маттер рассказывал мне, но я так и не понял, с каких ручьев приплыли слухи про святош?

– Мы с Лоалла просто сопоставили кое-какие факты, – с готовностью отозвался Каан. – Иногда это и у нас получается… Решив, что мы на верном пути, я дал команду искать, и что же ты думаешь – на следующее же утро ко мне привели одного маклера, только что вернувшегося из поездки на север. Попутно он навестил и Стаален, где имел разговор с настоятелем Янвицем. Тот долго и путано рассказывал о каких-то пожертвованиях, которые могут поступить в связи с храмовыми празднествами, а монастырь, дескать, нуждается в наличных… дальше – все просто. Такео, как ожидалось, шел из Машибута с грузом ценностей, мы прикинули что к чему – и вот.

Он пнул ногой стоящий под столиком сундучок и раздраженно потянулся к давно остывшей трубке.

– Я хотел бы знать, что мне говорить Вилларо про эти самые ценности, – озабоченно заерзал Энгард. – Как я объясню…

– А ничего не говорить, – вмешался я. – Свидетели у нас остались? Нет, все мертвы. Конечно, когда Сульфик и прочие поймут, что Такео исчез вместе со всем барахлом, они примутся искать и его, и товар, но нам-то что? Мы товара в глаза не видели. Кто видел? Ты видел? Я лично про него знать не знаю. Мы шли по следу Такео и его банды, да опоздали, застав их в разгаре схватки с местными бандюгами. Спасти никого не удалось…

– Может, просто сказать, что нашли уже одни трупы? – предположил Каан.

– Посмотрите на благородное лицо господина графа, – пожал я плечами.

– По дороге подрался, – парировал Энгард. – Ну что, царапина на роже, ну не одна… что он меня, раздевать, что ли, будет?

– А у вас много ран? – невинно поинтересовался Каан, раскуривая трубку.

– Весь изрезан, – сморщился Дериц. – Не напоминайте… да, Мат, я пожалуй, так ему и скажу: предполагали, где они могут находиться, но опоздали, нашли одни трупы и сумку. Сумка его порадует!..

– Делай как знаешь, – махнул я рукой. – Только я с тобой не пойду, у меня плоховато с актерскими талантами.

* * *

Энгард снова умчался в город, прихватив с собой прорезиненный мешок, из которого отвратительно воняло каким-то раствором. Этой желтоватой гадостью лекарь «Бринлеефа» залил для сохранности мертвые головы Такео и его людей.

Вчера вечером, когда мы высаживались в городке полусотней миль южнее столицы, он извлек головы из медного бидона, завернул их в промасленную бумагу и с некоторой торжественностью вручил мрачному Энгарду. Я тотчас же порадовался отсутствию аппетита за ужином. Сейчас мне не хотелось даже вспоминать об этом.

«Брин» ждал Иллари все там же, на рейде небольшого рыбачьего порта – в тот городок ходил дилижанс из столицы, и до отправки оставалось совсем немного времени. Королевский академик – я все время называл его так про себя – сидел на веранде, задумчиво покуривая морскую трубочку с длинным мундштуком, купленную сегодняшним утром в богатой лавке на набережной.

– Мне, конечно, следовало бы остаться, – произнес он, в который раз доставая из кармана свой хронометр, – но сейчас это невозможно: у нас серьезные дела с одним почтенным торговым домом из Лавелле, я просто обязан присутствовать при завершении сделки, иначе они нас не правильно поймут… но ничего, Мат: в разговоре с Гэкко тебе поможет Накасус, он хорошо разбирается в ситуации. Гэкко передаст тебе то, что ты должен унаследовать от Монфора.

Наверное, там будет целый воз бумаг…

– Мне придется что-то подписывать?

– Возможно, но это не страшно: тут достаточно будет твоих документов и печати любого бродячего нотариуса, ведь Гэкко засвидетельствует твое право.

Каана сюда лучше не привлекать.

– Понимаю, – согласно кивнул я.

– Ну вот, – Иллари поднялся на ноги и взял в руку небольшой кожаный мешок с вещами, – теперь мне пора. Кстати, для связи с нами ты можешь пользоваться обычной королевской почтой – они пустили на южное направление новые клипера с машинами, теперь им не страшны штили, так что любое письмо дойдет до нас за три-четыре дня, это с гарантией… вообще, конечно, – он остановился уже в воротах, возле открытой дверцы большого черного экипажа, – хотелось бы, чтобы ты вернулся. Как можно раньше, потому что некоторые дела обстоят таким образом, что присутствие господина князя просто необходимо.

– Вот так официально? – грустно улыбнулся я.

– Да, – покачал головой Иллари. – С другой стороны, кроме тебя, в этой истории разобраться некому, так что… охо-хо-хо…

Он крепко обнял меня, хлопнул кулаком по спине и нырнул в карету. Я стоял в раскрытых воротах до тех пор, пока ее широкая черная корма не пропала на выезде из нашего тупичка, потом повернулся, позволяя привратнику закрыть тяжелые кованые створки, и побрел на кухню – мне требовалась бутыль вина.

Я хотел увидеть Айрис, хотя и знал, что делать этого не следует. Я не мог простить себе собственные слезы…

Вскоре я уже медленно брел по кладбищу, прислушиваясь, не раздастся ли скрип двери маленькой часовни, но все было тихо. Подойдя ближе, я ощутил какую-то возню в приделе и остановился. Сердце вдруг сжалось, стало трудно дышать – иногда так бывало перед близким штормом. Вздохнув, я решительно постучал.

На порог вышла тучная и румяная женщина в ярких цветастых шароварах и белой рубашке с закатанными рукавами. В руках она держала сотейник.

– А где… госпожа Айрис? – остолбенел я, вдруг понимая, что жрицы тут почему-то нет, а вместо нее – эта кухарка.

– А уехала она, – жизнерадостно сообщила мне дама с сотейником, – в храм какой-то попросилась. А я вот убираюсь тут, ну, пока новое-то лицо духовное не пришлют.

Это самое «духовное лицо» она произнесла с явным удовольствием, чуть ли не жмурясь..

– Как так уехала? Навсегда?

– Навсегда, а как же. Говорю же, в храм какой-то… а вы, кстати, это вот… не князь ли, что тут вот, в городе-то, гостит у кого-то?

– Что? – я совершенно не понимал, о чем она говорит. – Князь? Да, я князь… а какое это теперь имеет… значение?

– Так она-то ведь письмецо вам оставила!

Толстуха взволнованно замахала руками и, наказав мне стоять на месте и никуда не отлучаться, нырнула в темный провал двери.

«Любимый мой! Отца больше нет, и поэтому я…»

…Я уселся на валявшееся на берегу бревно и некоторое время смотрел, как волна равнодушно бьет о гальку лист бумаги с расплывшимися уже следами чернил.

В моей ладони тлела теплая трубка, и я отчаянно жалел о том, что взял с собой так мало вина. Но все же сейчас лучше было находиться здесь, на берегу вечного океана, чем в доме с его неугомонным шумом и возней… Когда трубка дотлела и погасла, а вина в бутылке осталось меньше половины, в моей голове понемногу прояснилось, и я, уже почти спокойно всматриваясь в пенные гребни волн, стал думать о том, что ждет меня дальше. Айрис постепенно удалялась, уходила теплой и мучительно сладкой болью – я знал, что она еще вернется, вернется не раз и не два, но сейчас, так уж сложилось, мои мысли приобрели необычайную остроту: чем туманнее становилась ее уже далекая тень, тем яснее выглядели роли в том удивительном спектакле, из-за которого я оказался на этом берегу. Я видел многое так, словно сам стоял на сцене посреди своих партнеров, кружащихся в легком вихре страстей и порожденных ими событий.

Я словно играл в ло. Вот мне выпал правый поворот третьего круга – значит, дальше мне останется или ход на шесть очков, или почти гарантированный проигрыш с третьего броска. А господин Вилларо находится на четвертом ходу – что бы ему ни выпало в следующем броске, он останется при своих. Если повезет, он возьмет ставки всех участников, если нет – он не проиграет ни единого медяка. Принцы не сумеют переиграть его хотя бы потому, что не смогут доказать его участие в спектакле. Именно ради этого он и стремится действовать руками Энгарда Дерица, который, по большому счету, тоже мало чем рискует, в силу кажущейся малозначительности своей тщедушной фигурки. С Энгардом почти все ясно.

Но на каком же кругу находится сейчас господин Джардеш из Машибута?

Я не спеша набил трубку, клацнул огнивом и призадумался. Насколько могут быть верны предположения Иллари о том, что и Эйно, и Монфор были убиты почти случайно? Если он прав, то главной целью Джардеша был Череп. Для чего?

Допустим, он предложит его кхуманам… но это противоречит правилам нашей игры, единым для всех ее участников. Но, с другой стороны, если представить себе, что дело не в Черепе – в конце концов, Джардешу вовсе не обязательно знать о самом его существовании, то тогда это двойное убийство выглядит и вовсе нелепым. Ясно одно – если Джардеш действительно имеет ко всему этому самое непосредственное отношение, то он решился играть по-крупному. Настолько по-крупному, что…

Что?! Я не мог найти ответа на этот вопрос. Оставалось только искать доказательства. Хоть какой-то намек! Пока я знал только то, что один из Посредников, причем не последнего ранга, затеял какие-то махинации на территории королевства Пеллийского. И ничего более.

И еще, добавил я самому себе, эти бумаги, жутковатая коллекция господина Фолаара, о которой даже думать страшно. Кто и для чего ее собрал? Я видел, что Энгарда этот вопрос занимает не меньше моего, но он почему-то не хочет говорить со мной об этом. Что ж, следует подумать, какие ниточки остались в наших руках.

Во-первых, Гэкко. Он должен хоть как-то прояснить ситуацию с драгоценностями Монфора. Во-вторых, у нас остался некий моряк по имени Мор-дир, который застрял на острове Таэр. Времени с тех пор прошло немало, но если попытаться…

Я бросил в море опустевшую глиняную бутылку, поднялся на ноги и зашагал к дому.

Энгард уже вернулся. Услышав скрип калитки, он вскочил на ноги и принялся буравить глазами легкие вечерние сумерки.

– А, это ты наконец, – произнес он с явным облегчением. – Я уж решил вдруг, что ты пропал надолго.

– С чего бы это? – возразил я, поднимаясь на веранду. – Так, прогуливался.

Ну, как наш дорогой барон?

– Вот об этом я и думаю, – хмыкнул Энгард. – Самым трудным было объяснить ему, как мы узнали, где и когда объявится наш покойный друг Такео. Но я выкрутился – у меня, дескать, свои каналы.

– Поверил?

– А что ему делать? У нас что-то вроде договора: я не спрашиваю, откуда он добывает свои новости, а он соответственно не мучает вопросами меня. Но, честно говоря, выглядел он немного озадаченным. Мне даже показалось, что он что-то такое знает о тех полудурках из Ханонго… как будто он узнал кого-то из них.

Но мне, правда, не сказал ничего.

– И какое задание ждет нас теперь?

– Сульфик, разумеется. По расчетам Вилларо – да и по моим тоже – Сульфик просто обязан где-нибудь поскользнуться. Нужно только поймать его в этот момент…

– Сам барон этим делом заниматься не будет?

– Будет, конечно, да еще как. Похоже, он задумал вывести Сульфика непосредственно на меня, а там уже…

– Ясно. Дерьмо опять будешь выгребать именно ты. Что ж, если нет ничего лучшего… Послушай-ка меня, Энни, – я дунул в стоявший на столе бокал и налил себе немного желтого, – а не заняться ли нам небольшим приватным, скажем так, расследованием?

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Энгард.

– Помнишь ту компанию контрабандистов, в наследство от которой нам досталась папочка с бумажками? Ведь один из них еще где-то бродит…

И я рассказал ему о своих размышлениях насчет господина Мордира и платы за коллекцию Фолаара, которая так и не попала ему в руки.

– Вот именно, – вдруг прищурился Дериц, – плата! Хорошими же идиотами мы были! Как же я не сообразил раньше!..

– Ты это о чем? – удивился я.

– Да о том же… если бы это были деньги… сам подумай: люди, выступающие посредниками наших приятелей, вряд ли стали бы тащить какие-то ценности через половину королевства – дураку ясно, что они могли бы получить их здесь. Нет, у них был какой-то товар… уж не бумаги ли?

– Опять бумаги?

– Но ты же должен понимать, что в такой игре, при таких-то ставках, любая бумажка может стать эшафотом… За свою коллекцию Фолаар хотел получить что-то другое, не менее для него ценное. Та-ак… значит, шкипер Мордир? Прекрасно, просто прекрасно… я знаю, кого послать на поиски!

Энгард куснул палец и хитро осклабился.

Глава 3

С Энгардом мы расстались напротив Морской биржи – он отправился в какое-то питейное заведение на поиски нужных людей, а я, пересев на извозчика, велел везти себя на Бамбуковую улицу. В школе Святого Уллы царила какая-то суета, по лестницам сновали молодые люди в щегольских костюмах, кто-то таскал во двор сундуки, несколько угрюмых и с утра уже пьяных типов проволокли мимо меня брус от раз-борной сцены. "Наверное, – решил я, – театр собрался на гастроли.

Интересно, а Накасус-то еще здесь?"

Мастера, хвала небесам, я обнаружил в гримерке. Он как ни в чем не бывало сидел над какой-то рукописью, испещренной множеством карандашных пометок и не сразу обратил, внимание на мое появление.

– О! Мой господин! – радостно воскликнул он, подняв наконец голову. – Как я рад вас видеть! Вы очень вовремя, я собирался послать за вами людей!.. Гэкко уже покинул госпиталь и ждет вас в замке.

– Он выздоровел?

– До выздоровления ему еще далеко – не забывайте, беднягу полоснули ножом по горлу. Но говорить он может. Вы готовы ехать?

– Но вы, кажется, собрались уезжать? К Гэкко я могу съездить и сам, он наверняка запомнил меня во время нашего с Эйно визита.

– Уезжает школа, вернее, школьный театр, – рассмеялся Накасус, пряча рукопись в ящик гримировочного столика, – а я остаюсь, буду работать над новыми сценариями. Театр, дорогой князь, не должен стоять на месте. Конечно, моя труппа играет немало классических произведений, но все же на каждый новый сезон мы неизменно готовим одну-две новинки.

Он набросил на плечи легкий камзол и добродушно подтолкнул меня в спину.

– Идемте, во дворе у меня двуколка с доброй лошаденкой.

– Вопрос с Вилларо вам разъяснить пока не удалось? – спросил я, когда мы выехали из подворотни на улицу.

Накасус помотал головой.

– Нет… в последнее время он стал очень скрытным. В сущности, Висельник никогда не отличался особой разговорчивостью, но раньше он кое-чем делился со своими друзьями. Теперь же – нет, молчит как рыба. Знаю только, что он очень интересовался этим делом и даже брал на рассмотрение все протоколы. Но расследование, проводимое Стражей, не дало никаких результатов. Нет ни одного толкового свидетеля, Гэкко, по его словам, почти ничего не видел. Впрочем, это он говорил господам дознавателям – вам, возможно, он скажет другое…

Наша двуколка свернула наконец с набережной, и вскоре я увидел знакомые мне ворота темного запущенного парка, в котором я уже был вместе с Эйно.

Кажется, с тех пор минуло тысячелетие… Я подавил в себе вздох и легко соскользнул на землю – ворота были закрыты на засов, а никакого намека на стражу или хотя бы привратника мы не обнаружили. Я просунул руку меж прутьев, отодвинул тяжелый стальной болт, и Накасус въехал на аллею, ведущую к замку.

Ворота я закрыл.

– Похоже, Гэкко уже некого бояться, – хмуро проронил Накасус.

– Когда я был здесь в прошлый раз, ворота были .вообще открыты, – возразил я.

– Это потому, что вас ждали.

Он привязал лошадь возле входа и гулко ударил медным молотком по корабельному гонгу, подвешенному возле фонаря. Из окна на первом этаже тотчас же высунулась встревоженная физиономия молодого парня. Оглядев нас, он молча исчез.

«Все-таки его охраняют, – хмыкнул про себя я. – Не такой он баран, чтобы остаться в одиночестве!..»

Гэкко появился довольно быстро. От его седой бороды не осталось и следа, на шее была повязка, да и вообще выглядел он отнюдь не так величественно, как раньше, – перед нами стоял желтолицый старик с потухшими, запавшими глазами.

– Рад вас видеть, господа, – хрипло произнес он и резко дернул рукой, приглашая в дом, – прошу вас.

Мы расположились в том же самом зале, где я познакомился с покойным Монфором. Немолодая служанка принесла Гэкко чашку с каким-то питьем, а для нас – столик с кувшинчиками. Накасус, наклонившись к бывшему дворецкому, осторожно, словно тот был младенцем, взял его ладонь в свои руки и спросил, заглядывая в пустые стариковские глаза:

– Дело идет на поправку, не так ли?

– Не знаю, что сказать вам, друг, – горько отозвался Гэкко. – Может быть, и да, но что в том теперь толку?

– У нас остался юный князь, – улыбнулся Накасус; в этот момент я поймал себя на мысли о том, что они разговаривают так, словно меня здесь нет и в помине.

Гэкко медленно кивнул и повернулся ко мне:

– Вы должны получить то, что унаследовали по праву старой договоренности между моим господином и вашим наставником.

– Вероятно, нужно послать за нотариусом? – встрепенулся я.

– Он не понадобится. То, что принадлежит вам, не было описано дознавателями финансовой гвардии. Следовательно, не нужны и бумаги…

Дворецкий тяжело поднялся с кресла и подошел к громадному полированному шкафу. Порывшись в кармане, он извлек массивный ключ и вонзил его в прорезь замка. Тяжелая дубовая створка бесшумно распахнулась – я успел увидеть несколько полок с какими-то коробками и внутренние, также оснащенные запорами ящички. На одном из них были заметны следы недавнего взлома.

Господин Гэкко выволок две большие сумки из просмоленной парусины и бросил их на пол рядом с моим креслом. Потом, повернувшись, он склонился над резным бюро, стоявшим в углу комнаты.

– Это, – сказал он, протягивая мне небольшую шкатулку из какого-то фиолетового камня, – символ вашего Права Посредника, а также то средство, при помощи которого вас станут уведомлять о предстоящем Торге.

Я откинул тяжелую крышку и увидел на синем бархате, которым было устлано дно шкатулки, золотой медальон, почти такой же, как тот, что висел у меня на груди. Узор на нем показался мне немного другим, но сравнивать было недосуг – закрыв шкатулку, я спрятал ее в свою сумку.

– Мой господин хотел подготовить кое-что специально для вас, – сказал Гэкко, со вздохом возвращаясь в свое кресло, – но все произошло так неожиданно, что… там, в сумках, пакеты с его записями и архивы, которые он унаследовал от своего предшественника. Вам будет полезно ознакомиться с ними.

Я покачал головой.

– Господин Гэкко, я хотел бы задать вам несколько вопросов, чрезвычайно для меня важных. Как вы понимаете, теперь, после смерти господина Монфора, мне досталась обязанность отомстить и за него тоже…

– Мстить? – в глазах Гэкко блеснуло короткое черное пламя. – Знать бы лишь, кому! Вам вряд ли следует рассчитывать на мою помощь, князь. Я совершенно не представляю, что послужило причиной убийства.

– Что пропало в доме? – напрямик спросил я. Мой вопрос, кажется, удивил дворецкого.

– Дом перерыли сверху донизу, причем два раза – сперва воры, потом дознаватели. Но мой господин не имел привычки держать что-то важное на виду.

Они не нашли ни драгоценностей, ни денег, все это так и осталось в недоступных для постороннего местах. Фактически воры прихватили с собой некоторые, ничего не значащие безделушки и немного монет, которые они нашли в кабинете господина Монфора. Вот, в. сущности, и все. Я теряюсь в догадках… – он помедлил, чтобы отпить из своей чашки, потом снова повернулся ко мне, – я не понимаю, что они могли искать! Впрочем, в последние годы в столице уже бывали похожие налеты – убивали и охрану, и хозяев, и все это ради того барахла, которое можно было взять в доме: ну, драгоценности, ну, деньги – не слишком, разумеется, большие… времена меняются. Мне даже страшно подумать, что будет дальше.

– То есть, если я правильно вас понял, вы считаете, что подверглись самому обычному бандитскому налету?

– А кто же еще, кроме сумасшедших с севера – тех, не признающих никаких авторитетов и властей, мог позволить себе убить человека, хорошо известного Братству?

– Вы говорите о ханонгерах? – изумился я.

– Да нет же, – раздраженно захрипел Гэкко. – При чем тут вообще ханонгеры, какие могут быть ханонгеры в столице!.. Я говорю о бандюгах из приграничных областей. Они не боятся ни яда Братства, ни виселицы его величества. Говорю же вам, такие случаи уже были.

Старик дворецкий говорил совершенно искренне, но у меня было слишком много сомнений, чтобы я мог с ним согласиться. Да и не только, в сущности, сомнений.

Не стал бы господин Вилларо интересоваться обычным налетом, пусть даже и таким кровавым. Нет… не стал бы он тратить свое драгоценное время на изучение всех обстоятельств этого дела!

– Значит, вы говорите, пропали только безделушки? А… какие-нибудь бумаги или, может быть, реликвии? – Архивы они не нашли бы, даже если бы искали, – фыркнул Гэкко. – А с бумагами… гм, у меня тут возник скандал с финансовой гвардией. Когда я вернулся и стал разбирать дела господина для решения вопроса о долгах и наследстве, то обнаружил, что это хамье ухватило кое-какие финансовые документы, касающиеся последнего времени. Я в общем-то даже и не знал, что было в тех пакетах, господин не всегда посвящал меня в подробности своих сделок.

Обнаружив пропажу, я тотчас же связался с дознавателем, который ведал описью, – и, представьте себе, эта свинья заявила мне, что никаких выемок в доме не производилось. Еще и протоколы совать мне стал! Но я-то знаю, что пакеты пропали!

– Что было в этих пакетах? – Я чуть не уронил свой бокал. – Что, господин Гэкко?

– Да их было всего два, – с недоумением ответил он, – и те тоненькие! Но что там было внутри, я, признаться, знать не знаю. Наверное, их прихватили для того, чтобы осложнить мне жизнь какими-нибудь неуплаченными податями или акцизами. Знаю я этих болванов…

Я решил зайти на него с другой стороны.

– Вы помните о сундуках с драгоценностями, которые ваш господин вручил моему наставнику перед нашим путешествием? – спросил я. – Это было как раз тогда, когда я впервые появился в вашем доме.

– С драгоценностями? – пожал плечами Гэкко. – Да, сундуки я прекрасно помню, их долго грузили в экипаж… Но что в них было – драгоценности, векселя или что еще, – об этом мне не рассказывали. Я же говорю вам, князь, мой господин не всегда посвящал меня в подробности своих сделок.

– Откуда эти сундуки прибыли, вы помните? Гэкко поскреб кончик носа.

– Кажется, их привезли поздно ночью, и мой господин лично поднялся, чтобы проверить все печати. Да, я помню, они были тщательно опечатаны, в нескольких местах каждый. Их привезли в двух наемных фургонах с парой охранников на каждом. Но откуда?.. Нет, не знаю.

– При них были какие-либо документы?

– Пакеты и депеши приходили моему господину едва ли не каждый день, – усмехнулся дворецкий. – Некоторые из них приходилось доставлять мне. Разве я помню, какие бумаги сопутствовали сундукам?

– Но это были не те пакеты, что пропали после досмотра финансовой гвардии?

– Не могу сказать. Просто не знаю. Помню только, что бумаги, которые утащили эти негодяи, относятся к периоду после вашего визита. Не пойму, зачем они им понадобились? Впрочем, у меня есть свои законники, и уж они-то точно восстановят справедливость.

Я откинулся на спинку кресла. Хорош Монфор, нечего сказать! Скрытность, граничащая с какой-то манией. А у него, интересно, были свои законники или какие-либо финансовые агенты? Н-да… если и были, то Гэкко, пожалуй, о них и не догадывается. Тупик. Но бумаги? Финансовая гвардия – заведение солидное, дознаватель никогда не станет врать потерпевшему, это пахнет судом. Неужели их утащили во время налета?

Что-то слишком много бумаг.

Кажется, я скоро потону в них, будь оно все проклято! Никогда бы не подумал, что где-то, в каком-то волшебном королевстве, простые кусочки бумаги, обляпанные красными или синими печатями, могут иметь такое значение, что из-за них будут убивать людей. У меня на родине все было совершенно иначе: здесь я никак не мог привыкнуть к тому, что суды, Стража, финансовая гвардия и толпы законников значат подчас больше, чем воля землевладельца или рыцаря. Может быть, они могут скрутить своими бумажными веревками и самого государя? Очень похоже на то…

Я допил свое вино и незаметно сделал Накасусу знак уходить. Тепло распрощавшись с Гэкко, мы отволокли сумки в тележку и тронулись в обратный путь. На сей раз отпирать ворота мне не пришлось – нас выпустили двое хмурых парней с пистолетами на поясах. Перед поворотом на набережную Накасус остановился.

– Вас отвезти домой? – спросил он.

– Мне не хотелось бы ехать с этим, – я указал на сумки, лежащие под ногами, – в открытой повозке. Вы не смогли бы мне помочь с экипажем?

– С удовольствием, – отозвался мастер и взмахнул вожжами.

* * *

Вечером опять начался нудный мелкий дождь, шипящий в кронах деревьев нашего парка. Я разжег лампу и пересел поближе к камину. От долгого изучения тетрадей и блокнотов Монфора у меня ныла шея и болели глаза – а ведь я успел проглядеть не более половины! Старинный архив, толстые, обшитые кожей тома с ломкими желтыми страницами так и остались нетронутыми. Читать их сейчас, в сгустившихся сумерках, у меня уже не было сил. Ровное пламя, чуть поигрывающее под вытянутым стеклом моей лампы, высвечивало на столе неяркий желтый круг – в нем лежала трубка, маленькая бронзовая курильница с благовониями и шкатулка.

Золотой талисман Монфора отличался от того, что передал мне Эйно, не только мелкими деталями узора – он показался мне куда более старым, каким-то потертым, словно его носило множество людей. Возможно, так оно и было, я не знал. Но расставаться с ним не следовало: я должен был ждать и днем и ночью. Я еще раз взял его в руки, ощутил знакомую мне тяжесть желтого металла и наконец спрятал во внутренний карман камзола. Вешать его на шею мне почему-то расхотелось.

Внизу послышался приглушенный дождем стук копыт, потом заскрипели ворота.

Я подошел к окну и различил два силуэта, выбирающихся из экипажа, – это были Энгард и Дайниз, очевидно, они встретились где-то в городе. Прикрывая женщину своим зонтом, Дериц захлопнул дверцу кареты, сказал что-то кучеру и поспешил в дом. Скоро я услышал его голос на первом этаже.

«Пора, пожалуй, ужинать, – подумал я, опуская раму. – А Энни, кажется, возбужден! Неужели у нас хорошие новости?»

Мы столкнулись на лестнице.

– О, ты дома! Отлично! Идем, у меня к тебе разговор.

– Может, ты переоденешься? – остановил я его.

– Неважно!.. – Энгард сбросил на руки девушке свой камзол и поволок меня обратно в библиотеку. – Тут такие дела… Тебе придется отправиться на остров Таэр, причем завтра же! Я сейчас не могу покинуть столицу, что бы ни случилось – Вилларо готовится «выгнать» Сульфика прямо на меня, а уж я смогу взять его тепленьким, со всеми требующимися доказательствами. Если это удастся, Висельник получит то, что он хочет получить. Поэтому поедешь ты. Где Бэрд, кстати?

– Подожди, – замахал я руками. – Давай по порядку. Бэрд ранен!.. Я, один, на Таэр? Что мне там делать? Даже если я найду Мордира… и почему ты так уверен, что он там?

– Я не очень-то и ранен, – прозвучал за моей спиной голос Бэрда. – Ерунда… а на Таэре у меня кое-кто есть. Но давайте действительно по порядку.

С начала, э?

– Ты ж вроде спал? – опешил я, разглядывая лейтенанта.

– Я сидел внизу и играл в ло с девчонками. Итак, что мы имеем?

Энгард многозначительно посмотрел на меня и прикусил губу. Я пожал плечами: а что теперь делать? Конечно, не хочется, чтобы старина Бэрд узнал больше, чем ему положено, но как этого избежать? Энгард нахмурился и щелкнул пальцами. Бэрд стоял возле камина, терпеливо ожидая, когда мы закончим нашу молчаливую беседу.

– Ладно, – я уже видел, что Дериц решил не раскрывать всех наших тайн, ограничившись лишь частностями, – шкипер Мордир побывал в столице, но, узнав, что его друзья найдены мертвыми, тотчас же убрался восвояси.

– Почему ты уверен, что обратно на Таэр?

– Потому что у Дайниз много хороших и болтливых приятелей. Мордир вообще не имел особого отношения к этой компании – я же говорил тебе, что чуточку знаком с ними. Они всего лишь пользовались его услугами. Узнав, что дело закончено, Мордир, не желая привлекать к себе внимания, в тот же день поднял якорь и отплыл домой. Наверное, он и сейчас там. Может быть, да, может быть, нет. У тебя есть другие предложения?

– Что он из себя представляет? Кто он, откуда?

– Могу тебя успокоить – он не из Братства. У него есть друзья в Галотте, но тут они ему не защита. Если ты как следует надавишь, то сможешь выдавить из него какие-нибудь новости. Боюсь только, что он мало знает… он просто шкипер, которого попросили привезти товар.

– Это уже немало. Может быть, он знает, от кого этот товар пришел? В конце концов, сам товар должен был остаться у него, верно?

– Если он не выбросил его за борт. По слухам, он трусоват.

Я выколотил в окно свою давно остывшую трубку, засунул ее в карман и дернул за шнур колокольчика, висевшего у стены.

– Нам давно пора поужинать, тебе не кажется?

– Я до сих пор не могу простить себе, что не додумался до этого раньше, – пробурчал Энгард. – Многое было бы проще.

– А если нет? – возразил я.

– Хм!..

Глава 4

– Вы что-то скрываете друг от друга, – сказал мне Бэрд, разглядывая приближающийся берег.

Я вздохнул. За два дня пути я видел его всего несколько раз – мой спутник редко появлялся на палубе, проводя почти все свое время в кают-компании за игрой с пассажирами. Нашими попутчиками оказалась развеселая троица молодых негоциантов, которые спешили на юг для решения каких-то наиважнейших дел: нетерпение так и светилось на их лицах. Бэрд избавил парней и от скуки, и от лишних денег. Меня игра не влекла. Я захватил с собой пару книг о пеллийских войнах и постоянно сидел на баке под полосатым навесом, отвлекаясь лишь для того, чтобы приказать стюарду принести мне еду либо выпивку.

Вечером второго дня наша бригантина подошла к острову Таэр. Шкип не очень-то хотел менять оговоренный с купцами маршрут, но колбаска золотых монеток убедила его и помогла убедить спешащих пассажиров.

– Тебе так нужно об этом знать? – спросил я, отворачиваясь в сторону.

– Со временем, наверное, я и так все узнаю, – философски хмыкнул Бэрд. – Днем позже, днем раньше – для меня это не имеет особого значения. А вот для вас?

– Энгард не сможет скрыть от меня ничего важного, – отозвался я с непонятно откуда взявшимся раздражением. – Но у меня есть свои интересы, о которых ему знать совершенно необязательно. По крайней мере, пока. Я помогаю ему ровно настолько, насколько могу. Дело в том, что я и сам увяз во всей этой истории…

– Это стало ясно после дела на мельнице? – прищурился офицер.

– Окончательно – да. И это было для меня неожиданно, уж поверь мне.

Я недоговорил – на палубу вылезли торговые молодцы, испытавшие на себе удачу господина Бэрда. Они были пьяны, розовощеки и беззаботны – настолько, что я поймал себя на жгучей зависти к этим охламонам, занятым своими шерстями, углями и красным деревом. Их ждали милые пухлые женушки, папины конторы, где под потолком неустанно гудели мухи, а клерки старательно подсчитывали хозяйские прибыли, и никакой ответственности. Решительно ни за что! – если не считать, конечно, горки-другой золотых кругляшек. И уж тем более им не светила ни королевская виселица, ни случайная ночная пуля. А вот мне, гм… я коротко поклонился всем троим и поправил пистолет, скрытый полами длинного легкого кафтана. За моей спиной Бэрд любезнейше выражал надежду на скорую встречу и, разумеется, новую игру.

На носу загрохотала якорная цепь.

Небольшая шлюпка, управляемая разбитным молодым боцманом, свезла нас на берег и высадила возле торговой пристани. Я лениво оглядел полдесятка кораблей, стоящих под загрузкой, и со вздохом взял в руку свой саквояж:

– Ну и куда?

– Вон, к храму, – махнул рукой Бэрд, показывая на недалекий шпиль с каким-то серебряным символом поверху. – Там всегда стоят наемные экипажи.

Я поправил свою морскую шляпу – вечер был нежарким – и покорно зашагал по мощенной желтым камнем дороге. Вокруг меня лежала типичнейшая Средняя Пеллия, с которой я уже успел немного познакомиться. Двухэтажные каменные домики, крытые то черепицей, то кое-где железом; ровные ряды живых изгородей, за которыми румяные мамаши купали перед сном пухленьких младенцев; почтенные мастеровые, спешащие домой после работы; торговцы, сидящие на скамеечках перед распахнутыми дверями множества лавок и булочных. Скучная страна, в которой лениво молились богам, лениво выпивали свою ежевечернюю кружечку винца и в конечном итоге так же лениво и сонно отходили в лучший мир, чтобы напоследок поучаствовать в традиционных цеховых похоронах. Здесь редко что-то происходило, тут не водились даже вездесущие контрабандисты, так оживляющие север и восток.

На площади перед небольшим, но почтенным храмиком и впрямь скучали двое возниц. К одному из них, обладателю старенького крытого экипажа, и направился Бэрд.

– Нам нужно в Нокс, старина, – произнес он, с озабоченным видом разглядывая рессоры.

– До заката, видать, и не поспеем, – певуче отозвался возчик. – А коль так – плата в две стороны, а то как же.

– Один орел, – предложил ему Бэрд.

– Не-е-е, – замотал головой парень. – Вот если ваша милость хотя бы «птенчика» накинет, тогда и сладим дело. Дорога-то мне в два конца будет!

– Скажи еще, что овес подорожал, – добродушно засмеялся Бэрд, вынимая две монеты – золотую и серебряную. – Обдирала… ладно уж, поехали!

Довольный таким оборотом, возница шустро закинул наш багаж на крышу кареты, где для этого имелась специальная клетка, и полез на козлы.

– Тут далеко? – поинтересовался я, закрывая свою дверцу.

– Часа два, не меньше, – ответил Бэрд. – Я мог бы попросить шкипера подойти к острову с той стороны, но что-то мне не хотелось привлекать чье-нибудь внимание. Лучше проедемся.

– Это верно, – согласился я. – Ты сможешь договориться, чтобы нам сразу же нашли судно?

– Да, – кивнул он. – Мы уйдем через пролив на Картуун, а оттуда уже – куда угодно. Можно в столицу, там пакетботы ходят, можно просто куда-нибудь на север. Никаких следов не найдут.

– Хорошо бы и не искали, – проворчал я, отворачиваясь.

Был ли Мордир как-то связан с людьми Джардеша? А собственно, кто сказал мне, что его товарищи, погибшие в ту ночь на болотах, знали о существовании заговора? Не исключено, что они были лишь посредниками, каким-то образом вышедшими на Фолаара с его товаром и неожиданно нашедшими своих покупателей. А Энни здорово поломал этой братии все их планы. Теперь Джардеш переживает, Фолаар мертв, и еще неизвестно, чем закончится история с гибелью Такео и исчезновением золотишка. Если Сульфик и его покровители додумаются свалить дело на Братство, то мы об этом узнаем сразу же – через вездесущего Каана; если нет, будет забавно. Вот знать бы, какую роль сыграл в этой пьесе покойный дознаватель?

Что скажет мне Мордир?..

В прозрачных сумерках мы вкатились в какой-то городок. Бэрд раскрыл лючок, ведущий наверх, и приказал вознице остановиться возле старого монастыря. Вскоре карета замерла на каком-то пустыре, засаженном фруктовыми деревьями. Выбравшись из кареты, я увидел прямо перед собой низкое кирпичное строение со сводчатыми окнами фасада. Сквозь камни узкой дорожки проросла трава, монастырь выглядел совершенно заброшенным, даже забор, вплотную примыкавший к боковой стене, зиял проломами. В буйной поросли лопухов виднелись замшелые кирпичи. За моей спиной начинался обрыв – повернувшись, я разглядел нижнюю часть города, серую дымку общинных садов и почувствовал близость океана: очевидно, сады выходили прямо на берег.

Бэрд подхватил наши пожитки и уверенно зашагал по траве, намереваясь обогнуть монастырь слева. Я оказался прав – за разрушенным забором обнаружилась неприметная тропка, которая вскоре вывела нас на улицу, застроенную старыми, но зажиточными домами. В окнах уже горели огни, откуда-то слышалась негромкая песня. Пройдя мимо таверны, мы опять свернули, чтобы через сотню локтей остановиться перед крепкими дубовыми воротами. Бэрд потянул за дверное кольцо, вошел во двор и поманил меня за собой. Мой нос учуял аромат тушеных овощей, и я вспомнил, что не ел ничего с самого утра. Овощами пахло из приоткрытой двери кухни, где шла какая-то возня.

– Соли как следует, – услышал я добродушный мужской голос, – смелее, смелее! Что это ты, говоришь, посолила? Как ты посолила, это так бабушка пукает. Втирай в него соль, говорю тебе, слышишь!

– Ничего не меняется, – фыркнул Бэрд и вошел в кухню. Через секунду я услышал оглушительный рев.

– В-ваа! – орал мужчина. – Это сколько ж лет я тебя, балбес ты этакий, не видал? А обещал там кто-то что-то, обещал, помню!..

Из ярко освещенного прямоугольника вывалились две фигуры – Бэрд и кто-то еще, массивный, с солидным пузом и короткими кривыми ногами.

– Мой друг Ксавье, – представил мне его Бэрд, – бывший капитан, старый ты осьминог!.. Мы с ним…

– Заходите, ваша милость, заходите! – загудел хозяин. – У меня невестка как раз свинину запечь надумала, а солить не умеет, боится, знаете ли!.. Ну да ничего, сейчас мы с вами, сейчас.

– Мы по делу, – значительным тоном перебил его Бэрд. – И по серьезному…

Ксавье тотчас перестал улыбаться и, схватив мой саквояж, подтолкнул нас к входу в свой дом – такой же массивный, как сам он. Прибежавшие служанки зажгли несколько ламп и умчались за вином. Я уселся в тяжелое плюшевое кресло, с удовольствием отметив про себя, что дров для камина тут не жалеют, и приготовился говорить, но за меня все сказал Бэрд, мне осталось лишь кивать да попыхивать трубкой.

Капитан потер свой мясистый двойной подбородок и покачал головой:

– Нет, Мордира я лично не знаю. Так, слышал, ну да тут все друг о друге слышали. А найти… выпьем по бокалу, с минуты на минуту должен младший мой вернуться, вот он вам и найдет кого хотите.

– Судно, – коротко напомнил я.

– Да, судно, – кивнул Бэрд, взявший на себя роль переговорщика. – Если дело выгорит, нам понадобится сразу же уйти через пролив.

– Ты во что-то влез, – нахмурился Ксавье. – Впрочем, как всегда.

– Не переживай, с законом я теперь в ладах. Хватит с меня королевских дознавателей и прочей судейской шушеры. Стар уже становлюсь. До покоя еще далеко, но рисковать шеей уже как-то неохота…

– Давно пора, – согласился хозяин, доставая из древнего буфета золотые бокалы.

Я незаметно улыбнулся. Ксавье был совсем не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Огромный старый дом, дорогущие гобелены на стенах этой залы, золото в буфете… и золото, кажется фамильное, не из того, что дают в заклад: кто он – аристократ, решивший уединиться в древнем фамильном гнезде?

Разжиревший пират, контрабандист, пожелавший уйти на покой в тихие места? На последнее не очень-то похоже, скорее уж королевский офицер, выслуживший хорошую пенсию и промышляющий кой-какой торговлей.

– Теперь я на службе, – с наигранным безразличием сообщил ему Бэрд, – и не хочу, чтобы по ночам мне опять снились виселицы.

Ксавье молча кивнул и посмотрел на меня. Кажется, я ему понравился.

Кликнув служанку, он приказал доложить сразу, едва вернется господин Коллоф – очевидно, тот самый младший сын, о котором шла речь. Я уже догадался, что парень наверняка связан с местными филинами. Что ж, недурно – они не из болтливых и умеют постоять за своих. В конце концов, я уже и сам в какой-то мере близок к Братству. Не знаю, что сказал бы на это Эйно, но другого выхода у меня просто не было.

Коллоф, здоровенный детина с буйными рыжими кудрями, появился как раз тогда, когда мы покончили с первым кувшинчиком.

– Привет, отец. Здравствуйте, господа. Ты звал?..

– Моим друзьям нужен Мордир. Ты его знаешь?

– На побережье я знаю всех, – прищурился Коллоф. – Какое будет дело?

– Небольшой разговор, – ответил я. – Но серьезный.

– Если дело будет без крови, то никаких вопросов – не мне перед ним отвечать. Он сейчас в Лоннимаре, это час езды отсюда. Обождите с полчаса, я кликну ребят, и тронемся.

– После разговора гостям нужно будет уйти через пролив, – перебил его Ксавье.

Коллоф потер нос.

– Хорошо, договоримся.

– Зови, – выдохнул я, неожиданно ощущая, как начинает холодеть спина.

Бэрд внимательно посмотрел на меня, но так ничего и не сказал, отвернулся и зачем-то выглянул в окно.

– Твоей свинины мы, наверное, не дождемся, – сообщил он Ксавье. – Тащи-ка, что там есть на кухне, дело позднее, а нам еще полночи барахтаться.

Хозяин согласно кивнул и ринулся на кухню. Присев на широкий дубовый подоконник, Бэрд задумчиво куснул губу и глянул мне в глаза.

– А ты произвел на младшего впечатление, – медленно проговорил он.

– Ты это к чему? – нахмурился я.

– К тому, что он тут не последний человек и кое-что видел, это чувствуется.

Я раздраженно махнул рукой. Мнение господина Коллофа, кем бы он тут ни был, меня мало интересовало. Его дело – собрать бойцов и привести нас на место.

Гораздо важнее впечатление, которое я произведу на шкипера.

Наскоро поужинав тушеной капустой и бараньими ребрышками, мы распрощались с добродушным капитаном и взгромоздились на лошадей. В темноте улочки я различил несколько силуэтов в широкополых шляпах – то были парни, которых привел Коллоф.

– Прошу за нами, ваша милость, – произнес он, нагибаясь ко мне. – Здесь недалеко.

Я кивнул и принялся натягивать предусмотрительно захваченные с собой перчатки. В доме Ксавье я переоделся, сменив свое длинное дорожное одеяние на короткую кожаную куртку, под которой находилась перевязь моего узкого прямого меча. На бедрах висели неизменные пистолеты. Бросив на меня беглый взгляд, Коллоф, как я понял, окончательно уверился в значимости моей персоны, а потому преисполнился почтения и говорил со мной, как с принцем крови.

Очень скоро огоньки Нокса остались за спиной. Мы скакали вдоль берега, следуя какой-то едва заметной тропкой, петлявшей меж пологих песчаных холмов, густо поросших кустарником. Никто из нашей маленькой кавалькады не произносил ни слова, я слышал лишь глухой стук копыт да близкое дыхание океанской волны.

Когда впереди вновь показались редкие огни, я чуть приотстал, чтобы глотнуть вина и взвести пистолеты. Заметив, что я оказался сзади, Коллоф круто развернулся и подъехал ко мне.

– Уже рядом, ваша милость, – сказал он. – Его шхуна стоит в бухте. Сейчас мы узнаем, сколько там у него людей, да найдем какую-нибудь лодку. Вы пока подождите на берегу, вон там, в холмах!

Я махнул в знак согласия рукой и не спеша добрался до указанного парнем места. Рядом со мной негромко захрапела лошадь Бэрда.

– Вон какое-то судно, – сказал он, обращая внимание на небольшой огонек, качающийся в полумиле от берега. – Других я пока и не вижу.

Я достал свою трубу и навел ее на желтого светлячка. Да, посреди бухты и впрямь стояла на якоре небольшая шхуна. Присмотревшись, я заметил тусклое свечение вытянутых окон в кормовой надстройке. Все остальные иллюминаторы, сколько их там было, оставались темными.

Приземистое темное судно казалось стремительным, как ночная ведьма, скользящая над волнами. Наверное, решил я, этот его «Кинн» отличный ходок. И построен он, кажется, совсем недавно, раньше на пеллийские корабли ставили другие снасти.

Бэрд щелкнул кресалом, разжигая трубку. В короткой вспышке его лицо показалось мне насмешливым, и я пробурчал:

– Чему ты, интересно, радуешься?

– С тобой приятно работать, – невозмутимо отозвался Бэрд и, вытащив из чехла подзорную трубу, принялся рассматривать небольшой рыбачий поселок, лежащий перед нами.

Снизу застучали на камнях копыта – это возвращался Коллоф.

– Все в самом лучшем виде, – доложил он. – Он сидит на шхуне со своим рулевым, больше там, кажется, никого нет. Баркас готов, ваша милость, едемте.

Из туч лениво вывалилась первая луна, и в ее свете я увидел, что наша компания увеличилась на одного бойца, – на руле крепко провонявшего рыбой баркаса сидел коренастый мужчина в смоленом дождевике. Коней мы привязали возле покосившейся пристани; спрыгнув в наше судно, я сел на носовую банку и изо всех сил стиснул пальцами рукоять меча. Стало вроде бы легче.

Весла почти бесшумно опустились в воду.

«Умеют грести, бандюги, – с удовольствием подумал я, глядя, как откидываются при каждом взмахе сильные мужские фигуры. – Да-а, в Братстве и не такому научат».

Скоро обмотанная тряпками кошка зацепилась за мореный планшир шхуны.

Поднявшийся первым Коллоф вознамерился втащить меня на борт, но я отпихнул его и легко вскарабкался по оснащенному узлами линю. Следом появился Бэрд.

– Огни только на корме, – шепотом сказал я. – Пошли, наверное…

– К услугам вашей милости, – прошипел Коллоф и даже попытался куртуазно взмахнуть ладонью.

Незапертая дверь с хлопком распахнулась под ударом его сапога, и я решительно шагнул в тускло освещенную каюту.

– Привяжите их к стульям, – приказал я, смахивая со стола ящичек для игры в ло и пару трубок.

Здесь было даже уютно, очевидно, Мордир обладал неплохим вкусом – на лакированных переборках висели небольшие пейзажики маслом, в углах я увидел несколько шелковых фонариков, мебель тоже выглядела новой и вполне приличной.

– Кто у нас Мордир? – спросил я, разглядывая потерявших от ужаса дар речи мужчин, которых сейчас споро приматывали к стульям. Худощавый, с длинными висячими усами дядька лет сорока, в белой рубашке и лоснящихся кожаных штанах, заправленных в морские сапоги, затряс головой и с трудом разлепил губы:

– Я… э-ээ Мордир.

– Хорошо. – Я посмотрел на его рулевого, молодого парня с пустыми оторопелыми глазами, и уселся на стол. – Я угощусь твоим винцом, ладно?

Наливая, я уловил одобрительную усмешку Бэрда, который стоял у меня за спиной, скрестив на груди свои жилистые руки. Я глотнул вина и одобрительно фыркнул: вино у шкипа было ничего.

– Что вам нужно? – прошипел Мордир, начиная приходить в себя.

– Несколько вопросов. Первое: что за товар ты должен был передать людям Монерона? Только не говори мне, что это было золото и ты пожертвовал его в храм на помин предков. У меня сегодня очень плохое настроение. Ну? Ну?!

Шкипер дернулся так, словно я вонзил в него клинок.

– Пакет! – затараторил он. – Только пакет, весь такой прошитый, ну как нотариусы делают, и ничего больше!

– Где он?

– Откройте сейф, – Мордир прямо захлебывался, – вон тот, что в углу. Ключ вот здесь, – он повернулся в веревках, – в кармане, в штанах, на цепочке еще… все там, я никому ничего не показывал. Когда мне сказали, что Монерон…

Я кивнул Коллофу, и тот, достав ключ, поспешил распахнуть отделанный деревянными панелями сейф, привинченный к переборке в дальнем углу каюты.

Повернувшись, парень передал мне довольно толстый пакет из плотной желтой бумаги, прошитый шелковым шнуром и усеянный красными печатями с чьей-то размашистой подписью. Я внимательно осмотрел сургучную печать на концах шнура, убедился в том, что его действительно никто не вскрывал, и спрятал пакет в свою сумку.

– Кто и где тебе его передал? Ты платил за него? Что, когда?

– Монах… молодой монах, мне сказали ждать его на Скните, каждый день приходя в таверну «У рыжего кота». Я ждал неделю, а потом он появился.

По-моему, он из обители Святой Урии, но я даже не знаю, где такая обитель есть, просто у него круг с треугольником… на груди висел… а платить я ему ничего не платил, я его и знать не знаю, просто я должен был привезти это в столицу и отдать Монерону или кому-нибудь из его ребят, а они уж и денег мне подкинут. А когда я со Скнита шел, попали в шторм, фок-мачта пополам, пришлось заходить сюда на ремонт, нельзя же плыть без мачты, а то…

Я жестом прервал его излияния и вновь налил себе вина. Монах, значит… и ведь не врет же парень, он этих, местных, так боится, что врать ему в башку не придет, куда тут!..

– Так, значит, платили ему другие?

– Да откуда мне знать, господин?! – Мордир снова принялся извиваться, будто угорь у повара под ножом. Но замотали его на славу, он едва мог шевельнуться.

– Кто тебе рассказал, что Монерона и его ребят покакали?

– Так это… это ж все знают, в газете даже было в какой-то: нашли, мол, трупы… известный контрабандист, разыскиваемый, подозреваемый, все такое там… Стража, наверное, и нашла – вам-то лучше знать!

– Я – не Стража, – коротко сообщил я ему.

Лицо Мордира приобрело трупную синюшность, мне даже показалось, что ему не хватает воздуха. Наверное, сперва он почему-то решил, что я некий особый дознаватель из столицы, способный заставить местных филинов работать на Стражу.

Теперь он думает, что я – важный эмиссар Братства. Это неплохо, пусть так и думает.

Допив вино, я многозначительно покачал пальцем:

– Ты, я знаю, хотел в Галотту? Вот и плыви, друг мой, так оно лучше будет.

И не возвращайся, пока не позовут, нечего тебе здесь париться. Задница, наверное, не чужая? Все… ослабьте им веревки, чтобы сами развязались, и пошли, время дорого.

Когда в небе появилась утренняя луна, мы, проскакав с десяток миль, погрузились на разболтанную рыбачью шаланду, готовую доставить нас через пролив на огромный остров Картуун. При расставании я полез в кошель, желая вознаградить Коллофа и его людей, но парень осторожно остановил мою руку:

– Не нужно, ваша милость. Я немного разбираюсь в людях и был рад оказать вам эту услугу совершенно бесплатно. Мне кажется, когда-нибудь мы еще увидимся.

– Не люблю быть в должниках, – нахмурился я, – но долги отдаю. Может быть, и я смогу помочь тебе. Только…

– Я все понимаю, – облегченно улыбнулся он. – Не думайте, мы тут не из болтливых. Передавайте приветы там, в столице!

– Хорошо, – я улыбнулся на прощание и схватился рукой за сброшенный нам штормтрап.

Селедочный крейсер поднял паруса и неторопливо пополз в море, намереваясь обогнуть остров и к рассвету высадить нас на западном берегу Картууна. Мрачный кок выдал нам кусок ветчины и краюху хлеба, мы поудобнее расположились на бухте каната возле хибарки, защищавшей рулевого от ветра, и принялись закусывать под шум волны и хлопки подмокших парусов. Вино, крепкое, как добрый ром, было у нас во флягах, я хранил его с самой столицы.

– Ты вроде волновался, – сказал мне Бэрд. Я облегченно махнул рукой.

– Я боялся, что он будет сопротивляться.

– С какой стати? Что ему до чужих бумажек? А Братства он почему-то боится до дрожи, с чего бы оно так? Может, насолил кому?

– Теперь это уже неважно. Если честно, я должен выписать тебе премию…

Бэрд хохотнул посреди глотка, закашлялся, и мне пришлось как следует двинуть его по спине.

– Сочтемся, хозяин, – придушенно проронил он. – А что там, в этом пакете?

Глава 5

Собственно говоря, бумаги поставили меня в сложное положение. Всю дорогу – а пыхтящий машиной «почтарь» плелся до столицы ужасно долго, по крайней мере дорога на Таэр заняла у нас гораздо меньше времени, – я ломал голову, что с ними делать. С одной стороны, было довольно невежливо вскрывать пакет без Энгарда, а с другой – здесь могли содержаться сведения, совсем для него не предназначенные. Сидя в каюте, я несколько раз вытаскивал пакет из сумки и вертел в руках, разглядывая печати неизвестного мне нотариуса, но всякий раз, вздохнув, возвращал обратно. Когда наша нелепая калоша бросила якорь в столичном порту, я еще раз пощупал толстый, гладкий на ощупь конверт и решительно опустил его в сумку, после чего с особой тщательностью застегнул пряжки на ремешках.

Было раннее утро. Мы с Бэрдом сошли по трапу на сушу и сразу же затерялись в толпе, атакующей станцию дилижансов. Пройдя мимо бревенчатого навеса, рядом с которым серыми грибами торчали будки кассиров и смотрителей, мы обогнули конюшни и вышли на одну из многочисленных старых площадей. Там, подле позеленевшего от древности и дождей фонтана, то и дело останавливались извозчики, доставлявшие в порт более или менее состоятельных пассажиров, не желающих пользоваться услугами тесных дилижансов. Бэрд поднял ладонь, к нам лихо подрулил седобородый дед, восседающий на козлах потрепанного ландо, и после недолгого торга пара лошадок потянула нас в Воэн. Я на всякий случай поднял брезентовый верх и откинулся на спинку растрескавшегося кожаного дивана – поездки по городу у всех на виду пока что не входили в мои планы.

Энгард еще спал. Я велел сообщить ему о нашем возвращении и отправился умыться. К тому моменту, когда я закончил смывать с головы ароматное жидкое мыло, он ворвался в мою комнату – с мокрой еще физиономией, кое-как причесанный и возбужденный. От него ощутимо несло вчерашним ромом.

– Ну? – завопил Дериц, ткнув меня кулаком в спину. – Что там?

– Пока не знаю, – не удержавшись от смеха, отозвался я и принялся наматывать на голову полотенце. – Ф-фу, проклятие, воду они нынче плохо согрели… бр-рр… хорошо хоть тепло сегодня. Так… идем, бумаги в сумке.

– Все-таки бумаги? – сверкнул глазами Энгард. – Что он тебе рассказал?

Драться пришлось? Ты вроде не ранен…

– Какое там драться! У Бэрда слишком славные друзья… наш клиент почему-то так боится ребят из Братства, что чуть не напрудил в штаны от одного их вида. А рассказал… не знаю даже, что рассказать по этому поводу тебе.

Ничего он толком не знает, его, видимо, просто наняли как связного. Ну давай, вскрывай. Только осторожненько… а то еще, может, к дедушке их тащить.

Энгард внимательно осмотрел печати, потом потер в пальцах сургуч, в котором покоились концы красного шнура.

– Посмотри-ка в буфете, нет ли там ножа, – попросил он. – Не хочется ее ломать, а руками шнурок не порвешь, он шелковый.

– Ножей тут нет, – сказал я, вытаскивая из буфета вино и пару пыльных бокалов. – А у меня… сейчас.

В сумке ножа не оказалось – кажется, я переложил его в саквояж. Саквояж лежал на кушетке, прикрытый кожаной курткой. Когда я потянулся, чтобы перевесить ее на другое место, мои пальцы вдруг нащупали что-то во внутреннем кармане, и я сразу же вспомнил об изящном позолоченном кинжальчике, который подарил мне в Бургасе Визель. Грани у него были достаточно острыми, чтобы перерезать шнурок, и я положил его на стол перед Энгардом.

– Красивая штука, – заметил он, – и не нашей работы. Откуда это?

– Где он сделан, я не знаю, – ответил я, – а подарил мне его один ученый рашер. Ну давай уже! Что там?

Энни осторожно вытащил шнур и поддел лезвием заклеенный конверт. На стол выпали несколько сложенных листов. Я склонился над плечом своего друга, с нетерпением ожидая, когда он раскроет их.

– Хм, – выдавил Энгард, рассматривая два документа сразу:

– Что-то я ничего не понимаю. Так… а это? Н-да… и на кой Фолаару сдались прошения о восстановлении монастыря?

– Объясни мне, что это, – потребовал я. – Обращение… вот, тут – к «его святости канцлеру-предстоятелю»… что это вообще такое?

– Это значит, что некий отец Уннас просит канцлера столичного форума, в ведении которого находится большая часть храмового имущества страны, разрешить ему вновь освятить давно заброшенный монастырь в провинции Йош. Проклятие, да что ж он там забыл? А вот и ответ, то есть разрешение с благословением.

Погоди-ка, а это у нас что?

Он развернул плотный желтый лист с красной печатью королевского нотариуса и удивленно присвистнул. Это было гарантийное письмо – некая биржа уведомляла отца Уннаса о том, что все представленные им средства «в виде драгоценностей, металлов и изделий, а также наличной суммы в размере сорока тысяч червонцев золотом» вложены в различные ценные бумаги под соответствующие проценты.

– Опять золотишко! – присвистнул от восторга Энгард. – Да еще какое!

– И опять из Ханонго… но все же, зачем это понадобилось Фолаару?

– Значит, в этих бумажках есть что-то такое, ради чего он готов был расстаться со своей замечательной коллекцией. Что-то очень и очень важное.

Ну-ка, идем в библиотеку!

Оказавшись в «кабинете», граф нагнулся и принялся рыться на одной из нижних полок.

– Вот! – сказал он, бросая на стол пыльный том в рыжем кожаном переплете.

– Здесь и поищем…

«По святым местам Восточной Пеллии. Описание, реликвии, история». – прочитал я на обложке. Энгард стремительно перелистал полкниги и наконец нашел нужную главу. Я увидел крупномасштабную карту восточного побережья, изрядную часть которой занимал гористый Йош, загнутым рогом торчащий в океан из острова Девлет, отделенного от материка лишь узкой полоской пролива.

– Та-ак… обитель у нас называется Меллас, и святили ее именем Урии.

Покинута почти сорок лет назад. Да, ну это понятно, как раз тогда Йош и обезлюдел. Все потянулись в крупные города, да и вообще, религиозные причины тоже… н-да. Но зачем же ему эти развалины, а?

– Ты сказал – Урии? – встрепенулся я.

– Урии, вот же написано. Меллас, обитель Святой Урии. Что тебя встревожило?

– Мордир сказал, что бумаги ему передал молодой монашек с символами Урии на шее…

– Монашек?! Энгард потер лоб.

– Какой-то монах… – начал он, – украл у собственного настоятеля очень важные бумаги и передал их для Монерона, который, в свою очередь, должен был обменять их у Фолаара на другие бумаги, ценность которых никаких сомнений не вызывает… монах… монах… ничего не понимаю. Что можно сделать с отцом Уннасом? Ничего. Ни один суд не станет доказывать незаконное происхождение его вклада. А раз он получил благословение канцлера форума, то, конечно же, получил и печать с правом самостоятельно распоряжаться любыми пожертвованиями, причем если монастырь новоосвященный, то первые пять лет он ничего не отчисляет на форум. Так, это все понятно. Это у них очередной способ легализации «пожертвований» из Ханонго. Ничего нового. Но зачем все это Фолаару?! Тьфу ты, будь оно все проклято!

Дериц вскочил на ноги и дернул за шнур колокольчика.

– Позови хозяйку, – приказал он появившейся Девушке, – быстро! Поедем в Морскую биржу, – это уже мне, – там есть один славный парень, близко знакомый с нашей прелестной Дайниз. Может быть, он скажет нам пару нужных слов.

– А завтрак? – возмутился я.

– Захватим в дорогу. Ну же, иди одевайся!

Мрачно ругаясь, я отправился к себе в комнату. Поспешность Энгарда иногда действовала мне на нервы. Куда, спрашивается, так спешить? На пожар? Впрочем, он, наверное, знал лучше меня…

Через пять минут наша карета выехала за ворота, и я тотчас же принялся за холодного гуся, уложенного поваром в корзинку вместе с чашечками приправ и караваем хлеба. Энгард к еде не прикасался, он щурился и кусал губы, напряженно размышляя о чем-то.

– Этот тип, Халили, – заговорил он, обращаясь, очевидно, ко мне, – хорошо осведомлен обо всех храмовых делах. Так просто на биржу не попадешь, место хлебное – шутка ли, биржа! Там что ни день по мешку золота жертвуют.

Дайниз насмешливо улыбнулась и опустила глаза.

– Он маклер? – спросил я.

– Он жрец при биржевом святилище. Увидишь, увидишь…

Я молча пожал плечами, совершенно не понимая, какое на бирже может быть святилище. Впрочем, гусь меня сейчас занимал гораздо больше. Я отрезал от него небольшие кусочки, макал их в соусы и отправлял в рот: во время путешествия на пакетботе мне ни разу не удалось поесть по-человечески. Убил бы того кока!..

Особенно учитывая то, что пеллийская кухня порядком разбаловала мой неприхотливый когда-то желудок, выросший на лепешках да обжаренной свинине.

Молчаливый кучер Боно осадил лошадей у самого входа в Морскую биржу – из золоченых дверей в три человеческих роста то и дело выпархивали невероятно озабоченные господа в шляпах с перьями, прижимающие к себе пухлые портфели; они запрыгивали в свои экипажи, торопливо кричали что-то возницам и исчезали в грохоте копыт по королевской брусчатке. Гулко взревел рог на недалеком храме.

Энгард выхватил свой хронометр, бросил взгляд на стрелки и нахмурился.

– Успели, кажется… до обеда вроде успели…

Мы поднялись по ступеням широченной лестницы и, пройдя через солидные двери, оказались в огромном зале, вдоль стен которого, в небольших стеклянных кабинках, сидели десятки страшно занятых людей в черных налокотниках. Время от времени кто-то из них взмахивал рукой, к окошечку подлетал мальчишка-посыльный – получив в руки пакет, он мчался вверх по одной из устланных ковром лестниц, а на его место прибегал другой. По углам зала, морща лбы, беседовали о чем-то господа в шляпах. Деловая суета Энгарда не интересовала. Он протащил меня через зал, толкнул небольшую дверь, и мы оказались в коротком полутемном коридоре, освещаемом лишь несколькими узкими оконцами под потолком. Пройдя несколько шагов, Дериц свернул направо, и мы неожиданно вышли в большой огороженный двор.

Здесь цвели диковинные цветы, а в нишах отделанных белым мрамором стен курились бронзовые жаровни. Перед одной такой нишей я заметил пухлого господина, стоящего на коленях с поднятыми над головой руками. Мы прошли по выложенной камнем дорожке и остановились возле открытой двери. Словно из-под земли, перед нами вырос молодой человек в длинном белом одеянии.

– Господам угодно воскурить? – пропел он. – Кто же из вседержителей покровительствует моим господам?

– Нам нужен отец Халили, – немного нервно выдавил Энгард, косясь на улыбающуюся Дайниз.

Служка коротко поклонился и сделал приглашающий жест.

– Его святость в кабинете. Подождите в приделе…

Мы вошли в небольшое помещение, наполненное тяжелым ароматом множества курильниц, и Энгард, сдирая с себя шляпу, опустился на жесткую лакированную скамью.

– А зачем бирже храм? – спросил я, озираясь. – И кому тут молятся? Богам торговли?

– А кому хочешь, – хмыкнул Энгард. – Если ты отправил корабли за море, можешь помолиться повелителю вод. Если у тебя пшеница – воскури во славу богинь земли… А купил свиней – пожалуйста, можешь привадить гениев плотской любви…

– Ничего не понимаю! Здесь что же, молятся всем подряд?

– Это же биржа, – вздохнул Энгард. – Здесь не столько молятся, сколько жертвуют. Очень удобно. Н-да…

За моей спиной зашуршали тяжелые занавеси, и я невольно отшатнулся. Передо мной стоял невысокий, хрупкого вида жрец, одетый в короткий плащ с множеством кистей. На его ногах красовались нелепые туфли с пушистыми шариками на носках.

Одарив меня коротким благосклонным взглядом, он повернулся к Дайниз и расплылся в медовой улыбке.

– Моя прелесть… что привело тебя на этот раз? Склонившись, Дайниз поцеловала золотой браслет на его правом запястье и указала на нас с Энгардом:

– Я привела к тебе моих друзей. Им нужна твоя помощь. Ты ответишь на их вопросы, старый распутник?

Халил и подошел к застывшему, как столб, Энгарду и знаком приказал ему садиться.

– Молодые господа желают побеседовать на богословские темы?

Энгард неловко рухнул на скамью и замотал головой.

– Нет, ваша святость… у нас… другие вопросы. Нам нужно узнать об одном человеке. Вы, вероятно, знакомы с ним.

– О человеке? – жрец лукаво воздел брови и примостился рядом. – Что ж, может быть, может быть. Раз меня просит Дайниз, я, пожалуй, попробую помочь вам. Чья же персона вызвала интерес молодого господина?

– Его зовут Уннас… он, вероятно, настоятель…

Халили сделал протестующий жест, и Энгард умолк на полуслове. Некоторое время жрец сидел молча, сложив на животе свои тонкие, словно у девушки, руки, и неторопливо жевал губами. Потом он резко повернулся к Энгарду и заговорил – так же степенно, почти нараспев, словно во время службы:

– Речь, как я полагаю, идет о сыне Уннаса-ам-Диир, настоятеля множества монастырей, прославившегося своими неортодоксальными взглядами, которые вызвали гнев многих святых наставников по всей Пеллии… Если мне не изменяет память, его папаша очень увлекался демонологией и даже опубликовал несколько работ на эту скользкую, я бы сказал, тему. Что ж, персону мы установили. Что же угодно будет знать моему господину?

– Он… чем он занимается сейчас?

Кажется, этот простой вопрос поставил отца Халили в тупик. Он поморщился и несколько раз прищелкнул пальцами.

– Несколько лет назад брат Уннас насторожил святой форум тем, что открыто заявил о правоте своего безбожного отца. В какой-то момент речь едва не дошла до сложения сана, но потом все утряслось. Уннас, видите ли, умудрился войти в доверие к некоторым весьма почтенным лицам – пожертвования потекли рекой, – при этих словах лицо Халили исказила короткая гримаса ненависти, – и сей мед, направленный в уста сильных форума, одарил его немалой благосклонностью… благосклонностью тех, кто способен вершить судьбы. Х-м…

– О каких лицах может идти речь? – быстро спросил Энгард, подаваясь вперед.

– Ну что же, – негромко рассмеялся Халили, – молодой господин рассчитывает на то, что здесь, в храме, будут названы имена?

– И все же, – речь Энгарда обрела твердость, – я хотел бы знать… я говорю не только от своего имени.

– Вот как? – искренне изумился жрец. – Что ж, этого тоже можно было ожидать. И все же – никаких имен! Могу сказать лишь, что это были представители крупнейших торговых фамилий, тесно связанных с Градом… Если молодому господину будет угодно, он узнает имена сам.

– Я уже понял, – сумрачно ответил Энгард. – Что ж… Нам, вероятно, следует воскурить?

– Следуя велениям совести, сын мой, – пропел Халили, вставая.

На выходе Энгард задержался рядом с уже знакомым нам служкой и плавным движением вложил в его руки небольшой кожаный мешочек. Я готов был поклясться, что в нем позвякивают червонцы.

– Без толку, – фыркнул Дериц, когда мы оказались на ступенях биржи. – Только подтверждение того, что мы и так знали.

Я покачал головой. В словах Халили содержался какой-то крючок, чрезвычайно для меня важный, я ощущал его едва ли не позвоночником, но никак не мог разобраться, где же он. Что же это, что? Я тряхнул головой и потащил из кармана трубку. Энгард сделал то же самое.

– Я поеду к моему храмовому дядюшке, – вздохнул он. – Не очень хотелось, но ничего другого, похоже, не остается. Этот проклятый Уннас слишком важен!

Если Фолаар готов был отдать за дурацкие, ничего не значащие бумажки… а-а!

Он махнул рукой и шагнул к карете. Я остановил его.

– Я, пожалуй, отправлюсь к Накасусу, – сказал я.

– А я, – подала голос Дайниз, – пройдусь по шляпникам…

– Великолепно! – воздел над головой ладони Энгард. – Все разбегаются, как тараканы! Хорошо… Дайни, бери экипаж и езжай куда хочешь. Тут, хвала предержателям, хватает извозчиков. Встретимся вечером.

И, не оглядываясь, двинулся вниз. Я обменялся с Дайниз короткими улыбками и свернул направо, к фонтану, где можно было найти экипаж. Мой друг почему-то резво вышагивал в противоположную сторону.

Мастера я нашел в школе. По-моему, он вообще проводил в ней большую часть своего времени, наведываясь домой только по необходимости. Сейчас он сидел в большом учебном зале, окруженный несколькими осанистыми господами, на одежде которых я разглядел какой-то цеховой герб. Увидев меня, Нака-сус извинился и, вскочив со стула – на пол шмякнулись с десяток листов картона с какими-то не то эскизами, не то чертежами, – бросился навстречу.

– Две минуты, мой господин! – взмолился он. – Мне нужно закончить с мастерами – завтра начинаем готовить декорации к новому сезону, и они…

– Помилуйте, – смутился я. – Я готов ждать хоть час.

Он замотал головой и вернулся к своим чертежам. Я тем временем двинулся вдоль стен, с любопытством разглядывая висящие там маски, довольно фантастические предметы одежды и разнообразное полубутафорское оружие. Да-да, реквизитом оно было лишь наполовину. При желании все эти ножи, мечи и древнего вида сабли можно было наточить – и такой, пусть и легкий, клинок выдержал бы пару ударов. Пеллий-ская театральная школа «фитц», в которой преуспел уважаемый мастер, не признавала «приблизительности» на сцене. Декорации выполнялись с потрясающей тщательностью и искусством, заставляя зрителя не только видеть, но и буквально осязать реальность замков, храмов и даже водопадов. Я осторожно снял с лакированных крючков тяжеленный пистолет с шестигранным стволом и осмотрел его хитроумный замок. Кажется, воспламенение здесь происходило от фитиля-я видел такие древности, попадавшие к нам через Гайтанию, но дома у меня подобных конструкций не было, кажется, никогда. Мы не изобретали огнестрельное оружие, оно пришло к нам с юга и уже с кремнево-колесцовым механизмом. Вспомнив о родине, я грустно вздохнул. Какие же мы, однако, медведи!.. И какой контраст с моей – да, теперь уже моей – Пеллией.

– Он, между прочим, настоящий, – услышал я за спиной знакомый голос и резко обернулся.

В шаге от меня стояла улыбающаяся Телла, наряженная в уморительные короткие штанишки и заляпанную красками мужскую сорочку.

Я поклонился и водрузил пистолет на место.

– Вы тоже готовитесь к сезону? – спросил я, в который раз забыв, что мы давно уже перешли на «ты».

– А, – она смущенно потерла испачканные ладони о штаны и моргнула, – рисую кое-что… а вы опять по делу?

– Увы, развлекаться мне некогда. Я пришел к вашему отцу, есть важный разговор.

Накасус отпустил мастеров и подошел к нам.

– Телла, времени тебе осталось совсем мало. Смотри, опоздаешь!

Девушка скорчила рожицу и удалилась, гордо повиливая задом. Накасус добродушно усмехнулся и положил руку мне на плечо:

– У меня есть небольшое предложение. Если вы располагаете временем, неплохо было бы проехать в один милый ресторанчик. Его хозяин, мой друг, праздновал вчера совершеннолетие сына, а я не смог явиться… К тому же туда должна подъехать и Телла с бумагами, и я был бы признателен вам, если вы…

– Вы старый мошенник, мастер, – рассмеялся я, – признайтесь, вы ведь заранее знали, что я не стану отказываться? Время у меня и вправду есть. По крайней мере, пока.

Накасус привез меня в восточную часть необъятного Старого города, на один из холмов, с которых можно было разглядеть сияющие шпили далекого Града.

Привязав лошадку в специальном закутке, обнесенном – я не удержался от улыбки!

– плетеным забором, каждый прутик которого был любовно покрыт темным лаком, он подтолкнул меня к массивной дубовой двери. Место было удачным, хотя и выглядело не совсем по-пеллийски: на склоне холма, за крохотной, похожей на дворик площадью с неторопливо шипящим фонтаном, за типичными двухбашенными воротами, посвященными, кажется, одному из богов торговли, стоял круглый домик с железной крышей и сводчатыми окошками. Вывеска гласила о том, что мы находимся «Под золотым медальоном», а сам медальон, хоть и бронзовый, но начищенный до ослепительного блеска, свисал на затейливо выкованной руке, прикрепленной над дверью. Ветерок доносил аромат жарящегося на углях мяса, смешанный с запахами цветущего сада. Я завертел головой – казалось, за воротами Пеллия кончилась, уступив место какой-то незнакомой мне стране!

– Нравится? – понимающе усмехнулся мастер. – Да, все правильно, мой мальчик. Хозяин лавеллер, и таверна у него соответствующая. Очень, кстати, популярное местечко.

Хозяин, кряжистый мужчина с Длинными висячими усами, набросился на Накасуса тотчас же, едва мы переступили порог заведения. После обмена любезностями он проводил нас во внутренний дворик, усадил за стол под низкой раскидистой яблоней и принялся орать на двух парней, которые колдовали над жаровней с решеткой, на которой шкворчало нечто, напоминающее длинные тонкие колбаски. Я втянул носом воздух и подумал, что с кухней острова Лавелле я еще не знаком.

– К вечеру здесь будет полно посетителей, но нам они не помешают, – сообщил Накасус, обмахиваясь небольшим веером, – если что, мы сможем перейти в кабинет…

– У меня к вам, собственно, два вопроса, – начал я, стараясь не обращать внимания на запахи, – и не знаю даже, сколько они займут времени. Один из них я хотел задать в прошлый раз, но бедняга Гэкко произвел на меня такое впечатление, что мне просто не хотелось ни о чем говорить.

– Да? – Мастер сразу стал серьезным. – О чем вы хотели спросить меня?

Я задумчиво поскреб затылок.

– За последнее время я задал уже столько вопросов, а все никак не могу приблизиться к своей цели. Впрочем, это к делу не относится. Я хотел спросить у вас: знакомы ли вы хоть с кем-нибудь из деловых партнеров или, возможно, приятелей покойного Монфора? У меня сложилось впечатление, что вы общались с ним довольно тесно.

– Один раз я даже присутствовал на Торге в качестве человека из его свиты, – кивнул Накасус. – Правда, это было отнюдь не вчера. А что касается партнеров – что ж, я понял в чем дело. Собственно, я и сам предпринял нечто вроде расследования – но результат был нулевым, и я не стал о нем распространяться.

Вся штука в том, что те немногие люди, которых я знал, в один голос твердят, что Монфор-де стал ужасно скрытен и занялся какими-то темными делами с контрабандистами. О'каких контрабандистах шла речь, я узнать не смог. Не было даже намеков.

– Возможно, об этом осведомлены люди из Братства? Хотя нотариус Каан, как мне показалось, тоже теряется в догадках. Но я не знаю, стоит ли спрашивать его напрямик о делах, которые связывали Братство с Монфором.

– Вы можете сами поговорить с некоторыми людьми – но, боюсь, ничего от них не добьетесь. Даже банкир, который еще недавно был в курсе всех деловых операций покойного, заявил, что совершенно потерял нить его интересов. Попросту говоря, Монфор перестал к нему обращаться.

– Ну, – фыркнул я, – у банкира может быть свой интерес.

– Нет-нет, – замотал головой Накасус, – это проверялось в первую очередь, так что подобные «интересы» просто не имеют какого-либо смысла. Укрыться от финансовой гвардии довольно трудно. Стоит лишь раз попасться им на глаза – и потом полжизни не отмоешься. Особенно здесь, в столице. Это в провинции филины успешно замазывают им глаза золотишком, а у нас служат люди, для которых имя важнее любых денег. Карьера, знаете ли… так что банкир отпадает. Меня и вправду насторожило то, что Монфор прекратил с ним почти все контакты, кроме самых банальных, на уровне тех или иных выплат по закладным, акцизам и прочей дребедени. Еще мне сказали, что у него были какие-то разговоры с некоторыми чиновниками Стражи.

– Чиновниками Стражи?

– Да-а… я даже услышал предположение, будто Монфор исполнял какую-то работу для Братства. Его видели с одним довольно крупным чинушей, не последним человеком в этом королевском бедламе. Я попытался связать этот факт с любопытством барона Вилларо, но потом понял, что стараюсь впустую. Висельник не занимается ни Стражей, ни Братством, он – пташка совсем другого полета. Его последний «подвиг» – один из наших финансовых гениев, который придумал замечательный способ перебрасывать деньги прямо из Кааначейства к Белым Шапкам.

Ви-сельник выслеживал его почти год, а потом, когда тот уже окончательно потерял бдительность и поверил в свою удачу, сдал его куда надо со всеми бумажками до последней. Там свидетельств было столько, что хватило бы на три суда… Вилларо в этом отношении очень щепетилен, он, если действует – то наверняка. У него с крючка не срываются.

– Да уж, если Монфор действительно проворачивал какое-то дельце для филинов, Каан об этом распространяться не станет.

– Пожалуй. До меня доходили слухи о том, что Братству надоело собственное безвластие в столице, а связи Монфора были довольно широки, и вообще он имел некоторую склонность к авантюризму. Тот чиновник – фамилию его никак не могу вспомнить, южная какая-то, – долго не шел у меня из головы, но потом я его все же отбросил. Может быть, Гэкко прав, и это были обычные налетчики?

– Вы-то сами в это верите?

Накасус горько покачал головой, но ничего не ответил, потому что в этот момент к нашему столику приблизился хозяин в сопровождении пары разносчиков, загруженных тарелочками и кувшинами.

– Это блюдо называется «шишер», – сообщил мне мастер, – пробуйте, вам понравится.

Восхитительно пахнущие свиные колбаски были нафаршированы маринованной морковью, которая придавала им необычный острый вкус. Я осторожно попробовал соусы и, оставшись вполне доволен, принялся за работу. Накасус заботливо распечатал красновато-коричневый кувшинчик и налил мне вина, пахнущего степными травами.

– Знаете, – сказал я, жуя, – если бы у меня дома, за океаном, такой обед предложили какому-нибудь герцогу, он сделал бы повара своим наперсником.

Накасус захохотал и принялся вскрывать следующий кувшин – желтый.

– У вас замечательное воображение. Писать не пробовали?

– Пробовал, – признался я. – Пиратский роман…

«И сам в нем очутился, – сказал я себе, катая на языке аромат терпкого вина. – В той самой роли непробиваемо благородного принца, похищенного работорговцами. Вопрос только, куда подавалась моя принцесса?»

– Вопрос второй, покуда я трезв, – есть ли у вас связи в храмовых кругах?

Накасус задумался, и кажется, надолго. Я не торопил его, все дальше погружаясь в прекрасные, новые для меня вина и колбаски, источающие горячий аромат. Вино лилось и лилось. Брат Сайен, мой старый наставник, научил меня верному обращению с дарами лозы, но – эти, незнакомые мне сорта, вдруг заставили меня расслабиться и вспомнить то, чего никогда не было на самом деле…

– В юности я едва не стал жрецом, – неожиданно проговорил Накасус. – Да, я был очень религиозен, но потом вдруг понял, что лицедейство по сути – то же служение, просто оно подано в ином ракурсе.

Я не донес полный бокал до рта и осторожно вернул его на стол.

– Мы служим иным богам, но суть та же – надежда…

Ветер цветущих яблонь мгновенно покинул меня, я отодвинул кувшинчик и выпрямился, словно на плацу. О небо, я, мальчишка, вдруг понял то, что хотел сказать мне старый актер, проживший удивительную, полную событиями жизнь. Я стиснул зубы – он глянул на меня, и от его улыбки мне опять захотелось прижаться к его отцовскому плечу.

Я похоронил своего отца в углу старого, запущенного сада.

Я куснул губу и потянулся к бокалу.

– Наверное, – сказал я, – в другом свете.

Лицо Накасуса вдруг вспыхнуло, как факел. Он отвернулся и, будто стесняясь меня, выпил полный бокал. Темно-зеленое стекло полыхнуло в падающем к западу солнце. Теперь сжал зубы он.

– Говорите, ваша милость, – попросил меня мастер.

– Имя – Уннас, – произнес я, возвращаясь к своему привычному состоянию.

– Уннас? – Накасус не дал мне закончить фразу. – Хм, с ним была связана странная история. Он был настоятелем одного из монастырей в Йоше, а там, в предгорьях, часто происходит Торг – места дикие, людей нет, и он…

– Йош?! – я едва не закашлялся. – Вы сказали – Йош?

– Да, – как ни в чем не бывало ответил актер. – Но вы же, верно, знаете? А там еще и болотные испарения, которые светятся в вечерней луне… И вот, было это лет так пятьдесят назад, молодой Уннас застал приземление нескольких торговых шхун. Он, наверное, в кустах сидел – кто его теперь знает? Демонов, понимаешь, увидел! Конечно, мозги у него немного свернулись, и он стал писать научные работы по демонологии…

Йош! Йош!!

Я глубоко вздохнул и вернулся к еде.

– А что, – спросил я после паузы, – как Телла?

– Скоро она будет, – вздохнул мастер. – Хоть бы Эрнан подарил вам сыновей, князь. Дочери, это…

Он распечатал голубой кувшин. Я смотрел в свою тарелку, расписанную по черному лаку диковинными птицами, и переваривал услышанное. Мне хотелось задать Накасусу множество вопросов, но я молчал – почему? Я не знал ответа на этот вопрос. Наверное, я не считал возможным посвятить его во все подробности нашего дела: ведь за моей спиной стоял Энгард, предать которого я не мог.

Телла появилась через час, когда мы приказали подать вторую порцию вин и закусок. На сей раз она была в изящнейшем сиреневом платье, так гармонировавшем с цветом ее глаз. Накасус снисходительно улыбнулся, принял из ее рук тоненький пакет и уже поднял руку, чтобы приказать дочери отправляться восвояси, но я вдруг остановил его.

Лучше б меня сразил шторм, но тогда я еще не знал этого.

Разговор перешел в театральное русло. Накасус, отечески улыбаясь – вино подействовало и на него, – учил меня основам актерского мастерства, рассказывая о традициях искусства «фитц», о тонком языке символов и нюансах действа, происходящего на сцене, – часто реального настолько, что неискушенный зритель терял связь с действительностью, целиком по-. гружаясь в разворачивающуюся перед ним драму, а искушенный знаток, напротив, восторгался именно фразой, жестом и костюмом, интерпретируя традиционные произведения в соответствии со своим отточенным вкусом.

– О, – говорил он, – монеты и венки, мой мальчик, разные – каждый раз по-своему. Одно дело сцена в большом городе, полном кабатчиков да разжиревших лавочников, и совсем другое – представление в замке какого-нибудь провинциального владетеля, наследственного ценителя и мецената!..

– Папа! – возопила наконец Телла. – Да у тебя, святые и грешники, денег порой больше, чем у всех этих надутых владетелей!

– Ну и что? – обиделся Накасус. – Да вот взять хотя бы покойного князя Эйно…

Скрипучая дверь, которая вела во внутренний дворик, вдруг распахнулась, и в темном уже прямоугольнике появилась хорошо знакомая мне фигура.

Глава 6

– Хм, я тоже люблю шишер, – задумчиво проговорил Энгард Дериц, присаживаясь за наш столик, – но никак не думал, что застану тебя в этом заведении… представьте мне вашу даму, мастер… или это ваша дочь?

Он был здорово навеселе.

– Меня зовут Телла, – решительно произнесла девушка. – И я действительно дочь господина Нака-суса. Но вы и сами, сударь, могли бы представиться.

– Это мой друг, – со вздохом вмешался я. – Граф Энгард Дериц. Вы, возможно, слышали о нем?

– Вряд ли, – фыркнул Энгард и потянулся к моему бокалу. – Впрочем, все еще впереди. Толлен умер, – вдруг заявил он без всяких предисловий. – О небо, что сейчас начнется!

– Ты был у барона?

– Не-ет, я пил вино со своим святейшим дядюшкой. Недурное винцо делают в монастырях! В общем, я рассказал ему все… или почти все. Так что теперь, можно сказать, у меня всегда есть запасной вариант. Монастырь, а?

И он захохотал.

– Толлен умер своей смертью?

– А вот этого никто не знает. А знаешь, почему… не знает? Потому что лейб-медик, который его пользовал в последнее время, был арестован через час после смерти советника, то есть – вчерашней ночью. И все это очень огорчает некоторых людей, сидящих на форуме. Они, может быть, мало что знают, но зато догадываются… догадываются, будь оно все проклято!.

– Какое им дело?

– А такое. Младший Уннас действительно завалил иерархов невесть откуда взявшимися пожертвованиями, и ему отдали старый заброшенный монастырь. Вот сиди теперь и думай – зачем он ему?

Я потер лоб. Ах, ну конечно, Накасус, упоминая настоятеля из Йоша, имел в виду занимавшегося демонологией отца нынешнего Уннаса. Стоп… демонология.

Случайный свидетель Торга… что все это может значить. Отец – демонолог, сын связан с Посредником. Какова эта связь?

От возбуждения я заерзал на стуле и, выхватив из пальцев Энни свой бокал, поспешно наполнил его вином и выпил.

– Я еду в Йош, – услышал я свой голос.

– Чего? – одновременно спросили и Дериц, и Накасус.

– Да, – сказал я, – решение уже созрело – я еду в Йош, и еду один. Я должен разобраться на месте.

Меня трясло. Я чувствовал, что за фасадом этого старого монастыря скрывается что-то загадочное и зловещее. Что-то новое и неожиданное. И никому, кроме меня, этой тайны не раскрыть.

– Тысяча извинений, господа, – я встал, – но мне нужно идти…

– Ты куда? – изумился Энгард.

– Мне нужно повидать одного человека и прямо сейчас.

– Я отвезу вас! – вскочил было Накасус, но я вернул его на место:

– Дорогой мастер, вы приехали поздравить своего друга, не так ли? Будет невежливо уйти, не распив с ним пару кувшинчиков. Не волнуйтесь, я доберусь самостоятельно!

Я выбрался на площадь, вдохнул густой цветочный аромат сумерек и присел на скамеечку у фонтана. В кисете оставалась последняя щепотка зелья, и я немало помучился, прежде чем зацепил ее пальцами и водворил в трубку. Вырубив огонь, я поднялся и побрел в сторону центра, зная, что извозчик встретится мне на первой же торговой улице.

Мимо меня прошли несколько фонарщиков с шестами и лесенками, прогрохотал фургон портового ломовика, возвращающегося домой после нелегкого дня. Я шел и думал о том, что таких совпадений в природе не бывает – сперва Джардеш, а потом сын Уннаса, воцаряющийся в монастыре своего отца, помешанного на демонологии.

Что они придумали, эти два хитреца? Зачем Джар-дешу обитель Меллас?

А затем, что расположена она именно в Йоше.

Но что, будь я проклят, за всем этим кроется?

Неожиданно я остановился и повернулся направо – там, под круглыми жестяными козырьками, виднелась вывеска небольшого, но довольно дорогого магазина морских товаров. Я толкнул полированную дверь с толстым зеленоватым стеклом и очутился в царстве множества запахов. Здесь пахло смолой, свежевыкрашенной кожей и какими-то пряностями. Из-за прилавка остро блеснули глаза приказчика, седого моряка с парой косиц, свисающих вдоль щек. Я молча сунул руку в один из мешочков, что рядком стояли на небольшой полочке, понюхал зелье, довольно кивнул и выложил монету.

– Что-то еще, ваша милость? – осведомился приказчик, заворачивая порцию в шелковую бумагу.

– Карту, – сказал я. – Отсюда до Йоша по суше, и Йош – крупно, с пояснениями.

Моряк удивленно блеснул глазами и нагнулся, разыскивая что-то под прилавком.

– Вот, – сообщил он, придвигая ко мне пакет, – типография братьев Лорье, самое лучшее качество. Два орла, можно ассигнациями. Товар редкий, то есть я хотел сказать, у нас его нечасто спрашивают.

– Угу, – я сорвал тонкий шелковый шнур и Выбросил на прилавок несколько сложенных карт. – О, качество действительно прекрасное. И постоялые дворы обозначены, и порты…

– Я же говорю – товар самый лучший.

Я засунул карты обратно в пакет, расплатился и вышел. Теперь следовало найти извозчика, но здесь они уже попадались куда чаще, чем возле «Золотого медальона».

В рыбном заведении мне сказали, что Каана следует искать на улице Плетельщиков. Извозчик, которого я остановил, выйдя на набережную, пожал плечами и затребовал золотой.

– Это так далеко? – наивно спросил я. Возница вздохнул и постучал себя по лбу.

– Орла, сударь, или – ножками…

Пешая прогулка в незнакомом направлении никак не входила в мои планы, и мне пришлось расстаться с еще одним золотым кружочком. Впрочем, денег пока хватало… Извозчик долго петлял по закоулкам старого города, зачем-то объехал по кругу Рыбный рынок и вдруг остановился.

– Вот ваши Плетельщики, – сказал он мне.

Я выбрался из экипажа и недоуменно завертел головой, совершенно не понимая, где нахожусь, – прямо передо мной был какой-то темный тупик с единственным фонарем в сотне локтей от перекрестка.

За моей спиной щелкнул кнут, и извозчик рванул так, словно за ним гнались слуги Владыки Гудамы. Почесав затылок, я двинулся вперед. Ничего похожего на вывеску с красными фонарями я не видел – не завез ли меня этот ушлый тип в какую-нибудь дыру? Я задрал голову, посмотрел на слабо светящиеся окна древнего четырехэтажного дома, из подвалов которого несло дерьмом, и едва не растянулся, споткнувшись на выбоине в брусчатке, но чьи-то руки заботливо придержали меня за воротник. Я резко вывернулся, отскочил в сторону и молниеносно выхватил оба пистолета.

Передо мной стояли двое мужчин в коротких черных плащах, ухмылки медленно сползали с их лиц.

– Серьезный птенчик, – пробормотал один, массируя запястье. – А я-то думал, что он ссудит нам на стаканчик.

Его спутник угрожающе ощерился и сунул руку за пазуху – я готов был спорить, что там у него обитает метательный нож или что похуже. Я щелчком взвел оба затвора и попятился.

– И что же, птенчик решится стрелять?

Они не двигались с места, опасливо глядя на пистолеты, – очевидно, до ночных удальцов уже дошло, что стрелять я все-таки буду. Я встал спиной к стене и произнес, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее:

– Я ищу нотариуса, он должен быть где-то здесь. Кто тут хотел заработать на стаканчик?

Грабители переглянулись, и первый, тот, которому я вывернул руку, слащаво рассмеялся:

– Разве здесь есть чья-то контора? Молодой господинчик ошибся адресом…

– Не придуривайтесь! – крикнул я и угрожающе пошевелил стволами. – Вы знаете, о ком я говорю.

– Ты сам-то это знаешь, а, парень? – серьезно спросил меня второй.

Я молча кивнул. Спрятав левый пистолет в потайную кобуру, я вытащил из кошелька серебряную монету.

– Последний дом справа, – сказал грабитель и протянул руку.

– Нет, – помотал я головой, – ты меня проводишь.

– Только за орла!

Опять за орла! Что-то они сегодня сыплются из меня, как песок. Дороговатые в столице услуги!.. Я со вздохом протянул ему золотой и двинул стволом, приказывая идти вперед.

Нужная дверь открылась сразу же, едва в нее постучали, и я полетел вперед, чтобы уткнуться носом во что-то мягкое. С улицы донесся поспешный топот моих провожатых. Я открыл глаза и сразу же получил ощутимый удар в ухо. Кто-то ловко обшарил меня, избавив от оружия, потом дернул за шиворот – вспыхнул свет, и я увидел зверскую рожу распаханную старым сабельным шрамом от брови до подбородка.

– Я к Каану! – завопил я, пытаясь выскользнуть из стальных пальцев привратника. – Доложите ему, а то я…

В ответ я получил ладонью по губам. Яркая лампа с затейливым стеклом приблизилась к моему лицу, и чей-то мягкий голос приказал:

– Отпусти его и иди скажи… а ты, – это уже мне, – сиди пока тут…

И я опустился на какие-то свернутые ковры. Свет исчез, вокруг меня была темнота. Я ощупал распухшую губу и с ужасом подумал, что мог попасть совсем не туда, куда следовало. Имя нотариуса, конечно, давало мне некоторую надежду, но что я буду делать, если его здесь не окажется?

Через минуту я услышал шаги на лестнице и уже знакомый мне голос, только теперь он не распоряжался, а наоборот, оправдывался:

– Ну мы же и знать не знали, ну… входит какой-то паренек, прям как к себе домой, ну…

– Бараны хреновы! – ответил ему Каан. – Сейчас вы вернете ему оружие, и он сам даст тебе по роже, только уже рукояткой пистолета!

Обладатель льстивого голоса, при свете оказавшийся плешивым дядькой в каком-то засаленном халате, суетливо вручил мне отнятые пистолеты и меч, и мы двинулись наверх.

– Я собирался посылать за вами, – говорил Каан, заботливо подсвечивая мне лампой, – у нас есть кое-какие новости.

– У меня тоже, – ответил я. – Скажите, вино у вас найдется? А то я изрядно пострадал… сперва ко мне пристали какие-то ублюдки, и я уже думал, что придется отстреливаться, теперь вот ваши кулаками размахивают. Так что с вас компенсация, нотариус.

– Чего доброго! – захохотал Каан. – Сейчас все будет.

Он завел меня в большую комнату, где на алом плюшевом диване играли в ло две молоденькие девочки в прозрачных нарядах, и распахнул створки тяжеловесного буфета. Я опустился в кресло с кистями, вытащил из петель надоевший мне меч и хрустнул пальцами.

– Подбросьте дров и убирайтесь вон, – проронил Каан, не оборачиваясь.

Девушки молча сложили доску и засуетились возле камина. Нотариус тем временем выставил на стол пару пузатых кувшинов, тарелку со свежими бисквитами и сел напротив меня. По его глазам я понял, что Каан чем-то расстроен.

– Вчера помер советник Толлен, – сказал он. Я кивнул и распечатал кувшин.

– Я уже знаю. Почему арестован его врач?

– Потому что в Граде подозревают какой-то заговор людей из Тайной канцелярии.

– И у них есть для этого основания?

– Кто знает? – Каан тяжело вздохнул, отломил кусочек бисквита и отправил его в рот. – Им заговоры каждый день мерещатся. Теперь нам будет сложно предугадать действия Вилларо. Если там действительно заговор… проклятие, даже думать об этом не хочу. Совсем недавно мы вложили колоссальные деньги в одно прибыльное дело, но для того, чтобы они окупились, нам требуется хотя бы два-три годика полного покоя – никаких заговоров, никаких падений на биржах, никаких дворцовых интриг. А деньги, знаете ли, не мои… гм. И еще… то ли Сульфик заметался из-за исчезновения Такео с товаром, то ли за ним и впрямь следили люди финансовой гвардии, и он эту слежку учуял – в общем, он бросился переводить часть своих активов в провинцию.

– Куда именно? – напрягся я.

– Пока не знаю, этим занимаются специально нанятые люди. Но он проговорился именно о гвардии. Он, дескать, так считает.

– Может, для отвода глаз?

– Сульфик, да будет вам известно, порядочный психопат. От него можно ждать чего угодно, и мании преследования в том числе. Как он объяснил своим друзьям исчезновение Такео? Может быть, он его просто скрыл и теперь действительно пытается выйти из игры. А может, продолжает раскручивать старую комбинацию.

– У меня тут появились кое-какие мысли, – начал я после недолгого молчания, – и вы должны ответить на мой вопрос. Дело касается Монфора – скажите-ка, только честно: он работал на вас?

– Он работал не «на нас», а с нами, но нечасто, – охотно ответил Каан. – А к чему это вы?

– Его видели с одним чиновником Стражи, и я подумал, что Монфор мог пытаться о чем-то договориться с ним – именно для вас, по вашему поручению.

Ведь Монфор был фигурой формально непричастной, не имеющей прямого отношения к Братству?

– Со Стражей? – Каан изумленно поднял брови. – Кто это вам сказал?

– Неважно. Я и сам не знаю кто. Так отвечайте же – было? Это очень важно!

– Но со столичной Стражей разговаривать бессмысленно, поверьте мне. Я никогда не стал бы просить его об этом! Зачем? Монфор имел удивительную голову, и я не хотел бы, чтобы он стал совать ее в петлю почем зря. Почти все наши дела здесь, вблизи Града, совершенно легальны, нам просто нет смысла рисковать сложившимся положением – скажу вам честно, сюда стекаются деньги из провинции, и мы потратили немало сил на то, чтобы добиться именно этого: легальности.

– Очень интересно. Чиновник, как мне сказали, с распространенной южной фамилией. Как, простите, звучат типично южные фамилии?

– Вы хотите искать этого человека? А может, не стоит? Если Стража пойдет по вашим следам, вы можете заработать себе изрядную грыжу. А что до южных фамилий… ну, Греннан, Боссен, Нураан. Что-то в этом роде, с двойными буквами в конце, у них там свой диалект, любят они болтать врастяжку. Буквы с завитушками…

«Фолаар?! – молнией вспыхнуло у меня в голове. – Вот тебе и буквы с завитушками! Альдоваар!!! Фолаар!!!»

* * *

– И что молодой господин поделывает в столице?

Я подавил готовый вырваться вздох. Этот жизнерадостный толстяк со своей глиняной трубкой, извергающей фонтаны отвратительного горького дыма, подсел в мою кабинку первого класса на остановке в маленьком городке за двадцать миль от столицы. Отправляясь в Альмар – дальше дилижансы не ходили и до Йоша следовало добираться на перекладных, – я искренне обрадовался, увидев, что еду без попутчика, но радость моя оказалась преждевременной.

– Молодой господин изучал навигацию, – пробурчал я, давая ему понять, что книга интересует меня гораздо больше пустой дорожной болтовни.

– О… стало быть, скромное настоящее и блестящее будущее! Что ж, на морях благоразумный юноша может сделать прекрасную карьеру. Сказать по совести, я и подозревал нечто подобное, – доверительно признался мне толстяк, – от вас веет морем, дальними странствиями и всяким таким проч-чим… наверное, вам уже случалось плавать за океан?

– Случалось, – согласился я, переворачивая страницу.

– Как я вам завидую! А я вот ни разу не покидал Пеллии. Все дела, понимаете ли, дела. Большущая семья, дочки на выданье. То и дело ищешь, где монетку заработать.

Судя по тому, что ехал он первым классом, монетки находились довольно часто – билет до Альмара обошелся мне ни много ни мало в полсотни орлов, недешево даже по столичным меркам. Конечно, я мог бы сесть и в общий салон, но мне очень хотелось поразмыслить над событиями последних дней – теперь, как я понял, размышления летели к демонам. Того и гляди, этот болван пристанет ко мне с предложением бросить фишки. Как мне показалось, доска для игры мелькнула в его добротном саквояже, когда он открывал его, чтобы достать огромный, с парус размерами носовой платок.

«Чтоб ты лопнул, старый боров», – подумал я и с сожалением захлопнул свою книгу – впрочем, за окнами уже начинался вечер, и на чтение оставалось совсем немного времени.

– На ночлег нас поставят в одном миленьком постоялом дворике, – мечтательно проговорил толстяк, – а там, да будет вам известно, подают превосходный крабовый супчик с кореньями.

– Рекомендуете? – осведомился я, вспомнив о том, что не ел с самого утра.

– Еще как! Единственное, знаете ли, приятное место по пути в Альмар.

– В Альмаре мы будем уже завтра…

– К вечеру, – толстяк вздохнул. – Только к вечеру – еще целый день пути!

Я пожал плечами и подумал, что плавное покачивание тяжелого дилижанса для меня не более утомительно, чем ход «Бринлеефа» по волне. Если бы не этот болтун, я, возможно, даже вздремнул бы – из столицы мы выехали рано утром, а проснуться мне пришлось буквально на рассвете. Кстати, Энгард этой ночью так и не появился, наверное, отправился гулять по ночным ресторанчикам или поехал домой к брату. Уезжая, я оставил ему короткую записку, в которой написал, что ждать меня к какому-то определенному сроку не стоит. Бэрд категорически не хотел отпускать меня одного, но я напомнил ему, что хозяин все-таки я, и старому служаке пришлось отступить. Хоть бы он не бросился меня преследовать!

Появляться в Йоше ему было рановато…

Спустя час мы въехали в небольшой городок, и дилижанс остановился у добротного каменного забора, за ним виднелось трехэтажное строение с башенками.

Кто-то из возниц протрубил в рожок, ворота распахнулись, и мы вползли в просторный двор, в котором стояли несколько разномастных экипажей с гербами и без.

– Дамы и господа, – раздалось сверху, – ночлег! Пассажиров первого класса просим не беспокоиться об оплате!

А, хмыкнул я, так вот почему билет стоил таких денег. Что ж, неплохо – очевидно, хозяева компании умудряются зарабатывать и на этом.

Я подхватил свой багаж и выбрался из прокуренной кабинки на свежий воздух.

Подле борта дилижанса уже ждали несколько носильщиков.

– Господину будет угодно поужинать?

– Сперва покажите мне мою комнату, – распорядился я.

К моему удивлению, жилье оказалось весьма приличным – небольшая спальня и нечто вроде гостиной с камином и лакированным бюро у стены.

– Масло в лампах, дрова в очаге, – подобострастно доложил мой провожатый. – Белье, извольте заметить, свежайшее. Что будет угодно?

– Пока ничего, – я пожал плечами и стал сдирать с себя прочную дорожную куртку.

С багажом я, пожалуй, немного переборщил. Путешествовать следовало налегке, а я захватил с собой не только смену белья, а еще и вечерний камзол, дорожный ящичек с бокалами и даже плотный халат! В итоге, вместо привычного саквояжика с лекарствами и боеприпасами, со мной ехали две увесистые сумки – правда, приспособленные для седла. Поужинать можно было и в куртке, но я все же решил переодеться, натянув изящную сорочку и камзол с полудюжиной воротников.

Внизу, в зале вполне приличного, как я понял, ресторана, стоял приглушенный гул множества голосов. Первое, что бросилось мне в глаза, – это огромный закопченный очаг, в котором жарилась свиная туша. Лоснящийся повар в сдвинутой набекрень шапочке то и дело поливал ее жиром из деревянной плошки, успевая при этом перешучиваться с парой благородных господ, сидящих за придвинутым к огню столиком. Я довольно причмокнул губами и принялся искать, куда бы мне сесть. Свободный столик нашелся не сразу, отчасти из-за полумрака, царившего в зале; в конце концов я примостился в углу возле лакированной кадки с чахлой пальмой. Из тьмы вынырнул разносчик с полотенцем на плече.

– Мне говорили, у вас тут чудный крабовый суп, – сообщил я ему.

– О да, – солидно согласился он.

– И, наверное, найдется капелька рому, а то нынче что-то нежарко.

Во взгляде разносчика появилось уважение.

– Прикажете «Морскую звезду»? Или, быть может, «Удачу корсара»?

– «Удачу», – согласился я и невольно спрятал под столом свои морские сапоги. – А еще, если можно, кусочек вон той свинки, она уже, кажется, подходит.

– Все, что будет угодно моему господину, – голос выдавал солидный опыт. – Что-то еще?

Я жестом отослал его и вздохнул. Все-таки дорога меня утомила, задница все еще продолжала покачиваться в такт дилижансу, а в затекших ногах мелко пульсировала кровь. Я вытянул их под столом и осмотрелся по сторонам. Мой жирообильный попутчик сидел через стол от меня, доверительно беседуя с весьма солидным господином в темном дорожном платье. Я улыбнулся – на столе перед ним стояло такое количество яств, что, случись мне сожрать их все сразу, не помог бы никакой доктор. Для него же, вероятно, это был вполне рядовой ужин.

Становилось ясно: да, для того чтобы прокормить этакую утробу, денег нужно немало. А если и дочки у него такие же? О, не завидую их женихам – им придется трудиться в поте лица!

Двери ресторана неслышно приоткрылись, впуская новую порцию едоков. Пара столиков, остававшихся свободными, тотчас были заняты, а вошедшая последней дама в расфранченном платье с крылаткой осталась без места. Повертев головой, матрона решительно направилась ко мне.

– У вас не занято, юноша? – строго спросила она. «О небо, – сказал я себе, – и поужинать в одиночестве не придется!»

– Прошу вас, моя госпожа…

Рот у нее открылся ровно через минуту, и отнюдь не потому, что доставили заказанное ею суфле.

– Из-за этих негодяев в военном казначействе мне опять приходится трястись в проклятых дилижансах, – важно пожаловалась она.

Я вопросительно поднял брови – суп мне уже принесли.

– Я, видите ли, вдова, – во вздохе была такая порция кокетства, что меня едва не затошнило, – вдова королевского полковника. А пенсию эти мерзавцы назначили в Альмаре, так как он, бедняга, был родом именно оттуда. И там я ее и получаю – не жить же мне в этом вечном дыму!

Вдова была чудо как хороша, особенно сейчас, когда ее перезрелая грудь, едва не вываливающаяся из разреза платья, колыхалась от праведного гнева.

Тонкое, какое-то удивленное лицо странно сочеталось в ней с весьма пышными формами. Вероятно, седовласые претенденты на ее полковничью пенсию выстраивались в очередь, но она – гм, я уже встречал этакий типаж – мечтала о чем-нибудь свеженьком.

Разносчик подал мне кусок мяса на серебряной тарелке, коллекцию сыров и порядочный графин с ромом. Я поблагодарил его довольным урчанием и тотчас же налил себе полную кружку старого морского напитка. В ответ вдова вскинула выщипанные брови и посмотрела на меня с хищным интересом.

– За вашу удачу, сударыня, – вежливо произнес я. Она медленно подняла крохотную рюмочку с ликером и сделала едва заметный глоток.

– Мой бедный муж всегда держал своих молодых офицеров в строгости, – заметила вдова, – особенно ограничивая их в употреблении горячительного.

– У себя на корабле, – хмыкнул я, – я давно завел привычку отогреваться не огнем, а ромом. А ведь нынче нежарко, не так ли? Мой старший помощник считает, что огонь не способен согреть человека по-настоящему.

И я очень быстро пожалел о сказанном. В следующие минут десять ее рот не закрывался ни на секунду, она даже позабыла о давно принесенном суфле – нравы невесть как разбогатевшей молодежи (а иначе откуда бы у меня был собственный корабль?) волновали ее куда больше.

В какой-то момент до моих ушей донесся негромкий голос толстяка-попутчика – вернее, мой мозг своей волей вычленил из общего гула и зудения любопытнейшую фразу.

– Сенатор Леер – лошадка запаленная, это я вам говорю. Да что я, теперь, после смерти Толлена, об этом толкует весь финансовый мир. Что-то будет, не сомневайтесь. Куда девался один из дома Лоррейнов, скажите мне на милость? Его векселя опротестованы, вот как!

– Да вы меня совершенно не слушаете! – вдруг взвизгнула моя дама. – Вам это не кажется невежливым, нет?

– Ч-что? – нахмурился я, совершенно не понимая, что она там блеет.

– Вы совершенно не слушаете, о чем я вам говорю!

– …если что-то произойдет, консервативная партия потеряет все, это вопрос решенный.

Я насторожился – визг несчастной вдовы мешал мне слушать финансового знатока, из его слов до меня теперь доходило меньше половины.

– …интриги… какие интриги, вопрос решенный, это точно… в провинцию, конечно! Кто же поставит свои активы… если откроют границу… а кто сказал вам, что шанса у них нет?.. Слухи, да, но мы с вами знаем, что это за слухи, если такие люди, как Сульфик, сбрасывают свою денежки в провинциальные верфи…

И это было все – толстяк и его собеседник, вытерев губы, как по команде, встали из-за стола и покинули зал. Я едва не заскрипел зубами. Вот тебе и финансовый мир! Что же, они уже знают, что заговор не только существует, но и имеет отличные шансы на успех?

Гм, да, наверное, раз уж господин Сульфик и впрямь бросился переводить свои активы в провинциальные предприятия. Если я хоть что-то соображаю в пеллийских финансах, это означает, что он прячется от потрясений грядущего переворота. Вот только знают ли эти двое об истинных причинах его действий? Но, с другой стороны, такая уверенность в успехе наших славных принцев!.. Если речь зашла о крахе консервативной партии в Сенате, значит, под нее уже ведется хорошо продуманный финансовый подкоп. Возможно, о нем знал Толлен, которого, предположительно, отправили в мир иной раньше срока? А знает ли об этом Вилларо?

Подозвав разносчика, я велел отправить нетронутую свинину и ром в мои апартаменты и, рассеянно попрощавшись с вдовой, поднялся наверх. Перо и бумага лежали у меня в сумке. Как только за ресторанным мальчишкой закрылась дверь гостиной, я уселся к бюро, поярче открутил лампу и вытащил походный набор, включавший в себя затейливую бронзовую чернильницу и футлярчик для перьев.

Над огнивом вспыхнул синеватый огонек, трубка пыхнула дымом, и через некоторое время я с удивлением понял, что испортил два листа дорогой шелковой бумаги, вычерчивая на них странную для постороннего взгляда схему.

Как могло случиться, что Вилларо не знал о финансовой бомбе, заложенной под консервативную партию, всегда, как я слышал, стоящую на стороне действующего монарха, каким бы шизофреником тот ни был? Последний подвиг Висельника, медленно сказал я себе… это был финансист… следовательно, отсутствие связей в финансовом мире, как и незнание его правил, исключаются в принципе. Отсюда же – стрелка с нарисованной над ней виселицей пошла в сторону монетки с пеллийским орлом, – наличие агентов среди банкиров и махинаторов: наверняка! Что эти агенты будут делать?

Я нарисовал рожицу в круглых очках и отложил перо в сторону.

Безусловно, они побегут к Вилларо. Хотя бы для того, чтобы потом, когда-нибудь, получить отпущение грехов, пусть даже и маленькое, пусть, на месте они сидеть не станут, они побегут доносить, потому что в агенты всегда идут трусливые либо завистливые, а чаще, слыхал я от умных людей, и то и другое в одном кувшине…

Пр-роклятие!

Висельник хочет сыграть в игру с Сенатом?

Вот тогда уж его мотивы мне непонятны совершенно.

Я скомкал оба листа и бросил их в камин. Писать письмо Энгарду было рано.

Завтра мне придется немало поработать, выуживая из толстяка – ах, простак, ты только глянь! – хоть какие-то подробности. И тогда уже я напишу письмо… потому что об этом Дериц должен знать обязательно.

Во мне шевелились какие-то нехорошие предчувствия; спрятав принадлежности для письма, я принялся за ром с давно остывшей свининой.

Глава 7

Каковы же были мои изумление и даже ярость, когда утром я обнаружил, что в дилижанс мой финансист почему-то не сел! Весь день – мы выехали вскоре после рассвета, прибыли в Альмар уже на закате, – я то хватался за голову, то доставал из саквояжа свою книгу, то, опустив окно, отчаянно дымил трубкой, обрушивая на голову вчерашней вдовушки все мыслимые и немыслимые проклятия.

Впрочем, толку от них было немного.

Альмар не понравился мне с первого взгляда, и я понял, о каком дыме говорила эта хренова баба. Город представлял собой жутковатое нагромождение верфей и сталелитейных заводов, днем и ночью выплевывающих в небо клубы черного дыма. Его струи, там и сям тянущиеся к ни в чем не повинным облакам, были видны повсюду. Продравшись сквозь толпу, осаждавшую станцию, я выбрался на заплеванную площадь и подозвал извозчика.

– На королевскую почту.

Это была вообще не Пеллия!.. Мы ехали по узким мощеным улицам, на которых, вплоть до самого делового центра, я не увидел ни единого фонаря, зато в изобилии попадались ужасающе однообразные шести-, семиэтажные строения с темными окнами, перед которыми на железных шестах сушилось белье. Деревьев я тут тоже не увидел: по-моему, все эти кварталы были выстроены совсем недавно, и строили их явно не для людей, а для какого-то скота. В конце концов, промотав меня едва не час, извозчик въехал в старый город, и мне стало чуть полегче.

Здесь были и фонари, и вывески многочисленных ресторанчиков, и знакомые мне конторские здания с их чисто вымытыми стеклами и тяжелыми, солидными дубовыми дверьми, на которых красовались десятки надраенных бронзовых табличек.

Королевская почта располагалась в почтенного вида дворце с колоннами, который она делила с канцелярией городской управы. Пройдя через стеклянные двери, я занял свободный кабинет, спросил себе вина и принялся писать письма.

Когда я закончил, было уже совсем темно, впрочем, почта работала и ночью.

Одно письмо я отправил Энгарду на его адрес в Воэне, а второе – Иллари. События последних дней заставили меня подробно описать ему все новости и попросить совета. Своего следующего адреса я, разумеется, еще не знал, но в Йоше почта должна была работать не хуже, чем в любой другой точке королевства, здесь с этим было строго.

Совершенно разбитый от усталости и раздражения, я вышел на улицу и велел везти меня в самую лучшую гостиницу. Селиться в заведении средней руки мне было страшновато – в такой кошмарной дыре, как Альмар, недорогая гостиница могла оказаться настоящим вертепом.

Возница привез меня в довольно безвкусный ново-строй со множеством газовых фонарей по фасаду, где с меня содрали десять орлов без ужина, зато я смог наконец раздеться и окунуться в горячую воду.

Раз пять за ночь – проклятие! – какая-то мразь стучала мне в дверь и дурным голосом интересовалась, не желаю я девочку или мальчика, и угомонилась лишь после того, как я поклялся разрядить в нее пистолет. Утром я взвалил на плечи свои сумки и отправился искать паром, идущий через пролив.

Это занятие отняло у меня гораздо больше времени, чем я мог себе представить. В порту не существовало единой справочной службы, хуже того – я даже не смог выяснить, где же именно пристают королевские пакетботы, хотя им полагался отдельный причал. Никто ничего не знал, точнее, никому ни до чего не было дела. По территории порта шлялись стаи мрачных подростков в одежде мастеровых, но почему-то с чистыми руками. Натыкаясь на их тяжелые взгляды, я то и дело хватался правой рукой за пистолет. Пассажирские суда стояли рядом с грузовыми. Где находится канцелярия королевского коменданта, никто не знал.

Даже за деньги. Похоже, они этим действительно не интересовались. Ситуация усугублялась тем, что каждый второй докер или грузчик был до трепета пьян, и это ранним утром!

Матросы, как я заметил, не очень-то стремились сойти на берег.

Совершенно отчаявшись, я уже решился идти на поиски ближайшего околотка Стражи – в конце концов, беспомощный подданный его величества имеет право на защиту, – но меня спас крепко пропитый шкип, выруливший из-за штабеля каких-то ящиков. После того как его рука пошарила в моем кисете, он шмыгнул носом и поинтересовался, кто меня обидел. Заикаясь, я.объяснил ему, что ищу.

– Так ха, – хмыкнул шкип, – тут ты ничего и не найдешь. Тебе туда, в рыбный, там все знают…

Я горячо поблагодарил своего спасителя и побрел в указанном направлении.

После трехмильного путешествия я выполз на причалы рыбного порта, где тотчас же напоролся на будку коменданта. За некрашеной дубовой дверью несколько мужчин в парусиновых комбинезонах сосредоточенно глотали дешевый ром, заедая его сардинами.

– Тебе чего? – спросили меня.

– Мне паром, – тупо ответил я, – через пролив который.

– Понятно. Рому хочешь?

Я замотал головой.

– Паром там, – махнул рукой комендант, выглядевший так же грязно, как остальные, но зато украшенный засаленной шапкой морского чиновника седьмого ранга. – Увидишь, он черный, с желтой полосой. Беги, может, еще успеешь, а то следующий будет только завтра.

Я выпучил глаза и бросился вдоль причала. Черная посудина с желтой полосой по всему борту, несшая совершенно дикую, на мой взгляд, оснастку – не шхуна, не бриг, не поймешь, как с такими парусами управляться, – уже выбирала якоря.

Услышав мои отчаянные вопли, мне бросили трап, по которому я перебежал на борт, где попал в объятия мрачного боцмана с бородой до пуза.

– Птенчик, – это было все, что он сказал мне. Уплатив серебряную монету, я очутился в царстве коз, равнодушно атакующих палубу орешками, и развеселенных вином фермеров, едущих из города с покупками. Меня они приняли опасливо, но все же радушно, тотчас же, невзирая на мои протесты, сунув мне в руки кусок острого овечьего сыра и флягу с каким-то местным пойлом необыкновенной крепости.

Находясь в состоянии полного очумения, я заплатил за эти яства еще одну монетку в пол-орла, чем поверг мирных подданных в трепет. Жена добряка, угостившего меня сыром, поспешила добавить пару свежих пшеничных лепешек и принялась осторожно расспрашивать меня, кто я таков и по какой надобности еду.

Я пробурчал что-то невнятное и поинтересовался, где на том берегу можно купить приличного коня.

– Ну, – зачесались добрые селяне, – конь, оно ведь, это… а какого коня вашей милости надобно? Не землю ведь пахать, э?

– Дорожного, – коротко ответил я. – Крепкого.

К тому моменту, когда наша славная баржа встала у покосившегося дубового причала, я уже четко знал, где искать конный рынок и как избежать дурных дел местных мошенников. В благодарность я скормил трудягам почти весь свой запас рома, вызвав этим бурю восторга и получив впридачу прорву полезных советов.

Тепло распрощавшись – все-таки, думал я, хороших людей в Пеллии больше, – я отправился искать себе лошадь.

Судя по карте, этот городок назывался Альнен. Отсюда вела прямая дорога в Йош, изобилующая, до определенного предела, постоялыми дворами и харчевнями. По сравнению с Альмаром здесь было как-то потише. Дым остался там, за проливом, а вместе с ним остались и жуткие коробки с бельем за окнами, и пьяные с утра рожи… это был вполне пеллийский городок, не самый, пожалуй, чистый, но все же достаточно благопристойный.

Вспоминая указания моих случайных приятелей, я довольно скоро выбрел к массивному забору, из-за которого доносился многоголосый говор и редкие всхра-пывания лошадей. Скоро нашлись и ворота.

Я расстегнул куртку, чтобы всякий встречный видел правый пистолет, надул по-княжески щеки и гордо вступил на грязный песок рынка. Собственно, покупка коняги была для меня задачей почти неразрешимой. Во-первых, я сроду не покупал лошадей, во-вторых, учитывая мою доблестную выправку, мне требовался либо мерин, либо добрая, хорошо выезженная лошадка. Но такая стать не годится для дальней дороги и возможных приключений. Я бродил по рынку более получаса, отбиваясь от назойливых местных барышников, сулящих мне лучших скакунов мира, но никак не мог найти того, что мне требовалось. Пара громадных драгунских походных коней устрашила меня не столько ценой, сколько своей злостью, сельские тягачи не интересовали меня в принципе, и наконец я уже почти решился все ж таки взять себе пятилетнего черного гиганта с настоящим клеймом, свидетельствующим о том, что он был легально закуплен в королевской кавалерии, но мое внимание сумел привлечь шустрый дядька в высокой шапке с куцыми полями, из-под которой посверкивали желтые хитрые глаза.

– Однако я знаю, шо вам надо, – сказал он мне. – Если такой молодой хосподинчик так боится лошадей, то я точно знаю, шо ему, однако, надо. Идемте, идемте, шо мы тут стоим на месте, как два старых копыта!

Я заглянул ему под шляпу и понял, почему, однако, иду, а не стою на месте.

Глаза у старого барышника были добрые.

Хитрован поволок меня в дальний угол рынка, под древние ясени, росшие у самого забора, и я увидел щуплого юношу в дорогой, но порядком ношеной одежде, сидящего на низеньком табурете. Рядом с ним, понуро опустив голову, стояла крупная рыжая кобыла. С первого взгляда я понял: это именно то, что я искал.

Эта лошадь была столь же благородной крови, как ее хозяин.

Парень поднял на меня глаза, несколько секунд пристально рассматривал мое лицо, потом неуверенно улыбнулся.

– Но вы знаете, – печально сказал он, – я хочу за Лину очень большие деньги. Меньше, конечно, чем она стоит, но все же на эту сумму вы можете купить и другой товар… просто мне очень нужны эти деньги, – он запнулся, – именно столько…

– Ее зовут Лина? – улыбнулся я. Лошадь подняла голову и внимательно посмотрела на меня, потом тихонько фыркнула.

– Вы ведь моряк, да? – спросил меня юноша.

– И не умею ездить…

– Она очень послушная и умеет все на свете! И смелая. Моя сестра была прекрасной наездницей.

Барышнику Азелю мы отдали по золотому. Я покормил Лину сахаром – она послушно слизала с моей ладони пару крупных желтоватых кусков, благодарно дернула ухом и спокойно позволила мне навьючить на нее свои сумки. В сущности, девочка досталась мне не так уж и дорого, особенно учитывая прекрасную упряжь из чертовой кожи и удобное седло.

– А теперь, – сказал я, когда Азель наконец исчез вместе со своим странным говором, – в благодарность вы покажете мне лучший оружейный магазин и не откажетесь распить пару кувшинчиков. Кстати, она не боится стрельбы?

– Нет, что вы, сестра часто ездила на охоту. Но, – он вновь смутился, – мы не знакомы…

– Мое имя вам ничего не скажет. Можете называть меня Матти.

– Барон Ливэн. Идемте, я покажу вам магазин, здесь недалеко.

Ведя кобылу в поводу, мы пересекли пару кварталов и вышли на крупную торговую площадь, посреди которой торчал скучающий стражник с кувшином в руке.

В боковом переулке я увидел витрину, увешанную разнообразным оружием.

Дежуривший у входа мальчишка, враз узрев во мне потенциального покупателя, поспешил навстречу.

– Заходите, – предложил я Ливэну, – не ждать же вам меня здесь, я купец привередливый.

Отмахнувшись от приказчика, который совал мне в руки какие-то детские однозарядки, я выбрал длинноствольный магазинный штуцер, знакомый мне по прежним похождениям с Эйно, и удобное в седле ружьецо с окованным сталью прикладом. Взгляд приказчика стал восхищенным.

– Во двор, – скомандовал я, забирая оружие.

После двух выпущенных в мишени обойм я, прихватив еще по сотне зарядов, кожаные, без всякого шитья, патронташи, седельные кобуры и крепкую сумку, расплатился и вышел на улочку.

– Ну что, барон, есть у вас тут приличное заведение? Не бойтесь, угощаю я.

– Я, право…

– Да идемте же, мне нужно подкрепиться перед дорогой.

Мы расположились прямо там, на площади. Я заказал поросенка, сыры, соусы и прорву салатов – мне почему-то казалось, что молодой барон не ел как следует уже несколько дней.

– Вы приехали с юга? – осторожно спросил он, смакуя желтое.

– Не совсем так, но похоже. Выговор, да? Ну конечно. А вы? Мне показалось, что вы чем-то опечалены, барон. Разумеется, я не хочу быть бестактным, но вы почему-то понравились мне. Нет-нет, не в том, конечно, смысле!.. Мы с вами в чем-то схожи, вам не кажется?

– Только я умею ездить на лошади, – тихо улыбнулся Ливэн.

– А я умею управляться с парусами и прокладывать курс, – парировал я.

– Это я понял сразу, и не только по вашей одежде. У вас решительное лицо, Матти.

– Да уж, – вздохнул я, – решительное… так вы здешний?

– Угу. Вы правы, у меня случилась трагедия. Теперь, наверное, нужно уезжать, но для того, чтобы продать дом, его нужно сперва выкупить. Мои родители вели довольно беспечный образ жизни. А сестра… прокутив все, что только могла, удрала с каким-то банкиром с севера.

– Гм… понятно. Что ж, вон плывет наш поросенок. А скажите-ка, барон, вам случалось ездить в Йош?

Юноша кивнул головой и прикусил губу, чтобы не облизываться, глядя, как поваренок несет нам блюдо с нашим заказом.

– Дороги безопасны? На суше я, признаться, не очень-то проворен.

– Сейчас, наверное, уже да. Край давно покинут, всех людей высосали заводы и верфи. Там и платят куда больше, и жизнь попроще, чем на ферме. Дороги пустынны, но это не значит, что вы нарветесь на разбойников. Там просто никого нет. К сожалению, болтали мы недолго – утолив аппетит, юноша вежливо раскланялся и ушел. А я еще с час сидел, размышляя о превратностях судьбы и случайных встречах. Пожалуй, мы могли бы стать друзьями. Друзей у меня, увы, так мало… будь оно все проклято.

Я подозвал повара и приказал ему заготовить мне холодные закуски и вина для дальней дороги. Четверть часа спустя, рассчитавшись и набив сумки свертками в шелковой и промасленной бумаге, я запрыгнул на Лину, погладил ее по шее и медленно поехал прочь.

* * *

Моя карта не соврала: от Альнена шла добротная королевская дорога. Миль через двадцать, после разъезда за старым фортом Бингс, она закончилась, и копыта Лины мягко застучали по хорошо укатанной песчаной колее. Несколько раз мне попадались фуры селян, влекомые равнодушными крепконогими конями, перед фортом мимо меня проскакал офицер в кожаном шлеме с перьями, но в целом край оказался действительно пустынным – до самого заката я увидел лишь три деревушки, а однажды – заросшую, явно брошенную ферму с большим серым домом и покосившимися загонами. Луга перемежались рощами, к вечеру я въехал в густой ельник и с беспокойством подумал, что ночевать здесь было бы не очень уютно. К счастью, волновался я зря – выехав из леса, я взобрался на холм и сразу же увидел внизу большой каменный дом, загон с коровами и обширные огороды. Здесь явно кто-то жил.

Приблизившись, я увидел двух крепких парней чуть старше меня, возившихся во дворе с большим крытым возом. Они тоже заметили меня и, отложив свой деготь, неторопливо вышли за ворота. Я остановился.

– Хорошая у вас кобыла, сударь, – вежливо заметил старший из них, светловолосый, скуластый, какой-то не совсем пеллийский. На нем были крепкие кожаные штаны, сапоги и распахнутая на груди рубаха. Его брат, более приземистый и русый, добродушно улыбнулся и поздоровался со мной коротким поклоном.

– Спасибо, – отозвался я. – А что, хозяин, переночевать у вас нельзя ли?

– Отчего ж нельзя, на то он и есть – постоялый двор. Один птенчик с ужином, сударь.

– Идет, – согласился я и, спрыгнув с Лины, передал ее повод младшему.

В этот момент из дома вышел старший, явно папаша этой парочки, массивный мужчина с седой бородой, облаченный в суконный кафтан до колен и такие же, только более дорогие – с серебряной кистью, – штаны.

– Прошу пожаловать, сударь, – прогудел он, – издалека ли? Что на ужин прикажете?

Несколько минут спустя, умывшись и приведя в порядок волосы, я уже сидел вместе с хозяевами в просторном зале, уминал нежнейшего кролика под грибным соусом и рассказывал, что недавно окончил столичную морскую школу и решил немного побродить по суше – моря я еще навидаюсь. Хозяин, Лент, понимающе ухмылялся и подливал мне вина. В зале тем временем стали появляться местные фермеры, приехавшие пропустить пару стаканчиков перед сном. Несмотря на то что буквально каждая ферма в Пеллии имеет свой виноградник и, несомненно, собственное вино, сельские жители, как я уже знал, всегда стремятся провести вечер в компании приятелей и многочисленных родичей, а подобные заведения служат чем-то вроде центра небольшой округи.

Я не вызвал у них особого интереса – мне вежливо кивали и чинно, с достоинством садились за стол, где их уже ждало вино и какая-нибудь простецкая закусь. Поужинав, я немного побродил с трубкой вдоль дороги и отправился спать.

Пока мои страхи – разбойники, воры и, главное, недружелюбные селяне – мало походили на реальность. У себя на родине я вряд ли смог бы путешествовать в одиночку, не подвергаясь какой-либо из перечисленных опасностей, но вокруг меня была Пеллия, совсем другая, свободная и оттого чинно-достойная до полнейшей скучности страна. Все встреченные мною селяне выглядели здесь практически одинаково: немного флегматично, почти равнодушно и уж совершенно незлобиво. У них, в сущности, хватало своих забот, чтобы обращать внимание на каждого встречного-поперечного. Их защищали королевские законы, и, в отличие от большинства виденных мною стран, все они с детства имели право выбора, все они были хозяевами своей земли и своей судьбы. Для человека, выросшего на противоположном берегу океана, это было более чем странно.

…Ранним утром, наскоро позавтракав, я распрощался с хозяевами и двинулся дальше. Барон Ливэн не обманул меня: Лина послушно трусила по дороге, не проявляя ни малейшего желания сбросить меня на землю и никак не реагируя на мою дурацкую посадку. Еще вечером я сориентировался по карте – выходило, что до Йоша оставалось не более тридцати миль. При такой неспешной езде я вполне мог преодолеть это расстояние к вечеру – точнее, вечером я должен был въехать в городок, за которым начинались предгорья. Вскоре после полудня я остановился на заброшенной ферме справа от дороги, напоил из колодца свою кобылу и отправил ее пастись на густо заросшей лужайке. Прихваченных из Альнена запасов должно было хватить надолго, по крайней мере сейчас у меня оставались еще две копченые курицы, солидный кусок окорока и паштет, который я и решил съесть, дабы он не протух. На постоялом дворе меня снабдили краюхой белого хлеба, нож у меня, разумеется, был, и я, удобно примостившись на небольшом холмике, принялся за дело. Настроение у меня было отличное – вокруг щебетали птицы, ветер ласково шуршал травами, далеко впереди синела хвойная роща.

Поглядев на Лину, меланхолично пожирающую траву, я вдруг вспомнил, что впервые после своего бегства из дома путешествую совершенно один по незнакомым мне землям. Впрочем, сейчас ситуация была несколько иной, хотя и не менее опасной. Собственно, я толком и не знал, что именно собираюсь искать в монастыре – меня вело подсознательное ощущение того, что именно там, в Йоше, кроется разгадка этой странной тайны, так упорно державшей меня в столице. Я хмыкнул, забросил в траву остатки паштета и поднялся на ноги.

Когда солнце коснулось верхушек далеких сосен, я увидел впереди башенки небольшого города. Впереди был Йош. Копыта Лины устало застучали по старой брусчатке дороги, которая вскоре вывела нас к мраморным воротам с парой прокопченных курильниц – дальше начинались сады и узкие улочки. На меня никто не обратил особого внимания. Где-то справа взревели трубы, призывая верующих на молитву. Я неторопливо проехал пару кварталов и оказался на площади, где находились городская управа и почта. Страшно зевающий служащий открыл мне единственный кабинетик, принес вина и удалился, предупредив, что ночью его сменит мальчишка-стажер. Сидеть здесь до ночи я не собирался: мне требовалось лишь сообщить Иллари свой новый адрес до востребования, что я и сделал.

Рассчитываясь с почтмейстером, я поинтересовался, где можно остановиться на ночлег. Как выяснилось, лучший постоялый двор находился за восточными воротами, что было мне на руку.

Следующим утром, заплатив тучному и донельзя ленивому хозяину, я снова взгромоздился на Лину и двинулся в сторону гор.

Никаких поселков и постоялых дворов дальше на карте не было, как не было и обители Меллас, но я хорошо запомнил ее расположение в книге, которую листал Энгард. Проселочная дорога, успевшая кое-где зарасти травой, вела меня именно туда, куда мне было надо. Еще в Альнене, расставшись с молодым бароном, я запасся всем необходимым для жизни на природе: у меня была крохотная палатка на одного, жаровня и теплое одеяло. На постоялом дворе я пополнил свои запасы провизии и рассчитывал, что их хватит на первое время. Вообще я совершенно не представлял себе, сколько мне придется тут проторчать.

Незадолго до заката впереди показалась развилка – точнее, от старой дороги, ведущей в горы, отходила едва заметная стежка. Наверное, решил я, там заброшенная ферма. Отправляться на поиски монастыря на ночь глядя я не собирался, а ночевать все же лучше под крышей, пусть даже и дырявой. Мы с Линой перевалили через холм, и я увидел возделанное поле – здесь еще кто-то жил.

Дальше, за не слишком ухоженным садом, виднелись замшелые крыши построек.

Через несколько минут я остановился подле перекошенных от старости ворот, за которыми стоял большой каменный дом и несколько амбаров. Из высокой трубы шел жидковатый дымок. Я достал из кобуры пистолет и что есть мочи шарахнул рукоятью в серые дубовые доски, затрещавшие от такого невежливого обращения. В ответ мне донеслось лошадиное ржание и сдавленный собачий рык. В воротах приоткрылась калитка.

Разумеется, я ожидал, что мне откроет хозяин – возможно, тучный от ежедневного пива и не очень-то доврльный появлением нежданного гостя, но вместо него я увидел худощавую молодую женщину, с настороженностью глядящую на меня через образовавшуюся щель. Осмотрев меня с головы до ног, женщина немного успокоилась и спросила, смешно наклоняя к плечу свою узкую голову:

– Вы заблудились, сударь? Дорога там, за садом.

– Нет, – улыбнулся я, – просто я ищу место для ночлега… Вы не пустили бы меня на ночь? Человек я смирный, да и расплачусь, как скажете.

Услышав о деньгах, она неуверенно заулыбалась и открыла калитку во всю ширь.

– У нас не очень-то удобно для такого господина. И с ужином не очень… К тому же дети… полон дом детей. Но если вы согласитесь спать на чердаке, то мы, наверное, можем вас принять.

– Согласен, – кивнул я, спрыгивая с покорно стоящей Лины, – а что до еды, то если у вас найдется пара яиц, так больше мне ничего и не нужно.

По двору носились взъерошенные, какие-то потные куры, в углу угрюмо щерился седой старый пес, а из конюшни выглядывала любопытная морда такой же древней, подслеповатой коняги. Расстегивая подпругу, я заметил в окне второго этажа три детские рожицы, прилипшие к мутному стеклу. Пока я возился с лошадью, женщина молча стояла подле меня, разглядывая мой наряд и оружие, притороченное к седлу. В конце концов я снял с Лины седло и сбрую, завел животное в конюшню, где обнаружился немалый запас сена, и, нагруженный своим скарбом, двинулся к дому.

– Как прикажете величать вас, сударь?

– Просто господин Матти, – отозвался я, поднимаясь вслед за хозяйкой по скрипучей лестнице на самый верх.

– Меня зовут Эдна. Можете оставить здесь свои вещи, а я пока поставлю греться воду для умывания и займусь вашим ужином. Хорошего вина у нас, конечно, нет, но чем промочить горло – найдется.

Я согласно кивнул и осмотрелся. Чердак был сухим, в отгороженной комнатке, куда привела меня Эдна, приятно пахло сеном и разными травами. Здесь стоял черный от старости комод, высоченная, почти мне по пояс, кровать, прикрытая каким-то пледом, и медный таз для мытья. Похоже, этими апартаментами пользовались нечасто. Я нашел на притолоке пару гвоздей, развесил на них ружья и подошел к островерхому окну. Передо мной открывался чудесный вид, так не похожий на то, к чему я привык, – невдалеке блестела закатным солнцем быстрая речушка, упираясь противоположным берегом в густой ельник, а дальше начинались величественные горы. Где-то там, за ближайшим перевалом, находилась конечная цель моего путешествия – обитель Меллас.

Эдна принесла мне кувшин с водой и, немного смущаясь, сообщила, что яичница будет готова с минуты на минуту. Я вежливо кивнул и принялся смывать с себя пыль. Здесь было удивительно спокойно, этакая тишайшая идиллия заброшенной в горы фермы, оторванной от всего окружающего мира и живущей своей размеренной, сонной жизнью, – поле, сад, Коровы с козами. Я фыркнул, вытер лицо полотенцем и не отказал себе в удовольствии посмотреть в окно еще разик. Пожалуй, при хорошей удаче я не отказался бы провести здесь пару месяцев… Но о таком не стоило даже мечтать.

В кухне пахло разогретыми соусами.

Усевшись за добела выскобленный стол, я ощутил приступ поистине волчьего голода. Эдна повернулась от плиты и, тихонько улыбаясь, выложила на глиняную тарелку здоровенную, исходящую паром яичницу. Я едва сдержал довольное ворчание.

– А что же ваши дети? – спросил я, когда у меня перестали течь слюни.

– Потом, – вздохнула хозяйка. – Да тут не только мои… Сестра моя, Тарра, наверху лежит. Два месяца как родила, мертвенького, так с тех пор и не встает почти. Муж у нее на шахте погиб…

– А что лекари?

– Да какие уж тут лекари, сударь! Так, название одно. И кровь пускали, и прижигания – а все без толку, все лежит да в потолок смотрит. По нужде только и встает, бедная.

Я понимающе вздохнул и принялся за вино. Действительно… хотя, если дело обстоит так, как мне в данном случае кажется, вылечить несчастную совсем несложно. Это я уже видел: можно травами, а можно, было бы время, так и руками.

И уж конечно, никаких прижиганий. Я покончил с ужином, поблагодарил хозяйку и, задумчиво поглядев в закатное небо, отправился на прогулку.

В одной руке я держал трубку, в другой – флягу. Едва слышно шелестел травами ветер. Двигаясь в сторону быстро темнеющих гор, я дошел до речушки и остановился, чтобы присесть на склоненный к самой воде ствол ивы. Недалеко от берега шумно плеснула какая-то рыбина. Я смотрел на бегущую воду, и мне казалось, что я слышу какие-то далекие, нежные струны: верно, то играл лютнист богини Рек, восхищенный прелестью сегодняшнего вечера. К сожалению, мое блаженное оцепенение продолжалось совсем недолго.

Слева от меня донесся нарастающий скрип, к которому примешивалось недовольное лошадиное фырканье. Я встал и раздвинул ветви – в просветах прибрежного кустарника мелькнул борт тяжеленного фургона, запряженного четверкой огромных злых лошадей. Видимо, ниже по течению находился брод.

Удивленный, я скользнул вдоль берега и действительно увидел фуру, перебирающуюся через ручей. В густом и уже черном ельнике виднелась узкая просека – дорога. Но куда она вела? Я мог поклясться, что это не та грунтовка, по которой я ехал до развилки. Фура тем временем выползла на берег, чмокнул кнут, и лошади, от-фыркиваясь и зло косясь на возниц, потянули ее в лесной сумрак. По скрипу, издаваемому фурой, я понял, что она нагружена чем-то очень тяжелым.

Я преодолел кусты и зашагал, обходя поле, к давешней развилке.

Перебравшись через холм, я срезал путь оврагом и вскоре увидел еще один поворот – от той самой раскатанной дороги к реке ответвлялась новая тропа. На песке были видны свежие следы широких колес. Я остановился и хмыкнул – да-а, эти парни везут нечто солидное! Четыре зверюги изо всех сил упирались в землю своими копытами, а каждое из них было, пожалуй, с мою задницу размером.

И уда они, интересно, спешат на ночь глядя?

Я дошел по следу до самого брода, постоял, выкурил трубочку и решил возвращаться в дом. С гор тянуло туманом, ночь обещала быть нежаркой. Недалеко от оврага, через который я уже проходил, мне попалось именно то, что надо. Я сорвал пару неприметных цветочков, понюхал их и улыбнулся. У меня есть еще чуть-чуть порошка, сейчас я смешаю его со свежими лепестками и велю заварить. А завтра сорву еще, они тут должны быть обязательно, только искать уже темно…

Из кухни раздавались веселые детские голоса. Я тихонько поднялся к себе, быстро приготовил смесь, ссыпал ее в небольшой каменный стаканчик и двинулся вниз. За столом сидели аж пять разновозрастных ртов. При виде меня они враз прекратили гам и принялись пожирать неожиданного гостя глазами, да так весело, что позабыли про кукурузную кашу, которой только что заправлялись.

– Заварите-ка это для вашей сестрицы, – предложил я Эдне, протягивая ей стаканчик, – и крепко заварите, чтоб постояло. Хуже, по крайней мере, не будет.

– Вы разве лекарь, сударь? – почти испугалась женщина.

– Чуть-чуть, – усмехнулся я. – Так, просто плавал много. А мне, если нетрудно, добавьте в белое меду, да прогрейте его с лимонником. Если у вас есть кери-бери, бросьте в кувшин пару горошин, но не больше, слышите? А я буду наверху.

Глава 8

Ранним утром я застал Эдну в крайне возбужденном состоянии. Похоже, она ждала моего появления.

– Она попросила есть, сударь! – восторженным шепотом заговорила женщина. – Представляете, сама попросила! Впервые за столько времени-то, а!.. И ела, как человек, а не как птенчик, ах сударь!.. Неужто это отвар ваш подействовал?

– Наверное, – улыбнулся я. – Если вы позволите мне остаться у вас на некоторое время, вечером я принесу еще.

– Да что вы, сударь, – зачастила Эдна, громыхая сковородками, – что вы, по мне так хоть навсегда у нас оставайтесь! Я вот и курочку вам на завтрак…

– А скажите-ка, – начал я, усаживаясь, – куда ведет та тропа, что через брод идет?.. Леса у вас красивые…

– Тропа? – хозяйка нахмурилась и на мгновение застыла с тарелкой в руке. – Так то в обитель дорога, сударь. Монастырь-то старый опять освятили. Все в округе уж и думать про него забыли, а тут вдруг опять ожила обитель. Строят они там что-то, сударь. И монахов-то сколько наехало, со всего королевства, поди.

Богатая обитель, по всему видно, благоволит к ней Урия. А меня и на свете, кажется, не было, когда ушли оттуда все. А тут – опять, вот… поди ж ты.

– И далеко до монастыря? – равнодушно спросил я.

– Да к полудню, глядишь, и доберетесь. А может, даже и нет… я-то ведь, к грехам моим, так там ни разу и не была, только со слов людских слыхала. Там ведь, дальше, как на восход-то, к морю, то есть места, говорят, гиблые. – Эдна вздохнула и налила себе стаканчик вина. – Духи недобрые из болот вылазят… так наши и рады, что обитель-то… того и гляди, снова народ сюда потянется.

– Красивый, наверное, монастырь, – поддакнул я. – Посмотреть, что ли?

– Вот уж не знаю, сударь, насчет красоты. Старый что – так это точно. Не знаю только, пустят ли. Говорят, строгая обитель. Пока служить не наладятся, мирянам вроде как и ходу нет туда.

– Угу-м…

Эта строгость не понравилась мне с ходу. Что за монастырь, который не любит богомольцев с пожертвованиями? Тем более монастырь, который отстраивается заново?.. Да уж. Да на них тут вся округа пахать должна!

– После океана, знаете ли, очень уж хотел горами подышать, – признался я простодушной Эдне. – Скоро ведь опять в море!

– Ну, воздух у нас тут целебный, – подхватила она, – от всех хворей хорош.

Дальше только, к болотам, там худо – ну так туда и ехать вам не надо! Еще и перевалы!

– Да-да, – закивал я. – Меня, знаете, в лес все тянет. Хоть и человек я морской, но стоишь, бывает, вахту и думаешь: пристроиться бы как-нибудь на опушке с фляжкой терпкого да траву послушать.

Полчаса спустя провожаемый розовой от восхищения хозяйкой я выехал за ворота и неторопливо двинулся к знакомому мне броду. Лина охотно перенесла меня через речушку и углубилась в темный ельник. Двигаясь по узкой тропе, я смотрел вниз: судя по обилию однотипных следов, тяжело груженные телеги проезжали здесь много раз. Что они тащили в монастырь – кирпич, что ли? Лес закончился вместе с песком, теперь мы неспешно трусили по красноватой земле, постепенно поднимаясь все выше. Судя по следам копыт, ломовикам приходилось здесь особенно тяжело. Я лениво разглядывал кусты по краям дороги и не заметил, как вокруг меня появились рыжеватые скалы, густо поросшие темно-зелеными пятнами местного лишайника. Дорога стала чуть шире, теперь мы с Линой двигались через неглубокие овражки, иногда; пересекая узенькие веселые ручейки, пенно шумящие по светлой гальке. Я оглянулся назад – лес казался отсюда далеким темным пятном, за которым мои глаза, привычные к расстояниям океана, разглядели едва видимые коробочки фермы.

За час до полудня я сделал привал, усевшись на гладкий, разогретый солнцем валун. На моей столичной карте не было ни этой дороги, ни каких-либо населенных пунктов поблизости – вот тебе и точность. Раз Эдна говорила об «округе», значит, какие-то деревеньки здесь быть должны. Впрочем, картографы могли не нанести их по причине мелкости и незначительности: кому, в самом деле, интересны поселения горцев-охотников, до которых даже податной комиссар добирается от силы раз в году.

Умяв кусок холодной свинины, я запихнул карту в дальний карман седельной сумки и забрался на Лину. Если Эдна не ошиблась, обитель Меллас должна была появиться в ближайшие часы.

Я увидел ее даже раньше, чем думал.

Взобравшись по некрутому глинистому склону, я резко осадил свою кобылу и привстал в стременах – передо мной лежала довольно обширная долина, густо поросшая лесом. Над темным частоколом деревьев, не более чем в миле от меня, виднелась граненая башня с остфой крышей, увенчанной каким-то затейливым символом. Я провел рукой по лбу и спешился. Несомненно, это был монастырь. Но приближаться к нему по дороге мне почему-то совершенно не хотелось. Местность полого опускалась вниз, справа и слева от меня безразличной ко всему ратью стояли горы; забравшись на дерево, я наверняка смог бы разглядеть монастырь целиком, но эту экспедицию я решил оставить на потом. Глядя, как завороженный, на темную, древнюю башню, я принял вправо и углубился в чащу.

Я остановился в маленьком овражке, где лес, сильно прореженный когда-то, изрядно порос вездесущим кустарником, облегчавшим маскировку. Привязав Лину, я вытянул из седельной кобуры длинный штуцер и осторожно, пригнувшись, двинулся вперед. Из кустов мне были отлично видны массивные, на совесть окованные ворота монастыря и изрядная часть щербатой каменной стены высотой в четыре моих роста.

Кроме граненой башни, с опушки можно было разглядеть замшелые крыши каких-то построек и край чего-то, напоминающего толстенную корабельную трубу. Эта «труба», выстроенная из свежего, как мне казалось, кирпича, находилась много правее меня – выкурив для спокойствия трубочку, я пошел вдоль опушки, постепенно огибая монастырь по кругу. Скоро мне повезло: взобрался на холм и удобно устроился в развилке меж двух искривленных стволов: отсюда ближайшая ко мне часть монастыря была видна довольно хорошо. Старая башня была, без сомнения, молельней, а строения, разбросанные вокруг нее, предназначались для жилья. За ними я разглядел обширные конюшни, скотный двор и низкие внутренние вороти, отделявшие, очевидно, монастырский двор от основной хозяйственной части, – стена мешала рассмотреть его план в деталях, но мне казалось, что дальше, вниз в долину, находились поля и огороды.

По двору сновали фигурки монахов в почти одинаковых, серых или коричневых одеяниях с капюшонами, занятые какими-то своими делами – впрочем, их было немного, а вот вокруг новостроя шла типичная возня с кирпичом и известью. До моего уха доносился слабый перестук плотницких топоров. Сперва я решил, что в монастыре строили собственный кирпичный заводик, но потом понял, что это не так: загадочная труба возводилась прямо на фундаменте из старого темного камня, оставшегося от разобранных древних построек. Смысл этой стройки был мне совершенно непонятен. Башенка должна была достигать изрядной высоты, по крайней мере, уже сейчас она была обнесена лесами на полсотни локтей выше края стенок.

По логике вещей, сказал я себе, в древнем монастыре никогда не станут возводить новую молельную башню, если старая находится во вполне пригодном состоянии. Да и вообще, какая там молельня, в эту трубу от силы засунутся пять святош! Не станут же они там сидеть друг на друге… Я не видел ни одного пеллийского монастыря изнутри, но читал о них немало. Суть была общей для всех, вне зависимости от того, какому божеству там служили: чем древней обитель, тем лучше. Преклонение перед стариной доходило порой до абсурда, монахи могли жить в полуразрушенных, малопригодных строениях, проводя службы в ветхих от времени молельнях, ремонтировать которые считалось кощунственным. Нет, сказал я себе, это явно не культовое сооружение, это что-то другое. Вот только что же? Или Уннас решил революционизировать культ, введя новые традиции? Чепуха, в монахи идут только ортодоксы, помешанные на детальнейшем соблюдении замшелых ритуалов, и он никогда не смог бы набрать себе братию.

В монастыре тем временем ударил гонг. Строители побросали инструменты и, подобрав полы своих одеяний, чуть ли не бегом бросились в длинное приземистое строение. Очевидно, у них начинался обед. Я не ошибся – минут через двадцать окрестности прорезал хриплый зов молельного рога, и насытившаяся братия с явной ленцой потянулась в башню.

За три часа до заката я поднялся, размял порядком затекшие ноги и отправился в обратный путь. За все это время из ворот монастыря не вышло ни одного человека, не было и возов с грузом. Братия безмятежно занималась своей стройкой, напрочь позабыв обо всем, что творилось за крепкими стенами древней обители. Я был разочарован и в то же время заинтригован – проклятая труба не давала мне покоя, я хотел понять, для чего же она предназначена.

Уже в сумерках я остановился в знакомом овражке и, ползая на карачках, сорвал несколько необходимых мне цветков. Если лекарство подействовало, то несчастная сестра доброй Эдны оправится в течение ближайшей недели. А может, и раньше… Вскоре я передал Лину старшемуиз мальчишек, глядевшему на меня со сверкающей смесью восхищения и любопытства (дети наверняка подслушивали мои разговоры с хозяйкой и уже знали, конечно, что я молодой моряк, недавно окончивший престижную Навигационную школу), и прошел в кухню. Эдна привычно колдовала у плиты.

– Ох, что ж вы так запылились-то, сударь! – набросилась она на меня. – Давайте, давайте куртку свою, уж я сейчас почищу как следует!

– Не нужно, – устало рассмеялся я. – Лучше согрей мне воды да подай ужин.

Я здорово устал и хочу лечь пораньше.

О монастыре мы не говорили. Я передал женщине новую порцию смеси, наказав, чтобы больная обязательно выпила ее перед сном, наскоро перекусил и, забрав с собой порядочный кусок вареной говядины и кувшин вина, поднялся наверх. Толстая тетрадь Эйно лежала на подушке, там же, где я оставил ее утром. Выбравшись из рубашки, я меланхолично пролистнул несколько страниц и отложил тетрадь в сторону. Колеблющийся свет масляной лампы гонял по потолку, мягкие зловещие тени. Я присел на край своего высокого ложа, глотнул горячего вина со специями и набил трубочку. Проклятая труба не выходила у меня из головы. Неужто в обитель и впрямь возят кирпич? Странно, там кругом полно глины. Сумасшедший этот Уннас, честное слово.

Наутро я опять направился к монастырю и снова провел весь день в бесплодном сидении перед стеной. Попытка обойти его по кругу закончилась ничем – лес вскоре кончился, и я остановился перед опасностью быть замеченным. Мне удалось кое-как разглядеть зеленое поле, огороды и обширный сад, в котором виднелись десятки ульев, но это было все. Строители все так же таскали наверх кирпичи и бадьи с раствором, постепенно наращивая высоту загадочной трубы, все так же бродили по двору отрешенные молельщики с раскрытыми томиками святых изречений, все также ревел, призывая на молитву, рог… Монахи были совершенно одинаковы, хотя в какой-то миг мне почудилось, что во дворе сидят с книгами несколько женщин – впрочем, я не поручился бы в своей правоте.

Я поглядел на хронометр, выругался – возвращаться мне придется в темноте – и двинулся в путь. День был потерян зря.

К ужину меня ждал порядочный кусок запеченной в углях оленины.

– Ваши парни уже начали охотиться? – удивился я.

– Рано им еще, сударь, – жизнерадостно засмеялась Эдна. – Это я в поселок съездила, а там братец мой двоюродный как раз с охоты вернулся. Далеко он забирается, аж до моря дошел со своими. Хорошо ему, двое сыновей, и уже взрослые, так он, бывает, и на неделю уходит.

– M-м, – понимающе закивал я. – А до моря тут, кажется…

– Да не так уж и далеко, ежели через Серый перевал. Прямиком, глядишь, к заливу и выйдете. Два дня туда, два обратно… корабль, говорит, видел какой-то, удивляется – с какой такой стати корабль в заливе, места-то там давно уж как глухие. – Корабль? – хмыкнул я. – Так, может, сторожевик королевский, контрабандистов выслеживает?

– Да какой там королевский, делать им больше нечего, как вокруг нашей пустыни-то паруса трепать! Шхуна, говорит, большая, и какая-то вроде не наша, лавеллерская, что ли.

– Шхуна? – насторожился я. – А он что ж, братец ваш, в судах разбирается?

– Как же ему, сударь, не разбираться, коль он срок на королевском флоте отслужил! Он мужчина у меня видный, лучшую невесту в округе взял, по молодым годам-то. Я тогда еще девчонкой ходила, а свадьбу помню, как вот сейчас с вами сидим…

– А-а, – понимающе протянул я и замер с вилкой в руке.

Шхуна в заливе. Не пеллийская шхуна… чья? Я мгновенно вспомнил карту – долгие занятия с Тило научили меня намертво запоминать очертания суши. Если с севера… хороший крюк получится, миль на семьсот, не меньше, но зато патрулей тут точно нет, кому он, этот мертвый Йош, нужен – восточное побережье, туда триста, сюда триста, людей раз-два и обчелся, смысла нет никакого, ни контрабандистам, ни пиратам, что тут на берегу грабить, не скот же угонять, и опять же, каким таким чином сюда господин Джардеш добирается? Джардеш? Будь я проклят! Два дня плюс два дня, не успеть даже галопом, будут они меня там дожидаться, да и Джардеш ли это, что ему тут, в самом деле, надо?.. А если?..

Я сдержал готовый вырваться стон и порадовался, что Эдна отвернулась к плите.

* * *

Я остановился на вершине холма, еще раз поглядел на лес и торчащую молельную башню, потом, вздохнув, решительно развернул кобылу. Что искать, я не знал. Обойти монастырь с востока было делом почти немыслимым, но я все же решился. С четверть часа Лина упорно карабкалась по осыпающимся склонам, но потом я понял, что сейчас она меня сбросит, и спешился. Лошади стало легче, она покосилась на меня влажным карим глазом, как бы давая понять, что готова идти за мной хоть на край света, и тихонько заржала. Я скормил ей приготовленный кусок сахару, потрепал по гриве и задумался. Ведя ее в поводу, можно было попытаться… в конце концов, не так и круты эти проклятые горы. Вопрос только, куда мы выберемся. Может быть, попадется какая-нибудь охотничья тропка?

Еще час мы с несчастной измученной лошадью ползли по кручам, пару раз бедняга едва не сорвалась вниз, но сумела каким-то чудом устоять на ногах, и я наконец почувствовал, что целебности в воздухе явно поубавилось. Откуда-то здорово тянуло сыростью и лихорадкой. Я заглянул в глаза своей спутнице, погладил ее по морде и потянул вверх. За гребнем нас ждал путь в низину. Едва мы оказались наверху, я присвистнул от удивления – там, внизу, лежал бескрайний лес, мерцающий кое-где редкими озерцами. Это были они, те самые болота, о которых говорила Эдна. Значит, нам все-таки удалось обойти монастырь. Будет здорово, если удастся приблизиться к нему с восточной стороны.

Мы одолели долгий пологий спуск, и я остановился на берегу зловонного медленного ручья, на противоположном берегу которого начиналось топкое редколесье. Риск был велик… Мне еще ни разу не приходилось путешествовать по болотам – приключения в Рашеро в счет не шли, там мы не тонули ни разу, и я, кое-как закусив, принялся искать себе щуп. Лина смотрела на меня с явным неодобрением.

– Придется, девочка, – сказал я ей, срубая тяжелым ножом молоденькое деревце в полтора моих роста высотой. – Ты только иди точно за мной, договорились?

«Если она увязнет, я ее, понятно, не вытащу, – со страхом подумал я и принялся срезать сучки, – только б не увязла, будь я проклят! Она-то уж явно ни в чем не виновата».

Ручей оказался мне по колено. Мысленно поблагодарив мастера, который на совесть проклеил мои высокие морские сапоги, я повел понурую и испуганную лошадь по влажному лесу. Из-под ног у меня то и дело показывалась вонючая жижа, но до озер было еще далеко. Сориентировавшись по компасу, я стал забирать западнее. На горизонте стояла сплошная темная стена леса. Мало-помалу почва начала подниматься, но до сухих мест было еще далеко. Скоро деревья стали еще реже, впереди заблестела вода. Я взял наперевес свой щуп и потянул Лину, но она вдруг уперлась всеми четырьмя копытами и угрожающе захрапела. Я обернулся, решив, что лошадь просто испугалась, но тотчас же понял, что дело не в топи.

В десятке локтей от меня, щурясь, словно бы в задумчивости, стояли два волка. Один, почти седой, огромный, как добрый евин, другой, верно, его подружка – поджарое серо-желтое тело, стройные сильные лапы… и капелька слюны на нижней челюсти, отчего-то резко бросившаяся мне в глаза. Лина снова всхрапнула и развернулась, готовая, кажется, защищать меня.

В первые мгновения я не ощутил даже страха, только оцепенение. Волчица смотрела прямо на меня, тогда как ее приятеля, пожалуй, больше интересовала лошадь. Наверное, думал я потом, он просто удивился, отчего это какая-то кобыла не только не боится его, а еще и готовится к сражению. Лина сильно дернула повод в моей руке, и меня накрыла волна всепоглощающего ужаса, сразу выбив из гипноза волчьих глаз. Я даже не думал о том, успею ли я выстрелить два раза.

Я отпустил повод – лошадь тут же встала левее от меня, вперившись глазами в старого самца, – и медленно потянулся за пистолетом. Снять с седла штуцер я не успевал никак. В голове вихрем пронеслись читанные в детстве сцены из приключенческих романов, повествующие о прекрасном принце, встречающем вожака стаи своим добрым клинком. Странно, мне даже захотелось рассмеяться, но я не успел – пистолет уже был в моей руке, и в этот момент нетерпеливая волчица прыгнула. Сбить я ее не успел, но пружина, враз разжавшаяся в моем теле, заставила меня уйти в сторону – пистолет громыхнул, валя наземь уже рванувшегося вперед волка, а его подруга, опустившаяся на влажную листву в локте от моих ног, неожиданно взвизгнула – страшно, отчаянно и изумленно. Палец сам собой продернул кольцо, и уже вторая пистолетная пуля – пусть тупая, зато тяжелая – впилась, ломая кости и рождая брызги крови, в плечо седого. Только теперь я смог повернуть голову и понять, отчего так кричала его пассия. Удар копыта – а Лина не отличалась хрупкостью стати – враз переломил хребет нетерпеливой хищнице, и сейчас она лежала рядом со мной извивающимся серым кулем, скуля и пытаясь отползти на одних передних лапах. Услышав ее плач, истекающий кровью самец неуклюже поднялся на ноги, хрипло взвыл и тотчас же получил еще пулю. Следующая наконец попала ему в голову, и он затих навсегда.

– Ну т-ты даешь, – произнес я, хватая за шею дрожащую Лину. – Никогда такого не видел…

Она провела языком по моему пыльному кожаному плечу, всхрапнула и отстранилась. Я выстрелил в голову искалеченной волчице и, достав нож, неверными шагами пошел к самцу. Лина встревоженно заржала, словно предупреждая меня, но я знал, что он уже мертв, – пуля «Вулкана» попросту выворотила ему мозги. Пачкаясь в крови, я отрезал правое ухо и вернулся к лошади.

– Хорошая добыча, – с преувеличенной веселостью сообщил я ей. – Ну что, идем дальше?

Возле воды мы сделали небольшой привал. Я скормил лошади кусок мягкого еще белого хлеба, покурил и потащил ее вперед, на юго-запад. Честно говоря, ее поведение немало меня озадачило. Мне приходилось <слышать о почти разумном поведении животных, но я и представить не мог, что моя тихая и спокойная кобылка ринется защищать своего хозяина от волков! А в том, что она не только предупреждала об опасности, а еще и намеревалась драться за меня, я не сомневался. Но не пес же она в конце концов… да и то, не всякий пес укоротит волка одним, так сказать, выпадом. Я повернул голову и осторожно посмотрел в большущие темные глаза. Лине путешествие явно не нравилось – ее копыта глубоко проваливались в илистое дно, она брела, с натугой вытаскивая ноги и подбрасывая их, словно в танце. Но все же она шла, не упираясь и не пытаясь вырваться.

Неожиданно для самого себя я вдруг выпустил из пальцев повод. Лошадь тут же встала и посмотрела на меня с явным недоумением – мне даже показалось, что она испугалась.

– Идем, идем, – нежно проговорил я и похлопал ее по шее. – Пошли, скоро уже выйдем на сухое.

Лина недоверчиво моргнула и потащилась рядом со мной. Через полмили на глаза мне попалось дерево, косо срубленное кем-то в двух локтях от воды. Я остановился и пригляделся к срезу. Это было дня два назад, может, конечно, и больше, но ненамного… Поискав глазами ствол и убедившись в том, что его нигде не видно, я потащился дальше. Сапоги по-прежнему исправно несли службу, не пропуская противную вонючую воду, и я был почти уверен, что не расклеятся они еще долго, – за такие деньги в Пеллии работали на совесть. Вымазался я, конечно, по самые колени, но это меня беспокоило меньше всего. Здесь стояла тишина – не было даже неизбежного, казалось бы, лягушачьего кваканья. Только плеск под моими ногами и тяжелые шлепки идущей рядом Лины. Странный, погруженный в воду лес казался совершенно мертвым. Я слушал близкое дыхание лошади и думал о том, что буду рассказывать Энгарду в столице. Какую сказку я придумаю на этот раз?

Впереди было еще одно дерево, достаточно толстое, теперь его рубили по кругу, и все так же мне по пояс. Я хмыкнул, обошел его со всех сторон и, вернувшись на свой прежний курс, неожиданно заметил, что в десятке шагов левее из воды торчат какие-то бревна… Успокаивающе махнув Лине, я продрался сквозь довольно плотные заросли колючего кустарника и с изумлением обнаружил старую, сильно притопленную гать, которая шла через лес с востока на запад. Ствол срубленного дерева был уложен на самом глубоком месте, из воды торчали недорубленные на верхушке сучья.

– Лина! – крикнул я. – Смотри, что я нашел!

Лошадь заржала в ответ и резво просочилась через колючки.

– Гляди, – сказал я, указывая на гать, – дорога. Ты поняла, это дорога от побережья! И идет она, будь я проклят, к монастырю.

Лина протестующе хрюкнула и дернула ушами, давая понять, что везти меня по такой подозрительной «дороге» она не станет. Да я, собственно, в этом и не нуждался. Открытие придало мне сил, я раскурил трубочку и бодро двинулся на запад. Осторожно ступая по осклизлым бревнам, лошадка побрела следом за мной. В эти минуты мне хотелось просто расцеловать ее, но я еще не слышал, чтобы белокурые принцы, отбившись от волков, целовались со своими кобылами.

По гати мы двигались недолго – вода закончилась так же неожиданно, как и началась. Местность поднималась, но из-под лошадиных копыт все еще сочилась грязная муть. Это меня не волновало. Не утонет… куда веселее было то, что я увидел следы.

Хорошо различимые на влажной земле, они представляли собой типичное сочетание лошадиных ямок и заполненных влагой полос какой-то телеги. И рядом с ними были следы нескольких людей, один из которых, как мне показалось, был обут в морские сапоги с узкими франтовскими каблуками. Я глубоко затянулся, сплюнул и понял, что таскался по горам и болотам не зря. Здесь прошли люди с той самой таинственной шхуны, которую видели в заливе. И они не просто шли, они что-то везли с собой на телеге. Что-то не очень тяжелое. А обратно они, видимо, возвращались каким-то другим путем – впрочем, я не стал бы за это ручаться, следопыт из меня никудышный. Зато я видел, что человек в сапогах хорошо потоптался на самом краю болота: то ли помогал лошади вытянуть воз, то ли искал, где справить нужду.

…В глухой тьме, по уши грязные и неописуемо измученные, мы наконец вернулись на ферму. Судя по уютно светящимся окнам, ни Эдна, ни дети еще не спали. В просторной кухне я увидел бледную, тонкую до прозрачности женщину, сидящую в кресле перед огнем большого, немного аляповатого камина. Это была Тарра – я успел заглянуть в ее измученные, какие-то бесцветные глаза и понял, что мой диагноз был верен.

– Я вижу, что вам лучше, – негромко произнес я, стоя в дверном проеме.

Эдна рывком повернулась от плиты и едва не выронила из рук противень с какими-то лепешками.

– Сударь… – прошептала она, хлопая глазами. – А мы уже извелись, не знаем, что и думать о вас… времени-то сколько нет вас, а?

– Увяз в болоте, – усмехнулся я. – Теперь вам точно придется чистить мою одежду. Мне кажется, ваша сестра пошла на поправку?

Тарра медленно повернула в мою сторону голову, украшенную каскадом на редкость густых светлых волос, и ее серые губы расплылись в неловкой улыбке.

– Благодарю вас, – едва слышно прошелестела она, – ваше лекарство, кажется, помогло мне.

Я коротко поклонился и сбросил на подставленный стул свою куртку.

– Эдна, попросите старших заняться моей лошадкой, она вымазалась по самое брюхо. Ее нужно вычистить и накормить. А мне, если можно, – вина и мяса. Сейчас я спущусь.

К ужину я вышел, за неимением лучшего, в вечернем камзоле и бархатных штанах, чем немного смутил хозяйку – верно, ей еще не приходилось видеть состоятельных столичных щеголей, усаживающихся за стол в кокетливых сорочках при ярком галстуке. Хотя, если разобраться, я на щеголя тоже не тянул – моя обветренная и загорелая физиономия сразу выдавала во мне человека, далекого от салонного бомонда. Эдна подала роскошную тушеную свинину под грибным соусом, поставила кувшинчик вина и принялась горестно щебетать, сокрушаясь по поводу моего опасного путешествия на болота.

– Полно, полно, – перебил ее я. – Мне просто любопытно. А заблудиться я бы все равно не смог – у меня с собой всегда компас. Вы забыли, что я изучал навигацию?

– Так-то оно так, – закивала хозяйка, – да только к югу от болот-то шастают демоны, вот как. Да будет вам, сударь, известно, из-за них и монастырь обезлюдел. Вроде как тяжба у них вышла, да только одолели они настоятеля.

Тогда, понятно, уж и братии сидеть в таком месте никаких сил не было.

– Ну, это же к югу, – легкомысленно отозвался я, чувствуя очаровательную истому во всем теле, – вино и плотная пища, да еще весело потрескивающие поленья в очаге настроили меня на самый благодушный лад.

– А леса там знаете какие? – страшным голосом спросила Эдна. – У-уу, сударь, и не говорите. Ни один охотник туда не заходит уж лет, я слыхала, сто как, а то и того больше.

– Это что же, демоны тут сто лет назад появились?

– Настоятель-то прежний, как рассказывают, лет пятьдесят назад узрел нечисть-то здешнюю. Ну а охотники, те еще и раньше наталкивались. Мне бабушка говорила… потом и ходить туда перестали. А что жили там лесорубы, еще кто – так ушли все, уж и следов не осталось.

Я покачал головой и подумал, что торговая площадка на территории Пеллии – не самый лучший выбор. Хотя, с другой стороны, раз большинство Посредников происходят из наиболее цивилизованных стран, то и опускаться приходится к ним поближе, не заставлять же их тащиться через пару океанов. Не все же, как Эйно, имеют возможность построить себе гигантский корабль, не боящийся ни штормов, ни расстояний.

– Да и то ведь, сударь, – тарахтела Эдна, резво колдуя со щеткой над моими штанами, – разве мало тут мест, где охотиться? Край-то обезлюдел почти, всех верфи да фабрики высосали. И что люди в этих городах находят, тьфу!.. Мы вот живем небогато, конечно, а все свое – и поле, и сад, и скотина какая ни на есть. И никто мне не указ, вот что я вам скажу.

– Но вам ведь нелегко, наверное, приходится, – заметил я, наблюдая за ее ловкими руками.

– Что да, то да, сударь, – тихонько вздохнула женщина, – ртов много, а рук не хватает. Да где ж сейчас мужиков-то найдешь, а? А уж Тарра-то совсем немощная ведь, что ж тут…

Она украдкой посмотрела на вдруг насупившуюся сестру и опустила голову.

– Тарра обязательно поправится, – сказал я, доставая из кармана трубку. – Когда я уеду, скажу вам, каким цветом ее поить. Здесь все рядом, прямо под рукой, не ленитесь только заваривать. Неделя-другая, и все пройдет… Видите, она уже встала на ноги. Так?

Бледное лицо больной осветила белозубая улыбка, она вдруг легко поднялась с кресла, поклонилась мне и повернулась к Эдне:

– Я пойду, пора уж.

– Настой, – напомнил я.

– Ох, готов, готов! – засуетилась Эдна, хватая с плиты небольшой горшочек.

– Вот, Тарра, вот… пей уж, да благодари господина Матти, что бы мы без него делали!

– Не волнуйтесь, – мягко сказал я, когда светловолосая Тарра ушла к себе наверх, – я не стану брать с вас за это деньги. Я ведь не лекарь, в самом деле.

Так, знаю кое-что… кой-чему учился, не больше.

Эдна вспыхнула, враз стала похожей на молоденькую девчонку, застуканную со своим возлюбленным на сеновале, и замахала руками:

– Что вы, сударь, я!.. Что вы…

– Нет-нет, ни в коем случае. Подлейте-ка мне лучше вина. У вас удивительно уютно, особенно после топанья по болотам. Завтра, пожалуй, съезжу в деревню, зелье у меня заканчивается. Как говорите, ехать туда?

– Да вот по той дороге, сударь, что к нам вы ехали, только не сворачивая никуда. Прямиком в Луммили и попадете, а куда же? Коль в трактире будете, так братцу моему кланяйтесь, хозяину то есть…

Глава 9

Отсутствие Луммили на карте братьев Лорье меня здорово удивило. Это был довольно большой поселок с парой мельниц и даже лесопилкой, приводимой в действие быстрой речкой, бегущей с недалеких гор. «Наверное, – подумал я, – картографы решили, что он давно обезлюдел, а проверить не удосужились». Поселок же тем временем выглядел вполне процветающим. Вдоль заборов его ровные улочки были аккуратно вымощены камнем или желтоватым местным кирпичом, усадьбы тонули в садах, жирные козы лениво жевали траву. Возле увиденного мною колодца, рядом с которым расположилась почтенная на вид жертвенная курильница, валялась могучая свинья с выводком неутомимо сосущих ее малышей.

Первая же встреченная мною молодуха, спешившая куда-то с петухом под мышкой, охотно сообщила мне, где искать единственный поселковый трактир и долго еще смотрела вслед загадочному юноше с ружьями на седле. Искомое обнаружилось на некоем подобии базарной площади. Я привязал Лину к резному столбику в небольшом загончике и вошел в распашные двери с колокольчиком.

По случаю утра в зале было пусто, лишь какой-то рослый парень в кожаных штанах сидел за длинной полированной стойкой, горестно поглядывая на крепкую деваху, которая, совершенно не обращая на него внимания, переставляла что-то в большом застекленном шкафу с правого боку. Приглядевшись, я понял, что она бесцельно шурует бутылками. Вероятно, я приехал совершенно не к месту, но отступать было поздно. Я осторожно взобрался на табурет подальше от несчастного влюбленного и постучал по гладкому дубу одним из своих перстней. Девушка обернулась, на ее лице мелькнула раздраженная гримаска, но любопытство тут же взяло верх, и она пропела низким бархатным голосом:

– Чего прикажете, сударь?

– Я хотел бы повидать хозяина, – негромко сказал я и улыбнулся. – Я привез ему привет от сестры, Эдны.

Девушка распахнула свои зеленые глазищи так широко, что я испугался, как бы они не вылезли у нее из орбит.

– Так вы, сударь, тот самый столичный моряк, что квартирует у тетушки Эдны? – восхитилась она. Я кивнул.

– Так могу я повидать хозяина?

Она часто задергала головой и со всех ног бросилась в глубь дома. Ее поклонник посмотрел на меня с явным подозрением, вздохнул и отвернулся, здраво рассудив, что тягаться со столичным аристократом, да еще, подумать только, моряком, ему совершенно не с руки.

Хозяин оказался жилистым мужиком с добродушным открытым лицом. В память о флотской службе он носил висячие усы, пожелтевшие понизу, и золотую серьгу в ухе. Увидев меня, он осторожно улыбнулся и подошел к самой стойке.

– Госпожа Эдна просила передать вам плату за оленину, – вежливо произнес я и выложил на стойку «птенчика».

– Вот еще, сударь, – фыркнул он, – и договора такого не было. Помочь ей хотите? Понимаю… а деньги-то спрячьте, сударь, спрячьте. Лучше с ней расплатитесь по совести, вот что я вам скажу. А вы, гляжу, и впрямь на моряка похожи. Уж она мне все уши прожужжала, какой красавчик ей с неба свалился.

Доходов-то у них не слишком… какую, говорите, школу окончили?

– Навигационную, что на поле Святого Элима.

– У, ну эт вы далеко пойдете! А если еще и монета в кармане водится, так можете сразу в компаньоны поступать, это дело я знаю. – Он подмигнул, очевидно, ужасно радуясь возможности поболтать с молодым собратом по морской жизни. – Сам хотел в торговый флот наняться, да вот папаша помер, так и…

Он сокрушенно махнул рукой и повернулся к полкам, чтобы достать бутыль с хорошо знакомой мне этикеткой.

– Для редких случаев держу, – признался он. – У нас, сами понимаете, такого дорогого пить не станут, куда там. Ну, давайте, сударь, познакомимся, коль уж так судьба свела. Я Боун, бывший рулевой фрегата его величества «Шаркен». А вас как прикажете?

– Просто Матти, – улыбнулся я. – Можно без «господина».

– Ну да уж, – понимающе сощурился трактирщик, – вижу птицу по полету. Не из простых вы, ваша милость, ох не из простых. Выходит, путешествуете?

– Прожил столько лет, – начал я, с удовольствием наблюдая, как «Морская звезда» льется в пузатую стеклянную кружечку, – и понял, что Пеллии толком и не видел.

Дочка Боуна – а это была явно его дочка: при общем несходстве стати глаза у них были совершенно одинаковые, – проворно выставила на стойку тарелочку с острыми сырами и плетенку теплых лепешек, тогда как ее кавалер, навостривший свои немаленькие уши, восхищенно глядел на темную струю стоимостью в ползолотого.

– Да-а, – протянул Боун, поставив бутылку на стойку, – люди-то у нас, понятно, все приличные, да только кто ж такие деньги платить станет? Вот и… ну, быть нам с ветром!

Я поднял кружку и лихо опустошил ее в два глотка. Парень, все так же молча сидевший за стойкой, едва не икнул от изумления. В Пеллии вообще не очень-то пили крепкое, но моряков такие традиции, конечно, не волновали. К тому же, сказал я себе, с удовольствием ощущая, как теплеет у меня в желудке, странствия с Эйно были недурным уроком. Это вам не в горах сидеть!

– Точно, – сказал Боун, краснея от счастья, – никаких сомнений. Ни одна сухопутная швабра так пить не станет. Эх, сударь, и как же рад я в нашей-то глуши настоящего моряка встретить, да еще и офицера! Окорок у меня есть, сударь, на морской манер как раз – прикажете?

– Валяйте, – отозвался я.

Пока он ходил за окороком, его дочка суетливо возилась у шкафа, то и дело оборачиваясь и бросая на меня восхищенные взгляды, от которых несчастный парняга мрачнел все сильнее. В конце концов он звонко швырнул на стойку монету, спрыгнул на пол и умчался прочь. Девушка коротко посмотрела ему вслед и фыркнула. Я понимающе улыбнулся.

«Интересно, – подумал я, – а что было бы, случись этому увальню познакомиться, к примеру, с Дайниз? А, хм, с Утой?..»

Боун вернулся с серебряным блюдом, на котором были разложены аккуратные ломтики копченой свинины, обильно присыпанные пряностями.

– Места у нас, сударь, такие, что морской еды-то и купить не у кого, – пожаловался он. – Это я сам вот стараюсь.

– Дело понятное, – согласился я. – Но вы, я слышал, с сыновьями и до моря добираетесь?

– А не могу я без моря, – вздохнул трактирщик. – Не могу, и все тут.

Каждые, считай, две недели уходим. Да только что там на море – корабль если раз в год увидишь, так то и хорошо.

– Ну, Эдна рассказывала, что совсем недавно вы какую-то шхуну видели.

– Да, – Боун вновь наполнил кружки и потер щеку, – странная какая-то шхуна, сударь, реи короткие, паруса, стало быть, куцые. А бушприт – ого-го.

Лавеллерская, что ли? Не понять. Наверное, контрабандисты шторм пережидали.

Залив у нас тут узкий….

– Так что же, она возле самого берега стояла?

– В полумиле, сударь, не больше. И на палубе – ну ни одной души, прямо странно мне стало.

– Ну, мало ли, – я равнодушно махнул рукой. – Оленя вы славного добыли, потешила мне Эдна душу.

– Да, она умеет. Эх, мужа бы ей – золото ведь, а не баба. Хоть бы уж пришлого какого, лишь бы с понятием. А тут одни монахи!..

Боун витиевато выругался и сморщился.

– Что ж вам монахи-то не угодили? – удивился я.

– Ха! Приезжают, понимаете, и пожертвований требуют. Вот дай, и все!.. Ну и даем, что делать. То молока, то масла, то кукурузы воз навалили. Нам, понятно, не жалко вовсе, дело, как говорится, святое, только наглые они тут какие-то. Один напился пьян-рас-пьян и стал, представьте, демонами пугать.

Дескать, скоро их отец-настоятель с демонами стакнется, тогда порядки совсем другие пойдут, только держись.

– Как это вы говорите, старина, – столкуется с демонами? – правдоподобно засмеялся я. – Это как же, святой настоятель и с демонами? Хорошее дело, ничего не скажешь!

– Да пьяный был, говорю же! Только, ваша милость, сами понимаете, не очень приятно нам такое слушать. Тем более что вино-то он, гад такой, мое пил. И не заплатил, конечно. Это я, стало быть, прямиком в его брюхо пожертвовал.

– И много их тут шляется? – поинтересовался я, закусывая свинину ломтиком сыра.

– Не-е, их отец-настоятель вообще почти не выпускает. Теперь, правда, пьяндалыги эти нечасто приходят, обычно вместо них девочку отправляют, черненькую такую. Аристократочка по виду, и чего ж ее, бедную, в обитель-то понесло? Никак разорилась фамилия, вот и деться некуда. Ну ей, понятное дело, подают со всей душой. Тихая такая, молчит все, слова лишнего не дождешься.

– Бывает… – согласился я. – Да, надо будет съездить посмотреть на монастырь. Обитель, я слышал, древняя? Эдна говорила, ее недавно совсем по новой освятили?

– Так, сударь, лет, почитай, сорок пустая простояла. Да только без толку это, ваша милость, не пустят вас.

– Как так не пустят? С каких это пор в монастырь не пускают? А ежели я воскурить хочу? Предков там умаслить или еще чего? Как же так?

– А вот так. Строят они там что-то, а что – не разберешь. И не пускают никого. Настоятель, говорят, важных гостей ждет, а до того – ни-ни. Да ну их, святош этих! Без них жили, ну и дальше проживем. У нас тут свой храм есть, и духовник свой, и служка, все как положено, нужны они нам…

Вечером, сидя у себя на чердаке, я резал ножом окорок по-боцмански, который прикупил у добряка Боуна, и неторопливо переваривал услышанное. С одной стороны, за все эти дни я так толком ничего и не выяснил, но с другой – я четко уяснил себе, что с монастырем что-то не так. Вот только как же все это понимать? Что там плел этот пьяный монах – демоны? Настоятель Уннас, получается, собирается иметь какие-то дела с демонами?

Значит, можно предположить, что Джардеш намерен каким-то образом изменить свой статус Посредника, н-но… куда уж выше? Он собирается впутать в это дело полупомешанного настоятеля? Бред какой-то. Кто ему, спрашивается, позволит?

Одни вопросительные знаки.

В принципе я мог сматывать удочки и убираться в столицу. В монастырь меня все равно не пустят. Но… а если подождать еще? Пошляться по округе, может быть, поймать какого-нибудь сборщика пожертвований, напоить его до полусмерти и пощекотать лезвием? Наверняка даже простой монах знает больше, чем я.

Я подлил в дорожный бокал доброго красного, задумчиво поглядел на неяркий огонек масленки и поймал себя на мысли, что мне просто не хочется отсюда уезжать. Здесь, на этой бедной одинокой ферме, мне было так славно и уютно, как, пожалуй, никогда в жизни. Что, интересно, ждало бы меня, не напади на мою бедную родину завоеватели-южане? Наверное, сейчас я учился бы в каком-нибудь гайтанском университете, слушая нелепые лекции напыщенных богословов и спуская на пиво и дешевых шлюх невеликие папашины грошики. Ходил бы в сером камзоле, перепоясанным простецким кожаным ремешком, бродил, утопая в грязище древнего университетского города, население которого ломится на петушиные бои и платит подати тупому расфуфыренному кэрду, предки которого получили этот самый город только за то, что исправно пили за королевским столом прокисшее вино, корча тухлую рожу в льстивой ухмылке.

Вместо всего этого я – князь Лоттвиц-Лоер, Посредник, сижу на чердаке старой пеллийской фермы, прихлебываю отменное винцо и размышляю о материях, чудовищно далеких и от Гайтании, и от богословия, и от петушиных боев… как быстро все изменилось!

Наверное, случись мне сейчас повстречать кого-либо из своих старых приятелей, меня бы просто не узнали. Тропическое солнце и океанские ветры изрядно поработали над моим обликом. Качающаяся палуба изменила походку.

Привычка к оружию, с трудом обретенное чувство собственного достоинства сузили глаза и родили первые, не по сроку еще морщинки.

Между беспечным гайтанским студентом и пел-лийским князем лежала пропасть куда более широкая, чем тысячи миль океана, отделяющие Пеллию от Гайтании, – и я был благодарен за это судьбе. Хотя, если быть до конца честным, сознательно я такой выбор сделать бы не смог. Я бы попросту смалодушничал, испугавшись тысяч смертей, крадущихся за мною по пятам, тысяч решений, которые мне приходится принимать, да, может быть, просто – тысяч ветров, наполняющих паруса моего корабля. Но главное решение принимал отнюдь не я – и да благословенны будут небеса, решающие за нас!

Я полез в карман за кисетом и неожиданно ощутил странную вибрацию у себя на груди и в потайном кармашке нательной рубахи, где лежал второй талисман, принадлежавший Монфору. Я вытащил оба, положил перед собой на кровать, глубоко вздохнул, потом нажал на выступающие по центру камни.

Надо мной вспыхнула феерическая, ни на что не похожая зеленоватая картина.

Она, бесплотная, недвижно висела в воздухе! Я знал, что это должно выглядеть именно так, но все же был потрясен волшебным зрелищем. По коже побежали мурашки… Приглядевшись, я понял, что все верно: передо мной горела карта.

И это был Йош!

А ниже стояла дата в привычных мне пеллийских цифрах. Я со свистом втянул в себя воздух. Времени у меня оставалось мало, очень мало.

Но все же оно было…

Утром я непривычно долго валялся в постели. В голове вертелся Энгард с его дядюшкой-жрецом и таинственная смерть советника Толлена. Проклятые святоши наверняка знали больше, чем мы думали, догадываясь о том, что с обителью Меллас что-то не так. Новый настоятель, конечно, замазал им глаза, но рано или поздно любопытство должно было привести сюда кого-либо с Форума, и тогда…

Тогда, получается, у Джардеша времени не очень-то и много. Или «заговор принцев» может перевернуть и религиозную жизнь королевства? Может быть, у них уже есть кандидатуры на руководящие посты в духовных канцеляриях? Хм, это объясняет поддержку Унна-са. Но все-таки, что же он там строит? Я сбросил с себя одеяло и принялся умываться. В животе урчало от голода – я привык завтракать гораздо раньше.

Наскоро перекусив, я оседлал лошадь и неторопливо двинулся по дороге, что вела к монастырю. Ослепительный диск солнца катился к зениту, легкий ветерок шевелил листвой, и я, усмехнувшись, вдруг подумал о том, что на самом деле мне просто не хочется возвращаться в столицу с ее вечной суетой и шумом.

Не слезая с лошади, я раскурил трубочку. Лина, уже зная, куда мы едем, перебралась через ручей и двинулась в глубь леса. Неожиданно впереди раздалось негромкое поскрипывание, и вскоре я увидел печального серого ослика, влекущего тележку, на которой сидел монах в балахоне с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Я широко улыбнулся и спрыгнул на землю. Рука скользнула под одежду, взводя затвор пистолета.

– Прекрасное утро, братец, – начал я, хватая осла за уздечку. – Вы не могли бы уделить мне пару минут для важного разговора? Сегодня, видите ли, мне крайне необходимо воскурить в поминовение…

Монах тем временем повел себя настолько неожиданно, что я осекся на полуслове и шарахнулся в сторону, увлекая за собой несчастное животное: узкоплечая фигура вихрем слетела с тележки и бросилась ко мне. Секундой позже я услышал ее голос и чуть не сел от изумления.

– Ты нашел меня! Ты все-таки нашел меня, о боги!..

Она обхватила меня, прижалась губами к моей шее, я выпустил пистолет – мягко шлепнул в траву – и глубоко вздохнул, захлебываясь хорошо знакомым мне запахом.

– Айрис…

Из-под курчавой шапки черных волос на меня смотрели влажные темные глаза, поблескивающие пробивающимися сквозь листву солнечными лучиками. Я коснулся ее пылающей щеки, прижал к себе и на какое-то мгновение забылся, напрочь потонув в объявшей меня нежности.

– Но я не искал тебя…

– Как?! – девушка отстранилась, в глазах мелькнуло недоумение, смешанное со страхом.

– Я получил твое письмо и решил… решил, что не вправе вставать на твоем пути – ведь ты сама сделала свой выбор, ну какое я имел право? Кто я вообще такой для тебя?

– Ты!..

Она уперлась кулаками мне в грудь, опустила голову: я увидел, как вздрогнули худенькие плечи. В ответ я окончательно стряхнул с нее капюшон и принялся гладить ее непослушные жесткие кудри.

– Я здесь почти случайно… послушай, хочешь вина? У меня, вот… у меня есть с собой. Все это так неожиданно, никогда бы не подумал…

Она молча взяла из моей руки флягу и присела на какой-то пень. Стоя над ней, я с ненавистью смотрел на серый мешок, скрывающий очертания ее тела, на грубые, сильно потертые башмаки, видневшиеся из-под нижнего края оборванного балахона. Я ненавидел сейчас все и всех – и этого настоятеля, невесть зачем связавшегося с Джардешем и столичными авантюристами, и эти старые стены, в которые он снова вдохнул жизнь, отдающую, скорее, тленом и гнилью, и себя, нелепого и запутавшегося.

– Я попала в Меллас вскоре после того, как умер отец, – глухо заговорила Айрис, глядя в землю. – Я слышала об этой новой обители – мне не хотелось отправляться в старый монастырь, там всегда слишком жесткие порядки и не очень хорошая атмосфера: сплетни, возня…

– И все-таки ты могла дождаться меня, – с горечью перебил ее я.

– Нет, – покачала головой она, – по крайней мере, тогда я думала именно так. Мне хотелось бежать – и от этого кладбища, и от тебя… к тому же я сразу поняла, что с тобой что-то не так. Ты ведь не тот, за кого себя выдаешь, верно?

– Почти, – кивнул я. – Но не совсем. Я действительно южный князь, я действительно королевский корсар, но…

– Но не только это, – хмыкнула девушка. – так что мне было от чего бежать.

И вот ты добрался сюда – значит, я была права. Тебя интересует монастырь?

– С монастырем тоже что-то не так, – вздохнул я. – Но на короля я не работаю. По крайней мере, сейчас.

– Ого, – Айрис подняла голову и удивленно блеснула глазами. – Это уже что-то новенькое. Но рассказывать ты, конечно, не станешь…

– Не сейчас. Я хотел бы, чтобы ты рассказала мне. Все, что знаешь. Я уверен, что эта тайна может оказаться очень опасной. Слишком опасной для того, чтобы продолжать ею оставаться. Здесь замешаны очень серьезные силы: как бы они не были попросту страшными…

– Я сама скоро начну верить в демонов… слишком много разговоров вокруг.

У настоятеля есть особый круг приближенных – фанатики, на грани безумия, они верят в то, что он им говорит, и постоянно читают работы его безумного отца.

– Его отец не был безумцем, – очень тихо произнес я, в упор глядя на нее.

– Но ты не похож на сумасшедшего, – возразила она, щурясь.

Я выколотил о каблук свою трубку и тяжело вздохнул.

– Я не могу рассказать тебе… может быть, потом. Если мы останемся живы.

Что он там строит? Для чего эта труба? Сперва я решил, что в монастыре возводят новую молитвенную башню – в конце концов, я не очень хорошо знаю Пеллию и не видел ни одного монастыря, – но потом все же понял, что башней это быть не может. Что это, Айрис?

– Это башня, – тихо рассмеялась она, – только не для молитв.

Я напрягся и потянулся за кисетом.

– А для чего же тогда?

– Кое-кто говорит, что из этой башни Уннас станет призывать демонов. Ты тоже готов в это поверить?

Я опустился на корточки. Каким, интересно, образом? Проклятие, я ничего не понимаю! Джардеш собирается использовать эту башню для Торга? Очень она кому-то нужна. Может, парень спятил и решил, что, если он выстроит специальное помещение, в Йоше откроется нечто вроде постоянно действующей биржи, с которой он, как совладелец, будет стричь купоны? Вот уж любопытный способ извлечения дохода!

– Не могу решить, верить мне в это или нет, – сказал я, – потому что слишком мало об этом знаю"

– Ну а я знаю, что от нашего монастыря откровенно попахивает колдовством.

Мало того что монахи читают книги, давно объявленные ересью, так еще в подвалах полно всяких колдовских штук, которые недавно привезли какие-то странные люди.

– Колдовских штук? – засмеялся я. – И ты веришь в колдунов? Взмахнул платочком – молния шарахнула – так, что ли?

– Платочком? Да при чем тут платочком?! Я сама видела, как с телеги выгружали какие-то серебряные решетки и бочонки из свинца. Что это, как не колдовские принадлежности? Тут действительно уверуешь в демонов, – она зябко передернула плечами и добавила, глядя в сторону:

– Я хочу уйти отсюда. Но только у настоятеля, как говорят, длинные руки. Не так давно из монастыря сбежал один монах – до меня еще, но мне рассказывали, что его нашли.

– Ты сама-то в это веришь? – поинтересовался я, сразу сообразив, о каком монахе идет речь. – Найдешь ты кого-нибудь – в Пеллии!

– Но говорят об этом совершенно серьезно.

– Монахи вообще склонны верить в любую ерунду. На что они были похожи, эти решетки?

– На крылья.

– На какие крылья? Как у мельницы, что ли?

– Я видела их только краем глаза, но могу сказать тебе точно – ничего похожего на мельницу. Скорее уж, крылья птицы… очень тонкие, и их там много, целая стопка, вроде страниц книги. И бочонки – серо-синие, очень тяжелые, с коробочками по бокам.

«Неужели какая-то древность? – с ужасом догадался я. – О небо, но ведь эти болваны могут и не догадываться о ее истинном предназначении! А если она окажется оружием наподобие Черепа?»

– Я должен попасть в монастырь и увидеть все это своими глазами, – твердо сказал я. – И ты мне поможешь. А потом я заберу тебя отсюда. К демонам, куда угодно, лишь бы не думать о том, что ты ходишь в этой проклятой сутане!

Айрис в ужасе замотала головой и вскочила на ноги.

– Куда? Неужели ты не понимаешь, что они не врут? Уннас затеял что-то ужасное, он найдет нас везде, куда бы мы ни поехали!

– Я не заслужил твоего доверия, – грустно улыбнулся я. – Но ведь ты сама догадалась, что я здесь не ради собственного удовольствия. Я веду расследование, которое вывело меня на Уннаса и его проклятую обитель. Он действительно затевает нечто ужасное, да только не то, о чем ты подумала. И я должен точно знать, что именно. Для этого мне необходимо проникнуть в монастырь. Думай, девочка, – как мы сможем это сделать?

– И ты вправду заберешь меня? – Айрис приникла ко мне, обхватывая за шею, – на меня смотрели знакомые, когда-то сверкающие глаза.

– Да. Боюсь, я сделал бы это даже помимо твоей воли. Есть вещи, о которых не всегда говорят, но…

– Будь что будет, – перебила она меня, резко меняя тон. – Я попробую… завтра вечером.

Глава 10

Всю ночь меня мучили кошмары. Я видел себя прикованным к какому-то столбу, а рядом, на ворохе мокрой соломы, – обнаженную Айрис, и какие-то туманные тени метались вокруг нас, размахивая дымными смоляными факелами. Я рвался, кричал, но цепи лишь сильнее впивались в мое тело, и тогда я зарыдал от отчаяния.

Потом, уже ближе к рассвету, мне приснились ужасные зеленокожие демоны, спускающиеся с небес на черном бриге, а его паруса, наполненные пугающим призрачным светом, беззвучно трепетали на ветру. Я вскочил на мокрой от пота постели и огляделся. Чердак был залит радостными срлнечными лучами. Я поднялся, поглядел на хронометр – было еще совсем рано – и набил трубку. Мои пальцы дрожали, будто у старого портового пьяницы. Не совсем соображая, что я делаю, я проверил оба своих пистолета и сел на постели.

Мне было страшно.

Я снял с гвоздя длинностволку, выщелкнул из трубчатого магазина все патроны и некоторое время тупо катал их по влажной простыне. Их блестящая лоснящаяся тяжесть немного успокоила меня. Я медленно, с наслаждением загнал патроны на место, с хрустом продернул петлю затвора и повалился на кровать, прижимая штуцер к груди.

«Все это чушь, – сказал я себе, рассматривая темные доски крыши, – сейчас надо думать о грядущем Торге. Это будет мой первый Торг, а я фактически не знаю своих обязанностей. Впрочем, Иллари, наверное, мне поможет – он-то ведь все знает не хуже Посредников…»

И тут я вспомнил вчерашний день. Айрис! Я закрыл глаза, вдруг со всей отчетливостью увидев ее на палубе «Бринлеефа», несущегося под всеми парусами сквозь ночь, и лунные блики, танцующие на волне. Но сегодня…

За утро я набрал целую охапку лечебных цветков для Тарры, перевязал их в пучки и аккуратно развесил у себя на чердаке. Сегодня ночью я приведу сюда Айрис, и пусть ее встретит этот слабый, немного сладковатый аромат… сегодня ночью! А на рассвете верная Лина унесет нас на север: в Альмаре мы сядем на столичный дилижанс, и пусть ее ищут хоть все монахи королевства пеллийского!

Уннас может сколько угодно запугивать своих несчастных помешанных приспешников, но со мной этот фокус у него не пройдет…

– Эдна, выслушайте меня внимательно.

Женщина подняла на меня удивленные глаза, и я ощутил исходящую от нее тревогу. Наверное, это объяснялось тем, что я был бледен… Моя левая рука теребила эфес старого меча, а в правой я держал мешочек с золотыми.

– Вот плата, возьмите ее, не считая – там достаточно много для того, чтобы вы выполнили все то, о чем я сейчас попрошу. Слушайте. Сегодня ночью я вернусь с женщиной. Вы не должны ее видеть. На рассвете мы уедем, и вы постараетесь забыть о том, что я у вас был… Если кто-то начнет вас расспрашивать обо мне, вы честно расскажете то, что знаете, – гостил, мол, молоденький дворянчик из столицы, вроде морячок, погостил несколько дней да и уехал на рассвете, а куда, зачем, так кто его знает…

– Что же это вы такое говорите, господин Матти! – прошептала хозяйка, нервно теребя фартук.

– Да, именно так, – перебил ее я, – потому что тут речь идет об интересах королевского двора. Вы хорошо поняли меня, Эдна?

У нее задрожали губы. Женщина несколько раз энергично кивнула, облизнулась и опустилась на стул.

– Кто бы меня ни искал, Эдна, говорите им только то, что я вам сказал.

Тогда все будет в порядке, и никто не осмелится вас тронуть. Никаких неприятностей у вас, конечно, не будет, но все же вы должны вести себя осторожно. Прощайте…

Я резко развернулся и вышел из кухни. В синих сумерках блеснул глаз Лины, стоящей под седлом посреди двора, – я вдел ногу в стремя, еще раз оглянулся на светящиеся желтым теплом окна фермы и решительно запрыгнул в седло.

– Сегодня ты должна быть терпеливой, девочка, – сказал я лошади.

Лина удивленно приподняла ухо, всхрапнула и вылетела за ворота.

Когда мы пересекали ручей, я нагнулся, вытащил из седельной сумки основательную флягу с крепким желтым и сделал несколько глотков. Мне не было страшно, но по спине все же полз неприятный холодок. Меня ждала удивительная женщина и – тайна. Я не мог сказать, люблю ли я эту женщину. Я еще не знал, насколько важно для меня прикосновение к тому неведомому, что покоилось в древних подземельях монастыря.

Меня звали ее сумасшедшие глаза, я не мог забыть ее руки. Я должен был найти ответы на вопросы, мучившие меня последнее время; все это переплелось самым причудливым образом, закутав меня в некий кокон, несущийся по течению реки, которую принято называть судьбой. Я не хотел думать об этом, но не думать не мог. Впереди лежала сгущающаяся тьма, моя лошадь неторопливо пробиралась по лесной просеке, я качался в седле, бросив повод, и смотрел, как из-за облаков выползает серебряный серп вечерней луны. Возможно, будь со мной мои друзья, я был бы сейчас совсем другим – собранным, готовым к бою, или, наоборот, деланно беспечным, но я был один и со стороны, верно, казался куклой, бессмысленно таращащейся на небо, поющее серебристым ночным ветром.

Пользуясь темнотой, я обогнул монастырь справа, как велела мне Айрис, и привязал Лину к какой-то коряге в глубокой, заросшей бурьяном лощине. Теперь я должен был миновать огороды – там можно было пройти, прячась за плетнем, и, спустившись к руслу небольшого ручья, ждать ее в кустах на краю сада. Из-за монастырской стены доносилось далекое приглушенное пение, очевидно, братия была погружена в вечернюю молитву. Айрис говорила мне, что сегодня ночью Уннас и его ближние станут пить по случаю религиозного праздника, а пили они, по ее словам, до упаду, засыпая обычно прямо там, в трапезной.

Я внимательно обследовал большую часть своего маршрута в бинокль и не заметил ничего подозрительного. Из обители никто не выходил. Теплый ночной ветер шумел листвой в саду, и кроме него да монотонного воя, раздающегося из молитвенной башни, я не слышал ровным счетом ничего.

Я вернул бинокль в седельную сумку, ласково погладил по шее свою лошадку и, дождавшись, когда луна утонет в призрачно засветившемся облаке, бросился бежать к черной линии плетня. Облака пока благоприятствовали: не дав себе отдышаться, я проскочил вдоль неровного забора и вскоре услышал слабое журчание ручья. Поскальзываясь на влажноватой траве, я спустился в небольшой овражек, наскоро огляделся по сторонам и припустил в сторону сада. Через полминуты я уже лежал под раскидистой яблоней – даже странно, подумал я, монастырь столько лет простоял пустым, а откуда же тут деревья? Не иначе все-таки местные жители сюда наведывались, – и, осторожно переводя дыхание, отвинчивал пробку своей фляжки.

Еще минут десять мои уши терзал заунывный стон молящейся братии. Я лежал, слушая, как бьется сердце, и проклинал всю эту публику, никак не желающую расходиться по койкам. Если бы не праздник, они уже давно бы спали! Уннас, очевидно, держал братию в строгости – впрочем, это вполне объяснялось его целями. Если они с Джардешем затеяли нечто странное – а я был уже уверен, что дело обстоит именно так, – ему требуется абсолютное, слепое повиновение. Никому и в голову не должно прийти усомниться в святости и непогрешимости отца-настоятеля. А то и впрямь демонов перепугаются и испортят им все дело.

Размышляя, я и не заметил, что пение смолкло. Навострив уши, я услышал, как хлопнули где-то тяжелые двери, и ветер донес до меня приглушенные обрывки разговоров. Вероятно, отмолившись, монахи спешили отойти ко сну. Мальчики направо, девочки налево. А может, и нет… я усмехнулся, поймав себя на мысли о том, что в этаких странных монастырях, где женщины живут вместе с мужчинами, следует заводить нечто вроде повивальных заведений. Никогда не поверю, что в уединенной обители не цветет самый банальный блуд в духе припортовых притонов!

Недаром же у них тут жрицы то и дело рожают!

Через полчаса я начал нетерпеливо грызть ногти. Как всегда в подобных ситуациях, ужасно хотелось курить, но я не решался демаскировать себя дымом – еще учуют, чего доброго! Мало ли кого там может понести в сторону сада… Тем временем из-за стены послышались новые звуки. Завизжал какой-то замок, потом донесся грубый хриплый хохот, и я понял, что Уннас со товарищи отправились в трапезную праздновать.

Я вытащил свой хронометр и, повернув его так, чтобы бледный лунный свет освещал циферблат, не удержался от сдавленной ругани. Я загорал под яблоней уже почти час! Может, Айрис не удалось выбраться из спального помещения? Но нет, она, кажется, говорила, что задержится на кухне и никто не обратит внимания на ее отсутствие. Монахи, наломавшись за день, уже наверняка дрыхнут без задних ног, значит, бояться ей нечего… да где же она, будь я проклят?

Я призвал себя к терпению, устроился поудобнее и принялся считать звезды.

Скоро мне стало казаться, что их гораздо больше, чем должно быть, – я встряхнулся и понял, что засыпаю с открытыми глазами. Только этого мне сейчас и не хватало! Неожиданно где-то неподалеку что-то тихонько скрипнуло. Я моментально ощупал свои пистолеты и обратился в слух. По саду кто-то шел, едва слышно скользя по рыхлой земле. Через несколько секунд я разглядел знакомую узкую фигуру и шумно вздохнул.

– Здравствуй, любимый, – прошептала она, прижимаясь к моей щеке холодным носом. – Вот, возьми это.

– Что это за гадость? – удивился я, держа в руках какие-то вонючие лохмотья. – Как это надевать?

– Тут нет застежек, – едва слышно рассмеялась Айрис, и я ощутил слабый щелчок по носу. – Надевай через голову.

– О небеса, ну и ароматы! – зашипел я, облачаясь в серый мешок. – Вы там что, вообще не моетесь?

– Идем, идем, – поманила она меня, едва я натянул на себя нестерпимо воняющую сутану. Похоже, ее прежний обладатель не только не мылся, но и не утруждал себя подтиранием задницы.

– Уннас был пьян еще на молитве, – с возбужденным смешком сообщила мне Айрис, – от него на милю несло дешевым вином, я едва не задохнулась…

Я молча кивнул; мы осторожно просочились в низенькую калитку, девушка прикрыла за собой дверь и, схватив меня за руку, потащила куда-то в темноту.

Вскоре мы остановились перед приземистым строением, похожим на обычный сельский амбар. Айрис вставила в замочную щель массивный бронзовый ключ, я услышал негромкий щелчок и полез в сумку за своим потайным фонарем. Разгоревшись, лампа осветила просторное помещение, посреди которого стояла неряшливая фура, а поодаль, в углу, такая же запущенная коляска на высоких тонких колесах. Не говоря ни слова, монахиня поволокла меня во мрак. В двух шагах от коляски я разглядел большой квадратный люк с массивным навесным замком.

– Посвети мне, – прошептала Айрис, наклоняясь над ним. – Это второй вход в подвал, им обычно никто не пользуется. Будем надеяться, что я правильно подобрала ключ…

В руке у нее я разглядел целую связку старых поржавевших ключей. К моему удивлению, ее выбор был верен – замок отвратительно скрипнул, заставив меня на секунду похолодеть, и дужка откинулась в сторону. Я потянул за веревочную петлю и, помянув древний монастырь крепким морским словцом, откинул крышку в сторону.

Внизу виднелась крутая каменная лестница.

– Ты входную дверь заперла? – шепотом спросил я.

– Она изнутри не запирается, – ответила мне Айрис. – Я ее просто закрыла… плотно, никто не увидит. Да не бойся, они все или спят, или уже пьяны до омерзения.

Из подвала тянуло сухим прохладным воздухом: очевидно, с вентиляцией тут все было в порядке. Я осторожно просунулся вниз и двинулся по пыльным ступеням.

Айрис спускалась вслед за мной, держась за мое плечо.

Лестница показалась мне ужасающе длинной. Я не считал ступени, но, по-моему, их было очень много. В конце концов я увидел впереди полукруглый свод и понял, что странноватый наклонный туннель закончился. Пригнувшись, я выбрался на волю и принялся водить лампой из стороны в сторону, осматриваясь. Насколько хватало света, я видел одно и то же – ровный каменный пол, и ничего более.

– Туда, – произнесла за моей спиной Айрис и подтолкнула меня налево.

Мы прошли через возникший перед нами проем в какой-то стене, девушка уверенно повернула вправо и вдруг остановилась.

– Вот оно.

– Это?!

В углу тщательно подметенного и, кажется, даже вымытого зала я увидел ровные ряды каких-то стопок, и впрямь похожих на страницы какой-то гигантской книги. Подойдя к ним поближе, я понял, что это аккуратно сложенные решетки, формой своей напоминающие орлиное крыло. Потрогав верхнюю пальцем, я убедился в том, что она гладкая, как стекло, и, очевидно, очень легкая – я попробовал сдвинуть ее с места, и это удалось мне без всякого труда. Я поднес лампу поближе.

Нет, на древность эти странные штуки никак не походили. Они были изготовлены недавно, и похоже, что литьем – хм, да, отлить такую конструкцию с такой точностью… да и металл ли это?

Я негромко хмыкнул и обернулся. Айрис смотрела на меня со странным выражением на лице. Мне показалось, что ее бьет дрожь.

– Где эти, как ты говорила, бочонки?

– Т-там…

Да, она дрожала. Я прошел несколько шагов вдоль стены и увидел нечто совершенно странное. То, что молодая жрица назвала «бочонками», выглядело, скорее, как пузатые многогранники, украшенные не то узорами, не то какими-то письменами. Я подошел к ним вплотную и опустился на корточки. От этих предметов веяло такой чужеродностью, что я уже не coмневался – это изделия чужих. Вот только как же они сюда попали?

И для чего предназначены?

Думаю, даже человек, искушенный в машинерии, не смог бы ответить на последний вопрос. На боку крайнего в ряду, многогранника я увидел какую-то треугольную коробочку, внутри которой торчали десятка два одинаковых золотых штырьков в половину моего мизинца длиной. Сама же коробочка казалась не серой, как корпус «бочонка», а… я поднес лампу поближе.

Она была изготовлена из того же странного зеленоватого металла, что и знакомые мне кинжалы. Один такой кинжал я нашел когда-то в сундуках, оставшихся от Энгардова пращура-путешественника, а второй лежал в моем сундучке в столице.

Я глубоко вздохнул, задрал свою проклятую сутану и потянулся за вином.

– Выпей, – сказал я стоящей рядом со мной Айрис.

– Что это? – хриплым шепотом произнесла она, опасливо косясь на многогранники.

– Не знаю, – задумчиво ответил я. – Но зато я точно знаю, что лучше бы этого дерьма тут не было. Боюсь, кое-кому скоро придется иметь дело с Контролем.

– С чем?!

– Пей, – вздохнул я, – и пошли отсюда. Не могу сказать, чтобы мне все это нравилось.

– Ты сдержишь свое слово?

– Что?

Она смотрела на меня с ужасом, в тусклом свете лампы мне даже показалось, что в глазах Айрис появились слезы.

– Ты заберешь меня с собой? Я так боюсь…

– Святые и грешники! Конечно! Надеюсь, ты собрала вещи?

Она похлопала себя по боку, и я увидел, что под серой сутаной находится небольшая сумка.

– У меня только пара книг, – почти оправдываясь, сказала девушка, – и кое-какие безделушки, так, память… ведь денег у меня никогда не было…

– Ладно, с голоду мы с тобой не пропадем, – хмыкнул я. – Да идем же! Или ты собралась остаться тут до утра?

Признаться, мне и самому было крайне неуютно в этом проклятом подземелье.

Умом я, конечно, понимал, что чужие механизмы неопасны и ничего плохого мне не сделают, но все же от одного вида этих загадочных предметов у меня холодела спина. Путь до лестницы мы преодолели почти бегом. Наконец мы оказались в каретном сарае, я захлопнул люк, щелкнул замком и облегченно вздохнул.

– Все, Айрис, – прошептал я и задул фонарь. – Все, все… нас ждут в столице.

Мы выбрались на монастырский двор и бесшумно скользнули прочь от страшной тайны, притаившейся в мрачном подвале. Все еще тяжело дыша, я смотрел на уходящую вечернюю луну и ощущал такую легкость, будто только что вырвался из королевской петли. Я готов был пить этот холодный ночной ветер!..

– Ах!..

Я налетел на резко остановившуюся девушку, опустил голову и похолодел.

Прямо напротив нас стояла темная фигура. Приглядевшись, я понял, что это рослый монах, держащий в руках какой-то кувшин. Лунный свет отражался на его лоснящейся лысине. Он смотрел не на Айрис, нет, он во все глаза пялился на меня, и мгновение спустя я понял, в чем дело. Я забыл натянуть на себя проклятый капюшон. Моя рука рванулась к левому бедру, но быстро достать меч было невозможно. Тогда я принялся стягивать с себя мерзкие лохмотья – неуклюже, никак не успевая, понимая, что сейчас он бросится отсюда прочь и тогда…

Айрис пошатнулась и едва не упала на меня. Я ударил ее ладонью по щеке – сутана уже лежала у меня под ногами, а монах, вопя, как недорезанный боров, топал во тьме ногами – и закричал:

– Туда, скорее!

Я показывал рукой на частично обваленный участок стены, который я заприметил еще тогда, когда объезжал монастырь. До лощины, где я оставил лошадь, оттуда было рукой подать. Айрис, кажется, поняла меня, и мы что есть духу припустили к свободе. Добежав до стены, я прыгнул, ухватился руками за край неровной кирпичной кладки, одним рывком оказался наверху и нагнулся, протягивая руки Айрис. В это время из трапезной донесся угрожающий многоголосый рев, и я услышал хлопок двери.

Не знаю, удалось бы мне вытащить девушку на руках, но к ней уже вернулось хладнокровие (а может, наоборот, сил ей прибавил ужас), и она споро взобралась ко мне. Я посмотрел вниз, обнаружив там какие-то заросли, схватил Айрис, не давая ей опомниться, за руку и столкнул ее вниз. Мы с треском рухнули в малину – это я понял сразу, ощутив великое множество колючек. Подтверждением моей догадке был визг Айрис, но мне сейчас было не до ее царапин. Я клещами вцепился в ее правую кисть и, петляя как заяц, помчался к знакомой лощине.

«Если бы я, старый осел, додумался натянуть капюшон, мы ушли бы совершенно благополучно, – успел подумать я. – А может быть, и нет…»

Увидев меня с девушкой, Лина недоуменно подняла ухо.

– Бегом, девочка! – заорал я, хватая повод. – Айрис, на круп! Скорее!

Лина, может, и взревновала, но то, что приключение ее здорово порадовало – так это точно, можете не сомневаться. Едва мы взгромоздились на ее спину, как моя лошадка прыгнула вперед не хуже леопарда. Мы сразу же рванули в лес, промчались вдоль опушки и выскочили на дорогу. Я облегченно вздохнул, но тут за спиной вскрикнула Айрис, я тревожно оглянулся и понял, что покоя мне сегодня не будет.

Из ворот монастыря вылетали всадники в сером тряпье, и я совершенно отчетливо видел в руках у них оружие.

Лина поняла все без команды. Она понеслась по просеке, и в эти секунды мне стало ясно, за что же ее прежний хозяин просил такую несусветную, по здешним меркам, цену. Даже с двумя седоками на спине она мчалась куда быстрее, чем беспородные скакуны отца Уннаса. Менее чем через минуту мы оторвались на приличное расстояние.

– Айрис, – прокричал я, едва не теряя повод, – я спрячу тебя недалеко отсюда, а сам вернусь на ферму, мне нужно кое-что забрать. Нам надо дождаться тумана! Сегодня будет туман, и мы уйдем лесом!

– Да! – прокричала она в ответ. – Где мне ждать тебя?

– Сейчас!

Вот и ручей. Едва Лина выскочила на противоположный берег, я резко повернул ее налево, и полуминутой позже мы очутились в глубоком, густо заросшем овраге.

– Жди здесь, – прошептал я, сбрасывая с седла ружье. – Лина, тихо! Тихо!

Айрис вполне уверенно перехватила карабин и потащила лошадь пониже, в самую тьму. Посмотрев ей вслед, я забросил на плечо штуцер и, стараясь не шуметь, вылез наверх. Со стороны ручья уже слышен был топот копыт и оживленная ругань монахов – их лошади выбирались на берег. Я бросился вперед и совсем скоро оказался в придорожном овражке, где собирал лекарство для Тарры. Вскоре, убедившись, что монахи благополучно двинулись по дороге, ведущей в поселок, я выскочил из своего укрытия и со всех ног бросился к ферме. Сейчас эти пьянчуги поймут, что на дороге в Луммили меня искать без толку, и вернутся – но время у меня еще есть.

К счастью, Эдна не закрывала боковую дверь дома. Я взлетел по темной лестнице и оказался в своей комнате. Наряды и дорожная дребедень меня уже не интересовали – следовало спасать бесценные записи Эйно. Я запихнул тетради в висевшую у меня на поясе сумку, прихватил половину своего запаса патронов и ринулся назад. Развилка была идеальным местом для засады.

Плохо было то, что я не знал, сколько именно человек меня преследует. Но, кажется, их было не больше десятка. Шанс недурен, особенно если учитывать, что мой штуцер бьет на полторы сотни шагов. Луна еще светила, и темные силуэты являлись для меня великолепной мишенью.

Я удобно разместился в яме у развилки и приготовился ждать.

«Одного не пойму, – думал я, – откуда в монастыре верховые лошади? Да еще, кажется, стоящие ночью под седлом? Или они их так быстро оседлали? Все может быть – сколько у них было времени?.. Нет, не скажу даже приблизительно. Может быть, минуты три, а может, и все десять. Нет-т… я уже точно перестал соображать. Надо взять себя в руки».

Ждать мне пришлось не слишком долго. Шесть, нет… вот и седьмой, – семь фигур вылетели на развилку и встали кучей, сдерживая взмыленных коней. Щелкнуло чье-то огниво. Похоже, они не могли решить, где нас искать.

"Если они пойдут на ферму, – сказал себе я, – им придется умереть.

Господина Матти, конечно, будут долго искать, да вот только кто ж его найдет-то?"

Я погладил теплый приклад штуцера и прицелился. Голова крайнего справа уютно заняла свое место в колечке прицела. Я тихо вздохнул и опустил оружие.

Стрелять было рано.

Перекурив – ветер доносил до меня обрывки спора, – монахи разделились.

Трое поскакали домой, должно быть, за подмогой, остальные пока остались на месте. Кажется, они решали, кому лезть обшаривать заросли, а кому идти на ферму, причем на последнее, как я понял, охочих не нашлось. Сучьи дети очень верно рассудили, что у меня наверняка есть оружие и ,я, вероятно, захочу его применить.

«Они не такие идиоты, – понял я, – воистину интересная банда».

Лишь бы они постояли еще минут десять! Тогда те, что ускакали прочь, могут и не услышать выстрелов, а значит, мне будет легче.

Стоят… ну что же, кто отправится к предкам первым?

Неожиданно до моего крайне напряженного уха донесся далекий топот множества копыт. Я вскинулся – судя по нарастающему шуму, из поселка во весь опор неслась целая кавалькада. Кто это мог быть? Я сглотнул и провел рукой по лбу.

Монахи, похоже, тоже обеспокоились, заерзали в седлах, оглядываясь назад.

Им, конечно, было видно куда лучше, чем мне из ямы. Вот они посторонились, съезжая с дороги в сторону. Шум все нарастал, и через мгновение я увидел всадника на взмыленной белой лошади, крепкого широкоплечего мужчину в морской шляпе и черной кожаной куртке. Следом за ним на развилку вылетели еще трое всадников, все, как один, увешанные оружием, – двое мужчин в высоких сапогах и плащах для верховой езды и рослая женщина в лоснящемся кожаном наряде.

Сзади подъезжали еще несколько верховых. Монахи занервничали. Глядя на это, я расхохотался и выстрелил в воздух, чем сразу привел всю банду в движение, – в мою сторону ударили два выстрела, и пара мушкетных пуль шлепнулись в землю рядом с ямой.

Мужчина в широкополой шляпе выхватил из седельной кобуры карабин и завертел головой.

– Иллари! – гаркнул я, не решаясь, однако, подниматься из своего убежища.

– Мат?!

Дальше все происходило с невероятной скоростью. Монахи сообразили, что дело тут нечисто, и, хлестнув лошадей, метнулись к ручью. Я наугад выстрелил в спину последнему, но не попал, – а тут уже рядом с моей ямой оказались Перт и Ута, сильные руки рулевого выхватили меня наверх, и я увидел Иллари, бегущего ко мне с карабином в руках.

Честно признаться, я даже не смог распорядиться о преследовании. В первые минуты я просто не мог говорить. Когда дар речи ко мне все же вернулся, я, ничего никому не объясняя, приказал Перту и боцману Даггеру, прискакавшему рядом с ним, идти со мной – и нырнул в кусты. Одиночество меня уже просто пугало.

* * *

– Мы должны немедленно плыть в столицу, – проговорил Иллари, когда я вернулся с Айрис и своей лошадью. – Я отправился сюда сразу же, как только пришло твое второе письмо.

– Что-то случилось? – вскинулся я.

– Должно случиться. Ты очень правильно поступил, изложив мне все события последних недель. Должно случиться, Мат, причем буквально вот-вот, хорошо бы нам успеть…

– Иллари, – перебил его я, – у нас скоро Торг – здесь, в Йоше. И еще монастырь… там какие-то странные вещи. Я уверен, что не наши вещи, ты понимаешь меня? И это не древности из старых лабораторий. Мы должны обратиться в Контроль.

– Что?! – вскинулся он. – Здесь, в монастыре? Говори!..

Я рассказал ему о том, что видел в подвале, и присовокупил, что на старье все эти странные штуки никак не похожи. С каждой подробностью лицо Иллари становилось все темнее.

– Да, это дело Контроля, – зловещим голосом проговорил он. – И это все здорово усложняет… Впрочем, у нас еще будет время поговорить. Мы должны ехать! Твоя пассия выдержит двое суток в седле?

– Вряд ли, – вздохнул я, но Айрис, тряхнув волосами, решительно возразила:

– Если это нужно, я выдержу. С лошадьми я дружу с пеленок.

– Давайте постоим хотя бы полчаса, – сморщился я, представив себе ужасы долгого конного перехода. – Кто-нибудь, дайте мне рому. Есть у нас что-то наподобие окорока? И вот что, Ута, попробуй переодеть ее во что-нибудь, не ехать же нам с монахиней!

Ром и свинина нашлись сразу же. Ута увела Айрис в кусты, и вскоре она появилась, одетая в кожаные штаны и длиннополую мужскую куртку. Я улыбнулся – такой я видел девушку впервые.

– Скоро мы будем в столице, – успокаивающе произнес я и протянул ей флягу.

Она ответила мне немного смущенной улыбкой и отошла в сторону. Иллари тем временем поправлял седло на одной из свободных лошадей, навьюченной припасами, – их экспедиция была снаряжена так, словно он собирался искать меня целый месяц.

– Ты подоспел очень вовремя, – проговорил я с набитым ртом. – Еще немного, и мне пришлось бы стрелять.

– Это были монахи, – утвердительно произнес Иллари.

– Да, нам не удалось удрать незамеченными. Спасибо моей лошадке!..

Удивительное животное.

– Да, лошадь породистая, – согласился Иллари. – Здесь покупал?

– В городишке на берегу пролива. Где ты оставил «Бринлееф»?

– Там, в Альнене. Я ужасно спешил – мы успели бы еще раньше, но у побережья был шторм. Н-да, – он присел рядом со мной на корточки, глотнул из фляги и вытер губы ладонью, – монастырь презабавный. Джардеш затеял темное дельце. Впрочем, отец Уннас играет далеко не главную роль, я даже подозреваю, что он толком не в курсе всей пьесы. С ними разберутся представители Контроля, а главное действо сейчас начнется в столице.

– Что ты имеешь в виду? – Я закончил есть и поднялся на ноги.

– Понимаешь, когда я прочел в твоем письме, что финансисты знают о готовящемся заговоре и считают шансы консерваторов нулевыми, я понял, что Вилларо просто не мог не знать обо всех деталях с самого начала. Твои выводы были абсолютно верны, но ты не смог закончить цепочку. Раз Вилларо все знал, выходит, что он просто выжидал, чья сторона окажется сильнее, чтобы примкнуть к ней в решающий момент. А Монфора убили просто потому, что он был единственным, как думал Джардеш, человеком, способным разобраться во всей этой паутине и вывести Контроль прямиком на него и его друзей.

– О каких друзьях ты говоришь? – встревожился я.

– Вот это мы и выясним на Торге, – задумчиво покачал головой Иллари. – Вообще, конечно, история очень и очень темная. Монфор, без сомнения, догадывался о делах Джардеша. Я все время думал, почему же такими ценными были те бумаги, которые должен был привезти в столицу беглый монашек. Теперь я понял… многое, хотя главное пока еще в тумане. Я очень увлекаюсь математикой – ну так вот, тут у нас чистая алгебра, так он все запутал.

– Кто – Монфор?

– Да нет, как раз Джардеш. Монфор шел своим путем: эти бумаги требовались ему для того, чтобы заставить представителей Контроля заняться деятельностью Посредника Джардеша. Заставить их посмотреть на все это, как на серьезное преступление, касающееся не только наших «внутренних трений». Трения им безразличны. А тут – бумаги, от них уже так просто не отмахнешься. Зачем Посреднику Джардешу заброшенный монастырь? Вроде бы никому не нужная ерунда, но когда всплывает личность настоятеля Уннаса, становится интересно. Монфору было необходимо доказать прямую связь между Джардешем, принцами и обителью в Йоше. В итоге Джардеш стал что-то подозревать, да плюс еще эти драгоценности сомнительного происхождения, которые он продал – а кстати, продал ли? – тоже вопрос – Монфору.

– А Эйно? – возмутился я.

– Нет, Монфора он убил бы в любом случае, но, вероятно, сделал бы это позже, не столь поспешно… ты успел бы с ним встретиться.

– Я стал бы искать способы установить истину.

– Ну, я это и имел в виду… тебя я уже знаю достаточно хорошо, ты не сомневайся. Ты успел бы встретиться с Монфором, он успел бы принять свои меры и наверняка не дал бы зарезать себя, как петуха на птичьем дворе. Но Монфора убили, и это стало той единственной случайностью, которая в конечном счете привела тебя в этот странный монастырь.

– Славная у тебя математика! Получается, если бы Монфор остался жив, никакого заговора уже и не было бы?

– Монфору был важен не сам заговор, его интересовал Джардеш. Именно теперь, когда я представляю себе, что ты увидел в монастыре, я стал понимать – Монфор знал о том, что Джардеш затевает нечто совершенно незаконное. Вот только что? Ты подошел к этой проблеме с другого конца – но ведь подошел же!

Случайности, сплошные случайности! Теперь Вилларо… Боюсь, что он уже выбрал свою партию. Если мы успеем их остановить, провал Джардеша будет делом времени.

Если нет, если в столице начнется резня и смута, у нас останутся только твои свидетельства.

Я с горечью покачал головой и подошел к покорно стоящей Лине.

Теоретические выкладки достопочтенного академика отнюдь не пришлись мне по душе. Выходит, я был .прав в своих подозрениях, и все это время Висельник просто играл моим другом, используя его в качестве заводной игрушки, способной протиснуться в щели, слишком узкие для него самого?

Кстати, а не в Джардеше ли тут дело? Если Вилларо знал о заговоре с самого начала, то что может означать такой пристальный интерес к людям из Ханонго, орудующим в Пеллии? Не может ли быть так, что он давно подозревал – за заговором стоит некто, имеющий в Пеллии свои совершенно непонятные интересы?

Если это так, то многое и впрямь становится на свои места.

Ближе к полудню мы остановились на заброшенной ферме в полумиле от дороги.

Я наскоро перекусил, проследил за тем, как хмурый и задумчивый Ил-лари распоряжается о карауле, и побрел в покосившийся сарай. Там, на куче прелой соломы, меня уже ждала расстеленная попона.

Возле окна с перекошенными ставнями темнела узкая фигура.

– Ложись, – произнес я, касаясь ее плеча, – ты же серая от усталости.

Она резко обернулась, вздохнула, неторопливо присела на краешек попоны. Я опустился рядом, коснулся губами ее запыленных волос и со стоном – у меня невыносимо ломило спину – улегся подле ее ног.

– Я столько мечтал об этом, – тихо сказал я с закрытыми глазами, – и вот, здесь, в каком-то трухлявом амбаре… потом.

– Что потом? – едва слышно спросила Айрис.

– Все потом, – отозвался я и, не раскрывая глаз, повалил ее на попону.

Она легла, едва слышно вздохнула и уткнулась носом в сорочку на моей груди. Я ощутил ее тепло, вытянулся и провалился в сон, успев поймать себя на горькой мысли о том, что старое проклятие не отпускает меня ни на миг.

Когда меня разбудили, рядом ее уже не было…

Глава 11

Я захлопнул толстую тетрадь в кожаном переплете, выбрался из глубокого бархатного кресла и положил ее на верхнюю полку сейфа, привинченного к палубе в углу командирского салона. Это были апартаменты Эйно, и я знал, что мне потребуется еще немало времени для того, чтобы научиться ощущать их своими. Все здесь носило следы его недавнего присутствия, даже трубки, лежащие на полке возле высокого иллюминатора с литой бронзовой рамой, я не мог заставить себя убрать их хотя бы в стол, это казалось мне кощунством по отношению к его духу.

Повернув ключ в дверце сейфа, я замер перед ним, ощущая усиливающуюся качку. Из иллюминатора лился серый свет, волна за кормой плясала в серой пелене мерзкого косого дождя. Я слышал тяжелое пыхтение машины и хлопки затяжелевших от воды парусов. Некоторое время я стоял, глядя сквозь раскрытую дверь в спальню, на смятое одеяло и алые шелковые подушки, лежащие почти посередине огромного дубового ложа.

– Ты не принесла мне покоя, – тихо произнес я и вернулся за стол.

Я вспомнил, как вошла она в эту дверь, с задумчивостью посмотрела на пару красных фонариков, висящих в изголовье кровати, и принялась сбрасывать с себя одежду – резко, словно стремясь избавиться от надоевших оков. Я лежал, полуприкрытый одеялом, и смотрел на нее, но ни разу мы не встретились взглядом.

А потом она скользнула ко мне, сразу же зарылась лицом в подушку – и только потом, уже войдя в нее, я увидел широко распахнутые, будто бы в изумлении, темные глаза.

Мы терзали друг друга молча – несколько часов кряду, взлетая и опускаясь, валясь в изнеможении на алые подушки и почти тотчас же бросаясь в набегающую волну – вновь и вновь, не произнося ни единого слова. Наверное, они были не нужны.

И лишь позже, после нескольких часов черного беспамятного сна, похожего больше на погружение в Ничто, я раскрыл глаза и, увидев, что она одевается, стоя возле иллюминатора, сказал:

– Теперь ты всегда будешь уходить, оставляя меня одного?

Она резко обернулась – на лице мелькнуло не то смущение, не то горечь – и, подхватив мужскую сорочку со множеством воротников, выскочила из спальни прочь…

Звон бронзового колокола, долетевший до моего уха, заставил меня поднять голову. Я посмотрел в иллюминатор, не обнаружив там ничего, кроме дождя и моря, и поднялся. Обедали мы, по раз и навсегда заведенному распорядку, в кают-компании. Пройдя темным коридором, я поднялся по трапу и почти столкнулся со стюардом, несущим какое-то блюдо. Странное дело, но на «Бринлеефе» мой хваленый аппетит куда-то исчезал, словно его и не было вовсе. Наверное, это происходило из-за того, что я никак не мог отделаться от сумрачной меланхолии, одолевавшей меня всякий раз, когда я поднимался на борт своего корабля. На суше, особенно в столице, тень Эйно отступала, а здесь она ждала меня в каждом углу. Он ушел, говорил я себе. Он ушел, и мир памяти его; но слишком многое связывало меня с этим удивительным человеком, не позволяя избавиться ни от воспоминаний, ни от чувства одиночества, с новой силой вспыхивающего во мне всякий раз, когда я слышал гул ветра в этих, так знакомых мне парусах.

Я посторонился, пропуская стюарда в распахнутую дверь. Он быстро поклонился – при этом я разглядел здоровенного жареного гуся, покоящегося на серебряном блюде, – и бросился к столу, за которым уже восседал Иллари с мокрой, только что расчесанной головой.

– Барометр валится вниз, – озабоченно сообщил он мне. – Похоже, будет шторм.

– Может, просто ливень, – отозвался я, ища глазами Айрис.

Она сидела в кресле под иллюминаторами, погруженная в какую-то книгу. Я подошел к ней и потрепал ее по плечу.

– Хвала небесам, ты не подвержена морской болезни. Мой друг граф Дериц, например, сходит с ума при одном только виде волны. Ну что ж, прошу садиться.

Перт, с вожделением пялившийся на гуся, ухитрился плюхнуться за стол раньше меня. Впрочем, на такую ерунду я внимания не обращал. Мы, в конце концов, находились не на военном корабле, и у меня не было ни малейшего желания заботиться о субординации. Я вяло понюхал поджаристое крылышко и потянулся к вину. Айрис, сидящая рядом со мной, осторожно подставила свой бокал.

– Гм, – сказал я. – Кажется, была команда не стесняться.

Она ответила мне короткой улыбкой. Иллари незаметно хмыкнул, отправил в глотку чарку рома и сказал, облизываясь:

– Да, граф Энгард тогда здо-орово помучился. Я даже хотел предложить ему искупаться в морской водице – говорят, хорошо помогает, но потом все-таки не решился. А вообще, уж что-что, но дух у парня несокрушимый. Если ему удастся благополучно вывернуться из этой истории, он и вправду далеко пойдет. Я вот, кстати, долго думал, – Иллари сделал паузу, чтобы отправить в рот кусок филе, цыкнул зубом и продолжил:

– Кто бы мог помофь Фолаару собрафь сфою самефафельную коллекцию?

– Коллекцию? – не понял я.

– Ну, – он наконец проглотил и вновь потянулся к рому, – ты же сам говорил мне, что Фолаар, похоже, собирал все эти смертоносные бумаги не сам, а с чьей-то помощью. Вот я думал-думал и вспомнил одного славного человечка… Эйно его хорошо знал и даже имел с ним кое-какие дела. Как только пристанем в столице, сразу же отправимся к нему в гости. Я совершенно уверен, что Монфор – ключевая фигура всей истории. Он что-то подозревал, причем давно. Если мы сумеем понять, откуда пошли эти самые подозрения, нам будет легче. Хотя, конечно, времени осталось совсем мало.

Я дернул плечами, все еще не понимая, что он имеет в виду. Закончив с обедом, я пожелал всем присутствующим приятного аппетита – в меня еда почему-то не лезла совершенно, – приказал стюарду подать мне прорезиненный плащ и поднялся наверх. Дождь поутих, но горизонт по-прежнему оставался Темным. Я сплюнул за борт, поежился и крикнул вниз, чтобы принесли подогретого вина.

Неожиданно в люке появилась голова Айрис.

– Накинь капюшон, – велел я, видя, что ее тоже переодели в плащ, – здесь мерзко.

Она подошла к краю наблюдательной площадки, уцепилась за планшир и повернула ко мне раскрасневшееся лицо.

– На таком корабле мне совершенно не страшно даже в шторм.

– А на других было страшно? – усмехнулся я.

– Я вообще боюсь моря. Как-то раз мне пришлось плыть на юг, наше судно попало в шторм, и я целый день просидела за молитвой, ожидая, когда мы наконец пойдем ко дну.

– Когда я увидел «Брин» в первый раз, то долго не мог поверить в то, что такой корабль существует наяву, а не во сне. Князь Эйно строил его для очень далеких путешествий. Мне уже дважды приходилось пересекать океаны.

– Океаны?! – в ее голосе был и ужас, и восхищение.

– Да, – с улыбкой отозвался я. – И восточный, и западный. И Тиманское море, это там, очень далеко на востоке. Я был очень счастлив!..

– Послушай, – она повернулась ко мне, щурясь от влажного ветра, – тебе не кажется, что вам не стоило обсуждать при мне свои столичные дела? Мне почему-то не хочется общаться с Тайной канцелярией…

– Мы не имеем к ней никакого отношения, – машинально ответил я и добавил, спохватившись:

– Да и к тому же ты все равно ничего не поняла, верно? И еще… я хотел бы знать, что ты собираешься делать дальше – искать себе место в каком-нибудь монастыре или храме?

– Не знаю, – вздохнула Айрис. – В общем-то мне просто некуда деваться.

Пока был жив отец, я могла рассчитывать на его помощь, ведь в храм так просто не попадешь… Теперь остается только одно – монастырь, но как я объясню причины своего бегства из обители Меллас? В столице существует специальная канцелярия, занимающаяся монастырскими делами. Если я отправлюсь туда с просьбой помочь мне устроиться в какую-то другую обитель, меня спросят, почему я самовольно покинула отца Уннаса…

– Ну тогда, – облегченно засмеялся я, – тебе придется плавать вместе со мной. Это гораздо веселее, чем торчать за стенами монастыря и целыми днями отбивать себе голову в молитвах.

– Ты забываешь о том, что я давала обет, – Айрис горько покачала головой, – и если меня увидит кто-то из иерархов тех, что участвовали в моей судьбе, мне придется отвечать ао закону. И тебе, между прочим, тоже, хотя ты всегда можешь сказать, что не знал о моем прошлом.

– Значит, ты просто исчезнешь, – хмыкнул я. – И родишься вновь в лице какой-нибудь знатной дамы из малоизвестного рода.

– Для тебя это так просто? – поразилась девушка.

– Ну не для меня, конечно… Но за время, проведенное в столице, я познакомился с такими людьми, для которых подобная задачка – вроде игры в прятки.

– Филины… – Айрис прищурила глаза и вздохнула. – Я так и думала. Не знаю только, могло ли случиться иначе.

– Не только они. Все гораздо сложнее, но правду ты узнаешь немного попозже, хорошо? Я ведь и сам попал в переплет, причем, как ты понимаешь, тоже совершенно случайно.

– Все в воле богов… Я вообще не должна была появляться на свет.

– Но раз уж ты здесь!..

– Но грехи, Маттер!

– Да плевать на грехи! – держа в правой бокал с вином, я обнял Айрис левой рукой и коснулся губами ее подбородка. Наши капюшоны столкнулись, ее упал на спину, открывая ветру копну жестких черных кудряшек, и я скользнул языком по уху, в котором болталась маленькая сережка в виде трех переплетенных меж собой колечек. Девушка словно обмякла, положила голову на мое мокрое плечо и замерла.

Я гладил ее мокрые волосы и молчал: мне хотелось сказать слишком многое, но я чувствовал, что сейчас мои слова будут ни к чему…

– Остров Линн прямо по курсу! – проорал в открытом люке Перт.

– Линн! – встрепенулся я. – Значит, к полудню будем в столице!

* * *

В глазах Иллари поблескивала тревога. Он стоял у левого борта, прикрывая лицо широкополой шляпой с перьями, и внимательно зыркал вдоль берега, рассматривая обычную портовую суету, – кругом сновали грузчики, визгливо ругались ломовики, стоящие возле разгружающихся кораблей, там и сям виднелись фигурки подрядчиков, отвечающих за хозяйский товар, в руках у них были специальные дощечки, на которых записывались промежуточные счета. Ярко светило солнце, все выглядело совершенно как всегда. Через некоторое время академик тряхнул головой, отошел от планшира и приказал сводить на берег лошадей. Я еще раз посмотрел на него, не понимая, чем вызвано такое необычное беспокойство, и взбежал по трапу наверх.

Айрис, совершенно неузнаваемая в нарядном платье, которое было куплено для нее в Альмаре, стояла возле боевого дальномера, задумчиво постукивая пальцами по его станине.

– Когда я увижу тебя? – спросила она, глядя на меня с неуверенной улыбкой.

– Пока тебе лучше находиться на борту. Я подъеду в порт сразу же, как только мы узнаем новости. С Иллари что-то происходит…

– Он встревожен.

– Да – знать бы отчего. У меня такое ощущение, что он чего-то ждет.

Впрочем, это неважно… я должен увидеть Энгарда – и, может быть, смогу приехать сегодня же вечером. Наверное, – я коснулся ее щеки, – я буду пока жить на корабле.

– «Бринлееф» останется в столице? – удивилась она.

– Тебе пора запомнить, что распоряжаюсь здесь я. Да, пока он останется в столице. Плата за стоянку немаленькая, но меня она не разорит. Сейчас корабль должен быть под рукой… Мы можем отплыть в любую минуту.

– К тебе, на юг?

– Нет…

Я коротко поцеловал ее в щеку и отправился вниз – лошади уже ждали нас на камне причала, и Иллари нетерпеливо махал рукой, призывая меня поторопиться.

Садясь в седло, я обернулся – Айрис все так же ртояла на кормовой площадке, грустно глядя на меня. Наверное, ей было одиноко, но ничего другого я предложить не мог – в столице ее знают и, следовательно, не хватало мне еще неприятностей с беглой монахиней! До тех пор пока Каан не выправит ей новые бумаги, Айрис придется сидеть взаперти.

– Для чего так много людей? – спросил я у Иллари, неодобрительно оглядывая нашу компанию, – помимо Уты, он взял еще четверых крепких офицеров «Брина», причем вооружены они были так, словно собирались на бой с желтокожими варварами.

Королевский академик сжал губы и лишь мотнул в ответ головой. Поняв, что задавать вопросы бесполезно, я решил молча подчиниться – он лучше знал, что сейчас делать. Мы выехали из порта, проскакали вдоль нарядной набережной, заполненной, как всегда в этот час, спешащими по делам людьми, и поднялись в центральную часть города. Не произнося ни слова, Иллари повел нас в малознакомые мне дебри узких древних проулков. Моя верная Лина, немного ошарашенная непривычной для нее суетой и множеством новых запахов, то и дело вертела головой, всхрапывая и косясь на ленивых извозчичьих коней, стоящих на каждом перекрестке.

Иллари остановился на полутемной, несмотря на ослепительное послеполуденное солнце, улочке и свернул налево, в тесную арку. Последовав за ним, я оказался на каком-то пустыре, окруженном с трех сторон густыми садами.

Посреди этого странного участка торчал небольшой двухэтажный особняк с узкими, какими-то сумрачными окнами.

– Двое останьтесь на улице, остальные здесь, – отрывисто приказал Иллари, спрыгивая с коня.

Я спешился, передал молодому офицеру повод моей кобылы и прошел вслед за Иллари по узенькой каменной дорожке, едва заметной под травой, густо проросшей меж вытертых булыг. Мой академик встал перед когда-то лакированной, а теперь почти рассохшейся дверью и ударил в нее темным бронзовым молотком.

– Кто там? – почти сразу же поинтересовался из-за двери скрипучий стариковский голос.

– К господину нотариусу, – немного напряженно проговорил Иллари.

– Я спрашиваю кто, а не к кому, – с раздражением уточнили из-за двери.

Иллари глубоко вздохнул.

– Королевский академик Посселт, от его светлости князя Эйно, – внятно сообщил он. – Мы были представлены…

– Оч-ч хорошо… – и мы услышали шаркающие шаги.

– Что это за комедия? – не понял я.

– Кого попало сюда не пускают, – скривился Иллари. – И хорошо, если нас пустят…

Дверь распахнулась так же неожиданно, как в первый раз. На пороге стоял высокий старик в коричневом халате, под которым виднелась старомодная сабля с богато украшенной рукоятью. Внимательно осмотрев нас, он взмахнул рукавом и молча шагнул в сторону, уступая нам дорогу.

Следуя его указаниям, мы поднялись на второй этаж и вошли в огромную комнату, сплошь уставленную книжными шкафами. Возле камина в глубоком плюшевом кресле восседал снежно-седой мужчина могучего телосложения. Большие, похожие на совиные глаза скользнули по Иллари, потом остановились на мне. Я поежился – он, казалось, решил продырявить меня своим взглядом, – и не придумал ничего лучшего, как коротко поклониться.

– Рад приветствовать вас, господин Хауг, – не совсем уверенно проговорил Иллари. – Я академик По-сселт, был представлен вам его светлостью князем Эйно Лоттвицем… а также, – он дернул головой в мою сторону, – его наследник и мой новый господин, князь Маттер.

– Наследник, – еле слышно прошелестел нотариус, и в его глазах промелькнуло нечто похожее на интерес. – Прошу вас садиться, господа. Если вам угодно вина, прошу заботиться о себе самостоятельно. В буфете…

Прежде чем сесть в указанное кресло, Иллари распахнул дубовый буфет, украшенный затейливой старой резьбой, и достал кувшин с парой бокалов. Я молчал. По большому счету, мне здесь не нравилось, вот только я никак не мог понять, что же именно. Наверное, в этом древнем доме просто пахло чем-то таким, к чему мне не следовало бы прикасаться. Но я понимал, что было уже поздно…

Иллари налил мне бокал вина и кашлянул, собираясь, очевидно, с мыслями.

Мне еще не приходилось видеть его таким неуверенным, чтобы не сказать – смущенным.

– У нас к вам дело, дорогой нотариус, – начал он.

– Без дела ко мне давно никто не приходит, – криво усмехнулся Хауг. – Не стесняйтесь, говорите. Я не очень хорошо себя чувствую, да и вообще, времени у меня осталось совсем мало. Итак?..

– Я имею основания думать, что вы были связаны с неким господином Рэ Монфором, недавно убитым в собственном доме в столице.

– Это так, господин академик, – Хауг начал раздражаться. – Но что вы лепечете, как лицеистка на покаянии! Говорите! Я уже понял, что смерть моего друга Эйно связана со смертью Монфора, так что вы можете обойтись без предисловий. Ну, что вам угодно знать?

Иллари нервно глотнул вина. Вид у него был немного побитый. «Да кто он такой, – подумал я, – этот древний нотариус? Что за власть он держит в своих высохших лапках, если бесстрашный и властный Иллари Посселт мнется и по минуте не может подобрать слов?»

– Для чего Монфор просил вас собрать документы, которые оказались потом в руках королевского до-знавателя Фолаара?

Теперь, кажется, замялся нотариус.

– Значит, вот оно что… – прошипел он, глядя прямо перед собой. – Никогда бы не подумал!.. Ну что ж, – его голос обрел почти молодую твердость, старик выпрямился в кресле и прищурился, – значит, круг все равно замкнулся. Вот вам и воля богов. Один вопрос – документы попали в ваши руки случайно?

– Почти, – сказал я, твердо глядя ему в глаза. – Воля богов, как вы сказали.

– А вы суровы, юноша, – усмехнулся Хауг. – Я бы не решился… Итак: документы. Я собрал лишь некую их часть, примерно две трети, все остальное было на совести покойного Фолаара. Мальчишка упивался своей детской хитростью, не понимая даже, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет воспользоваться плодами своих махинаций и подлогов. Нет-нет, все бумаги подлинные, но вот пути, которыми они к нему попадали… Впрочем, я отвлекся.

Монфор обратился ко мне примерно два года назад. Он знал, к кому идти… сперва я решил, что он задумал свою привычную операцию по запугиванию королевских писцов, случайно перепутавших несколько циферок, из-за чего очередная пачечка ценных бумаг уплыла в Галотту, но потом понял, что ошибаюсь. Монфор, господа, выглядел совсем не так, как обычно в таких случаях, – он был встревожен.

– Встревожен? – изумился Иллари. – Что могло его встревожить? Ему угрожали?

– Насколько я знаю, Монфор плевать хотел на любые угрозы, – презрительно скривился Хауг. – И сам никогда никому не угрожал, он считал это ниже своего достоинства. Он только что вернулся с севера – нужные люди помогли с проводниками, и на границе не было никаких приключений.

– Он был в Ханонго? – перебил я.

– Да, юноша. Вы что, плохо учили географию? Хотя погодите, вы же не пеллиец! Это меняет дело… хм. Итак, он вернулся из Ханонго и имел со мной очень долгий разговор. Насколько я понимаю, после этой поездки у него появились значительные свободные средства – мне, разумеется, деньги уже совершенно ни к чему, но они потребовались для того, чтобы получше смазать некоторые механизмы, неизбежно применяемые в подобных случаях. Денег ушло много, очень много… можно сказать, целое состояние. Когда я смог выполнить почти весь его заказ, Монфор вновь предпринял путешествие к северным соседям. Во второй раз он приехал не столько в волнении, сколько в задумчивости. Я, признаться, не выдержал… Вы понимаете, что, кроме любопытства, у меня уже почти ничего на свете не осталось, – я спросил, чем вызвано его необычное состояние. Над его ответом я думаю до сих пор.

– Что же он сказал вам, господин нотариус? – подался вперед Иллари.

– «Северяне затеяли большую глупость. Никто не знает, чем это все кончится, но есть законы, которые придуманы не нами, – значит, не нам их и нарушать».

– Это все? – не выдержал я.

– Да, юноша, это все. Я видел, что ничего более он мне не расскажет. Я хорошо чую, – Хауг скрипуче хохотнул и, морщась, положил руку на грудь, – когда мне не стоит совать нос в чужую тайну. Именно поэтому я до сих пор смотрю на небо… гм… а не кормлю червей, как некоторые известные умники.

– А что вы сами думаете по этому поводу?

Нотариус вновь вцепился в меня своими невероятными глазами, потом отвернулся к окну и, похоже, задумался.

– Я ведь знаю совсем мало, – произнес наконец он, теребя кисть на своем теплом домашнем сюртуке. – Я уже понял, что его приятели-ханонгеры связаны с нашими дворцовыми заговорщиками. Вот только как? Разумеется, и его, и Фолаара убили они же, но только…

Он снова умолк и вдруг попросил Иллари налить ему вина. Я видел, что старик, с одной стороны, искренне хочет рассказать нам все, что может, а с другой – его точит привычная опасливость профессионального носителя чужих секретов. Отхлебнув из золотого бокала, нотариус Хауг устроился в своем кресле поудобнее – я сразу понял, что никакой он не паралитик, просто по каким-то причинам ему удобнее убеждать гостей в своей беспомощности, – и заговорил:

– Однажды – дело было уже после того, как я собрал почти все, что он хотел иметь, – Монфор проговорился, что все эти бумаги, способные в его руках наделать весьма серьезных дел, нужны ему лишь как плата за какой-то другой, гораздо более ценный документ. Я никогда уже не узнаю, о каком документе шла речь и почему он не мог получить его иным путем, но, как мне казалось, сам по себе заговор занимал его весьма мало.

Иллари бросил на меня многозначительный взгляд, на его скулах заиграли желваки.

– Вам уже приходилось слышать, что из столицы побежали деньги? – спросил он.

– Да, кое-кто проболтался, кое-кто услышал… – Хауг вновь заскрипел, как несмазанная дверь, и весело блеснул глазами, – самое забавное то, что мне уже все это безразлично. Прекрасно, господа, а? Старый Хауг, собственными руками погубивший несколько поколений махинаторов, сидит и смотрит, как махинаторы, так сказать, новейшие приближают его собственную гибель!

Он энергично плюнул на старенький ковер.

– Значит, времени почти не осталось? – глухо спросил Иллари.

– Времени уже нет, вот что я вам скажу. Дело вошло в завершающую стадию.

Тот, кто держит в руках документы из папки Фолаара, – а я уже понял, что в конце концов вся эта подборка попала именно к нему, и из-за нее его и убили на болотах, – может спасти его маразматическое величество. Впрочем, если я еще хоть что-нибудь понимаю в интригах, он мог это сделать гораздо раньше. Однако же почему-то не сделал. Из чего я делаю вывод, что он, этот загадочный бума-говладелец, не видит такой необходимости. Имеет, очевидно, свой интерес.

Что ж, я повеселюсь напоследок. Когда они придут за мной, я еще смогу как следует посмеяться.

– Сколько? – почти закричал Иллари. – Сколько времени? На каком основании вы делаете свои выводы?

– Полк барона Онеста снялся с границы, – кривя в ухмылке тонкие губы, прошипел Хауг. – Значит – ночь, две…

Глава 12

– Вы, все – искать Каана! – орал Иллари, запрыгивая на коня. – Встречу назначить «У плешивого кота» за час до заката! Передайте ему, что дело не терпит никаких отлагательств! Ута, с нами! Скорее, скорее!

Мы вылетели на улочку и галопом понеслись прочь, в сторону восточных застав.

– Нам нужен Энгард, – прокричал он мне, когда столичный шум остался наконец за спиной и копыта наших лошадей застучали по брусчатке королевской дороги, – только он может подать документы в нужные руки!

– Как мы попадем в Град? – изумился я.

– Ты молись, чтобы эти клоуны еще не удрали к лавеллерам! А в Град нас приведет Каан, у него всегда есть ключи от нужных дверей.

– Не пойму, почему они не могут просто арестовать принцев…

– Да потому, что ты до сих пор многого не понимаешь! Арестуют – дальше? А дальше их придется выпускать представляешь, какой скандал? Нет, для них ситуация совершенно безвыходная…

– Но как, будь я проклят, можно устроить мятеж силами одного полка?

– За деньги, Мат, в Пеллии можно все. А деньги тут потрачены такие, что о них страшно даже подумать. Тем более что такой король, как наш, и впрямь никому не нужен. Кроме нас, пожалуй.

Вот наконец и знакомый мостик. Впереди замаячила какая-то коляска, довольно резво влекомая парой черных, как я видел, злобных жеребцов. Иллари, ругаясь, пошел обгонять ее справа, а мне пришлось взять левее. Когда мы поравнялись, я едва не выпустил от неожиданности повод – в коляске сидел мастер Накасус.

– Лина, стоять! – завопил я.

Актер повернул голову и резко натянул вожжи.

– Какое счастье! Господин Маттер! Наконец-то вы вернулись! Вы нашли господина графа?

– Что? – тревожно ощерился я. – Почему я должен был его «найти»? Он что, пропал?

– Я уже второй раз за сегодняшний день еду в этот проклятый Воэн, – всплеснул руками Накасус. – Дело в том, что еще вчера в обед они с Теллой отправились на представление в театр князя Эллоя и до сих пор от них ни слуху ни духу. Я, конечно, все понимаю, но можно было, по крайней мере, послать ко мне посыльного с запиской!

– Стало быть, утром они не появились и здесь? По моей спине пополз неприятный холодок.

– Я уже был тут утром! – раздраженно сообщил Накасус. – Никто ничего не знает. Может быть, эта парочка обосновалась в городском доме господина графа, как вы считаете? Но мне почему-то неудобно…

– Никогда бы он не повез Теллу к своему братцу, – вполголоса буркнул я. – Езжайте за нами, да поскорее!

Вскоре конь Иллари влетел в узкий тупик, заканчивающийся воротами нашего особняка. Я осадил Лину у калитки, спрыгнул на землю и вдруг замер. Посмотрев на меня, Иллари потащил из седельной кобуры карабин. В доме что-то происходило – я совершенно отчетливо слышал звон бьющегося стекла и какие-то невнятные выкрики.

– Назад, – прошептал я, ощущая, как затряслись руки, – с тыла… быстро… там калитка.

Мы объехали квартал по кругу – Накасус сел на круп лошади Уты – и затаились в общинном саду, начинавшемся почти сразу за забором усадьбы. Отсюда, к сожалению, мы могли видеть только конюшни да каретный сарай, зато слышимость была приличная. В доме шла какая-то возня…

– Кажется, их немного, – сказал опытный Иллари. – Надо рискнуть, звать Стражу некогда, да и неизвестно, чем для нас это кончится. У вас сколько пистолетов, мастер?

– Один, – немного растерянно отозвался Накасус.

– Держите вот еще. Значит, так – врываемся все разом, и ты, Мат, отстреливаешь всех, кого не узнаешь.

– А вы? – нервно фыркнул я.

– А мы тебя прикрываем.

– А если там как раз Стража и бушует?

– Вот уж не думаю… будь это Стража, они выставили бы дозоры со всех сторон. Мы просто не смогли бы подъехать к дому! Нет, это кто-то другой, причем очень, как я понимаю, наглый. Вероятно, нахалы рассчитывают, что переворот спишет все грехи. Итак, готовы?..

Мы забрались в дом через приоткрытую дверь кухни, и я сразу же наткнулся на труп посудомойки, здоровенной бабищи, сжимавшей в руках мясницкий тесак.

– Хорошая смерть, – прошептал Иллари, прислушиваясь.

Крики и стук – звона я уже не слышал, доносились со второго этажа. Иллари поднял руку и сделал знак указательным пальцем – «за мной, по одному». Я решительно просочился вперед, одним броском миновал коротенький коридорчик и оказался внизу, в зале. Здесь было пусто, но рядом, в чулане, кто-то плакал – тихо, словно котенок. Повернувшись, я осторожно открыл заклеенную обоями дверь и увидел двух девчонок из «свиты» Дайниз. Они были связаны, во ртах – кляпы.

Приложив палец к губам – всхлипывания моментально прекратились, я разрезал на обеих путы и вытащил обрывки тряпок из ртов.

– Сколько их? – прошипел я.

– Пятеро, – вращая от избытка чувств глазами, пискнули девчонки.

– Где Дайниз? Где Энгард?

– Никого нет… хозяйка с утра уехала в город, а господина графа и не было. Они Боно убили… и Лайла тоже…

– Бегом через кухню, – скомандовал я, – ждать в саду, сидеть, как мыши!..

– Они где-то наверху, – сказал у меня за спиной Иллари.

– Они в библиотеке, – уверенно подтвердил я. – Вот что… Ута, обойди дом и запрыгивай в окно угловой комнаты второго этажа… вот смотри, я рисую, видишь… – и я принялся водить пальцем по стене, показывая, в какое окно ей следует забираться, – сразу же после первого выстрела, ясно? И еще – одного надо оставить…

– Это и креветке понятно, – нахмурился Иллари. – Коридор длинный?

– Не очень. Сперва посмотрим… В коридоре было пусто, из-за дальнего поворота доносилась грязная ругань и какие-то глухие удары.

– Там, – коротко пояснил я.

– Ну, по воле пресветлого Минна! – выдохнул Иллари и бросился вперед.

Ута вломилась в окно (нам здорово повезло – рама была открыта настежь!) сразу же после первого выстрела Иллари, который пробил горло худощавому типу в черной накидке, потрошившему мое любимое кресло. Я попал в живот другому налетчику, занятому проламыванием стены возле камина. Следующий мой выстрел выплеснул мозги из его подельника, который зачем-то ковырялся в книгах, разбросанных подле перевернутого шкафа. Все было кончено за несколько секунд, Ута лишь раз успела взмахнуть своим ужасным палашом, а Накасусу стрелять так и не пришлось. Последний, крепкий седой мужчина, чем-то похожий на аристократа, медленно опустился на пол в углу и, отшвырнув свой пистолет, с вызовом уставился на Иллари.

– И что мы тут искали? – спросил я, поражаясь тому, насколько спокойно звучит мой голос.

– Папку, – пожал плечами налетчик, – бумажки. Сказали, вот там, в стене возле шкафа. Тайник нашли, а там ничего.

Я метнулся к известному мне месту, по локоть засунул руку в темную нишу и сразу же нашарил то, что искал, – сдвигающуюся дощечку, за которой открывался глубокий металлический ящик. Папка была на месте.

– Вот эту, что ли? – спросил я и вдруг почувствовал, что взмок так, словно пробежал миль пять.

Седой взорвался руганью и уронил голову на грудь.

– Искали… – просипел он, – полчаса ищем, все уж перерыли, думали, может, в книгах или еще где…

– Такие идиоты, – вздохнул Иллари, садясь на край перевернутого кресла, – могли бы и камин развалить… Ну и кто нас послал?

– Понятно кто, – совершенно буднично, словно в кабаке, ответил налетчик, – его милость, господин Сульфик собственной персоной. Мы ведь у него в охране служим.

– С-сульфик?! – подскочил Иллари. – И какого?..

– Погоди, – перебил его я, – граф Дериц – у него? Ну, отвечать!!!

– Граф? – от моего крика седой побледнел и вжался в угол. – Какой граф?

Там у них мальчишка какой-то в складу на Озерной стороне… какой граф, ваша милость?.. Я ни про каких графьев слыхом не слыхивал., – Ой, – вдруг тихо произнес Накасус и схватился за правую ногу, – колет что-то…

В разгромленной библиотеке воцарилось молчание. Старый актер осторожно присел на поваленный шкаф и уставился на меня белыми от ужаса глазами.

– Почему Сульфик? – отстраненно поинтересовался Иллари.

– Я могу только догадываться, – медленно проговорил я. – Он следил за Энгардом., его люди, мы должны ехать к Каану, прямо сейчас, срочно, может быть, они еще не убили его!

Иллари поднялся, спокойно выстрелил в лоб седому и посмотрел на Накасуса.

– Мы должны успеть, – сказал он ему. – В самом деле, зачем им убивать вашу дочь? Вы сможете ехать? Здесь должны быть верховые лошади.

– Ута, спустись в сад, позови девчонок и прикажи вывести коня. Поможешь им оседлать., мне нужно забрать кое-что, это буквально минута. Иллари, не спускай со старика глаз, ему, кажется, плохо. Я… сейчас.

Через пару минут я уже стоял внизу, глядя, как Ута и девушки седлают флегматичного серого жеребца для Накасуса. В моей верной сумке лежали бумаги, привезенные от Мордира, а также послание Джардеша, перехваченное у Такео Лоррейна. Ута слишком долго, как мне казалось, затягивала подпругу, я пританцовывал на месте – сейчас все мои мысли были поглощены Энгардом и Теллой.

Как попали они в руки проклятого Сульфика? Да, Каан говорил, что торговец почуял слежку., наверное, пока я носился по Йошу, он сумел вычислить Энгарда и теперь, в преддверии близкого переворота, решился захватить его для допроса. Я подумал о том, что про бумаги Энни мог рассказать только под пыткой и, сжав зубы, коснулся рукояти меча. Ах, только бы успеть!

– Ну, все?! – нетерпеливо выкрикнул я, видя, что Ута уже помогает Накасусу вдеть ногу в стремя. – Так, вы, девочки, – навести здесь порядок и сидеть ждать хозяйку! Не высовываться за ворота, что бы ни случилось! Вечером я пришлю посыльного или приеду сам. Все, скорее!

Возле таверны «У плешивого кота», располагавшейся в узком закоулке неподалеку от рыбного порта, я с невыразимым облегчением увидел коней наших офицеров. Значит, Каана они нашли сразу и, судя по тому, что перед коновязью жевали сено еще несколько лошадей, а поодаль стояла большая черная карета, он уже ждал нас. Бросив повод Уте, я буквально вбежал в зал и был тотчас же остановлен парой мрачных молодых парней в кожаных куртках.

– У нас занято, – без предисловий объяснили мне, но я уже увидел Каана, сидящего за длинным столом в окружении моих людей, и замахал руками. Кланяясь, стражники тотчас же отступили в сторону.

Каан поднялся мне навстречу, коротко пожал руку и повернулся к вошедшему следом Иллари.

– Срочно всех людей, какие есть, – произнес тот, – чем больше, тем лучше.

– Понял, – прищурился Каан, – куда?

– Склад Сульфика на Озерной обложить полностью. Всех впускать, никого не выпускать, вплоть до Стражи. Если мы опоздаем, дело начнется сегодня ночью.

Или, может, завтра… но не позже, это я тебе точно говорю.

– Так ты решил втравить меня в заговор? – отшатнулся Каан. – И ты думаешь, что меня интересует судьба этой трухлявой короны? Да я…

– А твои денежки тебя интересуют? – зашипел Иллари, вдруг хватая Каана за шиворот и встряхивая. – А ведь я знаю, что там не только твои, приятель! Даже знаю, чьи именно! И что же, ты думаешь, что если дело прогорит, то тебе удастся отмазаться заговором? Да ты будешь висеть на ближайшей придорожной осине – вверх ногами, вот так вот!

– Пр-роклятие! – Каан вывернулся из его пальцев и провел рукой по бледному лицу. – Да, ты снова прав… хоть сдохни…

– Сдыхать ты можешь не спешить. Если бы я знал, что у нас нет ни малейшего шанса, я сам помог бы тебе .удрать к Белым Шапкам. Но шанс у нас есть, причем шанс золотой, это я тебе говорю! Нужно только скорее, скорее!

– Понял, – нотариус громко хлопнул в ладоши, и к нему подлетели несколько человек. Я уже не слушал, что он им говорит. Я уселся за стол и схватил бокал с вином.

– Он нашелся сразу, ваша милость, – доложил мне один из офицеров, – на Плетельщиках. Я сказал, что дело срочности господин нотариус не стали медлить…

– Налей еще, – я протянул ему бокал и глубоко вздохнул.

Успеть бы…

– Через час на Озерной будет полсотни человек, – сообщил Каан, подходя к столу. – Через полтора – человек двести, может, больше. Хватит для начала?

– Хватит, – кивнул Иллари. – Дело в том, что у Сульфика сейчас граф Дериц.

А без него мы… в общем, сегодня же, если он еще жив, конечно, ты должен будешь открыть ворота Града. Как угодно… иначе – дупло. Для всех сразу, понял?

– Час от часу не легче, – фыркнул Каан. – Может, сразу спальню его величества?

– Не будь идиотом, Каан. У нас есть бумажки, которые наверняка завалят всех принцев одним залпом. Причем прямо сегодня, сейчас. Основания для ареста, понял? Железные, ни один суд не оправдает.

– Ничего себе… нет-нет, как и откуда, это мне неинтересно. Если ты сказал, значит, так оно и есть. Хм, выходит, нам понадобится господин конюший левой стороны и, крайне желательно, господин второй канцлер. Это люди решительные. Но кто к ним пойдет – Маттер?

– Граф Дериц. Он знает все детали и может все объяснить. К тому же ты сам понимаешь – хороший род и все такое. Князю Лоттвиц-Лоер, имеющему весьма сомнительное происхождение, будут задавать слишком много вопросов, а время не терпит.

– Ничего оно у меня не сомнительное, – буркнул я в бокал.

– Хорошо, – тряхнул головой Каан, – сейчас я этим займусь. Выезжаем минут через сорок, так что я все успею…

С этими словами он вытащил из-под стола свой черный саквояж, щелкнул мудреными пряжками и разложил на столе письменные принадлежности.

– А ну, не подглядывать! – цыкнул он на моих офицеров. – Много будете знать, до петли не доживете!..

– Скажите, чтобы мне дали пожрать, – ворчливо распорядился я, с трудом скрывая бешеное волнение, – да живее, скоро ехать!

Пока я ел, в зал таверны то и дело влетали страшно озабоченные люди – подскочив к нотариусу, они получали какие-то короткие команды и исчезали. Потом появились двое посьшьных, которым он вручил свежезапечатанные письма и прошептал что-то на ухо. Ил-лари нервно посматривал на хронометр.

– Все будет в лучшем виде, – немного рассеянно сообщил ему Каан. – Сегодня ночью нас будут ждать… я понаписывал там такого, что кишки повылазят.

– Едем, – тревожно пристукнул по столешнице Иллари.

Нотариус сверился со своим хронометром, пожевал губами, что-то прикидывая, и согласно кивнул.

– Собственно, время я брал с хорошим запасом… сбор! – громко крикнул он в зал. – Поехали!

Я оттолкнул недопитый бокал и резко вскочил. Иллари дернул подбородком, и тотчас же вокруг меня выросли четыре могучие фигуры. Сзади, не отставая, шли парни с «Брина».

– Князя в карету! – сказал Иллари, едва мы вышли на улицу.

– Моя лошадь! – запротестовал я, но Каан подтолкнул меня в спину:

– В карету!

– Погодите… снимите с лошади деревянный ящичек, вон он, видите? Это лекарства. Да осторожнее, болваны! Лошадь отправьте на конюшню, и смотрите мне… – Я помахал встревоженной Лине рукой и нырнул в темное кожаное нутро экипажа. Следом за мной впихнулись мои сопровождающие, Каан, Иллари и Ута запрыгнули на лошадей, рядом с ними то же самое проделывали еще два десятка людей.

Возница оглушительно свистнул, четверка взяла с места, и мы полетели по улицам. Один из моих телохранителей сразу же опустил стекла и задвинул все шторки на окнах. Я понимающе хмыкнул:

– Огня.

К моей трубке приблизился горящий фитилек, я выпустил густое облако дыма и принялся перебирать содержимое своего ящичка. Все было на месте, даже маленькая фляжка с винным спиртом, положенная в него относительно недавно, перед отъездом в Йош. Я еще раз проверил остроту пары ланцетов, переложил повыше хирургические нитки и вздохнул. Бедняга Энгард. О небо, хоть бы он был еще жив!

В животе было холодно, и я поймал себя на малодушной мысли – хорошо бы нам ехать подольше… Энни, Энни… что там с Энни?!

Моим мечтам не суждено было сбыться – минут через десять карета повернула направо и неожиданно остановилась. Я ринулся было к дверце, но меня мягко удержали на месте – двое парней высунулись, внимательно осмотрелись по сторонам и только после этого позволили мне выбраться на воздух.

Мы стояли возле каких-то ворот. Правая их створка оказалась приоткрыта, был виден мощеный двор с несколькими подъемными талями, справа темнело приземистое здание. Каан и Иллари были уже рядом, беседовали с угловатым молодым парнем в длинном черном плаще.

– Так что за тип, на стреме стоял, что ли? – услышал я голос Каана.

– Д-да, говорит, д-друг этого, графа то есть, – неуверенно отвечал молодец. – С ним еще трое и бабенка, по виду вроде из благородных. Вон там сидели, – он махнул рукой, указывая на соседнее строение, похожее на полузаброшенный то ли цех, то ли амбар, – двое на чердаке, а остальные вокруг лазили…

– Давай его сюда, – приказал Иллари и повернулся к другому филину, подошедшему со стороны дороги:

– Себя не проявили?

– Там все в подвале, – тот сплюнул и сунул в рот какую-то палочку, – человек двадцать. Недавно еще орали сильно, теперь тишина. Ну, мы тоже не высовываемся…

– Обложили по кругу?

– Спрашиваете! Мышь не проскочит.

– Хорошо. Что с подвалом?

– Да плевое дело, аж смешно становится. Там ре-. шетки деревянные, и лет им поболе, чем мне, а за талью, вон, аккурат бревна разложены. Хрясь – и нет решеток. Так что, начинаем?

– Готовь людей. О-па!

К нам вели скрученного Бэрда! Увидев меня, он рванулся, но лишь получил по затылку и застонал. Я махнул рукой – парни мгновенно отпустили несчастного лейтенанта и тот, выругавшись, принялся растирать запястья.

– Я ж вчера с ними был, – сказал он. – Да только меня взять не смогли, я ушел… потом следил, куда повезут. Сперва к Сульфику в дом, а потом, под утро уже, сюда. Сульфик сам только утром и приехал, его и ждали, видно. Я выбрался в город, отправил к Дайниз скорохода, она примчалась с парнями, но вот мало нас пока. Ночью должны были еще подъехать – раньше никак не получалось, да еще дознаватель ее знакомый, а тут, смотрю – ваши. Ну, я сразу все и понял…

– Где их взяли?! – завопил я.

– Рядом с театром. Они сели в карету, и тут их с другой строны потащили – там экипаж стоял, впритык, никто ничего и не увидел. Я сперва бросился, но вижу, там человек десять, а у меня один пистолет. Несколько за мной, ну, я их у Рыбного положил, смотрю – этот самый экипаж мимо меня едет. Ну, тут уж я понял, что надо за ними. Сперва бежал, потом на извозчика на ходу вскочил, вперед, говорю, туда вот…

– Ты видел, что они с ними делают?

Бэрд помотал головой.

– Не поймешь. Крики были, да, но чьи и как – не понял. Тут недавно еще кто-то подъехал, так я лица не разобрал – мужик какой-то в плаще и со слугой.

– Все готовы, – сообщили сзади.

– Тогда поехали, – обернулся Бэрд, – тех, кто в самом подвале, ну, где мальчишка, тех не трогать, ясно?

– Справимся, – насупился угловатый.

– Ящик нести за мной, – приказал я и, оттолкнув Иллари, шагнул за ворота.

Решетки и впрямь вылетели в два удара, и через нижние окна посыпались сразу человек пятьдесят, не меньше, я даже поразился, откуда они тут взялись, словно из-под земли выросли. Я подождал, пока затихнут вопли и выстрелы, и, выдернув из ножен меч, нырнул в боковое окно, в котором ярко горел свет.

Я не ошибся дверью…

В углу большого помещения, прижатые обнаженными саблями к стене, стояли несколько солидных господ – впрочем, узнал я только одного, а именно барона Вилларо, у которого мелко тряслись губы. Остальные, конечно, выглядели не лучше, но меня они сейчас не интересовали. Меня интересовал здоровенный мраморный стоя, окруженный яркими масляными лампами.

На столе, прихваченный крепкими кожаными ремнями, лежал раздетый до пояса Энгард и смотрел на меня распухшими от слез глазами. Его грудь и живот были сплошь покрыты кровью, сочащейся из десятка мелких, но болезненных порезов.

Крови было не очень много, однако я прекрасно понимал, что к полуночи жизнь уже ушла бы из его тела.

Увидев меня, Вилларо вдруг дернулся и зашевелил губами, словно бы силясь сказать что-то.

– Где мой ящик, бараны?! – заорал я, как только пришел в себя.

Кто-то – кажется, Бэрд – услужливо сунул мне его прямо в руки, и я бросился к Энгарду. Ремни уже разрезали, над столом стояли несколько парней, один из них поспешно рвал собственную шелковую сорочку.

– Прости меня, брат, – плача, сказал я. – Прости, это все из-за меня… сейчас я. Сейчас. Ты живой? Живой?

– Живой, – сипло отозвался Энгард. – А ты-то здесь при чем?

– Ну а кто же? Раньше ведь надо было… ах, знать бы…

Он вскрикнул, когда я принялся протирать порезы спиртом, и я, хлопнув себя по лбу, замахал руками – вина, скорее! Говорить я почти не мог, так мне перехватило горло. Филины мягко, но крепко схватили Энгарда за плечи и принялись вливать в его горло крепчайшее красное. Опростав три фляги, Энни обмяк – тогда я достал иглы.

– Придется терпеть, – сообщил я. – И сильно пьянеть нельзя.

– Почему это? – скривился он.

– Потому что ночью нам надо быть в Граде.

– Это еще зачем?

Ответить я не успел – в подвале вдруг появился Накасус. Растолкав парней, сгрудившихся вокруг стола, он наклонился над Энгардом и прошептал:

– Где… моя дочь? Где Телла, ваша милость?

Энгард отвернулся, и я почувствовал, что он опять дрожит.

– Они зарезали ее, когда запугивали меня, – наконец выговорил он. – Случайно… хотели пустить кровь, но палач у них… неопытный, полоснул по шее.

Хотели спасти, но все уже, поздно было.

Накасус издал короткий вопль и оперся о край стола. Я опустил иглу. Старый мастер несколько раз шумно глотнул воздух, потом оттолкнул пытавшегося помочь ему Бэрда и шагнул в сторону. Его пошатывало.

– Погоди, Энни, – начал я, но не успел.

– Ты! – от крика актера у меня едва не зазвенело в ушах. – Ты, это все ты, я знал это с самого начала, еще когда увидел тебя в доме Монфора!

– Нет! – рявкнул Иллари, бросаясь наперерез, однако времени у него уже не было: тяжелый «Вулкан» полыхнул выстрелом – голова Висельника дернулась и ударилась о каменную стену. Несколько секунд Вилларо еще стоял, недоуменно глядя на Иллари, запоздало придавившего актера к полу, потом медленно опустился и затих.

– Что ж вы натворили, мастер!.. – простонал Иллари, поднимаясь. – Ну, вставайте, что вы там… а? А? Мас-стер?..

Я упал на колени, схватил его запястье, но сердце старого актера уже не билось.

Накасус был мертв – так же, как его жертва. Я вспомнил про боль в его правой ноге и застонал – слишком много было сегодня боли, слишком много слез, у меня уже не оставалось сил, а на столе лежал Энгард, требующий моих рук и моей иглы.

И еще нас ждал Град.

– Дайте мне… – я вздохнул, мне требовалось некоторое время, – рому… каплю… да быстрей же, что там у вас в голове!

Что-то яростно заорал Каан. Я почти не слышал его – кто-то поднес мне флягу с «Удачей корсара», я сделал пару глотков, поднялся на ноги и вернулся к столу. Энгард мелко трясся, закрыв лицо изрезанными руками. Узколицый юноша – тот, что изорвал свою сорочку, пытаясь остановить кровотечение, – осторожно перевернул его на спину, чьи-то пальцы подали мне иглу.

Через полчаса все было кончено. Энгард, белый как мел, сидел на краю стола и рассматривал свежие швы, обильно политые бальзамом. Я заклеил наиболее глубокие раны специальным бинтом, пропитанным вязкой заживляющей смесью, и сел рядом с ним. Мои молчаливые помощники, все это время то подававшие мне иглы с нитью, то державшие орущего графа, стояли рядом, и в их глазах я видел сложно сочетаемые эмоции – и сочувствие, и преданность.

– Вы запачкаете свои штаны кровью, князь, – наконец произнес один из них.

– Начхать! – честно ответил я. – Набейте мою трубку, ребята. У меня, кажется, трясутся руки.

Мне подали зажженную трубку, я сделал пару затяжек и протянул ее Дерицу, но тот отказался.

– Знаете, – произнес он, разглядывая короткий шов на груди, – а ведь здорово! Теперь девки меня любить будут – вы и не поверите! Этакий граф Дериц, весь изрезанный, как сетка… хоть рыбу лови, а?

Его слова мгновенно сломали напряженную тишину, повисшую в сыром подвале.

Парни захохотали, посыпались шутки, кто-то протянул флягу, клянясь, что в ней самое лучшее вино западных островов. Энгард вдруг посерьезнел и поднес к губам правую ладонь.

– Этак вот просто и не снимешь, – прошипел он, слюнявя пальцы. – Так, это тебе, – и он, содрав с безымянного пальца перстень с огромным рубином, протянул его юноше, который первым ринулся стирать с него кровь своей рубашкой, – а это, – и на его ладони появилось кольцо с несколькими мелкими бриллиантами, – вам.

Пропейте за мое здоровье.

Филины затихли. Я взял флягу, сделал несколько глотков и посмотрел на мучительно улыбающегося Энгарда. Я видел, как ему сейчас больно. Но мое право на боль подходило к концу.

– Господина Иллари ко мне, – приказал я уже властным голосом, – и господина нотариуса. Так… бумаги я забрал, Энни. Воэнское поместье они разнесли, убили кухарку, кучера и конюха. Дайниз с Бэрдом где-то здесь. Сейчас мы едем в Град… к господину конюшему левой стороны.

Энгард встрепенулся и забрал у меня флягу.

– Я сдал им бумаги. И тебя тоже.

– Я понимаю, – кивнул я. – Нам повезло, мы примчались в поместье как раз в тот момент, когда ублюдки Сульфика рылись в библиотеке. Представляешь, они не смогли найти папку! Двое девочек… они остались живы.

– А…те? !

– Ну что – те? Понятное дело… нас было четверо.

– Что теперь?

– Дело закончено. Нас ждут в Граде, папка у Иллари, остальные бумаги у меня. Мне предстоит принять решение…

– Какое?

– Мы плывем в Йош, и у меня еще есть в запасе время. Главное – Град, Энни.

Тебе нужно продержаться, совсем немного. Там, у них…

– Я понял.

Он сполз со стола, осторожно распрямил руку, застонал и повернул ко мне бледное лицо:

– Я не знаю, где моя одежда. Как глупо, а?

В подвале появились Иллари и Каан. Академик мельком оглядел Энгарда, покачал головой и сказал:

– Времени еще около часа. Нужно переодеться и…

– …и ехать, – с раздражением заявил Каан. – Туда не опаздывают, ты слышал?

– Забирайте его, – распорядился я. – Да найдите ему хоть плащ, что ли!

Каан увел раненого, и мы остались одни. Иллари потер лоб, криво усмехнулся и понюхал чужую флягу, так. и оставшуюся на столе.

– Все, – коротко сказал он.

– Торг, – отозвался я.

– Да, – кивнул он.

Я забрал у него вино и двинулся к выбитому окошку.

– Все это стоило крови? – произнес я, не оборачиваясь. – Стоило Теллы?

– Ты давно не мальчишка, – негромко проронил Иллари.

– К сожалению, – согласился я и вылез наружу. – Бэрд, Дайниз! Где вы?

Во дворе суетилось довольно много народу. Из склада до сих пор вытаскивали трупы, их грузили в большой темный фургон, стоящий посреди двора. Я присел на валявшееся под окном бревно, втянул носом еще теплый вечерний воздух и вновь приложился к фляге. Из-за ворот появились знакомые фигуры.

– Бэрд, ты отправляешься на «Бринлееф» вместе с нашими офицерами. Дайниз, тебе следует вернуться в Воэн и навести там порядок… тебя проводят.

– А граф Энгард? – встревоженно спросила женщина.

– Он покидает столицу. Мы вернемся через месяц – может, раньше, может, нет.

– Князь, – нетерпеливо позвали меня, – господин нотариус ждет вашу милость!

– Распорядись насчет порядка, – кивнул я Бэрду и поднялся на ноги.

Карета неспешно въехала в ворота, и я услышал, как гулко опустилась за ней тяжелая старинная решетка. Кучер натянул вожжи, чьи-то руки тотчас же распахнули левую дверцу, в лицо мне ударил яркий желтый свет лампы. Двое гвардейцев в высоких шлемах с орлиными крыльями почтительно, но твердо вытащили нас наружу.

Лампа поднялась повыше. Прищурившись, я сумел разглядеть высокого сутулого мужчину, закутанного в белый плащ. Держа свет над головой, он внимательно оглядывал наше оружие.

– Пистолеты оставить здесь, – безапелляционно приказал он, и мы опустошили кобуры.

Энгард поправил роскошную шляпу с парой алых перьев; человек в белом коротко двинул головой, и наряд гвардейцев, сомкнувшись вокруг нас, двинулся в сторону величественной квадратной башни, возвышающейся над довольно тесным двором. Гвардейцы остались в холле, а нам пришлось подниматься на второй этаж.

Я слышал тяжелое дыхание Энгарда – ему было уже получше, но волнение, хорошо мне понятное, давило графу на грудь. На меня, как ни странно, мрачное величие действа не производило особого впечатления. Наверное, потому, что я уже видел себя в уютной кают-компании «Бринлеефа», который разводил сейчас пары.

Наш провожатый остался перед высоченными дверями, черными, с зеленым лаковым узором. Двери распахнулись. Энгард набычился, шагнул на сверкающий паркет и остановился. Я встал рядом с ним.

Посреди затянутого в тяжелую зеленую ткань зала недвижно стояли двое – приземистый седобородый мужчина в бархатном сюртуке с толстой серебряной цепью на груди и молодой, коротко стриженный парень, кутающийся в длинный плащ, полностью скрывающий его фигуру., – Ну, что там у вас, граф? – довольно раздраженно спросил бородач. – Судя по тону письма, речь идет об интересах короны. Поверьте, у меня совсем не так много свободного времени, как хотелось бы…

Энгард шагнул вперед и молча протянул ему папку.

Человек с цепью распахнул ее, скользнул глазами по первому листу… вот лист полетел на пол… следующий… и я увидел, как он нервно облизнул губы.

Его молодой спутник, заглянув к нему через плечо, звонко щелкнул пальцами – теперь бумажки сыпались на пол стремительно, одна за другой.

– Немыслимо… – засопел молодой.

– Хокана сюда! – рявкнул седобородый. И он, захлопнув папку, повернулся к нам.

– Ваши заслуги перед короной, господа, будут оценены наивысшим образом, – слова, похоже, давались ему с трудом: он был очень взволнован.

Энгард вдруг пошатнулся и оперся на мое плечо.

– Что с вами, граф, вам плохо?

– Он после пытки, – коротко объяснил я, ища глазами хоть что-нибудь, похожее на кувшин.

– Пытки?! Пытки?!

– Умоляю, ваша светлость, – прохрипел Энгард, – не обращайте внимания.

– Да найдите же вина, канцлер! – рявкнул бородач, и молодой, скользнув по паркету, подлетел к нам с невесть откуда взявшимся хрустальным графином.

В зале уже появились люди; все листки, упавшие на пол, были мгновенно собраны и уложены в папку, которая исчезла вместе с молодым канцлером. Конюший левой стороны стоял рядом с нами, гладя Энгарда по плечу и спрашивая, не нужно ли доктора, – Дериц наконец оторвался от графина, горько вздохнул и прикрыл глаза:

– Мы хотели бы попросить разрешения удалиться…

– Вы будете вызваны, – деловито сообщил нам бородач, от раздражения которого уже не осталось и следа. – В ближайшее же время. Насколько я понимаю, вы, граф, имели желание получить соответствующий патент? А вам, князь, никак не повредит орденская лента на шею – она весьма красит молодых людей ваших амбиций…

– Через месяц, – устало улыбнулся я, – если будет угодно вашей светлости.

– Вы очень благоразумны, юноша, – понимающе усмехнулся конюший. – Примите мою благодарность, господа…

Удивительно, но Энгард нашел в себе силы отвесить прощальный поклон.

Эпилог

– Невероятное дело, – задумчиво произнес Иллари, подбрасывая на ладони тяжелый зеленоватый кинжал. – Так ты говоришь, что взял эту штуку у одного из убитых на мельнице?

– Я уже видел похожий, – вздохнул я, – в подвале у Энгарда. Точнее, в их загородной усадьбе. Там еще был шлем – шлем муарор…

– Мы с Эйно обсуждали эту находку, – Иллари пыхнул трубкой и рассеянно поглядел в иллюминатор. – Подозрения, что муарор неоднократно посещали нашу планету, появились очень давно, но они основывались лишь на слухах, не более.

Та находка послужила доказательством. Боюсь, что это, – он указал на кинжал, – тоже доказательство.

– Джардеш? – спросил я. Иллари помедлил с ответом.

– Ну а кто же еще.

– Как же он с ними связался?

– Не он с ними, а они, и явно через кого-то из торговцев. Цель вполне понятна: по существующим законам они могут застолбить свой интерес к нашей планете только в том случае, если мы призовем их сами. Но не частное лицо, конечно… я теперь начинаю думать, что заговор – только ширма. На самом деле все гораздо глубже.

– Зачем мы им нужны? – изумился я. – Они странствуют среди звезд, а мы?..

– О-о, это дело серьезное. Видишь ли, муарор изолированы. У них нет ни друзей, ни союзников, поэтому их статус равен, в сущности, нулю. Они ведут весьма ограниченную торговлю, буквально каждая сделка обсуждается Контролем, и, собственно, разрешение на сделку дается далеко не всегда. Появление союзников – а ведь у нас в Контроле статус пусть и странный, я даже слышал определение «беспрецедентный», но высокий – сразу повышает их престиж, они как бы выходят из замкнутого круга. К тому же у нас тут тоже есть чем торговать! Но понимаешь, Мат, есть законы, нарушать которые – себе дороже. Да и потом: только глупец становится на сторону неудачника, верно? Теперь мне понятна и роль Уннаса.

Переворот должен был привести на трон болвана, который ради золота станет дружить хоть с самим Гудамой, а отец Уннас, как лицо духовное, выступал в роли ярмарочного зазывалы. Для Контроля, видишь ли, это почему-то очень важно.

Представителей духовных кругов они ценят гораздо больше светской власти.

Джардеш, конечно, все это знает не хуже остальных, поэтому его расчет был безупречен. Вот только жадность…

– Ты имеешь в виду Череп? Но мне теперь кажется, что Эйно и Монфор были бы убиты вне зависимости от того, раздобыли бы мы Череп или нет.

– Может быть, и так, но Джардешу хотелось всего и сразу. Ты же сам видишь, что заговор был подготовлен довольно слабо. Много ненадежных звеньев, много болтливых языков. Да и с Энгардрм ему, бедному, ну совсем не повезло. Если бы не любопытство графа Дерица, ты вряд ли смог размотать почти весь этот клубок.

Конечно, – Иллари коротко хохотнул и подлил себе вина, – кто мог подумать, что в пеллий-ской столице встретятся двое друзей – мальчишка-Посредник и юный граф, одержимый манией спасти свои денежки? Да еще и Монфор… Что дало его убийство?

На первый взгляд, да, эффект, конечно, был, но в итоге? Парни Джардеша – а я, кстати, уверен, что в столице орудовали люди из его свиты, – были настолько неосторожны, что привлекли к себе внимание профессиональных сплетников, дальше Энгард где-то что-то услышал, ему стало интересно, и пожалуйста: в руках у вас оказались те самые бумаги Монфора.

– И во всем виновата сломанная мачта, – усмехнулся я.

– Ну, – развел руками Иллари, – мачты иногда действительно ломаются. В сущности, одна случайность не привела бы к таким ошеломляющим последствиям. Но Джардеш сам породил свою первую неудачу: он убил Эйно и ты бросился в столицу.

Дальнейшие случайности были уже для него лишь ступеньками к виселице…

Конечно, в этой истории еще много загадок, ответы на которые мы вряд ли найдем.

К примеру, мы не знаем, почему Эйно, умирая, обвинил в своей смерти ни в чем не повинного Монфора. У меня были версии, но…

– Его слова не выходили у меня из головы, – признался я. – А потом и у меня появилась версия…

– Ну-ну?

– Драгоценности, полученные Эйно от Монфора. Те самые, которые пошли на финансирование нашей экспедиции за Черепом. Там была одна безделушка, сокол рода Лэраас, – Эйно при мне показал ее судье Доалла, и тот, знаешь ли, был поражен.

– Да, я что-то такое слышал. И что же?

– Понимаешь, судья потом заявил, что сокол этот поддельный и, хуже того, прибыл он из Ханонго. Вот только подделка какая-то странная, Лоалла долго удивлялся, какой же мастер смог его отлить.

– Та-ак… то есть, если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что золотишко и камушки попали к Джардешу от муарор?

– Теперь такой вывод напрашивается сам собой, разве нет? Ведь мы уже знаем, что весь тот лом, который Эйно забрал из столицы, был каким-то образом приобретен именно у Джардеша. Просто Монфор почему-то молчал – почему, тут уж я не в курсе, – и Эйно ничего не оставалось, как сделать свои выводы.

Не правильные выводы. Но, кстати, заметь: если бы не эти слова, я вряд ли устремился бы в столицу. Может быть, я стал прятаться в каком-нибудь другом месте… может, просто пересидел в Альдовааре. Но он прямо указал мне на Монфора – и я, не думая ни о чем, кроме мести, ринулся на север.

Иллари тяжело вздохнул и поднялся. Сделав несколько шагов по кают-компании, он вдруг подошел и положил мне на плечо свою тяжелую ладонь.

– Не знаю, удастся ли нам закончить дело на этом Торге, но будут и другие.

Поверь мне, деваться ему теперь уже просто некуда.

…Я вспомнил эти слова в тот миг, когда с грот-мачты раздался крик вахтенного:

– Корабль! – и все, находившиеся в тот момент на палубе, бросились к левому борту.

– Да это Никас! – радостно сообщил через пару минут Иллари. – Это его «Скороход»! Эй, Жиро, а ну пальните с левого борта!

– Это тот самый Никас из Галопы, о котором писал Эйно? – прищурился я.

– Да, – вздохнул Иллари, – они очень дружили. Что ж, тебе придется представляться. Впрочем, Никас парень добродушный… хотя и не без хитростей, конечно. Они с Эйно прокрутили великое множество всяких дел и делишек.

Вскоре рядом с «Бринлеефом» встал приземистый черный барк пеллийской постройки. Развернув дальномер, я с любопытством наблюдал, как в спущенный на воду ялик садится высокий мужчина в роскошной шляпе и вычурном кожаном наряде со множеством пряжек. Пара матросов ударила веслами, ялик весело скользнул по волнам, и вот Никас уже ловит линь, сброшенный ему с борта «Брина».

– Подать трап! – величественно рявкнул Иллари и отправился вниз.

Я последовал за ним, чтобы сразу же представиться еще одному Посреднику, вызванному для участия в Торге. О Никасе я уже читал – его имя неоднократно упоминалось в хрониках Эйно. Он присутствовал на многих Торгах, и не только в Пеллии.

– А вот и старый краб Иллари! – гортанно завопил Никас, едва перебравшись через планшир левого борта. – А где наш князь? Я привез ему свой долг и давно обещанную микстуру с моих южных виноградников! Эй, бездельники, – крикнул он своим матросам, замешкавшимся в лодке, – не тяните с бочонком, его светлость наверняка томится от жажды!

– Эйно умер, – просто сказал Иллари, и Никас замер с недоуменным лицом – казалось, он не понимает смысла услышанного.

– Как – умер? – выдавил наконец он, растерянно поднимая брови. – Лихорадка?

– Его убили, – положив руку на плечо своего приятеля, Иллари повернул Никаса ко мне, – и об этом у нас будет длинный разговор. А сейчас тебе следует познакомиться с наследником Эйно, новым князем Лоттвиц-Лоер и новым Посредником.

– Меня зовут Маттер.

Никас уже справился со своими чувствами. Серьезные темные глаза внимательно ощупали мое лицо, и вот в них загорелись прежние веселые искорки.

– Эйно всегда говорил, что без наследника ему не остаться, – он протянул мне жилистую загорелую ладонь, – хотя, помнится, я не всегда разделял его оптимизм. Никас Крэй, ваша светлость, всегда к вашим услугам… Но что же мое вино?

– Нам лучше съехать на берег, – негромко заявил Иллари, – и поговорить там.

– Вот как? – понимающе прищурился Никас. – На «Брине» лишние люди?

– На «Брине» только друзья, – решительно вмешался я. – Но им и впрямь лучше оставаться в неведении относительно наших планов. По крайней мере, пока…

– Разумно, – коротко согласился пират. – Что ж, места у меня хватит.

До берега было меньше полумили. Иллари захватил с собой окорок, мы погрузились в ялик, и матросы снова налегли на весла.

В небольшой бухте, где стоял «Бринлееф», имелся хоть и узкий, но достаточно удобный пляжик, со всех сторон окруженный живописнейшими скалами, там и сям украшенными кривыми невысокими сосенками. Мы уселись на плоских серых камнях, уже изрядно нагретых солнцем, Никас деловито вытащил из своего бочонка затычку и подставил под красную струю небольшие походные бокалы, которые, очевидно, он всегда возил с собой – под носовой банкой его лодки обнаружился лаковый погребец заморской работы.

– Да будет дух его в покое, – негромко произнес он. – Но как это случилось?

Иллари отхлебнул и потянулся за трубкой.

Его рассказ занял больше получаса. Несколько раз Никас перебивал, прося пояснений, после чего вновь замолкал и опускал голову, то и дело принимаясь шевелить густыми черными бровями.

– Контролю понадобится незаинтересованный свидетель, – закончил Иллари, – и я, признаться, именно на тебя и рассчитывал. Если бы приплыл кто-то другой…

– Возни было бы больше, – угрюмо закончил за него Никас. – Да… знать бы, кто будет представлять Контроль… А вы, ваша светлость: окажите милость, опишите мне все еще раз. Что, говорите, вы увидели в подвале этого гнусного монастыря?

Выслушав меня, Никас Крэй хмыкнул и многозначительно посмотрел на Иллари.

– Ты не догадываешься, что это может быть?

– Догадываюсь… – тихо отозвался тот.

…Шатры были закончены вскоре после полудня. В котлах подоспел рис, и наши люди, порядком уставшие после десятимильного путешествия и работы по установке временных жилищ, радостно заревели, едва услышав сигнал поваров.

– Обедать! – распорядился Никас, поднимаясь с легкого складного креслица, на котором он сидел в тени могучего столетнего дуба, что рос с краю поляны. – Котто, лодырь, неси сюда мои вина! Вам, князь, пора попробовать мое желтое – уверяю вас, оно превосходно! Два года тому я нанял одного из лучших виноделов Галотты, и теперь старик руководит почти всеми моими виноградниками. Денег он просит много, это да, но за эти деньги я имею самый первосортный товар.

Его слуга, приземистый крепыш с вечно смеющимся лицом, приволок к нашему столу четыре тяжелые бутыли в соломенной оплетке и принялся сдирать с пробок сургуч. Я улыбнулся. Сегодня мне нравилось решительно все, не хватало лишь Энгарда и Айрис, которым пришлось остаться на корабле. Проехав десять миль от берега, мы очутились в просторной долине, окруженной заросшими лесом холмами.

Здесь было прохладно и очень уютно. Люди из нашей свиты – девяносто человек с «Бринлеефа» и не меньше полусотни со «Скорохода» – тотчас же принялись устанавливать привезенные с собой походные шатры, а повара, сгрузив с лошадей котлы, занялись обедом. Торг начинался завтра. Никас, нисколько не уставший от утреннего перехода, сразу же отправился купаться в недалеком ручье, а мы с Иллари, обойдя на всякий случай окрестности, устроились под кронами старых деревьев и задремали. С нами был Перт, прекрасно знающий, что и как следует делать, и мешать ему было ни к чему – в таких случаях хозяевам лучше спокойно отдыхать в сторонке, не дергая людей излишними командами или советами.

Никас поднял бутыль, посмотрел сквозь нее на свет и, оставшись довольным, наклонил над моим бокалом. В серебро ринулась лаково-медовая струя ароматного напитка, я блаженно втянул носом воздух, но насладиться до конца мне не дали – невдалеке раздался стук копыт.

– Что там такое? – озадаченно завертелся в кресле Иллари.

На поляну вылетел один из наших дозорных, расставленных вокруг лагеря.

Увидев нас, он повернул коня и оказался рядом со столом.

– Еще один караван, господа, – поспешно объяснил дозорный, – сейчас будет здесь. Около пятидесяти человек, по виду смахивают на ханонгеров.

– Джардеш? – в один голос изумились Никас и Иллари.

– Главное, не подавать виду, – сразу решил Иллари. – Слышишь, что я говорю, Никка?

– Будет большой Торг, – кивнул тот. – Теперь многое зависит от того, кто будет представлять Контроль. Если они не захотят браться за расследование прямо здесь, нам придется нелегко. Отпускать этого подонка нельзя!

– Мы, – Иллари прищурился, – будем решать по обстоятельствам…

В ту ночь я почти не спал. Мне было страшно: по-настоящему… мне хотелось оседлать Лину, спящую сейчас вместе с остальными нашими лошадьми во временном загоне, и мчаться на корабль – одному, без всякой охраны и свиты, отделаться от которой мне уже не удастся, наверное, никогда. Мне хотелось увидеть Айрис, потому что только она, как мне казалось, могла бы избавить меня от этого страха.

Завтра мне предстояло свидетельствовать против Посредника Джардеша, крепкого краснолицего мужика, который до полуночи распивал с нами вино, хохоча и рассказывая подробности своего последнего плавания на юг, где он торговал с вождями желтолицых. Это плавание должно стать для него действительно последним, потому что он не уйдет отсюда живым. Они умрут все, все его люди, еще не подозревающие ни о чем, уверенные в своем господине и правоте его дела.

Интересно, многие ли из них знают, что он задумал?

О провале заговора Джардеш еще не догадывался, не успел получить новости: это я понял сразу же. Вообще он держался несколько неестественно, и это тоже было понятно, господина Джардеша сбило с толку известие о том, что покойный Эйно Лоттвиц все-таки успел избрать себе наследника. Я же, в свою очередь, изо всех сил играл в неопытного и восторженного мальчишку, чем заслужил несколько одобрительных взглядов господина Никаса.

Мне удалось уснуть незадолго до рассвета.

А вскоре в лагере начался переполох. Выскочив из шатра с пистолетом в руке, я поднял голову и ощутил, как слабеют ноги. Из бездонно-прозрачного утреннего неба медленно опускались три гладких черных диска, украшенных поверху какими-то тускло светящимися надстройками. Чуть позже мои глаза разглядели еще кое-что: нечто удлиненное, серовато-голубое, напоминающее собой высокогорлую вазу с рублеными боками, парило в высоте – когда диски, отрастившие вдруг тонкие суставчатые ноги, замерли совсем рядом с нашими шатрами, «ваза» быстро спустилась вниз, чуть качнулась перед посадкой и застыла, недвижимая, на расстоянии полумили. В высоту она достигала не менее сотни локтей… Я стоял, ошарашенный, и чувствовал, как потеет ладонь, сжимающая ненужный пистолет. Едва ко мне вернулось самообладание, я поспешил спрятать его в кобуру – хорош Посредник, принимающий своих клиентов с оружием в руке!

Рядом со мной очутился Никас, успевший уже умыться и переодеться в свежий костюм.

– Будь готов через пять минут, – сказал он мне.

Когда я вылетел из шатра, застегивая на груди пуговицы своего лучшего черного камзола, перед «вазой», в боку которой виднелось нечто наподобие раскрытой двери, стояли три фигуры – одна слишком высокая для человека, укрытая чем-то вроде свободно спадающей накидки, переливающейся на солнце всеми цветами радуги, две другие – широкоплечие, горбатые, с неестественно вывернутыми ногами. На больших яйцевидных головах виднелись высокие шлемы с какими-то украшениями поверху. Я смотрел на них, не отрываясь, до тех пор, пока меня не ударил по плечу Иллари:

– Идем…

– От Контроля – нунганин, – вздохнул Никас, глядя на приближающегося к нам Джардеша.

– Да, – едва слышно отозвался Иллари. – Все будет зависеть от его настроения. Если это Р-Нак, то нам очень не повезло.

– По-моему, не он, – прищурился Никас, – хотя для меня они все на одно лицо… Ну что, дорогой Джардеш, вы готовы представляться?

– Вперед! – с преувеличенным весельем воскликнул тот. – Кто будет представлять нашего свежеиспеченного князя?

– Я, – отозвался Иллари и повернулся ко мне:

– Готовься… главное, не упади в обморок. Те двое – ор-муане, рожи у них не очень-то приятные, но они друзья.

– Они тоже из Контроля?

– Нет, они торговцы… О, я вижу, здесь еще и мэнор!

Из ближайшего к нам диска резво выкатилась крохотная, по пояс мне, пурпурная фигурка и, шустро семеня ногами – суставов у нее было, кажется, аж четыре, – поспешила к «вазе».

Мы двинулись вперед, и, увидев нас, стоящие у корабля Контроля повернулись, а мэнор приветственно махнул тонкой многопалой ручкой. Я шел, ощущая, как кружится голова.

Самым сложным было не смотреть в глаза нунганина… ибо глаз у него было четыре, с узкими змеиными зрачками, то и дело меняющими свой цвет с алого на желтый через ярко-оранжевый. Ормуане, хвала небесам, оказались совсем не так ужасны, как я думал сначала, – правда, если не обращать внимания на их синие подбородки, в нижней части которых мелко пульсировали какие-то отвратительные, влажного вида перепонки. Собственно, очухался я только на последних словах Иллари:

– …я представляю вам, ваша милость, нового Посредника, Маттера Лоттвиц-Лоер, занявшего место ушедшего Эйно, хорошо вам известного.

– Да пребудет дух его в мире, – прогудел черный диск на груди нунганина. – Но я вижу, Иллари, что вас так и распирает от желания добавить что-то еще.

Говорите, я готов выслушать вас.

Иллари сильно толкнул меня в спину, я машинально шагнул вперед и отвесил глубокий поклон. Нунганин неловко склонил свою жутковатую голову, его зрачки опять пожелтели.

– Говорите, юный Посредник.

– Ваша милость! – начал я, изо всех сил стараясь унять дрожь в коленках. – Я, Посредник Маттер, обвиняю Посредника Джардеша из Ханонго в преступном сговоре с представителями расы, известной вам как муарор. Я обвиняю его в том, что он подготовил почву для совершения предательства и нарушения законов, для надзора за которыми и был некогда создан Контроль. Ваша милость! Я прошу вас, как представителя этого органа, принять свое решение и подтвердить мои обвинения.

Глаза нунганина вдруг стали синими.

– Доказательства, Посредник?! – проревел он.

– Невдалеке отсюда находится монастырь, в котором мне удалось обнаружить машины… технические приспособления, принадлежащие муарор.

– Это чушь, ваша милость! – заорал вдруг Джардеш, вырываясь вперед. – Этот мальчишка унаследовал два, вы слышите, сразу два Права Посредника, и теперь они решили опорочить меня, чтобы…

Нунганин махнул рукой, приказывая ему молчать, и повернулся к ормуанам. Из его диска-переводчика полился тонкий прерывистый свист, один из ормуан ответил тем же, потом вдруг прошелестел что-то маленький мэнор, стоящий рядом с Иллари.

Нунганин вновь уставился на меня.

– Я отправлю с тобой независимого свидетеля. Торг не начнется до тех пор, пока в этой истории не будет ясности. Если же твои обвинения ложны или ты не сумеешь доказать причастность Посредника Джардеша, ты будешь объявлен лишенным доверия.

– Мне нужны мои люди, ваша милость, – прошептал я, уже понимая, что меня ждет.

– Я предусмотрел это. Шхуна твоего свидетеля Кэноэ вместит несколько десятков человек…

Сзади произошла какая-то возня, и я машинально обернулся.

Никас, Перт и Иллари крепко держали за локти смертельно бледного Джардеша, лепетавшего что-то про уколы в сердце. Это было лучше всякого признания, но, конечно, не для нунганина.

Кто-то больно ущипнул меня за колено, и я дернулся. Возле меня стоял мэнор, только теперь я смог как следует рассмотреть его: странное существо в облегающей одежде со множеством каких-то карманчиков, на ногах длинные узкие башмаки, блестящие, не то синие, не то черные; пушистая голова, личико, немного морщинистое, без волос; все, как у человека – тонкогубый, немного печальный рот, носик и узкие, как будто хитрые, глазки с бусинками-зрачками.

– Зови своих парней, дружок, – прошипел он по-пеллийски с сильным акцентом, и я вздрогнул – мэнор говорил без переводящего аппарата. – В мой кораблик сядут двадцать человек. Ты еще не летал по воздуху, верно?

– Да, – сглотнул я. – А мы… полетим?

– Мне трудно ходить пешком, – сообщил мэнор, – слишком у вас тут тяжело. А на лошадь ты меня не посадишь…

Иллари быстро вызвал два десятка наших ребят. Услышав, что им придется лететь в жутковатом диске, они побледнели, кто-то истерически хохотнул, но струсивших не оказалось. С трудом преодолевая слабость, я шагнул вслед за мэнором. Мне почему-то все время хотелось оглянуться и посмотреть на Джардеша, который остался возле корабля Контроля – нунганин повелел ему ждать возвращения свидетеля, не отлучаясь ни на шаг. «А вдруг они успели убрать все это дерьмо из своего подвала, – пронеслось у меня в голове. – Все равно, теперь уже все равно… Джардеш отсюда не уйдет…»

А Никас убьет меня, потому что иначе он не выполнит Повеление Контроля.

В том, что такое Повеление будет отдано, я не сомневался. Но значения это уже не имело.

Мэнор разместил нас в довольно просторном круглом помещении с гладкими серебристыми стенами, а сам вместе с Никасом и Иллари поднялся по узенькой винтовой лестнице наверх. Ни я, ни кто-либо из матросов не почувствовали момента, когда волшебная шхуна взмыла в небо. По моим ощущениям, прошло всего лишь две-три минуты, и вот вся троица уже спускается вниз, а в борту рядом со мной открывается широкий люк.

Диск стоял прямо перед воротами монастыря!

– Выкатываемся, – скомандовал Иллари. – Что, думали, наложите в штаны?

Ничего, в шторм бывало похуже.

Мужики облегченно заржали и начали выбираться наружу. Я спрыгнул на траву, глубоко вздохнул – воздух в корабле был насыщен каким-то густым, сладковатым ароматом, от которого першило в горле, – и с изумлением увидел, что монастырские ворота начали открываться.

– К бою! – крикнул я, выдергивая оба пистолета.

Моя команда оказалась излишней. В распахнутых воротах лицом в пыли лежали двое монахов. Одного из них, облаченного в причудливый головной убор с черными петушиными перьями, Иллари схватил за шиворот и поставил на ноги.

– Вот и отец-настоятель, – весело объявил он.

Я посмотрел на Уннаса. И удивился – передо мной был тщедушный, едва по плечо мне тип с реденькой рыжей бородкой, он трясся, как лист на ветру, и от него отчаянно воняло застарелым потом. Ничего похожего на величие.

И мне захотелось смеяться. Это с ним я воевал столько времени? О небо, сколь же велика твоя ирония!

– А мы с проверочкой, – сообщил Иллари потерявшему дар речи настоятелю. – Из столицы, стало быть. Ну-ка, отче, веди нас в подвал под башней! А то, гляди, отец-канцлер приедет, а у тебя там, поди, не подметено? А?

Мэнора Никас предусмотрительно прикрыл длинной кавалерийской накидкой – так мы и прошли через двор, в котором там и сям валялись мордами вниз монахи.

Очевидно, они посыпались на землю в тот момент, когда увидели приближение шхуны, да так и застыли в полном оцепенении. Накидка, возможно, была даже лишней, братия опупела настолько, что поднять голову не решался никто.

– Ну вот, – тихо сказал я, когда мы очутились в огромном подвале.

Мэнор порылся в одном из своих кармашков и вытащил небольшую, похожую на лаковую коробочку.

– Это… – и он произнес какое-то незнакомое мне слово.

– Передающий узел, – торжествуя, хмыкнул Иллари. – А, Никка? Слышал, что сказал Кэноэ? Передатчик муарор! Вот тебе и башня – понял?

– А я что говорил? – довольно флегматично отозвался тот. – Ну, что с монашком делать будем?

– Да ничего, – махнул рукой Иллари, – своим ходом загнется. Денег у него теперь не будет, как же жить-то?

Мэнор с минуту водил коробочкой перед решетками и «бочонками», потом спрятал ее на место и поднял голову.

– Это заберут ночью, – сказал он мне. – Это есть 'хорошо. Теперь ты получишь много другой возможность.

– Что? – не понял я.

– Увидишь. Я был другом твой наставник, Эйно. Тебе повезло. Сегодня от Контроля Ол-Оолни, а он всегда не иметь страсти. Илла, – теперь коротышка смотрел на Иллари, – нам идти. Доказательств достаточно.

И мы ушли. Спокойно и неторопливо, не обращая ни малейшего внимания на валяющихся во дворе монахов. Лететь больше никто не боялся, и мы опять летели ровно три минуты – на сей раз я засек по спидометру. И мэнор Кэноэ протянул свою коробочку грозному нунганину, который все так же стоял, недвижимый, возле своего корабля. И тот поднес ее к глазам.

А потом, когда он, повелитель порядка, отдал ее хозяину, его зрачки были синими, как море.

– Кто подтверждает твои обвинения, выдвинутые против Посредника Джардеша?

Мне казалось, что сейчас он схватит меня за шиворот, как нашкодившего щенка.

– У меня есть бумаги, самым достойным образом свидетельствующие о моей правоте! – выкрикнул я, шаря рукой на поясе, где находилась сумка.

– Мне достаточно слова, – глаза нунганина стали красными, и он даже наклонился немного, чтобы приблизиться ко мне. – Чье слово ты поставишь в свою правоту, мой юный Посредник?

– Мое! – твердо заявил Никас.

– И мое… – встал рядом со мной Иллари. – Я не облечен статусом Посредника, но хорошо знаком вашей милости.

– Я принимаю твое слово, Посселт.

Нунганин выпрямился и посмотрел на ормуан. Один из них коротко свистнул и вперился в меня выпукл ымитлазами. Тогда нунганин поднял над головой руки.

– Я объявляю Посредника Джардеша из Ханонго лишенным доверия. Я объявляю молодого Посредника Маттера Лоттвиц-Лоер облеченным особым доверием. Право Посредника, обладателем которого являлся Джардеш из Ханонго, выносится на рассмотрение Маттера и Никаса из Галотты. Расследование по делу будет завершено в течение астрономических суток этого мира. Решение Контроля принято!

– Это должен сделать ты, – услышал я голос Иллари.

Тогда я вздохнул и потянул из кобуры пистолет.

Я не смотрел на него, потому что все равно не увидел бы, мне было не до него, я не жалел его, хотя в другой ситуации, конечно, стало бы жалко. Просто все наконец кончилось, вот так вот, быстро и даже буднично, и неважно, что я не знаю, с чем едят это «особое доверие» Контроля, чихать на него, в сущности, потом узнаю, зато мы будем торговать. Позавчера Иллари долго говорил об этом с Никасом, тот уверен, что возражать никто не станет, помурыжат, конечно, с решением, может быть, год, это теперь никакой роли не играет, будем живы, будет хлеб. Череп – это та-акой товар… статус, а что есть статус, там видно будет, а Энгард скоро выздоровеет и получит патент, но Иллари считает, что офицером его не сделают, так как он не был в войсках, а станет он скорее всего чиновником особых дел, такие нужны всегда, уж его-то конюший никогда не забудет, тут дело до гроба, вопрос чести, не шути, и скоро мы опять начнем заливаться вином, качки он уже почти не боится, и Айрис, она ждет, скорее бы этот Торг. Ночь, звездная пляска на черной волне, горьковатый аромат ее тела, едва слышное дыхание, и все только начинается, впереди еще целая жизнь, сколько там всего будет, а пока я отомстил, и никто меня не упрекнет, я все сделал сам, пусть они там думают, что хотят, это все я, а что будет завтра, так еще поглядим!.. И я нажал на курок.