Барон Алексей

Люди и ящеры

Алексей Барон

Люди и ящеры

Аннотация

Совсем недавно они были просто обитателями одной из множества космических колоний землян.

Но теперь некая неизвестная сила перебросила их на странную планету Терранис - своеобразный "бермудский треугольник" Галактики. Помощи ждать неоткуда - потому что никому еще не удалось не то что высадиться на Терранисе. но даже связаться с ним.

Надо жить...

Начинать ВСЕ С НУЛЯ.

По крупинкам восстанавливать земные знания и культуру. Учиться сосуществовать с расой разумных ящеров - Схайссов. Надо оставаться людьми!

Но как непросто сделать это!..

Андрею Лазарчуку - с благодарностью.

1. СХАИ

Лучи Хассара нещадно били в темя. Шлем и кольчуга раскалились. Страшно хотелось сбросить все это железо да забиться в тень. Но кодекс схаев строг. Воин не должен поддаваться слабости. Хуже слабости одна лишь трусость.

Конечно, Мартину, как представителю племени мягкотелых, полагались поблажки, однако он старался ими не пользоваться. Из гордости и соображений дипломатического порядка. К тому же тени поблизости не наблюдалось.

Кроме жары, мягкотелого одолевали еще и сомнения.

- Послушай, а ты не ошибся?

Вместо ответа Хзюка снисходительно протянул фляжку.

Это уж было слишком. Мартин облизнул губы, качнул головой. Его шусс раздул дыхала и беспокойно переступил с ноги на ногу - почуял воду.

- Они хитрые, - обронил Хзюка.

Мартин недоверчиво прислушался. После того как загонщики скрылись за холмом, наступила такая тишина, что уши улавливали даже потрескивание сохнущей глины на берегу озера.

А в озере блаженно плескался жабокряк. Он плавал, нырял, шумно отфыркивался, шлепал хвостом. Словно дразнил всех, лишенных возможности принимать водные процедуры.

Шкура шусса сильно пахла. Зло кусались пустынные мухи. Хассар перевалил наконец зенит. Это казалось невероятным, но жара продолжала усиливаться. Листья мухавейника вяли прямо на глазах. Даже летучие твари попрятались, оставив до вечера белесое небо. Безветренное, оно неотвратимо наливалось зноем, тяжелым даже для холоднокровных существ. Теплокровным же грозил солнечный удар с полной утратой пульса.

Уж лучше было потерять престиж. Мартин снял шлем и обмотал голову тряпкой Хзюка ничего не сказал. Только отвернул плоское лицо к озеру, делая вид, что рассматривает изнывающего от наслаждения жабокряка.

К своим обязанностям конвоира и телохранителя ящер относился без энтузиазма, но исполнял их с обычным для своих соплеменников тщанием. Странные привычки Мартина принимал как должное, без осуждения, чего еще, мол, ожидать от мягкотелого, но все, что в поведении пленника соответствовало кодексу воина, встречало его молчаливое одобрение.

И это одобрение дикаря, как ни странно, многое значило для пилота межзвездного лайнера. Мартин восхищался не столько боевыми доблестями Хзюки, сколько его врожденным педагогическим талантом. Чего доброго, еще годик-два под присмотром такого воспитателя - и сделаешься примером для юных рептилий. Эдаким ходячим наглядным пособием. Взрослые будут указывать когтем, приговаривая: вот, полюбуйся, даже мягкотелый умеет, а ты что же? Под обидное кваканье молодых схаюшек...

Первый ррогу появился уже на исходе дня. Недремлющий Хзюка тихо свистнул. Потом распластался на спине шусса и прикрыл голову заранее приготовленными папоротниками. Мартин послушно проделал все то же самое.

Зверь вышел из-за холма. Маленькими передними лапами он вырвал из груди стрелу, рыкнул, настороженно огляделся и двинулся к озеру. Ррогу был не слишком крупным, лет восьми - десяти. Подойдя к воде, он еще раз оглянулся и, шумно сопя, принялся пить. Жабокряк при этом благоразумно занырнул.

Ветерок дул со стороны озера. Момент складывался удачно. Хзюка поднял шусса и тихим шагом направил его в обход, стараясь оказаться за спиной чудища. Мартин оставался на месте, он знал свою роль.

Зверь был молод, неопытен, к тому же очень хотел пить. Охотник сумел подобраться к самому его хвосту, когда он вдруг подпрыгнул и обернулся. По быстрому движению плеч Мартин догадался, что Хзюка выстрелил. Монстр взревел, ударом страшного бревнообразного хвоста выкосил папоротники. Но шусс был настороже, быстро отпрянул и бросился наутек.

Начался обычный охотничий танец - хищник тяжело кидался за вертким шуссом, скачущим ломаной линией. Болтаясь в седле, Хзюка время от времени умудрялся стрелять, стремясь вогнать в массивную тушу как можно больше стрел. Завалить ррогу с одного попадания невозможно, слишком уж он огромен, живуч и толстокож, требуются десятки удачных попаданий.

При всей кажущейся хаотичности бегства Хзюка кружил так, что постепенно приближался к месту засады. Это означало, что ему пора передохнуть. Выждав, когда зверь повернулся к нему спиной, Мартин ударил пятками своего шусса. Суу вскочил и помчался вперед.

Первую стрелу он пустил издали, но, как ни странно, попал. Только не в затылок, где шкура потоньше, а в широченную спину. Зверь на этот укол даже внимания не обратил, продолжая погоню за Хзюкой.

Вторая стрела прошла мимо. Тогда Мартин придержал шусса, до отказа натянул тетиву, тщательно прицелился. Фыркнув оперением, стрела ушла. И было сразу понятно, что ушла туда, куда надо. Мартин даже не стал провожать ее взглядом. Вместо этого выстрелил еще раз, в точности повторив все движения

Ррогу остановился. Повернул клыкастую морду и впечатляюще рявкнул. Не суйся, мол, парень. Но Хзюка больше не стрелял. Это значило, что ему очень нужна передышка. И Мартин нагло поехал вперед.

Ррогу попеременно разглядывал обоих врагов, теряя время. Мартин выстрелил еще раз, потом дерзко заорал "Песнь Гайаваты". Песнь понравилась. Клацая пастью, зверь затрусил к новому обидчику. Молод, молод... Опытный ррогу не бросил бы первой жертвы так легко.

Мартин стиснул коленями дрожащего Суу. Попасть в толстую вену на шее можно лишь с минимальной дистанции, и времени хватит только на единственный выстрел. Потом стрелять придется не скоро. Потом охотничьи наставления схаев рекомендовали долго уворачиваться. Даже если поразить вену, ррогу может еще бегать и бегать. А умирает уже на следующий день.

Ррогу бежал все быстрее, расстояние сокращалось. К несчастью, он пригнул голову, скрывая уязвимую шею. Стрелять же в череп совершенно бесполезно, тут нужна граната на реактивной тяге. Таковая граната отсутствовала. Но Мартин точно знал, что, когда зверюга разгонится как следует, он обязательно начнет дергать головой. Шея при этом на секунду-две открывается. Не упустить такой момент могут лишь единожды в жизни и лишь великие лучники, в число которых даже Хзюка не входил. Словом, вот тут - не зевай.

Ррогу скакнул раз, другой, третий. И вскинул морду. Мартин мгновенно спустил тетиву, изо всех сил ударил пятками по бокам шусса и мертво вцепился в его шею.

Суу отчаянно метнулся в сторону. В жуткой близости мелькнула распяленная пасть. Мартин даже успел ощутить знаменитое "дыхание дракона", чем может похвастаться редкий уцелевший охотник. Однако гордиться было некогда.

Промчавшись мимо, зверь проворно развернулся. Вопреки малолетству, противник оказался серьезным. Недостаток опыта у него с лихвой перекрывался юной прытью, быстрой реакцией и невероятной свирепостью. Такой, если сумеет вырасти во взрослую образину, много бед принесет.

Хзюка не раз твердил, что по прямой уйти невозможно. Да и увертками долго не протянешь. Охотник, вступающий в схватку с ррогу, должен всадить в него весь запас стрел, должен непременно убить его или серьезно ранить до того, как обессилеет шусс. Иначе - все, крышка. Ррогу упорны и беспощадны, они не прекращают погони до тех пор, пока не стопчут существо, осмелившееся бросить вызов. В одиночку справиться с таким зверем удавалось лишь единицам, самым великим из охотников, чьи имена наперечет знает все племя. Поэтому на ррогу идут не менее чем вдвоем, по очереди отвлекая на себя его ярость.

На секунду Мартин обернулся. Чудище неслось огромными прыжками. Его грудь уже окрасилась кровью, но глаза под кожистыми веками пылали злобой, а могучий хвост крушил растительность. От избытка ярости оно даже рычать перестало, только всхрапывало. Зато бежало очень быстро, куда быстрее Суу. Хзюка же заметно отставал.

Мартин уклонился сначала вправо, потом - дважды влево, стараясь приблизиться к роще древовидных папоротников. Верткий шусс там получил бы преимущество. Но ррогу приближался слишком стремительно. Он был уже так близко, что о стрельбе не приходилось и думать. Оставалось уповать только на ноги Суу.

Перед самой опушкой зверь почти настиг их, но инстинкт шусса в последний момент не подвел - он все же успел вильнуть в сторону. Ррогу промахнулся на какой-то метр. И тут же его тяжеленная туша с разбегу вломилась в чащу. Затрещали стволы, одно из деревьев рухнуло. Чудище страшно взвыло. Мотая головой, попятилось. И вдруг эта голова, возвышавшаяся над приземистыми папоротниковыми деревьями, опала, исчезла.

Со своего места Мартин видел только заднюю часть зверя. Его хвост судорожно извивался, когтистые лапы рыли землю. Ррогу уже не рычал, а утробно выл. И этот вой слабел.

Примчался Хзюка.

- Ты хорошо придумал заманить его в рощу, Мартин.

- Еэ?

- Еэ. Кажется, он пропорол брюхо. Мартин расхохотался.

- Это не я придумал. Это придумал Суу!

Хзюка издал квакающий звук. Выждав, когда ррогу перестанет дергаться, он отрубил кончик хвоста и протянул его Мартину.

- Честность украшает воина не меньше храбрости. Это твой зверь, Мартин!

После нескольких лет жизни среди схаев Мартин в полной мере мог оценить его великодушие. Он знал, что социальное положение мужчины определялось числом лично убитых ррогу. Так как в охоте обычно участвовало не меньше двух воинов, владельца добычи устанавливали путем скрупулезного подсчета меченых стрел в туше.

Делалось это по особой методике, учитывающей опасность каждой раны, спорные случаи рассматривались старейшинами. Иногда дело доходило до поединка. Гораздо реже один из охотников уступал свои права добровольно, поскольку даже сравнительно небольшой ррогу означал целое состояние. С него снимали тонны чистого мяса, не считая шкуры, идущей на изготовление шатров. Из внутренностей, костей и эндокринных желез уффиких, женщины схаев, готовили лекарства. Поэтому существовал целый ритуал выражения благодарности за столь ценный дар.

Мартин спешился, снял шлем, размотал тряпку на голове. Потом поклонился, дважды стукнул себя по животу.

- О Хзюка! Воина украшает не только смелость и честность, но и щедрость. Твои благородные предки могут гордиться. Ты подарил мне часть своей доблести...

Дальше следовало перечислить славные деяния Хзюкиных предков. Но Мартин успел добраться только до славного Махумакая, деда дарителя, потому что из-за холма над озером донеслись крики, топот и свистящий рев, который невозможно с чем-то спутать.

Вынырнувший было жабокряк с досадой шлепнул хвостом по воде и вновь ушел в глубину. А на берег озера, обогнув скалу, вылетела группа всадников, преследуемая очень крупным ррогу. Он буквально нависал над взмыленными шуссами. Расстояние было столь незначительным, что охотники не имели ни секунды для того, чтобы обернуться и выпустить стрелу. Но хуже всего было то, что всадники мчались по очень узкому месту - между крутым склоном холма и озером. Из-за тесноты они не могли даже уворачиваться.

Хзюка поспешно развернул своего Шаа и бросился на помощь. На ходу он выхватил из-за плеча утяжеленную стрелу с камешком-балансиром на древке. Мартин тоже вскочил в седло. Однако до озера было далеко, они не успели.

Чудище резко мотнуло головой. Ломая папоротники, покатились сбитые с ног шуссы. Сразу два всадника вылетели из седел. Перевернувшись в воздухе, оба упали в заросли кустарника. Один попытался встать, но был мгновенно схвачен. Есть его ррогу не стал, просто перекусил и выплюнул, а потом вцепился в более аппетитного шусса. Пара уцелевших всадников скрылась в овраге.

Диким голосом завопил Хзюка. Не выпуская бьющегося шусса, образина подняла морду.

Хзюка приблизился. Его выстрел был довольно удачен. Тяжелая стрела вонзилась в бок. Но ррогу попался на этот раз старый, опытный, огромный. Он не погнался за новым врагом. Вместо этого бросил почти надвое перекушенного шусса и зашагал к кустам, в которые упал охотник.

Тут подоспел Мартин. Он торопливо пускал стрелу за стрелой. Некоторые попадали, но отскакивали от толстой шкуры, как от брони. Зверь, похоже, их даже не чувствовал. Опустив морду, он рылся в низкой растительности. Наконец одна из тяжелых стрел угодила ему в подмышечную область и застряла. Тут ррогу обернулся. Другая стрела стукнула его по глыбообразному черепу. Вреда не причинила, но вывела зверищу из терпения. Сипло урча, ррогу начал разбег.

Мартин быстро оценил ситуацию. Снова убежать к роще он не успевал, а Хзюка искал в папоротниках упавшие стрелы. Оставалось прижаться к болотистому берегу озера и даже войти в воду.

Расчет оправдался - тяжеленный хищник вяз в прибрежном иле. Мартин осмелел, держался близко и при каждой удобной возможности постреливал. Точно прицелиться в такой суматохе трудно, но попадания все же случались. Ррогу ревел, вертелся, месил грязь, размахивал хвостом; настоящая гора ярости каталась по берегу вслед за шуссом. И каждый раз либо запаздывала, либо не дотягивалась, без толку клацая пастью.

А время шло. Движения страшного ящера понемногу теряли стремительность, он начал уставать, все чаще останавливаясь, чтобы перевести дух. Потом даже присел на хвост, то раздуваясь, то опадая брюхом.

Мартин эти паузы тоже использовал для передышки, иначе можно было запалить шусса. И тогда древний монстр молча рассматривал человека. В его глазах вдруг появлялось почти осмысленное выражение. В них отражались и боль, и обида, и скорбь какая-то.

- Иди домой, дурак! - не выдержав, крикнул Мартин. - Не хочу я тебя убивать. Да и мясо, поди, жесткое.

Ррогу поднялся на ноги, выдрал из себя стрелы. Потом с явной досадой облизнулся и побрел прочь. Но не в сторону гор, а к кустам. Туда, где прятался уцелевший охотник.

- Э-э, так не договаривались! - крикнул Мартин.

Он увидел отчаянно убегавшую фигурку. Между ней и зверем вертелся Хзюка, размахивая пустым колчаном. Ему нечем было угостить ррогу, однако старания совсем уж даром не пропали - спешенный охотник успел забиться в щель между двумя плоскими валунами. Убежище не слишком надежное, но лучшего не нашлось.

Ррогу подошел к этим камням и наклонился, высматривая добычу. Потом принялся грести землю страшными задними лапами. Пытался зацепить жертву когтями. В этот момент он напоминал кошмарную курицу и никакой жалости не вызывал.

Выбравшись из ила, Мартин бросился в новую атаку. У него тоже оставалось не больше десятка стрел, следовало тратить их очень расчетливо. Если после десяти выстрелов зверь останется жив, мертвыми будут и Мартин, и Хзюка, и спрятавшийся охотник.

Продолжая землеройную работу, ррогу повернулся к Мартину спиной и резко махнул хвостищем. Полетели сорванные вайи, стебли, сухие комья. Суу испуганно шарахнулся в сторону.

С трудом удержавшись в седле, Мартин попробовал заехать сбоку, но зверь вновь повернулся. Знал, что на спине у него шкура была особенно толстой.

Правила запрещают охотникам держаться вместе поблизости от ррогу, но Хзюка прискакал. В руке он держал зажженный факел.

- Давай стрелу!

Подпалив древко, Хзюка всадил горящую стрелу в шею ящера. Это подействовало, это не могло не подействовать. Учуяв запах дыма, ррогу повернулся и во всю ширь распахнул пасть.

Это было большой ошибкой. Мартин тут же выстрелил прямо в промежуток между рядами кривых клыков. Чудище поперхнулось, взревело так громко, что Суу не выдержал и сорвался с места. Ничего не оставалось, как вцепиться в его шею.

Вайи папоротников стегали по рукам и ногам. Седло съехало. Суу остановился чуть ли не в полукилометре от плоских камней. Его живот и бока бурно вздымались, спина лоснилась от слизи. Далеко на таком шуссе уже не ускачешь. Мартин кое-как разжал онемевшие колени и с тревогой посмотрел назад.

Ррогу катался по земле, гася горящую стрелу. Разумная попалась образина. Хзюка держался рядом, видимо, не зная, что предпринять. Потом развернулся и во весь опор поскакал к роще папоротников. В сложившейся ситуации это тоже было весьма разумно, поскольку в туше убитого динозавра оставались стрелы. Но теперь Мартину предстояло продержаться до возвращения напарника. Одному, с жалким остатком стрел.

Что ж... Он быстро привел в порядок сбрую, подтянул седло и ударил Суу по бокам. Шусс нехотя повиновался.

А ррогу уже встал. Раскапывать убежище между валунами он не спешил. Опять молча рассматривал приближавшегося Мартина мертвящим, тяжелым, гипнотическим взглядом, тем особым взглядом, который трудно описать словами и который присущ только смертельно опасным рептилиям.

Мартин невольно опустил глаза. И тут в хвощах, неподалеку от останков несчастного шусса, он заметил что-то красное. Краснеть там мог только колчан. И если в нем сохранилось хотя бы несколько стрел, стоило рискнуть. Рискнуть немедленно, пока не начались новые догонялки.

Один из универсальных для всех Вселенных законов заключается в том, что тот, кто собирается нападать, обычно теряется, если на него самого нападают. Завопив как можно пронзительнее, Мартин бросился прямо в сторону ррогу. Тот никак не ожидал эдакой дури и туго принялся соображать, что же происходит. Пока он этим занимался, Мартин резко повернул, проскакал к хвощам и выпрыгнул из седла.

Да, там валялся колчан, причем колчан почти полный.

Мартин схватил его, быстро перебросил за спину, начал ловить поводья. Оставалось только вскочить в седло. Однако тут и случилось самое ужасное из всего, что могло случиться на охоте

Распахнув пасть, ррогу во всю мощь рявкнул. Измученный, вконец перепуганный Суу подскочил, заверещал и предательски бежал.

- Ящерица ты бесстыжая, - крикнул Мартин. - Да чтоб у тебя хвост отвалился!

Спешившийся охотник - мертвый охотник, говорят схаи. Спастись от ррогу своими ногами еще никому не удавалось. Мартин бегал быстрее схаев, но не настолько, чтобы соревноваться с хищным динозавром.

Ррогу двигался не спеша, вразвалочку, уверенный, что на этот раз добыча не ускользнет. А Хзюка находился где-то в роще, его не было ни видно, ни слышно.

Мартин усмехнулся. Стоило рождаться за невесть сколько парсеков отсюда, чтобы умереть в зловонной пасти! Чудище обло...

Погибать без боя он, конечно, не собирался. Не этому учат водителей звездолетов за невесть сколько парсеков отсюда. Там учат использовать все шансы, вплоть до последнего.

А они все еще были, шансы. И в высоких, по грудь, папоротниках, и в малых размерах человеческого тела, и в неуклюжести гигантской рептилии. Даже временное прикрытие имелось, в виде тела погибшего шусса. Требовалось использовать все это, выиграть время, а потом добраться до более надежного убежища между валунами. Там и дождаться Хзюки. Тогда еще можно было на что-то надеяться.

Пробежав шагов двадцать, Мартин присел за мертвым шуссом и щедро выпустил несколько стрел. Ррогу понял, что медлить больно, а схватка еще не окончена. Понял и побежал вперед.

Для Мартина это было небольшой победой, поскольку ухватить на бегу двуногую мелочь сложно. Но в еще большей степени спасло его то, что в последний момент зверь просто споткнулся о труп шусса. Для восстановления равновесия ему пришлось дернуть хвостом и вскинуть голову

Пробежав по инерции дальше, ррогу затормозил. Пока он разворачивался, Мартин сделал стремительную перебежку и упал в островке невытоптанных еще папоротников. Он выиграл дюжину важных шагов и на какое-то время спрятался.

Ррогу опустил морду, принялся бродить, осматривая перед собой землю. Один раз он прошел очень близко. Это был самый опасный момент. Мартин с большим трудом подавил в себе паническое желание вскочить. Он явственно слышал хруст стеблей, шумное дыхание, ощутил сильный и противный запах. А вот ррогу ничего не учуял. Не наградила его природа хорошим обонянием, поскольку щедро одарила размерами.

Мартин напряженно прислушивался к тяжелым шагам. Через некоторое время они начали удаляться. Медленно приподнявшись над вайями, Мартин заметил, что ррогу стоит к нему спиной.

Второго такого момента ждать не стоило. Рванув с низкого старта, он изо всех сил припустил к тем двум валунам, между которыми прятался упавший охотник. Позади яростно заревел и затопотал зверь. Но опоздал. Мартин протиснулся между скалами за пару мгновений до того, как сверху посыпались комья глины, пыль, папоротники, мелкие камни.

Однако ррогу не отказался от своей цели. Убедившись, что щель слишком узка для его ног, он наклонился, высматривая добычу. Мартин понял, что ящер попытается протиснуть между камнями свой рог. И вот это вполне могло получиться.

Морда наклонялась все ниже. Щель наполнилась зловонием. Но в своей злобе ррогу забыл об осторожности. У дерзкого двуногого еще были когти. Мартин потерял шлем, щит, флягу, отстегнул пояс с саблей, все это не имело ценности в борьбе с огромным зверем, а вот лук и стрелы не бросил.

Лежа на спине, он натянул тетиву, замер, и когда на фоне жаркого безоблачного неба над ним показался страшный рог, а над рогом, всего в паре метров от земли, - большой красный глаз, он мгновенно выстрелил. Расстояние было так мало, что промахнуться он не мог, и он не промахнулся.

Морда дернулась, отпрянула. Ррогу взвыл, отбежал на несколько шагов, остановился, опять завыл, сел на землю. Затем поднялся и наконец заковылял прочь.

Потом послышался топот шусса. Он приближался. В щель заглянул Хзюка. Его и без того круглые глаза округлились еще больше.

- И ты здесь? - простодушно удивился он.

- Здесь лучше, чем в брюхе ррогу, - проворчал Мартин. Хзюка квакнул.

- Шайяр, мягкотелый! Жить будешь долго.

Мартин молча бросил ему красный колчан и обессилено привалился спиной к камню. Ощущения были такие, как после перегрузок в 15 g.

Хзюка поймал колчан, кивнул и скрылся. Вернулся он не скоро, но вел с собой двух оседланных шуссов.

- Ты хитрый, - сказал Хзюка. - Бегаешь быстро. И кричишь здорово. Шайяр! Молодец.

Мартин выставил голову из щели и опасливо огляделся.

- А где ррогу? - спросил он. Хзюка опять квакнул.

- Ррогу пошел домой. Плохо себя чувствует. Держи! - Тут он бросил поводья Суу и мрачно пообещал: - Когда вернемся в стойбище, сделаем из этого труса похлебку.

Мартин знал, что к шуссу, покинувшему хозяина, пощады не бывает. Такой шусс не должен оставлять потомства. Схаи вообще не слишком склонны прощать. Жизнь у них такая. Не очень комфортабельная.

Не очень комфортабельная жизнь схаев с незапамятных времен протекает у южных склонов Ледяного хребта. Полоса предгорий здесь тянется с востока на запад, от одного океана до другого. Поперек нее, с севера на юг, текут многочисленные реки и ручьи, но все они бесследно исчезают в Южных песках; эта огромная пустыня играет роль естественной и почти непреодолимой границы Схайссов. Однако поблизости от гор воды вдоволь в любое время года. Времен года, впрочем, здесь нет. Просто жара бывает сильной либо очень сильной, этим и ограничиваются сезонные изменения.

Леса, растущие на горных склонах и вдоль русел рек, а также обширные саванны, располагающиеся южнее, заселены самыми разнообразными животными. Охота на них является основным промыслом разумных рептилий, или схаев, как они себя называют.

Схаи двуполы, живородящи. Их детеныши появляются на свет уже с постоянными зубами, не нуждаются во вскармливании чем-нибудь вроде молока и сами способны питаться не слишком грубыми видами пищи уже со второго дня жизни.

Живут ящеры довольно долго, до ста тридцати лет в пересчете на земное время. Разумеется, если не погибают раньше. А вот погибнуть в Схайссах дело несложное. Из-за войн, болезней, несчастных случаев на охоте здесь редко кто доживает до преклонных лет, особенно мужчины. Вопреки этому или как раз потому истинно достойными занятиями для офсах, схаев-мужчин, признаются именно охота да война, хотя им приходится заниматься еще и скотоводством. Только уход за прирученными животными рассматривается как рутина, обязаловка, проза жизни.

В социальной иерархии ступенью ниже воинов располагаются ремесленники, лекари и утомители духов. А вот рыбная ловля является уже уделом уффиких, женщин, как и все прочие хозяйственные утехи. Воспитание детей также возлагается на них.

Взрослый схай имеет двух-трех жен и является абсолютным господином в своей семье. Несколько десятков семей составляют аш - родовую единицу. Старейшины родов образуют ухудай, ведающий вопросами внутренней жизни всего племени. А верховной властью обладает пожизненно избираемый старейшинами вождь, именуемый машишем. Формально власть машиша ограничена вопросами внешней политики. Таких вопросов всегда было только два - война да торговля. Однако машиш исполняет обязанности председательствующего на ухудае, поэтому имеет первый и самый весомый голос в обсуждении прочих проблем. Он же утверждает судебные приговоры ухудая.

Эта простая, веками отшлифованная социальная вертикаль прекрасно соответствует образу жизни схаев. Сохраняясь на протяжении множества поколений, она воспринимается схаями такой же естественной данностью, как воздух, вода, огонь или земля под ногами. За все время пребывания в Схайссах Мартин ни у кого из схаев не обнаружил потребности в каких-то реформах. Иногда он специально спрашивал, не хочет ли кто изменить порядки в племени. Его собеседники обычно некоторое время молчали. Потом задавали один и тот же вопрос:

- А зачем?

- Чтобы жить лучше.

- Разве мы плохо живем? - удивлялись ящеры.

- Нет, - признавал Мартин.

И на него смотрели со снисхождением. Видимо, для того чтобы схаи осознали необходимость развития, требовалось очень серьезное потрясение. Внутренние войны и эпидемии входили в круг привычных явлений и к этому не приводили.

Ящеры имеют подобие религии. Они поклоняются некоему Мососу, огненному божеству, которое в глубокой древности сошло с небес и дало начало всему сущему.

- А кто породил нас, мягкотелых? - коварно спрашивал Мартин, надеясь породить сомнения.

- Не Мосос, - отвечали ему.

- Не Мосос, значит?

- Это уж точно. Что он, враг нам, что ли.

Вот дальше этой констатации пытливая мысль схаев проникать не желала. Пока

Легенда об огненном боге, спустившемся с небес, в принципе могла иметь космическую основу. Но добыть какие-то факты, либо подтверждающие, либо опровергающие внешнее происхождение ящеров, Мартину не удавалось. Дело очень осложнялось отсутствием письменности, схаи лишь изредка пользовались примитивными пиктограммами. Исторические сведения они передавали из поколения в поколение устно.

Эпос у них был, да. Некоторые сказания глухо упоминали о летающем шатре, доставившем отцов-прародителей в Схайссы, однако этих упоминаний было маловато для выводов. В Схайссах случались ураганы, во время которых шатры летали и во множестве, и с большой легкостью, что вполне могло послужить толчком для фантазии народной. Целиком же эпос Мартину услышать не довелось. Пленник, пусть даже и почетный, не может быть удостоен такой чести; есть в его положении и минусы, порой большие. Мартин не уставал благодарить Мососа за то, что не был официальным рабом.

2. КОЕ-ЧТО О ВЕДЬМАЧЕСТВЕ

... дождь, сырость, серость, слякоть. Смотреть не хотелось. Иржи отошел от окна. Утро называется!

Прогретый, но не совсем просохший полушубок. Хлопотливая фигурка матери. Она поднимает печальное лицо.

- Сынок, не ходи мимо мельницы.

Иржи привычно кивает. В деревне давным-давно знают, кто живет на этой мельнице.

- Ведьма она, эта Промеха, - говорит мать, настойчиво глядя ему в глаза.

- Да, многие так считают.

- Потому что правда.

- Правда, правда... Кто ее знает, правду

- Люди. Люди все знают.

- Всю правду?

- Всю.

- И про нас? Мать вздыхает.

- Нет. Про нас глупости болтают.

- Ага. Про нас, значит, глупости.

Мать не спорит. Но и не соглашается. Вместо этого говорит о другом:

- Ты все больше похож на отца, Иржик.

- Это плохо?

- Когда человек делает много хорошего чужим...

- Родным мало остается?

- И это тоже.

Мать отворачивается. Иржи подождал немного, но больше она ничего не сказала. Тогда он открыл дверь.

- А завтрак? Сыночек, я все приготовила... Он чувствует жалость.

- Спасибо, мам. Я не хочу есть. Потом.

- Когда - потом?

Передернув плечами, он надевает полушубок.

- Да на выпасе.

- А на каком?

- На левом берегу. Выше Замковой горы.

- Зачем так далеко собираешься, сыночка?

- Там трава хорошая.

- Не ходи мимо мельницы, слышишь? Иди через брод.

- Так и сделаю. Не надо беспокоиться.

- Обещаешь?

В глазах ее появляется такое ВЫРАЖЕНИЕ...

- Обещаю.

Он обнимает ее и целует.

- Отец вернется, мама.

ВЫРАЖЕНИЕ усиливается, а потом исчезает.

- Я верю, Иржик. Обязательно вернется. Он тоже обещал

* * *

Низкое небо навалилось на деревню. Тучи плыли над самыми трубами. Снизу к ним тянулись остатки тумана. Печные дымы, наоборот, лениво стекали с крыш, расходясь по дворам, огородам, кривым переулкам.

От запаха плохо горящих дров першило в горле. Сквозь дым и туман глухо пробивалось мычание коров. Казалось, что уши чем-то забиты. Кругом сырость, сырость и сырость. Плетень за ночь так разбух, что калитка не открывалась. Иржи плюнул, полез через верх, зацепился об острый колышек и порвал рукав. День начинался скверно.

Он откашлялся и щелкнул кнутом. Тотчас за соседним забором истошно заорал петух. А над колышками показалась голова Иоганна. С полей его шляпы капала вездесущая вода.

- Это ты, парень?

- Гутен морген. Кому еще быть?

Иоганн спрятал штуцер. За его спиной на крыльце стоял маленький, но воинственный Фридрих с отцовской шашкой в руках.

- Ого! - сказал Иржи. - Кого побеждать собрались, готтенскнехты?

Иоганн замялся.

- Да мало ли что. Пес вот всю ночь выл.

- Эка новость. Когда он не воет?

- Сегодня Бернгардт выл голосом дурным.

- Неужто? - удивился Иржи.

- Как есть дурным.

- Да, петь он у тебя не умеет, - с чувством сказал Иржи. Иоганн поднял вверх рыжую бороду и захохотал. Бернгардт с охотой присоединился.

- Все же поглядывай, сосед. Бродит в лесу кто-то, - все еще смеясь, сказал Иоганн.

- Ты и вчера так говорил.

- Йа, йа. И вчера кто-то бродил. Не веришь?

- Да почему? Верю. На то и лес, чтоб по нему бродили

- И по ночам?

- По ночам - это да, странно. Но сейчас ведь утро.

Иоганн с сомнением повертел головой, рассматривая узкую полосу между туманом и рыхлыми, сочащимися дождем облаками. В этой полосе просматривалось все, что выше заборов, но ниже печных труб, - второй этаж мельницы, половина колокольни, черепичные крыши, подошва Замковой горы, обрубки тополей на школьном дворе.

- Утро, - подтвердил он, - Вроде бы.

- Не сомневайся, - сказал Иржи. - Оно и есть, только не проснулось еще как следует. Ладно, я пошел. Привет Бернгардту!

Иоганн опять захохотал, зачем-то погрозил пальцем и выгнал свою Рыжую. Корова холодно глянула на Иржи и привычно двинулась в сторону дома Каталины.

Рыжуха никогда не доставляла хлопот. Напротив, проявляла образцовую сознательность. Иоганн с гордостью называл ее продуктом социалистической идеи, затрудняясь, впрочем, объяснить, в чем она заключается. Иржи подозревал, что социалистическую идею полицмейстер подхватил в трактире. Там место такое, все подхватывают.

Дождевая вода бежала вниз по переулку, но у ворот Каталины задерживалась. Задерживалась без всяких к тому оснований, поскольку наклон в месте, где вздумалось образоваться луже, был все тем же, ничуть не меньшим.

Иржи не удивился. Он знал, что есть люди, отмеченные особым даром невезения с самого детства. И эта мета распространяется на все, что их окружает, - на людей, вещи, животных. Даже на ближайшие окрестности.

Сама Каталина к ударам судьбы относилась спокойно, считая их верным залогом грядущего воздаяния, а вот соседи предпочитали дел с ней не иметь. Иржи составлял едва ли не единственное исключение. Отчасти благодаря своей пастушьей должности, заставляющей общаться со всеми без исключения, отчасти из жалости, он не избегал случая переброситься со старушкой несколькими словами. Он плохо переносил только один ее недостаток - Каталина любила поспать. Впрочем, против этого существовало надежное средство.

Иржи перегнулся через заборчик и толкнул молодую, еще гибкую яблоню. Кривая ветка ударила в переплет, грозя выбить единственное стекло.

- Эй-эй, тихо там! - живо откликнулась Каталина. - Бубудуски!

На ходу одеваясь, она спустилась с крыльца, вошла в хлев, долго что-то там переставляла, звякала цепью, бранилась. Наконец ворота приоткрылись, лужа тотчас хлынула во двор, а из двора выбежала бойкая однорогая коровенка. Иоганнова Рыжуха надменно отвернулась.

- Тьфу тебе, сыцалистка! - сказала Каталина. - Гонору ведь больше, чем молока, а туда же - нос задирать. Вся в хозяйку!

Излив добрососедские чувства, старуха заулыбалась.

- Иржик, и совсем я тебя не задержала, верно?

- Бывало и хуже, - согласился Иржи.

Каталина предпочла пропустить его слова мимо ушей.

- Слушай, Иржик, ночью ворон на мельнице каркал. А Бенгарка выл - не приведи Господь. В такую сырость упырям да утопленникам сплошное раздолье. Ты уж поберегись.

- И как же от них беречься? - поинтересовался Иржи.

- Перво-наперво крестик ты взял? Помнишь, на Рождество дарила, медный такой?

Иржи порылся в полушубке и показал крестик.

- Чудо! Кто ж его в кармане носит?

- А какая разница?

Каталина безнадежно махнула рукой.

- Знаешь, - задумчиво сказала она, - от этого воя да карканья Промеха мне приснилась. Точь-в-точь такая, какой я ее девчонкой видела. Я тогда со стога прыгнула. Другим - хоть бы хны, а мне... как всегда. Ну, мать Промеху и позвала, ногу вправлять. Вот страху-то! Голова белая-белая, а глаза - что два уголька. Ни за что не поймешь, что она там себе думает.

- Говорят, ведьма она.

- Ведьма и есть, - со святой верой сказала Каталина. - Все знают.

- Да почему? Откуда это известно?

- А ты сам посуди. Разве может нормальный человек столько жить? Никто ведь толком даже и не знает, сколько ей лет-то.

- Ну и что? Здоровье у ней хорошее, вот и все.

- Здоровье! Грехов, видно, много, вот Господь никак и не приберет.

- А дьявол?

Каталина перекрестилась, оглянулась по сторонам и прошептала:

- Я так думаю, сам побаивается. Иржи прополоскал сапоги в луже.

- Нога-то как?

- Что - нога?

- Ходит хорошо?

- Не жалуюсь, - осторожно сказала Каталина.

- И копыто не выросло?

Каталина сердито захлопнула калитку. Прогнивший кол тут же и повалился.

- Ух, и молод ты еще! Бубудуск.

В месте, где Быстрянка огибает Замковый холм и разделяется на рукава, еще в прошлом веке крестьяне насыпали две плотины, а на острове поставили добротную каменную мельницу. Однако проработала она недолго. Вскоре через соседнюю деревню провели большой тракт - от столичного города Бауцен в федеральную землю Остланд и дальше, до самого графства Шевцен. Тут и выяснилось, что молоть зерно выгоднее именно в этой самой деревне, в Геймеле то есть. Там все сразу можно и продать оптовым скупщикам. С тех пор мельница Бистрица пустовала. Пока с полсотни лет назад не явилась и тогда уже далеко не молодая Промеха.

Пришла невесть откуда, развязала платок, без всякого торга выложила ровно столько, сколько собиралось запросить хитроватое обчество. Цену будто заранее знала. А когда попробовали вытрясти из нее побольше, старуха молча собрала деньги, талер за талером, завязала платок да и подалась вон.

Мужики опомнились, догнали и уже на улице ударили по рукам. Талеров-то было много. Не устояли, прельстились. Так в Бистрице и поселилась эта жительница с сомнительным прошлым и пугающим будущим. Многие потом сожалели, только вот деньги никто возвращать не захотел.

Кратчайший путь на выпас шел как раз мимо этой мельницы, по плотине. Но Иржи погнал стадо вдоль реки, к нижнему броду, как и обещал матери. Уж больно много слухов ходило об этой Промехе.

Сколько помнили в деревне, она всегда жила в одиночестве. Кормилась лесом, рыбой, огородик на своем островке сажала. И принимала все то, что давали быстрянцы, за костоправство и знахарство. Многих на ноги поставила, иных и спасла, роды без нее не обходились, но любить ее никто не любил, мало кто относился по-доброму, а вот побаиваться побаивались все.

Изредка Промеха заходила на постоялый двор, устраивалась в дальнем углу, неспешно съедала угощение хозяина, никогда не бравшего с нее платы, да прислушивалась к разговорам проезжих. Свои-то при ней помалкивали, если вовсе не расходились, что чаще всего и случалось. Даже когда в харчевне сидели подвыпившие мужики.

Особенно это стало заметно после случая со старостой Фомой, яро невзлюбившим старуху по причине отсутствия почтения, а еще больше за то, что у нее имелся орднунг из самого ландтага земли Южный Поммерн. Бумага закрепляла за Промехой право собственности на упомянутую мельницу и, что особенно странно, освобождала ее от всех налогов, как федеральных, так и местных. Фому это злило несказанно.

Однажды, находясь под изрядным хмелем, он крикнул, чтобы ведьма убиралась на все четыре стороны. И из трактира, и с мельницы. Да и из деревни тоже. Короче, чтобы катилась к тем чертям, от которых пришла.

Присутствующие мгновенно приутихли. А вот старуха, будто не расслышав, продолжала спокойно обгладывать цыплячье крылышко. Тогда Фома, играючи таскавший пятипудовые мешки, навис над ней, свирепо выпучив глаза.

- Плохо слышишь, да?!

- Я лечила твоих детей, - тихо сказала Промеха. Староста налился злобой.

- Лечила! А порчу-то кто на них напускает, ведьма? Старуха покачала белой головой.

- Иди спать, Фома. И почисти зубы.

- Сперва я очищу от тебя деревню! - зарычал Фома. - Ишь ты, зубы для нее чисти!

Мужики зашептали, чтоб не нарывался. Но Промеха неожиданно уступила. Встав из-за стола и вздохнув, она покорно направилась к порогу. Тем бы все и завершилось, наверное, если б Фома не впал в раж от своей неслыханной победы. Он схватил Промеху за шиворот, намереваясь выбросить вон это отродье. На дождик. И коленцем поддать намеревался.

Что случилось дальше, никто не понял. Грозный староста вдруг сел на пол и по-рыбьи принялся хватать ртом воздух. Глаза его бессмысленно закатились. Кое-как отлили холодной водицей.

Очнувшись, Фома первым делом потребовал зубную щетку и порошок. Промеху он с тех пор не полюбил, однако обходил за тридевять земель и огородов. Такая вот случилася история

* * *

Но был и другой случаец, позабористее.

Ежегодно таинственная старуха на месяц-другой исчезала. Никто не видел, куда она уходила и с какой стороны возвращалась. Промеха вроде бы временно переставала быть, а потом вновь начинала, причем с повышенной бодростью.

В отсутствие хозяйки ее мельница оставалась совершенно без присмотра, брошенной на полный произвол судьбы. Туда, однако, не совались. Хотя, само собой, ходили слухи о припрятанных сокровищах. Но сокровища сокровищами, а голова-то одна. Один лишь раз нашлись головы достаточно отчаянные - заезжий скупщик полотна откуда-то аж из Центрального Поммерна да деревенский пьянчужка Тео.

Плохо обернулась их затея. Средь ночи деревня огласилась дикими воплями. На них с большим старанием отозвался юный тогда еще Бернгардт, а после него - все остальное собачье племя Бистрица.

Переполох поднялся неописуемый, страшнее, чем при землетрясении. Иржи помнил, как у двора Иоганна, наискосок от мельницы, собралась толпа кое-как одетых и чем попало вооруженных мужиков во главе со старостой.

Охрипнув от споров, воинство порешило, что спасать гибнущие души, конечно, надо, но куда лучше это делать не в темноте. И когда небо просветлело, а крики стихли, вот тогда смельчаки под водительством уже Иоганна (твоя обязанность, полицай, пробурчал староста) двинулись к плотине. Фома же остался на берегу, подавая оттуда полезные советы. Осуществлял общее руководство.

Спасатели переправились на остров, но подойти к мельнице не успели. С обрыва что-то шумно ухнуло в воду. Бернгардт взвыл, вырвался из хозяйских рук, после чего позорно бежал в родную подворотню. А из тумана на отмель выбралась бледная фигура.

Хныча, завывая и постанывая, размахивая длиннейшими рукавами, привидение наподдало и резво промчалось мимо остолбеневших мужиков. Тех, кто не пошел к мельнице и по разным уважительным причинам остался охранять старосту.

На перекрестке исчадие уронило Фому, упало само, но вскочило и ринулось дальше, к околице, сопровождаемое волной собачьего лая.

Старосту почтительно подняли.

- М-мерзавец! - рычал он. - Ужо задам!

Правда, при этом он дрожал и пятился, стряхивая тину. Мужики стали у него допытываться, кто ж это было.

- В-водяной, - отвечал Фома в страшном волнении. - Холодный весь. Глазищи - во, по блюдцу!

Потом тоскливо вздохнул и добавил:

- Эх-х! Бородавки теперь пойдут...

- Да это Тео пробежал, - сообщил Иржи с забора.

- Ну да. А ты как узнал?

- Вы чего, его кальсоны не помните? Мужики загалдели:

- А ведь точно.

- Тео, значит.

- Вот паразит!

- Ну, тогда другое дело.

- Догнать! - рявкнул Фома.

М-мерзавца догнали на лошадях, далеко в поле. Выглядел он прескверно. В одном исподнем, мокрый, исцарапанный, Тео никого не узнавал, мычал невразумительное, а когда к нему прикасались, вздрагивал и стучал зубами. От чарочки, впрочем, не отказался.

- Майн готт, - сказал Иоганн. - Он есть седой.

И это было сущей правдой. Натюрлих. Сильно переменился раб божий.

Внезапное появление Тео, равно как и его вид, произвело глубокое впечатление. Следующая экспедиция собралась только к восходу солнца. Она состояла из всего мужского населения, включая хворых, сирых и престарелых, вплоть до дряхлого патра Петруччо с иконой и паникадилом

Волоча своры собак, спасатели ступили на остров сразу с обоих берегов, размашисто крестясь и обильно брызгая святой водой. Это помогло. Новых ужасов не случилось. Зато следы старых выглядели нравоучительно.

Торговец полотном лежал у порога мельницы, обхватив жестоко исцарапанную лысину. Из его окаменевшего кулака торчал пучок вороньих перьев, а кругом валялись медные монеты.

- Живой, - сказал Иоганн. - Живучее купца одна лишь кошка. Кетцель то есть.

Пострадавшего перенесли в трактир, а дверь мельницы подперли осиновым колом. К Фоме вернулась храбрость. Он предложил спалить к чертовой матери ведьмину берлогу.

Мужики почесались и привели несокрушимый довод:

- Дык камень. Все одно - гореть не будет. Впрочем, староста особо и не настаивал. Дело в том, что

у трактирщика Макрушица, прикарманившего пару талеров, вскоре страшно разболелись зубы. Само собой, порешили, что так ему ведьма отомстила. После этого никто уж в Бистрице и не помышлял о поджоге или каком другом вредительстве. А вот благодарственный молебен "во избавление от козни неприятельской" посетило неожиданное количество прихожан. Патр даже прослезился.

Купец же два дня пролежал без памяти. На третий его вместе с Тео увезли в окружной городишко Юмм. С ними отправился и Фома - объясняться. Заодно поросенка на рынок повез. Иоганну же в это время геймельский урядник приказал "успокоить общественное возбуждение". Общественного возбуждения Иоганн нигде не обнаружил, поэтому повесил приказ на воротах и уехал полоть картошку.

Вернувшись, Фома первым делом отправился в трактир и надежно выпил. Его обступили.

- Ну, чего там?

Староста закусил молодой луковицей

- В Юмме полно солдат, - сказал он.

- То есть много, значит?

- Ну да. В пивнушки не пробиться. Мужики сочувственно покивали:

- Это точно. Через солдат в пивнушку не пробиться. Поросенка почем продал?

- Нормально, цены хорошие.

- Ну а судья-то чего сказал?

- Его честь смеяться изволили, - мрачно сообщил Фома. - Сказали, что путь познания тернист. Колючий, значит.

- Вон что. Колючий. А где Тео?

- Этот перевоспитывается.

- Вон что. И как?

- Сам не знаешь?

- Знаю. Конюшни, что ли, чистит?

- Не-а. Там новую башню ставят. Перед мостом. Вот Тео камни и таскает. Велено передать, так будет с каждым, кто на чужую собственность позарится.

- Что же, Промеху, значит, не тронь?

- Ага. Сказано, что без ведьминой силы с нами не управиться.

- Оно конечно, - спокойно согласились слушатели. - Власть должна быть страшноватой.

Фому это не совсем устроило.

- Эх-х! В Пресветлой Покаяне давно бы эту мельницу с-спалили. К чертям рыбачьим! Вместе с ведьмой.

- В Покаяне ты бы давно без штанов ходил, - веско сказал деревенский кузнец.

Все закивали. Вести о том, как живется в Пресветлой, добирались и до Бистрица. Через корчму, как и полагается. О том, что еду в Покаяне выдают по карточкам, все друг на друга доносят, а чуть что не так - бубудуски мигом сцапают да прямиком и на цугундер.

Слухи же были и того ужаснее. Будто и серпы там общественные, и молитвы по пять раз на дню, а что ни наработаешь - все отберут сострадарии. Те считают, что, дескать, главные беды от богатства. Может, и так, конечно, только вот от бедности какое же счастье? А свое оно завсегда милее общего, тут и разговору нет.

Послушав все это, Фома сплюнул и ушел. Спорить с кузнецом он не брался, поскольку голова у кузнеца крепкая. Про руки и говорить нечего, кувалды какие-то.

А перевоспитанный Тео, тихий да благостный, притопал к сенокосу, ровно через двадцать суток. Как ни старались выведать, что ж такое случилось той ночью на мельнице, бедолага только трясся, головой мотал, словно мух отгоняя, да просил поднести стаканчик. Подробности так и остались тайной, воспоминание о которой заставляло бистрицкую молодежь засветло разбредаться по домам. Бедокурить даже перестали. Вот и надо так - сперва напугай человека как следует, а потом уж и воспитывай.

Иржи далеко обошел нехорошую мельницу. Сначала он провел стадо через брод ниже деревни, а потом - по ложбине Говоруна, левого притока Быстрянки.

Нынешней весной бывать здесь еще не приходилось, все выглядело малознакомым. Иржи с удивлением заметил, что, несмотря на обильные дожди, ручей изрядно обмелел. А выше родников вода исчезла вовсе, на дне лога осталась одна торфяная жижа. Коровы держались настороженно, без причины останавливались, жались друг к дружке. Рыжуха даже пыталась повернуть назад, будто что плохое чуяла.

Иржи щелкал кнутом, подгонял отстающих, а между тем у самого на душе поднималась муть. Пророчествам Иоганна и Каталины он бы не слишком верил, да уж больно много других примет имелось.

Весна выдалась неладная - хмурая, дождливая, с частыми похолоданиями. Дважды или трижды снег падал. Мало того, в самой деревне и окрест вещи творились редкие, странные, порой необъяснимые. Часто болели дети. По вечерам полыхали яркие зори, а ночами небо тоже светилось, да так, что хоть книжки читай. Хлеб рос медленно. В полях находили следы чужих лошадей. Непонятно, кто и зачем там кружил. С ближайшим соседом, графом Шевценом, у курфюрста были добрейшие отношения, муромцы всегда открыто ходили, большими караванами, а что до Покаяны, так пограничную долину у горы Швеер курфюрст стерег крепко, помнил прошлое. Не случайно даже в Юмме полно солдат. Между тем от Юмма до той долины добрых девяносто километров будет. Можно было догадаться, сколько солдат у самой границы, большого ума не требовалось.

Но солдаты не могут спасти от всего на свете. Старики пророчили беды. Тому в подтверждение ожил вулкан в Драконьих горах, стал сильно дымить. А минувшим воскресеньем вдруг закудахтали куры. Из конца в конец Бистрица взвыли псы. Потом земля колыхнулась так, что сами по себе зазвенели колокола в деревенской церквушке. Где что плохо стояло - все попадало.

Патр Петруччо, щуря выцветшие глазки, толковал о недовольстве божьем. Мужики не понимали, чего такого успели натворить сверх того, что творили всегда, но на всякий случай починили кладбищенскую ограду - авось и зачтется где.

Фома бубнил, что все это ведьмины проделки. Книжник и грамотей Иоганн смеялся. Говорил, что землетрясение есть явление природное. Петруччо отважился спросить, не бог ли вызывает природные явления.

- Природа и есть бог, - заявил Иоганн.

- Ересь, ересь, - покачал головой Петруччо.

- Йа, йа, ересь, - закивал Иоганн. - К лицу ли священнослужителю утверждать, что природа и бог есть не одно и то же?

- Господь создал сущее, а не наоборот.

- Йа, йа. Только вот из чего создал? Ничего же под рукой у бога не было. Значит, из себя и создал.

- Не нашего ума это дело, сын мой

- А для чего тогда Господь умом-то наделил? Патр пожевал губами. Поразмыслил, изрек:

- Чтобы пользовались с осторожностью.

Тут Бистриц тряхнуло еще раз. Петруччо испуганно перекрестился.

- А не богохульствуйте, святой отец, - посоветовал Иоганн. - А то случится еще чего-нибудь.

И как в воду глядел, социалист научный. Уже на следующий день к старосте прискакал фельдъегерь с пакетом. А пакет тот требовал двенадцать подвод для перевозки камня. Окружной совет решил поднять стены Юмма еще на полтора метра.

- Эка радость. То башня, то стены. Так и войну накликать можно, ворчали старики.

Что такое война, они еще помнили.

- Это, робяты, хлебнешь. Пшеничку-то прошлогоднюю продавать не торопись, припрятывай.

- А не прогадаем?

- Да хоть и прогадаем. Все лучше с досады пухнуть, чем с голоду.

Все соглашались. Звучало страшно.

За поворотом ложбины стадо остановилось. Потому что бок Замковой горы там будто кто ножом срезал. Склон обрушился, перегородив ручей. Из массы земли торчали кусты, камни, расщепленные стволы деревьев.

Видимо, обвал случился совсем недавно, комья только начали просыхать. Иржи присвистнул. Страшно представить, все могло произойти и сейчас, а рухнуло-то ведь как раз на тропу...

Но что случилось, то уже не случится. Иржи быстро вскарабкался на гребень оползня, заглянул по другую сторону.

Там успело образоваться небольшое озеро. Его уровень поднялся примерно на треть высоты обвала. Прорыв, однако, не грозил, так как вода нашла себе сток с другой стороны холма, повыше мельницы

Иржи прикинул, скоро ли здесь разведутся караси, решил, что скоро, если запустить мальков, и уже повернулся, чтобы спуститься к стаду. Вот тут под ногу и попалось что-то твердое.

На рыхлой земле лежал кирпич. Сразу стало ясно, что кирпич очень старый - с полустершимся клеймом, длинный, плоский. Сухой, прокаленный до звона, а потому и легкий. Теперь делают другие, потяжелее, побольше да похуже.

Откуда взялся этот кирпич, тоже понять было несложно. Совсем рядом из среза горы проступали контуры кладки.

- Эге, - сказал Иржи.

Как и все деревенские, он знал, что очень давно, когда Бистрица и в помине еще не существовало, здесь, на горе, находилось родовое гнездо некоего знатного барона. Лет триста или все четыреста тому назад замок был захвачен и до основания разрушен бубудусками. Много времени с тех пор утекло, но в дождевых промоинах нет-нет да и обнажались то битая черепица, то куски ржавого железа, то истлевшие головешки, а то и вовсе кости человеческие.

Изредка в беззвездные ночи на вершине Замковой горы появляется слабое свечение, его прямо из деревни заметно. Многие считают, что в такие ночи меж толстых берез погуливают привидения. А где привидения - ищи клад, известное дело. Искали, конечно. И не одно поколение. Да только без толку понарыли ям глубиной человека в три-четыре. Ну и бросили это занятие. А зря. Клад-то, может, и поглубже спрятан.

Подул ветер. В разрывах туч голубело небо. День оказался не таким уж и скверным. Осмотрев кладку, Иржи убедился, что она представляет собой часть сводчатого потолка какого-то подземного помещения или хода, заваленного землей.

Сюда явно стоило вернуться с киркой и лопатой. Да с кем-нибудь не очень болтливым, вроде Иоганна. А что? Иоганн мужик не робкий. Со штуцером в руках - еще и опасный. С ним и двадцать привидений не страшны. Клад же они как-нибудь поделят. Свои ведь, соседи. Вот так и следовало поступить.

Иржи завалил соблазнительное место землей, отсчитал шаги от приметной березы с раздвоенным стволом, а потом тщательно присыпал свои следы. Отошел, придирчиво осмотрел место. Нет, теперь не заметят. Да и кому здесь бродить до сенокоса? Разве что привидениям, которые и без того знают, что там, в горе, припрятано.

Вот интересно, вдруг подумал Иржи, а Промеха что-нибудь знает? Мельница ведь совсем рядом с горой стоит. Только с другой стороны. Самое что ни на есть ведьмино это дело - клады стеречь...

3. МАШИШ

Почти сутки он отсыпался. И его не беспокоили до следующего вечера. А вечером прошел короткий дождь, подул ветер, жара спала, и он проснулся сам.

Мартин выволок из душного шатра шкуру, служившую ему постелью, и улегся на траву. Разбросав ноющие конечности, он лениво наблюдал, как под строгим присмотром Тишинги, старшей жены Хзюки, уффиких хлопочут у костра.

Над огнем висели два объемистых котелка. От них исходил аппетитный дух.

Подошел раб-хачичей и молча бросил на землю вязанку сучьев.

- Мало, - сказала Тишинга. Хачичей бессловесно удалился.

На темнеющем небе появились первые звезды. Все еще веял ветерок. Уже не горячий, а только теплый.

- Ты хорошо охотился позавчера, - сказал Хзюка.

- Я учился у тебя

- Не нужно каждый раз возвращать похвалу.

- Это не похвала, а благодарность. Без тебя я бы погиб.

- Я без тебя - тоже.

Мартин вопросительно взглянул на ящера.

- Не понимаешь? - спросил Хзюка.

- Нет. Ррогу не смог бы поймать тебя в роще. Хзюка сел рядом.

- От ррогу я мог спастись. Но не от машиша, - сказал он.

- При чем тут машиш?

- Разве ты не знаешь, кого мы выручили? -Нет.

- Но ты же брал стрелы из его колчана.

- Брал.

- Красные стрелы, - напомнил Хзюка.

- А-а, теперь понял.

Красные стрелы могли принадлежать только семейству машиша. Сам машиш по причине старости уже не охотился. Следовательно, они спасали его сына. И спасли. Но если бы допустили гибель... Мартин поежился. Он вдруг понял, что схайсские порядки порядком ему надоели. Чуть что не так - конец один. Никакого тебе разнообразия. Очень захотелось взглянуть на живого адвоката. Лысого, толстенького, плутоватого, с беспокойными глазками и портфелем бумаг.

- Старый машиш доволен, - сказал Хзюка бесстрастным тоном.

Мартин выжидающе посмотрел на него, но схай ничего не добавил.

- А сын? - спросил Мартин. Хзюка промолчал.

- Великий Мосос! Ну никакого разнообразия. Я что, не должен был помогать?

- Должен.

- Тогда в чем дело?

- В том, что ты пленник. Для чести воина...

- Ах вот оно что. Видал я эту честь между камнями! Хзюка не стал квакать.

- Мальчишки бывают злыми, - нехотя сказал он с такой интонацией, словно сам был светочем добра.

- Что же теперь делать? - спросил Мартин.

- Законного повода для убийства нет. Сын машиша должен тебя где-то подкараулить одного. Так что просто посматривай и от меня не отставай.

Мартин похлопал себя по колену. Так схаи выражают и согласие, и благодарность.

Тут к их костру подъехал старый и для схая весьма толстый маш-борзай Фосехта. Он вел за собой запасного шусса. Не слезая с седла, бросил поводья.

- Поедешь со мной, мягкотелый.

Маш-борзай - это начальник охраны самого машиша. Поэтому Мартин совершил ритуал почтения - соединил руки ладонями над головой. Маш-борзай мигнул перепонками, что выражало благосклонность и хорошее предзнаменование.

Спрашивать ничего не полагалось. Мартин молча забрался в седло. Хзюка встал.

- Ты останешься, - бросил маш-борзай.

Хзюка соединил ладони, поскольку имел чин только офсах-маша. Сотника то есть. Мартин посмотрел на него вопросительно, но тот сделал успокаивающий жест. Поезжай, мол, чего там. Двум смертям не бывать, а смысл жизни в том, чтобы достойно умереть.

В общем, никакого разнообразия.

Они проехали через все стойбище между вольготно разбросанными шатрами и многочисленными кострами, на которых уффиких готовили ужин. Повсюду сновали, визжали, играли, дрались и тут же мирились офиуфф - детвора. Только в самой середине поселения существовала незримая граница, которую юные схаи нарушать не смели. Там, у подошвы княжеского холма, возвышалась свежая виселица с двумя трупами

- Кто? - спросил Мартин.

- Охранники молодого машиша, - со скукой ответил маш-борзай. - Дураки. Род опозорили.

Перед виселицей стояли родственники - женщины и старики. Они терпеливо дожидались ночи, когда казненных разрешалось хоронить. Стояли молча и неподвижно, держа в руках длинные палки, которыми отгоняли летающих тварей. Такое право у них было.

Все так же равнодушно Фосехта проехал мимо них и приблизился к ограде из огромных, вкопанных в землю заостренных бревен, способных остановить самых крупных из ррогу. Эти же бревна защищали стойбище от вражеских набегов, поэтому в промежутки между ними не мог протиснуться ни один взрослый схай. С внутренней стороны частокола был насыпан земляной вал, образующий подобие крепостной стены. Грунт для этого вала ящеры берут из рва, который выкапывают вокруг всего городища.

В общем, все это весьма напоминало укрепления лагерей Древнего Рима. Даже ворота в частоколе ящеры устраивали по "римскому" образцу и в "римском" же количестве - на все четыре стороны света.

Единственная принципиальная разница заключалось в том, что римские лагеря имели прямоугольную форму, а схаи для своих городищ предпочитают овал либо даже круг и в этом отношении оказались разумнее римлян, поскольку при одинаковой длине частокола окружность вмещает в себя больше площади, чем прямоугольник. При этом что такое геометрия, ящеры не знают.

Фосехта подъехал к западным воротам и бросил короткую фразу стражникам. Те тотчас открыли одну из створок и соединили ладони.

Маш-борзая каждому воину полагалось знать в лицо, поскольку начальник личной охраны машиша одновременно является его первым заместителем в военных вопросах. То, что Фосехта сам явился за Мартином, было обстоятельством из ряда вон выходящим, высокой честью, даже если маш-борзай вез мягкотелого на казнь. Казнь в таких случаях полагалась через расстреляние отравленными стрелами. Быстро, удобно, очень почетно.

За воротами лежала ровная, хорошо просматриваемая местность. Ярко пылал закат. Вдали, у кромки западного леса, различались сторожевые разъезды. Но маш-борзай направил своего шусса не туда, а повернул к югу.

Мартин молча следовал за ним. Примерно через час, когда стойбище скрылось из виду, они повернули еще раз, уже на восток, и вскоре подъехали к небольшому холму с обрывистыми склонами и одиноким шатром на вершине.

Гораздо быстрее сюда можно было добраться через южные ворота стойбища, следуя почти прямо на юг, но Мартин не удивлялся. Он долго жил среди схаев и давно уже знал, что при малейшей возможности ящеры стремятся избрать как можно более замысловатый маршрут. Так, на всякий случай, чтобы следы запутать. Эта привычка у них в крови, укоренилась на протяжении веков. Привычка далеко не лишняя.

Из тени холма выдвинулись молчаливые воины. Шуссов взяли под уздцы. Маш-борзай, а за ним и Мартин спешились. Когтистые пальцы быстро ощупали Мартина, выискивая припрятанное оружие. Тоже вековечный обычай. Схайссы это вам не Сейшелы.

- Ничего нет. Идите, - сказал стражник.

По ступеням, вырубленным в окаменевшей от Хассара глине, они поднялись к плоской вершине. Там на большой площадке горел костер. У огня сидел сам Уханни, борзай-машиш племени сивов. А по бокам шатра возвышались неподвижные фигуры стражников.

Фосехта соединил ладони, без слов повернулся и зашагал вниз. Мартин не был ни маш-борзаем, ни даже схаем, поэтому так же молча распростерся на циновке из жестких стеблей хвоща, выражая почтительность в высшей из принятых форм

- Поднимись, - сказал машиш. Мартин встал.

- А теперь садись на шкуру, - сказал машиш и бросил подушку.

Он собственнолапно помешал варившееся в котле мясо, ухватил бронзовыми щипцами большой кусок, шлепнул его на блюдо. В качестве гарнира добавил соленых и поджаренных папоротников. А вот хлеба не дал. Хлеба схаи не знали. Вообще их рацион был калорийным и даже витаминным, но уж очень спартанским.

- Ешь, мягкотелый.

Мартин не заставил себя упрашивать. Машиш погрузился в молчание, поскольку, предложив угощение, признавал мягкотелого своим гостем. А по правилам здешнего этикета из гостя нельзя вытягивать слова. Они должны выйти под давлением пищи сами. В пустом желудке нет мудрости, считают схаи. И надо признать, не все их обычаи плохи.

- Пей, - сказал машиш, когда Мартин управился с мясом.

И налил папоротниковой браги под названием ухватуха. Страшная это вещь и для мозгов, и для желудка, если кто еще не знает. Но вся череда предложений сама по себе была высшей любезностью и честью, оказываемой только равным, поэтому Мартин похлопал себя сразу по обоим коленям, а потом соединил ладони.

- Ты хорошо усвоил наши обычаи, - сказал машиш. Мартин осушил чашу и почтительно перевернул ее над

своей макушкой.

- Да будет прохладным твой шатер, машиш. Пусть уффиких радуют тебя сыновьями. Да пошлет великий Мосос...

Машиш совершенно по-людски отмахнулся. Только не рукой, а когтистой лапой.

- Ты хорошо усвоил наши обычаи, мягкотелый. Но хватит, хватит церемоний. Я не за этим тебя позвал. Давай говорить серьезно

- Слушаю тебя со всех сторон, машиш.

- Ты спас мне сына. Знаешь, что он хочет тебя убить?

- Еэ.

- И как ты к этому относишься?

- Таков обычай, - уклончиво сказал Мартин. Машиш усмехнулся.

- Наши обычаи мне ведомы. Что ты намерен делать?

- Я не знаю, что мне делать. Уханни пожевал плоскими губами.

- У нас много дурацких обычаев, - неожиданно сообщил он. - А у вас?

Мартин вздохнул.

- Да тоже хватает. Дурацкие обычаи умеют долго жить, как и все дурацкое.

- А ты умеешь говорить правду. Зачем к нам пришел?

- Чтобы вас понять.

- И рассказать своему машишу? -Да.

- Так поступают шпионы.

- Если я шпион, то очень плохой.

- Почему?

- Мягкотелому трудно быть незаметным в Схайссах. Машиш сдержанно квакнул.

- Это правда. Зачем ты нас хотел понять?

- Чтобы договориться.

- О чем нам договариваться?

- О торговле.

- Торговля - хорошо. У вас много вещей, которые мы делать не умеем. Но вещи - не главное.

- Все равно торговля лучше войны.

- Лучше.

- Давайте торговать.

- Сейчас не получится.

- Почему?

- Ты многое знаешь, пленник. Но не все. Ледяные горы больше нас не разделяют. После сильного содрогания земли там вытекло озеро. На его месте получился проход. А схаи начали объединяться. Большинство племен признали Су Мафусафая верховным машишем. Понимаешь, к чему это ведет?

- Будет война?

- Еэ.

- Но мои родичи не собираются нападать.

- Может быть, и так. Но это не имеет значения. Для нас вы - чудовища, которых нужно истребить. Раньше это не давали сделать горы. Сейчас они тоже мешают, но воевать уже можно.

- А для тебя, машиш, мы тоже чудовища?

- Раньше и я так думал. Сейчас - не знаю. Пожалуй, я бы не стал затевать с вами войну из-за ничего. Но даже среди сивов большинство этого хотят. Просто потому, что вы другие.

- И этого достаточно?

- Еще как достаточно. Войны могут начинаться и не из-за таких пустяков.

- Да, к сожалению, - сказал Мартин. - Но разумно ли? Война - это смерть. Я долго живу среди вас и я вижу: схаям так же не нравится умирать, как и нам, мягкотелым.

- Хог. Это верно. И я не хочу воевать с такими, как ты. Ты спокойный. Но скажи, много ли у вас таких, как ты?

- У нас есть и хорошие, и плохие, - с сожалением сказал Мартин. - Так же, как и у вас.

- Вот в этом беда. Толпой овладевают плохие. Толпа редко слушается разума.

- Не всегда. Власть у сивов принадлежит умному машишу. Уханни заквакал. Потом хлопнул по коленке. Однако в

его голосе слышалось осуждение:

- Ты умно сказал. Схаи любят лесть. Но если я дам ей волю, то вместо меня будут править льстецы. Так у нас бывало. Ничего хорошего. Я хочу видеть все, как есть. И я вижу войну со всех сторон. Слишком многие не понимают, как это скверно. Поэтому не боятся войны

- А ты?

- Я видел много войн. Хуже ничего нет.

- Ты можешь удержать свое племя.

- Что значит один машиш одного племени? Не так-то просто образумить даже собственный ухудай. А со стороны восходящего Хассара нам грозят объединенные силы Су Мафусафая. Хотят заставить нас присоединиться к себе. И это еще не все. Со стороны заходящего Хассара живут исконные наши враги хачичеи. Эти просто уничтожат всех сивов до единого, если получится. Так же, как Су Мафусафай хочет уничтожить вас.

- А получится? У хачичеев?

- Нет. Хачичеев больше, но наши воины умнее. Однако мы ослабеем и не сможем противиться Су Мафусафаю. Он этого ждет.

- Но ведь что-то сделать можно?

Машиш, не оборачиваясь, махнул рукой. Оба стражника молча и бесшумно спрыгнули с обрыва за шатром.

- Подвинься ко мне, Мартин. Пей, Мартин. Слушай со всех сторон. Я не смогу предотвратить войну. И не нужно тратить на такой разговор время. У нас его мало - и у тебя, и у меня. Меня поджидает смерть от старости, а тебя стережет смерть от нашей глупости. Поэтому давай смотреть дальше сегодняшнего ужина.

Машиш плеснул себе в чашу. Выпил.

- Нет войны, которая не заканчивается, - веско сказал он. - Я не верю, что схаи победят мягкотелых. Ваше оружие лучше. Я не верю, что мягкотелые победят схаев, нас слишком много. Рано или поздно придется заключать мир. Вот тогда, Мартин, наступит нужное время. Мы не сможем остановить войну. Но если немного повезет, то сможем ее укоротить.

- А когда?

- Когда все дураки, и ваши, и наши, на своей мягкой или жесткой шкуре почувствуют, что это такое, война. Нагеройствуются, набегаются, нахлебаются досыта. Вот когда нужно придумать для мира почетную причину. Даже тупую голову можно убедить в том, что воевать не надо, если воевать уже надоело. Я знаю обычаи Схайссов, а ты знаешь обычаи страны мягкотелых. Понимаешь? Мартин поставил свою чашу на землю.

- Начинаю понимать, машиш. Ты умеешь смотреть далеко. Но раньше ничего нельзя сделать?

- Нет. Со дня на день я ожидаю послов Су Мафусафая. Они потребуют воинов. Нам угрожают хачичеи, но я дам воинов. Не самых лучших, не сразу, но дам. Иначе мне придется воевать на две стороны Хассара. Никакая доблесть не поможет. Сивы исчезнут. Понимаешь?

- Еэ, машиш.

- Но если я дам воинов Мафусафаю, то между моим племенем Сив и твоими родичами прольется кровь. Потом через это придется перешагнуть. Это понимаешь?

- Со всех сторон, машиш.

- Такое возможно?

- Курфюрст Поммерна, мой машиш, на такое способен.

- Тогда мне нужно, чтобы ты вернулся к своим и ждал моего сигнала. Но просто отпустить я тебя не могу.

- Почему?

- Су Мафусафай уже требовал тебя выдать. Если я откажусь и оставлю тебя здесь, мне опять грозят войной. Если отпущу тебя - то же самое, но меня еще вдобавок объявят предателем.

- Что же делать? Неожиданно Уханни квакнул.

- Что может делать тот, кого собирается убить сын машиша?

- А об этом знают?

- Об этом знают все. Иначе сын машиша поступить не может. Но поскольку об этом знают все, у тебя есть причина для побега. Хорошая причина, лучше не придумать. А если ты сбежишь, никто не сможет обвинить меня в предательстве. Так?

- Да, это так, только есть одна трудность.

- Какая?

- Меня очень хорошо стерегут. Машиш еще раз квакнул.

- Не знаю, так ли уж я хорошо заглядываю вперед, но я вижу, что ты сбежишь, мягкотелый.

- Прости, но ты это хорошо видишь? - с сомнением спросил Мартин.

- Очень хорошо. Не стоит беспокоиться. Подойди ближе. Смотри.

В свете костра на ладони машиша тускло поблескивали два золотых перстня. В виде змей, пожирающих собственные хвосты.

Мартин не мог не подивиться. Он всегда был сторонником той точки зрения, что законы развития разума универсальны. Но чтобы так... Перстни вплоть до деталей походили на изделия древних скифов Земли. Из какого-нибудь кургана в Северной Таврии.

- Они совершенно одинаковые, - задумчиво сказал машиш. - Их сделал великий мастер, который уже умер. К моей первой свадьбе. Моя первая уффики... - Тут машиш запнулся. - Ее тоже нет. Так вот. Один перстень я дарю тебе.

Мартин отстранился.

- Я не могу взять этот перстень, машиш.

- Почему?

- Мягкотелые очень ценят любовь.

- Любофь?

- Да. Когда два существа, офса и уффики, совсем принадлежат друг другу. Очень близко. Понимаешь?

- Понимаю ли я? Хог...

Машиш вдруг встал и прошелся по площадке. Потом, глядя на звезды, сказал: - Мою первую уффики звали Уйсифи. Она давно уже в гостях у Мососа. После нее были и моложе, и горячее, и веселее, и даже умнее. Но ни одна не получила перстня. Даже не видел никто. И не увидит. Хог! Понимаю ли я любофь?

- Извини. Я не хотел тебя обидеть, машиш.

- Ты не виноват. Я даже рад, что могу поговорить об этом с тобой. Больше не с кем, схаи к такому не приучены. А жаль. Хорошо, что мягкотелые тоже чтут любофь.

- Особенно первую.

- Да. Первую. Ничто в этой жизни не повторяется, Мартин. Иногда кажется, что повторяется, а приглядишься - нет, не то. Другое. Чуточку новое.

- Нельзя дважды войти в одну и ту же реку?

- Вот-вот. Нельзя. Мои мысли ты выражаешь лучше меня.

- Это не я выражаю. Так говорил один наш древний мудрец.

- Правильно говорил. Будет хорошо, если схаи и мягкотелые узнают мудрость друг друга.

Машиш вздохнул, отвернулся от звезд и сел на свое место.

- Но это случится не сейчас, Мартин. А пока бери перстень.

- Все равно не могу, - сказал Мартин. - Это ведь твоя память об Уйсифи.

- Да, память. Я хотел оставить эти перстни своей дочери. Но ты можешь взять. Ты даже должен взять, - каким-то изменившимся, приглохшим голосом сказал старый ящер.

- Должен? Но почему?

- Да потому, что спас сына Уйсифи! Это она благодарит тебя моими руками. Дар из страны Мососа. Нельзя отказываться. Понял?

- Теперь - да. Со всех сторон, машиш.

- Хог. Хорошо. Моя Уйсифи будет довольна. Машиш помолчал, а потом заговорил другим, уже деловым тоном:

- Второй перстень будет у того, кого я пришлю. Или пришлет другой машиш сивов, если я не доживу до нужного времени. Перстень будет означать, что мы готовы к переговорам о мире или даже союзе с мягкотелыми.

- Это возможно?

- Да. Но только в крайнем случае. Если моему племени будет грозить гибель, а твой машиш согласится помочь.

- Гибель от хачичеев?

- Вряд ли. От Су Мафусафая. Учти, когда сивы будут воевать с Мафусафаем, твоему Поммерну станет полегче. Согласится ли из-за этого Поммерн помогать сивам?

- Это будет решать машиш Бернар Второй. Но я думаю, что такое возможно. И я буду просить его об этом, очень просить. Большего обещать не могу, машиш.

- Хог. Я понимаю. И благодарю тебя.

- Хог. Я тоже благодарю тебя.

- Мосос тебе поможет, Мартин.

- Мосос? Я же не схай.

- Для Мососа важно, какая у тебя душа, а не тело. Мы ведь задумали доброе дело. Такое бывает редко. И Мосос един для всех, как бы его ни называли.

- А кто такой Мосос?

- Очень просто. Мосос - это вера в то, что все не напрасно. Думающему без этой веры невозможно жить. Без нее не хочется делать хорошее. Без нее мысли могут убить друг друга и серьезно искалечить голову.

- Да, люди и схаи многому научатся, если начнут разговаривать, признал Мартин.

Уханни как-то печально квакнул.

- Уже начали. Благодаря тому, что ты решился идти в Схайссы, Мартин. Один, без оружия и без злого умысла. Это подвиг. Еэ, подвиг. Только не вздумай спорить с машишем, я знаю что говорю. А ты все еще находишься в Схайссах, мягкотелый...

- Ну, с этим не поспоришь. И когда я должен бежать?

- Ты целый день спал. Спи еще день. Скажи, что заболел. Хзюка подтвердит. Завтра я пришлю утомителя духов пусть беснуется до вечера. А ночью, когда утомитель сам устанет, убегай. Только учти, утром я отправлю погоню. Совсем серьезно. Если поймают, то убьют. Это неприятно.

- И даже очень, машиш.

- Я тоже так думаю. Только тебя начнут искать у перевала Хосс, через который ты пришел. А ты отправишься на юг, сделаешь петлю и выйдешь к перевалу Грор.

- Грор? - удивился Мартин. - Прости, но там же земли хачичеев.

- Верно. Племя большое, дикое, сырое мясо могут есть. Они сначала убивают и лишь потом пытаются понять, кого убили. Поэтому в первый день никому и в голову не придет искать тебя на их земле.

- Никому, кроме хачичеев, - усмехнулся Мартин. - Я там не пройду.

- Хо! Один, конечно, не пройдешь, от тебя даже шусс на охоте сбежал. Но опытный воин провести сможет. Только обратной дороги у него уже не будет. Дважды хачичеев не надуешь.

- Нельзя, чтобы он погиб.

- Нельзя. Тебе придется взять проводника с собой, и это полезно. Будет связной, если захочешь что-нибудь отправить. Мягкотелые его не растерзают?

- Нет. Мы не считаем, что схаев нужно убивать только за то, что они схаи.

Было похоже, что машиша эта информация не слишком убедила. Он помолчал, а потом сказал:

- Я дам тебе одного из лучших воинов. Мартин стукнул себя кулаком по животу.

- Он будет жив, пока я жив, машиш.

- Это крепкое слово. А ты сможешь перетащить его через льды? Наша кровь быстро стынет.

- Либо пройдем вместе, либо вместе замерзнем.

- Замерзать не надо. Вот здесь, если не будет другого выхода, разрешаю бросить проводника

- Я не смогу.

- Сможешь. От тебя зависит теперь много жизней по обе стороны хребта. Но надеюсь, что пройдете оба. Догадываешься, кто тебя поведет?

- Ума не приложу, машиш, - вздохнул Мартин. Машиш квакнул.

- И как это тебе удается, мягкотелый? Говоришь одно, а понятно совсем другое.

- Это чтоб смешнее получалось. Мягкотелые любят смеяться.

- Схаи тоже. Удивительно. Мы такие разные и такие похожие.

- И у вас, и у нас есть разум. Мы должны быть похожими.

- Хо! Разум... Ну и что? В жизни чаще всего поступают вопреки разуму.

- А почему, машиш?

- Жизнь заставляет.

- Значит, жизнь неразумна.

- Разве можно сделать разумной жизнь?

- Можно. Только очень медленно, чтобы дураки поумнели.

- Хо! Жизнь сделают разумной дураки?

- Да, поскольку их много. Но без умных они не поумнеют.

- Ты очень смешно говоришь, Мартин. Пожалуй, схаи так не умеют. Чудно. Но правильно, мне нечего возразить. Со всех сторон. Хог! Заставляешь поумнеть старого машиша, а?

- О! Разве может такое спросить... э...

- Дурак? - Машиш квакнул три раза подряд. - Ладно, я не считаю себя дураком.

- Я хочу задать вопрос, - сказал Мартин.

- Спрашивай.

- Зачем ты повесил тех двух воинов, вождь? Они не могли помешать ррогу, я видел.

- Когда ты видел - не могли. Но что они делали раньше, как допустили? Почему ты спасал моего сына, а они не спасали? Потому что себя спасали, вели себя как звери. Хог! Во всех схаях еще много звериного. И чтобы они совсем не стали зверями, нужен закон. А закон уважают, если время от времени за нарушение кого-то убивают. Тогда другие стараются вести себя достойно и не глупо. Разве у вас не так?

- Примерно. Только за нарушение закона мы убиваем редко. Плохое нам мешает делать не только страх.

- А что еще?

- Стыд и совесть.

- Что такое стыд, я знаю, - сказал машиш. - А что такое совесть?

- Это стыд не после, а до плохого поступка. Добро вообще-то делать приятно.

- Еэ, приятно, - вздохнул машиш. - Только потом долго приходится об этом жалеть.

- Это когда за добро платят злом.

- Еэ. Ты хорошо сказал. Мы многому могли бы научиться друг у друга.

- Еще научимся.

- Ну да. Когда надоест убивать друг друга. Ты сам говорил, что жизнь меняется медленно. От себя добавлю: особенно у схаев. У нас и шкура-то жесткая... Не знаю, доживу ли.

- Постарайся, машиш. Хочу видеть тебя своим гостем. Старый схай некоторое время смотрел на Мартина глазами, в которых отражался костер.

- Тебе и впрямь этого хочется?

- Очень.

- А почему?

- Большое удовольствие, когда враги становятся друзьями.

- Великий Мосос! Странно, как ты еще жив, мягкотелый. Если любишь такие удовольствия. Но я тебе уже не враг. Ты не за этим ли приходил?

- И за этим тоже.

- Что ж, у тебя получилось. Быть может, когда-нибудь сивы вспомнят о тебе с благодарностью

Машиш вдруг встал, подошел к Мартину и медленно поднял верхние лапы на уровень груди, повернув их ладонями вперед. Так ящеры прощались с близкими родственниками.

- Ты мне понравился, Мартин. Но больше мы не увидимся. Такова неразумная жизнь, которую ты хочешь изменить.

Узок мир вождя полудикого племени по сравнению с тем, что довелось повидать Мартину. Но оба, и схай, и землянин, в тот миг испытывали сходные чувства. Чувства ведь питаются ощущениями, они вырастают не из интеллекта, их характер мало зависит от количества логически накопленных знаний. В гораздо большей степени они складываются под влиянием великого подсознательного чутья на плохое и хорошее. Чутья на добро, если угодно. Чутья, присущего любому мыслящему существу, где бы оно ни возникло. Добро это просто, как и Мосос. Добро - это то, что самому хочется получать от окружающих. Вот и все.

Мартин без колебаний вложил свои руки в сухие и прохладные ладони машиша. Триллионы световых лет преодолело это простое выражение симпатии. И огромную разницу в биологии, истории, воспитании.

- Прощай, Мартин.

- Будь здоров, Уханни. Живи долго. Постарайся!

- Охо-хо, - сказал машиш и отвернулся.

4. КАК БУДЯТ ЖЕЛЕЗЯК

За спиной Иоганна висел штуцер, через плечо - пороховница, на поясе тесак, а на груди - фонарь. В руках он держал увесистый лом. Его карманы оттопыривались от разных полезных мелочей. Полицейский социалист на поиск клада собирался добросовестно

Иржи тоже шел не с пустыми руками. Ему достались веревка, кирка, лопата. Еще он тащил походную аптечку и добротнейшую армейскую флягу Иоганна. Подготовились, в общем.

- А днем это сделать никак нельзя? - нерешительно спросил Иржи.

- Чтобы все видели, как мы топаем с этой амуницией? - усмехнулся Иоганн. - Нет уж, слушай старших. Форвертс!

- М-да. Ладно. Нун аллес гут. Слушай, а зачем тебе нужен этот древний язык?

Иоганн удивился.

- Мне? Мне-то родители вдолбили. Хочу или не хочу - их не интересовало. А тебе вот зачем?

- Точно не знаю. Больно он выразительный. Иногда так и тянет ляпнуть что-нибудь для усиления мысли.

- Стоящие мысли усиливать не требуется.

- Это смотря кому. Зато всегда требуется подсаливать. Какую стоящую мысль ни возьми, все они такие скучные да пресные.

- Йа?

- Йа. Только со смешком и проглатываются. Что, не так? Иоганн пожал плечами.

- Возможно, вкус к безвкусным вещам вырабатывается постепенно.

- То есть с возрастом?

- С возрастом то есть. Давай дело делать, господин философ. Пока Матильда не вмешалась.

- Давай, - быстро согласился Иржи.

Но не потому, что захотел лезть под землю. А потому, что Матильда была женщиной крутой, скорой на расправу да жгучей на язык. В деревне кому только от нее не перепадало. Даже Промехе, правда, заочно.

Часа через полтора они добрались до обвала. Иоганн присвистнул

- Йа, - сказал он. - Внушительно.

Несмотря на позднее время, полная тьма не наступала. Потому что небо по ночам светилось уже которую неделю. Вершина Замковой горы отчетливо выделялась на его фоне.

Там, наверху, пробегал ветер, шевелил кроны берез. Вниз, в глухую тишину ложбины, долетал шелест молодых листьев, скрип, непонятные шорохи. Тоскливо кричала одинокая птица.

- Послушай, а в ветреную погоду привидения бывают? - спросил Иржи.

- Нет.

- Почему?

- Их сдувает.

- А в безветренную?

- В безветренную - тоже.

- Тоже сдувает?

- Йа. Сдувает.

- Это ты брось. Привидений многие видели.

- Ага. И чертей многие видели. Слушай, отец твой ни во что такое не верил. Ты-то почему всякие бредни собираешь?

Тоскливо кричала ночная птица. Иржи покачал головой и посмотрел вверх. Из склона торчал корявый обломанный ствол, похожий на человека, в ужасе поднявшего руки. Лезть туда совсем не хотелось.

- Да по малолетству, наверное. Ну и впечатлительный я очень. Послушай, а ты почему ни во что не веришь?

- Это не есть так. Кое во что верю.

- В социалистическую идею?

Склонности к ученому разговору Иоганн не проявил.

- Так и будем стоять? - разозлился он. - Линкс, линкс! Марширен.

Иржи вздохнул и начал подниматься по осыпи. Никакого клада уже не хотелось, но насмешек Иоганна он тоже боялся больше привидений. Одна ведь пара с Матильдой. Ославит так, что девкам хоть не показывайся. Лучше потерпеть сейчас, чем потом. Сам же все затеял.

Как ни странно, видимость была неплохой. Сильно светящееся небо с размытыми пятнами звезд отражалось в поверхности пруда. Из-за горы выглядывала часть Бистрица. Хмуро темнели леса на склонах Драконьего хребта. Далеко на юго-западе багровел вулкан Демпо. А на северо-западе различалась гора Готтхоб. Ее вершина вспыхивала мелкими искорками оптического телеграфа. Сообщения через станцию Готтхоб шли непрерывно, поскольку в тридцати километрах севернее горы располагался сам курфюрстенбург Бауцен, столица Поммерна.

Иоганн задал какой-то вопрос, чем вывел Иржи из задумчивости.

-Что?

- Где копать-то? Мы ведь не на прогулку пришли.

- А, копать.

Иржи спустился по осыпи, подошел к березе и отсчитал шаги.

- Вот здесь копать.

Иоганн поплевал на ладони и принялся за дело. Очень скоро лопата ткнулась в твердое.

- Смотри-ка, - удивился Иоганн. - И впрямь что-то есть. Давай-ка ломиком ковырни.

Иржи ковырнул. Иоганн тут же взвыл.

- Доннер веттер! Это есть моя нога. У меня их мало!

- Ох, извини! Фонарь хоть зажги.

- Рано еще, надо масло поберечь. Кто знает, сколько под землей пробудем. А ты давай, давай! Арбайтен.

Иржи налег на лом и отвалил большой камень. Иоганн наклонился, пощупал руками.

- На-адо же, - протянул он. - Арка. А я тебе не верил.

- Теперь веришь?

- Верю в то, что вижу. Клада пока не вижу

- Посмотрим, что дальше будет. Дай-ка лопату мне. Свод арки удалось откопать быстро, но потом пришлось

попотеть, выгребая плотную, слежавшуюся землю.

- Большую дыру не делай, - предупредил Иоганн. - Закрывать придется.

Иржи примерился.

- Пожалуй, хватит. Ну и воняет же там.

- Постой, - сказал Иоганн. - Я первый полезу.

В подземном ходе пахло сыростью, прелью и еще чем-то неприятным, тленом каким-то.

Они немного постояли, привыкая к темноте. Сумеречный свет, проникающий в отверстие за их спинами, позволял различать очертания узкого коридора, но только на несколько шагов.

- И бухает же у тебя сердце, - усмехнулся Иоганн.

- А у тебя, думаешь, меньше?

- Ничего подобного, - заверил Иоганн. - Никакого страха. Наоборот. Социализма даже черти боятся. В научной форме, конечно.

- Зажги фонарь-то в конце концов. А то провалимся к этим самым чертям.

- Сейчас. Кстати, веревку не забыл?

- Нет. На мне намотана.

Иоганн чиркнул кресалом, зажег фитиль. С потолка упало насекомое.

- Тьфу, нечисть, - испуганно сказал Иржи. - Вот у кого ног - хоть отбавляй!

Иоганн не ответил. Он внимательно осмотрел своды.

- Вроде ничего, все прочное. Давай двигаться. Подняв над головой фонарь, Иоганн шагнул вперед. На

всякий случай он свободной рукой ощупывал кладку стен и низкого потолка.

Иржи с любопытством выглядывал из-за его спины, стараясь разглядеть подземный коридор как можно дальше, настолько, насколько позволял свет фонаря. Это оказалось делом сложным. Ход попеременно изгибался то вправо, то влево. Его пол при этом тоже менял направление - то шел вниз, то немного повышался. Идти было нетрудно. До тех пор, пока шагов через двести не встретился завал.

- Держи фонарь, - сказал Иоганн.

По твердой слежавшейся земле он поднялся к потолку и принялся орудовать лопатой. Вскоре железо звякнуло о железо.

- Что там?

- Посвети-ка. Иржи поднял фонарь.

- Ты только не пугайся, парень, - помолчав, сказал Иоганн.

- И не подумаю. Иоганн отодвинулся.

- Да? Ладно, смотри.

Из земли, завалившей проход, торчал пустоглазый череп в круглом проржавевшем шлеме.

- Гнался за кем-то, да в ловушку попал, - объяснил Иоганн.

- В ловушку?

- Йа. Видишь, потолок тут был деревянный? Дернули цепь, этого и присыпало.

- А нас не завалит? Иоганн потыкал вверх.

- Не, слежалось все. Не один век прошел. Ну что, двигаем дальше?

- Давай.

Стараясь не прикасаться к черепу, Иржи прополз по узкому лазу и чихнул.

Воздух по ту сторону завала был спертым, застоявшимся. Фитиль в фонаре едва тлел. Все же тусклый свет позволял различить впереди остатки выломанной решетки. А перед ней лежал скелет, некогда принадлежавший человеку богатырского сложения. Сквозь ржавые звенья кольчуги торчали обломки ребер.

- Топтали его, - сказал Иоганн. - Когда уже упал.

- Головы нет, - сказал Иржи.

- Отрубили. Хвастаться унесли. Победители, так их раз-этак.

- Кто?

- Покаянцы, будь они неладны. Наверное, здорово им этот парень бока намял. Дрался до конца, пока на ногах стоял. Кому-то давал возможность убежать.

- А сам погиб...

- Жестокие времена, Иржик. Что ни говори, сейчас получше живется.

- Угу. Надо бы похоронить по-человечески. Храбрый был малый.

- Йа. Только не сейчас. Идем.

Миновав решетку, они оказались в длинной комнате и недоуменно остановились. Ход здесь обрывался - со всех сторон стены из крупных каменных блоков.

- Как же так? - обиженно сказал Иоганн. - Все, что ли? Иржи опустился на колени.

- Погоди, - сказал он. - Не топчись.

Пол покрывал толстый ковер пыли. Но под пылью, в окаменевшем слое известкового раствора, оставшегося, по-видимому, еще со времен строительства замка, что-то имелось.

- Посвети сбоку, - чихая, сказал Иржи. - Так и есть, следы отпечатались. Босиком ходили, представляешь?

- Рабы, - сказал Иоганн.

- Рабы?

- Ну да.

- Ого. Так это ж сколько лет прошло!

- Лет пятьсот, не меньше. Что делать-то будем?

- Стены смотреть. Должен тут быть секрет. Какой-нибудь хитрый камень

Пришлось прощупать всю поверхность стен, пол и потолок, но хитрый камень они нашли. Только вот древний механизм отказал. Стена повернулась чуть-чуть, самую малость.

- Это есть ничего, - обрадованно заявил Иоганн. - Давай лом! Вот сюда, очень хорошо. Помогай. Нет такой двери, которая устоит перед полицией Поммерна!

Они навалились вдвоем. Лом выгнулся.

- Глубже... глубже его... да и кирку просовывай!

С оглушительным скрежетом стена подалась. Лом звякнул о каменный пол.

- Доннер веттер! Иржи, опять?! Это есть моя вторая нога! Иржи зажал ему рот.

- Тихо ты. Слышишь?

- Чего? - спросил Иоганн, растирая голень.

- Сам послушай.

Они замерли. В темноте за стеной журчала вода. Но было и еще что-то. Какой-то низкий, на пределе слышимости, звук.

- Ох ты. А стена-то... - шепотом сказал Иоганн. -Что?

- Пощупай.

Иржи приложил ладонь. Каменная кладка дрожала.

- Вот те раз... Может, вернемся?

Иоганн не ответил. Азартно сверкнув глазами, задул фонарь и скользнул вперед. Потом из темноты прошипел:

- Лом, лом оставь в щели! Не ровен час, захлопнется механика доисторическая...

Темнота вначале казалась совершенно непроницаемой. Но постепенно Иржи начал различать над головой слабое пятно чуть меньшей черноты, чем все остальное. Было похоже, что они очутились на дне огромного колодца.

Иоганн смутной тенью угадывался впереди. Вдруг эта тень исчезла. Послышался шлепок, стук металла о камень, затем, через много мгновений, далекий всплеск.

- Иржи, помоги, - глухо позвал Иоганн

Иржи двинулся на его голос.

- Нет, стой, не подходи. Фонарь зажги!

Иржи чиркнул кресалом. Искра показалась ослепительной, но повлажневший трут никак не хотел вспыхивать. Запалить его удалось едва ли не с двадцатой попытки.

Слабый огонек затеплился. Фитиль потрескивал, горел неохотно. Иржи поднял фонарь над головой.

В двух шагах перед ним в каменном полу зияла дыра, за край которой уцепились белые пальцы Иоганна. Иржи поставил фонарь рядом и быстро лег на живот.

- Держись!

- Держусь, - выдохнул Иоганн.

Иржи подполз к дыре, схватил его за шиворот.

- Осторожно, - предупредил Иоганн. - Камни скользкие, боюсь подтягиваться...

- Ладно, не трепыхайся, ты только держись.

Иоганн промолчал, экономя силы. Даже дышать перестал.

Иржи обвязал его веревкой под мышками. Потом затянул петлю, уперся ногами в каменный бордюр и принялся тянуть.

- Ну и тяжел ты, гроссфатер...

- Думаю много, - сообщил Иоганн из ямы.

- Самое время, - пропыхтел Иржи. - Но лучше бы раньше. Лезешь очертя голову!

Наконец Иоганн выбрался. Переводя дух, они лежали рядом и смотрели вниз. Иржи бросил камешек. Камешек летел долго.

- А ведь глубоко, - сказал Иржи.

- Йа, - вяло отозвался Иоганн.

- Нет, ну как ты мог, а? Не мальчик же. Иоганн предпочел поменять тему.

- Думал, что убежишь, - признался он. - Испугался ведь, я знаю. Чего не убежал?

- Чего, чего, - проворчал Иржи. - Лучше привидению попасться, чем твоей Матильде

- Йа, йа, Матильда есть женщина большая, - захохотал Иоганн, но тут же спохватился и зажал себе рот.

- А что ты уронил? - спросил Иржи.

- Кирку. И пороховницу тоже. Один заряд только остался. В стволе. Да и то если не подмок.

- Ничего. Стрелять тут вроде не в кого.

- Кто знает. Даже обезьяна с оружием уже есть человек. Смотри. - Иоганн поднял фонарь.

Над серединой колодца висел толстенный, с мужскую руку, канат. В отличие от всего, что попадалось до сих пор, он совсем не выглядел старым, свет оставлял блики на его черной, глянцевой, удивительно гладкой поверхности.

- Ох, - сказал Иржи. - Вдруг это щупальце?

- Щупальтце? - хмыкнул Иоганн. - Какое еще щупальтце?

- Смотри, так и подрагивает.

- Труба это, а не щупальтце. Что, дальше-то слабо идти?

- Это кому? - надменно спросил Иржи. Труб он не боялся. А вот Иоганн встревожился.

- Интересно, - сказал он. - А трубу кто сделал? Не рабы же. И куда это нас занесло?

А занесло их вроде как во внутренность конической башни, построенной наоборот, вниз вершиной и вверх расширенным основанием. Тщательно осматривая стены, Иоганн и Иржи обошли дно этой каменной воронки по окружности, но никаких ходов или запертых дверей не увидели. Зато по стенам вилась спиральная лестница со ступенями из серого металла. Из этого же металла были выточены тонкие стойки ограждения.

Иоганн постучал костяшками пальцев. Ступенька отозвалась чистым звуком.

- Не железо, нет. Никакой ржавчины. В погреб бы такую лестницу, даже правнуков переживет. И кто же это выковал, а? - Не знаю. Пора идти, - сказал Иржи.

Страх у него исчез, уступив место нетерпению и жгучему любопытству. Иоганн, похоже, испытывал то же самое. Он перебросил штуцер за спину, осторожно попробовал ногой нижнюю ступеньку.

- Крепкая. Очень даже крепкая.

По мере того как они поднимались, становилось светлее. Вверху уже хорошо различался край кладки. Черный канат переваливал через него, уходил куда-то вбок.

- Дай-ка выглянуть, - шепотом предложил Иржи.

- Я тоже умею.

- Моя голова быстрее твоей прячется.

- Йа? Почему так думаешь?

- Потому что думаю мало, - нервно усмехнулся Иржи. И приподнял голову над последней ступенькой. Колодец открывался в сводчатый подвал с проходом в

середине. На противоположной стене горела чудная лампа. Не коптила, не потрескивала, свет давала ровный и какой-то уж очень белый. Но этого света не хватало, поскольку подвал был длинный, да еще по обеим сторонам от прохода находились вырубленные в скале боковые ниши. А черная труба висела под потолком, ее дальний конец исчезал в стене над лампой.

- Никого нет, - сообщил Иржи.

- А никто и не нужен, - отозвался Иоганн. Выбравшись из колодца, они медленно двинулись вперед. По бокам от прохода, за остатками сгнивших деревянных

решеток, располагались темные норы. Вероятно, когда-то они служили тюремными камерами и с тех пор на стенах кое-где еще оставались обрывки цепей.

- Нечистое дело, - прошептал Иоганн. - Тут кто-то должен быть. Лампаду ведь заправлять надо.

Иржи кивнул.

- Интересно, а чем ее заправляют? Свет уж больно ровный

- И фитиля не видно. Круглая слишком. Мне это не нравится. В Поммерне таких делать не умеют.

- Сбежать еще успеем.

- А я и не собирался, - заверил Иоганн. Крадучись, они подобрались к освещенной стене. В ней,

выше уровня пола, имелась дверь, а под дверью - лесенка со ступенями все из того же серого незнакомого металла. Вот под эту лестницу им и пришлось нырнуть, поскольку дверь вдруг бесшумно начала отворяться.

В подвал вырвался сноп света. Послышался низкий гул, к которому примешивалось странное жужжание. Через мгновение чья-то ступня с лязгом опустилась на верхнюю ступеньку. В щель было видно, что обута она в чудной башмак из отсвечивающего металла.

Лязгнул второй шаг. Очень странное существо, казавшееся целиком отлитым из чего-то блестящего, жужжа и позванивая, спустилось по лестнице, постояло немного, потом направилось дальше.

Шло оно точно по середине прохода. Узкий луч света одну за другой обшаривал боковые камеры. Свет исходил прямо из головы непонятно кого.

Добравшись до отверстия колодца, призрак Замковой горы пожужжал и начал спускаться. Исчезли ноги, туловище. И тут железный человек приостановился. Его круглая голова повернулась назад, за спину, еще раз осветив подвал.

Сильная рука Иоганна пригнула Иржи к полу. И вовремя. Луч скользнул прямо над их спинами. Скользнул, вернулся, чуть помедлил и наконец погас. Железная голова скрылась за краем кладки. Еще некоторое время слышалось жужжание, но вскоре оно стихло.

Путь к бегству был отрезан. Иоганн шепотом выругался.

- Назад теперь нельзя. Давай двигать вперед.

- Да? А вдруг там... Иоганн пожал плечами

- Может, и да, может, и нет. Но на обратном пути железяка нас обязательно увидит, два раза так не везет. А мне что-то не хочется ему под руку попадаться, знаешь ли. Надо искать другой выход, да поживее.

- А он есть, другой выход?

- Должен быть. Этот железный как-то же сюда забрался.

- Вот вляпались... Пропади он пропадом, этот клад! Иоганн не слушал. Выставив перед собой штуцер, он

выбрался из-под лестницы, заглянул в открытую дверь и долго что-то там рассматривал. Потом осторожно вошел.

Делать было нечего. Оглядываясь на каждом шагу, Иржи тоже поднялся по ступенькам и перешагнул порог.

За дверью располагался просторный зал, в котором стояла очень широкая светящаяся колонна. Она-то и гудела. А черная труба из колодца сливалась с полупрозрачным боком колонны и еще немного просматривалась там, внутри. Вверху, у потолка, от колонны венчиком разбегались трубы, но уже потоньше и белые. Пахло грозовой свежестью и еще чем-то вроде мокрых сосновых опилок. Стена напротив колонны была украшена изображением длинноногой птицы с розовыми перьями.

- Фламинго, - прошептал Иржи. - Отец мне про них рассказывал.

- Какое фламинго?

- Ну, птица так называется.

- А-а.

Прижимаясь друг к другу, кладоискатели обогнули колонну, остановились перед изображением. Птица была нарисована очень здорово, выглядела совсем живой. Даже погладить хотелось. Иржи не удержался и тронул розовые перья.

- Стой! - прошипел Иоганн. - Убери руки!

Но опоздал. Стена вдруг дрогнула, разъехалась, открыв маленькую, уютно освещенную комнатку размерами с кладовку

- Ох, - сказал Иоганн. - Я туда не полезу.

- Полезешь, - заверил Иржи.

- Вот уж нет.

- А ты ничего не слышишь? Иоганн прислушался.

- Лязгает чтой-то. Вроде бы лом по ступенькам волокут. Ах, черт! Да ведь этот упырь закрыл стену! Там, внизу.

- Вот-вот. Закрыл и возвращается.

- Ладно. Возьмем себя в руки! Аллес гут.

- Что - аллес гут? Аллее капут!

Они заскочили в комнатушку. И тут стены съехались, пол дернулся. Иржи даже присел с перепугу.

- Говорят, у курфюрста такая штука тоже есть, - спокойно сказал Иоганн. - Лифтом называется. Водяное колесо за канаты тянет, вот он и поднимается. Интересно, а где тут водяное колесо?

- Очень интересно, - пробурчал Иржи.

Лифт остановился. Иоганн вышел первым, но тут же попятился.

- Ирж, - просипел он. - Ты только не пугайся.

- Ох, - сказал Иржи. - А теперь-то что?

- Да так... мертвяков полно.

Иоганн чуть отодвинулся. На полу длинной залы лежала знакомая черная труба. От нее отходили ответвления вправо и влево, к стеклянным, подсвеченным изнутри шарам. В каждом из них плавало, медленно вращаясь, обнаженное человеческое тело.

Там были и мужчины, и женщины, человек двадцать пять - тридцать. Все они сохраняли одну и ту же позу - голова пригнута к коленям, крепко обхваченным руками. И все они были одного возраста - не молодые, но и не старые. В самом соку, как говорится. Причем буквально.

- За что ж их так-то... заспиртовали? - поразился Иоганн. - Как лягушек каких. Ад тут, что ли?

- Ты же говорил, что ада нет.

- Йа. Значит, это не ад, - уверенно сказал Иоганн. - Музей, наверное.

- Какой там музей, - забормотал Иржи. - Кладовка. Припасы людоеда...

В жидкости, наполнявшей шары, вспухали пузыри. У подножия каждого диковинного сосуда горели зеленые огоньки. Слышались шорохи, протяжные шумы, напоминающие вздохи великанов. Иоганн ткнул Иржи в бок.

- О! Гляди, гляди, какая баба. А вон еще. Пожалуй, покрасивше. Коленки даже подтянуть не смогла. Эти мешают... образования. Надо же! Больше, чем у моей Матильды. Ну, чудеса... Нет, ты глянь! Чего отворачиваешься? Посмотреть-то не грех.

- Слушай, хочешь попасть в такой шарик? - спросил Иржи.

- Вот придумал!

- Тогда хватит ведьмами любоваться. Сейчас железяка появится.

- Молод ты еще, - хихикнул Иоганн.

- Это правда. Жить пока не надоело.

Иоганн не без сожаления оторвался от соблазнительного зрелища и неохотно припустил трусцой вдоль черной трубы. Иржи бесцеремонно его опередил. С детства развитое чувство подсказывало, что их уже догоняют. Какой-то орган между лопатками то распухал, то испуганно съеживался. Быть может, душа.

Следующий зал был заполнен светом, льющимся с потолка. А пол почти отсутствовал. Его место занимало озеро с темно-зелеными растениями. По водной поверхности гуляла волна, даром что никакого ветра не ощущалось. Водоросли угрожающе шевелились. Сильно пахло грозой.

- Не нравится мне тут, - заявил Иоганн. - Хотя и чисто. Иржи расслышал знакомое жужжание. Почему-то не только сзади, но вроде бы и спереди

- Быстрее! Шнелль!

В спешке они потеряли осторожность и едва не поплатились: за поворотом, в небольшой комнате, двумя рядами стояли железные человеки. Примерно такие же, как тот, в подвале.

Некоторые шевелились, перемигивались огоньками. Лиц у них не было. На месте лица у каждого располагалось что-то расплывчатое, дрожащее и переливающееся. Иногда там проступало как бы зеркало, в котором отражались испуганные, ошалевшие, изогнутые физиономии то Иржи, то Иоганна.

Иоганн остановился и открыл рот. Потом сделал попятное движение.

- Ох! Вот же страсти!

Он начал медленно разворачиваться туловищем в одну сторону, а головой в другую. Иржи схватил его за рукав.

- Куда, ненормальный?! Ходу, ходу!

Иоганн опомнился, и они пробежали мимо шеренг медлительных великанов. Последний протянул руку и успел ухватить Иоганна за шиворот. Но тот вдруг присел и резко рванулся в сторону. Послышался треск, в пальцах железяки остался воротник, а Иоганн был таков. Даже Иржи обогнал. Спасла полицейская выучка...

Потом были какие-то переходы, круглый зал вроде церкви, только побольше. Вдоль стен вместо икон там стояли длинные столы, по которым перебегали искры, а в наклонных окнах то появлялись, то пропадали изображения.

На тонком канате раскачивался тяжелый шар, похожий на пушечное ядро, но не черное, а золотистое. Что-то с натугой выло - сначала медленно и басом, а затем быстро, противно и визгливо. Мигал красный свет. Позади слышались хрипы, вздохи, шум льющейся воды, голоса и шипение - будто толпа чертей пробудилась от сна и всем скопом принялась умываться.

Они бежали, спотыкаясь о многочисленные канаты, лежавшие на мягких, но странно звонких полах, а за ними лязгали железные шаги, то отставая, то приближаясь. Несколько раз над ними пролетела какая-то попискивающая штучка, но когда Иоганн замахнулся прикладом, она шарахнулась в боковой коридор и больше не показывалась.

- Ни за какими кладами... да ни за что в жизни... - пыхтел Иоганн. - Не нравится мне здесь! Хотя и чисто...

Неожиданно он затормозил. Иржи ткнулся в его спину.

- Ох, ну что там еще?!

- Тс-с!

Они остановились перед поворотом, за которым начинался полутемный тоннель. Оттуда, из-за поворота, слышались неспешные шаги. Шарк-шарк-стук, пауза. И вновь - шарк-шарк-стук. Будто старик с клюкой брел. Или старуха. В тоннеле мерцал призрачный голубой свет, как от гнилушек на болоте. С каждым шаркающим шагом он становился чуть-чуть ярче.

- Совсем не хочу знать, кто там, - прошептал Иоганн. - А ты?

Иржи мотнул головой:

- Обойдусь.

Они бросились в боковой ход. И чем дальше бежали, тем страшнее делалось. Как в дурном сне, коридор постепенно становился ниже, уже, темнее. Под конец он вообще превратился в трубу, в которой можно было идти только согнувшись в три погибели.

- Назад дороги нет, - сказал Иоганн.

Иржи кивнул. Вскоре пришлось опуститься на четвереньки. И тут появилась надежда. Иржи почувствовал дуновение свежего, пахнущего рекой ветра, а впереди обозначилось светлое пятно.

Он рванулся дальше, яростно работая локтями и коленками. А за их спинами уже мелькал зловещий луч, слышались звонкие лязги. Только бы не бабахнул из чего-нибудь, подумал Иржи. Здесь, в совершенно прямой трубе, промахнуться невозможно. Особенно если картечью..

* * *

Труба выходила на обрывистый склон горы, высоко над Быстрянкой. Иржи порвал матерчатую сетку, закрывавшую отверстие, раздвинул стебли дикого хмеля и тут же судорожно уперся в гладкие стенки - дальше был почти вертикальный обрыв.

За рекой, как на ладони, лежала деревня с темными еще избами. А в деревне тревожно скулил Бернгардт, родненький.

Ближе поблескивала Быстрянка. Внизу, под самым обрезом трубы, в предрассветных сумерках угадывались заросли тальника. У Иржи мелькнула мысль о том, что, если придется падать, кусты в какой-то мере смягчат удар. Но проверять это очень не хотелось.

Позади испуганно бубнил Иоганн.

- Чего? - спросил Иржи.

- Обрыв там?

- Обрыв.

- Веревку с тебя размотать?

- Давай.

Иржи лихорадочно принялся ощупывать стенки, пытаясь найти что-нибудь, что позволяло бы закрепить конец веревки. Однако внутренность трубы оказалась абсолютно гладкой. Ни выступа, ни отверстия, ни даже царапины.

Отчаявшись, он выглянул наружу.

Начинало светать. На куполе колокольни уже отразилась заря. С крыши Промехиной мельницы опять каркал ворон. Порядочные птицы еще спали.

- Во жуть. Иоганн, привязать-то не за что.

- Что ж теперь, пропадать? Ты как хочешь, а я в стеклянный шар не собираюсь. Пошшупай снаружи, хорошенько пошшупай. Люс, люс. Должно быть что-то! Иначе как?

- Бесполезно. Голый камень.

- А хмель?

- Хлипкая трава. Хотя погоди-ка. Он перевернулся на спину

- Держи меня за ноги!

Иоганн вцепился мертвой хваткой. Иржи высунулся по пояс и начал шарить руками.

- Слава те, Господи...

Он обмотал веревку вокруг трубы, края которой ладони на две выступали из скалы.

- Все. Отпускай меня.

- Не могу, - прохрипел Иоганн. - Руки свело. Иржи чертыхнулся.

- Сейчас же отпусти!

- Да не получается! - отчаянно сказал Иоганн.

- Послушай, - вдруг сказал Иржи. - Кажется, в трубу кто-то лезет.

- Да ну?!

Руки Иоганна разжались. Потом, внизу, когда они уже спустились, дуя на ободранные веревкой ладони, Иоганн спросил:

- А как ты узнал, что кто-то лезет? Я так ничего не слыхал.

- Я тоже не слыхал.

На Иоганна навалился истерический смех.

- Ну, парень, ты даешь! "Кто-то лезет"... Надо же сообразить! Я чуть не обмочился.

- Тише ты. Что с веревкой-то делать? Нельзя ее тут оставлять.

- Айн момент!

Продолжая похохатывать, Иоганн вытряс из штуцера порох.

- Давай чиркни.

Порох вспыхнул. От него занялась просмоленная пенька. Огонь разгорелся, побежал наверх, слегка раскачиваясь от утреннего ветерка.

- Вот теперь точно аллес гут. Унесли мы ноги! Чего грустишь?

- А ведь там свои веревки есть, - сказал Иржи. - Вдруг железяки спустятся? Иоганн почесал затылок.

- М-да. А чего ж они до сих пор не спускались?

- А до сих пор их не будили.

- Тоже верно. М-да, натворили дел. Интересно, во что же мы с тобой вляпались, а?

- Как - во что? В небесников, во что же еще. Тут Иоганн взял да и посерел.

- Лучше бы ты ошибался, парень. Вот в небесников я верю. Надо же! Под самым боком такую базу отгрохали, а никто ничего и не заметил. Вот скрытные бестии!

- Деревенским-то говорить? Иоганн отрицательно качнул головой.

- Лежали себе те железяки сто лет, еще сто пролежат.

- А если не пролежат? Возьмут да и повылазят.

- Чего ради? Железяки же вроде слуг при небесниках состоят. Без приказу никуда не полезут.

- А по приказу?

- Ну, это ты хватил. Небесники поцивилизованнее нас. Что, убивать бросятся? Или грабить? Да они сами нас опасаются, раз прячутся.

- Чего ж ты тогда перепугался?

- Да так, с непривычки.

Иржи посмотрел вверх. Там на вершине горы еще тлел остаток веревки.

- Все-таки о небесниках должны знать.

- Кто?

- Ну, те, кому полагается. Сам курфюрст в конечном счете.

- Ага. Сам курфюрст. Ты вот что, парень. Никакому курфюрсту докладывать мы не будем. У курфюрста и без того дел полно, давай побережем государя, лады? Не было ничего этой ночью! И все тут. А если железяки и полезут, то мы здесь ни при чем. Вот тогда курфюрст пусть и думает, что делать. Ферштеен зи?

- Йа

- Вот и отлично.

Они перешли Быстрянку и поднялись по переулку.

- Ну как, - спросил Иржи, - кладом-то доволен? Иоганн показал внушительный кулак.

- Ду ист думкопф. Пустая голова.

- А ты?

- О! Я - другое дело. Я есть старая пустая голова. Иржи кивнул.

- М-да, - произнес Иоганн. - И столько приключений и никакого толка, вот что досадно.

- Почему? Есть польза.

- Какая?

- Мы теперь знаем, как будят железяк.

Иоганн ничего не сказал, только хмыкнул. У плетня его ждала Матильда. Она что-то выпалила по-немецки и ушла в дом. Иоганн побагровел.

А Иржи ждала мать. Ничего не сказала, только сгорбилась, но ее было до того жалко, что захотелось плакать.

5. СХАЙССЫ

Как только стойбище осталось позади, Хзюка свернул на юг. Вокруг было так накопычено, что проблема сокрытия следов его не беспокоила.

- А почему не на заход Хассара? - спросил Мартин.

- Там граница с хачичеями.

- Ну правильно.

- Границу племени принято охранять. С двух сторон.

- На юге тоже граница.

- Там не только граница. На юге начинаются пески. Их охраняют хуже. И следы долго не держатся. Ветер.

- А-а. Вот в чем дело

- Медленно соображаешь, мягкотелый.

- Зато прочно.

Хзюка квакнул и замолчал. До утра не проронил больше ни слова. А к утру они достигли полосы саванн. Умылись в ручье, пересели на свежих шуссов, продолжили путь.

- При свете нас легко заметить, - обеспокоенно сказал Мартин.

- Ничего страшного. Уже не ночь, а днем тебе часто разрешали покидать стойбище. И я ведь при тебе. Весть о побеге дойдет сюда не раньше, чем на закате Хассара.

Действительно, они мирно разъехались с пастухами, а потом - даже с пограничным дозором, миновали небольшое стойбище. Но после этого Хзюка повернул на юго-запад и начал заботиться о следах - выбирал каменистые участки, петлял. Дважды они долго брели по воде. В середине дня, когда жара сделалась тяжелой для шуссов, Хзюка объявил привал.

Они остановились в роще древовидных папоротников. Перекусив вяленым мясом и съедобными корнями, до вечера по очереди спали.

В сумерках Хзюка сам оседлал шуссов, подтянул упряжь и тщательно проверил все снаряжение.

- Нас уже ищут, - сказал он.

- Сивы хорошо умеют искать, Хзюка. Я знаю. Как ты хочешь их обмануть?

- Завтра мы должны быть у хачичеев. Там нас не ищут.

- Пока.

- Да вся жизнь - это пока, - обронил ящер.

Меняя шуссов, всю ночь они продвигались в быстром темпе. Судя по звездам - на юго-запад. Под утро достигли сухого русла с обрывистыми берегами.

- Вот здесь и проходит граница, - сказал Хзюка. Прижимаясь к мелкому щебню, не успевшему остыть за

ночь, они лежали на вершине холма. Внизу, вдоль обрыва проезжал парный дозор племени Сив. На противоположном берегу ехали хачичеи, тоже двое. И те и другие демонстративно не смотрели друг на друга.

- Все. Пошли, - сказал Хзюка. - Как раз успеем.

- Уже светло, - засомневался Мартин.

- Сейчас меньше всего ждут. Слушай меня, мягкотелый!

- Со всех сторон, о Хзюка, - уныло сказал Мартин. Они спустились по северному склону и вскочили в седла. Боковая ложбина вывела их к пограничному каньону.

Здесь Хзюка, который ехал первым, остановился, прислушиваясь. Затем его шусс медленно попятился за выступ скалы.

- Не повезло.

- Что такое?

- Прячься, - негромко приказал ящер.

Мартин быстро отогнал шуссов за поворот, спрыгнул на землю и присел за большой глыбой глины, до белизны высушенной многолетней жарой.

Хзюка с ножом в зубах и луком в руках вжался в обрывистый склон шагах в семидесяти впереди. Благодаря изгибу оврага то, чего он опасался, Мартин со своего места увидел раньше.

Через границу ехали трое хачичеев. Один - впереди, двое - чуть поотстав, готовые прикрыть своего разведчика.

Мартин показал три пальца. Хзюка кивнул, сдвинул на затылок шлем и спокойно почесал свой плоский лоб.

Нарушитель вел себя очень осмотрительно. Выступ, за которым прятался Хзюка, явно вызывал у него опасения. Он отъехал к противоположному склону, натянул тетиву и направил свой лук в подозрительное место. Только после этого тронулся дальше.

Трудно было понять, кто кого опередит в этой дуэли. Поэтому Мартин решил вмешаться. Он неожиданно вышел из-за своей глыбы, расправил трехлетнюю бороду и кашлянул. Хачичей глянул в его сторону и оторопел. Этакое страшилище ему явно пришлось видеть впервые

- Я - местный дух, сэр, - крикнул Мартин, кланяясь. - Границу стерегу, знаете ли.

Тут над ним свистнуло. Нехорошо так, неприветливо. Зато когда Мартин поднял голову, хачичей уже выронил лук и, схватившись за горло, медленно заваливался назад.

Пока он падал, Хзюка выбежал из укрытия и отправил несколько стрел в остальных хачичеев. Один из них взмахнул руками, как бы радостно приветствуя врага. Мартину приводилось уже видеть эти взмахи. В жизни схаев так взмахивают лишь однажды.

А последний хачичей сплоховал, испугался. Низко пригибаясь в седле, он бросился наутек. Однако на другой стороне русла его шусс захромал, потом начал валиться на бок. Всадник успел еще спрыгнуть на землю, но вот скрыться уже не смог. Стрела попала ему в затылок. Семьдесят шагов для Хзюки - не расстояние.

Вся схватка протекала в молниеносном темпе и почти в полной тишине, поскольку у обеих сторон были причины не поднимать шума. Хачичей даже умирали молча, чтобы не поднять тревоги. Но Хзюка тоже не забыл об интересах племени.

- Мартин! Быстро собирай сухие папоротники!

Через пару минут на дне оврага начал разгораться костерок. Хзюка выждал, когда пламя окрепнет, потом открыл флягу и обильно плеснул воды. В небо пополз густеющий дым.

- Все, Мартин. Уходим. Скоро прискачут наши. Дальше пусть разбираются сами.

Прихватив трофейного шусса и наскоро собрав оружие хачичеев, они рысью направились в глубь территории сивов. Через некоторое время Хзюка повернул на юг.

- Удачно получилось, - на скаку прокричал он. - И наши, и хачичеевские разъезды сейчас стягиваются к месту стычки. На полдень от нас граница обнажится. Мы успеем проскочить!

Тут он притормозил шусса и спросил: - А чем ты так удивил хачичея? Мартин усмехнулся.

- Собой, о Хзюка.

- Хог! - озадаченно сказал ящер. - А я уж и забыл. Прижился ты у нас, мягкотелый.

Сделав крюк, в середине дня они вновь оказались у пограничного каньона. На обоих берегах, как и предсказывал Хзюка, было пусто. Ящер без колебаний пересек границу, и через минуту они уже были на территории хачичеев. Никто их там не ждал.

- Удачно получилось, - еще раз сказал Хзюка. - Всегда бы так.

Глина на дне лога, по которому они ехали, была сырой. Шуссы оставляли в ней четкие четырехпалые вдавления, но Хзюка об этом не беспокоился.

- Сейчас важно подальше уйти от границы. А там - затеряемся. Будем ехать до конца дня и всю ночь. Выдержишь?

Мартин кивнул.

- На, пожуй. - Хзюка протянул кусок вяленого мяса. Долгое время они двигались по дну оврага. Когда-то здесь

явно текла река, а потом исчезла, ушла под землю, оставив на поверхности лишь влажные пятна под потрескавшейся глиняной коркой. Таких русел, давно не видывавших воды, в южной части Схайссов встречается много. Мартин все больше укреплялся в убеждении, что здешний климат меняется. Некие глобальные процессы в атмосфере приводят к тому, что количество осадков, выпадающих на землях схаев, постепенно снижается.

Мартин неоднократно слышал от старых сивов, что хороших пастбищ в прошлые времена было больше, а пески находились дальше. Поэтому нынешние стойбища находятся севернее, чем еще два-три поколения назад. Медленно, но неуклонно пустыня прижимала ящеров к горам. По всей видимости, именно сокращение обитаемого пространства являлось главной причиной участившихся войн между племенами. Остановить их могло лишь появление безусловно общего врага, на которого можно выплеснуть весь накопившийся запас воинственности. Такой враг у схаев имелся на протяжении веков. Но теперь, после обвала в горах, он к тому же стал доступным. Вдобавок в Схайссах появился сильный лидер, Су Мафусафай. Следовало ожидать серьезных неприятностей.

Знают ли в Поммерне о новом проходе? Если знают, успели ли его захватить? Удержат ли? Если удержат, то что делать в перспективе? Повлиять на климат, дать больше дождей Схайссам? Технически пока невозможно. Да и не решение это, а лишь отсрочка. Выход один - медленно налаживать отношения. Сначала с племенем Сив, потом - со всеми остальными племенами. И потихоньку цивилизовывать ящеров. Приобщать к благам прогресса и просвещения, сколько бы это ни потребовало времени. Надо бы перечитать колонизатора Киплинга, подумал Мартин. Только где его взять на Терранисе? Придется залезать в софус "Фламинго", как только появится возможность.

Сухое русло, по которому они ехали, постепенно поворачивало к северо-западу. Его обрывистые берега были испещрены норами, из которых выпрыгивали мелкие летающие ящеры. Выпрыгивали, распахивали перепонки, взмывали вверх. Потом злобно верещали, кружились над головами, гадили на лету.

Хзюку это явно не устраивало, потревоженных летунов могли увидеть хачичеи. Он все чаще останавливался, поднимался из впадины, чтобы оглядеться. Но им пока везло. Не заметив ничего подозрительного, Хзюка спускался вниз, влезал в седло, и они продолжали путь. Наконец, уже под вечер, пришлось покинуть русло, которое стало совсем уж мелким. Хзюка счел, что они достаточно уклонились к западу и пора поворачивать на север

- Ну, Мартин, теперь мы спокойно поедем к горам. Поход и в самом деле скорее напоминал путешествие.

Трудно было поверить, что едут они по земле заклятых врагов, никто из хачичеев не показывался. Лишь в сумерки попалась широкая полоса следов.

Не слезая с шусса, Хзюка оценил их опытным оком.

- Стадо? - спросил Мартин.

- Нет. Отпечатки глубокие. Прошлой ночью здесь прошла тысяча всадников с припасами и оружием.

- Хачичеи что-то затевают?

- Еэ. Затевают.

- Это опасно?

- Наши уже предупреждены. Большего мы сделать не можем. Надо выполнять свою задачу.

Хзюка повернул по следам хачичеев на север. Теперь их собственные отпечатки было не так-то просто различить днем, а ночью - невозможно. Только вот на горизонте появилось слабое зарево.

- Стойбище, - определил Хзюка. - Надо опять поворачивать туда. - Он махнул плетью на запад.

Описав по ночной саванне широкий полукруг, они обошли поселение и вновь взяли курс на север. К утру достигли группы невысоких холмов. К этому времени Мартин уже с трудом держался в седле. Не единожды он начинал дремать, но каждый раз просыпался, ткнувшись носом в жесткую шкуру шусса. Шуссы тоже брели через силу, все норовили остановиться и присесть. Наконец Хзюка сжалился, объявил привал. Сам он ничем не выдавал усталости и, наверное, мог бы ехать еще долго.

Выбрав холм, где в редкой пальмовой роще росли мох да травовидные папоротники - излюбленный корм шуссов, Хзюка привязал животных длинными веревками с таким расчетом, чтобы они могли подходить к ручью.

- Идем, Мартин.

Мартин поднялся на деревянные ноги и с превеликой мукой взошел на вершину холма. Обычай как следует осмотреться перед сном схаи соблюдали свято. Причем осматриваться полагалось всем. "Чем больше глаз, тем меньше ночи", - вспомнил Мартин. И подумал, что ни по числу, ни по качеству пословиц, этих концентратов слова и смысла, схаи ничуть не уступают все тем же латинянам. Хотя во многом другом ящеры куда ближе Чингисхану с его динамичными туменами, нежели Риму с его веками отшлифованными легионами. Такой вот промежуточный вариант истории. Комбинация хотя и новая, однако сложенная из вполне узнаваемых для землянина элементов.

- Ты что-нибудь видишь? - спросил Хзюка.

Небо уже начинало быть не черным, а серым, предрассветным. Далеко на юго-востоке смутно различались огни того стойбища хачичеев, которое они обошли ночью. К северу простиралась холмистая саванна с редкими группами деревьев. На северо-западе поблескивало извилистое озеро с поросшими густой зеленью берегами. Промежутки между этими направлениями занимала ровная, хорошо обозреваемая местность.

- Хачичеев не видно, - сказал Мартин.

- Еэ. Я тоже не вижу.

- Что будем делать?

- Отдыхать до следующей ночи. Днем теперь ехать нельзя. Спи первым. Потом меня сменишь.

Мартин не заставил себя упрашивать. Быстро расстелил шкуру, упал на нее и мгновенно отключился.

- Хорошо засыпает, - пробурчал Хзюка. - Мягкотелый.

Всякому везению приходит конец. А уж военному везению - пренепременно. Под вечер Мартин заметил группу всадников. Хачичеи двигались тем самым путем, которым они с Хзюкой ехали утром.

Хзюка проснулся мгновенно, лишь только почувствовал прикосновение.

- Что, появились? - Да. Взяли наш след. Вон там.

- Десять, - подсчитал Хзюка. - В открытом бою не одолеть. Уходим.

Отдохнувшие шуссы несли быстро. Одним броском они достигли озера и некоторое время следовали вдоль берега. Хзюка вертелся в седле и о чем-то размышлял.

- Сейчас мы заставим их поплавать, - сказал он.

- Что ты задумал?

- Скоро увидишь.

Вдоль основного берега тянулся лесистый островок, на который они и переправились. Потом вошли в воду с противоположной стороны, но плыть на другой берег озера не стали. Вместо этого по мелководью прошли вдоль всего острова, достигли его северной оконечности и переправились в обратном направлении.

- На сухое место не выезжать, - предупредил Хзюка.

Несколько сот шагов опять брели по воде, скрытые обрывом, пока не достигли зарослей гигантских хвощей. Здесь Хзюка приказал затаиться.

- Хачичеи решат, что мы направляемся на заход Хассара, - заявил он.

- Почему?

- Они подумают, мы идем, чтобы заключить союз с фахонхо, их соседями. Больше незачем появляться здесь малому отряду сивов. Никому в голову не придет, что мы хотим попасть в Ледяные горы, схаям там делать совсем нечего.

- А кто такие фахонхо?

- Лесные схаи. Еще более дикие, чем хачичеи. Мартину захотелось побольше узнать об этом племени,

но к протоке уже подъезжали преследователи, и все внимание Хзюки переключилось на них.

- Быстро добрались, - похвалил он.

Хачичеи остановились на берегу, очевидно, совещались. Шуссы под ними начали усаживаться.

- Устали, - сказал Хзюка. - Это хорошо. И запасных нет

Скоро хачичеи подняли шуссов и один за другим, все десять, переправились на остров.

- Обманулись?

- Не спеши, Мартин.

Пара хачичеев показалась на северном мысу острова. После этого наступили весьма томительные минуты. Даже Хзюка бесцельно похлопывал плетью по ноге - риск явно был нешуточным. Но Мартин давно знал, что в Схайссах без риска не обойтись. К тому же шуссы хачичеев утомлены, значит, можно и оторваться в случае чего.

Однако расчет Хзюки оказался верным. Потоптавшись на мысу, дозорные хачичеи повернули.

- Есть, - сказал Хзюка. - Вот теперь они обманулись. Смотри!

Из-за острова выплыл шусс. Рядом с ним, держась за поводья, осторожно, без всплесков, скользил хозяин. За первой парой показалась вторая, третья, все остальные. Они направлялись к западному берегу озера.

- О, - сказал Хзюка. - Смелые ребята.

- А в чем их смелость?

- Да в том, что в озере могут водиться заглотай.

- Это кто? Я еще не видел.

- Может быть, увидишь. Все равно лучше подождать, пока хачичеи совсем переправятся. Так будет вернее.

Хзюка помолчал, а потом квакнул:

- Но лучше заглотая не видеть. Плохо будешь спать, мягкотелый!

Мартин потрогал ноющую поясницу.

- Вот это уж вряд ли.

Заглотая увидеть все же пришлось, хотя и не полностью. Хачичеи успели преодолеть примерно две трети расстояния до противоположного берега, когда в озере появились водовороты. Потом вода забурлила и вдруг распахнулась чудовищной пастью. В этой клыкастой пещере мгновенно исчез последний из хачичеев, исчез вместе со своим шуссом. Оставшиеся лихорадочно гребли к берегу.

- Еэ, - сказал Хзюка. - А хачичеи считают заглотая священным животным. Дикие они!

Тут шусс под Мартином вдруг дернулся и заверещал. Хзюка выругался.

- Мартин! Быстро на берег! Сейчас и нам достанется. Как только они выбрались из воды, схай тут же соскочил

на землю и с размаху рубанул саблей. Мартин увидел извивающееся в грязи толстое змееобразное тело. Отсеченная голова гада продолжала держать ногу шусса в буквальном смысле мертвой хваткой. Хзюка разжал челюсти лезвием.

- Кто это? - спросил Мартин.

- Большая махерена. Перегружай поклажу.

- Этого шусса уже не спасти?

- Можно. Но некогда.

Сначала укушенный шусс по привычке бежал за ними, но потом отстал.

- Сыс, сыс! - поторапливал Хзюка.

Теперь он явно делал ставку на скорость и не тратил времени на сокрытие следов. Да и скрыть-то их было практически невозможно, поскольку местность сильно изменилась. Вокруг, сколько хватал глаз, расстилалось море высокой, по брюхо шуссов, травы. В этих зарослях животные быстро уставали, их приходилось менять чуть ли не каждый километр.

- Вот не было раньше этой зеленой гадости, - с отвращением сказал Хзюка. - Лет сто назад появилась.

Мартина беспокоило то, что за ними в траве оставалась протоптанная полоса, по которой преследователям будет удобно их догонять. Хзюка наверняка понимал это не хуже, но беспокойства почему-то не проявлял.

Когда совсем стемнело, трава перед шуссами начала редеть и вскоре исчезла. Обнажилась сухая, каменной твердости глина, на которой почти не оставалось следов. Тут Хзюка повернул, и с полчаса они ехали на запад

- Ты все понял, Мартин?

- Да. Теперь хачичеи решат, что мы точно отправились заключать союз с фахонхо, а наш рывок в сторону гор - всего лишь обман.

- Правильно думаешь, мягкотелый. Командиру хачичеев я не завидую.

- Сколько мы выиграли времени?

- День, не меньше.

Вскоре они выехали к обширным россыпям щебня, окружающим скалистые, лишенные растительности холмы. Здесь, на камнях, следы шуссов обнаружить было уже невозможно, и Хзюка вновь повернул к северу.

- Завтра увидим Ледяные горы, - пообещал он. - Надо только проскочить брод через большую реку Хач.

- А переплыть нельзя?

- Опасно. Тут вода еще теплая.

- Чем же теплая вода может быть опасной? - удивился Мартин.

- Как это чем? - еще больше удивился Хзюка. - Теплую воду любят заглотай!

Ночью поднялся ветер, и это был ветер предгорий. Прохладный, влажный, суливший Мартину благополучное и такое долгожданное возвращение. Но в Схайссах мало что дается с легкостью, без борьбы и опасности.

Перед рассветом им пришлось залечь в лесной чаще и несколько часов наблюдать переправу огромной пешей рати хачичеев через тот самый брод, который они не успели проскочить. Хачичеев были тысячи. В несколько рядов они шли вдоль натянутых поперек реки веревок. А по обоим берегам сновали верховые разъезды.

- Хо! - сказал Хзюка. - Да это похоже на настоящую войну.

- Послушай, а ведь тысяча, следы которой мы видели на юге, - это обман, - сказал Мартин. - Та тысяча должна оттянуть на себя силы сивов к югу, а главный удар хачичеи нанесут отсюда, прямо на большое стойбище сивов!

- Правильно думаешь, Мартин. Так оно и есть. Мы наткнулись на главные силы.

- Нужно предупредить ваших.

- Как?

- Не знаю.

- И я не знаю.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- Почему? Из-за нас погибли уже четверо хачичеев. Еще девять заняты преследованием. Не так уж и плохо, и это еще не все. Если ускользнем сегодня, завтра в погоню бросятся уже десятки. Они не могут позволить врагу гулять по своим тылам.

- Э, хачичеев много тысяч. Что значат эти несколько десятков?

- То, что мы можем сделать, оставаясь при этом в живых, - невозмутимо ответил Хзюка.

Между тем Хассар поднимался все выше, а конца переправе не предвиделось. Ситуация становилась неприятной, Мартин забеспокоился. Сзади рано или поздно появится обманутая погоня, а впереди через реку ползла и ползла серо-коричневая масса. Более того, переправившиеся хачичеи начали разбивать огромный лагерь.

Задымили первые костры. Один за другим поднимались сотни шатров. Воинство явно собиралось провести ночь на берегу Хача. Могло статься, и не одну.

- Вот досада, - сказал Мартин. - Хачичеи укладываются спать.

- Я тоже посплю, - невозмутимо ответил Хзюка. - Разбуди вечером.

Умученные преследователи появились на закате. Сначала - семеро, потом еще двое, едущие на одном шуссе. Хзюка молча наблюдал, как они о чем-то возбужденно докладывали часовым лагеря

- Сообразительные ребята, - одобрительно проворчал он. - Быстро нас раскусили.

- И что теперь? - спросил Мартин.

- Хачичеи должны выслать дополнительные разъезды. Но кругом много рощ, они не подозревают, что мы у них под самым носом. Можешь поспать, мягкотелый. У тебя хорошо получается.

- Какой тут сон. Хзюка, облава же начнется вот-вот!

- Настоящая облава начнется утром.

- Но уж утром-то нас найдут непременно.

- Утром нас здесь не будет.

- Куда же мы денемся?

- Туда, куда нам надо. Спи, завтра потребуется много сил. Мартин пожал плечами и улегся на свою шкуру. Но сон

долго не шел, задремать удалось ближе к полуночи. И почти сразу его растолкал Хзюка.

- Не выспался? Ничего не поделаешь. Терпи, мягкотелый. Пора уносить хвосты.

Шуссы уже были оседланы, все снаряжение приторочено, можно было ехать. Только вот куда? Мартин недоумевал.

- Что ты задумал? - спросил он.

- Сейчас узнаешь.

Они тихо выбрались на опушку.

- Вон там стадо пасется, - сказал Хзюка. - Видишь? Ночь была беззвездная, небо затянули облака, но Мартин различил между лесом и лагерем смутную массу.

- Вижу. Большое стадо.

- Шуссы не привязаны, - многозначительно сообщил Хзюка.

- Это имеет значение?

- Еэ, очень. Если их пугнуть со стороны леса, то шуссы побегут к лагерю. Так?

- Ну... так. И что потом?

- Потом прорвемся мы.

- Ты уверен? - Уверен.

- Заманчиво. Но чем же напугать шуссов?

- Тобой.

- Не понял, о Хзюка.

- Во время охоты на ррогу ты орал страшным голосом. Схаи так не умеют. Но сейчас надо заорать еще страшнее. Так страшно, как ты в жизни еще не кричал. Понял?

- Теперь понял. Со всех сторон.

- Если потеряешься, скачи прямо на север, вдоль реки Хач. Я тебя найду. Это тоже понял?

-Хог.

- Тогда - вперед. Не робей, мягкотелый! Хачичеи перепугаются побольше нашего. Ну, удачи тебе. Главное - погромче, Мартин, погромче.

- Постараюсь...

Они подобрались ближе к стаду. Хзюка натянул и резко спустил тетиву. В темноте кто-то вскрикнул, потом захрипел. Ближние шуссы подняли головы, насторожились.

- Все. Давай, мягкотелый!

И Мартин заорал так, что Хзюка судорожно зажал свои ушные отверстия ладонями.

- Хог! Очень хорошо. Давай еще!

Мартин выложился полностью. Хзюка тоже верещал как мог. Потом он зажег факелы, и они ринулись к оцепеневшему стаду. Шуссы шарахнулись. Не давая им опомниться, Хзюка направо и налево хлестал горящими ветками.

Мартин видел, как со стороны лагеря в их сторону бросились первые всадники. Но было поздно. Не прекращая диких воплей, он следом за Хзюкой ворвался на место выпаса. Ближайшие шуссы начали разбегаться. Стадо впереди них быстро уплотнялось. Еще секунда, две, и оно тронулось. Все более разгоняясь, животные бежали к освещенному редкими огнями лагерю. Там между шатрами метались тени.

Хачичеи никак не ожидали нападения столь далеко в глубине своей территории, да еще на такое крупное войско

Поэтому не потрудились окружить себя ни рвом, ни частоколом. Чем Хзюка и воспользовался.

Его замысел блестяще воплотился в жизнь. Масса перепуганных шуссов смяла край лагеря, переворачивая шатры и топча сонных солдат. Шум стоял ужасный - визг, треск ломающихся стоек, топот, стоны, растерянные крики, отрывистые команды, которые вряд ли кем выполнялись.

Довершая картину разгрома, некоторые из шатров загорелись. Между ними, вцепившись в шею шусса, скакало странное существо с белыми глазами, шерстью на лице и жутким голосом.

- ... люди гибнут за металл, - пел Мартин. - Сатана там правит бал, там правит бал... Ха-ха-ха-ха!

Попадавшиеся по дороге хачичеи сначала остолбеневали, затем затыкали ушные отверстия и прятались. Никто из них даже и не пытался задержать демона. А тот скакал, вопил, нахлестывал шуссов пылающим факелом, пинал ногами туго соображающих и медленно уворачивающихся.

За лагерем стадо начало редеть и разбегаться. Воспользовавшись этим, Мартин его обогнал. Он проскакал мимо растерянного патруля хачичеев и скрылся в предрассветном тумане. Этот ползущий от реки туман Хзюка, очевидно, тоже учел в своем плане. Просто гениальном плане.

Дело было сделано. Среди тысяч следов отыскать следы шусса, уносящего Мартина, не смог бы никто. По крайней мере на протяжении ближайшего дня.

Хзюка нагнал его вскоре после восхода Хассара. И не один, а с четырьмя связанными одним поводом шуссами.

- Хог! Ты великий воин, Хзюка.

- Хог. Ты славно кричал, Мартин. Великий Мосос! Даже я испугался. Но давай-ка удирать, нас теперь в покое не оставят.

- Они что, войну из-за нас отложат? Хзюка квакнул

- Не меньше, чем на день. Быть может, наши успеют не только расправиться с той тысячей, но и вернуться к стойбищу. Ты очень хорошо кричал, Мартин. Уохофаху! Как дьявол.

- Старался, - сипло сказал Мартин.

- А теперь - вперед. К горам!

Они вброд перешли левый приток большой реки Хач и поскакали на север, к далеким, но уже различимым голубым вершинам.

По обоим берегам Хача тянулись леса. С одной стороны, это было плохо, поскольку замедляло движение, а с другой - хорошо, так как в лесу легче прятать следы.

- Бойся деревяг, - предупредил Хзюка.

- Кто такие?

- Да так, по веткам бегают.

- Большие?

- Не очень. Деревяги - они неприятные.

- Почему?

- Перегрызают горло.

Мартин невольно взглянул вверх. Но на мутовчатых стволах никого не заметил.

- Деревяги охотятся ночью, - снисходительно обронил Хзюка.

В середине дня, перед тем как объявить привал, Хзюка с помощью своих когтей вскарабкался по колоннообразному стволу чешуедрева и долго там сидел, почти на макушке.

- Хачичеев не видно, - сказал он, вернувшись. - Но это ничего не значит. Они тоже умеют прятаться в лесах. Ешь быстрее, Мартин. Нам нужно добраться до следующего брода через Хач раньше погони.

Напоив шуссов, они двинулись дальше. Ехали весь остаток дня и часть ночи. Ужинали мясом и жареными корнями кочедыжника прямо в седлах. Мартин почувствовал, что начинает сдавать. Раскоряченные по бокам шусса ноги немели. Спина не то что ныла, а прямо-таки стенала. Голые стволы сигиллярий, из которых в основном состояли леса вдоль Хача начинали расплываться в глазах. И тут Хзюка расщедрился. Он открыл фляжку с сейссом, сложным настоем целебных растений, в который добавляли экстракты из эндокринных желез ррогу.

Схаи весьма дорожили сейссом, использовали его только при крайней нужде. И не случайно. Отпив четыре глотка, Мартин оживился. Голова прояснилась, сил прибавилось, настроение улучшилось; все теперь казалось преодолимым.

- Жизнь хороша, - благодушно сообщил Мартин.

- Не очень, - сказал Хзюка. - Но лучше с ней не расставаться.

Медленно подняв лук, он во что-то прицелился. Мартин тут же замолк. Хзюка выстрелил.

Раздался пронзительный визг. На толстом суку шагах в сорока от них задергался темный нарост. Хзюка быстро отправил в него еще пару стрел. Нарост отлип от дерева, раза два перевернулся и шмякнулся о землю.

Мартин оторопело молчал.

- Это и есть деревяга, - сказал Хзюка. - Стой, не шевелись. Поблизости должна быть самка. Они живут парами.

Прошло довольно много времени, но вокруг ничего заметно не было. Мартин уже начинал терять терпение, когда справа от себя, на стволе сигиллярии, заметил слабое шевеление. Он начал поднимать лук, но выстрелить не успел, успел лишь инстинктивно откинуться в седле.

Темный нарост внезапно сорвался с дерева и прямо перед Мартином на шею шусса обрушилась визжащая масса. Шусс качнулся, взвыл, сел на землю и повернул голову с расширенными от ужаса глазами.

Мартина спас сейсс. Он среагировал мгновенно. Сначала ударил по распяленной пасти щитом, потом отбросил лук, выхватил кинжал и принялся наносить торопливые, не очень точные, но многочисленные удары. Тварь визжала, извивалась, тянулась к горлу. Наконец не выдержала, спрыгнула на землю

Тут подскочил Хзюка. Наклонившись, он рубанул прямо из седла. Мерзкий визг захлебнулся. Несколько секунд деревяга дергалась, скребла когтями, колотила хвостом, но наконец утихла.

- Ты цел, Мартин?

- Цел. Только деревяга подрала шусса.

Хзюка осмотрел рваные раны на шее животного, приложил к ним тампоны из сушеных вайев папоротника.

- Ну как, теперь знаешь, что такое деревяга? - спросил он.

- О да, познакомились.

Мартин тяжело сполз с шусса и подошел к трупу.

Деревяга представляла собой весьма любопытную разновидность ящеров, приспособившуюся к жизни на деревьях. И приспособившуюся очень неплохо.

На первый взгляд она напоминала черепаху. Точнее, южноамериканского броненосца, поскольку ее тело сверху и снизу защищал панцирь. Впрочем, на этом сходство ограничивалось. Со стороны брюха панцирь деревяги был явно толще, имел заостренный гребень. По бокам торчали тонкие, но мускулистые лапы с устрашающей длины когтями. Хвост завершался шипастым утолщением и представлял дополнительное оружие в виде своеобразной булавы. Голова же, сравнительно небольшая по объему черепной коробки, имела внушительных размеров пасть.

Сами особенности тела многое говорили об образе жизни этих тварей. Забравшись повыше, деревяга поджидала жертву, на которую обрушивалась брюшным гребнем. При весе никак не менее сорока килограммов деревяги могли оглушить довольно крупного ящера и даже переломать ему кости. Шусс Мартина уцелел только потому, что удар пришелся на луку седла, чем и был ослаблен.

- Спасибо за сейсс, - сказал Мартин. - Без него я бы не увернулся.

- Пожалуй, я тоже выпью, - отозвался Хзюка

Мартин пересел на запасного шусса, и они двинулись дальше. В середине ночи, когда оба въехали в очередной лес, Хзюка велел остановиться.

- Побудь здесь, никуда не уходи, - очень внятно сказал он. - Переправа близко. Я посмотрю, потом вернусь за тобой. Деревяг не бойся, в голых деревьях они не водятся. Бойся всего остального.

- Понятно, - вздохнул Мартин.

Голыми деревьями схаи называют гигантские плауны. Изогнутые у земли, наверху их стволы выпрямляются и почти вертикально тянутся к Хассару. Плауны растут редко, небо почти не заслоняют. Но вот само небо, подернутое облаками, света в ту ночь практически не давало.

Сейсс хорошо обостряет чувства, в том числе слух. Мартину казалось, что он слышит плауновый лес весь, как единое целое. В первозданную основу тишины вплетался легкий шум ветра, отдаленный плеск воды, шуршание ночных насекомых. Некоторое время еще слышался легкий шорох шагов Хзюки. Но вскоре они стихли.

Прошло с полчаса. Хзюка не возвращался. Кроме чувств, сейсс обостряет еще и голод. Мартин нащупал в сумке кусочек вяленого мяса и принялся его жевать. В это время сзади и сбоку донесся едва различимый звук. Чуть погодя он повторился.

Мартин торопливо проглотил кусок и насторожился. Он не сомневался в том, что слышал шаги шусса. А шуссы сами по себе в ночном лесу не разгуливают. Ехать же на шуссе здесь мог только хачичей, поскольку Хзюка ушел пешком.

Мартин неподвижно ждал. Вскоре между стволами обозначилась неясная тень. Хачичей крался очень умело. Над подлеском из папоротников возвышались только его голова и плечи. И если бы не обостренный сейссом слух человека, и без того более тонкий, чем у схаев, враг сумел бы подобраться совсем близко

Мартину вдруг стало холодно. Впервые за свою отнюдь не короткую жизнь он оказался перед необходимостью убить мыслящее существо. Причем перед самой настоятельной и недвусмысленной необходимостью. Убить хачичея требовалось непременно, иначе убьет он. Сомнений в этом быть не могло.

Медленно, миллиметр за миллиметром, Мартин поднял лук. Тут ему на миг показалось, что он замечен - хачичей надолго остановился. Но потом его шусс снова сделал шаг, другой, опять замер. Вероятно, паузы просто были отработанным приемом.

Преследователь держался рядом с тем путем, которым ехали Мартин и Хзюка. Чтобы в такой темноте заметить следы, требовались невероятные способности, способности выдающегося охотника. То, что хачичей шел по следу один, хотя уже наверняка знал, что врагов двое, говорило о его большой уверенности в себе. Уверенности испытанной, и испытанной многократно. Схаи очень прагматичны, они отнюдь не склонны к преувеличению своих возможностей, о таких случаях Мартин не знал. Следовательно, ему попался страшный враг. Мартин понял, что если не убьет его первой же стрелой, то не убьет вообще никакой. Но именно это понимание положило конец переживаниям морального порядка.

А хачичей с каменным терпением продолжал свое движение - два-три шага, перерыв, потом следовало еще несколько почти бесшумных движений идеально вышколенного шусса.

По остроконечному силуэту Мартин понял, что на голове у хачичея шлем. Значит, на теле должна быть кольчуга. Незащищенными могли оставаться только лицо и шея. Попасть очень трудно, особенно ночью. Даже с расстояния в каких-то шестьдесят метров.

Но иного выхода не было. В любое мгновение враг мог услышать или сопение, или неосторожный хруст под ногами целых пяти шуссов, привязанных неподалеку. Быть может, уже и услышал, но еще не видел

Дальнейшее выжидание становилось все более рискованным. Мартин задержал дыхание, прицелился. И, когда руки приобрели нужную степень неподвижности, выстрелил.

Хачичей услышал щелчок тетивы по рукавице и мгновенно вскинул лук. Но точно прицелиться уже не успел, промахнулся всего на пару сантиметров. Ответная стрела скользнула вдоль левой руки Мартина, задела несколько звеньев кольчуги, хлестнула оперением по щеке и ушла в ночной лес.

С приглушенным хрипом враг качнулся назад, потом вперед, выронил оружие. Затем обхватил ближайшее дерево, сполз на землю и забился в агонии. А астронавигатор второго класса Мартин Неедлы остался в живых.

6. ОПАСНОЕ ЭТО ДЕЛО - ПАСТИ КОРОВ

Иоганн спросил:

- Мимо Замковой горы пойдешь?

- Я там три дня не был. На верхних выпасах трава должна уже подрасти. А что?

- Да так, ничего. Возвращайся пораньше.

- Ворон каркал? - усмехнулся Иржи. Иоганн захохотал.

- Йа, йа, ворон.

Потом сделался серьезным.

- Бродит по лесу кто-то.

- Опять? -Йа.

- Ох, - сказал Иржи, - да не пугай ты меня. От прошлого раза еще не отошел.

- Какого такого прошлого раза? Не было никакого раза.

- Надо же! И глаза - честные-пречестные. На ведьму в колбе ты иначе смотрел

Иоганн захохотал.

- Ты бы себя видел! Иржи смутился.

- Иоганн-н-н!

- Их бин Иоганн-н-н.

- Ты это... когда из Юмма вернулся? Иоганн посерьезнел.

- Вчера вечером. А что?

- Повесток еще не было?

- Нет пока. Чего тебе так не терпится? Армия не убежит, братец.

- Знаю. Но надоело болтаться. Скорей бы уж отслужить, а потом...

- Что потом?

- Да в университет буду поступать.

- В Мохамаут?

- Ну да. Если возьмут. Иоганн захохотал.

- А если не возьмут, то поступай в горную академию. Там нужно под землей ползать. Опыт у тебя теперь большой!

- Да? Слушай, а что тебе Матильда тогда сказала? Я не разобрал.

Тут переменить тему решил Иоганн.

- Погода опять плохая будет, - озабоченно сказал он.

- Ясно.

- Не ясно, а хмуро.

- Ясно, что хмуро, - сказал Иржи. - Ну, я пошел.

- Знаешь что? Держись-ка ты в середине стада.

- Это зачем?

- Да железяки ведь ходят медленно. Убежать успеешь. Понял?

- Нет. Какие такие железяки? Иоганн хохотнул, но нерешительно.

- Опасное это дело - пасти коров, - сказал он

- Ага, - согласился Иржи. - Героическое. Скорей бы в армию. Там хоть ружье дадут.

Как ни странно, Каталина была уже на ногах. И не просто на ногах, а еще и Однорожку успела вывести. Иржи насторожился. Что-то этакое должно было случиться.

- Слушай, Иржик. Я все думала, говорить тебе или нет.

- Надумала? -Да.

- Ну так говори.

- Знаешь, позапрошлой ночью, под утро, огонь на Замковой горе видела.

- Да ну? - удивился Иржи.

- Ага. Под обрывом. Качался и наверх лез, а искры вниз так и сыпались. Представляешь?

- Ну да? - не поверил Иржи.

- Истинный крест! Не иначе, нечистый баловал. Что бы это значило, а?

- Спать нужно по ночам, - серьезно заявил Иржи.

- Да, так спокойнее. Но по ночам-то самое важное и случается, - вдруг хохотнула Каталина.

Иржи насторожился.

- И что ж такое важное по ночам случается?

- Мальчик! Подрастешь - узнаешь. Иржи отвернулся.

- Еще какие новости?

- Промеха вчера весь день в трактире просидела.

- С Фомой не целовалась? Каталина хихикнула.

- А вот Фомы там почему-то не было. Слушай, Иржик, ты уж за Однорожкой приглядывай.

- Да вроде и так смотрю.

- Не обижайся. Знаешь, сон мне плохой приснился.

- А, сон. И ворон каркал? - Тоже слышал? - обрадовалась Каталина. Понятное дело, молодым да старым по ночам плохо спится. Слушай, а чего ты не женишься?

- Ворон же каркал.

- Это к свадьбе, - невинно сказала Каталина.

- Ох! И на ком же ворон советует жениться?

- Да вот хотя бы учителева дочка... Девка видная, хозяйственная...

Иржи рассмеялся.

- Ага. И щедрая. Платок вот у тебя новый.

- Это ж к Пасхе подарок.

- А с каких пор Анхен божьи праздники соблюдает?

- Да как ее улан этот бросил.

Иржи еще раз рассмеялся, а старушка расстроилась.

- Ой! Что-то не то сказала... И ничего у них не было!

- Откуда знаешь?

- Знаю, и все тут.

- Ладно, не горюй. Как надумаю жениться, позову тебя в свахи.

Каталина вдруг испугалась.

- А вот этого не надо.

- Почему?

- Доля у меня такая. Одни несчастья приношу, - грустно сказала Каталина. - А тебя я люблю, непутевый.

- Вот, любишь и ничего страшного не случилось, - сказал Иржи. - Видишь? Я все живой да живой. И нога не ломалась.

Каталина пристально посмотрела на него красными запавшими глазками и вздохнула.

- Тебе в жизни много будет везти, Иржик. Но и напастей не оберешься. Не раз по лезвию идти придется. И смелость потребуется, и глаз верный, и рука твердая. Но главнее всего добро. Не скупись на добро, Иржик. Добро, оно отзовется. Кто бы чего про это ни говорил, отзовется. А меня вспомни при случае, хорошо? Иржи после этих слов так и окатило. Вроде как из ушата на пороге бани.

- Да ты чего, Каталина? Помирать собралась? Эй, что стряслось?

- Ничего пока не случилось, голубчик. Только бродит беда около нас, верь мне. Большая беда. Вокруг деревни так и бродит.

Иржи оглянулся. Вокруг Бистрица зеленели поля и леса, пели птицы. Добросовестно светил Эпс, погода уже третий день как установилась; лишь изредка пробегали короткие теплые дожди.

- Да пустые страхи. Брось ты это! Каталина улыбнулась, но глаза ее заблестели.

- Хорошо, Иржик. Я брошу, брошу. Только вспомни меня, если чего. Никого у меня больше нет, понимаешь?

- Да вспомню, вспомню, - с томлением сказал Иржи. Ему хотелось, чтобы разговор этот надрывный побыстрее

закончился. Так не хочется думать о смерти, когда еще и девятнадцати не исполнилось.

- Только ты живи уж подольше Каталина, а?

- Разве от нас это зависит, Иржик, - вздохнула она. - Ладно, иди. Видно, пора уж. И мне пора, да и тебе... Что на роду написано, то и исполнится.

- Не грусти, - сказал Иржи. - Я тебе вечером по хозяйству чего-нибудь починю. Ворота вот подправлю.

- Ворота? Ах, ворота... Хорошо бы, - ответила Каталина. Думала она о чем-то другом.

Стадо уже миновало церковь, следовало поторапливаться. Но у дома учителя Иржи поджидала засада.

- Почему за книжками не заходишь? - спросила Анхен.

- А весна же на дворе.

Анхен подняла выщипанные бровки.

- Верно подмечено. Только при чем тут весна? Иржи придал своему лицу туповатое выражение

- Так ведь коров пасти надо. На то и весна.

- А-а, вот для чего тебе весна требуется.

- Ну да. Коровы откормиться должны.

- А чего ж ты тогда третьего дня проспал?

- Прямо уж и проспал. Чуть-чуть опоздал.

- Проспал, проспал. Ночами-то что делаешь?

- Да так. Край родной изучаю.

- О! А с кем?

- С путеводителем, - буркнул Иржи.

- Меня лучше возьми. Интереснее получится. У меня знаешь какой путеводитель?

Иржи покраснел. Анхен довольно расхохоталась.

- Стой! Ты куда?

- Туда.

- Нет, не туда. Держи, путешественник. Она протянула ему синий томик.

- А что это?

- "Нравы муромские". Мемуары барона фон Обенауса, посла их высочества.

Иржи не смог больше удерживать туповатое выражение.

- Ого! Откуда?

- Из Юмма, вестимо. Отец привез.

- Спасибо.

- Спасибом не отделаешься. Вот тебе щечка.

- Нельзя.

- Отчего же? Я тебя не съем.

- Мама не разрешает.

- Ах ты мой послушненький!

С неожиданной силой Анхен притянула его к себе и шумно, на всю улицу, чмокнула в губы. Черт в юбке, подумал Иржи. Язык-то зачем просовывать? Хорошо еще, что забор между нами...

- Вечером увидимся, - пообещала Анхен.

Иржи тут же придумал маршрут в обход учительского дома. Отвернувшись, он свистнул, щелкнул кнутом и независимо зашагал своей дорогой. И тут зашумело в голове. Путеводитель. Что, если в самом деле попробовать? От этого не умирают, кажется. А о том, что будет потом, знает кот с хвостом... Только вот любопытство приводит ко всяким передрягам, особенно по ночам. Да-с, бывает такое. С теми, кто маму не слушается.

Коровы нехотя вступили в холодную воду. Перебежав Быстрянку по камешкам, Иржи остановился на берегу. Он не мог понять, почему опять гонит стадо по ложбине Говоруна, в обход Замковой горы, мимо столь памятного обвала. Конечно, на плоскогорье травостой получше, чем на других пастбищах, и за два предыдущих дня коровы на правом, равнинном берегу Быстрянки не слишком насытились. Хозяйки уж начали ворчать, что молока мало.

Но была и другая причина. Той странной ночью Иржи испытал два равных по силе чувства - жуткий страх и жгучее любопытство. И если страх понемногу улетучивался, то любопытство со временем лишь разгоралось.

Пройдя вдоль оврага до места обвала, Иржи остановился. Лаз, через который они с Иоганном проникли в подземелье, снизу не виднелся. Поколебавшись, Иржи все-таки не выдержал, полез по уже зеленевшей свежей травкой осыпи.

Раздвоенная береза, от которой он отсчитывал шаги, спокойно шелестела на своем месте. Но никакого отверстия в горе не было. На его месте красовался огромный, с добрую избу, валун. Такой и десятком лошадей не своротить. Не иначе, железные люди постарались. Вот кто ж они такие? Что там за тайна у небесников? И ведь знает курфюрст про них, как пить дать, знает, вдруг подумал он. А раз так, то лучше не соваться в этакие дела. Целее будешь!

Иржи вдруг показалось, что кто-то на него смотрит. Он повертелся направо-налево. Кругом было совершенно безлюдно, но ощущение пристального, изучающего взгляда не проходило. Мигом всколыхнулись полузабытые страхи. Иржи поспешно спустился к стаду. Уже снизу, обернувшись, заметил на гребне осыпи черную сгорбленную фигуру с клюкой. Четко было видно, не померещилось. Хотя и недолго.

Свят, свят... подумал он. Это кто ж там бродит, черный? Не-ет. Больше сюда - ни ногой, ни копытом. Прав Иоганн. Нечистое место!

Стадо он пригнал на выпас часам к девяти. Трава на обширной поляне стояла густая, сочная. Пошел слепой дождь и тут же прекратился. Из-за одинокого облака выглянул Эпс, повисла бледная радуга, защебетали птицы. Все это настраивало на совершенно безмятежный лад, но, кроме птиц, в весенней голубизне плавала еще и зубастая тварь. Эдакий уродец из тех, что порой залетали из-за хребта. Обитатели Бистрица считают их порождением преисподней, в которых нужно стрелять серебряными пулями, а скептик Иоганн вполне обходился свинцом. Поговаривали, что он даже ел этих кожистых да костистых. Что ж, с Иоганна вполне может статься и такое, хотя в подземелье доблестный полицай тоже струхнул не на шутку.

Улыбнувшись воспоминанию, Иржи быстро развел костерок, перекусил. Потом поправил старый шалаш, залег на топчан. Плетеную дверь оставил открытой, чтобы видеть поляну. Коровы держались кучно, к лесу пока не шли. Можно было и почитать подарок Анхен.

Муромцы, писал барон Обенаус, народ особый. Хоть и диковатый, с точки зрения бюргеров курфюршества, но обладающий рядом весьма привлекательных качеств. При взгляде со стороны поражает прежде всего практическое отсутствие среди них воровства. Проистекает это, с одной стороны, из развитого чувства собственного достоинства, а с другой - благодаря весьма строгим обычаям. Уличенному в хищении на первый раз назначают наказание плетьми, во второй - каторжные работы различного срока, на третий - отрубают левую руку. Что полагается в четвертый, никто из муромцев не знает, поскольку такого не случалось, и даже в летописях о таком не упоминается.

Среди муромцев сильны устои родового уклада жизни. Если клан соглашается с тем, что один из его членов действительно совершил кражу, участь несчастного незавидна - в дополнение ко всем наказаниям его изгоняют из рода. А надо заметить, что весь Господин Великий Муром поделен на родовые слободки, внутри которых все защищают друг друга от внешних обид. Лишившись поддержки рода, человек становится легкой жертвой любого произвола и в конечном счете покидает город.

Второе, что бросается в глаза померанцу, - смелость да удаль муромцев, благодаря которым они достигли столь выдающихся военных и мореходных успехов. Увы, эти же качества находят выход и в неумеренной драчливости. Сказанное, однако, не означает, что на улицах имеют место постоянные побоища. Драки в Муроме упорядочены и бывают четырех видов.

Первый вид - нечто вроде спорта, называется "помериться силушкой". Проистекает публично, в присутствии слободского пристава, либо, если поединок происходит в местах общего пользования, - при судействе офицера городской стражи.

Кулачным бойцам обвязывают кисти полотенцами, и по команде судьи они начинают друг друга колотить до тех пор, пока один не падает. Падение побежденного обычно вызывает неестественное веселье публики, проявляющееся в виде хохота, улюлюканья и обидных замечаний. Слободы ведут строгий учет того, сколько раз они друг друга побили на протяжении примерно двухсот последних лет.

Раз в году, на праздник обливания водой, город разделяется на две половины, каждая из которых выставляет команду кулаканцев для драки "стенка на стенку". К ней допускаются мужчины не младше двадцати пяти лет. Оная драка производится у южных ворот, на берегу Теклы. Семьи дерущихся при этом толпятся на городской стене, ободряя "своих" криками, звуками труб, трещоток и пищалок, битьем в тазы и барабаны, а также различными прочими шумами. Если одна из сторон не обращается в бегство, то победительницей объявляется та из них, в которой до захода Эпса больше народу остается на ногах.

После определения победителей проигравшие выкатывают на место побоища бочки с вином, обе стороны братаются и под открытым небом и вне зависимости от погоды пьют "мировую". Так продолжается до двенадцати. В полночь городские колокольни прозванивают "бабью управу", после чего жены уводят мужей по домам, и те обязаны безропотно повиноваться.

Третий вид драк возникает на почве взаимной неприязни... полотенцами не обматывают... Четвертый... никогда не бьют лежачих... заводы и рудники в небольших городках... регулярная армия невелика, но "набатное ополчение" достигает трехсот тысяч... отличные мореходы...

Спать сначала не хотелось. В голове вертелись разные мысли, вспоминались похождения под землей. Но потом, пригревшись на сытый желудок, он все же задремал. Некоторое время еще просыпался на звук колокольчика, когда какая-нибудь из коров мотала головой. Потом все это отдалилось, стало не важным. Иржи вдруг провалился в крепчайший юношеский сон. Давненько не случался с ним этот пастуший грех, но впал в него он весьма основательно.

Начинало смеркаться, когда пришло пробуждение.

Он испуганно выскочил из шалаша. В небе еще пылала заря, но Эпс уже наполовину скрылся за дальней горой Оребрус. Было прохладно, изо рта вырывался парок, а от горы протянулась густая тень. Иржи быстро пересчитал стадо и приуныл. Двух коров не хватало - Рыжей и, конечно же, непутевой Однорожки.

Стараясь определить, куда они делись, он поднялся на пригорок. Слева, вплоть до рощи у Замкового холма, лежал открытый луг с редкими кустами бузины. Там местность полого понижалась к реке. За Быстрянкой, на востоке, виднелись далекие домики. Над деревней в очистившееся от туч небо поднимались вечерние дымки.

Правее по косогору растянулся сосновый лес, скрывающий подошву Драконьего хребта. Густой, матерый. Издали в нем корову разглядеть невозможно.

Дальше, на запад от выпаса, тоже рос лес, но не такой густой, хорошо озаренный закатом. Там беглянок можно искать и ночью.

Наконец, к северу, в заросли цветущей черемухи, уходила тропа, по которой предстояло возвращаться домой. Хорошо, если обе коровы отправились именно в эту сторону, тогда за них опасаться не стоило, найдутся, но Иржи понимал, что надежда на столь благоприятный исход невелика. Разумнее было исключить самый неблагоприятный вариант, а для этого поиски следовало начинать с южной стороны, с лесистого склона Драконьего хребта.

Идя широким зигзагом, он добрался до скал, после чего повернул направо. Туда, где трава росла гуще. Трава была очень хорошая, соблазнительная, но и хвои попадалось много. Иржи подумал, что здесь коровы могли попортить себе молоко. Иоганн по дружбе простит и Матильду свою урезонит, а вот Каталина...

Нет, ни ругаться, ни денег требовать она не станет. Привычно вздохнет, сгорбится, скажет что-нибудь богоугодное - вот и все, пожалуй. Но при одной мысли о том, что может причинить ей очередное несчастье, Иржи почувствовал себя пакостно.

Однако в неприятностях вскоре появился просвет. Иржи заметил ясный отпечаток копыта на подстилке из опавших игл. Были там еще какие-то следы, не коровьи, но он не обратил на них внимания, поскольку в этот самый момент из кустов вышла Рыжая.

Иржи облегченно вздохнул

- Домой, Рыжуха, иди домой, - ласково сказал он. Корова понятливо повернула морду к поляне.

- Вот-вот, умница. - Он погладил ее по гладкой спине. Помахивая хвостом, Рыжуха, не торопясь, не роняя достоинства, отправилась вниз.

Эпс уже закатился, но небо продолжало пылать, в лесу оставалось еще много света. Так что без труда можно было заметить и обломанную ветку, и цепочку вдавлений на щебеночной осыпи, а чуть выше - свежую коровью лепешку. Все эти следы вели к небольшой поляне, на краю которой различалась бурая масса. Иржи совсем уж было решил, что все обойдется, поскольку в траве чуть выше по склону лежала Однорожка.

Только вот лежала она как-то странно. Совершенно неподвижно. Боком Однорожка привалилась к толстому дереву, а морду уронила на ореховый куст. Черным остановившимся глазом корова молча смотрела на Иржи.

Подойдя ближе, Иржи понял, что она совсем не дышит. Тонкий прямой прутик торчал из ее шеи. К концу этого очень ровного прутика прилипло светлое перо.

Жизнь на границе населенных людьми мест с детства приучала к мгновенному восприятию опасности. Многие из предков Иржи по материнской линии до срока сошли в могилу. Кто - от врагов курфюрста, кто - от зверья и разбойников, а кто - и вовсе по неизвестной причине. Ушли и сгинули в Драконьих горах. Как отец.

Драконьими эти горы назывались совсем не случайно, было чего опасаться в горных лесах. А уж что творилось по ту сторону хребта, о том предпочитали и не говорить. Вот почему, еще не поняв, что случилось, Иржи плотно прижался к ближайшей сосне.

В небе по-прежнему кружилась зубастая тварь. Дерево качалось, поскрипывало, в его вершине шумел ветер, а на землю звучно шлепались тяжелые шишки. Вместе с ними падали долгие моменты ожидания беды. Беды настоящей, по сравнению с которой давешние железяки вспоминались как неуклюжие и безобидные игрушки. Той самой беды, о которой Каталина предупреждала.

Иржи показалось, что он остался один на всем свете, такой же голый и беззащитный, как и далекие пращуры, заброшенные в этот мир неведомой силой. Он остро понял, что все кругом к нему совсем равнодушно - и лес, и небо, и ветер. Все это будет тем же, что и было, если Иржи совсем не станет на белом свете.

Довольно долго, то есть почти вечность, в привычном шуме сосен не улавливалось ничего подозрительного. Иржи хорошо рассмотрел прутик в шее Однорожки. Никакой это был не прутик, а самая настоящая охотничья стрела.

Стрелами, да еще на коров, могли охотиться только беглые преступники. Либо те, о ком и думать не хотелось. Холодея, Иржи тем не менее подумал, что второе, пожалуй, вернее первого. Так изящно и совершенно беглые преступники стрелу не сделают. Прав был Иоганн, тысячу раз прав, надо его слушаться. Бродили в лесу-то...

С противоположного конца полянки, на которой нашла свою смерть Однорожка, донесся шорох. Слабо хрустнул валежник. Иржи почуял приближение врага. Бесстрастного, умелого, беспощадного. Врага, который сам не сдается, но и в плен не возьмет. Потому что - не человек.

Бесшумно раздвинулись кусты. На поляну вышло существо ночных кошмаров. Наличием рук, ног и головы оно походило на человека, но тело имело узкое, длинное, очень гибкое. Плечи плавно переходили в короткую шею, на которой сидела широколицая голова. Нос приплюснут, глаза желтеют, выпуклые губы растянуты вплоть до тех мест, где полагалось бы быть ушам. От этого казалось, что чудище улыбается широчайшей улыбкой.

В целом оно напоминало гигантскую ящерицу, вставшую на задние лапы. На голове этого странного и жуткого создания поблескивал шлем, с плеч мешковато свешивалась кольчуга, на груди висел круглый щит, а верхние лапы сжимали большой лук.

Они заметили друг друга одновременно. И это взаимное разглядывание длилось один миг, которого хватило обоим. Но страшный пришелец начал действовать раньше. Он быстро присел и сделал резкое движение.

В воздухе свистнуло. Иржи пошатнулся. Секунду он стоял у сосны, разглядывая торчащую из тулупа стрелу и не понимая, чего же он сделал такого плохого, из-за чего его начали убивать. При этом он чувствовал не столько страх, сколько глубокую, незаслуженную обиду. Даже начал было грозить кулаком, но потом опомнился и упал за тушу Однорожки. Над ним еще раз свистнуло.

Усилившийся ветер раскачивал скрипучие стволы. Снизу, с луга, вмиг ставшего таким желанным и таким недостижимым, как из другого, отдельного теперь мира, доносился спокойный перезвон колокольчиков. Еще дальше, на краю света, хлопотала по своим делам деревня Бистриц, где никто и не подозревал о том, что сейчас творится на маленькой лесной поляне.

Иржи с ужасом сообразил, что, если злое привидение приблизится, тело Однорожки уже не скроет его от стрел. Он вытянул из-за голенища свое жалкое оружие - короткий нож с обломанной ручкой. Если ящер пойдет вперед, оставалось одно - кинуться на него с этим ножом, а там - будь что будет. Старики утверждали, что ящеры выносливы, но не очень сильны. Рассказывали, что когда-то отец кузнеца Ференца задушил одного голыми руками. Интересно, была ли на том ящере кольчуга?

Иржи рискнул выглянуть из-за коровы.

На поляне никого не было. Призрак исчез. Это могло означать и отступление, и то, что ящер направился в обход, чтобы отрезать путь к бегству. Но что бы его маневр ни значил, Иржи выглянул очень вовремя. В эти секунды у него появился шанс, быть может, единственный.

Он глубоко вздохнул, подтянул колени к подбородку и резко оттолкнулся. Перелетев через ореховый куст, на котором лежала голова коровы, скатился в овражек, затем опрометью бросился вниз.

Никогда еще он не вкладывал в бег столько сил, и все же спиной чувствовал, что бежит слишком медленно, вязко, как во сне. Черная стрела отбила кусок сосновой коры перед его глазами. Возможно, чудище намеренно позволило ему бежать, чтобы без всякого риска для себя гнаться и стрелять, стрелять, стрелять... Во всяком случае, ящер теперь точно знал, что никакого серьезного оружия у его противника нет. Господи, взмолился Иржи, не имеет права эта тварь бегать быстро! У нее должны быть короткие ноги, коль даны столь длинные руки...

Наконец деревья поредели, показалась опушка, затем, в нижней части луга, - лениво жующее стадо.

Преследователь из леса не показывался. То ли отстал, то ли опасался чего.

Солнце уже село. Вновь начался мелкий дождь. С гор полз туман. Больше всего на свете Иржи хотелось броситься дальше по тропинке - в деревню, к людям. Но он пересилил себя. Кнутом и пинками поднял коров, погнал их к Говоруну.

Сытые животные никак не хотели бежать, их едва удалось заставить идти быстрым шагом. Тогда Иржи воспользовался советом Иоганна. Он пробрался в самую гущу стада, прячась за коровьими телами и поминутно озираясь.

Но по дороге никто больше не нападал. Удалось благополучно миновать очень неприятное место - заросли черемухи на спуске к ручью. Однако жизнь человека почему-то состоит из череды страхов - один ушел, глядь, уже следующий накатывает.

Подходя к Замковой горе, Иржи заметил слабое свечение по гребню осыпи. И опять возникло ощущение, что за ним наблюдают. На миг его охватило уныние. Позади - ящер, впереди - подземные железяки. Холодно, мокро. А Иоганна рядом нет.

Патр Петруччо утверждает, что земная жизнь - всего лишь способ заслужить небесную благодать. Почему ее нужно заслуживать? Если оттого, что люди несовершенны, зачем они такими созданы? Причем созданы с такой неуемной жаждой жизни? Разве не странно? Жить хотят все - негодяи, святые, купцы, аристократы, пастухи...

Пастухи - в особенности. А пастух Иржи хотел жить еще больше прочих пастухов. Даже под этим мрачным небом, между этими скользкими темными склонами, голодный, с хлюпающей в сапогах водой, он очень хотел жить. И ради этого был готов сделать все, что в силах сделать. Однако никак не мог понять, для чего кто-то сначала жизнь дает, а затем на каждом шагу старается ее отнять. Разве это честно?

Шедшая впереди Рыжуха вдруг остановилась. Заминка случилась уже в широкой части лога, но его покрытые кустарником склоны все еще представляли хорошее место для засады.

- Эй, кто там? - чужим голосом крикнул Иржи. Ответа не последовало.

- Заряди-ка картечью, Иоганн! - приказал Иржи. Растолкав коров, он пробрался в голову стада. И увидел

совсем уж странную картину.

На молодой траве лежал нагой и лысый человек. Широкие плечи говорили о недюжинной силе незнакомца, но был он крайне истощен. Дышал громко, прерывисто. Его длинное тело колотила дрожь, а запавшие глаза смотрели тоскливо и бессмысленно.

- Эй, ты кто?

Человек молча корчился под дождем. Походило на то, что его ограбили. Быть может, тот самый упырь из леса. Либо его дружки. Неизвестно ведь, сколько их там бродило. Недаром Бернгардт дурно выл, умница. И ворон зря каркать не станет...

Иржи подумал-подумал да и взвалил страдальца на спину Рыжухи. Корова недовольно повела глазом, но брыкаться не стала. Тоже умница. Иоганн говорил, что после Испытания все животные здорово поумнели, а люди изрядно поглупели. И это походило на правду. Все перепуталось. Вот почему такой умный человек, как Иоганн, служит всего лишь деревенским полицейским? Быть бы ему министром. Или профессором каким. Вполне можно представить его и важным дворецким знатного сеньора. Так нет же, пьяных мужиков по домам разводит...

Незнакомец вдруг разразился лающим кашлем. Иржи зажал ему рот и со страхом огляделся. Все коровы неестественно молчали, никакая из них не мычала. Что-то они чуяли. А это не есть хорошо, как Иоганн говорит. Иржи накрыл больного полушубком и легонько шлепнул Рыжую.

Нет, ну что за умная скотинка - взяла да и пошла. Нет ей цены, правду Иоганн говорит. Прелесть, да и только! Чвак-чвак копытушками...

Наступила темнота, но впереди уже слышалось журчание Быстрянки. За рекой светились окна изб, звучали голоса детей, отправленных встречать кормилиц.

И коровы ускорили шаг. Одна за другой шли они через брод, выбирались на берег. Мотали головами, словно отгоняя наваждение, начинали подавать голос. Для них приключение закончилось. Но не для Иржи. И Рыжуху он еще не пускал, держал за рог.

Здесь, у самой деревни, еще меньше, чем на выпасе, хотелось получить стрелу в спину. Иржи торопливо соображал, что делать с больным, который так некстати на него свалился и, судя по всему, мог не дожить до рассвета. Если попросить у Иоганна лошадь и отправиться в соседний Геймель, го доктор, пусть даже выедет немедленно, до Быстрянки доберется не раньше, чем к середине завтрашнего дня. Слишком поздно. Да и платить кто будет? Человек на Рыжей хрипло, с присвистом, закашлялся, а потом застонал. Жалобно так. Иржи понял, что бросить его не может. Он поправил сползший полушубок и горестно упрекнул за все неприятности того, кто управляет судьбами. Должен ведь кто-то этим заниматься. Дело важное, как можно без присмотру?

Выход, в сущности, оставался только один. От воспоминания о Тео на душе сделалось нехорошо. Но Иржи подтолкнул корову в сторону мельницы.

Дождь усилился, к ночи похолодало. Дрожа в мокрой рубашке, в липнущих к ногам штанах, Иржи пробирался сквозь прибрежный тальник по плохо различимой тропке. Он все время задирал голову: тропинка шла мимо того обрыва, с которого они с Иоганном спускались несколько ночей назад. Тоже еще страсть!

Но если не считать шума дождя, все было тихо, ничто не напоминало о сумасшедшей ночи. Будто и впрямь не было ничего, словно все приснилось. Только на ладонях содранная веревкой кожа не успела еще зарасти.

Перед плотиной Рыжая заупрямилась. Выругавшись, Иржи взвалил на себя и незнакомца, и еще более тяжелый, насквозь пропитанный водой полушубок.

Почти в полной тьме, лишь слегка разжиженной отсветами деревенских огней, он ступил на узкую плотину. Внизу шумела вода. Два десятка скользких, неверных шагов довели его до полного изнеможения. Он просто упал, как только оказался на островке.

Дверь мельницы отворилась сразу, на первый стук. Ждали его, что ли? Иржи отпрянул.

Нет, ну это что еще за страсти!

На пороге стояла вовсе не старая Промеха, а совсем молодая девушка с фонарем в руке. Была она в белой мужской рубашке и в брюках для верховой езды. Такие вот фокусы.

- Ой, - сказала девушка

Иржи никак не предполагал, что сам кого-то напугает в этот славный вечер. Дела...

- Неплохая нынче погодка, - кашлянув, заявил он.

- Вы так считаете? - изумилась девушка.

- А я вас представлял по-другому.

- По-другому? Откуда вы обо мне знаете?

- Как откуда? Кто ж вас не знает.

- О, да вы льстец!

- Льстец? Здра-авствуйте...

В это время под полушубком закашлялся незнакомец.

- Здравствуйте, - испуганно сказала девушка. - Что вам нужно, сударь?

- Видите ли, фрау Промеха...

- Я не фрау Промеха!

- Разве? А кто?

Вместо ответа перед Иржи захлопнулась дверь. Скрежетнули засовы.

- И что ты здесь делаешь, пастух? - резко спросили сбоку.

Иржи пожалел, что не надел свой крестик туда, куда полагалось. Его в упор рассматривала жующая лошадиная морда.

Колдовство чистейшее! Опять влип... Он перекрестился слева направо, а потом справа налево, так как не помнил, что правильнее.

- Ладно, не бойся, - сказала Промеха, выходя из-за лошади.

- И н-не думал.

- Да, мыслей на твоем лице я тоже не приметила. Кого принес?

- Не знаю. По дороге нашел. Помирает он.

- Прямо помирает? Ну-ка, посмотрим.

Старуха подошла к незнакомцу и подняла ворот полушубка.

- М-да. Выглядит не лучшим образом. Она постучала в дверь

- Who's there?

- Камея, этоя. Open please. Дверь осторожно приоткрылась.

- Заноси, пастух, - сказала Промеха.

- Thank you for the invitation.

Промеха секунду молчала, потом рассмеялась.

- А ты за словом в карман не лезешь, - сказала она. - Кто тебя учил староанглийскому?

- Отец.

- И что, пригождается?

- Как видите, - сердито ответил Иржи.

7. УОХОФАХУ ФАХАХ

- Хугиссу, - сказал Хзюка. - Мосос! Ну и ну. Тебя совсем нельзя оставлять без присмотра, о Мартин. Ты же всех хачичеев переколотишь!

Они стояли над убитым.

- Знаешь, что это такое? Мартин повертел вещицу в руках.

- Браслет. Золотой, кажется. Хзюка квакнул.

- Правильно. Больше ничего не знаешь?

- Ну, наверное, такой браслет хачичеи дают не каждому воину.

Хзюка квакнул два раза.

- Да уж, не каждому. Эти браслеты носят воины личной сотни машиша Хо, верховного вождя хачичеев. Страшные головорезы. Лучшие из лучших. Видишь насечки? Каждая черточка означает убитого врага, а их сорок шесть. У меня такого счета нет, Мартин. И такого браслета.

Мартин пожал плечами

- Возьми себе.

Хзюка развел обе руки в стороны, что означало крайнее недоумение.

- Военную добычу никому не дарят. Нельзя. Как же ты прожил с нами столько времени и не знаешь? Это очень оскорбительно - дарить боевой трофей другому. Это значит, что у другого нет храбрости. А у меня она немного есть, я так думаю.

Мартин стукнул свой живот.

- Извини, о Хзюка. Я же не участвовал в ваших войнах.

- А у вас разве не бывает войн?

- Бывают. Но не часто. И у нас другие обычаи.

- Эх, мягкотелый. Давай руку. Не эту, левую. Мартин протянул руку. Хзюка надел браслет.

- Он твой по праву. Хороший был выстрел. Ночью, в темноте, и - прямо в глаз.

- Ты меня учил.

- А ты учился. Теперь если попадешься хачичеям в лапы, они отнесутся к тебе с большим уважением.

- И в чем оно заключается? - подозрительно осведомился Мартин.

Хзюка заквакал.

- Ну, на казнь соберется вся личная сотня Хо.

- Очень приятно.

- А из твоего черепа для хач-машиша сделают чашу. Я так думаю, черепа мягкотелого у него еще нет.

Мартина передернуло. Он снял браслет и размахнулся.

- Э! - сказал Хзюка. - Не вздумай. Ты чего?

- Не желаю я таких почестей.

- А без почестей хачичеи тебя возьмут да и съедят.

- Великий Мосос... Они что, и это могут?

- Запросто.

Мартин оглядел мрачный ночной лес. Он уже не был тихим. С разных сторон слышались шорохи, писк, а из болота доносилось смачное хрумканье. Милые такие звуки простодушной эволюции

- Умеешь ты развеселить, о Хзюка.

- Ладно, не переживай. Хачичеям мы не дадимся. Но пора ехать.

- Через брод? - спросил Мартин, поеживаясь.

- Сих. Через брод мы здесь не пройдем. Охраняется.

- Уже успели?

- Еэ. Сотня воинов. Они уже знают про нас. Прискакали, пока мы возились с деревягами.

- Ты подслушал?

- Из-за этого я и задержался, - виновато сказал Хзюка. - Хотелось узнать побольше.

- Что-то важное?

- Еэ. Хачичеи действительно пошли войной на сивов.

- Как же так? Племена ведь объединяются против нас, мягкотелых.

- Не все. С хачичеями воевали и наши деды, и наши прадеды. Не знаю, смогут ли сивы хоть когда-нибудь объединиться с хачичеями.

- Но сивы воевали и с другими племенами.

- Не так, Мартин, не так. Хачичеи не берут в плен даже уффиких. Они уже уничтожили три племени. Теперь хотят уничтожить сивов.

- Надеюсь, мы немного им мешаем.

- Мешаем. Сотню воинов на себя оттянули, а с дюжину вообще убили. Может, и побольше, шуссы здорово потоптали лагерь. Мы хорошо поработали, о Мартин.

- Ну, я убил только одного.

- Зато какого. Он стоил не меньше десятка. А как ты орал! Знаешь, тебе хачичеи прозвище придумали.

- Мне? И это успели?

- Успели. Они быстрые. А зовут тебя Уохофаху Фахах. Дьявол-Кричащий-в-Ночи, вот как. Сильно ты им запомнился!

Мартин рассмеялся.

- Когда-то я пел в опере Мефистофеля. Но никогда не представлял, что буду иметь успех у хачичеев

- Пел где?

- Да в опере. Это такой большой шатер, где поют.

- Офсах? - поразился Хзюка. - Мужчины?

- И офсах, и уффиких. Мягкотелые имеют равные права вне зависимости от пола.

- Великий Мосос! Ты хочешь сказать, что офса у вас может... может готовить пищу для уффики, что ли?

- Еэ. И бывает, что получше самой уффики.

- Вот уж нашел чем гордиться! Дикие у вас обычаи, - с отвращением сказал ящер.

Мартин с трудом удержался от смеха.

- Осуждаешь?

- Что толку? Вы же не схаи.

- А может, мы просто больше любим своих уффиких.

- Любить уффиких нужно, - внушительно сказал Хзюка. - И как можно чаще, в разных позах. Чтобы грусть у них не заводилась. Только вот власти им давать нельзя. Ни в коем случае.

- Это почему?

- Смеешься? Они же машишами быть захотят. Где у них ум? Перессорятся сами, да еще и офсах своих перессорят. Вот твой машиш Бернар, он же офса?

- Офса, офса. Только сыновей у него нет, и после него править будет принцесса Юлия, самая настоящая уффики.

- Да вы с ума посходили! Жабокряк ее знает, что она натворит, ваша принсесса! Нет, ну учудили!

- Успокойся, - сказал Мартин. - Не все племена мягкотелых признают за уффики равные права с офса.

- Ну, слава Мососу. Есть, значит, и среди вас мудрые. Ладно, поехали. Нас уже догоняют, я подслушал разговоры. Восемнадцать по следу идут. Это многовато даже для Дьяво-ла-Кричащего-в-Ночи. Учти, нас преследуют два десятка, каждый из которых потерял по воину. Это значит, что оставшиеся должны или убить нас, или сами погибнуть. Да еще у брода сотня сидит! Новости у тебя - одна другой лучше.

- То ли еще будет, - утешил схай. - Чем глубже пасть, тем больше зубы. Тут ничего нового. Все в порядке, не то что у вас. Нет, учудили! Уффикимашиш. Ушугу шаша. И так спокойно об этом говоришь!

- Да нет в этом ничего страшного, о Хзюка.

- Как это нет? Великий Мосос! А рожать кто будет?!

И он еще долго бормотал себе под нос доводы против женского пола.

Они сменили шуссов, прибавили ходу. Часа через два Хзюка решил переправиться через Хач вплавь.

- Эй, эй! - встревожился Мартин. - А заглотай?

- Вода холодная, с гор течет.

- Ну и что?

- О Мосос! Заглотай не любят холодной воды!

- М-да, - огорчился Мартин. - И как я мог такое не знать.

Вода и в самом деле оказалась сильно прохладной. Мартин посинел, а Хзюка одеревенел. Тем не менее они переправлялись через реку еще пять раз, неизменно возвращаясь на восточный берег. Но в шестой Хзюка приказал оставаться на западном.

- Пора стелать прифал, - просипел он. - Саотно посмотрим этих токоняльсиков.

- А сможем потом убеж-жать? - трясясь, спросил Мартин. - Когда увидим токоняльсиков?

- Хачичеи толжны устать. Фряд ли спали ночью. Уп... упешим.

Спрятав шуссов подальше от берега, они залегли среди густых стеблей травовидного мха и принялись есть. Хзюка серьезно решил не оставлять Мартина без присмотра.

- А то мне ни одного сотника не достанется, - проворчал он.

Давал понять, что не сомневается в доблести мягкотелого. Мартин усмехнулся и хлопнул себя по колену

Хачичеи появились ближе к вечеру. Их было семнадцать.

- Плохо, - прошептал Хзюка. - Одного отправили за подмогой. Завтра сразу по обоим берегам пойдут.

Враги долго топтались у воды. Им явно не хотелось в очередной раз без толку переплывать холодную реку. Потеряв полчаса, они в конце концов отправились дальше, решив поискать следы на своей, восточной стороне, поскольку все пять предыдущих переправ заканчивались именно на этом берегу.

- Очень хорошо, - сказал Хзюка. - Отползаем.

- А если бы они переправились?

- Ну, подстрелили бы двоих-троих.

- А потом?

- Потом бы убежали. Быстро-быстро.

- М-да, - сказал Мартин. - Могли и не убежать. Шуссы у нас тоже устали.

- Это верно, - сказал Хзюка, думая о своем. - Устали. Особенно вон те, четверо. Давай-ка их свяжем одним поводом.

- Зачем?

- Сейчас увидишь.

Связав животных, Хзюка изо всех сил принялся хлестать их плетью и хлестал до тех пор, пока шуссы не вырвались. Обезумев от боли, они напролом понеслись через папоротники. След оставили такой, что только слепой не заметит.

- Думаешь, хачичеи пойдут за ними? - спросил Мартин. Хзюка тщательно замел свои собственные следы.

- Хо! А что же им еще делать останется? Ты меня удивляешь, Мартин. Иногда ты очень умный... - тут он замялся, - а иногда просто храбрый.

Мартина эта фраза весьма позабавила. Столь учтивых речей от Хзюки ему еще не перепадало. Сближаемся, брат рептилий, сближаемся, подумал он. Деликатность появляется. Нет, от гуманизму не уйдешь, Dino ты мой sapiens. Отставать лишь от тебя не надо, только и всего. Ты из меня едва схая не сделал. А я из тебя, глядишь, мягкотелого сделаю. Начнешь еще просвещать сородичей, мил-человек! С двумя оставшимися шуссами они вновь перебрались на восточную сторону реки, но на берег выходить не стали. Вместо этого по отмели поднялись шагов на триста вверх по течению Хача и спрятались на лесистом островке.

- Слушай, Мартин. У нас есть лишь два шусса. Но остался всего один переход до гор. Пока хачичеи бегают, мы немного отдохнем. Только после остановок не будет. Понял?

- Не со всех сторон. В горах шуссы тоже нужны.

- Только до льдов. Дальше нужны свои ноги.

- Хог. Теперь понял.

- Тогда спи.

- А ты?

- Потом.

Мартин знал, что с Хзюкой по выносливости тягаться бесполезно, поэтому спорить не стал. Ничего, подумал он, засыпая, мое все впереди. Придет конец и Схайссам. Хорошо, если раньше, чем нам...

Хачичеи вернулись после заката. Они вконец устали, ехали едва-едва, но по обоим берегам одновременно - девять по правому, восемь по левому. С большим сожалением Мартин разбудил Хзюку, которому удалось поспать от силы часа полтора. Если тот вообще спал, а не просто лежал с закрытыми глазами.

Хзюка плеснул в лицо горсть воды и молча принялся наблюдать.

В это время отряд, ехавший по западному берегу, остановился.

- Так, - кивнул Хзюка. - Нашли следы.

Среди хачичеев возник короткий спор. О чем они говорили, услышать было нельзя, но жесты выдавали крайнюю досаду.

Хзюка приглушенно квакнул.

- Их командиру теперь здорово влетит, - сообщил он. Отряд с восточного берега быстро переправился через Хач.

Но не весь. Четверо воинов остались стеречь переправу и ждать подмоги, которая, вероятно, должна была появиться вот-вот. Остальные быстрым шагом удалились по следу шуссов, которых прогнал Хзюка. Тот довольно квакнул:

- Спеси-то поубавилось! Четверых против нас оставили. В два раза чтобы больше было. Хе-хе. Ну, пусть трясутся.

Они отвязали своих шуссов, прошли островок до его северной оконечности. Там, под прикрытием лесистого мыса, спокойно переправились на восточный берег. По многочисленным хачичеевским следам поехали в сторону гор.

- Можно пока не торопиться, - сказал Хзюка. - Полночи у нас в запасе, побережем шуссов.

Опасаясь хищников, он выбрал путь несколько в стороне от реки, берега которой обильно поросли лесами сигиллярий, древовидных папоротников, хвощей. Мартин тоже знал, что именно в таких зарослях поблизости от воды любят отдыхать ррогу.

Потом пришлось уклониться еще больше к востоку, в объезд небольшого стойбища хачичеев. Дальше они так и держались на порядочном расстоянии от реки. И все же неприятной встречи избежать не удалось.

В середине ночи, чтобы сократить дорогу, Хзюка решил напрямик пересечь рощу сигиллярий. Вот там и спал средних размеров ррогу. Он очень разозлился, когда его потревожили. Пришлось удирать. К счастью, у зверя не было большого аппетита и довольно скоро он повернул восвояси.

- Очень хорошо, - отдышавшись, сказал Хзюка.

- Ох! Что хорошего? Хзюка квакнул.

- Представляешь, как этот ррогу встретит хачичеев? Они же пойдут по нашим следам!

Несмотря на усталость, Мартин рассмеялся. Потом спросил:

- А когда нас догонят?

- Утром.

- Кажется, все неприятности в Схайссах случаются именно по утрам

- Хе-хе. Неужели тебе у нас не нравится, воин Мартин? Хзюка сделал широкий жест:

- Красота ведь. И не соскучишься. Чего еще надо для офса?

- Да много чего. Баня, например. Но больше всего мне нравится быть живым, о Хзюка.

- Ну и будешь. Почему сомневаешься?

- Да как же не сомневаться. Утром хачичеи нас догонят. А что потом?

- Потом самое опасное время. Только мы будем уже перед самыми горами, а хачичеи умучаются.

- Я - тоже, - вяло сказал Мартин. Хзюка опять квакнул.

- Терпи, мягкотелый. А то принсесса ваша огорчится. Нет, ну учудили! Хотел бы я с ней поговорить. Неужели умная?

Под утро пошел дождь. Свежий, прохладный ливень, с громом и молниями, а не тот теплый душик, который схаи привыкли считать дождем, который даже порядочную лужу на горячей земле оставить не может. Мартин с наслаждением подставлял лицо струям и ловил небесную влагу ртом.

Утомленные шуссы брели медленно. Горы скрывались в низких тучах, но местность становилась все более холмистой. Между холмами извивались многочисленные ручьи с берегами, густо поросшими лесом. Тут было недолго напороться либо на ррогу, либо на охотничий отряд хачичеев, поэтому Хзюка озабоченно вертелся в седле. Наконец знаком показал на ближайший холм, предлагая подняться.

С вершины видимость оказалось не слишком дальней, мешал все тот же дождь. Впереди вроде никого не было. А вот позади...

- Догоняют, - сказал более зоркий Мартин.

- Уже? Кажется, у них появился толковый командир. Сколько?

- Ох, много. Десятков пять или шесть

- Ага, подмога пришла. Давай есть.

- Есть? -Еэ.

- Но мы же потеряем время.

- Э, Мартин! На войне побеждает тот, кто находит время поесть и поспать. Скоро нам потребуются все силы. Да и шуссы пусть хоть немного передохнут.

Когда они покончили со скудной трапезой, Хзюка отстегнул заветную фляжку. Поднес к своему ушному отверстию, побулькал и протянул Мартину.

- Два глотка. Больше нельзя.

Потом подумал, отхлебнул сам и повеселел.

- Все, Мартин. Вперед! Кухун им нас поймать!

- Кухун, кухун, - благодушно согласился Мартин. - Только вот кому?

Они спустились с холма и погнали шуссов. Но к горам местность повышалась, и утомленные животные вскоре перешли на шаг. Тем не менее они вовремя успели въехать в ущелье, опередив хачичеев километра на полтора.

По дну ущелья петляла узкая тропа. Сверху нависали огромные, почти отвесные скалы. Они были похожи на великанов, склонившихся, чтобы получше рассмотреть жалких двуногих.

Хзюка сложил над головой ладони.

- Помоги нам, Мосос!

- Да, - сказал Мартин. - Пожалуйста. Будь так добр. Если не очень затруднит...

Ущелье расширилось. Тропа вилась вдоль шумной речушки. По бокам, на склонах, появились милые, голубые, такие приятные для глаза тянь-шаньские ели. Некоторым из них явно перевалило за сто лет.

- Дурацкие деревья, - сказал Хзюка.

Несмотря на сейсс, он пребывал в неважном настроении.

- Что тебя тревожит? - спросил Мартин

Под лапами шуссов стали попадаться самые настоящие цветы, нечто вроде клевера. Видимо, эволюционно более совершенная земная флора теснила растительность Схайссов в относительно прохладных местах. Ящер свесился с седла, сорвал цветок, растер его в лапах и подозрительно принюхался.

- Меня тревожит то, Мартин, что ваши растения побеждают наших. А еще непонятно, смогу ли я вернуться домой.

- С растениями поделать ничего не могу, о Хзюка. А вернуться тебе я помогу.

Хзюка хмыкнул.

- Чтобы вернуться, надо еще уехать.

Хачичеи давненько уже маячили позади. Они ехали довольно медленно, не торопились. Поднимались неровной цепью поперек ущелья. Каждый вел в поводу запасного шусса.

Хзюка оглянулся.

- Уверены, что возьмут нас. Когда прижмут к снегам, - пояснил он.

- Из этого ущелья есть только один выход?

- Еэ. И у нас один выход. Только другой, и хачичеи этого еще не поняли.

Ущелье постепенно суживалось. Речка превратилась в ручей с ледяной водой. Каждый раз, когда приходилось его переходить, шуссы зябко поджимали то одну, то другую лапу. Шусс Мартина неожиданно захромал.

- Ну что ж ты, Мосос...

- Бросай всю поклажу, - приказал Хзюка. - Только оружие оставь.

Подумал и выдал:

- Разумное существо от неразумного отличается оружием.

- Только этим? - усмехнулся Мартин.

- Вот чудак! Нет, конечно. Еще засадами.

Сверху быстро спустился туман. Стало совершенно непонятно, на каком расстоянии находится погоня. Хромающий шусс двигался все медленнее. А тропа исчезла, приходилось подниматься прямо по густой траве. Позади оставалась отчетливо видимая примятая полоса.

- Мы облегчаем путь хачичеям, - заметил Мартин.

- Да, верно. Слезай! Пора идти своими ногами. Мартин спрыгнул на свои затекшие ноги и чуть не упал.

Хзюка приземлился немногим лучше.

Они оставили ущелье и принялись карабкаться по крутому склону, цепляясь за мокрые скользкие стебли. Внизу жалобно верещали брошенные шуссы.

- Теперь у хачичеев нет преимущества, - пропыхтел Хзюка. - Каждый имеет только две ноги! Не отставай, Мартин. Осталось мало пути. Скоро увидишь свою принсессу.

Женский вопрос, видимо, все никак не давал ему покоя. Мартина же волновало несколько другое.

- Ты уверен?

- Да уверен, уверен. Только двигай этими самыми ногами. Сыс!

Мартин замолчал. Обливаясь липким потом, он полз и полз по склону, который уже казался бесконечным. Но вскоре туман над их головами начал розоветь. Потом поредел и наконец остался внизу.

Послышалось щебетание птиц. Мартин и Хзюка оказались на большой горной поляне, залитой до сумасшествия ярким светом. Туманное ущелье осталось позади. Однако оттуда доносились глухие голоса и звяканье металла, хачичеи подбирались все ближе. С их стороны даже прилетела стрела. Упала довольно близко, и запасливый Хзюка ее подобрал.

- Тише сопи, - прошептал он. - На звук стреляют. Идти стало легче, поскольку поляна оказалась почти горизонтальной.

- Отдышался? Бежим! - приказал Хзюка.

Они успели пересечь луг до того, как первые хачичеи выбрались из тумана. Но дальше начинался крутой, покрытый слежавшимся снегом склон. От него веяло холодом. Хзюка остановился и закашлялся. Из его рта вырвался парок.

- Мартин. Если со мной что-нибудь случится, иди прямо вверх, никуда не сворачивай. Там, за льдами, перевал Грор.

- Я дойду только с тобой. Так я обещал машишу Уханни.

- Это зря. У нас кровь... быстро стынет.

- Ничего. Двигайся быстрее. Согреешься. Сыс! Снежный склон становился все более крутым. Скоро в

нем пришлось вырубать ступени при помощи кинжалов. От этой работы Хзюка немного разогрелся и некоторое расстояние они преодолели. Но и хачичеи настигали. Оставив шуссов на поляне, они гуськом поднимались по уже готовым ступеням. То один, то другой приостанавливался чтобы пустить стрелу. Стрелы еще не долетали, но падали все ближе.

- Далеко до перевала? - спросил Мартин.

- Не... знаю. Я сюда не ходил.

Подъем завершился ледяным взлобком. Дальше склон стал более отлогим, но был засыпан рыхлым снегом глубиной по колено. Мартин набросил на сникшего Хзюку свой чапан.

- Иди вперед. Сколько сможешь. Я задержу хачичеев, а потом тебя догоню.

Хзюка заколебался.

- Нельзя тебя оставлять. Всех хачичеев... перебьешь.

- Иди, иди. Шутить после будем.

Хзюка продолжал колебаться. Тогда Мартин подтолкнул его.

- Так правильно. Мягкотелые меньше мерзнут.

- Хог, - покорно сказал ящер. - Теперь ты командуешь, Мартин.

Увязая в снегу, он побрел дальше.

Мартин утвердил ноги на скользком льду и принялся методично посылать стрелы вниз. Раза два даже попал.

Хачичеи остановились, попытались отвечать, но уже не могли в полную силу натягивать тетиву. Их стрелы не долетали. Тогда они молча полезли по ледяным ступеням. Как только падал один, на его месте появлялся другой

Мартин и раньше знал о несгибаемом упорстве схаев, но теперь мог оценить его в полной мере. Хачичеи уже не могли пользоваться луками, шевелились медленно, но продолжали ползти вверх на четвереньках. Как только срывался один, на его месте немедленно появлялся другой. Мартин прекрасно понимал, что случится, если они до него доберутся, но не мог себя заставить целиться в уязвимые места. Ограничивался тем, что с расстояния в пять-шесть метров просто стучал стрелой в шлем, и этого оказывалось достаточно. Ослабевший ящер терял равновесие и скатывался к основанию ледяного бугра, цепляя по дороге еще двух-трех товарищей. Однако оказавшись внизу, все они с неуклонностью заведенных механизмов вновь занимали очередь в начале уже хорошо утоптанной тропы.

Но лед на ступенях становился все более скользким, что очень затрудняло подъем. Когда стрелы закончились, Мартин просто пинал очередного хачичея, и тот катился вниз, сбивая чуть ли не половину ползущей цепи.

Вот все бы войны так протекали! Оборона перевала Грор постепенно превращалась в зимнюю забаву.

Сейсс все еще действовал. Мартин вспомнил свое сибирское детство, взвеселился и даже раздурачился, принося извинения от имени Объединенного Космофлота Солнца перед каждым тычком. И дурачился до тех пор, пока один дюжий хачичей не ухитрился схватить за его ногу.

Вот тут стало не до смеха. Мартин упал, начал отчаянно брыкаться. Это не помогло. Хачичей вполне серьезно держался за голень и всей своей тяжестью старался стащить добычу под гору. Еще секунда-две, и Мартин мог покатиться по скользкому склону. Тогда он выхватил саблю и рубанул. Раз, другой, третий.

Лапы, сжимавшие его ногу, разжались. Хачичей ткнулся лицом в снег. Потом все быстрее заскользил вниз, оставляя за собой красную полосу. Зимняя забава окончилась так же внезапно, как и началась

Опираясь на клинок, Мартин поднялся. На склоне больше никого не было. Все преследователи бессильной, слабо шевелящейся кучей валялись у самого его основания. Некоторое время их можно было не опасаться. Теперь следовало опасаться холода.

Хзюка ушел довольно далеко, шагов на пятьсот, но выбился из сил и безучастно сидел в снегу. В нескольких сотнях метров выше него снежный склон суживался, втягиваясь в расселину между двумя скалами. По всей видимости, это и был перевал Грор.

- Хзюка! Осталось совсем немного идти. Вставай!

- Не... могу.

Мартин оглянулся. Железные хачичеи все же вскарабкались на бугор и пытались встать на ноги.

- Иди один, - сказал Хзюка.

- Нет. Вставай.

- Не могу.

Мартин схватил его за плечи и поставил на ноги.

- Смотри, вон хачичеи идут. Неужели воин племени Сив слабее?

- Ты... почему так сказал?! - зашипел Хзюка.

Он оттолкнул дерзкого, сделал десятка три шагов, но потом качнулся. Мартин обхватил его за плечи.

- Так. Ладно. Погоди, не падай.

Он сбросил кольчугу с себя, потом с Хзюки, присел и взвалил его себе на спину.

- Ну... ты и здоров... мягкотелый... - пробормотал тот. Мартин не ответил. Высокогорье давало о себе знать

одышкой. Увязая в сугробах, шатаясь и часто останавливаясь, он шаг за шагом поднимался к щели между скалами, с которых свисали огромные шапки снега. Время остановилось. Сколько его прошло, Мартин не понимал. Но вот, судорожно хватая ртом разреженный воздух, он привалился к каменной стене. В ушах звенело, перед глазами плыли радужные круги

Позади, на ослепительно блестящем склоне, один за другим падали в снег хачичеи. К сожалению, оставалось их еще много.

- Нельзя... пускать... на перевал, - прохрипел Хзюка. - Доползут.

- Сам знаю.

Отдышавшись, Мартин перетащил Хзюку подальше от входа в расщелину, внимательно осмотрел свисавшие со скал белые наплывы, прицелился и бросил камень.

Кусок базальта ударил в край заструга. С козырька посыпалась снежная пыль, потом отвалился изрядный ком и с шуршанием исчез внизу.

- Хзюка, закрой уши.

- Зачем?

Мартин не ответил. Он набрал в себя столько холодного воздуха, сколько влезло в легкие, задержал дыхание. Перед глазами вновь поплыли радужные круги, а в голове больно застучала кровь.

Собственного крика он не слышал. Но когда открыл глаза, в каменной щели все еще прокатывалось эхо. Хзюка тряс головой и медленно сползал вдоль скалы. А у входа в расщелину клубились вихри. С двух сторон, сверкая в свете Хассара, туда стекали бесконечные белые ленты. Слышались шорох, свист, глухой гул. Все выше и выше по склонам корка наста покрывалась сетью голубых трещин, лопалась; сухие снежные реки приходили в движение. Ускоряясь, они неслись в огромную воронку, крутившуюся у скальных ворот перевала Грор. Вслед за лавиной вниз устремился ветер, сдувая по пути новые массы снега. Там, внизу, все гудело и стонало добрых четверть часа.

Хзюка беззвучно открывал и закрывал рот. Мартин наклонился к нему и крикнул:

- Что? Что с тобой?

- У тебя кровь... кровь из носа течет. Уохофаху Фахах!

- Это не страшно

Мартин оторвал от рубахи два лоскута и вставил их в ноздри.

- Залесай на спину, Хсюка, - прогнусавил он. Хзюка воодушевился.

- Нет. Сам пойду.

- А сможешь?

- С тобой - куда угодно. Уохофаху Фахах!

- Очень рад. Ну, поднимайся.

Покачиваясь, Хзюка встал, и они побрели дальше.

Сил оставалось все меньше, но и склон был уже не крутым. Наконец они достигли ясно различимой седловины между двумя вершинами.

- О Мартин! Смотри, там... знаки твоего... племени. -Где?

- Там... наверху.

Хзюка слабо махнул рукой. Мартин поднял голову и вытер со лба пот. Сбоку, на гладкой скальной стенке, красовались аршинные буквы:

"СВИРИСТЕЛ СТОЕРОСОВ БЫЛИ ЗДЕСЯ"

Под скалой, в закрытой от ветра нише стояла бутылка знаменитой муромской водки.

- Ну вот, - прохрипел Мартин. - Дошли, кажися. Он усадил Хзюку на камень.

- Что будем делать? - спросил ящер.

Мартин посмотрел назад. Там мела поземка. Хачичеев не было видно. Ни одного. Угомонились, рептилии. Только лавиной их и проймешь...

- Што путем телать? - вновь бормотал Хзюка. Быстро он охлаждался все же.

Мартин вынул кинжал и откупорил бутылку.

- Будем пробовать сейсс мягкотелых. Только осторожно. Хзюка хлебнул из горлышка, вытаращил глаза, хватанул

ртом снега, а потом сообщил: - Хугиссу! Это же не сейсс, а... У меня огонь в животе. Мартин зажмурился и сделал большой глоток.

- Да, это сильный сейсс. Ну что, согрелся?

- Хог! Сейсс холодный, а становится тепло.

Мартин посмотрел вперед. Снежная поверхность там явно шла под уклон. Это означало, что перевал Грор остался позади.

- Так и должно быть. Считай, что мы выжили, Хзюка. Ящер попытался встать, но не удержался и упал на четвереньки.

- Ты мне брат, Уохофаху Фахах, еэ. Уваж-жаю.

- Ну, еще бы, - серьезно сказал Мартин.

8. НОЧЬ И КОШМАРЫ

Весь первый этаж мельницы занимала одна большая комната. Она была скудно освещена тлеющими углями камина. Напротив камина располагалась лестница на второй этаж. Еще тут было несколько шкафов, кресло, стол и широкие лавки у стен. Пахло сушеными травами, сосновым дымком и еще чем-то очень приятно, томно, волнующе.

Незнакомца уложили на лавку. Промеха водрузила на стол старинный фонарь.

- Убери тулуп, - распорядилась она. Иржи убрал.

- Ой, - сказала девушка. - Да ведь это же...

- Вижу, - недовольно сказала Промеха. - Помолчи. Она пощупала больному лоб, запястье, постучала костяшками пальцев по его груди.

- Пневмония? - спросила девушка.

- Двухсторонняя. Где ты его нашел, пастух?

- У Говоруна, на покосе Фомы

Промеха покачала головой.

- М-да. Через ледник босиком прошел. Ноги, конечно, обморожены. Ты его знаешь?

- Первый раз вижу. Не наш он, не деревенский.

- А чего тащил? Иржи разозлился.

- Я думал, вы добрая. Промеха усмехнулась.

- А ты парень непростой.

- О да, - подтвердила девушка.

- Я могу идти? - спросил Иржи.

- Горд, горд, - довольно сказала Промеха. - Весь в отца. Нет, Камея, воспитание воспитанием, а от генов не убежишь.

- Все же, мне кажется, вы преувеличиваете значение наследственности.

Иржи молча двинулся к двери. Ему не нравилось, когда о нем разговаривали как о постороннем предмете. Промеха усмехнулась.

- Постой, - сказала она ему в спину. - Ты ничего не хочешь спросить?

Иржи заколебался и повернулся.

- А можно?

Промеха неожиданно улыбнулась. Не усмехнулась, а именно улыбнулась.

- Теперь тебе многое можно. Заслужил.

- Вы знали моего отца?

- А как же. Очень даже хорошо.

- Он в самом деле был небесником?

- А тебе бы этого хотелось?

- Мне хотелось бы знать правду.

- Что ж, получай свою правду. Да, он был небесником. И продолжает оставаться, между прочим.

- Продолжает... - повторил Иржи. - Вы думаете, он жив?

- Конечно. Небесники умирают весьма неохотно

- А где он сейчас?

- Точно не знаю. Где-то в Схайссах.

- У ящеров? Да зачем же?

Больной на лавке раскашлялся. Промеха покачала головой.

- Потом расскажу, если время будет. Сейчас есть более срочные заботы. Садись-ка к камину, сохни и не мешай. Камея, неси простыню, одеяло и плесневин. Да, и бутылочку шериса прихвати.

- Сударыня, а где у вас вино хранится?

- Там, наверху, в буфете стоит.

- Одну минуту.

Девушка легко взбежала по темной лестнице. Иржи понял, что гостит у Промехи она не впервые.

Вернувшись, Камея поставила на стол рядом с фонарем блестящую металлическую коробочку, вынула из нее стеклянную трубку с поршнем и к ней присоединила иглу. Иржи вспомнил, что эта штучка называется шприцем.

- Сколько? - спросила Камея.

- Сколько, сколько, - проворчала Промеха. - Полную дозу, вот сколько.

- Пробу делать?

- Ни к чему. У них аллергии не бывает.

- Значит, он и в самом деле...

- Именно.

- Просто не верится. Столько ждали...

- А вот сейчас ждать не надо, - проворчала ведьма.

- Ой, простите.

Ничуть не смущаясь вида голой мужской ягодицы, Камея вонзила иглу. Потом налила чашу вина, высыпала туда какой-то порошок, тщательно перемешала.

Иржи помог перевернуть больного на спину. Тот с трудом проглотил микстуру и что-то пробормотал. Камея вопросительно посмотрела на Промеху.

- Столько старых слов, - задумчиво сказала та. - Он попросил добавки. Но пока хватит. Налей-ка лучше добру молодцу. Зовут его, кстати, Иржи, и он страшно любопытен. Что, не так?

- Так, - сказал Иржи и насупился.

- Я заметила, - сказала Камея.

- Скажи-ка, Иржи, и не страшно было ко мне идти? - спросила Промеха.

- А чего страшного? - небрежно спросил Иржи.

- Да я же ведьма.

- А это правда?

- Ну, смотря что понимать под этим словом. И ночь на дворе.

- Я темноты уже не боюсь, - уклонился Иржи. - Вырос.

- Знаю, - загадочно сказала Промеха.

Иржи почувствовал тревогу. Что еще она знает, интересно?

- А мне в самом деле нальют? - нахально спросил он.

- Да с удовольствием, - улыбнулась Камея, наполняя вторую чашу.

Она была стройной, темноволосой, с пухлыми губами и гордой шеей. Из ее рук Иржи выпил бы что угодно.

- Вы совсем продрогли, - заботливо сказала помощница ведьмы. - Садитесь же к огню.

Иржи пошевелил кочергой в камине. Затрещало полено, пламя вспыхнуло, темнота отступила в углы комнаты.

- Ой! - сказала Камея. - Что с вами?

- А что со мной?

- Да на вас кровь.

- Где? - удивился Иржи.

- Вот здесь, видите? - Она тронула его за плечо. Иржи заметил на рукаве рубашки бурые пятна.

- Вы ранены? - спросила Камея.

Он недоверчиво ощупал разные части тела.

- Да вроде нет. Наверное, это кровь Однорожки.

- А кто такая Однорожка?

- Корова бабки Каталины. Ее ящер убил. -Кто? - Ящер.

- Самый настоящий?

- Ну... весьма.

- Ой, - сказала Камея, - неужели отец прав?

- Ты не ошибся, мальчик? - спросила Промеха. - Где ты видел ящера?

- В лесу, что выше Замковой горы.

- Точно не померещилось? Иржи обиделся.

- Вот, - сказал он, выдергивая из полушубка стрелу, - это тоже померещилось?

- Стоп, - быстро сказала Промеха, - не трогай наконечника!

Обернув руку простыней, она взяла стрелу и поднесла ее к фонарю.

- Ящер за тобой гнался?

- Если бы у меня тоже был лук...

- Ну-ну, герой. Обижаться не на что. Запомни, боевые стрелы ящеров бывают отравленными. Тебе очень повезло. Видишь коричневую смолку?

Иржи наклонился. -Да.

- Вот это отрава и есть. В подсохшем виде.

- А что за яд? - спросила Камея.

- Тубокурарин.

- Ого. Ой. Промеха кивнула.

- Да. Вот такой вот огогой. Иржи, ящер был на драконе?

- Не приметил.

- Хм, дракона он не приметил. А ящеров сколько видел?

- Только одного.

- Странно. В одиночку они не ходят.

- Одного, знаете ли... тоже бывает достаточно.

- Еще как, - кивнула Промеха.

- Сударыня, - сказала Камея. - Что же я стою? Надо срочно ехать

- Куда? В лапы динозаврам? Сиди уж. Камея тут же вскочила.

- Боже мой! Я забыла запереть дверь.

- Тихо!

Промеха встала. Тут за стеной шумно вздохнули. Дверь приоткрылась. В ее проеме показалась рогатая головища. Иржи схватился за свой нож, но потом развеселился.

- Ладно, не бойтесь. Это всего лишь Рыжуха.

- Ох, - сказала Промеха уже с верхней ступеньки лестницы, - ну, пастух, теперь мы квиты.

- Вот не думал, что вы можете испугаться.

- Могу, могу. Даже не помню, как на лестницу-то занесло. Стыд и срам в моем возрасте! В деревне только не рассказывай.

Иржи улыбнулся.

- А все равно не поверят. Даже в то, что я к вам приходил.

- Смотря кто. Иоганн - человек без предрассудков. И кузнец ваш - тоже.

- Я умею молчать.

Промеха спустилась с лестницы, глянула испытующе и опять кивнула.

- Знаем, знаем.

И опять Иржи удержал себя от вопроса, что и откуда знает о нем Промеха. Решил не поддаваться на все эти намеки. Не маленький уже. Хочешь сказать что - так говори прямо. Нечего наживку подбрасывать.

- Молодец, молодец, - непонятно за что похвалила Промеха.

В это время больной начал шевелиться и бормотать. Часть слов Иржи узнал, но смысла не уловил.

- Все хорошо, дорогой, - сказала Промеха. - Спи, тебе нужен покой.

Незнакомец вместо этого открыл глаза.

- Где Эварт? - Какой Эварт?

- Эварт. Он... нес меня через речку.

- Вас нес этот юноша, - мягко сказала Камея. Больной мутными глазами посмотрел на Иржи.

- Это не Эварт. Значит, они его... схватили.

- Кто?

- Рептилии.

- Ой, - сказала Камея, - а где же маркиз? Промеха взяла ее за руку.

- Мы ничем не поможем. Нужно ждать утра. Иржи, отгони, пожалуйста, свою рогатую приятельницу. Да дверь закрой. Достаточно уже приключений для одной ночи.

Иржи задвинул оба засова и даже набросил крючок для верности. Услышав звяканье, больной поднял голову, повернулся на бок и, обведя собравшихся лихорадочным взглядом, начал торопливо говорить.

Слова звучали непривычно. Он упоминал трансцендентный переход, который так засасывает, что даже звездному вихрю не хватит мощности, говорил о несинхронных темпорумах, обреченных мирах, пересадках разума; вновь звал Эварта и просил его не прятать, поскольку дело серьезное.

Промеха внимательно слушала.

- Говорю вам, предупредите звездный вихрь! - выкрикнул незнакомец.

После этого обессилел и впал в забытье.

- Он бредил? - спросила Камея.

- Не совсем.

- Что он сказал?

- Они к нам летят, девочка. Перед нами не кто иной, как штурман звездного корабля "Альбасете".

- Ах, неужели... Но почему так медленно, так долго?

- Случилось нечто, что им пока не по силам.

- А где же сам корабль?

- Сам корабль? Берусь предсказать, что обломки транспортного звездолета "Альбасете" скоро появятся где-нибудь в Ничьей Земле. Если еще не появились

- Сударыня, - изумленно спросил Иржи, - так вы его знаете?

Он кивнул на больного.

- Кого, Шегена? Знаю, конечно. Встречались лет девяносто назад.

- Девяносто? Позвольте, значит, вы тоже...

- Да, Иржи. Я тоже небесница, если ты это хотел узнать.

Вот оно что, подумал Иржи. Он вспомнил шаги в подземелье: шарк-шарк, стук, шарк-шарк, стук. Промеха же с палкой ходит! Можно было и раньше догадаться. Выходит, старуха не просто так живет. Хранительница Замковой горы, вот кто она на самом деле! Отсюда и годы ее длинные... Наверное, от мельницы подземный ход есть. Вот это да, вот это тайна! А в деревне никто и не подозревает! И сказать ведь никому не скажешь... Жаль.

- Так ты умеешь молчать, Иржи?

- Да. Умею, - твердо сказал Иржи.

- Вот и ладно. Вот и хорошо. Верю я тебе.

- А что такое звездный вихрь? - спросила Камея. Промеха вздохнула.

- Эх... Так назывался тяжелый крейсер космофлота Солнца, ребятки. Может быть, и до сих пор еще называется.

- Солнце... - повторила девушка. - Я очень люблю это слово. Оно теплое и ласковое. Его даже произносить приятно. Солнце...

Промеха недовольно на нее покосилась.

- Звезда как звезда, вполне заурядное светило.

- Это для вас оно заурядное, - возразила Камея. - Вы под ним выросли. Видели города Земли, Марса, Титана. Слушали волшебную музыку, общались с чудесными людьми. Прожили столько счастливых лет! А я, а мы...

- Ладно, ладно, - сказала Промеха, отворачиваясь. - Хватит лирики. Солнце далеко, а ящеры близко. Что делать будем, ребята?

- Мужиков надо оповестить, - солидно сказал Иржи. - Про этих, про ящеров. Как бы беды не наделали

- Вряд ли их много. Холодновато еще. Но ты прав, осторожность не помешает. Вот что. Поднимайтесь-ка вы наверх да хорошенько осмотритесь. Если ничего страшного не заметите, ты, Иржи, пойдешь в деревню. Расскажешь о ящере, но ничего более. Не стоит говорить, кого ты нашел да почему у меня оказался. Согласен?

- Ясен перец, - ответил Иржи.

- Иначе колдуном тебя объявят, - усмехнулась Промеха.

- Это запросто, - со снисходительным видом кивнул Иржи.

Уже успел забыть, что полчаса назад сам считал Промеху ведьмой.

На втором этаже мельницы оказалось поуютнее, чем на первом. Стены обеих комнат были обшиты досками, на одной даже висело зеркало. Полы устилали шкуры - плата за врачевание, как догадался Иржи.

Еще там находились шкафы с большим количеством книг, кресла, две кровати, буфет со множеством причудливых склянок.

Камея задула фонарь и открыла ставни. Став рядом, Иржи понял, что томный запах исходит от нее. Это его взволновало, и он долго не решался заговорить с ней. Камея была очень не похожа на девушек, которых ему доводилось видеть раньше. В ней сочетались противоположности - мужская одежда с женским изяществом, открытость с недоговоренностью, простонародное ойканье с правильной, несколько книжной речью, утонченность феи с уверенностью опытного фельдшера; все это складывалось в загадку.

- Наверное, вы живете в городе, мадемуазель? - наконец спросил Иржи.

- Иногда, - подумав, сказала Камея.

- В Юмме?

- Нет, несколько дальше. Знаете, ящеров вроде не видно. Окно, у которого они стояли, выходило на деревню. Там

горели редкие огни, слышались отдаленные голоса людей лай собак, мычание коров. Со стороны трактира даже рыдания шарманки доносились.

От этих столь знакомых звуков, от запаха свежего хлеба, принесенного ветром, от самого ветра, прохладного, но приятного, происшествие в лесу показалось Иржи странной, не с ним случившейся и не столь уж страшной сказкой. Уже много лет жители Поммерна не знали ни войн, ни голода, ни мора, попривыкли к сытой, размеренной жизни. Не хотелось верить, что лихие времена возвращаются. Хотя ящер и был, но что с того? В Поммерне очень сильная армия, а штуцеры это вам не луки.

- Все спокойно, - сказала Камея.

На крыльце ближней избы Иржи различил Иоганна, высматривающего Рыжуху. Корова в этот момент шла по плотине и, наверное, здорово удивляла хозяина.

- Здесь спокойно, - осторожно уточнил Иржи.

Они перешли в другую комнату. Камея открыла окно со стороны Замковой горы и тут же попятилась, невольно прижавшись к Иржи, потому что на плотине шевелились тени. Иржи почувствовал, что она дрожит.

- Ну-ну, - небрежно сказал он. - Это не ящеры.

- А вы хорошо запомнили их внешний вид? Иржи вспомнил свое страшилище.

- Да уж. Захочешь - не забудешь. Но дело не в этом. Смотрите, там лошадей ведут, а не драконов.

Камея радостно подпрыгнула.

- Это де Нанж! Они вернулись.

- Кто - они?

- Да гвардейцы.

- Гвардейцы его высочества? Здесь?

- Ну да.

- Здорово! Ни разу не видел.

- Что ж, сейчас увидите. Пойдемте открывать!

Она сбежала по лестнице до того, как Иржи успел задать вопрос

* * *

Первым вошел офицер с погонами лейтенанта. Невысокий, но широкоплечий, с щегольскими усиками и холодным взглядом. Даже в насквозь промокшем мундире он умудрялся сохранять непринужденную изысканность движений. Вместе с ним в мельнице появился целый букет новых запахов - лошадиного пота, горьковатых духов, дорогого табака и чуть-чуть, едва уловимо, - вина.

Прямо с порога де Нанж отвесил два поклона - Камее и Промехе, чем порядком удивил Иржи. Промеха - еще ладно, ее все побаиваются, уж такая она есть. Но кто эта девушка, иногда живущая в городе, если даже такой аристократ перед ней шею гнет? Непонятно.

Вслед за командиром вошли солдаты. Иржи сразу узнал фиолетовые мундиры замковой стражи, личной гвардии курфюрста. Их было десять, считая зверского вида капрала с сабельным шрамом на лице.

Составив оружие в угол, гвардейцы принялись раздувать камин. Капрал шевельнул бровями. Двое молча повернулись и вышли. Часовые, догадался Иржи. Ясен перец.

- Нашли? - спросила Промеха.

Лейтенант снял перчатки, небрежно бросил их на стол и протянул руки к огню.

- Нет, сударыня. Темно очень. Кто это у вас на лавке?

- Один из тех, кого вы искали. Офицер удивленно обернулся.

- Вы и в самом деле ведьма, мадам?

- А вы верите в ведьм, Виктор?

- Как прикажут, - усмехнулся лейтенант.

- Сказано откровенно.

- Человек не должен скрывать отсутствие убеждений. Военному же человеку они просто вредны.

Промеха дважды хлопнула ладонями.

- Браво. Его высочество большой коллекционер характеров

- О нет. Он коллекционирует специалистов. Характеры только терпит. Скажите, где вы нашли герра небесника?

- Его нашли не мы, а вот этот юноша. Его зовут Иржи. Он пас коров западнее деревни.

Лейтенант изволил заметить Иржи.

- Ну и где ты его нашел? Иржи объяснил.

- Прав, значит, его высочество, - сказал офицер. - После землетрясений они и появляются. Но... коровы, пастух, землетрясение. Какая связь?

- Это еще не все, - сказала Промеха. - Взгляните. Только осторожно, там яд.

Лейтенант взял стрелу и присвистнул.

- Хорошо ковать научились. Откуда?

- Иржи принес.

Лейтенант посмотрел на Иржи с некоторым интересом.

- Следовательно, в тебя стреляли, пастух? - Да.

- Сколько их было?

- Пока только один.

- А ты парень ловкий, - сказал де Нанж. - Не каждый и от одного ящера уйдет.

- Война будет? - тревожно спросила Камея.

- Пренепременно, мадемуазель. Вопрос лишь - когда. Ясно, что летом. Холода ящеры не выносят. М-да. Вот чего я не пойму. Как они прошли? На перевалах ведь вечный снег лежит.

Лейтенант повертел в руках стрелу.

- Если бы не эта вещица, не поверил бы я тебе, пастух.

- Осторожно, де Нанж, - сказала Камея. - Тубокурарин.

- Благодарю, ва... мадемуазель. Я помню.

- Виктор, помолчите, пожалуйста, - вдруг сказала Промеха.

Она сидела у камина и сосредоточенно глядела на язычки пламени

- Ничего не слышу, - сказал лейтенант. - Быть может, почудилось?

Старуха качнула головой.

- Ну-ка, ребята, откройте дверь. Один из солдат выполнил ее просьбу.

Сначала слышалось лишь позвякивание уздечек, журчание воды у плотины да мирные вечерние шумы близкой деревни. Де Нанж пожал плечами, собираясь что-то сказать, но в этот момент с гор долетел слабый, необычный звук полусвист-полурев.

В деревне, словно по мановению чьей-то могущественной руки, стихли все вечерние звуки. Потом к ночному небу взлетел одинокий, до жути тоскливый вой. Вероятно, Бернгардт вложил в него всю свою собачью душу.

- Умный пес у Иоганна, - заметила Промеха. - Хотя и суеверный.

Офицер протянул стрелу капралу.

- Люка, я беру двух человек в сопровождение. Остальные остаются здесь. Забаррикадируйтесь. За безопасность дам отвечаете головой. Подкрепление прибудет через два дня. Ты, пастух, поедешь со мной. Эй, кто-нибудь, дайте ему плащ.

- Я тоже отправляюсь с вами, - сказала Камея. Лейтенант поморщился.

- Несу за вас ответственность, мадемуазель. Здесь безопаснее.

- Вы не можете решать за меня, сударь.

- А я? - рассеянно спросила Промеха.

- Вы? Вы можете, - с досадой сказала Камея. - Но выросла я уже!

- Все выросли, - улыбнулась Промеха. - Иржи вырос, ты выросла. Ну... я ведь тоже не детка.

Девушка вздохнула и покорно уселась на лавку. Иржи никак не мог разобраться в отношениях между этими людьми. Почему лейтенант гвардии самого курфюрста не может решать за Камею, которая повинуется какой-то деревенской Промехе, пусть и небеснице? - Идем, пастух, - сказал де Нанж. Камея встрепенулась.

- Одну минуту, маркиз.

Она нырнула в темный угол. Послышался скрип дверцы.

- Иржи, возьмите, пожалуйста. - Камея протянула пару небольших пистолетов. - Заряжены, - предупредила она.

Иржи растерялся.

- Спасибо, - пробормотал он. - Я их верну.

- Да уж, - обронил де Нанж. - Несколько карат бриллиантов. Не по чину, милейший.

- Что такое? - со сдержанным гневом спросила Камея. Лейтенант отвел взгляд. При выходе он явно подавил в

себе желание хлопнуть дверью. Зато снаружи, бросив Иржи поводья одной из лошадей, он высокомерно бросил:

- Мадемуазель Камея вольна распоряжаться своим оружием. Но рядом с ней чтоб я больше тебя не видел! Никогда. Понял, свинопас?

- Я пасу коров, - сказал Иржи, удивленный его озлобленностью.

- Да? Наверное, неплохо получается? Вот и занимайся этим, мальчик. Не вздумай претендовать на большее. Ради своего же блага.

Иржи удивленно промолчал. Вот разбушевался барин! Нет, кто же такая эта Камея?

Ведя лошадей в поводу, они шли вдоль главной улицы Бистрица, колотили в ворота, вызывая заспанных, лохматых мужиков.

- Костры! Живо разводите костры! - кричал де Нанж.

- А что такое, ваша милость? Заморозок, что ли?

- Какой там заморозок, болван! Ящеры идут.

- Свят, свят...

Скоро в Бистрице загудел набатный колокол. Заливались псы. На окраинах уже плясали первые языки пламени, туда волокли дрова и охапки соломы. Но не угадали. Беда пришла не с поля, а со стороны Быстрянки. Часу во втором ночи на берегу страшно затрещали кусты. Послышалось шумное сопение. Над ивами, четко выделяясь на фоне светящегося неба, появилась огромная безухая голова.

- По коням, пастух! - приказал де Нанж и вскочил в седло.

Выбравшись на береговой откос, чудовище помедлило, осматриваясь, потом грузно двинулось к церкви. Вероятно, именно звук колокола привлек внимание дракона.

Подойдя к звоннице, он сунул морду под крышу. Колокол коротко звякнул и будто захлебнулся. На мгновение по всей деревне установилась жуткая тишина. Мужики сдернули шляпы. И вдруг истошно завопила женщина, вновь завизжали, захлебнулись лаем собаки, подали голос козы, куры, коровы и даже кошки.

- Где же солдаты, ваше благородие? - кричал вцепившийся в стремя де Нанжа Фома. - Где, где солдаты?!

Де Нанж хлестнул его плетью.

- Сейчас же запаливай костер, дурак!

Опомнившись, Фома неуклюже побежал вдоль улицы.

А дракон стоял у колокольни и дергал шеей, добычу заглатывал. Стоял совсем близко, как показалось Иржи. Он даже различал красные отблески пламени в глазах чудовища. Еще он видел, как на своем крыльце Иоганн медленно поднимал штуцер, а во дворе подпрыгнул, да так вроде и остался висеть в воздухе Бернгардт. Было похоже, что собака не улетает в небо только потому, что ей мешает цепь.

В шуме переполоха выстрел прозвучал почти неслышно. Но Иоганн не промахнулся. Дракон взревел, дернул уродливыми, непропорционально короткими верхними лапами. Повертев головой, он наклонился и двинулся к дому Иоганна. Через минуту от тяжкого удара рухнула труба, обвалилась крыша, но сруб из столетних лиственниц не рассыпался, выдержал. Его складывал еще дед Иоганна, на совесть складывал

Из Иоганновых ворот выкатился клубок вздыбленной шерсти. Бренча оборванной цепью, Бернгардт с визгом помчался по деревне. Когда он пробегал мимо школы, во дворе вскрикнула и упала Анхен. Тут Иржи вышел из оцепенения. Рядом с домом Иоганна находился его собственный дом, в котором осталась мать.

Выдернув из-за пояса один из подаренных пистолетов, он взвел курок и поехал вперед. Гвардейская лошадь хрипела, норовила встать на дыбы. Иржи свободной рукой натягивал поводья, колотил ее пятками, рукоятью пистолета, кричал ругательства, кое-как заставляя двигаться в нужном направлении.

Дракон тем временем развалил избушку Каталины и остановился. Молча, открыв пасть, он следил за приближавшимся всадником.

Лошадь не слушалась узды, вертелась, норовила встать на дыбы. Времени как следует прицелиться не было, поэтому Иржи выстрелил прямо в необъятное брюхо. Вторым пистолетом он воспользоваться не успел, поскольку лошадь окончательно обезумела.

Мелькнули де Нанж, два гвардейца со штуцерами на изготовку, сын кузнеца Ференц с раскаленным бруском железа, мужики на четвереньках, раздувающие огонь под кучей соломы. Потом земля опрокинулась.

Если долго не проходить курса реювенации, приходит старость. За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать - это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, без всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту

- Сударыня, проснитесь!

Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.

- С вами все в порядке?

- Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?

- Дракон в деревне!

Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.

- Отчаянный малый, - пробасил он, отодвигаясь.

В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.

- Неплохо, - сказал Люка. - Только надо бы сразу из двух.

- Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! - гневно сказала Камея.

- У нас приказ, мадемуазель.

- Давно спорите? - спросила Промеха.

- Давненько, - мрачно сказала Камея. Капрал промолчал.

- Люка!

- Да, сударыня.

- Я прошу вас нарушить приказ.

В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.

- У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.

- Какое?

- Вы идете на выручку своему командиру, не так ли? В случае осложнений сошлитесь на меня.

- Я помню, чем вам обязан, мадам, - медленно сказал Люка. - Разрешите идти?

- Удачи!

- Благодарю. Она нам не помешает. Люка грузно сбежал по лестнице.

- По коням, бездельники!

Бездельники оказались не такими уж и бездельниками, стрелять умели. Дракона они убили, чем спасли Бистриц. Правда потом, когда де Нанж уехал, поголовно напились в трактире. Никакая гвардия не устоит, если деревня угощает...

Когда дракон бил в стену, Матильда упала и сломала руку. Фридрих начал заикаться.

Каталину похоронили честь-честью. Если б могла видеть, осталась бы довольной. А вот Тео собирали по кусочкам. После того, как извлекли из чудовища. Это он звонил в колокола. Поэтому помянули беднягу с особой благодарностью, то есть пили очень старательно и на могилу не забывали плеснуть.

В Бистрице же после той славной ночки началась новая жизнь. Какая-то другая, не прежняя. Прежнее ощущение привычной безопасности рухнуло. Провожая Иржи в армию, Иоганн сказал:

- Круто все закручивается.

- Что закручивается?

- Да все. Теперь держись.

- До чего ж мне пророчества надоели, - в сердцах сказал Иржи.

9. НИЧЬЯ ЗЕМЛЯ

Мартин прислонил Хзюку к скале, хорошо обогреваемую Хассаром. Впрочем, Хассар отныне следовало именовать Эпсом, поскольку Схайссы со всеми своими прелестями остались позади.

В такое сразу и поверить-то было трудно. Но сверкавший склон был совершенно пуст. Только в снегу голубели цепочка следов, оставленная им самим, да две борозды от ног Хзюки - мало того что ящер вконец ослабел, он еще изрядно захмелел, пришлось волочить доблестного офсамаша племени Сив от самого перевала

Но более - никаких признаков так называемой разумной жизни. Бывает же так...

- Хог, - сказал Мартин. - Слава тебе, Мосос. Спасибо, старик!

С большим усилием он встал, разогнул спину, подошел к обрыву. Но ноги противно дрожали, поясница болела, а голова кружилась. Пришлось опять сесть, самочувствие оставляло желать лучшего. Зато внизу все было очень мило, прямо на загляденье.

Весенний день сиял как на курортной открытке. Над Ледяным хребтом распахнулось небо с редкими, полуразмытыми сгущениями облаков. Под ногами лежала уютная долина. Справа и слева ее подковой охватывали скалистые отроги. Между ними тек ручей. Он начинался прямо под кручей, на которой расположился Мартин, потом несколько километров петлял по склону и наконец вливался в озеро на противоположном крае горной чаши.

По берегам озера густо зеленели сосны. Дальше, замыкая панораму, возвышались три крутые, но невысокие горы. Их голые скалистые вершины отражались в спокойной неподвижной воде. Лишь у противоположного северного берега поверхность озера была подернута морщинами волн; очевидно, там находился сток.

Без особого труда Мартин припомнил карту, в свое время он готовился и к более сложным задачам. Урочище Уш-Тобе, или Три Горы. Или Райская Яма, вот как называлось это место в разных странах. Райская из-за того, что здесь почему-то постоянно держалась хорошая погода и никогда не наступала зима. Точнее, не ложился снег: гейзеры не давали.

Мартин знал, что Райская Яма имеет в поперечнике около пятнадцати километров и приходится всего лишь младшей сестренкой куда более солидной ямище. Дальше, за тремя горами, находилась так называемая Ничья Земля. Она представляет собой типичную "звездную рану", или астроблему, - след давнего столкновения Терраниса с крупным астероидом.

Случилось это очень давно, около девяноста миллионов лет назад. Но сила взрыва была так велика, что замедлила вращение планеты. С тех пор сутки на Террранисе заметно удлинились. А миллиарды тонн пыли, повисшей в атмосфере, преградили путь солнечному свету. В течение нескольких лет фотосинтез на поверхности раненой планеты был практически невозможен, она значительно охладилась, покрылась многочисленными ледниками. Однако все эти последствия при всем своем ужасающем масштабе были вполне закономерными. Удивляло другое - сравнение с Землей.

Люди на Терранисе сумели сохранить многие знания о своей прародине. В частности, терряне помнили, что на Земле после сходной по масштабам катастрофы и флора, и фауна радикально обновились. Вымерло немыслимое число живых существ, включая и знаменитых динозавров. А вот на Терранисе получилось иначе. Динозавры не только выжили, но еще и сумели развиться до своей высшей, разумной формы в виде схаев.

Над тем, как это могло произойти, много лет ломали голову все палеонтологи университета Мохамаут. Увы, безрезультатно. Одних естественных причин для объяснения не хватало. Напрашивался совершенно определенный вывод: часть биосферы Терраниса кто-то сознательно уберег. Кто-то гуманный, мудрый и невероятно могущественный. Возможно, Мосос.

Как бы там ни было, после здешнего Апокалипсиса минуло девяносто миллионов лет. Огромная воронка постепенно заполнилась осадочными породами и превратилась в просторную, вытянутую в широтном направлении низменность, со всех сторон окруженную горами. Почва здесь очень плодородная, с тучными лугами, на которых может пастись огромное количество скота, а недра чрезвычайно богаты полезными ископаемыми. Однако в Ничьей Земле никто не живет.

Причин тому много. В горах часто извергаются вулканы, происходят землетрясения, случаются сели и гигантские оползни. Грозы сопровождаются страшными ливнями, после которых реки разливаются на множество километров. А по пустынным берегам Грохочущего озера даже цунами прокатываются. От егерей пограничной стражи Мартин слышал, что временами в Ничьей Земле сами собой образуются бездонные провалы. Потом сами же и закрываются, как бы срастаясь. Словом, любой из известных катаклизмов мог иметь здесь место, причем в совершенно неизвестный момент.

Неудивительно, что об этой долине ходили весьма мрачные легенды. Считается, что в ней обитают злые духи, насылающие на людей облысение, импотенцию, странные болезни да раннюю смерть. И вот это было правдой. Уж Мартин-то доподлинно знал, где рассыпался на части звездный лайнер "Фламинго". Погиб, изрядно окропив местность ракетным топливом, припорошив токсичными окислами металлов и радиоактивной пылью... Было такое, было. Один лишь аварийный шнелльбот уцелел.

Мартин встал, стараясь заглянуть подальше.

С севера Ничью Землю окаймляет Драконий хребет. За ним находятся владения халифа магрибского и Поммерн. Райская Яма располагается тремястами километрами южнее, почти напротив границы между этими не слишком добрососедскими государствами.

В общем, занесло далековато. Не меньше двух недель пешего хода. Причем хорошего хода, на который Хзюка не способен тоже как минимум две недели, поскольку обморозил ноги.

Кроме того, по Ничейной Земле бродил народец не всегда приятный в общении. Муромские ребята еще куда ни шло, при случае следовало вернуть бутылку неизвестному Свиристелу Стоеросову. Еще лучше - распить ее со славным землепроходцем, которому явно найдется что порассказать в хорошей компании. А вот беглые каторжники, магрибинцы да вольные охотнички из горцев - это все людишки иного сорта и других повадок. Оружия у них куда больше доброжелательности. Могут и заминки случиться. Очень даже могут. Но идти надо. Очень даже надо. Если не удастся придумать ничего получше.

Мартин вернулся к скале, у которой грелся и дремал Хзюка.

- Я буду тебя нести, - сказал он. Ящер открыл глаза.

- Меня? Это еще что! Сам пойду.

- Нельзя. Гангрена начнется.

- Гангрена? Это еще что?

- Это когда ноги загнивают.

- А, зигра. У нас это зигрой называется. Плохая штука. Но я сам пойду. Если начнется зигра, ты меня брось. Оставь четыре стрелы и брось. Твое задание важнее моих ног.

- И так нельзя. Мне тебя бросать никак нельзя.

- Да почему? Я же рептилий.

- Забыл, что говорил на перевале, рептилий?

Хзюка умудрился сделать свое лицо еще более неподвижным, чем обычно.

- А что я говорил? Мартин усмехнулся.

- Хахэхо уффики! Уловки женщины.

- Какие еще уловки, мягкотелый? - нахохлился Хзюка.

- Братом меня называл. Неужели забыл?

- Это все из-за вашего сейсса.

- Так ты мне не брат?

- Ну, брат, брат.

- Значит, я тебе - тоже. Понимаешь со всех сторон?

- Со всех, - пробурчал ящер. - Ладно, тащи, мягкотелый. Скажи только, как вы от своего сейсса не растворяетесь? Не знаю даже, как его назвать получше

- Да чего мучиться? Огненная вода, - подсказал Мартин.

- Хог. Хорошее название.

- Его знающие люди придумывали. Только, братец, с нашим сейссом будь поосторожнее. Алкогольдегидрогеназа у тебя слабая.

Хзюка обиделся.

- Не слабее, чем у мягкотелых! На трех уффиких хватает, пока не жаловались.

Мартин рассмеялся, попробовал объяснить, что такое ферменты, но не смог. Хзюка соображал все еще туго, а в школу не ходил.

И мягкотелый тащил. Скользя, спотыкаясь, с частыми остановками. Переносил холоднокровного шагов на сто - сто пятьдесят, а потом возвращался за вещами и скудными остатками припасов.

На второй день, миновав зону альпийских лугов, они спустились к гейзерам. В Райской Яме их было больше тридцати.

- Падалью воняет, - недовольно сообщил Хзюка. - Противно.

- Это полезно, - сказал Мартин. - Здесь вода целебная. Садись и опускай ноги в ручей.

- Горячая вода? - удивился тот. - Это что, сейсс? Мартин расхохотался.

- Нет, просто горячая вода.

- А кто ее нагревает?

- Никто. Внутренний огонь земли.

- Внутри земли есть огонь?

- Есть. Он иногда выливается из огненных гор. Жидкий такой, лавой называется.

- Да, правильно, - сказал Хзюка. - Я тоже видел огненную гору. А откуда в земле берется огонь?

Мартин в затруднении откинул со лба волосы и почесал затылок.

- Сложно объяснить, Хзюка

- Хо! Тут ваша тайна?

- Нет. Ты меня учил всему, что знаешь. Я обязан сделать то же самое. Будет честно.

- Да, так честно.

- Но если сказать все сразу, можно запутаться. Понимаешь?

- Со всех сторон. Лучше говорить кусочек за кусочком.

- Так и сделаем. Кстати, о кусочках. Сначала нужно раздобыть еды.

- Хог. Иногда ты мыслишь совсем как схай. Разумно то есть.

- Это у меня от голода, наверное, - усмехнулся Мартин. - Ну, иду на охоту. Спрячься. Ты умеешь.

Хзюка квакнул:

- Да ходят такие слухи.

После того как Уохофаху Фахах смел хачичеев лавиной, у Хзюки стойко держалось хорошее настроение. Он даже поинтересовался, не сможет ли Мартин пустить снег на все хачичейское племя. А когда услышал, что это сделать невозможно, весьма огорчился.

- Жаль. Они заслужили.

- Нельзя уничтожать целые племена, Хзюка.

- Но ведь хачичеи как раз это и делали!

- Все равно. Среди них есть ни в чем не виноватые.

- Ну и что? Среди мухавов тоже были.

- Тот, кто уничтожит всех хачичеев, сам будет не лучше. У них ведь есть не только воины, но еще офиуфф, уффиких. Справедливо наказывать только виноватых. Остальным надо объяснять.

Хзюка едва не задохнулся:

- Объяснять?! Кому, хачичеям? Да они съедят тебя раньше, чем ты рот откроешь. Мартин, хачичеи это не сивы! Никогда не ходи к ним объяснять, мне будет жалко, а тебе - больно.

- Хорошо, - сказал Мартин

- И поверь, бывают племена, которые заслуживают полного истребления.

- Вот этого не смогу, о Хзюка.

- Эх, мягкотелый! Тот, кто хочет быть справедливее самой жизни...

- Тот - что?

- Тот долго не живет.

- Экий ты пессимист.

- Перестань обзываться, Уохофаху.

Мартин взял лук, все оставшиеся стрелы, затянул ремень на отощавшем животе, присел на дорожку. Потом встал и пожелал себе удачи.

Удача пришла, но не сразу. Хотя дичи в Райской Яме водилось предостаточно, дичь оказалась довольно пуганой, близко к себе не подпускала. И все же к концу дня Мартину посчастливилось добыть старую, потерявшую осторожность кабаргу.

На обратном пути еще попался чудовищных размеров белый гриб, высотой в половину человеческого роста. Пах он замечательно, так, что слюнки текли, но был явным мутантом. Брать его Мартин поостерегся. Известно, что грибница прекрасно накапливает радионуклиды, а счетчика Гейгера под рукой, разумеется, не нашлось.

Хзюка все это время провел в серном ручье, погрузив в него не только когтистые ступни, но и все остальное тело. Над водой оставалось одно лицо, да и то было спрятано между двумя камнями. Таким образом он выполнял обе свои задачи одновременно и с одинаковым успехом.

То ли вода оказалась весьма действенной, то ли иммунитет у ящера был крепкий, но признаков инфекции на его ногах Мартин не обнаружил. Тем не менее решил устроить небольшие каникулы. Под обрывом, в месте, с трех сторон укрытом скалами, он развел костерок. Такой, какой учил разводить Хзюка, - из очень сухих веток, совершенно бездымный, только легкое марево дрожало над их убежищем

- Молодесс, - сонно сказал Хзюка.

Вода в ручье оказалась весьма неприятной на вкус, поэтому Мартин сходил наверх, принес полный котелок льда и повесил его над пламенем. Еще натаскал хвойных лап, соорудил из них два весьма недурных ложа. Потом, поддавшись романтическому порыву, над каждым спальным местом укрепил по букетику эдельвейсов, которых много росло у границы снегов.

И тут случилось неожиданное. Хзюка повалился на колени, а потом вообще распростерся перед своим букетом.

- Эй! Что с тобой? - удивился Мартин.

- Цветомир, цветомир!

- Какой цветомир?

- Вот это! Ты принес цветомир.

Оказалось, что схаи весьма ценят и почитают эдельвейсы. Главным образом потому, что растут они там, куда ящерам практически невозможно добраться.

- В моем аше сейчас только два старика, кто своими глазами видел цветомир, - торжественно сообщил Хзюка. - Их почитают. Я теперь третий!

- Что ж, поздравляю.

- Ты сделал меня счастливым, о Мартин!

- Ну, рад за тебя.

Хзюка же никак не мог успокоиться. Столько эмоций из него не выплескивалось за все время их знакомства.

- Не понимаешь, мягкотелый! Воин, принесший цветомир, может требовать в жены любую уффики, даже дочь машиша.

- О! Даже так? - вежливо удивился Мартин.

- И это еще не все. Тот, кто принес цветомир, может остановить войну. На один день за каждый цветок. Теперь понял?

Мартин с сожалением кивнул.

- Теперь понял. Со всех сторон. Жаль, что цветомир не попался нам вчера

Мартин с удивлением понял еще и то, что знает о схаях далеко не все. Конечно, преклонение перед цветомиром объяснялось прежде всего труднодоступностью мест, где растут эти цветы. Для холоднокровных ящеров посещение зоны альпийских лугов равносильно подвигу. Но уже сама способность ценить редкости есть свойство души, и не самое худшее свойство. А если предметом поклонения к тому же является совершенно бесполезное в хозяйственном отношении растение, то здесь уже недалеко и до эстетики...

- Десять цветомиров! - продолжал восхищаться ящер. - Вот, вот и вот! Нет, мне не поверят. Скажи, что у вас самое дорогое?

- Самое дорогое? Жизнь, конечно.

- Как? Дороже чести, мягкотелый? Ты же не трус, я знаю!

- Ох, тяжелый это вопрос, брат мой рептилий. В общем, мы стараемся сохранить и то, и другое.

Хзюка удивился.

- Хог! Неужели получается?

- Не всегда, к сожалению.

- А если не получается?

- Тогда бывает либо так, либо эдак, но все равно плохо.

- Да уж, чего хорошего, - вдруг согласился Хзюка. И добавил: - Ты мясо недосолил.

- Конечно. Соли-то нет.

- Налей воды из горького ручья. Все тут у вас не как у людей. Надо же вода горькая!

Мартин усмехнулся: больной становился ворчливым. Совсем как человек.

Два дня они отсыпались. Мартин ловил мелких ящериц, есть которых давно уже не считал зазорным. Хзюка коптил мясо кабарги. Между делом он настрогал несколько десятков стрел. Наконечников и оперения для них не имелось, но схай заострил кончики кинжалом, обжег на костре и заявил, что для охоты на всякую мелочь такие стрелы вполне годятся. В подтверждение тому вечером второго дня он сам добыл довольно крупного фазана.

- Только я не знаю, - с сомнением сказал он, - можно ли есть это стращилище?

Мартин усмехнулся.

- Не только можно. Тебе даже понравится.

- Фуй. И что за урод такой, - брезгливо сказал Хзюка. Однако от мяса не отказался.

Утром третьего дня они отправились. Хзюка вначале пробовал идти, но через сотню шагов Мартин осмотрел его ноги и решительно этому воспротивился.

Дальше передвигались проверенным способом. То есть мягкотелый переносил поклажу на расстояние прямой видимости, возвращался, взваливал на спину схая, после чего шел к оставленным вещам.

Склон был крутой, неудобный, и за светлое время суток удалось спуститься всего на пару километров, но и то было дело. Уже за следующий день они достигли дна Райской Ямы и остановились на берегу озера.

Большую часть ночи дежурил Хзюка. День Мартин решил посвятить отдыху, чтобы дать отоспаться ящеру, а его ногам - хоть немного зажить. Следовало также запасти побольше провизии, поскольку за пределами Райской Ямы обстоятельства для охоты могли сложиться менее благоприятно.

Из дальней части озера вытекал быстрый и довольно глубокий ручей. Мартину пришла мысль воспользоваться его услугами. Целый день он потратил на то, чтобы найти, а потом с помощью сабли свалить и очистить от ветвей несколько сухих и не слишком толстых сосен. На следующий день, нарезав из шкуры кабарги ремней, он связал неказистый, но довольно крепкий плот. Для проверки Мартин решил пересечь озеро. Плот с успехом выдержал ходовые испытания, чем весьма порадовал своего создателя.

Только хорошее настроение продержалось не слишком долго. На обратном пути навстречу проплыли трупы двух хачичеев. Худых, изможденных, но абсолютно реальных. У одного была разбита голова, а у другого оказалось перерезанным горло.

Мартин спрыгнул на берег и во всю прыть побежал к тому месту, где оставил Хзюку. Тот оказался вполне живым и почти здоровым.

- Хачичеи были еще слабее меня, - лаконично сообщил Хзюка, упаковывая трофеи. - За ними никто не ухаживал.

- Это очень хорошо. Но что же будет дальше?

- Я отобрал у хачичеев много стрел. Мартин покачал головой.

- Хачичеев может оказаться еще больше. Как им удалось пройти перевал?

- Я так думаю, натаскали дров, разложили цепь костров через весь снег. Грелись и шли.

- Тогда могут прийти еще.

- Обязательно.

- И сколько их могло остаться?

- Десятка два. Может быть, и три, но не больше.

- Много.

- Надо было убивать, а не просто стучать по башке, - пробурчал Хзюка. Там, на перевале.

- А... ты видел?

- Видел.

- Как-то не смог я, Хзюка, - виновато сказал Мартин. - Они тогда совсем беззащитные были.

- Беззащитные... Думаешь, нас они пощадят, эти беззащитные?

- Сомневаюсь.

- Зачем же пощадил их?

- Я был уверен, что они не пройдут по снегу. Чего ж тогда убивать?

- Если б хачичеи не прошли, они бы отправились воевать против племени Сив. Тот, кто жалеет врагов, не жалеет друзей. Такова жизнь, мягкотелый. По крайней мере в Схайссах

Мартин вздохнул. Он стукнул себя в живот и покаянно опустил голову. В Схайссах не готовы прощать врагов, это точно. Не готовы даже обсуждать столь дикую идею. Словом, для Женевской конвенции еще не созрели.

- Но сотника-то я убил, Хзюка, - робко напомнил мягкотелый. - И на перевале еще одного. Он за ногу цеплялся. А потом лавину на них спустил. И как они уцелели?

- Пора уносить хвост, - сухо отозвался ящер. - Те двое - всего лишь разведка. Уцелели те хачичеи, которые на ледяной бугор подняться не успели. Спокойно отлежались, пока лавина шла. Зисой кухун, добряк. Сифха койссо пушиш. Урт шехи махерена офиуфф! Моцохших зо...

- Ну ладно, ладно, - поморщился Мартин. - Растоптал в лепешку, хуже злого ррогу.

Медлить было нельзя. В тот же день они переплыли озеро и спустились по ручью к самому выходу из Райской Ямы. Там, в ущелье между горами, шумел крутой порог. Плот пришлось разбирать и бревно за бревном перетаскивать по берегу. К вечеру они успели связать его заново, однако проплыли лишь несколько сотен метров. Хотя ночное небо странно сияло, в узкий каньон света попадало совсем немного, в темноте Мартин побоялся наскочить на камни и причалил к берегу.

Чтобы не оставлять никаких следов, спали прямо на сырых и жестких бревнах. Да и спал-то, точнее, дремал пару часов, один Мартин. Хзюка разбудил его, как только небо начало сереть.

- Что, появились?

- Появились. Вон там, между голыми горами.

- Ты их видел?

- Чего их видеть? Темнота.

- Но откуда тогда знаешь, что они появились?

- Из ущелья дует ветер.

- Ну да, дует. Из ущелья всегда дует. И что? - Перестань жевать папоротник! - прошипел Хзюка. - Я тебя чему учил?

Мартин принюхался.

- Ах, черт! Пахло дымом.

- Шорт, шорт, - подтвердил Хзюка. - Сыс!

Мартин живо столкнул плот с отмели и заработал шестом. Хзюка перебрался на нос. С помощью второго шеста он старался управлять движением, но часто оглядывался, и плот несколько раз ударился о камни. Ящера при этом окатывало холодными брызгами.

- Давай поменяемся, - предложил Мартин. - Замерзнешь!

- Некогда. Работай, работай. Впереди много мелей, нас могут догнать.

Пороги действительно отняли много времени. К тому же река сильно петляла и к вечеру они сплавились всего километров на двенадцать, если считать по прямой. И если их все еще не догнали, то, видимо, лишь потому, что хачичеям очень трудно дался перевал Грор. Не успели они еще восстановить силы. Тем не менее Хзюка сказал:

- На ночь останавливаться нельзя.

Хотя три вершины, ограждающие Райскую Яму, были уже далеко позади, Мартин сам чуял, что преследователи близко. Он хлопнул ладонями. Такой жест заменяет ящерам кивок согласия.

Речка, по которой они плыли, вырвалась из ущелья. Благодаря притокам она быстро становилась полноводной. Пороги больше не встречались, шум бурунов постепенно отдалился и стих. Но вместе с тем течение, увы, замедлялось, а большая глубина затрудняла использование шестов.

Мартин был вынужден причалить. Из плавника, в обилии разбросанного по берегу, он выстрогал пару грубых весел-гребков. С их помощью удавалось плыть со скоростью неторопливого пешехода. Рискованно это было, но все еще следовало беречь лапы Хзюки

- Вода теплая, - вдруг забеспокоился Хзюка.

- Теплая, - подтвердил Мартин. - И что?

- Заглотай!

- Их здесь нет.

- Нет?

- Совершенно.

- А махерены?

- Отсутствуют. Так же, как деревяги, крокодюки и жабокряки.

- Что, неужели и ррогу нет?

- И ррогу нет.

- Хорошее место.

- Да. Хорошее. Поэтому здесь бывают плохие люди. Стоит найти хорошее место, сразу жди плохих людей. Беда у нас такая.

- Не только у вас, - утешил Хзюка. Потом как-то нерешительно квакнул.

- Ты чего?

- Для меня вы все плохие. За исключением одного.

- Эх ты, благородный воин! Между прочим, у меня есть уффики и сын.

- За исключением трех, - поправился ящер. - Не обижайся.

- Годится для начала, - усмехнулся Мартин. - Но лично я не считаю врагами все племя Сив.

- И даже сына машиша?

- Сын машиша еще не понял, что за добро нужно платить добром.

- Не он один, - заметил Хзюка.

- Да, таких много.

- Так много, что все никогда не поймут.

- Если не поймут они, поймут их потомки. Правда, для этого требуется...

- Для этого требуется, чтобы вся жизнь становилась добрее. А этого пока не видно

- Верно, - с некоторым удивлением ответил Мартин. - Но жизнь может стать добрее только после того, как она начнет меняться. Согласен?

- Со всех сторон. Без этого никак.

- Тогда скажи, кто-нибудь из сивов перебирался через Ледяной хребет?

- Никогда.

- А ты вот перебрался. Ведь это и есть изменение жизни.

- Этого изменения слишком мало, Мартин.

- Конечно. Но оно ведь не одно. И мягкотелый у вас раньше не жил, и схаи никогда еще не объединялись под руководством одного вождя. Так?

- Так. Да, когда ты про все это сказал, я понимаю, что у нас начались перемены. Но схаи объединяются для войны против вас. А через снег пробрался не только я. Хачичеи же перелезли только затем, чтобы нас убить. Где тут добро, Мартин?

- Его еще нет. Но появилась готовность понимать новое. А без этого нельзя понять и пользу добра.

Хзюка квакнул.

- Хо! И как тебе удается объяснить, что из плохого может вырасти хорошее, а?

- Это называется оптимизмом.

- Чтобы поверить в твою оптимизму, нужно прожить десять жизней.

- Так и есть, - вздохнул Мартин.

Было удивительно, сидя на плоту, из которого торчали недорубленные сучья, обсуждать философские вопросы с представителем чужой, дикой и, чего греха таить, весьма жестокой расы. Но то, что такой дикарь, каковым, без сомнения, являлся Хзюка, выросший и воспитанный в очень суровых условиях, способен многое понять, пусть и в упрощенной форме, поражало.

- Да, - сказал Мартин. - Универсальны законы развития разума, и все тут

- Какие законы?

- Законы разума.

- Какой там разум! У меня сейчас голова гудит, будто ррогу хвостом огрел, - признался Хзюка. - Давай пока не говорить о сложном.

- Давай, - согласился Мартин. - Надеюсь, у нас еще найдется время.

Он замолчал, с удовольствием вдыхая свежий воздух.

Ночь выдалась ясной, прохладной, но не холодной. Далеко впереди белели зазубрины Драконьего хребта, среди которых хорошо различался рдеющий вулкан Демпо, своеобразный маяк Южного Поммерна.

Ближе в свете звезд различалась пологая равнина с рощами осин и берез. Никаких тебе чешуйчатых стволов, пышущих зноем оврагов. Нет тяжелого дурмана сохнущих папоротников. Нет и многочисленных любителей тобой полакомиться либо наспех закусить. Вместо всего этого - прохлада, плеск воды, запах черемухи. И обманчивое ощущение покоя, безопасности. Как на далекой, обжитой и ухоженной Земле, где ночи давно уж перестали таить угрозу. Как и здесь, на Терранисе, но только севернее, за Громозером и за Драконьим хребтом. В местах, обжитых людьми. Там, где стараются побольше добыть пищи, вместо того чтобы за нее драться.

Очень хотелось оставить все подвиги и приключения позади. В беспощадном, грубом, горячем и горячечном Ящер-ленде. Хватит. Набегался, напрыгался, навоевался. Намиссионерствовался. Дьявол-Кричащий-в-Ночи весьма желал отставки. Но как раз сильные желания удовлетворяются не часто. Вероятно, потому, что иначе можно разучиться желать.

Половина ночи уже миновала, когда из-за поворота реки послышалось ржание. Хзюка окаменел.

- Что это, Мартин? - прошептал он, осторожно, без всплеска вынимая весло из воды.

- Так кричат лошади

- Кто такие лошати?

- Это наши шуссы.

- Значит, впереди воины? -Да.

- Высадимся на берег?

- В лапы хачичеев?

- Мы высадимся на другой.

- Откуда ты знаешь, что на другом никого нет?

- Ниоткуда. Но что-то надо делать. Мартин на секунду задумался.

- Хзюка! Ложись и не двигайся. Попробуем проскользнуть.

Хзюка мгновенно распластался на мокрых бревнах. Тетива на его луке уже была натянута. Да, подумал Мартин, трудно быть оптимистом, если рядом нет кого-нибудь вроде Хзюки. Настоящее всегда принадлежит скептикам и практикам. Оптимистам достается одно лишь будущее.

10. АРМИЯ - ЭТО ВАМ НЕ МЕД СТАКАНУ!

И вот пришли повестки. Вечером призывники пошумели, покуролесили, но в меру. Слишком еще свежи были две могилы. В одной лежала Каталина, а во второй - все то, что осталось от несчастного Тео. Так что наутро и голова-то ни у кого не болела.

Правда, выспались не все. Иржи полночи просидел на берегу против мельницы. Темной, с запертыми ставнями, глухой какой-то. Вспоминал, вздыхал, горюнился. Но вдруг прибежал Бернгардт, полез лизаться, ну и все настроение перебил, псина. А прогнать - рука не поднялась. Уж очень Иоганнов пес ценил человеческое общество после того, как полюбовался драконом, причем особо выделял Иржи. Что-то он понял, что-то изменилось в собачьей голове; при каждом удобном случае Бернгардт стремился сразу и полностью выразить всю силу своей солидарности любому подвернувшемуся теплокровному существу. Но, кроме кошек, его миской беззастенчиво пользовались еще и вороны.

- Все, испортилась собака, - говорил Иоганн. - Очеловечилась. Блаженный Бернгардт...

Следующим утром Иоганн отвлекся от починки дома, усадил защитников отечества в казенную подводу да и свез сердешных на сборный пункт. А располагался тот сборный пункт в деревне Геймель, куда зерно возили на помол.

Там они застали десятка полтора местных новобранцев. Один за другим подошли еще несколько парней с отдаленных ферм. Наконец притопала целая команда из пограничной деревни Прешер, восточнее которой начиналась уже федеральная земля Остланд, территория соседнего военного округа.

Побросав свои котомки на землю, распаленные и не совсем трезвые прешерманы окружили колодец. Лица многих цвели свежими ссадинами да синяками - прощальными отметинами жезьеров. Никто уж и не помнил первопричины застарелой вражды между Прешером и Жезье, пограничными деревнями двух соседних федеральных земель, но власти не могли покончить с ней на протяжении вот уже нескольких поколений.

На площади у полицейского участка толпились провожающие. Среди них выделялись степенные, осанистые главы семейств, влезшие по случаю в мундиры своей молодости. Раздобревшие тела в эти мундиры помещались плохо, выпирали в разные стороны и все не куда нужно, но это никого не смущало. Для мудрого человека важнее не то, как он выглядит в чужих глазах, а то, каким он себя представляет.

В собственных же глазах молодые солдаты - задубелые вояки, а самые замшелые отставники воображают себя прежними огонь-пострелами. Так было всегда: не можешь обмануть старость - обмани себя. Из века в век ведется, потому что легче так живется.

Сдав список фельдфебелю, Иоганн хлопнул Иржи по плечу и посоветовал подаваться куда угодно, только не в пехоту. Лучше всего - в егерские войска. И кормят сытнее, и служба интереснее. Да и отношения получше.

- Главное, напирай на то, что хорошо ездишь верхом. Иржи кивнул.

- Постараюсь. За матерью присмотришь?

- Натюрлих. Не переживай. А вы, ребята, - тут Иоганн обратился к остальному землячеству, - держитесь вместе. Сами не задирайтесь, но и друга в обиду не давайте, понятно?

- Ясен перец.

- Главное - учебный лагерь пройти, дальше будет попроще.

- Пройдем, - прогудел Ференц, кузнец и сын кузнеца.

- Ну, ни пуха вам.

- А к черту!

Иоганн погрозил пальцем.

- Найн! Не хочу. Мы с Иржи уже знаем, где есть черти.

- И где?

- Да под землей, разумеется.

Иоганн захохотал, сел в свою телегу, хлестнул лошадь и укатил. И как-то сразу после этого завертелась новая жизнь. Иржи и взгрустнуть-то не успел.

Прежде всего рекрутам устроили перекличку. Потом быстро накормили в местном трактире, вывели на площадь между полицейским участком и все тем же трактиром, который, кстати, имел название "Ясен Перец".

Вдоль строя прошелся рыжий егер-сержант. Ламбо Макрушица, сына бистрицкого трактирщика, он ткнул в круглый животик и предупредил:

- Это есть твой главный враг.

Ференцу бравый вояка пощупал бицепсы. Перед Иржи он почему-то задержался, внимательно глянул в лицо, но ничего не сказал. Зато зычно гаркнул всем: - Рэвняйсь! Смирна-а!

На крыльцо "Ясного Перца" вышел осанистый вахмистр. Вытер платочком усы, лениво ткнул пальцами в козырек.

- Все на месте?

- Так точно. Разрешите выступать? - спросил рыжий.

- Ну а чего ж время-то терять? Солнце высоко, до Юмма далеко.

- Взво-од! В колонну по трое... Стысь!

До Юмма в самом деле неблизко, больше восемнадцати километров. И все восемнадцать они прошли только с одним коротким привалом. Вероятно, этот привал был бы еще короче, если б не пришлось пропускать встречную воинскую часть - полностью отмобилизованный пехотный полк курфюрстенвера.

Несмотря на мирное время, перед полком ехала егерская разведка. Командовавший ею офицер задержался и что-то спросил у вахмистра рекрутской команды. Выслушав ответ, кивнул, пришпорил лошадь и догнал своих солдат. За разведкой потянулась пехота. Шеренги заполнили дорогу от обочины до обочины. Солдаты шли с полной выкладкой - касками, штуцерами, ранцами, штыками, шинельными скатками, гранатными сумками. Перед каждым батальоном верхами ехали офицеры с ординарцами, а в середине колонны проследовала двуколка с откинутым верхом. В ней сидел сердитый оберст и курил сигару. Такого количества вооруженных людей Иржи видеть еще не доводилось. За каких-то полчаса мимо прошагало столько молодых и здоровых мужчин, сколько и жителей-то не наберется во всей деревне Бистриц, даже если с младенцами и старухами считать. Мало того, прокатились еще батарея четырехфунтовых пушек, обоз, санитарные фуры, потом протопал запыленный взвод саперов. Наконец показался арьергард - десяток конных егерей, после которых деловито пробежала лохматая собака.

- Семьдесят первый полк седьмой пехотной дивизии, - сообщил Ламбо, знаток шевронов, погон и лампасов

- В наши места идут, - с тревогой сказал Ференц. - Тут одна дорога. Неужто ящеры опять зашевелились?

Иржи усмехнулся.

- Да дня четыре назад что-то такое было. Не приметил?

- Больше не будет, - заверил Ламбо. - Не пустят их. Вон какая силища поперла! Курфюрстенвер... Слушай, Иржи, а ловко ты тогда дракону в пузо бабахнул. Где такие пистолетики-то раздобыл, а? Не армейские, нет. Дамские какие-то. Ты когда с лошади свалился, я хорошо их разглядел.

- А мама подарила, - сказал Иржи. - Ко дню рождения.

- Ух ты! Боевая мамочка. А мне вот новые штаны сшили.

- Мать, она лучше всех знает, чего сыночку не хватает, - сказал Ференц.

Ламбо захихикал.

- Ага, конечно. Тебе небось кувалду поднесли. Маринованную!

Их вахмистр явно повидал на своем веку все, что можно повидать в армии, поэтому ничего нового не ждал и от жизни. Со скучающим видом он ехал перед колонной, оглядываясь только для того, чтобы изредка бросить через плечо пару слов команды.

Под стать начальнику оказался и немолодой капрал с артиллерийскими эмблемами на погонах. Этот неизменно держался позади, спокойно покуривая в седле.

А вот рыжий егер-сержант словно места себе не находил. Зачем-то перемещался с хвоста колонны до головы. Там придерживал жеребца, тоже рыжего, и пропускал рекрутов мимо. Через час-полтора все повторялось, и Иржи каждый раз ловил на себе его изучающий взгляд. Впрочем, не только он один.

- И чего пялится?! - пропыхтел красный, вспотевший Ламбо.

- Наверное, в свою часть кандидатов подбирает, - предположил Иржи

- Не нравится мне его рожа.

- Эх, братец! Хуже будет, если ты ему не понравишься, - сказал Ференц. - Армия-то на сержантах держится.

- А он мне больше не нравится, чем я ему, - твердил Ламбо.

- Разговорчики! - прикрикнул сержант. Макрушиц испуганно замолк. Все остальные давно помалкивали, натопались уже.

Близился конец первого армейского дня. Эпс успел спрятаться за лесистой горой Готтхоб, впереди высились серые стены Юмма.

Эта крепость, веками прикрывавшая столицу курфюршества с юго-востока, занимает мыс у слияния двух речек, Юмма и Быстрянки. С юга треугольник суши ограничивает еще и ров, поэтому в город можно попасть только по одному из мостов.

Мосты в мирное время на ночь не поднимают, да и ворота не запирают. Так было и сейчас. Но вот пушек между зубцами Иржи раньше не видел.

- Эка! Да ведь к войне дело идет, братцы, - вполголоса сказал прешерман с подбитым глазом.

- А ты не каркай, - пробурчал другой, потирая шишку на лбу.

Перед мостом вахмистр остановился и небрежно поднял руку.

- Взво-од! - тут же завопил рыжий сержант. - Не в ногу, шагом марш!

- Это еще зачем? - удивился Ламбо.

- А чтобы мост не рухнул, - ответил Ференц.

- Из-за нас?

- Из-за тебя. Физику надо было учить, двоечник.

- Зачем? - отмахнулся Ламбо. - По мосту вон и без физики пускают.

- Только до ворот офицерского училища

- А я туда не собираюсь. Нашему брату и не попасть, приставки "фон" не хватает. Отслужу вот, да и открою лавочку в Юмме.

- И что станешь продавать?

- Да все, что вы мне в Бистрице повыращиваете. Физики!

Миновав городские ворота, вахмистр повернул лошадь налево. Иржи вспомнил, что там за рыночной площадью располагаются старинные казармы. Однажды они с отцом проезжали мимо, и отец сказал, кивнув на мрачное здание из потемневшего кирпича:

- В военной архитектуре изредка возможна красота. Но никогда не бывает радости.

Потом, оглянувшись на городскую стену, добавил:

- Поразительно, сколько сил и ума люди тратят на защиту друг от друга.

Ни в казарме, ни в крепостной стене ничего поразительного Иржи тогда не видел. Все это было привычным, обычным, с малых лет знакомым. Естественным. В Юмм они наезжали часто.

- Разве когда-нибудь будет иначе? - спросил Иржи. - Чтобы люди не защищались друг от друга?

Отец покачал головой.

- Окончательно - никогда. Можно ведь и невзначай причинить человеку боль. Бывает неразделенная любовь, бывают поражения в различных состязаниях, этого не избежать. Но рано или поздно стены останутся только в душах людей.

- И войны исчезнут?

- Да, - уверенно сказал отец. - Обязательно. Так уже было на Земле, будет и на Терранисе.

Иржи не очень в это поверил, потому что днем раньше на школьном дворе подрался с Ламбо. Из-за Анхен, первой и единственной красавицы деревни Бистриц. Она с удовольствием взирала на схватку из окна класса

У Иржи оторвался рукав, а у Ламбо лопнули штаны, из-за чего он и убежал. Разругались вдрызг, на всю жизнь. До самого вечера не мирились. Вечером Ференц сунул под нос каждому кулачище и позвал на рыбалку.

Нестройными рядами новобранцы пересекли плац и остановились на линейке. Тут вахмистр соскочил с лошади, неожиданно резво отпечатал три шага, вскинул ладонь к виску и оттарабанил рапорт.

Встречавший команду офицер кивнул. Потом громким голосом поздравил всех со вступлением в курфюрстенвер. Под святые знамена, на защиту фатерлянда.

- Ра старасса, - вразброд ответила защита.

- Вижу, - сказал офицер и усмехнулся. - Вольно.

- Вольна-а! - радостно заорал рыжий сержант. Чем-то он напоминал Бернгардта. Силой чувств, наверное. И бодростью.

- Ну-с, отведаем сейчас солдатских харчей... - пробормотал Ламбо.

Однако харчей отведать пришлось попозже. Сначала всех повели в гарнизонную парикмахерскую. Потом, уже стриженных наголо, пропарили. Из бани вывели не через ту дверь, в которую вводили, а через другую, за которой сидел мрачный фенрих со змеями на погонах.

Каждого заставляли перед ним вертеться, приседать, высовывать язык, показывать то горло, то зубы, а то и зад.

Фенрих деревянной трубочкой слушал, как кто дышит, иным приказывал покашлять. Потом заученно спрашивал "начтожалуетесь" и что-то бурчал писарю. Тот рисовал загадочные кривули в гроссбухе и смачно шлепал печатью "здоров".

- У отца грыжи были?

- Никак нет, герр фенрих, - испугался Ламбо. - Здоров батюшка.

- А он тебе родной?

- Так точно, не сомневайтесь

- Да мне-то что. Проходи. Огорошенный Ламбо удалился на цыпочках.

- И чего это он к бате цепляется?

- Надо же знать, кто такого бравого вояку соорудил, - отозвался Ференц.

- Это еще зачем?

- Да вдруг памятник придется ставить. Хе-хе!

В следующей комнате капрал и два солдата выдавали застиранное обмундирование, белье, портянки, сапоги. Потом каждый получил "комплехт нумер айнц" - ранец, щетку, бритву, полотенце, мыло, деревянную посуду и полулитровую флягу из темного стекла.

Всех снова вывели на плац, устроили перекличку, назначили командиров отделений. Уже совсем стемнело, когда с этими делами наконец было покончено и перед рекрутами все же открыли двери столовой. Как двери рая.

Но долгожданные солдатские харчи весьма разочаровали Ламбо. А нары Ференца. Бедняга так до конца на них и не разместился, что-нибудь непременно свешивалось. Ворочался он до утра, бормотал, что маловато удобств в курфюрстенвере. И что следующую ночь не переживет. Однако следующую ночь все провели уже не в Юмме, Ференц остался жить.

В шесть часов утра в казарме заорал сержант. Голосом мерзким, нечеловеческим. Но это было еще не самое худшее: всех ожидала "легкая моргенпробежка" ауф дер штадт Юмм.

После приседаний и отжиманий выяснилось, что завтрак предусмотрен отнюдь не на траве, а в той же солдатской столовой, и к приему пищи можно поспеть опять-таки только бегом. Ну а после завтрака предстоял поход к неведомому "пункту назначения".

В восемь часов маршевый взвод пополнился рекрутами из Юмма, Готтхоба, Остмарка, от этого превратился в роту, после чего грозно выступил навстречу будущему

- Горе врагам фатерлянда! - пропыхтел Ламбо. Облизнувшись, добавил:

- Пива хочу.

Колонна в этот момент шла главной улицей Юмма мимо соблазнительных вывесок.

- "Кригскомендант", - ухмыляясь, прочел прешерман с шишкой на лбу. - А туда не хочешь?

И довольно захохотал.

Начиналось выяснение вопроса о том, кто в роте хозяин. Тут слабины давать нельзя было.

- У кригскоменданта смешливых любят, - отбрил Ламбо. - Легко ушибленных в голову.

- Ты это про мене? - растягивая слова, поинтересовался прешерман.

Ференц мигнул Иржи. Иржи кивнул. Они приотстали и слегка стиснули ушибленного с обоих боков.

- Эй, вы чего это? - заволновался тот.

- А ты чего?

- Я - ничего.

- Так и мы - тоже, - доброжелательно сообщил Ференц.

- Шишка-то не болит? - спросил Иржи.

- Не-а.

- Ты все же лопух приложи. Помогает от головы, - посоветовал через плечо Ламбо.

Над его советом прешерман задумался глубоко. Так глубоко, что забыл ответить. Да и виды вокруг открылись хорошие.

Рота покинула Юмм и вышла на широкий, сплошь мощенный булыжником шляхт. По сторонам от дороги росли ряды старых лип. За ними частой щетиной всходов зеленели поля. Слева возвышалась гора Готтхоб, над которой висело одинокое облако. А в низине справа извивалась уже довольно полноводная Быстрянка. Эпс ощутимо припекал, но воздух пока оставался по-утреннему прохладным, дышалось легко

Пели жаворонки. В обе стороны дороги со стуком двигались многочисленные повозки, фуры, экипажи. Несколько раз проезжали пассажирские дилижансы с сочувственными лицами в окнах.

- Ну прямо все едут, одни мы - топай да топай, - вздыхал Ламбо.

Под вечер, когда впереди уже показались стены крепости Бельверк, внезапно забились лошади одного из дилижансов. Кучер с трудом удержал их на проезжей части, до предела натянув вожжи.

То же самое случилось с парой тяжеловозов, тащивших фуру с бревнами. Но повозка при этом съехала в канаву и перевернулась.

- О! Что это с ними? - спросил Ламбо.

Ему никто не ответил, поскольку земля под ногами начала трястись, потом сильно дернулась. Заржала и поднялась на дыбы лошадь вахмистра. Тут новобранцы без команды остановились, а пассажиры начали выпрыгивать из дилижанса. Возница грузовой фуры зачем-то побежал в поле, сминая зеленые всходы. Совсем ошалел, бедняга.

- Во-он, вон, смотри-ка! - крикнул прешерман с подбитым глазом, вытягивая руку и жмурясь.

Видел прешерман очень хорошо. Там, куда он показывал, в небе происходило необычное. Далеко на юге, правее и выше дымящей шишечки вулкана Демпо, дугой повисла тонкая серебристая линия. Она тянулась вслед за едва различимой черточкой как нитка за иголкой. Было заметно, что эта нить постепенно удлиняется, одновременно склоняясь вниз, к горам, а ее противоположный конец тает, размывается.

Вахмистр наконец справился со своей лошадью.

- Чего топчетесь? - сердито крикнул он. - Еще неделю не прослужили, а уже моду завели - в небо глазеть. Паттени!

И ты туда же?

- Неопознанный летающий объект, Махач, - сказал рыжий сержант

Но вахмистр сильно распалился и ничего видеть не желал.

- Мало ли чего! Уставом не предусмотрено. Эй, кому говорю? Рота! Слушай мою команду. Шагом... арш, романтеи! Службу служить - это не в небо глазеть. Армия - это вам не мед стакану. Линкс, линкс... змеюги!

Рота возобновила движение, однако поминутно оглядывалась и спотыкалась.

Черточка, за которой тянулась серебристая нить, тем временем снизилась до уровня гор и пропала. Чуть позже там сверкнуло. Через минуту или две долетел слабый гул, а земля еще раз дрогнула. В небо поползла темная струйка дыма.

Никто не мог объяснить, что же такое произошло за горами. Ференц покачал головой.

- Вот надо же! Живешь-живешь, все кругом вроде обыденное, устоявшееся. Ламбо вон хочет лавочку открыть. А на самом-то деле вокруг нашей привычной жизни такое вертится... недоступное. И что это было, а?

- Разговорчики! - крикнул вахмистр.

- Звездолет это был, - тихо сказал Иржи. - По имени "Альбасете".

Никто его не услышал. Да он и не старался.

Солнце, вспомнил Иржи. Солнце. Такое приятное слово...

В Бельверк рекрутов не пустили, остановив на перекрестке с указателями.

- Готтхоб, Альтеншпиль, курфюрстенбург Бауцен, - прочел Ламбо. - Вот интересно, теперь-то куда?

- Скоро узнаем, - рассеянно отозвался Иржи.

Его внимание привлекла карета, остановившаяся на перекрестке, чтобы пропустить еще один пехотный полк, семьдесят второй, кажется. Он также следовал в южном направлении.

Ни короны, ни геральдического щита на дверце экипажа не имелось, одежда кучера в глаза не бросалась. Тем не менее великолепные лошади, кружевные занавески, отделка фонарей, до блеска надраенная медная подножка - все это говорило само за себя.

- Прекрасные рессоры, - оценил Ференц. Ламбо расхохотался.

- Нет, ну кому - что! Рессоры... Ты глазенки-то подними, кузнец!

- Ого, - сказал Ференц.

Глазенки поднял не только кузнец. Прешерман с синяком даже причмокнул:

- Во девчушка так девчушка!

- Худая какая-то, - заявил прешерман с шишкой. - Не кормят, что ли?

А из окна кареты выглядывала чем-то знакомая Иржи девушка. Отведя занавеску, она озабоченно всматривалась вперед, стараясь понять, долго ли еще будут идти солдаты. Вероятно, ценила время.

Об этом же свидетельствовал деловой стиль короткой прически. И хотя в мочке уха блеснул дорогой камешек, на пальцах ее руки, которой она держалась за нижнюю часть рамы, ни колец, ни перстней не было.

- Эге! Не замужем, - сказал Ламбо, не упускавший повода подчеркнуть свою бывалость в общении с женщинами.

Иржи сильно захотелось треснуть его по затылку. Так бы он, наверное, и поступил, если б девушка не повернула голову. Навряд ли она могла слышать бестактное замечание, скорее всего ей просто были любопытны окрестности, но Иржи покраснел.

- Ты чего? - удивился Ференц.

Иржи не ответил. Знакомым движением девушка отбросила со лба прядь волос. Иржи вспомнил этот жест. Вспомнил высокую, гордую шею, эти яркие, пухлые губы, вспомнил голос и тот томный запах, так поразивший его на мельнице Промехи.

Ему захотелось, чтобы и Камея его заметила, тоже вспомнила. Однако еще больше Иржи этого боялся, представив как может выглядеть в старом, запыленном, с чужого плеча мундире, в армейской шляпе с обвислыми полями, в широченных галифе. Форма второго срока службы способна изуродовать кого угодно, даже бога Аполлона. Особенно - галифе. Древний земной генерал, который придумал эти штаны, вероятно, был весьма кривоногим и своим изобретением сумел отомстить сразу всем мужчинам, лишенным данного недостатка.

К счастью, с каретой поравнялся один из лейтенантов проходящего полка. Он учтиво склонился в седле, сказал что-то любезное и, видимо, остроумное. Девушка улыбнулась, кивнула, произнесла несколько слов. Но отсрочка получилась короткой. Взгляд Камеи рассеянно скользнул мимо офицера, пробежал по красным крышам Бельверка и вдруг остановился на толпе новобранцев, сгрудившихся у дороги. Иржи при этом будто чем ударили под коленки, ноги вдруг ослабли, и он чуть присел. Вряд ли от этого он стал выглядеть менее нелепо.

Только и Камея не смогла скрыть своих чувств. Сначала она удивленно выпрямилась, отстранилась от окна. Потом, наоборот, подалась вперед, выглянула, губы ее приоткрылись. Иржи показалось, что она улыбнулась. Причем совсем не насмешливо, чему бы он ничуть не удивился, а вроде бы даже радостно...

Озадаченный лейтенант обернулся. А кучер вдруг шлепнул коренника вожжами.

Карета тронулась. Но перед тем как она повернула в сторону Бауцена, Иржи успел заметить короткий взмах ладони, после чего на время перестал понимать, что кругом происходит.

Его целиком заполнило ощущение умопомрачительной редкости, только что имевшей место быть. Очень мимолетной, как и полагается любой уважающей себя редкости, но столько успевшей пообещать! Ведь этот взмах сулил то, о чем он мечтал ночью напротив мельницы Промехи. Сулил продолжение, новую встречу..

Да как? - подумал он, возвращаясь к действительности. Как они могут друг друга отыскать? Два года армии впереди. Камея молода, красива, знатна, за два года ей неоднократно предложат и руку, и сердце. Чудеса случаются только в романах. Чего ради ей ждать безвестного солдатика?

А с другой стороны, за сегодняшний день случились целых два поразительных события, каждое из которых вполне можно считать настоящим чудом. Сначала появился земной звездолет, теперь вот - Камея... И если чудеса пошли косяком, почему бы не случиться еще одному?

- Что с тобой, дурачок? - обеспокоился Ламбо. - Перегрелся, что ли? Стоишь как пень и ничего не слышишь. На, хлебни водицы.

- Выбрось из головы, - прогудел рассудительный и более наблюдательный Ференц. - Эта птичка слишком высоко летает.

Тем временем в клубах пыли мимо них прокатилась санитарная фура с большущими колесами. Она была последней в обозе семьдесят второго полка. Дорога наконец освободилась.

- Ста-ановись! - немедленно гаркнул сержант.

- Какая птич?.. - спросил Ламбо и чихнул.

Ференц сделал вид, что не расслышал.

- А поведут нас в Бауцен, в учебный центр, - заявил прешерман с подбитым глазом. - Точно вам говорю.

Давно известно, что уроженцы Прешера обладают врожденным чутьем, которое очень помогает им делать карьеру как в курфюрстенвере, так и в бундесмарине. Действительно, уже на следующий день вся рота новобранцев из района Юмм оказалась в армейском учебном центре Бауцена.

- Считайте, ребята, вам повезло, - говорили старожилы. - Порядки здесь серьезные, но натаскают - будь здоров!

Следующие два месяца пролетели быстро. Учили молодых солдат плотно, с полным использованием дня, минуты свободной не оставалось. С утра назначались строевые либо тактические занятия, верховая езда, фехтование, рукопашный или штыковой бой, много давали стрелять. Вторая половина дня посвящалась изучению уставов, оружия, истории и организации вооруженных сил Поммерна, первичной медицинской подготовке, а также хозяйственным работам. Несколько раз устраивались тревоги с ночными марш-бросками.

На личные дела оставалось не более получаса, да и то не каждый день. Передвигаться по лагерю полагалось только бегом. Кормили сытно, однако вскоре не только Ламбо лишился "врага своего", но даже Ференц, и без того вроде состоявший из одних мышц, был вынужден затягивать ремень на две дырки туже.

Да, армия - это вам не мед стакану, как бессмертно выразился герр вахмистр Ербугиндай Махач... После отбоя засыпали мгновенно, как только голова касалась жесткой, набитой опилками подушки. Если не шли в ночной караул, конечно. Или на кухню.

Но вот прошли аттестационные зачеты, всех распределили в боевые части. Последнее воскресенье перед отбытием к месту службы посвящалось экскурсии по столице. Этой традиции насчитывалось уже более восьмидесяти лет, она была заведена еще Вуаясием Третьим, дедом ныне правящего курфюрста, и с тех пор неуклонно соблюдалась даже в военное время. Считалось, что таким образом солдаты лучше поймут, что же они, собственно, должны защищать.

По этой же традиции в роли гидов выступали студенты знаменитого университета Мохамаут. Они работали парами - девушка и юноша, причем молодой человек подбирался из числа уже отслуживших действительную в армии или на флоте.

Все эти сведения огласили на вечерней поверке в субботу. Солдатам предоставлялось время для приведения в наилучший вид только что выданного обмундирования, после чего их вели в баню и кормили праздничным ужином

Утром учебный взвод Иржи выглядел непривычно. Вылинявшая и застиранная одежда исчезла. Среди зеленых пехотных мундиров, коих было большинство, выделялась форма артиллеристов и егерей. Была даже одна черная матросская форменка, очень ладно сидевшая на Ференце. Его еще с вечера поздравляли, поскольку попасть на флот считалось большой удачей. Иржи поздравляли тоже он был зачислен в егеря, а егерские войска относились к армейской элите. Но вот Ламбо бродил хмурый.

- Это все рыжий услужил, - заявил он. - Недаром мне его рожа сразу не приглянулась...

А рыжий сержант Паттени оказался тут как тут.

- Отделение, становись!

Пройдя вдоль строя, он с довольным выражение ткнул Ламбо в живот и сообщил, что все шестнадцать фельдмаршалов Поммерна начинали службу в пехоте, поскольку пехота была, есть и будет становым хребтом армии, а все остальное, как бы оно ни называлось, относится к легкопрыгающим войскам.

- Можете мне верить, поскольку я сам - егерь, - прибавил Паттени. Только вот солдату Макрушицу, чтобы пробиться в фельдмаршалы, придется поработать над своим лицом, поскольку выражение плаксивое. Фельдмаршалу вместо этого внушительность полагается. Ясно, солдат Макрушиц?

- Так точно, герр егер-сержант.

- Думаю, вам будет приятно узнать, что в город ваше отделение поведу я, - ухмыльнулся Паттени.

- Чрезвычайно, герр сержант, - сказал Ламбо с перекосившимся лицом и неимоверно плаксивым выражением.

- А тогда - нале-ву! Шагом марш.

В город они вошли через Восточные ворота района Мохамаут. Пересекли рыночную площадь, где под пестрыми навесами торговцы уже раскладывали товары, свернули в узкую старинную улочку и вскоре оказались у моста через реку Бауцен, правый приток Теклы.

Погода стояла прекрасная - солнечная, но еще по-утреннему нежаркая. За рекой открывался вид на всю старую часть города со шпилями церквей, башнями Кронштайна, островерхими черепичными крышами, пожарными вышками, мачтами оптического телеграфа, вершинами пирамидальных тополей. Снизу панораму отрезала линия гранитных парапетов.

В прозрачном воздухе отчетливо раздавался бой часов. Он сливался с перезвоном многочисленных колоколов. Было всего лишь восемь, время для воскресенья довольно раннее, но по набережной уже прогуливались молодые люди и девушки в коротких плащах. На головах у них красовались чудные круглые шапочки, придававшие студентам знаменитого университета несерьезный, слегка карнавальный вид.

- Господа студенты! Седьмое учебное отделение прибыло, - зычно доложил Паттени. - Разрешите узнать, кто нас поведет?

Одна из девушек, стоявших у парапета, обернулась и сняла шапочку.

- Ух ты! - восхищенно сообщил солдат Макрушиц. - Вот это да.

У Иржи екнуло сердце. А есть ведь наверху кто-то, кто управляет судьбами! Определенно есть.

- Мы поведем, - сказала девушка.

11. ЗАГЛОТАИ МЯГКОТЕЛЫХ

Плот медленно обогнул мыс и выплыл на середину реки. На черной воде заиграли блики огня. Послышались голоса. У костра, шагах в сорока от берега, Мартин увидел группу пестро одетых людей. Так и захотелось крикнуть: люди родненькие, как я по вам соскучился, гуманоиды-человечки! Но вот этого делать никак не стоило. Стоило выяснить, что же это были за гуманоиды.

С ближайшего луга доносилось позвякивание удил. А на вершине холма различался темный силуэт дозорного. Через минуту уже можно было расслышать отдельные слова. Увы, говорили на одном из магрибских диалектов. Мартин опустил голову и плотно прижался к бревнам.

- Другое племя? - чуть слышно поинтересовался Хзюка.

- Еэ. Плохие люди.

- А, - сказал ящер, - понятно со всех сторон. В другом племени хороших не бывает.

И вновь окаменел. Мартин хотел было ему возразить, но передумал. Решил отложить спор до лучших времен.

Довольно долго плот оставался незамеченным. Он успел миновать уже значительную часть опасного пространства, когда один из эмирцев взял бурдюк и спустился к берегу. Подошел к воде, присел на корточки, наполнил мягкий сосуд, выпрямился. И тут что-то привлекло его внимание.

Человек приложил ко лбу ладонь, секунду всматривался, а потом негромко крикнул. Всего одно слово, но этого оказалось достаточно. Несколько из его товарищей вскочили. Другие принялись будить спящих.

- Плохо дело, - прошипел Хзюка.

- Погоди, не стреляй. Вдруг еще повезет...

Но надежд становилось все меньше. Несколько магрибинцев подошло к берегу. Совещались они недолго. Один поднял к плечу короткий кавалерийский штуцер.

Грохнул выстрел. Пуля перелетела через плот и шлепнула по воде. Прозвучал начальственный голос:

- Пустая голова! Не знаешь, что ночью все предметы кажутся дальше, чем на самом деле? Дайте мне ружье.

Второй выстрел был гораздо удачнее. Рядом с ногой Мартина отскочила щепка. А на холме уже седлали лошадей.

- Выхода нет, - прошептал Мартин. - Когда прицелятся еще, пускай стрелу. Понял? - Не со всех сторон. Двух-трех достану. А что дальше?

- Не знаю. Но в руки им попадаться нельзя. Дашься в руки - достанется ногами.

- Теперь понятно. Дашься в руки - достанется ногами. Жизнь она такая. По обе стороны хребта, - квакнул ящер.

Хзюка стрелял лежа, но для него неудобных положений не существовало. Мартин видел, как не успевший спустить курок эмирец вдруг выронил штуцер и схватился за живот. Послышались изумленные возгласы, проклятия.

- Хзюка, ныряем!

Они очень вовремя соскользнули в воду, скрывшись за плотом. С берега тут же затрещали выстрелы. Пули с чмоканьем врезались в воду, глухо били по мокрым бревнам. Вокруг посыпались крошки и целые куски дерева. Потом стрельба прекратилась. Там, на берегу, заряжали оружие.

- Ты как, живой?

- Живой, - отозвался Хзюка. - А ты?

- Тоже.

- Что теперь делать?

- Плыть дальше.

- Они обгонят нас на шуссах и устроют засаду. Мартин осторожно выглянул из-за плота.

- Могут. Но... вряд ли.

- Почему?

- У них что-то случилось.

На берегу сначала было тихо. И вдруг послышались топот, звон железа, испуганные вопли. Мартин рискнул выглянуть еще раз.

Вокруг стоянки эмирцев метались тени. Хлопали пистолетные выстрелы. В свете костра поблескивали клинки. Кто-то вскочил на лошадь, но тут же качнулся, выронил поводья и упал.

- Хзюка! Там настоящий бой.

- Вижу.

- Да с кем же они дерутся? Сами с собой? - Нет, - довольно сообщил ящер. - С хачичеями. Хачичеи решили, что мы прячемся у этих мягкотелых, Мартин. Хачичеи любят простые объяснения.

- Близко подобрались, неугомонные. Вот не думал, что когда-нибудь буду им благодарен.

- Да, странно получилось. Выходит, хорошо, что ты их не всех поубивал на перевале, Мартин.

- Добрые дела вознаграждаются иногда самым неожиданным образом.

- Иногда, - проворчал Хзюка.

- Интересно, а кто же победит?

- Хачичеи, конечно. Их больше и они хорошо выбрали момент.

- Не уверен. Смотри! - Мартин махнул рукой назад. Выше лагеря магрибинцев через реку переправлялись

всадники. Их было не очень много, но они заходили в тыл нападавшим хачичеям.

- Слава великому Мососу! - сказал Хзюка. - Теперь-то уж хачичеев прикончат.

- Зато магрибинцы решат, что мы тоже хачичеи и своим плотом отвлекали их внимание от главного отряда.

- И я бы так подумал, Мартин. Давай убираться отсюда. Сыс!

Мартин тут же взобрался на плот и схватил обломок весла. Хзюка улегся животом на бревна и принялся грести руками. Через пару минут плот наконец миновал опасное место и скрылся за поворотом реки.

- А правильно, что мы не высадились на берег, - похвалил Хзюка. - Есть у тебя чутье, мягкотелый. Пожил бы у нас еще год-другой, глядишь, и сделался бы настоящим схаем.

- Если б дожил, - усмехнулся Мартин. - В Схайссах это плохо получается.

- Хо! А где же твоя оптимизма?

- Оптимизма у меня не простая, а историческая.

- Это как? - Ну, я верю, что когда-нибудь будет хорошо. Только вот не обязательно мне.

Хзюка озадаченно промолчал.

Весь остаток ночи и утро они не слезали с мокрых бревен. Проплыли не меньше тридцати километров. Можно было и больше, но Мартин осторожничал, часто причаливая к берегу, чтобы подняться на холм или дерево для осмотра местности. И хотя впереди ничего подозрительного не попадалось, опасность могла появиться в любой момент. Ничья Земля полна сюрпризов, место такое.

Странное явление случилось после полудня. Течение в реке сначала замедлилось, потом вода остановилась и начала подниматься вспять, вверх по руслу, затапливая берега. Плот пришлось срочно привязывать к дереву.

- Ну все у вас наизнанку, - ворчал Хзюка. - То вода горячая, то река вверх течет. Виданное ли дело! Что происходит?

- Начались штучки Громозера, - непонятно сказал Мартин.

- Что такое "штучки"?

- Потом объясню. Сейчас некогда, к нам едут гости.

- А! Давно не было.

Мартин посмотрел на реку. Вода продолжала прибывать.

- Надо ж так, - с досадой пробормотал он. - Ни часом раньше, ни часом позже.

- Да где они, гости?

- Вершина холма на восходе Хассара. Видишь?

- Смутно. У тебя хорошие глаза. Сколько их?

- Не меньше пятнадцати. Есть свободные лошади. Наверное, тот самый отряд, который дрался с хачичеями.

- Тогда они ищут нас. Очень хорошо.

- Что - хорошо?

- Значит, хачичеев больше нет. Без шуссов они не могли убежать

- Зато есть эмирцы, брат мой рептилий. Они ничуть не лучше хачичеев, уверяю тебя. В этих местах кого б ни встретил, всяк хватается за оружие. Никакого разнообразия. Ну вот, плыл себе наш плот. Плыл, никого не трогал. Так нет же, обязательно пальнуть надо было. До чего же надоело!

Хзюка старательно повторил новое слово:

- Имирсы... Всегда кто-нибудь есть, брат мягкотелый. Всегда найдется охотник либо тебя ограбить, либо съесть, или просто придушить, чтобы ты его не придушил. Так везде, не только в здешних местах. Жизнь вся такая, о Мартин. Нечему удивляться.

- Бывает и другая жизнь, Хзюка. Просто ты о ней не знаешь.

- Какая еще другая жизнь?

- Ну, когда все стараются друг другу не навредить, а помочь.

- Помочь? Все? Да ты не выспался, Мартин. Давно уже странное говоришь.

- Правду говорю. Быть может, сам увидишь. Если сегодня нас не убьют.

- Хо! Правда в том, что нужно уйти от имирсов. А я что-то не соображу как. В этих растениях, - Хзюка кивнул на камыши, - прятаться нельзя. Здесь-то нас и будут искать, а до ночи далеко.

- Верно.

- Пешком от шуссов не убежишь, даже от ваших малорослых. Что будем делать, Дьявол-Кричащий-в-Ночи? Решай. Здесь твоя земля.

- Да решим, решим, - вздохнул Мартин. - Нам гейзер поможет.

- Гейзер? Горячая вода?

- Горячая. А главное - быстрая. Только ты должен меня слушаться, что бы ни случилось. Как я тебя слушался в Схайссах. Все объяснять будет некогда.

- Значит, ты теперь машиш? Окончательно? - Машиш, машиш. Согласен?

- Хог. Но ты давай делай что-нибудь, машиш. Хватит оптимизму дожидаться, жить надо сейчас и жить надо нам.

- Сыс.

Мартин отвязал плот, спрыгнул в воду и перебросил ремень через плечо.

- Мы будем тащить его против течения? - удивился Хзюка.

- Не мы, а я. Пока еще есть возможность, побереги ноги.

- Они уже не болят.

- Слушай машиша.

- А если имирсы догонят?

- Не успеют. Скоро вода потечет туда, куда надо. Только и сейчас времени терять не стоит.

- Время терять никогда не стоит, - назидательно отозвался ящер. - Кто теряет время, тот теряет жизнь.

- Тебе бы философию преподавать, - пропыхтел Мартин. - Военно-полевую.

Хзюка порылся в мешке.

- Никакой хилософии нет, а вот мясо преподать могу. Он протянул кусок.

- Ешь.

- Не хочу.

- Давай-давай. Тащить не так скучно будет. Да и хилософию твою небось без мяса не поймешь.

- Ох, давно подозреваю, что ты материалист, о Хзюка.

- У нас это называется сиумаш.

- Сиумаш?

- Еэ. Начальник обоза. Очень почетно.

- Ага. И материально.

И вот их заметили. Магрибинцы заставили своих лошадей перейти на рысь. Они скакали напрямик, срезая большую излучину реки, приближались быстро, но и река уже приняла нормальное направление, течение с каждой минутой ускорялось. Мартин забрался на плот, взялся за весло. Хзюка стоял на корме, усердно работая шестом.

- Очень грязно кругом, - беззаботно сообщил он.

И вовсе не для того, чтобы подчеркнуть свое спокойствие. Мартин знал, что ящерам чуждо позерство. А ситуация, когда за тобой гонятся, в Схайссах вполне обыденна. Гонятся же там всегда для одного и того же. Никакого разнообразия, право слово. Берега же действительно были густо занесены илом, из которого торчали коряги, вырванные с корнем кусты, крупные камни. Пахло неприятно.

- Это все гейзер сделал? - спросил Хзюка.

- Да. А что?

- Некрасиво.

Услышать такое из уст самой практичности удается не каждый день. Мартин едва не расхохотался.

- Зато полезно, - сказал он.

- Еэ. Имирсы начали отставать, - согласился Хзюка. - Их шуссы вязнут в грязи. Но все равно некрасиво.

- В Схайссах лучше?

- Чего сравнивать. У вас деревья несерьезные. И заглотаев нет. Что за жизнь без заглотаев? Скука.

Мартин оставил в покое весло. Плот уже перемещался со скоростью бегущего человека. Эмирцы явно не успевали перехватить их до впадения реки в Громозеро, поэтому можно было и не надрываться.

- Погоди, будет еще кое-что похлеще ваших заглотаев.

- Когда?

- Скоро. Отдохни, Хзюка.

- Я не устал. Три дня ничего не делаем, только плывем.

- Все равно отдохни. Съешь что-нибудь тоже. Скоро нам потребуются все силы. Заглотаев здесь нет, но есть кое-что другое, даже более страшноватое.

- Ну и что тут у вас может быть страшного?

- Есть кое-что. Скучать не будешь.

Тем временем в соревновании с водой лошади все более заметно проигрывали, погоня отставала

- И что же это у вас опаснее заглотая? - продолжал любопытствовать Хзюка.

Мартин не ответил. Течение все ускорялось, их несло со скоростью никак не меньше тридцати километров в час. Вода отхлынула от берегов, но на середине реки собралась в гудящий вспененный поток. Плот сильно раскачивался, зарывался в буруны, вращался, его беспрестанно обдавало горячими брызгами.

Мартин превратил в корму свой конец плота и как мог старался направлять движение неуклюжей связки бревен все тем же веслом с выщербинами от пуль. Очень пригодился студенческий опыт сплавов по рекам Снейк, Амылу и Кандегиру. Там, на далекой, нереальной, совершенно недоступной Земле...

Вскоре они пронзили высокий бурун, промчались между двумя скалами, и тут река закончилась, выплеснулась в озеро. Очень странное озеро, поверхность имела заметное понижение по направлению от берегов к центру.

- Хо, - сказал Хзюка. - Кривая вода.

Все было правильно. Перед ними находилось знаменитое Громозеро, и Громозеро, находящееся в своей активной фазе, работающее.

- Эй, Хзюка! Кончай любоваться. Нужно плыть к берегу!

Хзюка схватил обломок второго весла и принялся энергично грести с правой стороны. Мартин греб слева. Но их совместных усилий оказалось недостаточно. Поток, вырвавшийся из речного устья воды, продолжал ускоряться. Плот двигался по спирали, смещаясь к страшной середине Громозера.

Мимо проносился заваленный плавником берег. До него было еще недалеко, но он удалялся. Усилия гребцов лишь несколько замедляли это удаление.

- Да куда это нас тащит, Мартин?

- На дне озера дыра, провал. Туда и тащит.

- Дыра? Там нам будет плохо.

- Очень даже..

- Давай бросим плот! Доберемся вплавь.

- Нельзя! В похлебку превратимся.

- В какую похлебку?

- Сваримся. Греби!

И они гребли изо всех сил. А водная воронка крутилась все быстрее. Плот не слишком быстро смещался к центру не столько из-за работы жалких весел, сколько за счет набранной инерции. Его пронесло мимо северного берега, потом проплыли восточный, южный, западный, вновь северный. Наконец течение начало замедляться.

Прошло еще немного времени. Середина озера начала искривляться, вспучиваться, образуя горб быстро чернеющей воды.

- Ну, теперь держись! - крикнул Мартин. - Хватайся за плот!

Хзюка бросил весло и вцепился в ремни, стягивающие бревна.

Послышался гул. Из глубин Громозера поднялся и оглушительно лопнул зловонный пузырь. Затем в небо ударил фонтан пара и черной горячей жижи. У его основания вздыбилась кипящая, всклокоченная и взбаламученная волна.

Плот швырнуло вверх, вниз, еще раз вверх, после чего с устрашающей скоростью поволокло к береговым скалам. Но благодаря высоте волны не разбило, пронесло дальше и бешено закружило. А потом все вдруг на мгновение остановилось, зависло, замерло, как на фотографии. И когда это мгновение миновало, вода медленно, неохотно начала спадать, потекла вспять. Тут славный корабль крепко ударился о камни и наконец развалился.

- Все, - сказал Мартин. - Еще раз уцелели. Прямо в привычку входит...

Хзюка сидел в горячей луже и с большим недоверием себя ощупывал. За его спиной что-то билось и извивалось.

- Эй-эй! - крикнул Мартин. -Что? - Обернись.

- Хо! - сказал ящер. - Махерена. Вот видишь, они у вас тоже водятся.

- Раньше не было. А как тебе наш заглотай?

Хзюка поспешно вскочил и обернулся к озеру. Там вспухал новый пузырь, побольше прежнего.

- Уй-ой! Наши заглотай подобрее будут. Не хочешь отсюда уйти, а, Мартин? Мне тут не нравится.

- Очень хочу, о Хзюка. Иначе сваримся.

Подобрав уцелевшие вещи и оружие, они не столько убежали, сколько уползли от следующего оглушительного выброса Громозера; только горячие брызги грязи долетели, прошлепав по их спинам.

Потом оба поднялись на обрывистый коренной берег и долго шли по цветущим лугам. Уже вечерело, когда впереди показалось нечто среднее между широким логом и небольшой долиной. До лесистых склонов Драконьего хребта оставалось всего километра полтора или даже меньше. Однако выяснилось, что преследователи тоже времени не теряли и от своей затеи вовсе не отказались.

Магрибинцы успели на безопасном расстоянии обогнуть озеро, поднялись на предгорные луга и пустили лошадей вскачь, намереваясь отрезать путь к спасительным горам.

Ситуация складывалась не слишком удачная. Быть может, Мартин с Хзюкой и успели бы добежать до опушки, если бы до конца выложились, но вот там, в редколесье, их уже вполне могли настичь.

Магрибинцы это поняли. Нахлестывая коней, они быстро сокращали расстояние. И вдруг чего-то испугались. Вся компания резко затормозила. Некоторые даже начали кричать, жестами предлагая беглецам возвращаться.

- Худое здесь место, - вдруг сказал Хзюка, останавливаясь и тяжело дыша.

- Почему? - Не знаю. Очень плохое место. Видишь, эти воины боятся за нами идти. И даже о чем-то предупреждают.

- Хитрость какая-то.

- Нет, не хитрость. Они вполне могут нас догнать. Нам угрожает что-то такое, чего имирсы даже врагам не желают.

- Но не возвращаться же к ним.

- Нет, возвращаться нельзя.

- Тогда - вперед.

И они двинулись дальше, уже шагом. Эмирцы не только их не преследовали, но, наоборот, стали поспешно разворачивать лошадей. Те слушались плохо, метались, взбрыкивали, пробуя сбросить всадников. Мартин не на шутку встревожился. Люди вполне могут хитрить и притворяться, но не лошади же! Надвигалось нечто действительно неприятное.

Однако каких-то определенных признаков опасности не наблюдалось. Был спокойный весенний вечер. Эпс клонился к горизонту, но светил еще ярко. Вокруг лежала довольно ровная местность с отдельными валунами, между которыми росла густая трава. Попадались кусты барбариса и шиповника. Но Мартин заметил, что над их цветами не вьются ни пчелы, ни осы, ни шершни. Комары, так досаждавшие во время сплава, тоже куда-то подевались.

- Почему нет ветра? - подозрительно спросил Хзюка.

- Ну, так бывает. Хотя для горных долин это редкость.

- И в небе никто не летает.

Его тревога все больше передавалась Мартину. Он посмотрел в небо.

- Да, ни птички.

Безмолвие и безветрие вокруг были редкостными. Стихло даже погромыхивание вулкана на близком уже Драконьем хребте.

- Давай идти быстрее, - озабоченно сказал Хзюка. Мартин вздохнул.

- Если это поможет. Неизвестно ведь, что и откуда нам грозит на этот раз

- Надо попробовать.

- А как твои ноги?

- Ноги как ноги. Ходят. Сыс! Не до болячек сейчас. Они ускорили шаг. Потом, когда трава под ногами вдруг

начала необъяснимо сереть, на глазах терять цвет, не сговариваясь побежали.

А трава все больше обесцвечивалась. Одновременно она становилась менее осязаемой, какой-то бесплотной, пока вообще не исчезла, вся сразу. Более того, оголившаяся почва выглядела необыкновенно. Все ее неровности начали сочиться блеском, напоминающим ртутный.

Этот блеск проступал снизу, пропитывал всю поверхность в округе, заполняя сначала мелкие рытвины, ямки, борозды, затем - ложбинки, овраги. Вскоре там и сям в дневном свете засверкали многочисленные лужи и озерца. Хзюка и Мартин старались держаться от них подальше.

- Хог! Что же это такое? - крикнул Хзюка.

Мартин остановился у одной из луж. При взгляде сверху блеск исчез, открылась неправильной формы глубочайшая дыра, наполненная тьмой. Далеко-далеко внизу там что-то рдело.

Мартин отшатнулся.

- Ни разу такого не видел, о Хзюка. Сдается мне, тут не обошлось без холодных ядерных превращений. Только не спрашивай, что это такое.

Ящер хмыкнул.

- Я не знаю холодноядных превращений. Но они мне не нравятся сразу со всех сторон.

- Да мне тоже, - сказал Мартин. - Особенно снизу. Он бросил камешек на блестящую поверхность. Как ни

странно, кусочек гранита не провалился, а несколько раз подпрыгнул, отскакивая, как от стекла или льда, но совершенно беззвучно. Потом его контуры размылись, камень оплыл, сделался призрачным и наконец полностью растворился в сияющем слое

- Тут у вас чудеса на каждом шагу, - сказал пораженный Хзюка. - И как вы с ума не сходите?

- Вот чтобы этого не случилось, лучше быть отсюда подальше, - сказал Мартин. - Сыс!

Они бежали по узким полосам земли, которые еще не подверглись странным изменениям. Приходилось уклоняться то влево, то вправо, иногда даже возвращаться назад, поскольку серые полосы истончались, кое-где уже и обрывались. В таких местах сияющие лужи сливались в настоящие озера. Их уровень неуклонно повышался, блестящая масса разливалась, окружая холмы и валуны. Она вела себя как жидкость, но жидкостью явно не была. А если и была, то твердой.

Окруженные этой субстанцией скалы начинали светиться снизу серебром, а выше багровели, будто раскалялись. В воздухе появился отчетливый запах паленого, но ни огня, ни дыма нигде не наблюдалось. Пахло чем-то вроде сохнущего сена и распаренных березовых веников, но эти запахи постепенно улетучивались, таяли по мере исчезновения травы.

Впереди и чуть сбоку оказался довольно высокий холм.

- Бежим туда! - крикнул Хзюка.

На вершине росло несколько молодых берез, между которыми еще сохранилась нетронутая трава. Мартин повалился на нее и несколько минут, пока не успокоилось дыхание, совершенно не мог пошевелиться. Хзюка принялся его тормошить.

- Надо... скорее... дальше. Опоздаем!

- Ох, отстань. Куда идти-то?

- Смотри!

К северу от холма в сторону коренного горного склона все еще тянулся язык серой почвы. Но на эту спасительную перемычку с двух сторон наплывало сияние.

- Туда, туда надо!

- Да, - сказал Мартин. - Двинулись.

Он поднялся на гудящие ноги и шатаясь спустился по склону

Поверхность справа и слева вдруг потеряла блеск и вроде бы даже исчезла. Было похоже, что по узкому мосту он бредет над бездной. С боков открылся вид на глубочайший провал, уходящий к самым недрам Терраниса. В его стенах прекрасно различались наслоения геологических пластов, изгибы рудных жил, пустоты, трещины. Кое-где сочились водоносные слои, в одном месте изливался даже настоящий подземный водопад, а далеко внизу тлело пламя.

Вверху же, над пустотой, непонятным способом удерживались островки, остатки нескольких курганов, постепенно тающих от оснований к вершинам. Запомнилось, что на одной из них ревел и метался до безумия перепуганный гризли.

- Не повезло... бедняге, - прохрипел Мартин.

- Нам тоже может не повезти, - отозвался Хзюка.

Но за следующим холмом начался уже крутой склон Драконьего хребта. Массивный, темный, незыблемый, надежный, без всяких там блесков, одним своим видом он вселял уверенность. Хзюка и Мартин добрались до него на последнем издыхании, всего за пару минут до того, как ртутный блеск утопил спасительную полосу серой земли.

Упали они одновременно и одновременно обернулись.

Внизу, в геометрически круглом прозрачном поле, таяли последние холмы. Когда они исчезли, центр провала неожиданно вспыхнул. Кольцо яркого света разбежалось во все стороны и отразилось от горных вершин, будто вспышка гигантской фотокамеры. Земля затряслась.

- Да что же это такое, о Мартин?

- Наверное, ворота. Вход в другой мир. Или выход. Понимаешь?

- Хог. Вход в другой мир. Вот оно что. Чего тут непонятного, - с неожиданным спокойствием отозвался Хзюка.

- Верно... - пробормотал Мартин. - Ишигу шас! Чего непонятного...

- А откуда знаешь, что это ворота в другой мир? - Да как же мне не знать. Я сам оттуда прилетел. Только не знал, как это выглядит снаружи. Давным-давно все мягкотелые оттуда появились.

- Вы жили под землей?

- Нет. Мы туда провалились из своего мира. А вывалились здесь.

- Зачем?

- Мы это не сами сделали.

- А кто?

- Не знаю. Мосос, наверное.

- А, Мосос, - удовлетворенно кивнул Хзюка. - На него похоже.

Ворота между тем открывались. В глубине канала появилось нечто, быстро поднимающееся вверх. Со звуком гигантской лопнувшей струны блестящая пленка исчезла, снизу прорвался и заполнил всю долину оглушительный грохот.

Вращаясь и постепенно замедляясь, из недр планеты вылетел громадной длины цилиндр, увенчанный воронкой. Вдоль него тянулась надпись:

ТЗ "АЛЬБАСЕТЕ" Республика Юпитер

- "Альбасете", - не столько прочел, сколько догадался Мартин. - Вот это да... Действует канал все еще!

Его голос был абсолютно неслышим. Завывая, корабль промчался вверх и там, на высоте километров десяти, начал заваливаться набок. Траектория его полета при этом все больше клонилась к западу. Шум, грохот, свист и вой удалялись вместе с ним.

- А это что было, Мартин? - прокричал Хзюка.

- Транспортный звездолет. На нем можно путешествовать в небе. Надо же, уцелел после выхода из канала! Не всем так везет... Но что же они двигатели-то не включают?! Звездолет кренился все сильнее, начиная терять высоту. От него отваливались какие-то крупные куски, часть которых загорелась.

- Апашату кухунзей, - ошеломленно бормотал Хзюка. - Велик Мосос!

За отражателем "Альбасете" тянулись длинные белые полосы.

- Эх, - с горечью сказал Мартин. - Баки потекли. Не так уж крупно им и повезло, Хзюка.

- Он сломался?

- Еэ. Сломался.

- Брат! Мартин! По-моему, нехорошо, если с-свистолет упадет совсем, заволновался Хзюка. - Он тяжелый.

- Тяжелый, - согласился Мартин.

- Хо! Чего стоим? Совсем кухун приходит!

Бежать можно было только в одном направлении - вверх, и они вновь принялись карабкаться по скале. Шансов спастись было маловато, а если рванет реактор - то ровно никаких, точно кухун наступит, даже Мосос не защитит, но Мартин об этом говорить не стал. Зачем? Да и не до того было. Обдирая пальцы, он полз по острым каменным выступам в отчаянной, безумной и лихорадочной надежде.

Хзюка пыхтел несколькими метрами выше. Обычно в таких случаях вперед он всегда пропускал мягкотелого. Мартин с удивлением понял, что ящер по-настоящему испуган. Впервые за все время их знакомства. Но и было отчего. Не каждый день представитель родоплеменного общества видит с-свистолет.

Небо грохотало, озарялось вспышками. Погибающий "Альбасете" сильно дымил. К счастью, корабль падал по наклонной кривой, поэтому смещался в сторону заходящего Эпса. Но падал все быстрее, падал до тех пор, пока не случилось неизбежное.

Пролетев над Громозером, звездолет чиркнул своей воронкой по скале. Массозаборник рассыпался, а сам корабль резко вильнул вправо. Его длинное тело переломилось. Роем вращающихся кусков "Альбасете" врезался в лесистую гору. Вспыхнуло оранжевое пламя. Через некоторое время докатился мощный грохот, земля затряслась, потом раздалась серия взрывов послабее.

Мартин напряженно всматривался. Загорелся лес на склоне. Над местом катастрофы взлетали обломки, в небо ползли клубы черного дыма. Но страшный дейтериевый гриб так и не вырос. Реактор на "Альбасете" успели заглушить. Либо софус, либо люди.

- Все, - сказал Мартин. - Будем жить дальше, Хзюка. Мы - будем...

- Хасисо! - отозвался ящер. - Нет, страшные у вас заглотай...

Он привалился к сосне и закрыл глаза. Мартин тоже сел, но продолжал следить за происходящим под скалой, на которую они со страху вскарабкались.

Огромный провал внизу подернулся пепельной серостью, из которой вскоре начали проступать вершины холмов. Прошло еще немного времени, дно долины восстановилось. Но в каком виде! Там, где зеленела трава, располагалась мрачная бурая проплешина, будто выжженная выхлопом циклопической ракетной дюзы. Кое-где еще поблескивало, земля дрожала, а в горах гуляло эхо.

Налетел ветер. С недавно еще такого ясного неба пошел холодный мелкий дождь. Его капли пахли гарью.

- Имирсы, наверное, здорово перепугались... - сонно, не открывая глаз, пробормотал Хзюка. - Если уцелели.

Мартин не отозвался. Уже второй раз в его жизни Ничья Земля осталась позади. Немногие могли этим похвастаться. За такое стоило себя и побаловать. Мартин растянулся на теплом камне и едва не отключился. Вот интересно, подумал он, а какой здесь фон?

И тут же подскочил.

- Дурак! - Кто?

- Я, Хзюка, я. Быстро вставай.

- Что, опять кто-то гонится? - с досадой спросил Хзюка.

- Ну да, как всегда.

- Никого не вижу.

- И не увидишь. Это такой невидимый... заглотай.

- Невидимый? Что, и такие бывают?

- Еэ. Бывают и такие. Не скучно у нас? Хзюка замотал головой:

- Не-ет!

12. ИЗРЕДКА ВОЗМОЖНЫ И ЧУДЕСА

Паттени щелкнул каблуками.

- Очень рад, мадемуазель. Егер-сержант Паттени. Могу я узнать ваше имя?

- Да. Меня зовут Камеей.

Стоявший рядом с ней худощавый молодой человек по-военному коротко поклонился.

- Студент Клаух. Манфред.

Паттени осторожно пожал протянутую руку.

- Итак, с чего начнем, господа студенты?

- С прогулки.

- Отделение! Рэвняйс-с...

- Можно идти не строем, - улыбнулась Камея.

- Вольно, - тут же скомандовал Паттени.

По мосту Плитрее они перебрались на южный берег реки и остановились у здания с необычным арочным фасадом. Студент Клаух кивнул.

- Вот, господа, запомните адрес: набережная Плитрее, 9. Здесь располагается знаменитый муромский трактир "Дребодан". По давней традиции офицеры курфюрстенвера отмечают в нем новые назначения. Точно установлено, что дистанция ФФ, то есть от фенриха до фельдмаршала, равна ДД, девяти дребоданам. Уверен, кому-то из вас, быть может, частично, а может быть, и полностью, удастся ее пройти.

- А сколько стоит один дребодан? - спросил Ламбо столь серьезно, что вызвал смех.

- Когда вы меня пригласите, обязательно разузнаю, - пообещал Манфред.

- Эге! Послушайте, господин студент, а выражение упиться вдрабадан...

- Да, да, именно. Оно пошло отсюда. Опасное заведение! По вечерам тут дежурят сразу два дринкенвагена - полицейский и армейский. Давайте свернем к местам менее злачным, если не возражаете.

- Напра-аво, - доступно пояснил Паттени.

Они миновали довольно пустынную в воскресный день, да еще и в утренний час Дюбрав-аллее, после чего пошли вдоль реки. По карте Иржи помнил, что до ее устья здесь оставалось не больше двух километров и Бауцен в этом месте был не только широк, но еще и весьма глубок. Не случайно над следующим мостом возвышались мачты какого-то корабля. К ним с интересом присматривался будущий адмирал Ференц. Ему под большим секретом штабной писарь сообщил, что пришли заявки на корабли, стоящие сейчас в столице.

А вот внимание господ экскурсоводов привлекало совсем другое. Пройдя шагов пятьсот и вскользь отметив муромское посольство, весьма внушительного, между прочим, вида, оба с неподдельным почтением остановились перед длинным зданием с многочисленными памятными досками.

- Для всех студентов этот дворец имеет не меньшее значение, чем Курфюрстенштаб для господ офицеров, - пояснила Камея. - Это есть Академия Наук Поммерна.

При этом она взглянула на Иржи. Иржи тут же почувствовал, что щекам стало жарко

- А Курфюрстенштаб покажете? - спросил Ламбо.

- Обязательно. Он отсюда недалеко.

Перед замком Кронштайн компания свернула за угол. Там, у впадения родной Быстрянки в Бауцен, в глубине роскошного парка располагался родовой дворец знаменитых герцогов де Сентубал. Южнее него углом на площадь выходило массивное пятиэтажное здание с пушками у подъезда. С более близкого расстояния рядом с пушками они увидели гвардейский караул.

- Ну вот, из этого дома в ближайшие два года вы и будете получать приказы, - сказал Манфред. - Перед вами Его Высочества Курфюрстенштаб, господа солдаты.

Господа солдаты почтительно замолчали.

Несмотря на воскресный день, у Курфюрстенштаба царило оживление. Отъезжали и подъезжали кареты, открытые коляски, камуфляжные армейские вагены. В них садились или выходили многочисленные офицеры. Несколько раз блеснули генеральские эполеты. На крыше здания шевелились сигнальные доски оптического телеграфа, у коновязи стояли оседланные лошади с фельдъегерскими чепраками.

- Всегда тут такая суматоха? - спросил Паттени. Манфред озадаченно покачал головой.

- Не сказал бы.

- В каких частях служили, господин Клаух?

- В крепостной артиллерии.

- Не пора ли в этом случае продолжить экскурсию? - с неким подтекстом спросил Паттени.

- Яволь, герр сержант, - усмехнулся господин Клаух. - Что ж, добро пожаловать в замок Кронштайн, господа. Вот он, за рекой Быстрянка.

Но попасть в эту самую старую часть города оказалось не так-то просто. Послышались резкие звуки горна. По цепному мосту через Быстрянку проскакали трубач и десяток егерей. Солдаты жестами приказывали публике расступиться.

Из ворот замка тем временем выходила голова плотной пехотной колонны

- Семьдесят третий полк, - сообщил глазастый Ламбо. - Мы всю седьмую дивизию видели, господа! Надо же.

Иржи и Ференц переглянулись.

- Братцы! - не унимался Ламбо. - Я даже знаю, куда идет этот полк.

- Да что ты, - не поверил Ференц.

- Разговорчики, Макрушиц, - подал голос Паттени. Вспомнив, что его власть заканчивается уже следующим

утром, Ламбо осмелел.

- Э, господин сержант. Была команда "вольно". Следовательно, разговаривать можно. Уставы мы теперь тоже знаем.

- А все равно - разговорчики, - буркнул Паттени. Ламбо на всякий случай предпочел замолчать. Сутки

вполне достаточное время для того, чтобы схлопотать наряд вне очереди. В армии это просто делается, господа.

Семьдесят третий полк батальон за батальоном выходил из замка. Нижнюю часть лиц офицеров семьдесят третьего полка скрывали платки, на мундирах лежали пятна пыли. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться: полк шел издалека, был расквартирован вовсе не в столице. Солдаты выглядели усталыми, еще более запыленными, но шли быстро. За полчаса батальоны переправились через Быстрянку, миновали Курфюрстенштаб и удалились по Лернштрассе. Дойдя до ближайшего перекрестка, они поворачивали вправо. На юг.

- Порохом попахивает, господин егер-сержант. Не находите? - спросил Манфред.

- Хорошая часть этот семьдесят третий полк, - похвалил Паттени. - Очень дисциплинированная. Не болтливая.

- В отличие от студентов? - усмехнулся Клаух. Образцовый сержант предпочел не отвечать.

В замке Кронштайн они осмотрели казначейство (извне, конечно), отель "Кронплатц", в котором останавливаются наиболее знатные особы, потом почтили исторические могилы у собора Всех Религий, после чего вышли к северо-западному углу замка. Здесь, при впадении Бауцена в Теклу, находился старинный дворец, окруженный собственной стеной.

- Камея, быть может...

Манфред посмотрел на девушку так, словно у них был некий общий секрет. Иржи от этого стало неприятно.

- Тут рассказывать особо нечего, - не слишком охотно сказала Камея. Господа солдаты, перед вами официальная резиденция курфюрстов Поммерна. Ей около шестисот лет. Дворец, так же как и весь замок, называется Кронштайном. В нем насчитывается больше тысячи различных помещений. Пять башен, часовня святого Иммануила, усыпальница... ну и все, что полагается государю.

Секунду помолчав, она вдруг оживилась и продолжила:

- Более интересная, на мой взгляд, достопримечательность находится там, на острове Норбаунт. - Она махнула в сторону Теклы. - Видите эти мрачные стены? Они принадлежат знаменитому Семибашенному замку. Именно с него семьсот сорок шесть лет назад начинался и город Бауцен, и весь Поммерн. За свою историю замок выдержал одиннадцать осад, ни разу не был покорен, поэтому сделался символом независимости Поммерна. Его силуэт изображен на государственных флагах нашей страны, как вам, наверное, уже сообщали в учебном лагере.

- Мы будем его осматривать, мадемуазель? - спросил Ференц.

- Нет, - сказала Камея. - К сожалению, Семибашенный закрыт для посещений. Сейчас там находятся главный арсенал курфюрстенвера и золотой запас Поммерна. Сами понимаете...

- Золото, ребята, золото, - пояснил Клаух. - А также тюрьма для особо важных преступников. Все рядом, очень удобно.

- Не будем говорить о мрачном, - улыбнулась Камея. - В Бауцене много более веселых мест. Столь много, что за один день их осмотреть невозможно. Поэтому предлагаю разделиться на две группы. Южную часть нашей столицы покажет мой коллега господин Клаух... покажет господин Клаух, - повторила она с легким нажимом, заметив удивленный взгляд Манфреда.

- И что мы можем увидеть в южной части, мадемуазель? - спросил Паттени.

- О, массу интересного! Оперный театр, красивейшие дворцы, каскадные фонтаны, Академию Художеств, главный рынок, картинную галерею Поммерна, Кригс-Академию, Курфюрстентаг, зоопарк, цирк, казино, самые престижные магазины, кегельбан, рестораны. Кроме того, за южной стеной расположен ипподром. Как раз сегодня там заезды джангарских рысаков, для солдат вход бесплатный.

Неожиданно Камея взглянула на Иржи, впервые за все время, прошедшее после встречи на набережной.

- Ну а тех, кого больше интересуют учебные заведения... Ламбо скривился.

- ... храмы, кладбища, лавки букинистов, музеи и выставка цветов, тех я приглашаю в северную часть города.

Осматривать кладбища и учебные заведения, кроме Иржи, вызвался один лишь парень из Мембурга. Его распределили в артиллерию, а после армии он собирался поступать в университет, флегматично пояснил мембуржец. Услышав это, к нему вдруг присоединился Ференц.

Впрочем, едва они вышли из замка, Ференц заинтересовался изящным трехмачтовым парусником, стоявшим у пирса ниже моста Звездочетов.

- Мадемуазель, а что там за корабль?

- Корвет "Гримальд", - ответила Камея.

- И сколько на нем орудий?

- Точно не знаю. Больше тридцати, кажется.

- Немало для корвета, - одобрительно сообщил Ференц. - Солидно даже, я бы сказал. А более тяжелые корабли можно увидеть? - Суда с большой осадкой в Бауцен не заходят. Однако в порту на Текле сейчас стоят несколько фрегатов и линейный корабль "Василиск". Я не очень большой знаток флота, но пушек там масса, знаете ли. И пребольшущих.

- О! Редкая удача, - обрадовался Ференц. - Знаменитый "Василиск"! А как можно пройти в порт?

Камея внимательно на него посмотрела.

- По улице Конграу прямо на север. Как только минуете ворота Норди, сразу окажетесь на Муром-Шляхт. Через три квартала следует повернуть налево, и там сразу увидите мачты, они очень высокие.

- Превосходно! А вы не обидитесь, если мы вас покинем? - При этих словах Ференц нежно обхватил за плечи будущего артиллериста.

Парень испуганно забился.

- В порт? Зачем в порт?

- Как - зачем? Я обожаю флот.

- Но я...

- И ты тоже, камарад. Камея улыбнулась.

- Как вас зовут, герр матрос?

- Ференц Мервид, мадемуазель.

- Да не хочу я в порт! - брыкался мембуржец.

- Как - не хочешь? Странно. Ты же артиллерист.

- При чем здесь артиллерия?

- Разве не слышал? Там уйма пушек.

- Да они же морские!

Тут Ференц легонько стиснул глупца.

- Ты хочешь сказать, что морская артиллерия хуже армейской? - огорчился он.

- Да нет же! - испугался юный артиллерист. - Ни в коей мере.

- Тогда двигай.

- Отпу... опту... от...

- Люс, люс! Марширен

И он поволок беднягу по улице Конграу, курсом норд. К далеким воротам Норди.

- Господин Мервид! Ференц обернулся.

- Вы очень добры, - сказала Камея.

- Не знаю. Только мы с господином Неедлы земляки. Сочтемся!

- Господин Мервид! -Да?

- Хочу пожелать вам замечательной морской карьеры. Вы очень умны и великодушны.

- О мадемуазель! Буду теперь знать.

Ференц расхохотался, встряхнул совсем обалдевшего мембуржца и незаметно подмигнул Иржи.

А Иржи, чудесным образом оставшись наедине с Камеей, самым плачевным образом растерялся. Он и не мечтал о подобном везении, поэтому был застигнут врасплох, отчаянно волновался и все не мог решить, с чего же начать разговор. Ему казалось, что все зависит именно от первых произнесенных звуков.

Камея тоже оказалась не слишком готовой к столь быстрому осуществлению своего плана. Она не ожидала, что все будет так легко и безошибочно разгадано не только тем, ради кого все затевалось, но и его другом с такой простецкой наружностью. А это, увы, произошло. Один лишь обитатель Мембурга остался в не очень счастливом неведении. Вот и вся цена ее дипломатического искусства.

Камея признала себя неуклюжей и расстроилась. Трудно было понять, как отнесется к ее слишком откровенному, если не бесцеремонному поведению сдержанный, серьезный и благородный потомок небесника. Зато было совершенно ясно, что девушки из хороших семей так себя не ведут.

И вот, имея каждый свою причину для молчания, они медленно шли по зеленеющей, залитой весенним светом набережной. Шли, опустив глаза и стесняясь глянуть друг на друга.

Зато прохожие в этом удовольствии себе не отказывали. Многие улыбались им вослед, и мужчины, и, уж конечно, женщины. Слишком классической была пара - неловкий солдат, юная студентка. Сама молодость навестила старый город в их лице. Безоглядная, неповторимая, бескорыстная. Горячая, трогательная. Порывистая, неумелая...

Совершенно того не замечая, Иржи и Камея распространяли некие волны, размягчающие людей. Со скамейки на них грустно смотрела пожилая дама. Из ее корзины торчала обтекаемая кошачья голова и тоже смотрела.

А у порога аптеки, держась за дверную ручку, вздыхала чья-то горничная.

А на перекрестке им лихо откозырял постовой полицейский. Потом распустил усы, подтянул ремень и добродушно погрозил извозчику.

А тот совсем уж было собрался ударить лошадь, но передумал. Вместо этого простуженным голосом поинтересовался:

- Хочешь сахару, дуреха?

Увы, тут он не к месту припомнил тещу. Не повезло лошади. С теми, кто возит других, такое часто случается.

Было тепло. Между деревьев резвились и щебетали птицы. Над рекой веял ветерок. Он шелестел свежей, не успевшей еще запылиться листвой, ворошил перья качавшихся на волнах чаек, перебирал гордые флаги "Гримальда".

Камея настолько погрузилась в новую, неясную, непрочную и непривычную смесь чувств, что даже забыла о присутствии неприметного человека, одного из тех, коих давно привыкла угадывать за своей спиной. А человек закурил трубку, сорвал цветок яблони и начал думать, что же с ним теперь делать. Как и у большинства людей, желания у него опережали размышления.

А Иржи вдруг понял, что его спутница никуда не собирается исчезать, даже если ей совсем ничего не говорить. Ему страшно захотелось выразить всю свою признательность, но он опять же не знал как. Ни одно слово не годилось, все оказались недостойными. Как сговорились...

А время между тем приближалось к полудню. На корвете отбили склянки, по всему городу разлетелся перезвон часов, а со стены Семибашенного гулко бабахнула пушка.

Молчание становилось таким же нестерпимым, как зубная боль. Иржи наконец решился. Насупясь и твердо глядя в землю, он спросил:

- А вы покажете мне университет?

- Ну конечно! - обрадовалась Камея.

Иржи поднял глаза, увидел ее улыбку, улыбнулся сам, и... как будто цепи свалились.

- А... вам действительно интересен Мохамаут? - спросила Камея.

- А... почему нет? Гораздо больше, чем кладбища.

Университет Мохамаут занимает целый квартал и состоит из дюжины соединенных друг с другом корпусов - одиннадцать факультетов плюс администрация. Внутри этого многоугольника находится футбольное поле, которое используется также для разных торжественных мероприятий и увеселений.

Несмотря на воскресный день, везде было полно студентов - они сидели на подоконниках, медленно перемещались в галереях, были видны через распахнутые двери лекционных залов. Даже зеленое поле стадиона было усеяно загорающими и читающими телами. У всех перед носом находилась либо толстенная книга, либо кипа исписанных листов.

- Сессия, - пояснила Камея.

- Но вам тоже надо готовиться, - испугался Иржи. Камея беззаботно махнула рукой.

- Я уже все сдала!

И они продолжили обход кафедр, аудиторий, музеев, библиотек и лабораторий. Побывали даже в святая святых - зале заседаний Ученого Совета, правда, в пустом

Кое-где профессора еще давали прощальные консультации. Через открытые по причине жары двери Иржи с почтением рассматривал их лысые либо лохматые головы, сверкающие глаза, очкастые, крючконосые и бородатые лица.

- Первый раз вижу профессоров, - шепотом признался он. - Прямо трепет какой-то...

- Многие этого заслуживают, - кивнула Камея.

- ... когда на человека падает кирпич, сразу возникает патология, донеслось слева. - Помилуйте, господа! Я вас спрашиваю: какие еще требуются дополнительные условия?! Достаточно удара по голове и все готово: пациент, как говорится, не совсем здоров!

- Профессор Каузалис, - шепнула Камея.

Но из аудитории напротив слышалось совершенно противоположное. Благородного тембра баритон предлагал:

- Господа студенты! Возьмем, к примеру, чуму. Да-с, чуму! Я спрашиваю: почему не все зараженные погибают? Ответ прост: одной инфекции недостаточно. Требуется еще, чтобы организм был ослаблен. Иначе говоря, необходимо некое дополнительное у-с-л-о-в-и-е. Только не вздумайте сказать это на экзамене моему коллеге Каузалису!

- Профессор Кондицио, - сказала Камея.

- Но кто же из них прав?

- Оба. Непримиримые оппоненты в науке и преданнейшие друзья в жизни.

- Чудеса. Разве такое возможно?

- Изредка возможны и чудеса.

- Вы говорите это здесь, в университете? Мне кажется, тут даже стены пропитаны формулами.

- Чудеса вольны сами выбирать место своего проявления. Кроме того, именно потребность в чуде заставляет людей заниматься наукой. Вот так кажется мне. Будете спорить?

- Ох, нет, - сказал Иржи. - Я переполнился. В голову больше ничего не лезет

- Тогда пора перекусить, господин Неедлы, - улыбнулась Камея.

Улыбалась она очень часто. И так здорово, что каждый раз Иржи на миг забывал об окружающем. Видел только ее лицо, главное чудо университета Мохамаут.

Почему-то пешеходные экскурсии способны уморить кого угодно. Несмотря на закалку учебного центра, ноги гудели, подошвы жгло, а в горле пересохло. По этой ли причине, либо все было на самом деле так, но пиво показалось приятным и прохладным, мясо вкусным, а ресторан - удивительно милым.

Назывался он "Рэтманн фон Мохамаут" и располагался, естественно, в подвале. На стенах, фартучках официанток, на массивных кружках, в витражах полуокон - везде красовались изображения насмешливого крыса в профессорской мантии и в круглой шапочке с кистью. Иржи поинтересовался причиной популярности столь малолюбимого животного.

- Ученый Крыс считается покровителем университета, - сказала Камея. По-моему, вполне достойный персонаж. А вам не нравится?

- Почему? Совсем наоборот! Ваш Рэтманн очень обаятелен, явно знает себе цену и в меру этого знания вызывающ. Что еще? Дерзок, весел, насмешлив, но незлоблив и даже добр. Вопреки всем знаниям, которые угадываются в выражении его глаз, и всему опыту своей увертливой жизни. Нет, замечательный Крыс! Под его покровительством Мохамауту остается только процветать, чего я и желаю от всей души.

- О, - с удивлением, которое не пожелала скрыть, сказала Камея. - Иржи, да у вас прекрасный слог. Где вы учились?

- Нигде.

- Простите? - Нигде, если не считать школы. Образование домашнее.

- Тогда у вас был замечательный воспитатель.

- Думаю, что да, - сказал Иржи севшим голосом. - Был. И залпом допил пиво.

Неожиданно Камея накрыла ладошкой его руку.

- Простите. Я причинила вам боль. Я... не хотела.

- Да что вы, не за что. Спасибо за сочувствие. Камея помолчала, что-то обдумывая. А потом сказала:

- Помните, Промеха говорила, что ваш отец жив? Иржи поднял глаза.

- Да, конечно. Только это было предположение.

- Тогда - возможно, и предположение. Но не сейчас.

- Я благодарен за желание поддержать. Спасибо, Камея. Девушка досадливо нахмурилась.

- Это не утешение, это факт. Иржи, ваш отец вернулся из Схайссов. Позавчера он был уже в Эмванде, я видела сообщение оптического телеграфа.

- Правда? - спросил Иржи. - Ох, простите. Конечно, я вам верю. Просто очень уж обрадовался. Отец... Огромное вам спасибо!

- Да мелочи, - улыбнулась Камея. - Все понятно.

- Вы поразительная девушка, - сказал Иржи. - Оптический телеграф... Но помилуйте, не каждый человек имеет доступ... Тем более что мой папа служит...

Камея предупреждающим жестом подняла руку. Надо было остановиться, но он не смог.

- Кто вы?

Нельзя было так. Ох нельзя. Атмосфера раскованности и доверительности вдруг пропала. Лицо Камеи приняло замкнутое, отчужденное выражение.

Тогда Иржи взял ее руку.

- Я сделал глупость. Пожалуйста, извините! Невольно вырвалось. Вы не представляете, что для меня значит... значит... - Он замолчал, сбился, подыскивая слова, соответствующие чувствам, но не чересчур откровенные. Опять не получалось

Камея мягко высвободила кисть.

- Не надо извиняться. Вокруг меня есть странности, это трудно не заметить. Вы проявили чудеса выдержки, Иржи, я это очень ценю. Однако существуют обстоятельства... На многие вопросы я не могу ответить, так уж сложилось. Надо попробовать обходиться без этого. Вы тоже не обижайтесь, хорошо?

Иржи поднял обе ладони, как бы предлагая взять себя в плен.

- О нет, нет. Это вы не обижайтесь! Камея покачала головой.

- Так и будем извиняться друг перед другом? Времени ведь мало. Это чудо, что мы вообще встретились... - тут она смущенно запнулась, встретились на мельнице. Про второй раз и говорить нечего! Знаете, когда я увидела вас там, на дороге, в пыли, то... - Камея замялась, подбирая слова.

Иржи покраснел.

- Я выглядел как чучело.

Камея несколько секунд боролась с собой, не выдержала и рассмеялась.

- Простите, да. Но ведь не вы же выбирали форму одежды! Егерский мундир, кстати, идет вам гораздо больше. Хотя дело, конечно, не в мундире...

Что-то она хотела сказать важное. Иржи так и оставался с поднятыми руками, боясь вспугнуть ее желание. Но тут в углу заголосила хмельная компания:

Бывают, братие, мозги,

В которых не видать ни зги;

Приличны там условия

Для дьявола здоровия.

Чтоб оный не скрывал рожки

Под вид студенческой башки,

Хоть за понюх, хоть за полушку

Доценты мигом снимут стружку!

Грызи, браток, пока не скис,

Все фолианты сверху вниз!

Кончай полировать подушку!

Забудь веселую подружку!

Во славу вечныя науки

Ученья примем муки.

Пусть каждый будет лыс,

Как Мохамаут-крыс!

Налейте, братцы, кружку,

Чтоб выпить за подружку...

Ведь надо что? Экзамен сдать.

Потом ее уж и позвать. Хо-хо-хо!

Камея вздохнула. Было видно, что песня ей не слишком нравится. Да еще и с настроением не совпадала.

- Становится шумновато? - с досадой спросил Иржи. -Да.

- Вы позволите вас проводить?

- А вы мне позволите заплатить извозчику?

- Я... я так не могу.

- Как же нам быть? Я знаю, что денег солдатам дают очень мало.

- Давайте прогуляемся.

- А когда заканчивается ваша увольнительная?

- В двадцать два ноль-ноль. Камея покачала головой.

- Нет, не успеем. Послушайте, можно я займу вам несколько талеров?

- Ну что вы, - огорченно сказал Иржи. - Я ведь не вернул еще ваши пистолеты.

Камея вздрогнула.

- Пистолеты? Боже мой, вы применили их против того страшного динозавра, помогли спасти целую деревню, жизнью рисковали. Ах, Иржи! Как можно теперь требовать их назад? Неужели вы думаете, что я... такая?

- Нет, нет, - испугался Иржи. - Ничего такого! Но я на два года ухожу в армию. Там всякое бывает. Как можно обещать, что верну деньги? - Да речь идет всего...

- Дело не в сумме, - перебил Иржи. Камея внезапно улыбнулась.

- Разумеется, дело не в сумме, - лукаво сказала она. - А в том, господин Неедлы, что у вас будет повод для новой встречи. Если вы не против...

- Я? Против? Зачем же так... - краснея, пробормотал Иржи.

- Как? - спросила Камея радостно и взволнованно.

- Ну... Вы же догадываетесь. Против этого довода трудно устоять. Невозможно.

- Так поэтому и...

- Что, что? - Он впервые взглянул на нее в упор.

- Так поэтому мы и... договорились? - тихо сказала она, опуская глаза.

- Вы очень красивы, - отчаянно выпалил Иржи. - Ох, как расставаться не хочется!

- Ой, - сказала Камея, несколько испуганная его откровенностью.

Она увидела стенные часы, и в ней проснулось великое женское благоразумие.

- Пора идти, Иржи. Иначе будут неприятности.

Но уже перед дверью, принимая от него свой плащик, тихо сказала:

- Думаете, мне хочется?

Тут же, смутившись, выбежала наружу.

А снаружи их ожидала совсем иная атмосфера. Атмосфера трезвости и свежего, усилившегося к ночи ветра. Кроме того, Иржи заметил, что от стены отделилась тень. Камея заметила и тень, и то, что ее заметил Иржи.

- Вот, такова моя жизнь, - вздохнула она. - Это охрана. Потерпите?

Иржи был готов на любые жертвы.

- Мелочи, - сказал он. - Особенно если припомнить то, как мы познакомились

Камея рассмеялась. Потом повернулась к человеку у стены и сказала:

- Простите, я не вижу вашего лица. Шляпа...

- Вингероде, - отозвалась тень.

- Руперт?

- У вас прекрасная память, мадемуазель.

- Спасибо.

- За что?

- Да за то, что не прячетесь.

- А так оно проще, мадемуазель. Тем более что от вас не слишком-то и спрячешься.

- Что ж. Тогда представляю вам господина Неедлы.

- Очень приятно. Вингероде.

Иржи показалось, что он пожал не руку, а жесткую доску.

- Господин Неедлы мой давний знакомый, - сказала Камея.

- Я в курсе, мадемуазель.

- Ру-уперт... - укоризненно протянула Камея. - Уже? Вингероде виновато откашлялся.

- Служба, фройляйн. Мы должны знать.

- И что же вы знаете?

- Ну... У господина Неедлы хорошие рекомендации.

- Очень мило! Рекомендации. И кто же его рекомендует, позвольте узнать?

- Капрал Люка, сержант Паттени, мадам Промеха и господин Бушталлер.

- Какой господин Бушталлер?

- Полицмейстер селения Бистриц, мадемуазель.

- Позвольте, но в Бистрице нет телеграфа.

- У вас превосходная память. Так точно, нету.

- Да как же вы успели?

- Как вам сказать... Оберст Ольховски... В общем, успели.

- Браво, - мрачно сказала Камея. - Вот что. Мы с господином Неедлы берем экипаж. У меня должна быть хоть капля личной жизни

- Я поеду в следующем, если не возражаете.

- Не возражаю, - сказала Камея.

- Жаль, что вынужден доставлять вам неудобства, мадемуазель, - сказал плохо различимый под своей шляпой Вингероде.

- Ох, да ладно уж. Иржи, вам не скучно со мной?

- Вот чего нет, того нет, - весело сказал Иржи. - А вам?

- Чу-удесный вечер! Не припомню, когда в последний раз такой был.

- Руперт, ужин на кухне. Ты где спать собираешься?

- В прихожей, фрау. Как всегда.

- На вот тебе плед.

- Данке шон.

- Руперт! -Йа?

- У тебя пистолеты денхорнские?

- Йа-а... Так точно. У них большая прицельная дальность. А что?

- Не смей класть это железо рядом с сервизом, вот что. Внизу что-то звякнуло.

- И не думал, мадам.

- Да, как же. Знаю я тебя.

Заскрипели ступени, послышалось учащенное дыхание. Снизу поднялась лампа, ведя за собой полную и румяную женщину.

- Ну? Что ж ты здесь-то стоишь? - огорченно сказала она.

- Не все ли равно, где стоять?

- Не все равно. Эльза давно спит, а ванна стынет. Камея вздохнула.

- Это к лучшему. Мне тоже не мешает охладиться.

- Вот даже так? Женщина приподняла лампу.

- Девочка моя, неужели ты приняла решение?

- Нет, конечно

- А жаль. Пора бы.

- Мы скоро уедем, Андреевна. Очень надолго. Ты, я и даже Руперт со своими пистолетами.

- Только поэтому?

Камея не ответила. Но глаза ее влажно блеснули.

- Да пропади оно пропадом, твое происхождение! - вдруг взорвалась Андреевна. - Забудь сейчас же!

- Слушаюсь... - невесело улыбнулась Камея. - Я всегда слушаюсь...

- Вот и умничка. А скажи, парень-то хороший? Люб он тебе?

- Да, - сказала Камея, глотая слезы.

- А тогда нечего нюни распускать! Встретитесь еще.

- Как же! Встретимся... У него два года армии, а у меня вообще... бог знает что.

Тут она уткнулась в мягкое, доброе плечо и по-детски всхлипнула.

- Ты же знаешь! Меньше чем о графе - и думать не моги-и...

- Тише, тише. А то Руперт прибежит. С пистолетами. Да не реви ж ты, господи! Нехорошо. Давление вот мне повышаешь. Делать что-то надо, а не слезы лить. Далеко на них не уедешь, на слезах-то.

- Что же тут можно сделать?

- Потерпеть надо. Вот не знаю, бог или не бог, но кто-то там наверху есть, за всем приглядывает.

- А-а.

- Нет, серьезно. Он устроит, поверь мне.

- Потому что добрый?

- Потому что мудрый. Надо ждать и искать возможности. Ну и я помогу, конечно.

Камея улыбнулась сквозь слезы.

- Вот это уже лучше. Только не знаю я, на что надеяться.

- Знаешь, девочка, изредка возможны и чудеса. Ладно, иди купаться

- Погоди, погоди, Андреевна. Как ты сказала? Повтори.

- Иди купаться.

- Нет-нет, чуть раньше.

- А! Я говорю: изредка возможны и чудеса.

- Давай я тебя поцелую!

- Лучше давление померь, - проворчала Андреевна. - Эльза обещала-обещала, но взяла да и уснула. А поцелуи ты прибереги, пригодятся еще. Стрекоза ты моя... грустная.

13. БОЛЬШОЙ ШУТНИК

Замок Альтеншпиль занимает речной остров в нескольких километрах южнее столицы. Истоки омывающей его Теклы теряются в снежных Драконьих горах у самой Ничьей Земли. С востока и запада долину реки ограничивают горы, но уже не такие высокие, до макушек укрытые темно-зеленым лесом.

Спускаясь со склонов, леса тянутся вдоль обоих берегов реки, редеют, теряют непрерывность, дробясь на отдельные пятна. Вокруг города Бауцен по обе стороны Теклы их вообще нет, они давно уступили место возделанным полям.

Дальше к северу начинается цветущая равнина с островками рощ. Все теплое время года степь источает ароматы. Только небо здесь часто темнеет, особенно по вечерам, когда от моря через Вест-горы вязко течет сырой воздух. Над холодной рекой он сгущается, и тогда туманы наполняют долину, поднимаясь до горных перевалов. На цветы, стебли, хвою, листья падает роса. Седеют скалы ближнего плоскогорья, стены замка покрываются мелкими каплями, в нем поспешно хлопают окна.

Но с восходом туман, а вслед за ним и тучи обычно рассеиваются. Лучи Эпса согревают землю, воздух, воду, растения. В небе появляются птицы и летающие ящеры, по Текле скользят парусники, зеленеют окрестные поля.

Окрестности Альтеншпиля считаются одним из красивейших мест Поммерна. Поэтому в замке располагается летняя резиденция курфюрста. Здесь он проводит большую часть теплого времени года. Отдыхает, устраивает балы и концерты. Отсюда выезжает на охоту. Здесь принимает министров, послов и гостей.

Гости же его высочества бывают не совсем обычными. Бывают и вовсе необычными.

С некоторых пор в Альтеншпиле, на верхней площадке одной из башен, начал появляться странный человек - очень коротко, почти наголо стриженный мужчина в плаще с постоянно откинутым капюшоном. И с цепью на ноге.

Вместе с ним появлялся другой человек. Массивный, квадратный, редко мигающий. Он предпочитал устраиваться в тени зубца, откуда внимательно наблюдал за первым.

Встречаясь с ним взглядом, закованный мужчина морщился, нервно сплетал и расплетал пальцы, после чего переходил на противоположную сторону. Там, облокотившись о парапет, он начинал разглядывать двор замка.

А двор делится на две части серой громадой дворца. О том, что творится позади него, можно было догадываться только по звукам - лошадиному ржанию, ударам кузнечного молота, командным крикам офицеров. Лишь изредка в просвете между дворцом и крепостной стеной мелькает передник служанки либо неспешно проплывает кафтан конюха.

Зато ближняя половина двора с башни просматривается во всех деталях.

Здесь, в северной части острова, разбит небольшой, но очень ухоженный сад с фонтаном, беседкой и цветниками. По утрам он обычно пустовал, и его вид быстро наскучивал мужчине с цепью, но иногда там появлялись нарядно одетые люди

Выйдя из дворца, они задерживались у фонтана, кормили рыбок либо разбредались по мощеным дорожкам. В безветренную погоду при этом на башню залетали обрывки фраз, смех, восклицания. Время от времени кто-то из гуляющих, чаще - женщина, бросал взгляд вверх, но тут же опускал голову, если пленник все еще находился на своем месте.

Некоторые члены компании приходили в сад и вечером, в час, когда багровеющее светило касалось гор. Тогда слуги выносили вино, фрукты, пестрые коробочки со сластями.

Дамы и кавалеры брали бокалы и уходили в беседку, исчезая из поля зрения узника.

Его это не очень расстраивало. Он переводил равнодушный взгляд на заречные пространства и долго оставался неподвижным.

Под башней плескалась вода, скрипели снасти стоящих на якоре парусников. С подъемного моста слышалось мычание, щелканье кнута, пастушьи крики. Звенели колокола соседнего города. Этот звон далеко разносился вдоль реки, наполняя долину грустным спокойствием.

Сумерки сгущались, холодел воздух, стихал ветер, отчетливее становился гомон лягушек. Над водой растекались запахи тины и далеких костров, а в небе разгорались огромные, поразительно яркие звезды. Их призрачный свет преображал окрестности - серебристо поблескивала трава, над ней загадочно темнели пятна рощ.

Этот свет, свет иных миров, волновал пленника. Чем ярче блестели звезды, тем беспокойнее он становился. Вставал из кресла, начинал ходить с места на место, вглядываясь в небо. Его страж, завернувшись в фиолетовый плащ, сливающийся с ночью, на ощупь записывал странно звучащие слова.

Толиман, мицар, альдебаран, дубге, канопус, фомальхаут... Было в этих звуках нечто древнее и забытое. Прекрасное, волнующее и загадочное. Похожее на волшебное заклинание из ветхой книги без начала и конца. Книги о чем-то чрезвычайно важном, серьезном и в то же время неотвратимо притягательном; книги, таящей в себе грустную мудрость и непонятную угрозу.

Через некоторое время узник замолкал, прекращал метания, садился на каменные плиты. Он чертил на них замысловатые фигуры случайно выкрошившимся кусочком окаменевшей извести, делал какие-то вычисления. Потом захватывал в горсть бородку и погружался в задумчивость; в его черных больших глазах отражался свет звезд.

Слуги не любили появляться в это время на башне, их одолевали суеверия. Лишь фиолетовый страж терпеливо держал на весу перо и бумагу.

Человек с бородкой брал лист-другой и в свете предупредительно зажженного фонаря покрывал их угловатыми знаками.

- Не узнаю, ничего не узнаю, - бормотал он. - Абсурд, абсурд...

Нередко он после этого впадал в ярость и с ожесточением рвал написанное. Тогда его уводили вниз, особенно если начинался дождь. А фиолетовый служитель аккуратно собирал клочки бумаги. Даже в саду бродил, проверяя, не упало ли чего.

Шло время. Весна заканчивалась, близилось лето. День за днем узник выходил на башню, и все повторялось. Но в один теплый и даже немного душный вечер дождь так и не собрался, тумана тоже не было, а на небе разыгралась необычайно яркая заря. Установившийся порядок оказался нарушенным еще в одном. В саду, под кронами акаций, неожиданно прозвучала музыка - тихие, но отчетливые аккорды струнного инструмента.

Узник, только что покончивший с очередным листом, приподнял голову. На его сухом и привычно нахмуренном лице появилось осмысленное выражение.

- Что это было? - отрывисто спросил он. - Какая вещь? - Не знаю, монсеньор, - ответил служитель голосом, полным изумления, поскольку до этого странный человек разговаривал только с самим собой.

- Знакомая мелодия, э... Как вас зовут?

- Фердинанд, к вашим услугам, - еще больше удивляясь, ответил страж.

- Я хочу взглянуть на инструмент, Фердинанд. Просьбу спешно выполнили.

- Силы небесные! Гитара...

Человек с бородкой сел в кресло, погладил лаковую деку. Потом уверенной рукой поправил колки, пробежал по струнам.

Сначала его игра была несколько сбивчивой, но быстро выровнялась, набрала темп. Звуки сделались чистыми, отчетливыми. Пленник явно занялся делом, по которому соскучился. Перебрав несколько красивых, но неизвестных музыкальных тем, он на минуту приостановился, размышляя, что еще сыграть, уронил несколько рассеянных нот, качая при этом закованной ногой. И вдруг струны застонали, захлебнулись птичьими вскриками. Полилась тоскливая мелодия, перебиваемая басовыми ударами.

Это была музыка боли. То острой, то притупленной усталостью, временами отдаляющейся, уступающей место недолгой радости, но непременно возвращающейся, как в незаживающую рану. Сквозь эту боль просачивались редкие, вроде бы случайные светлые звуки, но их тут же сменял жесткий, рычащий ритм, какие-то обвальные аккорды.

Внизу, в беседке, всхлипнула женщина. По гальке прошуршали шаги. Белое платье удалилось в сторону дворца.

- Невозможная музыка, сударь, - сказал Фердинанд. - Что это за произведение?

- Я попытался переложить для гитары симфонию "Путь человечества". Не знаю, насколько получилось.

- "Путь человечества", - взволнованно повторил Фердинанд. - Это великая вещь, сударь. Не только по названию. Кто ее написал? - Компьютер.

- Простите, а кто такой Компьютер? Пленник недоуменно отложил гитару.

- Где я?

- В замке его высочества.

- Какого высочества?

Фердинанд пожал квадратными плечами.

- Виноват, я не совсем понял вопрос. Как вы себя чувствуете?

- Превосходно. Давно не дышал таким воздухом. Кажется, много лет. Чем так пахнет? Медуницей?

- Да. И розами.

- Замечательное место. Вы не поверите, но я не помню посадки. По-видимому, мы на Земле?

- На... земле? В определенном смысле, монсеньор.

- Монсеньор, монсеньор...

Монсеньор подошел к краю площадки, всматриваясь в очертания центральной башни замка, словно видел ее впервые.

- Да ведь это не декорация, - удивленно сказал он. Потом поднял голову и добавил:

- Луны нет, созвездия немыслимые, Млечный Путь - и тот неправильный...

Затем пошевелил правой ногой. Цепь звякнула.

- И это еще что?

- Исключительно в целях вашей безопасности, монсеньор, - поспешно вставил Фердинанд. - Чтобы вы не упали с башни.

- С башни? Человек глянул вниз.

- Я так болен?

- Не совсем здоровы.

- И сейчас?

- Не знаю. Утром вас будет осматривать врач. А я плохо разбираюсь в медицине, прошу извинить.

Монсеньор еще раз взглянул в небо и сказал с укоризной: - Да какая же здесь Земля, Фердинанд! Его страж, что-то взвесив в уме, ответил:

- Простите, я не сразу вас понял. Вы спрашивали название нашей планеты?

- Разумеется.

- Терранис, сударь.

- Ага. Терранис. Нет, не помню такой планеты. Между тем я здесь. Кто же так подшутил, хотелось бы знать...

- Подшутил над чем?

- Да над мирозданием.

- Никто не знает. Только это был большой шутник, сударь, - со вздохом сказал Фердинанд. - Очень большой.

Если человек хорошо выспится, к нему на некоторое время возвращается детская свежесть восприятия. Такое бывает и при выздоровлении после тяжелой болезни, когда недуг уже отступил, а силы еще не вернулись.

Краски насыщенны, звуки наполнены, запахи отчетливы. Все кругом приобретает глубокий и таинственный смысл. И свет из окна-бойницы, и таз с водой, и дрожащий кружок отражения на потолке. В изменчивых пятнах и тенях этого кружка чудятся то неуклюжие движения амебы, то радарное изображение атмосферной планеты, то дно старинного колодца. Потом начинают проступать знакомые и не очень знакомые, но одинаково гротескные лица; потом все надоедает, и глаз сам собой начинает искать новый объект.

Сбоку послышалось деликатное покашливание.

- Доброе утро, монсеньор. Он скосил глаза.

- А, Фердинанд! Доброе утро.

- Рад, что вы меня узнали, вчера мы расставались в сумерках.

- Мне кажется, я видел вас при разном освещении. Не только в сумерках.

- Так и было. Я не помешал? - Да нет. Наверное, давно пора вставать?

- Не обязательно. Зависит от вашего настроения, монсеньор... Не будет ли нескромно с моей стороны спросить ваше имя, монсеньор?

- Не будет. Меня зовут Шегеном. Если не ошибаюсь.

- Шеген - де?

- Что - де?

- Откуда вы, сударь?

- А! Понимаю. Можете звать меня Шегеном де Альбасете, если это необходимо.

Безукоризненно одетый Фердинанд наморщил лоб под безукоризненной прической.

- Альбасете? Наверное, это очень далеко.

- Боюсь, что так. Вот ведь занесло... Как я к вам попал?

- Вы были в плену у ящеров, насколько мне известно.

- Погодите... да, какие-то рептилии вспоминаются.

- Как вам удалось бежать?

- Не помню.

Тут в разговор вмешался румяный невысокий человек в пенсне.

- Не все сразу, дорогой Фердинанд! Доброе утро, монсеньор де Альбасете. Позвольте представиться: лейб-доктор Антал Петроу.

- Лейб-доктор? Ах да, понимаю. Что ж, очень приятно.

- Позволите вас осмотреть?

- Я все еще болен?

- Думаю, что нет, раз об этом спрашиваете. Но порядок есть порядок. Устав у нас такой.

- Устав? - Монсеньор де Альбасете явно услышал очень знакомое слово. Устав - дело святое. Что ж, действуйте.

- Вот и чудесно. Будьте добры, покажите язык. Только не поймите меня превратно, прошу вас!

Пациент усмехнулся и высунул язык.

- Тэ-эк. Еще раз, будьте добры. Благодарю. А теперь следите за кончиком моей палочки. Нет, нет, голову поворачивать не надо

Шеген скосил глаза. Доктор тут же повел палочку в противоположном направлении.

- Чудесненько. Нистагма больше нет.

- Что такое нистагм?

- Нарушение регуляции глазных мышц. Такое бывает, когда мозг... гм, не совсем в порядке. Еще раз посмотрите на палочку, будьте добры.

- Странные у вас методы обследования.

- Вы считаете? - вежливо поинтересовался доктор. Обследуемый пожал плечами.

- Это вы распорядились посадить меня на цепь? Доктор покаянно развел руки.

- Уж простите. Но я до сих пор не уверен, что вы умеете летать.

- Я так говорил?

- О да. И пытались доказать. Правда, при этом требовали какой-то пульт.

- А пульт нашли?

- Никто не знает, что это такое. У нас пульты не водятся.

- Жаль.

- Что поделаешь, - огорченно вздохнул доктор Петроу. - Вы будете еще пытаться взлететь?

- Нет. Без пульта не могу. Доктор быстро заглянул ему в глаза.

- Да? Вот и славно. Если вас не очень затруднит, станьте вот так. Зажмурьтесь, пожалуйста, а руки вытяните вперед. Это называется позой Ромберга...

- Позой кого?

- Ромберга.

Монсеньор де Альбасете весьма удивился.

- Он что, первый принял эту позу, Ромберг?

- Вероятно. В некотором роде... Только это было еще там. - Где?

- Ну там... не здесь. О! Отлично. Сейчас я буду колоть вас иголкой, уж извините. Больно? - Еще бы! У вас, вероятно, диагностера тоже нет?

- Боюсь, что так. Ни пульта, ни диагностера в замке нет, - с огорчением сказал доктор, продолжая орудовать иголкой. - Вот когда я колю справа и слева, ощущения одинаковые?

- Да. Одинаково неприятные.

- Извините за беспокойство, монсеньор.

- Не за что. Устав. Меня беспокоит другое. -Что?

- Как вам сказать...

- Да как нужно, так и говорите.

- Хорошо. Тогда ответьте, вы имеете право на откровенность?

- Э-э, сударь, не требуйте откровенности от врача.

- Поразительно! Вы честно сознаетесь, что не будете говорить правды?

- Отчего же? Буду. Но не всю.

- Устав?

- Устав, молодой человек. Но вот вам лучше говорить всю правду.

Шеген молча поднял брови.

- О здоровье, только о здоровье! - смутился доктор. - Сколько вам лет, кстати?

- Вас интересует биологический возраст?

- Разумеется. А какой еще бывает?

- Релятивистский.

Доктор озадаченно поправил свои стеклышки.

- Ретили... рептили... нет, не надо. Просто скажите, сколько вы прожили на самом деле.

- Триста девятнадцать геолет. Доктор секунду молчал.

- М-да... Триста девятнадцать. Я правильно понял?

- Вас это удивляет?

- Немного.

- Почему? Лично вы выглядите лет на двести постарше. Я не ошибаюсь? Доктор совсем снял пенсне.

- Да, я человек не первой молодости, - уклончиво сказал он. - Ну-с, ваша физическая форма весьма прилична.

Шеген усмехнулся.

- А психическая?

- Полный порядок, полный. Но если будут беспокоить голоса - я в вашем распоряжении.

- Не понял. Какие еще голоса?

- У нас, знаете, сложно отличить галлюцинацию от реального привидения.

- Простите. Вы это всерьез? Про привидения?

- Про реальные?

- В каком смысле реальные? Доктор вздохнул.

- В том смысле, что на самом деле водятся. И поверьте, они куда меньшая редкость, чем пришельцы... оттуда.

- Откуда?

- Оттуда. - Доктор поднял глаза к потолку. - Из космоса. Вы то есть, монсеньор. Признаться, лично я имею честь впервые... Привидения же показываются не часто, но... вполне.

- И что они собой представляют?

- Ничего особенного. Туманны, но от ветра не колышутся, а на свету бледнеют. В общем, все как полагается.

- Чем же реальные привидения отличаются от прочих собратьев по цеху?

- Они материалисты.

- Ого! Кто, привидения?

- Реальные привидения. Шеген рассмеялся.

- А, ну да. Реальные.

- Очень эрудированные бестии, монсеньор. Об антибиотиках мне много порассказали. Пару раз диагноз помогли установить. И все - правда. Листериоз! Заочно, без осмотра больного. Представляете? Даже свою бестелесность умудряются объяснить. Правда, предпочитают называть себя не привидениями, а какими-то голыми граммами

- Да? Любопытно. Хотелось бы побеседовать.

- Рано или поздно придется. Добрый совет: не подавайте виду, что обескуражены. Иначе...

- Что, набросятся?

- Хуже, сударь.

- Кровь высосут?

- Много хуже. Насмешек не оберешься. Любят они позабавиться над смертным. Особенно одна вредная старуха.

- Вы меня озадачили.

- Вы меня - не меньше. Триста девятнадцать лет..,

- Земных лет. Быть может, на Терранисе...

- Да нет, примерно то же самое. Разрешите откланяться?

Задумчиво поглаживая лысину, господин доктор удалился. Но после него Шегена посетили господа цирюльник, сапожник, портной. Каждый делал свое дело с превеликим старанием, поэтому порядком надоели.

- А тупейный художник не ожидается? - с опаской поинтересовался Шеген.

- Что вы, сударь, - удивился Фердинанд. Потом, не удержавшись от некоторого высокомерия, заметил: - Вероятно, до ваших владений мода доходит с запозданием.

- Вы думаете? - усмехнулся Шеген. Фердинанд спохватился.

- Либо наоборот. От вас к нам долго идет. Монсеньор де Альбасете неожиданно рассмеялся:

- Кошмар.

Видимо, не совсем еще пришел в себя.

- О, не расстраивайтесь, - великодушно сказал Фердинанд. - За нашим двором вообще трудно угнаться, но нравы терпимые.

- А кто гонится?

- Да все, - с гордостью сообщил Фердинанд. - Эмираты, Муром, Альбанис, Покаяна. Ну и Шевцен, разумеется. Да что - Шевцен! Из-за океана приплывают пиратские маркизы. Платят горстями золота. Представляете? - Пытаюсь, дорогой Фердинанд. Вероятно, мне повезло, поскольку я оказался в... а как называется ваше государство?

- Поммерн, монсеньор. Конечно, повезло. И дело тут вовсе не в моде. Окажись вы, например... Впрочем, его высочество ждет вас ко второму завтраку. От него все и узнаете. Изволите принять предложение?

- Очень даже изволю.

- Прошу вас.

- Интересно, а если бы не изволил? - спросил Шеген. Фердинанд предупредительно придержал дверь.

- У нас как-то не принято отказывать его высочеству.

- Во всем?

- Нет, сударь, - сухо сказал Фердинанд. - Только в том, что не нарушает законных прав гражданина Поммерна.

- Я не старался вас задеть, - сказал Шеген.

- Вам трудно не верить. Вы очень открыты, - поклонился Фердинанд, поразив собеседника смесью проницательности и провинциализма.

По винтовой лестнице они спустились на крепостную стену. Оттуда хорошо просматривался сад, большую часть которого еще скрывала утренняя тень. Перед беседкой доктор Петроу, учтиво склоня голову, что-то рассказывал девушке в белом платье. Садовник подрезал розы. Шумел фонтан. В клетках щебетали птицы. Где-то играл инструмент с резким и несколько дребезжащим звучанием.

- Клавесин? - подивился Шеген.

- У нас его называют клавизой, монсеньор.

- Невероятно.

- Вас что-то удивляет?

- Разумеется. Никогда не думал, что окажусь в... в действующем замке.

- Я тоже никогда не думал, что увижу настоящего... настоящего... Фердинанд замялся

- Настоящего - кого?

- Простите, сударь, вас считают небесником.

- Небесником?

- Ну, то есть прилетевшим с неба.

- У вас такое бывает редко?

- О, весьма. Прошу вас.

Через толстую башню они спустились во двор. Створки ворот были открыты, подъемный мост опущен, но выход закрывала решетка из окованных железом бревен. По стене прохаживался солдат со старинным ружьем. Еще двое стояли у решетки и с любопытством глазели на монсеньора де Альбасете.

- Я - пленник? - спросил Шеген.

- Почему обязательно вы?

- А что, в замке есть другие пленники?

- Заключенные. Здесь мелкие правонарушители из простого люда отбывают трудовую повинность. А пленных нет, сейчас мир.

- А я - мелкий правонарушитель?

- О нет, монсеньор. Весьма крупный. Но одновременно вы - гость его высочества.

- Сложное положение. Что же такого я натворил?

- Ничего. Просто взяли и появились неизвестно откуда.

- То есть с неба?

- Так говорят.

- Давно?

- Около трех месяцев назад. Вы были наги, больны, бредили.

- Один? -Да.

- А где же Эварт?

- Эварт?

- Мой товарищ.

- Не знаю, сударь. Но думаю, на ваши вопросы лучше ответит его высочество. Вот только...

Фердинанд вынул из кармана совершенно антикварные часы на цепочке

- Прошу извинить, мы пришли несколько раньше, чем я рассчитывал. Придется подождать. Вы не обидитесь?

Шеген пожал плечами.

- На что, зачем? Я появился у вас без приглашения.

- Нежданный гость не всегда нежеланный. Чтобы не скучать, предлагаю посмотреть церемонию, в которой будет занят его высочество. Времени она занимает не очень много, но для граждан Поммерна имеет весьма немаловажное значение.

- Что ж, благодарю. Пусть я и невольный гость, но знание ваших обычаев не помешает.

- Очень мудро, - похвалил Фердинанд. И вдруг с волнением спросил: Скажите, а вы правда с Земли?

Шеген развел руки.

- Да, я родился в Цинциннати. Чем это доказать, не знаю.

- О, простите. Я, конечно, вам верю. Просто... просто...

- Понимаю.

У бокового входа их ожидал сухощавый, жилистый старик. Он молча поклонился и начал подниматься по лестнице. На пороге слуга еще раз поклонился и отступил в сторону, пропуская гостей.

Пахнуло ладаном и сандалом, забытыми благовониями церквей. Главный зал замка представлял собой классическую базилику, разделенную двумя рядами мраморных колонн, причем пол в боковых нефах был на этаж выше по сравнению с центральным.

Еще одно отличие заключалось в том, что традиционная для земных базилик полукруглая выгородка одного из торцов галереи, так называемая абсида, здесь отсутствовала. В северной стене ее заменял парадный вход, а большую часть южной занимали цветные витражи. Под ними располагался трон, от которого по ступеням спускался малиновый ковер

В середине центрального нефа били струи фонтана. Его окружали аллегорические фигуры. Шеген заметил, что часть скульптур имела одеяния, весьма напоминающие скафандры. Выше фонтана на четырех цепях висела поблескивающая хрусталем и золотом люстра. Сводчатый потолок над ней был расписан под звездное небо. Все пространство освещалось через подкупольные окна.

По крутой лестнице они поднялись в боковой неф.

- Как вам нравится наш Химмлишхалле? - спросил Фердинанд.

- Прекрасная архитектура, - вполне искренно ответил Шеген. - Быть может, гениальная.

Но о внутреннем дизайне и качестве отделочных материалов он решил промолчать.

- Очень любезно с вашей стороны, монсеньор. Представляю, какое количество дворцов вы видели там, в своем мире.

Шеген вспомнил лунный астровокзал Тихо Браге поперечником в семнадцать километров и кивнул.

- Много. И все же... - Он перегнулся через перила, чтобы лучше рассмотреть центральный неф. - И все же здесь великолепные пропорции. Возникает ощущение легкости, я бы даже сказал - воздушности. Погодите, Химмлишхалле... это значит - Небесный Зал?

- Верно, - с некоторой задержкой подтвердил Фердинанд. - Помилуйте! Неужели язык так мало изменился?

- Я заметил только разницу в произношении. А вы?

- Некоторая архаичность в построении фраз... простите.

- Не за что. И как это объяснить, Фердинанд?

- Пока никак не могу объяснить, монсеньор. Знаете, во всем, что случилось с нашими предками и продолжает происходить с нами здесь, на Терранисе, есть искусственность. Я хочу сказать, мы не совсем вольны в своих судьбах.

- Большой шутник?

- Очень большой, монсеньор

14. А СТРЕЛЫ У НИХ СВОЛОЧНЫЕ, СЕРЖАНТ

- Огонь, - негромко приказал Паттени.

И тут же выстрелил. Иржи давно ждал команды, но курок спустил с опозданием. Паттени недовольно покачал головой.

Одна за другой пули ушли в предрассветный туман, в густую накатывающуюся массу. Серую, монотонную.

Там вроде бы возникла какая-то мгновенная заминка. Но только на секунду, не больше. Потом послышался угрюмый рев, ударили барабаны. Масса перестала быть однообразной, в ней обозначились выпячивания. Было похоже, что тьма тянет к ним свои лапы.

- Теперь уходим, - сказал Паттени. - Не вздумай отставать.

Развернувшись вслед за сержантом, Иржи дал шпоры своей каурой. Справа скакала еще одна пара дозорных, постепенно смещаясь ко входу в ущелье. Сблизившись, все четверо пронеслись мимо скалы. А за скалой в конном строю притаился весь их взвод со штуцерами поперек седел. Только двое молодых солдат торопливо затаптывали костерок.

Паттени осадил лошадь.

- Началось, Махач!

- Пальбу слышал, - усмехнулся вахмистр. - Ящеры хоть не все разбежались, а?

Но Паттени было не до шуток.

- Разбежались, как же. Прут всем скопом, флангов не видно. Разведки даже не высылали. Считают, что и без этого нас задавят. Нам куда?

- Проезжайте дальше. Тут уже четверо проскакали до вас. Один отправился с донесением, а Нарген с остальными ждет за поворотом. Присоединяйтесь к ним, заряжайте оружие. Будете прикрывать наш отход.

- Махач, вы только того... рубиться не вздумайте. Мигом стопчут

- Сам с усам. До подхода главных сил приказано строить подвижную оборону, понял?

- "Лестницу", что ли?

- Ее самую.

- Ясно.

- Тогда дуйте!

За поворотом ущелья действительно ждали трое егерей. Тоже со штуцерами поперек седел. Капрал Нарген что-то жевал.

- Появились? Заряжайте картечью, - лениво сказал он.

- Не горохом? - пробурчал Паттени.

- Это у тебя от нервов?

- От нервов. Видал, их сколько?

- Видал. Эй, парень, как тебя...

- Неедлы.

- Не суетись ты, порох рассыплешь! Неедлы... Картечь летит не так далеко, как пуля. Следовательно,

стрелять предстояло с довольно близкой дистанции. Иржи постарался унять дрожь в руках, но это не совсем получилось. Солдаты Наргена ухмылялись.

- Чего скалитесь, герои? - нелюбезно осведомился Паттени. - У парня первая переделка.

- Отметить бы надо, - серьезно сказал один из егерей.

- Отметим, Чимболда, отметим.

- Если доживем. Ящериц тысяч сто собралось, если не двести.

- А хоть триста. Что толку? Ущелье узкое.

- С боков могут обойти. По скалам.

- Ну и с какой скоростью они будут обходить? По скалам-то?

- Это - да. Только вот не прозевать бы.

- Ничего, Махач не прозевает. Тертый калач, детей у него трое, так что уж постарается, - сказал Паттени.

Иржи наконец всыпал порох, заткнул его пыжом, вкатил картечины, при этом ничего не обронив, утолкал шомполом еще один пыж

- Годится, - пробурчал Нарген. - Но потренироваться надо, в нормативы не укладываешься.

- В учебном лагере все получалось, а тут... Нарген сплюнул свою жвачку.

- А тут не учебный лагерь. И вообще... егерем за пару месяцев не становятся, желторотик.

- Сегодня натренируется, - сказал Паттени.

- Это уж точно, - кивнул капрал. - Если успеет.

- Успеет. Я присмотрю.

- Ну-ну, - сказал Нарген, прислушиваясь. - Так, Патти, держись со своим парнем левой стороны, а мы отъедем вправо. Проход надо оставить свободным. Скоро наши удирать будут, дай бог им здоровьичка...

Все замолчали. Первые лучи Эпса вырвались из-за горы и подсветили тучи. Снизу доносился глухой топот. Ящеры были еще далеко, но приближались, шум усиливался. Вдруг в него врезался треск залпа.

Через несколько минут мимо них проехали егеря. Без строя, не очень спешно, даже с некоторой ленцой.

- Там сужение, они столпились, - крикнул Махач. - Так что пара минут у вас есть.

- А вы?

- Мы станем шагов на триста выше. Когда отстреляетесь, скачите уж до ручья, но не дальше. Пора уплотнять рубежи!

Нарген молча кивнул. Но потом проворчал:

- Чем уплотнять-то?

- Наш эскадрон уже наверняка спускается. А дальше - не наша забота, пусть у начальства голова пухнет, - сказал вахмистр.

И все так же неспешно уехал. Лошадь приберегал.

Ящеры тоже не слишком торопились. Миновав узкое место, они сначала разлились в стороны. Потом выровняли ряды и лишь после этого начали подниматься по склону.

- Вот и война началась, - сказал Паттени

Передняя шеренга ящеров растянулась от склона до склона. За ней тесно, стремя к стремени, выстраивались все новые сотни, и конца им видно не было. Потери в десяток-другой для такой силы ровным счетом ничего не значили.

Задавая ритм, били барабаны. Периодически вскрикивал какой-то вождь. Тогда все воинство ударяло в щиты, ревело, визжало и даже чирикало. Шум поднимался страшный. Иржи невольно глянул на товарищей.

Всей грозной массе ящеров противостояла жалкая горстка людей. По команде сержанта они тоже растянулись, но не перекрыли прохода и на треть. Тем не менее признаков волнения на лицах солдат не было.

- На испуг взять хотят! - крикнул Нарген. Паттени кивнул.

- Не дрейфь, парень, - сказал он Иржи. - Штуцеры бьют дальше, чем луки.

- Картечью? Не очень-то.

- Что ж, дело наше такое. Солдатское. Кроме того, мы ведь повыше находимся, так что не зацепят.

Капрал Нарген в это время припал к прикладу.

- Ахтунг! Целься!

Выждав еще пару секунд, он крикнул:

- Пли!

Хлестнула картечь. В передней шеренге ящеров возникло замешательство. В нескольких местах, ломая строй, забились верховые драконы.

- Можно воевать, можно, - пробурчал Паттени. Снизу полетели стрелы. Падали они недалеко, шагах в

пятнадцати-двадцати, но все еще не долетали.

- Уходим, - крикнул Нарген. - Марш-марш!

Иржи опять развернул свою Вишню. Но из-за крутизны склона она могла двигаться только шагом. Ящеры же находились ниже, на более отлогом участке. Они этим воспользовались, прибавили ходу, подтянулись. Стрелы посыпались совсем близко

Однако верховые драконы, или шуссы, тяжелее лошадей. Сверху было видно, как неуклюже они ковыляют на подъеме, по-собачьи вывалив черные языки. Приустали рептилии. Потери понесли, а ни одного врага еще не поразили.

Иржи почувствовал злую радость. Он вспомнил, как совсем недавно, каких-то несколько месяцев назад, за ним, безоружным, гнался ящер и безнаказанно пускал стрелу за стрелой. И хотя теперь его преследовало куда большее число рептилий, особого страха он уже не испытывал. Положение изменилось. Теперь он был не один, и ему было чем защищаться. Теперь мы посмотрим, кто кого!

- Вот для такого боя егерские войска и предназначены! - возбужденно крикнул Иржи. - Бить и ускользать!

- Да что ты, - сказал Паттени. - И кто бы мог подумать?

Иржи смутился.

- Жаль только, что отступаем.

- А тебе наступать захотелось, спаситель фатерлянда? Иржи обернулся.

- Пожалуй, нет. Как-нибудь в другой раз. Паттени расхохотался.

- Толковый из тебя генерал получится, парень. Когда-нибудь. Только поменьше вертись, седло съедет. И мозоли набьешь. На том самом месте, которым кавалерия воюет!

Ящеры упорно продолжали подниматься по извилистому проходу. Они давно спешились, двигались медленно, но безостановочно. Их было так много, что из-за недостатка места наступление проходило не только по обоим берегам речушки, бежавшей по ущелью, но и прямо по ее руслу, отчего уровень воды заметно повысился.

Егеря по-прежнему отступали, огрызаясь короткими залпами. Сверху через каждые час-полтора небольшими группами подходили подкрепления, пока не набралось чуть больше четырехсот всадников, - егерская бригада и отдельный эскадрон седьмой дивизии. Это была вся кавалерия, которой располагал генерал де Шамбертен.

- Так воевать получше, - сказал Паттени, размазывая копоть по вспотевшему лбу. - Что скажешь, капрал?

Нарген повернул к нему осунувшееся лицо.

- М-да, получше. Но вот насколько нас хватит...

Внизу колыхалась сплошная масса ящеров. Даже четыреста человек по сравнению с ней казались каплей. Давно стало ясным, что врагов не в сотни, а в тысячи раз больше, чем во всей дивизионной группе Шамбертена. Но генерал, несколько раз проезжавший за линией эскадронов, выглядел совершенно спокойным, от него веяло холодной уверенностью. Он даже улыбался и только повторял:

- Ничего, ребята. Пока мы только играем. Балуемся. Придет еще время для серьезного разговора.

- Разрешите вопрос, герр генерал? - спросил Махач.

- Спрашивайте.

- Где же пехота?

- Сегодня вы даете ей возможность получше укрепиться. Воевать она будет завтра, а вы отдохнете.

- Ну, дай-то бог.

- Даст, даст, - заверил де Шамбертен.

Однако на следующий день отдыхать не пришлось. Около полудня егеря отступили к невысокой каменной стене, которую наспех соорудили саперы.

Здесь, ведя попеременный огонь эскадронами, они простояли долго. Сверху дважды прикатывали тележку с порохом, пулями, картечью. От бесконечных заряжаний у Иржи ныли руки, болело набитое прикладом плечо. И если утром он еще чувствовал жалость, когда очередная рептилия судорожно хваталась за грудь, живот или выбитый глаз, то к середине дня отупел и уже ни о чем не думал. Стрелял, стрелял и стрелял, намного перекрывая нормативы.

Ящеры все никак не могли преодолеть крутой, усеянный трупами склон, но атак не прекращали. До сих пор движение их армии напоминало ход тугого шомпола, неотвратимо выдавливающего малочисленного противника из ущелья. За половину дня этот шомпол продвинулся почти на четыре километра. Лишь у неказистого, неровно сложенного забора он впервые застопорился.

Среди егерей появились первые раненые, но держаться они могли еще много времени, уж очень удобной была позиция. Возвышенная, узкая, защищенная с флангов отвесными утесами, она казалась неприступной. Однако в сумерках пришел приказ ее оставить.

- Почему? - удивился Иржи.

- Да за ночь ящеры могут обойти нас, - сказал Паттени.

- Они же холода боятся.

- Тут еще не слишком высоко, на вершинах снег не лежит. Вполне могут обойти.

Эпс спрятался за дымом вулкана Демпо. На небе еще горела заря, но в ущелье быстро смеркалось.

- Ахтунг! Отходить повзводно! - крикнул эскадронный командир.

Коноводы подвели лошадей. Егеря поспешно собрали оружие и цепью начали покидать укрепление. Там оставались одни саперы. Они молча возились со своими страшными бочками, обкладывая их камнями. Вверх по склону уже протянулись длинные фитили.

- Вот слуги дьявола, - со смесью осуждения и восхищения сказал Нарген. - Бабахтеры...

Уже в темноте эскадрон поравнялся с поляной, где всю последнюю неделю располагался их палаточный лагерь. Но палаток там уже не было. Ни палаток, ни даже самой поляны. Ниже нее вездесущие "бабахтеры" устроили плотину, перекрывшую боковой ручей от склона до склона. Вода из гейзеров заполнила узкое ответвление ущелья, и на месте поляны под звездами смутно белел пруд. От воды поднимался пар

- А это зачем? - спросил Иржи.

- Похоже, что ящеров ждет хороший душ. Даже не душ, а горячая баня. Видишь, туда опять бочки волокут?

- Порох? - догадался Иржи.

- Нет, - усмехнулся Паттени. - Соленая свинина.

- Много народу поперхнется этой свининой, - сказал Нарген. - Хотя какой это народ? Дикари. Ящеры.

- Ящеры - тоже народ, - неожиданно возразил Паттени. - Темный, злобный, но все же - народ.

Иржи удивленно посмотрел на своего сержанта. Ничего подобного от него он еще не слышал. Здравомысленный, но вроде бы не слишком далекий служака оказался не совсем тем, кем выглядел. Иржи припомнил, что Паттени никогда не рассказывал пошлых анекдотов, столь излюбленных в армии, даже не смеялся над ними. Зато любил перед отбоем побродить в одиночестве либо посидеть на камне, любуясь прощальными отблесками заката. Однажды ночью в задумчивости перечислил названия дюжины звезд, но потом, спохватившись, оборвал себя на полуслове. Были и другие мелкие странности. Иржи, не будь у него отца-небесника, быть может, и не обращал бы на них внимания.

- А вы откуда, Паттени?

- Из Ортоны, герцогство Сентуберланд. А что?

- Нет, ничего.

- Еще вопросы будут?

Иржи сначала замолчал, но потом вдруг выпалил тот самый вопрос, который уже однажды задавал и который задавать не следует:

- Так точно. А кто вы, Урс?

- Я? Вот те раз! Я есть третьей отдельной бригады егер-сержант Паттени. По-моему, ты переутомился, парень. Начальство нужно знать в лицо, милый мой.

- Вот я и пытаюсь, - сказал Иржи. Паттени усмехнулся

- А много будешь знать, скоро состаришься, рядовой Неедлы. Этого я допустить не могу, поскольку снизится боеспособность курфюрстенвера. Ферштеен зи?

- Не очень.

- Ну и не надо делать успехов раньше, чем это потребуется.

После такого ответа Иржи уже не сомневался в том, что егер-сержант Паттени - сержант непростой.

Ночевали у костров. Не раздеваясь, подложив под головы седла. Сначала Иржи спал мертво. Убаюкали тишина, горный воздух и усталость первого военного дня. Но незадолго до рассвета холод его пронял. Вставать еще было рано, поэтому, укутавшись поплотнее в шинель, он вновь попытался вздремнуть.

Не получилось. Вместо этого вдруг вспомнилась прощальная вечеринка, когда его вместе с Ламбо и Ференцем провожали в армию. Иржи тогда рано ушел из корчмы, хотя и веселье было в разгаре, и Анхен так на него посматривала, что дыры могла прожечь. Но совсем не она занимала его мысли. Камея... что за дивное имя, какая таинственная девушка... Иржи тогда и предполагать не мог, что случится то чудесное воскресенье в Бауцене.

Камея... Кто же она такая? Удастся ли еще увидеться? Скорее бы хоть полевую почту наладили! Ни бумаги, ни карандаша... Иржи в сотый раз принялся сочинять письмо, начинающееся вполне допустимым словом "Дорогая", но тут земля дрогнула.

Снизу, из бокового ущелья, докатился грохот, сменившийся непонятным гулом и шумом воды.

Иржи вскочил на ноги.

- Что... что такое?

- А, плотину рванули, - позевывая, сообщил Паттени. - Вон, полюбуйся. Ящеры хотели в темноте подобраться

Со склона, на котором они ночевали, был виден поток, бурлящий в каньоне речки Алтын-Эмеле. В его мутных серых волнах мелькали черные точки.

- Много их посмывало, - опытным глазом определил капрал Нарген. - Сотни две-три будет.

- Да. Невеселая смерть, - сказал кто-то из егерей.

- А когда она бывает веселой?

- Да когда ящеры до нас доберутся, - ухмыльнулся солдат.

- Типун тебе на язык! - обозлился вахмистр Махач. - Взво-од! К ручью умываться... лошадей чистить... бегом марш!

Егеря умылись, почистили и напоили лошадей, позавтракали сами, а ящеры все не показывались.

- Большое у них получилось впечатление от наших бабахтеров, - сказал Нарген.

Взошел Эпс. Ниже поляны, на которой располагался бивуак эскадрона, солдаты-пехотинцы деловито складывали из камней новую стену. За их спинами обустраивалась полковая батарея, к которой подходили навьюченные мулы. Перед штабной палаткой, склонившись над раскладным столиком, совещались офицеры. К ним, ведя за собой лошадь, пробирался адъютант генерала с пакетом в руке.

- Ага, вот и пехота. Семьдесят первый полк в полном составе, удовлетворенно сообщил Паттени. - Теперь воевать будет веселее.

Однако к середине второго дня войны выяснилось, что веселиться рано. Оправившись от утреннего взрыва, ящеры бросились на приступ, проявив невероятную волю и полное пренебрежение к потерям.

Небольшие ядра горных пушек производили настоящее опустошение. В сомкнутых рядах они пробивали бреши, сшибая по семь-восемь нападающих. Но ящеры все лезли и лезли. Ущелье ниже стены было покрыто сплошной серой массой. Два батальона пехотного полка сначала вели огонь размеренными залпами, поротно, как на учениях. Потом перешли на беглую стрельбу. Через некоторое время она сменилась беспорядочной, все более жидкой трескотней, солдаты уже не успевали перезаряжать штуцеры.

В третьем часу дня, карабкаясь по трупам, ящеры преодолели наконец стену и ворвались на позицию.

В ущелье закипел страшный рукопашный бой. Там, внизу, все перемешалось. Полковая батарея замолчала, поскольку артиллеристы боялись попасть в своих.

А к егерям пробрался адъютант командира дивизии. Генерал Шамбертен приказывал спуститься по склону, засесть в кустарнике и прикрыть ружейным огнем отступающую пехоту. После этого следовало вернуться к лошадям, оторваться от преследования и стать за позицией семьдесят второго полка.

Между тем напряжение боя в ущелье достигло предела. Полковая батарея снималась с позиции. Помогая лошадям, артиллеристы наваливались на колеса и толкали свои пушки вверх по склону. Мимо них из резерва спускался третий батальон. Он шел в штыковую атаку. И вел его лично командир полка, тот самый сердитый оберст с сигарой, которого Иржи видел на дороге около Юмма.

Перейдя на бег, резервный батальон врезался в гущу дерущихся, разметал их и вышел к полуразрушенной, заваленной трупами каменной баррикаде. Грохнул залп, потом - второй, третий. Отстрелявшиеся солдаты резво разбегались по сторонам и вновь пристраивались в хвост колонны.

За их спинами по склону заковыляли раненые, способные передвигаться без посторонней помощи. Других вели товарищи, несли на носилках санитары. Они проходили в пятидесяти-шестидесяти шагах от егерей. Иржи хорошо видел раны и ссадины на лицах, окровавленные повязки, наспех наложенные прямо поверх мундиров. Запомнился бледный, без кровинки в лице солдат, бережно поддерживающий здоровой рукой обрубок другой. В зубах у него дымилась самокрутка

- Шнелль, шнелль! - кричали офицеры.

Третий батальон сделал все, что мог, но долго сдержать напор многократно превосходящего по численности врага был не в состоянии. Довольно скоро, отстреливаясь шеренгами, он начал пятиться. Сзади к нему пристраивались уцелевшие солдаты первого и второго батальонов. Эта помощь была всего лишь каплей против моря ящеров, зато колонна удлинилась, в задних рядах успевали перезарядить оружие, благодаря чему огонь удавалось вести непрерывно. Только это спасало людей от полного истребления. Но не от стрел.

Тающий пехотный полк медленно отступал вдоль русла речки Алтын-Эмеле. Выстрелы звучали все реже, но ущелье по мере подъема суживалось, строй уплотнялся, и солдаты держались.

- Молодцы, - сказал Паттени. - Никто не побежал.

Последняя шеренга миновала кусты, в которых залегла егерская засада. Пробежали несколько отставших солдат. Из ранца одного торчали стрелы. Еще один тащил мертвого ящера, прикрываясь им, как щитом. Им повезло, новые стрелы летели навесом, нацеленные в середину полковой колонны. Солдаты защищались от них кто чем мог: касками, ранцами, шинельными скатками, прикладами штуцеров. И все же злые, зазубренные острия то там, то здесь находили уязвимые места. Слышались стоны, ругань, короткие вскрики. Однако внизу вдруг гулко забухал барабан, обстрел прекратился. Вместо этого ящеры бегом бросились догонять ускользающего противника; наиболее резвые вскоре появились перед кустами. Тут их и подвел азарт преследования.

Немного выждав, поднялся Махач.

- Первый взво-од! Пли!

Раздался треск, над цветущими кустами шиповника всплыли дымки. Рои картечи ударили по ящерам сбоку.

- Первый взвод, отходим! Люс, люс!

Иржи подхватил разряженный штуцер и бросился наверх, забирая вправо. Там в горном леске были привязаны лошади

Внизу ударил залп второго взвода, через несколько секунд отстрелялся третий. Иржи коротко оглянулся.

Во время боя время замедляется, становится удивительно емким. За мгновение он успел охватить взглядом все место сражения. От остатков каменной стены, через которую лезли все новые и новые ящеры, до самой штабной палатки семьдесят первого полка.

Пехота успела отойти. Все, кто мог двигаться. Тот, кто не смог, навсегда остался под шевелящейся массой. Вдоль берега речки падали ближние ящеры, а над кустами шиповника все вспухали и вспухали штуцерные дымки. Второй эскадрон заканчивал стрельбу, а третий начинал. Отстрелявшиеся егеря первого эскадрона шустро карабкались по склону. Ниже них ящеры оттаскивали своих раненых и убитых, расчищая путь для дальнейшей атаки. Из-за этого их движение временно приостановилось.

Пользуясь возникшим замешательством, остатки пехотных батальонов свернулись в походную колонну, перешли на быстрый шаг, а потом и вовсе побежали к тому месту, где еще недавно стояла батарея. Снизу летели тучи стрел, но разрыв между людьми и ящерами начал увеличиваться.

- Хватит любоваться, пошел! - крикнул Паттени. Чуть позже, когда эскадрон вытянулся по узкой горной

тропе, он злым и хриплым голосом сказал:

- Пока ты там торчал пень-пнем, рядом упали две стрелы.

- Правда? Не заметил.

- Вот то-то и оно, что не заметил. Больше чтоб ворон не ловил. В стоящего легко целиться. Да и бежать под обстрелом следует зигзагами, а не как ты - дуриком, напрямки. Дошло?

Иржи вдруг понял, что Паттени опекает его больше всех в отделении. Правда, большинство остальных егерей призывались еще в прошлом году, поэтому считались вполне подготовленными. А двое, Чимболда и Монтегю, служили даже по третьему году. И все же..

- Так точно, герр сержант, дошло. Благодарю.

- Не за что. Эх, мало тебя гоняли в Бауцене!

- Я бы так не сказал, просто из головы вылетело.

- Это потому, что по заднице мало прилетало, - сердито заявил сержант.

А Иржи подумал, что когда-нибудь придется все это описывать - и бледного солдата с обрубленной рукой, и стрелы в ранце, и штыковой удар третьего батальона, и угрюмый вой ящеров, и даже сердитого сержанта Паттени. Нужно было запомнить как можно больше, и этим отблагодарить тех, кому благодарности уже не нужны.

Он придержал лошадь. Еще раз, теперь уже неторопливо, огляделся.

Эпс скрылся. С вершин тянуло холодом. В ущелье быстро темнело. Заканчивался второй день войны. Ящеры поднялись, прошли, проползли, кровью отвоевали очередные три километра, но наткнулись на новую стену и залпы свежего, заранее изготовившегося полка.

Часто слышался визг картечи. Из-за спин солдат беглый огонь вели сразу две батареи. По склону, дымя запальными трубками, катились и подпрыгивали круглые ручные бомбы. Ящеры пытались их гасить, но успевали не всегда, и тогда в их массе возникали багровые вспышки. Наконец, часу в одиннадцатом, рептилии не выдержали, отхлынули, угомонились.

Ночь прошла почти спокойно. Только внизу шевелились и расползались раненые ящеры, а с батареи время от времени стреляли брандскугелем. Чтобы пострашнее выглядело, наверное, поскольку жечь внизу было нечего.

Позиции семьдесят второго полка были укреплены значительно лучше всех предыдущих, находились в более узком и крутом месте. Усилилась и артиллерия. За ночь к полковым пушкам подтянулась еще и дивизионная батарея. Все шестнадцать орудий открыли огонь, как только первые ряды ящеров показались из-за поворота ущелья

Ружейный треск не прерывался. Пока одни солдаты стреляли, другие успевали зарядить штуцеры. И все же пару раз ящеры подходили настолько близко, что дело вновь доходило до ручных бомб. Лишь к полудню натиск ослабел, ящеры впервые проявили признаки усталости еще в светлое время суток.

По приказу де Шамбертена семьдесят первый полк, потерявший накануне более половины своего состава, был выведен в тыл. Егерские эскадроны днем тоже отдыхали, но были предупреждены, что предстоит ночная вылазка. Из самых опытных солдат были отобраны две группы, которые,

? оставив лошадей, в сумерках поднялись на склоны гор справа и слева от пехотной позиции.

В середине ночи из ущелья донеслись глухие взрывы,

послышались крики, стрельба, потом все стихло. Лазутчики

вернулись почти под утро - голодные, измученные и не все. Погибли трое, больше десяти человек получили ранения. Но

задачу свою выполнили - приволокли двух связанных ящеров.

В лагере мало кто спал. Множество саперов, артиллеристов, пехотинцев и егерей сбежалось посмотреть на первых пленных. Те невозмутимо проследовали между рядами любопытствующих, глядя большими бесстрастными глазами поверх голов. Грубая кожаная одежда на них была изодрана, губы разбиты, оба легко ранены - один в плечо и кисть, другой в голову. Иржи слышал, как проходивший вслед за

ящерами вахмистр Махач обронил:

- Настырные. Отбивались отчаянно. Даже кусались. Пленников увели в штабную палатку, а в лагере проиграли зорю. Солдаты разбежались по своим утренним делам. У полевых кухонь быстро выросли очереди, все торопились поесть, пока не начался очередной приступ. Однако приступа не случилось. Весь день неприятель вел себя смирно.

- Отдыхают, что ли? - спросил Иржи. Паттени покрутил головой

- Что-то новое затевают, хвостатые. Им нужно спешить, лето ведь не бесконечное. А проблем с отдыхом у них нет, каждый день воюют свежие тысячи, этого у них хватает.

Очевидно, так думал не только он. К вечеру егерям приказали оседлать горные склоны, нависающие над флангами позиции. И не зря. В темноте небольшие группы ящеров пытались пробраться поверху, через скалы. Завязались короткие, но ожесточенные схватки. Опять очень помогли гранаты, а в ответ ящеры впервые применили отравленные стрелы.

Иржи впервые видел, как падает лично им убитый ящер. И впервые погиб его товарищ по отделению. Добрый, симпатичный парень из Юмма. Стрела попала ему всего-то в ногу, даже и не попала, а так, царапину оставила повыше голенища, но оказалась отравленной. Пока прибежал фельдшер, бедняга закатил глаза, посинел, страшно выгнулся и перестал дышать. Противоядие уже не помогло. Тубокурарин, вспомнил Иржи. Промеха говорила, что этот яд вызывает паралич дыхательной мускулатуры. Паралич этот наступал в течение всего нескольких минут. В ту ночь их эскадрон потерял больше десяти человек. Только двоих раненых успели спасти. Ядовитые стрелы действовали почти безотказно.

- Что за сволочное оружие! - ругался джангарец Чимболда.

Парень он был смелый, холодным оружием, как и все джангарцы, владел превосходно, двух ящеров завалил врукопашной. И как все смелые люди, презирал хитрые уловки.

- Наши штуцеры ящерам нравятся не больше, - отозвался Паттени.

- Неужели ты их оправдываешь, сержант?

- Нет. Пытаюсь понять.

- Зачем? Бить их надо, и все тут. Не мы к ним полезли.

- Это верно, Бурхан, бить придется, сейчас выбора нет. Но и понимать полезно.

- И что же ты понял? - спросил Чимболда.

- Любое оружие является сволочным, а воюет каждый как может. Беда не в оружии, беда в самой войне

Джангарец сплюнул.

- Разве можно отговорить рептилий от войны?

- Трудно, но можно.

- Сомневаюсь, - покачал головой Чимболда. - Они ведь решили всех нас уничтожить. Своими погаными стрелами.

- Значит, надо доказать, что это невозможно. С побежденными не договариваются.

- Это я и так знаю.

- Но вот потом предложить им мир.

- А если опять нападут?

- Опять воевать придется. И снова предлагать мир.

- Ну-ну. И до каких же пор?

- Да пока не согласятся.

- Э, скучать тогда не придется ни нам, ни нашим детям, - разочарованно сказал Чимболда.

- Другого пути нет.

- Может, и нет, но все равно стрелы у них сволочные, сержант.

15. РЕКИ ВРЕМЕНИ

Зал внизу постепенно наполнялся людьми. Большинство мужчин были в военной форме, а перед помостом в южной части зала выстроились солдаты. Все они были в фиолетовых мундирах, черных кирасах и шлемах.

Прозвучали фанфары. Шум голосов стих.

- Его высочество Бернар Второй, курфюрст всего Поммерна, верховный сюзерен султаната Джанга, великого герцогства Сентуберланд, графства Бервик и Белого княжества Четырхов!

По ступеням прошагал статный, хотя и несколько полноватый мужчина. Подвернув короткую мантию, уселся на троне. Шеген со своего места его лица видеть не мог, лишь корону да седую бородку. Одет был Бернар Второй в темный мундир с широким, вероятно, кружевным воротником. На груди поблескивал орден. Из-под обшлагов выглядывали белые манжеты.

Курфюрст взмахнул рукой, очертив изящный полукруг.

Еще раз прозвучали фанфары. К подножию трона выдвинулась группа офицеров в парадных мундирах. Старший из них поднялся на помост. Курфюрсту подали флаг с изображением замка, над которым полукругом расположилось больше десятка каких-то птиц. Еще выше различались цифра 9 и какая-то надпись.

- А что здесь происходит? - спросил Шеген.

- По приказу курфюрстенштаба воссоздана девятая пехотная дивизия, ответил Фердинанд. - Мы присутствуем при вручении боевого знамени.

Командир дивизии преклонил колено и поцеловал край флага. Его офицеры отсалютовали саблями.

- Вы с кем-нибудь воюете? - спросил Шеген.

- К сожалению. Но девятая пехотная дивизия нужна не для нападения. Поммерн давно ни на кого не нападает, монсеньор. Чего не скажешь о наших соседях. Увы, на границах неспокойно, приходится защищаться.

Получив знамя, командир девятой дивизии встал, отдал честь и что-то проговорил. Курфюрст коротко ответил, пожал ему руку, после чего сошел с помоста и быстрым шагом удалился.

- О, - сказал Фердинанд, - церемония значительно сокращена. Полагаю, что из-за вас, монсеньор.

Через недолгое время к ним подошел тот самый старый слуга, который встречал их во дворе. Поклонившись, он пригласил их следовать за собой.

Идти нужно было к южной стене базилики. Там находилась малоприметная дверь, которую охраняли два солдата. Лакей отпер дверцу висевшим у него на шее ключом

- Проходите, монсеньор, - сказал Фердинанд. - Здесь я с вами расстаюсь. Но мне хотелось бы еще о многом побеседовать позже, если вы не возражаете.

- Да мне тоже найдется, о чем вас спросить, - ответил Шеген.

Фердинанд поклонился.

- Всегда к вашим услугам.

В толще стены находилась кабина лифта. Очень старинного образца, но несомненно - лифта. Вот только вряд ли приводился он в движение электричеством, поскольку освещался газовым рожком.

Войдя внутрь, лакей запер дверь изнутри и позвонил в колокольчик. Кабина несколько секунд раздумывала. Потом дернулась, поднялась немного вверх, вновь подумала, еще раз дернулась и, наконец, поехала вполне серьезно.

Как догадался Шеген, поднималась она внутри одной из четырех, похожих на минареты, башен, которые стояли по углам основного здания. Поднималась довольно долго, за маленьким окошком проплыло не меньше тридцати полных витков винтовой лестницы. Прошло несколько минут, прежде чем сооружение остановилось. Еще раз прозвенел звонок, лакей отпер дверь и по-прежнему безмолвно поклонился.

На узкую площадку, перед которой остановился лифт, выходила всего одна дверь. Рядом скучала еще одна пара усатых ребят. Солдаты вытянулись, набычились, взяли под козырек и распахнули высокие резные створки. Похоже, были рады, что им нашлось какое-то применение.

Шеген вошел в просторную комнату. Там стояли сервированный стол и полдюжины массивных стульев с прямыми спинками. Еще один стол, заваленный бумагами, находился под окном. Из бумажного вороха торчала тренога со зрительной трубой.

Окон было три. Все промежутки между ними занимали застекленные шкафы с книгами. Такие же шкафы находились справа и слева от двери, часть полок даже над ней висела. Только в одном месте книжное пространство было прорезано узким камином, в котором горели сложенные березовые поленья.

Из окон открывался прекрасный вид во все стороны света. К северу различались башни, мосты, кварталы домов, улицы и площади большого города. На востоке лежала равнина, покрытая желтеющими пятнами полей, протянувшаяся вплоть до смутных очертаний еще одного города. С юга эта равнина упиралась в отдельно стоящую лесистую гору с голой вершиной.

За горой, на удалении километров сорок-пятьдесят, поднимались склоны мощного хребта со снежными пиками. Над одним из них висела шапка дыма.

Юго-западнее замка, у слияния двух рек, просматривался другой город, не очень большой. А на западе располагалось покрытое лесами плоскогорье. То самое плоскогорье, которое Шеген так часто рассматривал со своей башни. Вершина этой башни, между прочим, находилась как раз под окном, у которого стоял стол со зрительной трубой. Метрах в трехстах по прямой.

Шеген понял, что, во-первых, курфюрст весьма интересовался своим пленным гостем, а во-вторых, не считал нужным это скрывать. Быть может, даже хотел подчеркнуть.

- Рад вас приветствовать, - прозвучало сверху.

У самого потолка, на последних ступеньках приставной лестницы, стоял курфюрст. Бросив на полку какую-то книгу, он начал спускаться, делаясь все более доступным обозрению.

Его высочество Бернар Второй роста оказался высокого, комплекции тучной, лицом румян. Из-под выпуклого лба с залысинами прямо и спокойно смотрели серые глаза. Жесткая на вид седая бородка аккуратно подстрижена.

Цвет носа и некоторая припухлость век выдавали в курфюрсте поклонника малых радостей жизни. Но его движения были точными и быстрыми. Как у фехтовальщика, подумал Шеген.

Достигнув пола, государь Поммерна коротко, по-деловому, поклонился. Ни короны, ни мантии, ни ордена на нем уже не было; расстегнутый кружевной воротник обнажал крепкую шею и придавал курфюрсту домашний, неформальный вид.

- Прошу к столу. Мне передали, что аппетит у вас уже разыгрался.

- Это правда, - сказал Шеген.

- Что ж, отлично. Брайен, можете идти.

Шеген уловил выражение удивления на лице старого лакея.

- Монсеньор, простите, а кто будет... Курфюрст простодушно улыбнулся.

- Да мы справимся.

- Прикажете вызвать стенографистку?

- История, конечно, не простит, но... Обойдемся без протокола.

Брайен поклонился и вышел. Курфюрст поднял бокал. Посмотрев сквозь хрусталь, он непринужденно произнес:

- Ну-с, ваше здоровье, герр де Альбасете.

Шеген взял второй бокал и понюхал. Как можно было ожидать, пахло замечательно, в винах государь разбирался.

- Благодарю.

- Как вы себя чувствуете, кстати? Доктор Петроу утверждает, что кризис миновал.

- Да прекрасно себя чувствую. Во всяком случае, у меня появились вопросы.

- О, в этом вы не одиноки. Весь мой двор сгорает от любопытства, а слуги просто рвутся подавать блюда. Но на правах гостя спрашивайте первым.

- Хорошо, спасибо. Сначала мне хотелось бы понять, куда я попал. Вы давно с Земли?

- С Земли? Никогда там не бывал. И никто из моих подданных не был.

- Но вы ведь люди? Курфюрст поднял брови:

- В каком смысле?

- Я имею в виду происхождение.

- Да, разумеется. Наши пращуры были землянами.

- Пращуры... И на каком расстоянии мы сейчас от Солнца?

- Понятия не имею.

- У вас нет астрономов?

- Предостаточно. И они располагают лучшими обсерваториями Терраниса, смею вас заверить.

- Удивительно. А когда к вам прилетал последний звездолет?

- Не далее, как три дня тому назад. Если это можно назвать прилетом, конечно. Он разбился.

- Разбился? -Да.

- Кто-нибудь уцелел?

- Вы. Корабль назывался "Альбасете". Больше пока никого не нашли, но мои егеря продолжают поиски.

- Можно их вернуть. На борту никого не было. Мы все высадились на Кампанеллу. Скажите, а предыдущий корабль когда прилетал?

- Около шестидесяти лет назад. Это был "Фламинго". - И?

- Он тоже разбился.

- "Фламинго"? Около шестидесяти лет назад?

- Да, именно так.

- А сколько длится год на Терранисе?

- Наш год на неделю длиннее земного. А в сутках - двадцать пять земных часов.

- Так. Получается больше шестидесяти четырех геолет. Невероятно!

- Вы быстро считаете. Но я плохой хозяин. Съешьте что-нибудь. Ну, хотя бы вот этот салат, он того стоит

- С удовольствием. Скажите, а где Эварт?

- Эварт?

- Эварт Виттон, мой товарищ. Мы вдвоем шли через горы.

Курфюрст нерешительно переставил с места на место большое хрустальное блюдо.

- Боюсь, что его схватили ящеры. Видите ли, деревня, близ которой вас нашли, подверглась нападению аборигенов Терраниса. К людям они питают не самые лучшие чувства, скажем так.

Шеген отложил нож и вилку, поднялся со стула и медленно подошел к окну. На миг у него мелькнуло подозрение о том, что, может быть, его подвергают психологическому тестированию в некоем Центре имени Джона Ф. Кеннеди. Там лихие ребята специализируются на подготовке экипажей к встрече с неведомым Внешним Разумом и славятся своими проделками. Всякие голограммы, актеры, гипнобусы, псевдореалии и декорации повышенной достоверности. Это у них хорошо отработано.

Но нет, не мог он сразу после Кампанеллы очутиться на Земле и ничегошеньки не помнить о том, как это произошло. Изъятие памяти запрещено законом.

Внизу, во дворе замка, запрягали карету. Запрягали сноровисто, профессионально, обнаруживая многолетние навыки. Лошади помахивали хвостами, трясли головами - вероятно, отгоняли насекомых. Один из конюхов вдруг высморкался прямо на мостовую.

Нет, подумал Шеген, так выдрессировать актеров очень сложно. Да, приходилось верить глазам своим. И ушам...

- Быть может, не все еще потеряно, - с сочувствием сказал курфюрст.

- Думаю, ваши егеря хорошо искали, - покачал головой Шеген.

- Хорошо. Однако нужно переговорить с некоторыми вашими коллегами из экипажа корабля "Фламинго". У них есть свои источники информации

- С некоторыми?

- Увы, часть людей погибла, часть скрывается. Нескольких сожгли.

- В каком смысле?

- В прямом. На костре. Шеген медленно сел.

- Вы это серьезно?

- Совершенно.

- Да за что же?

- За то, что они небесники. То есть спустившиеся с неба.

- Разве это преступление?

- Смотря где. Здесь, в моих владениях, - нет.

- А где - да?

- Практически везде. За исключением графства Шевцен. Еще в Муроме небесников не жгут, а продают нам.

- Кого продают, людей?

- Людей, людей. Я знаю, для вас это должно звучать дико.

- И где находится этот Муром?

- Севернее Поммерна. Карту?

- Да, пожалуйста.

Курфюрст потянул тесемку и на ближайшем шкафе развернулся рулон.

- Прошу.

Шеген подошел ближе.

В доброй старой проекции Меркатора на листе плотной чертежной бумаги, наклеенной на полотно, была изображена оконечность незнакомого материка. Тонкая сетка координат покрывала коричневые, желтые, зеленые и голубые пятна, пересекала нити рек. Севернее куска суши в океане плавали изящные льдинки. Шеген заметил, что все названия на карту нанесены от руки.

Курфюрст взял указку, надел очки и стал походить на учителя географии с древней даже не фотографии, а какого-нибудь дагерротипа

- Смотрите, сударь. Государство Поммерн, в котором вы сейчас находитесь, занимает самый юг вот этой горной подковы, охватывающей верховья реки Текла. А нижнее течение Теклы вплоть до впадения в море принадлежит купеческой республике Господин Великий Муром.

- Вот, значит, где продают нашего брата, - сказал Шеген.

- Здесь, здесь. Но знаете, Муром еще благодушно к вашему брату относится. Слева, то есть западнее и юго-западнее Поммерна, располагаются Объединенные Эмираты Магриба. Там самая абсолютная монархия, какую только можно вообразить. О проблеме прав человека, например, там ничего и не слышали; таковыми правами обладает один лишь эмир. Справа, юго-восточнее Поммерна, находятся земли графа фон Шевцен, моего друга. Тут монархия староукладная, спокойная и добродушная.

Шеген с интересом рассматривал карту.

- А дальше? - спросил он.

- Дальше живут племена горцев, ведущих вялые войны то с королевством Альбанис, который расположен еще восточнее, то с Шевценом. На северо-востоке от нас, за Рудным хребтом, существует Пресветлая Покаяна, самое крупное из государств людей. Фактически власть в ней принадлежит религиозному ордену Сострадариев, крайне нетерпимому к любому инакомыслию. Вдоль морского побережья по бокам от Покаяны расположены два вассальных княжества, которые никакой реальной самостоятельностью не обладают. Еще люди живут на многих островах и рассеяны по Материку Изгоев, но государств в полном понимании этого слова там нет. Вот вкратце и вся наша террография.

- Поразительно, - сказал Шеген. - Княжества, эмираты. Но вы ведь земляне, я правильно понял?

- Абсолютно правильно. Наши предки действительно имеют земное происхождение, хотя далеко не все обитатели Терраниса сейчас в это верят.

Шеген наклонился к обрезу карты

- А что находится южнее Поммерна? Вот здесь, за этими горами?

- Схайссы, или Ящерланд.

- Он заселен?

- Весьма и весьма. Но не людьми.

- А кем?

- Рептилиями. Вероятно, они и схватили вашего товарища.

Шеген снова взял бокал и сделал большой глоток.

- Мне кажется, я от них убегал. Смутно припоминаю. Они разумны?

- Да. В том смысле, что наделены интеллектом. Но живут по законам, отличным от наших. Прибавьте сюда то, что мы появились на Терранисе в роли незваных пришельцев, а также разницу в биологии... До сих пор нас разделяли вечные снега Драконьего и Ледяного хребтов, практически непроходимые для холоднокровных ящеров.

- А теперь?

- Теперь? Вы не ошиблись, вас действительно преследовали ящеры. Их разведчики неожиданно появились на нашей территории. Они обнаружили неизвестный раньше проход в горах. Сейчас там идет бой.

- Теперь понятно, зачем нужна девятая дивизия. Курфюрст вздохнул.

- Потребуется не только девятая. На нашей стороне преимущество в оружии, но ящеров слишком много.

Шеген кивнул. Курфюрст снял очки и отложил указку. На его лбу обозначились морщины.

- Однако самое печальное не в этом. Буду с вами откровенен. Главная беда в том, что некоторые наши соседи только обрадуются, если Поммерн не устоит. И даже помогут нам не устоять.

- Пресветлая Покаяна? - спросил Шеген.

- Да. И эмираты.

Шеген еще раз взглянул на карту

- Это же глупо. Вслед за Поммерном ящеры могут хлынуть в другие государства. В ту же самую Покаяну.

Неожиданно Бернар Второй улыбнулся так, как не умеют улыбаться плохие люди: и грустно, и весело одновременно.

- А межгосударственные отношения и не определяются разумом. Чувствами да, выгодой - сколько угодно. Но вот разумом - только изредка, по случаю. И уж совсем никогда такие отношения не строятся на морали. В общем, сегодняшняя выгода перевешивает завтрашние убытки.

Шеген некоторое время молчал, находясь под впечатлением не столько слов этого государя, сколько его улыбки.

- На что же вы рассчитываете? - наконец спросил он. Курфюрст пожал плечами.

- Прежде всего - на свои дивизии, разумеется. Поммерн может и выстоять. Многое зависит от всяческих обстоятельств.

- И одно из этих обстоятельств - я?

- Безусловно.

- Мне пока трудно понять, чем могу быть полезен. Но я готов.

Курфюрст вздохнул и отпил глоток вина.

- Прошу вас не торопиться с решением, монсеньор, - сказал он. - Будет лучше, если вы сделаете осознанный выбор. Хочу обратить ваше внимание вот на что. Видите ли, Поммерн отнюдь не является идеальным государством. У нас есть и тюрьмы, и бедность, и невежество. Законы не слишком совершенны, к тому же не всегда исполняются. Поэтому далеко не все ваши коллеги с корабля "Фламинго" согласились делиться с нами знаниями, опасаясь, что могут принести этим не столько пользу, сколько вред. Многие предпочли погрузится в... анабиоз. Кажется, так это называется.

- Вполне их понимаю, - сказал Шеген. - В более спокойные времена, вероятно, и я бы так поступил. Но не сейчас, когда идет война. Нельзя оставаться безучастным, если есть шанс как-то уменьшить размеры трагедии. Итак, чем могу помочь? - Информацией.

- Какой?

- Насколько я могу судить, межзвездный корабль способен остановить войну. Это так?

- Несомненно.

- Вы могли бы вычислить время появления у Терраниса очередного звездолета?

- В принципе - да.

- Почему только в принципе? Вы же знаете время появления в нашем мире двух кораблей, следовательно, целых две точки отсчета у вас есть. Вероятно, вы осведомлены о том, какой корабль следовал за вашим "Альбасете", с какой скоростью и на каком расстоянии. Разве не так?

- Так.

- Чего же не хватает? Шеген невольно улыбнулся.

- Всего лишь сведений о неравномерностях течения времени в двух Вселенных.

- Время действительно может течь неравномерно?

- Да. Так же, как и река. Только у реки времени мы не видим берегов, и у времени нет инерции. Поэтому изменения скорости не ощущаются.

- Но как же тогда узнать, что время течет неравномерно? - удивился курфюрст.

- Никак. До тех пор, пока из одной реки не удастся увидеть другую.

- Погодите, погодите... Эге! Да ведь сейчас-то как раз это возможно! И именно вы это можете сделать, поскольку совсем недавно из одной реки перенеслись в другую. Или я опять чего-то не учитываю?

- К сожалению. Я могу определить разницу во времени только на нынешний момент. Но не на будущее.

- Иначе говоря, неизвестно, какой будет скорость течения каждой из рек за ближайшим поворотом? Я правильно понял? - Да. Совершенно верно. За ближайшим поворотом одна река может ускориться, а другая - замедлиться.

Курфюрст покачал головой.

- Из чего следует, что нельзя рассчитывать на помощь Земли.

- Нельзя. Поскольку неизвестно, когда она подоспеет. Но, разумеется, ваш дежурный передатчик должен работать постоянно...

- Передатчик чего?

- Передатчик радиосообщений, - удивился Шеген.

- Это невозможно, - усмехнулся Бернар Второй. - Радио мы еще не изобрели.

- Как - не изобрели? Что же, вы оказались на Терранисе без радио?

Курфюрст усмехнулся одной половиной лица.

- Наши предки появились здесь не только без радио, но даже без одежды. Так же, как и вы.

- Вот как? - сказал Шеген. - Что ж, теперь ваша очередь, ваше высочество. Спрашивайте.

- Кто вы, сударь?

- Шеген Джумагулов, астронавигатор транспортного звездолета "Альбасете".

- Как вы оказались на Терранисе раньше своего корабля?

- Мы оставили "Альбасете" на орбите и высадились на планете Кампанелла, население которой вдруг взяло да исчезло. Мы с Эвартом нашли в пустыне космический катер и решили его обследовать. С опоры катера на меня свалилось что-то черное, вот и все. Дальше я не помню.

- Не чувствовали ли вы запаха паленых волос?

- Да, было. И голову словно ожгло.

- Тогда все понятно. Охота еще продолжалась, - сказал Бернар Второй.

- Какая охота? На кого?

- На людей. Видите ли, Кампанелла и есть родина наших предков. Именно оттуда они попали на Терранис

- Вот, значит, куда вы переместились... И как это произошло?

- Сударь, все-таки съешьте что-нибудь. Вам надо восстанавливать силы.

- Аппетит пропал.

- Ну что же, слушайте. В один не слишком прекрасный день на Кампанелле появились странные черные сгустки неведомой материи... Точно даже не знаю, как их описать.

- Ну, теперь я представляю. Курфюрст развел руки.

- Тогда и рассказывать особо нечего. Эти сгустки поглощали людей, животных и даже растения до тех пор, пока население Кампанеллы не превратилось в население Терраниса. Вот, собственно, и все.

- Но как же вы за каких-то пять лет дошли до всего этого?

- Дошли до чего?

- Ну... до феодализма. Костры, войны... Кошмар. Курфюрст помрачнел.

- Реки времени действительно текут с разной скоростью, как вы только что объяснили. Мы шли к этому отнюдь не пять лет.

- Вот как? А сколько?

- Более восьмисот.

- Восьмисот? - ошеломленно переспросил Шеген.

- Более восьмисот тридцати девяти, если быть точным. И поверьте, сударь, сейчас у нас не самые страшные времена. Бывало и похуже. А вот что в это время поделывала мать-Земля, чем вы помогли? Мы-то, нынешнее поколение террян, слава богу, попривыкли, мы родились здесь, иных порядков и не знаем. Но представьте, что чувствовали те тринадцать миллионов мужчин, женщин, детей, нагишом выброшенных в те самые места, где мы с вами имеем честь пребывать? Они не имели самых элементарных навыков выживания в условиях дикой природы, давно потеряли привычку к нудному и тяжелому физическому труду. Уверяю, даже ходьба босиком была для них пыткой. Держу пари на свою корону, они поминутно смотрели в небо... Да, наши предки одичали. Но где были тогда вы, монсеньор де Альбасете? Вы, ваш товарищ Эварт Виттон, ваши легендарные звездные корабли?

Некоторое время Шеген подавленно молчал. Потом сказал:

- Простите, я не представлял, что неравномерность времени так значительна.

Курфюрст помассировал свои виски.

- Да я - тоже. До сегодняшнего дня. Пустяки, не стоит извинений. Это я должен просить прощения за свою горячность. Мне-то давно известно, что у вас время течет медленнее, чем у нас. Но я хотел бы вернуться к вопросу о звездных кораблях Земли. Понимаете, для нас крайне важно знать, не появится ли в обозримое время у Терраниса хотя бы один из них, существует ли хоть малейшая надежда. Без этого нас ждет кровопролитная война, и, быть может, не одна. Скажите, не шел ли вслед за вашим "Альбасете" еще какой-нибудь корабль?

- Да целая вереница! Сначала "Звездный Вихрь", затем "Цинхона", потом... потом "Гамамелис", кажется.

- Прекрасно. Как вы думаете, способен ли звездолет уцелеть после перемещения? В принципе?

- Не знаю. Два звездолета уже погибло, так?

- Увы.

- Плохо. Одно могу сказать. Если не выдержит "Звездный Вихрь"...

- Он самый большой?

- И самый мощный. Это тяжелый крейсер Объединенного Космофлота Солнца. Так вот. Если и он не сумеет сохраниться, то на очень долгое время о какой-то помощи извне следует забыть. Но если "Вихрь" и уцелеет, то все равно разница во времени такова, что ждать его следует не через месяц и не через два. Такое предсказание я рискну сделать.

Курфюрст сморщился, одним глотком допил вино, сложил ладони и оперся о них подбородком. Он был разочарован и не скрывал этого. Ему явно не хотелось расставаться с надеждой, пусть самой минимальной.

- Неужели никаких шансов? - спросил он.

- Нет, так я сказать не могу. Правда, шанс появится только при том условии, если в ближайшем будущем время на Терранисе замедлится, а там, на нашей общей родине, оно потечет быстрее. Этого тоже исключить нельзя, конечно...

Курфюрст покачал головой.

- Но лучше рассчитывать на себя.

- На нас, - поправил Шеген. Курфюрст бросил на него короткий взгляд.

- Вы твердо решили?

- Да, ваше высочество. Так мне теперь к вам нужно обращаться?

- О, только при посторонних. А наедине... давайте называть друг друга по именам, как это принято на нашей общей прародине. Мне это будет приятно. Согласны?

- Хорошо, Бернар.

- Вы уже знаете, чем хотите заняться?

- Пожалуй, что так. Скажите, в Поммерне выплавляется сталь?

- Немного.

- А много и не потребуется. Токарный станок найдется?

- Конечно, - заинтересованно ответил курфюрст. - Только учтите, что слишком опасные знания нам передавать действительно рано. В конце концов все мы смертны, и кто знает, в чьи руки они попадут.

- Понимаю и учту. Это будет не оружие.

- А что?

- Со своей башни я видел парусные суда. Матросы на них выбирают снасти вручную. Так работают на всех кораблях Поммерна?

- Именно так.

- Дело вот в чем. На Земле я много плавал на яхтах. Мог бы изготавливать палубные лебедки для управления бегучим такелажем. Начнем с этой мелочи, ваше высочество? - Это вовсе не мелочь, - быстро возразил курфюрст. - Насколько я понимаю, ваши лебедки позволят быстрее ставить и убирать паруса?

- Конечно.

- И быстрее менять галсы? -Да.

Курфюрст оживился.

- Замечательно. Вы и не представляете, как это будет кстати. Я сегодня же познакомлю вас с адмиралом Мак-Магоном, моим морским министром.

- Что ж, ваше высочество, мне впервые довелось разговаривать с владетельным государем. Буду учиться, но пока что опыта нет. Боюсь, что отнял у вас чересчур много времени.

- Дорогой Шеген, вы не представляете, насколько мне интересно с вами беседовать. Курфюрст и астронавигатор не так уж часто встречаются, не так ли?

Шеген не смог сдержать улыбки.

- Не часто. Как ни странно, мы понимаем друг друга, и это очень приятно. Но тем временем, дорогой Бернар, государство-то ведет войну. Люди гибнут. Я не должен отвлекать вас от дел.

Курфюрст помрачнел.

- Увы, это так. Но мы только обороняемся, Шеген.

- Я верю. Могу быть вам полезным вот еще в чем. Как астронавигатор едва ли пригожусь. Но у меня есть и второе образование. Я планетолог, а промышленность в Поммерне есть. Значит, существует потребность в угле, рудах. Меня можно использовать для поиска полезных ископаемых или для топографической съемки местности.

- Предложение принимаю с благодарностью. Не сомневаюсь, вы окажете Поммерну множество ценных услуг.

Курфюрст кивнул в сторону окна.

- Вот там виден город Бауцен, столица государства с населением почти в четыре миллиона человек. Надеюсь, вы поможете сделать их жизнь чуточку более похожей на ту, которую ведут земляне

- Да, конечно. Как только сумею.

- Тогда давайте определимся с вашим социальным статусом. Вас нужно сделать дворянином.

- Это имеет значение?

- О, весьма немалое. Как-никак, вы попали в классовое общество, где отнюдь не все зависит от личных способностей человека. Поэтому поступим следующим образом. Вы успели весьма удачно отрекомендоваться монсеньором де Альбасете. Пусть это имя за вами и остается, только прибавим к нему титул маркиза и объявим, что вы прибыли с Материка Изгоев, где до сих пор дворянство не столько наследуется, сколько приобретается силой оружия. А завтра я возведу вас в соответствующее звание Поммерна и назначу небольшую ренту. Есть у меня на такой случай одно вакантное именьице. Простите, что не могу предложить большего, но титул графа, к примеру, требует владений, которые хотя бы обозначены на карте.

- Понимаю. Вероятно, после такого предложения я должен поклониться. Как это делается?

- Вот так, - сказал курфюрст и поклонился. В дверь постучали. Курфюрст наморщил нос.

- Вот ужас! Чуть не застукали.

Этим он окончательно завоевал доверие Шегена. Злодеи не способны смеяться над собой. Только над другими.

16. МУКИ МИНИСТРА

Около полудня следующего дня по мосту замка Альтеншпиль проехало несколько очень и очень дорогих карет. Каждую из них сопровождал эскорт от ЕВОБКГ - Его Высочества Отдельной Бригады Конной Гвардии. Заранее предупрежденная охрана распахнула ворота. Экипажи один за другим вкатились во двор. К ним бросились слуги. Распахнулись дверцы, опустились подножки, смолкли трехзвучные колокольцы.

Первым из кареты выпрыгнул сухощавый и подвижный канцлер фон Бройзе. Он тут же взбежал на крыльцо бокового входа в Химмлишхалле. После него, соблюдая этикет, чинно поднялись лидеры обеих палат бундестага. Затем наступила очередь начальника курфюрстенштаба и морского министра, одновременно откозырявших друг другу. Оба военачальника напрямую подчинялись курфюрсту, но адмирал опасался попасть под власть генерала. Генерал этого хотел, а вот адмирала вполне устраивало существующее положение вещей.

Последним, скромно поотстав, к парадным дверям подошел некий невысокий оберст с короткими рыжими усиками и очень смышленым взглядом.

Высокие гости были препровождены в юго-восточную башню, где располагалась Малая библиотека его высочества. За минуту до двенадцати к ним присоединился еще и Конрад Мамулер, министр финансов. Худой, лохматый, злой и желчный субъект с вечно настороженным взглядом, он мрачно поклонился обществу грабителей казны. А хищники в мундирах и во фраках, сияя орденами, эполетами и фальшивыми улыбками, с насмешкой привстали. Вернее, обозначили попытку встать. Вся эта свора! Попробовали бы хоть раз сверстать бюджет. Да что там бюджет! В скобяной лавке сальдо с бульдо не сведут, момотюки. Один только Брюганц чего-то стоил, да и то лишь в самом начале своей спекулятивной карьеры.

Министр финансов выложил заветную папку перед собой, навалился на нее локтями и принял вид голодного цербертина над костью. Нуте-с, господа, попробуйте!

Хищники сделали удивленные лица, спрятали клыки да когти, расслабились, отодвинулись. Давали понять, что их неправильно поняли. Как же, как же! Поверит вам только тот, кто ни разу не сосчитал хотя бы пары монет в собственном кармане...

Ровно в двенадцать, под бой часов (точность, как известно, та самая вежливость королей, которая дороже всего обходится подданным), появился Его Высочество Бернар Второй. Вслед за ним со стороны Бауцена прилетел звук полуденного орудийного выстрела. Звук опоздал на девять секунд, что, впрочем, было вполне извинительно, если учесть расстояние.

Поздоровавшись на ходу, курфюрст быстро прошел к своему любимому месту у северного окна, пригласил всех садиться, после чего сел сам.

Лидеры парламента, уже на уровне рефлекса привыкшие подмечать все нюансы монаршего поведения, умудренно переглянулись. И аристократ Сентубал, и денежный воротила Брюганц в равной мере испытывали удовольствие от того, что ни в проницательности, ни в знании людей друг другу не уступают, а случай сулил возможность блеснуть и тем, и другим.

Амедео Сентубалу богатство досталось по наследству, а Вильгранд Брюганц всего достиг сам, но оба были людьми более чем обеспеченными, им не требовалось зарабатывать ни на жизнь, ни на удовольствия, поскольку их капиталы имели те размеры, при которых деньги сами способны заботиться о себе. Владельцам оставалась только забота о сохранности источника благосостояния, то есть об исправности государственной машины Поммерна. Будучи людьми деятельными, герцог и банкир нашли приложение для свободных умственных мощностей как раз в этом, в особой игре по конструированию ювелирных балансов. В игре, более расчетливой, чем преферанс, более эмоциональной, чем любовь в их возрасте, и более азартной, чем скачки. В игре, именуемой политикой.

Они выражали интересы разных слоев власть имущих, их взгляды во многом расходились; зачастую они добивались прямо противоположных целей, порой враждовали, но в то же время прекрасно понимали, что в полной мере оценить как успехи, так и промахи друг друга могут только они сами. И вот по этой причине были рады каждому поводу для нового хода в своей бесконечной партии, где оба играли серыми фигурами. Поводы же предоставляла жизнь.

Их ожидания обмануты не были. Верный своим правилам, курфюрст сразу взялся за дело.

- Гершафтен! Все вы хорошо знакомы, так что в представлениях не нуждаетесь. Быть может, имеет смысл лишь напомнить, что начальника разведывательного отдела курфюрстенштаба зовут Ингер Алекс Ольховски. Этот скромный офицер не любит появляться на публике до такой степени, что его могли и подзабыть...

- ... зато его аппетиты никак не забудешь, - проворчал министр финансов.

Оберст, улыбаясь, встал и поклонился.

- ... но первое слово, - продолжил курфюрст, - я хочу предоставить начальнику курфюрстенштаба. Прошу, Джон Александрович.

Оберст-генерал Джон фон Грищенко был рослым, осанистым барином, столь типичным для Белого княжества Четырхов, что мог обходиться без паспорта. И манеры имел соответствующие, основательные. Он никогда не спешил, поэтому везде успевал, имел привычку говорить сжато и только по существу.

Подойдя к карте, у которой сутками раньше Бернар Второй излагал политическую географию Терраниса, начальник курфюрстенштаба повесил поверх нее свою собственную, густо испещренную знаками дислокации войск. Затем достал из кармана складную указку, выпил два глотка минеральной воды и солидно откашлялся.

- Господа! Рад доложить, что наступление ящеров остановлено вот здесь, - не оборачиваясь, генерал ткнул указкой в нижний край карты, примерно в середине ущелья Алтын-Эмеле

- Браво, - отозвался канцлер. - Но каковы потери?

- Весьма существенные. Больше тысячи человек убитыми, ранеными, больными и пропавшими без вести. Седьмая дивизия лишилась почти трети своего состава, егерские эскадроны поредели. Но уже подошла восьмая дивизия, а в скором времени прибудет девятая. Фланги позиции сейчас уперты в снежные вершины, что исключает обход сколько-нибудь серьезными силами. Таким образом, за южное направление некоторое время можно не беспокоиться.

- А за северное? - спросил морской министр.

- Об этом доложит начальник Главного разведывательного управления.

Оберст Ольховски мимолетно улыбнулся. Флот всегда прежде всего интересовало северное направление, поскольку его главные базы находятся у границы с Муромом.

- А я же хочу сделать несколько предложений, - продолжил начальник курфюрстенштаба. - Во-первых, все три дивизии в ущелье следует свести в отдельный армейский корпус и ни в коем случае его не раздергивать. Как только ляжет снег, угроза со стороны ящеров исчезнет до следующего лета. Тогда все три наши дивизии следует перевести в Остланд и там компактно расположить за линией фортов на границе с Покаяной. Такой сильный резерв может очень пригодиться зимой. Быть может, даже решит судьбу кампании. Считаю, что возглавить этот корпус должен прекрасно себя проявивший командир седьмой дивизии Венсан де Шамбертен. Ходатайствую о присвоении ему звания генерал-лейтенанта, ваше высочество.

- Согласен.

- Три тысячи шестьсот талеров в год дополнительно, - сообщил Мамулер.

Но его реплику, как можно было и ожидать, оставили без внимания.

- Предлагаю также произвести оберста Кранке, командира семьдесят первого полка, в генералы пехоты и назначить командиром седьмой дивизии

- Позволю себе напомнить, - скрипуче сказал министр финансов, - что перед присвоением первого генеральского звания полагается полугодовой испытательный срок.

Курфюрст кивнул.

- Это верно. В уставе записано. Так что, Джон Александрович, назначайте пока Кранке исполняющим обязанности командира дивизии в прежнем чине.

- Оберст Алоиз Кранке лично водил свой полк в штыковую атаку, ваше высочество. Получил сабельную рану, но остался в строю. Его полк потерял четыреста восемнадцать человек убитыми, но не дал прорваться ящерам в самый критический момент.

- Я это знаю. - Курфюрст встал и прошелся по кабинету. - Но я знаю также о засаде, в которую генерал Шамбертен на редкость удачно посадил егерей и тем спас пехотинцев Кранке от уничтожения.

- Критическая ситуация сложилась не по вине командира полка.

- В любом случае устав есть устав, и не верховному главнокомандующему его нарушать. Однако мы можем сделать кое-что другое.

Курфюрст еще раз прошелся вдоль стола.

- Скажите, а чем вы хотите наградить оберста Кранке?

- Серебряным Крестом.

- Бронзовый уже есть?

- Нет, но...

- Понятно. Утверждаю. А еще как верховный главнокомандующий приказываю добавить к ордену именную шпагу. За получением почетного оружия явиться лично, как только позволят обстоятельства. Если же обстоятельства не позволят, я сам явлюсь. Надеюсь, это немного скрасит ожидание генеральских эполет?

- Замечательно, Бер... ваше высочество.

- Это еще не все. Приказываю переименовать семьдесят первый полк в "семьдесят первый гвардейский Его Высочества пехотный полк" с запретом расформирования части на все время существования Поммерна.

- На все время? - переспросил министр финансов.

- Dixi.

- Такого еще не было с момента создания курфюрстенвера, ваше высочество.

- Что ж, теперь будет. Давайте войдем в историю.

- А сколько стоит вхождение в историю? - осторожно продолжал интересоваться министр финансов.

- Не понимаю. Какая связь?

- Денежное довольствие семьдесят первого полка останется прежним?

Курфюрст удивленно поднял брови.

- Конрад, помилуйте, что проку в гвардейском мундире, если его карманы пусты?

- Так-то оно так, ваше высочество, но это еще триста семьдесят тысяч талеров в год. Не считая стоимости этих самых мундиров.

- Дорогой Конрад! Гвардия есть гвардия. На ней не экономят. И потом, мы сегодня еще и миллиона не спустили, а вы уже расстраиваетесь.

- Что, речь пойдет о миллионе? - упавшим голосом спросил Мамулер.

- Видите ли, при меньших расходах нет смысла собирать нашу кампанию, царственно пояснил Бернар Второй.

С монархом, пусть даже и конституционным, много не поспоришь. Мамулер замолчал, с грустью ощупывая свою горемычную папку. Вероятно, пытался определить степень ее похудания. На курфюрста эта пантомима не подействовала. С редким бесчувствием Бернар Второй предложил послушать информацию о том, что же происходит на Севере. Чтобы немного развлечь министра финансов.

Главный шпион Поммерна без промедления занял место у карты

- Северное направление опасений пока не вызывает, - сразу заявил он. По отчетам барона Обенауса Посольский Приказ Мурома к нам благосклонен, торговля идет успешно, а Думное Вече на днях даже выразило благодарность за досрочную постройку телеграфной линии Бауцен - Муром.

- Что поделывают стрелецкие рати? - поинтересовался канцлер.

- Остаются в местах постоянной дислокации, их численность увеличилась незначительно.

- А что поделывает муромский флот? - спросил морской министр.

- Отмечается концентрация боевых скампавеев и призыв матросов резерва. Официально это объясняется появлением нескольких кораблей Пресветлой Покаяны в устье Теклы.

- А в действительности?

- Действительных мыслей посадника Тихона никто не знает. Но скампавеи собираются значительно севернее Мурома. С другой стороны, покаянская эскадра представляет угрозу для нашего судоходства в не меньшей степени, чем для муромского. В этой ситуации посаднику нет никакого смысла с нами ссориться. Куда разумнее дружить. К тому же Тихону весьма не нравится загостившийся в Муроме фрегат "Обрат Симеон", принадлежащий только что упомянутой державе. В этой связи Тихон приглашает в гости один из боевых кораблей Поммерна. С дружественным визитом и не менее чем с тремя десятками пушек на борту.

- У Мурома много своих скампавеев, - заметил морской министр. - Зачем Тихону еще и наш корабль?

- Для демонстрации поддержки, - вмешался курфюрст. - Традиционная политика муромцев: как только начинает давить одна из соседних держав, тут же обращайся за помощью к другой.

- Выгодно ли это Поммерну, ваше высочество?

- Да. У нас есть и собственные резоны для отправки какого-нибудь корвета. Но этот частный вопрос мы обсудим позднее. Продолжайте, Ольховски

- Слушаюсь, ваше высочество. Собственно, хорошие новости исчерпаны, остались плохие. Главная плохая новость пришла из Магриба. Эмир разбил наконец войско мятежных беков. Еще месяц-другой он будет занят отловом разбежавшихся и показательными казнями, но по большому счету очередную гражданскую войну в эмиратах можно считать оконченной. И как всегда в подобных случаях, возрастает опасность для Поммерна.

- Когда она может стать реальной? - спросил канцлер.

- Самое раннее - в августе нынешнего, самое позднее - к весне следующего года. Агенты доносят, что к нам уже собирается посольство с требованием прекратить прием беженцев.

- Известно, кто к нам отправится? - спросил канцлер.

- Младший марусим Нурмулда Бейт-Гафар.

- Опять этот капризный лис!

- Увы.

- Что будем делать с посольством, господа? - спросил курфюрст. - Прошу высказываться. Господин канцлер?

- Полагаю, посольство должно быть принято с максимальной любезностью, монсеньор. Со всеми подобающими почестями...

- Это понятно. А по существу? Бейт-Гафару придется сказать либо "да", либо "нет".

- Уже много лет Поммерн никому не отказывает в политическом убежище. Принципы не должны меняться без серьезных причин...

- Следовательно, "нет"?

- ... а с другой стороны, ваше высочество, серьезная угроза государству делает временную отсрочку в реализации отдельных принципов внешней политики вполне допустимой...

- Следовательно, "да"?

- ... хотя сомнительно, что отказ принимать диссидентов начисто избавит нас от угрозы войны. Однако нельзя забывать и о том, что даже небольшой выигрыш времени позволил бы нам лучше подготовиться, и в этой связи..

- Черт побери, Бройзе! Совет-то ваш в чем заключается?

- Вот в том и заключается, монсеньор. Любезно принять и послать их к черту.

- К шайтану, - одобрительно поправил Брюганц, предвкушая новые заказы для "пороховых" баронов своей партии.

- Да, к шайтану. Туда они дорогу лучше знают. В сущности, выбора нет. Иначе после первого требования неизбежно появится второе, а когда они наведут у себя относительный порядок - о, тогда и третье последует, традиционное.

- О возвращении Джанги?

- Ну да, ваше высочество.

- Мы не можем на это согласиться.

- Разумеется. Рано или поздно отказывать придется, но лучше это сделать прямо сейчас. Тогда на нашей стороне будут воевать все те перебежчики, которых мы спасем от резни, и воевать они будут получше нас. Их сейчас уже больше семи тысяч, если считать только боеспособных. Почти две кавалерийские дивизии, причем с собственными лошадями. Но главное даже не это. В межгосударственных отношениях, так же как и в подворотне, нельзя поддаваться на шантаж. Ни к чему хорошему такое не приводит. Поражение без боя, поражение только из страха потерпеть поражение... Исторические примеры приводить?

- Нет, нет, Хьюго. Я вас понял. Теперь давайте послушаем герцога Сентубала.

Председатель верхней палаты встал и коротко поклонился.

- Ваше высочество, если оставить в стороне аналогию с подворотней, в целом я согласен с мнением уважаемого господина канцлера (еще один легкий поклон). Только вот между "да" и "нет" возможен промежуточный вариант.

- Бейт-Гафару долго голову морочить не удастся, - сказал начальник курфюрстенштаба. - Когда-то он был нашим союзником, и сейчас ему надо очень постараться, чтобы эмир этого не припомнил.

- Я и не предлагаю морочить ему голову, ваше превосходительство, спокойно заметил герцог. - Напротив, будет лучше, если мы рассмотрим предложения марусима с полной благожелательностью и в максимально короткие сроки.

- Знаете, я не совсем улавливаю вашу мысль, - признался курфюрст.

- Виноват, монсеньор. Мне следовало сказать "в максимально короткие по нашему законодательству сроки".

- Еще проще, ваша милость, - попросил начальник курфюрстенштаба.

- Видите ли, генерал, от границы с эмиратами до города Джанга посольство сможет добраться не меньше, чем за один день...

- За два, - мгновенно поправил начальник курфюрстенштаба. - Мне сейчас пришло в голову, что там срочно нужно починить пару мостов.

- Тем лучше, господин генерал.

- Рота саперов будет наготове, и как только... В общем, дон Амедео, вы меня лучше понимаете, чем я вас.

- Джон Александрович, просто дела, которыми мы занимаемся, имеют разную специфику, - любезно заметил герцог. - Я вот, например, никудышный полководец.

- Итак, - сказал курфюрст, - наш марусим на третий день путешествия окажется в Джанге. Что дальше?

Сентубал позволил себе улыбнуться.

- Дальше? По законам гостеприимства султан Джабер просто обязан "закатить", как принято говорить в Четырхове, роскошный прием. А марусим начисто лишен возможности обидеть хозяина отказом. И это еще один выигранный день, и отнюдь не последний. Само собой разумеется, что беки городов Урханг и Джейрат сочтут делом чести не отстать от своего сюзерена по части хлебосольства. Следовательно, с учетом оставшегося пути, магрибинцы доберутся до Бауцена примерно через восемь дней после пересечения границы, вряд ли раньше.

- Так, так, - сказал курфюрст. - Продолжайте, продолжайте

- Не может ли так случиться, монсеньор, что вас в это время не окажется в городе?

- В Бауцене? - с интересом переспросил курфюрст. - Очень может быть, поскольку у нас есть некоторые проблемы с ящерами, это все знают. Вполне естественно, если я, скажем, срочно отправлюсь инспектировать войска на юге.

- И вернетесь дня через три?

- Или четыре.

- Хорошо. Но не больше, ваше высочество.

- Как прикажете, ваша милость, - рассмеялся курфюрст.

- Вот так и прикажу, монсеньор. Итак, посол эмира находится у нас в гостях уже двенадцать суток. Может ли он упрекнуть нас в том, что ему морочат голову? Да ни в коем случае. День тринадцатый: торжественный прием во дворце его высочества, пир от имени магистрата, парад столичного гарнизона, визит в Кригс-Академию или еще куда-нибудь. Словом, вечером почтенный марусим будет весьма нуждаться в отдыхе. Замечу, все это будет вполне в эмирских традициях, где не принято сразу приступать к делам.

- В отличие от нас, - улыбаясь, сказал курфюрст. - Итак, день четырнадцатый. Чем мы его займем?

- День четырнадцатый будет первым днем переговоров, дальше их оттягивать нельзя. Но скорее всего вопросы, поднятые высокочтимым послом, потребуют обсуждения в бундестаге, поскольку у нас, увы, конституционная монархия.

- Бесспорно, - кивнул курфюрст.

- Боюсь, однако, что к этому времени бундестаг будет распущен на летние каникулы, ваше высочество.

- Силен герцог, - пробормотал Брюганц, качая лысой головой. - А вот тут мы должны проявить максимум доброй воли. Из уважения к высокому гостю, который к этому времени начнет нервничать и проявлять признаки нетерпения, депутатов придется срочно оторвать от заслуженного отдыха. К сожалению, на это потребуется еще минимум три дня, но иного выхода нет, поскольку Поммерн - страна не маленькая, и об этом никому не вредно помнить

- Браво, - сказал канцлер.

- День восемнадцатый, - продолжил герцог. - Пребывая в неважном расположении духа, срочно собранные депутаты с большим сожалением голосуют против предложений многоуважаемого марусима... не может ли так случиться, коллега Брюганц?

- Внутренний голос подсказывает мне, что именно так и будет, коллега Сентубал. Еще он подсказывает, что мы с вами нанесем визит огорченному марусиму и утешим несчастного. Напомним, что не все потеряно, и его высочество вполне может воспользоваться своим правом вето...

- Но это уже будет день девятнадцатый, не так ли? - быстро спросил курфюрст.

Оба парламентария закивали.

- Никак не раньше, монсеньор.

- Или даже двадцатый, если выпадет воскресенье. А лето - знай себе проходит. Оно такое, ваше высочество.

- Неплохо, неплохо. Но двадцать дней - это еще не все лето. Что потом?

- Согласительная комиссия, то да се, и так далее, по конституции, гарантом которой, монсеньор, вы являетесь, - ответил Брюганц.

- Даже гонец с сообщением о провале переговоров сможет добраться ко двору эмира только за неделю, а телеграфа в Магрибе как не было, так и нет, - добавил Сентубал. - С тех пор, как повесили нечестивых телеграфистов.

- Поэтому вполне может быть, что нынешним летом эмир ну вот не успеет получить повода для нападения, и все тут, - вновь подхватил Брюганц. - При обманчивой надежде на то, что со дня на день получит.

- Это случится, только вот уже во второй половине осени, - заверил его коллега.

- А зимой его кавалерия не воюет, - смеясь, закончил курфюрст.

- Зато уж следующим летом... - подал голос военный министр

- Дипломатия - искусство возможного, - скромно напомнил герцог.

- О! Полгода - превосходный подарок курфюрстенверу, дон Амедео.

- А сколько будет стоить "максимальная любезность" в сочетании со "всеми подобающими почестями"? - вдруг спросил министр финансов.

- Вот вы и подсчитайте, Конрад, - предложил канцлер. - Это же по вашей части дело.

На лице министра появилось такое выражение, словно он отведал лимона. Курфюрст поспешил его утешить, что и сделал в своей обычной своеобразной манере:

- Не спешите расстраиваться прежде времени. До сих пор были лишь цветочки, господин Мамулер. Выигрыш времени, которого все мы так хотим добиться, нужен главным образом для того, чтобы основательно выпотрошить государственную казну.

- Военные закупки! - простонал министр.

- Мужайтесь, дорогой мой.

- Да разве это я дорогой? - в сердцах воскликнул Мамулер. - Это ваш Ольховски, вот кто дорогой!

- Конрад, он того стоит. Но поверьте, до меня ему далеко, поскольку я собираюсь попросить у вас четверть тонны золота.

В библиотеке воцарилась тишина. Даже герцог Сентубал, этот образец сдержанности, не смог скрыть удивления. А на Мамулера смотреть без содрогания становилось невозможным.

- Что, прямо сейчас? - с убийственным сарказмом спросил финансист.

- О нет. У нас, слава богу, конституционная монархия, как здесь только что упоминали, и мою просьбу еще должен утвердить бундестаг. Садитесь, Ольховски, теперь моя очередь поговорить...

Сменив полковника у карты, курфюрст указал на ее северо-западный угол

- Вот здесь к территории Поммерна почти вплотную подходит длинный и узкий фиорд под названием Карасу, или Черная Водь. Именно тут находится единственное место, где мы могли бы построить свой собственный морской порт, господа. Препятствий только два. Во-первых, де-факто фиорд принадлежит не нам, а эмиру. Во-вторых, путь из курфюршества к побережью преграждает гора Яр-Камень высотой более полутора тысяч метров. Однако оба этих препятствия преодолимы. Дело в том, что Яр-Камень сложен мягкими горными породами, преимущественно доломитами. Их уже много веков добывают для строительства городов Белого княжества Четырхов. Вследствие этого под горой образовались многочисленные пустоты. Недавно комиссия нашей Берг-Академии обследовала каменоломни и составила подробную карту выработок. Выяснилось, что отдельные подземные ходы вытянуты в сторону фиорда на расстояние более четырех километров. Таким образом, для того чтобы пробить гору насквозь, оставалось пройти меньше трех километров.

- Оставалось? - переспросил Брюганц.

- Вот именно. После комиссии в каменоломни отправился генерал инженерных войск Лумба со специальным саперным батальоном, прихватив изрядный запас пороха. Саперы хорошо взялись за дело, и если не возникнет чисто геологических осложнений, через полтора года мы будем на берегу фиорда, господа. Есть какие-нибудь вопросы по этой проблеме?

- По этой - нет, - осторожно высказался канцлер.

- Понимаю. Что ж, переходим к юридической стороне дела. Позволю себе напомнить, что побережье Черной Води совсем недавно принадлежало Великому Мурому. Там даже рыбацкая деревушка была. Но семь лет назад Магриб без объявления войны захватил бухту. По суше Черная Водь с Муромом связана лишь парой горных троп, коих недостаточно для прорыва армии. Воевать же с эмиром на море муромцы не решились из-за опасений получить удар в спину от Покаяны. И поскольку этот клочок берега для Мурома особого значения не имеет, практически на нем поставлен крест. Зато если муромцы уступят свои права нам, то могут получить солидную сумму. Из воздуха, из ничего, понимаете какой соблазн? Деньги Тихону сейчас очень нужны.

- Солидная сумма эквивалентна двухлетней золотодобыче всего Поммерна, ваше высочество, - скрипучим голосом сообщил Мамулер.

- Знаю, Конрад, знаю. А сколько мы платим Мурому за транзит наших кораблей, вы помните? И мы не можем вечно зависеть от милостей и капризов очередного муромского посадника. Достаточно ведь одного приказа, чтобы преградить нам путь по Текле. Кроме посадника, это может сделать и флот Покаяны. То же самое способен сделать эмир. А вот запереть наш флот в Черной Води будет куда сложнее. Запереть Черную Водь и Теклу одновременно в одиночку не сможет уже никто. Между тем заморская торговля - это доступ к ресурсам всего Терраниса! И наконец последнее. Двести пятьдесят килограммов золота как раз и составляют тот неприкосновенный запас, который мы можем использовать, не меняя бюджета.

- Но мы тогда останемся без запаса, монсеньор, - не сдавался министр. И это - накануне войны.

- Если этот запас пойдет на приобретение порта, лучшего применения ему не найти. Если войну мы проиграем, то двести пятьдесят килограммов золота нас не спасут. Речь ведь не идет о всем золотом запасе Поммерна, а в нем без малого полторы тонны, речь идет только о той его части, которая и хранится для непредвиденных расходов.

- Сдаюсь, - наконец сказал Мамулер.

- А я - нет, - заявил канцлер. - Допустим, Муром отдаст нам то, чего у него нет, то есть Черную Водь. Но отдаст ли эмир то, что у него есть? Ему-то ведь золота не предлагают

- Просто потому, что бесполезно. Эмир по своей воле нам ничто и никогда не отдаст. Даже в том случае, если возьмет золото. Черную Водь можно приобрести лишь силой. Причем это будет вполне справедливо, если магрибинцы сами на нас нападут, не так ли? Вот и все, господа.

- Да, - сказал начальник курфюрстенштаба. - Осталось только выиграть войну с Магрибом.

- И спасти от победителей бюджет, - проворчал Мамулер, с тоской поглаживая папку и окидывая взором собравшихся.

Добрались-таки...

17. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ИДЕЯ

Драконий хребет остался позади. Внизу лежала широкая зеленая долина, за которой возвышались снежные пики Штор-цен и Оребрус, а правее них дымила закопченная макушка Демпо. Этот горный трезубец представлял собой кор, географическую сердцевину всего Старого Поммерна, просматриваясь более чем из половины федеральных земель курфюршества: восточнее и севернее находится Остланд и Южный Поммерн, южнее и западнее - Верхняя Текла; далее, по дуге с юго-запада на северо-восток располагаются султанат Джанга, графство Иберверг и Центральный Поммерн.

У подножия вулкана синело озеро. Из его западного угла меж двух утесов бежала белая от пены бурная речушка. С высоты она казалась весьма узкой и несерьезной, но это была Текла. Позже и ниже, вырвавшись из гор, вобрав в себя многочисленные притоки, она становится главной водной осью двух государств - сначала Поммерна, а затем и Мурома.

"Добрались, - с волнением подумал Мартин, - добрались... " - Еэ... удивленно сказал Хзюка, обозревая пространства, - оказывается, кроме Схайссов, много еще есть мест на свете.

- Еще больше, чем ты думаешь. Но мы почти дома.

- Это смотря кто.

- Оба. Я постараюсь.

Хзюка глянул на сверкающие вершины и поежился.

- А через следующие горы карабкаться надо?

- Ох, сколько же можно! Видишь там внизу селение?

- У озера? - Еэ.

- Вижу. Какое большое! Это ваше главное стойбище?

- Нет, есть еще больше. Но как только мы попадем туда, нас повезут. Может быть, даже раньше, - предсказал Мартин.

В конечном счете все так и случилось, только повезли их не сразу. Сначала попалась небольшая скала, из-за которой очень откровенно торчал ствол штуцера.

Мартин остановился.

- Хзюка! Подними руки вверх и не двигайся.

- Зачем?

- Слушай машиша. - Хог.

Хзюка неохотно поднял руки. Мартин сделал то же самое.

- Зер гут, - сказали им. - Соображаете.

Из-за скалы вышел капрал пограничной стражи. Матерый такой дядя с сединой в бороде, штуцером в руках и неизвестно чем в ребре.

- Он только один? - поинтересовался Хзюка.

- Нет, их трое.

- Хорошо прячутся.

- Вот что, мил-человек, - сказал седобородый. - Перестань шушукаться со своим ящером.

- Ящер говорит, что вы хорошо прячетесь.

- Эт мы и сами знаем. А ты вот ему скажи, чтоб все свое вооружение на землю сложил да на три шага отступил

Хзюка засомневался.

- Стоит ли доверять этому мягкотелому с белыми волосами на лице?

- Стоит.

- Он похож на уохофаху, Мартин.

- Ну да. Это же мое племя. Не разговаривай. - Хог.

Когда они отошли на положенное расстояние, из кустов показался второй егерь - помоложе, но поздоровее. Штуцер в его руке казался детской игрушкой.

- А где третий сидит? - спросил Мартин.

- Где надо, там и сидит.

Мартин оглянулся. Из высокой травы, шагах в пятнадцати от того места, мимо которого они только что прошли, поднимался еще один егерь. Он держал за ошейник пожилого цербертина с очень внимательными глазами.

Да, службу тут знали. Это радовало.

- На-ко вот веревку, да свяжи свою лягушку, - приказал капрал.

- Нельзя.

- Это почему?

- Живым не дастся. Он у них офсах-маш. Ротмистр по-нашему.

- По-нашему? А сам-то ты кто?

- Гауптман Неедлы.

- Гауптма-ан? Чей гауптман?

- Курфюрстенвера.

- Курфю-юрстенвера... И каких войск?

- Никаких. Гауптман курфюрстенштаба. Оба егеря озадаченно переглянулись.

- Гауптманы тут редко пробегают, - сообщил старший. - Особенно из курфюрстенштаба. Документы есть?

- Документы я позабыл.

- А, ну конечно. И где?

- Да в Схайссах

- Что, прямо оттуда топаете?

- Непосредственно.

- А чем докажешь?

- Да вот же мое доказательство - рядом стоит. Мил-человек...

- Смотри-ко, уверенно держится, - сказал молодой егерь. - И доказательство убедительное. Зазеваешься, так живо глотку перережет.

- Цыц, - ответил капрал. Подумав немного, решил:

- Ладно, черт с вами. Впереди нас пойдете. Связывать не будем, но лучше не убегайте. Ни к чему это.

- Правда, не убегайте, - попросил молодой егерь. - Мы хорошие.

- Балабол, - сообщил седобородый. - Но стрелять умеет. Так что, робяты, чур не баловать.

- Ох, - сказал Мартин. - Не для того мы шли, чтобы баловать, мил-человек. Все фамилию твою пытаюсь припомнить. Не Тиргурд ли?

Капрал подумал и приказал:

- Эй, Джузеппе, надень-ка псу намордник.

- Зачем?

- Да как бы ящера не покусал.

- Кто кого покусает - это еще вопрос, - проворчал Джузеппе.

Но намордник надел.

Пограничный форт Грюнграссе построен у кромки леса. Выше начинается уже зона альпийских лугов.

Крепостица представляет собой замкнутый прямоугольник из вплотную составленных строений. Все окна обращены во двор. Южную часть форта целиком образовывает длинная казарма, срубленная из толстенных лиственниц. На ее крыше установлены четырехфунтовые орудия. Телеграфная вышка венчает единственную башенку над единственными воротами в нижней, северной стене. Дежурный телеграфист ввиду малочисленности гарнизона выполняет еще и обязанности дозорного. Лицо его показалось знакомым: именно отсюда Мартин уходил в Схайссы, сюда же довелось и вернулся. На круги своя...

За прошедшие годы форт Грюнграссе почти не изменился, только потемнели его бревенчатые стены. После всего, что Мартину довелось узнать в Схайссах, эта неизменность тревожила. Ведь всего в трех сотнях километров к югу от форта обитают воинственные и многочисленные схаи. И беда была не только в том, что для ящеров открылся проход через бывшее озеро Алтын-Эмеле. В самом ли деле непреодолимы для них горы, как об этом привыкли думать? После случая с хачичеями Мартин так считать не мог. Напротив, теперь он не сомневался, что, если очень этого захотят, ящеры сумеют перебраться через Ледяной хребет. И не одни лишь хачичеи.

А что же дальше? Ничья Земля преградой не является. Следующий, Драконий хребет - уже пониже, удобных перевалов в нем больше. А тут, за фортом Грюнграссе с его парой пушек и полусотней егерей, лежит практически ничем не защищенная федеральная земля Верхняя Текла, где крупных гарнизонов никогда не держали. Восточнее находятся еще земли Южный Поммерн и Остланд. Их от Схайссов отделяет только одна горная цепь, в которую сливаются оба хребта. Эти горы хоть и высоки, но ненамного выше Ледяного хребта. Кроме того, там теперь есть бесснежный проход.

Вывод следовал один, но вывод непреложный. Пора серьезного укрепления южных границ наступила, и наступила давно. Хватит ли теперь времени, хватит ли сил? Ведь опасности для Поммерна существуют не только на юге, но и на западе, и уж конечно - на востоке, со стороны Покаяны.

Пресветлая Покаяна не признавала суверенитета курфюршества. Никаких соглашений не подписывала, официальных отношений не поддерживала, формально состояния войны не отменяла и в ближайшем будущем отменять не собиралась. Более того, порядки в этом царстве-государстве год от году становились все более странными и жестокими. Народ оттуда бежал, изыскивая все мыслимые и немыслимые способы, уж больно худо жилось при сострадариях. Особо свирепствовал карательный орган ордена - корпус св. Корзина Бубудуска. Но людей не останавливал ни риск быть повешенными, ни, что немногим лучше, опасность оказаться на перевоспитании в гуманнейших монастырских просветлялах.

А Поммерн, заинтересованный в притоке дешевой рабочей силы, перебежчиков принимал, даже обеспечивал на первых порах небольшим пособием. От этих перебежчиков было известно, что и Добрейший Сострадай, и его величество Тубан Девятый неоднократно грозились отменно наказать курфюршество "за злокозлое умыкание и стыдобокое совращение окаянных подданных, тем самым лишение оных нечестивцев охайных надежды на грядущее Просветление". Бернар Второй, естественно, давным-давно был проклят, приговорен к "четвертого разряда ускоренному упокоению", анафеме предавался ежедневно, а в праздники почаще. Для убедительности еще и чучела жгли.

Не вызывало сомнений, что рано или поздно Пресветлая попытается осуществить свои угрозы. В курфюрстенштабе даже знали, где это произойдет, не знали только когда, и поэтому лучшая часть поммеранской армии постоянно находилась у границы с больным государством. Убирать оттуда солдат ни в коем случае не следовало.

Когда Мартин уходил, ему обещали, что о нем сообщат всем начальникам застав Южной линии, а комендант Грюнграссе не будет сменен минимум три года.

Обещание перевыполнили. Прошло больше трех лет, но фортом командовал все тот же дружелюбный, хитроватый, толстый, но подвижный прешерман с гордым именем Фальке и смешной фамилией Обермильх. Только теперь имел он чин не вахмистра, а егер-корнета. Для человека без дворянского титула это было неплохим продвижением

- Поздравляю, - сказал Мартин. - И какое училище окончили?

- Да никакое. Это меня за усидчивость произвели, - ухмыльнулся Обермильх. - Без всяких там училищ.

- Редкое дело. Тем более поздравляю.

- Спасибо. Но вы-то как, герр гауптман? Каюсь, уж не чаял увидеть. Шутка ли - три года среди рептилий! Как выбраться-то удалось?

- Долгая история. В общем, везде есть приличные люди. Даже среди ящеров.

Обермильх покрутил головой и хмыкнул:

- Среди ящеров? Приличные люди?

- Представьте себе.

- Трудно.

- А вот придется. Обермильх вновь ухмыльнулся:

- Как прикажете, герр гауптман.

- Ничего я не прикажу. Просто запомни мое мнение, может, и пригодится.

- Пренепременно. Но скажите, с вами все в порядке?

- Со мной - да.

- А вообще?

- Вообще дела не слишком веселые.

- Странно. Ведь приличные люди есть и среди ящеров, - поддел начальник заставы, сделав простодушное лицо. - Разве не так?

- Так. Но их пока маловато, приличных, - вздохнул Мартин. - И не только в Схайссах.

- Вот в это поверить проще, - сказал Обермильх. - Какие будут распоряжения?

- Телеграмма о моем возвращении, ужин и транспорт до Эмванда. Да, и баня еще.

- В какое время?

- Немедленно!

* * *

Плохая погода не позволила передать сообщение в тот же день. Сгустившийся над озером Демпо туман сполз вдоль Теклы и скрыл соседнюю станцию. Ни к вечеру, ни на следующее утро улучшения не случилось. Напротив, снизу продолжали подниматься облака. Они совсем скрыли Эмванд, заполнили всю долину, наполовину поглотили горы Штор-цен и Оребрус.

Самый опытный телеграфист заставы испробовал все возможности. Но ни движения сигнальных досок, ни проблески фонарей ответной реакции не давали, Эмванд молчал. Гора Шторцен, на склоне которой располагалась следующая станция оптического телеграфа, тоже просматривалась плохо, над облачным слоем возвышалась только ее сияющая снежная макушка.

- И сколько такое безобразие может продолжаться? - спросил Мартин.

- Да бывает, что и неделями, герр гауптман, - ответил телеграфист.

Мартин прогулялся по площадке в глупой надежде, что туман вот-вот начнет редеть. Дежуривший на вышке Тиргурд от нечего делать протирал линзы небольшого, но дорогого телескопа системы Максутова.

- А телескоп у вас для чего? - удивился Мартин.

- А чтобы не только соседнюю станцию видеть, но еще и следующую, охотно пояснил капрал. - Очень полезная штука, герр гауптман! Вот вас, к примеру, за семь километров разглядели. А по ночам на небе талеры ищем.

- Талеры?

- Так точно. Десять тысяч. Получит первый, кто увидит движущуюся звезду.

- Метеор? - уточнил Мартин.

- Не-ет, метеор, он падает вниз и сгорает. Этого добра хватает почти в любую ясную ночь. А нужно искать звезду, которая летит ровно, от горизонта к горизонту, не падает и не сгорает

- Эге! Выходит, вы небесников стережете? Тиргурд ухмыльнулся в бороду.

- В приказе так не говорится, герр гауптман.

- Понятно. А что, телескоп есть на каждой станции?

- Точно не знаю, но в Эмванде есть, в Барленце, Дорнбайке и Шторцене тоже. А на горе Оребрус, вот на этой, левее Демпо, там вообще астрономы живут.

- Много, значит, народу небесников ищет.

- Много. Да все без толку. Я так думаю, герр гауптман, если б они могли, то давно бы уж прилетели. Что-то здорово им мешает. Девятый век без них живем, и, видимо, не последний.

Мартин усмехнулся, покачал головой.

- Как знать, как знать.

Верхний разреженный слой облаков уже поднялся над фортом. Посыпался мелкий дождь. От дымящего вулкана Демпо до горы Оребрус вытянулась, заиграла радуга, но ее краски быстро меркли в серой пелене.

Ждать от гор погоды так же бесполезно, как и от моря. Мартин вздохнул и спустился во двор.

- Что ж, ехать надо в любом случае, - сказал он. Обермильх кивнул.

- Где-нибудь по дороге Эпс проглянет.

Подали коляску с откидывающимся верхом. Лошади испуганно косились на Хзюку. Хзюка тоже с большим недоверием угнездился на мягком сиденье. А ездовой егерь долго не мог заставить себя повернуться к нему спиной. В общем, есть проблемы при общении разных форм жизни.

- Мне-то напоследок что скажете, герр гауптман? - спросил Обермильх.

- Глядите в оба, Фальке. Ящеры способны преодолеть льды. Я буду требовать усиления всех застав южной линии. Причем очень значительного усиления. А пока советую отменить отпуска до самого октября.

- Вот, значит, как. И когда ящерицы могут сунуться на нашем участке? По-серьезному - не раньше следующего лета. Но мелкие группы - хоть завтра.

- Понятно. Соседние форты предупредить?

- Обязательно. Ну, желаю удачи!

- Благодарю. Только похоже, что наша удача в ваших руках.

- Сделаю, что смогу.

- Не сомневаюсь. Ваш-то ящер не опасный? Может, конвой дать?

- Нет. Хзюка и есть мой конвой. Без него я бы не выбрался.

Обермильх задумчиво покачал головой.

- Это в Схайссах он был полезен. У нас с ним могут быть проблемы.

-Где?

- В Шторцене. Комендант тамошний... В общем, в Шторцене вам лучше не останавливаться, герр гауптман. Даже если успеете подтверждение получить.

- Что ж, учту. Думаю, справимся как-нибудь. Обермильх с сомнением покачал головой, но больше

ничего не сказал. Зато как только коляска выехала из форта, сразу распорядился запереть ворота. Потом подозвал к себе седобородого капрала и показал ему маленький, но очень твердый кулак.

- Сизый! Еще раз сбежишь к лесничихе - подам рапорт. Все, бирюльки кончились, будешь обходиться собственной женой. Глядишь, на том свете и зачтется. И мне, и тебе. Поняло, дитятко?

Тиргурд втянул живот и расправил мундир.

- Доходчиво получилось, герр егер...

- Тогда начинай закручивать гайки. Слыхал, что герр гауптман говорил?

- Так точно.

- Ну иди, развивай деятельность

Капрал откозырял и пошел гонять дневальных. Армейская механизма заскрипела.

Путь был недальний, да только вот крутой спуск сильно замедлял движение. Выехав в восьмом часу утра, они только к обеду достигли окраин Эмванда.

И здесь особо утешительных перемен Мартин тоже не заметил. То есть перемены вообще отсутствовали. Город с населением в двадцать тысяч человек и единственным в Поммерне свинцовым рудником никакими оборонительными сооружениями так и не обзавелся. За исключением разве что шлагбаума да полосатой полицейской будки, безмятежно пустующей. Так вот обстояли дела в федеральной земле Южный Поммерн.

Коляска простучала по каменному мосту, который не имел никаких приспособлений для подъема либо разведения. Сжечь его невозможно, поскольку каменный, а можно только взорвать изрядным количеством пороха, поелику даже динамит на Терранисе пока не придумали. Такие вот дела...

Шел холодный дождь вперемешку с мокрым снегом. Под брезентовым плащом съежился возница. Молча страдал укутанный в егерскую шинель Хзюка.

Перебравшись на правый берег Теклы, экипаж миновал несколько кварталов добротных и довольно разнообразных по архитектуре домов. Почти при каждом имелся либо газон, либо небольшой сад. В Поммерне вообще принято строиться и основательно, и так, чтобы утереть нос соседу, а Эмванд к тому же являлся городом далеко не самым бедным, поэтому посмотреть было на что. Но Мартина больше занимали реакции Хзюки.

Сначала ящер демонстрировал высокомерное безразличие к чудачествам мягкотелых. Но когда мимо экипажа поплыли двух- и трехэтажные особняки со всеми своими балконами, фигурными балясинами, фонарями, башенками, красными крышами, застекленными мансардами, открытыми верандами, разноцветными занавесками, тускло блестящими дверными ручками и прочими непонятными излишествами, ящер все же не выдержал. Он начал высовываться из-под тента и делал это до тех пор, пока сильно не перепугал ни в чем не повинную фрау.

Женщина закричала. На мостовую упала корзина, из корзины посыпались чисто вымытые картофелины. А их владелица, судорожно подхватив юбки, скрылась за углом.

- У этой уффики мало храбрости и слишком много одежд, - сурово проговорил Хзюка.

На визг несчастной из ближайшей конуры вывалилась откормленная псина и залаяла басом. Хзюка обрадовался.

- Хо! Это ваш священный зверь? - спросил он, довольный своей догадливостью.

Мартин был вынужден его разочаровать.

- Нет, нет, совсем не священный. Скорее даже наоборот.

- Наоборот? А, вот почему он прикован железной цепью. Но зачем тогда ему построили деревянный шатер?

- Чтобы не мерз. Хзюку это сразило.

- Нет, не пойму я вас.

- Поймешь еще, - успокоил Мартин. - Времени много.

- А кем я буду? Пленником?

- Да что ты! Ни в коем случае. Гостем. Только тебе придется соблюдать наши обычаи так, как я соблюдал ваши. Не обидишься?

- Нет. За что? Это же эссесвенно, как ты говоришь. Глупо устанавливать обычаи схаев среди мягкотелых. Ты меня удивляешь, Мартин. Мы ведь вас еще не завоевали!

Коляска въехала во двор городской комендатуры. Там их встретил молодой офицер с пышными бакенбардами. Новенькая портупея на нем поскрипывала при каждом движении.

- Егер-корнет Барленц! Скрип

- Добро пожаловать, господа.

Скрип, скрип, скрип - корнет взбежал на крыльцо и распахнул дверь. Судя по тому, что при виде Хзюки офицер не выказал никакого удивления, исправный служака Обермильх начальство уже оповестил. Вероятно, нарочным.

Хзюка сохранял свои обычную невозмутимость. Но Мартин хорошо его знал. Чувствовалось, что привыкший к вольным просторам ящер весьма напряжен в этом замкнутом с четырех сторон пространстве, очень напоминающем ловушку.

- Опасности нет, - сказал Мартин. - Выходи за мной.

Корнет провел их в вестибюль, который после всех странствий казался крайне милым. Но еще более привлекательно выглядела приемная с отделанной кафелем печью. Барленц придвинул два кресла к ее гладкому горячему боку и пригласил располагаться.

- Герр комендант уже в курсе. Прибудет с минуты на минуту, - сообщил он и откланялся.

- Грейся, - сказал Мартин.

- У вас очень много удобств, - заявил Хзюка.

По его тону было непонятно, осуждает ли он это или, наоборот, одобряет.

- Тебе не нравится?

Хзюка прислонился к печи спиной.

- Да нравится, нравится, - пробормотал он и зажмурился. - Только вот удобства делают воина слабым.

- Ну и хорошо. Тот, кто любит удобства, не очень любит воевать.

- Того, кто не любит воевать, легко победить.

- Не всегда. Если есть много удобств, есть много вещей. А среди них попадаются очень полезные для войны.

Хзюка согласился.

- Хог! Верно, ваши громобойные штуссеры очень полезны для войны. Ты научишь меня стрелять из штуссера?

- Обязательно научу. И не только этому. У мягкотелых много полезных вещей

- Еэ, - очень серьезно сказал Хзюка. - Умеете вы придумывать. Но вот что странно, голова-то у вас поменьше, чем у схаев. И как туда все помещается?

- Если хорошо складывать, то и в маленькую голову много помещается.

- Кусочек за кусочком?

- Вот-вот, именно.

Ящер задумчиво потрогал свою макушку.

- Хо! Много терпения потребуется.

Комендантом Эмванда оказался невысокий крепыш с коричневым от горного солнца лицом. Секунду он молча изучал необычных гостей. Потом сбросил денщику мокрый плащ, коротко поклонился.

- Ротмистр Викс. Прошу в кабинет, господа.

Кабинетом пышно именовалась небольшая комнатка с видом на серое от непогоды озеро Демпо и двумя столами, составленными в виде буквы "Т". Выждав, пока гости усядутся, ротмистр занял место не во главе стола, а напротив них.

- Я только что вернулся с телеграфной станции, - сообщил он. - Срочное сообщение о вас и вашем спутнике, герр гауптман, отправлено вчера, как только я получил донесение Обермильха. Сейчас оно уже достигло Шторцена.

- Оперативно, - сказал Мартин. Викс пожал плечами.

- Не особенно. Видите ли, туман над Теклой начал подниматься лишь около трех часов назад.

- Как скоро телеграмму получат в курфюрстенштабе?

- Ниже Шторцена в это время года погода стоит обычно хорошая, так что задержек быть не должно. Думаю, часов через восемь-девять.

- Следовательно, ответ придет не раньше завтрашнего утра?

- Если не помешает все та же погода.

- Мы не можем ждать столько времени. У меня слишком важная информация

- Одна формальность, герр гауптман. Лично я ни в чем не сомневаюсь, однако порядок есть порядок. До получения подтверждения из курфюрстенштаба официально вы находитесь на положении нарушителя границы...

- Эту формальность легко устранить. У вас должны быть инструкции на мой счет. Вы их читали?

- Не далее, чем сегодня утром.

- И что же?

- Видите ли, гауптман Неедлы должен назвать некое слово, пароль...

- Ах да, припоминаю. Фламинго, ротмистр, фламинго. Викс удовлетворенно кивнул и извинился за невольную

подозрительность. Мартин, в свою очередь, извинился за то, что сам не назвал пароль. Исправляя оплошность, поспешил представить Хзюку.

- Офсах-маш? - переспросил комендант. В его голосе послышалось любопытство.

- Совершенно верно.

- Насколько я помню, это соответствует званию гауптмана?

- Мой друг служил в кавалерии. Так что - скорее ротмистра.

- О! Вот как. Коллега... Скажите, ящеры действительно очень сильны в ближнем бою?

- В ближнем? Более чем. И они великолепные тактики. Викс встал, щелкнул каблуками и склонил голову.

- Что это значит? - поинтересовался Хзюка.

- Офсах-маш Викс приветствует тебя, - сказал Мартин. Хзюка тоже встал и шлепнул себя по животу.

- А теперь пожми ему руку, - посоветовал Мартин. - Этот жест означает у нас уважение и добрые намерения.

Комендант ошеломленно глянул на лапу Хзюки. Она более чем на четверть состояла из когтей. Впрочем, ящер постарался их втянуть настолько, насколько позволяла природа

- М-да, сила есть, - сказал Викс после рукопожатия. - Я приказал поджарить для вашего друга телятины. Это правильно?

- Вполне.

Комендант позвонил в колокольчик. Вошел денщик с еще одним егерем. Солдаты быстро расставили блюда на столе и удалились.

Хзюка запустил в ближайшую тарелку свои когти, но потом, взглянув на мягкотелых, принялся неуклюже орудовать вилкой.

- Полезная вещь, - пробурчал он с набитым ртом.

- Как я понимаю, у них есть свой этикет? - спросил Викс.

- Да. У нас со схаями значительно больше общего, чем это может показаться на первый взгляд, - сказал Мартин.

Хзюка в это время понюхал бокал шериса, одобрительно кивнул и залпом выпил вино.

- Начинаю верить, - улыбнулся комендант. И вдруг спросил: - Зо ши аш, Хзюка?

Хзюка отложил вилку и перестал жевать.

- Хог! Иш сив. Зо ши аш, Викс?

- Иш поммеранец.

- Померанес, - повторил Хзюка. И дважды хлопнул себя по коленке. Мартин был удивлен не меньше ящера.

- Вы говорите на схайссу, ротмистр?

- К сожалению, совсем немного. "Руки вверх" и тому подобное. Вы не могли бы спросить, считает ли офсах-маш Хзюка войну между нами необходимой?

Хзюка призадумался.

- Теперь уж и не знаю, - сказал он. - Мартин мне брат, у тебя, машиш, я принимал пищу. Да и не понимаю я, из-за чего нам воевать. Вы живете здесь, мы живем там, за горами. До сих пор друг другу не мешали.

- Однако Су Мафусафай на нас напал. Почему он это сделал? - Многие схаи считают, что вас нужно убивать просто потому, что вы другие.

- Разве это правильно?

- Нет. Но война будет, - беззаботно сообщил Хзюка.

- Это же неразумно.

- Хог! Конечно. Поэтому и будет. Войны всегда начинаются как раз из глупости.

Мартин с удовольствием перевел эту сентенцию.

- Послушайте, - изумился комендант, - да вашему другу впору писать философский трактат! Ему это по силам.

Мартин рассмеялся.

- Вполне. Как только научится писать.

Двадцать километров от Эмванда до Барленца они проехали быстро и не задерживаясь. В Барленце поменяли лошадей, на козлы сел новый егерь. Чтобы не пугать обывателей, перекусили прямо в закрытой карете.

После Дорнбайка река огибает гору Шторцен и круто поворачивает на север. В этом месте в Теклу впадает много ручьев. У одного из них медведь деловито ловил рыбу.

- Это самый большой из наших хищников, - сказал Мартин.

- Все у вас удобное, - проворчал ящер. - Даже хищники. Такой маленький, с ррогу и сравнивать нечего.

Дорога, по которой они ехали, располагалась на правом берегу Теклы. По-прежнему шел дождь, но уже без снега.

- Почему в вашем небе так много воды? - спросил Хзюка.

- На небо вода попадает из моря, а море здесь близко.

- Почему же вода с неба редко падает в Схайссах?

- Дождевые тучи тяжелые, им трудно перебираться через горы. Вот вода у нас и выливается.

- Еэ. До чего же хорошо тут живется, Мартин. Учти, если схаи сюда доберутся, они уже не уйдут.

- Вряд ли. Схаи не смогут тут жить постоянно, Хзюка. Каждый год у нас наступает холодное время под названием зима. Вода в небе замерзает и на землю падает не дождь, а снег. Он покрывает все, начинаются морозы.

- Такие, как на перевале Грор?

- Примерно.

- Плохо. А как долго длится эта ваша зима?

- Снег лежит дней семьдесят-восемьдесят. Но и после того как он растает, тепло возвращается медленно, не сразу. Так что, может, и не стоит нас завоевывать.

- Может, и не стоит, Мартин. Но я боюсь, что если мы вас не завоюем, тогда вы завоюете нас.

- Нужно, чтобы никто никого не завоевал.

- Хо! Невозможно. Мы друг другу не верим.

- Невозможно, если ничего не делать, Хзюка.

- А что можно сделать?

- Останавливать войны.

- Офсах-маш Викс говорил, что в ущелье война уже началась.

- Вот и давай ее остановим.

- Мы?

- Мы.

- Ты шутишь?

- Нет.

- И как это сделать?

- Цветомиром.

- Хо! Потребуется очень много цветомиров.

- Нам соберут их хоть тысячу. -О!

- Не сомневайся. Трудность в другом. Можно ли сделать так, чтобы Су Мафусафай не смог отказаться от переговоров?

- Можно. Можно сделать даже так, чтобы решение принимал не сам Мафусафай, а Верховный Ухудай племен.

- Ты меня научишь?

- Еэ. Но я не уверен, что Верховный Ухудай согласится остановить войну за цветомиры. Вы ведь не схаи

- Я думаю, что схаи не смогут прорваться через ущелье. Скорее всего они будут топтаться на месте и день за днем нести потери. Рано или поздно такая война надоест, но гордость не позволит схаям просить мира. В этом случае не могут ли цветомиры оказаться достойной причиной для прекращения войны? Если схаи подчинятся не врагу, а собственному обычаю, ущерба для чести не будет.

Хзюка хлопнул по колену.

- Ты хорошо придумал, Мартин.

- Попробовать стоит?

- Конечно. Ты очень хорошо придумал. Только это значит, что скоро нам начнут мешать.

- Кто?

- Да Мосос его знает. Но мешать будут обязательно.

Ящер как в воду глядел. Есть поразительная закономерность в судьбах идей. Как только они возникают, сразу же находятся препятствия. И чем более полезная идея, тем неожиданнее помехи.

В Шторцене Мартина и Хзюку арестовали. Ни объяснения, ни подорожная с подписью ротмистра Викса не помогли. Обермильх знал, о чем говорил.

18. ЗОЛОТО, РЕБЯТА, ЗОЛОТО

С приходом девятой дивизии бои приняли затяжной характер. За очередной стеной, перегородившей ущелье, пехота стояла плотно, плечо к плечу, и в два ряда. Пока одна шеренга вела беглый огонь, вторая успевала зарядить штуцеры. За фронтом стрелковых частей скопилось больше сорока полковых и дивизионных пушек. Удалось даже приволочь по кручам корпусную батарею восьмифунтовых орудий. Картечью и ядрами артиллеристы отгоняли ящеров до самого поворота ущелья, которое находилось почти в километре ниже оборонительной линии.

Атаки днем вскоре прекратились, установилось нечто вроде вынужденного перемирия; по приказу генерала Шамбертена ящерам не мешали выносить своих раненых и убитых, а у людей появилась возможность поочередно выводить полки в тыл для отдыха, стирки и бани.

Но вот по ночам все менялось. Рептилии и не думали отвечать на дружественные жесты со стороны мягкотелых. Используя темноту, они старались подобраться как можно ближе, чтобы хоть кого-нибудь зацепить отравленной стрелой. Однако их самих поджидали хитроумные петли, ловушки, капканы. Сидящие в засадах егеря приловчились стрелять на звук, да и видели они в темноте получше ящеров. Увы, без потерь все же не обходилось, причем потерь смертельных. Из раненых редко кого удавалось выходить.

Чтобы обезопаситься, егеря поверх мундиров надевали трофейные кольчуги или навешивали на себя несколько не очень туго свернутых шинелей. И это многих спасало. Однажды Иржи тоже вернулся из ночного поиска со стрелой в шинельной скатке.

И тут случилось неожиданное. Урс Паттени вдруг посерел лицом, ни с того ни с сего раскричался, а потом объявил еще и наряд вне очереди.

- Да за что же? - недоумевал Иржи. - Я ведь в одного попал.

- Да за лопуховость, рядовой Неедлы. Нечего подпускать ящера на расстояние полета стрелы. Как поняли?

При распеканиях Паттени применял обращение только на "вы".

- А никак не понял, - мрачно ответил Иржи.

- Вот и отлично. Выполнять!

Через три дня после этого случая произошла еще одна неожиданность. Капрала Наргена вдруг вызвали к начальству. И не к кому-нибудь, а к самому командиру бригады Вернувшись Нарген объявил, что отделение в полном составе отправляется в тыл для выполнения особого задания. В чем оно заключается, не сообщил, но уже час спустя вся честная компания пылила по дороге на север. Иржи тогда не слишком удивился. В армии все что угодно может поменяться и быстро, и круто даже в мирное время. Тем более на войне.

По руслу реки они поднялись к гигантской трещине, расколовшей склон древнего потухшего вулкана. Совсем недавно в нем плескалось озеро глубиной в полкилометра. Именно оно в течение столетий было естественной преградой между людьми и ящерами. Но после землетрясения вода из озера вытекла и продолжала убегать к югу, в сторону Схайссов, в виде речки Алтын-Эмеле. А вот к северу ничего уже не текло, поскольку противоположная стенка кратера раскололась не до самого дна. Из-за этого Быстрянка стала на несколько километров короче, начинаясь теперь у слияния двух горных ручьев. На дне же бывшего озера уцелела лишь большая лужа, вокруг которой били горячие ключи.

По берегам этой лужи саперы наспех расчистили две дороги. Обе сильно петляли, обходя болотца, родники, крупные валуны и местами прижимаясь к стенам кратера. Тогда над головами проезжающих нависали мрачные, испещренные пятнами засохшего ила, почти отвесные скалы, начисто лишенные какой бы то ни было растительности. Над ними быстро бежали облака. Вверху выл ветер, но на дне циклопической воронки царила глухая тишина.

- Страшноватое местечко, - сказал Чимболда.

- Да, по сравнению с силами, которые скрыты под этими камушками, Паттени кивнул на утесы, - все наши войны всего лишь писк да мышиная возня. Ненужная да и неинтересная...

Остальные молчали. Местность как-то не располагала к беседам. Среди каменных громадин егерское отделение казалось чем-то весьма и весьма незначительным

* * *

Бистриц они проехали без остановки. Иржи только на несколько минут заскочил домой, успел поцеловать онемевшую от неожиданности мать, выпил кувшин молока, который прямо в седло подал ему Иоганн, и ускакал догонять отделение.

Потом их маршрут пролегал по очень знакомым местам - через Геймель и Юмм. Все встречные и попутные по дороге выказывали неподдельное уважение бравым и пропыленным воякам, героически остановившим нашествие рептилий. Но тревога у людей оставалась. Подозревали, что газеты печатают не все, поэтому не упускали случая спросить, как там, на юге.

- Нормально. Держимся.

- Не прорвутся?

- Да ни в жизнь!

В Бельверке всему отделению устроили хорошую баню, выдали новенькое, с иголочки, обмундирование. Потом выстроили на плацу. Местный комендант, худой и длинный майор, лично объявил, что все они повышаются в званиях на одну ступень. Тут же принесли погоны и образовалось уникальное подразделение из пяти сержантов и трех капралов во главе со свежеиспеченным вахмистром. Вряд ли во всем курфюрстенвере существовало еще одно такое. Но на этом чудеса не окончились. Майор собственноручно прикрепил к мундиру каждого медаль "За храбрость" и передал благодарность генерала пехоты де Шамбертена.

- Ра страсса!

- Да уж, постарайтесь, - загадочно сказал майор. - А теперь - по коням! И пошевеливайтесь, ребята. Вас уже ждут.

- Промедлений не будет, герр майор, - заверил Нарген. Но как только отряд выбрался из города, все остановились.

- Куда едем-то, вахмистр?

Нарген покосился на свои новенькие погоны.

- Есть приказ не позднее двадцати трех ноль-ноль прибыть на набережную Мохамаут. К мосту Звездочетов

- Так это ж... Бауцен?

- Вестимо.

- И что все это значит, Джеймс? - спросил Чимболда.

- Сам не знаю. Приедем - видно будет. Ну-ка, прекратить балаган! В колонну по двое... Марш-марш! Предупреждаю, больше привалов не будет.

Слово он сдержал. Двигались не быстро, так, чтобы не запалить коней, но безостановочно, и к вечеру отделение миновало южные пригороды Бауцена. Несмотря на поздний час, ворота были открыты, видимо, в столице не слишком опасались нашествия ящеров, и отряд без задержек попал в Старый город.

Ночь выдалась темная, небо скрывали облака, но на улицах курфюрстенбурга ярко горели газовые фонари, светились вывески, окна домов. По мостовым катились многочисленные экипажи, а тротуары заполняла публика; в некоторых местах висели транспаранты с приветствиями в адрес прибывающего посольства Магриба, тоже подсвеченные. Внешне о войне здесь напоминало только то, что на перекрестках полицейские жестко останавливали все движение перед военными всадниками.

Никого это не раздражало. Совсем наоборот, бюргеры улыбались, приветственно махали руками, пытались вручить цветы и какие-то подарки. Забыв об усталости, егеря приосанились, напыжились. Красавец-капрал Монтегю целовал дамские ручки прямо из седла, а Нарген, напротив, сидел истуканом, глядя поверх голов. Власть олицетворял.

Проехав из конца в конец Дюбрав-аллее, отделение перебралось на северный берег реки Бауцен. Здесь Нарген повернул влево, на такую знакомую набережную Мохамаут, и вскоре Иржи увидел корпуса университета. В некоторых окнах там все еще горел свет. А уж подъезд "Мохамаут-Крыса" просто сиял. В готовности к развозу подгулявших студентисов на это сияние сползались наемные экипажи. Чуть в стороне, под сенью акаций, в еще большей готовности располагался легендарный дринкенваген

Иржи придержал поводья, вспоминая совсем недавнюю прогулку по этим местам. Где сейчас его таинственная спутница? Так мало времени прошло. И так много всего случилось. Вот бы показаться ей с медалью и сержантскими нашивками! А что? Заслужены честно.

- Неедлы! Чего ворон ловишь? Не отставать!

Иржи вздохнул и легонько тронул бока лошади шпорами.

Егеря миновали еще один мост и почему-то остановились перед корветом "Гримальд".

Корабль находился на том же самом месте, что и месяц назад, - в полусотне шагов от моста Звездочетов. У трапа скучали матросы-часовые.

Нарген подъехал к ним, протянул пакет и что-то неразборчиво проговорил. Ему ответили. Вахмистр приказал всем спешиться, озадаченно прокашлялся и отдал совсем уж неожиданную команду:

- Отделение, ахтунг! Лошадей - на борт!

Палуба корвета находилась почти на уровне набережной и лошади сначала не беспокоились. Но затем по крутым, слабо освещенным трапам их повели в самое корабельное нутро, и некоторые начали упираться. Даже с помощью матросов пришлось провозиться с четверть часа. Зато в трюме все уже было готово - стойла, деревянные бадейки с водой, полные ясли овса.

Едва Иржи привязал свою Вишню, его крепко то ли хлопнули, то ли огрели по плечу.

- Привет, морская кавалерия!

Сверкая белыми зубами, в проходе стоял Ференц. Иржи обрадовался.

- Здорово! Вот не ожидал тебя увидеть.

- Это почему? Матрос на корабле совсем не редкость. Другое дело лошадь. Ума не приложу, что вы собираетесь делать.

- На абордаж будем ходить, - серьезно сообщил Иржи

- Верхом?

- Ага. Кони у нас такие особые, непотопляемые. Ференц расхохотался.

- А ты, парень, не слишком изменился. Хотя нет, погоди. Это что, никак, медаль на тебе висит?

Иржи смутился.

- Да вот, вчера выдали.

- И сержантом вчера сделали?

- И сержантом, как ни смешно.

- Шутить изволите, герр егер?

- Нет. Представляешь, все отделение повысили. У нас ни одного рядового не осталось.

- Это ж за какие такие подвиги?

- Понятия не имею.

- Как так? Вы же с ящерами дрались?

- Дрались? Пожалуй, сильно сказано. Мы стреляли, в нас стреляли. Одного парня из Юмма... Хороший был парень.

- Ну вот, значит, было за что награждать. Иржи неловко переступил с ноги на ногу.

- Да мы делали все то же самое, что и любое другое егерское отделение. Кто по-настоящему дрался, так это пехота. Особенно из семьдесят первого полка, там до рукопашной доходило. Ящеров против них скопилось - ну тьма. Кое-как они ноги унесли. А мы сбоку сидели, огнем прикрывали. Можно сказать, прохлаждались. И вдруг - трах-бах, особое задание, кресты, погоны, на корабль сажают. Слушай, ты-то хоть знаешь, куда поплывем?

Ференц пожал плечами.

- Сие есть тайна. Но куда можно отсюда плыть? Либо вверх по Бауцену, либо вниз по Текле. Вверх по Бауцену "Гримальд" способен подняться только до озера Бельзее. Но смысла везти туда ваше отделение кораблем нет, вы бы по суше быстрее добрались.

- Значит, вниз?

- Больше некуда

- В Сентуберланд или Северный Поммерн?

- Бери дальше.

- Что, в Четырхов, что ли?

- Какой там Четырхов! У нас припасов года на полтора. Как минимум до Мурома поплывем. Впрочем, вас-то, может, и раньше высадят.

Тут где-то на верхней палубе послышались свистки.

- Ого, - сказал Ференц. - Малый аврал. Ну, я должен бежать к своей мачтушке-матушке. Увидимся еще!

И гулко хлопнул Иржи по спине. Вишня от этого испуганно присела.

Торчать наверху егерям запретили. Вместо этого провели на батарейную палубу. Здесь выдали по ломтю хлеба и полные миски супа. Усевшись на аккуратную горку ядер, они принялись работать ложками.

Батарейная палуба представляла собой длинное помещение, пронзенное мачтами. С двух сторон его ограничивали носовая и кормовая переборки. По бортам в неярком свете масляных фонарей чернели ряды морских орудий. Калибром фунтов в двенадцать, что по сухопутным меркам весьма солидно.

Выше пушек висели гамаки. Половина из них была пустой, а в остальных безмятежно спали матросы. То, что с верхней палубы слышался топот, команды, звон цепей, их ничуть не беспокоило.

- Хорошо живут братишечки, - проворчал Монтегю. - Кормежка по расписанию, ни в снеге ползать, ни у костра ночевать не надо.

- Ну-ну. Посмотрим, что ты скажешь попозже, - усмехнулся Паттени.

Иржи в этот момент почувствовал, что палуба под ногами начинает крениться. Сверху послышались свистки, крики, хлопанье парусов. Корвет выпрямился, за бортом зажурчало, начала ощущаться килевая качка

- Все, двинулись, - зевая, сообщил один из матросов.

Но плавание продолжалось очень недолго. Минут через двадцать вновь прогрохотали цепи, корабль дернулся, остановился. По трапу колобком скатился вестовой матрос и крикнул:

- Егеря - наверх!

А наверху шел дождь. Сыпался то прямо из черного беззвездного неба, то вместе с ветром налетал справа. Слева же сиял огнями дворец курфюрста. А прямо перед бушпритом "Гримальда" высились мрачные крепостные стены, на которых горело всего лишь несколько фонарей. В темноте Иржи не сразу распознал Семибашенный замок. Да и то не столько распознал, сколько вспомнил, что он должен находиться здесь, на острове Норбаунт.

От замка по реке плыл огонек. Чуть позже стали различаться очертания большого баркаса. Вскоре он пришвартовался с подветренного борта "Гримальда".

Заскрипел блок. С рея матросы опустили большой крюк, или анкер, как они его называли.

- Вирай помалу! - крикнули из лодки.

Матросы начали осторожно выбирать снасть. Над бортом повис ящик. Тут подал голос Нарген:

- Монтегю, Неедлы! Принять груз.

Ящик оказался небольшим, но очень увесистым. Его было приказано отнести в кладовую рядом с каютой капитана. На пороге этой кладовки стояли морской лейтенант и два вооруженных матроса.

- Возвращайтесь, - коротко приказал лейтенант. Следующий ящик с крюка снимали Паттени и джангарец

Чимболда, оба физически очень крепкие люди. За ними наблюдал высокий офицер в непромокаемом плаще с капюшоном. В шаге за спиной этого офицера стоял Нарген.

- Они могут таскать ящики и в одиночку, господин корветтен-капитан, вполголоса сказал вахмистр.

- Нет. Только вдвоем, - коротко ответил капитан. - Ронять нельзя

Чимболда и Паттени подхватили ящик и понесли его в открытую дверь кормовой надстройки. К борту молча подступили сержанты Цвишер и Меко.

После того как последний ящик занял свое место, кладовую заперли сразу на несколько замков, а все егерское отделение построили в коротком коридорчике перед капитанской каютой.

С палубы пришел офицер в непромокаемом плаще. Когда он отбросил капюшон, стало видно его скуластое лицо с узкими черными глазами и жесткой щеткой усов.

- Меня зовут Оюнтэг Монгола, - негромко произнес он. - Я командир корвета "Гримальд". До конца рейса ваше отделение будет подчиняться мне.

Сказав это, капитан Монголэ прошелся вдоль короткого строя, внимательно глядя в лица. Потом кивнул и продолжил:

- Для выполнения задания, о котором вы сейчас узнаете, мне предлагали гвардейцев его высочества. Но я предпочел солдат, побывавших в деле и понюхавших пороха. Это по моему требованию вас сняли с фронта. Я знаю, что все вы хорошо дрались и доказали свою храбрость. Теперь предстоит доказать свою верность. Ваша задача очень проста. Днем и ночью, до самого конца нашего похода, вы будете охранять вот эту кладовую. Входить туда, кроме меня, никто не имеет права. Только если я погибну, это право перейдет к моему помощнику лейтенанту Динцу. В случае гибели Динца вы должны выполнять распоряжения своего вахмистра. Все ясно?

- Так точно... герр корветтен-капитан, - с некоторой задержкой отозвались егеря.

Капитан еще раз прошелся вдоль шеренги и почему-то остановился перед Фрейном Монтегю.

- Сержант! Знаете, как называется замок, у стен которого сейчас стоит "Гримальд"?

- Так точно. Семибашенный, герр корветтен-капитан.

- Тогда рано или поздно вы должны догадаться, что именно в таких тяжелых ящиках могут привезти из Семибашенного. Там то, из-за чего найдется немало охотников рискнуть головой. Золото, ребята, золото! Вот что вам предстоит стеречь.

Сменившись с поста, Иржи и Паттени поднялись подышать перед сном свежим воздухом.

Был пятый час утра. Башни Бауцена давно скрылись за кормой. На берегах различались только редкие виллы в окружении садов и парков. Покачиваясь с борта на борт, корвет плыл между двумя линиями бакенов - красных и белых. У форкастля, носовой надстройки, сидели с полдюжины матросов. Еще один примостился в "вороньем гнезде" самой высокой грот-мачты. На шканцах, облокотившись о фальшборт, стоял сам капитан Монгола. Он курил трубку, смотрел вперед и изредка отдавал короткие приказы рулевому.

- А что, капитан тоже дежурит? - удивился Иржи.

- Обязательно. В самое неприятное время - с четырех до шести. Эта вахта называется "собачьей", - ответил Паттени.

Иржи взглянул на клевавших носами матросов.

- Очень подходящее название.

В серых предрассветных сумерках вода в реке казалась темной, почти черной. Дул слабый ветер, лишь временами наполняющий паруса. Но "Гримальду" помогало течение, корабль продвигался довольно быстро. "Ходко", как говорили матросы.

Слева на фоне лесов показались стены какого-то города.

- Мембург, - сказал Паттени. - Скоро пересечем границу графства Иберверг.

- И откуда ты все знаешь? - удивился Иржи.

- Как - откуда? За графством Иберверг лежит федеральная земля Центральный Поммерн. А дальше - Сентуберланд, моя родина. Ты что, в школе террографию не учил?

Иржи посмотрел на белеющие в сумраке домики Мембурга.

- Учил. Только вот не думал, что пригодится

Мембург... Неожиданно он вспомнил серьезного и бестолкового жителя этого города. Начинающего артиллериста, которого Ференц утащил смотреть порт. А потом, разумеется, вспомнил и Камею. Быть может, в их эскадрон оставшийся в ущелье Алтын-Эмеле, уже пришли письма, но как же их получишь, если приходится плыть невесть куда. Так досадно! И почему для охраны золота избрано именно их отделение? Ведь в каждом эскадроне таких отделений десять, в бригаде - тридцать. Что-то не верилось в случайность.

- Урс, - вдруг сказал Иржи. - Так это ты все устроил?

- Что устроил?

- Да то, что мы сейчас плывем на "Гримальде". Паттени удивленно обернулся.

- Разве егер-сержанту такое под силу? Милый мой, пора тебе баиньки. Поспать то есть. Давай топай вниз.

- Слушаюсь, господин егер-капрал, - усмехнулся Иржи. - Только вот думаю то, что заблагорассудится.

- Ну и думай, уставом не возбраняется. Только молча.

- Спасибо тебе, Урс.

- Это еще за что?

- Да ладно, не притворяйся. Ты ведь знаешь, кто мой отец?

- Быстро растешь, егер-сержант, - проворчал Паттени. - Я до этого звания два года добирался. А кто твой отец?

Иржи, усмехаясь, посмотрел ему в глаза.

- Небесник.

Паттени всплеснул руками.

- Да что ты! Никому больше не говори.

Но вот удивление у него не очень получилось.

Кормили их в кормовой части опердека, о чем Монтегю не замедлил сочинить каламбур. Там же, у переборки, были подвешены гамаки для всей егерской компании. Исключение составил один только Нарген, получивший любезное приглашение боцмана разделить с ним каюту

После завтрака Иржи забрался в свой гамак и под мерное, убаюкивающее покачивание проспал без всяких сновидений до самого обеда. Потом отстоял очередные три часа у опечатанных дверей "золотой" кладовки, почистил стойло Вишни, задал ей корма и наконец выбрался на верхнюю палубу.

Погода все еще не улучшилась. Над мачтами хмурились низкие облака. Тем не менее на корвете решили увеличить скорость хода. Повиснув на реях, десятки матросов распускали намокшие тяжелые паруса второго ряда. С палубы на них покрикивал боцман, а на шканцах прохаживался лейтенант Динц в таком же громоздком плаще, как и у капитана Монголэ. Выглядел лейтенант чучелообразно, поскольку не отличался особым ростом.

За день берега отодвинулись от корвета. Текла разлилась уже километра на полтора, сделалась медленной и вальяжной. Ветер был слабым, вода у форштевня журчала чуть слышно.

"Гримальд" тем не менее, хоть и не слишком быстро, все же продвигался к неведомому месту назначения. Изредка в борт шлепала мелкая речная волна. Проплывали равнинные берега, с востока и запада очерченные горами. За кормой таяли шпили большого города, а по курсу уже угадывались очертания следующего. Поммерн - страна густозаселенная.

Из носовой надстройки на палубу вышел Ференц с ведром в руках. Выплеснув за борт помои, весело сообщил:

- Имею честь дежурить по камбузу!

- И что же будет на ужин? - заинтересовался Иржи.

- Солонина с вареной картошкой.

- Солонина?

- Да, брат, солонина. Плюс сухари. Самая что ни на есть морская еда. Привыкай.

- А ты уже привык?

- А куда ж я денусь.

- Нравится?

- В общем - да. А тебе-то как в егерях служится? - Да тоже ничего.

- Слушай, Иржи, дома все нормально? Ты ведь Бистриц проезжал?

- Почти галопом. Но над кузницей дым видел.

- Работает, значит, батя, - задумчиво сказал Ференц. - Трудновато ему без меня.

- Скучаешь?

- Не без того.

Ференц внезапно улыбнулся.

- Неделю назад письмо получил. Среди прочего сообщают, что Ламбо Макрушиц досрочно отправлен в полковую школу сержантов. Глядишь, и пробьется в фельдмаршалы, как ты думаешь?

- Ну, если физику подучит. А так - кто знает. Странная какая-то жизнь пошла после дракона. Непредсказуемая.

- Просто взрослая, - сказал Ференц. - Драконы тут ни при чем.

На третьи сутки дожди наконец прекратились. Обогнув полуостров Землих, корвет взял несколько румбов вправо и вышел в расширяющуюся часть озера Нордензее. Здесь Текла прерывалась, наполняя чашу огромного доисторического кратера глубиной почти в милю.

С чистого неба сиял Эпс. В его свете блестела обширная водная гладь со множеством рыбачьих баркасов и лодок, над которыми летало множество чаек. Слева, со стороны Белого княжества Чертырхов, парусный буксир тянул баржу со строительным камнем. С севера, пользуясь почти попутным ветром, плыли два муромских скампавея. А с востока, откуда-то то ли из Барлоу, то ли из Конвэя, приближалось огромное облако парусов.

- Линейный корабль "Василиск", - определил Ференц. - Водоизмещение тысяча четыреста тонн, сто два орудия на трех палубах и больше пятисот матросов. Его недавно построили и теперь непрерывно гоняют по воде

- Зачем? - спросил Иржи.

- Да чтобы экипаж побыстрее сплавался.

- А ты что, уже выучил наизусть все корабли Поммерна?

- К сожалению, их не так уж и много. А уж "Василиск"-то знает любой матрос. Красавец, не правда ли?

- Да на мой взгляд все парусные корабли красивы.

- О! Это точно.

Дул свежеющий норд-вест. "Гримальд" заметно кренился, но парусов на нем не убавляли. Напротив, капитан Монгола приказал ставить третий, самый верхний ряд парусов, а потом распорядился натянуть в промежутках между мачтами еще несколько косых полотнищ. Все это тут же наполнилось ветром.

Было похоже, что "Гримальд" приобрел крылья. Паруса гудели. Корвет накренился еще больше. По скособоченной палубе стало трудно передвигаться. От форкастля к грот-мачте и дальше, до шканцев, провесили канат, чтобы было за что цепляться. С правого борта, вдоль наглухо задраенных пушечных портов, шелестела пена. Все свободные от вахт матросы не сговариваясь перебрались на левый.

- Откренивают, - возбужденно крикнул Ференц. - Нам тоже туда надо!

Они перебежали и вцепились в ванты между двумя расступившимися матросами. Оба, привалившись спинами к фальшборту, спокойно покуривали, закрывая трубки от ветра ладонями.

- Ну как, ничего скоростешка, а, сержант? - спросил один.

- Здорово! - с восхищением отозвался Иржи.

- Это еще что! Чтоб ты знал: "Гримальд" - самый быстроходный корвет курфюрстенмарине, - с гордостью сообщил второй. - Рекорд - восемнадцать с половиной узлов!

- А сейчас сколько?

Матрос повернулся, сплюнул за борт и, прищурившись на волны, сказал:

- Узлов шестнадцать будет

- Да нет, пятнадцать с половиной, - не согласился второй.

- Все равно здорово, - сказал Иржи. Его одобрительно похлопали по спине.

"Гримальд" в это время миновал пролив между островами Осеннис и Ветробой. Сразу после этого появилась килевая качка. Как только форштевень зарывался в волну, слышался шумный удар, после которого на палубу летела водяная пыль и крупные холодные брызги. Старых матросов это радовало.

- Наконец-то, - ворчал сизоусый старшина фок-мачты. - Хоть что-то похожее на море. А то позакисали все!

А вот молодые матросы боялись пробираться на нос, где находился гальюн, отхожее место. Там так окатывало, что недолго было и за борт угодить.

- Привыкайте-привыкайте, - посмеивался старшина. - В шторм писать еще труднее!

Около трех часов пополудни показалась полоска северного берега.

- Все, - сказал Ференц. - Там, - он кивнул в сторону мерно вздымавшегося и опускавшегося бушприта, - там уже не Поммерн.

- Туда, значит.

- Почему обязательно туда? Может, и подальше.

- Нет, - сказал Иржи. - Туда, в Муром.

- Ты что, провидец?

- Тут не нужно быть провидцем. Просто золото больше везти некуда. Не в Покаяну же.

- Похоже на правду. А ты ничего, - сказал Ференц.

- Что - ничего? - не понял Иржи.

- Да не укачиваешься.

- Ну-ну, - сказал сизоусый старшина. - Это не на озере проверяют, салаги.

Ночью "Гримальд" покинул озеро и вошел в северное продолжение Теклы. Иржи вместе с Монтегю в это время стоял у надоевшей кладовки. Смена уже близилась к концу, когда по трапу, грохоча каблуками, скатился вестовой матрос. Пробежав мимо них, он без стука скрылся в капитанской каюте.

Очень скоро оттуда вышел Монгола с двумя пистолетами и длинной саблей. Остановился перед часовыми, коротко приказал:

- Что бы ни случилось, отсюда - ни на шаг!

Потом легко взбежал на палубу. Оттуда послышались тревожные свистки. В ответ на них только что крепко спавший корабль начал быстро пробуждаться.

Через открытую дверь в переборке Иржи видел, как матросы выскакивали из гамаков. Наспех одевшись, часть тут же протопала наверх. Вслед за ними Нарген повел всех свободных егерей. А снизу, из трюма, появились баталеры с охапками штуцеров и сабель в руках. Оставшиеся на батарейной палубе матросы торопливо открывали крышки орудийных портов. Потом начали гурьбой наваливаться на лафеты, откатывая пушки. Замелькали длинные шуфлы, которыми проталкивали в жерла картузы с порохом.

- Ну и переполох, - озадаченно сказал Монтегю. - На нас явно напали.

Корвет резко накренился на правый борт, потом - на левый. Грохнул выстрел палубного фальконета. Сверху доносились ругань, топот, рассыпчатый треск штуцеров. Потом где-то на уровне ватерлинии ухнули взрывы ручных бомб. Внезапно весь этот шум и гвалт перекрыли удары тугого, плотного воздуха. Это заговорили двенадцатифунтовки, главное оружие "Гримальда". Из коридора Иржи видел, как орудия одно за другим подпрыгивали, катились от бортов и останавливались, натянув толстые канаты.

- Слушай, да ведь нас на абордаж берут! - сказал Монтегю.

- Неужто муромцы?

- Хрен его знает. Как думаешь, отобьемся? Иржи прислушался. Шум на палубе вроде стихал.

- Да должны.

"Гримальд" между тем продолжал вести беглый огонь сразу обоими бортами. Остро пахло жженым порохом. Батарейная палуба постепенно наполнялась дымом, в котором метались полуголые канониры. Они подбегали к разряженному орудию, окатывали его водой, шуровали в стволе банником, забивали новый заряд. Картуз внутри ствола дырявили, подсыпали в запальное отверстие мелкого пороха, тут же подносили пальник и зажимали уши. Орудие грозно рявкало.

Наконец сверху прибежал лейтенант Динц. Засвистел, замахал руками. Пальба смолкла. Чуть позже по трапу спустились Чимболда и Меко. Оба вспотевшие, запаленные, пахнущие порохом.

- Идите на палубу, там помощь нужна, - отдуваясь, сказал Чимболда. Наша смена наступила.

- Кто же это напал, Бурхан?

- Да кто ж тут может напасть? Ушкуйники, конечно. Золото они, знаешь ли, нюхом чуют. А может, и донес кто.

- Отбились?

- Да, уже кончилось все. Только один скампавей за нас и зацепился. На свою беду! Остальные промахнулись. Хвала аллаху, не рассчитали разбойнички. Очень уж быстро "Гримальд" плавает...

В трюм вели раненых. Справа за кормой пылало судно. На его фоне четко выделялся долговязый силуэт в плаще. Иржи почувствовал большое облегчение от того, что капитан жив и находится на своем месте.

Свет пожара отражался от парусов и падал на палубу "Гримальда". А на палубе темными мешками валялись тела. У одного в такт качке шевелилась голова с острой, задранной к небу бородой. От борта к борту, позванивая, перекатывалось выроненное оружие. На крышке люка у грот-мачты кому-то перевязывали ногу ослепительно белым бинтом

Несмотря на темноту, было поднято много парусов, а на верхних реях висели матросы и распускали дополнительные. Корвет быстро плыл мимо лесистого берега. Ни один огонек не проблескивал среди деревьев. Иржи вспомнил, что накануне кто-то из матросов называл Южный Муром безлюдными чащобами. Так оно и было, если не считать ушкуйников людьми.

- Ну, чего стоите? - хмуро спросил Паттени.

- А что делать?

- Берите вот этого за руки да за ноги.

Иржи с Монтегю отнесли бородатый труп на полубак и уложили в ряд с другими. Потом вернулись за следующим. Его лицо показалось Иржи знакомым. Приглядевшись, он понял, что это тот самый сизоусый старшина, который минувшим днем радовался выходу в озеро Нордензее.

Подошел Паттени и тоже наклонился над трупом.

- Золото, ребята, золото, - сказал он. - Черт бы его побрал.

19. ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ МАЙОР

Больше всего выбивало из колеи отсутствие логики, минимального здравого смысла. Арестовали их солдаты местного гарнизона по причине сомнений в том, что Мартин является служащим курфюрстенвера. Но в этом случае его дело относилось к юрисдикции гражданских властей, и право на арест имела полиция Шторцена, отнюдь не комендатура этого славного города.

Мартин немедленно выразил свое недоумение и несогласие. Но командовавший патрулем молоденький офицер от объяснений уклонился.

- У меня приказ, - с гордостью сообщил он

И погладил тонкие усики. Тоже - с гордостью.

Мартин ему позавидовал, поскольку давно потерял способность испытывать большую симпатию к собственной персоне. Это случилось после одного разговора с отцом. Еще на Земле.

Здесь же, на Терранисе, пришлось вылезать из кареты и долго ждать участи в караулке. Там не было недостатка в желающих поглазеть на живого настоящего ящера.

- Терпи, - сказал Мартин.

- Терплю. Нас что, враги схватили?

- Нет, дураки.

Хзюка с довольным видом квакнул.

- Ага! У вас тоже есть.

- Есть, как не быть. Дураки есть везде, где умеют разговаривать. Но только вот разговоров не любят, хотя сами поговорить не прочь.

- Это как? Не понимаю.

- Ну, умный знает много слов, только без нужды их не употребляет. Глупый - тот наоборот.

- Хо! У нас тоже. Кто мало смыслит, тот много болтает.

- А слушать не хочет.

- Вот-вот. Точно. Но самые страшные дураки как раз молчаливые.

- Да, пожалуй, - согласился Мартин. - Только это уже не дураки.

- А кто?

- Больные.

- Интересно получается, - сказал Хзюка. - Мы такие разные, а думаем одинаково.

- Это потому, что мы оба думаем.

- А дураки?

- Дураки думают редко, неохотно, со скрипом и с изжогой. Мучаются они от этого.

- Отставить разговоры! - прикрикнул дежурный вахмистр. - Развели тут тарабарщину. Вас не для этого арестовывали

- А для чего? - спросил Мартин.

- Да чтобы поумнели. Известное дело.

- Мы и стараемся, герр вахмистр, - скромно сообщил Мартин.

- Прекратите. В караульном помещении это ни к чему. Караульное помещение для другого предназначено.

Вахмистр произнес всю эту тираду без всякого намека на юмор. А уж любезности ожидать от него никак не приходилось. Мартин с беспокойством подумал о том, что у такого подчиненного должен быть довольно неприятный начальник. Не зря же Обермильх предупреждал.

- И где же тогда умнеть прикажете? - спросил Мартин. На этот раз вахмистр изволил усмехнуться.

- А у господина коменданта. Там быстро получится.

- Вы думаете? - с сомнением спросил Мартин.

- Еще чего! Не полагается.

Однако быстро у господина коменданта не получилось. Войдя в просторный кабинет, Мартин представился и замолчал, ожидая ответа. Ждать пришлось долго, ибо комендант Шторцена был очень занят. Занят молчанием. Он сидел совершенно неподвижно, словно давая возможность рассмотреть себя подробнее.

Впрочем, смотреть на него было прелюбопытно. Суровый военачальник не отличался ростом. Высокая спинка кресла подчеркивала эту особенность: где-то на уровне ее середины находилась голова с небольшим количеством волос. Зато упомянутая голова была снабжена неожиданных размеров носом и редкого оттенка туманными глазами. Ниже глаз на воротник кителя свешивались объемистые, до глянца бритые щеки, придававшие лицу грушевидные очертания. В общем, природа, трудясь над этой физиономией, явно отказалась от банальных пропорций. Исключение составляли одни лишь розовые ушки столь милой формы, что могли вызвать зависть фрейлин Ее Высочества. Но над серебристыми майорскими погонами они смотрелись опять же не слишком уместно.

Вволю налюбовавшись, Мартин решился нарушить священную тишину:

- Разрешите сесть, герр майор?

Ушки коменданта медленно покраснели, словно сигнализируя об опасности. Неожиданно низким баритоном он сообщил:

- Не разрешаю.

После этого сцепил на пустом столе пальцы и принялся сосредоточенно их разглядывать.

- Тогда позвольте узнать о цели нашей встречи? - удивленно спросил Мартин.

Он знал, что при всей неукоснительности командной системы, без которой и армии-то быть не может, отношения среди офицеров курфюрстенвера регулируются не столько уставом, сколько сводом неписаных правил, сложившихся после обретения Поммерном независимости, то есть на протяжении последних восьмидесяти лет.

Согласно этому кодексу считалось крайне дурным тоном, если начальник применяет власть без служебной необходимости. В отношении же офицера, находящегося в армейской иерархии всего лишь одной ступенью ниже, приказы вообще не употреблялись, распоряжения имели форму просьб вышестоящего нижестоящему. Этого было вполне достаточно, поскольку никому и в голову не приходило, что такую просьбу можно не исполнить. Но, с другой стороны, держать подчиненного на ногах без всякой необходимости, тем более отказывать в ответе на вопрос, - такое в курфюрстенвере почти немыслимо. Тем не менее комендант Шторцена произнес:

- Не позволяю.

И вновь погрузился в загадочное молчание, разглядывая свои пальцы, лежащие на совершенно пустой столешнице.

Это ни в какие ворота не лезло. Одно дело - терпеть неумышленные унижения в Схайссах от существ иной расы и морали, совсем другое - здесь, в Поммерне, среди людей, столкнуться с вполне осознанным хамством. Чего Мартин никак не ожидал в награду за свои труды, так вот этого.

После того как улеглось сильное удивление, его сменило некое сильное желание. Мартина очень подмывало высказаться откровенно и обрисовать коменданту Шторцена его истинное место в масштабах двух Вселенных. При этом открывались почти безграничные возможности. Трагедия заключалась лишь в том, что не хватит бедняге кругозору. Ну явно не хватит. Посему следовало избрать иную тактику, кое-что выяснить. А для этого требовалось заставить Красивые Уши разговаривать.

Решив обратить оружие нападающего против него самого, Мартин тоже погрузился в молчание, уставившись в туманные глазки коменданта. В конце концов, чем дольше продлятся эти перегляделки, тем больше шансов на то, что ответ курфюрстенштаба дойдет в Шторцен до того, как тут наломают дров.

Ситуация начинала складываться идиотская. Минуты через две или три это дошло и до коменданта. Нехотя разжимая губы, он процедил:

- У меня есть основания полагать, что вы не тот, за кого себя выдаете.

- Вынужден вас разочаровать, герр майор. Я тот, за кого себя выдаю.

- В таком случае почему вы не в мундире? Глядя уже в потолок, Мартин сообщил:

- Полевой Устав допускает отступления от установленной формы одежды при выполнении разведывательных заданий командования.

- Это все слова! Где ваши документы?

- У вас, герр майор.

- Что такое? У меня?

- Так точно.

- Где? - В сейфе.

- Что за чушь вы несете!

- Никак нет. Циркуляр разведывательного управления курфюрстенштаба от 14 июня 835 года.

Комендант крепко задумался. И пришел вот к такому заключению.

- Мне нужен не циркуляр, а ваше удостоверение личности.

- Оно вам не потребуется, если вы прочтете циркуляр. Ушки коменданта запылали.

- Так называемый гауптман Неедлы! Здесь я решаю, что мне требуется.

Мартин вздохнул. Психологический портрет нелюбезного полководца уже прорисовывался. Намеренно оскорбляя собеседника, он явно хотел вывести его из равновесия, спровоцировать нарушение субординации и получить предлог для применения санкций. При этом никакого личного повода для враждебности у майора быть не могло, поскольку раньше с Мартином они никогда не встречались. Ополчиться на совершенно незнакомого человека коменданта заставляли отнюдь не жажда мести, для которой основания попросту отсутствовали, ни тем более чувство долга, а исключительно дурные во всех смыслах этого слова черты характера.

Чаще всего так себя ведут люди, обиженные жизнью, но наделенные толикой власти. Эту толику они используют для причинения неприятностей всем, кто подвернется. В собственных глазах они могут возвыситься только путем унижения окружающих. Во исполнение задуманного проявляют редкие упорство и изобретательность, причем препятствия только увеличивают их пыл, иногда вплоть до степени слепого остервенения. На Земле такие свойства личности давно признаны патологическими, их лечат. А вот в армии Поммерна, как оказалось, карьере они не слишком препятствуют, во всяком случае, до чина майора добраться позволяют. Но эти качества помогают только до тех пор, пока не применяются против собственного начальства. Иначе в армии далеко не уедешь. Вот на этом стоило сыграть.

- Герр майор! Если я не тот, за кого себя выдаю, вы заслужите поощрение командующего округом. Но командующий округом подчиняется курфюрстенштабу. Курфюрстенштаб не может быть довольным, если вы задерживаете офицера разведывательного управления и свое мнение выскажет командующему округом. После этого у командующего не останется повода поощрять вас, зато появится повод выразить недовольство. Кроме того, ваши многочисленные недоброжелатели, в существовании которых я ничуть не сомневаюсь, постараются бросить тень на ваши профессиональные способности.

- Я как-нибудь переживу, - проскрипел комендант, пламенея ушами.

Мартина порадовало то, что он вступил в полемику.

- Возможно. Но как вы объясните комиссии курфюрстенштаба свое упорное нежелание выполнить его прямое распоряжение?

- Не ваше дело.

- Помилуйте! Еще как мое. Вы мешаете выполнению моего задания.

- Плевать.

- На задание курфюрстенштаба?

Сделав неимоверное над собой усилие, комендант поправился:

- Нет. На вас.

Мартин понял, что на этом психопат исчерпал свои способности к компромиссу. Ситуация зашла в тупик.

- Назовите ваше истинное имя.

- Мартин Неедлы.

- Я это уже слышал.

- Другого имени у меня нет.

- Так, - с удовлетворением произнес комендант. - Упорствует. Кто дал вам право проводить через границу Поммерна ящера? - Имею полномочия курфюрстенштаба.

- Не верю.

- Это очень легко проверить.

- Так, - кивнул комендант. - Диктует. Ведет себя вызывающе. Конвой! Отвести нарушителя в камеру.

Стоявший у дверей капрал откашлялся.

- А куда деть ящера, герр майор?

- Туда же.

И вот тут Мартин испугался. Хзюка этого не потерпит! Следовало действовать, и действовать решительно, иначе пострадают люди.

Опередив конвойных, Мартин упал на пол, ухватил блестящие сапоги и сильным рывком продернул герра майора между тумбами стола. Потом вскочил, одной рукой поставил коменданта на ноги, а другой выхватил из ножен комендантскую саблю. Лезвие описало полукруг и замерло над самым воротником мундира, тревожа отвисшие щеки.

- С-стоять! - рявкнул Мартин.

Впрочем, солдаты и без того остолбенели. Мартин их вполне понимал. Видимо, герр комендант Шторцена по совместительству успел сделаться еще и кем-то вроде адъютанта бога, а тут вот как с ним обошлись... Это кто ж мог себе такое позволить?! Да, было над чем поразмыслить гарнизонным головушкам. Только вот времени для этого давать не следовало.

- Откройте двери, - приказал Мартин.

Солдаты нерешительно мялись. Мартин ткнул коменданта коленом.

- Отхры... откры... - прохрипел тот, скосив глаза на саблю.

Хамы редко бывают храбрецами. Давно установлено.

- Хо! - сказал Хзюка в приемной. - Уже не скучно.

К нему было потянули руки, но Мартин строго нахмурился и руки исчезли

- Мне охранять твою спину? - спокойно спросил Хзюка.

- Еэ. Постарайся никого не убить. Эй, там, вахмистр! Подогнать наш экипаж к крыльцу!

Прибежавший из караулки вахмистр медленно пятился и трясущимися пальцами пытался застегнуть пуговицу. Глаза его занимали чуть ли не половину довольно большого лица.

- Каки... эки? Вы-вы соображаете, что делаете?

- Ну да, - сказал Мартин. - Поумнели.

На отвислой щеке коменданта показалась капля крови.

- Карету, остолопы! Вы что, оглохли? Живо! - просипел он. - Не видите?! Меня уже режут!

Складывалась ситуация, при которой никому не надо давать опомниться. Внизу Мартин пнул пирамиду штуцеров; оружие с грохотом посыпалось. Потом кивнул на вахмистра.

- Хзюка, возьми у этого саблю.

Хзюка тут же ухватился за эфес. Вахмистр было дернулся, но заметив перед самым носом пять когтей дюймовой длины, успокоился. Хзюка квакнул, похлопал его по плечу и довольно внятно сказал:

- Умнисса. Тебе другую дадут. Есе луцсе. Красивую. Один из солдат хихикнул. Вахмистр отвесил ему тумака.

- Что вы собираетесь делать? - спросил офицер с усиками.

- Сопровождать герра майора в курфюрстенштаб.

- В курфюрстенштаб? - Офицер недоуменно разглядывал лезвие у горла своего начальника.

- Да. Там ему предстоит объяснить, почему он препятствовал выполнению важного разведывательного задания.

- Следовательно, вы его арестовали?

- Разумеется.

- О-о. Позвольте, но по закону...

- Не позволю! - полным голосом рявкнул Мартин. В окнах задребезжали стекла.

- Законами в здешней комендатуре и не пахнет! Назовите вашу фамилию, лейтенант! - Фо... фон Руссиш-Мишке.

- Как старшему по званию вам придется исполнять обязанности коменданта города Шторцен. Приказ ясен?

- Слушаюсь... герр гауптман, - ошеломленно пробормотал Руссиш-Мишке.

Ушки герра майора яростно запылали. Что ж, любому начальнику рано или поздно приходится пожинать плоды собственной кадровой политики. Результаты бывают самыми разными, но полного счастья наследники обычно не дарят. Не больше, чем получали.

Мартин вывел бывшего коменданта во двор. У крыльца стояла коляска. Сидевший на козлах пожилой егерь смачно плюнул.

- Тьфу ты, господи. Срамота.

Мартин схватил майора под мышки, забросил его в карету и приказал Хзюке присматривать. Сам встал на подножку и повернулся к провожающим. Нужно было сказать что-нибудь ободряющее. Не важно - что, главное - уверенно.

- Кстати. Совсем забыл. А как фамилия этого? - Он небрежно махнул рукой за спину.

- Есниц. Майор фон Есниц, - оторопело сообщил вахмистр.

- Плохой он майор.

- Но все-таки майор, - вдруг возразил Руссиш-Мишке. Это настораживало. Публика начинала приходить в себя.

- Пошел, - сказал Мартин егерю.

- А куда ехать-то?

- Да в Бауцен.

- В Ба-ауцен. Сто двадцать километров, сударь.

- Сто тридцать. Пошевеливайся, служивый.

Егерь пожал плечами, еще раз сплюнул и щелкнул кнутом.

За Шторценом долина расширяется, а Текла, вобрав в себя бурные горные ручьи, превращается в настоящую реку. Дорога идет под уклон, лошади бегут легко. С двух сторон то приближаясь к берегам, то удаляясь, тянутся густые хвойные леса. Через каждые километр-полтора попадаются фермы в окружении начинающих желтеть полей. Местность живописная, а при хорошей погоде еще и веселая, радующая глаз. Для Хзюки эти пейзажи были к тому же и внове, поэтому он буквально прилип к окну.

- Хорошо живете, мягкотелые! Есть где поохотиться. А вот жары нет, приятно.

Ему не ответили. Пленный майор Есниц мрачно молчал, уставившись в одну точку. Он не знал схайссу, а кроме того, вероятно, вынашивал планы самой ужасной мести, а Мартин был занят тем, что старался придумать способы расстроить эти планы.

То, что лейтенант Руссиш-Мишке не отличается быстротой соображения, сомнений не вызывало. Но рано или поздно он опомнится и бросится в погоню. Хотя бы для того, чтобы поддержать честь мундира. И что тогда? Мартин глянул на майора. Не убивать же в самом деле красноухого. Проще всего связать его и незаметно выпрыгнуть из кареты. Потом скрыться в лесу, выиграть время. Но тогда они с Хзюкой точно перейдут на нелегальное положение, превратятся в разыскиваемых и опасных беглецов. Даже курфюрстенштабу будет нелегко объяснить их поведение. Таким образом, время не столько приобретается, сколько теряется.

Нет, это не годилось. Оставалось одно. Как только их догонят, следовало сдаться Руссиш-Мишке. Несколько часов уже выиграно. В Шторцен уже пришла депеша курфюрстенштаба. Близился конец дурацкой истории майора Есница. По крайней мере так вполне могло показаться.

Их догнали у окраины Рорбаха. Карета остановилась. Руссиш-Мишке заглянул в окно и радостно погладил усики.

- Все в порядке, герр гауптман! - выпалил он. - Получена телеграмма от начальника разведывательного управления оберста Ольховски. Ваши полномочия подтверждены

- Ну наконец-то.

- Вам лишь следует назвать пароль...

- Фламинго, - мрачно сказал Мартин.

- Все верно! Счастливого пути.

- Благодарю.

- Быть может, вы отпустите герра майора?

И тут Мартин совершил глупейшую ошибку. Не питая никаких иллюзий в отношении как характера, так и моральных достоинств майора Есница, он все же согласился. Уж больно надоела кутерьма. Кроме того, казалось невероятным, что после всего случившегося комендант не сделает самых очевидных выводов и продолжит упорствовать в заблуждениях своих. Увы, именно это и произошло.

Не успела несчастная карета проехать и сотни метров, как ее вновь остановили.

- Приношу свои извинения, - сказал Руссиш-Мишке. - Но вы арестованы.

- Опять?!

- Да, с вами это случается частенько.

- Но мои полномочия только что подтверждены, лейтенант. Вами.

- Так точно, герр гауптман.

- Тогда в чем дело?

- Герр майор больше не ставит под сомнение вашу личность. Но он обвиняет вас в превышении служебных полномочий.

- В превышении? Вот уж кому о превышении говорить не стоит, так это ему самому!

- Вполне возможно. Но с формальной стороны... Вы ведь захватили коменданта района, герр гауптман. Угрожали оружием. Ну, и все такое...

Мартин выглянул в окно. Карету окружали всадники. К сожалению, это были не егеря, которые в сомнительных случаях предпочитают следовать скорее духу уставов, чем их букве. Вокруг кареты находились армейские уланы. Мягко говоря, ребята с куда более консервативным мышлением. За их спинами виднелся майор Есниц. С пустыми ножнами и поразительно красными ушами. Эх, патология ты ходячая...

- Хорошо, - сказал Мартин.

- Вы не будете сопротивляться? -Нет.

Карета развернулась и проехала сколько-то метров. В окне опять появилась физиономия Руссиш-Мишке.

- Так, - сказал Мартин. - Что еще?

- Да видите ли какое дело, герр майор требует вернуть саблю.

- Пусть сам и возьмет.

Руссиш-Мишке озадаченно погладил усики и исчез. Потом вернулся с красными пятнами на щеках.

- Извините, но герр майор...

- Что на этот раз?

- Герр майор... ну, словом, он приказал в вас стрелять. Мартин почувствовал, что закипает. Первый урок не пошел впрок. Пора была преподать второй.

- Вот как? Великолепно. Сейчас я к нему выйду. Хзюка сиди и ни во что не вмешивайся!

Не давая возможности возразить ни лейтенанту, ни Хзюке, он резко открыл дверцу. Потом спрыгнул на землю и, держа саблю на вытянутых руках, направился в сторону коменданта Шторцена.

Уланы перед ними расступались, а хозяин оружия вдруг попятился. Потом стал кричать, чтобы Мартина схватили. Уланы нерешительно ворочались в седлах.

- Майор Есниц! У вас не хватило смелости отстоять свое оружие. Быть может, наберетесь храбрости, чтобы лично его забрать? - громко спросил Мартин.

Весь уланский взвод повернулся в сторону коменданта. Тот продолжал пятиться, выкрикивая угрозы, ругательства и команды. Все это было столь позорно, что даже вымуштрованных солдат проняло. Никто и не подумал мешать Мартину, и тот спокойно выбрался за кольцо охраны. Тогда Есниц выхватил седельные пистолеты.

- Герр гауптман, - рассудительно заметил уланский вахмистр, - не стоит подставлять лоб под пулю.

Потом вполголоса добавил:

- Этого идиота.

Мартин с трудом овладел собой.

- Спасибо, вахмистр. Вы правы.

Остановившись на середине дороги, он с удовольствием хряснул клинок о колено, швырнул обломки в лужу и вернулся к карете. Никто ему не мешал.

- Вы-то уедете, - вздохнул вахмистр. - А у нас все останется по-старому...

- Ну уж дудки! - свирепо ответил Мартин. - Реверс на все дюзы! Ждите нового коменданта. Мосос, он все видит!

Эпс начал клониться к западу. Чертыхаясь, егерь-возница развернул упряжку. Карета двинулась к Шторцену.

- Что-то бестолковое творится, - проворчал Хзюка. - У вас часто такое?

Мартин вздохнул.

- Не очень. Просто не повезло.

На этот раз перед новой остановкой они успели проехать целых полтора километра или даже два.

Сначала через заднее оконце Мартин заметил, что следовавшие за каретой уланы начали оглядываться. Потом часть из них остановилась поперек дороги, взяв штуцеры на изготовку. Но не прошло пяти минут, как они вернулись. И не одни, а в сопровождении пропыленных всадников в черных кирасах и шлемах. Это были конные гвардейцы курфюрста.

- Тпр-ру! - закричал возница и длинно выругался. Дверца распахнулась. Дальше произошло то, что никак

не могло понравиться майору фон Есницу. Едва Мартин выбрался наружу, рядом с ним с коня соскочил невысокий рыжеусый оберст. Соскочил и молча обнял арестанта

Забыв от изумления об осторожности, к ним подъехал Есниц.

- Разрешите узнать, что здесь происходит, герр оберст? Оберст с легким недоумением глянул на него снизу.

- Простите, с кем имею честь?

- Комендант Шторцена майор фон Есниц.

- Вот как. Наслышан, наслышан. Мне тоже весьма хотелось бы узнать, что здесь происходит.

- Виноват. А с кем я имею честь?

- Оберст Ольховски, разведывательный отдел курфюрстенштаба. В чем дело, куда вы везете моего сотрудника?

- Прошу извинить, герр оберст, - не покидая седла, сказал Есниц. Лично с вами мы не знакомы. Могу я видеть ваше удостоверение личности? Пограничная зона, знаете ли.

У всех, кто находился рядом - и у гвардейцев, и у улан, - вытянулись лица.

- Похвальная бдительность, майор, - невозмутимо сказал Ольховски. - Что ж, смотрите.

Подойдя к лошади, он протянул удостоверение. Есниц долго вертел книжицу, потом с большим сожалением вернул.

- Рад познакомиться, герр оберст, - кисло сказал он, притрагиваясь к козырьку.

- Серьезно? Да будет так, майор. У вас я удостоверения не спрашиваю, поскольку вы в точности соответствуете тому, что мне о вас говорили. Но вынужден повторить другой вопрос: в чем дело? Почему задержали моего сотрудника?

- Рутина, герр оберст. В пограничной зоне задержаны двое неизвестных без документов. Вот и все.

- Разве ротмистр Викс из Эмванда не сообщал о них?

- Сообщал. Но у этих людей нет документов.

- А вам не предлагали заглянуть в сейф и поискать циркуляр разведывательного отдела?

- Я не обязан подчиняться требованиям подозрительных личностей

- Ах вот как, - сухо сказал Ольховски. - Но мне кажется, майор, что, будучи комендантом города, вы обязаны делать все, что помогает выяснению истины.

- В уставах об этом не упоминается. Но я приму к сведению, герр оберст. Разрешите препроводить арестованных в комендатуру?

- Арестованных? Черт возьми! Да на каком основании арестованных?

- На основании отсутствия документов, подтверждающих личность.

- Следовательно, моего поручительства недостаточно? Я правильно понял?

- Совершенно верно, герр оберст. Орднунг ист орднунг. Ольховски только головой покрутил.

- М-да, - сказал он. - Клинический случай. Ладно. Капрал Люка!

- Я, экселенц.

- Достаньте из моей седельной сумки красную коробку. Да, да, эту.

Ольховски вынул из коробки еще одно удостоверение и протянул его сверхбдительному майору.

- Мы потеряли уже много времени, Есниц. Надеюсь, этого доказательства будет достаточно.

- Никак нет, герр оберст. Задержанный именовал себя гауптманом Неедлы. А в удостоверении значится майор Неедлы.

Лицо Ольховски пошло пятнами.

- Это оттого, сударь, что за особые заслуги перед фатерляндом гауптман Мартин Неедлы произведен в майоры. В армии такое случается. Я ясно выразился?

- Так точно.

- Надеюсь, к майору Неедлы больше претензий не имеется?

- Имеется, герр оберст. Гаупт... майор Неедлы совершил вооруженное нападение на коменданта Шторцена. То есть на меня. В это, наверное, трудно поверить

- Отчего же? Совсем наоборот, - процедил Ольховски. - Подавайте рапорт прокурору округа, а нам пора расстаться Майор не имеет права арестовывать майора. Уж об этом в уставе написано! Теперь все?

- Еще один момент, герр оберст. А где удостоверение ящера?

Ольховски побагровел и наконец вышел из себя:

- Майн готт! Что вы несете? Какое может быть удостоверение у ящера?!

- Без удостоверения пропустить не могу, - скрипуче сообщил Есниц.

Ольховски достал трубку и, не торопясь, ее раскурил. Потом совершенно спокойным тоном сказал:

- Я ожидал, что у вас с головой несчастье, майор. Но не думал, что оно приняло размеры стихийного бедствия.

- Полагаю, в вашей коробке нет удостоверения ящера, - откровенно усмехнулся Есниц.

Ольховски выпустил клуб дыма.

- Как знать, - сказал он. - Капрал Люка! - Я.

- Предъявите герру майору какой-нибудь убедительный документ.

По пересеченному шрамом лицу капрала скользнула ухмылка.

- Яволь, экселенц.

Подъехав ближе, он приставил ко лбу коменданта Шторцена пистолет.

- Заряжено, - коротко сообщил Люка. Ольховски выколотил трубку о подножку кареты.

- Майор фон Есниц! Вы арестованы. Уши коменданта запылали.

- Это за что же?

- А за саботаж. И я сумею это доказать, не сомневайтесь.

- Оберст не имеет права арестовывать майора

- Знаете, вы уже столько раз превысили полномочия, майор Есниц, что мне тоже захотелось это сделать. Сдайте саблю.

- Да он ее уже сдал, герр оберст, - усмехнулся уланский вахмистр.

Мартин в это время повернулся к Руссиш-Мишке.

- Послушайте, все-таки придется вам исполнять обязанности коменданта.

- Никуда не денешься, - ответил тот. - Уж больно настойчиво предлагают.

- Надеюсь, выводы сделаете?

- Уже сделал. Урок был очень наглядный. Собственно, требовалась всего лишь доброжелательность, герр майор. Оказывается, даже в армии она не бывает лишней.

- Браво, - сказал Мартин.

- Этого машиша повесят? - спросил Хзюка, кровожадно глядя на Есница.

- Нет.

- Заживо шкуру сдерут?

- Ну, в некотором смысле.

- О! Строго у вас.

Оберст Ольховски неожиданно расхохотался. Наверное, понимал схайссу.

- Послушай, Ингер, этот майор Есниц способен человека просто сожрать! Прямо ящер какой-то. Уверяю тебя, машиш племени Сив куда разумнее и даже человечнее.

- Ладно, остынь. Не все же у нас ящеры.

- Яволь, герр оберст, - сердито сказал Мартин. - Остываю.

- Вот и отлично. А теперь рассказывай, - предложил Ольховски. - Не торопясь и подробно.

- Ну, слушай.

Времени потребовалось много, поскольку начальник разведки часто задавал вопросы. Карета миновала Рорбах, потом Берлиц. Впереди показались пригороды Мютлебена, главного города земли Верхняя Текла.

- Ну вот, вроде все, - сказал Мартин. - Может, позже еще что-нибудь вспомнится, тогда сообщу.

- Непременно. И не только то, что вспомнится дополнительно. Я пришлю стенографистку. Придется повторить все с самого начала. Ты ведь первопроходец, Мартин. Подозреваю, что еще не в полной мере осознаешь, насколько ценны твои сведения.

- Не я один, - усмехнулся Мартин. - Поразительно, сколько хлопот может доставить один-единственный маньяк. Ингер, не могу понять, как господин Есниц умудрился дослужиться до звания майора курфюрстенвера. Это же настоящее животное! Тупое и мстительное. Как ррогу.

- Ррогу?

- Есть такая тварь. Вроде земного цератозавра.

- А, понятно. Дорогой Мартин, армия по своей природе не может быть слишком демократичной. Поэтому само существование армии способствует злоупотреблениям властью. Можно и нужно их ограничивать, но полностью избавиться невозможно. Добавь сюда то, что с некоторых пор чины и должности в курфюрстенвере достаются не столько благодаря заслугам предков, сколько за собственные достижения. Такой порядок весьма полезен для государства, но он не по вкусу старой аристократии. У наименее умной ее части протест выражается бессмысленным бюрократизмом и высокомерным хамством. Вот на пересечении этих двух причин, я думаю, и следует искать корни нынешнего инцидента. При этом учти, что очень плохой майор Есниц представляет собой всего лишь один из примеров оппозиции. Частный вариант. Самый откровенный, потому и заметный. Но гораздо больше молчаливых недовольных. Между тем они-то и представляют главную проблему. И вот, чтобы бездоказательно не дразнить гусей, причем гусей вооруженных, придется провести самое тщательное расследование конфликта. Показания придется давать и тебе, и мне. Важно, чтобы все это завершилось в рамках закона, понимаешь?

- Вполне. Только пусть это случится попозже. Нам сейчас очень нужно спешить в ущелье Алтын-Эмеле.

- Почему?

- Видишь ли, скоро отцветут эдельвейсы.

- Что ж, - иронически сказал Ольховски. - Почему бы и в самом деле не взглянуть на эдельвейсы.

- Только надо еще курфюрста прихватить.

- А он это оценит? - усомнился начальник разведки. - Эдельвейсы?

- Хог! Ну конечно. Ольховски со смехом признался:

- Не понимаю, как это майор Есниц мог тебе не поверить?

Мартин немедленно ощетинился.

- Этот ваш майор Есниц! Он...

- Ну ладно, ладно, - сказал Ольховски. - Проехали мы Есница.

20. МЫ С НИМ НЕ ПРОПАДЕМ

Со времени последнего совещания прошла всего неделя, а Бернар Второй вновь срочно потребовал созвать заседание Государственного совета.

На этот раз оно было назначено в столичном дворце Кронштайн. Немедленно по прибытии все высокопоставленные сановники были препровождены в Малую Гостиную, где перед ними предстал хозяин. Был он в мундире да еще и при шпаге, что заставило переглянуться Сентубала и Брюганца.

Извинившись за спешку, Бернар Второй сообщил, что магрибское посольство уже миновало города Джанга и Урханг, а утром покинет Джейрат и направится к Мембургу

- Таким образом, почтенный Нурмулда Бейт-Гафар скоро прибудет в столицу. Мне же по плану герцога Сентубала пора отправляться для инспекции наших войск на юге. Но у начальника разведки успели накопиться новости, которые требуют неотложных решений. Ингер, прошу вас.

Оберст Ольховски секунду помолчал. Он не улыбался. Напротив, его лицо выглядело озабоченным.

- Господа! Хороших новостей сегодня не будет совсем. Из Схайссов вернулся один из лучших наших разведчиков. По его сведениям, ящеры способны преодолеть Ледяной хребет. Более того, они это уже сделали, и небольшой разведывательный отряд проник в Ничью Землю. Требуется срочно укреплять южную границу.

- Этого только не хватало, - сказал канцлер. - И что вы думаете делать?

- О мерах, которые предлагает курфюрстенштаб, вам доложит мой непосредственный начальник, генерал-оберст Джон фон Грищенко. А у меня еще много информации, которую я должен изложить полностью. Вы позволите?

Канцлер глянул на курфюрста.

- Ну, разумеется. Продолжайте, прошу вас.

- Яволь. Новость номер два. В прошлом месяце из учебного плавания должны были вернуться линейный корабль "Прогиденс" и фрегат "Сенжер". Этого не случилось, и теперь я могу сообщить почему. Двадцать седьмого мая на траверзе мыса Мекар наши корабли были атакованы эскадрой Пресветлой Покаяны...

В гостиной возник шум.

- ... да, господа, атакованы эскадрой в составе пяти кораблей. В ходе боя на фрегате "Сенжер" вспыхнул пожар, потом произошел сильный взрыв, и он затонул.

- А "Прогиденс"? - ровным голосом спросил морской министр.

- Линейный корабль "Прогиденс" получил повреждения, но сумел выйти из боя. Пользуясь штормовой погодой, он скрылся в северо-восточном направлении

- Информация надежная? - спросил министр.

- Вполне, господин адмирал. Могу еще добавить, что по крайней мере шестеро моряков из экипажа "Сенжера" спасены и сейчас находятся в плену.

- Где фрегаттен-капитан Ламберс?

- Неизвестно. Среди пленных его нет.

- Что еще? - спросил адмирал. Ольховски прекрасно его понял.

- Несмотря на внезапность нападения и большое неравенство сил, наши корабли сумели потопить один из корветов Покаяны.

- Всего лишь корвет?

- Это не все, господин адмирал. Маловероятно, что покаянский флагман "Граф Шалью Гервер де Гевон" сможет восстановить свою боеспособность ранее, чем за полгода. Он буквально приполз в Ситэ-Ройаль на клочьях парусов. Приполз без грот-мачты, с тремя десятками трупов и двумя сотнями пробоин. Если учесть, что один только "Гевон" имел на борту сто десять орудий, а "Прогиденс" - всего восемьдесят четыре, то, право же, господа, упрекнуть наших моряков абсолютно не в чем. Напротив, я предлагаю...

Присутствующие молча встали.

- Благодарю вас, - через минуту сказал курфюрст. - Панихида уже заказана. Она пройдет во всех крупных храмах и церквях.

За исключением морского министра все сели.

- Мы не можем оставить столь вопиющее нападение без ответа, ваше высочество, - все тем же ровным голосом сказал адмирал.

- Безусловно, - кивнул курфюрст. - Иначе на море Поммерну делать нечего. Как и чем ответить, вот это мы и должны решить сегодня. Добавлю, что ко мне уже поступили жалобы частных судовладельцев об исчезновении трех торговых судов

- Один из них под конвоем приведен в Карантинную гавань Ситэ-Ройаля, вставил начальник разведки. - Средь бела дня, без всяких мер секретности.

- Да ведь это же морской разбой! - бледнея, сказал министр.

- Он самый, Уолтер. И не только разбой, но еще и вызов. Однако наберитесь терпения, поскольку у нашей дорогой разведки все еще есть что сообщить. Со стороны Покаяны крепко пахнет порохом, господа. Поэтому давайте вспомним, что она представляет собой в военном отношении.

Извинившись, адмирал занял свое место за столом. Все вновь повернулись к карте, у которой стоял Ольховски.

- По последним данным сухопутные силы Покаяны насчитывают около двухсот восьмидесяти тысяч человек. Они сведены в сорок четыре пехотные и семь кавалерийских дивизий, которые располагают примерно тысячей полевых орудий, - сообщил оберст.

- А каково качество войск? - спросил канцлер.

- Рядовой состав имеет хорошую выучку. Солдаты выносливы и неприхотливы. Хуже подготовлен офицерский состав. В ходе идеологических чисток многие опытные командиры уволены и заменены выдвиженцами ордена сострадариев. Оружие Покаяны уступает нашему в скорострельности и дальности огня. Снабжение войск организовано неудовлетворительно, известны даже случаи голода в отдаленных гарнизонах. И все же армия Пресветлой представляет грозную силу. Следует ожидать, что на поле боя тактические дефекты и недостатки в управлении будут компенсированы фанатизмом и пренебрежением к потерям, поскольку при каждой части имеется бубудуск ордена сострадариев, наказания свирепы, а людские ресурсы велики, - в случае всеобщей мобилизации численность войск Покаяны может быть увеличена как минимум в три раза. Разумеется, новобранцы хуже кадровых солдат, но война учит быстро.

- Впечатляет, - кивнул канцлер. - А на что способны мы? Ольховски поклонился.

- На этот вопрос начальник курфюрстенштаба ответит лучше меня.

- Что ж, будем считать, что время для этого пришло, - решил Бернар Второй.

Генерал фон Грищенко с обычной своей неторопливостью поднялся из-за стола, одернул китель, аккуратно поставил на место стул. Но на этот раз он не воспользовался указкой и даже не взглянул на карту.

- При всеобщей мобилизации Поммерн может выставить двадцать три пехотные и четыре кавалерийские дивизии. Этого очень мало. В случае полномасштабной войны на каждого нашего солдата будет приходиться шестеро неприятельских.

- Печальная картина, - сказал министр финансов. - Почему же мы до сих пор не завоеваны?

- Главным образом потому, что нас защищают Рудные горы. Есть только три уязвимых места. Два из них - перевалы, через которые трудно провести большие массы войск. А вот третье - это печально известные Бауценские ворота, или Неза-Швеерский проход. Воистину ахиллесова пята Поммерна! Одиннадцать раз оттуда осуществлялись вторжения.

- Два последних были неудачными, - заметил Брюганц.

- Верно. Но чем закончится следующее, сказать сложно. Позволю себе напомнить, что Бауценские ворота - это безлесная долина между южными склонами Рудных гор и отдельно расположенной горой Швеер. Даже в наиболее узкой части ее поперечник достигает восемнадцати километров. С нашей стороны проход перекрыт цепью фортов, в которых постоянно находятся три дивизии с сильной артиллерией. За этой линией в крепостях Швеер, Нанж, Крессо и Дюранс расположены еще две пехотные и одна кавалерийская дивизии. Вместе с егерскими заставами группировка насчитывает двадцать семь тысяч человек, что составляет почти половину всех сухопутных сил Поммерна в мирное время

- А сколько солдат в этом районе у Покаяны? - спросил герцог Сентубал.

- Тридцать пять тысяч. Учитывая наше превосходство в артиллерии, соотношение пока вполне сносное. Однако как только Тубан Девятый двинет сюда хотя бы половину своей армии, удержать позицию будет крайне сложно.

- Но мы ведь превосходим Пресветлую в артиллерии? - спросил канцлер.

- Да.

- И как велико это преимущество?

- По общему количеству пушек мы превосходим Покаяну в полтора раза, а по тяжелым калибрам - почти вдвое.

- Простите дилетантский вопрос, генерал. Не может ли перевес в артиллерии компенсировать нехватку войск?

- Лишь частично. Артиллерией можно выигрывать отдельные сражения, но не войну в целом. В конечном счете все решает пехота.

- А если нанести удар первыми? - спросил Брюганц, лидер нижней палаты бундестага.

- Этот вариант рассматривался в курфюрстенштабе. Расчеты показывают, что мы можем быстро сосредоточить против Южной армии неприятеля до ста тысяч солдат, создав трехкратное преимущество. Весьма вероятно, что Южная армия будет разбита или отброшена. В этом случае, обойдя Рудные горы и повернув на север, мы успеем захватить несколько городов. Но затем неизбежно столкнемся с главными силами Покаяны в количестве никак не менее четырехсот тысяч человек.

- И что потом?

- Потом наступит неизбежный кризис. При огромном неравенстве сил, имея за спиной угрозы со стороны Магриба и ящеров, мы не сможем позволить себе сколько-нибудь крупного сражения. Останется одно: вести сдерживающие бои и отходить к собственной границе. В результате через три-четыре месяца мы окажемся на исходных позициях с ослабленной армией, не нанеся при этом решительного поражения врагу. Кроме того, напав первым, Поммерн окажется в роли агрессора, что вызовет подъем патриотических настроений даже среди тех покаянцев, которые не испытывают симпатий к власти сострадариев. Поэтому курфюрстенштаб считает вариант упреждающего удара ошибочным.

- Убедительно, - признал Брюганц. - А какой вариант курфюрстенштаб считает правильным?

- Чисто оборонительный. Во-первых, следует укреплять линию фортов в Неза-Швеерском проходе. На юге надо срочно начинать строительство крепостных стен в городах Демпо, Эмванд, Барленц, Дорнбайк и Шторцен. На западе также пора активизировать фортификационные работы, причем в максимальном темпе. Быть может, туда следует перевести саперный батальон из Яр-Камня.

- Нет, - с неожиданной резкостью сказал курфюрст. - Проходка тоннеля к Черной Води будет продолжена даже в том случае, если враг появится у ворот самого Бауцена!

- Это так важно? - удивился начальник курфюрстенштаба.

- Непременное условие. В конце нашей встречи, я надеюсь, вы меня поддержите. А пока переходите ко второму пункту, генерал.

- Второй пункт - рост численности курфюрстенвера. Мы уже приступили к формированию трех новых пехотных дивизий - в Остланде, Верхней Текле. Ну и в Джанге, разумеется. Именно там в ближайшие месяцы угроза вторжения наиболее велика. Поэтому в султанате, учитывая природную склонность джангаров к лошадям, надо сформировать еще и кавалерийскую дивизию. Вместе с уже расквартированной там шестой дивизией и отрядами перешедших на нашу сторону перебежчиков к августу у границы с Магрибом соберется около двадцати двух тысяч солдат. Думаю, этого хватит для того, чтобы задержать вторжение у пограничных крепостей на то время, которое необходимо для подтягивания сил из других земель. Еще одну кавалерийскую дивизию в качестве "резерва на все случаи" следует держать южнее Бауцена. Отсюда ее легко перебросить и в Джангу, и в Верхнюю Теклу, и в Остланд. Будет кстати, если все эти войска попадутся на глаза послу Бейт-Гафару...

При этих словах курфюрст одобрительно кивнул.

- Обязательно попадутся. Что еще предлагает курфюрстенштаб?

- Пункт третий и последний - увеличение огневой мощи войск, - продолжал генерал. - В артиллерийском резерве скопилось больше ста новых пушек. Считаю, что пришло время отдать их в строевые части. Это позволит перевести полковые батареи с четырехорудийного на шестиорудийный состав. Тогда наша пехотная дивизия по артиллерии будет вдвое превосходить покаянскую. Кроме того, ручными бомбами теперь можно снабдить не только пехотные, но и крепостные батальоны. Часть гранат выделено флоту, они могут быть полезными в абордажных боях.

- Благодарю, - сказал морской министр. - Недавно "Гримальд" ручными бомбами отбился от ушкуйников. Нельзя ли выделить еще штук восемьсот-девятьсот?

- Получите через две недели. Но у меня есть и встречная просьба. Может ли флот поставить корабли у важнейших мостов и паромных переправ?

- Безусловно.

- Сколько?

- Это зависит от общего количества задач, которые нам поручат. Насколько я понимаю, армия не сможет наказать Покаяну за нападение на нашу эскадру?

- К сожалению.

- Тогда это должен сделать флот. Не думаю, что для охраны мостов мы сможем выделить много кораблей.

Генерал и адмирал несколько секунд смотрели друг на друга молча.

- Понимаю, - сказал начальник курфюрстенштаба

- Благодарю, - ответил морской министр.

В Малой Гостиной опять повисло молчание. Сентубал и Брюганц, не сговариваясь, посмотрели на курфюрста. Лидер нужен прежде всего для того, чтобы находить выход из тупиковых ситуаций. Если у него есть такая способность, ему стараются служить на совесть.

- Послушайте, господа, - сказал курфюрст. - Пора переменить декорации. А то в этой гостиной какая-то мрачная атмосфера создалась. Чего доброго, покажется, что мы обречены, а это не совсем так.

Он встал и направился к выходу. На пороге остановился.

- Прошу пожаловать за мной. В такую чудесную погоду стоит побывать на Северной террасе Кронштайна!

Удивленные сановники молча последовали за своим государем. Идти, впрочем, потребовалось не слишком далеко, до конца галереи Курфюрстов, вдоль стены которой располагались бюсты владетельных государей Поммерна числом в семнадцать, начиная с легендарного Шершада Строителя.

Из-за тяжелых штор на окнах в галерее было темновато. Но в конце ее гвардейцы распахнули двери. На лестницу хлынул поток дневного света, в котором четко выделялся силуэт курфюрста, занесшего над порогом ногу.

- А символично, - сказал Брюганц.

- Да, - согласился герцог. - Раз в кои веки повезло с государем.

Щурясь, члены госсовета поднялись по мраморным ступеням столь преклонного возраста, что в середине каждой ощущалась выемка, образованная бесчисленными подошвами.

- Входим в историю, господа, - заметил канцлер Бройзс.

- Дай бог из нее выбраться, - вздохнул начальник курфюрстенштаба.

При этих словах Конрад Мамулер споткнулся. Его нехорошие предчувствия усиливались с каждым шагом: уж в очень грабительское место приходилось идти

Северная терраса служила местом уединенных размышлений для курфюрстов трех последних династий. Не членов правящей семьи сюда приглашают в исключительных случаях. Например, для того, чтобы объявить о расторжении вассального договора с Пресветлой Покаяной, как это сделал Вуаясий Третий, дед нынешнего главы Поммерна.

На этой террасе отрекались от престола, составляли завещания и проекты конституций, дважды постригались в монахи; здесь несчастная курфюрстина Борелия покончила с собой, бросившись в Теклу. Неудивительно, что из всего нынешнего состава государственного совета только одному начальнику курфюрстенштаба ранее доводилось бывать в столь примечательном месте, и то лишь потому, что Джон фон Грищенко имел честь быть другом юности Бернара Второго. Остальные с любопытством осматривались.

Северная терраса располагается на крепостной стене между двумя древними башнями. Прямо под ней находится место, где Текла принимает в себя воды Бауцена. Расширившись, река огибает округ Конграу и скрывается за его стенами и шпилями.

Слева видна оконечность острова Норбаунт с серыми стенами Семибашенного. За островом, на левом берегу Теклы, до самого плоскогорья тянутся леса. А по правую руку с террасы прекрасно видны мосты через Бауцен, зеленые набережные, весь округ Мохамаут и часть набережной Плитрее.

На террасе, находящейся у слияния двух крупных рек, постоянно гуляет прохладный ветерок.

- Хорошо, - сказал канцлер. - Замечательный вид, ваше высочество.

Но владельца дворца здесь интересовало другое. Вежливо кивнув, он подошел к краю террасы, перегнулся через перила и взглянул вниз.

Там у пирса стояли корабли.

- А где же "Василиск", господин адмирал?

- На подходе, ваше высочество. Скоро должны показаться его мачты

- Так и гоняете по реке?

- Так и гоняем. И по реке, и по озеру. Экипаж должен сплаваться.

- О, это непременно. А как стреляет наш новейший линкор?

- Увы, пока посредственно, монсеньор. Много молодых матросов. По-настоящему экипаж складывается года за три-четыре. "Василиск" же ходит всего полгода.

Курфюрст покачал головой.

- У нас нет трех лет, Уолтер. И трех месяцев уже нет. Боюсь, что две недели - это все, что осталось. Сегодня я расскажу почему, но чуть позже. А пока... Господа, вам не кажется, что пора перекусить?

Хозяин сделал широкий жест в сторону стола, сервированного под открытым небом.

- Прошу!

Выразив свою благодарность, но оставив при себе свое удивление, члены совета расселись. Статные, одна к одной, но абсолютно безмолвные официантки удалились. Последняя плотно закрыла за собой двери.

Оберст Ольховски не без сожаления проводил их взглядом. Но счел необходимым одобрительно кивнуть, поскольку считал, что женщины умеют хранить только собственные тайны.

- Обслуживать себя нам придется самостоятельно, - улыбаясь, сообщил курфюрст.

Подавая пример, он положил на тарелку хорошо прожаренный бифштекс, налил вина, отломил кусочек хлеба.

- Приятного аппетита, господа! Советую поесть как следует, работать нам предстоит еще долго.

Первым его совету последовал Брюганц, большой любитель угощаться бесплатно. Он же был единственным членом компании, не потерявшим аппетит. У всех остальных голод был заглушен предчувствием чего-то такого, что на самом деле войдет в учебники истории. Это стоило не одной трапезы, даже в столь почетном месте

* * *

После обеда курфюрст любезно предложил сигары, и только потом заседание возобновилось.

- Что ж, господа, пора нам узнать о том, каково соотношение сил на море. Передаю слово гросс-адмиралу Уолтеру Мак-Магону.

- Соотношение сил на море не многим лучше, чем на суше, - сказал морской министр. - Военный флот Покаяны насчитывает около семидесяти боевых единиц, причем двадцать шесть из них относятся к классу линейных кораблей с числом орудий от семидесяти двух до ста десяти. Недавно в строй вступил новейший линкор "Упокоитель" со 116 пушками на борту. Спущен на воду и достраивается стодвадцатипушечный гигант "Покаяна". У нас же после гибели фрегата "Сенжер" имеется двадцать три боевых корабля. Даже двадцать два, поскольку "Прогиденс" сейчас неизвестно где. А к категории линейных кораблей из этого количества относятся лишь семь. Самые мощные из наших линкоров несут на борту по сотне орудий.

- Невеселая статистика, - заметил канцлер. - Похоже, что и на море мы не сможем противостоять Покаяне.

- У нас есть и преимущества, господин канцлер.

- Хотелось бы верить. В чем они, эти преимущества?

- На наших линкорах пушек меньше, чем на самых крупных покаянских. Но фрегаты и корветы у нас существенно сильнее. Добавьте сюда то, что морская артиллерия Поммерна превосходит противника по скорострельности и дальности огня. Наконец, новые корабли курфюрстенмарине по скорости примерно на два узла превосходят самые быстрые из покаянских. Еще на наших кораблях устанавливаются палубные лебедки, которые облегчат работу с парусами. А это - выигрыш в маневренности.

- Приятно слышать. Но что значат два узла по сравнению с трехкратным численным перевесом?

- Эти два узла дают возможность вступать в бой тогда, когда это выгодно. Либо уклоняться от него по своему выбору

- Боюсь, что при существующем соотношении сил бой всегда будет для нас невыгодным.

- Да, если сражаться сразу против всего флота Покаяны. Вместо этого следует нападать на отдельные корабли или небольшие группы, постепенно ослабляя неприятеля. Мы должны навязать войну на морских коммуникациях. При такой тактике превосходство в скорости даст максимальную выгоду. Все старые корабли должны остаться во внутренних водах для оказания помощи армии. В рейд пойдут только новые, быстроходные линкоры серии "Магденау". Все три. Их будет сопровождать по паре самых мощных фрегатов и корветов.

- Итого - семь, - сказал канцлер. - А сколько кораблей Покаяны стерегут выход в море?

- Замечено уже девятнадцать, - ответил Ольховски.

- Ага, девятнадцать. Против семи. Вас это не смущает, господин адмирал?

- Не смущает. Дельта Теклы состоит из дюжины рукавов и четырех десятков островов. Покаянцы обязательно раздробят свою эскадру, иначе перекрыть фарватеры невозможно. Уверен, что, внезапно напав на один из отрядов, мы вырвемся. Проблема в другом. Гораздо труднее будет вернуться, подходы с моря хорошо просматриваются. А как только мы войдем в устье, плыть придется против течения, скорость упадет. Вот тут самое время атаковать нас из боковых проливов. Конечно, многое будет зависеть от погоды и искусства судовождения, но опасность велика.

- Тем не менее вы за то, чтобы рискнуть?

- Да. Предположим, придется потерять эскадру. Но мы причиним значительно больший ущерб Пресветлой. В конце концов, если поражение армии означает катастрофу, то гибель семи кораблей - еще не гибель Поммерна. В этом отношении я вполне понимаю осторожную позицию курфюрстенштаба. У меня только одна просьба, ваше высочество.

- Какая?

- Прошу доверить командование эскадрой лично мне

- Благодарю вас, Уолтер, - сказал курфюрст.

Он встал, поправил перевязь со шпагой и подошел к краю террасы. Внизу швартовался и свертывал паруса линкор "Магденау". За ним ожидал своей очереди тяжелый шестидесятипушечный фрегат "Такона". А из-за башен Конграу, как и обещал морской министр, показались мачты следующего корабля - вверх по Текле поднимался "Василиск". Немногочисленный флот Поммерна собирался в кулак. По официальной версии - для того, чтобы приветствовать магрибского посла.

Члены совета молчали. Курфюрст же, глядя в пол, медленно вернулся к столу.

- Благодарю вас, Уолтер, за готовность к самопожертвованию. В целом я поддерживаю вашу идею. Но в самых отчаянных предприятиях у людей должен оставаться шанс. Давайте подумаем, где его найти.

- Я не вижу, в чем он может быть, монсеньор, - качая головой, сказал адмирал.

- Самый опасный момент вашего плана - это возвращение эскадры. Но раз это так, нельзя ли отложить возвращение? Скажем, года на полтора? Покаяна много в чем нас превосходит. Но вот чего Пресветлой всегда не хватало, так это денег. Сострадарии не смогут долго держать половину своего флота в устье Теклы. Довольно скоро начнется его сокращение. Да и бдительность у покаянцев за полтора года ожидания весьма притупится, не так ли?

- Не исключено, ваше высочество.

- Кроме того, за этот срок у нас закончится строительство нескольких новых кораблей. Мы переведем на них самых опытных матросов. Тогда курфюрстенмарине будет в состоянии нанести крепкий удар навстречу возвращающейся эскадре. Вот такое дополнение к вашему плану я предлагаю. Что скажете?

- Крайне привлекательное дополнение. Но в нем есть слабое место.

- Снабжение наших рейдеров? - Да. Пресную воду мы можем найти где-нибудь в необитаемых местах. Рыбная ловля и охота при высадках на берег отчасти позволят пополнять запасы продовольствия. Но где брать порох, ядра, паруса, канаты? Где ремонтировать корабли? У нас ведь нет ни колоний, ни заморских баз.

- У нас - нет.

- Посадник не захочет ссориться с Покаяной. Муромцы нам откажут.

- Уже отказали. И это хорошо.

- Хорошо? Почему?

- Теперь муромцам трудно будет отказать нам в главном, в продаже Черной Води. С Поммерном им ведь тоже ссориться ни к чему. Между тем, господа, через полтора года вполне может случиться так, что наша эскадра ошвартуется у первого пирса Черной Води. Признаюсь, это моя мечта.

Курфюрст немного помолчал.

- Увы, это случится не раньше, чем через полтора года. Вернемся к тому, что же нам делать до этого. Итак, Муром свои базы нам не предоставит. О Магрибе и говорить нечего. Остается только одна морская держава, которая это может сделать.

- Альбанис, - тихо сказал герцог Сентубал.

- Да. Ваша светлость, два года назад вы вели переговоры с королевством Альбанис о военном союзе. Тогда альбанцы отказались, ссылаясь на свои пограничные проблемы с горцами. Сейчас у них перемирие. Нет ли смысла попробовать еще раз?

- Между Альбанисом и Покаяной существует застарелая вражда. Из-за границ, из-за колоний. Но пятнадцать лет назад альбанцы были весьма крепко биты покаянским маршалом Гевоном и до сих пор еще не пришли в себя. Поэтому вероятность союза с ними по-прежнему невелика.

- Но она существует?

- Полностью исключить нельзя. Если погибнет Поммерн, то и судьба Альбаниса повиснет на волоске. Там это прекрасно понимают. Однако потребуются очень убедительные доводы. Помните, ваше высочество, когда Гевон бил альбанцев, мы ведь сохраняли нейтралитет?

- Пятнадцать лет назад мы были слабее, чем сейчас. К тому же участвовали в гражданской войне в Магрибе.

- Все это так, тем не менее...

- Понятно. Будет ли убедительным доводом для альбанцев появление эскадры Поммерна? Эскадры, только что выигравшей морское сражение?

- О, безусловно. Но этого мало.

- А что бы вы посоветовали еще?

- Совершенно нереальную вещь. Ваш официальный визит в Альбанис. Куда труднее отказать владетельному государю, чем его послу.

- К сожалению, сейчас я не могу оставить курфюршество. Однако есть другая возможность придать посольству политический вес. Уолтер, на сколько упадет скорость эскадры, если в нее включить мою личную яхту?

- При сильном ветре на четверть узла. При слабом - меньше. "Поларштерн" - быстроходное судно.

- Не судно, а корабль, адмирал. Не забывайте, что, кроме роскошных кают, на "Поларштерн" имеется шестьдесят орудий. Довольно неплохих, как мне говорили.

- Виноват, ваше высочество. Действительно, "Поларштерн" вполне можно отнести к категории тяжелых фрегатов. Но какое это имеет отношение...

- Самое непосредственное. Вместо меня на "Поларштерн" поплывет моя дочь.

Морской министр онемел. Брюганц перестал рассматривать свои перстни. Мамулер нервно поправил очки на крючковатом носу. Узкое лицо герцога Сентубала вытянулось еще больше.

- Простите... Принцесса Юлия?!

- Нет. Юлия является официальной наследницей престола. Да и по способностям для этого дела лучше подойдет моя младшая дочь. Она будет иметь все необходимые полномочия для подписания любого договора с Альбанисом. Но подпишет только тот, который порекомендуете вы, дон Алонсо. Если сочтете возможным принять на себя миссию советника принцессы, разумеется.

- Сочту возможным? - пробормотал герцог.

Он встал. Внушительно и не без иронии произнес:

- Монсеньор, по крайней мере два поколения Сентубалов не были удостоены подобной чести. Должен сказать, наш род несколько заскучал, ваше высочество.

Герцог сел и тут же вскочил.

- Помилуйте! Как - принцесса?! Предстоит морское сражение! Да за личной яхтой курфюрста будет устроена охота!

Курфюрст грустно улыбнулся.

- Гросс-адмирал Мак-Магон считает, что наши корабли смогут прорваться. Не так ли, Уолтер?

- Совершенно верно, ваше высочество. Я уже об этом говорил. А когда команды узнают, что ее высочество рискует собой ради... все будут хорошо драться, поверьте. Очень хорошо. Но еще раз прошу предоставить мне командование. Теперь у меня еще меньше оснований перепоручать это дело кому бы то ни было.

- А у меня нет оснований доверять свою дочь кому-либо, кроме вас, Уолтер. Итак, дон Амедео, что вы теперь скажете о перспективах?

Герцог довольно улыбнулся.

- Альбанским адмиралам будет сложно ссылаться на мощь флота Покаяны в присутствии юной принцессы, которая этого флота не убоялась. Королю Альфонсу, если он решит нам отказать, придется отказывать еще и даме. В общем, свои базы он нам предоставит. Нет, чем больше я думаю об этом проекте, тем больше он мне нравится, монсеньор. И тут есть потенциал развития... Особенно если мне дадут помощника.

- Пожалуйста. Кого?

- Лорда Бервика-старшего

- Вы полагаете, он будет полезен?

- О! Еще как. Во-первых, Бервики - это боковая ветвь правящей альбанской династии. Во-вторых, когда мы с ним станем по бокам от принцессы, ее красота будет куда заметнее, уверяю вас. Нет-нет, не возражайте. Наконец, старый хитрец Саймон прекрасно играет в бридж, монсеньор. Вот, кажется, я ничего не забыл.

- Последний ваш довод просто несокрушим, - смеясь, сказал курфюрст. Считайте дело решенным, и к вам у меня вопросов больше нет. Но есть вопрос к морскому министру. Уолтер, скажите мне вот что. В списке кораблей, которые вы хотите взять с собой, не значатся быстроходные корветы "Энш" и "Мохоук". Почему?

- Они довольно стары и имеют слишком тонкие борта. Новые корветы типа "Гримальд" могут выдержать один бортовой залп линейного корабля. Ни "Энш", ни "Мохоук" такого залпа не перенесут, так что для эскадренного боя не годятся.

- Зато они прекрасно подходят для роли военных транспортов, как мне сдается. Если убрать пушки с нижних палуб.

- Транспортов? А что нужно везти?

- Не что, а кого. Переселенцев, Уолтер.

- Переселенцев? Куда?

- Туда, где вы решите основать первую заморскую колонию Поммерна, герр адмирал.

Морской министр вынул платок и машинально вытер лоб.

- Нет, сегодня день сюрпризов, - пробормотал он. - Колония...

- А нужны ли нам колонии? - осторожно спросил министр финансов, щупая свою папку.

- Давайте спросим господина канцлера, - быстро предложил курфюрст.

- Боже правый! Нужны ли нам колонии? - удивился Бройзе. - Еще как! Поммерн давно является самым густонаселенным из всех государств Терраниса. Мы вынуждены импортировать часть продовольствия. Что еще? Леса неуклонно сокращаются. Чтобы построить один линейный корабль, например, приходится рубить несколько тысяч деревьев. Кроме того, наши шахты и рудники смогут удовлетворять промышленность лет двенадцать, не больше. Свинца и меди уже не хватает, золота добывается чуть больше сотни килограммов в год. Хлопок выращивается лишь в одном из районов Джанги. Своих нефти, тропических пряностей, ценных пород древесины, кофе, каучука - всего этого в курфюршестве нет, приходится закупать втридорога. Между прочим, Конрад, сигары, которые вы так любите...

- Знаю, знаю, - нахмурился Мамулер.

- Словом, если не заведем колоний, скоро начнем медленно хиреть, заверил канцлер.

- Если до этого нас быстро не удушат, - вдруг сказал курфюрст.

- Удушат? Кто?

- Давайте подойдем к соседнему столу, господа. Я покажу, как это может случиться.

На соседнем столе был подготовлен рельефный план Поммерна.

- Вот, - сказал курфюрст, сводя руки с запада и востока. - Самое страшное, если Магриб и Покаяна ударят одновременно. Тогда мы не устоим, Поммерн рассекут. Магрибу отойдет левый берег Теклы, Пресветлая заполучит правый. Остатки наших войск, отходящие на юг, имеют шансы уцелеть в горах вокруг озера Демпо и ждать там лучших времен. Части, оттесненные к северу, могут закрепиться вот здесь, в районе горы Яр-Камень. Некоторое время на эти осколки победители внимания обращать не будут, поскольку сразу после победы над нами они начнут готовиться к войне друг против друга. Чем бы ни закончилась схватка хищников, и Магриб, и Покаяна ослабеют. Тогда настанет время освобождать Поммерн. А освобождать его придется отсюда, господа, от Яр-Камня. Для этого нужны три условия: тоннель под горой, контроль над Черной Водью и ресурсы колоний

Вот почему, Джон, ни при каких обстоятельствах нельзя уводить саперный батальон из каменоломен. По этой же причине, Уолтер, я навязываю вам обузу в виде транспортов и готов рисковать дочерью. Даже если не удастся вернуть Поммерн, колония, пусть одна-единственная, позволит сохранить то, что уцелеет от нашего государства и даст возможность спастись многим людям. Понимаете?

- Да. Теперь все понимаю, - бесцветным голосом сказал морской министр. - Но картина, которую вы нарисовали, ужасна.

- Самая ужасная из всех, какие смогли прийти мне в голову. Настоящая катастрофа.

- Неужели нет способа ее предотвратить?

- Есть. И этот способ тоже в ваших руках. Не знаю, когда, где и каким способом, но ваша эскадра должна совершить нечто такое, что взбесит сострадариев. Заставьте Покаяну напасть на нас раньше, чем к этому будет готов Магриб. То есть не позже зимы. Тогда у Поммерна появится шанс разбить врагов порознь, одного за другим.

- Следовательно, эскадра должна вырваться в море, взбесить сострадариев, доставить посольство в Альбанис, а после этого основать колонию?

- И топить все корабли Покаяны, которые встретятся. Боюсь, что скучать вам не придется.

- Будем стараться, ваше высочество.

- Есть еще одна задача, Уолтер.

- Еще? Слушаю.

- Вы должны вернуться. Не забывайте об этом. Сделаем так. Один из ваших кораблей примерно через полтора года должен зайти в Черную Водь. Что бы ни случилось, там его будут ждать. И если к этому времени война с Покаяной не завершится, у вас будет способ сообщить нам, когда вы намерены прорываться. Мы вышлем навстречу все боевые корабли, которыми будем располагать к этому сроку.

- А как же бюджет? - вдруг спросил министр финансов.

- Что - бюджет? - не понял курфюрст

- Бюджет не выдержит. Инфляция неизбежна. Канцлер Бройзе обхватил голову руками.

- О Конрад! - простонал он.

Государственный совет в полном составе вышел проводить своего государя на ступени парадного входа. Подъехала карета. Начальник гвардейского эскорта распахнул дверцу. Бернар Второй пожал ему руку и задержался, отдавая какие-то распоряжения.

Брюганц пробурчал себе под нос неразборчивую фразу.

- Простите?

- Я говорю, что с нашим курфюрстом не соскучишься, коллега Сентубал. Ни за что не догадаешься, чего от него ждать.

- О чем вы, коллега Брюганц?

- Взгляните в карету, ваша светлость.

- Сейчас.

Герцог вставил в глазницу монокль.

- О! - сказал он.

Внутри экипажа находился до черноты загорелый офицер с полосками майорских погон. Но еще более необычным было то, что против него на алом бархате подушек в непринужденной позе развалился самый настоящий ящер.

Герцог уронил монокль.

- Ну, что скажете? - спросил Брюганц.

- Скажу вот что. Пожалуй, мы с ним не пропадем.

- С кем? - усмехнулся Брюганц. - С ящером?

- Да нет же. С его высочеством, разумеется.

21. ЦВЕТОМИР

Великий машиш Схайссов сидел на пороге шатра и смотрел в мокрое небо мягкотелых.

- Сивы с хачичеями еще дерутся?

- Да, великий

- Кто победит?

- Все в руках Мососа.

Су Мафусафай недовольно обернулся.

- Шо ишигу! Я это знаю. Но я не знаю, что думаешь ты, Уэкей.

- У хачичеев больше ярости и больше воинов. У сивов больше ума. Они знают, как правильно вести войны. Именно сотня сивов впервые сумела ворваться на укрепление мягкотелых, великий. Жаль, что теперь их не осталось.

Уэкей не случайно помянул эту сотню сивов. С самого начала Су Мафусафай настоял на том, чтобы все племена выделили равное число воинов. В выигрыше от этого оказывались наиболее крупные из них, особенно племя Су, к которому принадлежал сам верховный машиш. Машиши мелких племен протестовать не посмели, и в первые дни, когда потери были сравнительно небольшими, помалкивали. Только вот теперь, когда сопротивление мягкотелых резко усилилось, когда ежедневно гибло по тысяче, а то и по две тысячи схаев, началось брожение, Уэкею об этом доносили. Пока еще тихий, опасливый ропот, но со временем он мог привести к расколу. Упоминая о потерях сивов, Уэкей высказывал скрытое предупреждение.

- Ум, ярость... Хватит прыгать перед ррогу, Уэкей. Кто победит? Ты сможешь предсказать?

Су Мафусафай либо не понял, либо не захотел понять предупреждения. И Уэкей не стал его повторять. Непрошеные советы дают обратные результаты, а из всех ответов властители предпочитают быстрые. В немедленных ответах лесть кажется искренностью.

- Победит тот, кому поможет великий машиш Схайссов. Су Мафусафай перевел взгляд с неба на горы. Серые,

стылые, сырые горы мягкотелых. Горы, вершины которых почти всегда трусливо прячутся в облаках. Так же, как прячутся за камнями эти существа с нежной кожей и шерстью на головах. Слишком уж они боятся умирать. Найдется ли хоть один, который сам выйдет прямо взглянуть в глаза схаю? - Это я и сам знаю, Уэкей. А без моей помощи кто-нибудь победит?

- Вряд ли, великий. Сивы с хачичеями воевали множество раз, и никто не победил.

- Что будет, если я помогу сивам?

- Сивы захватят земли хачичеев до самого моря и перестанут бояться удара в спину. Сделать их покорными станет труднее.

- А если я помогу хачичеям?

- Земли до моря уже принадлежат хачичеям. Удара в спину они не боятся. Некому бить. Мухавы вырезаны полностью, а фахонхо никогда не вылезут из своих чащоб.

- Значит, никакой пользы от этой войны для нас нет?

- Как раз от войны польза есть. Пока сивы дерутся с хачичеями, ни те, ни другие не могут воевать с тобой, великий.

- Воевать со мной? Я могу раздавить их вместе взятых.

- Никаких сомнений. Но будет худо, если остатки убегут за Южные пески, окрепнут там, сольются с дикарями и начнут угрожать. Выгоднее не воевать с двумя племенами, а спасти от разгрома проигравшее.

- Зачем?

- Чтобы сделать его своим другом. Например, сивов. Потом, когда сивы аш за ашем признают твою власть, придет время хачичеев. Война дорого обойдется хачичеям. Они ослабеют. Им будет трудно отказаться от твоей дружбы, великий.

- Ты хитер, Уэкей. Очень хитер. Я не знаю более хитрого схая. Хорошо, что ты служишь мне.

Уэкей без труда уловил сомнение в этой похвале и поспешил ее рассеять.

- Моя хитрость может служить только тебе, Мафусафай. Только ты ее можешь оценить.

- Почему?

- Для этого нужен твой ум, великий, - быстро сказал Уэкей

- Хитер, хитер.

- Это правда. Разве еще какой-нибудь вождь сумел стать великим машишем Схайссов? Нет. Хотели многие, а стал только ты. Потому что твой ум есть только у тебя.

Мафусафай квакнул, но ничего не ответил. Уэкей тоже замолчал. Приближалось время главного разговора. Однако перед этим случилась полная неожиданность.

- Уэкей! Пошли из резерва двадцать... нет, тридцать тысяч всадников на помощь хачичеям.

Уэкей не смог скрыть удивления:

- Еэ... Хачичеям, великий?

- Хачичеям.

- Как же так? Сивы прислали нам всего сотню воинов, но хачичеи ведь ни одного.

- Пусть сивам не дадут уйти за Южные пески.

- Хог! Да будет так. Но почему, великий?

- Сивы хитрят. Они скрывали мягкотелого. Пусть их не будет, Уэкей. Совсем. Я не желаю больше слышать об этом племени! Сивы мне не нравятся.

- О Мосос... - пробормотал Уэкей.

Седьмую дивизию выстроили на дне бывшего озера Алтын-Эмеле, под скалами. Бернар Второй медленно прошел на правый фланг. Там стоял семьдесят первый полк, шеренги которого были почти вдвое короче штатных. На многих солдатах белели повязки, но все они уже были одеты в новенькую гвардейскую форму.

Командир полка откозырял левой рукой, поскольку правая висела на перевязи.

- Оберст Кранке. Семьдесят первый полк построен, ваше высочество!

- Благодарю. Только с сегодняшнего дня вы полком не командуете. Кого лучше назначить вместо вас?

Лицо оберста на мгновение вытянулось, но он тут же овладел собой

- Рекомендую майора Шоберта, ваше высочество.

- Хорошо. Пусть он вечером прибудет в мою палатку для знакомства. Что же касается вас... Оберст Кранке! Приказом курфюрстенштаба вы назначаетесь исполняющим обязанности командира седьмой пехотной дивизии.

Оберст глянул непонимающе.

- Что, какие-то вопросы?

- Так точно. А как же генерал де Шамбертен?

- Не переживайте. Генерал де Шамбертен отныне будет командовать всем вашим корпусом. Теперь согласны?

- Почту за честь. Не знаю, заслужил ли, ваше высочество.

- Э, оберст. Что еще за ответ?

- Виноват. Служу Поммерну!

- Так-то лучше. За храбрость и умелое руководство полком награждаю вас серебряным крестом. И вот еще что. - Не оборачиваясь, курфюрст щелкнул пальцами.

Из-за его спины вышел адъютант и подал шпагу с золоченым эфесом. Курфюрст выдвинул клинок из ножен, попробовал лезвие.

- По-моему, неплохая сталь, - сказал он. - Тут написано: Алоизу Кранке от Бернара Второго.

Оберст молчал.

- Ну как, берете?

Оберст неловко, одной рукой принял шпагу.

- Не знаю, что и сказать, ваше высочество. Ни один из моих предков...

- Тогда остается надежда на ваших потомков, Алоиз! У вас их трое?

- Да. И двое - сыновья.

- Ну вот. Теперь у них есть право поступать вне конкурса в любое военное училище Поммерна.

- Они этим правом воспользуются, ваше высочество.

До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела - нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, - со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.

- Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?

- У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.

- Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?

- Мы совсем не продвинулись.

- Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?

- Нет. Будем обходить ущелье с боков.

- По снегу?

- Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.

Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.

Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.

- Сколько огнебоев удалось захватить? - спросил Мафусафай.

- Больше шести сотен, великий.

- Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?

- Не совсем. Похуже.

- Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?

- Еэ, великий.

- Хорошо пытали?

- Очень хорошо.

- Молчат?

- Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.

- Что говорят?

- Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что - не знают. Воины получают уже готовый порошок.

- Разумно, - сказал Су Мафусафай. - Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.

- Да пытать уже некого, великий.

- Пытайте тех, кого захватите.

- Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.

- Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?

- Со всех сторон, великий.

- Есть другие новости? - Еэ

- Говори.

- Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.

- Еще не уничтожены?

- Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.

- Хог. Я приму их завтра. Это все?

- Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.

- Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?

- Еэ, великий. И уже не одну.

- Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?

- Я бы так не сказал, великий.

- Тогда почему они хотят предложить мир?

- Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.

- А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?

- Многие.

- Значит, не скроешь?

- И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это слава.

Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:

- Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.

Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху - пехотинцы восьмой дивизии.

- Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй

Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.

- Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? - спросил Мартин.

Вертикальные зрачки ящера сузились.

- Перед тобой, мягкотелый?

- Тогда скажи.

- Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.

Мартин хлопнул себя по животу.

- Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?

- О чем?

- О мире.

- Ты первый об этом сказал, мягкотелый.

- Еэ.

- Тебя это не смущает? - Нет.

- Тогда садись первый.

Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.

Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.

- Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.

- Или тогда, когда никто не может победить.

- Нас гораздо больше.

- Ваша сила убывает, а наша прибывает, - спокойно заметил Мартин

Маш-борзай не стал этого оспаривать. Он выбрал другой довод.

- Вас спасает не сила, а теснота.

- Теснота никуда не денется.

- Зачем тогда просите мира?

- Не просим, а предлагаем.

- Ты первый сел.

- Да. Для того, чтобы разум победил глупость, я пожертвовал гордостью.

- Красиво говоришь. Хорошо, я понял тебя. Но ответь, если вы не боитесь поражения, зачем тогда предлагаете мир?

- Мы не любим убивать.

- Трудно поверить, что вам стало жалко схаев.

- Тогда попробуй поверить в то, что мы сами не любим умирать.

- Хог. В это верю.

- Зачем без пользы истреблять друг друга? Давайте остановимся.

- После того, как вы убили тысячи схаев? Мы обязаны отомстить. Таков обычай.

- Но есть и другой обычай, который вы обязаны соблюдать.

- Великий Мосос! Ты собираешься учить нас соблюдать обычаи?

- Нет. Я хочу дать вам способ остановить войну, не нарушая обычаев.

- Это невозможно.

- Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.

- Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.

- То, что может остановить войну.

- Ваши деньги для нас цены не имеют.

- Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам? - Ты хитрый жабокряк, мягкотелый! Развязывай. Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.

- Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?

- Цветомиры.

- Великий Мосос! Сколько?

- Сто. Десять десятков.

- И ты требуешь сто дней мира?

- Еэ.

- Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.

- О Су Мафусафае будут рассказывать предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.

С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:

- Мы не берем подарков от мягкотелых. Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь:

- Все видели, что мира просил я. Так? - Еэ.

- Я сел первым. - Еэ.

- Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.

Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.

- Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, - сказал он.

Он наклонился и взял мешок.

- Ответ получишь завтра.

- Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.

- Почему не на сто?

- Два цветомира были сильно плохие. Завяли.

- О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день

- Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?

- Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.

- Вот и не скрывай, - мимоходом бросил ящер. - А граница должна быть прямо здесь. - Он провел черту между собой и Мартином. - Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.

Мартин стукнул себя по животу.

- Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.

- Хорошо понимаешь. А что ответишь?

- Отвечу вот что. Схаи доблестно сражались и вызвали уважение своим мужеством. - Тут Мартин еще раз стукнул себя по животу. - Моими устами верховный машиш Поммерна Бернар Второй объявляет: все, что за твоей спиной, благородный Уэкей, - это Схайссы!

- Ты сказал - я слышал, машиш Мартин.

- Ты сказал - я слышал, машиш Уэкей.

- Хог. Да будет так.

Ящер некоторое время молчал. Потом сказал:

- Мягкотелый! Я потерял в этом ущелье старшего сына.

- Мой сын тоже был здесь.

- Значит, живой, - без выражения сказал Уэкей.

- Он у меня один.

- Сегодня один, завтра - два. А тот, кто не родился, еще не убит.

- Мне повезло. Тебе - нет. Чего ты хочешь, машиш? Уэкей глянул на снежные вершины.

- Ладно. Вы защищались, мы нападали. Понять можно. Я другое спрошу. Вряд ли мы увидимся еще, и я хочу узнать прямые мысли врага. Быть может, это хоть немного убережет от глупости и нас, и вас. Скажи мне как воин воину: ты веришь, что мы можем жить в мире?

- Первыми мы не нападем. Однако думаю, что воевать еще придется. Мы слишком долго ненавидели друг друга. Но вот помириться в следующий раз будет легче

- Хэй! Вчера Ухудай Всех Племен решил, что больше мы не примем цветомира от мягкотелых. На это не рассчитывай.

- Я знал, что вы так решите. Да, без цветомира помириться труднее. Но это будет уже не в первый раз, а ты знаешь, что самый трудный ррогу - это первый ррогу.

Уэкей хлопнул себя по колену.

- Ты хорошо изучил нас, машиш Неедлы. Даже пословицы знаешь. Скажи тогда, почему схаи должны ценить мир? Мир выгоден вам, мягкотелым, потому что вас мало. А схаям только дай вырваться из этих тесных гор - и никакое оружие вас не спасет. Вот тогда вы точно на нас не нападете, поскольку вас не будет. Разве не так?

- Нет. Мягкотелые живут не только здесь. Мы умеем строить большие лодки и переплывать моря. У нас есть много каменных крепостей. Схаи могут причинить нам много горя и все же никогда не уничтожат всех мягкотелых. Но главное в другом. Воевать с нами невыгодно, а торговать выгодно. Мы можем дать вам то, чего у вас нет.

- Громобои?

- Если станем друзьями, то и громобои. Но есть много других полезных вещей. Вот, смотри, машиш. Дарю тебе эти бусинки.

- Я не беру подарков от мягкотелых, - сказал Уэкей. - Бусинки - это вообще подарок для уффики, а не для воина.

- Терпение, машиш! Самая быстрая стрела не всегда самая точная.

- Это верно. Мудрость из тебя так и сыплется. Слушаю.

- В ущелье ты потерял сына. Бусинки, которые я предлагаю, его не вернут. Зато они могут спасти десять других жизней.

- Спасти? От чего?

- От черного мора, машиш.

- От черного мора нет спасения.

- А ты проверь. На первом же рабе

Ящер замолк. Он явно колебался.

- Подумай, Уэкей. Я дарю тебе десять жизней. Самых дорогих тебе жизней. Понимаешь?

- Не понимаю. Зачем ты это делаешь? Хочешь, чтобы я стал твоим должником?

- Нет. Хочу, чтобы схаи знали: от мира с мягкотелыми может быть польза.

- Хорошо, мягкотелый. Я принимаю твой дар. Уэкей снял с пальца перстень.

- Вот, возьми. Его носил еще мой дед. Если твои шарики спасут хоть одного моего родича, пусть твой человек покажет мне перстень, и я сделаю для него все, что смогу. А теперь пора расставаться.

- Прощай, Уэкей. Запомни, шарики боятся воды и лучей Хассара.

- Хог.

Ящер поднялся на ноги.

- Прощай, Мартин. Было интересно с тобой говорить. Но если встречу на поле боя, я тебя убью.

- Я не люблю убивать, - сказал Мартин. - Поэтому сегодня убил войну.

Ящер насмешливо квакнул.

- Красиво сказал. Говоришь ты, наверное, лучше, чем воюешь.

Мартин тоже встал и протянул руку.

- Взгляни на этот браслет, Уэкей. Ты видел когда-нибудь такой?

- Еэ...

- Знаешь, кто их носит?

- Знаю, - медленно отозвался схай. - Хачичеи совсем не плохие вояки. А уж их отборная сотня... Как к тебе попала эта вещь, мягкотелый?

- А ты догадайся, машиш.

Уэкей с размаху хлопнул себя по животу. Так, что кольчуга звякнула

- Шо ишигу! Я должен был понять это сразу. Так вот, значит, ты какой... Ну конечно, кого же еще мягкотелые могут отправить на переговоры с нами! Ты побил меня, Уохофаху Фахах...

Со стены сбросили веревочную лестницу, но воспользоваться ею почти не пришлось. Стоило Мартину подняться на пару перекладин, как его подхватили крепкие солдатские руки.

- Ну что, ну как там, герр майор?

- Нормально, ребята.

- Неужто получилось?

- Да. В общем - да.

Мартин отряхнулся, поправил мундир и пошел к пригорку, где располагалась корпусная батарея. Там перед низкой каменной флешью его дожидались оберсты Кранке и Ольховски, генерал Шамбертен и сам курфюрст со своей свитой.

Пройдя мимо расступившихся адъютантов, Мартин поднял руку к козырьку.

- Ваше высочество! Су Мафусафай, великий машиш Схайссов, согласен на перемирие сроком в девяносто восемь дней.

- Девяносто восемь? - переспросил курфюрст.

- Так точно. Начиная с сегодняшнего дня.

- Насколько я помню, снег в здешних местах ляжет дней через восемьдесят. Следовательно, наступать ящеры смогут не раньше, чем следующей весной?

- Думаю, что так.

- А будут ли ящеры выполнять соглашение? - спросил генерал Шамбертен.

- Полной гарантии дать нельзя, ваше превосходительство. Но Су Мафусафаю мир сейчас нужен больше, чем нам. Нельзя бесконечно посылать на бесполезную гибель даже фанатиков. Рано или поздно они взбунтуются. А наше предложение позволяет великому машишу найти выход из тупика, не теряя при этом лица, с минимальным ущербом для престижа

- Что от перемирия выигрывает Мафусафай, понятно, - заметил де Шамбертен. - А вот наша выгода в чем?

- Во-первых, мы перестанем нести потери. Во-вторых, имеются угрозы на восточной и западной границах Поммерна. Благодаря сегодняшнему перемирию мы получаем пусть временную, но все же передышку на юге. Берусь предсказать, что уже завтра егерские посты доложат об отходе главных сил ящеров. Тогда через неделю-другую две из трех наших дивизий вполне можно отправить отсюда к границам Покаяны или в Джангу. Там эти войска могут оказаться кстати.

- Очень кстати, - сказал курфюрст. - И невероятно вовремя. Дорогой наш майор Неедлы! Вы только что подарили Поммерну две отлично обученные и уже побывавшие в деле дивизии.

- Одну, ваше высочество.

- Одну? Почему только одну?

- Вторую подарил мой друг офсамаш Хзюка. Курфюрст рассмеялся.

- А ведь верно. Но как бы там ни было, господа, приглашаю всех в свою палатку. Есть повод открыть бутылочку кавальяка, как вы считаете?

- Мартин, я все же не понимаю, почему ты так много рисковал собой ради Поммерна.

- Извини, я рисковал не ради Поммерна. Курфюрст где-то по дороге простудился и теперь зябко

кутался в роскошный джангарский халат.

- А ради кого? - спросил он.

- Ради террян вообще. Невесть за что вы, как нерадивые школьники, были вынуждены повторить изрядный урок социальной эволюции заново, почти с чистого листа. Вы ошибались, творили да и продолжаете еще творить зло, но в целом доказали, что законы исторического развития объективны и что действуют они в любой Вселенной. А еще то, что в человеке рано или поздно побеждает человек. Где бы ни находился, нормальный человек создан для доброты. Без этого никто не может быть по-настоящему счастлив, и это с неизбежностью осознается, как только достигаются минимально необходимые условия существования. И если есть возможность хоть чем-то помочь, каждый нормальный землянин...

- Каждый нормальный землянин? - с живостью переспросил курфюрст. Тогда почему твои товарищи с корабля "Фламинго" предпочли замуровать себя в Замковой горе?

- Они это сделали не потому, что не хотели помочь. "Фламинго" был всего лишь обычным пассажирским лайнером. Команда составлена из самых обыкновенных людей, которые не имеют даже минимальной подготовки для миссионерской деятельности. Их обучали совсем другому. Не обижайся, Бернар, но очень многое из вашей обыденной жизни у нормального землянина способно вызвать настоящий шок. Мы вовсе не боги. Тем не менее учти, ребята с "Фламинго" еще пригодятся. Просто их время пока не пришло.

- А почему же не погрузился в спячку ты, Мартин?

- Потому, что служил в Космофлоте. Там все проходят жесткий курс выживания при экстремальных обстоятельствах. В экипаже "Фламинго" я оказался в общем-то случайно.

- Случайно? - удивился курфюрст.

- Да. Очереди на участие в полете к неисследованной звезде предстояло ждать почти тридцать геолет. Скука! Вот я и решил побывать у Эпсилона Эридана. Практика, как-никак. Мне и в голову не могло прийти, чем все закончится.

- Хорошо, что не пришло, - грустно сказал курфюрст. - Знаешь, какое это унылое дело - двигать прогресс в одиночестве.

Мартин укоризненно покачал головой.

- Э, ваше высочество, не прибедняйтесь. Толковых помощников у вас достаточно. Герцог вот мне очень нравится. Скряга Мамулер вполне на своем месте. Чрезвычайно мил архиепископ Бауценский. А Джон чем плох? А гроссадмирал? Лучшего начальника разведки, чем Ольховски, и не сыскать. Да народу, который тебе служит не за страх, а за совесть, очень много. Например, безвестный егер-капрал Тиргурд с заставы Грюнграссе. Так что, монсеньор...

- Все правильно, сейчас эти люди есть. Но скольких хлопот стоило их всех отыскать, а потом еще довести до нужных постов, не слишком уклоняясь от демократических процедур!

- Да, - кивнул Мартин. - Работа десятилетий. Большущее требуется терпение.

- Самое трудное не в этом. Все те, о ком ты говорил, действительно прекрасные люди, но все же они советчики. Иначе не могут, выросли при монархии, это у них в подсознании. В пределах своих полномочий они уже способны на самостоятельные поступки и решения. А за кем выбор стратегии, кто в конечном счете несет ответственность, а? Год за годом, невзирая на погоду... Ни вздохнуть, ни охнуть. И так здорово, когда вдруг появляется некий господин Неедлы, который все понимает и которому от меня ровным счетом ни шиша не надо, тем не менее - бац, бац - избавляет Поммерн от войны, а меня - от одной из моих головных болей! Слушай, Мартин...

- Стоп, - сказал Мартин. - Давай выпьем еще. Тебе лечиться надо.

- Не перебивай тирана! Я, может быть, покаяться хочу.

- Не понял. В чем это?

- В том, что твой Иржи и моя Камея понравились друг

другу.

Мартин почесал подбородок. Он совсем недавно расстался с бородой и не всегда вовремя вспоминал о бритве.

- Вот как? М-да, осложнение. Но ты здесь при чем?

- При том. Взял да и отправил Камею в Альбанис. Конечно, этого требовали государственные интересы. Но не только государственные. Понимаешь, у них еще не слишком далеко зашло, ну и...

- Понимаю, - сказал Мартин

Больной впал в раздражительность.

- Опять понимаешь? Великолепно! Ты хоть помнишь, что такое первая любовь, мафусаил несчастный?

- Да помню, помню. Успокойся. И не такой уж я несчастный.

Бернар Второй неожиданно вскочил и принялся вышагивать по палатке.

- Не-ет, я не успокоюсь. Знаешь что? Если их судьба еще хоть раз сведет, а чувства не остынут... эй, ты куда?

- Хочу уйти, потому что не хочу слушать глупости от взрослого мужчины.

- Нет уж, майор Неедлы! Покуда вы у меня на службе, извольте слушать. Даже глупости! Так вот, если они по-прежнему будут...

- То что?

- То выдам я Камею за твоего Иржи! Самым безжалостным образом.

Курфюрст упал на подушки и вытер лоб.

- Да? - спросил Мартин. - А ты подумал о том, какую реакцию вызовет этот брак у твоих аристократов? Они и без того многим недовольны.

- А плевать, - благодушно сказал тиран. - Зато я не буду чувствовать себя так мерзко, как сейчас. Уф! Ну вот, сразу легче стало. Да, кстати. Будет неплохо, если на Замковой горе вновь возникнет родовое гнездо. Некоего барона фон Бистрица, например.

- Почему это важно?

- Ну, во-первых, тогда социальная разница между Иржи и Камеей станет менее заметной. Во-вторых, ты давно это заслужил. Но главным образом потому, что пару месяцев назад в подземелье проникли двое любознательных пейзан из деревни Бистриц.

- Здорово. И как же это они умудрились?

- Да вот, умудрились. Местный полицейский и твой сын, представь себе

Мартин покрутил головой.

- Нет, детей без присмотра оставлять нельзя. Курфюрст улыбнулся.

- Очень правильная мысль, Уохофаху Фахах. По счастью, оба кладоискателя оказались не слишком болтливыми. И все же будет лучше, если вся Замковая гора станет наследным владением Иржи, а полицейский переквалифицируется в дворецкого. А чтобы туда совсем уж больше не совались, распустим жуткие слухи о привидениях. Покажете несколько голограмм, вы это умеете. Пусть позавывают.

- Тогда Иржи придется все рассказать, - с сомнением заметил Мартин.

- Не придется. Он уже знает.

- От кого?

- От мадам Промехи.

- Надо же. Вот ведь настырный исследователь!

- Весь в отца, - усмехнулся курфюрст. - Я отправил его в Муром, хватит рисковать. Пусть послужит в охране посла Обенауса, это здорово расширяет кругозор. Ну, и этикету поднаберется.

- Да, - кивнул Мартин. - И меньше шансов попасться на глаза Камее.

- У нее остались считанные дни, - грустно сказал Бернар Второй. Слушай, быть может, я идиот?

- А кто поведет эскадру?

- Уолтер.

- Нет, ты не идиот. Только вот и мне надо подключиться к этому делу.

- Тебе? Каким образом?

- Давненько я не бывал в Пресветлой.

- С ума сошел? - полюбопытствовал курфюрст.

- Нет. Вряд ли бубудуски обо мне еще помнят. Ольховски тоже считает, что есть реальные варианты. Однако сначала мне придется завершить одно дело в Схайссах.

- Люблю небесников, - насмешливо сказал курфюрст. - Если они обеими ногами стоят на земле

- А каков будет ответ по существу?

- Заканчивай со Схайссами, это у тебя хорошо получается. Потом и поговорим.

- Хорошо. Мне потребуются егеря Обермильха и отдельная санитарная рота.

- О чем речь! Бери. Будешь проезжать Шторцен, передавай привет Есницу. Он там под домашним арестом. Скучает небось.

Костер догорал. Выпала роса. В тумане у ручья приглушенно звякали удила, там поили лошадей. Проходившие мимо егеря невольно замедляли шаг, с удивлением разглядывая Хзюку.

- Вахмистр, вы можете отдохнуть до утра.

- Виноват, герр майор, - сказал Махач. - А ящер не сбежит?

Мартин покачал головой.

- Это не пленный.

- Не пленный? А кто?

- Союзник.

- Чудеса... - пробормотал Махач.

Небо над горами медленно розовело, но птицы еще не проснулись.

- Хог, - поеживаясь, сказал Хзюка. - И войне конец, и рассвет скоро. Хорошо.

Мартин не мог разделить его оптимизма. Напротив, он чувствовал тревогу. Не без влияния сейсса неведомого Свиристела Стоеросова Хзюка назвался братом мягкотелого. Сомнительно, чтобы без этого ящер разоткровенничался по поводу эдельвейсов. В сущности, войну победили предрассудок одной полуразумной расы и вредная для здоровья привычка другой. И то, и другое, увы, к разуму имеет косвенное отношение. Мир на такой основе возможен лишь весьма зыбкий. До настоящего рассвета еще очень далеко. Гораздо дальше, чем, к примеру, до Пресветлой Покаяны

Мартин поворошил уголья. Костер разгорелся с новой силой.

"И все же, - подумал он, - как бы там ни было, есть с чем себя поздравить. Впервые за всю историю Терраниса ящеры согласились заключить договор с мягкотелыми. И какой! О мире. Пусть временном, пусть вынужденном, но мире. Прецедент в данном случае важнее результата".

- Да, хорошо, - сказал он. - Хзюка, верховный машиш Поммерна предлагает тебя наградить. Не откажешься?

- Разве у вас можно отказаться от предложения машиша?

- Можно.

- Великий Мосос! Я сейчас такое скажу, что ты обидишься, Мартин.

- Не обижусь, Хзюка. Ты подарил мне ррогу. Говори.

- Вы ненормальные.

Мартин улыбнулся, пожал плечами.

- Да нет. Просто у нас и у вас многие обычаи разные. Но есть и похожие, даже общие.

- Общие? Что у нас общего?

- Много. Например, и схаи, и мягкотелые считают недостойным нарушить обещание. Или бросить друга в беде. Разве не так?

- Это - да, это правильно. Хотя бывает, что и бросаем. Как молодого машиша. Помнишь?

- Бывает, конечно, - согласился Мартин. - Но тогда виноват не обычай, а тот, кто его нарушил. Хуг?

- Хог, - пробурчал Хзюка. - Тебя невозможно победить словами. Если тебе нужно, я возьму награду.

- Это нужно нам всем, брат рептилий.

- Хорошо, что мы не враги. Ты хитрый, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Очень хитрый. Я давно заметил.

- Это плохо?

- Это полезно. Твоя хитрость остановила войну. Во второй раз Су Мафусафаю будет трудно собрать племена. Ты спас не только своих соплеменников, Мартин, но и много схаев. Молодесс. Так это звучит по-вашему? - Так, - сказал Мартин, улыбаясь. - А давай прикажем нашим сыновьям дружить.

Хзюка вскочил на ноги. Стоявшие неподалеку лошади шарахнулись.

- Мососсимос! Нет, ну до чего хитрый. Потом сел и сказал:

- Давай.

Штуцерным шомполом Мартин выкатил из золы печеную картофелину и подтолкнул Хзюке.

- Попробуй. Только сначала нужно почистить.

- Ну-ка, ну-ка, - сказал тот, дуя на ладони. - Ух ты! Вкусно. Послушай, что-то все хорошо у нас получается. Нет ли чего плохого?

- Есть.

- Что ж, давно не было. Говори.

- У тебя ноги зажили?

- Еэ. Давно. А что?

- Маш-борзай Сунхариги Уэкей опознал золотой браслет хачичеев. Не значит ли это, что хачичеи объединились с Мафусафаем против сивов?

- Ну, про браслеты многие знают. Что еще?

- Он назвал меня Уохофаху Фахах.

- Еэ?

- Кроме хачичеев, об этом никто не знал. Хзюка перестал жевать.

- Мартин, мне пора возвращаться.

Мартин выкатил из костра вторую картофелину.

- А меня возьмешь?

- Зачем?

- Да вдруг пригожусь. Могу по снегу погулять. Или цветов каких-нибудь принести.

- Шо ишигу! Еэ, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Так и быть, беру. Но только до перевала. Появляться в Схайссах тебе нельзя.

- Еэ, - сказал Мартин

- И машишем теперь буду я. Очередь пришла. Хорошо понял?

Майор Неедлы, будущий барон фон Бистриц, почтительно сложил ладони над головой.

- Со всех сторон, о Хзюка.

22. ГЛЯДИШЬ, И ЗАЧТЕТСЯ ГДЕ

После возвращения разведки прошло уже полчаса. Сыпались сухие мелкие снежинки. Обермильх протоптал дорожку, расхаживая вперед и назад. Мартин подпрыгивал, шевелил пальцами ног, шерстяной варежкой прикрывал нос. Лишь егер-капрал Тиргурд стоял с неподвижностью изваяния, заложив руки за спину. Снег повис на его бровях, забился в откинутый капюшон, посеребрил и без того седую бороду.

Все трое молчали.

Внизу густо мело, шагах в двадцати уже трудно было что-либо различить. Ветер гудел и вверху. Над горами быстро плыли облака. В прозрачных разрывах между ними загорались звезды. Ясный и морозный день быстро уступал место еще более холодному вечеру. Подножия скал быстро поглощали сумерки, только их освещенные вершины еще курились белым снежным дымком.

- Ну, где же они? - не выдержал Обермильх. - Может, послать разведку еще раз, подальше?

- Нельзя, - сказал Мартин. - Граница.

- Да стражи-то не видно, - ухмыльнулся Обермильх.

- Нет, Фальке, договоры нужно соблюдать.

- Однако идут, - откашлявшись, сказал Тиргурд.

- Да ну?

- Идут, идут, - уверенно повторил капрал

Мартину тоже показалось, что он видит какие-то смутные тени. Но прошло еще с четверть часа, прежде чем эти тени приобрели очертания.

Ящеры шли группами по двое-трое, поддерживая друг друга. Шли очень медленно, часто останавливаясь.

Мартин побежал навстречу.

Увидев его, схаи соединили ладони над головами. Почти все они были уффиких, женщины. В одной из них Мартин с радостью узнал Тишингу, старшую жену Хзюки. Она совершенно не изменилась - строгая, худая и прямая как палка.

Вперед вышел пожилой схай с повязкой на голове. Сделав два шага, он упал на колени.

- Ишигу Мосос! Я говорю устами машиша Уханни. Пустите нас в свои земли, мягкотелые! И мы будем вам братья.

Мартин поднял ящера и внимательно вгляделся в его почерневшее лицо. Что-то в нем было знакомым. Мартин стукнул себя кулаком в живот.

- Ишау схайсс, Фосехта. Добро пожаловать. Ты помнишь меня?

- Тебя помнят все сивы, Мартин. И хачичеи тоже... помнят.

- Хог. А где машиш Уханни?

- Он в гостях у Мососа. Вот, велел передать тебе перстень.

Мартин взглянул на золотую змею, пожирающую свой хвост.

- Эх! Я хотел видеть его своим гостем.

- Уханни... тоже.

- А Хзюка жив?

- Еэ. Он внизу. Со всеми уцелевшими офсах сдерживает воинов Су Мафусафая. Хзюка теперь машиш сивов.

Пока они разговаривали, сверху начали подходить егеря Обермильха. Они останавливались и с любопытством разглядывали ящеров. Те забеспокоились.

Мартин поспешил вмешаться: - Фосехта! Устами машиша Бернара обещаю: мы дадим вам землю. На перевале уже разжигают костры. Скажи уффиких, чтобы не боялись моих воинов. Они помогут вам пройти снега.

Фосехта медленно повернулся и крикнул два слова. Мартин слышал, как женщины сивов передавали их вниз, по цепи:

- Уохофаху Фахах, Уохофаху Фахах...

Одна уффики вдруг упала. К ней подошел Тиргурд. Наклонился, поднял, стряхнул снег.

- Ну, ты чего, девочка? Держись. Давай-давай, перебирай лапками...

Ящерка ткнулась лицом в его полушубок и затихла. Капрал растерянно глянул на Мартина.

- Герр майор, разрешите доложить! Совсем еще ребятенок...

- Вот и неси ее, крокодил, - отозвался Обермильх. - Заморозишь ведь.

Тиргурд сунул руку за пазуху и вытащил кусок сахара.

- На, попробуй, - сказал он. - Тебе понравится.

Он поднял глаза кверху, изображая блаженство. А сверху прибежал фельдшер.

- Герр майор! Санитарные палатки готовы. Мы там воду согрели.

- А спирт есть?

- Само собой. Море! Ребята даже от своей нормы отказываются.

- Очень хорошо.

- Разрешите проверить, которые тут обмороженные?

- Да они все обмороженные, - сказал Мартин.

- Тиргурд, - недовольно крикнул Обермильх. - Тащи ребенка!

- Она чегой-то лопочет, герр егер, а я никак не разберу.

- Отцом тебя называет, - вздохнул Мартин. - Сирота, всех родных поубивали. Намыкалась она там, в своих Схайссах..

Тиргурд снял шапку, почесал затылок и зачем-то перекрестился.

- Ну что ж. Значит, будет сестренка моей Катьке. Прокормим!

Потом хитро глянул в сторону начальства:

- Глядишь, и зачтется где. А?

- Еэ, - сказал Мартин. - Обязательно.

- Йа, - сказал Обермильх. - Конечно, зачтется. Прохвост ты этакий...

Красноярск, 2002